Заветное желание Бланш Киттен. Анна Корвин

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21

АННОТАЦИЯ

Охотница за состоянием Бланш Киттен едет на зимние праздники для «визита знакомства» в поместье к лорду Элмеру, дабы завоевать его руку, сердце, а главное – деньги. Его милость – один из самых завидных женихов страны. Правда, характер у него тяжелый и переменчивый, да на чердаке все время что-то подозрительно бумкает, но в остальном – не жених, а подарок, хоть завтра замуж выходи. Правда, еще неизвестно, соизволит ли лорд Элмер сделать предложение госпоже Киттен – время идет, а его милость что-то не торопится.

   В тексте есть: флирт, любовь, красивые мужчины и красивые платья, два бала, немного стеба, капелька мелодрамы и несколько скелетов в шкафу.

ГЛАВА 1

«Пусть приезжает. Хочу посмотреть на нее», – гласило письмо. Точнее, записка. Послание, не содержавшее ни приветствия, ни подписи и состоявшее из одной строчки, назвать письмом значило бы сильно польстить ему.

   - Вы понравились ему, барышня Бланш! Точно понравились! Слово даю, не будь мое имя Матильда. Уж я-то такие вещи за милю чую!

   Госпожа Перегрин, известная в узких кругах сводня, лучилась самодовольством. Если бы, надувшись от гордости, можно было летать, она уже парила бы под потолком.

   Промозглым зимним вечером за окном валил снег и подвывал ветер. Мы сидели в нашей крохотной гостиной. Я и госпожа Перегрин – за небольшим круглым столом. Мама, которая относилась к моей затее без особого одобрения, но дала слово не вмешиваться – поодаль, на диване, вместе с моей двенадцатилетней сестрой, делая вид, что проверяет у нее правила спряжения, но исподволь прислушиваясь к разговору. Отец читал в кабинете; вернее, все мы делали вид, что это так. На самом деле наверняка он, как и во все другие вечера, приняв рюмку-другую, задремал на продавленном кожаном диванчике, уронив очки и прикрыв лицо книгой.

   После долгих лет бесплодного труда усилия госпожи Перегрин, основательницы и владелицы широко известного в узких кругах брачного агентства, с которым она управлялась при участии пары-тройки помощников, наконец увенчались успехом. Мною заинтересовался не кто-нибудь, а Родерик Уиллби, лорд Элмер, владелец солидного состояния и прелестного фамильного поместья в окрестностях Бейквелла, живописного старинного города в тридцати милях от столицы. Согласно письму (а, учитывая его краткость, прежде всего словам госпожи Перегрин), меня ожидали в Грейсфилд-парке в ближайшие дни и рассчитывали, что я проведу там все зимние праздники. Так мы сможем составить знакомство в самой непринужденной обстановке и, в случае взаимной симпатии и согласия обеих сторон, заключить помолвку.

***

Мое имя – Бланш Киттен, мне двадцать шесть лет, и я охотница за состоянием. В отличие от большинства моих сверстниц, увлекающихся фантазиями о теплом семейном гнездышке и (или) неземной любви, я с двенадцати лет твердо знала, чего хочу, а с шестнадцати – упорно шла к своей цели. Еще ребенком я решила, что стану богатой, и с тех пор все мои действия и помыслы были устремлены к одному – выгодному замужеству.

   Мне было десять лет, когда отец разорился. Сделав череду неудачных вложений и поверив на слово проходимцам, умело прикидывавшимся порядочными людьми, он потерял все, что имел. Чтобы расплатиться с долгами, мы вынуждены были продать дом и с тех пор ютились по тесным квартиркам.

   Десять лет – тот возраст, когда начинаешь что-то понимать, и я очень хорошо усвоила, что значит бедность. Что значит, когда тебя перестают приглашать на праздники в приличные дома, а если приглашают, то скорее по старой памяти или из милости, и ты остро чувствуешь разницу между собой и другими детьми, между своими и чужими родителями. Правила хорошего тона не позволят остальным прямо указать на вашу ущербность, но косые взгляды говорят красноречивее всяких слов. Что значит, когда родители не покупают тебе лакомств и подарков на Йоль*. Когда вся твоя одежда – обноски из благотворительной лавки. Я наблюдала за тем, как худеет и выбивается из сил мать, экономя на всем, чтобы накопить денег на приличное платье и вывести меня в свет. Как лицо моего отца, добродушного рассеянного джентльмена, принимает виноватое, извиняющееся выражение, которое не сойдет с него уже никогда. Виноватое в своей бедности, извиняющееся за собственное существование лицо человека, годами обивающего пороги, часами дожидающегося в приемных у сильных мира сего, чтобы выклянчить очередную подачку. Несколько лет назад отец стал пить, и теперь щеки его покраснели, а глаза слезились, и он стал выглядеть еще более жалким, чем прежде.

   ___

   * Праздник вроде Рождества (прим. авт.).

   Я поняла: на свете нет ничего более унизительного, чем бедность. И я такой жизнью не буду жить никогда. Я не стану столь же жалкой, как мой отец, и такой изможденной, как моя мать, которая в сорок с небольшим выглядела на все пятьдесят – а могла оставаться цветущей, привлекательной женщиной.

   Я не хочу голодать, унижаться и носить линялые тряпки. Я не хочу, чтобы успешные, состоятельные господа отворачивались, проходя мимо, а леди – брезгливо приподнимали юбки. Я сама буду богатой госпожой – холеной состоятельной леди, которая носит шуршащие шелковые платья, делает прически у лучших мастеров и каждый день завтракает свежей выпечкой. У меня будет большой красивый дом с мягкими постелями, красивыми картинами и фарфоровой посудой, много драгоценностей и собственный выезд. Ни я, ни мои дети (если они у меня будут) не будем считать медяки, голодать и попрошайничать. Никогда.

   О, я прекрасно знала, что блага с неба не падают. Другие мечтали о прекрасных принцах, загадывали желания на первую звезду, верили в йольское волшебство – но не я. Некоторое время после того, как мы стали бедными, я еще сохраняла наивную детскую веру в чудеса. Молилась Небесам, чтобы они вернули нам дом и деньги, чтобы папе наконец повезло, а мама больше не была бледной и усталой и снова стала смешливой, полной радости жизни женщиной, какой когда-то была. Укладываясь спать в канун Йоля, я оставляла рядом с кроватью печенье (черствые остатки, купленные по дешевке) и искренне, всей душой ждала, что йольский эльф угостится им и оставит мне взамен подарок. Куклу с роскошными завитыми волосами в бархатном голубом платье с бантиками, которую я видела на витрине. Толстенького пони с золотистой гривой, на котором я каталась бы в парке. Расшитую золотыми нитками бархатную сумочку для зеркальца и перчаток, какую я видела у элегантной леди, заходящей в ювелирный магазин.

   Но ни разу эльф не принес мне ни одной из этих вещей. Он дарил мне вещи скучные и полезные. Новый деревянный гребень взамен сломанного. Колючие шерстяные чулки. Новую обувь. Дешевое пальто. Отец все также прикладывался к рюмке и унижался, предпринимая одну за одной неудачные попытки выбраться из долговой ямы и раз за разом терпя крах. Мама все так же грустнела и бледнела с каждым днем. На свет появилась сестра, и дела наши стали еще хуже. А я, вместо того, чтобы посвящать свободное время играм, нянчилась с младшей, помогая матери чем могла.

   И я поняла: чудес не бывает. Небесам не до меня. Йоль – это просто повод продать побольше дорогой еды и игрушек. Может, он и бывает праздничным и волшебным для тех, у кого есть деньги, но для таких, как мы, это очередное напоминание о том, до чего ничтожно наше существование.

   Кроме того, я к тому времени стала достаточно взрослой, чтобы усвоить еще одну истину. Единственный способ для женщины стать богатой – выгодный брак. Вариант продажной любви меня не устраивал. Я хотела денег не для того, чтобы пасть, а для того, чтобы возвыситься. Что пользы в богатстве для презренных? Я скорее соглашусь умереть, чем настолько уронить себя. Впрочем, смерть в мои планы не входила. Я приняла решение и во что бы то ни стало намеревалась осуществить его.

   Меня отдали в самую обычную городскую школу для девочек. Учили там самому необходимому и простому: кулинарии, шитью, домоводству. На один из изысканных пансионов, которыми заправляли элегантные дамы со строгим взглядом и безупречной осанкой и где учениц готовили к престижному браку, обучая языкам, игре на музыкальных инструментах, стихосложению, вышиванию, рисованию, танцам, другим благородным знаниям, умениям и искусствам – у нас, конечно же, денег не было. Но я зубами вцепилась в образование. Я записалась в библиотеку и штудировала книги одну за другой. Я измором взяла госпожу Кроль, пианистку, и заставила ее давать мне уроки в обмен на уход за ее гардеробом. На улице я пристала к госпоже Грейни, преподавательнице изящных манер, и убедила ее обучать меня этикету, а в уплату выгуливала ее собачку. Так, всеми доступными мне способами, я готовила себя к тому, чтобы сравняться с выпускницами престижных заведений – девушками, которым было предназначено дебютировать в богатых гостиных и, продемонстрировав свои лучшие качества на званых ужинах и балах, составить престижную партию.

   Каким-то чудом, несмотря на трудности, нам все же удалось сохранить некоторое положение в обществе и не скатиться до самого дна; временами нашей семье все же удавалось попасть на какой-нибудь прием, где собирались в том числе и состоятельные люди. Попав на такой, я вела себя незаметно и не высовывалась. Устроившись в укромном в уголочке, я наблюдала и впитывала – я смотрела во все глаза. Как ведут себя богатые люди. Как обращаются друг к другу. Какие у них манеры. Что они едят, о чем разговаривают, какие у них привычки, что им нравится, а что нет. Когда настанет момент (а он непременно настанет), я не должна совершить ни единой ошибки.

   Когда пришло время выводить меня в свет, я заставила мать задействовать все знакомства и добиваться приглашений в лучшие дома из доступных. Одно время речь шла о том, чтобы вообще не вывозить меня (ведь это такие деньги!), но я об этом не могла даже помыслить – и после того, как превратила жизнь близких в ад, мать и отец вынуждены были со мной согласиться. В том, чтобы как можно достойнее представить меня в свете, немало помогла моя обожаемая крестная Эвелин – женщина, которой я столь многим обязана. Это она поддерживала нас в трудные времена, ссужая деньгами и не ожидая их возврата. Это она способствовала моему знакомству с преподавателями, благодаря которым я смогла получить все необходимые навыки и знания. Это она помогла убедить мать, что именно мне суждено поправить семейные дела удачным замужеством и что мое представление в свете – не бессмысленные траты, а выгодное вложение средств. Это она научила меня ценить, холить и лелеять свою внешность, а также объяснила, что главное – не какой ты родилась, а какой умеешь казаться. «Красота – в глазах смотрящего, – говорила Эвелин. – Пусть люди видят тебя такой, какой ты хочешь, чтобы тебя видели. Если ты сама уверена в том, что хороша собой, в этом не станут сомневаться и окружающие». Конечно, мне повезло, внешностью природа не обидела: пепельно-пшеничные волосы, светло-зеленые глаза, черты лица не идеальные, но приятные. Не красавица, но и не уродина, и долгие часы мы с Эмилией проводили в моей крохотной комнатке, пока она делилась со мной тысячью важных секретов, как производить благоприятное впечатление. Как ухаживать за кожей и волосами, где взять краску для лица так, чтобы не узнали знакомые, и как наложить ее, чтобы этого не заподозрил самый придирчивый взгляд. Какие выбирать фасоны и цвета, чтобы как можно выгоднее подчеркнуть цвет глаз и кожи. Как самой сделать крем для лица из недорогих ингредиентов, продающихся в любой аптеке, и как вернуть коже свежесть, если вдруг провела ночь без сна.

   Таким образом, вложив в подготовку немало времени и трудов, я смогла предстать в свете в самом лучшем виде и в свой первый сезон получила несколько предложений. Но ни одно из них меня не устроило. Я не ленилась уточнять размеры состояния претендентов у надежных источников и понимала: с любым из этих мужчин я обречена влачить серое и убогое существование. Не для того я годами трудилась, отказывая себе в сне и отдыхе, не для того крутилась веретеном, чтобы теперь выйти за первого попавшегося середнячка. Не для того долгими промозглыми ночами я мерзла под тонким одеялом в расшатанной кровати, мечтая и строя планы, чтобы теперь перелезть под такое же одеяло, но потолще, и в такую же кровать, только поновее. Не для того я годами наблюдала, как увядает моя мать, чтобы повторить ее судьбу и ошибки. Я дала себе слово, что буду богатой, и сдержу его.

   Но как бы ни было велико и пылко мое желание – чудес не бывает. Со временем я поняла: что бы я ни делала, в каком бы выгодном свете ни представляла себя, в те гостиные и на те приемы, где бываю я, состоятельные господа не приходят. Они вращались в своем кругу, куда мне не было ходу. И как ни было мне обидно, я понимала, что в этом есть смысл: браки заключаются между равными.

   Но меня это не остановило. Пусть мне не было доступа в этот круг, я считала себя этим людям равной. Чем я хуже их? Тем, что мне меньше повезло и я родилась в семье человека непрактичного и неудачливого? Я превосходно пою и танцую, играю на фортепиано, говорю на нескольких языках и правила этикета знаю ничуть не хуже, чем девицы из состоятельных семей. Даже лучше, потому что у меня было куда больше причин усердно учиться. Я хороша собой, умею себя вести и могу составить превосходную партию состоятельному мужчине. Так почему же эти мужчины не должны узнать обо мне? Для чего нам эти обоюдные потери?

   Поиск ответа на этот вопрос и привел меня к знакомству с агентством госпожи Перегрин. Не то чтобы у нее была контора с вывеской; о госпоже Перегрин знали те, кто хотел знать, шепотом передавая ее имя из уст в уста, и, как правило – с самой лестной рекомендацией. По слухам, сводня умела решить любую деликатную проблему и сдвинуть с мертвой точки самое, казалось бы, безнадежное предприятие. Выдать замуж девицу с подмоченной репутацией, да так, что жених останется в восторге от того, какое целомудренное сокровище приобрел. Свести респектабельного вдовца со старой девой, которой вот уже годы не поступало предложений. Найти хорошенькую невесту застенчивому, непривлекательному молодому человеку, на которого не обращают внимание женщины. Особе, чахнущей от несчастливой любви не к тому джентльмену, устроить «правильное» знакомство, от которого печаль как рукой снимет, и уже через месяц, к вящей радости обеих семей, зазвонят свадебные колокола.

   Словом, госпожа Перегрин умела найти выход из самой, казалось бы, безнадежной ситуации. В том числе… ей можно было поручить найти богатого жениха для хорошо воспитанной целеустремленной девушки. Мужчину, с которым у нее нет возможности встретиться обычным путем.

   Прежде, чем узнать о госпоже Перегрин, я выходила в свет три года. Сначала мне поступало много предложений; затем меньше; под конец – совсем ничего. Встретившись и договорившись со сводней, я исправно платила ей взнос раз в месяц, получая на рассмотрение кандидатуры потенциальных женихов. Искусно написанный портрет (я отдала художнику немалую сумму) с подробным описанием моих многочисленных достоинств полетел во все уголки королевства, и в ответ госпоже Перегрин стали приходить вопросы, уточнения и предложения о знакомстве. За те семь лет, что на меня работала сводня, меня не устроил ни один вариант. Одни претенденты были слишком старые, другие – чересчур с причудами, третьи – недостаточно богаты, четвертые – с выводком детей, которым, как предполагалось, я заменю не только мать, но и гувернантку. О четвертых шла дурная слава, пятых не принимали в приличном обществе – и так далее. Я прекрасно понимала, что дело не в женихах и не в госпоже Перегрин – дело во мне. Сводня честно отрабатывала свою репутацию и добросовестно искала для меня лучшее из возможного. Беда в том, что, как правило, молодые, здоровые, богатые мужчины с положением не обращаются за поиском невесты к сводне. Или не отвечают, если она обращается к ним.

   Однако в конце концов удача нам улыбнулась. Госпожа Перегрин получила ответ от лорда Элмера, который не был ни стар, ни беден, ни замешан в дурной истории, не был женат и не имел детей (во всяком случае, тех, о которых было известно).

   - Но что с ним не так? – спросила я у госпожи Перегрин, откладывая письмо. За эти годы я слишком привыкла к тому, что в каждом, на первый взгляд самом заманчивом предложении, непременно крылся какой-то подвох.

   - Ничего, дорогая, - ответила сводня. – Это я вам обещаю. Прежде чем прийти к вам, я его хорошенько проверила. Никогда не отправила бы мою конфеточку на съедение крокодилу. Я своей репутацией дорожу.

   Ему тридцать шесть лет, он здоров, хорош собой, богат, занимает высокое положение в обществе… Да за него драка должна идти. Тут точно что-то нечисто.

   - Только вот… говорят, он несколько эксцентричен.

   - Эксцентричен? – переспросила я. – Что это значит?

   Госпожа Перегрин пожала плечами.

   - Не любит поступать, как все, - сказала она. – В обществе его уважают, но считают… несколько чудаком. Предположу, что до сих пор ни одна невеста ему не угодила. Как и вам – ни один жених.

   А у нас много общего.

   – Он не хочет жениться выгоды или положения ради, – продолжала госпожа Перегрин. – Он хочет подходящую женщину, что бы это ни значило. И, раз он вас приглашает, стало быть, думает, что вы можете ему подойти.

***

Трясясь в дилижансе рядом с госпожой Маус, компаньонкой, предоставленной мне агентством, я размышляла о том, что еще госпоже Перегрин удалось выяснить о лорде Элмере и что она передала мне.

   В дополнение к тому, что мы уже знали, известно стало немного. Хорош собой, охотник, коллекционер. К азартным играм равнодушен, состоит в нескольких закрытых клубах. Желанный гость на светских приемах, однако большую часть времени предпочитает проводить в своем поместье. В отличие от многих других аристократов, не чуждается деловых предприятий и слывет в этом весьма успешным. В прошлом – один из самых завидных женихов Фейленда, а в прошлом потому, что большинство девиц на выданье и их матерей оставили всякие надежды в связи с безнадежностью предприятия. Вроде бы лорд Элмер даже бывал помолвлен, но всякий раз помолвку разрывали в связи с его скандальными выходками. Родители предпочитали выдать свою дочь за жениха, может быть, менее состоятельного и родовитого, но, по крайней мере, не преподносящего подобных сюрпризов. За лордом Элмером же закрепилась репутация человека, от которого неизвестно чего ждать. Что это были за выходки, госпожа Перегрин рассказать не смогла, так как и сама толком не знала. Дела это прошлые, и возможно, сказала госпожа Перегрин, в его милости просто «кровь молодая бурлила». А теперь, стало быть, он остепенился; коль скоро выписал себе невесту, значит, и вправду намерен жениться, и теперь уже – по собственной воле.

   Госпожа Маус тихонько дремала, едва не падая на крутых поворотах, и я положила ее голову себе на плечо. Одна из причин, по которым агентство госпожи Перегрин работало в полутени, заключалось в, скажем так, определенных особенностях ее методов. Когда обычными способами дела не уладить, в дело идут необычные. А значит – такие, которые могут быть неправильно поняты обществом. Расправляя крылья над потенциальной парой, госпожа Перегрин брала на себя ответственность за чистоту и прозрачность предприятия. Переписка шла только через нее, и в случае необходимости сводня могла быть свидетельницей ее полной благопристойности. Для «визитов знакомства» госпожа Перегрин обязывалась предоставить невесте компаньонку с безупречной репутацией (не какую-то случайно нанятую мадам из дома терпимости), так что никто не смог бы обвинить девицу в нарушении правил приличия. Однако на деле забота о целомудрии и репутации ложилась на плечи самой девицы. Потому что женихи обычно не желали, чтобы под ногами все время крутилась какая-то там посторонняя женщина – они и обращались к госпоже Перегрин во многом потому, что она могла обеспечить им возможность общения менее формального, нежели принято в обществе. Их можно было понять: во многих случаях жених с невестой оставались наедине только после свадьбы, до этого же могли делать друг с другом все, что пожелают – в общественных местах и под суровым надзором двух-трех дуэний, бдящих за тем, чтобы будущий муж не подходил к невесте ближе чем на пять шагов. Большинство браков, устроенных госпожой Перегрин, считались удачными, и именно потому матери решались рисковать, отправляя к ней дочерей. Ибо близкое знакомство, пусть и не может считаться полностью приемлемым по самым строгим правилам, все же дает возможность хоть что-то разузнать о характере будущего супруга и избежать таким образом неприятных сюрпризов в будущем.

   Роль компаньонок в агентстве госпожи Перегрин, как правило, исполняли женщины, подобные госпоже Маус, сладко дремавшей сейчас на моем плече – чистенькие, тихие старушки (обычно нуждающиеся в заработке вдовы), занятые рукоделием и не имеющие обыкновения ни во что вмешиваться. Их задачей было обеспечить видимость соблюдения приличий, и с этим они справлялись отменно. Что же касается соблюдения приличий реального… – об этом девушка должна была заботиться сама. Потому что это ей предстояло в будущем иметь дело со своей репутацией.

   Я ничего не имела против ни самой госпожи Маус, милейшей старушки, ни такого положения вещей. Времена наивной юности для меня давно миновали – да и особенно наивной я никогда не была. Я не относилась к тем девушкам, которые не знают, откуда берутся дети, а потом удивляются, а почему это у них живот растет. Эвелин просветила меня относительно вещей, о которых, как она считала, необходимо знать девушке: что происходит между мужчиной и женщиной, чего желают и чего добиваются джентльмены. Большинство матерей были против того, чтобы заводить с дочерьми разговоры на подобные темы. Это считается неприемлемым, скандальным, неприличным. Однако Эвелин находила такой подход безосновательным и неразумным, придерживаясь мнения, что предупрежден – значит вооружен. Если ты не знаешь, чего ожидать, как сможешь защититься? Мужчины с дурными намерениями как раз и пользуются непросвещенностью юных девиц. Эвелин хотела избавить меня от подобной участи. Мама, конечно, этими просветительскими беседами была крайне недовольна – однако, сдается мне, скорее делала вид. Всегда лучше, когда можно чужими руками сделать грязную работу, а свои сохранить в чистоте и еще свысока смотреть на того, кто замарался – однако вместе с тем знать, что необходимое сделано. Думаю, в глубине души мама тоже предпочла бы вооружить меня необходимыми знаниями – просто выше ее сил и понятий о благопристойности было бы вслух признаться в этом.

   Я тоже считала не совсем разумными правила, препятствующие тому, чтобы будущие супруги могли получше узнать друг друга (я, конечно, не имею в виду совсем близкое знакомство). Поэтому условия, предлагаемые госпожой Перегрин, меня вполне устраивали. Задача госпожи Маус – своим присутствием обеспечить благопристойность «визита знакомства».

***

В Грейсфилд-парк мы прибыли ночью. Нас привез экипаж, присланный из поместья на станцию, где останавливался дилижанс. Уставшая более чем от суток пути (а каково было бедной госпоже Маус!), оглушенная бесконечной тряской и недостатком сна, я на неверных ногах вышла из экипажа. Полной грудью вдохнула кристально чистый, пахнущий снегом морозный воздух, и не слухом даже, а всем телом с наслаждением ощутила новую для меня звенящую сельскую тишину. Фыркали лошади, позвякивали уздечки, но в остальном ничто не нарушало разлитого вокруг безмятежного покоя. Горделиво и безмолвно стояли в пышных белых шапках деревья. На небе высыпали крупные звезды. В темноте перед нами вырисовывались очертания величественного здания. Свежий снег сверкал, а из единственного окошка на первом этаже лился теплый приветливый свет.

   Я глубоко вздохнула, чтобы унять волнение. Переживания утомили меня едва ли не больше, чем сама дорога. Каков окажется хозяин Грейсфилд-парка в действительности? Насколько его характер соответствует описанию госпожи Перегрин? Таков ли он, каким я его себе представляю? Как он меня встретит, и главное – как мне предстать перед ним? В течение всего долгого пути я раз за разом мысленно репетировала наше знакомство. Известно, что первое впечатление определяет все; ошибешься – и после уже ничего не исправить. Слова, тон, голос, выражение лица – все важно. На станции, прежде чем пересесть в экипаж, я провела добрых полчаса, приводя в порядок помятое дорожное платье и растрепавшиеся волосы.

   Однако выяснилось, что волновалась я напрасно. По крайней мере, сегодня мне не о чем беспокоиться. Нас встретила экономка Медоуз, сдержанная немногословная женщина средних лет. Она объяснила, что хозяин в отъезде, и извинилась за то, что ужин подан на кухне – слуги уже ушли спать. Я искренне ответила, что это совершенно не имеет значения, и мы с госпожой Маус отдали должное превосходно приготовленной утке с черносливом и горячему грогу. По телу разлилась приятная сытость и живительное тепло, и тут только я поняла, насколько устала. Нас проводили на второй этаж в наши комнаты. Я мало что успела разглядеть – заметила только, что здание старинное и очень большое, с просторными залами и длинными коридорами.

   Экономка зажгла для меня свечи и ушла, пожелав хорошего сна. Я огляделась. Прелестная, элегантно обставленная спальня с туалетным столиком, большим зеркалом и кроватью под балдахином. Мне приготовили горячей воды, чтобы я могла привести себя в порядок с дороги. Разобрав вещи, вымывшись и переодевшись, я погрузилась в объятия подушек и одеял. Постель была прекрасна: большая, широкая; мягкая, но не слишком – то, что надо. Белье цвета слоновой кости – из самого лучшего, тонкого и плотного льна. От него исходил слабый нежный аромат – ненавязчивый, успокаивающий. Никогда еще мне не доводилось спать в подобной роскоши. Я с наслаждением вытянулась и едва сдержала громкий вздох удовольствия. Вот для чего я здесь, вот как я должна жить, вот для чего я столько трудилась! Ах, ваша милость лорд Элмер, обещаю: и месяца не пройдет, как вы поведете меня к алтарю. Не будь я Бланш Киттен.

***

Я спала крепким безмятежным сном без сновидений. Когда проснулась, комнату наполнял ясный свет солнечного морозного утра. В сладкой истоме от глубокого отдыха, я повернулась набок и встретила чей-то взгляд. Рядом со мной на кровати был мужчина; лежа на боку, он опирался на локоть и с улыбкой взирал на меня.

   – Какое чудесное зрелище, – проговорил он. – Какое дивное утро.

   Я взвизгнула и дала ему в глаз.

ГЛАВА 2

- Вон.

   - Но, ваша милость, прошу вас…

   - Вон, - повторил лорд Элмер.

   Его милость развалился в кресле у камина. Высокий, крупный мужчина, явно не пренебрегающий утренней зарядкой и активным отдыхом на свежем воздухе. Босой, в облегающих черных штанах и полурасстегнутой белой сорочке, открывающей взору мускулистую грудь – в общем, в том самом виде, в котором я застала его в своей постели. Одной рукой его милость прикладывал к пострадавшему глазу салфетку с завернутым в нее льдом. Другой глаз, темно-серый, взирал на меня без всякой симпатии. Также у лорда Элмера имелись густые темно-русые волосы, в настоящий момент в беспорядке разметавшиеся по широким плечам. По обе стороны от кресла расположились собаки его милости: грациозные борзые Дафна и Джозефина. Тут же, подпирая головой облака, вздымался, подобно величественной горе, дворецкий. В руках он держал поднос с запасными свертками льда.

   Багаж уже упаковали и выставили в холл, где госпожа Маус дожидалась меня, сидя на сундуке. Я же пыталась вымолить прощение лорда Элмера, который не только гневался на меня за разбойное нападение, но и грозил подать на агентство госпожи Перегрин в суд. Во всяком случае, штраф за моральный ущерб он обещал нам обеим. Я себе этого позволить не могла. И вообще не могла позволить себе вернуться. Если он и впрямь осуществит, что задумал, всем моим надеждам конец. После такого госпожа Перегрин больше не станет мною заниматься. Я умру старой девой или, еще хуже, выйду замуж за бедняка.

   Я пыталась убедить лорда Элмера, что случившееся было ошибкой.

   - Умоляю, ваша милость, простите меня. Я вовсе не имела в виду… Это от неожиданности…

   - И слушать ничего не желаю, - сказал лорд Элмер, давая дворецкому знак подать свежий лед. – Меня избили в моем собственном доме.

   - Но…

   - Неудивительно, что у нас такая плачевная ситуация с домашним насилием. Если женщина начинает распускать руки, даже не дойдя до алтаря, то чего ожидать после свадьбы? Вы будете колотить меня ежедневно или через день?

   - Ваша милость… прошу вас…

   - Госпожа Перегрин рекомендовала мне вас как сдержанную, разумную девицу, - заявил лорд Элмер, вперяя в меня пылающий взор. – А вы, оказывается, драчунья!

   - Лорд Элмер! Пожалуйста, простите меня…

   - А ведь я всего-то хотел взглянуть на вас в, так сказать, неформальной обстановке. Вы знаете, как современные женщины научились притворяться? Это же уму непостижимо! Изобразят все, буквально все что угодно, лишь бы войти в доверие. Женишься на одной, а после свадьбы выясняется, что тебе подсунули совершенно другое. А собой становятся, только когда спят. Как тут не воспользоваться случаем.

   Мне оставалось лишь кусать губы и краснеть.

   - Как раз сейчас у меня есть веские основания опасаться за свою жизнь, - продолжал его милость. – И вот являетесь вы. Конечно, якобы от госпожи Перегрин. Конечно, у вас при себе все необходимые бумаги. Конечно, вы похожи на свой портрет… кстати, хорошая работа, кто автор?

   - О… - пробормотала я. – Один художник из…

   - Но откуда мне знать?! Откуда мне знать, я вас спрашиваю, что вы не шпионка, подосланная, чтобы убить меня. Должен же я был обыскать ваши вещи, пока вы спите. Должен же был убедиться, что при вас нет ни ядов, ни кастетов, ни стилетов, ни других орудий убийства, пока вы не успели их перепрятать. А потом меня так заворожила ваша красота, что я…

   Ну, хватит.

   - Мне очень жаль, ваша милость, что я вас ударила, и я приношу свои глубочайшие извинения, - решительно сказала я, прерывая его. – Но я прошу вас понять и меня тоже. Что, если бы это были не вы, а какой-нибудь злоумышленник, решивший воспользоваться ситуацией? Будь это посторонний мужчина, а не мой потенциальный жених, как бы вы предпочли, чтобы я отреагировала? Понравилось бы вам, если бы я ему приветливо улыбнулась и пригласила бы и дальше любоваться на меня в неглиже? (Не говоря о том, что и для вас, даже как для моего возможного жениха, это недопустимо.) Или с моей стороны было бы правильнее дать ему отпор?

   - Хм, - задумчиво сказал лорд Элмер, вновь меняя лед. – Об этом я как-то не думал.

   Ободренная тем, что он вроде бы смягчился, я продолжала:

   - Прошу, взгляните на ситуацию с этой стороны! Ведь я вас не знала и даже не видела вашего портрета. Я только-только проснулась, а до сего дня ни один мужчина не находился ко мне так близко. Тем более – в моей постели. Конечно же, я испугалась. И конечно, как всякая порядочная девушка, должна была постоять за себя. Иначе чего будет стоить мое целомудрие?

   - Очень уж больно вы за себя стоите, - огрызнулся лорд Элмер. – В жизни не встречал у женщин таких крепких кулаков.

   - Простите, ваша милость, - смиренно сказала я. – В будущем я постараюсь быть сдержаннее.

   - О каком будущем вы говорите? Я же ясно сказал, наша договоренность расторгнута. Мне не нужна жена, которая чуть что лезет в драку и готова убить супруга в его собственной постели.

   - Справедливости ради, это была моя постель, а не…

   - Молчать. И подите вон. Не желаю вас видеть.

   Нет уж. Меня отсюда только вперед ногами унесут.

   - Давайте заключим пари, ваша милость, - звонко сказала я.

   - Какое еще пари?

   - Согласна, наше знакомство прошло не очень удачно. Но вы тоже должны признать, что были неправы. А я такой ошибки больше не совершу. Начнем с чистого листа! До Йоля берусь доказать, что я та женщина, которая вам нужна. Прошу, дайте мне шанс, ваша милость!

   - Ха, - сказал лорд Элмер. – А если не докажете? Если я в вас разочаруюсь? Только потрачу время, вот и все. А мне, вынь да положь, приспичило жениться. И мне нужна хозяйка бала на Йоль. Пока я буду тут с вами возиться, ежесекундно опасаясь за свою жизнь, от меня, может быть, ускользнет та самая, единственная, которую я мог бы повстречать, если бы не согласился терпеть такую драчунью, как вы.

   - Тогда… тогда… Я вам заплачу. Верну все деньги, что вы потратили на госпожу Перегрин. Вы не останетесь внакладе.

   - Не интересует, - лорд Элмер небрежно взмахнул рукой. – Какой мне толк в этой мелочовке?

   - Если вы не захотите на мне жениться, на балу я могу притвориться вашей невестой! – озарилась я. – Тогда праздник не останется без хозяйки!

   - Вот еще выдумала! – крикнул лорд Элмер и поморщился – видно, болел синяк. – Обманывать моих друзей, знатных людей, приличное общество! Да вы, я смотрю, кроме того, что забияка, еще и лгунья! Вон, вон!

   Ох, нет… Неужели это всё?! Да как же мне его умаслить… Я совсем приуныла, и это, видимо, отразилось у меня на лице.

   - До чего жалко вы выглядите, - сказал его милость. – Прямо досада берет. Так не хочется уезжать, да?

   Я помотала головой.

   - Ладно, - сказал он. – Никто не может обвинить меня в жестокости. И не забудьте растрезвонить потом по всему Фейленду, какой я справедливый, добрый и милосердный. Так и быть, оставайтесь. Даю вам шанс. Попытайтесь доказать, что вы Та Самая Женщина. Заключим пари. Сумеете – сделаю вам предложение. А если нет…

   Затаив дыхание, я смотрела на него.

   - …исполните любое мое желание. Идет?

   Я выдохнула. Вероятность того, что я могу проиграть, даже не приходила мне в голову. Я должна его убедить, иного варианта быть не может. Ну а если вдруг… даже если вдруг не получится… Найду, как выкрутиться. Была не была.

   - Идет, - вздернув подбородок, сказала я, и протянула ему руку. Лорд Элмер пожал ее и сказал дворецкому:

   - Гоффер, разбей.

   Ухмыльнулся и подмигнул мне здоровым глазом.

   - Поиграем, барышня Бланш?

***

Я выдохнула, лишь когда все до одного чемоданы, сундуки, коробки и шляпные картонки вернулись в наши комнаты. Вместе с горничной мы разобрали вещи: одежду – в шкаф, флаконы, баночки и щетки для волос – на туалетный столик, носовые платки и белье – в комод. После того, как она помогла мне переодеться и причесаться, я отослала ее и написала две короткие записочки (домой и госпоже Перегрин) о том, что добралась благополучно.

   До завтрака еще оставалось время, и я воспользовалась им, чтобы побыть одной и немного прийти в себя.

   Уезжать куда-то мне прежде не доводилось. Нет, конечно, мы время от времени гостили у родственников или друзей, но это было не то же самое. Впервые я была одна, далеко от родных и от дома. Я достала потрепанную, потертую кожаную шкатулку, которую повсюду брала с собой, даже если мы уезжали всего на несколько дней. В ней хранились вещи, не имеющие особой ценности – да, в общем, если подумать, совершенно никакой, и я часто порывалась выбросить их, ругая себя за глупую сентиментальность. Но ничего не могла с собой поделать. Они были словно якорь, привязывающий меня к моему месту в мире, не дающий унести меня в открытое море бурным волнам. Забыв о времени, я перебирала их. Ручное серебряное зеркальце, которое когда-то подарила мне мама. Маленький тряпичный медвежонок в клетчатой жилетке – отец подарил мне его, когда совсем малышкой я тяжело заболела. Батистовый платочек с кружевами и вышитой монограммой, принадлежавший бабушке. Недорогой серебряный браслет, мое первое украшение – крестная Эвелин подарила на Йоль, мне тогда было тринадцать. Кожаные перчатки, потертые, старые, которые были мне велики. Прошло столько лет, а я так и не могу ответить себе на вопрос, зачем их храню. Не в самом же деле надеюсь вернуть владельцу?..

   Звон часов напомнил мне, что время завтрака наступило. Я закрыла шкатулку и убрала ее подальше в комод, бросила последний взгляд в зеркало, чтобы окончательно убедиться, что мой внешний вид в полном порядке, и спустилась в столовую.

   Лорд Элмер тоже позаботился о том, чтобы прилично выглядеть. Черные брюки, свежая белая сорочка, шерстяной коут цвета мечтательной блохи*. Даже шейный платок не забыл. Волосы теперь были собраны в хвост, перехваченный бархатной ленточкой. На пострадавшем глазу красовалась повязка, как у пирата.

   __________

   *Сложный оттенок серо-коричневого (прим. авт.).

   Брошенный на меня цепкий взгляд сообщил, что и мне удалось не ударить в грязь лицом. Я мысленно поздравила себя с тем, что не пожалела денег на ношеное платье пепельно-розового цвета, которое в лавке выставили по совершенно безумной цене. Мы с крестной Эвелин примерялись к нему битый час, и в конце концов все же купили. Теперь, перелицованное по нынешней моде и украшенное жемчужно-серыми кружевами (споротыми с другого дорогого ношеного платья), оно выглядело элегантно и свежо.

   Завтракали в тишине – его милость дал понять, что не приветствует разговоров за едой. Я не возражала: на столе было чему отдать должное. Овсянка с яблоками, яичница с беконом, горячие булочки с маслом, превосходный кофе со сливками… Жаль только, всего приходилось пробовать по чуть-чуть. Во-первых, необходимо беречь талию, а то ни в одно платье не влезу. Во-вторых, хорошо воспитанная молодая леди не накидывается на еду, как беглый каторжник. Вот выйду замуж – и уж тогда налягу на вкусненькое.

   После завтрака его милость вызвался показать мне дом, и я с радостью согласилась. Теперь, при свете дня, я могла разглядеть все в подробностях. Дом был старинный, видно с первого взгляда – лорд Элмер сказал, ему исполнилось пятьсот лет. Его неоднократно перестраивали, однако стараясь сохранить память о первоначальном характере постройки – укрепленном замке, предназначенном выдержать долгую осаду и атаки недоброжелателей. Теперь это был грациозный, изящный и величественный дом, но отдельные башенки и бойницы, кладка из серых камней, небольшой кусок полуразрушенной стены (который не стали сносить нарочно) напоминали о его прошлом. Интерьеры соответствовали последним веяниям: мебель из темного дерева, мягкие пышные ковры, ниспадающие грациозными складками шторы из плотной тафты, причудливый цветочный рисунок на насыщенно-бордовой или густо-сапфировой обивке стульев и кресел – все источало благополучие и комфорт. Его сиятельство провел нас с госпожой Маус по всему зданию. Мы побывали в большой столовой, нескольких гостиных, заглянули в библиотеку и вышли из бальной залы на просторный балкон, с которого открывался изумительный вид на заснеженные просторы имения. Лорд Элмер был настолько любезен, что показал мне даже свой кабинет и гостевые комнаты, чтобы я могла оценить разнообразие и элегантность обстановки. Мы лишь не стали спускаться в помещения для слуг (это было бы неуместно) и не поднимались на самый верх: его милость сказал, там все равно ничего интересного.

   - А что там?

   - О, ничего особенного. Всякий хлам, который скопился во время ремонта. Все руки не доходят разобраться.

   Завершив экскурсию, лорд Элмер удалился в кабинет, дабы заняться делами, а я решила прогуляться. Пожалев госпожу Маус, я сказала, что ей не обязательно меня сопровождать: на улице было холодно, а старушка сильно мерзла. Так что моя компаньонка уселась вязать у камина, а я оделась потеплее и вышла на улицу.

   Стоял морозный солнечный день, и, стоило мне покинуть полумрак холла, глаза заслезились от солнца и искрящегося снега. Деревья стояли в инее, и причудливый узор ветвей ярко выделялся на ослепительно голубом небе. Я не удержалась и рассмеялась от восторга. В городе, где я родилась и выросла, большую часть времени неба было не видно из-за смога, а только что выпавший снег через полчаса превращался в грязную жижу. Здесь же во всем своем великолепии царила сказочная зима – такая, о которой я читала или знала по картинкам, но сама никогда не видела.

   Наконец мне выпала возможность воочию оценить красоту одного из самых элегантных имений Фейленда. Грейсфилд-парк был в изобилии снабжен всеми атрибутами, присущими этому роду владений, как то: прудами, ручьями, грациозными мостиками и изящными беседками, садами и парками, искусственными гротами и пышными цветниками. Правда, сейчас всю эту роскошь скрывал снег, но у меня был достаточно наметанный глаз, чтобы представить, как все это должно выглядеть летом. Не то чтобы я видела много фамильных поместий – ни в одном из них я вообще не была. Но в «Журнале джентльмена» регулярно публиковали описания владений знатных и состоятельных господ, с красочными иллюстрациями и подробными описаниями, и я неизменно прочитывала их от корки до корки. Дома остался пухлый альбом с вырезками; я собирала эти картинки, воображая, что в один прекрасный день стану хозяйкой одного из таких имений, и представляя себе, каким бы мог быть хозяин каждого из них. (В журнале также имелась рубрика, посвященная помолвкам и свадьбам, которую барышни называли «полосой скорби» (ибо они хоронили надежды на нескольких перспективных холостяков разом), но ее я, разумеется, хранить не стала бы.)

   Я медленно брела по расчищенным дорожкам, наслаждаясь прекрасной погодой и свежим воздухом. Через некоторое время, после того, как первый восторг прошел, мне стало казаться, что за мной наблюдают. Я повернулась к зданию и внимательно поглядела на окна: нет, штора не шелохнулась ни в одном из них. Окна верхнего этажа тоже были пусты и безжизненны. Пожав плечами, я пошла дальше, но странное чувство не оставляло меня. Где-то на краю зрения мне мерещилась чья-то фигура или тень; но, стоило мне посмотреть в ту сторону, и она исчезала. Я оглянулась несколько раз и всякий раз убеждалась: кроме меня, в парке никого не было.

***

К ужину я переоделась в темно-голубое платье, отделанное черными бархатными ленточками, несколько более открытое, чем дневное, и украсила прическу шелковым цветком в тон. Ужин подавали в большой столовой. На длинном столе, покрытом белоснежной скатертью, вздымались серебряные канделябры; огоньки свечей отражались в серебре и хрустальных бокалах. Тарелки и блюда из белоснежного фарфора были такие тонкие, что есть из них было страшно – казалось, вот-вот сломаются. На самом деле опасаться, конечно, нечего: самый дорогой, «костяной» фарфор невероятно прочен. Мне хотелось взять тарелку в руки и поближе рассмотреть ее – чего я, конечно, делать не стала. Но не любоваться не могла. Какое совершенство!.. И еда была под стать: нежнейшая ягнятина в мятном соусе, салат из спаржи и фенхеля, пикантный козий сыр с медом – и, разумеется, превосходное вино. Я его лишь попробовала, а все остальное время пила воду – мне нужна свежая голова.

   После ужина мы перешли в гостиную, в которой у пылающего камина стояли три кресла, а на маленьком столике красовалась бутылка крепленого вина и три бокала. Лорд Элмер отпустил прислугу и налил нам напиток сам. С удовольствием пригубив сладенького, госпожа Маус, уютно устроившись в кресле, немедленно задремала.

   - Она так и будет за нами ходить? – спросил лорд Элмер, жестом предлагая мне сесть и сам опускаясь в кресло.

   Я покрасивее расправила юбки и приняла у него бокал.

   - Она моя компаньонка. Это ее работа.

   - Я полагал, весь смысл посредничества госпожи Перегрин в том, чтобы получить возможность… пообщаться без посредников.

   - Она премилая старушка, - сказала я. – Взгляните, как сладко она спит.

   - И мы должны шептать, чтобы не разбудить ее?

   Я улыбнулась уголком рта.

   - Не думаю. Слух у нее уже не тот, даже когда она бодрствует. А сейчас… Ваше превосходное вино, тепло от камина… Ее сморило на славу. Честно говоря, обстановка такая располагающая, что как бы мне самой не задремать.

   - Мое общество наводит на вас скуку? – осведомился лорд Элмер, пронзая меня взглядом и отпивая вина.

   Я сделала глоток и поставила бокал на столик.

   - Оно меня пьянит, ваша милость, - взмахнув ресницами и на мгновение встретившись с ним взглядом, ответила я.

   Некоторое время лорд Элмер задумчиво созерцал меня поверх бокала, затем тоже поставил его.

   - Что привело вас в Грейсфилд-парк, барышня Бланш? Охота за состоянием?

   - А как вы думаете, лорд Элмер?

   - Вряд ли вы заочно влюбились в меня.

   Еще как влюбилась. В твои деньги.

   - Сколько вам лет? – бесцеремонно спросил он. – Двадцать пять? Двадцать шесть? Вы уже не так юны, чтобы питать романтические иллюзии… или чересчур придирчиво выбирать претендентов. Уверен, вы готовы вцепиться в меня обеими лапками и для верности выпустить коготки.

   Я подавила прилив раздражения.

   - Брак совершается по обоюдному согласию сторон, - ответила я. – По крайней мере, в нашем случае. Вас никто не может заставить жениться на мне, и уж определенно вы пригласили меня по собственной воле. Что заставило вас сделать это, лорд Элмер? Как вы столь проницательно заметили, я уже не юна. У меня нет ни связей, ни состояния, в то время как у вас, я уверена, широкий выбор потенциальных невест из лучших семей Фейленда. Почему же вы прибегли к услугам госпожи Перегрин?

   - Позвольте мне немного просветить вас на тему браков, о которых вы говорите, - сказал лорд Элмер. – По всей видимости, вы мало о них знаете, а также до сих пор не дали себе труда как следует поразмыслить обо мне. Ибо в ином случае, даже при тех скудных сведениях, что у вас имеются, вы могли бы догадаться самостоятельно и сделать соответствующие выводы. Да, я мог бы жениться на ком-то помоложе и побогаче вас. Но в подобных браках женятся не на женщине, а на семье. Впридачу к связям (в которых я не нуждаюсь) и приданому (которое мне также не требуется) вы получаете необходимость общаться и быть любезным с целой кучей родственников, а если кто-то из них знатен и влиятелен – еще и угождать им. А случись какие нелады с супругой, она тут же побежит жаловаться родне, после чего та налетит на супруга и начнет трепать его, точно утка майского жука. У меня нет на это ни времени, ни терпения, барышня Бланш. В вашем же случае я от души надеюсь (если мы поладим), что ваших родственников буду видеть как можно реже. И уж определенно они не станут указывать мне, как обращаться с моей женой. Могу я на это рассчитывать?

   Я подумала о родителях, сестре… Не то чтобы я была к ним сильно привязана или мы были особенно близки… Я, собственно, не задумывалась о том, насколько связи с моей родной семьей будут тесными после того, как я выйду замуж. И уж точно не приходило в голову, что я должна буду отказаться от них. Большую часть моей жизни я их стыдилась и жаждала образа жизни как можно менее похожего на наш. Я хотела изменить судьбу, обрести свою жизнь, совершенно другую. Не подразумевало ли это если не разрыв, то почти полное отдаление, как нечто само собой разумеющееся?.. Вероятно. Эта мысль неприятно царапнула, но я отогнала ее.

   - Безусловно, – сказала я. – Вы позволите задать вопрос?

   - Будьте любезны, - лорд Элмер поудобнее уселся в кресле и отпил еще вина.

   - Почему вы не женились до сих пор? Я не имею в виду, что тридцать шесть такой уж солидный возраст, однако… Если, разумеется, вы готовы поделиться со мной.

   - Готов, отчего же, - сказал его милость. – Это не секрет. Я был юн, когда мне досталось огромное состояние, и потратил несколько лет, старательно транжиря его на путешествия, игры и женщин. В двадцать семь, оставшись практически без гроша, я опомнился, взялся за ум и с тех пор вернул все, что было, и десятикратно приумножил. Оказалось, что делать деньги… интересно. И это отличает меня от большинства джентльменов моего положения, которые, как правило, презирают подобного рода «низкие» увлечения, предпочитая вращаться в кругу себе подобных и не иметь ничего общего с грязным миром алчных дельцов. Ну а я не имею ничего против. Словом, много лет я был слишком занят, чтобы думать о женитьбе, но вот теперь настал момент, когда я готов к этому. Я хочу семью и наследника, почему нет. Кстати, - он окинул меня взглядом, - надеюсь, в этом смысле вы здоровы? Как удобен обычай некоторых диких племен, когда выбирать невесту можно уже после того, как она родила ребенка, - с сожалением сказал он. – Так уж точно можно знать, что она плодовита.

   - У меня не было возможности проверить это, ваша милость, - сдержанно ответила я. – Как вам, я надеюсь, известно. Однако наш семейный врач утверждает, что я полностью здорова.

   О чем я говорю с мужчиной! Поверить не могу! Нет, у него точно никаких понятий о приличиях. Теперь я понимаю, почему все его помолвки заканчивались ничем. Обсуждаем меня, как какую-то… скотину. Может, он еще и зубы мне проверит, как лошади?

   - Это хорошо, - одобрительно сказал лорд Элмер. – Я ответил на ваш вопрос, госпожа Киттен?

   - Да, я все поняла. Благодарю, ваша милость.

   - Вам-то до сих пор не везло, а? – сказал он. – Что, не попалось подходящей партии?

   - Они меня не устроили, - сузив глаза, ответила я. – У меня высокие требования. И я предпочитаю оставаться им верной, нежели соглашаться на суррогат.

   - Очевидно, под этим подразумевался комплимент, - одним махом осушая бокал и наливая себе еще, сказал его милость. – Будем считать, он удался. Что ж, госпожа Киттен. Поскольку цели наши нам обоим известны и нет смысла ходить вокруг да около, а также потому, что мы заключили пари, а я в настроении быть добрым, я расскажу вам, чего я жду от своей будущей жены, чтобы вы могли еще раз подумать и, если что, отказаться, дабы не тратить ни свое время, ни мое.

   Всем своим видом я дала понять, что внимательнейшим образом слушаю.

   - У меня тоже высокие требования, - сказал лорд Элмер. – Мне нужна удобная жена, барышня Бланш. Я хочу, чтобы она развлекала меня, ибо мне бывает скучно, и становилась незаметной во всех остальных случаях, а также без подсказок могла отличать одну ситуацию от другой. Мне нужно, чтобы она была смирной и послушной, но интересной. Пылкой и целомудренной – и если вы не знаете, что означает это сочетание, я готов вам разъяснить. Мне не нужно, чтобы она лезла в мои дела и пыталась быть мне «товарищем». Мне не нужно, чтобы она перечила мне и высказывала свою точку зрения на вещи, о которых не имеет ни малейшего представления, а также в любых случаях, когда ее об этом не просят. Она должна быть нарядной, красивой, покорной и страстной тенью. Я жду, что суждения и характер, если они у нее вообще имеются, она уничтожит вовсе или уберет так далеко, что я не буду иметь о них ни малейшего представления. Я могу поиграть в любовь, барышня Бланш – и это, возможно, даже будет интересно. Но у меня нет ни малейшего желания вовлекаться в бессмысленные сантименты. От всей души надеюсь, что вы поняли меня.

   - Поняла, ваша милость.

   - Я говорю это, потому что я добр. Что бы там обо мне ни говорили. - сказал лорд Элмер, - И хочу дать вам возможность отступиться. Подумайте хорошо, барышня Бланш. Если вы не уверены, что вы та самая женщина, или что вы не сможете решить эту задачу… До завтрашнего утра у вас есть время принять решение. Можете уехать, если хотите. Обиды на вас держать я не стану и налагать какие-либо штрафы тоже не буду. Самое большее через три дня здесь будет другая невеста. Если же решите остаться… - его взгляд остановился на моих губах. – Помните о пари. Я привык получать все, что хочу. Желание, исполнения которого я потребую… может быть каким угодно.

ГЛАВА 3

«Бддыдыдыщ!» – раздался грохот.

   «Бряк-бряк, дзынь!» – отозвалось ему в ответ.

   «Хрусть», «бум», «шмяк» и «бабах» служили сопровождением и фоном.

   Я отложила книгу, которую читала в библиотеке, и поднялась на второй этаж посмотреть, что происходит.

   Шел пятый день моего пребывания в Грейсфилд-парке. Это было тихое, чинное поместье, где не происходит ничего непредвиденного. Прислуга у лорда Элмера, а в особенности у человека-горы Гоффера, ходила по струнке. За исключением одной горничной, некой Милли, у которой были красные глаза и такое выражение лица, будто на нее свалилась вся скорбь вселенной. Я такого не одобряю. Пусть ни дня не работала, считаю так: свои переживания оставь дома (или в помещении для слуг), а на работу выходи с улыбкой и не нагружай мир своими неприятностями, в нем и без того хватает проблем. В общем, если не считать Милли, штат у его милости был вышколенный, незаметный и исполнительный, и в имении царила тишь и благодать.

   Большую часть времени лорд Элмер посвящал делам: работал в своем кабинете или выезжал на несколько часов в город. К нему тоже приходили люди: юристы, деловые партнеры, а также подрядчики, участвовавшие в организации йольского бала, который его милость ежегодно устраивал у себя. Время от времени лорд Элмер выезжал верхом, а вечера мы обычно проводили вместе: ужинали и беседовали у камина в присутствии дремлющей госпожи Маус. Ничего из ряда вон выходящего за эти дни не случилось. Лорд Элмер больше не лез ко мне в постель, а беседы, в основном на общие темы, носили светский и благопристойный характер, за исключением одного случая, когда я попросила лорда Элмера больше не вторгаться ко мне в комнату без моего ведома. В особенности когда я там. И в особенности – когда переодеваюсь или сплю.

   - Еще чего, - ответил он. – Мой дом, куда хочу, туда вторгаюсь.

   Я ответила, что, пусть я и в гостях, это задевает мою честь и личные границы. Пусть я и обратилась за помощью к госпоже Перегрин, все же она сводня, а не хозяйка дома терпимости, а я – не продажная женщина, а приличная девица.

   - Ладно, - сказал лорд Элмер. – Со всех сторон меня прижали, не вздохнуть. Однако ничто не помешает мне подглядывать в замочную скважину.

   Да пожалуйста. Я ее воском залеплю.

   В остальном наши беседы оставались в рамках приличия. Говорил в основном его милость, я расспрашивала и слушала. О его путешествиях, увлечениях, о жизни высшего света. Когда бывал в настроении, он даже делился со мной забавными сплетнями. Памятуя о том, что женщина не должна лезть в дела, о его предприятиях я расспрашивала лишь в самых общих чертах, просто чтобы иметь некоторое представление.

   Словом, все катилось гладко до сегодняшнего дня, когда со второго этажа понеслись крики, шум и грохот.

   Поднявшись, я застала следующую картину. Из кабинета лорда Элмера один за другим со свистом вылетали лакеи. Шлепались о противоположную стену, стекали по ней, как желе, чтобы через пару секунд собраться и бодро кинуться собирать подносы и битую посуду, которая летела им вслед. Весь пол был усеян, заляпан и залит напитками и едой вперемешку с осколками тарелок и бокалов, ложками и вилками, а в кабинете бушевал лорд Элмер, ругаясь на чем свет стоит и швыряясь разными предметами. Я заглянула внутрь: по кабинету точно стадо слонов протопало вкупе с варварским войском. Пролитые чернила, сломанные стулья, сорванные занавески, снег из обрывков бумаги. Посреди всей этой разрухи хозяин Грейсфилд-парка именовал неких деловых партнеров самыми красочными эпитетами, какие только можно найти в непечатном лексиконе.

   - Пшел вон, болван! – заорал лорд Элмер на очередного лакея, который попытался проложить себе путь через горы перевернутой мебели с супницей на подносе. Слугу постигла участь остальных: через мгновение он уже стекал по стене, а еще через два – проворно подбирал осколки. Тут же суетились горничные с ведрами и тряпками.

   - Что происходит? – спросила я у свежего лакея, подоспевшего с едой.

   - Его милость гневаются, - шепотом ответил тот. – Такое каждый раз, когда важная сделка сорвется или партнер подведет. Он ведь еще и голодный. Поест – успокоится, только надо ж его сначала накормить! А он в такие моменты весь мир ненавидит.

   Словно в ответ на его слова, раздался звон очередной разбитой тарелки, за которой об стенку расплющился очередной слуга.

   Ну, хватит. Не могу больше этого видеть. Разве можно так обращаться с вещами! Тут же каждая тарелочка, каждый бокал – произведение искусства. А он с ними, как дикарь какой. Ну, не нужны тебе, мне отдай. Заберу с радостью и благодарностью. Нет, мы будем их колотить. Сердце кровью обливается.

   - Погоди-ка, - сказала я лакею с подносом. – Постой здесь. А вы, - обратилась я к двум другим, - быстренько принесите самую большую подушку, какая найдется в доме. И простыню. И приготовьте горячую ванну.

   Они мялись, опасливо поглядывая в сторону кабинета, и я рявкнула:

   - Подушка. Простыня. Ванна. Выполнять!

   А когда они взяли с места, бесстрашно вступила на место побоища.

   Ловко увернулась от просвистевшей над моей головой тарелки, пригнулась, когда за ней последовал увесистый том, обогнула перевернутое кресло и мелкой перебежкой достигла письменного стола. Здесь, поднырнув под локоть его милости как раз когда он занес руку, чтобы схватить очередной снаряд, выпрямилась прямо перед ним и шлепнула его по щеке.

   - Прекратите истерику, - звонко сказала я. – Взрослый мужчина, а ведете себя, как ребенок.

   Воцарилась мертвая тишина. Слуги присели; кому-то, похоже, придется постирать штаны. Лорд Элмер часто-часто заморгал, ошеломленный, а я, не давая ему опомниться, прикрикнула на слуг:

   - Ну, что скопились? Бешеного лорда не видели? А ну, все брысь. И принесите горячего шоколада и пончиков.

   - Это я – бешеный?.. – переспросил лорд Элмер тихим голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

   - Конечно, бешеный, – сказала я. – Разве можно оставаться спокойным, когда мир битком набит идиотами… Чего стоите? – обратилась я к слугам, которые так и застыли в дверях. – Сказала, несите пончики. И сахарной пудры побольше. И скройтесь уже! Что вам тут, цирк?

   - Пончиков, - повторил лорд Элмер, когда дверь закрылась.

   - В такие минуты нет ничего лучше горячих пончиков, - сказала я. – Мигом придете в себя. А теперь поведайте вашей барышне Бланш, кто вас так расстроил.

   - Чего? – переспросил лорд Элмер.

   - У вас должна быть веская причина, чтобы выйти из себя.

   - Это все поверенный Поппин… он…

   Дверь приоткрылась, и в кабинет впорхнула подушка, пущенная чьей-то меткой рукой. Вслед за ней влетела сложенная простыня. С видимым облегчением дверь захлопнулась.

   - Что он сделал? – спросила я, поднимая перевернутое кресло и пристраивая на нем подушку. Простыню свернула жгутом и сложила его пополам.

   - Кто?

   - Поверенный.

   - Прозевал важный пункт в договоре по сделке, которую я готовил год, - ответил лорд Элмер, дрожа от ярости. – Огромная сделка. Год неустанных трудов!.. – его голос сорвался.

   Я вложила простыню в руки лорда Элмера и подвела его милость к креслу. Показала на подушку:

   - Вот. Это Поппин. Накажите его.

   - Что?..

   - Ну, побейте. Выскажите ему все, что о нем думаете. Не жалейте сил.

   - Вы меня разыгрываете? – спросил его милость. – Хотите, чтобы я выставил себя дураком? Да я сейчас вас поколочу вместо этой подушки!

   - Это же не я вас подвела, - сказала я. – Это тупой Поппин. Вы беситесь и имеете на это полное право. Вам нужно выпустить пар. Но вы срываетесь на ни в чем не повинных ценных предметах. И людях. И поэтому легче вам не становится. Поппина, к сожалению, я вам сейчас сюда доставить не могу. Но вы должны выразить гнев по адресу. Пусть даже вам это кажется глупым. Вот тогда вам полегчает. Ну же, ваша милость. Не сдерживайтесь. Я же вижу, вам хочется его поколотить. Кроме нас, здесь никого нет. Дайте выход вашей ярости! Ну? Вот, видите – это Поппин. Тупая, наглая рожа…

   - Тупая, наглая рожа… - повторил лорд Элмер и поудобнее перехватил простыню.

   - Запорол все ваши труды.

   - Запорол все мои труды…

   - Коту под хвост! Год упорной работы! – заорала я.

   - А-а-а! – заорал в ответ лорд Элмер и принялся стегать подушку-Поппина, кроя ее/его распоследними словами. – Получи, непечатное слово! Умри, гаденыш! Год интриг и неустанных трудов! Состояние на подкупы!..

   К тому моменту, как его милость выдохся, подоспел горячий шоколад с пончиками. В дверь постучали; я забрала поднос и велела передать камердинеру, чтобы ждал наготове: скоро его милость придет принимать ванну.

   - Какая глупость, - отшвыривая простыню, пробормотал лорд Элмер, глядя на подушку, будто не понимал, что перед ним. Он взмок и раскраснелся, волосы растрепались, но дикий блеск в глазах угас. Из него будто воздух выпустили.

   Я расчистила на столе место и поставила на него поднос.

   - Садитесь сюда, ваша милость, - сказала я, подводя лорда Элмера к креслу за письменным столом, и сняла с блюда крышку. – Взгляните, какие дивные пышные пончики. Как чудесно пахнет горячий шоколад!

   - Я бы предпочел хороший глоток бренди, - пробурчал лорд Элмер.

   - День на дворе, - возразила я. – Кроме того, сейчас вы пойдете принимать ванну, а пить перед этим – не самая лучшая идея.

   - Кто сказал, что я пойду принимать ванну?

   - Я. А потом вы ляжете в постель и отдохнете. Постарайтесь поспать хотя бы час. Ну, что сидите? Откройте-ка рот.

   Я взяла пончик.

   - Ну? Ам!

   Лорд Элмер послушно откусил пончик и принялся жевать, глядя на меня. Сахарной пудры, как я и просила, не пожалели, и теперь у его милости было в ней пол-лица.

   - Вот, хорошо, - приговаривала я. – А теперь еще кусочек… Вот молодец. И запейте горячим шоколадом. Смотрите, здесь и шоколадная стружка, и корица… Повариха так старалась для вас!

   Когда он покончил с шоколадом и пончиками, я достала платок и принялась смахивать сахарную пудру. Лорд Элмер перехватил мое запястье и тихо спросил, глядя мне в глаза:

   - Что вы делаете?

   - У вас в сахарной пудре все лицо. Я ее убираю. А что?

   - Не стройте из себя дурочку, - рявкнул он. – Вы знаете, о чем я.

   - Как с вами непросто, ваша милость, - мягко высвобождая руку, сказала я. – Интересно, каково это, жить, во всем видя подвох?.. Отвечу так: если хорошо вам, хорошо мне и всем в этом доме.

   Лорд Элмер пообещал, что последует моему совету и примет ванну. Уходя, он обернулся и взглянул на меня, и в глазах я увидела некое новое выражение. Не знаю, что оно означало, но поняла главное: я наконец-то заставила его заметить меня.

   И (скажу, забегая вперед) кое-кому это очень не понравилось.

***

Слуги принялись устранять беспорядок: горничные мыли, подметали, собирали мусор, лакеи уносили сломанную мебель и возвращали разбросанные вещи на места. Где-то наверху погромыхивало, подобно отдаленным раскатам грома, но на это никто не обращал внимания. Я спросила у одного из лакеев, что это может быть. Он лишь плечами пожал: дому не первая сотня лет. Мало ли где что поскрипывает. За отсутствием другого объяснения мне пришлось удовлетвориться этим; и потом, если обитателей дома это не волнует, меня не должно беспокоить и подавно. Потом разберусь.

   Я спустилась на кухню, где призвала экономку и повариху. Я собиралась запечь гуся с пряным медовым соусом, и мне нужна была небольшая помощь, чтобы освоиться на кухне.

   - Будете готовить сами? – недоверчиво спросила экономка.

   - А что? – обернулась я. – Разве нельзя?

   - Разумеется, можно, - слегка растерянно ответила она. – Только… как-то это не принято. Мы же не хотим лишать работы госпожу Плюм?

   - Всего один раз, - сказала я. – Поверьте, госпожа Плюм, меньше всего я хочу нарушать порядок в вашем маленьком государстве.

   Повариху подкупила моя нехитрая лесть, и она вызвалась помочь мне с готовкой. Я засучила рукава, надела передник, и мы взялись за работу. Экономка Медоуз также присоединилась к нам, но менее охотно – скорее, потому что (я так думаю) хотела поближе присмотреться ко мне.

   - А вы ловкая, госпожа Киттен, - заметила она, когда мы отправили в печь птицу, обильно натертую пряностями и специями, и принялись за остальное. Я готовила соус, кухарка тушила овощи на гарнир, поварята бегали туда-сюда с мелкими поручениями, ну а экономка вносила свой вклад присутствием и разговорами. Очевидно, следила, не подмешаю ли я приворотного зелья в еду. – Сумели найти к его милости подход.

   В ее голосе явственно прозвучало неодобрение.

   - Это плохо? – помешивая мед в кастрюльке, спросила я.

   - В глубине души его милость не таков, каким кажется, - сказала экономка. – Вы знаете, почему он до сих пор не женился?

   - Полагаю, потому, что много работал, - ответила я. – Во всяком случае, так он мне сказал.

   - Когда хочет, он успевает все. Благодаря этой способности он сумел возродить и многократно приумножить почти погибшее состояние. Неужели такой человек, как он, один из самых завидных женихов Фейленда, не нашел бы времени заключить брак, если бы желал этого?

   Мне-то откуда знать.

   - Он может казаться бесчувственным, бессердечным, но его грозный неуязвимый облик – лишь видимость. Когда-то он пережил… предательство, которое сильно его ранило, и с тех пор избегает привязываться к людям. В частности – к женщинам. Не играйте с его сердцем, госпожа Киттен. Пусть я всего лишь экономка, но я не прощу, если вы причините ему боль.

   «Вот именно, всего лишь экономка», - подумала я и сделала себе заметку: немедленно после свадьбы уволить ее и всех прочих слуг, у которых есть привычка лезть не в свое дело.

   - Что же так повлияло на него? – спросила я, добавляя в соус горчицу.

   Экономка поджала губы.

   - Этого я не могу вам сказать.

   Объяснила бы я тебе, до чего это дурной тон – начав, не закончить. Ну, да ладно.

   - Я приехала сюда, рискуя своей репутацией, - сказала я, – и собираюсь выйти за его милость замуж. Это ли не доказательство чистоты моих намерений? Не кажется ли вам, что это мне следует быть осторожной?

   - Я лишь сказала то, что должна была сказать.

   За работой время пролетело незаметно. О том, что лорд Элмер проснулся, мы узнали от Милли, которая явилась на кухню с известием, что его милость требует чай. Кухарка все подготовила и отдала поднос горничной, а уже после того, как та ушла, заметила:

   - Вот бестолочь. Имбирное печенье забыла.

   - Я отнесу, - сказала я.

   У комнаты лорда Элмера я обнаружила, что дверь заперта. На стук долго не открывали; наконец на пороге показалась Милли – красная, растрепанная, без наколки – и в нарушение всех правил и приличий, ни слова не сказав, не поклонившись, уставилась на меня.

   - Печенье для его милости, - сказала я.

   Она кивнула, взяла блюдце и захлопнула дверь. Прямо перед моим носом! Вот и вторая кандидатка на выбывание. И в этом случае я даже не буду ждать свадьбы. Наглая, развратная тварь. Теперь понятно, чего она ходит с перекошенной физиономией.

   Лорд Элмер изволил спуститься лишь час спустя, лоснясь, как довольный кот.

   - Какой дивный день, ваша милость, - с лучезарной улыбкой сказала я. – Не окажете любезность составить мне компанию на прогулке?

***

Вокруг Грейсфилд-парка простирались поля, пустынные в это время года. Солнце клонилось к закату, окрасив небо сплошным золотом. На голубоватый снег ложились сизые тени деревьев, пока мы летели в санях, влекомых резвыми лошадьми. Щеки пощипывало от мороза, но под полостью, которой мы укрылись, было тепло.

   - Лучше б верхом прокатился, - проворчал лорд Элмер. – Что толку сидеть? Зачем мы так-то поехали?

   - Затем, что я плохая наездница, в отличие от вас, - ответила я. – А вы, по вашей доброте, согласились сопровождать меня. Надеюсь, в будущем я усовершенствую свои навыки и смогу выезжать вместе с вами. Если, конечно, на то будет ваше желание. И уж вовсе величайшим счастьем для меня было бы, если бы вы согласились научить меня.

   - Как вы сладкоречивы, - проговорил лорд Элмер. – Просто соловей.

   Он подвинулся ближе ко мне, его рука легла поверх моей. Я не сделала попытки ни отстраниться, ни убрать руку. Тогда он взял меня за подбородок и повернул к себе.

   - С радостью научу вас… - хрипло сказал он, - ездить верхом.

   - С нетерпением буду ждать этого, - тихо ответила я, - ваша милость.

   Он склонился ко мне; лицо его было совсем близко, губы неумолимо приближались к моим. В самый последний момент, когда они уже почти соприкасались, я отвернулась и прощебетала:

   - Взгляните, какая красота вокруг, ваша милость. Могу поспорить, за последние несколько лет вы ни разу не взглянули на небо, только чтобы им полюбоваться. Сколь прекрасна земля, которая принадлежит вам. Цените эти мгновения.

   Больше во время этой прогулки лорд Элмер не делал попыток флиртовать со мной. За ужином он обратил внимание на необычный вкус блюда и обратился к дворецкому:

   - Что это, Гоффер? Плюм освоила новый рецепт?

   - Это приготовила госпожа Киттен, ваша милость, - с поклоном ответил человек-гора.

    - Вот как, - его милость взглянул на меня с интересом. – И что же заставило вас встать к плите, барышня Бланш? Отныне это станет вашим постоянным занятием? Я должен уволить кухарку?

   - Я лишь хотела доставить вам удовольствие, ваша милость, - скромно опустив глаза, ответила я, - и ни в коем случае не имела в виду оскорбить талант вашей поварихи. А также желала показать, что, если настанут трудные времена, я смогу быть вам надежной подругой и выполнять, по крайней мере, такие обязанности.

   - Намекаете, что я могу разориться? – осведомился лорд Элмер, отправляя в рот очередной кусок. – Это я-то? Низко же вы цените мои деловые способности.

   Что за логика у этого человека! Подавив раздражение, я ответила как можно более кротко:

   - И в мыслях не было, ваша милость. Мне жаль, что мое скромное начинание, имевшее целью только лишь порадовать вас, навело вас на эти мысли.

   - Вы очень стараетесь понравиться, барышня Бланш. Смотрите не переусердствуйте. И впредь не делайте ничего, о чем вас не просят. По крайней мере, в этом доме. Здесь у каждого есть свои обязанности. Не стоит отнимать у слуг их хлеб.

   - Разумеется, ваша милость.

   После ужина в гостиной, как обычно, дожидалось крепленое вино. Госпожа Маус, отведав глоточек, через несколько мгновений сладко задремала. Его милость был не в духе: на все мои попытки завести разговор он отвечал резко и односложно, либо не отвечал вовсе, и смотрел куда угодно: на огонь в камине, в свой бокал – но только не на меня. Наконец мне это надоело; я поднялась и сказала, что устала и хочу спать.

   - Как вам будет угодно.

   Я разбудила госпожу Маус, проводила до ее спальни и пошла к себе. В коридоре было тихо и темно, поэтому, когда его милость, неизвестно откуда взявшийся, настиг меня и пригвоздил к стене, я вскрикнула от неожиданности. Он же навис надо мною, упираясь руками в стену, и вплотную приблизил свое лицо к моему.

   – Признаю, барышня Бланш, сегодня вы меня позабавили, – тихим низким голосом проговорил он. – Однако ваша выходка сошла вам с рук лишь потому, что вам удалось застать меня врасплох и пробудить любопытство. Признаю также, что ваш способ сработал – поздравляю, вы на верном пути. На этот раз вам удалось отвлечь и развлечь меня. Но лучше вам подкорректировать методы. Потому что если еще хоть раз вы повысите на меня голос; если еще хоть раз вы позволите себе обращаться со мной, как с ребенком, или возомните, что можете манипулировать мной… Даю слово, вы горько пожалеете о том дне, когда решили приехать сюда. Я могу казаться добрым, барышня Бланш… Я могу даже побыть им на какое-то время. Но я вам очень не советую пытаться играть со мной. Это вам дорого обойдется.

ГЛАВА 4

   Дом был пуст. Слуги отправились на открытие йольской ярмарки – кататься на каруселях, обжираться крендельками, пить глинтвейн и закупаться подарками со скидкой. Лорд Элмер отбыл туда же – ему, в качестве почетного гостя, предстояло разрезать ленточку и пожелать собравшимся счастливого торжества. У меня же имелись дела поважнее. Сославшись на головную боль, я осталась дома; у меня был план, и вот наконец представился случай осуществить его. Предварительную разведку я уже провела, вскользь задав пару наводящих вопросов одной из горничных; оставалось лишь засеять в готовую почву зерно.

   Запасные ключи от всех комнат хранились в комнате для старшей прислуги – дворецкого и экономки, которые уединившись в ней, вносили записи в расходные книги, распределяли жалованье, вели учет содержимому винных погребов и обстряпывали другие темные делишки. Уходя, экономка закрыла комнату, но меня выручили две шпильки, сыгравшие роль отмычек. Вооружившись связкой ключей, я спустилась в помещения для слуг.

   Здесь царили полумрак и тишина. Передо мной тянулся гулкий прохладный коридор с длинным рядом дверей по обе стороны. Где живет Милли, я понятия не имела, поэтому начала с первой комнаты. Как именно найду ее место, я пока не очень представляла. Оставалось надеяться на какие-нибудь особые приметы – скажем, приятные пустячки, которыми Милли, возможно, баловал лорд Элмер и какие не могли себе позволить люди простого сословия.

   Возможно, многие сказали бы, что я преувеличиваю – у какого джентльмена не было связи с прислугой?.. Это считается обычным делом, тем более для холостого мужчины. Но, во-первых, многие джентльмены все же предпочитают иметь дело с профессионалками и не наживать себе проблем, которые могут за собой повлечь шашни с горничной. Во-вторых, на кону стояло мое будущее, и мне нельзя было рисковать. Многие леди горько пожалели, недооценив порочность и коварство этих мнимых простушек. Не связанные условностями и правилами приличия, которые сковывают дам благородного класса, эти низкие существа пользуются своим положением, чтобы вызвать у джентльменов сочувствие, жалость, а затем и любовь. Наконец, просто соблазняют, а ведь известно, что, когда речь заходит о такого рода делах, джентльмены думают не головой, а совсем другими частями тела. Сколько раз случалось, что состоятельный, благородный человек, забыв честь, долг и приличия, вдруг женится на особе низкого происхождения! Да что далеко ходить за примерами: у всех в памяти еще свежа история лорда Порчестера. Новости о ней неделю держались на первых полосах газет. Гувернантка – как бишь ее, Джен? – особа, не примечательная ни внешностью, ни талантами, сумела так заморочить голову простодушному джентльмену, что он вздумал жениться на ней. К счастью, им вовремя помешали, однако задуматься стоило. И оставить ситуацию с лордом Элмером и Милли на волю случая я, имея в виду чужой печальный опыт, никак не могла.

   Но вот что интересно. Казалось бы, шумиха вокруг дела лорда Порчестера должна была бы заставить прочих наглых особ присмиреть. Не тут-то было! Эти нахалки мало того что не извлекли для себя урока. Одна за одной они принялись во всеуслышание заявлять о своих связях с благородными господами, объединяться по этому признаку в клубы и общественные движения и выходить на митинги и демонстрации, потрясая картонками с надписью «Я тоже, Джен!». По стране прокатилась волна семейных ссор; десятки жен перестали разговаривать со своими мужьями, и десятки джентльменов, изгнанные из семейных спален, были вынуждены ночевать на диванах.

   Вот, пожалуйста, что и требовалось доказать. Кипа вырезок из газет с историей лорда Порчестера и нарукавная повязка «Я тоже, Джен» в тумбочке. Ах, Милли, Милли. Надеюсь, ты усвоишь, что каждый из нас должен знать свое место. И если даже ты забылась на некоторое время (а в случае с лордом Элмером тебя можно понять), не стоит хлопать дверью перед носом у потенциальной супруги его милости. И прыгать к нему в постель среди бела дня. Не будь ты такой бесстыжей нахалкой, возможно, я бы поговорила с тобой по-хорошему.

***

За окном хлопьями валил снег. Белый свет наполнял огромный зал. Здесь воплотилось торжество зимы, куда более волшебной и живописной, чем она может быть на самом деле. Тонкие ноги оленей утопали в глубоких сугробах. На ветвях, склонившихся к земле, лежали пышные шапки снега. Тут и там вздымались величавые ели. В одном отдельно взятом помещении под крышей фамильного дома царствовал сказочный лес.

   Отовсюду на меня взирали десятки глаз мертвых животных.

   Я знала, что лорд Элмер – охотник, а также что он коллекционер. Однако мне не приходило в голову, что два этих понятия, сложившись вместе, в сумме дают «таксидермист». О, у лорда Элмера имелось превосходное собрание живописи, которому была посвящена отдельная галерея. Он разбирался в оттенках цвета и света, стилях и направлениях, а также знал, куда ветер дует, и владел несколькими полотнами начинающих мастеров, цена на которые через несколько лет должна была взлететь до небес.

   Однако истинной страстью его милости была охота и последующее увековечение трофеев. Олени, лисы, волки, кабаны, лоси, куропатки, зайцы, дикие утки – все эти жертвы меткости и охотничьего азарта лорда Элмера смотрели на нас сейчас каждый со своих мест в зимнем лесу. Была даже хорошенькая белочка – она сидела на толстой дубовой ветке рядом со своим дуплом.

   - Как вам? – спросил лорд Элмер. – Нравится?

   За завтраком я попросила его милость рассказать о своих увлечениях. У него оставалось около часа до встречи с управляющим, и это время он согласился посвятить мне. Мы мельком взглянули на картинную галерею (подробнее о каждом полотне лорд Элмер обещал рассказать позже), после чего показал мне свою гордость: зал, в точности воссоздающий атмосферу зимнего леса, где в застывшем бессмертии обретали свой вечный покой убитые им существа.

   - Это… восхитительно, ваша милость, - с трудом выговорила я. – Чучела выполнены превосходно.

   - На меня работает лучший мастер Фейленда, - гордо сообщил его милость.

   - Но из чего сделан снег?.. – я наклонилась, чтобы прикоснуться. На вид – точь-в-точь настоящий снег, мягкий, пышный. Если взять в руки, рассыпается хлопьями и снежинками. Но не тает. Я отряхнула руки – на них не осталось и следа.

   - Это редкий и дорогой материал, его изобрели недавно, - ответил лорд Элмер. – Во всем Фейленде такой только у меня и у королевской семьи, которая использует его для украшения залов на зимние праздники.

   - Поразительно, - сказала я. Не удавалось отделаться от ощущения, что животные наблюдают за мной. И что они вот-вот начнут двигаться. Вспорхнет со своего места рябчик; взметнув снежную пыль, вспугнутый заяц порскнет в кусты; за ним прокрадется лисица; навострит чуткие уши олень… – Они все… как живые. Должно быть, вы очень любите охоту, ваша милость.

   - Люблю, - отозвался он, приближаясь ко мне со спины, и встал ко мне вплотную. Его дыхание щекотало мне шею. – А вы?

   - Я… никогда не охотилась.

   - Я научу вас, - прошептал лорд Элмер, обхватывая меня за талию и прижимая к себе. Его губы прошлись по моей шее. – Ничто не может подарить таких ощущений. Азарт погони… Глаза слезятся от ветра – он свистит в ушах, остужает горячий лоб… Но вот, наконец, жертва загнана – выстрел, запах крови… Цель достигнута, но возбуждение еще бурлит в крови и гонит в погоню снова…

   У меня кружилась голова от сочетания картин, которые он описывал (я будто видела их вживую), жара, исходящего от его тела, губ, ласкающих мою кожу.

   - Восхитительно, - шептал лорд Элмер, еще крепче обнимая меня. Его ласки становились все настойчивее, поцелуи все жарче; покусывая мочку моего уха, одной рукой он продолжал крепко держать меня за талию, а другая легла на грудь и крепко стиснула…

   - Ах! – воскликнула я, угрем выскальзывая из его объятий. – Кстати, об охоте! Я кое-что вспомнила! Я читала кое-что интересное…. Чем очень хотела бы… - он потянулся, чтобы ухватить меня за платье, но я уже устремилась к дверям, – поделиться с вами. Уверена, вам понравится. Как раз накануне я об этом думала… Сейчас найду книгу и вернусь.

   Так себе предлог, но больше мне ничего не пришло в голову. Я скатилась по лестнице. Пробегая через холл, бросила взгляд на часы: до встречи с управляющим осталось минут двадцать. Потянуть время, только и всего – потом лорд Элмер займется делами, остынет и забудет обо мне. Мало на свете вещей менее возбуждающих, чем унылые колонки цифр.

   Захлопнув за собой дверь, я на несколько мгновений прислонилась к ней, чтобы отдышаться, и затем медленно побрела вдоль стеллажей. Найти что-то подходящее, хотя бы для вида, чтобы он не мог уличить меня в нежелании оставаться с ним наедине. Где-то я видела то ли энциклопедию редких животных, то ли альбом с рисунками…

   - Барышня Бланш! – дверь распахнулась, и в библиотеку быстрым шагом вошел его милость. – Мы не договорили!

   Я скрылась между стеллажами, где он вроде бы не должен был заметить меня, но он, как нарочно, именно сюда и направился.

    - Где же вы, барышня Бланш? – позвал его милость, преследуя меня на манер лисы.

   Я юркнула в узкий проход, намереваясь миновать следующий ряд и скрыться за большим шкафом, и уперлась во что-то твердое. А именно – в грудь человека в черном, который без всякого выражения смотрел на меня сверху вниз. Я приложила палец к губам – жест, всем понятный, – и предприняла попытку обогнуть его, но тупой незнакомец сделал шаг в ту же сторону.

   - Дайте пройти, - прошипела я.

   - Барышня Бланш! – раздалось совсем рядом. Слава Небесам, он все еще не видел меня.

   Я снова попыталась прошмыгнуть мимо незнакомца и была остановлена твердой рукой.

   - Вот она, ваша милость, - сказал человек и швырнул меня прямо в объятия его милости, который как раз появился в конце прохода.

   - Ага, - сказал лорд Элмер. – Благодарю, Вик.

   Ну, погоди у меня… Вик, кто бы ты ни был.

   Его милость ласково улыбнулся и взъерошил мне волосы.

   - Как мило. А вы шалунья! Не знал, что в игре «охотник – жертва» вы предпочитаете играть роль второй…

   - Кто это? – имея в виду человека в черном, спросила я.

   - О. Это… мой хранитель.

   - Телохранитель? – переспросила я.

   - И тела тоже, - согласился лорд Элмер. – Вещей. Секретов. Словом, всего, чего мне будет угодно. Познакомьтесь. Вик, это барышня Бланш. Барышня Бланш, это Вик.

   Вик отметился намеком на кивок, что, очевидно, должно было сойти за приветствие.

   - Рада знакомству, - сказала я, хотя это было далеко не так. – Не припоминаю, чтобы видела вас.

   - Да он все время был здесь, - сказал его милость. – Правда, что ли, не замечали?

   - Нет, - сказала я и еще раз посмотрела на неподвижно застывшего Вика. Смуглый, короткие темные волосы. На вид слегка за тридцать. Одет довольно невзрачно. В темно-серое, черное… Прямо нарочито невзрачно, сказала бы я. – Не замечала.

   - Да, это они умеют.

   - Что умеют? И кто это они?

   Пробили часы, отмечая десять утра. Наверху раздался грохот, как будто кто-то опрокинул всё.

   - Проклятые сквозняки, – сказал лорд Элмер.

ГЛАВА 5

   - Госпожа Медоуз, - сказала я. – У меня крайне деликатный вопрос, к которому я, право, даже не знаю, как подступиться.

   Было одиннадцать часов утра. Лорд Элмер принимал посетителей в своем кабинете. Я (в компании неизменно молчаливой и кроткой госпожи Маус) вышивала в гостиной, пронизанной солнечными лучами, куда и вызвала экономку для разговора.

   - Слушаю вас, госпожа Киттен. Уверяю, вы можете мне довериться. Я приложу все усилия, чтобы разрешить проблему.

   - Дело в том, что у меня пропало кольцо.

   - В самом деле?

   - Да. Всего три дня назад оно было в шкатулке. Сегодня я намеревалась надеть его и обнаружила, что оно исчезло.

   - Какое досадное происшествие, - сказала госпожа Медоуз. – Уверена, этому есть объяснение. Наверняка кольцо просто упало и закатилось куда-то…

   - Разумеется, это первое, о чем я подумала, - сказала я. – Я проверила все карманы и обыскала всю комнату, надеясь на то, что просто забыла, куда переложила кольцо. Но поиски были тщетны. И, кроме того, я совершенно точно помню, что на самом деле кольцо не доставала. Право, больше всего мне хотелось бы избежать этого разговора, но… Ведь если бы горничные, убираясь, заметили кольцо, они сказали бы об этом, верно? Или положили на видное место?

   - Да, разумеется, - проговорила экономка.

   - Дорогая госпожа Медоуз, - самым задушевным тоном из всех, какими владела, проговорила я. – Я всего лишь гостья в этом доме. И меньше всего хотела бы поднимать шум и кого-то обвинять. Если бы мы могли самым деликатным образом, не тревожа господина Гоффера или, упаси Небеса, его милость, проверить…

   - Убеждена, это просто недоразумение, госпожа Киттен, и кольцо найдется. У нас нет новых горничных – все, что работают здесь, служат его милости много лет, и за все это время ни разу…

   - Давайте все же проверим, - сладко сказала я. – Для всеобщего спокойствия. Как я уже сказала, я меньше всего хочу беспочвенных обвинений. Убедимся, что все это лишь моя рассеянность, и покончим с этим. Приближается Йоль. Разве все мы не хотим встретить этот праздник с самой чистой совестью и самыми светлыми чувствами?

   - Разумеется, госпожа Киттен, - ответила экономка. – Я тотчас же допрошу горничных.

   - Я пойду с вами, - я резво вскочила с места, отложив вышивание в сторону.

   - О, что вы, госпожа Киттен! – запротестовала Медоуз. – Уверяю, нет никакой необходимости...

   - Конечно же, есть! Я должна лично извиниться перед девушками за то, что причиняю им беспокойство. Ведь они трудятся от рассвета до заката, у них столько работы, а тут еще я со своими глупыми потерями… Наверняка одна из них уже нашла кольцо и просто из-за занятости забыла сообщить об этом!

   Мы спустились в помещения для слуг. По дороге экономка велела лакею привести Милли, Эбби и Бет. Первые две занимались уборкой, третью ко мне приставили в качестве личной горничной. Также экономка, поколебавшись, решилась пригласить и дворецкого Гоффера: обвинение в воровстве – дело серьезное, и тут было не обойтись без строгого беспристрастного свидетеля и высшего руководства в одном лице. До их прихода комнаты не открывали.

   - Можно еще проверить вещи девушки, что чистит камины, – пока мы дожидались, услужливо подсказала я.

   - Непременно, госпожа Киттен, - само воплощение терпения, ответствовала госпожа Медоуз. Не сомневаюсь, про себя она от души желала мне провалиться в тартарары.

   Явились горничные и выстроились перед экономкой, потупив глаза. Вслед за ними причалил дворецкий.

   - Что произошло, госпожа Медоуз? – голосом-трубой вопросил он. – В данный момент я должен обслуживать гостей его милости. Что такого случилось, что я вынужден был оставить вместо себя простого лакея?

   Лорд Элмер принимал у себя важных визитеров из столицы – деловых партнеров, надо полагать.

   - Прошу прощения, господин Гоффер, - ответила экономка. – Боюсь, у нас чрезвычайная ситуация, требующая вашего присутствия. Видите ли, госпожа Киттен утверждает, что потеряла кольцо…

   - Что значит «утверждает»? – вскинулась я. – Я действительно его потеряла!

   - Разумеется. Также госпожа Киттен утверждает…

   Я метнула в ее сторону огненный взгляд, и экономка поправилась:

   - Также госпожа Киттен не обнаружила в своих вещах кольца, из чего следует вероятность, что оно могло быть… украдено.

   - Это серьезное обвинение, госпожа Киттен, - сказал дворецкий. – Вы совершенно уверены в том, что…

   - Совершенно уверена, - теряя терпение, ответила я. – Если девушки невиновны, обыск лишь докажет мою рассеянность, вот и все. Давайте поскорее покончим с этим.

   - Это действительно серьезное дело, госпожа Медоуз, - сказал дворецкий. – Надеюсь, мы сможем разобраться без ведома лорда Элмера… У его милости сейчас и без того хватает забот.

   Он велел позвать старшую горничную, Глэдис, работавшую в поместье дольше всех. В помощницы Глэдис взяла еще одну девушку, и они принялись обшаривать вещи трех служанок, бывавших в моей комнате, начав с вещей Бет. Все трое в это время вместе с нами стояли в коридоре, а экономка и дворецкий наблюдали за процессом.

   У Бет ничего не обнаружили и перешли к спальне Эбби и Милли. Надо было видеть взгляд этой последней, когда в руках Глэдис оказался ворох газетных вырезок про лорда Порчестера и Джен. А также – взгляды экономки Медоуз и дворецкого Гоффера.

   - Ты как-то связана с этим, Милли? – в ужасе спросила экономка. – Отвечай!

   На бедняжке Милли не было лица.

   Ящики вынули из тумбочек, вытряхнули и перебрали их содержимое. Заглянули под матрасы, потрясли подушки и одеяла. Отодвинули кровати и шкафы и проверили углы. Перебрали постельное белье в комоде. Наконец (дворецкий деликатно отлучился) экономка лично и тщательнейшим образом (я следила) обыскала всех троих горничных.

   - Кольца нет, госпожа Киттен, - доложила она мне. – Боюсь…

   - Постельное бельишко проверьте, - предложила я.

   - Ну, если вы настаиваете, - пожала плечами экономка.

   На ее лице читалась досада. В доме во всякий день полно работы. Прислуга трудится от зари до зари, а тут я со своими колечками. По знаку экономки Глэдис принялась снимать наволочки с подушек, пододеяльники с одеял и простыни с матрасов.

   Бряк.

   - Ой, что это, - указывая пальцем, сказала я.

   Госпожа Медоуз наклонилась и подняла… да-да, серебряное колечко с янтарем.

   - Ах! Это оно! Слава Небесам, нашлось! Его подарила мне бабушка! Не представляю, что бы я делала, лишившись его!

   - Чья это постель? – игнорируя мои восторги, спросила госпожа Медоуз у Глэдис.

   - Милли, - ответила та.

   Экономка и дворецкий переглянулись.

   - Что ж… - проговорила госпожа Медоуз. – Вы свидетель, господин Гоффер. Кольцо нашли при вас. Полагаю, что…

   Милли тряслась, как в лихорадке, зубы выбивали дробь. Ее хорошенькое темноглазое личико скривилось, точно она съела лимон.

   - Нет! – сдавленно выкрикнула она. – Я не брала его! Клянусь, не брала! Я… я не знаю, как это вышло… Госпожа Медоуз!

   Ломая руки, она бросилась на колени перед экономкой.

   - Это неправда, госпожа Медоуз! Я никогда не прикасалась к нему! Я его даже не видела!

   - Сейчас же встань! Что ты делаешь, Милли! Как же оно оказалось в наволочке твоей подушки?

   - Не знаю, - разрыдалась Милли. – Клянусь, я понятия не имею…

   - Милли, мне очень жаль, - твердо сказала экономка. – Но я вынуждена рассчитать тебя. И скажи спасибо, что я не стану привлекать стражу. Только потому, что его милость не любит, когда эти господа шастают по его дому…

   - Нет! – вскрикнула Милли.

   Внезапно она сорвалась с места, и мы – я, госпожа Медоуз и дворецкий – вынуждены были последовать за ней. Летя по лестницам и коридорам, горничная развила приличную скорость. Я отставала на полшага, но у меня из-за тесного корсета быстро начало покалывать в боку. Отмахивая грандиозными ногами размашистые шаги, со мной вровень на всех парусах летел дворецкий, а за ним на удивление споро поспешала экономка.

   Тем не менее мы не успели удержать прыткую горничную. У кабинета я ухватила ее за платье, но Милли рывком высвободилась, вломилась в двери и с размаху распростерлась на ковре. Мы с экономкой и Гоффером, тяжело дыша, вбежали вслед за нею.

   - Эт-то еще что такое? – грозно вопросил лорд Элмер. Внушительный и элегантный в темно-сапфировом костюме, он восседал за столом в кресле с высокой спинкой. Перед столом в мягких креслах расположились два джентльмена: один пожилой, второй помоложе. – Как вы смеете врываться …

   - Ваша милость! – возопила Милли. – Лорд Элмер! Молю о справедливости!

   Лорд Элмер насупил брови, в то время как экономка тщетно пыталась увести строптивую девицу, хватая ее за локоть и повторяя: «Какой позор, Милли! А ну сейчас же пойдем!» – и все в том же духе.

   - Я приношу свои глубочайшие извинения за вторжение, джентльмены, – перекрывая их голоса своим густым басом, говорил Гоффер.

   - Я не брала это кольцо! – кричала Милли. – Не брала! Умоляю, выслушайте меня, ваша милость!

   - Какая неприятность, - молвил тот господин, что постарше, неодобрительно глядя на всю эту кучу-малу.

   А молодой обратился к его милости:

   - Может быть, в самом деле стоит разобраться, Элмер? Девушка кажется очень расстроенной, - и он с нежностью поглядел на Милли, которая, невзирая на слезы и сопли, увы, не утратила миловидности.

   - Ну, что там у вас? – спросил лорд Элмер.

   Экономке наконец удалось заставить горничную встать. Гоффер же выступил вперед и кратко и с достоинством изложил суть дела.

   - Мы договорились решить вопрос, не привлекая стражу, ваша милость, - завершил он свой доклад. – Так сказать, по-домашнему.

   - Может быть, дело все же не такое уж ясное? – раздался некий новый голос, и откуда-то бесшумно материализовался Мерзкий Вик. Я так и не поняла: то ли он все время тут был, то ли вошел вслед за нами.

   - Что ты хочешь сказать? – спросил лорд Элмер.

   - Я видел, как третьего дня госпожа Киттен проникла в помещения для слуг, - сказал Вик. – Можем мы спросить ее, зачем она это сделала?

   - Врет, - сказала я.

   Но лорд Элмер, к моему глубочайшему – и очень неприятному – изумлению, прислушался к тому, что нес этот болван.

   - Зачем ему врать?

   - Понятия не имею. Может, он меня с кем-то путает. Я возмущена до глубины души.

   Взоры джентльменов обратились на меня, и, судя по всему, зрелище показалось им приятным.

   - Действительно, - сказал молодой джентльмен, чьи симпатии, видно, были непостоянны, как ветер. Теперь он готов был принять мою сторону. – Зачем такой приличной и элегантной молодой леди проникать в помещения для слуг? Кстати, кто она, лорд Элмер?

   - Моя гостья, - ответил он. – Лорд Букли, лорд Вонфенстер. Госпожа Киттен.

   Джентльмены запоздало поднялись с кресел и отвесили мне любезные поклоны. Я ответила тем же.

   - На вас было лимонно-желтое платье с оборочками, - не успокаивался Мерзкий Вик.

   - Не было на мне никакого платья, - ответила я, вызвав улыбки радости и удовольствия на лицах джентльменов, - потому что и меня там тоже не было.

   - Я не крала кольцо! – опять завопила Милли, про которую все на секундочку подзабыли. – Меня подставили!

   - И для чего же госпоже Киттен подставлять тебя? – спросил его милость.

   Милли метнула на меня яростный взор.

   - Может быть, она просто меня не любит?

   Нахалка!

   - Милли! – тут же одернула ее экономка Медоуз. Та умолкла, но продолжала пыхтеть, как еж, и метать на меня огненные взоры.

   - Так, все успокоились, - сказал лорд Элмер. – Джентльмены, прошу прощения… Гоффер проводит вас в гостиную и подаст напитки, пока мы тут разбираемся с этим… делом.

   - О, нет! – сказал молодой джентльмен, господин Букли. – Мне так интересно!

   - А я, пожалуй, соглашусь, - сказал пожилой. – Надеюсь, вы в самом скором времени разберетесь с этим, Элмер. Я вам сочувствую. Скандалы с прислугой – это очень неприятно.

   - Значит, ты утверждаешь, что госпожа Киттен спускалась в помещения для прислуги? – спросил Вика лорд Элмер, когда Вонфенстер ушел.

   - Да. Я видел ее.

   - И что она там делала?

   - Этого я не знаю. Я только заметил, как она спускалась по лестнице.

   - Почему ты не проследил за ней?

   - У меня не было таких распоряжений, - ответил Мерзкий Вик.

   - Теперь есть, - сказал его милость.

   Чтооо??!!

   И обратился ко мне:

   - Что вы там делали?

   - Ничего, - ответила я. – Потому что, повторяю, меня там не было.

   - А Вик говорит, что была.

   - Он просто меня не любит! – заявила я, цитируя Милли.

   Наши с Мерзким Виком взгляды скрестились, как клинки дуэлянтов. Мне даже почудился звон.

   - Сами посудите, ваша милость, - сказала я. – Ну для чего бы мне поднимать шум? В чем вы меня подозреваете? Я потеряла кольцо и сказала об этом экономке. Мне и в голову не могло прийти, что…

   - Я не брала кольцо! Я ни в чем не виновата! Клянусь, ваша милость! – голосила тем временем Милли.

   Мерзкий Вик же бубнил:

   - Я считаю, нужно проверить…

   - Всем молчать! – его милость ударил по столешнице, так что книги на ней подскочили, а все присутствующие умолкли и поджали хвосты. – Хватит! У меня от вас голова разболелась! Вик говорит, что барышня Бланш была в помещениях для прислуги, а она утверждает, что не была. Милли же клянется, что не брала кольцо.

   В глазах горничной загорелась надежда, и она с энтузиазмом закивала.

   - Однако, - продолжал лорд Элмер, - я обязан верить своей гостье и не могу обвинить леди во лжи. Поэтому вот вам мое решение.

   Все замерли. Воцарилась тишина. Было слышно только, как тикают часы. Даже лорд Букли завороженно уставился на лорда Элмера. Должна признать, в эту минуту, творя добро и неся в мир справедливость, его милость был исключительно хорош.

   - Постановляю, - с видом заправского судьи (только молоточка не хватало) объявил лорд Элмер. – Милли будет уволена с выплатой трехмесячного пособия.

   Горничная скорбно вскинулась, не веря своим ушам, однако не посмела ничего сказать.

   - Что же касается остальных. В моем доме должны царить мир, тишина и порядок. Если еще раз, еще когда-нибудь в моем присутствии повторится нечто подобное, уволены будут все виновные. Вам понятно?

   Гробовая тишина служила ему ответом.

   - Все свободны, - сказал лорд Элмер. – Разойтись.

   Он устало опустился в кресло. Экономка Медоуз попятилась к дверям, ухватив Милли за рукав и увлекая ее прочь из кабинета.

   Из Милли точно воздух выпустили. Она вся обмякла, плечи безвольно поникли.

   - Я тоже, Джен, - едва слышно, сквозь беззвучные слезы, проговорила она. Бросив на лорда Элмера последний мучительный взгляд, полный любви и отчаяния, она, сгорбившись и волоча ноги, последовала за экономкой.

   Я отвесила джентльменам легкий поклон и тоже направилась было к двери, но меня остановил голос его милости.

   - А вас, барышня Бланш, - прогремел он, – я попрошу остаться.

    - Я только что вспомнил, что мне нужно кое о чем переговорить с Вонфенстером, - подскочил с места деликатный лорд Букли. – Элмер, говорят, у вас в погребах восхитительный бренди… Я, пожалуй, присоединюсь к его милости в гостиной и отведаю рюмочку.

   - Будьте любезны, - сказал лорд Элмер. – Я еще раз прошу прощения за весь этот беспорядок. Присоединюсь к вам через минуту.

   Дверь за лордом Букли закрылась. В кабинете остались я, его милость и Мерзкий Вик.

   - Вы, - сообщил мне его милость, - возмутительница спокойствия.

   Я приосанилась и хранила гордое молчание.

   - Зачем вы подставили горничную?

   - Не собираюсь отвечать на подобные инсинуации, - с достоинством ответила я. Мои глаза наполнились слезами оскорбленной невинности. – Если ваша милость полагает, что…

   - Нахальная врушка, - сказал лорд Элмер, но как-то без особого пыла. Он усмехнулся. – Что ж, полагаю, теперь мне придется уделять вам больше внимания. Кто знает, что вы еще… сотворите. Однако! – он нахмурил брови и строго посмотрел на меня. – Усвойте: мир, тишина и порядок. Ясно вам?

   - Ясно, ясно, - согласилась я. – Мир, тишина и порядок отныне мой девиз.

   - Пройдоха, - еще раз обозвал меня его милость. Я скромно потупилась, чем вызвала улыбку на его лице. – Идемте, пообщаетесь с джентльменами. Они прямиком из столицы и могут поведать вам много интересного. Уверен, их общество доставит вам удовольствие.

   Вика он отпустил. Прежде, чем покинуть нас, хранитель (или кто он там) одарил меня взглядом, полным такого презрения, что удивляюсь, как я в ту же минуту не обратилась в соляной столп.

ГЛАВА 6

Внезапная головная боль – три раза.

   Приступ кашля – два раза.

   Внезапное сильнейшее недомогание, возможно, смертельное – один раз.

   «Ой, вспомнила про неотложное дело» – два раза.

   «Кажется, оставила в спальне зажженную свечу» – один раз.

   Попудрить носик – 2 раза.

   Кладовка – 1 раз.

   Своя комната – не вариант.

   Библиотека – не вариант.

   Кухня – не вариант.

   Зал мертвых животных – плохой вариант.

   !!!Получше изучить дом!!!

   Стоял погожий солнечный день, почти по-весеннему теплый. Гуляя по парку, я перебирала в уме список отговорок и укромных мест, которые уже задействовала, спасаясь от настойчивости лорда Элмера, и пыталась придумать новые. А также наслаждалась минутами покоя и одиночества, которые нечасто выпадали мне теперь. Ну, как одиночества – где-то неподалеку ошивался Мерзкий Вик, приставленный, как выразился его милость, «присматривать за мной для моего же блага». Я спросила, а как же опасность, совсем недавно угрожавшая жизни вашей милости, на что лорд Элмер сказал, что, пожалуй, главная из опасностей в Грейсфилд-парке на данный момент исходит от меня. Что было неприятно и обидно. Кто знает, сказал лорд Элмер, какие еще шаловливые мысли зародятся в вашей милой хорошенькой головке. Вам же лучше, чтобы кто-то приглядывал за вами, да и мне (сказал его милость) так будет спокойнее.

   Незримое общество Мерзкого Вика мне скоро надоело. Очень неуютно, знаете ли, осознавать, что кто-то постоянно за тобой «присматривает». Тем более он и впрямь был мастер оставаться незаметным. Ощущение, как будто где-то у плеча зудит невидимая оса, и ты никак не можешь ее отогнать. Конечно, это не то, что какой-нибудь человек-невидимка. Увидишь, если знаешь, что он рядом, и примерно представляешь, куда смотреть. Но все равно – раздражает.

   - Может, отзовете вашего пса? – как-то за игрой в шахматы сказала я лорду Элмеру. Нарочно так выразилась, и голос не стала понижать. Мерзкий Вик торчал за дверью, и я надеялась, что он услышит. Характер его обязанностей я так до конца и не поняла. Что за хранитель, что охраняет или хранит?.. Он часто присутствовал на деловых встречах лорда Элмера – находился в кабинете либо сторожил снаружи. Иногда сопровождал его милость в поездках (хотя чаще это делали другие люди в черно-сером), а порой уезжал по каким-то поручениям сам. Но в основном в последнее время он «опекал» меня, оставляя в покое в двух случаях: когда я закрывалась у себя или когда мы проводили время с лордом Элмером. Если же я выходила на прогулку или сидела с госпожой Маус в гостиной или библиотеке – назойливый Вик был тут как тут.

   - И чем же он вам мешает? – осведомился его милость, переставляя пешку. – Я вот не нарадуюсь. Молчаливый, надежный, незаметный… И чем вы ответите на это, моя дорогая возможно-что-невеста?

   Я подперла рукой подбородок и задумалась, глядя на доску. Играла я не очень хорошо, и тем не менее, в очередной раз обставляя меня, его милость радовался, как ребенок. Приходил в хорошее настроение, угощал меня шоколадно-мятными конфетками, сажал на колени, целовал в шейку и говорил, что я прелесть что такое. Если везло, то этим и ограничивался. Поистине это были славные и приятные минуты, и я частенько грезила о том, как мы таким же вот образом проводим наши супружеские вечера.

   - Что вы имели в виду, говоря «они»? – спросила я, отправляя ладью прямо в жаркие объятья коня его милости.

   - То есть?

   - Когда вы говорили про Вика, вы сказали «они». Как будто это он и еще кто-то.

   - А, - сказал лорд Элмер. – Вы опять проиграете, моя милая растяпа… Да. Вроде как в его жилах течет капля крови шеллеренов. Но это не точно.

   - Шеллерены?..

   Шестеренки в моей голове закрутились, одна зацепила другую... Да, слышала. Шеллерены («сладкоголосые»), малочисленный народ, уединенно живущий в горах на севере страны…

   - А они, в свою очередь (как говорят), возводят свой род к обитателям полых холмов*. И очень этим гордятся. Заносчивые твари, - сказал лорд Элмер. – У них тонкий слух и прекрасные голоса, они хороши в ближнем бою и прекрасно умеют быть незаметными. Поставляют воинов-телохранителей и музыкантов. Большинство из них либо то, либо другое, но случается, что и два в одном… Личная гвардия короля в основном из шеллеренов.

   ___

   * Дивный народ, сиды (прим. авт.).

   - И королева! – вспомнила я.

   Супруга его величества принадлежала к правящему шеллеренскому роду.

   - Именно, - сказал лорд Элмер. – Никому не говорите, а то меня казнят, но никогда не мог запомнить ее имени. Сельмарленвильдилирилеэна…. – медленно, по буквам выговорил он.

   - В общем, Леэна, - сказала я. – Вы тоже никому не говорите, а то и меня казнят.

   Мы оба фыркнули со смеху.

   - Напридумывают себе имена по двадцать слогов… Вот и Вик поэтому просто Вик, - сказал лорд Элмер. – Не то б язык сломал, его призывая. Надеюсь, он не обижается… В общем, очень удачно, что я нанял его. Цените, барышня Бланш. Если вашей жизни будет угрожать опасность, считайте, вам повезло, что он рядом.

   - Вы меня пугаете, ваша милость, - сказала я. – Почему это моей жизни должна угрожать опасность?

   - Вы рядом со мной. Я же сразу сказал вам: у меня есть основания остерегаться за свою жизнь. А раз вы здесь, это и вас касается.

   Я растрогалась. Он так мило заботится обо мне!

   - Могу я узнать, почему…

   - Сейчас я пытаюсь провернуть очень крупную сделку, - ответил лорд Элмер. – Купить участок земли, который принесет огромную прибыль в будущем. В борьбе за него уже пролилась кровь (фигурально выражаясь), и сейчас остались два претендента: я и один очень целеустремленный и влиятельный человек. Он не привык уступать и серьезно настроен выиграть торги. Даже если для этого придется в прямом смысле устранить препятствие в моем лице. В то время как я не намерен сдаваться.

   - Неужели какая-то там земля стоит вашей жизни? – спросила я.

   Лорд Элмер улыбнулся и ласково потрепал меня по подбородку.

   - Не «какая-то там», а очень ценная земля. Учитесь мыслить как богатая женщина, барышня Бланш. А то охотитесь за деньгами, а продолжаете думать, как беднячка.

   Я покраснела.

   - Невозможно добиться многого, если не рисковать. Вы знаете, сколько раз я подвергал свою жизнь опасности на пути к богатству?.. Если позволить робости и страху управлять собой, так всю жизнь и будешь прозябать в нищете и безвестности…

   Верно, подумала я, и с невольным уважением иначе взглянула на лорда Элмера. А ведь мы похожи… Мы оба рискуем ради того, чтобы жить хорошо. Я – репутацией, он – безопасностью…

   - Видите, - сказал он, внимательно наблюдая за моим лицом. – Вы меня понимаете. Но не бойтесь, барышня Бланш. Как я сказал, мне не впервой, и я, разумеется, принял меры. Торги состоятся вскоре после Йоля. Осталось недолго. И если я выиграю, то покорю очередную вершину. А это ни с чем не сравнимое ощущение, которое стоит всего, что ради него пришлось пережить.

   В общем, насчет Вика мы так и не договорились. Поэтому я решила зайти напрямую.

   - Эй! Как тебя! – высматривая его среди деревьев, позвала я. – Вик!

   Мгновение спустя он материализовался на шаг позади.

   - Ох, - я приложила руку к груди. – Напугал.

   Он продолжал выжидательно стоять рядом.

   - Послушай-ка, Вик, - вкрадчиво сказала я. – Уверена, тебе все это тоже не доставляет удовольствия. Одно дело, охранять лорда Элмера, с которым каждую минуту происходит столько интересных вещей (и которого, кстати, есть смысл охранять!). И совсем другое – маячить возле меня, невинной, безобидной барышни, которая зла в жизни не делала и которая никому не нужна. Наверняка ты помираешь со скуки.

   Молчание и непроницаемое лицо.

   - Отвяжись от меня, а? – попросила я. – Придумай что-нибудь, поговори с лордом Элмером. Ну сил же никаких, когда ты постоянно рядом торчишь. Чувствую себя, будто я голая. А может, ты и в спальне меня преследуешь, негодник?..

   Нет ответа.

   - Ну, Вик, пожалуйста! А я тебя отблагодарю!

   - Как? – наконец соизволил он разомкнуть уста. Я приободрилась.

   - Не знаю! Скажи, что тебе нужно. Обещаю, все, что смогу, сделаю. Подарок тебе хороший на Йоль подарю. Или, - я подмигнула, - с хорошей девушкой познакомлю. А то ты все один да один.

   Некоторое время он смотрел на меня, а потом выдал:

   - Я подчиняюсь только приказам лорда Элмера.

   Поразительно, сколько пренебрежения можно вложить в самую, казалось бы, нейтральную фразу и совершенно не меняясь в лице. И ведь так с самого начала, вдруг осенило меня. Не то что он вдруг запрезирал меня за что-то. Такое чувство, будто я с самого начала ему не нравилась просто так. Я разозлилась.

   - Может, объяснишь, чем я тебе не угодила?

   - Не знаю, о чем вы, - ответил Вик.

   Действительно. Недолюбливают и презирают людей, а я для него вроде мебели. Ну, или чашки, подушки. В общем, нечто неодушевленное.

   - Очень даже знаешь. Смотришь на меня, как на вещь. Весьма, доложу тебе, неприятно.

   - Прошу прощения, - сказал Вик. - Не знал, что должен смотреть на вас как-то еще, если вы сами на себя так смотрите.

   - Объяснись, будь любезен.

   - Раз вы себя продаете…

   Моя рука сама собой взметнулась вверх, и я ударила его по щеке. Вернее, ударила бы, если бы он не сбил ее на лету, как муху.

   - Ты смеешь равнять меня с…

   - Продажными женщинами? Нет. Они не лишены чувства собственного достоинства, поскольку честно признают, кто они есть.

   - То есть для тебя я хуже проститутки?!

   - Мое отношение не имеет значения. Я просто делаю свою работу.

   - Тогда делай ее с другим выражением лица. Иначе я пожалуюсь лорду Элмеру, и он тебя выгонит.

   - Жалуйтесь, - сказал Вик. – Это ваше право.

   Не знаю почему, но его слова насчет продажности задели меня.

   - Поверить не могу, что выслушиваю такое от… от… Да кто ты такой, чтобы читать мне мораль?

   - Вы спросили – я ответил. Что именно вас возмущает в моих словах?

   Я невольно задумалась, хотя и кипела от злости. Действительно, если в них ни капли правды, о чем я беспокоюсь. Какая разница, кто что болтает.

   «Продаю себя», видите ли… Даже если так, то что?

   - Тебя послушать, все женщины Фейленда продажны. А что нам еще остается? Покажи мне хоть одну женщину, которая не ищет выгодного брака.

   - Благоразумие и алчность – не одно и то же.

   - И в чем разница?

   - Если ради денег вы игнорируете все человеческое, что в вас есть, значит, относитесь к себе как к вещи – и, следовательно, продаете себя.

   - Ну и что? Все так делают. Причем не только женщины. Брак это сделка. Его заключают ради денег, выгоды, связей и прочего. А уж любовь дело десятое. Если вообще играет роль.

   - Я вас удивлю. Некоторые женятся по взаимной склонности.

   - Ну и помирают в нищете. А я не буду. И вообще, кто ты такой, чтобы меня осуждать? Лорд Элмер не возражает, и это все, что тебе следует знать. Будь добр, умерь свое праведное негодование и не смей выказывать мне его. Не то вылетишь отсюда вслед за горничной, это я тебе обещаю.

   Короткий взгляд Вика красноречиво сообщил мне все, что он обо мне думает.

   - Не тебе судить, как мне жить, - остывая, пробормотала я. Почему-то от всех этих споров я ужасно устала. – Что плохого в том, чтобы хотеть хорошо выйти замуж?..

   - Ничего, - ответил Вик. – Мне просто не нравится лицемерие.

   - И в чем же я лицемерю?

   - В том, что смотрите и на себя, и на будущего мужа как на товар. А ожидаете, что к вам будут относиться, как к человеку.

   - Ну и плевать, - сказала я. – Если даже оно и так. Продажная, значит? Ну и пусть. Думай, что хочешь. Еще не хватало слушать всяких там… Ты понятия не имеешь, через что я прошла. Может, живи я иначе, я бы тоже лелеяла романтические иллюзии и довольствовалась малым. Но только большие деньги могут служить надежной защитой. Это уж я крепко усвоила.

   - Ну и что вы будете со всеми этими деньгами делать?

   - Куплю платьев.

   Судя по его лицу, ничего другого он от меня и не ждал. Я упрямо повторила:

   - Да! Много, много шелковых платьев! И украшений! И перчаток, и сумочек, и туфель! Буду хорошо одеваться, вкусно есть, спать на хорошей постели. И не успокоюсь, пока мне все это не надоест.

   - А потом?

   - А потом куплю поместье.

   - Еще одно? Зачем?

   - Устрою там приют для бездомных животных.

   - Что?! – он, до того слушавший вполуха, повернулся и изумленно воззрился на меня. – Приют для животных?..

   - Да, приют для животных, - сказала я. – Назову его… Дом с фонарем. Или как-нибудь так. На свет этого фонаря сможет прийти любой бездомный кот или пес. Для всех кошек найдется еда и место у камина. И для каждой собаки – полная миска и уютная конура.

   - Животные на запах приходят. А не на свет.

   - Знаю. Но фонарь будет. Я так хочу.

   - Но почему животные? – спросил Вик. – Почему не приют для детей, например? Коль скоро вас одолела тяга к благотворительности.

   - О детях многие заботятся. Сиротские дома, приемные семьи, благотворители всякие… А о животных – никто. Как будто они не способны чувствовать. Ты когда-нибудь видел глаза кошки, у которой отобрали котят?.. Пса, у которого умер хозяин?.. Видел, как играют щенки?.. Мне всегда казалось, что в маленьких детях есть что-то от ангелов и зверят, а в животных – от детей и ангелов… В моем Доме ни один из них не почувствует себя одиноким и брошенным. Каждый получит заботу, еду и любовь.

   - Глупо, - пробормотал Вик.

   - И пусть глупо. На что хочу, на то и трачусь. И у меня будет дом с фонарем. После платьев, конечно.

   Вик вновь растворился среди теней от деревьев, а я понемногу успокоилась и просто стояла, жмурясь на солнце. Хорошо бы провести так целый день – слушать возню белок и чириканье птиц, ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться… Мне нравился лорд Элмер. Еще как нравился. Больше, чем мне хотелось признавать. Но жить подле него было все равно что сидеть на пороховой бочке – не знаешь, когда рванет.

   Когда речь шла о работе, лорд Элмер становился дисциплинированным и сосредоточенным. Я взяла за правило приносить ему в кабинет чай или кофе, когда он работал. Когда я ставила на стол поднос, он, не поднимая головы от бумаг, рассеянно приобнимал меня за талию, но, занятый размышлениями, вряд ли осознавал, кто рядом с ним. Когда он погружался в работу, ничто не могло отвлечь его или сбить с толку. Он был сама собранность и целеустремленность.

   Зато все остальное время лорд Элмер странствовал по волнам своего настроения без руля и без ветрил. Реакции и расположение духа его милости были непредсказуемы. Только что он самым благодушнейшим образом шутит и мурлычет песенки, а в следующий момент являет собою воплощение мрачности и угрюмства. Причины для таких перемен наверняка были, но я покамест недостаточно знала его милость, чтобы их распознать. В такие минуты все, что требовалось – это побыстрее убраться с глаз долой. Это, впрочем, было полбеды: знай себе читай, вяжи или вышивай в обществе госпожи Маус.

   А вот хорошее настроение лорда Элмера имело свою обратную сторону (для меня). Дело в том, что его милость очень (ну очень!) любил целоваться и знал в этом толк. Думаю, он знал как минимум тысячу разных поцелуев и, если бы за это где-то платили, сколотил бы на своих знаниях еще одно состояние. Ласковый поцелуй в губы; крепкий поцелуй в губы; глубокий и страстный поцелуй; нежный и легкий поцелуй; поцелуйчики с легкими покусываниями; скользящие и томные поцелуи в шею; пламенный или мимолетный поцелуй в плечо; ласкающий поцелуй запястья – и так далее, перечислять можно до бесконечности. Все эти поцелуи вкупе со столь же разнообразными ласками лорд Элмер взял в обычай пробовать на мне. И с каждым разом ласки и поцелуи становились все продолжительнее, откровеннее и настойчивее.

   И не то чтобы я была недовольна.

   Как я сказала, лорд Элмер мне очень, очень нравился. Гораздо больше, чем требовало благоразумие. А уж когда его ловкие нежные пальцы ныряли ко мне в декольте, в то время как губы скользили по шее или впивались мне в рот; или когда он, одну руку запустив мне в волосы, другой плотно прижимал меня к себе, а его язык выделывал у меня во рту всякие замысловатые фокусы… или когда… Впрочем, неважно. В общем, в такие моменты я растекалась, как масло по сковороде, и каждый раз мне требовалось все больше усилий, чтобы сохранять рассудок и вовремя ускользнуть от его милости, пока эти ласки не зашли слишком далеко. А мне необходима была холодная голова. Я не могла себе позволить поддаться чувствам. Поступлю так – и я погибла. Целомудрие – мое единственное сокровище, репутация – единственное достояние. Лишись я их, у меня не останется ничего. Достаточно уже того, что я ввязалась в эту сделку. Неудивительно, что госпожа Перегрин не афишировала свою деятельность. Пусть и в присутствии компаньонки, но я жила в доме у чужого мужчины, который не был знаком моей семье, не приходился мне ни опекуном, ни родственником. Выйти отсюда его женой – мое единственное спасение. Впрочем, даже если этого не случится, с этим можно справиться. Моя репутация, вероятно, будет слегка подмочена, однако вряд ли это сильно повлияет на мое будущее. Живу я далеко, мы вращаемся в разных кругах. Но если я позволю себя соблазнить… в этом случае останется лишь прыгнуть в реку с камнем на шее.

   Вот когда я стала жалеть о том, что поспешила избавиться от Милли. Вот когда начала понимать, какую важную роль играют в обществе куртизанки и развратные горничные. Они санитары леса, которые оберегают дам и девиц от неуемной похоти джентльменов. Мне стоило дождаться свадьбы и уж после нее отослать Милли прочь. Все-таки знания и опыт – великая вещь. Вот чему должны учить девочек в школе. А не истории и географии (хотя это, конечно, тоже нужно). Пока Милли была здесь, лорд Элмер, конечно, тоже заигрывал со мной, но она выполняла роль громоотвода. Теперь же весь пыл его милости был направлен исключительно на меня, и я понятия не имела, куда его перенаправить. Единственное, что покамест приходило мне в голову – это ускользнуть под каким-нибудь благовидным предлогом или спрятаться заранее, по голосу и настроению лорда Элмера почуяв, что он намерен пошалить. Чего я только ни изобретала, каких только ни находила укромных мест – и всякий раз из темных углов, кладовок и закоулков меня извлекали либо его милость, либо Мерзкий Вик, который появлялся из ниоткуда, точно черт из коробочки, и швырял лорду Элмеру, как какого-нибудь щенка. Однажды мне вздумалось спрятаться наверху среди хлама, но лестница оказалась забрана железной решеткой, запертой на замок. А узнав, что я там побывала, лорд Элмер рассвирепел и велел мне не совать куда не следует мой не в меру любопытный нос.

   До Йоля оставалось меньше двух недель, а его милость до сих пор не сделал мне предложения. Чем дальше, тем настойчивее меня преследовали подозрения, что слова насчет «поиграть» были не просто фигурой речи. Может, он и не собирается жениться на мне. Может быть, он скажет, что я не гожусь ему в жены, а в качестве желания предложит стать его любовницей. О таком исходе я не желала даже и думать; это худшее, что в моей ситуации можно было предположить. Поэтому я гнала от себя эти мысли. Если так случится… что ж, тогда и буду решать, как поступить. Пока же я прилагала все усилия к тому, чтобы соответствовать ожиданиям, которые лорд Элмер возлагал на будущую жену; быть очаровательной, радовать и ублажать его – не забывая о том, как важно для меня сберечь свою главную драгоценность.

   Да, лорд Элмер играл со мной – он откровенно дразнил меня, называя своей «почти-что-невестой», «возможно-будущей-женой», «сладкой конфеткой», «проказницей», «шалуньей» и прочими игривыми прозвищами. Расставание с Милли, похоже, нисколько не огорчило его, а то, что причиной ее изгнания стала я (в чем я и под страхом смерти бы не призналась), казалось, лишь позабавило. «Я, пожалуй, даже польщен: из ревности вы не погнушались подлогом, - как-то заметил лорд Элмер. – Любопытно, на что еще вы решитесь, чтобы заполучить меня в мужья». Возможно, этого он и ждал от меня; может быть, это и было предметом его игры и забавы – наблюдать, как я из кожи лезу вон, чтобы угодить ему и осуществить свое желание, как я…

   - Барышня Бланш! – раздалось откуда-то из-за кустов. – Где вы, моя белая кошечка?.. Барышня Бланш!..

   По тону я мгновенно распознала, что лорд Элмер в пылком настроении и набросится на меня, едва увидав. Мое же расположение духа было сейчас прямо противоположным; я шмыгнула за занесенную снегом скамейку, впрочем, не особенно рассчитывая на успех. Мерзкий Вик по-прежнему обретался где-то поблизости, и не пройдет и трех секунд, как он выудит меня отсюда за шкирку и представит пред пламенные очи его милости.

   - Напрасно обыскал весь сад, - сообщил его милость возникшему рядом Вику. – Где на сей раз прячется эта шалунья?

   - Вероятно, вы разминулись. Мне кажется, я видел, как она направлялась в библиотеку.

   - Тебе кажется?

   - Боюсь, я на секунду отвлекся и упустил ее из виду.

   - Ну что за юркая ласка, - сказал лорд Элмер. – Пожалуй, вернусь и посмотрю в доме. А ты поищи здесь.

   И, насвистывая, он направился прочь. Когда он скрылся, я вылезла из своего укрытия и, отряхивая с одежды снег, посмотрела на Вика.

   - Что это ты вдруг решил не выдавать меня? Пожалел? С чего бы?

   - С того, что вы жалеете псов, - сказал Вик.

ГЛАВА 7

В Грейсфилд-парке воцарилась праздничная суматоха. Открыли большой бальный зал; целыми днями его мыли, скребли и украшали сосновыми и еловыми венками, золотыми и серебряными колокольчиками, золотыми и серебряными лентами, гирляндами и искусственным снегом. Специально приглашенный художник целые дни проводил на стремянке, разрисовывая огромные окна и зеркала сверкающим «инеем». Еловые и сосновые гирлянды, венки из омелы и падуба украсили лестничные перила, двери всех комнат и залов, стены, подоконники. Вместо обычных свечей в люстры и канделябры поставили золотые. На кухне дым стоял столбом: госпожа Плюм делала заготовки для праздничных пирогов и готовила громадное йольское полено с цукатами и сухофруктами, вымоченными в бренди и апельсиновом соке. В холле и большом бальном зале водрузили по громадной ели. Повсюду – в коридорах, залах, библиотеке, некоторых комнатах – стояли коробки с елочными украшениями, которые достали из кладовок и еще не успели до конца разобрать. В воздухе стоял густой запах хвои, запеченных яблок, ванили, гвоздики, корицы, кофе и бренди.

   На мгновение что-то давно забытое, трепетное всколыхнулось во мне – и тут же погасло. Я уже и забыла, когда в последний раз радовалась Йолю, так это было давно. Последние лет шестнадцать праздники не вызывали во мне ничего, кроме опустошения, раздражения и зависти. Как и все хорошее в этом мире, Йоль был создан для богачей. Это богачи объедались седлом барашка, индейкой и сладким поленом. Это они пили горячее вино со специями и угощались воздушными лимонными пирожными и ягодными тарталетками с мягким сыром. Они покупали себе новые наряды и веселились в обществе себе подобных на вечеринках и балах. Это их детям йольские эльфы приносили яркие дорогие игрушки. Беднякам же – таким, как мы – оставалось лишь издали наблюдать за этим торжеством благополучия и роскоши.

   Даже сейчас, находясь в Грейсфилд-парке, я все еще не могла почувствовать себя частью праздника. Вот когда я выйду замуж и стану хозяйкой собственного богатого дома, когда все это – роскошная обстановка, деньги, красивая одежда – будет принадлежать мне, вот тогда и для меня наступит Йоль. Вместе с кухаркой я буду готовить кекс, облизывая сладкие пальцы, буду помогать слугам разбирать украшения, наряжать елку и радоваться, как ребенок.

   До тех же пор моя задача – добиться того, чтобы лорд Элмер сделал мне предложение. Даже если для этого придется наставить на него пистолет. Покамест его милость ни словом не обмолвился, буду ли я присутствовать на йольском балу, и если да, то в каком качестве. «Моя гостья», – сказал он тогда джентльменам. «Гостья!..» О, лорд Элмер весьма охотно оттачивал на мне свои поцелуйные навыки. Только вот не случилось бы так, что применять он их будет на другой законной супруге.

   Я прилагала все усилия, чтобы соответствовать его представлениям об идеальной жене – и я определенно, совершенно точно ему нравилась. Но ничто не сможет заставить его сделать предложение, если он этого не захочет. Долг, приличия, чувство ответственности – для него это все пустой звук. Это я останусь ни с чем, если мне придется отсюда уехать. Это я буду рыдать о разбитых надеждах, если лорд Элмер не женится на мне. Он же забудет обо мне быстрее, чем о горничной Милли, и уже завтра в Грейсфилд-парке появится другая невеста, жаждущая составить счастье его милости. Возможно, красивее, одареннее и умнее меня.

   Поэтому я должна сделать так, чтобы он захотел на мне жениться. Зацепка на данный момент была только одна: обмолвка экономки Медоуз по поводу когда-то пережитого лордом Элмером предательства. Возможно, я смогла бы это как-то использовать. Его милость со мной таким делиться точно бы не стал – я уже делала пробные заходы. Он хотел, чтобы его невеста (или жена) веселила и развлекала его. И не желал и не собирался разговаривать с ней о чем-то тяжелом и неприятном. Экономка же, и прежде меня не жаловавшая, со дня истории с Милли и вовсе смотрела на меня волком. Расспрашивать ее не стоило даже пытаться.

   Так что я обратила свой взор на кухарку Плюм. Она работала здесь почти столько же, сколько экономка, то есть знала его милость ребенком и была более или менее в курсе творящихся в имении дел. Я, разумеется, не могла огорошить ее прямым вопросом, и поэтому некоторое время наблюдала за ней. У госпожи Плюм была привычка: поздно вечером, завершив все дела, она любила провести часок-другой в одиночестве на чистой, пустой и тихой кухне. Устраивалась поближе к очагу, наливала себе кружечку бренди, доставала замусоленную колоду карт и, мурлыкая себе под нос песенки, раскладывала пасьянс.

   «Она любит выпить, – сказала я себе. – Этим надо воспользоваться».

   Тайком от всех я приготовила настойку по нашему семейному рецепту. Яблоки, корица, мелисса, бренди, мускатный орех – и дать настояться две-три недели. У меня столько времени не было, но даже несколько дней спустя получилось неплохо. Я попробовала, нашла, что напиток удался, и однажды ночью, когда в доме все стихло, направилась на кухню, дабы угостить госпожу Плюм моей настоечкой. Я не знала ни единого человека, у кого бы после нее не развязался язык. Кроме того, кухарка с Милли не общалась, историю ее близко к сердцу не приняла и в целом относилась ко мне теплее, чем экономка.

   Прижимая к себе бутылку, завернутую в ткань, я плотно притворила за собой дверь и вышла в коридор, стараясь ступать как можно бесшумнее и молясь, чтобы лорду Элмеру хорошо спалось. Не хватало еще объясняться с его милостью, чего это я брожу по дому заполночь, или того хуже – дать ему повод попрактиковаться в поцелуях в очередной раз.

   У лестницы, ведущей на третий этаж, я остановилась – мне почудился какой-то звук. На мгновение он стих, потом возобновился, и я с удивлением поняла, что это музыка. Кому это вздумалось играть в такой час?..

   Крадучись, я поднялась по лестнице, миновала широкий коридор и заглянула в приоткрытую дверь бального зала.

   В слабом свете свечей тускло поблескивала наполовину наряженная елка. На полу, среди коробок с гирляндами и украшениями, сидели лакеи и горничные. А в оконной нише, забравшись туда с ногами, сидел и играл на гитаре Мерзкий Вик.

   Я собралась было тут же уйти, но почему-то осталась. Вик напевал что-то незатейливое об опустевшей улице, на которой больше нет моей милой, и в глаза-то ее красивые я больше не посмотрю, и куда же она ушла, оставив меня… В общем, обычная сентиментальная песенка, каких сотни. Но слуги слушали, как завороженные, и я застыла, никем не замеченная, у приоткрытой двери – ноги точно к полу приросли. Не знаю, в чем было дело – в мелодии, голосе, исполнении – но несколькими мгновениями спустя смысл песни стал ускользать от меня, а сама я будто перенеслась в иной мир. В фантазию… или в воспоминание.

   Я увидела гостиную в небольшом домике, освещенную лишь огнем, горящим в камине. В углу стоит нарядная елка. Украшения на ней скромные, но милые. Я, еще ребенок, сижу на полу у камина и разбираю подарки. Они тоже все простые, недорогие – но я почему-то до слез, до глубины души счастлива. Я думаю о том, что Йоль – это не про еду и не про подарки. Это про чудо жизни, про волшебство обновления, которое случается в мире каждый год. После самой длинной и темной ночи в году утром вновь восходит солнце. С этого момента день будет расти, прибавляться, через несколько недель зазвенят ручьи, запоют птицы и станет тепло. Точно так же и с нами – как бы ни было темно и холодно, если сохранить в себе доброту и чистоту сердца, для каждого из нас рано или поздно наступит весна…

   Я не сразу поняла, что музыка давно смолкла и продолжает звучать лишь в моей голове. А я все стою у двери. Не хватало еще, чтобы меня здесь застали слуги. Я машинально приложила ладонь к лицу и с удивлением поняла, что у меня мокрые щеки.

   Какая чушь.

   Я бесшумно попятилась в темноту, вернулась к лестнице и поскорее спустилась на кухню.

   - Не хотите ли настоечки, госпожа Плюм? – доставая бутылку из ткани, как фокусник зайца из шляпы, спросила я.

***

Как я говорила, еще никому не удавалось противиться силе нашей настойки. Не устояла перед ней и госпожа Плюм. Под сдобные печенюшки с цукатами дело пошло еще бодрее, и меньше чем через полчаса кухарка поплыла. Подперев щеку рукой, я улыбалась ей самой милой из своих улыбок и то и дело подливала настоечки, не забывая сдабривать ее щедрой лестью – и очень скоро госпожа Плюм выдала мне все, что было известно ей самой.

   Вот что я узнала.

   Леди Шарлотта, мать его милости, была красивая, властная дама с твердым характером, при этом смешливая и веселая. (В ее красоте я убедилась сама – на следующий же день специально пошла в портретную галерею, чтобы посмотреть на нее. С холста на меня смотрела прелестная женщина с гордой осанкой и тонкими чертами лица. Высокая пышная прическа подчеркивала длинную стройную шею, на которой красовалась черная бархотка с бриллиантом. Она смотрела слегка сверху вниз, но при этом краешком губ улыбалась. Она явно привыкла повелевать, но при этом в ней была бездна обаяния.)

   Родерик обожал свою мать. Она не баловала его и могла быть очень строгой, но в то же время никогда не переходила границ – мальчик мог обидеться или расстроиться, но в глубине души знал: мама все делает ради его же блага. Леди Шарлотта поощряла его за хорошую учебу, наказывала за шалости и потом плакала вместе с ним, дарила нелепые игрушки, проводила с ним целые часы, выезжая верхом, бродя по лугам, играя в догонялки и в мяч и выдумывая все новые и новые забавы. Учила писать и читать и рассказывала множество причудливых историй, которые придумывала сама. На всем белом свете у него не было более близкого и любимого друга.

   А однажды она исчезла. Сбежала с любовником, не сказав сыну на прощанье ни слова. Ему тогда было всего восемь лет. Отец лорда Элмера был суровый, скупой на проявления чувств человек. Говорили, леди Шарлотта была с ним несчастлива. А того мужчину, с которым сбежала, очень сильно любила. Но какое значение это имеет для ребенка? Отец не счел нужным подсластить пилюлю и выложил мальчику все как есть: мать его бросила.

   Сын не поверил. Почти год он терпеливо ждал ее. Леди Шарлотта обожала его день рожденья и всегда затевала какой-то необычный подарок или сюрприз – праздник с фейерверками, торт в виде пряничного домика, кукольное представление, взвод игрушечных солдатиков со всем вооружением и обмундированием, набор для фокусов – и всякий раз радовалась вместе с ним.

   - Она вернется, - твердил Родерик. – Мой день рождения – самый важный для нее день в году. Она обязательно придет.

   Но леди Шарлотта не пришла и даже не написала. Позже лорд Элмер узнал, что отец запретил ей общаться с ребенком. Но в тот день рождения он остался один, и уже ничто не могло сгладить боль, которую он тогда пережил.

   Он ждал ее до последней минуты. Но она не появилась, и не пришло ни весточки, ни посылки, ни письма.

   - Он переменился за одну ночь, барышня Бланш, - роняя в стакан слезы, сказала пьяненькая Плюм. – Прежде свет не видывал более жизнерадостного и игривого ребенка. А с того дня он будто сразу повзрослел на десять лет.

   Родерик понял: мать предала его. Он проплакал всю ночь, но наутро появился за завтраком с сухими глазами. Эти сутки тяжело дались ему, но он нашел в себе силы взглянуть правде в глаза и принял решение. Больше ни одна женщина не причинит ему боли. Больше никому он не доверится настолько, чтобы его могли ранить. Ни один человек на свете больше не станет причиной его слез.

   Отец мало занимался ребенком, и большую часть времени Родерик был предоставлен сам себе. Старший лорд Элмер следил лишь, чтобы ребенка как следует учили, и исправно платил по счетам. Стоит ли удивляться, что его милость вырос, так и не усвоив значения слова «нет». Живой ум, холодное сердце и доступность всех мыслимых благ сделали его легкомысленным и циничным человеком, которого не интересовало ничего, кроме развлечений и удовольствий.

   Лишь однажды за многие годы спокойствие его сердца было нарушено. В юности лорд Элмер безумно влюбился.

   - Я не видела никого, кто любил бы так сильно, как он, - икая, поведала мне госпожа Плюм.

   Барышня Фелиция была похожа на цветок – трепетный, хрупкий и нежный. Его милость обожал свою невесту. Дарил ей дорогие подарки, боялся лишний раз прикоснуться, пылинки с нее сдувал. Он написал ей сотни любовных писем. Для него она была самой драгоценной, самой прекрасной в мире. Его ангел, его богиня – часами он мог сидеть у ее ног, не смея коснуться краешка ее платья и с трепетным восхищением взирая на нее.

   А за неделю до свадьбы он с ней порвал – грубо и резко. Никто не мог найти объяснений этому поступку. Тем более что сам лорд Элмер долгие месяцы после него пребывал в самом черном отчаянии – целыми днями пил и ненавидел весь мир.

   И лишь те немногие, кто хорошо знал его, поняли: он испугался, что однажды потеряет ее. Он предпочел расстаться с нею прежде, чем привыкнет жить с ней и полюбит еще сильнее. Год спустя он присутствовал на ее свадьбе, бесстрастно наблюдая, как любовь всей его жизни выходит замуж за другого, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

   - Наверное, ему нужно было пережить эту любовь, - грустно сказала кухарка Плюм, - чтобы окончательно избавиться от любой склонности к этому чувству.

   С тех пор ни одна женщина не завладевала сердцем лорда Элмера. Однажды переболев любовью, точно ветрянкой, он утратил способность заболеть ею вновь. Многие годы он путешествовал, кутил, жил в свое удовольствие, время от времени заключая помолвку – то ли забавы ради, то ли поддавшись давлению общества, чтобы через несколько недель какой-нибудь скандальной выходкой разрушить ее. Например, однажды он явился на ужин с родителями невесты в костюме, весьма натурально изображающем скелет, и даже гремел «костями». В другой раз шокировал родственников нареченной, известных свой чопорностью, до непристойности откровенными разговорами, которые вел прямо за столом. В третий публично предложил невесте переспать с ним прежде, чем идти к алтарю. И каждый раз хохотал, как безумный, наслаждаясь произведенным эффектом.

   - Бедный мальчик, - рыдала кухарка, утираясь большим носовым платком в клетку.

   Действительно. Как не посочувствовать подобному горю.

   - А что леди Шарлотта? – спросила я.

   - Несколько лет назад она умерла. Лорд Элмер не поехал на похороны.

***

В разгар предпраздничной суматохи лорд Элмер явился из города веселый, пахнущий снегом и румяный с мороза и объявил, что у него для меня подарок. Вслед за ним внесли несколько красных коробок, перевязанных широкими золотыми лентами. Их поставили в гостиной, и лорд Элмер предложил мне их открыть, добавив:

   - Бал уже скоро. А у вас наверняка нет подходящего платья.

   Я начала с самой большой коробки, и передо мной на свет явилось чудо: бальный наряд из шелка и бархата цвета павлиньего пера. До этого момента я и не представляла, что такой оттенок существует – но вот он передо мной. В зависимости от освещения ткань казалась то ярко-синей, то изумрудно-зеленой, то наливалась густой бирюзой. Глубокое декольте предназначено было оставить грудь настолько открытой, насколько позволяли приличия. Руки также оставались обнаженными, а к платью прилагались длинные, выше локтя, бархатные перчатки в тон. Широкая юбка ниспадала грациозными складками, а в другой коробке обнаружилась нижняя юбка со множеством пышных оборок, отороченных кружевами. В следующей – то, что заставило меня покраснеть: нижнее белье из отделанного кружевом тончайшего батиста.

   Я поскорее захлопнула коробку, пока не увидели слуги, и вновь подбежала к зеркалу с платьем в руках, прикладывая его к себе и гадая, придется ли впору. Платье дивно подчеркивало цвет моих глаз, придавая взгляду глубины и сияния и подчеркивая свежесть и белизну кожи.

   - Не кажется ли вам, что я хорошо запомнил ваши размеры? – подходя ко мне и становясь вплотную у меня за спиной, сказал лорд Элмер. – Уверяю: наряд сядет на вас как влитой.

   - Вы необыкновенно любезны и внимательны, ваша милость, - глядя на него в зеркале, ответила я.

   Платье привело меня в неописуемый восторг. У меня в жизни не было таких красивых вещей. Да что там – ничего даже близкого по роскоши и мастерству исполнения я не видела ни на одной из богатых дам, которым так завидовала. Платье словно создали специально для меня (впрочем, почему словно? – ведь так оно и было!). Оно радовало взгляд, ласкало кожу и будто взывало ко мне: «Скорее надень меня! Надень, и станешь самой красивой!». «Непременно», – шепотом пообещала я ему, благоговейно проводя ладонью по мягкой бархатной, а затем – прохладной и гладкой шелковой ткани. Лорд Элмер, стоя рядом, откровенно любовался мной.

   - Это еще не все, - сказал он. – Отложите-ка на минутку платье.

   - Нет! – воскликнула я, прижимая наряд к себе. – В жизни с ним больше не расстанусь!

   - Прекратите, а то помнете, - рассмеялся его милость и, мягко отобрав у меня платье, велел горничной позаботиться о нем. – Никто его у вас не отберет. Его сейчас же отнесут к вам в комнату, и там оно будет дожидаться своего часа. Я хочу показать вам кое-что еще.

   Жестом отослав слуг (которые шастали туда и сюда, создавая видимость, что у них тут куча дел, а на самом деле – из плохо прикрытого любопытства), он открыл передо мной квадратный плоский футляр из гладкой черной кожи. На черном бархате сверкало ожерелье: громадные изумруды в обрамлении бриллиантов, которые сверкали и переливались так, что слепило глаза.

   - Ах, - я прижала руку к груди, онемев от восторга.

   - Нравится? – с улыбкой спросил лорд Элмер.

   Я кивнула, забыв, как дышать.

   - Оно ваше.

   - В самом деле?..

   Да я сейчас в обморок упаду. Я протянула дрожащую руку и робко, точно боясь обжечься, коснулась ожерелья. Какая красота!.. Это – мое?!

   - Они настоящие?

   - Я сейчас обижусь.

   - Нет-нет… простите… Но это же слишком…

   Я замолчала. Слишком? Для меня? С какой стати? Разве не для этого я здесь? Как же это прекрасно!… Сколько же они могут стоить? Я даже вообразить не могла.

   - Ваша щедрость, лорд Элмер…

   - При одном условии, - сказал его милость.

   - Условии?.. – повторила я, таращась на ожерелье и едва понимая, что он говорит.

   Его милость захлопнул крышку и отбросил сокровище на диван. С невольным возгласом я потянулась за ним, но лорд Элмер остановил меня.

   - При одном условии, - повторил он. – Вы позволите мне одеть вас.

   - Одеть? – снова повторила я, все еще во власти чарующего сияния драгоценных камней.

   - Да, - вплотную подходя ко мне, сказал он. – Одеть. С ног до головы. Целиком и полностью.

   Я предприняла усилие, чтобы заставить себя отвлечься от мыслей об ожерелье и вернуться к разговору.

   - То есть… вы хотите обновить мне гардероб?

   Тихий смешок был мне ответом.

   - Сосредоточьтесь, барышня Бланш. Мы говорим о вашем праздничном наряде.

   Я все еще не понимала.

   - Любой дурак может раздеть женщину, - тихо сказал лорд Элмер, касаясь пальцем внутренней стороны моего запястья – и даже от этого легчайшего прикосновения все во мне мгновенно вспыхнуло. – Но не всякий сможет ее одеть. Я хочу нарядить вас на этот бал, барышня Бланш. Целиком и полностью. С ног до головы. Начиная с чулок, которые обнимут ваши стройные ножки… Включая корсет, который я сам затяну на вашей прелестной тонкой талии… Сорочку, которую я наброшу на вас… Нижнюю юбку – уверяю, я точно как надо завяжу тесемки. Потом мы перейдем к платью, и я застегну каждую пуговку. Надену перчатки и позабочусь о том, чтобы разгладить их на ваших тонких ручках – вот так… Но прежде… Мы начнем с этого ожерелья. Я хочу увидеть, как сверкают изумруды на вашей обнаженной коже…

   Даже не знаю, что тогда меня нашло. Правда, не знаю. Но я сорвалась с места и быстрым шагом покинула гостиную.

   - Эй! – крикнул мне вслед лорд Элмер. – Мы не договорили! Барышня Бланш, вы куда?

   Я поднялась наверх, в свою комнату. Захлопнула дверь, достала чемодан и принялась кидать в его платья и нижнее белье – все, что поместится. Кое-как втиснула шкатулку со своими сокровищами, захлопнула крышку. Открыла дверь и на пороге столкнулась с лордом Элмером.

   - Может, объясните, что происходит?

   Не отвечая, я отодвинула его в сторону и, волоча за собой чемодан, спустилась в холл. Лорд Элмер следовал за мной по пятам, продолжая вопрошать, что, черт подери, я творю.

   В холле я остановилась, чтобы отдышаться – чемодан был тяжелый. Слуги, побросав свои дела, выглядывали из-за дверей, как какие-нибудь тараканы.

   - Что вы делаете? Госпожа Киттен! Я с вами говорю!

   - Я ухожу.

   - Куда?

   - Не ваше дело.

   Сказав это, я вновь направилась к двери. Лорд Элмер вырос передо мной, уже не на шутку разозленный.

   - В чем дело, барышня Бланш?!

   - Я вам скажу, в чем дело, - поставив чемодан на пол, я яростно сдула прядь волос с лица. – С меня хватит. Я ухожу.

   - Почему?

   - Почему?! Спросите себя, почему, лорд Элмер!

   Мое сознание как будто раздвоилось. Одна моя часть, парализованная ужасом, наблюдала за тем, что творит вторая, в то время как эта вторая, очертя голову и закусив удила, во весь опор мчалась к пропасти.

   - Потому что я больше не могу выносить того, как вы со мной обращаетесь!

   Вытянувшись перед лордом Элмером, я грозно потрясала у него перед носом указательным пальцем, что, должно быть, со стороны смотрелось забавно, ибо я значительно уступала ему в росте.

   – Кто дал вам право общаться со мной, как с падшей женщиной? Кто?!

   - Госпожа Киттен!

   - Не могу этого больше выносить! Не хочу терпеть и не буду! А вам должно быть стыдно, лорд Элмер. Вы знаете, что я здесь в зависимом, уязвимом положении, и пользуетесь этим. Пользуетесь тем, что я не в силах сказать вам «нет». Да, я стараюсь. Может быть, слишком. А кто не старался бы на моем месте? Скажите-ка мне! Любая бы старалась произвести на вас впечатление, и кто ее после этого обвинит.

   - Госпожа Киттен!

   – За все время, что я здесь, мы говорим только о том, чего хотите вы, и никогда – о том, чего хочу я. Вы хоть раз поинтересовались: что я люблю, о чем мечтаю, что мне интересно? Нет! Ведете себя со мной, как с игрушкой, которой можете вертеть, как вам заблагорассудится. Но я игрушка, не «конфетка», не «кошечка» и не «ваша прелесть». Я – женщина! Порядочная и достойная! Понятно вам? Я – человек! И больше не намерена терпеть подобного обращения!

   - И куда же вы пойдете? – облокотясь на лестничные перила, лениво поинтересовался его милость.

   - Не ваше дело! Куда захочу!

   - А как же наше пари? Вы забыли? Раз вы его проиграли, то должны выполнить мое желание.

   - Идите к черту! – тяжело дыша, выкрикнула я. - Вот вам ваше желание и ваше пари!

   В наступившей гробовой тишине я взяла чемодан и гордо проследовала к выходу. В то время как я трудилась, открывая тяжеленную дверь, до меня донесся звучный приказ его милости:

   - Того, кто даст ей экипаж или еще как-то поможет, уволю лично.

ГЛАВА 8

Стук игральных костей и торжествующий возглас сменились возмущенным ревом, звоном разбитого стекла и грохотом опрокинутых стульев. Назревала драка.

   С облезлого затупившегося пера на лист грубой серой бумаги упала клякса. Я поспешно убрала перо, а пятно так и осталось чернеть на пустом листе. О чем писать? И кому? «Мама, я возвращаюсь домой»? «Госпожа Перегрин, что мне делать?», «Эвелин, я сделала глупость, помоги»?

   Шли вторые сутки с тех пор, как я, волоча за собой чемодан, ушла из Грейсфилд-парка. Первые шагов тридцать мне придавал ускорения праведный гнев. За пятьдесят он успел остыть, за сто – смениться недоумением и ужасом, а когда (уже ближе к ночи) я, проклиная все на свете, доковыляла до к Лонли-за-Холмом, ближайшей к поместью деревушки, мною владели бешенство и отчаяние.

   Единственным местом в деревне, где сдавали жилье внаем, был пансион «Утка и селезень». Мне повезло снять комнату лишь потому, что предыдущая жиличка неожиданно съехала, а следующий постоялец ожидался лишь назавтра с утра. За эту единственную ночь я отдала непомерную сумму (получив, правда, взамен чистую мягкую постель и отличную еду). С приближением Йоля цены взлетели до небес, и даже несмотря на это гостиницы в Бейквелле и окрестностях были переполнены. Толпы съезжались на знаменитую бейквеллскую ярмарку, и многие – на знаменитый бал в ратуше, который устраивали отцы города. За внушительную (однако не чрезмерную) сумму можно было приобрести билет, который вкупе с соответствующим нарядом обеспечивал вам несколько часов респектабельного веселья в обществе влиятельных людей города, представителей знати и богачей. Со стороны городских властей это был отчасти акт благотворительности: каждый, накопивший достаточно денег, мог хотя бы раз в году почувствовать свою принадлежность к сливкам общества. Бал пользовался известностью: в нем действительно участвовали местные и заезжие аристократы, банкиры, предприниматели – в общем, цвет и свет. Для них украсить мероприятие своим присутствием считалось хорошим тоном. Ну, и приятное времяпрепровождение играло не последнюю роль – притом, что по элегантности и роскоши бейквеллский бал, конечно, нельзя было сравнить с приемами в лучших домах, устраивали его всегда на совесть и на славу, а по настроению он был куда теплее и непринужденнее.

   Одним словом, пусть и за несусветные деньги, но мне повезло, что я вообще нашла жилье – хотя бы не осталась на улице. Однако утром я вынуждена была съехать и решила попытать счастья на станции, куда приехала на дилижансе. При ней был постоялый двор с какой-никакой едальней, и до нее было куда ближе, чем до Бейквелла, в котором к тому же, как мне сказали хозяева, найти место в приличной гостинице по разумной цене мне едва ли удалось бы: все было забито еще несколько дней назад. Постоялый двор при станции – иное дело: мало кто останавливался там долее, чем на одну ночь, так что у меня был шанс занять комнату сразу, как съедет предыдущий постоялец.

   Так и случилось. Стоя в коридоре, пока служанка меняла простыни и делала вид, что прибирается, я чувствовала себя бездомной кошкой, а не приличной женщиной, которой