Оглавление
АННОТАЦИЯ
В сборник вошли два рассказа:
Осенины кота Бегемота.
Осень - самое время погреться под теплым солнышком, но леший Тихон задумал коварный план. Кто бы мог подумать, что обычная прогулка в лез может закончиться... Зря думают, что Бегемот - обычный кот, на самом деле, он не так прост, как кажется.
Кот Бегемот и кукушкины истории.
Дожди за окном - самое время вызвать кукушку из часов на откровенность. А приключений Геры за более чем двести лет жизни хватит не на один рассказ, ведь в жизни всегда есть место подвигу... Зря думают, что Бегемот - обычный кот, на самом деле, он не так прост, как кажется.
ЧАСТЬ 1. ОСЕНИНЫ КОТА БЕГЕМОТА
Да уж, удружила нам маменька Вики. Со своим молодым хахалем совсем забросила дачу. И мы с Викой припахались в деревне на целое лето. Ну, мне-то не плохо. С Василием видимся, о житье-бытье толкуем, наливочку попиваем, вот только облезлого кота ни разу не видел, с которым подружиться обещал, когда тонул на море.
Пришло время собирать урожай. А осенью на даче, скажу я вам, очень даже хорошо. Конечно, в начале сентября, когда светит теплое солнышко, на березах золотом отливают пожелтевшие листья, ирга в красках багрянца, на красной смородине горошинками алеют сохранившиеся ягоды.
Вика прилично так работает на огороде, урожай моркови и свеклы превосходит все ожидания, а вот чеснок и лук – никакие. Да мне лук и чеснок, что шло, что ехало. От них язык щиплет. А мясо и рыбу, тушеные с морковью, я люблю. И свеклу в борще тоже можно иногда поесть.
Я проведал свое любимое местечко между кустами смородины. Неприятные воспоминания о треклятом шмеле, что долбанул меня в лоб весной, не испортило мое блаженство на пригретых солнцем листьях. Ночью мы с Василием выпили наливки, обмывая мой приезд. Такая уж традиция, у нас, у русских. Приехали, сам Бог велел выпить. И, в первую очередь, я благодарил Василия за мое спасение на море. Как вовремя он разбудил краба Ихти, а то, страшно подумать, чем могло закончиться мое купание у каменной гряды.
Василий все такой же, веселый и словоохотливый. Рассказал деревенские новости: у бабки Евдотихи корова Милка чуть в болоте не утонула, и чего ее туда потянуло, никто в толк не возьмет. Всем селом кое-как нашли. Лесник Петрович, свою лошадь Ветру, единственную в деревне, обкормил овсом. Траву косить лень было ехать, сыпанул овса лишку. Даже вызывали ветеринара из района. Светка Полякова, дочка бывшего председателя колхоза, Семена Поликарповича, родила двойню. А муж ейный, узнав об этом, запил на радостях и упал в канаву. И теперь они лежат вместе в больнице: Светка с близнецами в родильном отделении, а муженек ее не путевый, в хирургии. Два соседа: Алексей Семенович и Семен Алексеевич поспорили, кто больше самогонки выпьет и жарче баню выдюжит. Баню, вернее бани, они десять лет назад на двоих поставили, на границе поместий. Домик один, а входы разные. Соревновались по всем правилам: деревню оповестили, транспарант нарисовали, судей и свидетелей пригласили. В назначенный день пить начали на столике у бани, потом разошлись по парилкам со свидетелями. Ума у обоих нету, что поделаешь. В итоге – бани спалили, свидетелей еле врачи откачали, с судьями полиция разбирается, как допустили такое. А два соседа опять пьют, спорят, кто быстрее лес на новую баню напилит. Односельчане просили лесника Петровича за ними приглядывать, а то, как бы и лес не спалили. Василий уже хотел бежать к дружку Тихону, чтобы не допустил беды.
- Что за Тихон?- заострил я внимание, - кто таков? – да, с дуру, еще прибавил, - как познакомиться?
- А легко, - говорит Василий, - Тихон – леший местный. Очень правильной позиции Леший. – И добавляет. - Я с ним переговорю. Он тебя на опушке у горелого пня подождет, вот и познакомитесь.
- А он какой, Тихон этот, леший, - переспросил я, сожалея о случившемся. Из интернета помню, что они зеленые, лохматые, злые, и еще обязательно одноглазые.
- Обычный, - отвечает Василий и закусывает солеными огурчиками, - шутник большой. Любит людей в болото заманивать, - и, видя, как у меня глаза начинают округляться, добавляет, - да не топит их, не боись. Так только, попугать немного. Чтобы не шарились, где ни попадя.
- А ни попадя, это где? – уточняю я и отчерпываю ложкой подсахаренную бруснику.
- Есть у нас место одно такое, - говорит Василий, - Топкое болото. Людей там уже погинуло, страсть. И все лезут туды, ягода там усыпано растет. И почему именно на том месте, даже и Тихон не знает. Вот и пугает народ, чтобы на энту Топь не шастали. А они не слухають. Все равно прутся с лукошками к Топи. По одной, вишь ягоде собирать они не хочут, лопатой хочут грести. А у Природы-Матушки все так, все с трудом дается. А где легко – там и топи.
- Получается, Леший-то добрый, - уточняю я, - пугает людей, чтобы в болото не лезли.
- Получается так, - соглашается Василий и добавляет с довольной улыбкой, - бруснику он мне прислал, вкусная.
- Очень, - соглашаюсь я, а сам думаю, как бы этот Тихон чего ни будь не подсыпал в ягоды, - сахара, только добавить надо, - говорю я и кладу ложку на стол.
- Да ты ешь, не боись, - усмехается Василий, - ягода, она не заговоренная. Ешь вволю. А с Тихоном я вас обязательно сведу на днях.
И вот как раз я лежу под смородиной и думаю: «Боязно, как-то в лес идти. Что еще, этот Тихон, надумает? Что в его деревянные мозги влезет? И с чего ради я вообще ляпнул, что хочу с ним знакомиться? Мне и так хорошо: Вика есть, кукушка в Москве, Василий – и хватило бы друзей. И что меня дернуло за язык? Вот если бы не одному, куда ни шло?» Я еще понежился под лучами осеннего солнца, ломая голову над поисками напарника, но кроме облезлого соседского кота никто в голову не приходил. И тут раз. Правду в народе говорят: «Худого кота хоть не поминай». Над головой послышался шорох, и к моей радости, «позор кошачий породы» выглянул в дырку чердака соседской бани. Я сел и приготовился к обстоятельной беседе.
- Привет, - произнес я, как можно миролюбиво, - чего там прячешься?
- Чего бы я прятался на собственной бане, - с усмешкой и нахально отвечает он.
- Спускайся сюда, - приглашаю я, - обсудим создавшуюся политическую обстановку соседствующих территорий.
- Нечего мне с тобой обсуждать, - доносится с крыши, - гусь свинье не товарищ.
- Ну, это еще как сказать, - отвечаю я, а про себя думаю: «Кто гусь, а кто свинья – и так понятно. Невежда деревенская». А вслух миролюбиво продолжаю, - Это не мужской разговор. Я тут, ты там. Спускайся, дело есть. Обтолковать надобно.
Я даже выгнул спину и сделал круг на своем лежбище, выказывая свое нетерпение. Снова лег и вопросительно посмотрел на кота с чердака.
- Долго ты еще там сидеть будешь? – говорю, - дело есть. Зуб даю, - добавляю я и делаю вид, что живу «по понятиям».
«Облезлая порода», видимо, тоже оказался «с понятиями». Слез с чердака и остановился недалеко. Я, как гостеприимный столичный житель, подошел и сел рядом.
- Давай знакомиться, - говорю я, - Бегемот из Москвы.
- Филимон, - отвечает он и подозрительно смотрит, - говори, че за дело,- и сплевывает на траву.
Я помню, что сначала должен кота напоить, накормить, в бане выпарить, а уже потом разговор вести.
- Для начала, - говорю я, - по «рюмке чая», - прохожу к крыльцу и открываю дверь, приглашая гостя в дом, - курочка жареная ждет, - добавляю заманчиво и вижу, как морда Филимона меняется, и в глазах мелькает довольная улыбка.
Мы заходим, Филимон об круглый половичек у порога старательно вытер все четыре лапы. Я накрываю на стол и понимаю, что шампанское из холодильника исчезло. Видимо, Вика пошла к соседке отметить годовщину упавшего забора на огороде в лопухах. В деревне всегда придумывает интересные причины для выпивки, при чем, очень запоминающиеся. И даже расскажут целую легенду про забор, умершего мужа, его похождения, и внука Тимофея, лодыря несусветного, который сроду не приезжает из города. И пока не выпьют за всех героев легенды, не разойдутся.
Я почесал за ухом и думаю: «Пригласил гостя – закуска есть, а выпить нечего. Что же, я его звал куриные кости грызть?» Филимон, видимо, понимает мою заминку и спасает положение.
- Ради такого случая, - говорит он, - я у Силантия стяну бутылочку его наливки на кедровых орешках. От коньяка не отличишь. Я мигом.
Он метнулся в дырку в подполье, а я только успел сказать в след: «Да я бы и дверь открыл». Гость исчез, я сел за стол и думаю, придет он или так придумал про наливку, для повода улизнуть? Но, не успел я переставить тарелки на столе, как Филимон появился на чердаке бани, осторожно спустился по углу, держа в зубах полную чекушку. Я быстренько открыл дверь и пропустил гостя со склянкой темной наливки. Сразу вспомнился Шурик из «Кавказкой пленницы», когда в кабинете милиционера дохнул с сожалением в стакан. Я сделал тоже самое.
Беседовали мы с Филимоном долго. Поздним вечером, держась друг за друга и за попадающиеся косяки, проползли на его баню. Много он порассказал о себе. Весь его род живет в соседнем доме: и мать с отцом, и бабушка, и деды-прадеды, жили здесь. Умирать уходят строго в одно и тоже место, в березовом колке не далеко, а дети когтями роют могилки. «Надо и мне свою родню собрать», - подумал я в проблеске сознания. У Филимона оказалась большая семья: с женой Муськой живут больше пяти лет, и не перечесть, сколько деток народилось.
По договору с Домовым Савелием, они родют дважды в год: весной и осенью по два котенка. Силантий с женой не убивают их, а раздают по родственникам и знакомым. Котята всегда рождаются здоровыми, растут быстро, глазки открывают через неделю. Филя в это время особо старается: ловит крыс, мышей, воробьев. Кормить семейство надо. Сейчас, жена его Муська на сносях и Филимон отдыхает. Уже присмотрел в конце огорода нору крота, хочет его выследить и жене подарить лежачок из мягкой кротовьей шкурки. Я, конечно, напросился на совместную охоту. Спьяну всегда на подвиги тянет.
- А я тоже хочу тебя пригласить на совместный «променаж», - ввернул я, - леший Тихон в гости приглашает. Одному как-то опасливо, а вдвоем нормально, - произношу я и слежу за реакцией напарника.
- Тихон мужик серьезный, - деловито замечает Филимон, - мой Савелий знается с ним. На именины хаживает. Кстати, - спохватывается мой дружок, - сидим с тобой на бане, надо Евстея позвать, а то обидится.
- А кто это? – спрашиваю я.
- Банный, - отвечает Филимон, резко стучит по трубе деревяшкой и кричит, - Евстей, поднимайся, ждем тебя.
И буквально, в ту же минуту из-за угла за трубой появляется маленький дедок, босой, в белой длинной рубахе. От Василия его отличала густая и очень лохматая шевелюра, как будто он только что увидел приведение и его волосы «встали дыбом». Банный с любопытством посмотрел на меня и с укором на Филимона.
- Знакомься, Евстей, - исправляет ошибку Филимон, - Бегемот из Москвы, новый хозяин Михайлова дома. Так мы ваш дом по деревенскому зовем, - объясняет он мне, - последним там дед Михаил жил. Как-нибудь расскажу про него, замечательный мужик.
Филимон наливает Евстею, мы чокаемся и выпиваем.
- Ты, значит, банный, - говорю я, - вроде, как директор бани?
- Мы, банные, - Евстей лихо закидывает ногу на ногу, пошевелил голыми пальцами на правой ноге, под голову подложил ручищу и навалился спиной на трубу, - следим за порядком в бане. Чтобы топилась правильно, непотребных дел в бане не творилось, угару не нашло. Опять же, чистота в бане необходима, а то не очистятся люди от хворей, а боле немочи наберутся.- Он выпил, понюхал трубу, крякнул и продолжил. - А к Тихону сходите. Он мужик правильный, зазря не обидит. Брусничкой свеженькой угостит. От меня ему в подарочек кусочек мыла передайте.
- А зачем ему мыло?- удивляюсь я, - он же в болоте живет.
- Плохо ты мил-кот думаешь о лесных обитателях, - с укоризной говорит Банный, - чистые они все: и моются, и расчесываются, и даже зубы чистят. И в лесу не вздумай плохое слово ляпнуть, а то рассердится Тихон и нашлет Морок. Ни в жизнь не выберетесь, и домой не воротитесь.
Через пару дней Василий торжественно мне сообщил, что Тихон очень даже рад познакомиться со столичным котом, и ждет нас с Филимоном в гости к обеду следующего дня. И вот, мы идем к Тихону по чуть приметной тропе. Погода хорошая, солнце светит, от опавших листьев на земле ковер мягкий. Наслаждение одно. Как пройти по лесу и не сбиться с пути нам рассказали обстоятельно. Евстей даже нарисовал на обертке мыла, как тропа проходит, где какие заметки надо запомнить. В зубах подарки Тихону несем: от Евстея - мыло, от Василия – кусок пирога с брусникой, от Савелия – пояс кожаный.
Кажется, что и не живет в лесу никто. Тихо, тепло, грибы по сторонам, ягоды краснеют на полянках. Как в лес углубились, чудится, что следит за нами кто. Головой верчу, никого не вижу, а носом чую чужаков.
- По сторонам не смотри шибко, - упреждает Филимон,- с тропы собьемся. Морок за нами ходит, хочет с пути сбить.
На меня страх напал, я сильнее зубы сжал и тверже стараюсь на лапы наступать. Вот и поляна с горелым пнем. Но нет никакого Тихона. Только пень стоит, иструх совсем, да поганки растут кругом. И вокруг не березки и осинки веселые кружат, а старые и темные ели и сосны, как стражи стоят.
- Вроде здесь, - говорит Филимон, - подарки кладем у пня и ждем.
Положили мы к пню подношения, сами сели поближе к тропе, осматриваемся. Поляна круглая, посередине пень горелый возвышается на вроде трона и тишина неимоверная.
- Это значит, как приемный кабинет Тихона,- полушепотом говорю я,- а сам он не так просто показывается.
- Обождем, - Филимон лег на лапы, настороженно по сторонам смотрит,- раз звал, значит, объявится.
- Зачем пожаловали? – неожиданно разнеся над поляной хриплый голос и на пне, как из ничего, появился Тихон, - лес мой будоражите.
И на Лешего-то не похож, как их в интернете рисуют. Сидит на пне обычный дед, только худой. Борода ниже колен, волосы ниже пояса, белая рубаха подпоясана пеньковой веревкой. На ногах лапти, в руках посох. А глаза угольями горят и, кажется, насквозь прожигают.
- Доброго здоровья, Тихон Велесович, - приветствуем мы и кланяемся лесному Хозяину, как Василий научил.
- Подарки тебе принесли,- учтиво говорит Филимон, - поклон нижайший от Савелия, Василия и Евстея. Давненько говорят, не наведывали Тихона, подарки велели передать. Самим не с руки сейчас, осень, хлопот полно.
- Хлопот и в лесу довольно, - Тихон улыбнулся, - за подарки премного благодарны. Я и припозднился чего, бруснички свежей насбирал. Обратно унесете друзьям моим.
И на туески берестяные указывает, что враз появились перед нами. Приличные такие туески, берестой свежей пахнут, с крышками. Мы дары приняли и поблагодарили лесного владыку от наших деревенских друзей.
Тепло мы говорили с Тихоном, по-дружески. Много случаев он нам рассказал о лесной жизни: и потешных, и грустных. Уже солнце клонилось к закату, когда попрощались мы и пошли в обратный путь. Далеконько отошли, а все кажется, что не так идем, то дерево незнакомое встретится, то ручей дорогу перегородит и мы обходим его, то осокорь упавший горой ляжет. Поняли мы, что заблудились. Сели под сосной и думаем, в какую сторону дальше идти. И тут к нам с дерева спускается юркая белка и торопливо говорит.
- Меня Василий прислал, Тихону вы понравились больно, не хочет вас из леса выпускать. Я вам короткий путь укажу, вы за мной следите. – Она огляделась по сторонам. - Выведу вас на старый барский дом, с его крыши дорогу на поселок хорошо видно. Там дойдете. Но упредить Василий просил, в доме не задерживайтесь, там Лихо живет.
От такой вести мне совсем поплохело. А Василию, как всегда, спасибо за помощь. Мы туески с ягодами крепче схватили и лапами быстрее перебираем. Скажу вам, бежать за белкой по непроходимому лесу, то еще удовольствие. Она-то легко по веткам прыгает, только хвост мелькает. А мы с Филимоном замучались по пням, да завалам скакать. Лапы в кровь изодрали, ветки по морде хлещут, туески болтаются, прыгать мешают. Немало попотели, прежде чем на поляну выбрались.
И вот он, каменный барский дом: травой весь оброс, окон нету, постройки вокруг развалились, на крыше башенка с флюгером в виде петуха.
- Все, - белка запыхалась, - я дальше не пойду. Лес заканчивается. Вам на крышу влезть и оттуда дорогу увидите. А мне обратно надо, детушки в дупле одни, куница бы не залезла.
Мы белку поблагодарили и к дому тихо пробираться начали. Филимон чуть в погреб старый не провалился, я вовремя сруб от колодца заметил. А мысль про тайну дома не отпускает. Что за Лихо еще? Не известно. Дом обошли со всех сторон. Тихо, ни звука, ни шороха. Рамы выломаны, дверь на нижней петле висит, в высоком резном крыльце половицы проломаны, через них березки да крапива проросли.
- Что,- говорю я Филимону, - через дом пойдем или по углу полезем?
- Через дом быстрее будет, - отвечает Филя и в дверь заглядывает, - вон лестница по центру идет. Там мы сразу вдвоем побежим, а по углу сразу обоим не влезть, по разным получится. Еще и не понятно, что за Лихо прижилось в этом доме? Как высунется с чердака? Нам тогда и не влезть, и дорогу не увидеть.
- Ну давай, - соглашаюсь я, - только разом и бежать надо шибко.
Филимон кивнул в знак согласия, и мы рванули. Мебели, штор, матрацев практически не встречалось, одни обломки да пружины валялись. На первых пяти ступеньках поняли, какое Лихо живет в доме. В нос резко пахнуло мышами и крысами. Даже сам не пойму, где я мог узнать этот запах? Видно, в крови от предков остался. А как на нас глянули тысячи горящих глаз, от ужаса шерсть у нас с Филимоном сразу встала дыбом, уши торчком, а хвосты трубой. Вероятность быть съеденными полчищами голодных хвостатых возрастала с каждым этажом, так как дом был наводнен этими грызунами. Мы прыгали через три ступеньки сразу и даже не заметили, что дверь на чердак закрыта. С налета мы так шарахнули ее, что она слетела с петель и упала вовнутрь, поднимая тучи пыли.
Думать было некогда, разом бросили туески, подняли дверь и подперли ее сундуком, сверху закидали всякой мелочью, валяющейся на чердаке. Солнце уже садилось, когда мы немного отдышались и выглянули в окно в поисках дороги. Пришлось изрядно попрыгать, как циркачам по стропилам, влезли на разломанную крышу к самому флигелю и тогда, в сгущающихся сумерках, увидели широкую дорогу, освещенную фарами автомобилей, а за ней наш поселок.
Слезы навернулись у меня на глаза. Там сейчас тихо и спокойно: Вика у телевизора, Василий на чердаке, а здесь, совсем рядом жуткая смерть от кровожадных хищников, собирающихся около двери. Если они разом, всей армадой навалят на нее, сундук не выдержит и нас ждет… «Лучше об этом не думать сегодня, - проговорил я мысленно, - подумаем об этом завтра… Если оно будет».
Когда я спрыгивал с балки, задел что-то лапой, висящее на крюке и неожиданно, тишину вечера огласило кукование кукушки. От такой неожиданности я просто обалдел. И в последних отблесках солнца рассмотрел часы. Из них быстро выскочила кукушка, увидела нас и обрадовалась.
- Ой, котики, - сказала она, - вы как тут оказались? В этих каменных развалинах живут только полчища крыс. Они такие голодные, стропила уже начали грызть и к моему домику подбираются. Спасите меня – начала она просить, - сожрут меня крысы.
- Сами не знаем, как выбраться, - пробурчал Филимон и спустился на чердак, - под всеми углами нас крысы ждут, - проговорил он не весело, - в западне мы.
- Может, нас специально Тихон сюда завел? - подумал я вслух, - на погибель. И белку подослал.
- Не знаю, - произнес Филимон, - у меня жена и детки скоро родятся. Мне погибать никак нельзя.
- Пожить еще хочется, - поддерживаю я, - надо думать, как отсюда выбираться. Еще не хватало, чтобы в расцвете лет погибнуть от поганых крыс.
- А я вам подскажу, как выбраться, - встревает кукушка, - если меня с собой возьмете.
- Возьмем, - говорю, - обязательно возьмем.
- Здесь есть подземный ход, - говорит кукушка, - вон в том углу надо разобрать хлам и открыть люк. Выходит он за баней в овраге. Правда, по нему лет сто никто не выбирался. Но сделано было на века, камнем выложено. Баре отсюда бежали, когда в революцию крестьяне их хотели прибить. Меня то они тоже хотели с собой прихватить, на крюк этот повесили, да впопыхах забыли.
- А если он обвалился? – вслух подумал я и по моей спине пополз озноб, - хана нам.
- Раздумывать некогда, - Филимон кинулся разбирать завал в углу чердака, - помогай. Дай Бог выберемся живыми из этого зверинца.
Я тоже подскочил, вместе мы оттолкнули спинку старого дивана, истлевшие одежки, сгнивший тулуп. А вот и люк. Пришлось изрядно поднатужиться, чтобы поднять крышку и навалить ее на диван. В глубине явно просматривались крутые каменные ступени.
- А я?- надрывно закричала кукушка.
Я быстро вскочил на стропилу, отцепил часы, Филимон принял. Рядом с крышкой подхватили какой-то деревянный ящичек, сунули в него часы и спустились в подземный ход. Пока закрывали люк, видели, как дверь заходила ходуном от напирающих грызунов. Еще минута и крысиная река хлынет на чердак в предвкушении поживиться свеженинкой.
Подземный ход в доме был явно сделан на века. Из камней, плотно подогнанных друг к другу, даже сырость не проникала. Зато паутинами сплетено, просто ужас. Тяжело же нам было: и самим спускаться, и ящик с часами тянуть, и туески с ягодами. Я первым двигался по высоким ступенькам, туесок в зубах держал и часы придержал, за мной Филимон подталкивал осторожно ящик.
Как спустились со ступенек в подполье, стало легче, и проход повыше. Не так далеко проползли, как свежий воздух почувствовался, дверь деревянную нащупали. Мы поднатужились, уперлись лапами и открыли. Выскользнули тихо, незаметно и поспешили подальше от ужасного дома. Подхватили ящик с двух сторон, неудобно, но двигаться можно.
Перелесок пробежали, на дорогу выбрались и вздохнули. На дом оглянулись и диву дались. Тысячи сов в лунном свете кружили над домом, залетали в окна и улетали в лес, унося в клювах и лапах вертящихся грызунов.
- Ох, Тихон, - вздохнул Филимон, - он нас, как приманку в этот дом заманил. Чтобы за нами крысы на крышу поднялись, тогда и совам легче их переловить.
- И на поляне нас держал почти до вечера, чтобы совы успели проснуться, - добавил я, - ничего себе, сходили в гости к Лешему.
Кое – как дотащились мы до деревни. Из последних сил, языки на плечи, лапы не шевелятся. Смотрим, на встречу Василий бежит.
- Торопись, - мне говорит, - тебя Вика ищет, избегалась вся. В город надо срочно ехать, машину уже заказала.
- Ох, ты, - воскликнул я, - что же там могло случиться? Неделю всего, как оттуда. А Тихон – то твой хитер. На погибель заманил нас в брошенный барский дом, чтобы нас крысы там живьем сожрали.
- Жуть, - с горечью подтвердил Филимон, - и косточек бы даже не осталось. Фашисты так в войну не издевались.
- Нет, - Ваислий пыхтел, волоча на плече ящик с часами, - он все рассчитал, как вы поднимитесь на крышу, так совы и прилетят. Не думайте про него плохо. Эти крысы – целая беда для леса. Сколько птенцов погубили в гнездах, бельчат, зайчат поели – ужасть. Лоси и лисы из наших лесов ушли. На медведей и волков стаями начали кидаться. Тихону каждый день жалуются, матери слезами заливаются над погибшими дитятками. А сколько сгинуло в этом треклятом доме белок и зайцев, ужасть. Вот он и подумал, что вы – во-первых, умные и сметливые, а во-вторых, быстрые и ловкие, спасете лес от погибели. Вам надо было только на крышу взобраться к флигелю, чтобы крысы за вами наверх поднялись. А дальше уже работа сов. Спасибо вам и низкий поклон, от Тихона и всех лесных обитателей. Вы – настоящие герои, спасли лес от смертельной погибели.
- Нам то, от этого героизма не холодно, ни жарко. Если бы ни кукушка, сожрали бы нас заживо хвостатые твари и совы не успели бы,- говорю я, и только сейчас начинаю ощущать дрожь в лапах от усталости и перенапряжения.
- Вот кто настоящая героиня, - подхватывает Филимон, - ей и все почести.
- Устрой ее на проживание у нас, - предлагаю я, - у меня в городе кукушка такая – самая лучшая подруга. И тебе с ней веселее будет.
- Сделаем, - соглашается Василий, - поспешать надо, а то, как бы Вика без тебя не уехала. А на Тихона зла не держите, он за все живое душой болеет.
Мы кое-как дотащились до ограды. Я весь грязный, в пыли и паутинах заскакиваю на крыльцо и врываюсь в дом.
- Ты где был? – вскрикивает Вика и подхватывает меня на руки, - ехать надо быстрее. Соседка позвонила. А тебя нет и нет. Я чуть с ума не сошла.
Вика быстро потащила меня в машину, и мы сразу поехали. Из окна я увидел Василия на полисаднике и Филимона рядом на лавочке. Сидят спокойно, отдыхают и переговариваются. Я на прощанье помахал им лапой, смахнул слезу и вздохнул. Какие хорошие друзья у меня в деревне!
ЧАСТЬ 2. КОТ БЕГЕМОТ И КУКУШКИНЫ ИСТОРИИ
На улице несколько дней, как из ведра, льет дождь. И не летний, теплый и обильный, а осенний: мелкий, холодный и противный. И это в конце июля. Где же хваленое «глобальное потепление»? Скорее всего, движемся к новому ледниковому периоду.
Мне надоело ходить кругами по квартире, я отлежал все бока. В чат почти никто не выходил, видимо коты «впали в спячку». И то верно, что можно обсуждать, не выходя из дома?
Я с тоской посмотрел на двор, раскисший от постоянных дождей: горка и лесенки детской площадки смотрятся редкими островами в океане, на парковках и тротуарах разлились целые моря, жильцов под зонтиками не различить. А низкое серое небо все давит и давит из себя мокроту, как дядя Витя-сантехник самогонку из бутылки, когда последний раз спорил с электриком, кто больше капель вытрясет из опустевшей полтарашки. Кусты сирени и рябина до земли опустили набухшие водой ветки, что кажется, до самой осени будут источать влагу.
Единственное нарушение тоскливости – ежечасное кукование Геры. Сейчас оно даже не раздражает, а поднимает настроение. Только глаза у нашей Богини полузакрыты, клюв не раскрывается. Если бы не механизм, пожалуй, вместо кукования слышали бы громкий храп.
От нечего делать, я внимательно смотрю на часы и только сейчас замечаю, какой необычайно красивый узор выбит на поверхности домика, а сверху крышу венчают искусно вырезанные кленовые листья. Мне стало интересно, я быстренько включил ноут и начал искать подобные часы. Через какое-то время я по-иному взглянул на старинную достопримечательность на стене. Оказывается, такие часы изготавливали еще в восемнадцатом веке мастера немецкого городка Шварцвальд. Я подтащил стул к стене, запрыгнул на спинку, вытянулся во весь свой рост и потрогал реликвию. Обычная деревяшка, только крашеная, и отлично отполированная. Кукушка, видимо, почувствовала приближение агрессора, высунулась и уставилась на меня своими блестящими глазами.
- Что, совсем свихнулся от дождя и решил разорить мое гнездо? Думаешь, я тут яйца несу?
- Ага, - ответил я невозмутимым голосом и продолжил разглядывать часы в поисках эмблемы завода-изготовителя,- чтобы на моем пуховичке высиживать?
Кукушка понимает, что ирония не удалась и, задумавшись, замолчала. С минуту она вытягивала шею, пытаясь понять, что я делаю в непосредственной близости от «царственного дворца».
- Эмблема потертая,- говорю я,- не могу рассмотреть завод-изготовитель