“Никаких отношений с дознавателями!” - гласит негласное правило Вионнского государства. Дознаватели хитры, многолики и всесильны. И в браки они никогда не вступают, довольствуясь договорными отношениями с легкомысленными людьми, которые все же рискуют нарушать многовековые устои.
Вот только, заключив контракт на любовь с Ринданом Максвеллом я и подумать не могла, как все повернется. Сложно думать о работе, когда зеленые глаза манят, а ароматы можжевельника и мускуса кружат голову. Но вариантов нет - втянутая в заговор инквизиции я лишь и могу рассчитывать на свой мозг и доставшийся от отца дар. Только вот что делать, когда сердце рвется из груди, стоит мне увидеть его?..
Инквизитора. Мужчину, перевернувшего мою жизнь с ног на голову.
Предателя моих жизненных идеалов.
Узкие зарешеченные окна проносятся мимо. Шагая по коридору, я не обращаю внимания на вид в них. Всё и так ясно - середина зимы, ранний рассвет, который перейдет в такой же ранний серый закат. В крепости, впрочем, никакой разницы - здесь каждый кирпич пропитан болью и слезами. Здесь своя зима.
— Восьмая допросная.
Я киваю, не оборачиваясь. Вновь знакомые стены, выкрашенные зеленой старой краской. Вновь ряд скучных вопросов, которые наверняка перерастут в яростную схватку. А вот что из этого всего вынесу я - отдельный вопрос.
Толкаю дверь, враз оказываясь в узкой комнате. В противоположной стене - дверь. В центре помещения - стол, два стула. Яркая лампа, которую я сходу приглушаю. И - темная завеса магии отрицания, за которой стандартно стоит инквизитор. Его постамент пуст - а значит, тоже сейчас появится.
— Именем Великой тримудрой Богини!
Открываю папку, игнорируя стандартные фразы секретаря. Пятый год одно и то же.
— Дежурный дознаватель?
— Мейделин Локуэл, - заученно откликаюсь, вызывая в мозгу стандартный отзыв, - именем всего сущего клянусь не причинить зла и отделить зерна от плевел!
— Дежурный инквизитор?
— Риндан Максвелл, - глубокий зычный голос заставляет меня удивленно поднять бровь. Телепортировался, значит! - Именем всего сущего клянусь не причинить зла и отличить правду от лжи!
Голос мне не знаком, имя - тоже. Значит, новичок. Не удивительно, учитывая тот факт, что на прошлой неделе уволился весь инквизиторский состав.
— Да свершится правосудие! — заканчивает секретарь и приступает к конструктиву, - введите задержанную!
Дверь открывается, являя мне заплаканную девушку в разорванном на груди зеленом платье в сопровождении двух гвардейцев кардинала. Я молчу, чувствуя, как мои губы против моей же воли сжимаются в линию. Нехорошо - владеть лицом нужно в полной мере. Но произвола я не допускаю, а в работе - уж тем более.
— Принесите плед, — прошу сдержанно, — и воду. — И, уже обращаясь к девушке, прошу, - успокойтесь, пожалуйста. Давайте побеседуем.
Закрываю папку, успокаивающе кладу пустые руки ладонями вверх на стол, откидываясь на спинку стула. Вот так - пусть знает, что я не причиню ей вреда.
Мы сидим так некоторое время, пока не приносят искомое. Протягиваю девушке плед, предлагаю воду. Наблюдаю, как маска ужаса на лице сменяется на более человеческое выражение. И - приступаю.
— Имя?
— Терра Уилсон.
— Должность?
— Служанка в доме Гордона Морриса.
— За что задержана?
— За воровство, — подает голос один из гвардейцев.
Жестом прошу его замолчать и вновь смотрю на Терру.
— Так за что?
— Хозяин… — она всхлипывает, — приставал. Неоднократно. Грозился уволить.
— А вы? — вопреки всем инструкциям у меня нет желания “тыкать” арестованным.
— Отказала. И он… — худые плечики начинают подрагивать и девушка закрывает лицо ладонями.
Но мне уже всё понятно.
— Он поднимал на вас руку?
Плечи подрагивают сильнее и к ним примешиваются тихие рыдания.
— Приведите мистера Морриса.
Пока секретарь отдает распоряжения, я смотрю на Терру, стараясь впитать всё.
Букет эмоций разрознен, но мне не привыкать. Страх. Отчаяние. Боль - как физическая, так и моральная. Обида. Несправедливость. И - ожидание света в конце тоннеля.
Последнее, впрочем, неизменно у заведомо невиновных.
Спустя несколько минут девушку уводят. Мы не обмениваемся и словом - но я знаю, что сейчас её накормят и предоставят теплое одеяло.
Так всегда в мою смену. И, хоть я и доверяю коллегам, всё равно зайду - проверю.
В ожидании господина Морриса я постукиваю пальцами по столешнице. Торопиться некуда - до окончания смены ещё целых три часа, а дома ждет нетопленый камин и позавчерашние щи. Горничной нет уже полтора месяца - и, несмотря на регулярные объявления в газету и недурное жалование, претендентки обходят мой дом стороной.
Шутка ли - с дознавателем связываться?
Моррис входит сам. Дорогой сюртук, белоснежный воротник - холеный, как индюк. Он и напоминает индюка. Брезгливо отодвинув стул, мужчина садится на самый краешек и тут же замирает от моего вопроса:
— Домогались?
От магической завесы идет едва заметная волна недовольства. Успокаивающе киваю головой - поняла уже, что перестаралась. Формулирую вопрос иначе:
— Вы делали непристойные предложения мисс Уилсон?
Лысая, как шар, голова Морриса мгновенно покрывается бисеринками пока, а сам он бледнеет. Ответ мне уже не нужен, но я всё же предпочитаю соблюсти протокол.
— Нет, что вы!
— Виновен! — выдаю, едва дождавшись реплики.
— Подтверждаю! — доносится из-за завесы.
Вот и всё. Открывая папку, будто во сне наблюдаю, как уводят брыкающегося Морриса. К нему будет применено пристальное дознание, а затем вынесено наказание соразмерно поступку.
Cекретарь выходит следом за обвиняемым, плотно притворяя за собой дверь. Вздыхая, я достаю из папки лист бумаги, переносное перо. Писанины здесь, конечно…
— Не любите насильников? — раздается над самым ухом.
— Не люблю, — соглашаюсь я и всё таки поднимаю голову.
Первое, что выхватывает мой взгляд - глаза. Продолговатые, с кошачьим разрезом, зеленые. Красивые. К ним прилагается четко очерченный овал лица, тонкий нос с чуть раздутыми, хищными ноздрями и подбородок с ямочкой. Темные волосы, забранные назад, довершают картину.
— Вам следовало уйти порталом. Положено по протоколу.
— Не люблю протоколы, — хрипло смеется инквизитор, — по правилам, я обязан воспользоваться им единожды во время заседания. Я воспользовался.
Хитро. Усмехаюсь, перевожу взгляд на бумагу и тут же тухну.
— В таком случае, можете покинуть допросную через дверь.
— Пожалуй, так и сделаю, — в его голосе все ещё сквозит улыбка, — мы с вами ещё увидимся, мисс Локуэл?
— Разумеется, — киваю я, выводя первые символы на бумаге, — на дежурствах.
— И всё?
— Я не задействована в пристальном дознании, — качаю головой я, — но там вам знакомств хватит. А теперь простите, мистер…
— Максвелл, — ещё раз повторяет он, хоть я и готова поклясться, что он понял мою небольшую уловку, — можно просто по имени - Риндан. Так не забудете.
— Благодарю… мистер Максвелл, — я подвигаю лампу, — я запомню. И хорошего вечера.
Я провожу за бумагами остаток дежурства. Срочных вызовов нет, а с теми, что есть, справятся утренние дознаватели. Заполняя страницу за страницей размашистым почерком, я расслабляюсь, погружаясь в свои мысли и ничуть не удивляюсь, внезапно обнаружив себя размышляющей о новом инквизиторе.
Интересный. Высокий, статный. Умный - дураков в инквизиторы не берут, тем более в дежурные. Это только в столице ставят во главу угла дар. А чем дальше в глубинку, тем больше мозгов требуется. Да и не прикроет никто в случае ошибки.
Писанина внезапно заканчивается и некоторое время я растерянно кручу в руках перо. Да, не удивительно, что мысли увели меня не туда. Два месяца без мужчины - для женщины не срок, а вот для дознавателя - целая вечность. Cовсем скоро - и я это чувствую, - эмоции, которые я в таком обилии собираю у задержанных, начнут сводить меня с ума. C неделю я смогу продержаться на зельях, ещё пару дней - на алкоголе, но потом за меня никто гроша ломаного не даст.
А значит, нужно начинать искать уже сейчас.
Я вздыхаю - хорошо инквизиторам, у них свои способы избавления от накопленного. Уж не знаю, как они это делают, но им постоянные контакты и не нужны. Жаль, не понимала этого в свое время.
А значит, придется зайти к Тревору - правда, контракты на любовь в последнее время он закрывает все реже.
Перед тем, как посетить свой кабинет, я заворачиваю за угол и по крутой лестнице спускаюсь вниз. Подземелье встречает сыростью и запахом мицелия. Но хотя бы тепло - приказ кардинала о дополнительном отоплении действует. Киваю в ответ на немые указания дежурного гвардейца и заглядываю в окошко ближайшей двери. Терра спит - закутавшись в одеяло, она лежит на кровати и лишь свет из коридора освещает её заплаканное лицо.
— Кормили? — обращаюсь к дежурному.
Тот согласно кивает:
— Щи, хлеб, картошка. Надолго она здесь?
— Недели на две две, — я поджимаю губы. Девушку жаль - но на время пристального дознания она останется в крепости: гвардейцев сейчас мало, а кардинал не любит впустую растрачивать человеческие ресурсы в поисках сбежавших свидетелей.
— Какие распоряжения будут?
Молодой парень мнется - если не будет, на кого сослаться, старшие товарищи быстро помогут определиться с судьбой служанки.
— Под мою личную защиту. Выделить одежду и обеспечить прогулки дважды в день.
Лицо гвардейца расцветает - разрешение на перенос ответственности получен.
Больше здесь оставаться незачем. Пожелав охраннику хорошего дежурства, поднимаюсь в свой кабинет и запираю документы в огромный сейф, занимающий половину стены. Обегаю взглядом комнату, опрокидываю стакан с недопитой водой над чахлым каланхоэ и, подхватив с вешалки шубку, закрываю дверь.
На выходе меня догоняет голос.
— Домой, мисс Локуэл?
— Да, — согласно киваю, — хороших выходных, мистер Максвелл.
Дверь за моей спиной закрывается, отрезая меня - пусть и над ничтожных два дня - от опостылевшего института дознания.
Прямо во дворе крепости ребятишки бросаются снежками. Поодаль стоит скособоченный снеговик с двумя ветками вместо рук. На месте привычной морковки - ещё одна палка. Усмехаюсь, проходя мимо - первым снегом в этом году завалило не только столицу, нам тоже досталось. Ну и славно - меньше промозглой сырости поздней осени, которая у нас зачастую и заменяет зиму.
Выхожу за ворота, поднимаю руку. Ждать приходится недолго - черный форменный экипаж подъезжает в считанные мгновения. Занимаю жесткое сиденье, говорю вознице адрес, устало прикрываю глаза. Всё. Домой.
Старый скособочившийся особняк на окраине Лаержа уютным уж никак не назовешь. Кованая ограда, низкая скрипящая калитка. Но мне хорошо здесь - стены толстые, летом поросшие мхом, зимой - инеем. Небольшой сад за домом. Гибридные яблони, посаженные прошлым хозяином, чувствуют себя хорошо и даже избирательно плодоносят. Надо бы садовника на раз вызвать, а не то зайцы, приходящие из леса, объедят всю кору.
Я купила этот дом два года назад, когда стало понятно, что остаюсь в городе. В первые дни долго ходила по коридору, прислушиваясь к скрипу древнего паркета и странным шорохам на чердаке. У дома была память - и я ценила её, поэтому не стала ни менять планировку, ни делать ремонт. Да и трубы пока хорошие - пару десятков лет еще менять не надо. То-то радовался клерк, впаривший мне здание за очень скромную сумму - знал бы он, что я и торговаться не собиралась, задрал бы цену повыше.
Дорожка засыпана снегом и только одинокая цепочка шагов, ведущая от двери до калитки, информирует, что дознаватель на работе. Что ж - прокладываю ещё одну цепочку, в обратном направлении. Зеленая дверь с тяжелым кованым кольцом на редкость мягко поддается - принимает ключ, мягко щелкает и открывается.
Я сбрасываю обувь, засовываю ноги в теплые тапки. Шубку снимать не тороплюсь - холодно. Шутка ли - с ночи не топлено! Прохожу в кухню, ворошу почти погасшие угли, долго на них дую в надежде возродить пламя. Не удается - приходится проходить всю долгую процедуру растопки. Шубка в итоге оказывается на вешалке - в ней неудобно таскать дрова. Но вот наконец каменный бок печки нагревается, я открываю тяжелый вентиль, который пустит тепло по трубам в спальню и присаживаюсь на стул.
Теперь - ждать.
Чувствуя, как теплеет в помещении, я откидываюсь на спинку cтула. Руки немного дрожат, а странная слабость в коленях дает понять, что времени у меня меньше, чем кажется. Да, пожалуй, стоит подстраховаться зельем.
Наконец температура в кухне становится приятной и я даже решаюсь переодеться. Сбрасываю прямо тут теплый свитер, ещё один свитер, полегче и, стуча зубами от холода, просовываю руки в рукава домашнего платья. Толстая вязаная шаль довершает наряд и я наконец выдыхая, чувствуя, как греет пух.
На леднике всё как всегда в конце недели: замороженная курица, до которой руки доходят не раньше выходных и печальная рыбья голова, укоризненно глядящая куда-то в вечность. Захлопываю крышку, усмехаюсь: хорошо, что я все предусмотрела.
Щи, загодя выставленные на заднее крыльцо, замерзли. Поковыряв ложкой лед, я решаю все же не торопиться и ставлю горшок в печь. Отрезаю ломоть хлеба, поливаю растительным маслом и посыпаю солью. Наливаю из кувшина на подоконнике простокваши: так тоже сойдет.
Сгрузив все на поднос, по скрипучим ступеням поднимаюсь вверх. Здесь я долго растапливаю крошечный камин, сделанный не иначе, как для красоты и замираю перед пляшущими огоньками, чувствуя потянувшееся от них тепло.
Всё, я дома.
Остаток вечера не отличается от других вечеров. Я долго листаю кодекс дознавателей, сверяясь с текущими изменениями, а затем забываюсь над очередным приключенческим романом. Забытый ломоть хлеба сиротливо лежит на подносе - я вспомню о нем уже глубокой ночью, забравшись под одеяло и даже закрыв глаза.
Всё как всегда. Никаких изменений. И мне нравится моя жизнь.
Утро будит меня гудком паровоза. Железнодорожный переезд в миле отсюда, но я сплю чутко, а поэтому просыпаюсь моментально. Сбрасываю одеяло, вскакиваю и подхожу к окну.
Из-за этого я и купила дом.
Из окна спальни открывается прекрасный вид на сад, начинающееся за ним поле и темнеющий вдалеке лес. В лесу, кстати, есть два озера, куда так приятно бегать купаться летом. Да и жить здесь намного приятнее тоже в теплое время года.
Два дома по соседству с моим давно пустуют - арендодатели все не могут найти жильцов. Именно поэтому я вдруг замираю, углядев в одном из окон соседнего здания огонек. Хм… Трубы из спальни не видно, поэтому не могу сказать, затоплена ли печь. А если затоплена… интересно, как надолго хватит жильцов, узнай они, что по соседству с ними поселился дознаватель?
Кухня опять выстужена. Да, горничная нужна - но последней хватило где-то на месяц, после чего она сбежала ранним утром, прихватив свои пожитки и забыв про жалованье. Но я вроде не такая страшная.
С такими мрачными мыслями я одеваюсь, беру с вешалки тулуп и, подхватив большую корзину, выхожу на крыльцо.
Ночью опять шел снег - мои следы засыпало, добавив сверху. А вот соседи у меня действительно появились - из печной трубы соседнего дома валит дым, враз превратив угловатый дом колдуна в избушку лесной феи. Ну и отлично, вместе веселее.
Главное, на глаза не показываться. А то ещё вопросы будут…
От субботнего рынка меня отделяет четверть часа ходьбы. Но я не тороплюсь - наоборот двигаюсь прогулочным шагом, пытаясь запечатлеть всё - и низкое зимнее солнце над головой, и посверкивающий липкий снег, и деревья, укрывшиеся белыми шапочками. Через пару минут я сворачиваю в лес и некоторое время иду по опушке, наслаждаясь прекрасным зимним днем. Два беляка, не замечая моего любопытного взгляда, петляют невдалеке, оставляя на снегу восьмерки следов и темные горошины.
Но опушка заканчивается и мне приходится вернуться на дорогу. Здесь уже намного люднее - скрипят сани, запряженные лошадьми, пахнет жареным мясом и раздаются оклики торговцев. Не центр, конечно - почти деревня: недаром путь с работы пролегает через лес. Но… всё же лучше, чем каменная махина города.
Добравшись до рынка, я не спешу. Неторопливо прогуливаюсь между прилавков, сравниваю цены, где-то даже торгуюсь. Корзина постепенно заполняется продуктами. Продвигаясь к мясным рядам, я скольжу взглядом по мешкам с картошкой, как вдруг уже знакомый голос выбивает меня из колеи:
— Доброго утра, мисс Локуэл!
Я замираю. Нет, не показалось - со мной определенно поздоровался…
— Доброго, мистер Максвелл, — я всё же поворачиваюсь. Зеленые глаза иронично глядят на меня, а я внезапно ощущаю спазм внизу живота. Но виду не подаю, просто вежливо киваю головой, - как-то часто мы с вами начали встречаться, не находите?
— А почему бы и нет? — инквизитор улыбается. Он, как и я, одет просто - в короткую дубленку, теплые штаны, сапоги, — кто из нас не ходит по ярмаркам? Кстати, хотите чаю? Я приглашаю.
Я смущенно улыбаюсь - не была готова к такому напору. Но отказываться не хочется, да и домой, если честно, возвращаться не с руки.
— Спасибо.
Не говоря больше ни слова, мужчина забирает корзину и приглашающе подает мне руку, а я всё не могу избавиться от мысли, что как-то всё… странно. И, пока мы движемся к таверне, я пытаюсь понять: что не так?
Но не успеваю. Открывшаяся дверь допускает нас в теплое помещение, наполненное запахом жареного мяса и трав, а Максвелл уже ставит корзину на лавку и приглашающе отодвигает мне стул. И, что ужасно - я не могу уловить его эмоций: эта возможность доступна нам только в рабочее время. Сегодня же выходной - и пелена заклинания надежно скрывает мужчину от моего дара. Впрочем, это заклинание двустороннее.
Хоть в этом от него польза.
— Ну? — Риндан занимает стул напротив и заговорщицки смотрит на меня, а я… почему-то смущаюсь.
— Что?
— Какой чай будете, мисс Локуэл?
Открываю меню. Но не читаю - за почти пять лет выучила наизусть. Просто смотрю в кожаную папку и пытаюсь справиться с происходящим. А справляться есть с чем - губы начинают дрожать, под ложечкой посасывает, а Максвелл - вон он, сидит совсем рядом, не догадываясь о том, что со мной происходит.
— Черный. С чабрецом, — делаю выбор, захлопывая меню.
Инквизитор тут же подзывает подавальщицу - веселую девушку в форменном переднике:
— Чёрный чай с чабрецом, пожалуйста. И… что у вас к чаю?
— Пирожки с яблоком, — девушка симпатично краснеет и довольно умело стреляет глазками. Кажется, мимо - Максвелл спокоен как удав, только в глазах бегают смешинки.
— Давайте. И баранки. И мед. И варенье, — спокойно проговаривает он заказ, а я чувствую, как глаза лезут на лоб.
— Мистер Максвелл, — решаюсь я, наблюдая, как отходит подавальщица, — вы серьезно рассчитываете всё это съесть?
— Я рассчитываю, что вы мне поможете, — усмехается он, а я пораженно качаю головой.
Не то чтобы я всё это не ела…
Когда приносят чай, я уже успеваю освоиться. Помещение теплое и заполнено такими знакомыми отголосками эмоций. Я привычно их игнорирую - сказывается пятилетний опыт и уже заполненный эмоциями резерв. К Тревору нужно зайти не позже понедельника - если я не сброшу накопленное, проблемы у меня начнутся уже к следующей пятнице.
Решено! Выеду из дома пораньше, перед работой и заскочу.
— О чём думаете, мисс Локуэл? — инквизитор смотрит на меня, положив локти на стол.
— О своем, — коротко информирую мужчину о своем нежелании сближаться.
— Простите мое любопытство, — зеленые глаза искрятся весельем, — у вас просто такая выразительная мимика...
“Знал бы ты, о чем я думаю, так бы не веселился” - про себя проговариваю я, мило улыбаясь. Инквизиторам положено опустошать резерв реже - но на них и нагрузка вдвое меньше. Интересно, как он справляется?
Тем временем приносят чай и инквизитор проявляет себя прекрасным хозяином - наполняет чашки темной ароматной жидкостью, кладет на мое блюдце румяный пирожок и вообще ведет себя так, будто я в гостях у него дома, а не в краевой таверне. Он ничего не говорит - но улыбается при этом так, что мне становится не по себе.
— Хорошая погода, — начинаю осторожный разговор я, отламывая кусок еще теплой выпечки.
— Отличная, — серьезно кивает он, будто понимая мое смущение, — говорят, в Лаерж снега приходят редко.
— Иногда вообще не приходят, — улыбаюсь, — мы привыкли довольствоваться поздней осенью до весны.
— Значит, мне повезло.
Мы замолкаем. Я обеими руками вцепляюсь в чашку. Чай крепкий, заварен правильно. Только зеленые глаза напротив не дают покоя - я глотаю горячую жидкость, почти не чувствуя вкуса.
— Вы надолго?
— Боюсь, что да, — улыбается он, разводя руками, — инквизиторов ведь у вас не осталось. Со мной заключили контракт на полгода.
Я киваю. Со мной тоже заключали договор на тот же срок. И я ещё наивно надеялась, что по истечению контракта меня сочтут непригодной для службы.
— Почему вы выбрали такую тяжелую должность, мисс Локуэл? — глаза напротив уже не смеются - напротив, инквизитор предельно серьезен, — женщин на службе короны мало. Я бы сказал, единицы.
— Из-за моего дара, — решаю я не делать из очевидного тайны: все-равно рано или поздно узнает, — у меня большой резерв, а ещё я эмпат четвертой категории. Как вы понимаете, особого выбора у меня нет.
— Понимаю, — Максвелл откидывается на спинку стула и стучит пальцами по столешнице, — да, здесь момент тонкий...
— А вы? — задаю вопрос я прежде, чем разговор перейдет туда, куда не хотелось бы, — почему стали инквизитором?
— Примерно по той же причине. Резерв, правда, у меня небольшой...
“Значит, опустошать надо ещё реже” - думаю я, размешивая сахар. Понятно, почему он держится так спокойно.
— … но в отличии от вас, я эмпат шестой степени.
Услышанное заставляет меня замереть и удивленно посмотреть на мужчину.
Шестой. Последний, высший уровень эмпатии! В прошлом веке таких называли видящими, а в позапрошлом - еретиками. Собственно, из-за позапрошлого века их и осталось мало - Инквизиция хорошо проехалась по королевству, повсеместно истребляя эмпатов. А, учитывая, что свойство к эмпатии передается из поколение в поколение, то…
— Мистер Максвелл, а зачем вам это нужно? — вопрос срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю включить голову. Инквизитор удивленно поднимает голову и я вынуждена продолжить, хотя больше всего мне хочется провалиться под землю, - с вашим уровнем вы можете работать консультирующим инквизитором, без заключения контрактов, без этой...
Я не заканчиваю - вижу, что он понял и слово “кабала” так и остается непроизнесенным.
Максвел отвечать не торопится - берет с блюда пирожок, добавляет в чай два кусочка сахара, неторопливо орудует ложкой.
— Понимаете, мисс Локуэл, — наконец разражается он, — к сожалению, здесь дело во мне. Понимаете...
Он допускает паузу. Я терпеливо жду.
— Я трудоголик.
Это неожиданное признание заставляет меня рассмеяться. Смеюсь я долго, вначале прикрывая рот ладонью, а затем и без нее - заливисто, взахлеб. Максвелл вначале весело пялится на меня, а затем внезапно поддерживает - и вот уже мы смеемся в два голоса, заставляя оглядываться многочисленных посетителей таверны.
Как ни странно, эта неловкая ситуация здорово разряжает атмосферу и следующие полчаса я провожу, увлеченно слушая нашего нового инквизитора. И он меня не разочаровывает - вдохновенно рассказывает какие-то забавные эпизоды из службы, сыплет байками о столичной жизни и в какой-то момент я даже забываю, что мы сидим в битком набитой забегаловке. Мне интересно - давно у меня уже не было таких ни к чему обязывающих разговоров. И инквизитор это понимает, потому что подливает мне чай и срывается в ещё одну историю. Он не спрашивает, не интересуется - он дает мне возможность просто провести время в приятной компании. И я за это благодарна.
Наконец, после очередной истории и уже непонятно какой по счету чашки чая я случайно бросаю взгляд на окно и ойкаю, углядев за ним синие сливки сумерек. Часы обреченно демонстрируют мой провал - большая стрелка медленно ползет к трем. Кажется, мы засиделись…
— Кажется, мы засиделись, — транслирую мысль Максвеллу.
Тот удивленно поднимает бровь, но не спорит - просит подавальщицу принести счет и завернуть с собой пару несъеденных пирожков. И - вновь лукаво смотрит на меня.
— Вас проводить, мисс Локуэл?
— Не стоит. У меня ещё здесь планы. Спасибо за чай, мистер Максвелл.
— Просто Риндан, — поправляет он меня.
В этот раз спорить я не хочу.
— Хорошо.
Я набрасываю на голову платок, обматываю его концы вокруг шеи и инквизитор помогает мне надеть тулуп. Странное ощущение мужского тепла за спиной аукается мне очень скоро - сходя с крыльца таверны, я подскальзываюсь и падаю. Но не успеваю - меня быстро подхватывают и ставят на ноги, а я с сожалением констатирую в гортани знакомый спазм.
— Ну что же вы, мисс Локуэл, — укоризненно сообщает поймавший меня Риндан, — смотрите под ноги.
Я сдавленно благодарю, держась за деревянный поручень и отчаянно надеясь, что инквизитор не поймет. Вроде удается - мужчина, прищурившись, смотрит на меня, но ничего не говорит. Лишь подставляет локоть и уточняет, куда мне теперь.
— В книжную лавку, — прошу я, так и не понимая, помогут ли мне эти проводы или нет.
— Я могу вас подождать, — предлагает Риндан, но я качаю головой.
— Благодарю, но нет. Боюсь, я надолго.
Дальнейшей настойчивости не следует. Проводив меня до низкого покосившегося здания, Максвелл прощается, желает хорошего вечера. Отвечаю тем же - и расстаемся мы на приятельской ноте. Не дожидаясь, пока мужчина скроется за поворотом, я взбегаю по низкой лестнице и толкаю дверь, вдыхая восхитительный запах бумаги и типографских чернил.
Я сижу в лавке долго - до тех пор, пока за окном окончательно не сгущается ночь и не зажигаются фонари. Присев за стол, листаю томик за томиком, старательно игнорируя вопросительные взгляды продавца. Наконец отбираю с десяток книг и, договорившись о доставке, выхожу в ночь, с наслаждением вдыхая морозный воздух. И только поймав извозчика, внезапно понимаю, что мясо я так и не купила.
Темная дорога способствует мыслям. Уткнувшись носом в воротник тулупа, я вспоминаю сегодняшний разговор. Интересно, есть ли у инквизиторов семьи? Ответа на данный вопрос я точно не получу - данные о личной жизни эмпатов выше пятого уровня хранятся под знаком государственной тайны. Сомневаюсь, что Максвелл сделает для моего любопытства исключение.
Сомневаюсь, что я его вообще о подобном спрошу.
Придерживая рукой корзину, я почти сползаю в сон, пока судорога, ящерицей пробежавшая по спине сверху вниз, не заставляет меня открыть глаза. Странно, в прошлые разы приступы были намного реже… неужели последнее дознание так повлияло?
Поэтому я так не люблю допрашивать женщин. Слишком много эмоций - разных, зачастую противоположных, куча полутонов и оттенков… не каждый выдержит.
Извозчик тихо правит сани. Мы движемся по заснеженной лесной дороге и только звон колокольчика оглашает округу. Тихо… волков здесь нет, изредка встречаются дикие кабаны и лоси. Но с наступлением зимы покой в округе нарушают только зайцы, наглость которых порой не знает границ.
И яблони надо укрыть…
Когда мы подъезжаем к калитке, я первым делом смотрю на соседский дом. Из трубы по прежнему идет дым, да ещё горит окошко на первом этаже. Там располагается кухня - я точно это знаю, так как перед покупкой осмотрела все дома на этой улице.
Интересно, кто же там живет?
С этими мыслями я отпираю дверь, переодеваюсь и даже достаю с ледника курицу. Дом, протопленный с утра, хорошо держит тепло и мне всего лишь остается повернуть несколько вентелей для нагрева воды: мысли о горячей ванне приходят сами собой.
Я разогреваю щи, ставлю запекаться курицу с картошкой и при этом гипнотизирую взглядом одинокий томик на подоконнике: приключенческие романы - моя страсть. И, пусть я путешествовала мало, что мне мешает сделать вместе с любимыми героями на страницах книг?
Пока готовится еда, я не выдерживаю - плюхаюсь в кресло и раскрываю книгу. И - пропадаю. И лишь почуяв запах подгорающей еды спохватываюсь и в последний момент успеваю спасти курицу от сгорания, а себя - от голодной смерти. И все для того, чтобы снова вернуться в кресло.
Нет, всё-таки меня только могила исправит.
Утро встречает меня все тем же гудком паровоза. Подойдя к окну, я первым делом бросаю взгляд на соседский дом. На этот раз в окнах темно, зато фонарь над задней дверью горит крошечным светлячком. Живут. Приятно.
Привычно сбегаю вниз, ставлю чайник, смотрю на часы. Извозчик заедет через полчаса, а значит времени впритык.
Но мне хватает. Бросаю в сумку сменную одежду (дети же - на всякий), расческу, припасенные с визита на праздничную ярмарку гостинцы и к тому моменту, как у калитки звонит путевой колокольчик, мне остается только накинуть шубку. Платок предпочитаю проигнорировать - скручиваю тяжелый шелк волос в узел, закрепляю из-за нехватки времени первым, что попалось под руку и захлопываю дверь, предварительно захватив с притолоки ключ.
Экипаж на этот раз закрытый и мне удается расслабиться и даже прочесть несколько глав, не отвлекаясь на холод и неудобства. Писатель ведет героев в дебри сказочного леса и я уже готова преодолеть волшебный рубеж вместе с ними, но экипаж останавливается возле знакомого дома белого камня с голубыми ставнями и железным флюгером на трубе.
— Приехали, хозяйка, — лениво откликается извозчик.
Выйти спокойно мне не дают. Дверь дома распахивается (ждали, я знаю) и ко мне летят две кометы.
— Тетя Мейд!
Привычно подхватываю подлетевшего первым Лоя на руки, чувствуя, что волосы вновь падают на плечи.
— Надорвешься! — усмехается Адель, степенно спускаясь с крыльца. Могла бы и скорее, но огромный живот с очередным моим племянником нужно носить бережно, о чем я и напоминаю ей каждый свой приезд.
— Всё хорошо, — улыбаюсь я сестре прежде, чем на моих волосах начинает висеть маленькая Тайра.
— Тетя Мейд, тетя Мейд, а меня?
— И тебя, мой хороший, — подхватываю на руки и этот крошечный шарик радости. Извозчик не торопится - улыбаясь, смотрит на наш привычный семейный разврат.
— Давайте в дом, — подгоняет сестра, сдувая с лица рыжую прядь. Адель пошла в мать - мне же достались темные локоны отца. И, к сожалению, его дар.
Держа Тайру одной рукой, второй неловко расплачиваюсь с извозчиком и рычу на Адель, которая умудрилась подхватить мою сумку. Препираясь и смеясь, мы заходим в дом и я тут же слышу шум механической коляски.
— Привет, Мейделин, — Джо въезжает в комнату, ловко управляясь с рычагами.
— Привет, — целую в щеку крепкого мужчину, волей судьбы оказавшегося прикованным к коляске. Это не сказалось на их браке - да и на детях, если посудить, тоже.
Лой залетает в коридор вслед за нами и тут же уносится куда-то в лабиринты дома.
— Давай, мой руки и за стол, — командует Адель, повязывая передник, - совсем тебя заждались.
— Но я не опоздала! — пытаюсь оправдаться я, уже открывая кран.
Адель в очередной раз проявила чудеса кулинарной сноровки. Пользуясь случаем я отдаю должное и жаркому из кролика, и сырному салату, и хрустящим картофельным шарикам. И только когда сестра вносит огромный сливовый пирог, а дети вылезают из-за стола и отправляются потрошить гостинцы, мы можем поговорить.
— Как на службе? — она всегда задает этот вопрос. Сестра простить себе не может, что дар достался мне. Но я в тот момент действительно была сильнее - лихорадка не пощадила нашу семью, сократив её численность и подорвав веру в светлое будущее у отца.
— Хорошо, — я вгрызаюсь в пирог и зажмуриваюсь от удовольствия: вкусно!
— На следующие выходные приедешь?
— Нет, дежурю. Тебе уже скоро? — киваю на живот и Адель смеётся:
— Ты каждый раз об этом спрашиваешь. Если бы я знала дату рождения малыша, ты была бы уже в курсе.
— Я тоже был бы не против узнать, — вклинивается Джо, — равно как и то, кто же там прячется!
Мы весело смеемся, но моё веселье заканчивается быстро: грудь резко простреливает болью. Не удержавшись, я морщусь, чем и привлекаю внимание всех. Без исключения.
Первой отмирает Адель:
— Мейд, это то, о чём я думаю?
Понимая, что уже сдала себя со всеми потрохами, я киваю.
— Давно?
— Полтора месяца.
Я преуменьшаю срок, потому что знаю - если скажу реальный, сестра меня убьет. Но даже это не спасает. Адель бросает серьезный взгляд на мужа и прикусывает губу, а я замираю, уже зная, что сейчас услышу.
— Я смешаю настой, — с этими словами Джо разворачивает коляску и выезжает в коридор. Он мог бы не торопиться, если бы не знал, что сейчас будет.
Я бы тоже убралась куда подальше. Но не в этот раз.
— Мейд, ты совсем сдурела?! Или тебе прошлого раза недостаточно?!
— Это шесть лет назад было, — слабо отбиваясь я, уже признавая поражение.
— И что, ты забыла, как это?
Не забыла. Сложно забыть, когда твое почти бездыханное тело порталом переправляют в центральный госпиталь и на целый месяц ты оказываешься отрезана от всего мира.
Я никогда так больше не рисковала. Кроме этого раза.
— Мне было не до этого, — окончательно сдаюсь я.
— А до чего?!
— Сертификация, сдача на правки, десять лишних дежурств, коллоквиум...
— По ночам у тебя тоже коллоквиум?
— По ночам я сплю! — не выдерживаю я и тут же жалею, углядев потрясение в сестринских глазах, — прости, не подумала. Но я действительно спала - по пять часов, больше не получалось. Когда же мне ещё и...
Адель молчит, гипнотизируя стену и я её понимаю: излитие нереализрванного резерва - то ещё испытание. А ей и Джо достаточно. Да ещё и беременность.
— Ну прости, — я дотрагиваюсь до хрупкой ладони с просвечивающими ниточками вен, - я завтра с самого утра к Тревору, оформлю контракт. До пятницы буду в порядке.
Cестра ничего не отвечает, но я уже вижу - гроза миновала. Да и Джо сейчас подтянется - а о его мастерстве и говорить не приходится. На его зелья очередь растягивается на несколько месяцев… зато я могу воспользоваться его услугами вне очереди.
Мы какое-то время сидим в тишине, пока вновь не раздается шум коляски.
— Вот, держи, — Джо протягивает мне склянку темного стекла, — по три капли перед каждым приемом пищи и пять - перед сном.
— Штормить не будет? — улыбаясь, я забираю зелье.
— Как будто тебе выбирать, — возвращает мне улыбку он.
Я остаюсь у сестры до позднего вечера. После обеда вожусь с детьми, помогаю их мыть и самолично укладываю, а после этого долго болтаю с Джо, сидя у камина. Я люблю здесь бывать - мне нравится и их спокойный уклад жизни, и мудрость мужа сестры, и их глаза, которые светятся любовью, когда они смотрят друг на друга. Наконец, когда колокольчик извозчика звенит у ворот, прощаюсь, напоследок дотрагиваясь до круглого живота Адель.
— Сообщи, как доедешь, — просит она.
— Обязательно, — улыбаюсь я, махая рукой Джо.
Дорога назад уже не кажется скучной. Глядя в темное окно, я улыбаюсь, вспоминая подробности вечера. И все-таки семья - это здорово. Жаль, у меня такой не будет.
Дознаватели редко выходят замуж - этому не способствует ни специфика работы, ни сама ипостась страшного одаренного. Странно как - темные века остались в прошлом, только люди из них не все вышли. Вот и пожинаем плоды работы инквизиции в виде оплеух жизни и шарахающихся людей, стоит им только узнать, кто мы.
Надо бы узнать у Максвелла, как инквизиторы относятся к тому, что им сохранили старое название.
До дома доезжаем почти без приключений - лишь единожды экипаж заносит и по привычке я вцепляюсь в ручку, прикрученную у окна. Но возница ловко выравнивает ход и через полчаса тормозит у скрипучей калитки.
А в соседнем доме горит свет.
Утром я не дожидаюсь гудка паровоза - вскакиваю, когда небо на востоке едва начинает окрашиваться в цвета солнечного королевства. Вливаю в себя горячий чай вприкуску с купленным позавчера печеньем, набрасываю шубку и выскальзываю из двери ровно за мгновение до того, как у дома тормозит экипаж.
— Как обычно? — крепостной извозчик уже знает мой маршрут.
Но я машу головой:
— Нет. Вначале к Тревору.
Стоит мне только захлопнуть дверцу, как экипаж трогается с места. Возничий знает, куда - “к Тревору” рано или поздно ездят все - и дознаватели, и инквизиторы. Правда, не всегда успешно, но что уж есть…
Мне должно повезти.
Мы тормозим у светлого особняка со стрельчатыми окнами, но я не стремлюсь к главному входу - наоборот, обхожу дом слева и по каменным скользким ступеням спускаюсь в подвал. На стук дверь почти сразу открывается и первым, кого я вижу, скользнув внутрь - огромного рыжего кота.
— Привет, Тревор! — улыбаюсь я, уже почесывая усатого за ухом. Тот сыто щурится и, подумав, начинает урчать.
— Мейделин?
— Привет, Нейт, — оборачиваюсь, улыбаясь.
Хозяин лавки магических зелий и по совместительству этого шикарного особняка - мой приятель. Когда ты оказываешься в городе, отрезанной от своей семьи, поневоле приходится заводить знакомства.
Нейт на эту роль подошел отлично.
— Какими судьбами? — продолжает уточнять зельевар, мягко двигаясь вдоль прилавка. Он уже видит - его лаборатория является рабочей зоной, а значит, наши эмоции на виду. И пусть у него только второй уровень эмпатии - этого хватает.
— Мне бы контракт… — почти прошу я, уже видя, как поджимаются его губы.
— Контракт… — повторяет он и я чувствую исходящую от него волну сомнения, смешанного с какой-то растерянностью, — не уверен, что в этот раз смогу помочь.
— Почему?
Я растеряна: Нейт был моей последней надеждой. Без неё мне...
— После того, как уволился ваш инквизиторский состав, мои люди неохотно берут заказы.
— Это как-то связано?
— Понятия не имею, — мужчина смотрит на меня, а его руки под прилавком перебирают флаконы, — я пытаюсь выяснить, но пока глухо. Может, тебе пока…
— У меня есть, — отказываюсь я, натыкаясь на понимающий взгляд:
— Джо, да?
Киваю.
— Как он?
— Хорошо. Ждет, пока Адель подарит ему третьего.
— Да ты что? — темные глаза Нейта теплеют, по краю радужки пролегает золотистый ободок, — как родит - передавай поздравления. И… скажи, после нового года заеду.
— Хорошо.
Я уже поворачиваюсь, чтобы уйти, как в спину мне летит:
— Давай всё-таки попробуем. Но без гарантий.
У меня с плеч будто скала сваливается - все-таки есть шанс… остаться человеком.
Подписав все необходимые бумаги, я выбегаю из мастерской. Извозчик терпеливо дожидается у ворот. Он в курсе нашей специфики, поэтому лишних вопросов не задает - лишь когда я оказываюсь рядом, задает вопрос:
— Как Тревор?
— Отлично, — улыбаюсь, — сыт, толст, доволен - что ещё надо коту?
Экипаж трогается, а я все ещё не могу погасить улыбку. И как Нейт не обижается…
К крепости подъезжаем вовремя - короткая стрелка на городской ратуше стоит четко на восьмерке в то время, как длинная указывает на “без пяти”. Сегодня допросов не предвидится - разве что-то совсем экстраординарное. А значит, меня ждет стандартный рабочий день и куча писанины.
Каланхоэ выжил. Я констатирую это сразу, как только попадаю в кабинет. Переставив везучее растение на подоконник - поближе к тусклому зимнему утру, я не выдерживаю - зажигаю верхний свет, настольную лампу, раздвигаю тяжелые портьеры. Зимой мне отчаянно не хватает солнца - и сегодняшний день не является исключением.
На растопку камина уходит ещё четверть часа - хоть в крепости и топят, я никогда не отказываюсь от живого огня. Да и работы немного - я всегда заполняю документы по горячим следам, поэтому сегодняшний день будет посвящен переносу данных из моего личного планшета на бланки строгой отчетности. Поэтому я не тороплюсь - хожу по комнате, разминаю шею, поправляю статуэтки, рядочком стоящие на книжной полке. Там же нахожу пару нечитанных книг - в прошлый раз не зашли, но что мешает дать им второй шанс?
Наконец, все дела переделаны и мне ничего не остается, кроме как заняться своими непосредственными делами. Я подхожу к сейфу, но открыть его не успеваю - на столе вибрирует магический передатчик.
Дознаватель…
— Мисс Локуэл?
Ну конечно, кто же ещё…
— Вам не кажется, что мы слишком часто общаемся, мистер Максвелл?
— Не кажется. Но, если честно, я бы предпочел контактировать с вами по более приятным поводам.
Его голос собран и в нем, кажется, проскальзывают нотки тревоги, поэтому подбираюсь я мгновенно.
— Что случилось?
— Разрешите, я зайду?
Киваю, словно он может меня видеть:
— Да, конечно.
Оставшееся время до прихода инквизитора я провожу странно: зачем-то ставлю чайник, смахиваю пыль со стола и долго, до скрипа, протираю листики несчастного каланхоэ. И, наконец, когда за дверью слышится стук, будто выныриваю из странного сна.
— Войдите!
Дверь незамедлительно отворяется, являя мне инквизитора во всей своей красе.
Он уже не на дежурстве, а штатная служба требует и выглядеть соответственно. Я сотни раз видела инквизиторскую форму, но в этот раз просто не могу отвести взгляд от черного костюма с красными вставками и серебряными пуговицами. На парадной форме пуговицы золотые, а красные вставки заменены другими, цвета засохшей крови.
В память о погибших одаренных в темные века.
Я не знаю, сколько времени я изучаю стоящего на пороге Максвелла. Минуту, две - а может, целую вечность? И он реагирует - искривляет губы в ироничной усмешке и немного ехидно замечает:
— Мисс Локуэл, если вы закончили...
Спохватившись, отвожу взгляд, автоматически набрасывая на себя завесу отрицания. А то ещё почувствует весь букет моих эмоций. Конечно, утешение слабое - инквизитор чувствует изменившуюся атмосферу и его ноздри на мгновение раздуваются, точно у хищника, почуявшего жертву. Но мужчина тут же берет себя в руки, делая вид, что ничего не заметил и проходит в кабинет. В его руке я замечаю темную папку института пристального дознания.
Так, а это уже интересно.
— Присаживайтесь, — пользуясь правом хозяйки, гостеприимно указываю инквизитору на стул, — чаю?
— Нет, благодарю, — он вновь усмехается, — я после прошлого всю ночь заснуть не мог.
Звучит… двусмысленно, но я стараюсь не подавать виду - сажусь напротив и внимательно смотрю на Максвелла. Зелье действует - я не чувствую никаких спазмов или слабости. Джо все-таки волшебник.
— Сегодня я принимал дела у уволившихся инквизиторов, — Риндан серьезен, — заочно, конечно.
Киваю.
— И в ряде документов нашел странные и, что самое главное, повторяющиеся ошибки.
— Вот как? — я пока не понимаю, что сподвигло мужчину советоваться со мной.
— Смотрите, — он открывает папку и я послушно склоняюсь над ней. Наши головы сближаются и я все-таки чувствую слабый прострел в позвоночнике, — здесь описаны эмоции задержанных.
Пробегаю взглядом по строчкам. Страх, ненависть, разочарование, презрение… снова страх… Степени выраженности эмоций заботливо прописаны в поле рядом.
— Вам ничего не кажется странным?
Поджав губы, некоторое время смотрю на написанные ровным почерком строки. Затем забираю папку и отхожу к окну. Ещё раз читаю и, поднеся листок к носу, вдыхаю запах чернил.
— Даже не знаю, с чего начать, — выдаю я, осознав размер подставы, — и много таких дел?
— Боюсь предположить, но около полусотни.
Привалившись к стене, прикрываю глаза:
— Нужно писать в столицу. Срочно.
Через час все стоят на головах. Прибитая к общему шторму отдельным течением, имя которому Риндан Максвелл, я покорно поддаюсь всеобщему безумию. Допросы отменены и лишь дежурный дознаватель и дежурный же инквизитор остаются на своих местах. Мы же все брошены во власть архива.
Ряды темных папок (пока что за последние полгода) пугают своим количеством. Сняв завесу отрицания, приступаю к делу: проглядываю дело на предмет дописанных строк, сообщаю секретарю, дожидаюсь подтверждения инквизитора. И так по всему архиву. Девять дознавателей, на которых приходится всего лишь три инквизитора, действуют так же и по всему архиву разносится шелест бумажных страниц.
Риндан занят с другими следователями - но я регулярно слышу его голос, доносящийся из-за рядов книжных полок. А со мной работает другой инквизитор, тоже из новых. Он мне неприятен, от него терпко пахнет лакрицей и, что самое страшное - он это понимает. А посему лишь криво усмехается, подтверждая очередные мои слова. Завесу отрицания пришлось снять - здесь им нужны мои эмоции.
Проглядев с полусотни папок, я как-то незаметно для себя втягиваюсь и инквизитор уже не вызывает отрицательных эмоций. И даже когда в коротком перерыве он предлагает мне чай, я улыбаюсь и киваю.
В архиве не топят - тепло разрушает магические заклинания, призванные сохранить бумагу от разрушения. Но шубка греет слабо - промороженный камень с успехом выполняет свою функцию, превращая архив в филиал ледника. Я уже даже не обращаю внимания на окоченевшие пальцы, лишь изредка, на автомате, cогревая их заклинанием горячей крови - единственным доступным здесь, да и то, в качестве исключения.
А папкам конца и края нет… архив поднят уже за последний год и секретари кладут на мой стол все новые и новые стопки дел. Голоса Максвелла уже не слышно - видать, завалило работой, а может, просто я перестала обращать внимания на то, что творится вокруг.
И вновь папки, папки…
Когда темнеет, в архиве зажигают свет - круглые светильники, дрейфующие над потолком, являются плохими помощниками - я хмурюсь и морщусь, пытаясь разглядеть разницу в чернилах. Наверное, именно поэтому инквизитор вдруг качает головой:
— Не стоит.
Я вопросительно гляжу на мужчину.
— Я попрошу приостановить рассмотрение до завтра, — с этими словами он поворачивается и исчезает за полками, оставляя меня с раскрытым делом в руках.
Срабатывает. Подошедший через несколько минут после ухода инквизитора секретарь сообщает, что на сегодня всё. Кладу дело и некоторое время просто стою, пытаясь ощутить тепло в окоченевших ногах. Холод есть холод - здесь даже теплые сапожки с мехом не спасут. По приезду домой надо залечь в ванну.
Я все же сдвигаюсь с места. Прохожу мимо двойного конвоя из гвардейцев и уже на лестнице сталкиваюсь со “своим инквизитором”. Он, судя по всему, намерен остаться в архиве - и, проходя мимо, лишь кивает мне:
— Хорошего вечера, мисс Локуэл.
— Спасибо, — киваю, стараясь не думать, откуда он знает мою фамилию, — и вам…
— Вальтц, — улыбается он кончиками губ, — просто Вальтц.
— Хорошего вечера, Вальтц, — искренне желаю я, отвечая на улыбку.
Домой я приезжаю разбитой. Как назло, угли прогорели и дом вновь наполнился холодом. Поэтому я вновь долго выгребаю золу, разжигаю огонь, а затем, не раздеваясь, заползаю под одеяло в выстуженной спальне. Меня трясет - вряд ли усталость тому виной. Про ванну вспомнить не удается - я проваливаюсь не в сон: куда глубже.
Из небытия меня резко вырывает несколько часов спустя: непрекращающаяся судорога проходит по телу, заставляя меня выгнуться и сдавленно застонать. Зелье… зелье Джо стоит на столе в кухне. Последний раз я пила его перед выходом на работу, а переносной пузырек так и остался лежать в кабинете: во время постоянной работы с инквизитором зелья запрещены. Поэтому я так не люблю пристальное дознание.
Морщась и постанывая, сползаю вниз, понимая, что ноги не слушаются. Наливаю воду. Темное густое зелье капает в воду, расплываясь по поверхности масляными пятнами. Пять… мало. Шесть, семь, восемь… В самый раз!
Опрокидываю стакан и некоторое время сижу, чувствуя, как по телу растекается тепло. Ноги постепенно становятся послушными, а судорожные проявления отступают на второй план. Но сейчас всплывает другая проблема: Джо, рассчитывая на скорое нахождение мной мужчины, смешал слишком мало. И теперь зелья осталось на донышке. Около двадцати капель - на работе. А всего…
До послезавтра включительно.
Решив подумать об этом утром, я гляжу в окно и вижу, но уже почти рассвело. Ложиться спать не имеет смысла и поэтому я решаю совершить запланированное вчера и поворачиваю вентиль для нагрева воды.
Время до работы я коротаю в ванной. Взятая с собой в царство воды книга так и остается нераскрытой: мне откровенно плохо. Все же Адель права: так запускать ситуацию не следовало. А ведь если бы можно было обойтись без мужчины, всё было бы гораздо проще.
Я высовываю из исходящей паром воды ногу и некоторое время задумчиво гляжу на конечность. Нейт должен справиться - он явно понял, что мне очень нужно. А значит - приложит все усилия.
Завернувшись в полотенце, я сушу волосы теплым паром из трубы для нагрева воздуха и, набросив домашнее платье, мельком смотрюсь в зеркало. Отражение выдает мне правдивую картину: спутанные пряди цвета гречишного меда, лихорадочный румянец на щеках. После зелий Джо меня всегда штормит - аллергия на некоторые компоненты заставляет мужчину подбирать альтернативу и из без того небольшого списка. Но я не в обиде - сама виновата.
Есть не хочется. Но, вспомнив о том, что вчера я довольствовалась лишь печеньем, я заставляю себя съесть несколько картофелин и небольшой кусочек мяса. Если всё будет, как и вчера - мне понадобится энергия.
Город встречает мокрым снегом. Вот тебе - то всю зиму льет, как из ведра, то зима решает одарить нас всем своим великолепием. Выбираясь из экипажа, стараюсь не наступить в лужу. Тщетно - все же оступаюсь и правый сапог тут же заполняется ледяной водой. Как же некстати! Хорошо, что в кабинете есть сменная обувь.
Хлопнув дверью собственной обители, я быстро переобуваюсь. Кожаные ботинки на тонкой подошве плохо подходят на роль замены, но с мокрой ногой в архив я уж тем более не спущусь. Радуясь, что сегодня вместо штанов надела теплое длинное платье, я пристраиваю пострадавший сапог у огня и спускаюсь вниз.
Всё те же лица и те же длинные ряды папок. Вальтц приветливо кивает мне от окна. Отвечаю ему тем же - несмотря на первичную неприязнь инквизитор все же показал себя неплохим человеком. Судя по всему, работать нам сегодня тоже предстоит вместе. Привычно усаживаюсь на стул. Платок с головы не снимаю - меня бросает то в жар, то в холод. Ощущения для меня привычные, но зелье Джо здорово ослабляет иммунитет. Как бы не простыть.
— Приступим, — мой голос звучит хрипло и инквизитор недоверчиво глядит на меня. Качаю головой - мол, всё в порядке. Вальтц пожимает плечами, будто говоря, что это не его дело, и мы начинаем.
На втором десятке папок что-то меняется. Вначале за стеллажами раздается странный шум, но я не подаю вида, старательно рассматривая чернила. А затем дверь распахивается и на пороге появляется Максвелл.
— Уважаемые работники нашей скромной обители! — его голос, приправленный толикой юмора и усиленный заклинанием разносится по архиву, отражаясь от его стен и птицей возносясь к сводчатому потолку, - прошу принять во внимание, что до четверга нам необходимо закончить с архивом! В пятницу прибывает королевская комиссия дознания и нам необходимо знать истинное положение вещей! Всем хорошего дня! - на этом видимо, объявление заканчивается.
Инквизитор слегка морщится, снимая заклинания усиления звука и ловит глазами мой взгляд. Я слегка улыбаюсь и наклоняю голову в приветствии. И меня тут же ведет - слегка, несильно - но этого хватает, чтобы мужчина подобрался и, прищурившись, внимательно посмотрел на меня. Тут и ходить далеко не надо - вон как активизировались поисковые потоки в помещении! Максвелл сканировал меня - сканировал быстро, умело и по возможности незаметно. Для всех ниже четвертого уровня.
— Мистер Максвелл, если вам что-то нужно узнать - лучше спросите, - устало прошу я, ощущая, как вновь простреливает позвоночник.
Вальтц недоуменно смотрит на меня. Запах лакрицы становится невыносимым.
— Мне вас покинуть?
— Да! — припечатывает Риндан и мне ничего не остается, как кивнуть.
В том, что Максвелл почувствовал мое состояние, уже не остается сомнений: уж слишком изучающим становится его взгляд, стоит только Вальтцу выйти. Шаг. Ещё шаг. Почти сжавшись в комок, я наблюдаю за приближением инквизитора. Его эмоции я прочесть не могу - не хочу узнать, что…
— Мисс Локуэл, с вами всё в порядке? — вкрадчиво интересуется мужчина, приблизившись почти вплотную.
Покусывая губы, молчу. Что тут говорить? Ложь он распознает слету.
— Значит, не в порядке, — тихо констатирует Риндан и, схватившись за спинку стула, разворачивает его к свету. Я разворачиваюсь вместе со стулом, уже через мгновение оказываясь во власти изучающего взгляда инквизитора. А впрочем, ему хватает пары мгновений.
— Так-так-так…
В мужском голосе не слышно ровным счетом никаких эмоций и, решившись, я осторожно сканирую помещение и тут же осекаюсь, чувствуя, как нас двоих окружает полог безмолвия.
— Не трудитесь, Мейделин, — мужчина насмешливо глядит на меня и я едва не втягиваю голову в плечи. Он впервые назвал меня по имени и я все ещё не могу понять, какие эмоции внутри меня это вызывает, — скажите лучше, как вам в голову пришло явиться на работу в таком состоянии?
В ответ я бурчу нечто невразумительное, но очень оправдательное. Не работает - он выслушивает меня со всем вниманием, а стоит мне замолчать, выносит вердикт.
— Домой. Лечиться, - и не успеваю я открыть рот, добавляет, — я провожу.
Галантно придерживая меня под локоть, Риндан выводит меня из архива. Я, признаться, ему благодарна - в голове с каждой минутой шумит все больше, а ноги так и вовсе подгибаются. Вальтц стоит у окна, опершись на подоконник. При нашем появлении он оборачивается, открывает рот и…
— Мисс Локуэл приболела. Найди себе другого напарника.
Виновато улыбнувшись, я развожу руками, слыша над ухом ироничный хмык. Но Вальтц всё понимает. Кивает, соглашается, желает мне хорошего дня и возвращается в архив, оставляя нас наедине.
Перед самым выходом из крепости я торможу.
— Мне надо переобуться.
Вопросительный взгляд заставляет рассказать о многострадальном сапоге. Внимательно меня выслушав, Максвелл так же молча подхватывает меня на руки и выносит из крепости.
Я окаменеваю - такое поведение для мужчины недопустимо. Но инквизитор, кажется, не смущается - несет меня к темной массе экипажа так уверенно, будто всю жизнь этим занимается.
— Отпустите меня, — осторожно прошу.
Нет. Глухо, как в ночью в бане. Поднеся меня к ожидающему извозчику, Риндал, не ставя меня на землю, распахивает дверь и сгружает меня внутрь. Подождав, пока я устроюсь на твердом холодном сиденье, запрыгивает следом и ударяет ладонью по стенке экипажа.
— Поехали!
Мы трогаемся с места, а я не свожу с мужчины глаз.
— Что, мисс Локуэл? — усмехается тот.
— Вы едете… со мной? — решаюсь я на вопрос.
— Я же сказал - провожу, — как само собой разумеющееся объясняет он, — заодно прослежу, чтобы вы не вернулись на работу. А то вдруг вы тоже трудоголик?
Шутка удается, но смеяться над ней нет сил. Низ живота простреливает болью и, чтобы не показать своих эмоций, я отворачиваюсь к окну, набрасывая завесу отрицания на свою скромную персону.
— Вам влетит за магию в архиве, — тихо сообщаю Риндалу.
Тот так же тихо смеется:
— Переживу.
Некоторое время мы едем молча - глядя в окно, мимо которого проносятся хлопья снежной каши. Сегодня вторник - наверняка у Нейта должны быть для меня новости.
— Мистер Макс… — начинаю и тут же осекаюсь под ироничным взглядом, — Риндан, нам нужно кое-куда заехать по дороге.
— И куда же? — он не сводит с меня глаз.
— К… — я откашливаюсь: не каждый день приходится признаваться в подобном мужчине, — к Тревору.
В глазах инквизитора медленно, но верно проступает понимание.
— К Тре-евору, — протягивает он, а я неожиданно краснею, понимая, что Максвелл уже в курсе всех наших тайных мест. А хотя его наверняка просветили в первый день - тоже же актуально.
— К нему, — киваю как ни в чем не бывало.
Подумаешь - новость! Каждому дознавателю рано или поздно требуется разрядка. А учитывая, что в вопросах личной жизни мы плетемся в хвосте всех желающих, неудивительно, что дело поворачивается таким боком.
Некоторое время инквизитор молчит, гипнотизируя сиденье напротив, точно решая, стоит ли причина смены маршрута. Я терпеливо ожидаю, осознавая, что повлиять на решение мужчины уж точно не смогу. Да и хочу ли? Дрожь, пробегающая по пальцам и отдающаяся в затылке беспокоит меня куда больше. Действительно, и зачем поехала? Знала же, что и сегодня тоже потребуется протянуть день без зелья.
— Я сам заеду к Тревору.
Вздрагиваю и смотрю на Максвелла, сразу напарываясь на спокойный взгляд.
— Но вначале отвезу вас домой и прослежу, чтобы горничная сделала вам чай.
Я смеюсь:
— Нет никакой горничной, Риндан.
— Почему?
Вздыхаю. По поводу Тревора инквизитор явно предупрежден, а о том, что ввиду близости к пустошам Шарры, где в прошлом веке сжигали колдунов, люди очень настороженно относятся к нашему брату - нет. Но мне уже лучше и я решаюсь на короткий рассказ. Заодно затрагиваю ряд суеверий, коснувшихся наших краев. Максвелл хмурится, но не перебивает - лишь допускает короткий смешок, когда я рассказываю мертвых воронах на крыльце.
— Только не говорите, что меня это тоже ждет.
— Нет, — успокаиваю я мужчину, — после просветительской деятельности кардинала ситуация улучшилась.
Он кивает, принимая пояснения, и его лицо светлеет.
— Ну и отлично. Терпеть не могу дохлятину.
Я качаю головой. Здесь, в Лаерже порой оживает прошлое - и я не уверена, что готова столкнуться с ним лицом к лицу.
— Хорошо ещё, что религиозных фанатиков нет, - выдаю, поворачиваясь к мужчине.
Тот заинтересованно сверкает глазами:
— Да, это несомненный плюс.
На этих словах экипаж тормозит возле моего дома. Риндан спрыгивает первым, подает руку. Я жду фальшивых восхвалений своей старой обители, но, на удивление, их нет. Инквизитор оглядывает дом, будто бывал здесь десятки раз, и осторожно ведет меня по скользкой дорожке, замечая только:
— Садовника бы вам.
— На днях думаю пригласить, — улыбаюсь.
У двери я долго ищу в карманах ключ, пока не понимаю, что оставила его в кабинете. Поэтому лезу под старый горшок у крыльца и достаю запасной. Максвелл удивленно вскидывает брови:
— Отчаянно!
— Нормально, — усмехаюсь я, — кто полезет к дознавателю?
Я права - с тех пор, как я поселилась в этом доме, в районе резко снизился уровень преступности: не любят подозрительные личности вести дела в местах, где в любой момент тебя могут схватить за самое ценное. Но вслух я не говорю ничего - отпираю дверь и жестом прошу инквизитора пройти в дом.
Здесь, слава Богине, тепло. Бросив взгляд на приоткрытую печную заслонку, я понимаю, что забыла пригасить пламя. Спасибо хоть дымоход открыла. Риндан помогает мне снять шубу, сбрасывает сапоги и озирает моё скромное хозяйство.
— Симпатично!
— Спасибо, — благодарю я уже от окна, где отмеряю новую порцию зелья, — будете что-то...
Договорить не успеваю - инквизитор качает головой:
— Я бы с удовольствием, Мейделин, но вынужден вернуться на работу. Сейчас только отведу вас в постель.
Возражения застревают где-то в горле - я внезапно понимаю, что, в общем-то, и не против.
Максвелл действительно выполняет обещание - терпеливо ожидает, пока я переоденусь в ванной, затем отводит наверх. У кровати я нахожу исходящую паром глиняную кружку.
— Я не помню, чтобы вы ставили чайник.
— Я не ставил. У меня было мало времени.
Значит, магия. Вдыхаю незнакомый аромат. Пахнет фиалками, лимоном и ещё чем-то знакомым, но неуловимым.
— Имбирь?
Риндан кивает:
— Имбирь. Ещё лимонник и розовый лист.
Благодарно улыбаюсь, понимая, что аллергии на этот букет у меня уж точно нет. А поэтому отпиваю маленький глоток и осекаюсь, ловя насмешливый взгляд.
— В кровать ложитесь.
Послушно забираюсь под одеяло, радуясь, что с утра сменила простыни: на свежей ткани, пахнущей полынью, лежать приятно. Максвелл проходится по комнате, проводит несколько минут у камина и, когда пламя в нем начинает лизать дрова, всё же находит раскрытый на нужной странице томик. Его брови взлетают вверх:
— Когда вы успеваете читать, Мейделин?
— По вечерам, — сидя в кровати, я держу в руках кружку и почему-то не смущаюсь, наблюдая за инквизитором в своем домашнем антураже. Я бы даже сказала, что он в него отлично вписывается, да, боюсь, Риндан не поймет.
— И много успеваете прочесть? — задает он следующий вопрос, вертя в руках книгу.
— Много, — я протягиваю руку, — дайте сюда.
Сомневаюсь, что у меня получится заснуть. Хоть за чтением время скоротаю.
Максвелл улыбается, но книгу отдает. И почти сразу же прощается - некоторое время я слышу возню на первом этаже, а затем резкий хлопок двери и уверенные шаги за окном извещают меня о том, что я осталась одна.
Я провожу остаток дня за книгой и лишь поздним вечером, когда окна заполняются ночью, позволяю себе сорваться в сон. Но длится он недолго - хлопок двери, возня и скрип лестницы дают мне понять, что у меня гость.
Риндан осторожно входит в комнату. Он уже переоделся - вместо форменного костюма на нем теплый свитер и штаны - кажется, именно в них он был на ярмарке. Не поднимая головы, я слежу за инквизитором - за тем, как тихо он скользит по комнате, кладет на стол сверток и, обернувшись, смотрит на камин. Огонь почти догорел, но мне хватает света, чтобы разглядеть ровный нос и четко очерченные губы. Пытаясь рассмотреть все до деталей, я неловко двигаюсь и тихо охаю, ощущая, как пульсирует в животе.
— Мейделин, вы не спите?
— Не сплю, — скрываться смысла нет.
Он подходит и присаживается на корточки рядом с кроватью.
— Как ваше самочувствие?
Я не успеваю отреагировать - на мой лоб ложится прохладная рука. И это настолько приятно, что я едва не тянусь следом, желая продлить прикосновение. Но… миг радости короток, а Максвелл хмурится:
— Да у вас жар!
Удивленно моргаю ресницами, а инквизитор вздыхает, будто решая, что делать. Его рука лежит рядом c моей и я ловлю себя на странном желании дотронуться. Впрочем, воплотить в жизнь не успеваю - у Риндана готов вердикт:
— Я вызову лекаря.
Не отвечая, я перекатываюсь на спину и обреченно прикрываю глаза. Лекарь враз определит и причину жара, и то, сколько у меня не было мужчины. А значит, нужно как-то этого избежать.
— Не нужно, — прошу я, враз притягивая вопросительный взгляд.
— Почему же, Мейделин?
Интереса в этом вопросе мало - инквизитор явно понимает, что дело нечисто. Особенно учитывая о моем упоминании Тревора…
— У меня внизу аптечка, принесите, пожалуйста.
Пока мужчина спускается вниз, я лихорадочно соображаю. Можно попросить вызвать лекаря позже, можно и вовсе потребовать обойтись без него, сославшись на страх. Или…
Додумать я не успеваю - Максвелл возвращается быстро. И уже следующая его фраза повергает меня в состояние глубокого ужаса.
— В каком состоянии ваш резерв?
Я тихо выдыхаю, медленно сползая под одеяло. Это не укрывается от Риндана.
— Мейделин? — тихо зовет он.
— В хорошем, — решаюсь на ложь я: завеса отрицания все ещё действует, а значит, мои эмоции он не услышит.
— Значит, ваш визит к Тревору носит… предупредительный характер?
А он галантен!
— Да.
Максвелл кивает и я не могу ничего разглядеть в темноте. Наконец, тишину, нарушаемую лишь потрескиванием углей, прорезает его голос:
— И все же я настаиваю на лекаре… если вам не станет лучше до завтра.
Облегченно выдыхаю - кажется, пронесло. До завтра всё ещё тысячу раз может поменяться.
А может, и Нейт подыщет мне кого-то.
— Как на работе? — уточняю, чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу.
— С архивом закончили, — кратко отвечает он, — завтра все выходят в прежнем режиме.
Быстро они…
— Мейделин, у меня вопрос.
— Слушаю?
Я не боюсь его любопытства, хоть интуиция и подсказывает мне, что не все так просто. Не с руки инквизиторам так просто заводить разговор c коллегой, да ещё и приглашать оную затем на чай.
— Он, возможно, покажется вам некорректным.
Улыбаюсь - как будто он может это видеть:
— Спрашивайте.
— Зачем вы пользуетесь услугами Тревора?
Да, вопрос действительно некорректен. Точнее, был бы таким для меня, не отвечай я до этого на него несколько десятков раз.
— А у меня есть выбор?
В этот раз всё иначе. Я могла бы воспользоваться стандартным ответом, давно для подобных случаев и заготовленным, но мне почему-то хочется услышать, что же побудило Риндана задать подобный вопрос.
И я слышу.
— Вы красивая и умная женщина. Уверен, любой мужчина был бы счастлив быть с вами.
В его голосе неприкрытой нотой сквозит интерес. Но мне внезапно становится смешно и я не могу отказать себе в этой маленькой прихоти, а поэтому тихо смеюсь и замолкаю только когда очередной спазм сдавливает горло.
— Покажите мне хоть одного, - прошу, чувствуя, что следующий приступ смеха уже на подходе.
— Например, я.
Некоторое время я пялюсь в темноту, пытаясь осознать услышанное. Признаться, оно не укладывается у меня в голове. Не то, чтобы мне не нравится Риндан - тут, скорее, наоборот, но…
Инквизитор и дознаватель? Нонсенс!
Но Максвелл не из тех мужчин, которых устраивает тишина. Выждав с минуту для приличия, но все же уточняет:
— Мейделин, вы заснули, что ли?
— Н-нет, — бормочу, уже уловив в бархатном голосе ироничные нотки.
— Только не говорите, что не слышали.
Слышала. Так слышала, что забыть теперь смогу нескоро. Но… речь ведь не об этом, верно?
— Зачем вам это, Риндан? — решаюсь на вопрос.
— Я не люблю терять время, блуждая вокруг да около.
Я не отвечаю - у меня просто нет слов. Вот что я ему скажу? “Простите, мистер Максвелл, вы мне тоже нравитесь, но я вас слишком мало знаю”? Да ну, бред какой-то.
Но отвечать не требуется. Я по прежнему не вижу инквизитора, но внезапно вдруг приходит осознание, что мужчина улыбается.
— Вам нужно время подумать?
— Да, — лишь отваживаюсь пискнуть я, все глубже проседая под гнетом непонимания.
Но, казалось, Риндану это и не нужно.
— Тогда поправляйтесь, — раздается шорох, шаги и внезапно ярко вспыхивает пламя в камине. Когда глаза привыкают к свету, я вижу, что мужчина сидит у моего огненного монстра с поленцем в руках, - завтра, к сожалению, проведать вас не смогу - дежурство. А вот послезавтра к вечеру зайду.
Я киваю. Голова гудит - но на этот раз виноват вовсе не переполнившийся резерв.
— На столе - ключ от дома и книги из вашего кабинета: возможно, вам их не хватает. Цветок я полил. Сапоги внизу.
— Спасибо, — тихо благодарю я мужчину.
— Дверь я закрою. С вашего позволения, могу я взять запасной ключ? Мне дико, что вы оставляете его у всех на виду.
Окончательно смутившись, я киваю:
— Да.
— Тогда спокойной ночи, Мейделин, — его голос звучит вкрадчиво, — выздоравливайте.
Утром я долго валяюсь в кровати, игнорируя привычное гудение паровоза. Максвелл вчера ушел, оставив после себя облачко мыслей, которые не давали спокойно спать. Именно поэтому задремала я уже под утро, прежде испив настойки Джо и передумав всё, до чего могла дотянуться мозгами.
Взглянув в окно, я не вижу привычных ветвей яблонь. Более пристальное изучение этого нонсенса приносит свои плоды: за окном валит снег. Густой, пушистый, он падает с неба плотным одеялом, не оставляя ни малейшего просвета.
Часы показывают почти девять.
В голове светло и, сколько я не силюсь, не могу обнаружить ни малейшего следа недуга. Даже тело послушно и податливо в прежней мере. И, если бы не переполненный резерв, который я ощущаю сразу, как только начинаю о нем думать, то всё было бы лучше некуда.
Выпив зелье Джо, я некоторое время сижу неподвижно, не столько пытаясь ощутить его действие, сколько понять, как долго ещё протяну. Максвелл, конечно, обещал заехать к Тревору - но что-то подсказывает мне, что после вчерашней лжи мне лучше сделать это самой.
Я не тороплюсь - завтракаю, завариваю себе чай, добавив туда несколько капель общеукрепляющего зелья, листаю принесенные Ринданом книги… после теплого душа долго стою перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. И наконец решаюсь - подойдя к магическому передатчику, набираю код и прошу извозчика.
Внезапный приступ слабости ловит меня на выходе и я едва не падаю, хватаясь за дверную ручку. Странно… зелье ещё должно действовать! На всякий случай возвращаюсь назад и капаю себе ещё одну порцию, уже решив поговорить с мужчиной при встрече.
Не помогает - стоит только экипажу притормозить у калитки, как под ложечкой начинает посасывать, а в пальцах прорезается дрожь.
Окончательно растерявшись, я выбегаю из дома, не понимая, куда идти. У Нейта есть зелья - только помогут ли они? Или же ехать к Адель и просить помощи? Подумав о большом животе сестры и подходящем сроке я решаюсь начать с Тревора - может, его мастерство поможет больше?
В дилижансе мне становится легче - наверное, все-таки начинает действовать зелье. К Тревору я приезжаю в полном порядке, но радость оказывается недолгой - головокружение дает о себе знать перед самой лестницей, ведущей в мастерскую. Я хватаюсь за перила и чудом сохраняю вертикальное положение, поэтому в помещение уже вваливаюсь, как слепец - и тут же попадаю во власть цепкого взгляда мастера зелий.
— Всё плохо?
Мужчина умеет ловить суть, поэтому мне не приходится растекаться мыслью по древу - я коротко киваю и с облегчением выдыхаю, глядя, как передо мной ставят стакан, до краев заполненный красной жидкостью.
Зелье обжигает рот, но я не останавливаюсь - допиваю до дна и, кажется, даже пытаюсь облизать стакан, но мне не дают. Нейт деликатно высвобождает посудину из плена моих пальцев и, придерживая за плечи, отводит в соседнюю комнату. Я сбрасываю шубку, сажусь на единственное кресло и утыкаюсь носом в воротник платья, ощущая, как постепенно появляется контроль над телом.
Я не знаю, сколько я там сижу, бездумно уставившись в пламя камина. К Нейту приходят посетители - я слышу их голоса за стеной. Тревор, не выдержав человеческого засилья, приходит ко мне и устраивается на коленях. Я почесываю лоснящуюся тушку за ухом, слушая тихое урчание и почти впадаю в нирвану - наверное, именно поэтому следующий хлопок двери отдаётся где-то в голове, заставляя меня выпасть из мыслей. Но ещё больше этому способствует уже знакомый голос…
… который я не рассчитывала сегодня услышать.
— Где?
— В гостиной.
И тишина, за которой следует скрип подошв. Размеренный, тихий.
Очень нехороший.
Тревор, почуяв неладное, мигом слетает с моих колен, оставляя меня одну.
— Предатель! — шепчу я коту, слыша, как за моей спиной сгущаются тучи.
Наверное, где-то я нагрешила перед тримудрой Богиней, потому что комнату заполняет едкая тишина, а затем в ней раздается ехидное:
— Так-так-так...
Я закрываю глаза. Всё, финиш. Приехали.
— Нейт, да? — уточняю, хоть и без того знаю, что да - Нейт. Небось, ещё самолично известил. Вряд ли это совпадение.
— Мисс Локуэл, я у вас что вчера спрашивал?
Молчу. Наверное, молчание - лучший выбор: ни к чему устраивать вечер откровенности при свидетелях. И Максвелл это понимает, выбирая единственный путь - тоже молчать. Он молчит и с каждым мгновением я всё больше тухну, чувствуя, как внутри меня завязывается в узел всё прекрасное, доброе и вечное. Наконец, тишина достигает пика и, словно снежный ком, катится на спад. Меня сгребают с кресла, накидывают на плечи шубу и, подхватив на руки, выносят из гостиной.
— Хорошего дня! - желает Риндан Нейту, толкая ногой дверь, а я возмущенно распахиваю глаза, глядя, как ухмыляется последний.
Ах ты…
Я не успеваю додумать - ловко взобравшись по лестнице, Максвелл проносит меня по дорожке. Я вяло дергаюсь, понимая - не отпустит. Поэтому посадку в дилижанс, уже ставшую привычной, воспринимаю как должное. Захлопнув за нами дверь, Риндан, однако, не спешит занять место напротив - он усаживается рядом, притягивая меня к себе. Близость мужчины дает о себе знать моментально: низ живота заполняется предвкушающей болью, а я прикусываю губу, изо всех сил стараясь не застонать. Что он себе вообще позволяет?
Ответ приходит быстро - достав из кармана пальто металлическую флягу, Риндан откручивает крышку и спустя миг по салону плывет тяжелый запах виски.
— Пей! — фляга оказывается у меня под носом и я морщусь: алкоголь в моём организме - редкий гость. Но спорить сейчас - себе дороже, поэтому послушно подношу емкость ко рту. Первый глоток обжигает гортань похлеще зелья, на втором я морщусь и пытаюсь отдать флягу обратно.
— Ещё! — требует Максвелл и я делаю ещё три глотка. После этого инквизитор, видимо, считает количество жидкости достаточным, забирает посудину и прячет в карман, а я затихаю, понимая, что только что произошло.
Алкоголь - всегда последняя инстанция. Именно поэтому мы так его избегаем, если резерв полон больше, чем на две трети.
А значит, теперь никаких зелий.
Мы едем в тишине. Наблюдая, как мимо проносится заснеженный лес, я думаю о неважном. Снегопад уже утих и воздух прозрачен, как стекло. Наверняка завтра будут заморозки - а учитывая зайцев, яблони нужно укрыть уже на этой неделе. Да и дорожки бы расчистить… вон, даже Максвелл заметил.
Я осторожно кошусь на мужчину, но он, кажется, даже не замечает моего взгляда. Cмотрит в стену и кажется занятым своими мыслями. Пальцы, затянутые в черную кожу форменных перчаток, постукивают по ноге.
Вновь отворачиваюсь. Хотела бы я знать, что у него на уме - но сканировать пространство сейчас точно не решусь. Да и эмпатия у него на два уровня выше - сомневаюсь, что смогу что-то узнать.
Да и нужно ли?
Наконец мы тормозим у дома. Все так же, не говоря ни слова, мужчина распахивает дверь и подает мне руку. Пока я стою рядом, расплачивается с извозчиком и, открыв калитку, заводит меня внутрь. Он по прежнему молчит - молчит, пока мы идем по тропинке, молчит, когда мы заходим в дом. И лишь сняв с меня шубу и сбросив свое пальто, всё же подаёт голос:
— Итак...
Его тон не сулит ничего хорошего и я сжимаюсь в комок, предвкушая не очень приятные разборки.
— Мисс Локуэл, как давно в вашу прелестную головку пришла мысль о том, что врать инквизитору шестой степени эмпатии - это нормально?
Я смотрю на мужчину. На его форму, на прищуренные глаза, на плотно сжатые губы - и внезапно ловлю себя на мысли, что алкоголь явно был лишним.
— Мистер Максвелл, — официальное обращение дается просто, — согласно протоколу я не имею права лгать вам только при исполнении. Этот пункт не затрагивает сферу частной жизни.
Я хочу в подтверждении своих слов набросить на себя завесу отрицания, но в ситуацию вмешивается здравый смысл, напоминая, что это будет уже слишком.
Но Риндана, кажется, не интересуют мои оправдания. Пробежав взглядом по моим сжатым в кулаки ладоням, он криво ухмыляется и постукивает пальцами по стене. Прямо как в экипаже.
Тук-тук-тук…
— И давно у вас не было мужчины?
Наверное, именно в этот момент я понимаю - да, лгать явно не следовало.
— Два месяца, — и сглатываю пересохшим ртом: видимо, придется сообщать полную правду, - два с лишним. Десять недель.
— Два с половиной, — констатирует инквизитор, уже подхватывая меня на руки.
Целует он меня уже в спальне - не столько целует, сколько обозначает это действие, прикоснувшись своими губами к моим. Но я подаюсь к нему сразу, лихорадочно отвечая. Во рту будто пожар и срочно требуется утолить жажду. Мне даже прелюдии не надо - я вспыхиваю сразу, как спичка. Прижимаюсь к его горячему телу, чувствую физиологическую реакцию его организма на меня. Это в какой-то мере доставляет удовлетворение и я едва не рычу от удовольствия, стаскивая с него рубашку.
— Какая ты.... горячая, — заговорщицки шепчет Риндан.
— Это не я, это виски, — в тон ему отвечаю я, слыша в ответ тихий смех.
На ласки времени не остается - я хочу сути. И мужчина это чувствует - быстро пробегает по ряду пуговиц и платье падает на пол, даря долгожданное ощущение свободы. Мы перемещаемся в район кровати и падаем на простыни, ещё хранящие аромат полыни.
— Что, даже чаю не выпьем? — пытается шутить Максвелл.
В ответ я лишь досадливо морщусь, нетерпеливо раздвигая бедра - мне не нужны шутки. Мне нужен…
Когда он входит в меня, я выгибаюсь дугой. То, что нужно - словно струя воды, льющаяся на потрескавшуюся от жары землю. А затем губы Риндана находят мои и он начинает двигаться. Вначале медленно, с каждым движением он убыстряет темп. Но мне много не надо - уже на второй минуте я взрываюсь. Долго бьюсь в сладкой судороге, которая в этот раз дарит освобождение, беззвучно крича, открыв рот, будто рыба. А затем, чувствуя, что Риндан ещё во мне, обхватываю его ногами, не давая отдалиться, и начинаю двигаться снова. И он поддерживает - сухая ладонь плотно обхватывает мое бедро и мы пускаемся в темп бешеной скачки. Мне не стыдно - стоит ли стыдиться того, что происходит сейчас? Однозначно нет.
Второй оргазм накрывает неожиданно. Он другой - глубже, полнее. В этот раз я рычу, будто львица. Максвелл вторит - и я чувствую внутри себя нарастающую пульсацию. Мне не грудь падают капли пота с его лба. Инквизитор нависает надо мной, будто скала - и внезапно обмякает, падая на меня и прижимая своим телом.
Резерв наполовину пуст.
Я закрываю глаза и обхватываю мужчину за шею. Вот теперь приходит понимание - будет стыдно. Не сейчас, завтра. На работе.
Но я подумаю об этом потом.
— Как мало женщине нужно для счастья… — хрипло шепчет Риндан, не сдвигаясь с места.
Я беззвучно смеюсь - я действительно счастлива. Наверное, всё же не только в резерве дело.
— Чаю? — одними губами предлагаю я.
— А тебе точно достаточно?
Приоткрываю глаза - мужчина лукаво смотрит на меня, подняв голову. В его глазах прыгают, веселясь, смешинки. И то ли этот взгляд, то ли тепло и давление мужского тела, то ли смешавшиеся ароматы полыни и мускуса дают понять - нет, не достаточно.
В этот раз всё проходит иначе. Мы долго целуемся, я скольжу пальцами по твердой мужской груди. Пробираясь ниже, исследую крепкие подтянутые ягодицы. Максвелл не протестует - он и сам занят. Его руки ласкают мои плечи, живот, спину… Он будто дразнит, не касаясь самого важного. И я это понимаю - потому что уже через четверть часа кладу его руку себе на грудь. Лениво… всё лениво. Поэтому и секс выходит медленным, тягучим, как мед. Я двигаюсь в такт, чувствуя, как заполняюсь предвкушением. Это уже не избавление - просто ощущения. Эмоции. Чувства.
Кончаем мы вместе, но привычно изогнуться мне не дают - Риндан обхватывает меня за талию и прижимает к кровати. И я извиваюсь под весом его тела, понимая - мужчина меня чувствует, как никто прежде. Он до последнего дразнит меня медленными, плавными движениями - и когда я начинаю срываться в удовольствие, меняет темп, замедляя меня. Поэтому оргазм накрывает меня постепенно, но неотвратимо. Как волны. И когда он всё же происходит, я не сдерживаюсь - кричу так громко, что слышат, кажется, даже соседи. Но… пусть слышат, им можно.
Я долго лежу в блаженной неге, прижимаясь спиной к горячему телу инквизитора. В голове - пусто, так же как и в резерве. За окнами крупными хлопьями валит снег. Камин почти догорел - но встать и подбросить пару поленьев откровенно нет сил.
— Мистер Максвелл, вы прогуляли дежурство? — решаюсь я все-таки начать разговор.
— Нет, — он обессиленно смеется, — Вальтц меня подменил.
— А-а-а, — выдыхаю я, прикрывая глаза. Говорить не хочется - даже эти пара реплик дались непосильным трудом. Голос, кажется, я все-таки сорвала.
Риндан прижимает меня к себе крепче и набрасывает на нас одеяло. Не выдержав, я поворачиваюсь к инквизитору лицом, ловя спокойный, слегка ироничный взгляд.
— У меня к вам вопрос, мисс Локуэл, — опережает меня он.
— Просто Мейделин, — теперь уже прошу я, наблюдая, как вспыхивает огонек в его глазах.
Мужчина некоторое время серьезно разглядывает меня и я уже собираюсь поинтересоваться причиной подобного внимания, как все-таки узнаю.
— Невероятно, — исторгает инквизитор, — для того, чтобы получить право называть женщину по имени, нужно всего лишь заняться с ней сексом! Знал бы я это раньше...
Я вновь смеюсь - заливисто, долго. И, разумеется, не одна.
— Так что за вопрос? — отсмеявшись, уточняю.
Максвелл озадаченно поджимает губы:
— Почему меня никто не предупредил, что Тревор - это кот?
Всё, финиш. Просто смеяться мне мало - я плачу, размазывая слезы по щекам и заходясь в приступе веселья. Одеяло сползает на пол и, чтобы я не сползла следом, мужчина обхватывает меня за талию. Я не против - кладу голову на подушку, упираясь лбом ему в грудь. Как же хорошо…
— Нейт не любит огласки.
— И его прикрывает этот рыжий наглец?
— Да, — подняв голову, я все-таки смотрю на инквизитора. Тот занят мыслями - и, наконец, резюмирует:
— Принесу ему колбасы.
Мы некоторое время лежим в тишине. Его рука поглаживает мою спину, я - задумчиво перебираю темные пряди его волос. Говорить не хочется - да и о чем говорить, в самом-то деле? Явно не о том, что произошло между нами сегодня.
А вот подумать есть о чем…
Нейт явно знал, что делает, вызывая Максвелла меня забрать. А значит, дело принимает интересный оборот.
— О чем думаешь? — он не выдерживает первым.
Я качаю головой:
— О разном.
— Например?
— Например, о том, как получилось, что ты так своевременно оказался у Тревора?
— Это риторический вопрос?
Перевернувшись на спину, я потягиваюсь всем телом, не стесняясь своей наготы и чувствуя, как Риндан меня разглядывает.
— Разумеется.
— Я заходил к Нейту после того, как отвез тебя домой. Он никого не нашел, а я не хотел тебя расстраивать. Прости.
Как все просто. И как все…
— Ничего, — я рассматриваю потолок, — бывает.
Мы лежим так ещё некоторое время, пока до меня не доходит - хочу пить. Графин с водой обретается на столе и, чтобы утолить жажду, мне все-таки приходится встать. Три шага - и я припадаю к источнику влаги, глотая прямо из графина: зачем тратить время на наполнение стакана?
— Мне тоже принеси, пожалуйста, — просит инквизитор.
Воды в графине меньше трети, но нам хватает - Риндан отрывается от сосуда, когда в нем остается буквально пара глотков. Заговорщицки смотрит на меня:
— Иди ко мне.
Сопротивляться нет сил - я падаю в его объятия, старательно не задумываясь о том, как буду смотреть ему в глаза. Вода была моим последним желанием - и теперь, слыша биение сердца мужчины, я медленно, но неотвратимо начинаю проваливаться в сон. И Максвелл это понимает - обнимает меня обеими руками и я не сдерживаюсь.
— Впервые встречаю таких самонадеянных мужчин, — улыбаюсь одними губами, — я подумать не могла…
— Самонадеян? — он прерывает меня на полуслове, — в точку! Мало того, я самонадеян настолько, что даже готов предложить греть вашу постель в свободное от работы время.
Я слабо улыбаюсь:
— В таком случае вы не самонадеяны. Вы идиот.
Он роняет смешок:
— Что вы, мисс Локуэл! Я просто очень целеустремленный.
Я хочу сказать что-то ещё, но не успеваю - меня утаскивает в сон и последнее, что я замечаю - его руку, которая дотрагивается до моих пальцев.
Утро дается тяжело. Я открываю глаза и некоторое время непонимающе разглядываю комнату. В постели я одна - но смятая подушка уверяет в том, что вчерашнее произошедшее - это не сон. Все тело приятно ноет, в животе обретается тянущая боль: всё как всегда после хорошего секса. Вот только…
Разочароваться я не успеваю - тихий шорох снизу заставляет меня прислушаться, а затем быстро соскользнуть с кровати. Домашнее платье подобрано с пола и аккуратно висит на спинке стула. Набрасываю его на себя и, даже не трогая широкий пояс, спускаюсь вниз.
Риндан никуда не ушел - он сидит на стуле и задумчиво листает одну из оставленных накануне на столе книг. Перед инквизитором дымится большая чашка с чаем, а в тарелке рядом обретается несколько пирожков.
— Доброе утро, — несмотря на разбитое состояние, я улыбаюсь.
Он поднимает голову и обегает меня взглядом.
— Скорее уж, день.
На Максвелле нет формы - сегодня он облачен в зеленый свитер с горловиной и темные штаны. Бросаю взгляд на вешалку - так и есть, вместо пальто на вешалке висит его дубленка.
— Ты домой ездил?
— Да. Заодно отпросил тебя на пару дней на работе.
Мои брови будто сами по себе ползут вверх.
— Как?!
— Сказал им правду. Нейт подтвердил.
На осознание у меня уходит несколько минут. Все это время я провожу на стуле, глядя как инквизитор разворачивает явно заказанные в таверне свертки. И лишь когда передо мной стоит тарелка с жарким, сдобреным, судя по запаху, хересом и украшенным веточкой петрушки, всё же решаюсь на вопрос:
— А сам?
— А у меня три выходных, — ухмыляется он и я смотрю на него растерянно, чувствуя, как мои губы расплываются в самой предательской из всех предательских улыбок.
Радость Максвелла тухнет быстро. Глядя, как ловко я расправляюсь с мясом, он присаживается напротив.
— Ты же понимаешь, что, если комиссия дознания что-то обнаружит...
Пережевывая кусок нежнейшей курицы, я киваю. С них, конечно, станется согнать абсолютно всех - и мое недомогание не будет серьезной преградой. Вот только эта небольшая ремарка, сделанная инквизитором, почему-то переключает мои мысли с приятных на рабочие и, отставляя опустевшую тарелку, я вновь возвращаюсь к служебным вопросам.
— А ты думал, как вообще могло так получиться? Подделка документов не единичная, одному человеку такое не провернуть.
Лицо инквизитора темнеет. Наверное, он думал о том же, что и я. Но в разговор включается сразу, будто мы уже некоторое время размышляем над этой проблемой.
— Скорее всего, архивариус был в деле. Он уволился с инквизиторским составом.
— Их в любом случае достанут, — я киваю: с такой службы по собственному желанию не уходят.
— Вопрос во времени, — многозначительно бросает Максвелл, а я уже понимаю, что это значит.
— И давно с ними пытаются связаться?
— Третий день. Разыскная служба кардинала задействована в полном объеме.
Я смотрю в окно. Засыпанные снегом ветви яблонь практически стучат в стекло.
Разыскная служба - это значит, что дело дрянь. Совсем дрянь.
— Разберемся, — наконец бросает Риндан, поднимаясь, — по крайней мере сделаем всё возможное. Вальтц обещал за эти дни сделать выборку, приеду - ознакомлюсь.
Тихий смешок срывается с моих губ прежде, чем я успеваю это осознать. Я быстро гашу улыбку, но на вопросительный взгляд приходится ответить:
— Ты же трудоголик.
— Но я умею расставлять приоритеты, - хмыкает он, забирая тарелку со стола.
После обеда мы отправляемся гулять. От светового дня остается пара часов и, пользуясь случаем, я утаскиваю инквизитора на любимую опушку. Риндан долго, смешно наморщив нос, ищет что-то в снегу, а затем, внезапно выпрямившись, бросает в меня шишкой, выкопанной из-под белого одеяла. Я не оставляю его выпад без ответа и демонстративно леплю огромный снежок, глядя, как Максвелл, петляя, убегает от броска. Мне смешно и спокойно - удивительно, как может изменить жизнь пустой резерв. Или… не резерв?
Мысль, посетившая меня, настолько внезапна, что я замираю, открываясь врагу и пропуская снежок.
— Не больно? — надо мной склоняется Риндан.
Я корчу страшную рожу и, схватив его за воротник дубленки, опрокидываю в сугроб. Он не сопротивляется и даже, кажется, поддается. Откинувшись назад, я наблюдаю за медленно синеющим небом. Сверху беззвучно падает снег и на мгновение мне вдруг кажется, что моя жизнь заложила вираж и понеслась по другому маршруту.
— Красиво, — комментирует инквизитор.
— Очень, — улыбаюсь я, глядя над склонившиеся над нами еловые лапы.
Лежать долго не удается - уже через несколько минут Максвелл поднимается и протягивает мне руку:
— Вставай, простудишься.
Подниматься не хочется, но резон в его словах есть - зелье Джо хорошо ослабляет иммунитет и даже опустошенный резерв здесь не поможет. Поэтому скрепя сердце встаю и даже позволяю Риндану себя отряхнуть.
— Замерзла?— зеленые глаза пристально глядят на меня и я внезапно понимаю - да.
— Замерзла, — улыбаюсь.
Этого хватает. Подхватив меня под локоть, инквизитор ловко выруливает на протоптанную дорожку и уже через четверть часа мы стоим у моей калитки. Не сдержавшись, бросаю взгляд на соседний дом и тут же хмурюсь: дым из трубы не идет. А, учитывая мороз, не топить - просто глупо. Значит…
— Что такое? — мужчина оборачивается ко мне и я внезапно обнаруживаю себя стоящей в одиночестве на улице. Риндан испытывающе глядит на меня от крыльца.
Качаю головой:
— Нет, все хорошо. Задумалась.
По дороге к двери я не удерживаюсь и еще раз оглядываюсь на дом, жалея, что крыльца отсюда не разгляжу: интересно было бы узнать, уехали они или что-то случилось?
Дверь скрипит, пропуская нас в тесный коридор. Нет, будь я одна, мне бы хватило, но Риндан будто занимает все пространство, нависает надо мной, помогая снять шубку и я только теперь замечаю, что едва достаю ему до плеча.
Мы проходим на кухню, но похлопотать у печи мне не дают: инквизитор усаживает меня в кресло, укутывает пледом и уже через несколько минут я наблюдаю, как мужчина ставит воду и засыпает в маленький чайник заварку.
— Отдыхай, — бросает он через плечо на мою неловкую попытку встать.
Обернувшись к окну, я вижу на подоконнике забытую книгу. Осторожно переворачиваю страницу и застываю, наткнувшись на слово “дело”. Шестеренки мыслей начинают вращаться в другом направлении и вот я уже вся в рабочей рутине.
— Как ты понял, что дела сфабрикованы?
— Запах, — его спина на миг каменеет и инквизитор возвращается к ополаскиванию чашек, — собственно, как и ты.
— Я ещё почерк заметила, — каюсь я, наблюдая, как ловко двигается мужчина, — степени выраженности эмоций позже прописывают. Через день или два, как улягутся. Возможно, у нас было иначе, но у нас дела общие.
— Вот как? — он отставляет чашку и все же оборачивается. Его взгляд обегает мое закутанное в плед тело и я внезапно чувствую себя голой.
— Именно. Эмоции ты описываешь другому дознавателю, устно. После подтверждения инквизиции второй дознаватель вносит их в дело. А у вас?
— С бюрократией было полегче. Да и вообще… — он молчит, будто хочет задержать слова в себе, но в итоге не выдерживает, — как-то у вас здесь все мудрено.
— Ты что, только это понял?
— Коллеги уже просветили...
Ну да, как и по поводу Тревора.
— … но степень запущенности осознал лишь сегодня.
Я улыбаюсь, глядя, как Риндан ставит на стол чашки, доукомплектовывая их чайником и тарелкой с пирожками.
— У нас пустоши Шарры просто близко. Вот они и перестраховываются.
— Боятся повторения?
— Вряд ли оно возможно, — я хмыкаю и все-таки отбрасываю плед, — столько времени прошло...
Максвелл не отвечает - лишь подвигает мне чашку, плошку с медом и некоторое время мы пьем чай молча. Но потом он все же нарушает тишину:
— Я сейчас ненадолго отъеду.
— Куда? — изумленно гляжу я на него, а затем на часы, - уже поздно!
— На работу. Наш разговор натолкнул меня на кое-какие мысли, — он глядит на меня и хитро улыбается, поймав вопрос на подлете, — расскажу, как вернусь.
Я киваю, вновь прячась за чашку. Действительно, какое мне дело до его планов?
Риндан уходит, когда часы показывают одиннадцать. Я провожаю инквизитора и, захлопнув за ним дверь, долго стою в коридоре, пытаясь разобраться с обуявшими меня чувствами.
Максвелл мне приятен, в этом нет сомнений. Мне приятны его забота, осторожное обращение - как с хрупкой вазой. Мне даже разговоры с ним приятны, в том числе и на рабочую тему.
Осознав, что до истины сегодня не дойду, я набрасываю на плечи шаль и возвращаюсь на кухню. Чашки с недопитым чаем стоят на столе. Я долго кручу в руках чашку Риндана, будто надеюсь выхватить из обрывков разрозненных эмоций на кухне что-то важное. Но мне не удается - букет приятен, в нем есть и тягостное ожидание, и надежда, и даже вера в какой-то светлый исход. Потянув носом, на некоторое время замираю, словно уловив в окружающем пространстве нечто чужеродное. Показалось? Скорее всего.
Тонкая эмоция. Еле заметная ниточка тревоги, опутывающая помещение. Волнуется из-за рабочих дел? Скорее всего - в текущее положение вещей это очень даже вписывается. Я бы и сама запереживала, но… мне не хочется.
А на работу завтра съездить надо. Несмотря на проведенную проверку нужно ещё раз лично отсмотреть сфабрикованные дела. И даже если для этого выделят инквизитора, я должна это сделать.
Я обязана понять логику происходящего.
Легкое настроение куда-то девается, уступая место собранности. Ехать сейчас куда-то, конечно, нет смысла - в ногах ещё нет-нет, да и чувствуется слабость. Я даже прогулку едва выдержала - и забота Риндана после нее была очень кстати. А вот завтра определенно нужно наведаться в крепость. Только оденусь потеплее.
Я долго сижу у камина в спальне, протапливая комнату так сильно, как только возможно. Затем меняю платье и шаль на свободную ночную рубашку и сажусь за стол, подвигая к себе стопку бумаги и переносное перо. Дома я обычно избегаю рабочих вопросов… хотя кому я лгу? Если нужно, то могу и ночь проторчать за правками и протоколами.
Текст строка за строкой ложится на чистых лист. Освобождая голову от накопленного, я вспоминаю отца, научившего нас с Адель этой нехитрой премудрости. Это как резерв, только проще: за освобождение отвечаешь сам.
Я вспоминаю все, что произошло там, в архиве. Каждое дело, открытое мной. Каждую строку, врезавшуюся в память. Каждое слово, нет-нет, да и оставшееся в воспоминаниях. Все, конечно, не вспомню, но что вспомню - то моё.
Вальтц тогда от меня не отходил. Держался рядом, хоть и осознавал, что радости от этого - никакой. Вежливо подавал папку за папкой, попросил включить свет…
Интересно, раньше он тоже с Ринданом работал? Судя по манере их общения, они были знакомы и до прибытия в Лаерж.
Когда огонь в камине прогорает, я включаю переносную лампу и пишу, пишу, пишу. Время неторопливо шествует мимо, оставляя меня в полусогнутом состоянии над исписанными листами бумаги. Разные дела, абсолютно разные… воровство, убийства, разбой, насилие, клевета… В какую сторону сфабрикованы показания, тоже неясно - это будет устанавливать королевская комиссия дознания, а это значит - снова допросы, бесконечные очные ставки и куча проблем.
Когда за окном начинает брезжить предутренняя серость, я наконец откладываю перо. Передо мной лежат, исписанные мелким почерком, около двадцати листов. Вот бы сейчас и в голове был такой порядок. Но - нет. Я чувствую себя как после двойного дежурства без единого часа сна.
Кровать манит к себе небрежно откинутым одеялом и, укладываясь на подушку, я будто чувствую запах Риндана. Интересно, вернется ли он? У него же есть ключ. Хотя, наверное, он предпочтет выспаться дома. Шутка ли - такой марафон?..
Но Максвелл возвращается. Он приходит под утро, когда окна заполняется серым светом. Я лишь на миг приоткрываю глаза, чувствуя, как матрас прогибается под весом мужчины. А затем… горячая рука притягивает меня к твердому телу, а губы инквизитора легко пробегаются по моему виску, спускаются к ямочке за ухом, затем к ключичной впадине…
— Что ты делаешь? — шепчу я, улыбаясь.
— Здороваюсь, — так же полушепотом отвечает он, — ты спи, спи.
— Ты думаешь, я после такого засну? — фыркаю я, обнимая его за шею.
Он понимает и отвечает на ленивый предутренний поцелуй. И я не сопротивляюсь, чувствуя, как его рука беспощадно сминает плотную материю рубашки, пробираясь к бедрам и животу.
Раздеваться не приходится - желание приходит медленно, но неотвратимо. И вот я уже мечусь под мужчиной, не желая открывать ещё сонные глаза. Наверное, это хорошо - я будто превращаюсь в сгусток эмоций и даже пелену отрицания не набрасываю - только таю вначале от его нежных прикосновений и поцелуев, а затем от ощутимых, но осторожных толчков внутри меня.
В этот раз меня хватает надолго - сказывается вчерашний день. Риндан мягко подводит меня к пику удовольствия и так же мягко, но решительно выталкивает в невесомость. И как ему только удается...
После секса я вновь засыпаю - абсолютно неправильно, не сказав ни слова и счастливо уткнувшись ему в грудь. Комната вновь выстужена, но мне хватает тепла, исходящего от мускулистого тела мужчины. Мне очень хорошо… и ему, судя по всему, тоже.
Утро встречает… теплом. В камине жарко потрескивает пламя, я мое платье приглашающе висит на стуле, рядом с шалью. Риндан же обнаруживается на кухне - но на этот раз у него в руках не приключенческий роман, а исписанные мной вчера листы. Я уж было вспыхиваю до корней волос, но тут же понимаю, что написанное ночью касалось лишь работы, а значит - никакой крамолы.
— Пыталась найти логичное объяснение, — объясняю коротко, присаживаясь на соседний стул.
Не отрываясь от писанины, Максвелл подвигает мне чашку, до краев наполненную горячим какао:
— Да я уже понял.
Он переворачивает лист и начинает читать написанное на обратной стороне. Некоторое время я наслаждаюсь напитком, а затем не выдерживаю:
— Что на работе?
— Дурдом, — он со вздохом откладывает писанину и устало глядит на меня, — королевская комиссия дознания перевернула архив вверх тормашками, добралась до дел десятилетней давности. Проверяет все.
По мере рассказа мужчины мои брови медленно ползут вверх. Ну ничего себе! Я-то думала, что…
— Нашли признаки фальсификации в делах пятилетней давности, — прерывает мои мысли Риндан, — сейчас таких дел стало больше. Намного больше.
— Осмелели, значит… — выдаю я, сжимая чашку обеими руками.
— Возможно, — уклончиво соглашается мужчина, — пока сложно говорить. Сейчас пройдет смерч и сможем понять.
Я фыркаю - сравнение комиссии дознания со смерчем на редкость удачное.
— Я сегодня должна съездить на работу, — выдаю осознанное вчера.
Теперь удивляется уже Максвелл.
— Зачем?
— Ну надо же мне когда-то там появиться, — я поднимаю на мужчину глаза, напарываясь на серьезный ответный взгляд.
— В архив доступ за сутки заказывать нужно.
Вот, значит, как…
— Тогда сегодня закажу.
Я неумолима и мужчина это понимает. Взгляд напротив теплеет и Риндан откидывается на спинку стула и тоже берет чашку.
— Ты надолго?
— Пару часов, не больше, — я на мгновение замираю, но все же решаюсь договорить, — ты… останешься?
— Я бы с удовольствием, но хочу забежать домой, — разводит руками он, — надо хотя бы пару часов поспать. Давай вечером увидимся?
— С удовольствием, — улыбаюсь я, уже понимая, что эта фраза звучит о-о-очень двусмысленно.
От города за эти пару дней я отвыкла - так всегда со мной после выходных. Без особой охоты вглядываясь на проплывающие мимо окна истуканы особняков, я пытаюсь привести мысли в рабочее состояние. Тщетно - зеленые глаза инквизитора всё портят. Он будто сидит рядом, глядя на меня с характерным прищуром и смешинками, к которым я так сильно привыкла за столь короткое время.
Наконец экипаж останавливается над нависающем над площадью зданием крепости. Сегодня мне не к главному входу - запасной подойдет. Скользя вдоль кованой решетки ограды, я сворачиваю в незаметную глазу калитку и через небольшое кладбище - дань темным векам - выхожу к едва заметной в сухом плюще двери. Медный колокол, заслышав мое приближение, тут же дергается два раза - магия присутствия, которой пропитано все вокруг, не дремлет. Хотелось бы мне взглянуть в глаза магу, который способен на такое чудо.
— Мисс Локуэл? — Эйджес, наш сторож, пропускает меня внутрь. Он не один - пара гвардейцев кардинала стоят на страже и здесь. Приветливо киваю, стягивая с головы платок. На миг задерживаюсь перед неприметным окошком в стене и, получив молчаливое согласие дежурного инквизитора, прохожу внутрь - за мрачную обрешетку ворот.
Отсюда коридор может привести как наверх, в обитель правосудия, так и в подземелья, где томятся виновные и свидетели. Мне очень нужно в мой кабинет, но прежде я все равно миную два лестничных пролета вниз и нос к носу сталкиваюсь с охраной. Мне повезло - паренек, знакомый мне по прошлому посещению подземелья дежурит и сегодня.
— Всё в порядке?
Не дожидаясь ответа, прохожу к уже знакомой двери. За крошечным окошком для подачи еды горит свет. Терра обнаруживается на кровати - закутанная в одеяло, в свете лампы она читает старую растрепанную книгу и губы её двигаются, беззвучно проговаривая слова. Мне очень хочется зайти, узнать, как у девушки дела, но я не тороплюсь - знаю, что свидетели иногда выдают нетипичную реакцию. Ещё бы, в условиях полной изоляции.
— Моррис где?
Гвардеец морщится, точно вспоминая, и наконец выдает:
— Перевели в центральную тюрьму для пристального дознания.
Я холодею, чувствуя, как брови сами по себе ползут вверх. Как интересно… перевели? Почему не уведомили меня?
Про Терру я забываю сразу. Скомкано прощаюсь и, даже забыв пожелать хорошего дня, ныряю в низкий проем, за которым начинается лестница.
По ступеням я не иду - взлетаю. Миную пустоту холла, в центре которого уже установили древо ко дню Отца, проношусь по широкой парадной лестнице и, свернув в боковой коридор, по узким ступеням поднимаюсь в свой кабинет. Ключ проворачивается в замке со скрежетом, я щелкаю рубильником, впуская в комнату свет и уже через мгновение озираю вверенное мне хозяйство.
Ничего не изменилось - разве что каланхоэ стоит на низком столе у окна. На мгновение я чувствую горячий прилив благодарности - Максвелл убрал растение с подоконника, где зимние заморозки могли его убить. Но эта мысль проносится в моем мозгу мельком, а сама я, гремя ключами, уже открываю сейф. Заклинание кода поддается не сразу - раза с третьего, когда я уже начинаю терять терпение. Тяжелая кованая дверь будто сама по себе отъезжает в сторону, являя мне нутро несгораемого сейфа.
Дело Морриса лежит там, на второй полке, в том же состоянии, что я его оставила. Опершись на стену, я рвано выдыхаю, окончательно осознавая, что дело нечисто.
Кабинет моего непосредственного начальства находится на этажом выше, аккурат над моим кабинетом. Но чтобы добраться туда, приходится вернуться в главный холл и подняться по центральной лестнице. Широкие мраморные ступени наводят на мысли о прошлом веке - крепость строилась ещё с расчетом на борьбу с еретиками. Как удивительно… каких-то сто лет - и ситуация поменялась, и теперь сами еретики заселили мрачное здание с каменными горгульями - символом инквизиции - под крышей.
Третий этаж кардинально отличается от остальных. Пол устилает мягкий ковер и, прежде чем войти, я долго топчусь, не решаясь примять толстый ворс. Очищающее заклинание сыграет свою шутку, не оставляя на материи следов, но мне все равно неловко - впрочем, как и всегда, когда я вынуждена общаться с Лоуренсом.
Секретаря я знаю - сталкивались на допросах. Улыбчивый парень здоровается и, узнав, что мне нужно, скрывается за дубовой двустворчатой дверью, а я присаживаюсь на стул для посетителей. Дело, которое я захватила с собой, чинно лежит у меня на коленях. Оглядывая приемную, я успеваю заметить небольшую рокировку: цветок, который всегда стоял у окна, передвинут в центр, а картины перевешены, оголяя одну из стен. В свете вечного уюта святая святых начальства это выглядит донельзя странно, но я уже не удивляюсь - мне и в работе странностей хватает.
Долго ждать не приходится - уже через минуту дверь распахивается и секретарь жестом просит меня войти. Я смущенно улыбаюсь и проскальзываю в открытую створку, будто тень.
Каждый визит к Лоуренсу - как первый. Я не столько боюсь этого старого вояку, сколько опасаюсь воспоминаний, которые обязательно появляются после встречи с начальством. Вот и сейчас, стоит мне появиться на пороге, седовласый мужчина тяжело поднимается из-за стола и, улыбаясь, указывает на мягкое кресло у стены.
— Мейделин! Я думал, тебя уже не увижу в этом году!
Я смущенно улыбаюсь - Лоуренс, старый друг отца, питает ко мне лишь самые лучшие чувства. Уже присаживаясь на упругую подушку кресла, я вспоминаю, что Джо, кажется, что-то говорил про их переписку. Да, с него станется - круг общения мужа сестры достаточно обширен.
Глядя в голубые, немного выцветшие глаза начальника я слегка расслабляюсь. Нервозность, вызванная странностями с делом Морриса, постепенно отходит на второй план. Я отказываюсь от предложения выпить чаю и, немного подавшись вперед, выкладываю дело на низкий стол у кресла:
— Морриса забрали в центральную тюрьму. Дело не запросили.
Брови Лоуренса ползут вверх, но ненамного: начальник умеет сдерживать эмоции. Задав несколько коротких вопросов касательно непосредственной процедуры дознания, он подходит к столу и, набрав короткий номер, бросает в трубку несколько резких распоряжений. Я хмурюсь - несмотря на то, что чувствую себя правой, ощущение заваренной каши не радует. Это не укрывается от начальства - заметив резкие перемены в моем настроении, мужчина усмехается и легкомысленно машет рукой:
— Забудьте. Возможно, они взяли копию дела из архива.
— Откуда в архиве копия? Её еще не сняли.
Голубые глаза сосредоточенно прищуриваются, а начальник зависает над столом, сосредоточенно постукивая по столешнице пальцами. Несмотря на тревогу, меня начинает пробирать смех: уж больно Лоуренс становится похож на Риндана: тот же сосредоточенный взгляд, та же морщинка между бровей…
Поймав себя на неугодных работе мыслях, я встряхиваю волосами, прогоняя из головы все лишнее. Как раз вовремя - мужчина оживает, выпрямляется и глядит на меня:
— Мне нужно будет время разобраться. Мейделин, вы можете идти. Нужно будет - вызову.
Я кручу в руках так резко ставшее никому не нужным дело:
— А это куда?
— У себя пока оставьте, — немного раздраженно бросает Лоуренс, но тотчас исправляется, глядя на меня немного виновато, — простите за резкость. В архиве сейчас такое… — он повторно взмахивает рукой и я уже понимаю: отдавать дело туда - не лучшее решение. Особенно учитывая последние подделки дел.
— Хорошо, — я киваю, захлопывая папку, — я уберу в сейф.
— Отличная идея, — в этот раз поддерживает Лоуренс, а я улыбаюсь, глядя, как пропадает складочка между бровей.
С сейфом я вожусь долго: идея сменить защитное заклинание возникла неожиданно, но была воспринята мной вполне благосклонно. Отставив каланхоэ обратно на подоконник и придвинув к сейфу низкий столик, я долго пыхчу, снимая старый код. Все-таки защитные заклинания - это не мое: в прошлые разы я вынуждена была вызывать для шифрования мастера кода. Но сегодня мне почему-то важно сделать всё самой, даже если на это уйдет масса времени.
Но все происходит иначе - сняв защитное заклинание, новое я ставлю за пару минут. Прищуриваюсь, не веря, гляжу на защиту на просвет - все идеально. Тонкая золотистая вязь, видимая только поставившему или мастеру, опутывает железную коробку сейфа неприступной сетью. Взломать можно, конечно - но в таком случае я тут же почувствую отдачу от разрушившегося заклинания и смогу принять меры.
Особенно при пустом резерве.
При мысли о недавнем освобождении я слабо улыбаюсь - пустой резерв дает массу преимуществ: острее ощущаются эмоции, ярче видятся матрицы заклинаний и, конечно же, исчезает тревога за свое грядущее состояние.
Последнее - важнее.
Я кладу дело на полку и долго гляжу на него, точно желая удостовериться, что оно там, где ему надлежит быть - под надежной защитой толстой двери. Затем щелкаю замком и, набросив сверху защитную вязь, проворачиваю ключ. Всё. Теперь никто, кроме меня не сможет открыть сейф, прежде не оберясь проблем.
Домой я добираюсь долго - прежде прошу извозчика сделать круг, заехав к мяснику: продукты дома подошли к концу. Когда экипаж тормозит, я быстро выскакиваю из двери и, несмотря на заверения возницы, что он подождет бегу в приветливо распахнутые двери лавки. Очереди нет и уже спустя пару минут я становлюсь обладателем сразу двух тушек - утиной и куриной - и увесистого свертка с говядиной. Убедившись, что на неделю мне этого точно хватит, я сажусь в экипаж и с облегчением выдыхаю: успела за четверть часа до закрытия.
Домой мы едем долго - сказывается дневной снегопад. На работе время летит незаметно и уже из окна я успеваю полюбоваться синими сумерками. Город не спит - напротив, его вовсю украшают ко дню Отца и, глядя на разноцветные гирлянды, растянутые на улицах, я незаметно для себя начинаю улыбаться. Центральная площадь тоже не остается незамеченной - точно желая сделать мне приятное, возница закладывает круг и мы едем мимо небольшой ярмарки с подарками, минуем центральное древо, выставленное на небольшом возвышении и, заложив небольшой вираж у витрины пряничного магазина, сворачиваем в боковой переулок.
У дома я выхожу в хорошем настроении, которое тут же становится лучше, стоит мне увидеть, как из трубы соседнего дома валит дым. Видит тримудрая Богиня, что за время проживания здесь я знатно устала от приятного вначале уединения. Вот только странно - осознала я это лишь после того, как у нас с Ринданом…
Неожиданная мысль заставляет меня замереть, не дойдя до крыльца. А что у нас с Ринданом?
Зайдя в дом, я не включаю свет. Озарение, внезапно обрушившееся на голову, заставляет присесть у двери и прикусить губу.
Я ни разу не слышала об отношениях между эмпатами - возможно, потому, что девушек на службе короны единицы, у меня и нет ответа на этот вопрос. А значит, и рассматривать отношения с Максвеллом ввиду этого очень странно. Но мужчину, похоже, это не волнует.
Я ещё раз вспоминаю тот самый вечер. Спокойный голос инквизитора, его завлекательный, слегка ироничный взгляд, глаза, поблескивающие в полумраке комнаты… мужчина явно знал, что делает. Ну, или сделал вид, что знает.
Как вообще отреагируют наши резервы при… длительном контакте?
Контракты у Тревора я оформляла часто - ещё с момента своего первого визита, когда приезжала еще на собеседование: Адель, напуганная моей ситуацией с переполненным резервом, настаивала на профилактике. Со временем это вошло в привычку и, уже по прибытию в Лаерж я на второй же день отправилась знакомиться с Нейтом. Тот, помнится, долго удивлялся, узнав мой возраст: двадцать лет - не самое подходящее время для начала работы дознавателем. Но я уже ничего поделать не смогла - Лоуренс с бережливостью опытной наседки взял меня под крыло. Старый друг отца чувствовал перед ним ответственность за мою судьбу, да и я не возражала: так или иначе куда-то на службу пристроят. Адель и Джо, к тому времени выписанный из госпиталя (и списанный, пусть и не до конца, со счетов), поселились рядом, решив сразу две проблемы: приобретя подходящую недвижимость и сняв со своих плеч груз ответственности за мою судьбу. Но против я не была - семья у меня в приоритете.
А вот мужчины… их было много. Как-то я пыталась пересчитать, но сбилась уже на втором десятке: Нейт тогда оформлял разовые контракты. Но, если посудить, оно и к лучшему - привыкания не возникает, а со временем начинаешь относиться к сексу, как к рабочему моменту. Уже к концу первого года службы я втянулась и лишь усмехалась, когда виделась с мужчиной повторно.
А теперь вот Максвелл. И что-то мне подсказывает, что других партнеров в ближайшее время у меня не предвидится. Да и…
Новая мысль бьет по голове сильнее прежней. Поднявшись на ноги, я все-таки сбрасываю шубку и непослушной рукой поворачиваю рычаг выключателя. Вспыхнувший свет ослепляет и, заслонившись ладонью, я осознаю второй момент.
С Максвеллом у нас, кажется, не только секс.
Звонок магического передатчика раздается тогда, когда я, обмазав утиную тушку смесью соли и меда, пытаюсь засунуть её в печь. По скорому ополоснув руки, поднимаю тяжелую трубку, зажимая её плечом, чтобы не испачкать.
— Мейделин?
Несмотря на мрачные думы, сковавшие мои мысли, я все-таки улыбаюсь:
— Добрый вечер, Риндан.
— Как на работе?
— Ничего нового. Ты выспался?
— Да, и готов к новым подвигам. Буду через полчаса.
Киваю, словно он может меня видеть:
— Жду.
Повесив трубку, я долго пялюсь в пространство, будто пытаюсь осознать сказанное. Да душе спокойно и хорошо и обруч мыслей, сжимающий виски, постепенно исчезает, уступая место предвкушению бессонной ночи.
Максвелл действительно приезжает ровно через полчаса. Открывает дверь своим ключом, долго топчется на пороге, очищая ботинки от налипшего снега и, ввалившись в крошечную прихожую, протягивает мне сверток:
— Вот! Это тебе!
Я осторожно заглядываю внутрь и замираю, увидев хрупкий бутон нераспустившегося растения. Пионы? Зимой?!
— Откуда это?
— Где взял - там уже нет, — инквизитор ступает в кухню. Свежий морозный запах заходит в помещение вместе с ним. Я отступаю на пару шагов, а затем и вовсе отхожу к столу, разворачивая газету. Так и есть - три упругих бутона на тонкой, ломкой ветви.
— Спасибо, — улыбаюсь я, старательно скрывая неловкость. Мне действительно неудобно - последние цветы я получала на совершеннолетие от Джо и Адель и ощущения, поселившиеся внутри, для меня в новинку.
Тем временем Риндан затаскивает в кухню объемный пакет и мне не надо далеко ходить, чтобы догадаться о содержимом.
— У меня есть продукты.
— Будут ещё, — он улыбается и добавляет извиняющимся тоном, — прости, я не привык нахлебничать.
Я лишь вздыхаю - ну что ему скажу?
Пока инквизитор возится в коридоре, я все же решаюсь разрезать плотную бечеву и развернуть шуршащую бумагу. И - замираю, узрев содержимое.
— Откуда?! — полушепотом уточняю.
Солнечные шарики апельсинов задорно проглядывают сквозь пергамент, в который завернуты. Я неверяще качаю головой - в Лаерже, да ещё зимой? Невероятно!
Я продолжаю разбирать свертки. В них обнаруживается целое богатство - розовые мячики помидоров, пупырчатые огурцы, внушительный кусок сливочного сыра в тонкой обертке, жиром которого я пачкаю пальцы, просто выкладывая на подоконник.
— Зачем столько?
— Пусть будет, — холодные руки обнимают меня за плечи и притягивают к горячему телу. Этот контраст обжигает - но я не протестую, разрешая инквизитору усадить меня себе на колени.
— Я к начальству ходила, — выдаю, чтобы сгладить неловкость момента: такого в моей жизни ещё не было.
— Вот как, — хмыкает Риндан, целуя меня в плечо, — к Лоуренсу?
— К нему, — киваю я, старательно не обращая внимание на пульсирующий сгусток жара в животе.
— И по какому вопросу?
Теплая шаль падает на пол, но я не сопротивляюсь, разрешая мужчине одну за другой расстегивать пуговицы на платье. Лишь кошусь на окно и смущенно сообщаю:
— Соседи увидят.
— Не увидят, — безапелляционно заявляют мне, а Максвелл поворачивает выключатель и кухня погружается во мрак, оставляя единственным источником света приоткрытую заслонку печи.
Я некоторое время смотрю на рыжую полосу на стене, чувствуя, как губы Риндана исследуют мою шею, спускаются к ключицам и прикусывают чувствительную кожу плеча. Это настолько… нервно, что я вздрагиваю, ощущая, как жар из живота постепенно растекается по всему телу.
— Ты очень сладкая… — отрывисто шепчет Риндан, оголяя мою грудь, — хрупкая, нежная… моя девочка...
В ответ я исторгаю стон - говорить не выходит, воздух в груди заканчивается очень быстро и я просто мечусь головой, ощущая, как крепко меня держит инквизитор. Одновременно мои руки зря времени не теряют - я изучаю крепкие твердые плечи и, добравшись до пуговиц, начинаю избавлять мужчину от одежды.
До спальни мы так и не доходим, но стол - неплохая альтернатива. Когда меня укладывают на теплую деревянную поверхность, я настолько возбуждена, что вскрикиваю, когда Риндан наконец-то толкается в меня. В ответ я обхватываю его бедрами и начинаю двигаться, будто пытаясь опередить Максвелла. И мне удаётся - я взрываюсь за несколько мгновений до того, как он до боли и звезд в глазах прикусывает мою мочку уха, извергаясь внутрь.
— С тобой вечность - как минута… — хрипло шепчет он, пытаясь отдышаться. Я обнимаю мужчину за плечи и счастливо улыбаюсь, глядя на невидимый в темноте потолок.
Мы долго сидим, обнявшись, слушая, как в печи трещат, прогорая, поленья. Я обхватываю инквизитора двумя руками и кладу голову ему на плечо. Мне не хочется говорить - быстрый, но бурный секс отнял все силы и я с трудом представляю, как дойду до ванной. И Максвелл это понимает - внезапно отстраняется и смотрит на меня поблескивающими в полумраке глазами.
— Устала?
— Да...
Я больше не произношу ни слова - меня подхватывают на руки, одергивают платье и усаживают в кресло. Сверху опускается теплая махина пледа и через мгновение под потолком вспыхивает свет. Я недовольно морщусь - за это короткое время привыкла к темноте. А Максвелл лукаво смотрит на меня и выходит из кухни, бросив на пороге:
— Я приготовлю тебе ванну.
Риндан действительно набирает ванну и даже вносит меня в наполненное паром помещение. Уходить, впрочем, не торопится - закрывает плотно дверь изнутри, опирается плечом о стену и наблюдает, как я раздеваюсь. Я не стесняюсь - с ним мне очень комфортно.
Вода не горячая - в самый раз. Я опираюсь спиной об эмалированный бок ванны, а Максвелл присаживается рядом, с затаенным восхищением разглядывая мое не скрытое водой тело.
— Ты очень красивая, Мейделин.
— Я знаю, — будто в подтверждение своих слов я прикрываю глаза.
Мне спокойно. Даже мысли об оставленном в сейфе деле растворяются в приятной неге. Я будто покачиваюсь на волнах, как бумажный кораблик и даже не замечаю, что инквизитор выходит, оставляя меня в одиночестве.
Когда я открываю глаза, то обнаруживаю рядом сложенное платье. Не моё - новое, из шкафа. Представляю, как Риндан его выбирал…
При мысли об этом на мое лицо наползает улыбка. Я не спеша ополаскиваю волосы, вытираюсь и, собрав влажные ещё локоны в низкий пучок, покидаю гостеприимную обитель чистоты.
Максвелл обнаруживается на кухне расставляющим тарелки. Нарезанные овощи ждут своей очереди на разделочной доске.
— Утке частично пришли кранты, — сообщает он, — но я перевернул. Ты отдохнула?
— Немного. Что, подгорела?
— Слегка. Но не страшно - грудку я не люблю.
Я тихо смеюсь, оценив шутку. Инквизитор лукаво смотрит на меня и встряхивает волосами. Шелковистые темные пряди рассыпаются по плечам, а я ловлю себя на желании пропустить их сквозь пальцы.
Мы не спеша ужинаем в тишине. О работе говорить не хочется, а других тем для разговоров пока нет. Наконец, отодвинув от себя тарелку, Максвелл подаёт голос:
— Где собираешься праздновать день Отца?
— К сестре поеду, — я догладываю крылышко, — я всегда у неё в этот день. А ты?
— Навещу родителей. Мать соскучилась.
Я киваю, откладывая хрящик на край тарелки.
— Они далеко живут?
— В часе езды от Рейлина.
Западная провинция, значит. Отсюда часов десять поездом, не меньше.
— Я хотел предложить поехать со мной.
Очередной кусок утки идет не тем горлом и я долго откашливаюсь, забыв про всяческие правила приличия и спасая свою жизнь. Риндан хлопает меня по спине, терпеливо дожидается, пока я справлюсь и, когда перед моими глазами перестает качаться вся кухня, задумчиво сообщает:
— Наверное, за едой важные новости тебе лучше не сообщать.
— Наверное, да, — соглашаюсь я, а затем во все глаза смотрю на мужчину, — Риндан… не рановато?
Он невозмутимо качает головой:
— Не думаю.
Я украдкой выдыхаю, решая оставить размышления по этому вопросу на потом.
После ужина я все-таки отвоевываю право вымыть посуду и долго вожусь с вилками, пытаясь восстановить душевное равновесие. При мысли о том, что Максвелл собрался знакомить меня с родителями мои руки начинают трястись, а дыхание - сбиваться. Я не готова… нет, я абсолютно не готова к этому!
Протирая очередную вилку, украдкой кошусь на инквизитора. А тот, кажется, и не догадывается о моих душевных терзаниях - сидит в кресле и листает газету с таким видом, будто от неё зависит его жизнь.
— Что пишут? — пытаюсь затронуть стороннюю тему.
— Котировки вниз поползли, — вежливо информируют меня, — а на самом деле, я пытаюсь найти зацепки.
— Какие?
— Понятия не имею. Но в газетах они всегда всплывают первыми.
Вилки заканчиваются и я берусь за протирание столешницы.
— Три года назад я вел дело… — начинает Риндан и замолкает.
— И что? — подначиваю его, понимая, что начинаю отвлекаться от мыслей, пошатнувших мое душевное равновесие.
А, пусть даже о работе поговорим.
— Убийца регулярно находил своих жертв - молоденьких девиц - на ярмарках. Когда их количество перевалило за второй десяток, наконец-то вызвали меня. Я первым делом запросил в архиве сводку газет и принялся за их изучение.
Риндан рассказывает просто, без похвальбы или какой-то скрытой гордости. Он просто делится опытом и я ловлю себя на мысли, что слушать мужчину приятно.
— Проблема в том, что ярмарки были децентрализованными, проводимыми в трех смежных районах города. Меня занял вопрос, откуда убийца брал о них информацию?
— Он мог быть подписан на много газет, — подаю я голос.
— В таком случае это вызвало бы вопросы, — хмыкает Максвелл, — как минимум, у почтовой службы. Тем более, на некоторые газеты тогда нельзя было подписаться. И я начал копать. Спустя три дня сделал приблизительную выборку - убийства происходили примерно через два-три дня после публикации объявлений о проведении ярмарок. Исходя из этого, мне удалось восстановить цепочку событий и найти недостающие звенья.
Я присаживаюсь на стул и испытующе гляжу на инквизитора. Мне интересно - и ему, судя по всему, тоже. Глаза Максвелла горят охотничьим пламенем, будто он не сидит на кухне, а преследует убийцу по горячим следам.
— Пара газет продавались в нескольких точках - малый тираж и скудный бюджет на выпуск не давали им шансов. Когда я начал интересоваться покупателями, продавцы вспомнили странного господина в очках, покупавшего интересующие меня экземпляры. Один паренек вспомнил, что после покупки газеты мужчина всегда посещал мясной магазин в подворотне напротив. Магазин, к слову, небольшой: ни вывески, ни зазывалы.
— А значит, о нем знают местные, — киваю я.
— Или люди не с улицы. Я и зашел… купил мяса, поинтересовался наличием счетов покупателей…
— Только не говори, что он покупал в долг, — хмыкаю я.
— Представь себе, — в глазах мужчины прыгают заводные бесята, — отдельный счет на некоего мистера Ортуса - кстати, регулярно погашаемый. Реальный адрес, налаженная доставка… мальчишка-посыльный хорошо его знал. Ну а при обыске полный комплект - орудие убийства, вещи жертв… на память брал.
Я восхищенно качаю головой, оценивая дедукцию.
— Поразительно!
— Да нет, — пожимает плечами он, — обычная рутина.
— Ты раньше где работал? — задаю вопрос я, складывая полотенце.
— На севере, — морщится он и я внезапно понимаю, что вопрос ему неприятен. Но он продолжает, — занимал руководящий пост при институте пристального дознания.
— Вот как… — протягиваю я, уже понимая, что спрошу дальше, — а зачем к нам? Руководящих лиц не переводят.
— По собственному желанию. Тем более, до отчего дома больше суток ехать - неудобно.
— Мог бы найти и поближе к отчему дому, — позволяю себе улыбку я.
— Тогда бы я не встретил тебя, — признается он, откладывая газету.
Мы долго сидим на кухне, болтая о пустяках. Под влиянием легкости момента я рассказываю инквизитору о жизни в Лаерже, коротко упоминая какие-то рабочие моменты. Риндан слушает внимательно, не перебивая и изредка задаёт наводящие вопросы. Разговор плавно перетекает на семейную тему и я перебираюсь к мужчине на колени. Кладу голову на широкую грудь, задумчиво перебираю его темные волосы и чувствую себя так уютно, как никогда раньше.
— На сколько ты старше своей сестры? — уточняет Максвелл.
Я качаю головой.
— Я младшая. Адель старше меня на четыре года.
Если инквизитор и удивляется, то виду не подает. Лишь уточняет:
— Разве дар не передается первенцу?
Приходится признаваться:
— К моменту, когда у меня проявился дар, Адель была при смерти. Мы думали, что… — я не договариваю, чувствуя, как сжимаются обнимающие меня руки, — поэтому на инициацию взяли меня.
— Чья была инициатива?
— Отца.
— Он был дознавателем?
— Инквизитором. Пятая степень эмпатии.
Риндан кивает, будто соглашаясь со мной. А я… решаю поделиться сокровенным.
— Через два дня после инициации умерла мама. Красная лихорадка редко заканчивается выздоровлением. Адели повезло, она выкарабкалась.
Максвелл некоторое время молчит, будто давая мне шанс свыкнуться с рассказанным. Но я уже свыклась… лишь изредка думаю, что все могло быть иначе.
— Соболезную.
— Спасибо, — я отрываюсь от его груди и смотрю на мужчину. Тот серьезен - ни смешинок, ни его извечной иронии, — ты лучше про себя расскажи.
Я очень хочу смены темы и Максвелл это понимает. Он легко улыбается, проводит рукой по моим волосам и, стоит мне только устроиться поудобней у него на груди, выдает:
— А со мной все просто. У меня три младших сестры.
От необычности услышанного я прыскаю:
— Что?!
— Что слышала, - он весело глядит на меня, — три несносные маленькие девчонки, которые висят на мне, стоит лишь приехать.
— Ты намного старше?
— О да… — он допускает театральную паузу, а когда я уже сгораю от любопытства, сообщает, — на семнадцать лет.
— Они что, тройняшки?
— Погодки. Ой и устаю же я от них женихов гонять!
Я тихо смеюсь. Настроение постепенно ползет вверх и тут я понимаю, что совсем не знаю возраста Максвелла.
— Риндан, а сколько тебе лет?
Он качает головой:
— Ох, Мейделин… я уже совсем дряхлый старик.
— И все же?
Прежде чем ответить, инквизитор делано оглядывается, а затем делает страшное лицо и наклоняется ближе.
— Тридцать четыре, — шепотом сообщает он и я взрываюсь раскатом задорного смеха.
Но Максвелл не обижается - он ждет, пока я отсмеюсь положенное и, стоит мне затихнуть, тут же способствует продолжению веселья:
— Что, уже подсчитала разницу в возрасте?
Всхлипывая, я киваю:
— Де… девять лет.
— И тебя не смущает, что из меня сыпется песок?
В попытке перестать смеяться я качаю головой. Меня действительно не смущает его возраст.
Когда короткая стрелка на часах подползает к одиннадцати, мы все-таки покидаем уютную кухню и перебираемся в спальню. Инквизитор, улыбаясь, смотрит, как я переодеваюсь в ночную рубашку и, стоит мне забраться в кровать, заботливо накрывает меня одеялом. Улыбаясь Максвеллу, я запоздало понимаю, что, кажется, ночевать буду одна.
— А ты… не останешься?
Мужчина качает головой:
— К сожалению. У меня сегодня дежурство - отдаю Вальтцу долг.
Я вздыхаю - как-то уже привыкла к присутствию мужчины в своем доме. И Риндан это чувствует - ласково проводит пальцами по моей щеке и, наклонившись, одаривает долгим многообещающим поцелуем.
— Я вернусь.
— Когда?
— Завтра.
Я поджимаю губы:
— Завтра я дежурю.
— Тогда я подожду тебя на работе.
Качаю головой:
— Не стоит. Лучше выспись.
— Обязательно, — усмехается он, — спокойной ночи, Мейделин. До утра не читай.
Я провожаю уходящего мужчину взглядом и долго прислушиваюсь к происходящему внизу. Максвелл чем-то шуршит на кухне - наверное, убирает забытый мной на подоконнике сыр, - затем переходит в прихожую и, наконец, хлопает дверью.
Cледующий день проходит рутинно. После завтрака я спускаюсь в сад и долго ругаюсь, увидев заячьи следы на снегу. Ушастые все же добрались до яблонь и оставили на коре следы своей вредительской деятельности. Поэтому медлить больше нельзя - я звоню садовнику и, в красках описав происходящее, получаю заверение о том, что сегодня все будет готово.
Садовник действительно приезжает через пару часов. На укрывание яблонь и расчистку снега уходит еще часа три - и, расплатившись с улыбчивым седовласым мужчиной, я возвращаюсь в дом.
Без Риндана кухня кажется пустой. Я долго стою у окна, глядя на очередного длинноухого наглеца, позарившегося на мою частную собственность. Пионы, подаренные Максвеллом, стоят на столе, напоминая о вчерашнем вечере. Вспомнив подробности жизни инквизитора, я улыбаюсь и качаю головой. Подумать только - три сестры… повезло, что старшим оказался мальчик.
В семьях одаренных мальчики-первенцы действительно рождаются куда чаще. Поэтому мои родители наверняка удивились, когда на свет появилась Адель, а следом и я. Но… менять что-то было поздно, а на третьего малыша они так и не отважились. А затем уже было не до этого.
Мысли о семье заставляют меня морщиться. Это как отрывать клейкий бинт от ещё сырой раны - больно, страшно, но необходимо для дальнейшего заживления. Я верю в эту систему и поэтому иногда возвращаюсь воспоминаниями в те страшные серые дни, когда над Иртусом был поднят красный флаг. Эпидемия была краткосрочной и, к счастью, последней - и уже девятнадцать лет о красной лихорадке вспоминают лишь в страшных снах.
Я отхожу от окна и ставлю себе чайник. До дежурства уже больше пяти часов - а значит, можно попытаться поспать хотя бы два из них. Мало ли что выпадет на сегодняшнюю ночь?
Мысль об этом кажется резонной и, забравшись в кровать, я действительно проваливаюсь в сон. Сплю дольше, чем хотелось бы и по пробуждению вижу за окном наступившую ночь. Чертыхаюсь, гляжу на часы и понимаю, что почти проспала. Суетясь, собираюсь, хватая первые попавшиеся штаны и засовывая голову в горловину теплого свитера. Волосы так и не успеваю расчесать, решив подождать до работы.
Но - успеваю, выскакивая из дому в тот момент, когда у калитки останавливается крепостной извозчик.
В закрытом экипаже тепло - небольшой амулет, прикрепленный рядом с лампой, способствует поддержанию комфортной температуры. Я сбрасываю шубку и даже привожу в порядок пряди, обнаружив в сумке завалявшуюся заколку. Выспаться мне удалось - я воспринимаю эмоции четко и ясно, даже чувствую раздражение возничего, когда мы внезапно тормозим на перекрестке. Все-таки хорошо жить, когда резерв пусть - ничего не мешает!
К крепости мы подъезжаем через полчаса и, выйдя из кареты, я против своей воли улыбаюсь - с неба вновь валит снег. Праздничное древо, установленное перед темным монолитом здания, горит и переливается разноцветными огнями. Я не могу сдержаться от соблазна - минуя колючее создание, протягиваю руку и касаюсь дрожащей присыпанной снегом и мишурой ветви. “Пусть все будет хорошо” - мое постоянное желание с пятнадцати лет. Но, кажется, именно сейчас я впервые в жизни в него верю.
Дежурство проходит стандартно. Вальтц, заступивший вместо Риндана приветливо здоровается. Я отвечаю тем же, замечая, что светловолосый мужчина мне более не неприятен. Не спеша сбрасываю шубу, долго прихорашиваюсь перед зеркалом и, наконец, достаю планшет.
— Как выходной? — заводит светский разговор инквизитор.
Я пожимаю плечами:
— Как обычно. А у вас?
— Так же. Никак не могу привыкнуть к размеренной жизни провинции.
— А где раньше работали?
— В столице, в институте пристального дознания.
Столица… тогда всё ясно.
— У нас здесь мало приезжих, — объясняю, — развлечений почти нет, молодежь уезжает в большие города. К тому же, пустоши Шарры близко.
Мужчина деловито кивает:
— Изучал, да. Сложно у вас.
Мы некоторое время сидим в ожидании, пока закипит чайник. Наконец Вальтц вновь подает голос:
— До дня Отца чуть больше недели. Дежурных уже выставили?
— Да, тянули жребий.
— Надеюсь, вам не выпала столь печальная участь?
Я усмехаюсь:
— Я дежурила в прошлый раз. В этом году меня даже не включали в лотерею.
— Отправитесь к родственникам?
— Да, а вы?
— Навещу детей. Бывшая жена наконец-то не против.
Чайник закипает, оглашая тишину дежурной комнаты мелодичным свистом и я тянусь за заваркой:
— Я сделаю чай.
Я долго вожусь с заваркой, но результат того стоит: темную терпкую жидкость пить приятно. Даже Вальтц, сделав глоток, одобряет:
— Вкусно!
Прячась за чашкой, я наконец-то решаюсь задать интересующий меня вопрос:
— Вы с Максвеллом раньше работали?
— Скорее, пересекались, - морщится инквизитор, - в некоторых делах. Мир одаренных тесен, как вы знаете...
Я молчаливо соглашаюсь.
— Если посудить, я знаю почти всех инквизиторов центральной и северной провинций, — продолжает мужчина, — частые поездки не прошли даром для моей записной книжки: она совсем распухла от новых контактов.
— Вы были заняты разъездной работой?
— Я бы консультирующим инквизитором, — улыбается он, — мне на месте не сиделось. Собственно, за это и поплатился.
Я понимаю, о чем он говорит и в свете новой информации фраза о детях начинает отливать горечью.
— У вас сколько детей?
— Двое, — он отставляет чашку, — мальчики. Старшему почти восемь, младшему - пять.
— Инициация уже была? — уточняю я.
— Да. Два года назад. Старший инквизитор говорит, до пятого уровня дотянет, а там - как захочет.
Однако! Пятый уровень после инициации - это сильно. Я настолько впечатлена, что выражаю восхищение и улыбаюсь, видя, как расправляются плечи мужчины.
Наш разговор прерывает резкий звонок вызова и мне приходится отставить чашку и проследовать в коридор вслед за Вальтцем.
Ничего нового - очередное убийство на улице. Я тщательно допрашиваю обвиняемого - оборванца-юношу, параллельно занося полученные данные в планшет. Долго впитываю букет эмоций: в этот раз преступник в состоянии алкогольного опьянения, что обычно здорово усложняет нашу работу. Вальтц даже несколько раз посылает эмоциональные сигналы, прося перепроверить тот или иной вопрос и, когда убийцу выводят через дверь, инквизитор появляется из-за завесы отрицания, вытирая лоб.
— Простите, мисс Локуэл. Я все никак не привыкну к пьяным.
Я улыбаюсь:
— А пора бы. У нас таких - каждый второй.
Остаток дежурства проходит спокойно - ещё два вызова оказываются ложными. В первом - подавальщица, которую заподозрили в воровстве кошелька у богатого клиента. Девица оказывается бойкой, но до одури честной - мне даже говорить ничего не приходится: информация сыпется на неё сама. А вот с вторым приходится повозиться - молчаливый парень не желает исторгать из себя ни слова, но, когда мне удается его разговорить, выясняется, что он прикрывает своего брата, совершившего акт самозащиты. Выписав повестку, я вручаю её секретарю для дальнейшей передачи и выхожу из комнаты, слыша за спиной характерный звук открывающегося телепорта.
Вальтц уже ждет меня в дежурной - недовольный и смущенный.
— Никак не могу привыкнуть к телепортам, — жалуется он.
Я развожу руками:
— Таков протокол.
Чай уже остыл и нам ничего не остается, как заварить новый. Мужчина хлопочет над заваркой, а я дописываю в планшете неучтенное. Бюрократию я не люблю, поэтому стремлюсь сразу сделать максимум. Вальтц не прерывает мою сосредоточенность - лишь под утро, когда я заканчиваю писанину, мы заводим ничего не значащий разговор. Перебрасываемся ленивыми фразами и погоде и отпуске, коротаем время и даже не замечаем, как часовая стрелка на циферблате пересекает восьмерку.
— Мисс Локуэл, вам пора, — с улыбкой сообщает Вальтц, глядя на часы.
Я удивленно моргаю, враз выпадая из рабочего состояния:
— Можете называть меня по имени.
Но, к моему удивлению, инквизитор качает головой:
— В таком случае мистер Максвелл изволит содрать с меня три шкуры.
Это звучит настолько… странно, что я во все глаза гляжу на мужчину:
— Вы… серьезно?
Тот криво усмехается.
— К сожалению, да. Риндан весьма… радикален в подобных моментах. К тому же, он достаточно старомоден.
Я поджимаю губы. Кажется, все не так просто.
— Вы его хорошо знаете?
— Лучше, чем хотелось бы, — Вальтц вновь кривится, — мисс Локуэл, вам пора.
Желание не продолжать разговор заметно невооруженным взглядом, поэтому настаивать я не решаюсь - скомкано прощаюсь и, пожелав инквизитору легкого дежурства, покидаю помещение.
Возможность привести мысли в порядок выпадает уже в кабинете. Я переобуваюсь в привезенную с собой обувь, раздвигаю шторы и замираю перед окном, глядя на яркое древо.
Риндан весьма радикален. Интересно! Притом интересны не предпочтения Максвелла, а, скорее, позиция Вальтца. Обозначив свою точку зрения, мужчина ловко ушел от остальных вопросов, отгородившись нежеланием. И в эту теорию как-то не вписываются периодические встречи инквизиторов при работе над делами.
Скорее, речь идет о долгом и плодотворном сотрудничестве.
Я не заметила в Риндане неприязни к Вальтцу - впрочем, наоборот тоже. А значит, их знакомство больше личного характера, нежели рабочего. А их отстраненность друг от друга свидетельствует о том, что между инквизиторами явно пробежала кошка, а то и кто-то покрупнее.
Каланхоэ живет. Я задумчиво поливаю подсохшую землю и долго растапливаю камин, а затем - все же заказываю у секретаря сегодняшние дела. Мое желание исполняется даже быстрее, чем хотелось бы - не успев допить чай я становлюсь обладательницей трех одинаковых темных папок.
— Архив закрыт, — предупреждает секретарь, — запрос на допуск подается за сутки.
Я киваю - слышала уже. И понимаю, что сейчас туда уж точно не пойду, даже несмотря на свой интерес.
— В случае необходимости экстренного поднятия дела обращайтесь к Лоуренсу, — добавляет парень и, пожелав хорошей работы, покидает кабинет.
Я могла отправиться домой сразу после дежурства, но я не тороплюсь - аккуратно заполняю дела. Дома мне делать, по сути, нечего - спать я не хочу, а читать желания нет. Мысль о том, что я могла бы куда более продуктивно провести время, просится сама собой. Выводя ровные буквы, я усмехаюсь - Максвелл слишком быстро вошел в мою жизнь, став ее неотъемлемой частью.
Наконец, работа завершена. Я вновь вызываю секретаря, вручаю ему папки и, пользуясь случаем, решаю поинтересоваться:
— Где кабинет мистера Максвелла?
— На втором этаже, — быстро отвечает парень, — двести четвертый кабинет.
Выходит, Риндан занял кабинет старшего инквизитора.
— А кабинет Вальтца?
— Там же, — секретарь даже не задумывается, — он на двоих.
Вот, значит, как…
Узнавать больше нечего и я мотаю головой в ответ на молчаливый вопрос парня. Тот покидает меня сразу, а я еще долго вожусь c камином, пламя в котором никак не желает затухать. Но я справляюсь - правда, с помощью магии: заключаю пламя в непроницаемый шар, из которого откачиваю воздух. Заклинание сложное и долгое - в свое время меня научил ему отец и в дань памяти я пользуюсь им до сих пор.
Когда от огня остаются лишь приятные воспоминания, я проверяю сейф и, найдя защитную вязь без изменений, покидаю рабочее место.
Зайцы выкусили - это я констатирую сразу по приезду, наблюдая многочисленные цепочки следов, ведущие в лес и из лесу. Яблони, надежно укутанные специальным материалом, защищены и, убедившись в их неприкасаемости, я захожу в дом, уже на пороге слыша звонок магического передатчика.
— Мейд? — голос Адель прорывается сквозь хрип и треск: междугородняя связь - она такая.
— Что случилось? — помня о подходящем сроке родов я сразу подбираюсь.
— Это я у тебя хотела узнать. Контракт выгорел?
Я опираюсь спиной о стену и улыбаюсь:
— Все… все хорошо.
Про Риндана мне упоминать не хочется. Знаю: у сестры возникнет множество вопросов…
… а мне бы и самой хотелось получить на них ответы.
Моя короткая реплика Адель успокаивает - голос в трубке моментально расслабляется и даже, кажется, звучит ближе.
— Ты приедешь на день Отца?
— Когда я не радовала вас своим присутствием?
— В прошлом году, например, — сестра все же не забыла про дежурство.
Я киваю, точно она может меня видеть.
— Приеду, конечно. Как обычно? У меня выходные.
Лоуренс действительно сделал мне в этом году щедрый подарок. Три выходных подряд - настоящее сокровище, когда хочешь повидать семью.
— Приезжай утром в канун. Дети будут рады, — судя по голосу в трубке, Адель улыбается, - твоя комната тебя ждет.
Положив трубку, я долго стою в прихожей. Разговор с сестрой оставил приятное послевкусие, но всколыхнул и ряд вопросов, которые однозначно стоит прояснить.
А значит, от разговора с Ринданом мне не отвертеться.
В попытке уйти от неприятных мыслей я затеиваю уборку. Долго начищаю ванну, протираю все доступные поверхности, меняю постельное белье и даже мою пол - два раза, чтоб наверняка. А затем, собрав огромный сверток с вещами, набрасываю тулуп и покидаю дом.
За ночь снег подтаял - сказалась оттепель. Если к вечеру подморозит, то вместо дорожки у меня будет каток. Я замечаю это краем глаза, выходя за калитку и двигаясь вдоль наезженной колеи.
До прачечной идти четверть часа. Я миную площадь, на которой в выходные разворачивается ярмарка, ныряю в узкий переулок и, миновав два поворота, сворачиваю в третий, оказываясь аккурат под вывеской с изображением мыльных пузырей.
Миссис Абингтон, пожилая полная женщина с пухлыми белыми руками, не тронутыми морщинами, споро пересчитывает принесенную мной одежду и сгружает её в большую плетеную корзину:
— С доставкой, мисс Локуэл?
— Да.
— Завтра к вечеру Айтон завезет.
Говорить больше ничего не требуется - я расплачиваюсь, забираю квитанцию и, мельком поглядевшись в прямоугольник старого зеркала, висящего на стене, выскальзываю в зиму.
Узкими улочками меня уже не удивишь - невысокие каменные дома возвышаются с двух сторон, практически расплющивая узкую дорогу. Чтобы сократить маршрут, я сворачиваю в ближайшую подворотню и, пройдя мимо заснеженного сквера, выныриваю с другой стороны площади - у старого фонтана рядом с лавкой аптекаря. И - тут же замираю, видя необычную суету.
Седую голову Лоуренса опознаю слету - старший инквизитор обнаруживается у бортика фонтана. Склонившись над резервуаром для воды, мужчина о чем-то оживленно переговаривается со стоящим рядом Вальтцем. Дернули, значит, с дежурства.
Гвардеец, несмотря на то, что знает меня в лицо, качает головой и делает упреждающий шаг в сторону, преграждая мне дорогу. Приходится разворачивать на ладони метку института дознания. После того, как все формальности соблюдены, путь освобождается и я не теряю времени, в несколько шагов оказываясь рядом с мужчинами.
— Мистер Лоуренс, — киваю по очереди, — Вальтц.
Инквизиторы смотрят на меня и на их лицах проступает какое-то одинаковое выражение.
— Мисс Локуэл! Как хорошо, что вы здесь оказались! — с облегчением выдыхает начальник и сразу же продолжает, — дежурный дознаватель занят на допросах, сегодня какой-то проклятый день. Вам звонили, но вы не ответили.
— Меня не было дома, — пытаюсь оправдаться я, чувствуя неловкость за свой внешний вид: домашнее затрапезное платье, потрепанную жизнью дубленку, теплые, но громоздкие валенки. Знала бы, что предстоит - оделась бы получше.
Лоуренс кивает, принимая объяснение.
— Сможете приступить к работе немедленно?
— Разумеется.
Вокруг будто в одночасье включается свет. Осознав, что я до сих пор не понимаю причины столпотворения, я делаю два осторожных шага и заглядываю в резервуар.
И - застываю, узрев уставившиеся в небо, но уже ничего не видящие глаза своего бывшего коллеги института пристального дознания.
Риндан приезжает через полчаса. На ходу спрыгивая с подножки дилижанса, он, кажется, в два шага оказывается рядом и тоже заглядывает в фонтан.
— Ульрих Вермейер, из уволившихся инквизиторов, — информирую я, сжимая покрасневшими от холода пальцами переносное перо и непонятно зачем добавляю, — с нами работал раньше.
— Понял уже, — не говоря больше ни слова, мужчина лезет во внутренний карман пальто и через мгновение протягивает мне мой планшет, — держи. Я как узнал, что ты на месте, решил прихватить.
— Спасибо, — я больше не растрачиваюсь на слова: работа есть работа. И Максвелл придерживается того же мнения - он отходит к гвардейцам, растягивающим вокруг места преступления защитный контур и что-то у них спрашивает.
Мистер Эклтус, последние два года занимающий должность врачебного дознавателя, совершает над телом несколько пассов, из-за чего воздух вокруг озаряется едва заметным зеленоватым сиянием и скучающим голосом начинает:
— Смерть наступила около семи-восьми часов назад. Причиной смерти послужила обильная кровопотеря, вызванная...
Склонившись над планшетом, я послушно записываю слова Эклтуса, уже понимая, что выходной накрылся медным тазом: после выезда на место происшествия придется ехать на работу, допрашивать свидетелей, заполнять бланки строгой отчетности… наверное, нужно попросить извозчика заехать домой, переодеться.
— … орудие убийства не установлено. По предварительным прогнозам...
Значит, нож. Или узкое лезвие - узкое настолько, что даже резаная рана на горле незаметна. И, если бы не лужица крови под головой инквизитора, никто бы на первый взгляд и не опознал, что он мертв, а не спит.
— Мисс Локуэл, обратите внимание...
Но я уже заметила. Слив для воды, как сургучем, запечатан подтаявшим куском снега.
— Если бы не снег, кровь ушла бы в водосток. Наклон позволяет.
Я киваю, глядя на кирпично-красный цвет камня, которым обложен фонтан. Интересно как… почти цвет в цвет.
— Кто его нашел?
— Цветочник. Перебрал в таверне, остановился… отдохнуть.
Понятно, как “отдохнуть” собрался.
— Где он?
— Увезли в крепость.
— Ладно, к вечеру проспится - допрошу, — резюмирую я, захлопывая планшет, — с какой стороны в фонтан упал?
— Оттуда, — показывает пальцем Эклтус, но я уже вижу неприкосновенную зону, нетронутую человеческим пребыванием.
Капли крови обнаруживаются почти сразу - красными бусинами под легким слоем снега: видимо, с утра немного мело. Пытаясь прикинуть расстояние, отхожу ещё на пару шагов, сразу упираясь в нахоженную дорогу. Да здесь, небось, уже стадо целое прошло!
— Восьми, мистер Эклтус, — гляжу я на врачебного дознавателя.
Тот не понимает. Хмурит кустистые седые брови, поджимает губы:
— Что?
— Смерть наступила около восьми часов назад, — объясняю более подробно.
— Почему?
— Сейчас, — я сверяюсь с часами на указательном столбе, — около часу пополудни. Согласно вашему заключению, смерть могла наступить в промежутке между пятью и шестью часами утра. Но в половине пятого здесь проходит патруль, по всей площади, — словно в подтверждение своих слов я обвожу рукой окружающий мир, — а в половине шестого принимается за работу служба уборки. Следовательно, если Вермейера хотели убрать без свидетелей, то наиболее подходило время с половины пятого до половины шестого - но, вероятнее всего, это случилось сразу после прохода патруля: иногда уборочная служба приступает к работе раньше. Кто бы это ни был, он хотел перестраховаться, чтобы остаться незамеченным.
Эклтус кривится:
— В таком случае, удобнее было бы сделать это в подворотне.
— Не скажите. На площади в предутреннее время нет лишних глаз: лекарь открывает аптеку к восьми, из таверны выход на соседнюю улицу. В управе района тоже нет толку: вероятность того, что какой-то трудоголик задержался до утра, ничтожно мала. Да даже если это и так - риск, что в пять утра он захочет посмотреть в окно, практически нулевой. Жилых же домов здесь нет, общественный транспорт не ходит.
Договорив, я перевожу дыхание: моя пламенная речь не осталась без внимания. Вальтц уважительно кивает головой, Риндан с легкой улыбкой глядит на меня, а я… а я понимаю, что устала.
— Они встретились здесь, — я киваю на дорожку, — убийца, кто бы он ни был, полоснул Вермейера по горлу, а тот, видимо, от шока, сделал несколько шагов в сторону и упал в фонтан. Вы же видели вертикальные потеки на одежде, мистер Эклтус. Служба уборки подчистила все следы обуви на дороге. Снегопад же довершил остальное.
Кажется, сегодня последнее слово за мной. Врачебный дознаватель разводит руками, признавая мою правоту, а я возвращаюсь к фонтану. Как раз вовремя - очередной крепостной экипаж тормозит у места преступления, выпуская на свет дежурного дознавателя.
— Доброе утро, Ирмис, — мельком здороваюсь я с крепким детиной.
— Доброе, Мейд, — приветливо обращается ко мне он, крепко пожимая, по традиции дознавателей, руку, — как сама?
— Как обычно, — передергиваю я плечами и сразу приступаю к сути, обозначая позицию, — дело моё.
— А…
— Не отдам и не надейся, — качаю головой, — самой интересно. Но если запротоколируешь детали, буду благодарна.
Слов больше не требуется - уточнив у возницы, свободен ли он, я запрыгиваю в теплое нутро салона и последнее, что успеваю заметить через качнувшуюся занавеску - Максвелла, раздающего распоряжения.
Я все-таки заезжаю домой - быстро переодеваюсь, на скорую руку прочесываю волосы гребнем и, подхватив с вешалки сумку, выбегаю обратно на улицу.
— Не торопились бы, мисс Локуэл, — улыбаясь, ворчит возница, — я бы подождал, сколько нужно.
Но я лишь мотаю головой и захлопываю за собой дверь.
Уже в экипаже я приступаю к делу - открываю планшет, переворачиваю страницу и начинаю записывать соображения. Параллельно мои мысли текут своим чередом и даже затрагивают сферу моей личной жизни. А Риндан ведь с работы приехал, его форменный мундир не оставляет никаких сомнений. Как интересно… видимо, с дежурства домой и снова в бой.
По поводу смерти Вермейера мне все ясно. Непонятен лишь мотив - но, судя по всему происходящему, здесь легко не будет. Нужно будет допросить цветочника… хотя вероятность, что он что-то видел, ничтожно мала.
И с Ирмисом надо поговорить - парень может заметить что-то, что пропустила я. Конечно, не хотелось бы, но мало ли.
Наблюдая, как мы въезжаем в центральный район, я подавляю зевок. По приезду нужно заварить чай, а не то глаза начнут слипаться уже через пару часов. Я никогда не ложусь спать сразу после дежурства, выдерживая как минимум полдня - иначе начинает болеть голова. Зато, сделав все дела с утра и выспавшись, вечер я могу посвятить чтению.
Я люблю такие вечера. Жаль, что сегодня все отменяется.
В кабинете прохладно - как всегда перед днем Отца в крепости экономят отопление, запуская теплый воздух лишь в подземелья. Поэтому я первым делом растапливаю камин и, вставая с корточек, морщусь, ощущая ноющую боль внизу живота. Как всегда не вовремя… а ведь что стоило свериться с календарем?
Предчувствия меня не подводят - уже дописывая протокол осмотра места происшествия я чувствую легкое головокружение. Так со мной всегда - слабость, тремор конечностей и все то, что прилагается к подобному состоянию. Будь я сегодня дома, проблем бы не возникло - теплая спальня, уютная ночная рубашка, книга и горячий чай сделали бы день легче. Но на работе, в этой атмосфере тревожности и спешки я всегда ощущаю себя незащищенной. Но… что есть, то есть.
Я посещаю уборную, долго умываюсь прохладной водой и делаю себе крепкий чай с сахаром. Помогает - уже через четверть часа у меня получается вернуться к работе. Заполняя бланки строгой отчетности я стараюсь не обращать внимание на отвлекающие факторы: раньше справлюсь - лучше будет. Возможно, до допроса даже сумею скоротать полчаса на жестком тапчане, поставленном здесь специально для таких случаев.
У меня действительно выходит справиться меньше, чем за два часа. Состояние к этому моменту ухудшается - я едва фокусирую зрение от боли и, когда магический передатчик взрывается трелью, беру трубку практически наощупь.
— Мейд?
Я прикусываю губу, понимая, что сейчас буду делать то, чего очень не люблю.
— Ирмис, есть новости?
— Полагаю, ровно то же, что и у тебя. Могу занести протокол.
— Давай, — соглашаюсь я и время до прихода дознавателя коротаю у камина: близость живого огня будто облегчает мое состояние.
Парень приходит через пару минут. Без стука входит в комнату, занимая будто весь проем и, оглядев помещение, смущенно улыбается:
— У тебя уютно.
— Чаю? — предлагаю я.
Но Ирмис качает головой:
— Дел невпроворот. У себя выпью.
— Что-то увидел? — задаю следующий вопрос.
— Не уверен, что больше твоего. Вот протокол, — на край стола ложится пара исписанных листов, а парень виновато морщится, — это копия, можешь себе оставить. Прости, я побегу? У меня три допроса плотняком.
— Да, конечно, — спохватываюсь я, — спасибо.
При такой загрузке просить Ирмиса заменить меня на допросе - не уважать коллегу. Глядя, как за дознавателем закрывается дверь, я прикидываю, сколько времени у меня в наличии. Пьяных допрашивать я не люблю - толку мало, гонору много, а выхлопу вообще никакого: во всех эмоциях сомневаться приходится.
Но все происходит куда удачнее: я как раз дочитываю писанину Ирмиса, как передатчик оживает: дежурный гвардеец кратко информирует меня о том, что цветочник пришел в себя и может связно выражать свои мысли. Это меня устраивает - я беру протокол, подхватываю свой планшет и практически следом за гвардейцем выхожу из кабинета.
Внизу настоящее столпотворение: задержанные не помещаются в допросных и ждут своей очереди на лавке в коридоре. Проходя мимо, я понимаю досаду Лоуренса: день действительно очень напоминает проклятье - таких за мои пять лет работы было всего два.
Не везет, конечно, дежурным.
Цветочник ждет меня в седьмой допросной. Удивиться я не успеваю, видя на постаменте за завесой отрицания Максвелла. Риндан окидывает меня быстрым взглядом и хмурится, но я не обращаю внимания: в такие дни я действительно выгляжу не очень.
— Именем Великой тримудрой Богини! - начинает секретарь.
Пока губы сами по себе произносят заученные фразы протокола, я стараюсь впитать букет эмоций, который исходит от свидетеля. Цветочник, по документам оказавшийся мистером Уильямом Остином, действительно ничего не заметил. Более того - вместо четких эмоций мне приходится довольствоваться невнятной смесью из сомнения и неуверенности, обильно приправленной щедрой щепоткой тревоги.
— Мейделин, с тобой все в порядке? — раздается над ухом.
Я улыбаюсь пересохшими губами.
— Все нормально, Риндан. Это… бывает.
Максвелл кивает, принимая ответ. И на том спасибо!
— Тебя проводить?
Я уж думаю отказаться, но головокружение не оставляет мне никаких шансов.
— Да, пожалуйста.
Мы покидаем допросную через внутреннюю дверь, выходя туда, куда выводят обвиняемых и свидетелей - в узкий коридор, ведущий в подземелья. Инициатива принадлежит инквизитору и я ему благодарна - повторно пробираться через толпы народу у меня нет никакого желания. Максвелл пропускает меня вперед по ведущей вверх лестнице и придерживает дверь заднего хода. И лишь после того, как мы оказываемся на улице, нарушает тишину:
— С тобой точно все в порядке? Ты очень бледная.
— Да… — я вдыхаю морозный воздух, решаясь на откровенность, — это ежемесячное недомогание.
Он понимает все правильно. Предлагает руку и, аккуратно поддерживая под локоть, ведет к калитке.
— Я приеду после работы. Может, заехать в аптеку?
— Не нужно. У меня аллергия на большинство обезболивающих зелий.
Я хочу добавить, что облегчить недомогание могут только зелья Джо, но вижу подъезжающий экипаж и замолкаю. Позволяю Риндану усадить меня на жесткое, обитое кожей сиденье и улыбаюсь, слыша фразу, которую он бросает вознице:
— Аккуратней, не растряси.
Дома я первым делом набираю теплую ванну и долго лежу в ней, чувствуя, как боль слабеет. Мысли, окутывающие голову большим туманным облаком постепенно рассеиваются, уступая место сути.
Зачем Ульрих пришел на площадь? Вряд ли просто повидаться - наверняка инквизитор на что-то рассчитывал. А на что? Информация? Деньги? Сразу и не скажешь.
Но вот то, что он не ожидал нападения - это факт. Убийца явно подошел сзади - или выждал момент, пока Вермейер повернется к нему затылком. И все бы ничего, кроме одного - незнакомым людям спину зря никто подставлять не будет.
Так что то, что инквизитор знал своего убийцу- бесспорный факт.
Пользуясь тем, что в голове проясняется, я поднимаюсь на ноги. Медленно вытираюсь, облачаюсь в ночную рубашку и, набросив на плечи шаль, делаю себе чай. Дополняю чашку парой крошечных бисквитов и, прихватив с подоконника книгу, поднимаюсь вверх.
Но чтение не идет - я вновь и вновь возвращаюсь к сцене сегодняшнего убийства. Перед глазами стоит застывший взгляд Ульриха и, бессмысленно листая страницы, я вспоминаю все наши встречи. Ночные дежурства, короткие рваные разговоры - инквизитор был немногословен, общался только с парой людей. И жил, насколько я знаю, в часе езды от нашего района.
Что побудило его в предутренний час ехать через весь город к месту встречи? И, если он все-таки приехал…
Внезапная догадка заставляет меня резко сесть. Это не проходит бесследно для моего состояния - низ живота пронзает спазмом и я тихо стону, укладываясь обратно. Но сути не теряю - действительно, нет никакого резона ехать так далеко, если…
… если только он не жил рядом с площадью.
Я запоздало вспоминаю слова Риндана о разыскной службе кардинала. Наверняка в первую очередь обыскали его жилье - и, если ничего не нашли, то явно продолжили искать дальше. А инквизитор, выходит, все это время мог жить практически в пешей доступности от моего дома.
Решив завтра же посетить Лоуренса с этой теорией, я все-таки углубляюсь в чтение, но полностью отдаться книжной страсти не выходит - меня будто постоянно выдергивает из приключений, напоминая о том, что мое разнообразие жизни не хуже. Живот ноет все сильнее и в итоге я сдаюсь - отложив книгу, ныряю в легкую дрему, с каждым мгновением погружаясь все глубже.
Меня будят нежные прикосновения - к волосам, щеке, подбородку. Я сонно улыбаюсь, не торопясь открывать глаза - знаю уже, кого увижу.
— Мейделин… — тихо шепчет Риндан.
Моя улыбка становится шире, когда я внезапно понимаю, что мне до одури нравится, как он произносит мое имя - смягчая “й”, немного растягивая “л”, протягивая, будто пробуя на вкус “н”. От полутонов хрипловатого, уже ставшего родным голоса в груди зарождается приятное тепло.
— Который час? — я все ещё не хочу выныривать из приятной неги.
— Вечер уже. Рабочий день закончен, — открывает карты инквизитор и я все-таки приоткрываю один глаз.
Так и есть - Максвелл, одетый в повседневную одежду, сидит на краешке кровати, внимательно глядя на меня. В комнате тепло, а красноватые блики на противоположной от кровати стене свидетельствуют о ярко горящем огне в камине.
— Как себя чувствуешь? — тихо спрашивает он.
Перед тем, как ответить, я прислушиваюсь к себе и морщусь, ощущая надсадную ноющую боль.
— Не очень. Как на работе?
Но мой вопрос остается без внимания - озабоченно покачав головой, мужчина тянет мое одеяло на себя, а я, не понимая происходящего, тут же вцепляюсь в его край.
— Что ты делаешь?
— Все нормально, — у меня мягко, но непоколебимо отбирают угол одеяла, а Риндан, отбросив в сторону дополнительный источник тепла, кладет свои ладони мне на живот.
— Риндан?..
— Доверься мне, — просит инквизитор и я откидываюсь на подушку, чувствуя волнующее прикосновение через ткань.
Руки Максвелла обжигают и я выдыхаю, ощущая, как напрягаются мышцы живота. Видит тримудрая Богиня, я не готова к такому испытанию... искушением. Только не сегодня!
— Сними заклинание, — вновь просит мужчина, а я непонимающе пялюсь на него ещё несколько мгновений, прежде чем до меня доходит. Ну конечно - остатки завесы отрицания, которую я набросила на себя автоматически, ещё по дороге домой!
Я прикрываю глаза, ощущая, как тает невидимый защитный полог, закрывающий мои чувства от окружающих. Одновременно с этим приходит понимание - Максвеллу доступны все оттенки моих эмоций. И мужчина чувствует это - в одно мгновение мир вздрагивает, уступая место калейдоскопу ощущений.
Его ощущений.
— Доверие - процесс обоюдный, верно? — вкрадчиво шепчет мужчина, а я запрокидываю голову и впиваюсь ногтями в перину, чувствуя, как от его ладоней по моему животу будто бегут электрические разряды. Сменяясь холодком, они отдаются в позвоночнике - и сразу же тают, а я… а я в полнейшем недоумении смотрю в стену, понимая - живот больше не болит.
— Прости, я не поклонник страданий, - Риндан, усмехаясь, убирает руки, а я удивленно гляжу на него, не понимая, что произошло.
Боли нет. Да и в голове в момент прояснилось - будто и не было этого недомогания длиной в полдня.
— Как ты это сделал? — я не могу скрыть удивления.
Он пожимает плечами:
— Уловка от одного из столичных лекарей. Как раз для подобных случаев. Сильную боль, конечно, не снимет, но…
— Спасибо, — шепчу я одними губами.
— В твоем случае - как раз, — будто не слышит моей благодарности он, — Мейделин, у тебя так каждый месяц?
— Каждый, — киваю.
— И каждый месяц ты это терпишь?
— Не всегда, — я поворачиваюсь на бок, подкладывая руку под голову, — муж сестры обычно делает мне зелья. Но в этот раз он был занят.
“Другим зельем для меня” - дополняю я уже беззвучно, чувствуя, как рука Риндана завладевает моей ладонью.
Мы некоторое время проводим в тишине, глядя, как пляшут на стене отблески огня. Говорить, как и всегда, не хочется - с ним мне хорошо даже молчать. И, хоть я не решаюсь признаться в этом самой себе, но с удовольствием проводила бы каждый вечер, молча с Ринданом в унисон.
Наконец, пауза нарушается.
— Мне всегда было интересно, — Максвелл с интересом смотрит в окно, — как у девушек-эмпатов наступает активная фаза развития дара?
Я понимаю, о чем спрашивает инквизитор. От инициации до момента пробуждения дара, подразумевающего начало взрослой жизни, зачастую проходит около десяти лет. Именно поэтому процесс инициации ставят как можно позже.
Чтобы оттянуть момент. Особенно у девочек.
— Тебя ведь не это интересует, верно? — все же решаюсь на откровенный вопрос.
— Только это, — упрямо заявляет мужчина и все-таки поворачивает голову, — Мейделин, мне все равно, с кем ты была до меня. Это прошлое, его больше не существует, - твердо припечатывает он и я вздыхаю, видя, как упрямо сжимаются его губы.
Наверное, именно эти слова и побуждают меня к диалогу.
— Меня инициировали в семь лет, — начинаю я, уже понимая, что разговор выйдет не особо приятным, — поэтому ожидали пробуждения дара примерно к семнадцати. Ошиблись - он проснулся на два года позже.
Я замолкаю, будто погружаясь туда, в несуществующее прошлое, которое чуть не стало моей могилой.
— И что?
— Я не сразу ощутила свой резерв. Мне все говорили, что он большой и что вмещает много эмоций, больше, чем другие, — говорить об этом тяжело, поэтому я тороплюсь, комкаю слова, спотыкаюсь, — поэтому я особо не отслеживала наполненность. Пока разбиралась, пока училась различать оттенки и отголоски...
— Прошляпила? — в голосе мужчины прорезается едва заметная ирония.
— Прошляпила, — признаюсь, невесело усмехаясь.
К моменту, когда я ощутила первое в своей жизни переполнение резерва, было уже поздно. Да и день этот я особо не помню - так, суета, озабоченные лица вокруг, внимательный взгляд высшего лекаря… он откачал излишек эмоций как-то иначе, используя заклинания, от которых тело выгибалось дугой, а затем плашмя лежало мокрой тряпкой. И так пять дней подряд.
— Я так понимаю, ты попала в госпиталь?
— К сожалению. Я… я не знала, что так бывает. И… — я не договариваю, уже осознавая, что он понял.
— Ты не хотела начинать избавляться стандартным способом?
Я приподнимаюсь на локте, насмешливо глядя на Риндана. Скрывать мне нечего - да и не хочется, если честно.
— Я не хотела, чтобы мой первый раз был таким.
Он смотрит на меня серьезно и ямочка на напрягшемся подбородке практически не видна. Максвелл явно понимает, что спрашивает.
— А как инквизиторы опустошают резерв? — играю я на опережение, чтобы получить передышку от неуемной любознательности мужчины.
— Так же, — он проводить пальцами от моего запястья к локтю и я сглатываю, чувствуя, как по коже пробегает холодок, - разве что реже. Дознаватели впитывают эмоции напрямую, мы же пропускаем через себя. Поэтому резерв наполняется медленнее.
— Но вы тоже заключаете контракты.
— Не без этого.
Оборванный на неуклюжей ноте разговор некоторое время висит в комнате, будто довлея над нами и мужчина это чувствует, а потому излишне весело улыбается и, поднявшись на ноги, протягивает мне руку:
— Пойдем вниз, я тебя накормлю.
Отказываться мне не хочется, поэтому я позволяю себя поднять, закутать в шаль и сопроводить в кухню. На столе обретаются свертки из таверны и пахнет свежей выпечкой.
— Садись, — предлагает Риндан и приступает к распаковке.
Глядя, как из свертка показываются свежие пирожки с блестящей, глянцевой поверхностью, я ощущаю такой приступ голода, что в румяный бок первой жертвы вгрызаюсь с рычанием степного волка, чувствуя кожей веселый взгляд.
Вестимо, чей.
— Мне нравится твой аппетит, — замечает Максвелл, подвигая мне чашку с темной жидкостью.
— Кто как работает - тот так и ест, — со смешком откликаюсь я и тянусь за еще одним пирожком.
После ужина инквизитор опускается в кресло с газетой в руках, а я тщетно пытаюсь скрыть довольную улыбку - Максвелл отлично вписался в кухонный антураж. Но мужчина видит мое настроение и, подняв бровь, иронично глядит на меня.
— Хорошо смотришься, — киваю я на кресло.
— Спасибо, — смеется он, открывая газету и через пару мгновений радует меня новостью, — ты знаешь, что послезавтра Нойремштире ярмарка, посвященная дню Отца?
— Знаю. Хотела съездить, но пока не решила… — признаюсь я, протирая тарелку.
— Почему?
— Дело Вермейера… — морщусь, — хочу ещё раз допросить цветочника.
— Остина? — а у него отличная память! — что тебе мешает сделать это утром перед поездкой? - инквизитор некоторое время мешкает, но потом, подначенный моим взглядом, все-таки раскалывается, - я попросил его на пару дней придержать. Как раз протрезвеет и…
— А его жена?
— Мне показалось,что она рада, — задумчиво чешет макушку мужчина, — по крайней мере, с её стороны возражений не было. Так что по поводу поездки?
— Хочешь составить мне компанию в денежных тратах?
— Хочу их возглавить. Тем более, я наводил справки - как раз к началу ярмарки у тебя два выходных перед дежурством. А по поводу себя я договорюсь с Вальтцем. Ну так что?
Предложение слишком соблазнительное, чтобы отказываться, но я на некоторое время все-таки зависаю над медной раковиной, прежде чем вынести вердикт:
— Я за. Но допрошу его не перед поездкой, а завтра.
Следующий день пролетает незаметно. Риндан уходит рано утром, отказавшись от чая и отговорившись работой. Я не протестую - знаю уже, что всех инквизиторов Лоуренс созвал на планерку. А поэтому не спеша собираюсь, долго сижу в кухне, делая заметки в планшете и, наконец, когда у калитки раздается привычный звон колокольчика, набрасываю на голову платок и выхожу из дому.
Сегодня мы едем не торопясь - ночью Лаерж опять засыпало снегом. Сугробы на обочинах иногда достигают небывалых размеров. Я такого не видела ни разу за все пять лет - поэтому, поддавшись соблазну, отодвигаю шторку и некоторое время наслаждаюсь зимними видами.
Моя радость стихает быстро: когда мы въезжаем в город, от снежной сказки не остается ровным счетом ничего и я вновь утыкаюсь в планшет. Перечень вопросов, которые я намереваюсь задать Остину, обширен, но интуиция подсказывает, что истины я все равно не добьюсь: цветочник вышел из таверны много позже убийства. Тем более простоватый мужчина, любящий выпить, вряд ли будет затейливо путать следы.
Дилижанс тормозит перед воротами крепости и я быстро направляюсь ко входу. Праздничное древо, затейливо украшенное яркими шарами и золочеными орехами на веревочках, кажется, переливается всеми цветами радуги. Я мельком оцениваю яркую верхушку и, взбежав по ступенькам, толкаю тяжелую дверь.
Внутри тоже все пропахло праздником. Еловый запах - тяжелый, просачивающийся повсюду причудливо смешивается с ароматом корицы: наверняка кто-то из дежурных, поторопившись, принес на работу праздничный кекс. Я в прошлом году тоже пекла - необходимость заесть печаль, вызванную праздничным дежурством, была насущной.
Вальтц, сбегающий по лестнице мне навстречу, приветливо кивает. Отвечаю ему тем же, и повернув на следующий лестничный пролет, нос к носу сталкиваюсь с Ринданом. Ну как, сталкиваюсь - с размаху влетаю в него и, ещё не успев ничего осознать, чувствую такой знакомый запах можжевельника. Ну а бархатный хрипловатый голос, всего пол-мгновения спустя раздющийся сверху, окончательно расставляет все на свои места.
— Мейделин...
Я вскидываю голову, сразу попадая в плен зеленых глаз.
— Привет…
— Привет, — несмотря ни на что, инквизитор серьезен и я сразу подбираюсь, — ты надолго?
— У меня рабочий день, — киваю я.
— Отлично, — Максвелл отводит взгляд, глядя поверх моей головы в маленькое окошко, выходящее на улицу. Он будто хочешь что-то сказать, но в последний момент едва заметно качает головой и все-таки улыбается.
— Что такое? — все же решаюсь учточнить я.
— Ничего серьезного. Просто… мы с Вальтцем должны кое-куда съездить. К вечеру вернуться не успею.
Я тихо вздыхаю, уже предчувствуя вечер за книгой. И когда только к нему успела привыкнуть…
А ещё мне совсем чуть-чуть, но обидно. И, хоть я и понимаю, что работа для нас первостепенна, мне хочется видеть его чаще. И больше. И…
— Ничего страшного, — все же улыбаюсь, — увидимся завтра.
— Да, — его пальцы быстро, будто украдкой пробегают по моей щеке и легко касаются волос, — если успею, перед отъездом к тебе забегу.
— Буду ждать, — не удержавшись, я все-таки легко касаюсь его руки.
Кабинет выстужен и я вновь прохожу уже приевшуюся процедуру растопки. Идея с горничной, о которой я почти успела забыть в последние дни, сейчас вновь кажется заманчивой. Надо будет подумать на досуге.
Когда помещение заполняется пока еще зыбким, нестойким теплом, я сбрасываю верхнюю одежду и через магический передатчик вызываю секретаря. Тот не заставляет долго себя ждать и появляется в кабинете уже через четверть часа.
— Мне нужно допросить Остина, — делаю распоряжение я, — подготовьте допросную, обеспечьте инквизитора.
Но секретарь разводит руками:
— Придется подождать, мисс Локуэл. Инквизиторы Максвелл и Лавджой отбыли по приказу начальства.
Я не успеваю удивиться новой фамилии - вовремя вспоминаю подпись под первым протоколом Остина.
“В.Лавджой”
Значит, Вальтц.
— Дежурный инквизитор пока занят, — продолжает тем временем оправдываться секретарь, — у него два плановых допроса. Но я передам докладную. Как только освободится, сможете приступить.
Когда за парнем закрывается дверь, я набираю архив. Тщетно - трубку не берут, а спускаться смысла нет: наверняка поцелую опечатанную дверь - перед праздниками никто не интересуется делами. Нет, конечно, если дело срочное, то и черта лысого с того света поднять можно, но… сейчас все не так.
Дела Морриса и Вермейера обретаются у меня в сейфе - а значит, нужно точно подтвердить, что архив опечатан, чтобы получить разрешение оставить их у себя на время праздников. Я, конечно, могу солгать, что просто забыла передать их секретарю, но причина на самом деле иная - я хочу иметь дела в общем доступе. И, если с Вермейером есть над чем повозиться, то с Моррисом…
Думаю я недолго. Если Лоуренс ещё на рабочем месте, то этим надо воспользоваться. Ещё раз пролистав тонкое дело с допросом хозяина Терры, я все же поднимаю тяжелую черную трубку передатчика.
— С мистером Лоуренсом соедините. Дознаватель Локуэл.
Мне везет - уже спустя пол-минуты на другом конце провода раздается знакомый голос.
— Мейделин? Что-то срочное?
— Возможно, — я не тороплюсь, подбирая слова: ситуация достаточно скользкая, — мистер Лоуренс, я по факту перевода Морриса…
— Да-да? — оживляется инквизитор, а я поджимаю губы, понимая, что это неспроста.
— Если я отправлю запрос… о причинах перевода, мне ответят? И стоит ли это делать?
Лоуренс молчит - долго, мучительно. Я слышу его тяжелое дыхание и понимаю: инквизитор думает. А это означает, что ситуация не так проста, как кажется.
— Мейделин, я сам отправлю запрос.
Чувствуя, как брови ползут вверх, а уголки губ расползаются в улыбке, я едва не киваю. Я знала - знала, что будет что-то подобное.
— Я смогу ознакомиться с официальным ответом?
На этот раз молчание затягивается и я уже готова смириться с фиаско, как передатчик вновь оживает:
— Не уверен.
Вопросов больше не остается - сдержанно поблагодарив мужчину, я кладу трубку и, опершись руками о стол, долго нависаю над делами. Распахнутый сейф манит пустотой.
Секретарь действительно вызывает меня на допрос спустя несколько часов - к тому времени я уже совсем извожусь, пытаясь понять причины, побудившие кого-то сверху отозвать Морриса. Версий в планшете записано уже более десятка, но я нутром чувствую, что все они идут мимо.
Максвелл не заходит - зашедший за мной секретарь, уже другой, объясняет, что инквизиторы отбыли полчаса назад. Я молчаливо соглашаюсь со спешкой и прохожу во вторую допросную.
Новый инквизитор, имя и фамилию которого я не запоминаю, скупо подтверждает все данные допроса. Это опять мужчина - высокий, темноволосый, с бородкой-клинышком. Я даже умудряюсь мимолетно удивиться - эта столичная мода в Лаерже не приживается, но ему, судя по всему… Знакомство со мной никто заводить не собирается - подписав протокол, инквизитор коротко кивает и вновь скрывается за завесой. Звук открывающегося портала я слышу уже через миг. Все по протоколу - предсказуемо и… скучно.
Я еще некоторое время сижу за столом. Остин не сообщил ничего нового - а значит, придется подписать освободительную: вряд ли мне дадут санкцию на третий допрос подряд.
— Дайте бланк, — устало прошу я секретаря и уже через несколько минут протягиваю заполненную таблицу назад - для проставления печати. Что ж, Остин - везунчик и день Отца встретит с семьей.
Чего нельзя сказать о Терре.
— Где сейчас мисс Уилсон? — уточняю я у секретаря прежде, чем успеваю осознать.
— Здесь, — раздается ожидаемый ответ.
Вот как… Морриса забрали, а главного свидетеля, по вине которого он и оказался в заточении, нет? Удивительно. И секретарь тоже это понимает - некоторое время глядит на меня,будто ожидая решения, а затем осторожно уточняет:
— Она останется на праздники?
— Не уверена.
Я действительно не уверена - хотя бы потому, что это несправедливо по отношению к девушке, оказавшейся здесь ради восстановления своего доброго имени. А значит, выход здесь лишь один - ходатайствовать перед кардиналом об освобождении свидетеля.
И в этот раз я готова на это пойти.
— Можете проводить меня к ней?
Я долго жду в коридоре, пока дежурный гвардеец, гремя ключами, пытается справиться с замком. Изнутри тоже намечается шевеление - я вижу, как в приоткрытой заслонке мечется огонек светильника. Наконец, замок поддается - и дверь распахивается, пропуская меня внутрь.
Терра чинно сидит на кровати, сложив руки на коленях. Она одета в то же платье, что и при задержании - выданная одежда заключенных ровной стопкой лежит на стуле. Все ясно, не надевала.
Я вздыхаю. Разговор начинать тяжело - и девушка это понимает, потому что кривится и, явно сдерживая слезы, первой нарушает тишину:
— Мне ещё долго здесь находиться?
Перед тем, как ответить, я присаживаюсь с другой стороны кровати. Руки, как назло, девать некуда - с утра надела штаны без карманов. И о чем только думала…
Явно не об этом.
— Мисс Уилсон, если мы вас выпустим… под подписку, разумеется, вам есть куда идти?
Про поручителя я собираюсь узнать следом, но этого не требуется - Терра качает головой:
— Я сирота. Мистер Моррис был моим работодателем полгода… за это время я потеряла возможность восстановиться на бирже.
Я понимающе киваю. А девушка непроста.
— Простите за нескромный вопрос - вы воспитанница приюта?
— Да… Сестер веры Тримудрой.
Все ясно. За полгода она явно успела потерять кров - в приюты очереди стоят. Да и биржа её тоже не возьмет: в случае неудачного трудоустройства есть всего три месяца на смену места работы. В случае с Террой прошло много больше времени.
Девушка понимает ход моих мыслей. Она опускает голову и, сжав кулаки, начинает быстро говорить:
— Если вы меня не выпустите, я пойму… тем более, куда мне идти? Вещей нет, работы тоже.
— Родственники?
Терра качает головой.
— Родители погибли. Брат пропал без вести.
Да, помотало тебя, конечно…
— Я попала в приют в тринадцать, через год после смерти матери. Она последняя, кто оставался.
— Вам сейчас....
— Девятнадцать.
Я сочувственно вздыхаю. Приютских девушек редко держат до совершеннолетия - обычно стараются выпустить во взрослую жизнь поскорее, игнорируя все негативные моменты. Терре же повезло - судя по всему, она отпраздновала восемнадцатый день рождения в обители Тримудрой.
Сомневаюсь я недолго. Да и чего сомневаться? Иначе поступить я ведь все равно не смогу.
— Терра… как вы смотрите на работу у дознавателя?
Cпрашиваю и осекаюсь, напарываясь на удивленный взгляд огромных серых глаз. Да, видимо, придется объяснять…
— Понимаете ли, — начинаю, — я очень долго ищу горничную. Не спрашивайте почему, но у эмпатов никто не хочет работать.
— Они говорили, что вы прокляты, — выдает легкую улыбку девушка, — там, в обители. Что вы продали душу тьме.
Как мило! А то я этого не знала.
— Неважно, что говорят. Но, если вас это заботит…
— Не заботит, — девушка поднимает голову и прямо смотрит на меня, — я им все равно не верю, мисс Локуэл.
Мои брови моментально ползут вверх: не ожидала, что девушка запомнит мою фамилию.
— Терра, пока я не могу вам ничего обещать, — качаю головой, - но оставлять вас здесь на праздники кажется мне плохой идеей. Поэтому я попробую, — я выделяю это слово, — ходатайствовать за вас перед кардиналом и по результатам уже будем решать.
— Мисс Локуэл, спа…
— Платить много не смогу, — неумолимо продолжаю я, — но среднюю ставку по Лаержу вполне осилю. У вас будет маленькая комната. Разумеется, все содержание тоже остается на мне.
Терра все-таки вскакивает с кровати.Одеяло падает на пол, а переносная лампа опасно кренится - и я едва успеваю протянуть руку, чтобы спасти камеру от маленького, но пожара.
— Мисс Локуэл!! Спасибо! — тонкий женский голос отражается от каменных стен и гулко отдается в коридоре, — мисс Локуэл, да я...
Я все же не выдерживаю - улыбаюсь. И непреклонно качаю головой:
— Мы все обсудим после решения кардинала.
Прошение об освобождении я пишу тут же - боком пристроившись за столом дежурного гвардейца. Парень охотно уступает мне стул, дает лист бумаги, перо и предлагает чай. Такая вежливость не редкость, но удивляет.
— На самом деле, правильно, что её выпустят, — будто слышит мои размышления гвардеец и, будто задумавшись, добавляет, — день Отца в крепости - сомнительное удовольствие.
Я не переспрашиваю - знаю, что он имеет в виду. И дело даже не в том, что главный праздник года заключенным приходится встречать в одиночестве. Даже при пристальном контроле за дежурными иногда не выходит уследить за всем. И всеми.
Дополнив документ обоснованиями, я ставлю в конце размашистую подпись. Специальные чернила высыхают моментально - и уже через несколько мгновений я уже складываю лист пополам и вкладываю в форменный конверт с пометкой “срочно”.
— Мне отнести? — тут же предлагает свою помощь гвардеец.
— Нет, я сама.
Нести недалеко - до дежурного инквизитора. С этим я справляюсь замечательно - вручаю конверт тому самому, с бородкой клинышком, ставлю роспись в журнале приема и подписываю бланк вручения. Вот теперь - все. Теперь - только ждать.
До окончания рабочего дня остается ещё два часа. Осознав, что на данный момент я ничего не пойму, я все же прошу дежурного секретаря по мере возможности поднять из архива пару текущих дел. И, потерзавшись угрызениями совести, все-таки поддаюсь голосу желудка и, подстегиваемая пока ещё периодическим ворчанием, спускаюсь в столовую.
Здесь я - редкий гость: привычку не есть на работе унаследовала от отца. Но пару раз в год все-таки приходится посещать это небольшое помещение, наполненное странными запахами.
Зал почти пуст: день идет к концу. Скользя взглядом по столовой, я внезапно натыкаюсь глазами на Ирмиса. Он тоже меня видит, откладывает вилку и приветственно кивает. А ведь это к лучшему!
— У тебя есть время? — поправ линию раздачи, я подхожу к коллеге.
Тот кивает, вытирая рот салфеткой:
— Для тебя - сколько угодно. Только поесть вначале возьми - миссис Тейлор грозится закрыть все к чертовой матери через пять минут.
В словах дознавателя есть резон: наша стряпуха обладает грозным, но отходчивым характером. Вот и сейчас она сурово наблюдает, как я с подносом продвигаюсь вдоль ряда уже опустевших блюд.
Почти все съедено - и после непродолжительных колебаний я решаю остановиться на мясном суфле и тушеной капусте. Миссис Тейлор, несмотря на мои слабые возражения, непреклонно добавляет к моему обеду оставшийся на тарелке пирожок и неожиданно весело подмигивает:
— Это бесплатно.
Посмеиваясь, я расплачиваюсь. Ирмис подвигает мне стул и подает соль. И лишь когда от капусты (вкусной, кстати) остаются одни воспоминания, дознаватель добродушно улыбается.
— Слушаю.
Я не тороплюсь - вначале воскрешаю в памяти все, что касается обстоятельств гибели Вермейера и лишь затем приступаю.
— Ты знал его?
— Это допрос? — тут же хмыкает Ирмис, а я едва скрываю улыбку.
— Нет. Просто хочу понять, кем он был. Мы мало общались.
Я действительно не налаживала с Ульрихом контакт: нелюдимый, он и с мужчинами-то тяжело сходился, что говорить обо мне. Даже не представляю, о чем мы могли бы говорить.
Ирмис, кажется, думает о том же. Долго морщит лоб, кривит губы и наконец, открывает рот:
— Вроде как здесь ни с кем особо не общался. Хотя однажды я видел его в таверне с Хиллом. Кажется… могу ошибаться.
Вот, значит, как - второй уволившийся инквизитор...
— Почему ошибаться?
— Он спиной сидел. Сама знаешь, у меня нет привычки сообщать неподтвержденные данные.
— Спишем на возможность. А с Войдом?
Найджел Войд - третий ушедший. Четвертый - архивариус по имени Нед и, сколько я не пытаюсь, никак не могу вспомнить его фамилии. Но перед глазами стоит лицо - голубые глаза в обрамлении светлых ресниц, рыжие брови, лицо, усеянное веснушками. Несмотря на его деланое добродушие и вечную улыбку, мне всегда было сложно с ним разговаривать.
— С Войдом не знаю. Они вообще друг друга сторонились. Все трое, — дознаватель поджимает губы и отодвигает пустую тарелку, — такое ощущение, что даже общались лишь по делу.
— Значит, мне не показалось, — резюмирую я, вспоминая, как диалоги между нами ограничивались лишь работой.
Вальтц, впрочем, недалеко ушел.
— Не показалось, — качает головой Ирмис, — с тобой-то они совсем отстраненно держались, ты же девушка.
— Сексисты, — беззлобно бросаю я и дознаватель поддерживает мое веселье. А затем - слету огорошивает:
— Мейд, мне показалось или у нового инквизитора на тебя планы?
Я поднимаю глаза от тарелки. С Ирмисом нас связывают не только хорошие приятельские отношения - плодотворная совместная работа сплачивает куда сильнее. Наверное, именно поэтому ему позволено то, за что другие уже давно выбыли бы из моего круга общения.
— С чего ты взял? — я гляжу на дознавателя, театрально хлопая ресницами.
— А он смотрит на тебя, как на свою собственность, — беззлобно бросает мужчина и по моей спине против воли пробегает опасный холодок.
Нет, вряд ли коллега в курсе наших… встреч, иначе бы не затеивал этот разговор. Но пропускать этот диалог, списав на повседневный треп тоже не стоит - Ирмис все-таки дознаватель, такие зря словами не сорят.
— И что с этого? — выпаливаю я, едва выдержав уместную ситуации паузу.
— Да ничего, — пожимает плечами этот взрослый семейный человек, — просто счел необходимым сообщить. Говорят, этот Максвелл в столице знатно наследил.
— Кто говорит?
— Птички на ветке, — хитро усмехается Ирмис, — честно скажу: что там было - не знаю, но шум стоял знатный и долго. Так что поаккуратнее с ним.
Я сглатываю, одновременно с этим понимая, что надо было брать и компот. Клубничный.
— Спасибо. Буду знать.
Домой я возвращаюсь в полнейшей прострации. В свете услышанного мне хочется запереться в доме и никуда не выходить, пока полученная информация не переварится в голове. Подобной роскошью в виде свободного времени я, конечно, не обладаю, но зарубить на носу стоит: Ирмис ни разу не был замечен на пустословии и болтовне. Может, конечно, изменил своим принципам, но это очень, очень маловероятно.
Калитка привычно скрипит, пропуская меня во двор. Я долго стою на дорожке, слушая скрип колес отъезжающего крепостного экипажа: в дом не тянет. У соседей из трубы опять не идет дым, но это я констатирую краем сознания, равно как и вновь засыпанную дорожку. Наверное, вечность стою у калитки, опираясь о низкий забор, пока сверху не начинают падать маленькие трогательные снежинки. И тогда я отмираю - на негнущихся ногах прохожу к дому, поворачиваю в замке ключ и, пройдя на кухню прямо в сапогах, в изнеможении опускаюсь на стул.
Глупо было надеяться, что сказка продлится вечность.
Первый звонок магического передатчика я игнорирую - сидя в кресле, тщетно пытаюсь согреться горячим чаем. Но звонящий настойчив - и за первым вызовом идет второй, а затем и третий. Наконец я сдаюсь - и, сделав пару шагов, все же поднимаю трубку.
— Дежурный инквизитор Алвис, — тут же раздается на той стороне и я подбираюсь, — дознаватель Локуэл?
— Верно.
— Ваш запрос удовлетворен. Под свою ответственность вы можете забрать мисс Уилсон завтра с восьми часов утра до полудня.
Новость хорошая - даже очень. И для меня, и для Терры.
— Отлично. Я подъеду к девяти.
На этом разговор закончен - инквизитор прощается и в трубке раздаются гудки.
Отойти я не успеваю - передатчик пищит вновь. И на этот раз я слышу уже знакомый голос…
— Мейделин?
— Риндан… — я пытаюсь справиться с дрогнувшим тоном, но мне не удается, о чем свидетельствует следующая фраза инквизитора.
— Что случилось? У тебя все хорошо?
— Д-да, — я киваю, плотнее кутаясь в шаль, — устала просто. Как ты?
Поверил. Или сделал вид, что поверил.
— Все в порядке. Звоню сообщить, что вернусь к утру. Заеду за тобой в девять, будь готова.
— Риндан, я не успею к девяти, — сообщаю я и кратко, насколько это возможно, описываю ситуацию с Террой.
И сразу слышу решение.
— Не нужно, лучше выспись. Я буду в крепости к утру, привезу её сам.
— Хорошо, — несмотря на странную информацию от Ирмиса, меня все-таки тянет на улыбку, — спасибо. Что мне с собой взять?
— Что посчитаешь нужным, — связь резко становится хуже: шипение и хрипы заставляют Максвелла ускориться, — мы едем с ночевкой, имей в виду. Я не намерен трясти тебя по колдобинам шесть часов. Мейделин… я должен идти. Уви...
Связь прерывается, оставляя меня в прострации, в которой единственное, что соединяет с реальностью - тяжелая трубка передатчика у уха.
Утром меня будит хлопок двери и приглушенные голоса внизу. Я некоторое время лежу неподвижно, пытаясь осознать себя в этом мире, но затем любопытство берет свое - я отбрасываю одеяло и быстро меняю ночную рубашку на платье. Вовремя - стоит мне потуже затянуть пояс, как дверь спальни открывается, являя мне Риндана.
— Мейделин, — улыбается он, ступая внутрь, — проснулась уже?
Даже вчерашний разговор с Ирмисом забывается, стоит мне увидеть Максвелла. Ироничный прищур зеленых глаз никуда не делся - только под глазами залегли темные круги.
— Ты что, не спал?
— В дороге успеется, — пытается отшутиться мужчина, в два шага достигая меня.
Я отвечаю на нетерпеливый, но безумно нежный поцелуй со всей горячностью, на которую способна. От Максвелла пахнет морозом и табаком - хоть я готова поклясться, что он не курит.
— Я тебе горничную привез, — шепчет он, с видимой неохотой отрываясь от меня, — иди вручай бразды правления.
Терра обнаруживается в прихожей - девушка неловко мнется, но, увидев меня, тут же расплывается в улыбке. Вокруг да около я ходить на намерена - стрелка часов неумолимо движется по кругу, а до Нойремштира порядка трех часов езды. Поэтому я быстро прохожусь по основным моментам включения воды и отопления дома и, миновав короткий коридор, распахиваю дверь во вторую спальню.
Комната действительно маленькая - сюда только и помещается, что кровать, небольшой шкаф и стул. Зато окно выходит на задний двор с яблонями, да и сквозняков нет - не зря же мастер осенью конопатил щели. Но Терра в восторге - она проводит рукой по выбеленной стене и, кажется, сейчас расплачется. Растерявшись, я смотрю на неё:
— Что случилось?
Она качает головой:
— У меня никогда раньше не было комнаты.
Мне нечего на это сказать. Невнятно пригласив девушку располагаться, я вылетаю из спальни и, пулей поднявшись на второй этаж, принимаюсь за сборы. Мои глаза, кажется, тоже сдвинулись в сторону мокрого места, но я старательно отвлекаюсь муками выбора. Наконец, сумка готова. Стянув завязки, я подхватываю со стула одно из своих домашних платьев и, спустившись вниз, стучусь к своей новой горничной. Та открывает сразу же и по припухшим глазам я сразу понимаю - потоп сдержать не получилось.
— Ты говорила, у тебя нет вещей, — мягко произношу я, — возьми пока это платье, оно чистое, а там разберемся. Меня не будет до завтра, продукты на леднике. Отдыхай и отсыпайся.
Терра благодарит долго - даже пытается изобразить книксен, но я быстро пресекаю это безобразие. Максвелл не вмешивается - стоит у вешалки, привалившись к двери и, кажется, даже наслаждается воцарившейся суетой. Лишь когда от калитки доносится звон колокольчика, инквизитор все-таки оживает:
— Мейделин, нам пора.
Экипаж не похож на обычный. В этом я убеждаюсь сразу - сиденья мягкие, как раз подходят для долгих путешествий. Понимая, сколько это стоит, я в изумлении кошусь на инквизитора, но тот как ни в чем не бывало подает мне руку и помогает зайти внутрь.
— Риндан…
— Садись, - заявляют мне и помогают удобно устроиться, - тебе не холодно?
Слов не остается и я качаю головой, разглядывая обстановку нашего экипажа.
Здесь все создано для удобства пассажиров. Небольшое углубление в стене скрывает шкафчик с напитками и Максвелл тут же открывает дверцу, доставая из потайной ниши два бокала.
— Шампанского? — предлагает он, — тебе сейчас можно.
Ну да, можно - резерв-то пуст.
— Немного, — пожимаю плечами я, глядя на извлеченную следом бутылку и подмечая, что шампанское-то тоже не из дешевых.
Совсем не из дешевых.
Но Максвелла, судя по всему, это волнует мало - он с легким хлопком открывает бутылку и наполняет бокалы золотистой жидкостью.
— За тебя, — улыбается уголками губ и осторожно касается своим хрусталем моего.
Некоторое время мы едем в тишине. Вертя в пальцах тонкую ножку бокала, я размышляю о вчерашнем разговоре с Ирмисом. Затрагивать эту скользкую тему сейчас не хочется и решение напрашивается само собой: я откладываю все выяснения на послепраздничную рутину. Ни к чему об этом говорить сейчас.
— О чем задумалась? — считывает мое выражение лица инквизитор.
— Так, о разном, — я ставлю бокал на откидной столик и расстегиваю шубку. Мужчина внимательно следит за моими движениями и, стоит мне только сбросить тяжелый мех с плеч, сразу поворачивает рычаг включения отопления. Эта забота приятна и в какой-то степени даже уже привычна, поэтому я не удивляюсь. А затем Риндан пересаживается на мою сторону, сбрасывает пальто и прижимает меня к груди.
— От тебя табаком пахнет, — жалуюсь я, прикрывая глаза.
— Это не я, это Вальтц, — в тон мне отвечает он, — даже не думал, что он такой куряга.
— Ты давно его знаешь?
— Давно, — он замолкает, а затем вновь начинает говорить, — познакомились три года назад, он заезжал на север по одному делу. А затем меня откомандировали в столицу на полгода.
— И как столица?
— Торопливо, фальшиво, людно, — вздыхает он, — в Лаерже мне нравится на порядок больше.
— Что? — отстранившись от инквизитора, я неверяще смотрю на мужчину, — у нас?!
— Здесь тихо и спокойно, — с легкой улыбкой объясняет он, — не люблю суету.
— А почему тебя перевели?
Вопрос я задаю спонтанно, не желая этого и тут же замолкаю, понимая, что копнула глубже, чем рассчитывала. Но Максвелл не удивляется - протягивает руку и заправляет мне за ухо выбившуюся из узла волос прядь.
— Лгать не буду. Возникли некоторые сложности и меня попросили сменить место работы.
— Что за сложности? — поднимаю бровь я, но тут же понимаю - на этот вопрос ответа уже не получу.
— Я расскажу тебе потом. Обязательно, — и Риндан вновь привлекает меня к себе, целуя в макушку.
Мы останавливаемся спустя полтора часа на каком-то придорожном постоялом дворе. Здесь тоже развернуто какое-то подобие ярмарки и, направляясь к удобствам, я мельком пробегаю глазами по вывешенным цветастым платкам и выложенным в ряд расписным пряникам.
Кран холодный - я быстро ополаскиваю руки под струей ледяной воды, разглядывая свое отражение в зеркале и констатируя, что румянец мне идет.
Максвелл уже ждет меня у дилижанса. Он выглядит хмуро и украдкой подавляет зевок.
— Ты не спал, — напоминаю я, когда экипаж вновь трогается.
На этот раз мои слова без внимания не оставляют.
— Да, — покладисто кивает мужчина, — пожалуй, час отдыха мне не помешает.
Он засыпает, кажется, мгновенно - как только его голова касается моих колен. Чувствуя легкую тряску, я смотрю в окно, поглаживая мягкие волосы Риндана и слушая его мерное дыхание. Мы едем по проселочной дороге через лес - и толстые стволы высоких сосен, засыпанных снегом, порождают в моей душе ощущение беззаботности и легкости. А ещё - защищенности - такой, какая была только в детстве.
В Нойремштир - маленькую туристическую деревушку - мы въезжаем через западные ворота. Караульный гвардеец быстро проверяет наши документы и шлепает красную печать на путевой лист. Разбуженный две минуты назад Риндан сонно хлопает глазами, напоминая мне мальчишку, которому рано утром надо в школу. Он недоуменно озирается, но на удивление быстро приходит в себя, доставая из внутреннего кармана пальто удостоверение и хмуро уточняя у гвардейца причину остановки.
— Внутреннее распоряжение, — не сдается тот.
Низкие ворота распахиваются, пропуская нас внутрь.
— Странно - впервые слышу о таком распоряжении, — замечает Максвелл, отодвигая оконную шторку. Внутрь экипажа тут же врываются отдаленные звуки музыки.
— Может, в связи с праздником, — допускаю предположение я.
— Или с близостью пустошей, — пытается шутить он.
Пустоши Шарры здесь действительно рядом - кажется, протяни руку и дотронешься до огромных обугленных валунов, стоймя стоящих на каменном, продуваемом всеми ветрами плато. Лобное место - общая могила многих сотен одаренных. Говорят, что даже сейчас, если прислушаться, можно услышать многоголосые крики и стоны тех, кого сожгли там несколько веков назад.
Я была на плато единожды и больше не хочу.
— Я забронировал нам жилье в гостинице у восточных ворот, — информирует тем временем Риндан, — далековато от центра, но зато номер приличный и кормят вкусно.
— Бывал здесь?
— Нет. На работе просветили.
Cловно подтверждая слова инквизитора дилижанс сворачивает в узкий переулок и, миновав его, выезжает на параллельную дорогу. Здесь уже царит атмосфера праздника - разноцветные светящиеся гирлянды, развешанные между столбами приветственно мерцают, а суета и прогуливающиеся люди наводят на мысли о том, что на ярмарке будет о-очень тесно.
— Люди - удивительные существа, — комментирует Максвелл, тоже выглядывая в окно, - пустоши рядом, а они совсем не боятся! Готов поклясться, в другие дни Нойремштир вымирает.
— Возможно, - не спорю я, — мне кажется, они просто верят в чудо.
— Или в стадный инстинкт, — хмыкает мужчина, — мысли о том, что если ты в толпе, то с тобой ничего не случится губительны уже сами по себе.
— Думаешь, в одиночку вероятность возрастает? — фыркаю я.
— Вероятность всегда одна и та же. Просто любят снять с себя ответственность.
Интересный разговор приходится прервать - дилижанс останавливается перед серым трехэтажным домом с очень скромной и практически незаметной вывеской.
Это дорогая гостиница. Очень - констатирую я, разглядывая обманчиво-скромный холл с простоватыми на вид диванчиками. Я знаю эту фирму - кажется, именно с ней заключен контракт на обустройство личных рабочих зон кардинала.
— Угловой люкс на третьем этаже, — невзрачный клерк, запакованный в серый сюртук, протягивает нам по странной на вид карточке. Я послушно тянусь к сумке за удостоверением, но служащий непреклонно качает головой, — у нас действует строгая конфиденциальность.
“И, кажется, четкая система рекомендаций” - добавляю я про себя, глядя, как Риндан забирает свою карточку и, подхватив наши сумки, направляется к лестнице.
Поднимаясь по ступеням, я тщетно пытаюсь игнорировать вертящиеся в голове мысли. Поездка вышла Максвеллу в копеечку - и я сомневаюсь, что он мог себе такое позволить на жалованье инквизитора. Но мужчину, кажется, не беспокоят финансовые вопросы - он как ни в чем не бывало шествует по короткому коридору и, добравшись до необходимой двери, прикладывает карточку к замку. Щелчок - и створка послушно распахивается, открывая нашему взору наше же пристанище на ближайшие два дня.
Номер роскошен - об этом свидетельствует все: и простая на вид мебель, и широкая кровать, застеленная покрывалом из вионнского королевского шелка, и стены, вручную расписанные почти незаметными узорами.
Максвелл тем временем чувствует себя, как рыба в воде. Помогает снять мне шубку, вешает в шкаф свое пальто и, сбросив сапоги в небольшой прихожей, тянет меня внутрь.
— Я закажу обед.
Часы обнаруживаются на каминной полке. Короткая стрелка тянется к двойке - а значит, в дороге мы провели немного больше времени, чем следовало.
— Как себя чувствуешь? — поворачивается ко мне инквизитор, уже держа у уха трубку магического передатчика.
— Вроде неплохо, — я прислушиваюсь к себе. И вправду: живот уже не болит - так, тянет, да и то, если обратить внимание. Поэтому на подобные пустяки уже не обращаю внимания - пересекаю комнату и с любопытством выглядываю наружу.
Окна комнаты выходят сразу на две стороны - и сейчас перед моими глазами темный провал узкого переулка, едва подсвеченного фонарями. Но все меняется, стоит мне поднять глаза выше - через улицу располагается каток. Прозрачная низкая ограда, украшенная яркими огнями, манит присоединиться к людскому круговороту на льду. Небольшое праздничное древо, расположенное по центру катка, огорожено забором повыше - явно от излишнего человеческого любопытства и шаловливых рук.
— Что так привлекло твое внимание? — Риндан подходит почти неслышно. Я чувствую мягкость рук на своих плечах и теплое дыхание, согревающее затылок. Инквизитор стоит сзади, совсем близко, но не прижимаясь - и эта незавершенная близость настолько возбуждает, что...
Я не успеваю додумать - нежно проведя ладонями по плечам, Максвелл поднимается выше - к тугому узлу волос на затылке.
— Скрывать такую красоту - преступление, — шепчет мужчина, а тем временем его пальцы ловко избавляют меня от нескольких шпилек. Волосы тяжелой волной падают на плечи и я едва не мурлычу, чувствуя, как Риндан прочесывает их пальцами.
Мы стоим так, кажется, вечность, пока стук в дверь не прерывает эту идиллию. Пожилая женщина в сером фартуке и с тележкой, оказавшаяся за дверью, с непередаваемой сноровкой сервирует стол к обеду. Глядя на её скупые движения, я внезапно чувствую спазм в животе и вспоминаю, что с утра ещё ничего не ела.
— Вам нужны мои услуги? — голос женщины тих и вежлив.
Но инквизитор неумолимо качает головой и, закрыв за прислугой дверь, сам подвигает мне стул и занимает место напротив.
Некоторое время мы просто едим. Я без особой спешки наслаждаюсь восхитительным отварным языком и непонятным салатом с зернами
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.