Демон Ургриен отправлен в Средний мир, чтобы выполнить ряд заданий.
Больше всего ему хочется быть свободным от обязательств перед его хозяевами, но повышение тоже неплохо. Он желает отдохнуть, побыть в покое, и если между этим покоем и ним лежит небольшая работёнка – так уж и быть, Ургриен её выполнит!
Демон ещё не знает, что последнее задание – сделать так, чтобы двое детишек никогда не встречались – окажется таким сложным. Здесь смешается всё: влюблённость неразлучных малышей, светлое проклятие из уст женщины, упрямство ведьмы, которая нравится самому Ургриену. Непросто придётся, но чего не сделаешь ради отпуска?
Забавная история, хэппи-энд.
При виде светоча в руке хранителя Ургриен оскалил клыки и забился в ладонях каменных кандалов. Заклятый обсидиан выдержал его порывы. Даже не раскалился! Мало было нынче в демоне огня Бездны, мало! Слишком долго находился он в оковах на вершине этой горы...
– Твой Повелитель предал тебя, – прозвучал мощный и прекрасный в свой беспощадности голос. – Так есть ли смысл упорствовать?
Ургриен повис в оковах, поник безволосой головой, заскрипел зубами.
Больно? Да ладно. Каждый демон прошёл через такую боль, по сравнению с которой эта – лишь слабый укус беззубой змеи. Но беспомощность! Слабость! Обречённость! Вот что противно было гордой натуре Ургриена.
Хранитель спрятал светоч в кулаке. Теперь демон мог видеть бледное лицо с благородными чертами, длинные, расчёсанные тёмные волосы. Раздражала эта причёска волосок к волоску, эти нарочито аккуратные пряди от висков, скреплённые на затылке высоким гребнем с символом Света. Выдрать бы эту шевелюру по волоску да крылышки по пёрышку! А отвратительный костюм с иголочки, всех оттенков голубого, в лоскуты ррррррастерзать. Кровь его мерзкую золотую пустить. Обжечься немудрено, да пусть. Лишь бы увидеть, как эта бессмертная тварь корчится в муках!
– Сдавайся, и отправишься в подземелье. Там тихо, темно, – тихо, почти ласково молвил Хранитель. – Ты знаешь, что ради этого надо сказать.
– Эмильен, – произнёс Ургриен запёкшимися губами. – Налей мне вина, Эмильен. Я выпью за твою кончину, когда ты грохнешься с горы. Ты, обвинявший меня в коварстве, лицемерии, предательстве, теперь настаиваешь, чтобы я пал ниже Бездны? И именно в тот момент, когда я отказываюсь предавать? В чём логика, Эмильен?!
Лицо хранителя исказилось в гневе. Но и тогда оно оставалось прекрасным. Только вот Ургриену от этого не делалось легче.
– Есть множество способов подчинить демона. Сломить его волю, – сказал Эмильен. – Но я не понимаю, почему я должен уговаривать подлеца совершить подлость?
– У нас разные… взгляды на подлость, – прерывисто дыша, заметил Ургриен.
В руках Хранителя разгорался белый огонь. На этот раз он превратился в кнут. Ургриен уже получал им по лицу. Конец кнута из чистейшего святого света уже рассёк ему бровь. Эти шрамы не заживают, но, сказать по-честному, демон уже и не особо рассчитывал на то, что ему дадут время хотя бы для того, чтобы раны затянулись.
Он успел отклониться, насколько позволяли сдавившие мощную шею каменные оковы. Раздался треск, завоняло палёным. Словно от пиленого рога… Постойте-ка, уж не рога ли он лишился? Демон зарычал до хрипоты, до полного несмыкания связок, и всё-таки дрогнул.
– Останови руку, Эмильен!
Хранитель приблизился, заглянул Ургриену в обезумевшие от пыток глаза.
– А то что? – спросил он.
И прищурился. Бледно-голубой взгляд словно двумя кинжалами пронзил демона. Ему показалось, что вот-вот вытекут его собственные глаза! Ургриен медленно их закрыл. Сейчас он не выдержит пыток и скажет, куда и, главное, зачем ушёл Люсьен.
Он закрыл глаза. И тут на него навалилось что-то грузное и обжигающее. Демон с трудом поднял горящие веки. И увидел гаснущий светлый огонь в очах Эмильена. Пытаясь уцепиться за его голое, скользкое от крови тело, пятная собственный костюм чёрно-багровой кровью Ургриена, хранитель осел на пол.
– Люсьен, – выдохнул демон, глядя в беспощадное лицо старшего собрата. – Добей его!
– Некогда.
Каменные оковы раскололись под ударом огненного меча Люсьена. Осколки ранили больно, но Ургриен промолчал. Не издал ни звука.
– Я теперь твой должник, – поклонился старшему демону младший.
– Пустое, – отрывисто ответил ему Люсьен. – Я лишь вернул свой долг.
Но Ургриен видел, по глазам его рыжим видел: и дня не пройдёт, как коварный Люсьен чего-то потребует.
– Возвращаемся к несвятому престолу, – велел старший демон. – Тебя ждут дела.
– Вот как, – безразлично молвил Ургриен.
Усталость, слабость, апатия. Сейчас бы забиться куда-нибудь в пещеры да проспать там век-другой! Но у демонов много работы. Много. Слишком много для того количества, которое осталось нынче в Бездне.
– Накрови велит тебе пройтись по её особому списку, – сказал Люсьен.
Какие-то в его голосе почудились Ургриену осторожные интонации. С чего старшему так деликатничать?
Они обошли тело поверженного хранителя. Раны его уже заживали. Младший демон не удержался, склонился над врагом, когтями подцепил и срезал тёмную прядь с виска. Она пропиталась жгучей золотой кровью из рассечённой головы. Вытащив из кармана Эмильена безупречно чистый белый платок, демон завернул туда локон хранителя: пригодится. Выдернул и несколько серо-голубых пёрышек из надломленного крыла.
– Бывай, Эмильен, – оскалился Ургриен в усмешке.
Губы оцарапало: подлец выбил ему пару зубов, и осколок одного ещё торчал из десны. Ну ничего. В Бездне, облитый огнём, он уж восстановится. А потом спать, спать, спать!
Хранитель приоткрыл глаза.
– Дурень ты, – сказал он. – Поработал бы на нас пару годиков… и был бы свободен. Совсем свободен!
– Мы предоставляем своим подчинённым длительные отпуска, – буднично заметил сверху Люсьен. – Идём, Ург. Тебя ждёт работа и повышение.
Ургриен поднялся с колена. Какое-то сожаление, что ли, осталось в нём. Непонятное, странное чувство. Может, от голода?
– Я хочу ееееесть!
Нижняя губка Санни оттопырилась, он с трудом сдерживал слёзы. Такие большие мальчики не плачут. Но голод был сильнее. Санни вытер нос рукавом и посмотрел по сторонам. Не идёт ли к нему Тилли? Не несёт ли вкусный кусочек? Так загляделся, что едва не пропустил миг, когда к нему подошёл дяденька. Склонился с улыбкой, протянул буханку хлеба и кусок жареной рыбы в коричневой бумажке. Дяденька был не страшный, только очень уж загорелый, а через бровь светлый шрам. Глаза белые, весёлые. Такие у пьяных дядек бывают, но Санни уже знал: пьяные дяденьки или дерутся, или добрые. Этот вроде драться не собирался. И мальчик взял хлеб и рыбу, аккуратно положил в корзинку, куда собирал подаяния.
– Благодарности спеть? – спросил деловито. – Батюшкам-светам помолиться?
– Не, – ухмыльнулся добрый дяденька и сел рядом, даже картоночку не подстелил, а сам, между прочим, в штанах белых. – А где твоя сестричка-певичка?
Санни было шесть лет, но он был приучен к осторожности. Случается, что дяденьки и даже тётеньки притворяются добрыми, а сами воруют мальчиков и девочек с улиц.
– У меня нет сестрички, – сказал мальчик, нарочно делая голос низким и грубым. – Зато у меня есть деда! Деда придёт сейчас. У него палка тяжёлая!
Он хитро повёл глазами из стороны в сторону. Народу на улице было много. Если завопить, то непременно какой-нибудь человек, а то и не один, повернётся к ним. А ещё, если Тилли близко, она не подойдёт. Зачем дяденьке Тилли, Санни не знал, но если зачем-то нужна, он уж её не выдаст.
Из корзинки доносились хлебный запах и аромат жареной рыбы. От рук тоже теперь пахло едой. В животе уже почти сутки ничего, кроме холодной воды, не было. Но при подозрительном дяденьке почему-то не хотелось ничего жевать. Вдруг да придётся удирать?
– У меня к тебе одна просьба, – сказал дяденька задушевно.
И повернул к Санни лицо. Красноватая смуглота вблизи казалась какой-то жутковатой. И волосы чёрные на голове странно топорщились, как будто прятали маленькие рожки. «Чёрт какой-то, – подумал мальчик, – как в сказках!»
– Выполнишь – дам тебе денежку. И каждый год будешь получать! Нет, даже каждый месяц, всю жизнь! Но за одну маленькую просьбу. Понял?
Между тёмными пальцами с чёрными ногтями сверкнуло золото. Мальчик напрягся, привстал, взявшись за ручку корзинки. Вопить и бежать. Бежать и вопить. Попадаться под ноги прохожим, толкаться, делать больно, дёргать людей за одежду. Создавать переполох, привлекать внимание. Всё, что угодно, только б не попасться дяденьке в его весёлые чёрные лапы.
– Никакой вы не добрый, – разочарованно протянул малыш. – Сейчас небось какую-то гадость попросите.
– Очень, очень добрый, – уверил его дяденька. – Каждый месяц по золотой монете до конца жизни – это очень щедро. И всё лишь за одну вещь. Никогда не видеться с твоей… сестрёнкой.
Санни хотел было сказать, что Тилли ему вовсе не сестрёнка, да прикусил язык.
– Эту монетку я дам тебе просто так, – сказал смуглый.
Сверкнул белыми зубами. Одного не хватало: клыка.
– Вообще просто так, потому что я добрый, – добавил дяденька. – А остальные будешь получать раз в месяц до тех пор, пока не видишься с Тилли. Как только ты с нею увидишься – монетки придётся вернуть. Что потратишь – будешь платить по году из своей будущей жизни. Понял?
Золотая монета легла ему в ладонь. Тёплая, даже обжигающая. И рука у дяденьки оказалась нестерпимо горячей. Мальчик отдёрнул лапку, зажмурился.
– Молчание – знак согласия?
Санни не мог ответить. Горло сдавило до боли. Уже другие слёзы подступили к глазам. Разве может он оставить Тилли? И разве Тилли когда-нибудь оставит его?
Но на другой стороне была жизнь. Еда, дом… молоко каждый день и сладкая рисовая каша по воскресеньям.
– А можно подумать? – спросил Санни.
– И долго тебе думать надо? – напрягся весёлый и недобрый дяденька.
– Я маленький, – с достоинством заявил мальчик. – Мне семь лет скоро. Куда мне без Тилли? Отнимут у меня деньги, и всё. И раз в месяц отнимать будут. У нас деда знаете какой злой? Всё, что ни притащишь – всё сам съест или продаст. И деньги отнимет, как ни прячь. Или другие мальчишки! Поэтому я должен подумать! Хоть тайник найти там. Вот!
Монетка медленно остывала в потной ладошке. Уже почти и не жгла. Хозяину отдавать её было жаль, а куда деваться?
– Сколько?
– Месяц! – выпалил Санни. – Месяц, вот сколько! И с Тилли я за это время смогу попрощаться!
Это дяденьке понравилось. Он ведь, скорее всего, подумал, что Санни согласится. И Санни его разочаровывать не стал.
– Куда бы ты не удрал за месяц, я тебя найду, – сказал дяденька и сверкнул зубами.
Глаза его из весёлых стали какими-то нехорошими.
– И со своей сестрёнкой много не общайся. Узнаю – накажу. Хорошо накажу, то есть плохо.
Санни сделал вид, что напугался. А сам решил: золотой монеты хватит им с Тилли на билет отсюда до любого города. Смуглый их, может, и найдёт. Зато хозяин и искать не станет. У него уже начал в голове постепенно придумываться план. Только от голода уже в глазах потемнело, да и хотелось, чтобы дядька поскорее ушёл. Вдруг он мысли подглядывать умеет?!
Дяденька словно понял. Поднялся, отряхнул белые штаны. Ушёл, не оглядываясь. Санни с урчанием накинулся на хлеб и остановился только тогда, когда понял, что слопал уже не меньше четверти буханки. От рыбы он отколупнул совсем чуточку. Решил оставить для Тилли.
Деда, конечно, разозлится. И тяжёлую палку с внутрь залитым свинцом на Санни может опробовать. Но мальчик уже решил: этот хлеб и эту рыбу деда не увидит. А может, он сегодня уже и их двоих не увидит. Если только Тилли придёт.
Ургриен заявился в Пограничный офис пораньше, ждал, что ему тиснут пару печатей за выполненные делишки. Можно было, конечно, явиться и в Канцелярию, но не хотелось возиться со сменой материального облика туда и обратно. В офисе оказалось людно для такого раннего часа, Ургриен сел на скамеечку, стал от нечего делать перечитывать список, набросанный Люсьеном от руки. Стоило вглядеться в тёмно-красные кривоватые строчки, как над листком бумаги проступали в воздухе слова, написанные чёрной демонической кровью: примечания от начальства.
С первым пунктом, который демон счёл самым простым, придётся подождать, а со второго по пятый он честно выполнил.
Один. Устроить пожар в столице страны Оболи, обязательно чтоб сгорела центральная библиотека и здание научно-исследовательской лаборатории. Примечание: профессор Иткин должен непременно выжить. Интересно, зачем Канцелярии какой-то мелкий очкасты профессор, похожий на старую глупую обезьянку?
Два. Сдвинуть деревню Зуру ближе к Шатвикскому кряжу. Проследить, чтобы лавина прошла, задев четыре крайних дома. Примечание: четвёртый забор должен уцелеть. Какое-то нелепое задание, тем более, что там и местные могли с ним справиться, нечего ради такого подряжать одного из высших демонов, пусть и не самого высокого ранга! Тут, видимо, сложная работа Предвидящих. Это им нужна такая точность. Что забор! Бывали случаи, что Предвидящие указывали, что необходимо уберечь выводок котят, с обязательным сохранением трёхцветной кошечки по кличке Нутти. Дескать, именно эта кошечка, причём выросшая в дружной котячьей семье, будет потом принадлежать великой Срединной шаманке. И неважно, что шаманка к тому времени едва научится ходить. Ведь если Предвидящие сочли, что она должна расти в обществе именно этой кошечки – так тому и быть.
Ну хорошо, хорошо. Третий пункт Ургриен выполнил не без удовольствия: авария на фабрике мороженого в городе Арлу. Тут уж он не только устроил аварию, но и забрался в чан с пломбиром. Остудил своё горящее тело, с трудом привыкавшее к Срединному миру, наелся мороженого до посинения, пока работники фабрики сновали туда-сюда, да захватил с собой целое ведро сливочно-клубничного…
Пункт четыре касался моря, но искупаться не удалось. Море оказалось ледяным, а после чана с мороженым Ургриену уже не хотелось холодненького. Да и потом, есть же разница между тающей сладкой массой во рту и ледовым крошевом, в которое приходится нырять! Задание касалось русалок. Они мёрзли. Поэтому требовалось сделать так, чтобы они безбилетницами сели на рыболовецкое судно и отправились поправлять здоровье в более тёплые страны. Маршрут сейнера никаких тёплых стран в себя не включал, поэтому пришлось поколдовать и с этим. Толстенькие смешливые русалки-контрактницы грузились на борт небольшими группками, рыбаки глазели на их пышные формы и роняли на палубу слюни, Ургриен потел и нервничал. До тёплых стран отсюда было далековато, и предстояло русалкам, кажется, произвести на свет немало мальков-полукровок, если рыбаки не сумеют воздержаться от ужения рыбы в запретных для них местах. Но примечаний насчёт недопущения увеличения поголовья русалок в списке не оказалось, и Ургриен на это откровенно плюнул. Если сами контрактницы не против, отчего ж ему-то должно быть до этого дело?!
И, наконец, пятый пункт Люсьенова списка, подчёркнутый огненным следом демонического когтя, оказался непростым. Очень непростым! В заповедном крае Глухолесье завёлся, по слухам, полукровка, потомок ангела и женщины из Срединного мира, а с учётом невыполнения пункта первого это могло вылиться в крупный конфликт. Необходимо было не просто съездить и проверить, но и устроить этому первенцу грехопадение. Демоны, если что, с ангелами и их потомками вступать в связь не могут, даже если примут материальное обличие – проще уж сразу сдохнуть, что для бессмертных и неуязвимых сущностей задача не такая уж выполнимая! И превратившись в женщину, не сумел бы соблазнить парня демон – разве что раздразнил бы свой нездоровый аппетит. Пришлось действовать через посредницу: молодую, подающую определённые надежды, ведьму. Сначала Ургриен соблазнил его, а потом подговорил соблазнить полукровку.
Ургриен задумчиво провёл пальцем по огненной полосе на листке. Она приятно жгла кожу. Приключение оказалось интересным, щекочущим нервы, и, что греха таить, подняло демону настроение.
Пока вспоминал, едва не прослезился: видно, материальное тело дало слабину. Не иначе! Но тут из-за двери приёмной по срединным делам высунулась аккуратно причёсанная девичья голова.
– Демон Ургриен? – вопросила она строго.
– Угу, – сказал Ургриен.
– Зайдите, вас ожидают.
– Да мне б только печать…
– Зайдите-зайдите, – нетерпеливо повторила голова.
Он вошёл. Голова полетела следом, не испытывая ни малейшего смущения оттого, что не была прикреплена к телу. Тело тем временем залихватски барабанило по клавишам печатной машинки. В стуке даже слышался определённый ритм.
У забранного плотными занавесками окна в удобном кожаном кресле расположился Люсьен. В материальном обличии он был утончён, смугл, облачён в удивительный блестящий костюм с очень узкими брюками и позолотой на обшлагах камзола. Высокие сапоги сверкали, отражая свет многочисленных свечек.
– Приветствую, – лениво сказал Люсьен. – У меня для тебя дополнения к списку.
– Что? – так и вскинулся Ургриен. – Мне был обещан отпуск!
– Тебе было обещано повышение, – заметил Люсьен.
– А потом отпуск! Сто лет и ещё две недели! Оплачиваемый!
– Вот потом и оплачешь, – схохмил старший демон. – А пока прими и распишись.
Ургриен протянул свой список. Люсьен окинул его недовольным взглядом и поднял на Ургриена полные огня глаза.
– Через месяц? – спросил он нехорошим голосом. – Ты что… вступил с мальчишкой… в переговоры?
Он вдруг закрыл лицо рукой. Картинно, напоказ.
Ургриен ткнул пальцем в список.
– Что вообще за канитель? – спросил он. – Сделать так, чтобы Матильда Виркин, шести с половиной лет, и Санни Виркин, шести лет, разлучились навсегда. И примечание – не убивать.
– Ты и не сможешь их убить, – ухмыльнулся Люсьен. – Но вступать в переговоры… с делом… это ж надо быть таким идиотом!
Ургриен приподнял правую бровь. Левая после ангельского кнута ему не повиновалась: удар перечеркнул её, оставив белёсый шрам, который ухудшил подвижность мышцы. Спорить с начальством, конечно, дорого встанет, но прояснить кое-какие моменты демону бы не помешало.
– Что не так с мальчишкой? Про девочку я понял, она предназначена сыну Накрови и будет править всем Срединным миром, тра-ля-ля, щас я зарыдаю. Но почему нельзя уничтожить её братца?
– Много будешь знать – быстро прогоришь на своей работёнке, – ответил ему Люсьен.
Не то чтобы резко, скорее устало. Но Ургриен уже шевельнул ноздрями, чуя, что старшего демона можно дожать.
– Лю, – сказал он, нарочно вытянув губы дудочкой.
Начальство терпеть не могло, когда его имя сокращали или коверкали. Демоны вообще недолюбливают, когда кто-то вольно обращается с их именами. К тому же – одно дело «Ург», что звучит угрожающе даже в сокращённом варианте. Другое – «Лю». «Я тя лю», – может развязно сказать какой-нибудь сопляк с улицы какой-нибудь аналогичной соплячке.
Назвать же старшего «Лю» может лишь… никто. Люсьен скрипнул клыками так зверски, что Ургриен засепетил:
– Я тебя не выдал хранителю, пока ты ходил по их ангельскому архиву. Меня в цепях держали, меня вербовать пытались, меня хранители соблазняли, но не поддался я!
– И?
– Бубенчики твои, – срифмовал Ургриен. – Не находишь, что ты мне слегка должен? Я ж не прошу у тебя повышения…
– Я тебе ещё пару списков подкину, тогда и поговорим о повышении, – кивнул Люсьен, изображая из себя повелителя. – Конкретней давай.
– Да что конкретней, Люсьен, – задушевно молвил Ургриен. – Пока ты мне не расскажешь, почему мальчишку нельзя просто прихлопнуть, я отсюда не выйду.
Люсьен достал из внутреннего кармана расчёску для бровей. Всякий в их ведомстве знал: если Люсьен принимается расчёсывать брови – он на самом деле хочет тебя убить. А если ты совсем несгораемый, как базальта кусок, то Люсьен уж найдёт способ проверить твою несгораемость. И мало не покажется.
Ибо даже в Бездне младшие демоны продолжают чувствовать боль. На то они и младшие, несовершенные творения Накрови!
Так что, пожалуй, да – Ургриен здорово рисковал. Но с другой стороны, а что ему было терять? Он даже свободен по-настоящему не был никогда. Как маленький ребёнок прощупывает почву и выясняет пределы родительского терпения, так и младший демон сейчас выяснял: насколько хрупко его положение в демонском обществе после возвращения из плена.
Если ему тут не доверяют и подозревают, что Эмильен успел его завербовать, то дело плохо.
Причесав брови и полюбовавшись в зеркало, материализовавшееся на ладони, Люсьен произнёс:
– Мальчишку трогать нельзя. Будет хорошо, если ты даже пальцем его не коснёшься. Понял?
И тут мелькнуло на его лице какое-то этакое выражение. Отливающие рыжиной волосы вдруг сверкнули огнём, рыжие брови, только что расчёсанные, свелись к переносице, а губы растянулись в улыбке, и Ургриен понял. Вспомнил тёмно-рыжие вихры шестилетнего парнишки с улицы, у которого есть только таинственный «деда» и Тилли, живые, смышлёные глаза того же самого янтарного цвета. Угораздило же Люсьена… Постойте-ка, это он, значит…
– Твой сын?
Испытание на прочность закончилось: положительного ответа Ургриен так и не услышал, зато увидел, как страшен начальник в гневе. Лицо старшего демона исказилось, раскалилось добела, оскалило клыки. Материальная сущность испарилась в зловонном дыму. Череп моментально полысел, из него вытянулись рога, уши заострились. Люсьен заорал:
– Фильда! Ещё пятьсот пунктов в список ему!
Листок в руках Ургриена затрепетал и удлинился. Голова девушки укоризненно качнулась и хлопнула длинными ресницами:
– Ах, как так можно!
– Злобно и безбожно, – не преминул срифмовать Ургриен.
И вылетел вон.
– Гадская работёнка, – выразительно сказал младший демон, повернувшись к захлопнувшейся двери.
Работать не хотелось. Хотелось в отпуск, подальше от всех этих демонических рож. И заодно ангельских. Сколько можно? Сдались ему эти рожи!
Но удрать он не мог. Каждый демон привязан к Накрови и к Бездне своей чёрной кровью, и страшные муки ожидают того…
– Та-та-та, – пропел Ургриен, оборвав собственные мысли.
Кинул взгляд на список. Честно говоря, он был согласен и на тысячу пунктов, если бы первым по прежнему не стоял всё тот же самый.
«Сделать так, чтобы Матильда Виркин, шести с половиной лет, и Санни Виркин, шести лет, разлучились навсегда».
Одного не мог взять в толк младший демон Ургриен: почему оба оказались в подворотне. Если б у него, скажем, была на примете будущая невеста Великого Демона, разве не построил бы он для неё дворец? Если б у него был сын… Тут Ургриен скривился, словно при виде светоча, и сплюнул на чёрную матовую плитку пола. Не надо ему этакой пакости. Любой демон, встречаясь с женщиной Срединного мира, способен просчитать свои шаги на пару-тройку вперёд и просто не допустить зачатия.
Люсьен облажался.
Тилли съёжилась, ожидая удара палкой. Санни, напротив, расправил плечи и распрямил спину. Они стояли перед дедой – карманы наружу, корзинки с подаянием на полу. Вокруг собрались другие сироты. Отдельно попрошайки, отдельно способные, отдельно вороватые.
– Это всё? – спросил деда скрипучим голосом.
Санни и Тилли переглянулись. Кивнули. Взялись за руки крепко-крепко.
– Что вы делали на вокзале? – не опуская свою страшную палку, спросил деда.
– Вот, – носком ботинка Санни подвинул свою корзинку поближе к старику.
Звякнула мелочь. Им удалось разменять золотой и спрятать больше половины. Сверкнул глянцевым боком металлический волчок, выкрашенный красным и синим. Качнулись лениво два яблока, толстощёкий помидор и кусок хлеба. Негусто, конечно. Санни стиснул зубы.
– Вокзал не ваша территория, сколько раз я должен вам говорить? – повысил голос деда. – Там работают другие. Вы хотите, чтобы меня кокнули?
Слово «кокнуть» в представлении Санни никак не вязалось с обликом старика. Деда крепкий, с широкими плечами и большими руками и ногами. Деда будто сделан из камня. Особенно это чувствуется, когда он бьёт по лицу или рукам: будто булыжником охаживает. А «кокнуть» – это треск хрупкой фарфоровой чашки. Бежишь мимо уличного кафе, дёргаешь скатёрку, чашки и блюдца кокаются о мостовую. Ахи, охи, дамы визжат, джентльмены сердятся, кричит официант, смеются прохожие. Тилли в роли «хорошей девочки» – у неё платье аккуратное и башмаки почти новые. Она помогает подбирать уцелевшее, слушает похвалу – «какая милая девочка!» и принимает мелкие подачки. А заодно набивает карманы печеньем, суёт за пазуху булочки и куски сахару, слизывает с пирожных крем… «Где твоя мама, малышка?» – малышки тут же простывает след.
– Санни!
Мальчик вздрогнул, округлил глаза, принял виноватый вид. Поздно: палка ударила его по ноге. Вот чёрт проклятый, прямо по голени, там и так всё в синяках…
– А ты?
Деда повернулся к Тилли.
– У тебя умишка не хватило остановить твоего дружочка?
Тилли сжалась ещё сильнее. Санни захотелось быть сильным, очень сильным, захотелось палку эту сломать, но он боялся новых ударов. Только и хватило его, что загородить собой Тилли. Но его тут же отодвинули прочь.
– Что вы делали на вокзале?
– Я танцевала, – пролепетала девочка.
Оттопырила нижнюю губу, свесила голову так, что тёмные волосы спрятали лицо. У Тилли чудные волосы: вьются так, что ничем их не свяжешь. Любую верёвку развяжут, любую ленту скинут.
– Не трогайте её, деда, – взмолился Санни, видя, как палка поднялась в воздух. – Мы бегали на вокзал смотреть паровозы!
– Сбежать хотели? – спросил старик. – Тупицы! Вас же, мелких, да без билета, и близко к паровозу не подпустят! Дети без родителей никуда не ездят! Даже с билетом. И паспортов у вас нет…
Он презрительно, вприщур, оглядел Санни и Тилли. Мальчик почувствовал, что у него дрожат ноги. Деньги – это половина дела. Как билеты купить? Они с Тилли не подумали об этом.
Палкой их сегодня больше не били. Обошлось парой оплеух. Но и поесть не дали. Заперли в чулане, поставив ведро для естественных нужд. Не так уж плохо, конечно, но в планах детей было выбраться этой ночью из приюта и удрать восвояси.
– Мы убежим, – уверенно сказал Санни.
Тилли шмыгнула носом.
– Жаль, что ты не согласился, – сказала она. – Надо было просить у дядьки задаток и чтобы вывел тебя отсюда. А ты бы потом дал удрать мне.
– Но…
– Жаль, – повторила Тилли. – Если б он со мной встретился! Или хоть бы сказал, как можно встретиться с ним.
– Он сказал, что через месяц придёт. И найдёт меня сам. Давай удерём, как только нас выпустят, – Санни подумал о деньгах, спрятанных в надёжном месте. – Пешком пойдём или купим лошадь!
– На лошадь не хватит.
– Ну маленькую лошадь купим, – не сдавался Санни. – Главное удрать!
– Деда нас не выпустит, – Тилли прижалась к плечу мальчика и заплакала. – Тебе надо было согласиться.
– Но тогда бы я тебя больше не увидел, – возразил мальчик. – А я хочу, чтобы ты всегда была со мной!
Они обнялись и сидели так тихо-тихо и долго-долго.
А потом Тилли спросила:
– Он сказал «не видеть»?
– Что?
– Не видеть меня. Если ты завяжешь глаза, ты не будешь видеть.
Они не смогли сбежать ни завтра, ни послезавтра, ни потом. Деда зорко следил, чтобы их не оставляли работать поодиночке или вдвоём. Санни водил за руку «слепой» мальчик, двенадцатилетний, очень сильный и ловкий малый. Несмотря на свою мнимую слепоту, умение закатывать глаза так, что они были страшными и белыми, невзирая на непрозрачные тёмно-зелёные очки, Родж не прекращал наблюдать за Санни. Худшего (или лучшего, тут уж как посмотреть) надсмотрщика нельзя было изобрести! Чтобы не потерять своего «поводыря» в моменты, когда Родж притворялся слепым, он пользовался бечёвкой. Санни наблюдал за напарником не без интереса. Ему ведь тоже предстояло играть эту роль!
И до конца месяца Санни почти не виделся с Тилли. Лишь изредка поздней ночью они потихоньку пробирались в конец коридора, где всегда пахло пылью и отчаянно вздыхали старые доски. Дом был дряхл, куда дряхлее, чем деда. Но под лёгкими маленькими ребятами доски почти не скрипели. Словно были с детьми заодно! Тилли и Санни сидели, словно мышата, и шёпотом делились своими дневными переживаниями или просто молчали. Всё уже давно было обговорено, оставалось только ждать того дяденьку.
– Санни, – сказал утром деда. – Ты уже неделю приносишь одну только еду. Узнаю, что ты прячешь деньги – ноги переломаю! Да так, что всю жизнь ходить не сможешь!
– А что, – высказался Родж, – я буду его в тележке возить. Двоим убогим больше дадут!
– Дурак, – прошептал Санни, не сдержавшись, – поводырь впереди идёт, а тележка сзади…
– Ну в тачке, – удостоив своего «поводыря» болезненным щелчком по затылку, не смутился Родж.
– Заткнись, – деда рявкнул уже на Доджа. – А ты, – он уставился на Санни выцветшими бледно-зелёными глазами, – понял, да? Мне нужны деньги. Дом надо содержать, дрова на зиму запасать… Да и вас, сопляков, кормить-поить-одевать!
Санни уже открыл рот, чтобы сказать, что зимой они мёрзнут, а летом дом становится жарким, словно печка. И что деньги старик тратит явно не на его содержание. Что до одежды – так они носят то, что утащат или найдут в мусорных кучах. И с едой то же самое! Но ноги пока что были мальчику дороже правды. В свои шесть лет он уже понял, что иногда лучше помалкивать.
Он побрёл за Роджем, думая, как же от него отцепиться. Ведь все деньги забирал себе мнимый слепой! И вдруг напарник дёрнул за бечёвку.
– Вперёд, пёсик, – скомандовал он.
Это означало, что Родж видит «клиента» и сейчас будет изображать слепца, а Санни – его поводыря. Мальчик тяжело вздохнул, прикидывая, как ему половчее утаить от вредного Роджа хотя бы несколько монеток. И уставился на высокого мужчину, который приподнял над головой шляпу и сказал:
– Господа! Не подскажете ли, как пройти в детский приют?
И подмигнул.
Это был бы совершенно незнакомый дяденька, Санни мог поклясться, что никогда его не видел… если бы не шрам через левую бровь и страшные глаза. Мальчик подумал, что такие глаза бывают у других ребят прямо перед тем, как их ударит деда. При этом дяденька улыбался.
Так Санни понял, что прошёл месяц. И протянул ладошку.
– Покажу дорогу, когда заплатите, – сказал он.
И дёрнул бечёвку.
– Мой друг слепой, – пояснил для дяденьки. – Он точно ничего не подскажет.
– Куда ему, – вдруг согласился этот странный тип. – Это ведь Роджер Виркин? Братик твой?
– Мы все друг другу братики, если не сестрёнки, добрый человек, – сказал Родж смиренным голосом попрошайки. – Если у вас есть мелочь, подайте на пропитание! И мы охотно проводим вас к нашей жалкой хижине.
Дяденька улыбнулся ещё шире, и Санни сделалось жутко. Зубы у дяденьки были острые, а нехватка одного клыка слева пугала ещё больше. Особенно когда в этой дырочке мелькнул острый кончик ярко-красного языка.
Звякнула мелочь. Родж ощупью принял подаяние, а у Санни внезапно потяжелел карман ветхих штанов. Он ощутил бедром горячий увесистый кругляш и поднял на дяденьку глаза.
– Я всё решил, – сказал он. – Только дайте проститься с Тилли.
– Это ты о чём, пёсик? – спросил Родж елейным голоском.
Разумеется, он ничего не понимал.
– И ещё мне нужна ваша помощь, – не обращая внимание на мнимого слепого, продолжил Санни. – Я маленький. Детям не продают билеты, не дают паспорта и ещё не разрешают ездить в поездах. А я бы хотел уехать. Понимаете?
– А как же, – весело сказал дяденька. – Сделаем. Но у меня нарисовалась тут одна внеплановая работёнка, – тут он вытащил из кармана бумагу, сложенную гармошкой, и развернул.
Это была очень длинная гармошка! Даже Родж не удержался и вытаращил глаза! Дяденька пошевелил губами и правой бровью, беззвучно прочитал несколько слов. Санни почудилось, что он произнёс «деда».
– Да, идёмте, – словно бы спохватился дяденька. – У меня маленькое дельце к вашему милому дедушке Алоизу Виркину.
И шагнул в сторону приюта. Выдал себя! Знал он, где их дом, прекрасно знал. Родж так заинтересовался, что вышел из роли слепого. Мальчики последовали за дяденькой, переглядываясь и пожимая плечами. Деда вышел навстречу незваному гостю и принялся ругаться.
– Сколько вам говорить, тупицы! Нельзя водить в дом посторонних!
– Здравствуйте, господин Виркин, – добродушно прогудел дяденька. – А я вот к вам от господина Люсьена.
Старик издал жалкий, короткий горловой звук и кинулся вглубь дома. Дяденька пожал плечами и не торопясь двинулся следом.
В доме, кроме деды и двоих больных, не оставалось людей, так что задерживать Санни и Роджа было некому. Они побежали за взрослыми, чтобы не пропустить представления. А оно, как верили мальчики, обещало быть сказочным.
Они добежали до комнаты старика, которая была ему и спальней, и кабинетом, и притаились у приоткрытой двери. В широкую щель открывался вид лишь на смуглого дяденьку со шрамом, а деду мальчики не видели. Но слышно его было отменно.
– Умоляю, простите, – верещал деда.
– Шесть лет получал такие деньги, – гремел в ответ голос дяденьки, – и ещё дерёшь с мелких! Тебе за что плачено? Чтоб ты мальца кормил, поил и одевал!
Родж посмотрел на Санни, а Санни, очень честно, на Роджа.
– О, такие цены, едва концы с концами…
– И поэтому он у тебя ходит по улице и попрошайничает?
– Но ведь не ворует же! Должен же ребёнок учиться жить… себя обеспечивать… другим помогать!
– Я тебя ща раздавлю, клоп! – повысил голос дяденька, и в доме задрожали стёкла. – Тебе отчёты показать? На те деньги, что тебе переводятся в банк от господина Люсьена, можно жить долго и счастливо! И ни в чём себе не отказывать! Тебе что господин Люсьен приказал? Чтобы мальчик жил по-человечески!
– Видели бы вы, как другие-то живут, – вякнул старик.
Родж закатил глаза:
– Щас этот мужик его сожрёт.
Санни поверил безоговорочно. Этот сможет.
– Вернёшь всё, – бросил дяденька. – Документы на ребёнка давай. Стой, на двух детей.
– Кааак на двух?
– Матильда и Санни. Давай-давай.
– На Матильду нет никаких документов. Её не сдавали.
– Как это?
– Сюда или приносят, или нарочно сдают, – торопливо заговорил деда, – но только не Матильдочку, её старшие нашли сами.
Санни уставился на дяденьку. Ему показалось, что тот закипает. Лицо стало жутко красным, короткие волосы поднялись дыбом. Вот-вот из ушей пар пойдёт!
Но дяденька не стал пускать пар из ушей. Только ухмыльнулся так широко, словно хотел показать, как много у него зубов. А затем языком проверил дырку на месте клыка и сграбастал какие-то бумаги – видимо, из рук деды.
– Половина денег с твоих счетов вернётся господину Люсьену.
– Но там деньги не только господина Люсьена! – завопил старик.
– Поэтому половина, – кивнул дяденька. – Остальную потратишь на детей. Время от времени буду присылать инспектора, причём неожиданно и тайно, и если он увидит, что у тебя тут кто-то голодный или избитый…
Санни увидел, как протянулась к старику красная рука, как приподняла его – теперь в дверную щель он мог видеть кургузый пиджачок деды и его морщинистую шею, и полускрытое длинными серыми волосами жалкое лицо.
– Ты всё понял?
– Понял, – придушенно сказал деда.
– Больше не забывай, кто может оказаться среди твоих подопечных, старик. Сюда сдают такие, как господин Люсьен. И любой ребёнок может оказаться…
Тут что-то словно хлопнуло над ухом Санни. Он вздрогнул. Роджер с недоумением посмотрел на него и приложил ладони к своим ушам.
– Что это было? – спросил беззвучно.
Санни понял, что ничего не слышит. Это было странное ощущение, и, пожалуй, страшное, но слух постепенно возвращался.
Дяденька вышел из кабинета деды, от души приложив дверью об косяк. Дряхлый дом содрогнулся, с деревянных стен посыпались хлопья грязно-зелёной краски. Дяденька брезгливо поморщился:
– Полномочия эти! Размазать бы этого черрррвя. А нельзя.
Снова раздобыл из кармана свой длиннющий список, нашёл строчку и провёл по ней пальцем. Санни приподнялся на цыпочках, но разглядеть, что написано, не успел. Он знал буквы и умел складывать их в слоги. Но, чтобы прочитать незнакомые слова, ему требовалось немало времени. Особенно если буквы были не печатные, как на вывесках лавок и магазинов в городе. Так что Санни успел увидеть только первый пункт. И то – лишь имена, своё и Тилли. Дяденька невероятно быстро и ловко сложил список обратно в гармошку и сунул в карман чёрных брюк.
– Ну что встал, малец? Пошли, – сказал он, обращаясь к Санни.
– А я? – спросил Родж.
– А зачем ты мне? Вон иди, за дедулей своим пригляди.
Санни дал себя вывести на улицу за руку, как маленького. Не то чтобы он хотел куда-то идти с дяденькой и к тому же немного переживал, что с ним их с Тилли планы могут развалиться, как песочные куличики малышей.
– Дядь, – сказал он, – а я вам зачем?
Дяденька тяжело вздохнул.
– Вот вообще низачем, – сказал он.
– А кто такой господин Люсьен?
– Да так, демон один, – рассеянно отмахнулся дяденька. – Ты погоди. У меня есть мысль, куда тебя пристроить, но кое-в-чём ты, малец прав: на поезд тебя одного не посадишь.
– А ещё я хотел вас попросить, – Санни подёргал дяденьку за руку, и тот уставился ему в глаза.
Теперь взгляд его показался мальчику не только отчаянно-забитым, но и весёлым, как в прошлый раз. Санни думал, что дяденька к нему наклонится или на корточки присядет, но он вдруг сгрёб мальчика за одежду и поднял, словно котёнка за шкирку, на уровень глаз.
– Проси, только не надо наглеть, – попросил дяденька выразительно. – Дворцов и карет с лошадьми всё равно обещать не могу!
– И не надо. Можно вы увезёте и Тилли? Я ей обещал.
– Что обещал? – спросил дяденька.
– Ну понимаете, – воротник немного душил Санни, и он подёргал ногами, чтобы найти опору.
Тогда дяденька подхватил его по-другому и усадил на согнутую руку.
– Не понимаю, – честно сказал он.
– Мы с Тилли друзья. А друзей не бросают. Я вам обещаю её никогда больше не видеть! Но не оставлять же её деде?
– И что ты предлагаешь? – заинтересовался дяденька.
– Я хочу договориться по-хорошему, – сказал Санни.
Так обычно старшие говорили с дедой. «Договаривались по-хорошему», чтобы он их не бил и чтобы вымещал злобу на тех, кому им выгодно. Услуги деде предлагались разные, некоторые гадкие до тошноты, и Санни с Тилли иногда говорили между собой, что лучше уж потерпеть, чем «договариваться».
Но дяденька же не такой, как деда, он грустный и добрый.
Может быть, он и вовсе ангел-хранитель! Когда ребят водили в церковь, там рассказывались такие истории: про ангелов. Больше, конечно, старенький священник любил страшные рассказы про искушения и жестокость Накрови. И ещё сердился, когда при нём говорили «Батюшки-Светы, тот и этот» – потому что это «неканонично» (даже слово Санни от частого употребления выучил). И ещё любил рассуждать о могуществе Кресня. Но и про ангелов, бывало, рассказывал. Вдруг дяденька – ангел? И его послали спасти Санни от злого деды. Только про Тилли хранители ошиблись, и надо эту ошибку поправить!
– Вы, дяденька, добрый, – начал излагать мальчик, и увидел, как ошалело округлились глаза дяденьки. – Я к вам пойду. Только Тилли оставлять в приюте нельзя. Можно её увезти отсюда, чтобы он её тоже больше не видел? И можно эту денежку вы будете давать ей, а не мне?
– А тебе не надо, что ли?
– Но вы же хотите стать мне приёмным папой, – уверенно сказал Санни.
Дяденька вздрогнул, и его руки чуть не разжались. Наверно, он был не такой уж сильный и держать такого большого мальчика, как Санни, ему стало тяжело. Он, может быть, устал.
– Я в общем-то согласен, – продолжил мальчик. – Только Тилли тоже надо! Она хорошая, Тилли. Нельзя её деде оставлять. Он может её съесть.
– Съесть? – удивился дяденька.
– Он ест детей, – уверенно сказал Санни. – По кусочкам. У них потом кровь идёт. Особенно девочек ест. И палкой он бьёт очень больно. Давайте увезём Тилли?
Его собеседник громко скрипнул зубами.
– Давай, – сказал он и снова повернулся к приюту.
Вот глупый, Тилли сейчас работает вместе с Арикой на большой каштановой аллее, там с утра гуляют тётеньки с колясками, хорошо заботятся о таких маленьких девочках. Тётеньки добрые, и у них при себе часто бывают мелочь на покупки и всякие сладости.
– Не туда, дяденька.
– Зови меня Ургриен, – процедил дяденька, чем-то очень недовольный.
– Хорошо, дядя Ургриен, – кивнул Санни. – Если вам тяжело, спустите меня на мостовую. Я хорошо бегаю!
– Это-то меня и тревожит, – пробормотал дяденька Ургриен.
– Что?
– Ничего. Посиди у меня на плече, – он переместил мальчика на плечо, достаточно широкое для того, чтобы там поместилась парочка Санни. – Сверху виднее. Ну! Куда идти?
Ургриен со своим списком никак не мог предположить, что задание затянется. Он ведь вернулся к Люсьену и изложил свои сомнения по поводу приюта. Дескать, что в канцелярии вообще думали о том, в каких условиях воспитываются дети. В частности, будущая невеста и, что греха таить, внебрачный сын Люсьена.
Начальник уже немного остыл, драться больше не лез. Признался, что Санни рождён срединной женщиной и пока как демон себя ни разу не проявлял. И что Люсьен эту срединную женщину подозревал в том, что не от него этот ребёнок, ох, не от него! «Так ты его не видел, – кивнул про себя Ургриен. – Иначе бы не подозревал свою полюбовницу!» Женщина, однако, рассчитывала на более серьёзные отношения с демоном, ради чего и не стала скидывать беременность. Узнав, что Люсьену отношения неинтересны (задание демон выполнил, а к любовнице отнёсся как ко временному развлечению, пока возился со своей миссией), глупая красотка оставила ребёнка там, где произвела его на свет. Кто-то из канцелярии обратил на это внимание Люсьена, а так как полукровки, даже не признанные, не должны валяться в срединном мире где попало, встал вопрос, куда мальчика девать.
Решили, что в будущем он может пригодиться. Статус полудемона можно пока было не присваивать, а погодить. Случалось, что полукровкам и лет в двадцать могло повезти с каким-то назначением! Вредить людям ни в каком возрасте не возбраняется, но в канцелярии и уж тем более на Том Свете никто возиться с малышом не хотел. В том числе и Люсьен! Ургриен не осуждал: он и сам бы так поступил, зачем ему человеческий младенец? И тогда было решено заплатить владельцу приюта в том городе, где жила ветреная любовница Люсьена. Чего же проще? Он заключил договор. Канцелярия исправно вносила деньги на его счёт и подделывала отчёты о ежегодных проверках. Надо ли говорить, что никто и не глядел в сторону приюта?!
Спустя полгода туда же отправили и маленькую Матильду, будущую невестку госпожи Накрови. Ургриен по отчётам, которые притащила безголовая секретарша, увидел, что родители девочки, подписавшиеся воспитать чудо-невесту, погибли при невыясненных обстоятельствах. И даже заподозрил хранителей. Но потом подумал – вряд ли те стали бы убивать или как-то ещё устранять срединных родителей, они скорее взялись бы за девчушку. А тут, похоже, никто ребёнком толком и не интересовался. Она ещё целый день, годовалая, ползала по обочине, где осталась одна-одинёшенька, пока в канцелярии не узнали и не хватились девочки.
Город ближайший был всё тот же самый, приют проверенный там имелся – и опять никто толком не поглядел, в каких условиях там воспитываются дети. Жадный и похотливый «деда» Алоиз Виркин, пятидесяти лет, вдовец, занимался не воспитанием, он калечил своих подопечных, в особенно тяжёлых случаях отделываясь взятками. Деньги у него, разумеется, были, и немалые! Канцелярия исправно, два раза в год, переводила на имя Алоиза огромные суммы. За Тилли и Санни.
Всё это Люсьен с Ургриеном разобрали и осознали накануне посещения приюта младшим демоном. Люсьен рвал и метал, но выйти в Срединный мир пока не мог. Его ответственная работа вся проходила на Том Свете, в крайнем случае начальник Ургриена имел право посещать лишь Пограничный офис.
Что ж, Ургриену в список прилетел ещё один пункт. С пометкой огненным ногтем: не убивать мерзавца, пусть проникнется ответственностью. Таким образом вожделенный отдых откладывался на ещё некоторое время, и Ургриен поспешил разобраться.
Зато он придумал, как разлучить детишек. Его прежняя пассия, знакомая по делу соблазнения полуангела, всегда говорила о том, что хотела бы взять на воспитание хорошенького малыша или малышку. Конечно, Санни был уже не таким маленьким, как хотелось бы Рози, но это лучше, чем ничего!
Просьба мальчишки привела демона в замешательство. Да ещё этот не в меру наивный поганец сумел как-то расположить его к себе чистым взглядом и предположением, что Ургриен усыновит Санни. «Вы, дяденька, добрый, – сказал мальчишка, и демон едва не уронил наглеца. – Вы хотите стать моим приёмным папой!»
И тогда в голове Ургриена оформился небольшой, но интересный план.
Девочку они с Санни встретили на аллее, в тени каштанов. Её напарница стояла неподалёку и рыдала напоказ, окружённая няньками и молодыми матерями. Тилли, видимо, должна была в это время обшаривать сумки, карманы и коляски. Но девочке, кажется, такая роль не нравилась. Она всего лишь стащила у какой-то юной няньки бутылку коровьего молока и булочку и теперь сидела в сторонке, со вкусом завтракая и посмеиваясь над представлением.
При виде Санни в сопровождении Ургриена Тилли встала со скамейки и склонила голову набок. Демон видел девчонку впервые. Она ему, пожалуй, не понравилась. Чёрные волосы во все стороны, глаза зелёные, кошачьи. И слишком большой для такого худенького личика рот. Чертёнок, а не девочка. Разве это невеста? Из-под коротковатого клетчатого платьица торчат разбитые коленки, чулок нет, туфли пыльные…
Тут Ургриен спустил с плеча мальчишку и окинул оценивающим взглядом.
Терять ради них человеческий облик, чтобы на крыльях домчать до Рози, было нехорошо: можно привлечь внимание ангелов. Пройти порталом тоже не получится, их слабые детские тела не выдержат такого. Но и путешествовать с такими оборвашками нельзя. Придётся отмыть и одеть, иначе никак!
– Ты, – сказал демон, указывая на Тилли, – идёшь с нами.
Девочка пожала плечами.
– А что мне за это будет?
– Жить будешь, – мрачно пошутил демон.
Его бы распылили, если б что-то случилось с невестой сына Накрови. Но девчонка-то ничего этакого ещё не знала!
– Дяденька хочет увезти нас от деды, – сообщил Санни с важностью.
Тилли кивнула, но с места не двинулась.
– Дядя Ургриен очень добрый, – добавил Санни.
– С этим бы я поспорил, – вздохнул Ургриен.
В лавке, где продавали готовую одежду, нашлись неплохо пошитые детские вещи. Торговка смотрела с подозрением: уж очень грязные, худые и оборванные были дети. Посыпались и вопросы. Золотой вместо ответов её не очень-то удовлетворил – женщина явно многое повидала на своём веку, в отличие от малышни, и явно не прочь была вызвать полицейского. Шум Ургриену был ни к чему.
– Я только что усыновил детишек, везу их к жене, которой Кресень не дал потомства, – сообщил он торговке сухо.
Та недоверчиво улыбнулась.
– Ещё один золотой, – сказал демон, – если сыщешь тазик и горячую воду.
Женщина закрыла лавку и увела детей в дом. Ургриен пошёл следом, чтобы не спускать с девочки и мальчика глаз, но та заперлась с ними на кухне. Оттуда послышались плеск воды, радостные голоса, смех. И вопросы.
– Он вас не трогал? Там не трогал? – спрашивала торговка одеждой.
Ургриен скрипнул зубами. Стал бы он трогать «там» малявок, за которых его потрогают куда сильнее, чем снилось любому человеку?! Да и какой ему вообще интерес в таком общении? Ему век бы эту малышню не видеть!
Отмытые и одетые, малыши почему-то стали выглядеть более невинными и слабыми. Что-то хищное было в их чумазых мордочках и вздыбленных волосах, что-то звериное мелькало в глазёнках. Тёплая вода смыла всё это, и теперь глаза детей блестели только любопытством.
– Дядь Ургриен, – подёргал его Санни за камзол, – а ты ж никакие бумаги в приюте на нас не взял. Нас на поезд пустят?
Ургриен ухмыльнулся. Уж это-то он мог! Щёлкнул пальцами, и из вспыхнувшего ниоткуда огня достал несколько гербовых бумаг.
– Ух тыыыы, – восхитилась Тилли. – Вот бы так научиться!
– А зачем? – спросил Ургриен.
– Что угодно можно достать? – спросил Санни жадно.
– Что угодно, только неживое, – ответил демон.
– Я же говорил, – с затаённым восторгом сказал Санни своей подружке. – Он не человек!
Девочка с восхищением смотрела снизу вверх. Лавочница тоже смотрела, но уже с неодобрением.
– От таких-то фокусов серой пахнет, – сказала она.
– Всего лишь фокус, мадам, – вежливо произнёс демон и протянул к ней руку.
На ладонь женщины легли два золотых.
– Я бы всё же вызвала полицию, – сказала торговка с подозрением.
Но деньги приняла. И детям сверх купленного дала по аккуратному плащику из гладкочёсанной шерсти да по паре запасных башмаков. А так как было лето, то нашлось для них и по холщовой торбе, чтобы сложить туда обновки.
Ехать в поезде Ургриену не понравилось. Дети от скуки разве что на стены не лезли, но в конце концов Тилли задремала, и её дружок по проказам тоже притих. Ургриен устроился поудобнее на скрипучем кожаном сиденье, уставился в окно. Виды Срединного мира проплывали за окном, такие разнообразные и удивительные. Взгляд демона улавливал куда больше, чем могли бы увидеть человеческие глаза, Ургриен замечал и подраненную лису, уползшую умирать в лес от железнодорожного полотна, и парочку селян, собиравших ягоды в подлеске, а затем остановившихся, чтобы поцеловаться. Если бы поезд ехал медленнее, то демон уловил бы и запах земляники, и прерывистое дыхание, но паровоз тащил вагоны дальше, дальше, и вот уже лес кончался, и начинался луг, а за ним поля, где ещё зелёными волнами колыхалась пшеница.
– Дяденька Ургриен… а можно вас называть папой?
Вопрос вывел демона из задумчивости, и он вздрогнул.
– Какой я тебе папа, – буркнул он в ответ.
– Но вы же нас усыновили, – сказал Санни.
– Послушай. Давай проясним? Твоя подружка с нами жить не будет. Я оставлю её одной эээ… доброй женщине. Ага? А мы с тобой будем…
Он не знал, как объяснить мальчишке, как пойдёт их жизнь – сам ещё не представлял. Скрыть его от отца, инициировать как демона, обучить всему, чему только можно и, словно пешку, двинуть против Люсьена. Если человеческий детёныш ему ни к чему, то ребёнок-демон будет вполне крепким рычагом, чтобы воздействовать на начальство.
– Так вас можно звать папой?
– У тебя есть отец, – поморщился Ургриен. – Можешь звать меня дядей. Ага?
– Ага, – легко согласился мальчишка. – А где вы хотите бросить Тилли? В лесу?
Рози жила вовсе даже не в лесу, а в большом селе, но лес, конечно, там был. Соблазнённый ею полуангел всё ещё обитал в тех краях, но вряд ли Рози продолжала с ним общаться. Рози всем своим видом показывала, что ждёт Ургриена, и, хотя ни слова не промолвила на прощание, демон легко читал её чувства. С такими несложно управляться. Дёргай за ниточки, да иногда жми на нужные места, вырывая из женщины сладострастные стоны.
Ургриен вдруг понял, что с удовольствием послушал бы их! И ухмыльнулся.
– Нет, Санни. Твоя подружка будет жить в хорошем доме, у хорошей женщины, которая…
Демон прикрыл глаза. Представил Рози. Нежная, пылкая, с маленьким горячим ртом, с лукавым взором. Где надо, гладкая, где надо – мягкая…
– Воспитает Матильду завидной невестой, даст ей в жизни определённый шанс, и будет твоя подружка не уличной девчонкой, а приличной девушкой.
Это он даже с воодушевлением сказал. Но Санни не слишком обрадовался. Опустил глаза и долго сидел так. Молча и неподвижно. Это демона очень порадовало – наконец-то тишина и покой! Ему страшно не хватало покоя ни в Нижнем мире, ни в Срединном!
Скажи кто демону, что, если ребёнок надолго затих – это не к добру, он вряд ли прислушался к такому мнению.
Санни же молчал до следующей станции, а потом встрепенулся и спросил:
– Дядь, а вот вы когда сказали, что меня везде найдёте – это вы бы как сделали?
– А я так сказал? – недовольный, что его дремоту прервали, ворчливо уточнил Ургриен.
Санни покивал.
– Хм. Дело в том, что я не простой человек. Как и ты, – Ургриен сказал это осторожно.
И пристально поглядел в лицо мальчишки.
Его светлые глазёнки горели искренним любопытством. Младший демон узнал этот взгляд. Давным-давно, когда Люсьен ещё был сильно моложе, он тоже смотрел на мир вот так. Открыто и с любознательностью первооткрывателя. Да и сам Ургриен, тогда демонический сопляк, тоже страдал несгораемым любопытством.
Всё-то ему было интересно. Вот как этому сорванцу сейчас.
– От своего отца ты должен был унаследовать некоторые таланты. Вот прикрой глаза. Только не спи.
– А как это?
– Ну, представь себе, что ты не спишь! У тебя же есть воображение?
Санни пожал плечами, но глаза всё же закрыл.
– И представь себе… кого ты хочешь представить?
– Тилли!
– Это… не пойдёт. Она рядом. Представь того сорванца, который притворялся слепым. Или деду.
– Но я не хочу их представлять!
– Тогда ничего не выйдет!
Санни открыл глаза. В них не читалось ровным счётом никакого сожаления. Видеть деду мальчишке не хотелось, и точка. Ургриен не мог его за этакое винить.
– Допустим, ты представил. И тогда ты увидишь. Поймёшь, где этот человек. А если сможешь достаточно сосредоточиться – то и сумеешь к нему попасть. Естественно, не физически. В Сред… гм… в общем, тут не получится. У меня вот есть другая ипостась, с крыльями, и я могу перелететь в это место. У тебя крыльев пока нет. На них надо ещё заявку сделать, подождать пока одобрят. Но ты сможешь оказаться там духовно.
– Это как?
– Как привидение, – попытался объяснить Ургриен.
Ему было трудно говорить с такой малышнёй. Санни не знал простейших вещей.
Учить его и учить! Надо ли это демону вообще или нет?!
– Дядь Ургриен! А вы можете не найти человека?
– Человека? Всегда найду, – самоуверенно ответил Ургриен.
– А спрятаться можете? Чтобы вас не нашли, совсем не нашли!
Демон ухмыльнулся во весь рот. Потом вспомнил, что у него нет клыка, и потрогал десну языком.
– Это несложно для такого, как я! Но у тебя не получится.
Санни снова притих. Вот и славно, демон стал уже уставать от его расспросов. Он пригляделся к мальчишке – тот вроде бы спал. Проверять душу ребёнка не стал: ни к чему с такой мелкотой возиться, они и так все как на ладошке.
Оглядев сонным взглядом купе, Ургриен сомкнул горящие веки. Его человеческой ипостаси требовался отдых.
Когда он проснулся, уже был поздний вечер. Поезд стоял, видимо, на какой-то станции, демон увидел какой-то городок, заводские трубы, подводу с двумя волами. Тёмно-рыжее солнце нахально заглядывало в окошко, и в купе стояла тишина. Даже дыхания детей на соседнем диванчике демон не слышал. Он пригляделся к двойному комочку под одним клетчатым одеялом, ухмыльнулся и снова закрыл глаза. Поезд мягко тронулся, Ургриен лениво проводил глазами станцию и вдруг нахмурился.
Ему показалось, что на подводу забрались двое детишек. Он высунулся в окно, но паровоз уже набирал ход, и телегу стало плохо видно.
Только тогда Ургриен кинулся к диванчику напротив и отшвырнул одеяло прочь. Под ним нашлось две подушки и одна из новых холщовых торб, набитая старым детским тряпьём.
Ургриен не стал тратить время впустую – бежать и требовать остановки поезда. Он позволил своей человеческой сущности на миг отступить в сторону и несильно ударил по стеклу окна. Хрупнуло, треснуло и разлетелось, колюче задев щёку. Миг, и демон вырвался из окна бегущего по рельсам пассажирского вагона. Расправить крылья он бы не успел, а потому лишь сконцентрировался на падении. Прокатился вниз по насыпи, встал, отряхнулся. Выдернул осколок из щеки, постоял пару секунд, прикрыв глаза. Тело восстанавливалось, принимало обличие обыкновенного человека в аккуратной и богатой одежде. Ум в это время работал, словно часы. А сознание спешно разыскивало потерю.
Вот они. Два тёплых светлых огонька. Детский свет близок к свету ангелов, только те умеют применять его как оружие или орудие пыток, дети же просто горят. Маленькие наивные свечки, почти ничем, кроме этого света, не защищённые.
Только огонёк Санни горит ярче и уверенней, а огонёк Тилли – горячее и как будто злее.
Обе «свечи» удалялись от Ургриена, и он, вздохнув, всё-таки расправил крылья. Нельзя было упускать детей.
Он летел вдоль железнодорожного полотна низко, не заботясь о том, что его могут увидеть. У станции свернул на просёлочную дорогу, ведущую к небольшому селу и вскоре нагнал телегу. Если б не спешил, то заметил бы кое-что, но демон спешил. Перепуганные волы замычали и забились в постромках, толстяк-селянин дёрнул прочь, оставив имущество, но Ургриену не было дела до глупого человека. Чтобы волы не перевернули подводу, пришлось их как следует стукнуть промеж рогов. Зря: отбил кулак. Получеловеческий, полудемонический облик заметно крепче настоящего демонического, в котором находиться в Срединном мире запрещается. Но всё же и не так силён и защищён, как хотелось бы!
Волы, однако, стали смирно. Ургриен раскидал корзины с яблоками, перерыл всё… и лишь тут сообразил вновь сосредоточиться на живых огоньках «свечек». Их не было поблизости. Когда дети спрыгнули с телеги? И что делать?
– Клянусь ангельскими причиндалами, – зарычал Ургриен вслух, – найду – выдеру обоих!
Вытер руки о солому, которой были укрыты яблоки, сплюнул на землю кипящей ядовитой слюной, от которой потемнела и задымилась рыжая дорожная пыль, и пошёл назад к станции, чтобы восстановить потерянный след.
Если б он знал, что его угрозы достигли цели тут же, как только были произнесены, то удивился бы. Санни и Тилли, съёжившиеся за двумя уцелевшими корзинами и укрытые рогожкой, медленно выдохнули и открыли глаза.
– Подействовало, – сказал Санни, обнимая Тилли.
Девочка тихо шмыгнула носом.
– Главное думать, что тебя здесь нет, – сказал мальчик.
Это была старинная детская магия, и дети, только что воспользовавшиеся ею, повторили тот же трюк, что и тысячи тысяч других малышей.
Каждый ребёнок знает, что если накрепко зажмуриться, задержать дыхание и, главное, укрыться одеялом с головой – монстр тебя не найдёт. Скрыть своё присутствие может любой ребёнок, правда, лет этак до десяти. Потом защитная детская магия постепенно выветривается, потому что ребёнок становится подростком, взрослеет, отдаляется от мира детства и… и, пожалуй, перестаёт верить в чудовищ.
Вот, правда, монстром они дяденьку не считали. Он был, по их мнению, вполне хороший дяденька. Их ангел-спаситель, вырвавший из рук злобного старика, который бил тяжёлой палкой и иногда ночами ел детей. Санни помнил их крики. И дети иногда куда-то девались. И ещё – окровавленные вещи в мусорном ящике на заднем дворе. А дяденька был добрый и не вполне заслужил, чтобы они его обманули. Поэтому Санни было немножко совестно.
Но ведь дядя Ургриен хотел разлучить его и Тилли!
– Что будем делать дальше? – спросила девочка шёпотом.
Телега стояла на месте, умопомрачительно пахло яблоками – скороспелыми розовобокими мелкими яблоками, которыми в конце июля обильно плодоносят местные сады. Дети часто рвали такие в городе – яблони там росли повсюду.
Санни пошарил в корзине, вытащил два розово-полосатых плода с чуть прозрачными восковыми бочками. Одно протянул подруге, во второе впился зубами. Кисло-сладкие, нагретые солнцем, яблоки были просто чудесны.
– Не знаю, – честно сказал мальчик, поразмыслив. – Так далеко я ещё не думал.
Телега дрогнула. Дети сжались в комочки, съёжились, обхватив друг друга руками, забыв и о яблоках, и о планах. Но это, видимо, вернулся селянин. Он поохал, повздыхал, и, кажется, начал собирать корзины и разбросанные по соломе и дороге яблоки. Ещё какое-то время дети боялись дышать, моргать и шевелиться, но потом, когда подвода тронулась с места, поскрипывая и постанывая, с облегчением вздохнули.
И даже снова выглянули из-под рогожки, которую скинули с голов. В тёмных кудряшках Тилли запутались соломинки, а в глазах ещё стояли слёзы. Санни достал для неё ещё одно яблоко и прошептал на ухо, чтобы крестьянин случайно не услышал:
– Я тебя не брошу.
– И я тебя, – так же тихо ответила Тилли.
Телега въехала в деревню в сумерках. Крестьянина радостным криком приветствовали какие-то люди. Санни слышал весёлые голоса, детский смех, и понимал, что надо выбираться. Ноги и руки затекли, двигаться было страшно.
Вдруг поймают? Да ещё за уши оттаскают за яблоки.
– Я писить хочу, – прошептала Тилли.
Это решило дело.
– Выскакиваем и бежим, – сказал Санни.
– А куда?
– Там увидим, – пожал плечами Санни.
Он никогда не видел деревни, не представлял, где можно спрятаться и вообще немного растерялся. Только… не показывать же это перед Тилли? Она на него надеется!
Чья-то рука дёрнула рогожу.
– Ой, а это кто такой? – удивился крестьянин.
В серых сумерках его круглая физиономия показалась детям страшноватой, несмотря на добродушное выражение и не злобный голос. И Санни, и Тилли взвизгнули и, опрокинув корзину, за которой сидели, спрыгнули с телеги.
Мальчик приземлился не слишком-то удачно, подвернул ногу, но всё же припустил со всей прыти. Рядом часто и тяжело дышала Тилли.
– Кусты, – крикнул Санни радостно.
Кусты росли за низеньким заборчиком, туда дети и кинулись. За ними по улице никто не топотал – только и слышно было, что удивлённые голоса.
Затаившись в пыльных зарослях неизвестного кустарника, дети перевели дыхание.
– Не смотри, – тихонько попросила Тилли.
Санни не стал смотреть, но всё слышал.
Спустя пару минут над головой зашуршали ветки и листья, и чьё-то участливое лицо появилось рядом.
– Эй, – сказал женский голос. – Вы вылезать будете?
– Нет, – честно ответил Санни. – Мы прячемся.
– А от кого? – спросила женщина.
– От дяденьки.
– Хотите прятаться в доме? Только давайте быстрее, ужин стынет.
– А если дяденька придёт? – спросила Тилли.
– А мы его лопатой, – предложила женщина.
Дети переглянулись.
Они уже давно не ели ничего, кроме яблок. Тётенька была не страшная, ругаться и драть уши вроде бы не собиралась. Санни подумал, что они, в случае чего, удерут и от неё. Она-то ведь не дядя Ургриен и не умеет искать где и как угодно!
К тому же им надо было где-то провести ночь.
Поэтому мальчик подумал-подумал и выбрался из кустов. И Тилли вылезти помог. Девочка вцепилась ему в руку изо всех сил. Женщина была высокая и широкая, от неё пахло вкусной едой и теплом.
– За нами идёт дяденька, – предупредил Санни. – Он не злой, но он хочет нас разлучить.
– А вы брат и сестра? – женщина взяла их за руки и повела в свой дом.
В небольшой деревянный дом, в котором стоял такой сытный дух, что у мальчика подвело живот.
– Нет, – ответила Тилли. – Мы не брат и сестра.
– Я на ней женюсь, – сказал Санни. – Когда мы вырастем, я на ней женюсь. А дяденька хочет, чтобы она женилась на ком-то другом.
Он посмотрел на тётеньку исподлобья. Та присела рядом, заглянула детям в лица.
– Такого мы допустить не можем, – сказала с улыбкой. – Давайте-ка умывайтесь и садитесь за стол.
Ургриен дошёл до деревни и огляделся по сторонам. Заборы, дворы, дома, сады да огороды. Где-то мычала корова, где-то плакал грудной ребёнок. Пахло дымом, навозом, куриным помётом и ещё тысячами запахов. В тихом тёмном воздухе стоял некий особенный летний дух.
Самое время посмотреть: не горит ли где-то два огонька светлых детских душ.
Глава 7. Мартина
Пшённая каша на молоке, серый хлеб, щедро намазанный маслом, тёплое молоко и на сладкое – яблочный пирог. Санни и Тилли никогда так вкусно не ели! Уворованные в мелких кафе пирожные не в счёт. Что там того пирожного – два укуса, крем на пальцах и секундное острое удовольствие. Обычно с острой приправой вины. Нет, вовсе не оттого, что красть нельзя, а потому что всё, что собрал, надо сдавать в общий котёл.
А тут добрая тётенька стояла рядом с ложкой в руке и подкладывала проголодавшимся детям простой, но безумно вкусной снеди. Сколько хочешь! И не надо было, торопясь, проглатывать недожёванные куски. Никто не спешил ничего отнимать!
– А вы, тётенька, одна живёте? – деловито спросила Тилли.
Заметив, что она собралась вытирать руки о чистые блестящие волосы, женщина сунула ей в руки льняное полотенце. Санни, пока она не смотрела, облизал пальцы – чего зря добру пропадать.
– Одна, – вздохнула женщина. – Меня звать Мартина.
– Тёть Мартина…
– Ну какая я вам тётя? – засмеялась Мартина. – Всего-то мне двадцать три года, детки.
Дети переглянулись. «Всего-то»!
– Но вы же совсем взрослая, – рассудил Санни. – Значит, тётя. А почему вы одна? У тёть должны быть мужья и дети!
– А у меня вот нет, – на этот раз Мартина тоже засмеялась, но уже не очень весело. – Зато у меня для вас есть кровать с чистыми простынями. Ложитесь-ка. Мне вставать рано. Завтра к старосте пойдём, пусть-ка решит, что с вами такими делать.
– И что с нами можно делать? – насторожилась Тилли.
Видно было, что ей уже и правда хочется спать. А спать, здраво посчитал Санни, точно хочется на кровати, а не в каком-нибудь лесу. Или на улице.
– Наверно, придётся в город съездить да узнать, кто вас ищет, – развела руками Мартина. – Иначе что же получается, по свету бродят ничьи мальчик и девочка.
– Может, мы чьи, – насупилась Тилли. – Может, мы ваши!
Губы женщины дрогнули. Санни подумал – сейчас реветь будет. Бывали такие в городе тётеньки, которые кормят, по голове гладят – и ревут. А чего реветь, когда ты человека кормишь? Хлеба, что ли, жаль?
Но Мартина не
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.