Невольница пустынь. Валентина Михайлова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1. Невольница
• ГЛАВА 2. Беглецы
• ГЛАВА 3. Воин и его спутница
• ГЛАВА 4. А у богов свои планы
• ГЛАВА 5. Великая пустыня
• ГЛАВА 6. Собственность Повелителя
• ГЛАВА 7. И дул ветер свободы
• ГЛАВА 8. Воительница
• ГЛАВА 9. Горлышко кумгана
• ГЛАВА 10. В горлышке кумгана
• ГЛАВА 11. Мы оставляем долину
• ГЛАВА 12. Лютики цветочки
• ГЛАВА 13. Новая дорога
• ГЛАВА 14. Факела большого города
• ГЛАВА 15. Всё только больше запутывается
• ГЛАВА 16. В обратный путь
• ГЛАВА 17. Тяжёлая длань неопределённости
• ГЛАВА 18. Правительница или пленница?
• ГЛАВА 19. Я осматриваю древние руины
• ГЛАВА 20. Снова прежняя
• ГЛАВА 21. И началась война
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Как существовать в таком жестоком мире, где лишь от крепкой руки друга и остроты его меча зависит всё: и твоя жизнь, и честь, и свобода? Когда боги запросто вмешиваются в дела людей, а упоминание о колдовских чарах вызывает беспредельный ужас? В мире, где проще стать невольницей и отдаться течению, надо как-то выжить и стать самой собой. Можно ли познать в нём любовь, найти себя и своё счастье, как и место под солнцем? Удастся ли не очерстветь и не ожесточиться?

ПРОЛОГ

Я помню, как шла на Юг с многотысячным войском… Я помню, как бился об левое бедро мой стальной лёгкий меч... Помню жаркое дыхание пустыни и то необычное жёлто-красное солнце, кроваво озаряющее наш путь… Помню сотни цепочек наших путанных следов, помню, как нависая свинцовой тучей заполыхала песчаная буря, как я задыхалась под сразу набившимися и в рот и нос горячими песчинками, умирала под тяжестью раскалённого песка с последними словами желания на устах… Полубесчувственно молилась, призывая давно позабытую мать — в последнем желании отмщения и мести, всё больше и больше погружалась в душно-ледяной ужас, сулящий либо смерть, либо бесконечное забытьё… Неужели столь бесславным будет наш общий конец? Неужели мы не дойдём и все здесь падём под жарким дыханием таких нескончаемых пустынных земель? Наверно я уже умираю, безответно взывая к невидимым отсюда богам… Услышат ли они меня с небес? Снизойдут ли до моей мольбы? Страшно так бесславно погибать в чуждых нам песках… Это ли наша судьба? Поможет ли мне моя богиня?

   Я всё глубже и глубже под обжигающим песком, задыхаюсь и теряюсь в последних мыслях… Мне уже не выбраться из-под тяжести всё прибывающих бесчисленных песчинок. Всё тяжелее и труднее дышать, каждый вдох даётся с немилосердной болью. Вот уже и совсем не вздохнуть… Неужели на этом всё? Что же, наверное, встречай меня моя великая богиня? Я молюсь тебе и иду к тебе, моя великая мать!

   * * *

   Я прокрался в лунной тени двухэтажного дома, притаился под массивной каменой аркой и попытался оглядеться... Багровый полумесяц всё больше погружался во вселенский мрак. Вот и хорошо, скоро станет совсем темно и наступит моя пора... Придёт время чёрных гиен!

   Чувствую ли я себя убийцей? Нет... Я только исполняю всё свыше предначертанное! А плата? Она всего лишь достойное вознаграждение за мои труды чистильщика.

   Сухой порывистый ветер закручивал вихри пыли. Душно… Наверно в Великой Пустыне снова буря, подобная той, что похоронила под горами песка войско северного царя, моего повелителя. Когда-то я был воином, взращённым с мечом в руке. Чуть ли не до смерти обессиленного, меня подобрали гиены. Нет, не падальщики — творцы правосудия. И теперь, я — один из них!

   Вот уже и это место. Я подпрыгнул, цепляясь сильными пальцами за слегка выступающий каменный карниз, мышцы слегка гудели. Подтянулся и привычно ловко забрался на балкон. Толкнул створки дверей — заперто изнутри, похоже, что на обычную щеколду. С усмешкой, я легко отвернул её просунутым в щель ножом и осторожно заглянул внутрь. Темно... Пахнет давно нежилым, мышами и чем-то прокисшим. Так оно и должно быть, и я не ошибся с местом входа: моя жертва наверху в одной из господских спален, здесь же кладовые и обычно не охраняемые помещения для слуг.

   Всё предопределено и мой приход тоже...

   Отчасти я представлял расположение комнат этой усадьбы, дома в Белом Городе как братья, все похожи друг на дружку, вся разница лишь в размерах да в отдельных изысках хозяина. Всё хорошо, сегодня, как и всегда, я с лёгкостью проберусь в темноте и свершу предначертанное...

   Так и есть, тут лишь мыши скребутся под стенами, затихая от моих шагов, приглушенных мягкими подошвами. Смолкла в углу цикада... Что же, знающий, он бы меня услышал...

   Никем не замеченный, я крался из комнаты в комнату. Вот в нос пробрался аромат благовонных масел, откуда-то издали донеслось явственное похрапывание. Это общая женская спальня... Я тих, и всё же кто-то заворочался во сне, но нет, это не по моей вине, ей скорей всего что-то приснилось. Спи, растрёпанная красавица, видь сладкие грёзы... и пусть там целует тебя любовник, дрожи, но не открывай глазки, если хочешь дальше жить и видеть такие сны...

   Задумался, задержался на миг, и словно обернувшись в бесшумную тень — взбежал по лестнице на господскую половину. Стоп! Здесь уже надо совсем тихо! Рядом подрёмывающая охрана, часто клюющая носами. Спи... Посапывай ты и дальше… посапывай и не просыпайся... пока не проскользну мимо...

   Добраться до жертвы просто, особенно когда тебя не ищут... когда тебя не ждут... Куда труднее потом уйти...

   А вот и хозяйские покои! В какой же из спален моя жертва? Ещё днём под видом нищего сидя у крыльца, я хорошо запомнил его испещрённое морщинами пороков лицо. Когда, даже не глянув в сторону несчастного калеки, одним взмахом своей изнеженной руки он приказал гнать его взашей!

   Ладно... Пора определяться... И здесь, и там, недремлющая стража, и у этой, и у дальней двери тоже... Он жирен, ленив, куда ему так далеко ходить? Стало быть, выбираю ближнюю...

   Мне жаль честного охранника, что не спит. Да каждый из них должен помнить: наступит твоё время и тебе придётся умереть!

   До предела натянув лук, я пустил меткую стрелу…

   И там, у двери, схватившись за подрагивающее оперение, чуть слышно хрипя из пронзённого горла, несчастный страж беспомощно затрусил ножками, привалился к стене, и стал безжизненно сползать... Кинувшись к нему, чтоб не позволить грузно упасть и звякнуть доспехами, я мягко усадил его ещё тёплое тело на пол, заботливо прикрыл глаза. Мой путь открыт!

   Я не ошибся! Вот он, тот самый обречённый... Спит в отсвете слегка чадящего светильника, боясь богини смерти и темноты. Несчастный явно мучим ночным кошмаром. Он то вздрагивает от страха, то облизывает перекошенные ужасом губы, что дрожат, будто шепча заклинания и бредя глупыми молитвами.

   Не дожидаясь покуда жалость и сомненья внесут смятенье в мою бессмертную душу, я три раза бесшумно взмахнул мечом, и бурые пятна крови проступили сквозь прорубленное полотно. Вот и свершилось предначертанное... Вот и пора незаметно уходить!

   Я тихонько попятился к выходу, и вдруг испуганно пригнулся от раздавшегося над головой треска. Вылетев откуда-то сверху, прямо на меня свалилась резная деревянная оконная решётка, и сразу распахнулись все двери. Размахивая секирами, грозя щитами, в спальню ворвались стражники и слуги. Сколько их? Где-то с десяток... Не думая, первого же я проткнул мечом. Второго насадил на нож и отбросил подальше от себя. Ударом ноги опрокинул на пол третьего. Всё! Больше не считал: крутился на месте, колол и рубил всех подряд!

   Меня здесь ждали! Бес их всех подери! Уж слишком быстро они пришли! Похоже, — живым мне отсюда точно не уйти! Ну что же, заберу, кого успею с собой, зато потом и попируем от души в шумной и весёлой компании богов!

   Рыча от досады, выверенным ударом меча я рассёк живот ещё одного опрометчиво приблизившегося ко мне врага.

   Как же их много! О могучий Шасму! Прими эту мою последнюю кровавую жертву, а с ней заодно и душу молящего тебя раба!

   Я зверино взревел и изо всех сил врубился во вражеский строй, и он в страхе расступился, прижимаясь к колоннам и стенам.

   «Ха, пожалуй, я выберусь!» — Смело бросился вперёд.

   А вот и нет! Ловушка… Снова ловушка! Меня заманивают и всё больше окружают, да уже и не простые слуги, а умелые хмурые воины, в их руках не секиры даже: сети и петли. Что же, раз так хотите, то попробуйте взять меня живьём!

   Первую же брошенную в мою сторону сеть я отбил мечом. Зубами вгрызся в другую... Увы, сбросить все не успеваю! Петель и верёвок на мне всё больше и больше! Опутывают ноги, стягивают руки, сдавливают грудь и душат, не позволяя двигаться и бороться. Они тянут, опрокидывают наземь.

   Вот, опасаясь моих зубов, его слуги вяжут на мне крепкие узлы. Пришёл мой конец, я попался, как глупый кролик в умело расставленный силок!

   Нет, не кончено ещё ничего! Осознавая безуспешность сопротивления, да ещё на что-то надеясь, я упрямо барахтался в пыли на полу. Так просто не сдамся, пусть уже добьют! Во сто крат лучше быстрая и гордая смерть, чем долгие пытки и муки плена! Да бесполезно оно всё... Я в ярости зарычал, от невозможности что-либо изменить, теперь как затравленный и загнанный в угол лев.

   Меня крепче довязав, стражи отошли назад, я же поднял на них глаза, пусть ещё приглушённо рыча, да больше не ворочаясь.

   Ну и кто же тут главный? Кто заправляет моим захватом? Отчаявшись выбраться и приняв своё пленение, я уже спокойнее оглядел спальню, ярко залитую багровым пламенем факелов, со скользкими от крови полами и трупами поверженных мною врагов. Судя по всему, вон тот — сгорбившийся круглолицый старикашка, лысоватый и до предела дряхлый. Зачем ему это всё, он и без того ведь уже одной ногой в могиле? Какое-то время мы исподлобья оценивающе глядели друг на друга.

   Что же, возрадуйся, хилый старик, ведь тебе удалось меня поймать! Меня — чёрную гиену!

   — Оставьте нас! — повернувшись, со злостью выкрикнул он своим слугам, и они дружно принялись выбираться из комнаты, как-то забавно и один за другим пятясь. Очень скоро мы остались одни.

   — Ты убил моего брата! — хищно скалясь, пленивший меня старик указал на уже застывшего обречённого, и потянул за конец удавки, крепко стягивающую мою шею.

   — Значит, в ответ, ты теперь волен приказать своим людям убить меня… — как можно спокойнее отозвался я, петля не особо мешала говорить.

   — Но я хочу, чтобы был покаран и настоящий виновник тоже, — нехороший его оскал медленно перерос в звериную ухмылку.

   — Увы, да разочарую тебя! Ты можешь меня исколоть, даже до смерти запытать, только не сможешь ничего узнать! Всем ведь ведомо: чёрные гиены не выдают своих нанимателей! — подражая ему, я тоже как можно грознее осклабился в ответ.

   — Но ты ведь не взращён ими! Ты не впитал в себя молока их кормилиц! — продолжил старик с какой-то до дрожи противной усмешкой. Что-то странное было в его лице… Я смотрел на него и не мог оторвать взгляд… Вот на нём стали разглаживаться морщины, оно больше округлилось, помолодело… И он и не старик теперь вовсе! А круглолицый здоровяк! Ну настоящий колдун!

   — Но я родом из воинов! Я дал клятву и сдержу её! — отвечая и стараясь не пугаться, я попытался растянуть свои путы, такие крепкие, наверняка свитые не без магической силы, никак не поддающиеся, зараза…

   — Ну и дурень! — говоря со мной, здесь мой неназвавшийся собеседник язвительно хохотнул. — Дурашка глупый, ты уж мозгами-то пораскинь своими, пойми: ведь тебя всего лишь используют! Как и силу твою и умение владеть мечом и луком! Ваш хозяин неплохо зарабатывает на таких мускулистых идиотах!

   — Это ложь! — попытавшись привстать, выкрикнул я с гневом.

   — Правда! Самая настоящая и верная правда... — всё с тем же наставительным видом засмеялся он. — Я ведь не о том лживом шакале говорю, которого знаешь ты. А о пауке! Настоящем чёрном пауке! Кто тянет за все нити! А вы все его рабы! Кто за плату, кто по убеждениям, почти задарма, как ты...

   Я качнул головой, не соглашаясь и упорствуя.

   — Слышал, поди, о Господине Всех Пустынь? — выдержав паузу, снова заговорил круглолицый. — Он ведь и есть ваш настоящий хозяин! Тот жирный ядовитый паук, что тянет за те самые нити...

   — Откуда это знать тебе? Разве что ты один из всевидящих? — в надежде потянуть время, стал я задавать вопросы.

   — О нет, я всего лишь простой маг… А ещё великий колдун...

   — И что мне до того? — здесь я злобно усмехнулся.

   — А хочешь, я позволю тебе уцелеть и при этом даже увесистый кошель золота заработать? — он вдруг резко сменил интонацию голоса, пристально на меня глядя и словно изучая.

   — Ну? — всё также тяня время, я подался вперёд с якобы заинтересованным видом.

   — Я хочу заключить с тобой договор, — уже более миролюбивым тоном продолжил он. — Подпишешь, и отпущу… Только ты должен будешь его честно выполнить!

   — Заказ? — я понимающе кивнул.

   — Именно, — уже совсем добродушно рассмеялся он. — Убивать — это ведь твоя работёнка в последнее время... Так?

   — Пусть так, — огрызнулся я, глубже вдумываясь в его слова и почему-то теряясь в мыслях.

   — Для такого мастака, как ты, это будет совсем простенькая работа, — при этих словах колдун чуть нахмурил чёрные брови. — Всего-то и отправить в преисподнюю того жирного паука, кто сидит внутри кокона и тянет за все нити... Ведь наверняка всё же наслышан о его подлости, по всем углам-то шепчутся...

   — Ну... да... — не слишком уверенно протянул я в ответ.

   — Раз согласен, то тогда я сейчас немного освобожу твою руку, — говоря, круглолицый маг довольно лыбился. — Это только чтобы ты договор подписать смог. Только кровью! Без неё не пойдёт! Ты просунь через сеть один из пальцев, ну и потерпи совсем чуть-чуть...

   Раскрывая ладонь, я как смог двинул стянутой рукой, он же ткнул тонким кинжальчиком прямо в мой указательный палец, и лишь потом слегка ослабил верёвку. Вот хитрец такой, разгадал мою задумку! Полностью высвободить руку у меня не получится, хотя подпись поставить и можно. А ведь я хотел схитрить, вырубить его ударом под дых, а там выхватить кинжал и высвободиться. А дальше прямо бы в выбитое окно и прыгнул, ну и растворился б в ночи!

   — Ладно... — С трудом дотянувшись, я неохотно поставил своей кровью жирный крест на подсунутом магом мягком пергаменте. Собственно, такая моя подпись ещё ничего не значит. Какая разница, кровь или чернила? К тому же я грамотен, все это знают, потому в таких вещах лишь мой личный завиток и важен.

   — Вот и договорились... — хитро прищурившись, колдун победно выхватил из-под сети запятнанный моей кровью свиток, с глубокомысленным видом на него подул, да стал им размахивать, что-то бормоча, будто какой-то заговор.

   — Чего ты там тужишься?! — бросил я с издёвкой ему, да маг никак не отреагировал на мои слова.

   Как-то резко раскалившись, стал жечь дешёвенький старый камень, что ношу, не снимая, сколько помню себя много и много лет подряд; да его и не снять совсем: прозрачный, цвета тёмного рубина, никогда не холодный — он намертво вплавлен в покрытый нечитаемыми древними письменами серебряный обруч, всегда плотно обхватывающий мою шею. Этот камень, чуть светящийся изнутри, обычно казался тёплым, сейчас же ярко вспыхнул, похолодел и погас, будто умерев навсегда.

   — Вначале тебя отведут в мою школу наложниц... — перестав шептать, наконец-то повернулся ко мне колдун.

   — Зачем? Чтобы одну за другой я отымел там всех твоих женщин? — издевательски и не без изумлением спрашивая, да чувствуя, как ослабевают на мне путы, вначале я попытался из них выбраться, потом же снова порвать, ну хоть бы немножечко растянуть... да, увы, результат был прежним…

   — Там тебе опять придётся научиться всем их соблазнительным штучкам… — продолжал мой собеседник, не без явной издёвки и с какой-то двоякой улыбкой на внезапно повеселевшем лице. — А ещё танцам и много-много чему новому…

   — Мне, воину, не пристало вертеться в танце! Кроме одного — танца смерти! — хотел высказать это как можно явственней, грознее, но скорее невнятно прохрипел.

   — Сейчас, и до нужного часа, я обращу тебя в прелестную деву-танцовщицу, якобы прошедшую школу богинь наслаждений. Только и только так ты и сможешь подобраться к нему ближе, даже в спальню его войти, там убить и снова самим собой сделаться!

   — Нет, такое не по мне! — я закричал и не узнал своего голоса.

   — Ты уже не сможешь отказаться! Ты подписал своей кровью магический договор! — помрачнев, как-то нервно выкашлял из себя колдун, и его глубоко посаженные тёмные глаза злобно сузились.

   — И всё же я не стану! — непривычно пискляво сорвалось с моих губ, звякнул выскользнувший из совсем ослабевших пут меч.

   — Станешь или навсегда такою останешься! — Он поднёс к моему лицу серебряное зеркало, и в паутине обвисших верёвок я увидел смазливую стройную девицу с длинными светлыми волосами и почему-то в моём бронзовом нагруднике, слишком уж великом для неё и громоздким, в сей же миг сделавшимся настолько тяжёлым, что и на ногах не устоять. А ещё этот нагрудник почему-то невыразимо давил в груди и тянул книзу.

   — Не может быть! Ты всего лишь чары навёл! Это всё морок! — звонко пропищали её хорошенькие уста.

   — Пощупай себя... – хихикнув, маг двинул рукой, и мои путы полностью спали. — Теперь это плоть от плоти ты! И опасайся... Теперь ты — настоящая женщина и можешь даже зачать дитя... И тогда твоё обратное превращение затянется надолго... Очень надолго! Если и вообще случится... А так ты снова станешь самим собой, как только искупаешься в его крови.

   — Чьей крови? — я говорил и не узнавал собственного голоса.

   — Того, кого я приказал тебе убить!

   — Зачем?! — с ужасом возопил я. — Неужели нельзя настичь его другим путём! Подкрасться как чёрная гиена и пустить стрелу, метнуть в спину отравленный нож! Иль убить его в честном бою как предстало настоящему воину!

   — Не получится... Его слуги, как верные псы... Так просто не дадут к нему подобраться. Это и есть единственный способ...

   И не дав ему договорить, желая насмерть проткнуть, я привычно схватился за валяющийся рядом меч, да сразу и охнул: какой же он теперь тяжёлый! С большим трудом приподнял его двумя руками, да тут же со звоном и выронил на плиты пола, неожиданно для себя как-то по-женски ойкнув. О том же, чтоб им по-старому размахнуться да хоть как-то рубануть, уже не могло быть и речи! Только и осталось — взяться за спрятанный у меня на поясе нож... Торопливо из чехла его выхватил. Из-за громоздкой рукояти почему-то неудобен он совсем, как и тяжёл уж очень тоже, но управиться и кольнуть всё же сумею! Пока мешкал, взвешивая в мгновение ока тот нож в руках, колдун предусмотрительно в сторону отступил.

   И всё же, путаясь в складках вдруг ставшей мне чрезмерно великой одежды, пытаясь из громоздкого нагрудника выбраться, я привычно на своего врага кинулся, да оказался на коленях, беспомощно скользя ими по подсохшей кровавой жиже в тяжелых латных сапогах не по ноге. В последней надежде свой лук нащупал, за стрелу сразу схватился, торопливо наложил её на упругую тетиву, к себе подтянул, да и не смог толком согнуть... В бессилье и расстройстве обречённо выпустил…

   С внезапно обуявшей меня яростью хотел зарычать как раненный тигр, да лишь незнакомый визгливый горловой крик и вырвался.

   — Убедился?! — потирая мясистые руки, потешался над моими потугами колдун. — Убьёшь меня и такой навсегда останешься! Только кровь Господина Всех Пустынь и вернёт тебе твой прежний облик! Только поспеши, на всё про всё у тебя один солнцеворот! После него обратного превращения уж не случится!

   * * *

   Завернувшись в окровавленные пелена своей жертвы, я шёл, а вернее, что уже шла, шлёпая босыми ногами по пыльной улице. К сожалению это была не та кровь, в пустой надежде, что и эта сработает, я стянул кровавое полотнище с ложа обречённого. Рядом, всё также горбясь, шёл сам маг и один из его слуг.

   — Пробудешь там недолго, — поучал меня колдун. — Тебя быстро обучит всему необходимому лучшая из моих наложниц и танцовщиц. А кое-что ты уже и сама знаешь... — ехидно захихикал он, и я молча заскрежетал в ответ зубами.

   — Побереги свои зубки, — с недовольством протянул маг. — Хотя бы пока они у тебя идеальные!

   Перестав скрежетать, я демонстративно отвернулся, и тогда он продолжил, с каким-то любопытством на меня поглядывая:

   — Уже всё договорено, тебя один из его постельничных заберёт. Он не знает, кто ты... В подарок для его знатного господина ему просто обещана восхитительная наложница. С её помощью он желает стать к нему ближе... Однако учти: в его гареме десятки умелых и обольстительных красавиц и насколько быстро ты подберёшься к хозяйскому ложу уже будет завесить только от самого тебя! Ну ты поняла, красотка моя?!

   Замолчав, колдун издевательски хохотнул.

   И понурившись, я кивнула и подняла к тёмному небу глаза. Там, в свете луны, плыли лёгкие пушистые облачка. О боги! Видите ли вы сверху меня?! Я буду нещадно молиться, принесу вам самую жирную жертву, только прошу, верните мой прежний облик! Но боги не слышали моей мольбы... Конечно же... Что им до бед простых смертных?

   — А если за то время, пока я буду подбираться к обречённому, с тобой что-нибудь случится, скажем, ты заболеешь, потеряешь свои магические силы, или вообще помрёшь? — всё также шагая, спросила я с тяжёлым вздохом.

   — Кровь жертвы всё равно вернёт тебе твой прежний облик, разумеется, если, как уже говорил, ты не пропустишь этот солнцеворот, — здесь, как-то ещё больше сгорбившись, мой поводырь быстрее пошёл вперёд. И тяжело вздохнув, я покорно зашлёпала следом.

ГЛАВА 1. Невольница

Сегодня особый день, не потому, что первые звёзды ярче, а солнце в пустыне жарче, всё прозаичней — сегодня меня продадут.

   — Вот лучшая из лучших фиалок знаменитой школы Басиаса! — с такими словами лоснящийся от жира обрезанный (в странах за Великой пустыней их чаще называют евнухами), вывел меня на помост. Скинув сандалии и без того почти ничего не скрывающее покрывало, я заучено, танцующими шажками, на носочках — приблизилась к распорядителю торгов и растерянно замерла.

   — Давай, покрутись! Улыбнись! Поиграй же бёдрами! — шёпотом подбадривал он.

   Пересилив невесть откуда накатившую робость, я сложила руки над головой, и, привлекая внимание толпы, громко прозвенела серебряными браслетами, с наигранной улыбкой закружившись в обязательном танце — полном непристойных и откровенных движений. Судя по одобрительному свисту, публике нравилось.

   — Так, умница, теперь ещё выгни спинку, — с азартом продолжал шептать распорядитель. — Прогнись же ниже, дура... — добавил куда тише, когда ему что-то не по вкусу пришлось. — Ты должна выглядеть самой лучшей!

   Поспешно пригнувшись, я как могла старалась, трясла и браслетами, и золотым ожерельем, и всем чем можно, да увы, выше головы не прыгнешь.

   — Прекрасная белокурая танцовщица! — прокричал он в толпу, недовольно на меня косясь своими въедливыми глазками. — Гибкая как пугливая лань! Другой с такой мягкой светлой и бархатной кожей не сыскать и во всей пустыне! И всего-то два золотых дебена!

   — Три! — сразу донеслось из середины толпы.

   — Четыре! — раздалось откуда-то с другого краю.

   — А её прозвище?! Так и звенит колокольчиком в ушах! Зайна! — уже заулыбавшись, продолжал он меня расхваливать.

   — Пять дебенов! — кто-то поднял руку из первого ряда, словно проснувшись при звуке моего имени. И я узнала его — слугу того постельного, что и должен меня купить. Обнажённая, я танцевала перед ними вчера...

   — Значит, пять! — спеша хлопнуть в ладоши, скороговоркой проговорил распорядитель.

   — Семь! — вдруг выкрикнули с дальнего закутка чуть раньше звука его хлопка.

   Я украдкой глянула на распорядителя. Посерев и скривившись как от самого кислого вина, тот растерянно потирал свои вмиг взмокшие от пота ладони.

   — Шагай же живее! Твой господин наверняка уж заждался! — игриво шлёпнувши меня по попе, поторопил расторопный охранник, о нашем с распорядителем заговоре очевидно и не подозревавший. Швырнул мне покрывало и сандалии, да с апломбом и грязным смешком добавил: — Поди, твой новый хозяин уже и десятыми слюнками по такой красотке истёк, выперло там всё у него!

   И словно в последней надежде я бросила взгляд на понурившегося распорядителя, чьи персты мелко тряслись, то сжимаясь, то разжимаясь в каком-то страхе, наверняка перед тем самым колдуном, с кем он и сговаривался, и стала медленно сходить с помоста. Отчего-то настойчиво забухало в висках, а от нахлынувшего бессилья захотелось расплакаться... Такого ещё со мной не случалось! Чуть шмыгнув носом, я привычно собрала волю в кулачки. А спустившись под помост, и оставшись одна чуть ли не в первый раз за всё это время, никуда не побежала, лишь безвольно прислонилась к колючей ограде.

   «Тут не мне, скорей распорядителю торгов вмешаться надо!» — про себя тяжело вздохнула, но до конца обмыслить случившееся не успела.

    — Зайна! Чего там застыла?! — окликнули меня вслед за щелчком распахнувшейся калитки. — Быстро беги сюда!

   Пришлось стрелой сорваться с места, а иначе накажут, и пусть я школе уже не принадлежу, но и у нового хозяина не надо бы вызвать подозрений. А как же быть с постельным Господина Всех Пустынь? Ведь наш заговор с треском провалился, и скорей всего для своего великого господина его слуга выберет другую — ещё не проданную девушку, а мне придётся действовать самой. Но как? Бежать? Только безрассудно отважившихся на это наложниц без труда отлавливают в тесном закутке городских стен, и если не в смердящую яму кинут, то запросто побьют камнями, коль уж выяснят, что пока бегала, то от голода и безысходности кому-то там себя и отдала… Куда всем нам деться из зажатой непроходимой пустыней земли? Прячься не прячься, а когда-нибудь да поймают! Но теперь у меня уж точно, что иного выхода нет...

   Меня подвели к лысоватому дряхлому старичку, закутанному в грубое некрашеное полотно накидки, такому мерзковатому и с хитро бегающими глазками. Несмотря на свою простенькую одежонку, держался он по-хозяйски и совсем не походил на слугу. И зачем ему наложница? Может, для повзрослевшего внучка?

   — Хорошенькая... — прошепелявил он, похоже, не первый солнцеворот как беззубым ртом. — Непорченая ещё, — деловито пощупал мои груди, и довольно цокая языком, приподнял мне голову за подбородок.

   Неужели барышник? Но за семь золотых дебенов вряд ли удастся даже принцессу из лежащих далеко за пустыней царств перепродать. Нет, не похож он на такого. Хотя это я сейчас и узнаю... В сопровождении двух охранников к нам подходил главный распорядитель торгов, а он явно человек моего нанимателя.

   — О... уважаемый господин! — расплылось его жирное лицо в наигранной улыбке. — Произошла ошибка... И школа Басиаса готова уладить её даже себе в убыток. Купленная уважаемым господином невольница не может быть продана... Но вы можете выбрать себе двух других девушек из числа самых лучших!

   — Нет, — старик как-то слишком уверенно выпрямился, задрал скулистый безбородый подбородок своей почти безволосой головы и несогласно тряхнул седыми жидкими волосами, потом заявил важно: — После хлопка сделка была окончена! Всё по закону! Всё вписано в счётную книгу. Ничего нельзя отменить!

   — Но мы можем заново переоформить сделку, — примирительно развёл руками главный распорядитель. — Уважаемый господин вернёт нам эту девушку и выберет себе двух других…

   — Я видел остальных перед торгами, — нахмурился старик, и заговорил на удивление живо и отчётливо. — Мне не нужна ни одна из них. Даже все они! Я оставляю себе эту! И это мои последние слова!

   Как подобает наложнице отводя глаза, зато стараясь пристально вслушиваться в их спор, я не сразу заметила, что нас окружило шестеро вооружённых мечами слуг. И это была не стража школы Басиаса, а, судя по набедренным повязкам из той же неокрашенной ткани — люди моего нового хозяина. Смуглые и не слишком мускулистые... В свою совсем недавнюю бытность, одним взмахом кулака, у меня получилось бы легко разогнать львиную половину из них. А теперь, пожалуй, не справлюсь даже и с самим стариком, ему вполне по силам будет вывернуть мне руки, разжать пальцы и отобрать нож, или кинжал, а ударов моих кулачков он почти и не почувствует.

   — Я забираю именно эту девушку! — ткнул в меня пальцем старик. — Нам больше не о чем говорить!

   — Но… — обернувшись к подходящим охранникам школы, как-то беспомощно развёл руками распорядитель.

   — Возьмите её! — приказал своим слугам мой новый хозяин.

   Охранники же школы Басиаса трусливо не двинулись с места.

   Меня тут же подхватили под локти и слегка упрямящуюся поволокли к запряжённой осликами кибитке. Насильно засунули внутрь.

   Тесно... Поджав ноги, я попыталась удобнее устроиться на старой циновке. Сейчас надо выказать покорность, а то свяжут и как ту норовистую пленницу ремнями пристегнут, а я не такая… вроде как должна быть к повиновению приученная. Пусть так и думают... Легче уйду! А там будем посмотреть...

   Будто случайно сдвинув занавесь до самой узкой щёлки, я старательно подсматривала дорогу.

   Мы покидаем предместье, что плохо, конечно же... Сбежать из загородной усадьбы куда сложнее, да и опаснее тоже. Мне бы, уже в качестве беглянки, куда проще было б затеряться в городских кварталах, где-то среди дешёвых уличных шлюх, разномастных танцовщиц и раскрашенных попрошаек. Страшно оно, разумеется, ведь такие «покуда чистенькие» беззащитные беглые девицы, какой буду я, сразу же попадают в руки всякого отребья, а из них, уже основательно потасканными, отправляются в грязные бордели постоялых дворов. Но есть ли у меня выбор? Наверно нету...

   Тележка качнулась, и мои ослики резко стали. Похоже, мы добрались до места... Старик грубо велел мне вылезать, и, молитвенно подняв к богам лицо, я послушно выбралась на жаркий солнечный свет.

   — Не стой на жаре! — вдруг прикрикнул мой хозяин на меня. — Иди под навес и жди там!

   Зайдя в тень, я уселась на скамью. Чуть в стороне, обливаясь потом, две темнокожие зрелые девицы усердно крутили тяжёлый жёрнов, и никого не заботило, что на полуденном солнцепёке.

   — Зайна! — снова окликнул меня старик.

   — Да, мой господин, — и подойдя, я уже привычно приклонила голову, научили в школе, надо признать.

   — Ты ведь не из народа пустынь? — строго спросил он.

   — Да, чужеземка, — убедительно кивнула.

   — Тогда как ты попала на наши земли?

   — Насколько помню, мы шли с войском с севера, и в пустыне всех нас песчаная буря накрыла… — и это была правда, всё же следовало хоть часть её сообщить, ведь так куда меньше запутаешься во лжи. — Все наши воины и пали под тем горячим песком, задыхалась под ним и я, но меня кочевники нашли, откопали и выходили... Потом продали в школу наложниц Басиаса, — снова правда, только отчасти, потому что спасли меня «чёрные гиены».

   — Кем ты была раньше?

   — Всего лишь дочерью простого воина, господин... — а это уже придумала.

   — Хорошо... — не скрывал он своего довольства. — Иди за ней, — указал в сторону закутанной в тёмный вдовий хитон женщины.

   По щербатым массивным ступеням мы поднялись на второй этаж какого-то угловатого, без особых изысков, белокаменного дома. Придерживая трепещущее на ветру покрывало, я молчаливо шла по длинному балкону, стараясь украдкой разглядывать да запоминать мельчайшие подробности. Очень уж важно сразу понять расположение усадьбы. А может, мне отсюда удастся хоть как-то увидеть и окрестность? И возможно, что эти знания понадобятся уже этой ночью... Не понаслышке ведь знаю: если не сбежишь сразу, покуда к тебе присматриваются, изучают, пока считают подавленной да ко всему безразличной, покуда и сами слуги ещё толком не привыкли тебя стеречь — то всё это сделать намного проще. Сейчас мне главное показать им свой страх и растерянность, что я напугана, совсем не строптива, до предела сломлена побоями и наказаниями, да приучена покоряться горькой судьбе и своему господину.

   — Это и будет твоё жилище, — с какой-то надменностью толкнула створки дверей провожающая меня женщина. — Входи, обустраивайся...

   — Слушаюсь, госпожа... — опустив взгляд, я робко прошла внутрь.

   — Только не называй меня госпожой, — с небольшим поклоном сказала она. — Когда-то я тоже была наложницей и именовалась старшей госпожой, но мой господин покинул меня, когда ушёл в страну мёртвых, теперь же я простая служанка в доме его брата, а ты — здесь наложница господина, одна из его младших жён, а значит, ты для меня госпожа Зайна...

   — А тогда как же мне тебя звать?

   — Просто Тия, младшая госпожа...

   — Хорошо, Тия, — я широко улыбнулась ей.

   — Госпоже чего-нибудь потребуется? — чуть выждав, натянуто вежливо спросила она.

   — Если можно, то фруктов, благовонной и лимонной воды, — призадумавшись, отвечала я, ненароком оглядывая пол, заблаговременно покрытый новыми циновками вперемешку с пахучими цветками жасмина.

   — Зачем вам столько воды, младшая госпожа Зайна? — с заметным неудовольствием сорвалось с уст Тии. Весь её тон как бы говорил, что хозяйка здесь всё же она, а я так — временная игрушка господская.

   — А разве господин сегодня не покличет меня к себе? — Задержала я недолгий взгляд на единственном здесь узком и жёстком ложе с подголовником. Вдвоём на таком никак не поместиться.

   Свысока на меня глядя, Тия не торопилась отвечать.

   — Этого я не могу знать, младшая госпожа... — в итоге, уже удаляясь, она на ходу горделиво пожала плечами. — Хорошо, вам принесут воду...

   Весь остаток этого дня, делая вид, что как покорная наложница только и жду хозяйского зова, я усердно втирала в свою кожу благовония и удаляющие волоски масла.

   К ночи всё ярче темнело. Я задремала, и открыла глаза, когда совсем сгустилась тьма. Ну вот и пришла моя пора… пора чёрных гиен... Главное — это не забыть побольше в дорогу напиться!

   Скинув браслеты и ожерелье, такими перед помостом одаривают девушек школы Басиаса, я увязала их в одежду, если всё получится, то на первое время мне и этого серебра хватит, а сейчас же не ко времени всем этим звенеть... Подошла к окну с зажатыми в зубах сандалиями. Здесь, под ним, проходит узенький каменный выступ, то ли намеренно, то ли по какой-то глупости оставленный тут строителями. Его я присмотрела ещё при свете дня. Цепляясь за щели и трещины в густо изъеденных ветрами вековых камнях, босиком, с моей теперешней комплекцией по нему запросто можно пройти. Так и добралась до края стены, повисла на руках, и спрыгнула в густую траву.

   Вот и выбралась из усадьбы. Хотя до реальной свободы ещё ой как далеко! В лицо подул резкий, колючий пустынный ветер. Конечно же, рядом ещё не настоящая пустыня, вокруг пастбища и крестьянские поля, только здесь уже бродят и волки, и шакалы, как и проходимцы всех мастей. Что одинокая беглянка? Лишь желанная жертва для зверья... в особенности человеческого… А что прозевавшая мой побег охрана? Эта может и не скоро, а может, и наоборот: очень быстренько навострит ушки и в погоню бросится, каким-то своим вторым потайным нюхом учуяв отсутствие хозяйской невольницы.

   Покачиваясь то на одной, то на другой ноге, я торопливо обулась под холодно мерцающим светом звёзд и медленно всплывшего узенького серпика ночной ладьи, и побежала вдоль кромки пшеничных полей, кажется, мимо них мы и ехали сюда из Белых Стен. Надо спешить! В высоких белокаменных стенах Большого города привратники запирают на ночь кованые ворота, опускают зазубренную решётку, но раньше рассвета и я туда всё равно не доберусь.

   Я бежала размеренными шажками, умело сберегая силы, все-таки последнее время много тренировалась, пусть и не с мечом в руках, а как танцовщица, и всё же мускулы были уже не те... Я быстро запыхалась на ночном ветру и перешла на шаг. Где-то вдали прозвучал отрывистый вой шакала. Откуда-то издали хором отозвались его сородичи. Меня же обдало холодом страха, а ведь прекрасно знаю, что стая далеко и за мной не пойдёт, её не стоит опасаться. Отчего же такие пакостные мурашки по спине? Неужели навязанный мне образ плаксивой светлокожей красотки всё больше заползает в душу? Нет! Вдохнув поглубже, я снова перешла на бег. И тут, куда ближе, раздался заливистый хохот гиены! А это гораздо страшнее для меня... Я слабая беззащитная добыча! Именно такою сейчас и являюсь для неё!

   Я набегу искала палку, да крепкое дерево здесь редкость, лишь колючий кустарник путается в ногах. Мне кажется, или со страха мой слух обострился? Я слышу приближающийся цокот когтей по камням! Нет, не справиться мне с хищным падальщиком, безоружной и слабой такой… Даже с мечом не справиться! А скребки когтей всё ближе и ближе...

   И вдруг я увидела далёкий отблеск костра и со всех ног к нему бросилась. Тот, кто не прячась, так открыто разводит по ночам огонь, навряд ли желает кому-то зла. Я прямиком сквозь кусты и колючки ломилась, глупо надеясь, что это хоть как-то задержит, возможно, уже настигающего меня со спины хищника, но успела добежать, задыхаясь и тяжело дыша...

   — Там... Там гиена! — подбегая, закричала чуть ли не из последних сил.

   — Не трусись! — схватившись за копье, отскочил от костра бородатый человек, впопыхах я толком и разглядеть-то его не успела.

   — А я и не трушусь, — проговорила с какой-то обидой.

   — Гиена ни за что к огню не приблизится, — отойдя на два шага и уткнув конец копья в землю, унылым тоном пояснил он. — А начнёт светать и вообще в свою нору уйдёт.

   — Знаю, — устало склонившись, и хватаясь за бок, я пыталась отдышаться.

   Мой же спаситель ближе подошёл, и я наконец-то лучше рассмотреть его смогла. Одет он совсем по-крестьянски был, обут в плетёные сандалии, хоть и молодым выглядел, да непомерно заросшим. Приглядевшись к его оружию, я поняла, что это и не копьё совсем, а простой посох погонщика овец скорее. Сам же он пастух, наверное, ещё с утра свою отару на городской рынок отогнавший и домой теперь возвращающийся.

   — А ты... ты не из нашенских будешь... — как-то пугливо-протяжно произнёс он. — Поди, потерявшаяся хозяйская рабыня?

   — Нет, — задумчиво покачала я головой. — Наложница... Беглая... — почему-то решила признаться.

   — Вот как... — во вспышке пламени его глаза странно блеснули, пока он окидывал меня пытливым, но совсем не похотливым взглядом, впрочем, много дней и ночей находясь в шкуре наложницы, я к любым уж взглядам как-то попривыкла. А в жизни же этого простого парня, похоже, женщины ещё были далёкими и загадочными существами, изредка приходящими с другой половины дома. Такой не тронет...

   — Что, выдашь меня? — вопросительно с неким сарказмом ему бросила.

   — Я не доносчик, — обижено отозвался он. — Погрейся, подремли у костра до утра, а там и иди куда шла!

   — Тогда чуть притушил бы ты его, — греясь, вытянула я руки над огнём. — Издалека отблески видно. Беглая всё же я...

   — Ладно, — угрюмо поворошил он багровые головёшки посохом.

   — А сам куда возвращаешься? — спрашивая, чтобы больше согреться, присела я поближе к костру. — Родичи есть?

   — Они болели долго, ухаживал… А теперь брат вот только и остался, да далеко он от меня, ещё раньше в городские стражники нанялся… Я же ушел из дому и в работники к богатому соседу подался. Вот теперь и гоняю на базар его баранов... — рассказывал он как-то сбивчиво.

   — Слушай, — резко остановила я его повествование, потому что у меня почему-то нос зачесался, возможно, от внезапно зародившейся умной мысли в ещё кружащейся от быстрого бега голове. — А пошли со мной?

   — Это зачем же мне с тобою идти? — аж отшатнулся он от меня. — Ты слишком красивая и требовательная, наверное, я и защитить-то тебя толком не смогу, как и прокормить…

   — Ну, на первое время у меня есть немного серебра, — стукнула я по спрятанным на груди украшениям, — да и ты сам наверняка не с пустыми руками возвращаешься...

   — Но... это ведь деньги моего хозяина...

   — А что он сильно обеднеет, если ты вдруг их ему не донесёшь?

   — Да нет, у него ещё много баранов и овец…

   — Послушай, — у меня возникла новая идея, и оттого, похоже, аж глаза заблестели. — Пошли со мной, ты с виду парень крепкий, и за пару лун я настоящего воина из тебя сделаю. И тогда ты сможешь защитить, и себя, и меня.

   — Ты? — недоверчиво скосил он в мою сторону свои тёмные глаза. — Наложница...

   — Именно, — уверенно кивнула я.

   — Да тебе не поднять даже простого меча!

   — Верно, обычный меч для меня тяжёл, но с ножом и кинжалом я управлюсь очень ловко, поверь. Даже с лёгким деревянным мечом я научу тебя по-настоящему биться. Переломи свою палку и дай мне половину!

   — Но... — снова с неуверенностью в голосе протянул он.

   — Ломай! — настаивала я.

   С неким сожалением он ударил посох об своё колено.

   — Возьми... — протянул мне более короткую часть.

   Подкинув обломок, я ловко поймала его и со свистом в руке перекрутила, затем сделала ряд различных колющих и рубящих ударов с уклонами и обманными движениями.

   — Ничего себе... — удивлённо присвистнул он. — Откуда умеешь?!

   — Я из рода воинов... Ну так что же, пойдёшь со мной?

   — Пойду, — не раздумывая кивнул он.

   — Тогда гаси костёр и двинемся. К утру нам следует у городских ворот быть. Я ведь беглая... Как и ты теперь... Скорей всего мой побег на рассвете заметят, а там надсмотрщики сразу же на мои поиски кинутся, нам же до того затеряться в городских трущобах надо.

   — А как же гиена? — несколько исподлобья скосился он на меня глаза.

   — Да трусливая она, за двумя не последует, разве что в отдалении, как те шакалы.

   — Ну, пошли, что ли... — присыпая костёр песком, он с какой-то неуверенностью кивнул.

   — Кстати, — глядя под ноги, и стараясь не споткнуться, на ходу заговорила я. — Звать то тебя как?

   — А тебя? — ответил он вопросом на вопрос.

   — Пусть теперь буду Ляйле, — хитро глядя, бросила я. — Моё прежнее прозвище тебе лучше не знать, ведь под ним меня и станут искать...

   — Тогда и мне, наверное, лучше взять себе другое имя?

   — Aхaсим подойдёт? — само собой вырвалось из моих уст. — Означает защитник...

   — Годится, — видимо волнуясь, громко шаркнул он ногой об камень.

   Некоторое время мы молча шли по сухой заиндевелой траве. Ночью в пустыне холодно. Я зябко ёжилась под тонюсенькой накидкой наложницы.

    — Вот возьми, — вдруг спохватившись, скинув со своего плеча скатку с одеялом, Ахасим развернул его и накинул мне на спину. И не скажу, что такая его забота показалась излишней.

   Было ещё глубоко темно, когда смешавшись с толпой таких же спешащих к открытию ворот горемык, мы добрались до городских стен, призрачно неприступных в лунных тенях. Вот первые утренние лучики коснулись черепичной кровли предвратной башни, и натужно заскрипели петли, дрогнула кованая решётка. И сразу оживились погонщики, дико заревели под их кнутами тяжко нагруженные товарами ослы. Передние ряды двинулись в проём, послышались отчётливые ругательства, кому-то отдавили ногу, но мы стояли, наша очередь была ещё не так скоро.

   Уже совсем рассвело. Подходил наш черёд, и напоследок оглянувшись, я задержала взгляд на высокой пыли, взметнувшейся у изгиба крепостной стены. Разгоняя плетьми крестьян, сюда во весь опор скакали вооружённые всадники.

   — Идём же быстрее, — несколько грубо подтолкнула своего спутника, и, наткнувшись на его нахмуренные глаза, кивнув в сторону верховых, детальнее пояснила: — Думаю, что это за мной...

   — Бежим! — расталкивая передних, он потянул меня за руку.

   — Только не привлекай сильного внимания... — засеменив следом, я зашептала ему в спину.

   Пройдя в ворота, не оглядываясь, мы быстрыми уверенными шажками проследовали мимо двух позёвывающих привратников и направились к рыночной площади. Там было люднее, а значит, и куда проще затеряться.

   — Купи мне покрывало замужней женщины, — дёрнулась я в сторону одного из лотков. — Самое простое... Разыскивая меня, они не рискнут сдирать его со всех жён подряд!

   Молча кивнув, Ахасим меня к торговым рядам подвёл. Я же как могла лицо его одеялом прикрывала, ведь совсем не нужно, чтобы лавочники нас запомнили, вдруг посланные за мной станут тут всюду расспрашивать.

   — Чего тебе? — откровенно на меня пялясь, спросил у моего спутника подошедший лоточник. — Вкусных сластей для твоей рабыни?

   — Это моя жена, — слегка запинаясь, пробормотал Ахасим, — она порвала покрывало, вот хочу купить новое, недорогое...

   — Ну, будь у меня такая жёнушка, — то и дело поглядывая на проходящих мимо покупателей, как-то скептически-завистливо хихикнул торговец, — я бы второпях тоже не одно порвал... Вот, это ей подойдёт, — достав из-за пазухи, развернул он широкое шафрановое полотнище, скорей всего где-то краденое.

   — Дорогое, поди, будет... — сокрушённо протянул Ахасим, вопросительно на меня косясь.

   — Да ладно, куда ниже обычной цены бери, для такой красотки я большую скидку сделаю! — в открытую разглядывая меня, хитро лыбился продавец.

   Я чуть заметно кивнула и, кинув серебренник в его тарелку, мой спутник забрал покупку.

   Теперь у меня на душе куда спокойнее стало, я шла как бы за мужем, а разыскивать будут одинокую беглянку, да собственно любая женщина, когда бродит по улицам одна, вызывает у стражников большие вопросы. Правда, остался один неразрешённый нюанс: своим неотёсанным видом мой спутник совсем на горожанина не походил. У рынка, куда селяне пшеницу да лук привозят, это не особо в глаза кинется, но мне ведь ещё настоящего воина из него сделать предстоит, как и поселиться где-то к богатым кварталам поближе.

    — Ахасим, — чуть приотстав, я негромко его окликнула.

   Я знала, о чём говорю, на этой улочке когда-то и был мой уголок. И почему был? Остался... Только о нём не следовало никому знать, даже Ахасиму. А вот мне как-то ещё придётся туда наведаться...

   Мои размышления прервал частый и громкий стук. Это Ахасим колотил в покосившуюся калитку.

   — Чего надо?! — грубо раздалось из-за неё.

   — Нам бы комнаты снять! — прокричал мой спутник в ответ.

   — Одну комнату, — вовремя ему шепнула. — Ты не забывай уже, что здесь я для всех твоя женщина...

   — Так чего? — распахнул перед нами калитку босоногий мужичок, что был лишь в одном подпоясанном засаленной верёвкой халате.

   — Остановиться нам где-то надо... — явно от такого его вида опешив, несколько растеряно проговорил Ахасим.

   — На ночь или дольше? — снова спрашивая, хотя в трущобах обычно не задают лишних вопросов, полуодетый хозяин дома пристально в мою сторону глянул, и запоздало спохватившись, я упрятала под покрывало ненароком выбившийся длинный светлый локон. Непростительная оплошность с моей стороны! Как тут не догадаться, что носительница таких волос — совсем не по карману такому оборванцу, как её неуклюжий спутник. Вот подумает ещё, что выкрал, стражникам сообщит…

   — Надолго, — уже увереннее сказал ему Ахасим.

   — Вон тот флигелёк пустует, — принимающий нас хозяин ткнул заскорузлым пальцем в старенькую дощатую и чуть кособокую постройку. — За пару дней серебренник в задаток дадите, за остальные же дни заплатишь позже, — на меня глянув и сразу отвернувшись, он небрежно себе под ноги харкнул, ну будто подписал тем договор.

   — Загнул мерзавец, — чуть приподнявшись на носочках, зашептала я прямо Ахасиму в ухо. — Но соглашайся, нам особо не стоит тут мозолить глаза.

ГЛАВА 2. Беглецы

Это наше жилище было тесноватым, даже с короткими мечами в таком особо не потренируешься, зато здесь с размахом поместилось широкое ложе, для такой убогой норы покрытое на удивление чистыми шкурами. Что же, придётся учить этого увальня нужным боевым приёмам в дальнем конце двора, подальше от лишних глаз и очага, где сейчас пёкся хлеб. Его аромат врывался в забранные деревянными решётками окна, как бы напоминая, что пора поесть и выспаться.

   — Прикрой ставни, — резко сказала я, и Ахасим на удивление живо повиновался. — Теперь так! — продолжила куда строже. — Запомни раз и навсегда: когда мы прилюдно, я — твоя жена, а ты — мой господин... Когда же мы наедине, то я для тебя учитель, а ты всего лишь ученик!

   — Да, учитель, — повернувшись ко мне, он почтительно поклонился.

    Очень уж легко со словами женщины согласился… Оно хорошо, если станет меня слушаться… Хотя, в его голосе всё же улавливается лёгкая насмешка, как и чуть заметное недоверие, но думаю, когда обучать его начну и первые результаты появятся, то всё это сразу и развеется.

   — Иди к пекарям, попроси пару свежих лепёшек, такому оборванцу они и забесплатно дадут, — повелительно повела я глазами в сторону выхода, а следом и пальчиком на чуть приоткрытые створки дверей ему указала. — Поедим, а затем и отдохнём. Сегодня день отдыха!

   И он снова подчинился. Я же, пока его нет, неспешно сандалии развязала, разулась, да прямо с ногами на ложе забралась. Погладила мех, перекатилась по нему, прикрыла глаза и устало на спину откинулась... Лежала, чуть дыша, а по всем моим чреслам странная приятность разливалась... Давно ведь поняла, что сейчас куда чувственней каждый лоскуток моего тела, будто раньше в незримой броне жила. Скрипнула дверь... и сразу спохватившись, я поспешила свернуться калачиком да хоть как-то прикрыться куском подвернувшегося под руку меха, пусть и приятно так лежать, но наверно не стоит терпение своего ученика испытывать, искушать его и к себе притягивать, всё же мне совсем не это надо…

   — Намучилась за ночь? — задерживая на мне взгляд, участливо спросил Ахасим, довольно уж скоро вернувшись со свежеиспечённым хлебом и кувшином для воды. — Пожалели и молока вот ещё мне дали… — поставил всё на стол. — Хлеб сейчас с ним съедим, и тогда ты на ложе спи, а я эти вот циновки под себя подложу, — взял он их со стопки на входе и отошёл в самый дальний закуток.

   — Хорошо, — потянувшись за едой, я в какой-то задумчивости ему кивнула, при этом непонятно по чему сокрушённо вздыхая. Ведь и себе самой признаться боюсь, что находясь в одной комнате с мужчиной, как-то неловко и странно себя чувствую.

   Как уснула, не помнила, а когда проснулась, то безлунная ночь за окном настолько глубока и темна была, что выйди во двор и сразу будто глаза выкололи. Ахасим же крепко посапывал на циновках в «своём ученическом углу», зато для меня — самое время, чтобы уйти и ещё затемно вернуться. Уверенна: я все сделаю и всё успею, ведь в этом квартале мне каждая пядь земли известна, даже и на ощупь идти смогу...

   Поудобнее подвязала волосы, и бросилась в ночь. Её прохлада пробрала до костей, мелко дрожать заставила, но, как когда-то раньше, я уверенно по тёмной улице кралась, вспугивая разве что кошек да бродячих псин. Хоть бы не забрехали вдогонку, не завыли, не выдали... А ведь собачьи стаи эти и запросто наброситься могут, нестрашна им, такая лёгкая и сладкая добыча как я теперь!

   Вот и нужный мне дом. И калитка всё также заперта, только я умею её отпирать... Хорошо смазанные петли по-прежнему не скрипят. Там, в конце пыльного зассаного и заплёванного нетрезвыми постояльцами двора и хранится мой тайник.

   Какая удача! Мои метки на месте! Я разгребла песок и сдвинула дерюгу. К сожалению, за раз не смогу всё унести. Возьму только деньги, кинжал и меч... О боги, какой же неподъёмный меч! Прикрыв тряпками и присыпав оставшиеся вещи землёй, я кинжал повесила на шею, зажала под мышкой мешочек с золотом, и держа двумя руками тяжеленный меч, заспешила к калитке. Всего пару шагов-то и не дошла, как та с треском распахнулась, и, заметно покачиваясь, передо мной застыл здоровенный детина! Какой-то миг, в свете его факела, мы оценивающе друг другу глаза в глаза смотрели, пока не удержав, я со звоном не выронила меч.

   — Вот же ка-кая воро-ро-вочка, — с трудом выговорил он, обдавая меня изрядным перегаром, да еле ворочая заплетающимся языком. — А ну-ка иди ко мне, милашка... Так и быть, всё прощу... когда от меня утром еле уползёшь...

   Широко распахнув свои объятья и пытаясь меня поймать, он уверенно шагнул вперёд и тем только ускорил развязку: мой кинжал мягко промеж его рёбер прошёл, и сразу нашёл там сердце. Как я выхватила оружие, этот глупый верзила даже и не заметил! Ещё не понимая, что на самом деле уже мёртв, что и не дышит даже, пытаясь выругаться, он раскрыл было рот, да грузно упал на залитую кровью и своею же мочой землю. Я же подхватила меч, ну и бросилась наутёк. И откуда только силы взялись? Только жаль, что кинжал потеряла, вся кровью обмазалась, да так и не смогла его из тела пьяницы вытянуть...

    Назад чуть ли не вконец обессиленная добралась. К удаче, мой ученик по-прежнему спал, чисто по-деревенски крепко и беспробудно. А ещё так дрыхнут некоторые изнеженные сынки богатеев, но это уже точно, что не про него. Не желая его разбудить, своё богатство я под ложе запрятала, и тихонечко выскочила наружу. Пока окончательно не рассвело, надо бы поскорей смыть кровь у ещё днём мною примеченного округлого каменного фонтанчика, если судить по многочисленным сколам и царапинам, то чуть ли не прошлым народом вырубленного из какого-то древнего и очень твёрдого камня.

   За ночь бассейн рядом с ним почти до краёв водой наполнился, пока ещё свежей и чистой. Не раздеваясь, я забралась в него прямо в платьице, скинула лишь сандалии. Присела, и смело окунулась с головой. Бр-ррр.... Какая водица-то холоднющая! Обычно она хорошо прогревается к середине дня, но к тому часу тут не протолкнуться от желающих будет... Да и как я пятна крови на своей одежде Ахасиму объясню? Я стоически повторяла приседания ещё и ещё раз, покуда моё отвыкшее от такого купания тело не принялось неметь. Слабая я какая-то теперь... не закалённая совсем стала...

   Всё больше светало, и в спешке натянув плохо выжитое платье прямо на мокрую себя, босиком, с сандалиями в руках, я бегом спешила к нашему флигельку. После прохлады источника ну совсем не хотелось спать. Как-то сам собой замедлился шаг... Стройная я после такого купания, подтянутая... и груди такие упругие, до боли налитые... С некоторым удивлением их пощупала... Странное ощущение, незнакомое... Сбоку скрипнула дверь большого хозяйского дома. Не поворачивая головы, я лишь скосила взгляд... Хозяин! Неужели наблюдал? Ну и бес с ним, собственно! Если видел всё, в том числе и как я купалась, то не так светло тогда было, кровь бы он на мне вряд ли разглядел, за обычное ночное омовение б принял... Так разве это запрещено?

   Гордо вскинув голову, я мимо прошлёпала.

   — Эй! — это явно ко мне обращались, только я не реагировала совсем, лишь искоса поглядела в ту сторону.

   — Поди сюда сказал! — громче повторил он, не без какой-то опаски на закрытые ставни моего флигеля глянув.

   Я продолжала идти, как шла.

   — Чего недотрогу из себя-то строишь? — донеслись до меня его слова. — Думаешь, я не догадался... Беглые вы...

   Приостановившись, я изобразила на лице улыбку.

   — Сейчас не смогу, — обернулась к нему, заученно играя глазками. — Мой мужчина вот-вот проснётся... Но я приду к тебе сегодняшней ночью, как только он снова покрепче уснёт. Обещаю... Слово наложницы даю!

   — Вот и ладно, — сально зевнул этот прощелыга. — Так и быть, договорились... Будешь приходить каждую ночь, и я, возможно, не заявлю про вас...

   Я сладко улыбнулась, заморгала, предвкушающе закатывая глазки, только, похоже, этот гостеприимный хозяин смотрел совсем не на моё лицо, а несколько ниже куда-то... Тонюсенькое и совсем непросохшее платье облепило меня со всех сторон, что же, пускай покуда попускает слюнки, нынче сориться с ним совсем не входит в мои планы.

   Когда я вошла в наш флигелёк, Ахасим проснулся, заворочался по вине дважды хлопнувших сворок дверей, сел, спросонья потирая глаза. Наконец-то и меня разглядел перед собой.

   — Где ты была? — пробормотал сонно.

   Н-да... далеко ему ещё до настоящего воина!

   — А... наверно ходила омываться... — вслух запоздало он сообразил, заметив мой мокрый и чересчур свежий вид.

   — Пока ты зевал, тебя убили бы трижды! — как можно строже выговорила я. — Стрелой, брошенным ножом и даже достали бы мечом! Ты сразу не видел, кто вошёл! Тебе следовало перекатиться за кровать, тем уйдя от стрелы или метательного ножа, схватить свой меч, отбить удар противника и заколоть его прямо в сердце!

    — Какой меч? — озадачено помотал головой Ахасим.

   — Пошарь под ложем... — с таинственным видом показала я глазами.

   Он повиновался, с удивлённо вытянувшимся лицом. «Что это?» — с испуганным возгласом одёрнул руку.

   — Порезался? — исподлобья глядела я.

   — Холодное...

   — Бери за рукоять... Не тяжёлый?

   — Нет... — ошеломлённо потряс он когда-то моим мечом.

   — Тогда положи пока его на место, и вырежи этим утром два деревянных тренировочных меча, один пусть будет полегче, это для меня...

   * * *

   Для наших упражнений я выбрала пустынный клочок утоптанного песка за покосившимся сараем. В моих женских сандалиях было неудобно, и я их сбросила. Ахасим же оголился по торс, и, забрав волосы в пучок, подвязал полы своей одежды. Я же подняла деревянный меч и стала в оборонительную позицию.

   — Это боевая стойка, — начала ему показывать. — Так, прикрываясь щитом, простой воин стоит в строю. Работа мечом тут довольно ограничена, — сделала несколько рубящих взмахов своей деревяшкой, — и эти приёмы ты быстро запомнишь... Повторяй за мной!

   Он повиновался.

   — Хорошо! — глядя на его ловкие замахи, похвалила я своего ученика, и продолжила: — Эти движения ты просто постарайся не забыть, если вдруг когда-то решишь наняться к кому-то в войско. Но главное для настоящего воина — это умение сражаться, когда строй прорван и рассыпался на части. Побежишь, подставишь спину — это верная погибель. Тогда мы бьёмся спина к спине! Вот так, — я притянула его к себе. — Да не дрожи ты! Забудь, что я сейчас женщина! Прижимайся крепче! Собственно, тут все те же движения, что и в строю, только теперь ты должен отражать ещё и боковые удары и не забывать прикрывать щитом спину соратника, сам тоже теперь можешь колоть и рубить вбок. Запомнил?

   — Угу, — кивнул он.

   — Тогда я отойду, а ты повторяй эти движения меча, пока не зазубришь как любимую молитву. В бою ты не будешь успевать думать и вспоминать, твоя рука сама должна рубить и колоть, а тело уходить из под ударов врагов!

   — Резче! — подгоняла его. — Так, молодец!

   — Но самое сложное — сражаться в одиночку, — продолжала я обучение. — Здесь главное не стоять на месте! Постоянно уклоняйся от ударов врагов! Не теряй их из вида! Смотри на меня! Рубящий удар отсюда: пригибаешься и тем же плечом уходишь в другую сторону, одновременно колешь в живот промахнувшемуся противнику. А начнёшь уворачиваться наоборот или отклоняться — сам же больше подставишься под его меч или секиру. Понял? Повторяй за мной!

   К концу занятий я и сама была взмылена, как та загнанная лошадь, обливалась семью потами. Непривычно ныли руки. Обманные движения и замахи наверно будем изучать уже в другой раз.

   — Ну, всё на сегодня, — проговорила я, и, тяжело дыша, прислонилась к забору. — Можешь ещё сам потренироваться, если не устал. Завтра будем метать ножи и пускать стрелы.

   Ахасим ещё поупражнялся какое-то время в одиночестве. Я ждала и наблюдала, отделываясь лишь короткими подсказками. Одной уходить не хотелось, вдруг по дороге снова встречусь с хозяином.

   — Всё на сегодня! — в итоге остановила я своего упорного ученика. — Пошли по-быстрому перекусим, кажется, у нас что-то с вечера оставалось.

   * * *

   — Ты что-нибудь слышал о Повелителе Всех Пустынь? — жуя зачерствевший хлеб, поинтересовалась я у Ахасима.

   — Да... — кивнув, он потянулся к кувшину с водой. — Как-то гонял в его загоны отары овец.

   — И что видел или слышал?

   — А зачем тебе оно?

   — Просто любопытно, — неопределённо пожала я плечами.

   — Уж не в наложницы ли к нему собралась? — сделав глоток воды, язвительно хихикнул мой собеседник.

   Не поняв, в шутку ли это было или нет, неосознанно чувствуя, как начинают пылать щёки, я раздражённо отвернулась и переспросила: — Так что ты знаешь?

   — Мало, пастухи рассказывали, что никто его толком никогда и не видел. Неизвестно даже, стар он или молод, но я думаю, что уже глубокий старик... Говорят, он колдун, что сиднем сидит в своём дворце за стенами повыше городских, в той самой высокой башне и следит оттуда за всеми через волшебный кристалл, но я уверен, что это досужие выдумки и он обычный человек... Ходят слухи, что к его дворцу никто не подойдёт незамеченным, ведь на много и много локтей вокруг рыскают отряды его конной стражи, а вот это уже точно правда, видел их своими глазами…

   — И как же он общается с миром?

   — Насколько слышал, через преданных ему слуг, но те, кому дозволяется покидать дворец, уверяют, что сами Повелителя никогда не видели, ведь их допускают только во внешнюю часть дворцовых стен, а там, внутри, уже другие слуги и стражи, и их никуда не выпускают, они никуда не ходят, и там же гарем.

   — А почему ты спросил о том, не в наложницы ли я к нему собралась?

   — Так ведь все говорят, что ему по нраву такие как ты, голубоокие белокурые светлокожие девушки из тех далёких земель, что лежат где-то на краю Света за Великой пустыней...

   — Об этом тебе тоже пастухи наболтали? — не без какой-то злости, спросила я.

   — Почему? — как-то обижено ответил Ахасим. — Давно слышал... У нас в деревне так даже девчонок дразнят, мол, не будь светлокожей и голубоглазой — заберут за Высокие стены, так и прозвали тот самый дворец...

   — Ладно, — я тяжело вздохнула и несколько обижено заявила: — Кстати, у меня совсем и не голубые глаза, а скорее зелёные...

   — Цвета бирюзы, — не без хитрой ухмылки уточнил он.

   — Ну, ладно, — смущённо отвернулась я. — Давай-ка сходим сейчас в купальни, пусть там подравняют тебе волосы, что ли, а заодно и бороду подстригут. Попутно купим подходящую для воина тунику, сандалии и пояс для меча, а мне нужны благовонные масла и втирания, да различные мази глазные...

   «С помощью ли Ахасима или нет, но уже меньше чем за солнцеворот надо успеть совершить предначертанное, выкупаться в крови жертвы, и ничего другого, как войти в его спальню под видом прекрасной наложницы, мне придумать, похоже, так и не удастся».

   Пока я размышляла, неотрывно на него глядя, он тоже задумчиво и пристально на меня смотрел, и вдруг сказал со вздохом:

   — У меня совсем немного серебра, и нам нельзя всё потратить, ведь завтра хозяин потребует плату за жильё...

   — Не волнуйся, — ему возвращая его же обжигающий взгляд, я опустилась на колени и стала шарить под ложем. — Есть у меня кое-какие сбережения...

   — Ты говоришь о своих украшениях? Так не пристало женщине тут без них… Подозрительно оно будет… — поучительно покачал Ахасим головой. — И вообще надела бы их лучше, а то любому стражнику сразу понятно, что беглая ты, да и я с тобой заодно...

   — Одену, — здесь я убедительно кивнула. — Вот, смотри... — звонко потрясла тяжёлым мешочком. — Тут дебены...

   — Отродясь не видал столько золота, — странно блеснули его глаза. — А не боишься, что отберу и уйду с ним?

   — Нет, — усмехнувшись, я вывела из-за спины незаметно прихваченный у очага нож и демонстративно перед собой положила. — Раз это сказал, значит, уже так не сделаешь... Бери золото, я оставила себе чуть-чуть... А остальное у тебя сохранней будет...

   — Слышал, что блеск золота кружит голову и навсегда сводит людей с ума, а ещё это называют золотой болезнью. Ты бы зарезала меня, если б поняла, что я ею заболел?

   — Но ты ведь ею не заболел, — широко улыбнулась ему. — Как и я... Зато теперь сможешь купить себе и шлем и кольчугу, и стать моими руками, после того, разумеется, как тебя обучу!

   — Похоже, я догадался! — привстав со скамьи, вдруг порывисто воскликнул Ахасим. — Кто-то в прошлом очень сильно тебя обидел, и ты хочешь отомстить ему руками обученного тобой воина!

   — Пусть так, — кивнула я, откровенно-доверчиво глядя в его глаза. — Но большего пока тебе и не надо знать... Собирайся... Идём! И возьми меч! Мы больше не вернёмся сюда...

   — Отчего же?

   — Наш хозяин знает, что мы беглые, — от внезапного волнения я заговорила как-то сбивчиво, — встретилась утром с ним... Так вот, этой ночью он будет меня ждать… Такую желает получить цену за своё молчание! Но ты ведь не думаешь, будто я действительно к нему пойду?

   — Нет, конечно, не пойдёшь... — в мимолётной задумчивости Ахасим чуть заметно покачнулся. — Быстренько собираемся, Ляйла, и уходим! — с этими словами он встал и неожиданно подал мне руку.

   «Странное поведение для простого селянина...» — принимая его помощь, про себя хмыкнула я.

   Собирать нам совсем было нечего. Стараясь лишний раз не шуметь, мы тихонько из дома вышли, и, боясь скрипнуть калиткой, я так и не прикрыла её за собой. И пыльные закоулки трущоб опять встретили нас громкими криками ослов и застарелыми запахами из сточных луж. А что теперь? Куда нам идти?

   * * *

   Была вторая половина дня. Как и положено добропорядочной жёнушке, я держалась за левый локоть якобы своего мужчины, что уверенно вёл меня через толпу по широкой улицы района Трухоб, там, в самом её конце, клубились паром городские купальни. Вокруг нас шумели торговые ряды. И может, тем и лучше, по пути и найдём всё необходимое.

   — Вот хорошая кольчуга с защитными пластинами, — дёрнула я Ахасима за рукав. — Только особо не торгуйся, не привлекай к нам внимание. Гляди, у него и пояс для тебя есть…

   — Господин, — вдруг потянули моего лжемуженька за полу рваной куртки. — Купите своей красотке браслет! У меня для неё и ожерелья хорошие найдутся...

   — Пошёл вон! — отпихнул его Ахасим, а я туда-сюда головой покрутила, внимательно осматриваясь по сторонам.

    Нет, не воришка это, а просто навязчивый торгаш. Пока оглядывалась, мой «муженёк» уже рассчитался с оружейником, забрал покупку и снова меня за собой повёл.

   — Обязательно купи себе новую тунику, — показала я глазами на продавца одежды.

   Так, время от времени торгуясь с лавочниками и обзаводясь обновками, мы и дошли до пышущих жаром бань.

   — Иди, — швырнув в руки непомерно толстого оскоплённого банщика медную монетку, подтолкнул меня Ахасим к ступеням женской половины купален. — А я тебя здесь, в предбаннике, подожду, как и вещи заодно постерегу наши.

   — Да не бойся ты, — с поучительной улыбкой заговорила я. — Давай просто всё у сторожей оставим. Никто из них в чужих вещах откровенно копаться не станет. Хотя, кто знает, конечно... Определённо сказать могу, что, может, сам по себе каждый здесь и не слишком-то на руку честен, но они всегда приглядывают тут один за другим, место то денежное, вот и дорожат работой, да и стража частенько обходы делает, смотрит за всем, следит, квартал для не таких уж и бедных это всё же...

   — Странно... — слушая меня, задумчиво Ахасим протянул.

   — Что тут странного? — спросила я.

   — Ты ведь наложница, и всем ведь известно, что обычно вас взаперти держат, не выпускают за пределы школы и сераля никуда, а ты вот Трухобы не хуже чем свою ладонь знаешь...

   — Ну, я ведь не сразу наложницей сделалась, когда-то и свободной была... — немножечко замявшись, стараясь не смотреть в его глаза, попыталась хоть как-то объясниться.

   — К тому же, ты – чужеземка... — продолжал он свои рассуждения вслух. — А значит, что не могла за этими стенами вырасти. Таких как ты ведь обычно невольницами из-за песков приводят... И как ты наложницей стала? Ты совсем ничего не рассказывала о себе...

   — Потом расскажу, — уставившись в мраморный пол, ответила я с недовольным видом. — И давай это чуть позже будет... Ты вон тоже, если по одёжке судить, так пастух настоящий, а кожа у тебя и не тёмная совсем, на солнце сильно посмуглевшая скорее... Так от кого у маменьки пузо выросло? От кого сыночек зачат был?

   — Ладно, иди туда первая быстрее лучше, — уходя от прямого ответа, и уже своё недовольство выказывая, он в который раз меня легонько в сторону женских купален подтолкнул. — А я тебя всё равно здесь дождусь. Вернёшься когда, тогда и сам пойду. Не особо мне как-то в честность здешних смотрителей верится!

   — Ну как знаешь! — напоследок ему резко бросила, да вспомнив, кто я теперь, и что на людях мы, взгляд опустила и на женскую половину бани отправилась.

   Из-за размолвки нашей, я свои украшения ему не оставила, прямо в них в парную вошла. Помнила, конечно же, что серебро быстро на солнце греется, но чтоб под дыханием пара так сразу запястья и щиколотки обжигать! Моё же широкое ожерелье так вообще будто раскалённым драконьим языком чуть ли не до волдырей к шее прилипло! Зато, побежав быстренько охлаждаться, я с удовольствием под прохладными водяными струями постояла.

   Довольная и раскрасневшаяся, уже обсыхала в самом далёком банном закутке, собиралась платье надеть и покрывало поверх накинуть, как вдруг от толчка в спину к стене отлетела, лишь чудом плашмя не растягиваясь на скользких от влаги и мыла плитах. Оглянулась с яростью, да и опешила сразу: с угрожающим видом в бока руки уткнув, надо мной круглолицая дородная дамочка нависла. С кожей цвета эбенового дерева, широченная такая, что аж дух свело. Рядом же, предвкушая моё скорое унижение, закатились в хохоте две её подружки, ну будто сёстры родные чёрные, одна — ещё рослее первой, а другая — толще.

   — Чего, сучка белокожая! — огляделась по сторонам первая, очевидно проверяя, далеко ли надзирающий тут за порядком оскоплённый. — Попортим тебе кожицу?! От этого уже не в жизнь не отмоешься! — тряхнула она рядом с моим лицом кожаным ведёрочком, судя по тому, что из него ссыпалось, с подобранной у топки сажей.

   — Попорть, если сумеешь, бестолочь ты чёрномазая такая... — я поспешно попятилась, обо что-то споткнулась, глупо шлёпнулась на попу, и все втроём они дружно засмеялись.

   Нет, убежать от них не сумею, а просто так уйти не дадут. Эти чёрные местные подружки поизмываются вдосталь, как им кажется, над слабой светлокожей чужеземкой. Измажут и изрисуют всю... это в лучшем для меня случае... А могут и куда в чулан утянуть и втроём поиздеваться там всласть!

   В страхе отползая, я под собой короткую палку с пучком лоскутов на конце нащупала, которой банщики обычно плиты пола здесь протирают. Эта чернокожая гадина с сажей, ещё и шага в мою сторону не ступила, лишь с хохотом подняла ведёрочко над головой, как я двумя руками за палку схватилась и со всей силы с выдохом хлёстко ударила по её подрагивающей кисти. Взметнулось тёмное облачко пыли.

    — Ай-яй! — роняя ведро, и уже не смеясь, согнулась эта нахалка от невыразимой боли.

   — Ещё кто-то желает получить?! — я вскочила, срывая мягкий лоскутный набалдашник, отшвырнула его куда подальше, да и перекрутила в руках уже нечто похожее на настоящую дубинку.

   Её обе чернокожие подружки так и застыли как те самые соляные столбы, пока та, что пыталась меня очернить, с громким стоном за своё вмиг распухающее запястье не схватилась. Они же с криками вокруг неё забегали.

   — Эта белокожая дрянь мне руку сломала! — истерично визжала она.

   — И что, ещё добавить?! — взмахнув дубинкой, я угрожающе у их носов помахала.

   Наверно что-то страшное отразилось и в моих глазах, потому что вся троица в ужасе отступила. Я же, подальше отбросив палку, подхватила платье и смятое покрывало, и на бегу одеваясь, выскочила в предбанник.

   Как верный пёс, Ахасим меня у самого входа на женскую половину ожидал. Будто решая, оставлять ли саму, нерешительно с ноги на ногу переступил.

   — Ну, иди теперь ты, — как ни в чём не бывало улыбнуться постаралась. — И не спеши особо, пусть уж брадобрей хорошо тебя в порядок приведёт. За меня не беспокойся совсем, тебя дождусь непременно! Сколько надо посижу вон у той мраморной колоны, — в ту самую сторону подбородком повела, — никому себя умыкнуть не позволю, и за всем нашим барахлом присмотрю, к тому же ведь ты оставишь мне меч, но не переживай, не возьмусь за него, лучше сторожа окликну...

   Ахасим ушёл. Я же присела на широкую каменную скамью, положила тяжёлый свёрток с его вещами себе на колени. Близился вечер, но этот отполированный бесчисленными седалищами мрамор ещё до утра будет сохранять тепло. Мне раннее как-то не доводилось задумываться, как тут всё обустроено, наверно где-то подо мной пылает огонь, топят печи рабы, обливаясь потом и задыхаясь от смрада, подают сюда по трубам жар.

   — Купите сладость, госпожа! — вдруг вывел меня из задумчивости крик плюгавенького мальчишки с разносом в руках, полным приторных кусочков халвы, будто изюминами облепленных мухами.

   — Уйди ты! — брезгливо скривившись, отмахнулась я от него.

   — А иди-ка сюда, — привлекая моё внимание, поманил его к себе полноватый мужичок в обшитой золотой канвой ниспадающей до земли тунике. — Дай-ка мне всё! — бросил он пацанёнку серебрянник и отобрал блюдо.

   — Бери, — с такими словами, обдавая меня изо рта всем крепко выпитым, перед лицом тем самым блюдом раскачивая да разлетевшихся с угощения мух разгоняя, он сунул мне под нос пригоршню халвы — Что, красотка, за весь день не сумела и медяка на сласти себе заработать?

   — Не люблю эту пакость, — отстранилась я. — А ещё вот-вот мой мужчина вернётся. А он из древнего рода воинов... И как ты думаешь, что он сделает с тем, кто принял за шлюшку его любимую жену?

   — Ха! — мутно закатив глаза, воскликнул подпитый мужичок. — Брешешь ты всё! Я за тобой уже долго наблюдаю! Пошли со мной, красотуля, не жди его больше, от меня вдвойне получишь... — прозвенел он под одеждой серебром.

   «Бес мне под ребро! — про себя выругалась я. — Такой так просто не отцепится. Видно, что из богатеев... И что этот славный господин в Трухобах позабыл? Дешёвых и всем доступных девиц ищет?»

   — Ну чего сидишь? — он пухлый кошель из кармана вытянул. — Пошли-ка в мои носилки, быстро!

   — А глянь-ка сюда лучше… — поправив съезжающий с колен тяжёлый свёрток, стянула я тряпку с острия меча. — А его хозяин уже за твоей спиной стоит!

   Лицо богатенького господина вмиг сделалось пепельным. Присев и вжав голову в плечи, он стал медленно поворачиваться. А у меня повеселело на душе! Хотела рассмеяться, но чтобы раньше времени не испортить такую добрую шутку, сидела и смотрела с самым серьёзным видом.

   — Грязная потаскуха! — быстро поняв, что я просто издеваюсь, зашедшись криком, сплюнул он мне под ноги. — Как посмела, мерзавка! Да я тебя сейчас... — угрожающе занёс он надо мною руку.

   — Только попробуй... — с недоброй усмешкой приставила я к его толстому брюху остриё ножа. — Оскоплю и даже икнуть не успеешь, пьяный дурачок!

   — Оставьте, господин, эту ненормальную, — повисла у него на руке вдруг невесть откуда вынырнувшая девица. — Она, как самая верная жёнушка, муженька своего ждёт... — говоря ему, подморгнула мне. — Да и что она умеет-то... Я же всё, что только ему захочется, для такого красавчика сделаю... — Её рука скользнула к его паху, а показавшаяся из разреза на юбке коленка всё больше пробиралась между ног.

   Вот пронырливая девица ловко одну из бретелек со своего плеча скинула, не такого тёмного, как у тех моих эбеновых подружек, и медленно сползшее платье обнажило её ярко подкрашенные хной соски. Я же спрятала под платье нож, пересела чуть подальше. Что же, не стоило этому богатею здесь столь явно бряцать монетами, теперь к утру точно ни с чем останется!

   — Что тут у тебя? — услышав заданный знакомым голосом вопрос, я обернулась и не сразу узнала Ахасима; передо мной стоял худощавый мужчина лет до тридцати, с короткой аккуратно подстриженной бородкой на тонком лице, ухоженными тёмными волосами, ниспадающими на плечи, будто чиновничий парик. Своё пастушеское рваньё он, похоже, в раздевалке оставил, облачившись в купленную нами по пути сюда тунику, из-под которой, весьма омужествляя его, тускловато проглядывал металл кольчуги.

   — Ты чего её прямо на голое тело надел? Натрёт же... — словно забывшись, сунула я туда ему руку... И нащупав чего-то не то, ойкнув сразу, краской залилась, и медленно вытянула.

   — Нет, рубаха там ещё, — он отстранился, тоже чуть заметно краснея.

   Когда я к его бархатно-тёплому торсу прикоснулась, то меня словно кипятком обдало, перед глазами расплылось всё, куда чаще сердце забилось. И что это такое произошло со мной? Тряхнув уже подсохшими волосами, я глубоко вздохнула, постаравшись унять вдруг возникшую предательскую дрожь в коленках.

   — Пошли же поскорей, — поднявшись, с улыбкой выдохнула, и как положено верной жёнушке: пояс и накидку якобы своему мужу подала. Вздохнула тяжело снова, и в сторону милующейся парочки глаза скосила, да тихо Ахасиму на ушко пояснила: — Уходим, не будем им уже кое-чем таким заниматься мешать...

   И совсем уж не по-пастушески придержав мой локоть, будто свою настоящую женушку Ахасим меня на улицу вывел. Сумеречно уже было, но не опасалась я. Какой грабитель посмеет приблизиться к нам — к такому мужественному воину в кольчуге и острым мечом на боку? Надо же какое скорое перевоплощение из простого пастуха произошло! Ну уж точно, что мамаша его не всегда верной муженьку была, какой-то удобный моментик выбрала и удружила тому с проезжим купцом каким, с той стороны песков прибывшим...

ГЛАВА 3. Воин и его спутница

Мы шли по быстро пустеющей улочке, прислушиваясь к шелесту ветра и ночным звукам. Прижавшись к своему спутнику, я непроизвольно вздрогнула: в закутке дворов на чернеющих кучах отбросов громко грызлись собаки за слабо белеющие в темноте косточки. А ещё, я то и дело себя на осознании того ловила, что не без какого-то внутреннего трепета всё больше и больше к Ахасиму жмусь. А как тут не бояться, когда в руках уж и не та сила совсем? Попробуй теперь от насильника отбиться? Попробуй сама отпор грабителю дать? Как жить, когда даже плюгавенький мальчишка подросток и тот тебя сильней? Когда ночами стонешь от бессилия — в итоге приходит отчаянье. Тонконогая лань с сущностью льва даже и трусливого шакала не отгонит от себя! А что ещё о чём-то другом говорить? Ведь с каждым приходящим рассветом я всё больше и больше ощущаю, как меньше и меньше во мне прежней сущности...

   — Наверное, какое-то время нам не стоит покидать Трухоб, хотя бы пока о нас хоть немного в трущобах не позабыли, — пока мы сами, на правах учителя заговорила я. — Потому, быть может, в один из домов поприличнее попросимся?

   — Ну тогда зачем нам с этим тянуть? Давай в ближайший же и попробуем? — решил уже Ахасим сам.

   — Давай, — согласилась я с его предложением.

   — Хозяин! — с таким криком он стал в первые же попавшиеся ворота колотить.

   — Чего тебе? — Тут же хлопнула над головой ставня. Высунулась рука с коптящим на ветру фонарём.

   — Комнаты сдаёте?

   — А кто такие будете?

   — Назови своё выдуманное имя и скажи, что ты вольный наёмник, ищешь работу и комнату, — встав на цыпочки, снова я шепнула Ахасиму прямо в ушко.

   — Меня Ахасим зовут, мою жену Ляйла. Я вольный наёмник. Ищу жильё и работу хоть какую-то...

   — Работы для тебя у меня пока нет, — в ответ почти сразу же сверху донеслось. — А комнаты найдутся, за обычную плату, разумеется... Если согласишься иногда подменять на воротах сторожа, стану бесплатно кормить и тебя и твою жену...

    — Идёт, — почтительно кивнул мой ученик.

   Ставня захлопнулась, и мы снова во тьме остались. Но вот заскрипели ворота, и с зажжённым факелом в руке к нам сгорбленный старик в длиннополом сером халате вышел.

   — Хозяин сказал пустить вас, — отступил он к стене, освобождая для нас проход, и указующе махнул факелом: — Прямо проходите, и в ту вот пристройку идите, что с хозяйским домом рядышком!

   Хвала богам! Здесь мы нашли две устланные мягкими коврами комнаты, ну прямо как мужские и женские половины специально для нас! Я настолько за эти дни вымоталась, что до своего ложа добравшись, сразу же и повалилась в одежде спать. Раньше бы тщательно осмотрелась: прочно ли ставни и двери заперты... А теперь-то зачем? Теперь у меня хоть какой-то защитник есть, пусть он уже и разбирается со всем этим! Так размышляя, я постепенно погружалась в сон, без сновидений… как обычно… как всегда...

   А во все последующие дни мы словно древние атлеты с упоением тренировкам отдавались. Благо, что нашёлся закуток двора, тенисто увитый от ненужных глаз виноградом и плющом. О хлебе насущном почти не приходилось думать: Ахасим сторожил по ночам, и хозяин разрешал нам и вечерять и обедать за общим столом вместе со всей своей семьёй; правда, после упражнений все в поту потому что, мы всё равно позже всех являлись...

   Надо отметить, — в работе с мечом мой ученик делал заметные успехи. Он усвоил уже уклоны, ложные выпады и замахи. И единственное, чего ещё недоставало, так это полученных в настоящем бою шрамов. К сожалению, уж этого я никак не могла ему дать, но устроить между нами потешный поединок, правда на всё тех же деревянных мечах, мне вполне по силам было, и пусть мой игрушечный клинок куда слабее и короче, чем его, но я на прежний свой опыт надеялась, коварство, хитрость и большие навыки.

   Утеревши пот, я переподвязала распустившиеся волосы, и с выкриком: «Нападай!» — встала в защитную позицию.

   — А не боишься, что случайно задену, да не дай боги покалечу ещё? — взмахнув мечом, задорно усмехнулся мой противник.

    — Нет, — я убеждённо головой качнула. — Не переживай, я ведь умелая и юркая, увернусь всегда...

   Первый выпад в мою сторону Ахасим с осторожность сделал, даже с какой-то неуверенностью, но я ловко уклонилась, демонстративно отбивая его меч, очень уж бесхитростно мне в грудь направленный, вперёд шагнула, легко касаясь шеи противника остриём своего деревянного клинка.

   — Убит! И кем? Слабой женщиной! — я едко расхохоталась, пытаясь хоть как-то раззадорить своего ученика. — Не засчитывается! Давай снова!

   Мои презрительно брошенные слова, как и любого мужчину, не могли не задеть и Ахасима. Я заметила разгорающуюся ярость в его глазах, и в итоге, уже не робея, резво размахивая мечом, он смело на меня пошёл. Да я по-прежнему ловко уходила из-под ударов, с лёгкостью предугадывала все обманные движения, умело отражала выпады, он же до крови губы прикусывал, злясь всё больше и больше.

   Вот и хорошо... Пусть волнуется и допускает ошибки... Пока он не соберётся, будет проигрывать... Умелый боец должен быть спокоен, иначе ему не победить в настоящей схватке!

   Вот, вновь отдышавшись, он сделал замах, а следом легко прогнозируемый выпад, я с издевательской улыбочкой стала уходить от его игрушечной деревяшки вправо, и вдруг он скоротечно изменил направление удара. Раз... и роняя выбитый меч, я оказалась в его крепких руках.

   — Не убита, но пленница... — с довольным видом рассмеялся он.

   — Пусти! — я дёрнулась, только никак не вырваться.

   — Всё! Попалась... — крепче прижимая меня к себе, продолжал Ахасим смеяться, и я замерла, под разбегающимися по телу волнами непривычно-приятной слабости. Вот и держал бы он меня так…

   — Отпусти... Не надо этого... — уже скорее просительно протянула.

   Ахасим тут же разжал объятья, и высвободившись, на подкашивающихся то ли от усталости, то ли от чего-то иного ногах, я отступила в тень чинара, к его искривлённому временем стволу приваливаясь.

   — Всё на сегодня, — чуть-чуть безотчётно дрожа, не так громко сказала. — Да собственно, мне больше и нечему тебя учить… Всё, свою часть нашего договора я честно выполнила!

   — Ты сделала из меня воина?

   — Если за малым, то да... Теперь не забывай только тренироваться, да надо хотя бы через день повторять упражнения с мечом... И не забудь того, что мне обещал... — тут я несколько вопрошающе и как-то пугливо на него посмотрела.

   — Не бойся, я не нарушу своих слов, — верно истолковал он мой взгляд.

   — Надеюсь на это... — чуть помедлив, благодарно кивнула я.

   А собственно, что ему теперь мешает позабыть обещанное? Он ведь из простолюдинов, а у них не особо в чести своё слово держать. Что удержит его от соблазна этой же ночью мною и овладеть? От желания подмять под себя, подчинить полностью? Ведь для всех: я его женщина, его наложница, его собственность, его рабыня даже — мои стоны и крики лишь снисходительно-завистливую улыбку на лицах всех здешних домочадцев вызовут. А мой нож? Так теперь он прекрасно знает: где я его храню и как его у меня отбирать следует, как легко заломить мне руки...

   — Ты можешь и дальше упражняться со мной, — для меня неожиданно прервал он наступившую тишину, явно не понимая, почему я вдруг стала такая мрачная.

   — Конечно... — улыбнулась ему несколько горько. — Только в отличие от тебя, эти занятия лишь поддерживают меня в этих формах, — обеими ладошками по своим округлым бёдрам провела, — да, увы, мои мышцы не становятся сильней... Но ладно, поздно уже, пора и ко сну отправляться...

   Пусть сегодня очень устала, но спалось мне как-то не так, как всегда... И не то чтобы плохо было... наоборот... больше приятно... Только просыпаясь и усыпая снова, я всю ночь один и тот же странный сон видела. У меня давно таких чётких сновидений не было, а вернее, сколько себя помню, совсем ещё не было, и этот яркий и цветной сон, хорошо и сразу запомнился. Так и виделось, как обнажённая, с тяжёлыми, налившимися до боли сосками, по щиколотки утопая в горячем песке, изнемогающими от удовольствия губами, под трепетное шебуршание внизу живота, — я целуюсь с незнакомцем, очень уж на Ахасима похожим. Невероятно! Ново! Ужасно! В этом сне я именно той, кем являюсь сейчас была, и не чувствовала, и не ощущала себя иначе, — лишь одно желание и приятность!

   — Ты поупражняйся уже сегодня сам, а я схожу с младшей хозяйской жёнушкой на рынок. Она накануне звала меня с собой, а то как-то подозрительно выглядит, что совсем не хожу туда вместе с другими женщинами, — отчего-то пряча глаза, поутру я сказала.

   На самом же деле это был всего лишь повод. Так просто Ахасим не оставил бы меня одну, а мне надо уйти... За рынком живёт колдун, по слухам очень сильный маг, якобы родом из тех племён, что на той стороне Великой Пустыни. Он берёт золотом... Но ведь не зря же я утаила от своего спутника пару дебенов? Давно, ещё в прошлой жизни, мне довелось слышать про этого сильного чёрного колдуна. Значит надо пойти... Раз один из них смог заколдовать меня, то почему бы другому не суметь совершить обратное превращение?

   — Идёшь с нами, Ляйла?! — донеслось снаружи. Шурша плотными цветастыми накидками, с корзинками в руках во двор вышли две женщины, Захра — вторая жена хозяина и её служанка.

   — Да, иду… — живо отозвалась я, торопливо накидывая на свою голову покрывало и хватая одну из стоящих под стеной плетёных хозяйственных корзин. Вслед за женщинами побежала.

   — Я уж думала, ты снова откажешься? — быстро шагая, на меня оглядываясь, хихикнула красотка Захра.

   — У меня закончились благовонные масла, да и просто прогуляться хочу, — коротко отговорилась я. — Ну и надоело взаперти сидеть.

   — Мне сегодня, собственно, покупать тоже особо нечего, — продолжала заговорщицки хихикать она. — Но раз рыночный день, то неохота оставаться дома, посмотрю себе новые сандалии, косынку, ну и за продуктами, — повела рукой в сторону служанки, что их и понесёт, конечно же.

   — Угу... — многозначительно пожала плечами я.

   — Ещё золотые нити для вышивания надо прикупить, меня об этом старшая жена попросила, — прыснула смехом Захра. — Господин редко заходит к ней, всё больше меня к себе зовёт... — сделала паузу и добавила тише. — Взял меня оттого, что она, сколько солнцеворотов, а так и не понесла ещё...

   — А если и ты не отяжелеешь, он третью возьмёт? — со скрытым ехидством вставила я свою реплику.

   — Нет... Обязательно понесу... Скоро уже... — как-то не слишком уверенно пробормотала она, и уже громче продолжила: — А у тебя с этим как? Хотя он ведь тебя недавно за себя взял? И ты у него первая, да?

   — Ага... — с кивком ответила я, её болтовня утомляла. К счастью, мы наконец-то в рыночные ворота вошли.

   — Ой! Какие платьица! — всплеснула руками Захра. — Пойду-ка ткань пощупаю...

   — Вы идите, выбирайте, а я пока пройдусь по тем рядам, — показала ей совсем в другую сторону.

   Я торопливо рынок пересекла, и, ускоряя шаг, в богатый квартал углубилась. Женщины здесь очень редко сами ходят, но сегодня большой базарный день, а значит, и мне позволительно будет.

   Вот и двухэтажный дом колдуна. Вежливо бородатому привратнику кивнув, я у него пустую корзину оставила и вошла в богато украшенный пахучими цветами внутренний дворик. Здесь журчал фонтан. У ступеней, мирно о чём-то беседуя, двое мужчин своей очереди ожидали, как говорится, не особо молодых уже, но и не совсем старых ещё, а если судить по одёжке, так и не слишком бедных даже.

   — Хвала твоей богине, женщина, — поприветствовал меня один из них, нахмурившись и будто стараясь сквозь покрывало глазами прожечь. — Чего так запыхалась, красавица? Очень торопишься к магу попасть?

   — Верно, господин, — почтительно чуть преклонила я голову.

   Второй же, повернувшись, оценивающе мою стать взглядом окинул, и рассмеялся в итоге:

   — Да наверно на полюбовника своего приворот спешит сделать!

   — Нет, — вздрогнула я под их взглядами. — Просто детей мне боги долго не дают. Боюсь, что муж себе вторую жену возьмёт, вот и хочу попросить колдуна о помощи...

   — Тогда проходи, женщина, мы подождём уже, — благородно отошёл с моего пути первый мужчина. — Просить за дитя, это дело святое, богам угодное...

   — Благодарю, господин, — не теряя времени, пробежала я мимо мужчин.

   Внутри было мрачно, темно и не слишком уютно. Положив золотые монеты на блюдо, я пару шагов вслепую сделала. Постепенно привыкла к полумраку и скоро смогла получше оглядеться. Со всех сторон, то ли укоризненно, то ли злорадно, со страху как-то сразу и не понять, на меня резные эбеновые лики незнакомых богов глазели. Нос терпким запахом горелого масла наполнился, тускло тлели светильники, коптя и загадочно мерцая, да отбрасывая длинные дымные тени, очень уж на сплетенье клубящихся змей похожие. Посередине же всего этого, утонув в неподъёмно громоздком кресле, сидел кто-то в чёрном. Или сам он чёрный?

   — Проходи, не бойся! — приятным баритоном донеслось оттуда.

   Как зачарованная я на звук его голоса пошла, остановилась на расстоянии вытянутой руки.

   — Опустись на колени, перед великим магом, женщина!

   Я снова послушалась: с трепетом нащупала на полу мягкую подушечку и коленками на неё упала.

   — Ты ведь не за тем пришла, о чём у моих дверей говорила, верно, женщина? Ведь дитя ты и без моей помощи и не одного родить сможешь…

   — А ты слышишь всё, о чём говорят внизу? — терзаемая сомнениями, особенно из-за его слов про моих будущих детей, вопросом на вопрос ответила я.

   — Разумеется, я ведь всё-таки колдун...

   — А тогда ты разве не чувствуешь во мне чего-то особенного? — начиная догадываться, что он обычный обманщик, с лёгким сарказмом продолжила я.

    — Сними покрывало и приблизься! — повелительно из кресла раздалось, самого лица колдуна я не видела.

   Повиновавшись, ощущая на себе его цепкий взгляд, прямо с подушечкой, я ближе подползла.

   Вытянув руки, неразборчиво шепча заговор, колдун меня дымком пахучей травы окурил.

   — В тебе нет ничего особенного, женщина, — отстранившись, он с умным видом заключил. — Кроме того разве, что родом ты из далёкой, лежащей за песками Северной страны...

   — Ну, для этого совсем не надо и колдуном быть... — с неким упрёком ему заявила.

   — И кроме обруча с потухшим камнем, что плотно твою шею охватывает, — внезапно заговорил колдун. — Кровавый рубин ведь когда-то чуть грелся и светился... Верно оно?

   — Ну, об этом тоже несложно догадаться, если знаешь сущность вещей и кристаллов, — несмотря на охватившую меня панику, я недоверчивую улыбку из себя выдавила.

   — Что тебе действительно надо? — этот вопрос маг мне будто прямо в лицо кинул.

   — Ещё три луны назад я была мужчиной, воином, — откровенно призналась я. — Ты сумеешь мне прежний облик вернуть?

   — А почему бы тебе не обратиться к тому, кто тебя и обратил? — спросил он суровым тоном.

   — Он не станет этого делать, — я с уверенностью головой качнула. — Пока я не сделаю для него того, чего он очень желает, чтобы я сделала…

   — Ну так и сделай это, женщина...

   — Увы, но не так-то просто сделать это... — здесь я обескуражено на колдуна глаза подняла. — Так ты меня расколдовать сможешь?

   — Нет, — издевательски рассмеялся он.

   — Почему же? — я зло насупилась.

   — Ибо ты не заколдована совсем, глупая женщина!

   — Но ведь это не так!

   — Слушай же внимательно и не перебивай больше! — сердито закричал на меня колдун, в ярости хлопнув своей чёрной ладонью по подлокотнику кресла.— Твой камень похолодел в момент обращения?! Погас и умер как бы?!

   — Ну, да, — я непонимающе кивнула.

   — Так вот, тот воин был всего лишь оболочкой твоей, что другие в облике мужском видели. Под нею ты всегда находилась! Магический камень питал её, поддерживал, и теплом, и силой. Его тепла ещё б на много лет хватило, но кто-то взял, да и осушил сей источник до дна.

   — Так ты хочешь сказать, что я и на самом деле я? Что я и родилась женщиной? Такой, как есть... как сейчас... — в ужасе, пробормотала растерянно.

   — Именно так, — маг снисходительно улыбнулся мне. — Тебя никто не обращал, женщина, мало какому колдуну подвластно такое, потух камень и исчезла создаваемая им иллюзия…

   — Но ведь я была воином?! Сильным воином! — совсем не веря, воскликнула в новой ярости. — А теперь не в состоянии и меча поднять! На игру моих мускулов засматривались женщины!

   — Камень питал тебя силой, — ответил мне маг с уверенность. — И ты можешь вернуть её вновь, вместе с той оболочкой, если пожелаешь, после того как напоишь камень кровью, но, увы, не любой кровью...

   — Определённой кровью... первородной кровью… — зашептала я, вздрагивая от возрастающего буханья в висках, не держали ноги, всё ниже и ниже склоняясь, я к ногам колдуна припала, на колени встала, отбрела на них в сторону, но продолжила шептать: — Пока не прошёл солнцеворот... Пока окончательно не умер камень...

   — Всё верно, выходит, ты и сама хорошо ответ знаешь...

   — И что случится, когда камень впитает нужную кровь?

   — То потеплеет сразу, чуть заметно светиться начнёт, а там, при великом желании своём, ты сразу и станешь воином, даже кем захочешь станешь, только это лишь иллюзией для всех будет, — разъяснил колдун. — Распили обруч, отбрось его подальше от себя вместе с волшебным камнем, и она закончится тут же... Ты же снова собой будешь!

   — Я не верю тебе! — обливаясь слезами, я часто-часто головой закачала. — По-твоему выходит, будто когда-то на меня обруч с волшебным камнем надели? Но я не помню этого! Я всегда этот обруч на себе носила! Потому и не верю тебе, колдун! Потому что я не помню себя женщиной!

   — Ты можешь мне и не верить, но это не меняет самой сути, — поучительно изрёк он. — Иди, женщина, ты узнала всё, что желала! Не отнимай больше моего времени!

   Я не помню, как за дверями оказалась, наверно в ужасе бежала, комкая покрывало и им слёзы утирая, то ревя безудержно, то с плачем к ступеням пятясь.

   — Что, не помог тебе колдун? — с вопросом таким, чтоб я не свалилась со ступенек, участливо поддержал меня за локоть кто-то из ожидающих своей очереди мужчин.

   — Помог, — шмыгая носом, рыдая, кивнула я. — Только совсем не в том, в чём я хотела…

   — Тогда всё равно укройся покрывалом и иди к мужу, бесстыдная ты женщин! — вниз сведя, он меня к воротам подтолкнул.

   Я не знаю, как вернулась назад. Хорошо, что ещё упражняясь в сторонке, Ахасим не заметил этого... К чему ему видеть, как забившись в дальний угол, горько и обречённо обхватила я голову руками, как натужно рыдаю и в кровь сдираю пальцы об обруч на шее! Неужели всё это время я всего лишь в изобилии поила камень тёплой кровью несчастных жертв?! Нет! Я не верю колдуну! И пусть грядёт последняя жертва! Что же, я не успокоюсь, покуда сполна не напою тебя нужной кровью!

   Хлопнули створки дверей, это, похоже, возвращался с тренировки мой бывший ученик.

   — Ты же не перестанешь меня защищать! — уже не сдерживаясь, с плачем бросилась я к нему и в бессилье повисла на шее.

   — Конечно... — ничего не понимая, успокаивая, он стал меня ласково по голове и распущенным волосам гладить.

   — Ну, всё... всё... — утирая слёзы, краснея от выказанной слабости, я высвободилась из его рук, и даже не знаю, почему сказала: — Плохая была бы из меня жена... Ведь так?

   — Ты это о чём? — озадаченно почесал свою макушку Ахасим.

   Я же не решалась ему правду сказать.

   — Уже прошло, — подняв голову, как ни в чём не бывало усмехнулась я. — Просто была на базаре и потеряла все деньги, ничего не купила...

   — Да ладно... С кем не бывает? Нас же тут кормят, и часть денег, что ты мне дала, у меня ещё осталась, не переживай... — с этими словами он хотел снова меня по голове погладить, но я вовремя перехватила и убрала его руку.

   — Не нужно, — вздохнула и отвела глаза. — Пошли действительно поедим, что ли, пока хозяева позволяют...

   Обычно мы приходили в трапезную позже всех, хозяйничали тут сами, потому садились рядышком, как равные, как друзья, но сегодня был особый день, из-за какого-то торжества в общем зале собралась вся хозяйская чета, и я вынуждена была к женщинам присоединиться, что устроились в кружок за отдельным столиком. Возможно, это мне знак свыше? Может, мне стоит уже привыкать быть той, кто я есть на самом деле? Может, надо забыть про обречённого и договор? Если чёрный колдун прав, то, что это будет за жизнь под видом наведённой иллюзии?

   — Ляйла, так ты, оказывается, здесь? — испаряя улыбку, присоединилась к нам Захра. — А я так забылась и забегалась по базару, что думала, будто уже и потеряла тебя!

    — Всё хорошо, — я ответила ей. — Мне не впервой возвращаться самой с рынка.

   — А знаешь, сколько я всего накупила? — продолжала тараторить она. — Хочешь, покажу тебе?

   — Давай не сейчас... Давай позже… — как могла отговаривалась я. — Как-то устала сегодня...

   — А ты хорошо умеешь вышивать? — продолжала она. — Я столько разных нитей накупила...

   — Я совсем плохо владею ниткой и иголкой, — с безразличием повела бровями, — хорошо умею только танцевать, — здесь чуть покрутилась на стульчике. Ну не говорить же ей, из-за чего я так ловко двигаюсь в действительности?

   — Значит ты танцами, а не новыми нарядами завлекаешь мужа, — весело выдохнула она. — Может, научишь и меня так?

   — Обязательно, — кивнула я с натянутой улыбкой.

   — Как хорошо! — с довольным видом захлопала она в ладоши. — А я как раз прикупила красивое платьице с бахромой для танцев! Лёгонькое такое и с такими вот разрезами и бантиками! — на себе показала она. — Моему должно очень понравиться, особенно если я в нём стану танцевать перед ним что-нибудь новенькое и необычное. Давай ты придёшь вечером на мою половину и покажешь...

   — Нет, только не сегодня, — я с кривоватой усмешкой прервала её словесный поток.

   — Да я понимаю, что ты устала, давай завтра... — продолжала Захра. — А я покажу тебе, как делаются стяжки вышивания. Это очень просто. У меня есть такие золотистые и серебристые нити... и мы сможем украсить красивыми разноцветными узорчиками наши платьица...

   — Угу, — стараясь не слушать её пустую болтовню, я тяжело вздохнула, привстала, не без труда дотягиваясь до кувшина с вином, что был на краю мужского стола, и до краёв наполнила свой бокал. И мне плевать, что подумают об этом все они! Если желают, то пусть осуждают! Я же по-мужски поступать буду!

   Не глядя на меня, Захра продолжала что-то балаболить, всё также миленько морща носик, я же улыбалась, отпивала крепкое вино маленькими глоточками, слушала вполуха, комментируя про себя: «О Великие боги! Видимо, мне придётся исполнить предначертанное и хоть ненадолго, хоть иллюзорно, но вернуться к прежней жизни, пока не решусь разрезать и как можно дальше выбросить обруч с тем самым кровавым камнем. А если чёрный колдун ошибся? То тогда всё же стану самим собой!»

   — Извини, — поднялась я из-за стола, очень уж устав от глупой никчёмной женской болтовни, и поставила опустевший бокал, — только мне пора к себе.

   — Да, до завтра и хвала твоей богине! — на прощанье крикнула Захра.

   — Хвала твоей богине, — отозвалась я. — Позволь мне уйти, мой господин? — демонстративно повернулась к Ахасиму.

   — Конечно, Ляйла, иди, — прилюдно разрешая, чуть склонил он голову.

   Помогла ли крепость вина иль визит к колдуну, только в эту ночь я спокойно спала, крепко и без сновидений. И всё же, проснувшись на рассвете, ещё долго лежала с открытыми глазами. Кто же я в действительности? Наверно всё же кровь обречённого и подскажет это мне...

   — Ахасим! — накинув платьице, подбежала к двери его спальни.

   — Что случилось? — сонно отозвался он.

   Совсем ведь позабыла, что мой ученик сторожит по ночам, как и то, что он только прилёг...

   — Нам надо поговорить, — продолжила я, раз уже всё равно разбудила.

   — Заходи, — вставши, распахнул он двери, и торопливо завернулся в полосатый халат.

   — Ты должен будешь меня продать, — без прелюдий начала я.

   — О чём ты? — непонятливо качая головой, окончательно просыпаясь, потряс он мятыми и нечёсаными волосами. — Ведь ты мне как сестра... Зачем мне тебя продавать?

   — Тут важно кому, — продолжила я. — Послушай... Теперь ты хороший воин и сможешь пройти любую проверку. Походи по притонам, сойдись там со стражником познатнее из отрядов Повелителя Всех Пустынь, если конечно найдёшь такого, предложи ему светловолосую, белокожую наложницу для его великого господина, очень умелую и понимающую все желания и прихоти мужские. Ему ведь нравятся именно такие?

   — Значит, я не ошибся, ты всё-таки хочешь войти в гарем Повелителя Всех Пустынь?

   — Пусть так! — с напускной уверенностью заявила я. — Только если мне там не понравится, то постараюсь поскорее оттуда выбраться! А большего тебе, покуда, совсем и не надо знать... Ты же сможешь безбедно жить на вырученные за меня деньги. Я же пристроена буду... Ты ведь мне должен... Помнишь, что обещал помочь?

   — Что же, я помогу тебе, раз обещал, — печально склонилась его голова. — И поверь, мне будет жаль расставаться с тобой... Очень жаль... Мы могли бы...

   — Нет! Ничего не говори! — я даже недослушав, перебила его. — Мне наверно тоже будет очень жаль… — мои глаза вдруг наполнились слезами, только вздохнув, я быстро справилась с собой. — Но мы ведь и не расстаёмся прямо сейчас... К тому же мне и потом может понадобиться твоя помощь, и тогда, через того стражника, я передам тебе весточку, тогда, когда задумаю уйти...

   — И ты думаешь, что тогда я смогу так запросто выкрасть тебя оттуда? — тоже уже несколько успокоившись, с заметной иронией бросил мне Ахасим.

   — Нет, конечно же, — наигранно рассмеялась я. — Но хотя бы сможешь подождать у стены...

   — А если серьёзно? — насупился он. — Что мне надо сделать?

   — А ты пока походи по постоялым дворам, обрети нужные знакомства, а там поглядим... — здесь я снова тяжело вздохнула. — Мне же придётся сидеть в этих стенах, вышивать... скучать... пытаясь не сойти с ума от навязчивой болтовни этой развращённой богатствами пустышки Захры, и целыми днями учить её танцам с движеньями пухленького животика.

ГЛАВА 4. А у богов свои планы

Уже больше лунного месяца, или «луны», как чаще в песках говорят, мы пользовались гостеприимством нашего хозяина, и надо признать — за весьма умеренную плату. Относительно же Ахасима, как-то так получалось, что хоть нашему хозяину и не требовался охранник, но нужен был кто-то, живущий рядом и всегда находящийся под рукой, чтобы при надобности и помочь и какую-то защиту оказать. А ещё, для всех уже стало привычным, что днём мой мужчина якобы отправлялся искать себе нанимателя, а я, в ожидании его возвращения, занималась с Захрой танцами.

   Сегодня мы уединились с ней пораньше.

   — А знаешь ли ты такой танец, что может заставить твоего мужчину тут же возжелать тебя? — чуть ли не от порога неожиданно поинтересовалась она.

   — Да, меня как-то учили такому... В той школе танцев, о которой я рассказывала... — несколько не ожидая этого вопроса, удивлённо повела я плечами. — Только его перед господином танцуют не в платьице, даже и в таком лёгком, как сейчас на мне и тебе, а в одном… — тут волнительно закашлялась, — широком украшенным бисером пояске, отороченным золотой бахромой и колокольчиками...

   — А такого у меня и нет, надо будет пойти купить, — как-то задумчиво отозвалась Захра, и, покопавшись во вделанном в стенную нишу шкафчике, вытянула золотистое полотнище.

   — Мы можем это пока повязать… — наверно от волнения, суетливо разорвала она его на две не особо широкие полосы.

   — Ну, давай попробуем, — неопределённо пожала я плечами. — Раздевайся тогда, я правильно тебе его повяжу.

   — Помоги же мне... — подняв руки, она без малейшего стеснения стала стягивать с себя серое свободного покроя платье, и сразу стала какой-то другой, более простенькой и естественной, что ли...

   «Всё же симпатичная эта кареглазая Захра, хоть и глупенькая, — опоясывая её смуглое тельце золотистой полосой, делала я для себя выводы: Тёмные волосы, чуть раскосые глаза... Хотя, ими здесь никого не удивить, и на помост Белого города таких рабынь выводят немало, да и стоят они не особо дорого...»

   Закончив с ней, своё платьице я скинула без чьей бы то ни было помощи и сама же повязала на себе импровизированный золотистый поясок.

   — Поднимаешь и складываешь руки над головой, делаешь такие вот движения грудью... При этом вот так вот надо водить бёдрами... — я ухитрялась и объяснять Захре, и сразу показывать, а заодно свободной рукой и правильно её направлять. Возможно из-за того, что совсем недавно в школе наложниц Басиаса этому учили и саму меня, то выходило неплохо.

   — Так? — не слишком ловко повторила она за мной.

   — Ты не так как надо двигаешься... — возложив руки на её плечи, я помогла ей совершить все нужные телодвижения.

   — А теперь получается? — часто дыша, спросила она, вместе со мной интенсивно крутя бёдрами и всё больше разрумяниваясь.

   Всё же хорошенькая эта Захра... Как-то стыдясь своих будто вернувшихся из прошлой жизни неприличных мыслей, молча кивнув, я растерянно отвела глаза.

   — Да... Правильно... Именно так... Смотри ещё сюда... — не знаю почему, но желая вызвать с её стороны какую-то зависть, я зачем-то поиграла своими упругими грудями.

   — Красиво получается... — восхищённо протянула Захра и привычно затараторила: — А кто тебя такому научил, признайся? Ты ведь с северных земель, а я слышала, что там танцуют иначе! Тебя ведь охотники за головами оттуда привели? Наверно совсем девочкой ещё была... Не поверю, что, такая как ты, родилась здесь, за Белыми Стенами... Расскажи мне о том, как сюда попала, мне так интересно послушать будет?! Признайся... Я никому не скажу! На самом деле ты ведь не училась в школе для свободных, а рабыней для наслаждений была? Твой мужчина тебя купил? Мой муж так и считает... Но я думаю, что на самом деле — он тебя выкрал, вот потому вы и прячетесь здесь, в Трухобах...

   — В чём тут признаваться? — остановила я её бурные предположения, меня откровенно разволновавшие. — Не в чем мне признаваться, как и мой меня не похищал, и не покупал, мы с ним сироты, вот и сошлись... А с танцами ты угадала, я и действительно ни в какой школе не обучалась, а просто сама училась... заодно веселя и народ по площадям... Там мой мужчина меня и подобрал... Лучше вот смотри, как ещё умею... — из желания повернуть поток её мыслей в другую сторону, я игриво качнула грудями у неё перед лицом.

   Похоже, мне снова вышло её удивить... Глядя на меня во все глаза, Захра вытянула в восторге руки, дотянулась до моих сосков, ритмично подрагивающих в такт воображаемой музыки. Прикоснулась... Я хотела отпрянуть, громко выругаться, но смогла лишь волнительно замереть под неудержимо расползающейся по телу приятности...

   — И как тебе удаётся сохранять их такими налитыми, будто в тебя ещё никто не проникал? Втираешь в них что-то? Открой мне тайну, не скрывай... — продолжая ласково теребить мои возбуждённо набухающие под её шаловливыми пальчиками соски, Захра страстно выгнула спину и со смешком покрутила передо мной бёдрами.

   — Что? — неудержимо млея, непонятливо тряхнула я мокрыми от пота волосами.

   — У меня прямо такое впечатление, будто твой тебя не только не сверлит, а даже и не ласкает? Ты такая сладенькая как ненадкушенное яблочко... — хихикнула Захра, хитро сузив глазки, и одна из её ладошек медленно скользнула по моему животу, пальчики пощекотали пупок, прошлись по лобку, и опустилась ещё ниже...

   — Что ты дел...а...ешь... — слова застряли у меня в горле. Как-то растерявшись, я не понимала, что происходит, и почему позволяю трогать меня там... И вдруг почувствовала её губы на своих губах. Её язык нашёл мой, и попытался проникнуть внутрь…

   — Продолжать? — возбуждённо прошептала мне Захра.

   — Нет, не хочу так... — с какой-то слабостью прохрипела я, чувствуя, как её пальцы пытаются проникнуть глубже. — Не надо туда так... Я действительно ещё не была с мужчиной...

   — А как же твой? — негромко поинтересовалась Захра, словно продолжая вести со мной какую-то новую, незнакомую мне игру.

   — Он мне как брат... — слабо отталкивая её, выдохнула я. — Мы не хотели лишних пересудов...

   — Тогда я тихонько, вот так... — опускаясь на пушистый ковёр, она потянула и меня за собой. — Ложись... Не бойся меня, я буду осторожна...

   — Не надо, — не отвечая ей взаимными ласками, я совсем высвободилась из объятий Захры, не отпускала мысль, что так неправильно… совершенно не хорошо… Обескураженная и растрёпанная села на ковре.

   — Мы хорошо потанцевали... — сказала с натянутой улыбкой. — Однако нам больше не стоит оставаться самим и дальше заниматься танцами... А то вдруг ещё твой муж узнает, что ты тут хотела от меня... Потому ты никому не говори про то, что узнала обо мне...

   — Не дура... — грубовато отозвалась она. — Главное, ты сама молчи...

   — Буду... Только и ты никому не рассказывай о своих предположениях про нас с Ахасимом... — проговорила я со скрытой угрозой в голосе. — А то твой мужчина может обо всём сегодняшнем узнать…

   — Хорошо, вот и сговорились, — заговорщицки ухмыльнулась Захра. — Надеюсь, ты не откажешься пойти со мной завтра на рынок и помочь выбрать тот пояс, о котором говорила?

   — Да, конечно, — кивнула я, облегчённо вздыхая, что так легко от неё отделалась. — А сейчас пойду наверно к себе...

   По дороге назад я завернула к фонтанчику и прямо в платье, как тогда на рассвете, стала под его прохладные струи. Ничего, скоро высохну, день ещё в самом разгаре, а охладиться не помешает.

   На обратном пути, памятуя о том, что Ахасим так рано обычно не возвращается, я попутно прихватила из хозяйской библиотеки несколько свитков с плаксивыми любовными историями, и с печальным вздохом прилегла на ложе.

   * * *

   — Сегодня ты поздновато, — сказала я, когда хлопнули створки входных дверей. — Глянь на столике... Я принесла тебе ужин сюда.

   — Я не голоден, — устало улыбнулся мне Ахасим, со скрипом опускаясь на стоящий рядом топчан. — Бесплатно угостился на одном постоялом дворе, после того как засёк и поймал там воришку.

   — Вот как! Молодец! Надеюсь, тот растеряха тебя и не маленькой монетой ещё отблагодарил? — здесь я как-то завистливо улыбнулась. — А какие ещё сегодня у тебя успехи? — спросила с каким-то вздохом отчаянья.

   — Увы, не удаётся никого найти, — он расстроенно развёл руками. — Хоть сам на службу к нему нанимайся.

   — А не слышал, может, и действительно можно пойти, хотя бы во внешнюю стражу?

   — Нет, нигде не слышно о его нанимателях...

   — Да... проблемка... — огорчённо протянула я.

   — Ну, а ты как тут была? — спрашивая, Ахасим пристально на меня посмотрел.

   — Да, так, всё как обычно, всё как всегда... Снова учила Захру танцам, а она меня вышиванию, — чувствуя, как неудержимо разгораются мои щеки, я сморщила нос, словно от глотка перекисшего вина. — Все пальцы, правда, исколола... Зато себя в форме держу. Вот хочу завтра с ней на рынок сходить, потому что у меня закончились втирания и благовонные масла... Ещё пару свитков у неё взяла, читаю вот, чтоб не так скучать, это пока тебя тут дожидаюсь...

   — Так ты грамотная? — от удивления аж присвистнул Ахасим, как-то иначе на меня взглянув.

   — А что, разве не говорила тебе? Ты не знал? — присев рядом с ним, принялась его с усмешкой засыпать вопросами. — Совсем не слыхал, разве, чтобы этому учили наложниц? Ты прав, конечно же, их такому не учат... Это всё в моей прошлой жизни было, ещё до плена и школы наложниц Басиаса, только я не хочу рассказывать об этом... А сам ты хоть умеешь читать?

   — Да, и писать, хоть этому тоже и не учат пастухов, но отец в свою бытность прочил меня в писцы… — устало заулыбались мне его добродушные глаза.

   — Вижу, как вымотался ты за эти дни... — я как-то растерянно вздохнула. — И тебе надо поспать, а я посижу рядом и почитаю, ну и разбужу тебя, когда будет пора подменять сторожа. Ещё хочу тебе кое-что рассказать, важное... — обуянная сомнениями, я умолкла.

   — Да... И что же? — не отрывал он напряжённого взгляда от моего раскрасневшегося лица.

   — Мне пришлось сказать Захре, будто мы с тобой брат и сестра... — вся затрясясь, только в этом и призналась.

   — И зачем?

   — Понимаешь, — я смущённо отвела от него глаза, — она как-то поняла, что мы не живём вместе, ну как муж и жена... Понимаешь?

   — И каким же образом так получилось? — довольно обеспокоенно встрепенулся Ахасим.

   — Ну... я показывала ей движения бёдер и грудей, какими наложница в танце завлекает своего господина, а у нас... не наложниц... женщин… по ним это иногда заметно бывает, когда они ещё не такие опущенные... в общем, думаю, ты понял... — я не договорила, чувствуя, как всё сильнее разгораются мои щёки, то ли от того, что безбожно вру, то ли от того, что глубоко в себе правду прячу.

   — Странная ты, вроде бы наложница... но мне действительно как сестра, — протянув руку, он коснулся ямочки на моём подбородке. — Отчего мне кажется, что ты ещё что-то от меня скрываешь? Что-то очень и очень значимое...

   — Не скрываю, просто не всё говорила, — не отстраняясь от него, положила я недочитанный свиток книги на колени. — Меня многому обучили в школе наложниц, и ты даже не представляешь, чему именно... потом продали на торгах... я же сбежала в ту же ночь, правильнее сказать, что в преддверии ночи... и хозяин даже не прикоснулся ко мне. В общем, — проговорила со стыдливым вздохом, — я ещё совсем никогда не была с мужчиной, хоть и знаю про это всё...

   — Догадался уже, — его глаза странно блеснули. — Разве рвалась бы ты тогда в гарем к Повелителю Всех Пустынь если бы не была девственной козочкой? Ладно, я немного посплю, а ты посиди, почитай дотемна, — укладываясь, отвернулся он к стене.

   «Может, к бесу его, этого Повелителя Всех Пустынь, — украдкой поглядывая на уже посапывающего Ахасима, тяжело вздохнув, совсем отложила я свиток, — останусь самой собой, чёрный колдун наверняка не обманул, камень-то действительно потух и похолодел. Откуда он об этом мог узнать, если не от самих богов? Так получается, что теперь я настоящая женщина, как и когда-то ею и была, и должна смириться с этим...»

   — Ахасим, — стала будить его, когда лунная тень достигла середины ночи. — Тебе пора менять сторожа, и, наверное, не ходи завтра никуда.

   — Чего это? — сонно протянул он.

   — Я передумала... — с самым глупым видом уставилась в пол. — Не надо меня продавать и не надо мне никакого Повелителя Всех Пустынь... Стану жить сама... с тобой... вместе... как живём... как ты захочешь... — поправилась я.

   — Это хорошо, что ты передумала, — его лицо озарилось счастливой улыбкой, — но мне всё равно надо найти какую-то работу...

   — Найдём, — ответила на его улыбку своей. — Я подскажу хорошего нанимателя... Знаю таких... И не спрашивай, это всё из той же прошлой жизни...

   — Давай поговорим об этом утром, когда я вернусь, — не дал мне договорить Ахасим. — Ведь мне тоже надо будет кое в чём тебе признаться... кое-что сказать...

   — Хорошо, — я понимающе кивнула. — Правда, обещала Захре отправиться с ней с утра пораньше на рынок, но если хочешь, то никуда не пойду, откажусь и дождусь тебя?

   — Нет, иди, раз обещала, — резко поднялся он. — Мы поговорим позже... и очень о многом поговорим... как только ты вернёшься с рынка.

   — Ладно, — соглашаясь, я почему-то глубоко вздохнула и отвела взгляд.

   — Ты говорила, что принесла мне ужин? Уже поздно... Прихвачу его с собой...

   — Да, дожидаясь тебя, он так и стоит на столике, — часто закивала я, зачарованно, как тот игрушечный болванчик.

   Он ушёл, а я прилегла, и даже не заметила, как уснула, зато спала спокойнее и лучше, чем во все прежние дни. Уже утром, с самым рассветом, меня разбудила служанка Захры.

   «Передай своей госпоже, что я быстренько переодеваюсь и иду...» — с этими словами я начала поспешно собираться.

   * * *

   Сегодня я накупила как никогда много. Плетясь за Захрой, с трудом удерживала тяжёлую корзинку, завистливо поглядывая на несущую её покупки служанку. Мы как раз проходили мимо кожевенных рядов, когда Захра снова остановилась.

   — Давай зайдём ещё сюда, — показала она на дверь большой кособоко-пузатой лавки, сколоченной из видавших виды досок.

   — Да ты уже вроде бы всё нашла, что хотела, — устало выдохнула я.

   — Быстренько посмотрю себе новые сандалии, — весело отозвалась моя подружка. — Заходи, может, и ты себе чего подберёшь...

   Идя вслед за ней, я неуверенно переступила через широкий порог, оставила тяжёлую корзину у закопчённой факелами стены, и по просьбе одного из торговцев, плотно, до щелчка, защёлкнула за собой дверь. Странная лавка, пахнет кожей, но как-то иначе... Больше похоже на контору какого-то вербовщика... Глубже вдохнула носом, и узнала эту вонь. Пот! Кожа! Моча! Невольники!

   Как же запоздало я поняла, что так глупо попалась в западню! Какие же это к бесу торгаши! Здесь настоящие мускулистые громилы!

   — Вот про неё я вам и говорила! — ткнув в меня тонким пальчиком, алчно усмехнулась Захра.

   Я бросилась обратно к двери, и лишь больно стукнулась об неё. По-видимому, уже подпёрли с другой стороны или отсюда не открывается. Большего мне не позволили. Прыгнувший вслед за мной громила, как-то очень уж ловко для своей комплекции поймал мои забранные в пучок волосы, тут же намотал себе на руку, для острастки пару раз дёрнул, и я взвизгнула от резкой боли, покорно оседая на пол. Тут уже не до сопротивления... Он сразу же зажал мне рот, и потянул в глубину лавки.

   — Она мне вчера призналась, что ещё непросверленная! За такую вдвойне доплатить надобно... Оказывается, до сих пор жила с ним как с братом... — долетели до меня обрывки слов Захры.

   Вот же сучка! Продала меня!

   — Что вы делаете?! Не трогайте меня! Я ведь привела такую девку, как просили! Ай... — напоследок пискнула она, похоже, ей наконец-то заткнули её болтливый ротик.

   Понимая, что уже не вырвусь, я и не пыталась, зато в отместку посильнее прикусила руку держащего меня громилы, но на остроту моих зубок он даже и не среагировал.

   Двое других подставных кожевников отодвинули перед нами тяжёлую плиту в полу. Тюрьма для рабынь… А ведь снаружи всё как самый обычный сарай выглядит, в действительности же — глубокий затхлый и сырой подвал без прорезей окон даже под потолком, зато с множеством тёмных и казалось бездонных ям!

   — Нам их самих посадить или к остальным? — снова чуть подёрнув меня за волосы, по-видимому, в отместку за укус, кому-то прокричал мой тюремщик.

   — Да пусть пока посидят сами, в той крайней пустующей яме! — донёсся до меня чей-то осипший голос.

   Меня затолкнули в её смрадную глубину. Попыталась оглядеться и с ужасом втянула голову в плечи. Вот сейчас задвинут крышку, и останусь в кромешной тьме! Слава богам, что хоть не одна — следом за мной сюда впихнули и Захру и её служанку, Фатму.

   — Посидите пока что тут! И чтоб тихо, как мышки! — прикрикнул на нас один из громил. — А хотя, и кричите, сколько хотите, всё равно никто не услышит! — сам же и рассмеялся своей тупейшей шутке.

   Хлопнула тяжёлая дверца, и стало совсем темно. Кто-то всхлипнул, скорей всего моя глупая подружка.

   — Дура ты! — довольно спокойно для этих обстоятельств, сказала ей я. — Глупая дура! Неужели не понимала, чем это и для тебя самой закончится?

   — Где мы? — подала голос Фатма.

   — Ещё не догадалась?! — съязвила я. — Так поинтересуйся у своей бывшей госпожи! Она уж точно знает!

   — Они сказали, что дадут мне золотой дебен, если я заманю к ним светловолосую красотку, и два, если она окажется девственной кобылкой, — захныкала в темноте Захра.

   — Перекупщики невольников, — нервно выкашляла из себя Фатма. — И что теперь с нами будет?

   — Что будет с вами, не знаю, — также спокойно ответила я. — Скорей всего продадут по-тихому где-то в Трухобах.

   — А с тобой? — шмыгнула носом глупышка Захра.

   — А что со мной? — издевательским тоном продолжила я. — Стоит мне только заикнуться, что ещё прошла и школу наложниц, и с меня тут станут пылинки сдувать, на руках носить, поклонятся в ножки и выпустят на волю... В общем, советую успокоиться, расслабиться и постараться поспать, пока нам позволяют...

   — Я не смогу... Как же тут воняет... — хныкала Захра.

   — Ну ещё бы, — съязвила я. — Уверена, через эту гнилую дыру прошёл не один десяток пленниц и не думаю, что их часто до туалета выводили...

   — Больше оттуда несёт, — Фатма наверняка показывала рукой, и по запаху я легко догадывалась в каком именно направлении... Повернувшись в другую сторону, стала протаптывать пол ногой и сразу попала в лужу, надеюсь, что просочившуюся извне. Уже не задумываясь, что хлюпает под подошвами сандалий, вытянула руки и осторожно нащупала влажную стену, под ней был ворох сырых циновок. Но всё же лучше, чем ничего...

   — Здесь, около этой стены, есть циновки, — сказала я, надеясь, что мои спутницы по несчастью пойдут на мой голос.

   — Здесь тоже... — не без злорадства отозвалась Захра.

   Не знаю, сколько прошло времени, Захра с Фатмой о чём-то перешёптывались, а я, стараясь не думать о плохом, просто дремала на наощупь отобранных ковриках, что вроде бы показались более чистыми, когда скрипнула дверца нашего подвала...

   — Он разрешил взять... пока только одну... какую-то из этих двух... — под чавкающие звуки грузных шагов, донеслись до меня грубые мужские голоса. — Вот эту бери... Хотя и эта тоже неплоха...

   Я приоткрыла правый глаз. Освещая масляной лампой в страхе сжавшихся Фатму и Захру, над ними склонились два громилы.

   — Всё же эта помоложе будет, — один из них схватил Захру за волосы и подтянул к себе. — Хороша ведь, красотка!

   Охваченная ужасом, она только мелко дрожала.

   — Оставь её! — с дико выпученными глазами повисла на его руке Фатма, и, охнув, тут же осела на пол, это второй ударил её в живот.

   — Пошли же, шлюшка, поработаешь губками и тем самым местом, пока окончательно не провонялась! — потащили они завывшую Захру к лестнице из подвала, на которой их поджидал не слишком трезво стоящий на ногах третий.

   — Да не дёргайся ты, только хуже будет! — с силой потрясли они несчастную женщину, как только она попыталась вырваться.

   Со стуком захлопнулась дверца, и мы снова оказались во тьме.

   — Фатма! — сочувственно позвала я. — Как ты там?

   — Да со мной нормально... — протянула она. — Вот Захра... Куда они её?

   — А не догадываешься? Уж точно не муженьку вернуть!

   Невидимо на меня надувшись, Фатма не соизволила отозваться. Ну и бес с ней! Плевать я хотела и на эту и на другую!

   Мы так и сидели, друг на дружку молча дуясь, пока не отворилась дверца и к нам не втолкнули Захру, как-то безжизненно перебирающую ногами, голую, зарёванную и почему-то босую, стыдливо прижимающую остатки платья к груди. Даже не глянув на меня, с рыданиями она бросилась в объятия своей уже бывшей служанки.

   — Во имя Праматери, да чтоб ты была следующая! — похоже, сплюнула в мою сторону Фатма.

   Не принижая себя ответом, я решила попробовать уснуть.

   И за что Фатма так ко мне? Ведь не я же сюда всех заманила? Собственно мне волноваться особо не стоит, сама же эта дура Захра и открыла им про то, что я девственна. А значит, в своём неприкосновенном состоянии буду стоить дороже десяти, таких как они... Меня не тронут... Хотя, могут и взять наверх... Могут заставить ублажать себя иначе... Аж холодом объяло меня... Ну уж нет! Наверно, на сегодня им всё же хватило и Захры...

   И словно подслушав мои мысли, вдруг снова тревожно приоткрылась дверца.

   — Давай вон ту! — упал на меня луч масляного фонаря.

   — Ну чего сидишь?! Шагай сюда! — грозно поманили меня сверху.

   Ничего не поделать... Надо идти... Надо найти силы и стоически принять всё то, чему невозможно воспротивиться...

   Беспомощно моргая слезящимися на свету глазами, неуклюже путаясь в юбке платья, я на карачках выбралась из подвала. На их лица не смотрела, лишь по указующему мановении чьей-то руки опустилась на колени.

   — Она? — указывая на меня, у кого-то спросил тот самый осипший, что похоже здесь всем и руководил.

   Не поднимая головы, я с трепетом и болью в сжавшемся сердце вслушивалась в происходящее вокруг.

   — Да, именно эта! — Расслышала я чем-то знакомый старческий голос.

   О боги! Это же тот самый купивший меня старик!

   — Не стой как корова! Иди за нами! — один из громил больно ткнул меня под спину плетью.

   — Хорошо, господин, — поспешно поднялась я, щурясь и опасливо поглядывая на старика.

   Забьёт ведь... Уж лучше как рабыню, но эти продали бы меня кому другому...

   Почти не дыша, я со страхом шла за стариком. Молчит. Пока не бьёт. Вывел на улицу, и ничего не говоря показал на прежнюю кибитку. В этот раз, с показной покорностью, я забралась в неё сама.

    — Ты знаешь, сколько стоили мне твои поиски? — уже во дворе своей усадьбы стал отчитывать меня старик.

   — Догадываюсь, господин... — виновато опустила я глаза.

   — Как ты посмела сбежать?

   — Я не сбегала, меня похитили, мой господин... — как могла оправдывалась я.

   — Тогда почему же ты не кричала и не звала на помощь стражу?

   — Не успела, мой господин, он сразу же связал меня и заткнул тряпкой рот...

   — Кто он?!

   — Не знаю, господин... Он не сказал, как его зовут...

   — Что он делал с тобой?

   — Ничего, мой господин, лишь держал за служанку, заставлял ходить на рынок...

   — Так тебя просверлили?! В какие дырки?! Говори, рабыня! Признавайся! Не темни! — закричал старик, и грозно сощурив глаза, притянул меня ближе за затрещавший ворот платья.

   — Нет, господин, мой похититель совсем-совсем... никак-никак… нигде-нигде не тронул меня... — часто качая головой, отвечая, я невинно глядела прямо в глаза своего хозяина. — Наверно хотел подороже продать... Разве вам не сказали? Они ведь должны были это сказать... Они знали, что меня не тронули...

   — Убил бы или изувечил, если бы ты не была мне так нужна! — в гневе вознёс хозяин надо мной до синевы сжатые кулаки, ожидая неминуемых ударов, я испуганно сжалась, но он так и не опустил их на мою повинно склонённую голову.

   — Ради всех богов, не наказывайте меня, мой господин, — со слезами я упала перед ним на колени. — Это случилось не по моей воле... Я покорна вам... Чиста и не запятнана... — уткнулась лицом в его ноги и крепко обхватила колени. — Поверьте мне, я не позволила ему обесчестить себя... Мой господин, прежде чем что-то решать, прикажите же осмотреть меня... чтобы точно убедиться...

   — Не указывай, что мне делать! — оттолкнув меня, выкрикнул он.

   — Виновата, господин... — демонстративно громко разрыдалась я.

   «Только бы не переиграть!» — барабанило в моих висках.

   — Ладно, иди к себе и готовься, в твоей комнате есть всё, что тебе нужно! — наконец-то смилостивился он надо мной.

   — К чему готовиться, мой господин? — не без вздоха облегчения сорвалось с моих уст.

   — Отмойся, умастись и выбрось все эти лохмотья, — снова дёрнул он за ткань купленного мне Ахасимом платья. — Сегодня я приду к тебе... И возможно следующий день станет самым главным в твоей жизни!

   Я не многое поняла из его последних слов, а переспросить не решилась. Ну придёт господин к своей наложнице? Обыденность... При чём тут следующий, самый главный день? Вместе с тем злить хозяина тоже особо не стоило, мало ли какая блажь ударит в его старческую голову? В итоге, я приготовилась ко всему: вся обмылась прямо из тазика, став в пахнущую жасмином воду, как смогла умастилась, ярко подвела сурьмой глаза, да заодно и нарядилась в лучшее из найденных в своей комнате платьев. И ещё меня тут ждал один приятный сюрприз — это решётки на окнах!

   Уже глубокой ночью, оскоплённый слуга дважды подливал масло в светильники, открылась дверь, и, прогоняя остатки дремоты, я поспешно вскочила с ложа и шлёпнулась на колени. Вопросительно уставилась на входящего хозяина.

   — Оставайся там, — пошатываясь, махнул он рукой, вместе с тем пристально оглядывая меня. Похоже, сейчас решалась моя судьба.

   — Похвально, что ты так озаботилась встретить своего господина, — продолжая говорить, скрестив ноги, он сел на середину ковра. — Но неужели ты всерьёз решила, будто я купил тебя для себя?

   — Я не задумывалась об этом, мой господин, — ответила я, и по такому случаю, без спроса, ближе к нему придвинулась.

   — Не лги, думала, конечно, — отмахнулся он от меня как от назойливой мухи. — Кому нужен плешивый старик? Потому-то ты и сбежала...

   Я слушала его, виновато понуривши голову.

   — Я хочу подарить тебя своему старому другу, — стал рассказывать старик. — Он знатный учёный муж…

   «Наверно такой же дряхлый, как и ты сам!» — съязвила я про себя, но вслух ничего не сказала.

   — А он должен отдать тебя своему сыну, в слабой надежде, что такая наложница удержит его в стенах дома, — продолжал старик. — Вместе с ним я учил его сына всему, что знаю сам, а мой друг нанимал для него лучших мудрецов, но с упрямым постоянством он часто уходит из дома и ведёт бродячую жизнь, пока слуги не находят его и не приводят назад.

   — Кто уходит? — уточнила я.

   — Его сын, мой любимый ученик, — пояснил мой хозяин, и стал говорить дальше: — Лучший друг спросил у меня совета, и я дал его ему, и тогда он и попросил меня купить такую девушку... — глядя на меня, он многозначительно умолк.

   — А чего он не подобрал походящую из своего гарема? — спросила я, воспользовавшись нависшей паузой.

   — А разве сама не знаешь, как даже недолгое пребывание в гареме балует и портит женщину?

   — Откуда мне знать, мой господин, я ведь не была ещё в гареме, — с улыбочкой ответила ему.

   — Такую я и искал... — пытливо посмотрел он на меня, и продолжил уже куда строже: — Я знаю о тебе всё! Я подкупил одного из евнухов школы Басиаса!

   — И что же вам поведали обо мне? — не удержалась я от вопроса, чувствуя, как и бледнею, и краснею, а моё сердце так и стремится вырваться из груди.

   — Ты попала в эту школу совсем недавно и сразу же проявила недюжинные способности! — выдержав паузу, повышенным тоном и с заметным укором заговорил мой хозяин. — Ты грамотна и хорошо владеешь своим телом! Даже разбираешься в философии! Сам Басиас держал тебя особняком от всех, с тобой обходились иначе, и лучшие учителя денно и нощно обучали тебя отдельно! Был подставным и сам твой выход на помост!

   — Пусть так, мой господин, — облегчённо вздохнув, осмелилась я поднять на него глаза. — Только ведь это ещё ничего не значит...

   — Перестань! — махнул он рукой. — Тебе меня не перехитрить! Ты — хитрая и умная шпионка! И теперь ты в моих руках! Понимаешь?

   Я наигранно вжала голову в плечи.

   — А знаешь, что меня удержало от расправы над тобой, когда я тебя нашёл?!

   — И что же, мой господин? — я будто со страхом смотрела в его глаза.

   — Что, сбежав от меня, ты не стала возвращаться к Басиасу, а решила вести какую-то свою игру! Так вот, если не хочешь, чтобы я приказал слугам забить тебя камнями, то поклянись самим Огненным Сатом, что теперь станешь преданно служить лишь мне одному!

   — Конечно, мой господин, клянусь самим Сатом и пусть он раздерёт меня своими огнедышащими лапами, если лгу... — в страхе я вторила ему. — Теперь я полностью ваша, мой господин... Что мне надо будет выведать для вас, мой господин? Что надо сделать?

   — После того, как тебя отдадут сыну моего лучшего друга, ты должна стать для него всем, от окна в мир плотских наслаждений, до личного духовника. Околдуй его собой! Заставь поверять тебе все его тайны, помыслы, желания и страхи. Об них и станешь сообщать мне... А ещё научи его не доверять даже близким друзьям... И учти, я всегда могу открыть твоему хозяину на тебя глаза! И из сладких покоев его сына ты прямиком отправишься в подвал, где тебя начнут рвать клещами и пытать всяческими иными извращёнными способами, конечно же, у тебя тут же развяжется язык, и пусть я лишусь старой дружбы, зато какие муки обретёшь ты!

   — О... я как преданная собачонка буду верна вам, мой господин, — изображая испуганное лицо, выдавила я слёзы. — Буду целовать ваши ноги... Только как сумею донести, что узнаю?

   — Я буду частенько навещать друга, и справляться о своём подарке, а как старику, он не откажет мне видеть и как танцует моя протеже...

   — Вот тогда-то я и смогу незаметно сунуть вам записку, — понятливо кивнула я.

   — Да, именно так... Завтра и повезу тебя к нему... На, надень это... — словно собаке косточки, кинул он к моим ногам три увесистых золотых браслета.

   — Осмелюсь спросить, господин, кто же мой будущий хозяин? — притворно скривившись в улыбке, встрепенулась я.

   — Наверно слышала о Повелителе Всех Пустынь? — с кряхтением приподнимаясь, вопросом на вопрос ответил мне старик.

   И с трудом не выдав себя вскриком, я слабо и неуверенно кивнула.

   — Так вот, мы и отправимся к нему! Так что отдыхай, высыпайся, а придёт время и за тобой зайдёт Тия, — придерживаясь за край ложа, старик с трудом окончательно встал, и как-то слишком уж демонстративно шаркая на вид ещё достаточно крепкими ногами, вышел из моей комнаты.

   «Что же, — тяжело вздохнула я, — и действительно надо попытаться успокоиться и поспать, завтра, похоже, меня ждёт нелёгкий день, да и перед новым хозяином надо выглядеть свежей и не уставшей».

    Увы, людям не ведомы замыслы богов, они тасуют наши судьбы как гадалка карты!

ГЛАВА 5. Великая пустыня

Поутру меня разбудила Тия, и была настолько добра, что даже помогла собраться и подкрасить хной лицо и ладони. Собственно, всё моё помещалось на мне самой. Ею же быстренько усаженная в закреплённый на двух верблюдах полосатый паланкин, я глубоко вздохнула, и раздвинула шторки. Немножечко опасаясь взбучки, вдруг так делать нельзя, осторожно выглянула. У ворот, в точно такие же носилки, как и мои, забирался пока ещё мой хозяин и всецелый властелин. Странное дело, но его имени я до сих пор не знала, так получается, что он до конца всё же не доверяет мне. Этот загадочный старик, одетый всё в ту же простецкую робу, и сейчас больше походил на слугу, чем на именитого горожанина, хотя, сегодня он не так маскировался, и его настоящий статус откровенно выдавала пара усыпанных самоцветами кинжалов, зримо оттопыривающих широкий белый пояс. Двигая загорелыми желваками, хмуря редкие седые брови, он с неприкрытым нетерпением поглядывал то на вяло жующих свою жвачку верблюдов, то на изрядно всплывший над краем песков красноватый диск солнца, то на охранников, лениво позвякивающих надраенной до блеска кольчугой и мечами. Его высокомерные стражники не особо торопились устраиваться промеж мохнато-рыжих горбов, и мне было хорошо понятно почему... Ведь даже плеть надсмотрщика, как-то забавно и не так уж и страшно поигрывающего мускулами, что то и дело оставляла бурые отметины на лоснящихся от пота спинах чернокожих рабов, не добавляла им прыти и сваленные в кучу мешки с поклажей, как и бурдюки с водой — невероятно медленно перекочёвывали на бока вьючных животных. А судя по тому, что в нашем караване не было и ни лошадей, и ни ослов — путь среди песков обещал стать долгим. Странное дело, помнится, Ахасим говорил, что гонял туда баранов... Но разве без поилок по пути им по силам перейти пустыню?

   Чуть забывшись, я вздрогнула... Зычно прозвучала команда погонщика, и мои верблюды не слишком слажено поднялись с колен, и с трудом удерживаясь на обшитом мехом сидении, чтобы головой вперёд не вывалиться из паланкина, я двумя руками ухватилась за одну из стоек. Караван тронулся, и с тоской глядя на удаляющиеся стены поместья, на проплывающие мимо пшеничные поля, я вспоминала Ахасима. И как он там без меня? Эх, эта глупышка Захра, ей уже не вернуться к муженьку... Конечно же, они наверняка не откажутся от поисков своих пропавших женщин, да зря всё это, чёрные торговцы умеют не оставлять за собою следов...

   Как-то неожиданно вспомнился мой первый день пребывания в школе наложниц Басиаса, когда подавленную, смущённо путающуюся в ещё непривычном платье, меня поставили на колени прямо во дворе, и, потрясая плетью у лица, грозились до смерти запороть за то, что не сразу сказала «мой господин». Надломилась ли я, плача в своей каморке от бессилия, когда оскоплённые надсмотрщики, словно мне в назидание, приковали к столбу худенькую девушку, безрассудно отважившуюся бежать? Ох, как кричала она, как корчилась под плетьми, как стонала, истекающая кровью... а потом лишь хрипела, шевеля до клочков мяса искусанными губами и перед смертью беззвучно прося воды... Всё же подлец мой наниматель...

   Снова разволновавшись, я на миг потеряла логику мыслей.

   А собственно, что я вообще знаю о Повелителе? Почему его называют Властелином Пустынь? Не оттого ли, что все оазисы под ним и его хмуро-сердитыми воинами? И не потому ли вода в пустыне на вес золота?

   Через какое-то время я устала думать об этом, и просто смотрела вперёд, вдаль... Куда ни глянь, повсюду расстилались однообразные песчаные холмы. В сгущающихся же сумерках погонщики остановили караван. Качнулась шторка на паланкине, и вслед за мехом воды мне просунули пшеничную лепёшку, полоску вяленого мяса и кусочек медовой халвы.

   Не скажу, что всю дорогу я прямо таки и сидела, вся такая несчастная, голодная и мучимая жаждой, но пить всё же хотелось немилосердно, и надо признаться, что уже давно. Не желая, чтоб при всём при том на меня ещё и глазели, я потянула за завязки меха и чуть ли не подскочила от резкого удара по носилкам... Что за дурость колошматить палками по днищу?!

    «Эй, милашка! А в песочек сходить ещё не приспичило? — с некой издёвкой послышалось снизу. — Давай уже поспеши... Мы ведь долго не будем ждать!»

   Значит, мы не задержимся тут на ночёвку, что же, оно и к лучшему, пусть ночь в пустыне холодна, но под плотной тканью паланкина, куда лучше переносится прохлада, чем бесконечная дневная жара.

   «Так чего сидишь-то?! — снова стукнули, на это раз уже по краю носилок. — Слезай, потом ради тебя не остановимся!»

   Да чихать я хотела на их насмешки! Уже со злостью откинула задрапировывающую проём ткань. Так и есть, устроят сейчас «гляделки»... Никуда ведь не спрячешься — вокруг ровный песчаный ландшафт. А если откровенно, то и терпела я уже тоже давно, и особого выбора тут не было…

   Я с каким-то безразличием сползла по мягкому верблюжьему боку, отошла и присела в сторонке. Пусть поглазеют, раз уж так хотят! Чего ж тут стыдиться, коль подневольная птица!

    Под откровенными и похотливыми взглядами я нарочито медленно возвращалась назад... Ну и что, все поглазели? А сейчас вот облизывайтесь! Не ваша я! Тут смотри, но не трогай! Ухватившись за тугие верблюжьи горба, я подтянулась и сама легко забралась в носилки.

   Под неровный ход двугорбых я то просыпалась, то беспробудно спала. А с рассветом вернулся зной. Поднимаясь всё выше и выше, словно всем нам за что-то жестоко мстя, жёлтое око одноглазого бога немилосердно опаляло и тела и души.

   — Стой! — вдруг раздалось под монотонный шаг верблюдов.

   Мои носилки покачнулись, и наш караван сразу встал.

   — Разбивайте лагерь! Станем тут до вечера! — пусть отрывочно, но наконец-то услышала я голос старика.

   А почему именно старика? Разве пристало мне, в действительности почти рабыне, столь презрительно называть своего хозяина? Вдруг ещё забудусь... Вдруг при нём сорвётся с уст... И что тогда? Выпорет? Нет, не думаю, скорей всего лишь зловеще сузит губы...

   — Давай-ка, милашка Зайна, вылезай уже, — откинулась шторка моего паланкина, и я встретилась глазами с тяжёлым взглядом того, о ком только что и думала.

   «А ведь по молодости этот старик был очень даже ничего... — будто стрелою пронзило, пока я пристально вглядывалась в его хорошо озарённое солнцем лицо, — ... красивым и чем-то похожим на Ахасима...»

   Вынужденно оторвавшись от размышлений, не дожидаясь строгого хозяйского окрика, я живо выпрыгнула из носилок, и сразу по щиколотки утонула в таком обжигающе-горячем песке.

   — Не тяжела ли для тебя наша дорога, Зайна? — поинтересовался старик, заметно щурясь под ярким солнцем. Говорил он без эмоций, и явно не ради заботы, а просто так, чтоб хоть что-то мне сказать.

   — Всё хорошо, господин, — чуть приклонилась перед ним. — Я давно привыкла к горячему дыханию пустыни, дорогам и частой перемене мест.

   — И всё же ты послушайся меня, и покрой голову косынкой, ведь нынче — ну просто невыносимо жаркий день! — уже уходя, наставительно бросил он.

   Для меня расстелили коврик, натянули отдельный, хорошо продуваемый тент, только он не спасал от дневного жара, и даже в тени я почти не ела, лишь пила и пила из оставленного рядом бурдюка до тошноты тёплую воду. А воины и погонщики разместились поодаль, уже под своим, длинно-полосатым навесом. Для старика же, между мной и ими, слуги поставили высокий и какой-то слишком уж островерхий шатёр.

   Не дуновения... И как не вертись, а на такой жаре не очень-то и поспишь! Песок так и пышет пламенем. Терпеливо вдыхая горячий воздух, я недвижимо застыла в позе лотоса, и то впадала в ленивую дрёму, то чуть приоткрывала веки, разглядывая унылый пустынный пейзаж. Какое всё же благо, что мне, как наложнице, самими богами предписано не так плотно закутываться в одежды, чем жёнам и свободным женщинам! Наши платья почти невесомы, но ничуть не дешевле ихних. Чем тоньше и прозрачнее ткань — тем в пустынных землях она дороже. Вот и одаривают ею наложниц. Не носим мы и плотных покрывал, позволена лишь тонюсенькая косынка на лице. По воле людей ли, иль богов, но в нашем мире всё установлено... Приходится быть тем, кто ты есть на самом деле, и начинают тут с одежды, вот будь я сейчас рабыней, то ходила бы босой, только с повязкой из грубой ткани поверх загорелых бёдер, и никто бы не пожалел, никто бы не сделал скидку, и пусть до плена ты была принцессой — тебя всё равно разденут и выставят на помост. А дальше? Шлёпай босоногая рабыня, шлёпай и не плачь!

   Дотянулась до бурдюка, и смыла лишь пот с лица и шеи. Я с удовольствием облилась бы вся, если б давно не усвоила одну истину: среди песков — вода куда ценнее золота. Села на коврик и снова подобрала под себя ноги. Просто так, от скуки, принялась выводить замысловатые фигуры на песке. А что мне ещё тут делать? Ну, ещё можно до бесконечности разглядывать всё тот же угрюмый пейзаж... Оторвалась от рисования и пристально всмотрелась вдаль. В жарком мареве чуть проглядываются низкие скалы, они тут повсюду, так и торчат острыми драконьими зубьями.

   — Ну и как ты здесь обустроилась, Зайна? — вслед за скрипом песчинок под подошвами его грубых сандалий, раздался надо мной скрипучий голос старика.

   — Всё хорошо, мой господин. Я всем довольна... — запоздало подняла голову. — Спасибо вам, господин, под этим пологом мне совсем не жарко.

   Отвечая, я взволнованно провела пальцем по песку, утопила его глубже, и вдруг вздрогнула: что-то острое, как хорошо заточенная бритва...

   — Ты говори мне, если тебе что-то понадобится, — продолжал старик. — Ведь понимаю, как трудно наложнице одной в дальней дороге с мужчинами.

   — А дозволено ли мне будет спросить? — получив разрешение, осмелилась заговорить.

   — Да, конечно, спрашивай... — добродушно улыбнулся мне старик.

   — Просто до сих пор не знаю имени своего хозяина, — сказала и уже привычно опустила глаза.

   — А зачем тебе знать моё имя? — рассмеялся он, и при этом его жидкая бородка слегка затряслась. — Ведь меньше чем через два десятка закатов у тебя будет новый хозяин, а потом, когда придёт время, тебя просто приведут ко мне, всё будет так, как мы и договаривались... Тебе незачем знать моё имя... и не спрашивай у других, его тебе всё равно не назовут...

    — Нет так нет... Как скажет мой господин, на всё воля ваша... — здесь я куда решительнее посмотрела на него, и снова спросила: — А разве это единственная дорога в оазис Повелителя Всех Пустынь?

    — Верно, есть ещё одна, куда длиннее, но пригоднее даже и для обременённых ношей пеших путников, зато этот наш путь намного безопасней... Кто выдержит зной этих песков? — всё же снизошёл до ответа старик, и наверно что-то прочтя в моих глазах, уже строже добавил: — Только не надейся, что добравшись до места, ты сбежишь от меня по той, другой дороге. Она непроходима для одинокого путника, и уж тем более, если этот путник — сбежавшая от своего хозяина несчастная наложница, не знающая ни дорог, ни путей. Там всё время разбойничают... Грабят даже большие караваны, а ещё на той тропе полным-полно хищного зверья... Просто так не пройти!

   — Что вы, мой господин, я даже и не думаю о таком, чтобы снова убегать, — невинно повела плечами. — А на этом пути на нас разве не могут напасть? — скосила глаза в сторону беспечно похрапывающих воинов.

   — И здесь могли, конечно же, но опасно было только в самом начале пути, сюда же, в глубину раскалённых песков, уже мало кто добирается.

   — Но мой господин, такие большие караваны, как этот ваш, наверняка не остаются без разбойничьего внимания, сами ведь знаете, что людишки такой профессии за всеми дорогами в оба глаза следят. Не показываясь на глаза, они по чужим следам в отдалении следуют, чтобы напасть, как, казалось бы, в самом безопасном месте, когда их и не ждут совсем… За нами ведь очень даже могут последовать, причём пешком и налегке, а потом они воспользуются нашими же верблюдами, нашими же запасами воды. И если так, то сейчас, в середине дневного сна, самое время для их внезапной атаки.

   — Хм... — пристально глядя на меня, в задумчивости нахмурился старик. — Думаю, я не ошибся в тебе, моя милашка Зайна... Обычно я не прислушиваюсь к словам наложниц, но твоими устами словно говорит одна из пророчиц... Пойду, прикажу всё же выставить стражу... — развернувшись, он стал неторопливо уходить.

   — Мой господин! — вскочив и громко звякая ножными браслетами, бросилась я вдогонку за ним. — Позвольте мне кинжал? Верну его вам в конце нашего пути!

   Приостановившись, старик медленно повернулся, да так и обжёг меня гневным взглядом.

   — О, мой господин! — упав на колени, порывисто воскликнула я. — Ведь если бы хотела себе иль кому-то навредить, то могла бы сделать это и куском найденного в песке обсидиана, — вынула из-за спины острый камень, что часто называют стеклом богов, — но я верна и предана вам, всё моё — оно и ваше тоже... и душа, и тело, и всё, что на мне...

   — Ладно, возьми... — он медленно вытянул из-за пояса один из своих кинжалов, тот, что был поменьше и не в золотом, а в серебряном окладе.

   Я молча застыла с протянутой к нему рукой.

    — Наложница призвана дарить наслаждение, потому ей и не принято давать оружие, но в книге богов не сказано, что это запрещено. Так, по древнему преданию, когда-то Царь Пустынь имел две сотни наложниц. Вооружённые длинными кинжалами, они даже сопровождали его на выезде. Оставь этот себе, и если спросят, то скажешь, что я подарил... Только не играйся им и не размахивай прилюдно! — с такими напутственными словами он и передал мне оружие.

   — Благодарю, о мой великий господин! — с волнительно забившимся сердцем схватилась я за кинжал, и тут же спрятала его под складками платья.

   Старик медленно удалялся, а я, оценивающе не отрывала глаз от его спины, отнюдь не сгорбленной... И это в его-то лета! Вот он растолкал трёх стражников, и с недовольным видом подтягивая ремешки лат, они неторопливо разошлись в разные стороны.

   Тень не сдвинулась и на четверть локтя, как кто-то из них закричал и со звоном стукнул мечом о щит. Разом подскочили и все остальные. Я тоже с тревогой оглядела далёкие песчаные холмы. Похоже, что ложная тревога, но всё же молодцы они — спали, как и положено в походе воинам, при полном оружии и не разоблачаясь из лат.

   Только проглядела тут на самом деле я!

   В висках не пробухало и десяти ударов сердца, как с гиканьем размахивая копьями да бронзовыми секирами, на нас чуть ли не отовсюду набегали настоящие дикари. Не имея сил защищаться, я лишь встревожено закрутила головой. Судя по всему, их не меньше двух десятков. С рогами на шлемах, размалёванные яркой краской, обнажённые и натёртые жиром — они неудержимой лавиной накатывались на нас... а вернее, что на старика, шестерых его воинов и двух караванщиков, к моему сожалению, сейчас это была только их война... И прежде чем всё смешалось в сплошном кровавом месиве, я успела увидеть, как обнажив кинжал, стал в боевую стойку старик, как повыхватывали свои длинные мечи его воины.

   Всё громче и протяжней звенела сталь...

   Почему-то так получилось, что вместе с верблюдами и всей остальной поклажей — я осталась в стороне от схватки. И оно понятно... Я теперь всего лишь добыча! Мой черёд придёт потом... Ощущая себя чем-то вроде сладкой дичи, как для чужих, так и для своих (если вдруг погибнет старик), сейчас я просто наблюдала, с безотчётно замирающим в груди сердцем. Но вот что-то изменилось... Строй рогатых воинов распался... С окровавленными секирами в до черноты загорелых руках ко мне устремились двое дикарей! Гогоча, они быстро приближались. Бежать? Но куда? Вскочив, я в страхе огляделась... Нет, не смогу... Увязну в песке... Да к тому же — запутаюсь в подоле длинного платья... И выказывая показную покорность, я просто упала на колени.

   — О... хо... хо! Какая красотулька! — с возгласами удивления подступились они ко мне, опустив секиры и пока лишь с любопытством разглядывая. Похоже, откровенно прикидывали, с какой из сторон начать кушать столь нежданно свалившееся на свою голову лакомое блюдо...

    — И как же нам тебя поделить?! — донёсся до меня их издевательский смешок.

   На них тускнели одинаковые медные шлемы, но не было ни панцирей, ни даже кольчуг. И делая вид, будто испуганно отвожу глаза, пряча руки за спиной в бесчисленных складках платья, я выпятила грудь и томно выгнула спину.

   — Ну чего, красотулька, сумеешь принять в себя сразу двоих?! — довольно сплюнув, шагнул ближе один, от второго, что зашёл чуть сбоку, его отличали позолоченные наручи.

   Я неуверенно кивнула, будто бы им и действительно требовалось моё согласие.

   — Вот даже и так... она не будет и упираться, — облизнув потресканные губы, с самым довольным видом скривился первый. — Ну, тогда давай, быстренько скидывай свои тряпки, если не хочешь совсем без них остаться, а то порвём ведь на тебе!

   — Да всё равно ведь изорвём... — хохотнул второй. — Такой красотульке у нас больше пристанет нагишом ходить, без всего будешь нам прислуживать и воду подавать...

   — Это если опосля всех ещё сможет ножками перебирать... — язвительно оскалился первый.

   — Ну же, ползи сюда, красотка! — так высказавшись, тот из них, на ком были отливающие позолотой наручи, показал на свою вздыбившуюся мошонку. Сейчас я смотрела только на них, и даже не шелохнувшись, демонстративно головой покачала.

   — Ну, выходит, сама захотела так, чтоб побольнее было... — потянулся к моим волосам другой, да так и не успел схватить...

    Бросившись как гюрза, я по рукоять вонзила кинжал ему в грудь, скользнув между рёбер, он крепко там встрял, попав и в кость и в самое сердце. Я дёрнула его на себя. Не вытягивается... И не раздумывая, прежде чем первому упасть, опираясь на него, до боли сжавши обломок обсидиана, я ударила им по горлу второго. Хрипя и булькая, заливаясь кровью, он не без удивления в глазах закрутился на месте, чтобы тяжело повалиться в песок.

   Склонившись над первым поверженным мною врагом, упираясь коленкой ему в грудь, я всё-таки вытащила застрявший в кости кинжал и вытерла лезвие об его ещё судорожно подёргивающиеся ноги. Глянула туда, где шла основная схватка. Хвала богам! Там тоже всё закончилось... Как песчаная волна разбивается о каменный утёс, стекая с него поблёскивающими песчинками, так и не рассчитавшая своих сил разбойничья братия, поколотая и порубанная, корчилась на окровавленной земле. Всё же у старика умелые воины. Хоть их было куда меньше, но лишь один уткнулся в песок. Да и сам старик довольно проворен, отделался лишь царапиной на плече. Хотя, он вряд ли лез на рожон, наверняка больше стоял за спинами своих телохранителей.

   — Это ты их так приятно приласкала? — придя ко мне, он участливо прикоснулся к моим растрепавшимся волосам, и, взяв за руку, так и продолжающую сжимать острый кусок обсидиана, осторожно разжал мои пальцы.

   — Не плач, сейчас тебе их промоют крепким вином и перевяжут, — нежно подул он на мои порезы. — Главное, чтобы не попала грязь...

   — А я и не плачу, — подняла на него полные боли глаза.

   — Вот и умница... — его старческие морщинки живо растянулись в приятной улыбке. — Но лучше бы расплакалась, стало бы полегче!

   — Как-то потерплю... — говоря, скривилась я от непривычно сильной боли. — Надо хорошо запомнить эту первую свою боль, чтобы потом знать, что тебе ещё не настолько больно... — изрекла внезапно пришедшую на ум древнюю мудрость.

   — Ну, как знаешь... — с этими словами отошёл от меня старик и присевший рядом лекарь стал промывать мне руку.

   Мы продолжили наш путь уже перед самым закатом. Мои порезы, тщательно промазанные заживляющим бальзамом, туго перевязали, а саму заставили глотнуть до жжения в горле крепкого вина. И я куда больше почувствовала себя вещью, которую лелеют и берегут, до тех пор, пока она нужна, пока безвозвратно не сломалась, а после её просто выбросят на помойку. А ведь вещью быть проще... Накормят... Напоят... Одарят одеждой и драгоценностями... Попользуются немножко (ведь за всё нужно платить), и вещи только и остаётся, что отправиться по течению, расслабиться и до поры до времени попытаться не поломаться...

   Я не люблю пустыню, может, поэтому плохо знаю и саму её, как и её повадки, но приближение пылевой бури всегда отдаётся неким тревожным щемлением в моей груди. Забеспокоились и погонщики, остановили верблюдов.

   — Туда! — наполовину высунувшись из паланкина, указал старик вперёд, на площадку из растрескавшейся глины под гребнем высоких зубьев.

   — Снимайте носилки! — распоряжался он. — Поставьте там вместе и накройте шкурами!

   Резко стало задувать со всех сторон. Мой паланкин отвязали и занесли под скалу, рядом приткнули и носилки со стариком. Прикрыли плотными буйволовыми шкурами и оставили в полной темноте. Снаружи всё сильнее завывало. В нашем же убежище было хоть и душно, но терпимо. А как там охрана? Как караванщики? Им, поди, куда хуже... Наверняка сбились в кучу и чем-то укрыли, и себя, и головы верблюдов, хотя, насколько мне известно, эти двугорбые животные запросто выдержат и не такие перипетии.

   — Хочешь вина? — зашелестела занавесь, что-то булькнуло, по-видимому, старик протягивал мне флягу.

   — Не откажусь, господин, — нащупала я в темноте обтянутую тонкой кожей пузатую бутылку.

   — Эх... — расстроено крякнул мой хозяин. — Был бы я на десяток солнцеворотов моложе, то не сидел бы сейчас сиднем рядом с хорошенькой девицей...

   — Но ведь ваш подарок должен остаться девственным, господин? — делая глоточек, отозвалась я.

   — А разве моя наложница не знает, как удовлетворить мужчину и не лишиться своего цвета? — с хитрецой в голосе хихикнул он.

   — Знает... — с неприятным волнением выдавила из себя я, и задрожала, вдруг ощутив, как его холодные пальца пробрались мне под платье, коснулись щиколотки и, перебравшись через браслеты, медленно поползли выше.

   — Не хочешь ты старика... — с нотками сожалением в голосе протянул мой хозяин. — Лишь покоряешься... Ладно, не дрожи так... Мне сейчас уже ничего не желается кроме глотка хорошего вина! — крепче сжал он мою ляжку, однако его пальцы там не задержались, а продолжили своё путешествие выше, к тому самому сокровенному месту.

   Я чуть заметно вздрогнула: он достался до него и стал щекотать.

   — А ведь было времечко, — рассуждая, продолжал он уже ласково и всё настойчивее теребить меня там, — когда мои наложницы выли, разрывали на себе одежды и умоляли взять их...

   Моё сердце всё сильнее стучало, понимая, что возбуждаюсь и ничего с этим поделать не в состоянии, я томно прикрыла веки. Мой хозяин не унимался, я же сжала зубы: ещё немного и не удержу стона... Но тут старик отнял руку, и словно очнувшись, тяжело вздохнув и брызнув вином из фляги, я сделала обильный обжигающий глоток и, чувствуя, как всё больше покрываюсь липким потом, вернула её ему. Как же такое может быть? Я была готова отдаться, покориться ему... лишь бы он продолжал...

   — Если можешь, то поспи, — забирая флягу, сказал старик. — Эта буря вряд ли кончится раньше утра.

    Слава всем богам, он больше не прикасался ко мне! Постепенно успокаиваясь, я смогла даже задремать.

   На рассвете с наших паланкинов сняли шкуры. К моему удивлению, уцелели все, и люди и животные. Но погонщики не торопились трогаться дальше. Все отряхивались и приводили себя в порядок. Установили и распалили очаг. Я догадывалась, что не только меня везут в дар Повелителю Всех Пустынь, стража снимала с верблюдов вьюки, когда один надорвался и посыпалось золото.

   Мы пробыли тут почти до вечера, тогда и отправились в путь.

   Напоенная густым тёплым отваром, я плавно покачивалась во вновь закреплённом на верблюдах паланкине. Так прошла ночь, ещё один день, а следом и ночь. Мои порезы на руке уже не ныли, и я решила снять повязку. Шрамов, по всей видимости, не будет, но красные следы ещё надолго останутся... А значит, что чёрный маг не обманул, и раньше на мне действительно магическая оболочка была, какая-то усиленная иллюзия, созданная кровавым кристаллом. Ведь тогда тоже получала порезы и колотые раны, а они исчезали буквально на глазах и малейших следов не оставляли, как и не настолько больно было. А ещё на меня заглядывались женщины… Даже пытались заигрывать со мной, кокетничать, играть глазками… Они не замечали иллюзии! И я тогда не замечал…

   Отрывая от раздумий, тут внезапно раздвинулись на моих носилках шторки, как-то забылась и не заметила, что мы уже стоим.

   — Это будет последняя остановка на нашем пути! Через две ночи и день мы и достигнем нашей цели! — несколько грубовато сказал мне мой хозяин.

   — Но я не могу в таком виде предстать перед новым господином, я вся грязная и липкая, мои волосы спутались... — начала было я жаловаться.

   — Не переживай, — обрывая мой так и не состоявшийся монолог, старик строго повёл редкими бровями. — Привести себя в порядок у тебя ещё будет и время и не одна возможность.

   Не знаю почему, но в эту долгую лунную ночь я снова и снова вспоминала Ахасима. Мне было так тоскливо, что аж до боли заныло сердце, очень хотелось расплакаться… Ведь он — моё творение! А помнит ли он обо мне или уже позабыл в сладких объятиях дешёвой красотки на каком-нибудь из постоялых дворов Трухоб?

   А к полдню, как и предполагалось, мы добрались до спуска в большой оазис. Я выглянула из паланкина. Раскидистые платаны и высокие пальмы обступили нашу петляющую промеж скал тропу! После однообразия песков яркая зелень радовала и глаза и душу! Ниже, будто под нами, синело зеркало большого озера.

   — Начиная отсюда, эту дорогу уже охраняют всадники Повелителя, — поведал старик, до того приказав носильщикам приблизить свои носилки к моим.

   — А это случайно не они там, мой господин, в серых тюрбанах? — показала я наклоном головы.

   — Да, — мой хозяин с довольным видом откинулся на спинку сидения. — Они уведомлены о прибытии каравана, вот и встречают нас. Присоединятся к моей охране.

   Я просто кивнула.

   — Там у озера стоит мой домик, — продолжил он говорить. — Повелитель милостиво разрешил мне построить его на своей земле. Вот там мы и задержимся ещё на день и ты, как и мы все, сумеешь привести себя в порядок.

   Ну, с этим домиком старик слишком уж передо мной обеднялся. Им оказалась приткнувшаяся у воды надёжная усадьба с высокими каменными стенами, отгораживающими и часть озера, где даже виднелись купальни.

   Мы останавливались. Вот погонщик придержал моих верблюдов и коротко им скомандовал: «Лечь!»

   — Иди с ней! — показал мне старик на вышедшую из ворот пожилую женщину в чёрном балахоне. — Она и обустроит тебя.

ГЛАВА 6. Собственность Повелителя

— Какая прелестница! — прошепелявил беззубым ртом настолько дряхлый старикашка, что мой прежний хозяин казалось мог годиться ему во внучки. Шаркая кривыми ножками, и с трудом обойдя вокруг меня, он сально пустил слюни и в итоге чуть ими не захлебнувшись, закашлялся.

   «И это тот, у кого по слухам полный гарем юных дев?» — про себя усмехнулась я.

   — Даже жаль отдавать её сыну... Ох, боюсь, не удержусь и заберу эту прелестницу себе... — чуть причмокивая, продолжал Повелитель.

   «О! Ну призови же меня в эту ночь! — мысленно воскликнула я, соблазнительно ему улыбнулась, выпятила грудь и выставила ножку. — Смерть уже и так витает над тобой, мне и стараться особо не придётся! А потом в образе иллюзорного воина я без труда выберусь из твоей крепости и пройду по второй тропе, а в Трухобах сломаю обруч... Стану сама собой и выброшу кровавый камень! Быть может, найду там и Ахасима...»

   Я скосила взгляд на своего прежнего хозяина, он явно собирался что-то сказать повелителю и лишь искал возможность.

    — Твоего сына до сих пор ведь нет? — наконец удалось ему вставить хоть несколько слов.

   — Да гуляет шалопай, поди, с красотками вроде этой и развлекается, — неприятно прогундосил Повелитель.

   — Такой ему не сыскать, — со знанием дела покачал головой мой прежний хозяин, — ни в оазисе, ни даже в Трухобах... Хочешь совет старого друга? Дабы не искушаться самому, отправь её покуда в храм Великой Девы, там жрицы за ней и приглядят... А когда твой блудный сын вернётся, то и будет ему сюрприз... Глядишь, попервой с ней и остепенится...

   Я растерянно огляделась... Кинжал, подарок старика, был увязан в лежащий у моих ног свёрток, как он и советовал, я надёжно спрятала его в своих вещах. И даже если мне удастся заколоть Повелителя прежде, чем стража перехватит меня, то уйти не смогу, даже если кристалл сразу же напьётся и обрету силу... А как скоро это произойдёт? Этого я не знаю, но в любом случае его верные псы растерзают меня куда раньше...

   — Как хорошо иметь хорошего друга! — прокряхтел Повелитель. — Даже мой главный постельничий не даёт советов лучше твоих! Да, пусть евнух отведёт её в храм Девы... пока не вернётся мой непутёвый сын... Не хочу, чтобы за его отсутствие стены гарема развратили эту красотку, а там она сможет усердно молить Великую богиню об скорейшем возвращении своего хозяина.

   Повелитель кашлянул и подманил к себе одного из стражей. Придерживаясь за него, стал медленно удаляться.

   — И чего застыла? — повернувшись ко мне, тихо, чтобы расслышала только я, заговорил мой прежний хозяин. — Ждёшь покуда он передумает? Не гляди, что твой хозяин такая развалина, он ещё с десяток солнцеворотов переживёт. Ты ведь не больно жалуешь стариков? А коль внезапно помрёт, так придётся и тебе вместе со всеми в его гробнице нектар богов испить, уснуть и больше не проснуться...

   — А разве где-то ещё исполняют этот древний ритуал? — укрощая волнение в груди, тяжело вздохнула я.

   — Здесь исполняют... — его глаза выражали уверенность. — Так что быстренько беги назад в носилки!

   — А что это за храм, господин? — спросила я, нагибаясь за узелком со своими вещами.

   — Храм Великой Девы Праматери, что Повелитель велел построить в этом оазисе, — ответил старик и вдруг грубо рявкнул: — Чего застыла, я же сказал тебе бежать!

   Схватив узелок, под громкий трезвон своих браслетов, я с невысказанным сожалением бросилась к выходу. Проклятый старик, не вмешайся он, и может, этой же ночью я обрела бы силу и свободу! А если сбежать из храма? Нет, коль не напою камень его кровью, то далеко не уйду...

   Запыхано дыша, я забралась в паланкин. На этот раз его не закрепили на верблюдах, а за жерди взялись четыре раба носильщика. Видимо, наш путь будет недолгим.

   Я не ошиблась в своих предположениях, солнечная тень не выросла и на величину двух локтей, как мы уже прибыли.

   — Ты привёз мне новую служительницу? — спросила, по всей видимости, старшая из жриц, и, подойдя к моим носилкам, бесцеремонно откинула шторку, принявшись откровенно и не без любопытства на своём смуглом лице меня разглядывать.

   — Нет, матушка, — с поклоном отвечал ей сопровождающий меня евнух. — Это простая наложница, и она — подарок нашего Повелителя своему сыну, а так как сейчас его нет во дворце, то Повелитель пока и отправил её к вам в храм.

   — Ладно, пусть поживёт со служительницами, ещё не прошедшими посвящения, — она величаво ему кивнула, и оценивающе-пристально посмотрела на меня. — Чего сидишь? — спросила спустя десяток ударов моего сердца. — Следуй за мной!

   Я неспешно вылезла из носилок. Мне совсем не нравилось это мрачноватое, больше напоминающее огромную гробницу, приплюснутое строение из серого камня. Хоть Праматерь чтили и на моей далёкой отсюда родине, но этот храм пока производил самое гнетущее впечатление.

   — Ты не будешь исполнять ритуал, — сказала жрица, вводя меня под тяжёлые полутёмные своды, — однако ходить вместе со всеми на молитвы тебе придётся.

   — А что это за ритуал, матушка? — я не удержалась, чтобы не поинтересоваться.

   — Ты ничего не знаешь про это? — от удивления она даже приостановилась.

   — Я ведь чужестранка, — отвечая, закинула свой узелок на плечо, — у нас тоже есть храмы Праматери, но я так давно покинула родную землю, что всё позабыла.

   — Забыть о Праматери и её ритуале плодородия... — сокрушённо поцокала жрица языком. — В первый день нового солнцеворота к нам спускается Великий отец в человеческом образе, и мы приводим ему наших девственных сестёр...

   — И что? — c недовольством бросила я новый вопрос. — Происходит совокупление? А потом?

   — Ну да… — несколько даже опешила от моих кощунственных слов жрица. — Те, в ком из них прорастёт его семя, становятся старшими жрицами, а в ком зачахнет...

    — Младшими служительницами, — договорила я за неё, — и их удел приносить храму доход, отдаваясь дары приносящим... Такое общеизвестно...

   — Тебе нужно усердно молиться, сестра, — со вздохом только и сказала она.

   Больше не разговаривая, мы вышли в ярко озарённую маслеными светильниками ближнюю часть храмового комплекса с рядами проёмов в закопчённых стенах. Похоже, что это и есть комнаты младших служительниц. Кое-где они занавешивались покачивающейся на сквозняке грязно-бурой тканью.

   — Это будет твоя келья, — показала жрица на одну из ниш. — Еду и питьё сюда станут приносить по надобности, ты не принадлежишь храму и не можешь питаться вместе с другими сёстрами, ещё там есть горшок, его будешь выносить сама, тебе покажут куда. На молитву пойдёшь после ударов гонга, такие как ты, возносят их в стороне от служительниц. Тебе разрешено выходить в храмовый двор и к водяным желобам, но не за его пределы, туда можно только старшим жрицам, таким, как я.

   — А если я всё равно захочу выйти, вы что посадите меня на цепь? — разозлившись, ляпнула я как-то не подумавши.

   — Если потребуется, то и посадим, — собираясь уже уходить, довольно спокойно ответила она. — Это тебе не дворец, тут быстро спесь с таких фиф сбивают! Да никуда ты и не сможешь выйти, пока за тобой не придут, даже и не думай об этом, здесь повсюду храмовая стража.

   — А там живут младшие служительницы? — я ещё её задержала, указывая на узкие проёмы в стенах, виднеющиеся рядом с теперь моей кельей.

   — Нет, — недовольно сузив глаза, покачала она головой. — Те, кто ждут ритуала плодородия, а младшие служительницы — под нами, в подземелье, им нельзя показываться на свет, туда к ним и приводят мужчин, их дети становятся нашими воинами или служительницами.

   — А где те дети, что от бога в человеческом образе?

   — Их забирают в храм Великого Отца, где из них выращивают жрецов! Божественное семя должно расти в благодатной почве!

   После этих слов она ушла. Я же, окинув глазами тесное мрачное и сырое помещение, с каменной скамьёй, столом, с покрытой потёртой шкурой нишей для сна, — поняла, что стала настоящей узницей. Что будет, если обо мне позабудут во дворце Повелителя? Тогда эти добросердечные сёстры уведут меня в гнилое подземелье и сделают младшей служительницей? Заставят там страждущих принимать?

   «Меня зовут Кайна, жду посвящения... Я буду твоей наставницей, — неожиданно послышалось из-за моей спины. — Оставь свои вещи, их никто тут не тронет, и идём, сестра, вознесём же молитвы Великой нашей богине!»

   * * *

   Поражённая, раздавленная божественным величием, я одиноко стояла на коленях. Как здесь грандиозно и умиротворённо! Густой аромат ладана и благовонных масел, смешиваясь с падающими сквозь хрустальные купола солнечными бликами — кружит голову. Голос хора вырывается где-то сзади из тёмных таинственных закутков и стократно усиленный растворяется под куполом. Я медленно таяла... Какое блаженство...

   Почти позабыв о еде и сне, я редко покидала храм, молясь и денно и нощно. О, моя Великая богиня, то и дело срывалось с губ... Я забыла обо всём на свете, о радостях и печалях, о времени и пространстве. Я завидовала жрицам, даже самым младшим, им разрешалось возносить мольбы куда дольше моего. Я безудержно плакала, когда узнала, что за мной пришли, и не желала уходить...

   — Повелитель Всех Пустынь уходит к богам, — уже под полосатой тканью паланкина достиг моего помутнённого разума отрезвляющий голос старого хозяина, носилки были двойными и он сидел рядышком. И как ему это позволили, ведь я уже не его наложница?

   — Это вы, господин... — обессиленно и изумлённо пробормотала я. — Я всё понимаю... Мне вместе с другими придётся испить божественный нектар...

   — О нет! — рассмеялся он. — Уверен, к утру ты станешь главной хозяйкой в новом гареме...

   — Почему, господин?

   — Только ты принадлежишь его сыну и новому Повелителю... сейчас ты первая и единственная из всех…

   — А он уже вернулся?

   — К сожалению, ещё нет... но вернётся, как только услышит о смерти отца!

   Всю недолгую дорогу — невозможно кружилась моя голова. Может, это всё от чистого воздуха, яркого солнца и зелёной пахучей листвы… Безотчётно задремав, большего я не помнила...

   Где-то рядом чирикали птички, и безудержно хотелось жить. Я наверно крепко уснула прямо на плече старика, вот меня и перенесли сюда, в этот наполненный запахами и цветами сад.

   — Госпожа, — радостно взвизгнув, вдруг присела у моих ног совсем молоденькая и немножечко темнокожая служанка. — Вы так долго спали... Я сейчас умащу и одену вас...

   Говоря, она покорно опустила глаза.

   — Почему так тихо? — спросила я.

   — Их всех увели и заперли в дворцовой молельни, они готовятся испить божественный нектар, лишь меня отдали вам, — блеснули радостью её наполненные слезинками глаза.

   — Значит, Повелитель умер?

   — Только что, моя госпожа...

   — И где он сейчас? — с трудом встав, покачнулась я на ещё непослушных ногах.

   — Здесь, госпожа, его сразу перенесли сюда и оставили в главных покоях...

   — А стража? Там есть при нём стража? — собрав все силы, резко выпрямилась я.

   — Нет, госпожа… К чему стеречь мертвеца? Его личная стража с остальными, они вместе примут божественный нектар.

   — Получается, что мы одни во всём дворце?

   — Только в гареме, госпожа...

   — Там, в моих вещах, должен быть кинжал! — потянулась я к ним. — Найди и подай!

   — Ой, не убивайте себя, госпожа! — она с рыданиями бросилась в мои ноги. — Ведь тогда убьют и меня!

   — Глупая дурочка! — отталкивая её, с недовольством я воскликнула. — Подай мне кинжал и веди к Повелителю! Сейчас я никого не собираюсь убивать!

   Шаги вначале давались с трудом. Что за воздух был в том храме? Мы пересекли весь пустынный сад и вошли под бесконечную анфиладу комнат.

   — Здесь, — показала она.

   Приказав ей остаться, я уверенно толкнула массивные створки фигурных дверей. О хвала моей богини! Он действительно лежит тут, на широком и застеленном золотистым саваном ложе. Я склонилась над обречённым, несомненно — это тот самый, совсем дряхлый старикашка. Задрав на нём рубаху, коснулась хладного, но к удаче, ещё не до конца околевшего тела. Оторвав лоскут от простыни, приподняла ему руку и кольнула кинжалом в подмышку (тут не станут искать след от укола), присела, суетливо промакивая выступающую кровь. Теперь следует смочить ею камень... Ничего… Возможно надо больше крови?! Я по капле выдавливала её ещё и ещё... Уж измазалась и сама... Неужто обман? Неужели умер камень?

   Из спальни я вышла сама не своя. Как же хотелось, разорвав на себе одежду, разразиться яростным криком, да со всей дури топнуть ножкой!

   — Ой, — испуганно взвизгнув, при виде меня в страхе присела моя прислужница. — Что стряслось, госпожа? Вы же вся в крови!

   — Идём, — скрывая в складках платья кинжал, я поманила её за собой. — Только никому не говори о том, что тут видела! Ясно тебе?!

   — Да, моя госпожа, — покорно опустила она глаза.

   Я старалась казаться строгой и пыталась не заплакать, но слёзы будто сами вырвались наружу, неудержимой полноводной рекой.

   — И как зовут тебя, милая? — чуть успокоившись, спросила я у удивлённо застывшей рядом девушки, стараясь собраться с мыслями и заодно утираясь более чистым подолом.

   — Тая, моя госпожа, — снова чуть присела она в поклоне.

   — А что ты знаешь обо мне?

   — Что вы — Зайна, единственная наложница нашего нового господина…

   — А что здесь о нём говорили другие наложницы, ну те, которых увели? — продолжила свои расспросы я.

   — О сыне Повелителя, нашем новом господине?

   — Угу, — тут кивнула.

   — Я всего лишь шестую луну в гареме, за всё время о нём мало тут говорили, больше переживали о том, почему их великий господин так внезапно перестал звать к себе, и оттого постоянно плакали... А про молодого господина слышала лишь, что он ушёл в оазис и до сих пор не возвращался.

   — А он один ушёл, что ли?

   — Не знаю, госпожа, об этом тут не сплетничали...

   Мне очень понравилась её немногословность. В школе наложниц всех нас учат этому, но многие забывают те уроки, как только попадают в гарем и начинают плести разного рода козни.

   Мы пришли в сад, и, позволив Тае себя раздеть, я вошла под струи одного из фонтанов.

   — Оботри и умасти меня! — приказала ей, когда вышла из воды и улеглась на краю бассейна. — А это выбрось куда-нибудь подальше... — показала на свою запачканную кровью одежду.

   Тая послушно склонилась.

   — А при тебе старый Повелитель хоть раз приходил в гарем? — задала я новый вопрос, когда она вернулась с мазями, села рядом и стала меня умащать.

   — Нет, госпожа, из не оскоплённых мужчин вообще никто не приходил...

   — Значит, ты совсем никогда не видела умершего повелителя? — сделала вывод я. — И ты была единственная из девушек, отданных в последнее время в гарем?

   — Верно, госпожа...

   — Получается, что со всего гарема только одна ты самого Повелителя никогда и не видела? — призадумавшись, то ли спросила, то ли снова вывела я. Тая закончила с моей спиной, и, перевернувшись, я пристально посмотрела ей в лицо. Нет, такие откровенно правдивые глаза не будут врать.

   — Не знаю, госпожа, чего это вам так интересно, но действительно, со всего гарема только я одна никогда и не видела нашего умершего господина, — призналась она.

   «Так может, это не тот повелитель, не настоящий?! — в замешательстве сев, чуть ли не закричала я. — Вот камень и не принял эту кровь! О моя богиня! Если это на самом деле так, то без купившего меня старика тут явно не обошлось!»

   — Что это?! — вдруг вздрогнула я от громкого печального звона литавра.

   — Не знаю, госпожа... Может, похоронщики пришли за телом господина?

   — Он нам больше не господин, а если мне — так никогда и не был! — поправила я её, как и сразу распорядилась: — А ну-ка пойди посмотри!

   — Да, госпожа, — склонив голову, она покорно убежала, и вскорости взволнованная прибежала назад. — Там плакальщицы и жрецы, они забрали умершего господина!

   — Тогда одевай меня! — встала я.

   — Не ходите туда, госпожа, мне страшно... — подавая мне одно из гаремных платьев, чуть ли не расплакалась она.

   — Боишься, что вдруг тоже заберут и заставят выпить яд? — с ухмылкой сказала я.

   — Ага, — ёжась от страха, кивнула она.

   — Уже не заберут, — с тяжёлым вздохом тряхнула я ещё не просохшими волосами. — Ведь если бы хотели, уже бы за нами пришли...

   — Но госпожа... — чуть слышно хныкнула Тая.

   — Тебя подарили мне, а меня его сыну... Не бойся... — как могла я попыталась успокоить её, да и саму себя тоже, и, сделав два шага в сторону нарастающих звуков, всё же замерла, как оказалось — тоже боюсь.

   — Хорошо, давай отсюда посмотрим, — идя на цыпочках и всё равно оставляя мокрые следы, я спряталась за круглой колонной.

   Длинная процессия из растрёпанных и рвущих на себе одежды плакальщиц да жрецов с факелами — двигалась в конце анфилады залов. Уходящий к богам Повелитель в последний раз восседал в золотых носилках на руках двенадцати слуг. Возможно, его и погребут в них.

   Я чуть отвлеклась, размышляя, как вдруг снова звонко стукнули в литавр. Из распахнутых дверей молельни высыпала гурьба несчастных, кто плача, а кто и безумно хохоча, опьянённые божественным нектаром, что дурит голову и веселит душу, чтобы подарить скорое забвение и смерть. О прими их милостивые боги! Их замуруют вместе с Повелителем, чтобы даже на том свете они прислуживали, охраняли и ублажали своего господина. Только действительно своего ли? Я разрывалась от сомнений...

   Погребальная процессия покинула гарем. Со скрипом защёлкнулись ворота. Я вернулась к дрожащей Тае и, успокаивая, погладила её по голове.

   — Я могла бы быть вместе с ними, — рыдая, прижалась она ко мне.

   «О, моя богиня, ведь она совсем ещё ребёнок!» — поглаживая её вздрагивающую в такт всхлипываний спину, печально вздохнула я.

   — Послушай, я ведь совсем не знаю гарема, — снова стала хоть как-то её успокаивать. — Где вы тут спите? У каждой есть свой уголок и постель?

   — Да, госпожа, — подняла она на меня набухшие от слёз глаза. — Пойдёмте, я покажу...

   — Тут спальни нашего повелителя, в любую из них он при желании и мог позвать какую-то из нас, — указывая пальцем, рассказывала она. — Там, дальше, за отдельной загородкой, комнаты его жён, наложницам туда входить запрещено, да и стража не пустит, только они давно пустуют, ведь у нашего господина почему-то не было жён...

   — А вот здесь моя комната и жилища других служанок, — показала она на самое дальнее и тёмное крыло, отсюда есть выход на кухню, так мы приносим еду...

   — Через кухню гарема... — задумчиво протянула я.

   — О чём вы, госпожа? — озадачено умолкла Тая, и не получив моего ответа, продолжила свой рассказ: — По-настоящему там нет выхода на саму кухню, просто окно в стене...

   — Покажи-ка, — я в задумчивости перебила её.

   — Сюда… — повела она, по-видимому, ещё не догадываясь о моей задумке.

   Мы прошли через незапертые двери в самом конце сада и оказались в полутёмном переходе с тазами, мётлами, скребками и прочим инструментом для уборки.

   — Закрыто! — Тая игриво хлопнула ладошкой по громоздким бронзовым ставням.

   — Подёргай их! — приказала я.

   — Не, — налегла она всем своим весом. — Бесполезно... Заперто с обратной стороны...

   И тут, чуть сдвинулась и лязгнула одна из них. Взвизгнув от неожиданности, Тая надавила изо всех сил, створка дрогнула, но не поддалась.

   — Давай-ка тяни! — пришла ей на помощь я.

   Вдвоём мы раздвинули ставни.

   — А почему здесь никого нет? — заглянула я внутрь.

   — Наверное, все прислуживают на поминальном пиру, — предположила Тая. — А кто-то вслед за своим господином и в мёртвый мир отправился...

   — А хочешь, мы уйдём из гарема? — предложила я. — Прямо сейчас и уйдём...

   — Что вы, госпожа, здесь ведь хорошо… а поймают, так живьём закопают в песке! — Испугано округлились её глаза.

   — Значит, не так уж хорошо, раз чтобы не бежали, грозятся закопать... — я демонстративно рассмеялась. — Пусть нам будет голоднее, зато мы будем свободны! Сейчас самое время сбежать! Все наложницы, личная стража Повелителя, гаремные кухари и оскоплённые — отправились вместе с ним к богам. Мы сами в гареме! Бежим! Да и большая часть охраны сейчас на пирушке! Наверняка открыты все винные погреба! Сколько сейчас на стенах и у ворот охранников твёрдо не стоит на своих ногах?!

   — Хорошо, госпожа... — не слишком уверено протянула моя служанка. — Только я сбегаю за своими и вашими узелками...

   — Нет, — безапелляционно покачала я головой. — Не будем терять драгоценное сейчас время! Пойдём налегке... Со мной кинжал, все мои драгоценности тоже на мне, если надо, то продадим...

   — Как скажете, госпожа, — она с неуверенностью коснулась своего тяжёлого ожерелья, и, тихонько тряхнув браслетами, добавила: — И у меня тоже кое-что есть, как и всё моё – сейчас на мне...

   Я пролезла в проём первой и подала руку Тае. Царящее на кухне полное безмолвие разорвали наши приглушённые шажки да лёгкий звон украшений. Надо бы снять их и спрятать, но некогда, ведь главная погребальная церемония в самом разгаре.

   — Сюда... — поманила я Таю за собой. — Видишь это тряпьё? — ткнула пальцем в кучу рваных поварских фартуков. — Завернёмся в них по самые глаза, и станем похожими на плакальщиц! А после погребения, вместе с ними нас и выгонят со двора!

   — Какая вы умная, госпожа, — не без отвращения вытянув одно замасленное полотнище, скривилась Тая в брезгливой гримасе. — Грязные...

   — Ничего, заворачиваемся, — сказала я. — Потом искупаемся и постираемся в озере.

   Задней стены у гаремной кухни не было, лишь три толстые квадратные колоны поддерживали черепичную крышу, и, проскочив мимо закопчённых печей, мы побежали в ту сторону, куда ушла погребальная процессия.

   Прямо во дворе были накрыты длинные столы, сюда ближе для простого люда, чуть дальше — для знати, здесь же угощалась, и, поочерёдно сменяясь, поминала покойного и большая часть плакальщиц. Пробравшись через толпу, мы подошли к одному из столов и присоединились к парочке старчески чавкающих женщин.

   — Ешь что-нибудь, — потянувшись за кем-то уже надломанной лепёшкой, толкнула я Таю в бок. — А то подозрительно будет...

   Оглянувшись, я увидела двух приближающихся к нам стражников, и, чувствуя, как всё больше холодеет спина, безвольно склонила голову.

   — Молоденькие какие! — пьяно икнув, поочерёдно хлопнул нас с Таей по заднему месту один из них. — Приходите в нашу сторожку, когда всё закончится, — сказал он. — Угоститесь там сладким вином, а не этой кислятиной... — откровенно блеснули его глаза похотью.

   — Конечно, милый, — наигранно хихикнула я. — Иди, жди, обязательно придём... Как же не угоститься с такими красавцами...

   — Это чего вы удумали?! — внезапно налетела на нас одна из бывших рядом женщин, очевидно слышавшая мой разговор со стражником. — А ну-ка быстренько бегите, подмените вон тех старушек, бесстыдницы! — показала она на натужно стонущих у ступеней дворца пожилых плакальщиц.

   — Идём... — потянула я Таю за руку.

   Смешавшись с другими, мы усердно изображали скорбящих. Как-то слишком долго тянулось время. Мои колени уже нестерпимо ныли на твёрдом щербатом камне.

   «Душа нашего Повелитель вознеслась к богам, и засияла там как звезда! — внезапно раскатился над нами громогласный голос жреца. — Возрадуйтесь! Он с богами!»

   И враз смолкли все плакальщицы, да горбясь, стали пятиться в разные стороны.

   — Что застыла! — легонько стукнул меня тупым концом копья по спине кто-то из охранников. — Пошла вон отсюда!

   И нащупав вспотевшую от страха ладошку своей служанки, я почти поволокла её за собой к медленно раскрывающимся воротам. Попутно успевала прихватывать со столов и подсовывать ей то лепёшку, то кусок жареного мяса, а напоследок попались под руку и две полупустые тыквенные бутылки. В бегах тоже пригодятся...

   Как я и предсказывала, особо не разглядывая, вместе со всеми плакальщицами нас взашей выпихнули за высокие каменные стены. Поначалу, как и все, мы шли к небольшой деревушке, пока я не приглядела отходящую в сторону тропку и по-тихому не свернула на неё. А спустя пару десятков сотен шагов мы оказались в густых зарослях тростника.

   — И что дальше? — прохныкала Тая, с печальным видом отгоняя кружащихся над собой комаров.

   — Здесь оставаться нельзя, — отозвалась я. — Слишком близко и к крепости Повелителя и к деревне. Если крестьяне поймут, кто мы такие, сразу же и сдадут.

   — Я вся провонялась жиром с этого тряпья, — продолжала ныть моя спутница, — а ведь обещала, что мы его выбросим и обмоемся в озере... а тут какое-то зловонное болото...

   — Не сразу и не сейчас, — с этими словами я притянула её к себе и уверенно заговорила: — Какое-то время нам придётся походить грязными, и скажу даже больше... Только это и будет спасать нас!

   Подвесив ей на пояс одну из бутылок (вторую на себя). Я прямо из-под ног выколупала полоску серой глины, и, несмотря на немой протест своей служанки, стала мазать ей лицо и шею, потом себе.

   — Что вы делаете, госпожа? — уже всерьёз расплакалась она.

   — Ты ведь не хочешь, чтобы нас обобрали и изнасиловали первые же встречные оборванцы! — строго заговорила с ней. — Тогда терпи! И эти замаранные тряпки на себе тоже! Теперь мы грязные, вонючие и ужасно больные нищенки. И нам до темноты надо уйти подальше от дворца, но только не в сторону здешнего озера, где нас станут искать в первую очередь. Давай для начала перейдём это зловонное болото, а там поглядим...

   Моя спутница замерла в нерешительности.

   — И сильнее затяни ремешки сандалий, а то так и оставишь их в тине, — показывая пример, присев, подтянула я свои. — Пошли!

   С неуверенностью на лице, но Тая всё же послушалась. Мы пошли…

   — Мы утонем в этой грязи! — в который раз провалившись чуть ли не по пояс, расплакалась она.

   — Ещё немного осталось, — я живо подбадривала её, раз за разом вытягивая из чвакающей жижи. — Тут вполне проходимо, не топко, ты главное ступай по кочкам точно за мной!

   Из болота, вконец обессиленные, мы выбрались уже на закате. Я не знала, на какой край оазиса нас занесло и где та тропа, по которой пастухи гоняют сюда скот, но была уверенна, что за этой, казалось бы, бескрайней полосой глубокой грязи, густо заросшей папирусом, камышом и тростником, — нас точно не станут искать.

   — Как же я устала и хочу спать, — подала голос Тая.

   — Только не здесь, среди несметных туч комарья... — оглядевшись, я показала на пригорок. — Давай поднимемся туда, там влажное пятно, а значит, бьёт родник и стекает сюда. Я разведу огонь, и мы разогреем мясо и лепёшки. Надеюсь, ты их не потеряла?

   — Нет, разве только немножко намокли... — переместив запачканную тиной тыквенную бутылку за спину, Тая вытащила из-за пазухи свёрток с едой, и устало согнувшись, схватилась за свой правый бок.

   — Тогда поджарим... — дав ей немного отдышаться, тронулась я вперёд, и, боясь остаться одной, она стала догонять.

   — А как ты собираешься разжечь огонь? — спросила она.

   — Наберём сухой травы, и я попытаюсь высечь искры стальным лезвием кинжала об камень, что потвёрже, видела тут такие...

   Выше уже было куда суше и не так жужжала мошкара, но я не останавливалась, хотелось найти укрытую ложбинку и тот родничок, что питал влагой эту землю. Впереди просматривалась платановая роща, и попутно подобрав нужный мне камень, я уверенно направилась туда.

   — Долго ещё? — простонала Тая, как только мы вошли под широкий зелёный полог. Солнце садилось и тут было почти темно.

   — Давай здесь, — с этими словами опустившись на колени, я расчистила от камней и травы наконец-то найденный маленький ручеёк.

   — Вода чистая? — спросила Тая.

   — Угу, — кивнула я. — Допьём остатки вина и наполним ею бутылки. Будет что в дороге пить.

   И устало зевнув в ответ, моя служанка задумчиво замерла надо мной, ну словно уснула.

   — Чего стоишь? — прикрикнула я на неё. — Быстро принеси сухой травы и веток!

   Она убежала, я же, обнажив кинжал, провела пальцем по калёному лезвию. Жаль, хорошая сталь, очень дорогая. Если в этом оазисе её много, то из такой можно выковать и лёгкий клинок для моей руки... Вернулась Тая, и примяв принесённую ею охапку, я потянулась за камнем...

   — Не надо порть хорошее лезвие! — вдруг раздался над головой хрипловатый мужской голос.

   Испуганно вскочив, заслоняя Таю, я выставила кинжал перед собой.

   — Да убери ты... — примирительным тоном продолжил мужчина. Разглядеть его в сгущающейся темноте не удавалось, лишь силуэт.

   — И кто будете такие? — продолжил он.

   — Сёстры, бродяжки мы... — так и не отводя кинжала, отвечала я.

   — Вот и мы бродяги тоже... — сказал мужчина. — Нас тут две семьи. Пятеро взрослых и три мальца. А ты я гляжу бойкая, не то, что сестрёнка.

   — И чего вы тут? — спросила я. — Прячетесь от кого-то?

   — Всегда есть от кого прятаться... — изрёк мужчина. — Не жалуют тут нас, бродяг...

   — Ну, их нигде не жалуют, — согласилась я. — А чего в город не подадитесь, там, в трущобах, получше ведь будет?

   — Так туда и идём, — развёл руками мужчина. — Ты спрячь-то кинжал, а то пырнёшь ещё с перепугу кого-то. Пойдём в город вместе, нам попутчики нужны...

   — Ладно, — уже с приветливой улыбкой отвела я оружие, мой же собеседник вдруг кашлянул, и нас с Таей сразу схватили, и, судя по крепости хватки, эти руки тоже были мужскими... Тая вскрикнула и затихла, я же дёрнулась, но не вырваться... Дыша луком в затылок, кто-то разжал мне пальцы, с лёгкостью отобрав кинжал.

   — Ну и зачем это?! — взволновано заговорила я. — Мы ведь и так были согласны с вами пойти!

   — Их нигде не жалуют, — напомнил он мне же мои слова. — Настоящий бродяга сказал бы, что нас...

   — Не стоит цепляться к словам, — продолжила я. — Разве и без того не видно, что мы — бродяжки?

   — А вот это я сейчас и проверю! Покуда покрепче держите этих сестриц... — после таких слов, их старший ушёл.

   Стемнело окончательно, и вернулся он уже с факелом. Шагнул ко мне, и сдёрнул одну из тряпок.

   — Ох! — с удивлением отшатнулся, при виде моего ожерелья. — А личико, кажись, замазурила... — провёл он костяшками пальцев по моей щеке. — Так и есть... А ведь и действительно поначалу купился, будто убогие вы... А судя по дорогим тряпкам, так из наложниц, что ли? Чего, не пожелали в Страну мёртвых за своим господином последовать?

   — Пусть так, — кивнула я. — Только не думай, что вас чем-то там отблагодарят за наше возвращение, кроме хорошего пинка под зад...

   — Да ладно, не трясись! — улыбнулся он. — Мы ведь тоже когда-то из беглых были... Своих не обидим...

   — Тогда прикажи отпустить! — я стала вырываться.

   — Оставьте их, — качнул факелом бродяга.

   Его спутники отошли от нас, и опять завернувшись в тряпьё, я смело посмотрела в глаза своего собеседника.

   — Пусть мне вернут кинжал! — бросила ему в лицо.

   — Отдайте ей, — сказал он.

   Злобно озираясь по сторонам, я выхватила кинжал из чьих-то грязных лап и с каким-то облегчением прижала его к своей взволнованно вздымающейся груди.

   — Значит так, — продолжил мужчина строже. — Тут у нас не дворец, и прислуживать вам некому будет. А женские руки нам нужны... Вот и станете с жёнами нашими за детишками хлопотать. Звать-то вас как?

   — Меня Ляйла, — украдкой подморгнув Тае, назвалась я. — А её — Лили.

   — Зойхар, — представился мужчина. — Со мной два старших сына, Серим и Алвар, моя жена Нуфа, и Рауда — жена старшего сына, да трое наших деток, мой младшенький уже повзрослее, но лезет куда не попадя, глаз да глаз за ним нужен, да две сыновы девки, двойняшки, те только ползают пока... Держи... — дружески подморгнув, передал он мне факел. — Разжигайте свой костёр... Вечеряйте да спать уже ложитесь, а мой старший сейчас вам принесёт по паре овчин.

ГЛАВА 7. И дул ветер свободы

— Я никогда не видел таких красивых женщин... — непроизвольно вырвалось из уст среднего сына Зойхара, когда поутру, без позаимствованного на гаремной кухне тряпья, умытые и причёсанные — мы пришли к их очагу.

   — А поскромнее одёжки не нашлось?! — окинул нас отчасти осуждающим взглядом его отец.

   Я лишь обескуражено развела руками и виновато опустила глаза.

   — Дадите им уже каждая по своему старенькому платью, и нечего тут так ходить! — продолжал ругаться Зойхар, поворотившись к своей жене и жене сына. И поочерёдно наградив нас холодными взглядами, обе эти женщины с показным недовольством направились к детям, копошащимся под навесом из срубленного тростника.

   — Ты хочешь свою семью в городские трущобы привести? — заговорив с Зойхаром, присела я на плоский камушек и вместе с ним ближе к нему придвинулась.

   Он молча кивнул в ответ.

   — А не лучше ли поселиться в Трухобах? Ведь это куда более зажиточный квартал и мы с Лили могли бы зарабатывать там танцами. Этим мы запросто окупим, как и нашу кормёжку, так и дорогу, ну и проживание у тебя.

   — Доберёмся до города, а там посмотрим, — отставив в сторону уже пустую миску, кряхтя, поднялся он. — Ешьте давайте... Правда, мяса у нас сегодня нет, со вчерашнего дня силки пустыми стоят, только похлёбка из сухарей и жареных побегов молодого папируса с тростником. А там, в котелке, травяной отвар.

   Уже не глядя на меня, Зойхар направился к навесу. Есть мне ещё не хотелось. Сделав глоток горько-тёплого отвара и прихватив кусок чёрствого хлеба, я отправилась следом за ним, но близко подходить не стала, незаметно присела в сторонке за кустом.

   — Так ты хочешь оставить этих двух бесстыдниц с нами? — донеслись до меня слова его жены. — Мы не прокормим ещё два лишних рта! Иль ты решил потешить себе наложницами, ну прямо как настоящий господин?

   — Они могут зарабатывать для нас танцами, — стал оправдываться он.

   — Да кому здесь нужны их танцы?! И чем крестьяне тебе заплатят?! Сухой навозной лепёшкой? А если их ещё разыскивают стражники? — не умолкала его женщина. — Ты хоть представляешь, что тогда будет со всеми нами, с твоими детьми и внуками?

   — Нуфа, замолкни! Разве о том не слышала, что повелитель мёртв, а значит во дворце сейчас не до этих беглянок, там уже наверняка считают, будто их задрали волки, а кости гиены и шакалы сгрызли. Успокойся! Доберёмся до города, а там нам сторицей окупится! Это надо же какая удача! Две молоденькие наложницы! Мы ведь хорошо заработаем на них в Трухобах. А пока помогут тебе и Рауде с детишками!

   — В городе ты их продашь! — непререкаемым тоном заявила Нуфа. — Я не стану терпеть рядом с собой этих двух господских шлюшек!

   — Хорошо, — после тягостного молчания наконец-то отозвался Зойхар. — Пусть они вначале уличными танцами нам побольше серебра подзаработают, это чтобы мы домик смогли снять, и тогда я продам ту светленькую, слишком уж она хитрая и ушлая, а ту, что помладше и потемнее, так отдам Алвару. Пора уже ему... Не покупать же женщину, раз эти есть?

   — Ну, так куда ещё не шло, — согласилась Нуфа. — Только я бы и ту тёмненькую продала... Зачем ему такая красотка? Она, поди, и работать-то толком не будет, всё наряды и украшения ей подавай...

   Дальше я не слушала. Тихонько отошла и вернулась к костру. Тае пока ничего говорить не стану... Зачем раньше времени её пугать? До Белого города всё равно вместе с ними пойдём, а там от нас — один танец, вот и хватит им за всю нашу кормёжку...

   «Одевайте, — как-то незаметно подойдя, швырнула нам по рваному старому платью Нуфа. — И идите за детишками приглядывать! На большее, кроме как задами вертеть, всё равно ведь не годитесь!»

   — Знаешь, а здесь куда хуже, чем в гареме, — по пути к навесу, украдкой шепнула мне Тая.

   — Нам главное с ними до города добраться, — с уверенностью парировала я. — А там мы сами по себе будем…

   Дойдя до навеса, я присела на ворох какого-то тряпья, переодевшись и взявши одну из девочек на руки, усадила себе на колени. Ребёнок баловался и мило мне улыбался.

   «О моя богиня! — вздохнула про себя. — А ведь когда-нибудь и у меня обязательно такое чудо появится…»

   Моя богиня... Надо же! После пребывания в храме Праматери, я всё больше и больше за собой замечаю, что теперь неосознанно именно к ней и обращаюсь. А ещё, мне вернувшейся из храма, всё чаще и чаще, чуть ли не до головокружения и какой-то чувственной боли даже, желается чего-то непонятного, особенного и ещё неиспытанного... Уж не мужской ли ласки? И о чём это я подумала?! Ещё немного и сама примусь себе любовника искать!

   — Зойхар! — позвала я, заметив его неподалёку. — И когда мы в путь отправимся?

   — Ну... Дорога дальняя... нам мехом и пищей ещё запастись надо... — как-то путанно ответил он.

   — А ты уже ходил по этому пути?

   — Ну да, разумеется, когда мы сюда добирались, но тогда с нами ещё младших деток не было.

   — А по какой из двух троп ты шёл?

   — А чего, их так много? — вытянулись от удивления его толстые губы.

   — Лично меня, после школы наложниц и помоста, сюда на верблюдах через пустыню из Трухоб Белого Города везли, — заявила я с неким апломбом. — Пусть и по раскалённым пескам, зато быстро добрались…

   — Этого пути я не знаю... — пожал своими блестяще-чёрными плечами Зойхар. — А тогда мы сюда больше десяти восходов шли, по оставленным многочисленными отарами следам. И верно, что эта дорога долгая, но не гибельная, в русле сухой реки всегда можно и до воды докопаться, а вокруг и подсохшей травы для прокорма скота вдоволь, но охотиться там не на кого, лишь хищники да сурки.

   — А разбойный люд?

   — Такого тоже хватает... Да нам незачем их бояться будет, простых путников они редко трогают. Мы ведь не позвякивающие золотыми браслетами наложницы, и не богатеи, чего им с нас взять? Пастухи же откупаются... тем, что молоко и овец им на забой дают. Лишь бы в пути с охотниками за головами не встретиться, те и полуживую старушку в рабство уведут.

   — А для чего сюда пастухи тех овец и баранов гоняют?

   — Так режут сразу, оазис то невелик совсем, своим стадам пастись негде... А иначе, твари такие, всё ведь тут копытцами повытопчут...

   — Понятно, — я со вздохом понимающе кивнула, и, сняв её с себя, посадила ихнюю девочку на расстеленную козлиную шкуру. — А зачем ты вообще в оазис Повелителя приходил? За лучшей жизнью, поди?

   — Так говорил же, что тоже беглые мы, правда не в рабах ходили, на хозяина батрачили, да всё равно без спросу от него ушли... А здесь бы нас искать не стали... Да как выяснилось, тяжело тут с детишками побираться.

   — Думаешь, в Белом городе о тебе уже забыли и не ищут? — поведя плечами, скептически фыркнула я.

   — Да кто его знает? — сдвинув грязно-серый тюрбан, задумчиво почесал он свой бритый затылок. — Мы ведь не из самого города... Конечно же, позабыли там о нас, пять ведь солнцеворотов прошло...

   — Ох-ха! — один за другим вдруг повыскакивали из зарослей его уже взрослые сыновья, с самодовольным видом неся по паре нанизанных на палки уток и кролей. Они бежали и весело ими размахивали.

   — Если так и дальше пойдёт, то к вечеру ещё с десяток наловим! — хвастливо заявил из них тот, что был помладше.

   Навстречу к ним сразу же выбежали и Нуфа и Рауда, и вместе с Зойхаром стали помогать их добычу разделывать. Нас вроде как не позвали, и мы с Таей рядом с детьми остались.

   К обеду Нуфа приготовила густое варево. Пахло оно не слишком приятно, но голод крутил живот, и вслед за своей служанкой я всё же отважилась снять пробу. На вкус было вроде бы ничего...

   — Вполне съедобное, — тоскливо глядя на меня, подула Тая на свою деревянную ложку.

   — Ешьте, не бойтесь, там свежее мясо, я сегодня много его добыл, — широко улыбнулся мне сидящий напротив Алвар и медленно перевёл взгляд на притихшую Таю, и нельзя было не заметить, как вдруг заблестели его тёмно-карие глаза. Всё также глупо лыбясь, он неотрывно на неё смотрел, и вдруг засуетился, да вытащил из кармашка своих шаровар примятый алый цветочек.

    — Это тебе! — явно смущаясь, протянул его Тае.

   — Красивый, — рассмеялась она, дразняще и довольно глядя, и как для бывшей наложницы слишком уж неестественно ярко зарделись её щёки.

   — Не возражаешь? — поигрывая глазками, она негромко спросила, и глубоко вдохнув, обеими руками вправила его подарок в свои тёмные волосы.

   — Нет, тебе хорошо будет, — продолжал ухмыляться Алвар.

   И я отвернулась, отнюдь не собираясь мешать ей развлекаться. Тая взращена настоящей наложницей, и этот бедолага, похоже, уже глубоко заглотил хитроумно заброшенный ею крючок.

   — Давай лопай быстрее! — строго прикрикнул на сына Зойхар. — Нам сегодня ещё много мяса для вяленья резать надо!

   В такой вот суете и прошли три следующих дня. Нет-нет да я замечала откровенное милование Алвара и Таи. Только мне-то что до этого? У неё ведь своя голова на плечах. А если откровенно, то я извелась ожидаючи, настолько не терпелось вернуться назад, найти в городе Ахасима... А не разыскать ли заодно и того колдуна, этакого пройдоху, то ли заколдовавшего меня, то ли разом осушившего мой амулет до дна? Для чего? Да чтобы отомстить! Ладно, пусть уж живёт пока да здравствует, раз раскрыл мои глаза... Хотя, ведь мог и обмануть... Мог сказать неправду... Но Повелитель-то теперь мёртв! А тот он или не тот, да и как это на самом деле случилось... так отвечать на такие нюансы я ему не подписывалась… А значит наш договор закрыт! А ещё он задолжал мне плату... как и кровь для амулета... Вот заодно и поведает, под приставленным к горлу кинжалом, откуда узнал обо мне и моём кровавом камне!

    А на следующий день, подозвав всех к тлеющему костру, Зойхар звонко рассмеялся, с самым довольным видом потирая свои розовато-чёрные ладони.

   «Мы хорошо запаслись, — сказал нам, — теперь у нас хватает на дорогу и шкурок и вяленого мяса, вот и снимемся, как наступит утро и придёт первый рассвет».

   * * *

   — И снова вымажьте лица болотной грязью! — пока остальные собирались, Зойхар наставлял меня и Таю. — Запомните, это в ваших же интересах, что вы — сёстры, моя дальняя родня!

   — Разумеется, — слабо кивнула я, и склонилась к роднику, чтобы наполнить водой наши тыквенные бутылки.

   — Значит так, всю поклажу мы поделим между собой, а вы обвяжетесь мешками и понесёте в них его девочек, — говоря нам, Зойхар повёл своим угловатым подбородком в сторону Серима. — Вам самое главное — это деток наших доверяю, за них в ответе будете...

   — Ладно, — кивнула я. — Нравятся мне ваши детишки… А в какой стороне тропа? — деловито спросила, поднимаясь и расправляя на себе слишком широкое для меня платье Нуфы.

   — Там, — показал он где-то на пару пальцев правее огромного багрового шара восходящего светила.

   И нестройной кучей мы тронулись в сторону сереющих скал, что слабо просматривались промеж двух безлесных холмов. Приходилось идти не выбирая дороги. Я, привычная к длительным переходам, особо не страдала, а вот Тая уже дважды по-тихому взвывала, спотыкаясь и больно ударяя пальцы ног о камни.

   — Не витай в облаках, смотри внимательно на тропу и под ноги! — мне приходилось то и дело её отчитывать. — А то не дай бог собьёшь всё там до крови и не сможешь дальше идти! Наверно ты уже сотню раз пожалела, что из гарема со мной ушла?

   — Нет, госпожа, — выдавила она слезливую улыбку. — Мне радостно быть свободной. — Заставляя меня понятливо усмехнуться, здесь Тая ненароком глянула на шагающего поблизости Алвара.

   — А я думал, что вы там все равные, а оказывается, что она для тебя госпожа, — сказал Тае Алвар, идя рядом и слыша весь наш разговор.

   — Да, она мне госпожа... — с покорным видом её голова склонилась.

   — Так выходит, что ты в гареме была не наложницей, а обычной служанкой, — чуть заметно кривя лицо, вслух сделал для себя вывод Алвар. — Но это даже и хорошо, как мне, то чем проще, тем лучше будет… — что именно «проще и лучше», он не объяснил, и не знаю как Тая, но я поняла.

   — Так, да не совсем оно так, — вынужденно вмешалась я в их беседу, и прежде всего, чтоб не обиделась она. — В гареме не всё так однозначно. Да, Лили мне служанка, потому что меня выбрали для господина, а ей приказали мне прислуживать, но наш господин был волен взять на своё ложе любую из нас... Понравилась бы ему больше Лили, и мы бы поменялись местами, ведь она тоже наложница, и прежде чем попасть в гарем, как и я, прошла свою школу. И скажу даже больше: за всё пребывание там мы обе так и не видели своего господина...

   — Так вы обе несверлённые козочки! — во всеуслышание рассмеялся он.

   — Да! — я резко его оборвала. — Только не нужно об этом на всю пустыню кричать!

   — О чём не нужно кричать на всю пустыню? — приблизился к нам Серим.

   — Я потом тебе расскажу, — косясь на меня, с улыбочкой ответил его братец.

   — Только посмей! — понимая, что это бесполезно и он всё равно проболтается, я показала ему крепко сжатый кулачок.

   Какое-то время мы шли молча. Моя ноша, одна из малышек Серима, сладка спала. Их дети вообще оказались на удивление спокойными.