Верный клинок. Кети Бри

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Замок "Верный клинок" - неотчуждаемое имущество семьи Эор, нужное наследникам, как пятое колесо телеге. Денег на содержание его в нормальном состоянии, уходит много, за неисполнение обязанностей по уходу за замком предусмотрена смертная казнь. Он становится наследством Малевин, всю жизнь бегущей от всякой ответственности, и меньше всех желавшей становиться хозяйкой замка

ГЛАВА 1

Малевин любила современное искусство. Даже несмотря на то, что значительная его часть казалась ей голым платьем короля, переплетение линий и смыслов в работах современных художников казалось ей ближе, чем фотореалистичные работы художников прошлого.

   В музей современного искусства она и пришла лечить растрепанные нервы после встречи с семейным нотариусом, и вести о неожиданном наследстве. За вход она заплатила два с половиной гульдена — столько, сколько зарабатывала за день.

   Не задерживаясь, прошла она по залам, где проходила выставка картин, посвященных человеческим теням. Это была больная для нее тема.

   Из-за тени ее жизнь — наперекосяк.

   Каждый человек стоит освещенный светом, созданным его поступками, невидимой звездой своей судьбы. И у каждого человека две тени. Одна — результат освещения обычного, материального. Солнца, фонаря, лампы, свечи… Такие тени есть и у предметов, и у животных и не несут в себе ничего, кроме исполнения физических законов мира. Вторая тень есть только у людей, как отражение их внутренней сути. Сияние свершений видно не каждому, но тень — видна всем. Есть тени, будто от свечи, большие и неясные. Обладатели этих теней неплохие люди, но ничего важного они не совершают, живут себе и живут. Есть те, у кого тени небольшие, но с четкими очертаниями — это люди амбициозные. Они организованны и знают, чего хотят, они способны на деяния. Вот добрые или злые — это вопрос. По густоте и очертаниям теней много можно сказать о человеке.

   Сколько себя помнила Малевин — ее тень была четкой всегда. Об этом говорили и родственники, и преподаватели на юридическом факультете. От нее ждали свершений. Может быть, именно поэтому Малевин их подвела — получив из рук ректора диплом с золотой полоской и ворох благодарственных грамот, она вернулась домой, сложила вещи в чемодан и съехала из центра города в неудобную, темную квартирку со спальней без окон и кухней, запах сгоревшей рыбы в которой не выветривался никогда.

   И вот уже три года — с двадцати одного до двадцати четырех лет — с утра до вечера разносила заказы в забегаловке напротив дома.

   С семьей она не общалась, они тоже не горели желанием понимать и принимать блудную дочь. Только мама звонила ей по большим праздникам — на Зимнее Молчание, на Поворот колеса да на день рождения Малевин.

   Так продолжалось до тех пор, пока тетушка Имоджин не приказала долго жить, и оказалось, что Малевин — ее наследница.

   Это было странно, нелепо и совсем не ко времени. Малевин не хватало только внушительного списка имущества на свою голову. Она и так не представляла, что делать со своей жизнью. Собственные стенания её тоже раздражали — она имела то, что далеко не каждый мог себе позволить, получила еще больше и позволяла себе быть недовольной!

   Тетушка Имоджин приходилась Малевин не тетушкой, а двоюродной прабабушкой по материнской линии. Жила она тихо, уединенно, занималась благотворительностью, как и полагается дамам ее круга. Умерла она в сто двадцать четыре года, а значит, была старше Малевин ровно на сто лет.

   В юности она была хороша собой, если судить по недавно появившейся тогда фотографии, но замуж так и не вышла. Хотя уж у нее, у младшей дочери короля Атристира Последнего, отрекшегося от престола с возрасте шестидесяти лет, точно не было отбоя от женихов…

   Может быть Имоджин тоже была своего рода бунтаркой, отрезанным ломтем, и потому и выбрала в наследницы Малевин из духовной, так сказать, солидарности? Ведь обе они отказывались от щедрых подарков судьбы.

   Да, впрочем, не все ли равно, что там было в голове у безобидной старушки?

   На встрече с семейным адвокатом Малевин спросила, как она может избавиться от наследства — передать его государству, продать, или раздать нуждающимся…

   — Вы можете так поступить со всем, кроме неотчуждаемого имущества, — ответил адвокат.

   — Отлично, — наивно обрадовалась Малевин. Хоть от части нежданно-негаданного богатства она сумеет отвязаться. — Давайте так и сделаем.

   Адвокат покачал головой.

   — Тогда вы вряд ли сумеете поддерживать в должном состоянии имущество неотчуждаемое.

   — Что именно это за имущество?

   — Замок «Верный клинок».

   Хорошо, что в этот момент Малевин ничего не пила. Точно бы подавилась.

   — Вы издеваетесь? Зачем мне эта махина? И что, разве не логичнее передать его в заботливые руки государства?

   Адвокат покачал головой, зашуршал бумагами, уточняя должно быть формулировки.

   — В благодарность и в память о добрых деяниях королевской династии, народ Свободной Республики Хокката отдает в вечное пользование семье Эор колыбель государственности, замок «Верный клинок». С тем, чтобы хранить его в должном состоянии, дабы память этих камней не исчезла в вихрях времени. Негодным же наследникам — смерть от меча.

   Малевин вскочила.

   — Нет, вы все-таки издеваетесь? Смертную казнь отменили!

   Адвокат развел руками.

   — Не для этого конкретного случая. Поправка к конституции…

   Малевин рассмеялась. Поправку эту она помнила прекрасно.

   За прокручиванием воспоминаний о сегодняшним дне, Малевин чуть было не прошла мимо той картины, к которой стремилась.

   Больше всего Малевин привлекал магический реализм. Направление сравнительно новое, пришедшее на смену экспрессионизму, трогало ее до глубины души. Повседневные, обычные на первый взгляд сцены из жизни, которые дополнены фантастическими элементами, чтобы раскрыть их тайный смысл, казались ей более приближенными к правде, чем голый и непритязательный материализм. Жизнь казалась ей женщиной под вуалью. Убери вуаль — пропадет красота. Картины в жанре магического реализма делали эту вуаль естественной и осязаемой.

   И в то же время Малевин крепко стояла на ногах, как и девушка, изображенная на ее любимой картине. «В пустоте» — так называлась эта бесконечно полная смыслов картина. Чёрная вода здесь переходила в черное небо, и женщина висевшая в этой пустоте, смотрела Малевин прямо в глаза. Всем она конечно смотрела в глаза. Но сегодня Малевин посчастливилось оказаться в зале в одиночестве.

   Этот взгляд немного приободрил ее, и когда она вышла на воздух, жить стало немного легче. И принять перемены в жизни тоже нашлись силы.

   Домой Малевин поехала на метро. Мерное покачивание вагонов и темнота за стеклами окон всегда успокаивали ее. Она отгородилась от мира наушниками, в которых играли, сменяя друг друга любимые группы.

   Мигали, надписи на табло. Площадь Содружества, Храм Светлой госпожи, Старая площадь, станция имени Раэла Серебряного… Она прикрыла глаза, лениво думая о том, что сейчас все они живут если не как короли, то уж точно как зажиточные люди лет триста-четыреста назад. А в чем-то даже лучше… Даже она, официантка в третьесортной забегаловке может себе позволить мыться и чистить зубы каждый день, снова и снова слушать любимую музыку, читать книги, смотреть кино…

   Потом Малевин вздохнула, открыла глаза. Сегодня последняя ночь свободы. Теперь начнется беготня по поводу наследства. Как же этого не хотелось! Да пусть, в самом деле ее казнят! Жизнь все равно не имеет ни ценности ни цели.

   Девушка, сидевшая напротив достала из сумки книгу, на обложке которой золотыми буквами было выбито: «Странница во времени для Короля». Малевин поморщилась — в мужчине, изображенном на обложке угадывался ее далекий предок, король Раэл Серебряный, первый хозяин того самого «Верного клинка» перешедшего теперь в руки Малевин. Девушка читала книгу, сдвинув брови и прикусив губу.

   Малевин попыталась вспомнить все, что знала о своем нечаянном приобретении. Замок был построен Атристиром Верным во времена его регентства при старшем брате. Регентство длилось почти двадцать лет, король Раэл тяжело болел и редко покидал свои покои. После его смерти регент Атристир стал королем и правил еще сорок лет.

   Да, в их семье много долгожителей. Многие жили долго, если не умирали молодыми.

   Король с обложки смотрел на Малевин своими нечеловечески яркими глазами. Мужественная черная щетина на подбородке контрастировала с белыми как лунь волосами — король Раэл поседел очень рано, в двадцать два. Малевин снова прикрыла глаза, и кажется задремала. Сквозь сон она услышала как объявили станцию, которой никогда не было ни на одной ветке столичного метрополитена.

   — Храм Господина Теней.

   Малевин вздрогнула, проснулась, и обнаружила, что она в вагоне одна. Электропоезд стоял, за открытыми дверями было темно. Хоть глаз выколи.

   — Это сон? — на всякий случай спросила она.

   — Сон, — согласно сказали за ее спиной. — Конечно сон, девочка.

   Малевин обернулась, не надеясь ни на что хорошее, и не зря. У вагона электропоезда не было задней стены. За ее обитым искусственной кожей сидением начинался храм. С высоким потолком, с толстыми, с человеческую руку свечами в кованых светильниках в человеческий рост.

   А под одним из них стоял, лениво и элегантно прислонившийся к колонне мужчина неопределенного возраста.

   — Если это сон, — продолжила Малевин, — и мне снится храм господина теней, то вы вероятно…

   — Господин Теней, девочка. У тебя такая хорошая тень. Почему ты ею не пользуешься?

   Малевин обернулась. Ее тень, и так достаточно четкая, стала теперь темнее и резче.

   — Если ты ему не поможешь, — сказал мужчина. — То даже не знаю, кто еще сумеет.

   Малевин только открыла рот, чтобы задать вопрос, и почувствовала, что просыпается.

   — Девушка! — ее трясли за плечо. — Девушка! Конечная!

   Она подскочила как ошпаренная.

   Теперь еще и назад две станции ехать.

   В ожидании обратного электропоезда Малевин тщательно изучила карту метрополитена. Разумеется никакого храма господина теней она там не обнаружила.

   Вечер Малевин провела в Паутине, пытаясь найти все, что можно об истории «Верного Клинка». Оказалось, что его обожают всевозможные криптоисторики и прочие любители теорий заговоров. Малевин заварила чай под гнусавый голос одного такого деятеля, путавшегося в показаниях. «Верный клинок» оказывался то местом пересечения миров, то резиденцией Господина Теней. Что, что?

   Господин Теней?

   Малевин поставила видео на паузу, старый ноут угрожающе мигнул, но умирать, кажется передумал.

   Про господина теней чуши было написано не меньше, чем про «Верный клинок». Религия Малевин никогда особенно не интересовала, да и в семье никто особенно верующим не был. Господин Теней упоминался в «Книге Света, но вскользь, только как супруг Госпожи Света. «Тень живет лишь при свете» — вот собственно и все, что нужно знать об этом безусловно мифологическом персонаже. Ах да, Малевин с некоторым трудом сумела припомнить легенду о том, что однажды господин теней и светлая госпожа разругались между собой, и каждый выбрал себе человека, ставшего его воплощением в мире.

   Малевин зевнула. Чай остыл.

   Стоило бы конечно ложится спать, чтобы нормально соображать завтра во время официального принятия наследства. Еще с работы надо уволится, вещи собрать.

   Вместо этого Малевин набрала в поисковой строке: «Странница для Короля».

   В конце-концов, давно она ничего не читала…

   Автором этого романа оказалась некая Джин Имо, дама бойкая и не лишенная таланта. Если на первых страницах Малевин хмыкала, то потом неожиданно увлеклась сюжетом.

   Девушка, путешественница во времени оказалась ее тезкой. Малевин не самое распространенное имя, но бывают ведь и совпадения!

   Девушка эта жила себе и жила, где-то училась, встречалась с подругами, подрабатывала. А по ночам ей снились сны…

   Это и зацепило Малевин в первую очередь, после странного сна в метро.

   К девушке тоже приходил Господин Теней. Книжная Малевин была даже немножко влюблена в мифологического персонажа. А однажды героиня книги шла себе по городу, и провалилась в люк. Малевин на всякий случай пообещала себе смотреть внимательнее под ноги.

   А у книжной Малевин начались настоящие приключения в столице шестисотлетней давности. Много там чего было. Балы, и сражения, и вражда претенденток в невесты короля, и дружба с ним самим, и советы с высоты знания о будущем…

   Хорошо быть книжной героиней!

   Малевин в процессе чтения сверялась с БЭП, Большой Энциклопедией Паутины. Некоторые детали биографий исторических лиц были изменены, но не сильно. Все события были узнаваемы. Пару раз Малевин отвлекалась от чтения, чтобы сделать себе кофе, и пройтись, давая подвигаться затекшему телу.

   Книжная Малевин вышла замуж. Не за короля, как можно было подумать, исходя из обложки, а за его советника. Родила дочь. Помогла королю пережить смерть его первой жены, и предательство второй, родила сына, предотвратила войну, родила дочь. Оставалась добрым другом короля, почти единственной, кому было разрешено входить в его покои, вела с ним долгие беседы, о будущем, о том, как расцветет Хокката через шестьсот лет, при власти народа. Это было очень возвышенно и патриотично, но книжная Малевин, похоже, была довольно оптимистична, и находясь в своем времени не снимала с носа розовых очков. Наступила на тень половине врагов королевства, поучаствовала в десятке заговоров, с удовольствием разоблачая их. Проводила в последний путь своего друга — короля. Осталась тайной советницей при его брате. Женила и выдала замуж своих детей.

   Прожила долгую и счастливую жизнь, скончалась в окружении внуков, оставила для потомков мемуары, зубную щетку, унитаз, и схемы велосипеда и парового котла — последние два новшества не прижились.

   Малевин потянулась, и обнаружила, что светает. Пора было ложиться спать.

***

День начался предсказуемо отвратительно. Да и как ему было начинаться, если учесть, что спала Малевин полтора часа? За это время можно посмотреть фильм, или отвратительное сновидение, но никак не выспаться. Вещи все еще не были собраны, а уже пора было на работу. Малевин оглянулась на свою тень. Она была как всегда темна и четка. Словно у какого-нибудь героя, которым Малевин быть не хотела. Такими тенями награждали писатели своих драматических героев, о такой тени мечтал Гамлет в своем знаменитом монологе о раздумье, и боязни действовать.

   Любой политик за такую тень удавился бы. Ей вдруг пришло в голову, что все лишения, которыми она себя окружила и сделали тень такой четкой — ее заплыв против течения не проходил даром.

   — Ты дурочка, Малевин, — сказала она сама себе, рассматривая в зеркале бледное невыспавшееся лицо. От таких синяков не спас бы даже новомодный хайлайтер, если бы он у нее был.

   Работу свою Малевин не любила, но выполняла добросовестно. Платили ей немного — чуть больше чем стоила оплата квартиры и коммунальные платежи. Она научилась очень аккуратно носить обувь и одежду, и радоваться маминым подаркам на дни рождения и скидкам в день Поворота Колеса. Она пришла к восьми утра, занялась привычными и простыми делами. Помыла полы в зале, подоконники, стекла на двери. Сняла со столов стулья, расставила столы, корзинки с приборами. Пока вытирала барную стойку почувствовала даже что-то вроде ностальгии. Ей действительно нравилась такая жизнь. Несмотря на то, что Малевин была эти годы бедна, как храмовая мышь, она была спокойна и умиротворена. Никогда в отцовском особняке, или в школе для элиты, или в не менее роскошных домах своих подружек, а позже в моднейших клубах и престижнейшем университете страны она не чувствовала и толики того покоя, который приходил к ней здесь, на работе, и на пропахшей рыбой кухне. Если бы у нее был поэтический дар, она бы могла написать новую «Оду бедности». По меткому выражению своей напарницы, матери одиночки, воспитывавшей четверых детей, Малевин бесилась с жиру.

   Тильда пришла без пяти девять — опоздала почти на час. Ну и ладно. Малевин прекрасно справилась и без нее, а у Тильды было время приготовить завтрак на пятерых, вытереть четыре сопливых носа, и проводить их обладателей до школ и детских садов.

   Тильда пришла, невероятно роскошная, какой может быть только женщина, способная выживать одна с четырьмя детьми, зарабатывая полгульдена в час. И тень у нее была под стать ей — большая, в которой можно спрятать всех ее детей, но светлая, рассеянная.

   Тильда сразу поняла, что с Малевин что-то не то. Может быть Малевин слишком печально сидела на стуле.

   — Что случилось, дорогая? Скажи главное, не спуталась ли ты с каким-нибудь бандитом или наркоманом?

   Она взяла в свои большие жилистые руки маленькие ладони Малевин, с тонкими пальцами, с короткими обгрызенными ногтями.

   — Я получила наследство, вздохнула она. Наследство, которого не хотела.

   — Что именно? Квартиру, машину? Счет в банке?

   Малевин покачала головой.

   — Если бы, Тильда, если бы…

   Ей самой было смешно от того, что она делает из свалившегося на голову богатства трагедию. И это внутреннее состояние безнадежности ее раздражало тоже.

   Она со вздохом опустила голову на руки.

   — Хуже Тильда, хуже. Замок.

   Тильда выглядела пораженной.

   — Я, конечно знала, что ты богачка, Малевин! Но чтоб настолько!

   — Мать у меня из Эоров, Тильда. — объяснила Малевин. — Королевская кровь. Отец конечно «новые деньги», он из тугих мешков.

   Колокольчик на двери зазвенел. Ранние посетители? Нет, все было гораздо хуже. С этими двумя девицами, наряженными с ног до головы в эксклюзив, она училась на одном факультете.

   Они наступали на потрескавшиеся плитки пола так осторожно, будто это минное поле. За столик присели на самые краешки сидений. Шерил все такая же ослепительная блондинка, какой была и четыре года назад, достала из сумки пачку влажных салфеток, протерла столешницу.

   — Милочка, — обратилась Бесс, роковая брюнетка, к Тильде. — Нам два кофе, пожалуйста. И вытрите стол.

   — И чашки бы неплохо было бы вымыть, — сказала Шерил себе под нос, но так, чтобы все слышали.

   — Обязательно плюну вам в чашку, милочка, — уверила ее Малевин. Она прямо-таки чувствовала, как темнеет за спиной тень.

   Тильда наступила ей на ногу.

   — Ты чего? Это ты теперь богачка, ничего не боишься, а я так и с работы полететь могу.

   Шерил и Бесс с оторопью посмотрели на Малевин. Будто в их присутствии вдруг заговорил стул. Малевин сжала и разжала кулаки. Когда-то она тоже была такой вот снобкой, спрятавшейся от мира за стеной папиных денег…

   — Что, курицы? Не признали?

   Шерил и Бесс наконец вскочили, закудахтали, всплеснули руками.

   — Малевин, ты ли это? Куда ты делась, тебя же звал к себе на работу сам… — обе синхронно закатили глаза.

   Малевин присела с ними за столик, Тильда пошла готовить кофе. На троих.

   Шерил сообщила, заговорщицки оглядываясь:

   — Ходили слухи что ты в клинике неврозов, как бедняжка Марион.

   Бесс ее перебила:

   — Или что тебя похитили…

   — Или что…

   — Нет, девочки, нет, — Малевин выставила вперед руки. — Я просто поняла, что вся эта мишура, — она кивнула на сумку Бесс, стоившую таких денег, что Малевин и за год не заработать. — Не для меня. И что я совершенно не амбициозна. Я зарабатываю впритык — чтобы не умереть от голода, и иметь крышу над головой. И я счастлива.

   Бесс и Шерил переглянулись.

   — Но теперь ты вернешься к нам, да? Мы ужасно по тебе соскучились. Да и ты, наверняка тоже… Это очень хороший опыт, ты такая молодец…

   Малевин рассмеялась.

   — Девочки, я не героиня из фильма «Принцесса на каникулах». Я жила так не для получения опыта, не в порядке эксперимента. И даже не для того, чтобы проникнуться горестями обычных людей и стать богачкой с золотым сердцем. Я жила так потому, что по-другому жить не хотелось.

   — Отчего же ты приняла тогда наследство? — спросила Бесс.

   — Я дауншифтер, а не самоубийца, — вздохнула Малевин. — К тому же большая часть денег, получаемых из фондов будет уходить на замок, а я смогу жить так же скромно.

   — Так же не получится, — уверили ее Бесси и Шерил. — Леди Имоджин достаточно часто выходила в свет.

   — Ладно, — пожала плечами Малевин. — И я буду. Куплю себе маленькое черное платье и буду сидеть в углу.

   — В одном и том же платье на каждом вечере? — охнула Бесс. — Это ужасно!

   — Ужасно, это когда в шкафах куча ненужных тряпок, а треть наших сограждан при этом живет за чертой бедности. Так себе, я вам скажу, власть у народа…

   — Ты изменилась, — задумчиво сказала Шерил.

   — Нет. Я всегда такой была, — ответила Малевин. — Просто я та еще трусиха. И боюсь что-то делать. Поэтому предпочитаю молчать.

   Тильда принесла кофе, Малевин поблагодарила ее, погладив по руке.

   — Как вы здесь оказались, девочки?

   Бесс рассмеялась.

   — А я думала и не спросишь! Мы к тебе, будем решать любые твои проблемы. Например с увольнением. Ты ведь должна заплатить неустойку. Ведь не сможешь отработать положенные две недели. В общем, мы твои…

   — Адвокатши… — сказала Шерил. — Адвокатессы.

   — Адвокаты, — поморщилась Бесс. — Ты же знаешь, я не терплю феминативов.

   — Почему это не смогу? Принятие наследства тоже занимает не один день.

   — Потому, что замок требует внимания!

   — Замок может требовать всего, чего пожелает, а я собираюсь жить по законам Республики Хокката. А в Трудовом Кодексе все очень даже понятно написано. Бывайте, курицы. Встретимся вечером у нотариуса.

   — Мы не курицы, — возмутились они в один голос. Малевин улыбнулась, вспоминая их студенческие обзывалки. Хорошее все-таки было время.

   Отработка на время поиска сотрудника! Две недели отсрочки. Ура!

   Бесс и Шерил так и просидели в кафе до конца смены. Малевин успела переговорить насчет увольнения с приходившим к полудню администратором. Тот если и возражал, то как-то вяло и сонно. Тут и Тильда подсуетилась, вспомнив о своей лишившейся работы кузине.

   Бесс и Шерил эти семь часов не скучали. Перепробовали все меню, посидели в соцсетях, и сыграли в «Кто я», изведя на это уйму салфеток. Сложно было сказать, что ими руководило: может быть им хорошо платили. Или они любили свою работу. Или предвкушали тот час, когда смогут в красках рассказать общим знакомым о том, в каком бедственном виде нашли они Малевин Фрест, младшую дочь Огастина Фреста, того самого, владельца «Фрест Компани».

   В четыре смена закончилась. Шерил и Бесс встрепенулись, заметив ее без фартука.

   — Еще полчаса девочки, я в вашем распоряжении. Мне требуется принять душ.

   Адвокаты переглянулись

   — А мы не опоздаем?

   — Не опоздаем. В самом худшем случае задержимся. Без нас не начнут.

   — Думаю, успеем, — наконец сказала Шерил. — Мы ведь на машине.

   — Жаль, — сказала Малевин. — Я думала побыть вашей Вергилией и провести по всем кругам общественного транспорта.

   Малевин любила принимать душ. На полочке рядом с умывальником стояло радио, купленное на развале года два назад. Малевин нашла волну, на которой вечно крутили что-нибудь бодренькое и бессмысленное. Как раз подвывать в душе.

   — Пришла осенняя пора, — сообщила ей неизвестная певица.

   — А мне к нотариусу пора, — делилась с ней сокровенным Малевин, стараясь попасть в ритм.

   Минуты через две уже другая поп-дива слезно вопрошала:

   — Как мне его не разлюбить?

   — Попробуй просто не убить, — посоветовала ей Малевин.

   В такие моменты она понимала, что самые близкие отношения у нее с Хоккатийским Обществом Сбыта Воды и Энергии. Возможность принимать душ и слушать музыку были почти бесценны.

   Ради посещения нотариуса она достала почти ненадеванную футболку, серую со слоном и вчера постиранные джинсы. А кеды у нее были одни на все случаи жизни, как и кепка.

   Бесс и Шерил, сидевшие в припаркованной у подъезда машины синхронно высказали свое неудовольствие. Бесс сделала вид, будто ее вот-вот стошнит, а Шерил — будто готова застрелится.

   Но Малевин было таким не пронять. Одежду она покупала только у местных производителей, придирчиво изучив условия труда на их фабриках. Да, порой она брала всякий брак по дешевке, который приходилось перешивать, зато она знала, что ее джинсы, пусть не самые красивые, зато не сшиты руками хиндийки за плошку риса, или вэйским ребенком, которому вообще не платят. Малевин вздохнула еще раз. Может быть именно поэтому тень ее такая четкая — слишком много принципов от которых сложно отказаться.

   — В этом на деловую встречу? — дрожа от праведного гнева спросила Бесс.

   — Да я даже по кодексу Розы и Голубки пристойно одета! — возмутилась Малевин. — Все, что должно быть закрыто у меня закрыто! А скромность в одежде еще ни одной леди не ставили в укор.

   Бесс и Шерил не стали спорить. Тем более, что они уже опаздывали.

   У роскошного офиса семейного юриста их ждала небольшая делегация журналистов. Кое-кого Малевин помнила по старой памяти, например нервную шатенку с лошадиным лицом, из «Домохозяйки плюс» и усатого мужчину средних лет из «Все звезды сошлись»

   Кому может быть интересен тот факт, что некая Малевин Фрест получила в наследство замок «Верный клинок», подумала она.

   Бесс уверила, что многим. Вот хотя бы журналисту из «Экономического обозревателя». Или паре-тройке любителей теорий заговоров, добавила про себя Малевин, вспоминая эзотерические рассуждения о Верном Клинке, прочитанные вчера в Паутине. …Шерил же считала, что самым главным является то, что теперь Малевин входит в сотню самых богатых женщин страны, хоть и болтается где-то внизу списка. И что теперь она завидная невеста.

   — Пока нет, — из чистого упрямства возразила Малевин. — Я ведь не подписала еще бумаг.

   Мама как всегда была великолепна. Она, как и Тильда родила четверых детей, и несмотря на то, что была старше Тильды на двадцать лет, выглядела младше лет на десять. Должно быть потому, что никогда не заботилась ни о хлебе насущном, ни о толстом слое масла на нем. На ней было платье от ее любимого дизайнера, эксклюзивное настолько, что второго такого не существовало в природе. На голове — скромная прическа увенчанная черепаховым гребнем и мантильей, короткой, кремовой, вышитой мелким жемчугом.

   Она протянула к Малевин руки, спросила с улыбкой:

   — Что на тебе надето, дочь?

   — По кодексу Розы и Голубки Малевин одета вполне прилично, — бойко вступилась за нее Бесс.

   Малевин улыбнулась, указала на кепку:

   — Покрыта макушка, вырез груди, плечи и ноги.

   — А как же предплечья?

   — Плечи, мама. Плечи. Я хорошо знаю старохоккатский, на котором написан первый вариант Кодекса. Дальнейшие правки в угоду непонятно кому имею право считать несущественными.

   — Хорошо, — сказала мама. — Я вижу, что ты бойкости своей не растеряла.

   Малевин оглянулась.

   — А где отец?

   — Наследство касается только природных Эоров, — ответила мама. — Что ему тут делать?

   — Понятно, — вздохнула Малевин. — Тугой мешок, новые деньги…

   — Не начинай, Малевин. Ты во всем видишь только тени.

   — Профессия у меня такая…

   — По Бесс и Шерил этого не скажешь.

   — А я разве про юридическое образование говорю? Я про работу официантом: каждый второй норовит ускользнуть не заплатив. А из чьего жалования это вычтут?

   — Если тебе интересен ресторанный бизнес, отчего ты не попросила отца помочь найти тебе что-нибудь в этом сегменте? У Дейров сеть кафе, им наверняка нужны управляющие, которым можно доверять. Набралась бы опыта, открыла бы что-то свое.

   Малевин рассмеялась.

   — Ты сама себя слышишь мам? Я просто хочу жить не думая ни о чем, а не управлять, или, тем более владеть рестораном.

   — Отец на тебя обижен.

   — Имеет право.

   Мама задумчиво кивнула.

   — Да. Двум людям с такими тенями тесно в одном доме…

   Дверь в кабинет нотариуса распахнулась. Господин Энтор, их семейный юрист поклонился.

   — Дамы, прошу.

   Мама поднялась со своего кресла, похожего на трон. Немногочисленная партия монархистов, к которой принадлежал и господин Энтор, считал ее первой наследницей после недавно почившей леди Имоджин.

   — Позвольте выразить свое восхищение вашей тенью, леди Малевин, — сказал он, прижимая руки к груди. — За последние три года она не лишилась ни четкости, ни насыщенности цвета.

   — Знаете, у кого последнего я видела такую же тень? — грубовато спросила Малевин. — У наркоторговца, который живет на соседней со мной улице. Полное отсутствие талантов, весьма шаткая мораль, зато амбиций — на трех политиков хватит.

   Господин Энтор сделал вид, что ему смешно.

   Они расселись наконец и приступили к делам после разговора о погоде и новостях об общих знакомых. Господин Энтор представил им своего сына и помощника, Николаса. Он был особенно вежлив и предупредителен в отношении Малевин.

   «Хорошая партия» — думала Малевин придираясь к каждому слову из завещания леди Имоджин. «Я теперь хорошая партия, и липнуть ко мне будут многие».

   К восьми часам Малевин сдалась и приняла наследство.

   Принесли кофе и выпечку, господин Энтор промокнул платком вспотевший лоб.

   — Столь яростное нежелание наследника принимать наследство впервые встретилось мне в моей немаленькой практике.

   — А я уважаю желание леди Малевин жить своей жизнью, не завися от чужих достижений, — сказал Николас, глядя на Малевин с искренней симпатией.

   Мама просияла и принялась расхваливать непутевую дочь. Ее послушать — так Малевин была просто эталоном, совершеннейшим существом на свете. Малевин испытала ни с чем не сравнимое по силе желание высморкаться в скатерть, чтобы не выглядеть таким уж сокровищем.

   А вот следующая фраза семейного поверенного заставила Малевин выплюнуть набранный в рот кофе назад в чашечку изумительно тонкого фарфора, и закашляться. Это был вопиющий проступок с точки зрения этикета, ничем не лучше сморкания в скатерть. Но гораздо хуже было бы, если бы к тому времени Малевин уже выпила бы этот злосчастный напиток, он бы пошел не в то горло. Она рисковала бы обрызгать всех сидящих за низким столиком.

   Потому, что господин Энтор сказал:

   — Есть еще один вопрос, леди Малевин. Он касается вашего семейного положения.

   Справившись с кофейным конфузом Малевин ответила:

   — А что с ним не так? Леди Имоджин прожила свою жизнь старой девой. Чем я хуже?

   — У тетушки погиб жених, — напомнила ей мама. — В первую мировую. В третьем году народной эры, дорогая.

   — Может сделаем вид, что мой жених просто не рождался? — уныло пробормотала Малевин, прекрасно понимая, что ее ерничанье ни к чему не приведет.

   Господин Энтор привстал, и с поклоном протянул им тощенькую папку. Мама благоговейно ее приняла, начала листать.

   — Как только весть о завещании достигла ушей общественности, а случилось это сегодня к обеду, мне пришло несколько предложений о заключении помолвки. Думаю, что к концу месяца их станет гораздо больше.

   — Предлагаю провести отбор, — предложила Бесс.

   — Известны случаи, когда он длился годами, — добавила Шерил.

   — Годами? — обрадовалась Малевин. — Тогда ладно. Годами это хорошо…

   Мама любовью огладила края папки.

   — Пока что, конечно, сплошь зола, зола…

   — Угли раньше середины месяца свои резюме не предоставят, — успокоил ее поверенный. — Им нужно показать что они знают себе цену.

   — А бревна когда будут? — спросила Малевин. Все недоуменно на нее посмотрели. — Ну, же! Зола, потом угли… по логике дальше должны идти бревна. Каламбур… Ладно, признаю, не смешной.

   Шерил робко попросила Николаса передать ей щипцы для сахара.

   — Да, — проворчала Малевин, и взяла с подноса пирожное. — Признаю, юмор этот вечер не спасет. И так все через пень-колоду.

   — Ах, — сказала мама, обмахивая себя ладонью. — Смотрины, это так волнительно. Неудивительно, что моя дочь, выпавшая из светской жизни на три года, так нервничает.

   Трех смотрин детей, не считая собственных, маме очевидно не хватило, чтобы насладиться процессом.

   Время близилось к одиннадцати вечера, пора было расходиться.

   — Мы тебя подвезем, — в один голос сказали Шерил и Бесс.

   — Ты не поедешь домой? — спросила мама. Водитель открыл перед ней дверь сияющего в свете фонарей черного автомобиля. Довольно скромного на вид, если не приглядываться к деталям.

   — Мама, — спросила Малевин быстро, пока решимость не исчезла. — Почему я наследница, а не ты?

   Мама протянула к ней руки.

   — Ты чистый листок, дорогая. И никому не дашь себя менять, теперь-то я точно уверена. А я уже исписана. Мать, жена, светская дама. Кем-то еще мне уже не стать.

   — Пока, мам, — скомкано попрощалась с ней Малевин.

   — Спокойной ночи, дочь, — ответила она, садясь в машину.

   — Вряд ли я усну сегодня, — ответила Малевин.

   Они сели в машину. Бесс за рулем, Шерил и Малевин сзади. Шерил достала из сумки книгу.

   — Держи. Если не сумеешь уснуть, почитаешь. Тебе полезно.

   Малевин взяла книгу в руки. Когда-то она любила читать, в том числе и такой вот сладкий вымысел. С обложки на нее снова смотрели печальные глаза Раэла Серебряного, теперь король был одет во вполне современные брюки и рубашку.

   — Король для Странницы, — прочла она название вслух. — В Паутине я нашла только одну книгу, и стенания на форумах о том, когда же продолжение. Откуда там взяться продолжению? Все умерли. Каждый в свой срок.

   Шерил вздохнула.

   — А вот и нет. Ты невнимательно читала! Малевин вернулась в свое время, и король некоторое время спустя тоже вернулся к ней. Они были предназначены друг друг другу! И даже время…

   — Книга не дописана, — не отвлекаясь от дороги сказала Бесс. — Это только черновик, выпущенный ограниченным тиражом для горстки фанатов.

   Малевин вертела книгу, прочла еще раз имя автора.

   — Джин Имо. Имо Джин. Имоджин… Леди Имоджин Эор!

   — Да, — со вздохом протянула Бесс. — Так жаль, что она поздно начала писать! Ей на роду было написано стать великим писателем, второй… вторым…

   Малевин не слушала ее. Смотрела в глаза давно умершего короля, и думала о чем-о своем, зыбком, неверном, как паутина в первый осенний день.

   Малевин вернулась домой, рухнула ничком на диван, полежала, пытаясь придти в себя. Хотелось плакать и пожаловаться кому-нибудь на что-нибудь. При том, что на сторонний взгляд жаловаться было не на что.

   Она встала, почистила зубы, поставила чайник, включила ноутбук. Ради интереса просмотрела доступные сведения о кандидатах в женихи. Действительно, зола, зола, пепел, как говорила мама. Стареющий шоумен, сын политика, года два назад получивший условный срок после вождения в нетрезвом состоянии, закончившегося аварией… И пара знакомых лиц — ничем не выделяющиеся ровесники Малевин, один даже помладше. И все согласны на брак с главенством супруги. А значит за душой ни гроша, никаких амбиций и родственники отчаялись пристроить в хорошие руки.

   Ну их!

   Король Раэл смотрел на нее с обложки все так же печально. Малевин раскрыла книгу, пыталась читать, пробегая глазами абзац за абзацем, желая дойти до сути. И чувствуя необъяснимое, трепетное чувство, будто в руках не книга, а хрупкая бабочка, и можно погладить ее по крылу. Должно быть так сказывалось знание о том, что автором книги является леди Имоджин.

   Вторая книга гораздо хуже. Может быть просто потому, что она черновик. А может быть потому, что у леди Имоджин не получилось вписать своего героя в новое время. Время мобильных телефонов, коротких юбок, камер слежения и селфимании. Ведь и для леди Имоджин это время являлось таким же чуждым и непонятным, как и для жившего шестьсот лет назад короля.

   Она ведь тоже была осколком былой эпохи, умирающего и романтичного времени, была чуждой нынешнему миру. Как бы богачи-толстосумы Хокктаты не пытались вернуть прошлое, устраивая для своих детей балы — котильоны, читая им вместо сказок кодексы Меча и Пера, и Розы и Голубки, и рассуждая о славном прошлом.

   В книге, на ста восьмидесяти страницах почти ничего не происходило. Сюжет топтался на месте, нелепые и бессмысленные события становились причиной разлуки возлюбленных. И в то же время оставалась какая-то тайна, загадка, натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Малевин чувствовала, что и у нее нервы уже натянуты, как струны.

   В Паутине мало нашлось сведений о Малевин Сейнор, в девичестве то ли Фрест, то ли Фаст — письменных свидетельств сохранилось мало. Эта женщина, жена придворного, будто бы появилась из ниоткуда. Кажется, она была дочерью обедневшего дворянина, жила где-то на границе с Аргонной, а как попала ко двору — до конца не понятно.

   Пара переходов по ссылкам, и вот Малевин обогатилась давно забытыми за ненадобностью знаниями о быте и событиях тех далеких времен.

   Знания эти никогда не пригодятся, но все же это довольно забавно. В конце концов теперь и она сама, владелица замка — символа Темных времен.

   Время обходило ее замок, Верный Клинок, стороной. Он пережил две мировые войны, революцию, бунты и восстания. Во время последней, окончившейся шестьдесят лет назад войны город бомбили, но Верный клинок остался цел. Солдаты дошли до окружавшего замок рва, и повернули обратно. В нем тогда был госпиталь, а в подвалах хранились экспонаты из нескольких музеев. Замок был окружен парком, через ров были перекинуты мостики, в парке этом гуляли горожане, а подростки исписывали неприступные стены бессмысленным надписями. Время не текло сквозь Верный Клинок, а будто бы мимо него, огибая, двигалось дальше, по артериям автострад, окружавшим замок, лет тридцать назад окончательно ставший частью разросшегося города. Напротив замка справа — самый крупный в городе торговый центр, слева — элитный жилой комплекс.

   Малевин проверила по карте, на всякий случай, есть ли рядом метро.

   Метро было.

   Этот факт почему-то успокоил ее, она наконец нашла в себе силы лечь и уснуть.

   Уснуть, и увидеть сон из книги. С храмом Господина Теней, начинавшимся сразу за ее скрипучим диваном. И сам Господин Теней был тут, сидел у подножия пустого трона, играл в выточенные из янтаря шахматы. Белые двигались сами по себе.

   — Малевин, — строго сказал он, отвлекаясь от игры. — Ты почему все еще не в замке?

   Белая пешка, будто бы невзначай столкнула черную с поля.

   Господин Теней обернулся, прикрикнул:

   — А ты не жульничай!

   Эта нелепица особенно удивила Малевин. Она проснулась, повернулась с боку набок, привычно устраиваясь между острыми пружинами, и до утра спала без сновидений.

   Утром Малевин обнаружила себя собирающейся на работу. Должно быть, это уже вбитый в недосыпающий мозг инстинкт. Пока Малевин осознавала это, позвонила мама. Первый раз за три года не по праздникам, а просто так.

   — Здравствуй, дорогая! Через час я заеду за тобой. Тебя пора привести в порядок, а потом мы должны отправиться в храм, зажечь свечу для тени леди Имоджин. Пусть Госпожа Света будет к ней благосклонна.

    Малевин вздохнула.

   — Я хочу позавтракать.

   — Я могу позавтракать с тобой.

   — Тебе не понравится место, где я завтракаю.

   — То кафе, где ты все это время работала?

   — Кафе, это громко сказано.

   — Шерил говорила, там неплохая выпечка.

   Малевин только хмыкнула, представив себе маму за пластиковым столом при полном параде.

   Тильда обрадовалась своей бывшей коллеге, и даже пришедший вовремя администратор, и повар вышли поздороваться с ней. Слухи распространяются быстрее ветра, и Малевин на время обрела статус сенсации. И посетителей сегодня было на редкость много — и все знакомые лица.

   Творожник действительно был хорош.

   Тильда подсела к ней на несколько минут, спросила:

   — Ты все еще не рада наследству? Я действительно не понимаю почему.

   Малевин положила в чай лишнюю ложку сахара.

   — А если я скажу, что боюсь?

   — Чего? — удивилась Тильда, тоже наливая себе чай. Новая официантка посмотрела на нее неодобрительно, но промолчала.

   — Себя, — сказала Малевин. — Своей тени.

   — Что за глупости? Чем твоя тень хуже другой? Наоборот, люди с такими тенями добиваются многого!

   — Вот именно, — ответила Малевин. — Ты бывала в Музее теней?

   — В детстве, — пожала плечами Тильда.

   — А я каждый год ходила туда с отцом. Каждый раз мою тень измеряли по огромному количеству параметров. И каждый раз мне говорили — вас ждет великое будущее!

   Малевин перевела дыхание, выпила переслащенного чая, поморщилась.

   — А я смотрела на всех этих героев, оставивших след в истории, на воссозданные тени за спиной. Половина из них — отъявленные злодеи, не останавливавшиеся ради своих целей не перед чем. Хочу ли я быть такой? Нет.

   — Но ты ведь можешь и не быть, — сказала Тильда. — Ну, выйти замуж, и все такое.

   Малевин показала ей язык.

   — Ты правда думаешь, что смогу этим удовлетвориться? Я знаю, что не смогу.

   Она придвинулась ближе к Тильде, сказала, приглушив голос.

   — Я поняла, что тень будет давить на меня, делать меня жестокой, еще во время учебы. Я шла по головам лишь бы получить то, что хочу — золотую полоску на диплом, стажировку в лучшей компании страны. В том числе не гнушалась шантажом. Мне нужно было быть лучшей ученицей потока, и я ею была. Училась как проклятая, но этого мало. Были там и поспособнее меня. Их приходилось подставлять, или покупать, чтобы выглядеть лучшей на их фоне. У меня было две защиты. Кроме собственно защиты диплома перед отцом я должна была доказать свое право на то, чтобы считаться самостоятельной, самой показать на что я способна. У нас в группе был парень из простых — стажировка должна была достаться ему, он в тысячу раз умнее меня. Я сломала его. Деньгами, посулами, страхом за будущее. Отец не вмешивался, выдал мне карт-бланш, и номера проверенных людей. Он провалил собеседование и взяли меня. У еще одной кандидатки на нужную мне должность отравили кошку, у другого нашли запрещенные вещества в сумке. А я, якобы из благородства помогла ему решить проблемы с полицией… В обмен на услугу — проваленное собеседование. Я пришла домой, выслушала похвалы отца, и поняла что превращаюсь в чудовище. Поняла, что скачусь очень быстро, что мне надо держать себя в узде.

   Тильда кивнула, налила ей чай, взглядом указала на сахарницу. Малевин покачала головой. От сладости предыдущей чашки ломило зубы.

   — Я взяла карту города, ткнула в первое попавшееся место, собрала вещи, деньги, и вот я здесь. На своем месте.

   На плечи Малевин легли руки. Она сразу узнала мамины.

   — Тебя действительно ждет великое будущее, дочь. И для этого совершенно не надо становиться чудовищем.

   — Откуда ты знаешь? — Спросила Малевин сухим тоном, против воли склоняя голову так, чтобы потереться щекой о мамину ладонь.

   — Ну, я ведь не чудовище…

   — Откуда тебе знать? — снова спросила Малевин.

ГЛАВА 2

Госпожа Света сидела на своем троне, прекрасная и фарфоровая. Длинные золотые косы — почти как настоящие, свивались в кольца на полу. Когда-то для статуй Госпожи благочестивые дамы жертвовали своими волосами. Для каждой статуи требовались волосы пяти-шести женщин. Но в этот просвещенный век храмовым статуям делали парики из высококачественных искусственных материалов. Да и нынешние дамы не отращивают волосы такой длины. Фарфоровые руки со вполне современным маникюром покоились на подлокотниках кресла, одна ножка, босая, изящная, с золотым браслетом на лодыжке, утопала в шерсти огромного кота, тоже, разумеется, сшитого из искусственного меха. Между лап у него Малевин увидела вырезанную из янтаря пешку.

   Запнулась, сморгнула. Пешка исчезла.

   — Послушаем проповедь? — спросила мама, поправляя мантилью так, чтобы она закрывала плечи. Малевин только неопределенно повела плечами. Особо религиозной она никогда не была, в этом полностью понимая и принимая позицию отца. Правда он верил в деньги, и может быть молился им по ночам, а у Малевин и такого покровителя не было. Она не верила ни во что.

   — Хочешь анекдот, мама?

   — Сейчас не время.

   — Да ладно, он короткий. Жених и невеста погибли по дороге в храм, и попали прямиком в обитель Госпожи Света. Госпожа спросила у них, чего бы они хотели. Те пожелали обвенчаться. Госпожа отправилась обходить свои земли в поисках жреца, нашла с трудом. Пару обвенчали. Через некоторое время они решили развестись. Госпожа воскликнула: я вам в светлых садах своих жреца с трудом нашла, а теперь вы хотите, чтобы я искала еще и юриста?

   — К чему это ты? — Подозрительно спросила мама.

   — К тому, что мы с местным жрецом еще встретимся возможно в землях теней после смерти.

   — Не говори глупостей, дочь.

   — Сложно этого не делать, когда правду принимают за глупость.

   Мама обернулась.

   — Ну вот что мне с тобой делать?

   — Возможно просто не трогать, — посоветовала Малевин.

   Проповедь они все-таки посетили. Сидели на деревянной скамье, полированной бесконечно ерзающими по ней людьми, слушали, что им скажет жрец.

   Жрец сказал очень много интересного, упомянул, пусть и вскользь, Господина Теней, рассказал о сотворении мира: о том как из лучей невидимого нам светила родилась Госпожа Света, как отбросила она первую тень, ставшую ее супругом, как они создавали мир, прекрасный и справедливый, и как и этот мир стал отбрасывать тени, каждая из которых так или иначе отличалась от того, первого мира, но обретала плоть и кровь, и разум, становясь еще одним обитаемым местом, но полном несправедливостей и горя. … И что однажды все эти тени станут единым целым, частью мира Света, лишаться бед, горестей и болезней.

   Малевин украдкой зевнула. Если бы не сны с участием Господина Теней, здорово выводившие ее из колеи, она как и прежде посмеялась бы над наивными верованиями. А теперь… А теперь еще и эта шахматная фигурка у ног спутника Госпожи Света…

   Впрочем может быть это от недосыпа? И от опусов тетушка Имоджин? Сон в метро приснился раньше, чем была прочитана книга, напомнила себе Малевин.

   Мама, будто подслушав ее мысли, шепнула:

   — Когда ты попадешь в замок, ты все поймешь. Потерпи чуть-чуть.

   — Я очень терпелива, у меня вообще стальные нервы, — ответила Малевин. — Ты уверена, что кормила меня во младенчестве молоком, а не успокоительным?

   Зачем только она хвасталась своими нервами? Они тут же сдали. Потому что на выходе из храма их ждал Господин Теней из снов. И мама его тоже прекрасно видела. Стоял, нагло улыбался своими кошачьими зелеными глазами, вертел в руках янтарную пешку.

   — Этот господин, — сказала мама, выделяя обращение голосом. — Поможет тебе освоиться в замке.

   — Зовите меня Тень, дорогая леди Малевин, — с поклоном ответил он.

   Внутри мамина машина всегда казалась Малевин больше, чем снаружи. Разумеется все в меру скромно, ненавязчивый аромат, затемненные стекла… Господин Тень проскользнул в салон вслед за матерью и дочерью, уселся лицом к ним, на сидение для телохранителя. Машина завелась, Малевин услышала тихий щелчок — заблокировались двери.

    Она обернулась к матери, не успела даже ничего сказать.

   — Что бы вы не сбежали, леди Малевин, — объяснил ей Тень. — Пока не дослушаете.

   — Это противозаконно, — сказала Малевин, и полезла в карман за телефоном, не то звонить в полицию, не то снимать происходящее на камеру, чтобы представить как доказательство в суде. Или просто посмотреть время. Она сама не определилась — Вы не имеете права удерживать меня без моего на то согласия!

   Тень обратился к маме.

   — С одной стороны очень неудобно, что Леди Имоджин не может теперь брать на себя представительские функции.

   — Она мертва, — огрызнулась Малевин. — Естественно она ничего не может.

   — Да, — кивнул Тень. — Я и говорю: досадное неудобство…

   Мама никак не отреагировала на такое кощунство. Малевин вдруг подумала, что она никогда не оплакивала умерших. Маме было грустно после смерти ее родителей, но грусть эта была не слишком глубока, будто бы дед и бабушка просто отправились в далекое путешествие.

   — Однако продолжим, — сказал Тень, прерывая ее размышления. Он выдвинул маленький столик, поставил на него шахматную фигурку, которую все это время держал в руке.

   — Вы слышали, леди Малевин, о том, что каждый человек — целая вселенная?

   Он сделал неуловимое движение, проведя рукой у груди Малевин. Она вдруг почувствовав как ее охватывает странное беспокойство, страх, горечь, ожидание чего-то ужасного и наконец… пустота. А в руках у него возник крошечный, сияющий золотой шар. Он бережно опустил его на столик рядом с пешкой. Тень освещенной пешки упала на стол.

   — Так и есть, леди Малевин. Вы созданы по по подобию вселенной. Как и все разумные существа. У вас есть она — душа, маленькое солнце, и физическое тело, есть тень — отражение вашей души, видимое и вам и всем…

   Малевин чувствовала, что вот-вот задохнется. Паника захватила все ее существо, холодная, липкая, пустая, бессмысленная.

   — Простите, — сказал Тень. — Сейчас минутку.

   Золотое сияние, тепло, которого она лишилась, снова стало частью тела, и Малевин заревела, как плачут, наверное, новорожденные дети. Мама опустила ее голову себе на колени, принялась перебирать волосы.

   — Тихо, тихо, милая, — шептала она. — Все хорошо. Это демонстрация, просто демонстрация того, о чем сейчас будет говорить господин Тень.

   Тень подал ей воды в пластиковой бутылке, Малевин шарахнулась от его рук, ударилась затылком и коленями.

   — Позвольте я вас успокою.

   Малевин чувствовала, что ни слова не может произнести. Будто бы она лишилась вдруг разума и способности говорить.

   — Да, — сказала мама, — сделайте милость!

    Сразу стало спокойно. Малевин прижала руки к груди, там, где разливалось ровное тепло, которого раньше не замечала.

   — Есть те, кто не ценят этот дар, леди Малевин. Сознательно расплачиваясь своим светом за весьма сомнительные знания и силы, они становятся неуязвимыми для меня и моей госпожи… Их, конечно, так не накрывает. Не сразу, по крайней мере. И они успевают смириться с пустотой внутри.

   — Кто они? — Малевин наконец почувствовала в себе силы говорить. Она села, руками обхватила голову. Волосы превратились в воронье гнездо, не иначе.

   — Враги всего сущего, разумные существа, лишенные тени, и лишенные внутреннего света. В некоторых мирах их называют вампирами, и выдумывают о них сказки и небылицы. Они бессмертны и сильны, они умеют быть очень обаятельными, свет даже обычного солнца причиняет им неудобство. Иногда они пытаются согреться, выпив крови разумных существ. Это приносит им временное облегчение. Кровь чаще всего выпивают досуха.

   — В нашем мире такие есть?

   Тень улыбнулся.

   — Всего один. И на других лишенных тени он совершенно не похож.

   Малевин прекратила мучительные попытки пригладить волосы. Хорошо, что она редко красится — сейчас бы любой макияж превратился в маску клоуна.

   — Дайте я угадаю, — сипло сказала она. — Этот лишенный тени — король Раэл?

   Тень и мама переглянулись.

   — Да, — сказала мама. — После романов тетушки Имоджин это несложно понять.

   Малевин взглянула в окно. Мир предстал перед ней не таким как обычно, люди идущие по мостовой, двигались медленно, будто воздух сгустился.

   — Не обращайте внимания, — сказал Тень. — Я замедлил время, чтобы успеть договориться обо всем. Итак…

   Он закинул ногу на ногу, сцепил пальцы в замок на колене.

   — Все, что вас окружает это тени, подобия. И каждый мир создан по подобию первого мира. И каждый его обитатель — наша тень, моя и моей госпожи. И так же как мы храним все миры от внешних угроз, есть те кто хранит миры от внутренних. Каждому миру нужны свои рыцарь и леди, свои господин и госпожа. Рыцаря я выбрал давно, он стал мне другом. Его леди его предала.

   — Раэл Серебряный — этот рыцарь?

   Тень улыбнулся.

   — Да, человек удивительной судьбы, впрочем об этом позже. Я, как вы заметили, дома не сижу, контролирую те миры, которым нужна помощь. Рыцари помогают мне в этом. Их леди следят за миром изнутри. У вас есть замок, место весьма и весьма не простое. В тех местах, где тени миров соприкасаются между собой, возникают наложения, и из одного мира можно проникнуть в другой. Вам предстоит кроме всего прочего быть радушной хозяйкой тем, кто приходит из иных миров, ибо не всегда для них есть возможность вернуться домой.

   Малевин обернулась к маме.

   — Ты все знала?

   Она кивнула.

   — Да, дорогая. Наша семья хранит эту тайну веками. А до этого были, конечно другие.

   — А леди и рыцарь… — задумчиво спросила Малевин. — Они должны состоять ну… в браке?

   Тень рассмеялся.

   — Помилуйте, моя леди! Как можно кого-то заставить любить? Здесь полная свобода выбора.

   Мама шепнула ей на ушко.

   — К тому же, насколько я знаю Раэла, он не в том состоянии, чтобы ответить на любовь девицы.

   Малевин вспомнила сосущую пустоту внутри, когда осталась без своего внутреннего света, и согласилась с ней. Даже если притерпеться, на приключения желания не останется.

   — Все это так сказочно, — сказала Малевин. — Так наивно и прекрасно, как будто бы из баллады.

   — Может быть потому, что детям больше, чем взрослым понятна простая суть бытия? — заметила мама, гладя ее плечо.

   — Мы с Госпожой считаем, что чем проще, тем лучше. Стул, стоящий на четырех опорах не менее устойчив, чем стоящий на тысяче ног. Убрать бы еще из этого уравнения лишенных тени.

   — А чего они вообще хотят?

   Тень пожал плечами.

   — Уничтожить первое солнце, мою Госпожу. Вероятно занять ее место. Короче говоря, той же чуши, какой обычно хотят все злодеи. Лишить вселенную теней, образно говоря. Возможно, в их представлении это весьма правильный и справедливый мир.

   — Чем это грозит мирам?

   — Миров не будет существовать, леди. Ведь все миры — это тени. Они не умеют ни любить не скорбеть. Из них и люди то не очень получаются, а уж существа иного порядка…

   Малевин снова посмотрела в окно. Небо было темным-темным.

   — Есть у вас вопросы, дорогая леди? — участливо спросил Господин Теней.

   — О, — сказала Малевин. — Слишком много, чтобы быть в силах задать хоть один!

   — Ничего страшного, — уверил ее Тень. — У нас еще будет время побеседовать. Мы прибыли.

   Машина затормозила.

   Сам по себе замок был небольшим. Несравнимо скромным, если поставить рядом основную резиденцию королей, ставшую сейчас Домом Правительства, и частично музеем. Говорят, его начал строить для себя некий торговец, купивший дворянство, а затем вдруг подарил его королю.

   В Верном клинке — пять этажей. Стены гладкие, не украшенные ничем, кроме окон с простыми стеклами вполне современного вида. На первом этаже большая прихожая, за ней холл с лестницей, ведущей наверх, и еще одной ведущей вниз, в подвал. Двери из холла ведут в анфилады комнат. Слева гостиная освещенная несколькими окнами с одной стороны и свечами в нишах с другой. В центре — круглый стол как из легенд, тяжелые, массивные кресла.

   За ней бильярдная, потом комнаты отдыха, курительная и после — уборные комнаты, мужская и женская. Эти помещения опоясывают крыло, и из уборной комнаты через вторую дверь можно снова попасть в холл.

   Справа — обеденный зал, такой же скромный и одновременно уютный, как и все остальные помещения. Скромный, конечно, по меркам резиденции короля. За обеденным залом — кухня, за ней кладовые и помещения для прислуги. Сейчас половина спален пустует, когда-то в каждой теснилось по четыре-пять человек. Теперь факельщиков и зажигателей свечей заменили собой электрические лампы, включаемые одним движением, у горничных появились верные друзья — пылесосы и прочие средства для быстрой и чистой уборки, да и жизнь прачек облегчили стиральные машины. А поварят заменили собой кухонные комбайны.

   Есть тут и оранжерея, вотчина живущего в отдельном домике садовника, и галерея для прогулок в дождливую погоду. Солнце в галерею почти никогда не попадает.

   На втором этаже — комнаты для чаепитий, танцевальный зал, картинная галерея и библиотека. Эти два этажа часто видят гостей пришедших на балы-котильон, или благотворительные вечера. Третий этаж занимают десять спален. Раньше их было больше, но со временем пришлось выделять места для ванных комнат, проводить канализацию, и прочее, что сократило количество спален, но добавило комфорта. Четвертый и пятый этажи закрыты для посещения.

   Есть у замка и башня, похожая на воткнутый в землю кинжал, которая и стала причиной названия, как думают исследователи. Попасть в нее можно со второго этажа замка, или с отдельного входа. И не для каждой экскурсии вход в нее открыт.

   Именно там, в башне находятся покои короля Раэла Серебряного, законника и воителя, равных которому по мнению исследователей не было больше среди правителей Хоккаты. Один над другим расположены комнаты — малый зал, малая обеденная, кабинет, молельня, спальня. Лестница съедает довольно большую часть помещений, и сложно сказать отчего покои короля размещены в столь неудобном месте. Есть только свидетельства о том, что король любил здесь бывать. А последние годы жизни и вовсе провел здесь практически безвылазно.

   На стенах — пейзажи разных уголков Хоккаты, говорят, что многие из них принадлежат кисти младшего брата короля, занявшего престол после его смерти — Атристира Разумного.

   Не все из них хороши, многие самая настоящая мазня на скорую руку, но тот факт, что написаны они рукой короля, делает их драгоценными. Королевская кровать узкая и твердая, в молельной ничего кроме ковра и деревянной статуи Госпожи Света. Разбит у стен замка и сад, и даже огород, и зеленый лабиринт, есть и пруд с рыбами, и ров, и крепостная стена, и дорожки в изящно запущенном саду, и конюшня, и огромный подвал, с сотнями дверей, ведущих в разные миры… Туда, в подвалы, экскурсии конечно не водят.

   Всем этим предстоит теперь владеть Малевин.

   Сегодня она ступила на путь, с которого уже не сойти.

   И она чувствует трепет, поднимаясь по лестнице-подкове, глядя на встречающих ее людей — дворецкого, экономку, горничных, садовника, водителя, конюшего, начальника охраны, секретаря. Знакомясь с ними, подавая им руку, она чувствует что теряет часть себя, и что-то приобретает взамен.

   То ли это, чего она хотела?

   Наверное нет, но дареному замку в окна не заглядывают.

   На первых двух этажах, и даже на третьем, в комнатах бабушки Имоджин Малевин бывала и раньше, в том счастливом возрасте, когда лучшей одеждой кажется платье принцессы и мамины туфли. Мама никогда не запрещала Малевин носить то, что она хотела, и вот результат — дочь, носившая куда угодно костюмы сказочных персонажей, к старшей школе совершенно остепенилась, и не носила ничего кроме сдержанной классики. А теперь — дешевой пародии на кэжуал.

   Ее проводили в кабинет, показали где что лежит и оставили на некоторое время одну.

   Секретарь, впрочем, остался в приемной.

   Малевин прошлась по небольшой, уютной комнате, посидела в кожаном кресле, включила и выключила настольную лампу. Кругом был сплошной винтаж, местами даже антиквариат. На зеленом сукне, которым была покрыта столешница, лежала весьма зловещего вида черная книга. Название ее подходило матовой черноте обложки: «Книга Теней»

    В руках книга вдруг задрожала, загудела. От неожиданности у Малевин затряслись руки и она уронила ее на стол.

   Книга упала, раскрылась на середине. Неизвестно откуда взявшийся ветер зашелестел страницами. И к собственному удивлению Малевин расслышала в этом шелесте слова:

   — Приветствую леди. Не соблаговолите ли оставить свой экслибрис на моей титульной странице.

   Если бы Малевин была кисейной барышней, она бы завизжала, вспрыгнула с ногами в кресло, а потом лишилась бы чувств.

   Но теперь Малевин не была на такое способна, не после того, как ее на время лишили света души. Теперь она знала, что такое настоящий страх и ужас.

   — Ты говоришь, — только и констатировала она очевидный факт.

   — Говорю, — согласилась книга. — Так что насчет экслибриса, леди? Прошу! В первом ящике лежит перо…

   — Никогда не писала пером…

   — Все бывает первый раз, леди.

   Малевин достала перо и перочинный ножик. Чернил не было.

   — А чем…

   Книга зашелестела так, что в шелесте послышался смех.

   — Кровью, дорогая моя леди. Подписывать положено кровью.

   Малевин уколола палец на левой руке, и старательно вывела:

   «Леди Малевин Эор, госпожа замка Верный Клинок».

   — Верно? — поинтересовалась она у книги.

   Листы сложились в сердечко. Малевин не выдержала и рассмеялась.

   — Расскажите мне о том, что здесь происходит, уважаемая книга, — попросила Малевин, чувствуя себя героиней сказки.

   Книга застыла, потом задумчиво сказала:

   — Я знаю только то, что в меня записывают. А это сведения о мирах, с которыми соприкасается этот.

   — Сколько их вообще?

   — Около двухсот.

   Малевин по-плебейски присвистнула.

   — И отовсюду к нам кто-то может попасть?

   — Не беспокойтесь. Это случается довольно редко. К тому же, гости чаще всего безобидные и человекообразные. Главное, чтобы лишенные тени не пробрались.

   — Они так ужасны?

   — Они так несчастны, что полагают свое несчастье величайшей радостью. Им неведомы ни боль, ни горе, но и радость им неведома. И они полагают пустоту духа истинным величием, и хотят того же для всех. В их идеальном мире нет убийств и предательств, но и цены добрым поступкам нет. И смысла их делать тоже.

   Малевин кивнула.

   — Ты говорила о том, что почти все наши соседи человекообразные, а те, что нет?

   Книга снова зашелестела страницами, смеясь.

   — А остальные станут подобны людям, пройдя сквозь дверь. А вы, в свою очередь, отправляясь в мир разумных пауков начнете щелкать хелицерами.

   Через некоторое время в дверь кабинета постучали, и Малевин пришлось прервать весьма увлекательную беседу с книгой.

   — Вижу, вы сумели найти общий язык друг с другом — улыбнулся вошедший секретарь, господин Вейл.

   — Великолепно, — сказала Малевин. — Ничем не хуже Энциклопедии Пути, а голосовые команды распознает гораздо лучше любой поисковой системы.

   — Попрошу! — возмутилась книга. — Я, к вашему сведению, древний артефакт, и я гораздо умнее всех этих глупых механических изделий и абсолютно автономна!

   Малевин рассмеялась, взглянула на секретаря:

   — Есть еще что-то, что я должна сделать, господин Вейл?

   Секретарь, высокий мужчина в сером костюме и с незапоминающимся лицом, слегка поклонился.

   — Вам, моя леди, думаю полезно и интересно будет пройтись по подвалам замка.

   Малевин оглянулась, неопределенно крутанула кистью в воздухе:

   — А что насчет моих обязанностей? Вообще?

   Секретарь склонил голову.

   — Сейчас в замке траур по леди Имоджин. Срок истекает через неделю. К этому времени я надеюсь не торопясь ввести вас в курс дел, вы познакомитесь с рыцарями и леди других миров…

   — Четырьмя сотнями… ммм… человек? — перебила его Малевин, вспомнив то, что ее родной мир связан с двумя сотнями других.

   — Не беспокойтесь. Вы сумеете их запомнить, замок об этом позаботится.

   — Я уже ничему не удивляюсь.

   — Это место пронизано магией от подвалов до шпиля башни. Правильно делаете, что удивляетесь, леди.

   Потом он встал так, чтобы Малевин был виден профиль.

   — Я вам никого не напоминаю?

   — Н-нет, — протянула Малевин.

   — У вас есть с собой деньги?

   — Пятнадцать гульденов.

   — Трехгульденовая банкнота найдется?

   Малевин достала из кармана кошелек. Банкнота нашлась.

   Она посмотрела ее на свет, и с интересом взглянула на секретаря.

   — Кто там изображен?

   Бородатый мужчина, украшавший банкноту был ученым биологом, создателем теории эволюции.

   — Это я. Ну же, мысленно сбрейте этому чучелу бороду, и присмотритесь, леди.

   Малевин ахнула. Сходство было неоспоримым.

   — Я не человек, — сказал секретарь. — Попал в этот мир случайно, влюбился, остался.

   — И много вас таких, эмигрантов из иных миров?

   — Около двадцати тысяч в данный момент, — он поклонился, прижав руку к сердцу. — И все мы — ваши верные подданные. Вам не стоит переживать ни о чем. Ни о финансах, потребных на поддержание замка в должном состоянии, ни о прочих мелочах. Суд и прочее — прерогатива рыцаря. А вы — хозяйка. Ваше дело уют.

   — А как же… — Малевин провела пальцем по шее, вспоминая какие кары сулят недобросовестным владельцам Верного клинка.

   — Чтобы отпугнуть желающих получить лакомый кусок, объяснил он. — Зачем нам лишние люди на таком посту?

   Малевин кивнула, и вдруг поняла, что страшно устала. Все было слишком хорошо и гладко. И это было подозрительно.

   — Я могу отдохнуть, — спросила она. — Или мне еще куда-то нужно сегодня покапать кровью?

   Секретарь странно вздрогнул.

   — Кровью? Нет. Вас проводить до покоев?

   — Распорядитесь лучше об обеде через два часа. Это удобно?

   — Более чем. Отдыхайте, леди. Я пришлю горничную, когда обед будет готов

   Хозяйские покои были лишены всякой индивидуальности, так, словно это музей быта вековой давности. Должно быть отсюда убрали все воспоминания о бывшей хозяйке, чтобы не смущать новую. На стенах — зеленые обои с серебряными листиками, сплетающимися в замысловатый узор, мебель светлая, изящные диванчики в стиле ампир, обитые полосатой, бело-зелено-серебряной тканью, безделушки на каминной полке. Подлинники знаменитых картин в простых и строгих рамках. В ванной комнате, бывшей когда-то еще одной спальней — медные краны, ванна, унитаз и биде заключены в футляры из драгоценных пород дерева.

   Малевин полежала минут двадцать на роскошной кровати, размером примерно с ее предыдущую спальню, посидела на софе, и во всех креслах поочередно, побродила по пустой гардеробной комнате, где сиротливой стопкой уже лежали три ее самых хороших футболки, зимние полуботинки и сменная пара джинсов и куртка. Стопка нижнего белья тоже не впечатляла.

   За чаем мама попыталась было посетовать на скудность гардероба, и помочь заполнить полки, но Малевин была непреклонна.

   — Капсульный гардероб мама, капсульный гардероб! Ничего другого я не признаю. Я за осознанное потребление. И цвета попроще. Серый, белый, черный, синий. Они мне идут.

   К ее удивлению, Господин Теней ее поддержал:

   — Вы большая умница, леди. Именно с помощью таких вот ограничений вам удается удерживать в узде себя, и свою тень.

   Мама все же заставила ее заказать себе деловой брючный костюм, три блузки, три пары туфель, платья, коктейльное, простое до колена, и в пол. Последнее черное с искрой, остальные два серо-серебристые. Все — средней ценовой категории, хоккатийского производства, никакого эксклюзива. Своим принципам Малевин уступать не собиралась. От себя впрочем мама тоже кое-что добавила.

   — Это не принципы, дорогая леди, — уверял ее Господин Теней. — Это гейсы. И ваше подсознание, знающее что вам на самом деле надо.

   Малевин хлопнула себя рукой по лбу.

   — Гейсы, точно! Как я могла об этом забыть.

   То есть не забыла конечно, читала в легендах о правилах и ограничениях которые выдумывали себя герои и короли древности. Да и простые люди тоже. Иногда эти гейсы противоречили друг другу и становились причинами войн, смертей и прочих недопониманий.

   Господин Теней вздохнул.

   — Развитие цивилизации расслабляет и разжижает мозги. Странности древних не на пустом месте возникли. Это своего рода техника безопасности — вроде как не бросать включенный фен в ванну, или смотреть по сторонам, переходя дорогу.

   Малевин обернулась к матери.

   — А у тебя и отца есть гейсы?

   — Нет, — ответила мама, и грустно улыбнулась. — Я — мужняя жена, тень моя ничего не значит, а он не верит во всю эту мистику, ты же знаешь.

   — А мне-то можно было сказать, — слегка надулась Малевин.

   — Каждый доходит до главных истин в жизни сам, — ответил ей Господин Теней, вставая. — Думаю, с Раэлом вы столкуетесь.

   — Кстати, где же мой рыцарь? — спросила Малевин, глядя на Тень снизу вверх.

   — Бродит по мирам, внедряется в местные общины лишенных тени и убивает их. Короче говоря, препятствует распространению заразы. Когда он появится, вы поймете. А теперь, — он слегка наклонился подавая руку Малевин. — Я советую вам отправиться в небольшое приключение в обществе своего секретаря. После вы будете сладко спать и видеть прекрасные сны, не думая ни о чем. И полюбите своё новое место в жизни, и примете его. Это я вам гарантирую.

   Подвал был гораздо больше, чем, если думать логически, должен был быть. Отделанный серым камнем и деревянными панелями, лишенный видимых источников света и все же достаточно ярко освещенный, он был полон дверей. Вычурных и простых, отделенных друг от друга нишами, в которых стояли, чередуясь вазы и статуи, доспехи и зеркала. По центру тянулся длинный стол, простые деревянные скамьи.

   — Здесь больше двух сотен… — сказала Малевин, обращаясь к своему секретарю.

   — Не за всеми из них есть пригодные для жизни миры. Вот за этой например, — он постучал по одной из дверей, обугленной, забитой крест накрест двумя досками. — произошла ядерная война. Земля обезлюдела. Остались колонии на Рубиновой планете, которую они зовут Марсом, и на Луне, но нам туда хода нет. Только Господин Теней и Госпожа Света могут ходить по мирам, не используя места пересечения миров.

   — Колония на Марсе… — завороженно повторила Малевин. — Подумать только!

   Её провожатый указал на еще одну дверь.

   — А вот здесь вчера закололи Цезаря… — и поймав вопросительный взгляд спутницы пояснил. — Все миры — тени друг друга. Иногда некоторые события поразительно схожи между собой, иногда так кажется только на первый взгляд. Бывает рождаются одни и те же люди, проживают очень похожую жизнь, с ними происходят схожие или идентичные события. Бывают миры, в которых одни и те же страны, на пути развития разительно друг от друга отличаются. Вот за этой дверью мир, для которого смерть Римского императора — события двухтысячелетней давности. Мы с ним примерно на одной ступени развития, но вторых теней там никто не видит. И на территории Хоккаты там совсем другая страна, с иным кланом и историей. Единственное совпадение — около ста двадцати лет назад там тоже отгремела революция. Вот за этой дверью — тоже Хокката. Но семьи Эор там нет вообще.

   — Это не укладывается в моей голове, — на всякий случай сообщила Малевин.

   — В таком случае, вам стоит голову проветрить, — предложил ей господин Вейл.

   Он распахнул одну из дверей, и Малевин чуть не снесло потоком ветра.

   — Зря я не взяла куртку, — крикнула она, заслоняя лицо.

   — Куртка вам не понадобится! — заверил её секретарь, делая шаг вперед. — Подождите несколько минут и входите.

   И растворился в черной пустоте. Делать шаг в неизвестность не хотелось, Малевин минуты две поломала в нерешительности пальцы, все-таки и шагнула вперед. Изменившийся центр тяжести заставил ее опуститься на четыре конечности, тут же запутавшиеся в друг друге. Малевин полетела кубарем вниз с горы, из-под спины брызнули в разные стороны камушки.

   Наконец экстремальный спуск закончился, она упал на спину, придавив под собой левое крыло. Крыло?

   Она вскочила, ударила себя по чешуйчатому боку хвостом, заметалась, как кошка, которой светят лазерной указкой. И услышала странные звуки позади себя. Гибкая длинная шея легко извернулась в нужную сторону.

   Если драконы умеют смеяться, то кобальтово-черный дракон, вольготно устроившийся на выступе скалы, точно смеялся. Потом он поднялся, потянулся, выпустил огромные когти, и изящно спрыгнул с удобной лежанки. Подошел, излучая силу и мощь вплотную, потерся мордой о морду Малевин.

   И она услышала голос своего секретаря в голове.

    «Все в порядке, леди Малевин. Вы в моем мире. А это — мой истинный облик»

   Малевин от удивления села на собственный хвост, похожая наверно в тот момент на большого, неуклюжего, глупого и растерянного щенка.

   — «Я говорила, что ничему не хочу удивляться? Вздор! Это удивительно!»

   Она встала, с восторгом принялась крутиться, пытаясь поймать шипастый хвост. Растопырила крылья. Ветер больше не мешал. Что вообще может быть лучше ветра?

   «И вот это все вы променяли на двуногое человеческое бытие? Вы большой оригинал, господин Вейл!»

   Он очень по-человечески и очень грустно покачал головой.

   «Я променял это все на интеллект, моя леди. Мои сородичи неразумны» — он отвернулся, с тоской глядя вдаль. «Точнее, я думаю, что они нечто вроде предков разумной расы, которая будет жить здесь через миллионы лет. Жаль, что я этого не увижу. Мы, драконы — долгожители. За все время, что я провел в вашем мире, здесь сменилось одно поколение. И они необучаемы».

   «А провести через дверь в наш мир? А потом обратно?»

   Дракон посмотрел на Малевин в упор.

   «Мне не разрешили это делать. Все должно происходить естественно. Если все нечаянные путешественники станут таскать из одного мира в мир своих сородичей и изобретения, начнется такой кавардак… И не каждое существо способно переместиться без вреда для психики. Я знал трех своих сородичей, которые, как и, я случайно переступили порог. Одного мне пришлось убить, двое вернулись назад. Живут кстати недалеко отсюда, и стараются не вспоминать о пережитом. Хотя они поумнее остальных, других сюда стараются не пускать».

   Огромное красное солнце заходило за горизонт. Ветер крепчал. Вскоре Вейл нарушил тишину:

   «Полетели, загоним оленя, леди Малевин. Охота и хороший ужин всегда избавляют от грустных мыслей».

   В какой-то момент, не то в бреющем полете над озерной гладью, не то загнав оленя, Малевин почувствовала, что соскучилась по своему телу. По рукам и ногам, по волосам и несовершенному зрению.

   Вейл понял ее без слов. Может быть и он тосковал по крыльям в двуногом обличьи?

   До пещеры, внутри которой был спрятан проход между мирами, Малевин добралась почти не чувствуя крыльев, на одном упрямстве. В пещеру заползла с трудом, и снова не заметила, как вдруг стала прямоходящей, лишенной крыльев, и усталость как рукой сняло. Ведь у этого тела крыльев не было, нечему было уставать.

   Она обернулась к шедшему позади Вейлу, от избытка чувств бросилась ему на шею, по-драконьи потерлась лбом о его лоб. Наконец смогла высказать свой восторг не фырканьем и мыслеформой, а нормальными человеческими словами:

   — Это было чудесно! Я так благодарна!

   — Осторожнее, — рассмеялся господин Вейл, — какой-нибудь молодой и ретивый дракон мог бы воспринять это как жест особого внимания…

   — Но мы ведь уже терлись лбами…

   — При первом знакомстве это нормально, мы устанавливали связь…

   Малевин бросила взгляд на тень души своего секретаря и ахнула. Было от чего, драконья тень у человеческого тела — весьма необычное зрелище. А взглянув ему в лицо увидела кое-что еще — вытянутые, змеиные зрачки.

   Он моргнул несколько раз, и глаза стали обычными, человеческими.

   — С тенью сложнее, — сказал он. — Пару дней она будет выдавать мое иномирское происхождение, потом я снова уверю себя в том, что я человек, и все станет, как прежде.

   Он предложил Малевин руку.

   — Вы голодны, моя леди?

   — Помилуйте! — рассмеялась она. — Я ведь недавно съела целого оленя!

   — Не вы, — строго, словно учитель, поправил ее господин Вейл. — Не вы, а дракон, которым вы были. Это существенная разница.

   — Я так мало знаю, — вздохнула Малевин.

   — Понемногу разберетесь, леди. Спешить некуда.

   Малевин действительно почувствовала, что голодна, и только хотела об этом сообщить, как дверь напротив них, отгороженная столом и лавкой, скрипнула, отворилась и из нее вытекла тень. Очень густая, очень темная, липкая, неприятная. Она шлепнула о плиты пола, поползла вперед, поднялась, принялась оформляться в нечто человекообразное…

   Язык Малевин прилип к небу, а ноги к полу, к тому же господин Вейл довольно чувствительно сжимал ее руку чуть выше локтя. И эта боль не давала запаниковать. Тень оперлась липкими руками о край стола, довольно человечно вздохнула и превратилась в седого, изможденного человека, одетого в черный свитер с высоким горлом, простые джинсы наподобие тех, что носила Малевин.

   Темные глаза слепо и бессмысленно смотрели на Малевин.

   — Добро пожаловать в наш мир, — заикаясь сказала она, лихорадочно думая о том, что не выйдет из нее хозяйки замка, стоящего на пересечении миров. Для этого она слишком пуглива и пожалуй… брезглива. Драконы, конечно, прекрасны, но есть много миров, в которых обитают достаточно противные существа, как эта черная, липкая тень. Она не сможет подать руку человеку, помня чем он был десять минут назад.

   Человек тяжело опустился на скамью.

   — Вейл, — сказал, не глядя на них, и принялся стягивать насквозь мокрые кроссовки. — Это еще что такое с тобой?

   — Это новая леди замка, государь, — с поклоном ответил Вейл. Малевин он так низко не кланялся.

   — Где Имоджин?

   — Она умерла…

   Он даже не повернул головы.

   — Есть те, кому я должен принести слова соболезнования?

   — Леди Малевин, ее наследнице…

   Человек наконец повернулся. Седые волосы неопрятными сосульками свисали вдоль худого лица.

   — Приношу вам свои соболезнования, — наконец сказал он. — Имождин была полезна этому миру, надеюсь, вы будете справляться со своими обязанностями не хуже. Вейл!

   — Да, государь…

   — Мне требуется восстановить силы.

   — Я все сделаю, государь.

   — Вы, леди, можете идти. Оставим знакомство до лучших времен. На это смотреть не стоит.

   — Я… — сказала Малевин, просто чтобы что-то сказать, и осеклась под взглядами мужчин, драконьим, ярким, ясным, и совершенно пустым и безучастным.

   — Прошу вас, леди Малевин… — начал было секретарь.

   Она независимо пожала плечами и направилась к выходу из подвала. Встреча рыцаря и леди не задалась.

   Малевин почти бегом поднялась по ступенькам, ведущим в холл на первом этаже. Дубовая дверь тяжело закрылась за ней.

    — Что с вами моя леди? — ахнула горничная, с которой Малевин чуть не столкнулись. — На вас лица нет!

   Малевин внимательно осмотрела девушку. Померещились или нет ей перья в иссиня-черных волосах?

   — А вы отсюда, Грета?

   Девушка улыбнулась, по-птичьи склонила голову на бок.

   — Я жила в мире оборотней, леди Малевин. Вы ведь об этом спрашивали? Полжизни спала в гнезде, устроенном на вершине дуба.

   — А кем вы были?

   Горничная взмахнула руками, широкими рукавами скромного черного платья, составлявшего часть униформы.

   — Вороном?

   Она кивнула.

   — И страсть к черному цвету никуда не пропала. И все же, леди… что вас так напугало?

   Малевин пожала плечами.

   — Вы знакомы с ммм… Раэлом?

   — Он вернулся? — девушка от радости даже подпрыгнула и хлопнула в ладоши. — Радость-то какая! — Она достала из своего темновекового платья вполне современный телефон. — Позвоню на ферму, пусть привезут козленка… Господину нашему рыцарю надо будет восстановить силы…

   — Он что, съест один целого козленка?

   Грета посмотрела на нее удивленно.

   — Нет конечно… Ему нужно восстановить силы, а для лишенных теней единственная возможность это сделать — выпить крови. В ней, говорят хранятся отголоски того самого, первого солнца.

   — Это объяснение звучит очень по темновековому, — сказала Малевин, опираясь боком о стену. Ноги дрожали.

   Грета пожала плечами.

   — Может быть. Мне сложно судить.

   — Значит он пьет кровь?

   — Только животных! — заверила ее Грета. — И то с большой неохотой.

   — Какой молодец, — хмыкнула Малевин.

   Горничная нахмурилась.

   — Прошу простить меня леди, но я не вижу здесь поводов для шуток.

   — Он так вам нравится? — скрестила руки на груди Малевин. Ее передернуло от воспоминания о том, как выползала из открытой двери черная, тягучая, маслянистая тень. — Жаль что вы не леди замка, были бы счастливы.

   Девушка всплеснула руками.

   — Помилуйте, госпожа моя! Разве я к этому веду? Мне и на своем месте хорошо.

   — А мне на своем нет… Я не гожусь в хозяйки места, где пересекаются миры. Хорошо, если это драконы, или птицы-оборотни, а если разумные слизняки?

   Малевин сама не заметила, как повысила голос. Перед персоналом. Мама упала бы в обморок от такого вопиющего нарушения всех норм. Грета успокаивающе погладила ее по плечу.

   — Вам следует выпить горячего сладкого чаю, моя леди. И поесть. И, если позволите совет: послушать, почему обитатели замка готовы защищать господина Раэла от чего угодно, включая вас и его самого.

   Малевин провела рукой по волосам.

   — Это была глупая вспышка, истерика не к месту. Прошу извинить меня.

   Горничная улыбнулась, спрятала руки под передник.

   — Прошу в гостиную, моя леди. Сейчас все будет сделано наилучшим образом.

   В малой гостиной, прилегающей к спальне, Малевин наткнулась на книгу Имоджин, ту самую, недописанную, «Король для странницы». Еще раз внимательно изучила обложку и пришла в выводу, что художник знаком лично, или по крайней мере видел Раэла Серебряного, таким, каким он стал сейчас.

   И эти холодные пустые глаза, и угрюмо сомкнутый рот, и упрямый подбородок, и вертикальную морщинку меж бровей.

   Красавцем король не был, ни при жизни, ни теперь, в том с странном состоянии в котором он нынче находился… Интернет в замке ловил отлично, несмотря на толщу стен, и Малевин, вознеся короткую молитву Госпоже Света, включила свой агонизирующий ноутбук для того, чтобы повнимательнее изучить все известные портреты короля.

   Учитывая то, что как минимум один из них висел здесь, в замке, в квадратной башне, можно было сказать, что лень определенно затмевает любые порывы. Идти всего ничего, но открыть вкладку с фото этой картины гораздо проще.

   Итак…

   Первый портрет с родителями, о двухлетнем ребенке в чепчике и платье ничего особенного не скажешь. У короля-отца мощная бычья шея и самодовольный вид, мать по северному светлокосая, в простом платье, с большими синими глазами, которые она передала по наследству потомкам. Самой Малевин этой красоты не досталось. Вот волосы у нее схожего цвета, это да.

   Второй портрет — коронационный. И Раэл выглядит на нем противным мальчишкой, с тощей цыплячьей шеей, с приподнятым левым плечом. Кажется с осанкой у него были проблемы… Вообще он кажется заморышем и чуть ли не дурачком — дядя-регент всеми правдами и неправдами старался удержаться у власти. Говорят он запретил учить короля чтению и письму, стараясь выставить его отсталым, неспособным править самостоятельно… Из этого ничего не вышло — к девятнадцати годам король вырвался из-под дядиной опеки, женился.

   Вот и следующий портрет. С молодой женой. Хрупкой нежной герцогской дочкой. Она скромна и с утра до вечера истово молиться Госпоже Света, не вылезает из храмов и благоделен, но во взгляде короля если не любовь, то уж точно симпатия.

   Через три года она умрет при родах, ребенок тоже погибнет. Король в это время погрязнет в междоусобной войне, его армию разобьют, он попадет в плен, сбежит оттуда, и приедет замок тестя для того, чтобы закрыть любимой женщине глаза. Раэл тяжело будет переживать ее смерть, именно тогда он начнет седеть.

   Потом будет еще один брак, еще один портрет с новой королевой. Эффектной и яркой женщиной чуть старше него, тоже вдовой. Потом еще одна затяжная война, а затем то, что историки будут считать болезнью… и предательство жены. Впрочем, быть может она просто испугалась того, во что превратился ее муж? Если так, то Малевин ее понимала. Как с ним случилось то, что на самом деле называется лишением тени? Он изменился, перестал быть человеком, и может быть решил, что в таком случае не имеет права властвовать над людьми?

   В это примерно время появляется последний прижизненный портрет, самый странный, совсем не похожий ни на что. Так в те времена не писали портретов. На нем Раэл стоит будто бы бы по ту сторону стекла, прозрачного и тонкого и все же заметного. Стоит, прислонив к стеклу ладонь, и в глазах его нечеловеческая тоска. Должно быть так Атристир, его младший брат, с которым они были неразлучны, смог изобразить отчаяние и внутреннюю пустоту, и абсолютное одиночество человека, лишенного тени. Это действительно страшно

   Запер сам себя в этом замке, что же дальше? Что было с ним дальше?

   Не Малевин его осуждать, не ей его бояться. Разве это отдаленно не похоже на то, как она сама бежала от своей тени и амбиций?

   Ведь, если верить Господину Теней, он сражается со злом, которое страшно себе представить, и если на досуге он пьет кровь животных и превращается в черную жижу, что уж тут поделаешь?

   К тому времени как горничная принесла чай, а к нему вкуснейшую сдобу, Малевин окончательно успокоилась, и даже почувствовала стыд за свое поведение, и позорное бегство.

   Подумала, что ей стоит извиниться. За чаем мысли потекли лениво и расслабленно. Думалось о бессмысленных, но довольно интересных вещах: например, попади она, Малевин в те времена, чем бы она занималась? Какие улучшения попыталась внести? Помогли бы бы ей знания из будущего, или наоборот? Да и что она знает? Формулу серной кислоты? А заложить основы химии слабо? Если точно знать, что можно попасть в свое время, решила она, доедая булочку, то можно закапывать клады например. Буквально на будущее. А если вернуться невозможно?

   — О чем вы думаете, леди? — прервала ее размышления Грета.

   Мысли тут же разбежались по самым дальним закоулкам сознания, точно тараканы от включенного света.

   — Я думала о том, что мне пожалуй не стоит осуждать или бояться своего рыцаря.

   Горничная улыбнулась.

   — Чтобы утвердить вас в этой мысли, позвольте рассказать вам о том, что я слышала от других и или видела сама?

   — Буду благодарна, — ответила Малевин. — Налейте и себе чаю, Грета.

ГЛАВА 3

Пришел день, когда Верховный Пастырь Хоккаты возложил венец на голову восьмилетнего Раэла и провозгласил его королем. Тень его, еще детская, не обретшая четких форм, колыхнулась, и стала гуще и объемнее. Дядюшка-регент смотрел на юного правителя так, будто мечтал убить его на месте. Раэл шмыгнул носом, слегка заикаясь произнес полагающиеся слова. В огромном гулком помещении за его спиной некуда было яблоку упасть. И только матушки, единственного человека, которого Раэл желал здесь видеть, не было рядом с ним. Матушка осталась во дворце.

   Она пришла к Раэлу, дурно спавшему ночь перед рассветом, за полчаса до того, как явились слуги одевать его. Матушка прижала голову сына к груди, заплакала и закашлялась:

   — Вот ты и вырос, Раэл. Если ты нас не защитишь, этого не сделает никто…

   Он тогда почувствовал себя таким маленьким.

   Теперь на его лоб опустилась холодная железная корона, он вздрогнул и сосредоточился на самом главном событии в жизни. Коронационное кольцо, тоже простое, железное, было ему великовато, и норовило соскользнуть с пальца. Желудок свело судорогой, он забурчал, и Раэл почувствовал, как у него краснеют уши. Ему показалось что голодное брюхо заглушило даже хор.

   Утром он не ел, а уже перевалило за полдень.

   Верховный Жрец, человек пожилой, улыбнулся юному королю.

   — Ничего, — шепнул он, — бывал и такие государи, кто от нервов пускали ветры… И совсем не так тихо.

   Раэл хихикнул, дядя бросил на него раздраженный взгляд.

   Жрец подал королю руку, помогая встать с колен. Раэл с благодарностью вцепился в сухую, теплую, старческую ладонь. И даже сумел не запутаться в длинных церемониальных одеяниях.

   — А теперь, государь мой, таинство…

   Дядя двинулся за ним, Жрец остановил его.

   — Лишь помазанник Света и служитель его войдет в эту дверь…

   — Я регент!

   — Но не король.

   Раэл послушно шел за стариком, глядя на его спину в золотом облачении.

   Они прошли узким, тускло освещенным коридором, поднялись по шаткой лестнице, по другой — спустились, и жрец с поклоном освободил юному королю путь.

   — Там ждут вас, мой государь.

   Раэл вошел и был ослеплен нездешним светом, чистым и ярким. Госпожа Света протянула к нему руки.

   — Здравствуй, мальчик. Мне жаль, что столь юным ты вступил на престол.

   Мне нужна помощь…

   Раэл смотрел на Госпожу Света снизу вверх, а потом спросил:

   — Почему жизнь несправедлива и не прекрасна? Как вы? Зачем люди должны умирать и… — он снова ощутил боль в желудке. — И голодать? Это нечестно.

   Свет потускнел.

   — Все совсем не так просто мой милый, — она поцеловала его в лоб. — Иди. Мы поговорим, когда ты подрастешь.

   Он еще не раз приходил в эту комнатку, чаще всего тайком.

   Позже они с дядей проехали по городу в сопровождении отряда гвардейцев, и дядюшка кидал черни монеты — большей частью обрезанные, потерявшие в цене, а на площади бил фонтан из кислого вина. Раэл продрог, и из носа у него текло — весь день моросил дождь, а венец не назовешь удобным головным убором, под которым можно спрятаться от непогоды. Кошеля с деньгами ему не дали — дядюшка страшно ревновал к любой капельке славы и народной любви, что не досталась ему.

   Во дворце Раэла сразу же отправили спать, чему он был несказанно рад — рыцари собирались напиться в огромном трапезном зале замка, а когда они напивались, то начинали тянуть похабные песни и хватать служанок за зад.

   Матушке повезло меньше, — она все еще оставалась хозяйкой замка, как вдова и мать короля. К тому же, дядюшкина жена постоянно хворала.

   Раэл нетерпеливо отослал прочь слугу, помогавшего подготовиться юному королю ко сну, и завернувшись в одеяло, смотрел, как горит огонь в камине. Его трясло — не только и не столько от холода, сколько от гнева на дядюшку и его прихлебателей.

   За стеной громко и требовательно заплакал ребенок. Это плакал Атристир — младший брат Раэла. Ему было чуть больше года, и до смерти отца он никогда надолго не расставался с матушкой. Матушка была родом с севера, и на ее родине все, даже благородные дамы, сами кормили своих детей грудью и носили повсюду на руках, используя хитроумно свернутый плед.

   Но дядюшка запретил матушке уделять Атристиру излишнее внимание, сказав, что одного слюнтяя, неспособного оторваться от материнской юбки, она уже воспитала.

   Атристир плакал все громче и громче. Даже натянутое на уши одеяло не помогало. Поворочавшись, Раэл со вздохом встал с постели, закутался в халат и вышел из своих покоев.

   Кормилица Атристира была беспробудно пьяна. Раэл постоял над дородной женщиной, храпящей чуть тише плачущего ребенка, и подумал, что при отце такое было бы невозможно.

   Раэл поднял повыше свечу, которую держал в руке и подошел к колыбели. Атристир затих, разглядывая огонек.

   — Ну, и чего ты ревешь? — нарочито грубо спросил Раэл, сглатывая комок, вставший в горле. — Ты же принц!

   — А где папа? — спросил принц, вставая на ноги.

   — Папа далеко. Он больше не может нас защитить. Мы теперь сами за себя в ответе. За себя и за матушку. Мы не можем плакать.

   — На руки, — ответил Атристир. — На руки.

   — Ну что с тобой будешь делать? — спросил Раэл, доставая ребенка из колыбели сажая себе на бедро, как это делала матушка. — Ты же так и будешь реветь и спать мне не дашь.

   Он забрал мальчика с собой, мстительно отобрав у нерадивой няньки плед, в который та была закутана.

   Проснувшись и не обнаружив принца в колыбели, кормилица так перепугалась, что не стала жаловаться на Раэла. С тех пор принцы спали на одной кровати, согревая и поддерживая друг друга…

   Зимой умерла матушка — сгорела от лихорадки за две седмицы. Перед смертью она просила сыновей поддерживать друг друга. Атристир был еще слишком мал, чтобы все понимать, но Раэл поклялся у смертного одра за обоих.

   Дядюшкина жена была невзрачной, испуганной, но простой и доброй женщиной, вечно на сносях, искренне жалевшей племянников. Она родила мужу шестерых дочерей, таких же бледных и болезненных, как и она сама. Пожалуй только отсутствие наследника не давало дяде избавиться от племянников. Это понимали при дворе все. Она единственная при дворе называла Раэла королем, не насмехаясь. Он был очень благодарен тетушке за это.

   Однажды тетушка подошла к нему и тихо сказала:

   — Я должна вам кое-в-чем признаться, Ваше Величество. Ваш дядя, мой муж… он знается с теми, кто лишен теней.

   Раэл усмехнулся. Он не верил в глупые пугалки для крестьян, особенно после разговоров с Госпожой Света. В какой-то момент он четко понял, что разговаривает с ним не высший разум, марионетка, или ученая птица папагалло, знающая только те слова, которым ее научили. И Госпожа Света в ответ на прямой его вопрос отпираться не стала. Много позже он сможет сравнить это с записью на пластинке, или с искусственным интеллектом весьма примитивного уровня. И будет прав.

   — Я не солнце, Раэл, я только его луч… Солнцу невозможно быть везде одновременно, и если оно слишком приблизится к миру, то уничтожит его, понимаешь?

   — Понимаю, — отвечал Раэл.

   Про лишенных теней он тоже спросил у Госпожи Света.

   — Ты должен хранить мир от них, дитя. Но это потом, когда ты подрастешь и окрепнешь.

   Но тетушка не отставала от него со своими россказнями, и Раэл, чтобы успокоить нервную женщину, единственную, кто была добра к нему, решил все же выслушать ее. К тому же в тот год ему исполнилось тринадцать, и он чувствовал себя достаточно взрослым и окрепшим чтобы сражаться со злом. Еще сто лет назад он начал бы править без регента в четырнадцать. Теперь этот срок увеличен до шестнадцати лет.

   Тетушка рассказала ему когда и где дядя собирается встретится со своими мрачными гостями, и добавила:

   — Он сказал мне, что уже договорился о костре для меня в Пекле. Если я предам его, а предать мужа — это страшный грех, то я буду гореть в Пекле вечно.

   Раэл снова усмехнулся.

   — Если кто и достоин греться под теплыми лучами в Доме Вечного Солнца, то это вы, тетушка. А Пекло оставим другим.

   Своих шестерых кузин Раэл бессовестно путал. А впрочем для него все женские лица, скрытые слоем пудры казались почти неотличимыми друг от друга. Старшей, Айлирин, было почти девятнадцать, ее называли старой девой. Ходили слухи, что дядюшка хочет заключить союз между нею и Раэлом, но жрецы были против против кровосмесительного брака. Со своей предполагаемой невестой Раэл перекинулся хорошо если десятком слов до той роковой ночи, изменившей навечно представления юного короля о мире.

   Он не ждал ничего важного от похода дяди в дворцовые подвалы — мало ли что ему может там понадобиться. Какие-нибудь оргии или пытки… Впрочем Раэл с удовольствием узнал бы что-нибудь гадкое о дяде, может это помогло бы от него избавиться. Тетушка пошла вместе с ним, хотя ее страшно трясло, так что зубы стучали. Впрочем, напугать ее было делом не трудным.

   Раэл вооружился чем сумел — острым кинжалом и тяжелым канделябром. Фехтовал он довольно скромно и не продержался бы против взрослого мужчины больше минуты. Но возможно, тетушка успела бы убежать.

   Тетушка остановилась в маленькой комнатке, и отодвинула заслон с узкого окошка.

   — Вот, — сказала она. — Отсюда он заставляет меня смотреть иногда… когда ему кажется, что я вышла из повиновения.

   Раэл подошел к оконцу и сдавленно выругался:

   — Что за Пекло?!

   Он и не представлял себе, что под дворцом находиться такое огромное помещение. Залитое огнем сотен свечей, отражающих свет от стен, облицованных зеркалами, и пола, покрытого медными пластинами, оно прекрасно иллюстрировало россказни жрецов.

   Тетушка издала нервный смешок:

   — Не Пекло, и даже не ворота туда, так, калитка.

   В центре огромного зала копошились люди, рисуя знаки на полу. Наконец Раэл обнаружил и дядюшку стоящего на массивном постаменте неподалеку.

   Одет он был в одеяние, созданное будто в насмешку над одеждами жрецов. Жрецы носили белое и голубое из простой, льняной материи, дядюшка обрядился в черный бархат и алую парчу.

   Люди, рисовавшие странные знаки на полу, вышли, оставив у подножия постамента, на котором возвышался дядя, нечто, завернутое в несколько слоев черной материи.

   Дядя воздел руки и нараспев принялся произносить слова на неизвестном Раэлу языке.

   В центре круга, испещренного знаками взвилось под потолок багряное пламя и явилась Она…

   Позже Раэл говорил Атристиру что не видел в жизни ничего более прекрасного и устрашающего. Но тогда, разглядывая огромную текучую фигуру с алыми глазами, которая постоянно меняла очертания, то становясь воительницей с витыми рогами и черными, будто ночь крыльями, то прекрасной девой, чернокудрой, обнаженной, будившей в нем нечто странное и запретное. Но тогда он не думал ни о чем, кроме того, как бы не испачкать штаны.

   Существо наклонило голову и спросило, глядя на дядю сверху вниз.

   — Что тебе надо, смертный дурак? Я дала тебе власть, которую ты просил, в обмен на твою душу. У тебя больше нет нужного мне товара. Ты весь мой.

    Куда только делась вся дядюшкина спесь? Он дрожал как осиновый лист под алым взглядом.

   — Мне нужен наследник, — прошептал он, едва слышно.

   Раэл скорее прочел по губам, чем услышал. Пекляная гостья расхохоталась.

   — Ну так делай детей, человек! Не получается с женой, найди себе полюбовницу. Мне ли тебя учить?

   Дядя снова что-то прошептал. Существо расхохоталось.

   — Вот это наглость, смертный. Забавно, забавно. Ну, а я в ответ хочу душу твоего племянника Раэла. Судя по всему, он собрался прожить жизнь праведника, и вознестись в Дом Вечного Солнца, к мамочке с папочкой… Делай все что хочешь, но сделай так, чтоб он пал в самую грязь. Из него выйдет великолепный лишенный тени. Еще один мой преданный слуга.

   Дядя снова что-то пробормотал, Раэл не расслышал, и радостно билось его сердце: «Родители вместе, они не страдают! Родители в Доме Вечного Солнца!»

   — Мне нравится этот мальчик. Такое чистое сердце… ммм. Такая четкая тень. Редкое сочетание. Мои враги старались изготовляя его… такая заготовка для хорошего короля. Может быть даже великого короля…

   Существо вскинуло голову и посмотрело прямо в глаза застывшего Раэла. Когда Раэл стал старше он смог понять, что было том взгляде: предвкушение и страсть.

   Дядя меж тем, спустился с постамента и развернул тюк. Стоявшая рядом с Раэлом тетушка вскрикнула и Раэл зажал ей рот.

   В тюке оказалась связанная рукам и ногам Айлирин.

   — О Госпожа, — сказала тетушка. — Нет! Нет. Нет.

   Раэл тоже не готов был смотреть на то, что должно было произойти. Существо подтащило девушку поближе и ласково провело длинным когтем по щеке, оставляя кровавый след.

   — Убей его, Раэл, — прошептала тетушка. — Неужели ты позволишь ему…

   — Я не выстою против этого существа и секунды, — глухо ответил Раэл, сжимая кинжал.

   — Слюнтяй! — Закричала тетушка. — Молокосос! Прав мой муж, говоря, что ты не мужчина! Я сама пойду и…

   — И умрете… — спокойно ответил Раэл. — Оставите остальных пятерых дочерей без защиты.

   Айлирин душераздирающе кричала. Это… эта женщина преобразилась, превратилась в огромную летучую мышь, нетопыря, и впилась в шею Айлирин. У Раэла не хватало мужества дальше глядеть, что там происходит. Он прижал сопротивляющуюся тетю к себе, закрыл ей уши своими руками и запел вполголоса песню, которую когда-то пела ему мать. Тетушка пыталась кричать, Раэл закрыл ей рот рукой, она попыталась прокусить ладонь. — Ничтожество. Слюнтяй. Слабак.

   Он укачивал тетю, и слушал, слушал, как кричит Айлирин. Тете не было слышно, а Раэл чувствовал как ее пронзительные мольбы о смерти буравят его мозг.

   «Да, — думал он, не прекращая напевать, и тетушка постепенно успокаивалась. — Может я и трус, но останусь жить. Мертвые мстить и защищать не могут».

   Когда все закончилось, Раэл совершенно охрип, а в волосах его появилась первая седая прядь. Почти незаметная еще.

   Когда все закончилось, и пришедшая из Пекла вернулась туда, откуда пришла, вновь появились люди, стерли рисунок с пола, вытерли кровь… Раэл обратил внимание, что люди эти очень странные: одни не отбрасывали тени, другие двигались так, будто были слепы и непроходимо глупы в добавок. Сообщники ушли, в зале остались лишь отец и дочь. Айлирин еще была жива. Она едва слышно стонала, завернутая в окровавленный шелк и бархат. Дядя поднял голову и заорал:

   — Женщина! Ты здесь, женщина? Иди помоги дочери, женщина, и радуйся, что не оказалась на ее месте. Наша госпожа любит кровь, и женская ей милее мужской.

   На свою беду и на счастье Раэла дядюшка очень удобно стоял прямо под окошком, а свет множества свечей слепил ему глаза. В крови юного короля кипел гнев, и он, почти не осознавая что делает, уронил свой бронзовый канделябр прямо ему на голову.

   Он мог поклясться, что слышал, как треснула голова от удара, мог поклясться, что видел выступившую кровь… Тело дяди будто окутало туманом, а потом он засмеялся:

   — Мы ведь уже проходили это, женщина! Разве нет? Никто не властен надо мной, кроме моей госпожи.

   Тетушка повернулась к к Раэлу, глядя слепо и страшно:

   — Я тебя ненавижу! Что у тебя вместо крови? Разбавленное водой вино?

   Раэлу нечего было сказать. Разве что согласиться с тем, что он — трус.

   Раэла трясло, Раэл почти не спал уже вторую седмицу. Каждый учитель пенял ему на рассеянность по нескольку раз на дню. Учитель словесности и вовсе сказал: «Я в глубоком расстройстве, Ваше Величество, мне жаль, что я не могу заинтересовать вас своим предметом».

   Раэл опускал глаза, чувствовал, что у него горели уши… Но не думать о том, что он видел в подвалах замка он не мог. «Что делать? Что делать? Что делать…» заполошно стучала кровь в висках, и сердце уходило в пятки.

   Он ведь убил дядю. Подсвечник был достаточно тяжел, и был запущен прямо в цель. И кровь была, и треск разломленного черепа просто не мог померещится Раэлу. И вот регент живой! Все так же ходит по дворцу, будто он здесь хозяин, все так же принижает достоинства Раэла при каждой возможности. Та тварь выпила кровь из Айлирин, и вот Айлирин — разве что еще бледнее и тише, чем обычно…

   Что делать? Что делать?

   Промучившись так две седмицы, он отпросился у дядюшки, сгорая от унижения, кусая губы и сжимая кулаки, отпросился на ночной молебен в главный храм.

   — Что вы за существо, Раэл? — с досадой спросил дядя. Его прихлебатели, мелкие дворянчики, зашептались, захихикали. — Мягкотелы, как девица, слабохарактерны так, будто вас с детства готовили не к мечу и короне, а к жреческому посоху. Как такое… такая сопля родилась у моего брата, первейшего рыцаря, воина и защитника своей страны?

   Раэл вспыхнул было, но опустил глаза. Еще два года. В шестнадцать он будет совершеннолетним. Нельзя давать повода, никому нельзя давать повода думать, что он представляет собой что-то большее, чем жалкий трусливый червь.

   Перед отъездом в храм Раэл зашел к Атристиру. Тот выстраивал на полу солдатиков.

   — Поиграем? — радостно спросил Атристир.

   — Конечно! — ответил Раэл, снимая надетые было перчатки. Мальчики уселись у камина, принялись стрелять орехами из катапульты, и неожиданно для себя юный король развеселился. Он сам испугался этого чувства, понял, почему сторонился после происшествия в подвале своего младшего брата. Тот мог рассеять его мрачную решимость действовать. Атристир заставлял вспоминать Раэла о его мягком и чувствительном брюшке, которого у настоящего короля конечно быть не должно.

   Жрец выслушал юного короля очень внимательно, то и дело всплескивая руками, впрочем молча, не желая прерывать рассказ. Потом пожевал губами и наконец произнес:

   — Я думал дать вам еще немного времени подрасти, насладиться детством…

   Раэл взвился, очень непочтительно.

   — Детство? Вы думаете, все эти годы у меня было детство?! Я достаточно честен был на исповеди, чтобы вы понимали, что детства-то у меня и нет!

   — Возможно, я неправильно выразился, — вздохнул старый жрец. — Но и взваливать на вас всю тяжесть мира я не счел правильным. Думаю, вам пора кое-с-кем познакомиться.

   Четверть часа спустя король встретился с супругом Госпожи Света, Господином Теней. На первый взгляд не было в нем ничего необычного: средний рост, глубоко посаженные серые глаза, запыленные сапоги.

   Господин Теней обратился к верховному жрецу:

   — Вообрази, добирался в твоем мире до места на такси, таксист мне все уши прожужжал, что он крупный бизнесмен, а за баранкой сидит ради удовольствия… Здесь пришлось нанимать извозчика, и та же самая картина: он весь такой купец второй гильдии, а на облучке сидит для собственного удовольствия. А мы удивляемся схожести важных событий. Так отчего им не быть схожим, если люди везде одинаковые?

   Раэл подошел ближе, с удовольствием отмечая, что с каждым годом все на меньшее количество людей ему приходится смотреть снизу вверх. Покачался с пятки на носок.

   — Вы хотя бы настоящий?

   Господин Теней коротко хмыкнул, и снова обратился к верховному жрецу:

   — А парень не промах.

   Раэл чувствовал что еще немного, и разозлится. Придворные зубоскалы, желая угодить дядюшке, тоже играли в эту игру, делая вид что нет рядом нет никакого короля, и он ничего естественно не говорил.

   Но Раэл по-привычке промолчал, ожидая развития событий.

   — Долго думает, а потом делает, да? — сказал себе под нос Господин Теней. — Совсем не рыцарь из баллад… Впрочем и время таких рыцарей подходит к концу.

   А потом обернулся наконец к Раэлу и сказал:

   — Да, Ваше Величество. Я, в отличии от голограммы в подвале — настоящий.

   — Что такое голограмма? — живо спросил Раэл.

   Все оказалось сложнее и проще чем Раэл думал. Есть два солнца видимое всеми и нет. Вокруг видимого вращается обитаемый мир и несколько каменных безжизненных глыб. Это упрощенная модель мироздания. А вокруг иного солнца движутся все обитаемые миры. И их не счесть. Некоторые из них пересекаются, влияют друг на друга, некоторые нет. В месте пересечения можно покинуть один мир, и попасть в другой. Одно из таких мест — в некотором отдалении от столицы. Оно находится под землей, и не приемлет излишнего внимания, но столица растет…

   — Я временно поживу здесь, — сказал Господин Теней. — Выкуплю землю, построю небольшой замок, поселю туда рыцаря. Нужен кто-то кто сумеет сохранить все это в тайне.

   — Хорошо, — сказал Раэл. — А мне что делать?

   — Думаю, — рассеянно сказал Господин Теней, раскачиваясь на обитой бархатом скамье и обхватив себя за ногу. — Думаю, вы достаточно заинтересованы в то, чтобы помочь мне уменьшить поголовье вампиров, или как их здесь называют, лишенных теней на вашей земле.

   С лишенным теней тоже на первый взгляд все легко и просто. Только на первый взгляд.

   — Что есть солнце? — спросил Господин Теней, покровительственно кладя руку на плечо юного короля. — Солнце есть звезда. Что ей противоположно и при этом родственно?

   Раэл пожал плечами, и это позволило более или менее вежливо избавиться от руки на плече. Чужих прикосновений он не любил с трудом терпел даже помощь прислуги. Господин Теней хмыкнул, но руку убрал.

   — Своего рода черная дыра…

   — Что такое черные дыры? — спросил Раэл.

   Господин Теней поморщился

   — Не забивай себе голову. Это из курса астрофизики. Думаю лет через восемьсот и в этом мире…

   — Это несправедливо. — начал Раэл. Господин Теней и Верховный Жрец Хоккаты понимающе переглянулись. Старик поклонился им обоим, и вышел. Господин Теней оседлал массивный стул, устроил руки на спинке, опустил голову.

   — Ты помнишь, как ты учился ходить, Раэл?

   Он покачал головой, и прислонился к холодной стене, выставил вперед ногу.

   — Уверен, ты падал не раз…

   — Но мир не неразумное дитя! — с жаром воскликнул юный король. — И что вы имеете ввиду под падениями? Уж не войны ли?

   Господин Теней хмыкнул.

   — Согласен. На первый взгляд совершенно никчемная аналогия. Предвосхищая вопрос: аналогия это…

   — Сравнение, — перебил его Раэл. — Я понял.

   Подумал немного и неуверенно добавил:

   — Догадался.

   Помолчал еще немного, и добавил услышанное от Верховного Жреца слово:

   — По контексту, — прежде это умное и красивое слово к месту пристроить нигде не удавалось.

   Вошли двое молодых служек. Пока Раэл обернулся на скрип двери и обратно, Господин Теней исчез.

   Раэл в недоумении оглянулся, и вдруг увидел на стене ничью тень. Та, будто бы заметив его внимание, вдруг превратилась в дракона, затем в рыцаря с мечом. Раэл почувствовал что у него, будто у деревенского простачка сам собой разевается рот.

   Едва за служками закрылась дверь, тень эта отделилась от стены, обрела краски объем, и снова стала Господином Теней.

   — Ты еще совсем ребёнок, Раэл — с непонятной горечью сказал Господин Теней.

   Юный король был с ним конечно, совершенно не согласен. Разве мастеровые или смерды считают своих четырнадцатилетних сыновей несмышленышами? Так чем он хуже?

   — Любой был бы озадачен этаким дивом, — как можно равнодушнее сказал он.

   — Я не хотел, чтобы меня видели лишние глаза.

   Раэл кивнул, потянулся к большому блюду с фруктами, оторвал от грозди виноградинку, повернул в руках, и положил на край тарелки.

   — Значит вы никак не хотите помочь?

   Господин Теней всплеснул руками.

   — Помилуй, отрок! Я ведь только этим и занимаюсь. Помогаю то одним, то другим.

   — Я имею ввиду, что в иных мирах есть то, чего мы не знаем, и узнаем нескоро. Если бы собрать все хорошее, да всем рассказать…

   Господин Теней устало вздохнул.

   — Дитя, у тебя доброе сердце, но неужели ты думаешь, что я и госпожа моя так жестокосердны, что наблюдаем за мучения миров или народов их населяющих? Что за все миллионы, миллиарды лет, мы не искали способов помочь новым мирам избежать ошибок, виденных нами в старых мирах? Напомни мне, чтобы я сводил тебя в те пустыни, что остались от миров, где бежали впереди паровоза.

   — Впереди чего? — спросил Раэл, и вдруг, не удержался, прыснул в рукав. Вслед за ним засмеялся и Господин Теней.

   Приближался день совершеннолетия, все меньшее количество людей смотрели на Раэла сверху вниз. И не только потому, что он тянулся вверх и раздавался в плечах. А еще и потому, что власть медленно, но верно ускользала из дядькиных рук. Он этого не замечал, потому, что внешне все оставалось как прежде — он сверкал как умел, перед ним лебезили, Раэл искал и находил союзников.

   У него была прекрасная поддержка в виде господина Теней и Верховного Жреца, успевшего побывать в своем мире советником при правительстве. Он познакомил Раэла с чудными науками — политологией и психологией.

   Куда до них было покровительнице дяди? Господин Теней говорил, что когда-то давно и она была человеком, но лишившись тени стала считать себя выше людского рода, презирать его и не придавать значения ни страху исходящему от людей, ни любви и дружескому расположению, ни прочим чувствам и движениям души, которую она старались поглотить, переварить, и стать через это сильнее.

   В некоторых странах антагонистами считали Госпожу Света и Господина Теней. На деле же у них обоих был один общий враг — сонм бессмертных, мелких, коварных и трусливых божков, в которых превращались особенно прожорливые лишенные тени.

   — Их можно назвать вирусами, а нас — иммунной системой, — рассуждал вслух Господин Теней, а юный король смотрел на него не отрываясь, боясь упустить хоть тень мысли, хоть один оттенок смысла. — И вам, Раэл, я надеюсь, удастся стать частью этой системы.

   — Антивирусом, — скрипуче поддакивал Верховный Жрец. Все чаще во время этих бесед он задремывал у камина. Все слабее становился. Недавно ему исполнилось девяносто два года.

   — Ну или так, — соглашался Господин Теней. Он не стесняясь пересыпал свою речь мудреными словечками из иных миров. — Я, админ, вы защитная программа, охраняющая один из компьютеров, подсоединенных к общему серверу.

   На Раэл был согласен на все. Антивирус он там, или часть иммунной системы — неважно. Важно, очистить вверенные ему земли от паразитов.

   Смена власти прошла легко и быстро. Должно быть дядя был очень удивлен, обнаружив в руках вожжи от