Магистр ее сердца. Оливия Штерн

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1. Магистр Святого Надзора
• ГЛАВА 2. Переезд
• ГЛАВА 3. Переговоры
• ГЛАВА 4. Хозяйка дома
• ГЛАВА 5. Королевский заложник
• ГЛАВА 6. На пороге войны
• ГЛАВА 7. Королевский Бал
• ГЛАВА 8. Тварь астрала
• ГЛАВА 9. Он придет за тобой
• ГЛАВА 10. Артефакт ниаты Дампи
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Магистр Надзора хочет жениться? Король считает, что не время. В любое мгновение может полыхнуть пожар войны.

   Алайна Ритц хочет знать правду о своем брате? Магистр считает, что она будет в безопасности, если не узнает ничего.

   Повелитель крагхов хочет вернуть дочь и сына? Для этого нужно спустить с цепи своего верного убийцу...

ПРОЛОГ

Оставляя за спиной кованые ворота школы, Алька чувствовала себя очень непривычно. Ощущение было сродни тому, как будто паришь высоко в небе, когда весна, солнце ласковое – и Алька даже знала, что зовется это ощущение счастьем.

   Она была счастлива, да. Впервые за долгое время. Потому что проклятье двуликости исчезло, потому что рядом шел человек, который ради них двоих смог перевернуть вверх дном все мироустройство, потому что тревоги и печали остались позади.

   Но – Алька и это прекрасно понимала - счастье было хрупким, словно тонкий хрустальный бокал на высокой ножке. Одно неверное движение – и полетит он вниз, на пол, и разлетится звенящими осколками. И оттого она вся замирала от страха и нервно облизывала губы. Не может быть человек совершенно счастлив. Не может это счастье длиться всегда. Оно скоротечно, мимолетно, изменчиво. Как долго продлится? Неизвестно. И внутри все сжималось от недоброго предчувствия.

   Что это будет? Война с теми, кто жил за Пеленой? Новые враги? Или наоборот, старые? Алька понятия не имела. Но страх, противный, щекочущий игольчатыми когтями по позвоночнику, заставлял ее крепче стискивать руку Мариуса. Ей хотелось верить, что беда обойдет их стороной.

   Было еще кое-что, о чем она почти забыла за прошедшие сутки, купаясь в собственном одуряющем счастье. И это кое-что заставляло чувствовать себя полной дрянью. Почему не спросила сразу? Слишком была занята собой, слишком много всего произошло. А между тем, предмет ее беспокойства был очень важен, так же, как Тиберик.

   Они как раз дошли до короткой аллеи, Алька еще раз обернулась, бросила последний взгляд на кованые ворота школы. Потом посмотрела на Мариуса. Оказалось, он смотрел туда же и улыбался. В душе поднялась обжигающе-горячая волна, смесь восторга и благодарности. Все же Мариус был уникальным. Кто-нибудь другой наплевал бы на мальчика и оставил все, как есть. Что двигало Мариусом в то время, пока Алька в тюрьме ждала казни? Почему пошел проверить указанный адрес? Алька до сих пор так и не поняла. Оставалось только смириться с тем, что такой, как Мариус, будет каждый раз поворачиваться к ней какой-то новой своей гранью, и каждый раз она с трудом будет убеждаться в том, что это все тот же, ее, любимый.

   Она подняла руку и легонько провела подушечками пальцев по старому белому шраму, пересекшему бровь. Ей хотелось стереть с Мариуса все метки прошлой пережитой боли, и, понятное дело, это желание не имело ничего общего ни со здравым смыслом, ни с ее возможностями. Мариус мягко перехватил ее руку, поднес к губам. На тонкой коже запястья расцвел поцелуй.

   - С Тибом будет все хорошо, - сказал он, - Энгер будет за ним присматривать.

   Алька кивнула, глядя ему в глаза. Каждый раз тонула в кофейной глубине, и в этом был весь Мариус. Горький кофе и капля вишневого ликера, старые книги, шоколад, дерево. Такой странный контраст, ощущение полной умиротворенности рядом с ним и ускользающее чувство опасности. И каждый раз она замирала, как будто остался последний шаг до края обрыва. Взлететь или упасть и разбиться, вот в чем вопрос.

   - Мариус, - прошептала она, - я должна была спросить тебя гораздо раньше. Скажи, там, в башне Магистра… Ты видел моего брата?

   Мариус продолжал улыбаться, но улыбка внезапно сделалась натянутой, искусственной.

   - С ним все хорошо, Алечка. Он пострадал, но я из дома распорядился, чтоб его поместили в лекарскую палату. С ним все будет хорошо.

   От сердца отлегло. Наверное, она не такая уж дрянь, если все хорошо.

   Но Альку смутило окаменевшее выражение лица Мариуса, как будто сам он вовсе не был уверен в том, что говорил.

   - Мне бы хотелось его навестить, - пробормотала Алька, - все же он мой брат.

   - И навестишь, обязательно, - отозвался Мариус, но как-то подозрительно задумчиво. Потом посмотрел на нее строго, почти сердито, и повторил, - с ним все будет хорошо. Даже не думай ничего такого. Верь мне. Мы ведь уже разобрались в том, что верить мне можно и нужно, а?

   Она невольно улыбнулась. Разобрались, да. Особенно когда она увидела Мариуса на арене, когда поняла, что он пришел за ней туда, куда стражам Надзора попасть было просто невозможно.

   - Я просто немного волнуюсь, - сказала она, - он ведь очень нам помог.

   - Он не просто помог, он дал нам шанс уцелеть во всем этом, - согласился Мариус, - пойдем, маленькая. У нас еще много дел.

   - Каких?

   И сердце замерло в груди. Когда отправлялись к Тиберику, Мариус ни о каких делах не упоминал. Что он там надумал?

   - Я отведу тебя в салон, чтоб ты заказала свадебное платье, - буднично сказал Мариус и потянул Альку за руку, - пойдем, здесь недалеко… Ты ведь не передумала выходить за меня замуж? Тем более, теперь я тебя уже просто не отпущу.

   - Как я могу передумать?

   - Ну тогда идем, - он, посмеиваясь, потянул ее за руку в аллею.

   В Эрифрее мягкая зима. Липовые стволы чуть припорошило мягким снежком, но днем потеплело, и он медленно таял. Если бы не мощеная булыжником дорога, под ногами бы хлюпала грязь. Ветер был свежим и как будто уже весенним. И они совершенно одни в этой аллее, идут, держась за руки… Алька поймала себя на том, что улыбается. Все-таки счастье – оно такое, хоть и хрупкое, но дарит крылья. Ей хотелось верить, что Мариус чувствует то же, что и она.

   - Знаешь, - сказала Алька, - я никогда не думала, что наша история закончится вот так. Да и не было никакой нашей истории.

   - Знаешь, - в тон ей ответил он, - а я рад, что все так получилось. Рад, что смог вовремя остановиться, что успел забрать тебя из тюрьмы. Уже тогда знал, что сперва был очень и очень неправ. И потом… Когда убили Фредерика, я еще раз задумался… а ты все это время жила в моем доме, маленькая, неприметная, но с таким огромным добрым сердцем. Без тебя я был бы мертвым, Алайна Ритц. А с тобой я живой.

   Алька невольно замедлила шаг, когда выход из аллеи перегородила чья-то карета. Из нее на мостовую ловко выпрыгнул худощавый мужчина в синем сюртуке и направился к ним. Мариус остановился, не забыв, впрочем, мягко подтолкнуть Альку себе за спину. Так что ей пришлось привстать на цыпочки и выглядывать из-за плеча Эльдора. Чувство близкой опасности стало настолько ощутимым, что давило на грудь, мешало дышать. Алька во все глаза рассматривала незнакомца: довольно высокий, худой, но крепкий. Светлые волосы вьются колечками от сырости. И очень неприятные глаза чуть навыкате, блеклого голубого цвета. А так – вполне нормальное, самое обычное и неприметное лицо.

   Незнакомец остановился, не дойдя двух шагов, смерил их внимательным взглядом, усмехнулся. А затем сказал:

   - Магистр Эльдор? Я не ошибся?

   - Не ошиблись, - ответил Мариус, - чем обязан?

   - Вам предписано явиться во дворец. Его Величество желает побеседовать о делах государства.

   Алька вцепилась в сюртук Мариуса. Она и сама не понимала, почему этот незнакомец вызывает в ней такой страх, но – было ощущение, что этот горло перережет и не поморщится.

   - А вы, собственно, кто?

   Светлые брови мужчины удивленно приподнялись.

   - Ниат Фаэр, служба королевской безопасности.

   - Хорошо, - задумчиво произнес Мариус, - но я не один, как видите. Я отвезу даму домой, затем прибуду во дворец.

   - Вы меня не поняли, магистр Эльдор, - сухо сказал Фаэр, - Его Величество приказал доставить вас немедленно. Вот в этой самой карете.

   «Нельзя перечить королю», - грустно подумала Алька.

   Она очень надеялась, что у Мариуса в голове бродят схожие мысли.

   - Не беспокойтесь, - добавил Фаэр, - вашей даме ровным счетом ничего не угрожает, равно как и вам. Да и что мы можем сделать с магистром Святого Надзора, ведь ваша магия при вас, м? Дама ваша посидит в гостиной, пока вы будете обсуждать с Его величеством государственные дела.

   - Мариус, - беззвучно прошептала Алька, - не противься, пожалуйста. К чему ссориться с королем?

   И, кажется, он ее услышал, но она чувствовала, как напряглись под сюртуком его плечи.

   - Тогда мы едем, - сказал Мариус и взял Альку за руку.

ГЛАВА 1. Магистр Святого Надзора

Смешно признаться, но он никогда прежде не бывал во дворце. Еще более смешно - едва ли помнил, как зовут нынешнего представителя правящей династии. Сидя в душноватой карете напротив ниата Фаэра, сжимая тонкие пальчики Алайны, судорожно рылся в памяти и все никак не мог вспомнить, а кто ж нынче король. Потому что все эти годы был очень, очень далек от светского общества, а то общество, что обитало в Роутоне, о короле почти не вспоминало – или вспоминало, но только как о «Его Величестве, да продлит Пастырь его дни».

   Наконец, морщась, вспомнил: Орвил Дей Флодрет, вот кто нынче восседал на троне земель Порядка. Когда-то он даже был женат, потом жена умерла, оставив дочь – это все Мариус помнил, потому что в то время жил в Эрифрее, и сплетни кое-как просачивались сквозь толстые стены Надзора. Что потом сталось с дочерью, Мариус понятия не имел, да ему это было и неинтересно.

   И вот теперь, ловя на себе тревожные, подозрительные взгляды Фаэра, Мариус раздраженно думал о том, что слишком мало дали им с Алайной времени для того, чтобы побыть просто счастливыми. Она-то вряд ли это понимала, но он совершенно был уверен в том, что теперь на него ляжет такой груз дел, что будет приползать домой за полночь и бесчувственным телом валиться в кровать. А его птичка будет целыми днями предоставлена самой себе, наверное, будет ждать и тосковать. По крайней мере, Мариусу хотелось, чтоб ждала.

   Но дел и правда будет много. Шутка ли? Мир изменился. Пелены не стало, двуликих не стало – зато добавилось новых людей, новых земель, ими занятых, и новых магов. Мариус даже не представлял себе, сколько самых обычных людей хлестнуло остатками распавшейся пелены. Кому-то это ничего не дало, а те, кто потенциально мог родиться с резервом – о, тем досталась возможность управлять материей. Только вот беда в том, что не умели они этого, и учиться было негде. Толпа стихийных, необученных магов, вот что получалось. Кто поручится за то, что они не спровоцируют бойню? И, наконец, кто знает, что за мысли крутятся в голове у повелителя Крагхов, Сантора?

   Мариус покосился на Алайну. Она спокойно сидела рядом, опустив глаза, делая вид, что с интересом разглядывает обивку дивана. Отросшие темные прядки вились, обрамляя скулы забавными кудряшками. Губы строго сжаты, на лице – отстраненное равнодушие. Понятно, что ей не хотелось встречаться взглядом с Фаэром, тот казался Мариусу неприятным типом, скользким. Неизвестно, какими полномочиями он располагает, этот Фаэр…

   Посмотрел на Алайну – и вспомнил ее брата. Поморщился. Алечка вот теперь хочет его проведать. А потом начнет задавать ненужные вопросы – почему, Мариус, ты его держишь в башне? Он же почти выздоровел. Почему не отпустишь?

   И как ей объяснишь, что Авельрон еще долго будет сидеть в башне? Сказать, что не нравится в нем что-то? Но звучит, как бред. Или как пустая отговорка. Алечка не поймет, начнет думать, искать истинную причину. Беда в том, что причина в итоге может оказаться опасной для самой Алайны. Но в этом Мариус не был уверен. Он вообще уже не был уверен ни в чем, начиная с того момента, как стоял перед зеркалом дома и внезапно ощутил прикосновение чужой мысли. Легкое, словно перышко. Но от него прошибло потом, он отшатнулся от зеркала, судорожно выискивая – кто? Где? И ничего больше. А потом то же странное ощущение, когда ходил удостовериться в том, что Авельрона поместили в лекарский блок. Брат Алайны пребывал в забытьи, но Мариус снова как будто почувствовал присутствие чего-то чуждого человеческой природе и опасного. Так что… Авельрону сидеть в башне до тех пор, пока Мариус не убедится в том, что он совершенно безопасен. Алайне лучше ничего об этом вообще не знать. Она - женщина, ее задачи – уют, тепло, семейный очаг, дети, когда будут. Хватит с нее уже, налеталась. О проблемах следует думать ему самому, и самому же их решать.

   Мариус вздохнул, поймал на себе любопытный взгляд Фаэра. Тот едва заметно улыбнулся.

   - Почти приехали, магистр. Повторюсь, вам ровным счетом не о чем беспокоиться.

   - Я не беспокоюсь, - неохотно ответил он, - вернее, беспокоюсь, но не о том. Как понимаете, мне есть о чем поразмыслить.

   - Да уж, - Фаэр хмыкнул, - когда до Его Величества дошла новость о падении Пелены… Скажем так, он не был этому слишком рад. Сегодня собирает магический совет, прежний Магистр был его постоянным членом. Теперь, значит, вы. Как преемник.

   - А кто еще ожидается на совете?

   Мариус не стал скрывать интереса. В землях Порядка не было иных магов, кроме Стражей и артефакторов. Но, возможно, он что-то упустил?

   - Я там буду, - сказал Фаэр, - кроме нас с вами, Его Величества, будет еще одна интересная ниата. И все.

   - Магический совет, говорите? – уточнил Мариус, делая ударение на слове «магический».

   Фаэр прищурился. Неприятно так, недобро, словно заведомо знал, что они с Мариусом могут быть только врагами.

   - Вас смущает мое присутствие? Извольте. Не только Магистр научился растить магов без свободно циркулирующей магии. Королевские службы тоже не простаивали все это время. Его Величество, знаете ли, лучше охранять, имея в руках возможность управлять материей.

   - Я не знал этого, - Мариус все же улыбнулся.

   - Естественно. До той поры, пока была Пелена, нам необязательно было об этом рассказывать Магистру Надзора.

   - Почему же сейчас рассказываете?

   Фаэр раздраженно пожал плечами.

   - Потому что сейчас каждый второй может оказаться магом. Диким, необученным магом. И уже нет разницы, кто ты – страж Надзора или преданный королю воин. Кстати, магистр Эльдор, а что за смысл теперь в Надзоре? Пелены нет, крагхов пока никто не видел и никто не знает, куда они делись…

   - И никто не знает, куда делся Рой, - подсказал Мариус, - полагаю, этот разговор ни к чему хорошему не ведет, ниат Фаэр. Мы с вами пытаемся обсуждать вещи при полнейшей неопределенности, а вы сходу пытаетесь мне сказать, что Надзор более не нужен. Я совершенно искренне полагаю, что Святой Надзор будет и дальше заниматься защитой простых людей. Не от крагхов, так от диких злонамеренных магов. Работы будет более, чем достаточно. И нам, и вам.

   Фаэр лишь покачал головой, поджал губы и отвернулся к окну, теребя замшевые перчатки, что держал все это время в руках. Мариус повернулся к Алайне, встретил ее встревоженный взгляд. Малышка боялась. Впрочем, было чего. Этот Фаэр… Мутный субъект, непонятно чего хочет, непонятно какую игру будет вести дальше. И на самом деле плохо, что он увидел Алайну и теперь знает о ее существовании. Хорошо еще, что не знает всего: и того, что Алечка – дочь правителя крагхов, и того, что как следует хватила магии, когда расколотила в труху часть артефакта прежнего магистра.

   - Ничего не бойся, - произнес одними губами, и Алайна тут же улыбнулась, кивнула.

   Каждый раз, как она улыбалась, словно тяжкий груз с души падал. И так хорошо становилось, как будто в его мрачноватый внутренний мирок заглядывало солнце.

   Тем временем карета замедлила ход, а потом и вовсе остановилась. Мариус отдернул шторки, сообразил, что они прибыли на задний двор королевского дворца.

   - Не стоит привлекать излишнее внимание, - быстро пояснил Фаэр, - прошу вас, следуйте за мной.

   Он выбрался из кареты, помог выйти Алайне. В блеклом свете зимнего дня она чудо как хорошо смотрелась в белой шубке. В глазах отражалось небо, и Мариус, глядя на нее, постоянно ловил себя на крамольной мысли, что ничего не хочет. Ни быть магистром Надзора, ни плестись сейчас на магический совет. Самое лучшее, что можно было бы придумать – это уехать с Алайной к морю, снять там домик с прислугой и каждое утро прогуливаться по берегу, собирая выброшенные волнами ракушки. Его не отпускало чувство близкой опасности, везде мерещился подвох. Мало было явного чужого присутствия, необъяснимого, но вполне ощутимого. Мало было Авельрона, которого магистр потрепал так, что парень был едва жив даже после той целительной магии, что влил в него Мариус в меру своих возможностей. Так еще и Фаэр, и магический совет.

   Тем временем они прошли за Фаэром в одну из боковых дверей, которая охранялась похлеще главного входа, поднялись на второй этаж по широкой белой лестнице с темно-зеленой ковровой дорожкой и оказались в просторной светлой комнате, обитой голубым шелком. Там стоял пухлый диван, рядом – столик, на котором, в свою очередь, поблескивала чеканная серебряная ваза с фруктами.

   - Ниата может подождать здесь, - сказал Фаэр, кивнув на диван, - а мы с вами пойдем дальше.

   Мариус повернулся к Алайне, незаметно пожал ей руку, шепнул:

   - Отдохни пока. Как только я освобожусь, мы вернемся к тому месту, где нас прервали.

   Она лишь улыбнулась, но с сомнением покачала головой.

   - Ничего. Я подожду… Государственные дела важнее.

   - Прекрасно, что ниата это понимает, - вклинился Фаэр, - пойдемте же, магистр. А вы, ниата, угощайтесь. Фрукты из королевской оранжереи.

   И Мариусу очень не понравился взгляд, которым начальник королевской службы безопасности одарил Алайну Ритц. Нет, он не смотрел на нее как на молодую и привлекательную женщину. Наоборот, смотрел как на товар, который можно было очень выгодно продать, да и вообще извлечь из его наличия большую выгоду.

   Морщась, он последовал за Фаэром.

***

Зал магического совета, как его именовал Фаэр, оказался довольно узкой и длинной комнатой, с тремя арочными окнами, забранными цветными витражами. В центре стоял стол, несколько стульев с высокими спинками – и все. А во главе стола уже восседал последний из Флодретов, Орвил Дей.

   Мариус коротко поклонился королю, одновременно с интересом того рассматривая. Орвил Дей Флодрет оказался человеком совершенно неопределенного возраста. Светлые волосы, зачесанные со лба назад, светлые же, словно кусочки льда, глаза, и даже брови цвета лимонного золота. Подбородок гладкий, чисто выбритый, узкое породистое лицо, как у борзой, да и разрез глаз интересный, внешние уголки чуть приподняты. Запястья и пальцы короля, которые он держал поверх столешницы, были сухими, узкими, ни грамма жира. Все это составляло иллюзию этакого вечного юноши. Правда, сквозь видимость молодости проглядывали тонкие, но глубокие морщины – на лбу, в углах рта. И взгляд – о, взгляд совсем не мальчика. Пронизывающий, неприятный, как будто последний из династии Флодрет мог без особого труда влезть под черепную коробку, покопаться в мыслях и выудить именно то, что составляло саму суть человека.

   Впрочем, у Мариуса был достойный учитель и долгие годы тренировки, поэтому он взгляд этот выдержал.

   - Ваше Величество, - сказал Фаэр, - магистр Эльдор.

   - Рад видеть нового Магистра Надзора, - негромко произнес король. Голос у него оказался под стать внешности: не громкий, но и не тихий, с легкой хрипотцой. Голос, по интонациям которого очень сложно оценить настрой собеседника.

   - Здравия королю, - пробормотал Мариус.

   В зале повисло неловкое молчание, затем король развел руками.

   - Ну что ж вы, занимайте свои места… коллеги, - на бледных губах промелькнула усмешка, - уже давно следовало бы начать, но… некоторые считают допустимым опаздывать.

   Мариус еще раз поклонился, отодвинул стул и сел. Фаэр проделал то же с противоположной стороны стола, побарабанил пальцами по дереву, затем кашлянул.

   - Я бы предложил начать без ниаты Дампи, Ваше Величество…

   Король скривился.

   - Илькер, я знаю, что ты ее недолюбливаешь. Но, поскольку она представляет артефакторов земель Порядка, мы не можем пренебрегать ее мнением… по всем вопросам. А пока ожидаем, мне бы хотелось поближе познакомиться с новым Магистром Надзора.

   И перевел взгляд на Мариуса.

   - С предыдущим Магистром у нас были отношения… хм, так себе, - между тем продолжил Флодрет, - хотелось бы услышать, чего нам ожидать от вас, ниат Эльдор.

   Мариус твердо посмотрел в глаза королю и спокойно ответил:

   - Ничего плохого уж точно не стоит ожидать, Ваше Величество. Точно так же, как и вы, я обеспокоен падением Пелены и внезапными перспективами оказаться лицом к лицу с Роем. Разумеется, стражи Надзора в состоянии остановить тварей… скажу так, некоторое их количество. Но беда в том, что Пелена пала по всей границе…

   - И совершенно неясно, что будут делать крагхи, - добавил король и сложил пальцы домиком.

   Свет, проходя сквозь витражи, заиграл на драгоценных перстнях.

   - Осмелюсь предположить, ваше величество, что крагхов больше нет. И двуликих нет. Остались люди. То, что меняло их природу ранее, ушло.

   - Откуда вам известно? – король приподнял левую бровь, отчего лицо приобрело чуточку зловещее выражение.

   - Я успел провести некоторые изыскания в этом направлении, - сказал Мариус.

   - А по моим сведениям, вы из дому не выходили, - подал голос Фаэр.

   - Это ничего не значит, - он пожал плечами, - в моем распоряжении довольно средств, которые позволяют кое-что узнать, не выходя за пределы поместья.

   - А с роем что? Не знаете? – Флодрет не скрывал интереса.

   - Пока не могу сказать.

   - Даже если твари пережили падение Пелены, - задумчиво произнес король, - у нас тоже есть некоторое количество магов, которые могут оказать им достойный прием. Но по-прежнему слишком много неизвестных в этом уравнении. Кто правит бывшими крагхами? Какие у него планы? Какова ценность земель из-за Пелены? Каковы возможности той магии, которой мы теперь располагаем?

   - Позволю себе заметить, - Фаэр поднялся на ноги, - я пересмотрел старые карты и старые книги, ваше величество. До Пелены в тех краях находили золотые жилы. Железную руду. Соль. Много чего там есть, ваше величество. И если бы мы собрались… уверен, крагхи – дикари. Они не смогут противостоять армии Порядка. Особенно теперь, когда у них не стало крыльев.

   - А, позвольте, когда в последний раз армия Порядка воевала? – король прищурился, - нет, воевать мы точно не будем, Фаэр, это глупо. Даже если крагхи и немногочисленны, и даже если они дикари… Пастырь, да я бы лучше женился на какой-нибудь их принцессе. Ну, если таковая существует.

   - Жениться на дикарке? Пристало ли Вашему Величеству?

   Король усмехнулся.

   - А почему нет. Возможно, Пастырь наградил ее отменным здоровьем, она родит мне кучу наследников и укрепит династию, в отличие от Вильи, да пребудет ее дух с Пастырем… Кстати, магистр Эльдор, а у вас что с этим?

   - С чем именно ваше величество?

   - Вы женаты?

   Мариус пожал плечами.

   - Нет еще, ваше величество. Но как раз собираюсь. Вы приказали явиться на совет как раз в тот момент, когда мы с невестой шли подбирать свадебное платье.

   Флодрет подкатил глаза, махнул рукой.

   - Оставьте пока это, магистр. По крайней мере, на пару месяцев. Сейчас не до свадеб и не до медовых месяцев будет, как вы понимаете.

   - Не могу, ваше величество, - Мариус даже удивился тому, как спокойно прозвучал его голос, - я женюсь на сироте. Не хочу, чтоб о ней пошла дурная слава.

   - Придется подчиниться, магистр Эльдор, - внезапно голос короля обрел твердость металла, - вы могли делать что угодно, когда не были магистром. А теперь вы себе не принадлежите, надеюсь, это понятно. Женитесь тогда, когда уладим дела с нашими новыми соседями и с магами внутри королевства, понятно вам?

   - Я пекусь о репутации девушки, - упрямо сказал Мариус.

   - Ну, чтоб с репутацией ничего не случилось, надо сдерживать, хм, проявление своих чувств, - отрезал король, - надеюсь, вы меня поняли, магистр Эльдор?

   Мариус кивнул. А потом все-таки поинтересовался:

   - Позволю себе нескромный вопрос, Ваше Величество. Прежнему магистру вы тоже что-то запрещали?

   Флодрет усмехнулся, но взгляд потемнел, сделался тяжелым, как грозовая туча.

   - Когда было нужно, он всегда был рядом, - процедил, - и никогда не делал глупостей. Чего и вам советую, магистр Эльдор. Надзор – не единственное место, где готовили магов, а вы не вечны. И ваша невеста - тоже хрупкое создание. А король здесь все-таки я, и я буду решать, что делать моим подданным, а чего не делать. Если это, конечно, верные подданные, а не затаившиеся в тени предатели. Вы меня поняли, магистр?

   Желание подняться, уйти и хлопнуть дверью было сильным. Но он сдержался, стиснув челюсти. Потому что вот так, с ходу, ссориться с королем и правда было неразумно. При этом, правда, оставался вопрос, как смотреть в глаза Алайне – но Мариусу хотелось верить в то, что она поймет. И не осудит. Его маленькая добрая птичка.

   - Два месяца, - твердо сказал он Флодрету, - через два месяца я женюсь, независимо от вашего мнения по этому поводу.

   - Вы не подчинитесь королевскому приказу? – казалось, король уже смотрит на него с искренним интересом.

   Мариус же совершенно спокойно продолжил. Да, он отдавал себе отчет в том, что говорит с королем. Но он привык говорить с прежним Магистром, а по сравнению с тем Флодрет был мелковат, что ли.

   - Не стоит угрожать мне и моей невесте. Потому что магистрами не становятся слабые маги. И, в свою очередь, я ведь тоже могу что-нибудь не разрешить вашему величеству.

   В зале повисла мертвая тишина. Фаэр, так тот вообще, казалось, забыл, как дышать. А Мариус упрямо смотрел и смотрел в льдистые глаза монарха, и понимал, что вот она – та черта, переходить которую не стоило, а он все равно перешел, потому что Алька для него стократ важнее и весомее, чем все самодурство этого холеного блондинчика. И плевать на то, что потом. Он не даст в обиду ни себя, ни Алайну.

   - Ну, знаете ли, - вдруг совершенно спокойно сказал Флодрет, - вы бы послушали меня, как человека старше вас. Вы - магистр. Думать надо о королевстве, а не о своих чувствах. О королевстве и о людях, которые его населяют. А сиротка ваша – уж пару месяцев подождет. Даже если вы ей ребенка заделали, два месяца ничего не решат. Будете заниматься семьей, когда все утрясется. Вот тогда делайте, что хотите. Но не сейчас, слышите? Сейчас вы нужны королевству.

   И умолк, задумчиво сверля взглядом столешницу.

   А Мариус подумал, что был резон в словах короля. Он теперь Магистр, и думать должен не только об Алайне Ритц. Вот как получается. Искренне верил, что Стражем был несвободен, а оказалось, что то была воля вольная.

   - Простите, Ваше Величество, - сказал он, - я погорячился.

   - Да уж, - король вздохнул.

   Было видно, что он хотел еще что-то добавить, но не успел. Дверь со стуком распахнулась, и в зал магического совета вбежала та самая ниата Дампи.

   Она не вбежала, нет. Почти влетела, рассыпая на ходу свитки.

   - О, ваше величество, простите, простите меня Пастыря ради! Клянусь, больше никогда…

   Сгрузив уцелевшие свитки на стол, она принялась собирать те, что рассыпались.

   - Видите, ваше величество, я подбирала материал для сегодняшнего заседания… И вот, немного задержалась. Хотела, как лучше, получилось как всегда.

   Мариус осторожно покосился на короля, ожидая по меньшей мере недовольства, но на удивление Орвил Дей Флодрет наблюдал за происходящим с совершенно добродушной улыбкой, как смотрят на проказы любимых детей. Фаэр же взирал на ниату с совершенно кислой миной, словно хотел сказать – вот видите, я же предлагал начинать без нее, что тут вообще можно обсуждать с этой женщиной.

   Тем временем Дампи собрала рассыпанные свитки, подошла с ними к столу. Мариус получил возможность рассмотреть ее – Дампи оказалась высокой, но изящной женщиной с темно-каштановыми волосами, темными же глазами, то ли серыми, то ли карими. Нос у нее, на вкус Мариуса, был длинноват, но совсем ее не портил, а даже наоборот, придавал внешности особый шарм. А в целом у нее оказалось весьма приятное и – что самое примечательное – умное лицо. Одета Дампи была в темно-синее платье с белым ажурным воротником, под горло, а длинные волосы закручены в простой узел на затылке. Строго и гладко, ни одной прядки не вытрепалось.

   - Еще раз приношу извинения, - она растерянно смотрела то на короля, то на Мариуса, - так неловко, простите.

   - Энола, присаживайтесь, - попросил Флодрет, - и без того времени сколько потеряли.

   Она вздохнула, поникла и быстро уселась на соседний с Мариусом стул. Но тут же встрепенулась, посмотрела на Мариуса.

   - Вы – новый магистр Надзора?

   - Магистр, да, - ответил за него Флодрет, - ниат Эльдор. Тебе, Энола, с ним работать придется.

   - Очень приятно, - сказала женщина и протянула руку. Не для поцелуя, для совершенно делового и мужского рукопожатия, - Энола Дампи, представляю гильдию артефакторов.

   Мариус молча пожал ее руку, крепкую и теплую наощупь. Заметил, что тыльная сторона ладони исчеркана тонкими белыми шрамами. Энола смотрела на него с нескрываемым интересом, а Мариус про себя отметил, что она наверняка старше его лет на пять. Хотя кто их, этих женщин, поймет.

   - Итак, - произнес король, - теперь, когда совет в сборе, мы можем обсудить некоторые вопросы, которые возникли с падением Пелены. К сожалению, уже не узнаем, почему это произошло, но – что есть, то есть. И с этим надо что-то делать. Первой отчитывается представитель гильдии артефакторов, ниата Дампи. Что хорошего поведаете, Энола?

   Последнее предложение было сказано каким-то особенным, почти домашним тоном. Так спрашивают жену на предмет, что сегодня на ужин, дорогая? Ну, или там, как сегодня провела день, душа моя? И Мариус внезапно подумал, что даже ему стало интересно, а какие отношения связывают короля и Энолу Дампи.

   Энола сцепила пальцы в замок, положила их перед собой.

   - Скажу много хорошего, ваше величество. Я успела к этой встрече провести несколько экспериментов, и результаты весьма и весьма обнадеживают. С небольшими поправками артефакты будут работать и без резервуаров с частицами Пелены. Я нашла в архиве артефакторов несколько интересных работ, - быстрый жест в сторону груды свитков, - вы все сможете с ними ознакомиться после того, как закончится официальная часть. Но суть в том, что даже существующие артефакты не утратили до конца свою работоспособность. Небольшая корректировка – и все снова заработает. Так что не будет необходимости все переделывать.

   - Как интересно, - прошипел Фаэр со своей стороны стола, - вы утверждаете, что для артефакторов столь глобальные изменения мира прошли совершенно безболезненно!

   Энола окинула его задумчивым взглядом, словно пытаясь понять, что здесь вообще делает этот человек.

   Затем спокойно ответила:

   - Ну да, ниат Фаэр. Это ведь у магов – резерв, внешние энергетические поля, конструкты. Те, кого создали с помощью Пелены, все эти годы носили резерв в себе, а чтоб что-то отщипнуть, собственно, от пелены, это надо было постараться. К тому же, насколько мне известно, был еще третий, вам неизвестный элемент, который как будто бы мог случайным образом изменить потоки, а вы так и не выяснили, что ж это было… У артефакторов все иначе. Каждый компонент артефакта обладает потенциалом, взаимодействие образуется разностью потенциалов. Поскольку свободной магической энергии не было, в артефакты помещали частицу Пелены, чтоб сделать возможной реализацию потенциалов. Теперь это не нужно, потенциалы и так реализуются с небольшой поправкой на расстояния.

   Энола Дампи умолкла, а Мариус подумал с невольным уважением, что, какие бы отношения не связывали эту женщину с королем, представителем гильдии она стала не на пустом месте.

   - Хорошо, - Флодрет откинулся на спинку стула, - это добрые вести, Энола. Вы меня порадовали. Следующее, что я бы хотел обсудить с вами, это вопросы безопасности королевства.

   И выразительно посмотрел на Фаэра.

   Тот поднялся.

   - Ваше величество, в нашем распоряжении тридцать боевых магов. Подчеркну, обученных магов.

   Понятное дело, сделать тридцать магов при отсутствии свободной магии – та еще задачка. Далеко не все могли пережить процедуру «слияния с Пеленой», как ее именовал Магистр…

   - А у вас сколько, в Святом Надзоре? – Мариус встретил колючий взгляд короля.

   - Сотня. Примерно сотня стражей, и десять приоров, по количеству крупных земель.

   - Фаэр, в Надзоре изготавливали магов куда более успешно, - король усмехнулся, а Фаэр даже не побагровел. Позеленел. Метнул в Мариуса совершенно испепеляющий взгляд.

   - Просто у бывшего Магистра было больше опыта в этом деле, - сказал Мариус, - и, судя по всему, он не спешил делиться секретами с королем.

   - Теперь в этом вообще нет нужды, - Флодрет махнул рукой, - по-хорошему, нам всем следует заняться теми магами, которые появились в результате… всего этого. Нужно их обучить, в конце концов, обеспечить жалованьем, приличным жалованьем. Поставить на довольствие тех, что послабее. Коль скоро нам неизвестно, чего ждать из земель за Пеленой, могут пригодиться все.

   - Простите, Ваше Величество, я всегда считал, что лучшая защита – это нападение, - проскрежетал Фаэр.

   - Да что вам спокойно не сидится-то? Я же сказал уже, Фаэр, что война – это последнее, на что я пойду.

   - Но золото…

   - Оно никуда не денется, - в голосе короля вновь угрожающе звякнул металл, - я уже говорил, что не собираюсь воевать. Земли Порядка самодостаточны, здесь есть все, что нужно для спокойной жизни.

   - А если они нападут первыми?

   Флодрет пожал плечами.

   - Этого никто не может предсказать. И, что уж там… Было бы очень неплохо иметь на руках каких-нибудь ценных заложников, что ли. Залог мира, да. Но у нас их пока нет, а где взять – не знаю. Поэтому мы возьмем на вооружение выжидательную тактику. А если они сами захотят прийти и обсудить – то я буду только рад. Полагаю, переговоры – лучший способ прийти к взаимовыгодному соглашению.

   Фаэр снова занял свое место и уставился куда-то себе под ноги. Было видно, что он недоволен, и было видно, что вот этот-то субъект с удовольствием бы организовал вторжение в земли за Пеленой, но… Против королевского слова не очень-то попрешь.

   - Магистр Эльдор, - негромко произнес король, - я очень рассчитываю, что вы отрядите в приграничные земли по меньшей мере половину имеющихся стражей. Лучше им быть там, чем в Эрифрее.

   - Как сочтете нужным, ваше величество, - тут возразить было нечего.

   Лишний маг на линии соприкосновения не помешает.

   Потому что – король прав – никто не знает, что там на уме у Сантора.

   И какой-нибудь ценный заложник не помешал бы.

   Выглядит все это, конечно, грязно и мерзко, и как-то недостойно, но… Если выбирать между тем, чтоб остаться чистеньким, и жизнями простых людей… Увы. Умом Мариус понимал, что придется выбрать второе.

   Потом слово взяла Энола Дампи. Она выудила один из своих свитков, расстелила по столу, и принялась рассказывать о том, какими способами можно построить защиту на основе артефактов. Мариус слушал в пол-уха, про себя изумляясь уровню подготовки этой самой Энолы, и одновременно думая, думая…

   Он думал про Авельрона.

   И о том, что отпускать его нельзя. Во-первых, не до конца ясно, что представляет собой брат Алайны в магическом плане. Он ведь был рядом, когда Магистр плеснул во все стороны непомерно тяжелой волной чистой магии. Если у Авельрона были зачатки резерва, то и резерв мог реализоваться изрядный. К тому же, Авельрон был крагхом, не человеком. Кто знает, а вдруг крагхи обрели какие-то отличные от людских магов способности?

   Ну, и во-вторых… К несчастью, Авельрону не повезло родиться сыном Сантора. И заложник из него получался просто идеальный. Вряд ли Сантор будет им жертвовать.

   Но это было грязно и мерзко, держать в плену Авельрона. Опять же, Алайна спросит. Придется объяснять про магию. И про собственные странные ощущения в присутствии ее брата.

   «Я его отпущу, - все-таки решил Мариус, - надо просто убедиться, что Авельрон неопасен. И что Сантор не собирается идти войной на земли Порядка, хотя у тех, кто были крагхами, отношения с людьми могут совсем не заладиться. Но Авельрона нужно отпустить, потому что, если говорить о заложниках, тогда и Алька… она ведь тоже дочь Сантора. Хорошо, что об этом никто не знает».

   И, приняв такое решение, даже вздохнул с облегчением.

   Все-таки заложник – это совсем подло.

   В это время Дампи завершила свой доклад, король, не скрывая, зевнул.

   - Ваше величество, - сказал Мариус, - мне кажется единственно правильным шагом отправить послов в земли за Пеленой с предложением провести переговоры. Мы можем сколько угодно здесь сидеть и гадать, что там на уме у тех… Но можем и спросить, чего они хотят.

   - Это будет сделано в ближайшее время, - Флодрет рассеянно теребил край свитка, и было видно, что доклад ниаты Дампи его едва не усыпил.

   - Хорошо, - Мариус кивнул, - я не думаю, что они нападут, ваше величество. У них сейчас полно своих забот. Они лишились крыльев, а это меняет все. Вообще все.

   - Мы по-прежнему не знаем, живы ли твари роя, - пробурчал Фаэр.

   - Послы, это все выяснят послы, - Флодрет еще раз зевнул, - я предлагаю завершить совет. По вопросам магии в землях Порядка мы прошлись, вопросы артефакторики обсудили.

   В этот миг в дверь осторожно постучали. Фаэр поднялся, открыл. В дверь просунулся человечек в темно-зеленом мундире королевской охраны, что-то передал Фаэру, обменялся с ним парой фраз и ушел. А когда Фаэр повернулся, Мариус понял, что тот весьма доволен.

   Впрочем, выражение довольства тут же сошло с физиономии Фаэра, уступая место тревоге.

   - Ваше величество! – воскликнул он, - только что… То, чего я боялся. Донесение. Они напали первыми.

ГЛАВА 2. Переезд

Оставшись одна в голубой гостиной, Алька обессиленно опустилась на край дивана. Тот страх, что двумя часами раньше щекотал едва заметно, теперь ворочался в груди беспокойной колючей личинкой. От дурного предчувствия пересохло во рту, как будто что-то совсем нехорошее должно вот-вот произойти. Но ведь… Мариус не даст их в обиду, их обоих?

   Она принялась механически расстегивать шубку, все же во дворце было натоплено, потом сняла ее и аккуратно положила на подлокотник дивана. Снова уселась. Разгладила подол платья. Вспомнила, как покупали его, и как она ненавидела Мариуса за то, что заставляет терпеть эту боль, раз за разом разворачивая к той, прошлой жизни, до того, как приор Надзора поставил печать. Она-то ненавидела, а он взял – и изменил весь мир, к добру ли, к худу ли… Алька вздохнула и принялась от нечего делать разглядывать комнату.

   Пока что она была совершенно одна, стража осталась по ту сторону дверей. Пить хотелось жутко, но воды не было. Правда, в серебряной вазе красовалась кисть винограда – спелая, нежно-зеленая, и Алька отщипнула ягоду. Вкус оказался почти божественным, она даже зажмурилась, когда на язык брызнул сок. Потом взяла еще ягоду. Может быть, все как-нибудь обойдется, а страхи – это всего лишь глупые страхи?

   Она поднялась, обошла комнату. Под одним из окон, на пуфике, внезапно обнаружился альбом с акварелями, и Алька уж собралась взять его и полистать, поскольку сама рисовала, да и вообще, была к картинам неравнодушна, но тут одна из дверей распахнулась, и на пол с громким шорохом полетели свитки.

   - Крагхов хвост, - выругался их владелец приятным и низким женским голосом.

   Через порог ступила высокая женщина в темно-синем закрытом платье. Часть свитков она все же удержала, но прочие, примерно с десяток, шаловливо раскатились в разные стороны.

   - Крагхов хвост, - с чувством сказала она, глядя на такое безобразие, - опаздываю.

   У нее приятное лицо, подумала Алька.

   Интересно, кто она?

   И, не раздумывая, бросилась помогать собирать свитки.

   - Пастырь с вами, ниата, я бы и сама управилась, - прозвучало сверху, - мне так неловко… Вечно наберу полные руки, а потом все выскальзывает и падает.

   Алька подобрала последний свиток, выпрямилась, подавая собранное незнакомке. И подумала, что у той очень добрые глаза. И очень красивые. К зрачку мохово-зеленые, а к внешней стороне радужки темно-серые. В густых загнутых ресницах. А еще женщина была сильно старше самой Альки, о чем говорили тонкие морщинки на лбу и в уголках глаз.

   - Спасибо, - сказала женщина, - я вас никогда здесь не видела. Кто вы?

   Тут Алька растерялась. Сказать, что невеста Эльдора? А нужно ли об этом кому-либо знать во дворце? Соврать, что прислуга? Нет, так вообще не пойдет.

   - Я, - она запнулась, но потом все же выговорила, - Алайна Ритц. Я здесь… с ниатом Эльдором. А он пошел на совет, и я жду.

   - Энола Дампи, - представилась женщина и сделала движение, как будто хотела протянуть руку, но вовремя вспомнила, что держит охапку свитков, и смущенно рассмеялась.

   - Я тоже вот, на совет спешу, - добавила, с улыбкой глядя на Альку, - Ух, честно говоря, я только вздохнула с облегчением, когда узнала, что прежний магистр отправился к Пастырю. Невыносимый был просто тип, ну просто бр-р-р-р. А вы, наверное, жена магистра Эльдора?

   Алька поняла, что краснеет. Может, и нужно было соврать, но не получилось.

   - Нет… Пока нет. Невеста.

   - Невеста, - тихо повторила Энола Дампи, - что ж, милая, желаю вам удачи в этом ответственном деле. Спасибо, что помогли. Ну, а я, - картинно подкатила глаза, - я отправляюсь на совет. Посмотрю на вашего жениха, вернее, на нового магистра Надзора. Думаю, он милейший человек.

   - Почему вы так думаете? – Альке внезапно захотелось, чтобы эта ниата со свитками не уходила. Внутреннее расположение, вот что почувствовала Алька.

   А потом вспомнила королеву Велейру. Та ведь тоже казалась милейшей женщиной, а на деле оказалась ядовитой змеей.

   И Арианну. Да, Арианну, которая своим предательством едва не загубила Мариуса.

   - Потому что только милейший человек может жениться на такой милейшей особе, - сказала Энола Дампи, - я бы поболтала с вами, дорогая, но надо идти. Совет, понимаете ли. Разве что… попрошу вас открыть мне следующую дверь, не то я до завтрашнего дня на совет не попаду…

   Алька кивнула и пошла открывать дверь.

   А потом снова осталась одна и решила все же посмотреть тот альбом с акварелями, который приметила на пуфике. Она взяла его, вернулась на диван и принялась рассматривать чужие рисунки.

   Наверное, акварели принадлежали кисти совсем юной особы. Все было розовеньким, лиловым, золотистым. Цветы, бабочки, головы благородных единорогов. Замок в тумане. Восход над морем. Алька-то и моря никогда в жизни не видела, только на картинках. Она вздохнула. Было бы, наверное, здорово, чтоб съездить на побережье вместе с Мариусом. Но теперь-то уже не получится… Занят он будет целыми днями. Государственные дела, они ведь важнее.

   Ей стало так грустно, хоть плачь. А альбом как раз был раскрыт на странице, где над букетом чайных роз порхала яркая южная бабочка. Здесь таких точно не водилось. А может быть, их вообще нигде не водилось, а была бабочка плодом воображения той девочки, которая рисовала в этом альбоме…

   Алька смотрела, смотрела на бабочку.

   И снова тоска грызла сердце.

   Почему у них с Мариусом не может быть так, как у обычных людей?

   И сама же себе ответила: да потому, что Мариус Эльдор – не обычный человек. Не бывает так, чтоб было все и везде, наоборот, где-то убыло, а где-то прибыло. В их случае, наверное, прибыло по части должности жениха – но убыло по части того времени, которое он сможет проводить с невестой. Так-то. По-иному не получается.

   Впрочем, и сама Алька тоже не была обычным человеком, и это глупо отрицать. Особенно когда в ванной пальцы заискрили.

   Это была магия, сказал Мариус.

   Что удивительно, Алька не чувствовала в себе почти никаких изменений. Разве что иногда перед мысленным взглядом мельтешили какие-то странные точки, очень далекие, но чувство было такое, как будто Алька с ними связана. И все. Мариус сказал, что ее дар обязательно нужно будет исследовать, но пока как-то руки не дошли.

   И вот теперь, глядя на нарисованную бабочку, Алька поймала себя на мысли, что ей очень хочется сделать что-нибудь этакое, магическое.

   Она воровато огляделась, убедилась, что обе двери плотно закрыты, что никто за ней не следит. А потом, положив пальцы на бабочку, попыталась обратиться к тому, что Мариус называл резервом.

   Где-то внутри нее есть невесомая бочка, полная магии. Как зачерпнуть из нее? Неведомо.

   Да и как можно зачерпнуть из того, чего не видишь и не осязаешь?

   Может быть, вот это тепло в груди и есть тот самый загадочный резерв?

   Алька прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Ну и что, что никогда такого не делала? Вон, когда нужно было в башню слетать, сумела ведь в крагха обратиться. А теперь? Теперь воспользоваться собственной магией. Даже не той, которая, по словам того же Мариуса, свободная, а своей, которая должна быть где-то глубоко внутри…

   Внезапно кончикам пальцев стало горячо, словно прислонила к боку кастрюли.

   Алька только и смогла, что растерянно ойкнуть, когда бабочка пару раз раскрыла и сложила крылышки, разминаясь, а потом попросту взлетела вверх, под потолок, оставив на рисунке пятно белой бумаги.

   - Ох, - выдохнула Алька потрясенно.

   Они не встречала ничего подобного. Как это? Она оживила рисунок? Сделала живым то, что было просто изображено на бумаге? Но ведь не бывает такого! Или теперь может быть все, что угодно?

   Между тем бабочка порхала высоко наверху, а потом, словно устав, уселась на обои, сложила крылышки. Алька еще раз посмотрела в альбом. Да, точно. То место, откуда улетела напитанная магией южная красавица, было пустым и скучным.

   Алька совсем растерялась. Ну надо же, испортила рисунок этой своей магией. Надо будет Мариусу рассказать… А если кто сейчас войдет и бабочку увидит? Что тогда?

   И, словно в ответ на опасения Альки, одна из дверей медленно приоткрылась.

***

На пороге стоял ангел, иначе и не скажешь. Это была худенькая девочка, в прекрасном нежно-лиловом платье с воздушными оборками. Ее треугольное личико казалось фарфоровым, глаза были огромными, на пол-лица, носик аккуратный и розовые губы бантиком. Руки казались тоненькими прутиками, тонули в пышных кисейных рукавах по локоть, на изящных запястьях блестели золотые браслеты. Волосы… Альке оставалось только вздохнуть. У нее самой никогда таких не было и уже не будет – пышных, густых и редкого, очень светлого оттенка. Такого светлого, что, казалось, они просто белые. Волосы были завиты крупными локонами, завязаны в на макушке в два тяжелых хвоста и тяжело ниспадали на узкие плечи девчушки.

   «Откуда здесь ребенок?» - только и успела подумать Алька, в то время как воздушное создание решительным шагом пересекла гостиную и уставилась на альбом в ее руках.

   - Простите, ниата, но это – мое, - решительно сказала она.

   Голос напоминал перезвон тонких хрустальных бокалов.

   Алька невольно посмотрел туда, где на обоях продолжала сидеть улетевшая с рисунка бабочка. Девочка пока что не видела белого пятна, потому что Алька закрыла его рукой.

   «Будет совсем нехорошо, если заметит», - решила она и торопливо перелистнула страницу.

   - Извините, - быстро сказала Алька, - он просто лежал здесь, а я… просто жду. Поэтому позволила себе ознакомиться с содержимым.

   Решительно захлопнула альбом и протянула девчушке. Та отчего-то нахмурилась, но акварели забрала, посмотрела на Альку задумчиво, исподлобья.

   - Магический совет, да?

   - Да, - Алька кивнула.

   Она ожидала, что девочка развернется и уйдет, но вместо этого та тяжело вздохнула, положила альбом на диван, и сама села рядом.

   - Я тоже частенько здесь жду.

   И умолкла, о чем-то размышляя.

   Наверное, это была дочь кого-нибудь из придворных, решила Алька. А вслух просила:

   - Вам, наверное, скучно сидеть здесь одной?

   - Не то слово, - девочка пожала узкими плечами, - но что поделаешь. Вот если бы у меня была мама… Но она умерла очень давно, я ее и не помню. Ниата Дампи иногда со мной возится, но я знаю, что ей это неинтересно. Ей куда больше нравится возиться со своими артефактами, чем с моими куклами. Хотя однажды она даже сделала мне механическую куклу на артефакте, она умела ходить и говорить «привет, Леона». Это меня так зовут. А вас?

   - Алайна, - ответила механически Алька, переваривая вываленную девочкой информацию.

   Значит, с ней иногда играет ниата Дампи, та самая, что поспешила на совет. И ее отец бывает на совете.

   - У меня тоже нет мамы, - эти слова как-то сами собой соскочили с языка, - я тебя понимаю. Но у меня есть младший брат, он сейчас в школе для мальчиков.

   Леона едва заметно улыбнулась. Она вообще, судя по всему, делала это не часто и была спокойным и серьезным ребенком.

   - Вам понравились мои рисунки? – спросила она, снова беря альбом в руки.

   - Очень, - правдиво ответила Алька.

   И в этом не было вранья, ей действительно понравились воздушные акварели, исполненные истинно девчоночьей тягой к нежности.

   - А какой больше всех? – требовательно спросила Леона, склонив голову к плечу.

   Она совсем не торопилась уходить. Похоже, она отчаянно скучала весь этот день, а тут вдруг встретила человека, с которым можно просто поболтать.

   Не дожидаясь, пока Алька ответит, она принялась листать альбом.

   - Моя любимая акварель, это с чайными розами, - Алькино сердце пропустило удар, - почему-то я думаю, что моя мама любила чайные розы. Отец постоянно требует, чтоб приносили их в мою комнату. Постоянно, каждое утро на столе ваза с чайными розами. Иногда мне начинает казаться, что я их ненавижу. А когда я ему об этом сказала, он очень рассердился, сказал, это в память о матушке… Ой.

   Алька похолодела.

   Девчушка растерянно смотрела на совершенно белое пятно в том месте, где была бабочка. Потом перевела взгляд на Альку и спросила:

   - Как же так? Тут же бабочка была…

   Лицо девочки подозрительно сморщилось, губы задрожали, и Алька вдруг поняла, что если этот несчастный ребенок разрыдается, то она сама заплачет рядом с ней. Она вдруг словно увидела перед собой, как на ладони, жизнь этой девочки: вечно чем-то занятый отец, быть может, строгая нянька, молчаливая прислуга… и все. Никого больше. Еще и рисунок оказался испорчен.

   И, понимая, что, возможно, совершает сейчас самую большую глупость в своей жизни, Алька приобняла Леону за плечи и указала под потолок, на стену.

   - Вон она, Леона. Я не знаю, как это получилось… И не думаю, что об этом кому-то надо говорить.

   - А, вон она где, - совершенно спокойно сказала девочка, как будто и не удивилась.

   Алька вспомнила, что когда тебе десять лет, в чудо поверить очень легко. И принять его тоже просто.

   - Жалко, что ее оттуда не достать, - тем временем рассуждала Леона, - я бы ее унесла к себе в спальню и играла бы с ней.

   - Я могу попробовать ее достать. Не обещаю, правда, что получится…

   Алька закрыла глаза, потянула руку к бабочке, одновременно пытаясь снова увидеть внутри себя те самые точки, мерцающие зеленоватым на черном бархатном фоне. Ей казалось, что связь с одной из этих точек чуть более сильная, да и сама точка светит чуть ярче.

   - Она летит сюда! – радостно пискнула малышка, - как это у вас получилось?

   - Сама не знаю, - пробормотала Алька, - пожалуйста, не говорите никому… Пусть это будет ваш маленький секрет, а?

   Порхая, бабочка подлетела совсем близко и опустилась на ладонь. Алька открыла глаза. Ей и самой хотелось рассмотреть поближе красавицу. Невероятно, но бабочка, похоже, была самой настоящей, живой. Усики подрагивали, бархатистые синие крылья с зеленоватым отливом трепетали. Бабочка перебирала тонкими лапками, и Алька чувствовала легкую щекотку на коже.

   - Вот бы мне ее взять, - восторженно пробормотала Леона, - за крылышки не хочу, испорчу… Как же тогда?

   И тут Алька окончательно решилась.

   Ей казалось, что у нее есть какая-то незримая связь с этим чудом. И она, даже не вполне осознавая как, послала мысленный образ. Бабочка на плече у Леоны. Бабочка на ладони у Леоны.

   «Иди к ней, иди. Она теперь твоя хозяйка».

   Это было чистой воды безумием. Да и как можно приказывать бабочке, которая и думать-то не умеет?

   Но – получилось. Получилось!

   Синекрылая красавица плавно взлетела с Алькиной ладони и аккуратно села уже на пальцы Леоны.

   Алька попыталась снова увидеть глубоко внутри себя ту самую, яркую точку – и не увидела. И связь как будто пропала. Может быть, теперь эта связь образовалась у Леоны с бабочкой?

   Покачав головой, Алька прошептала:

   - Ну вот. Наверное, теперь она ваша. Обращайтесь с ней бережно и… Я не знаю, сколько она проживет. Вы ведь понимаете, что бабочки не должны улетать с рисунков?

   Леона серьезно кивнула.

   - Я знаю, что бабочек можно кормить сладкой водой, - сказала она очень серьезно, - не беспокойтесь. Я никому ничего не скажу. Как думаете, она не улетит от меня?

   - Не знаю, - честно призналась Алька, - правда, не знаю.

   - Ну и ладно, - покладисто согласилась девочка, - тогда я… мы пойдем. Отнесу ее к себе. Может быть, даже домик сделаю. Спасибо вам, ниата. Таких подарков мне еще никто не дарил.

   Она медленно поднялась с дивана и, держа бабочку на вытянутой руке, отправилась к себе. Алька так и осталась на диване, а рядом лежал ненужный никому альбом с акварелями.

   «Ну надо же, - подумала она, - все это просто невероятно. И все это – со мной… Интересно, что Мариус скажет?»

   Алька не знала, как ее жених отреагирует на новость про ожившую бабочку, но почему-то казалось, что он просто прижмет ее голову к груди, скажет – ничего не бойся, маленькая. Мы все одолеем…

   Снова хлопнула дверь. По гостиной рысцой пробежал человек в зеленом мундире. Потом он нырнул в следующую дверь и некоторое время отсутствовал. Точно так же прорысил в обратном направлении. Алька вдруг стало нехорошо – душно, снова поднялась тревога. Ведь все это не просто так, верно?

   А потом в гостиную вышел Мариус. Алька поднялась, быстро подошла к нему, взяла за руку, заглядывая в глаза. И поняла, что Мариус страшно зол и раздражен.

   - Что? – одними губами спросила она.

   - Ничего. Идем, Алайна. Его величество пожаловал нам дом в Эрифрее.

   И как-то зло, неприятно это сказал, как будто Алька в чем-то провинилась.

   - Мариус, - прошептала она, - что произошло?

   - Я же сказал, ничего, - процедил он сквозь зубы, - пожалуйста, пойдем. Незачем здесь задерживаться. И без того дел по горло.

   Внутри все как будто скрутилось в ледяной узел. Да что ж такое? Почему он ничего не хочет говорить? Что такого произошло на этом треклятом совете?

   Она прикусила губу и молча, покорно последовала за магистром Надзора. А на душе было больно и горько. Она ведь ничего дурного не сделала, почему он заставляет чувствовать себя виноватой? Почему?

***

Но все стало еще хуже, когда сели в карету. Мариус только отдал указание, куда ехать, и умолк, сверля Альку тяжелым взглядом. Карета тронулась, зацокали звонко подковы о булыжники. Мариус молчал, сурово сжав губы, и все смотрел куда-то сквозь нее. А у Альки все внутри болело, скручивалось жгутом. Она не понимала, почему все так. И не могла решиться спросить еще раз.

   - Куда мы едем? – наконец осмелилась она.

   Молчание в ответ, как будто он и не слышал.

   - Мариус…

   Он вздрогнул, посмотрел на нее так, словно только что увидел.

   - Что, прости? Ты что-то спросила?

   «Ну, хотя бы заговорил».

   Воодушевившись, Алька выдавила несмелую улыбку.

   - Куда мы едем? Где этот дом, что пожаловал нам король?

   - А, - он неопределенно махнул рукой, - это здесь недалеко. Скоро будем.

   - Честно говоря, мне бы хотелось вернуться в Роутон, - негромко сказала Алька.

   - Королевский приказ, - сухо ответил Мариус и снова задумался.

   «Да что с ним?»

   Она чувствовала, что на совете произошло что-то совсем нехорошее. Но Мариус не хотел рассказывать, а подспудно Алька понимала, что своими приставаниями только его разозлит. Вот такой непростой мужчина ей достался, ничего не поделаешь. И ведь она сама к нему, считай, пришла.

   «Ну что ж, - она вздохнула, - придется подождать. Захочет, сам расскажет».

   И в карете снова воцарилась неприятная, вязкая тишина, прерываемая лишь стуком подков по мостовой и едва слышимым скрипом рессор.

   Их привезли к двухэтажному дому, сложенному из темного камня. Мариус выбрался, не говоря ни слова, подал руку Альке – пальцы его показались ей непривычно холодными – а потом застыл, задрав голову, стоя перед ажурными воротами, разглядывая дом.

   Алька молча стала рядом. На первый взгляд, этот дом казался совершенно заброшенным, но не обветшалым. Даже окна не были заколочены. От ворот к парадному подъезду вела широкая дорожка, посреди которой замерзла изрядных размеров лужа. Тонкий ледок чуть припорошен снегом. Ну и розовые кусты на клумбах разрослись просто до неприличия, словно черные чудовища, шипастые, когтистые. А так – просто дом. Большой, богатый. Двери высокие, потемневшие от старости, покрытые резными орнаментами. Наверное, здесь жил какой-нибудь аристократ. Или очень богатый купец.

   Она вздрогнула, услышав, как Мариус едва слышно смеется. Он посмотрел на нее – а темные глаза казались совершенно больными.

   - Что? – спросила она.

   Но Мариус лишь мотнул головой, затем порылся в кармане форменного, с золотыми шнурами, сюртука магистра.

   - Идем, здесь есть калитка. А его величество расщедрился на ключ. Не догадываешься, чей это дом, Алайна?

   - Нет, - она растерялась, - откуда мне знать? Возможно, опального аристократа?

   - Ну да, конечно… Будет король раздавать владения опальных аристократов, как же… - он мягко взял ее за руку и повел вдоль ажурной ограды, продолжая говорить при этом, - где-то здесь… Ну, точно. Я хорошо помню.

   - Это… дом твоих родителей? – догадалась Алька, семеня следом.

   - Нет, разумеется, - снова непонятный смешок, горький, исполненный сарказма, - это дом прежнего Магистра Надзора, Алайна. Его величество отрядил нам дом, в котором жил живой труп, увязший в магических потоках, которые сам же и создал.

   - Я думала, что Магистр жил в резиденции Надзора, - пробормотала она, стараясь успеть за Мариусом. Шел тот довольно быстро.

   - Он в резиденции работал и занимался магическими изысканиями. А время от времени удалялся к себе. Порталом, разумеется. И я бывал у него дома. Я ж был ему как сын…

   И умолк. Потом резко остановился, Алька поняла, что добрались до калитки. Мариус ловко открыл замок, снова протянул ей руку.

   - Идем, моя маленькая птичка. Прости, что не могу вернуть тебя в Роутон. Но, похоже, там теперь небезопасно. Мне еще сюда надо перетащить Марго, Робина, Эжени…

   - Ты оставишь дом пустым? – прошептала Алька, и внутри все снова сжалось. Отчего такое решение? Да что ж происходит-то?

   - Лучше обветшалый дом, чем смерть тех, кого я считаю семьей.

   Под подошвами тихо захрустел гравий, Алька шла вслед за Мариусом прямо к парадному. Она еще раз окинула дом взглядом. Дом как дом, ничего особенного. Попыталась прислушаться к своим ощущениям – тоже ничего. Ни дурного предчувствия, ни страха. Ни-че-го.

   - Мы все здесь вымоем, - сказала она, - Мариус, теперь ты магистр. Ничего странного в том, что тебе отдали этот дом.

   - Вы здесь ничего мыть не будете, - буркнул он, - мыть будут нанятые работницы. И стирать тоже. Ты – моя невеста, и можешь заниматься тем, что будет тебе приятно. Ты говорила, что любила рисовать – рисуй. Хочешь вышивать – вышивай. Твоя забота – чтобы я хоть чему-то радовался, приходя вечером со службы. А самое главное – ты должна мне верить.

   Они поднялись по ступеням, Мариус потянул на себя бронзовую дверную ручку. Петли скрипнули, и двери легко открылись. В лицо дохнуло затхлым, застоявшимся воздухом. Но внутри не было темно, сквозь окна в холл лился блеклый зимний свет. Алька обратила внимание, что пол был выстлан старыми дубовыми досками. И лестница, ведущая наверх, была сделана из старого крепкого дуба.

   - Идем, - твердо сказал Мариус, - посмотрим на новые владения. Хотя как по мне, так лучше бы жить где-нибудь в другом месте.

   Альке показалось, что он немного смягчился, и все же спросила:

   - Мариус… что тебя так разозлило на том совете?

   Он помолчал. Из холла потянул ее направо, повел по коридору. Дом не успел отсыреть, при прежнем магистре здесь хорошо топили, и оттого прекрасные деревянные панели пребывали в великолепном состоянии.

   - У меня есть для тебя две новости, - наконец нехотя сказал Мариус, - и обе плохие. Какую желаешь услышать первой?

   Пока Алька раздумывала, какую гадость ей хочется услышать больше, они дошли до кухни и комнат прислуги. Кухня оказалась просторной и удобной. Посреди помещения возвышалась большая печь, на стене, на крючьях, были развешаны огромные, начищенные до блеска сковородки. С деревянных полок выглядывали круглые бока кастрюль.

   - А что важно для нас? – наконец решилась Алька.

   И тут, на пороге кухни, она поняла, что попалась в очень крепкие объятия Мариуса Эльдора. Он прижал ее к себе спиной, уткнулся носом в макушку, глубоко вдохнул.

   - Для нас… Все важно, птичка. Король запретил нам жениться ближайшие два месяца.

   Алька чувствовала сквозь шубку, как Мариус мягко гладит ее по животу.

   - Молчишь? – тихо спросил он, - обиделась на меня? Если ты только скажешь, то я окончательно разругаюсь с нашим монархом, но на тебе женюсь завтра же.

   Она закрыла глаза, откинулась спиной назад, позволяя Мариусу себя придерживать почти на весу. Так вот отчего он был не в себе! Не знал, как завести речь о том, что придется отложить свадьбу… Алька едва не рассмеялась. Как жаль, что рядом не было матушки, которая бы сразу объяснила, что порой мужчины себя ведут хуже, чем дети.

   - Это такая мелочь, - прошептала она, прижимаясь всем телом к Мариусу, - два месяца… Такая ерунда.

   - Я о тебе беспокоюсь, - в его голосе скользнули растерянные нотки, - Алайна…

   - Но я с тобой не потому, что мечтаю стать женой магистра. Я сама так захотела.

   - Видишь ли, маленькая… Эрифрейское общество не поймет. И не оценит, если молодая незамужняя девушка будет жить в одном доме с неженатым мужчиной.

   - Но я ведь жила в Роутоне.

   - На роли служанки, милая.

   - Ну так… здесь можно ведь так же? И ты не обязан отчитываться.

   Он развернул ее к себе лицом так быстро, что Алька ойкнула. Уперлась локтями ему в грудь, быстро сообразила, что проще сдвинуть с места скалу.

   - Нет, здесь так нельзя, - он пристально рассматривал ее, взгляд гулял по лицу. От глаз – к губам. Обратно. – мне проще стать твоим опекуном. Возможно, так будет правильно.

   Алька не выдержала и прыснула от смеха. Мариус? Опекун? Почему-то всегда она в качестве опекуна представляла себе убеленного сединами дедушку, но никак не мужчину, едва ли достигшего тридцатилетнего возраста.

   И не успела даже отвернуться, когда он быстро наклонился вперед и впился в ее губы поцелуем. Отнюдь не нежным. Очень даже напористым, почти агрессивным. Подчиняющим. Алька зарылась пальцами в густые волосы Мариуса, повисла на нем – потому что ноги не держали. И мельком подумала, что ей нравится… Да, нравится, вот так подчиняться ему. Нравится чувствовать себя слабой. Нравится позволять проделывать с собой все это.

   Он целовал ее долго, стряхнул с плеч шубку, сильные руки гуляли по спине, по шее, опускаясь ниже, выписывая огненный узор страсти. И Алька поняла, что ей всего этого мало. Она запустила руки под расстегнутый сюртук, царапнула по приятно-твердой груди сквозь рубашку, а затем, понимая, что они уже на этом не остановятся, просто дернула воротник в разные стороны. Пуговицы посыпались на пол, звонко, подпрыгивая, и наконец она ощутила под пальцами горячую гладкую кожу. Провела по бугристому шраму, что наискосок. Тот самый, который не раз уже покрыла поцелуями. Откинулась назад, когда Мариус прикусил кожу на шее. И всего этого все равно казалось мало. Она не понимала, почему именно этот человек имел такую власть и над ее мыслями, и над телом.

   - Мариус… - выдохнула прерывисто, - пожалуйста…

   И все равно, не смогла сказать это вслух – возьми меня. Прямо здесь. Сию минуту.

   Но он понял. Оторвался от нее, с присвистом втянул воздух, а потом молча подхватил на руки и широким шагом двинулся куда-то вперед, а потом вбок, толкнул дверь. Алька встревоженно завертела головой. Светлая комната. Платяной шкаф, резной весь. Трюмо на гнутых ножках, большое овальное зеркало. И кровать, застеленная светло-серым шерстяным покрывалом.

   - Для гостей, - хрипло пояснил Мариус, - тут чисто, не беспокойся.

   Еще через мгновение Алька попросту утонула в перине. Она вскрикнула, когда Мариус решительным движением задрал ей юбку, а потом сама раздвинула ноги. Ей хотелось быть ближе к нему, ближе, чем это даже возможно. Он дернул шнуровку на лифе платья, на миг холодный воздух пощекотал обнаженную кожу – и прохлада тут же сменилась огненными касаниями.

   Алька застонала, обнимая его ногами. А Мариус все целовал ее – в губы, в шею. Прихватывая зубами грудь, до сладкой боли, до невыносимо приятных спазмов, рождающихся где-то внутри, вместе с каждым его движением. Она кричала и царапала ему плечи. И все мысли – плохие, хорошие – все куда-то делось. Даже говорить не осталось сил.

   Мариус молча обнял ее и снова прижал к себе. Несколько минут прошли в безмолвии, а потом он вдруг сказал:

   - Плохой из меня опекун, птичка. А ты так и не узнала вторую неприятную новость.

   - Ну, первая оказалась не такой уж и страшной, - говорить не получалось. Только мурлыкать, как довольная нагулявшаяся кошка.

   - Вторая хуже, - горячий шепот обжег ухо, - на границе, там, где пролегала Пелена, убиты люди. Фаэр утверждает, что его убили те, кто из-за Пелены.

   Алька сжалась в комок, мгновенно вываливаясь из сонного блаженства. Нет-нет, это невозможно. Сантор не стал бы. Или стал? Она ведь совсем не знала того, кто был ее отцом.

   - Прости, я тебя опечалил, - продолжил Мариус, - но уж что есть. Поэтому я собираюсь всех перевезти в Эрифрею, тут будет спокойнее.

   - Я не верю Фаэру, - прошептала Алька, - не верю. Он… отвратительный какой-то, скользкий тип.

   - Понимаю. – Он мягко гладил ее по голове, потом ласкающие движения перебрались на шею, - но люди убиты. Кем убиты, мне тоже не совсем ясно. Однако, король наш Фаэру доверяет…

   И задумался о чем-то.

   - Мне очень хочется проведать Авельрона, - попросила Алька, - ты ведь… ничего плохого с ним не сделаешь?

   - Конечно, нет. Зачем мне это, - ответил Мариус.

   - Тогда… Когда его можно увидеть?

   - Завтра, милая. Ты его завтра увидишь…

   Внезапно Мариус умолк. А еще через мгновение с его руки сорвалась рыжая лохматая молния, ударила в зеркало.

   Звон бьющегося стекла. Осколки высыпались из рамы. Алька даже испугаться не успела, лишь обернулась и недоумевающе посмотрела на Мариуса. Тот был бледен как простыня, глаза – сумасшедшие.

   - Что? Что, Мариус?

   Он откинулся головой на покрывало и зажмурился. Облизнул губы.

   - Знаешь… ничего. Показалось. Всего лишь показалось.

***

…Но, конечно же, Авельрона она так и не увидела. Ни на следующий день, ни через день. Заботы закрутили так, что не продохнуть. Тем же днем, после столь плодотворного осмотра особняка магистра, они отправились в Роутон. Мариус потащил ее порталом, чтоб время не тратить. Ему для портала теперь и артефакты были не нужны, он просто разрывал пространство, делал шаг в никуда, да еще и тянул за собой Альку. И сей же миг они вываливались уже на обратной стороне. Там, куда и предполагал попасть Мариус Эльдор. Алька не могла не восхищаться тем, с какой легкостью магистр Надзора проделывает все эти манипуляции с магической энергией. У нее так не получалось, потому что, во-первых, никто и никогда не учил Алайну Ритц таким магическим штукам, а во-вторых, похоже, она и не чувствовала магическую энергию так, как Мариус. Все было по-иному, глубоко внутри, да и то – странное, непонятное. Эти мерцающие звездочки на бескрайнем черном бархате. И она так и не сказала Мариусу про ожившую бабочку, как-то подходящего момента не случилось. Но, как бы там ни было, Мариус притащил ее порталом обратно домой, туда, где под снегом тихо спали старые яблони, а особняк напоминал окаменевшего дракона, свернувшегося клубком. В лицо сразу дохнуло холодом, хлестнуло ледяным ветром, вышибая слезы. Все-таки Эрифрея куда южнее, зимы там мягкие.

    - Надо сказать им, чтоб собирались, - Мариус быстро зашагал к дому, сунув руки в карманы. Прямой, плечи расправлены. И тот самый белый шрам, многоножка, спрятался под поднятым воротником сюртука.

   Алька молча шла следом. Ей совершенно не хотелось уезжать. Не потому, что боялась жить в особняке бывшего Магистра, а потому, что привыкла к стеклянной тишине этого дома, и этого сада. Внезапно все здесь стало близким, родным, и, уезжая, все равно что кусочек от сердца отрывала.

   Но она понимала, что Мариус прав. Если на границе погибли люди… А от Роутона до земель за Пеленой рукой подать… То лучше перебраться в столицу. Все равно ведь Мариус теперь будет работать там, в резиденции Надзора, и постоянно ходить во дворец на совещания. Ну и Тиба можно будет чаще навещать, что тоже хорошо.

   Поэтому Алька тихо вздыхала и не противоречила. Единственное, о чем постоянно себе напоминала – не забыть ту самую вазочку, что по-прежнему стояла в ее комнате.

   Они вошли в дом через черный ход. С кухни доносился звонкий голос Эжени, которому вторил дребезжащий, надтреснутый голос Робина. Пахло печеным мясом, и у Альки заурчало в животе – как-то так получилось, что кроме утренней чашки кофе с бутербродом она сегодня ничего и не съела. Мариус покосился на нее, покачал головой и решительно потащил за руку в кухню.

   Там, оказывается, собрались все: старики, Эжени, Эндрю.

   Марго и Робин сидели за столом, где на блюде возвышалась пирамида из румяных плюшек. Марго вязала, спицы так и мелькали. Робин попивал чай. Эндрю сидел на подоконнике и с выражением полного умиротворения на широком лице наблюдал за тем, как Эжени ловко рубит зелень.

   - Вечер добрый, - сказал Мариус, - сидите, сидите. Не нужно подскакивать. Эжени, накорми мою невесту. Да и я не прочь перекусить.

   Он подвел Альку к столу, помог подвинуть стул, а сам уселся напротив, рядом с Робином.

   - Ах, ниат Эльдор, - Эжени уже ставила тарелки, - вы заморите голодом нашу Алечку. Посмотрите на нее, она и так прозрачная. Ей же теперь летать не нужно… А так-то ветром сдует , и ищи-свищи…

   - Не нужно, да, - согласился Мариус, пожирая Альку совершенно голодным взглядом.

   И она понимала, что этот голод не имеет никакого отношения к еде.

   И еще думала о том, что так у них может скоро и ребеночек родиться.

   Эжени разлила по тарелкам суп, на прозрачном бульоне, где плавали желтые жиринки.

   - Кушай, деточка, кушай, - поддакнула Марго, - а то и вправду ветром сдует. Как вспомню, какая ты была, когда сюда попала…

   И вздохнула.

   Алька опустила голову, потому что покраснела. Попала она сюда… Не при самых благоприятных обстоятельствах. О том, что было бы, не прочитай Мариус ее дело, она вообще старалась не думать, никогда больше. Но все получилось именно так, как получилось, и Алька понимала, что тогда, давно, она была для Мариуса лишь двуликой тварью. Одной из тех, что убили его семью, и кого сам он тоже привык только убивать.

   - Я вот что хочу сказать, - Мариус бодро стучал ложкой, - мы переезжаем в Эрифрею. Здесь, возможно, станет опасно, и я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал.

   Воцарилось молчание. Даже Эндрю привстал с подоконника, его взгляд растерянно перебегал с Мариуса на Альку и обратно.

   - Что, крагхи? – первой опомнилась Эжени.

   - Не знаю, - угрюмо ответил Мариус, - говорят, что крагхи. А что на самом деле – неясно. Мне это самому не слишком-то нравится, король Сантор выглядел как человек, с которым можно иметь дело…

   - Это не он, - пискнула Алька, - он не стал бы…

   - Это мог быть и не он. Это могли быть его подданные, - осторожно поправил Мариус, - вспомни, он ведь и всезнающим не был.

   Она опустила плечи. Ох, как же не хотелось, чтобы то, о чем говорили, оказалось правдой.

   - И то ж вы, ниат, дом забросите? Столько добра. Все разворуют.

   - Да Пастырь с ним, с добром. Возьмем самое ценное. А мебель… Ну и пусть остается.

   Снова молчание.

   Алька поймала тревожный взгляд Эжени и через силу улыбнулась.

   - Очень вкусный суп, - похвалила тихо. Исключительно, чтоб разбить эту тягостную тишину.

   - Мы с Марго никуда не поедем, - вдруг заявил Робин, - мы уже такие старые, что если помрем, так лучше в родных стенах.

   Мариус отложил ложку.

   - Марго?

   - Да, ниат, - старушка улыбнулась мягко, как мать может улыбаться своему ребенку, - нам не нужно никуда ехать. Будем спокойно доживать. Да и кому мы нужны, ниат? Кому интересны старики?

   - Я тоже останусь, - вдруг решительно сказала Эжени, - я не боюсь, ниат Эльдор. Да и вся родня у меня здесь.

   Мариус пожал плечами.

   - Ну, а ты, Эндрю?

   Конюх смутился. Когда смущался, всегда начинал немного заикаться.

   - Так эт-то… н-ниат… я тоже.

   И махнул рукой.

   - Ясно, - сказал Мариус, - силой я вас не потащу. Хотите, оставайтесь, следите за домом. Жалованье по-прежнему буду выплачивать. А ты, Эжени, еще и вот за ними будешь присматривать, - кивнул на Марго, - правда, мне теперь забота, новую прислугу нанимать. Боюсь, не слишком много желающих будет идти работать в тот дом, где мы будем жить.

   …На том и порешили. Алька собрала чемодан, куда сложила имеющуюся одежду и любимую фарфоровую вазочку с синими цветами на боках, Эжени помогла собрать вещи Мариуса и кое-что из белья. Потом они попрощались, очень быстро и буднично, как будто уезжали совсем ненадолго, и Алька подумала, что в самом деле ничего страшного в том, что она немного поживет в Эрифрее. В конце концов, можно просить Мариуса и проведывать роутонское поместье сколько душе угодно. Марго, целуя Альку, тихонько прошептала – береги себя, деточка. Эжени порывисто обняла, расцеловала в обе щеки.

   - Не смей расстраиваться, - сказала тихо, - в столицу едешь, это ведь здорово. И все-таки не забудь на свадьбу пригласить. Буду ждать открытку.

   Алька закивала торопливо, потому что глаза начало печь, и она в самом деле боялась разреветься. Мариус закончил давать указания Эндрю, обернулся ,смерил ее долгим взглядом.

   - Ну что, птичка, отправляемся?

   И легко поднял оба чемодана, свой и Алькин. По этой же причине, чтобы вместе шагнуть в портал, ей пришлось крепко обхватить Мариуса за пояс, она прижалась к нему всем телом и, не удержавшись, положила щеку на плечо.

   - Да хранит вас Пастырь, - пробормотала Марго, и это было последним, что услышала Алька.

   Пространство разверзлось, расползлось безобразной дырой с сияющими краями, и они с Мариусом просто рухнули в бездну – чтобы через мгновение подошвы стукнулись о деревянный пол. Теперь они были на месте, в доме Магистра Надзора.

   - Ну, вот и прибыли, - мрачно сказал Мариус.

   Алька огляделась. Положа руку на сердце, при свете дня дом ей понравился куда больше, чем сейчас. Теперь же в холле было темно, и в окна заглядывала ночь. Она услышала, как Мариус пощелкал пальцами, тут же под потолком расцвели три мохнатых огонька. Алька снова прижалась к Мариусу, прячась от глупых страхов у него на груди.

   - Ну что ты, маленькая, - в его голосе сквозила усталость, - не бойся. Обычный дом. Никакой магии. Теперь, выходит, наш с тобой дом. Завтра же надо идти в агентство, нанимать людей. А сегодня здесь переночуем, только вот… не хочу спать в кровати, там, где этот… спал.

   Алька кивнула. Ей тоже совершенно не хотелось даже ложиться в постель, представляя себе, что там до нее лежал не-человек, который законсервировал себя в магических потоках. Мариус мягко гладил ее по спине, как будто о чем-то размышляя, а потом предложил:

   - Пойдем в гостевую комнату, Алайна. Тем более, что мы уже выяснили, что той кровати нам вполне достаточно.

   Он мягко отстранил ее, поднял чемоданы и пошел вперед. Алька мелкими шажками семенила следом, оглядываясь по сторонам. Да, днем здесь было куда приятнее. А сейчас… Так и мерещилось, что густые тени по углам шевелятся, что клочья непроглядного мрака сворачиваются, словно щупальца, тянутся следом… Ощущение, будто что-то липкое хватает за щиколотки, было таким живым, что Алька пискнула и догнала Мариуса. Но ведь… это кажется? Такого ведь не бывает? А сам Магистр… мертв, рассыпался прахом?!!

   Между тем огоньки весело летели впереди, вырывая из мрака желтоватое пятно света. Потом Мариус решительно толкнул дверь гостевой спальни, внес чемоданы. Там все было по-прежнему: смятая постель, разбитое зеркало. Было прохладно, но не холодно. Дом еще не успел промерзнуть.

   Мариус как будто слышал ее мысли.

   - Не мешало бы затопить, да? Ну, ничего. Сегодня уж не замерзнем, а завтра будем обустраиваться.

   Он обошел комнату по кругу, и Алька не видела, но чувствовала, что магистр Эльдор сейчас строит очередной магический конструкт. Но молчит, ничего не объясняет.

   Алька села на краешек кровати, размышляя, раздеваться ли, или спать одетой. Мариус тем временем подвинул себе стул, стянул сюртук и повесил его на спинку. Потом посмотрел задумчиво на Альку.

   - Раздевайся. Сейчас здесь будет тепло, я немного подогрею комнату.

   И принялся преспокойно расстегивать рубашку. Алька вздохнула, быстро скинула шубку, и тоже взялась за шнуровку на корсаже.

   - Я все думаю о брате, - пробормотала она, - мне очень хочется его увидеть.

   - Завтра, - беззаботно ответил Мариусы, - все завтра, милая.

   Вскоре и правда потеплело, настолько, что Алька разделась до нижней рубашки, забралась под одеяло и теперь лениво наблюдала за Мариусом. Оставшись в одних штанах, он все ходил и ходил по комнате, выглянул в окно, хотя было неясно, что там такого, кроме темноты, можно увидеть. А вот телом самого Мариуса Алька просто любовалась. Наверное, с такого можно было бы ваять какое-нибудь древнее божество. Сухощавый, подтянутый, при каждом движении видно, как под кожей перекатываются тугие валики мышц.

   - Мариус, - прошептала она, - хватит уже. Иди сюда.

   И отогнула угол покрывала.

   В эту ночь они просто спали, прижавшись друг к другу, словно потерявшиеся дети. А на утро, с первыми лучами солнца, Мариус подскочил и принялся одеваться. Пока Алька сонно моргала, перед ней снова стоял Магистр во всем облачении.

   - Вставай, лежебока, - он легонько щелкнул ее по кончику носа, - у нас совсем мало времени, а успеть нужно многое. Только, давай сделаем так. Независимо от того, что сказал король, для всех прочих ты – моя жена. Договорились? Нет-нет, молчи. Эта твоя честность до добра не доведет. Для эрифрейского общества, ты пойми, куда лучше быть женой страшного магистра, чем любовницей.

   «И правда», - согласилась Алька про себя.

   И закрутилось.

   Они посетили эрифрейское агентство по найму прислуги, одно, другое. Как и подозревал Мариус, эта самая прислуга вовсе не кидалась наниматься, лишь узнав, куда их нанимают. Видать, еще та была слава у прежнего владельца дома. Лишь к обеду им удалось нанять управляющего, которым оказался долговязый тощий детина, похожий почему-то на хорька и лицом и повадками, и кухарку, женщину в летах, которая за двойную плату согласилась еще и стирать и прибираться в комнатах. Не так хорошо, как это делали бы разные женщины, но хоть как-то.

   Потом, едва перекусив в ресторане, Мариус потащил Альку в салон мебели, потому что ему хотелось выбросить или отдать кому-нибудь из бедных соседей то, чем пользовался прежний хозяин дома, и уже до вечера, до закрытия салона они бродили меж кроватей с балдахинами, комодов, шкафов и сервантов, так что ближе к финалу Альке уже было все равно, будет ли стол в кабинете Мариуса тиковый или ореховый.

   До кровати все в той же гостевой комнате Алька добралась без задних ног, разделась и с наслаждением растянулась на мягкой перине. Наблюдая сквозь ресницы, как раздевается Мариус, Алька ловила себя на том, что хочет просто спать. А еще было что-то, что она забыла во всей этой круговерти, но она так и не вспомнила, что именно.

   Следующим утром Мариус поднялся снова рано, облачился в свежую рубашку и объявил, что теперь ему нужно в Надзор, причем срочно, а она, Алька, остается за хозяйку. И убежал, нежно поцеловав в макушку на прощание.

   Алька вздохнула и закуталась в покрывало. Ничего не поделаешь, Магистр – занятой человек. Впрочем, и ей нужно заняться домом. А потом все-таки вспомнила, что ее тревожило. Она так и не увидела Авельрона.

ГЛАВА 3. Переговоры

Сбежал. Он попросту сбежал от собственной невесты. Он понимал, что она снова вспомнит про Авельрона, и снова попросится его навестить. А он, магистр Святого Надзора, не уверен в том, что это будет безопасно, не уверен в том, что именно сейчас Авельрону можно видеть Алайну, потому что – Мариус не мог этого объяснить, но был готов биться об заклад – что-то было не так с этим мужчиной. Что именно, он и сам не понимал, совершенно. Авельрон выглядел и вел себя как самый обычный человек, получивший ранения. Предыдущий магистр ему попросту размолол спину в крошево из мяса и костей, и, если б не магия Мариуса, Авельрон больше не смог бы ходить, никогда. Да и сейчас он еще не поднимался с кровати, лежал перебинтованный на животе, и старательная сиделка, приведенная из лекарского корпуса, кормила его жиденьким супом через соломинку. А у Мариуса, когда находился рядом, душа была не на месте, а на висках проступал ледяной пот. Странное, иррациональное ощущение опасности, которой Авельрон просто лучился. А еще иллюзия чужого присутствия, и даже меж лопаток кожу покалывало так, словно кто-то нагло пялился в спину.

   То же Мариус очень явно ощутил и тогда, в гостевой спальне. Это было глупо, вот так, предаваться любви в совершенно чужом доме. Надо было как-нибудь успокоить Алайну, но… он просто не мог устоять перед чарами своей птички. С самого начала не мог, как только смог ее поймать в охапку. До этого только смотрел издалека, пытался поговорить. Удивлялся тому, как девушка старательно помогает по дому – без той ненависти, которую могла бы испытывать к жилищу хозяина, а скорее с жалостью, словно дом уже принадлежал ей, а она его забросила. Однажды он смотрел, как она забралась по выщербленной кладке на второй этаж и отряхивала паутину с окна. И именно тогда, кажется, Мариус Эльдор, яро ненавидящей всех двуликих, а заодно и крагхов с их роем, впервые - и совершенно искренне – восхитился этой девушкой. Она была выше его, выше ненависти, выше предрассудков. Не он поднял ее с колен, несчастную двуликую рабыню, а она снизошла к нему с небес, прекрасная синекрылая птица, и потянула за собой, к свету.

   …Но в спальне определенно кто-то был. И Мариус отчетливо увидел, как в зеркале проплыл темный мужской силуэт. Но, поскольку в комнате было довольно светло – и только они с Алайной, Мариус ударил в зеркало.

   Возможно, все это следовало списать на переутомление. Или на последствия ночных «бесед» с учителем, когда боль выгрызала внутренности, не давая ни малейшего шанса. И, будь Мариус Эльдор кем-нибудь другим, возможно, именно так и поступил бы: сослался на перенесенные мучения, на потрясение, и отпустил бы Авельрона. Но Мариус оставался собой. Отпускать Авельрона на свободу не следовало ровно до тех пор, пока ему, Мариусу, не перестанет мерещиться не-пойми-что. И здесь дело не в усталости и не в расшатанных нервах. Здесь было что-то другое, а что – непонятно. От этого «непонятно» в душе поднималась глухая, мутная злость, но Мариус уже привык с этим бороться. Не впервой. Бывало и хуже.

   Этим утром солнечный свет щедро заливал кабинет Магистра, что в резиденции Надзора. И этим же утром Мариус Эльдор, по сути, в первый раз пришел туда, где сотни лет до него провел его предшественник. Он несколько мгновений помялся перед дверью, ловя себя на мысли, что думает о Магистре как о живом, но затем решительно сунул ключ в замочную скважину и повернул. Замок сработал бесшумно, и дверь подалась вперед, как будто кто-то мягко потянул ее с той стороны. Мариус потер переносицу, отбрасывая наваждение, толкнул дверь ладонью и, не давая себе ни малейшего шанса на побег, шагнул через порог.

   Ничего не изменилось в кабинете Магистра. Разве что тяжелые шторы были раздвинуты, и ясное утреннее солнце заливало комнату тысячами розоватых пятнышек, играя на коврах, на сотнях разноцветных колб, на раззолоченных буквах, что на старинных переплетах книг.

   Мариус огляделся, прошел вглубь кабинета и плотно прикрыл дверь.

   Все эти ковры в багровых тонах – выбросить. Пусть лучше голая каменная кладка, чем ощущение кровавых пятен по стенам. И шторы заменить. На зеленые.

   Вздохнув, он походя поворошил кипу свитков на столе, в воздух поднялось легкое облако пыли. Потом просто сгреб их в сторону, и внезапно обнаружил лежащую на столе тонкую книгу в переплете из коричневой кожи. Мариус открыл ее – на первой же странице старательно было выведено: «Я, Максимус, записываю происшедшее со мной». Тоска. Мариус закрыл книгу – листы по срезу были вымазаны давно засохшей кровью. И он вспомнил Фредерика, веселого парня, который погиб оттого, что нашел этот дневник. Мариус был глубоко признателен Фредерику за эту жертву: именно она заставила приора Надзора впервые задуматься. Да и вообще, начать немного думать…

   Мариус вздохнул. Воспоминания роились, заставляя сердце сбиваться с привычного ритма. В этом же кабинете он впервые встретил Авельрона, жалкого раба в ошейнике и на цепи. И тогда же Авельрон сознательно соврал хозяину, «не признав» в Мариусе одного из тех еретиков, что посягнули на Око Порядка.

   … А еще раньше Мариус был совершенно уверен в том, что его учитель, Магистр, абсолютно непогрешим.

   Из воспоминаний его вырвал осторожный стук в дверь. Мариус положил обратно злополучный дневник, про себя еще раз отметил, что было бы недурственно здесь прибраться и все же заменить шторы и ковры.

   - Входите.

   Голос прозвучал очень уверенно – так, как и должен звучать голос Магистра.

   В дверь просунул голову совсем еще молоденький страж, остроносый, черноглазый, чем-то похожий на бойкую сороку.

   - Магистр Эльдор… Прошу прощения, но мы все еще ждем дальнейших распоряжений, что делать с крагхами.

   - Крагхов больше нет, ты хоть одного видел? – напомнил Мариус, глядя исподлобья.

   Он очень хорошо понимал сомнения стражей Надзора, ведь речь сейчас шла о том жалком десятке крагхов, которых Магистр держал в подземельях и использовал в качестве учебного материала для своих. И вот этих было отпускать не менее страшно, чем Авельрона. Они сидели в подземельях, голодные, больные. Они видели, как их товарищей вскрывали заживо. Они знали, что то же ждет и их. А потом внезапно все они лишились крыльев и стали просто людьми. Но это вовсе не значило, что они перестали ненавидеть палачей.

   «Оставить их здесь, чтоб изучать магический потенциал крагхов? - мысли закрутились в привычном темпе, - предложить вступить в Надзор? Ха, Мариус, более бредовой идеи у тебя давненько не возникало. Разве что когда собрался жениться на двуликой…»

   - Идем, я хочу с ними поговорить, - сказал он вслух, - надеюсь, им не было причинено вреда?

   - Да как же, Магистр, - паренек удивленно заморгал, - они ж… люди теперь?

   - Все верно, - кивнул, - идем. Они по-прежнему в подземельях?

   - Разумеется, Магистр, - бойко, по-военному отчеканил страж, - по-прежнему в клетках. Мы не стали их отпускать без вашего на то приказа.

   Позже они молча шли сперва по коридорам Надзора, где было весьма несложно заблудиться. Мариус, правда, бывал во дворце крагхов, и после тех лабиринтов эти казались очень правильными и совершенно незатейливыми. Время от времени им навстречу попадались стражи, совсем юные и не очень, а некоторые и постарше самого Мариуса, и все они низко и молча кланялись, а у Мариуса в груди все переворачивалось, как будто воспротивившись тому, что его сделали магистром. Снова против воли. Как и тогда, когда был мальчиком – распороли трахею, сделали надрез под ребрами, сунули в разрезы трубки, полные мерцающей зеленоватой жидкости… Он скрипнул зубами. Будь ты проклят. Мучиться тебе вечно в потоках магии…

   Когда начали спускаться по лестнице, Мариса чуть отпустило, он даже вздохнул свободнее. Воздух здесь был холодный и влажный, тишина почти ощутимо давила на уши. Мариус быстро шел вперед, оставив мальчику за спиной. О, он ведь очень хорошо знал дорогу в подземелья! Сам ведь проводил там часы, в то время как воображение рисовало сладостные картины убийств тех двуликих, что лишили семьи. А выходит, магистр лишил.

   «А она вытащила меня из этой мерзости», - подумал Мариус с благодарностью.

   И на этом страж услужливо отворил перед ним тяжелую ржавую дверь.

   В лицо дохнуло зловонием. Кровь, внутренности, испражнения… Все вместе.

   По стенам были развешаны большие кованые корзины с лайтерами – так, чтоб адепты видели получше все, что происходит в учебных помещениях Надзора. А на Мариуса сквозь ржавые прутья смотрели десять пар глаз. Десять больных, избитых, израненных людей. И взгляд против воли зацепился за девочку лет шести, совершенно голую, как и ее мать, которая судорожно прижимала ее к себе. Мариус ощутил, как к горлу резко подкатила тошнота – не от смрада, нет. От самого себя, от того, что сам занимался всем этим, и истово веровал в правильность происходящего.

   Он торопливо отвел глаза от женщины, скорчившейся над ребенком, чтобы встретиться с другими взглядами, теперь уже исполненными ненависти.

   «Отпустишь таких, - уныло подумал он, - и они пойдут резать людей, как свиней. И их вполне можно понять».

   Он не мог допустить, да и не хотел, чтоб случилась бойня.

   И точно так же понимал, что уже никогда не сможет исправить поломанные жизни этих несчастных. Не сможет, да. Но что-то сделать нужно.

   «Магистр на моем бы месте попросту их всех убил, - тоскливо думал Мариус, - и был бы прав. С такими уже ничего не сделаешь, им одна дорога».

   Магистр обладал талантом сделать сложное простым.

   У Мариуса такого таланта не было.

   Поэтому он подошел ближе к решеткам, еще раз огляделся.

   Он откашлялся.

   - Так, - голос, вопреки сомнениям, звучал уверенно, - все поняли, что произошло?

   Кто-то всхлипнул, и Мариус готов был поклясться, что это именно та девочка.

   - Я не слышу, - резко сказал он.

   - Мы… без крыльев теперь, - ответил кто-то.

   - Крагхов больше нет, двуликости нет, Пелены нет, - тяжело роняя слова, пояснил Мариус, - предвосхищая вопросы, сразу скажу: сейчас вас выведут отсюда, затем вы попадете в руки нашим лекарям, которые поправят то, что еще можно поправить. После чего вас проводят до той границы, где раньше пролегала Пелена, и вы вольны идти к своим.

   Повисла тишина. Вязкая, горькая. И в этой тишине кто-то заплакал, хрипло, навзрыд.

   - Разумеется, все это произойдет только в том случае, если вы будете вести себя разумно, - добавил Мариус. По позвоночнику катились капли холодного пота. Говорить… было невыносимо тяжело, как будто каждым словом его вынуждали сворачивать столетнее дерево.

   - Итак… я должен получить от вас обещание, вести себя разумно, - повторил он, - я не буду требовать клятв, ибо они пусты. Но если вы пообещаете…

   Они молчали и просто смотрели на него.

   Не верили.

   Мариус кивнул стражу.

   - Приведи еще стражей. Пусть их… отведут помыться. Пусть из города цирюльника доставят. Одежду им выдайте. А потом – к лекарям, в лекарский корпус…

   И, повернувшись, пошел прочь. Пожалуй, здесь он сделал все, что ему было по силам. Уже в дверях обернулся – девочка без улыбки смотрела ему вслед. Женщина все так же прикрывала ее тщедушное тельце руками. Мариус покачал головой. Похоже, денек предстоял интересный.

***

Через два часа, вдоволь надышавшись пылью в кабинете, переворошив и пересмотрев те свитки, которыми был завален стол магистра, Мариус спустился в лекарский корпус. Может, это и не нужно было, но почему-то он все равно хотел поговорить с каждым из них. Спросить, чего они хотят теперь. Возможно, как-то еще помочь. От мысли о том, что внизу держали ребенка, становилось не по себе. Сам Мариус об этом даже не знал, видать, ту женщину с девочкой поймали и притащили аккурат в те дни, когда сам Мариус уже был занят Алайной, крагхами и Пеленой. Что теперь будет с этой девочкой? Сможет ли опомниться после всего, что видела? А ее мать? После всего, что было?

   Всего лишь на минутку он позволил себе закрыть глаза и немного помечтать о том, как придет домой – да, в тот чужой дом – как обнимет свою птичку, как будет вдыхать аромат ее тела. Скорее бы вечер наступил ,скорее бы все здесь закончилось… Но Мариус знал, что до обеда еще далеко, и что, возможно, после обеда ему придется повидать его величество, и Фаэра, наконец.

   Лекарский корпус находился в самом дальнем углу двора резиденции, низкое, крепкое одноэтажное здание с маленькими окнами. Перед входом дежурило два стража, они не преминули низко поклониться магистру. Мариус шагнул через порог – в нос шибануло спиртными парами, запахами травяных настоев. Он почувствовал слабые отголоски целительской магии.

   Пройдя по широкому коридору на звуки голосов, Мариус заглянул в ближайшую палату, удовлетворенно хмыкнул. Вроде бы, все шло гладко и без осложнений: мужчины, уже вымытые, бритые, в чистых холстяных рубахах, сидели в ряд на длинной скамье. Одним в данный момент занимался лекарь, заставляя сгибать и разгибать пальцы, которые, скорее всего до этого момента были перебиты. Когда Мариус вошел, головы повернулись в его сторону – а ему сделалось не по себе от совершенно пустых, потухших взглядов. Даже передернуло. И хорошо бы сбежать, но Мариус не позволил себе такой роскоши. Ишь ты, тяжело на них смотреть. А ведь смотрел, когда они были крагхами? И сам головы рубил, чего уж там. Не получилось быть беленьким и чистеньким, так что терпи теперь, и сделай все, что в твоих силах.

   - Как они? – спросил он у ближайшего лекаря.

   Он хорошо знал этого тщедушного мужчину, поскольку сам неоднократно бывал в лекарском корпусе. Кажется, именно этот тогда накладывал ему швы на шее, отчего получится знатный шрам.

   Лекарь пожал плечами.

   - Неплохо, магистр Эльдор. Поначалу, конечно, состояние было отвратительным. Но мы работаем, все будет хорошо.

   Мариус снова посмотрел на тех, кто раньше был крагхами. Все они молча смотрели на него, а в глазах была жуткая пустота, что затягивала в воронку сумасшествия.

   - Как вы себя чувствуете, - выдавил он из себя.

   Надо же было хоть что-то сказать.

   Ему никто не ответил, и в который раз Мариус подумал, что бывший магистр их всех убил бы – и не было бы никаких проблем. А он, Мариус Эльдор, похоже, делает сейчас большую ошибку, отпуская на волю озлобленных и, возможно, даже утративших рассудок людей. Стало совсем паршиво. Он обернулся к лекарю.

   - А где женщина с девочкой?

   - Дверь напротив. Ну, вы ж понимаете, мы не можем осматривать их всех вместе.

   …Туда Мариус даже постучался, и только затем вошел. Комнатка была маленькой, женщина с девочкой сидели на койке. Помытые, одетые в те же длинные рубахи. Мариус отметил про себя, что женщине остригли волосы, очень коротко. Девочка тоже лишилась своей шевелюры. Едва завидев Мариуса, они прижались друг к другу, девочка спрятала лицо в подоле материнской рубахи. А Мариус отметил, что босая ступня и щиколотка женщины покрыты сетью свежих шрамов.

   - Магистр, - лекарь чуть заметно поклонился, - что прикажете?

   Мариус пожал плечами. Он не знал, что делать и что говорить, потому что здесь любые слова были лишними.

   - Что с ними? – все же спросил тихо, кивнув в сторону бывших крагхов.

   Лекарь дернул щекой.

   - Что с ними? Крайнее истощение, побои, у женщины нога была размолота, я поправил. Даже хромать не будет. Девочка… лучше. Просто истощение, грудная лихорадка. Тоже убрал. В смысле, лихорадку. Жить будет.

   Пока говорили, Мариус рассматривал двух несчастных. Коротко и неровно остриженные волосы оказались дивного медного цвета. Обе – и мать, и дочь – были черноглазыми.

   - Выйди, я хочу с ними поговорить, - приказал Мариус.

   И в самом деле хотел, сам до конца не понимая, зачем. Они взирали на него со страхом, но хотя бы взгляд был живым, особенно у ребенка.

   Дождавшись, когда дверь хлопнет за лекарем, Мариус порылся в кармане, добыл оттуда маленький леденец и шагнул к замершим матери и дочери. Те вздрогнули и окончательно прилипли друг другу, почти сливаясь в один трясущийся ком. Девочка снова прятала лицо на груди у матери, а та еще вжала ее в себя, словно пытаясь закрыть худенькое тельце ладонями.

   - Так. – Он остановился в шаге от них, - я ничего вам плохого не сделаю. Думаю, никто больше ничего плохого не сделает. Посмотри на меня, ну?

   Это он обращался к женщине.

   Она, вжимая голову в плечи, подняла глаза, полные животного ужаса. Тощая, щеки запали, на скулах кожа натянулась, обтягивая кости черепа. Под глазами были черные круги – от недосыпа, от голода, от пережитого. И губы синевой отливают.

   - Уже хорошо. Как тебя зовут?

   Она долго не могла ответить. Открывала и закрывала рот, давилась воздухом, словно что-то сдавливало ей горло. Потом кое-как выдавила:

   - Телора.

   «Говори. Говори, не останавливайся».

   - А дочку как зовут? Как тебя зовут, малышка?

   Он всего лишь протянул руку, хотел тронуть девчушку за плечо, погладить по голове – но мать и дочь дернулись в едином порыве и снова приобрели вид трясущегося кома.

   - Все, все! – он демонстративно поднял руки ладонями вверх, - никого не трогаю. Только разговариваем. Маленькая, как тебя зовут?

   Выразительный взгляд угольно-черных глаз.

   А потом мать просипела:

   - Она… не говорит.

   - Почему?

   - Не говорит… с тех пор, как…

   И умолкла, уронив голову на грудь. На белом лбу просвечивала жалкая синяя жилка.

   - Ну, ладно, не говорит так не говорит, я не буду настаивать, - пробормотал он, беспомощно сжимая пальцами конфету, - тогда ты мне скажи, раз говоришь, как ее зовут.

   - Зачем вам это? – просипела женщина, - вы же… один из них.

   - Более того, я тот – кто над ними, - Мариус усмехнулся, - и ты не первая, кто задает мне этот вопрос.

   Первой была Алайна, его любимая девочка. Зачем вам это, ниат Эльдор? Зачем мы вам?

   Затем, что не успел, видимо, стать полной скотиной. Затем, видимо, что совесть смог сохранить, и находил в себе силы не прятать голову в песок, встречая последствия своих – или прежнего магистра – деяний.

   - Лива, - прошептала женщина, - ее зовут Лива.

   - Хорошо.

   Он протянул ей конфету.

   - Возьми и дай ребенку.

   - Нам не нужно… - черные глазищи полыхнули гневом.

   Понятное дело, конфета – слишком жалкая компенсация за все причиненное зло.

   - Возьми и отдай ребенку, - повторил Мариус, - будет лучше, если послушаешься.

   И, когда тощие пальцы сгребли с ладони леденец в хрустящей обертке, отвернулся к окну. У него пока не случилось собственных детей, но точно знал – сладость за щекой возвращает мелких к жизни лучше, чем все эти разговоры.

   Когда снова обернулся, встретил изумленный взгляд девчушки. Щека у нее смешно оттопырилась, значит, леденец уже был на месте. Лицо Телоры разгладилось, она недоверчиво рассматривала Мариуса, все еще ладонями закрывая ребенка. А потом тихо спросила:

   - Чего вы хотите от нас?

   - Мне от вас ничего не нужно, - он пожал плечами, - но интересно, как ты попала туда… в подвал… с ребенком. Насколько мне известно, ваших никогда не ловили за Пеленой. Только тех, кто забредал в земли Порядка. Что вам здесь было нужно, Телора? Зачем потащила дочку с собой?

   Женщина опустила взгляд, снова вжала голову в плечи, как будто постоянно боялась, что ее будут бить.

   - Вы же… знаете, откуда у крагхов берутся дети, - хрипло прошелестела она, - ну и вот. У меня был… мужчина, отец Ливы. Я… у нас все было хорошо, но он тосковал по родине. И я его отпустила. А потом, когда Лива подросла, то просила меня хоть раз повидать отца, и мы…

   - Сделали редкую глупость, - холодно заключил Мариус, - все ясно. Ты хотя бы знала, где искать отца дочери?

   Лицо Телоры сморщилось, глаза моментально покраснели, налились слезами.

   - Мы же… нашли его. Нашли! Только вот… ваши его убили. А нас схватили. И Лива… она просто не говорит с тех пор. Ваши убили Тарвея, убили на наших глазах…

   Она изо всех сил сжимала губы, чтобы не разрыдаться, и Лива вдруг высвободила из материнской хватки тощие ручки, обхватила ладонями лицо женщины, принялась гладить ее по щекам, размазывая слезы. Мариусу хотелось бежать из этой комнаты, прочь, ничего не видеть и не слышать. Что-то грубое, страшное рвало в клочья сердце, гнуло к земле, стискивало горло… Он понял, что задыхается – от всей этой безысходности, от чужого детского горя.

   «Ну, теперь ты еще поплачь за компанию», - цинично заметил он про себя.

   Чтоб не видеть этих двоих, снова отвернулся к окну. Пусть разговаривают с его спиной, так будет легче всем.

   - Ты хочешь вернуться в земли за Пеленой? – спросил он.

   - Я не знаю. Там меня тоже никто не ждет.

   - Что-нибудь умеешь делать?

   Тихий всхлип. Не оборачивайся, Мариус, не оборачивайся. Не то тебя самого сейчас развезет, как чувствительную барышню.

   - Я… так все умею.

   - Если хочешь, я могу тебя взять прислугой, - тихо сказал он, - мы с женой недавно переехали в Эрифрею, дом большой и пустой.

   По-прежнему не хотелось оборачиваться.

   Но – заставил себя.

   Телора взирала на него настороженно, но без ненависти. Заинтересовал, значит, предложением.

   - Я бы… согласилась, - пробормотала она, - но, боюсь, ваша жена будет против Ливы. Хотя она тихая девочка, мешать точно не будет.

   - Моя жена не будет против, - заверил Мариус.

   А сам подумал о том, что история повторяется. Да что ж у него за судьба такая, тащить к себе в дом тех, кого жизнь как следует попинала ногами. Но иначе пока не получалось, к добру ли, к худу ли – он не знал.

   - А вы? Вам-то ребенок на что? Лишние ведь хлопоты. Я не верю, что вы не можете нанять служанок. Вы ведь… вон какой, – в голосе Телоры звякнула подозрительность.

   - Мне твой ребенок не в тягость, - задумчиво проговорил Мариус, - ну и что дурного или подозрительного в том, что я хочу тебе помочь? Будет кров, пища. Жалованье, наконец. Как накопишь приличную сумму, сможешь отправиться куда пожелаешь.

   - Помо-очь? – протянула она.

   Потом окинула Мариуса подозрительным взглядом, щурясь, механически гладя по голове девочку. Лива тоже смотрела на Мариуса широко распахнутыми глазенками и гоняла за щекой конфету. Смотрела с интересом, худенькое личико смягчилось.

   - Хорошо, - сказала Телора, - я с удовольствием возьму на себя заботу о вашем доме, ниат…

   - Эльдор, - подсказал он.

   - Ниат Эльдор. Я обещаю, что буду стараться, насколько хватит сил. В самом деле, это настолько прекрасное предложение, что я даже рассчитывать не могла на что-то подобное. Мы обе будем преданы вам и благодарны.

   - Вот и замечательно, - Мариус развел руками, - я отдам приказ, чтоб вас накормили, чтоб привезли одежду, а потом перевезли ко мне домой. Там вас встретит моя жена. Она прекрасный, очень чуткий человек. От вас же жду соответствующего поведения.

   Он уже направился к выходу, когда сзади кто-то сдавленно пискнул, а затем и дернул его за руку. Девочка, оказывается, соскочила на пол, догнала его, вцепилась в ладонь маленькими пальчиками, заглядывая в лицо.

   - Что тебе, маленькая? – он рассеянно взъерошил легкие, как пух, рыжие волосы.

   Девочка серьезно посмотрела снизу вверх, а потом приникла губами к тыльной стороне ладони.

   Еще никогда Мариусу не было так стыдно, как в это мгновение.

   Ребенок, целующий ему руку. Кошмар. После этого остается только удавиться от стыда – за себя, за своего предшественника, за весь этот Надзор…

   - Ты что? – он выдернул руку, - ты что? Не надо. Правда, не надо, маленькая, никогда больше так не делай. Нет ровным счетом ничего в том, что я хочу помочь… Телора, забери ее, будь так любезна.

   И сбежал. В конце концов, он теперь был Магистром, а у Магистра всегда очень много дел. Ноги сами понесли к Авельрону. Еще одна проблема, к которой не знаешь, как подступиться.

***

Под магическим куполом было душновато и почему-то остро пахло травами. Серебристой полынью, нагретой солнцем, пижмой, шалфеем. Запах забивал ноздри, тонкими невесомыми усиками щекотал сознание, показывая разморенную южную степь и как будто призывая уснуть. Сиделка, что из лекарского корпуса, девица в светло-серой робе, та и поддалась неслышному шепоту трав – сидела на стуле, запрокинув голову. Рот приоткрыт, а дыхание хриплое, тяжелое, как будто что-то душит. Авельрон все так же лежал на животе, подложив руки под жиденькую подушку и, казалось, спал. На бинтах вдоль позвоночника проступили бурые пятна.

   И – в который раз – Мариус чрезвычайно ясно ощутил чужое присутствие. Оно легонько коснулось его, словно играючи, как будто самыми кончиками пальцев кто-то тронул тонкое стекло, и тут же убралось прочь. А Мариус передернулся. Было во всем этом что-то совершенно мерзкое, грязное, отчего к горлу моментально подкатила тошнота.

   «Спииии», - нашептывала нагретая полуденным солнцем южная степь.

   И веки сами собой закрываются, и так не хочется больше думать. Просто лечь, растянуться на полу, позволить дреме стянуть себя в невесомую колыбель…

   Мариус встряхнулся, потер руками лицо и выругался про себя. Может быть, все дело в магическом куполе? Да нет же. Поначалу ничего такого не было, когда Авельрон лежал без сознания. Это позже чудеса начались. Вот и попробуй, отпусти такого на волю, а потом думай – что все это значило и чего ждать дальше.

   Он шагнул к стулу, где похрапывала сиделка, и довольно грубо тряхнул ее. Девица захрипела, дернулась и уставилась на Мариуса совершенно мутными перепуганными глазами.

   - Магистр! – тут же вскочила, но пошатнулась, и Мариусу пришлось поддержать ее за плечо, чтоб не упала.

   - Ох… Простите, Хранителя ради, голова закружилась.

   Деваха виновато хлопала длинными ресницами, прятала руки под передник.

   - Ты уснула, - Мариус окинул ее сердитым взглядом.

   А про себя решил, что надо отрядить к Авельрону вторую сиделку. Чтоб сменяли друг друга и чтоб будили.

   - Уснула? – кажется, она так и не поняла, что жаркий запах разнотравья ее убаюкал, - но…

   - Вот и я хочу знать, почему, - процедил Мариус, - а теперь иди, приведи себя в порядок. Вернешься через полчаса.

   Не глядя больше на растрепанную и перепуганную девку, шагнул к Авельрону. Брат Алайны вяло зашевелился на своем ложе, пытаясь повернуться на бок и сесть.

   - Лежи, - Мариус подвинул себе пустой стул и расположился на нем, закинув ногу на ногу, - как себя чувствуешь?

   Авельрон все же повернулся набок, и Мариус беспрепятственно мог рассматривать его лицо.

   Ох, как же он был похож на Алечку, этот отчаянный парень, который не побоялся подставить себя под тяжелую руку предыдущего Магистра! Ради того, чтоб дать Мариусу те самые несколько минут, которые в итоге решили все, ради того, чтоб у Алайны был шанс освободить их всех.

   Те же графитово-серые глаза. Тот же овал лица, только не так изящно очерченный. Черты грубее, тяжелее. Мужское лицо, лицо воина. И длинные темные волосы расплескались по подушке, вымытые, расчесанные – заслуга сиделки.

   - Сносно, - голос Авельрона звучал сипло, вымучено.

   - Но могло быть и лучше, - тихо добавил он и выразительно посмотрел на Мариуса, - как там… Алайна?

   - Ложись обратно, я хочу осмотреть твою спину. – И, пока Авельрон, шипя и постанывая, занимал прежнее положение, рассказывал: - у нее все хорошо. Только вот нам пришлось приказом его величества переехать сюда, в Эрифрею, в новый дом. Мне это не особенно нравится, но, полагаю, Алайне будет интересно пожить в столице. Все же Эрифрея – не Роутон. Магазины, галереи, королевский дворец… Она всего этого не видела, думаю, ей понравится. Я же, в свою очередь, постараюсь скрасить ее пребывание здесь.

   - Хорошо бы, - пробормотал Авельрон, - ты ее не обижай… Я, когда увидел ее, подумал – какая хрупкая…

   - Хрупкая-то хрупкая, а часть артефакта Магистра расколотила в прах, - усмехнулся Мариус, - я видел, что от него осталось. Детальки металличесие погнуты, дерево разбито. От слюды вообще пыль осталась.

   Он аккуратно отцепил артефакты-липучки, которыми крепилась повязка, отогнул ее и умолк, хмуро разглядывая вновь открывшуюся рану.

   «Я ж его лечил, - мелькнула мысль, - и лекарь, хороший лекарь здесь был. Что ж такое?»

   Хвала Пастырю, кости были целы. Но мясо никак не желало срастаться, и теперь там, где у крагхов вырастали крылья, у Авельрона вдоль позвоночника пролегли две глубокие, словно рубленые раны.

   Это было неправильно. Вообще неправильно. Такого не должно было быть.

   - Что там? – тихо спросил Авельрон.

   Мариус не стал скрывать.

   - Почему-то открывается снова и снова. Я не могу понять, почему.

   - Я тоже, - вздохнул. – разве что магистр повредил что-то такое, до чего не дотягивается твоя магия.

   - Это вряд ли. Я все прощупывал. Оно уже давно должно было срастись. Но почему-то не срастается… Впрочем… Давай подождем еще несколько дней.

   - Ты говоришь так, словно у меня есть выбор, - прошептал Авельрон.

   - Ты чувствуешь, как здесь пахнет?

   - Кровью?

   - Нет, - Мариус покачал головой, - совсем не кровью. Мне интересно, почему. Эффект магического купола?

   Авельрон промолчал, да и не знал он, что ответить. А Мариус аккуратно закрепил повязку, снова сел на стул. Происходящее нравилось все меньше и меньше.

   - Авельрон, - позвал он, - ты можешь мне рассказать, что ты чувствуешь? Только честно и ничего не скрывая. Все. Начиная от телесных ощущений и заканчивая тем, что творится у тебя в голове. Мы никогда не говорили об этом, но, .возможно, после падения Пелены что-то изменилось в тебе самом, и теперь у тебя есть магический резерв? Возможно, именно твоя магия вступает в конфликт и с куполом, и с моим лечением?

   - Хорошо, - тихо ответил Авельрон и умолк, раздумывая.

   Мариус терпеливо ждал. Со своего места он мог наблюдать за лицом раненого, и от Мариуса не укрылась скользнувшая вдруг гримаса ненависти. Но уже в следующий миг лицо Авельрона разгладилось, он вымученно и кротко улыбнулся – так, что Мариус ощутил прилив жгучего стыда. Оттого, что вынужден держать брата Алайны в этой душной комнате, в башне Магистра, оттого, что не может – просто не может себе позволить – отпустить Авельрона к отцу.

   - Раны почти не болят, - наконец произнес Авельрон, - я бы и не почувствовал, что там что-то не так. Но иногда… Знаешь, мне кажется, что по ночам… Ведь здесь нет окон, поэтому я не могу сказать точно. Иногда делается очень больно, словно кто-то железные крючья загоняет под ребра. И именно тогда… Да, именно тогда мне кажется, что я не один здесь. Нет, я не имею в виду сиделку. Это что-то другое. Это не-я…

   - Ты под куполом, ничто не может проникнуть извне.

   - Да, наверное… - глаза Авельрона подернулись дымкой. Всего на миг. Но Мариус очень внимательно наблюдал за своим подопечным, чтобы в который раз утвердиться во мнении о том, что сидеть Авельрону в башне еще долго. Ровно до тех пор, пока не станет ясно, что ж с ним творится.

   - А еще, очень часто, я закрываю глаза и вижу светящиеся точки в пустоте, - сказал Авельрон, - я не знаю, что это такое. Но я как будто чувствую их, их всех. Это как светлячки в траве. Они постоянно передвигаются, но…

   - Говорят с тобой?

   - Нет. – усмехнулся горько, - молчат. А мне бы хотелось услышать и понять, что это такое.

   Он судорожно выдохнул и обмяк на постели, как будто разговор вытянул последние силы.

    - Уходи, - сказал глухо, - я очень устал. Передай привет сестренке. Мне бы… очень хотелось с ней повидаться, я ведь даже не знаю, сколько мне осталось.

   Мариус молча поднялся, еще раз окинул взглядом спину Авельрона.

   Нужно будет распорядиться, чтобы поменяли повязку. Наложили заживляющую мазь на раны. И, наконец, что-то нужно решать. Что-то сказать Сантору о здоровье его сына.

   Авельрон лежал на животе, повернув голову, так что Мариус прекрасно видел его лицо. Он очень быстро уснул, Авельрон, и во сне его лицо постоянно менялось.

   Мариус вздохнул. Что ж с тобой творится, Авельрон? Осторожно, стараясь не разбудить, потянулся к нему собственным магическим восприятием, все равно что вьюнок выбросил мягкие усики. Ближе, еще ближе… Красивое лицо Авельрона снова исказилось, из груди вырвался хриплый стон боли – а Мариуса приложило так, что перед глазами полыхнуло раскаленно-белым. Он вдруг обнаружил себя привалившимся боком к стене, трясущимися руками цеплялся за дверной косяк, чтоб не упасть. Все внутри жгло, болело так, что хоть вой, перед глазами замельтешили цветные мошки.

   Так. Он заставил себя глубоко вздохнуть. Дыши, Мариус Эльдор. По крайней мере, за свою целостность ты можешь не опасаться.

   Энергетические контуры постепенно выпрямлялись, хотя их и здорово скрутило. Но основную свою задачу они выполнили, отразив нанесенный удар. Кто его нанес – непонятно. Ну не Авельрон же, в самом деле. Но кто-то очень не хотел, чтобы Мариус узнал, что на самом деле творится с бывшим крагхом.

   Отдышавшись, Мариус выпрямился, посмотрел на Авельрона. Тот не проснулся. Лежал и блаженно улыбался во сне, словно видел что-то очень приятное.

***

К тому времени, как часы на эрифрейской башне пробили два часа дня, Мариус чувствовал себя выжатым, перемолотым и раздавленным. Освобожденные пленники отбыли в сопровождении нескольких стражей к границе. Телору и Ливу отправили в карете Надзора в его нынешний дом. Сам же Мариус вспомнил о том, что только середина дня, что ему еще придется решить кучу дел Надзора, и что живот прилип к спине. Хотел попросить обед к себе в кабинет, но потом огляделся – взгляд снова и снова цеплялся за багровые узоры на коврах – и решил, что пообедает где-нибудь в городе. Он оставил распоряжения для секретаря, обозначил место, где его искать, ежели что, и уже порталом перешел за пределы резиденции Надзора.

   Конечно, можно было бы пообедать и в кабинете. Но не хотелось. Казалось, что там слишком душно, слишком натоплено – всего «слишком». То ли дело зимняя Эрифрея – прохладный, но не холодный ветер, редкий снежок и высокое южное небо.

   Сегодня небо было затянуто слоистыми облаками, светло-серыми, с розоватым жемчужным отливом. А вот со снегом не повезло: тот, что выпал, весь истаял. Мариус запахнул плотнее сюртук и зашагал по мостовой прочь от стен Надзора, туда, в город.

   Как нарочно, он шел по улочке, где когда-то купил своей птичке конфет. Поймав себя на том, что улыбается, Мариус и сейчас завернул в тот магазинчик, а вышел уже с маленьким сундучком из толстого картона в кармане. В сундучке, словно сокровища, лежали кругленькие конфеты-шарики, с фундуком внутри. Мариус даже позволил себе немножко помечтать о том, как скормит эти конфеты Алайне, а потом потребует, чтоб она его тоже кормила, а сам будет коварно целовать каждый сладкий пальчик. Он шел – и улыбался. Совершенно счастливый, почти свободный. Вечером. Надо просто дождаться вечера…

   Обедать решил в ресторане «Бык и мясник». Это было в меру дорогое, но приличное заведение. С добротной деревянной мебелью, шелковыми обоями на стенах и тяжелыми бархатными шторами на окнах – орехово-коричневыми, прямо как те конфеты, что дожидались своего часа в кармане. В «Быке и мяснике» приятно пахло жареным мясом, душистым перцем, смесью трав. Официант оказался расторопным малым, а, поскольку посетителей в этот час было не много, очень скоро Мариус получил свою отбивную с картофелем, жареном дольками, нежный спаржевый суп-пюре и чай с лимонным пирогом.

   Спаржевый суп был великолепен и таял во рту, оставляя приятное сливочное послевкусие. Отбивная тоже не подвела, и примерно к ее середине Мариус понял, что все-таки достойно завершит свой первый день бытия магистром и не свалится в голодный обморок. Стоило, однако, потянуться к чашке с чаем, как его отвлекли – причем самым наглым образом. На стол тяжело легла пухлая дамская сумка, и знакомый бархатистый голос произнес:

   - А, вот вы где. А я вас ищу.

   На него сверху вниз сердито взирала ниата Дампи. В темном строгом платье, в теплом рединготе с меховым воротником и отворотами рукавов. Мариус вздохнул. Ему хотелось побыть одному и думать об Алайне. И совершенно не хотелось развлекать разговорами эту приближенную к королю особу.

   - Чем обязан? – сухо поинтересовался он.

   Энола Дампи окинула его внимательным взглядом.

   «Как кошка, - внезапно решил Мариус, - или нет, как рысь».

   Женщина и в самом деле смотрела на него пристально, с прищуром – и это был неприятный взгляд заправской хищницы.

   - Мне нужно с вами поговорить без лишних ушей, - негромко сказала она.

   Затем отодвинула стул и села, убрав, наконец, сумочку со стола. Мариус обреченно поднял руку, подзывая официанта.

   - Что будете, ниата Дампи?

   - Кофе, если вы не против. Без сахара.

   - Десерт? – он выжидающе уставился на женщину, но та лишь отмахнулась:

   - Никаких десертов. В моем возрасте они только во вред.

   Официант принес кофе, Энола принялась помешивать ложечкой пышную пену с узором из корицы. Она молчала, собираясь с мыслями. Мариус тоже молчал, потому что не хотел начинать первым.

   Наконец ниата Дампи подняла на него свои рысьи глаза и спросила:

   - Что думаете о Фаэре, магистр Эльдор?

   Мариус пожал плечами. Отпил чаю.

   - Вы искали меня за этим, ниата Дампи? Я ничего пока о нем не думаю. У меня, как вы понимаете, есть другие дела, дела Надзора, которыми я и занимаюсь с самого утра.

   - Понятно, - она улыбнулась каким-то своим мыслям, - а вы верите в то, что это бывшие крагхи напали на людей?

   Мариус уже сообразил, куда она клонит.

   - А вам, простите, что за дело до всего этого? Я так понимаю, вам куда больше интересны артефакты, чем люди. Разве не так?

   Энола Дампи отставила белую чашечку с кофе, все так же внимательно, испытывающе глядя на Мариуса.

   - Вы мне нравитесь, магистр Эльдор, - просто сказала она, - и, чтоб расставить точки над «и», скажу сразу, что лично мне от вас ничего не нужно. Ну вот бывает же так, что просто испытываешь к человеку симпатию, верно? Вы мне кажетесь… стоящим. Куда более чистым и порядочным, чем половина двора его величества, а уж поверьте, я много кого знаю.

   Мариус приподнял бровь. Кается, ниата Дампи начала волноваться. По крайней мере, на бледных щеках появился легкий румянец.

   - Я вас искала, - негромко сказала она, чуть наклонившись вперед, - чтобы предупредить. Фаэр пытается убедить его величество, что надо бы как-то запугать тех, что жили за Пеленой. Предлагает изыскать ценных заложников. И – уж не знаю, откуда это всплыло, но Фаэр выкопал, что невеста ваша, простите, раньше была двуликой и даже носила печать.

   Мариусу показалось, что в груди все медленно и неотвратимо замерзает. Он не заметил, как судорожно стиснул салфетку.

   - Я его убью, - вылетело помимо воли, - если только…

   - О, не стоит. Вернее, тогда придется и его величество убить, - Энола Дампи мягко улыбнулась, но взгляд по-прежнему оставался цепким, пронизывающим. Совершенно не женский взгляд.

   - Так это вы от короля уже узнали?

   - Допустим, - она помолчала, отпила кофе, - не нужно вам сейчас избавляться от Фаэра. Во-первых, его хорошо охраняют, и далеко не самые плохие маги. Могут выйти на след, а вам оно нужно? Нет-нет, я допускаю, что вы – самый сильный из всех ныне живущих магов, но хотите ли вы убивать всех, кого Фаэр оставил защищать свою шкуру? Думаю, нет. Во-вторых, повторюсь, Фаэр уже напел королю, мол, невеста нашего магистра была двуликой. Не могу сказать, что король слишком уж этим заинтересовался, но память у него хорошая, вряд ли забудет…

   Мариус откинулся на спинку стула и побарабанил пальцами по столу. Сказал негромко:

   - Вы ведь не просто так меня искали. Думаю, что и решение вопроса у вас уже есть, м?

   - Конечно, нет, - Энола усмехнулась, - я просто хотела предупредить. И еще могу сказать вот что: удивите его величество. Предложите ему… Прямо сегодня, магистр Эльдор, предложите ему нечто такое, что заставит его забыть о вашей невесте. Даже не знаю, что это может быть. Но у вас есть время, чтобы подумать.

   - Зато я знаю, - пробормотал Мариус.

   На душе стало так гадко, что великолепный обед едва не запросился обратно.

   «Но ты ведь понимаешь, что до этого могло дойти? Понимаешь? Да и вообще, ты ведь не знаешь, что задумал Сантор. Одна жизнь может спасти многие. К тому же, ты все равно не собирался отпускать несчастного принца».

   Он-то понимал.

   А вот Алайна вряд ли поймет. И от этого стало так горько, что хоть волком вой, хоть на стену лезь.

   Может быть, даже говорить ей не стоит?

   Но рано или поздно правда всплывет…

   Нет, будет лучше объясниться сразу, и будь что будет. Она ведь… такая умница, она должна понять. Должна, наконец, ему верить – если и правда собирается стать женой.

   Мариус достал бумажник, положил на стол купюру, затем поклонился Эноле.

   - Я вас понял. Спасибо, что предупредили… И – у меня есть, чем удивить короля.

***

Он распрощался с Энолой и поспешил во дворец. От происходящего было тошно. Снова ощущение собственного бессилия что-то изменить, как будто едет по глубокой колее, все дальше и дальше. Любопытно, почему Фаэр сперва хотел войны, а теперь решил заложниками выкручивать крагхам руки. Знать бы, что творится в голове этого мутного субъекта! Какие цели преследует. А Энола Дампи? Что ей-то нужно? Мариус, шагая по улице и не замечая вокруг себя ничего, безуспешно пытался понять – кто здесь какую игру ведет. Фаэр, Дампи, его величество Флодрет. И они с Алечкой среди этого болота, кишащего змеями. Увы, не получалось у них пока что спокойной жизни.

   …К королю его пропустили без пререканий, проводили к оранжерее, где «его величество работает после обеда». Королевская оранжерея оказалась довольно большим старым зданием на территории дворцового комплекса, из старинного бордового кирпича, витражными сводами крыши. Внутри было тепло и влажно, пахло зеленью, омытой дождем – и неудивительно. В королевской оранжерее росли самые настоящие джунгли, которые лично Мариус только и видел на картинках. Сам же на южных островах никогда не бывал.

   - Идите вперед, по этой дорожке, - напутствовал его смотритель оранжереи, - сегодня его величество с ижунгарскими орхидеями.

   Мариус кивнул и молча пошел вперед, поражаясь тому, как бурно здесь все растет.

   Орвил Дей Флодрет нашелся скоро: в брюках и белой рубашке с подкатанными рукавами он стоял на четвереньках рядом с бревном, сплошь увитым ядовито-зелеными вьюнками, и аккуратно, одну за одной, снимал с погибшего дерева те самые ижунгарские орхидеи, осторожно помещал их корни в тонкостенные стеклянные сосуды, и тут же присыпал грунтом.

   - Ваше величество, - Мариус поклонился.

   Флодрет быстро обернулся, а затем совершенно невозмутимо вернулся к пересадке очередной экзотической красавицы. Они только-только начинали цвести, раскрывали нежно-лиловые, крупные цветки.

   - А, магистр Эльдор. Хорошо, что вы решили меня навестить.

   И снова пауза.

   Флодрет смахнул светлые волосы, упавшие на глаза, снова посмотрел на Мариуса, затем на пересаженные уже орхидеи.

   - Они прекрасны, не правда ли?

   Мариус согласно кивнул. Одно он знал точно: он никогда и ничего не понимал в цветах. Ромашка, лютик и тюльпан были для него сущностями примерно одинаковыми.

   - Когда я работаю в оранжерее, я достигаю спокойствия и умиротворения, - неспешно пояснил монарх, - но, на самом деле, я хотел вас видеть, магистр. Очень полезно посовещаться, прежде чем принимать решения.

   - Относительно войны, ваше величество?

   Мариусу показалось, что Флодрет вздохнул. Затем король молча занялся очередным цветком, а Мариус стоял и не знал, что делать: то ли говорить, то ли молчать. Потом все же заметил:

   - Война – дело серьезное.

   - Естественно, - согласился Флодрет, - и я это понимаю, в отличие от Фаэра. Но ему можно простить его горячность в этом вопросе: Фаэр – вояка до мозга костей. Впрочем, я уже объявил ему, что войны не будет. И тогда он сосредоточил свое внимание на том, как можно легко держать в узде бывших крагхов.

   Король выпрямился, отряхнул руки, затем – колени, прищурился на Мариуса.

   - Наверняка вы понимаете, куда я клоню, магистр. Давайте-ка пройдемся.

   И они медленно пошли вдоль ярких, пышных клумб.

   - Можно было бы переловить тех, кто был двуликим, и объявить их залогом мира между нашими землями, - сказал Флодрет, - если я приму такое решение, Надзору придется предоставить мне списки всех двуликих, на которых ставилась печать.

   - Фаэр прекрасно добывает сведения и без ведома Надзора, - процедил Мариус, поглядывая на монарха.

   Флодрет, видимо, пребывал в прекрасном настроении, шел рядом, заложив руки за спину, в углах рта пряталась улыбка.

   - Это его работа, Магистр.

   - Двуликих нет больше, - решительно сказал Мариус, - это… слишком низко, брать в плен людей. К тому же, откуда уверенность, что их жизни не безразличны повелителю по ту сторону Пелены?

   Флодрет остановился, глядя на Мариуса с прищуром. Взгляд – давящий, пронзительный.

   - Вы ведь были там, магистр Эльдор, - прошелестел король, - не отнекивайтесь. Знаете, кто там правил, да?

   - Не думаю, что правитель из-за Пелены нападет первым.

   - Но уже напал.

   - Это могла быть случайность, - торопливо ответил Мариус, - случайности бывают. И потом, напал – это значит, вырезал пару деревень. То, что произошло, вряд ли можно назвать организованным нападением. Если, конечно, Фаэр донес до нас всех сведения именно так, как следовало.

   - Мне нравится идея заложников, - сказал задумчиво Флодрет, - но тут же встает вопрос, а кого, собственно, будет ценить правитель из-за Пелены? Фаэр сказал, что вы собираетесь жениться на девушке, которая была двуликой…

   Король сказал это как бы между прочим, а у Мариуса по позвоночнику вниз покатилась ледяная капля пота. Возможно, Фаэр узнал куда больше, чем об этом сообщила Энола Дампи?

   Но Мариус не был бы собой, если бы позволил хоть одной эмоции проступить на лице. В конце концов, он врал, глядя в глаза Магистру. А тут всего лишь король, да и лгать особой нужды нет. Только вот… все равно, ворочается под ребрами мерзкий слизняк, и мысли крутятся в голове нехорошие. Заслужил ли Авельрон все это? И что по этому поводу скажет Алайна Ритц?

   «Я все сделаю правильно. Все уцелеют и в итоге будут свободны», - решил Мариус. А решив, прохладно произнес:

   - У меня есть встречное предложение, ваше величество. Думаю, мы договоримся.

   Король едва заметно улыбнулся.

   - Что ж, изложите, магистр. Послушаем.

   Они дошли до конца дорожки и повернули обратно.

   - В стенах Надзора содержится ценный пленник, сын повелителя из-за Пелены, - размеренно начал Мариус, - полагаю, он может и дальше содержаться у нас. Залог мира, так сказать.

   - Фаэр желает содержать пленника в своем ведомстве, - мягко проговорил король.

   «И тем самым полностью контролировать Сантора», - закончил про себя Мариус.

   А вслух сказал:

   - Но это невозможно, ваше величество. Этот… юный крагх… вернее, бывший крагх, он весьма опасен с точки зрения собственной магии. Пока я не разберусь в том, какой магический дар он получил после падения Пелены, и речи быть не может о том, чтоб переместить его в какое-либо другое место. Нет-нет, он останется в стенах Надзора и только там. Ради нашей свами безопасности.

   - А как мы убедимся в том, что вы не лжете, и что он действительно там? – улыбка на губах короля стала шире – и одновременно холоднее.

   - Вы, ваше величество, можете убедиться в этом лично, - чеканя каждый слог, ответил Мариус, - в любое удобное для вас время.

   - Вы зовете меня посетить опасного пленника? – ухмылка людоеда.

   - Он под моим магическим куполом, вам ничто не будет угрожать.

   Флодрет усмехнулся. Покачал головой.

   - То есть вы предлагаете отправить послов за Пелену, объявить, что у нас остается залог мира? А, возможно, имеет смысл потребовать, чтобы те, за Пеленой, признали меня своим королем?

   - Боюсь, это будет слишком для них. И, боюсь, тогда даже ценный заложник их не удержит.

   - Хорошо, - проворчал Флодрет, - мне нравится ваше предложение. Это… правда сын правителя? Наследник? Откуда он у вас?

   - Мой предшественник его схватил, - честно ответил Мариус.

   - Ваш предшественник не перестает меня удивлять даже после смерти.

   Они помолчали, затем Флодрет остановился.

   - Слушайте, мне нравится ваше предложение. И я не вижу ничего, что мешало бы держать этого… человека в стенах Надзора. Потому что – пока – я вам верю.

   А Мариус смотрел в льдистые глаза короля, и в висках билось – как сказать Альке? Как? или не говорить? Тем, что он только что сделал – спасал ли он их обоих? Не поставил ли жизнь Авельрона под угрозу? Не навредил ли их с Алайной будущему?

   Он сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладонь.

   Все, сделано уже. Назад не повернуть.

   И что-либо изменить можно будет только по прошествии некоторого времени. И только после того, как разберется с теми странностями, что творятся с Авельроном.

   Мариус кивнул своим мыслям. Да нет же, он все делает правильно. Он отвлек короля от Алайны, он предложил использовать Авельрона – но при этом только в стенах Надзора. Учитывая, что брату Алайны все равно придется провести там какое-то время, все выглядело логично. Ну а потом… потом можно будет устроить ему побег. В конце концов, всякое случается.

   - Послушайте, магистр, - вдруг сказал Флодрет, - вы ведь очень одаренный маг. Не посмотрите ли на нового питомца моей дочери?

   - А что с питомцем? Поранился?

   Король неопределенно пожал плечами.

   - Это бабочка, магистр. Бабочка средь зимы.

   - Возможно, была куколка, сохранилась в теплом месте.

   - Все бы ничего, если бы это создание с хрупкими крылышками не жрало бы мясо так, как будто это и не бабочка вовсе а, скажем, оголодавший пес.

   Мариус только моргнул. Это было что-то новенькое.

   - Разумеется, ваше величество. Идемте, я посмотрю на это чудо.

   - Леона постоянно играет с этой бабочкой, - неохотно пояснил король, - и я вижу, что бабочка ее слушает. Слушает, магистр, как если бы это было разумное существо. И еще при этом съедает по пол-котлеты за раз, и неясно, как в нее эти пол-котлеты помещаются. Они просто куда-то исчезают.

***

Леона Дей Флодрет нашлась в собственной гостиной. Она сидела на кушетке, похожая в своем платьице на воздушное пирожное, и бабочка нашлась тут же – яркая южная красавица сидела на кукольном столике и грызла жареную колбаску. Едва завидев отца, принцесса вскочила, побледнела, прижала тонкие ручки к груди.

   - Отец! Умоляю, не забирайте ее! Она меня слушает, она совершенно неопасна!

   В голубых глазах ее высочества заблестели слезы.

   - Я привел магистра Надзора, Леона, - король хмурился, - если он скажет, что твой питомец опасен, ее придется забрать.

   Взгляд ее высочества обратился к Мариусу.

   - Ниат Магистр!

   Сжала кулачки, прикусила трясущуюся губу, чтоб вконец не разреветься.

   Мариус шагнул вперед, опустился перед Леоной на колени – так, чтоб ей не нужно было задирать голову.

   - Ваше высочество, не огорчайтесь. Я ведь еще ничего не сказал и пока ничего опасного не вижу, - тут он покривил душой. Бабочка, с хрустом откусывающая от колбасы, просто не может быть неопасной. Да и как, во имя Пастыря, она может что-либо грызть? Ведь у бабочек должен быть хоботок, которым она пьет нектар. А тут, выходит, хищные жвала.

   - Она меня слушается, - всхлипнула принцесса. По бледной щечке покатилась одинокая слезинка.

   - Вот и хорошо, - мягко ответил Мариус.

   А сам поднялся, подошел к кукольному столику, присел рядом на корточки и принялся рассматривать предмет беспокойства.

   Бабочка перестала грызть колбасу, повернула свою маленькую головку – хотя Мариус никогда в жизни не видел, чтоб бабочки вертели головой – и уставилась на Мариуса черными глазами бусинами. Такого Мариус тоже не ожидал.

   - Слушается, говорите?

   Принцесса подошла и стала рядом.

   - Да, я не вру. Честно!

   Она протянула вперед руку, раскрывая ладонь.

   - Арабелла, иди сюда! Арабелла!

   Бабочка – или совсем даже не бабочка – еще раз посмотрела на Мариуса, отчего тот почувствовал себя уж совсем не в своей тарелке, и легко вспорхнула вверх. Невесомая, очень красивая… И совсем не бабочка. Она опустилась на ладонь Леоне и принялась совершенно невинно раскрывать и складывать крылышки.

   - Вы ей дали имя, - обреченно подытожил Мариус.

   - Да, ее зовут Арабелла, - гордо сказала принцесса.

   Мариус покосился на короля. Флодрет как раз подошел к окну и что-то рассматривал внизу – или делал вид, что рассматривает.

   - Откуда она у вас, ваше высочество? – едва слышно спросил Мариус, - кто дал вам ее?

   Леона хитро прищурилась.

   - Арабелла улетела с моего рисунка, никто мне ее не давал.

   - Ну, хорошо, - терпеливо продолжил Мариус, - кто был рядом с вашим рисунком, когда это случилось?

   - Это было во время магического совета, - прошептала девочка, - я забыла свой альбом, пришла за ним. А там сидела очень красивая ниата в голубом платье. А Арабелла уже порхала.

   Мариус ощутил себя так, как будто стоит на самом краю обрыва, и ветер зло треплет полы одежды, толкает в спину и слепит, вышибая слезы.

   - Как она выглядела, эта ниата? – спросил он, уже ни на что не надеясь.

   - Ну, как… Волосы темные и короткие. Глаза серые. Красивая.

   А в душе разливалась горечь. Эх, Алечка… почему не рассказала? Испугалась? Не доверяет? И горло перехватило. Почему не сказала сразу?..

   - Я… понял, - он выпрямился, - позвольте, я попробую прощупать бабочку заклинанием. Если она неопасна, если не несет в себе магического потенциала, то она останется у вас. Я не задаюсь целью отбирать бабочек у принцесс.

   Прикрыв глаза, Мариус подхватил невесомые нити магической энергии, что теперь плавали повсюду, быстро соорудил элементарный конструкт, позволяющий определить, присутствует ли в сущности потенциал. Своим восприятием мага увидел, как конструкт коконом тончайших нитей оплел бабочку. Мигнул ярко и погас, рассыпавшись бисеринами.

   В странном и пугающем создании, которое сотворила Алайна Ритц, магии не было.

   «Или же я не могу ее обнаружить обычными способами».

   Мелькнула мысль о том, как было бы хорошо забрать эту бабочку и исследовать. Но Леона Дей Флодрет смотрела так, что у Мариуса просто язык не повернулся сказать это вслух.

   Надо будет просто поговорить с Алайной. Пусть, наконец, расскажет, как смогла вырастить плотоядную бабочку.

   Мариус натянуто улыбнулся. Улыбался он, и обращаясь к королю.

   - Полагаю, здесь нет ничего опасного. Бабочка может остаться у ее высочества. Однако, если она начнет расти или – упаси Пастырь – кого-нибудь укусит… Я бы попросил, чтоб меня оповестили в первую очередь.

   - Не волнуйтесь, вы об этом первый узнаете, - Флодрет махнул рукой, - вы свободны, магистр. И… спасибо.

   Когда Мариус уже был на пороге комнаты, его окликнули.

   - Да, магистр Эльдор… Через неделю во дворце будет бал. Жду вас с невестой.

   - Простите, ваше величество, я не уверен, что это целесообразно, мы ведь еще не женаты. Что скажут?

   - Ничего не скажут, - и снова в голосе Флодрета звякнул металл, - я вас жду, магистр. Вам уже давно пора бы понять, что королю не принято отказывать. Вас извиняет только то, что, насколько мне это известно, вы никогда до сего момента не занимали управляющих должностей.

   Мариус поклонился и, наконец, вышел. Поймал себя на том, что до зубовного скрежета сжал челюсти.

   А когда вышел, рванул ворот рубашки, которая его душила. Или рубашка была не при чем. Просто он не привык, когда приходится повиноваться человеку, который совершенно ничем тебя не превосходит. Магистр… Его приказы выполнялись неукоснительно. Но Магистр был самой магией. А кто такой король? Просто человек, которому повезло родиться в нужной семье.

   Мариус глубоко вдохнул и попытался успокоиться. Да, не привык. Совершенно не привык, чтоб тобой командовали. Но, верно, как-то надо взять себя в руки. К тому же Флодрет прав – королям не отказывают, иначе грош цена такому королю, и у государства попросту нет будущего.

   Мариус с силой провел руками по лицу. И все же…

   Ему нужно было наплевать на указы этого самодовольного индюка, отвести Алечку в храм и сделать ее своей женой. И будь что будет.

ГЛАВА 4. Хозяйка дома

Без Мариуса было тоскливо. Одеваясь, Алька все думала о том, как хорошо было бы, останься они в роутонском поместье. Все там казалось родным: старые ковровые дорожки, вытертые до проплешин, выцветшие обои, потолочные балки из темного дуба. И пахло там… домом. Деревом, старыми книгами, кофе, ванилью. Алька вообще много внимания уделяла запахам, наверное, это осталось от ее сущности крагха, и ей не очень-то нравились отголоски ароматов, что витали в новом доме. Каждый вдох оставлял странное послевкусие пустоты, серых лохмотьев паутины и холодной, замерзшей земли.

   «Возможно, прежний хозяин почти не жил здесь, - размышляла она, застегивая пуговки на вороте платья, - даже скорее всего, он здесь мало бывал, сидел в своей башне».

   Но, как бы там ни было, Мариус ушел в резиденцию Надзора, а она осталась одна. Алька не боялась, нет, потому что сейчас, в свете дня, дом снова казался совершенно безобидным. Опасности не чувствовалось. Просто… пустой, осиротевший дом.

   Она едва успела одеться, как зазвонил колокольчик у входной двери. Алька вздохнула, пригладила ладонями волосы – они отросли, вились густыми локонами, но при этом были недостаточно длинными, чтобы заплести косы - и поспешила открывать.

   В лицо дохнуло влажной южной зимой. С неба срывалась мелкая снежная труха, крошечные кристаллики льда поблескивали в блеклых лучах солнца, и падали, падали… На пышный лисий воротник столь же пышной дамы и на изрядно потертый сюртук тощего мужчины, которые терпеливо стояли на крыльце и, видимо, до того, как Алька открыла, осматривались.

   - Ниата Эльдор? – осторожно поинтересовался мужчина, и когда Алька кивнула, продолжил, - мы… Нам прислали оповещение из агентства по найму прислуги. Я Бертран Воллис, управляющий, а это – фье Лейфиц…

   - Аманда Лейфиц, - представилась женщина, - я буду выполнять работу по дому.

   Алька улыбнулась. Столь официальное представление ее смутило. Она… просто не умела обращаться с прислугой. У родителей ее не было, а потом она сама стала той, кого и за человека не держат.

   - Проходите, пожалуйста, проходите, - она торопливо шагнула внутрь, впуская вновь прибывших, - наверное, я должна показать вам дом?

   - Да, конечно, - уверенно сказала Аманда, проплывая мимо Альки, - честно говоря, я согласилась идти сюда только потому, что деньги нужны, а других предложений не было.

   - Но здесь неопасно.

   - Мне это тоже говорили, в агентстве. Но… ниата Эльдор, всем в Эрифрее известно, чей это дом. Что может быть хорошего в доме магистра Надзора, который не считал зазорным снимать с людей кожу?

   Алька вздохнула. Бросила быстрый взгляд на управляющего: тот стоял и с интересом осматривался. Карие глубоко посаженные глаза и выдающаяся вперед верхняя челюсть делали его очень похожим на зверька, и Алька вдруг подумала, что и этот пошел сюда оттого, что не брали в другие дома. Все ведь хотят, чтоб управляющий был лицом дома. А тут что-то невнятное, тощее, длинное как жердь, да еще и с не слишком-то приятным лицом. И темные волосы торчат во все стороны. То, что дела у Бертрана шли так себе, было хорошо заметно по тому, что сюртук был потерт, а у пуговиц изрядно засален. И рубашка старая, воротник застиран, потрепан.

   - Я и сама не слишком рада, что мы теперь здесь живем, - мягко сказала Алька, - но мой муж говорит, мол, приказ его величества. Мы ведь не можем ослушаться короля.

   - Ничего, - по-деловому решительно вставил словечко Бертран, - дом как дом. Покажите нам, ниата Эльдор, где тут что.

   - Да, фьер Воллис, - она доброжелательно улыбнулась, - идемте, покажу вам сперва комнаты для прислуги… Вы ведь будете здесь жить, верно?

   - Все так, - закивала головой Аманда, - хоть и боязно…

   - Дом как дом, - повторил Бертран, - Аманда, вы ж женщина с образованием. Пансион заканчивали.

   - Ну и что. Образование образованием, а магия магией, - проворчала женщина, - в самом деле, давайте начнем осмотр дома. А вещи нам к вечеру привезут. И… ниата Эльдор, вы можете меня звать просто по имени. Просто Аманда.

   - Спасибо, - сказала Алька, сама не понимая, за что благодарит, - что ж, давайте начнем осмотр.

   И они начали.

   Алька сама обходила дом во второй раз, путалась и сбивалась в объяснениях. Ее молча слушали, изредка задавали вопросы. Аманду больше интересовало, что хозяева предпочитают на завтрак, Бертрана - по большей части состояние полов, замков и оконных рам. Аманда огорченно поцокала языком над разбитым зеркалом в гостевой спальне, стрельнула глазами на кое-как заправленную постель.

   - Мой… муж ждет, пока привезут новую мебель в спальню, - пролепетала Алька и покраснела. Хотя, казалось бы, она – хозяйка, и может спать, где заблагорассудится. Хоть в гостевой спальне, хоть вообще в холле.

   - Как я его понимаю, - пробасила Аманда, - я бы тоже ни за что не легла бы в кровать, где раньше спало это чудовище! И вам, ниата, тоже не советую.

   - Ну вот. Мы решили дождаться мебель, а уж потом…

   - Знаете, покажите-как мне, где ведра и тряпки хранятся. Я так понимаю, старую мебель унесут, а новую принесут?

   - Да, всю, что в хозяйских комнатах, Мариус решил поменять, - Алька кивнула, - скоро должны привезти.

   - Надо будет полы протереть, пыль смахнуть. Белье вы тоже новое заказали?

   - Конечно…

   И понеслось.

   Аманда оказалась женщиной весьма энергичной, перетрусила кладовые, в то время как Бертран стоял над ней с пухлым блокнотом и делал пометки. Алька поняла, что они прекрасно справляются и без нее, хотела было приготовить чай, но тут снова зазвонил колокольчик – привезли мебель.

   Потом несколько часов кряду грузчики выносили старое, заносили новое. И Алька впервые попала собственно в спальню бывшего магистра. Она ожидала чего угодно – много мрачного, темного, зловещего… Но все оказалось не так. Спальня магистра была очень просторной и светлой, и при этом – неприятно-чистой, слишком бездушной, что ли. Стерильной. Как будто никогда живой человек не спал здесь – «Да он и не спал, и не был живым». Понятное дело, отчего Мариус приказал все заменить – тяжелую кровать, комод с резными фасадами, бархатные шторы, единственное, что здесь оставалось темного. А обои в спальне были едва желтыми, свежего лимонного оттенка, с оттиснутыми позолотой совершенно легкомысленными завитками и веточками…

   - Подождите, - Алька успела цапнуть за рукав грузчика, который тащил к выходу кипу бумаг со стола Магистра, - это оставьте. Вот сюда, в угол пока что.

   А сама уже высмотрела в этом беспорядке несколько листов шершавой бумаги для акварели. Пригодится ведь.

   Пока заносили мебель, Алька спустилась на первый этаж, вышла на крыльцо. День выдался пасмурный, но приятный – не холодно, светло, снежная пыль кружится в воздухе. Она прислонилась спиной к закрытой створке двери, и снова в голову лезли неприятные мысли об Авельроне, о том, почему Мариус находит любую отговорку, чтоб не позволить ей повидать брата.

   На самом деле… Брат ведь так много сделал для того, чтобы они были