Оглавление
АННОТАЦИЯ
Аурика рождена земной женщиной от жителя Ягодки - высокоразвитой планеты, население которой в ходе эволюции отказалось от привычной землянам еды и питается чужими эмоциями и чувствами. Как полукровка, она отличается от аборигенов своей планеты неказистой внешностью. Не выдержав снисходительного отношения к ней жителей родной планеты, Аурика переселяется на Землю.
На голубой планете происходит ее встреча с мужчиной, который привлекает внимание девушки очень слабой силой своих немногочисленных эмоций. Одна из этих эмоций безумно привлекает Аурику, но девушка не может ее разгадать.
Может ли возникнуть волшебное чувство любви между Аурикой, питающейся исключительно страстью, и молодым человеком, не умеющим испытывать эту эмоцию?
ГЛАВА 1
Аурика чуть приподнялась на локте и лениво поглядела на лежащего рядом парня. Стройное тело и словно налитые соком мышцы. Длинные изогнутые ресницы и капризно очерченные губы. Кажется, даже во сне он излучает страсть. Сладенькую и невероятно вкусную. Девушка протяжно вздохнула и осторожно отодвинула простынь, с любопытством осматривая стройные ноги парня.
Почувствовав холодок, тот недовольно пошевелился во сне. Запах страсти робко защекотал ноздри Аурики, и она жадно втянула его в себя. Интересно, что же снится этому парню? После целой ночи такого сытного десерта он всё ещё источает аппетитный аромат.
Девушка снова внимательно оглядела мускулистое тело и со вздохом опустила простынь. С небольшим сожалением аккуратно расправила складки, заботливо подбивая края ткани под тело парня.
Как бы волнующе он ни благоухал, а ей лучше здесь особо не задерживаться. Видеть с утра умоляющий взгляд и выслушивать скучные признания абсолютно неинтересно. Клятвы и просьбы о следующей встрече отбивают даже самый зверский аппетит. По этой причине по утрам Аурика предпочитала ретироваться до пробуждения партнера.
Хотя, признаться, вчера она не ошиблась в своем выборе. Тот, чье имя девушка и не пыталась запоминать, оказался на редкость удачным «блюдом». Даже слово «десерт» здесь неуместно – хороший, добротный ужин, который обычно рекомендуют делить с врагом. Но Аурика делиться не любила и вообще не отказалась бы и сытно позавтракать, но прекрасно знала, что после этого обычно происходит.
Девушка снова с жалостью покосилась на парня. К такой красоте ей, конечно, не привыкать. На её родине – замечательной планете Ягодке – этим никого не удивишь. На Ягодке просто не рождаются некрасивые люди… Аурика с грустью взглянула в огромное зеркало, вмонтированное в стену…
Не рождались до неё.
Хотя нет, конечно же, периодически такое случалось. Очень редко, не чаще нескольких десятков раз в столетие. Да и саму Аурику совсем уж страшилищем не назовешь. По земным меркам. Но для ягоденян, безупречно прекрасных совершенств, ее внешность оказалась очень специфична.
У нее не было высокого роста, аппетитных форм, роскошных волос и всего прочего, присущего ее расе. И самое обидное даже не это. Как и остальные высокоразвитые жители планеты, в ходе эволюции отказавшиеся от привычных для землян продуктов питания и перешедшие на диетическую подпитку исключительно чужими чувствами и эмоциями, Аурика поглощала страсть. Она – худощавая девчушка со всколоченными волосами и торчащими во все стороны косточками – насмешкой судьбы напрямую зависела от эмоции, к которой обычно полагалась наиболее роскошная даже среди ягоденян внешность.
Но Аурика была полукровкой. Её отец, зависимый от эмоций жадности и склочности, выбрал себе удивительно некрасивую спутницу жизни из землян, сторицей компенсирующую недостатки внешности так необходимым отцу скупердяйством. На старшем брате Аурики, Рокфорде, это никак не отразилось. Его внешность и магические способности были безукоризненны. А вот на Аурике боги оторвались по полной: наделили не только очень скучной и невыразительной формой, но и крайне слабенькими магическими данными.
Конечно, земляне – источник самых ярких и выразительных эмоций для всех ягоденян – абсолютно не замечали ее недостатков, когда Аурика прилагала хоть небольшие усилия, чтобы заполучить от них такую вкусненькую страсть и похоть. Даже более того – влюблялись намертво и на все времена, если был несвоевременно произведен обряд отвода. Но вот на родине на девушку поглядывали с недоумением и жалостью. И будь она хотя бы неказистой землянкой – это еще могли бы принять. Взирали бы с типичным для жителей планеты вежливым равнодушием. Эмоции ягоденян за тысячелетия эволюции ослабели по причине того, что жители планеты очень редко и невыразительно их использовали. Да и зачем? Планета отличалась весьма благоприятными условиями. Красота жителей исключала зависть и по данному поводу. Да и вообще они были слишком развиты для бурления чувств в своих ягоденянских рядах. Ярко выражали одну эмоцию, связанную со своим же источником питания, и несколько простейших. Поэтому и повадились наведываться на Землю за чувствами.
Конечно, ягоденяне могли питаться и эмоциями друг друга, а для особо ленивых и вовсе предусмотрены были магические консервы эмоций, но это служило лишь источником поддержания жизнедеятельности. Вроде как есть постную кашку или жиденькую баланду изо дня в день. Так и до рахита рукой подать.
А вот на Земле деликатесов было в избытке: бесконечные войны и конфликты выбрасывали в воздух щедрые порции агрессии, страха и безысходности. Земляне обильно притрушивали лакомства завистью, похотью и жадностью, а для редких гурманов-ягоденян наряду с этим подавались любовь и забота. На любой вкус. С разными добавками. Острые и пикантные. Невероятно аппетитные.
С помощью магии ягоденяне могли телепортироваться в «ресторан» хоть по три раза в день, а особо прожорливые – даже на полдник или какой-нибудь файф-о-клок. Некоторые ленивцы забирали любимые «блюда» с собой на Ягодку, кто из-за легенькой привязанности к «лакомству», а кто из экономии. Так поступил и отец Аурики: погостив на Земле, забрал с собой женщину, приглянувшуюся по эмоциям. Она получила вполне себе гражданство, став равноправным жителем Ягодки, и ее положение лишь изредка омрачалось почти незаметным чувством превосходства коренных жителей к эмигрантам.
Мать Аурики, в виду особенностей характера, отношение к ней аборигенов волновало слабо. Она прекрасно ощущала себя на благодатной планете и лишь иногда грустила по мощной земной отдаче излучаемых ею эмоций. Что и говорить: ягоденяне в виду эволюционно сложившейся флегматичности не стремились вступать с женщиной в склоки и разборки, но она не терялась и компенсировала недостаток отдачи врожденной тягой к зависти. Землянка с азартом сравнивала свое жилище и космические корабли с соседскими, щурилась, когда кому-то доставались дармовые путевки в СПА-барокамеры и центры совершенствования генов. Не унывала, в общем, и всегда обеспечивала вкусняшками отца Аурики. Можно сказать, как хорошая хозяйка накрывала мужу щедрый стол.
И детей ему родила. Сперва Рокфорда, а затем Аурику.
К слову сказать, ягоденяне были весьма моногамны. До узаконивания отношений питайся где твоей душеньке угодно. Но после свадьбы – ни-ни! Только блюда от домашнего очага.
Аурика любила Ягодку. Как у полукровки, ее эмоции были весьма сильны. Поэтому девушку очень огорчало то легкое пренебрежение, которое пытались скрывать жители планеты при встрече с ней. Ягоденяне настолько не привыкли лицезреть некрасивых коренных жителей, что искренне удивлялись Аурике. А это было невыносимо обидно. И как только ее отлучили от материнской любви – очень сильного чувства, не отвалившегося, как рудимент, от ягоденян и служившего источником питания всех детей планеты вплоть до совершеннолетия – Аурика стала всерьез задумываться о переселении на Землю. Что вскоре и сделала.
Пока она размышляла, в окно заглянуло утреннее солнце и настырно засияло в лицо молодого человека. Тот забурчал, заворочался и, кажется, готов был в любой момент проснуться. Девушка выругалась про себя и выпрыгнула из постели. Солнце подленько нарастило мощь излучения, и парень заворочался активней. Аурика быстро проскользнула в приоткрытую дверь балкона, прихватив с собой одежду и сумочку.
Это было не совсем обдуманным решением. Номер располагался на девятом этаже. Под балконом после ночи оживали автомобили и пешеходы, торопясь по своим, неинтересным Аурике делам.
Девушка лихорадочно натягивала на себя одежду, с разочарованием поглядывая вниз. Но, к счастью, балкон оказался смежным с соседним номером. Аурика осторожно приоткрыла вторую дверь, надеясь, что таким ранним утром постояльцы еще крепко спят.
В номере было пусто. Девушка вздохнула с облегчением и уверенно прошмыгнула в помещение.
Но едва она деловито устремилась к входной двери, на пороге ванной комнаты внезапно вырос мужчина, благопристойно обернувший нижнюю часть тела банным полотенцем. Внимательно оглядывал девушку, молчал.
– Доброй ночи, – прошептала доверительно Аурика.
Мужчина ничего не отвечал какое-то время, все также пристально ее рассматривая. Прозрачно усмехался.
– Незаметно уже поутрело, – осторожно ответил, не отводя изучающего взгляда от гостьи.
Аурика потопталась на месте и нерешительно указала на входную дверь.
– Мне туда.
Мужчина снова усмехнулся.
– Спасибо, что не к сейфу.
Девушка решила не заострять внимание на неприятных подозрениях мужчины в полотенце и бодро устремилась к выходу. С абсурдной надеждой подергала ручку двери, озадачилась. Зачем-то придирчиво оглядела саму дверь.
– У тебя очень красивые ступни, – донеслось до нее тревожное.
Аурика едва заметно вздрогнула, ощетинилась, развернула красивые ступни к центру комнаты. Ими же резво дошлепала до «банного полотенца» и остановилась точно напротив. С едким прищуром всматривалась в глаза мужчины.
Они были безумно синие. Ультрамариновые. Обдавали тягучей волной. Затягивали медленно пульсирующими зрачками, обещали успокаивающее дно. Отзывались по телу колючими иголками.
На Аурику навалилась слабость. Ватные ноги дрогнули и просели в коленях. Мужчина твердой рукой надавил на ее плечи, заставив опуститься в кресло. Ощупывал «ультрамариновым» взглядом лицо, менять полотенце на штаны не спешил. Колючие иголки царапали кончики пальцев.
Хозяин номера не спеша налил в высокий стакан темную жидкость, молча протянул его девушке. Аурика послушно сделала большой глоток. Земной напиток непривычно обжег горло и потянулся вниз.
Девушка осторожно осматривала фигуру в полотенце. За исключением ультрамариновых глаз, ничего примечательного. Рост средний. Полнота средняя. Рельеф мышц невыразительный, мягкий. Скуластое лицо с едва заметной светлой щетиной. В глаза смотреть девушка пока больше не решалась.
Эмоций нет. Абсолютное тугое равнодушие. Чуть уловимый аромат заинтересованности и более настойчивый – чего-то еще. Все. Даже удивительно – настолько чистый объект.
Интуитивно Аурика попыталась разобрать незнакомую ей эмоцию. Глухо. Запах становился чуть сильней, когда его источник небрежно скользил по гостье взглядом, а потом исчезал. Усилился заметно, когда мужчина сделал небольшой глоток из своего стакана, задержал на доли секунд жидкость во рту и бережно глотнул, одобрительно поджав губы.
Аурика различала по запаху не все чувства и эмоции. Легко определяла сильные или простые. Безошибочно чуяла страсть. Но здесь ее и в помине не было. Ну, если слишком постараться, можно уловить чуть похожий на нее оттенок.
Это было интересно. Земляне пахнут интенсивно. Ежесекундно выбрасывают в эфир коктейль разновариативных чувств. Сильных, ярких, часто противоречивых и несостыкующихся между собой. Вроде яростного веселья или еще более странной смеси ненависти с любовью. А тут всего две прозрачные эмоции.
Невесомость чувств заставляла ее пристальней вглядываться в объект. Внешность девушке абсолютно безразлична. Аурика эстетом не была и бесполезному украшению блюда всегда предпочитала выразительный вкус. Но тут ощутила будто охотничий интерес. Иногда бывает, что казалось бы постное блюдо при правильной обработке затем сочится пряным вкусом. Но вот могло ли заиграть абсолютно пустое?
– Перестань думать ерунду, – осек ее мужчина, брезгливо морщась.
– Мысли умеешь читать? – настороженно поинтересовалась Аурика.
– Нет, – отрезал тот. – По лицу вижу – думаешь черт знает что.
Он присел напротив, продолжая с легким любопытством ее разглядывать.
– Как тебя зовут хоть? – поинтересовался.
– Аурика.
Мужчина фыркнул несдержанно.
– Сама придумала?
– Мама сообразила.
Она покопалась в сумочке. Ключи, телефон, банковские карты.
– А тебя? – спросила, между прочим… не очень и интересно, так.
– Вольдемар.
Аурика прыснула со смеху. Оказывается, все-таки интересно.
– Мне пора.
Он взял ключ с поверхности комода. Бросил ей. Аурика твердой хваткой зажала его в ладони. Усмехнувшись на прощание, направилась к двери.
– Ну, не болей, Вольдемар.
ГЛАВА 2
Аурика быстро вбежала в квартиру, на ходу сбрасывая одежду. Семь минут душ, пять – земной кофе. Две минуты одеться. То и дело поглядывала на часы.
Приличную работу найти даже в большом городе сложно. Еще и такую, чтобы позволяла в приступе голода перекусить, не отрываясь от производства. Можно было, конечно, устроиться в ночной клуб. Днем отсыпаться, ночью трудиться. Но там такой переизбыток похоти, что и до ментального ожирения недалеко.
Аурике повезло. Совсем недалеко от дома располагался новомодный музей. Что-то в духе эротического авангардизма или тому подобной чуши, претендующей на звание «высокого искусства» среди тех, кому дано понять. Дано понять было очень немногим, Аурике тем паче. Желающих примкнуть к достойному трудовому коллективу музея в качестве штатных его единиц тоже наблюдалось с воробьиный нос. Это и дало возможность Аурике занять должность администратора сего, с позволения сказать, рассадника прекрасного.
Как бы редкие ценители шедевров не убеждали себя и окружающих в том, что их интересует сугубо эстетическая суть экспонатов, их экспозиция, атмосфера и идея, Аурика нюхом чуяла истинные настроения созерцающих. Как бы плюгавенький экскурсовод Михаэль (в простонародье Мишка) не пел про самопроизвольное (что уже радовало) нанесение красок на холст и приемы дриппинга в эротическом, простите боги, экспрессионизме, у ценителей в головах был совсем не абстракционизм.
Ценители понимающе кивали и выбрасывали в эфир такие плотные порции похоти, что обзавидовался бы любой стриптиз-клуб. К сожалению, должность психиатра для отлова среди посетителей особо буйных приверженцев экспрессионизма в штатном расписании не предполагалась, хотя Аурика честно периодически предлагала руководству музея ее ввести. Руководство же считало, что профессиональная помощь ценителям не требуется, хотя само лишний раз на творения не взирало. Этому примеру следовала и Аурика, стараясь в отличия направлений и течений не вникать.
В должностные обязанности Аурики входило сидеть, покачивая ногой, на стульчике с бархатной обивкой, изредка добавлять имена неосторожных ценителей в электронную базу музея для последующих приглашений и периодически подносить им же охлажденное шампанское.
Сегодня выполнять обязанности было проще, чем на прошлой неделе, когда в самом центре зала располагалась выставка смелых инсталляций. В связи с расположением экспонатов пытаться не замечать их было крайне сложно. Но, спасибо милости богов, выставка уже съехала восвояси, уступив эстетическое место таким себе картинам очень уважаемого в определенных подворотнях творца. Творец творил широкими мазками, что особо радовало посетителей, использовал довольно мрачные тона и уделял скрупулезное внимание половым органам, обычно отделяя их в своих работах от остальных бесполезных для идеи рук-ног изображенных персонажей. Даже эмоционально стабильную Аурику эти творения ввергали в земной ужас.
Каково же было ее удивление, когда в приоткрытую дверь неспешно проскользнул редкий гость. К тому же гость администратору знакомый, сменивший банное полотенце на элегантный костюм. Проник, мазнул по Аурике взглядом и замер удивительной инсталляцией перед одной из картин.
Вначале Аурика с ягоденянской степенью злорадства ожидала увидеть на его лице омерзение. Потом подозревала похоть. Но до ее активно задействованного носа доносился лишь тот же нераспознанный ранее аромат. Мощный, яркий, нахрапом врывающийся в эфир, но все такой же непонятный. Он настолько будоражил интерес девушки, насколько это было вообще возможно. И, как прежде, Аурика изо всех сил пыталась вычленить в этом запахе страсть. Но ее снова даже и малюсенькой частички не было.
Не вытерпев, девушка приподнялась и вплотную приблизилась к гостю, принюхиваясь, застыла за его спиной. Попутно изучала картину, привлекшую внимание мужчины.
К чести художника, в этот раз он неожиданно изобразил на, так сказать, холсте фрагменты интересующих его частей тел не слипшимися в безобразную кучу «непоймичего», а аккуратно рассредоточил их по вполне себе клеткам, уделяя свое бесценное анатомическое внимание не только частям, имеющим разную степень половых признаков, но даже размытыми штрихами мимоходом нацарапал довольно-таки коленки и ключицы.
Гость созерцал и молчал, окутывая девушку плотным шлейфом неразгаданной ею эмоции.
– Вы довольно неожиданны в данном месте, Витольд, – произнесла Аурика через время.
Гость тихо фыркнул, усмехаясь.
– Если вы запамятовали, прекрасная Аурика, осмелюсь возразить – мое имя Вольдемар.
Они продолжили созерцание. Аурике порядком надоело. Она уже собиралась оставить загадочного гостя продолжать любование мазней в одиночестве, как вдруг он проявил интерес.
– Что вы видите здесь, прекрасная Аурика?
Девушка изумленно перевела взгляд на нечто в рамке.
– Вижу я здесь интимные органы в клетках, – поразмыслив, донесла до ведома мужчины. – А вы, извините, видите что?
Гость развернулся к ней, облагодетельствовал снисходительной улыбкой. Снова продолжил созерцать.
– А какие чувства заставляет вас испытывать изображение? – поинтересовался он.
– Дикий ужас и желание сделать отсюда ноги, простите за каламбур, – честно призналась Аурика, поглядывая на изображенную на картине коленку.
– Уже неплохо, – одобрил Вольдемар. – И больше ничего?
– Ну еще я немного изумляюсь неожиданной части ноги в самом центре пресловутых клеток, – ответила она. – Так а вы все-таки что видите?
– Я вижу благодарное восхваление продолжения рода и символизм колена рода в его фундаменте.
– С ума сойти – не встать, – почти восхитилась Аурика. – А огрызок плеча символизирует мощь?
– Вполне возможно, – протянул гость.
– Давайте отодвинемся от мощи сего творения на безопасное от него расстояние, – предложила Аурика.
Гость послушно переместился вслед за ней к следующей картине. Аурика грустно вглядывалась в изображенного на ней, скорей всего, человека. Человек был насыщенного иссиня-темного цвета. Очевидно, натурщика жестоко избили накануне, но он не смог не выполнить высокий свой долг, отпозировав даже не глядя на весьма ужасающий внешний вид. Правда, на этом творении художник, устав, решил уже не разделять изображение фрагментарно, лишь в лучших традициях своего почерка лишил натурщика голеней, но почему-то не ступней... впрочем, одной ступни, второй все же не наблюдалось.
– Ради богов, не спрашивай меня, что я вижу здесь, – предупредила попытки гостя девушка.
Мужчина развернулся к ней, щурясь хитрыми ультрамариновыми глазами. Аурика снова с жадностью впилась в них взглядом. Ультрамарин будто туманом заволокло, придав радужкам глаз густой кобальтовый оттенок.
– Я сам тебе могу рассказать, – бархатным голосом поведал Вольдемар. – Здесь отражена удивительная красота человеческого тела. Посмотри… эти ступни будто бы твои… как с тебя писали.
Его взгляд притягивал, обволакивал. Аурика дышала с трудом. Отвечать ничего не хотелось. Только тонуть в кобальтовом цвете удивительных глаз. Вдыхать необъяснимый аромат эмоции этого мужчины и безнадежно выискивать в нем страсть.
– Здесь всего одна ступня изображена, – выдавила девушка все же через время.
Не отрывая взгляд, Вольдемар указал ей в уголок картины.
– Вот здесь.
Аурика проследила за направлением его руки. Действительно, сумасбродным повелением взбалмошной Музы художника потерянная персонажем часть тела оказалась в углу полотна. Но у девушки абсолютно не было желания разгадывать шарады самопризнанного гения-художника. Одно лишь бередило мозг – почему у этого странного человека такие изумительные глаза и почему она не в силах от них оторваться.
– Ты во сколько заканчиваешь работу? – спросил шепотом мужчина.
– В пять.
– Я буду ждать тебя у входа…
ГЛАВА 3
Он ждал. Смотрел глазами, приобретшими яркий лазурный оттенок, и улыбался. Аурика сияла в ответ. Она еле дождалась окончания скучного рабочего дня.
– Любишь мороженое?
– Да, – бойко соврала девушка, хоть никогда не интересовалась прежде этим холодным продуктом.
Он купил две упаковки мороженого и пристально наблюдал уже знакомыми ультрамариновыми глазами, как Аурика пробует первый кусок. Жмурится от удовольствия и непривычного холода на кончике языка. Смеется, радуясь зарождению робких пульсаций эмоции восторга.
Они неспешно брели по набережной, разглядывая залитые оранжевым закатом силуэты города и людей на другом берегу реки. Разговаривали обо всем и ни о чем.
Лишь одно омрачало настроение девушки. К знакомому ей запаху эмоций мужчины добавились нежность и радость, но в них по-прежнему не было даже намека на страсть. А ей до дрожи хотелось ее пригубить. Хоть чуть-чуть попробовать на вкус.
Полное равнодушное отсутствие страсти разжигало внутри девушки пожар. Мысли об этом никак не оставляли. Аурика уже продумала десятки способов, как из Вольдемара выдавить так нужное ей чувство. Эти планы были примитивны и касались только заурядных методов соблазнения, ведь прежде Аурике никогда не приходилось прилагать усилия, чтобы заставить человека выдать в пространство первобытное желание.
Но сейчас все способы казались почему-то неуместными и глупыми. Магия не помогала. Хоть об стену расшибись – новый знакомый не реагировал на те флюиды, которые девушка с остервененьем направляла в его сторону.
Он умилялся траве, каким-то глупым чайкам, зудел про красивый закат. Восхищался атласной кожей ладоней девушки. И выплескивал из себя такую плотную эмоцию, что, казалось, ее можно увидеть глазами.
– Ты из наших, – осенило Аурику.
– Из кого ваших – из «домушников»? – он неуклюже пошутил, намекая на первую их встречу, но в ультрамариновых глазах появились темные крошки графита.
– Ты из наших… – разочаровано повторила девушка. – Ты дозировано излучаешь очень ограниченный круг эмоций и питаешься каким-то незнакомым мне чувством.
– Я питаюсь эстетическим удовольствием, – подтвердил Вольдемар. – Всем тем волшебным и сказочным, что заставляет сердца людей биться чаще. Тем, что наполняет существование смыслом.
– Это что-то вроде любви? – глухо переспросила она.
– Нет, это не любовь, – улыбнулся он. – Но восхищением от самого этого чувства я тоже могу быть сыт.
– Я не понимаю, – раздосадованно продолжала Аурика. – Как можно выжить, поедая лишь низкокалорийный восторг от созерцания ромашек и облаков? Ты выглядишь довольно упитанным.
Он смотрел с нежностью и малой толикой превосходства.
– Напрасно ты так считаешь. Это очень многогранное и насыщенное чувство, полное оттенков и послевкусия. Ты сама удивишься, когда научишься им наслаждаться.
Вольдемар повернулся на месте и запрыгнул на парапет. Раскинул руки в стороны и с удовольствием подставил лицо топленым лучам заката.
– Посмотри – какой завораживающий этот мир. В нем столько запахов и форм. Столько цвета и звуков. Нужно только внимательно за ним наблюдать. Ты обязательно влюбишься в него. Я научу тебя восхищаться его красотой.
Безумная синева его глаз притягивала магнитом. Аурика и сама не заметила, как оказалась на парапете. Подошла к мужчине очень близко.
– Ты хочешь меня соблазнить? – спросила прямо в его губы.
– Я хочу тебя соблазнить, – согласился он. – Хочу пить тебя до последней капли. Я знаю, ты будешь очень вкусной. Чувствую это.
Их губы почти соприкасались. Аурика уже предвкушала его страсть. Если они сейчас соединятся губами, он не сможет вырваться из ее сетей. Он уже смотрит сумасшедшими глазами, темными и зеркальными, а его дыхание обжигает кожу.
Еще секунда и… но у Вольдемара закружилась голова, и, безнадежно побалансировав на парапете, он, охнув, скатился кулем вниз. Туда, где искристыми водами блестела на солнце река. Занырнул в «удивительный» мир с головой. Хлопал по окружающему совершенству руками и его красоту не наблюдал. Только воздух между погружениями хватал и ножками беспомощно дергал.
Зло выругавшись, Аурика понеслась к лестнице, спускающейся к воде. Манила и звала, аки Сирена, почитателя природной красоты. Хватала его белыми руками, когда он добарахтался до берегов. А потом вытягивала промокшее тело на привычную и сухую среду. Вольдемар кряхтел и подтягивался, коленками в бетон упирался и прилагал заметные усилия по спасению самого себя.
Потом сидел на асфальте, мотал, как лохматый пес, головой и зубами стучал. Был, кстати, март. Хоть и довольно теплый, но к водным процедурам не располагал.
«От Фатума и меня не уйдешь», – ехидно подумала Аурика, а вслух мелодично промурчала:
– Ты совсем, бедненький, продрог, а я, что очень кстати, недалеко от набережной живу.
Вольдемар удалился в душ. Аурика с нетерпением его поджидала. В уме планировала «смену блюд». Перебирала в памяти все украшения и приправы, барабанила пальчиками по столу.
Мужчина возник на пороге в полотенце, и девушку посетило дежавю. От предыдущего образа, когда Аурика впервые увидела Вольдемара, его отличал лишь красноватый нос и не такой, как прежде, самоуверенный вид.
Аурика старательно подготовилась к «трапезе», нарядившись в белоснежное белье и приняв худеньким тельцем соблазнительную позу. Вольдемар оторопел от красоты и эстетики, конечно, да так, что обескуражено чихнул. Уставился бирюзовыми глазами и ими недоуменно заморгал.
– Ты время зря не теряла, – склонив голову набок, произнес.
– Время слишком быстротечно, – философски заметила девушка, меняя позу на еще более выгодную – эстетически более выгодную, по ее мнению. – Незачем его терять.
Вольдемар опять чихнул, просочился за стол и присел на стул. Аурика нетерпеливо смахнула рыжую прядь волос со лба.
– Я так сразу не могу, – размышлял мужчина. – Нужно узнать друг друга лучше, провести больше времени вместе.
Девушка сменила соблазнительную позу на угрожающую и подтянулась поближе к нему.
– В процессе будешь узнавать, – щурясь, сказала. – А времени и так провели достаточно: ромашки пересчитали, закат поразглядывали. Так что снимай полотенце и двигай в спальню.
Вольдемар улыбнулся. Глаза были добрыми и кристально синими. Смотрел чуть снисходительно, но ласково.
– А ты, оказывается, горячая штучка. Ладно… – и добавил деловито: – Спальня где?
– Там, – Аурика не отводила прицельного взгляда и внимательно следила, чтобы не сбежал.
Но Вольдемар оказался порядочным мужчиной и слово данное держал. Побрел по квартире в поисках спальни, правда, полотенце пока не снимал. Аурика хищной кошкой следовала за ним, не отставала. Доверяла, как самой себе, но из виду на всякий случай не теряла.
В спальне мужчина, ухмыляясь, смотрел на нее.
– И как ты предпочитаешь?
– Для меня принципиальной разницы нет, – не задумываясь, просветила его Аурика. – Можешь для начала меня поцеловать.
Мужчина насмешливо приподнял бровь.
– Очень романтично.
Но приблизился и коснулся губами. Все так же ехидно улыбался. Прижался чуть крепче, затаил дыхание, но, не выдержав, опять чихнул. Аурика постаралась не отвлекаться на не связанные с процессом моменты, руками мужчину обхватывала крепко. Пыталась разобрать в эфире страсть – не получалось. Вольдемар прищурил глаз и снова от души чихнул.
– Ты чихаешь, – обиженно произнесла Аурика.
– Извини, – пожал плечами он. – Я стараюсь сдерживаться, но не выходит.
– Ладно, – согласилась искусительница. – Мне это особо не мешает.
Но, получив разрешение, Вольдемар разошелся не на шутку. Все чихал и чихал, и к совести затихшей не прислушивался.
– Извини, – говорил в перерывах. – Наверное, весеннее купание дает о себе знать.
Аурика сцепила зубы, протяжно вздохнула.
– Хорошо, – процедила разъяренно. – Я дам тебе время до утра. Но имей в виду: когда выздоровеешь – не отвертишься. А пока шуруй на диван.
От Вольдемара исходило непонятное ей веселье. В глазах плясали огоньки. Выходя из комнаты, он насмешливо фыркнул, явно не успев сдержать смешок.
– Что ты там хихикаешь? – насторожилась Аурика. – Выздоровел уже?
– Ты забавная, – ответил он, не поворачиваясь. – Никогда таких прежде не встречал.
ГЛАВА 4
Утром Вольдемар проснулся первым. Долго лежал в постели, изучая потолок. И ему же, потолку, улыбался, сам не понимая отчего.
Перед глазами стояло острое лицо в веснушках, всколоченная копна рыжих волос и ярко-зеленые глаза, с детской обидой глядевшие на него. Сейчас Аурика проснется и с капризным упрямством снова примется за свое. Будет выворачивать хрупкое тело, стараясь выдать пошлый вид. У нее это не получается. Как бы ни старалась, а выглядит она дворовым котенком. Взъерошенным, худющим и наивно-хитрым. Мягкими лапками выцарапывающим свое. Округляющим спинку колесом при недовольстве.
Но она нравилась ему. Своим упрямством и настойчивостью. И тем, что он знал: она может стать другой. Именно она сможет дать ему самую чистую эмоцию. Яркую, звонкую, дикую. Она – не умеющая пока созерцать, впитывать кожей запахи и звуки, безразличная к красоте и волшебству. Она чистый лист, и Вольдемар его заполнит так, как нужно именно ему. Научит наслаждаться каждой частичкой мира и будет жадно пить до дна, когда в первый раз на нее лавиной снизойдет понимание изумительности мира. Когда своей прозрачной душой, не ведавшей прежде красоты, она ошеломленно дотронется до всех его красок.
Мужчина настолько погрузился в сладостное предвкушение, что не сразу заметил тонкий силуэт, в нетерпении замерший в проеме входной двери.
– Проснулся? Выздоровел уже? – с напором допрашивала его Аурика. – Я сейчас пулей в душ, а ты не вздумай снова заболеть.
Вольдемар кивал ей, соглашаясь. Пусть делает, как знает. Разглядывал стройное тельце и размышлял, какой же на вкус будет ее яркая эмоция.
Аурика с прищуром посмотрела на него, двумя растопыренными рогаткой пальцами показала на свои глаза и в его сторону, давая тем понять, что хоть и удаляется, но непонятным образом за ним следит. И важной павой направилась в душ.
Через пару минут во входную дверь постучали. Настойчиво и нетерпеливо. Вольдемар затаился и попытался слиться с диваном. Барабанящий звук не умолкал, а затем, к удивлению мужчины, сменился скрежетом в замочной скважине. Вольдемар поспешил на помощь неожиданному гостю, коль упорство того свидетельствовало о том, что внутрь он все равно рано или поздно доберется. А так хоть можно сделать вид, что и сам открывать дверь торопился и даже очень гостю рад.
На входе оказалась крупная дама с довольно внушительным багажом. Она Вольдемару, очевидно, удивлялась и возмущенно втягивала воздух ртом.
– По какому законодательному праву ви, молодой человек, расположились в приватизированном мною проеме входной двери? – шумно дышала в его сторону дама. – И продолжаете весь из себя стоять, будто так и надо.
– Я друг Аурики, – ответил скромно Вольдемар.
– Рокфорд, ты таки слыхал этого человека? – взвизгнула дама. – Этот колченогий – Аурики друг.
В образовавшейся щели между щекой визгливой дамы и косяком двери появилось красивое мужское лицо и с любопытством оглядело Вольдемара.
– Нет, ты представляешь, Рокфорд, – продолжала кудахтать дама. – Я в первый раз за столько лет выбралась в отпуск, родину решила навестить, а мине тут такой фейерверк. И от кого – от моей личной неблагодарной дочери.
Она принялась буравить Вольдемара взглядом и теснить его пышной грудью к стене.
– Ну ладно Аурика. От нее всего можно ожидать. Но ви, молодой человек, по какой человеческой наглости не потрудились сообщить мине, маме, шо делите с моей дочерью еду? У мине даже все слова, шо я вам сказать желаю, не выходят теперь из мой рот.
Она решительно наступала, Вольдемар пятился назад.
– Ви сейчас здесь поедите, потом переметнетесь за другой стол. А нам потом шо прикажете делать после этих ваших фуршетов?
– Уверяю вас, глубокоуважаемая, у меня очень серьезные намерения по отношению к Аурике, – горячо возражал Вольдемар. – Я никогда не посмею ее обидеть.
– Серьезные намерения представляют семье, – не отступала мать. – И скрепляют штампом в Небесной канцелярии. А у вас, дорогой, здесь всего лишь перекус. Мы этого так не оставим. Рокфорд, заноси наши вещи и следи, шобы колченогий от нас не удрал.
Красивый молодой человек, усмехаясь, принялся затаскивать в помещение немыслимое количество вещей. В одной из громадных клетчатых сумок тревожно звенело стекло.
– Зачем нам столько банок, маман? – бурчал молодой человек.
– Много ты понимаешь, – возражала мамка. – Накрутим консервации и на Ягодку ее заберем.
– Зачем? – изумлялся Рокфорд, вскидывая темную бровь.
– Рофик, слушай, как мама говорит, и не спорь напрасно. Мы ее ностальгирующим землянам с накруткой будем толкать. Семейное дело откроем, бизнес свой заведем. Так, гляди, не торопясь себе разбогатеем.
– Маман, – вздыхал сын. – Ты же отдыхать сюда ехала. Говорила, что у тебя давление пляшет.
– Одно другому не мешает, – не унывала «маман». – Почти всем телом я буду отдыхать и только одной рукой баночки крутить. Или вам указывать, в какую банку чего-куда класть. И во шо это все заворачивать.
Навстречу гостям выпорхнула Аурика. Вольдемар отметил про себя, что она только сухо подставила щечку матери для поцелуя и с восторгом бросилась на шею брату. В воздухе засочился терпкий вкус удовольствия. У Вольдемара бешено заколотилось сердце, а рот наполнился тягучею слюной. О, боги! Аурика так искренне восхищается братом, любуется им. Чистое, прекрасное чувство эстетического удовольствия наполняет пространство, когда она восторженно глядит на Рокфорда. Эта эмоция приправлена нежной любовью, тонкая, легкая. Вольдемар жадно вбирал ее в себя.
– Почему вы не предупредили о приезде? – упрек Аурики адресовался скорее Рокфорду, а тот украдкой что-то пытался объяснить сестре глазами.
– Маман все внезапно решила, – сказал он и прибавил шепотом: – Я отправлял тебе ментальное сообщение, но ты не выходила на связь.
Он с ехидной улыбкой покосился в сторону Вольдемара. Аурика шутливо стукнула его кулачком в плечо.
– Будто ты не знаешь, какие проблемы со здоровьем испытывает твой брат, эгоистка, – припечатала мать.
Аурика нахмурилась, но Рокфорд ободряюще подмигнул сестре.
– А папа где? – поинтересовалась девушка.
– Рокфорд, – театрально загремела «маман». – Мы опять потеряли твоего отца! Открой, будь любезен, входную дверь и заведи его в помещение. Он снова, наверное, задумался о своей бесполезной науке и забыл зайти с нами.
Сын открыл дверь и, действительно, на лестничной клетке обнаружился мечтательно застывший мужчина, внимательно изучающий побелку на стене. Рокфорд взял его под локоток и ввел в квартиру. Не заметив произошедшие перемены в окружающей обстановке, отец прошествовал в комнату, прилег на диван и устремил ясны очи в потолок. То ли устал с дороги, то ли мыслил о ремонте.
– Папа пишет научную работу, – шепотом пояснил Рокфорд. – О влиянии гравитации на аппетит. Это колоссальный труд, который принесет неоценимую пользу всем живым сущностям Галактики.
Но маман, очевидно, восторгов Галактики не разделяла. Встала с мыслителем рядом, уперев руки в бока, явно вот-вот намереваясь заехать плашмя ладонью по его научному затылку.
– Шо ты лег, галактический мозг, на мебель и даже вокруг не осмотрелся? – доносила она до его ведома. – Ты хоть перемещение на другой край Галактики заметил? Ты в стороны погляди: вон твоя дочь, вон ейный хахаль. Видите ли, завтракает он у нас. И не подавится же, окаянный, без штампа в паспорте нас объедать.
Красивый мужчина медленно повел дымчатыми глазами с поволокой в сторону шума.
– У меня взрослая дочь, я ей не советчик, – камерно произнес он глубоким грудным голосом.
– Здравствуй, папа, – подошла к нему Аурика и присела на колени, поцеловав в щеку. – Я так рада тебя видеть.
– Я тоже рад, дочь, – размеренно растягивая слова, вещал отец. – Одна лишь ты сможешь оценить тот вклад, который я собираюсь совершить для науки.
– Да, пап, – кивала девушка. – Рокфорд нам сказал. Это потрясающе интересная работа.
– Это не просто интересная работа… – отец отмер и решился декламировать.
– Так, – взревела маман. – Отставить диссертации! Меня твои формулишки и теоремки сейчас не волнуют. На первом месте сейчас Рокфорд и его проблема. А потом уже колченогий и остальная Галактика. Слушать всем меня и внимать. Собираем семейный совет на кухне. Участвуют все. И колченогий участвует. По праву почти решенного примыкания к семье.
– Я бы не торопился с решением, – попытался возразить Вольдемар.
Маман смерила его высокомерным взглядом.
– Раньше нужно было думать. И учиться сдерживать свои аппетиты. Таки не подросток уже.
ГЛАВА 5
На кухне уселись в указанном маман порядке. Сама маман – во главе стола. По правую ее руку Рокфорд. С ним рядом примостилась Аурика. Вольдемар, на правах не полностью примкнувшего к семейству, расположился у окна. Чуть поодаль застыл мыслитель-отец, задумчиво взирающий на мир вокруг себя. На протяжении совета он периодически подпрыгивал на месте и яростно царапал что-то ручкой на клочке бумаги. Затем снова застывал и в совете принимал посильное участие.
– И какая же у вашего сына беда… маман? – осмелился нарушить молчание Вольдемар.
Дама вскинулась на табурете.
– Ты погляди, скорый какой! – возмущенно надула она щеки. – Прямо поперед поезда корейского мчишь. Уже пристроил свой организм к династии. Ты сначала привыкни величать меня Беллой Львовной, а потом жизнь тебе все нюансы покажет – маман я тебе буду или теща. Для тебя уже хорошо, шо третьего варианта в моем лице не дано.
– Тогда и вы, уважаемая Белла Львовна, можете сменить «колченого» на «Вольдемар», – заметил тот в ответ. – И языку вашему полегче будет, и моим ушам.
– Характер показываешь? – сощурилась маман. – Ладно. Это мы тебе еще припомним. Жизнь длинная, а жить мы собираемся долго. Всегда тебя успеем приструнить.
Вольдемар поморщился от предвкушения, но смолчал.
– Мне вот только интересно, Белла Львовна. Как вы так быстро скумекали, что я тоже прибыл с Ягодки?
– Я тебя насквозь наблюдаю, – торжествовала мать. – Все твои помыслы, как по листу, читаю. Мои житейский опыт и врожденная наблюдательность не дадут тебе «свилять». Я за ментальный хвост тебя всегда отловить успею. Так и знай, и опасайся материнского многострадального сердца… Хотя ты, колченогий Вольдемар, чуть своей неказистостью не ввел меня в заблуждение. Для ягоденянина ты весьма мелковат. Какой-то сбой в твоем семействе таки явно случился.
– Я свое семейство не знаю, – пожал плечами Вольдемар. – Я воспитанник Детской оранжереи, подкидыш.
Мать сердито взглянула на дочь.
– Еще и ввела в семью бесприданника…
Аурика вспыхнула. В воздухе распространилась едкая злость.
– Мама, мы собрались решить проблему Рокфорда!
– Да! – потеряла интерес к дочери любящая мать. – Я ночами не сплю, страдаю. Переживаю за кровиночку мою.
Аурика фыркнула, «кровиночка» усмехнулся. Маман страдала и прижимала многострадальные ладони к груди. Отец кристальными глазами выискивал в воздухе формулы. Вольдемар отметил про себя, что у них очень налаженная схема совместного бытия. Настораживался, какое место будет в ней отведено ему.
– Рокфорд очень хрупкий и болезненный мальчик, – грустила мать, вскидывая белые руки в сторону двухметрового мужчины, и материнскими слезами оплакивала каждый из его девяноста килограмм. – У него очень тонкая пищевая организация. Ему катастрофически не подходит любая еда. У Рокфорда почти на все непереносимость. А на то, что, к удивлению, он переносит, у него аллергия… Аристократ! – она вздохнула и опустила очи долу.
Вольдемар с интересом наблюдал постановку. В маман почила великая актриса.
– Мама, – возразила Аурика. – Рокфорд, как и все мы, питается одной эмоцией. И прекрасно ее переносит.
– Много ты понимаешь, – огрызнулась мать. – У мальчика сложнейший организм. Да, он питается одной эмоцией. Но какой! Он не пожирает, как плебеи, на каждом углу завалявшиеся «любови» и «злости». Он! Он может вкушать только деликатесную уникальную эмоцию.
– Это же что такое вкушает ваш сын, Белла Львовна? – полюбопытствовал Вольдемар.
– Мой сын питается исключительно бескорыстием, – возвестила маман. – Ви его много в жизни видели, спрашиваю я вас? Аристократический организм моего сына может принимать только эту редкую низкокалорийную пищу. А где его искать мине, маме своего хрупкого сына? Где? Те редкие девицы, которые прикидываются волоокими овечками и поначалу выпрыскивают какой-то пшик бескорыстия первоначальной влюбленности, потом намертво садятся моему сыну на шею.
Мать грустила недолго. Оживилась и принялась собирать экспедицию по спасению недоедающего сына.
– Участвуют все, – торжественно объявила она. – Колченогий Вольдемар тем более. Пусть не думает, шо без тщательной проверки примкнет к клану. Ищем бескорыстие, его источник скручиваем и на Ягодку к удовольствию Рокфорда забираем.
– Может, я как-нибудь сам? – непонятно на что понадеялся сын.
– Знать ничего не знаю и ведать не ведаю, – отмахнулась заботливая мать. – Ты вгоняешь маму в гроб и даже глубже. Сам! Даже не стесняешься в лицо маме такие слова говорить. Пока я не передам тебя в надежные, но бескорыстные руки, не смогу спокойно умереть. Если еще и колченогий заберет Аурику, а он заберет, это я вам как мама гарантирую, то наконец-то я и для себя смогу пожить.
– Вы бы, уважаемая Белла Львовна, уже как-то определились, – вставил слово Вольдемар. – А то каждые пять минут сбиваете династию с курса: то умирать собираетесь, то жить на радость всем.
– Во, видала? – кивнула в его сторону Аурике мать. – Я чувствую, у меня таки появилась очень веская причина задержаться в этом мире подольше. Шо ж я, лишу себя такого удовольствия – раньше времени помирать? Да еще и посреди полного здоровья. Этот мужчина таки любит риск. Я уже гляжу в нем себе конкурента и впадаю от него в азарт. Даже сердце от его вида радостно в желудочек стучит.
Она достала из кармана помятый клочок бумаги и предъявила под нос каждому из присутствующих.
– Я уже набросала план действий.
– О как! – удивился Вольдемар.
– Да, – гордилась планом будущая теща. – Это вам не жук начихал на скатерть – я своего сына лишь бы куда не отдам. Держим направление на детские дома, приюты, благотворительные организации. Действуем аккуратно, но быстро. Я, между прочим, сюда отдыхать приехала и хочу получить удовольствие от курорта сполна. Насытиться всеми аттракционами, шобы потом вспоминать и утешать сердце приятными восхищениями. Я должна сполна накататься в час пик на трамвае. В очереди в больницу постоять. В собес для радости души заглянуть. В общем, побывать во всех местах, наполненных отдачей. Поругаться, побиться, покричать. Шобы потом долгими зимними вечерами на тоскливой Ягодке вспоминать, как насыщенно провела свой отдых. А ви все будете мине на камеру снимать. Шобы мине потом помнилось. Шобы я потом на снимки глядела и заново ощущала весь спектр удовольствия.
– Как вы себе это представляете, Белла Львовна? – осмелился перечить Вольдемар. – На каком основании мы явимся всем составом в детский дом? Что мы сможем им сказать, ну кроме разве что «здрасьте». Не стоит ли спокойно взвесить все моменты и внести поправки в предложенный вами план? А лучше выбросить его ко всем чертям и предоставить сыну возможность самостоятельно решать свою судьбу.
– Щас я сделаю вам фейерверк, и вам станет весело, – аргументировала свой отказ мать. – Я сама себе знаю, а ви себе думайте, шо хотите. Но учитывайте местные контрасты: ви за порогом квартиры можете сколько хотите быть умным, а здесь ви еле-еле идиЙот. Пока ви инородное тело в доме, и мы в любой момент можем забыть обо вас навсегда. Ви еще докажите, шо мы не зря в вашу сторону смотрим.
ГЛАВА 6
На улице Белла Львовна упорным крейсером взяла курс на трамвайную остановку.
– Вы же не хотите, маман, сделать нам экскурсию города в окно трамвая? – язвил Вольдемар.
– А мы шо – уже разбогатели и не заметили этого? – не сдавалась будущая теща. – На маршрутных такси разъезжать. Или у вас есть деньги задавать мине такие вопросы?
В трамвае она ясно заявила свою гражданскую позицию.
– Разойдитесь все, у меня пенсионный.
– У всех пенсионный, – донеслось с задней площадки. – Всем разойтись теперь или как?
– А вас, пассажир, я видала, как ви идете мимо, – маман с энтузиазмом принялась получать удовольствие от долгожданного отдыха. – В валенках и теплой шапке набекрень.
Всю дорогу до намеченной ею точки маршрута Белла Львовна бранилась и вступала в разногласия с попутчиками. Семейство благоразумно держалось в стороне. Вроде бы эту женщину где-то и видели, но не согласны с ее поведением в корне.
– Ви сходите или просто вводите меня в заблуждение? – продемонстрировала себя маман напоследок, тараня замешкавшегося пассажира у выхода. – А то я смотрю на вас и не понимаю ваши дальнейшие намерения. Тут ви будете себе в дальнейшем стоять или на проспЭкте.
На улице она деловито развернула карту города. Долго вглядывалась в линии и точки. Соображала, что к чему. Плюнула на гиблое дело и обратилась к ошивающемуся рядом дворнику.
– Как бы нам так идти, шобы дойти до фонда? «Руки любви» который.
Дворник долго размышлял, водил по пространству пальцем.
– Это где-то там или вон туда… Постепенно найдете, куда оно денется.
– Шоб ты не дошел однажды туда, куда шел, – процедила Белла Львовна и устремилась в одном из указанных пальцем направлений.
– У вас имеется план действий, маман? – поинтересовался Вольдемар. – Кроме каракуль адресов на клочке бумаги? Вы уже знаете, что будете вещать? Или, как обычно, будете брать крепость напором?
Маман сердилась и сопела. Вынашивала в голове план. Да и крепость на деле оказалась всего-навсего подвальным помещением в полуразрушенном доме.
– Нам сюда, – емко донесла Белла Львовна в домофон. – У нас срочное дело.
– Да пожалуйста, – ответил охранник и запустил семейство внутрь.
– И где здесь располагается благотворительность? – уточнила мать.
– По коридору туда, – сообщил блюститель порядка. – Там, где коморка филиала фонда ценных бумаг. Оттудова направо. Там косметикой торгуют дистрибьюторы. А далее – добавками. Оттудова налево. Там курсы проводят, как разбогатеть. А вам как раз напротив дверки «Царствия избранных». Ото и будет благотворительный фонд, пока отсюдова не съехал.
Маман, чуя цель, утроила скорость. Семейство тепало за ней.
– И шо ви думаете? Они таки да, – многозначительно сообщила мать, разглядывая нужную дверь.
– Так, – не вытерпел Вольдемар. – Разрешите-ка, Белла Львовна, я сам. Пока вы не придали мероприятию феерический, но необратимый размах.
Он смело толкнул дверь.
– Разрешите?
– А ты принюхивайся внимательно, – напутствовала Белла Львовна Рокфорда. – И бровкой в случае чего моргай. Мама всегда поймет, в кого ты бровкой киваешь.
Семейство дружно втянулось в кабинет за Вольдемаром. Замыкал круг отец. По инерции вплеснулся вместе с кругом и подпер спиною дверь.
В комнате восседало три девицы. Как в сказке, одна другой краше и «накрашеннее» привычных в такое время суток людей. Густо увешанные цепями и перстнями, с притягивающими взгляды декольте. Мужская часть семейства округлила груди колесами.
– Милые дамы. Наша… семья, – Вольдемар оглянулся на семейный коллектив, с неподдельным интересом внимающий его монологу, и вздохнул, сожалея, что семью совместно с интересом нельзя было оставить за пределами стен. – Наша семья очень желает совершить благородный поступок и внести деньги в фонд.
Благородное семейство закивало в благородном порыве. Страстно желало внести деньги в фонд. Отец отсоединился от двери и присел на стул.
– Как у вас дела с аппетитом, милочка? – поинтересовался он у одной из девиц, внимательно заглядывая в декольте. – Я как раз пишу об этом научную работу. И в крайней степени интересуюсь, как ведет себя ваше… здоровье в условиях предложенной мирозданием гравитации.
Белла Львовна захлебнулась слюной.
– Слышишь ты, мыслитель хренов, – проникла в научную дискуссию. – Как-то ты неожиданно отмер. Пора бы тебе снова вернуться в привычный астрал.
Отец ушел в себя, вернуться скоро не обещал. Прозрачными глазами изучал цветы на обоях, в них же ответы на гравитацию искал. Белла Львовна прибилась к сыну.
– Ну шо – унюхал чего интересного? – шепотом спросила она.
Рокфорд лишь руками развел.
– Здесь только для папы еда – жадность. Ну и Аурике есть, чем перекусить, – он ответил белозубой улыбкой на призывный взгляд одной из дам.
– Сворачивай программу, – переместилась маман к Вольдемару. – Нет тут ничего, шо нам надо. А эти хищницы еще и наше, гляди, отберут.
Одна из хищниц как раз настойчиво предлагала Вольдемару буклет, вещавший об исключительной благотворительности заведения.
– Давайте картинки, – выхватила Белла Львовна буклет у девицы. – Мы вечером оденем очки и все мелкие шрифты изучим. А вам свое мнение потом донесем.
– Мы бы вам хотели предложить уникальную программу, – не отступала девица. – Только сегодня, в честь Международного дня числа «Пи», идет очень выгодная акция – мы можем оформить специальное заявление, и день в день – пятнадцатого числа из месяца в месяц – ровно десять процентов дохода семьи, вас не тревожа, аккуратненько будет капать нам на счет.
Маман развеселилась. Хохотала громко и широким жестом смахивала пухлой рукой слезы со щеки.
– Шоб ви здохли, как ви мине нравитесь, – хвалила девицу. – Я буду правнукам про вашу фирму сказки сочинять.
На выходе из фонда снова изучала карту. Прикидывала пальцем путь «навпростець».
– Вы еще не отказались от сногсшибательной идеи? – удивлялся Вольдемар. – Вы весьма настойчивы, Белла Львовна.
– О! Ви еще не представляете себе насколько, – анонсировала свои возможности будущая теща. – Будет вам в семейной жизни от мине сюрпрЫз.
Следующий фонд располагался рядом. Поражал масштабом сооружения и высотой забора.
– И как вам это нравится? На благотворительность, оказывается, спрос, – заметила Белла Львовна. – Плодит с завидной частотой учреждения. А этот еще и солидностью ошеломляет, не плюнуть и растереть!
Но за забор семейство не пускали. Требовали рекомендательные письма и пароли. Благотворительность строго охраняли и кому ни попадя к ней доступ не давали.
– Ви шо там, лбы о благородство расшибли? – возмущалась Белла Львовна через забор. – Какие рекомендации и письма? С мозгом ви, шо ли, поссорились?
– Нет, – лаконично ответили за забором.
– Почему нет, если да? – недоумевала маман.
Так продолжалось целый день. Вечером, порядком утомившись, семейство во главе с Беллой Львовной совершило очередную ходку на благотворительный фонд. Позади осталось невероятное количество оббитых порогов благородных неприбыльных организаций, сеющих по миру заботу и тепло.
Что бы там благотворители не сеяли, а бескорыстия в их стенах семейство не встретило. Даже не пахло, будто отродясь его там и не было. Даже с краю на полке не лежало. Будто бы не бескорыстия ради организации эти сколачивали. Алчность была. Злость тоже. Были зависть и равнодушие. Отчаявшись, семейство даже посетило собачий приют. Вот животные с радостью выдавали нужную эмоцию. Смотрители, проведав, что семейство просто ходит, не пойми ради чего, кругами вдоль забора и забирать никого из питомцев не помышляет, выдали в эфир лишь раздражение.
– Может, действительно, твоему брату собачку завести? – робко предлагал Вольдемар Аурике. – Будет мячики бросать и бескорыстной любовью питаться. Мама пусть держит курс на пенсионный фонд курортом наслаждаться. Папа и так здесь присутствует только телом и никому не мешает. А мы тем временем отправимся в театр. Там как раз замечательная постановка. «Кармен». Очень мощная по эмоциональному фону работа. Глядишь, и ты проникнешься искусством.
Аурика зло зыркнула в его сторону.
– Какой театр? Пока не переспишь со мной, о театрах даже не мечтай. Слишком хитрый, о себе только думаешь.
– Так и о тебе, лапочка, – уговаривал ее мужчина. – Это современная версия пьесы. Там тебе тоже будет чем полакомиться. Это же Кармен!
– Ты на постороннюю женщину свои обязанности не спихивай, – шипела ему дочь своей матери. – Сделаешь дело и можешь вышагивать на все четыре стороны. Хоть в театр, хоть в балет.
– Я все, конечно, понимаю, дорогая, – обиженно отвечал Вольдемар. – У вас семейное дело, брата и сына пристраиваете. Но я почему должен волочиться за вашим чокнутым семейством?
Он быстрым шагом настиг Беллу Львовну.
– Не угодно ли вам, уважаемая маман, хоть к вечеру снять с нас принудительное рабство? Отпустить молодежь отдохнуть в кафе? Да и самой на диванчик прилечь.
– У мине сын голодает, а у вас кафе на уме, – в тревоге вскидывала голову мать, но сжалилась и все-таки отпустила младшую часть семьи на свободу.
ГЛАВА 7
Получив от великодушной маман выстраданную вольную, молодежь устроилась в уютном кафе. Аурика с Рокфордом уселись рядом. Вольдемар расположился напротив и с удовольствием наблюдал, как щебечут брат с сестрой.
– Почему ты молчишь? – допрашивала Рокфорда Аурика. – Неужели тебе хочется обзавестись штампом Небесной канцелярии? И питаться потом изо дня в день эмоцией единственного человека? Это так скучно и так постно. Никакого гастрономического разнообразия. В мире столько разных вкусов и оттенков, а ты себя добровольно ограничиваешь.
– Ну ты же знаешь, малышка, – улыбаясь, Рокфорд поглаживал волосы сестры, а Вольдемар заметил про себя, что его надменное лицо при виде беспокойства Аурики становится мягким и начинает будто светиться изнутри. – Если маман что-то втемяшилось в голову, ее невозможно сбить с курса. Не переживай: она поищет пару дней и переключит свое внимание на что-нибудь другое. Или кого-нибудь другого. На того же папу, наконец. К тому же, если она даже и найдет подходящую девушку, еще не факт, что та согласится перебраться с нами на Ягодку.
– Что ты! – изумлялась Аурика. – Ты лучший человек в Галактике. И самый красивый. Любая девушка будет счастлива отправиться с тобой даже на край Вселенной.
По эфиру распространялась легкая рябь ее восхищения братом. Вольдемар осторожно смаковал. Потихонечку и незаметно, чтобы у Аурики снова не закружилась голова. Как в тот раз, когда при их первой встрече он не сдержался и жадно глотнул всю до остатка эмоцию девушки.
Рокфорд периодически поглядывал через плечо Вольдемара. Лукаво улыбался в чашку кофе. Стрелял кристально-серыми глазами на соседний столик, вскидывая широкую бровь.
– Посмотри, какая крошка, – журчал бархатным голосом сестре. – Такие большущие печальные глаза, в них будто отражаются все страдания и горечь мира.
– Где? – наводила прицел Аурика. – Да, вполне ничего. Но с чего ты взял, что она бескорыстная?
– С такими глазами пусть будет корыстной, – плавился брат. – Если что, я сегодня и страстью перебьюсь. Только маман не говори.
Он ловко перебрался за соседний столик. Масляные глазки-бусинки девушки заиграли. В воздухе сочился интерес.
Вольдемар с легкой завистью поджал губы.
– Мы можем поговорить откровенно? – он разглядывал Аурику через стекло бокала.
Девушка пожала плечами.
– Есть в мире вещи, которые приводят тебя в восторг?
Призадумалась.
– Которые ты считаешь красивыми? – вкрадчиво продолжал Вольдемар.
– Я считаю красивым секс, – ожила Аурика. – Он весьма ничего, если не сильно вглядываться.
Вольдемар нахмурился. Вздохнул. Сделал новую попытку.
– А тебе нравится музыка? Джаз, рок, классика?
При перечислении ассортимента Аурика равнодушно водила плечом.
– Цветы? Книги?
Девушка явно теряла к беседе недолгий интерес и уже беззастенчиво косилась в окно.
– Ты любишь дождь или солнце? – не унывал Вольдемар. – Звезды? Вино? Ткани? Поэзию?
– Да, – наконец-то согласилась Аурика. – Во время близости они мне не мешают.
Вольдемар сдавался. Раздосадованно массировал пальцами виски.
– Если хочешь, можешь мне показать ткани в твоем доме, – сжалилась девушка. – Вдруг они мне понравятся. Ну или стихи почитай.
– Я здесь проездом и живу в отеле, – обреченно махнул рукой Вольдемар.
– Я могу и в отеле что-нибудь посмотреть, – хитро щурилась Аурика. – Что там – ковры или посуду. На звезды могу посмотреть, если нужно.
Он сдался. В конце концов, он уже хорошо знал ее мать. И дочь ей в упорстве не уступала. К тому же, оставалась небольшая надежда, что после, когда Аурика утолит свой вечно-лютый голод, и самому Вольдемару что-нибудь да перепадет.
Девушка подошла к Рокфорду. Что-то ему на ухо шептала. Брат ухмылялся и бросал неприкрыто-насмешливые взгляды в сторону Вольдемара. Сам тоже явно торопился поскорей покинуть заведение. Глазки-бусинки его собеседницы пылали. Она поднялась и торопливо засеменила за красавцем на выход.
«Ох и семейка», – подумал Вольдемар.
В номере Аурика сразу взяла быка за рога.
– Потом мне все покажешь. Все эти звезды и цветы.
Он вздыхал, но не перечил. Только осторожно предложил.
– Давай мы хоть сам этот процесс немного украсим.
– Да, да, – кивала девушка, не слишком вдумываясь в его слова. – А как?
Вольдемар задумался. Все это низменное действо абсолютно не вязалось с его понятием прекрасного. Казалось глупой и напрасной тратой времени, которое можно посвятить чему-то важному: созерцать, любоваться, внимать, изучать. Вместо этого упертая спутница требовала бесполезное занятие. Даже ладошки потирала об одежду, так ей не терпелось.
– Например, ты могла бы красиво одеться, станцевать, – пытался выдавить мужчина хоть что-нибудь и для себя.
Девушка злилась и рычала.
– Ты же не на балет пришел, чтобы я тут танцевала. А одеваться и подавно смысла не вижу. Все равно снимать все придется.
– Давай я станцую для тебя, – воспрянул духом Вольдемар. – Вдруг тебе понравится, и ты получишь эстетическое наслаждение от танца.
– Ладно, – скрепя сердце согласилась Аурика. – Танцуй, если тебе так надо. А я, так уж и быть, посмотрю на твою пляску.
– Выбирай музыкальное сопровождение.
– Это я могу, – позитивно настраивалась она, переключая кнопкой на пульте каналы.
Вольдемар был не слишком силен в представлениях, но старался очень. Выдавал одним махом и чувственность, и драматизм. С трудом постигал в себе искусство обольщения, изгибаясь ущербным генетически ужом. Но, к чести сказать, демонстрировал себя со всех сторон щедро, хоть к чувству ритма прислушиваться не успевал. Отметал к чертям стандарты устаревшей классики и тяжело дышал от напряжения. Аурика бодро хлопала в ладоши. В воздухе резвилось озорство.
– Тебе хоть нравится? – беспокоился мужчина. – Чувствуешь хоть немного наслаждения?
– Не знаю, – веселилась девушка. – Но мне смешно.
Вольдемар выжал из себя еще несколько замысловатых па и даже с азартом забросил майку на платяной шкаф, но его движения так и не вызвали в Аурике ничего похожего на эстетическое любование. Девушка заливалась хохотом и от смеха даже на диван валилась. Карьера стриптизера, так и не начавшись, скончалась, Вольдемар задыхался и грустил.
– Ничего не выходит, – жадно глотая воду, обиженно произнес он.
Заметив, что он расстроен не на шутку, Аурика подошла ближе. Положила тоненькую ручку ему на грудь. Ласково поглаживала и с нежностью заглядывала в кобальтовые глаза. Украдкой посматривала на губы.
– Не переживай, зато мне было весело. А радость я тоже испытываю редко. Эстетическое удовольствие придет, просто позже, когда я научусь его понимать. Может, я уже его даже и испытала, только сама не поняла, что это было именно оно.
– Никакого удовольствия ты не испытала, – продолжал бурчать Вольдемар. – Я бы это сразу почувствовал. Меня в этом
