Восемь рун в сердце зимы. Ольга Консуэло

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ БОНУСНАЯ

АННОТАЦИЯ

500 золотых — огромная сумма для Рисы Меринтен. А чтобы их получить, нужно всего лишь поучаствовать в абсолютно безопасном целительском ритуале для сказочно богатого Нортреса Тиркенссана, живущего практически отшельником в уединенной усадьбе среди Аллиумских лесов.

   Отрезанный от мира дом в занесенном снегом лесу, восемь незнакомцев и неизвестное зло, забирающее их одного за другим.

   Что победит: темная магия или... любовь?

   Это история о тайнах прошлого, о любви и ненависти и о трудном выборе между двумя мужчинами, каждый из которых стал по-своему дорог.

   К книге добавлен бонусный рассказ про маму Рисы. К основному сюжету он ничего не добавляет, это просто еще одна история любви.

ГЛАВА 1

Красная печать нотариуса высшей категории, отливавшая золотом и фонившая юридической магией на полленса* (*1 ленс = примерно 1 метр), подтверждала, что всё, изложенное в полученном Рисой письме, чистая правда: некий Нортрес Тиркенссан, о существовании которого до сегодняшнего дня девушка даже не подозревала, давал нотариально заверенное обязательство выплатить ей пятьсот, нет, ПЯТЬСОТ золотых, если она примет участие в целительском ритуале, направленном на восстановление жизненной силы ана Тиркенссана.

   Проведение ритуала было запланировано в Йоль в усадьбе ана Тиркенссана «Сердце зимы», находящейся неподалеку от города Дабретса, в Аллиумии. Безопасность будущего ритуала была удостоверена в присутствии нотариуса рунстихом* (*стихийным магом-рунистом) высшей категории Альбаредом Хостунссуном. Дорога туда и обратно, а также проживание — за счет принимающей стороны. О своем согласии или несогласии следовало сообщить заверившему письмо нотариусу Гертрансу Юнистарссину (Дабретс, Аллиумия) не позднее суток с момента получения письма, отправив ответ магпочтой в приложенном к письму конверте.

   В случае согласия билет на дирижабль от родного Бадьянара до Стадстрена, столицы Аллиумии, Риса сможет незамедлительно получить в кассе Бадьянарского воздушного порта, билеты на поезд, идущий от Стадстрена в Дабретс, — от ана Хостунссуна, который встретит участников ритуала в Стадстрене и сопроводит в Дабретс, а от Дабретса до «Сердца зимы» участники ритуала будут доставлены на аэросанях, предоставленных аном Тиркенссаном. Выезд — за неделю до зимнего солнцестояния, то бишь, Йоля.

   Почему для ритуала выбрали именно её, стихмага* (*стихийного мага) первой категории Бадрису Меринтен, в письме не объяснялось.

   «Пятьсот золотых! — думала Риса. — Это ж какие деньжищи! Хватит и отремонтировать дом, и обставить его новой мебелью, и машину купить, да еще и на черный день останется».

   Доставшийся ей от бабули домик был в общем-то хорош, но уже давно нуждался в ремонте: после гибели родителей бабуля растила Рису одна, и денег всегда было в обрез, поэтому в доме делалось лишь самое необходимое. Пока Риса училась, они с бабулей только строили планы о том, как чудесно заживут после того, как она начнет работать, ведь стихмаги всегда хорошо зарабатывают.

   Единственный в Молусизии стихийно-магический институт располагался в Бадьянаре, потому что именно в этом небольшом городе всё необходимое для обучения стихмагов было расположено достаточно компактно, чтобы постоянные выезды на учебные полигоны не превращали учебный процесс в сплошные разъезды: и изолированная долина неподалеку от города, надежно укрытая между крутыми склонами и позволявшая без помех тренироваться со стихиями воздуха и земли, и несколько небольших закрытых бухт, в которых можно было упражняться с водой и огнем. Да и стихия жизни отзывалась в теплом южном городе легко и охотно.

   Так что училась Риса в родном городе, правда, пришлось переехать в общежитие, поскольку БСМИ, как и все учебные заведения для стихийников, располагался за пределами города. Зато там она подружилась с чудесными девчонками: с Гастой и Ниртой они стали почти как сестры.

   К сожалению, до окончания Рисиной учебы в БСМИ бабуля не дожила, и на торжественном вручении дипломов за новоиспеченного стихмага Бадрису Меринтен радовались только верные подружки, получившие, в отличие от Рисы, распределение в Тарторад на севере Молусизии. Как и Риса, девчонки выбрали в качестве специализации погодную магию, здраво рассудив, что сильный погодник всегда найдет хорошее место, ведь большая часть стихмагов первой категории рвется в МЧС, поэтому в Службе погоды их всегда не хватает. Рисе, с одной стороны, повезло: отрабатывать по распределению её оставили в Бадьянаре, а с другой — не очень, ведь девчонки там были вместе, а ей оставалось только общение по магофону.

   Платили погодникам, конечно, хорошо, но и ремонт дому требовался более чем серьезный. За прошедшие с момента выпуска полтора года Риса сумела накопить только на починку крыши, что, конечно, было неплохо, но как же много еще оставалось сделать! Экономить приходилось на всем. На питание уходило не так уж много: овощи и фрукты в южном городе были дешевые, морепродукты — тоже, ведь Бадьянар — морской рыболовный порт, остальное — как везде. Модницей Риса не была, хотя вкус у нее имелся, вещи покупала добротные простых классических фасонов, из развлечений любила чтение, прогулки и синематограф, так что и тут не сильно тратилась. А вот автомобиль был её давней и пока, увы, несбыточной мечтой — ремонт дома прежде всего. Без автомобиля прожить вполне можно, а вот без крыши или водопровода — поди-ка попробуй. Так что выбор был очевиден.

   И вот теперь перед Рисой лежало, поблескивая магической печатью, решение всех её проблем.

   Как раз вчера у нее начался двухнедельный отпуск, который она выгрызла из начальства, не желавшего отпускать ценного сотрудника посреди зимы. Но против фактов и трудового законодательства даже грозная ана Родвинс была бессильна: при отсутствии стихийных бедствий и прочих чрезвычайных обстоятельств стихмаги не должны были работать без отпуска больше шести месяцев подряд.

   Правда, этот долгожданный отпуск Риса собиралась провести по-другому: с Гастой и Ниртой. Но пятьсот золотых — это был убойнейший аргумент. Конечно, девчонки поймут. Расстроятся, но поймут.

   И девчонки не подвели: расстроились, но всё поняли, когда в магофонном разговоре Риса объяснила им, почему не приедет. Ахали, охали, выражали восторги и опасения — в общем, вели себя как самые лучшие подруги на свете, которыми они конечно же и являлись. Очень жаль, что их нельзя было взять с собой в это самое «Сердце зимы» к щедрому ану Тиркенссану.

   Поделившись радостной новостью с единственными близкими людьми, Риса пошла на почту и отправила нотариусу (Гертрансу Юнистарссину, Дабретс, Аллиумия, всё в соответствии с полученными инструкциями) ответ о своем согласии, а потом прогулялась до воздушного порта, появившегося в небольшом Бадьянаре исключительно благодаря БСМИ, ведь обычно дирижабли летали только в крупные города. Некое сомнение в реальности свалившейся на нее удачи Риса всё-таки испытывала, поэтому и решила сразу же убедиться, что билет на её имя действительно имеется.

   Полученный в кассе билет эти сомнения практически развеял, и теперь нужно было готовиться к поездке. На большие расстояния дирижабли летали по ночам, поэтому вылетать нужно было вечером пятнадцатого первозимника, то есть через два дня, так что времени на сборы у Рисы было достаточно. Главное было — понять, что именно ей понадобится в этой поездке.

   В Аллиумии, входившей когда-то вместе с Молусизией и Бартастанией в состав Аллиранской империи, говорили тоже на аллиранском, так что самый дорогой атрибут путешественника — артефакт-переводчик — Рисе не требовался. Не нужно ей было также и специальное разрешение на въезд в Аллиумию.

   А вот вопрос с теплой одеждой было необходимо как-то решать, ведь в Аллиумии, расположенной намного севернее, зима была по-настоящему холодной. Соответствующей зимней верхней одежды у Рисы, живущей в городе, где зимой снег видели-то не каждый год, не было. Конечно, в письме было обещано, что в случае необходимости ей всё предоставят по прибытии, но рано оставшаяся без родителей Риса привыкла полагаться в первую очередь на себя. Да, она не была в полном смысле слова сиротой, но вырастившая её женщина на самом деле приходилась ей даже не бабушкой, а прабабушкой, причем двоюродной, и часто сама нуждалась в помощи Рисы.

   Где жили её бабушки и дедушки, Риса не имела ни малейшего понятия: бабуля рассказывала, что брак Рисиных родителей не пришелся по вкусу ни одной семье, ни другой, поэтому никаких отношений с родней её мама и папа не поддерживали. А когда они погибли и бабуля обратилась за помощью, обе семейки отказались, не пожелав якшаться с этим отродьем. Вполне предсказуемо, что знакомиться с такими родственниками Риса не имела ни малейшего желания.

   Вернувшись домой с заветным билетом, Риса устроила полную ревизию своего гардероба, не забыв прошерстить и вещи бабули, хранившиеся на чердаке: отдавать их было некому, уж больно поношенные и старомодные, а выбросить рука не поднималась.

   Таким манером она разжилась двумя шерстяными свитерами с высоким горлом, шерстяной кофтой на пуговицах, шерстяными рейтузами, лыжными штанами на ватине, тремя парами шерстяных носков, двумя парами шерстяных варежек, длинным мохеровым шарфом, меховой шапкой-ушанкой и валенками на резиновой подошве. Откуда у бабули взялись два последних предмета и зачем они ей были нужны, Риса понятия не имела. Зато теперь эти неактуальные для Бадьянара вещицы ей очень даже пригодятся. Ну а то, что выглядят они не особо эстетично, Риса уж как-нибудь переживет. Ради пятисот золотых можно стерпеть и более серьезные неудобства. А тратиться в счет будущих прибылей на вещи, которые в дальнейшем ей вряд ли пригодятся, практичная девушка не собиралась.

   Теплый халат, правда, она на следующий день всё-таки купила. Но только потому, что уже давно собиралась, а тут как раз и лишний повод появился.

   В общем, пятнадцатого первозимника в восемь часов вечера Риса садилась в дирижабль с большим, но легким рюкзаком, набитым зимними вещами, и небольшим и тоже не слишком тяжелым чемоданчиком, в который было сложено всё остальное.

   Она немного волновалась. За двадцать четыре года своей жизни Риса только один раз выезжала из Бадьянара — посмотреть Капсилон, столицу Молусизии. Но это было очень давно, еще вместе с родителями, она тогда даже в школу не ходила. К тому же раньше ей на дирижаблях летать не приходилось. Вот на воздушных шарах, которые погодники использовали для снятия показаний, необходимых для составления прогноза погоды, — сколько угодно. Хотя это, конечно, совсем другое дело — такие шары, по сути, и не летали никуда, просто поднимались в воздух, соединенные с землей прочным зачарованным канатом.

   Но всё равно летать Риса не боялась. Да и дирижабли были вполне безопасным видом транспорта: наполненная смесью легких газов оболочка была зачарована не только от повреждений, но и от пожаров и взрывов, а кроме того, на каждом дирижабле дежурило не меньше двух стихмагов, задачей которых в случае чрезвычайной ситуации было более-менее аккуратно посадить дирижабль в достаточно безопасном месте.

   Платили таким стихмагам почти как тем, что работали в МЧС, но хотя Рисиных способностей для такой работы было бы достаточно, для себя она такую возможность не рассматривала: постоянное пребывание в дороге было не для нее, Бадриса Меринтен — из тех домоседов, для которых нет места лучше дома.

   Дирижабль плавно отчалил и стал медленно подниматься. За иллюминатором, который по традиции был круглым, как и на водных судах, было, разумеется, уже темно, и родной город, переливающийся разноцветными огнями, с высоты птичьего полета смотрелся очень красиво и непривычно.

   Но вот он скрылся за кормой, и Риса решила немного почитать. Каюту ей оплатили одноместную, так что никто с разговорами не приставал. Однако сюжет еще вчера казавшейся такой интересной истории сегодня совершенно не увлекал, всё-таки впечатлений последних дней оказалось слишком много, поэтому через полчаса Риса сдалась и решила лечь пораньше, тем более что на следующий день вставать нужно было не позже половины восьмого, чтобы успеть привести себя в порядок и позавтракать до того, как дирижабль без пятнадцати девять прибудет в Стадстрен. Обычно Риса ложилась не раньше полуночи, за что и получила от подруг прозвище «Риса-полуночница», но опасения, что быстро заснуть не удастся, оказались напрасными — в сон она провалилась практически сразу.

   Будильник Рисе не требовался, была у нее такая способность — самостоятельно просыпаться в назначенное время. Поэтому ровно в семь тридцать Риса открыла глаза и, встав с постели, первым делом выглянула в иллюминатор, но за ним было еще темно.

   Не торопясь, она умылась, оделась и привела себя в порядок, привычно скрутив доходившие до середины лопаток темно-каштановые волосы в свободный пучок и закрепив его двумя большими шпильками. Косметикой в повседневной жизни Риса, как и все погодники, не пользовалась: никакая магия не могла заставить держаться макияж под воздействием серьезной непогоды. Да Рисе он и не особо требовался: темные брови и черные пушистые ресницы красить было совсем не обязательно, как и выделять большие карие глаза. Вот кожа лица её не совсем устраивала — была недостаточно гладкой, но ведь нельзя же иметь абсолютно всё, что хочешь, правда?

   Герметично упакованный завтрак принесла прямо в каюту стюардесса в строгой голубой униформе — никаких столовых на дирижаблях для экономии места не делали. Она же предложила на выбор горячие и холодные напитки и показала, где и как следует нажать, чтобы разогреть еду до необходимой температуры.

   Риса выбрала чай и, с аппетитом уплетая яичницу с беконом, которую закусывала кругленькой сдобной булочкой, снова стала смотреть в иллюминатор. А вот теперь посмотреть было на что — вставало солнце. И это было так завораживающе прекрасно, что Риса даже жевать перестала.

   Разумеется, рассветы она видела и раньше. Но Бадьянар был расположен так, что полноценно любоваться можно было только закатами, когда солнце погружалось в море. А вот вставало оно из-за гор, что тоже, конечно, было красиво, но, как Риса теперь понимала, всё-таки это было не то.

   К тому моменту как солнце полностью встало, и яичница, и чай уже остыли, но Риса об этом совершенно не жалела — зрелище того стоило. Быстренько дожевав, она пристегнулась, потому что дирижабль начал снижение.

   И тут, по-прежнему глядя в иллюминатор, Риса поняла, что кое-что она всё-таки забыла взять с собой. Вернее, просто не подумала, что подобный предмет может понадобиться ей зимой. Покрывавший всё вокруг снег сиял на солнце просто нестерпимо, а у Рисы не было при себе солнцезащитных очков. С другой стороны, такая непредусмотрительная среди гостей Аллиумии она явно будет не первая. И, скорее всего, темные очки можно будет купить прямо в воздушном порту Стадстрена.

   Так что, отложив пока этот вопрос, Риса принялась одеваться. Судя по её ощущениям погодника, снаружи было примерно пятнадцать градусов мороза. Поэтому Риса решила одеться потеплее: как отреагирует организм на такой холод, она совершенно не представляла. В ход пошли и штаны на ватине, и валенки с шерстяными носками, и мохеровый шарф, и две пары варежек, надетые одни на другие, и свитер с кофтой, надетые под зимнее пальто, явно недостаточно теплое для такой погоды, и, разумеется, шапка-ушанка. Риса еще и «уши» завязала под подбородком на всякий случай. Вид, конечно, получился совершенно идиотский, зато она была почти уверена, что теперь не замерзнет.

   Не успела Риса выйти из дирижабля, как почти перестала что-либо видеть — от яркого света и ветра глаза сразу же начали слезиться. Она понадеялась, что встречающий её рунстих ждет внутри здания порта, а даже если и нет, она всё равно сначала зайдет внутрь и купит темные очки, а потом уже пойдет его искать. Сильно прищурившись, чтобы видеть хоть что-нибудь, с похудевшим рюкзаком на плече и чемоданчиком в руке, Риса направилась к зданию порта, следуя в небольшой толпе пассажиров, направлявшихся туда же.

   Внутри её действительно ждали: неподалеку от входа стоял подтянутый пожилой ан, державший в руках табличку с её именем. Риса подошла и представилась. Мужчина разулыбался и представился в ответ. Оказалось, что это ан Ярстенсин, один из шоферов, нанятых для встречи участников, он должен был отвезти Рису на железнодорожный вокзал, с которого через полтора часа все отправятся в Дабретс. В ответ на её вопрос шофер пояснил, что, как Риса и предполагала, купить солнцезащитные очки можно прямо в здании порта, киоск, торговавший всякими мелочами для путешественников, располагался совсем рядом.

   Выйдя вслед за аном Ярстенсином на парковку уже в очках, Риса наконец-то нормально огляделась по сторонам. Такого количества снега она не то что не видела, она даже и представить себе не могла. Картинки и магографии и близко не передавали впечатления.

   Безусловно, улицы столицы были тщательно убраны, но снег был на крышах, на газонах, даже на верхушках фонарей. И это огромное количество снега сияло и переливалось на солнце, как россыпь бриллиантов. Банальное сравнение, да, но ничего более утонченного ошеломленной Рисе в голову не пришло. Вне всякого сомнения, ради такого зрелища стоило попасть в Аллиумию зимой.

   На машине до железнодорожного вокзала оказалось совсем недалеко, меньше получаса. Ан Ярстенсин любезно проводил Рису к месту встречи в холле вокзала и даже донес её чемоданчик. Тот, конечно, не был тяжелым, но помощь оказалась неожиданно приятной, хотя Риса и понимала, что это профессиональная обязанность её провожатого.

   Когда они прибыли к месту встречи, там уже ждали четверо: две женщины и двое мужчин.

   Один из них, высокий и бледный, с отливающими синевой темными волосами, поднялся со скамьи и, как показалось Рисе, буквально просветив её льдисто-голубым взглядом, лениво растягивая слова, поинтересовался:

   — Бадриса Меринтен, я полагаю?

   — Да, это я, — подтвердила Риса, неожиданно ощутив непонятную робость, которую постаралась скрыть за уверенным тоном. — А вы?

   — Рунстих Альбаред Хостунссун к вашим услугам.

   «Ага, как же «к услугам», — с неожиданным даже для себя самой ехидством подумала Риса, — такой типчик так услужит, что не обрадуешься». Но вслух ничего не сказала, только кивнула и села на скамью, подальше от примороженного ана Хостунссуна, который тем временем продолжил:

   — Мы ждем еще одного человека, и, если она опоздает, уедем без нее, пусть добирается в Дабретс самостоятельно.

ГЛАВА 2

— Впервые в Аллиумии? — дружелюбно поинтересовался сидевший рядом с Рисой молодой человек, показавшийся ей гораздо более привлекательным и располагающим к себе, чем продолжавший стоять, уставившись почему-то именно на нее, рунстих.

   — Да, впервые. Никогда столько снега не видела! А вы?

   — А я местный. Флендрик Урбриссенс, можно просто Рик. Может, обойдемся без этих церемоний, мы же не всякие там… — Он покосился на продолжавшего на них смотреть ана Хостунссуна. — И перейдем на «ты»?

   — Хорошо, Рик, — улыбнулась Риса, — я Бадриса Меринтен, можно просто Риса. А откуда именно ты приехал?

   — Не столичный житель, увы, но мой милый маленький Альбенд совсем даже неплох, хотя там и бывают полярные ночи.

   — Полярные ночи? Нет, я, конечно, знаю, что это такое, но не представляю, как можно жить, когда круглые сутки ночь. Расскажешь?

   — Ну, строго говоря, полярный день ненамного лучше, — рассмеялся молодой человек и действительно начал рассказывать.

   Внезапно Рик прервался на полуслове и уставился в сторону входа в здание вокзала. Заинтригованная, Риса тоже посмотрела в том направлении. И было на что.

   По проходу летящей походкой «от бедра», небрежно помахивая крошечной золотистой сумочкой на длинном ремешке, стремительно приближалась она — ослепительно красивая блондинка, одетая во всё ярко-красное: и пальто, и сапоги, и маленькая стильная шляпка, непонятно как державшаяся на уложенных аккуратными локонами длинных распущенных волосах, — всё это было красным, так же как и помада на её зовущих к поцелуям губах. За дамой спешил сопровождающий, буквально увешанный багажом.

   — Надеюсь, я не опоздала? — томно поинтересовалась вновь прибывшая глубоким чувственным голосом.

   — Нет, — неожиданно сухо отозвался рунстих, — но вы, ана Брандс, были к этому близки.

   — Ах, Альбаред, не будьте таким букой, еще даже посадку не объявляли, — проворковала блондинка, послав ану Хостунссуну призывный взгляд, на который тот, к удивлению Рисы, не отреагировал.

   В этот момент посадку на их поезд как раз и объявили. Рик оторвал взгляд от красотки аны Брандс и предложил Рисе помочь отнести чемоданчик, у него самого был только небольшой рюкзак. Риса, конечно, справилась бы и сама, но всё-таки приняла помощь: ей внезапно захотелось отвлечь внимание нового знакомого от ослепительной блондинки.

   На поезде Риса раньше ездила только один раз — давным-давно, в Капсилон, с родителями, и не особо помнила, как это было. Поэтому теперь она разглядывала железнодорожный состав с неподдельным интересом: и большой черный паровоз, и аккуратные разноцветные вагончики — красные и зеленые.

   На её вопрос Рик пояснил, что эти цвета лучше всего издали видно на фоне снега, поэтому водители, подъезжающие к железнодорожным переездам, замечают поезд издали, что снижает вероятность аварий, которые время от времени всё-таки случались, несмотря на то что переезды были оборудованы магическими шлагбаумами и сигнальными огнями.

   Ехать до Дабретса было чуть больше трех часов, поэтому места в поезде были только сидячие: по два кресла с каждой стороны от центрального прохода. Рисе повезло — её место было у окна. Место рядом досталось ане средних лет, с которой Риса еще не была знакома, и пока так и не познакомилась, поскольку Рик уговорил ту поменяться местами.

   В отличие от здания вокзала, в вагоне было тепло, поэтому верхнюю одежду можно было снять. С облегчением Риса сняла пальто и теплую кофту, размотала шарф и стянула шапку.

   — Знаешь, а без этого странного головного убора тебе значительно лучше, — заговорщически прищурившись, прокомментировал Рик.

   — Да, определенно лучше, — добавил проходивший мимо рунстих.

   «Вот тебя не спросила, — раздраженно подумала Риса. — Какое тебе вообще дело до меня?»

   Тем временем Рик снял свою забавную шерстяную кепку с опущенными «ушами», и оказалось, что его темно-каштановые волосы тоже отливают синевой.

   — О! И ты тоже рунстих? — поинтересовалась Риса.

   Парень помрачнел и выдавил:

   — Нет, я бытовик-рунист.

   — А я думала, что такой цвет волос только у рунстихов бывает. Но если тебе неприятна эта тема, давай поговорим о чем-нибудь другом.

   — Да нет, — слабо улыбнулся Рик, — ничего страшного. Если тебе интересно, я объясню.

   — Ну конечно, мне интересно! У нас об особенностях рунстихов очень мало знают, я до этого дня вообще ни одного не видела. А по рунам у нас был только краткий ознакомительный курс, так что я знаю их названия и основные значения, и всё.

   — Ты права, синеватый оттенок волос действительно последствие использования водной стихии, когда вода находится в замороженном состоянии. Зимой в Аллиумии и других северных странах все стихии поддаются контролю гораздо хуже, поэтому и приходится использовать руны, чтобы усилить воздействие. Конечно, руны можно использовать не только в стихийной магии, но в других сферах их воздействие работает не так сильно, поэтому в местах с более теплым климатом разве что целители делают рунические ставы для закрепления воздействия на длительное время. Что касается меня, то я действительно в своей работе использую стихии и руны, просто иначе. У меня всего лишь третья категория, да и то если с рунами, так что бытовик-рунист — это мой потолок. А специализируюсь я на защитной магии: рунические ставы для защиты имущества и всё такое. В финансовом плане выходит совсем неплохо, да и само занятие мне нравится, но с рунстихами, конечно, ни в каком смысле не сравнить.

   — Но как такое может быть? — удивилась Риса. — Я была уверена, что напрямую использовать стихии могут только маги не ниже второй категории.

   — А вот так. Мой отец еще до моего рождения получил темное проклятие, резко уменьшающее уровень магического дара, но не отнимающее способность работать со стихиями напрямую. И не простое, а передающееся по наследству до седьмого колена. До этого у него была первая категория, а после стала третья. На женщин проклятие действует послабее, поэтому Калинни, моя младшая сестра, имеет твердую третью категорию без помощи рун и с перспективой со временем дорасти до второй, но уже, конечно, с рунами.

   — И что же, ничего нельзя сделать?

   — Как видишь. Темная магия запрещена, её, конечно, изучают все маги, претендующие на высшую категорию, но больше в ознакомительных целях, чтобы распознать, ну и кое-какие защиты им дают. Снимать уже наложенные темные проклятия учат только целителей и еще некоторых магов из тех, кто работает в Управлении магической безопасности, но и им не всё подвластно. Это проклятие, как нам объяснили, можно снять только темным ритуалом. А это, как ты понимаешь, невозможно. Даже если бы мы согласились, то кто бы его проводил?

   — А тот маг, который наложил проклятие? Нельзя было его заставить?

   — Отец говорил, что это невозможно, но не объяснял толком, почему. Он вообще не рассказывал подробно о том, что произошло. Я думал, что со временем смогу вызнать у него всю правду, но он погиб в море, когда его лодка перевернулась — шторм налетел внезапно, и у отца не хватило сил справиться со стихией.

   — Мне очень жаль, — посочувствовала Риса, сердце которой сжималось от сострадания к этому симпатичному парню, не имевшему возможности в полную силу использовать имевшийся дар. Если бы с ней произошло такое, она даже не знает, как бы с этим справлялась, а он ничего, живет, даже сумел подобрать хорошую работу, подходящую для имеющегося уровня способностей.

   — Да ладно, — улыбнулся Рик, — я приспособился. И всё-таки не теряю надежды однажды найти способ избавиться от этого проклятия.

   — Желаю удачи, — улыбнулась в ответ Риса. И вдруг почувствовала, как что-то будто свербит у нее между лопатками. А обернувшись заметила, что сидящий чуть позади через проход от них рунстих, которому ослепительная ана Брандс что-то нашептывала, выгодно демонстрируя при этом роскошное содержимое своего глубокого декольте, уставился немигающим взглядом прямо на Рису.

   Рик тоже обернулся и пробормотал:

   — Жутковатый тип.

   — Может, на него так магия влияет?

   — Нет, рунстихи, даже высшей категории, не все такие, это характер.

   Тем временем ан Хостунссун наконец-то заметил, что на него смотрят, и перевел всё так же ничего не выражающий взгляд на свою собеседницу. Риса и Рик тоже отвернулись и продолжили разговор.

   Примерно через два часа пути принесли обед, который молодые люди с аппетитом съели. После еды Рик извинился и, объяснив, что очень рано встал, чтобы успеть на поезд, на котором добирался в Стадстрен, задремал. А Риса погрузилась в любование заснеженными пейзажами, проносившимися за окном.

   Снег, снег, снег. Казалось, весь мир занесен снегом. Снегом, переливавшимся всеми цветами радуги на солнце и отливавшим разными оттенками синего в тени. И это непривычное зрелище вызывало в Рисиной душе одновременно ужас и восторг. Снежные просторы притягивали взгляд, завораживая, и под ровный стук колес Риса погрузилась в некое подобие транса, в котором вокруг нее закручивался снежный вихрь и как будто даже раздавался еле слышный хрустальный звон.

   Очнулась она, когда Рик тронул её за плечо:

   — Просыпайся, спящая красавица, мы уже приехали.

   И точно, поезд прибыл в Дабретс.

   Аэросани, которые должны были отвезти всех прибывших в усадьбу, уже ожидали их возле вокзала. Так же как и последний участник, ан средних лет, живший, по всей видимости, в Дабретсе.

   Непривычное для Рисы транспортное средство выглядело как небольшой автобус, у которого вместо колес были широкие полозья, а сзади — большая штуковина, напоминавшая вентилятор. Внутри салона находились две расположенные вдоль стен скамьи, на которых все и расселись. Причем по одну руку от Рисы предсказуемо оказался Рик, а вот по другую — неожиданно и не то чтобы приятно — ан Хостунссун, рядом с которым пристроилась не отлипавшая от него блондинка.

   Аэросани резко рванули с места. Не ожидавшая такого жесткого старта Риса завалилась на рунстиха, который при этом даже не вздрогнул, только придержал её обеими руками, как будто обнимая. И почему-то не торопился отпускать. Вопреки Рисиным иррациональным опасениям, руки казавшегося примороженным мужчины оказались теплыми, но это не делало ситуацию менее неловкой. Она попросила её отпустить, рунстих не отреагировал. Она попросила громче — с тем же результатом. Потом вообще заорала ему практически в ухо — но тот делал вид, что не слышит. А может быть, и вправду не слышал — мотор аэросаней гудел очень уж громко. Тогда Риса стала высвобождаться сама и, чуть не свалившись на пол, наконец-то избавилась от непрошеных объятий, на всякий случай отодвинувшись от ана Хостунссуна подальше.

   Хотя аэросани ехали быстро, дорога заняла почти целый час. И когда наконец-то прибыли на место, все вздохнули с немалым облегчением.

   Усадьба «Сердце зимы» впечатляла. Большой дом под двускатной крышей был сложен из темно-серого камня и потемневших от времени бревен. Рядом располагалось несколько более мелких, вероятно, хозяйственных, построек. А вокруг, насколько хватало глаз, раскинулся заснеженный лес.

   Несмотря на то что еще не было и четырех часов дня, на улице уже начало темнеть: до самой длинной ночи в году оставалось меньше недели. Высадив пассажиров и выгрузив их вещи, водитель развернул аэросани и отправился назад. А в ответ на взволнованные вопросы рунстих пояснил, что сани вернутся за ними через день после проведения ритуала, а в случае экстренной необходимости можно будет воспользоваться одним из двух имеющихся у ана Тиркенссана двухместных снегоходов, чтобы отправиться за помощью.

   Подхватив свои вещи, прибывшие двинулись к дому. Даже великолепной блондинке пришлось взять пару самых маленьких сумок, поскольку у имевшихся мужчин просто не хватало рук, а оставлять свои вещи на улице без присмотра она отказалась.

   Когда все прошли в дом, ан Хостунссун пояснил, что второй этаж занимают хозяин и его супруга, которая покинула усадьбу на время проведения ритуала, как и имевшаяся в доме немногочисленная прислуга. Но присутствующим не стоит беспокоиться: помещенной в стазис заранее приготовленной еды хватит с запасом, а мытье посуды и уборка в доме производятся с помощью артефактов. Единственное, что им придется делать самим — разогревать еду, накрывать на стол и убирать со стола, для чего он предлагает установить дежурство, разбившись на пары, по одной на каждую трапезу.

   Ана Брандс предсказуемо вызвалась дежурить с ним, но рунстих её разочаровал, заявив, что он дежурить не будет, поскольку ему требуется готовиться к ритуалу. Рик быстренько заявил, что будет дежурить с Рисой, против чего та совершенно не возражала. Тогда разочарованная красотка, задержав взгляд на единственном оставшемся мужчине, всё-таки выбрала себе в пару робкую девушку. Последнюю пару составили оставшиеся мужчина и женщина средних лет.

   Ан Хостунссун безапелляционным тоном заявил, что все объяснения и знакомство тех, кто еще не успел познакомиться, они отложат до ужина, который состоится в семь часов вечера, а сейчас он покажет гостям их комнаты, где они смогут отдохнуть, после чего он покажет первой дежурной паре, что тут и как. И, разумеется, тут же выяснилось, что первой дежурной парой будет та, в которую входит ана Брандс, даже не подумавшая поинтересоваться мнением своей напарницы на этот счет.

   Комнаты им всем выделили небольшие, зато отдельные, что несказанно обрадовало Рису, никогда не жившую в общежитии, а потому не привыкшую делить жизненное пространство с соседями. Расположенные на этаже две ванные комнаты и два туалета были общими. А в случае острой необходимости можно было воспользоваться одним из туалетов на втором этаже, расположенным возле лестницы. Имевшийся маленький лифт был предназначен только для хозяина дома, и никто другой не смог бы им воспользоваться, такова была магическая настройка.

   В доставшейся Рисе комнате мебели было немного: полутораспальная кровать, небольшой шкаф, стул и тумбочка с зеркалом. Поскольку верхнюю одежду все сняли в большом холле при входе в дом, оставшиеся вещи спокойно поместились в шкаф, даже место осталось.

   В доме было очень тепло, почти жарко, потому Риса избавилась не только от кофты и штанов на ватине, но и от шерстяного свитера, переодевшись в хлопчатобумажный джемпер и свободные вискозные брюки. До ужина оставалось еще довольно много времени, но выйти из комнаты, чтобы осмотреть дом, она не решилась, пообещав себе, что непременно сделает это позже.

   За окном тем временем совсем стемнело. Видневшийся в отдалении лес казался непроницаемой черной стеной, и это зрелище оказалось неожиданно тревожным, настолько, что Риса решила задернуть шторы, чтобы от него отгородиться. Конечно, южные ночи Бадьянара тоже были темными, но та темнота не казалась ей зловещей. А может, она просто устала от впечатлений, вот и мерещится всякое.

   Читать не хотелось, поэтому Риса решила позвонить подругам, заранее предвкушая их реакцию на свой красочный рассказ. Но магофон не работал — не было связи. Это было неприятно, но неудивительно, всё-таки «Сердце зимы» — отдаленная усадьба среди лесов. Хотя, наверное, какая-нибудь связь тут всё же имелась для экстренных случаев.

   Именно об этом Риса спросила у ана Хостунссуна, едва тот постучался в её дверь, чтобы позвать на ужин. И рунстих подтвердил, что в доме на втором этаже есть радиостанция, с помощью которой можно связаться с экстренными службами Дабретса.

   Когда все гости расселись за столом в большой гостиной, использовавшейся и в качестве столовой, наконец-то появился хозяин дома, тяжело опиравшийся на трость. Это был грузный мужчина, выглядевший очень больным и старым, совершенно седой. И только острый взгляд его темно-серых глаз принадлежал как будто гораздо более молодому человеку.

   Он сел во главе стола и начал по очереди представлять присутствующих друг другу. Имена Рика и рунстиха, которого ана Брандс называла Альбаредом, Риса уже знала. Саму сногсшибательную ану звали Плантисой. Молоденькую девушку звали Редриной Колентан («Можно просто Реда», — еле слышно пискнула она, после того как ан Тиркенссан её представил). Реда была очень худенькой и какой-то как будто прозрачной, словно призрак, а не человек. Полноватую ану со светло-русыми волосами, убранными в гладко зачесанную «ракушку», звали Крестиндой Тиркенссан («Не сестра, жена. Бывшая», — нервно пояснила она после того, как было произнесено её имя). Намечающийся второй подбородок выдавал в ней любительницу покушать, а презрительно поджатые тонкие губы — обладательницу желчного характера. Темноволосого и кареглазого мужчину звали Малентасом Вирлендом, и он никак свое имя не прокомментировал, да и вообще выглядел таким обычным, что это даже было странно.

   Хотя Риса без труда запомнила не только имена всех присутствующих, но и их фамилии, называть их про себя она решила по именам, так ей было проще. Главное — вслух не ляпнуть.

   — Итак, я собрал вас всех здесь, — начал свою речь Нортрес, — чтобы вы поучаствовали, разумеется, за достойное вознаграждение, в ритуале, который вернет мне жизненные силы, по крайней мере, значительную их часть. Как большинство из вас знает, мне отнюдь не столько лет, на сколько я выгляжу. В следующем году мне исполняется всего-навсего пятьдесят.

   Риса мысленно ахнула. А хозяин дома тем временем продолжал:

   — Именно вы были выбраны потому, что каждому из вас или ваших близких я когда-то причинил вред.

   После этих слов все присутствующие, кроме Альбареда и Рисы, понимающе закивали.

   — Я понимаю, что денежные суммы, даже значительные, не смогут изменить прошлого. Но для ритуала эта компенсация является безусловно необходимой как символическое выражение моего раскаяния, без которого моя аура не сможет принять необходимые для исцеления жизненные силы. Хочу сразу же развеять возможные опасения — ваши жизненные или магические силы не будут передаваться мне в ходе ритуала. Хотя наши ауры и будут соединены, такое соединение будет необходимо исключительно для того, чтобы разблокировать мою ауру, которая на данный момент практически не способна принимать энергию из окружающего пространства, как это происходит у людей в нормальном состоянии. Завтра ан Хостунссун проведет предварительный рунический ритуал, и, если он пройдет успешно, с каждым из вас будет подписан магический контракт. Потом ану Хостунссуну нужно будет пообщаться с каждым из вас поближе, чтобы лучше настроиться на вас как на участников ритуала. Поэтому прошу уделить ему время, когда он скажет.

   Возражений не последовало. Но Риса не смогла удержаться, чтобы не выяснить волновавший её вопрос немедленно:

   — Ан Тиркенссан, вероятно, вы знаете, что мои родители погибли, еще когда я была ребенком, а их семьи отношений со мной не поддерживают. Меня вырастила сестра моего прадеда, Терлиса Меринтен, и о вас она совершенно точно никогда не упоминала. Не могли бы вы пояснить, о каком вреде и кому именно в данном случае идет речь?

   — Конечно, но давайте отложим этот разговор до окончания ужина, потом я с удо..., — Нортрес осекся, — простите, какое тут может быть удовольствие, потом я обязательно всё вам объясню, только наедине.

   Риса кивнула, и все приступили к ужину.

ГЛАВА 3

Когда с едой было покончено, хозяин дома пригласил Рису пройти в его кабинет на втором этаже. Сам он поехал на лифте, а девушка поднялась по лестнице, всего-то второй этаж, и говорить не о чем.

   Кабинет, обставленный в классическом стиле, произвел на Рису приятное впечатление: стол и шкафы темного дерева, удобные кожаные кресла и светильники под зелеными абажурами создавали подобающую атмосферу — уютную и в то же время деловую.

   Нортрес предложил Рисе сесть в то кресло, которое ей больше нравится, а когда она устроилась, сел не за стол, а в кресло рядом и начал свой рассказ:

   — Ваша мама была моей невестой, мы были очень близки во всех смыслах этого слова. Нет-нет, не смотрите на меня с таким подозрением, я не ваш отец. Наша с Грандикой история закончилась за два года до вашего рождения.

***

История Нортреса и Грандики

   Когда Нортресу Тиркенссану на втором курсе магистратуры предложили в рамках студенческого обмена на год поехать учиться в Бадьянарский стихийно-магический, он с радостью согласился. В Молусизии он никогда не был, а море видел только северное, купаться в котором даже летом рисковали только рунстихи из Аллиумского МЧС, да и то, больше чтобы на девушек впечатление произвести, чем ради удовольствия.

   Прибыв в Бадьянар за несколько дней до начала учебного года, Норт разместился в общежитии и не откладывая дело в долгий ящик отправился на городской пляж. По меркам Дабретса, в котором он вырос, и даже по меркам расположенного значительно южнее Стадстрена, в котором он учился, жара была страшная, однако по меркам Бадьянара погода была мягкая и приятная, так что большая часть пляжников жарилась на солнце, даже не пытаясь укрываться в тени.

   Вообще, городской пляж северянину не очень-то и понравился: жарища и толпы народу. Но вот южное море — море было... Да у Норта даже слов не было каким.

   Как все маги, работающие со стихиями, плавал он превосходно и проплескался в ласковых волнах никак не меньше часа, даже замерз —хотя вода и была поразительно теплой, но всё же её температура была ниже температуры человеческого тела. Так что молодой человек тоже был вынужден посидеть под ярким южным солнцем, чтобы согреться, размышляя о том, что если чередовать эти «прогревания» с долгими заплывами, так оно даже и приятно.

   В общем, Норт провел на пляже почти целый день. Белокожий северянин. На знойном южном солнце. Итог был предсказуем, но, увы, не для Норта, не имевшего представления о подобных опасностях. Казалось бы, всё очевидно, однако Норт был не из тех, кто тщательно обдумывает возможные риски, прежде чем ринуться в неизвестность.

   Обгорел Норт чудовищно, до огромных волдырей на плечах. Температура поднялась, его знобило, а обожженная кожа болела вообще вся, кроме разве что ступней и ладоней, да тех интимных мест, которые были закрыты плавками. Болела даже кожа на голове, недостаточно тщательно прикрытая от жестокого южного светила короткостриженными волосами.

   Ужасно хотелось пить. В комнате будущий рунстих пока жил один, поэтому попросить о помощи ему было некого и пришлось помогать себе самостоятельно. Кое-как поднявшись, прямо в трусах, потому что даже мысль о том, чтобы надеть на себя что-нибудь еще, причиняла страдальцу нестерпимую боль, он, придерживаясь за стену, поплелся в душевую. Но по дороге ему попалась кухня, и Норт свернул туда.

   И вот там, в общежитской кухне, покрытый солнечными ожогами, и в одних трусах он встретил её — самую прекрасную девушку на свете. Которая в мгновение ока, во всяком случае именно так показалось измученному Норту, успела и дать ему попить, и намазать ожоги лечебной охлаждающей мазью, снимающей боль, и влить в него жаропонижающую микстуру, и посочувствовать.

   Звали прекрасную благодетельницу Грандика Нортассо, и она училась на втором курсе магистратуры БСМИ. Приехала очаровательная Гранди из Бартастании, поскольку в тамошнем стихийно-магическом магистратуры просто не было, поэтому стихийники, претендующие на категорию выше второй, ехали доучиваться в Молусизию или Аллиумию.

   Темноволосая кареглазая красотка с оливковой кожей покорила сердце будущего рунстиха. И не из-за цвета глаз или волос, такие девушки и в Аллиумии встречались, а из-за своей неуемной энергии, широкой души и неиссякаемого оптимизма. Норт-то по натуре был мрачноватым. А вот с Гранди буквально ожил, как будто до встречи с ней он воспринимал мир через мутноватое стекло и теперь наконец-то разглядел, какой он яркий и прекрасный.

   И на Имболк* (*1 число последнего месяца зимы), считающийся самым удачным временем для помолвки, поскольку увеличение светового дня уже становится заметным, а значит, дело идет к весне, Норт сделал своей возлюбленной предложение. И та его с радостью приняла.

   Они строили совместные планы. Собирались после окончания учебы поселиться в Аллиумии, не в Дабретсе, а где-нибудь в южной части страны, где потеплее. Придумывали, каким будет их общий дом.

   А потом учебный год закончился, и Норт уехал обратно. Они созванивались по магофону каждый день, хоть это было и недешево. И очень друг по другу скучали.

   Но однажды на одной из многолюдных студенческих вечеринок Норт познакомился с Крестиндой Пертиксен — единственной дочерью и наследницей Флендрика Пертиксена, владельца золотоносных приисков. И юная Тинда запала на красавчика Тиркенссана в первый же вечер.

   Нельзя сказать, что Норт не колебался. Колебался, и еще как! Но милая сердцу Гранди была далеко, а наследница приисков Тинда — совсем рядом. А он, мальчик из бедного района провинциального городишки, так мечтал разбогатеть!

   Разумеется, у Тинды был жених — ан Пертиксен не мог пустить такое важное дело на самотек. Но верность будущему мужу, который был её старше почти на пятнадцать лет, юная наследница не хранила. Этим-то Норт и воспользовался. Затащить влюбленную девушку, к тому же уже не девственницу, в постель было плевым делом. Но этого, конечно, было недостаточно.

   И тогда коварный обольститель пошел ва-банк: заменил противозачаточные пилюли Тинды на те, что способствуют зачатию. Для здоровой женщины вероятность забеременеть — почти сто процентов. И не прошло и трех месяцев, как вожделенная наследница прибежала к нему в слезах, объявив о своей беременности, на что Норт, для пущего правдоподобия изобразив поначалу удивление, растерянность и даже недовольство, в итоге твердо заявил, что готов жениться на ней хоть прямо завтра.

   Окрыленная сделанным предложением, Тинда отправилась к будущему деду и твердо заявила, что встретила любовь всей своей жизни, избавляться от будущего ребенка не намерена ни в коем случае и приносить свое счастье в жертву отцовским амбициям не согласна.

   Скандал, конечно, был страшный! Но Флендрик Пертиксен понимал, что если интрижки будущей жены выбранный им жених еще может стерпеть, то её беременность — уже нет. Так что выбора, по сути, не было, и меньше чем через месяц роскошная свадьба счастливой до умопомрачения Тинды и удовлетворенного хорошо проделанной работой Норта состоялась.

   Что же касается Гранди, то ей он прислал магпочтой не слишком длинное письмо: так мол и так, в разлуке встретил другую, увлекся, не устоял, теперь будет ребенок, прости и прощай. Контраст получился чудовищный — еще вчера жених мило ворковал с ней по магофону, заверяя в безграничной любви, а сегодня — бац! — такое вот письмо и всё кончено.

   Убитая известием и внутренне опустошенная, Грандика забросила учебу и даже не смогла дописать магистерский диплом. Возможно, она бы и вовсе не окончила магистратуру, но за девушку вступился научный руководитель, заставивший руководство института учесть её безупречную учебу до этого печального момента, и Гранди разрешили защищаться на следующий год. Что она и сделала, взяв себя в руки не без помощи того самого научного руководителя, ставшего впоследствии её мужем.

***

У Рисы не было слов. Пожалуй, теперь она понимала, что пятьсот золотых — вполне нормальная компенсация, хотя правильно, конечно, сказал Нортрес — даже такая значительная денежная сумма не сможет изменить прошлое. Но отказываться от денег Риса ни в коем случае не собиралась — маме теперь всё равно, а водопровод сам себя не починит, и новая мебель на деревьях в саду не вырастет.

   — Благодарю, что рассказали, — наконец произнесла она, — пойду, пожалуй, спать, что-то я устала.

   — Конечно, — ответил Нортрес, — спокойной ночи, ана Меринтен.

   Вопреки собственным опасениям, заснула Риса мгновенно.

***

Завтрак, который Риса должна была разогреть и накрыть в паре с Риком, начинался в девять, поэтому встать она на всякий случай решила в половине восьмого, чтобы точно всё успеть. И в четверть девятого уже стучалась в комнату напарника, который предусмотрительностью явно не отличался, поскольку еще сладко спал. Пижамка с аэропланами смотрелась на парне довольно мило, но это было совсем не то, что Риса хотела бы увидеть на человеке, который должен был вместе с ней заниматься завтраком прямо сейчас.

   Получив обещание, что напарник будет готов максимум через пятнадцать минут, Риса направилась на кухню, чтобы осмотреться. Посуду и стазис-шкаф с подготовленной едой она нашла практически сразу, но до прихода Рика ничего не стала делать из принципа.

   Вид из кухонного окна был не очень: в сероватом свете наступающего утра были видны только хозяйственные постройки, в одной из которых должны были находиться снегоходы. Еще не рассвело, но небо было ясное, а значит день обещал быть солнечным, и Риса подумывала о том, чтобы прогуляться к лесу, правда, не очень представляла, насколько это возможно, учитывая, что вокруг были сплошные сугробы, расчищено было только пространство вокруг дома. Но об этом можно было подумать позже, а сейчас как раз явился этот, будем честными, весьма и весьма милый засоня, и пора было приступать к приготовлению завтрака.

   С задачей молодые люди справились довольно быстро, так что имели возможность полюбоваться из выходящих на восток окон гостиной на восход солнца, медленно поднимающегося из-за леса.

   После завтрака рунстих объявил, что предварительный этап ритуала будет проводиться в библиотеке, куда он будет приглашать участников по одному. Вызывал он их по алфавиту, так что Рису пригласили третьей.

   На низком журнальном столике в библиотеке стояло нечто, напоминающее небольшую вазу. Альбаред предложил Рисе подойти и опустить в этот сосуд руку. Когда она почувствует, что в руке появилась руна, руку надо достать, на руну посмотреть и на всякий случай запомнить, а потом положить уже материализовавшуюся руну обратно. Говорить, какая именно руна ей досталась, никому не надо, даже ему.

   Решив не затягивать, Риса подошла к сосуду и опустила руку, в которой практически сразу почувствовала какой-то предмет, который и достала. Это оказалась руна йера, в её случае означавшая, вероятно, урожай, поскольку Риса должна была участвовать в ритуале как дочь своей матери. Опустив руну обратно, Риса покинула библиотеку, присоединившись к тем, кто ожидал в гостиной.

   Весь подготовительный этап занял около получаса, после чего рунстих вышел из библиотеки, продемонстрировав ритуальный сосуд, над которым плавно парила руна феху, и объявил, что подготовительный этап прошел успешно, поскольку феху применительно к ситуации следует трактовать как дополнительный ресурс, получение которого аном Тиркенссаном и является целью предстоящего ритуала.

   Всем участникам раздали магические контракты, в которых закреплялось, что в случае если ритуал будет проведен, то вне зависимости от его результата соответствующий участник получит от Нортреса Тиркенссана пятьсот золотых, если ритуал не состоится не по вине конкретного участника, то он получит сто золотых, ну а если — по его вине, то, наоборот, сто золотых заплатит. Поскольку срывать ритуал Риса не собиралась, контракт она подписала, не раздумывая, как, собственно, и все остальные.

   Собрав контракты, Альбаред унес их куда-то вместе с ритуальным сосудом. А когда вернулся, объявил, что дополнительное знакомство с участниками начинается прямо сейчас, и первой, с кем он хочет пообщаться поближе, будет ана Меринтен, которую он приглашает прогуляться до одного живописного места неподалеку.

   Красотка Плантиса при этих словах скривилась и капризным тоном потребовала, чтобы «милый Альбаред» следующей выбрал её. «Милый Альбаред» согласился, уточнив, что это будет уже после обеда.

   Не боясь показаться глупой, ведь она впервые находится среди снегов, Риса поинтересовалась, а как, собственно, они будут добираться до этого живописного места, ведь вокруг сплошные сугробы.

   — А вы, случайно, не умеете ходить на лыжах? — без особой надежды поинтересовался рунстих.

   — Разумеется, нет, — отрезала Риса, с интересом ожидая, как он теперь будет выкручиваться.

   Но тут вмешался Нортрес, сообщивший, что в сарае есть снегоступы.

   — Ходить на снегоступах я тоже не умею, — на всякий случай уточнила Риса.

   — Да нечего там уметь, — радостно сообщил Альбаред, — там самое сложное — их надеть, но с этим я вам помогу.

   Тяжело вздохнув, Риса отправилась в свою комнату и снова облачилась в свитер с кофтой и лыжные штаны. Однако поджидавший её возле входной двери рунстих заявил, что кофта ей не понадобится, поскольку в Рисином пальто ходить на снегоступах будет неудобно, а лыжная куртка, которую он держал в руках, достаточно теплая, чтобы надеть её прямо на свитер.

   Риса снова тяжело вздохнула, сняла кофту и взяла предложенную куртку. Однако от предложенной вместе с ней лыжной шапки решительно отказалась — у той не было «ушей», которые можно завязать под подбородком.

   Альбаред посмотрел осуждающе, но спорить не стал.

   Риса начинала злиться. «Какое ему дело до моей шапки? — раздраженно думала она. — Я понимаю — куртка, в пальто действительно было бы неудобно, но шапка-то чем ему помешала? Чего он везде лезет со своим никому не интересным мнением?»

   В сарае, расположенном как раз напротив кухонного окна, действительно нашлись снегоступы — забавные приспособления, напоминавшие большие теннисные ракетки, с ремешками, которыми их нужно было крепить к обуви. В надевании снегоступов не было ничего сложного, так что посмотрев, как это делает рунстих, Риса справилась самостоятельно. После чего, прихватив лыжные палки, они направились в сторону леса.

   Идти по рыхлому снегу на снегоступах было не слишком удобно, но терпимо. Тем более что шедший впереди мужчина прокладывал какую-никакую тропу. Рисе было любопытно, куда именно они направляются, но спрашивать почему-то не хотелось, поэтому она шла молча, с интересом оглядываясь по сторонам. Её спутник тоже не спешил начинать беседу, и Риса недоумевала: в чем же состоят эта самая настройка и «узнавание поближе», если они даже не разговаривают. Но вокруг была такая красота, что всё это в общем было не так уж и важно.

   Примерно через час пути, когда лес поредел и впереди показался довольно высокий холм, Альбаред сказал:

   — Нам туда.

   — Ну уж нет, — возмутилась Риса, — я на эту верхотуру, да еще и по снегу, ни за что не полезу!

   — А и не надо! — задорно улыбнулся рунстих.

   Искренняя улыбка превратила его буквально в другого человека: резкие черты лица смягчились, холодные глаза засияли, и на миг суровый северный маг показался Рисе почти нормальным живым человеком.

   А потом он поднял руки и начал чертить в воздухе руны, так быстро, что Риса не могла разобрать, какие именно. Вокруг них образовался снежный вихрь, подхвативший её и Альбареда и понесший на вершину холма. Не ожидавшая ничего подобного Риса взвизгнула и попыталась вцепиться в рунстиха, сбив ему концентрацию, отчего вихрь заметно ослабел и до вершины холма их немного не донес.

   Рисе повезло — она шлепнулась сверху. А вот Альбареду — не очень. Но, к удивлению Рисы, настроения мужчине это не испортило. Когда они оба поднялись, рунстих отряхнул её от снега с помощью магии, к нему самому снег и вовсе не лип, и продолжая улыбаться предложил:

   — Я думаю, после таких снежных объятий мы вполне можем перейти на «ты». И зови меня просто Альб.

   — Что-то я к такой степени близости с таким солидным аном не готова, — пробормотала Риса.

   — Солидным? — Альб рассмеялся. — Мне, между прочим, всего тридцать два.

   — Что на четверть больше, чем мне, — продолжала сопротивляться Риса. Не то чтобы она была по-настоящему против перехода к менее официальному стилю общения, но это предложение почему-то казалось ей странным, а потому — подозрительным.

   — А если так? — Мужчина резко приблизился, притянул Рису к себе и поцеловал. Ну как «поцеловал». Скорее быстро чмокнул, но зато прямо в губы.

   — Чего это ты? — отпихнула от себя рунстиха Риса.

   — Вот, — еще больше развеселился Альб, — я знал, что это поможет!

   Переполненная негодованием Риса просто не могла подобрать слов для достойного ответа.

   — Ладно, не злись, — примирительно выставил ладони Альб, — лучше посмотри, какая вокруг красота. Я ведь тебя за этим сюда привел.

   И Риса посмотрела. И согласилась, что и впрямь красота. Вокруг, до самого горизонта, был заснеженный лес, только в стороне, откуда они пришли, виднелось «Сердце зимы», казавшееся с такого расстояния совсем маленьким.

   С помощью магии Альб соорудил из снега небольшую тумбу, на которую они присели, чтобы отдохнуть и спокойно полюбоваться окрестностями, при этом он крепко обнял Рису, с самым серьезным видом заверив её, что без этого его защищающая от холода магия работать не будет. Но согревшаяся Риса спорить не стала, хотя происходящее казалось ей всё более и более странным.

   А потом пришла пора возвращаться, чтобы успеть к обеду, и рунстих соорудил очередной снежный вихрь, который и донес их до усадьбы.

   — Ты ведь сразу мог так сделать! — обвиняюще ткнула в него пальцем Риса.

   — Но ведь так было бы неинтересно, — хитро подмигнул Альб.

ГЛАВА 4

Когда начался обед, ставший более свободным после возвращения с прогулки стиль общения между Рисой и рунстихом не остался незамеченным: Плантиса обиженно надулась, а сидевший рядом Рик недовольно поинтересовался у Рисы:

   — Вы теперь прям настоящие друзья. С чего это вдруг?

   — Ну, после того как совместно побарахтаешься в сугробе, довольно странно сохранять официальный стиль общения, не бери в голову, ничего такого, — отмахнулась она.

   Рик, явно не до конца поверивший в «ничего такого», всё-таки немного расслабился.

   После обеда Плантиса утащила Альба «знакомиться поближе» в библиотеку, категорически отказавшись от общения на свежем воздухе.

   А вот Риса, наоборот, приняла приглашение Рика еще погулять в окрестностях усадьбы, раз уж она более-менее освоила снегоступы. Любоваться заснеженными пейзажами она была готова хоть круглые сутки — когда еще такое увидишь.

   Хозяин дома поднялся к себе, Крестинда и Малентас, которые явно были знакомы раньше, беседовали в гостиной, а Реда, бывшая, по всей видимости, «книжным червем» еще почище Рисы, прихватив в библиотеке книжку, отправилась в свою комнату.

   В общем, время до ужина все провели если и не с пользой, то более или менее с удовольствием.

   Когда Риса и Рик вернулись с прогулки, рунстих с блондинкой как раз выходили из библиотеки. Плантиса соблазнительно ворковала, называя спутника уже «милым Альбом» и на «ты», а «милый Альб» называл её Тисой и тесно прижимал к себе, обняв за стройную талию.

   «Интересно, — подумала Риса, — он просто бабник, стремящийся обольстить всех более-менее привлекательных женщин вокруг, или это такая методика настройки и «узнавания поближе»? И будет ли он так же интимно обнимать малышку Реду? А какую методику будет применять к мужчинам?»

   А потом она решила, что всё это её не касается: меньше чем через неделю, она примет участие в ритуале, получит свои пятьсот золотых, а потом отправится домой и благополучно забудет о существовании рунстиха Альбареда Хостунссуна.

   Когда после ужина все участники ритуала сидели в гостиной, кто читая, кто беседуя, кто слушая радио, Реда вдруг подскочила к окну и радостно закричала, подпрыгивая и хлопая в ладоши:

   — Северное сияние! Смотрите все скорей — северное сияние!

   И все посмотрели, даже рунстих с всё так же прилипшей к нему блондинкой. Не говоря уже о Рисе, которая данное природное явление видела раньше только на картинках и магографиях.

   Северное сияние впечатляло: его огни, от ярко-зеленого до малиново-красного, переливались и волшебно мерцали от края до края неба. Риса просто не могла оторвать взгляд от окна, пока Рик не потянул её за собой со словами: «Из кухни будет видно гораздо лучше». Почти бегом они добрались до кухни, из окон которой зрелище и правда выглядело еще более впечатляющим. Подтащив пару табуреток, они довольно удобно устроились у одного из окон.

   Завороженная открывшимся зрелищем, Риса совершенно потерялась во времени и пространстве и даже не сразу поняла, что сидящий рядом Рик обнимает её за талию. «Везет мне сегодня на объятия с привлекательными мужчинами», — мелькнула ленивая мысль, а потом внимание Рисы снова вернулось к созерцанию северного сияния.

   В какой-то момент Рик тихонько спросил:

   — Тебе нравится?

   — Конечно, — ответила Риса, не отрывая взгляда от окна.

   — А я?

   — А что ты? — не поняла Риса, все мысли которой были в этот момент о северном сиянии.

   — Я тебе нравлюсь?

   Вопрос был задан таким неожиданно серьезным тоном, что Риса всё-таки оторвала взгляд от окна и посмотрела на парня, не совсем уверенно подтвердив:

   — Ну, в общем, да.

   И тогда Рик её поцеловал. Совсем не так, как рунстих утром. Это был глубокий страстный поцелуй, от которого в груди разливалось тепло, а внизу живота возникало тягучее и томительное напряжение.

   Конечно, Риса целовалась и раньше, и не только целовалась, нравы в среде стихмагов были весьма свободные, но таких ярких ощущений у нее никогда не было. Поэтому неизвестно, как далеко всё зашло бы на этот раз, но внезапно кто-то резко хлопнул кухонной дверью, которую Рик вроде бы закрывал, хотя Риса точно не помнила. Она отпрянула и смущенно пробормотала, что вообще-то пора спать, ведь завтра с утра они опять дежурят.

   Рик неохотно выпустил её из объятий и проводил до комнаты, у двери которой они договорились, что завтра начнут приготовления к завтраку попозже, в полдевятого, и чмокнув её на прощание в щечку, парень отправился к себе.

   Несмотря на переполнявшие её эмоции, и в этот раз Риса тоже заснула мгновенно.

***

Наступившее утро оказалось пасмурным. Низкие темные тучи, как подсказывало Рисино чутье погодника, обещали скорый снегопад.

   Вошедший в кухню ровно в полдевятого Рик приветственно чмокнул Рису в щечку, но больше никак особого отношения не проявил, и нахлынувшая при его появлении неловкость как-то незаметно отступила.

   Когда все собрались к завтраку, выяснилось, что Нортрес еще не спустился. Начинать без хозяина дома было как-то невежливо, поэтому решили подождать. Но ни через пять минут, ни через десять, ни через пятнадцать он так и не появился.

   Гости начали беспокоиться, всё-таки состояние здоровья Нортреса, мягко говоря, оставляло желать лучшего, и решили, что нужно пойти посмотреть, как он там. Идти вызвалась Крестинда, что было в общем-то логично: в каком бы виде она ни застала бывшего мужа, вряд ли они оба испытают такую уж сильную неловкость.

   Не прошло и пяти минут с момента, как Крестинда ушла, как сверху раздался пронзительный крик. Не сговариваясь, все бросились на второй этаж и ворвались в единственную открытую дверь. Это была хозяйская спальня. На большой кровати неподвижно лежал Нортрес, а на полу возле нее сидела Крестинда, тихо поскуливающая от ужаса.

   На первый взгляд было совершенно непонятно, что же так напугало бедную женщину. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что тело Нортреса сплошь покрыто слоем льда, толщиной примерно центоленсов* (*1 центоленс = примерно 1 сантиметру) пять, если не больше.

   Альб подошел к жуткой ледяной скульптуре вплотную и даже её потрогал. А потом растерянно покачал головой и признался:

   — Я не знаю, что с ним такое. Это какая-то совершенно незнакомая мне магия. Темная магия, если быть точным. И я даже не могу определить, жив ан Тиркенссан или нет.

   — Я могу, — решительно заявила Плантиса.

   А когда на ней скрестились вопросительные взгляды, пояснила:

   — Я помощник целителя с действующей лицензией. На то, чтобы стать целителем, дара не хватило, зато опыта полно.

   Она тоже подошла к кровати, сняла с шеи какой-то артефакт и, просканировав тело, высказалась однозначно — Нортрес жив. А вот в сознании он или нет, определить уже не получилось.

   Было очевидно, что нужно вызывать помощь, и почти в том же составе все отправились в комнату, где находилась радиостанция, благо хозяин дома заблаговременно показал Альбу всё необходимое. В спальне остались только продолжавшая сидеть на полу Крестинда и Плантиса, которая уговаривала её подняться и пойти в свою комнату отдохнуть.

   В комнате, где находилась радиостанция, гостей «Сердца зимы» ждало новое потрясение: вся аппаратура была выведена из строя — не просто повреждена, а буквально разломана на куски. Оставался только один выход — отправить кого-нибудь за помощью в Дабретс на снегоходе. Ехать вызвался Рик, однако все присутствующие сошлись на том, что одному отправляться опасно, поэтому с ним должен был поехать Малентас, а Альб — остаться охранять женщин и беспомощного ана Тиркенссана.

   Рунстиху такое решение не слишком понравилось, но то, что, если нечто или некто, напавший на хозяина дома, решит нанести новый удар, два бытовика, помощник целителя и погодница могут и не суметь защититься, было серьезным аргументом, и Альб смирился.

   Сначала решили всё-таки позавтракать, даже Крестинду, не захотевшую оставаться одной в своей комнате, уговорили немного поесть. Потом провожали отъезжающих, волнуясь и давая бестолковые советы.

   Пошел снег, поднимался ветер. Ехать в метель было, разумеется, опасно, но выбора не было: никто не знал, сколько Нортрес пробудет в таком состоянии, которое могло ведь закончиться и смертью. Чтобы хоть как-то уменьшить риск, Альб и Риса совместными усилиями провели ритуал, призванный унять непогоду. Вернее, проводил его Альб, а Риса просто подпитывала его магической энергией. Рунстих предупредил, что, поскольку метель сильная, результата ритуала хватит где-то на полчаса, при особом везении — на час. Но выбирать не приходилось.

   По примерным подсчетам вернуться с подмогой Рик и Малентас должны были не позже, чем к обеду. Однако обеденное время миновало, а их всё не было. Метель тем временем усиливалась.

   Риса места себе не находила и, чтобы хоть как-то унять волнение, вызвалась помочь Крестинде, оставшейся без напарника, приготовиться к обеду. Но у той вообще всё валилось из рук, поэтому, попросив Плантису за ней присмотреть, к Рисе присоединился Альб, пояснив на её недоуменный вопрос, что вряд ли ему теперь придется проводить намеченный ритуал, и уж во всяком случае — не в ближайшее время, поэтому и готовиться к нему нет необходимости, а значит, он вполне может помочь с едой.

   Когда к подаче на стол практически всё уже было готово, Альб внезапно поинтересовался:

   — Волнуешься за него?

   — За кого именно? — притворилась, что не поняла, Риса.

   — За Рика.

   — Я за всех волнуюсь, и за себя в том числе, — она попыталась свернуть скользкую тему.

   — Мне кажется, у тебя с этим парнем особые отношения, — не отставал рунстих.

   «Тебе-то какое дело?» — мысленно возмутилась Риса, а вслух ответила:

   — Какие еще особые отношения? Мы только позавчера познакомились.

   — Но ведь он тебе нравится?

   — Допустим.

   — А я тебе нравлюсь?

   «Сговорились вы все, что ли?!» — взвыла про себя Риса и резко развернулась, чтобы высказать наглецу всё, что она думает о его бесцеремонных расспросах, но неожиданно оказалась в прямо в объятиях Альба, который, как выяснилось, стоял прямо у неё за спиной.

   Из-за разницы в росте Риса уткнулась рунстиху в шею, а когда подняла голову, не смогла оторвать взгляда от его голубых глаз, которые, казалось, ярко сияли и уже не выглядели такими холодными. Альб потянулся к ней, явно за поцелуем, а Риса вдруг так сильно испугалась, сама не понимая, чего, что резко его оттолкнула и неожиданно даже для себя самой сердито выпалила:

   — Не знаю, в какие игры ты играешь, Альбаред Хостунссун, но не вмешивай меня в свои отношения с этой твоей блондиночкой! Если хочешь её позлить, иди вон лучше Реду поцелуй.

   — А ты никак ревнуешь, Бадриса Меринтен? — усмехнулся тот.

   — С чего бы мне ревновать мужчину, который мне нисколько не нравится?

   — Нисколько не нравится? А это мы сейчас проверим.

   И не успела Риса моргнуть, как вновь оказалась в объятиях рунстиха, который снова потянулся к её губам. А ей внезапно расхотелось сопротивляться. Но узнать, как целуется Альбаред Хостунссун, Рисе было не суждено. Во всяком случае, не в этот раз, поскольку от двери в кухню раздался раздраженный голос Плантисы:

   — Эй, голубки! Мы сегодня обедать будем или как?

   И рунстих выпустил Рису, еле слышно шепнув, что они еще вернутся к этому вопросу.

   Обедали в мрачном молчании. Напряжение нарастало. Метель завывала так, что казалось, что и сам дом вот-вот унесет.

   Убрав со стола, Риса прилипла к окну гостиной, глядя на дорогу, по которой уехали Рик и Малентас. Не то чтобы она была уверена, что сможет что-то разглядеть, но надежды не теряла. Да и что еще можно было сделать в такой ситуации?

   И вот в какой-то момент ей показалось, что снаружи что-то мелькнуло.

   — По-моему, там кто-то есть. Пойдемте посмотрим! Ты ведь сможешь смирить метель ненадолго? — обратилась она к Альбу.

   Тот подошел к окну, долго вглядывался в кружащийся снег и сказал, что ничего не видит. Риса тоже больше ничего не видела, но всё-таки настаивала, что нужно пойти посмотреть. И когда она заявила, что раз Альб отказывается, она пойдет одна, мужчина сдался.

   Вооружившись мощным фонарем, который Альб достал из кухонной кладовой и вручил Реде, они втроем вышли наружу. Реда светила, а Альб с Рисой усмиряли метель. И вот, когда снежная круговерть утихла, луч фонаря действительно выхватил из сгущавшихся сумерек медленно бредущую в сторону дома залепленную снегом фигуру.

   Они бросились навстречу. Это оказался Рик. Он что-то бормотал, но так тихо, что расслышать не было никакой возможности. И только когда парня затащили в дом, избавили от верхней одежды и почти насильно влили в него большую кружку теплого чая, он смог нормально рассказать, что случилось.

   Оказалось, что, проехав примерно треть расстояния до Дабретса, снегоход на полной скорости как будто во что-то врезался. Вероятно, это был магический барьер, потому что даже просто пройти дальше у Рика не получилось. В этом месте деревья очень близко подходили к дороге, а снегоход так неудачно отбросило, что он врезался в дерево и сломался.

   — Ты уверен? — подозрительно уточнила Плантиса. — Ты же не целитель.

   — Уверен, — огрызнулся Рик. — С шеей, вывернутой под таким углом, выжить невозможно. Мне пришлось оставить его там, возле сломанного снегохода, я бы не смог добраться, если бы еще и тело тащил, учитывая погоду.

   — И всё равно, неплохо бы проверить, — упорствовала блондинка.

   — Ну так проверь! Есть еще один снегоход, садись и поезжай.

   — И поеду!

   И она действительно пошла одеваться. Несмотря на протесты мужчин, Риса вызвалась поехать с ней. Она, в конце концов, стихмаг первой категории с перспективой на высшую и может за себя постоять, да и Тису, с которой они в порыве женской солидарности перешли на «ты», несмотря на существенную разницу в возрасте, защитить тоже сумеет, что бы там об этом ни думали мужчины.

   Но смелая вылазка не удалась — оказалось, что второй снегоход тоже выведен из строя. Это укрепило всеобщее подозрение, что всё происходящее — дело рук человека, и этот человек — один из них. Не то чтобы все были в этом полностью уверены, поскольку сильный стихмаг, а тем более — рунстих, даже в такую погоду мог обустроить себе безопасное убежище где-нибудь неподалеку. Но это всё-таки была менее вероятная версия.

   Когда все вернулись в гостиную, Альб заявил, что, учитывая ситуацию, следует достать из ритуального сосуда руны, которые вытаскивали собравшиеся, поскольку есть вероятность, что таким образом они смогут определить, кто из них всё это делает.

   Правда, оставался вопрос, а как же они удостоверятся, какая руна чья, если кто-то солжет, ведь анимага* (*анимаг — маг, прошедший специальное обучение, усиливающее чувствительность и физические возможности организма), способного определять ложь практически безошибочно, среди них нет.

   На это рунстих пояснил, что по смыслу подготовительного ритуала руны должны обозначать связь его участников с тем человеком, в отношении кого ритуал проводится. А этот человек, тоже вытаскивавший руну, всегда доставал только манназ, обозначавшую в данном случае субъекта проводимого ритуала. Поэтому каждому просто нужно будет в подтверждение того, что он вытащил именно ту руну, которую назвал, рассказать свою историю. План, конечно, получился неидеальный, но поскольку другого всё равно не имелось, все согласились.

   Альб принес ритуальный сосуд, поставил посреди большого стола в гостиной, открыл и начал доставать руны. Сначала он убрал по-прежнему парившую над сосудом феху, которая, как все помнили, обозначала сам ритуал. За ней последовали беркана, гебо, лагуз, йера, иса, манназ, уруз и перт. Присутствующие помрачнели: базовое значение рун было всем известно, поэтому перт, обозначавшая смерть, навевала самые мрачные мысли.

   — Я, пожалуй, выскажусь первым, — начал рунстих. — Моя руна — иса. В данном случае она обозначает, что я никак эмоционально не включен в ситуацию с ритуалом, я просто тот, кто его проводит.

   — Моя руна — йера, — продолжила Риса. — Она в данном случае обозначает, что я участвую в ритуале просто как дочь своей матери. С аном Тиркенссаном я раньше знакома не была и о его существовании ничего не знала, что он вчера и подтвердил. Как я узнала из его вчерашнего рассказа, он был женихом моей матери, бросившим её ради того, чтобы жениться на богатой наследнице. Мама, судя по всему, очень переживала, но это было за два года до моего рождения и не имеет ко мне никакого отношения.

   — Тебе двадцать четыре? — спросила Крестинда.

   — Да, двадцать четыре, — подтвердила Риса.

   — Тогда всё правильно, именно за два года до твоего рождения мы с Нортресом и поженились.

ГЛАВА 5

— Ну что ж, — начала Крестинда, пусть теперь будет моя очередь. — Моя руна беркана, я двадцать два года была женой Нортреса Тиркенссана, пока он не вышвырнул меня, чтобы жениться на молоденькой красотке.

***

История Крестинды

   Путь Флендрика Пертиксена к богатству был непростым и отнюдь не быстрым. Начинал он простым старателем, мывшим золото на прииске с открытой добычей в поселке без названия, расположенном за полярным кругом. Но Флендрик был упорным и шел к своей мечте, несмотря ни на что. Сначала он стал бригадиром, потом поступил на заочное отделение Стадстренского магинженерного института, выучился на горного мастера и стал работать уже в золотоносных шахтах, где поднялся до директора одного из приисков.

   Подробности восхождения парня из ниоткуда были покрыты тайной. И тайна эта, судя по всему, была довольно мрачной, иначе бы, когда Флендрик Пертиксен наконец-то заполучил собственные прииски, историю его успеха в мгновение ока разнесли пронырливые журналисты.

   Флендрик женился, когда ему не было и тридцати, на дочери предыдущего директора прииска, который собирался на пенсию и, проникшись доверием к умному и деловому зятю, использовал все свои немалые возможности, чтобы тот стал его преемником. Точно неизвестно, была ли в этой семье любовь, но уважение точно было. Жили супруги мирно, без каких-либо скандалов, и каждый из них имел репутацию примерного семьянина. Жена Флендрика Крестинда, в честь которой он впоследствии назвал свою самую младшую дочь, родила троих детей: мальчика и двух девочек, которых оба родителя очень любили, воспитывая в умеренной строгости, чтобы не испортить вседозволенностью.

   Однако золотодобыча — опасный бизнес, и у Флендрика было немало врагов, желавших заполучить себе его кусок пирога. Тем более что дела он вел жестко и на уступки никогда не шел. Но и его конкуренты были такими же.

   Поэтому неудивительно, что однажды, после очередного отказа Флендрика поделиться, в шикарном особняке семьи Пертиксенов, стоявшем в самом престижном районе столицы, раздался чудовищный взрыв. Невероятной мощности бомба была заложена в столовой и взорвалась во время воскресного обеда. Крестинда и дети погибли на месте, также как и кухарка, прислуживавшая за столом. А вот Флендрик остался жив: по невероятному стечению обстоятельств в момент взрыва он находился в погребе, куда спустился за вином к столу, поскольку то, что было подано к обеду, показалось ему слишком кислым.

   После этого печального происшествия за Флендриком закрепилось прозвище «Счастливчик Пертиксен», которое он ненавидел, и каждый мужчина, посмевший его произнести, получал кулаком в лицо, невзирая на возраст и положение в обществе. Женщины отделывались тем, что Флендрик полностью исключал их из своего круга общения, что было, возможно, и похуже, поскольку совершенно очевидно, что если богатый и влиятельный Пертиксен принципиально не посещает мероприятия, на которых бывает какая-нибудь ана Х., то вскоре эту ану вообще перестают приглашать куда бы то ни было.

   Официально Флендрик так больше и не женился и много лет вообще не поддерживал длительных отношений с женщинами, довольствуясь услугами профессионалок. Но с возрастом немного смягчился, и, когда ему было уже за пятьдесят, одна из молоденьких секретарш, милая провинциальная ана Видрита Нортассен, стала его постоянной любовницей. Она-то и родила ему дочь, названную Крестиндой, которую Флендрик немедленно признал. Но на Видрите он так и не женился, купив ей, однако, хороший дом в столице и назначив солидное пожизненное содержание, для выплаты которого учредил специальный трастовый фонд.

   Сразу после рождения маленькая Тинда жила с матерью, а после пяти лет — по очереди, то у матери, то у отца, который буквально трясся над своим единственным ребенком, однако по какой-то причине родить ей братика или сестричку ане Нортассен не разрешил. Впрочем, ходили слухи, что и Крестинду-то она родила, не спросив его согласия и рискуя быть вышвырнутой богатым любовником без гроша в кармане. Имея же пусть и всего лишь одного ребенка, ставить под удар свое материальное благополучие Видрита не рискнула.

   Оба родителя Тинду баловали. И если мать еще хотя бы иногда пыталась проявлять строгость, понимая, что это необходимо для блага самого ребенка, то отец вообще практически ни в чем дочери не отказывал. Твердость он проявил только в том, что Тинда обязательно должна учиться, и сам выбрал для нее и школу, и гимназию, и институт (способности к магии у девочки были небольшие — третья категория с перспективой на вторую, и выучилась она в итоге на мага-бытовика), ну и еще в том, что достойную партию для дочери он тоже выберет сам. И выбрал одного из своих деловых партнеров Малентаса Вирленда, который был старше своей невесты почти на пятнадцать лет. Тинда отцовскому произволу не сопротивлялась, в жизни её всё устраивало, учеба давалась легко, а жених не вызывал отвращения. К тому же, порхая с одной вечеринки на другую, миловидная девушка верность выбранному отцом жениху не хранила.

   И всё в жизни беззаботной наследницы было отлично. До того момента, когда на одной из шумных вечеринок она встретила Нортреса Тиркенссана. Высокий красавчик, проникавший взглядом своих ледяных голубых глаз, казалось, в самую душу, стал первой настоящей любовью Тинды. Ради того, чтобы заполучить этого парня, она готова была на всё.

   Первый этап прошел легко и быстро: в одной постели они оказались прямо в день знакомства. Причем это произошло так быстро, бурно и естественно, что даже было непонятно, кто же кого соблазнил. Потом тоже всё шло хорошо: Норт приглашал её на свидания, дарил цветы и хоть и недорогие, но тщательно подобранные под её вкусы подарки, говорил много красивых и ласковых слов.

   Будущий рунстих, имевший первую категорию дара и претендовавший в скором времени на высшую, был бы отличным зятем в глазах практически любого отца. Но не для Флендрика Пертиксена, желавшего не только выдать дочь замуж за достойного человека, но и объединить капиталы.

   Хорошо зная характер своего отца, Тинда понимала, что убеждать его бесполезно, что согласиться на такой брак отец может, только если его поставить в безвыходное положение. Но и терять сытую и обеспеченную жизнь не хотелось. Конечно, девушка верила в способности своего возлюбленного, но ведь хорошо зарабатывать он сможет не сразу, а значит, ей придется распрощаться с привычным уровнем комфорта на достаточно долгое время. И всё-таки она бы уже давно поговорила с отцом, и будь что будет, если бы была полностью уверена в том, что её чувства взаимны. Да, Норт говорил много приятных слов, но предложения, тем не менее не делал.

   И тут вдруг Тинда неожиданно для самой себя оказалась беременной. Когда Норт, выслушав её перемежавшиеся рыданиями признания, решительно, хотя, если совсем уж честно, без всякого восторга, пообещал немедленно на ней жениться, Тинда окончательно поняла, что ради того, чтобы быть с ним, готова отказаться от всего на свете, и, преисполненная решимости бороться за свое счастье, отправилась объясняться с отцом.

   Но большие жертвы не понадобились. После шумного скандала, во время которого девушка даже упала в почти настоящий обморок, отец смирился с её выбором и даже оплатил шикарную свадьбу.

   Норт произвел на ана Пертиксена довольно благоприятное впечатление, и для начала тесть доверил новоиспеченному рунстиху должность ведущего погодника на приисках, с которой тот справился блестяще. Потом Флендрик стал доверять зятю и в делах бизнеса. В общем, дело пошло, И лет через пятнадцать управление приисками Пертиксена, переименованными к тому времени в «Пертиксен и Тиркенссан» полностью было на Норте, хотя контрольный пакет владения Флендрик и оставил за собой.

   Жили супруги в целом хорошо. Тинда, родившая мужу троих детей: сына, дочь и еще одного сына, по-прежнему была влюблена в своего Норта. Муж также продолжал оказывать ей знаки внимания, причем подарки становились всё более и более дорогими, а слова всё более и более красивыми, но...

   Но мир не без добрых людей, и Тинда знала, знала совершенно точно, что муж ей изменяет. Она устраивала ему скандалы, плакала, угрожала уйти, но ничего не помогало. Норт каждый раз просил прощения, уверял, что любит только её, и семья для него — святое, но изменял снова и снова. Да, ни одна любовница у него надолго не задерживалась, ну, насколько это было известно Тинде, но сколько же их было, этих любовниц!

   А потом Флендрик Пертиксен на девяносто седьмом году жизни мирно скончался во сне. И оказалось, что предприятия «Пертиксен и Тиркенссан» уже давно принадлежат одному только Норту, а Тинде и её детям завещаны только деньги, причем ей — в форме пожизненного содержания от специально созданного трастового фонда, такого же, какой был учрежден отцом для её матери, а детям — тоже в виде содержания от трастовых фондов, но с возможностью получения всей суммы после достижения двадцати пяти лет.

   Эти перемены не особенно взволновали Тинду, в конце концов, бизнесом действительно занимался Норт, а деньги, доставшиеся ей и детям, были достаточны для того, чтобы поддерживать привычный образ жизни. А вот то, что меньше чем через год после смерти отца, Норт ушел от неё к молоденькой любовнице, немедленно начав бракоразводный процесс, стало для Тинды страшным ударом. И ни то, что семейный дом Тиркенссанов, а также все сделанные в период брака дорогие подарки достались ей, ни то, что бывший муж учредил трастовые фонды для выплат ей и детям, да еще и побольше тех, что были завещаны отцом, этого удара не смягчило.

***

К концу своего рассказа Крестинда уже не смогла сдерживать рыдания. Рисе было очень жаль несчастную женщину, а вот ан Тиркенссан в её глазах стал еще большим подлецом, хотя после рассказа о её матери Рисе казалось, что такое невозможно. Однако не все присутствующие прониклись сочувствием к брошенной жене.

   — И зачем же богатенькой дамочке, — язвительно поинтересовалась Тиса, — соглашаться принять участие в ритуале? Неужели так нужны были эти пятьсот золотых? А может быть, причиной стало желание отомстить?

   — А я сначала и не согласилась, — парировала Крестинда. — Отправила нотариусу отказ. Но на следующий день Норт сам приехал ко мне, просил прощения и уговаривал ему помочь. Вы же все сами видели, в каком он состоянии, и я не смогла отказать.

   — Давайте всё-таки будем делать выводы только после того, как все выскажутся, — предложил Альб.

   Все согласно закивали, и Реда начала свой рассказ:

   — Моя руна лагуз. Может, потому, что я ясновидящая, пока еще очень неопытная и с нестабильным даром, а может, потому, что я дочь ана Тиркенссана.

   — Что?! — хором воскликнули Крестинда и Тиса.

   — Да, я непризнанная внебрачная дочь Нортреса Тиркенссана. Моей матерью была Дрантика Колентан из Молусизии.

***

История Дрантики и Редрины

   Сколько себя помнила Дрантика Колентан, её самой большой любовью была алхимия. Реакции, формулы, превращения вещества — на фоне этого всё остальное просто меркло. Как только семилетняя Тика получила в подарок от тети не надоевшие игрушки или книжки со сказками, а деньги и разрешение купить на них всё, что захочется, она тут же приобрела школьный алхимический набор. Мама, разумеется, пришла в ужас, но отец, сам бывший весьма хорошим алхимиком, успокоил жену и пообещал присмотреть за опытами дочери. И да, присмотрел, так что дом семейства Колентан от опытов Тики не пострадал.

   За алхимической гимназией в родном Ролестанте последовало обучение в Капсилонском магинженерном с магистратурой конечно же по алхимии. При этом Тика получала повышенную стипендию за счет специального гранта для способных студентов-алхимиков. Девушкой она была симпатичной, и время от времени кто-нибудь из встречавшихся на её жизненном пути молодых людей пытался за ней ухаживать. Но говорить юная ана Колентан могла только об алхимии, а кавалеров это быстро утомляло. Да и мало кто из них был способен на должном уровне поддержать подобный разговор.

   Хотя, когда она училась на третьем курсе бакалавриата, один такой нашелся. Венлент Бердентен был так же увлечен алхимией, как и сама Тика. Поэтому сложно было сказать, действительно ли молодых людей влекло друг к другу, или их отношения, быстро перешедшие в интимную плоскость, были просто приятным дополнением на пути познания алхимических тайн.

   Увлечение алхимией, разумеется, не отменяло познаний и в других областях науки, и, откуда берутся дети, Тика прекрасно знала. И принимала соответствующие меры предосторожности, поэтому никаких непредвиденных осложнений эти отношения не принесли. А когда через пару лет Вена увела-таки броская красотка с экономического, решившая, что ей перспективный алхимик нужнее, чем «этой заучке Колентан», Тика полностью сосредоточилась на любимой науке, отложив вопросы устройства личной жизни и создания семьи до лучших времен.

   Как и все студенты-стипендиаты Молусизии, выучившиеся на алхимиков, по распределению Тика отрабатывала в Молусизском государственном артефакторно-алхимическом концерне. И первые три года из семи она работала в Стадстренском отделении МГААК, разумеется, в алхимической лаборатории, которая сотрудничала в том числе и с приисками «Пертиксен и Тиркенссан».

   И однажды, когда Тика уже получила распоряжение о переводе в отделение МГААК в родном Ролестанте, в кабинете начальника лаборатории она столкнулась с Нортресом Тиркенссаном. И, разумеется, не обратила ни малейшего внимания на его заигрывания, которых удостаивались, будем честными, все более-менее молодые и более-менее привлекательные аны.

   Полное отсутствие реакции симпатичной девушки на оказываемые им знаки внимания неожиданно сильно задело Норта. И он начал «осаду» по всем правилам: цветы, подарки, комплименты, приглашения в разные престижные места. Но не тут-то было! Приглашения отклонялись, комплименты пропускались мимо ушей, подарки возвращались, а цветы, которые принимать обратно курьерам запрещали правила доставки, передаривались коллегам.

   Всё изменилось на прощальной вечеринке, устроенной Тикой, уже собравшей вещи для возвращения домой, на которую, кстати, ана Тиркенссана она не приглашала, но он всё равно пришел. Внезапно еще недавно совершенно безразличный мужчина вдруг начал вызывать у девушки сильное, практически неконтролируемое влечение. Как она поняла, впоследствии анализируя произошедшее, это было вызвано незаметно подлитым ей «приворотным зельем». Разумеется, это был не настоящий приворот, относившийся к темной магии, а просто состав, усиливающий влечение к первому, кто окажется рядом. Рядом предсказуемо оказался подливший его Норт. Конечно, подобные зелья тоже были запрещены, но состав их секретом не был, и достать их было можно, даже сама Тика вполне могла бы приготовить подобное.

   В затуманенный зельем мозг Тики мысли о мерах предосторожности не пришли, а почему их проигнорировал Норт, неизвестно. Вот так и вышло, что меньше чем через месяц девушка поняла, что беременна. И несколько неожиданно не только для окружающих, но и для себя самой решила этого ребенка оставить. Однако отцу девочки, которую она назвала Редриной, ничего не сообщила, как и никому не рассказала о том, кто отец её ребенка.

   Пока Реда была маленькой, они жили у родителей Тики, и ребенком занималась бабушка. Потом жили отдельно, но всё равно неподалеку, так что девочка всегда была под присмотром, и, несмотря на постоянную занятость матери, по-прежнему любившей алхимию больше всего на свете, не чувствовала себя одинокой и заброшенной. Нет, безусловно, дочь Тика любила, но всё-таки не так, как алхимию.

   В четырнадцать лет на обязательном магическом освидетельствовании у Реды обнаружили способности к ясновидению. Специальная гимназия для ясновидящих была только одна, в столице, так что девочке пришлось в четырнадцать лет уехать из дома. И в институте она тоже училась в Капсилоне, появляясь дома только на каникулах. Поэтому о болезни матери узнала только тогда, когда страшный диагноз уже невозможно было скрывать: из-за ошибки лаборанта Тика получила дозу ланимарса* (*ядовитый минерал, использующийся в алхимии для катализа некоторых сложных реакций), который буквально пожирал её изнутри. Чтобы вывести его из организма, требовалась помощь не менее двенадцати целителей высшей категории, а стоил такой ритуал пять тысяч золотых. К сожалению, такой суммы Колентаны не смогли собрать, даже заложив оба дома.

   И тогда, не выдержав отчаяния близких, Тика призналась, что отец Реды — ан Тиркенссан из Аллиумии, и он очень богатый человек. Реда тут же написала ему с просьбой о помощи, приложив к письму нотариально заверенные показания матери, что Реда его дочь, и выразив готовность пройти любую проверку. Но ответа не получила.

   Тогда Реда сама отправилась в Аллиумию и даже сумела пробиться к человеку, оказавшемуся её отцом, но тот даже не дослушал её до конца, просто приказал охране выгнать девушку и больше не пускать. И всё, что Реда смогла сделать для умирающей матери, — это держать её за руку в последние минуты жизни.

***

— Ну вот, — удовлетворенно заявила Крестинда. — Не только у меня были веские основания отомстить.

   — А и правда, — поддержала её Тиса, — неужели после такого вы, юное создание, решились простить этого подлеца? Или всё из-за денег?

   — Ну, — смущенно улыбнулась Реда, — деньги, конечно, не помешают. Но я ведь ясновидящая, вы помните? У меня было предчувствие, что мне обязательно нужно поехать, а моя наставница говорит, что для того, чтобы понять, какие предчувствия истинные, а какие — нет, неопытной ясновидящей необходимо им следовать всем без разбора, чтобы научиться их различать. Вот я и поехала.

   — Слабоватое объяснение, — заявила Крестинда.

   — Знаете что, — Риса решила поддержать сникшую от такой реакции Реду, — никто из вас понятия не имеет, как и что следует делать ясновидящим, поэтому не стоит так безапелляционно высказываться.

   — Мне кажется, — вступил Рик, — что вы все такие злые, потому что голодные. Предлагаю поужинать, прежде чем продолжать наш вечер откровений.

   И это здравое предложение не вызвало возражений ни у кого из присутствующих.

ГЛАВА 6

Ужинали торопливо и молча, всем не терпелось продолжить.

   Когда с едой было покончено, а со стола убрано, слово взяла Тиса:

   — Моя руна — уруз. Думаю, что это потому, что мои отношения с Нортом всегда были наполнены страстью, но вот любви, любви в них не было.

***

История Плантисы

   Плантиса Брандс была уроженкой столицы. Она родилась в самой обычной семье: отец был целителем второй категории, а мать — бытовичкой и категорию имела всего лишь третью. Младшая сестра двух братьев, Тиса с детства была всеобщей любимицей, поскольку имела не только красивое личико, но и веселый легкий характер. Даже то, что обнаружившийся целительский дар, вопреки прогнозам, не дотянул и до третьей категории, не слишком её опечалило: зато не надо корпеть над учебниками в институте, ведь для того, чтобы стать помощником целителя, а большее с таким уровнем дара ей и не светило, достаточно окончить Целительский колледж, которых в Стадстрене было целых два.

   Хорошенькая блондинка Тиса умела казаться дурочкой, когда это было ей удобно, но глупой вовсе не была. А поэтому понимала, что раз с её собственными способностями карьеры не сделаешь и больших денег не заработаешь, нужно искать мужчину, который сможет обеспечить безбедную жизнь. И к выбору такого мужчины нужно подходить со всей ответственностью. Конечно, разводы уже давно не запрещены, но чем женщина старше, тем ей сложнее заполучить достойного мужа. Поэтому нужного кандидата было необходимо заарканить с первой попытки.

   И Тиса принялась придирчиво выбирать. Нет, целомудрие в процессе она не хранила, поскольку справедливо полагала, что у нее не тот типаж, которому невинность придает дополнительное очарование. Наоборот, от женщины с её внешностью мужчины ожидают страстности и изобретательности.

   В общем, когда в девятнадцать лет Тиса окончила колледж, жениха у нее еще не было. Зато благодаря благосклонности директрисы колледжа, было прекрасное распределение в одну из ведущих столичных клиник.

   Надо заметить, что благосклонность эта была заработана довольно необычной услугой. Дело в том, что единственный сын директрисы — «свет в окне» для одинокой матери, положившей на алтарь воспитания всё, что у нее было, увлекся «неподходящей» девушкой, причем настолько, что несмотря на бурные протесты будущей свекрови, уже была назначена дата свадьбы. В принципе, девушка не была так уж плоха, но не по меркам матери, считавшей, что её сын достоин самого лучшего. Сложно сказать, чем руководствовалась директриса, обращаясь за помощью к Тисе, может, профессиональным знанием людей, а может — материнской интуицией. Но юная ана Брандс не подвела, и в нужный момент невеста застала будущего мужа в постели с Тисой. И да, тут не обошлось без «приворотного», которым на всякий случай снабдила юную интриганку обеспокоенная мать. В итоге свадьба не состоялась, а Тиса получила наилучшее распределение из возможных.

   Открывшимся шансом она воспользовалась по полной, благо подходящих кандидатов в престижной клинике было пруд пруди. При этом Тиса не замахивалась на «самых-самых», справедливо полагая, что у них, скорее всего, обнаружатся такие же «обеспокоенные матери», как пресловутая директриса. Да и избалованный маменькин сынок в роли мужа её не прельщал, Тиса считала, что это мужчина должен ухаживать за женщиной, а не наоборот. Поэтому она искала перспективного парня, желательно из простой семьи и при этом не пользовавшегося особой популярностью у женщин, но не потому, что как мужчина ничего из себя не представляет, а вследствие застенчивости и неуверенности в себе. Привлекательную внешность она считала скорее недостатком для мужчины и старалась выбрать, конечно, не урода, но парня из тех, на кого в толпе внимания не обратишь.

   И вот на втором году её работы в клинике такой кандидат нашелся — Уртенс Хердиртсен был выпускником лучшего в стране Стадстренского целительского института, имел первую категорию дара с перспективой на высшую, а внешность, наоборот, заурядную и женским вниманием избалован не был. Зато карьерные перспективы имел отличные, человеком был надежным и порядочным и происходил из приличной, но простой семьи.

   Пара месяцев ушла у Тисы на подготовку, и после того как мастерски и незаметно подведенный к такому решению Урт пригласил её на первое свидание, дело пошло как по маслу. Примерно через полгода Урт сделал ей предложение, всё честь по чести, свадьбу назначили еще через полгода, чтобы соблюсти приличия и никто не подумал, будто это вынужденное решение.

   И вот когда Тиса уже выбирала свадебное платье и готовилась вскоре стать аной Хердиртсен, в клинику с переломом руки попал Нортрес Тиркенссан. Занимался им как раз Урт, а Тиса с тех пор, как стала его невестой, всегда ему ассистировала: не одобрявшаяся на государственной службе совместная работа родственников и прочих близких людей в целительских кругах, напротив, считалась крайне целесообразной, поскольку способствовала внутренней гармонии в душе целителя, усиливавшей его профессиональные способности.

   Норт попытался заигрывать с красоткой-помощницей. Но та, не будь дура, осталась абсолютно равнодушной к знакам внимания со стороны пациента. И не потому, что отношения с пациентами не слишком-то поощрялись, на это как раз смотрели сквозь пальцы, ведь жизнь есть жизнь, а потому, что понимала — богатый бизнесмен, да еще и женатый с тремя детьми, младшему из которых на тот момент только-только исполнилось шесть, — кандидат для серьезных отношений совершенно бесперспективный.

   Но Норт был настойчив: он заваливал Тису цветами и дорогими подарками, постоянно попадался ей то тут, то там, осыпая комплиментами и нисколько не стесняясь присутствия её жениха. А однажды подстроил так, что Урт застал их в весьма двусмысленном положении: подкараулив момент, когда Тиса находилась в комнате отдыха целителей в одиночестве, Норт набросился на неё с поцелуями, предварительно убедившись, что именно туда направляется её жених. Ошеломленная его напором девушка не сразу сообразила, что происходит, и к тому моменту, как она начала сопротивляться, Урт уже выскочил из помещения, выкрикнув, что между ними всё кончено.

   Как тут было не вспомнить ту услугу, которую сама Тиса несколько лет назад оказала директрисе колледжа. Девушка пыталась объясниться с женихом, но оказалось, что Норт её опередил, заявив тому, что у него с Тисой всё серьезно, а с Уртом она связалась, просто чтобы позлить Норта, который пока не мог развестись с женой, и сподвигнуть его на более решительные действия.

   В общем, свадьба расстроилась. А Норт продолжал преследовать Тису, которая вскоре поняла, что назойливый богач просто не позволит ей завести нормальные серьезные отношения. Можно было, конечно, перевестись в другую клинику, уехать в другой город. Но, во-первых, не было гарантии, что Норт и там её не достанет, а во-вторых, кроме какой-никакой карьеры, у неё на тот момент и не осталось-то ничего, поэтому терять еще и её девушка была не готова.

   Сначала она решила просто переждать. Но прошел почти год, а Тиркенссан всё не отставал. Потом Тиса решила дать ему наконец, то, чего он так упорно добивался, и, получив от этой связи максимум пользы, вернуться к поиску нормального мужа, когда упорному богатею она надоест.

   Так Тиса и Норт стали любовниками. И со временем как-то так получилось, что Норт смог убедить девушку, что у него к ней и впрямь серьезное чувство и, как только сможет, что означало «как только Флендрик Пертиксен умрет», он разведется с женой и женится на ней. Тиса догадывалась, что у Норта были женщины и кроме нее, ну и жены, конечно, но тот уверял, что это всё несерьезно, просто «сбросить напряжение» и беспокоиться на этот счет Тисе не стоит.

   Однако время шло, Пертиксен был по-прежнему жив, и Тиса решила, что пора бы уже ей завести ребенка, ведь годы-то идут, и она не становится моложе. Она вовсе не собиралась таким образом шантажировать любовника, поскольку понимала, что от такого человека, как Норт, подобным образом ничего хорошего не добьется, она даже была согласна на то, чтобы он не признавал их ребенка официально, просто она хотела этого ребенка, вот и всё.

   Узнав о беременности, Норт пришел в бешенство. Сначала он уговаривал Тису, потом орал на нее, потом угрожал её бросить. Но та была непреклонна и действительно готова даже на то, чтобы прекратить эти отношения, но ребенка оставить. Тогда Норт сделал вид, что смирился с её решением, а сам однажды подлил ей в чай огромную дозу препарата, использовавшегося для прерывания беременности.

   В то, что ребенка она потеряла вследствие случайности, Тиса не поверила ни на секунду и без колебаний указала убийце нерожденного малыша на дверь. Но Норт сумел-таки вымолить прощение. Заламывая руки в отчаянии, он уверял любовницу, что у него просто не было другого выхода, что люди тестя неотступно следят за ним и, если бы ребенок появился на свет, Пертиксен бы сразу всё узнал и мог бы уничтожить не только ребенка, но и саму Тису, поскольку смотрел сквозь пальцы на измены зятя только до тех пор, пока те не угрожали браку его дочери. А потерю Тисы он, Норт, просто бы не пережил. И Тиса предпочла поверить. Скорее потому, что слишком много времени и сил уже потратила на эти отношения, чем потому, что питала к любовнику какие-то теплые чувства.

   А через два с половиной года после этого Пертиксен наконец-то умер, и Тиса наконец-то снова начала готовиться к свадьбе. И какую же всепоглощающую ярость она испытала, когда, разведясь с женой, Норт действительно снова женился, вот только не на ней, а на своей новой молодой любовнице, отношения с которой, как выяснилось, длились почти три года. А значит, вовсе не страх перед всемогущим тестем толкнул Норта на то, чтобы лишить Тису будущего ребенка, а нежелание связывать себя более прочными узами с женщиной, которую собирался