Сороковые ..Роковые. Надежда Михайловна

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6, с элементами фэнтези
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20

АННОТАЦИЯ

НЕТ В РОССИИ СЕМЬИ ТАКОЙ...

   Весна в этом году выдалась ранняя и теплая и к Дню Победы в Березовке распустилась сирень,улицы утопали в различных оттенках сиреневого,а уж запах,казалось,заполонил все. Девятого мая все было как всегда-собрались сельчане у Памятника погибшим,были поздравления,цветы,речи- Игорь, внук бабы Стеши,обратил внимание на как-то странно себя ведущего деда Гриню:тот уже минут пять вертел головой,то поглядывая на Игоря, то глядя куда-то в поле,все больше замирая в недоумении... И вдруг,заоорав как сумасшедший:

   - Панаска!! НАШИ!! Дождалися!! - ринулся бежать в поле.

   Ошарашенные сельчане наблюдали, как навстречу деду Грине бежит более крупная копия их Игорька и,схватив деда в охапку, высоко поднимает над головой. Дед же,захлёбываясь слезами,кричит:

   -Я знал,я знал,я верил!! - не замечая никого вокруг,а их сдержанный и всегда невозмутимый партизанский командир и фронтовик Панас,плачет на груди у бережно обнимающего его мужчины лет сорока.

   И бежит,как молодая, бабка Стеша к копии Игоря,а огромный "Прохвессор" Василь тоже плачет,обнимая худенькую женщину лет сорока пяти, приговаривая:

   - Мамушка!

***

Очень давно хочу попробовать написать про войну. Нет, не батальные сцены и фронтовые будни - такое и не буду пытаться, жизнь простого люда в оккупации. По линии отца вся родня была под немцами -Орловская область, после войны ставшая Брянской.После освобождения, в сорок третьем ушли сразу на фронт отец, дед и дядюшка -младший брат отца. Дед, в сорок первом не призванный по причине грыжи, стал ездовым, отец-артиллерист, дядюшка – пехотинец. Дедуля с отцом побывали–таки в Берлине. А дядюшка-месяц и десять дней не дожив до восемнадцати, остался в Польше.

   У каждой семьи есть свои деды, бабушки, отцы, дядюшки. Надеюсь, что таким образом я смогу выразить свое уважение всем и погибшим и живым, попавшим в те сороковые, роковые ...

   Элементы фэнтези есть обязательно, по-другому не получится.

ГЛАВА 1.

Жизнь Березовки, мирной деревеньки, раскинувшейся привольно среди полей бескрайней Орловщины, резко раскололась после двадцать второго июня. Враз не стало вечерних гуляний молодежи, до первых петухов распевающей песни, гармонисты Яков и Василь в первые же дни ушли на фронт, резко поубавилось молодых мужиков в деревне. В конце июля пришла в деревню первая скорбная весть -похоронка на Степана Абрамова.

   Степана призвали в сороковом, сразу же после свадьбы со Стешкой Ефимовой, крупной, ядреной, отчаянной девкой, которая и за себя постоять могла и в зубы дать, если что. Было дело- прилетело от неё липучему, хамоватому Стаське Шлепеню прозванному ещё с малолетства Слепнем. Парнишка рос пакостным, уверенным в своей безнаказанности, мамашка его - ядовитая сплетница, цеплялась, как репей, к каждому кто косо глянул хотя бы на её чадушко. Местные девчонки, зная гадостную натуру, обходили его стороной. Подросший, он мотался по соседним деревням и не одна девица потом рыдала в подушку. Давненько, ещё в школе, положил он глаз на Глафиру Ежову -светловолосая, голубоглазая, с косой до пояса, она как не обращала на него никакого внимания. У неё с первого класса получилась дружба с Родионом Крутовым, с годами переросшая в любовь.Едва им исполнилось по восемнадцать они поженились, Слепню оставалось только облизываться на расцветшую после рождения Грини, Глафиру. Попытался он говорить ей вслед грязные слова, за что нещадно был бит Родей на которого злобу затаил лютую.

   -Встретимся мы ещё с тобой на узенькой дорожке!

   - Все равно я тебе морду опять подпорчу! - был ответ.

    В последнее время, перед его арестом моталась к нему в деревню какая-то развинченная гордская девка –Милка, которая спала с ним на сеновале и совсем не обращала внимания на вопли Слепнихи.

   Году в тридцать шестом, будучи уверенным в своей неотразимости-смазливости, попытался Слепень прилипнуть к Стешке-улучил минутку и зажал её на пятачке за клубом. Она не стала кричать и вырываться, молчком двинула ему коленом по достоинству и когда он согнулся, треснула кулаком по башке, убегать не стала, схватив валявшуюся сучковатую палку, тут же добавила и по спине.

   Потерявший свою зазнобу Степан, бросив гармонию, выскочив на пятачок, увидел согнувшегося и зажимающего пах Слепеня, а рядом Стешку с кривой суковатой палкой в руках:

   -Я тебе не Милка, руки отобью, враз!

   Увидев Степу, подхватила его под руку:

   -Не переживай, он свое получил! - и увела оглядывающегося и сжимающего кулаки Степушку.

   Слепеню повезло, что она увела Абрамова и отдышавшись, он побрел в хату, восхищаясь про себя:

   -Ну и девка!

   Вскоре Шлепеней папашку и сына арестовали, по деревне поползли слухи, что они замешаны в деле с барскими драгоценностями. Убегая в восемнадцатом году, помещик Краузе, якобы, не успел прихватить свои ценности, зарыв их где-то в огромном, выращенном вручную, парке. История была темная, за двадцать почти лет обросшая фантастическими домыслами, все эти годы находились «кладоискатели», что потихоньку лазили по развалинам бывшего когда-то большим и сожженным в лихие годы, барского дома. То ли Слепени нашли клад, то ли ограбили кого в те годы, но попался старый Шлепень в районе с брошкой и кольцом немалой стоимости. В тот же вечер и приехали за смазливым Стасяном на воронке. И деревня вздохнула свободнее -старая Слепениха, первая и самая яростная сплетница деревни, как-то съежилась, притихла и через три месяца переставилась.

   Стеша получив похоронку, как закаменела. Она не выла, не кричала, как мать Степана, просто молчала:резко похудевшая, с запавшими глазами, от неё осталась только тень той задорной заводилы и запевалы.

    Становилось все тревожнее, через деревню день и ночь тащились усталые, измученные гражданские убегавшие от немцев, бабы помогали как могли, но беженцев меньше не становилось.

   Вдалеке еле слышно стало погромыхивать:

   -Гроза, знать, идет, где-та! - вымолвил дед Ефим, зябко кутающийся в куфайку и мерзнущий по причине многих лет

   -Нет, дед, это фронт громыхаеть, - ответил Никодим Крутов, - фриц-то прёть, уже под Киевом воюють наши-те. Ох, горе горькое, вот и повоевали малой кровью.

   Его Родион, ушедший на фронт двадцать четвертого июня, был где-то там и кто знает, жив ли его единственный сын.Никодим каждый день ездил на стареньком дребезжащем лисапете в дальний, километров за десять, лес.

    Всякий день привозил много грибов:

   -Суши, Глаш, - говорил он снохе, - зима-то долгая и суровая будет, вон, приметы-те все на это указують. Вот и не верь посля такого, что грибов великий урожай-к войне.

   Частенько брал с собой старшего внука Гриню, как две капли воды похожего на него: у того и другого рыжеватые волосы, серо-зеленые глаза, оба шустрые, худенькие как два воробья легкие на ногу, успевавшие везде, только вот учился Гриня плохо, вертелся, не слушал единственную их учительницу Марью Ефимовну, за что попадало от батьки.

   Второй внук-Василь, был полной противоположностью Грини (удавшийся в Родиона, а тот был на полторы головы выше папани – пошел в материнскую родню) взявший от мамки своей, Глафиры, белые волосы и голубые глаза, был настоящим васильком, глядящим на него всегда приходили на ум васильки во ржи.

   Первый класс Василь закончил с похвальной грамотой. Очень хвалила его Ефимовна, а дед Никодим звал "Василь-прохвесор."

   С каждым днём громыхание фронта слышалось все отчетливее и ближе, поспешно собрался и укатил в ночь, как тать, на колхозной подводе председатель, бывший до этого примерным и яростным коммунистом, по-тихому исчезали его ближайшие подпевалы,

   - Хто знает, може они в эти, партизаны, подалися? - рассуждал дед Ефим

   - Держи карман шире, эти партизаны уже поди за Уралом, в этой как её, Бурят-Монголии.

   В августе принесли сразу три конверта Марье Ефимовне, оба старшеньких-Иван и Петр, офицеры, служившие где-то на самой границе, Западного округа, пали смертью храбрых, а младший, Пашка, ушедший добровольцем, пропал без вести.

   Ефимовна молча упала в обморок, неделю пролежала в горячке, бабы, постоянно сменяя друг друга сидели возле неё, сморкаясь и плача, у каждой кто-то был на фронте и леденела душа, глядя на их всегда такую сдержанную и разумную Ефимовну. Очнулась она через неделю, возле неё сидела Стешка, осмотрев диким взглядом вокруг, Ефимовна слабо застонала:

   -За что, Господи? Всех сразу?

   -Ефимовна, - не скрывая слез, сказала Стешка- Пашка твой не погиб, пропал, может, он у плену? Ты только верь, вон дед Ефим в гражданскую, уже и женка замуж вышла, а он через пять лет явился. Я вот не верю, что Степушки нет, давай, Ефимовна, вместе ждать их станем! Хочешь я к тебе, или ты ко мне, одной-то хоть волком вой, а вдвоем все полегше!

   Ефимовна из видной женщины средних лет в, одночасье превратилась в старуху, резко похудевшая, с полностью седыми волосами, она первые дни просто молчала, да и затем разучилась говорить, отвечала односложно, немного разговорчивее была только со Стешкой.

   Пришел к ней давний друг Никодима, лесник по прозвищу"Леший", появившийся в их местах и осевший в лесу лесником ещё в далеком восемнадцатом. Мало кто помнил как его зовут-заросший, звероватый, он и в самом деле походил на лешего, боялись его все. Браконьерничать мало кто пытался, Леший неизменно появлялся в зоне видимости да и отпугивал его охранник-самый настоящий волк, найденный им слепым щенком в разоренном логове, выращенным и натасканным на всякую нечисть. Пытавшиеся завалить кабана или лося охотники неизменно оказывались выслеженными, а когда один из таких ранил Волчка, (тот после операции по извлечению пули, долго болел и еле выжил, Леший ходил за ним как за грудным ребенком) - никто уже не решался соваться в лес. Яшка, по уличному прозванный Аграном, тот самый, стрелявший в Волчка, был найден в овраге с перегрызенным горлом. Волчок признавал и подпускал к себе только Никодима, Гриньку и Пашку Марьи Ефимовны, к удивлению всех, нежно любил Василя, таскал его, крошечного в зубах, аккуратно держа за рубашонку, позволял ему ездить на себе, залазить любопытными пальчиками в ухо и тихонько прижимал зубами расшалившиеся ручонки. Василь тоже истово любил Волчка, Глафира, мамка ихняя с ужасом глядела на эту дружбу, панически боясь, что волк когда-нибудь укусит ребенка.

   Родион же наоборот, говорил, что волк будет поумнее некоторых людишек, типа Слепеней.

   Пришедший Леший тяжело вздохнул, глядя на поседевшую, безучастную Ефимовну:

   -Марья, ты по Пашке зря убиваешься. Чую я, живой он, жди мать, не верь! - и столько силы и веры было в его словах, что долго вглядывающаяся в его глаза Ефимовна вздрогнула, потом зарыдала.Леший обнял её и долго пережидал, пока она выкричится, поглаживая её по голове:

   -Вот и хорошо, поплачь, милая, нельзя такую тяжесть в сердце держать! -волк тем временем как-то незаметно привалился к её ногам:

   -Смотри, Марья, зверь, он больше нашего чует, Пашка знать, живой, он когда что-то не так, мечется и скулит, а то и выть зачнет. Пашку-то твоего он изо всех выделял.

   Та всхлипывая, дрожащими руками приобняла Волчка. Он стоически выдержал её объятья и лизнул в соленую щеку.

   - Марья, тут фашист пролетал, резвился, гад, лося мне убило очередью, я вот принес, вам всем понемногу, ты мясо-то прибери, зима впереди суровая, да и немцы близко, убирай подальше все фотки своих командиров. Еду схороните со Стешкой, знавал я их по четырнадцатому году -шарить повсюду и грабить мастера, но и порядок, гады, любят.

   В сентябре стало совсем плохо, едва хрипевший динамик на столбе сообщил об оставлении Киева, оцепеневшие люди долго стояли молча, потом также молча разошлись.

   - Ну, теперя скоро жди хрицев, у них силища кака, а наши отступають всё, эх! - дед Ефим тоскливо посмотрел на небо и сплюнул.- Бяда!

   Потянулись измученные, посмурневшие, отступавшие наши-бабы и ребятишки молча стояли у плетней с печалью провожая своих .Бойцы если у них был небольшой привал, жадно пили воду, благодарили за яблоки, которые тащили им ребятишки и опускали глаза перед женщинами. Пожилой солдат попросивший напиться у Ефимовны, не выдержал её взгляда:

   -Прости мать, прости за то, что не сумели защитить вас жив останусь-вернусь обратно, зубами буду их, сук, рвать, но будет им всем братская могила на нашей земле!

   Фронт надвигался неотвратимо, стали часто налетать самолеты, вскоре разбомбили нефтестанцию в Казимовке, черный жирный дым долго тянулся в небо. На пригорке, у развилки дорог, что вели одна в райцентр Раднево, а другая на Казимовку, зарывались в землю солдаты-артиллеристы.

    Дед Никодим стал исчезать по ночам, возвращаясь под утро промокшим и уставшим, где был и что делал, никому не говорил.

   Погожим днем вместе с внуками шустро выкопал картошку-большую часть ночью схоронил в заранее, еще с лета выкопанную потихоньку ото всех и замаскированную под мусорную кучу, яму, закидал её сухой травой:

   - Вот, Глаш, дасть Бог, пронесёть, не найдуть картоплю.

    Следующим днем на улице по недосмотру ездового, молодого солдата, случился затор, сцепились колесами две телеги, везущие раненых. Солдат вместо того, чтобы попытаться сдать назад, изо всей дури хлестнул устало бредущую лошадь, увидевший это Никодим не выдержал, выскочив, потрясая сухоньким кулачком, орал на всю улицу, наступая на опешившего, высокого солдата:

   -Ты што эта делаешь, а? Эта же животина, зачем её бить, ежли сам дурак? Ты пошто над ей издеваться задумал, я тебя, сосунка щас... - распалялся он, воробьем наскакивая на ездового.

   - Что за шум? - К ним подходил усталый, весь какой-то пропыленный капитан.

   -Ты гляди, што он с животиной делает, а? Это ж чистое вредительство!

   Никодим огладил всхрапывающую лошадь по морде, сунул ей яблоко, вытащенное из кармана штанов (надо сказать, Никодимовы карманы были широко известны в деревне: худенький дед таскал в своих карманах много всякого пользительного, проволочки, зажимы, были и болтики, и гвозди, моточки веревок, кисет с самосадом, кусочки сапожного вара). Глафира, затевавшая стирку, всегда ругалась на него:

   -Убирай к шутам свои склады из карманов!

    Гринька тоже переняв привычку деда, ходил с постоянно раздутыми карманами, подбирая все, что могло пригодиться.

   Никодим ругаясь и пуская матюги, как-то ловко с помощью второго ездового расцепил колеса. Капитан устало сказал:

   -Спасибо, батя! Убило у нас ездового-то, а это молоденький новобранец из Москвы, лошадей даже не видел никогда. Да и некого больше поставить.

    К ним спешил местный врач Самуил Абрамович:

   -Товаришч капитан, я местный врач, - картавя проговорил он, -разрешите осмотреть раненых?

   Тот обрадовался:

   -Да, буду очень вам благодарен!

   Набежавшие и охающие бабы тут же стали помогать доктору.

   Самуил Абрамович, разменявший шестой десяток, очень переживал, когда в военкомате его завернули -по причине многих лет. Схоронив в сороковом году свою шуструю Розу Яковлевну, не имея вестей о единственном сыне, арестованном ещё в тридцать шестом, не сильно разговорчивый, стал совсем замкнутым. В деревне его любили, он лечил всех-и людей, и животных, только с его помощью выжил Волчок, сначала обессиленно рычавший при перевязках, а потом благодарно лизавший ему руки.

   Вот и сейчас, бабы осторожно вытаскивая молоденького бойца, приговаривали:

   -У нас чудо-доктор, он тебе поможет и мы, милок, ешчё на твоей свадьбе погуляем.

   Говорили здесь на смеси трех языков, много было слов украинских, но больше было белорусских. Щ произносилась как Шч, Ф как Хв, вот и были у них Хведи, хвантазии и всякие другие непривычные для уроженцев других мест, словечки.

   Самуил Абрамович, занимаясь любимым делом повеселел, к вечеру все раненые были осмотрены, перевязаны, накормлены.

   -Товаришч капитан, надо поговорить.

   -Да, слушаю вас, доктор?

   Долго отмывавшийся капитан, смывший всю пыль, оказался совсем не старым.

    -Простите, сколько вам лет?

   -Двадцать семь.

   -Извините, я думал, вам за сорок. Да... не о том речь.Вот тот молоденький мальчик, -он указал на самого тяжелораненого- точно не вынесет тряски, его надо бы оставить!

   -Доктор, вы не знаете, что делают немцы с такими, да и с вашей простите, национальностью? Довелось увидеть расстрелянных мирных и раненых .

   -Знаю, батенька, потому и прошу - возьмите меня с собой, опыта моего, сорока трехлетнего, на раненых хватит, обузой во всяком случае не буду, да и винтовка Мосина мне знакома не понаслышке. Чем здесь быть уничтоженным этими нелюдями, лучше погибнуть среди своих, да и когда это будет, а польза от меня, как видите, есть. У меня, простите за такие слова, впервые со дня смерти жены интерес проснулся, в хорошем смысле слова, я ещё поборюсь с костлявой за жизнь этих мальчиков!!

   Капитан долго думал, потом кивнул своим мыслям:

   -Если дойдем до своих и не попадем в плен, то думаю, в любом случае ваши руки не будут лишними, мясорубка-то страшная.

   Из темноты бесшумно вынырнула крупная собака и чуть рыкнув, подошла к доктору.

   -Это ваша такая?

   -Это наш Волчок, сейчас появится и хозяин. Леш?

   -Да иду, Самуил.

    Вышедший из кустов мужчина поразил капитана-он с изумлением смотрел на заросшего, крупного мужика.

   -Здоров, капитан, драпаете?

   Тот взвился:

   - С одной винтовкой на троих и парой саперных лопаток ты бы не драпал?

   -Да промахнулись, товарищи, много шуму-треску, а на деле, прости, капитан, сердце кровью обливается, глядя на муки людские! - он протянул капитану руку. - Леший меня зовут местные, а я и привык.

   - Егоров... Иван. - помедлив, пожал протянутую руку капитан.

   -Леш, тут такое дело, в дальней комнате мальчик лежит, сильно израненный, везти дальше, значит погубить.. – начал говорить Самуил.

   -Посмотрю сам.

    Леший пошел в хату, посмотрев на мальчика, забывшегося в тревожном сне, дернулся, потом долго всматривался в его лицо.

   Выйдя, сказал:

   -Заберу к себе, авось, вытащим, а на ноги встанет к делу приставим, до прихода наших.

   -А вы, при своем таком негативном отношении?- ехидно так спросил капитан.

   -Я -русский человек, и люблю свою родину независимо от того, кто у власти, родина, она как мать, одна, какая б не была. Не переживай, капитан! Давай так, сейчас мы потихоньку, пока никто не видит, лишние глаза нам ни к чему, отвезем твоего бойца ко мне в лес. А утром вы двинетесь дальше, кто знает, какая дрянь всплывет при немце, а что всплывет, это точно, человек слаб и подл!! Не все, не все, - видя возмущенный взгляд капитана, добавил Леший, - ты, Иван, прости за резкие слова, но повидал я ещё в ту войну и слабых, и подлых, и никчемных, и приспособленцев. А то, что друга моего возьмешь с собой- низкий тебе поклон!Я надеюсь, что мы с тобой, старикашка, ещё выпьем за победу, и ты будешь жив!! Я сейчас!- нырнул в кусты.

   -Какой у вас друг... как же он за такие слова? - удивленно сказал капитан.

   -Он молчун, дорогой Иван, редко с кем разговоры ведет, обычно - Да! или Нет!, все его ответы.

   Совсем стемнело, когда к хате доктора Тахилевича тихо подъехала подвода, Никодим и Леший потихоньку взяли мальчика, положили на телегу, подвода неслышно тронулась.

   -На копыта повязали тряпки, чтобы не слышно было. - сказал Никодим.

    В средине ночи, Никодим вернулся:

   -Капитан, разговор есть, хади сюда!- шепотом позвал он дремлющего капитана.

   -Вот, смотри, - Никодим при свете свечи начертил на куске оберточной бумаги некий план- здеся ежли итить, то будет большой крюк, а ежли напрямки, то выйдем аж у Малоярославца, я так понимаю, скоро немец здеся будеть, а ты со своими солдатиками и ранетыми далеко не уйдешь, да и сверху могуть. Давай я вас проведу лесами, хаживал я по молодости в ту сторону.

   -Бать, сколько времени прошло, когда хаживал, заплутаем и все?

   -Не обижай, молодой, у меня и карта имеется, Леший дал, ну так чаго. Решаем?

   -Чаго, каго, - передразнил его капитан- ладно.

   -Тагда слухай сюды... - они подробно обсудили, как и что делать и Никодим, взглянув на начинавшее сереть небо, сказал:

   -Иди, поспи зачуток.

   - Глаш, а Глаш, подь сюды! - тихонько позвал он сноху, та шустро вскочила:

   -Чаго в такую рань?

   - Глаха, решил вот я итить в армию до наших, не можно тутока оставаться мне, видал я вчора в лесу Бунчука!

   -Да ты что? Не могёть такого быть?

   -Я ж его сутулую спину где хошь узнаю, падлюку. Знаеть, гад, что наши вот-вот отступють, вот и кружит возля деревни, мне жа с ним на этой земле тесно. Немец-то всякую заразу собираеть, а штоб вам не попало, я тихо исчезну. Вроде ушел в лес и ушел, время-то сейчас лихое, можеть, я под бомбежку аль ещё чаго!

   Глаша поёжилась:

   -А ну как нас зацепит?

    -Не должон, я ему враг, а ты да дети малЫе, да и ты обиды на меня всякие говори. Гриньке скажи, пока все не успокоится, в лес ни ногой!! Ежли чаго, Леший сам до вас дойдеть. Ну, Глах, жив буду, возвернуся, тут же расстреляють меня сразу, а там все сынам подмогну. Все, побёг я, вроде за грибами.

   Никодим перекрестил Глашу, которая стояла, едва сдерживая слезы:

   -И вам, бать, легкой дороги!

   Днём, погрузив раненых на телеги, тронулся отряд капитана по дороге на Раднево, уезжал и всеми любимый врач-бабы со слезами обнимали его, совали в телеги к раненым нехитрую снедь, крестили их не стесняясь, просили выжить и вернуться.

    Далекий гул перешел в различимые выстрелы орудий, в небе паслись немецкие самолеты, которые почти непрерывно гудели над головой, отбомбившись где-то далеко, летели назад.

   -Эх, похоже, на Бряньск нацелилися, успели ли евакуирваться заводы-те? – у деда Ефима сын, внук и сноха-все работали на машиностроительном заводе, который должны были эвакуировать в Сибирь и дед сильно переживал.

   На следующий день по Березовке прокатилась весть-пропал Никодим Крутов. В то, что он заблудился, никто не верил-знал здешний лес, как никто, да и не такой уж лес был, остров в море полей, знаменитый Брянский лес начинался километров за пятьдесят, пришли к выводу: или под бомбежку попал, или нарвался на лихих людей.

    Ещё в августе Никитич, их участковый, предупреждал всех, что в недальнем лесу может прятаться всякая уголовщина, сбегавшая из вагонов, попавших под бомбежки.

   Бабы поохали, но искать Никодима в лесу никто не рискнул.

   Ещё три дня в деревне было относительно спокойно, потом как-то враз потянулись измученные, еле передвигавшие ноги, засыпающие на ходу, отступающие солдаты.

   Они шли опустив головы, многие были ранены, на повязках выделялись кровавые пятна. Бабы плакали, детишки с печальными лицами провожали уходящих наших, все было понятно и без слов - немцы близко!

   С отступавшими ушли последние семнадцатилетние пацаны, пять человек, ездившие в Брянск, подавать документы в техникум при заводе и пешком пришедшие назад в деревню. Оставаться здесь было для них невмоготу, они рвались «защищать родину, а не отсиживаться за мамкиными спинами» - как выразился их комсорг Ваня Белкин. Уходил с ними и участковый.

   Фронт приблизился, от близких разрывов в домах дребезжали стекла, дед Ефим посоветовал бабам проклеить их бумагой, чтоб не выпали.

   На следующий день, к вечеру, на окопавшихся на развилке дорог налетели самолеты, с противным воем, вынимающим душу, они заходили на батарею, рвались бомбы, взрывной волной разметало ближние к дороге сараи, у бабки Нюты убило корову, у Крутовых загорелась солома, складированная в небольшой стожок.

   Глафира вскочила с ведром воды, выплеснула на загоревшуюся солому и побежала набрать ещё ...

   -Маааамммаа! -закричал Василь, выглянувший в окно:

   Глафира, не добежав два шага на крыльца, как–то странно переломилась в пояснице и медленно опустилась в пыль.

   -Шальная пуля!- сказал Егор Иваныч, пожилой тракторист, прибежавший на дикий крик Василя.

   Василь же после увиденного онемел, перестал говорить совсем.

   Сбежавшиеся после бомбежки бабы, всхлипывая, решали что делать с ребятней, в одночасье оставшимися совсем без взрослых и родни.

   Мальчишки сидели как два воробья на ветке, заплаканный, с грязными разводами на щёках, Василь и насупленный Гриня.

   Во двор вошла Марья Ефимовна:

   - Гриня, у меня полхаты снесло, я теперь к вам переберусь, согласны?

   Василь, всхлипнув кивнул, а Гриня, подумав, сказал:

   -Согласны, только я ведь непослушный.

   -Ох, Гриня, сейчас не то время наступило, боюсь, что школы ещё ой, как долго не будет, а вам до батьки надо выживать.

   - Когда ещё батька-то вернется, если не погибнеть? - по стариковски вздохнул Гриня.

    На следующий день похоронили Глафиру, рядом положили погибших при бомбёжке троих солдат, поплакали над ней и разошлись, а мальчишки ещё долго сидели возле мамки.

    Уцелевшие после бомбежки артиллеристы с остервенением закапывались в землю.

   Перевезли на тележках нехитрый скарб Марьи Ефимовны, Гриня показал где какие припасы лежат, Марь Ефимовна собрала все упавшие с яблонь яблоки, села резать их на сушку.

   Василь пристроился рядом, он после увиденного не отходил от неё ни на шаг.

   -Василь, ты меня слышишь?

   Он кивнул.

   -А попробуй сказать что-нибудь?

    Тот открыл рот, попытался что-то произнести и замотал головой.

   -Давай так, если что-то надо сказать или пиши, или показывай на предмет.

   Он опять кивнул.

   -Эх, и Самуила нет, всё что присоветовал бы. Ладно малыш, будем надеяться, что пройдет это у тебя.

    А с утра начался бой, жители в спешке прятались в погреба и ямы- ухало, громыхало, стонало и взрывалось до самого вечера, затем все стихло.

    Самые храбрые стали потихоньку выбираться из погребов и осматриваться.

   На пригорке у артиллеристов земля была перепахана, как кто прошелся гигантским плугом и из ямы одиноко торчал перекрученный ствол пушки.

   - Милаи, погибли все! - запричитала бабка Нюта.

   -Цыть, не ори, идитя, глядитя, что порушено ешчё? - дед Ефим шумнул Егору Иванычу:

   -Егорша, надо бы глянуть, може, кто и живой, а ты Гриня, с Ваньшей вон, бягом на тую сторону, глаза вострые, глядитя, ежли немцев увидитя, осторожнея.

   Осторожно приблизившись, увидели несколько погибших- один привалился к колесу пушки и казалось, просто задремал, другой лежал в шаге от ящика со снарядами, одного взрывной волной отбросило метров на пять, неподалеку еще три убитых.

   -Смотри, снаряды все исстреляли... Эх, робяты, вам бы жить да жить!

   С дальнего конца деревни торопливо подошли ещё три мужика и все вместе осторожно перенесли погибших в глубокую воронку.

    Похоронив солдатиков, быстро разошлись и никто, кроме чуть замешкавшихся деда и Егора Ивановича уже не слышал как у дальнего куста раздался стон.

   -Егорша, живой кто-та!

   -Это командир ихний, сильно поранаетый!

   - Давай-ка его на тележке вот в разбитую хату завезем, я Стешку пришлю, она же чаго-то умееть, Самуил их обучал, а там посмотрим, может, к Лешему в лес сможем отвезть. Я документы-то успел у робят взять, так, чтоб этот хитрый Еремец не углядел, он такой склизкий. Не ровен час, сболтнеть где, а так похоронили воинов и похоронили, место знаем - кто доживёть до наших, тот и покажет.

   -Дед, а когда они вернутся, наши-то, вон какая силища прёть?

   -Ай не веришь, Егорша?

   -Ты, дед, не говори, чаго не нать, у меня сам знаешь, трое там, - он махнул рукой в сторону фронта, - сердце изболелося. Старуха кажин день плач заводит!

   Прибежавший Гриня сказал, что по темноте уже не видно ничего, дед послал его за Стешкой.

   Раненый не приходил в сознание, мужчины потихоньку перетащили его в разбитую хату. Стеша промыла все раны, засыпала их растолченным в порошок стрептоцидом, перевязала чистыми тряпицами

   -Ну, деды, если выживет наш герой- это будет чудо! Много крови потерял, рана на груди очень большая.

   Договорились, что как только начнет светать, Егор Иваныч со Стешкой поедут за дальним стожком сена -как кстати пришлось, что пару дней назад Стеша и в самом деле просила Егора при свидетелях, съездить за сеном - и потихоньку отвезут раненого к Лешему.

ГЛАВА 2.

К обеду в Березовке появились первые немцы: сначала на центральную улицу, что вела дальше, на Казимовку, влетели пять мотоциклов с сидевшими в них фигурами в непривычной, серой форме. Игравшие на улице ребятишки, как вспугнутые воробьи, бросились врассыпную, через минуту на улице не было ни души, деревня замерла и затаилась. 

   Мотоциклы потрещали, один развернулся в обратную сторону, остальные остановились у колодезного журавля, три немца встали настороже, держа на изготовку автоматы и поглядывая по сторонам, остальные лопоча что-то и громко смеясь, начали черпать воду. Прозвучала короткая автоматная очередь, они встрепенулись, но тот, кто стрелял, что-то пролаял им, немцы дружно загоготали. Неподалеку в пыли лежала убитая курица, не вовремя вздумавшая перебежать улицу. Немец подобрал курицу и, оглядываясь, увидел во дворе у Лисовых ещё двух- опять короткая очередь, шагнувший прямо через забор немец довольно скалясь, поднял куриц в воздух.  

   -Гады, аспиды проклятые, - бессильно сжимая кулаки, шептала Марфа Лисова, - штоб вам подавиться!!  

    На въезде в деревню нарастал шум и вскоре по улице непрерывным потоком потянулись машины с весело скалящимися и гогочущими, явно довольными жизнью, немцами.  

   - Да, -смотревший из-за занавески на улицу дед Ефим горестно вздохнул, - нелегко нашим будеть такую махину перешибить, но ещё Суворов говаривал, што русские прусских всегда бивали, ох, нарвётеся на пердячую косточку! - погрозил он мосластым кулаком.  

   -Ты старый, язык-то придёрживай, не ровен час! - пробурчала посмурневшая и испуганно крестящаяся баба Маня.   

   -Эти скрозь едуть, знать, опять где-то наши отступили. А скоро и хозяева заявются, эхх! Ё! Грозилися, хвалилися, малой–де кровью обойдемся, пол России уже гады захватили, поди. На Москву, знать, рвутся, но ничё, ничё, сладим с супостатом, вот увидишь, старая - ежли доживём мы с тобой будет, будет на нашей улице праздник!!  

   А немцы все перли и пёрли, пыль поднятая машинами, висела в воздухе, из деревенских почти никто не показывался, все испуганно сидели по хатам. И каково же было негодование деда, когда он увидел в окно (всегда говорил, что хата его стоит на стратегически важном месте) что к правлению, расположенному немного подальше от дедова дома, на противоположной стороне, как-то испуганно озираясь, движутся несколько человек.  

   - Это ж!!Ох, тыж, сучонок пакостный! - Дед зашипел и плюнул на пол. - Ах ты ж, харя твоя мерзкая! Мань, глянь, какая змея у нас в деревне пригретая была?  

   Еремец и вечно больной, не вылазящий из районной больницы Ванька Гущев, их женки и первая, после Слепенихи сплетница деревни, Агашка, подобострастно как-то кланялись вышедшему из притормозившей машины офицеру и что-то говорили, преподнося хлеб-соль. 

   -Суки! -дед аж вскочил.- От каго надо было в тундру какую ссылать! Больной-то, смотри, здоровее всех оказался!!

   К «делегации» меж тем подтянулись еще какие-то людишки, вглядевшись, дед ахнул: 

   - Собирайтесь беси, черти уже здеся! Глянь, Мань, и Бунчук объявился -ай, ай, поганец, живёхонек, жаль, жаль, не добил, знать его в тот раз Никодимушка-то. Все-то думали, что издох, Никитич не доглядел тогда! Дааа.... вона как всё завернулося, бяяда!! 

   Бунчук меж тем, яростно жестикулируя, что-то объяснял на пальцах немцу. Тот пожимал плечами, видно не понимая, о чем речь. Тогда угодливо согнувшись и что-то сказав, Бунчук побежал к дому Ефима.

   - Ах сволочь, вспомнил про меня!!Мань, я совсем больной! - дед шустро залез на печь, скинул рубаху и порты, прикрылся лоскутным одеялом. 

   Громко стукнув в дверь, Бунчук ввалился в хату.

   - Здорово, Мань, где Ефимка? С красными не убёг?  

   -Ты Викешка, чаго себе позволяешь, а? Ты каго пришел позорить, а? - завелась баба Маня.  

   -Тихо, тихо, ну чаго ты? – тут же пошел на попятную Бунчук, доводился он дальней роднёй по матери бабе Мане, а в деревне свято соблюдали традиции родства, знали и помогали всем сродственникам. Викешка приходился бабе Мане каким-то многоюродным, но племянником.

   - Ты забыл, как я тебя, заразу, после полыньи-то лечила? - Разошедшаяся баба Маня наступала на Викешку. - Матка твоя не дожила до такога позору, сын родню поносить?  

   -Все, все, прости, Мария Северьяновна, одичал я в лесах-то, где Ефим Никитич?  

   - Вона, на печи лежить, прострел у яго.  

   -А прострел-то не от таго, што красноармейцев тягал? 

   - Э-э-э, дубина, кажинный человек должен быть предан земле, не басурмане мы какие, штоб непогребенными оставлять за родимый край полегших. Да чаго табе говорить, Еремец, паскудник, рядом с дедом был, тожеть тягал их.  

   -Хмм, а он сказал, што дед и Егорша.  

   - Вся деревня видела, вот и спроси у народу-то!! И эта приблуда болявая, тожеть с ними был, какжеть быстро выздоровел, то-то он у нашего Самуила лечиться не хотел, знать боялся, што яго на чистую воду выведуть.  

   - Мария Северьяновна, дозволь уже с дедом погутарить, дело-то неотложное

   -Дед, а дед, Ефим Никитич?  

   -Ммм, чаго тебе, болезный, надо? 

   - Можа ты смогёшь дойтить до правления, перевести надо господину ахвицеру, не понимает он нас, а дело не терпит.  

   - Не разогнуся я никак, Викешка, прострел, я ешчё позавчора в реке ноги промочил, вот и маюся. У их толмач должон же быть? Да и этот болявый хвалился, что знает немецкий язык, изучал-де.   

   -А-а-а, гад, значицца специально усё подстроили, вот я шчас! - взревел Бунчук и выскочил за дверь.  

   -Чаго ето он?  

   -Ну, власть делють, похожа Бунчук наметил себя, а ети паскуды тожеть туда же. Мань, я сильно разболелся!! 

   К правлению меж тем подъехала легковая машина, из неё вышли два офицера и какой-то мужик в гражданском, похоже переводчик нашелся. 

   Дед тихонько подглядывал в окно. О чем-то поговорив, офицеры в сопровождении двух автоматчиков и всей местной швали, пошли в правление. Вскоре из правления вытащили портреты Ленина и Сталина, солдаты прикладами разбили стекло, бросили портреты в кучу, туда также летели выбрасываемые из окон документы и всякие брошюры. Затем Еремец и Гущев в сопровождении автоматчиков пошли в ближайшие хаты, выгнали оттуда пяток женщин, те замотанные в платки по самые глаза, обреченно пошли убирать в помещении.  

   Пока они отмывали солдаты с прихлебаями пошли по всем хатам-сгонять народ на небольшую площадку у правления. Народ шел неохотно, боязливо оглядываясь на автоматчиков.   

    Дед, кряхтя и опираясь на палку, тоже побрел в толпу. На крепкий дубовый стол, служивший много лет верой и правдой колхозному счетоводу Яшке, ушедшему в армию, взобрался лощеный немец, внешность его оставляла желать лучшего, несмотря на лоск, производил он неприятное впечатление.

   -"Какой-то рыбий глаз"!- тихонько шепнули в толпе. И не знал ахвицер, что так и останется он для всех не герром офицером Вильке, а "рыбьим глазом"

   «Рыбий глаз» начал говорить, речь была похожа на отрывистый лай. Переводчик синхронно стал переводить его слова - за нанесение вреда и порчу немецкого имущества - расстрел, за укрывательство коммунистов, комсомольцев, военнослужащих Красной армии - расстрел. Вводится комендантский час, после девяти вечера все должны быть дома, оказывать всемерно содействие органам власти на местах, беспрекословно подчиняться и т. д. За помощь партизанам - будет уничтожена вся семья! 

   -"Крутёшенько!" - выдохнули в толпе.

   "Рыбий глаз" тем временем позвал второго офицера, помоложе.

   -Это ваш герр комендат Шомберг, по всем вопросам обращаться к нему, также будет в деревне вашей вспомогательная полиция, набранная из местных жителей, - он указал на кучку стоящих в стороне, бывших до этого нормальными-Еремца, Гущева, многие с удивлением узнали в третьем - Бунчука.

   -"Жив, смотри, ошибся Никодимушка тогда, ну, дерьмо, оно не тонет!"- тихо пронеслось по толпе. Скомандовали разойтись, жители шустро разошлись, никто не стал задерживаться, как было в совсем недавние времена.  

   А к вечеру к Крутовым ввалился Бунчук с каким-то ещё мужиком, явно уголовником.

   -Ну, где тут Никодимушка, друг мой навечный? О, Марья Ефимовна, ты чаго тут забыла? 

   -Здравствуй, Викентий.  

    -Где жа Никодимка, прячется штоль? 

   - Нету Никодима, пропал с неделю назад.  

   -Где жа?  

   -Кто знает, уехал в дальний лес за грибами и не вернулся, можа под бомбежку угодил, а можа на лихих людишек нарвался. 

   - Чаго жа не искали?  

   - Кто будет в такое лихолетье искать и где?  

   -Сынок ягонный в армии штоль?  

   - Да, в самом начале войны призвали.  

   - А сношенька?  

   -Под бомбежку попала. 

   - А это, я понимаю, Никодимово отродье? - он кивнул на сидящих на кровати, испуганно жмущихся друг к другу детей.

   - Викентий, - выпрямилась Марья Ефимовна, - дети остались сиротами, не смей вымещать свою злобу на них, они перед тобой ни в чем не виноваты, когда все случилось, их не могло быть, Роде только пятнадцать годов было.  

   -Да, давненько все случилось, жаль, жаль, Никодимка ускользнул от меня, ладно, щенки, добрый я пока! Живите, только старайтесь не сильно на глаза мне попадаться, особливо когда я во хмелю. И ты, - он указал пальцем на копию деда, Гриню, - тем более. Ефимовна, а твои-то орлы где, поди, тоже у Красной армии? 

   -Где ж им быть, когда родина в огне?  

   -А не боишься, что донесут на тебя, слыхал я, ахвицера они? 

   Марья Ефимовна молча полезла в небольшой сундук, стоящий на маленькой лавке, достала конверты и положила их перед Бунчуком.

   -Тот кто тебя информировал, явно врет! 

    Бунчук внимательно прочитал все три известия, помолчал.

   -То-то, я смотрю, ты старухой стала, была-то ух, кровь с молоком. Ладно, живитя! 

   -Викентий, ты присмотрись к своим «коллегам», - она прямо выплюнула это слово, - они неделю назад с пеной у рта доказывали, что патриоты.  

   - Знаю, Ефимовна, не учи!! 

    Он кивнул молча стоящему бугаю и вышел,

    Ефимовна без сил опустилась на лавку. Ребятишки подсели к ней, обняв их, она сказала:

   -Гринюшка, это страшный человек, из-за него погибла твоя бабушка Уля, заклинаю тебя, когда бы не увидел его, ховайся. Уж очень ты на деда похож.  

   -Ефимовна, а чаго ему дед помешал?  

   -Классовая борьба, как принято говорить. Бунчуки-то были самыми богатыми в деревне и самыми жадными, если Журовы сами трудились как лошади, то Бунчуки, особенно отец Викешки, наживались на батраках. Викешка до самой революции проживал в Орле, то ли учился, то ли мучился. Потом пропадал где-то, сказывали, у белых был. Году в двадцать третьем объявился, сначала тихо жил, потом коммерцией занялся, видать тогда-то и связался с бандюками. Люди стали исчезать бесследно, которые как-то и где-то были обмануты Викешкой- не все же молчали. А Никодим он же из первых активистов, да и успевал везде, как-то в лесу и выследил схорон бандитский, засада была, всех там и заарестовали. Кроме Викешки, он скрылся, старого Бунчука тогда первого выслали, куда-то в Сибирь, а этот ненависть затаил. А через два года он и отомстил, пальнул в окно хаты, Ульяну-то насмерть а дед твой наган имел, вот и пульнул в ответ. Посчитали, что сдох Викешка-то, оставили до утра в сараюшке, до Никитича- тот в городе был по делам. Утром пришли, нету его, след до оврага довел, а дальше все, не нашли ничего. Помог Викешке ктось, столько лет прошло, а выплыл. Заклинаю вас, не попадайтесь ему на глаза, да и пока не ясно, что за немцы. Больше в хате и у дворе будьте. Нам вашего батьку надо дождаться!!

   Огородами прибежала Стеша: 

   -Чаго этому гаду надо было?  

   -Никодима искал.  

   - Ребятишкам не угрожал?   

   - Гриня-то вылитый дед, это ж для Бунчука как для быка красная тряпка. 

   -Гринь, будь поаккуратнее, они вон у Яремы всех курей перестреляли, он не хотел их у сарай пустить, двинули прикладом и курей позабирали. Ярема лежит, похоже, с сотрясением мозга, а жинка яго слезьми давится. Страшное время настало. У Егорши дочка в Раднево со дня надень родить должна, а как теперь ехать, поди, и лошадь отбярут?  

   -Стеша, ты тоже постарайся поменьше Викешке на глаза попадаться, одежку поплоше надевай и платок темный натяни, они ж жеребцы вон какие откормленные.  

   - Не верю! - воскликнула Стеша, - Не верю, что наши им по зубам не дадут!!

   - Тише, Стеш, тише, в такое-то время никому верить нельзя, вон Гущев, падлюка болявая, не зря его так с детства кликали, нацепил повязку, винтовку вон дали, ходит, гад, по хатам, как хозяин, а ведь при наших-то без одного дня как помирать собрался.

   Неделя прошла в напряжении, полицаи ходили по дворам у кого была скотина, отбирали молоко, яйца, осмотрев лошадь Егорши к его немалому облегчению, не забрали-осматривающий её немец, знать, ветеринар, с трудом подбирая слова выдал по- русски: "нога шлехт, плохо!" 

    К концу месяца резко захолодало, подморозило, сильный, порывистый ветер гонял по опустевшим, большей частью неубранным полям, поземку. Снега пока было мало и ветрище продирал до костей, немцы в своих мышиных шинелях начали мерзнуть.  

   -Это вам не в Европах в шинелишках, здеся генерал самый наиважный имеется, по фамилии Мороз, а зима-те студёная будет, все приметы про то ещё с конца августа говорили, да и кости крутють ого как! - дед Ефим, почти не слезавший с печки, много раз порадовался, что не стали перед войной возводить новую хату, в старой-то места было мало, вот и не селились к ним немцы.  

   А просторных хатах, почти везде в передней горнице жили немцы, хозяева же ютились в печных закутках.  

   Стеша плюнув на все, оставила свою хату и перебралась к Марье Ефимовне с ребятишками.

   -Пусть хоть спалят её вместе с собой! - она отлупила мокрым полотенцем повара-немца, который попытался её облапать, убежала в одном платье к Крутовым. Два дня тряслась боясь, что немцы её расстреляют, но Ганс, так звали немца, только смеялся и так как никто не видел его конфуза, начал постоянно ходить к Крутовым. 

    Его визиты принесли пользу-когда Гущев завалился без стука в хату с порога заорав:

   -Ну что, падлы...

    Ганс мгновенно схватил того за шиворот и пнув под зад, спустил с порога.

   -Стьеша, дизе плокой шеловек! Ганс нихт пускат !  

   А в средине ноября полицаи и немцы пошли по хатам, выгоняя всех к правлению. Ежившиеся на промозглом ветру жители, ждали для чего их согнали. Наконец, немцы вышли к народу, среди них были новые лица -лощеный, высокий сухой немец в черной эсэсовской форме и полный пожилой, гражданский.

   -Ох ты, батюшки, Карл Иваныч! - воскликнул, не сдержавшись, дед Ефим.  

    Гражданский вгляделся в деда:

   -Ефим, ты? Жив, курилка?  

   - Да, Карл Иванович, живой!  

   Вмешался эсэсовец:

   -Господин Краузе-ваш хозяин, вернулся! Малейшее неповиновение его указаниям и саботаж будут жестоко наказаны, плетьми, карцером, вплоть до расстрела.  

   -С завтрашнего дня все жителям приступить к уборке и расчистке имения, от этого освобождаются только совсем маленькие или старые люди, по разрешению старосты Бунчука.

    Еремец и Гущев при этих словах скривились, в деревне уже знали, что между ними идёт грызня за место старосты.  

   -Предупреждаю, что в случае оказания сопротивления, будет иметь место публичная казнь, как это уже произошло в Раднево. 

   Народ замер, эсэсовец замолчал, заговорил Карл Иванович:

   -Зовите меня Карл Иоганович, кто постарше, меня должен помнить, хочу сказать -будете добросовестно арбайтен, работать-будете сыты!  

    Вот на таком завершении и разошлись. Вскоре по хатам пошли полицаи, предупреждая о выходе на работу, учитывая всех.  

   Дед Ефим сказал своей Мане:

   -Смотри, как всё повернулось, наших только два месяца нет, а уже хозяин прежний вернулся. А ведь у чёрной форме яго старший сынок, жастокий, гад. Тогда уже мучил кошак и собак, сейчас вот на людишек перакинулся, бяяда. А младшенький добрым рос, поди тожеть ? 

   В сенцах послышался топот ног: ввалились два немца, настороженно осмотрели хату и только потом за ними вошел Краузе

   -Хочу по старой памяти с тобой поговорить, Ефимка. 

   -Да, проходитя Карл Ива.., тьфу, Ёганович.  

   -Ну, рассказывай, как тут жили поживали?  

   -А по-всякому, довялось и голодувать у тридцать третем, у колхозы, можна сказать, загоняли, потом нямного вздохнули, получшало, а тут война- много чаго было. 

   -Никодим–то где, Крутов?  

   -А пропал, вот недавно, поехал на лисапете своём у дальний лес, у грибы и... можа и под бомбежку попал, хто знаеть?  

   -А семья его, Ульяна, всё такая же видная?  

   -Ульяна? Почитай, годов чатырнадцать, как Бунчук застрелил, Родя на хронте, сноху от шальной пулей убило, два унука только и осталося.- и по какому-то наитию дед Ефим добавил:

   -Бунчук вот всё грозится им, старший унук , чистый Никодим уродился, от он и бесится, а чаго ж дитё сиротское цаплять?  

   -С кем же унуки?  

   - С Ефимовной живуть, у ей тожа горя много, два сына погибли, а третий, младший, кажуть без вести... бяяяда кругом.  

   Краузе долго и подробно выспрашивал про всех жителей, кого помнил и знал. Баба Маня вытащила из печи чугунок, по хате поплыл медвяный запах липы и ещё каких-то трав.

   -О, вспоминаю-вспоминаю твои сборы, Марья, а медок где же?  

   - А медок, звиняй, нету, выгребли все ещё в конце октября- Бунчук постарался, боюся, пчелы погибнуть за зиму. А можа и к лучшаму, все одно нечем их подкармливать по вясне, сахару нету.  

   -Я тебя весной в хозяйстве опять пасечником поставлю, все эти годы помнил вкус мёда, с родных лугов собранного.  

   И потянулись утром работяги в имение Краузе, мужики вставляли стекла, ремонтировали и настилали заново пол, бабы отмывали и очищали комнаты от многолетнего мусора, ребятишки собирали и уносили мусор из комнат, все старались, нет не из-за Краузе и угроз его старшего сыночка, Фридриха, из-за того, что сильно захолодало и всем хотелось чтобы была небольшая, но защита от пронзительного ветра.  

    Краузе постоянно наезжал, претензий к деревенским не предъявлял, только обеспокоенно хмурился.Потом всех срочно бросили на уборку и ремонт старого коровника. Окна и большие дыры забили досками, на земляной пол положили старые, более-менее пригодные доски, стали сколачивать двухэтажные нары, тут и прошел слух:

   -Пленных пригонят!  

   Немцы торопили мужиков, те старались хоть как-то получше заделать дыры в стенах и полу, наконец, нары были сделаны, в коровнике поставили три буржуйки, одна в середине и две по краям коровника, деревенские стали ждать пленных.

   Через пару дней, когда народ уже привычно приступил к работе- три комнаты приобрели жилой вид, во дворе послышался шум моторов, раздались лающие команды, какой-то топот. Поскольку к окнам подходить категорически запрещалось, самый зоркий из пацанов, четырнадцатилетний Гришук Стецюк, потихоньку поглядывая в окно, на расстоянии метров двадцати от стекол, говорил:

   -Наши, все кой-как одеты, худые, умученные, еле шевелятся, построились, теперь их в коровник погнали, дверь закрыли, два немца ходят вокруг, остальные идут сюда.  

   Когда оба Краузе вошли, все деловито работали.Фридрих кривя губы, не утерпел:

   -Плохо работаете, совсем никакой отдачи, за что только вас фатер кормит?  

   Фатер с первого дня распорядился и поставил двух женщин покрупнее на приготовление пищи для работающих, Стеша и Марфа Лисова варили немудрящий суп, к обеду также привозили тяжелый, клейкий, как замазка хлеб, но люди, намерзшись, были рады горячему вареву, а хлебную пайку, двести пятьдесят граммов, многие прятали подальше и уносили домой, детям. 

   - Завтра с вами начнут работать пленные, выберите двух самых крепких помощников для печника - таскать кирпичи, делать раствор, подносить инструменты. С пленными не разговаривать, ничего им не передавать, поймаем кого -двадцать плетей для первого раза! 

   Утром начали работать пленные и деревенские с жалостью, а бабы со слезами, смотрели на изможденных, полуживых красноармейцев, которые мерзли в своих драных обносках. 

   Печником же оказался худющий, высокий, весь какой-то серый, мужчина. Казалось налети сейчас ветер посильнее, его закрутит, как щепку и унесет вдаль. Старый Краузе, приехав днем, как всегда прошелся по всем местам, где работали люди, постоял, посмотрел на пленных, сплюнул, подозвал к себе деда Ефима, которому по старой памяти доверял и велел:  

   -Скажи поварихам, пусть варят похлебку на всех вместе и дают этим доходягам по две миски, а я подумаю, во что их одеть, морозы крепчают, замерзнут ведь.Ты, Ефим, сильно не распространяйся, молчком все делай, Фридрих, он хоть и сын, но не надо ему нюансы знать.  

   -Карл Иваныч, ты прости старика, а где жа младшой твой? Павлушка?  

   -Пауль? О, Пауль, он у меня очень умный, закончил университет, теперь в самом Берлине служит, за два года гросс карьеру сделал. Скажи-ка, а вот тот лесничий, что прозвали Лешим, он где? Не расстреляли его коммунисты?  

   -Да не, у дальнем лесе так и живёть.  

   -Хотел бы я его увидеть.  

   -Можа и заявится когда. Он же лешак настоящий, редко когда из своей берлоги выбирается. 

ГЛАВА 3.

Печник быстро утомлялся, часто присаживался, надрывно кашлял, дело двигалось медленно. Мороз крепчал, декабрь начался лютый, а шестого декабря Ефим, неплохо понимавший немецкий язык, случайно услышал разговор двух продрогших, замотанных в бабьи платки, часовых.  

   Те ругались на рус мороз, кальт и радовались, что не попали сейчас в мясорубку под Москвой, оказалось, рус-Иван перестал отступать и немцам там наподдали.  

   Ефим на цыпочках, радостно крестясь, зашел в барский дом и налетел на злющего Фридриха.

   -Почему ты крестишься и радуешься? - вкрадчиво спросил он деда.  

   -Так праздник же у нас!- прикинулся дурачком дед.  

   - Какой же?  

   -Так князя Александра Невского и великомученицы Катерины завтрева, я ж, чай, православный, все праздники по церковному и блюду, вот скоро, девятнадцатого, совсем большой праздник - Никола Зимний, Чудотворец, а на Николу всегда морозы бывают!!  

   - А то сейчас их нет, -поёжился одетый в теплую шинель на меху и все равно мёрзнущий Фридрих, - иди, дед.

   -Слышь-ка печник, тебя звать-то как? - не громко спросил Ефим.

   -Александр!  

   -Как раз, как раз, праздник нонче, тезку твоего, Александра Невского поминают!-закивал головой дед и оглянувшись, чуть слышно сказал: - Не реагировай! Не ори, молчи, я буду на тебя ворчать погромче, а ты слухай.

   И дед, повысив голос, начал:

   - Вот, совсем дело плохо движется, что я хозяину скажу, впору кажин день замерять твою работу! - и тихо добавил: - Слышь-ка, наши хрицу под Москвой прикурить дали, отступили они!!А и замерю, штоба за неделю доложил верх, неча морозить хоромины.  

    У печника выпал из рук мастерок:

   -Врёшь?-наклоняясь за ним, спросил печник.  

   -Тю, дурень, у меня самого сын и внук незнамо где! 

   - Ладно дед, я постараюсь доложить! – проскрипел пленный, услышав шаги. 

    Дед важно задрал бороденку, пошел дальше, на кухне шепнул пару слов Стеше и постоянно насупленная, неразговорчивая деваха, оглянувшись, расцеловала деда в обе щеки. 

   -Будет и на нашей улице праздник!  

   А вечером к Крутовым, как часто бывало, заглянул Ганс. Немцы привыкли, что он постоянно бывает у них и не обращали внимания, да что могут сделать бравому немецкому солдату две бабенки и два ребенка? 

   Ганс как-то печально вздохнул:

    - Гроссмутти, Стьеша, русс зольдатен пуф-пуф. Дойч зольдатен филе капут. Москау нихт, дойч зольдатен, отстюплени!- еле выговорил он мудреное слово. 

   - Врёшь? - спросила Стешка.  

   -Найн, найн, - замахал руками Ганс, - не врьёш.

   А наутро вся деревня знала, что немцам дали по зубам под Москвой. Бунчук нажравшись с горя самогонки, проболтался при Агашке, та и разнесла по деревне. Люди, зная её неуёмную страсть к сплетням, ничего не говорили ей в ответ, только у многих после её ухода светлели лица. 

   Мороз лютовал, мерзли люди, мерзли птицы и особенно мерзли немцы, замотанные до самых глаз в платки, одевавшие под свои серые шинели ватники и душегрейки, отобранные у деревенских, они напоминали пугало. Краузе разрешил оставаться на ночь живущим на дальнем от усадьбы конце деревни, в двух уже отремонтированных, пока без мебели, комнатах. Печник доделывал вторую печь, первая успешно топилась, люди сбившись в кучки, сидели, тихонько переговариваясь, многие уже дремали, а печник все работал, замазывая глиной последние швы.  

   Никто не заводил разговор о своих родимых, больше говорили о морозах, что даже для России казались не бывало лютыми.

   -Намедни вот, воробья нашла на дороге, замерзшего.- сказала Кириллиха, живущая в самой дальней хате. - Да, лютует генерал Мороз, а впереди ещё Рождественские и Крещенские морозы. 

   В усадьбе время от времени слышался треск -трещали от мороза бревна, но люди, привыкшие к треску автоматных очередей, мало обращали на это внимание. Постепенно все угомонились: спали беспокойным сном измученные женщины и ребятишки, пожилые мужики, спал, прислонившись к углу печки, пленный печник, только пара пожилых женщин, тихонько перешептываясь и стараясь никого не потревожить, подкладывали в печку всякие сучки и доски, не давая огню потухнуть. 

   А за многие сотни километров от них, рвали себе жилы, напрягаясь изо всех сил, солдаты, не пустившие фашистов дальше.И выходили из окружения разбитые, обмороженные, но не сломленные сыны своей огромной страны и был среди них младший сержант Павел Трещук, ничего не знавший о своих двух старших братьях, служивших в Западном округе и матери, оставшейся в оккупации. И не ведала Марья Ефимовна, что жив её младшенький, только изболевшееся сердце верило и надеялось, хоть один из троих жив!  

   Числа пятнадцатого за ней пришел Еремец, светивший желто-синим фингалом :

   -Ефимовна, в комендатуру тебя вызывают.  

   -Зачем это?  

   -Не положено мне говорить, айда быстрее, Шомберг ждать не любит! 

   Гриня с Василем тревожно смотрели на неё.

   - Ничего, вечером Стеша придет!- она поцеловала их и пошла .

   Провели сразу же к Шомбергу, рядом сидел переводчик, но Шомберг пожелал сам говорить :

   -Ты есть учительница?  

   -Да.  

   -Немецкий командований желает учит русских киндер в школе. Германия дольжен быт грамотный тшеловек для труд, после Нового года начинайт учить всех .  

   -Где? В школе солдаты размещены, клуб сгорел.

   -Герр комендант приказал занять пустующий дом Шлеп... как это? 

    Проговорил переводчик.

   - Шлепеней?  

   -Я, я, мудрён фамилий! 

   -Но дом полуразрушенный, как же в такие морозы ?  

   - Выделяйит мужьики для ремонт, ремонтирен петшка и начинайт.  

   Добавил что-то по-немецки и переводчик сказал:

   -Не пытайтесь уклониться, детей всех перепишут, кто не будет ходить учится, будут наказаны и родители, и дети. Вам будет выдаваться плата в немецких марках, Германия заботится.Собирайте по домам тетради, учебники вам доставят из управы, также из управы пришлют все необходимые планы и программы. Идите!  

   Дома Ефимовна сказала:

   -Ребятки, немцы хотят открыть школу.  

   -Где Ефимовна, там же хрицы?  

   -В доме Шлепеней, Гриня, не мечтай, сказали, всех перепишут, кто не будет ходить, накажут и детей, и родителей, давай не будем проблемы лишние себе создавать.Ты лучше пробегись по одной стороне улицы, по ребятишкам. Пусть все даже листочки от тетрадей соберут, а по другой я с Василем пройдусь, только умоляю, поаккуратнее!!

   И таки нарвался Гриня на Бунчука, выскочив из дома Лисовых, он почти врезался тому в живот.

   -А-а-а, Никодимовское отродье, я ж предупреждал, мне на глаза не попадаться!  

   -Я и не попадался, - шмыгнул носом Гриня, - немцы... это... велено в школу итить, вот я по дворам и мотаюся, тетрадки, ручки собрать штобы. 

   С другой стороны улицы бежала Ефимовна:

   -Викентий, не трогай мальчишку, мы с ним по приказу Шомберга ходим по домам, оповещаем о занятиях в школе.  

   -Я и не трогаю, только вот пиночину отвешу. Для прохвилактики, -он хотел дать Грине пинка, размахнулся и ..  

   - Хальт!!  

   Бунчук тут же приставил ногу к ноге и поклонился:

   -Доброго здоровьица вам, господин Краузе!  

   -Викентий, - как-то слишком ласково проговорил Карл Иоганнович, - я тебя предупреждал, не трогать внуков моего фройнда Никодима?  

   -Да, Карл Иоганнович!  

   -Может, мне рассказать Фридриху про..?  

   -Што вы, што вы, я ... больше не прикоснусь к этому гаден... ребятёнку, не надо Фридриха Карловича беспокоить, ни в коем разе!!  

   -Я тебя предупредил, -сменил ласковой тон на лающую речь Краузе, - больше повторять не намерен! А ещё одна овца пропадет, пойдешь вместе со своими пьянчугами в гестапо! 

   Бунчук униженно кланялся, пряча пылающие злобой глаза..

   -И краснюки-коммуняки хреново, и эти... тоже не лучше! И хорошо, что успели замести следы - пропили овечку Краузе третьего дня, а вот не пойман!! – подумал он. 

   Новый год даже немцы встретили уныло, такому настроению способствовали непрекращающиеся морозы.

   Ефимовна, Стеша и ребятишки сидели при свете лучины, пригорюнившись и про себя истово желали и молили, чтобы скорее вернулись наши, а у Гриньки щипало в носу, он боялся разреветься, так нестерпимо хотелось оказаться возле батьки и услышать его глуховатый голос

   -Ну сынок, как дела?  

   -Батька, батька, чаго ты поделывашь, жив ли?

   Батька же в это время полз по заснеженному полю, проведя со своими разведчиками успешный захват пленного, гнал от себя мысли о семье, надо было незаметно переползти линию фронта, а там, в землянке, можно будет и подумать, и мысленно обнять своих дорогих.

   Стукнули в дверь, потом торопливо забарабанили, Стеша, взяв полено, пошла в сенцы.

   -Кого несёт? 

   -Стьеша, дизе ихь, Ганс! 

   - Чаго тебя черти носять?  

   -Ихь бин, новой яаре, нови год, Ганс прьишель! -он воровато оглянулся и достал из кармана шинели консервную банку, из другого какую-то коробочку.  

   - Ихь бин, найн фашистн, ихь бин арбайтер!  

   -Все вы рабочие, как под жопой припекло! - проворчала Стеша.  

   - Найн, ты, Стьеша, менья швистер, сестьра.  

   -Братец нашелся какой, родственничек!  

   -Йя, йя, Ганс брудер, карош! Киндер ессен слядко, Ганс геен ! С новьи йар, фрау! -поздравил он Ефимовну, вытащив теперь уже из-за пазухи круг колбасы.

   -Ганс карош, нихт плокой!  

   Подмигнув ребятишкам, осторожно высунулся, посмотрел, нет ли кого на улице и шустро убежал.  

   -Ну что, ребятишки, вот и у нас Новьи йар - передразнила Ефимовна, - давайте уже попробуем немецкого угощенья.  

   Мальчишки смаковали кусочки колбасы, растягивая удовольствие, Стеша с Ефимовной, попробовав немного, подкладывали ребятам остальную . 

   -Надо будет сжечь все обертки. Не дай Бог, какая сволочь заявится! - вздохнула Стеша. - Да и пора на боковую, завтра-то на работу.  

   Утро, ежившиеся, в плохоньких, продуваемых завывавшим ветром пальтишках и телогрейках, деревенские, едва плетясь, потянулись в имение. Там их встретил господин Краузе:

   -По случаю нового, 1942 года, в обед будет праздничное угощение, а теперь арбайтен. 

   Стеша и Марфа суетились, стараясь успеть приготовить праздничный обед, на который расщедрился старший Краузе. Вошли два худющих пленных солдатика,   

   -Нам велели помочь вам!  

   -Бедолаги, чем же вы поможете? Под котлом и помрете, садитесь, вон картошку чистите! 

   Доходяги чистили картошку, а один, послабее, постоянно клевал носом:  

   -Сынок, ты сядь-ка спиной к двери, ежли какая сволочь зайдеть, энтот вот пошустрее, толкнеть тебя, подреми, милай!  

   -Разморило его возле печки! - извиняюще сказал второй.  

   -Как вас, сынки, звать?  

    Я - Всеволод, а он - Евгений.  

   -Вы откуль будете родом?  

   -Москвичи мы, студенты-добровольцы.  

   -Эх, сынки-сынки! Доля вам какая выпала!- жалостливо вздохнула Марфа.  

   - Извините, а вас как нам называть?  

   -Я Марфа, она -Стеша.  

   -Знаете, здесь ещё ничего, вот в лагере было намного хуже, там люди мрут как мухи-Сева передернулся- тут хоть баланды на всех хватает, да и посытнее она.Я смотрю, это вы её варите?  

   -Да, сынок.  

   -Спасибо вам, большое, что не даете нам с голоду сдохнуть.Только, - он оглянулся по сторонам и шепотом сказал-не все у нас люди, есть и подлюки, осторожнее с ними, скажите всем вашим, чтобы поменьше говорили с Витюком и Рощиным, выслуживаются они, стараются, чтобы Краузе их заметил и продадут не за понюх!  

   -Это которые? - насторожилась Стеша.  

   -А воду они постоянно возят на кляче! -в коридоре затопали, Сева толкнул задремавшего, тот встрепенулся и начал чистить картошку.  

   -Хозяюшки, принимайте водичку!- ласково пропел низенький, какой-то весь квадратный, заросший мужик с бегающими глазками. - А вы чего здеся?  

   -В помощь прислали! - буркнул Сева.  

   - Ну старайтеся! Вы, хозяюшки, их гоняйте, не стесняйтеся. Ишь, скубенты, доходяги.  

   - А ты хто такой, штоба мне указывать? - уперев руки в боки, Марфа пошла на мужика-Я без твоих соплей обойдуся!! Вона, воду постоянно мутную привозитя. Отравить хотитя всех? Чай не с реки, а из заброшенного колодезя таскаете, што ближе наполовину, чем речка. А? Диверсию задумали? – Марфа всегда была голосистая, сейчас же она вошла во вкус и шумела с удовольствием, думая про себя:

   - Ах ты ж, гад, детишков гнобить уздумал?  

   -Што ты, хозяюшка, што ты, - пугливо оглядываясь на открытую дверь, залопотал заросший, - не было такого!  

   -А то я, всю жисть здеся прожившая, не определю, откуль вода?  

   -Что за шум? - В проеме нарисовался недавно упомянутый сынок Краузе.

   -Да вот, воду мутную стали возить, наверное, не с реки, а из Ганина колодца. А тама аккурат в начале войны, собаку дохлую дети нашли.  

   -Курт! - позвал Краузе. - Комм цу мир!

   Курт, громадный беловолосый детина, постоянно сопровождавший Краузе и наводящий ужас своим видом на деревенских детишек, тут же появился.  

   Краузе пролаял что-то, Курт, уцепив возчика за шиворот, потащил его из кухни.  

    Фридрих посмотрел на замерших студентов:

   -Воду возить будете вы. Скажу старост барака, даст одежду, смотрите у меня, будет малейший жалоба - ершиссен!  

   Прошел к плите, поднял крышку, понюхал булькающее варево:

   -Гут! Балует вас герр Краузе! 

   Повернулся и вышел.  

   Марфа перевела дух:

   -Ушел аспид, чистая гадюка вырос, вот Пауль-Пашка не таким был!

   - Может, по малолетству? - спросила тихонько Стеша, - Поди, щас такая же гадина?  

   -Марфа, - тоже тихонько сказал Сева, - вы же нам так помогли, весь барак будет вас благодарить!!  

ГЛАВА 4.

Январь подходил к концу, прибавился день, немного ослабели морозы, а в Березовку заявились один за другим Шлепень и Леший. Шлепень, весь какой-то дерганный, с бегающими глазками, в кожухе явно с чужого плеча, с повязкой полицая на рукаве был разочарован и разозлен, что его приезд никто не заметил.  

   -Похоже, ешче одна гнида завялася у Бярёзовке, мёдом што-ли намазано?- дед Ефим опять сильно плевался, глядя из-за занавески. – От ведь напасть какая! И энтот к Никодиму побягить, бяядаа!  

   Так и вышло, Шлепень, доложившись Шомбергу и Бунчуку, тут же рванул в Крутовскую избу:

   -Есть хто у хате?  

   -Есть! - выглянула из печного закутка Ефимовна. 

   -О, Ефимовна. А чаго это ты... вы, здеся?  

   -Живу я здесь!- сухо ответила Ефимовна. 

   -А где жа усе Крутовы?  

   -Усех Крутовых два мальца осталось вон, сидят, уроки делают!  

   - А остальные? - подрастерялся Слепень. 

   -Остальных нету, Никодим пропал, Глафиру немец с самолёта убил, Родиона ещё в июне в армию взяли.Что, тоже мстить малым деткам собрался, один, вон после гибели на его глазах мамки, вовсе не говорит! - разозлилась Марья Ефимовна.

    -Ладно, Бунчук, тот Никодима ненавидит и если бы не Краузе-старший, давно бы пацанов извел, тебе-то чаго надо?  

   Ефимовна в гневе перешла на местный говор.

   -Марь Ефимовна, ты чаго? Я ж просто поинтересовался?Я ж ничаго! 

   -Все вы ничаго, я ж тебя учила добру, ты ж неплохой был, што ж ты как зверюга?  

   - Всё, пошел я! - Слепень, как ошпаренный, выскочил из хаты.  

   А на другой день, к обеду по центральной улице села не спеша шел богатырского роста и зверского вида, заросший по самые брови, мужик. Подойдя к правлению, так же не спеша, обил снег с громадных же валенок и на хорошем немецком языке сказал часовому:  

   -Передай герру Фридриху Краузе, что пришел Леший!  

   Тот с изумлением посмотрел на это чудо и гаркнул кому-то в коридор. Через несколько минут вышел солдат:

   -Битте!  

   Лешего провели в кабинет, из-за стола поднялся сухопарый немец:

   -Вас волен зи? 

   -Здравствуй, крестничек!  

   -Не понимайт? - немец вгляделся в Лешего:- Майн Гот! Лавр Ефимович?  

   -Да, но лучше зови меня Леший, так привычнее!  

   -Момент! - Фридрих покрутил ручку телефона:

   -Фатер? Лавр Ефимович у меня в кабинете! Яволь!

   - Фатер будет здесь через пятнадцать минут, зетцен зих, садитесь, я немного забывайт язык, мешаю... перемешиваю слова. 

   -А и Карлуша здесь? А Пашка, Пауль, есть?  

   -Пауль в Берлине, фатер не пожелал жить в Германия, сюда приехал, имение восстанавливайт, скоро переедет туда жить.  

   Адъютант принес нарезанный лимон и початую бутылку коньяка, Фридрих налил понемногу в бокалы:

   -За встречу, рад, что живой, Лавр Ефимович! 

    Леший медленно пил коньяк смакуя каждый глоток:

   -Давненько я не пивал такого... да, с семнадцатого года, пожалуй.  

   В кабинет с шумом ворвался Карл Краузе и с порога, раскрыв объятья, пошел на Лешего:

   -Лавр, дружище, живой!!  

   -Что мне сделается, отшельнику, кроме зверья, никого в лесах не водится! - обнимая его, гудел Леший.  

   - А партизанен? - влез Фридрих.  

   -Фрицци, я тебе когда-нибудь врал?  

   -В те времена нет, а сейчас-может ты коммунистом стал! 

   - Я тебе давал право, тыкать мне? - построжал Леший. - Могу ведь и порку устроить это для них ты герр, а для меня все тот же сопливый, строптивый мальчишка!  

   Фридрих покраснел:

   -Извините, Лавр Ефимович, забывайт, забыл, каким вы можете быть.  

   -Ну так я напомню, рука-то у меня, сам знаешь, тяжелая. Да и пока не забыл:

   Почему моих маленьких крестников гнобит какая-то трусливая гнида?  

   - Каких?  

   -Крутовых ребятишек, они совсем одни остались, почему этот, служивший и вашим, и нашим, Бунчук издевается над мальцами? Фрицци, не примешь меры, я его, паскуду, сам накажу. Я бы давно явился, зная, что Глашу убило!- Леший перекрестился: -Светлая ей память! А ребятишек, спасибо Ефимовна, обогрела.  

   Карл сказал:

   -Я его уже предупреждал!  

   -Мало предупреждал!  

   Фрицци странно повеселел, вызвал адьютанта, велел найти Бунчука.  

   Минут через десять, постучав ввалился Бунчук:

   -Звали, герр майор?  

    Леший каким-то одним текучим движением, мгновенно оказался возле него и, взяв за глотку, тихонько так спросил:

   -Ты, паскудина, что себе позволяешь? Зачем ребятишек Никодимовых гнобишь?  

   Бунчук затрепыхался, пытаясь что-то сказать:

    -Я тебя предупреждал? Ты думаешь, если есть у тебя оружие, со мной справишься?Да тебя ж Волчок из под земли достанет и на кусочки порвет по-любому, даже если пристрелить сможешь меня! Фуу, скотина мерзкая, перегарищем несёт!- Леший казалось, легонько отшвырнул его, а Бунчук, впечатавшись в стенку, сполз по ней, едва дыша.  

   -Леший, я... - прохрипел он..  

   -Я тебя предупредил! - припечатал Леший. -Не они тебя, а ты их обходи седьмой дорогой! 

   Фридрих, с веселым изумлением смотря на Лешего, подтвердил:

   -Малейший замечаний - ершиссен!!  

    Бунчук на подгибающихся ногах выполз из кабинета.

   -Да, дал я тогда маху. Пожалел паскудника, надо было добить!  

   -Ну никогда не поздно! -сказал Карл.- Лавр, давай-ка посидим у меня в хоромах. Вспомним былое, скажем, через пару часов? У тебя как со зверьём? Очень уж хочется на охоту!

   -Проверю дальнюю делянку, должен там быть секач. Приготовлю всё, тогда приду. Сейчас я до мальцов, Фрицци, ты там какой пропуск-документ вели мне выписать, чтобы не привязывались всякие шавки, из поганцев, ох и отребье у вас в полицаях ходит, тьфу! 

    Леший поспешил к Крутовым, долго приглядывался что и как во дворе, осмотрел сенцы и загудел, входя в хату:

   -Где тут мои пострелята? -из-за стола выскочили оба ребятёнка и повисли на Лешем.

   Он сгреб обоих и прижал к себ -мальчишки плакали, если Гринька ревел в голос, то Василь плакал молча и у Лешего защемило сердце:  

   -Ну-ка, ну-ка, Никодимкины внуки, дайте я на вас погляжу?

   Он отстранил их немного и, оглядев, сказал:

   -Вытянулись-то как, худющие, бледнющие, не кормит вас Ефимовна, что ли?  

   -Кормит она кормит, - проворчал Гринька, утирая рукавом слезы, - картопля да капуста, грибы от ешчё. Остальное усё повыгребли!  

   Леший держа доверчиво приникшего к нему Василя, опустился на лавку. 

   -Василь, ты меня слышишь?  

   Тот кивнул и как-то вопросительно посмотрел на Лешего.  

   -Про Волчка хочешь узнать? 

   Тот опять кивнул.  

   -Жив твой Волчок, дома остался. Нельзя ему сюда, пристрелит сдуру какая-нибудь сволочуга. Он тоже по вам скучает, вот потеплеет, спросим разрешения у Краузе и придете ко мне!- он ласково погладил своей огромной лапищей голову Василя.

   - Ефимовна-то где?  

   -Да, до деда Ефима побегла, ён чаго-сь обешчал из яды дать. 

   Прибежавшая вскоре Ефимовна очень обрадовалась, что Леш жив : 

   –Волновалась, как ты там один, может и случилось чего, времена-то какие, жуткие.  

   -Все нормально, - гудел Леш, раздеваясь- тут вот я мальцам кой чего припас!- он вытаскивал из бездонных карманов какие-то сверточки: - Малинка вот лесная, мало ли простынут, мясца сушеного немного, медку лесного, травки вот на чай! - мальчишки сидели не шевелясь.

    И он усмехнувшись, сказал:

    -Гринь, у меня теперь в карманах, как у твоего деда, чего только нет. Ну-ка, Василь, залезь-ка в задний карман, там Волчок вам привет прислал! 

   Василь засунул тонкую руку в карман и радостно заулыбался, вытащив полную горсть орехов. Орешник всегда находил Волчок и тащил за штанину Василя или Гриньку к нему, где по полдня и обитались детишки.  

   -Вот ведь, животина, умнее многих людишек, пакостников.Сам приволок в зубах мешок с орехами и положил мне на колени, как бы говоря:орехов-то мальцам возьми!!- гудел Леш, рассказывая Ефимовне про Волчка, Василь же счастливо улыбался, грызя орешки.  

   -Гриня, ты теперь Бунчука не бойсь, я его малость потрепал, да и Краузе ему добавил. Он, гад, забыл, кому жизнью обязан, ну а я память ему подправил. Ежли только вякнет чего в их сторону, Марья, смело иди к Фрицци, Фридриху, то есть. Не бойсь, говори, как есть! Не думаю, что Бунчук чегось выкинет, но мерзавец первостатейный, будьте все внимательны.  

   - Жизнь-то человеческая три копейки перестала стоить, вон в Радневе, пару дней назад двух мальцов застрелили и только за то, что объедки попытались стащить. –вздохнула Ефимовна.

   -Дед Ефим сотов вот немного дал, для ребятишек, они с бабкой Марьей всю зиму то яблок сушеных, то груш, травки вон для чая, огурцов соленых, Стеша свой хлеб всегда приносит. Вот и живем–выживаем. Наши-то яблоки сушеные, все выгребли, я сглупила, не убрала подальше, а им гадам, понравились, вот и выгребли, а все ребятишкам витамины какие были б. Ну хоть грибы не взяли, вот варю супец им, да меняюсь с бабами на что кто имеет. Егорше дочка крупы сечки малость дала, поделился, супец-то посытнее с ней. Ох, ну до весны доживем, там травка пойдет, полегче будет. Лишь бы у них батька уцелел, все не сироты будут. У нас, окромя этих Еремцов, Гущевых, народ-то, наоборот дружнея стал, Марфа Лисова, вон, как пленным подмогнула вовремя!  

    Ефимовна рассказала про возчиков воды.  

   -У них сейчас одни свои остались, подлых нет, а девки-то наши, Стеша и Марфа, стараются им погуще супец-то оставлять, хоть не такие доходяги стали, да и старший Краузе ещё человеком остался, делает вид, что не замечает.При Фридрихе-то орет и наказывает, а без этого, сушеного, неплохо к нам относится. 

   -Ну, Карлуша всегда либералом был, этот, старший в Эльзу пошел. Та же как ржавая селедка была, а и вреднючая!!Помню я её ещё в девках, дааа, папенька Иоганнн «выгодную партию» Карлуше подгадил.Ну да недолго она его изводила, прибрал Господь! - перекрестился Леший.  

   Пришла уставшая, вся какая-то поникшая Стеша, увидев Леша оживилась:

   -Наконец-то хоть одно родное лицо увидеть! А то все хари кругом!  

   Ефимовна вытащила чугунок с праздничным ужином -картошку с грибами и небольшим, мелко-мелко порезанным кусочком мяса. Ребятишки ели, обжигаясь и спеша.  

   -Вот как стали жить, едим торопясь, как бы не отняли, в любой момент могут нагрянуть всякие, - вздохнула Стеша, - когда уж наши придут, полгода ещё нет, как под немцами, а кажется, целый век. 

    Мальчишки наевшись, начали зевать.Ефимовна шустро загнала их на печку, сама тоже пошла в закуток:

   -Устала я чего-то, пойду тоже спать, а вы посидите, поговорите.  

   И сидели возле печки лесник со Стешей, тихонько переговариваясь.  

   -Стеш, крестник твой выжил ведь, поклон передавал нижайший, сказал что вечный тебе должник.  

   -Тагда и деду Ефиму и Егорше он должон, они жа его углядели.  

   - Стеш, - совсем понизил голос Леш: - Михневич объявился, недавно.   

   -Да ты што? Живой, Панаска?  

   -Я много тебе сказать не могу, потому что, не приведи Боже, что-то пойдет не так, скажу только – он был на параде 7 ноября, стоит столица и кишка тонка у Гитлера Россию–матушку на колени поставить!  

   -Уж мы-то как радовалися, когда в зубы получили хрицы!! 

   -Так вот, приглядывайся ко всему, что заметишь необычное, бери на заметку, просто запоминай, я буду по зиме появляться, охоту им устраивать, а по весне есть у меня задумка... но это потом. 

   -А чего такого необычного может у деревне быть?  

   -Ну мало ли, какие-то новые части станут на постой, офицеры новые приедут, просто присматривайся.  

   -В Радневе вон, ахвицерский клуб открыли с играми всякими и девочками. Милка, Шлепеня довоенная подруга, тама крутится, Егорша сказывал, ходить под ручку с ихним из комендатуры, шуба на ей этого, Буракова, который у исполкоме был, снабженец или как ешчё, женки шуба-то, знать не успели добро вывезть, сами сбегли. Ешчё две наши тама вожжаются с немчурой, одна-то совсем тихоня была, а кто ж знал, што станеть подстилкою, зато хвалятся обе жратвой и нарядами перед соседями. А среди пленных два студента-москвича, сильно башковитые нам на кухне приспособление сделали, штоба котлы не таскать на пузе, вона насос воду качать удумали, Краузе велел их усиленно кормить, золотые головы, говорить.  

   -Спроси у них, на кого и где учились? Кто ещё из пленных внимание твое привлек?  

   -Печник у их, подозреваю, тожеть не простой солдат, проскальзывает в ём што-то ... учёное, штоли. Не знаю как сказать, ну вроде простой мужик, а иногда такие мудреные слова вылетають у него.И Слепеня вот не пойму-он как возвернулся-вначале шустрил, лез везде, а сейчас как бы бензин у ево кончился, эти паскудники Еремец с Гущевым из кожи вылазять, а Слепень и не лютуеть. Опять жа, хто его знаеть, чаго удумал? Мож, так в доверие кому втирается? Как-то там наш доктор, жив ли? Ежели живой, то наверняка много мужиков спас, он ведь прохвессор своего дела.

   Стеша делилась всем, что накопилось за это время, Леший слушал не перебивая, подбрасывая время от времени небольшие поленца и сучки в печку.  

   -Стеша, очень прошу, ни в какие авантюры не лезь, как бы тебя не уговаривали кому-то помочь, куда-то что-то отнести, Краузе старшего не бойся, а вот сынка остерегайся! Посмотрим, как пойдет, но к весне что-то переменится, просто примечай все новое, необычное, не забудь про студентов! Пошли спать!

    Вскоре с лавки послышалось негромкое всхрапывание Лешего, а Стеша все никак не могла уснуть - думы одолевали. 

   Разбередил её душу Леший, сказав про Панаса-сын хроменькой и слабоумной Ульки, мальчишка с малого детства рос замкнутым с людьми, но очень нежным и ласковым со своей недужной мамкой. Кто был его отец, так и осталось для деревенских большой тайной, мальчишка не был похож ни на кого из деревенских мужиков, а спрашивать Ульку, бесполезно. А мальчик рос умненьким, учился усердно, постоянно получал похвальные грамоты, успевал везде:небольшой огород с овощами и картофелем всегда был обихожен, он не стеснялся сам стирать и полоскать белье, научился штопать свои немудрящие одежки, к тринадцати годам умел все, даже печь хлебы! Всегда аккуратный в бедной, штопаной одежке, но чистенький и опрятный, мальчишка с детства снискал уважение всего села. Ребятишки никогда не задирали и не смеялись над ним или его мамкой, один Слепень рискнул как-то бросить в Ульку камень и обозвать её, за что был жестоко бит.К подрастающему Михневичу ребята тянулись, прислушивались, приходили за советами и просили помощи в учебе. Окончив школу он, несмотря на отличные оценки, не захотел оставлять к тому времени уже совсем больную мать, год работал сначала помощником, а затем и комбайнером. К весне тридцать девятого уснула и больше не проснулась его бедолага-мамка. Панас уехал поступать в Москву с легкостью поступил в механико-машиностроительный институт им. Баумана, переименованного позже в МВТУ и не видели в деревне Панаса уже, почитай, два года. Стеша постоянно выслушивала ворчание Панаса, когда при окончании школы сказала, что учиться дальше не будет

   -Ты совсем глупая что ли, училась хорошо, зачем себя хоронить в деревне?

   Но она была глуха к его разговорам, да и любовь всей жизни Абрамов, скоро должен был уйти в армию, вот и не поехала никуда Стеша.  

   Утром Леш ушел затемно, пообещав появляться, Гриня с Василем пошли учиться. В первые дни на уроках в классе неизменно присутствовал кто-то из наблюдающих, но Ефимовна вела себя безукоризненно, учила детей писать и считать, читали вслух только книги, изданные ещё до революции, нашлись в районной библиотеке, сваленные в угол и никому не нужные.

   Марья Ефимовна быстро сообразила, что за такие книги немцы ругаться не будут, а детям все польза, попросив разрешения у Шомберга, живенько смоталась с Егоршей за книгами. Собрала все до единой, здраво рассудив, что даже плохонькие сгодятся на подклейку .

    За ремонт книг посадила самых надежных своих учеников, мало ли, кто чего сболтнет, при том же сыне Гущева или Яреминой дочке.

   Сын кстати, истово ненавидел отца, постоянно сбегая из дому к своей глуховатой прабабке, которая доживала свой век одна-одинешенька и рада была малому. Малой же, утащив со стола пьяных полицаев сало или ещё какую закуску, подкармливал свою старенькую бабульку и очень переживал, видя отношение к нему сверстников "из-за поганых родителев".

   Бабулька видя, как малец расстраивается, добрела до Ехвимовны, о чем-то долго с ней говорила и стала Ефимовна потихоньку подхваливать несчастного пацана, постепенно ребята под её воздействием уже не так зло косились на Кольку.

    -Вот ведь как получается, у такого гнилого отца такой чистый парнишка! - вздыхала Ефимовна. - А с другой стороны, папаша все «болел» и хорошо, ребенок рос в нормальной среде, вот и получился человек хороший.

   Постепенно проверяющие перестали постоянно сидеть на уроках, но немцы прислали дьякона вести уроки Закона Божия.

   Шустренький, шмыгающий вечно простуженным носом, невзрачный мужичишко назвался диаконом Матвеем -голос у этого неказистого мужичка, наоборот, оказался звучным и красивым.

   Марья Ефимовна не смогла скрыть удивления, мужичок, усмехаясь, сказал:

   -Да матушка, вот такая шутка природы, зато певали мы в императорском хору, да!

   Мужичок оказался с двойным дном, хитренько поблескивая глазками, он рассказывал детям о жизни Христа, о вере и как-то незаметно вплетались в его мудрые речи небольшие рассказы о знаменитых былинных витязях, о князьях, радеющих за отечество.

   Ефимовна испугалась:

   -Матвей...э-э-э..??

   -Ильич.- подсказал диакон,

   -Матвей Ильич, вы играете с огнем, не все дети умеют держать язык за зубами.

   -Э, полноте, матушка Ефимовна, легенды и сказки никто не может запретить, я же легенды и сказки народов мира реку, а в них нет никакой политики.

   И пришедший на его урок лично Шомберг с каким-то умиротворенным выражением лица слушал в конце непонятного для него урока сказку о Рапунцель.

    А однажды на уроке диакон запел церковную молитву и все замерло вокруг, его голос, казалось, заполнил все уголки, Ефимовна молча плакала, не замечая, что в дверях стоят и, раскрыв рты, слушают дивное пение диакона несколько старушек и три полицая

   Матвей же, увидев, что слушателей прибавилось, закончил пение словами :

   -Многая лета чадам и домочадцам!

   И все, про дивное пение Матвея стало известно всей Березовке, через неделю к Шомбергу пришла делегация стариков и старушек с просьбой открыть их чудом сохранившуюся церквушку, вернее, часть её бывшую при Советах складом. Шомберг посоветовался с отцом и сыном Краузе сообща решили, что вера никому ещё не помешала, а диакону вменено было в обязанности возносить молитвы за победу германского оружия.

   Хитрющий Матвей и тут извернулся, стал петь молитвы на старославянском языке, которых знал во множестве и понять о чьей победе и какого оружия он поет, было сложно.

   Зашел в стылый храм и Леший, пришедший пригласить господ немцев на охоту, постоял, помолился, истово перекрестился на образа:небольшие, написанные на досках иконы, натащили сердобольные старушки, а и кой какая роспись на стенах сохранилась, виден был лик Богородицы, с верхней, закругленной части на прихожан сурово глядел сам Иисус-и пристально разглядывал служившего службу Матвея.

   Тот не переставая петь молитву "О Здравии»", все приходящие в первую очередь молились и заказывали обедню о здравии своих родных и близких, как-то незаметно подмигнул именно Лешему.

   Тот постоял еще немного и пошел в комендатуру, вечером диакон «случайно» забежал к Марье Ефимовне, в этом не было ничего удивительного, все уже привыкли, что Матвей постоянно заходит к «коллеге». Случайно же и поговорили с Лешим так, ни о чем - про погоду, про виды на урожай, про восходы прибывающего солнца.

   Немцы съездили на охоту, даже недоверчивый и постоянно недовольный сынок Карла пришел в хорошее расположение духа, ещё бы, матёрый кабанище, уже кем-то подраненный, как раз вылетел на него, а Фридрих хладнокровно всадил две пули, не двигаясь с места, кабан рухнул в двух шагах от редко улыбающегося немца.

   Папаша Карл вопил на весь лес, коллеги тоже поздравляли, подавляя появлявшуюся в глазах зависть. Тут же заставили Лешего освежевать его, пока он с тремя солдатами-охранниками занимался кабаном, хорошо подвыпили под свеже зажаренную на углях печенку, разговоры стали более громкими и безбоязненными, да и кто услышит их в пустом лесу?  

   А слышали их в пустом лесу прекрасно, лежавшие неподалеку в маскхалатах Михневич и выживший молодой солдатик, которого спас великий их Самуил, напряженно вслушивались в лающую речь.

   Наконец хорошо выпившие и разомлевшие немцы начали грузиться в машину, оставив после себя приличный бардак и выделив малую толику мяса Лешему, поехали восвояси.

   -Ух, - выдохнул Леш поднявшимся из снега ребятам, - как же мечтаю я вот этими руками шеи посворачивать... завоевателям!  

   -Успеется, Лавр Ефимович, ещё успеется. Я, похоже, дождался, нужный нам немец скоро появится.  

   -А теперь бегом, чтобы кровь разогнать, там баньку, поди крестник Стешкин приготовил.  

   Мало кто знал, что у Леша была запасная «лежка», основательно сделанная и тщательно замаскированная. Вот там-то и выхаживал он своих раненых, там же имелась и банька, замаскированная большой кучей валежника. Мужики припустили бегом, а Леш, бурча и плюясь, наводил порядок на истоптанной поляне, не опасаясь, что кто-то увидит следы его ребятишек, немцы знатно натоптали, да и небушко хмурилось, обещая знатный и затяжной снегопад . 

   И снегопад не подвел снег валил и валил, казалось, все погребено под этим большим слоем снега. И нет никакой войны, одна безмолвная белая пустыня вокруг.

   Немцам же снегопад прибавил головной боли, машины вязли в снегу, расчищенные колеи через час засыпало вновь и многие машины, занесенные по стекла кабин, едва торчали из снега.

   Немцы набивались в дома, даже в ветхой избушке Гущевской бабульки остановились. Два пожилых и один совсем юный ввалились с громким топотом, молодой начал было орать и замахнулся на бабку, но тут же умолк, получив затрещину от пожилого.

   -Гроссмутти, нихт боятс, дойче зольдатн нихт ершиссен.  

   -А я, милок, уже давно свой век отжила. От ня знаю, чаго небо коптить ешчё приходится! - бабка нисколько не испугалась хрицев.  

   А хрицы удивили: послали куда-то молодого и через час он весь занесенный снегом, притащил охапку прутьев и кольев:затопили печку, самый старший начал колдовать над варевом. Бабулька, чтоб не мешать, потихоньку, держась рукой за печку ушла в закуток, старший опять дал подзатыльник молодому, сказав при этом на немецком:

   -Эта старая бабушка большую трудную жизнь прожила, а ты, негодник, на неё замахиваешься. Она мне мою бабушку напомнила.Старость надо уважать!  

   Приготовив варево, налил в щербатую миску супу до краев и отнес гросс мутти:

   -Битте, ессен! 

   Стукнула дверь, в избушку ввалился пацан с небольшой связкой сучков, увидев немцев замер.

   -Унук мой это, ня трогайте!  

   Старший кивнул и молча налил ещё одну миску варева:

   -Ессен, киндер!  

   Киндер не заставил себя долго ждать, подчистил в момент и помыв миску, сказал немцам:

   -Данке шён!  

    С пятого на десятое, едва подбирая слова, они объяснились с внучком, что долго не задержатся, как только прекратится ужасная погода, они водители, двинутся дальше, пусть гроссмутти не боится, они мирные немцы  

   -Да уж, мирные! - пробурчал себе под нос мальчишка.

   Снег валил еще день и наконец-то прекратился, выглянуло холодное солнце, по всей деревне засуетились, зашевелились немцы. Чистить дорогу согнали всех, даже школьникам младших классов велено было идти разгребать снег. И только к вечеру вызволенные из снежного плена машины, натужно ревя и пробуксовывая, двинулись по проложенной танком колее, время от времени застревая, они потихоньку поехали дальше. 

   Гроссмутти старший немец оставил несколько банок консервов, немного соли и пару буханок дубового хлеба.  

   И к вечеру же хватились Гущева, жена была уверена, что он где-то пьянствует с Яремой, а дружки думали, он отсиживается у хате. Искали долго, но так и не нашли и только по весне, когда снег начал таять, нашли его неподалеку от дома, оглядев и не найдя пулевых следов, решили, сильно пьяный заблудился в той круговерти, что случилась зимой.

   Собаке-собачья смерть, никто в деревне не опечалился, а пацан его, наоборот, перестал ходить с опущенной головой.

   Весна совсем не спешила в сорок втором, март случился, как январь, за три дня выпало снегу, как за месяц. Опять застревали машины в снегу, опять выгоняли всех на расчистку дорог. Еле-еле, по воробьиному скоку, собиралась прийти весна, снег к концу месяца посерел, начал просаживаться, но тепла все не было, небо хмурилось, казалось, на всей планете такая серая, хмурая погода, видимо, сама природа ужаснулась на непотребства, вытворяемые людьми и наказывала род людской за слезы и смерти.  

   В Березовке было стыло, серо, уныло.Местные почти восстановили барский дом, Краузе-старший переехал туда жить, а сушеный сыночек наконец-то перестал торчать здесь постоянно и мозолить всем глаза. Теперь он наезжал или в воскресенье, или случалось, посреди недели, а то и дней десять его вечно недовольную рожу не видели березовцы.  

   Дед Ефим иной раз составлял компанию Иоганновичу, сидели два пожилых человека, разговаривали обо всем, и забывалось порой, что где-то идет война, гибнут люди. 

   -Эх, Иоганнович, - как-то не выдержал дед, - скажи мне, чаго людям не хватаеть? Ведь жизня и так короткая. От мы с тобою, недавно молодЕжь были, а гляди:кости ломить, спина не гнеться, усе болить, а кагда устарели? Навродя от тридцатка только и исполнилася, ан нет, уже совсем старые деды. 

   -Ты-то, Ефим, настоящий дед, а я и дедом-то не стал.Старшенький карьеру делал, а Пауль... тот в науке весь, а так хочется быть уверенным, что не прервался твой род, дождусь ли?

   Закончился март, половину апреля тоже была холодная, пасмурная погода, а потом как прорвало, за пару дней солнышко растопило большую часть снегов и застряли немцы намертво в русской грязи.

    К маю стало подсыхать, наученные горьким опытом и почти месячным сидением в непролазной грязи, немцы начали выгонять местных на строительство дороги, дело продвигалось, но когда дошли до Викешкина оврага, все застопорилось, болотистая местность как бы сопротивлялась дороге всеми силами, уложенные днем и утрамбованные камни поутру оказывались в воде.  

   Немец, ведающий этим строительством, с каждым днем становился все злее, через пару дней приехали ещё два каких-то важных немца. Долго лазили по оврагу, махали руками, доказывая что-то, долго спорили, потом видно, пришли к общему мнению.  

    И начали деревенские рыть отводные канавы поперек склона, укреплять их камнем, через неделю вода из низинки стала уходить, все вздохнули с облегчением.  

   Акурат на первое мая появился Леший, опять радовались Гриня и Василь, опять он долго сидел вечером с Ефимовной и Стешей.  

   -Ничё, девки, - гудел он потихоньку, - не может того быть, что Россия загибнет, вот погодите, нарвется немец на пердячую косточку и выбьют ему зубы, как Суворов говорил:

   "Русские прусских всегда бивали"!!Получили под Москвою, от ещё и в Берлине будем!

   -Дай-то Бог, - кивала Ефимовна, - мы теперь все в церковь ходим, стоим, молимся про себя за наших-то, вслух ведь не скажешь, Агашка там постоянно крутится. Вроде как батюшке помогает, а то в деревне не знають, что Бунчуку все докладает.  

   -Записки о здравии и помине читает, а тут бабка Вишня её позорила, на усю дяревню!-смеясь, сказала Стешка

    Агашка углядела у записке о помине раба божия Викентия и понеслась к Бунчуку. Тот прибег у церковь и хотел было заарестовать Вишню, а та дюже удивилась, за чаго. 

   -А за то, што ты мяне на помин написала.  

   -Хто сказав? Ах ты ж гадюка языкатая, до чаго ж ты, гадина подлая. Прежде, чем бяжать, докладать, успомнила ба, што батька у мяне Викентий прозывался, не погляну, што здеся Викешка. Выдяру тябе усе волоса, ах ты ж, подлюка подлая!! 

   Весна не радовала штурмбаннфюрера Герберта фон Виллова совсем, настроение было под стать этой мерзкой весне в бедном, забытом Богом углу Орловщины -райцентре Раднево. Грязь, серое небо, с которого непрестанно сеял мелкий дождь, казалось там наверху, кто-то упорный тщательно просеивал сквозь мелкое-мелкое сито огромные потоки воды и не верилось, что где-то светит солнце и весна семимильными шагами шагает, оставляя после себя нежные ростки зелени. 

   - Брр, мерзость! - передернулся Герберт. 

   -Герби! - окликнул его Фридрих , старший брат его друга и однокурсника Пауля Краузе. - У нас в казино вечером будет заезжая певичка. Ну не Марлен, но голосок имеется, придешь? Хватит сидеть отшельником, я велел закрыть архив после семи вечера, от твоей работы скоро взвоют все сотрудники. Да и по такой погоде только и остается сидеть за столиком и попивать кофе с коньяком. Признаюсь, у меня есть несколько бутылочек 'Камю', так что жду тебя в казино, отказ не приму!  

    Герберт кивнул и сморщившись, сойдя с крылечка, обреченно пошел по самому краешку дороги, стараясь как можно меньше вымазать начищенные до блеска верным Руди, сапоги.

   Попадающиеся редкие прохожие старались уйти с пути мрачного фашиста, а поскольку места не оставалось, то люди наступали в лужи и грязь, чтобы пропустить фрица. Почти у самого дома, где квартировал Герберт со своим Руди, навстречу ему шлепали два мальчишки, один постарше успел отойти, а младший растерялся и застыл на месте, глядя на офицера огромными голубыми глазищами, которые на чумазом личике смотрелись как очень красивые цветы, выросшие на мусорной куче.  

   У Герберта что-то в душе дрогнуло, он остановился и жестом показал старшему, чтобы он забрал малыша. Шустрый старший схватил мальчишку, пыхтя перекинул через невысокий штакетник, в чей-то сад и запрыгнул сам.  

   -Герр майор, вы пожалели этих босяков?  

   -Руди, посмотри что у них на ногах и замолчи! 

   Как раз подошли к чистенькой хате, где разместили важную птицу из Берлина, в доме по соседству с Фридрихом Краузе.  

   Хозяев конечно же, выселили и в хате хозяйничал Руди-Рудольф Гельм, находящийся возле Герберта с семилетнего возраста, бывший ему и за няньку, и за дядьку, и за камердинера, и теперь вот за денщика. 

   Он по-свойски ворчал на Герби когда никого не было рядом, при людях это был исполнительный, недалекий пожилой мужчина. Герберт дружески посмеивался не так давно над ним:  

   -Руди, ты не устал меня опекать, женюсь вот, так ты и в первую брачную ночь советы будешь давать мне?  

   -Сам разберешься, не маленький. Вон уже двадцать восемь стукнуло!- ворчал Руди.  

   Да только вот не заладилось с женитьбой у Герберта и если бы не Руди-скорее всего и уже не было в живых. Фон Виллов выкинул свои черные мысли из головы.  

   -Руди, я вечером в казино пойду. Ты не жди, ложись, знаю ведь, что по такой погоде твой ревматизм дает о себе знать, просил же не ездить в эту дыру со мной!  

   Руди что-то буркнул себе под нос, а громко сказал:  

   -Яволь, герр майор, сейчас почищу сапоги и форму отглажу! 

    Герберт, высокий, худощавый шатен, с запоминающейся сразу внешностью, этакий суровый, мрачноватый, был точной копией своего отца и дядюшки Конрада, единственное, что у него было от матери Эрики -это глаза. Светло-серые, они в минуты душевного спокойствия казались серыми, отдающими в голубизну, если же Герби был не в настроении, становились насыщенно серыми, а в гневе глаза были как грозовое небо.  

    Руди привык угадывать настроение его по глазам. Сейчас глаза были насыщенно-серые , значит, опять вспоминает эту мерзавку!

   Руди потихоньку вздохнул , надо же было его ребенку приехать на пару часов пораньше в свое имение, без предупреждения, чтобы увидеть все это непотребство, творимое «невестой».Как он сумел удержать обозленного Герберта, не дать ему перестрелять всех этих мерзавцев, он и сам не помнил, знал в тот момент только одно -его ребенок не должен пострадать!Он до сих пор помнил, как хрипя и задыхаясь, старался удержать Герби, моля Бога, чтобы Конрад успел!И Бог услышал Руди, Конрад появился во время, теперь во избежание последствий и попали они в эту глушь, грязь, дикость, но всё такое переживаемо, пусть в Берлине все утихнет, а Герби он, в случае чего, своей грудью заслонит, мальчик ещё и не жил толком!!

    В семь лет потерять родителей, остаться с вечно занятым дядей, перебивающимся случайными заработками. Это потом, после путча, знания и умения Конрада понадобились и пошел фон Виллов в гору:к началу войны полностью восстановили родовое имение, Конрад имел звание полковника, Герби после окончания университета предложили интересную работу. Мальчик с таким острым аналитическим умом тоже быстро пошел по служебной лестнице, вот уже майор, и так не повезло-но Руди твердо знал, Конрад все уладит, и поедут вскоре они обратно. 

ГЛАВА 5.

Фон Виллов впервые был в этом «казино» -«примитивно и убого, как и все в этой стране» - подумал он. Его острый ум тут же принялся анализировать факты и он внутренне похолодел - выходило по всему, что?

   -"Нет!! Я не буду думать об этом, это дело высшего эшелона власти!!"  

   -Герр майор! - прокричал ему Краузе, сидевший за одним из отдельно стоявших на небольшом возвышении, столиков. -Присаживайтесь, здесь, конечно, не Берлин, но вполне неплохо кормят, сегодня у нас ещё и фрау Элоиза в гостях!!  

    Фридрих на людях обращался к Герберту строго по уставу. Принесли местное блюдо под диким названием "Го-люб-ци", которые очень нахваливал Фридрих, говоря:  

   - Когда-то до революции у фатера была изумительная кухарка, которая готовила отличные блюда. Я был маленький, десять лет, но очень любил бывать на кухне и снимать пробу!Да, золотое было время!! Прозит! - он поднял рюмку с коньяком.  

   -Прозит! – дружно ответили Герберт и шеф местного гестапо Фриц Кляйнмихель. Пока они вкушали действительно вкусные го-люб-ци и какой-то русский салат, на невысокой эстраде появилась фрау Элоиза. 

   Пышногрудая и пышнобедрая с вытравленными перекисью волосами, она имела вид дешевой портовой девки, но вот голос у неё оказался довольно-таки приятный, каждая песня вызывала бурные овации у сидящих здесь офицеров. У Кляйнмихеля после очередной рюмки, глядя на певицу, масляно заблестели глаза, а Герберт заскучал, тем более, когда Элоиза запела песню "Лили Марлен" все вскочили и стали дружно подпевать , ему стало совсем неприятно. И не в певице, и не в песне было дело -просто все напомнило недавнее.

   Герберт, зная ушлость гестаповца, начал усиленно изображать из себя сильно опьяневшего и Кляйнмихель подозвал своего адьютанта, распорядился чтобы герра майора сопроводили домой. Герру майору только этого и надо было, начавшиеся шумные и пьяные разговоры, табачный дым, визги и вскрики местных жриц любви, все это душило его. На улице было прохладно, Герберт, с удовольствием вдыхая такой чистый воздух не спеша, чуть покачиваясь для достоверности, дошел до хаты. 

    Коротко переговорив с двумя часовыми провожающие ушли, Герберт, отправивший спать Руди, прислонился спиной к теплому боку печки, это единственное, что в оккупированной стране вызывало у него восторг, он как-то сразу полюбил сидеть в темноте, ощущая приятное тепло и расслабляясь при этом. Когда он схватил простуду, Руди загнал его на печь, он пригрелся и уснул, потом проснувшись пропотевшим, казалось до невозможного- все белье было мокрым, с удивлением понял, что совершенно здоров, без всяких там лекарств.

   Фрау Элоиза напомнила ему другую Элоизу-бывшую невесту.Элоиза Бауэр по отцу, ненавидела свою фамилию, в переводе значащую-крестьянин, всячески стремилась поменять её как можно скорее. Наверное только из-за этого она и обратила свое благосклонное внимание на замкнутого, серьезного, вечно занятого Герберта фон Виллова. Конечно, Элоиза фон Виллов звучит намного весомее. Она начала планомерную осаду Герберта, хватило полгода и не имеющий привычки бездумно и бессмысленно проводить свободное время Герберт сухо и деловито предложил ей отпраздновать помолвку, с последующей через полгода свадьбой. Элоиза попыталась было надуть губки и капризно поныть, что долго ждать, но сухарь фон Виллов был занят важной работой и отвлекаться на какую-то свадьбу? Когда дело требовало полной отдачи? Конечно же-нет!! 

    Через два месяца началась война, Герберт был загружен, что называется, по уши, свадьбу пришлось отложить до Нового, 1942 года.  

    У Герби совсем не было времени, как неженатого, его посылали в командировки, недельные, но постоянные, он побывал в Париже, Праге, Вене, Брюсселе, домой, в имение вырывался редко, Элоиза же на правах невесты и будущей жены, взяла в свои цепкие ручки управление хозяйством.  

   Дядя Конрад сильно любил лошадей, когда жизнь наладилась у них в имении появились два жеребца и пара кобылок. Дядя чаще бывал в имении, постоянно возился с любимыми лошадьми, осенью с радостью узнал, что обе кобылки к августу дадут приплод. Элоиза упросила его взять в помощь пожилому конюху Вилли, недавно выписавшегося из госпиталя, крупного, здоровенного, с руками как лопаты, рядового Ганса Штраума, получившего серьезное ранение в ногу и не годного к строевой службе. Доходчиво поясняя, что такой мощный мужчина будет просто необходим при уходе за лошадьми, она упирала на то, что физическая сила этого мужчины всегда пригодится.  

   И действительно, Штраум вскоре стал правой рукой Элоизы, которая как-то ловко начала выживать экономку Мириам.  

    Но тут уж намертво встал Герби, выросший с Мириам, привыкший, что ворчливая, но сильно любящая его Мири всегда рядом, он даже слышать не хотел доводов Элоизы, считая это прихотью.  

    Блицкриг задохнулся-вести с Восточного фронта приходили нерадостные, если в сентябре по всему Дойчлянду было приподнятое настроение, все ждали скорого падения большевистской России, дикторы захлебываясь, перечисляли завоеванные города, постоянно звучали бравурные марши, то в октябре восторги стали скромнее.

   Герберт в отдел к которому стекались различные сводки, постоянно обобщал сведения и делал общий анализ, свои выводы предпочитая не озвучивать, с детства молчаливый он кроме дяди, ни с кем особо не делился своими наблюдениями.  

   Да и в отделе был уже прецедент:внезапно арестовали подающего большие надежды, блестящего выпускника технической академии ВВС- лейтенанта Георга Рихтера - в конце рабочего дня зашли два гестаповца и пригласили следовать за ними. Больше его никто не видел, хотя вина его была незначительной, просто вслух высказался :  

   -Что-то наши доблестные войска никак не возьмут Москву, германский дух что ли ослабел? 

   В отделе после этого прекратились всякие разговоры. А и так неразговорчивый фон Виллов совсем замкнулся в себе. 

    И только Пауль Краузе знал совсем другого Герби , только с Паулем он был веселым, ехидным, раскованным. Пауль много рассказывал ему про Россию, про свое детство, вывезенный оттуда в семилетнем возрасте, он многое помнил и с грустью вспоминал свою усадьбу, деревенских друзей и подружек, красивую природу и кухарку Власьевну украдкой от фатера и Фрицци, кормившую в неурочное время набегавшегося и оголодавшего Пашеньку всякими булочками, блинами, расстегаями. Герберт слушал, с удивлением смотря на такого размягченного Пауля, который особенно нахваливал блины с икрой и красной рыбкой.

   А сейчас, будучи здесь, удивлялся: 

   -Что хорошего в этом диком захолустье?  

   Но с окончательными выводами не торопился, ждал настоящую весну.  

   Пауль перед отъездом, хотя Герби прекрасно знал старшего Краузе , ещё раз предупредил его:  

   -Герби, мой старший брат натура сложная, злопамятная и нетерпимая, будь осторожнее. Кляйнмихель ещё этот там... подлый человек, я тебя предупредил, будь очень внимателен!

   Герби после происшествия с невестой, совсем замкнулся в себе, вызвать его на какой-либо, кроме служебного, разговор, было почти невыполнимой задачей.  

   В конце ноября начали привозить на лечение много обмороженных солдат с Восточного фронта - все в один голос говорили, что морозы наступили жуткие, реально можно было замерзнуть насмерть.  

   Элоиза ждала Герби, чтобы показать ему свадебный наряд, а он все отговаривался делами, после поражения германских войск под Москвой , официально объявленный "отход на зимние квартиры", работы у них в отделе стало непочатый край. Сухарь Герберт сумел как-то незаметно избавиться от Фогеля что заложил Рихтера, тот получил новое звание и постепенно стал этим кичиться, поясняя свое стукачество-верностью рейху. В декабре потребовался в другой отдел знающий специалист и Герби с чистой совестью порекомендовал туда Фогеля. Зная начальника спецотделения, можно было не волноваться, повышение в любой момент могло выйти боком кляузнику.  

    В отделе все так же молчали, но стало заметно легче дышать.  

   Герберт, прикупив в Вене красивое колье и кольцо, после командировки сумел освободиться на день пораньше и рванули они с Руди и присоединившимся в последние минуты дядюшкой, в имение.

   Элоизы в доме не было, растерявшаяся, враз побледневшая горничная, рванулась было позвать госпожу, но Герберту не терпелось увидеть восторг в голубых, кукольных глазах Элоизы, остановив горничную, чуть ли не бегом полетел в конюшню сам -где же ещё может быть его невеста, как не возле лошадей?  

   Дядюшка уже был там, осматривая своих кобылок, возле него стоял какой-то посеревший Вилли, у него заметно тряслись руки.  

   Элоизы не было видно, Герби пошел в дальний конец конюшни где была небольшая комнатка конюха -там поселился Ганс Штраум. Из комнаты слышались какие-то громкие стоны, Герберт насторожился и резко распахнув дверь, пораженно замер на пороге...  

   А в комнатке никто не заметил его прихода, не до того было. Его нежная, легко краснеющая невеста, абсолютно голая раскачивалась и подпрыгивала на лежащем под ней Гансе, а стоящий возле её лица юнец, закрыв глаза постанывал и приговаривал:  

   -Глубже, возьми ещё глубже... ох, как сладко!  

   Его невеста ублажала одновременно двух голых мужиков?

   Герби зажмурился, потряс головой:невеста же, выпустив изо рта отросток, застонала: 

   -О-о-о-о, Ганс, давай же.... я уже... сильнее... о-о-о-о! 

   За спиной Элоизы раздались хлопки и она повернула свое облитое спермой лицо к порогу-Герби хлопал в ладоши.  

   -О, доро...гой?Ты почему рано?  

   А у Герби от этой картины что-то перемкнуло, лихорадочно расстегивая кобуру, он выхватил пистолет.  

   -Мразь! - все трое пораженно застыли, фон Виллов прицелился и тут на его руке повис Руди:  

   -Нет, Герби, нет! Не стреляй!! Зачем тебе за этих мразей отвечать?

   -Конрад, Конрад!! -он орал изо всех сил, понимая, что с озверевшим от увиденного Гербертом, ему не справиться.  

   Конрад влетевший в комнатку, просек все мгновенно, каким-то чудом выхватил пистолету племянника и вытолкнув его из комнатенки, скомандовал:  

   -Всем к стене!! Не шевелиться! Стреляю даже на шорох!! Так, хороши!

   - Руди, звони в крипо!!  

   Элоиза, первой пришедшая в себя, слезливо заканючила:  

   -Герр Виллов!! Они меня заставили, они надо мной надругались!!  

   Тот с которым она занималась оральным сексом, молодой совсем парнишка, упал на колени:

   -Герр полковник!!Не верьте ей - она сама меня выбрала из всех ребят, за мой самый большой размер!! Я клянусь жизнью!!  

   -Так, а ты что скажешь?  

   Ганс как-то мерзко ухмыльнулся: 

   -А почаще надо было вашему племянничку объезжать эту кобылку.Она же озабоченная до самых гланд, ей одного мужика всегда мало, играми этими мы занимаемся почти с первых дней моего пребывания здесь.  

   -Ты, подлец!! Как ты смеешь? - завопила Элоиза, пытаясь сделать шаг к нему.  

   -Стоять!  

    Герберта выворачивало за конюшней наизнанку от увиденного.  

    Приехавший местный глава крипо мгновенно понял ситуацию, велел всем троим одеться и тут же заковав в наручники, закрыл в "комнате любви", оставив Руди сторожить их.   

   Сам же пошел по имению, расспрашивать всех проживающих .Часа через три пришел на доклад к Конраду:

   -Картина невеселая, герр полковник! Невеста вашего племянника с первых дней вела себя отвратительно, ходила везде с кнутом, постоянно избивала провинившихся по её мнению работников. И когда появился Ганс, все вздохнули с облегчением, у неё появились другие забавы. Она не вылазила из комнатушки Ганса, если сначала он был там один, потом туда стали приглашать молодого Вальтера. Он долго не соглашался, отказывался, но Элоиза пригрозила, что натравит на его двух молоденьких сестренок Ганса и опозорит их перед всеми.Вальтер недавно стал там бывать, а до этого были Петер и Георг, которых призвали в доблестную германскую армию.Почему все молчали? Так господа бывали редко, а потерять работу никому не хотелось.  

   -Так, шайзе! - дядюшка долго молчал, потом сказал. - Герр Шальке, пойдемте, поговорим.  

   Герберт, сидевший неподалеку, приканчивал бутылку коньяка и ничего не чувствовал, его, обычно пьяневшего с двух рюмок, коньяк не брал совсем, так хотелось напиться и тут же уснуть, как можно дольше, а проснувшись, ничего не помнить.  

   Конрад фон Виллов долго разговаривал с криминальинспектором, который когда-то в далекой уже юности был дружен с Конрадом, даже одну фроляйн, было время, делили. Фроляйн предпочла бедному, имеющему всего одну пару штанов и маленького племянника, Конраду - герра Шальке, у которого были более зажиточные родители.  

   -Ну, что будем делать, Франц? Сам понимаешь, нельзя, чтобы мой Герби был втянут в эту грязь. Майн Гот- и это наивная, постоянно краснеющая девица?  

    Франц долго молчал, попыхивая ароматной сигарой из заветного ящичка Конрада. Тот не мешал ему, зная что в изворотливости и хитрости Францу нет равных и он искренне не завидовал тому, кто хоть раз имел неосторожность зацепить словом или делом герра Шальке.Как-то само собой получалось, что такие люди оказывались или врагами рейха, или происходили с ними всякие несчастные случаи. Мири, хмурая как ноябрьский день, вкатила тележку с коньяком и закусками.  

   Шальке потер руки:  

   -О, какой коньяк -давно я такой не пробовал, из Франции?  

   -Будет, будет тебе коньяк! Ты думай, как из этого выпутаться?  

   -Уже, - блаженно вдыхая аромат коньяка, сказал Франц. - Конни, ты что, меня не знаешь? Только вам с Гербертом надо быть в Берлине, скажем, через два-три дня соберется невеста к жениху и что-то случится по дороге, катастрофа, например? Я посмотрел, кроме Вилли, Мириам и горничной в имении никого нет, это хорошо, Мири за вас с племянником любого загрызет, Вилли- тот будет молчать однозначно, в его возрасте куда он пойдет? Все же знают, что ты его из жалости держишь, доживает он свой век. Вальтер? Вот тут сложнее!- он помолчал, - Так-так, точно, восточный фронт, если суждено – выживет, а нет - за фатерлянд погибнуть почетно!Его мутти сильно больна, он единственный работник в семье. Там три девочки-подростка, старшую возьмешь в горничные, а Вальтер-ради жизни мутти и швистер будет молчать, он парнишка не болтливый. Я только сейчас допер, отчего фройляйн Элоизу встретил у реки, не понял тогда, а с высокого берега противоположный в бинокль хорошо можно рассмотреть, там по жаре молодые ребята голышом купались.Вот она и приглядывала для себя у кого больше достоинство. Не повезло парнишке, не удержался. Да и в таком возрасте гормоны играют, сами такие были.

   Герберт в понедельник отправился в командировку, на этот раз в Варшаву, вот там-то и догнала его весть из фатерлянда: дядя Конрад с большой печалью сказал ему, что сегодня, 19 декабря, по дороге в Берлин погибла в автомобильной катастрофе его невеста, ехавшая в столицу с горничной и конюхом, по совместительству водителем старенького авто, Гансом Штраумом.  

    Тщательное расследование установило, виноват водитель:заснул за рулем и машина улетела на крутом повороте в глубокую яму. Невеста сидевшая на переднем сиденье и водитель погибли сразу, а горничная, не приходя в сознание, через два дня.  

    Приехавший из Варшавы Герберт, естественно, первым делом посетил могилу невесты, долго стоял, опустив голову. Незаметно наблюдавшие за ним, специальные агенты написали в донесении, что сильно опечаленный жених долго стоял в глубокой грусти, к донесению была приложена фотография –поникший Герберт фон Виллов у могилы невесты.  

   Дядя Конрад целенаправленно и упорно говорил везде, как убит горем его племянник, как переживает потерю почти жены, сетуя на судьбу-злодейку. 

    А в феврале из главного ведомства пришел приказ, получив который, шеф Герберта надолго задумался-требовалось ни много-ни мало, собрать как можно больше данных и предоставить анализ об обстановке в отдаленных от линии фронта, оккупированных районах СССР. В Главке появились подозрения в правдивости донесений, слишком благостные сведения сообщались в них, хотя партизаны уже наносили существенный урон в технике и живой силе, особенную тревогу вызывали систематические подрывы железнодорожных путей. 

   Вот и выбрал генерал Дитрих самого внимательного, умеющего подмечать незначительные мелочи, фон Виллова -выправили ему документы от интендантской службы и поехал Герберт в инспекционную поездку.

   И посмотрев, как говорится, изнутри на жизнь в «коммунистическом рае», у него где-то в дальней глубине души завелась крамольная мыслишка:  

   -И зачем надо было завоевывать эту дикую, непредсказуемую страну? Если уже сейчас, за девять месяцев потери германских войск составили ужасающую цифру? 

   Завоевание Европы теперь казалось увеселительной прогулкой.Но Герберт старался гнать от себя эти мысли, даже думать о таком было опасно, а уж озвучить -тем более.

ГЛАВА 6, с элементами фэнтези...

Весенний ветерок расшалился, начал крепчать, резко задувать, кружить по дороге прошлогодние листья и гонять всякие фантики-бумажки, нагнал тяжелые облака. Ждущая автобус женщина с чемоданом и приличной сумкой поежилась-становилось прохладно, тучи грозились пролиться противным, холодным дождем. Из-за поворота показался автобус, ожидающие пассажиры оживились, подтягиваясь поближе, женщина не спешила, с её багажом лучше подождать.  

   -Варвара? Ты? - окликнул её мужской голос.  

   Она повернула голову:

   -Сергей Николаевич? Как я давно тебя не видела, сто лет, точно!  

   -Привет, привет, ВарЮшка-перчатка, далеко собралась?   

   -Да вот, на историческую родину, пятнадцать лет все никак, а сейчас на недельку -дома побуду чуток, да на пару дней в Челябинск, с одногрупниками встретиться должны.  

   -Чего ты по автобусам будешь скакать, садись, довезу. Поезд когда?  

   -Да через два с половиной часа.  

   -Тем более, время есть, посидим в кафешке, пообщаемся. Я так рад тебя видеть!  

   -Взаимно, Николаич! 

   Варвара работала на одном предприятии с Николаичем, Ищенко не столько много, но бывает так у людей -вспыхивает взаимная человеческая симпатия, без какого-либо сексуального подтекста. У них сразу получился контакт, оба искренне уважали друг друга, а жена Ищенко только посмеивалась, когда видела их вместе:  

   -Ребята, у вас симпатия где-то на уровне подсознания, Варь не мечись попусту! Я знаю, что мой толстый Ищенко тебя как мужик...э-э-э... для интима не привлекает, тебе ж все стройненьких подавай. 

   Видела она несколько раз Вариного 'подруга', не впечатлилась, пояснив, что её аппетитный и мягкий Серега, лучше.   

   Неспешно поехали за автобусом, улица была однополосная, обогнать не представлялось возможности. Как-то резко потемнело, Ищенко чертыхнулся:  

   -Видимость совсем никакая, зад автобуса еле видно, едем-то в пяти метрах, сейчас ещё и поворот дурацкий. О, что я говорил!  

   На повороте раскорячилась большая фура, автобус замер на остановке, пережидая, а из-за машины Ищенко резво выскочил крутой 'Мицубиси' и рванул по обочине, объезжая застрявшую машину.  

   -Вот и мы за крутыми поедем!!- Ищенко потихоньку тронулся за ними. - Да что ж так темно-то? 

   Внезапно стало совсем-совсем темно, вокруг был только темный, какой-то вязкий, туман.  

   -Придется подождать! - Николаич выключил двигатель и как-то враз на них с Варей навалилась громадная тяжесть. Николаич шумно вздохнул и отключился, Варвара же слабеющим сознанием отметила, что становится легче дышать и тоже отключилась.  

   Сколько она была в таком состоянии, может, несколько минут или часов, так и не поняла. Очнувшись, увидела-рядом, свесив голову на грудь, как-то рывками дышал Ищенко. 

    -Блин, мы же на перекрестке застря... ли. Ни фига себе прикол???  

   Их машина стояла на небольшой полянке в лесу!!! Варя зажмурилась и потрясла головой, опять посмотрела- нет, лес никуда не делся, явно весенний, на деревьях едва-едва проклюнулись листочки. Она решила выйти, открыла дверь и еле вылезла из машины. Огляделась и присвистнула, на поляне, правее их девятки неподвижно застыла обогнавшая их крутая иномарка, ещё правее была та ещё картина, кем-то ровно так обрезанная половина фуры с товаром, державшаяся на задних колесах, в месте разреза лежавшая на земле и съехавшие как по горке товары валялись беспорядочной грудой.  

   -Ох, как болит голова!, - она распахнула все дверцы в машине, заметив, что Николич перестал рвано вдыхать.  

    На дрожащих ногах пошла к крутой машине, решив тоже распахнуть дверцы, похоже во все машины воздух какой-то ядовитый попал.Порадовалась, дверцы были не на блокировке, открыла их, услышала какой-то шум и обернулась-за половинкой фуры оказалась ещё одна машина, старенький жигуленок, из которого молодой парнишка вытаскивал мужика постарше.  

    Варя побрела к ним.  

   -Уфф! - парнишка наконец-то вытащил мужика и прислонив того к березке, посмотрел на Варю:  

   -Да, знатно нас закрутило, где это мы, интересно, оказались? Фу, как мутит, о, вон водичка вывалилась, я ща!   

   Парнишка принес две бутылки воды одну протянул Варе:  

   -Пейте может, полегчает!  

   Вода и впрямь помогла, стало намного легче, тошнота проходила. У березы зашевелился, застонав, мужик.

   -Ща, дядь Вань, помогу!  

   Напоили дядь Ваню, пошли к машинам, в Мицубиси охал и пытался выбраться-водитель. Молодой мужик оказался здоровенным и могутным, силенок вытащить его у Вари и парнишки, Костика, явно не хватало, Варя подсунула к губам мужчины бутылку с водой:  

   -Пей, станет легче, мы вот немного отошли! 

   Тот не открывая глаз, сначала едва-едва а потом с жадностью стал пить воду. Посидел минут пять, открыв глаза, ошеломленно огляделся. И полилась из него славная, русская, всеми от мала до велика знаемая, матерная речь. Костик заслушался, Варя тронула мужика за руку:   

   -Ты угомонись, у нас вон ещё сколько мужиков без сознания, давай тормоши хозяина своего.

   Варя пошла к Ищенко, он тоже начинал шевелиться, напоила и его. Очухавшийся дядь Ваня занялся пассажиром, сидевшим на заднем сиденье "Мицубиси" а водила тормошил босса.  

   Часа через полтора все пришли в себя:бледные, охающие, с дикой головной болью, собрались возле полуфуры и пытались понять, где он, и и кто так лихо, как по ниточке, сумел разрезать фургон. Здоровенный водитель, Игорь, вдруг захохотал: 

   -Во, сейчас водила там мечется. Пол фуры кто-то свистнул.  

    Его босс, немногословный мужчина лет сорока, Сергей Алексеевич, сказал:

   -Время к вечеру, надо определиться с ночлегом, ночи пока не жаркие.Посмотрим, что там еще есть, может какие-то тряпки, на наше счастье имеются. Давайте хоть немного разберем, чтобы знать, от чего плясать.  

   -Да, плакали мои новые джинсы и коры, вот блин, невезуха! - в сердцах воскликнул Игорь. 

   -Дядь Вань, ты бы сходил, огляделся. Может, что и поймешь?  

   Костик пояснил всем:  

   -Дядь Ваня командиром разведроты был в Чечне.  

   -Ну, тогда ему и карты в руки!

   Мужики дружно взялись за разборку товаров, Варя аккуратно складывала их под разлапистой елкой: отдельно еду, химию всякую, моющие, отдельно, благо все было уложено на палеты -деревянные поддоны. Тщательно заматывала продукты пленкой, муравьи-то никуда не делись.Разборка подходила к концу, под елкой становилось тесновато, мука, сахарный песок, соль, крупы, макароны, всякие чипсы сухарики, фасоль в банках, какие-то рыбные консервы, три мешка картошки и морковь в пакете, почему-то отдельно от всего упакованного товара, под второй елкой салфетки, моющие средства, шампунь, всякие средства от тараканов и прочие, так нужные в повседневной жизни предметы, в лесу как бы и ни к чему.   

   Народ не унывал, Игорь выразил общее мнение:  

   -Завтра по утру разберемся, поедем домой, куда нас бы не забросило, доедем. Во будет ржака, Сергей Алексеич, у нас экстрим получился. - и вдруг заорал:

   - О, вот она зараза, йес!! 

   На последнем, замотанном пленкой палете, в больших коробках оказались мужские куртки и простенькие спортивные штаны, но как обрадовались все! Мужики, смеясь перемерили все, выбирая каждый по себе куртки и штаны:  

   -Нашим братьям меньшим, китаезам спасибо, хоть кривенько сшито, но тепло! - Игорю с трудом нашлась куртка на его богатырские плечи, он не стал её застегивать- все равно, теплее, чем в рубашке.     

   Мужики дружно оборжали Варю которая пыхтя, заворачивала длинные рукава.  

   -Смейтесь, смейтесь, а у меня пальтишко получилось, вот. - Она полезла в карман своей сумки и вытащив тонкий ремешок, подпоясалась, показала всем язык:- Беее!  

   -Варвара, не обижайтесь, что мы смеемся, это, скорее всего, отходняк от потрясения.  

   -Да я все понимаю и, ребятки, раз уж мы оказались здесь, и неизвестно, что впереди, может нам пару дней придется из этого леса выбираться, давайте на «ты» перейдем.  

   Игорь тут же поддержал:  

   -А так намного лучше, легче и проще!! Алексеич, вы... ты как, не против?  

   -Здесь -да!  

   -О, вот и Иван, с разведки вернулся. Чё скажешь?.  

   Иван как-то грустно улыбнулся:  

   -Ничего конкретного, везде лес. И ни одного следа присутствия человека.Одно точно - это средняя полоса:леса-или Мещера, которые далеко тянутся, или знаменитые Брянские. Может я и ошибаюсь, может, Подмосковье, только вот сомнения у меня, уж больно девственно чистый лес -нигде ни единого пакета от чипсов, ни пачек от сигарет, ни пластиковых бутылок.  

    Мужики приуныли, потом заспорили, Иван полез в багажник «Жигуленка», повозился там среди каких-то железяк и вытащил помятый, закопченный котелок.  

   -Варя, если честно, жрать хочется нестерпимо, может, что-то сваришь?  

   -Да, только на вас, проглотов, два раза придется варить.  

   -А откуда ты знаешь, что мы проглоты? Я вон на салатах сижу, худею! - хитренько посмеиваясь, спросил Ищенко.  

   Варя мысленно отметила, что её друган порозовел , у мужика частенько скакало давление, к тому же, среди всех остальных мужчин, он оказался самым старшим и она естественно, переживала за него, тяжко он приходил в себя, ох тяжко.  

   -Николаич, а то у меня своих мужиков нет, чай, два было. Сын, особенно перед армией, это ваще страсть была -каждые три часа у плиты стояла. 

   -У меня вот, рыбка есть, карасики, я на озерке посидел с утра, хотел дома ущицу заварганить, да не свезло, как говорит младшенький.  

   И все удрученно притихли, подумав, как сейчас сходят с ума их близкие, наверняка ищут и плачут. Телефоны, бывшие у всех без исключения, не ловили связь, позвонить, или СМС отправить не было никакой возможности.  

   Тяжело вздохнув, Варя начала готовить, Иван, вот что значит, бывалый человек, нашел неподалеку былинки дикого чеснока, какую-то травку-приправку и поплыл на вечерней поляной запах рыбный.   

   Поев мужики опять начали спорить, прикидывать, куда их занесло, как побыстрее выбраться и рвануть домой. Попили травяного чаю и начали укладываться, как сказал Сергей , решили, чтобы не путаться Ищенко звать Николаичем, Алексееича просто -Сергей.  

   -Надо переспать с этой проблемой, да и утро вечера всегда мудренее!!  

   Игорь, Ищенко, Иван и Толя, молчаливый такой товарищ, нарубили маленьким топориком, (у Ивана в багажнике был, хозяйственный, однако мужик) еловых лап, сложили их повыше и улеглись, Сергей , Костик и Варя соответственно -в машинах.

   А в Березовке, как немного обдуло, начали подсыхать дороги, собрались Гриня с Василем к своему любимому Волчку и деду Лешу. Особенно волновался Василь, с неделю как потеплело, он написал на маленьком кусочке картона:  

   -Волчок? Леш? - и каждый день показывал её Ефимовне и Стеше.  

    Ефимовна пошла до коменданта, взяла у него давно заготовленную стараниями Лешего, подписанную Фридрихом Краузе и шефом местного гестапо, Кляйнмихелем бумагу, разрешающую братьям беспрепятственно проходить через все посты.  

   Кляйнмихель ещё и посмеялся:

    -Эти киндеры что, твои протеже?  

   -Нет, помнишь охоту на кабана?  

   -Как такое забудешь, азарт адреналин - чисто мужское занятие, а какой там егер, богатырь былинный, Илья, как там?.  

   - Муромец! Так эти киндеры его крестники.  

   -Ну, тогда конечно, гут.

   И брели неспешно по дороге два худеньких, замурзанных пацаненка. На каждом посту их останавливали, Гриня доставал заветную бумагу, проверяющие относились по-разному: кто-то смеялся говоря, что они важные птицы, раз сам шеф гестапо им выдал такое разрешение, кто-то начинал звонить, уточняя, правда ли, а на последнем посту пожилой немец как-то жалостливо долго глядел на них. Пробормотал что-то себе под нос, отправил молодого, настырного солдата, бывшего вместе с ним, в будку -как раз резко зазвенел телефон, а сам отойдя к шлагбауму и встав так, чтобы его не видно было из окна , сунул Грине завернутую в промасленную бумагу какую-то еду.

   -"Ферфлюхт криг!! Шнеллер киндер!"  

   Гринька уже прилично понимавший немецкий язык - сказалось общение с Гансом, который все также приходил до Стьеша, автоматически перевел:  

   -Проклятье, война... а-а-а, проклятая война. Спасибо, дяденька.  

    Еда мгновенно исчезла у него за пазухой.

   Все ближе подступал лес, Василь начал подкашливать, пришлось отскочить в глубокую лужу, когда из-за поворота выехала большая колонна машин, отойти было совсем некуда, топкое место - вот и подпростыл ребенок в худых чоботах.  

   Уже к вечеру Гринька почуял неладное, Василь еле шел, спотыкался, на щеках появились яркие красные пятна. Дотронувшись до него Гринька сообразил, что младшой простудился и заболел. 

   -Василь, мы шчас это! - он посадил братика на сухой пенек, а сам захлопотал.  

   Под большой раскидистой елкой, на прошлогодней опавшей хвое устроил лежку, затащил туда братика и крепко-крепко обняв его, шепнул в ухо:

   -Спи, младшой. Выздоравливай!

    Всю ночь Грине было жарко от Василя, ранним утром, когда Гриня попытался его растормошить, он не реагировал. Гриня обнимал его, пытался кричать ему в ухо–бесполезно, стало понятно, что до Леша они не дойдут, сил нести Василя у Грини не хватит. Заплакал неунывающий Крутов, Никодимов по уличному, потом он уже просто скулил, как потерявшийся щенок.

   Иван рано утром, едва рассвело, опять пошел по лесу, надеясь по росе увидеть чьи-то следы. Ничего, только распевались, радуясь появившемуся солнышку птицы, да резко выскочил из под ног и рванул вперед, зайчишка. Иван по привычке сделал круг и внезапно ему почудился скулеж. Он прислушался:нет, не показалось, где-то скулил щенок? Волчонок?  

   Иван осторожно пошел на звук, не понаслышке зная, что может сделать мать-волчица если тронуть её детеныша. И подходя ближе, понял -плачет, а вернее скулит , ребенок.  

   Осторожно подойдя к елке, увидел двух пацанят, замурзанных, одетых в какое-то рваное тряпье.

   -Ох, ты! Один явно больной, не напугать бы! Варя? Точно! - Иван рванул бегом, по прямой тут было совсем недалеко.  

   Влетев на поляну, увидел Варю хлопочущую у небольшого костерка, разведенного ранней пташкой Толиком.  

   -Варя, - едва переводя дыхание, сказал Иван, - давай бегом, я найденышей нашел, маленьких, оборванных, один явно температурит, а второй уже даже не ревет, скулит! Я побоялся его испугать, а ты женщина!

    Варя вскинулась:  

   -Толь, доваривай! Пошли скорее!!  

   Гриня уже охрип скулить, из горла вырывались лишь хрипящие звуки, внезапно нижнюю ветку их убежища кто-то приподнял и послышался женский голос:  

   -Это кто здесь так жалобно плачет? Ой, мальчик, а я думала, волчонок. Что ты маленький, плачешь так горько? Давай-ка вылезай ко мне, а я твоего братика, да?Братика возьму. 

   Тетенька, одетая как-то не местному, в какую-то странную одежду, ловко залезла под елку, взяла на руки Василя и охнув, воскликнула: 

   -Маленький, да ты весь горишь! - шумнула кому-то:

    - Иван, принимай малыша, осторожнее, он без сознания!  

   Гриня всхлипывая, вылез из под елки и, на миг ослепнув от яркого солнца, проморгавшись, удивился. Мужик, хороший такой на вид, осторожно держал Василя, а тетка, вылезшая из под елки, опять удивила: на ней были темно-синие штаны с карманами на заду и чудная куртка. Гриня насторожился, в штанах он до этого видел только немку, которая работала в Радневе, в комендатуре и тоже носила штаны, только другие, галихфешные. Мужик же был одет в какую-то пятнистую одёжу, стоял возле куста и виделось только его лицо. 

   -А вы хто? Немцы?   

   -С чего ты взял? - удивился мужик. 

   Его перебила тетка:

   -Вань, у ребенка явно за сорок, давай бегом на поляну!  

   Ваня рванул трусцой, тетка взяв Гриньку за руку, потащила его следом:  

   -Давай малыш, постарайся дойти, тут недалеко, братика надо спасать!   

   Гринька едва поспевал за ней - ослаб от слез и не ел со вчерашнего дня.

   Тетка сбавила шаг, видя, что мальчишка еле плетется, потом присела на корточки:  

   -Давай на спину, держись крепче!  

   Гринька совсем удивился, немка явно бы его не понесла. Уцепился за её шею, тетка быстро–быстро пошла вперед .  

   Навстречу ей широкими шагами торопился ... такой огромный мужик, Гриня таких только у кино и видал.  

   Тетка остановилась, шумно дыша, а этот здоровый в секунду снял Гриньку с её спины и держа на руках, как маленького, пошагал на какую-то поляну.

   Поляна была небольшая, но чем-то заставленная, Гриня пока не разглядел, он увидел, что его Василя раздевают и начал вырываться из рук здорового:  

   -Вы чаго? Ён же болявый!!  

   -Тихо, шпендель, тихо, не видишь, его уксусом обтирают, чтобы температуру сбить?Давай-ка лучше умойся, а то ты на чертенка похож. 

   -Сам ты чертяка!-буркнул Гриня.   

   Тетка меж тем укутала его Василя в какую-то громадную куртку, братика взял на руки этот Иван, а она полезла у сумку и бормоча себе под нос странные слова:

    "Антибиотик точно есть!", начала рыться в каких-то коробочках, че-то нашла, радостно потерла руки, достала какую-то круглую пуговку. Тут же начала её мять, налила в чудную кружку воды и, кое-как раскрыв Василю рот, приговаривая:  

   -Давай, маленький, глотай! - осторожно вливала ему в рот воду с чем-то.  

   -А вы яго не отравитя? 

   -Ня бойсь! - засмеялся здоровый. - Чего у тебя такой чудной говор, где так говорят-то? 

   -У нас завсягда усе так кажуть. 

   - Где это, у вас?  

   -У Бярезовке, у Радневе, да и у Бряньске тожа.   

   Здоровый присвистнул:  

   -Слышь, Алексеич? У Бряньске? Знаменитый «суровый Брянский лес», ты Вань, угадал! Пошли, малой, умываться, а потом кормить тебя будем!  

   Он налил на руки Гриньке какой-то дюжеть вкусно пахнущей жидкости, плеснул воды из чудной, никогда до этого не виденной пацаном бутылки, у него на руках оказалось как бы мыло.  

   -Во-во, отмывай свои грязнючие лапки, а то цыпки так и будут! Теперь мосю мой, смотри, чтоб в глаза не попало! 

   Дал вытереться какой-то диковинной мягкой тряпочкой..."фибр"чего-то и потащил его к остальным мужикам, сидящим возля и вот тут Гриня разинул рот.  

    Мужики сидели возля ... машины??? Черная, сверкающая, непонятная!! 

   Гриня попятился:  

   -Ты чё, мелочь? Никогда машину не видел?  

   -Такую-не... а вы точно не хрицы? 

   -Какие на**** хрицы? Ты чё такой лох, из какой-то глухой деревни чтоль, как Агафья Лыкова? - возмутился этот здоровый.  

   -Подожди, Игорь, не оглушай пацана! – сказал тот, которого назвали Алексеич.   

   -Тебя как зовут? - спросил он.  

   -Гриня, а малого Василь.

   -А нас... - он назвал всех по имени, чудно, имена у всех были русские, а одеты все равно не по нашему. 

   -А скажи–ка, Гриня, где ты живешь и какое сегодня число?   

   -Так эта, у Бярезовке живем, Орловской области, а число... - ребенок прикинул, - так, мы пошли пятага, ага?? - он загнул пальцы. - А число седня, сядьмое мая.  

   -Так, а год какой? - как-то уж очень напряженно спросил мужик, Алексееич.  

   -Як якой? - удивился Гринька. - Тыща девятьсот сорок втарый!  

   -Как... ка... какой? - поперхнулся здоровый этот Игорь. 

   -Сорок втарый! –опять повторил Гринька.  

   Казалось, все онемели... смотрели на Гриньку и молчали.  

   Первым заговорил самый полный мужик :  

   -Вот это да! Сорок второй, самый хреновый год!  

    Мужики как-то разом загомонили, самый молчаливый, Толик, растерянно сказал: 

   -А послезавтра , День Победы!!

   Гринька ничего не понял, когда все разом стали вспоминать победу какую-то.  

   -Попааали! Ни *****, чего себе заявка? - ошарашенно проговорил Игорь. - А ты ничего не попутал, Гринь?  

   - Игорь, ты что не видишь, как одеты ребятишки, какие они худющие?  

   -Гриня, давай-ка поедим, а потом уже поговорим. 

   -Варюш, ты как?  

   -Я при малыше, пока нельзя его одного оставлять!! - тетка Варя так и сидела, прислонившись спиной к другой машине, серого цвета и держала на руках закутанного в какую-то одежду Василя.  

    -Раз сорок второй, наш антибиотик будет для него ударной дозой, думаю, к вечеру ребенок очнется и температура спадет!  

    А Гринька ел, нет, не так, он жрал!  

    Дяденька толстый, Николаич, жалостливо гладил его по отросшим волосам и тяжело вздыхал.  

   -Гринь, мы тебе немного погодя ещё дадим поесть, сейчас много нельзя -живот сильно болеть начнет. 

   -Дяденьки, а Василь мой... - его голос дрогнул, -точно у живых останется? - делая ударение на Е спросил ребенок.  

   -Не боись! Иди сюда!- Игорь похлопал по коленке. - Садись, будем разговоры вести. Эх, в баньку бы тебя, да отмыть как следует!! 

   -Ага, а хрицы будуть цепляться, шчас, як ты грязный, оне и не глядять на нас, вошей боятся. Энтого, как яго... а , тифу.  

   Гриня рассказывал их нехитрую жизнь этим странным русским, которые простому удивлялись, вон как Ванька Лисов, ну тому пять годов и есть, а энти узрослые жа!!Кагда сказал про мамку, притихли, долго молчали, а потом опять спрашивали: про отступление наших, про полицаев, про старого Краузе, который ничё мужик , а вот его засохший Фридрих -гад противный, про деда Ефима, про Бунчука, которого дед Леший по мордасам лупил за них с Василем!

   И вот тут–то не выдержал Игорь, как он матерился!! Гринька в жисть такого не слыхал, он в восторге, повернувшись всем корпусом к Игорю, взирал на него, опять открыв рот!  

    -Игорь, угомонись!  

   Гриня ешче чаго-сь им говорил, чувствуя, что засыпает.   

   -Разморило пацана, ты его, вон, на сиденье положи! - услышал он сквозь сон.  

   Гриня спал на чем-то мягком, было ему тепло и снился батька, который говорил:  

   -Сынок, як вы там без мяне?  

   А Гриня по-взрослому докладывал яму:  

   -Усе ничаго, бать, только за тябе боимся!  

   А мужики сидели задумавшись, ошарашенные случившимся.  

   -Николаич, ты еще не родился тогда?   

   -Нет, у меня батя только в июне сорок второго на фронт ушел, восемнадцать исполнилось, а я родился через двенадцать лет, последышек у родителей. Пока только мать в невестах числится.

   -А моего только в конце сорок третьего призовут, по отцу у меня, надо же так совпасть , брянские корни. –Задумчиво сказала Варя.  

   -Моя бабуля у немцев до прихода наших работала. В этом вот, сорок втором и угнали. Мамку мою оттуда привезла, я фактически наполовину немец, мамку ещё там соседский парнишка, что с бабулей вместе был угнан, на себя записал -немцы-то с недочеловеками как бы не должны были связываться. А тут хозяйский сын на неё запал, вот и подсуетился хозяин. Бабуля не любила вспоминать, морщилась всегда, только перед смертью матери рассказала, что фактически она никакая не Бутова, а Мирау - Мария Иогановна, блин. Так что я сейчас, здесь, фольксдойче, мать как бы русская, а у неё отец на самом деле немчура.-Вступил в разговор Толик.

   -А у меня бабулин брат неженатый, уже без вести пропал. Вот в две третьем прислали бумагу, подняли его возле знаменитого Мясного Бора. Ездили мы с ней туда, на Девятое мая как раз. Зрелище, я вам скажу, не для слабонервных, сам войны хлебанул, но там- сорок пять гробов и только три с именами, у одного медальон, у другого котелок, у нашего на ложке алюминиевой фамилия выцарапана была и с инициалами, дата рождения и город, вот и нашли.

   Я думал, бабуля не переживет, а она наоборот, аж просветлела вся, поисковиков всех перецеловала, за брата нашедшегося благодарила. Дома добавили к родителям на кладбище его портрет-она земли немного взяла оттуда и всем сказала что вернулся наш Ванька домой. Да, лихое и тяжкое время было!- это уже Иван.  

   -Мужики, завтра с утра надо машины маскировать, самолетики-то только фашистские летают здесь, наши ой как далеко. А не ровен час , одна бомба и нам каюк!– ещё добавил самый, как оказалось, опытный из них Иван.  

   -Вань, ты в каком звании-то дембельнулся? - влез Игорь.  

   -Капитан!  

   - Ну, значит и тут быть тебе капитаном. 

   -Игорь, я точно знаю, что короткая стрижка была у солдат Красной армии, немцы по стрижке определяли и арестовывали сразу, рус зольдатен!- вспомнила Варя прочитанное из книг.

   -Пусть сначала найдут, а если что, мы себе стрижку подпортим, выстрижешь, вон, своими маникюрными ножничками мне клоками и получится, как после тифа.  

   -Ага, только личико у тебя и хфигура, как раз тифозные!- сказал Сергей и вздохнул:  

   -У меня дед пока ещё воюет, а батя в ремесленном на станочника учится, четырнадцать всего исполнится. А дед, уже в сорок пятом в Германии..  

   -Да, на самом деле, наверное, по всему СССРу бывшему не найдешь ни одной семьи, где бы не было погибших, раненых, пропавших, - очень серьезно сказал Игорь - у меня вот бабуленция - медсестрой, с сорок третьего, мужиков на себе таскала, надорвалась вся, как батю сумела родить, до сих пор удивляется. А была деваха крупная, я похоже, в неё уродился, родаки-то у меня оба среднего роста. 

   - Так, - подвел итог воспоминаниям Николаич-с утра маскируем все, что можно, а потом будем думать, как и где искать или партизан, или местных нормальных.

   Варя, когда уже совсем стемнело, позвала Ивана:

   -Вань, помоги мне малыша переодеть, пропотел весь, теперь не горячий.  

   В этих же китайских куртках затесался тючок с какими-то детскими костюмами, там в 2013 на них бы и не глянули, сейчас Варя безумно радовалась, есть во что переодеть ребятенка.   

   Когда его переодевали, ребенок открыл глаза и в свете фонарика его огромные голубые глаза поразили Варю.

   -Какой же ты Василь, ты же маленький василек!! 

   Ночь прошла спокойно, только Иван спал, что называется, в пол уха, в пол глаза.  

   Утром, вставшие пораньше мужики, негромко переговариваясь, прикинули, как и куда лучше спрятать машины, на их счастье поблизости росли несколько разлапистых елей, вот туда и загнали стараясь потщательнее замести следы. Колея в недавно вылезшей траве обещала быстро зарасти, а вот что делать с половинкой фуры? 

   Варя приготовила легкий супчик для Василька, для мужиков запекла картошку и попросила Игоря ножом открыть консервы, котелок был занят. 

   Проснувшийся Гринька суетился возле мужиков, подсказывая им и частенько очень дельно.  

    -И откуда ты, шпендель, только все знаешь? - ворчал Игорь.  

   -У нас дед Никодим усе умееть, от я и приглядывался. Батька, як уходил, вялел быть за старшого. Я и ня думал, што и деда ня будеть, от и осталось мяне быть за старшого, пока батька воюеть. Вон, Ефимовна, усех трех сынов потяряла, два на ахвицеров выучились, а Пашка добровольцем. Эх!!  

   Варя увидела, что маленький Василек проснулся и недоуменно смотрит вокруг:  

   -Гриня иди, Василек проснулся, тебя не увидит, испугается, незнакомые кругом.  

   Братец тут же рванул к младшому, на ходу засовывая в карман какие-то болтики-гайки.  

   -Василь, як ты мяне напугал, я весь обревелся, хорошо, добрые люди попалися. Они хорошие, наши, ня бойсь, а тетька Варя тябе спасала. Якиесь ликарства давала.Айда знакомиться!  

   - Здравствуй, Василек! Ох, какие у тебя глаза красивые, чисто цветочек василек в поле, знаешь такой? - Василь кивнул.

    - Вот и хорошо, малыш, мы сейчас с тобой немого поедим, много пока нельзя!!-ласково погладила его по голове Варя. 

   - Гриня, давай знакомь нас с братиком! -прогромыхал Игорь.  

   Василь сначала испуганно дернулся, потом как-то светло улыбнулся, а у взрослых защемило в груди.

   -Да... кино смотреть и в живую такое увидеть! - негромко сказал Николаич.  

   Гриня важно и торжественно знакомил Василя с мужиками, малыш подавал свою худенькую ручку каждому, мужики осторожно пожимали её.  

   Варя посадила его к себе на колени и начала кормить ребенка с ложки, приговаривая:  

   -А мы потихоньку, помаленьку и весь супчик съедим, Грине не оставим. 

   Василек замотал головой. 

   -Оставить?  

   Тот кивнул.  

   -Значит, оставим.  

    Приговаривая, Варя совсем не обратила внимания, что мужики как-то враз замерли, Гриня же шебуршился в недалеких кустах.   

   -Варя, замри! - негромко сказал Иван. 

    Варя вскинула голову и ложка выпала у неё из рук, прямо передней сидел и скалился громадный... нет, не пес, точно волчище. Она испуганно вздрогнула и покрепче обняла ребенка.   

    Василек вдруг заворочался и ужом вывернувшись из её захвата, шагнул к волку. Варя зажала рукой рот. Василек же в три шага добрался до волка, крепко обнял его и начал целовать волчью морду.  

    -Боже! Что сейчас будет???  

   А волк, вдруг привстав, повалил мальчика на землю и стал тщательно вылизывать, как-то по доброму порыкивая.  

    Мужики и Варя, все так и не шевелились, а от кустов завопил Гриня:  

   -Волчок!! Волчинька!  

   Волчок перестав облизывать Василька, молнией метнулся к Гриньке и процедура облизывания повторилась, только в это раз Гринька вопил во все горло и старался обхватить волчью шею. 

   -Вы чаго мужики, испугалися? Эт же наш Волчок, он знаетя, який? Дюжеть добрый!  

   -Да уж, такую "собачку" и назвать доброй! - буркнул Игорь, хотел подойти к Варе, когда от кустов раздался какой-то гудящий голос:  

   -Стоять! - и щелкнул взведенный курок.  

   А Гриня, вывернувшись из под волка и отпихнув его :

   -Иди к Василю!! - закричал:

   - Дед Леш, это наши, настоящия!! Не вздумай стрелять, они Василя спасли!! Деда, выходи, они хорошия!!  

   -Ты уверен, Гринь? – загудело из леса.  

   -Деда Леш, они Василя вылечили, ён вчора совсем умирал!   

   Мужики стояли кто где, не двигаясь, Варя держала Василька на коленях, а из–за дерева как-то внезапно нарисовался... чистый Леший. 

   Могутный мужичище, немного ниже Игоря, но весь такой кряжистый, заросший по самые глаза какой-то сивой бородищей с винтовкой наизготове, он неспешно вышел на поляну.  

   -Сразу говорю, вся поляна под прицелом.Убежать не получится. 

   -А никто и не собирался бежать! - негромко сказал Иван. 

   -А ты кто таков, шустрый?  

   -Капитан Российской армии в отставке, Иван Шелестов! 

   -Ишь ты, капитан, а чего не в армии? Погоди... ты сказал, Российской, а не Красной? 

    -Именно, Российской! 

   -Странно, а ты? - он кивнул на Игоря.  

   -Водитель в фирме «Олимп».  

   -Как водитель, такой здоровяк, война идет, а он - водитель?

   -Ну так это у вас здесь война. А у нас, почитай, сколько уже, - Игорь подсчитал в уме - шестьдесят восемь лет, как закончилась.  

   -Это где это у вас?  

   -В России.  

   -Какая Россия? У нас тут СССР! 

   -СССР почил уже, сколько, Алексеич?  

   -Двадцать два года.- ответил тот . 

   -Вы что, белены объелись? Странные какие-то все, одеты черт-те во что, вы не шпионы ли?  

    Николаич вздохнул:  

   -Похоже нам очень долгий и трудный разговор предстоит, давайте-ка присядем.

   -Хмм, ладно, но учтите вы все! 

   -Да вижу я вашего стрелка, плохо маскируется, за версту видать!- ухмыльнулся Иван. 

   -Ишь ты, прыткий какой, капитан, опыт имеешь?? 

   -Да, боевые действия в Чечне. 

   Леший пробормотал:

   -Вы меня совсем запутали! - сел возле Вари, протянул руки Васильку и бережно обнял его:  

   -Ты чего, Василь, болел?   

   Тот кивнул, доверчиво прижавшись к нему.  

   -А во что это ты одет? - Леший уставился на красующуюся на груди у ребенка аппликацию человека-паука. Василь указал на Варю.  

   -Она тебя так одела? Чудно-он пощупал материю- как-то странно! 

   Василь развел его руки и полез к волку, тот покорно лег, подождал когда ребенок уляжется на спине и потихоньку пошел по поляне. 

   - Ну, поясняйте, кто вы и откуда?  

   -Как к вам обращаться?  

   -Леший меня все зовут!- прогудел он.

   -А нас, - все назвались, - скажите своим, пусть не дергаются. Мы в машинах документы возьмем, вон, у тех елок они.   

   Леший не поленился, пошел с мужиками, а увидев «Мицубиси», удивленно замер.  

   -Это что за чудо? - Он ошарашенно потрогал её. - Я такого и не видывал??  

   -Еще не скоро такая и появится, - пояснил Сергей Алексееич- в начале двухтысячных только и начнется производство. 

   -Таак, ещё непонятнее!! - Посмотрел на две другие машины, покачал головой.

   - Пошли, поясните, что все это значит??  

   Ему подали паспорта, он открыл первый, оказался Варин и попросту завис. Неверяще прочитал, задумался, долго-долго молчал. Опять посмотрел в паспорт и удивленно уставился на неё:  

   -Здесь написано, что вы родились в одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году?

   -Да, все так!!  

   -Но, сейчас же сорок второй - ещё шестнадцать лет??

   Он начал смотреть остальные паспорта, бормоча при этом:

   - Пятьдесят четвертый, шестьдесят девятый, семьдесят второй, семьдесят четвертый и восемьдесят пятый... Вы? Да нет, не может быть!!

   Народ из будущего, имевший представление по фильмам, в которых чего только не случалось и переживший уже первый шок наблюдал неподдельное изумление и неверие у этого, только что сурового, ничему казалось, не умевшему удивляться, мужичины.  

   -Ничего не понимаю, ничегошеньки!!Панас, хади сюды! - гаркнул он на весь лес.

   Минуты через две на поляну вышел высокий, худощавый молодой человек, тоже с бородой и какими-то встопорщенными волосами. Настороженно глядя на всех, подошел к Лешему, тот молчком протянул ему паспорта:  

   -Смотри-ка, я ничего не понял, вернее, понял, но поверить никак не могу!! 

   Теперь уже этот Панас завис надолго. На поляне все молчали, только заливисто смеялся Гринька и порыкивал Волчок.  

   -Делаа... получается вы из...как его??

   -Будущего, мы из 2013 года, а завтра у нас великий праздник, День Победы!! -дополнил Иван.  

   -Да ты што? – встрепенулся Леший. - Значит, сломали гаду хребет? Когда же?  

   - Не скоро ещё , в сорок пятом, но сломали, да!! До Берлина дошли, всю Европу почти освободили, там союзнички в сорок четвертом зашевелились, а то бы и до Ла-Манша дошли!! 

   Леший истово перекрестился :

   -Жива, жива Рассея-матушка!!  

   -А чё ей сделается? - хмыкнул Игорь.-Нас, как говорится, трахают, а мы крепчаем! Непредсказуемая нация - пьем по-черному, материмся, а попробуй тронь, - он вытянул кулачище- зубы выбьем!!  

   - Мужики, вы не врете? – как-то жалобно спросил Панас.- Не могу поверить!!  

   - Поверь, мил человек! - Николаич посмотрел на них и спросил.-Небось, голодные, давайте мы вас накормим и за встречу, по чуть-чуть, коньяка бутылка завалялась вот в машине.  

   Леший крякнул:  

   -Похоже и впрямь наши!! Немец, он, гад кредитный, никогда от широты души выпить просто так не предложит! 

   Выпили понемногу, поели пищу будущего, мужики дружно стали думать, что делать с половинкой от фуры, тем более, Леший сказал, что над лесом частенько кружит «рама» .

   -Эх, сейчас бы сюда, гранатомет с подствольником, низколетящие самолеты и вертушки только так подбить можно!- вздохнул Иван.  

   Леший прогудел:  

   -Надеюсь, армия у нас что надо?  

   -Сейчас дельный мужик стал министром обороны, перемены уже видны, а было... разлюли-малина. Долгий это разговор, за почти семьдесят лет ох и много изменилось, после войны разруха была, в девяностых не лучше, зато на барабане лихо президент наш умел. - Сплюнул всегда уравновешенный Алексееич.  

   Походив вокруг половинки, Леший подумал, постучал по железу и сказал:  

   -Надо разобрать бы, да вот стучать топором на весь лес .

   -Зачем стучать, у нас есть инструменты с собой , раскрутим, разрежем, ты только скажи, куда все это спрятать.  

   Мужики облепили половинку, как муравьи, негромко переговариваясь, начали раскручивать, распиливать ножовками по металлу, которых оказалось аж две, быстро оттаскивали распиленные части, пока под те же елки.   

   Вскоре Леший собирался перевезти на лошади все в недальний овраг, где имелись подмытые выемки и болотистое дно:  

   -Ни одна собака туда не полезет, кроме разве Волчка! Что я хочу сказать? Вам сказочно повезло, вы попали в хорошее, скажем, место километрах в трех-четырех начинается болото, считается непроходимым, на этой стороне кроме меня, да вон, деда ихнего, никто и не бывал.  

   -Не, дед Леш, меня дед сюда водил, перед тем, как потеряться, я почему сюда и пошел с Василем, хотел быстрея. А Василь, вишь, заболел, от я испугался, думал, усё, каюк яму.   

   -Волчок бы вас нашел, только вот Василя долго выхаживать бы пришлось. Ты думаешь, чего я здесь оказался? Волчок со вчерашнего дня с ума сходил, волновался, вечером меня за штанину тащить начал, ну куда по-темному то, утром и двинулись с Панасом за Волчком, он вишь, как вас чует.

   -Ага, ешчё и Пашку Ефимовны увсягда находил, куды б ён не схоронился.   

   Гриня посчитав разговор законченным, убег к Василю и Волчку, а Леший сказал:  

   -Ну что, мужики, будем перебираться ко мне на дальнюю заимку? Там у меня два служивых живут, одного бы точно не довезли до своих отступающие, а второго, младшего лейтенанта, командира батареи, деды наши сначала за убитого посчитали. А он вот выжил, правда, слаб ещё, но живой. Вот им точно не надо знать, что вы оттуда , мало ли, диверсионный какой отряд заблукал у лясу. - на местном наречии выразился Леший. - Не, они ребятки надежные, но время лихое, не ровен час ... С их ли слабым пока здоровьем попадать лапы к Кляйнмихелю, жуткие ведь дела там творятся.Да и война закончится, а особисты-то останутся, так ли? Великий вождь народов-то сколько ещё проживет?  

   - До пятьдесят третьего.  

   -Тем более, человек слаб, поделятся вот так с кем, а кто и донесет, ведь в психушку всех упекут или под 58–ю, КаЭр подведут. А там разговор один: ершиссен!  

   - Что такое КаЭр? - спросил Игорь.  

   -Историю надо было читать, а не боевики-ужастики смотреть, по этой статье лихо расстреливали, особенно в тридцать седьмом.В шестьдесят первом только признали перегибы. А сколько ни за понюх отсидели, не знаю, правда или байка народная: но вот подотрешься ты в коммуналке газеткой с портретом товарища Сталина, а ушлый соседушка донесет, и вперед-лет на десять, если повезет. А то ещё каким-нибудь шпиёном для солидности объявят и все! - это уже Варя добавила.  

   -А ты, Варь, похоже, много читала?  

   -Почему читала? Я и сейчас книжный алкоголик, только вот про войну мало кто теперь пишет. В старых-то книгах всегда "ведущая роль партии" выпячена, нельзя было без этого.  

   - А что? - изумился Леший. -Сейчас и коммунистов нет? 

   -Есть, да только они на третьих–четвертых ролях, не гегемон уже, ща Единороссы у руля, партий всяких много.  

   -И что, Генсек позволяет?

   -У нас сейчас Президент, нет Генсеков и Политбюро тоже. 

   -Ух ты, не доживу я до этих времен, а жаль. 

   -Больше скажу, - добавила Варя, - в двухтысячном году, точно, были канонизированы и объявлены святыми Николай Второй с семьей.  

   -Да ты что? Царя-батюшку, оболганного и в святые? - ахнул Леший. - Не врешь?  

   -Нет, сейчас они, как это? А, страстотерпцы и Николай считается не Кровавым, а Кротким!! 

   -Истинно так, - широко перекрестился Леший, - подтверждаю, истинно кротким был наш царь-батюшка, что его и погубило!! 

   -А ты, дед, откуда знаешь? - вылез Игорь.  

   -Служивым я был, до конца семнадцатого года, Лейб-Гвардии Гренадерского полка, штабс-капитан! - говоря это, Леший как-то враз подтянулся и стал выше, куда только делась его старость. 

   -Ух ты! Вот и наши деды на Девятое мая, такими орлами идут, залюбуешься! - Николаич кивнул сам себе. - А в войну ведь и опять стали гвардейские дивизии? Варь, ну-ка скажи?  

   -В сорок втором уже гвардия была, самые отличившиеся в боях дивизии, к концу войны чуть ли не все армии были гвардейскими.   

   -Да, чую я, информации я узнаю... через край. 

   -Дед, а Панас твой, он как? Не протреплется, молодой ведь?  

   -Я в него верю, парнишка много чего видевший и с детства умеющий молчать, кремень.  

   -А мальчишки?

   -Василь у нас пока молчит, наверное до Самуила, если останется живым наш старый доктор, или какое потрясение опять, тьфу-тьфу, не случится. А Гринька -это Никодимушка, друг мой старинный, у этого никогда не поймешь, где правда, а где привирает.Вот Родя-батька ихний, тот мужик прямой, сдается мне и Василь такой же будет в него.А Гринька-"тут ничаго путняга не добьёсси", да и кто поверит полуголодному пацану ? Посчитают за его фантазии .

   Нагрузившись как мулы, пошли в «вотчину» Лешего, дойдя до болота, пошли гуськом, шаг в шаг за Лешим, тяжелее всех идти было Игорю, его приличный вес доставлял немало проблем, он постоянно сквозь зубы чертыхался и проваливался почти по колено.

   - Блин, плакали мои новенькие ботинки.

   -Я тебе лапоточки сплету! - прогудел Леший. - Так, тут постойте. А то ребятишки напряглись, я пойду, их обрадую.

   Минут через десять Леший шумнул:

   -Идите сюда!

   Возле непроходимых зарослей какого-то кустарника, это сейчас , а летом, тем более буйно разрастающегося, стояли два молодых мужчины. Один пониже, худой, в чем душа держится, бледненький, второй совсем ещё пацан, настороженно и внимательно смотрели на подходящую компанию.

   Ситуацию разрядил Игорь:

   -Чё вы такие строгие, давай знакомиться, меня Игорь зовут! - Он протянул свою лапищу и осторожно пожал руку худому.

   Тот ответно пожав представился:

   - Младший лейтенант Красной Армии, Серебров Иван.

   Второй же кратко сказал:

   -Матвей!

   Варя тут же захлопотала:

   -Ох, какая у меня теперь большая семья, котел нужен для супа.

   -Есть, есть котел, с царских времен ещё имеется, Матюш, ты Варе поможешь?

   -Да, конечно! - тут же отозвался Матвей.

   Пока готовили, разговорились, Матвей остался без матери в двенадцать лет, она просто не вернулась с работы. Мальчишка как раз в это время гостил на каникулах у стародавнего друга отца-никогда не виденного Матвеем. Вот он-то и сумел отправить пацана аж в Архангельскую дальнюю деревню, где Матвей под чужой фамилией и жил, так и в армию пошел Ивановым, хотя по матери он Селивёрстов, а по отцу и не знает.

   Если суждено живым остаться, то после войны, опять же, если жив тот стародавний друг отца, постарается все таки узнать все про свои корни.

   -И вот как сказать этому мальчику, что правду он, если и узнает, то только в ох, как далекие семи-восьмидесятые, а то и позже? Господи, сколько ещё таких вот Матвеюшек лягут в землю, пока до этого проклятого Берлина дойдут? - Варя тяжело вздохнула.

   -Варвара, извините, а вы что, недавно болели?  

   -С чего ты взял?  

   -Да прическа у вас... как бы это сказать, непривычная. Женщины до войны все больше с кудрями ходили, всякими валиками волосы закалывали, а у вас, как у мальчишки. 

   -Н-даа, вот так и прокалываются наши агенты в Европах-Америках на мелочах: то ложку в чашке оставят, то спички ломают. Слава Всевышнему, что я не из шпиёнов! -подумала Варя, вслух же сказала:  

   -Да понимаешь, длинные волосы у женщины -это всегда проблема, особенно сейчас-мыть, сушить, кудри завивать , тем более, да и скитаясь можно и вшей приобрести, опять же за волосы никто ухватить не сможет, если что. Вот и упросила парикмахера перед этой... хмм, командировкой, подстричь покороче. 

   -"Видел бы ты, мальчик, современные прически-когда девчонки стригутся ассиметрично, одна половина выбрита, а на другой волосы глаз закрывают, а ребята ходят чуть ли не с косами.  

   -О, супец наш уварился, давай-ка на стол накрывать!  

   Матвей засмеялся:

   -Вы прямо как в дворянском доме жили. 

   - Чего нет, того нет, не довелось! - посмеялась вместе с ним Варя.  

   Матвей и вездесущий Гринька шустро достали «люминиевые миски и ложки» накромсали чудного московского хлеба, Иван и Василек нарвали дикого чеснока , усевшись, все дружно заработали ложками.  

   После такого сытного обеда Василек уснул прямо за столом, уткнувшись в теплый мех сидящего рядом Волчка. Мальчика перенесли на невысокий топчан, к нему тут же залез Волчок, с другой стороны привалился Гринька:  

   -Ох, як я по тябе скучал, Волчинька! - бормотнул он, обнимая волка со своей стороны. Мальчишки посапывали, Леший отправил отдохнуть и своих мальчишек, слабы ещё после ранений-то. 

    А с остальными и Панасом сели думать думу, как быть и что делать.  

   -Значит так, мужики... и Варя, - начал говорить Панас- Игоря в люди пускать нельзя, слишком уж заметный его стрижка сразу же привлечет внимание, тут же арестуют.  

   Толик-вот с ним можно что-то придумать, фольксдойч- можно и, например, в торговлю сунуться, ну не самому торговать, а допустим, кой чего из вашего товара предлагать, правда предварительно придется все почти пересыпать, нет пока таких красивых упаковок даже у фрицев.  

   Толик пробормотал:  

   -Я и торговля? Из проектировщика, в торгаши? Но выбирать не приходится. 

   -Николаича тоже в Радневе можно пристроить, ремонт какой производить, возраст-то не служивый, а что толстый, так может у него водянка.  

   Николаич улыбнулся: 

   -Я, если суждено, вернусь стройным, на здешних-то харчах, моя «водянка» быстро сойдет и без диет, жена не признает!  

   -Иван... не, Иван, тебе тоже нельзя, от тебя за версту несет военным. 

   -Погоди, Панас, - прогудел Леший- а если к Краузе в имение, типа завхоза, он мужик мастеровой, скажем, списали из армии по здоровью, ведь не соврем?  

   -А проверят?  

   -Запрос пошлют? В Московскую область?Это здесь они ещё что-то могут, а туда им ходу нет, да и не в Берлине же мы.Немного подержим на своем подножном корме, волос вон седой у него проглядывает и бороду такую же пегую отпустит, годков пять и накинет.   

   -Сергей? Тут надо крепко думать, его трудно замаскировать под крестьянина, уж больно замашки у него... барские, что ли.  

   -Ну, раз барские, будем думать. А Варя?  

   -Про Варю, - опять прогудел Леший, -есть у меня одна задумка, ты меня не труси, я помозгую.  

   -Костик, ну тебе тут с пацанами и быть, пока. А там посмотрим, может, в охрану на дорогу удастся пристроить, а так только на работу в рейх, мгновенно «завербуют», это у них так называется. Ты кто будешь по профессии?  

   - Студент, второй курс, а специальность дизайнер. 

   -Что такое дизайнер?  

   - Проектировщик, у меня вот ландшафтный дизайн, это проектирование парков, усадеб, высадка деревьев, кустарников, расчет планировки, чтобы усадьба выглядела без шероховатостей, ну, чтобы углы или какие-то некрасивые постройки замаскировывать деревьями, всякими лианами, много чего.  

   -Так, интересно, я подумаю, как Карлу такое преподнести? Ох, сколько проблем с вами, но зато интересно-то как, а то я тут в своем медвежьем углу зарос мохом. Карл-то мужик нормальный, вот Фридрих, тот да, зануда и гаденыш редкий, чистая маман. Ну да я тоже не лыком шит, он зубы об меня обломает. 

    Костик и солдатики Лешего мгновенно нашли общий язык, только Костику приходилось придерживать язык, вот как объяснить ровеснику из сороковых про мобильники, компьютеры и прочие достижения науки и техники?  

    Гриня же безоговорочно и сразу отдал свое сердце Игорю, он хвостиком ходил за ним , чуть что, старался ткнуть его в бедро костлявым пальцем.

   -Шпендель! - перехватывал его мосластую руку Игорь.-Ведь дождешься!!  

   А когда уж очень доставал, хватал его, поднимал над собой и слегка тряс, Гринька счастливо заливался, а из карманОв постоянно высыпались какие-то Гринины «богатства». Чего там только не было, Игорь как-то раз попробовал рассортировать, но быстро махнул рукой: 

   -На фига скажи тебе всякие обрывки веревочек, гвоздики, пробки?  

   -Пригодятся!  

   Иван же с первых дней дотошно расспрашивал Сереброва про первые дни войны, про всякие мелкие нюансы. Иван, который Серебров, его с легкой руки Игоря стали звать Иван-маленький, хмурился и нехотя отвечал. Больше всего угнетало всех отступающих, отсутствие прикрытия с воздуха. 

   -Знаешь, к такому не привыкнешь, обидно, нет наших красных соколов. Вон перед войной, как парад, так наши самолеты, соколы-орлы, как пели-то: "От тайги до Британских морей, Красная армия всех сильней!!" Оказалось же!-он горестно махнул рукой.

   -Так жутко, когда ты лежишь кверху воронкой, прикрыв голову руками и понимаешь, что ты полностью беззащитен, а эти суки... кто-нибудь из молодых не выдерживает, вскакивает, бежит очумелый, а по нему очередями!!Эх!! А страшнее всего в глаза женщин, детей и стариков смотреть, как вот объяснить, почему мы отступаем? Кто виноват, что ни патронов, ни горючего. Мне вот двадцать два, а внутри, наверное, семьдесят за этот почти год сравнялось. Ты не думай - я немного оклемаюсь и буду пробираться к нашим.  

   - Знаешь, Вань, - помолчав, проговорил Иван- лучше ты партизан ищи, наши все равно вернутся. С особистами проблем меньше будет, партизанил ты и все вокруг подтвердят, а из окружения когда выходишь сколько проверок, да и какой особист будет. Попадется скотина-штрафбат, а там почти так же, голый энтузиазм, мат , ранили, значит снимается судимость, убили - тоже неплохо, домой напишут, пал смертью храбрых. 

   - Ты откуда знаешь? 

   Иван чуть не ляпнул, что в книгах и фильмах об этом много чего пишут и показывают, но вовремя прикусил язык. 

   -Да встречался недавно вот с одним таким окруженцем, в госпитале.  

   А вечером тихонько спросил Варю про штрафбаты.  

   -Точно не помню, но летом сорок второго они были, в сорок первом, точно нет.  

   -Значит, я поперек батьки в пекло полез, да ладно, будем надеяться, Ванюшка позабудет про даты. Вот ведь ситуация, вроде, все свои, а постоянно себя окорачивать приходится, как бы лишнего не сказануть.

   Варя с Николаичем отвели Лешего в сторонку: 

   -Извините, извини, Леший, но вот нам неприятно тебя так называть, кличка какая-то, может, человеческое имя скажешь?  

   Тот помолчал, что-то прикидывая, а потом махнул рукой:  

   -Да кому вы пришлые, можете меня заложить, да и нет пока здесь ушлых ГПУ-НКВДешников не наблюдается.Лавр Ефимович Лаврицкий я.  

   -Ух ты , круто Лавр Лаврицкий! - восхитилась Варя.  

   - У нас в семье испокон веков у мужчин два имени - Лавр и Ефим. Мне вот выпало Лавром уродиться. А сынок, видишь ли, Матвеем назван, не знал я того, что сын у меня в восемнадцатом народился! Помыслить не мог, а то бы непременно Ефимушко был, ну да теперь поздно что-то менять. 

   -Значит, так, завтра отметим Победу, - Леший опять истово перекрестился, - а десятого дойду я с мальцами в райцентр и до Березовки, посмотрю, что и как, да словечко нужное кой где оброню. 

   -Лавр, я вот подумала, у меня с собой прилично таблеток-мазей набрано, кой чего свои лекарства, кой чего купила для родственников -просили. У ребят в машинах есть обязательные медаптечки, лекарства более сильного действия, имей в виду, мало ли чего. А Ване Сереброву антибиотик немного надо попить, чтобы кашель его дикий прошел, ты уж как-то поясни, типа- новая разработка медиков, пока засекреченная и только диверсионным отрядам и выдается. 

   -Ох, Ефимыч, врать приходится как сивым меринам и все пользы для, не запутаться бы. - Вздохнул Ищенко.  

   -Варюш, а мазь у тебя какая-то заживляющая имеется? У Матвеюшки-то рана плохо затягивается, я все примочки делаю из трав, да как-то не очень. 

   -Да, есть!  

   - Значит, я его в баньку, вчера протопленную, отправлю, а потом ты его посмотри, а?  

   -В баньку мы, наверное, все не против, после вашего болота-то, да и пацанят погреть не мешает.  

   -Хорошо, малость подтопим. 

   -Леший! Хорош Варвару охмурять! - заорал Игорь.-Ты мне лапти обещал, в ботинках хлюпает!  

   -Матюш, там в дальнем ларе, достань-ка!!   

   Матюша кивнул и с любопытствующим и сующим во все нос Гринькой, мгновенно скрылся из виду, как пропал.  

   -Э, а где ребятишки?

   -Да у меня тут землянок понаделано, чтобы чужой глаз не зацепился.  

   Ребята вынесли несколько пар настоящих, виденных только в книгах, фильмах и музеях - лаптей.  

   -Во, разбирайте! Кому какие подойдут, с вашими обувками, да по лесу - за месяц развалятся!  

    Пока подбирали лапоточки, Николаич вспомнил песню:

   -Эх лапти, да лапти, да лапти мои!

   -Лапти лыковые, вы не бойтесь - пляшитё.

   -Тятька новые сплятеть! 

   Посмеялись, нагрелась банька, по-быстрому помылись, почаевничали.  

   Варя обработала гноящуюся рану Матвея, привязав ему мазь "Левомеколь", приговаривая при этом:

   -У фашиста клятого -боли, у союзничков поганых - боли, а у Матвеюшки– заживи!! - тот застенчиво улыбался, а у Вари сжималось сердце от его ран и худобы.

   Сунула Ване Сереброву желтую капсулу, велела проглотить и вскоре все разбрелись по лежанкам-землянкам. 

   Едва рассвело, Иван, который старший, разбудил Варю, спавшую с детишками: 

   -Варюш, ты просила разбудить!! 

   -Да, да, встаю!  

   Варя вышла на утреннюю зорьку, кругом стояла нереальная тишина, солнышко ещё только просыпалось и нехотя, как-то лениво, начинало подъем. На бледно-голубом небе чуть начинали розоветь темные, ночные облака, и в лесу робко пробовала голос первая пичужка. По траве и низам стволов деревьев стелился туман, все казалось замершим, но воздух был!!

   -Господи, сейчас, в это время идет жуткая бойня!! Эх люди-человеки!! - негромко сказала Варя.  

   -Варь, а сколько, так называемых, конфликтов, было после Великой Отечественной и будет ещё?  

   -Да уж!

   Варвара пошла проверить тесто, ещё с вечера Леший показал ей свои запасы и сильно так удивилась, увидев какой-то глиняный горшок с закваской.  

   Леший пояснил, что он много лет делает закваску -дрожжи на шишках хмеля , ребятишкам ржаные лепешки выпекает. Варя подивилась, она где-то что-то слышала про хмель, но не думала, что такие дрожжи есть реально.

   -Бабы наши в деревнях только ими и пользуются. - прогудел Леший.  

    Замесила она тесто на пирожки, не сильно-то и надеясь, что получится что-то путное, завернула квашню в какие-то тряпицы и оставила в теплой бане, наказав Ивану разбудить её пораньше.

   А сейчас удивленно смотрела на выпирающее из большого таза, хорошо подошедшее тесто.  

   -Надо же!!  

    Все еще сомневаясь, разделала тесто и когда из небольшой избы, где была русская печка, пополз ароматный дух выпечки, мужики, потягиваясь и щурясь на вставшее уже солнышко, потянулись на запах.

   - Умываться, марафетиться и за стол. Гриня, не таскай пирожки, хватит всем. Лавр, твои дрожжи-это что-то, не ожидала!! 

   - Я, голубушка-Варварушка, ими ух сколь давно пользуюсь, сначала плохо получались, а потом, живучи в лесу-то, наловчился. 

    Мужики не заставили себя долго ждать, вскоре все собрались за столом. Матвей и Ваня удивленно разглядывали богатый для них стол, а мужики из 2013-го с грустью думали о том, как сегодня празднует и гуляет Россия.   

   И было поутру три тоста:

   -За ПОБЕДУ!! За РОДИНУ!! Третий же - За погибших.  

   А потом негромко, не сговариваясь, запели, сначала "Вставай, страна огромная!", потом "Катюшу", "Три танкиста", "Землянку", "Смуглянку" и под конец не выдержали - спели "День Победы!!"  

   Как слушали их местные, казалось, они не дышат. А на последней песне встали все, Гринька, мгновенно запомнивший припев, громче всех восторженно голосил:  

   -Этот День Победы, порохом пропах!!  

   Беззвучно пел и Василек, повторяли слова - День Победы!! - Матвей и Ваня, Лавр не скрывал слез 

   -Ох, и уважили, мужики! Одно скажу, силен русский дух!!

ГЛАВА 7.

И весь день мужики были задумчивыми, все в глубине души находились там дома, со своими родными и близкими, как никогда понимали, что вот этот День Победы дома у всех был не радостным. Наверняка сходили с ума от неизвестности родные, а они пока все живые-здоровые, не могли послать весточку из сорок второго. 

   Леший неспешно собирал свой сидор, укладывал какие-то сушеные травки, завязанные в чистые тряпицы, положил мешочек мелкой картошки, Ефимовне на посадку, Гринька с Василем, Костик и Матвей притащили много дикого чеснока, промыли в бегущем неподалеку ручье, Леший принялся заворачивать его в мятую оберточную бумагу.  

   -Че дурью мучаешься. Вон, в пакет клади и все! - удивился Игорь.  

   -Ты чего, умник? - возмутился Иван.- Как он там объяснит, что это такое и откуда, в лесу нашел? Это у нас все ближние леса загажены, можно все, что угодно найти, а здесь если только оружие и то где-то неподалеку от шоссе, скорее проселочных дорог.  

   -Ох, как тяжело за базаром следить! - пробурчал недовольный Игорь. -Трудно к такому привыкнуть, это мы ещё на самом деле удачно попали, а представь -вывалились бы где-то в городе или селе, кругом фашисты и мы в отключке..  

   -И очнулись бы, в гестапо. Это да! – вздохнул Николаич. -Мы с Варварой с нашим-то давлением уже бы там были! - он указал пальцем на небо. И удивленно произнес:- Э, а я третий день свои обязательные, будь они неладны, наркомовские, таблетки от давления не пил и вроде ничаго, как Гриня скажет.  

   -Точно, Николаич!! Если суждено вернуться нам, жена тебя не узнает, скажет, вали отсюда, аферист. А у меня мамка -паникерша, небось вся уже изрыдалась, да и жениться вот собрался, - задумчиво произнес Игорь, - эх, невезуха. Что такое не везет?  

   -Не везет, это когда руки или ноги оторвало снарядом, или в плен, суки, раненого, - буркнул сидевший тут же Серебров, - остальное все, наоборот хорошо, живой- значит, ещё этих гадов покрошу!! 

    И увидев, как вскинулись Иван и Сергей, махнул рукой:  

   -Да не суетитесь вы!! Понял я, что вы не отсюда, много чего в вас настораживает, вон одежда, вид у вас непривычный, вы такие , как бы это сказать, видно, что не хлебанули вы войны - не видели бомбежек и отступления. Слов много непонятных: мобила, комп, интернет - с трудом произнес он незнакомое слово, -но вот после песен понял я что вы наши, что ни на есть, русские, а откуда вы не столь важно, лишь бы этих сук побольше уничтожить!!  

   -А и верно, - прогудел Леший, - раз ты такой внимательный, чего уж скрывать, пока мы все в одной каше будем вариться. Матвейка тоже такой догадливый?  

   -Да, мы ещё вчера обратили с ним внимание на... - он задумался, подбирая подходящее слово, - необычность ихнюю. -Но трудно представить вот, например, Игоря, засланным фашистами!!  

   -Но, но, но, ты это не очень, я ведь не посмотрю, что ты худой и кашляешь, за такие слова и схлопотать можно!! Моя бабуля Орденом Славы третьей степени награждена и медалью «За боевые заслуги», не считая там всяких юбилейных, за спасение раненых!  

   -А какие ещё наградные давали нашим? -заинтересовался Матвей.  

   -Много чего, солдатам -самые почетные:Ордена Славы трех степеней, ну это как в царской армии был Георгиевский крест, медали: За Отвагу, За Боевые Заслуги, звездочка, конечно, самая высшая -Герой Советского Союза, то есть. А у военачальников , там «Орден Победы» с брильянтами, ещё ордена Суврова, Кутузова, Нахимова, медали всякие - за оборону Москвы, Ленинграда, Киева - ещё города, потом за освобождение Праги, Будапешта, за взятие Берлина, за победу над Германией, а уже осенью сорок пятого японцы нарвались.Там совсем быстро их уделали, - добавил Иван-большой, - кстати, Георгиевская ленточка сейчас у нас повсеместно, на день Победы, все стараются приколоть или прицепить на грудь.  

   -А мелких пацанов и девчушек в военную форму родаки одевают, прикольно, идет такой карапуз в гимнастерке, галифе и пилотке и цветочки дедам дарит.  

   -Что такое прикольно?  

   -Ну смешно, любопытно. 

   -Вот, на таких словечках и засыплешься ты, Игорек. - Проворчал Сергей.

   -А меня туда не пустють, рожей не вышел, блин. Эх, а я бы поглядел на этих вояк!!  

   -Эти вояки пока что, на коне, пол Европы под ними, а у нас ещё Сталинград впереди.- Проговорила Варя.  

   -А что Царицын-Сталинград? - заинтересовался Леший.  

   -Если совсем коротко:все лето наши будут отступать, допятятся до Сталинграда, а там упрутся, город разрушен будет до основания, Волга будет гореть от горючего, но к концу года начнут гады получать по зубам, итальяшек под орех разделают наши, к новому году вся Шестая армия под командованием Паулюса, вроде фельдмаршал он? Да, точно , попадет в окружение, в январе сорок третьего сдастся в плен, в Германии будет трехдневный траур. И станет эта Сталинградская битва началом конца фашистов, потихоньку-помаленьку начнут наши зубы им выбивать, летом, в июле будет Курская битва, вот там окончательно станет ясно, что будет им .. - Варя замялась, подбирая слова.

   -Большой трындец!! - дополнил Игорь.  

   Леший, Ваня-младший, Матвей и пацанята слушали их затаив дыхание, как какую-то чудесную сказку.

   -Господи, дожить бы до сорок пятого, до Победы! - Как-то торжественно сказал Леший.- Вот я - кадровый офицер царской армии, много чего видевший в эту дурацкую революцию, волею судьбы оставшийся здесь, не уехавший в эмиграцию, хотя была возможность, живущий здесь под неусыпным надзором ГПУ-шников, сильно не любящий коммуняк, как нормальный русский человек, мечтаю сейчас только об одном, чтобы как можно больше уничтожить этих завоевателей, третий рейх или как там ещё!! Сидели бы в своем Дойчлянде, сколько горя и крови на их совести - слушаю вас, и душа распрямляется, опять повторюсь:

   - Велик русский народ! Неважно, кто ты по национальности: грек, татарин, калмык, казах, самоед, осетин , все мы- Русские и нет такой силы, способной сломать нас! Ещё Федор Тютчев, больше семидесяти лет назад сказал:  

   -Умом Россию не понять, аршином общим не измерить.

   У ней – особенная стать!

   В Россию можно только верить! - встав, торжественно прочитал он.

   - Горжусь своей Рассеей – матушкой!! 

   -Да, тут ты прав, нас понять невозможно! - согласились все.

   Утром ушел Леший с ребятишками, оставшиеся мужики сноровисто стали обустраиваться: рубили отмеченные ещё с осени хозяйственным Лешим погибшие деревья, аккуратно обрубали сучки, укладывали в штабеля стволы и стволики -работа кипела. Ивана-маленького, как слабого, определили Варе в помощь, а он и рад был помочь женщине, которая дала ему одну чудную таблетку , капсулой называется, мучивший его всю зиму жуткий кашель заметно ослаб. Варя улыбнулась радостно сказав, что пара-тройка этих капсул поставит его на ноги.   

   А Леший с ребятишками, надевшими сверху на необычные костюмчики свое рванье, неспешно шагали в Раднево. Леший переносил через большие лужи своих пострелят, частенько присаживался отдохнуть, видя как упрямый Василь идет из последних сил, но на руки к нему категорически отказывается. На постах их долго не задерживали. Почти все немцы знали -этот громогласный Берг-манн (Человек -гора) люччий фройнд герра Краузе и его сына, а страшный Кляйнмихель его уважительно величает-Гроссёгер! 

   Вот и добрались до Раднево часам к пяти.Оставив ребятишек возле пустынного в этот час базара, мальчишки присели на пустой прилавок и нахохлились, как два воробья, Леший пообещав, что он быстро, пошел доложить Кляйнмихелю, что для охоты все готово,

   ''Чтоб вы, гады, утопли в болоте!''

    Из стоящего неподалеку дома районного полицая и и стародавнего знакомца, вывалился пьяный и злой Бунчук.   

   Ему сегодня сделали серьезное внушение и предупреждение за бардак в его деревне -два дня назад заявился к отцу Фридрих Краузе и кто знает, что ему понадобилось у полицаев, но зайдя туда, он увидел, как сказал бы Игорь - 'картину маслом'. Из пяти полицаев, находившихся там включая и Бунчука, три не могли даже головы поднять, а Викешка все же сумел встать, качаясь. Правда, сразу же улетел в угол от кулака Фридриха. Тот не стал орать, брезгливо вытер свою перчатку о занавеску, серую от грязи впрочем и указав на самого трезвого полицая, трусливо вжавшего голову в плечи, произнес:

   -Через день-этого в управу! 

   И вломили Бунчуку знатно, а поскольку ему сказать было нечего, он молчал, зверея про себя-его, такого услужливого не ценят совсем, а он сколько уже сделал для новой власти: список коммуняк и комсомольцев ещё до их прихода заранее написал, не его вина, что многие из этого списка успели смыться. Выследил и доложил лично Кляйнмихелю про жену Решты -зам главы коммуняк. Хотя выслеживать и нечего было , донес сосед, что она осталась у друзей. И что с того, что бабенка лежала не вставая?? Муж-враг, вот и отвечай. Были на его совести две семьи местных полу евреев, мстил Бунчук всем, кто хоть как-то был виноват в том, что когда-то он из успешного непмана превратился в бандита-бродягу-уголовника.Жалел, ох как жалел он, что не сумел насладиться местью своему заклятому врагу-Никодиму Крутову. Жила в глубине его души мыслишка, что жив гад Никодимушка, уж больно изворотлив был мужичонка. Вот и нажрался с горя мутной вонючей самогонки у знакомого ещё по тем временам, теперь тоже полицая, Перхова Мотьки. Злоба кипела в нем и рвалась наружу, а тут такое везенье -сидит паршивец этот, чистый Никодимка, на базаре, вокруг никого и взыграло ретивое.

   Широким шагами, пошатываясь, он попер к ребятишкам.  

   Гринька увидев его, сжался:  

   -Василь, беги до комендатуры, может, Леш выйдеть уже.  

   Василь бочком соскочил и побежал к комендатуре.Там у входа жестами стал показывать, чтобы вызвали большого человека, но часовой не понимая его, только отмахивался и отгонял. И тут открылась дверь и на крыльцо вышли два немца, одного Василь запомнил хорошо-он не стал толкать его в большую лужу, а жестом велел Гриньке забрать и подождал, пока они уйдут с дороги.   

   Василь умоляюще сложил руки на груди и стал смотреть на этого немца.Немец равнодушно глянул на него, потом как-то замер на секунду и внимательно всмотрелся в умоляющие глаза ребенка.  

   -Вас ист лос? - спросил он. 

   Василь дрожащей рукой показал на рынок, где Бунчук взяв Гриньку за шкирку, громко орал и уже замахнулся .

   -Руди, шнеллер!

   Герберт фон Виллов, узнал мальчишку, вернее его необычные глаза. А когда тот указал в сторону пустынного рынка, где какой-то полицай начал лупить худенького киндера, весь подобрался.  

   -Руди, шенллер!  

   Фон Виллов быстро зашагал туда, одно дело, когда мужики разбираются, а тут мелкий киндер и здоровый менш.  

   Герберт дотронулся до плеча мужика, обычно, едва завидев офицера, эти унтерменши вытягивались в струнку и подобострастно кланялись. А этот, резко сбросив его руку, опять замахнулся на киндера, говоря какие-то странные слова:  

   -Никодимово отродье!!  

   Фон Виллов теперь уже со всей силы рванул этого полицая на себя и развернув, с удовольствием впечатал в его красную, жирную, воняющуюю перегаром рожу, кулак. Тот выпустив пацана, отлетел к прилавку и заревев быком, вскочил:

   -Суука я тебя! 

   -Хальт!! - возле его ног прогремела автоматная очередь.Тот остановился и только тут, увидев, на кого он пытался броситься, упал на колени, прямо в лужу. 

   От комендатуры на звуки автоматной очереди бежали патрульные и семимильными шагами несся какой-то огромный мужик. Опередив патрульных, он в секунду, взглянув на сжавшегося, плачущего Гриньку, все понял и не останавливаясь, с разбегу пнул ногой полицаю в рожу. Тот взыв, упал рожей в лужу.  

   - Утоплю, сволочь, в этой луже!  

   -Найн! - раздался за его спиной голос Кляйнмихеля, который перед этим разговаривая о предстоящей охоте, дошел с Лешим почти до выхода и теперь тоже подошел сюда.

   -Найн!! Дизе ... - он проговорил по-немецки длинную фразу.  

   -Ну если так, то ладно, а то я его сам, голыми руками удавлю!!

   -Найн! - подоспевший переводчик перевел для Бунчука: 

   -За нападение на офицера Германской армии, неповиновение властям -смертная казнь!!  

   Так и стоявший на четвереньках в луже Бунчук, пополз было к Герберту:  

   -Я не хотел, не узнал ... - пытаясь поцеловать сапог, но кто ж ему позволит. Патрульный брезгливо повел автоматом: 

   -Штейауф!! Шнеллер!

   Через два дня, на площади возле комендатуры согнанные под дулами автоматов, местные жители наблюдали радостную для многих картину.  

   Избитого, с лицом, превращенным кем-то в кровавую лепешку, на помосте стоял... Бунчук-кровопийца, предатель и гад. Переводчик четко выделяя слова произнес:  

   -За нападение на офицера Германской армии , бывший полицейский Бунчук приговаривается к смертной казни, через повешение!

   Как рыдал, упавший на колени Бунчук, как он полз по помосту к немцам, умоляя помиловать его. Кляйнмихель, поморщившись, махнул рукой и Бунчука, извивающего и орущего, все-таки вздернули. 

   -Странно, - заметил Кляйнмихель, - эти коммунисты, партизанен, фанатики, умирают, я бы сказал, достойно, а вот такие... отбросы, мерзость!!  

   Угрюмая толпа начала расходиться. И не было в ней ни одного человека, кроме притихших полицаев, кто бы пожалел Бунчука. Собаке-собачья смерть!  

   Леший в первые же минуты, когда Бунчука повели в гестапо, низко поклонился фон Виллову и произнес на хорошем немецком :  

   -Искренне благодарю, герр майор! Вы спасли моего, пусть неродного, но моего внука!! Премного благодарен, буду рад видеть вас с герром майором Кляйнмихелем на охоте! Я теперь ваш покорный слуга!  

   -Слуг мне не надо, а про охоту, я подумаю! - как всегда сухо, ответил Герберт.  

   -А скажи-ка мне, Фридрих, с чего бы это сухарь фон Виллов полез за грязных киндеров заступаться? - в тот же вечер за рюмкой шнапса поинтересовался не доверяющий, наверное, самому себе, шеф гестапо.  

   -О, это родом из нашего детства!-вертя в руках опустевшую рюмку, задумчиво ответил Фридрих. - Мы же из России приехали, когда Паулю было только восемь, он не имея рядом немецких сверстников, очень смешно говорил на дойч. Вот местные мальчишки уже там, в Дойчлянде, его постоянно дразнили, Пауль не терпел издевательств и лез в драку. Я уже в гимназию ходил и не всегда был дома. Так вот, Паулю доставалось, частенько он приходил с синяками, разбитым носом, но не отступал, примерно как сейчас в своих исследованиях, никогда не отступает. Ну а тогда неподалеку, в пустующем по соседству доме, поселились небогатые, да почти совсем бедные дядя с племянником, дядя хватался за любую работу, а племянник- худой, жилистый мальчишка, сразу же дал отпор всем местным, что попытались было его отлупить. Драться, надо сказать, он умел, даже мне, помнится, прилетело. Так не знаю уж почему он взял Пауля под свою защиту, пару раз крепко отлупил зачинщиков и отведавшие его костлявых кулаков отстали. Это и был, как ты понимаешь, Герби. Меня он тоже отлупил из-за Пауля. К слову сказать, именно из-за Герби мы с Паулем и стали заниматься боксом и всякими видами борьбы. Пауль, чтобы уметь давать сдачи, а я... - Фрицци засмеялся- я горел желанием, как-нибудь отлупить Герби! 

   -И как?  

   -А никак, этот худой, кажется, засушенный, мужчина, очень редко когда получал в драках, больше от него, никогда с детства не терпит, когда мелких обижают более сильные. Уверен, если бы киндеры меж собой разбирались, он бы равнодушно прошел мимо, а здесь здоровый мужик и полудохлый киндер, вот Герби и вмешался.  

   - Ты знаешь, я даже рад, что так вышло, уж очень много жалоб было на этого Бун...тчу...ка было. Вот и твой фатер обмолвился, что у него пропало уже пять овечек. Местные сам знаешь, на такое не пойдут, а мне тут нашептала одна птичка на ушко, что следы идут к этому. Пришлось бы долго и муторно разбираться, искать спрятанные или уничтоженные улики, а так раз - и готово. Так что эти пьянчуги теперь будут всего бояться, да и орднунг обеспечен. Прозит! 

   А Герберт вертел в руках записку дяди Конрада, что лежала в посылке, переданной с надежным человеком:пара бутылок коньяка, две коробки отличных сигар, три банки кофе, большая плитка шоколада и небольшая записка.

   Дядя писал, что все в порядке, сообщал немудреные новости из имения: Мири полностью оправилась от болезни, насажала столько, что боится не справиться с большим урожаем, делает заготовки-и она, и дядя, очень скучают по нему и переживают, пусть он бережется от заразных русских болезней, что они его ждут. Лошадки принесли приплод, только вот у собаки, ощенившейся совсем недавно, остался всего один щенок, но злой и кусачий, вырастет в хорошего пса, уже заметно, про наконец-то пришедшую в Фатерлянд настоящую весну. Передавал поклон от Пауля, виделись недавно.   

    А Герберт переводил:был у них с дядей освоен иносказательный язык, понятный только им двоим: Мири оправилась от болезни, расследование по поводу гибели невесты полностью завершено, все в порядке. Богатый урожай - много раненых и убитых на восточном фронте, беречься от русских болезней - завязли и надолго в России, один щенок - это взяли нового конюха, которому можно доверять. Поклон от Пауля -остерегаться его старшего братца и дружка Кляйнмихеля. 

   Полицаи в Березовке притихли, никому не хотелось повторить судьбу Бунчука, тот по пьянке всегда хвалился, что у него связи большие и чихал он на всяких Краузе.  

   Еремец, постоянно пытавшийся подгадить Бунчуку, теперь назначенный старшим у Бярезовке, всерьез задумался - а не поспешил ли он тогда, осенью? В сентябре, глядя на бесконечный поток беженцев и отступающей армии, казалось, что вот еще немного и сгинут ненавистные Советы. А Советы не только не сгинули, а ещё и отогнали немцев от Москвы. И никому не признаваясь в этом, Еремец тысячу раз перекрестился, что их лес, знаменитый, был далековато и эти партизаны, объявившиеся сразу же после прихода немцев, у них не появляются.  

   Сколько уже случаев было -и взрывали, и расстреливали попавшихся полицаев, вон совсем недавно сожгли живьем старосту в Михнево, вместе с полицаями, отмечавшими день рождения старосты у него на дому, никто и не выскочил.  

   Хитрый, изворотливый, никогда не выпячивающийся при Советах, Еремец начал бояться и всеми силами пытался как-то извернуться, но похоже, сейчас было только два выхода: или продолжать верно и преданно служить, или будет ершиссен. Да и жена, поначалу ходившая по деревне, задрав нос, понемногу начала забывать про гонор, все больше сидела дома общаясь только с женами других полицаев и сплетницей Агашкой. 

   Еремец зашел было на огонек к деду Ефиму, поговорить за жизнь, но дед охал и кряхтел на печке, ныл, что "усе кости болять, не иначе, як помрёть ускоре". Гущев в зиму замерз спьяну, а Шлепень только огрызался и бурчал себе под нос.  

   -Иди ты, Еремец, самому тошнее тошного, ты у своёй хате живеш, а у мяне батькова хата уся в разоре.  

   Шлепень недавно будучи в Радневе, встретил свою стародавнюю подружку-Милку. Она, жеманничая и хихикая, шла по центральной улице, уцепившись за руку якогось приезжего фрица, на Шлепеня, довоенную свою любовь, даже не взглянула

   -"Як яго и нету навовсе. От и верь бабам, посля всяго!"- сплюнул тогда Шлепень и пошел, чертыхаясь про себя.  

   Хотел было по старой памяти, приударить за Стешкой, куда там. Стешка, не стесняясь в выражениях, напомнила, где она яго видала, да ешчё и фриц этот - повар Шооммеровский, постоянно показывал ему кулак, говоря:  

   -Стьеша ист майн швистер, нихт, не трогат!

   И чё перся через всю страну сюда, жил бы да жил в Красноярском крае, бабенка ласковая имелась, нет, захотелось посчитаться с обидчиками, а где они, те обидчики??  

   Кто удрал, кто на фронте, дотянись вот до них, а вымещать, как Бунчук, злобу на заморенных Родькиных пацанах- противно, да ещё и Ефимовна, которая в бытность его учеником, всегда Шлепеня отличала, хвалила за хорошую память и соображение, теперь с презрением смотрит. 

   И мрачнел все больше Шлепень-Слепень, понимая что сам себя загнал в такую задницу.

   А когда дошла до них весть, что скоро начнут менять их, какую-то часть, у кого нет женок, отправят куда-то на Украину, ближе к Польше, а тех головорезов - сюда (наслышан был Шлепень о массовых расстрелах, проболтался по пьяной лавочке вечно молчавший Шкуро и фамилия-то подходящая какая!! - который и начинал служить у полицаях, как раз у тех мястах) совсем стал неразговорчивым Шлепень-в пьянках участвовал, но мало пил и говорил, больше слушал, мотая, так сказать, себе на ус. И решился про себя, на разговор с Лешим, ждал, ой как ждал он его появления  

   Карл Краузе тоже ждал Лавра и поговорить, и решить некоторые проблемы.  

   Леший же не спеша сходил в церквушку, истово перекрестился и помолился у иконы Заступницы земли Русской -Казанской Божией Матери, послушал пение батюшки и, шикнув на мельтешащую у него перед глазами Агашку, пошел на выход.  

   Теперь уже Агашка крестилась ему вослед.  

   -От ума отставил, Лешай! - испуганно пробормотала она.  

   -А нечаго под ноги людям кидаться и усе унюхивать! Защитник твой у Радневе на пятле висить, угомонилася бы тожа! - шумнул дед Ефим. 

   -А я чаго? – отскочила от него Агашка.  

   -От и иди у хату! Люди молитвы возносють, а ёна мешаеть усем. Скажи, батюшка, что с Господом надоть у тишине гаворить?   

   -Истинно так!   

   Агашка попятилась и незаметно выскочила из церкви. 

   -От воздух сразу посвяжее стал!  

   Леший пошел к Крутовым, Ефимовна уже усадила мальчишек за уроки, а сама суетилась у печки. 

   -Проходи, гость дорогой и желанный, картоплю вот только запекла, малость осталОся на еду-то. Гриня гаворить, Василь сильно болел?  

   -Да, ноги промочил, в луже долго стоял, пока эти проезжали, колонная целая, но Господь милостив, вылечили .У меня перед самой войной-то высокие гости охотились, один горлом маялся, кашлял сильно, ну и порошки какие-то пару штук принял - все прошло, а пяток мне оставил, вот и пригодились. Я-то лечусь всегда по старинке: баня и стакан настойки, утром встаю как новенький, дитю этого не дашь.  

   -Знаешь, Леш, а ведь мальчонка-то, когда наши придуть и мы живы останемся, ох и далеко пойдеть по ученой части, головастый! Только вот сейчас-то молчать може и лучшее -да и всяго годов-то восемь, а потом.  

   -Ну наши придут -подлечим, может и жив старый наш курилка -Самуил, а у него опыт-то огромнейший, найдет способ. 

   -Да, если жив!  

   -А вот верю я, что жив он сейчас и штопает солдатиков, таланту-то врачебного, великого. В России-матушке при царях-императорах земские врачи-то все умели, а Самуил старой закваски

   -Дожить бы только до наших-то, посмотреть на них, родимых, вздохнуть свободно вот, не оглядываясь и по улице пройтись, не пригибая головы.  

   -А ты верь, Марья, верь, придут наши, ох и наподдадут они фрицам. Сама знаешь, мы долго запрягаем, но уж если запрягли!!За нами ещё Урал и Сибирь, севера, жилы небось, из себя тянут, кто там, получат завоеватели свое, кто с мечом к нам - тот и ... не умеем по другому-то! 

    -Леш, я чаго хочу сказать-то, помнишь Ядзю Казимировну? 

   -Ну, кто ж такую женщину не помнит, это ж на всю округу первая красавица, а при НЭПе сколько богатеев её добивалися, а так ведь никто и не знает, чей Казик сын у неё, умеет секреты хранить красавица-полька.  

   Марья улыбнулась:  

   -Знаю я, чей ён сынок, да не об этом речь, еле ходить Ядзя-то, боится, что совсем свалится. Просила помочь найтить ей женшчину, чтобы приглядывала за нею.Стеша бы подошла, да разве Краузе отпустить? Можа, у тябе есть кто на примете? Ядзя-то мало кому доверяет, а и правильно!! 

   Леший сделал вид, что задумался, а сам в душе ликовал, Варю пристроить получится к хорошей женщине, надежной. С аусвайсом он уже надумал как быть - "ай, да Марья, сама того не подозревая, здорово помогла Лешу".  

   -Навещу-ка я сам Ядзю, думаю, смогу ей помочь.  

   -А и славно будеть.  

   -Стешку ждать тогда не буду, скажи , вскоре опять появлюсь!  

   Леший потопал в Раднево, сходя с дороги через канаву на край опушки, при звуке едущих машин. Так грязь не долетала до него, иной водитель, увидев идущего человека, нарочно прибавлял скорости, обрызгать посильнее и вдоволь посмеяться над русским. 

   - Уроды! - мрачно думал Леш, глядя на этих лихачей.  

   Вынырнувшая из-за поворота легковая машина с танкеткой в сопровождении, резко притормозила, выглянувший шеф гестапо пролаял:  

   -Господин егер, битте!  

    Леший, не раздумывая, полез в машину.  

   -Данке, герр майор!  

   Немного поговорили , Кляйнмихель наслаждался разговором с этим таким дремучим на вид, но весьма умным русским, который не заискивал, а держался с достоинством. Вот что значит настоящий русский -он знал, что у Леша имеется вполне приличное звание офицера царской армии и высшее военное образование. Вот и сейчас он, хитро прищурившись, спросил:  

   -Варум герр офицер царской армии не идет служить новой власти??  

   -Увольте, герр майор, одичал я в лесах-то своих за столько лет-то, да и не интересны мне людишки, вот лес другое дело. Он и поит, и кормит, зверушки, они намного благодарнее и благороднее людей. Я уж с лесом-то сросся, такой же вон дуб, корнями на большую глубину ушедший!- он кивнул на несколько больших дубов, росших в небольшом отдалении от березняка. - Я уже в силу возраста и подзабыл многое, так что не обессудьте, нет.  

   -Я так и знал, гут. Что с охотой?? 

   -Да надо малость подождать, зверь после зимы-то исхудалый, пусть немного поднаберет в весе. С месяц-полтора, а там все и устрою.  

   -Гут! - немец поинтересовался, где его высадить в Раднево. 

   -Так возле комендатуры и выйду, мне там недалече, навещу свою старую подругу. Заболела, сказывают, сильно.  

   И видя, что фашистина хочет поинтересоваться, кто же эта подруга, сам сказал:  

   -Полячка тут у нас живет -Ядзя, ох и красотка была в свое время, но разборчивая!

   -Ах, зо? Эта женщин , актрис местный?  

   -Ну я бы сказал, по-другому, руководитель местного драмкружка. Какие постановки они ставили, в наш местный Дом культуры аж из самого Орла приезжали на спектакли, да, звали её в область, а она ни в какую.   

   -Гут!   

   Немец, казалось, потерял к нему всякий интерес. У комендатуры Леш вышел, поблагодарил Кляйнмихеля и, не спеша, и не оглядываясь, пошел к Ядзе.

   Как обрадовалась ему Ядвига Казимировна Сталецкая.  

   -Лавруша! Ты пришел меня специально навестить? - мягко произнося букву "Л", спросила Ядзя.  

   -Да, моя стародавняя боевая подруга, я вот тебе немного ягод сушеных, медку каплю принес, давай-ка, как в старые добрые времена, почаевничаем?  

   И долго сидели Леш с Ядзей, наслаждаясь и чаем, и разговором.  

   -Что ж ты вздумала болеть-то, ведь Казика надо дождаться?  

   -Ох, дождусь ли, они вон пол-Европы на колени поставил?

   -Сравнила, гнилая Европа и мы -азиаты, немытая Россия. Как славнейший наш полководец, Александр свет Васильевич Суворов говаривал-то, напомнить?   

   Ядзя улыбнулась:

   -Помню, помню!

   -Я тебе больше скажу, Ядзинька, - Леш понизил голос, - был у меня незадолго перед войной беглый один, человек, медиум ли, предсказатель, не столь важно, он уже почти и не дышал, Волчок его учуял, ну я и подобрал, Божья ведь душа.  

   -Ох, Лавр, мало тебе было науки с Бунчуком? 

   -Не по-Божески это, проходить мимо сильно нуждающегося, беспомощного.Так вот, выходил я его, а он перед тем, как уйти, и предсказал тогда. Как сейчас помню: глаза какие-то странные стали и голос изменился:  

   -Вижу, - говорит- горе и слезы, много крови прольется на нашей многострадальной земле, но все превозмогнет народ наш, победит красный петух!! Война грядет страшная, но соберется с силами народ и получат вороги, что заслужили, закончится война в логове ихнем!  

    Я тогда и не поверил сильно-то, мало ли, блаженненьким каким стал после всего пережитого, год-то был тридцать девятый?А ещё сказал он так: первые два года будет очень трудно, а потом повернется вспять все и пойдут доблестные воины вперед, на чужие земли, гнать супостата!!

   Леший смешал в кучу все: на самом деле он выходил чудом сумевшего сбежать молодого мужика, на самом деле он предсказывал скорую войну, много горя, что победа будет наша. А вот конкретных сроков не говорил, это Леший уже от своих необычных гостей узнал.  

   А Ядвига была проверенная-перепроверенная, любовь всей жизни его друга ещё по тем давним, дореволюционным временам, бесследно сгинувшего в гражданскую войну, так и не узнавшего, что у него родился сын, Казик - вылитый он.  

   Ядзя внимательно выслушала Леша, не сказала ни слова, но у неё внутри, как бы включили свет - она просто засветилась вся. 

   -Лавричек, ради этого стоит жить!! Да и не такая уж я и немощная. Просто не могу я этим... спектакли ставить, пся крев! 

   Леший ещё долго и обстоятельно обговаривал с Ядзей все детали предстоящего появления в жизни Ядзи приживалки. И остался ночевать - надо же было подтвердить слова, сказанные Кляйнмихелю, что Ядзя его стародавняя подруга.

ГЛАВА 8.

В лесу между тем кипела работа, Ищенко после обеда вдруг как-то ни с чего захохотал, минут пять не мог успокоиться, потом вытирая слезы, сказал: 

   -Иван, у тебя все веревки собраны, найди какая покрепче, для меня.  

   -Ты чего? - Вылупилась на него Варя.  

   -Николаич, ты вешаться что-ли надумал? - съехидничал Игорек.  

   -Не, Игорь, у нас впереди ещё много дел, надо тут немного нашим помочь, раз уж здесь оказались, а веревка мне нужна, - он опять загоготал, поднял свитер и все увидели его джинсы стянутые между петельками для ремня кусочком проволочки.- Я сегодня в пылу работы их чуть не потерял, прикрутил вот проволокой. А к вечеру дошло - схуднул я. Это теперь я как в Галькиных штанах буду ходить.  

   -Каких галькиных? - не понял никто. 

   Ищенко опять заржал и пояснил: 

   -Был у нас на работе водила один, Женька Синюков - Синяк звали проще, шебутной такой, юморист. Так вот приходит на работу, а джинсы как-то сильно на заднице обвисли.  

   -Женьк, ты что-то так сильно похудел, глянь, штаны сваливаются.  

   -Да, бля, Галькины - жены, одел! "

   -Вот и я теперь в Галькиных штанах. 

   Тут Варвара молчком подняла свою тунику и опять ржали все, у этой джинсы были на веревочке.  

   -А я, между прочим, стал себя бодрее чувствовать!- проговорил Толик. - Наверное от того, что вот уже неделю на природе живу. Почти как в многодневном походе.  

   -Да, ещё бы фашистов в нем не было, совсем клёво бы было.  

   Все помрачнели, прекрасно осознавая, что попали знатно: вернутся или нет домой назад, в свое время, об этом вслух никто не говорил, да и суждено ли им выжить, война–то настоящая, не киношная.  

   -"Нас ждет огонь смертельный, но все ж бессилен он", - негромко пропела Варя.   

   И как-то дружно все подхватили:  

   -"Сомненья прочь - уходит в ночь отдельный, десятый наш десантный батальон."  

    А уж последние строчки пели неосознанно встав, как бы печатая слова:

   -"Когда–нибудь мы вспомним это, и не поверится самим..

   -А нынче нам нужна Победа!

   -Одна на всех, мы за ценой не постоим!!"

   Помолчали...

   -Мы конечно, не десантура, но тоже не пальцем деланные, у каждого есть или фронтовики, или труженики тыла, они смогли дойти до Берлина, а мы, их продолжения, тоже как бы не должны быть гнилыми. - Серега, ещё неделю назад бывший крутым бизнесменом, привыкшим свысока смотреть на многих, заметно изменился и стал для них, попавших в сорок второй, просто Серегой - какие тут понты, когда попали в такой крутой замес.

   - И быть нам ребятки - ДИвО.  

   -Эт чё за диво? - тут же спросил Игорь.  

   -Диверсионный отряд, это здесь у Лешего ребята знают про нас, а случись встреча с партизанами?? Рассказать, что из двухтысячных-тут же сумасшедшими объявят и к стенке, во избежание? А так, в глубокий, пока ещё тыл - диверсионный отряд. Цель-разведка в глубоком тылу, ну там настроения населения, этих фрицев, выискивание, скажем, слабых мест в их орднунге.Это для партизанского начальства, а для простых людей-разведчики и всё. Давайте, раз пошел такой разговор, сразу и определимся, что и как говорить не своим. Свои пока у нас вот они трое, да ребятишки, с остальными только ни о чем, ну да мы все взрослые, понимаем что к чему. Тем более, мы-то знаем, что было дальше. Шагать нашим ещё до сорок пятого, не перешагать, пока вот задом пятиться будем до осени. 

   Раздался какой-то зудящий звук, типа как далеко-далеко что-то пилили.  

   -Летит, гад! Ховаемся! - тут же сориентировался Иван-маленький.- Он, сволочуга раз в неделю, а то и чаще над лесом кружится. Выискивает. 

   И все замерло в лесу. Мужики сидели у открытой двери легендарной землянки,

    сейчас-то попривыкли, а в первый день все воспринимали землянку, как классно выполненную копию, экспозицию в музее.  

   -Слышь, Вань, а это мы хорошо попали, спутников нету, а то бы хана нам сразу пришла и веревки не понадобились!– негромко проговорил Игорь.  

    Матвей и Ванюшка тут же заинтересовались что такое спутники. И слушали как заманчивую сказку, про спутник, про космос -привычный для попаданцев и такой нереальный для вот этих двух бойцов Красной армии. А узнав, что первым полетел в космос именно их, советский человек, летчик Юрий Гагарин, чуть постарше их -возбужденно заговорили:  

   -От это да! Всем нос утерли!  

   И долго еще пытали мужиков, о том что будет дальше. Игорек помалкивал, а Иван-большой и Серега долго поясняли и рисовали на земле всякие спутники и ракеты.  

   -Чудно все равно, вот навроде все понимаю, видно же по вам, что вы другие, но не воспринимает мой мозг всю эту историю, кажется, что фантазируете вы? - Задумчиво протянул Ваня.

   Явившийся через три дня Леш как-то долго и напряженно вглядывался во всех, особенно внимательно смотрел на Варю, потом кивнул сам себе и улыбнулся:  

   -Так даже лучше!!

   -Ты нас пугаешь, Леш, что случилось? - Иван настороженно смотрел на Лешего.  

   -Хочу сказать вам, други мои-вы начали молодеть! 

   -Это как? 

   -Время вспять, особенно это заметно по Варе и Николаичу, вы-то все помоложе, а вот они лет по пять скинули. 

   -И чё? - вылупился на него Игорь. -Мы тут вторую неделю, если по пять лет зараз, то я через полтора месяца младенцем стану? Во попали!!  

   -Да ты-то как раз не изменился, а с этой щетиной отросшей старше кажешься, да и Костик в своих годах остался. Может, это только на самых старших действует, омоложение-то?  

   -Я чё-то в школе читал, там из уродца карлика красивый мужик получился, дальше ни фига не помню, вроде потом назад опять страшилкой стал? Варь?Ты наверняка про это что- то да вспомнишь?  

   -Ты знаешь, не помню, классе в пятом читала и забыла, помню что звали мужичка Тони Престо.  Что- то про него было- то?А, - она улыбнулась- маленький типа карлика после чудодейственного препарата стал высоким красавцем, вроде и наоборот, опосля!

   -Во, если так ща помолодеешь, а дома - бац и опять старушка.  

   -Обрадовал, не хочу ни молодеть, ни стареть, какая есть: мои года - моё богатство!  

    Леший вздохнул:

   -Ладно, Варюш, нам с тобой пошептаться надо немножко, пойдем, вон там на пенечках посидим.  Матюш, разбери сидор пока, да там поаккуратнее, в кулечке семена Ефимовна на обмен дала. Огородик вот свой посодим, я ж каждый год лук, чеснок, морковку, свеклу, всякие травки-приправки сажаю. 

    Пенечки были любовно выпилены типа деревянных креслиц, сидеть в тени высоких кустов было очень приятно. Леший помолчал, потом вздохнул:  

   -Варюш, я тебя в приживалки договорился, в Раднево, но только прежде чем ты туда пойдешь, надо много чего запомнить.Ты же в оккупации не была, а проколоться в один момент можно, стукачей развелось видимо-невидимо. Вот, смотри!  

    Он достал из внутреннего кармана своего лапсердака какую-то серую книжицу, протянул Варе.  

   Она взяла: на безобразной бумаге, на обложке красовался орел, держащий в лапах свастику в круге и ниже надпись PERSONALAUSWEIS-внутри фотография женщины, очень похожей на Варю, только вот прическа...

    Гладко прилизанные, темные волосы, а так да, похожа и имя такое же - Варвара Матвеевна Язвицкая, сбоку от фотографии два отпечатка пальца, на правой части документа на немецком перечислялись приметы, даже цвет глаз не забыли.  

   -Варюш, это просто чудо, у тебя и цвет глаз и рост подходящий. Этот аусвайс мне достался от погибшей женщины, так что тут бояться нечего, она из беженцев, пробиралась в Брянск -там какая-то стародавняя подруга проживала, но вот заболела и сгорела за неделю.Я её подобрал совсем больную, она одинокая, сродственников не осталось - бомба в дом попала, сразу всех. Она и подалась, как говорится, куда глаза глядят. Подпись её поучись, потренируешься - сможешь, как и она писать.  

   -Сколько дней буду учиться? 

   -Неделю, потом в Березовке пару дней у Гринькиных женщин, там Стеша тебе много чего подскажет и в Раднево. Приживешься, Бог даст, а там и попробуем тебя к делу пристроить, но об этом - потом, главное - суметь адаптироваться. Очень надо, Варя, там своего человека заиметь. 

   Ох как нелегко пришлось Варе, она чертыхалась и злилась, бесило все особенно эти дурацкие одежки, что принес Леший: длинная, темная, бесформенная юбка, какие-то жуткие кофты, застиранные до неопределенного цвета, чоботы и куфайка, не фуфайка, а именно куфайка. Когда мужики первый раз увидели Варю в этом одеянии, они ржали, не смеялись, именно ржали до слез.  

   Леший рыкнул на них:  

   -Вот что значит, не видели вы горя людского!  

   -Извини, Леш, мы на самом деле это до конца не воспринимаем, все кажется кино какое-то.  

   -Кино им, одна оплошность и все, как вон, Игорек любит говорить-"Кина не будет!!"

   Одно у Вари получилось сразу, почерк этой бедняги Язвицкой.  

   Леший, умелец на все руки, слегка подмочил аусвайс в том месте, где стояли отпечатки, они стали немного смазанными, попробуй теперь, определи, настоящие они или нет.  

   -Скажешь, под ливень попала, вот и промокло усё.  

   И ещё порадовало, что у Вари стрижка -он мастерски выстриг ей немного отросшие волосы клоками, "вроде как был тиф, а волосы плохо растут после него".

   Мужикам стрижка даже понравилась.  

   -А что, очень даже неплохо, против наших продвинутых , что на эстраде скачут, ты прям эксклюзив! - задумчиво заметил Сергей.  

   Варя училась завязывать серенький, старенький платок вот, не было печали, никогда их не носила, все выходило криво:

   -Ну и ладно, может, я растрепа какая. 

   Настал день ухода, все нервничали, мужики по очереди крепко обняли её, перекрестили.  

   - Удачи, Варь! - за всех высказался Ищенко.- Если все пройдет гладко, через пару недель и я лудить-паять появлюсь.  

   Леший довел её какими-то тайными тропками до опушки леса, постоял, чего-то выжидая и, заметив вдалеке три движущиеся точки, кивнул: 

   -Ну все, иди Варя, потихоньку. Не забудь, что я тебе говорил.С Богом! 

   Она крепко обняла его и махнув рукой, не оглядываясь двинулась по дороге в сторону неведомой Березовки.

   Вот и шла Варя по полевой дороге, периодически поправляя сбивавшийся на голове непривычный платок, точки росли, вскоре стало заметно, что идут две бабенки и мелкая замурзанная, худенькая девчушка. 

    Варя приостановилась, дождалась их, поздоровкалась и спросила, далеко ли до Раднево.  

   -Так сёдня до яго точно не дОйдешь, шчас пока проверють докУменты, пока пропустють, время-то к вечору, ай у Бярезовке только и останешься. - Ответила с любопытством глядя на Варю, более шустрая из бабенок.   

   -А ты, бабонька, откуль будешь-та? - Спросила другая, более молчаливая.

   -Иду я уже полгода, в дороге вот свалилась с тифом, потом пока в себя пришла, а так ох и издалече, от самой границы топаю.  

   -Я и гляжу, не наша ты, гаворишь не як мы.

   Варя, как бы совсем по простому, а про себя взвешивая каждое слово, рассказала свою нехитрую историю, что она учителка, идет аж из под Могилева, как после бомбежки вместо дома с родителями и двумя тетками нашла воронку от бомбы, так и подалась вместе с другими, убегающими от немцев, что муж помёр ещё до войны -болел чахоткой, что сын учился в Минске, а где сейчас и жив ли, один Господь знает! 

    Дошли до поста. Бабенки привычно полезли за пазухи, доставая завернутые в тряпицы аусвайсы, Варя тоже все делала в точности как они. Один бегло просматривал аусвайсы, другой копался в узелках, недовольно бормоча что-то про яйки. Немцам, похоже, за день надоело копаться в барахле, да и что могут пронести в тощих узелках такие же тощие бабенки.  

   -Шнеллер! - прикрикнул на них тот, что смотрел бумаги.- Бистро! 

   Бабенки, чуть ли не бегом рванули вперед, Варя за ними, путаясь в этой дурацкой юбке и матерясь про себя, немцы гоготали вслед.  

   Послышался шум мотора, бабенки порскнули через канаву на обочину, там замерли, опустив головы: мимо проскочила военная машина, затем легковушка, а за ней танкетка -мужики рисовали эти танкетки, чтобы Варя имела представление.  

   -Самый главный хвашист поехал, Кляйнмихель, чтоб яго черти у преисподней зажарили! - шепнула та что побоявей, Авдотья.  

   - Ну ничаго, ешче один заворот и от она, Бярезовка, а тама попросишься ночавать, я б тябе узяла, да у самой семяро, новую хату мой Иван перед войной тольки и заложить успел, так и стоить !  

   -Ежли живой, возвернеться, достроить! - проворчала более неразговорчивая, Фекла. - А ты, Варя, вон у ту хату просися. Там учительша живеть, ена женшчина умная, с ей и поговорить есть о чем, а ты, видать, тоже из грамотных.  

   -Спасибо вам, бабоньки! - поклонилась им Варя и потихоньку пошла в сторону дома, указанного бабами.  

   -Стой! Хто такая? - Перед ней нарисовался молоденький полицай.  

   -Из беженцев я, иду вот в Раднево, да ночь уже скоро, вон женщины посоветовали попроситься переночевать у Марии Ефимовны.  

   -Откуль ты, бабонька, разговор-то у тебя больно приметный?  

   Варя достала аусвайс:

   -Из под Могилева я, а разговор приметный?? Так я, закончив учительский техникум, в небольшом городке под Рязанью, Зарайске, получила назначение в Могилевскую область, городок такой, Кричев, там вот и жила, и работала, да вот война .. 

   -И куда же ты идешь, интяресно знать??  

   -А в Раднево , должна там жить закадычная подруга моей свекрови, не знаю, жива ли, Ядвига Казимировна Сталецкая. 

   -"И чего, козел, привязался?" - злилась она про себя. 

   -А, драматурша, знаю, знаю, вона гляди, хата такая, крыша немного скособочилась -там Ехвимовна живеть, хади скорея, скоро комендантский час.  

   Поблагодарив его, Варя двинулась к указанной избе, спиной ощущая взгляд полицая, толкнув калитку, Варя зашла во двор, и услышала шепот Гриньки:  

   -Иди прямо, поднимайсь на ступеньки и стукни у дверь, погромче.Я шчас!

   Варя так и сделала, постучала, подождала и ей, спросив сперва:

    - Хто? - открыла дверь невысокая, седая женщина. 

   -Извините меня, но женщины, шедшие со мной вместе, посоветовали попроситься к вам переночевать, а утром я дальше пойду. 

   -Ну заходь! - посторонилась женщина. 

   -Добрый вечер в хату! - поздоровалась Варя, входя в хату вслед за Ефимовной.  

   -И вам таго жа! - ответила рослая молодая женщина, про которую Варя знала очень много -Стеша.  

   А с печки, свесив головы, смотрели её старые знакомые Гриня и Василек, который счастливо улыбался.  

   -Проходи, странница, вечерять вот будем, от нямнога грибов осталося.  

   -Да у меня, - завозилась Варя, запустив руку за пазуху, - вот тут, немного, добрые люди поделились!- она вытащила тряпочный мешочек и протянула Ефимовне.  

   Та взяла, с любопытством развернула и охнула:

   -Это же... я такие тольки один раз и видела у Москве, кагда у тридцать восьмом тама была.  

   -Чаго там, Ефимовна? - шустро слетел с печки Гринька, а за ним скатился Василек, успевший незаметно подмигнуть Варе .

   В кульке были обычные рожки, которые в наше время продавались в любой палатке и не имели совсем никакой ценности. Шустрая Стеша быстренько закинула их в чугунок, Варя сказала, что они быстро варятся, вскоре все с большим аппетитом уписывали неведомые рожки с тушеными грибами.  

   Варе же кусок в горло не лез, если ребятишек она уже видела, то вот таких умученных женщин, было невыносимо жаль.  

   -А ведь и мой отец будущий, дед, дядьки- все сейчас такие же замученные-полуголодные. Да, никакой фильм или книга не могут передать всего, что я сейчас вижу. А мы там зажрались -муж бросил, денег не хватает, с работы уволили из-за более молодой и сговорчивой? Три ха-ха, как говорится, а вот здесь и сейчас, жутко становится, что пришлось вынести вот таким бабенкам и ребятишкам?? А в сорок четвертом, поди, на себе пахать будут, после освобождения-то? Эх и почему никто не может догадаться там, в нашем времени, придумать и поставить на той же Поклонной горе памятник обыкновенным русским бабам. Воистину:

    РОССИЯ ДЕРЖИТСЯ НА БАБАХ!

   Не будет баб, именно что -баб, которые всю жизнь тянут неподъемные ноши, выживет ли страна??  

   Василек, незаметно подобравшийся под бочок, доверчиво прижался к ней, а Ефимовна и Стеша выпучили глаза.  

   -Чаго это деется -наш Василь, ён ни к кому не подходя даже, а здесь гляди-кась??- изумленно глядя на улыбавшегося Василя, воскликнула Стеша. -Наш дитёнок тябе признал, значит, хорошая ты тетка, а ён не ошибается, вот как гаворить перястал, так у людях ни разу не ошибся.  

   Варя радуясь этому, тут же посадила своего крестника на колени и крепко обняла.  

   -Такой славный мальчонка разве может не понравиться. За одни глаза-васильки, да, Василёк?  

   Тот радостно кивнул и покрепче прижался к Варе. Вот так и уснул у Вари на коленях, а Ефимовна прослезилась:  

   -Вот ведь война проклятая.Без мамки детей оставила, батька гдесь воюёть, жив если, дед пропал перед уходом наших. Сколько сейчас по всей стране такого горя?Хвашисты проклятые, не жилося им там, у Европе.  

   -Ничего, - аккуратно подбирая слова, сказала Варя- русский медведь, он ведь, пока его сильно не разозлишь, не почешется, а потом во гневе-то, ух и пойдут клочки по закоулочкам.  

   -Точно!- обрадованно поддержал Варю Гринька. -У любой сказке так и бываеть, а как ты гаворишь, Ефимовна: сказка - ложь, да в ней намек! От дождуся батька, як прийдеть он у медалях...  

   -А тут Гринька, всякую гадость курит. - дополнила Ефимовна. - И батька тагда спрося:отчаго ж ты, Гринь, ня вырос совсем, вон, Василь який большой стал, а ты?  

   -Я, бать, у Никодима-деда пошел, а Василь-чистый ты! - тут же вывернулся Гринька.  

   -Что верно, то верно, чистый Никодимушка. Тот усю жизнь верткий, як уж, никагда ня виноват, от порода, Крутовская.  

   Варя осторожно переложила спящего Василька, улегся Гринька, уснула Ефимовна, она слушала негромко говорящую Стешку - ужасалась и любовалась одновременно и ею, и в её лице остальными женщинами, выживающими вот в невыносимом, казалось бы, времени, оккупации.  

   Стешка то печалилась, то посмеивалась, то откровенно плевалась -это когда речь зашла о этих гадах-полицаях. Варя порадовалась, что у них есть такой вот защитник-немец Ганс, который недвусмысленно говорил всем полицаям:

   -"' Стьеша ест - майн швистер'"

   Шомберг считал это чудачеством и смотрел сквозь пальцы, Ганс честнейший малый, продукты этим оборванцам не таскал. А то что бабенка нравится, так это даже хорошо.  

   Агашка было понесла по деревне сплетни, что Стеша путается с немцем, но даже самые падкие на сплетни бабы высмеяли её.  

   -Стешка до ночи у Краузе в имении, постоянно у людях, а вечером еле ноги тащить, никто ня видел, штобы она куда-сь мимо хаты шла, у городе, можеть и ня видно, а у Бярезовке усе як на ладони. Не бряши, - осекла её тут-же свекровь Стешина- а то я ня погляжу, в момент вальком перетяну.  

   Стеша рассказывала про пленных.  

   -Фридрих хотел было заменить их, гаворя