Оглавление
АННОТАЦИЯ
Под прицел частного детектива Александры попадает дело о двойном убийстве. Единственная подозреваемая - пациентка, потерявшая память после аварии. В полиции уверены, что именно она убийца, но Александра видит слишком много нестыковок.
Увлечённая решением криминальных головоломок, она вскоре выясняет: жертвы - психолог и администратор - подставные, медицинского центра не существует, а подозреваемая живёт под вымышленным именем.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ФРАГМЕНТЫ
ГЛАВА 1
Она сидела в кабинете и чувствовала себя неуверенно. Всё тело было напряжено, а мысли судорожно перескакивали друг через друга, подобно взбесившимся овцам. Она с нетерпением ожидала, когда он закончит читать. Ожидала какого-то объяснения – надеялась, что он сможет её успокоить.
«Всё началось с исчезновения.
Помню, как в семь утра зазвонил будильник на мобильном, а в семь сорок я поставила яблочный пирог в микроволновку.
В восемь ты так и не вышел из спальни, и я пошла тебя будить. Наши комнаты располагаются напротив, и сначала я заглянула к себе проверить не проснулась ли Катюшка, но она, как всегда, спала так крепко, что вряд ли бы проснулась, даже начнись война. Затем я накрыла нашу дочь красным одеяльцем с белыми слониками.
Бросаю взгляд на дисплей телефона – восемь десять. Иду в твою спальню. Пора просыпаться, а то ты опоздаешь на новую работу, а я не хочу, чтобы у тебя начались проблемы в первую же неделю.
Медленно поворачиваю ручку и слышу голос старины Элтона Джона. Мелодия не замолкает и меня немного настораживает то, что ты не берёшь телефон. Ну же, ответь на звонок. Приоткрываю дверь и первое, что мне попадается на глаза, это мобильник: он лежит на полу рядом с прикроватным столиком кофейного цвета. Вспоминаю, что не сварила тебе кофе, закрываю дверь и бегу вниз по ступенькам.
Восемь пятнадцать. Пирог давно остыл, кофе готов, а ты всё не спускаешься. Слышу, как к дому подъезжает машина и выглядываю в окно – это Алексей приехал. Снова смотрю на часы – восемь семнадцать. Наконец раздаются шаги. Оборачиваюсь. Наверху стоит Катюшка. Я в очередной раз отмечаю насколько она похожа на тебя. Твой цвет глаз. Серый. Твоя улыбка. Смех. Ничего моего. Забавно.
– А где папочка? – спрашивает она с лёгкой обидой в голосе, и я понимаю, что у неё есть право на эту обиду. Из-за работы ты так редко проводишь с ней время, но теперь всё изменится, и уже к вечеру Катюшка перестанет дуться, а завтра, возможно, ты сам сможешь забрать её из садика.
Отодвигаю стул, а Катюшка уже тянется за остывшим пирогом, хватает самый большой кусок и смеётся. Я любуюсь на нашу дочь – на неё невозможно не любоваться. В такие минуты мне кажется, будто время останавливается. Может так оно и есть? Но тут раздаётся звонок в дверь.
– Это папочка? – спрашивает Катюшка.
– Нет, дядя Лёша. Папа сейчас спустится, – отвечаю и понимаю, что здесь что-то не так. На Катюшке твои тапки, значит она была в твоей комнате, но почему тогда она тебя не видела?
Не успев открыть входную дверь, бросаюсь к лестнице и, подходя к спальне, вижу всё тот же мобильный на полу. Распахиваю дверь и не могу поверить своим глазам: простынь смята, одеяло свисает с кровати, но тебя нет. Где же ты? Что за дурацкую игру затеял?
– Мама, дядя Лёша спрашивает, когда папа спустится?
Слышу голос дочери и шаги Алексея. Говорю, что ты наверно в гараже и бегу туда, но там пусто: может, ты сумел как-то незаметно пройти в гостиную?
Несусь обратно в дом: в глаза бросается диван со слегка обшарпанной обивкой. Совершенно не вовремя думаю о том, что теперь выброшу эту рухлядь.
Зачем-то заглядываю под диван: тебя там, конечно, нет, но я нахожу старую открытку. На ней выведены слова «МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ!»
Думаю о том, что мои мечты давно сбылись и сейчас мне нужно только одно – найти тебя. Я хочу, чтобы ты закончил эту идиотскую игру в прятки. Ты же знаешь, я не люблю прятки!
Как сумасшедшая бегаю по дому из угла в угол и ищу тебя. Зову в голос. Понимаю, что пугаю Катюшку. Я и сама напугана. Ещё вечером мы ужинали всей семьей. Помню, как у тебя разболелась голова, и я лично помогла тебе лечь в постель, а ночью, когда ходила в туалет, заходила и проверяла, спишь ты или нет. И ты спал! Спал, чёрт возьми!
– Мама, мамочка, что с тобой?
Я не знаю, что ответить. Просто не понимаю, что происходит. Может Алексей знает, что за шутку ты придумал? Оборачиваюсь и вижу Катюшку.
– А где дядя Лёша? – спрашиваю я и вижу её теперь уже растерянное личико.
И только теперь замечаю ещё одного человека – мужчину в полицейской форме».
***
Он поднял глаза и затем протянул листок:
– Вы так подробно всё запомнили? Это невероятно.
– Вы просили, чтобы я записала сон сразу как проснусь, – медленно ответила она и убрала листок в сумочку, – так я и сделала.
Сделал очередную пометку в толстом блокноте. Женщина посмотрела на кислотно-зелёную обложку, а затем отвела взгляд в сторону: большое прямоугольное окно в белоснежной раме, на полу стоит горшок с цветами – комнатные розы красного цвета. Не похоже, чтобы Виктор Андреевич интересовался растениями, но что-то они здесь всё-таки делают. Может этот кабинет раньше принадлежал женщине-психологу? Она почувствовала его изучающий взгляд, нехотя заглянула в глаза, спрятанные за тонкими прямоугольными стёклами очков, и на мгновение в голову, подобно бабочке, впорхнула мысль, будто она где-то видела эти глаза, ещё до начала их сеансов.
– Мария?
Она почему-то вздрогнула, когда услышала это имя. В голове снова нелепая мысль: «Это не я».
– Как вы думаете, почему вам снятся все эти сны?
Нервно потирая ладони, она пожала плечами.
– До аварии вам снилось нечто похожее?
Она отрицательно покачала головой. Психолог сделал очередную пометку в ядовито-зелёном блокноте. Ей с первой встречи не понравился цвет – он вызывал чувство необъяснимой тревоги. Сам Виктор Андреевич вызывал в ней чувство необъяснимой тревоги.
– А девочка из сна кажется вам знакомой?
– Я, я не знаю. Не помню.
– Хорошо. А дом, что вы видите?
– Нет, кажется. Я, я не знаю.
– Хорошо.
Мария почувствовала, как слёзы начинают жечь глаза и с отчаянием выкрикнула:
– Что здесь хорошего?! Что мне делать? Я шестой раз прихожу к вам, сажусь в это дурацкое кресло и рассказываю эти жуткие сны! Зачем вы меня мучаете? Почему не пытаетесь выяснить причину кошмаров?
– Мария, вы на взводе, понимаю – такая травма не может пройти бесследно. Возможно, это последствия. Назовём их посттравматическим шоком. Такое случается. В моей практике бывали случаи, когда пациенты начинали слышать голоса и даже вспоминать вещи, которых до этого не знали. Успокойтесь, глубоко вдохните и равномерно выпустите свою агрессию.
Она не стала следовать его совету и лишь надула щёки, как обиженная маленькая девочка.
От него это не ускользнуло, и он почти отцовским тоном добавил:
– Не будьте бякой. Если хотите, мы можем вернуться к тому, с чего начали.
Не будь бякой. Кажется, так говорил её отец. Да, он называл её своей маленькой бякой каждый раз, когда она дулась. Прошло уже больше двух лет, как его не стало. Они были очень близки. Он умер от болезни...
Растерянность. После аварии многие вещи стёрлись из памяти, в том числе и название болезни, зато появились эти сны, а ещё головная боль. Вот и сейчас она начинала ощущать её приближение. Это было похоже на усиливающуюся барабанную дробь во время марша, вот только мысли в голове не маршировали, а сбивались в кучу. Она подумала о красном одеяльце с белыми слониками, о том, какое оно мягкое. Кажется, из плюша. Да о чем она только думает?! Это ведь сон. Нет никакого одеяльца!
– Так вы желаете продолжить? – голос Виктора Андреевича вернул её к реальности.
Мария неуверенно взглянула в его такие чужие и одновременно знакомые глаза и медленно кивнула.
– Хорошо.
Очередная пометка.
– Я хочу, чтобы вы закрыли глаза и представили, что находитесь в том доме.
– Вы ведь хотели начать сначала, – растерянно заметила Мария, разглаживая несуществующие складки на светло-сером платье.
– Мы и начнём, но постараемся отключить ваше ощущение реальности.
Ощущение реальности? Он действительно это произнёс?! Да она уже больше месяца живёт в каком-то непонятном мире и едва узнает окружающих людей!
Виктор Андреевич тем временем продолжал:
– Вы готовы?
Она неуверенно кивнула.
– Хорошо. Вы в том доме. Опишите его.
Мария закрыла глаза и произнесла:
– Двухэтажное здание с зелёным забором.
– Какая крыша?
– Зелёная. Кажется, шифер.
– У этого здания есть какие-то особенности?
– Да нет.
– Вы не уверены.
Она уже ни в чём не была уверена. Память услужливо рисовала непонятные образы зверей. Мария видела то ли белку, то ли лисичку. Образы больше всего походили на детские рисунки, но во сне не было ничего подобного. Откуда же они взялись?
– Вы что-то вспомнили?
Она не ответила.
Психолог продолжил:
– Хорошо. Идём дальше. Заходите в дом. Опишите обстановку.
Она будто снова погрузилась в сон и отчётливо увидела кремовые обои, фотографию в рамке. На ней были мужские глаза: серые глубокие и невероятно уставшие, а чуть левее на стене висела корзина с искусственными цветами. Это были белые розы.
– Мария, что вы видите?
Она должна была ответить, но словно чья-то рука закрыла рот и повела дальше по закоулкам сна. Или памяти? И она была не в силах произнести ни слова и просто смотрела по сторонам.
Мария видела деревянный прямоугольный стол без скатерти. Вся его поверхность была усыпана разноцветными подставками под горячее: они были похожи на гигантское конфетти. Неожиданно в памяти всплыл короткий фрагмент: она задувает свечу на кремовом торте, а вокруг разбросаны конфетти. Да, она помнит этот день. Кажется, это её двадцатый день рождения.
Откуда-то издалека донёсся голос:
– Мария, с вами всё в порядке? Мария...
Она открыла глаза. Виктор Андреевич навис над ней, подобно иссохшему атланту.
– Вы в порядке?
Мария его будто не слышала. Она всё еще думала о дне рождения и пыталась вспомнить с какой начинкой был торт.
– Мария...
Она попыталась приподняться, но Виктор Андреевич мягко и настойчиво вернул её в кресло, и тут она неожиданно вспомнила:
– Это была вишня!
И начинка была именно такой, как она любит: изредка попадающиеся целые ягоды наполняли рот кисло-сладким вкусом.
– Вишня? О чём вы, Мария?
Женщина помотала головой, и длинные смоляные пряди упали на лицо. Она словно пыталась отогнать сумбурные мысли и вернуться в реальность. Получилось. Пропал и дом из сна, и кремовый торт, но она была рада, что вспомнила хоть что-то. Мария не сомневалась: вишни были реальными воспоминаниями, и это придало ей уверенности. Наконец она смогла ответить Виктору Андреевичу.
– Я люблю вишню, – и даже улыбнулась.
Психолог выглядел растерянным. В его узловатых пальцах снова появился блокнот.
Очередная пометка.
– Вернёмся к вашему сну. Что вы видели?
– Всё то же самое, – уже спокойнее ответила Мария. – Дом, мебель, ещеё фотографию.
– Фотографию?
Он насторожился или ей кажется?
– Расскажите о ней.
– Прямоугольное фото в белой рамке. На фото мужские глаза.
– Вы видели их цвет?
– Они серые.
Очередная пометка.
– Что ещё?
– Всё остальное я вам уже рассказывала, – она снова теребила своё платье.
– Может появились какие-то новые детали?
– Только фотография.
Пометка. Мария снова обратила внимание на обложку. На долю секунды, словно светлячок во тьме, в голове вспыхнула мысль: «Не надо сюда больше приходить». И так же быстро, как появилась, мысль исчезла – светлячок улетел.
Виктор Андреевич поправил очки в золотистой оправе и произнёс:
– Хорошо. Если вы ещё не устали, поговорим о форме вашего сна.
Именно это пугало её больше всего. Виктор Андреевич будто прочёл мысли:
– Не бойтесь. Расскажите всё, как есть.
Она неуверенно кивнула.
– Как начинается ваш сон?
Мария снова начала теребить подол серого платья и не к месту подумала о том, что даже в школьные годы её одежда была неброской. На выпускном у неё вообще было самое простое платье бежевого цвета. Ещё одно воспоминание? Мария улыбнулась, и это не ускользнуло от психолога.
– Мария, вы что-то вспомнили?
– Я... так, мелочь.
– Если вы что-то вспомнили... – Договорить он не успел.
Навязчивая трель телефона заполнила собой всё пространство, и Виктор Андреевич вынужден был ответить. Мария наблюдала, как он подходит к вешалке, хлопает по карманам чёрного плаща, и этот простой жест показался ей знакомым. Барабанная дробь вернулась так резко, что она сморщилась и схватилась за голову. Мелодия тем временем нарастала. Виктор Андреевич наконец коснулся дисплея:
– Не сейчас, я перезвоню. Нет, не заходи.
Мария видела его напряжённое лицо, видела, как он поправил очки, как покосился в её сторону, а головная боль уже становилась невыносимой. Всего мгновение и единым взмахом Марию накрыла тьма.
ГЛАВА 2
Раннее утро выдалось ветреным и пасмурным. Небо заполонили серые тучи, и, казалось, вот-вот и они прорвутся, погружая улицу в грязный ледяной океан, а ведь грязи вокруг и так хватало: асфальт в подтёках из смеси бензина и собачьих экскрементов, чёрная вода, вытекающая из разбитых клумб с некогда цветущими гиацинтами, перевёрнутые мусорные баки, следы рвоты и мочи, разбросанные по периметру шприцы, разорванные презервативы. И дополняла всю эту чудесную картину дохлая мышь. Она лежала у большого проёма на входе. В общем не самое приятное место, где Инге доводилось бывать, но ничего не попишешь – трупы зачастую находят именно в таких злополучных местах. Она неохотно переступила через дохлую мышь, зацепилась за какую-то торчащую из земли железку, чуть не порвала свой новенький и достаточно дорогой плащ и недовольно посмотрела на ждущую её детектива.
– Неужели сложно было предупредить куда мы едем? – спросила Инга, зевая.
– Так интереснее. Твоя реакция меня забавляет, – Александра вошла в проём, бывший некогда дверью.
Инга нахмурилась, но всё же проследовала за детективом.
– Вы сказали, что труп здесь.
– Да, но сначала я хочу, чтобы ты осмотрела территорию, – Александра обвела рукой с таким величием, будто это были королевские хоромы, и она была их владелицей.
– Что тут смотреть? – Инга скривила своё милое личико и недовольно произнесла, – ну, разрушенное здание, ну, помойка, ну, грязь. Ничего не забыла? Ах, да, дохлая мышь.
– Крыса.
– Ох, простите, – в голосе прозвучало раздражение.
– Ты несерьёзно относишься к делу.
Инга устало покосилась на детектива. Невозможно серьёзно относиться к такому месту. Честно говоря, ей и на мертвеца было плевать. Александра ей тоже не нравилась. Слишком правильная, слишком умная. Не детектив, а профессор из университета. Инга здесь была только потому, что папа мечтал её увидеть в рядах полиции. Только поэтому.
– Больше ты ничего не замечаешь? – тем временем продолжала Александра.
– А что я должна заметить?
– Ты мне и скажи.
Ох, и не любила же Инга все эти загадки. Будь её воля, давно бы уже сбежала отсюда. Запах мочи и прочих нечистот сводил с ума, а эта детективша будто ничего и не замечала. Если бы Инге дали мужчину-детектива, она бы точно смогла его очаровать. Она знала, как ослепительна в этом голубеньком плаще: и не пришлось бы тогда ни выслушивать, ни отвечать на эти идиотские вопросы, но ей досталась Александра. Вздохнув, она обернулась и начала говорить, стараясь подмечать все детали. Ради папы.
– Ну, заброшенное полуразрушенное здание. Скорее всего раньше было каким-то комплексом.
– Почему ты так решила?
– Ну, по форме дыр в стенах. Они напоминают двери и окна.
– Это не аргумент, – Александра смотрела на Ингу, не отрываясь.
– Ну, ещё у дальней стены проёмы, напоминающие бывшие кабинки. Возможно, раздевалки, – Инга вздохнула.
– Хорошо. Дальше.
– Ну, кругом разбросаны шприцы, презервативы, обёртки от шоколада.
Она наклонилась и стала внимательно рассматривать землю.
– Ну, какие-то клочки бумаги, окурки, шурупы.
– Гайки, – моментально поправила её Александра.
– Ну, гайки. Целлофановые пакеты, обломки бетона, куски засохшего дерева, кирпичная крошка.
Она поднялась с корточек и с вызовом посмотрела на детектива:
– Достаточно или я ещё не весь мусор перечислила?
– Что ещё ты видишь?
– О, Боже, – Инга закатила глаза с густо накрашенными ресницами. – Что я ещё вижу. Ну, граффити на левой стене. Уж извините, прочесть не могу. Не разбираюсь. Ну, порнографический рисунок. Ну, подтёки красной краски. Или крови?
– Это не кровь, – заметила Александра.
– Жаль. Хоть что-то интересное. Ну, две пивные бутылки у стены, ну, недоеденный бутерброд с чем-то белым.
– Это майонез.
– Ну... и всё, пожалуй.
– Уверена? – взгляд детектива пронизывал похлеще ледяного ветра.
Александра резко склонила голову набок. Её густые прямые волосы оттенка молочного шоколада каскадом легли на одну сторону. Инга не обратила на это никакого внимания и добавила:
– Ну, ещё жуткая грязь и дохлая мышь на входе.
– Крыса.
– Да какая разница?
Детектив нарочно повторила манипуляцию с волосами, но Инга уже смотрела на экран своего телефона, явно чего-то ожидая.
– Не прошла.
– Что? – Инга подняла глаза и с непониманием уставилась на Александру.
– Это был маленький экзамен, и ты его не прошла.
– Что? Как? Подождите! Это нечестно! Объясните в чём дело?
Детектив развернулась и двинулась по направлению к проёму, заменяющему дверь. Инга поспешила за ней:
– Что я должна была увидеть? Да подождите, Александра...
– Ты даже отчества моего не запомнила.
Детектив произнесла это без обиды, но Инга всё равно испытала лёгкий стыд. Они работали вместе уже неделю: не то чтобы работали, правильнее сказать она ходила за детективом хвостиком уже неделю. Но не запомнить отчество... Это было её самой большой ошибкой. Она уже решила, что не видать ей хорошей оценки, как неожиданно Александра обернулась и озарила вполне дружеской улыбкой:
– А ведь я тебе подсказывала. Дважды. Догадаешься в какой момент это было и, возможно, я забуду о твоей невнимательности.
Снова эти загадки. Уж лучше сразу провалиться на месте, но желательно всё-таки не на этом зловонном месте. Она чувствовала – это последний шанс и стала прокручивать в памяти всё, что только что было. Наконец, в голове зазвенел колокольчик. На лекциях по психологии это называли то ли инсейтом, то ли инсайтом.
Она улыбнулась и произнесла:
– Когда вы говорили о крысе, точно!
Александра стояла с непроницаемым выражением лица.
Неужели она промахнулась? Но ведь больше никаких подсказок не было. Зазвонил телефон, но Инга сбросила свою подругу. Теперь её внимание всецело принадлежало детективу:
– Так я угадала?
– К сожалению, нет, – Александра развернулась и последовала по направлению к дороге.
– Но какой правильный ответ? Скажите!
Детектив резко остановилась и так же резко обернулась:
– А это будет твоим домашним заданием.
– Понять где была подсказка?
– Именно.
– Но... – Инга не знала, что сказать: вот влипла, так влипла.
Уже на остановке она хмуро спросила:
– А можно хоть узнать, где лежал труп?
Александра подняла воротник пальто, в очередной раз жалея, что не надела шарф. Затем убрала упавшую прядь волос с лица и ответила:
– У проёма, заменявшего дверь. На входе.
Инга удивлённо подняла идеально нарисованные брови:
– Так там же была только крыса.
Губы детектива изогнулись в улыбке:
– А никто и не говорил, что труп человеческий.
***
«Возможно я и была чересчур строга, но девочка должна понимать, что ей предстоит. Как говорится «тяжело в учении, легко в бою», – с такими мыслями Александра поднималась в свою квартиру на четвёртом этаже.
Лифт, как назло, сломался и приходилось волочиться по грязной лестнице с обшарпанными перилами. Она мечтала, что когда-нибудь съедет отсюда и поселится в более благополучном доме. Эта девятиэтажка уже разваливалась. Капитальный ремонт не делали с 1980 года. Удивительно, как этот дом вообще продержался столько лет. Она пыталась достучаться до «Жилкомсервиса», но безуспешно и даже запугивание связями в полиции не привело ни к какому результату.
Александра дважды повернула ключ в замочной скважине и оказалась в маленькой прихожей. Выключатель уже неделю не работал, а ей всё некогда было обратиться за помощью. Даже мастера было звать необязательно – этажом выше жил симпатичный сосед всегда готовый прийти на помощь. Но у неё было столько дел.
В детективном агентстве, которое она назвала в свою же честь, телефон разрывался от предложений. Репортёры звонили, желая взять интервью, граждане взывали к правосудию и сетовали на полицию. Друзья криминалисты просили помощи в распутывании своих старых дел, а ещё провода обрывали родители, возмущённые тем, что домашний телефон всегда молчит. Сплошное веселье.
А началось всё это после того, как кто-то сообщил в один крупный журнал, что она обладает «фантастической интуицией и высоким интеллектом и всё при том, что она женщина». И это вряд ли было комплиментом. Никакой шумихи и не было бы, если сказанное не являлось чистой правдой. Вот телефон и разрывался, а она всем хотела помочь.
Александра как Мать Тереза пыталась отвечать на звонок каждого – только родителей игнорировала. Они только и делали, что каждый раз заводили одну и ту же песнь: «Ты не должна такими вещами заниматься, ты должна уволиться, брось это дело, вернись в психологию, твоя работа слишком опасна». И так постоянно. Объяснять им свою любовь к головоломкам было бесполезно. Они и в детстве-то смеялись над её играми в Шерлока Холмса, хотя она и находила потерянные ключи и носки. И пусть Александра уже давно переступила через порог подросткового возраста, уважения это ей не прибавило.
Темнота нисколько не смущала. Иногда работать приходилось и не в таких условиях. Самым страшным местом, где ей доводилось бывать, была, безусловно, котельная. Необъяснимый страх сгореть заживо – вот чего она по-настоящему боялась.
Нащупав крючок слева от входной двери, она повесила сумку. Затем так же наощупь нашла прямоугольную дверцу шкафа, потянулась к ручке: шкаф открылся, обнажая две полки с обувью и вешалки с разнообразной верхней одеждой. Александра сняла пальто, повесила его на ближайшую из вешалок, затем поставила кожаные сапоги на самую нижнюю полку и задержалась в проходе, представляя какой растрёпанной выглядит. После такого ветра не помешало бы и причесаться, но прежде, чем ступать на холодный кафель и приводить свою внешность в порядок, следовало надеть носки и поставить чайник. Со второй задачей она справилась без труда, и пузатому красному жителю оставалось только дожидаться своего звёздного часа, чтобы возвестить о готовности пронзительным свистом.
А вот с носками возникли трудности. Об этом никто не знал, но детектив ненавидела обыкновенные тапки и испытывала страсть к носкам.
Она бросила сумку вместе с расчёской на диван и выдвинула отсек, где хранилось постельное бельё. Между стопкой отглаженных белоснежных простыней и ватным одеялом лежал большой белый пакет с приклеенной посередине бумажкой. На ней красовались буквы «СЗ».
Александра с нежностью вынула его из ящика и затем высыпала содержимое на диван: пёстрая горка вязаных носков различных оттенков зелёного заставила сердце биться чаще.
В её небольшой квартире было множество мест, где хранились такие пакеты. В нижнем ящичке в ванной прятались носки «ЖО». Заглавные буквы означали принадлежность к цветовой гамме и подсказывали, что в пакете хранятся жёлтые, оранжевые, оранжево-жёлтые и всевозможные узоры из этих двух цветов. На кухне внутри угловой скамьи лежал пакет «ФС»: в нём были носки фиолетовых и сиреневых оттенков. В гостиной в тумбочке под телевизором хранился пакет «КР» с красно-розовыми носками, а в пуфике вместе с фурнитурой прятались коричнево-бежевые «КБ».
Пурпурные, голубые, малиновые, кирпичные, бирюзовые, серые, абрикосовые, карамельные. В этом царстве носков можно было найти практически все оттенки и делились они не только по цветам, но и по временам года. Шерстяные вязаные и с пухом относились к холодным сезонам, кружевные и хлопковые – к тёплым.
А вообще, надо сказать, цвет играл в жизни Александры одну из главных ролей: он поднимал настроение, вдохновлял, успокаивал, помогал сосредоточиться, согревал и даже мог напугать. Её эмоциональное состояние полностью отражалось на цветовых предпочтениях, и сейчас она выбирала между изумрудными носками и носками на два тона темнее, не в силах дать точную характеристику своему настроению. Она была раздражена, но на пятьдесят процентов или на семьдесят? Инга провалила задание и, похоже, так ничему и не научилась. Александра решила, что ей ближе второй вариант. Всё-таки Инга была не просто малообразованной девчонкой, но ещё и ленивой. И надела те носки, что были темнее.
На кухне засвистел чайник, и одновременно с ним зазвонил мобильный. На экране высветилось имя, которое вызывало лишь отрицательные эмоции – Конюхов Владимир Вениаминович, руководитель следственного отдела. Он лично год назад отчитал её за то, что она указала на его ошибку перед подчинёнными, а на утро после инцидента предложил сменить место работы, что она и сделала. И разговор с ним не мог быть приятным. Заранее готовясь выслушивать его вечно недовольный голос, она ответила на звонок.
– Селивёрстова.
– Жалоба на тебя.
Последнее слово он будто выплюнул, и Александра машинально провела рукой по лицу, словно пытаясь смыть влажный след. Конюхов продолжал:
– Понимаешь ли ты речь о ком?!
Эти его речевые инверсии никогда Александру не забавляли, а в конкретной ситуации и вовсе вызывали лишь отвращение. Он обращался с ней не просто, как с женщиной, чьё место на кухне. Он говорил с ней, как с очень недалёкой женщиной.
– Фасулидзе не просто стажёр – сама знаешь её папа кто. И если она пожалуется ему, то жизнь весёлая ожидает не только тебя, Селивёрстова, но и меня.
– Кем бы ни были Фасулидзе, знания никто не отменял, – парировала детектив, – а этой девочке даже лень включить наблюдательность.
– Селивёрстова, не шути. Задача твоя ей помочь.
– Я ей подсказывала. Дважды.
– Значит надо было трижды, – повысил голос Конюхов.
– Она не обратила внимание на самое элементарное, – выдохнула Александра.
– И на что же это?
– На мой знак.
– И ты указывала на что?
– Ни на что.
Повисла пауза. Она слышала, как собеседник закурил сигарету. Детектив знала, что это значит и улыбнулась.
– Селивёрстова, меня не беси.
– И не пытаюсь, – Александра жалела, что Конюхов не видит её улыбки. Такие мерзкие люди, как он, вызывали в ней приступы жалости и отвращения.
– Что к чёрту это значит?
Конюхов начинал терять терпение. Она это чувствовала по сбившемуся дыханию и даже представила, как он тушит сигарету, не успев поднести ко рту.
– Селивёрстова, что за цирк устроила ты?
– Выясняла степень её внимательности, – спокойно ответила детектив, – а заодно и уверенности в собственных словах.
Он тяжело выдохнул:
– Не понимаю тебя я, Селивёрстова.
– Во-первых, её легко ввести в заблуждение, легко сбить столку. А во-вторых, главное не то, на что я указывала, а то, что она не обратила внимание на моё резкое изменение позы.
– Разница какая! – Конюхов уже кипел.
Александра вспомнила про чайник, подавила зачатки смеха и серьёзно ответила:
– Разница в том, что на моём месте может оказаться её коллега или, не дай Бог, жертва, и в момент опасности Фасулидзе просто не заметит подсказки, тем самым упуская, возможно, последний шанс на спасение. Или другой вариант: из-за своей невнимательности пропустит ключевую улику и, как следствие, не раскроет дело.
Пауза была дольше предыдущей. Александра успела выйти на кухню и насыпать листья зелёного чая с клубникой и чабрецом, достать свою любимую кружку с изображением космоса и поднять чайник с плиты, когда собеседник решил продолжить разговор.
– Ясно это, – произнёс Конюхов уже тише. – А что там за проблема с мышью?
– С крысой, – поправила она, наливая кипяток.
– Так что?
– Я указала на ошибку.
– Это имело значение?
– Образованность всегда имеет значение.
Она открыла шкафчик и достала пачку печенья.
– Чёрт бы тебя побрал, Селивёрстова! Забываешься ты.
– А вы не забывайте, кто попросил меня нянчиться с этой девчонкой! – парировала Александра.
– Я надеялся, что ты не будешь выкидывать штучки свои. Если бы мои сотрудники не были заняты делом, я не обратился бы к тебе. Это мера вынужденная. В следующий раз подумай о том, Фасулидзе кто такие.
Александра знала, почему Конюхов обратился к ней. Она была лучшая, но он этого, конечно, не признает.
– Надеюсь, поняла меня ты.
На этом разговор был окончен.
Александра прошла в ванную комнату, прихватив с собой расчёску. Казалось, шоколадные пряди возмущались вместе с ней. Они никак не желали собираться в хвост и это вызывало раздражение. Недолго думая, она открыла кран, намочила расчёску и начала тщательно проводить по каждой прядке. Способ сработал. Ей удалось привести в порядок не только волосы, но и мысли. Негативные эмоции сошли на нет.
Впереди ждала горячая кружка ароматного чая и печенье, что вкупе составляло прекрасное продолжение дня.
ГЛАВА 3
Голоса больше походили на помехи старого телевизора. Мария улавливала лишь отдельные звуки, но и это вызывало беспокойство. Она несколько раз попыталась открыть глаза, но ощутила такое жжение в области верхнего века, что не решилась разлепить ресницы и бросила эту затею. Голова была тяжёлой, словно к ней привязали пятикилограммовую гирю и тянули из стороны в сторону. Она предприняла попытку повернуть голову, но и эта идея не увенчалась успехом. Тяжесть сдавливала шейные позвонки и обжигающей волной стремилась к грудной клетке. И тогда Мария постаралась сосредоточиться на сердечном ритме: чем дольше она слушала неровное биение, тем отчётливее становились очертания помех. Постепенно они перестали быть бесплотным шумом и приобрели человеческие интонации. Сложились в слова.
Мария узнала голоса. Тихий вкрадчивый спокойный принадлежал её психологу Виктору Андреевичу. Тягучий и сладкий, почти медовый – женщине-администратору, что сидела на входе в частный центр. Кажется, её звали Ольга.
Они говорили о ней. Не называли имён, но она это чувствовала, как чувствовала и то, что услышанное невероятно важно и поэтому, оставив все попытки открыть глаза, просто лежала в кресле и ловила каждое слово.
– Одни проблемы в этом деле, – недовольно заметил Виктор Андреевич. – Что ты ей вколола?
– Хотела снотворное, но не успела, – с раздражением ответила Ольга. – Она уже грохнулась в обморок. Она меня напрягает, и ваши сеансы становятся всё продолжительнее. Пора кончать. Может, как обычно?
– Нельзя. Босс против.
Ольга, судя по всему, закурила. Мария почувствовала аромат табака, смешанного с ментолом.
– Не нравится мне всё это. Босс не объясняет причину, но убрать её не разрешает. Что их может связывать?
Мария услышала, как открывается окно прямо над головой. Пока никто не заметил, что она в сознании, и Марию это устраивало.
– Босс не из влюбчивых. Вряд ли дело в симпатии, – Виктор Андреевич перелистывал блокнот. Мария услышала шелест и почему-то вспомнила о своей любви к книгам. Да, точно, в детстве она обожала читать. Особенно историческую литературу.
– Страсть? Потянуло на молоденьких? – тем временем продолжала Ольга.
– Возможно, но подвергать опасности дело всей своей жизни из-за какой-то бабы?
– На него это непохоже, – Ольга звучно выдохнула дым, и Мария легко представила облако, обволакивающее стройную фигуру администратора.
– По правде говоря, – произнёс Виктор Андреевич, – мне осточертело играть роль психолога. Рано или поздно она всё равно всё вспомнит. Память уже возвращается. Пока она жива, мы в опасности.
Мария похолодела. Это галлюцинации или кошмарный сон. Сейчас она откроет глаза и окажется в своей уютной квартире на Гарькавого. Нальёт кофе, сядет на диван и включит «Дискавери». Так и будет. Иначе и быть не может.
Но реальность пугающе звонко проникала в сознание: «Пока она жива, мы в опасности».
Ольга тем временем заговорила чуть тише, так, что Марии пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.
– Слушай, я могу вколоть ей «веронал», и она хорошенько проспится...
Она сделала паузу и уже шёпотом медленно добавила:
– А могу совершить ошибку и перепутать лекарства.
Наступила тишина. Мрачная и пугающая. Мария буквально увидела себя с аккуратным и неброским макияжем и навеки закрытыми глазами. Она судорожно начала вспоминать слова «Отче наш»: так её учил отец действовать в критических ситуациях, но, как назло, память снова подводила. Она не помнила ничего дальше первых трёх строк.
А потом её словно оглушило. Казалось мир вокруг взорвался. Мария не помнила в какой именно момент открыла глаза. Может, когда прозвучал этот грохот, или, когда вспоминала молитву, но сейчас она в панике оглядывалась по сторонам. Попыталась приподняться, а сил хватило только на то, чтобы скатиться на пол. Мария больно ударилась локтём, и нервные окончания моментально взвыли. Она приподнялась на колени и поползла вперёд. Мир молчал. Она даже не слышала биения собственного сердца. Возникла нелепая мысль: «Может я умерла?» Но телу не нравилась подобная версия, и оно упорно продолжало ползти, пока руки не наткнулись на блокнот. Взгляд пробежался по кислотно-зелёной обложке и замер на узловатых пальцах, безжизненно лежащих на полу. Как в замедленной съёмке к Марии постепенно приходило осознание того, что эти пальцы больше не сожмут шариковую ручку, не сделают ни единой записи в толстом блокноте и больше никогда не поправят съехавшие очки в золотистой оправе.
И вместе с тем пришло осознание, что нужно бежать.
***
Она не помнила, как переступила через бездыханное тело Ольги, как вышла из кабинета, как бродила по улице под проливным дождём. Не слышала, как огромные капли стучали по асфальту, и сигналили водители на дороге. Не чувствовала холода, хотя и дрожала всем телом, и не видела мужчину, идущего следом за ней от медицинского центра до самого дома. В голове была пустота словно после тщательной работы пылесоса. Исчезли абсолютно все мысли, все чувства.
Она на автомате добрела до дома, зашла в подъезд и вызвала лифт. Пока, скрипя всем своим нутром, лифт поднимался на третий этаж, Мария рылась в сумочке, которую каким-то чудом догадалась забрать из кабинета. Пальцы что-то судорожно искали. Разум не смог бы ответить, что именно – действовала мышечная память. Наконец упаковка с пустырником оказалась в руках. Мария разжевала таблетку так же на автомате и вышла из лифта.
Только оказавшись в квартире, она начала приходить в себя и первое чувство, ожившее внутри, оказалось страхом. Нужно бежать, но куда? Мысли в голове путались, и всё вокруг казалось нереальным, будто это и не она вовсе только что стала невольной свидетельницей убийства. Перед глазами всплывали образы Виктора Андреевича и Ольги. Неужели кто-то безжалостно прервал их жизни? Но кто и почему? И почему она сама всё ещё жива, и что если убийца уже ожидает за дверью? Она медленно на цыпочках добралась до прихожей и мельком, дрожа всем телом, взглянула в глазок – никого. Может Бог даровал ей жизнь? От этой мысли стало чуть спокойнее, но ненамного и вместо того, чтобы бежать, куда глаза глядят, Мария подобно промокшему напуганному зверьку забилась в угол дивана и сидела так до тех пор, пока не затекли ноги.
Жуткий страх всё ещё сковывал и тело, и душу, а в голове было так много вопросов. Что всё-таки произошло в кабинете? Что творится с её памятью? Что вообще творится с её жизнью? Вопросы, вопросы и ни единого ответа. Если бы хоть одна живая душа могла ей помочь, но обратиться было не к кому. Друзья, окружавшие после аварии, казались ненастоящими, и она их совершенно не помнила, а поэтому старалась любезно отказываться от любых предложений о встрече и редко отвечала на их звонки. Ни к кому из них она точно обратиться не могла. Мать умерла, когда Мария была подростком. Отец скончался больше двух лет назад. Он умер от какой-то болезни. Она попыталась вспомнить название и в голове промелькнуло какое-то имя или фамилия, что-то немецкое. У неё возникли ассоциации с коровами. Не понимая причину, она ухватилась за эту внезапную мысль, надеясь, что в ней кроется подсказка.
Мария измеряла шагами свою небольшую гостиную, стараясь не думать о произошедшем и вопреки здравому смыслу не думала больше о побеге. Сейчас ей казалось, что нет ничего важнее потерянных воспоминаний, будто бы в них и крылись ответы на все вопросы, и, нервно вздохнув, попыталась сосредоточиться на болезни.
«Коровы. При чём здесь коровы? Возможно, животный вирус. Отец умер от заражения каким-то вирусом. Нет. Не то. Что-то другое. Что-то связанное с Великобританией. Ну же, не думай о произошедшем. Вспоминай. Вспоминай! Как твой отец мог быть связан с Великобританией? Ездил отдыхать, работать? У вас там родственники. Нет. Не то».
Она как заезженную пластинку повторяла одно и то же слово: «Великобритания, Великобритания», – и когда от частого повторения это слово перестало быть понятным, в памяти всплыл медицинский термин «Прион».
Мария замерла. Это слово она очень хорошо знала и понимала, что оно относится к медицине. Но откуда она это могла знать? Её жизнь до аварии была как-то связана с медициной? Но она этого не помнила. Она ничего не помнила до того страшного дня. А в голове всё звучало «Великобритания, прион, коровы». И от этих знакомых, и в то же время чужих слов хотелось взвыть. Она силилась вспомнить хоть что-нибудь, хоть какую-то деталь, но тщётно. Сознание словно нарочно путало мысли – дорожки, ведущие в прошлое и настоящее. Мария чувствовала растерянность, но это было лучше, чем страх. Намного лучше.
Она медленно дошла до ванной комнаты, сняла мокрую от дождя одежду и встала под душ. Ей хотелось смыть все воспоминания о сегодняшнем происшествии.
Ледяная вода обжигала плечи, грудь, бёдра, заставляла каждую клеточку тела ёжиться от низкой температуры.
Вода отрезвляла.
Мария чувствовала себя спокойнее, увереннее и снова попыталась вернуть воспоминания.
«Прион. На что похоже это слово? На нейтрон, протон? Какое-то химическое соединение? Близко, но нет. Возможно, следует подойти с другой стороны: «прион» в переводе с английского белок, да, кажется белок. Значит всё-таки это как-то связано с коровами или с мясом. Да. Инфекция».
Головная боль не заставила себя долго ждать, и Мария ощутила, как первые маленькие палочки ударили по барабану, но боль её не остановила. Мария понимала, что движется в верном направлении.
«Итак, инфекция. Инфекция, связанная с мясом. Возможно отравление, нет. От этого существуют лекарства, а отец был неизлечим».
Она вспомнила его вытянутое худое, почти прозрачное лицо. Вспомнила выцветшие глаза. Глядя в них, казалось, будто кто-то взял тряпку и разом смыл все краски, а ведь глаза у него были красивые – голубые, как летнее небо.
Мария почувствовала, как начинают неметь кончики пальцев и повернула кран с горячей водой. Мимолётная вспышка: душевая кабина, где она обнимает мужчину, он гладит её смоляные волосы, а капли стекают по обнажённым телам и сливаются в единое целое. Мария почувствовала, как учащённо забилось сердце. Неужели это воспоминание реально? Или это всё игры разума? Ведь подобное ей снилось. А затем перед глазами снова возникло лицо отца. Его испуганное выражение, невнятное бормотание, нервное перебирание пальцами кончика одеяла. Женщина подумала о нервах, о центральной системе, о белках и о старости. Всё это было как-то взаимосвязано, но пока она не могла нащупать эту связь.
«Нервное заболевание? Но при чём здесь белки? Старческое слабоумие? Но оно не приводит к смерти, только если это слабоумие не является следствием заражения каким-то вирусом. Нет, не вирусом, инфекцией. Следствием развития какой-то аномалии. Прионы, коровы, белки, аномалия, старость... старость… Вот оно! У отца была прионная болезнь!»
Мария почувствовала, как учащённо заколотилось сердце, как усилилась барабанная дробь. Ещё чуть-чуть и, казалось, голова разорвётся на части. Ей пришлось сжать виски, чтобы хоть немного облегчить боль.
«Прионная болезнь или болезнь Крейтцфельдта-Якоба. Конечно! Крайне редкое заболевание, полностью разрушающее мозг. Как я могла забыть? И как я смогла вспомнить?»
Её радость сменилась болезненным чувством утраты. Мария вновь увидела смятые простыни и беспомощного отца. Вспомнила, как стремительно развивался этот кошмар.
За два месяца до смерти у него начало двоиться в глазах. Он видел соседа и каждый раз спрашивал, как поживает его брат-близнец и тот же вопрос задавал Марии: «Где моя вторая дочь? Почему ты мне о ней не рассказывала?»
У отца началось помутнение рассудка, а врачи разводили руками. Мария не знала, что делать.
Всё чаще ему стали мерещиться незнакомцы: он даже гонялся за ними по дому, пока однажды не упал и не вывихнул ногу. Слышал голоса и звуки, доносившиеся со всех сторон. Отец жаловался, что его кто-то пытается свести с ума, а потом и вовсе перестал узнавать свой дом, забыл имя дочери. За неделю до смерти его покинули силы. Он не мог передвигаться даже с посторонней помощью и целыми днями лежал на кровати. А потом стало ещё хуже: отец перестал говорить, отказывался от еды. Его взгляд становился всё более безумным. Он просыпался в поту и с настороженностью смотрел на теперь уже незнакомую дочь. Врачи диагностировали прионную болезнь уже после смерти. Сказали, что она была неизлечима.
Мария вышла из душа и долго стояла перед зеркалом, обмотанная полотенцем. Губы дрожали, а лицо было мокрым. Но не от воды.
Это были слёзы.
ГЛАВА 4
Александра Селивёрстова предпочитала особо часто не соваться в дела бывших коллег, но этот случай её заинтересовал. Двое убитых, мгновенная смерть и подозреваемая женщина.
В три часа дня она пожертвовала своим редким выходным днём, отложила очередную книгу в мягкой обложке, на этот раз это был триллер, и принялась разрабатывать возможные версии.
Молодой оперативник Фёдоров сразу предложил две идеи. Первая – убийцей была недовольная клиентка. Вторым вариантом рассматривалась ревнивая жена. Следователь Тарасевич пошёл дальше и подумал о психопатке, убивающей всех, кто как-то связан с психологией. Александра не поддерживала ни одну из версий.
Первые две были слишком очевидны: за время службы в полиции, а это ни много ни мало почти пять лет и за год работы частным детективом, она усвоила важную истину –очевидное не всегда значит верное. Ревнивая жена, недовольная клиентка – слишком просто, слишком предсказуемо. Убийца как на ладони. Профессионал так не поступит, а, судя по убийствам, работал профи.
Версия Тарасевича тоже была поверхностной. Психопаты не часто убивают из особенного оружия, а, исходя из того, что на телах были огромные рваные выходные отверстия, пули были нестандартными. Не дожидаясь криминалистической экспертизы, Александра могла бы сказать, что убийца использовал экспансивные пули. Их называли «цветы смерти». Поэтично? Да. На самом деле с цветами они не имели ничего общего и название своё получили только по способу действия: они раскрывались при попадании в мягкие ткани, нанося колоссальный урон жертве по сравнению с обычными. Почему раскрывающуюся пулю назвали именно цветком, она не знала, склоняясь к мысли, что автор сего оружия был натурой романтичной.
Александра ни разу не сталкивалась с подобным, но слышала не раз. Не нужно далеко ходить: Джон Леннон был убит таким способом. В него выпустили, кажется, пять пуль. Здесь по одной на каждого. Александра знала и ещё одно: эти патроны были запрещены. Но запрет можно было обойти, если ты полицейский или охотник. И если женщину полицейского представить было легко, то второй вариант в данном преступлении казался малоправдоподобным.
Большая стрелка на часах лениво перевалила за шестёрку, и Александра уставилась на телефон: друг-криминалист обещал позвонить в половине пятого, если что-то обнаружится. Время пришло.
Иван Резников позвонил с небольшим опозданием, но голос его звучал, как всегда бодро и освежающе. Александра дала ему прозвище «Бриз», он ей «Пуля».
– Привет, Пуля. Как тебе новое дело? Интерес вызывает или слишком простое?
Александра улыбнулась прежде, чем ответить. Она всегда улыбалась, когда слышала его голос.
– Это ты мне ответь: простое оно или нет?
– Фёдоров считает, что надо искать жену убитого. Он видит здесь убийственную ревность.
– Убийственную ревность? У этих двоих были отношения?
– Этого никто не знает, мы даже личности еще не установили, – вздохнул Иван.
– У вас там что, перерыв на тортик?
– Хорошая шутка, но нет, работаем. Хотя от тортика я и не отказался бы. И от выходного. Как, кстати, твой?
– Читала, – ответила Александра, бросая взгляд на книгу. Триллер снова был на книжной полке. Он так и манил окунуться в выдуманную историю, но теперь она не могла себе позволить такой роскоши. Сначала дело.
– Какой? – поинтересовался Иван, легко представляя домашнюю библиотеку подруги. Она была известным книголюбом, он – в меньшей степени.
– Хайсмит. «Незнакомцы в поезде».
– И как?
Понять стоящая книга или лишняя в её громадном собрании Александра могла, прочитав первые семь страниц. В данном случае прочитано было уже семьдесят, поэтому она не стала задумываться над ответом и произнесла:
– Обязательно куплю и другие её книги, но сначала хотелось бы дочитать до конца эту.
– Слушай, у нас тут тоже та ещё история: во-первых, женщина-подозреваемая вызывает у меня только вопросы, и я сомневаюсь, что она может быть убийцей. Во-вторых, я лично просмотрел блокнот, найденный на месте преступления, и, знаешь, там довольно странные записи.
Он замолк. Александра напряглась. Она чувствовала, как сердце начинает ускорять свой ритм и с нетерпением ожидала продолжения.
– Подожди минуту. Я зачитаю.
Она услышала перелистывание бумаг и с лёгкостью представила стол Бриза, заваленный документацией. Посмотрела на свой диван: бежевая обивка пряталась под листами, исписанными разноцветными чернилами.
– Ты тут?
– Да, Бриз, слушаю.
– Первая запись сделана четырнадцатого августа. Изначально сеансы проводились по воскресеньям. Последние три на этой неделе.
Она вытащила из длинного пенала красную ручку и на одном из листов сделала пометку.
– Зачитываю, – Иван откашлялся и добавил: – Меня эта запись заинтриговала.
– Читай.
– Сегодня я делаю вид, что мы не знакомы. Она ничего не подозревает и, похоже, верит. Её беспокоит сон: разбитые стекла, шприцы, кадры из фильма о семейной паре. Пока всё в порядке. У неё периодически возникают головные боли и провалы в памяти. Так и должно быть. Окружение работает как надо.
Иван снова закашлял. Александра переваривала полученную информацию. Дело становилось всё интереснее.
– Ну как тебе, Пуля? Что скажешь?
– Действительно интригует. Читай дальше.
– Двадцать первое августа. Новый сон. Она видит больничную койку. Маленькую девочку с шариками, стойку с консервными банками, униформу кассирши. Всё в порядке. Окружение работает.
Кашель.
– Продолжать?
– Да, но, Бриз, ты там не заболел?
– Успел простудиться. Сама знаешь какая сейчас погода. С утра было только пасмурно, а теперь ледяной ветер и уже мировой потоп.
Она улыбнулась:
– Тебе необходимо выпить витамин С и прогреть лёгкие.
– Да ладно, разберусь, но спасибо за заботу. Я продолжу?
– Тебе и самому становится интересно, не правда ли? – в голосе Александры проскочили нотки крайнего удовольствия.
Вместо ответа он продолжил читать:
– Двадцать восьмое августа. Её тревожат ночные кошмары. Снится большой дом, детские крики, перевёрнутая машина, кровь на лобовом стекле, худой темноволосый мужчина. Надо сообщить боссу. Окружение работает.
Пауза. Иван ждал, пока подруга сделает свои пометки. Он слышал, как она перебирает ручки, и как шелестят листы.
– Босс. Интригует, – в голосе скользнул азарт игрока, предчувствовавшего интересную партию. – Продолжай, Бриз.
– А дальше, Пуля, становится совсем интересно. Четвёртое сентября. Пришла с головной болью. Попросила какую-нибудь таблетку. Мучают кошмары: шприцы, перевёрнутая машина, кровь на лобовом стекле, детские крики. Снова снился мужчина. Разглядела родинку на его плече. Память возвращается. Заплакала. Сказала, что во сне испытывала боль утраты. Не помнит коллег по работе. Окружение по-прежнему работает, но она перестала соглашаться на встречи.
Иван ощущал напряжение, витающее в воздухе. Дело становилось всё запутаннее. Неожиданно ему показалось, что в отделе за ним наблюдают. Он отложил блокнот и осмотрелся по сторонам.
Показалось.
– Ты здесь? – на другом конце провода проскочили нотки беспокойства.
– Да, продолжаю. Пятое сентября. Приснилась детская кроватка. Снова видит кадры из фильма о семейной паре. Испытывает необъяснимый страх. Головные боли усилились.
Иван сделал паузу и снова огляделся по сторонам. Чувство, что кто-то наблюдает не покидало.
– Пуля, я тут подумал. Может остальную информацию я сообщу тебе вечером? Сядем, поедим тортик?
Александра немного удивилась, но отказать другу не могла и ответила:
– С тебя тортик.
Иван бросил взгляд в сторону лестницы:
– Тебе какой?
– Рассчитываю на твой вкус.
Он улыбнулся и отключил связь.
ГЛАВА 5
Они часто работали вместе, сидя на уютной кухне в салатовых тонах. Иван поставил «Муравейник» на стол и потянулся за чайником. Он хотел сделать подруге приятное, пока та разговаривала с матерью. Аккуратно нарезал торт, разложил по блюдечкам, разлил по кружкам чай. Вернувшись, Александра попыталась скрыть смущение за разговором.
– Мама просит приехать. Говорит, я давно их не навещала. Просит сегодня. Объяснений не понимает. Я пообещала, что заеду завтра, если буду в тех краях, что, конечно, вряд ли, но она успокоилась.
Иван подвинул к ней блюдце:
– Я могу тебя подвезти.
– Нет, спасибо.
Она отломила кусочек и с удовольствием съела.
– Зачем тебе ездить на транспорте, когда есть друг, готовый довезти тебя в комфорте?
– С людьми интересно.
Она отломила ещё один кусочек и добавила:
– Вчера я наблюдала за женщиной, чьи габариты довольно сложно назвать стандартными, и знаешь, что? Она флиртовала с незнакомцем так уверенно, будто была Екатериной Климовой!
– Кто это?
– Актриса. Моя мама сходит по ней с ума.
– А в машине есть музыка, кондиционер и никто не наступает тебе на ноги.
– Не убедил, но… спасибо.
Александра чувствовала смущение и не только потому, что он предлагал помощь. От него так пахло мятой и кедром, что у неё каждый раз немного кружилась голова. Стараясь взять себя в руки, она спросила:
– Блокнот принёс?
– Как я и боялся, нас кто-то подслушивал и доложил Конюхову.
– И тот запретил вести со мной дело, – догадалась Александра и устало добавила: – Впрочем, как всегда.
– В общем, да. Блокнот забрал лично. Сказал, что покажет другому криминалисту, но не волнуйся, я всё сфотографировал на телефон.
– Тогда доедай и начнём работать.
Иван посмотрел на блюдце Александры: второй кусок исчез словно невидимка.
Он с улыбкой заметил:
– Ты «пуля» не только в раскрытии преступлений, но и в поедании сладкого.
Она почувствовала, как щёки начинают пылать и поспешно встала из-за стола:
– Я за бумагами. Кстати, как ты себя чувствуешь?
– Последовал твоему совету, принял витамин С, прогрел лёгкие и чувствую себя на все двести.
Иван наспех засунул последний кусочек в рот и принялся убирать со стола.
Александра вернулась со стопкой исписанных листов.
– Ого! Да ты зря времени не теряла.
– Да, почитать Хайсмит не удалось.
Она села напротив, скрестив руки на груди:
– Сначала ты.
Иван достал из кармана брюк телефон и принялся зачитывать:
– Пятое сентября. Приснилась детская кроватка. Снова видит кадры из фильма о семейной паре.
– Это было. Ты остановился на головной боли.
– Подожди. Вот. Сказала, что помнит зелёный велосипед. Она упала с него, когда ей было пять лет и разбила коленку в кровь. Заплакала. Вспомнила о смерти матери. Имени не помнит, а вот цвет глаз ей достался по наследству. Глаза у неё действительно красивые. Светло-изумрудные.
Иван мельком взглянул на Александру и заметил, как вспыхнул огонёк в её глазах.
Продолжил чтение:
– Снова попросила таблетку от головы. Упала в обморок, когда рассказывала о семейной паре из фильма. Открыв глаза, вспомнила детское одеяльце со слониками и двухэтажный дом. Память возвращается достаточно быстро. У нас проблемы. Окружение работает, но она по-прежнему никуда не выходит.
Александра повертела красную ручку между большим и указательным пальцем и сказала:
– Я начинаю кое-что понимать.
– Я тоже. Продолжу. Последняя запись и угадай от какого числа?
– От восьмого сентября.
– Да! Это было сегодня утром как раз за час до того, как...
– Было совершенно убийство.
– Да! Похоже она всё-таки убийца.
– Подожди, Бриз, не торопись с выводами. Читай дальше.
– Её беспокоит кошмар, в котором она сама себе рассказывает, как прошёл день. Рассказывает правду. Она рассказывает мне про дом, про мужа, дочь. Она даже вспомнила, что её трёхлетнюю дочь зовут Катюшка. Рассказала о друге мужа. Вспомнила и его имя – Алексей. Конечно, в голове ещё каша и она путает события, но память возвращается слишком стремительно. Пора убедить босса в необходимости её убрать, пока она сама нас не уничтожила.
Иван уставился на Александру:
– Ну что, Пуля, по-моему, всё очевидно. Эта пациентка и есть убийца. Она вспомнила что-то и решила отомстить или поняла, что её хотят убить. Правда улик у нас нет, но у этой женщины действительно был мотив.
Александра скривила такую гримасу, будто съела целый лимон без сахара.
– Не разочаровывай меня, Бриз. Ты спешишь.
Он улыбнулся:
– А по-моему, очевидно.
– По-моему, эта женщина жертва.
– Может жертва, решившая отомстить?
Александра не ответила на улыбку и тяжело вздохнула:
– Не думаю. Сейчас объясню.
Тонкие как у пианистки пальцы стали перебирать бумагу. Он любовался этим зрелищем. Александра в работе была прекрасна: этот сосредоточенный взгляд, волевое лицо. Он мог бы помечтать, но решил не делать этого и перевёл взгляд на её бумаги. Сколько записей! Полицейские за такое время не нарыли бы и половины. Перед ним была поистине невероятная женщина. Александра, словно почувствовав настроение Ивана, опустила лицо ниже. Секунда и она бы уткнулась в белоснежный ворох. Наконец поиски завершились, и она заявила:
– На тех фотографиях, что ты мне прислал очевидно: убийства совершены профессионалом
– на это указывают экспансивные пули. Стандартное входное огнестрельное отверстие для девятимиллиметрового калибра, а вот выходное отверстие – огромная рваная рана.
– Согласен.
– Дальше. Такие пули...
– Запрещены.
– Именно, – кивнула Александра.
– Но спецназ имеет доступ к такому оружию.
– Да. Подходим к главному: убийца или охотник, или полицейский.
– Согласен.
– А я уже подумала, что теряю тебя, – она явно издевалась, но он не обиделся. На неё он обижаться не умел. Александра продолжила:
– И дело не только в том, что из этих двух вариантов возможен только второй. Профессионал может выйти через главный вход и даже у всех на виду, но он никогда не станет вести себя, как испуганный зверь.
И ещё более уверенным тоном добавила:
– Даже если это женщина.
Иван сделал попытку опровергнуть версию:
– А если у этой женщины сдали нервы? Или начались эти ваши... – он замялся.
Александра и так поняла продолжение и, не задумываясь, ответила:
– Сомневаюсь, что профессионалу может помешать такая мелочь.
– Но с другой стороны женщина-убийца могла выйти через чёрный ход.
– Возможно, но тогда ваша версия несостоятельна: ведь женщину видели с центрального входа.
Она улыбнулась.
Иван улыбнулся в ответ:
– А как тебе версия Тарасевича?
– О психопатке? Слишком поверхностно. Сомневаюсь, что это правильный вариант.
– Тогда остаётся вариант ревности.
– Его я бы вообще не стала рассматривать.
– Почему?
Его удивление было таким по-детски приятным, что вызывало сердечный трепет. Она снова начала рыться в записях, достала лист с синим текстом и прочитала:
– Ревность как мотив для убийства вполне сойдёт, но в нашем случае работал человек с холодной головой и твёрдой рукой. Ревность вышеперечисленное исключает, хотя…
– Но ведь человек мог быть в состоянии аффекта, и тогда эти правила не работают.
– Верно, поэтому ревность пока исключать всё же не будем.
Иван молчал, разглядывая записи. Все предположения, все её мысли были здесь, на листках бумаги и, так или иначе, вели к жирно обведённому ядовито-жёлтым цветом кругу, а в нём будто, ограждённый от всего мира притаился неизвестный злодей.
ГЛАВА 6
«Вспомни. Всё началось с исчезновения.
Помню, как в семь утра зазвонил будильник на мобильном, и я вскочила так резко, что закружилась голова. В семь пятнадцать я стояла под душем и пыталась справиться с подачей холодной воды: кран, как всегда, барахлил, и я боялась, что держатель отвалится. Ему пора уже отвалиться, возможно тогда ты наконец починишь этот чёртов кран, но, видимо, не сегодня – он всё ещё на месте. И да, я так и не смогла справиться с водой, и теперь у меня покраснела кожа на большом пальце левой ноги.
В семь сорок я поставила яблочный пирог в микроволновку, ведь сегодня у тебя был важный день и помочь снять стресс мог только он – тёплый бисквит с ароматными дольками.
В восемь ты так и не вышел из спальни, и я пошла тебя будить. Наши комнаты располагаются напротив, и сначала я заглянула к себе проверить не проснулась ли Катюшка, но она, как всегда, спала так крепко, что вряд ли бы проснулась, даже начнись война: это умение досталось ей от моего отца. У него был сон, которому мы с мамой всегда завидовали. Затем я накрыла Катюшку красным одеяльцем с белыми слониками, тем самым, что мы купили на хендмэйд-ярмарке неделю назад. Она его так любит: не заснёт, пока не укутается наподобие кокона и раскрывается только утром. Наша бабочка...
Бросаю взгляд на дисплей телефона – восемь десять. Иду в твою спальню. Пора просыпаться, а то ты опоздаешь на новую работу, а я не хочу, чтобы у тебя начались проблемы в первую же неделю.
Медленно поворачиваю ручку и слышу голос старины Элтона Джона: его рок-н-ролл всегда вызывает у меня улыбку, ведь он пел в день нашего знакомства. Мелодия не замолкает и меня немного настораживает то, что ты не берёшь телефон. Ну же, ответь на звонок.
Я приоткрываю дверь и первое, что мне попадается на глаза это мобильник: он лежит на полу рядом с прикроватным столиком кофейного цвета. Вспоминаю, что не сварила тебе кофе, но ведь даже самый вкусный яблочный пирог потеряет долю своего очарования без чашечки ароматного напитка. Закрываю дверь и бегу вниз по ступенькам.
Восемь пятнадцать. Пирог давно остыл, кофе готов и его аромат будоражит мои нервные окончания. Как давно я не пила кофе! Ты всё не спускаешься. Слышу, как к дому подъезжает машина и выглядываю в окно – это синий «датсун». Алексей приехал. Машу ему рукой и снова смотрю на часы – восемь семнадцать. Наконец раздаются шаги. Оборачиваюсь. Наверху стоит Катюшка: надела твои тапки и с важным видом спускается с лестницы. На последней ступеньке я ловлю её в свои объятия. Она смеётся, и я в очередной раз отмечаю насколько она похожа на тебя. Твой цвет глаз. Серый. Твоя улыбка. Смех. Мне даже кажется, что у неё твой овал лица. Ничего моего. Забавно.
– А где папочка? – спрашивает она с лёгкой обидой в голосе, и я понимаю, что у неё есть право на эту обиду. Из-за работы ты так редко проводишь с ней время, но теперь всё изменится, и уже к вечеру Катюшка перестанет дуться, а завтра, возможно, ты сам сможешь забрать её из садика. Я знаю, она об этом мечтает.
Отодвигаю стул, а Катюшка уже тянется за остывшим пирогом, хватает самый большой кусок и смеётся. Я любуюсь на нашу дочь – на неё невозможно не любоваться. Она даже ест в привычной тебе манере: быстро, толком не разжёвывая. Каждый раз я боюсь, что она подавится. Я всё время за неё боюсь.
Катюшка доедает кусок и тянется за следующим. В такие минуты мне кажется, будто время останавливается. Может так оно и есть? Но тут раздаётся звонок в дверь.
– Это папочка? – спрашивает Катюшка.
– Нет, дядя Лёша. Папа сейчас спустится, – отвечаю и понимаю, что здесь что-то не так. На Катюшке твои тапки, значит она была в твоей комнате, но почему тогда она тебя не видела? В голову лезут какие-то нелепые мысли о привидениях и человеке – невидимке, но мне не до смеха. Не успев открыть входную дверь, я бросаюсь к лестнице и, подходя к спальне, вижу всё тот же мобильный на полу. Распахиваю дверь и не могу поверить своим глазам: простынь смята, одеяло свисает с кровати, но тебя нет. Конечно, ты мог быть в ванной, но пройти в неё можно только через мою спальню, а сегодня ты туда не заходил. Где же ты? Что за дурацкую игру затеял?
– Мама, дядя Лёша спрашивает, когда папа спустится?
Слышу голос дочери и шаги Алексея. Говорю, что ты, наверно, в гараже и бегу туда прямо в тапочках, хотя и не понимаю, что тебе может там понадобиться, ведь у нас нет машины. Пахнет краской и бензином, но там пусто: может, ты как-то сумел незаметно пройти в гостиную?
Несусь обратно в дом, бегу в гостиную. В глаза бросается диван со слегка обшарпанной зелёной обивкой – я никогда не любила этот диван. Мы должны были его выбросить, но тебя всё время что-то останавливало. Совершенно не вовремя я думаю о том, что теперь выброшу эту рухлядь.
Пробегаю глазами по стеклянному столику – здесь мы всегда играем в карты. В голову лезут воспоминания о нашей последней игре. Кажется, я выиграла или ты? И эта была игра на желание? Или на раздевание? Да, кажется, Катюшка тогда спала, на мне было жемчужное бельё и мы... Что за мысли?! Зачем-то заглядываю под диван: тебя там, конечно, нет, но я нахожу старую открытку. Её Алексей подарил на наш первый юбилей и красными буквами на ней выведены слова «МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ!»
Я думаю о том, что мои мечты давно сбылись и сейчас мне нужно только одно – найти тебя. Я хочу, чтобы ты закончил эту идиотскую игру в прятки. Ты же знаешь, я не люблю прятки!
Как сумасшедшая бегаю по дому из угла в угол и ищу тебя. Зову в голос. Понимаю, что пугаю Катюшку. Я и сама напугана. Ещё вечером мы ужинали всей семьёй. Помню, как у тебя разболелась голова. Я лично помогла тебе лечь в постель и ночью, когда ходила в туалет, заходила и проверяла, спишь ты или нет, ведь я знаю, что ты по ночам всегда работаешь, но накануне такого важного дня ты должен был хоть немного поспать. И ты спал! Спал, чёрт возьми!
– Мама, мамочка, что с тобой?
Я не знаю, что ответить. Просто не понимаю, что происходит. Может Алексей знает, что за шутку ты придумал? Оборачиваюсь и вижу Катюшку: она напугана и теребит меня за подол халата.
– А где дядя Лёша? – спрашиваю я и вижу её теперь уже растерянное личико.
И только теперь замечаю ещё одного человека – мужчину в полицейской форме».
***
Мария проснулась посреди ночи на мокрой от слёз подушке и со спутанными от беспокойного сна волосами. За окном полная луна изменчиво глядела с небосклона. Она то появлялась, то исчезала в дымных облаках. Это было волшебство современного мира – наблюдать за жизнью ночного неба. Мария разглядела несколько маленьких звёздочек, похожих на песчинки небесного океана и, наконец, смогла успокоиться. Сердце забилось в привычном ритме, а дрожь сошла на нет, и лишь слёзы по-прежнему стекали по щекам: молчаливые и невероятно холодные.
Память возвращалась резко, скачками, но она уже могла точно сказать, что дом из сна настоящий так же, как и гараж, принадлежавший бывшему владельцу. Она не помнила ни его имени, ни фамилии, но знала, что он продал этот дом со скидкой. Цена была снижена из-за неудобства расположения ванной комнаты: мало кому понравится, когда твоя спальня совмещена с туалетом и душем. Её это не беспокоило. Она просто хотела иметь возможность выезжать на свежий воздух – всё остальное мелочи. Мария вспомнила и ожог. Палец действительно жутко ныл и пришлось, претерпевая боль, готовить завтрак. Это были гренки, и она помнила их вкус.
Вспомнила и расположение комнат, и поскрипывающую лестницу, и кремовые обои, и корзину с искусственными розами, и даже фотографию в рамке. Эти мужские глаза серого цвета волновали её, заставляли сердце вновь сбиваться со своего ритма.
Но как она ни пыталась, никак не могла вспомнить кем могли оказаться люди из сна, ведь она никогда не была замужем и у неё не было детей. Так кто же эти двое? И кто такой Алексей?
Сознание порой играет злые шутки и позволяет воображению путать настоящее и фантазии. Так подумала и Мария. Мужчина и девочка из сна лишь плод мечты. Она ведь не могла забыть, что у неё есть семья, правда? А внутренний голос настойчиво шептал: «Вспомни. Вспомни».
Но у неё не получалось.
Умывшись тёплой водой и завязав волосы резинкой, она прошла на кухню и решила попытаться поесть. Последнее, что она ела это бутерброд с сыром и было это давно – перед походом к психологу. Это воспоминание ужасом отозвалось в каждом из нервных окончаний. Виктор Андреевич был убит. Убита была и администратор Ольга. Это словно кошмар, сквозь который не может пробиться даже тоненький луч света. Вся её жизнь после аварии – это кошмар. Аппетит разом пропал, и она тяжело опустилась на табурет у окна. На кухне было прохладно: отопление не включили после лета, но холод, царивший в памяти был куда сильнее.
Так она и просидела до самого утра напуганная, растерянная и бесконечно одинокая.
ГЛАВА 7
Полиция искала убийцу и всё-таки женщину. Ни Ивана, ни Александру никто не послушал. Показания свидетеля, старушки лет восьмидесяти, мало что дали. Из-за слабого зрения она видела лишь то, что волосы у подозреваемой были тёмного цвета, предположительно чёрного. Зато и растерянность, и что-то наподобие ликования запомнила чётко. Она сказала, что сразу подумала, что та женщина психопатка.
Базы клиентов в психологическом центре не нашлось, впрочем, как и самого центра «Надежда». Его попросту не существовало. Вымышленное название, вымышленные услуги. В действительности там раньше располагался филиал предприятия АО «АспирИН» по выпуску твёрдых лекарственных форм. Причина закрытия была неизвестна, и уже полгода как здание пустовало. Этот факт следователей нисколько не смутил, хотя название и было на слуху. Все были зациклены на выяснении личностей убитых, но и тут возникли свои трудности: бейджики с именами оказались липовыми. В карманах одежды не было найдено ни единого документа. Жильцы домов, расположенных по соседству с вымышленным центром, не узнавали по фотографиям ни мужчину, ни женщину и только несколько человек вспомнили, что видели эту пару и сообщили, что те всегда приезжали вместе на чёрной «тойоте», но номерных знаков, конечно, никто не запомнил. На месте преступления и в ближайших окрестностях машину так и не удалось найти.
Через сутки молодому оперативнику Фёдорову поступило сообщение о том, что на «горячую линию» звонил подросток, который сообщил, что видел возможного убийцу, мужчину лет сорока. Тот вышел с чёрного хода и сел в чёрную «тойоту». Решили, что шутка, ведь все настойчиво искали убийцу женского пола.
Пальчики так же не обнаружились в базе данных. Единственной зацепкой по установлению личностей убитых оставался блокнот с ядовито-зелёной обложкой. Слабая надежда, но Иван Резников собирался выяснить всё, что было возможно.
И невозможно.
В лабораторию почерковедческой экспертизы он приехал на час раньше назначенного времени и к тому моменту, когда Кирилл Анюхин вышел с результатами, уже успел сообщить Александре о верности её предположения насчет экспансивных пуль, выпить два стаканчика кофе и прочитать первые тридцать страниц книги «Незнакомцы в поезде».
– Ты тут давно сидишь?
Иван захлопнул книгу и поднял глаза: перед ним стоял седовласый Толстой. У Анюхина было такое же доброе лицо и такая же густая длинная борода.
– Здравствуйте, Кирилл Андреевич.
Он приподнялся и поспешно убрал книгу в портфель.
– И тебе не хворать, – Анюхин улыбнулся. – Я тут немного подустал. Может спустимся в кафе? Там всё и обсудим.
Они выбрали самый дальний столик в углу. Иван дождался, пока Кирилл Андреевич закажет крепкий чай с сахаром и насладится его терпким ароматом. Анюхин сделал два неспешных глотка, вытащил документы из папки и произнёс:
– Я не волшебник и не знаю поможет ли эта информация, но кое-что сообщить могу.
Иван приготовился жадно внимать каждому слову.
– Ваня, ты знал, что наша рука лишь инструмент для передачи информации, посланной мозгом? – начал Анюхин.
– Вы это уже как-то говорили, – ответил Иван, припоминая многочисленные лекции «Толстого».
Кирилл Андреевич подвинул стул к Ивану:
– Так вот, начнём с общей картины: почерк компактный, наклон около двадцати градусов, лёгкий нажим, заглавные буквы среднего размера, чуть округлые, строка уходит немного вверх. Это всё, за исключением размера букв – признаки человека достаточно уравновешенного, целеустремлённого с адаптивностью выше среднего. Перед нами не лидер, а скорее ведомый. Можно с уверенностью утверждать, что человек неагрессивный, любит общество, достаточно открытый, но при этом умеющий контролировать свои эмоции. Правша. А теперь к конкретике. Обрати внимание на буквы «з», «у» и «д».
Иван внимательно рассматривал те места, в которые тыкал Анюхин своим мясистым пальцем, но кроме обычных букв ничего не видел и честно признался:
– Я не понимаю.
– Посмотри на петли. Они тонкие и узкие. Это означает, что жертва тщательно выбирала своё окружение.
Иван молча кивнул.
Анюхин продолжил:
– А вот у букв «р» и «ф» длинные и уверенные штрихи, что говорит о решимости в характере. Так же на это указывают последние буквы. Они чёткие и твёрдые, и ещё одинаковые пробелы между словами. И строками, кстати, тоже. А, глядя на постоянство букв и соблюдение пунктуации, я бы предположил, что человек хоть и был ведомым, но вполне мог занимать руководящую должность. И… чуть не забыл, имена «Катюшка» и «Алексей» написаны слегка неряшливо, торопливо. Они явно вызывали у него волнение, а это значит убитый был знаком с теми, о ком говорилось.
Он замолчал, отложил записи в сторону и снова принялся за чай.
– Но как это может помочь с установлением личности? – Иван нахмурился и потёр подбородок.
– Я бы на вашем месте поспрашивал среди руководителей или бизнесменов, – улыбнулся Анюхин, от чего стал похож на старого довольного кота.
– И где мне их взять?
– Этот центр располагается на улице Пограничника Гарькавого?
– Да.
– Раньше там неподалёку было кафе «Элитное», – вздохнул старик. – Название, знаешь ли, оправдывает свои цены. Я пару лет назад хотел туда зайти вместе с женой, сделать ей, так сказать, подарок на восьмое марта. Вот дурак: знал бы какие там цены, не позорился бы.
Он бросил взгляд в сторону прилавка с едой:
– У нас на те деньги, что у них просят за чашку кофе можно наесться до отвала.
Иван задумался:
– Признаться, там мы не спрашивали. Кафе далековато от места преступления.
– А ты испытай судьбу. Это конечно так, предположение, основанное лишь на интуиции, но вдруг повезёт? Если у вас нет других зацепок, то пробуйте всё.
Он допил чай и поставил чашку на стол.
– А что, кстати, думает наша Сашенька по всему этому?
Иван услышал в его голосе душевные, почти отеческие нотки и ответил:
– Уверена, что полиция не того, вернее, не ту ищет. И она очень по вам скучает.
– Я тоже, – тихо признался Анюхин. За пять лет работы она успела ему стать почти что внучкой. Он ни раз предлагал ей перейти к нему в лабораторию, говорил, что её интуиция – дар, но она предпочитала активное участие в следствии. Сидеть за столом и изучать под лупой бумажки было не для неё.
Он улыбнулся грустно так и по-старчески трогательно, а затем сказал:
– Передавай привет. И скажи, чтобы не забывала дедушку.
ГЛАВА 8
Фасулидзе была невероятно рассеянной, и Александра вынуждена была сдерживать своё раздражение. Уже в четвёртый раз она подсказывала Инге как по мимике и жестам распознать, что человек лжёт, но та будто не слышала. Да что там: она постоянно отвлекалась и посматривала на мобильный! И если на тот случай с дохлой крысой Александра просто закрыла глаза, то здесь ей приходилось полностью абстрагироваться от заносчивости этой девочки с помощью методики, которую она сама назвала «Не думай о лишнем».
В то время как Инга делала вид, что внимательно изучает предложенные видеозаписи, Александра делала вид, что внимательно изучает её, а сама плыла по течению своего сознания, отыскивая ответ на вопрос: «Как найти Незнакомку с потерей памяти?».
Известно было всего два факта: темноволосая женщина со светло-изумрудными глазами. Таких миллион, а ей нужна была одна – та, что посещала психологический центр «Надежда».
Александра пыталась представить её: старше двадцати и скорее всего даже средних лет. А что, если предположить, что они одногодки? Тогда и Незнакомка станет более реальной.
«Итак, ей двадцать восемь. Тёмные волосы, по описанию старушки, даже чёрные. Причёска. Короткая стрижка отпадает, в противном случае свидетель приняла бы её за мужчину».
По опыту Александры люди старшего поколения всегда относились с некой брезгливостью к женщинам с мальчишескими причёсками.
«Дальше. Волосы средней длины или длинные, но вряд ли ниже поясницы: прошли времена, когда Рапунцель была в моде. Современная жизнь навязывает иных кумиров.
Одежда. Что-то неброское, некричащее. Яркую одежду старушка бы точно приметила».
Опять же, по её наблюдениям, пожилые люди всегда замечали наряды, бросающиеся в глаза.
Как-то в старшей школе она пошла на дискотеку в розово-жёлтом платье, и соседки по подъезду сразу это заметили и сообщили её матери. Ох, и влетело ей тогда... Но мать ругала не за отсутствие вкуса, а за откровенность. На платье был вырез до самого бедра.
Александра улыбнулась воспоминанию и мельком взглянула на Ингу. Та делала вид, что усердно анализирует представленные видео материалы и ищет признаки лжи. Александра вернулась к своим размышлениям.
«О чём говорит обычная одежда? О том, что женщина не любит выделяться из толпы, по крайней мере внешностью. Следуя этому, можно предположить, что и макияж у Незнакомки или неброский, или вовсе отсутствовал.
Преступление было совершено с девяти до десяти утра. Незнакомка была примерно тогда же и, по словам свидетельницы, которая всегда в это время ходит в «Дикси», ушла не позднее десяти. Если учесть тот факт, что она шла пешком, то можно предположить два варианта: либо она приехала на такси, либо живёт неподалеку, так, как если бы у неё всё же была машина, то она бы припарковалась на стоянке у центра, но стоянка пустовала. С другой стороны, она могла бы припарковаться у чёрного входа, но только зачем? Стеснялась посещать психолога? Пряталась? И если так, то зачем было обходить здание, если можно было выйти через другую дверь? Последний вариант: она живёт поблизости и этому могут быть подтверждения. Во-первых, в последнюю неделю она была на приёме трижды и либо у неё достаточно денег, чтобы так часто оплачивать такси, либо она живёт совсем рядом. К примеру, через дорогу».
Она снова оторвалась от своих записей. Инга как ни в чём не бывало водила пальцем с идеальным французским маникюром по экрану мобильного и при этом улыбалась. Вероятнее всего сидела в одной из соцсетей. Александра сделала вид, что ничего не замечает и вернулась к своим размышлениям.
«Предположим, этот вариант верен. Но она забыла про общественный транспорт! Незнакомка могла приехать на автобусе или на маршрутке, тогда возможность её найти резко снижается. Это всё равно что искать иголку в стоге сена.
Детектив почувствовала, что упирается в тупик. С какой стороны не подходи, а личность Незнакомки остаётся тайной. Однако, она распутала немало дел, справится и с этим: нужно лишь сосредоточиться, а для этого следует разобраться с насущной проблемой, сидящей в кабинете. Александра поднялась из-за стола и подошла к Инге:
– Какой правильный ответ?
Девушка поспешно спрятала телефон и дерзко уставилась на детектива. Александра не могла в это поверить: ничему не хочет учиться и совершенно не стесняется своей необразованности!
– Ну, я думаю, лжёт вот тот мужик с первого видео. – Инга махнула рукой в сторону экрана.
– Объясни.
Инга сделала вид, что задумалась:
– Ну, он часто касается своего подбородка.
Александра тяжело вздохнула:
– Неверно.
– И что это снова будем моим домашним заданием? – Инга даже не скрывала своего раздражения.
– А в этом есть смысл?
– Александра...
– С прошлым заданием ты не справилась, с этим, я думаю, тоже не справишься.
– Но это нечестно! – Инга так резко вскочила, что опрокинула стул. Её идеально прямые пшеничные волосы вихрем отлетели назад.
– Что вы тут строите из себя всезнайку? Сами-то знаете правильный ответ?
Ещё и наглая. Александра подняла стул, села и включила повтор. Не прошло и трёх минут, как она сообщила:
– Женщина на втором видео лжёт. Она касается ярёмной ямки, причём не один раз. Ёрзает на месте, постепенно отворачиваясь от собеседника. Во время ответа на вопрос смотрит вверх и влево. Прячет пальцы рук то между коленями, то в подмышечных впадинах.
Инга замолкла, но вместо ожидаемого «извините», Александра услышала совсем другое.
– Чёрт! Вы что вообще всё знаете?!
Александра чувствовала раздражение. Это задание было элементарным, и ответ лежал на поверхности. Она специально дала самое простое, но Инга и его провалила, лишний раз доказав, что ни разу не открыла учебник по психологии. Ни разу не прослушала аудио лекцию, составленную Александрой.
– Но мне-то зачем всё это уметь? Если что, я буду обращаться к вам, можно? – Из наглой и дерзкой девчонки Инга вмиг превратилась в милейшую из милейших. Александра испытала отвращение к такой двуличности и холодно объявила:
– Твой отец просил, чтобы тебя научили всему, вот я тебя и учу, но на этом уроки закончились. Ты провалилась. Можешь передать своему отцу чтобы искал тебе другую профессию.
Она собрала бумаги со стола и вышла из кабинета.
***
Сидя дома на уютном диване и наблюдая за ветвями деревьев, что качались в такт друг другу, она могла спокойно рассуждать и не торопясь обдумывать все варианты. Верные помощники: набор цветных ручек и кипа чистой бумаги лежали перед ней на столике и ждали своего звёздного часа, но Александра не торопилась. Она мысленно раскладывала детали по полочкам, и, только наведя там порядок, начала делать первые записи.
«Незнакомка ходила в частный психологический центр «Надежда». Как она его нашла? Увидела объявление, случайно наткнулась, кто-то подсказал? Если подсказал, то кто? Лжепсихолог писал про какое-то окружение. Что он имел в виду? Если она потеряла память, то скорее всего не помнила и своего окружения, так, значит кто угодно мог представиться другом и, предположим, подсказать адрес центра. Но станет ли человек, потерявший память доверяться незнакомцу? Возможно, если ничего другого не остаётся. А если этот кто-то дал адрес центра, значит он знал, что центр фальшивый. Или нет? Центр начал работать чуть больше месяца назад, а если точнее…»
Она вспоминала информацию, любезно предоставленную другом.
«А если точнее незадолго до первого сеанса с Незнакомкой. Как будто специально. И Бриз что-то говорил о запущенности здания. Да. В двухэтажном здании работал лишь кабинет этого лжепсихолога. Неужели Незнакомку не встревожил этот факт?»
Александра снова попыталась представить женщину: тёмные волосы, падающие на лицо, затравленный взгляд, неуверенность в себе и абсолютная ведомость. Или наивность. Такую женщину вряд ли кто заметит на улице. Она действительно похожа на невидимку.
Взглянув в окно и обратив внимание на усилившийся ветер, Александра вернулась к записям.
Допустим, этот факт её не смутил. А даже если и смутил, то она доверилась человеку, который посоветовал этот центр. Человеку по-настоящему близкому или тому, кто легко входит в доверие. И если интуиция подсказывала, что первый вариант неверен, то второй выглядел очень привлекательным. Получалось, что она доверилась кому-то незнакомому и скорее всего женщине, что было бы логично, ведь женщины чаще всего доверяют именно женщинам. А, поскольку эта женщина посоветовала обратиться к фальшивому психологу, то, вероятнее всего, она из его окружения. Вот, что значит «окружение работает»! Незнакомку окружали фальшивыми близкими людьми!
От сознания того, что в деле начинает что-то проясняться, даже немного вспотели ладони. Александра вытерла их о домашние штаны, отметив, что цвет слоновой кости уже больше похож на грязно-серый и, недолго думая, забросила их в стиральную машину. Затем надела халат и вернулась на диван.
За окном собрались тучи, и уже через минуту капли дождя завели свою заунывную песнь. Она смотрела на их мирное падение и думала о Незнакомке, чью жизнь так жестоко изменила авария.
Авария! И как она не увидела очевидного раньше? Александра спешно стала записывать.
«Незнакомка потеряла память, значит должна была лежать в больнице, а там должны были сохраниться данные. И кто-то должен был её из этой больницы забрать. Возможно та же «знакомая» женщина».
Необходимо было проверить новую зацепку. Она достала мобильный из сумочки и принялась обзванивать больницы. Интуиция подсказывала искать пациенток, поступивших в июле.
ГЛАВА 9
«Ну же! Всё началось с исчезновения. А до этого он вернулся домой сам не свой и всё рассказал. Я была напугана не меньше и предложила обратиться в полицию, но он остановил.
Мы сидели в спальне и молча смотрели телевизор, не решаясь обмолвиться и словом. Я первая потянулась за телефоном, набрала номер Алексея и сказала, что ты приболел.
События накануне я помню в мельчайших подробностях. Помню, как в семь утра зазвонил будильник на мобильном, и я вскочила так резко, что закружилась голова и пришлось опереться на дверцу шкафа. В семь пятнадцать я стояла под душем и пыталась справиться с подачей холодной воды. Кран, как всегда, барахлил, и я боялась, что держатель отвалится. Ему уже пора отвалиться, возможно тогда ты наконец починишь этот чёртов кран. Но, видимо, не сегодня. Он всё ещё на месте. И да, я так и не смогла справиться с водой и теперь у меня покраснела кожа на большом пальце левой ноги. Была жгучая боль.
В семь сорок я поставила яблочный пирог в микроволновку. Сегодня у тебя был важный день и помочь снять стресс мог только он – тёплый бисквит с ароматными дольками. Я помню его сладкий ванильный аромат и карамельною корочку.
В восемь ты так и не вышел из спальни, и я пошла тебя будить. Наши комнаты располагаются напротив, и сначала я заглянула к себе проверить не проснулась ли Катюшка. Но она, как всегда, спала так крепко, что вряд ли бы проснулась, даже начнись война. Это умение досталось ей от моего отца. У него был сон, которому мы с мамой всегда завидовали.
Затем я накрыла Катюшку красным одеяльцем с белыми слониками, тем самым, что мы купили на хендмейд-ярмарке неделю назад. Она его так любит: не заснёт, пока не укутается наподобие кокона и раскрывается только утром. Наша бабочка... Это прозвище ты ей придумал. Оно мне так нравится.
Бросаю взгляд на дисплей телефона – восемь десять. Иду в твою спальню. Пора просыпаться, соня, а то ты опоздаешь на новую работу. Я не хочу, чтобы у тебя начались проблемы в первую же неделю.
Медленно поворачиваю ручку и слышу голос старины Элтона Джона: его рок-н-ролл всегда вызывает у меня улыбку, ведь он пел в день нашего знакомства. Ты тогда был в тёмно-синем свитере. Мелодия не замолкает и меня немного настораживает то, что ты не берёшь телефон. Ну же, ответь на звонок.
Я приоткрываю дверь и первое, что мне попадается на глаза это мобильник: он лежит на полу рядом со старым прикроватным столиком кофейного цвета. Вспоминаю, что не сварила тебе кофе, но ведь даже самый вкусный яблочный пирог потеряет долю своего очарования без чашечки ароматного напитка. Закрываю дверь и бегу вниз по ступенькам.
Восемь пятнадцать. Пирог давно остыл, кофе готов и его аромат будоражит мои нервные окончания. Как давно я не пила кофе! А всё из-за этого дурацкого давления: скачет как бешеная лошадь. У отца было то же самое.
Ты всё не спускаешься. Слышу, как к дому подъезжает машина и выглядываю в окно – это синий «датсун». Алексей приехал. Машу ему рукой и снова смотрю на часы – восемь семнадцать. Наконец раздаются шаги. Оборачиваюсь. Это Катюшка с растрёпанными хвостиками. Надела твои клетчатые тапки и с важным видом спускается с лестницы. На последней ступеньке я ловлю её в свои объятия. Она смеётся, и я в очередной раз отмечаю насколько она похожа на тебя. Твои брови. Твой цвет глаз. Серый. Твоя улыбка. Смех. Мне даже кажется, что у неё твой овал лица. Ничего моего. Забавно.
– А где папочка? – спрашивает она с лёгкой обидой в голосе, и я понимаю, что у неё есть право на эту обиду. Из-за прежней работы в аптеке и дополнительных подработок ты так редко проводил с ней время, но теперь всё изменится, и уже к вечеру Катюшка перестанет дуться, а завтра, возможно, ты сам сможешь забрать её из садика. Ты будешь качать её на качелях. Я знаю, она об этом мечтает.
Отодвигаю стул, а Катюшка уже тянется за остывшим пирогом. Хватает самый большой кусок с белоснежного блюда, смотрит невинными глазками и смеётся. Я любуюсь на нашу дочь. На неё невозможно не любоваться. Она даже ест в привычной тебе манере: быстро, толком не разжёвывая. Каждый раз я боюсь, что она подавится. Я всё время за неё боюсь.
Катюшка доедает кусок и тянется за следующим. В такие минуты мне кажется, будто время останавливается. Может так оно и есть? Но тут раздаётся звонок в дверь. Не люблю этот резкий звук.
– Это папочка? – спрашивает Катюшка.
– Нет, дядя Лёша. Папа сейчас спустится, – отвечаю и понимаю, что здесь что-то не так. На Катюшке твои тапки, значит она была в твоей комнате, но почему тогда она тебя не видела? В голову лезут какие-то нелепые мысли о привидениях и человеке-невидимке, но мне не до смеха. Не успев открыть входную дверь, я бросаюсь к лестнице и, подходя к спальне, вижу всё тот же мобильный на полу. Распахиваю дверь и не могу поверить своим глазам: простынь смята, подушка на полу, одеяло свисает с кровати, но тебя нет. Конечно, ты мог быть в ванной, но пройти в неё можно только через мою спальню, а сегодня ты туда не заходил. Где же ты? Что за дурацкую игру затеял?
– Мама, дядя Лёша спрашивает, когда папа спустится?
Я слышу голос дочери и шаги Алексея. Говорю, что ты наверно в гараже и бегу туда прямо в тапочках, хотя и не понимаю, что тебе может там понадобиться, ведь у нас нет машины, а гараж с разным хламом достался от прошлого владельца. Пахнет краской и бензином, но там пусто: может, ты как-то сумел незаметно пройти в гостиную?
Я несусь обратно в дом и едва не потеряв тапок, бегу в гостиную. В глаза бросается диван со слегка обшарпанной зелёной обивкой – я никогда не любила этот диван. Мы должны были его выбросить, но тебя всё время что-то останавливало. Совершенно не вовремя я думаю о том, что теперь выброшу эту рухлядь.
Пробегаю глазами по стеклянному столику – здесь мы всегда играем в карты. В голову лезут воспоминания о нашей последней игре. Я выиграла. Эта была игра на желание. Да, кажется, Катюшка тогда спала, на мне было жемчужное бельё и мы... Что за мысли?! Я зачем-то заглядываю под диван. Тебя там, конечно, нет, но я нахожу старую открытку. Её Алексей подарил на наш первый юбилей, и красными буквами на ней выведены слова «МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ!»
Я думаю о том, что мои мечты давно сбылись. И сейчас мне нужно только одно: найти тебя. Я хочу, чтобы ты закончил эту идиотскую игру в прятки. Ты же знаешь, я не люблю прятки!
Как сумасшедшая бегаю по дому из угла в угол и ищу тебя. Зову в голос. Понимаю, что пугаю Катюшку. Я и сама напугана. Ещё вечером мы ужинали всей семьёй. Я помню, как у тебя разболелась голова и ты не стал доедать пюре с мясом. Я лично помогла тебе лечь в постель. И ночью, когда ходила в туалет, заходила к тебе и проверяла, спишь ты или нет, ведь я знаю, что ты по ночам всегда работаешь, но ты спал! Спал, чёрт возьми!
– Мама, мамочка, что с тобой?
Я не знаю, что ответить. Просто не понимаю, что происходит. Может Алексей знает, что за шутку ты придумал? Оборачиваюсь и вижу Катюшку. Она напугана и теребит меня за подол вишнёвого халата.
– А где дядя Лёша? – спрашиваю я и вижу её теперь уже растерянное личико.
И только теперь замечаю ещё одного человека – мужчину в полицейской форме».
Мария проснулась и резко села. Этот сон сводил с ума. Она обняла себя за плечи и горько заплакала.
ГЛАВА 10
Кафе «Элитное» сразу привлекало внимание своей оранжевой вывеской, напоминающей перезрелый апельсин. Не успел Иван войти в помещение, как был сражён трижды: масштабом, обстановкой и обслуживанием. К нему подошла невероятно красивая девушка больше подходящая для рекламы нижнего белья в каком-нибудь мужском журнале и с ангельской улыбкой поинтересовалась:
– Вы один или с парой?
Он даже растерялся сначала, затем пробормотал что один, и её улыбка мигом расцвела до размеров чеширской.
– Проходите. Сейчас свободно большинство столиков и вы можете выбрать любой, но я бы вам посоветовала подняться на второй этаж. Там очень уютно.
– Спасибо. Я сяду где-нибудь здесь.
Он устроился за столиком у окна и стал разглядывать кафе.
Площадь составляла не менее двухсот квадратных метров и это без учета второго этажа. Три панорамных окна. На дальней стене широкое зеркало в полный рост. Сверху синяя панель с подсветкой, изображающей россыпь больших и малых звёзд, снизу такая же панель, но ярко-зелёного цвета. Стены украшены звёздами-гигантами. По углам оранжевые декоративные колонны с теми же звёздами. Столики цвета медвежьей шкуры круглые и небольшие. Мебель мягкая – чёрные диванчики. На них бархатные подушки с восточными мотивами. У дальней стены две двери. Одна на кухню, другая в туалет. Обе тёмно-синие, украшены розовыми полосами, подобно плющу, вьющемуся к потолку. Да-да, именно к потолку: они не заканчивались там, где заканчивается прямоугольник двери, а шли дальше по белоснежной поверхности и будто обрывались у ближайшей огромной люстры. Всего их было три и подобно коконам, свитым старательным пауком, они висели в середине зала и давали не белый свет, а какой-то грязно-жёлтый.
Второй этаж оставался загадкой. Всё, что можно было разглядеть, не поднимаясь на лестницу, это такие же световые коконы, но в виде светильников.
По мнению Ивана, заведение выглядело не столько элитным, сколько безвкусным. Одни колонны чего стоили, будто элементы из стрип-бара, а эти подушки были явно позаимствованы из «Арабских ночей», не говоря уже о зеркале соответствующему гримёрке кинозвезды, но не месту, куда люди приходили перекусить и пообщаться.
Он как раз рассматривал белый кувшин, непонятно для чего поставленный посередине столика, когда всё та же красавица-хостес подала ему меню в ярко-оранжевой обложке. Только тогда Иван вспомнил цель своего визита.
– Прошу прощения, я пришёл сюда не для того, чтобы поесть.
Он отметил, что выражение лица девушки ничуть не изменилось и уже собрался объяснить истинную причину своего визита, когда она произнесла:
– Вы хотите поработать. Вай-фай бесплатный, но вот за столик придётся платить. Сколько времени вы здесь пробудете?
Он взглянул на бейджик.
– Виктория, я здесь, чтобы задать пару вопросов. Я могу поговорить с вашим управляющим?
– Вы из полиции? На вас нет формы, – она с сомнением посмотрела на его потёртую куртку цвета ночного неба.
Иван так долго репетировал речь, что, казалось, знал её наизусть, но сейчас, глядя в фиалковые глаза Виктории, он всё забыл. Неужели красивые девушки всегда так действуют на мужчин? Пуля на него так не действовала, хотя она и была всегда неотразима: и в домашнем халате, и в джинсах, и даже в тот дождливый день, когда свалилась в яму с нечистотами.
– Чем я могу вам помочь?
Он словно очнулся и неожиданно увидел, что перед ним уже стоит не Виктория, а коренастый детина в чёрном костюме.
Иван достал удостоверение:
– Я из полиции. Из отдела...
– Да ладно, опять? – мужчина опустился на противоположный стул. – Что ещё вам нужно?
– Ещё?
– Мы уже всё отдали, всё рассказали. Ничего нового не вспомнили.
Иван насторожился:
– А теперь попрошу поподробнее.
– Ты коллег своих спрашивай. Ходите, работать мешаете. В прошлый раз клиентов перепугали. Я так выручку потеряю. Так что я всё сказал.
– Подождите. Как ваше имя?
– Тебе зачем?
– Хочу поговорить. По-человечески. Не как полицейский.
Мужчина скривился: уважения к органам он явно не испытывал.
– Предлагаю начать сначала. Я – Иван и очень нуждаюсь в вашей помощи.
Собеседник, кажется, потерял дар речи, ведь обычно люди из органов вели себя не так интеллигентно.
– Лёха, – крепкое пожатие. – Алексей.
– Алексей, мы расследуем дело о двойном убийстве.
– Да, знаю. Мужик и баба.
– Да. И мы всё думаем, как тяжело родственникам погибших, возможно они и не знают о том, что произошло.
Алексей скривился в ухмылке:
– Что за ерунда.
– Возможно, мужчина и женщина ушли на работу и просто не вернулись.
Мужчина не реагировал.
Со страдальческим лицом Иван продолжал:
– Возможно, у них есть семьи, которые сейчас смотрят на фотографии и думают о том, что же произошло, что они сделали не так и почему их бросили?
– Фигня.
Иван перестал кривляться:
– Я не знаю так это или нет, но считаю, что каждый имеет право на достойные похороны в кругу близких людей. Вы так не считаете?
Алексей заёрзал на стуле, затем сказал:
– Полиция никогда ничего не может.
Иван сделал вид, что не услышал:
– Вы готовы помочь: предоставите видеозаписи как внутреннего, так и наружного наблюдения?
– Так я уже сказал, ваши всё забрали.
– Наши?
– Ну да. Приходили, показывали фотографии, расспрашивали. Я всё рассказал и записи отдал. Убитый мне, кстати, сразу не понравился. Я и об этом им, кстати сказал. Думаю, его за дело, – Алексей откинулся на спинку.
– Вы знали его лично?
– Один раз общались, а так он частенько к нам заходил. У нас здесь лучшее обслуживание.
Иван мельком взглянул на Викторию: если под «лучшим» подразумевалась модельная внешность и очаровательная улыбка, то, несомненно.
– Вика, что он заказывал? – крикнул Алексей.
– «Цезарь» навынос!
Он улыбнулся девушке и перевёл взгляд на Ивана:
– Наверняка для бабы своей, а мужик неприятный такой.
– О чём вы разговаривали?
– Да о таблетках.
– О чём?
– О таблетках от головной боли. Спрашивал, какая аптека есть поблизости, мол у пациентки часто голова болит, и она каждый раз таблетку просит, а то лекарство, что ей дают не помогает.
– Он рассказывал, что врач?
– Сказал, что психолог, но я ему не поверил.
– Почему?
– Говорю же, странный он какой-то. На наркомана в стадии реабилитации был похож.
Иван задумался. Сравнение конечно то ещё, но судмедэксперт Павел, осматривая труп, тоже высказал такое предположение: он обнаружил характерные следы на венах. И как он мог об этом забыть?
– В общем как-то так, – Алексей потёр ладони. – Всё?
– Подождите. Может этот психолог упоминал какие-нибудь имена? Пациентки или своё?
– Нет. Я пойду? – он приподнялся.
– Вы не припомните ещё кое-что? Кто приходил из полиции?
– Двое, – Алексей сел обратно. – Молодой какой-то белобрысый и мужик лет пятидесяти.
– Они представились?
Он потёр свой массивный подбородок:
– Молодого звали то ли Федосеев, то ли Фёдоров, а того, что постарше не припомню.
– Как он выглядел?
– Я обратил внимание только на молодого. Слишком он молодой для вашей работы – зелёный. А второй... Я ему отдал записи и всё, даже не рассматривал особо. Обычный мужик, удостоверением тыкал.
Уже поднимаясь из-за стола Алексей добавил:
– Хотя этот ваш постарше говорил странно, как бы слова местами переставлял.
– Например, так: «Из полиции я»?
– Да.
Иван нахмурился. Такой расклад дел ему совсем не нравился.
– Я могу идти?
– Да. Вы очень нам помогли. Спасибо.
Твёрдое рукопожатие. Иван уже собрался уходить, когда дорогу ему преградила Виктория. Она ослепительно улыбнулась и произнесла:
– Вы ничего не заказывали, но всё-таки придется заплатить.
– За что? – удивился Иван.
– За столик.
ГЛАВА 11
Мария вспомнила название любимой книги. В младшей школе в то время, как одноклассницы зачитывались сказками и волшебными историями о Гарри Поттере, она не могла оторваться от произведений Александра Дюма.
«Граф Монте–Кристо» покорил её сердце навсегда. Она была влюблена в Эдмона Дантеса, презирала Данглара, сочувствовала всем сердцем красавице Гайде и совершенно не понимала Мерседес. Ей казалось, что сама она бы никогда не смогла пережить то, что пережил главный герой, и в четырнадцать лет мечтала выйти замуж за такого, как он.
Время безжалостно отсекало минуту за минутой, а Мария стояла в книжном магазине и с нежностью гладила обложку. Её глаза наполнялись слезами, но всё равно она снова и снова перечитывала такое родное название. Покупатели часто оборачивались и с непониманием смотрели на странную женщину. Одна маленькая девочка потянула за рукав маму и спросила:
– А у тёти горе?
– Не знаю, пойдём лучше поищем тебе сказку.
Горе. Мария и сама не знала горе это или счастье стоять вот так с книгой в руках и сдерживать назойливые слёзы. Наверно, всё же счастье. Она вспоминала. Понемногу, но вспоминала свою жизнь: то, что любила читать, те блюда, что любила есть, те фильмы, что любила смотреть, те места, где любила бывать.
Любила. Это слово как-то странно отозвалось в душе, будто она что-то упускала. Что-то, что важнее всего. Барабанная дробь напомнила о себе резко и словно безапелляционно заявляя: «Не то, всё не то. Вспомни».
И она пыталась. Теребила книгу в руках и настойчиво пыталась вспомнить людей из своей жизни до аварии, но тщётно.
– Подсказать? – девчонка лет семнадцати с раздражением уставилась на Марию.
– Нет, спасибо, – Мария виновато улыбнулась, но не встретила улыбки в ответ.
– Берёте эту?
– Да, да. Беру.
– Классика. Проходите на кассу.
Она послушно проследовала за девчонкой, которая ей в сёстры годилась, если бы конечно у неё была сестра. Ей казалось, что нет, но точно она вспомнить не могла. Подошла к кассе, заняла очередь. Перед ней было три человека: старичок и две мамочки с колясками. Только такие люди и могут в четверг в десять утра стоять в книжном. Задумывается ли кто-нибудь почему здесь она?
Когда-то, и это было уже точно не уловкой из сновидения, она стояла в такой же очереди и покупала детскую книжку. Кажется, стихи Барто. Или Маршака? А потом прятала эту книжку в шкафу на самой верхней полке.
Настойчивая головная боль пронзила виски и распласталась подобно медузе по всему телу. Неожиданно ноги подкосились и Марии пришлось схватиться за стойку, чтобы не упасть. Никто не обратил на это внимания: обе мамочки увлечённо сюсюкали со своими малышами, старичок расплачивался с кассиршей, а та скрупулёзно отсчитывала сдачу мелочью.
Мария несколько мгновений постояла с закрытыми глазами, и постепенно мир стал приходить в норму: медуза уплыла обратно в чертоги сознания, заставляя и Марию сделать то же самое – уплыть из воспоминаний и вернуться в настоящее. Она уже стала понимать, что стоило чему-то из прошлой жизни напомнить о себе, как головные боли и другие симптомы тут же начинали манипулировать ею, заставляя отступать.
С заветной книгой в сумочке Мария вышла из магазина и вдохнула прохладный воздух, наполненный симфонией предстоящего дождя. Первые капли робко коснулись земли, и Мария поспешила домой. Зонт она взять забыла, а перспектива промокнуть совсем не радовала. Ускоряя шаги, она словно убегала от непогоды, а капли становились агрессивнее, пока не превратились в настоящий ливень.
Мария уже была у дома, когда заметила столпившихся людей у своей парадной, а потом сквозь пелену дождя разглядела и мальчика с портфелем. Кажется, она видела его раньше. Внутренний голос скомандовал: «Помоги!»
И она бросилась на помощь.
– Что произошло?
Люди словно онемели: все молчали, лишь рассеянно озираясь то по сторонам, то переводя взгляд с мальчика на неё.
Мария повысила голос:
– Я спрашиваю, что произошло?
Наконец какой-то мужчина в чёрной шапке ответил:
– Он потерял сознание, а потом выгнулся всем телом и минуту назад, да, минуту назад всё и началось.
– Это, возможно, эпилепсия. Зафиксируйте его голову, срочно! – потребовала Мария.
– Что? – ряд нестройных голосов.
Люди ожили, но какой в этом смысл? Её никто не слушал.
– Отойдите, я сама!
Она протиснулась мимо грузной женщины в невероятно ярком для её комплекции пальто, встала на колени, и в эту секунду мальчик затрясся всем телом и неожиданно перестал дышать. Мария молниеносно сжала его голову своими коленями, фиксируя в таком положении. Затем положила ладони на хрупкие плечи мальчика.
– Вы хоть знаете, что делаете? – начала возмущаться та самая грузная женщина.
– Скорая уже едет! – закричал кто-то.
Мария не отвечала. Она прилагала все силы, чтобы удержать ребёнка, извивающегося словно под электрическим импульсом, а потом в толпе прозвучало: «Фу! О, Боже!». Ей стало противно от окружающих людей, но не было времени для чтения морали. Мальчик начал захлёбываться пеной, и чтобы он не задохнулся, ей пришлось быстро и ловко повернуть его голову на бок. В луже скапливалась белая жидкость. Она пузырилась, вызывая «охи» и «ахи» у присутствовавших, а Мария тем временем уже ослабила хватку и ждала окончания приступа. Мальчик стал дёргаться реже, а затем и вовсе затих.
Грузная женщина не смогла сдержаться и выпалила, не подумав:
– О, Боже... Умер. Вы его убили.
Мужчина в чёрной шапке толкнул её локтем, и та замолчала, недовольно косясь в его сторону.
Кто-то из толпы сказал:
– Кажется, всё позади.
И действительно, Мария аккуратно подложила правую руку ребёнка под голову, другую выпрямила, также осторожно согнула правое колено и чуть повернула мальчика. Теперь он лежал, подложив свою тоненькую маленькую ручку под смешной ёжик из рыжих волос. Мария с нежностью погладила его личико. Представление было окончено, и люди стали расходиться.
Дождь хлестал по лицу, с волос стекали струи воды, а плащ промок настолько, что лип к телу, превращая его в кокон. Мария стояла на коленях в грязной луже и сжимала ручку своей кожаной сумочки. Слёзы смешались с дождём и бежали с крыльев носа, подбородка, текли по шее. Мария стояла, боясь пошевельнуться, и... улыбалась. На этот раз не прозвучало никакой барабанной дроби, не возникло никакой слабости в ногах. Эта мысль просто пришла: ясная, как солнечный день: «Я не знаю, что со мной было до аварии. Я не знаю, настоящее ли моё имя, но я точно знаю, что была врачом».
ГЛАВА 12
Александра сидела на одном из сайтов для автомобилистов и читала статистику аварий за год, когда молодая женщина в белом халате тронула её за плечо:
– Пройдёмте со мной. Доктор Алексеев сейчас в операционной, но скоро освободится.
Они шли по длинному коридору, и Александра ощущала запах лекарств, мочи и страха. Многие боялись больниц, боялись, что о них не будут заботиться должным образом, что их покинут или вовсе доведут до смерти. К таким паникёрам относились и её родители. Что бы ни случилось в семье, на скорую всегда был наложен запрет. Ни отец, ни мать вот уже девятнадцать лет не посещали ни поликлиники, ни частных врачей. Лечились сами, по старинке. Заболело горло – полоскание ромашкой или прополисом. Заложило нос – греем ноги горчицей. Поднялась температура – сделаем примочки с уксусом. Александра осознавала, что к врачу родители обратятся только в случае крайней необходимости, к примеру, если получат перелом. Оба. Одновременно. Обеих ног.
Она шла, вдыхая все эти запахи, и думала о том, что сюда бы они ни за что не обратились. Она и сама бы не обратилась. Государственное учреждение, насквозь пропитанное безразличием к пациентам. Хотелось поскорее уйти отсюда. Но вот медсестра остановилась у двери с табличкой:
«Ординаторская»
– Дальше сами. Посидите здесь. Он скоро будет, – и медсестра удалилась, оставив её наедине с закрытой дверью и стулом-развалюхой, обляпанным жвачкой.
Примерно через полчаса из лифта вышел и сам Алексеев: молодой мужчина на вид лет тридцати. На его остром лице красовались тонкие усики, а голову венчала шапка из светлых волос. В одной руке он держал хирургическую шапочку, в другой – мобильный. Александра обратила внимание на телефон: он был не из дешёвых.
– Это вы меня искали? – спросил он, протягивая руку с шапочкой.
Она не сделала ответного жеста и молча кивнула.
– Ну, заходите, – он перехватил шапочку зубами, освободившейся рукой полез в карман, достал ключи и повернул замок, делая всё это настолько быстро, словно разучивался такому фокусу не один год. Или демонстрировал посетителям не один раз.
– У меня перерыв. Что вы хотели? – он занял место за столом, заваленным бумагами, а сам указал ей на противоположный стул.
Перерыв? Александра ухмыльнулась. Доктор её реакции не заметил, а она тем временем рассматривала кабинет. Детектив «изучила» стол и отметила нетипичный для медработника беспорядок. Только после этого опустилась, но не на предложенный стул, а на подоконник возле окна:
– Я частный детектив и занимаюсь поисками одной женщины.
Моментальная реакция: доктор будто уменьшился в два раза. Глаза забегали. От его самоуверенности не осталось и следа.
– Слезьте, пожалуйста, с подоконника.
– Почему? Вам некомфортно?
Да. Ему было некомфортно. Она это видела и по его позе, и по взгляду, и по тому, как капелька пота скатилась по виску.
– Пётр Алексеевич, вы ведь понимали с самого начала, что я ищу именно вашу пациентку, поэтому и не шли ко мне так долго.
– Я, я был в операционной. Сложный случай. Открытая черепно-мозговая травма.
– Врать вы научились весьма недурно, – она провела ладонью по подоконнику. – Но всё дело в том, что вы вышли из пассажирского лифта, который никак не мог волшебным образом поднять вас из операционного блока. Или вы маг?
Доктор перевёл взгляд на шапочку и медленно положил её на стол.
– Пётр, почему вы не хотели идти?
Он молчал.
Александра стала болтать ногой туда-сюда, туда-сюда. Он наблюдал за этим процессом и, наконец, не выдержал:
– Прекратите! Я не хотел этого делать! Не хотел принимать никакого участия! Но когда тебе предлагают...
– Деньги. Это можно не объяснять. Прежде, чем прийти сюда я навела о вас кое-какие справки. Вы закончили среднюю математическую школу, затем поступили в медицинский институт и два года назад устроились работать сюда в больницу. Живёте с матерью-инвалидом. Отца нет. Ах, да, забыла сказать, имеете двухэтажный коттедж во Всеволожске площадью... Сколько? Сто? Сто пятьдесят квадратных метров? И, кажется, недавно сделали евроремонт. Продолжать?
– Нет, – он опустил глаза и стал рассматривать ногти с таким интересом, будто на них отражались картины великих импрессионистов.
– Но я продолжу. На работе вы появляетесь крайне редко и предпочитаете иметь дело с людьми богатыми. К примеру, на прошлой неделе вы зашивали рану на голове у семидесятилетнего Тараса Игнатенко. И, если мне не изменяет память, а она мне не изменяет, это один из владельцев крупной торговой сети, названия которой я, так и быть, упоминать не стану.
Она замолчала, ожидая его реакции. Пётр Алексеевич не поднимал головы, продолжая рассматривать свои ногти.
– Вы молчите. Расскажу ещё кое-что: камера внешнего наблюдения, та самая, что стоит у входа в корпус травматологии зафиксировала, как один из пациентов протягивает вам конверт. Крайне неосмотрительное действие с вашей стороны и со стороны «дарителя», и я сомневаюсь, что это открытка. Хотя...
– Да блин! Я беру взятки!
Александра слезла с подоконника и вплотную подошла к доктору:
– Это я знаю. Вряд ли такой телефон можно купить, работая в госучреждении, хотя, конечно это может быть подарок от близкого человека или вещь, купленная в кредит. Но судя по тому, насколько сильно вы любите дорогие штучки, я прихожу к выводу, что телефон куплен лично вами. Кажется, в коттедже у вас стоит профессиональный проектор? Хотя пусть все эти взятки, кредиты или что там ещё остаются на вашей совести. Меня волнует другой вопрос. Что за информацию о моей пациентке ТЫ с таким рвением пытаешься скрыть? Что произошло летом этого года?
Он вжался в спинку стула и на мгновение ей даже стало его немного жаль. Доктор ступил не на тот путь, вот и всё. У каждого должен быть шанс на исправление, но захочет ли он исправиться? Расположившись, наконец, на указанном стуле, она произнесла:
– Я тебя внимательно слушаю.
***
Доктор Алексеев начал издалека – со своего трудного детства.
Александра слушала его, не испытывая сочувствия. У многих отцы бросают семьи, где есть инвалид, у многих есть нерадивые братья и сёстры, не желающие оказывать помощь, но это не повод идти в медицину, чтобы потом брать взятки. Услышанная история была не нова. Проработав в полиции пять лет, она неоднократно слышала о столь жалких мотивах для преступлений. Эти голоса и сейчас звучали в её голове:
«Меня все считали неумехой, и поэтому я начал убивать...»
«Я всегда был изгоем, меня словно не замечали, и она не стала исключением, и поэтому я взял нож...»
«Я вырос в детдоме, никогда не видел богатства и поэтому, когда я увидел набитый кошелёк...»
Александра смотрела на сидящего перед ней мужчину, называющего
