Купить

Две королевы. Лариса Чайка

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Переплетение судеб. Одна- принцесса. Вторая- нищая сирота, не знающая своего родства. И одна лестница Жизни. Чем каждая из них готова пожертвовать ради обретения своего счастья?

   

ГЛАВА 1

Лорелла

   Впервые я увидела ее в день своего шестнадцатилетия на ступеньках главного храма нашего королевства. Отец объявил всеобщий праздник в столице, и мы отправились с ним в собор святого Иоганна на торжественное богослужение в мою честь.

   Мы поднимались по длинной лестнице – отец впереди, я и младшая сестра Нателла – сзади. Стража сдерживала ревущую толпу, желающую увидеть своего короля и его дочерей, а я на правах именинницы кидала в разные стороны пригоршни мелких монет из кованого ларца, который услужливо держал передо мной глава нашей охраны – граф ле Ферт.

    Народ хватал разбрасываемые мною монеты - кто в воздухе, кто подбирал с земли,- выкрикивал одобрительные возгласы, громко славя короля и желая здоровья его старшей дочери.

   Утро выдалось чудесным – солнечным и безветренным. Стоял месяц мерли, поздний месяц весны. На деревьях уже появились клейкие листочки, по бездонно-голубому небу лениво плыли пушистые облака, в воздухе неуловимо летали запахи улицы – аромат свежего хлеба из пекарни на углу, неуловимый запах дыма, поднимающегося с крыш всех домов, окружающих храмовую площадь, сладкий аромат раноцветущих кустарников арелии, которыми щедро был обсажен храмовый двор. Я непроизвольно улыбалась, ведь сегодня был мой день: я предвкушала чудеса и приятные сюрпризы, подарки и поздравления, и ничто сегодня не смогло бы испортить мне настроение.

    Мы отстояли полуторачасовое богослужение, во время которого я витала в приятных мечтах, и сегодняшняя служба показалась мне даже короткой. Главный храмовник благословил королевскую семью, и отец приказал нам с Нателлой спускаться к карете, а сам еще на немного задержался в храме.

    Я вышла из прохладного храма, прищурилась на ярком солнце, закрыв один глаз, и вздохнула полной грудью. Сегодня мне исполнилось шестнадцать лет, вечером отец даст торжественный бал в мою честь, на котором я впервые буду присутствовать с полным правом взрослого человека и до конца данного мероприятия. Жизнь хороша!

    Народ, до этого встречавший его величество короля с дочерьми, удовлетворив свой зрительский и материальный интерес, под влиянием стражи уже разошелся. Мы же с Нателлой остановились на верхней площадке лестницы, поджидая отца.

    Вот тут я ее и увидела.

    Тоненькая девичья фигурка в лохмотьях скорчилась калачиком у подножия храмовой лестницы, отчаянно отбиваясь от трех обступивших ее мальчишек. Она была похожа на свернувшегося ежика, которого пытаются разогнуть извне. Никто из этой четверки не кричал, лишь изредка слышалось бормотание одного из троицы захватчиков, пыхтение его помощников и редкие всхлипы девочки в ответ на уговоры. А девочку явно уговаривали.

    Я посмотрела на невозмутимо стоящих стражников – их не трогала детская возня, они исполняли свой долг – красиво стояли по периметру лестницы. А мне стало интересно: зачем мальчишкам нужно, чтобы девочка разогнулась? Оглянувшись еще раз на выход, и не обнаружив отца, я медленно стала спускаться с лестницы. Стражники молча провожали меня взглядами. Я подошла совсем близко и даже шею вытянула.

   – Отдай, тебе говорят,– четко услышала я от одного из мальчишек,– отдай, иначе хуже будет.

    И второй пыхтящий повторил:

   – Хуже будет, отдай, зараза.

    Девочка молчала, засунув руки под себя и не давая их высвободить нападающим.

    Старший, так я его назвала про себя, воровато оглянулся на стражу (подходившую меня он не заметил – я как раз находилась у него за спиной), и воровато ткнул ногой девчонке под ребра. Послышался тихий всхлип. Тонкая спина вздрогнула и изогнулась дугой, и я увидела худой выпирающий хребет.

   – Отдай, пока тебе говорят по-хорошему,– негромко повторил главарь.

   –Нет,- просипело внизу,- это я поймала. Это мое.

    Мальчишка еще раз покосился на равнодушную стражу и уже сильнее размахнулся ногой для удара. Я почему-то вжала голову в плечи, и его удар совпал с моим криком:

   – Прекратите. Не смейте ее бить.

    Мальчишка оглянулся, увидел, что кричит принцесса (ведь мой портрет знал любой из жителей нашего королевства), он сразу втянул голову в плечи и отпрыгнул в сторону метра на два, не меньше. Его сообщники на полусогнутых тоже стали отползать.

   – Ты ударил ее?– дрожащим голосом вопрошала я.– Девочку ударил. За что?

    Мальчишка отступал назад, затравленно озираясь, а клубок в рванине еще сильнее согнулся на земле. Я яростно топнула ногой.

   – Я прикажу тебя наказать,– рявкнула я,– за что ты бил девочку?

   – Она… она…,– заблеял испуганный «бандит»,– она украла наши деньги. Да и не бил я ее, так пару раз ткнул под микитки, чтобы не воровала.

   – Я не воровала,– послышался глухой голос с земли,– принцесса всем кидала, а я подняла.

   – Но монета попала в меня,– уже пренебрегая своей безопасностью, завелся мальчишка,– она просто отскочила, я не успел схватить.

   – Ты не успел, а я успела,- так же глухо ответила земля,– это мои деньги.

   – Но ты уже подняла несколько монет. Куда тебе столько? Лопнешь.

    Они ссорились, уже не замечая меня.

   – Довольно,– крикнула я.– Вам деньги нужны?

    Мальчишка шмыгнул носом, вспомнив, кто перед ним стоит, и чуть слышно произнес:

   – А кому деньги не нужны?

    Я оглянулась: Нателла все так же одиноко стояла на площадке перед храмом, стражники все так же пялились перед собой, делая вид, что их не касается данное происшествие, а начальника охраны, как назло, поблизости не было, ведь только его я знала по имени и могла попросить у него денег.

    Что же делать? Денег у меня при себе не было – ни одна принцесса не будет носить с собою деньги. Я посмотрела на руку – три перстня и кольцо. Что ж, я, кажется, знала, как решить проблему.

   – Встань, девочка,– приказала я.– Встань, не бойся. Я не дам тебя в обиду.

    Груда тряпья зашевелилась, девчонка подняла голову, и я замерла: никогда не видела подобной красоты. Тонкое бледное лицо было в потеках грязи, по скуле пролегла свежая царапина, давно нечесаные волосы слиплись, но все равно – это было самое красивое лицо, которое я когда-либо видела.

   – Как тебя зовут?– спросила я.

   – Тиана,– она смело смотрела мне в лицо своими большими карими глазищами. Смотрела с любопытством, ничуть не смущаясь тому, что я принцесса. Смутилась я.

   – Тебе нужны деньги?

   – Деньги нужны всем, я первая поймала твою монету, значит– она моя.

    Я заволновалась.

   – Давай ты отдашь монету мальчишкам, а я подарю тебе свой перстень,– я уже снимала с пальца перстень с турмалином. –Он дороже одной монеты,– почему-то я оправдывалась.

    Девчонка прищурила один глаз, смело усмехнулась, и я поняла, что она совсем не девчонка – столько житейской мудрости было в ее оценивающем взгляде.

   – Сколько тебе лет?– спросила я.

   – Не знаю,– она пожала плечами,– мне никто никогда не говорил, сколько мне лет.

   – А … родители?

   – Их у меня нет,– сказала она просто и даже беззаботно,– сколько себя помню – живу одна. Так…. пристроилась к одной бабке. Я ей ношу еду, а она пускает меня к себе в лачугу переночевать, когда холодно. А когда тепло – я могу и на скамеечке на улице…

    У меня заныло где-то под ложечкой. Как это так – жить одной? Я просто не представляла себе, что такое возможно. И пускай у меня и сестры только папа (мама умерла, когда рожала Нателлу), но все равно чувство семьи и родных людей сидело во мне глубоко.

   – Ну что – будешь перстень давать?– напомнила девчонка.

    Я торопливо протянула ей руку. Она взяла подарок, и ее лицо озарило восхищение.

   -–Золотое,– прошептала она.

   – Да, золотое. Это я сама себе купила в прошлом году. Оно не сильно дорогое, но мне понравился камень. Посмотри – он как волшебный.

    Турмалин переливался разноцветными всполохами: из небесно-голубой глубины вспыхивали ярко розовые и сиреневые искры.

   – Красиво,- согласно кивнула она,– а сколько он стоит?

   – Не помню – или пятьсот, или шестьсот золотых.

   – Ого,- девчонка деловито стала осматривать кольцо.– Ну, положим, столько мне ростовщик не даст. А попроще у тебя ничего нет?

   – Зачем?

   – Ростовщик не поверит, что я видела принцессу, и она подарила мне это кольцо. Вот если бы кольцо было серебряным – можно было бы сказать, что это наследство от мамочки…

    Она продолжала испытывающее разглядывать подарок, а потом решительно протянула мне его назад.

   – Нет, не пойдет. Монетки мне пригодятся, а за это кольцо еще и в тюрьму упекут, знаю, бывали такие случаи– скажут, что своровала. А мне деньги очень нужны: я старухе за ночлег должна, да и есть на что-то нужно.

    Я беспомощно оглянулась – ну не знала я здесь такого человека, чтобы можно было у него занять денег. Девчонку было жалко, у меня сегодня был день рождения, и я хотела, чтобы все вокруг меня были счастливы.

   – Хочешь пойти со мной?– неожиданно даже для себя спросила я.– Я попрошу отца, и он возьмет тебя на работу во дворец.

    Тиана мотнула своей нечесаной головой, прищурилась, и я снова ощутила себя не в своей тарелке. Впрочем, благодарить меня никто не спешил. Я беспомощно оглянулась и увидела отца, выходящего из храма.

   – Решай быстрее, вот и отец уже идет.

   – Он не разрешит тебе взять с собой такую как я,– она ответила почти грубо, но я почему-то обрадовалась, поняла, что она хочет, просто не верит, что это возможно, боится поверить в лучшую жизнь.

   – Отдай деньги мальчикам,– напомнила я,– и не волнуйся, отец тебя возьмет. Он добрый, и у меня к тому же сегодня день рождения, ты будешь моим подарком.

    Я развернулась и заспешила к отцу, краем глаза успев увидеть, как Тиана кинула монетку стоящему в стороне главарю мальчишеской банды.

    А дальше все было совсем просто: мне потребовалось всего пять минут, чтобы напомнить отцу у кого сегодня день рождения, вспомнить, что теперь мне положена личная горничная, наша общая с сестрой няня меня уже не устраивает, и попросить Николса Седьмого подарить мне в качестве подарка Тиану.

    Не знаю уж, чем был занят отец с главным храмовником, но из храма он вышел смурной и совсем без настроения. Он хмуро взглянул на девчонку, на ее лохмотья. Она же гордо выпрямилась под его строгим взглядом, и я зауважала ее еще сильнее.

   – Лорелла, зачем?– спросил отец.– В твоем распоряжении все слуги и фрейлины дворца. Любая герцогиня будет рада тебе прислуживать. Зачем тащить во дворец всякое отребье?

   – Папа,- я закусила нижнюю губу,– пожалуйста. Можешь мне ничего больше сегодня не дарить. – И добавила тихо.– Я обещала. Слово принцессы.

    Отец хмыкнул.

   – Хорошо,– устало согласился он,– только с нами в карете она не поедет. Пусть добирается своим ходом.

   – Но папа…

   – Все. Я все сказал.

    Румянец прилил к моим щекам, когда я обернулась к девчонке, и вторая волна его догнала первую, когда я по презрительно оттопыренной нижней губе поняла, что она слышала весь наш разговор.

   – Тиана,– я старалась говорить радостно и беззаботно,– с сегодняшнего дня ты моя личная горничная. Жить будешь во дворце, голодать не будешь, это я тебе обещаю. Вот только…,– я замялась,– с нами в карету нельзя. Приходи своим ходом, я предупрежу охрану. Или… знаешь что?– Я обернулась к близстоящему стражнику и строго его спросила:

   – Как вас зовут?

    Тот опешил, раскрыл глаза и стал даже заикаться:

   – Морис Денвуд, ваше высочество.

   – Морис, это Тиана– моя личная горничная. Проводите ее во дворец в мои покои. Сможете?

    Стражник был молодой и симпатичный, а еще подвержен умению ярко краснеть, что он нам и продемонстрировал.

   – Так точно,– наконец, нашелся он, сделал шаг по направлению к Тиане, и встал возле нее с мушкетом наперевес. Со стороны смотрелось так, как будто она – преступница, а Морис охраняет ее от побега, или уже ведет на казнь. Что греха таить – смертная казнь в нашем королевстве отменена не была.

   

ГЛАВА 2

Тиана

    Сколько себя помнила, она всегда была одна. Воспоминания раннего детства почти не отложились в памяти. Был какой-то дом, темная комната, женщина, все время лежащая на кровати и так надрывно кашляющая, что эта хлипкая кровать тряслась. Был страшный мужчина. Страшным он был потому, что когда приходил, она и еще двое ребятишек, находящиеся с ней в этой темной комнате, старались не только не разговаривать, но даже не дышать, потому что хозяин был всегда пьян и раздражителен. Он все время ругал какого-то Сида и орал, что «в гробу он его видел», а потом швырял убогие табуретки, которые и так шатались без меры, бил посуду и расшвыривал вещи. И если кто в этот момент попадал под его руку, он и его бил.

   А еще он жутко нависал над кроватью женщины, которая кашляла, и тоже ее ругал и тряс так сильно, что она задыхалась. В такие моменты маленькая Тиана старалась куда-нибудь спрятаться: или под кровать, или за большой сундук, стоящий в углу, или, на худой конец под стол. Но под столом страшный мужчина почти всегда находил, и тогда бил по чем зря.

   Тиана не помнила уже тех двух ребят, которые были с ней в той темной комнате, она даже не могла точно сказать, кто это были – мальчики или девочки. Она помнила, что они были старше ее, как и она ходили в каких-то старых лохмотьях, и если предоставлялся случай, сами всегда прятались под кровать или за сундук, а ей оставляли прятаться под столом.

    Потом, однажды вечером, трое мужчин принесли домой неподвижного хозяина и сказали женщине, что он умер. Это был единственный раз, когда страшный хозяин был молчалив и спокоен.

   И когда женщина полу встала со своей кровати и громко зарыдала, а двое других ребят обступили ее с двух сторон и стали просить, чтобы она не плакала, Тиана подошла ближе к неподвижно лежащему мужчине и внимательно его рассмотрела. Он был бледен, рот полуоткрыт, глаза безмятежно смотрели в потолок, и ничего страшного в его лице уже не было, и прежнего ужаса не было.

   Воровато оглянувшись на плачущую женщину и обнимавших ее детей, Тиана зажала кулак и врезала изо всех сил по бедру мужчины, и в противовес остальным скорбящим громко рассмеялась, потому что страх, который ранее сковывал ее душу, вдруг неожиданно ушел.

   Еще она помнила страшную зиму, когда было так холодно, что на улицу лучше было не выходить, а в доме было чуть теплее, чем на улице, и они все мерзли – и она, и кашляющая женщина, и те двое ребят, лиц которых она не помнила.

   Однажды утром, они не добудились женщину, и в доме совсем не было еды, и холод гулял по старым половицам. Пришли чужие люди, завернули женщину в старую скатерть и унесли из их дома, а они все втроем стали спать на той кровати, где раньше кашляла женщина.

    Тиану, как самую маленькую, клали в середину, зажав с двух сторон так, что невозможно было ни повернуться, ни даже нормально дышать. Хотя и здесь она находила плюсы: ей было очень тепло, только ночью во время сна она согревалась в ту проклятую зиму. А два тела по бокам были очень горячие, очень.

    Но однажды Тиана проснулась ночью от холода и почувствовала, что ее уже никто не греет – оба тела по бокам были холодны, и в этот день только она одна смогла встать с той злополучной кровати.

   Вот тогда она стала кричала. Она начала кричать там же в кровати, еще не вставая, потом встала и снова кричала, потом выбежала на порог и стала кричать еще громче. К ней подошли какие-то люди, пытаясь успокоить, а Тиана все кричала и кричала. А потом наступила темнота…

    Дальнейшие воспоминания шли какими-то урывками: белая комната, белая кровать, такая мягкая и удобная, и добрая женщина вся в белом, которая кормила ее очень вкусными вещами и постоянно гладила по голове.

    Потом она помнила приют. Большая, длинная как туннель комната, со множеством лежанок и копошащихся детей разного возраста. Строгая наставница Берта и мерзкая подхалимка и садистка Молли – их она тоже помнила. Еще была работа – долгая и трудная работа, причем всегда разная: она носила дрова, мыла посуду, до скрипучего блеска драила полы, стирала бесконечные корзины с бельем, но самая трудная работа была в поле – от рассвета до заката. Спина ныла, руки горели, ноги подкашивались.

    В этом приюте было все – и голод, и холод, и тумаки, и наказания. Там каждый был сам за себя. Там ни с кем не цацкались и не сюсюкали. Слабый, больной – сдыхай или отдавай свою часть дневной порции, или исполняй прихоти более сильных. Тиана выжила. Она выжила только потому, что имела закалку и точно знала: каждый сам за себя, хитри, изворачивайся, никого не жалей, иначе сама окажешься на месте обиженного. У нее не было подруг в том приюте, Тиана всегда была сама по себе.

    И даже о своем желании сбежать из этого места она не говорила никому. И только благодаря этому ее побег удался. С попутными подводами она добралась до столицы к своему прежнему дому, рассказывая добрым дяденькам, которые соглашались ее подвезти, что едет к тетке, потому что в их селе голодный мор забрал всю семью, одна она, сирота, осталась.

    Она звериным чутьем умела выбирать попутчиков, внимательно рассматривая их лица, прежде чем попроситься подвезти ее, и ни разу не прогадала.

    Прежний свой дом она искала долго – как оказалось, воспоминания детства имеют свои ограничения. Нашла то место, где жила раньше, но ее ждало разочарование: в ее прежнем доме жила новая семья – муж, жена и маленькая девочка. И ее дом стал непохож на прежний дом, он изменился – ставни были выкрашены новым зеленым цветом. Входная дверь тоже была новая, и ранее покосившееся крыльцо было полностью перестроено и тоже выкрашено зеленой краской.

    Тиана долго стояла на углу дома и ни одна жилка не дрогнула в ее душе. Чужое это было место. Не ее. Чужое.

    Она стала жить в столице. Днем стояла на ступеньках храма и просила милостыню, или нанималась в трактиры поломойкой за еду и место для ночлега, здесь рабочие руки всегда были нужны, а рачительные хозяева таких заведений умели считать каждую полушку.

   На ступеньках храма она познакомилась со старой Мартой – бабулькой расчетливой и ядоязычной. С ней договорилась за плату о ночлеги в ее вонючей лачуге. Здесь было грязно и темно, а еще воняло тлетворным запахом старого тела, но не на улице же было спать зимой?

   Можно было бы устроиться на постоянку в трактир за стол и еду, и даже иметь здесь какую-нибудь свою каморку, но Тиана, понасмотревшись на других девчонок, такой жизни для себя не захотела.

   Ишачить с утра до ночи, перемывая грязные заплеванные полы и стирая, не разгибаясь, постельное белье для постояльцев, спать по нескольку часов и всегда, в любое время дня и ночи, быть готовой вскочить по первому требованию заезжих гостей, а еще терпеть приставучие взгляды и руки постояльцев или самого хозяина.

   Тиана была красива, и знала об этом. А как не знать, если похотливые мужские взгляды провожали ее всегда и везде. Увольте от такой жизни! Сейчас она жила свободной птицей. Ела, правда мало. Но разве счастье в том, чтобы набить брюхо? Зато сама себе хозяйка.

   Она облазила всю столицу, знала каждый ее закоулочек, любовалась парками, любила ходить на главную площадь в праздники. И верила. Верила, что однажды ей улыбнется счастье, и уж тогда она его не упустит.

    И однажды чудо случилось. Это был Великий День. До этого ей долго не удавалось устроиться на работу к кому-нибудь в трактир. Тиана уже проела все ранее скопленные деньги, а злющая старуха Марта уже не пускала ее к себе ночевать, требуя принести ей хоть что-нибудь. Вот уже два дня она спала в парке, в дальней его запущенной части, где не ходили стражники, в импровизированном шалаше.

    А тут – удача – она устроилась на подработку в трактир Кельми, к нему приехало много гостей в предвкушении празднования двадцатилетия принцессы Лореллы. Король очень любил своих дочерей, и их дни рождения отмечались широко, торжественно, хлебосольно. Во дворце они справляли свой праздник для господ, что уж там было Тиане неведомо, но и народ король не забывал.

    В эти дни на городскую площадь привозили большие котлы с бесплатной и сытной едой, для мужиков выкатывали бочки с вином, а самым поздним вечером, когда небо уже полностью темнело, тут же с площади был виден разноцветный фейерверк, который пускали на территории дворца.

   Для таких праздников народ всегда съезжался в столицу, ведь, что не говори, а дармовщинку все любили. Ну и впечатлений на целый год.

    У Кельми был один из самых добротных и справных трактиров в столице, тут даже господа останавливались, и другой народ, который почище. Платил трактирщик всегда хорошо, и Тиана радовалась, что можно будет подзаработать прилично, так, что и отложить на черный день удастся. Она честно отработала предпраздничный день, и, безмерно усталая собралась, уже было, нырнуть на отдых в каморку для прислуги, но тут приехали трое поздних гостей. Они сняли последнюю свободную комнату, но спать там явно не собирались, потребовав у хозяина наверх два кувшина вина и еды.

    Хозяин, отпустивший сбившуюся за эти дни прислугу отдыхать, попросил Тиану помочь обслужить гостей, обещав отдельно заплатить за эту работу. Гости, если честно, уже были сильно навеселе, и хитрый трактирщик сразу уразумел, что тут можно выгодно нагреться.

    Кухарку тоже отпустили домой, поэтому господин Кельми решил тряхнуть стариной, и сам готовил закуски господам, а Тиана должна была носить все приготовленное к ним в комнату.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

129,00 руб Купить