Бронза и кость. Елена Ахметова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ I. Земная дрожь
• ЧАСТЬ II. Руки из золота
• ЧАСТЬ III. Дорога из костей и ножей
• ЧАСТЬ IV. Кожа из алебастра
• ЧАСТЬ V. Спаситель
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

По мятежному Ньямарангу подобно пожару распространяется пророчество: грядет спаситель с руками из золота и кожей из алебастра, и сама земля содрогнется под его ногами, дабы сбросить недостойных!

   Марион Лат-Блайт - ведьма, и она точно знает: любое популярное предсказание на четверть состоит из лжи, на четверть - из гнусной лжи, а на оставшуюся долю приходится хорошо продуманная манипуляция. Иначе бы прорицательниц никто не слушал...

ЧАСТЬ I. Земная дрожь

За десять лет, что прошли с Каменной Смуты, Лонгтаун успел вытянуться вдоль всего западного побережья и завоевать славу самого крупного торгового центра всей колонии. Город все расползался и расползался, поглотив и прибрежные джунгли, и разбросанные по зарослям мелкие деревушки-общины, где все еще ютилось коренное население Ньямаранга, и только на северной окраине время словно застыло. Безжалостная машина прогресса, перемоловшая привычный быт, обошла болотистые трущобы стороной.

   Мошкара, увы, ее примеру не последовала. Насекомых запахи самого неблагополучного района Лонгтауна только привлекали.

   Местные жители давно приучились не обращать внимания ни на назойливый комариный писк, ни на басовитое гудение крупных мух с зеленоватыми брюшками. Должно быть, я выделялась среди аборигенов уже тем, что раздраженно отмахивалась от насекомых, - а потому ничуть не удивилась, когда обнаружила, что за мной неотступно следуют трое мужчин, по-ньямарангски жилистых и обманчиво узкокостных.

   Я прибавила шагу. Преследователи воодушевились, но несколько поотстали: прилично одетую чужачку надлежало напугать и промариновать в собственном соку, дабы она безропотно отсыпала «на бедность», - а как, позвольте, внушать ужас и трепет, если ты – низкорослый ньямарангец и вусмерть запыхался, пытаясь нагнать эту вайтонскую дылду? Нет уж, лучше позволить ей уйти вперед и самолично выяснить, что делает с северной окраиной хороший затяжной ливень!

   Покосившиеся домишки, облепившие единственную улочку, как колония мидий – прибрежную скалу, постепенно сменялись все более хлипкими и откровенно гнилыми хибарами. Тропка упиралась в разлившееся болото, прошитое дыхательными корнями расплодившихся мангров. Последние хижины в ряду утопали в грязи по самые провалы окон.

   Я замедлилась, отсчитывая домики, и преследователи приободрились. Самый тощий уже собрался было заговорить со мной, когда я решительно нырнула в третью с краю хижину, не удосужившись постучаться.

   Внутри пахло горьковатым травяным дымом, прокисшим вином и немытыми человеческими телами, и какая-то оборванная женщина вещала с маниакальным блеском в глазах:

    - …и руки его будут из золота, и лицо его будет из алебастра, и придет он по дороге из костей и ножей…

   Десяток человек внимал ей в экстатическом восторге. Предсказательница мерно раскачивалась, не умолкая ни на секунду. В уголках ее рта пузырилось что-то голубовато-белое, и я как никогда остро осознала, что если Сирил тоже попробовал это, на сей раз я его откачивать не стану. Но опасения оказались напрасными. Мой дражайший кузен обнаружился в единственном пятне света от окна: он был восхитительно трезв, абсолютно собран и невообразимо неуместен среди всей этой грязи и нищеты, что ничуть не мешало ему деловито конспектировать все, что несла шаманка.

   Что характерно, его присутствие воспринимали как само собой разумеющееся. Никого не смущали ни его волосы, платиново-светлые почти до белизны, ни характерно вайтонский овал лица, ни даже чистая рубашка и толстый блокнот с коллекционной шариковой ручкой на цепочке. Зато стоило мне переступить порог, как предсказательница умолкла, все взгляды обратились в мою сторону – одинаково разъяренные и отчаявшиеся.

    - Сирил, - коротко произнесла я, - ты увлекся. Пора идти.

   Взгляд прорицательницы на мгновение сфокусировался на гибком силуэте Сирила, со смущенной улыбкой поднимавшегося на ноги. Женщина покачнулась, повернулась ко мне – и яростно зашипела:

    - Он изгонит вас с нашей земли! Всех вас! Чужаки! Проклятые убийцы!

   В этом ее «Он» явственно слышалась большая буква, но задуматься об этом я не успела: злых слов предсказательнице показалось недостаточно, и она швырнула в меня еще и комком грязи, благо земляной пол по дождливому сезону раскис так, что мало чем отличался от болота снаружи. Шаманка промазала, но слушатели дружно наклонились за «снарядами», чтобы присоединиться к обстрелу чужачки, и я поспешно вылетела за дверь, не желая проверять, насколько плохо с прицелом и координацией у целой толпы.

   Увы, снаружи меня все еще поджидала жаждавшая наживы троица.

   Я едва успела остановиться, чтобы не угодить прямиком в их объятия. Они оказались слишком близко – но в данный момент это только играло мне на руку.

   Средний ньямарангский мужчина едва доставал мне до уха. Эти и до средних не доросли, что позволило мне высокомерно уставиться на них сверху вниз и на чистом моральном превосходстве дотянуть до того момента, пока из покосившейся хижины ньямарангской предсказательницы не выбрался Сирил Кантуэлл собственной персоной, абсолютно чистый и нетронутый, словно он тут чужаком не был вовсе.

   Его появление позволило быстро расставить акценты. Троицу словно ветром сдуло – я и моргнуть не успела, как они ввинтились в щель между домишками и растворились то ли в зарослях, то ли в закоулках.

    - Умеешь ты развлекаться, - так укоризненно заметил Сирил, будто не восседал только что в тесном кругу ориумных наркоманов, с интересом естествоиспытателя внимая нетрезвым пророчествам. – А если бы они поняли, что у тебя нет денег, и напали?

    - Пришлось бы назваться, - шепотом призналась я. – Или, того хуже, отложить собеседование. Идем? Нужно будет представить тебя дворецкому и управляющему.

    - Это если тебя наймут, - справедливо заметил Сирил, запихивая исписанный блокнот в портфель.

   Я одарила его снисходительным взглядом, но уверять в своем профессионализме не стала. Из хижины все еще доносились разъяренные крики, но наружу вроде бы никто не спешил: Сирил оказывал на местных поистине волшебное действие, мне такое и не снилось.

    - Что-то новое? – поинтересовалась я, кивнув на его записи.

   Кузен неопределенно пожал плечами.

    - Приход героя, который освободит Ньямаранг от вайтонского ига и изгонит чужаков со священных земель, предсказывали и раньше. Но сейчас Нарит начала описывать конкретные приметы, - он побарабанил пальцами по портфелю. – Я позвоню дяде Тао и расскажу, не переживай. Твое дело – устроиться на работу в Мангроув-парк.

   Наставительный тон в его исполнении звучал неописуемо. Сирил был старше меня почти на семь лет – но ростом недалеко ушел от среднего ньямарангца (скажем честно: немного не дошел до среднего ньямарангца), да и телосложением куда больше напоминал изящную тонкокостную мать, знаменитую певицу, нежели отца, статного вайтонского эсквайра. Когда дражайший кузен начинал читать нотации, меня непреодолимо тянуло лишить его сладкого и отправить спать.

   Но на сей раз я героически сдержалась и позволила чинно проводить меня до самого Мангроув-парка.

   Если болотистые трущобы Лонгтауна брезгливо обошёл стороной прогресс, то серую громаду Мангроув-парка по широкой дуге обогнуло само время. Массивное здание оставалось ровно таким, каким мне его показывала мама: приземистое, квадратное строение, симметричное и строгое – если бы не вездесущие вьюнки и плющ, заботливо завернувшие стены в пушистую зелёную шаль. Под живым покровом суровое творение классической вайтонской архитектуры превращалось всего лишь в очередной камень, поглощенный вездесущими ньямарангскими джунглями, не покорившимися ни завоевателям, ни садовникам.

   Внутри царили старые порядки: словно кто-то заточил в стенах кусочек Вайтона до смуты, едва не прервавшей королевскую династию и лишившей империю изрядной части колоний. Наемному работнику нечего и мечтать попасть в такой дом через главные двери – нас с Сирилом ждали у чёрного входа, искусно спрятанного в пышных зарослях алламандры и бугенвиллеи.

    - Миз Марион Лат-Блайт? – оживилась пухленькая рыжеволосая горничная, не успела я открыть рот. – Новая компаньонка леди Линдсей Эванс?

    - Надеюсь получить это место, - осторожно подтвердила я.

   В глубине коридора хлопнула дверь, и из маленького холла для слуг выглянуло несколько любопытствующих девиц. Я предпочла сделать вид, что сосредоточена исключительно на своей собеседнице.

    - Я представлю вас дворецкому, он сообщит леди Изабель, что вы прибыли для собеседования, - бодро объявила она и протянула мне руку. – Я Грейс, старшая горничная. А миссис Вивиан Лат-Блайт не приходится тебе родственницей?

   Сирил подавился смешком, а я смиренно вздохнула:

    - Матерью.

   Грейс зарумянилась. Любопытствующие девицы в коридоре воодушевленно зашушукались.

    - А правда, что… - она запнулась, так и не сумев подобрать вежливого определения.

    - Все плохое, что вы слышали об этой семье, - неправда, - негромко объявил Сирил, выступив из-за моей спины, одарил окончательно смутившуюся горничную очаровательной улыбкой и нанес коронный удар в девичье сердце, поднеся ее руку к губам – по-ньямарангски мягким и вместе с тем четко очерченным. – Сирил Кантуэлл, эсквайр, к вашим услугам.

   Услышав титул, Грейс залилась мертвенной бледностью и, высвободив руку – натруженную, с широкой ладонью и жесткими мозолями, - поспешно сделала книксен. Любопытствующие девицы в коридоре разом затихли и теперь только диковато сверкали глазами, как мартовские кошки в кустах.

   Сирил и здесь умудрился произвести фурор, едва переступив порог.

    - Прошу прощения, сэр…

    - Не нужно, - мягко улыбнулся Сирил, чуть оттеснив меня в сторону. – Я двоюродный брат миз Марион, сопровождаю ее по Ньямарангу по просьбе миссис Лат-Блайт. Леди Элайза Сайрус собиралась упомянуть меня в рекомендательном письме миз Марион. Надеюсь, мой визит не станет сюрпризом.

    - О, конечно, вас ждали, - взяв себя в руки, бодро соврала горничная. – Прошу, следуйте за мной.

   Она развернулась и поспешила в куда-то полумрак коридора. Любопытствующие девицы втянулись обратно в комнатку для слуг, но дверь не прикрыли, по-прежнему провожая Сирила заинтересованными взглядами. Он не упустил случая сверкнуть улыбкой, и я устало вздохнула, но в присутствии посторонних ничего говорить не стала.

   Сердцеед и ловелас. Даром что ростом с садового гнома.

   Отчего-то на должности дворецкого я ожидала увидеть согбенного седого старика – но семье Эвансов, как выяснилось, служил подтянутый мужчина лет сорока, с идеальной осанкой и удивительно яркими голубыми глазами. Мистер Хантингтон явно привык быть первым красавцем и безраздельно властвующим монархом на черном этаже, и оттого на Сирила посматривал с ревнивой опаской: улыбчивый метис, по-ньямарангски смуглый и по-вайтонски сребровласый, моментально завладел симпатиями всей женской половины персонала и ухитрился даже отвлечь внимание от меня.

    - Верно ли я понимаю, вы желаете, чтобы плату за ваш труд забирал этот молодой человек? – поинтересовался дворецкий, неохотно покидая свои владения, чтобы отвести меня на первый этаж.

   Весь облик мистера Хантингтона излучал чистейшее неодобрение, словно единственным правильным ответом на его вопрос было категорическое «нет». Увы, я никак не могла успокоить его мятущуюся душу.

    - Совершенно верно, мистер Хантингтон, - отозвалась я, поднимаясь следом за ним по черной лестнице. – Моя семья довольно старомодна в вопросах подобного рода. Женщине не следует брать в руки деньги.

   Он обернулся у самой двери кабинета, словно хотел что-то уточнить, но так и не решился. Вместо этого он чинно постучался и без промедления провел меня к хозяйке поместья.

***

Пальцы леди Изабель отстучали нервную чечетку по столешнице. Я предпочла сделать вид, что ничего не заметила, и этим заработала дополнительное очко в свою пользу – во всяком случае, почтенная супруга губернатора отвлеклась от бумаг и наконец-то решилась:

    - Вы должны понимать, что моя дочь в трауре, - негромко произнесла она и переложила стопку документов на край, прикрывая крохотную царапину на дорогой коричневой коже столешницы. – Её лучшая подруга скоропостижно скончалась, и новая компаньонка должна быть деликатной и сдержанной, чтобы помочь леди Линдсей пережить эту ужасную утрату. В присутствии моей дочери не следует упоминать кинематограф, особенно этого вздорного Натана Райта, и семью Кроуфордов. Кроме того, из-за страшного потрясения леди Линдсей может быть несколько эксцентричной и излишне резкой, и от её компаньонки потребуются мягкость и терпение, пока леди не придёт в себя. Готовы ли вы к такой работе, миз Марион?

   Признаться, после краткой характеристики потенциальной работодательницы больше всего захотелось схватить со стола письмо с рекомендациями и выскочить в окно, благо по жаре оно было открыто настежь, и солёный бриз призывно шелестел листвой, соблазняя вольными просторами. Но письмо леди Изабель многомудро придерживала нарочито расслабленной ладонью, без слов намекая, что так легко я не отделалась бы.

   Да и что бы я потом сказала папе?

    - Разумеется, миледи, - сдержанно отозвалась я, опустив очи долу.

    - Прекрасно, - приободрилась леди Изабель. – Детали вы можете обсудить с миссис Биддер – это наша экономка. Она представит вас остальным служащим Мангроув-парка и выделит комнату... - Леди вдруг сбилась с уверенного тона и продолжила с необычайной аккуратностью: - Вопросы оплаты обсудите с мистером Хантингтоном. Ваша почтенная матушка соблюдала необычайную осторожность в финансовых делах. Как её здоровье?

   Я заверила, что миссис Лат-Блайт пребывает в совершеннейшем здравии и передает миледи поздравления с помолвкой дочери и наилучшие пожелания. Поскольку никаких объявлений о счастливом событии ещё не было, а до материка новости и вовсе должны добраться не раньше следующей недели, леди Изабель моментально сделала нужные выводы, наградила меня неприятно острым взглядом и опустила светлые до полупрозрачности ресницы, отбросившие неожиданно густую тень на бледноватые щеки.

    - Надеюсь, ваш отец также пребывает в добром здравии, - ровным голосом сказала она.

   Я невольно подумала, что от самого губернатора, похоже, требуется только вовремя расписываться на документах, которые одобрила его почтенная супруга. Но вслух произнесла только нейтральное:

    - Разумеется. Благодарю вас, миледи.

   Леди Изабель кивнула и поднялась из-за стола.

    - Я представлю вас леди Линдсей.

   Мне не оставалось ничего, кроме как покорно проследовать за леди Изабель.

   Наследницу Эвансов мы нашли в оранжерее. Леди Линдсей оказалась квинтэссенцией всего самого вайтонского, что только можно было вообразить: невысокая, узкоплечая, с густыми волнистыми волосами льняного оттенка и бровями столь светлыми, что они терялись на белокожем лице. Ни капли косметики, длинное домашнее платье из тонкого серо-голубого хлопка в мелкую клетку – наследница лорда Эванса словно сбежала со страниц женского журнала довоенных лет, но я сделала вид, что вовсе не удивлена её старомодностью.

   Исконная Вайтонская аристократия. За стенами старого замка могло твориться что угодно: гудели новомодные горбатые автомобили, торговцы пытались пробиться в Парламент, женщины отбрасывали скромность и красили губы в ярко-алый цвет, - но настоящие леди из древних семей по-прежнему казались нарисованными нежной акварелью на белейшей рисовой бумаге. И уж конечно не позволяли себе ничего, что можно было бы посчитать вульгарным.

   Полный траур из-за погибшей подруги по какой-то причине считался перебором. Широкая чёрная лента на рукаве и отказ выходить в свет – нет. Потому леди Линдсей проводила время среди самых капризных и редких растений, поливая цветы из маленькой пластиковой леечки с длинным тонким носиком, и появлению своей матери удивилась совершенно искренне.

    - Мама, - молодая леди оглянулась и сделала быстрый книксен, даже дома соблюдая все требования высокого этикета.

   Он предписывал не замечать посторонних, пока их не назовут, и почтенная леди Изабель Эванс не стала затягивать.

    - Позволь представить миз Марион Лат-Блайт, - хорошо поставленным голосом произнесла она. – У неё великолепные рекомендации от самой младшей принцессы! Не так ли, дорогая?

   Последний вопрос относился ко мне: все тот же высокий этикет требовал немедленно обратиться за подтверждением сказанного, если о ком-то присутствующем заговорили в третьем лице.

    - Совершенно верно, Ваша Светлость, - кротко подтвердила я, принимая правила игры: если по какой-то причине мать и дочь общались, словно на светском рауте, компаньонке надлежало соответствовать.

   Мою новую госпожу известие о моей службе Ее Высочеству ничуть не заинтересовало. Должно быть, губернаторскую дочь успели представить ко двору, и для нее младшая принцесса была не сказочным персонажем, а фигурой реальной и предельно приземленной.

    - Моя дочь, леди Линдсей Мария Эванс, - чинно представила мать. – Линдсей, вы с миз Марион будете сопровождать меня завтра на прогулке в Патмор-раунд. Я оставлю вас, чтобы вы познакомились ближе.

   Книксен у нас с леди Линдсей вышел удивительно синхронным, но я уже могла сказать, что наследница мне совершенно не рада. Я была второй по счету компаньонкой за неделю, и моя предшественница осталась без рекомендаций. Леди Линдсей явно не видела причин, почему со мной все должно пройти иначе. Она не возмущалась из-за навязанной компаньонки только потому, что это было бы непочтительно по отношению к леди Изабель – и, что не менее важно, к моим предыдущим работодателям.

   Поэтому леди Линдсей держала лицо – но облегчать мне жизнь все же не собиралась.

    - Полагаю, день был насыщенным, миз Марион, и вы устали, - прохладным светским тоном изрекла она, снова взявшись за леечку. – Разбудите меня завтра в девять. Мы поговорим, пока я буду одеваться к завтраку. Вы ведь еще не обустроились в особняке?

   В ее тоне явственно слышалось нахальное «и не стоит». Я сделала ещё один книксен и безропотно вымелась из оранжереи.

   Навязываться, выводить на разговор – только раздражать. Нет уж, лучше повернуть так, чтобы она сама пришла ко мне за ответами. Но для этого сначала придется выяснить, какие вопросы ей хочется задать…

   В крошечном кабинете дворецкого никого не оказалось. Я прикрыла дверь и двинулась дальше по служебному коридору.

    - …глупости, - решительно отрезал женский голос, и я замедлила шаг, прислушиваясь. – Наверняка он был помолвлен, а то и тайно женат.

   Я заглянула в маленькую столовую для слуг. Грейс пила чай в компании суховатой женщины в униформе личной камеристки. Она сосредоточенно пришивала пуговку к тонкой белой блузке, и выражение лица у нее было такое, словно мысленно она уже изорвала ткань на мелкие-мелкие лоскуточки и сплясала на них джигу. Сирил куда-то запропастился, но сейчас это только играло мне на руку.

    - О! Миз Марион! – подскочила Грейс, заметив меня в дверях, и кивнула на свободный стул за длинным общим столом. – Знакомься, это Эми Тансталл, камеристка леди Изабель. Как прошло собеседование?

    - Удачно, благодарю, - отозвалась я, приветственно кивнув камеристке, и с удовольствием заняла предложенное место. – А кто такой Натан Райт? Леди Изабель запретила упоминать его в присутствии леди Линдсей, а я даже не знаю, чем он так досадил госпоже.

   Эми неодобрительно поджала губы, а Грейс вытаращилась на меня так, словно я только что поинтересовалась, кто нынче правит Вайтоном и нельзя ли с ним выпить на брудершафт.

    - Ты не слышала? – она пулей вылетела из-за стола, метнулась куда-то к угловому шкафчику и чем-то деловито зашуршала. – Вот!

   На выскобленные доски стола шлепнулась газета почти двухнедельной давности. С первой же страницы с наигранной жизнерадостностью улыбался типичный кинематографический красавчик – белокожий брюнет с темными глазами и широкими бровями, будто подведенными углем. Лицо оставалось выразительным и не лишенным обаяния, несмотря на качество печати, и тем страшнее смотрелся крупный заголовок во всю полосу: «Натан Райт найден мертвым в своем номере».

   Я наскоро пробежала глазами текст. Натан Райт оказался звездой романтических мелодрам, и дата его смерти совпадала с тем временем, которое мы с Сирилом провели в общине коренного населения на южной границе Ньямаранга, - неудивительно, что мы ничего не слышали о нем. Актера нашли болтающимся в петле, и версия следствия была однозначной – самоубийство. От посмертных фотографий издательство благоразумно воздержалось.

    - Леди Саффрон Кроуфорд, подруга леди Линдсей, была горячей поклонницей Натана Райта, - суховато сообщила Эми, заметив, что я закончила читать. – Когда ее нашли мертвой, следователь предположил, что она покончила с собой из-за смерти своего идола. Но это наверняка вздор: не может быть, чтобы леди увлеклась кем-то подобным. Он ей не ровня.

   Грейс, не скрываясь, фыркнула.

    - Когда это останавливало влюбленных?

    - Влюбленных?! – Эми от возмущения даже отложила шитье. – Ты все-таки говоришь о покойной леди!

   Перепалка грозила набрать обороты, но меня гораздо больше интересовали события в доме Кроуфордов, нежели мнение Эми и Грейс о делах сердечных, и я поспешила вклиниться:

    - Вы знали леди Саффрон?

   Старшая горничная и камеристка замолчали, уставившись на меня. И я сказала ровно то, что от меня ждали с того момента, как я переступила порог Мангроув-парка:

    - Я могу погадать на ее прошлое. Но мне нужно, чтобы вы рассказали о ней.

   Грейс и Эми неуверенно переглянулись, и я поняла, что все-таки поторопилась. Да, им хотелось услышать, что в Мангроув-парке снова появилась ведьма, да еще из знаменитого рода Блайт, - но обсуждать господ слуги пока опасались. Я для них еще была чужой, и прощупывать границы дозволенного не стоило.

    - Хотя… - я с показным смятением потеребила ремешок сумочки. – Думаю, расследованием гибели самой леди Саффрон занимаются лучшие люди. Было бы неуместно ставить под сомнение их работу. Мне не следовало предлагать.

   Грейс заметно расслабилась, но Эми по-прежнему выглядела настороженной, и я с показным смущением опустила взгляд.

    - А на чем ты гадаешь? – вполне дружелюбно спросила Грейс, и я с трудом сдержалась, чтобы не усмехнуться: рыбка-то все равно на крючке! – Кофейная гуща, карты?..

    - На символах, - обтекаемо сформулировала я и достала из сумочки плотный матерчатый мешочек. От движения внутри загремело – суховато, тихо и мелодично. – Хочешь попробовать?

   Эми поджала губы, но неосознанно подалась вперед, выдавая интерес. Грейс и вовсе превратилась в одно большое ухо, и я позволила себе улыбнуться уголками губ.

    - Загадай про себя один основной вопрос и два дополнительных, которые помогут разобраться с первым, - подсказала я, ослабив тонкий черный шнурок, продетый в горловину мешочка. – Например, если главный вопрос: «Кем будет мой суженый?» - то дополнительными могут быть: «Когда я его встречу?» и «Где мы познакомимся?». Но не говори ничего вслух. Готова?

   Грейс азартно кивнула и подвинула свой стул ближе. Я протянула ей мешочек.

    - Повтори про себя основной вопрос и вытяни один символ, - велела я.

   Старшая горничная послушно запустила руку в мешочек и едва заметно вздрогнула. Эми, пристально наблюдавшая за подругой, дернулась куда сильнее, словно это под ее пальцами вдруг оказалась теплая гладкость гадального глифа.

   В напряженной тишине Грейс выложила на выскобленные доски стола первый символ и поспешно отдернула руку.

   В кругу света от распахнутого окна гадальная фишка казалась розовато-бежевой. Она словно вбирала в себя солнечные лучи, но не просвечивала, как тонкий дорогой шелк или драгоценная кость, и одного этого контраста – жизнерадостного золотистого сияния и едва ощутимого дыхания ювелирно обработанной смерти – хватило бы, чтобы невольные зрители перестали сомневаться в моих способностях.

   Но я благосклонно кивнула и перевернула фишку, позволив во всех подробностях рассмотреть нанесенный на обратной стороне рисунок. Тонкие линии и глубокие насечки перекрывали друг друга, мельтешили перед глазами, и казалось, что никакого смысла в них нет, - но стоило только отвести взгляд, разочаровавшись в мистике, как боковое зрение улавливало движение. Хаотичные черточки вдруг складывались в общую картину: бугристая шкура, длинные челюсти, сплошь усеянные криво изогнутыми зубами, шипастый хвост, маскирующийся в густой болотной траве…

    - Имох, - прокомментировала я, выдержав паузу. – Охотящийся крокодил. Означает затаенную опасность, связанную, в первую очередь, со всем оккультным и потусторонним, либо с подавленными чувствами и сомнениями.

    - Я… - неуверенно начала Грейс, не отрывая взгляда от фишки, но я поспешила ее прервать:

    - Не говори мне, что загадала! Повтори про себя первый дополнительный вопрос и тяни следующий символ.

   Грейс заторможенно кивнула и снова запустила руку в мешочек, не рискуя отворачиваться от лежащей на столе фишки. Под прямым взглядом Имох снова затаился, рассеявшись в беспорядочные насечки, но ощущение назревающей опасности никуда не делось, и казалось, будто откуда-то из болотных зарослей за опрометчивой добычей наблюдают хищные желтовато-зеленые глаза с тонким вертикальным зрачком.

   После такого ошеломляющего начала следующая фишка особого впечатления не произвела. На ровной розовато-бежевой поверхности были хаотично нанесены мелкие неглубокие точки, и только под определенным углом они складывались в знакомые созвездия.

    - Акхабал, - расшифровала я. – Ночь. Означает связь с потусторонним, разговоры с мертвыми, внезапность и познание.

   Грейс неловко передернула плечами, словно хотела поскорее избавиться от мурашек, и на третий раз потянулась к мешочку без напоминаний.

   Последний символ лег на стол чуть в стороне от пятна солнечного света, и в тени острая собачья морда на фишке отчего-то показалась еще более зловещей и хищной, чем затаившийся в прибрежных зарослях Имох.

    - Т’зиль, - негромко произнесла я. – Желтая собака. Спутник, проводник и защитник, если отнестись к ней с почтением, и безжалостный зверь, способный отобрать все жизненные силы, если не выказать ей должного уважения.

   Я провела рукой над выложенными в ряд символами, не касаясь. В тени от ладони рисунки на фишках будто оживали: мелькнул костяной гребень в болотных зарослях, замерцали далекие звезды, оскалился тощий пес со слишком умными глазами, - и я на мгновение зажмурилась, собирая образы в единое целое.

    - Сюда собирается прийти кто-то, чьи вопросы несут опасность, но вместе с тем могут принести удачу тому, кто направит его интерес в правильное русло, - сформулировала я, опустив ладонь рядом с глифами, и подняла взгляд на отчего-то смутившуюся Грейс. – Ты загадала, будут ли сегодня гости, зачем они нанесут визит и с чем уйдут, не так ли?

   У Грейс оказалась такая живая мимика, что ответ уже по сути не требовался: по-вайтонски светлые глаза удивленно расширились, рот приоткрылся, и старшая горничная поспешила прикрыть его кончиками пальцев.

    - Как ты это?..

    - О, что-то вроде семейного хобби, - отмахнулась я с покровительственной улыбкой и повернулась к Эми.

   Она хранила молчание все время, пока Грейс тянула фишки, но в настороженном блеске ее глаз я чувствовала старательно подавляемое любопытство – и теперь нужно было как-то достучаться до него: чтобы о новой ведьме в Мангроув-парке услышали леди, подружиться в первую очередь следовало не со старшей горничной, а именно с камеристкой.

    - Эти твои символы, - Эми кивнула в сторону мешочка, - из чего они?

   Голос у нее нервно подрагивал. Грейс и вовсе украдкой вытерла руку о передник.

   Я догадывалась, о чем они думают. Мама уехала из Лонгтауна почти двадцать лет назад, и многие жители уже не помнили, как работает настоящая ведьма, - да что там, здесь почти никто в ведьм вовсе не верил! Зато сказки о злых колдуньях слышал каждый, а гадальные фишки были так похожи на костяные…

    - Кораллы с южного побережья, - улыбнулась я, задавив раздражение в зародыше. – Мои родители прожили там больше десяти лет, пока отцу не предложили работу в Старом Кастле. Я успела подружиться с детьми из ближайшей общины коренных ньямарангцев, и они показали мне отмель, где росли белые кораллы. В Вайтоне такие называют «кожей ангела»…

    - Их используют в ювелирном деле, - неожиданно припомнила Эми и осторожно тронула пальцем Акхабал. – Но в украшениях они выглядят совсем по-другому.

    - Разная обработка, - я пожала плечами. – Мне не нужно было добиваться от символов идеального оттенка и ювелирной гладкости. Чем естественнее, тем лучше. Хочешь попробовать?..

   Уже через четверть часа к нам присоединились две горничные и посудомойка, привлеченные шумом и оживленными разговорами. Сирила все еще не было, где искать дворецкого, тоже никто не знал, и я махнула рукой, погрузившись в толкования и мистические символы. В конце концов, способность Сирила везде находить друзей давно стала притчей во языцех, и переживать за него стоило только в том случае, если его новые знакомые грешили сомнительными увлечениями и дурными привычками, - а такие уж точно не задержались бы в респектабельном Мангроув-парке.

   В маленькой столовой быстро воцарилась уютная атмосфера. Посудомойка сбегала на кухню и притащила сухие бисквиты к чаю, чем невольно привлекла в собравшуюся компанию еще и пожилую кухарку миссис Уайтглоу, только-только закончившую готовить обед для господ. Гадания пошли еще веселее, и лакеи, вынужденные накрывать стол, завистливо заглядывали через дверь, но отвлекаться не рисковали – пока что.

   Я не сомневалась, что сплетни о «семейном хобби» донесут до хозяев в кратчайшие сроки, и расслабилась. Не может быть, чтобы у леди Линдсей не было таких вопросов, на которые она не захотела получить немедленный ответ!

   Увлекшись гаданием о будущем (несомненно, блистательном и светлом) старшего внука миссис Уайтглоу, я не расслышала стук в дверь. И я не одна: об обещанном визитере вспомнили, только когда он потерял терпение и вошел сам, – и то потому, что пройти мимо оживленной женской стайки в столовой для слуг смог бы только глухой и слепой.

    - Ой, мистер Хайнс! – первой заметила визитера Грейс, подскочив от неожиданности на шатком стуле напротив меня, и поспешно поднялась на ноги.

   Остальные последовали ее примеру, зашуршав юбками. По залившимся нежным румянцем лицам – всем без исключения, клянусь, даже миссис Уайтглоу порозовела, как девчонка, и расправила юбку! – можно было заключить, что за моей спиной стоит первый красавец Лонгтауна, если не всего Ньямаранга, и обернулась я, не скрывая любопытства. Оттого скрыть недоумение оказалось вдвойне сложнее.

   Про людей с веснушками в Вайтоне говорили, что их поцеловало солнце. Но с гостем оно, похоже, не остановилось на первой базе и перешло к эротическим играм. Веснушки покрывали не только лицо, но еще и шею, руки и даже пальцы, необычайно длинные и тонкие. И если в этом еще можно было найти определенное очарование, то по-вайтонски вытянутое лицо, ссутуленные плечи и потертые брюки в каноны мужской красоты не вписывались категорически. Гость был необычайно высок – выше меня почти на голову, но и это его не красило; напротив, из-за слишком хрупкого для мужчины телосложения он больше всего напоминал огородное пугало, вышедшее на прогулку.

   Вдобавок брюки были не просто потертые, а еще и форменные. Обещанный Грейс гость работал в полицейском участке, но почему-то не удосужился надеть китель и щеголял в слишком свободной рубашке, обвисшей на нем, как на вешалке. Положение не спасали ни рыжевато-золотистые волосы, ни яркие голубые глаза. Парень был драматически некрасив, и реакцию женской половины прислуги Мангроув-парка я ничем не могла объяснить.

   Правда, ровно до тех пор, пока мистер Хайнс не одарил присутствующих очаровательной улыбкой и не заговорил:

    - Прошу прощения, дамы, я стучал, но никто не отозвался. – А вот голос оказался приятным: низким, с легкой хрипотцой и мягкими обертонами, к которым хотелось прислушиваться до бесконечности.

    - Что же вы не воспользовались парадной дверью? – пролепетала Эми, разом растерявшая всю свою неприступную суровость.

   А мистер Хайнс – о, отрада глаз моих – залился румянцем не хуже трепетных девиц и смущенно кашлянул:

    - Я с неофициальным визитом к мистеру Хантингтону. Могу я рассчитывать, что он уделит мне пару минут?

    - Я найду его и сообщу, что вы пришли, - немедленно пообещала Грейс и пулей вылетела из столовой, пламенея ушами, как факелом в ночи.

    - Не хотите чаю, пока мистер Хантингтон не пришел? – предложила миссис Уайтглоу и, не дожидаясь ответа, тут же достала из шкафчика чистую чайную пару.

    - Не откажусь, - вынужденно согласился гость, дисциплинированно занял место за столом и вдруг вперился в меня настолько тяжелым и проницательным взглядом, что я заподозрила у него ведьминские корни. – Кажется, мы не знакомы. Элиас Хайнс, помощник детектива из Департамента Охраны Правопорядка Лонгтауна.

   Закончив фразу, он недвусмысленно опустил взгляд на выложенные в ряд гадальные фишки. Увы, запал еще не прошел, и эффект это произвело прямо противоположный тому, на который он рассчитывал.

    - А, да, Марион, ты не договорила, что значит последний символ! – спохватилась миссис Уайтглоу и поставила чашку перед мистером Хайнсом так быстро, что едва не расплескала чай ему на рубашку. – Я чуть не забыла, какой вопрос загадала последним!

    - Кхат, - повторила я для нее, послав виноватую улыбку Элиасу. – Зрелый колос. Символ плодородия, достатка и приумножения. Вам не о чем беспокоиться, миссис Уайтглоу, пусть все идет так, как идет. Ваш внук – умный парень, у него все сложится. Может быть, не сразу, - я покосилась на первую фишку в ряду, и она оскалилась на меня змеиной пастью, - но сложится.

    - Мисс Марион, - кашлянул мистер Хайнс, едва пригубив чай, - могу я рассчитывать на пару минут вашего времени?

    - Разумеется, - кивнула я и машинально протянула ему мешочек с символами.

   Что под «парой минут» он имел в виду все-таки что-то другое, я поняла только тогда, когда миссис Уайтглоу по-девчоночьи хихикнула и ссыпала в горловину фишки со стола. К чести мистера Хайнса, ставить меня в неудобное положение он не стал и послушно вытянул первый попавшийся глиф.

   Вопреки всякой логике, это оказался не один из тех, что выпали кухарке и должны были лежать сверху. Один из немногих символов, вырезанный с реалистичной точностью, а не едва намеченный насечками, - крупная обезьяна, сидящая в позе лотоса, с отрешенной мордочкой и звездами в расслабленных лапах.

    - Т’Чуен, - растерянно назвала я. О чем он думал, когда тянул фишку? – Символ талантливого человека, мастера, способного вдыхать жизнь в свои творения и похищать сердца. Может трактоваться как эгоцентризм и лицемерие, желание оказаться в центре внимания за счет того, что не потребует особых усилий, но только при условии, что следующий символ, который вы вытянете, будет негативным.

   Что бы ни загадал Элиас Хайнс, дар не подвел, и Т’Чуен пришелся к месту – помощник детектива удивленно моргнул и замешкался, во все глаза уставившись на обезьяну, которой до него не было никакого дела.

    - Ну же, тяните! – подначила его посудомойка, снедаемая любопытством.

   Второй на стол легла фишка с стрелой. В тени под ладонью Элиаса она будто ожила, устремившись вверх – и тотчас застыла, стоило ему убрать руку.

    - Иб, - заинтригованно произнесла я. – Стремление, следование зову судьбы. Дорога жизни. Может быть как негативным, так и положительным символом.

   Кажется, это откровение мистера Хайнса разочаровало. Он позволил себе чуть кривоватую улыбку, которую человек с моим хобби расшифровывает мгновенно и безошибочно: «Ну конечно, разве могла ты сказать что-то конкретное, не выманив у меня какое-нибудь подтверждение своим словам?»

    - Может быть, вы согласитесь переговорить со мной с глазу на глаз, мисс Марион? – спросил он, так и не вытянув третью фишку.

   Казалось бы, что нового в такой реакции? Мало ли их было, сомневающихся, не верящих, насмехающихся? Но отчего-то именно в этот раз я почувствовала себя уязвленной.

    - Как пожелаете. – Я резко поднялась, вынудив его последовать моему примеру.

    - Вы можете поговорить в кабинете миссис Биддер, - предложила миссис Уайтглоу. – Я предупрежу ее.

    - Благодарю вас, - кивнул ей мистер Хайнс – куда вежливей и с куда большей теплотой, чем обращался ко мне. – Нет-нет, не провожайте, я помню, куда идти.

   Я вышла в коридор, прикрыла дверь в столовую и негромко заметила:

    - Надеюсь, это действительно так, потому что я в Мангроув-парке впервые и понятия не имею, куда идти.

    - Не беспокойтесь, - снисходительно отозвался мистер Хайнс и действительно направился к одной из узких дверей в конце коридора. – Я не хотел поднимать вопрос при прислуге, поскольку он может быть неудобным для вас. Вы ведь знаете, что Его Величество объявил гонения на шарлатанок, выдающих себя за ведьм и оракулов, чтобы нажиться на честных вайтонцах, попавших в трудную ситуацию? – он любезно придержал для меня дверь. – Как представитель закона я обязан…

   Я вошла и тут же развернулась к нему лицом. От неожиданности он осекся, и я воспользовалась паузой в его речи:

    - Меня приняли в качестве компаньонки леди Линдсей, - проинформировала я его, невоспитанно скрестив руки на груди. – Я гадала для миссис Уайтглоу, потому что это мое хобби. Я не беру за это деньги.

    - Что ж, - он моргнул, кажется, несколько удивленный моей резкостью, - в таком случае, я приношу свои извинения, мисс Марион, но должен предупредить, что вынужден буду следить за этим.

   Его вежливостью можно было выслать вместо войлока комнату для умалишенного – и быть уверенным, что тот не поранится ни об один угол. Но я все равно чувствовала себя задетой за живое.

    - Как пожелаете, - повторила я и по наитию протянула ему мешочек. – Вытянете третью фишку? Понимаю, что вы не верите во всю эту оккультную чушь, - я позволила себе усмехнуться, с подначкой уставившись ему в глаза. – Но вам любопытно, я же вижу. Профессиональная черта, вы ничего не можете с ней поделать.

   Мистер Хайнс хохотнул, ничего не отрицая, вытащил из мешочка последний символ – и нахмурился. Но смятение владело им недолго.

    - Думаю, я обойдусь без толкования, - решительно сказал он и протянул фишку мне. – Мистер Хантингтон, должно быть, уже ждет меня.

   Я перевернула кусочек коралла рисунком кверху. Схематичное изображение сложилось в пятнистого ягуара на ветке – заметного отнюдь не сразу; только если долго всматриваться, глаз начинает улавливать детали: длинный хвост, плавный изгиб хребта в тени густой листвы, изогнутые когти – и совершенно человеческий взгляд.

   Иих. Шаман в шкуре ягуара – пророк, способный видеть сокрытое в темноте.

   Я подбросила фишку, снова поймала – и спросила, уже когда мистер Хайнс стоял на пороге:

    - Вы думали о подозреваемом по своему последнему делу, когда тянули фишки, не так ли?

   Он обернулся, и удивление на поразительно некрасивом лице переплавилось в понимающую усмешку:

    - А вы хороши, мисс Марион. Думаю, мы с вами еще побеседуем.

    - Бегу и падаю, - проникновенно сообщила я закрывшейся двери и убрала фишку обратно в мешочек. – Только инициативных помощников мне не хватало…

   Вопреки ожиданиям, мне выделили комнату не на чердаке, где располагались спальни слуг, а прямо в господском крыле. Правда, угловую, маленькую и слишком светлую, отчего солнечным днем она представляла собой нечто среднее между тепличной оранжереей и шестым кругом преисподней. Но я подозревала, что комнаты под раскаленной крышей немногим лучше, и промолчала.

   А дражайший Сирил в итоге нашёлся только вечером, в лачуге садовника, но почему-то в компании младшего лакея и полупустой бутыли рисовой водки. Кузен пребывал в состоянии нежной братской любви и глубочайшего уважения к ближнему своему, всего в шаге от того, чтобы начать проверять глубину ответного уважения. Я поискала в себе любовь сестринскую, не нашла и удалилась, прихватив с собой пухлый блокнот из его сумки.

   Телефонов в Мангроув-парке было пять, и один из них даже располагался на служебном этаже, но о том, чтобы болтать со вторым заместителем главы Тайной Палаты в присутствии посторонних, и речи быть не могло. К счастью, до ближайшей деревушки со своим телефоном-автоматом было рукой подать.

    - Резиденция Лат-Блайт, Оливия у телефона, - смертельно серьёзно объявил по-девчачьи звонкий голос, когда я управилась с жетонами.

    - Лив? - невольно хихикнула я, прижав трубку к уху. Младшенькую я не видела уже пару лет, но голос так и не изменился, как бы она ни пыталась подражать маминым степенным интонациям. – Это Марион. Папа дома?

   Ответа я уже не удостоилась, но мелкая так громогласно заорала: "Папа, это тебя!" - что он уже и не потребовался.

    - Да?

    - Пап, - я вцепилась в трубку второй рукой, словно так могла хоть как-то приблизиться к семье.

   Сейчас их не хватало особенно. Но до завершения расследования мне никакой Старый Кастл не светил – да и не следовало мне надолго покидать Ньямаранг.

    - Марион, - интонации сразу изменились. В голосе папы зазвучало искреннее беспокойство и тихая тоска – зеркальное отражение моей. – Как ты? Обустроилась?

   Наверное, странно радоваться тому, что кто-то переживает и тоскует. Но от осознания, что не мне одной не хватает родных, на душе становилось светлее.

    - Да, все хорошо, - успокоила я его. – Кажется, маму тут помнит каждый пятый, включая дворецкого и саму леди Изабель. Мне даже напрягаться особо не пришлось, чтобы меня взяли в штат. К самой леди Линдсей я ещё не нашла подход, но по Лонгтауну пополз интересный слушок про предсказательницу...

    - Я в курсе, - как-то мрачновато поддакнул папа, - но разве слухи – это не по части Сирила?

    - У меня его записи, - заверила я, - просто сам он вряд ли позвонит тебе раньше завтрашнего полудня, а предсказания и правда интересные.

   На том конце повисла многозначительная тишина. Потом папа совладал с обуревающими его эмоциями и ровным голосом поинтересовался:

    - Сирил снова завёл "полезное" знакомство?

   Я припомнила лакея – слегка лопоухого, с узким подбородком и рыжим вихром над высоким лбом – и неопределённо хмыкнула.

    - Надеюсь, полезное.

   Папа тяжело вздохнул. Я могла бы биться об заклад, что сейчас он обречённо потирает висок и жмурится, чтобы не выдать выражением глаз все, что думает о дражайшем племяннике.

    - Допустим, - сказал он. – Так что за предсказание? Очередной спаситель Ньямаранга?

   Я фыркнула одновременно с ним: с момента завоевания Ньямаранга Вайтонской Империей явление спасителя в общинах коренного населения предсказывали раз десять, причём восемь из них пришлись на времена Каменной Смуты, когда прежний король вдруг слег с кровавым кашлем и сгорел в считанные дни, не оставив после себя прямых наследников. Трон отошёл его младшему брату, Его Величеству Ричарду Балдеру, но без бардака и массовых шествий не обошлось: одно из герцогских семейств вдруг взялось утверждать, что приютило незаконнорожденного сына покойного короля, и требовало передать корону ему.

   С тех пор в Вайтоне стало на одно герцогское семейство меньше. Но под шумок о независимости объявили сразу две бывшие колонии, а после внутренней смуты у Империи не было ресурсов, чтобы призвать их к порядку. Ньямаранг тогда едва не стал третьей потерей, но покойный ныне губернатор сумел подавить бунт и отправить за решётку восьмерых "спасителей" разом.

   Чего он не смог, так это заставить простой народ отказаться от идеи, что кто-то придёт и решит все политические проблемы за них. Предсказательницы по-прежнему пользовались нездоровым успехом.

    - Это снова Нарит Аволокорн, - наябедничала я, отыскивая нужную страницу в блокноте. - Та же, которая твердила, что Его Величество взошел на престол незаконно и что у покойного короля был сын от женщины из простого народа, который не допустил бы угнетения коренных ньямарангцев.

    - Помню её, - мрачно вставил папа. - Что на этот раз?

   Я прокашлялась и с чувством зачитала:

    - В день, когда солнце станет чёрным и землю покроет тьма, на западный берег ступит чужак, который станет своим. Ненависть людская не очернит его, злые слова не тронут его, змеиный яд не отравит его; и руки его будут из золота, и лицо его будет из алебастра, и придет он по дороге из костей и ножей к чужакам, и сами они станут костями… - я запнулась и пробежала взглядом несколько строчек. – Тут много самоповторов, но суть сводится к тому, что теперь спасителем называют вайтонца, который приедет сюда ко дню полного солнечного затмения. Это послезавтра, так что я подумала, что ты захочешь узнать как можно раньше.

    - Не вайтонца, - задумчиво поправил меня папа, - кожа из алебастра – белая, но это еще не значит, что речь об имперце. Да и с точки зрения ньямарангца даже ты – белая.

   И чужачка. Как и папа – хотя в нем ньямарангской крови ровно половина.

    - Ты прав, - вынужденно признала я. – Но списки прибывающих в Западный порт все равно нужно проверить… хотя кого я учу.

    - Вот именно, - поддакнул папа. – Спасибо за слушок. Я озадачу своих шалопаев, если что-то будет касаться тебя лично – Сирил передаст.

    - Хорошо, - вздохнула я и собрала волю в кулак: нужно было прощаться.

    - И, Марион… - папин голос вдруг зазвучал как-то неуверенно и до уязвимого нежно. – Береги себя.

   Уголки моих губ дрогнули в невольной улыбке.

    - Ты тоже.

   Спальня леди Линдсей, в отличие от моей, выходила окнами в тенистый сад.

   Однако гарантией здорового сна это еще не являлось. Я пришла за несколько минут до назначенного времени, но леди Линдсей уже бессмысленно разглядывала полупрозрачный балдахин, машинально комкая пальцами и без того смятые простыни. Под ее глазами залегли синеватые тени, особенно заметные на белокожем лице: похоже, поспать ей вообще не удалось.

    - Миледи, - приветливо улыбнулась я и поставила на прикроватную тумбочку чашу с розовым льдом. – Ее Светлость пожелала спуститься к завтраку и ждет, что вы составите ей компанию перед прогулкой в Патмор-раунд.

   Леди Линдсей вздохнула и прикрыла глаза. Ресницы у нее были такими же светлыми и густыми, как и у матери, и тени под ними прорисовались еще контрастнее.

    - Скажите ей, что мне нездоровится, - тихо попросила она.

    - Ее Светлость догадывалась, что вы это скажете, и велела в этом случае немедленно вызвать доктора Кроули, - невозмутимо отозвалась я и достала из гардероба заранее заготовленное платье. – Желаете, чтобы я сообщила ему, что вы плохо спали?

    - Нет, - резковато отозвалась леди Линдсей и поднялась. – Не это. Приготовьте черное.

   Я с сомнением покосилась за окно. На небе сияло солнце – вопреки сезону, по-летнему яркое и по-ньямарангски безжалостное.

    - Вы уверены, миледи? Сегодня будет жарко.

    - Глупости, сейчас сезон дождей, - отрезала леди Линдсей и направилась в ванную. – А в Патмор-раунд слишком грязно для светлых платьев. Нет, подготовьте платье, мне не нужна ваша помощь в душе.

   Я пожала плечами и убрала вешалку с укороченным светло-голубым платьем обратно в шкаф. Черное так черное, кто я такая, чтобы стоять между леди и ее возможностью наступить на грабли? Лишь бы от меня не ждали, что я буду соответствовать цветовой гамме!

   Выйдя из ванной, леди Линдсей какое-то время избегала встречаться со мной глазами, словно в душевой кабинке она перемывала мне косточки, а не мылась сама. Я невозмутимо взялась за бигуди и фен, предоставив госпоже самостоятельно разбираться с душевным раздраем. Зачем рисковать и лезть с вопросами, если, поварившись в собственном соку, прекрасная леди сама все выложит?..

   Так и вышло: поерзав под феном, Линдсей не выдержала и заговорила первой:

    - Мисс Тансталл тепло отзывалась о ваших талантах в предсказаниях.

    - Очень мило с ее стороны, - нейтрально отозвалась я, спрятав улыбку, и принялась снимать бигуди.

   Волосы у леди Линдсей были всем на зависть: густые, послушные и мягкие. Завивать их оказалось сплошным удовольствием.

    - Почему кораллы? – спросила она, не поднимая взгляда.

   Я неопределенно пожала плечами. Вещать о том, что ведьме придает сил ее земля, и потому все ее искусство зиждется на том, что она готова дать, определенно было преждевременно.

    - Меня всегда влекло море, - призналась я вместо этого, не сдержав мечтательную улыбку. Мама как-то пошутила, что я так спешила взглянуть на волны, что родилась на целый месяц раньше срока – прямо на корабле, заходившем в порт; и, как в любой ведьмовской шутке, в этой наверняка был чрезмерно большой процент правды. – Когда я училась гадать, то подумала, что если уж где и есть скрытые силы и ужасные тайны, то под водой, на самой глубине. Но так далеко нырять не пришлось. Знаете деревушку ювелиров под Трангтао? Там добывают лучшие кораллы, жемчуг и перламутр. Я стала нырять вместе с детьми из деревни, и мне позволили забирать часть улова. Весь жемчуг, разумеется, уходил ювелирам, зато из кораллов я постепенно собрала традиционную колоду в двадцать фишек-символов и с тех пор не расставалась с ней.

   Леди Линдсей бросила на меня острый взгляд. Я ожидала услышать что-нибудь протокольно-нейтральное, вроде комплимента кораллам или оригинальному способу гадания, а потому едва не испортила ей прическу, когда она вдруг резковато поинтересовалась:

    - Вы гадали Ее Высочеству? Те рекомендации, которые произвели такое впечатление на мама, получены благодаря вашим… фишкам?

   Я мстительно встряхнула баллончик с лаком для фиксации, но выпускать струю без предупреждения все-таки поостереглась.

    - Гадала, - не стала отпираться я, - но рекомендации получила благодаря тому, что пять лет проработала в Зимней королевской резиденции в Ньямаранге.

   Главное, как говорил папа, – не уточнять, кем именно.

    - Что же заставило вас уйти со столь престижной работы? – леди Линдсей обернулась и тут же зажмурилась, задержав дыхание.

   Я не упустила случая от души обрызгать ее волосы лаком.

    - Ее Высочество вошла в ту пору, когда ее присутствие требовалось на всех значимых приемах и встречах, - осторожно ответила я. – Разумеется, она не могла появляться без компаньонки.

   Линдсей опасливо открыла глаза, и выражение их было совсем не таким, какое я ожидала увидеть. Приличные леди жалеют жертв социальной несправедливости, а не пылают раздражением.

    - Тебя уволили, потому что твой отец – полукровка? Но это же дикость! Тао Лат служил короне последние тридцать лет, если не больше!

    - Нет, - я невольно усмехнулась: смотри-ка, а прекрасная леди не поленилась навести справки! – Меня уволили, потому что мой отец – бастард. Служить короне это не мешает, но на торжественные приемы его тоже не зовут. Впрочем, его это совершенно не расстраивает, а маму – и вовсе только радует: в противном случае ей пришлось бы изучить придворный этикет и сопровождать мужа. Надеюсь, тебя это не смущает?

    - Ничуть, - с жаром поддержала меня Линдсей и запнулась, только сейчас сообразив, что первой перешла на «ты».

   Я широко улыбнулась и вернула лак для волос на трюмо. Заводить беседу о покойной Саффрон Кроуфорд было рано, но мы определенно двигались в правильном направлении.

***

Парк Патмор-раунд огибал полукольцом большое здание в старом колониальном стиле, перетекая в роскошные сады сразу за ним. Раньше здесь располагался ипподром (что немало способствовало росту всевозможной зелени на месте скакового круга и конюшен), но подступающий город диктовал свои правила. Южная половина Лонгтауна считалась наиболее респектабельной, и недвижимость здесь стоила баснословных денег – оттого застройщики особенно постарались, возводя ровные ряды жилых высоток с квартирами всех возможных размеров и форм. Соседство с лошадями и толпами игроков, сбегающихся на скачки так, что могли бы дать фору даже самым известным фаворитам, на репутации района могло сказаться не лучшим образом, и землю ипподрома выкупили. Новенький парк позволил акулам от бизнеса взвинтить цены еще больше, а покинутые постройки быстро стали приютом для всевозможных магазинчиков и ресторанов.

   Патмор-раунд так и остался местом развлечения привилегированной части лонгтаунцев, только теперь на публику здесь не смотрели свысока, как на мотов и азартных игроков. Прогулки по тенистым тропинкам роскошного цветущего сада стали признаком аристократического шика, хотя настоящие дворяне давным-давно прогуливались бок о бок с разбогатевшими торговцами и любителями пускать пыль в глаза, постепенно смешиваясь с ними.

   У самого входа цвела нежно-лиловая плюмерия, и возле нее увлеченно фотографировались две свадьбы разом – с разных сторон от дерева. Невесты позировали с соцветиями в волосах и были чем-то неуловимо похожи, даром что одна из них была смуглой ньямарангкой в алом платье с золотой вышивкой, а вторая – светлокожей вайтонкой под белоснежной фатой.

   Леди Изабель при виде этой картины качнула головой и отвернулась. Леди Линдсей, напротив, потратила почти минуту, разглядывала летящий алый шифон накидки ньямарангской красавицы, белозубо улыбающейся фотографу. Ее новоиспеченный супруг на фоне своей половинки, яркой, как тропический цветок, выглядел несколько блекло, что ничуть не мешало ему улыбаться еще шире и счастливей.

    - Пожалуй, церемонию твоей помолвки следует провести в Мангроув-парке или Кроуфорд-холле, - проследив взгляд дочери, заметила леди Изабель. – Здесь слишком много посторонних людей.

   Линдсей поправила шляпку, пряча выражение лица, и достала простенький деревянный веер. День становился все жарче, и это чувствовалось даже в тени деревьев.

    - Церемонию стоит обсудить с лордом и леди Кроуфорд, - отстраненно заметила Линдсей и на мгновение прижала сложенный веер к траурной ленте на рукаве, - и с самим мистером Старром. Возможно, они поддержат мою идею с Патмор-раунд.

   Я навострила уши. О родителях покойной леди Саффрон Кроуфорд, лучшей подруги Линдсей, я знала немногим больше, чем любой житель Ньямаранга. Смерть дочери выбила баронета из колеи, и на его фабрике и фермах начались проблемы, которыми некому было заняться: у самого лорда Кроуфорда все из рук валилось. Единственное благоразумное решение, на которое хватило его самообладания, - выписать с нагорья Пхум Ми На-Тааб следующего наследника титула и состояния, мистера Джейдена Старра. До гибели Саффрон Кроуфорд будущий баронет держал небольшую мастерскую, занимавшуюся изготовлением авторской мебели и предметов декора для интерьера; дела шли вполне успешно, но внимание папы Джейден Старр все-таки привлек – особенно когда стало известно, что в жены ему прочат саму Линдсей Эванс.

    - Лорд Кроуфорд не в состоянии что-либо обсуждать, - вздохнула леди Изабель, - а леди Кроуфорд не станет принимать решения без него. Миз Марион, как вы считаете, разве парковая аллея – подходящее место для торжественной помолвки? На мероприятии будут фотографы и журналисты, уместно ли… - она бросила быстрый взгляд на смуглую невесту, мимо которой мы как раз проходили.

   Счастливая девушка в ярком традиционном наряде привлекала внимание, но я предпочитала наблюдать за Линдсей – и потому заметила, что у нее ни один из вариантов свадьбы не вызвал никакого энтузиазма. Как и сам парк, если уж на то пошло.

   Тогда почему она настаивала на Патмор-раунд?..

    - Не имею чести быть знакомой с мистером Старром, но мне кажется, что точку зрения жениха стоит учесть, - нейтрально отозвалась я. – Он ведь приедет в Лонгтаун заранее?

    - Его корабль прибывает завтра, - кивнула леди Изабель с легким разочарованием: видимо, рассчитывала, что прислуга поддержит старшее поколение.

    - Завтра? – насторожилась я и тут же встряхнулась, засияв легкомысленной улыбкой. – Тогда это практически знак судьбы. До церемонии остается достаточно времени, чтобы обсудить все с мистером Старром и прийти к компромиссу. Кто знает, может быть, к тому моменту и лорд Кроуфорд придет в себя в достаточной степени, чтобы участвовать в приготовлениях?

   Линдсей сощурилась на меня поверх раскрытого веера. Я одарила ее улыбкой и поправила ярко-синее покрывало, которое несла поверх корзинки для пикника.

    - Кроме того, - невозмутимо продолжила я, - помолвка ведь назначена на конец следующего месяца, не так ли? Свадебный сезон к тому моменту пойдет на спад, и в парке будет куда меньше людей.

   Брови Линдсей удивленно изогнулись, но взгляд сделался острым и почти радостным. Вот оно что – прекрасная леди в принципе не жаждет заключать помолвку! Только почему не говорит об этом прямо? Вряд ли планы родителей стали для нее таким уж сюрпризом, да и с Джейденом она должна быть давно знакома – не против воли же ее заставили договориться с Кроуфордами!

    - Но ведь будет так жарко! – возразила леди Изабель.

    - В таком случае, имеет смысл отложить помолвку до весны? – с надеждой предложила леди Линдсей. – Все же лорд и леди Кроуфорд сейчас в глубоком трауре…

    - И он заканчивается через три недели, - отмела аргумент Изабель. – А неуважение к обязательствам запомнится на всю жизнь. Помни, что величайшая драгоценность леди – это ее репутация.

   Линдсей со стуком сложила веер, но ничего не сказала.

    - О, вижу свободное место на полянке под франжипани, - немедленно встряла я, не позволив повиснуть гнетущей тишине. – Ньямарангцы называют эти цветы «лелаваади» и верят, что после смерти душа честного человека расцветает белым, если его помыслы были чисты, желтым, если он ушел, переживая за родных, и красным, если его терзала безответная любовь.

   Уголки губ Линдсей дрогнули в сдерживаемой усмешке. Сочувствием к доброй сотне «покойных ньямарангцев», терзаемых безответной любовью (по три штуки в соцветии), она явно не прониклась, и версию с внезапно вспыхнувшими чувствами к кому-то, помимо жениха, можно было если не отбросить, то, по крайней мере, рассматривать последней.

    - Суеверия, - пренебрежительно отозвалась леди Изабель. – Но пахнут цветы действительно волшебно. Остановимся здесь.

   Я покорно расстелила покрывало под деревом и принялась доставать из корзинки охлажденные сэндвичи, морально готовясь к худшей части пикника: теперь к отдыхающим леди выстроится очередь знакомых, которым нужно будет представить новую компаньонку в обмен на последние новости, просьбы и сплетни. Для меня это означало, что с этого момента я превращусь в мишень для сочувствующих взглядов и свежайшую тему для обсуждения в кулуарах.

   Да, бывшая компаньонка Ее Высочества. Да, с великолепными рекомендациями. Да, прекрасно воспитанная и обученная – в конце концов, чего еще ждать от дворцового персонала?..

   Но – старая дева и, о ужас, на четверть ньямарангка, дочь незаконнорожденного отца! А еще слишком высокая, со слишком смуглым лицом, угловатыми плечами и – вы видели, видели? – эти волосы, как проволока, прямые, черные и жесткие… все то, что придавало своеобразный шарм моему отцу, превратилось в недостатки, будучи воплощенным в дочери.

   Хорошо хоть почтенная публика не знала, что я не только похожа на папу внешне, но еще и пошла по его стопам!

   Я глубоко вздохнула, сосредоточилась, изгоняя из глаз затравленно-озлобленное выражение, и вежливо улыбнулась первым гостям – пухленькой даме в старомодном платье-чехле и ее сопровождающей, видимо, тоже компаньонке.

   По крайней мере, улыбка у меня красивая. И осанка.

   А с остальным можно научиться жить.

   К вечеру мне хотелось поставить сразу два памятника: один – своей сдержанности и второй – самообладанию леди Линдсей: со всеми гостями она была неизменно вежлива и несколько холодна, что бы они ни несли, и все накопившееся негодование выплеснула только тогда, когда за нами закрылась дверь ее гардеробной.

    - Это возмутительно! – воскликнула леди Линдсей, с нескрываемым облегчением выпутываясь из черного платья. – Недостойно леди! Они…

   Я методично сложила ее платье, чтобы отнести в чистку. Для повторного выхода после дня на жаре оно однозначно не годилось.

    - Они всего лишь наблюдательны, миледи.

    - Было ужасно невежливо с их стороны давать все эти советы, - поуспокоившись, выдохнула Линдсей и уселась на табуретку перед трельяжем. В зеркалах отразился ее затылок и ровная волна льняных волос, ничуть не потускневших, несмотря на долгие часы под палящим солнцем. – Мне жаль, что тебе пришлось это выслушивать.

    - Некоторые советы были вполне дельными, - заметила я и забрала ее туфельки. – А некоторые… - я не выдержала и по-девчоночьи хихикнула. – Теперь мне даже хочется опробовать совет мисс Браун в деле и со следующим симпатичным джентльменом разговаривать, согнув колени. Просто ради того, чтобы посмотреть на реакцию.

   Линдсей тоже не сдержала смешок и тут же деликатно прикрыла губы кончиками пальцев.

    - Тебя это не расстраивает?

   Я пожала плечами.

    - Расстраивает. Не то, что я высокая, а то, что любая сердобольная дама при виде меня начинает фонтанировать мудрыми наставлениями. Попробовал бы кто посоветовать тому же мистеру Хайнсу приседать для разговора с женщиной!

   Линдсей практически подбросило на табуретке. Я замерла на корточках, по плечи в обувном шкафу, и выглянула из-за дверцы.

    - Он и есть та причина, по которой ты хочешь отсрочить помолвку с Джейденом Старром? – недоверчиво уточнила я, воскресив в памяти образ помощника детектива – нескладного, вытянутого и тощего, как жердь.

   Хотя, конечно, мне ли возмущаться по этому поводу?

    - Ты тоже наблюдательна, - мрачно отметила Линдсей и повернулась к зеркалам, чтобы вынуть серьги из ушей, - но нет. Детектив, с которым работает мистер Хайнс, сейчас занят расследованием смерти леди Саффрон Кроуфорд, и мистер Хайнс обещал сообщить мне, как только станут известны какие-либо подробности.

    - Вот как, - вдумчиво покивала я и подошла, чтобы вытащить из ее прически невидимки.

   Линдсей только махнула рукой, отказываясь ввязываться в обсуждение помощника детектива, - и одним этим убедила меня куда быстрей и эффективней, чем мог бы любой длительный монолог. Возможно, по Элиасу Хайнсу и сходила с ума вся женская половина прислуги Мангроув-парка, но на господский этаж это поветрие не задувало.

    - Разве мистер Хайнс не обязан хранить тайну следствия? – спросила я, разбирая волосы Линдсей на пряди.

   Она слегка запрокинула голову, довольно щурясь, но даже в этой позе отчего-то казалась напряженной.

    - Обязан, разумеется. Но Саффрон и я… - она на мгновение нахмурилась и открыла глаза. – Мы были близкими подругами. Никто не сможет рассказать о ней столько, сколько знаю я, и мистеру Хайнсу приходится с этим считаться. Пока, к сожалению, он – единственный, кто сомневается в том, что Саффрон могла покончить с собой из-за смерти кумира. Даже детектив Чаннаронг спешит закрыть дело.

   Ньямарангская фамилия заставила меня вздрогнуть от неожиданности. Несмотря на то, что Ньямаранг был колонией Вайтона около шестидесяти лет, местные не спешили ассимилироваться и принимать чужие порядки. Они предпочитали жить обособленными общинами и хранить древние традиции, – которые частенько противоречили имперским законам. Были, конечно, и исключения (в основном, среди молодежи), но они только подтверждали правило. Да и снисходительно-высокомерное отношение вайтонцев к ньямарангцам редко кому позволяло дослужиться до уважаемой должности. И вдруг – детектив?

    - Чаннаронг? – недоверчиво переспросила я, поймав ее взгляд в зеркале.

    - Самородок, - с тщательно замаскированным презрением пояснила леди Линдсей. – Самый опытный детектив в департаменте, да еще с самым высоким процентом раскрытых дел – в основном, правда, среди преступлений коренного населения. Полагаю, ему помогает знание внутренних порядков в общинах. В прочих делах он не столь успешен, но поддерживает дружескую связь с Каллумом Кроуфордом, так что расследование гибели Саффрон поручили ему. Боюсь, детектив оказался не готов к столь ответственному случаю, и все эти глупые статьи в желтых газетенках выбивают его из колеи, не позволяя сосредоточиться и сопоставить факты.

   Я осознала, что замерла, так и не закончив заплетать Линдсей косу, и поспешно заработала пальцами.

    - Неудивительно. Давление общественного мнения – это тяжело, особенно для ньямарангцев. Они привыкли держаться вместе, и одобрение сотоварищей для них крайне важно.

    - Разве получит он одобрение, замяв дело? – слегка поморщилась леди Линдсей – и вдруг округлила глаза. – Разве что если это одобрение будет от сугубо определенных сотоварищей…

   Поскольку мои мысли шли примерно в том же направлении, я не удержалась и приподняла бровь.

   Благовоспитанную леди подобный жест срезал бы моментально. Право, не женское это дело – грязнуть в подобных догадках. Леди должны блистать красотой и приносить жизнь, а не интересоваться расследованием чьей-то смерти.

   Однако благовоспитанную леди от благовоспитанной леди из древнего рода, облеченного властью, отличала одна характерная черта: вторая понимала, что если спускать чью-то смерть на тормозах, то приносить жизнь бесполезно – и ее оборвут рано или поздно какие-нибудь озверевшие интриганы, почуявшие безнаказанность.

    - В руках Каллума Кроуфорда фактически треть голосов Парламента, - по-своему истолковав мой взгляд, пояснила Линдсей. – И он – один из главных противников поправки, которая могла бы позволить Ньямарангу самостоятельно устанавливать вывозные пошлины. Их, несомненно, подняли бы, чтобы изыскать средства на строительство дорог и портов. Лорду Кроуфорду это было бы крайне невыгодно: основной его доход составляет торговля слоновой костью. В Ньямаранге спрос на нее невысок: местное население почитает слонов за священное животное и никогда не станет поддерживать убийства ради декора, даже если слонов специально выращивают на фермах; а среди ассимилировавшихся вайтонцев немногие могут позволить себе подобную роскошь. Как следствие, лорд Кроуфорд экспортирует слоновую кость и поделки из нее в Вайтон, Амарийский Халифат и Бройденское княжество. Товар и без того недешев, но повышение пошлин и вовсе лишит его изрядной части покупателей. Зато Ньямарангу поправка пошла бы только на пользу, позволив развить торговлю рисом и пряностями. Парламент рассматривает ее уже месяц и никак не может прийти к общему мнению. Но что, если вывести из игры лорда Кроуфорда?..

   Огонь азарта добавил красок обычно бледному лицу Линдсей, зажег румянец на щеках и окрасил кармином губы – губернаторская дочь в этот момент была так сказочно хороша, что я невольно залюбовалась, и она, заметив излишне пристальный взгляд, вдруг осеклась и опустила глаза.

    - Я увлеклась, - куда тише заметила она. – Должно быть, тебе вовсе не интересны парламентские склоки.

   Горячо уверять ее, что парламентские склоки – практически смысл моей жизни, я не стала. Аккуратно завязала ленту на толстой льняной косе и достала крем, стараясь ничем не выдать, что в голове у меня зазвенел тревожный звоночек.

   Джейден Старр, новый наследник лорда Кроуфорда и жених леди Линдсей, держал мастерскую и собственноручно изготовлял декоративные статуэтки из бронзы и слоновой кости. Но своего источника материалов у него не было – как и титула, как и власти. Как знать, что двигало этим «человеком искусства» и какие знакомства он водил?

   И как знать, не думает ли о том же самом леди Линдсей?..

    - Напротив, было занимательно узнать о сфере твоих интересов, - улыбнулась я и протянула ей баночку с кремом. – По-моему, леди слишком долго держали в стороне от политики, и сейчас международным отношениям точно не помешала бы женская рука.

   По крайней мере, так считал папа – но об этом я Линдсей точно была не готова сообщить.

    - У тебя чрезмерно радикальные взгляды для компаньонки, - заметила Линдсей – безо всякого, впрочем, осуждения. – Не вздумай озвучить это мисс Браун, не то ее советы начнут казаться благоразумными.

   Страшная угроза. Если бы Линдсей еще не хихикнула в конце, я бы точно прониклась.

    - Спать, - решительно объявила она, поднявшись. – Завтра – длинный и трудный день.

   Это точно.

   А перед ним еще нужно исхитриться и позвонить папе…

***

К Большому Выходу готовиться начали с рассвета.

   Линдсей, может быть, с удовольствием бы вздремнула еще пару часиков, но леди Изабель была неумолима: «Лебедь-шипун», небольшой океанский лайнер с нагорья Пхум Ми На-Тааб, должен был прибыть в Западный порт еще до полудня, и все семейство в полном составе выдвигалось встретить будущего жениха своей наследницы. Предполагалось, что Джейден Старр остановится в Кроуфорд-холле, но торжественный ужин в честь его приезда планировался в Мангроув-парке, и приглашение требовалось передать лично.

   Разумеется, для Линдсей это прежде всего означало, что все утро она будет вынуждена провести у зеркала.

   Поднятая с первыми лучами солнца, прекрасная леди без лишних сантиментов залезла в теплую ванну, нанесла на лицо питательную маску и благополучно продрыхла еще полчаса, пока я, втайне по-черному завидуя, носилась между ее гардеробной и будуаром леди Изабель, которая и мысли не допускала о том, что ее дочь вполне способна собраться без дюжины наставлений и советов почтенной матушки, особенно – в части того, что касалось выбора бюстье.

   Беспокойство леди Изабель я понимала прекрасно, но, когда ее камеристка все-таки исхитрилась упечь свою госпожу в утреннюю ванну, вздохнула с облегчением.

   Сонная Линдсей подобранное матерью платье оглядела с нескрываемым скептицизмом, но спорить не стала и покорно нырнула под стационарный фен, пока я расставляла на трельяже пузырьки и баночки. Никакой яркой декоративной косметики леди себе не позволяла, но это только усложняло задачу: попробуй-ка, добейся здорового цвета лица и блеска в глазах, если и румяна, и тени для век под запретом! К счастью, у меня за плечами была долгая тренировка на младшей принцессе, и дело спорилось. Леди Линдсей была готова к выходу через каких-то три часа, и выглядела более чем достойно для наследницы древнего рода – даже безо всяких скидок на неискоренимую вайтонскую блеклость красок.

   Леди Изабель пришлось прождать еще полчаса. Лорд Эванс и Линдсей благополучно успели позавтракать и даже несколько притомиться в ожидании, а достойная наследница где-то раскопала еще одну траурную ленту (вчерашнюю я точно забирала в чистку!) и самостоятельно повязала ее на рукав, дивно оттенив закрытое утреннее платье нежного персикового цвета. Эта лента и стала звездой утра, стоило леди Изабель спуститься в столовую.

   Лорд Эванс спрятался за газетой и сделался совсем незаметным – куда там папиным шпикам!

    - Линдсей, - с усталой укоризной вздохнула леди Изабель, снизойдя до кофе, - Джейден не видел тебя два года. Уместно ли демонстрировать скорбь в первую встречу, когда так важно освежить впечатления? Кто знает, может быть, от сегодняшнего дня зависит вся твоя семейная жизнь!

   Судя по каменному лицу Линдсей, примерно на это она и рассчитывала, и будь ее воля – вовсе надела бы полный траур, не ограничившись ленточкой.

    - Погибла моя лучшая подруга, мама, - ровным голосом отозвалась она. – Помимо нас, встречать Джейдена будут лорд и леди Кроуфорд, и демонстрировать равнодушие к этой потере – неуместно в куда большей мере. Они ведь станут моей второй семьей, и от их отношения ко мне зависит многое.

    - Но не столь многое, как от мнения будущего супруга, - справедливо заметила леди Изабель.

   Линдсей беззвучно отставила свой чай. Что она сказала, я не расслышала – в закуток для слуг заглянула Грейс и, едва бросив взгляд на столовую, демонстративно закатила глаза.

    - Нашла коса на камень, - еле слышно прокомментировала старшая горничная. – Сейчас еще переругаются, чего доброго. Эта траурная лента у них вместо яблока раздора. Хорошо еще, мистера Хайнса никто пока не упомянул…

    - Тогда бы вовсе пошли клочки по закоулочкам, - согласно вздохнул младший лакей, чье имя я никак не могла запомнить.

   Линдсей тем временем с остервенением сдирала «яблоко раздора» с рукава. Я потянулась было помочь, но вовремя спохватилась: пока прислугу никто не звал, в столовой показываться не следовало.

    - Надо будет сказать Эми, чтобы захватила капли для леди Изабель, - рассеянно отметила Грейс.

    - У леди Изабель шалят нервы? – удивилась я.

   По внешнему виду почтенной супруги губернатора скорее можно было заключить, что ее нервная система выточена из цельного куска алмаза и всяческим треволнениям подвержена примерно в той же степени, что бриллиант – морскому бризу. Впрочем, чему удивляться? Вайтонский этикет – одновременно и корсет, и броня для переживающих леди.

    - У леди Изабель шалит леди Линдсей, - глубокомысленно изрек лакей и осекся, когда в столовой обиженно и резко звякнула посуда.

   Линдсей дышала так тяжело, будто не пила чай в компании родителей, а пыталась вплавь оттащить «Лебедя-шипуна» от берега, дабы хоть как-то отсрочить помолвку. Леди Изабель сверлила ее взглядом. На белоснежной скатерти перед ней расплывалось неряшливое темно-коричневое пятно кофе.

   Лорд Эванс многомудро не высовывался из-за газеты.

    - Сбегаю за Эми, - выпалила Грейс и выскочила из закутка через черный ход.

   Младший лакей посмотрел ей вслед с нескрываемой завистью. Ему покидать закуток запрещалось до окончания завтрака.

    - …он – главный подозреваемый в убийстве Саффрон! Это он выиграл больше всех от ее смерти, пойми! – Воспитание не позволяло Линдсей повышать голос, но она прекрасно справлялась на одной экспрессии. – Как я могу радоваться встрече, если никто не может доказать его непричастность?!

    - Каком убийстве?! – возмутилась леди Изабель, и стало очевидно, у кого Линдсей училась выразительно орать, ни на децибел не отклоняясь от нормального уровня звука. – Саффрон покончила с собой, дело закрывают!

   Я начала догадываться, почему леди Изабель настаивала, чтобы ее дочь сопровождала компаньонка, готовая помочь с ее горем. Сама леди Изабель с этим явно не справлялась – в глазах Линдсей стояли непролившиеся слезы.

    - Она не могла просто покончить с собой, - дрогнувшим голосом возразила Линдсей. – Только не Саффрон. Да, ей нравился тот актер, но не до потери здравого смысла же!

    - Факты говорят обратное, - опрометчиво буркнул из-за газеты лорд Эванс.

   Эта ремарка заставила Линдсей выскочить из-за стола, обронив салфетку на пол.

    - Я не стану портить отношения из-за недоказанной вины, - твердо сказала она, сжав кулачки. – Но не ждите, что я буду с ним милой и брошу все силы, чтобы очаровать!

    - Линдсей! – впервые повысила голос Изабель.

   Но наследница непреклонно вышла из столовой, гордо подняв голову и звонко цокая каблуками. Я вздохнула – что ж, по крайней мере, аристократический скандал хорош тем, что вся посуда цела и ничья морда не набита, – и тихо просочилась мимо младшего лакея на кухню. Позавтракать толком Линдсей не успела, а бурчать животом на жениха – однозначно дурной тон.

   Леди Линдсей сидела перед трельяжем в своей гардеробной, ссутулившись и упершись локтями в полочку для косметики, и мрачно рассматривала отражение своего лица в рамке из холеных ладоней. Настроение у нее испортилось в достаточной степени, чтобы поднос с холодными сэндвичами с индейкой на травах и кофе со льдом не вызывал особого интереса, но прогонять меня она не спешила.

    - Марион, - хрипловато, будто едва не сорвала голос, произнесла она, обернувшись. – А эти твои гадания на кораллах… насколько они точны?

    - Еще никто не жаловался, - отозвалась я, пристроив поднос перед ней. – Но даже мистер Хайнс не станет рассматривать их как доказательство вины или невиновности, а мистер Чаннаронг и вовсе усомнится в здравомыслии тех, кто полагается в таких делах на гадания.

    - Само собой, - мрачно кивнула Линдсей, с легким отвращением покосившись на еду. – Я и сама в нем уже сомневаюсь. Но ведь так очевидно, что выгоднее всего смерть Саффрон была Джейдену! Будь я парламентарием из числа тех, кто готов на все, чтобы провести поправку о свободах для Ньямаранга, Джейден Старр был бы первым человеком, к которому я бы обратилась! А мистер Хайнс его даже не проверял, поскольку до сих пор он был вне его юрисдикции, а мистер Чаннаронг вовсе не рассматривал возможность, что Саффрон была убита, не сама вскрыла себе вены…

   Поразмыслив, она все-таки вцепилась в сэндвич, но съела только один кусочек – а потом ее осенило:

    - Но что, если погадать на что-то такое, что могло бы привести к убийце? Ведь какую-то ошибку он должен был совершить, невозможно продумать преступление подобного масштаба так, чтобы не осталось вовсе никаких следов! – Линдсей отложила сэндвич и с надеждой подалась вперед, словно после подобного предположения я уже должна была разложить по полочкам, кто же убил Саффрон Кроуфорд и как заставить его ответить за совершенное.

   Увы, если бы все было так просто, я вполне могла бы остаться на юге Ньямаранга и указать на виновного оттуда.

    - Логично, чтобы получить правильные ответы, нужно задать правильные вопросы, - вздохнула я, покосившись на позабытый сэндвич. – Но какие это будут вопросы? Боюсь, решать тебе. Я не знала Саффрон, а слуги не спешат обсуждать со мной покойную, поскольку дорожат своими местами и точно знают, чего делать не следует.

   Линдсей поникла, взяв высокий стакан с холодным кофе. Запотевшее стекло неохотно отогревалось под ее пальцами, и к донышку скользнуло несколько капелек.

    - Я постараюсь уговорить мистера Хайнса снять копию с дела, - решительно объявила она, так и не отпив, и поставила стакан обратно на поднос. – Перед ужином у меня будет пара свободных часов, как раз позвоню в участок и расскажу тебе о Саффрон. Для начала любое гадание сойдет, знать бы, от чего отталкиваться… - она проследила мой взгляд и тяжело вздохнула. – Ты позавтракать не успела или беспокоишься, как бы я не упала в голодный обморок прямо в порту?

    - И то, и другое, - не стала кривить душой я.

   У меня был шанс заглянуть на кухню утром, но леди Изабель прислала за мной Эми, которая, казалось, вовсе не ложилась спать. А потом я как-то забегалась – но для меня это было вполне нормально, в Зимней королевской резиденции царили весьма похожие порядки.

    - Ешь, - Линдсей кивнула в сторону второго сэндвича. – Мне и этого довольно. Обедать наверняка будем в Кроуфорд-холле, а оттуда еще никто не выбрался до третьей перемены блюд.

   Я не заставила себя уговаривать.

   Лонгтаун вырос за мангровой рощей, и основным ресурсом здесь была древесина – но ровно до тех пор, пока город не вытянулся вдоль всего побережья, захватив окраинами старый военный порт. После завоевания Ньямаранга тот почти не использовался и содержался в относительном порядке, кажется, сугубо ради красивой отчетности. Разросшийся город вдохнул в него новую жизнь.

   Жители оправились от беспорядков и смуты, начали обзаводиться хозяйствами и обрастать жирком. Их уже не удовлетворяло местное производство. Им хотелось заморских диковинок, книг и журналов из Вайтона, легких, но сказочно прочных тканей из Амарийского Халифата, редкого кофе с южных плантаций, с мягким вкусом и кислинкой, какао-бобов из Фурминта и новеньких блестящих автомобилей из Дезервийского княжества. Везти товары через половину континента было невыгодно; новые дороги Ньямарангу и впрямь требовались позарез, но строились мучительно медленно. Ответом на скачок спроса на импортные товары стал разросшийся, подобно самому Лонгтауну, Западный порт.

   Обычно здесь было многолюдно и шумно настолько, что гомон толпы не перекрывали даже крики откормленных белых чаек, сколько бы они ни старались доораться до сородичей. Но в честь прибытия губернатора доки резко опустели, а матросы на двух солидных прогулочных катамаранах держались тихо и деликатно, будто на великосветском рауте. Попрошаек – и тех не было видно, только в щелях между неуклюжими морскими контейнерами временами проглядывали любопытные носы вездесущих чумазых мальчишек.

   «Лебедь-шипун» уже заходил в гавань, опережая расписание. Пахло в порту не слишком изысканно, и леди Изабель, не стесняясь, прижала к носу платочек. Линдсей держалась молодцом – только вздрогнула, когда на пирс вдруг набежал неожиданно холодный ветер, безжалостно согнувший прибрежные баррингтонии, вынудив их обронить в забеспокоившееся море несколько плотных кожистых листьев.

   Я придержала взметнувшуюся юбку и достала солнцезащитные очки для Линдсей. Та непонимающе нахмурилась, и я указала ей на небо.

   Поначалу ничего заметно не было; затем солнечный диск будто изогнулся, приняв престранную форму – и, наконец, начало темнеть. Полное затмение вступало в свои права, и крики чаек вдруг стихли.

   Их заменили крики человеческие.

   Выскакивали из своих укрытий мальчишки, несся куда-то служащий порта с фонариком и дикими глазами, зажигались огни на пристани. «Лебедь-шипун» сбросил ход, но уже было очевидно, что остановиться он не успеет и придется вставать на стоянку в густом полумраке, так внезапно опустившемся на порт.

   Какая-то сухонькая старушка в жутких лохмотьях, невесть как умудрившаяся затаиться вместе с малышней, выкатилась под ноги лорду Эвансу и взвыла в голос:

    - Дорога из костей, и сами вы станете костьми!

   Губернатор шарахнулся, едва не сбив с ног супругу. Наперерез блаженной бросился какой-то матрос, с криками и руганью потащивший старушку куда-то в сторону доков. Судя по полному отсутствию какого-либо удивления, этот номер она откалывала с завидной регулярностью, и ее считали безвредной.

   Мгла все расползалась, и под ее покровом сморщенная кожа старухи из карамельно-смуглой, как у всех ньямарангцев, вдруг превратилась в эбеново-черную. Матрос ругался на чем свет стоит, но не мог перекрыть воплей:

    - Придет, он придет! Прочь, вы, ходячие мертвецы! – старуха упиралась изо всех сил и грозила пальцем с распухшими суставами – почему-то именно нам, хотя матрос тоже был вайтонцем.

   Леди Изабель остолбенела и молча смотрела ей вслед, хлопая ресницами и по-прежнему прижимая к носу платок. Лорда Эванса она взяла под локоть, и было непонятно, кто там кого на самом деле поддерживает.

   Линдсей деликатно тронула меня за плечо, и я спохватилась – надо же, сама не заметила, когда успела задвинуть ее себе за спину!

   Но леди, как выяснилось, волновала вовсе не моя бесцеремонность из благих побуждений. Наползшая на пирс тень стала еще гуще; «Лебедь-шипун» подошел почти вплотную, и мы стояли как раз там, куда должны были бросить сходни. Я извинилась и отступила в сторону, увлекая за собой Линдсей – это-то нас и спасло.

   Отвлеченные старухой и ее сумасшедшими криками, мы не сразу обратили внимание, что лайнер не успел скинуть скорость в достаточной степени. На палубе кто-то закричал, и мы обернулись аккурат вовремя, чтобы своими глазами увидеть, как белоснежная громада «Лебедя-шипуна» налетела на причальный демпфер, и он лопнул, как воздушный шарик.

   Тонны бетона под нашими ногами содрогнулись, и пахучая морская вода поднялась сплошной волной, едва не перехлестывая через пирс. Брызги все-таки долетели, заляпав солью юбки, но это было меньшей из проблем.

   Лайнер качнулся на обратном токе и снова налетел на пирс. Мучительно застонала сталь обшивки, перекрывая крики с палубы, где уже столпились пассажиры. Чей-то чемодан перевалился через леер и грохнулся на бетон пирса, тотчас раскрывшись; из распахнутого нутра выглянули небрежно скомканные вещи, а какая-то странная проволочная конструкция в локоть длиной и вовсе вылетела наружу и подкатилась под ноги Линдсей.

    - В сторону, Ваша Светлость!

   Лорд Эванс заторможенно сморгнул, но так и не рассмотрел, кто это раскомандовался на пирсе: служащий порта выскочил с переносным фонарем, и неверный свет причудливо искажал лицо. За его спиной угадывались силуэты помощников, и леди Изабель решительно потянула мужа прочь с дороги, требовательно оглянувшись на нас с Линдсей.

   Но наследница смотрела не на мать.

   По корпусу лайнера протянулась длинная трещина, и судно черпало воду.

    - В сторону! – повторил служащий порта, и я потянула замешкавшуюся Линдсей прочь от лайнера.

   К пирсу с чудовищным шумом подъехала какая-то колымага на последнем издыхании. В ней тоже орали, громко, безостановочно и бестолково, и внимать отчего-то не тянуло. Я потащила Линдсей следом за ее родителями; благоразумия, чтобы вовсе убраться с причала, им не хватило, но, по крайней мере, они освободили дорогу для служащих порта и не маячили на проходе, дружно застыв чуть в стороне от въезда на пирс.

   «Лебедя-шипуна» все качало и качало на волнах. Темнота на какое-то время стала почти непроглядной, и ритмичные удары корпуса о пирс отдавались дрожью бетона и мерзкой вибрацией в костях. Что-то звучно плюхнулось в воду, и рука Линдсей на моем локте окаменела от напряжения. Вопли с палубы приобрели оттенок паники, и я прижала пальцы к губам, подавив невольный возглас.

   Тени вздрогнули и задвигались. В воде засеребрилось отражение света фар, и на причал выкатилась еще одна машина. Ее водитель, в отличие от служб порта, к пирсу вовсе не спешил.

    - Что происходит?! – нервно воскликнула женщина, распахнув дверцу автомобиля, и только потом поспешно выскочила, едва не подвернув ногу в изящной туфельке на головокружительном каблуке.

   Ее спутник вышел с другой стороны и хранил похвальное молчание, даже когда «Лебедь-шипун» с совершенно не лебяжьей грацией напоследок чиркнул боком по пирсу.

    - Сибилла, - первым обернулся лорд Эванс. – Кажется, лайнер вошел в порт раньше времени и не смог правильно причалить в темноте. Сейчас пассажиров эвакуируют.

   Я удивилась было, как он сумел что-то разглядеть в полумраке и всеобщей суматохе, но быстро сообразила, что лорд Эванс просто счел своим долгом успокоить леди, хотя сам пребывал в таком же нервном неведении, как и все остальные. А спутник Сибиллы по-прежнему хранил какое-то нездорово отстраненное молчание, повернувшись в сторону стонущего всеми сочленениями корабля, и я поневоле присмотрелась.

   В полумраке первой бросалась в глаза какая-то безразличная обреченность в позе: ссутуленные плечи, безвольно повисшие руки, склоненная голова. Люди этого круга никогда не позволяли себе держаться подобным образом, но приличия и требования этикета мужчину не волновали ни капли.

   Что ж, вот, значит, каков Каллум Кроуфорд. Амбициозный выскочка из торговой гильдии, разбогатевший на поставках ньямарангского шелка в Вайтон, добившийся руки баронетессы Сибиллы Айден и превративший две заложенные фермы ее отца в финансовую империю, которой правил твердой рукой. Он заставил замолчать газетчиков, превративших выгодный брак в скандал на первой полосе, подмял под себя гордых лордов Парламента, зубами выгрыз себе место в совете объединенного торгового флота Ньямаранга… и сломался, когда умерла его единственная дочь.

   Сейчас это было болезненно очевидно. Он хорошо выглядел, дорого одевался, ездил на автомобиле последней модели – но стоило его супруге отвернуться, как он просто застывал, уйдя в себя и не проявляя абсолютно никакого интереса к происходящему.

    - А Джейден? – дрогнувшим голосом спросила Сибилла, стиснув в руках сложенный веер. К состоянию мужа она, кажется, притерпелась, но ей явно внушала ужас одна мысль о том, что ей все-таки придется справляться с его предприятиями самостоятельно.

    - Пока ничего не известно, - удрученно покачала головой Изабель и подхватила Сибиллу под руку, когда леди побелела и заметно пошатнулась. – Все решится в считанные минуты, вот увидишь. В конце концов, лайнер уже в порту, а не где-нибудь в открытом море.

   Я предпочла не тратить время на словесные утешения, а попросту запустила руку в сумочку и наощупь отыскала продолговатый флакончик с тремя насечками на колпачке. Стоило открыть его, как по причалу растекся резкий запах, перебивший даже привычную портовую вонь. Но, сунутый под нос Сибилле, флакончик оказал практически волшебное действие: леди мучительно скривилась, закашлялась – и тут же передумала падать в обморок.

    - Ужасно, - пожаловалась она, промокнув уголки глаз. – Что это было?

    - Маленькая женская хитрость, - я предпочла уклониться от ответа и скромно опустила глаза – и потому первой заметила, как ровную серебристую дорожку света на воде нарушила нехарактерная рябь: словно кто-то греб по диагонали относительно прибоя, уже несколько неритмично и суматошно.

   Следом за мной к гавани развернулась Линдсей, но у кого из нас первой вырвался неприличный возглас, я бы не поручилась.

   На свет фар из полумрака выплыл полностью одетый парень, наморщил лоб – и одарил всех присутствующих такой смущенной мальчишеской улыбкой, словно нырнул в мутную припортовую воду просто интереса ради, а теперь не знает, как оправдываться, но все еще считает затею забавной. До первой выволочки.

    - Джейден! – ахнула Сибилла и тряхнула супруга за плечо. – Помоги же ему!

   Каллум Кроуфорд на мгновение поднял глаза и неспешно потянул с себя пиджак, снова вернувшись к созерцанию бетона под ногами, благо из-за темного диска наконец-то выглянул первый солнечный луч. Он прочертил длинную золотистую дорожку на прибрежных водах, и в его свете насквозь мокрая макушка наследника финансовой империи Кроуфордов приобрела оттенок жженого сахара. Блики на волнах заставили Джейдена смешно зажмуриться, наморщив нос, и окрасили золотом поднятые на поверхность кисти рук – аристократически узкие, с длинными чувствительными пальцами.

   Словом, у меня не было решительно никакого объяснения холодку дурного предчувствия, сковавшему внезапно потяжелевший затылок.

    - Хватайся! – лорд Эванс бросил на воду невесть где раздобытый спасательный круг на веревке и теперь спешно приматывал ее конец к столбику защитного ограждения. – Как тебя угораздило?..

   Джейден отфыркался от окатившей его волны и с нескрываемым облегчением вцепился в спасательный круг.

    - Упал с палубы, когда корабль раскачало, - смущенно отозвался он. Я смерила взглядом расстояние от лайнера до нас и невольно прониклась уважением. – Сначала постарался отплыть подальше, чтобы под корпус не угодить, а потом заметил свет.

    - Какой ужас, - выдохнула Сибилла и, забывшись, сама бросилась вытягивать наследника на сушу.

   Джейден окончательно засмущался и вылез из воды почти самостоятельно. Благодарно кивнув, накинул на плечи пиджак лорда Кроуфорда и с облегчением улыбнулся, хотя по-прежнему заметно пошатывался после незапланированного заплыва через половину порта.

   Улыбка была светлой и неожиданно искренней. Выглянувшее солнце разом сбросило с его лица добрый пяток лет: никаких горизонтальных морщинок, прорезающих лоб, пока не было – просто за Джейденом водилась привычка приподнимать брови, будто в вечно детском удивлении от происходящего, и смотреть на собеседников в упор.

   И это – папин главный подозреваемый?!

   Примерно с меня ростом – на каблуках я даже возвышалась над ним на пару сантиметров - в мокрых брюках, облепивших неожиданно стройные ноги, босой и продрогший, - Джейден совершенно не походил на человека, способного провернуть сложную многоходовку ради прибыли, выгодной партии и положения в обществе. Он терялся, смущался, и его явно распирало от смеха – то ли от нервов, то ли в приступе внезапной самоиронии; он героически сдержался, пулеметной очередью выдал все полагающиеся приветствия, комплименты и благодарности… а потом поднял взгляд на меня – и застыл.

   А я вдруг ощутила непреодолимое желание спрятаться за спиной у леди Линдсей.

   У милого паренька с улыбкой двенадцатилетнего мальчишки были глаза мясника, оценивающего, как бы посподручнее расчленить тушу. Жесткий, расчетливый взгляд пристально изучил меня снизу вверх: от строгих туфель на маленьком каблуке – к подолу темно-синей юбки и выше, к тонкому кожаному ремешку на талии; чуть задержался на груди и намертво застыл на линии шеи, заставив как никогда пожалеть о том, что влажная ньямарангская жара моментально поставила крест на вайтонской моде на высокие воротники.

   Выбившаяся из пучка прядка скользнула по щеке, моментально распрямившись и потянувшись вслед за полуденным бризом.

    - Моя компаньонка, миз Марион Лат-Блайт, - каким-то странно сдавленным голосом представила меня Линдсей. – Мистер Джейден Амброуз Старр, эсквайр, двоюродный племянник лорда Каллума Кроуфорда.

   Теперь его улыбка уже не казалась очаровательно мальчишеской. Я пробурчала все полагающиеся формы вежливости таким тоном, что, должно быть, Джейден счел меня прескверной компаньонкой, но это, по крайней мере, заставило его отвлечься и успокоить Сибиллу, которая никак не могла увериться, что с драгоценным наследником все в порядке. Я расслабила плечи – и только тогда поняла, как же была напряжена.

    - Боюсь, обед придется немного отложить, - все еще несколько нервно произнесла Сибилла. – Надеюсь, вы не обидитесь, Изабель, Бенджи, Линдсей… Джейдену нужно скорее домой и в горячую ванну. Где твой багаж, дорогой?

   Джейден смущенно улыбнулся.

    - Не знаю. Чемодан улетел с палубы куда-то в сторону пирса, и все перепугались, что это кто-то из пассажиров, бросились смотреть и оттеснили меня к противоположному борту. Я даже не успел увидеть, куда чемодан упал, - он чуть поежился и поплотнее запахнулся в пиджак с чужого плеча. – Там была заготовка для новой статуэтки… впрочем, неважно, все равно она была неудачной.

   Я вспомнила странную проволочную штуковину, вылетевшую из чемодана, свалившегося Линдсей под ноги, и невольно развеселилась.

   Если это прибытия Джейдена так ждали доморощенные ориумные пророки, то их долгожданный спаситель, увы, оказался с руками не из золота, а из задницы, и никакие солнечные затмения и грозные взгляды не могли окружить его подобающим случаю зловещим ореолом.

    - Поедем к нам, - предложил лорд Эванс, - если уж совместный обед придется отложить, то пусть состоится хотя бы воссоединительный ужин. Миз Марион, вас не затруднит разузнать, что случилось с чемоданом, и привезти его в Мангроув-парк? – он дождался, пока я не склонила голову, и продолжил: - Прекрасно. Тогда мы можем отправляться немедленно, пока никто не простыл. Я одолжу что-нибудь из своих вещей, пока не привезут твои, Джейден.

   Тут лорд Эванс себе несколько польстил: наследник Кроуфордов был заметно шире его в плечах и на пару сантиметров выше, но вежливость не позволила ему возражать. Безропотного Джейдена погрузили в машину Кроуфордов, и та, взревев двигателем, бодро покатила к выезду из порта, но мне еще долго мерещился тяжелый изучающий взгляд в спину – словно милый паренек примерялся, как бы посподручней вырезать из меня рибай и короткое филе.

    - Я вернусь на такси, - сообщила я Линдсей, неуверенно замявшейся у автомобиля Эвансов, - и сразу поднимусь.

    - Хорошо, - все еще с некоторым сомнением согласилась она, - я буду у себя в комнате.

   А я направилась обратно к пирсу, запустив руку в сумочку и перебирая флаконы в специальном отделении. Чемодан волновал меня в куда меньшей степени, нежели причины аварии (случайность или хорошо проплаченная постановка ради пущей мистики?), но в обоих случаях было никак не обойтись без хорошей порции бальче.

   В Мангроув-парк я явилась гораздо позже, чем рассчитывала, и приторную жвачку с ударным количеством перечной мяты рискнула выбросить только у самого особняка, когда она уже потеряла всякий запах (к сожалению) и вкус (к счастью). Уже в служебном коридоре я замешкалась, прикидывая, насколько уместно будет принести чемодан лично, да еще после того, как мы с матросами с «Лебедя-шипуна» приговорили солидную бутыль контрабандного рома из Дезервийского княжества – пусть одну на шестерых, пусть ведьминский дар не позволял толком захмелеть, но все-таки с бальче мешать не стоило…

    - Марион!

   Точно, не стоило: реакция упала до критической отметки.

    - Добрый день, миссис Уайтглоу, - отозвалась я излишне четко.

   Обед, очевидно, уже был готов. Суматоха на кухне улеглась, и миссис Уайтглоу мирно попивала чай, пока лакеи носились между черным этажом и столовой, накрывая к обеду. У меня времени на чай не было (а жаль, не помешало бы), и я натянуто улыбнулась поварихе.

    - Я разыскала чемодан мистера Старра, - доложилась я и для наглядности приподняла тяжелый черный кофр с серебряной отделкой. – Кто будет выполнять обязанности его камердинера, пока он гостит в Мангроув-парке?

   Миссис Уайтглоу на мгновение неодобрительно поджала губы:

    - Мистер Старр отказался от помощи слуг, - сообщила она, - сказал, что не привык к подобному. Оставь чемодан у мистера Хантингтона, он пошлет кого-нибудь из лакеев… - повариха вдруг замолчала, уставившись куда-то мне за спину, и тотчас поднялась на ноги.

   Я оборачивалась медленно и неохотно, уже догадываясь, кого увижу.

   Джейден Амброуз, чтоб его, Старр стоял на нижней ступеньке черной лестницы, положив одну руку на перила, и сосредоточенно сверлил меня взглядом – почему-то вовсе не ту часть, которой обычно уделяют повышенное внимание джентльмены, подошедшие к даме сзади, а линию шеи и плеч. Утром я привычно убрала волосы в высокую объемную кубышку, и сейчас открытая шея ощущалась особенно уязвимой, хотя несколько прядок давно выбились из прически и теперь липли к разгоряченной коже.

   Джейден не отвел взгляд, даже когда я повернулась к нему лицом. О манерах он вспомнил только после того, как я кашлянула и поздоровалась, но зато тут же расцвел самой очаровательной улыбкой из всего своего арсенала:

    - Не стоит утруждать лакеев, кажется, они и без того заняты, - наследник гигантской финансовой империи смущенно покосился на снующих туда-обратно слуг в ливреях и посторонился, прижавшись бедром к перилам, а потом и вовсе соскочил со ступеньки и шагнул ко мне. – Я сам, спасибо. Вы настоящая волшебница, миз Марион, я уже и не чаял увидеть свои вещи, - он перехватил у меня ручку чемодана, мазнув горячими пальцами по моему запястью, и смущенно заулыбался за мгновение до того, как едва не выронил кофр. – Забыл, какой он тяжелый…

   Я отступила назад, но он уже успел принюхаться и едва заметно нахмурился и наконец-то поднял взгляд выше моей шеи.

    - К сожалению, чемодан раскрылся при падении, - отчиталась я и сделала еще один маленький шаг назад. – Вещи вывалились, и я не уверена, что удалось собрать все.

    - Ерунда, главное – сам чемодан, - доверительно сообщил Джейден, вежливо промолчав об унюханном. – Это работа моего учителя. – Он любовно провел пальцами по серебряной чеканке на боку чемодана и снова поднял взгляд на меня – такой же оценивающе-мясницкий, совершенно не сочетающийся со смущенной улыбкой и ямочкой на левой щеке. – Как я могу отблагодарить вас, миз Марион?

   Я сжала губы. Вариант «подписать чистосердечное признание и чинно удалиться в подвалы Тайной Палаты», к сожалению, не рассматривался, а малейшее изменение в моей мимике Джейден отслеживал с такой маниакальной внимательностью, словно выражение моего лица могло как-то помешать ему прокрасться ночью с ножом в комнаты слуг.

    - Это моя работа, мистер Старр, - сдержанно отозвалась я и повернулась на звон колокольчика на служебной доске: звонили из спальни Линдсей. – Прошу прощения, меня вызывает леди.

   Он посторонился, пропуская меня к лестнице. Я пулей взлетела по ступенькам, прижимая к боку изрядно полегчавшую, но прибавившую в объеме дамскую сумочку. Оборачиваться я не стала, но была готова биться об заклад, что Джейден по-прежнему смотрит мне вслед, неосознанно обрисовывая пальцем чеканные серебряные листики на чемодане.

   Не ошиблась ли я, вернув его владельцу?..

   Линдсей едва успела к обеду, а я влетела в закуток для слуг при столовой, так и не поправив прическу. Хозяева уже приступили к первому блюду, и младший лакей проскользнул мимо меня и незаметно прислонился к стене, давая хоть какой-то отдых ногам. На разговоры его не тянуло, чему я только порадовалась – так и не смогла вспомнить, как же его зовут, да и за столом велась чрезвычайно интересная беседа: оба семейства разом наседали на Джейдена, пытаясь выяснить, что он планирует делать с дальнейшей жизнью теперь, когда он стал наследником Кроуфорд-холла и потенциальным кандидатом в губернаторы. Вслух этого, разумеется, не произносили, но само собой подразумевалось, что его взгляды на будущее должны резко измениться. А Джейден…

   Терялся. Не мог подобрать слова. Смущался, как мальчишка, и пытался перевести тему на что-то более привычное: на грядущую выставку ар-деко в центральной галерее Лонгтауна, на визит именитого художника и (видимо, в край отчаявшись) на какую-то технику золочения декоративных панно. Во всем его поведении до болезненного ясно прослеживалось, что привык он совершенно к другой жизни, и ему чужды как традиции высокого застольного этикета, так и светские приемы и обязательные визиты к людям определенного круга.

   А ведь Кроуфорды обязаны представить своего наследника, и им придется вытесать из провинциального скульптора утонченного светского льва – как бы иронично это ни звучало.

   Или Джейден был гениальным актером, или тоже это понимал, и перспективы его не радовали. Слишком быстро все переменилось – и теперь от него ждали, что он так же стремительно перекроит всю свою жизнь.

   А она ему, кажется, нравилась: о скульптуре Джейден говорил с нескрываемым интересом и страстным блеском в глазах, и в конце концов гостеприимные хозяева смирились, позволив застольной беседе повернуть на искусство.

    - А над чем ты работаешь сейчас? – подала голос Линдсей – кажется, впервые с начала обеда.

   Джейден улыбнулся ей куда радостнее, чем потенциальной теще, которая еще не теряла надежды прощупать возможного зятя на предмет дальнейших планов, но все же как-то… без искры? Так улыбаются близким родственникам и лучшим друзьям, но никак не обожаемым невестам. Впрочем, чего я ждала от брака в высшем свете?..

    - Я думал о серии статуэток экзотических танцовщиц, - признался он несколько смущенно – догадывался, что тема вряд ли подходила для обсуждения при теще, пусть и помолвку официально еще и не заключили. – Но, признаться, столкнулся с некоторыми затруднениями. Мне нужна натурщица, а я никак не мог найти подходящую… - он запнулся, отложил вилку и поднял взгляд, вмиг преобразившись: из растерявшегося мальчишки – в хорошо знакомого мне мясника с маниакальными наклонностями, Линдсей даже вздрогнула от неожиданности. – Вообще-то, Линдсей, я хотел попросить об услуге твою компаньонку, если она и ее супруг не будут против.

   Я потеряла дар речи.

    - Марион? – пришла очередь Линдсей теряться.

   Воспитание не позволяло ей озвучить то, о чем она наверняка подумала: тощая дылда, классический синий чулок – в натурщицы для скульптора, который решил ваять экзотических танцовщиц?! Несоответствие типажей было столь очевидно, что младший лакей, не выдержав, фыркнул – и тут же опасливо покосился на меня, словно опасался, что я нашлю на него какую-нибудь порчу в отместку за насмешки. Но я и сама едва не расхохоталась, чего уж там.

    - Она практически идеально подходит для моей задумки, - кивнул Джейден, словно не заметив закаменевшее лицо леди Изабель и неодобрительно поджатые губы леди Сибиллы. – Наверное, это не сразу заметно для нетренированного взгляда, но когда я закончу, вы сами удивитесь, как не рассмотрели в ней внутреннюю искру.

   На этот раз мы с лакеем смешками давиться начали одновременно. Из столовой закуток для слуг не просматривался, а Джейден, должно быть, вовсе о нем не знал – иначе был бы куда осторожнее с выбором слов. Хотя… учитывая, что «нетренированный взгляд» и «внутреннюю искру» он умудрился упомянуть в присутствии потенциальной невесты и ее матери, подобный стиль речи для него, похоже, не был чем-то из ряда вон. Подумал – сказал, в лоб и безо всякой задней мысли.

   И чем дольше я за ним наблюдала, тем меньше мне верилось, что он действительно может быть никак не вовлечен в закручивающийся заговор.

   Не бывает среди успешных дельцов таких людей: открытых, прямолинейных, неуклюжих и простых, безо всякого второго дна. Настоящие таланты – из тех, кто не способен видеть ничего, кроме своего искусства и своей страсти, – куда чаще прозябают в нищете и неизвестности, потому что одного таланта мало, чтобы управиться с бухгалтерией, кадрами и договорами с фабриками и поставщиками.

   Разве что у Джейдена Старра имеются полезные связи? Нужно будет поинтересоваться, но…

   Я наблюдала за тем, как он с жаром расписывает ошеломленной Линдсей мои скрытые достоинства, и чувствовала странное ожесточение. Джейден нравился мне все меньше и меньше, хотя я не смогла бы объяснить почему, - но своему чутью привыкла доверять безоговорочно, а потому уже мысленно строила планы на вечер.

   Свою сумочку я оставила в гардеробной Линдсей – но оно и к лучшему: во внутреннем кармашке своего часа дожидались платок с монограммой и покореженная чьей-то неосторожной ногой проволочная заготовка для статуэтки, одинаково пригодные для успешного гадания. Линдсей наверняка захочет присутствовать, и я не видела причин ей отказывать.

   В конце концов, это и ее подозрения тоже. И, что куда важнее, ее жених!

    - Право, Джейден, - вклинилась леди Сибилла, не выдержав оды чужой прислуге, - скульптуры подождут. В конце концов, ты ведь не сможешь связываться с цехом литья на Пхум Ми На-Тааб отсюда! Нужно будет подыскать другую фабрику или открыть дополнительные цеха на Кроуфорд Мануфактори.

    - Об этом я еще не думал, - несколько помрачнел Джейден. Такие прозаические проблемы явно занимали его куда меньше вожделенной серии статуэток. – Да и к тому же, пока мне нечего передавать в обработку. Первый образец я всегда делаю сам, вручную.

    - Тебе следует обсудить все с самой Марион, - неожиданно тепло сказала Линдсей. – Я передам ей твою просьбу. У нее будет свободное время после ужина.

    - Правда? – Джейден расцвел такой счастливой улыбкой, что у меня сердце в пятки ушло. – Ты не против?

    - Главное, чтобы Марион не возражала, - с легкой неуверенностью отозвалась Линдсей – будто предчувствовала, как же сильно я буду возражать.

    - Сама подумай, второй такой шанс, может, вовсе не представится! – с горячностью убеждала меня Линдсей, выворачиваясь из-под моих рук, пока я непреклонно разбирала её причёску: к ужину все равно полагалось сделать новую, подходящую к вечернему платью. – Даже чтобы сделать несколько фотографий для будущих статуэток, понадобится несколько часов с Джейденом наедине!

   Это-то меня и напрягало.

    - Ты сможешь осторожно разговорить его, внушить доверие...

    - За несколько часов? – скептически уточнила я.

   Линдсей несколько стушевалась.

    - Ладно, пусть не сразу, - смирилась она, - но ведь не с первого же раза он сможет сделать именно то, что хочет видеть в своих статуэтках! Постепенно, осторожно...

   Я могла бы рассказать ей о паре-тройке характерных любительских "постепенно, осторожно", которые едва не стоили папе расследования, если не кресла. Но молчала, потому как за один из случаев была ответственна лично, и этого хватило, чтобы усвоить урок.

   Без подготовки и доклада рядом с подозреваемыми чихать нельзя, не то что на фото позировать!

    - Если он обидится из-за отказа, налаживать контакт придётся мне, - напомнила Линдсей.

   Я выпустила её волосы и отступила на шаг, выразительно изогнув бровь. Линдсей покосилась на моё отражение в трельяже и вздохнула с показным терпением.

    - Ты пришла наниматься на место моей компаньонки сразу после того, как стало ясно, что лорд Кроуфорд не оправится от смерти дочери, по крайней мере, в ближайшее время. Сразу подружилась со всей прислугой, даже мистер Хантингтон тепло отзывался о тебе в первый же вечер – а он исключительно недоверчив, когда дело касается новых людей в доме. А ещё у тебя высочайшие рекомендации из дворца – и это при том, что ты не носитель языка, не педагог и не психолог. Но на откровения меня вызвала моментально... продолжать?

   Бровь я не опустила, но мысленно поставила отделу подготовки минус два по десятибалльной шкале. Как это они прозевали столь наблюдательный объект в подотчетном доме?! Понадеялись, что давнего маминого знакомства с леди Изабель хватит, чтобы ко мне сразу отнеслись как к своей?..

   Ладно, справедливости ради, то, что мама долгое время жила рядом с Мангроув-парком и гадала для будущей супруги губернатора, тоже здорово помогло делу. По крайней мере, пока она управляет особняком, меня никто не уволит без согласования с папой, но халатной подготовки это никак не извиняет!

    - Очевидно, что у тебя гораздо лучше получится найти общий язык с Джейденом, - не сдавалась Линдсей, и не подозревая, что ее излишняя сметливость могла стоить кое-кому работы в Тайной Палате. – А я могу ненароком сказать что-нибудь не то или чем-то выдать свои подозрения...

   И не поспоришь ведь.

    - Пара вечеров, - мягко попросила она. – Просто присмотрись к нему. Не обязательно беседовать по душам, чтобы заприметить главное.

   Тут я бы поспорила. Но не с ней, пожалуй.

    - Тебе самой любопытно! – не выдержав моего выразительного молчания, заявила Линдсей обвиняющим тоном.

   С этим я тоже не стала спорить.

    - И ты наверняка стащила что-то у него из чемодана, - непреклонно заметила она.

    - Намерены шантажировать меня этим, миледи? - всё-таки не стерпела я.

    - Если придётся. - Линдсей обернулась. – Но вместо этого я предпочла бы присутствовать на гадании и знать, что происходит в мастерской моего будущего мужа.

   Пожалуй, я начинала догадываться, как ей удалось уболтать мистера Хайнса держать ее в курсе расследования – даром что фактически это было бы должностным преступлением.

    - Я выслушаю его, - твёрдым голосом пообещала я, - и попрошу время на раздумья.

   "Но прежде доложусь папе, и пусть у него голова болит – на то он и куратор операции", - так и не договорила я.

   Линдсей одобрительно кивнула:

    - Разумеется. Даме не подобает отвечать согласием, не обдумав предложение как следует.

   Я только укоризненно покачала головой.

   Разбойница и интриганка. Я заранее посочувствовала её будущему мужу, но потом вспомнила, кто им будет, – и сопереживание быстро переродилось в самое обычное злорадство. Но столь вульгарное и подлое поведение приличной даме не подобало и подавно, а потому о своих мыслях пришлось промолчать, взамен скромно попросив разрешения воспользоваться телефоном в кабинете Линдсей.

   Открывшееся направление работы с Джейденом обрадовало папу как куратора операции и вызвало бурный протест – как у отца. Будь его воля, он бы попросту заменил меня кем-то и выдохнул с облегчением, но больше таких дылд в Тайной Палате не водилось. Агентам под прикрытием полагалось быть незаметными и не запоминающимися; строго говоря, если бы не мои "особые таланты" и гадальные глифы, я бы вовсе не попала на службу.

   Упускать шанс папа не имел права.

    - И что тебе мешало догадаться, что я скажу, и просто промолчать о таких-то перспективах? – проворчал он и страдальчески вздохнул в трубку. – Соглашайся. Насколько мне известно, все его прежние натурщицы вполне довольны сотрудничеством. Но это так себе показатель среди богемной молодежи, так что держи его в рамках, ладно? Хорошие отношения с Эвансами и Кроуфордами на этом этапе важнее, чем откровенность Старра. Он ведь может действительно оказаться ни при чем.

    - Не похоже, - искренне сказала я. – Он какой-то... слишком простой. Ни манер, ни обхождения, говорит в лоб и не задумывается о подтексте. Как по мне, переигрывает... - я осеклась: в трубке раздались какие-то странные придушенные звуки.

   Ну да, на посту господину заместителю гнусно ржать не полагалось. Даже над дочерью.

    - Что?

    - Ты только что проиллюстрировала общую проблему агентов под прикрытием и ведьм, - успокоившись и отдышавшись, торжественно сообщил мне папа. – Вы настолько привыкаете носить маски и играть роли, что и мысли не допускаете о том, что кто-то может обходиться и без них.

    - Почему? Я вполне допускаю, что люди без второго дна существуют, - возразила я, - просто они, как правило, пешком под стол ходят, а не управляют мастерскими и не задают веяния моды.

   А папа наглядно продемонстрировал, что отличает заслуженного чинушу от мужчины, много лет прожившего бок о бок с ведьмой: он попросту не стал спорить и коварно посоветовал:

    - Вот и относись к нему так, словно он пешком под стол ходит. Время покажет, кто из нас прав.

   Я пренебрежительно фыркнула, но трубку положила с неприятным чувством, что это буду вовсе не я.

   Линдсей, вопреки ожиданиям, обнаружилась вовсе не у дверей кабинета, а в гардеробной, где она с недовольным видом перебирала вечерние платья, прикладывая к себе то одно, то другое. Мне на ее месте точно не хватило бы выдержки, чтобы не подслушать разговор. Но на то Линдсей и леди – а мое повышенное любопытство, как ни крути, было профессиональной чертой, и сейчас оно никак не давало мне покоя.

    - Как думаешь? – Линдсей повернулась к зеркалам, приложив к себе атласное черное платье с вырезом-лодочкой и пышной юбкой длиной чуть ниже колена. – Если волосы завить и собрать «ракушкой», а на шею надеть нитку жемчуга?

   Приличной компаньонке и воспитанной камеристке полагалось немедля согласиться. С точки зрения этикета, наряд был подобран идеально: черный цвет и скромный крой подчеркнут уважение к покойной подруге, едва приоткрытые ключицы намекнут на скорое завершение периода траура, жемчуг оттенит фарфорово-светлую кожу, а высокая прическа привлечет внимание к изящной линии шеи. Но…

   В леди Линдсей не было никаких ярких красок, выразительных черт и акцентов. Светлые волосы, светлая кожа, светлые брови, серо-голубые глаза – надень на нее это безупречное платье, и на контрасте с атласом лицо превратится в белое пятно.

    - Черный – не твой цвет, - честно ответила я.

   Линдсей снова взглянула в зеркало. Повернула голову, позволив короткой толстой косе сползти с плеча на черный атлас.

    - Кто бы говорил, - пробурчала она и вернула платье на вешалку.

   Я позволила себе улыбнуться. Получилось невесело и кривовато. Даром что смуглая кожа делала любую улыбку светлее и выразительней.

   Черный был не просто моим цветом – моей сутью, пусть леди Линдсей пока этого и не видела.

    - Начальство еще раздумывает? – спросила она так сдержанно, что, казалось, ее сейчас разорвет от той силы, которая требовалась, чтобы не схватить меня за грудки и не вытрясти ответ немедленно.

    - Начальство дало карт-бланш, - вздохнула я, и Линдсей обернулась так резко, что едва не снесла стойку с платьями. – Но прежде, чем за что-либо браться, мне нужно знать больше о Саффрон и самом Джейдене.

    - Я расскажу, - с готовностью предложила Линдсей, подавшись вперед и скомкав подол домашнего платья.

   Я вздохнула и вытянула из строгого пучка на макушке первую шпильку – длинную, острую и черную, в тон волосам. Прическа держалась ровно на тринадцати, и потом, после гадания, ее придется собирать заново: сила ведьмы – в ее волосах, и окружающим совершенно не обязательно знать, шарлатанка перед ними или кто-то, ради кого пару веков назад собрали бы самый роскошный костер, какой только знавал Ньямаранг.

    - А это зачем? – скромно полюбопытствовала Линдсей, когда я вынула вторую шпильку – ничуть не менее убийственного вида, чем первая. – Последний бастион обороны благовоспитанной девицы?

    - Эх, не застала ты времена, когда приличные дамы зажимали в зубах булавку, прежде чем въехать на поезде в тоннель, - невольно усмехнулась я, доставая третью шпильку.

   Пучок ощутимо полегчал и начал потихоньку съезжать вниз с макушки.

    - Ты тоже не застала, - справедливости ради заметила Линдсей, но в голосе ее звучала некоторая неуверенность – я даже обиделась немного.

   Да, я старше. Но не настолько же!

    - Ты тоже распусти волосы, - решилась я.

   Линдсей пожала плечами и потянула за ленту. Короткая толстая коса легко распалась на отдельные пряди, светлые, как вычесанный лен. Я одобрительно улыбнулась и, вынув три шпильки разом, потянулась к своей сумочке. Пучок съехал на уровень плеч, несколько уменьшившись в объеме и болезненно натянув кожу головы. Я поморщилась и левой рукой нащупала еще две шпильки, не отрываясь от археологических раскопок в карманах сумочки.

   Мешочек с глифами. Простенький белый платок с монограммой – даже не инициалы, а упрощенный логотип мастерской. Проволочная заготовка, после падения на пирс вовсе ни на что не похожая, но все еще помнящая руку мастера.

   И две маленькие бутылочки с густой белесой жидкостью.

    - А это что? – опасливо уточнила Линдсей, когда я взболтала обе и, задумчиво изучив бутылочки на просвет, протянула одну ей.

    - Пульке, - честно ответила я и вытащила из прически последние шпильки.

   Линдсей тихо ахнула. А я только с облегчением вздохнула и помотала головой, помогая волосам скорее вернуться в естественное состояние. Жесткие и тяжелые, они быстро выпрямлялись. Не прошло и пары минут, как легкая волнистость, оставшаяся после тугого пучка, разгладилась, и стало видно, что волосы совсем немного не достают до колен.

   Я дернула себя за прядку – проволока, да и только – и залпом опустошила бутылочку. Во рту остался кисло-сладкий дрожжевой привкус – я поморщилась, но запивать не стала, и Линдсей, до того завороженно смотревшая на отражение моей спины в зеркале, опасливо покрутила в руках свою порцию.

    - Это вино из почек агавы, - пояснила я и потянулась за мешочком с глифами. – Чтобы приготовить пульке, из агавы высасывают все соки, и растение погибает. Для кого-то это может ничего не значить… - я заткнула пробку и хозяйственно прибрала пустой флакон обратно в сумочку. – Но мы собираемся говорить с мертвыми и о мертвых, и нам нужна ниточка к потустороннему миру. И как по мне, уж лучше ее даст агава, чем кто-нибудь другой.

   Линдсей нервно сглотнула и принюхалась к бутылочке, не проявляя особого желания приобщаться к потустороннему через алкоголь – пусть и совсем слабенький. Я вздохнула и, отведя взгляд, заговорила.

   …моя мама в молодости была рыжей. Она пекла песочное печенье, делала сладкие леденцы и варила умопомрачительное гамбо, а уж с рыбой вытворяла такое, что иной морской окунь сам норовил запрыгнуть к ней в руки, чтобы обрести шикарное посмертие с ароматом лимона и розмарина. Мама гадала на ракушках и бусинках, на чаинках и кофейной гуще. Она знала, как сделать простейшие фейерверки из подручных средств и какой отвар лучше всего поможет простывшему ребенку быстро встать на ноги.

   А вот ее старшая дочь, как показала практика, способна только на кривые бутерброды и подгоревшую яичницу. Что поделать, даже если ведовство – фамильное ремесло, дар у каждой из нас проявлялся по-своему, зачастую – самым неожиданным образом.

   Прабабушка плела цветочные венки, делала травяные амулеты и виртуозно составляла парфюмерные композиции. Бабушка делала кошмарно вонючие, но удивительно действенные мази. Мама творила чудеса, не выходя с кухни. А я…

   Я вздохнула и принялась доставать из сумочки разномастные пузырьки, флаконы и бутылочки.

   Белесые. Янтарно-золотистые. Совершенно прозрачные и иссиня-черные. Насыщенного коньячного оттенка и чуть зеленоватые.

    - Среди ведьм нет никого, кто не умел бы работать руками, - сказала я. – Наш дар – специфическая штука. Он не терпит лентяек и неумех, и алчных тоже не жалует. Ведьмы видят, слышат и знают больше, чем нормальные люди; это частенько мешает проникнуться симпатией к роду человеческому, но… мы живем чужой милостью. Если в окрестностях не найдется никого, кто был бы благодарен ведьме настолько, чтобы поделиться – едой, дровами, одеждой, неважно – или просто помочь с работой по дому, ведьма не выживет. Дар лишает иллюзий, но не позволяет озлобиться, заставляет работать и искать в себе скрытые таланты. Но мой, как выяснилось, - я хмыкнула и дополнила алкогольный ряд изящной стеклянной колбой с красной бузинной самбукой, - полностью исключает возможность построить доверительные отношения с детьми и беременными женщинами. У меня в руках все начинает бродить. Наверное, это потому, что я – первая черноволосая ведьма из семьи Блайт, и я ближе к смерти и разложению, чем кто бы то ни было. Маме и бабушке, чтобы пообщаться с призраком, понадобилось бы проводить целый ритуал с парой зеркал и свечкой. А мне хватит пары глотков пульке… впрочем, если бы я была знакома с Саффрон лично, и того бы не потребовалось.

   Линдсей слушала завороженно, подавшись вперед и, кажется, позабыв и о волосах, и о том, что уж ей-то точно не обойтись без пульке (и хорошо еще, если хватит пары глотков и не придется бежать к Сирилу в погреб). А мне отчего-то подумалось, что из уж нее-то наверняка получилась бы превосходная ведьма – светлая, неравнодушная и справедливая, сосредоточенная на своем деле и своем даре.

   Было что-то категорически неправильное в том, что из нас двоих дар был у меня. А ведь я не стала бы переживать из-за самоубийства Саффрон, если бы не папин приказ…

    - Пей, - вздохнула я и распустила горловину гадального мешочка. – Рассказывай. И задавай вопросы.

   Семья Саффрон перебралась в Ньямаранг после того, как потеряла в колониальных войнах всю старшую ветвь. Младший брат покойного баронета оказался не готов к свалившейся на него ответственности и в рекордные сроки просадил остатки фамильного состояния на выпивку и ориум, оставив после себя заложенное поместье и дочь. На этом история древнего семейства могла бесславно закончиться, но юную наследницу выручил титул, позволивший выйти замуж за успешного торговца шелком. Получив в распоряжение солидный кусок земли в сердце жаркого Ньямаранга и феерические долги, Каллум Кроуфорд развернулся в полную мощь и постепенно, шаг за шагом, подмял под себя практически всю торговлю слоновой костью в колониях. Леди Саффрон Кроуфорд родилась, когда ее отца уже прозвали «костяным королем», и росла маленькой принцессой – единственной, обожаемой и лелеемой. Ей позволялось многое из того, что настоящий аристократ счел бы совершенно неуместным: леди умела стрелять, выезжала на экспедиции в дикие джунгли и даже участвовала в скачках – словом, занималась ровно тем, что леди Линдсей запрещали безоговорочно и безапеляционно. Разумеется, категорическое неодобрение со стороны родителей только подстегнуло интерес, и девушки быстро подружились, а потом открыли для себя общее увлечение: кинематограф.

   Но если Линдсей, воспитанная в вайтонских традициях сдержанности и умеренности, к фильмам относилась с ровным любопытством, то порывистая и раскованная Саффрон с головой окунулась в волшебный мир по ту сторону экрана. Кинематограф превратился в ее страсть, а когда на горизонте зажглась звезда Натана Райта, наследница Кроуфордов, по мнению высшего света, вовсе потеряла голову. Она собирала газетные вырезки, журнальные статьи и открытки, а в девичьей спальне – неслыханная дерзость для юной аристократки – поселился красочный плакат с кумиром и сделанная на заказ статуэтка из бронзы и слоновой кости за авторством (кто бы сомневался?) Джейдена Старра. Саффрон даже хотела познакомиться с Натаном Райтом лично и, впервые не получив отцовского одобрения, начала самостоятельно откладывать деньги на путешествие в далекий Вайтон.

   А Натан Райт, властелин женских сердец и король экрана, не выдержал постоянного внимания толпы – и полез в петлю. После известия о его гибели по Вайтону прокатилась волна самоубийств среди юных девушек, которые не видели смысла в жизни без своей звезды, и смерть Саффрон на этом фоне не удивила никого – за исключением Линдсей.

   Она-то знала, что «безумная» страсть подруги имела вполне четкие границы. Саффрон хотела встретиться и держала коллекцию изображений, о да, но, в отличие от безумных поклонниц, не лелеяла потаенную мечту однажды выйти за него замуж и никогда не воображала себя на месте его экранных партнерш, охваченных внезапной любовью и окруженных кинематографично прекрасными ухаживаниями. Актер ей нравился, но она прекрасно видела грань между ним настоящим и его ролями.

   На экране Натан Райт неизменно представал мускулистым героем, которому были одинаково покорны морские волны, скоростные автомобили и тяжелые револьверы, а путь его устилали тела врагов и разбитые сердца красавиц. В жизни он выплачивал кредит за двухэтажный особняк на окраине столицы и долгие годы безуспешно добивался руки виконтессы Тарнитон, чей отец рассчитывал на куда более приличную партию для дочери – и в конце концов нашел именно то, что искал. Виконтесса вышла замуж за человека своего круга, а Натана, оставшегося с разбитым, как у экранной красотки, сердцем, атаковали журналисты и фанатки, и это оказалось последней каплей.

   Что характерно, безумные поклонницы тоже предпочитали петлю. А Саффрон нашли со вскрытыми венами и заляпанной кровью до полной нечитаемости предсмертной запиской – с чего бы вдруг? К эпистолярному жанру покойная не тяготела совершенно, да и безголовая сентиментальность – не ее стиль. С горя Саффрон могла умчаться на ферму, кататься на слонах, или провести целый день в бутиках Лонгтауна, или интереса ради сунуться в порт и, подпоив главу таможни отцовским виски, порыться в конфискате… но уж точно не стала бы резать вены!

    - Если я спрошу, кто убил ее, гадание ведь не даст точного ответа? – помолчав, чтобы не расплакаться, спросила Линдсей.

    - Нет, - не стала обнадеживать ее я. – Глифы смотрят в будущее. Для прошлого у людей есть и свои глаза. Придумай другой вопрос и тяни фишку.

   Линдсей судорожно вздохнула и запустила руку в мешочек.

    - Адж, - немало удивилась я, когда она выложила передо мной фишку с короной из тростника, оскалившегося острыми срезами. – Знак поддержки от кого-то, облеченного реальной властью, силы, объединяющей единомышленников, но лишенной официальных регалий.

   Линдсей кивнула так невозмутимо, словно именно этого и ожидала, и снова потянулась к мешочку. На этот раз глиф она достала вверх ногами и нахмурилась, выложив его передо мной.

    - Тз’Икин, - озадаченно хмыкнула я. – Парящий орел. Перевернутый, он ассоциируется с закатом, окончанием чего-то светлого и доброго, нехваткой мудрости и лишением власти.

   Гадание нравилось мне все меньше, и я почему-то совершенно не удивилась, когда третьим глифом оказался творческий Т’Чуен, который теперь прочно ассоциировался у меня с Джейденом, чтоб его, Старром. И, как и в прошлый раз, я затруднялась сказать, считать этот знак добрым или нет, но все-таки попыталась собрать толкования в одно – и испытала непреодолимое желание еще разок позвонить папе и нажаловаться на жизнь и несознательных подозреваемых, которые ну как не пишут чистосердечное даже при виде замученной ведьмы.

    - Заговор, - обреченно констатировала я. – Кто-то из неофициальных лидеров Ньямаранга хочет пошатнуть Вайтонский престол. И выбрал для этого престранный инструмент… у мистера Старра ведь нет никаких связей с оппозицией?

    - Я бы тоже не отказалась это знать, - задумчиво сказала Линдсей и ссыпала фишки обратно в мешочек. – Видишь ли, я не загадывала ни одного вопроса о нем. Я хотела знать, кто выиграл от смерти Саффрон, кому она угрожает в первую очередь и на кого следует обратить внимание, чтобы минимизировать последствия. Так что, - она подняла взгляд и приложила все усилия, чтобы скрытое торжество таким и оставалось, - тебе действительно стоит вызвать на откровенность Джейдена. Если, конечно, ты уверена в своем гадании.

    - Гадание – на то и гадание, что уверенной на все сто в нем быть нельзя, - справедливости ради отозвалась я и обернула мешочек платком с монограммой. – Но я в любом случае пообещала, что попытаюсь, так? Загадывай вопросы про Джейдена.

   Линдсей с готовностью кивнула… и без промедления вытащила из мешочка Т’Чуен.

   Впервые за всю мою жизнь отстраненное выражение морды высеченной в коралле обезьяны показалось мне глумливым. Даже звезды в ее лапах подмигивали как-то злорадно: что, рассчитывала на прямой ответ и легкое решение поставленной задачи, ведьма? Как бы не так! Вот он, твой объект, творческий и противоречивый, не надейся на подсказки, пока сама не поймешь больше!

    - Глифы плохо перемешались? – с наигранной вежливостью удивилась Линдсей.

    - Нет, - я забрала у нее фишку, - просто они не скажут ничего нового, пока что-то новое не узнаешь ты или я сама. Повторяющиеся знаки означают, что мы не видим всей исходной картины и потому задаем неправильные вопросы. Боюсь, гадание на Джейдена придется отложить. Позвонишь мистеру Хайнсу? Я подожду здесь.

   Линдсей покосилась на стойки с нарядами и с показным равнодушием кивнула, тут же поднявшись на ноги. Воспитание не позволяло ей открыто демонстрировать разочарование, но огромный опыт светских игрищ давно научил транслировать свое настроение, ни на гран не отступая от правил этикета, и ее молчание рассказало куда больше, чем могли бы любые слова. Я с притворным смирением склонила голову и, когда за высокородной леди закрылась дверь, вдумчиво перебрала пузырьки и флакончики в ряду, выбрала еще одну маленькую бутылочку пульке и опустошила за один глоток.

   Хозяйственно прибрав платок Джейдена обратно в сумочку, я уселась прямо на пол, скрестила ноги, выдохнула и закрыла глаза.

   Мама и бабушка почему-то всегда воспринимали призраков как холод или тепло – ощутимое, невидимое и чрезвычайно назойливое. Прабабушка не чувствовала их вовсе; зато она лучше всех в семье принимала роды и выхаживала младенцев – меня к этому делу по понятным причинам старались не допускать.

   Но мертвые приходили ко мне, как старые друзья.

   Вот и неунывающая хохотушка Саффрон – сгусток энергии в юбке, а не женщина! – легкомысленно уселась на начищенный паркет рядом со мной, поджав под себя босые ноги, и мокрая ночная сорочка задралась, обнажая округлые коленки. На щеке отпечаталась подушка, темно-каштановые волосы на затылке спутались и торчали дыбом со сна, а на обескровленных синеватых губах сияла такая радостная улыбка, словно покойница только и ждала, когда же я позову ее поболтать посреди чужой гардеробной.

   Я протянула руку, и она с готовностью вложила в нее призрачные пальцы. Порезы шли от середины предплечья, заходя на ладонь; их было много, разной длины и глубины, словно Саффрон в истерике резала себя снова и снова… но она растерянно пожимала полупрозрачными плечами, и на ее лице расплывалось недоумение.

   Она не знала, что произошло. Надеялась, что я смогу внести хоть какую-то ясность, - а мне нечем было ее утешить.

   Порезы на руках и действительно располагались так, словно она ранила себя сама, это ни с чем не спутать. Но как можно распороть себе все предплечье – и не повредить сухожилия, чтобы потом повторить на другой руке! – и ничего из этого не запомнить?! А ведь до этого нужно было наполнить ванну, написать предсмертную записку, выбрать нож… и долго лежать в остывающей воде, которая окрашивается в алый, пока слабость не заставит закрыть глаза.

   Слишком много планирования и осмысленных действий для истерики. Больше похоже на затяжную беспросветность, когда лишенные смысла дни тянутся один за другим, неотличимые друг от друга, серые и пустые, и кажется, что смерть принесет облегчение, - только вот не вязалось это с Саффрон, которая даже в посмертии явилась к ведьме с широкой улыбкой на губах!

    - Тебя все-таки убили, - с сожалением сказала я ей, и Саффрон с сомнением нахмурила идеально очерченные брови. Кому она могла помешать, легкая и счастливая?.. – Наверное, даже не из-за тебя самой, а…

   Она сосредоточенно кивнула, и намертво закрученные кудряшки пружинисто подскочили от движения. «Папа», - беззвучно шевельнулись обескровленные губы, и Саффрон резко подалась вперед, хватая меня за протянутую руку.

   Прикосновение было холодным и мокрым.

    - Ему грустно, - сказала я, накрыв ее ладонь своей, - очень грустно. Но я не позволю навредить ему. Ты можешь спать спокойно, Саффрон Кроуфорд, отпускаю тебя.

   Она еще пыталась донести что-то еще, сосредоточенно стискивала бесплотные пальцы, - как же, такое интересное дело – и без нее?! – и таяла, исчезала. Я с сожалением улыбнулась ей вслед.

   Неудивительно, что ее отец так убивается. Саффрон и сама стала для него путеводной звездой, и расчетливый и властный лорд Кроуфорд был готов весь мир бросить к ее ногам, лишь бы дочь была счастлива. Ему казалось, что без нее жизнь лишена смысла, сера и затянута, - но что делать с этим я, по счастью, примерно представляла.

    - Марион! – ахнула от дверей Линдсей, тут же прижав пальцы к губам. – Что случилось?!

   Я проследила за ее взглядом и тоже вздрогнула. На моих руках расплывались темно-алые пятна: смазанные отпечатки ладоней, суматошных касаний окровавленных пальцев и уродливых глубоких порезов, словно Саффрон побывала здесь во плоти, а не полупрозрачным видением, вырванным из объятий потустороннего ради короткой беседы.

    - Все в порядке, - солгала я и полезла в сумочку за платком Джейдена. – Что сказал мистер Хайнс?

    - Боюсь, пока он ничем не может помочь, - отмахнулась Линдсей, не позволив отвлечь себя от самой животрепещущей темы. – Это что, кровь?

    - Не моя, - честно призналась я, не слишком прояснив ситуацию, и протерла руки платком Джейдена, тут же спрятав его обратно в сумку. – Еще пульке?..

***

Окончания ужина я ждала с нетерпением. Неудавшееся гадание и туманные пророчества порядком действовали на нервы, и я здорово подозревала, что если Джейден вздумает стесняться, то сама подойду к нему с непристойным предложением, лишь бы поскорее вытрясти из него хоть какие-нибудь сведения. К счастью, он и сам ел торопливо, то и дело оглядываясь на закуток для слуг, – когда только успел выяснить его расположение? – и моему чувству собственного достоинства ничего не угрожало.

   Правда, ровно до того момента, как ко мне подскочила взволнованная Грейс и быстро зашептала:

    - Там мистер Хайнс спрашивает о тебе!

   Что характерно, первая мысль, которая пришла мне в голову, была вовсе не о гаданиях, не о Саффрон и не об интересе помощника детектива к мистеру Хантингтону. Богатая семейная история неприятностей и скелетов в шкафах привела к тому, что сначала я подумала о Сириле, - и опрометью бросилась вниз, на служебный этаж. Грейс побежала следом, прямо на ходу вещая, что миссис Уайтглоу наверняка усадила нежданного гостя в маленькой столовой, где прислуга обычно собиралась за завтраком.

   Она не ошиблась. Я, увы, тоже.

    - Миз Марион, мистер Сирил Кантуэлл – ваш кузен, если не ошибаюсь? – привстал из-за стола Элиас Хайнс, которого уже успели оделить чаем и булочками: должно быть, не мне одной он казался болезненно тощим. Впрочем, судя по полупустой корзинке для выпечки, ему все равно в прок не шло. – О, вижу, вам часто задают этот вопрос.

   Я выдохнула и вернула себе нормальное выражение лица. Вопрос я и впрямь слышала чрезмерно часто, причем, как правило, либо от сослуживцев Элиаса, либо ото всяких маргинальных личностей вроде той же Нарит – причем ориумная пророчица, если задуматься, была еще ничего. Ей-то от меня ничего не требовалось.

    - Сирил довольно популярен, - с чувством подтвердила я и достала из узкого углового шкафчика чистую чайную пару. – Надеюсь, он не попал в сферу ваших профессиональных интересов? Его родители сейчас где-то в Фурминте, если мне не изменяет память. Тетушка Ламаи находит какое-то особое удовольствие в гастролях, а ее муж во всем ей потакает.

   Мистер Хайнс задумчиво покачал полупустой чашечкой с чаем. Я вежливо подлила ему еще и помахала рукой миссис Уайтглоу, выглянувшей с кухни. Не прошло и минуты, как корзинку с булочками сменила миска с коричными улитками из сдобного теста, которые, кажется, вообще-то готовились на завтрак для господ, но мистер Хайнс обладал каким-то почти гипнотическим влиянием на кухарку и поистине бездонным желудком – чрезвычайно удачное для него сочетание, если задуматься.

    - Не знаю, как сказать… - вздохнул он и посмотрел на меня в упор.

   Мне стоило изрядных усилий не отвести взгляд. На усыпанном темно-рыжими веснушками лице светлые до полупрозрачности глаза отчего-то казались до неуместности жутковатыми – Джейден с его мясницкими замашками и рядом не стоял!

    - Говорите прямо, - посоветовала я и утащила коричную улитку. Последнюю. Как он вообще ухитряется оставаться таким тощим? – Меня не слишком легко шокировать.

    - Мистер Кантуэлл ввязался в драку в портовом пабе и сейчас сидит под стражей, - воспользовался советом мистер Хайнс.

   Я едва не подавилась.

    - Сирил? В драку?!

    - А говорили, что вас нелегко шокировать, - проворчал Элиас, поедая глазами половинку моей коричной улитки.

   Я демонстративно проигнорировала его безмолвную просьбу и откашлялась, выравнивая взвинтившийся голос.

   Самое смешное в Сириле – он всем нравился. Вот такой, как есть, коротышка и метис, слегка не от мира сего. По-моему, он даже в школе ни разу не дрался – все конфликты удавалось решать миром или сразу, или чуть попозже, с привлечением разнообразных «друзей» из самых неожиданных слоев общества. Друзьями Сирил обзаводился виртуозно – и виртуозно же распределял между ними удобные роли, да так, что никто не оставался в обиде или в накладе.

   Чтобы Сирил – да не нашел кого-нибудь, кто ввяжется в кабацкую драку вместо него, и полез марать руки лично?! В лесу что-то крупное сдохло, не иначе.

    - Сирил обычно находит способ-другой, - вынужденно призналась я Элиасу и отставила чай. Коричная улитка разом растеряла половину притягательности. – Я готова поручиться за него, но, к сожалению, еще не успела получить оплату за работу. Может быть, вас устроит…

    - Оплату? Я могу помочь? – мягко спросили от дверей, и на этот раз я все-таки подскочила от неожиданности, опрокинув полупустой заварник.

   Джейден как ни в чем не бывало поймал его на полпути к полу, но чайник отплатил ему черной неблагодарностью, щедро выплеснув остатки заварки на отутюженные брюки. Крышечка влепилась куда-то под колено, отскочила и со звоном разлетелась на три части. Джейден застыл в растерянности – в липнущих к ногам брюках, с опустевшим заварником в руке и непередаваемым выражением на лице. На его счастье, чай успел остыть и не доставил полной гаммы эмоций, но ситуацию менее неловкой это не делало.

   Воистину, руки из золота. Только растут не оттуда.

   Хотя кто бы говорил, конечно…

    - О, простите, мне так жаль! – подавив невольный смешок, воскликнула я и метнулась за полотенцем. – Вы в порядке?

    - Я как обычно, - страдальчески поморщился Джейден и отмахнулся от полотенца, по-свойски пожав руку Элиасу и тут же пристроившись на свободном стуле. – Нет-нет, чаю не нужно. Я только что сбежал с торжественного ужина, потому что еще одна перемена блюд – и я сделал бы его совершенно не торжественным, - сконфуженно признался он.

   Мне совершенно не улыбалось оказаться у него в долгу, и я собиралась вежливо увильнуть от вопроса, но мистер Хайнс сдал меня с потрохами:

    - У кузена миз Марион неприятности.

   «Кузен миз Марион» сам по себе был той еще неприятностью, но я все равно возмущенно насупилась. Джейдена-то это точно никак не касалось!

    - Считайте, что уже нет, - пожал плечами Джейден и смущенно улыбнулся. – Мы же договоримся, Эл?

   Мистер Хайнс с готовностью кивнул и собрался ляпнуть что-то в той же мере неуместное и успокоительное, но я нахмурилась и качнула головой:

    - Мистер Старр, со всем уважением… - я осеклась. На движение Джейден среагировал уже знакомой манерой: резко повернулся, как охотящийся змей, и вперился взглядом куда-то мне в шею, на мгновение сбив с толку. – Я разберусь сама.

   Мистер Хайнс насмешливо сощурился, но ничего не сказал. А Джейден сморгнул, возвращая лицу нормальное выражение, и одарил меня очаровательной улыбкой:

    - Леди Линдсей наверняка уже рассказала вам, что я собираюсь попросить вас позировать для новой серии статуэток, - прозорливо заметил он. – Вы собираетесь отказаться, поэтому отвергаете помощь?

    - Нет, я собиралась согласиться, - сдуру ляпнула я, немало удивленная его прямолинейной простотой.

   Улыбка Джейдена немедленно сделалась еще шире и теперь сияла тысячей солнц.

    - Тогда в моих же интересах сразу заручиться заодно и одобрением вашего кузена, во избежание недопонимания, - сделал вывод он и подмигнул Элиасу, но тут же сменил тему – прежде, чем я успела возмутиться мужицким самоуправством: – Вы не представляете, как я рад, что вы согласились! Я почти три месяца не мог найти подходящую натурщицу, но вы словно созданы для ар-деко!

   Кажется, он собирался повторить другими словами всю ту оду, которую были вынуждены слушать Кроуфорды и Эвансы за обедом. Эта перспектива заставила меня в ужасе поднять руки:

    - Сдаюсь! Вы вправе выпустить под залог хоть весь участок, но оставьте мне хотя бы возможность оттаскать Сирила за уши!

   И заодно хотя бы выяснить, что же такого случилось в портовом пабе, что кузен не побоялся ввязаться в драку…

   Пункты предварительного заключения во всех городах Ньямаранга, где я успела побывать, неизменно оказывались до ужаса похожи друг на друга: квадратные приземистые здания, когда-то любовно побеленные, но в постоянной влажной жаре быстро покрывшиеся черной плесенью. Там, где люди старались не задерживаться, плесень становилась постоянным жильцом, заползая во все углы и пропитывая строение специфическим затхлым запахом. Крохотные окошки только усугубляли положение.

   Для зоны ожидания исключений не делалось. Два мутных окошка, черные разводы на штукатурке под потолком, четыре деревянные скамейки вдоль стен и ощущение безнадежности, которое давило хуже влажной духоты. Вдобавок ждать пришлось долго: за администраторской стойкой сидела настоящая акула – во всяком случае, оскал наличествовал, печатала она как плавниками и двигалась с показной ленцой крупного хищника.

   В результате из камеры предварительного заключения дражайший кузен поднялся только через полчаса, о чем-то болтая с охранником. Грозного вида хранитель порядка – на полторы головы выше и в два раза шире субтильного Сирила – гулко расхохотался и душевно хлопнул его по спине. «Мистер Кантуэлл» последние два шага до администраторской стойки буквально пролетел, но все равно нашел время по-свойски попрощаться и тут же заулыбался акуле-регистраторше так, что вся ее суровая хищность утекла куда-то под печатную машинку.

   Джейден удивленно приподнял брови, наморщив лоб. На него-то регистраторша уже успела нарычать, посрамив всех окрестных тигров, вместе взятых, - не помогли ни улыбки, ни деньги, ни мое робкое заступничество. А с Сирилом она уже спустя полминуты щебетала, как птичка, и разве что «приходите еще!» на прощание не сказала.

   И если меня такое положение вещей ничуть не удивляло, то Джейден начал посматривать на моего кузена с каким-то нездоровым мальчишеским любопытством. Я мысленно записала его в жертвы Сирилового обаяния, но, как выяснилось, поторопилась с выводами.

   Получив свои бумаги и любезно распрощавшись с регистраторшей, дражайший кузен наконец выбрался из коридора в зону ожидания – и вместо того, чтобы поблагодарить за своевременное спасение, вдруг уставился на Джейдена, как ребенок – на облако розовой сахарной ваты.

    - Не может быть, - выдохнул он так, словно в последний момент обнаружил, что к сахарной вате прилагается вагон эскимо и безлимитный билет в парк аттракционов. – Вы?

   Джейден растерянно сморгнул, а Сирил, не теряя времени, выудил из своей сумки очередной блокнот с ручкой, но все-таки притормозил, неверяще уточнив:

    - Джейден Старр?

   Наследник Кроуфордов осторожно кивнул, кажется, засомневавшись, не упекут ли его сейчас на место Сирила. Я прикрыла лицо ладонью, догадавшись, что сейчас будет.

    - Можно автограф? – выпалил Сирил взволнованно, как девочка-фанатка, и протянул блокнот.

   Хорошо хоть не на груди попросил расписаться. Когда мы проходили инструктаж перед нынешним заданием, Сирил весь изошел на зависть, узнав, что у меня будет шанс лично познакомиться с тем самым Джейденом Старром, - и из его лекции по хрисоэлефантинной скульптуре я узнала больше, чем из материалов по делу. И больше, чем в принципе хотела знать, если уж на то пошло: идея пускать на декор чьи-то кости мне и раньше казалась не слишком здоровой, и подробности их обработки я бы уж точно предпочла оставить за скобками.

   Хотя следовало признать, что выбор материалов для скульптуры уже говорил о Джейдене многое. Как и искренний интерес Сирила – о нем самом.

   На этом я бы поставила жирный красный штамп «виновен» и закрыла дело. Но, во-первых, если второй заместитель главы Тайной Палаты верит в ведьм и даже женат на одной, то ни за что в этом не признается, и перед тем, как выдвигать обвинения, потребует доказательства попрочнее чьей-то обостренной интуиции; а во-вторых, глифы со мной были категорически не согласны. Оставалось только поумерить свою категоричность и старательно держать лицо, пока Сирил восторженно расписывал Джейдену достоинства его же художественной выставки в галерее Пхум Ми На-Тааб. В его интонациях угадывалось что-то знакомое; примерно в том же тоне сам Джейден вещал за столом, уверяя собеседников, что из меня выйдет отличная натурщица. Я искренне понадеялась, что теперь ему так же неловко, как было мне тогда, но затянуть представление не позволила.

    - Рада, что вы нашли общий язык, - вклинилась я, едва дождавшись паузы в непрерывных восторгах Сирила, - но очень хотела бы знать, как вышло, что ты очутился в участке. Право, я предпочла бы другое место, чтобы познакомить тебя с мистером Старром.

   Сирил моментально насупился и убрал блокнот, в котором уже успел набросать по памяти какую-то статуэтку, особенно впечатлившую его на выставке. Джейден проводил рисунок несколько удивленным взглядом.

    - Замешана честь дамы, - с пафосом известил меня Сирил, не поднимая глаз, - не могу распространяться.

    - С каких это пор ты защищаешь девичью честь, а не угрожаешь ей? – автоматически поинтересовалась я, не сдержав смешок, - и только потом спохватилась, что посторонним подобные пикировки выслушивать не обязательно.

   Но Джейден благовоспитанно сделал вид, что я ничего не говорила, а Сирил, угрюмо покосившись на очередного кумира, добил:

    - С тех самых пор, как это твоя честь.

   Не будь здесь Джейдена, я бы посмеялась. Девичья честь у ведьмы, да еще в том возрасте, когда собственно возраст уже не называют, - как спасательный круг у морского окуня: с социальной точки зрения – более чем приемлемо, с точки зрения здравого смысла – чистой воды самоубийство. Да и что нового обо мне могли сказать в портовом пабе?

    - Не смотри на меня, повторять не буду, - проворчал Сирил и одернул ремень сумки, страдальчески скривившись и как-то странно перекособочившись от резкого движения.

   После этого вопросы чести окончательно перестали меня волновать, и я вежливо распрощалась с обеспокоенным Джейденом и клятвенно пообещала вернуть деньги за залог. Кажется, он отказывался, но я уже не слушала, целеустремленно потащив пострадавшего кузена к нему домой.

   На время миссии в Лонгтауне Сирил временно занял бывшую хижину моей мамы. Она жила там давно, еще до знакомства с моим папой, и годы не прошли для домика даром: сваи на треть ушли во влажную почву, крыша прохудилась, а на чердаке поселились летучие мыши. Раньше сюда ежедневно приходили морские приливы, изменившие почву так, что хижину до сих пор окружали мангры с плотной листвой, тронутой серебряными капельками соли. Другие растения все никак не приживались, хотя болота и отступили дальше к северу. Наверное, не будь это ведьмина хижина, за прошедшие годы она бы вовсе сгнила и развалилась, но лонгтаунцы после маминого отъезда еще долго заглядывали и латали хиреющий дом, надеясь на возвращение хозяйки.

   Вместо нее приехал Сирил – но, кажется, его присутствие оказывало на окружающих примерно такое же гипнотическое воздействие. Во всяком случае, лестницу на открытую веранду кто-то заменил, и от нее до сих пор остро пахло пропиткой для дерева; кроме того, чья-то трудолюбивая рука добросовестно отдраила все окна, и я здорово сомневалась, что принадлежала она самому Сирилу. Кузен предпочитал беречь руки для более интеллектуальных занятий, благо он-то ведьмой не был и вполне мог себе позволить регулярно лодырничать. У Сирила отчего-то всегда находился кто-то, кто будет отдуваться вместо него.

   На этот раз, например, я.

    - У тебя вообще аптечка есть? – без особой надежды поинтересовалась я, оглядев любовно выдраенный, но совершенно пустой дом.

    - У меня есть ты, - хмыкнул Сирил и безо всякого стеснения выпутался из тонкой хлопковой рубахи, явив миру по-ньямарангски хрупкие ребра и внушительный синяк через половину спины, уже налившийся жутковатым багровым цветом. – Остальное – мелочи, само пройдет, но вот эта зараза саднит, как…

   Я догадывалась.

   Первые часы после удара, когда еще можно остановить синяк холодом, были безнадежно упущены, но, похоже, все дело ограничилось поверхностными повреждениями и ничем особо не грозило – разве что ближайшую неделю Сирил будет вынужден поменьше размахивать кулаками, даже если ему приспичит опять позащищать всякие абстрактные понятия с применением грубой силы. Была б она еще у него, эта грубая сила…

    - Ай!

    - А когда полез в драку – было не «ай»? – скептически хмыкнула я и запустила руку в сумочку, машинально скользя пальцами по насечкам на крышечках. Разумеется, по закону подлости, нашелся только уксус. Соли не было – я как-то не рассчитывала попасть в дом, где кухонные шкафы девственно чисты, как голова студента после экзамена.

    - Когда полез в драку, какой-то пьяный матрос как заведенный твердил, что ты пророчила пришествие этого их спасителя из воды и золота, - непривычно серьезно признался Сирил, обернувшись через плечо.

    - И ты серьезно решил избить его за это? – непритворно удивилась я.

    - Не за это, а за технические подробности, - пробурчал Сирил, снова отвернувшись. – Слишком уж они получились… технические. Не читай мне лекции, сам знаю, что по инструкции нужно высмеивать, а не бить, иначе будет только хуже! Просто вспылил. Откуда он, кстати, мог знать про шрамы от когтей?

   Я даже замерла с маленькой – на пару столовых ложек – бутылочкой уксуса в руке. Спину засаднило так, словно шрамам было не шестнадцать с лишним лет, а пара недель от силы.

    - В Лонгтауне о них никто не знает, - неуверенно сказала я, - кроме тебя, конечно.

    - Поверь, я ни с кем этой ценной информацией не делился, - все еще возмущенно хмыкнул Сирил. – Больше похоже, что кто-то целенаправленно копал именно под нас с тобой. Кто-то, кто знал, что ты бывала в порту, что у тебя шрамы на спине и что я, скорее всего, не выдержу, если начать со смаком расписывать, какие они на ощупь и докуда доходят.

   Мне стало совсем неуютно.

   А ведь скоро о шрамах узнает Джейден. И хорошо еще, если только он…

    - Думаешь, нас раскрыли?

    - Вряд ли. – Сирил спиной вверх вытянулся на выскобленной скамье, повернул голову набок и закрыл глаза. – Скорее всего, дело во мне. Вчера я поучаствовал в дискуссии с ребятами с северной окраине и, возможно, был несколько… резковат в своих суждениях о купленных пророчествах. Но слушатели были вдрабадан, я думал, они и не вспомнят ничего на следующий день!

    - То есть ты и сам был вдрабадан, - обреченно вздохнула я.

   Сирил приоткрыл один глаз, но спорить не стал. Я потерла ладонями лицо и поставила бутылочку с уксусом на скамейку.

    - В следующий раз смейся, - мрачно посоветовала я, - иначе посмеюсь я.

   Дражайший кузен немедленно заверил меня, что уж в следующий-то раз точно будет звездой комедии и с первой же фразы пробьется в телевизионное шоу с программой «Марион и пророчества». Я угрюмо скрестила руки на груди:

    - Папе об этом сам доложишь. Я за солью.

   Должна же быть хоть какая-то польза от проживания прямо в мангровой роще!

ЧАСТЬ II. Руки из золота

Оставив Сирила отдыхать под соленой уксусной примочкой и переваривать новости, я отправилась обратно в Мангроув-парк. От старого домика на сваях к основной дороге вела одна-единственная тропка, петляющая по мангровой роще, как удирающий заяц. Прокладывали ее, по всей видимости, еще в те года, когда неосторожный гость рисковал потонуть в болоте, да так и не спрямили с тех пор: приливы в сезон дождей по-прежнему преподносили сюрпризы – хоть жирный соленый ил и сменила нормальная почва, она была по-прежнему влажной и легко проминалась под ногами. Стремительный тропический закат отгорел, пока я пробиралась через заросли, и на асфальт я выбралась только полчаса спустя, взмокшая и уставшая, в зловещей темноте: в этакой глуши фонари никто не ставил.

   Городские огни остались далеко в стороне. Цикады смолкли; дорогу освещала только растущая луна в компании обманчиво близких звезд. Я запрокинула голову, полной грудью вдохнув тяжелый влажный воздух, никак не пропитывающийся ночной прохладой. С болот тянуло прелой сыростью, с залива – солью и рыбой. Шумел далекий прибой, пронзительно перекликались ночные птицы; дорога стелилась под ноги, и обманчивое одиночество заботливо укутывало плечи морским бризом – словом, свет фар во всей этой идиллии был до того неуместен, что я с трудом подавила желание спрятаться в кустах.

   Особенно – когда новенький автомобиль остановился прямо передо мной. Я уже догадывалась, кого увижу за рулем.

    - Миз Марион, хвала всем святым, - не разочаровал меня Джейден, выскочив из машины и с облегчением повиснув на распахнутой водительской двери. К услугам профессионального шофера он, похоже, не привык так же, как к помощи камердинера, и в салоне больше никого не было. – Уже так поздно, леди Линдсей забеспокоилась…

   И не нашла во всем Мангроув-парке ну вот ни одного лакея, которого можно было бы послать на поиски, как же. Вот с кого нужно статуи ваять – тиран, интриганка и диктатор, а не нежная юная девушка!

    - Прошу прощения, задержалась у кузена, - призналась я, старательно скрывая досаду. Надо же, такую волшебную ночь испортил!.. – Хотела удостовериться, что с ним все будет в порядке.

   А теперь вот не отказалась бы удостовериться, что все в порядке будет со мной. Взгляд Джейдена становился все более задумчивым и расчетливым с каждой секундой – словно на этот раз перевоплощение неуклюжего мальчика в маниакального мясника происходило плавно, позволяя различить малейшие изменения настроения.

    - Как он отнесся к тому, что вы согласились позировать для статуэток? – опасливо уточнил Джейден.

    - После того, как ввязался в драку, отстаивая мою девичью честь? – я невольно хмыкнула. – Ситуацию спасло только то, что автором статуэток будете именно вы.

   Вероятно, сформулировать следовало как-то по-другому, потому что моя фраза сработала как спусковой крючок: Джейден смерил меня даже не раздевающим, а именно расчленяющим взглядом и мечтательно прищурился, словно мысленно уже подобрал мясницкий топорик и теперь примеривался к моей шее.

    - Значит, никаких препятствий нет? – В машину, что характерно, Джейден меня не приглашал: то ли опасался заляпать кровью дизайнерские чехлы для сидений, то ли в принципе предпочитал расправляться с жертвами в придорожных кустах.

   Мне резко захотелось отговориться девичьей честью, и только накрепко вбитый профессиональный долг заставил вежливо улыбнуться в ответ:

    - Никаких. Но я никогда не позировала и не знаю, чего именно вы от меня ждете.

   Кусты, как назло, по дождливому сезону пушились густой темной зеленью. За ними никто не следил, и они потихоньку готовили наступление на дорожное полотно. А ведь вокруг ни души…

   От внезапного осознания меня продрало холодком, и влажная ньямарангская ночь растеряла все свое волшебное очарование. Что, если Джейден действительно?..

    - Сначала – несколько фотографий в образе, - с маниакальным предвкушением в резко осипшем голосе сказал Джейден. – Затем – серия набросков с натуры, если не возражаете; перерисовка с фотокарточек – совсем не то, да и может оказаться, что позу придется подкорректировать. На этом этапе вы меня проклянете, - чистосердечно признался он, - зато потом сможете без проблем заменить королевского гвардейца в почетном карауле – ну, знаете, когда нужно по нескольку часов стоять неподвижно и моргать только по команде.

   Джейден наклонил голову набок, не отрывая от меня взгляда, и вырвавшееся у меня хихиканье прозвучало исключительно нервно и по-идиотски. Куда только подевался вечно смущенный паренек с улыбкой мраморного херувима и грацией носорога?

    - По наброскам я сделаю заготовки и мелкие образцы из пластилина, выберу самые удачные – и уже по ним начну работу над серийными статуэтками, - размеренно продолжал он. – На этом этапе ваша помощь потребуется только в том случае, если подобранную ранее композицию не смогут адаптировать для заводского изготовления, но это крайне маловероятно. Разумеется, время мы согласуем с леди Линдсей, и оплата будет почасовой.

    - Денежными вопросами в семье занимается Сирил, - автоматически отозвалась я, завороженная уверенным звучанием его голоса, и тут же встрепенулась, приготовившись в очередной раз воодушевленно врать, что воспитана в строгих консервативных традициях и деньги в руки не беру исключительно по этой причине.

   Но Джейден только кивнул:

    - Хорошо, свяжусь с ним. Только… вы будете возражать, если я сделаю несколько снимков прямо сейчас?

    - Сейчас? – я настолько растерялась, что комок напряжения, в который скрутило все мои внутренности за последние минуты, наконец-то разжался, и я смогла осмотреться. Увы, первым, на что наткнулся взгляд, оказались злополучные кусты, и все разумные мысли в панике разбежались. – Разве не слишком темно? – нашлась я.

    - В этом весь смысл, - вдруг усмехнулся Джейден и сощурился, как сытый кот, который просто из интереса трогает мягкой лапкой полузадушенную мышь: а ну как очухается и можно будет погоняться развлечения ради? – Знаете, что отличает профессиональную натурщицу от случайной красивой женщины?

    - Судя по описанию предстоящей работы – каменные мышцы пресса, - логично предположила я.

   Уголки его губ дрогнули в улыбке.

    - И это тоже, - признал он, - но в первую очередь – привычка. В приличном обществе считается чем-то непристойным подолгу рассматривать женщину, если только она не нарисована и не вырезана из камня. Оттого приличные дамы теряются и зажимаются, если им кажется, что мужчина уделяет им слишком много внимания. Профессиональная натурщица привыкает к чужим взглядам и перестает стесняться, а вам понадобится некоторое время, чтобы войти в образ, и начинать лучше всего в полумраке. Так будет проще. – За разговорами он успел выудить откуда-то внушительную портативную фотокамеру и теперь целился в меня объективом, но дисциплинированно не жал на спуск без разрешения.

   А я как никогда ясно осознала, что макияжем привычно пренебрегла, а последние часы провела посреди мангровых зарослей. На мне было не слишком свежее платье, туфельки заляпаны грязью, а волосы растрепались, и выбившиеся из прически прядки липли к разгоряченной коже.

   Если Джейден всерьез считал, что мне понадобится некоторое время, а не прохладная ванна и тонна декоративной косметики, то он абсолютно ничего не понимал в женщинах.

    - Знаете, я ведь задумывал не просто экзотических танцовщиц, - Джейден облокотился о распахнутую дверцу автомобиля и потер пальцем бровь. – Будем честны, танцовщицы в национальных нарядах – самая ходовая тематика, но потому-то она и скучна. У любого скульптора, занятого стилизацией под ар-деко, найдется статуэтка-другая. Спрос не позволяет отойти далеко от банальных тем, но любой китч можно доработать так, что он будет казаться оригинальным. Например, если темой серии будут не просто танцовщицы, а… вам знакома история религии древнего Ньямаранга?

   Я начинала понимать, к чему он клонит, и окружающая темнота отчего-то стала восприниматься острее – до холодка по спине и гусиной кожи.

    - Вы о жрицах, которые совершали человеческие жертвоприношения в танце, чтобы призвать смену сезонов?

    - Жрицы-коломче, - с облегчением кивнул Джейден. – Звучит жутковато, поневоле радуешься, что эти темные века остались позади… но именно в этом и заключается вся прелесть, не правда ли? Когда-то появления жрицы ждали с благоговейным страхом, а сегодня мы можем смотреть на них как на часть истории и видеть в них что-то новое.

    - Эстетика ужасного, - нервно хмыкнула я. – Теперь понимаю, почему вы обратились именно ко мне.

   Палец Джейдена неспешно обвел по контуру круглую кнопку спуска.

    - Вы мне не верите, - спокойно констатировал он, - как не верите в собственную красоту, потому что мода диктует, что красивой может считаться женщина со строго определенными параметрами, накрашенная строго определенным образом, с прической, выбранной из перечня одобренных журналами, одетая в платье строго определенной выкройки… конвейерная женщина. Серийный образец.

   Джейден помолчал, и в движениях его пальца, снова и снова обрисовывающего контур кнопки, мне почудилось что-то на редкость непристойное.

    - Я не буду с вами спорить и пытаться разубедить, - сказал он наконец и небрежно бросил фотокамеру на сиденье, и я подавилась вздохом от возмущения. – Смена убеждений – это работа не на один год, а вера в себя не появится от слов едва знакомого человека. Лучше я приглашу вас в Национальный музей Ньямаранга, - неожиданно заулыбался Джейден, - и вы своими глазами посмотрите на изображения жриц-коломче. Когда-то они считались образцом красоты и силы, символом связи людей и их земли. Вам будет полезно взглянуть, да и мне не помешает освежить впечатления. Что скажете, миз Марион?

   Я собрала в кучку разбегающиеся мысли и обложила последними словами свою госпожу с ее гениальными идеями. Про себя.

    - Пригласите леди Линдсей, - посоветовала я, - иначе это будет неуместно.

   Джейден повеселел и наконец-то спохватился, что вести длинные беседы о женской красоте посреди темной дороги в непосредственной близости от густых кустов – еще неуместнее, и меня наконец-то усадили в машину.

   Я не ошиблась в своих ожиданиях. Линдсей отнеслась к совместному походу в музей с таким энтузиазмом, словно Джейден пообещал ей не экскурсию по кровавым вехам истории Ньямаранга, а собственноручно написанное признание в злонамеренном убийстве Саффрон Кроуфорд, ограблении банка и оскорблении Его Величества – с вензелями, виньетками и красочными иллюстрациями.

   Меня после этого уже никто не спрашивал. Компаньонка шла бесплатным приложением к воодушевленной леди.

   А Линдсей не преминула потребовать экскурсию уже на следующий день. Будь ее воля, мы бы были в музее к его открытию, но правила приличия не позволяли леди устраивать выходы с утра пораньше, и пришлось ждать второй половины дня. За обедом Линдсей уже сидела как на иголках и не говорила ни о чем, кроме своего нетерпения, пока леди Изабель не сделала ей замечание. Это несколько охладило пыл, но приезду Джейдена Линдсей обрадовалась так, словно собиралась за него замуж по великой любви, а не изыскивала поводы, чтобы отложить помолвку, всего-то пару дней назад.

   У меня щегольской темно-синий автомобиль с белой крышей теперь вызывал какие-то на редкость нездоровые ассоциации, но я героически придержала их при себе и залезла на заднее сиденье без лишних комментариев – даже когда обнаружила там уже знакомую фотокамеру, любовно запрятанную в кожаный чехол.

   Джейден был сама любезность и взял развлечение леди на себя, уже в дороге выдав историческую справку о вожделенном музее, и на его порог мы прибыли относительно просвещенными: не удивлялись ни изогнутой островерхой крыше, ни экзотической резьбе на фронтонных свесах, ни стилизованным мраморным демонам-охранникам с выпуклыми лбами на входе. Утренняя толпа посетителей схлынула, и мы беспрепятственно отправились к началу экспозиции. Впрочем, в зале, посвященном зарождению страны, мы не задержались: от цели Джейдена это было далековато, и он явно спешил к религиозной части выставки.

   Линдсей несколько попортила ему малину, остановившись возле макета слона, нагруженного тюками. Возле серой колонноподобной ноги стоял манекен человека, отмеченного хрупкостью ньямарангского телосложения, – на фоне мирного гиганта с запрокинутым для эффектности хоботом он казался карикатурно маленьким. Табличка возле экспозиции многословно и нудно вещала о важной роли слонов в развитии аграрной промышленности Ньямаранга.

    - Многие местные жители по-прежнему считают слонов священными животными, - вежливо просветил Джейден, заметив интерес Линдсей к макетам. – Во времена расцвета Ньямарангской империи закон защищал их наравне с людьми: за убийство слона полагалась смертная казнь, а постаревшие животные, уже не способные работать, должны были содержаться фермерами до естественной смерти.

   Линдсей кивнула, соорудив на лице на редкость невыразительную гримасу. Воспитание не позволяло ей сказать вслух, что Джейдену чрезвычайно повезло, что он не застал расцвет Ньямарангской империи, - но он, кажется, и так догадывался, почему его вынудили остановиться именно у этой экспозиции, и чувствовал себя не слишком уютно.

    - Пожалуй, к слонам закон был даже более милосерден, чем к людям, - предпочла вмешаться я. – Человека могли принести в жертву. Слона – никогда.

    - Пожалуй, - с облегчением согласился Джейден и повлек нас в следующий зал, резко сменив тему. – В древнем Ньямаранге религиозная власть была неотделима от светской. Главным божеством считался Праатхи, отец-солнце, который позволял прародителям семей оставаться на земле в качестве духов-охранителей.

   Отца-солнце изображали в виде обнаженного мужчины – и, разумеется, всячески старались подчеркнуть его необычность. У безупречно изящной статуи в центре новой экспозиции было лазурное лицо с неестественно большими глазами из золотистых топазов и такой густой слой позолоты на волосах и кистях рук, что оставалось только диву даваться, как это все расхитители гробниц и храмов ухитрились пройти мимо. Праатхи стоял за троном, покровительственно положив руки на спинку, и гордо взирал на зрителя поверх императорской головы.

   Император на его фоне смотрелся обыденно и даже скромно, хотя древний скульптор явно приложил все усилия, чтобы польстить ему. Дорогие одежды, пропорциональное до полной неестественности телосложение, экзотический разрез глаз – заметно уже, чем у современников – и гладкая, безупречно светлая кожа, какой никогда не было ни у одного ньямарангца.

    - Это же… - я остановилась у ярко-алой оградительной ленты перед статуями и недоверчиво сощурилась.

    - Слоновая кость, - охотно подтвердил Джейден. – Отец-солнце и император – единственные, в чьих изображениях допускалось ее использование. Разумеется, слонов для этого никто не убивал – статуи изготавливали из животных, ушедших естественным образом, и дарили каждому новому императору в день восшествия на престол. Такие статуи всегда изготавливались парой и означали пожелание дожить до глубокой старости и умереть своей смертью. Кроме того, они символизировали связь между императором и богом. Функции верховного жреца всегда выполнял император, и только его женщины могли претендовать на звание жриц.

   В голосе Джейдена звенело какое-то злое предвкушение. Мне стало не по себе.

    - «Его женщины»? – повторила Линдсей и сжала пальцы на моем предплечье.

    - Любые, - честно ответил Джейден и поманил нас к высокой стеклянной витрине у стены, декорированной фреской с каким-то чрезвычайно кровавым религиозным сюжетом. – Мать, сестры, жены, дочери, наложницы, случайные, гм… - он запнулся и заметно покраснел. – Главное – связь с императором, неважно, какая. Среди этих женщин выбирали особенный типаж. Жрица-коломче должна была быть сильной и ловкой, поскольку на них возлагалась обязанность не только выбрать жертву, но и сопроводить ее к алтарю, привязать и протанцевать со специальным религиозным оружием несколько часов, постепенно убивая несчастную. – Джейден небрежно взмахнул рукой, указывая в сторону витрины с длинными гибкими луками, украшенными витиеватой резьбой. Стрелы к ним оказались тонкими и легкими – такими и впрямь не убить сразу, даже если кто-то и пожелает милосердно оборвать страдания жертвы одним точным выстрелом. – Кроме того, жрица должна быть красивой, чтобы Праатхи пробудился, пожелав взглянуть на ее танец, и… - он запнулся, покосился на Линдсей и явно проглотил какую-то чрезвычайно соленую историческую справку. – Словом, отбор был чрезвычайно строг, и жрицы всегда оставались малочисленными, сколько бы женщин ни оказывалось в императорском гареме.

   За рассказом мы наконец-то пересекли зал, уставленный, по большей части, разнообразными луками, копьями и зловещего вида перекрестьями, – и остановились перед стеклянной витриной у самого окна.

   Там оказалась только одна статуэтка – высотой всего в половину человеческого роста, но отчего-то сначала показалось, будто она выше Праатхи и величественней императора. Тонкокостная белокожая женщина с умиротворенным спокойствием стояла на одной ноге, прижав правую стопу к левому колену. Руки она держала чуть ниже пупка, сложив пальцы треугольником, и в этом жесте отчего-то виделась подозрительная отсылка к так и не озвученному соленому историческому факту. Быть может, из-за того, что ее волосы были фривольно распущены – и, если уж начистоту, прикрывали куда больше, чем набедренная повязка, любовно инкрустированная мелкими полупрозрачными аметистами?..

   Безупречная осанка, длинная шея, гордо поднятая голова, словно внутри нее был идеально прямой стальной стержень, – она была похожа и не похожа на все изображения ньямарангских женщин, что я видела раньше. Хорошей жене в представлениях коренного населения полагалось, в первую очередь, быть скромной и покорной; всех известных красавиц рисовали с опущенным взглядом, аккуратно уложенными волосами, в многослойных ярких нарядах. Эта же…

   Жрица-коломче не просто смотрела зрителю в глаза – казалось, она провожала взглядом, и на ее лице светилось равнодушное осознание собственной силы и власти, ни в коем случае не переходящее в самолюбование и превосходство.

   В полном соответствии с ньямарангскими представлениями о красоте, она была черноволосой и белокожей, но отчего-то до ужаса напоминала мою собственную бабушку, рыжую и округлую, как переспелое садовое яблоко. Должно быть, как раз этим взглядом, слишком тяжелым и внимательным для такого обыкновенного лица.

    - Теперь вы видите, - не скрывая торжества, сказал Джейден. Вопросительной интонацией в его словах и не пахло, и мне отчего-то нестерпимо захотелось запустить в него драгоценной статуэткой.

   О да, я видела, что он хотел показать, - женщину, которая привыкла решать и вести. Сильную, мудрую, уверенную. Ведьму.

   Вот только ведьма никогда не станет делать из чьей-то смерти представление!

    - Вижу, - с отвращением подтвердила я.

    - И вам не нравится, - вдруг заулыбался Джейден. Позабытая Линдсей растерянно переводила взгляд с него на меня и многомудро молчала, опасаясь спугнуть момент истины. – Знаете, из чего сделано ее тело?

   Я присмотрелась. Тело было изжелта-белым, жутко похожим на слоновую кость, - но Джейден ведь говорил, что из нее делали только статуи бога и императоров?..

    - Это ивуарин, - сообщил Джейден, который, похоже, и не ждал от меня ответа. – Минеральная кость – замена слоновой. Вы знали, что именно эта жрица-коломче впустила вайтонскую армию в императорский дворец? Солада была рабыней, но привлекла взгляд императора. Став жрицей, она запретила класть на алтарь детей и потребовала, чтобы жертв стали выбирать не только из черни, но и из знатных семей. За это ее едва не убили, но император увидел в этом удобный способ избавиться от неугодных и объявил Соладу неприкосновенной.

    - Отчего же она решила предать императора, если он спас ей жизнь и поддержал ее идеи? – удивилась Линдсей.

   Джейден смущенно кашлянул и отвел взгляд.

    - Рабыню вряд ли спрашивали, желает ли она стать наложницей, - ответила я вместо него.

    - Летописи утверждают, что Солада своим требованием выбирать жертв и из знати тоже хотела постепенно подвести благородные семейства к мысли, что от жертвоприношений можно отказаться вовсе, - дипломатично заметил Джейден. – Правда, эти летописи вели вайтонские ученые, и они могут быть далеки от истины. Однако мать Солады родилась в Дезервийском княжестве, и ей эти идеи были куда ближе, чем коренным ньямарангцам, так что, полагаю, имело место сочетание всех факторов разом. Благодаря Соладе были спасены десятки невинных детей, а кровавый культ остался только в музеях и летописях. А эту статуэтку на самом деле изготовил вайтонец, ее современник, и выбор материала не случаен: он показывает, что знания и власть можно использовать по-разному, а фокус с волком в овечьей шкуре прекрасно работает и в обратную сторону.

   Ага. А еще этот ивуарин наверняка дешевле слоновой кости. Вряд ли вайтонец рассчитывал, что на статуэтку найдется богатый покупатель – идеи спасителя из народа никогда не пользовались особой популярностью у знати.

    - Ты хочешь сделать серию статуэток из ивуарина? – недоверчиво уточнила Линдсей, пока я переваривала свои впечатления.

    - По-моему, это идеальный материал для танцовщиц-коломче, - пожал плечами Джейден и уставился на статуэтку так влюбленно, как, кажется, никогда не смотрел на свою будущую невесту. – Представь: это женщина, которая могла отомстить, назвав жертвами сторонников императора, - да хоть его сыновей! – но предпочла тихо менять страну изнутри, без бурь и смут, пока не увидела выход, позволивший уничтожить культ полностью. Кому еще хватило бы мудрости и терпения?

   С такой точки зрения на кровавых жриц я еще не смотрела.

    - Что с ней стало? – не удержалась я.

   Энтузиазм Джейдена несколько поблек.

    - Ее выследили фанатики из религиозной общины, - сказал он, - и убили в тот день, когда Его Величество Ричард Аллистер был назван королем Ньямаранга.

   То есть плодов своего терпения и мудрости Солада все-таки не увидела, с сожалением поняла я, но вслух так ничего и не сказала. Ониксовые глаза статуи взирали на меня с добродушным спокойствием, словно женщина хотела напомнить, как много людей успели увидеть все вместо нее.

    - Какой ужас, - с тщательно выверенной долей страха и неодобрения в голосе произнесла Линдсей.

   Джейден смущенно пожал плечами.

    - Да, это не похоже на сказку со счастливым концом, - признал он, - но мне кажется, что роль Солады в истории Вайтонской империи куда важнее, чем говорится в учебниках, а сама она – куда больше, чем разряженный религиозный символ ушедшей эпохи. Я хочу сделать сюжетную серию статуэток: от появления Солады во дворце в качестве рабыни до того момента, когда она открыла ворота для вайтонской армии. – Джейден с надеждой повернулся ко мне.

   А я все молчала, отстраненно размышляя о том, что теперь, кажется, понимаю, отчего он так старался выяснить, не замужем ли я и что думают о его затее мои ближайшие родственники. Женщина из приличной семьи, бывшая компаньонка младшей принцессы, личная служанка дочери губернатора – и позировать полуголой?!

   Самое забавное, что с типажом Джейден угадал: судя по изображению, Солада была такой же высокой и нескладной, как и я, - разве что многочасовые танцы скруглили фигуру, спрятав торчащие косточки под упругой мускулатурой. Но у меня-то ее не было…

    - Нет, вы снова смотрите не так, - вдруг с неподдельным расстройством заметил он и отступил на шаг назад. – Дело не во внешности, миз Марион. Натурщицу с подходящим лицом я нашел бы за пару дней, но мне нужно не фотографическое сходство, и если вас смущает наряд Солады, то забудьте о нем – неважно, в чем вы будете позировать. Важно, что позировать будете вы.

   Это определенно добавило заданию пару очков, но энтузиазмом я все равно не прониклась.

    - Как скажете, мистер Старр, - сдержанно кивнула я. – Но, пожалуйста, помните, что я служу семье Эвансов, и мое поведение должно быть отражением достоинства моих господ. Кроме того, время…

    - Обсуждаемо, - перебила меня Линдсей, вдруг засветившись улыбкой и таким оптимизмом, что его хватило бы на двоих, не будь он наигранным. – Завтра нас ждут в Кроуфорд-холле на ужин, и вы сможете задержаться ненадолго. Для первого раза ведь не понадобится много времени?

   Судя по мечтательному виду Джейдена, времени ему потребовалось бы очень и очень много, но вежливость предписывала немедленно согласиться с великодушным предложением леди.

   Даже если ей вздумалось самым беспардонным образом продать свою компаньонку.

***

- С тобой все будет в порядке, - таким твердым и спокойным голосом сказала Линдсей, что стало ясно: успокоить она хочет в первую очередь себя саму. – Даже если Джейден что-то заподозрит, у него будет полный дом гостей, и мы с родителями обязательно дождемся тебя. Он не рискнет.

   Я подготовила легкие домашние туфельки и поставила их рядом с кроватью. Линдсей неохотно откинулась на подушку и провела рукой по волосам, едва не разлохматив заплетенную на ночь косу.

    - Я попробую еще раз поговорить с мистером Хайнсом, - решительно заявила она. – Он наверняка сможет что-то посоветовать.

    - Не нужно, - отозвалась я и потянулась к завязкам противомоскитного балдахина. – Я знаю, как вести себя. А мистер Хайнс должен по-прежнему считать меня приличной компаньонкой, которая просто делает свою работу и никоим образом не вмешивается в дела господ.

   Линдсей одарила меня укоризненным взглядом.

    - Хочешь сказать, что я слишком давлю?

    - Мисс Саффрон Кроуфорд была твоей близкой подругой, - я пожала плечами и расправила балдахин, скрывая не то смущенное, не то сердитое лицо дражайшей нанимательницы за тонким слоем воздушной сетки. – Ты пытаешься добиться справедливости для нее – это естественно. Разумеется, было бы гораздо благоразумнее выбирать средства с большей осторожностью, но что уж теперь…

   Под балдахином Линдсей не усидела, тут же приподняв сетку.

    - Я думала, что ты и сама заинтересована в том, чтобы разобраться в том, что случилось с Саффрон, - заметила она, - иначе я бы ни за что не согласилась бы предоставить тебя в качестве натурщицы.

    - Я ценю это, - сдержанно кивнула я и задернула плотные прорезиненные шторы на окне. – Но все же правдоподобнее выглядело бы, если бы ты сомневалась, стоит ли допускать подобные вольности в отношении компаньонки леди, наследницы Мангроув-парка. Теперь, правда, Джейден скорее заподозрит неладное, если ты вдруг сменишь линию поведения.

   Если еще не заподозрил, когда сама леди Линдсей Эванс вдруг с таким энтузиазмом поддержала идею ваять кровавых жриц с ее компаньонки.

   Или не заподозрит вообще – если насчет него прав папа, а не я. Но это было совершенно не тем, что я хотела бы выяснять, по-глупому рискуя собственной шкурой.

    - Я бы хотела отлучиться этой ночью, - сообщила я, обернувшись, - если завтра утром не нужно разбудить тебя пораньше. Есть кое-что, что нужно сделать перед тем, как идти в мастерскую к мистеру Старру.

    - Хорошо, - заинтригованно кивнула Линдсей и выпустила балдахин, позволив ему закрыть постель. – Надеюсь только, что это твое «кое-что» не будет разить так же, как пульке.

    - Ничего не могу обещать, - с прискорбием признала я, пропустив прозрачный намек мимо ушей, и выключила свет.

   Сезон дождей словно решил отыграться за несколько погожих деньков, выпавших на приезд Джейдена Старра. Ливень стоял стеной. Маленький дворик перед служебным входом превратился в одну сплошную лужу, и вода стояла вровень с крыльцом, то и дело норовя перехлестнуть через порог. Рыжий младший лакей, чье имя я никак не могла запомнить, старательно отгонял ее шваброй – если бы меня спросили, как выглядит борьба с ветряными мельницами по-ньямарангски, то я без единого сомнения указала бы на него.

    - Неужто собрались прогуляться в такую-то ночку, миз Марион? – неподдельно удивился он, на мгновение отвлекшись от своего медитативного занятия.

   Я выглянула за порог, ничего не рассмотрела и испытала досадную неуверенность в своем решении. Убийца Джейден или нет, неясно, а вот вымокну я со стопроцентной гарантией!

    - Приплыву назад к утру, - неоптимистично пообещала я и поглубже надвинула капюшон дождевика.

   Ливень такая загадочность не устроила, и мелкие водяные брызги с любопытством заглянули под его сень. Я наморщила нос и непреклонно зашагала в ночь, до середины голени проваливаясь в лужи.

   Общаться с потенциальными убийцами я была согласна только при наличии заранее заготовленных оберегов и припасов на случай крайней необходимости, да и разговорить Джейдена хотела поскорее – а для этого определенно требовалось что-то посолиднее крохотных пузырьков в моей сумочке. Увы, в моем случае это равнялось необходимости навестить дражайшего кузена на краю мангровой рощи. Для более-менее серьезного колдовства мне нужен был фамилиар – и звать своего в Мангроув-парк я точно не рискнула бы.

   Окрестности бывшего ведьминого домика снова превратились в болото – разве что не такое соленое, как это бывало при маме, - и к лесенке на веранду я подобралась только два часа спустя. Ливень в полном соответствии со всеми законами подлости прекратился, едва я поднялась на первую ступеньку. В просвет между поредевшими облаками выглянула растущая луна, и в ее свете я, должно быть, походила на восставшую из воды утопленницу – во всяком случае, выглянувший на шум Сирил начал беседу с того, что схватился за сердце и грязно выругался.

   На третьей ступеньке я наконец-то различила, что смотрел он при этом куда-то мне за спину, и поспешно обернулась, но все равно пропустила момент, когда юркая тень пересекла полянку перед домом и метнулась мимо нас на веранду, скользнув мокрой шкурой по ногам и заставив пошатнуться – Сирила, но не меня. На веранде она проворно занырнула под скамью, благополучно заполнив все пространство под ней, и принялась с урчанием и хрустом дожевывать зажатую в пасти рыбину. В лунном свете чешуя блестела серебром да зеркальной зеленью отливали довольно сощуренные хищные глаза – все остальное словно растворилось в густых полуночных тенях.

    - Она меня когда-нибудь до инфаркта доведет! – отдышавшись, экспрессивно напророчил Сирил и привалился бедром к перилам.

   Рыбий хвост исчез в зубастой пасти. Прозрачной белизной сверкнули встопорщенные усы, и из-под скамьи раздалось самое натуральное гнусное хихиканье.

   Я не удержалась и присоединилась – к вящему негодованию Сирила.

    - Что вы здесь забыли среди ночи, поганки?! – возмутился кузен и отбросил назад челку, заодно пригладив волосы, но было поздно: я уже разглядела, что взъерошены они были весьма характерным образом.

   Да и криво наброшенный на одно плечо халат говорил сам за себя.

    - Ты не один?

    - Нет, - признался Сирил и оглянулся через плечо на распахнутую входную дверь.

   Я устало помассировала виски.

    - Я надеюсь, хотя бы на этот раз не придется прятать тебя от разъяренных отцов и братьев?

    - Нет, - неоригинально повторился Сирил и, спохватившись, поплотнее запахнулся в халат. – Нарит сама кого хочешь спрячет.

   От неожиданности я чуть не села где стояла, едва не наступив на торчащий из-под скамьи полосатый хвост с острым черным кончиком. Хвост недовольно вильнул и втянулся под скамью.

    - Нарит? – недоверчиво переспросила я. – Нарит Аволокорн?

   Даже если опустить тот факт, что коренной ньямарангец всегда обойдет ведьмину хижину по широкой дуге, а к самой ведьме по своей воле не приблизится и на пушечный выстрел… чтобы Нарит Аволокорн, так яростно и убедительно пророчившая прибытие очередного героя и спасителя Ньямаранга, что едва не натравила на меня негодующую толпу, вдруг решила провести ночь с метисом?! Кровным родственником ведьмы, верным подданным вайтонской короны? Которая, к слову, и приставила Сирила следить за излишне инициативной шаманкой…

   Сирил. Ключевое слово – «Сирил».

    - Ты хоть сам не принимал ту дрянь, которой она травит своих послушников? – подозрительно поинтересовалась я.

   Дражайший кузен насупился и отрицательно мотнул головой. Если бы еще он при этом не потянулся машинально проверить уголки губ, в которых ориум оставлял голубовато-белые следы, я бы даже прониклась его преданностью делу. А так…

   Сирил. Типичный Сирил.

    - Дядя Тао, кстати, серьезно обеспокоен тем, что пророчество стали соотносить с твоим именем, - поспешил он сменить тему. – Пока эту ересь несут местные – это одно, а вот если ее повторяет благоразумная женщина из приличной семьи, с хорошей работой – это совсем другой уровень. Кто-то хочет не просто очернить твое имя, но и придать пророчеству достоверности. Значит, план этого «спасителя» все еще в действии, несмотря на усиление мер безопасности в Лонгтауне. Я, конечно, потом вернулся в тот же паб и старательно высмеял саму мысль о том, что радикально настроенные ньямарангцы могли бы пересказывать свои прорицания вайтонке, вдобавок ко всему служившей самой принцессе. А дядя Тао пришел к выводу, что утечка информации о твоих шрамах произошла где-то в Старом Кастле, из дворца, и инициировал тайную проверку. Но это, сама понимаешь, все равно что махать кулаками после драки. Будь осторожна со словами и действиями, Марион, под нас копают. И пока – весьма успешно, увы.

   Из-под скамьи донеслось выразительное фырканье. Я снова присоединилась, несмотря на всю серьезность ситуации.

   Нетрезвый Сирил и нравоучения, спешите видеть!

    - Я потому и пришла, что хочу предусмотреть кое-какие меры предосторожности, - заверила я его. – Как-то не рассчитывала, что ты приведешь любовницу в эту хибару!

   Сирил равнодушно пожал плечами.

    - Ты же видела, где живет сама Нарит. По сравнению с ее развалюхой домик тети Ви – королевские покои… в которых, к слову, совершенно свободен чердак.

    - Неслыханная щедрость, - проворчала я и выбралась из высоких резиновых сапог, чтобы на цыпочках пробраться мимо маленькой спальни с распахнутым окном к приставной лесенке на чердак.

   Юркая тень выскользнула из-под скамьи, на свету почти слившись с серыми от времени и сырости досками. По лесенке она взмыла с обманчивой легкостью, оставив в дереве глубокие следы от когтей, и тут же метнулась в дальний угол, где лежали старые полусгнившие стеллажи.

   Я выползла на пыльный чердак следом и укоризненно покачала головой.

    - Вылезай, - скомандовала я.

   Ответом мне была тишина. В глубокой тени под стеллажами диковато блеснули хищной зеленью две яркие точки, замершие в добром полуметре от пола, сузились – и погасли.

    - Давай, - мягко сказала я и поскребла пальцами по пыльным доскам.

   Светящиеся точки зажглись с новой силой и поднырнули ближе к полу. Я хмыкнула и достала из сумочки массивную пуходерку на короткой деревянной ручке. Тень под стеллажами вибрирующе мурлыкнула – и наконец-то выскользнула на открытое пространство, перевоплотившись в крупную кошку-рыболова с темными полосами и пятнами на серовато-коричневой шкуре.

   Она на мгновение застыла, красуясь и нерешительно подергивая кончиком хвоста, а потом лениво зевнула и ткнулась лбом под пуходерку. Тут же извернулась, подставляя шею и низко посаженные уши, и довольно сощурилась. Мурлыкала она, как трактор на дизельной тяге, а на мягко перебирающие когтями лапы я вовсе старалась не смотреть – шрамы на спине саднили от одного вида; шерсть под пуходеркой была жесткой, остевой, но между зубцами все равно быстро скопилась плотная меховая подушка, которую я бережно завернула в ветхую тряпицу.

   Кошка флегматично проводила ее взглядом и упрямо толкнула меня лбом под локоть: мол, ты-то своего добилась, а киса уже несколько дней внимания недополучала, чеши давай! Я покосилась на кошачьи аргументы, оставившие глубокие точечные следы в деревянных досках, смиренно вздохнула и продолжила орудовать пуходеркой.

   С «кисой» не поспоришь. Киса умеет доходчиво донести свою точку зрения. Потому-то за те семнадцать лет, что моим фамилиаром была виверровая кошка-рыболов, я научилась виртуозно вязать обережные узлы левой рукой, а Сирил смирился с тем, что в его жилье зачастую куда больше шерсти, чем пыли, и вдобавок частенько приходится таскать подушки для засидевшейся с пуходеркой кузины.

    - Ну, по крайней мере, на чердак никто не заглядывает, - вздохнул он, поднявшись через четверть часа и оглядев шерстяной развал. А потом все-таки заботливо подсунул мне диванную думку, от которой разило дешевыми женскими духами: несмотря на склонность к религиозному фанатизму, ничто человеческое Нарит было не чуждо.

   А жаль.

   Я пристроила думку под спину, и «киса» тут же залезла ко мне на колени, намертво перекрыв кровоток. Возмущаться я не спешила: на пуходерке как раз набрался мех на еще один оберег. Я привычно завязала хитрый узелок из тряпицы и на мгновение прижала его к губам, нашептывая заговор на удачу.

    - Вот, - я протянула Сирилу неприглядный узелок: баш на баш, думка тоже была не огонь. – Надолго не хватит, но хоть что-то.

    - Еще один на здравый смысл зашепчи, - вздохнул Сирил и устроился рядом, откинувшись на локти. – Кажется, у меня едет крыша. Как думаешь, что скажет папа, если я вздумаю жениться на ньямарангской пророчице?

    - Ты? Жениться? Он в это просто не поверит, - проворчала я, старательно начесывая довольную кошку за ушами, и только потом, кажется, в полной мере осознала сказанное. – Погоди. Ты собрался жениться?!

   Сирил помедлил, но потом понял, что я не издеваюсь, и с усталым вздохом запрокинул голову.

    - Ладно, реакция ясна, - проворчал он, не открывая глаз.

    - Нет, серьезно? – я все еще не могла уложить эту мысль у себя в голове. – Нарит Аволокорн? Твой объект?

   На его шее судорожно дернулся кадык.

    - Да знаю я, кто она! – страдальчески прошипел Сирил. – И что ей нельзя говорить, почему я за ней хожу хвостом, тоже знаю!

    - Тогда о каком браке может идти речь? – я пожала плечами. – Какова вероятность, что твоя супруга не догадается, кто ты? Или что она простит тебя, когда узнает, почему ты вообще был так настойчив? Пока что твой интерес легко объяснить чистой физиологией. А потом? Даже самый распрекрасный секс рано или поздно приестся. А женщина – останется рядом. Ты уверен, что сможешь найти с ней общие темы для разговоров, не затронув ни работу, ни семью?

   Сирил поднял голову и наградил меня долгим изучающим взглядом. Глаза у него были темные, как у матери, и в чердачном полумраке превращались в жутковатые провалы на гладком ухоженном лице.

    - Я понял, - с нажимом произнес он. – Ты не в восторге. Делай еще один оберег. Разберемся.

   Кошка-рыболов лениво повела ухом и перевернулась на другой бок. Я покорно заработала пуходеркой, чувствуя, как неотвратимо немеют пальцы ног.

    - Мне нужна будет бутылка розмаринового поша, - сказала я, методично вычесывая жесткую шерсть на пятнистом боку, вибрирующем от громового мурлыканья. – Я оставляла ящик на нижней полке буфета.

   Лицо дражайшего кузена стало настолько задумчивым, что мне сделалось не по себе.

    - Ящик, Сирил, - повторила я. – Что, весь ящик?!

    - Я посмотрю, - уклончиво пообещал он и поспешил смыться, пока я не начала проводить параллели между его внезапным желанием жениться и убылью моих алкогольных запасов.

   Одна бутылка все-таки нашлась, но вовсе не благодаря Сирилу. Ее бдительно придерживала за горлышко Нарит Аволокорн, смолящая самокрутку на веранде. Пош оставался на самом донышке, и я только махнула рукой, когда пророчица протянула бутылку мне.

    - Думаешь, ты лучше меня? – хмуро поинтересовалась Нарит, выпустив облако сизого дыма – такого густого и пахучего, что о содержимом самокрутки я постаралась не задумываться и просто остановилась с наветренной стороны.

    - Нарит, - страдальчески протянул взмыленный Сирил, перерывший всю кухоньку и обе кладовки. – Вернись в спальню, мы больше не будем шуметь.

   Пророчица досадливо отмахнулась от него и допила пош одним большим глотком, отчего ее голос стал еще более сиплым:

    - Я же вижу, что такие, как она, думают обо мне, - пьяно хмыкнула Нарит. – Даже ты думаешь, будто я одноразовая дурочка, которая будет рада просто поспать на чистой простыне и плотно пожрать, и уж за такую-то роскошь точно даст… - она икнула и запустила пустой бутылкой через перила. Под домом булькнуло: с прошлой нашей встречи метательные навыки Нарит не слишком улучшились. – А что грязная и опухшая, так это легко поправимо!..

   Одета она и впрямь была лучше, чем тогда, на северной окраине, но внимание на это я обратила только сейчас. Кажется, Сирил пожертвовал одной из своих летних рубашек – Нарит она пришлась почти впору, разве что плечевые швы оказались немного не на месте.

    - А я знала, что ты сегодня будешь здесь, - неожиданно четко произнесла Нарит и подняла на меня взгляд. – Ведьма… я знала, что ты будешь здесь и что посмеешься над нами. Я знала, что ты побоишься исполнить свое предназначение и придешь колдовать. Только вайтонка могла вырвать у себя часть дара, а потом звать ее на помощь!..

   Поначалу я собиралась уйти и позволить Сирилу самостоятельно привести подругу в чувство, но эта фраза заставила меня замолчать на полуслове.

   Никакой дар я у себя не вырывала, разумеется. Он сам выплеснулся с первой кровью, когда мы с мамой и папой уже отплывали с южного побережья в Старый Кастл, и обратил в фамилиара кошку-рыболова, охотившуюся в прибрежных зарослях. Забрать дикое животное в Вайтон я не могла, как и оставить часть себя самой за океаном – и потому осталась в Ньямаранге с Сирилом и его родителями. В кошке действительно заточен обрывок моего дара, что однажды должен будет достаться моей дочери, и вот об этом Нарит совершенно точно неоткуда было знать.

   Как и тем матросам из портового паба – о моих шрамах.

    - Молчишь? – Нарит зашипела, когда самокрутка обожгла ей пальцы, и уронила окурок на пол. – Молчи. Лучшее твое состояние, ведьма. И знаешь что? У меня для тебя есть подарок за твое хорошее поведение – небольшая подсказка. Тот, кого ты ищешь, на самом деле у тебя под носом, ты уже видела его золотые руки и путь из костей, крови и соли. Но ты не поймешь, кто это, до тех пор, пока не станет слишком поздно! – она истерически расхохоталась и раздавила окурок босой ногой.

   Я выразительно покосилась на Сирила, но он только растерянно развел руками. Самыми обыкновенными, насколько я могла судить, как и руки всех тех, кого я успела повстречать с момента прибытия в Лонгтаун.

   Тьфу ты, я же не думаю об этом всерьез?! Будущее нельзя предсказать, его можно только угадать – об этом скажет любая мало-мальски стоящая ведьма. А когда дело доходит до красивых пророчеств и пафосных речей, можно сразу начинать искать, кому они выгодны, потому что они суть не что иное, как банальная манипуляция общественным мнением. Толпа жадна до громких слов и сладких посулов, нужно только подыскать правильные, сказать именно то, что она хочет услышать, – и сердца людей у тебя в кармане.

   Ньямарангцы стали забывать, как им жилось до вайтонского вторжения; многие знали о тогдашних порядках только со слов прадедов, которые, разумеется, зачастую считали, что во времена их молодости трава была зеленее, нравы – благостней, а законы – справедливей. О социальном расслоении, отсутствии доступного образования, промышленности и дорог, а главное, о жертвоприношениях как-то забывали, и древний Ньямаранг в представлении жителей коммун начинал превращаться в сказку. Кто же не хочет жить в сказке?

   Нарит Аволокорн знала об этом. Знала нужные слова и нужных людей. Обещала им, что кто-то придет и решит проблемы за них, - кто же не был бы рад обманываться чудом?..

    - Думаю, я все же положусь на свою смекалку, - с каменным лицом отозвалась я и принялась обуваться: вода уходила слишком медленно, чтобы можно было выбраться с болот без резиновых сапог.

    - Попробуй, - со смешком согласилась Нарит и выпустила длинную струю пахучего дыма. – Попробуй… а еще – торопись. В особняке тебя уже обыскались.

   Этот выпад я оставила без внимания и, вежливо попрощавшись, удалилась в сторону Мангроув-парка. Юркая кошачья тень стелилась над тропой, порой полностью скрываясь в густой траве, но у дороги поотстала, и к особняку я пришла в гордом одиночестве.

   Небо затянула плотная серая пелена, и рассвет был таким же серым и невыразительным, но Мангроув-парк уже не спал. Из кухонных труб валил дым, окна черного этажа сияли уютным золотисто-желтым светом, а во дворике для слуг, спрятанном за пышными кустами бугенвиллеи, деловито орудовал метлой садовник. Движения его были мелкими и осторожными: во время Каменной Смуты ему выпало стоять в почетном карауле у Алого дворца, и в груди у мистера Уокера остались осколки от шальной пули: на выстрелы бунтующая толпа не скупилась. Ранение перечеркнуло успешную военную карьеру, и бывший гвардеец предпочел покинуть Старый Кастл, где слишком многое напоминало о несбывшихся мечтах.

   Я его понимала, но постоянная сырость и влажность нового места жительства определенно сказывались на нем не лучшим образом.

    - А, Марион, доброе утро, - при виде меня он немедленно расправил плечи, хотя для этого ему и пришлось опереться на метлу, и заулыбался, - ранняя пташка!

   Сиплый вдох перед фразой понравился мне еще меньше внезапно проснувшегося интереса к моему расписанию дня. При знакомстве мистер Уокер первым делом убедился, что Сирил действительно мой кузен и его и в самом деле волнует мой моральный облик, и быстро свел общение к обмену приветствиями – только еще ни разу на моей памяти так не хрипел.

    - Доброе утро, - нейтрально отозвалась я и собралась было проскользнуть мимо садовника к черному ходу, но все-таки остановилась. – Попали под вчерашний ливень?

   Мистер Уокер, кажется, собрался заверить меня в том, что крепок, как бык, и здоров, как коала, но набрал слишком много воздуха и надсадно раскашлялся. Я сочла это наилучшим ответом и, прислушавшись, запустила руку в сумочку, привычно скользя пальцами по крышкам бутылочек в органайзере.

    - Вот, - я выудила небольшую бутылочку с мутноватой жидкостью. – Это водка с медом, лимоном и имбирем, так что выпить лучше на ночь. Только подогрейте сначала и сразу ложитесь под одеяло.

   В сумочке, как назло, звякнула пустая тара из-под поша, которую я все-таки прибрала с собой (удобные бутылки – на вес золота!), и садовник диковато уставился на меня. Кажется, старые девы из консервативных семейств в его воображении плохо вязались с крепкой выпивкой с утра пораньше.

   Но что ж я сделаю, если водка с медом и лимоном – лучшее из моих средств от сухого кашля? Не всем везет решать любые проблемы печеньем, как моей маме…

    - Это поможет, - пообещала я и впихнула ему бутылочку.

   Мистер Уокер пробормотал слова благодарности, почти повиснув на метле, и что-то в его поникшей позе заставило меня насторожиться:

    - Вы не один под ливень угодили?

    - С Элом, - невнятно пробурчал садовник, - он в малом домике отсыпается.

   Я покосилась на небо. Рассвет вступил в свои права, но Линдсей сама позволила мне отлучиться утром – а мистер Хайнс мог еще пригодиться.

    - Ведите, - вздохнула я и уже нацелилась на хорошо замаскированную тропинку за разросшейся алламандрой, когда из черного хода выглянула Грейс и ахнула:

    - Марион, ты куда это собралась? Мистер Уокер не сказал, что тебя искала леди Изабель?

   Садовник ссутулился и спрятал бутылочку в карман штанов. Я остановилась, будто налетев на невидимую стену, и помассировала виски. Из-за бессонной ночи голова была тяжелой, словно ее набили отсыревшей ватой, и туда никак не помещалось нехорошее подозрение, что мистер Уокер счел мою мораль попранной из-за ночной прогулки на соленые болота и пытался завязать разговор вовсе не из-за одолевшего его кашля.

   И вряд ли его намерения были столь же серьезны, как у Сирила в отношении Нарит Аволокорн. А я-то тут начала целительские навыки тренировать…

    - Леди Изабель уже встала? – удивилась я, развернувшись к дому.

    - Все встали, - страдальчески поморщилась Грейс. – Леди Линдсей приснился кошмар, и она проснулась с криком. Слуги уже позавтракали, но миссис Уайтглоу припасла для тебя порцию. Загляни на кухню после того, как сходишь к леди Изабель.

   Я озадаченно кивнула и, поспешно переобувшись, метнулась на хозяйский этаж. Непривычно притихший и даже будто поблекший мистер Хантингтон постучался к леди Изабель, робко сообщил о моем прибытии и испарился с такой ловкостью, что я заподозрила его в некоем родстве с легендарными ньямарангскими ассасинами.

   В кабинете, вопреки этикету, терпко пахло кофе и свежей выпечкой, но даже аппетитные ароматы ничего не могли поделать с ранним подъемом и дождливым серым утром за окном. Хозяйка Мангроув-парка сидела в кресле, откинувшись на спинку. На столе перед ней лежал лист бумаги, на котором чернела всего одна строчка – и та какая-то неровная, обреченно сползающая вниз к концу фразы.

   Голос леди Изабель, тем не менее, звучал твердо и четко:

    - Миз Марион, - с ощутимой прохладцей кивнула она вместо приветствия, - могу я узнать, почему вас не оказалось в особняке, когда леди Линдсей понадобились ваши услуги?

   Я нахмурилась: слова Нарит вдруг колокольным звоном отдались в голове. Откуда самопровозглашенная пророчица могла узнать, что я действительно была нужна в особняке?..

    - Леди Линдсей позволила мне отлучиться ночью, миледи, - настороженно отозвалась я.

   Леди Изабель отмахнулась:

    - Вашим непосредственным управляющим является не леди Линдсей!

   Тут она была права как никогда. Не Линдсей и даже не сама леди Изабель, а кое-кто куда как более требовательный и бескомпромиссный – и папа уж точно не обрадуется, если я вылечу с ответственного задания из-за того, что не смогла должным образом выполнять обязанности компаньонки.

   Поэтому я покаянно опустила голову и позволила хозяйке Мангроув-парка метать громы и молнии в свое удовольствие, срывая на мне раздражение из-за недосыпа и беспокойства за дочь. Благо ранний подъем сделал свое дело: леди Изабель быстро выдохлась и наконец вспомнила, по чьей протекции я оказалась у нее в особняке – и почему не стоит торопиться увольнять проштрафившуюся прислугу.

    - После смерти подруги леди Линдсей часто снятся плохие сны, - хмуро сообщила леди Изабель, успокоившись, и снова откинулась на спинку кресла. Я все еще стояла перед ней навытяжку, и разговор как никогда напоминал мне очередную выволочку в папином ведомстве: сначала кнут, а потом пространные объяснения и инструктаж вместо пряника. – Полагаю, это как-то связано с тем, что она слишком много узнала об обстоятельствах трагедии. Как бы Линдсей ни храбрилась, она еще слишком юна и не готова к подобным потрясениям. Вы не должны покидать особняк ночью, миз Марион. Если вам так необходимо отлучиться, согласуйте время с мисс Тансталл или, в крайнем случае, с Грейс, чтобы вас могли подменить.

   В задумчивости я прикусила щеку изнутри, и, видимо, лицо у меня при этом выглядело достаточно странно, чтобы леди Изабель многозначительно протянула:

    - Или… у вас есть свои способы справиться с кошмарами, миз Марион?

   Я подавила улыбку. Работать на человека, который уже примерно представляет, на что способна ведьма, – да что там, хотя бы просто верит в ведьм! – было до приятного легко.

    - Один или два, леди Изабель. – Или все три, но вряд ли графиня одобрила бы, вздумай я напоить ее наследницу чем-то настолько крепким. – Я что-нибудь придумаю, с вашего позволения, если леди Линдсей согласится.

    - Действуйте, - дала отмашку леди Изабель и, когда я уже думала, что сейчас меня отправят восвояси, неуверенно потеребила недописанное письмо и спросила: - Могу я рассчитывать, что вы обратите внимание также и на лорда Кроуфорда? Ваша почтенная матушка пекла такое замечательное печенье… порой одного кусочка было достаточно, чтобы увидеть просвет в своем горе.

   Я с сожалением развела руками. Увы и ах, печенье за моим авторством было способно подействовать таким специфическим образом, что единственным просветом в жизни становилось окно уборной. Не то чтобы лорда Кроуфорда это не взбодрило бы, но это определенно был бы не тот эффект, на который рассчитывала леди Изабель.

    - Боюсь, мои таланты лежат в несколько иной области, миледи, - округло сформулировала я, - но я приложу все усилия, чтобы лорду Кроуфорду стало легче.

   По крайней мере, пьяный лорд – это куда более ожидаемо и предсказуемо, нежели лорд, заедающий горе печеньками. Хотя мама не погнушалась бы подсунуть ему бисквиты, чего уж там, - но мама сейчас в Старом Кастле, наверняка уже подыскивает фамилиара для Ливи, чтобы не вышло очередной осечки с каким-нибудь крупным хищником или чрезмерно экзотическим зверьком, которого нельзя будет содержать в домашних условиях. Придется полагаться исключительно на свои силы.

   Но печенье я бы со счетов не стала сбрасывать, пожалуй…

   Прежде чем идти к Линдсей, я быстро выскочила на задний двор и забежала в домик садовника. Самого мистера Уокера видно не было – должно быть, ушел приводить в порядок «парадную», хозяйскую часть парка – зато на его постели спал, угловато свернувшись прямо поверх покрывала, помощник детектива Элиас Хайнс собственной персоной. Во сне он выводил носом столь занятные рулады, что уже безо всякого осмотра было ясно, что вчерашний ливень не прошел для него без последствий, как и для самого мистера Уокера.

   Органайзер в сумке опустел уже на две трети, и нужного снадобья под рукой не оказалось – последний пузырек достался садовнику, так что я попросту вытащила маленькую бутылочку бузинной самбуки и зашептала на здоровье: не так эффективно, как водка с лимоном и медом, но тоже должно помочь. Я оставила флакон на прикроватной тумбочке, черканула пару слов на подвернувшемся под руку клочке бумаги и заспешила обратно в господский дом.

   Линдсей тоже не спала и заседала в своем кабинете, но, в отличие от матери, вид имела бодрый, если не сказать азартный. Перед ней лежала раскрытая картонная папка на завязках, и ее скудное содержимое устилало всю столешницу: листы с машинописным текстом, заверенные синими подписями под каждым абзацем, заметки от руки, какие-то схемы. Я заинтересовалась и подошла ближе, но тут же заметила выглядывающие из-под бумаг фотографии и резко остановилась.

   Не то чтобы меня можно было так уж сильно шокировать изображениями порезов на руках, но конкретно эти я узнала мгновенно – хотя до сих пор видела их всего один раз, туманно-полупрозрачными и залитыми слишком реальной кровью.

   Нежная юная леди Линдсей, «не готовая к подобным потрясениям» и страдающая ночными кошмарами, все-таки выманила у помощника детектива копию документов по делу об убийстве Саффрон Кроуфорд. Мистер Хайнс, должно быть, надеялся, что излишне графичные подробности вроде тех же фотографий раз и навсегда отучать совать нос не в свое дело, но явно просчитался. Линдсей была бледна и сосредоточена и в ужасе отворачиваться от бумаг определенно не собиралась.

    - Не переживай из-за выговора, - первым делом велела она мне, скользнув безразличным взглядом по комнате, и снова углубилась в чтение. – Мама просто слишком сильно беспокоится из-за меня. Я поговорю с ней за обедом и все объясню.

   Я благодарно кивнула и без приглашения уселась на стул для посетителей. Выговоры от леди Изабель меня мало трогали, но признаваться в этом явно не стоило.

    - Есть что-то стоящее? – поинтересовалась я, кивнув на россыпь бумаг.

   Линдсей потеребила свою косу – и без того, нужно признать, изрядно растрепанную – и неуверенно кивнула.

    - Не знаю, правда, как это расценивать, - вздохнула она и вытащила из-под какого-то протокола фотографию с инвентарным номером на обороте. – Это предсмертная записка Саффрон, но…

   Я понимающе хмыкнула. Выглядело так, словно Саффрон писала, уже изранив руки. Бумага пропиталась кровью и чернилами, и на смятом листке, попавшем в объектив фотоаппарата, понятными остались только отдельные слова: «безнадежность», «никогда больше не», «не могу», «не выдержу» - и еще десяток в том же духе. Бессильным отчаянием не разило разве что от подписи – летящей, уверенной и легкой, не единожды отрепетированной на светских письмах, приглашениях и визитках.

    - Это почерк леди Саффрон? – на всякий случай спросила я у Линдсей.

    - Да, - без колебаний подтвердила она и снова вцепилась в многострадальную косу. – Только писала она отнюдь не в трезвом уме. То есть… я понимаю, что человек, решившийся на подобное, в любом случае не в себе, его снедает горе и тоска, но здесь все по-другому. Саффрон получила то же воспитание, что и я, а наука составления и оформления писем – едва ли не первое, что осваивает леди, и это действительно один из самых востребованных навыков в светской жизни.

   А лгать-то леди не положено…

    - Опьянение объяснило бы, как она смогла нанести себе столько ран и не выронить нож от боли, - согласилась я и задумчиво повертела в руках фотографию. – Но как же она не повредила себе сухожилия? Как раз для этого нужна филигранная точность! Ну-ка…

   Я положила перед собой фотографию предсмертной записки, достала чистый лист и сосредоточенно вывела: «Леди Саффрон Кроуфорд».

    - Похоже? – поинтересовалась я, предъявив результат Линдсей.

   Та сосредоточенно прищурилась.

    - И да, и нет, - задумчиво сказала она. – Вот здесь, в букве «Л», видишь? У нее эта завитушка выходит легкой и постепенно исчезающей, как если бы Саффрон постепенно ослабляла нажим на ручку. А у тебя вся буква примерно одной толщины. То же самое с буквой «у» и «д». И наклон немного не тот. Нас с Саффрон учили писать по старым прописям, и линовку для них мы чертили сами, оттого буквы клонятся несколько сильнее, чем у тех, кто работал с фабричными.

   Я кивнула и повторила попытку, учтя замечания, но теперь и сама видела, что натренированную долгими годами переписки руку не заменит ни острый взгляд, ни курсы по поддельным подписям для сотрудников Тайной Палаты. Скорее всего, записку действительно написала Саффрон. И сама же изранила себе руки… или сначала изранила, потом напилась и написала?

   Тогда кровь начала бы сворачиваться, и в ванне с телом наверняка нашли бы сгустки. Саффрон ведь обнаружили довольно быстро: не так-то просто покончить с собой в особняке, где полно прислуги, гостей и членов семьи… нет, что-то тут не вязалось.

    - Следователи заметили нестыковку с почерком? – поинтересовалась я.

   Линдсей развела руками:

    - Заметили, но мистер Чаннаронг склонен списывать все на истерический припадок.

    - Не на алкоголь? – заинтересовалась я.

   Линдсей порылась в бумагах и вытащила очередной отчет, где утверждалось, что леди Саффрон перед смертью не только ничего не пила, но еще и не ела почти сутки, запершись в спальне наедине со своим «горем».

    - По-моему, нужно иметь весьма крепкую конституцию, чтобы после дня без воды и еды еще быть способной на истерический припадок, - скептически заметила я, воскресив в памяти образ призрака: Саффрон напоминала девочку-подростка, несколько угловатую, игривую и очаровательную, но уж точно не двужильную.

    - Саффрон отличалась крепким здоровьем, - качнула головой Линдсей. – Она почти никогда не болела, а уж энергии у нее хватило бы на двоих леди. Выводом о припадке я, признаться, ничуть не удивлена. Если бы у кого и хватило сил, то у Саффрон.

   Я с сомнением окинула взглядом посмертные фотографии, но спорить не стала и принялась разбирать бумаги.

   К делу Саффрон подошли со всей ответственностью. Не поскупились на медицинскую экспертизу, частичное вскрытие и консультацию у семейного врача Кроуфордов, обследовали каждый сантиметр покоев погибшей леди, побеседовали со всем ее окружением, не обойдя вниманием даже младших горничных и помощника конюха – даром что тот был коренным ньямарангцем и по-вайтонски знал слова, преимущественно относящиеся к описанию лошадиных статей и нецензурной брани, и к его показаниям пришлось приложить лист с переводом.

   Близкие Саффрон как один утверждали, что уж она-то всегда видела жизнь в красках и как никто умела находить положительные стороны в любой ситуации. Разве что семейный врач как-то неоптимистично отметил, что это всего лишь один из механизмов защиты психики, но тут же добавил, что весьма действенный: чтобы пойти на столь отчаянный шаг, как самоубийство, должно было случиться что-то гораздо серьезнее, нежели смерть кумира. В конце концов, Саффрон была леди на выданье, а не оголтелой пятнадцатилетней фанаткой!

   Протоколы осмотра меж тем утверждали, что Саффрон повела себя как неуравновешенный подросток, склонный к самодеструкции. Предсмертная записка написана ее рукой, угол нанесения ран говорил сам за себя, на ванной и смесителе нашлись только ее отпечатки пальцев – четкие и кровавые…

   На основании этого мистер Чаннаронг сделал единственно возможный вывод: Саффрон настолько умело делала хорошую мину при плохой игре, что сумела провести даже родную мать, - а потом все-таки не выдержала и вскрыла вены. Теперь дело готовили к закрытию, а пара протоколов допроса лорда Кроуфорда оказалась погребена под валом информации, подтверждающей версию детектива. Да и что мог сказать раздавленный горем отец, который на момент беседы с мистером Хайнсом, кажется, еще не до конца осознавал, что произошло? Тогда он меньше всего был склонен думать, у кого из его идейных противников в Парламенте имелась возможность подобраться поближе к единственной дочери Костяного короля…

   Протоколы беседы со скорбящим отцом я изучила особенно дотошно, но в результате только пришла к выводу, что нужно где-то раздобыть кальвадос – яблочный или, на худой конец, грушевый – и зашептать если не на смирение, то хотя бы на здоровую злость.

   Если бы я своими глазами не видела недоумевающий призрак Саффрон, я бы и сама поверила в версию детектива Чаннаронга; а пока что склонялась к мысли, что в этой истории не обошлось без того, что папа именовал дешевой мистикой, а мама – основательно продуманной диверсией. Лишить веса слово Костяного короля можно было десятком способов, начиная от подкупа членов парламента и заканчивая хорошей аргументацией своей позиции и отточенным ораторским искусством, но кто-то предпочел запачкать руки в крови. Почему?

   Из-под протокола вскрытия выпала фотография тела перед выдачей родственникам для похорон, и я машинально повертела ее в пальцах. До жути умелый посмертный макияж, строгое белое платье с высоким воротником, сложенные на груди руки, старательно покрытые слоем грима, - ничего из ряда вон, но я все же замерла, вдруг ощутив холодок в шрамах на спине.

   Отчего-то я была готова поклясться, что было проведено полное вскрытие. И столь строгое платье, скрадывающее очертания фигуры и закрывающее почти все тело, понадобилось именно из-за этого.

   Не то чтобы я была удивлена дотошностью экспертов – все же требовалось проверить, не была ли Саффрон пьяна или отравлена – но тогда почему в протоколе описывались только частичные исследования?

    - Миледи… - начала было я и тут же осеклась.

   Рассказывать юной девушке, недавно лишившейся лучшей подруги, различия между полным и частичным вскрытием, пожалуй, все-таки не стоило. Обсудить подобные тонкости можно было разве что с мистером Хайнсом, но если учесть, что за пузырек я оставила ему утром, то с беседой стоило подождать хотя бы до вечера.

    - Да? – Линдсей, не обратив внимания на мою заминку, азартно подалась вперед, и я начала судорожно подбирать слова – но меня спас удар гонга.

    - Пора переодеваться к обеду, - с облегчением сообщила я и поднялась на ноги.

   С легкой руки леди Изабель об ужине в Кроуфорд-холле стали говорить еще за обедом, а сразу из-за стола отправились в гардеробные. Подобная участь миновала разве что лорда Эванса – и то лишь потому, что он еще вчера велел своему камердинеру подготовить лучший смокинг и теперь мог с чистой совестью сообщить, что ему осталось только подобрать запонки, и дезертировать в библиотеку.

   А мы с Эми Тансталл приготовились к очередному раунду челночного бега между двумя гардеробными. Леди Изабель не разочаровала: ей всенепременно нужно было знать, что собирается надеть Линдсей, какая у нее будет прическа и подобраны ли аксессуары, и по каждому из пунктов у нее находилось альтернативное предложение, которое обязательно следовало обсудить.

   Я начинала догадываться, почему у Эми, чья работа не предполагала тяжелого физического труда, такие мускулистые ноги. Но заикнуться о том, что было бы гораздо проще собрать обеих леди в одной гардеробной, не рискнула. Линдсей и без того уже после третьего моего забега и второго визита Эми с очередным срочным посланием от леди Изабель устало прикрыла глаза и приказала просто подать тот наряд, который подготовили с вечера.

    - В противном случае к началу ужина в Кроуфорд-холле мы все еще будем заняты если не примеркой, то подбором броши, - заметила она и повернулась спиной, чтобы я помогла застегнуть длинную потайную «молнию» на скромном бледно-лиловом платье. – А ведь еще нужно подобрать что-нибудь тебе!

   Молнию немедленно заело.

    - Мне? – переспросила я в тщетной надежде, что ослышалась.

   Линдсей с энтузиазмом кивнула:

    - Обязательно. Джейден наверняка настоит, чтобы тебя пригласили за стол.

   "Ещё чего не хватало!" - едва не ляпнула я, но всё-таки сдержалась и позволила Линдсей поиграть в куклы в человеческий рост.

   Разумеется, её платья и юбки были мне безнадёжно коротки: кукла оказалась переразмеренной. Но белое атласное болеро пришлось впору и разом превратило излишне строгое темно-синее платье в вечерний наряд, а скромная брошь в виде голубой розы удачно довершила образ, и в Кроуфорд-холл я отправилась с обманчивым ощущением уверенности в себе.

   Джейдену хватило одного долгого оценивающего взгляда, чтобы напрочь лишить меня этой иллюзии, хотя обвинить его было абсолютно не в чем: он по-прежнему был безупречно вежлив и немного неуклюж – ровно настолько, чтобы его неловкость вызывала покровительственную улыбку, а не смех. В застольной беседе что он, что я участвовали постольку-поскольку: Джейден ушёл в себя и не то мысленно перебирал мясницкие ножи, не то представлял кровавые расправы, а я вспоминала инструкцию по работе под прикрытием. Это заставляло держать себя в руках, поскольку рекомендаций прятаться под стол от объекта слежки там совершенно точно не было.

   Каллум Кроуфорд в беседе не участвовал вовсе. Его супруга, безуспешно попытавшись втянуть мужа в разговор, быстро сдалась и переключилась на леди Изабель и Линдсей. Те охотно пришли на помощь, и застольная беседа тотчас стала неспешной и настолько благопристойной, что заикаться о самопальной выпивке для безразличного ко всему хозяина дома было как-то неловко – к тому же присоединиться к мужчинам в библиотеке на дижестив мне никто не предложил. А Джейден и вовсе начал рассказывать о своей мастерской, не дожидаясь десерта, и всем уже было ясно, куда я отправлюсь из-за стола: будущий хозяин Кроуфорд-холла не оставил мне никакой альтернативы.

   Я успокоила себя тем, что это не последняя встреча с Каллумом Кроуфордом и уж точно не последний мой визит сюда, и сдалась на милость победителя. Только по дороге будто бы невзначай задела краем юбки стул лорда, позволив мягкому кошачьему пуху осесть на идеально отутюженных брюках, да убедилась, что окно библиотеки беспечно открыто.

   Джейден так нагнетал атмосферу, что я ожидала увидеть, по меньшей мере, залитую кровью скотобойню и даже ощутила некоторое разочарование, когда выяснилось, что мастерская занимала небольшую комнату на первом этаже. Окна выходили не в сад, а на подъездную дорожку, и днем здесь, должно быть, было очень светло и солнечно, но поздний вечер диктовал свои порядки. Из-под потолка с любопытством выглядывала люстра – простенькая, почти без декора, но очень яркая; однако ее одной гению от скульптуры показалось маловато, и на дальней стене сиял ровный ряд ламп для макияжа. В центре комнаты стоял небольшой подиум, какой обычно использовали модистки для примерки, а один из углов отгораживала старомодная ширма для переодевания.

   Видимо, чтобы окончательно обмануть мои ожидания, из-за ширмы выглянула пожилая женщина в легком шелковом платье, выгодно оттеняющем по-ньямарангски смуглую кожу и черные волосы, уложенные бабеттой.

    - Наконец-то! – воскликнула она с легким акцентом и немедленно схватила меня за руку. – Вот, миз Марион, вставайте сюда, я на вас посмотрю!

   На подиуме, впрочем, я оказалась еще до того, как она закончила фразу: певучий ньямарангский акцент, вытягивающий последнюю гласную в слове, делал речь медлительной и плавной, - а терпения у этой женщины оказалось куда меньше, чем это было свойственно аборигенам.

    - Миссис Мали Ваен, моя незаменимая помощница, - запоздало представил Джейден и со зловещим щелчком закрыл дверь. – Она подготовит для вас костюмы и грим, если не возражаете, миз Марион.

   Возразить я не успела бы в любом случае, поскольку к тому моменту, когда гениальный скульптор договорил, миссис Ваен уже замеряла меня портняжной лентой и довольно цокала языком, занося цифры в пухлую тетрадку с цветастой обложкой. Казалось, что, когда я озвучу возможные претензии, костюмы будут готовы, а почтенная дама едва ли отвлечется от нанесения грима.

    - Рада знакомству, - сообщила я с достоинством – насколько это вообще возможно, когда собеседник копошится с портняжной лентой где-то у тебя подмышкой.

   Миссис Ваен пробормотала ответную форму вежливости и, довольно мурлыкнув что-то себе под нос, потянула меня за ширму, оставив Джейдена на полпути к подиуму.

    - Сегодня я бы хотел сделать несколько снимков для первой статуэтки, которая будет изображать Соладу до того, как она попала во дворец и привлекла внимание императора, - сообщил скульптор, чем-то активно шурша и щелкая за ширмой. – К счастью, для этого образа долгих примерок и тщательной подгонки не потребуется, и откладывать ничего не придется. Кроме того, я смогу показать снимки вам и леди Линдсей, чтобы вы приняли окончательное решение о допустимости позирования, и мы с вами подписали соответствующий договор.

   Ответить я ничего не успела: миссис Ваен вжикнула молнией на моем платье, и разговор вынужденно захлебнулся в пышном подъюбнике. А потом «незаменимая помощница» рассмотрела мою спину, громко ахнула и закричала:

    - Мастер Джейден, взгляните! – от волнения ее акцент стал еще сильнее, и я даже не сразу поняла, о чем она говорит, - а потом стало поздно, поскольку Джейден без единой задней мысли сунулся за ширму.

   Вниз по спине двинулся победный марш холодных мурашек, окончившийся ледяным узлом в животе. Я ссутулилась и машинально прикрылась руками, но Джейдена волновали отнюдь не мои угловатые прелести.

    - Марион, - сказал он странно севшим голосом, - да ты же идеальна! – и провел кончиками пальцев вдоль линии шрамов – сначала едва ощутимо, потом – с нажимом, в обратную сторону.

   Чувствительность рубцов была давным-давно нарушена, и прикосновение я то ощущала, то нет. Оно то превращалось в щекотку, то становилось почти болезненным, но ничего интимного в нем не было. Джейден словно пытался запомнить, каковы шрамы на ощупь, с чисто практической точки зрения: как бы это получше передать изъяны натурщицы в скульптуре?..

    - Что? – я не поверила своим ушам.

   Джейден отдернул руку и смущенно отступил на полшага, а потом и вовсе выскочил из-за ширмы, едва не своротив вешалку с заранее заготовленной робой, но показания не изменил:

    - Вы идеальны, миз Марион, - повторил он из-за ширмы – уже вполне нормальным голосом. – Вы – именно то, что я искал все эти месяцы.

    - Из-за шрамов? – недоверчиво переспросила я и дернулась, когда миссис Ваен из любопытства тоже коснулась рубцов.

   Она, впрочем, тут же пробормотала извинения и молниеносно нахлобучила на меня робу, видимо, спасая ее от драгоценного нанимателя и его неповторимой грации.

    - Знаете, чем именно Солада привлекла внимание императора Ньямаранга? – поинтересовался Джейден, который, кажется, теперь ни на шаг не отходил от ширмы, словно боялся, что я попытаюсь улепетнуть из мастерской.

   Будучи надетой на меня, роба выглядела точно так же, как и на вешалке: уныло обвисала с плеч, сборила на животе и подчеркивала слишком высокий рост. Если Солада в бытность рабыней и впрямь носила что-то подобное, то меня действительно занимал вопрос, чем же она могла очаровать императора, - потому как это определенно была не миловидная внешность. С чего бы единоличному властителю, который мог по щелчку пальцев заполучить любую красавицу, обращать внимание на нескладную полукровку в застиранных лохмотьях?..

   Вдобавок миссис Ваен, не удовлетворившись моим прискорбным видом, с любопытством потянулась к строгому пучку волос на моем затылке – и тотчас с шипением отдернула руку, уколовшись об острую шпильку. Видимо, вырядить меня в поношенный мешок из-под картошки показалось ей недостаточно, и для полноты картины следовало еще и испортить прическу.

   Я дернулась было, уворачиваясь, но заставила себя стоять неподвижно.

   Спокойно, Марион, папа дал на это добро, а уж он-то к этому моменту наверняка не преминул подослать шпика к каждой натурщице, когда-либо работавшей с Джейденом Старром, и сопоставить все их рассказы. Если до сих пор сюда не примчался взъерошенный Сирил с требованием немедленно прекратить позорить приличную девушку, значит, ничего неподобающего никогда не делал ни сам скульптор, ни его эксцентричная помощница.

   А что до их бесцеремонности… неприятно, непривычно – но Джейден нанимал преимущественно профессиональных натурщиц и наверняка привык, что их границы допустимого несколько отличаются от принятых в высшем свете.

    - Позвольте, лучше я сама, - быстро сказала я, пока переживающий за успех съемок скульптор не полез за ширму повторно, и принялась методично вынимать из пучка все тринадцать шпилек – одну за другой, бережно складывая рядом с парадно-выходным платьем, до которого теперь опасалась не добраться до самого утра. – Простите, мистер Старр, небольшая заминка. Так чем же Солада так прославилась?

    - Она принадлежала зажиточному фермеру, - с готовностью откликнулся Джейден, - и помогала ухаживать за его слонами. В одно необычайно засушливое лето Солада погнала слонов на дальний водопой и захотела искупаться, но плавать рядом с животными не решилась: те слишком обрадовались прохладной воде и расшалились. Солада отошла от слонов, не зная, что водопой был свободен из-за того, что ближайшая деревушка опустела из-за нападений тигра-людоеда. Он напал на нее и сильно ранил, но слоны бросились ей на выручку… - Джейден запнулся и неуверенно хмыкнул: - Подозреваю, что они не столько спешили на крики, сколько опасались, что тигр попытается напасть и на маленького слоненка, но факт остается фактом: Солада выжила после нападения, и о ее удачливости прослышал сам император.

    - Все еще звучит не слишком обнадеживающе, - заметила я, вынимая последнюю шпильку.

   Миссис Ваен восторженно ахнула и запустила пальцы мне в волосы, помогая им распрямиться. Я непреклонно отстранилась и принялась перебирать их сама.

    - Если вы о намерениях императора, то да, добрыми они не были. – Голос Джейдена зазвучал еще ближе: кажется, он едва сдержался, чтобы не заглянуть за ширму, выясняя причину возни. – Император хотел испить крови Солады, чтобы забрать ее удачу. Сама Солада в восторг, разумеется, не пришла, но ее хозяин был чрезвычайно польщен вниманием императора, а уж компенсация за «удачливую» рабыню и вовсе привела его в экстаз. Он приказал немедленно растопить купальни, пригласить лучших мастериц и привезти самые дорогие наряды, чтобы не оскорбить взор императора видом грязной рабыни. Соладу отмыли, откормили, одели в шелка и отправили ко двору. Император был так сражен ее красотой, что о кровавой жертве и думать забыл.

   Видимо, вырвавшийся у меня смешок оказался в достаточной мере скептическим, чтобы Джейден немедленно продолжил историческую справку:

    - По меркам Ньямаранга Солада действительно была сказочно красива. Среди местных до сих пор процветает культ светлой кожи, поскольку считается, что загар – это признак того, что человек проводит много времени в поле, за черной работой, и на жизнь себе зарабатывает ломовым трудом, тогда как богачи нежатся в тени. Собственно, отчасти из-за этого к вайтонцам так странно относятся: вроде бы и ненавидят из-за того, что мы завоевали их родину, и в то же время преклоняются и перенимают многие обычаи из исконно вайтонской культуры, потому как настолько белые люди не могут быть плохи во всем. Пожалуй, выше белокожего человека оценят только кого-нибудь с голубой кожей, как у Праатхи, бога-отца, - хмыкнул Джейден. – Солада же была полукровкой, высокой и тонкой, и, когда с нее смыли загар, стала отвечать главным требованиям к красавицам того времени.

    - Или императора потянуло на экзотику со шрамами, что вероятней, - пробормотала я себе под нос и вышла из-за ширмы, пока ведомый любопытством скульптор ее не повалил.

   Кажется, Джейден собирался что-то возразить, но так и застыл с приоткрытым ртом. Фотоаппарат выскользнул у него из рук, звучно треснувшись о паркет, и миссис Ваен многоопытно подсунула ему другой – я даже не успела заметить, откуда она его вытащила.

    - Вы идеальны, миз Марион, - твердо повторил Джейден и кивнул в сторону подиума. – Я мог бы обойти весь Ньямаранг – и то не нашел бы кого-нибудь, кто лучше подходил бы на эту роль.

   Взгляд у него был шальной - счастливый и тяжёлый одновременно, и я чувствовала себя до крайности неловко, словно получила эту похвалу обманом. В самом-то деле, ну какая из меня муза?..

    - Погодите, ещё неизвестно, смогу ли я позировать достаточно долго, - заметила я, но Джейден только отмахнулся, всецело захваченный идеей.

    - Вот сейчас и выясним, - с энтузиазмом пообещал он и благосклонно кивнул миссис Ваен.

   Та немедленно нырнула за отодвигающийся сегмент стены, за которым скрывалась кладовка (так вот откуда появился запасной фотоаппарат!), и вытащила оттуда отрезок трубы весьма внушительного диаметра.

    - Представьте, что это слоновая нога, - предложил Джейден, настраивая камеру. – Слонов я буду снимать отдельно, их всё-таки в студию не загонишь...

   В его голосе звучало такое сожаление, что я уже не сомневалась: будь эта мастерская побольше – он бы действительно загнал сюда слона. Просто чтобы прикинуть, как я буду смотреться рядом.

   Я припомнила макеты в музее и смиренно вздохнула. Если я хоть что-то понимала в масштабах, то рядом со слоном я смотрелась бы чрезвычайно мелкой, но спорить с вошедшим в раж скульптором не стала: сам догадается рано или поздно, а сейчас он, казалось, не слышал и не воспринимал ничего, кроме собственной идеи.

   Поэтому я положила руку на трубу и честно постаралась подключить воображение. Слон так слон – с толстой серой шкурой, чуть пыльной, но тёплой; с длинным гибким хоботом, мудрыми глазами и терпеливым взглядом…

   Пальцы на мгновение ощутили живую шероховатость и покалывание щетины. Джейден с энтузиазмом защелкал фотоаппаратом, обходя меня по кругу. Миссис Ваен ненавязчиво маячила рядом – то с отражателями, то с водой, то с пуховкой от пудры; потом она отняла у меня трубу, с которой я почти сроднилась, и вытащила из кладовки пыльное чучело собаки: ему предстояло изображать того самого тигра, а мне – добросовестно пугаться и спасаться бегством.

   Чучело, справедливости ради, действительно выглядело жутковато, и пугалась я вполне правдоподобно. Только спастись бегством мне никто не дал – ни час, ни два спустя, когда я уже была как никогда близка к тому, чтобы попрать служебный долг и выскочить в окно. Джейден вошел в раж и так бодро скакал вокруг с фотоаппаратом, что мне становилось неловко за свое слабоволие и мягкотелость. Первой в итоге сдалась миссис Ваен: на требование вытащить из кладовки еще какой-то загадочный инвентарь она ответила твердым отказом и наглядной демонстрацией часов.

   Отказ Джейден явно был готов проигнорировать, но неумолимая полночь на часах привела его в чувство.

    - Простите, миз Марион, я увлекся, - смущенно признал скульптор, опустив фотоаппарат, и покосился на коробку с использованной пленкой.

   Сил у меня хватило ровно на то, чтобы кивнуть, принимая извинения, и удалиться за ширму, не пошатнувшись. Мышцы подрагивали, ноги затекли от статичной позы, а спина прозрачно намекала, что компрессом я уже не отделаюсь. Работа натурщицы на поверку оказалась адским трудом – так меня даже на тренировках в родном ведомстве не загоняли!

    - В следующий раз сами требуйте перерыв, когда устанете, - запоздало посоветовала миссис Ваен, помогая мне выпутаться из грубой робы и влезть обратно в платье. – Мастер Джейден за работой забывает обо всем.

    - Я заметила, - обессиленно пробормотала я.

   Джейден за ширмой рассыпался в извинениях. Заверений, что это больше не повторится, не последовало: кажется, мы все понимали, что повторится, и не раз.

   Пошатываясь, я выбралась из мастерской. В особняке царила тишина: хозяева меня все-таки не дождались. Я вздохнула и спустилась вниз, на служебный этаж, но он тоже практически пустовал – только в столовой для слуг, еще более маленькой и тесной, чем в Мангроув-парке, одиноко клевал носом немолодой мужчина в униформе шофера. От звука моих шагов он встрепенулся и сообщил, что ему велено отвезти меня в Мангроув-парк. Судя по его сонному виду, у него были бы проблемы даже с транспортировкой самого себя до кровати, не то что с героическим вождением в ночи, и я предпочла вежливо откреститься от его услуг.

   Шофер попытался настаивать и даже вскочил на ноги для пущей убедительности, и в этом-то и заключался его главный просчет. Я задумчиво посмотрела на него сверху вниз и снова отказалась. Больше он не настаивал.

   А я уже на крыльце поняла, что не прогадала, уступив своему малообъяснимому желанию пройтись пешком. Дворик для слуг в Кроуфорд-холле тоже был меньше, чем в Мангроув-парке, но сюда умудрились вместить садовый столик со скамейками, потерявшими всякий цвет от постоянных дождей и палящего солнца. Там-то и сидел дорого одетый ньямарангец со здоровенной коричневой сигарой, словно украденной из прошлого столетия, и отстраненно наблюдал за мошкарой, вьющейся в золотистом шаре света от единственного фонаря. Мое появление с легкостью отвлекло его от столь занимательного действа, и он обернулся через плечо, тут же не то слишком резко выдохнув, не то кашлянув. Выражение его лица моментально скрылось в ночном полумраке и облаке сизого дыма, но я и так догадывалась, какое впечатление производила в длинном темно-синем платье, с распущенными волосами и запавшими от усталости черными глазами – в такие моменты мне только косы не хватало для полноты образа.

   Однако ньямарангец быстро взял себя в руки и продемонстрировал отменные манеры и отличную осведомленность:

    - Добрый вечер, - хрипло произнес он и все-таки откашлялся. – Миз Марион Лат-Блайт, я полагаю? Так и знал, что мастер Джейден продержит вас в мастерской, пока миссис Ваен не начнет падать с ног от усталости. Я Туантонг Раклон, управляющий, - спохватившись, представился он и протянул мне ладонь – узкую, с ухоженными ногтями и довольно светлой для ньямарангца кожей, насколько я могла судить при таком скудном освещении.

    - Рада знакомству, мистер Раклон, - невозмутимо отозвалась я и вместо того, чтобы вложить ладонь в его, деловито пожала ему руку. – Полагаю, мне нет смысла представляться.

   Управляющий негромко рассмеялся, сверкнув безупречно белыми зубами:

    - О вас уже наслышан всяк и каждый в Кроуфорд-холле. Мастер Джейден в своих восторгах бывает чрезвычайно многословен, но неизменно правдив. Признаюсь, я здесь из-за чистого любопытства; он так убедительно рассказывал, что сумел отыскать настоящее воплощение легендарной Солады, что я был просто обязан взглянуть своими глазами.

   Я моментально почувствовала себя не воплощением легендарной Солады, а цирковым слоном, но нашла в себе силы вежливо и вместе с тем прохладно улыбнуться, давая понять, что комплимент не пришелся мне по вкусу.

    - Простите, должно быть, я показался вам навязчивым, - безо всякого смущения заметил мистер Раклон, - но моя работа требует, чтобы я был в курсе всего, что происходит в Кроуфорд-холле и прилегающих территориях, а уж о внезапном увлечении мастера Джейдена я должен выяснить все, что только можно.

   Я почувствовала, что краснею. Отчего-то вспомнилось лицо Джейдена, сунувшегося за ширму, - растерянно-беспомощное, с расширившимися зрачками и пьяным взглядом, и вместе с тем – странно сосредоточенное.

    - Боюсь, вы не так поняли, - с прохладцей отозвалась я, внутренне собравшись. – Я позировала для мистера Старра с ведома и позволения моей госпожи, леди Линдсей Эванс, которая должна вот-вот официально назваться его невестой.

   Управляющий продолжал улыбаться – безмятежно, уголками губ, как делало большинство ньямарангцев, желая выказать расположение. Фоновая вежливая гримаса, но после долгих дней в условиях строгого вайтонского этикета это выглядело изысканнейшей из издевок.

    - О, разумеется, я имел в виду увлеченность мастера Джейдена историей Солады, - поправился он. – Должен признать, вы действительно очень похожи на сохранившиеся изображения прекрасной жрицы. Мастер Джейден умеет подбирать людей.

   Проникаться симпатией я не спешила. Уж чистокровный-то ньямарангец вряд ли считал героиней бывшую рабыню, которая открыла ворота врагу. Даже если этот ньямарангец сумел занять довольно высокое положение в современном обществе.

    - Впрочем, я слишком много говорю, - признал мистер Раклон, ничуть не смущенный моим многозначительным молчанием. – Я распоряжусь, чтобы мистер Джонс отвез вас до Мангроув-парка.

    - Не стоит, - чуть резче, чем следовало бы, отозвалась я и поспешила распрощаться.

   После такого знакомства уж точно стоило пройтись пешком, чтобы проветрить голову. По крайней мере, это гарантировало, что я хоть немного остыну, прежде чем докладывать папе о сегодняшних событиях – и о том, что управляющий Кроуфорд-холла вообще-то мог быть неслабо заинтересован в поправке к налоговому кодексу Ньямаранга. Просто из-за своего происхождения и обязанности быть в курсе всего, что происходит в Кроуфорд-холле и прилегающих территориях.

   Отчего-то безупречно вежливый Туантонг Раклон произвел на меня впечатление столь гнетущее, что Джейден Старр с его мясницкими повадками и рядом не стоял: теперь-то я понимала, что он машинально прикидывал пропорции, позабыв в мечтах об идеальной статуэтке о приличном выражении лица, а не выбирал подходящий тесак. А вот господин управляющий не просто так оговорился об увлечении мастера, и скидка на неродной язык ему явно не требовалась: акцента в его речи не было и в помине, предложения он строил правильно – да и родился, скорее всего, уже после принятия закона о всеобщем образовании в колониях Вайтонской Империи.

   Если я хоть что-то понимала в работе со слухами, под меня не просто копали, а уже вырыли солидный котлован, хоть бассейн заливай. А я по-прежнему понятия не имела, кому же это взбрело в голову!

   Да, звонить папе определенно было рановато. На его месте я бы первым делом отозвала некомпетентного сотрудника в Старый Кастл на переподготовку. Или сразу в отставку, чего уж там…

   Я закуталась в болеро (Линдсей оказалась предусмотрительней меня, когда заставила захватить его) и неспешно побрела вдоль обочины в сторону Мангроув-парка, предаваясь самым мрачным размышлениям: лучше уж оставить их на дороге, чем принести домой.

   Влажная ньямарангская ночь охотно поддержала меня, подсовывая на редкость удачные картины: кусты, удивительно похожие издалека на трубящего слона, одинокое облачко в форме треснувшего объектива и яркая луна, что изгибалась так легкомысленно, словно небеса решили посмеяться над незадачливой ведьмой. У ведьмы пока не хватало внутренних резервов, чтобы присоединиться, но гнусно ухмыльнуться в ответ я могла всегда.

   Намеки на возможный роман с Джейденом Старром вели только по одному пути: кто-то хотел, чтобы меня вышибли из Мангроув-парка без рекомендаций. В самом деле, как еще могла отреагировать леди Изабель, узнай она, что компаньонка дочери осмелилась завести интрижку с женихом госпожи? На леди Изабель же не написано, что она знакома с моими родителями и догадывается, что я нарисовалась в особняке сразу после смерти Саффрон Кроуфорд не просто так, и увольнять меня может оказаться себе дороже. Разумеется, границы терпения есть и у нее, но она достаточно умна, чтобы не рубить сплеча.

   А вот мистер Раклон, пожалуй, был слишком молод, чтобы водить знакомство с моей мамой – если только он не жил под Трангтао лет двадцать назад. Возможно ли, что своей оговоркой он пытался предупредить незадачливую компаньонку о нависшей над ней опасности, а вовсе не угрожал мне скорой расправой?

   Возможно. Но симпатии он по-прежнему не вызывал. Что, спрашивается, мешало сказать прямо?..

   Я споткнулась на ровном месте и подавилась нервным смехом.

   Смотри-ка ты, а папа, кажется, был прав насчет Джейдена. Мало того, что на уме и на языке у него, как у пьяного, одно и то же – так это ведь еще и заразно! Кто бы мне сказал неделю назад, что подобная манера общения окажется для меня предпочтительней, чем извечные вайтонские пляски вокруг да около!

   Но с ним невозможно было работать иначе. Вздумай он использовать многослойные формы вежливости, чтобы сообщить мне, что я встала как огородное пугало и имею шансы сама напугать «тигра», - и мы не вылезли бы из мастерской до утра. Или, что вероятней, просто ничего не успели бы до того момента, когда миссис Ваен взмолилась о пощаде…

   А так на меня попеременно лились то по-мальчишески бурные восторги, то такие же острые замечания о позе и актерском мастерстве – я не успевала ни возгордиться, ни по-настоящему расстроиться. Только смеялась вместе с ним и неслась на той же восходящей волне, что и он, напрочь забыв о времени. Наверное, потому-то все его натурщицы и оставались довольны сотрудничеством: его страсти, его увлеченности, его готовности посвятить всего себя одному делу хватало на всю команду. Вся моя усталость ограничивалась разве что напряжением в мышцах – и то на грани какой-то сладкой ночной истомы. Я не чувствовала себя опустошенной. Для такого безнадежного интроверта, как я, это было весьма показательно.

   Джейдена и в самом деле интересовала только скульптура. Пожалуй, для того, чтобы справиться с ведением дел в Кроуфорд-холле, ему потребовалась бы благоразумная и хорошо образованная жена – леди Линдсей подходила идеально. Я еще не была готова написать об этом в рапорте, но в голове словно прояснилось, и я машинально вытащила из сумочки первый попавшийся глиф.

   Белая поверхность обточенного коралла сверкнула устремленной ввысь стрелой. Иб – дорога жизни, которая не обещает удачное завершение всех дел и не грозит надвигающейся бедой, – просто ложится под ноги и предлагает посмотреть, куда приведет выбранный путь. Гадальные глифы по-прежнему не могли дать мне однозначный совет, но я только хмыкнула и провернула фишку в пальцах.

   Что ж, посмотрим.

   Глиф блеснул в руке слишком уж ярко, ловя далекий еще отсвет, и я обернулась. За придорожными кустами мелькал свет фар, повергнувший меня в глубокие раздумья: позволить неизвестному водителю пережить несколько секунд первобытного ужаса, пока он не рассмотрит меня как следует и не убедится, что на обочине стоит не смерть с косой, а просто высокая нескладная девица, или спрятаться и надеяться, что бледную рожу в зарослях он не заметит вовсе? Потому как если заметит…

   Я предпочла остаться на месте. Из-под ног выскользнула длинная темная тень – и тут же переползла на обочину, гротескно вытягиваясь на отсыревшем песке, а потом вдруг застыла. Машина остановилась.

    - Миз Марион!

   …Джейден, кто бы сомневался. Сам сел за руль, помчался куда-то на ночь глядя, как обычно, позабыв о водителе, лакеях и телефоне в Мангроув-парке, и теперь обеспокоенно выглядывал из-за распахнутой дверцы щегольского автомобиля, словно самым страшным на темной дороге была не я сама, а что-то, что могло бы со мной случиться.

    - Куда же вы одна среди ночи? – выдохнул он и оббежал машину, чтобы открыть дверцу со стороны пассажира. – Садитесь, я…

    - А вы куда один среди ночи? – поинтересовалась я, не сдвинувшись с места.

   Джейден застыл и взглянул на меня с таким недоумением, словно для наследника титула и обширных угодий было чем-то совершенно нормальным шататься по темным ночным дорогам и подвозить страшноватых простоволосых девиц на голову выше любого хулигана, который мог бы теоретически затаиться в кустах – если бы сам не испугался торчать в густых зарослях с минимальным обзором.

    - За вами, - запросто отозвался Джейден.

   Точно. Что подумал – то и сказал, ни контекста, ни подтекста. Скрытые смыслы, тонкие намеки и туманные угрозы репутации – это не про него. Наверное, потому-то мистер Раклон пошел с предупреждениями ко мне, а не к Джейдену, что было бы гораздо логичнее, будь на его месте кто-то более…

   Я запнулась на этой мысли. Более умный? Джейден не был глуп. Каждая его идея неизменно оказывалась продумана до мелочей и изучена от корки до корки, а уж в плане эрудиции он заткнул бы за пояс музейного экскурсовода. Но вот какой-то житейской хитрости, изворотливой смекалки, без которой невозможно представить даже самого пустоголового и бесполезного светского щеголя, - у него не было.

   Кажется, я впервые осознала, что подразумевала прабабушка, когда называла кого-то диковинным словом «валенок».

   С ним бесполезно играть в куртуазность и подбирать изысканные эвфемизмы. Он решит, что я отказываюсь от его компании из вежливости, не желая беспокоить, - просто потому, что верит в людей куда больше, чем они того заслуживают. И, что самое смешное, его ожидания отчего-то нестерпимо хотелось оправдать.

   Но я его все-таки разочаровала.

    - Мистер Старр, боюсь, ваше стремление проводить меня до Мангроув-парка лично может быть неправильно понято и бросит тень на леди Линдсей, что усложнит жизнь всем троим, - прямо сказала я. – Вы и без того уделили мне слишком много внимания.

   Джейден сморгнул. У меня появилось смутное ощущение, что я только что с особым цинизмом отпинала его внутреннего щенка и уже приготовила холщовый мешок с увесистым камнем на дне.

    - Но я же просто…

    - После смерти леди Саффрон вы уже не просто скульптор и декоратор, - невежливо перебила я. – Вы будущий лорд Кроуфорд, которому прочат в жены старшую дочь губернатора, и для консервативно настроенной части высшего общества это приравнивает вас к наследнику Эвансов. На вас обращено слишком много взглядов, чтобы вы могли распоряжаться своим временем и связями так же свободно, как это было на Пхум Ми На-Тааб. От ваших действий и оценок отныне зависят не только дела вашей мастерской, мистер Старр, но и судьбы многих людей. Моя – в том числе.

   Он снова моргнул, и я поняла: нет, не достучалась. Джейден еще не похоронил прежнего мистера Старра и не готов примерить на себя шкуру лорда Кроуфорда – хотя уже и понимает, что пора.

    - Хорошо, но сегодня все же позвольте довезти вас до Мангроув-парка, - упрямо сказал он. – В конце концов, отправить девушку одну, пешком, ночью одинаково недопустимо и для скульптора, и для будущего лорда Кроуфорда. Если вас так беспокоит репутация, я оставлю визитку для леди Линдсей – мне нечего скрывать от нее. Кроме того, я абсолютно убежден, что она согласилась бы со мной по всем пунктам… - Джейден вдруг осекся и сощурился, всматриваясь в густые кусты вдоль дороги.

   Я обернулась – и еще успела заметить, как шевельнулись ветви с тяжелой сочной листвой, и в сумраке хищно мигнули зеленые кошачьи глаза. Что бы ни думал Джейден, в Мангроув-парк я шла вовсе не в одиночестве – меня провожали.

    - Там кто-то есть, - изменившимся голосом сказал Джейден и пошире открыл дверцу автомобиля. – Садитесь, миз Марион. Речи не может быть о том, чтобы вы добирались пешком.

   Искушение сообщить будущему лорду Кроуфорду, что этот виверровый рыболов в кустах – со мной, было велико, но я все-таки сдержалась и покорно забралась на пассажирское сиденье. В конце концов, уж лучше быстро доехать до Мангроув-парка и распрощаться, чем полночи препираться посреди дороги.

   Джейден быстрым шагом обогнул автомобиль и прыгнул за руль. В его движениях чувствовалась некоторая нервозность, и я машинально начала припоминать, что у меня с собой есть такого, что можно выдать водителю (выходило, что ничего), и пропустила тот момент, когда скульптор вдруг вдарил по тормозам, так и не набрав нормальную скорость.

   Я повисла на ремне безопасности и выругалась так, как никогда не позволила бы себе леди, но Джейден даже головы не повернул.

   В пятне света фар на дороге безмятежно сидела крупная полосатая кошка, состоявшая, казалось, целиком из мускулов и когтей, и насмешливо щурила зеленые глаза. За ней тянулась густая черная тень – приличествующая, пожалуй, разве что тому самому тигру, а никак не виверровому рыболову.

   Кошка принюхалась, распушив густые белые усы, раззявила пасть – и гнусаво расхохоталась.

   У меня похолодели кончики пальцев. Лонгтаун был сравнительно молодым городом, еще не отпугнувшим от своих окраин непролазные джунгли и мангровые болота, и всякий житель неизменно носил с собой охотничье ружье. Повстречав в ночи дикого хищника, местные первым делом хватались за огнестрел – а уж потом выслушивали, почему не стоило палить.

   А Джейден, ко всему прочему, раньше и вовсе жил в небольшом поселке посреди нагорья Пхум Ми На-Тааб, где жизнь была еще разнообразнее и жестче, - и потому, когда он отмер и потянулся к заднему сиденью, я не выдержала и крикнула:

    - Стой! – и только потом разглядела, что именно он схватил.

   Фотоаппарат. Тот самый, которым собирался снимать меня.

    - Что-то не так? – с недоумением спросил Джейден, косясь на дорогу. – Смотри, какая красавица. Обычно они людей избегают, их не так-то просто заснять.

   Это я и так знала и меньше всего ожидала подобной выходки от собственного фамилиара. Кошка не рисковала подходить даже к маме, и чтобы усесться посреди дороги, ей нужен был очень весомый повод.

   Что уж там, у всех моих поводов для беспокойства в последнее время было одно имя.

    - Мне срочно нужно заехать к кузену, - сказала я и сжала сумку – полупустую, как назло.

    - Сейчас? – Джейден так удивился, что даже опустил фотоаппарат, уже нацеленный на виверровую кошку в свете фар.

   Но я уже тянулась к ремню безопасности.

    - К нему не проехать на автомобиле, так что… я ценю вашу помощь, мистер Старр, но я должна…

   Отстегнуться я не успела: руки ни с того ни с сего начали подрагивать, и непослушный замок ремня безопасности никак не поддавался – а потом Джейден попросту схватил меня за запястье, не позволяя выскочить в ночь.

    - Что случилось? – нарочито мягким и спокойным голосом спросил Джейден.

   Я представила себе, как могло бы выглядеть честное объяснение, и резко мотнула головой. Признаться единственному мужчине, который говорил, что я идеальна, в том, что склонна регулярно общаться с кошкой? Не в этой жизни!

    - Где живёт твой кузен? – тем же невыносимо терпеливым тоном поинтересовался Джейден, выпустив мою руку. – Я провожу.

    - На машине можно доехать только до поворота на родник, - автоматически отозвалась я.

   Джейден с готовностью переключил передачу и уже собрался тронуться в путь, но виверровый рыболов по-прежнему сидел на дороге, щурясь от слишком яркого света фар, и всем своим видом намекал, что киса устала бегать на своих лапках, а у людей есть чудесная просторная машина, где наверняка найдётся место для маленькой кошечки. Мне не оставалось ничего, кроме как всё-таки выбраться из автомобиля, проигнорировав протестующий возглас Джейдена, и подхватить фамилиара на руки.

   "Маленькая кошечка" весила как годовалый ребёнок, а держать её было куда как неудобнее: обнимать за шею я её не приучала (с такими-то когтями!), да и к тесным объятиям привычки не выработала. На руках кошка моментально напряглась всем телом, готовясь в любой момент извернуться и спрыгнуть, и успокоилась только в машине, когда я позволила сползти на колени под ошарашенным взглядом Джейдена.

    - Это моя кошка, - вынужденно сообщила я под несогласный мяв: кошка полагала, что это я её ведьма, а никак не наоборот. – Нам лучше поторопиться.

   Джейден покорно нажал на газ, но коситься на кошку не прекратил - а она лужицей растеклась по моим коленям, подставляя под пальцы лоб и жёсткую шерсть за ушами, и принялась лениво перебирать когтями от удовольствия, демонстрируя бледные кожистые перепонки на лапах.

    - Долгая история, - прокомментировала я, не дожидаясь наводящих вопросов. Наврать правдоподобно у меня все равно сейчас не вышло бы – все мысли занимал дражайший, чтоб его, кузен и его новая пассия с нездоровым пристрастием к ориуму.

   Чтобы Сирил да упустил шанс хоть ненадолго затуманить свои гениальные мозги и отдохнуть от гнета тяжёлых, без сомнения, мыслей и судьбоносных идей? После Каменной Смуты я такого не припоминала. Кузен тогда угодил на передовую, в Старый Кастл, и воспоминания об этом преследовали его до сих пор.

   А уж перед ориумом он бы точно не устоял... наркотик был сравнительно новым, и случаев передозировки было зарегистрировано всего ничего, - но Сирил со своей любовью ко сну без сновидений вполне мог оказаться в числе первопроходцев.

   Вот нужно же ему было связаться именно с Нарит, как будто пророчиц без наркозависимости в Ньямаранге мало!

    - Остановите здесь, - попросила я, увидев знакомую тропинку, сбегающую с обочины. – Благодарю, мистер Старр, дальше я сама.

   Джейден покорно затормозил, но, стоило мне выбраться из машины, как я поняла, что вторую часть фразы он молча проигнорировал – и, кажется, всерьёз собрался промаршировать через мангровую рощу в тонких летних брюках и легких тканевых лоферах. Остановить его на этом основании не получилось: стоило мне намекнуть, что его одежда несколько отличается от того, что следовало бы носить в болотистом лесу, как Джейден окинул меня выразительным взглядом и посоветовал заплести волосы.

   Про туфельки на устойчивом, но все же каблуке он вежливо промолчал, и я пристыженно соорудила на макушке кривую кубышку – прямо на ходу, уже не тратя время на протесты. Виверровая кошка серой тенью стелилась рядом, растворяясь в полночном сумраке. Джейден то и дело принимался высматривать ее в густых зарослях и, кажется, отчаянно жалел об оставленном в машине фотоаппарате, но принял мои правила игры и молчал всю дорогу – даже когда оступился и по щиколотку ушел в мягкую соленую грязь, едва не оставив в роще свои щегольские лоферы.

   Бывший домик моей мамы с тропы видно не было. Он скрывался в густой зелени, упрямо подступавшей к сваям и все пытавшейся отвоевать свою территорию: разлапистые кусты нипы забрались почти под самую веранду и высовывали наружу острые пики резных листьев; над крышей склонился старый эгицерас, всегда готовый поделиться солью, а вот второе дерево, чьи ветви откровенно покушались на кухонное окно, оказалось безжалостно спилено - но даже это не умалило ощущения внезапного спокойствия и правильности, которое всегда накатывало на меня при виде старенькой хижины в мангровом лесу.

    - Сирил! – позвала я.

   Никто не откликнулся, и я вошла в дом.

   Рука нового хозяина чувствовалась во всем: и в скошенной поросли возле крыльца, и в замененных ступенях лестницы; с веранды исчезли стройные ряды банок и горшков, а в столовой поселился плакат с гастролей Ламаи Кантуэлл – мамы Сирила, которая, несмотря на почтенный возраст, продолжала петь и курировала фонд помощи жертвам домашнего насилия, наотрез отказываясь уйти на заслуженный отдых. Рядом с буфетом на кухне обнаружился пустой ящик из-под поша и два немытых стакана, а в спальне, куда я не сразу решилась войти, над кроватью покачивался свежий ловец снов с тремя длинными ярко-голубыми перышками. Постель была смята, но все запахи выветрились: оба окна оставили открытыми нараспашку, и мангровая роща не замедлила наполнить комнату своим непередаваемым амбре.

   Пока что все выглядело так, словно эти голубки, Сирил и Нарит, устроили себе вечер гедонизма и морального разложения, а когда кончилась выпивка, пошли куда-то за добавкой. Но не просто же так виверровая кошка выскочила на дорогу перед автомобилем, привлекая внимание? Она ведь и правда старалась избегать людей, Джейден не ошибся…

    - Марион!

   Я вздрогнула и выглянула из пустой спальни. Джейден неподвижно стоял на пороге второй комнаты, которой обычно не пользовались; при мне она была вовсе закрыта на засов, но Сирил, по всей видимости, все же нашел для нее применение.

   Затылок резко потяжелел, а ладони сделались влажными и холодными. Джейден ухитрялся всегда и во всем усмотреть что-то если не красивое, то хотя бы интересное, и вот такого выражения лица – опустошенно-мрачного – я у него еще не видела.

    - Не заходи туда, - резковато велел он, когда я двинулась в его сторону, и уперся рукой в дверной косяк, преграждая путь.

   Но я и сама остановилась – и сжала кулаки так сильно, что вогнала ногти себе же в ладонь.

   В свободной комнате Сирил оборудовал себе кабинет: поставил простенький деревянный стол, сколотил кособокую табуретку и даже где-то раздобыл стеллаж для книг – сейчас он лежал на боку, щедро рассыпав отсыревшие фолианты по полу. На подоконнике стоял чудом уцелевший закопченный кальян с растрескавшимся шлангом и мутной жижей в чаше. Угли в нем еще не остыли, и по комнате плыл тяжелый сладковатый аромат – настолько сильный, что перебивал и вонь мангровой рощи, и запах мертвого тела.

   Нарит Аволокорн лежала на полу, среди книг, раскинув руки. Чужая рубашка на ней была расстегнута, и пенистая голубовато-белая дорожка ориума тянулась от раскрытого рта до обнаженных грудей.

   Кажется, те слова, что у меня вырвались, не приличествовали не то что леди – не всякий матрос рискнул бы их повторить! – но Джейден с нездоровым хладнокровием отступил назад, оттесняя меня от распахнутой двери, и приобнял за плечо, непреклонно разворачивая в сторону выхода.

    - Ей уже ничем не поможешь. Мы должны сообщить в Департамент Охраны Правопорядка, - уже знакомым отвратительно мягким тоном начал увещевать Джейден, и я раздраженно сбросила его руку с плеча:

    - Это сделал не Сирил. Не нужно меня успокаивать. Скорее к машине, я должна как можно быстрее попасть в Лонгтаун.

   Джейден на мгновение застыл с рукой в воздухе, словно надеялся, что меня примагнитит обратно, удивленно сморгнул – и нахмурился:

    - Погоди. Откуда ты знала, что здесь что-то случилось?

   Я замерла на полушаге, и мимо нас обоих как ни в чем не бывало прошмыгнула кошка – и если я еще просто машинально отступила, давая ей дорогу, но Джейден невольно шарахнулся в сторону: при всей его любви к прекрасному виверровый рыболов, с когтями нараспашку направляющийся прямиком к нему, все-таки вызывал отнюдь не желание схватиться за фотоаппарат. Кошка же и ухом не повела, ввалившись в кабинет, как к себе в логово, деловито запрыгнула на стол и обернулась в нашу сторону.

    - Брысь оттуда! – так уверенно скомандовал Джейден, взяв себя в руки, что кошка даже пригнулась, готовясь спрыгнуть, а я автоматически отскочила на пару шагов – и только потом опомнилась.

   Джейден под изучающим взглядом неумолимо начал краснеть.

    - Я не тебе…

   Но кошка смотрела на него