Оглавление
Аннотация
Если нет цели и желания жить, просто делай свою работу. Стисни зубы, вытри слезы и отправляйся на очередное невыполнимое задание. Играй без правил, находи ответы, ломай стереотипы, и, возможно, ты забудешь, что тебе больно дышать без него.
Если она стала твоим дыханием… Если ради нее ты готов на все… То отправляйся за той, что лжет даже себе. Стисни клинок, возьми под контроль свою ярость и помни – любовь порой страшнее ненависти, она способна уничтожить все на своем пути.
Но иногда любовь – это единственное, что у вас есть.
Внимание! Версия книги предоставленная автором.
***
Мы стартовали с Астанды спустя минуту.
Утопленник не долго думая всадил мне снотворное с транквилизатором, так что я свалилась, едва вымыла ноги.
Полет до Гаэры прошел как в тумане.
В жутком полупьяном тумане, транквилизаторы и снотворное, снотворное и транквилизаторы… И осознание того, что мне придется вновь собирать себя по осколкам, но пугало не это. Волновало не это. Все мои мысли были совершенно не об этом.
***
На Гаэре Полудохлый с Бесноватым отвезли меня домой. Домой ли? Эта квартира теперь была моим домом, по идее, а без идеи… Врубив музыку на полную громкость, я пыталась навести тут уют. Мебель киборги уже расставили, как я указала при заказе этой самой мебели, робот-уборщик активировался голосовой командой, и, убрав в квартире, ездил за мной, с присущими исключительно уборочной технике страданиями по поводу того, что я в очередной раз порвала на ошметки упаковку очередной вазочки.
В какой-то момент, осознала, что сижу на полу, а робот ответственно вытирает мне слезы той же салфеткой, которой стекла протирал.
А потом в дверь позвонили.
Я, ожидая кого-то из своих, поднялась, пошла и открыла, даже не проверяя.
На пороге стоял кот. Уже знакомый мне рыжий кот, который в прошлый раз притащил сюда Эринс. На пороге кот задерживаться не стал – с гордым видом прошел в квартиру, оглядел все, словно вообще проверял, как я, потом запрыгнул на диван, снял с ошейника мини-сейр, активировал его и мне на сейр пришло:
«Ты как?»
— Нормально, — ответила вслух.
«А чего тогда у тебя робот весь в соплях?» — нагло спросил котяра.
Какие сопли? Я посмотрела на робота, робот ответственно продолжал дело отчистки всея от всего и был совершенно сухим.
«Метафорически выражаясь», — пояснил свой вопрос кот.
Посидел еще, пристально и по-кошачьи прищурившись, потом спросил:
«Есть что пожрать?»
А вот этого не было. Холодильник мне распаковали, но положить в него ничего не положили.
«Ладно, валим по магазинам, — решил кот. И добавил: — Я плачу».
— Интересно чем? — не удержалась я от ехидного.
«Хвост у ростовщика под проценты загоним», — съязвил он в ответ.
И вернув мини-сейр в ошейник, спрыгнул с дивана, на котором вообще был первым, кто посидел.
***
Еще никогда у меня не было такого интересного променада по магазинам. Во-первых, Суна тут знали все — кот приветственно махал лапой, учтиво кивал головой, угрожающе выпускал когти — в общем у него был отработанный арсенал, годный для любой ситуации. К примеру, киборг, продающий фрукты, был вынужден узнать о себе много нового, потому что Сун засек гниль, и на языке глухонемых высказал киборгу все, что думает про него, его создателей, и тех, кто и в какой позе этих создателей собственно создал.
Я бы не поняла ни слова, но у киборга на груди был дисплей, который субтитрами переводил язык жестов. В итоге половина магазина собралась, дабы с интересом узнать побольше о родословной изобретателей и сборщиков конкретно этой модели киборга.
В какой-то момент какая-то женщина возмущенно воскликнула:
— Тут же дети!
Не долго думая Сун извлек сейр и протранслировал ей:
«Дамочка, вам восемьдесят шесть, вы уже лет восемьдесят как не дитё».
Овощной отдел ближайшего магазина мы покидали стремительно, и Суну очень повезло, что я была наемницей – клубникой «уже восемьдесят лет как не дитё» швырялась отменно, и в целом истерика ее была значительной настолько, что пришлось вызывать полицейских. Но, вообще, женщину можно было понять — внешне ей было лет двадцать на вид, а тут такой конфуз.
И главное, мстительный котяра на этом не остановился – пока я, уворачиваясь с профессиональной сноровкой, спасала его рыжую шкуру, эта шкура делал заказ в ближайшем рекламном агентстве, в итоге все билборды в округе отражали теперь облик сексапильной блондинки, с надписью «Исанель Портнер — 86 лет от роду. С юбилеем, дорогая!».
И когда полицейские киборги вывели истерящую бабушку на улицу… истерика пошла по второму кругу.
— Слушай, нельзя же так, — не выдержала я.
«Можно, — нагло ответил кот. – Все можно. Я, тебя, кстати, к психологу записал».
— Зачем? — возмутилась я.
«Так у тебя депрессия», — на меня посмотрели большими честными зелеными глазами.
— Знаешь, — перекидывая его на плечо, потому что зверюга была изрядно тяжелая, сказала я, — боюсь, гаэрская психология давно махнула на меня рукой, посоветовав обратиться к танаргской.
«Да? — удивился кот. — А вот это уже обидно».
***
Несмотря на всю обиду, Сун нашел для меня психолога. Дипломированного. Выпускника Танаргской психологической школы! Правда сам профессор Энастан этого не афишировал, работая под прикрытием диплома Гаэрского университета, но Сун докопался до истины, и напрасно - я на приеме не успела сказать и слова, как нагрянула разведка и психолога повязали.
«Нет, ну мало ли, — оправдывался в итоге кот, — я ж не знал, что это агент Танарга».
Оправдываться ему пришлось в кабинете у Исинхая. Ну, потому что я не оправдывалась, я сидела молча, осознавая всю глубину своего морального падения, потому как по словам кота, он был вынужден пойти на этот шаг, ведь я собиралась самовыпилиться из жизни путем выпрыгивания из окна, и в целом он меня спасал.
Под мрачным взглядом шефа, честно сообщила:
— Да я даже окно открыть не пыталась.
Исинхай перевел взгляд на кота. Сун гордо ответил:
«Я кот, у меня интуиция, я вижу больше, чем обычные люди!»
И отвернулся, тоже гордо.
Потом невзначай поинтересовался:
«А где у вас тут тапки?»
Исинхай нажал на кнопку сенсорной панели, и двери недвусмысленно открылись.
«В суд подам! За дискриминацию!» — заявил Сун, но спрыгнул с дивана и ушагал за дверь.
А вот когда дверь за ним закрылась, Исинхай повернулся ко мне и сообщил:
— Акихиро Чи Адзауро уведомил императора, что в результате нападения братства Летящей кометы ты погибла на одной из станций Астанды. В настоящий момент Акихиро уже получил пост главы рода и вскоре займет должность премьер-министра. Так же в ближайшее время будет заключен брак между сестрой правящего императора и новым премьер-министром. Как ты понимаешь, это дополнительная гарантия для рода Адзауро.
Я понимала… Поняла. У него все хорошо. Более чем хорошо. И я рада. Правда очень рада. Я искренне рада за него, даже дышать легче стало. А мне… мне просто остается с этим жить.
Исинхай несколько долгих секунд пристально смотрел на меня, затем спросил:
— Справишься?
— Конечно, — бодро солгала я. — Что у нас следующее на повестке?
Шеф помолчал, постукивая пальцами по столу, потом сообщил:
— Я бы хотел, чтобы ты сдала экзамен на звание кадета S-класса.
Это года четыре как минимум, в лучшем случае, в смысле в том, если у меня обнаружат какие-либо сверх способности, в чем я лично сильно сомневалась.
— Это… пожелание? — нервно спросила я.
— Приказ, — холодно уведомил Исинхай.
Круто, твою мать, даже слов нет!
***
Два месяца спустя…
— Я несчастная! Я страшная! Я толстая! Он меня не любит! У него другаааааяяяяя!
Мы с Суном мрачно переглянулись. Это был пятый. Пятый, мать его, психолог за последние два месяца! И вот все бы ничего, но… это был мужик. У него на столе имелись фотографии жены, детей и уже даже внуков. И да - это был всего лишь первый сеанс психотерапии у конкретно этого психолога.
«Ты знаешь, у тебя очень сильный, но какой-то неправильный дар убеждения», — глубокомысленно заметил кот.
Психолог рыдал, лежа на столе.
Я чувствовала себя идиоткой в очередной раз.
И тут Суну на сейр пришло сообщение от Гэса:
«Сейли беременна».
Мы… офигели разом.
«С чего ты взял?» — потрясенно напечатал кот.
«Она жрет вторую банку мороженного, посыпав его солью, рыбой и добавив в него маслин, — ответил Гэс. – Что мне делать?»
«Э-э-э…»
Мы с Суном переглянулись. Психолог все так же рыдал по вообще не существенному для него поводу.
«Мм-м, — продолжил кот. — Ну, сделай, как ты всегда делал, когда твоя была беременная».
«А как я всегда делал?» — переспросил Гэс.
Кот вздохнул с нескрываемой скорбью и ответил:
«Морду кирпичом. Глаза самые честные. И ты вообще не в курсе, откуда дети берутся. В общем, сделай вид, что все нормально, и вообще ничего экстраординарного не происходит. В конце концов, у кого из нас уже трое детей?!»
Гэс нервно написал:
«Да я бы сделал вид, что все в порядке, но она жрет все это на глазах у Лафарда».
«Фу, гадость какая, скажи ей, что есть с чужих глаз негигиенично», — осклабился кот.
И получил:
«Иди нахрен!»
А затем уже поспокойнее:
«Слушай, я-то смолчу, но остальные, походу, уже в курсе. И да – она добавила кошачью еду в мороженное… поверх оливок».
«Откуда у нее мой корм?!» — удивился Сун.
«Я тебе на Танарге купил», — признался Гэс.
Сун поскреб подбородок когтем, прикинул возможный вкус не долетевшей до него вкусняшки и спросил:
«А как вообще обстановка?»
«Я, Сейли, малосъедобная бурда, сто семьдесят человек из банды Лафарда на прицеле, сам Лафард под пытками».
Я вообще была не в курсе, кто такой Лафард, но Сун, оказывается, знал.
«Так его не получится пытать, у него большая часть нервных окончаний атрофирована».
«Он тоже так думал… — ответил Гэс, — а теперь сливает нам всю информацию с единственной просьбой; «Пусть эта больше ничего не жрет».
«Оу…» — Кажется, даже кот был в шоке.
«И это все?» — возмутился Гэс.
«Ну… скажи ей, что дома гораздо больше имеется моего корма, там в кладовке вообще вариантов под сто пятьдесят всяческих с добавками и различными вкусами».
Несколько минут было тихо.
Даже психолог уже перестал рыдать и теперь только всхлипывал, успокаиваясь.
А потом Гэс написал:
«Сун, падла хвостатая, она пристрелила Лафарда и половину его банды, мы уже летим домой».
«Зззачем?» — заметно занервничал кот.
«За кормом! – зло ответил ему Гэс.— Твоим, если ты не понял».
И вырубил связь.
Морда кота приняла крайне несчастное выражение, а после он посмотрел на меня и спросил:
«Кей, можно я к тебе перееду?»
— Да без проблем. — Он и так у меня жил почти постоянно.
А потом я спросила:
— Слушай, а кто-то вообще скажет Сейли, что она беременна?
«Ага, тот кого не жалко, — ответил кот, строча негативный отзыв о работе все еще всхлипывающего психолога».
— А кого не жалко? — поднимаясь, спросила я.
Забегая вперед, могу сказать, что всем всех оказалось жалко, и в итоге об интересном положении Сейли Эринс уведомил Исинхай, так что… в общем, мне было обидно, что именно его никому не было жалко.
Впрочем, сама я, встретив Эринс спустя месяц в лифте, пронаблюдала за тем, как она грызет мел, и… тоже не решилась ничего сказать. Беременность на Сейли сказалась не самым лучшим образом, и настроение у нее было убийственным. Нет, сама она себя чувствовала просто превосходно, но вот желание убить кого-нибудь просто-таки читалось в синих глазах. Короче я струсила и отказалась пойти выпить с ней соленого чая с черным перцем. Я вообще не представляла, как такое можно пить.
Между тем шло время. Исинхай, поставив задачу поступить в университет Космических сил, отстранил меня от всех остальных заданий, и спустя некоторое время причина вскрылась — Алкесту уже два раза похищали. Просто сам император дал отбой, но дошел он не до всех, и некоторые пиратские братства все еще пытались меня продать… Обламывались. Лично я уже была брюнеткой, так, на всякий случай, ну и собственно находилась постоянно либо на Гаэре, либо в университете. Наверстывать вынуждена была многое, учитывая, что по факту я даже школу не закончила.
Так что приходилось заниматься часами, сутками, неделями.
Если бы не Сун, я бы, вероятно, забывала даже поесть, но кот взял надо мной шефство и ответственно следил как за моим питанием, так и режимом, практически переехав ко мне. Так что через какое-то время я уже знала половину мужиков из эскорта, которых кот нанимал для своих торжественных выходов, и помимо этого иногда сопровождала его по выставкам. Сун был признанным искусствоведом, интервью он, конечно, не давал, зато статьи писал разгромные, зачастую решая, кто из художников гений, а кто бездарь.
В общем и целом жизнь налаживалась.
Не то чтобы разбитая чашка вновь стала целой, но пить из нее, криво и косо склеенной, уже можно было.
Звонок от Леи Картнер неожиданностью не стал — я продолжала изучение яторийского, просто так, для себя, даже не знаю толком зачем, но продолжала, в основном по системе Леи, так что когда она позвонила, я ничуть не удивилась. Удивление пришло позже, когда Картнер, придерживая живот и напряженно дыша, сообщила:
— Кей, у меня роды тормозят уже на неделю. В принципе это нормально, у меня мальчик, задержки как бы возможны, ничего опасного, но я не попадаю на Дженеру.
Дженерийский Галактический саммит был ярким событием в политической жизни союза, я о нем знала. Наших там сейчас где-то треть находилась чисто так, на всякий случай.
— Полиглот отправляет одного переводчика со знанием яторийского, — продолжила Лея, — но у него уровень ниже твоего.
В этот момент со дна постучали. Но я почему-то лишь улыбнулась, глядя на животик, по которому волной двинулась выпуклость.
— Бракованный навигатор, хочу кокосового молока, — задумчиво сказала Лея. — И соленой рыбы, и…
И тут она вспомнила, что собственно со мной разговаривает, и вернулась к теме разговора:
— Мне нужен кто-то подстраховать Эшну. Переговоры статусные, ошибки с нашей стороны неприемлемы, а она плавает в идиомах и пословицах. И я не уверена, что смогу подстраховать ее, потому как во время схваток, боюсь я смогу орать только «Мама», а представители Ятори едва ли поймут столь эмоционально насыщенный стиль общения.
Мы обе улыбнулись.
— Сможешь посидеть на суфлере? — спросила Лея.
— Без проблем, — согласилась я.
— О, замечательно, я тогда скажу Полиглоту, что у нас есть специалист на уровень выше Эшны. Спасибо, Кей.
— Не за что, — отозвалась я.
***
На Дженеру я вылетела на следующий день, в составе группы языкового управления. И, откровенно говоря, чувствовала я себя среди них не слишком комфортно. В языковом управлении был принят дресс-код. Для мужчин черные брюки и темно-серый бетонного оттенка пиджак, для женщин юбка-карандаш, обтягивающая от талии до колен, классические туфли, на неклассически-высоком каблуке, белые блузки, строгие прически, темные, цвета мокрого асфальта приталенные пиджаки.
Эшна Гейн была в звании полковника. Она и Барбара Тейн. Обе смуглые, высокие, жилистые. Глядя на них, создавалось впечатление, что подобная форма одежды была призвана придать немного женственности этим солдатам в юбках. Для меня, откровенно говоря существующей в несколько ином правовом поле, наблюдать в жизни двух специалистов S-класса было несколько… странно.
Они были другими.
В принципе, это бросалось в глаза. Не явно, не зримо, но… что Эшна, что Барбара фактически игнорировали внешние раздражители. Группа переводчиков могла с интересом обсуждать какую-либо новость, рассказывать что-либо о себе, заливисто смеяться над какой-либо шуткой — S-класс на это даже не реагировал. Они были другими, почти лишенными человеческих слабостей. Максимально сосредоточенные на своей задаче, собранные, работающие напрямую с устроителями саммита, потому как их работу наравне с министром инопланетных дел контролировала и Барбара Тейн. Полковник лично мне вообще казалась киборгом – неимоверная работоспособность и концентрация внимания. Просто неимоверная.
А в целом, в пассажирском крейсере мы трое сильно выделялись на фоне остальных. Полковники потому что являлись S-классом, я – потому что была инородным элементом в тусовке переводчиков. У них имелся сработанный знающий друг друга коллектив повернутых на изучении языков людей, а я… в моем багаже был мой родной язык частично, язык Гаэры, один из двенадцати языков Астероидного братства, воровской язык, язык который разработал Исинхай, яторийский и… собственно все.
В итоге большей части шуток я не понимала вовсе, по именам всех выучила, это да — бейджики штука удобная, но не более. Меня в этой миссии звали Алесиана Рид, и в принципе это было похоже на то имя, под которым я сейчас жила на Гаэре. Правда откликаться на него я толком не научилась, поэтому когда за несколько часов до прилета меня вызвала Барбара Тейн, я не сразу врубилась, что по громкой связи вызывают именно меня.
Потом, конечно, подскочила, и, стуча каблуками по не слишком устойчивой палубе шатла, идущего на посадку, поспешила в мед отсек.
Там, некоторое время стояла у двери, пока двое медиков старательно реанимировали Эшну Гейн.
— Инсульт, — сообщила мне полковник Тейн, едва, наконец, обратила внимание, на стоящую у дверей меня.
Пси-связь, которую Исинхай внедрял у своих сотрудников уже лет пять как, имела свои недостатки, к примеру, полное отключение от реальности на период связи, но в то же время был сведен к минимуму ряд побочных эффектов. Таких, как инсульт. Однако спецслужбы Гаэры, получив разработки Исинхая, решили внести коррективы, позволяя держать связь не отключаясь полностью от реальности. Результат… Результат был не всегда предсказуем. Я сразу обратила внимание, что у Эшны слишком короткие волосы, стоило догадаться, что она не так давно перенесла операцию.
Медики работали быстро и эффективно, спасая специалиста даже в условиях не просто полета — приземления, полковник Тейн подошла ко мне, вывела из операционной, закрыла дверь.
Несколько секунд мулатка пристально смотрела на меня, потом сообщила:
— На переговорах будешь работать ты. Справишься?
Я молча кивнула.
— Ты из людей Исинхая, да? — в голосе полковника промелькнуло некоторое пренебрежение.
По факту она имела на него право — S-класс, звание полковника, должность заместителя Полиглота и все такое, но мне лично неприятно стало все равно.
— Да, я из криминального мира, — мило улыбнулась полковнику Тейн.
Вызов брошен, вызов принят.
Барбара неодобрительно покачала головой и сообщила:
— Сейчас скину тебе на сейр протокол и правила поведения переводчиков. Пожалуйста, не сорви нам переговоры. Ятори по факту только сейчас согласилась на диалог, но нам все еще не простили вмешательство во внутренние дела планеты и спасение семьи Картнер. Возможно, и я более чем уверена, первый министр позволит себе массу намеков, полунамеков, издевок и прочего по данному поводу. Тебе следует понимать, что переводить следует… далеко не все.
Молча кивнула, подавив нервную дрожь. Ответственность… ответственность была впечатляющей, я как-то не особо к ней привыкла.
— Тебя рекомендовала Картнер? – спросила полковник.
Снова кивнула.
— Не вовремя у нее эти роды, — вздохнула Тейн.
— Природа, такое дело… непредсказуемое, — пожала плечами я.
Барбара покачала головой, соглашаясь, и спросила:
— Тебе известно что-нибудь кроме языка? История, менталитет, особенности?
Неудивительно, что спрашивает, ей нужно было выяснить мой уровень.
— Я работала на Ятори, — в принципе, это все что я имела право сообщить.
Но Тейн на этом не остановилась и поинтересовалась:
— И как?
— Один-один, — ответила я.
— В смысле? — Темно-карие огромные глаза, непонимающе воззрились на меня.
Меня всегда удивляла эта непосредственность военных — то есть их работа была засекречена и обсуждению не подлежала, а если я из преступного сообщества, то должна без остановки болтать о задании?
— В смысле чайную церемонию я завалила, но гейш построила. Еще вопросы?
Полковник поняла, что ступила на не самую правильную из возможных тропинок, и мягко отступила, произнеся:
— Исинхай за тебя поручился.
Исинхай был в принципе не в восторге от всей этой идеи, но Слепого с его фасеточными в пол-лица глазами на переговоры не выставишь, слишком одиозная личность, а меня при определенных предосторожностях как человека, просто страхующего специалиста-переводчика, можно было. Правда создавшимся условиям Исинхай совсем не обрадуется, но деваться особо некуда.
— Протокол мне пришлите, — вместо сомнений озвучила я полковнику и ушла пристегиваться — мы садились.
***
Изучая присланный документ во время посадки, я поняла, в принципе, главное: этикет переводчика в нескольких словах можно было охарактеризовать так – тебя нихрена не должно быть видно.
Это было главное правило.
Конечно, в протоколе все это выражалась несколько иными фразами, вроде «переводчик — это «инструмент», с помощью которого процесс международных деловых переговоров протекает наиболее эффективно». Еще встречались такие как «переводчик — обязательный участник переговоров, но не самостоятельный участник». И множество иных формулировок, сводящихся к главному правилу – тебя нихрена не должно быть видно.
Далее следовали пункты о том, что переводчик не имеет право на свое мнение, и тем более высказывание своего мнения. Переводчик обязан максимально точно передавать значение сказанного, сохраняя даже темп свойственной переговорщикам речи. Во время переговоров, переводчик обязан размещаться слева от того лица, чью речь будет переводить. Если переговоры выходят на новый уровень, переводчик становится на несколько шагов позади того, чью речь должен переводить, максимально дистанцируясь от процесса. Отдельным пунктом шло напоминание о необходимости сохранять языковые нормы, то есть без перехода на дословный машинный перевод.
Искренне позабавила приписка от самой Барбары Тейн о том, что переводчику необходимо глубоко понимать значимость своего труда, трезво оценивать свою роль, которая при всей своей незаметности, довольно сильно влияет на успех переговоров, и о том, что «эффективный переводчик — тот, который незаметен при общении и вместе с тем обеспечивает это общение таким образом, что политическим партнерам начинает казаться, что они общаются друг с другом на понятном им обоим языке».
Следом от нее же пришел вопрос:
«Все понятно? Какие-нибудь вопросы? Уточнения?»
Хотелось послать. Серьезно, очень хотелось, но этика общения была одним из недостатков работы на правительство и в целом нахождении в социуме, поэтому я ответила:
«Местоположение слева от министра, изображаю из себя невидимку».
«Ну… суть ты уловила», — своеобразно похвалила полковник.
Чисто из вредности поправила ее на:
«Вы».
От Барбары пришло: «???»
«Учусь трезво оценивать свою роль», — ехидно ответила я.
«Вижу, ВЫ делаете успехи, мисс Рид», — не менее ехидно ответила она.
В тот момент мы обе еще не знали, как близки к краху.
***
Дженерийский Галактический саммит проходил в формате «Большой двадцатки». Крупнейшие государства Галактического союза, представленные, как и полагается, министрами инопланетных дел, экономические темы поднимались наравне с политическими, утрясались вопросы как на всеобщем обсуждении, так и вне процесса, по отдельным протоколам, в условиях полной конфиденциальности.
Первые несколько дней были сущим дурдомом – как выяснилось, некоторые из недавно нанятых сотрудников служб безопасности вполне себе общались жестами на воровском наречье… короче это оказались не силовики. Так что на своих запредельных каблуках я была вынуждена метаться с этажа службы безопасности, на этаж проведения саммита. Причем у остальных работников языковой службы каблук был пониже моего, но — у них рост в основном был выше. Все языковики являлись выпускниками университета Космических сил, соответственно военные школы в детстве, запредельные физнагрузки в юности – они изначально были выше меня. И мой каблук с платформой как бы должен был привести к тому, что выделяться на общем фоне я не буду, на деле же…
Все пошло не так с самого начала.
Два покушения – засекла мгновенно, связалась со своими, уже Исинхай со службой безопасности Гаэры, и мы тормознули это дело вовремя. Кражу артефакта «Великой удачи» так же. Эту херовину пытались выкрасть у министра союза Алтари, который оказался на редкость суеверным и таскал это «нечто» с собой на встречи высочайшего уровня. Сказать по правде я обалдела, когда увидела переговоры воровской шайки. Воровской, мать ее, шайки! Представители Склизкой, одной из самых неудачливых группировок Астероидного братства, на ломаном воровско-пиратском языке жестов, готовились к офигительной подмене артефакта, путем… подсыпания сильного слабительного в воду министра Союза Алтари. Причем когда силовики остановили главного исполнителя, в дело вступил «не главный», который «вообще ни разу не заметно» всыпал ярко-фиолетовый порошок в стакан офигевшего от подобного действа министра. Да что там он – мы всей службой безопасности тихо охренели.
И так как более-менее о Склизких знала только я, собственно с вопросом «А они нормальные?» безопасники обратились именно ко мне. Что я могла на это сказать?
— Видимо артефакт «Великой удачи» – их последняя надежда на выживание, — сообщила жаждущим хоть какого-то пояснения ситуации. И добавила: — А вообще меня больше интересует на кой эта хрень из грязи и палок сдалась министру Союза Алтари?
Увы, на подобный вопрос ответа ни у кого не было, а спросить самого министра сильно мешал протокол и правила дипломатических приличий.
В результате воду, конечно, заменили, с воровской бандой разобрались, попутно еще предотвратили теракт, а именно — бомбу, которую мне, явно из мести, поместили мне под дверь. Зря они так, конечно, коридор просматривался, все фиксировалось на видеокамеры, злоумышленника схватили сразу.
Впрочем, знай, я о том, что произойдет дальше – предпочла бы подорваться на мине.
Яторийское посольство прибывало на четвертые сутки саммита. К моему огромному сожалению, привести Эшну Гейн в адекватное состояние медикам не удалось. Ей сделали еще две операции, и спешно отправили на Гаэру в Институт Мозга. Учитывая, что Эшна курировала не только яторийский, для Барбары это стало ударом. Она разрывалась, причем практически буквально, присутствуя на самых сложных переговорах, и одновременно курируя своих подчиненных на несложных. Лея Картнер рожала. Очень не вовремя, конечно, но природа, мать ее и все такое. Собственно из-за этого пошли навстречу правителю Рейтана Саттарду Арнару, и тот, проведя несколько коротких встреч в первый день саммита, улетел к жене. По-моему скромному мнению правитель Рейтана, ранее третий, а сейчас единственный, был крайне приятным, вызывающим расположение мужчиной, по мнению Барбары он был: «Мразь, чтоб ты сдох, падаль! Чтоб тебя дерсенги всей стаей и по отдельности. Я тебя, падла любвеобильная»… В общем, Полиглот разумно не допустил Барбару до этих переговоров, благо сахир Арнар превосходно знал несколько языков. Так что разобрались.
Перед отлетом рейтанского посольства, я вырвалась на полчаса из ада, который представляла собой госслужба, пробежалась по магазинам и успела к прощанию с сахиром Арнаром, с поклоном вручив ему упаковку с кокосовым молоком и пятью видами соленой рыбы. На его заметно удивленный взгляд, пожала плечами и сообщила:
— Ну, мало ли, вдруг она все это все еще хочет.
И мне было особенно приятно на четвертый день саммита получить от Леи сообщение:
«Спасибо, Кей! Так рыбы хотелось!»
Так что это было первое утро на Дженере, которое я встретила с улыбкой. С улыбкой вместо тренировки подралась с Удавом, который после первого покушения, прибыл со своей командой и теперь курировал безопасников. С улыбкой бегом прибежала в свой номер, быстро приняла контрастный душ, высушила волосы, выпрямила утюжком, собрала в низкий хвост, нанесла минимум необходимого макияжа – теперь, когда я стала брюнеткой, приходилось подкрашивать и брови, и ресницы, легкий тон на кожу, чтобы она не казалась настолько белой, нюдовая помада, никаких румян.
Торопливо застегивая блузку, услышала переданное по внутренней связи: «Мисс Рид, центральный зал. Срочно». Барбара Тейн не простила мне нажим на обращение «вы» собственно в обращении. По ее мнению, я едва ли имела право на уважение, потому что равной ей не была ни по возрасту, ни по уровню подготовки, ни даже по статусу.
Застегнула блузку, натянула чулки телесного цвета. Чулки несколько не сочетались с бельем, бюстье было белоснежным, под белую блузку, а вот трусики – кружевным черным бесшовным безобразием. Надела их исключительно из вредности. Юбка, обтянувшая от талии до колен, черные классические туфли-лодочки на неклассической платформе и с каблуком. Черная папка с сейром-планшетом, черный бейджик с именем Алесиана Рид, быстрый взгляд на себя в зеркало – идеально.
Я выскользнула из номера, даже не активируя замок — тут все равно все прослеживалось, и запирать дверь не имело смысла, так что, торопливо вышагивая к лифту, все, о чем я думала, — этикет переводчика, основные фразы приветствия, идиомы и метафоры, которые, возможно, используют на переговорах.
Министр инопланетных дел Ятори господин Натуэро гаэрским владел плохо, несколько лучше на нем говорила его жена, посему их сторона в принципе полагалась на специалиста от Гаэры, то есть на меня, я же, просмотрев биографию министра, пришла к выводу, что выражаться он, вероятнее всего, будет на классическом яторийском, с обилием поговорок, в которые на Ятори вкладывали так много смысла.
Спустившись на лифте на первый этаж, промчалась по внутренним коридорам, выскользнула через служебный выход и заняла свою позицию слева от гаэрского министра инопланетных дел миссис Эвертан. Женщина существенных лет кивнула в знак приветствия и принялась делать то, что делали мы все в наиболее напряженные моменты — успокоительно дышать. Четыре вдоха через нос, задержка на семь секунд, четыре выдоха через рот. Министр нервничала. Кроме как дыханием она это никак не выразила. И сама миссис Эвертан, и вся ее команда были специалистами высшего уровня, но они были S-класс, а значит, нервозность объяснялась тем паршивым предчувствием, которое давало им виртуозное владение интуицией.
— Будет сложно, — вспомнив, что я не отношусь к элитным войскам, предупредила министр.
Честно говоря – иногда это подвыбешивало, это их «будет сложно», подразумевающее, что сложно будет мне. Не им, ведь они S-класс, а мне, потому что я… никто. И вот что безумно обидно — тот же Удав с его сверх высоким статусом Титан, относился ко мне как к равной, а S-класс нет. И мне иногда очень хотелось высказать этой «элите» все, что я думаю по их поводу. Вообще все. Начиная с того, в каких операциях я лично участвовала, заканчивая тем далеким пешим маршрутом, куда бы я их с удовольствием послала. С превеликим удовольствием!
И в этот момент открылись двери.
И я поняла, что S-класс это действительно S-класс, в экстремальных ситуациях они способны мгновенно собраться и подстроиться под ситуацию, а я… нет. Я абсолютно нет! Потому что, когда двери распахнулись, в зал вошел вовсе не ожидаемый всеми нами министр Натуэро. Нет… Никакой осторожной поступи невысокого седовласого яторийца не наблюдалось, в зал уверенно шагнул сам первый министр Ятори… и мое сердце перестало биться.
Мир…
Мир рушился, разлетаясь на осколки, а я смотрела на Акихиро Чи Адзауро в черном современном костюме, уверенного, сильного, несгибаемого и… поддерживающего робкую, похожую на летящий цветок сакуры девушку, у которой все еще были распущены волосы, черные, гладкие и струящиеся до пояса, а значит, она еще не была женой, но в традиционной заколке, не имелось ни единой лилии, а значит… она больше не была невинна. Они спали вместе. Они уже спали вместе.
И мне захотелось сдохнуть.
Прямо там, прямо на этом месте рухнуть вниз, не сдерживая крика, и сдохнуть… Потому что вся моя жизнь в единый миг потеряла смысл.
Исинхай сказал, что Чи женится, я знала об этом… но одно дело знать и другое видеть, как он поддерживает ту, что отныне будет рядом с ним, ту, которой можно к нему прикасаться, ту… которой повезло больше, чем мне.
Ту, с которой он уже спит и не скрывает этого.
«Мисс Рид, взяла себя в руки. Живо», — прозвучал в наушнике голос Барбары Тейн.
S-класс… сверх сильный S-класс… Как объяснить тем, у кого искусственно атрофировано чувство любви, что ты готова перестать дышать и жить, потому, что его руки поддерживают другую. Его руки прикасаются к другой. И ты точно знаешь, что его губы целовали другую…
И хочется застрелиться, прыгнуть в самую глубокую бездну, сгореть в пламени взорвавшегося корабля, все что угодно… только бы не ощущать, как тебя рвет изнутри эта боль!
«Мисс Рид, КОНТРОЛЬ!» — Барбара, помимо доступа к видеосвязи, имела также доступ к физическим показателям моего тела. И даже если внешне я могла выглядеть отрешенно, о том, что мое сердце больше не бьется, она все равно знала.
Также как я знала, что Чи почти женат. Я знала! Знала же… просто Исинхай не сказал, насколько красива сестра императора. И вот я смотрю на ту, которой так повезло быть рядом с лучшим из всех мужчин во Вселенной и не могу понять, как можно быть настолько красивой? Как?! От нее невозможно было отвести глаз — юная, хрупкая, нежная, с идеальной молочной кожей, легким естественным румянцем на щеках, огромными карими глазами, как у лани, маленькими розовыми губами идеальной формы, с идеальным овалом лица, аккуратным носиком, длиннющими ресницами… Она была как цветок. Как прекрасный распустившийся цветок — красивая, влюбленная и… счастливая.
Это стало последним ударом, последним гвоздем в мой гроб – она была счастливая. Счастливая настолько, что, несмотря на традиции Ятори, требующие сдержанности и выражения лишь покорности, даже скованная этими традициями, она светилась счастьем. Просто светилась, а я…
«Дерсенг тебя подери! Мисс Рид, давайте обойдемся без обмороков!» — Барб психовала, но все ее слова для меня были лишь фоном, раскатами отдаленного грома в моей личной трагедии, где я тупо подыхала.
Моей личной трагедии… моего личного конца света… моего падения…
«МИСС РИД!!!»
Орать полковник Тейн действительно умела, и я, вздрогнув, заставила себя перестать рассматривать ту, которой в отличие от меня повезло в этой жизни, посмотрела на Чи… и вдруг поняла, что мы разделили ее на двоих — эту боль.
Он узнал меня сразу.
С первого взгляда. Едва прошел в середину зала, к встречающей его министру Эвертан, и застыл, глядя на меня. Он смотрел на меня все то время, что я рассматривала его невесту.
И сейчас, когда наши глаза встретились… Мир окончательно рухнул.
Мне казалось, я сумела собрать себя по осколкам, склеить свою оказавшуюся такой хрупкой психику, как склеивают разбившуюся хрустальную вазу… мне казалось, я вырвалась, перешагнула, прошла этот этап…
Я ошиблась.
Боль никуда не делась – она затаилась, спряталась как змея под камнем, заползла в душу и просто ждала удобного момента, чтобы ударить, ударить с такой силой, что я онемела, не в силах произнести ни слова, не в силах пошевелиться, не в состоянии управлять своими чувствами, разумом, мыслями…
И, казалось бы, сейчас, когда я отчетливо прочла в черных глазах Чи отголосок собственной боли, мне должно было бы стать легче, но не стало. Лучше бы он был счастлив. Лучше бы он светился от счастья, как та, что держалась за его локоть. Лучше бы…
Но наша вселенная рушилась одновременно.
Моя, едва собранная по осколкам, и его, казалось бы, монолитная, с невестой, высоким положением и прекрасными перспективами как в будущем, так уже и сейчас. Он должен был бы быть счастлив, но я смотрю в его глаза и вижу то, что ощущаю сама — безнадежность. Глухую, полную тоски и осознания, что лучше уже не станет, безнадежность.
Это и отрезвило.
Я не хотела, чтобы ему было больно. Все что угодно, любую боль я готова была выдержать сама, но он… я не хотела, чтобы ему было больно.
И это был мой выбор — шаг от любви до ненависти, сделала я.
И реальность начала накатывать волной, вспышками камер, словами министра Эвертан, которые я должна была переводить… Одна маленькая проблема — я онемела от боли. Слова перевода, они застряли где-то в горле горьким комом, но отчаяние… я познала слишком много его граней, чтобы не суметь справиться сейчас.
Бывало и хуже, Кей, бывало и хуже. Ты сильная, ты выдержишь.
Поклон, традиционный, яторийский, и я начинаю переводить тому, кто в переводе не нуждался — Чи превосходно знал гаэрский. Но едва ли взглянув на министра, он глухо произнес на яторийском:
— Легко соблюдать этикет, когда сыт.
Я могла бы сдержаться, но не стала, и все так же глядя в пол, все в той же позе почтения, тихо ответила на яторийском же:
— Невеста и флайт, чем новей, тем лучше.
И выпрямившись, с вызовом посмотрела на него.
Я видела, как мгновенно и угрожающе сузились его глаза, на хищном лице отчетливо проступили желваки, я помнила о том, что переводчик суть — инструмент, мне в принципе полагается молчать и только переводить, но… я не хотела, чтобы ему было больно, также больно, как мне, и потому нанесла второй удар, произнеся на языке, которому меня обучил Исинхай и который, как выяснилось, Чи превосходно знал.
— За излишней скромностью скрывается гордость. Я искренне рада, что твоей невесте есть чем гордиться, ведь ты проводишь ночи в ее постели. Несомненно, соблюдай я традиции твоей планеты, украсила бы свою прическу такой же заколкой.
И серая муть отчаяния в его глазах медленно сменяется ненавистью. Был ли у него повод для ненависти? Чисто объективно — нет. Он сделал свой выбор, и я дала понять – я знаю, что он со своей невестой спит. Ложью было сообщить, что мне тоже есть с кем проводить ночи, но я солгала. В очередной раз.
«Что ты видишь, когда смотришь в зеркало, Кей?»
«Я вижу ложь, Чи, я вижу только ложь».
«Мисс Рид!» — с яростью прошипела Барбара.
Работать, Кей, работать.
И я откровенно лгу министру инопланетных дел Гаэры о том, что господин премьер-министр Ятори искренне рад встрече. После перевожу ее слова, перевожу идеально правильно, несмотря на то, что превосходно знаю – он понимает каждое слово миссис Эвертан, и в принципе ему полагалось бы сообщить об этом, и тогда, по протоколу, мне следовало тихо исчезнуть и не мешать переговорам… Но Адзауро умел делать больно, и потому всем своим видом продемонстрировал, что очень сильно нуждается в переводчике.
Добро пожаловать в пыточную, называется.
Я отгородилась от ситуации как могла. Я заставляла себя безразлично следить за ситуацией, не позволяя туману слез росой опасть на ресницы. Я знала, что выдержу. Знала, что сумею выжить. Знала и убеждала себя в этом раз за разом, давно наплевав на чувство собственного достоинства, потому что… Адзауро не успокоился. И в плавную дипломатическую речь раз за разом врывались яторийские пословицы, типа «И на жемчуге бывают царапины», «Глаза так же красноречивы, как и губы», «Гордыня ведет к поражению».
И получал в ответ жесткое: «Дровами огонь не тушат».
Удар, удар, удар.
Мы как два гребаных дуэлянта, не могли остановиться, несмотря на свидетелей, несмотря на барьеры, несмотря ни на что.
— Мы всегда готовы пойти навстречу разумному шагу Гаэры. Кто он? — произносит Адзауро.
И это министр Эвертан не понимает ни слова на яторийском, а невеста Чи, сидящая рядом с ним, лишь удивленно вскидывает бровь, при всей своей сковывающей воспитанности не сумев сдержать эмоции.
А я… я перевожу фразу министру, затем озвучиваю ее ответ:
— Гаэра в свою очередь готова к любым инициативам Ятори. — И добавляю: — Не твое дело.
Адзауро практически не смотрит в мою сторону, когда произносит:
— Мы также хотели бы пересмотреть условия таможенного контроля, — и не меняя интонации, не меняя голоса, так, словно продолжал фразу. — Не беси меня, кто он?!
Ответственно перевожу фразу министру Эвертан, та мгновенно подключает к переговорам министра экономики, и ответом для Адзауро звучит:
— Мы готовы к диалогу в данном направлении. — И от меня лично: — Иди к девятихвостому черту.
Огромные глаза сестры императора становятся еще больше, по протоколу она не имела права произнести ни звука, по тому же протоколу я, как переводчик, была всего лишь инструментом и не более, но все протоколы летели туда же, куда я послала Чи.
Я не смотрела на него, в принципе, не поднимая глаз от поверхности стола, но его прожигающий меня насквозь взгляд ощущала отчетливо.
Еще один обмен фразами, ничего не значащими, скорее формальными, нежели имеющими вес, его глухое:
— Кто он?
И мое:
— Как полномочный представитель Гаэры, я приношу вам искреннюю благодарность за эту встречу и рассчитываю на плодотворное сотрудничество. Не лезь в мою жизнь.
Встреча завершена.
Стороны обменялись поклонами и заверениями в искренней радости от встречи, после со стороны нашей делегации был вручен подарок невесте господина Адзауро. С ним возникла небольшая накладка, наши готовили подарок для госпожи Натуэро, но сейчас ситуация была совершенно иной, и вместо подарка символизирующего безмерное уважение, нашим пришлось спешно искать тот, что был традиционным подарком к свадьбе. Статуэтку черепахи, как знак того, что мы желаем молодым крепкого многодетного союза и выражаем искреннюю надежду, что наш подарок будет беречь их брак от невзгод, как панцирь защищает черепаху. На Ятори к черепахам особое отношение, они считаются, с одной стороны, бессмертными, с другой — черепаха как бы создает свой собственный мир внутри себя, отгораживаясь от реальности крепким панцирем. Так что фактически мы пожелали молодым создать свой собственный мир, мир искреннего счастья, наполненный гармонией, терпением и радостью от рождения и воспитания детей.
Подарок выбирала я.
Как дополнительное издевательство надо мной, вынужденной парировать выпады первого министра, одновременно выбирая подарок для него и той… кому в отличие от меня повезло. Или не повезло. Переговоры, что длились всего два часа, вытрепали мне нервы до такой степени, что боли уже не осталось - начала просыпаться глухая и вполне резонная ярость. Какого дохлого дерсенга он вообще смеет задавать мне, со всей очевидностью понимающей, что сам он имеет свою невесту по полной программе, вопросы типа: «Кто он»?
Да кто угодно!
Ты оставил мне жизнь, Чи. Бросил мне эту подачку, не интересуясь моим мнением в принципе. И ты поступил жестоко, Акихиро Чи Адзауро, потому что, откровенно говоря, даже на Ятори знают, что «Иногда и смерть — милосердие». Так вот, милосерднее было бы убить. Просто убить, а не вот это вот все…
Но ты бросил мне мою жизнь как подачку. Я наступила на горло собственной гордости — подняла и приняла. Так какое ты теперь имеешь право интересоваться моей жизнью? Ты, успешно построивший свою собственную с той, кто была на порядок красивее меня. Той, кто был счастлив рядом с тобой настолько, что… Она ведь светится от счастья, Чи, разве ты не видишь? Разве не понимаешь, что это вижу я? Так какое право ты имеешь на ревность, Адзауро?!
Я дожила до конца переговоров.
Дожила.
Я в принципе знала, что доживу, потому что… бывало и хуже, Кей, бывало и хуже.
Так что дожила.
И когда министр вручила подарок будущим молодоженам, не дрогнувшим голосом перевела ее пожелание множества здоровых детей и семейного счастья.
Да, я смогла даже это.
Не взглянув ни на тебя, мой монстр, ни на нее, ту, что обнимает тебя по ночам.
Я не смотрела им вслед, когда делегация Ятори покидала здание саммита. Я, не смотрела, кажется, уже ни на что.
Убедившись, что министру более не требуется моя помощь, спустилась вниз и подчистила протокол и записи переговоров, удалив всю нашу с Чи «словесную дуэль». Операторы видеонаблюдения несколько настороженно отнеслись к моей деятельности, но тут как раз зашел Удав с бутылкой виски и двумя стаканами отпраздновать мой «дебют», и когда я молча забрала у него всю бутылку и начала пить, продолжая чистить видеоряд, никто не решился задать мне ни единого вопроса. Даже Удав. Он посидел со мной пару минут, видимо надеясь, что мне половины бутылки хватит, но когда понял, что я намерена выпить все до дна, встал и ушел, унеся вместе с собой сиротливые пустые стаканы.
Такие как Удав всегда знали, когда не нужно лезть к человеку с расспросами, все-таки класс Титан, это класс Титан. А вот Барбара Тейн этого не понимала, и потому мне на сейр, наушник я давно вышвырнула к дерсенгам, одно за другим шли сообщения о моем непрофессионализме и о том, что мне следует завтра присутствовать на переговорах премьер-министра Ятори с министром экономики Гаэры, а потому пить явно не следует… Кажется, я ее послала. Не помню точно, к тому моменту в бутылке уже ничего не осталось, и все, на что я была способна, — механическое выполнение команд, правда… только рациональных команд. Поэтому когда полковник Тейн приказала мне писать заявление по собственному, так как я уволена, я послала ее повторно. Похоже дальше, чем в первый раз, потому что она заткнулась. А возможно до нее просто дошел тот факт, что я и так в принципе не сотрудник языковой службы и в целом не работаю на Гаэру, так что с увольнением это она не по адресу.
***
Удивительно, но операторскую я покидала уверенным и ровным шагом, даже несмотря на каблук и отчетливое ощущение, что по мне промчалась стая дерсенгов, окончательно втоптав в грязь.
На часах было что-то около полуночи, в голове туман от невыплаканных слез, впереди лифт, до которого я даже дошла практически уверенным трезвым шагом, вошла, не запнувшись о порог, протянула руку к сенсорной панели, собираясь нажать кнопку четвертого этажа, на котором был мой номер, и замерла, увидев кто ждет меня в лифте.
Я считала Адзауро монстром? Я его недооценила. Сильно недооценила, он был хуже, чем монстр, он был лезвием, которое кромсало мое сердце, он был гением, который дерсенг его ведает как проник в сверхохраняемое здание саммита, он был чудовищем… абсолютно слетевшим с катушек чудовищем.
В полупьяном бреду, со сниженной реакцией и на каблуках... Говоря откровенно, я изначально была ему не противником, а тут просто без шансов.
Но Чи, похоже, об этом даже не подумал и изначально не оставил мне даже призрачной надежды на сопротивление. Шагнув впритык, он, перехватив мои запястья, вздернул руки над головой, прижал своим телом к зеркальной кабинке лифта, и, кажется, еще успел определиться с конечным пунктом назначения лифта, выбрав третий уровень парковки, а потом в ад провалились мы оба.
Поцелуй как удар током по обнаженным нервам.
Ощущение собственной слабости в руках того, для кого единственной слабостью была ты.
Сорванное дыхание, жесткий захват почти до боли вздернутых над моей головой рук, словно он не желал дать мне ни единой возможности вырваться, и через ярость, через гнев, через ненависть — накатывающее на нас обоих безумие.
Наше одно на двоих безумие.
И мне было плевать, что он делает мне больно, потому что это были его руки! Его сильные ладони, сдерживающие и вместе с тем прижимающие к нему. Его прикосновения, и я была готова шагнуть в любую пропасть, только бы чувствовать, что он меня держит, как он меня держит, насколько крепко пытается удержать, ломая к дерсенгам любые стены, заставляя запоздало вспомнить, что Чи был психом. Опасным социопатом, как и большинство аристократов на Ятори, но огромная проблема в том, что его безумием заболела и я.
И мы два психа, неслись вниз, падали, хватая ртом воздух, потому что в этом безумном поцелуе не было места даже для вдоха.
И срывающийся шепот, едва лифт остановился:
— Ненавижу! — Все, что прошептала я.
— Люблю, — выдохнул он.
Безумие танцевало вокруг нас, безумие уничтожало все вокруг нас, безумие затопило весь мир. Безумие, в котором единой неизменной величиной оставались лишь мы оба, мы и только мы. Стянутая с волос резинка, его пальцы на затылке и поцелуи, поцелуи, поцелуи. Дикие, страстные, до привкуса крови, до ощущения невесомости, до потери контроля над собой, над ситуацией, над происходящим…
Его хриплое:
— Останови меня. Пожалуйста, Кей, останови меня…
И мое срывающееся:
— Провались к дерсенгам, Чи!
Он сжал меня, сжал с такой силой, что казалось, я сейчас сломаюсь в его руках, но его губы снова накрывают мои – и здравствуй, безумие, давно не виделись, а вся моя реальность раскололась на яркие осколки, реальность стала калейдоскопом не связанных между собой картинок…
Подземная парковка… я не сделала по ней и шага, Чи не выпускал из рук…
Черный флайт с затонированными стеклами… Я знала, что его ведет Адзауро, но даже управляя флайтом, он продолжал держать меня, усадив к себе на колени и целуя, исступленно, жадно, не останавливаясь.
Окраина столицы…
Гостиница с автоматическим управлением…
Номер, неважно какой. Все что я могла бы вспомнить о нем при всем своем желании, это миг, когда Чи смел с постели покрывало с такой силой, что казалось он сейчас готов смести все что угодно, и уложил меня на накрахмаленную простынь.
Кажется, это был первый раз за весь этот приступ безумия, когда он оторвался от моих губ и заглянул мне в глаза. В мои совершенно пьяные и, боюсь вовсе не от виски, глаза.
— Останови меня… — практически молитва.
— Не хочу… — практически исповедь.
И безумие окончательно сорвалось с цепи!
Все, что я помнила, – его поцелуи. Все, что ощущала, — его поцелуи. Все, чем жила, – были его поцелуи. Жаркие, алчные, голодные, вынуждающие задыхаться и в то же время не отпускать, все, что угодно, только не отпускать… не разрывать прикосновения, не терять ощущения его рук на мне, не вспоминать, не позволять никаким мыслям существовать в момент, когда все, что мне нужно, – это его безумие, разделенное на нас двоих.
Но даже безумие, кажется, тоже сошло с ума. Безумие в безумии, квинтэссенция страсти, перешедшей на новый уровень. Чи раздевал меня медленно. Безумно медленно. Покрывая поцелуями каждый миллиметр освобожденной от одежды кожи, задыхаясь в моменты, когда останавливался и понимал, что прикасается ко мне. Ко мне. Что это я рядом с ним, фактически под ним, в его руках, в его полном распоряжении…
И больше не было: «Останови меня», было лишь почти виноватое: «Прости, но я не остановлюсь».
Оно было в каждом уверенном прикосновении, в каждом пронзительно-нежном поцелуе, в каждом жесте. Оно было огнем, который охватил и меня, и я уже не отдавала себе отчета в том, что делаю, не отдавала и не хотела отдавать, мир снова стал калейдоскопом ослепительно ярких картин:
Я обнаженная, Чи стянул с меня последнее, что было — черное кружево не допустимой по дрескоду детали туалета, – и на миг замер, так, словно хотел запомнить этот момент навсегда.
Чи обнаженный. Это меня он раздевал нежно и бережно — свою одежду срывал не глядя, потому что всем, что он хотел сейчас видеть, была только я.
Чи, медленно опускающийся на меня, вглядывающийся в мои глаза, напряженный, опасный, хищный… такой желанный.
И боль, вырвавшаяся не стоном — криком!
Ошеломительная, отрезвляющая, зверская боль!
Боль, которую не ожидали ни я, ни он.
Которая стала шоком для нас обоих!
Но когда Чи, напряженный как струна, взмокший, с окаменевшими от напряжения мышцами, попытался отстраниться, мне стало плевать даже на боль.
— Не оставляй меня, не сейчас… пожалуйста… — стон и сорвавшиеся с ресниц слезы.
Он не оставил, словно понял — остановится, и я сдохну. Без него просто сдохну. Без его рук, без его прикосновений, без его поцелуев, без него… И мне плевать на боль, пусть будет больно, только бы он был рядом, только бы он просто был рядом…
Десятки поцелуев, нежных, пронзительно нежных, и безумие порождает безумие, теперь я это точно знаю, потому что не прошло и минуты, как он снова потерял власть над собой. И мне было больно, мне все так же было больно, но я не променяла бы эту эйфорию осознания, что мы одно целое, ни на что в мире. Видеть его пылающие страстью глаза, ощущать неумолимость его движений, чувствовать себя такой хрупкой в его руках и отдавать, отдавать всю себя без остатка, за эти мгновения счастья…
И когда он содрогнулся от удовольствия, моим удовольствием было просто его обнять, чувствуя, как глаза жгут слезы, ощущая, как неистово бьется его сердце, слыша его прерывистое дыхание.
Мы совершили ошибку.
Мы оба.
Он не имел права приближаться ко мне, я не имела права с ним спать. У него все так же была невеста, которая возможно в этот самый момент ждала его, у меня… у меня не было ничего, кроме возможности его обнять.
— Ты должна была сказать, Кей, — хрипло произнес он.
И я поняла, что на этом все… моя сказка, пусть и безумная, закончилась.
Он осторожно покинул мое тело, не желая причинить еще больше боли, чем уже причинил, я прекратила его обнимать и отвернулась. Не хотела видеть ни сожаление в его глазах, ни… ни собственно его глаза. Ничего не хотела. И отвернувшись, я натянула на себя простынь, закрываясь от него, от его взгляда, от его возможности видеть меня вот такой — обнаженной, растоптанной, слабой… ничтожной.
— Нам нужно поговорить, — тихо сказал Чи.
— Конечно, — безразлично ответила я.
Он помолчал, стоя рядом с кроватью, стоя надо мной, и добавил:
— Я закажу контрацептив.
А, да, точно… он же… в меня. Логично и более чем разумно. Можно даже сказать – проявление заботы по яторийски...
В гробу я видала такую заботу!
— Кей… — тихий голос.
Я промолчала, понимая, что едва ли смогу сейчас выговорить хоть слово.
Адзауро собрал свои вещи и ушел в ванную. Там, включая воду, ответил видимо на одно из сообщений:
— Да, я сейчас буду. Прекрати истерить. Естественно люблю, ты же знаешь.
Он произнес это на яторийском. «Естественно люблю, ты же знаешь»… Что ж, а я прекрасно знала, кому он это сказал, но мне едва ли стало от этого легче. Больнее да, больнее в миллиарды раз, а после… изнутри все просто начало замерзать, вымораживая боль, обиду, злость на саму себя. И не осталось ничего. Практически ничего, кроме рефлексов.
Я знала, что в армии учат одеваться за сорок секунд. В преступном сообществе на сборы хватало двадцати. Я потратила примерно тридцать и покинула номер гостиницы, унося туфли в руках.
***
Заметать следы тоже было рефлексом.
Я осознала, что делаю, только сменив второй наемный флайт и миновав несколько служебных выходов, а потом до меня дошло – зачем? Смысл скрываться, если меня никто не будет искать? Я никому не нужна.
А впрочем, я ошиблась — нужна я была, нужна безумно, нужна настолько, что Барбара Тейн, когда я ответила на сотый ее вызов, задала всего один вопрос.
— Где ты?
Это был хороший вопрос, потому что… ответа я не знала.
— Здесь, — тихо ответила Барбаре и, скинув геолокацию, выключила сейр.
Спустя десять минут возле меня с шипением тормозов остановился флайт. Из него выскользнула по-змеиному гибкая полковник Тейн, на удивление в кроссовках, а не на каблуках. Медленно подошла, оценивая мою зареванную физиономию, сняла куртку, накинула мне на плечи и постояла со мной минут пять, пока я пыталась хоть как-то прийти в себя. Она ни о чем не спрашивала, ни в чем не упрекала, мы просто стояли вместе на одном из пешеходных мостов Дженеры и смотрели, как из-за горизонта выкатывается огромное красное солнце.
— Красивый рассвет, — тихо сказала Барбара.
— Да, — прошептала я, — очень.
Мы постояли еще несколько минут, и полковник напомнила:
— Работа.
Я кивнула, и мы пошли к флайту.
Говорят, у спецов S-класса вся жизнь состоит только из этого – работы. В этот момент я завидовала даже Барбаре Тейн, потому что у нее был смысл жить дальше, а у меня нет. Больно.
— Ты сильная, Алесиана, — произнесла Барбара.
— Кей, — едва слышно ответила я. — Меня зовут Кей.
И сегодня ночью я потеряла нечто большее, чем девственность… Я потеряла смысл жить дальше.
***
Когда мы вернулись в здание Дженерийского Галактического саммита, я поднялась к себе сразу. Вошла, срывая одежду, на которой остались следы его прикосновений, его поцелуев, его… Сняла все и уничтожила, выбросив в новый улучшенный шредер — он не просто резал, он еще и сжигал.
Наверное, в тот момент я была бы не против, чтобы он сжег и меня.
Приступ истерики накрыл в ванной.
Смывая кровь с бедер, я чувствовала себя ничтожеством. Абсолютным и полным ничтожеством, которое оказалось неспособно вообще ни на что, включая гордость, самоуважение и слово «нет» при осознании того, что сплю с чужим мужчиной. Именно чужим мужчиной, моим он не был, и никогда не станет.
И это его: «Естественно люблю, ты же знаешь»…
Здорово. Просто здорово. Вполне себе нормально поимев одну женщину, практически сразу звонить своей невесте, со словами «Естественно люблю, ты же знаешь»… И хочется орать, сжавшись и сползая на мокрый пол, хочется сорвать в этом крике горло, хочется… снова сдохнуть хочется. Но все, на что я имею право, – безмолвный захлебывающийся отчаянием крик…
И вздрогнуть, едва в моем номере раздался голос Удава:
— Кей, ты как?
Я никак. Просто никак.
Выключив воду, кое-как вытерла волосы, завернулась в полотенце, вышла к Удаву. Он стоял, засунув руки в карманы, и, едва увидел меня, начал нервно перекатываться с носка на пятку. Раскачиваться… ну как удав. И в том, что Удав сразу, с первого взгляда все понял – сомневаться не приходилось.
— Просто скажи кто, — глухо произнес он. — Мне достаточно будет только имени.
Молча подошла и уткнулась лбом в его плечо.
— Имени не будет, это было по согласию, — тихо сказала я.
Удав обнял. Просто обнял. Я же говорю — спец класса Титан, они не произносят лишних слов никогда.
Раздался стук в двери.
Наверное, в любом другом состоянии, я бы обратила внимание на то, что именно стук, а не звонок, но сейчас — молча отстранилась от Удава, подошла к двери и открыла.
Зря.
За дверью стоял Акихиро Чи Адзауро.
И в его черных глазах расползалась бездонная пропасть. Я даже не сразу поняла почему, потом обернулась на Удава и поняла, как все это в принципе выглядит со стороны - я обнаженная, в одном полотенце, с мокрыми волосами, в моей комнате стоит мужчина, у которого после меня вся рубашка мокрая так, что сразу ясно - мы обнимались только что.
Такое двусмысленное положение…
— Я вижу, ты не скучала, — на яторийском, со с трудом сдерживаемым бешенством, произнес Чи.
Возможно, я рассказала бы правду. Хотя бы попыталась объяснить. Возможно… если бы не было его сказанных невесте слов: «Естественно люблю, ты же знаешь»… Но они были.
— Кей, это он?! — Удав задал вопрос на гаэрском.
— Нет, — ответила я, глядя в черные полыхающие ненавистью глаза Адзауро, — это не он, это никто. Просто никто.
Ответ на гаэрском. Максимально простыми фразами. Чтобы Чи понял все, что я вложила в каждое из этих слов.
Адзауро молча смотрел на меня несколько убийственных секунд, затем достал из нагрудного кармана капсулу, разорвал упаковку и протянул мне, сообщив на гаэрском же:
— Контрацептив.
Мразь!
Мне хотелось взять эту капсулу и втереть в его нечеловечески жестокое лицо… Но в моем номере находился Удав и, несмотря на его высочайший статус и квалификацию, я сильно сомневалась, что он сейчас не придушит Адзауро здесь же, на месте. Удав не зря получил свое прозвище.
— Спасибо, ты очень заботлив, — сказала я, забирая капсулу.
Молча приложила ее к вене, вколола состав не глядя, молча вернула пустую уже капсулу Адзауро, засунув ее туда же, откуда он достал — в нагрудный карман его рубашки.
— У меня есть просьба, — говорила я сейчас на гаэрском, в моем состоянии использовать другой язык стало проблематично, — исчезни из моей жизни. Навсегда. Пожалуйста.
И я захлопнула дверь.
Развернулась и ушла к Удаву.
Он снова обнял, понимая, что молчаливая поддержка – это то единственное, что мне сейчас действительно нужно, а затем, одной рукой обнимая меня, второй активировал визоры и напряженно спросил:
— Кей, как он проник в здание? Его нет ни на одной камере. Кей?!
— Он хакер, — я отстранилась от Удава и отправилась одеваться, — один из лучших, кого я знаю.
— Лучше меня? — мгновенно поинтересовался Удав.
И я остановилась.
По факту я была унижена и растоптана, а не по факту…
— Н-н-не уверена, — прикинув возможности Удава, ответила я.
И уже после, когда я, прикрывшись дверцей шкафа, остервенело натягивала на себя одежду, Удав вдруг сказал:
— Кей, когда он пришел, у него было что-то зажато в левой руке. Но это что-то он тебе не дал, он достал капсулу из нагрудного кармана. Малышка, а тебя ничем не траванули?
Я застегнула пуговицы на рубашке, отрешенно размышляя над всем этим, и в итоге ответила:
— Даже если и так — мне плевать.
Удаву плевать не было.
Он смотался к себе и потом, пока я сушила волосы, взял мою кровь на анализ — никаких ядов в крови обнаружено не было…
— А жаль, — подытожила я результаты исследований.
— Иди нахрен, — дружественно напутствовал меня Удав.
Ну и собственно я пошла.
***
«Провожу по губам, стирая твои прикосновения,
Однажды я выберусь отсюда, даже если это бред,
Реанимировать меня не надо, оставь старания,
Я справлюсь с болью, а для тебя меня больше нет».
В одном наушнике целый плейлист от Барбары, и я даже не хочу знать, после какого жизненного удара у полковника Тейн вообще появился плейлист подобной тематики, в другом — речь Акихиро Адзауро. Перевожу автоматически, ощущая себя тем, чем я и являюсь — инструментом.
Было страшно входить в этот зал, было стыдно перед невестой Чи, стыдно за то, что… я позволила себе быть с ее мужчиной, позволила себе недопустимое. Один взгляд на нее, и я поняла – она знает. Она знает и где ночью был ее жених, и с кем, и собственно она прекрасно знает, что я в прошлом, а она победила. Асэми — утренняя красота. Да, я потратила несколько минут, чтобы узнать ее имя. Асэми... Это имя подходило ей. Яркая, красивая, светящаяся… действительно утренняя красота. И тысячи крохотных почти микроскопических жестов, которые несли лишь одну информацию – он мой. Асэми не скрывала того что они пара, того, что они вместе, она это…подчеркивала.
Интересно, вернувшись к ней этой ночью, он доказал на практике, что «естественно любит»? Или не интересно...
Победителей не судят, она была победительницей, я — никем. Инструментом. Просто инструментом поддержания делового общения.
Я больше не смотрела, ни на нее, ни на него. Наверное, этим утром я закрыла двери не только перед ним, я закрыла двери своих чувств в принципе. И равнодушно переводя фразу за фразой, сожалела лишь об одном – не выпила болеутоляющее. А сидеть было больно. Добро пожаловать в мир интимных отношений, Кей, они начинаются с боли.
До перерыва я практически считала минуты, а потом и секунды.
К счастью Адзауро решил закругляться и прекратил ранее оговоренного времени.
Я покинула переговорную едва ли не самая первая, ушла в туалет, выхватила сейр и написала Удаву.
«Мне нужно обезболивающее».
Он ответил мгновенно:
«От одного до десяти насколько больно?»
У меня был высокий порог чувствительности, более чем высокий, после всего, что мне пришлось пережить, а потому сейчас не скатываясь в истерику, ответила:
«Восемь-девять».
«Зная тебя это пятнадцать-двадцать. Сейчас пришлю чела».
«Спасибо», — ответила ему и отключилась.
Небольшой осмотр показал, что у меня кровотечение. То ли секс у меня был слишком травмирующим, то ли нехорошие дни явились крайне не вовремя, впрочем, с ними такое случалось при сильных стрессах.
Чел от Удава пришел минуты через две, вышла к нему, взяла таблетки, игнорируя инструкцию и возражения самого безопасника, проглотила четыре таблетки, вместо двух. Безопасник, высказав все, что про меня думает одним ругательством, протянул бутылку с водой и сообщил:
— Это наркотик, мисс Рид.
— Знаю, — зло ответила, продолжая пить.
Естественно знаю, прочитала же название, перед тем как выпить.
— И как мне после этого оставлять вам всю упаковку? — мрачно поинтересовался мужчина.
— Молча, — сказала я, и отобрав у него обезболивающее, снова ушла в туалет.
Включив воду, долго стояла, держа руки под холодным потоком… у меня было еще несколько минут свободных, но жаль что, боль начнет отступать только минут через двадцать. Очень жаль.
Когда в туалетную комнату открылась дверь, щелкнув вскрытым замком, я решила, что это Удав, кто кроме него с такой легкостью взламывает замки, и устало ответила:
— Твою мать, я не настолько превысила дозу наркоты, чтобы выслушивать нотации от тебя. Но если ты против, не проблема — на Дженере работают сотни известных мне поставщиков этой дури.
Ответом мне была тишина.
Что странно – Удав бы непременно вставил фразу о том, что он тоже вполне не прочь прогуляться со мной по притонам. Собственно, в один из его рейдов мы и познакомились — он душил наркобарона, со своей группой накрыв притон, а я как раз заявилась взломать базу, чтобы скачать информацию о поставщиках. Это было эпично — я скользнула из открытого окна, села за стол, активировала сейр продавца наркотиков, и в свете включившегося прибора узрела Удава, который, обалдев от моего появления, все равно продолжил дело с удушением преступника. Я тоже была шокирована ситуацией. Мой шок вылился в нервное:
«Спросите у него, какой пароль, если вам не сложно».
Удаву сложно не было, он проявил любезность и вежливо поинтересовался у убиваемого насчет пароля. Не то чтобы нам это сильно помогло, требовался отпечаток его пальца и сканирование сетчатки глаза, но любезность Удава простиралась дальше некуда, так что вскоре у меня были глаз и палец наркобарона, а у Удава труп. В благодарность за его помощь, я скопировала всю базу на два информационных накопителя, он искренне поблагодарил, и на этом мы разошлись. Не надолго. У Удава оказались нехилые связи в преступном мире, и вскоре мы встретились снова, уже на совместном задании.
Так что да, я ожидала, что он отшутится, а еще я в принципе не понимала, зачем он вообще сюда пришел, и повернула голову, чтобы поинтересоваться этим, но слова застряли в горле, потому что никакого Удава там не стояло.
— Я же просила — исчезни из моей жизни, — слова давались с трудом.
Каждое из слов, словно я не говорила — толкала камни. И эти камни с грохотом срывались в пропасть, все стремительнее увеличивая расстояние между мной и тем, кто не имел права сюда вообще входить.
— Мне интересно, — он сложил руки на груди и привалился к стене плечом, — вчера это было только виски, или еще и наркотики?
— Исчезни, — прошипела я, вновь включая воду.
Он не исчез, и холодно мне стало не от воды, а от его ледяного тона:
— Кей, ты хотя бы осознавала, с кем ты вчера была?
Я отвернулась к зеркалу, посмотрела в свои пустые глаза и ответила:
— Нет.
На этот раз дверью хлопнул он.
***
Когда я вышла из туалета, выяснилось, что в моих услугах уже не нуждаются — премьер министр Ятори более не считал нужным скрывать свое великолепное владение гаэрским. Как-либо комментировать это он не стал, поступок чисто в яторийском стиле.
Я собрала вещи и перебралась к Удаву, несколько дней проведя в постели, просто глядя в пустоту. Что я видела за ней? Ничего.
Совершенно ничего.
Абсолютно ничего.
Свой сейр я выключила и деактивировала. Когда немного отпустило, в сеть вылезла через гаджет Удава, отсматривая тонны записей, в поиске тех из воровской шайки Склизкой, кого еще не успели поймать. Обнаружила еще троих.
Потом, пересматривая с Удавом видео с допросов, искренне поражалась тому, что люди готовы верить во все что угодно, в любой бред, лишь бы обрести хотя бы призрак уверенности в завтрашнем дне. А впрочем, какое право я имела их осуждать? Никакого. Кто-то верит в артефакт, способный принести удачу, кто-то в любовь… И те, и другие – идиоты.
На нервной почве хватанула еще и гастрит в добавление ко всему.
***
На Гаэру вернулась через неделю. Получила нагоняй от Исинхая за то, что вырубила сейр и была вне связи. Получила повторный, когда сказала, что ни поступать в университет Космических сил, ни сдавать экзамены и проходить спецификацию на звание S-класса я не хочу. Такого разочарования в глазах шефа я еще никогда не видела.
Исинхай молча выслушал меня, и сообщил:
— Идешь к Слепому.
— Иду как кто? — уточнила я.
— Как исполнитель, — вот такое мгновенное понижение.
Но оставалась еще одна маленькая проблема — я знала, над чем сейчас работает команда Слепого, и мне предстояло сообщить шефу еще одну вовсе не радостную новость:
— Я больше не девственница, — сказала прямо.
А смысл объяснять или умалчивать? Моя вина, моя ошибка, моя боль и очередная волна абсолютного разочарования от Исинхая тоже обрушилась только на меня.
— Кто он? — задал уже поднадоевший вопрос шеф.
Почему всех интересует одно и то же?!
— Никто, — ответила я.
— Это не ответ, Кей. — Я не смотрела на Исинхая, но взгляд его ощущала
