#Война#Мир#Секс. Маргарита Ардо

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ГЛАВА 45
• ГЛАВА 46
• ГЛАВА 47
• ГЛАВА 48
• ГЛАВА 49
• ГЛАВА 50
• ГЛАВА 51
• ГЛАВА 52
• ГЛАВА 53
• ГЛАВА 54
• ГЛАВА 55
• ГЛАВА 56
• ГЛАВА 57
• ГЛАВА 58
• ГЛАВА 59
• ГЛАВА 60
• ГЛАВА 61
• ГЛАВА 62
• ГЛАВА 63
• ГЛАВА 64
• ГЛАВА 65
• ГЛАВА 66
• ГЛАВА 67
• ГЛАВА 68
• ГЛАВА 69
• ГЛАВА 70
• ГЛАВА 71
• ГЛАВА 72
• ГЛАВА 73
• ГЛАВА 74
• ГЛАВА 75
• ГЛАВА 76
• ГЛАВА 77
• ГЛАВА 78
• ГЛАВА 79
• ГЛАВА 80
• ГЛАВА 81
• ГЛАВА 82
• ГЛАВА 83
• ГЛАВА 84
• ГЛАВА 85
• ГЛАВА 86
• ГЛАВА 87
• ГЛАВА 88
• ГЛАВА 89
• ГЛАВА 90
• ГЛАВА 91
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Иван Красницкий — циник, эксцентрик и миллиардер, а с недавних пор еще и политик. Поэтому развернутая против него медиа-кампания становится большой проблемой. Его противник - Рита Мостер — блогер, борец за правду и автор петиции против уничтожения леса обвиняет строительную корпорацию Ивана. Рита начинает блогерское расследование. Скандала в средствах массовой информации не избежать! Так же как и внезапно вспыхнувших друг к другу чувств, порой самых противоречивых.

ГЛАВА 1

Волнение зашкаливало, ладони увлажнились. Рампы слепили глаза. На меня смотрели десятки телекамер и до отказа забитый зрителями зал телестудии. Сколько их? Человек сто? Двести? Казалось, что тысячи... Холодок пробежал по моей спине, но я взяла себя в руки. Поздно говорить: «Я боюсь, уйдите все».

   – Я пацифист и за мир готова бороться, – сказала я громко в ответ на вопрос, прозвучавший из динамиков. – И за угнетённых. Увы, автоматов таким, как я, не дают, поэтому использую то, что есть. Мой блог.

   Я перевела дух, отбросила назад волосы и с вызовом посмотрела на заламинированную в гламуре ведущую. В глаза ударил свет из квадратного прожектора. А в голове прозвучало дальше цитатой из моего собственного блога, словно заученное стихотворение: «Я люблю не таких людей. Не таких, как все. Особенных. Они классные и в чем-то изначально герои. Впрочем, сама я ничем особенным от других не отличаюсь. Мне скоро тридцать. Рост чуть выше среднего, внешность обычная. Миллионов не заработала. Звездой не стала. Пока никого не посадила, сына не родила, мужа не построила. Потому что его пока нет. Я такая, как есть: не идеальная, зато настоящая, и не вижу смысла меняться». Конечно, вслух я этого не сказала. Кто хочет, прочитает в моём аккаунте...

   Ведущая улыбнулась, напомнив искусственными губами, носом и скулами симбионта из фантастического сериала. Она была до зубной боли красивой, с золотыми локонами до бёдер, в синем, почти вечернем платье.

   Прожектор снова ослепил меня, как в голливудском кино на допросе у дознавателя. Я отвернулась, предъявив операторам свой профиль. Ведущая со звучным именем Катерина Белинская продолжала улыбаться.

   – Ни для кого не секрет, что сегодня социальные сети набирают всё больший вес, – заметила она, глядя в объектив камеры напротив. – Рита, как вам пришло в голову написать петицию о защите Самшитовой рощи?

   – Мне хотелось что-то сделать, я не люблю сидеть, сложа руки, и я не могла наблюдать за тем, как погибает редкий вид. Сегодня вопросами экологии никто не занимается, включая министерство, за него отвечающее. – Я выпрямилась в алом кресле, которое только на экране казалось удобным, а на деле приходилось бороться с глянцевым дерматином, чтобы не сползти вглубь у всех на виду.

   Какого чёрта я вообще волнуюсь? Всё это просто театр, постановка, комедия, но... в животе снова стало холодно.

   – Именно поэтому вы, Рита, создали петицию с требованием призвать к ответственности самого министра? – спросила меня гламурная дива и тут же, не дожидаясь ответа, повернулась к подъехавшей камере и объявила: – Напомню, наш гость, блогер Рита Мостер, – автор петиции, которую за две недели подписали двести пятьдесят тысяч человек! Это потрясающий результат!

   Зрители аудитории дружно зааплодировали и удивились хором так, словно ими кто-то дирижировал за кадром. Ведущая вспомнила обо мне:

   – Рита, почему вы занялись именно растениями? Есть ведь множество проблем, которыми вы бы могли озвучить...

   – Да, проблем много. Мы живём, увы, не в идеальном мире. Но если люди могут хотя бы что-то сказать, у растений этой возможности нет, – ответила я. – И некоторые этим пользуются. Вырубают рейнфорест в долине Амазонки, воруют лес, уничтожают прекрасные уголки природы только ради собственной жадности!

   – О да, Рита, я помню: в своей петиции вы также обвинили одного из богатейших бизнесменов России, девелоппера Ивана Красницкого, в том, что из-за развития его компанией черноморской территории редкий вид самшита начал исчезать. У вас были для этого основания? Доказательства?

   – Конечно, были! Я и мои друзья, мы собрали материал...

   Правое крыло аудитории почему-то хором замычало, выражая недовольство.

   – А кто его проверял? – подскочил «эксперт», похожий на дворняжку в костюмчике для чихуахуа. – Уверен, всё фальсифицировано!

   Я растерялась.

   – Надо таких гнать в шею, а не приглашать на телевидение! – заорал кто-то из зрительного зала.

   – Позор! – подхватил другой.

   Я сжала в руках микрофон, чтобы было не видно, как от волнения и негодования они затряслись.

   – Все факты подтверждены учёными-экологами из Национального заповедника... – начала я.

   Ведущая снова не дослушала меня и радостно объявила операторам:

   – Для объективности любую ситуацию стоит рассматривать с двух сторон. Поэтому мы пригласили в студию человека с кардинально противоположным видением проблемы! Встречайте: владелец строительной корпорации «Герос Групп», меценат, один из самых молодых бизнесменов, занимающих N-ю строку в списке Форбс, Иван Красницкий!

   Меня бросило в жар. При обсуждении сценария передачи о нём не говорили! Вот мерзавцы, эти телевизионщики! Им подавай шоу и отвисшую челюсть. От меня не дождутся! Я боец! Мне плевать на этого зажравшегося, смазливого плейбоя! Я ему и в глаза скажу всё, что написала в петиции! Да, мне абсолютно всё равно...

   Я расправила плечи, чувствуя, как кровь закипает в венах и сворачивается в животе увесистым сгустком и страстным желанием долбануть тяжёлым того, кто только что появился на фальшивой триумфальной лестнице, ведущей в студию.

   Студия заполнилась овациями. Нашли героя...

   Никогда с ним не встречалась, но заочно его ненавижу! Есть за что!

***

Я не удержалась, повернула голову, чтобы увидеть мерзавца в лицо. Надела при этом на себя маску холодного равнодушия. Много чести Красницкому — знать, как он меня бесит. «Хищник от бизнеса» даже не взглянул в мою сторону. Он проследовал на уготованный продюсерами дерматиновый трон так, словно перед ним отряд рабов разворачивал ковровую дорожку и рассыпал пятитысячные купюры за неимением розовых лепестков. Сел, вальяжно закинув ногу за ногу, и занял весь диванчик, попутно прихватывая собой половину студии. И я поняла: «плейбой» — это не о нём. Сидящий в полутора метрах от меня мужчина лет тридцати пяти был ни разу не «бой », а скала с упёртым лбом, в сером костюме, лакированных туфлях и при галстуке. Совсем не такой, как в журнале.

   Меня подкидывало от циничной полуулыбки на его лице. Красивом? Мои девчонки наверняка бы ахнули от восторга. Я таких не люблю. Штампованный брутал и владелец мира, осовремененный подтянутый викинг, хотя в душе такой же ворюга и разбойник с копьём. Я вообще от блондинов всегда ожидаю подвоха, а этот ещё и улыбается, машет публике...

   Как посмел, когда целая древняя роща по его вине вымерла?! Гад!

   Я стиснула зубы, перекатывая негодование по нёбу языком. Стало жарко так, что захотелось оттянуть ворот водолазки и попросить врубить кондиционер, несмотря на то, что на улице было минус десять. Мне не терпелось высказать всё хлёстко, чётко, в лоб, но ведущая обо мне будто забыла.

   – Иван Аркадьевич, – цвела Катерина Белинская, подсознательно поправляя грудь, – расскажите, пожалуйста, о вашем вкладе в развитие черноморского побережья.

   Красницкий чуть подался вперёд.

   – С удовольствием. Большой Сочи для меня не просто географическое название, это территория моего детства. Там я проводил с семьёй лето, и поэтому когда встал вопрос, какой регион развивать, я прежде всего подумал о нашем море! Я — россиянин, и этим всё сказано. На сегодняшний день существует масса недостроенных участков, домов, а также полуразрушенных санаториев, пионерлагерей. Заброшенные, они выглядят уродливым пятном на фоне морских пейзажей. Я не инвестирую, как многие, в турецкие, испанские проекты, не покупаю зарубежные спортивные команды и принципиально ничего не строю за границей. Я считаю, что должен вкладывать деньги там, где живу.

   – Чтобы потом грести их лопатой... – буркнула я себе под нос.

   Красницкий впервые взглянул на меня, и наши глаза встретились. Я даже не разглядела, какого они у него цвета, но вдруг мурашки пробежали по коже, и что-то сжалось в животе, в бёдрах, в коленях, словно перед прыжком. Странное чувство длилось всего секунду, а затем я взяла себя в руки.

   – Я деньги и душу инвестирую в Россию, – парировал Красницкий, глядя на меня, как дуло автомата. – А некоторые завистники и просто недобросовестные информационные хулиганы... хулиганки... – журналистами у меня эту братию язык не повернётся назвать, – пытаются сделать себе имя на чужом труде.

   Я вспыхнула и задохнулась от возмущения.

   – Гнать таких надо! Гнать! Гнать! – подскочил, как науськанная собачка, толстяк из экспертов, радостный, что нашёл, куда вставить слово.

   У него перехватил микрофон очкастый чинуша.

   – Сажать надо за клевету! Интернету давно нужна цензура!

   – Возможно, – кивнул Красницкий тем, как император петрушкам. – Свобода слова – вещь прекрасная, но только до тех пор, пока она не начинает вставлять палки в колёса реально важным процессам. Я хочу лоббировать законопроект о цензуре в Интернете, и поэтому, – я хотел сказать об этом лично, – я планирую выставить свою кандидатуру на следующих выборах. Интернет — это не помойка для убогих и недовольных жизнью!

   Я дала знак ведущей, что прошу слова. Белинская демонстративно отвернулась.

   Они решили устроить мне показательную порку?!

   Волна негодования подтолкнула меня с дерматинового шеста, и я направилась к ведущей сама. Протянула руку:

   – Дайте мне микрофон.

   – Сядьте, Рита, вам дадут слово.

   – Нет, я ждать не намерена. Мне есть, что ответить, – громко произнесла я, и мой голос заглушили сдирижированные вопли публики.

   Я заметила простуженную брюнетку, по знаку которой дрессированные зрители выдавали урезанную палитру эмоций: от “уууу” до «вау». И мне стало пофиг! Клочок самшитовых угодий ещё жив. Я должна говорить об этом людям и спасти то, что пока можно спасти!

   Я отобрала у опешившей ведущей кичевый микрофон и проговорила:

   – Даже если это вырежут, я всё равно скажу. Вы, господин Красницкий, вкладываете деньги только туда, откуда можно выгрести в десятки раз больше. Мне без разницы, гребите! Я – не налоговая полиция и не ОБЭП. Главное другое – вы стали причиной гибели целого вида на Чёрном море — самшита колхидского, редкого, уникального растения! Деревья в роще возле территории, которую вы «облагородили», относятся к реликтовым, они пережили динозавров! Но вас, господин Красницкий, им пережить не удалось! По-видимому, динозавры по сравнению с вами – котята.

   Я надвигалась на бизнесмена, чувствуя себя валькирией, супергероем с файерболом в кармане. И вдруг снова наткнулась на его взгляд. Слова в горле застряли комом, будто электричество внутри меня закоротило, и осталась секунда до возгорания. Потому что он – СМЕЯЛСЯ! Надо мной...

***

Красницкий развалился на диване, всем видом выказывая мне полное неуважение, а затем сказал:

   – Сложно серьёзно воспринимать женщину, которая живёт такими крайностями: котята — динозавры.

   – Я не женщина...

   – Дело принимает интересный оборот!

   – Я блогер. Я — общественный деятель. И я, а не вы, волнуюсь за нашу планету, потому что такие, как вы... – у меня перехватило дух от избытка эмоций или от того, что я снова встретилась с ним глазами.

   – Я, по-вашему, питаюсь реликтовыми деревьями? О нет, у меня более взвешенный рацион.

   Мерзавец! Он продолжал веселиться!

   Публика гудела, эксперты вырывали друг у друга микрофоны, но я их не слышала. Камера наезжала на меня то с одной стороны, то с другой. В висках стучало.

   – Проблема нынешних блогеров в том, что они воспринимают себя всерьёз, – продолжил Красницкий, поймав меня взглядом, как на крючок, – а стоило бы для начала поучиться журналистике и работе с фактами.

   – У меня есть факты, – выдавила я, с трудом преодолевая гипноз его глаз.

   – Мои юристы развеют каждый без труда, – ответил он. – И привлекут вас к ответу за клевету.

   Что?!

   1 мальчик по англ.

ГЛАВА 2

А начиналось всё так хорошо! Прошлым утром мне дозвонилась приятная девушка Алиса. Представилась продюсером федерального телеканала, высказала восхищение шумом, который устроила моя петиция, и стала уговаривать принять участие в ток-шоу. Посулила денег. Я сказала, что подумаю. Она удвоила сумму.

   «Не ходи» – сказал мой лучший друг Ясик.

   «Это будет клёво! – завизжали подружки. – Наша Ритка на телевидении! Ура!»

   Мы даже выпили шампанского по этому поводу. И, несмотря на сомнения, я согласилась. Я же делаю видео-трансляции в соцсетях, по сути – то же самое.

   Прежде всего, меня радовало, что я смогу рассказать ещё большему количеству людей о произволе, который творится в Сочи, – на глазах у всех погибал целый лес. Говорят, некоторые проблемы можно решить с помощью телевидения. По крайней мере, раньше так было.

   Не то, чтобы я была фанатичной «зелёной», я ей вообще никогда не была. Я тот человек, которому не всё равно, а к лесам я особенно отношусь! Именно лес и чистый воздух позволили выжить моей маме – в Москве она умирала... А врачам остаётся лишь удивляться, почему она до сих пор жива!

   Поэтому когда мои друзья-экологи обратились ко мне с просьбой осветить проблему с Самшитовой рощей через мой раскрученный блог, я, конечно же, согласилась. И увлеклась. Есть в борьбе с несправедливостью какая-то страсть. И смелость, и благородство! Я даже почувствовала, что делаю что-то гораздо более значимое, а не просто веду блог, размещаю красивые фотки и пишу посты о позитиве и здоровом образе жизни для девушек и женщин.

***

Мне случилось в первый раз попасть на телевидение, поэтому было крайне любопытно. Я телевизор не смотрю, но при подъезде в такси к строению номер три по указанному адресу, в груди немного сжалось. Предчувствие, ожидания, затаённое преклонение перед самыми-самыми – теми, кто вещает на всю страну?

   Да ладно! Они же для меня не авторитет! Думаю, просто активировалась какая-то кнопка в недрах подсознания. Несмотря на весь пофигизм, волнение пронеслось вихрями по спине, а во рту пересохло. Совсем немножко я гордилась собой: передача на федеральном канале – это не шутки, ведь не всех приглашают...

   Кстати, ничего не предвещало, так сошлись звёзды.

   На входе в телецентр меня встретила девушка-продюсер в лисьем жилете почти до полу, с наушниками, опущенными на шею, и блокнотом в руках. Мехами, кудрями, розовощёкостью она была похожа на одну из дочерей князя Меньшикова с картины, которая когда-то висела над кроватью моей бабушки, и язык не поворачивался назвать её Алисой. Ей бы пошло что-нибудь исконно русское, типа Матрёны.

   Продюсер Алиса повела меня по неожиданно убогим розоватым коридорам, мимо ряда деревянных дверей, остановилась у одной, отчего-то исцарапанной, и распахнула её.

   – Вас пригласят, Рита, ждите здесь. Кофе, чай, печеньки, угощайтесь. Эти кресла поломанные, можно перевернуться. Садитесь на те, что возле стены.

   – Хорошо...

   Я слегка опешила, разглядывая покосившийся стол для гримирования с зеркалом и выкрученными лампочками по бокам. В моём воображении телестудия федерального канала представлялась чем-то более грандиозным и роскошным, а тут на ум приходил только провинциальный театр, и то после землетрясения.

   Мне принесли договор о неразглашении и второй — об оплате за съёмку, и забыли, что я существую. Устав ждать, я вышла в коридор – там толпились «зрители», в основном дамы хорошо за пятьдесят. Они прихорашивались, глядя в пудреницы, и живо обсуждали, «как попасть на первые ряды, чтобы засветиться». Подивившись услышанным тарифам, я почувствовала себя партизаном и пошла дальше.

   Так, крутя в пальцах полученный бейджик, я набрела на гримёрки «звёзд». Возле одной стояли невероятно крутые ребята в чёрном, стопроцентные телохранители. В дверь другой я увидела ведущую, над которой трудилась, как художник над портретом, гримёрша, и я задумалась, почему Белинская на экране кажется толще.

   Но вдруг между крашенными стенами коридора, в закулисье над странными конструкциями, напоминающими стадионные, пронеслось волшебное слово «Эфир». Со всех сторон подхватили: «Эфир! Эфир! Эфир...». И всё закрутилось.

   Я видела выступление других гостей, стоя в темноте рядом с рыжеватым долговязым редактором, который, будто синхронный переводчик в ООН, успевал не только следить за картинкой, но и вносить мгновенные изменения. Профессионалы меня тоже восхищают, и работа рыжего завораживала. Симпатичного, кстати. Виртуоз оглянулся и подмигнул мне:

   – Не волнуйся.

   – Я не волнуюсь, – ответила я, слегка покривив душой. И спросила просто от нечего делать: – Говорили, что в качестве эксперта будет Котёночков, а я его не вижу...

   – Сейчас увидишь, – ухмыльнулся рыжий, сделал пару щелчков мышью.

   И я обнаружила на экране среди «экспертов», сидящих прослойкой между зрительным залом и сценой, острозубого журналиста Котёночкова. Он вытянул по-гусиному шею и самым внимательным образом слушал выступающих.

   – Как это возможно? – поразилась я и, привыкнув не полагаться на случай, выглянула из-за громоздких чёрных кубов на съёмочную площадку.

   Грозы всех участников ток-шоу Котёночкова там не было. Я вернулась к рыжему.

   – Но позвольте... как?!

   – Магия монтажа, – рассмеялся тот, затем посмотрел на меня с прищуром и сказал: – Э-э, слушай: у меня глаз намётанный. Добрый совет бесплатно: поворачивайся к камере левой скулой. У тебя есть небольшая асимметрия, и так ты будешь здорово смотреться.

   Я возмутилась с усмешкой:

   – Хочешь сказать, что у меня лицо кривое?

   – Лицо у тебя зачётное. А вот эта асимметричность губ вообще очень сексуальна. Ты что в субботу делаешь? Я бы пригласил тебя куда-нибудь прямо сегодня, но с этой работой я раньше часа ночи не освобождаюсь. Кстати, я Яков, Яша. Друзья зовут меня Яндексом, тебе тоже можно.

   – А с Гуглом не срослось? – спросила я.

   – Ты мне точно нравишься, – сказал рыжий.

   Из-за металлических колонн выскочила Алиса в мехах, подхватила меня под руку и с криком: «Ваш выход» потянула на сцену. И я, глупая, решила, что сейчас пущу справедливость в массы! Разве можно было так ошибаться?!

***

Растерянная ведущая хлопала ресницами, а я впилась похолодевшими пальцами в микрофон и отдавать ей его не собиралась. Продюсеры из-за кулис кивали, что всё идёт по плану! Тоже сволочи!

   Каким-то чудом я вспомнила, что стоит смотреть в камеру, да ещё и левым боком. Сказала себе: я здесь для того, чтобы что-то изменить, а не вестись на провокации, как девочка. Досада полыхнула и залила гнев холодом сожаления, но я оторвалась от прицельных глаз Красницкого. Затем повернулась к камере и сказала:

   – У ваших юристов будет много работы. Потому что я сдаваться не намерена! Вы за всё ответите!

   – Моим юристам, к счастью, есть чем заняться помимо того, чтобы разносить в пух и прах ваш бессовестный хайп на моём имени, – заявил Красницкий.

   – А сейчас мы уходим на рекламу, – заявила ведущая, откуда-то обзаведшаяся ещё одним микрофоном, точной копией моего. – Не переключайтесь. У нас интересно!

   Старший продюсер за кулисами поднял вверх два больших пальца, показывая, что всё путём. Белинская кивнула ему, Красницкий довольно осклабился.

   И я поняла, что они решили топить меня дальше. А унижений я не терплю.

   Что-то внутри меня распрямилось, подобно пружине, и зазвенело, затрясло от одной мысли – они пригласили меня сюда, чтобы опозорить! Перед всеми, перед этими зрителями, перед страной!

   Мда, начиналось всё хорошо, а закончилось, как закончилось. Только это ещё не конец, они узнают, с кем связались!

ГЛАВА 3

Иван

   В связи с предстоящим выдвижением на выборы мой медиа-консультант Тим Бобров сказал, что идти на ток-шоу стоит и даже посмеялся, что мы должны приплатить этой дерзкой блогерше за шумиху и хайп. Моё имя не слишком на слуху у тех, кто не крутится в строительном бизнесе, несмотря на ряд громких проектов.

   Уговаривать меня не пришлось. Я и сам понимал, что в нынешние медиа-сферы не попасть без большого скандала. И было совершенно плевать на то, что кто-то пишет обо мне. Моськи лают, караван идёт. Если моськи ещё и грязью бросаются, вообще превосходно – то, что доктор прописал, «масло», как любит говаривать мой друг детства Дамир Сидоров, бас-гитарист, рок-н-ролльщик и хулиган. Я тоже прихватил от него это словечко из музыкантского слэнга, хотя многие не понимают. Это их проблемы, пусть подстраиваются.

   – Если вы, Иван Аркадьевич, задвинете эту блогершу так, как вы умеете, перед всей публикой, а потом покажете себя с лучшей стороны, – Бобров растянул губы в деланной улыбке, – тоже, как вы умеете, о ней забудут все СМИ через день, через неделю максимум, а вы продолжите свой триумфальный поход навстречу выборам.

   – Не торопишься с триумфом? – усмехнулся я, хотя слово «поход» мне понравилось — ассоциация с крестовым. Собственно, что мне и нужно было на сегодняшний день.

   – Я в нём не сомневаюсь, Иван Аркадьевич! Мы приложим максимум усилий, сделаем всё на разрыв аорты!

   – Тогда я и услуги твои оплачу только по результату: когда моя партия лет через пять займёт большинство в Госдуме.

   Треугольное лицо Боброва вытянулось, превратившись из равностороннего треугольника в остроугольный. А я больше ничего не добавил: пусть помучается. За каждое слово надо платить, даже если это шутка.

***

Мне пришлось задержаться в Хельсинки, и съёмки перенесли с семнадцати на 22:00 по просьбе секретаря. Приехали мы в одиннадцать прямо из аэропорта – московские пробки достигают апогея, стоит припорошить столицу снежком. Кажется, я всё-таки добьюсь разрешения летать над городом на вертолёте, потому что такое положение дел меня совершенно не устраивает.

   Федеральный канал изнутри напоминал студенческий Дом культуры. Так же много дверей, так же обшарпано и кучно. Толпы «хомячков» без дела. Полное отсутствие структуры и множество богемных лиц. Даже вахтёрша за окошечком была как из тех лет, когда мы с Дамиром лабали на гитарах в группе «Грязный Джо» и с гордостью носили косухи. Это меня умилило. Всегда трогают воспоминания о времени, когда всё было просто.

   В гримёрке Бобров вместе с персональным продюсером разложили мне всё по полочкам, как идиоту: слова, нюансы, куда смотреть, как реагировать. Они беспрестанно улыбались, словно у них уголки рта были к ушам привязаны. Раздражает! Потому я и сказал:

   – Пока не принесут кофе с ромом и хороший сочный стейк, ничего не начинаем.

   Не потому что мне до жути хотелось есть, а чтобы скалиться перестали, аж желудок от патоки свело. Увы, Боброву не помогло: продолжил сиять.

   – И мороженого мне, с шоколадной крошкой, – добавил я. – Срочно!

   Тот упорхнул.

   Если б он не был профи в медиа-сфере, уже турнул бы его. Но надо отдать должное — разбирается.

   Пока они бегали, избавив меня от скрипящей на зубах приторности, я углубился в биржевые сводки, развалившись на кожаном диване в VIP -гримёрной. Она отличалась от прочей ободранности, словно была продуктом монтажа, а не евроремонта. С деликатным стуком в помещение зашла Катерина. Белинская, кажется. Мы с ней не так давно встречались на зимних играх в поло – очередной модной фишке столичной аристократии.

   – Можно, Иван Аркадьевич?

   – Да, прошу, – я отложил планшет и улыбнулся исключительно из вежливости.

   Она была похожа на мою бывшую любовницу: видимо, у них абонемент у одного пластического хирурга, а у того плохо с воображением. Зато с грудью у неё было всё хорошо – очень призывно вздымалась мне навстречу.

   – Насколько я знаю, вы не слишком частый гость на телевидении, а я могу дать несколько советов. Или можем прогнать по сценарию ваш текст, знаете ли, камеры, свет, публика...

   – Вы очень любезны, Катерина. Но я не испытываю смущения ни перед камерами, ни перед людьми, ни вообще перед кем-либо.

   В дверях показался продюсер с эстонским именем, которое я так и не запомнил. В руках поднос с двумя стаканчиками.

   – Лучше мы с вами, Катерина, выпьем кофе и поговорим о погоде, – добавил я.

   Она растаяла и приземлила свои шикарные... хм... девяносто два... на диван рядом со мной. Беседа ни о чём, поставленный голос, красивые руки. Пенка от кофе на губах и призывное движение язычком. Лёгкий запах алкоголя. Приятный междусобойчик почти в полночь. Но Катерина скоро ушла, расцветая многообещающим флёром, как реклама духов, подсознательно намекающая на секс.

***

Под музыку, овации, будто записанные за кадром, как в британских комедиях положений, я вышел на сцену и снова увидел Катерину. Но теперь было не время для намёков и флирта. Катерина держала себя профессионально и отлично вела шоу в хаосе слепящего света и апломба.

   Она задала вопрос о моём вкладе в развитие побережья, я ответил. Операторы работали, ловя в камеру то Катерину, то меня, не обращая внимание на статистов вокруг. И вдруг откуда-то извне вклинился в мою речь голос:

   – Некоторым всё неважно, лишь бы грести деньги лопатой! – Звонкий голос, яркий, как у школьницы, выступающей перед ветеранами... войск СС.

   Да, именно так враждебно на меня смотрела девушка с длинными тёмными волосами с кресла слева. Её синие глаза горели. Я обычно не обращаю внимания на цвет, но тут сразу увидел – они синие. И узнал ту блогершу, из-за которой образовался инфоповод – Бобров приносил мне на неё целое «дело», я полистал немного и согласился с ним: не опасна.

   Девчонка мотнула головой, её блестящие чёрные волосы взлетели плащом и упали на плечи. Я ответил. Она смутилась. И что-то во мне щёлкнуло. Не как нога у Берлиоза под трамваем «хрусть и пополам» , а тихо, фоном, но я отметил. Так вычленяешь взглядом красный зонт в гуще чёрных. Занятно.

   Я поставил девчонку на место. Но вместо того, чтобы продолжать смущаться, блогерша зажглась, выхватила у ведущей микрофон и пошла на меня, как «Свобода на баррикадах». Вот только грудь не высунулась, как на картине Делакруа. Впрочем, таким всё равно, чем поднимать хайп – мнимой борьбой за экологию или задранной майкой с криком: «Сиськи!» Жаль, я б посмотрел...

   Катерина объявила брейк. Но на рекламу мы не ушли, – её вставят в запись, – а блогерша не успокоилась, в её глазах плескалась живая ярость.

   – Из-за таких, как вы, погибает планета! Каждый раздербанивает её по кусочку. Думает только о себе! А потом возникают острова из мусора в океане, дельфины гибнут, наглотавшись пластика.

   – По вашему, им тоже я его скормил? – усмехнулся я.

   – Нет! Но вы не лучше! – выкрикнула блогерша так, словно сейчас запрыгнет на меня и начнёт бить по голове микрофоном, как Зена-королева воинов.

   Постановка, поза, страсть и голос, всё вкупе сыграло так, что у меня сократились и погорячели мышцы живота. И я тут же понял, что она не просто сумасшедшая, идейная «зелёная», увы... Просто великолепно играет, выбрав роль пассионария, чтобы в лёгкую сбацать себе узнаваемость и доказать всему ВГИКу, куда по конкурсу не прошла, что её талант не протухнет и без их корочки.

   Я поморщился.

   Все они одинаковы. Тянут одеяло на себя, не понимая, что оно уже на мне. Как Катерина, как вон та «всенародная артистка», как художник-«эксперт», которого и знают только по этому ток-шоу. Тоже стойку делает и повизгивает, лишь бы засветиться.

   Катерина посмотрела на меня, извиняясь, но отобрать микрофон у девицы не позволили продюсеры:

   – Это же прекрасно! Скандал! Продолжаем! Продолжаем!

   Я расхохотался. Да, весело. И скучно. Как всегда и везде, одно не натуральное «масло», маргарин.

   Что теперь будет выделывать синеглазая девица – кинется или устоит?

   Мои ребята за сценой напряглись. Но блогерша вспыхнула, хлопнула ресницами и сама отдала микрофон Катерине:

   – Достаточно! Я не буду участвовать в вашем цирке! До свидания!

   – Постойте! – ахнула та.

   Блогерше было плевать, она направилась прочь, уверенно цокая каблуками ковбойских сапог, не обращая внимания на гул в зале и на пытающуюся поймать её редакционную группу. Отбрила продюсершу в мехах и вырвала руку. Гаркнула агрессивно ещё на кого-то и скрылась за кулисами.

   Запахло революцией. Отчего-то у меня участился пульс. Хм...

   Ответственный редактор крикнул:

   – Работаем!

   И съёмка продолжилась, несмотря на гвалт в кулуарах студии, вызвавший у меня вдруг самое живое любопытство, как драка за окном респектабельного кафе. Катерина сказала мне с мягкостью племянницы Чеширского кота:

   – Иван Аркадьевич, я знаю, что вы цените свой имидж и даже отказались приезжать в Чехию после того, как в Карловых Варах против вас выдвинули обвинения в скандальной связи, которые были полностью развенчаны. Вам дорога репутация. Что вы ответите на выдвинутые обвинения?

   – Я считаю, что ни в Карловых Варах, как было доказано, ни тем более в этом выступлении неуравновешенной девицы не было никакого содержания, – спокойно ответил я, словно меня произошедшее вообще не касалось. – Тем более не стоит раздувать мифы и создавать народный эпос на основе зеро. Да, действительно моей репутации был нанесён некоторый ущерб, и, как следствие, я жду публичных извинений. За любое слово нужно платить.

   – Вы ждёте извинений от Риты Мостер?

   – От Риты Мостер и от правительства Чехии.

   – Вы думаете, они поступят?

   – Отель в Карловых Варах уже обнародовал свои сожаления, осталось дело за малым, – усмехнулся я и тут же посмотрел с самым серьёзным видом в камеру. – Я живу в России, я представляю Россию, и мне важно, что слышат обо мне люди моей страны. Поэтому я тем или иным способом получу извинения и от... как вы сказали её зовут?

   Ведущая напомнила имя, которое я и так хорошо запомнил. За кулисами что-то грохнуло.

   О, она дала кому-то в глаз или превратилась в Халка?

   – Спасибо, – договорил я. – Я получу извинения от Риты Мостер и от правительства восточноевропейской страны. Я считаю, любым историям нужны точки.

   – Совершенно с вами согласна, – ответила Катерина.

   Далее пошли скучные бла-бла-бла, и от сценария больше уже никто не отходил. За кулисами тоже стихло. Там живые остались?

   Точно рассчитанное время, и я был свободен. Зашёл в гримёрку за планшетом в сопровождении моих ребят. Закрыл дверь. Выдохнул. В запястье чувствовался пульс. С чего бы?

   Мороженое растаяло в ожидании меня. Я поднял планшет, папку с дивана, и оттуда вдруг вывалилось аккуратно распечатанное «личное дело» блогерши, этой самой Риты Мостер. Я поднял листок с её фотографиями из блогов и понял, что они и на четверть не отражают реальности. Горящие синие глаза. Страсть с угрозой взрыва. Как красное на чёрном и знак «Не влезай, убьёт». Даже сыгранное, оно было интересно...

   – Всё прошло хорошо, – со стуком, но не дожидаясь ответа, вплыла в гримёрку Катерина. – Надеюсь, вы не разочарованы, Иван Аркадьевич?

   Я отложил «дело о революционерке» на журнальный столик. Повернулся с дежурной улыбкой. Я был отчего-то уже возбуждён, словно день только начинался. В окно смотрела снежная московская ночь. Катерина оказалась на расстоянии доступной близости. Она пахла, смотрела, искушала, почти касаясь меня грудью.

   – Не разочарован, – ответил я и положил ей руки на талию.

   Катерина подалась ко мне, подняла лицо, подставляя губы.

   Меня дома никто не ждал. Я даже рыбок не держу – некогда. Там я высыпаюсь. Но тело требовало своего. И я смял мягкие губы Катерины, ожидая приятный десерт на ночь. Телегостья улыбалась, шептала, стелилась, не стесняясь в ласках. Платье вверх. Упругость в ладонях. Быстрые рывки. Мысли прочь, ритм и разрядка.

   Я застегнул брюки и снова почувствовал привкус патоки внутри, как обманутый в медовом ряду покупатель. Ни майского, ни липового, ни даже гречишного, и с мороженым вышел облом, кругом одна только патока.

   – Мне пора. До следующего эфира, – сказал я, улыбнувшись с натугой.

   Томный взгляд, просчитанный до мелочей жест. Снова «реклама духов», но мне уже не интересно. Как быстро они все становятся скучными! И липкими.

   Я подхватил планшет, скользнул глазами по гримёрке, чтобы ничего не забыть. И на секунду замер. С журнального столика на меня смотрели яркие синие глаза. То, что щёлкнуло и потухло, снова щёлкнуло. Интересно, как долго ждать извинений?

   – Буду рада, если ты позвонишь раньше... Или вы, Иван Аркадьевич? – кокетливо провела пальцем по своему декольте Катерина.

   «Тебе не позвоню», – подумал я. Что-то буркнул и ушёл.

   2 Герой упоминает сцену из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова

ГЛАВА 4

Рита

   Я не терплю попыток меня унизить. Поэтому я ушла со съёмок, разметав направо и налево телевизионную братию. Жаль, не как Джеки Чан, а только взглядом и голосом. Яндексу, мимо которого проходила, сказала:

   – Только попробуй меня «нарезать», найду и сама нарежу, как сервелат.

   – Воу-воу, полегче! – воскликнул Яндекс. – Ты чего, красавица, бунтуешь?

   – На вашу фальшивую контору нужен только бунт. Или подрывники.

   Яндекс посторонился, видимо понял по взгляду, что хорошее ему не светит. Однако стоящий рядом мужик в стильной кепке набекрень, с выпирающим пивным «самосознанием», обтянутым полосатым свитером, и печатью богемы на лице встал у меня на пути:

   – Девушка, вы срываете программу! Где ваша совесть?!

   Редактор, наверное...

   – Там же, где и ваша. Вы подсовываете мне лживые сценарии! Так что да, срываю! – рявкнула я и попёрла на него так, что тот попятился, споткнулся о какую-то конструкцию, увешанную Бузовой и Киркоровым.

   Металлические столбы загремели и начали рушиться. Мужик полетел назад и со звуком плохо надутого мячика хлопнулся пятой точкой об пол. Картонная «Бузова» накрыла его с головой, продолжая светиться улыбкой.

   – «И мы счастливы!» – буркнула я, припомнив пресловутый «Дом-2».

   О нём здесь только и вспоминалось. Распнут кого-нибудь на лобном месте, погонят вон и потом «счастливы». Наверное, это и есть основа любого телешоу. Впрочем, как и любого постсоветского двора, где собираются на скамейках скучающие бабки.

   Я надела на ходу пальто, намотала шарф, отодвинула плечом одного из «людей в чёрном», не уступающего по размеру шкафу в гримёрке. Благо, он сомневался, задерживать меня или нет, иначе отодвинуть бы не получилось. Но я бы сделала подкоп...

   Я сказала «Бу!» пучеглазой вахтёрше, когда та что-то начала про «До окончания съёмок не положено...» Та отскочила. Я дёрнула за ручку дверь и, вырвавшись на мороз, заскрипела снегом под ногами в чёрном квадратном дворе, окаймлённом старыми зданиями. Наверняка здесь была раньше какая-то фабрика. Так и представляется тут советская текстильная промышленность и тонны халатов в цветочек.

   Я миновала шлагбаум, арку и пошла под фонарями проспекта, ещё кипя и мысленно огрызаясь. Но, благо, холод скоро вернул меня к реальности. Я остановилась на конце квартала и вспомнила, что уже почти два часа ночи, а на улице минус десять. И вызвала такси.

   То приехало через минуту, словно дежурило возле студии. Я рухнула на заднее сиденье, назвала адрес и замёрзшими пальцами оживила смартфон.

   У меня откровенная зависимость, вредная привычка и принцип: «Если не знаешь, что делать, пиши пост». Аккаунт в соцсети поприветствовал кучей новых фоточек. Я на автомате поставила десяток сердечек, толком не видя, кому и за что. Сделала селфи и начала писать:

   «Сейчас еду домой с телешоу. Договор о конфиденциальности не позволяет написать всё, что там происходило, поэтому просто напишу, о чём думаю. #мыслионлайн.

   Вы задумывались, что такое чувство собственного достоинства? Для меня это та грань, которую я никому не позволю перейти. Никому и никогда. Будь то мужчина, каким бы гипнотически сексуальным он ни был, – мне снова представился гадский Красницкий, я сплюнула три раза через плечо и продолжила писать, – родители, друзья или ведущие ток-шоу. Потому что если позволишь кому-нибудь то, от чего ты чувствуешь, будто в душу кинули грязный ботинок, ты обязательно запачкаешься. И да, будешь в этом сама виновата. Не позволяй!

   Всегда помни, что ты личность и никому не обязана отчитываться, почему ты не такая, как от тебя ожидают. Ты никому не обещала быть «такой». Хрустальной вазой гвозди не забивают, а боксёрскую грушу не надевают на бал. И это не значит, что быть боксёрской грушей или хрустальной вазой плохо. Плохо страдать хрусталю, что он не чугун. Ложь — вот что плохо.

   Так вот те, кто пытаются попрать твоё достоинство, этого не понимают, они пытаются нарушить твою целостность и показать тебе, что ты — никто.

   Не выйдет! Все из нас — кто-то! Если из тебя хрустальная ваза не ахти, прислушайся, присмотрись к себе, возможно, ты просто офигительная чайная кружка или магическая кастрюля восьмидесятого уровня. И пусть хоть один удод попробует сварить вкусный суп без такой кастрюли!

   Главное, разберись в себе и уважай себя!

   Добра и смайликов!

   #ритамостер #историиожизни»

   Я открыла другой аккаунт и туда тоже запостила. Мгновенно высветилось сообщение от кого-то из подписчиков. Едва мессенджер открылся, я увидела знакомое во первых строках письма:

   «Ты, сука, да какое у тебя достоинство, если ты...»

   О, мой постоянный хейтер активизировался! – отметила я с ухмылкой.

   Отчего-то я уверена, что это «Он», несмотря на дебильные аватарки и неопределённые ники. Мой персональный хейтер всегда чувствует, когда я не в духе, и посылает «письма счастья» со множеством матерных слов и междометий. Кажется, кого-то разрывает куда больше меня.

   Я автоматически нажала «Заблокировать» и свернула экран. Завтра наверняка чувак зарегистрируется под новым именем. Или подождёт, когда я снова закиплю. Даже интересно, как он угадывает мой градус?

   Впрочем, именно от этого я и успокоилась. За окном мелькали проспекты в снегу, машины, вывески, дома. Некоторые окна светились, несмотря на позднюю ночь. И сами собой разворачивались мысли.

   Ты живёшь себе, живёшь, вокруг тебя живут люди, многие сытно и счастливо. И управляются же как-то сами! Молодцы! Так чего лезть с советами, если не просят? Но, думаю, те, кто меня читает, потому и читают, что им надо. Я по себе знаю, что проблемы с достоинством у девушек есть, они всегда будут, пока так высок уровень бескультурья вокруг нас. Я сама с этим сталкивалась.

   Признаюсь честно: терпеть не могу тёток с нашего двора. Они меня тоже ненавидят. У нас горячие взаимные чувства. С одной стороны, я для них — бельмо в глазу; с другой, как сегодня модно говорить, я – инфоповод.

   Они не читают мои блоги, вряд ли имеют аккаунт в социальных сетях, но благодаря моему существованию, скучно им не бывает. Я нарочно одеваюсь так, чтобы их восклицательным знаком завернуло. И это сложилось исторически.

***

Существуют два типа людей: если одним повторять одно и то же, одни поверят, как попугайчик, что он «дурак», другие – наоборот, могут распрямиться и, как пружина, дать обидчикам в лоб. Я из последних.

   Мама у меня много болела и лежала то в одной больнице, то в другой, папа вечно разъезжал по командировкам, поэтому я лет с тринадцати, считай, живу одна. И это меня закалило, сделало самостоятельной, так что нечего жаловаться.

   Но был один случай, с которого началась взаимная ненависть меня и нашего двора. В четырнадцать я влюбилась без оглядки в соседа сверху – девятнадцатилетний говорливый Коля давал мне скачать хорошую музыку, увлекательно рассказывал о «взрослой» студенческой жизни и вообще обо всём. Жизнь у Коли была полна приключений, и я слушала его, раскрыв рот. Для меня Коля был небожителем, суперменом и Капитаном Америка в одном флаконе.

   Однажды Коля пригласил меня на день рождения, и в полутьме гостиной, где под громкую музыку топала и прыгала толпа его сокурсников, Коля решился меня поцеловать. Я была влюблена до безумия и поддалась ему с упоением.

   Его тёплые влажные губы делали что-то непонятное, но очень приятное. У меня кружилась голова от его запаха, от того, как он прижимал меня к себе. Я растворилась в любви к нему, как одно огромное, безграничное море счастья. Руки Коли казались самой надёжной опорой, горячей, ласковой. И мир вдруг открылся для меня искренней радостью, волшебством, в котором светомузыка извне переместилась в моё тело – так было хорошо! Но вдруг зажёгся свет. Музыка умолкла. Это мать Коли, тётя Тамара вошла в гостиную и застыла, увидев вольности её сына.

   «Все вон», – жёстко сказала она, и ничего не понимающие гости потянулись к выходу. Её всегда все слушались, да и страшно было ослушаться, если на тебя смотрит такое бульдожье лицо с маленькими глазками. Но я в тот момент не почувствовала стыда или ужаса. Наоборот, она показалась мне даже красивой, и я была готова радостно броситься на шею тёте Тамаре, а потом назвать её второй мамой, ведь у нас с Колей любовь! А значит, мы поженимся… Но тётя Тамара завизжала: «И тебя это тоже касается, малолетняя проститутка! Вон отсюда! Чтоб я тебя здесь больше не видела».

   Я прорыдала всю ночь, а утром по дороге в школу ко мне прицепилась Лидия Петровна с третьего этажа. Она вкрадчиво увещевала меня: «Мы понимаем. Ты без мамы растёшь. Папа в разъездах. Вообще неизвестно что в твоей семье происходит, все тебя бросили, но нельзя же так – по рукам пошла в четырнадцать-то лет! Опомнись, Рита! А то станешь, как эти, прости Господи, возле ларьков...».

   Я шла молча, по щекам катились едкие слёзы.

   Вечером дворовые кумушки шумели и фыркали. Не назвала меня проституткой только ленивая. Лариса Валерьевна. Потому что она полная и вообще почти ни с кем не разговаривала. Аньке Васильевой и Оксане Самсоновой родители запретили со мной дружить. Девчонки под навесом хихикали: «Ну и что? Ты, говорят, с Колькой переспала? И как оно?». Я им буркнула в сердцах: «Дуры вы!» и спряталась в собственной квартире.

   Когда стемнело, в дверь робко постучали. Это был Коля. Он неловко переминался на пороге:

   – Привет. Ты… это…

   – Коля, Коленька! За что они так? – жалобно спросила я, надеясь, что он – такой сильный, взрослый – защитит меня обязательно. – Я же… ты знаешь, я…

   – Это всё мать, – мялся он. – Ты прости. Давай не будем раздувать, а? Типа не было ничего, а то она со свету сживёт.

   Он ещё что-то мямлил, пятясь, как рак, назад, а я, широко раскрыв глаза, не могла понять, что происходит. Он же мой герой! Супермен... Капитан Америка... В фильмах про любовь всё не так! Но с каждым шагом назад Коля казался мне ниже и ниже. А когда сверху послышался визгливый голос тети Тамары: «И долго я ещё ждать буду?!», героический образ Коли в моих глазах растворился, и я увидела высокого, тощего парня, убегающего от меня с видом покусанного псами кота.

   Я прислонилась к косяку и слушала, как быстро простучали его тапочки по ступеням, как пробормотал что-то матери этот ничтожный трус, как хлопнула дверь на пятом. Потом я щёлкнула замком и влезла с ногами на диван. На улице было плюс двадцать, но я накрылась пледом, дрожа от холода, который залил сердце. И я больше не плакала – во мне зрел протест. Желание революции и справедливости подмяло смущение и жалость к себе.

   «Проститутка, говорите? Да пошли вы!» – пробормотала я и кинулась обрезать юбки до совершенно пошлого мини.

   Утром накрасилась, надела яркие полосатые гольфы, едва прикрывающую ягодицы юбку, навернула из длинных волос что-то невообразимое и пошла в школу. Тётя Лида будто ждала меня во дворе.

   – Рита, ай, Рита, на кого ты похожа? Что бы твоя мама сказала?

   – Что я красавица, – ответила я, развернув плечи и глядя соседке прямо в глаза. – И папа тоже!

   – Я же тебе говорила...

   – Зря старались! – перебила её я. – Вы не имеете права лезть в мою личную жизнь.

   Сморщенное личико тёти Лиды стало похожим на кукиш, и она выдала:

   – Личная жизнь должна быть красивой.

   – А у вас с мужем она красивая? – усмехнулась я, чувствуя, что не она, взрослая женщина права, а я.

   Та хлопнула ресницами, застыв от возмущения. А я добавила:

   – Вряд ли. Но вы мне не рассказывайте, мне это не интересно!

   – Да как ты смеешь, девчонка!

   – Смею, – громко, на весь двор заявила я. – Я посмотрела в Интернете: даже закон есть о частной жизни, и вы его нарушаете! Ещё раз подойдете или будете обо мне слухи распускать, мой папа вернётся и подаст на вас в суд. Он обещал! И на соседей сверху тоже подаст!

   Это была ложь, но я пошла ва-банк.

   Тётя Лида и проходившие мимо к остановке соседи, включая Колиного отца, опешили, а я развернулась и пошла в своём мини с гордо поднятой головой.

   «Я впервые поцеловалась, а значит, я стала женщиной, – думала про себя я. – А что для женщины главное? Папа всегда говорил: «Достоинство».

   У меня не было повода ему не верить.

   Кстати, потом папа меня похвалил и купил куртку «вырви глаз», а Колин отец носил ему коньяки, настойки на клюкве, грибы в баночке и заискивал, говоря, что жена «дура».

   Правда, две недели спустя.

***

Я поднялась в свою квартиру. Закрыла за собой дверь, скинула пальто и сапоги. Телефон звякнул смской: «Не обижайся. Я тут ни при чём. Честно. Яндекс»

   Я поджала губы и стянула шарф. Странно, откуда у него мой номер телефона? Из договора стащил? Чёрт...

   Но что он имеет в виду? Империя Красницкого нанесла ответный удар?

   При мысли о проклятом Красницком, внизу живота всё внезапно стало горячим. Видимо, из-за остаточной ярости.

   3 Преследователь, от английского hate - ненавидеть

ГЛАВА 5

Рита

   У меня много друзей не только в соцсетях. Я люблю замутить, повеселиться, вкусно поесть, оторваться на полную на танцполе, и мне вообще не важно, танцует кто-нибудь или нет. Мне звонят, ко мне приходят, пишут, и это всё клёво, хоть иногда даже я устаю от толпы.

   Но особняком от всех стоит мой сосед через балкон, Ясик. Милейший парень, умница, книги запоем читает, стихи пишет, в музыке разбирается лучше любого критика, очень задушевно поёт, а какие у него блинчики! Мммм, съешь вместе с пальцами и не заметишь. Впрочем, Ясик даже овсянку приготовит так, что она будет казаться исключительно царской едой. Он — гений и душка.

   С Ясиком можно в пижаме и разноцветных носках посмотреть кинушку и обсудить её с жаром. Причём не важно: про любовь, про инопланетных монстров или серийных маньяков. Ясик тонко чувствует людей, цвета, стили, будто камертон. Он всегда скажет, идёт тебе или не идёт новый прикид, и как исправить проблему с полусырой и подгоревшей курицей в духовке.

   Единственный недостаток Ясика – он не от мира сего. А ещё он невысокий – ниже меня почти на голову, худенький – натуральная сопля в скафандре, зато весьма симпатичный на лицо, смуглый, с немного раскосыми карими глазами и страдальческим взглядом на мир.

   Ему б в Европе жить или в заокеанском столпе насильственной демократии, но Ясик родился в беднейшей семье, в нашем тмутараканном районе, только недавно ставшем Москвой. А потому Ясик не просто постоянно становился объектом насмешек, но также был жестоко бит.

   Ясик у родителей был поздним, они умерли давно, а я по привычке за него заступаюсь. Ору на гопников, помогаю ему с оформлением документов и ремонтом стояков, с решением конфликтов с соседями и прочей бытовухой, для которой он явно не создан. Ясик словно мой младший брат, которого у меня никогда не было, и лучшая подружка.

   Ясик раним и часто беспомощен, боится толпы и запертых помещений. Но на следующий вечер после съёмок всеми-чертями-проклятого телешоу меня утешал Ясик, а не я его.

   Дело в том, что мы включили ток-шоу у Ясика на нужном канале. Мой «подружка» нанёс вкусностей к чаю, и мы начали смотреть. Я, честно говоря, думала, что меня просто вырежут, как лишний марш у Остапа Бендера, но нет...

   От увиденного я взялась нервно за ножичек рядом со сливочным маслом, вспомнила обещание Яндексу и... разревелась от разгула несправедливости. У Ясика вытянулось лицо. Он смотрел то на меня, то в экран телевизора, а я размазывала слёзы вместе с тушью по щекам и ругалась:

   – Как они могли настолько перевернуть всё с ног на голову?! Как?!

   В ток-шоу ведущая спрашивала у меня:

   – Рита, почему вы написали петицию в защиту леса, вы эколог? Это вас живо интересует?

   – На самом деле, мне без разницы: самшиты реликтовые, динозавры или котята... – Я отвечала с холодной усмешкой (фу, какое у меня было лицо). – Или острова мусора в Тихом океане...

   – Для вас главное – хайп? – якобы договорила за меня ведущая. – Но для чего?

   – Чтобы потом грести деньги лопатой, я знаю, это потом всё равно вырежут.

   – Ну что вы, мы снимаем передачу без купюр. Хотелось бы уточнить, потом – это когда? – спросила Катерина Белинская.

   – Я ждать особо не намерена.

   – А вы понимаете, что за ваши посты нужно нести ответственность? Для вас важно, что вы преподносите людям: правду или ложь?

   – Мне без разницы. Я не налоговая полиция и не ОБЭП.

   – То есть вы хотите сказать, что единственное, что для вас имеет значение – это скандальность, помноженная на финансовую прибыль?

   – Конечно. Моё главное оружие — мой блог.

   – В вашей анкете сказано, что вы не поступили во ВГИК...

   – Да.

   – Не оценили ваш талант?

   – Увы, мы живем не в идеальном мире.

   – Почему вы написали петицию против министерства окружающей среды и господина Красницкого.

   – Хотелось что-то сделать. О ком, мне без разницы...

   Затем вышел Красницкий, демон, прикинувшийся ангелом, и начал вещать про Россию, про страну и про то, какой он клёвый.

   Меня снова перевернуло до колючек и жара в животе, я аж сидеть спокойно не смогла на диване.

   А потом, когда я устроила на телевидении дебош с микрофоном, на сцену выскочили два охранника!!! И не я сама, а они заставили меня уйти со сцены, после чего из-за кулис раздался шум и гвалт. А ведущая сказала с фальшивым огорчением:

   – Это просто невероятно! И такие персонажи имеют влияние на умы наших детей! И этому человеку удалось провести двести пятьдесят тысяч человек, подписавших петицию. Представьте, они верили! Верили в то, что блогер Рита Мостер искренне борется за экологию, но это не так!

   – Что только не делают люди ради дешевой славы и быстрой прибыли! И именно поэтому я выступаю за цензуру в Интернете. Я сам вкладываю деньги только в родную страну... – заявил Красницкий тоже не в том порядке, в каком говорил.

   Подсветка грянула откуда-то из-за его спины, и он чуть ли не засветился. Глаза серо-голубые, волосы светлые. Всё же он красив, проклятый дьявол со взглядом Каа.

   Я снова шморгнула носом. Ясик засуетился:

   – Заюшка, чайку попей! С травками, с мятой, душицей, просто успокоение сердца. И печеньки я для тебя спёк, попробуй, моя хорошая, – приговаривал сочувственно он, поглаживая меня по спине.

   Я сидела в пижаме и сморкалась в одноразовые салфетки. Жалкая курица, да и только!

   – Знаешь, Ясик, – улыбнулась я ему. – После обильных слёз чувствуешь себя, как запойный пьяница «после вчерашнего». И выглядишь не лучше.

   – Заюшка, ты всегда прекрасно выглядишь, ты же красотка! – робко возмутился Ясик. – Выскажи мне всё! Выскажи всё, что думаешь, полегчает...

   – Как же я ненавижу его! – выпалила я, скомкав горсть салфеток пальцами. – И всё телевидение на свете! Зря я согласилась идти на этот зомбоящик! Ты бы знал, Ясик, как там фальшиво! Надо было сразу догадаться! И где был мой мозг, когда я подписывала этот дурацкий договор о конфиденциальности?! Меня просто разрывает написать о том, КАК там всё происходит!! И что они делают, выдавая за правду. Понимаешь, на телевидении вообще всё фикция!

   – Ну хотя бы мне расскажи, я никому – могила, – заверил Ясик. – Но тебе точно будет лучше... Древние индийцы писали, что беседа с подругами имеет для женщины терапевтический эффект.

   – Мне психотерапевтический нужен, - мрачно ответила я. – Или топор. А лучше томогавк.

   – Ну и я не совсем подруга, – улыбнулся Ясик.

   – Мне надо память стереть, чтобы всё развидеть. Я теперь вообще выгляжу неадекватной дурой. Да дура я и есть. Повелась на провокацию и на эти его наглые взгляды! Ох, Ясик, я хочу так ему ответить, так! Просто небо взболтать, чтобы все звёзды ему на макушку посыпались, а потом из глаз искры-искры-искры! И пожар!

   Ясик странно на меня посмотрел:

   – Ритуля, Заюшка, а у тебя нет температуры? Тебе бы отдохнуть.

   У меня уже созрел план.

   – Нет, где мой ноут?! Я сейчас кое-кому напишу, а потом Красницкому так отвечу, что будет видеть меня в кошмарах! Гарантирую!!!

   Я не могла сказать Ясику, я и себе не могла признаться в том, что этот мерзавец мне снился. Да, прежде чем взболтать небо, я должна успокоить бурю в собственных мозгах. А чтобы он не снился, я была согласна на лоботомию.

ГЛАВА 6

Иван

   День прошёл как всегда в суете. Согласование бюджетов на следующий год по отделам и филиалам – та ещё морока.

   Впрочем, я люблю планировать. Люблю ставить последнюю точку в проекте, предварительно погоняв подчинённых, как коней по ипподрому, до седьмого мыла, пока не придут с чем-то действительно стоящим и не перестанут гнать туфту. Им полезно — ожиревший мозг просыпается. Заодно они сбрасывают лишние кило, потея на собраниях и экономя на личных тренерах. Лишь наиболее одарённые, коих единицы — финансовый директор Павел Максимович, аналитик Костя Молотов и Зульфия Закировна из поставок, – работают на опережение. Правда, я и их хвалю через раз. Избыточность доверия расхолаживает. Никто не отменял формулу «кнут+пряник= эффективность», причём в соотношении восемьдесят на двадцать.

   В общем, завалившись домой, уставший, как собака, я был доволен: работа кипела, офис жужжал, процесс отлажен, как часовой механизм. Я всё знаю наперёд, просчитываю, улавливаю, контролирую и пользуюсь этим.

   Я переоделся в спортивные штаны, футболку и пошёл в спортзал на второй уровень – сгонять с себя стресс. Да, я не только «хомячков» гоняю...

   Алевтина Петровна, горничная-экономка, принесла мне на серебряном подносе кофе и грейпфрутовый сок.

   – С листиками мяты и перцем, как вы любите, Иван Аркадьевич, – сказала она. – Я могу идти?

   – Да, идите, спасибо, – кивнул я.

   Вежливая улыбка. Официозное прощание. Дверь за ней закрылась.

   Алевтина Петровна работает у меня давно. Она знает все мои привычки и странности. Я официально дал себе разрешение чудить, после того, как заработал первый миллион. Алевтина Петровна делает мне соки, солит баклажаны и зелёные помидоры по-домашнему, строит клинеров и убирает сама до больничного блеска. Только она может приготовить жареную картошку так, как я люблю – в меру хрустящую, с луком и чесноком, порезанную аккуратной соломкой. И даже кормит меня малиновым вареньем с чаем и какой-то сверх-лимонной гадостью, если простужусь.

   Я привык к Алевтине Петровне, к её всегда одинаково уложенным валиком густым золотистым волосам с проседью, форменному голубому платью с иголочки, удобным, но женственным туфлям и к виду элегантно стареющей женщины предпенсионного возраста. Я бы скучал, если бы она не встречала меня в двадцать один ноль-ноль. Но я бы ни за что не позволил ей жить со мной под одной крышей. Это принцип.

   Женщины, друзья, знакомые сюда приходят и уходят, когда я решу. Я предпочитаю оставаться один ночью в стеклянной крепости на верхних этажах собственного небоскрёба. Мне нужна тишина, воздух, пространство для размышления. Пожалуй, только сам с собой я расслабляюсь. Мне не надо что-то себе доказывать, что-то из себя представлять и кого-то нагибать. Ждать, что предадут. Себя предать трудно.

   Я выдыхаю с облегчением, когда щёлкает замок, и не соответствую ничьим ожиданиям и никаким штампам. Не думаю, что кого-нибудь впущу в эту глубоко частную жизнь. А потому лейбл «самый завидный холостяк» прилип ко мне надолго. Думаю, навсегда. В нём есть куча бонусов, особенно когда мне становится скучно, и я выхожу «поохотиться».

   Пару раз я даже был помолвлен и каждый раз удачно: до свадьбы не доходило. Когда мама достала меня вопросами о внуках, я купил ей лабрадора. На следующий год – золотистого ретривера. На моё тридцатитрёхлетие – пару карликовых пуделей. Теперь маме некогда задавать мне подобные вопросы, она носится за своими «пёсиками» по моему дому и саду в Барвихе и пытается выдрессировать хоть кого-нибудь, раз меня не вышло.

   Я зашёл в спортзал, встал на беговую дорожку и потребовал у своей системы «Умный дом»:

   – РБК .

   Понеслись биржевые новости: «Тесла выплатила рекордную сумму по облигациям»; «Последствия пенсионной реформы»; «Bloomberg о градостроительстве с нуля». Краем уха услышал знакомую фамилию. О, мой адвокат приобрёл 29,6 процентов акций банка «Москва-Развитие». Молодец, растёт. Не много ли я ему плачу? А и ладно, плачу ему не только я. Зато мой Юрий Самвелович – надёжный, «как весь гражданский флот» . И хитрый, когда надо.

   Я приказал системе:

   – РБК выключить. Сообщения.

   На экран перед тренажёром высыпались сообщения за вечер, отсортированные секретарём и системой. Я включил нужную скорость и побежал, перебирая корреспонденцию голосом.

   О, файл от Боброва! Передачу прислал? Посмотрим.

   Люблю, когда всё подчиняется расписанному мной порядку, и никто не сидит без дела, занимаясь неизвестно чем.

   «Как та блогеша», – подумал я и сам на себя разозлился.

   С какого перепуга меня постоянно в мыслях перекидывает на неё? Видимо, реально бесит. В ней всё шиворот-навыворот, наизнанку: ковбойские сапоги вместо шпилек; джинсы на телевидение, водолазка вместо декольте, подтасовка фактов и игра на публику. Меня аж дрожь взяла от возмущения.

   Реально надо запретить кому ни попадя шаландаться в Интернете и писать что в голову взбредёт. Правильно у китайцев сделали — своя поисковая система, фейс-контроль и регистрация в Интернете только по паспорту. Серьёзные ребята!

   Не то, что эта Рррита... из неизвестной подворотни. Смазливая мордашка и уже звезда!

   Она слишком живо мне представилась.

   Тренажёр снова показал, что у меня участился пульс. Дурость!

   Я сегодня выходил из холла и, садясь в машину, увидел девицу с плащом длинных чёрных волос, в тёмном пальто и в ковбойских сапогах. Меня аж подбросило. Виду я, конечно, не подал, но взглядом задержался, пока она не обернулась. Все всегда чувствуют мой взгляд.

   Нет, это была не блогерша. Даже и близко нет. Я испытал разочарование, смешанное с идиотским раздражением. Из ума выжил. Вроде всего тридцать пять, а не шестьдесят и паранойя. И вообще мне всегда нравились блондинки, типа Белинской, так какого чёрта?

   Я скомандовал системе:

   – Открыть видео-файл.

   Бобров обещал бомбу. Посмотрим, как расстарались телевизионщики. Вспомнились вчерашние съёмки, стало смешно и ломливо, как после вечеринки, когда всем было весело, и только ты один почти трезвый, как дурак, сидел и всё понимал вместо того, чтобы отрываться по полной.

   С мальчишеским нетерпением я смотрел, как загружается файл, хоть это и заняло считанные секунды. Раздалась фирменная заставка ток-шоу. В принципе, я уже всё видел.

   Но по мере прокрученных минут я мрачнел, а в груди расплывалось то неприятное чувство, едкое, как кислотный туман, и боль в желудке. Тупыми молоточками по вискам пробило: меня подставили! На это раз по-крупному, перед всей страной.

   Я остановил беговую дорожку и сжал кулаки. Я сухо приказал компьютеру:

   – Набрать Боброва!

   Пара длинных гудков. Медиа-консультант на фоне барной стойки расплылся патокой по экрану:

   – Иван Аркадьевич, я вам файлик отправил, как вы просили! С видео. Вы посмотрели?

   – Уволен, – ответил я и отбил звонок.

   4 Канал коммерческих и биржевых новостей, курсов валют и т. д.

   5 Намёк на песню Высоцкого.

ГЛАВА 7

Иван

   Следующий день был таким же пасмурным, как и моё настроение. Голова гудела после Хеннесси и маминого звонка в семь утра:

   – Ванечка, я вчера видела тебя на телешоу, чего же ты не предупредил! Если бы соседка мне не позвонила, я бы...

   – Говорил тебе: не смотри всякую дрянь, – ответил я, морщась перед зеркалом в ванной. Рожа, как из анекдота.

   – Как же дрянь, Ванечка! Ты прекрасно смотрелся! И рубашка с галстуком в тон.

   – Это был не я.

   – Как не ты?! Ах, ты снова за своё, сына! Шутишь... Но, послушай, я в шоке, каких они туда людей наприглашали! Не могли кого-нибудь приличного подыскать?

   – Не всем посчастливилось работать с трупами, – буркнул я.

   Дело в том, что моя мама — судмедэксперт. Уже на пенсии, но всю жизнь проработала, вскрывая хладные тела и определяя причины смерти, увечий, насилия, так что отношение у неё к жизни своеобразное. Когда случается что-то из ряда вон, мама спокойна, как чугунная сковородка. Но в повседневной жизни это самое нервное, беспокойное и суетливое существо, считающее, что со мной обязательно что-то случится.

   Стоило мне в детстве задержаться на десять минут, гоняя мяч с ребятами, в её воображении меня обязательно похитили, многократно зарезали, избили и оставили умирать голым на пустыре. Примеры из жизни она рассказывала мне в красках. Заламывала руки и в слезах требовала сидеть дома, гулять в пределах видимости и аптечки. Желательно на поводке, в шлеме и наколенниках.

   Меня спасло то, что работала мама много, запойно и даже дежурила по ночам. До сих пор страшно представить, что происходит в её прекрасной черепной коробке при виде меня. Когда я поступил в универ и свалил подальше – в Питер, они с отчимом оба вышли на пенсию. Он, бедняга, не выдержал, сбежал.

   Правда спустя год вернулся, а потом опять сбежал. Недавно мама хвасталась – Виктор снова звонил, в гости просился и вообще. У него просто патологическое пристрастие к патологоанатому. Или желание пожить на халяву в Барвихе на четырёхстах квадратных метрах с парком, озером и армией прислуги. Тоже могу понять. Мне пофиг, пусть сами разбираются.

   – Ванечка, ну зачем этот цинизм? – возмутилась мама и тут же добавила, сама себя перебив: – Кстати, у тебя странный голос, с тобой всё в порядке?

   – Всё.

   – Ничего не болит?

   – Ничего.

   – Иногда это тоже симптом, – засуетилась мама, – ты не хочешь показаться Карлу Арнольдовичу?

   – Нет.

   – Но сына, я волнуюсь за тебя!

   Начинается... Хотя если маму несёт в эту сторону, значит, у неё самой всё настолько в порядке, что она начинает искать подвох и подковёрную катастрофу. В этом случае выход один.

   – Собаки здоровы? – спросил я.

   – Да, Кусе, пуделихе младшенькой, прививку сделали, но она уже весёленькая.

   – Говорят, перед смертью всех отпускает, – заметил я.

   – Иван! – повысила голос мама и, обиженная, положила трубку.

   Я выждал полминуты и перезвонил.

   – Ма...

   – Что?

   – Люблю тебя.

   – Какой же ты всё-таки сложный, сын!

   – Сам удивляюсь, как ты меня терпишь, – ответил я.

   Вместе с ответным «люблю» и краткой нотацией о моём невыносимом характере наш разговор благополучно завершился. Я спас себя и мою секретаршу от звонков через каждые пятнадцать минут и заботы о моём здоровье по всему полному медицинскому справочнику, за исключением мастита и родильной горячки.

   День начинался гадостно, но теперь по шкале ниже нуля переместился на «и хуже бывает». Я вздохнул и начал собираться на работу.

***

По дороге в офис мы торчали в сырых снежных пробках, я читал новости и поглядывал в окно. Прямо перед светофором у супермаркета «Пал Палыч», который не так давно построила моя компания, в глаза бросился инвалид на кресле, пытающийся заехать на пандус.

   На колёса налипла снежная каша, всё скользило. Я поморщился при виде того, как пыхтит мужичок с красным лицом. Охранник у входа позёвывал и наблюдал, справится ли колясочник с задачей. Угу, ралли Париж-Даккар...

   – Останови! – сказал я водителю.

   Вышел. Шагнул с размаху в лужу, промочил ногу насквозь. Чертыхнулся и направился к инвалиду. Молча взялся за ручки кресла сзади и вкатил его в супермаркет.

   – Ой, спасибо, парень, спасибо! – обрадовался мужичок и покраснел ещё больше.

   – Не за что, – буркнул я.

   Вкатил его дальше на торговую площадь и подлетел к охраннику.

   – Эй, ноги не болят?

   – Нет, а чего это они должны болеть?

   – Предфантомные боли, – сказал я, отряхивая перчатки и сжимая кулаки. – Потому что сейчас я тебе их переломаю.

   Амбал насупился.

   – Да я тебе...

   – И мне, и твоему директору напишешь объяснительную, почему ты такой дебил. Контузило на фронтах или родился отсталым? – продолжил я, глядя на него свысока. – А потом уйдёшь в неоплачиваемый больничный и попробуешь, как это – без ног за хлебом ходить.

   Рожа охранника перекосилась. Гора без мозга и мозжечка двинула на меня.

   – Здравствуйте, Иван Аркадьевич! – послышалось справа.

   Я оглянулся. Лицо подошедшей женщины было чем-то знакомо, не помню чем. Мало ли их?

   – Мы с вами на презентации нашей сети встречались, – пояснила похожая на мымру-учительницу дама. – Возникли какие-то проблемы?

   Вспомнил! Она кто-то там из руководства. Может, директор этого супермаркета?

   – Проблемы у вас. С обслуживанием клиентов с ограниченными возможностями, – ответил я, поджав губы.

   – О да, пандусы очень неудобные, – вежливо улыбнулась дама.

   – Отчего же вы не выставили нам претензию?

   – Ну, это такая незначительная часть населения...

   – Смотря для кого незначительная, – усмехнулся я. – Ваш охранник, к примеру, не стал помогать троюродному дяде начальника ОБЭПа города Москвы. Обидно будет, если из-за такой мелочи вас накроет проверка.

   – О-о, спасибо, что сказали! – вытянулось лицо у мымристой дамы. – Мы непременно исправим! Непременно! Спасибо!

   – Обращайтесь, – буркнул я и развернулся к выходу.

   Сбежал по лестнице, чуть не грабанулся, поскользнувшись, и вслед мне донеслось:

   – И это тоже исправим!

   Я не обернулся. Как легко люди верят в блеф. Я тут же вспомнил вчерашнее шоу, разъярился, выругался четырёхэтажно и поехал громить подчинённых.

***

– Весь проектный отдел ко мне! – рявкнул я секретарю, заходя в офис.

   В приёмной жался на кресле Бобров, зелёный, как ящерица, которая от страху отбросила хвост. Он приподнялся.

   – Иван Аркадьевич...

   Я бросил секретарше пальто на стол и, злой, как чёрт, ворвался в свой кабинет. Регина появилась через секунду с кофе и папкой. Светлые волосы в пучок. Очки на взводе. Армейская выправка, боевая мини-юбка.

   – Бобров давно сидит? – спросил я, усаживаясь в кресло. То спружинило и эргономично под меня подстроилось.

   – Я пришла, уже был под дверью. Пустить или выгнать?

   – Пусть сидит. Может, начнёт мемуары писать, хоть какой толк.

   Регина кивнула.

   – В папке документы на подпись, Иван Аркадьевич. Проектировщиков вызывать всех или главных?

   – Всех. Закажи мне стейк, сухие носки и инвалидное кресло.

   Регина моргнула, но сделала пометку в планшете и уточнила:

   – Кресло на электроприводе?

   – Нет, самое говнёвое. Чтоб через час было. Пока не будет, проектировщиков не впускать.

   – Что-то ещё, Иван Аркадьевич?

   – После проектировщиков договор с телеканалом и начальника юр.отдела.

   – Хорошо.

   – И продублируй мне файл об этой блогерше, Рите Мостер, – распорядился я и отвернулся к монитору.

   Искать самому было не с руки и некогда, у меня в почту за день насыпается под тысячу сообщений.

***

Меньше чем через час я отодвинул своё супер-удобное эргономичное кресло и переместился в холодный с улицы образчик механического ужаса. Какие дебилы проектировали эти кресла? Они сами пробовали передвигаться, крутя колёса руками?! Ткнул на кнопку и приказал Регине:

   – Впускай проектировщиков.

   Они зашли, толпясь испуганно, как стадо из семи разбуженных хомячков. Я выехал на инвалидном кресле из-за стола и наткнулся на их непонимающие взгляды.

   Играя на нервах, я мрачно и демонстративно объехал их всех, не предлагая сесть. Пауза затянулась. Саспенс. Люблю такие моменты. Возможно, во мне умер Хичкок.

   – Что случилось, Иван Аркадьевич? – не выдержала, наконец, Ольга Рылова, архитектор с кучей дипломов, наград и зачётной грудью. – Вы получили травму? Когда? Как? Это ужасно!

   Другие ожили и тоже принялись показательно сочувствовать.

   Я встал с кресла и подошёл к ним.

   – Да нет, это прекрасно, – заявил я с холодной усмешкой. – Столько сочувствия. Слова поддержки. Я тронут. Плачу...

   Проектировщики смотрели на меня, не понимая.

   – Плачу потому, – перешёл я на угрожающий тон, что только что в наших современных handicapped people friendly конструкциях чуть не остался без головы. – Я толкнул к Ольге кресло: – Присаживайтесь.

   Она, бледнея, села.

   – Удобно? Нравится? – поинтересовался я.

   Ольга робко пожала плечами.

   Я отошёл подальше от этих хомячков, развернулся и сказал:

   – Надеюсь, что удобно. Потому что те из вас, кто хочет работать дальше в моей компании, с сегодняшнего дня передвигаются по офису только в креслах. Пока я не передумаю.

   – Где же их взять, Иван Аркадьевич? – проблеял Сушинский.

   – Где угодно, – отрезал я. – За свой счёт. Я плачу вам достаточно, чтобы это не было для вас проблемой.

   – Но Иван Аркадьевич... – встрял их главный, с красивой сединой и бородкой профессора Андрей Романыч Донцов, ещё один обладатель гран-при и прочей пафосной архитектурной лабуды, – это же повлияет на эффективность рабочего процесса! Вы вечно усложняете нам задачу!

   – А на хрен мне ваш рабочий процесс, если сегодня я понял, что вы не душу в проекты вкладываете, а задницу?! – рыкнул я.

   Повисла гробовая тишина.

   – В супермаркетах «Пал Палыч» переделать все пандусы для инвалидов. Каждому, – я сделал паузу и надавил голосом: – Каждому из вас не только по офису на колёсах покататься, но и по всем нашим объектам проехать. И по объектам конкурентов. Снять видеоотчёт и предоставить мне. Также подробные отчёты о недоработках, план реконструкции и сметы на каждый объект! И чтобы больше я так за свою компанию не краснел! – прорычал я. – Свободны!

   Стадо хомяков-лауреатов ломанулось прочь и не подумало сопротивляться. Я с отвращением оттолкнул от себя инвалидное кресло и взгромоздился на своё, родное. Умное.

   Люблю всё умное, но в реальной жизни в процентном соотношении дебилы перевешивают.

   – Иван Аркадьевич, – проговорила в коммутатор Регина, – Левин пришёл, начальник юр.отдела. Договор с телеканалом ему передала. Он его уже проверял, но просматривает повторно. И Бобров снова просится.

   Я наморщился, как от запаха сероводорода.

   – У тебя аккаунты в соцсетях есть?

   – Есть.

   – Подпишись на Риту Мостер. Проанализируй аккаунт не как мой секретарь, а как женщина. Девушка.

   – Что именно?

   – Всё, что придёт в голову. Причины популярности, векторы, упоминания в СМИ. И на Ютуб канал тоже подпишись. Мне скинь ссылки.

   – А Бобров...

   – Пусть подумает над тезисом: можно ли считать обман обманом, если ни для кого не секрет, что это обман?

   6 Дружественных для людей с ограниченными возможностями

ГЛАВА 8

Рита

   Папа не считал мою работу работой, пока однажды я не подарила им с мамой холодильник. Огромный, дорогой, классный! В родительском деревенском домике под Рязанью он смотрелся, будто космический челнок в бане, но я специально так расстаралась. Просто супер как повезло, что у них, наконец, приказал долго жить неубиваемый «Полюс».

   Я помню, как гордо расписалась крепким ребятам-грузчикам, доставившим новейшее чудо морозильной техники, и сказала папе:

   – Я, конечно, фигульками занимаюсь, но вот это, – я театрально приложилась к холодильнику, погладила его и, как при поцелуе, согнула ножку, – это как раз такая ерунда, которую можно купить на эти фигульки.

   – Ого! Неужели ты в своих блогах заработала? – опешил папа.

   А мама, довольная, уютная моя плюшечка, как всегда поправила его:

   – Валерик, не сто грамм, сеть не так называется.

   – Вот именно, – заявил папа, но уже без обычного сарказма, а с некоторым восхищением, – только сто грамм и помогут разобраться в этих социальных сетях и неводах!

   Папа терпеть не может гаджеты, зато обожает присказки про «водочку», с особым смаком цитирует советские фильмы с юмором под градусом, но при этом пьёт совсем немного. В основном, папа принимает на грудь со своим корешем, Львом Степанычем Каблуковым, профессором в отставке, под футбол или для настроения, когда они что-нибудь вдохновенно на кухне готовят.

   Папа предпочитает настоечку на смородине, которую стал делать, вычитав в книге у Кончаловского. Иногда он экспериментирует с медовухой, потому что у него на участке имеется мини-пасека и грех было бы не попробовать. На том его «остаграммывание» и заканчивается. Но послушав, можно решить, что папа – записной алкоголик и завзятый пьяница.

   Я так рада, что они с мамой перебрались на природу! Среди сосен, ёлок и грибных запахов мама ожила, порозовела и даже стало казаться, что все её диагнозы придумали сами врачи. За то, что папа бросил, наконец, любимую работу и ради мамы переехал в леса, я прощу ему всё: и несерьёзное отношение к моей профессии, и шутки, и подкалывания особенно после клюквяночки.

   Из купленной хибары папа своими руками построил сказочный теремок, баню и поставил ульи. Он создал практически натуральное и абсолютно экологически чистое хозяйство, опять же ради мамы. Я бы хотела, чтобы меня кто-то тоже однажды так полюбил! На грани жизни!

***

Но холодильниками самоутверждаться мне не всегда удаётся. Увы, жизнь блогерская не подразумевает зарплату и аванс, соцпакет и «кофечай» за счёт работодателя. С деньгами у меня иногда густо, иногда пусто. У родителей я не прошу и ни за что просить финансовую помощь не стану, им самим не особо хватает. Я всегда разбираюсь сама!

   Кем я только не работала за свои двадцать почти семь лет: секретарём, курьером, оператором сотовой связи, аниматором в детском центре, промоутером, копирайтером, помощником фотографа, моделью и продавцом в бутике.

   Однажды мне случилось быть приглашённой на собеседование к знаменитому режиссёру, который заметил меня в гуще статисток, но дальше кастинга не зашло – он получил от меня по лицу больно и пообещал, что в мире кино у меня никогда не будет работы. Я думала – врал, но пока сбывается: во ВГИК меня не взяли, и даже на роль третьей подруги героини второго плана в замухрышном сериале не утвердили.

   Однако теперь я свободна, как рыба в море, и меня всё устраивает в моей работе. Многим работа блогером представляется, как баловство фитоняшки: сделал селфи, губки навыкат, грудь вперёд, моргнул выразительно ресницами, а потом снова в пижамку и в кресло с чихуахуа играть.

   Всё совсем не так. Я отслеживаю новости, отвечаю на комментарии, переписываюсь с рекламными агентствами, составляю медиа-план, обрабатываю фото, придумываю идеи, концепции и еду сниматься туда, куда никто и не подумает влезть, чтобы сфотографироваться. Например, на крышу одного из небоскрёбов в Москва-сити, на заброшенной станции метро или на ветке старого дуба в шортах и в шпильках.

   Думаете, зачем это надо? Для дела! Яркие, концептуальные фото в сети — это всё. Мысли — это уже второе, многие не замечают и первого слова. К счастью, таких всё меньше: половину хватает на первое предложение, и надёжную, лучшую треть подписчиков — на весь пост! Учитывая, что на сегодняшний день у меня пятьдесят тысяч подписчиков, точнее... Эммм, за эту ночь уже за … вау – почти под двести! Отвечать мне на комментарии-не переотвечать!

   Но главное то, что за все свои годы работ и подработок я обросла знакомствами, как Тарзан бородой, и поэтому знала, к кому и зачем обращаться.

   – Никита, – улыбалась я лисой в телефон, вернувшись от Ясика и перестав шмурыгать носом, – мне очень нужен дрон, тот самый с возможностью панорамной видеосъёмки.

   – Что ты затеяла на этот раз? – с интересом хмыкнул мой знакомый оператор Никита в трубку. – Снять себя, прыгающей с трамплина на Воробьёвых горах и с вытаращенными глазами, рекламируя очередную экосумочку?

   – Кое-что получше, – рассмеялась я.

   – Даже представить себе не могу, что может быть лучше? Ты будешь прыгать с трамплина в одних чулках?

   Олень.

   – И не мечтай.

   – Ну помечтать – дело святое! – продолжал надрывно, по-лошадиному гыгыкать Никита, с которым я познакомилась ещё на вступительных во ВГИК.

   Мы немного повстречались, но не срослось, потому что с такими оленями лучше дружить и быть рубахой-парнем, чем романтической парой. Так мы и дружим с тех пор. С ним и ещё с одним оленем из ВГИКа – Владом Стеблухом, который кстати, мне очень помог с развитием блога. Я и не знала, что он крутой SMM-щик. Всегда думала, что он тусит только в мире телерекламы.

   – Дрон дай – тот, на который ты нашу вечеринку снимал в сентябре, – сказала я. – Можно бартером.

   – Какая ты настойчивая!

   – Скоро свой куплю, не буду к тебе приставать.

   – Да нет, приставай, а то совсем звонить перестанешь. Когда тебе надо?

   – Лучше прямо сейчас.

   – Полночь, звезда моя, сейчас полночь. А завтра мне рано вставать: снимаем для одного сноба рекламу.

   – Опять целый день? – вздохнула я. – Слушай, давай я туда подскочу прямо с утра?

   – Ну... не то, чтобы это очень было удобно. Прямо с утра будет главный, а вот часикам к двенадцати подгребай.

   – А куда?

   – Адрес скину, консьержа предупрежу. Это новый жилой комплекс «Цветы Поднебесной», слышала?

   – Оу, пафос какой! – хмыкнула я. – Не слышала, но Гугл подскажет. Главное — дрон.

   – С возвратом только.

   – Ну, когда я не возвращала?

   – Мда, тебе как в банк, – рассмеялся Никита. – Но только на четыре дня. Потом у нас в студии аудит оборудования, меня вздёрнут, если чего-то не досчитаются.

   – Зуб даю, аккаунтом клянусь, – заверила я и довольная, распрощалась с Никитой.

   Дрон мне был нужен для мести и восстановления справедливости. В моей голове план сложился по полочкам лучше любой, ранее придуманной рекламной концепции.

   – Антиреклама, господин Красницкий, – сказала я своему отражению, – тоже работает на законах пиара, только наоборот. Все ваши потуги, подтасовка, нарезка кадров и паскудные телешоу поблекнут. И не путайте это с чёрным пиаром. Вы, кажется, хотели стать народным избранником? Забудьте!

   Я сделала лицо индейца перед снятием скальпа с врага, ухмыльнулась и пошла в свою святая святых – к шкафу.

   Дрон для съёмок, считай, уже у меня, осталось раздобыть денег на поездку в Сочи. И я знаю, где. В моём электронном ежедневнике уже висел красный флажок с пометкой «важно». Я не очень люблю появляться на подобных мероприятиях, чувствуя себя немного лишней среди стаи прекрасных, эстетически обманчивых акул, охотящихся за денежной романтикой, и хищников, ищущих лёгкого секса. И да, я имею в виду ивент в клубе «Мохито», за появление на котором и за пост мне прилично заплатят.

   Эх, я так хотела отказаться, но теперь это шанс!

   Я посмотрела на свои «боевые» ботфорты на высоком каблуке, аккуратно стоящие на коробке, раскрыла шкаф и застыла, глядя на наряды, как Суворов на Альпы. На этот раз экостиль не подойдёт. В «Мохито» полный фейс-контроль, да и рекламодатель сделал однозначные пометки в задании относительно внешнего вида.

   Я вытащила вызывающее чёрное платье, приложила к махровому халату, встряхнула волосами и накрасила одним движением губы алым. То что надо! Женщина разозлённая тоже может быть красивой! А месть – это всегда что-то алое на чёрном!

ГЛАВА 9

Рита

   Я, наконец, выспалась. Больше не лежалось, а несло куда-то вперёд, словно внутри заработал моторчик. Просто у меня есть цель! Я ведь Стрелец, и у меня день рождения скоро. Я подскочила с кровати, мысленно пересчитала дни до знаменательной даты и поставила синим маркером галочку на пятнадцатом декабря. Небо хмурилось, но попробовало бы оно испортить мне настроение! Неа, не выйдет! Я вышла на кухню и ахнула: весь подоконник превратился в цветущий сад!

   “Калифорния в душе! Утро задалось! Если за окном мороз, а на подоконнике развернулись яркими лепестками к свету южные калифорнийские бугенвиллии, значит, всё хорошо! Мир улыбается и шлёт привет! Даже если ты решила его завоевать... Дано добро! Бугенвиллии расцвели! Ура! Где мой меч, стяг с гербом модного бренда и боевая губная помада?” – так я написала в утреннем посте под фотографией собственного окна.

   Я щёлкнула кнопкой на электрическом чайнике, сыпанула кофе с полезными добавками в огромную стеклянную чашку, больше похожую на бульонную — я не размениваюсь по мелочам. Затянула пояс на махровом халате. Залила ароматный порошок кипятком и понеслось.

   Шерил Кроу запела под гитарные аккорды на всю квартиру: “All I wanna do is have some fun” – да, дорогая, я тоже очень хочу повеселиться. И, думаю, у меня это получится сегодня!

   На завтрак – зарядка и долго сваренная овсянка со сливочным маслом и мёдом, тёмным, с папиной пасеки, страшно полезным, правда, не знаю, чем. На вкус он горьковатый, с затаённой каштановой ноткой. Яблоко тоже порезала в кашу. Никакого сахара, никаких чипсов и прочей химической дряни. Ведь ещё один плюс и минус бытия блогером — выглядеть надо хорошо всегда!

   Можно, конечно, отдаться во власть Фотошопа, но я больше ратую за натурпродукт. На встречах не прикроешься постером с собственным изумительным цветом лица. Так что приходится прилагать усилия.

   И вообще моя жизнь блогера началась с магазина ЭкоЖизнь, в котором я работала продавцом-консультантом и где писала о буднях, мыслях и собственных экспериментах, в том числе и с продукцией магазина. Мне просто было любопытно и хотелось куда-нибудь применять знания, полученные на вечерних литературных курсах.

   Число подписчиков росло, люди вдруг стали спрашивать у меня совета в сети гораздо чаще, чем у витрин в самом магазине. Однажды я показала аккаунт нашему директору, предложив услугу виртуального продавца, похожего даже не на личного консультанта, а на подругу тем, кто писал, и поэтому вызывающую больше доверия.

   Петр Саныч сначала отнёсся к предложению скептически, но я как всегда, хорошо подготовилась. Я предъявила ему отчёты по продажам до моих экспериментов и после. А также сравнительный анализ заказов с моими постами. Несмотря на не «гаджетовский возраст», Пётр Саныч был впечатлён, взял тайм-аут на раздумья, а потом решил попробовать.

   Я до сих пор с ними сотрудничаю. Мне не стыдно за то, что я предлагаю людям, потому что сама всем пользуюсь, ну за исключением мешковатых льняных платьев, которые, может, и экологичны, но априори не моё.

   Итак, соцсети — это лицо крупным планом. Но красивых фоток и голой искренности недостаточно, чтобы тебя приняли и полюбили читательницы. Нужно не хвастаться собой, но и не угождать, отражая их полностью. На самом деле, людям надо предлагать не лживый вариант того, какими они сами хотели бы быть. Образ. Я до этого додумалась однажды в метро, листая ленту новостей.

   Каждый из нас ищет в чём-то поддержку, мотивацию и собственный путь к счастью. Большинству требуется подремонтировать жизнь – кому-то просто подкрасить и подлатать по углам, а кому-то капитально заменить то, что сломалось, или вернуть съехавшую крышу. В нашей жизни одни ищут гуру, другие психолога, третьи – блогера в соцсетях, ну а четвёртые ничего не ищут, им просто картинки нравятся. Кем бы вы ни были, с вас лайк!

   Так или иначе, но в некотором смысле на мне лежит ответственность. Поэтому я стараюсь питаться правильно, посещать тренажёрный зал, следить за тенденциями в моде. Ну и ухаживать за собой, конечно. Хотя масштабно, ни от чего не отмахиваясь, это получается только в воскресенье – зато я превратила его в настоящий сакральный ритуал. Масочки на лицо, шею, руки, пятки, волосы. Хорошо, что меня никто не видит — сижу, намазанная и мало привлекательная, в собственном СПА, то есть в тщательно восстановленной и теперь белоснежной чугунной ванной советского типа, с ненавязчивой музыкой а ля Тайланд. Чувствую себя звездой и королевой. Рядом плавает уточка.

   Зачем она мне нужна, я не знаю. Купила после видео Навального о нашем премьер-министре. Ну, я ведь не хуже... Правда, я выбрала синюю. Это мой любимый цвет.

***

Сегодня было не воскресенье, а потому я позавтракала одним глазом в кашу, другим в телефон, вымыла тарелку и поняла, что пора срочно вылетать на встречу с Никитой. Главное, чтобы Колесников не забыл о дроне!

   Я выдвинула ящик, пестрящий цветами и оттенками, выбрала пару кричащих тёплых носков — один жёлтый с малиновым зайцем, другой зелёный с серым волком. Очень символично, хоть и не видно под джинсами и ковбойскими сапогами. Вопрос, кто из нас с Красницким волк? Он наверняка уверен в своей зубастости. Пока.

   Свитер, дублёнка на плечи, шапка и длинный шарф, и здравствуй, улица!

   Почти час в метро, толпа на Тверской, ужасающий гигантский цыпленок, сующий флайер прямо в нос. Зависшая карта в подмороженном Айфоне. Поворот направо, поворот налево. Спросила у очкастого дядьки в нелепой меховой шапке, как пройти до нужной улицы. Прохожий оказался французом, но дорогу на ломаном английском подсказал. Обожаю мой город! За это в том числе.

   Я вырулила за угол, чуть не поскользнувшись на плитке, и остановилась перед элитным комплексом «Цветы Поднебесной». Вау! Кто-то решил учредить Нью-Йорк в самом центре Москвы? И хватило же денег оттяпать такой кусочище! Это не дом, это целый квартал – с мраморными тёмно-коричневыми плитами понизу, украшенными орнаментом индейцев майя - при чем тут Китай? Или «Поднебесная» намёк на другое – мол, выше только небо и счёт в швейцарском банке? Что-то это мне напоминает.

   Помнится, был такой богатей, который прославился фразой: «У кого нет миллиарда, идите в ж*пу». Он построил башню Федераций в Москва-Сити и обанкротился. Теперь и у него нет миллиарда, и никто не знает, где он скрывается. А я подозреваю это место – он сам назвал...

   Я заметила во дворе знакомый фургон съёмочной группы и решительно направилась к подъезду, возле которого он стоял. Холл, как в пятизвёздочной гостинице: мрамор, люстры, стойка ресепшн и запах кофе.

   – Прошу прощения, вы к кому? – вежливо, но настойчиво спросила зализанная девушка у стойки, эволюционный пик тётки на вахте.

   – Я со съёмочной группой, – бойко ответила я и показала бэйджик с прошлой выставки цветов с именем и фотографией. – Помощница оператора, Никиты Колесникова. Рита Мостер.

   – Погодите, я проверю, – сказала девушка и отвернулась к монитору.

   Увы, не сработало. Что ж, олень, ты сам меня сюда вызвал, сам забыл, придётся тебе отвлечься от работы. Мне было не лень и ночью вчера приехать.

   Я постукивала нетерпеливо бэйджиком по отполированной стойке, словно он был золотой кредиткой и давал неограниченные возможности.

   В голове звучал подхриповатый голос Шерил Кроу с гитарами и той же песенкой про «повеселиться». Я улыбалась, девушка-консьерж не торопилась меня впускать. Я бы рванула и так, но отметила мысленно наличие пропускной пикалки для ключей-карт.

   Чёрт! Уже двенадцать.

   – К сожалению, вас нет в списках, – резюмировала девушка. – И с места съёмок ответственный не берёт трубку.

   Я стянула шапку, потому что стало жарко.

   – Тогда сама попробую дозвониться, – улыбнулась я ей, вопрошая Мир, зачем мне препятствие.

   Из дверей, ведущих в холл, вышел бородатый хмырь с красным носом и в расстёгнутой дутой куртке. Рядом с ним ещё двое. Хмырь с видом императора прошёл к выходу, а его долговязый спутник в очках от солнца, мотоциклетной куртке с мехом и в шапке-ушанке вдруг обернулся и воскликнул:

   – Оу, Рита?!

   – Влад! – обрадовалась я.

   Это был наш общий с Никитой знакомый со времён зелёного абитуриентства, Влад Стеблух. Он работал на той же студии, отвечал неизвестно за что, за то же получал большие деньги с большим пафосом, быстро спускал их, всегда говорил о звёздах, гонорарах и смешно пел на английском голосом Дональда Дака, когда напивался до уровня морской свинки. Безвредный, для большинства бесполезный, если не считать продвинутость в блогах и ценные советы. Зато над его пением очень весело можно поржать.

   – Хэй, сис, ты как тут? – соизволил подойти Стеблух.

   – Ник забыл пропуск выписать, – вздохнула я. – А мне позарез надо к нему попасть.

   И тут Мир проявил себя неожиданно.

   – Бери мой. Оставишь потом на ресепшене Лидочке, – он одарил голливудской улыбкой меня и модерн-консьержку – каждой по порции гламура и блеска искусственных зубов.

   Девушка робко возразила:

   – Так ведь не положено.

   – Привыкайте, Лидочка, к нам, богатым, – сказал Стеблух и доверительно признался: – Мы те ещё наглые сволочи. Но Рита, она своя. Она с нами. Запомните это лицо!

   Стеблух сунул мне в руки пластиковый ключ, проявив чудеса неслыханной доселе щедрости.

   – Держи!

   – Спасибо! – подмигнула ему я.

   – С тебя блог. То есть пост. Тьфу, лучше выпьем на досуге, есть что рассказать тебе, телезвезда!

   Я покраснела, вспомнив о позорном ток-шоу, а он небрежно бросил:

   – Никитос на последнем этаже, от лифта прямо по коридору, потом налево. Третья дверь, кажется. Не заблудишься, остальное заперто. Там они ещё не всё достроили.

   – Окей.

***

Минуту спустя потрясающий лифт нёс меня наверх плавно, как цыплёнка в ладошке. Я расстегнула дублёнку и оттянула шарф. Всё было хорошо, только жарко.

   Отделка коридора в этой части здания была завершена, стояли скамеечки на бордовых ножках, с бежевыми мягкими сиденьями, а вот вдалеке, в самом конце ещё видны были недоделки. И свет не горел.

   Я свернула налево, как сказал Стеблух, и тоже оказалась в серой полутьме. Странно, что они снимают здесь... Хотя, может, важен сам процесс? Ведь наверняка съёмки застройщик заказывал. Возможно, хотел запечатлеть крутость кирпичной кладки или инженерных приспособлений?

   Я отсчитала третью дверь, толкнула её и вошла. В бетонной коробке с пятиметровыми потолками никого не было. В смысле ни намёка на съёмки, осветительную аппаратуру, суету и студийный народ.

   У огромного панорамного окна, идущего от самого пола почти до потолка стоял спиной ко мне мужчина в пиджаке и джинсах. Он смотрел на Москву. Мне бросились в глаза рыжие стильные латки на локтях и такого же цвета ботинки. С синим хорошо смотрелось.

   – Извините, а съёмки не здесь проходят? Я, наверное, ошиблась? – спросила я широкоплечую спину и русый затылок.

   Мужчина обернулся. И я забыла, куда пришла и зачем. Подумалось только о носках разного цвета с нерелевантным рисунком, а бёдра непроизвольно сжались.

   Это был Иван Красницкий.

ГЛАВА 10

Иван

   Я промариновал Боброва до вечера. Когда проходил мимо него по приёмной, делал вид, что не вижу, но отмечал: красный, зелёный, побледнел, покрылся багровыми пятнами. Просто не метросексуал с наметившимся пивным брюшком, а времена года в одном лице. Ничего, пусть сидит, думает. Даже пингвин способен высидеть яйца. Или отсидеть.

   Когда за окном потемнело, и снова стал кружить в свете фонарей белый снег, я нажал на кнопку внутренней связи и уточнил у Регины:

   – Бобров сидит?

   – Сидит. Работать мешает, Иван Аркадьевич. Можно я его отправлю уже?

   – Нет, неси мне кофе. Потом зови на ковёр.

   – Хорошо.

   Проштрафившийся медиа-консультант вполз и застыл, утробно сопя. Я глянул на него краем глаза, бросил небрежно:

   – С чем пожаловал?

   – Иван Аркадьевич, – промямлил Бобров. – За что вы меня... уволили? Ведь я выполнил ваше задание! Образ получился максимально положительным! И потом детали, если они были неудовлетворительными, то вы должны знать, понимать... Это же телевизионщики сами монтировали! У меня нет на них власти, это их царство... Я только посредник, Иван Аркадьевич.

   «Так и не понял», – с раздражением подумал я и спросил с прищуром:

   – Я, по-твоему, косноязычен?

   – Нет.

   – Я туплю? Ляпаю непонятно что и не к месту?

   – Н-нет, Иван Аркадьевич, что вы!

   – А, может, я похож на ученика, которому репетитор нужен? Или вообще нянька?

   Медиа-консультант молчал, недоуменно моргая. Я продолжал давить:

   – Давай, скажи, нужен?

   – Нет, почему...

   – Тогда за каким хреном, – я понизил голос и встал с кресла, – и какому кулинару из моей речи понадобилось делать оливье?!

   Бобров втянул в голову плечи.

   – С какого перепуга надо было вставлять непонятных клоунов-охранников, словно я не могу словом с девчонкой справиться?! Я цирк заказывал?! – мой голос гремел по нарастающей.

   Бобров трясся, сесть я ему так и не предложил.

   – Говори! – рявкнул я.

   – Иван Аркадьевич, это всё телевизионщики... у них свои взгляды... Это же ток-шоу, я там кто? Я никто, только договорился, ваши требования передал... При всём желании я не мог ничего свыше того, что получилось... И потом эта блогерша, она же теперь вообще никуда не сунется... После такого. – Он осмелился взглянуть на меня.

   Я саркастически ухмыльнулся:

   – А я сам, по-твоему, на троечку с ней поговорил? Слабачок, массам не прокатит?

   – Ну что вы, Иван Аркадьевич! Вы одним словом, как прессом. И взглядом. Вот как сейчас...

   – И, по-твоему, зрители поймут это с вашего сраного ток-шоу?!

   Бобров опустил веки. Облизнул тонкие губы.

   – Электорат... Иван Аркадьевич... электорат такое любит...

   – А что любит?! – разъярился я. – Говнюков во власть?! Патоку фальшивую? Придурка, который девчонки испугался?! Охрану вызвал?! Это, по-твоему, положительный и правдоподобный образ представителя законодательного собрания, да?! – Я уселся обратно в кресло, слегка откатился и сказал уже холодным, сухим, как наждак, голосом: – По условию договора с телевизионщиками я плачу за обеспечение достойного имиджа. По факту — в результате проделанной ими работы моя репутация упала до уровня подземной канализации. И теперь я в глазах телезрителей сопляк, которого, о Боже, обидела беспринципная девица. Платок есть?

   Растерянный Бобров суетливо захлопал по карманам, и вытащил початую упаковку бумажных платков. Я не обратил на неё внимание и продолжил издевательски слёзно:

   – Такая плохая девица, что я расплакался. Все платки высморкал. Как она посмела меня обидеть? Даже старушкам на дачах меня жалко стало. Мне звонили, я знаю. – Я снова сделал паузу, наблюдая, как морщится в ожидании шея под подбородком Боброва, словно загодя приноравливается к воображаемой гильотине. Я добавил: – А вот тот, у кого руки есть, интернет и хотя бы пара самостоятельных извилин, пошёл и посмотрел, что за стерва такая — Рита Мостер? И знаешь что в результате, а?

   – Что? – дрогнул Бобров, желтея до белков, как гепатитный пациент инфекционного отделения.

   – А то, что на её аккаунт за ночь подписались свыше ста тысяч человек. Информация о скандале вирусно разнеслась на все соцсети, на всякие Пикабу и макабу. И подписчиков у неё стало в три раза больше везде. А петицию ни с хрена подписали ещё двадцать пять тысяч человек.

   – О нет... – простонал Бобров.

   – О да! И всё сплошь активная молодёжь, которая априори не верит «зомбоящикам» и всех «хороших» там считает продажными. А читать такие вьюноши и девушки умеют и не ленятся. Вот они и почитали. Так что результат на лицо, репутация в ж*пу! Соответственно, мне платить каналу не за что. И тебе тоже. Слишком дорогой получился косяк.

   – Но Иван Аркадьевич, – промямлил Бобров. – Другие... все кто хотят попасть туда, куда и вы... Они пользуются телеканалами. Я ведь уже на проверенном опыте работал, не на пустом месте... Вы же видели план медиа-проекта и сами одобрили... Но тут правда, без прикрас, есть предел, дальше которого мне не ступить. Меня никто просто не пустит в монтажную федерального канала. И я не могу увидеть передачу раньше, чем она выйдет на экраны! Я просил, я требовал. Это не моя ошибка, это форс-мажор и человеческий фактор, Иван Аркадьевич! Ни одна машина не могла этого просчитать!

   – Тем более, – ровно заявил я. – Значит, такой баян козе не нужен.

   – И вы меня увольняете? – совершенно отчаялся Бобров. – Я же так старался, Иван Аркадьевич... Ради вас. Я раньше никогда и ни в чём вас не подставлял. Сколько уже было интервью на радио, в весомых ресурсах, пресс-релизов, презентаций...

   «Раньше не было Риты Мостер», – подумал я с раздражением, понимая, что сам кардинально отстал от современных трендов с этими проклятыми соцсетями, блогерами и прочей мутотой.

   Не знаю, каким образом эта Рита и мне под корку забралась. Значит, что-то в ней всё-таки было! Долбанная харизма? Революция в зрачках? Выразительная грудь? Или всё в совокупности...

   – Ладно, – сказал я, отворачиваясь к монитору. – Даю тебе ещё один шанс. Завтра берёшь юриста и отправляешься на переговоры с телевизионщиками. Свою позицию я озвучил. Пусть предлагают, как исправлять. Комплексно. Иначе я аннулирую рекламный пакет тоже. Это первое.

   – Хорошо, я сделаю, я всё сделаю, – выдохнул, не веря своим ушам, Бобров. – Спасибо, Иван Аркадьевич, я не подведу...

   – Второе. Ни одного больше шага не предпринимаешь без консультации нормальных СММщиков. Нанимаешь десяток девочек-мальчиков из тех, что в соцсетях, как рыбы в воде. Никаких маститых профессоров, это уже устаревший ресурс. Они за трендами не успевают. Если ты не в курсе, пойди к школьникам и спроси. Они тебя точно просветят, что ныне актуально.

   – Хорошо, обязательно. Это очень правильное решение, – чуть увереннее ответил консультант.

   – И третье. – Я всё-таки повернулся к нему. Встретился глазами. – Разработанная тобой программа имидж-мейкинга ни к чертям не годится.

   – Но ведь аналитика...

   – Мне нужна новая аналитика. И электорат не только из пенсионеров, но и из молодёжи. Можешь вздрючить пиарщиков, отдел кадров, маркетинг, коучей, психологов, да хоть уборщиц. Главное результат, – распорядился я. – Я проверю и перепроверю. И если снова подкинешь лажу, лично тебе снесу голову. И другого шанса не будет.

   – Спасибо за доверие, – закивал Бобров. – Я всё сделаю. Прямо сейчас займусь. Прямо сейчас. Сразу! Я не подведу, Иван Аркадьевич! А Рита Мостер...

   – А такие как Рита Мостер после подобных выбреков не сдаются, – парировал я. – Посты её почитай. А потом Фрейда.

   – Хорошо, Иван Аркадьевич. Сделаю. Всё сделаю. Спасибо вам!

   Он исчез за дверью, раскланиваясь, а мне стало муторно. Идиот. Сколько же идиотов вокруг! Увы, я физически не смогу всё делать сам, приходится полагаться и делегировать. Но прежде чем дать свободу, надо скрутить в бараний рог так, чтоб аж рёбра хрустнули. У любой свободы есть границы. Если ты свои чётко не очертишь, будешь лететь на пинках, очертя голову, на топливе чужих ошибок. И сам будешь виноват.

   Я вздохнул.

   Рита Мостер опять пришла в голову. Краеугольный камень с сиськами, чёрт!

   Я скомкал бумажку и скатал её в шарик. Бросил издалека и попал в кубок за лучший девелопперский проект. Трёхочковый. В десяточку. Скатал другой. Снова попал.

***

Человеческий фактор, пожалуй, самая рискованная переменная. Гения, олигарха и политика может слить смазливая модель с образованием в восемь классов, потому что обиделась. Как это недавно случилось с Михаилом Кондоровым и стоило ему выборов.

   «Жёлтая резиновая уточка» в бассейне, снятая с дрона, может затмить все достижения видного государственного деятеля в глазах народа. А в идеально построенном доме, готовом к сдаче, уборщица может не стереть пятно от масла, потому что явилась на работу в расстроенных чувствах. И миллионный контракт сорвётся только потому, что полный чувства собственной важности инвестор поскользнётся на этом пятне и раскроит себе череп. На сером мраморе останется серая масса. И в рай, и в ад все одинаково поедут на катафалке. А я не досчитаюсь прибыли.

ГЛАВА 11

Иван

   На следующий день перед обедом я зашёл переодеться домой. Бросил в прихожей надоевшую куртку. Решил, что достаточно пиджака. Всё равно в машине тепло, а в аэропорту совсем запарюсь. Алевтина Петровна забеспокоилась:

   – Иван Аркадьевич, не замёрзнете?

   – Не волнуйтесь. В Париже прогноз аномально тёплый этой зимой.

   – Вы летите надолго?

   – Завтра вернусь.

   – Вы так дома редко бываете! – Покачала головой моя супер-горничная. – Хоть бы изредка отдыхали.

   – В аду отосплюсь, – рассмеялся я. – Там говорят, каждому отдельный котёл выдают. С обслуживанием.

   – Ох, Иван Аркадьевич, не надо бы таким шутить.

   – Бросайте сегодня работу, идите отдыхать, – разрешил я.

   И спустился с пентхауза центрального корпуса «Поднебесной» на почти доделанный этаж – проверить, как в левом крыле работают рекламщики.

   Там всё кипело. По отделанной полностью квартире рассекал на байке нанятый каскадёр. Известная актриса, Дарина Парошина, выглядывала на улицу со стеклянного французского балкона, подставляя голову под снежные хлопья. Белый шарф развевался, тонкое платье эротично вздымалось из-под светлого пальто. В руке алая роза. Казалось, Дарина или взлетит, или вывалится. Операторы суетились, осветители тоже.

   Я понаблюдал немного и, обойдя двух киношников, направился в противоположное крыло, где размещались ещё не проданные студии. Зашёл в пустое, полностью готовое к продаже помещение ценой почти в миллион долларов. Скоро эти студии уйдут с молотка, и тут всё изменится согласно вкусу и прихоти новых хозяев. Коснулся каменной кладки, почувствовал монолитную надёжность стен.

   Пока они мои. Масло. Было что-то настоящее, кайфовое в не облицованных стенах. В красных и синих трубах, ползущих по полу к встроенным радиаторам, в стекле до потолка. Простота. Отсутствие обмана.

   Я всегда чувствую привкус гордости от того, что причастен к созданию этой простоты, без патоки, без фальши. Как кипяток из чайника, даже без заварки. Хлебнёшь такой с мороза, и хорошо.

   Что бы ни было потом сверху: обои, штукатурка обычная или венецианская, панели, паркет, мрамор, в основе всегда останутся эти простые стены. И немного меня.

***

Я стоял и почти ни о чём не думал, застыв в благой тишине, как в медитации. И вдруг за спиной из пустоты материализовался женский голос, ужасно знакомый:

   – Подскажите, я не туда попала или съёмки всё-таки здесь проходят?

   Я обернулся. В светлом квадрате входного проёма стояла розовощёкая с морозца, как гимназистка в старом романсе, яркая, синеглазая, с красным длинным шарфом, запутавшимся концами в прядях прямых блестящих волос, и приоткрытыми от удивления, свежими, чуть припухшими, как две половинки сливы, губами. Шапка в руках, расстёгнутая дублёнка, словно она забежала с прогулки к подружке домой, а не нарушила границы частной собственности.

   Я даже растерялся на мгновение, так она была красива. А ещё потому, что она нарушила. Никто не пустил бы сюда с улицы её, блогершу Риту Мостер! Однако наглость. И зачем? Чтобы застать меня врасплох? Хм...

   Я мгновенно собрался, глянул на телефон в её руке и не удержался от сарказма:

   – О, это вы, госпожа Мостер! Что, снова гонитесь за популярностью?

   Её изумительные глаза расширились и загорелись синим огнём, а я улыбнулся:

   – Да идите сюда, не бойтесь. Я не кусаюсь. И за селфи с собой денег не беру.

   Я был уверен, что она сейчас развернётся и рванёт от меня, как чёрт от ладана. По крайней мере, что-то такое во взгляде пробежало. Но блогерша беззастенчиво усмехнулась, достала из кармана Айфон и направилась ко мне, отстукивая решительно каблуками по бетонной стяжке.

   – А кто вам сказал, что я вообще чего-нибудь боюсь?

   Взгляд глаза в глаза. Вызывающий. Синий. Будто берёт на слабо. Вот как?! Интересно. Она подошла. Гордая осанка, спина прямая, но не расслабленная, как кошка в присутствии чужих, готовая дать когтистой лапой, оставив кровавый след, если кому-то вздумается погладить. И я с удивлением осознал, что нервничаю.

   Она встала и развернулась ко мне спиной, почти касаясь плечом. В объективе Айфона отразилось бликом солнце, вырвавшееся из-за многослойных московских туч. Её макушка ниже моих глаз, запах тонкий и чертовски женский коснулся носа. И мне вдруг стало душно. Но я собрался мгновенно, взглянул в камеру, изобразив улыбку на селфи рядом с Ритой. Блогерша нажала на кнопку. По привычке посмотрела на результат и опустила руку, зажав в ней телефон, как гранату.

   – Ну и достаточно, – сухо сказала она, отступив.

   Я шагнул за ней.

   – Мне до сих пор интересно, за что вы на меня ополчились?

   – Вы знаете. За самшитовый лес, – отрезала она без тени улыбки.

   Я усмехнулся и коснулся её предплечья. Она взглянула на мою ладонь так, словно это была клешня инопланетянина и вопиющее нарушение пакта о межпланетном ненападении. Я убрал руку. Засунул обе в карманы.

   – Мы тут с вами вдвоём, Рита. И не стоит выдавать желаемое за действительное, – произнёс я примирительным тоном. Во мне боролись две силы — желание наказать за ложь и наглость и намерение развернуть момент на сто восемьдесят градусов. Оставить и... Я даже подумал о том, чтобы извиниться за дурацкую нарезку на ток-шоу. Просто так.

   Рита недобро прищурилась и процедила:

   – Как у вас только наглости хватает – перекладывать с больной головы на здоровую?!

   Я прекрасно понял, о чём она, но не удержался от иронии:

   – Иногда крыша, плотно прикрученная к голове, не позволяет расти дальше.

   – Вам виднее, вы строитель, – съязвила она. – И как, удобно жить без крыши и без принципов? Ничто не мешает, особенно такой атавизм, как совесть?

   – А вот хамить не надо, – помрачнел я.

   – «Правду говорить легко и приятно », – процитировала она Булгакова, враждебно скалясь. В её глазах плескалась неприкрытая ненависть. – Попробуйте однажды для разнообразия, господин «народный избранник».

   И неожиданно для себя я понял, что меня трясёт. Мелкой дрожью, словно долбануло электрическим током от стационарного телефона. По венам и конечностям. В голове исчезли мысли, словно их намотало на пуп и утянуло к паху. Захотелось обогнать её, захлопнуть входную дверь, и оставшись один на один, вытрясти всю дурь из головы. Слишком красивой, чтобы вообще думать. И начать с бесстыжих, ярких губ.

   Но разум, как утопленник из колодца, рявкнул: «Остановись!» Я сжал кулаки в карманах и коротко выдохнул. Блогерша вылетела прочь.

   Я поймал себя за шкирку вместе с порывом броситься за ней. Заставил себя развернуться снова к окну и опустил ладонь на не облицованные камни. И вторую. Ещё раз выдохнул. И ещё. Сначала быстро, потом наполнил лёгкие до краёв и шумно выпустил углекислый газ. Что это за ерунда? Завёлся с пол оборота.

   Такого больше не повторится.

   7«Мастер и Маргарита»

ГЛАВА 12

Иван

   Погода после обеда испортилась. Снежная крупа била о стёкла автомобиля, а затем и терминала, словно инопланетные насекомые атаковали землян. Выл ветер. Вскоре международный аэропорт Шереметьево был забит до отказа изнывающими пассажирами, а новые продолжали прибывать. Все рейсы задерживались.

   Семейство в одинаковых оранжевых пуховиках из Якутии шумело рядом. Напротив юная пара с унылыми лицами смотрела фильм на компьютере. Им явно куда больше сейчас улыбалось лететь на Бали, а не сидеть здесь. Бизнесмен с красным оттенком кожи, как у техасца, изучал ножки блондинки в уггах со стразами и меховыми помпонами на мини-юбке. Ну, тоже занятие.

   Я заказал кофе и снова уткнулся в ноутбук. В зале ожидания я работал, как обычно. Скучно мне не бывает нигде. У меня переписка с инвесторами по поводу нового проекта, на носу презентация, чертежи, разработки, продажи. В «Герос Групп» два десятка юридических лиц. Регина переводила на меня важные звонки. Рабочий процесс с поправкой на дорожные условия. Ничего удивительного. Вот только сегодня всё шло наперекосяк, словно мне не блогерша, а чёрная кошка дорогу перебежала. Когда к ночи вылет на Париж отменили, я окончательно в этом убедился.

   Ёжась от снега в лицо и пронизывающего ветра, я пробежал несколько метров и слёту ворвался в такси. Своего водителя не стал дожидаться, это было не рационально. И всё-таки несмотря на массу отвеченных писем, решённых вопросов, меня крутило ощущение чего-то неправильного. Как подкрадывающийся грипп.

   – Обогрев сиденья включите, – попросил я таксиста.

   – Как скажете, – кивнул водила в свитере. – Вы не против музыки?

   Не против. Особенно, если это добрый старый блюз.

   Я уткнулся в окно, разглядывая снежную мошку. Я не ангел, но какого хрена меня ненавидеть? Она из тех, кто придумывает ложь, а потом в неё верит? Тогда это диагноз. И какого чёрта я то и дело цепляюсь за неё мыслями?

   Я вообще не склонен к самовыносу мозга. Я человек дела. Я не успокоюсь, пока не вычеркну с чувством удовлетворения из списка выполненный пункт, пока не поставлю жирную галочку: «Done ». Мой друг Дамир ещё в универе говорил девчонкам: «Ванька – робот. Если он что-то прописал себе в программу, хамбец. Дыру протаранит, подкоп сделает, а добьётся».

   От армии меня мама, не спрашивая, отмазала, но я сам себя регулярно «призывал в армию»: дисциплина, концентрация, выполнение задач. Отгулы я по юности давал себе редко, в основном, с Дамиром и нашим «Грязным Джо» и то в качестве бонуса за какой-нибудь результат.

   В общем, когда другие маялись дурью, накуривались, гуляли и попадали за это в траблы, мне было некогда. Я пахал. Я ставил цели и шёл к ним. Упорно, иногда прошибая лбом стены, иногда обходя их, в том числе даже закон, порой на грани фола. Но всегда с просчитанными рисками – в мой бизнес-план не входила отсидка по глупости. И если что-то раздражало, это было первым признаком, что я сам не молодец.

   У однокурсника новая тачка? Злили богатенькие сынки богатых родителей? Решение было только одно — понять, что я реально могу сделать, чтобы купить тачку и решить, нужна мне такая или лучше.

   Теорема результативности проста: там где нельзя что-то сделать, можно выгодно продать. Где нельзя продать, можно обменять или договориться. Где нельзя договориться, можно обхитрить. В крайнем случае напугать. Нет ситуаций безвыходных, есть просто выход, который тебе не нравится.

   Я с детства знал, что стану богатым, ни минуты в этом не сомневался. В старших классах уже планировал, добивался, организовывал и шёл ва-банк. У меня была двойка по поведению и отлично по предметам. Учителя меня ненавидели, но мне было плевать. Я всегда считал, что делаю себя сам и сделаю.

   Результат налицо: строительная корпорация, титул одного из наиболее успешных бизнесменов моего возраста, полная финансовая свобода. Именно стремление к ней привело меня на стройку ещё когда я был пацаном-студентом. Но кирпичи я клал только одно лето, потом нашёл тех, кто будет класть дешевле и платить мне, если я дам им работу. Затем изучил спрос на бригады и с однокурсником сделал сайт по «инженерным системам», заплатил паре других однокурсников, чтобы занялись продвижением. Организовал «подработку» другим студентам, кому нужны были деньги, а мне — дешёвая рабочая сила. Меня в шутку называли jobdealer вместо drugdealer – не торговец наркотиками, а продавец работы. В процессе начал сотрудничать с поставщиками материалов – все клиенты любят, когда их обслуживают комплексно.

   До пятого курса я научился продавать не только ремонты, квартиры и коттеджи, построенные с нуля, но ещё и время, качество и нестандартные решения. А потом я понял, что мне самому нужна отдельная квартира в центре, и рискнул стать посредником в большом деле. В общем, кирпич к кирпичу, концентрация и упорство в совокупности со взвешенным отношением к риску, позволили мне стать тем, кем я стал.

***

Такси застряло в пробке на выезде из Шереметьево. Из динамика надрывно рипанула гитара, старина Джимми Хендрикс начал петь про «Дитя Вуду». Мне снова представилась синеглазая кошка, готовая зашипеть. Бесит.

   В детстве меня тоже многое бесило. Отсутствие родного отца, гиперопека мамы с резкими перескоками на полный игнор, когда она на работе или в поиске очередной «любви на всю жизнь». Но с этим бороться не получалось: просьбы, ласка, требования, эпатаж и хулиганство ни к чему не привели. Когда отчим появился, воспитывать меня уже было поздно.

   Именно тогда я и сделал вывод: я буду максимально зависеть от себя. И если уж с предками я бессилен, то в остальном хочу быть эффективным. Все эти семейные штуки мне тоже даром не нужны. Отношения, помолвки, свадьбы, дети... Это только в кино бывает офигенно, в жизни просто все удобно врут себе и остальным.

   Я уже к десяти годам понял, что нефиг сидеть на подоконнике и ждать отца, пообещавшего прийти за мной в субботу и повести на: хоккей, футбол, в зоопарк, мороженое поесть.... Его обещания не стоили и копейки, а я больше злился не на него, а на маму. Потому что это она подала на алименты, обозлила отца. И тем меня предала.

   Она будто специально выносила отцу мозг при каждой встрече так, что мне становилось стыдно. Из того, что я понимал в их склоках, отец из вредности не устраивался на официальную работу, лишь бы алименты не платить.

   Мама не стеснялась в выражениях по его поводу и, как я потом понял, была рада, что отношения с отцом у меня не сложилось. Он был именем нарицательным, сволочью, гадом и козлом отпущения, виртуальным рассадником всего плохого, что во мне было.

   Впрочем, ругалась мама заслуженно.

   За всё моё детство отец ни разу не поинтересовался, чем я собственно питаюсь, есть ли у меня носки и учебники. Он мог не звонить и не отвечать на смски, а то и вовсе поменять номер телефона. Зато в его духе было вне обещаний и праздников внезапно привезти баснословно дорогую игрушку, ноутбук Макинтош последнего выпуска, горный велосипед, стоящий больше Лады Калины или плейстейшн. И снова исчезнуть на год-два.

   По детству я не знал, чем зарабатывал отец, но ездил он на клёвой белой тачке, каких в ту пору ни у кого не было. А когда у меня уже была своя быстро растущая компания с твёрдым фундаментом, он утонул где-то на Камчатке, и меня оглоушило наследством.

   Сомневаюсь, что деньги, которые мне достались, были нажиты честным путём, особенно судя по реакции мамы. В ответ на её истерики я пошутил, что это долг по алиментам и нашёл деньгам применение. Несколько инвестиций, череда удачных сделок, и я тот, кто я есть.

   В общем, я всегда был силён в стратегиях и бизнесе, но никогда не строил иллюзий насчёт отношений. Поиграть в них могу, пока не надоест. Я одиночка, и я люблю секс. Мне его нужно много. Однако романтика с женщинами для меня приемлема в строго регламентированном виде. Только я решаю, что хочу, когда и с кем. Обычно недостатка нет.

   Никогда не ною и сопли не размазываю.

   И вдруг это...

   Я и не помню, терялся ли я так из-за встречи с женщиной. Что-то необъяснимое подцепило меня и потащило, как карпа крючком из воды на берег. И на мгновение я потерял самообладание. А она развернулась и ушла. Именно в тот момент я на четверть вздоха почувствовал себя так же, как в десять лет. На том дурацком окне. Когда не шёл отец, а я чувствовал мучительный ком в груди. Слабость.

   Тут даже не надо задавать вопрос, почему. Всё ясно – я утратил над собой контроль. И из-за чего! Из-за женщины... От этого меня накрыло.

   Чёрт! Секунды хватило, чтобы настроение было вконец испорченным.

***

Мы тащились от аэропорта в центр нестерпимо долго. Неудобное чувство снова обосновалось в груди, в паху заныло. И я решил, что мне просто нужна разрядка. Не важно, какая. Одна из многих. Видимо, я перенапрягся со всеми этими ток-шоу и желанием не испортить имидж. Пора надевать значок «ПЖ», то есть «пошли все в ж*пу, кто меня не любит», и устроить веселье. Я пролистал в телефоне список ивентов на вечер. Такси подвезло меня к дому. Я попросил подождать.

   Дома бросил портфель, переоделся. И быстро спустился вниз. Я знаю, где «охотиться» сегодня.

   – В клуб «Мохито», – сказал я водителю.

   8 Готово (англ.)

ГЛАВА 13

Рита

   Я бежала из элитного небоскрёба, словно тот рушился мне на голову арматурой, тысячью осколков и бетонными плитами. В висках стучал пульс, сердце выпрыгивало. Щёки горели. Я не понимала: Никита меня подставил? Или Стеблух? Или я вообще снова врюхалась со своим географическим кретинизмом третьей степени? Собственно это было не важно, главное — я попала!

   Оставалось только спросить у этого наглого викинга с затаённой в уголках губ усмешкой: «А дрончик не подкинете, чтобы я вам сделала одну маленькую, но ощутимую пакость? Судя по заплаткам на локтях, вы их кусать уже умеете...»

   Я рванула на лестницу, через пять этажей вспомнила о лифте. Заколебалась, стоит ли? Застрять с Красницким в ограниченном пространстве было выше моих сил. Прошла ещё пять этажей, споткнулась о собственный шарф и села в лифт. На самом деле, меня трясло.

   Я, конечно, сказала Красницкому, что ничего не боюсь, но это была неправда. Боятся все: красивые — уродства, успешные — провала, неуверенные – критики, эпатажные — быть незамеченными. Герои боятся быть слабыми, а слабые – что их снова унизят. Тиран страшится стать жертвой, ибо подсознательно знает, что любая жертва мечтает замочить тирана – только дай в руки топор. И так по кругу.

   А мир отвешивает каждому по ложке страхов, как микстуру от кашля. И делайте с ней что хотите – пейте, глотайте, выливайте на голову вместо шампуня или пытайтесь согнуть ложку взглядом, заляпав себе туфли подозрительно пахнущей жидкостью.

   Все боятся. Только идиоты абсолютно бесстрашны.

   Чего испугалась я? Без психоанализа и не скажешь. Надеюсь, он не заметил!

   Я подошла к Красницкому уверенно, ничем не показывая, что с каждым шагом под его пристальным взглядом всё труднее держать марку. Было жарко, но теперь стало, как в сауне, хоть сдирай с себя дубленку, сапоги и чёртовы шерстяные носки. И физиономия у меня, наверное, была красная...

   От Красницкого, словно от ядерного реактора разило активной радиацией на всю каменную коробку. Моё сердце билось, как сумасшедшее. Я растянула губы в дерзкую улыбку. Он ответил такой же, хоть давай медаль «Саркастический ублюдок года».

   В полуметре от Красницкого я развернулась сделать селфи. Он шагнул ближе. Одуряющий запах, внезапная близость, голос с хрипотцой вызвали в моём животе прилив жгучего электричества. У меня закружилась голова, словно я выпила стопку коньяка на пустой желудок. По ногам разлилась слабость. Как у человека, которому дышит в затылок хищник.

   «Я ненавижу его!» – резко напомнила я себе, уровень раздражения в крови убил панику и превысил допустимые нормы.

   Я почувствовала горячее дыхание прямо над ухом. Воображение дорисовало остальное. В камере смартфона на меня смотрели ехидные глаза.

   «Сейчас он распустит руки, и я ударю», – подумала я.

   Изобразив улыбку, щёлкнула Айфоном как попало и на одном адреналине ретировалась. Красницкий что-то говорил, я буркнула в ответ и поторопилась сбежать. Подальше от него и от собственной взбесившейся физиологии.

   Так не бывает! Не бывает у людей с мозгами в голове, высшим образованием и сложившимся взглядом на жизнь! Не может быть такого от одного взгляда, голоса и запаха!

   Я ненавижу циничных подонков, ненавижу равнодушных и наглых хищников! Мне даже думать о нём противно! А низ живота говорил об обратном, приравнивая меня к мартовской кошке... Чёрт!

***

Наконец, в лицо швырнуло горстью колючего снега. Я выдохнула. Обернулась, тяжело дыша, словно за мной гнались. И пошла прочь, сжимая в руке шапку и шарф.

   Я точно ненормальная!

   Да, у меня какое-то время не было мужчины после того, как мы расстались со Стасом, но это же ничего не значит! Я всегда дружу с головой!

   Снова чуть не растянувшись на наледи, я вспомнила, что несусь к Тверской расстёгнутая. Остановилась, набрала Никите смску, обозвав в сердцах предателем. Застегнула озябшими пальцами верхнюю пуговицу дублёнки. И зазвонил телефон.

   – Рита Мостер?

   Голос был весьма деловой и официальный.

   – Да, я слушаю, – переводя дух, ответила я, отплёвываясь от снежинок.

   – Российская Служба Новостей. Мы хотели бы взять у вас небольшое интервью относительно вашей петиции. Вам удобно сейчас разговаривать?

   – Не очень.

   – У нас срочный выпуск номера. Когда можно перезвонить в течение получаса?

   Я переступила с ноги на ногу, оторопев. Увидела глянцевый торец торгового центра и сказала:

   – Минут через пять.

   – Обязательно перезвоним. До звонка.

   Не понимая, зачем я могла понадобиться федеральному ресурсу, я вошла в Торговый Центр, и нашла скамейку в боковом коридоре, куда не доносились оголтелые Джингл Белз, без устали будоражащие предновогодние нервы потребителей.

   Я устроилась на скамейке и зашла через телефон в свой аккаунт на американском ресурсе, который используют все наши, борясь за правду, справедливость и собирая деньги на операции. Закладка с моей петицией выпала первой, и мои глаза расширились.

   Сколько?!

   376 543 человека!!!

   А ниже комментарии, комментарии, комментарии...

   Я встряхнула головой и всмотрелась в цифру снова. Не может быть! Вчера было двести пятьдесят...

   Всем обычно плевать на экологию, как это ни прискорбно, словно не на этой планете живут. Мои друзья из Сочи с лета пытались что-то сделать, но больше трёх тысяч подписей не собрали. Даже кубанское телевидение приезжало. Походило, поснимало, поело люля и варёную кукурузу, а репортаж прошёл незамеченным.

   Моя хорошая подруга Оля, гораздо больше меня болеющая за природу Кавказа и Черноморского побережья, писала министру, его замам, депутатам и чиновникам всех мастей, тем временем лес практически исчез с лица земли. Я решила помочь, когда Оля разрыдалась мне в трубку и прислала ужасающие фото. Меня, как хомяка, разорвало от возмущения, я подключилась, и дело с мёртвой точки сдвинулось... Но никто не мог предполагать, что оно сдвинется так активно!

   Я снова протёрла глаза, и телефон со звонком высветил ещё один незнакомый номер.

   – Это блогер Рита Мостер? – сказали с западным акцентом.

   – Да, это я, – кивнула я плюшевому Винни-Пуху в два человеческих роста.

   Меня таким не запугаешь. Даже несмотря на гирлянды на шее.

   – Си-Эн-Си радио, Трэвор Джонсон. Мы хотэли бы поговорить о ваша петиция на амэрикански сайт. Вы пишэте против миллиардэр Иван Красницки и министр эколоджи. Вы считаете, что они тоже должны попасть под санкции амэрикански правительства?

   – При чём тут санкции? – проговорила я, пытаясь собраться с мыслями. – Не мне решать, кому ездить в США, а кому нет. Суть петиции не в этом.

   – Самшитовый лес, о котором вы пишэте, находится в Крыму?

   – Нет.

   – Но ведь там тоже есть самшит? И он тоже плохой?

   – Погодите, я об этом не знаю. Я не стану бросаться голословными обвинениями, – нахмурилась я.

   Но мистер Трэвор Джонсон снова заладил о своём. Еле отбилась. Сквозь звонок уже начали до меня дозваниваться журналисты из РСН.

   – Ваша петиция собрала... Как вы можете объяснить? Ваши комментарии по скандалу на ток-шоу... Почему вас вывела охрана? У вас личная неприязнь к господину Красницкому?

   У меня пересохло во рту. Вывеска кафе поманила мыслью о кофе. Но едва я закончила с этим интервью, позвонили из Подмосковной Новости, потом из ОРС, из РИАРос и так далее. Я застыла на границе между кафе и торговым центром, отвечая на одинаковые вопросы. Особо наглых приходилось отбривать.

   На десятом звонке я всё-таки зашла в кафе и ткнула пальцем в латте на табличке. Официант полетел кофеварить. В промежутках между двенадцатым и тринадцатым интервью я успела раздеться. Перед пятнадцатым – увидеть десяток проклятий в свой адрес личке. Ого, хэйтер не дремлет! Вроде же осень закончилась...

   Посетители кафе на меня косились, официанты тоже. Кажется, здесь меня запомнят надолго.

   Двадцатым позвонил Никита.

   – Ритка, ты почему не пришла? И что за наезд вообще, я не понял!

   – Какой наезд? – Голова у меня гудела, и об смске я забыла.

   – У тебя головокружение от успехов или ты с утра бухаешь, отмечаешь славу?

   Я потёрла виски.

   – Говори внятно. Меня уже задолбали журналисты с интервью. Кофе остыл, а мысли вспенились.

   – Короче, я освободился. Дрон нужен?

   – А нужен ли мне дрон... – пробормотала я в растерянности.

   – Не, ты реально накатила? – хмыкнул Ник.

   – Нет. Слушай, я тут недалеко, в Торговом центре через дорогу и за угол от того проклятого элитного комплекса с пафосным названием. Далеко убежать не успела. Поймали журналисты. Это кофейня Бублик-Рублик. Или чайная. Главное, что на первом этаже.

   – Ладно, бегу.

***

Через десять минут небритый и мятый, будто принтером жеванный Никитос сидел напротив меня и скалился.

   – Хоть на живую звезду посмотреть. Давай селфи сделаем?

   Я отмахнулась:

   – Какая из меня звезда?! С ума сошёл?

   – Ну, если ты хайпанула до третьей строки новостей Яндекса, считай звезда. По крайней мере, на сегодняшний день. А чем тебе дом Красницкого не угодил?

   Я уставилась на друга, раскрыв рот.

   – Погоди, ты хочешь сказать, это его компания построила «Цветы Поднебесья»?!

   – Не только построила. Он ещё и весь пентхауз занимает.

   – Зачем? – у меня аж шея зачесалась под колючим шарфом.

   – Живёт, – расхохотался Никитос. – Прикинь, и миллиардерам надо где-то жить.

   – О-бал-деть... – произнесла я по слогам и уронила голову на стол. – Ты б предупреждал, что ли.

   – А я про ваши тёрки только что прочёл. И ток-шоу нарезку глянул. Ты, кстати, отпадно смотришься с левой камеры. Просто звезда. Да и вообще звезда, только не зазвездись. А то потом можно больно звездануться...

   Снова тренькнул вызов. Я простонала:

   – Я сейчас телефон выключу, не могу больше.

   – Не вздумай! – схватил меня за руку Ник. – Такой шанс редко кому выпадает! Считай села на Конька-Горбунка!

   – Если ты о Красницком, то он вряд ли похож на Горбунка.

   – О да! Скорее, на коня педального! – заржал олень Никита, подтверждая лишний раз, что все ругательства мы прежде всего говорим о себе.

   Но я расслабилась. Журналисты продолжали меня одолевать, хэйтеры тоже активизировались. В комментариях под появляющимися в сети статьями обо мне, самшите и гадском «лесоубийце» Красницком писали разный бред, мат и неадекватщину. Особенно там, где присутствовала хоть одна моя фотография. Я пробежалась глазами, покривилась от эпитетов и подозрений в моей профессии, интимной жизни, волосатости и умственном коэффициенте, и решила больше комментарии не читать. Бабки во дворе по сравнению с комментаторами типа «Аноним» и «Гость» — чистые, невинные, аки горлицы...

   Пожалуй, если бы не Никитос и его здоровый олений смех, меня бы раздавило подо всем этим и размазало. Я, конечно, не школьница, которая пишет о котятах своим одноклассникам, но масштабность меня ошарашила. Я попеременно заказывала то воду, то кофе. Во рту продолжало сохнуть.

   – Почему?! – таращила я глаза на Никиту. – Все СМИ грибами просроченными отравились?! Почему вдруг я со своей петицией стала интересна?!

   – Всё дело в сексе, – ответил Никита, потягивая через соломинку Пина-Коладу.

   Я сглотнула, залилась краской и быстро парировала:

   – При чём тут секс? Ты вообще, что ли? Я Красницкого на ток-шоу первый раз в жизни видела!

   – Да без разницы, – хмыкнул друг. – Любая картинка пиплу интересна, если есть секс. Даже детские сказки и то все про любовь. Кроме Колобка. Хотя там тоже, про любовь к еде... В общем, сильнее всего у народа развит первородный инстинкт. А тут – ты только не обижайся, окей, Ритка? – ты со своим темпераментом, фигурой и циничностью...

   – Я не цинична! Они сами так смонтировали!

   – Хорошая работа, – причмокнул языком Никитос. – Вообще без фейков, сразу видно. Так вот. Между тобой и Красницким есть секс. Химия, в общем. Прям хоть бери и реалити-шоу снимай. – И тут Никита подскочил с диванчика, сбросив на пол клетчатую подушку. – Оу, а это мысль! Слушай, Ритк, а давай тебе за ухо камеру вставим, и ты ему свидание назначишь? Это же бомба будет!

   – Совсем идиот?! – взвилась я.

   Никитос выставил руки:

   – Оу, полегче...

   Я глянула на часы и начала собираться.

   – Хватит, насиделись. Мне ещё надо попасть домой, а потом на мероприятие в «Мохито». Там презентация новой игры. Платная. А то за все эти интервью никто денег не даёт, только мозг выносят.

   Я встала, оставив деньги официанту. Никитос тоже.

   – Радуйся, радуйся, балда! Я тебе реально завидую! – воскликнул он, протягивая мне упакованный дрон.

   Я взялась за ручку коробки, Никитос задержал её и подмигнул:

   – Но ты всё-таки подумай. Это будет здорово: Ты. Красницкий. Секс. Жучок...

   Я покрутила у виска пальцем, забрала дрон, и снова зазвонил телефон. Номер не определён.

   Кто теперь интересуется самшитовым сексом: «Фермеры Нечерноземья»?

ГЛАВА 14

Иван

   Несмотря на колкую белую мерзость, атакующую с неба, у «Мохито» скопилась толпа. Фейсконтроль работал, как конвейер на чугунно-литейном заводе: блестящие заготовки направо, с брачком – на переплавку. Может, в следующей жизни...

   Ну да, я прочитал: большой розыгрыш от Bustling Brawl, какой-то новой пафосной игры. У молодняка сейчас самый тренд. Надеюсь, девицы не будут бегать по залу, разыскивая виртуальных Пикачу? Впрочем, если на раздевание, то пусть бегают.

   Я с усмешкой прошёл к VIP-входу. Заметил у дверей напротив пару хорошеньких снегурочек. Привратник уважительно распахнул передо мной дверь. Я задумался на секунду: а не прихватить ли одну из них, и шагнул в тепло и полутьму один. Пусть поборются за место у бара. Да победит сильнейшая!

   С ухмылкой я пошёл по длинному коридору, больше похожему на служебный вход – новая фишка на нью-йоркский манер. Гардероб – как зев голодного Цербера. Ещё несколько метров невзрачного лабиринта. И из сумрака некрашеного гипсокартона попадаешь под ультрафиолетовые вспышки. На тебя обрушивается пространство со сверкающим потолком. Диджеи на этаже из металлических лестниц. Сочный deep house . Жар движущихся тел в хрипящем ритме. Толпы, толпы, толпы.

   И секс во всём. В полосках голых животов. В девушках гоу-гоу в металлических кубах. Во взглядах. Грудях. Ягодицах, обтянутых тканью лишь для одного – чтобы её содрать.

   Я почувствовал прилив энергии.

   «Удачной охоты», – сверкнуло в заинтересованных глазах официантки в золотом платье-футляре.

   «Удачной охоты», – блик светомузыки на снифтере с виски у бара.

   «Удачной охоты», – брюнетка, проходя мимо, якобы случайно задела меня голой рукой.

   Я улыбнулся, вежливо пропустил её. Не в моём вкусе.

   Прошёл по лестнице на VIP-этаж с диванчиками и прозрачными французскими балкончиками со знакомым мне эффектом. Сидишь, всё видишь и будто паришь над всеми, как в Зарядье. Любимая у меня сейчас фишка.

   Сразу вспомнил о проекте со стеклянными галереями, который мы запускаем весной. И из полушария в полушарие понеслись чертежи «Кристалл-Центра», расчеты, подрядчики и риски. Мой самый фантастический проект, в России такого ещё не было!

   Чёрт, я не для того здесь! Встряхнул головой и вернулся в реальность.

   – Закажете что-нибудь? – ко мне наклонилась рыженькая официантка в золотом. Алые губы расцвели в улыбке.

   – Виски со льдом. Неразбавленный, – сказал я и откинулся на спинку дивана.

   Девицы за соседним столиком улыбнулись мне призывно. Я кивнул.

   Ничего так. Но сегодня хочется чего-то особенного – такого, чтобы вштырило и отпустило. А не вижу пока. Хотя не безрыбье, и я не рак.

   Я сидел, потягивая виски и разглядывая, как двигаются девочки на танцполе. Тело само отсчитывало ритм, подтанцовывая едва заметно под забойный клубняк. Ненавижу его.

   Я лениво оценивал одну, другую. Не тянуло. Разве что к бутылке, которую заказал, когда надоело гонять рыженькую.

   Несмотря на хмель с кружочками после очередного шота виски, к горлу начала подкатывать скука. Я перевёл взгляд на головы у бара. И тут меня шибануло – с наполовину наполненным бокалом в руке стояла она! Кошка эта синеглазая. Меня обдало жаром. И внутри аж прорычало «Ррррита»! Чёрт бы её побрал!

   Да какого хрена?! Показалось? Нет!

   Мозг утонул в волне раздражения. Я заглотнул шот виски до дна и через секунду обнаружил себя, сбегающим по лестнице. Пульс участился. Светомузыка била в глаза. Клубняк парил над головой и лез под одежду.

   Я нетерпеливо отодвинул плечом снулого очкарика, пробороздил стаю молодняка. И попёр на кошку в чёрном, как танкер на лодку. Злость накатила, а вместе с ней что-то шипучее в крови. Азарт?

   Я отставил в сторону, как тумбочку, подвернувшуюся под ноги полуголую блондинку. Та чуть не навернулась на лабутенах. Задел чьи-то сиськи. Протиснулся между двумя студентами и облокотился о барную стойку.

   Юритмикс в клубной обработке шарахнул из динамиков по ушам:

   “Some of them want to use you

   Some of them want to get used by you...”

   «Да, – мысленно на автомате перевёл себе я: – Кто-то хочет тебя использовать. Кто-то хочет, чтоб использовал ты...» Я выругался про себя: вечно в точку!

   Пульс бил по вискам и пытался протаранить запястья. Я сделал вид, что подзываю бармена. Дождался её взгляда. Физически ощутил хлынувшую от неё волну оторопи и развернулся с наглой усмешкой:

   – О, надо же?! И снова здравствуй, Рита Мостер. Пришла побесить меня, да?

   9 Клубный стиль музыки

ГЛАВА 15

Рита

   Журналисты меня за день вымотали. Они действительно с цепи сорвались. В Интернете как грибы после дождя, появлялись новости с моим именем.

   Интервью в метро по мессенжеру? Пожалуйста!

   Блиц-опрос в личке? О, да, конечно! Так удобно набирать ответы пальцем в метель...

   – Что вы думаете об Иване Красницом? – по телефону под яичницу с помидорами на моей скромной кухне.

   – Я о нём не думаю, – заявила я, размешивая лопаткой белки и желтки, не люблю глазунью. – Слышите, шкворчит? Так это не он.

   Смешок в ответ.

   – А если серьёзно, то... – и я продолжала рассказывать о самшите колхидском и перчить яйца от души.

   Даже жаль, что вуду-яичницы не существует. Впрочем, меня уже не потряхивало. Повтори триста раз «горчица», и она станет пресной. Выветрится.

   Погода раздухарилась, вечером вообще не хотелось нос из дома высовывать. Однако денег остался последний мешок, и «боевые» ботфорты, сшитые обувщиками отнюдь не для пурги в минус пятнадцать, подбадривали носами к выходу. Явно знак. Пришлось идти.

***

В глаза ударил яркий свет, я отвернулась от сумасшедшего освещения и улыбнулась организатору, лицо которого будто выплыло из ультрафиолетового луча и оказалось на редкость веснушчатым. В полутьме, расцвеченной бликами зеркальных шаров то тут, то там мелькали знакомые физиономии – здесь просто сходка блогеров!

   Создатели игры решили шарахнуть модным мнением и актуальностью по всем фронтам?

   Я покивала знакомым, удивилась, что тут делает Диппи До, которая занимается только книжными обзорами за дорого.

   – Рита, отдохните немного, – проорал мне на ухо организатор, соревнуясь по громкости с музыкой. – Небольшие накладки. Скоро вон в том закутке, – видите, где постамент, – начнётся фотосессия. Фотограф профессионал, потом размещайте у себя в блоге, как договаривались. Сами тоже можете делать. Затем перерыв и конкурсы на сцене. Вам прислали условия и сценарий? Там всего несколько слов.

   Я кивнула.

   – Всё, решаем. А пока танцуйте, расслабляйтесь. Выпивка за счёт заведения. Достаточно показать бармену или официантке ваш браслет.

   – Хорошо, спасибо!

   Весёлые телефонные хулиганы-пранкеры Димон и Бэтмус помахали мне, приглашая присоединиться к их компании у самого танцпола. Но я так наговорилась за день, что хотелось помолчать и чего-нибудь спиртного. Я пробилась сквозь толпу у бара, сделав вывод, что метель истинной тусе не помеха, и заказала лёгонький коктейльчик на основе Мохито.

   Несколько глотков, напряжение стало оседать, и замёрзшие коленки в тонких чулках оттаяли.

   «Было бы забавно, – подумала я, – заявиться в ночной клуб в толстых шерстяных колготках и распарованных колючих носках под валенки. Зато как тепло, ммм...»

   Я хмыкнула сама себе под нос и начала пританцовывать в такт ремиксу Энни Леннокс. Крутая песня, хоть и старая, мне нравится! Нет, действительно стоило расслабиться после сегодняшнего сумасшедшего дня, а под хорошую музыку я всегда становлюсь собой. И танцевать люблю. Куда бы деть бокал?

   Внезапно я вновь почувствовала напряжение, но не своё, а извне, как радиацию, как брызг горячих волн у раскалённого прилива. Я обернулась и обмерла.

   Красницкий?!

   Сердце скакнуло. Увы, не обозналась. Этот мерзавец на самом деле стоял всего в полуметре от меня, но пока не видел. Я смогла рассмотреть его чертовски мужественный профиль. Чувствуя себя шпионкой, скользнула взглядом по недавнему оппоненту. Констатировала: нос длинноват, нижняя часть лица, особенно подбородок, выступает вперёд и выдаёт того, кто дружит с «качалкой». Затылок уверенный, крепкий.

   В голове пронеслось что-то о римских воинах и крестоносцах. Ах да, причёска соответствует! Коротко, лаконично, хоть сейчас в бой с маврами. Без пиджака его плечи выглядели шире, руки мощнее. Про людей часто говорят: он излучает харизму. Красницкий излучал силу и жар, обаянием и не пахло. Даже воздух задрожал сверху. Или это световой эффект... Я облизнула губы и опомнилась.

   Чёрт, надо исчезать, пока не заметил!

   Но мои ноги будто прилипли к полу, пальцы – к стакану с коктейлем, а глаза – к профилю.

   Секунды стали вязкими.

   Красницкий махнул рукой бармену и вдруг посмотрел на меня. Удивился лишь для того, чтобы одарить усмешкой хищника:

   – О, Рита Мостер? Снова?! Ты что, явилась меня побесить?

   У меня дух перехватило от возмущения. Он мне тыкает?! Девочку нашёл?!

   – Это мне скоро придётся судебный запрет выписывать – против преследования, – жёстко парировала я. Показательно почесала нос и слегка его наморщила: – Аллергия уже началась. Разит миллиардами и грязной совестью. Но вокруг блогеров много, так что плохая мысль – досаждать мне тут.

   Вблизи его глубоко посаженные глаза показались большими и очень тёмными. Взгляд потяжелел, мои бёдра тоже. Мурашки пробежали по рукам.

   – Даже не думал начинать, – развернулся он и опёрся локтем о барную стойку, нарушая все понятия о личном пространстве.

   Я отступила в сторону, начиная злиться. Клуб показался узким и душным. Долговязый, чубастый парень налетел на нас, попытался протиснуться между, чтобы дозваться бармена, но Красницкий буквально взял его за шиворот и отставил в сторону.

   – Исчезни.

   Парень моргнул и, быстро сориентировавшись, потерялся с горизонта. Мои губы пересохли, низ живота налился жаром. Красницкий улыбнулся, сверкнув глазами из-под бровей:

   – Всё, что ты слышала обо мне — пустяки. Правда намного хуже.

   – Правда о... ВАС, – подчеркнула я, намеренно выставляя границы, – меня интересует только в разделе «Хроники происшествий», что-нибудь типа Иван Красницкий попал под суд и серьёзно оштрафован. Как я и написала в своей петиции.

   – У меня плохая память на критику. Чем тебя угостить?

   Он смотрел на меня, как повелитель мира, снизошедший до доярки. Ладони зачесались врезать ему за один только взгляд. И за слабость в собственных ногах.

   – С негодяями не пью! – бросила я и пошла прочь, собирая в кулак остатки самообладания. Подальше от наглых глаз и мужского запаха к обычным разудалым пранкерам и паре политблогеров. Они, говорят, любят подраться – и я тоже сейчас не прочь.

   В висках стучало: догонит - не догонит.

   Не снизошёл. Гад!

***

– Как дела, ребята? – спросила я у пранкеров.

   Обычно они к нам, блогершам, относятся так себе, но сегодня поприветствовали, как родную:

   – Эй, Рита! Ты, говорят, взорвала новости?

   – Почему бы и нет? Нашёлся неплохой инфоповод, – кивнула я, чувствуя спиной тяжёлый, бычий взгляд.

   – Супер, Рита! Это новый этап, разгроми их всех! – выпятил нижнюю губу Димон, а более интеллигентный, похожий на ботаника с бабочкой Бэтмус так же интеллигентно показал жестом «всё окей».

   Я улыбнулась, спросила, перекрикивая техно-хауз, какие у них новости. В ответ получила нечто невразумительное. Эти ребята не любят распространяться о себе и вообще довольно замкнутые, когда не хулиганят, звоня чиновникам из Госдепа США, с вопросом: «А что вы думаете насчёт нарушения демократии лидером террористов Чебурашкой? Ведь надо принимать меры...»

   Я начала отвлекать себя от сумбура в теле и голове размышлениями о том, где пранкеры берут телефоны сенаторов США и откуда они так хорошо знают английский, но моё внимание постоянно утекало за спину. Мерещилось: обернись, и в метре стоит Красницкий, а мои ноги сзади освещает прожектор. От греха подальше я встала, спрятавшись за внушительного Димона, и всё-таки спросила про иностранный язык у Бэтмуса.

   – Я учился в Штатах, – ответил он. – Недолго.

   – Здорово, – улыбнулась я.

   Видимо, получилось не очень, потому что Димон счёл нужным подтвердить:

   – Он правда учился в Теннеси по обмену. У нашего Бэта вообще два высших образования, и тонна корочек под подушкой, не то, что у меня: три класса и кларнет за душой.

   Врёт же! Ну и ладно.

   Я предложила сфотографироваться, а потом начала орать под ремикс Эда Ширана вопросы про учёбу за океаном, которые меня ничуть не трогали. Но вид сделала заинтересованный, лишь бы пранкеры не заметили Красницкого, а тот не заметил меня. Хотелось скорее смыться из клуба, потому что волнение зашкаливало. Замешанное на Мохито, возмущении, раздражении и электричестве в животе, оно грозило не окончиться ничем хорошим. Я точно его ударю...

   Считая биение собственного пульса в висках, я, как спасителя, увидела организатора, спешащего к нам.

***

Короткое объявление. Диджеи снова завели винил, и я оказалась на небольшом постаменте, позируя на фоне стенда с фирменными логотипами ночного клуба. Сама, с посетителями, с другими блогерами, с косплеевцами от игры, явно актёрами. Тут же были и круто сделанные декорации Bustling Brawl, фанаты реальные и купленные. Веселье продолжалось.

   Я улыбалась ярко накрашенными губами, становилась в наиболее выигрышные позы – уже давно изучила свои самые удачные. Во рту ужасно сохло. Когда принесли шампанское, я набросилась на бокал, как умирающий в пустыне. Выпила залпом и взяла второй. Голова закружилась ещё сильнее.

   – Прекрасно! Супер! – радовался бородатый фотограф. – Приятно иметь дело с профессионалом.

   Конечно, моделью я тоже работала, хоть и недолго, ещё на третьем курсе. Чуть выгнула спину, отставила ногу. Мотнула головой, чтобы взлетели волосы, поставила руку на бедро. Влезла на танк в декорации.

   – Да-да, так! – бился фотограф в экстазе от того, что мне не нужно было ничего говорить, я сама знала, что делать, я даже в бессознательном состоянии, наверное, буду лежать в выгодной для фото позе – это уже на уровне рефлексов. – Супер! Просто красавица!

   А я отчего-то почувствовала себя голой.

   Всмотрелась в толпу. Красницкого нигде не было видно, но мне казалось, что он совсем рядом. Оттого было жарко и невозможно поверить, что за стенами морозище.

   Думать о Красницком не хочу! – решила я и снова принялась искать его в толпе взглядом. Не нашла. А ощущение, будто танцую стриптиз на шесте, осталось.

   – Сколько эмоций! Сколько секса! – восторгался фотограф и просил подождать остальных.

   Отснявшись по полной, я оставила фотографу свои контакты, чтобы в числе первых получить фото, и выдохнула. Соцсети любят всё свежее – подсохший хлеб, протухший сыр и позавчерашние фотографии не предлагать.

   Я воспользовалась перерывом до конкурса и направилась к туалету. Мне очень нужно было увидеть себя в зеркало, потому что казалось, что у меня волосы стоят дыбом и с лицом что-то не то. Недаром мужчины так залипали взглядами и расступались.

   Узкий тёмный коридор, лестница налево, ниша. Тупик. Кто придумал эти лабиринты? Я рассерженно стукнула кулаком по непонятно из чего налепленному белому бордюру на стене.

   И опять услышала насмешливый голос за спиной:

   – Опять решила крушить закулисье?

   Я обернулась, вскипая. Красницкий встал, заслонив собой узкий проход, и добавил вкрадчиво, почти ласково:

   – Потерялась?

   – Нет! – Я поджала губы, вспыхнув гневом: от того, что его вижу, от того, что он из себя представляет, от того, что внизу моего живота всё пульсирует и ноет, сжимается под его взглядом, а голова кружится от мужского запаха и ненависти.

   Красницкий шагнул и навис надо мной, обжигая до дрожи близостью своего тела:

   – А, по-моему, давно. Да, Рита? – улыбается, мерзавец, будто всё просчитал, подловил и знает наперёд то, что произойдёт сейчас.

   Во мне всё взбунтовалось. Я поняла, что ему ничего не стоит сейчас прижать меня к стене одной рукой, а другой... Волна новой дрожи пронеслась по моему телу. Ну уж нет! Я не играю по твоим правилам! Я ни по чьим правилам не играю! Только по своим! И вообще я привыкла вышибать клин клином, лечить ангину мороженым и бронхит открытым окном.

   Я выдохнула из себя жар и, притянув за затылок, поцеловала мерзавца. Со всей своей неистовой яростью.

ГЛАВА 16

Иван

   Виски и возбуждение ударили мне в голову. Я забыл, что в клубе существуют другие женщины и вообще другие люди. Взгляд, как прицел снайпера, искал в толпе её, Риту. Плащ тёмных волос, алые губы, статную фигуру с намёком на платье, стройные ноги в вызывающих замшевых сапогах. Они, как чулки, облегали её щиколотки, лодыжки, колени, поднимались до бедра, оставляя соблазнительную полоску до края юбки.

   Отчего-то мысль, что она лгунья и практически мошенница, так прекрасно вошедшая в роль, распаляла меня ещё больше. Хотелось загнать её в ловушку, прижать к стене и... наказать. Всё тело пульсировало, но я выжидал. Я зацепился за неё взглядом, как одержимый. А она будто почувствовала и начала играть со мной: убегать, прятаться и снова вызывающе позировать, словно говоря: «Смотри, смотри, вот я какая!»

   Чертовка!

   Музыка, свет, спецэффекты, всё было ей на руку, словно специальные постановочные фишки в видеоклипе. Я распалился до предела и тоже вступил в игру. Как кот с мышью. Я следовал за ней, невидимый, и ловил её волнение. А она волновалась, боялась и напрашивалась! Каждый лжец боится разоблачения. Каждая женщина хочет разоблачения.

   Наконец, Рита оставила своих фотографов, избавилась от придурашливых блогеров и пошла вглубь клуба. Я за ней. Она ошиблась: новички часто выбирают не ту лестницу и оказываются в укромном углу. Прекрасное бизнес-решение для удовлетворения потребностей клиентов!

   Я поднялся за Ритой в приглушённую тьму и застал её врасплох. Удовольствие предвкушения разлилось по телу. Это вам не телевидение...

   – Потерялась? – спросил я, имея в виду совсем не этот тёмный угол.

   – Нет! – её глаза вспыхнули и забегали в поисках выхода.

   Я полностью заслонил спиной лестницу и встал ближе. Скользнул взглядом по выступающей груди, щекотнул вырез платья на плечах, огладил высокую шею. Красивое ухо с длинной серёжкой. Импульс нарастал с единственным вектором. Я склонил голову, по привычке сложив губы в усмешку и чувствуя собственное превосходство.

   И вдруг Рита подалась ко мне. Один рывок. Её ладонь на моём затылке. Опалило взглядом глаза в глаза. Вкус малины, нападение сладостью. Её губы смяли мои напористо, жадно, горячо. Э-э-э...

   Я опешил. Пробел в голове, как прямая линия на энцефалограмме. Мысли умерли.

   Но рефлексы оказались быстрее ума. Меня долбануло электричеством по телу, и я включился. Как в тумане, потянулся к ней. Положил руки на талию, ощутил под ладонями мягкую ткань и упругое тело. И вдруг Рита с силой меня оттолкнула. Я чуть с лестницы не полетел. Удержался на инстинкте.

   Новый ушат ледяной воды на макушку. Что она вытворяет?!

   Со странной улыбкой Рита задела меня плечом и сбежала вниз по лестнице. Я за ней, закипая. Схватил за руку, развернул, впечатал в стену, чувствуя что меня сейчас разорвёт, если я не разорву её! В теле полыхал огонь, в мозгу хаос и пустота. Я впился в её губы. Она не закрыла глаза. Попыталась сопротивляться, взглянула снова, как будто сейчас ударит сзади по голове гранатой. Тычок в спину — это её кулак? Но я загорелся ещё сильнее. В голове просто ничего не осталось.

   Будто из параллельной вселенной завизжала за спиной осипшая тётка:

   – Охрана! Охрана!

   Вспышка фотокамеры в глаза. Я на автомате закрыл лицо рукой, Рита выскользнула и рванула обратно в зал. Бесполая фигура в джинсах — за ней. Я чуть было не кинулся за ними. Чудом притормозил. По телу пробежала волна остаточной дрожи.

   Во мраке лабиринта больше никого не было. В самом конце промелькнула официантка в золотом платье, не заметив меня.

   С трудом понимая, что происходит, я сжал кулаки и встал в тень очередной ниши. С каждым вдохом и выдохом мысли по одной оживали в голове и сигналили тревогу: «Ты идиот, Красницкий! Тебе ещё обвинения в насилии не хватало...»

   Тяжёлое дыхание медленно приходило в норму, и наконец, я коротко выдохнул. Это аут, товарищи, полный аут. Несмотря на всё выпитое виски, я понял, что обвинения будут, сочные, красноречивые, с фото-доказательствами. Кажется, она меня подставила. Я повёлся, как последний кретин.

ГЛАВА 17

Иван

   Я не пошёл за ней в зал. Никто не гарантировал, что меня не встретит куча свидетелей и вспышки десятков камер. Одной уже хватило. Я заметался, чувствуя подступающую тошноту и туман в голове. Проклятое виски!

   Куда теперь? К кому? Звать охрану? И что сказать? Баб в джинсах с короткой причёской сейчас в клубе может быть около сотни – вон какое столпотворение! А Рита...

   В голове помутилось от одного имени. И от гнева. Я вмазал кулаком по стене, слишком медленно остывая. В горле сдавило, словно кто-то нажал на кадык пальцем. Я закашлялся. Ничего не оставалось, как отойти подальше от «места преступления», к служебным помещениям и достать телефон.

   Полночь? Плевать! Самое время обратиться Золушке в крысу. Точнее, она уже превратилась. Я ещё в детстве понял: сказки не логичны, а вот судмедэкспертиза докажет всё. Но будет поздно.

   Я с ненавистью глянул в сторону гремящего музыкой зала.

   – Алло, Юрий Самвелович? – хрипло сказал я. – Извините, что звоню поздно.

   – В чём дело, Иван? – сонно проговорил адвокат. – Надеюсь, просто соскучился?

   – Карловы Вары. Думаю, всё повторилось.

   – Вот чёрт!

   – Да... – я сглотнул.

   – Ты в полиции? Свидетелей много?

   – Нет, я в самой тёмной заднице ночного клуба «Мохито». Пока полиции нет. А компромат есть.

   – Ясно.

   – Прежде чем… ну, вы поняли, я решил вам позвонить, – чувствуя себя последним кретином, выдавил я.

   На самом деле я имел в виду, что хочу догнать эту стерву, вытрясти из неё душу и телефон со снимком. И проорать в глаза всё, что я о ней думаю!

   Но адвокат рыкнул, словно прочитав мои мысли:

   – Ничего не делай! Слышишь, Иван?! То есть вообще ничего. Просто езжай домой.

   Я заколебался. Пнул какой-то ящик, издавший металлический лязг.

   – Иван! – напомнил о себе адвокат.

   – Ладно.

   Вызвав такси, я вышел на мороз через служебный выход. Снег падал на лицо, сердце колотилось. Губы ещё горели от поцелуя. Казалось, они раскалёны докрасна, как калина. Покрываются инеем, вот-вот лопнет от перепада температур тонкая слизистая оболочка.

   Я закрыл глаза и снова громко выдохнул. Ничего, у неё тоже горят! Я мог поклясться, что в последнее мгновение она обмякла, расслабилась. И если б не вспышка, она бы забыла, что

   профессионалка, уж я-то знаю...

   Хм, что теперь? Завтра Интернет разорвёт новостями?

   Дебил, блин! Хотя... Рита выбрала очень подходящий момент! Лучший! Думаю, в типографии ещё не засохла краска на плакатах с моей сияющей рожей и ярким лозунгом «Я забочусь о вас, москвичи!». При мысли о Рите вопреки злости по груди прокатилась сладкая истома и закончилась ноющим чувством в паху.

   А может вернуться? К черту адвоката, репутацию, вообще всё к чёрту?!

   Подкатило такси, прямо под ноги. Ладно... Я сел, откинулся на спинку сиденья.

   В Чехии пару лет назад меня обставили гораздо проще и паршивее. Милая белокурая горничная с лицом ангела и ножками супер-модели крутилась в номере, посылая сладкие улыбки и наклоняясь к мебели очень двусмысленно. Я улыбнулся в ответ, девушка действительно была красивой. Сделал комплимент. Она хихикнула, проворковала какую-то ерунду на ломаном английском.

   А потом вдруг подошла, медленно расстёгивая пуговички форменного платья. Скинула его и фартук, осталась в одном белье. Я естественно завёлся. Горничная села ко мне на колено и начала стягивать футболку с искушающей улыбкой. Провела пальчиком по голому животу, заглядывая в спортивные штаны.

   Я обнял её, как поступил бы на моём месте любой здоровый мужик. И тут чешка закричала, принялась отбиваться, не сползая с моего колена. В номер вбежали неизвестные парни, один с фотокамерой. Чешка рыдала, тыкая в меня пальцем. Упала на пол, когда отсняли достаточно.

   Я растерялся и стал доказывать на всех доступных языках, что насилия не было. А она вопила с расширенными глазами так, что я чуть не оглох и сам был готов поверить, что я маньяк-оборотень. В номер набралось полно народа: другие горничные, администраторы, служащие. Они вызвали полицию, меня отвезли в участок.

   Пока Юрий Самвелович приехал, я провёл несколько незабываемых часов в чешской кутузке. К показаниям горничной быстро присоединили ещё пачку обвинений от персонала гостиницы, что я вёл себя, как последняя скотина. Я поверить не мог, что это со мной происходит!

   Потом меня, конечно, отпустили под залог. И Юрий Самвелович Хлоян, умница, нашёл доказательства, что эта чешка — честная труженица эскорт-услуг, была принята на работу горничной в отель «Булов Гранд» лишь за неделю до моего приезда в Карловы Вары.

   Меня прилично потаскали по допросам, испортили отдых, нервы, но всё-таки обвинения сняли. Окончательно только после того, как с внешней камеры видеонаблюдения, в объектив которой чудом попал угол моего номера, было запечатлено, как горничная сама раздевается с улыбкой. Тоже вопрос, какого чёрта номер попадал в объектив, но это меня уже не касалось. Отель принёс официальные извинения. Я отсудил у них компенсацию.

   Только от этого мне уже было ни холодно, ни жарко: фотографии компромата распространились по сети со скоростью чумы в средневековом городе. Быстрее, чем мемы с упортым лисом. Заголовки один красочней другого пестрили в новостях.

   В тендере на государственный заказ по серьёзным спортивным объектам мою компанию прокатили. Его с лёгкостью выиграл мой главный конкурент — Картанян, потому что нас выпнули из списка претендентов, словно гостиницы для иностранных спортсменов имели право стоить только официально признанные святые с нимбом установленных габаритов.

   Все эти неприятности в итоге стоили мне кучи денег, а главное, надо было что-то говорить дрожащей от переживаний маме, спрашивающей меня в слезах: «Сына, это правда? Тебе что, доступных девушек мало? У тебя же никогда в них не было недостатка... Как же так, сына? Как же так?! Мне Нина Константиновна сказала... И по телевизору. И Парфёнова с работы. Позор какой! Ваня!!!»

   Хотелось пошутить, но на этот раз пришлось сдержаться. Призвал на помощь все своё терпение, ласку и зализывающих насмерть из любви собачек. Совал ей в их руки, они старались. Но на этот раз без скорой и давления за двести не обошлось. Причём неоднократно в течение недели. Господи, лучше б она трупы разделывала дальше, чем телевизор смотреть! Меньше драмы.

   С тех пор я и мечтаю отцензурить весь Интернет так, чтобы никакая грязь туда не лилась. А то устроили из мировой сети помойку!

***

Дома я содрал с себя одежду и влез под душ. Не помогло – виски и Рита начисто отшибли мозг. Набросил полотенце на плечи и пошёл голый в спальню. Рухнул на кровать и уставился в потолок. Едва закрыл глаза, снова она представилась.

   «Красивая, – с горьким отвращением подумал я. – Все красивые – стервы!»

   В панорамные окна светилась огнями Москва, бился в стекло снег, подлец. Выл ветер, собака. Я скривился: завтра начнётся дежа-вю с заголовками. Не хочу! Зачем я уехал? Надо было оттянуться по полной, раз всё равно сыр-бор неизбежен... А тело у неё, и губы... что надо!

   – Аудио включить, – хрипло рявкнул я «Умной системе».

   В ответ раздался мелодичный перезвон.

   – «Металлика» – микс из всех альбомов нон-стоп! Громкость на максимум! – скомандовал я.

   Стены содрогнулись от забойных ритмов.

   Хорошо. Успокаивают.

   Я выдохнул и взбил подушку рукой. Ничего, и покрупнее меня рыба попадается на крючки этих баб! Сенаторы, президенты... Вспомнился американский лидер с той смехотворной дурой, сохранившей на память платье со следами президентской любви. Интересно, она его в банке законсервировала, как огурцы? Чтоб не прокисло. Очень может быть! Я как-то по детству у мамы на работе в банке и не такое видел.

   И кто-то ещё говорит, что мужчины циничны? Козлы, сволочи, уроды? Ха! А хоть бы и так! Зато меня можно ставить в один ряд с президентами. Я зло хмыкнул и завернулся в одеяло.

***

Утром вскочил и первым делом подумал о Рите. Я оскалился сам себе в отражение плазмы. На трезвую голову паранойи как не бывало. Наоборот, Рита Мостер вызывала у меня восторг!

   Шикарная стерва! Восхитительная! Провела меня, как пацана! Очень красиво, но глупо! Со мной такие шутки не пройдут! Я ей тоже преподам урок – такой, что на всю жизнь запомнит, потом будет гореть... кое-где.

   Я натянул штаны и взял в руки смартфон.

   Ну-с, поиграем, Рита Монстр? И что там, в твоём блоге?

ГЛАВА 18

Рита

   Я перевела дух. Не очень понимая, что вообще происходит, провела пальцем по губам. Они пылали. В голове пульсировала одна мысль. Я по привычке набросала её в «Блокнот» смартфона:

   «Самая парадоксальная часть тела – губы. Они нежные, такие нежные! Даже у тех, кто до этого казался высеченным из камня. Но только губы способны спокойно касаться кипятка и не вздуться пузырями ожога...»

   Ожог... Кажется, я только что обожглась... Вся...

   До меня долетел грохот техно, и Halsey, поющая в обработке: «Tell me, how it feels sitting up there? Feeling so high...” – “Скажи, каково это, сидеть там, наверху, и чувствовать такой кайф...» Я точно была под кайфом – никак не собрать себя в кучу.

   – Рита, конкурс начнётся через пять минут, – сказал кто-то справа.

   Я на автомате кивнула. Меня дёрнули за рукав.

   – Ритуль!

   Ясик? Да, он – в тумане сознания вырисовались немного раскосые карие глаза, круглый небольшой нос, корейская стрижка с закрытыми ушами и чёлкой, падающей слева на узкое лицо. Очень женственный невысокий юноша – таких мало. Ясик поправил воротник голубого джинсового костюма, глядя на меня с исключительным состраданием.

   – Крошка, Солнышко, ты в порядке? Я как увидел, что этот подонок на тебя напал, чуть с ума не сошёл! Хотелось врезать, но он же такой бык! Огроменный просто! Я сделал всё что мог! Прости, детка...

   Я моргнула, облизнула ноющие, горящие губы.

   – А ты... сфотографировал нас?!

   – Да нет! – развёл руками Ясик, делая большие глаза. – Зачем?! Я просто фонарём из мобильника ему в глаза. Сработало же! Я так уже делал, у меня это на автомате. От резкого света все теряются.

   – А-а...

   – Ритуль, у меня слов нет! Какой подонок! Какой подонок...

   – ...горячий, – хрипло добавила я, постепенно возвращая зрению фокус, а мозгу способность мыслить, а не только плавать в мыльных пузырях. Я сглотнула: – Но ты правильно сделал, потому что... Я бы наверное там и... ведь, как он... Ни с кем... Он просто... вообще...

   – Да ты что?! – ещё сильнее расширил глаза Ясик. – Очуметь! Блин, хорошо, что ты меня с собой взяла!

   – Я всегда тебя с собой беру, – пробормотала я прописную истину. – Кто ещё меня будет фотографировать?

   Ясик расплылся в улыбке:

   – Да, на одном селфи далеко не уедешь. Прости, детка, что я задержался у бабушки. Она так капризничала сегодня, ужас просто! Вообще загоняет и хочет, чтоб я у неё жил, насилу вырвался.

   – Ну, ты и не обещал сегодня приехать, – ответила я. – Тем более что тут профессиональный фотограф прекрасно справляется.

   – Я тоже профессиональный, – обиженно поджал губы Ясик.

   – Несомненно! Ты моё всё! – громко заверила я друга, понимая, что если бы не он, встреча с Красницким в том закутке могла окончиться чем угодно.

   Я себя не контролировала! Красницкий налетел, как ураган, и мой здравый смысл засосало вместе с поцелуем в вакуум. Мы и сами очутились словно в вакууме: на несколько мгновений показалось, что существует только он, я и стена за моей спиной. Но какие это были секунды! Безбашенные, безобразно офигенные! У меня опять в теле погорячело.

   Господи, я мартовская кошка! Ужас какой! Я прикрыла веки, чувствуя как никогда раскалённые контуры собственного тела, и особенно те участки, к которым Красницкий только что прикасался. Я вспомнила его тёмно-серые глаза. Там не океаны, не космос, в них бездна и чёрная дыра.

   Иван... Аркадьевич... О нет! Убереги, Боже, влюбиться в такого!

   Он же использует и растопчет, даже не заметив, что уничтожил. Как тот древний лес на побережье. Нет, я на самом деле его ненавижу! И собственные гормоны тоже. И шампанское! Я совсем с ума сошла!

   – Просто чудо, что я тебя увидел, Ритуль, и пошёл за тобой! – тараторил возбуждённо Ясик. – А если б вас сфотал кто-нибудь из местных акул?! Тут же у всех камера наготове! Я, кстати, столкнулся лицом к лицу с Алькой Барракудой, которая на скандалах специализируется. Она мне навстречу шла. Представь, если б она на вас наткнулась, а? У Барракуды же с Лайфом контракт, и на том дурацком канале, где тебя опустили, она тоже частый гость – обгадить кого-то, самый её хлеб!

   Я вообразила заголовки типа «Защитница леса целуется с тем, кто его уничтожил!» и содрогнулась. Слова друга подействовали лучше, чем ледяной душ на пьяного.

   – Спасибо, Ясик! – сказала я, уже совершенно вменяемая. – Ты настоящий друг!

   – Я, как ты, – вздохнул Ясик.

   – Погоди, – напряглась я. – А Барракуда шла навстречу тебе из того же коридора?

   – Ну да, оттуда вышла. А что? Там же указатель на туалеты.

   Холодок прокатился по моей спине, и я резюмировала:

   – Трын-дец!

   – Ты думаешь, что она тоже видела?! – ахнул Ясик.

   – Думать уже поздно, – сказала я. – Остаётся только молиться, что она нашла правильный поворот к дамской комнате. Или мне придётся ставить крест на репутации и прятаться в лесах.

   – Да нет, – нахмурился Ясик и покачал головой. – Не сгущай краски! Все же знают, что ты настоящая, за то и любят. И потом, что бы там ни было, подумаешь! Чёрный пиар тоже бывает на пользу.

   – Не такой! – бросила я и ответила кивком подзывающему меня пальцем организатору в веснушках. – Уже иду.

   Музыку выключили, я услышала в динамиках своё имя. Работа есть работа, даже в самых экстремальных условиях!

   Стало не по себе от мысли, что Красницкий стоит в толпе и смотрит на меня. Но я встряхнула волосами, надела улыбку и взбежала по ступенькам к ведущему на сцену. Правда, показалось, что на край пропасти...

ГЛАВА 19

Рита

   Утро добрым не бывает. Моё утро, хоть и прикрывалось надписью «суббота» на календаре, было сварливым и вредным, как нелюбимая свекровь. Небо нахлобучило шапку туч над Москвой по самые крыши, словно по брови покрытого инеем Некрасовского мужичка – того самого, что из лесу вышел. Я вспомнила, что было вчера, и захотелось в лес сразу зайти, заснеженный, непроходимый и не высовываться подольше.

   Алкогольные пары развеялись, адреналиновая эйфория растворилась во вчерашней ночи, остались только признаки отравления. Не вставая с постели, я открыла ленту новостей в медиа-метрике.

   Да, о Красницком было много. Но только того, что я вчера наговорила в интервью: я — за лес, он — сволочь; экология страдает.

   В соцсетях красовалась моя вчерашняя фотка на танке с декораций игры, она набрала всего двести лайков и тринадцать комментариев, из них только три пошлые. Спят ещё. Даже мой персональный хейтер. Хотя судя по его интуиции, он скоро проснётся и начнёт со вкусом атаковать, потому что мне было нестерпимо паршиво.

   Я покривилась от головной боли и опустила ноги на пол. Подобрала тапочки в разных углах спальни и поплелась на кухню. Отравиться б и забыться, да не поможет — я сама была одна сплошная токсичность.

   Мысль о Красницком вызывала тошноту. Как я могла так низко пасть?! Разве у меня есть кнопка «Жизненные ценности выкл.»?

   Оказывается, есть! Об этом свидетельствовали мои красные, бесстыже припухшие губы в зеркале. И в животе снова что-то ёкнуло.

   Я зажмурилась, встряхнула головой и принялась отпиваться водой. Один стакан, второй, третий. Хоть что-то полезное...

   Человек вообще должен выпивать в день два с половиной литра воды, а, как выяснилось, почти никто столько не пьёт. Я опрос делала в блоге. Да и сама тоже проводила эксперимент — два с половиной литра помещаются в меня без желания булькать, как Водяной в мультфильме, только если я больше ничего не пью: ни чай, ни кофе, ни сок... Выходит, что мы априори предрасположены к иссыханию, выгоранию к старости, потому что ежедневно не доливаем в себя жизненно важную жидкость. А попробуйте, к примеру, не долить масло в мотор автомобиля, хорошо будет работать?

   Я ополоснула лицо ледяной водой. Пофыркала, как морж, и вспомнила ещё одну деталь о ночных событиях. Вчера я подошла к Барракуде и попыталась её расколоть. Но та по привычке ехидно скалилась, показывая острые зубки, говорила гадости об организаторах, создателях игры и окружающих, спрашивала про мои успехи, но так и не призналась, видела она нас с Красницким или нет. Прямо спросить я её не могла, это было бы политической ошибкой.

   То что Алька по кличке Барракуда компромат до утра не разместила ничего ровным счётом не значило. Надежды на спокойное будущее оставалось лишь процентов десять. Она могла не договориться о цене с новостниками или выжидать момент. Какой? Тоже неизвестно. Я знаю одно: она – гений хайпа, у Барракуды чутьё, когда выложить скандальные новости, чтобы ударить побольнее. Желательно под дых. Или под колени того, кто взлетел на гребень волны. И заработать на этом.

***

Я на автомате ткнула на ссылку в медиа-метрике с моим интервью про самшит и, забыв про текст, уставилась на фотографию Красницкого. Отчего-то он показался мне гораздо привлекательнее, чем вчера утром. Может, фотография удачная? Нет, ничего в нём хорошего: самоуверенный, богатый гад.

   В голове заломило, будто холод рассудочности столкнулся с горячей волной, которая поднималась по ногам, и с шипящими брызгами разлетелся по черепу. Я потёрла пальцами виски. Нельзя думать хорошо о человеке беспринципном и мерзком! Все поступки говорят о том, что он такой. Одна встреча на телевидении чего стоит!

   А то, что он даже слушать не стал ребят-экологов, не пустил их к себе, разве не характеризует его?! Охрана их выдворила очень грубо и в Сочи, и в Москве из его приёмной.

   А с каким пренебрежением он со мной разговаривал! А все эти слухи, включая некрасивый случай в Карловых Варах. Я же читала, когда пыталась понять, с кем буду иметь дело. Уверена, Краницкий заплатил, чтобы замять дело. По его глазам видно, что он всё решает деньгами и ради денег.

   А вчера... да, конечно, вчера...

   Оторваться от фотографии Ивана Красницкого никак не получалось. Я так залипла, что не услышала, что стучит с балкона Ясик. Спрятав смартфон с Красницким на экране под кухонное полотенце и испытывая при этом отчаянный стыд, я бросилась открывать.

   – Привет, Ритуля! – друг ввалился со снежным паром и стуком тапочек по линолеуму.

   Кажется, Ясик порядком замёрз – нос выглядел, как багровая пуговица от пальто на белой голове снеговика.

   У нас привычка – ходить друг к другу по балкону, избегая внимания пронырливой Зои Фёдоровны - соседки напротив, у которой любимое место в квартире — у дверного глазка.

   – Привет! Прости, Ясь, я тут новости читала... – Я засуетилась, метнулась к чайнику. – Кофейку?

   – Ага, давай. Я пришёл сказать, что прошерстил всю сеть: ничего про тебя с этим застройщиком нет.

   – Слава Богу!

   Ясик присел на табуретку, поджал под себя ноги и нахохлился, похожий на корейского воробушка в своей серой толстовке.

   – Так ты теперь не будешь, Солнце, делать то, что задумала с дроном? – спросил он.

   Я резко обернулась.

   – Почему это?

   – Ну... мало ли, ты вчера сказала, что тебе понравилось... с ним. А это ж против...

   – Нет, не понравилось! – слишком громко ответила я и поняла, что вру.

   Но правду я даже себе не могу сказать. Это вообще было наваждение, побочное явление спиртного, неожиданности и журналистского внимания.

   От моего вскрика Ясик выпрямился, и я произнесла мягче:

   – Это просто шампанское, Ясь, ты же меня знаешь. Нельзя влюбиться в подлеца! Нельзя влюбиться в убийцу, в сквалыгу, у которого на первом месте деньги!

   Ясик осторожно пожал плечами.

   – На самом деле можно. Любовь зла.

   – А ненависть добра? Ты это хочешь сказать?

   – Просто у тебя вчера так глаза блестели...

   – Я же говорю — шампанское, – поспешно отрезала я и как можно небрежнее улыбнулась, засовывая мобильный поглубже в карман халата. – Между мной и Красницким никогда, слышишь, НИ-КОГ-ДА ничего быть не может!

   – Ну и хорошо, – кажется, улыбка друга была данью вежливости. – Тогда какие у тебя на сегодня планы?

   И я поняла, что мне важно сейчас одно – то, что задумала. Как хорошо, что друг пришёл и спросил, и сразу стало всё по своим местам. Умирающему самшиту всё равно, с кем я целовалась. Лес хочет жить, а до него нет никому дела, даже в министерстве природоохраны. А мне есть. Поэтому чувствуя нарастающую уверенность, я ответила:

   – «Делай, что должен, и будь что будет ». Я беру дрон и еду в Сочи. Сниму нормальный фильм о том, что произошло с самшитом. Пусть все увидят воочию «до» и «после». Возможно, уже и спасать-то нечего, но если есть... А потом для сравнения сниму хоромы Красницкого. Говорят, у него ещё дом с парком в Барвихе и эти «Цветы Поднебесья». И про министров, которым чихать на экологию тоже сниму. И про то, как ребята-экологи били тревогу и ничего не добились. Это будет очень жёсткий репортаж. Я просто обязана, понимаешь?

   – Думаешь, фото недостаточно?

   – В нынешней реальности фотографии уходят на второй план, на первом теперь видео. А с панорамной съёмкой вообще должно круто получиться. Выложу потом у себя, Ютуберам предложу, и, может, даже в президентскую приёмную отправлю. Пока я на волне популярности, может зайти очень неплохо.

   – Сама справишься?

   – Я же самостоятельная девочка, – рассмеялась я и налила другу кофе в его любимую белую чашку, на которой две кошки переплетали хвосты.

   По дому разнёсся запах бодрости и арабских сказок. Мы ещё поболтали немного с Ясиком, и стало полегче. Всё-таки повезло мне с другом!

***

Погода была нелётной, но метель мне не помеха. Я собралась и, как в старые добрые времена поехала на железнодорожный вокзал. На выходе из подъезда прямо перед такси растрезвонился телефон.

   – Алло, узнала? – послышался преувеличенный задор в мужском голосе.

   Сердце ухнуло — Красницкий?!

   – Нет, – ответила я как ни в чём не бывало.

   – Жаль. Это Яша, Яндекс.

   За эти пару дней столько всего произошло, что я забыла, как зла на всё телевидение и на этого наглого рыжего, поэтому просто сказала, садясь на заднее сиденье серебристого Фольксвагена:

   – Ах, Яндекс? А не пошёл бы ты к Гуглу!

   – Всё-таки обиделась... – замялся он. – Ну я же говорил, что я не при чём! Я не монтировал ту передачу, доказать могу. Давай увидимся?

   – Расслабься, Яндекс. Мне всё равно некогда тебя нарезать, как сервелат, потому что я уезжаю. Пока! – ответила я и подтвердила по привычке заказ таксисту: – На Казанский вокзал, пожалуйста.

   И отбила звонок. У меня есть дело, оно точно не касается рыжих. Я прилипла к окну. Снег кружил, заворачивался в вихревые воронки, как и мои мысли. Опять о вчерашнем. Когда же это прекратится?!

   Вспомнилось любимое стихотворение Роберта Фроста «Огонь и лёд», которое я впервые услышала в «Сумерках». В переводе оно не произвело впечатления, а вот потом, в оригинале заворожило идеей, и я перевела его сама:

   Some say the world will end in fire,    Одни считают, что погибнет мир в огне,

   Some say in ice.            Другие льдами грезят напугать.

   From what I've tasted of desire       Но что желания творят во мне!

   I hold with those who favor fire. Я с теми, кто пророчит об огне.

   But if it had to perish twice,      А если миру дважды погибать

   I think I know enough of hate      Я с ненавистью так знаком,

   To say that for destruction ice      Что о ледовой гибели сказать

   Is also great               Могу легко...

   And would suffice.            И миру умирать.

   Как это сейчас было обо мне! Будто я и есть тот мир.

   Но я хочу жить, я чертовски жизнелюбивая! А что если лёд, который грозит гибелью, встретится с огнём, стремящимся уничтожить? В результате получится просто много воды. А она нужна человеку для жизни, каждый день – два с половиной литра. И ещё получится море! К нему-то я и еду...

   Я открыла свой аккаунт и набрала:

   #жизнелюбие — это дар, но им можно заразиться...

   10 Марк Аврелий

ГЛАВА 20

Иван

   «Шикарррная стерва Рррита», – гитарными рипами с блюзовыми нотками звучало в моей голове. Я шёл широким шагом по коридору собственного здания и улыбался. Все здоровались со мной с любезно ненавидящими взглядами. Суббота как суббота — лучшее время для работы в офисе! Особенно, когда в трёх проектах подряд запарка.

   Сотрудники предусмотрительно шарахались при виде меня от кофе-машин и изображали занятость. Шепотки зависали в воздухе. Становилось тихо и прозрачно.

   Архитекторы пачкали ковролин колёсами инвалидных колясок и даже не изображали любовь. Пусть ненавидят – в ненависти всё предельно откровенно, никакой фальши, никакой патоки. На хлеб не намажешь, зато нигде не слипнется.

   Уверен, ещё неделька, и наша компания действительно станет самой handicapped people friendly не только в рекламном буклете. Я на втором курсе университета ногу сломал, и теперь гораздо лучше понимаю колясочников и хромых. В Монако мне понравилось, как обустроено всё для людей с проблемами передвижения: лифты в скале, особые эскалаторы и съезды. Я аналогичное постарался в Сочи организовать – на выделенном мне для реконструкции участке.

   Ох, и поборолся я за этот объект! Картанян снова под ногами путался, но я его обошёл. Такой откат пришлось впарить чиновникам за выигрыш в тендере, что даже у офшорных банкиров чубчик бы зашевелился! Но я не поскупился: раз уж с Олимпийскими объектами я пролетел, то на реконструкции советского партийного санатория и его окрестностей возьму реванш. Реально хотелось сделать что-то достойное. Как раз против этого проекта Рита Монстр и развела свою бурную деятельность псевдоборца за лжеэкологию.

   А мне смешно! Я-то знаю, что никаких лесов мы не вырубали. Наш проект вообще не соприкасался с самшитовым ущельем. Поэтому даже учитывая дебилов, то есть человеческий фактор, моя «Герос Групп» уничтожить весь самшит побережья не могла. И если кто-то что-то рубил, мы к этому не имеем никакого отношения, а это значит...

   Я снова усмехнулся, смакуя свой коварный план и представляя горящую прекрасную задницу Риты Монстр. Приятная гадость приносит радость. Мысли о ней тоже.

   Странно, вроде бы надо было злиться, звонить снова адвокату или безопасникам по поводу вчерашнего фото, а мне не хотелось. В соцсетях засветилась только «Рррита на танке», очень эротичная и совершенно бессовестная... И у меня было потрясающее настроение.

***

– Здрасьте, Иван Аркадьевич, – пропела Регина в приёмной, единственная, кто всегда был так же бодр, как и я.

   Всё потому, что она тоже живёт одна и тоже счастливо. Кстати, в шикарной квартире, которую я продал ей от компании в рассрочку, обеспечив такими годовыми бонусами, что моя «боевая лошадка» ещё и одевается так, как мне нравится. С лоском, элегантно, и каблуками по офису цок-цок... – Кофе сегодня с ромом?

   – Без, – весело ответил я. – Закажи от меня вкусняшек этим лоботрясам из проектного отдела. А, и всем, кто сегодня трудится.

   – Сладких?

   – Всяких. И пиццу.

   – А вам?

   – Мне только кофе.

   Регина поправила чёлку и, кивнув, склонилась над столом. Дюймовочка, увеличенная до размеров кавалерийской лошади. Всё на месте: улыбка, грудь, волосы, попа, ноги. Всегда в коротком. Хватило одного замечания, чтобы она больше не заявлялась в офис в виде взмыленной домоправительницы.

   Я считаю, что секретарь должна ласкать взгляд, а не только соображать быстро, знать языки, делопроизводство и кто с кем спит. Идиоты те, кто не ценят секретарей. Ещё бóльшие идиоты те, кто трахается с ними. Уничтожают свой тыл. У женщин, которые о тебе заботятся, но которым официально ничего не светит, развивается партнёрско-материнский инстинкт, и они не предадут. Проверено. А бонусы я плачу Регине за умение молчать. Этот скилл покруче умения быстро печатать.

   Она оповестила, как обычно с блокнотом в руках:

   – Иван Аркадьевич, документы на подпись в красной папке, срочные в синей. Звонили из типографии, привезут постеры для предвыборной кампании. В одиннадцать у вас обсуждение бюджета по маркетингу. В два часа обед с Савёловым из Мосгордумы. Бобров звонил, но не передал ничего. И ещё вас спрашивала ведущая с телевидения, Катерина Белинская.

   – Белинскую в сад, про Савёлова ещё раз напомнишь. Постеры покажешь. Маркетологов, – я глянул на часы, – на ковёр без опозданий.

   – Вам звонил ваш друг Дамир, – сказала Регина.

   – Давно?

   – Час назад.

   – Почему не перевела?

   – Вы были вне доступа.

   Точно, я ещё спал.

   – Набрать?

   – Нет, я сам.

   Я сел в кресло, крутанулся, взял телефон, чтобы набрать Дамира, и опять меня странным образом занесло в её блог. Я смотрел в синие глаза лгуньи и не обращал внимания на треньканья выделенного телефона.

   А кто-то робко названивал мне: ждал три гудка и сбрасывал, словно стеснительная муха, слетевшая с навоза и кружащая над шашлыком – и пахнет хорошо, и мухобойка где-то рядом. На четвёртую попытку «не дозвониться» я снял трубку.

   – Да?

   – Иван Аркадьевич, – послышался голос Боброва. – Вы заняты?

   – Слушаю тебя.

   – Но, может, лучше позже перезвонить?

   Хм, мир перевернулся? Или Рита Монстр ушла дальше соцсетей?

   – Говори уже!

   Выдох обречённого на казнь.

   – Иван Аркадьевич, вы новости читали сегодня?

   – Только биржевые.

   – Откройте хотя бы Яндекс. Забейте свое имя в поисковую строку новостей.

   Я ткнул на кнопку браузера, быстро пробежал пальцами по клавиатуре.

   – И что там?.. Чёрт! Уже увидел...

   На экран перед моими глазами высыпалось несколько десятков новостей в стиле: «Блогерша против миллиардера: в воздухе пахнет кровью», «Глава строительной корпорации уничтожил лес», «Планета стонет от таких, как Иван Красницкий: древний самшит исчез с лица земли».

   – Сто новостных агентств написали о вас, – пробормотал Бобров.

   Вошла Регина с постерами в руках:

   – Иван Аркадьевич, агитационные плакаты принесли. Куда их?

   – Туалет обклеить, – рявкнул я. – Тимур, организуй грамотное опровержение, задействуй всех: пресс-отдел, юристов, всех!

   Регина быстро выскользнула из кабинета. У меня застучало в висках.

   – Мне надоели шуточки этой... блогерши! Пора ставить её на место! Мы ничего не вырубали!

   – Иван Аркадьевич, – сглотнув, сказал Бобров. – Там не о вырубке. Вы почитайте хотя бы одну из статей. Наиболее полная информация на РИАРус.

   – Прочитаю! А ты тащи свой зад в офис! Ты где вообще?!

   – На телевидении. Жду аудиенции с главным продюсером, как вы велели.

   – Отбой! Пока не разберёмся с этим дерьмом, нам там делать нечего!

   Я положил трубку и, развернув статью на РИАРус, пробежал глазами по строчкам:

   «Самшит колхидский – это вид, относящийся к реликтовым, занесённый в Красную книгу России, Абхазии, Грузии, он уникален и отличается от других, более осовремененных видов самшита, а потому требует особой охраны...»

   Бла-бла-бла...

   «Строительная корпорация «Герос Групп», владельцем которой является Иван Красницкий, занималась реконструкцией санатория и прилегающих участков. В процессе озеленения корпорацией были ввезены необработанные импортные саженцы, заражённые самшитовой огнёвкой».

   Что за чёрт? – я расширил глаза.

   «Бабочка-паразит, относящаяся к восточноазиатскому виду, не имеет природных врагов, и поэтому начала быстро размножаться в благоприятных условиях. Никакие меры по уничтожению паразита представителями корпорации приняты не были, несмотря на обращение местных экологов...»

   У меня зачесалось под коленкой.

   «В результате преступного бездействия бесценный памятник природы «Самшитовая роща», расположенная там-то... чудом сохранившийся пример древних колхидских лесов, практически исчез с лица земли».

   Я сглотнул и на автомате скатал бумажку в шарик.

   «Ко всем обращениям волонтёров и представителей экологических организаций Иван Красницкий и другие руководители подразделений корпорации «Герос Групп» остались глухи... Чиновники ответственных ведомств тоже предпочли бездействие...»

   Зазвонил телефон, я отбил звонок.

   «Я не уверена, что Самшитовую рощу можно спасти... Но не стоит забывать, что сегодня также велика опасность распространения «восточноазиатской чумы» на ещё уцелевшие участки и лесные фонды Сочинского национального парка и Кавказского биосферного заповедника».

   Я вытер пот со лба и замер, как соляной столб.

   Что же получается? Что она не лгунья? И кто в таком случае я?

   И снова зазвонил телефон. Адвокат.

   11 Дружественной к людям с ограниченными возможностями (англ.)

   12 От англ. Skill – умение, навык

ГЛАВА 21

Иван

   Маркетологи собрались за круглым столом со своими презентациями, зашелестели листками, притихли. Инна Бердкович начала со вступления про новый подход, свежие тенденции в визуальной рекламе, в видео и интернет-фишках в следующем году, из которых истекали миллионные затраты.

   Я слушал одной своей половиной и смотрел на слайды и подчинённых безмолвно, будто губы склеились. Адвокат сказал, что мы могли бы подать на неё в суд за клевету, но факт клеветы ещё стоило доказать. Не факт, что удастся. Внутри свербило, как если бы меня с размаху с байка долбануло об асфальт и содрало кожу на груди. Самолюбие жгло? Или это была совесть? Хм, по мнению Риты Мостер, такого атавизма, как совесть у меня нет! Может, и нет. Какой в ней смысл? Я не герой Толстого. Но всё-таки жгло...

   В голове между цифрами и маркетинговым бла-бла-бла обрывками болтались мысли, куски из фильмов и строки из песен старого-престарого альбома рок-группы «Алиса». То, что он вспомнился мне, было аномально, но постсоветская готика и «заупокой» песен Константина Кинчева очень соответствовали настроению.

   По всему телу разливался холод. Не каждый день узнаёшь, что стал одним из тех, из-за кого целый лес накрылся. Не важно, колхидский он, древний, или берёзки с рябинками... Лес!

   Было тут недавно громкое дело о Химкинском...

   Но у меня юристы попроворнее, и впарить мне лишнее не удастся, в моём случае только халатность. Хм, а за халатность сажают. Снова холодок пробежал по спине.

   В презентации понеслось видео с рекламой в «Цветах Поднебесья», а меня разобрала досада: я же хотел, как лучше!

   Отчётливо помню, что сам дал распоряжение Зульфие Закировне из поставок не скупиться на саженцы и привезти из Италии самый смак, чтобы получилось, как в Монако. Даже лучше, идеальнее, потому что без «парле-ву-франсе». Дело застопорилось на таможне, ввозимым растениям грозил карантин и прочая ерунда, а у нас горели сроки. Дали кому надо «на лапу», решили вопрос обходным путём. Ну и что тут такого? Без взяток вообще бизнес не выстроить.

   Я выпил воды, потому что внутри опять стало едко, противно, как от патоки. Наверное, от улыбок старшей по маркетингу, готовой зализать меня за бюджет, как мамин пудель. Вот чего она улыбается? Всё равно половину запрошенного срежу.

   Я ещё глотнул воды из стакана. И вдруг вспомнилось, как с Дамиром и ребятами из «Грязного Джо» курсе на третьем мы шатались по той самой Самшитовой роще, в водопаде купались. Мы даже забурились на самый верх, куда не вела туристическая тропа и, как дураки, счастливые, орали со скалы. Пахло там по-особенному, как только на море и пахнет, точнее, на нашем море. И было всё по настоящему, без фальши и патоки. Пацаны под гитары пели:

   «Нас поднимали вовсю сонетом, мы же стремились вниз,

   Их имена героических песен, наших тарелок слизь... »

   В груди снова сжалось что-то и ёкнуло. Настоящего в мире больше нет. И герои вымерли. Всем что-то надо.

   Инна Бердкович бодро перескакивала со слайда на слайд – там раскладывались весёленькие диаграммы в виде пирогов, топорщились цветастые графики, выползала анимация, сумасшедшее 3Д. А у меня в голове параллельно пел Кинчев про театр теней и царапались мысли.

   Итак, Рита Мостер — революционерка, борец. А я хреновый буржуин, жадная морда в рябчиках и ананасах? Так она меня видит? Да какое мне по сути, дело?

   «Она называла тебя негодяем...» – Напомнил Кинчев. Голосом шакала Табаки ехидно пропищало в довесок: – «А ещё червяком, она называла тебя земляным червяком!! »

   Снова внутри стало неприятно.

   Инна Бердкович остановилась на последнем слайде и посмотрела на меня выжидающе.

   А я продолжал молчать.

   Оставалось только сказать подчинённым, заглядывающим мне в глаза и пытающимся разгадать, к чему ведёт это молчание: «Слышите меня, бандерлоги?» чтобы в ответ раздалось: «Мы слышим тебя, Каа...»

   Блин!

   – Спасибо за презентацию, Инна, – чужим голосом сказал я только потому, что пауза затянулась.

   – А бюджеты, Иван Аркадьевич? – ошарашенно уточнила Инна Бердкович. – Вы одобряете? С первого раза?

   – Нет. Фидбэк получите позже. Объявляю перерыв на полчаса.

   Я же не буду ей говорить, что у меня сейчас каша в голове, а речь идёт о деньгах. Важным ради срочного люди моего масштаба не жертвуют. Тем более, что не всё срочное оказывается важным.

   Делегация под знаменем маркетинга потянулась к дверям.

   И тут меня аж подбросило: делегация... Да я не помню никаких экологов! А они вообще приходили? Может, это тоже развод? Я же задним местом чувствую, что меня дурят! Кто и в чём, пока не знаю, но я тут не эмо-девочка, чтобы сидеть и страдать! Я выясню, кто! И шкуру сдеру.

   Как только след маркетинга выветрился, как дым в открытое окно, я рванул к секретарю.

   – Регина, ко мне приходили в этом году на приём экологи? Какие угодно: гринписовцы, хренисовцы, даосы нефритового жезла или недоношенные дети природы?! Если да, когда это было? Или не было?! Мне нужна абсолютно точная информация.

   Сосредоточенный и понимающий взгляд в ответ. Затем в CRM-менеджер. Шелест страниц в ежедневнике. Поджатые губы.

   – Представители организации «Зелёный мир» записывались к вам на приём в конце августа.

   – И что было потом? – хмурился я.

   – Вы их не приняли. У вас не нашлось для них места в расписании.

   – И они так просто ушли?

   Регина снова повозилась и ткнула пальцем в нужное.

   – Нет. Они настаивали на встрече, вы категорически отказались и велели отправить их к «Внешним связям», я и перенаправила их к Фелистратову.

   – Его сюда, живо!

   Регина уставилась на меня недоуменно:

   – Но, Иван Аркадьевич, он ведь умер...

   – Как умер?! Какого чёрта?! – я опешил.

   – Под машину попал. В сентябре ещё.

   – Удобная отмазка, – выдохнул я, а в висках затикало. – Тогда ко мне Закировну из поставок.

   – У неё выходной сегодня.

   – Значит, дозвонись! – рыкнул я. – И чтоб она была тут, хоть из преисподней.

   – Иван Аркадьевич, а что делать с журналистами? Уже второй час одолевают.

   – Шли их к Фелистратову! – буркнул я.

   – На тот свет?!

   – А что? Прекрасное место, я считаю. Там уже интервью будут брать у них. Этот, как его, Пётр с ключами!

***

Начавшись криво, весь день пошёл наперекосяк. Встречу боров из Мосгордумы отменил, сославшись на то, что «я сейчас слишком на слуху», Закировна, как выяснилось, уехала кататься на выходные на Красную поляну с семьёй. Трубку отключила, словно почуяла. Журналисты одолевали моего секретаря и продолжали наседать на охрану в холле. Долбанный Картанян в статье в РБК высказал своё мнение об ответственности застройщика и щедро разлил грязь на онлайн-страницы, вскользь и скандал в Карловых Варах упомянул, но так, что ни к слову не придерёшься. У него тоже адвокаты хорошие...

   Я твёрдо решил не пороть горячку и не отвечать, пока не выясню всё сам. Погода, по-прежнему, стояла нелётная. Все дороги вели в Сочи, но не на поезд же садиться!

   В три часа я бросил дела и поехал к Дамиру. Потому что я ему так и не перезвонил, что странно – ведь друг. Реально настоящего в жизни нет или так мало, что с трудом различаешь. Но и на то, что есть, почему-то вечно не времени. А я уже чертовски устал от патоки...

   13 Песня «Шестой лесничий», одноименный альбом, рок-группа «Алиса»

   14 Из мультфильма «Маугли»

   15 От английского feedback – обратная реакция, ответ

ГЛАВА 22

Иван

   Я сбежал вниз в полуподвал на Пятницкой. Чуть не загремел носом вперёд, поскользнувшись за две ступеньки до крашеной чёрной двери с табличкой «Закрыто». Чёртовы итальянские ботинки! Хороши для красных дорожек, полное дерьмо для прогулок по Москве в дни снежных заносов.

   Я толкнул дверь. Звякнул колокольчик. Полутьма бара “Lemon&Cork” встретила меня теплом и сухостью, как чрево оголодавшего кита. Я стряхнул с головы и плеч снег, постучал подошвами, сбивая его на коврик.

   Мои шаги отозвались эхом. Акустика здесь что надо. Деревянные стулья возле грубо сколоченных столов, погашенные лампы на цепях с потолка, пол в крупную, вытоптанную клетку. Сейчас она казалась синей. Вагонка на стенах, кирпичные колонны, балки на потолке. Максимально просто и оттого хорошо.

   Только арочные оконца, подглядывающие из-под сугробов за шагающими мимо чужими ногами в сапожках, ботинках, уггах и меховых кроссовках, претендовали на ретро в стиле трактира на Пятницкой. Но меня не обманешь. Всем известно, что здесь самые-самые, элита рока, дают акустические концерты, лабают блюз, иногда фанк, но чаще откровенный рок-н-ролл. Они поднимают крышу и ленивых со стульев, барабанными перебивками не позволяют офисному планктону на верхних этажах засиживаться на работе. Зато директорат банка может быть уверен, что охрана на рабочем месте не спит — нет шансов.

   Но в шестнадцать ноль-ноль здесь слышен только звон перетираемых бокалов. И то не сейчас. За барной стойкой, освещённой яркой лампой, никого не было. Круглые табуреты пустовали.

   – Эй, – крикнул я бутылкам на стеллаже, – есть кто живой?

   Похлопал для верности ладонью о стойку.

   Ни ответа, ни шевеления.

   – Дамир!

   Тишина.

   Неужели я с ним разминулся?! Он всегда тут, после обеда уж точно.

   Настроение и так было ни к чёрту, а теперь досада размазала горечь сверху смачным плевком. Я разворчался, как старый дед, что надо было договариваться о встрече и не выпендриваться, надо было то, надо было сё. Аж закололось внутри раздражением и недовольством. Можно позвонить, конечно...

   Но именно сейчас хотелось без скайпа и гаджетов, запросто, в реале увидеть вечно небритую рожу Дамира, его улыбку индейца навахо, прозрачные глаза накурившегося травки шамана, видящего, что у тебя за душой. Хотелось обняться, поржать, без причины сотрясая воздух, а потом сесть за столом друг напротив друга и спросить без всяких: «Как сам?».

   Но я тут один стою и зову, как дурак.

   И вдруг до щемящей боли в груди я понял, как мне этого не хватает!

   Отчёты, бюджеты, советы директоров, стройки, поставки, жирные лапы серых пиджаков, приманивающих взятки, как цыплят; презентации, звонки по бизнесу в три часа ночи, ухищрения, техники переговоров, этого всего так много! Майбахи, Куршавели, пентхаузы, понты – это моя жизнь. Такая, какую я хотел, какую сам построил. Целеустремлённо, жёстко, по кирпичикам. Где-то обманом, где-то зубами выгрыз. Никто ведь особо не мечтает поделиться местом под солнцем, но я своё взял. Я был на сто процентов уверен, что это «моё», и мне было интересно!

   Но я и представить себе не мог, что там будет не хватать главного – простоты.

   Простота – это такая фишка, которую за деньги не купишь. Можно попытаться, но всё равно не то. Ведь наступает момент, когда нахаваешься досыта трюфелей и чёрной икры, когда начинает тошнить от пафоса и осточертевают изысканные десерты от французских поваров, поданные с фейерверком в пруду из шампанского.

   Именно поэтому Алевтина Петровна жарит мне дома на ужин обычную картошку с чесноком, яичницу с ГОСТовскими сосисками и блины с яблочным повидлом. Только Алевтина Петровна в курсе, где достать такое, как было в детстве – советское, неопределенного цвета и консистенции. Самое вкусное. И она не мучает меня неврозами и истериками на пустом месте, как мама. Они, кстати, тоже отдают чем-то ненастоящим. Поэтому я никогда Алевтину Петровну не уволю. Даже если она будет старой и начнёт забывать, где оставила зубы.

   Простота – это такая фишка, при которой ты имеешь роскошь побыть собой. Кажется, что может быть проще? А ничего нет сложнее – когда на тебе столько масок и панцирей, обязательств и ответственности, чёртова тысяча людей, за которых тоже ты отвечаешь.

   Какой, нафиг, «быть собой»? – скажут мне партнёры по бизнесу, чиновники, политики и те же архитекторы, которые меня ненавидят, и конкуренты. За любую слабость удавят. Я не имею права на уязвимости, только в качестве опыта, чтобы в следующую минуту ответить и ударить больнее. Наступить на того, кто пытается переехать меня.

   Только я устал.

   Оставил, конечно, для разрядки красивые женские тела, рок и одиночество. А ещё осознание того, что у меня есть единственный настоящий друг. Дамир. А я его уже два месяца не видел.

   Я бросил пальто на спинку стула.

   Кажется, я совсем расклеился. Эдак недолго и грипп подхватить. Я выдохнул, зашёл за барную стойку и сам плеснул себе в стопку рома. И вдруг тишину надрезал гитарный аккорд. Я рванул на него.

   Дамир!

   Улыбка сама полезла на лицо. Ну, я реальный дурак — не догадался посмотреть на сцену! Мой друг с русыми с проседью волосами, убранными в хвостик, с парой прядей, падающих на лицо, в здоровенных наушниках, как укуренный Чебурашка, сидел на стуле и рассматривал бумажку на пюпитре. Потом почесал нос и начала перебирать по струнам.

   Не слышит ничего за своим «минусом», вот балда!

   Я взял стул за спинку одной рукой и пронёс его, поставил на невысокую сцену и уселся напротив Дамира. Только тогда он меня заметил. Глаза расширились. Выматерился радостно и стянул наушники.

   – Ванька! – прозвучало офигевшее.

   – Привет, братан.

   Гитара в сторону. Обнялись. Масло. Аж в душе просветлело.

   – До тебя не дозвониться, олигарх! – щербинка между передними зубами его улыбку не портила.

   – А ты вообще бриться перестал? – хмыкнул я, глядя на почти моржовые усы друга и русую подросшую бороду.

   – Хипую, – заржал Дамир и снова взял в руки любимый «Фендер ». – Послушай.

   Он выткнул наушники из мини-пульта и начал играть. В динамиках зазвучал аккомпанемент блюз-бэнда. Я узнал классику – «Лалу». Дамир пел тихо, со связками у него давно проблемы. Зато играл великолепно, запойно бегая пальцами по струнам и потряхивая головой в такт. Я невольно стал постукивать ботинком тоже. Дамир доиграл песню до конца, поглядывая на ноты. И, закончив, расцвёл.

   – Масло!

   – О да, – улыбнулся я.

   – Ты не хочешь? – он протянул мне свою святая святых, заказанную из-за океана гитару.

   Я покачал головой.

   – Нет.

   – Кислый ты, брат, – заметил Дамир. – Нелады?

   – Есть немного.

   – Ну, я читал немного про твоё немного. Хрень, конечно. Поговорить хочешь?

   Я пожал плечами.

   – Что-то у тебя рожа синяя, Ванька. Обедал?

   – Да пофиг... Забыл.

   – Сейчас я Варьке скажу, чтобы креветок нам в карри сбацала. Под пивко. И фри с луковыми колечками.

   Дамир встал со стула. Крепко сбитая татаро-славянская помесь: широта души и мусульманское гостеприимство, никогда не отпустит голодным. Я не стал ломаться. Желудок уже к спине прилип.

   – Вообще это нонсенс, но факт, – хмыкнул Дамир по пути в кухню, у служебного выхода обернулся и сказал: – Иванидзе, ты можешь позволить себе что угодно, а поесть вовремя забываешь. Желудок испортить не боишься?

   – Нет. Люди боятся, что умрут от язвы или рака. А у меня есть для них чудесная новость — все умрут в любом случае. Ни один не выживет.

   Наш смех усилило эхо, и Дамир скрылся за тёмно-красной дверью. Исчез надолго, будто поплыл сам креветок в аквариуме вылавливать и откручивать им хвосты.

   Белый Фендер призывно смотрел на меня, намекая на близость. Почти, как подвыпившая девица у бара. И я не выдержал, взял его в руки, огладил изгиб, приладил на колено. Почувствовал добротный лак под пальцами, струны, рифы. Как-то само собой заигралось из забытого. Не так, как Дамир, конечно, неуклюже – пальцы отвыкли, но наружу постучались слова, возникшие из подсознания. Опять «Металлика» и их “Nothing Else Matters». Начал помогать себе стуком носка вместо метронома, увлёкся. И стало так хорошо, будто только это и нужно было. Как аспирин при больной голове.

   Я перебирал струны, прикрыл веки и вдруг представились сами собой синие глаза. И неожиданное осознание – а ведь то, что я принял за исключительно качественную игру, оказалось правдой. И меня будто мешком с цементом по голове шибануло: они тоже настоящие! Её глаза. И ненависть. И жар. И поцелуй.

   По спине пробежали мурашки.

   Я так отвык от настоящего, что перестал распознавать. Дожились! И чтобы выбросить откуда-то исподволь подкрадывающееся смущение, я начал играть снова. И слова припева, натужившись, вспомнил, чтоб только не думать. И опять, и опять. Лучше три раза спеть один куплет и припев, чем ныть.

   – А я до сих пор жалею, Ванька, – послышалось из-за спины, – что ты бросил нас и нашего «Грязного Джо» и занялся, как ты заявил, «серьёзными вещами». У меня от твоего тембра сейчас мурахи размером с американских тараканов по рукам ползут!

   Я обернулся. Дамир стоял с подносом в руках над ближайшим столом.

   – Тараканам место в голове, – заметил я, откладывая гитару и вставая.

   – Там уже другие всё заняли, больше билетов не осталось, аншлаг, – сказал Дамир и ткнул пальцем на кнопку пульта.

   Негромко запел Гэри Колеман про то, что небо плачет .

   – Но без шуток: когда тебе настохренеет быть строительным магнатом, у тебя всегда будет место.

   – А нынешнего фронтмена твоего бэнда в переход пошлёшь с гитарным кофром?

   – У нас фронтменша, – поправил меня Дамир, наливая пиво в высокие стаканы. – Заглянул бы хоть раз с сентября, знал бы.

   – Угу... – Мне даже шутить по этому поводу не хотелось.

   Дамир устроился напротив, подвинул ко мне тарелку с хрустящими красно-рыжими креветками.

   – Что там про Самшитовую рощу? Правду пишут или опять брешут, сволочи?

   Он облокотился на стол и смотрел на меня прямо. С креветкой в руке, зависшей над соусом, как рука судьи с молотком перед принятием резолюции. Кому угодно другому я бы сказал иначе, но в шаманские глаза друга врать не получилось.

   – Я сам об этом узнал из новостей, – я опустил голову, креветка пучеглазилась на меня тоже, словно хотела подчеркнуть, что всем нам быть поджаренными – в соусе, на шпажках или попросту в кастрюле с укропом, так что чего уж выкручиваться. – Думаю, мой косяк.

   – Хреново.

   – Угу. Не то, чтобы я специально ввозил паразитов. Но компания моя, сотрудники мои, и вся херь на мне.

   – Роща – та самая, где мы с ребятами на втором курсе...?

   – На третьем.

   – Жаль, хотел туда летом дочек свозить.

   – Хочешь, врежь мне, – поджал губы я.

   Дамир усмехнулся.

   – Лучше креветок ешь. Остынут, будет не то.

   Я уныло повозил продуктом моря в желтоватом соусе. Из кухни выскочила жена Дамира, Варька, полноватая после последних родов, с соломенного цвета косой, как с иллюстрации русских народных сказок.

   – Ванюш, привет! – радостно воскликнула она, подавая нам гигантские порции фри и луковых колец в кляре. – Пришёл, наконец! А мы тебя уже потеряли! Кристи и Лиза спрашивали, где дядя Ваня! Ты хоть нашу ёлку не пропусти!

   – Спасибо, Варь. Постараюсь, – ответил я, всё больше чувствуя себя гадом. – Ты мне скинешь в мессенджере, о чём они там мечтают? Я понятия не имею, что нравится маленьким девочкам.

   – Купи вертолёт на радиоуправлении, – подмигнул мне Дамир.

   – Только не вертолёт! – Варька шутя стукнула его по плечу, улыбнулась и оставила нас, «мальчиков, дальше секретничать».

   Я посмотрел вслед и вдруг понял, что сравниваю её с блогершей. Улыбка сошла с моего лица. К вечеру это больше забавным не казалось.

   – Я поеду в Сочи разбираться, – вернулся я к теме, – посмотрю, что можно сделать. Самое досадное: хотел реально, как лучше, но сейчас сам слышу, что это звучит гнилой отмазкой.

   Я поморщился.

   – Поезжай. Мужик должен отвечать за то, что делает. Только знаешь, что скажу? Твоя проблема в том, Ванька, – сказал Дамир, не стесняясь вымазывая пальцы в соусе, – что ты стал слишком серьёзным и забыл про то, что жизнь – штука своеобразная. Если ты перестанешь шутить с ней, она начнёт шутить с тобой.

   – Не понял, что ты имеешь в виду?

   – Я о лёгкости. Знаешь там всякие эти слова про радость момента и прочее, как даосы говорят. Не в обиду, но видел тебя в записи на ТВ, и ты там натуральный напыщенный индюк. Честно, так серьёзно себя нести – отстой. Вселенная пустит тебя на смех, как стендаппер в Камеди Клаб. И опустит. Больно. Ведь юмор у неё местами чёрный. Вон та закоренелая циничная блогерша, которая на тебя наезжала, и та выглядела лучше. Честнее.

   – Да она не такая, – нахмурился я, мне почему-то стало неприятно. – Телевизионщики нарезали все слова и переставили, как хотели. Мои юристы уже выкатили им претензию.

   – Реально?

   – Чтоб мне один шансон слушать, – усмехнулся я.

   – Козлы.

   Я потёр подбородок.

   – А ты прав, братан, насчёт «на смех». Я с первой подачи не понял, теперь понеслось снежным комом. – Я вспомнил о фотографии в ночном клубе. – Думаю, это далеко не всё.

   – Даже так? – скорчил умную рожу Дамир. – А это не заказ? Ты же на горячее место начал претендовать. Думаю, в законодательное собрание Москвы желающих больше, чем девочек на кастинг клипа у Димы Билана.

   Я так опешил, что даже моргнул. Он мои мысли прочитал? Что ж, фотография вполне может быть заказом. Однако следующее, что сказал Дамир, поразило меня ещё сильнее. Своей очевидностью.

   – Мне ж не всё равно. Я полез в петицию этой блогерши, и оказалось, что написала она её ещё в октябре. Да, народ там подписывался довольно активно, насмотревшись в конце сезона на гадость в присочинском лесу, но СМИ никак не реагировали. В соцсетях пронеслось и всё, считай заглохло!

   У меня пересохло во рту, и я хлебнул пива.

   – А тут ты делаешь «каминг аут» со своей кандидатурой на выборы, и тут же бабах! И как удобно – шумиха, сыр-бор, сначала вроде как тебя на телевидении показали, как серозадого зануду, типичного политика. Но уже на следующий день куда не ткни, попадёшь: Иван Красницкий – последний ублюдок, уничтожил лес. И даже если это твой косяк: не доглядел, не проконтролировал, лоханулся, в СМИ это выглядит, будто ты лично сажал эту етитскую бабочку на каждый куст и приказывал: «Жри, жри лес, а то раздавлю!» – Дамир макнул креветку в соус и съел. – Говорю тебе: это заказ.

   – Исключать нельзя. – Я промокнул салфеткой пивную пену с губ.

   – Я на твоём месте разобрался бы, конечно, на месте с рощей. А потом поговорил бы по-человечески с этой блогершей. Мне старшая, Крис, сказала, у них в школе обсуждали, что все блогеры живут на заказы рекламы и так далее.

   Я поморщился. Если б не то фото, воняющее подставой в ночном клубе, и если б она не поцеловала меня первой, я бы начал сейчас возражать.

   – Даже если блогерша не куплена, а реально борется за природу, за что ей плюс в карму, она по-любому может случайно вывести на заказчиков. Потому что манипулировать революционерами можно и без денег, – заявил Дамир. – Соответственно, сам заказчик или его посредник в числе её контактов точно есть.

   – Чёрт! – я подскочил. – А ведь ты прав!

   – Но я могу и ошибаться, – усато улыбнулся Дамир. – Это просто может быть чёрный юмор Большой Вселенной. Дошутилась же она однажды до Большого взрыва.

   – Ждать, пока мне голову начисто снесёт, я не намерен. Ты поэтому звонил?

   – Ну, с утра мне хотелось узнать, реально ли ты окозлел настолько, что об этом написали в газетах. А потом я подумал и пришёл к этм выводам. Но, знаешь, способность думать есть далеко не у всех.

   Я усмехнулся и откусил голову креветке. Ко мне вернулся аппетит и настроение хищника. Я мотнул головой на редеющее число креветок на блюде и добавил:

   – И тех, кто не умеет думать, обычно зажаривают в кляре. Кстати, вкусно!

   16 Марка гитары

   17 Gary B.B. Coleman “Sky Is Crying”

ГЛАВА 23

Рита

   Вы любите Казанский вокзал? Я испытываю к нему крайне противоположные чувства. Когда возвращаюсь с юга, я радуюсь ему, как первой бухте, как табличке с надписью «Москва, 0 км» после долгой и утомительной трассы. Я дома! Ура! Да здравствует купол над путями и станция метро Комсомольская!

   Но я испытываю ужас, когда являюсь сюда после уютного дома, современного торгового центра, симпатичного кафе, в общем, из любого мало-мальски приличного места. И ни с чем не сравнится моё попадание на Казанский вокзал в день прилёта из Франции прошлым летом.

   Сначала думаешь: что там та Франция, у нас даже круче; восторгаешься родными ёлками и берёзами вдоль шоссе, просторами и масштабами, а потом бац, и Казанский вокзал! Или мне так повезло, или в тот день там было вопиющее скопление немытых тел, мятых лиц, клетчатых кошёлок, многодетных таборов, скучающих гопников, типов с печатью криминала в ауре и плевков на тротуаре. И я поняла: нет, это всё-таки не Франция... Хоть да, там тоже никто не улыбается. Дело совсем не в купеческой архитектуре, соснах и широте проспектов, а в повсеместном напряжении и в выражении лиц: готовых напасть и готовых защищаться. Многие одновременно.

   С тех пор необходимость отправляться с Казанского вокзала даже в Богом любимое Сочи заставляет меня кривиться, делать вид, что я здесь на минуточку. Я приезжаю в последний момент и рывком к поезду. Потому что мне кажется, будто я тоже начинаю заражаться всеобщим напряжением и несвежим запахом. На этот раз проскользнуть по вокзалу быстро не удалось.

   – Рита! – выкрикнул долговязый тип с рюкзаком под табло с расписанием. – Эй, Рита!

   Я узнала в нём рыжего гения монтажных телештучек. Не в свитере под горло и без оранжевых лохм, торчащих в разные стороны, он выглядел вполне симпатично. Но я мысленно выругалась, сразу понимая, как Яндекс меня вычислил. Штирлиц провалил всё, что мог.

   Тип махнул мне рукой, чтоб уж наверняка, и направился ко мне.

   – Привет! – просиял Яша-Яндекс.

   – Привет и пока, – бросила я, с самым деловым видом катя чемодан за собой.

   – Да погоди, Рита! – он пошёл за мной.

   – Я уезжаю, поезд уже на пути. – Я смерила его взглядом. – И вообще не вижу смысла останавливаться.

   Не отстал.

   – Слушай, ну я же говорил, что никакого отношения к монтажу той передачи не имею. У меня вообще другие технические задачи: я подчищаю зрительный зал и общую картинку.

   – Ага, очень верю, особенно учитывая то, что ты мне показал перед выходом в эфир.

   – Да я просто хотел выпендриться! Перед тобой.

   – Удалось, – фыркнула я. – Свободен.

   – Нет, ты не поняла...

   Я резко остановилась, Яндекс по инерции пробежал вперёд на несколько шагов и резко обернулся. Я включила режим стервы и проговорила самым мерзким из возможных оттенков голоса:

   – Я поняла всё. И мне достаточно. Телевидение – это клоака, помойка, прачечная наоборот, где не отмоешься, а только запачкаешься. И так как у меня нет привычки общаться с представителями помойки, с тобой я тоже общаться не намерена. Ни в каком виде. Считай меня теле-шовинисткой.

   Лицо Яндекса вытянулось. Обиделся.

   Чудесно! Главное, чтобы отстал. Мне ещё соглядатая от федерального канала не хватало!

   Я зашагала, взяв немного влево, обогнула Яндекса и прямиком ко второму пути, над которым уже высился новенький двухэтажный поезд. Снег задувал в глаза, мешая изображать неприступную гордость. Ну и ладно, даже французские аристократы не могли сохранить лицо в наших морозах. От величия Наполеона остался только торт...

   Я показала свой паспорт проводнице в аккуратной форме, придерживающей одной рукой шапочку, чтобы не улетела. Ввалилась в четвёртый вагон, довольная, что избавилась от назойливого телевизионщика.

   Не успела я повесить пальто на вешалку в своём купе на втором этаже, как в дверной проём заглянула наглая рыжая морда.

   – А Чебурашка? – невинно спросил он.

   – Какой Чебурашка? – опешила я.

   – Из советского мульта. И крокодил Гена. А ещё милые дети из «Голоса»? И те, кто снимает «В мире животных»? А фигуристы, документальщики, балерины с канала «Культура» – это тоже представители помойки?

   Я развернулась к нему и сложила на груди руки.

   – Чего ты ко мне привязался?

   – Понравилась.

   Господи, я теперь точно знаю, с кого рисовали Чеширского кота!

   Я постучала пальцем по круглым часам на запястье и указала им на перрон.

   – Сказал? Молодец. Теперь тебе пора, поезд сейчас отправляется. Осталось две минуты.

   Вместо того, чтобы бежать к выходу, этот наглец, рыжий не только цветом волос, но и душой, нырнул в купе и уселся напротив меня.

   – Прекрасно.

   – Тебя высадят на ближайшей остановке и выпишут штраф.

   Он стянул дурацкую шапку и почесал за ухом – натуральный кот.

   – Неа. Я тоже еду на Юг.

   – Каким это образом? – я растерялась. – Как ты мог купить билет заранее? Или тебе кто-то доложил, что я... Кто тебя нанял?!

   – Слушай, ну ты что, из прошлого века? – хмыкнул Яндекс. – Ты села в вагон, я сразу онлайн купил билет туда же. Показал паспорт и зашёл. У меня выходные – аж три дня. Я приглашал тебя на субботу, а я слово держу.

   – А как ты купе угадал? – нахмурилась я.

   – Да никак. Я на первом этаже, ты на втором. Но всё равно вагон полупустой.

   – Ты забыл один важный факт.

   – Какой? – лукаво сощурился Яндекс.

   – Я твоего приглашения не принимала! – Я встала и указала на дверь. – Поэтому прошу на выход.

   – Не, ну Рит, ты чего?

   – Вон!

   В моём голосе было столько стали, что он всё-таки поднялся и отшагнул в коридор.

   – И что мне прикажешь делать в поезде одному?

   – Столбы в окне считать! – рявкнула я и, взглядом заставив его попятиться, показательно закрыла перед его носом дверь. И закрыла на защёлку.

   Не успела включить плейлист в телефоне, как в дверь постучали.

   – Вон! Оut! Fuck off! Отвали! – выпалила я.

   И услышала в ответ возмущённое грудным женским голосом:

   – Что вы себе позволяете, девушка?! Откройте, это моё купе! У меня билет.

   Упс...

***

– Ой, извините, – пробормотала я, краснея.

   В открытую дверь вплыла важная дама предпенсионного возраста, её чемоданы самым чинным образом внёс Яндекс. С выражением оскорблённого в самых лучших чувствах профессора из благородной семьи, которого обвинили в украденной кастрюле борща, он поставил багаж дамы в мехах. Кивнул ей по-гусарски и демонстративно вышел.

   Рожа протокольная!

   Дама с поджатыми губами стянула кожаные перчатки, смерила меня взглядом, как мошку. Коснувшись пальцем верхней пуговицы, больше похожей на брошь с перламутром, она заявила тоном генеральши:

   – К вашему сведению: я еду отдыхать! Так что все ваши дрязги, разбирательства и экспрессию оставьте при себе. Мне нужен покой.

   – К вашему сведению, – с дерзкой улыбочкой ответила я. – Я еду работать. В ночном караоке-клубе. Стриптиз-бабочкой. Так что вам не повезло.

   Дама пыхнула, повела плечами и продолжила бороться с перламутровой пуговицей. А я, понаблюдав за этим, не выдержала и добавила:

   – В нашем стриптиз-шоу вам бы за это точно не дали чаевых. – И доверительно прошептала: – Меняйте пуговицы на кнопки.

   Она прирезала меня взглядом и, к собственному счастью, больше ничего не сказала. Я воткнула в уши наушники и влезла с ногами на полку. Дама уставилась на мои разные шерстяные носки — один красный в белую клубничку, второй зелёный — в красную. Да-да, именно такие и носят в стриптиз-клубе, чтобы с эпатажем снимать последними. Снеговиков заводит...

   Дама пыхтела даже сквозь песенку Алиды. Я выкрутила звук на максимум.

   Мда, а так всё хорошо начиналось!

ГЛАВА 24

Рита

   Интересно, у всех видео-операторов в программу обучения включён «курс оленей»? Или мне так везёт?

   С оленями очень весело дружить, но упаси, Боже, иметь такого на собственной кухне и в чём-то более серьёзном, чем пижамная вечеринка. С Никитой я это усвоила ещё в восемнадцать, зато до сих пор друг другу рады. Мои девчонки удивляются, как можно дружить с бывшими? Может, с нормальными бывшими и нельзя, а вот с оленями очень даже.

   Яндекс – очевидный олень. Приятно, конечно, что он счёл меня такой неотразимой, чтобы с маху купить билет и запрыгнуть следом в поезд, но я ведь не просила. Некоторые «нет» не понимают, категорическое так тем более. Надеюсь, Яндекс хоть теперь понял и успел выскочить из поезда.

   Дама напротив нависала над столиком грудями дынного размера, обтянутыми ярко-малиновым трикотажем, так, словно хотела в меня ими выстрелить. Наверное, потому и не читалось. В наушниках об иронии пела Аланис Морисетт. Как чувствовала! Ясик говорит, что у меня музыкальные вкусы, как у старой бабушки, но мне нравится, а разве остальное имеет значение?

   Мимо окна проносились сосны – почти оранжевые стволы на белом фоне с серо-зелёными шапками хвои, густо покрытой снегом. При виде дремучих чащ мне всегда представляются истории про заблудившихся девочек, волков, леших, дедов Морозов и заснувших в сугробах подснежниках. Мне представляется, как оно было бы там — одной, в мороз, в лесу. Или думается, как раньше люди ехали на санях, закутанные в три тулупа, под одинокий звон колокольчика, отвечающего порывам метели. И вдруг представились глаза Красницкого, колючие, как ледяной ветер, серые, как это небо. Я обхватила себя руками. Бррр...

   Нет, хватит думать о всякой ерунде! Я еду в поезде, которому вьюга не страшна. Сама себе главред, оператор и спецкорр. И сейчас мне очень не помешает стакан горячего чаю и чего-нибудь не полезного типа шоколадного батончика. В дороге можно. Пойду попытаю счастья у проводника.

   Я переоделась в спортивный костюм, достала из сумки тапочки и вышла из купе. У последнего окна прямо перед ступеньками завис, опираясь на поручень, Яндекс. Ну что ты будешь с ним делать?!

   Он обернулся на шум закрываемой двери и сообщил:

   – Двести сорок семь.

   – Чего? – не поняла я.

   – Столбов.

   Я громко выдохнула и развела руками. Подошла и встала рядом.

   – И ты правда считал?

   – Не с самого начала. – Он снова уткнулся взглядом в окно. – Первым делом я забросил рюкзак в купе с сумасшедшей мамашей и такими же детьми.

   Я тоже опёрлась о поручень и посмотрела на проплывающие под стук колёс снежные пейзажи.

   – Послушай, а вдруг у меня есть парень? И я к нему еду?

   Яндекс пожал плечами.

   – Никогда не знаешь, что лучше. Или кто! – Он взглянул на меня многозначительно и опять перевёл взгляд на столбы. – Двести пятьдесят пять.

   Забавный. И профиль у него тоже симпатичный. Наверняка он в детстве снимался в Ералаше. В целом, Яндекс был очень даже ничего: высокий, ладно скроенный, яркий, нестандартный, под стать моим носкам. Но внутри ничего не ёкнуло, а ведь должно, если человек твой. Сердце просто обязано как-то обозначиться! Моё же спокойно качало кровь по организму, словно рядом не стоял молодой привлекательный мужчина, которому я страшно понравилась.

   Не то, что с Красницким – там даже на расстоянии имеет место буйство гормонов и полный хаос! Но это ещё хуже. Я читала, что отношения, завязанные на страсти, заканчиваются драмой.

   И вообще что может быть хорошего в том, чтобы быть вместе с циничным подлецом?

   Поцелуй, – вякнуло моё либидо.

   Разум ответил строго: один поцелуй ничего не значит!

   Я почувствовала, что представляю Красницкого и снова волнуюсь.

   Хм, одной мысли хватило, чтобы участился пульс? Как сказать организму «стоп»? Просто сбой программы какой-то, и меня он совершенно не устраивает! Может, и тут надо клин клином? Или хотя бы Яндексом?

   – Скажешь хоть одну причину, почему я могу тебе доверять? – спросила я с вызовом.

   Наглая рожа расплылась в улыбке:

   – Ты красивая.

   – Это не значит, что без мозгов.

   – Не значит. Но ты можешь как на детекторе лжи увидеть мою мимику, когда не вру. А я сейчас не вру.

   – Допустим. А с причинами доверия туго?

   – Я тебе сейчас скажу одну секретную инфу про ту передачу, – громким шёпотом сообщил Яндекс.

   – То есть ты разгласишь конфиденциальные данные, которые не имеешь права разглашать?

   – Точно!

   – Не думаешь, что это как раз противоположно доверию? – прищурилась я.

   – Неа. Это показывает, что я тебе доверяю. А как можно доверять тому, кому не доверяешь сам? И, соответственно, наоборот. По принципу отражения.

   Мне стало любопытно, но я не показала виду.

   – А по-моему, ты просто мухлюешь.

   – Тогда слушай, – Яндекс развернулся ко мне всем корпусом, чуть склонился и прямо в глаза прошептал: – У тебя не было шансов круто выглядеть на том ток-шоу, потому что Красницкий за него заплатил.

   – Тоже мне, секрет Полишинеля. Я в этом и не сомневалась. Такие только взятками и деньгами пробивают себе дорогу.

   – Насчёт взяток я не знаю, а вот рекламный пакет в прайм-тайм за бешеные бабки он купил.

   – Вполне логично. Но, увы, ты меня не поразил.

   Яндекс сделал загадочное лицо и добавил:

   – Но ты не знаешь, что на следующий день Красницкий выкатил претензию и потребовал бабки обратно!

   Я присвистнула. Яндекс торжествующе ткнул в меня пальцем:

   – Ага! Удивилась!

   – А почему? – хлопая ресницами, спросила я.

   – Я расскажу тебе об этом, только если согласишься со мной пообедать в вагоне-ресторане.

   Вот шантажист! Но внутри у меня заёрзало от любопытства, и я сдалась:

   – Ладно. Только я не сказала, что у меня нет парня!

   – А я не спрашивал, – гоготнул Яндекс.

   Что-то мне в нём определённо нравится.

   – Погоди, я сейчас переоденусь, – сказала я.

   – Не надо, ты и так красивая! Очень! – воскликнул Яндекс, словно боялся, что я передумаю. Потом перевёл глаза на мои ступни и подмигнул: – Так и знал, что в тебе есть что-то особенное.

   – Носки? – рассмеялась я.

   – Они многое о тебе говорят...

   – Я не звала тебя в психоаналитики. Так что, идём?

   – Только после вас. – С улыбкой кота перед сарделькой Яндекс вдавился спиной в поручень, пропуская меня вперёд.

***

Сине-белый вагон-ресторан со столиками и диванчиками, распределёнными по панельным ячейкам, был пуст. Пассажиры по старинке доедают взятых из дома кур в фольге, яйца и копчёную колбасу или ждут включённый в стоимость билета ужин.

   Мы с Яндексом приземлились друг напротив друга в самом центре вагона. Тётечка с печатью общепита на втором подбородке принесла меню. Оно интересовало меня меньше всего. Я сказала:

   – Чаю, пожалуйста, сразу. – И подалась вперёд. – Ну так что там с претензией Красницкого?

   – Чаем не отделаешься, – заметил Яндекс.

   – Ладно, пусть будет салат из свежих овощей и рис.

   – Рекомендую котлету по-киевски, – сказала официантка.

   – Я вегетарианка, – мотнула я головой.

   – А я нет, – обрадовался Яндекс. – Мне, пожалуйста, солянку, котлету вашу, лучше две. Чаю. Два. И девушке тортик, ты же будешь тортик?

   – А чёрт с ним, буду. У вас есть чизкейк?

   – Только «Рыжик».

   – Хорошо, путь будет «Рыжик». Говоряще.

   Как только тётенька в фартуке уплыла к кухне, как облако в туман, я повторила вопрос:

   – Итак, я тут, еду несут. Рассказывай.

   – Короче, на следующий день после шоу к нам заявились юристы от «Герос Групп» с документами о претензии к каналу и аннулировании договора о рекламе. Канал у нас дружный, слухи расползаются со скоростью света, поэтому у меня сразу же зашевелились на голове волосы.

   – А ты ведь не при чём, – хитро сощурилась я. – Если соврал, я вместо детектора лжи ткну в тебя вилкой.

   – Да ты коварная! – притворно испугался Яндекс. – Но вилку придержи на салат. Тебя я не «резал».

   – Звучит, как исповедь Ганнибала Лектора...

   – А на самом деле я солнечный и пушистый.

   – Няшка просто, если не приглядываться. Дальше рассказывай! Почему ты испугался?

   – Дело в том, что в речи Красницкого есть малю-юсенький такой дип-фейк. Никак у пацанов не склеивалась фраза с фразой, и пришлось вставить.

   – Что такое дип-фейк? – удивилась я. – То что фейк – подделка, это понятно, но почему deep ?

   – Это технология на основе нейросетей для того, чтобы делать фейковое видео, неужели не слышала? Нет? Странно.

   – А как его делают?

   – Да запросто: если есть масса фото или видео, машина определяет лицо по точкам, ты накладываешь это «лицо» на того, кто говорит реально, подключаешь голос, и всё. Как в «Аватаре». Там же не синие чуваки снимались... Ну, ты понимаешь.

   Я нахмурилась.

   – Ты хочешь сказать, что таким образом можно подставить кого угодно?

   – По сути, можно. Но с нынешним уровнем технологий если кусочек, то не видно, а качественный полный фейк, та ещё заморочь. У нас же не Коламбия Пикчерз. Но только это между нами – это страшный секрет. Прикинь, какой у меня к тебе кредит доверия!

   У меня расширились глаза. Теперь стало понятно, почему Никита Колесников хвалил ток-шоу и назвал меня «полностью натуральной». Дожили.

   – И вы сделали кусок фальшивого Красницкого?! – спросила я.

   – Да крохотный, секунд десять.

   – Он что, сам не мог сказать всё, что заказывал?

   – Ой, это такой монстр, к нему на кривой козе не подъедешь! Он наших продюсеров задолбал: кофе ему с ромом, стейк и мороженое подавай посреди ночи... Настоящие звёзды и те так не выпендриваются. Девчонки ему сценарий, а он: «Я сам, я никогда не говорю под диктовку». Предлагали порепетировать; прикинь, сама Белинская его уговаривала, неа.

   – И вы такого решили нарезать и украсить дип-фейком? – хохотнула я. – Вы что, идиоты?

   – Именно так наш главред и сказал.

   У меня под носом материализовался чай в белой чашке и дистрофичная половинка лимона на блюдце. А я даже забыла, что сижу в вагоне-ресторане: такой сюрреализм и во сне не услышишь!

   – В общем, – продолжал Яндекс лихо, – мы сначала смонтировали ток-шоу по стандарту, не так много и вырезали, а потом пришёл Миронов, наш главный, ужаснулся и сказал: «Клиент же (в смысле Красницкий) тут выглядит гад гадом, а нам заказали положительный образ! Срочно всё переделать!» И мы корпели до кружочков в глазах. Переделали. Прибежал Рабинович и завизжал: «Это же скука смертная! Где конфликт? Где драма?! Рейтинги упадут под плинтус! Переделать!» И мы снова арбайтен. Таким образом ты вернулась в шоу с наездом и наложенными охранниками. Картинка получилась сочная, начальство дало добро: не журнал «Работница», а нормальный глянец. Пустили в эфир, а потом нате вам — претензия! Я первым делом подумал, что обнаружили мой дип-фейк и сейчас меня начнут увольнять, а потом разделывать. Точнее, наоборот. Но обошлось, оказывается, фейка никто не заметил! – с гордостью выпрямился Яндекс. – Фирма!

   – Потому что там в принципе ничего настоящего не было, – сказала я, а в голове проскользнуло нечто похожее на удовлетворение – у нас с Красницким помимо губ было ещё одна точка соприкосновения – мы оба не любим, когда нас «нарезают». – Но ты прав, вилку надо отложить, а взять сковородку на кухне и «поблагодарить» тебя за подобные «картинки».

   – Да ладно, чего там? Ярко ведь получилось! – И добавил с лукавой искоркой тётеньке в фартучке, принесшей нам на подносе заказ: – Вы ножичек и вилку уберите, пожалуйста. Мы будем есть ложками. – И мне подмигнул.

   – Ложкой тоже можно очень хорошо в лоб зарядить, – заметила я.

   – Это не экологично.

   – Зато дёшево, надёжно и практично.

   – Ты просто не умеешь правильно ток-шоу смотреть! – заявил Яндекс.

   – О, а надо правильно? – саркастически поджала я губы, понимая, что наврал он всё про то, что не имеет отношения к моему «выступлению». Очевидно же, что имеет!

   – Конечно! Нас, телевизионщиков, этому отдельно учили, – гордо излагал Яндекс. – Это ведь не Шекспир, а Warcraft или World of Tanks для бабушек. В любом ток-шоу должны сталкиваться не просто люди с мнением, а глобальные тренды. Вот у вас с Красницким: экология против бизнеса, и сразу же в довесок – спокойствие нации против интернета. Хорошая тема! Хотя Красницкий сам же всё и запорол. Наша передача, другие житейские, политические дебаты и все остальные под эгидой ток-шоу дают упрощённую картину мира и бой на уровне комиксов. Народ-то тупой!

   Я скептически поджала губы. Яндекс не заметил.

   – Да, мы делаем комиксы! Просто подростки смотрят Марвел и Ютуберов, а бабушки — ток-шоу. Мы создаём комиксы для тёток, задолбанных ценами, внуками, борщами каждый день, мужем-алкоголиком, хорошо, если он есть, и соседкой Валюхой, которая подлюка. А в итоге получаем чувство мировой справедливости, которое с удовлетворением испытает любая бабка из Верхнегадюкино. Она решит «вот, хоть где-то все сволочи наказаны» и пойдёт дальше капусту солить. Мы делаем достойный продукт!

   – А ты знаешь, Яков, вот слушаю тебя, и создаётся впечатление, что ты ещё больший беспринципный циник, чем тот же миллиардер Красницкий! – сказала я, отодвигая от себя салат, к которому так и не притронулась. В горло не полез.

   – Да ладно! А ты, что ли, идеалистка? – возмутился Яндекс.

   – По крайне мере, я не мешаю обувной крем с шоколадом и не считаю, что это хорошо.

   – Но ты же рекламируешь всё что ни попадя в своём блоге, я смотрел!

   – Я рекламирую только то, что попробовала на себе. Да, я зарабатываю гораздо меньше многих блогеров, но это моя позиция: мне не должно быть стыдно!

   – Можно подумать, ты никогда не ошибаешься!

   – Ошибаюсь. И стыдно мне бывает. Но не за то, что я делаю осознанно.

   – Слушай, о чём ты? Какая осознанность? Кто вообще об этом сейчас говорит? В мире существует спрос и предложение! Если клиент платит, значит, это нужно! Тут даже рассуждать не надо! У любой самой нищей семьи сейчас в доме стоит телевизор. Молодёжь ладно, они потерянное поколение, а пенсионеры без телека удавятся. Пенсионеры и домохозяйки хотят шоу, мы показываем им шоу. На их вкус и кошелёк. И никаких кви про кво, все знают, что получат!

   Яндекс улыбался и был доволен собой.

   Я молчала, разглядывая великолепный образчик современного молодого человека – всё на месте: внешность, чувство юмора, мозги, хотя насчёт последних не уверена, талант в монтаже в любом случае имеется; а совесть отключена. Просто нет такой функции, возможно, она не прописана изначально. Или атрофировалась за ненужностью.

   – А ты сам ток-шоу смотришь?

   – По работе, да.

   – А так?

   – Я что, дебил, что ли?

   – А остальные, выходит, дебилы, – констатировала я.

   – Не утрируй! Дебилов много, мозги им не нарастить! Верят во что попало и хотят ещё!

   Я кашлянула в кулак.

   – А я, получается, тоже дебилка? Только знаешь, я ни капли не верю теперь, что ты в монтаже передачи участвовал выборочно. Даже представить трудно тебя, говорящим: ах, извините, эту девушку я трогать не буду, она мне понравилась, поэтому давай ты, Рабинович, вставишь в диалог вот эту всю нелепицу и пусть она выглядит дурой. Дура для дебилов – это же то, чего все хотят!

   – Ты передёргиваешь, – вдруг жёстко ответил Яндекс. – Ну, допустим, частично резал, и что? Это просто работа! Она жизни не касается!

   Тётенька подошла поинтересоваться, ничего ли нам ещё не нужно.

   – Сколько я должна за чай? – спросила я.

   Та назвала сумму. Я достала карточку из кармана.

   – Да не надо, я плачу! Я же пригласил! – встрял Яндекс.

   – Нет, я за себя плачу сама, – ответила я сухо.

   – Эй, Рит, ты чего? – не понял он.

   – Есть не хочу.

   – Это не честно!

   – Удобно о честности вспоминать в исключительных случаях? – ехидно отозвалась я и вручила карточку официантке.

   – У нас прикладывается, – пробормотала она.

   Я встала и сказала, глядя рыжему в глаза, такие же рыжие, как и волосы:

   – Ты можешь не тратить свои драгоценные выходные, ещё успеешь сойти в Рязани и вернуться в Москву. Пока!

   – Да в чём дело-то, Рит?!

   – Со мной у тебя точно ничего не срастётся. На двести процентов, – ответила я.

   – Такая сложная, да?!

   – Да.

   Получив карточку, я развернулась и пошла к выходу.

   – Идеалистка! – послышалось укоризненное, похожее на оскорбление, восклицание в спину.

   Да, и папа так говорит. Я идеалистка. Для многих это синоним идиотизма.

   Но если я уж нашла возможность не кривить душой там, где зарабатываю, я тем более не буду этого делать в своей личной жизни.

   Поезд стучал по рельсам, метель скользила по стёклам, елки росли пиками к небу, и подступал вечер. Я не сложная, я люблю, когда не надо объяснять, что честность — это честность, что совесть – это совесть, что небо вверху, а земля внизу. Я люблю, когда всё и без того понятно. Картинка за окном подтверждала, что это возможно. Вот ёлка точно бы меня поняла.

   Я купила шоколадный батончик у проводника. И почему-то вновь в сумерках за окном мне представился Красницкий.

   18 глубокий

ГЛАВА 25

Иван

   Метель, наконец, закончилась, и я поехал прямиком в аэропорт. Нет, не в Париж. Тем более, что там снова, как меня известили по электронке, работники аэропортов бастуют. Есть такой прикол у французов: чуть что не так – забастовка. Никак французская революция из ушей не выветрится. Их просто Советским Союзом не огрело после всех мятежных выбреков. Пожили бы под Сталиным, сразу перестали бы бастовать, диктатура гегемона – прекрасная прививка на несколько поколений.

   Я легко обойдусь без парижской выставки по отделочным материалам, а вот Сочи не ждёт. Меня тянуло туда настолько, что я чуть было не взял билет на поезд. Что бы в ни случилось, ещё не поздно всё взять в свои руки, виновных наказать, косяк исправить. Да, я не сомневался: напрягусь. Да, неприятно будет, но вынырну же! И не из такого дерьма выплывал.

   Мама позвонила перед вылетом.

   – Ой, сына, тут про тебя какие-то статьи странные пишут. Мне в Одноклассниках Виктор прислал. Это же опять клевета?

   – Ну... – Я впервые не нашёлся, что ответить.

   – Это враги, завистники! – с жаром произнесла мама – у неё обязательно есть внешний враг: если не маньяк, то соседский кот. – Говорила я тебе, Ванечка: «Не лезь в политику»!

   – Угу, козлёночком стану? Ма, ты как всегда, опоздала.

   Пауза.

   – Ваня, разве можно шутить в такой ситуации?! – с надрывом спросила она.

   О, сейчас начнётся.

   – Ладно, мам, мне вылетать пора. Посадку объявили, – сказал я.

   – Боже, ты снова на самолёте! А без тебя никак нельзя, Вань? Пусть подчинённые летают, ты же руководитель!

   – Нельзя. Потому что руководитель.

   Объяснять без толку. После полуслёзной тирады, в которой всё смешалось: люди, кони и террористы-завистники, она выдохнула:

   – Ты напиши, как долетишь! Я буду волноваться!!!

   – Непременно.

   Я отбил звонок и угрюмо посмотрел на продвигающуюся очередь к рукаву терминала. Хорошо, что мне не туда, в бизнес-класс без очереди.

   Мама – это святое... Но бесит адски!

***

Мы приземлились из зимы в апрель. Небо над Сочи было пасмурным, куртка с меховой оторочкой сразу показалась насмешкой. В плюс десять под водочку и искупаться можно, – вспомнился мне один из новогодних корпоративов. Правда, сейчас было не смешно.

   В душе я говорил себе: ничего страшного с этим самшитом нет и быть не может! Кто сегодня не преувеличивает? Взять, хотя бы маму – ей истерику устроить, как чихнуть. Да, я давно уже убедился, что все женщины такие: у кого ПМС, у кого климакс, у кого вся жизнь – первое, плавно переходящее во второе, и как результат, муж с раком головного мозга. Конечно, кто такое переживёт? Только алкоголики и те, кто успел сбежать. Либо мужики с железобетонными фильтрами, хотя даже супер-прошивку и непробиваемый щит запросто пробивает крошечная дама слезами в первый день критических дней. Это просто повальное бедствие, потому даже подумываю своим сотрудницам давать по сему поводу официальный выходной: пусть выносят мозг родным и близким. Я добрый.

   И вообще глупо забывать, что мы живём в эпоху рекламы и гротеска: все преувеличивают, делая новость более шокирующей, пойманную рыбу длиннее, увеличенные сиськи дороже, гробы самыми эргономичными. Я привык делить на десять или на сто, – в зависимости от того, с кем говорю.

   Чем больше перца в драме, тем ярче жизнь, – считают все. И не надо говорить мне, что кто-то живёт иначе. Было бы не так, Голливуд давно бы разорился. Но нет же, вон с баннера нового кинотеатра пялится на меня герой очередного блокбастера.

   И всё-таки что-то ёрзало в душе. Беспокойство? Я не прислушивался. У меня золотое правило: сначала факты, потом резолюции. Чувства – пережиток серебряного века. Уже и серебряные ложки не те...

***

В такси, даром, что люкс, было неудобное сиденье, хотя на вид – обычное. И одежда мешала. По шее сползла капля пота. Я с раздражением снял куртку, ругая на чём свет стоит метеорологов, которые, по-прежнему, предсказывают погоду квадратно-гнездовым методом. Без куртки окатило сквозняком в приоткрытое окно. Свежо, слава Богу!

   Странным только показалось, что с самого Сочи я не ловил того особого морского запаха, который всегда так мне нравился на нашем побережье. Морем пахло, а вот неповторимой свежестью чего-то растительного, нет.

   Я отключил телефон и таращился в окно: на субтропическую зиму, на оранжевую хурму на голых ветках в садах. Думал о всякой ерунде и бодрился, повторяя, что всё мне по плечу. Но асфальтового цвета море, накатывающее на прибрежные камни с грозным шумом, и ползущие к горам облака навевали сумрачную готику.

   Я планировал сходу нагрянуть в Сочинский филиал «Герос Групп», чтобы все обрадовались и поперхнулись обедом. А потом передумал. Не терпелось самому, лично, без докладов, сглаживания углов и прочей ерунды увидеть, что же произошло. Оценить масштаб и... выдохнуть с облегчением. Да, именно этого я и хотел. Поскорее.

   Поэтому я сказал водителю:

   – Нет, в Рэдисон потом, на Парковую ещё позже. Чемодан не прокиснет. Давай в Самшитовую Рощу.

   – Да там сейчас делать нечего! – начал было армянин с толстым, клювастым носом.

   – Найдётся, – отрезал я и показал, что разговор окончен.

***

Мы свернули от моря в ущелье. И, как это бывает в горах, сразу стало прохладнее. Я опустил окно и почти торжествующе, с мыслью: «Я же говорил», отмечал зелень над рекой, вечно не увядающие сочинские плющи, дубы, толком не пожелтевшие, и естественно голые деревья, которые и у нас растут. Но как только такси развернулось и остановилось у входа в Сочинский заповедник, в груди у меня ёкнуло. Как перед залом суда, когда не уверен в адвокате.

   – Жди, – сказал я водителю и, накинув куртку, пошёл по асфальтовой дорожке вглубь.

   Заплатил в кассе за Большой и Малый круг, аналоги терренкуров, и снова сказал себе: «Ну раз деньги за вход берут, значит, я снова прав. Всё путём».

   Несколько шагов по туристической тропе, и... Шок. Вместо рощи я попал в монохромный, страшный лес. Сквозь густую белую паутину, окутывающую кроны и ветви, местами проглядывал зеленью мох. в небо тыкались мёртвые стволы, как в готических клипах рокеров девяностых, где процветали вампиры и прочая нечисть.

   Несмотря на негромкий рокот реки, меня придавила тишина и ощущение кладбища. Паутина свешивалась почти на голову, заменив собой всё зелёное, что раньше огорошивало каждого сразу. Точнее, когда всё было, оно и не замечалось. Было не до деталей – просто хорошо, одним мазком, до дурноты в голове и разгула в лёгких, чтобы орать, как дикарь, искать, куда влезть и откуда спрыгнуть, главное – побольше приключений на пятую точку во влажной листве.

   Теперь на контрасте, всё вспомнилось. Потому что он был слишком велик.

   Угнетала сырость, духота и мысли о мертвечине.

   Это всего лишь деревья... – пытался сказать себе я.

   Но даже мысленные отмазки застряли в горле. Я закашлялся.

   Некоторые вещи не требуют объяснений. Просто до рези в груди понимаешь: было живое, стало мёртвое. И декораций не надо для ужаса. Он проникал под куртку и так.

   Я натянул куртку посильнее, застегнул молнию. Присмотрелся с надеждой к поросли у корней серых стволов: увы, ничего общего с листочками самшита. Просто какие-то кусты. Я не ботаник, названий не знаю.

   Страшно. Нет, я тут не при чём, просто не могу быть! Но захотелось бежать, сломя голову отсюда, закрыть глаза, сесть в такси, умчать на скорости, ввалиться в пафосный холл гостиницы, чтобы вокруг только глянец, костюмы от личного портного, план-проекты и стол переговоров. Но я шагал дальше. Я шёл по тропе и сойдя с неё, ведомый сумасшедшей мыслью найти хоть один живой росток. Нет, только папоротники по низу, мхи и прочая растительность. Мёртвые стволы с объеденной корой, жёлтые укоризненные камни. И я один.

   У водопадов я влез в самую гущу паутины, зло сдирая её руками и палкой. Обнаружил там нечто белое, возможно, куколок тех самых бабочек. Сбил, раздавил ботинком до слизи. С порывом ветра паутина, как нечто живое, потянулась ко мне сильнее, будто собиралась мстить за собственных паразитов. Я отмахнулся опять и скоро весь облип седой отвратительной массой. Стоило усилий, чтобы, щурясь от отвращения и отплёвываясь, освободиться, наконец, из мерзкого плена.

   Я обвёл глазами бывшую красоту и громко выдохнул. Голова кружилась. Воздух комками собирался в горле. Я сел на остроугольный камень, чувствуя слабость в ногах и во всём теле. И озноб. Словно только что заболел. Что-то нездоровое ощущалось в груди. Не физическое совсем, что-то большее, непривычно щемящее. Хотелось с возмущением выругаться и сказать: «Сволочи, что натворили!» Только некому...

   Я застыл. Минуты свернулись сукровицей. Мне казалось, что меня предали. И сейчас не важно было, кто. Скорее всего, я сам... В сердце вгрызлось одиночество. Аномальное, нелогичное, ощутимое слишком сильно. Это были лишь деревья. Я просто хотел как лучше. Не сложилось. Жизнь продолжается...

   Но мира за пределами рощи сейчас не ощущалось, словно его и не существовало. Словно это была единственная резервация после конца света, где ещё можно было дышать, а я остался в ней один. Совсем.

***

И вдруг в раздирающей душу тишине я услышал нетипичный шум совсем рядом. Поднял глаза и увидел метрах в трёх над валунами справа квадрокоптер. Навороченный, панорамный, я покупал себе подобную игрушку. Коптер ошарашил меня настолько, как если бы это был зомби, вылезший из могилы, чтобы станцевать рок-н-ролл на собственных костях.

   Чёрт, откуда здесь дрон?!

   Я встал с обломка скалы и окинул взглядом окрестности. Эффект квадрокоптера мгновенно растворился в новом поводе терять слова. Чуть повыше, прямо на склоне, стояла в чём-то бело-красном она. Рита Мостер. В руках – пульт управления. Волосы собраны в пучок. В глазах...

   Мне не прочитать отсюда. Она смотрела на меня. Просто смотрела. Я на неё. Долго. Она, наверное, всего лишь не решила, чем в меня шандарахнуть. Уверен, арсенал наготове.

   А я отвести взгляд не мог. Я знал, что её глаза синие, я знал, что они живые. Что она настоящая. И почему-то был этому страшно рад.

ГЛАВА 26

Рита

   Не важно, приехала ли я на день, пару часов или целый месяц, я обязательно иду первым делом на пляж, касаюсь ладонью морской глади, захожу босыми ногами или просто приветствую издалека ревущее, пенистое существо в зависимости от сезона. Море меня восхищает, и я уверена – оно живее всех нас, живых. Но сегодня я нарушила традицию, сразу рванула в бой, едва закинула вещи к друзьям и расчехлила дрон.

   И не потому, что насиделась за сутки в поезде, надумалась, начиталась поочерёдно Фаулза и Айзека Мариона, а потому что переключилась на материал по огнёвке и самшиту, а ещё слишком много времени в своей голове и жизни уделила нашему с самшитом общему врагу – Ивану Красницкому.

   Да, врагов надо знать в лицо, тем более эту пафосную, полную самодовольства и самомнения рожу. Даром, что симпатичную и то лишь на некоторых кадрах! А на большинстве – кирпича просит или тапком, тапком, чтобы спесь сбить.

   Я узнала, что ему тридцать пять лет, и родился он 7 мая, а значит, по гороскопу Телец. То есть упёртый и ленивый тип, который встаёт рогом, если на него давить.

   Красницкий значился в светской хронике одним из самых молодых миллиардеров и завидных холостяков. Я посмотрела на его несостоявшихся невест и поняла, что похожа на них только ростом. А вот в армии Иван Аркадьевич не служил. Схалявил.

   В сети я обнаружила сведения о том, что «Герос Групп» существует уже семь лет, и на её счету масса жилых комплексов, пять супермаркетов, один отель и новое направление — реконструкция зданий, составляющих культурное наследие, в том числе тот проклятый санаторий советских партократов у Чёрного моря.

   Я прочитала, что выход на биржу четыре года назад привёл в корпорацию множество инвесторов, по большей части иностранных, и это позволило расширить сферу деятельности «Герос Групп». Про IPO, акции, бизнес-партнёров и инвестиции удалось раскопать довольно много однообразной информации, а вот на личную интернет оказался скуп. Пришлось ещё раз перечитать подробности красочного скандала в Карловых Варах.

   Я, естественно не слишком поверила оправданиям, вспомнив, как Красницкий прижал меня в ночном клубе. Он даже не сомневался в том, что ему всё можно! Бедная горничная...

   Я вскипела возмущением, вытерла губы, напилась чаю и решила: всё, больше никаких поцелуев с врагами! Никогда и ни за что! Подлецам здесь не место! За сутки ощущения стёрлись, и приобрели оттенок сюрреализма.

   И вообще это была просто разведка боем!

***

Полная самого решительного настроя, я доехала на маршрутке до ущелья, прошлась вдоль реки и попала в царство паутины и омерзительной бабочки, превратившей одно из моих любимых мест на побережье в хичкоковский триллер.

   Нет, страшно мне не было. В двадцать лет я покончила с просмотром фильмов ужасов, убедилась, что к жизнелюбию маньяки не приманиваются – сколько ни ходила по тёмным кустам, пустырям и закоулкам, ни один не обозначился. И теперь вряд ли найдёт повод. Может, маньяки, как коты, чувствуют от меня феромон под названием «если не дам с ноги, то нос откушу»?

   Коты это стопроцентно чувствуют и не зря – я физически далеко не рохля, а уж сумасшедшинки у меня с лихвой, могу взаймы давать. Тётиного сиамца я ещё подростком укусила в ответ за холку, когда обнаглел. Поражённый взгляд домашнего хищника до сих пор помню. С тех пор обкогтивший всех гостей до кровавых ран котище, заслышав мой голос в коридоре, терялся куда-нибудь так, что тётя находила его только после моего ухода.

   Бродить одной в Самшитовой роще мне не было страшно, но мурашки по рукам пробегали, омерзение смешивалось с досадой, что спасатили не хватились раньше. Гнев на чиновников природоохраны, помноженный на пейзажи уничтоженных массивов, уничтожил бы всех коррупционеров и бюрократов в одно мгновение, как водородная бомба, если бы имел удельный вес и был хоть сколько-нибудь материален. Кульминацией моего возрастающего бойцовского чувства был Красницкий, словно вишенка на торте негодования. Я то и дело стискивала кулаки и думала: «Попадись он мне...»

***

За несколько часов я обошла весь Малый круг и заглянула на один участок Большого, выбирая места для съёмок и оценивая размах катастрофы. Потом плюнула и запустила дрон в небо, потому что липкая, паутинная гадость была повсюду, особенно внизу. Там всё омертвело. А вот повыше ещё встречались живые растения. За них было жутко, хотелось уберечь их как угодно, хоть на ручки взять или создать защитный купол...

   Сожалея о том, как мало у меня знаний о подобных мерах, я решила по крайней мере делать то, что умею, и не отвлекаться на прочее. Самым логичным выбором было снимать всё планомерно, чтобы потом уже сидя перед большим экраном отсортировать наиболее удачные кадры. Предварительно составить план, закадровую речь. Потом наложить музыку, сравнение со съёмками прошлых лет, которые тоже ещё нужно было где-то раздобыть. Работы было невпроворот, поэтому ни отдыхать, ни рассиживаться я себе не позволила.

   Я спустилась пониже к выступу над водопадом, запустила квадрокоптер. К счастью, он был куда умнее меня, так что при правильных настройках можно было не опасаться, что позаимствованный агрегат рухнет в голубую заводь. Я посмотрела в дисплей, направляя дрон под уклоном вниз, потом вправо, прямо и чуть не выронила гаджет. На камне сидел Иван Красницкий. Собственной персоной.

   У меня мгновенно пересохло во рту. Я ткнула на паузу, выглянула из-за дисплея неуверенно, словно ожидала, что это был причудливый обман зрения или побочный эффект концентрированных мыслей. Но он и правда там сидел!

   Я растерялась и зависла, как мой ручной дрон, глядя через камеру на Ивана вблизи крупным планом. Однако это был он и будто бы не он на самом деле, а его нормальный, совершенно очеловеченный брат-близнец. Просто молодой мужчина, просто в спортивной куртке, просто в джинсах. И его лицо... В нём не было и тени пафоса!

   Удручённый, хмурый, как человек, получивший известие о том, что кто-то из близких умер. У меня дрогнуло сердце.

   Потом гулко стукнуло опять, когда Иван увидел что-то у ног и озарился надеждой. Он наклонился, а потом выпрямился снова. Окинул взглядом окрестности, не замечая квадрокоптер, и уткнулся ещё более мрачный в собственные колени. Я поняла: так выглядит застывшая в лице боль человека, который не умеет плакать.

   И во мне что-то отозвалось...

   Я даже забыла, что подглядываю, не подумала ни о том, как сюда попал Красницкий, ни о том, как мой вуайеризм выглядит со стороны, я вдруг осознала вопрос: «Неужели он переживает?»

   И тут Иван посмотрел прямо в мои глаза, точнее в камеру. Я поспешно спрятала пульт управления и взглянула на него через водопад. А Иван – на меня. И мы будто попали в безвременье...

ГЛАВА 27

Рита

   Мы прикасались друг ко другу взглядами. По коже пробегали мурашки. И появилось странное чувство, вызванное не ненавистью, не приязнью, неопределённое, больше всего похожее на узнавание. Хотя я и так знаю, кто он...

   Но в почти мистической тишине и шелесте паутинистых коконов, на фоне доносящегося негромкого гула горной реки, плеска водопада, под пасмурным небом в облаках, вдруг показалось, что я узнала совсем другого человека – того, который «за»... За чем именно, в моей голове не сложилось, словно там не было правильного перевода чувств в слова. И тем сильнее захотелось увидеть Ивана поближе. Рассмотреть, точно ли? А, может, это только самообман, навеянный обстановкой? Иллюзия?

   Я начала спускаться к Красницкому, осторожно выбирая камни – улететь вверх тормашками в водопад – это не то, что подобало моменту.

   Иван не пошёл мне навстречу. Он просто продолжал стоять, внезапно ссутулившись и полностью сконцентрировавшись на мне, как будто больше не на что вокруг было смотреть или... – я даже мысленно усмехнулась нелепой мысли, промелькнувшей в моей голове, – как будто он боялся посмотреть ещё раз на то, что натворил.

   Нет, не поверю! Генералы не плачут над трупами своих солдат. Фабриканты не страдают, увольняя рабочих. Президенты не впадают в депрессию, обрушив экономику. Красницкий был из них, из сорта людей, у которых непоправимо сбиты настройки под названием «человеческие ценности». Но выглядел он странно, я бы даже сказала пришибленно. И в уцепившемся за меня взгляде отсвечивало что-то, похожее на надежду. Так смотрит тонущий человек на проплывающий мимо акваланг.

   А вдруг не всё потеряно? Вдруг я не права? И он правда не знал? Или до него внезапно дошло?

   Был же в древности царь Ашока, который завоёвывал народы, уничтожал, рубил головы, а потом, однажды выйдя на залитое кровью поле после грандиозного сражения, так прочувствовал боль и бренность, что внезапно просветлел. С тех пор больше не было ни одного настолько просвещённого, мудрого и человеколюбивого правителя в Индии до наших дней. Символ в виде «львиной капители», венчавшей колонны, с помощью которых этот царь просвещал свой народ, спустя тысячи лет украшает герб современной Индии. И мало кто помнит, что изначально Ашока был кровавым тираном, свергнувшим родного брата, чтобы занять трон. Возможно, это сказки, но в сказки приятно верить...

   Я взглянула на Ивана уже с расстояния в полтора метра, и Красницкий опять показался мне чертовским притягательным. Не оторваться, несмотря на абсолютное отсутствие счастья в лице.

   С каждым шагом навстречу он выглядел всё более «неприглаженным», но при этом настоящим, что ли? Словно его стальная маска превратилась в пепельную и рассыпалась от дуновения ветра, как сгоревшая верёвка, чтобы обнажить уязвимого человека, его раскрасневшиеся от свежести высокие скулы, прямой, длинноватый нос, подбородок с царапинкой от бритья, высокий лоб, за которым наверняка много мозгов, и две продольные морщины – признак упрямства. Тёмно-серые, как зимнее море, глаза, смотрели слишком прямо. Иван был открыт сейчас, как солдат, готовый выкрикнуть: «Стреляй!» и от этого мои губы склеились. Я просто не знала, что сказать.

   Может, всё от того, что в амфитеатре печали мы были не главными? Никаких рамп, прожекторов, объективов, общественного мнения и рейтингов. Просто локальный конец света, неприкрытая, жестокая правда, как обухом. Заглянув совсем близко в глаза Ивана, я почувствовала, как внутри меня что-то сжалось, и ни черта не поверила собственному ощущению. Вечно я пытаюсь приписывать свои эмоции другим! Генералы не плачут...

   Между нами осталась одна кочка, поросшая травой и округлый небольшой валун, и уже пора было что-то произнести, а все фразы казались неподходящими, даже банальное «здрасьте».

   К счастью, он сделал это первым.

   – Как я вижу, спасать уже нечего, – мрачно сказал Красницкий. – Но спасибо, что поставила в известность. Решил проверить лично. Опоздал.

   Ни ухмылочек, ни пренебрежения, ни привычного хамства. Констатация провала, как приговор. Честно.

   Чёрт, всё-таки что-то с ним не так! Кажется, я совершенно запуталась. Но стоп! Ведь я хотела показать все эти «результаты жизнедеятельности» и ему, и чиновникам, просиживающим в Москве дорогие штаны, так что не стоит терять драгоценное время!

   – Пойдём, – сурово мотнула я головой в сторону гор.

   Иван без лишних слов кивнул и сделал шаг за мной к бетонной дорожке с перилами, по которой официально положено ходить туристам в национальном парке. Я задела пальцем кнопку на пульте, квадрокоптер послушно полетел за нами, по-прежнему оставаясь на уровне глаз миллиардера.

   – Дрессированный? – спросил Иван.

   – Да.

   – Снимаешь компромат? – заметил он с горькой полуусмешкой.

   Протянув руку, ухватился за перекладину между стойками, дрон зажужжал, будто сопротивляясь. Но Иван притянул его к себе, вглядываясь в камеру.

   – Снимаю масштабы бедствия, – ответила я. – Везде и всем нужны доказательства, особенно чиновникам из министерства. – И я немного покривила душой. – Про твоих юристов я думаю в последнюю очередь, но если что, тоже пригодится.

   Красницкий хмыкнул и отпустил дрон.

   – Резонно. Тогда пошли.

   Странный.

   Дрон унесло вправо. Я пощёлкала кнопками, настраивая высоту и траекторию агрегата. Тот приподнялся и чуть накренился.

   – Дай сюда, – Красницкий протянул руку к пульту. – Тут есть одна удобная фича. Я знаю, у меня такой есть.

   Я заколебалась на мгновение, но всё же передала ему пульт. В груди скребнуло смущение: я же хотела сделать фильм против него! Чтобы в лоб, как граблями, чтобы дошло. И вдруг он сам здесь и настраивает для этого дрон! Сюр какой-то...

   Похоже, я покраснела. А он глянул на меня и догадался. У меня даже бёдра сжались от неловкости. Но вида паутинных коконов в кронах хватило, чтобы вернуть самообладание. Не думаю, что Штирлиц испытывал чувство вины при мысли, что заколбасит Мюллера, глядя тому в лицо. Так что я распрямила плечи и изобразила непоколебимую уверенность. Правда на моей стороне в любом случае.

   Иван быстро справился и вернул мне пульт, заставив квадрокоптер переместиться на несколько метров выше и перед нами.

   – Ракурс будет лучше, если снимать наши лица, а не затылки, – сказал он. – Пульт можешь убрать. Я включил автопилот с привязкой на угол съёмок и дистанцию с объектами.

   – Да, конечно. – Я опустила пульт в рюкзак, поражаясь происходящему. – Не думала, что ты разбираешься в дронах.

   – Удобная штука для контроля строительства, – ответил Иван. – Не солжёт.

   – И кто тебе врёт?

   – Все.

   Я снова почувствовала неловкость и поспешила вперёд. Иван поравнялся со мной и через пару десятков шагов нарушил неудобное молчание сам.

   – Рита, – с хрипотцой в голосе сказал он, кашлянул и продолжил: – Насколько я понимаю, ты в курсе развития событий и всей этой экологической лабуды?

   – Это не лабуда! – вскинулась я.

   – Да, извини. Неверное слово выбрал. Расскажешь?

   Он извиняется?! Мой мир никогда не будет прежним, в нём явно что-то перевернулось.

   – Что именно рассказать? – не веря своим ушам, спросила я.

   – Всё, что знаешь. Судя по твоим интервью, знаешь ты много.

   Я взглянула на него в недоумении, пытаясь обнаружить привычное издевательство в глазах, но там была лишь озабоченность. Вау! Ну хорошо.

   И я начала:

   – Мягкие климатические условия Сочи очень хороши для самшитовой огнёвки, за несколько месяцев она успела уже два раза размножиться, тогда как в Италии это происходит единожды в год. В Китае чаще, но там вид паразита другой и у огнёвки сильные природные враги.

   – Какие? – напряжённо спросил Иван.

   – Мушка какая-то, я названия не помню, мои друзья-экологи подскажут.

   – Свяжись с ними.

   – Как только выйдем отсюда, позвоню. В ущелье связи нет.

   Красницкий пристально взглянул на меня:

   – То есть сейчас тут только ты и я? Не боишься? Особенно после твоей атаки на меня в СМИ?

   – Не боюсь, – прямо ответила я и совершенно не соврала.

   – Ну и правильно, – выдохнул он и глянул вниз, перегнувшись слегка через перила, в сторону пропасти. Затем на меня.

   Моё эго засигналило об опасности – глаза у него были не очень адекватные. Откуда-то из глубины моего разума донеслось: «Рита, что ты делаешь?! Вы на самом деле здесь одни, и никто не знает, что ты здесь. Нет человека, нет проблемы». В сердце ёкнуло.

   Отчего-то вспомнилась трагическая встреча Шерлока Холмса с профессором Мориарти в горах Швейцарии. Кто из нас кто – понятно и глупой сойке, поглядывающей сюда из веток и похожей в игре света и облаков на клубок голубых и светло-коричневых шёлковых ниток. Так вот после той встречи Шерлок не выжил, что бы там ни придумывали сценаристы потом. Продолжению я уже не поверила.

   Тоже взглянув в пропасть, я ощутила холодок между лопатками. Я же ничего о Красницком не знаю! Мне стоит обходить его десятой дорогой, а не тащить дальше, в безлюдные горы, подчиняясь глупой самоуверенности и тщеславию.

   Иван по-прежнему смотрел на меня так, словно затаил что-то.

   Я мысленно выругалась и поняла, что сейчас самое время вспомнить любимую формулу: улыбка плюс умение притвориться дурочкой спасают в самых опасных ситуациях. Даже с пьяным в дупель соседом-бывшим уголовником, которому ты залила только что отремонтированную прихожую, засидевшись в сети и забыв про ванную...

   – Не боюсь. Хотя, может, и стоило бы? – с хитрой улыбкой и многократно проверенным уровнем лёгкого кокетства прищурилась я. – В клубе, помнится, ты сказал, что ты гораздо хуже, чем я себе представляю.

   Иван усмехнулся.

   – Ты говоришь мне исключительно правду?

   – Возможно, нет... А, может быть, и да...

   – То же и получаешь в ответ, – парировал он. – Ладно, проехали. Не парься, рассказывай дальше о самшите.

   Я кашлянула в кулак, смутившись ещё больше. Иван вдруг развернулся ко мне всем корпусом.

   – Да, я знаю, что доверия не вызываю. Всегда считал это достоинством. Но не стоит всерьёз принимать то, что говорит прилично накачавшийся виски мужчина сильно понравившейся девушке.

   У меня кончился воздух в груди.

   Что он сказал? Или это тоже не следует принимать всерьёз?

   Я быстро поднялась по крутым ступеням, свернула на тропу по-над пропастью. Белых коконов тут почти не было, только обнажившиеся согласно сезону дубы, вековые тисы, поросшие висячим мхом стволы, яркие кусты остролистника, задумчивые, сонные морозники, словно не решившие: зимовать или расцвести. Сквозь жухлую листву выглядывали молодые травинки, будто бы и не декабрь был вовсе. Я обернулась. Иван был рядом.

   Смотрит. Жадно, странно. Словно дышит через меня... Так, что спутались мысли.

   Чёрт, всё, к делу!

   Я встряхнула головой и пошла дальше.

   – Самшит растёт очень медленно, – продолжила я, – всего один миллиметр в год. В начале рощи, как ты видел, он уничтожен полностью, так как на момент появления огнёвки там деревья были поражены грибком, листьев было мало, и огнёвка сожрала даже кору. Мне сказали, что там только вырубать и вычищать валежник осталось. Тем деревьям было около тысячи лет. Их даже называют аборигенными, представителями колхидских лесов...

   – В грибке тоже я виноват? – спросил Иван.

   – Нет. С ним боролись работники национального парка, но неудачно.

   – Ясно. А опрыскать эту дрянь паутинистую ничем нельзя? – хмурясь, спросил Красницкий. – Когда на розах у нас в саду появлялись паразиты, мама и дед заставляли меня опрыскивать их медным купоросом. Было эффективно.

   От изумления у меня брови взлетели на лоб.

   – О, ты даже что-то умеешь делать руками?!

   – А что, по-твоему, я с золотой ложкой во рту родился?

   – Очень похоже.

   Иван усмехнулся.

   – Не родился. К твоему сведению, я и кирпичи класть умею, и бетон мешать, и картошку копать...

   – И полы мыть? – не поверила я.

   – С моей мамой попробуй не помой, – хмыкнул он. – Истерика и вынос мозга гарантированы.

   От неожиданности мне в лоб чуть не заехала ветка пихты, Иван вовремя поймал её прямо передо мной.

   – Осторожнее!

   – Погоди, – я ткнула в него пальцем. – Или твоя мама следовала особым принципам воспитания, извини, конечно; или ты вырос, как все. В обычных условиях. Но это маловероятно.

   – Да ты капитан-очевидность! Да, моё детство мало чем отличалось от тысяч других: хрущовка, футбол и мать-одиночка, – буркнул он.

   И тем самым вызывал в моей голове триллионы самых невероятных версий о том, как он стал миллиардером, и ни одной без налёта уголовщины. Всё-таки, здравствуй, Мориарти? Преступные связи, махинации, отмывка денег мафии? Наркобизнес, как в сериале «Власть в ночном городе»? Да что угодно! Зато понятно, какого чёрта я так волнуюсь! Интуиция сигнализирует, и это вовсе не шутки.

   В моих висках застучало, словно кто-то выпустил в кровь полный шприц адреналина. И я почувствовала себя так, как будто стою перед открытым люком из самолёта, в лицо мне бьёт ветер, а я не знаю, есть ли парашют за спиной, или рюкзак пуст. Только придётся прыгнуть.

   Я смяла в пальцах завалявшийся в кармане жилета чек. А Красницкий как ни в чём не бывало добавил:

   – Но про моё детство не интересно. Мы здесь не для этого. Итак, почему не опрыскивают рощу?

   Да-да, точно, речь о роще... И взгляд у него многослойный, как нейросеть для дипфейков, о которой рассказывал Яндекс. Я ответила:

   – Сотрудники национального парка и волонтёры опрыскивали чем было, не помогло. На закупку спецсредств в Италии не хватило бюджета. Министерство дополнительно ничего не выделило, ты делегацию с просьбой о помощи послал в сад...

   Иван сглотнул. Взглянул на меня. На этот раз очень колюче. Да, я знаю, никому не нравится быть виноватым, вот только что он будет делать дальше? Меня ужасно раздражала парадоксальность ситуации.

   Красницкий поджал губы и сказал:

   – Выделю. Сколько нужно?

   – Во-первых, я не знаю. Во-вторых, прошёл не один месяц, и теперь слишком большая территория поражена: несколько десятков гектар. И по закону никто не имеет права её опрыскивать.

   – Почему? Что за дурацкие законы?!

   Он остановился, возмущённый. Я тоже. Я достала пульт и вернула дрон на землю. Всё равно сейчас не получится ничего снять. И я уже толком не понимаю, зачем снимать. Дразнить быка красным платком?

   Дорожка была узкой. Справа скалистый утёс, слева за железными, выкрашенными в буро-красный цвет перилами – живописный обрыв. Парок вырывался из наших ртов. Красницкий стоял слишком близко. Моё сердце забилось учащенней, но я старалась никак это не показать.

   – Есть какие-то нормативно-правовые акты, запрещающие применять химикаты на курортных территориях. Сочи – это курорт.

   – Спасибо, разъяснила, – скривился он, будто решил, что я специально издеваюсь над ним.

   Я сглотнула, и показала пальцем на труднодоступные участки по ту сторону провала.

   – Вон живой самшит. И дальше по тому склону ущелья.

   Иван живо обернулся, словно ему на самом деле было это важно. Всмотрелся в тёмно-зелёные, глянцевые островки и кущи, почти не тронутые паутиной, так усердно, что даже вытянулся по-над пропастью, рискуя перевернуться. Потом перевёл взгляд на меня с внезапной радостью, но проскользнул за плечо и заорал, вовсе не как уравновешенный бизнесмен, а как пацан с соседнего двора, тыкая туда пальцем:

   – Рита! И вот, смотри! Живой! Мелкий такой, но живой! Я же чувствую, пахнет! Снова пахнет, как на море, как в детстве! Чёрт меня подери, это был самшит! Всегда был самшит, Рита!

   – Ну да... – оторопело отозвалась я.

   Красницкий схватил меня за предплечья, чуть встряхнул и, совершенно искренне улыбаясь, повторил уже не так громко:

   – Всегда был самшит, понимаешь?! А я и не знал... Я думал, это просто море так пахнет! Ты можешь такое себе представить, а? Рита!

   Я моргнула и пробормотала растерянно:

   – Наверное.

   – Живой, – улыбнулся Иван.

   Он склонился надо мной, я смотрела на него, задрав голову, и поняла, что расстояние между нами так ничтожно мало, будто... Мой взгляд остановился на его губах, его на моих.

   Щёку обожгло дыханием, и я вновь ощутила влажную нежность губ того, кого считала окаменевшим от чёрствости мерзавцем. И горячее электричество закружилось по ногам вверх, к животу, бёдрам, к груди, закружило голову и вернулось туда, где сердце...

ГЛАВА 28

Иван

   Я ей не нравился. Сейчас и мне самому с собой было так себе. Я всё про себя знаю: характер скверный, отравить им могу кого угодно. Но я не зарываюсь в дерьмо головой, я нахожу, за что зацепиться, и выбираюсь. Это «что-то» всегда есть. И сейчас это была она! Рита была до неприличия яркой, словно ворвавшийся в пасмурный зимний день индийский танец со всеми этими колокольчиками и цветастыми прибамбасами.

   Я только теперь понял: актриса из неё никакая, что вполне резонно – и свой фонтан эмоций ей было не удержать, зачем напяливать чужие? Выражение её лица менялось часто: в глазах мелькало то презрение, то интерес, то недоверие, то изумление, то вновь суровый прищур, будто она подбирает на ходу карманную гаубицу. Ну и пусть. Главное, что меня она восхищала.

   В илистом сумраке моего настроения Рита светила, как маяк в тумане. И не захочешь, присмотришься. Она была на малую толику полнее того, что я считаю идеалом, выше ростом, самостоятельнее, упрямее, и местами смешнее, но всё это было не в счёт. Рита была пропорциональна, у неё были потрясающие ярко-синие глаза, точёный нос, рот настолько чувственный, что при одном взгляде на него у меня ныло в паху. И хорошо, потому что мыслями о загубленном лесе меня ломало.

   Рита была живой! Вибрирующей, звонкой, женственной в каждом штрихе: в пряди за ухом, в форме этого самого уха, в блестящем маникюре, в повороте головы, в дерзких чёрных волосах, с хвоста спускающихся каскадом по спине. И в том, что она точно не надела лифчик. Её грудь колыхалась под красной водолазкой и дутым белым жилетом, и я угадывал то, что было спрятано. Эти две нахально подпрыгивающие выпуклости хотелось почувствовать в ладони, смять, огладить, затем найти живот и понять, какой он на ощупь, чтобы потом пойти ниже...

   Но белесые, как зомби-привидения, коконы сдерживали меня и укоряли одним своим видом, цепляя на крючок сожаления. Проклятая паутина, которая развевалась под порывами ветра на ветвях, следовала за нами и реяла, как флаг с надписью: «Ты убил лес».

   «Не только я», – мысленно огрызался я.

   Но для Риты это было не так. Она уже виртуально прибила мне ко лбу табличку «Сволочь». И почему-то это больше не забавляло. Я пытался развеять её напряжение, показать, что я – обычный человек, а не волк с Уолл-Стрит. Но что бы я ни сказал, лучше не становилось.

   Я обрадовался, когда Рита завела меня выше, и по холмам над камнями пошли дубы, тисы и прочая растительность. Потому что всё это уже становилось невыносимым.

   И вдруг я увидел живой самшит, целое море знакомых деревьев по ту сторону пропасти, и один маленький кустик за спиной Риты, как чудо! Первобытное, реликтовое чудо, мать его! А ещё я почувствовал любимый мной запах и воспрянул духом, воодушевился, как конокрад, купивший индульгенцию.

   Вот эта маленькая веточка с глянцевыми листьями и была моей индульгенцией, за которую придётся выложить столько, сколько придётся. Но я выложу. Так я и сказал Рите.

   И меня отпустило. Словно пружиной шибануло в мозг. А Рита улыбнулась. Да, да, просто улыбнулась, очень по-хорошему, понимающе и даже ласково. А потом подняла ко мне лицо, будто подставляя и ожидая чего-то. Я тоже этого ждал. Я прижал к себе Риту и поцеловал так, словно задыхаюсь. И, чёрт, она снова ответила!

   Подалась вся ко мне, я ощутил её руку на затылке. Рюкзак с её плеча скользнул на дорожку. Свежий запах самшита и без того вечно пьянящий, смешался с её запахом и закружил мне голову. В её губах была малина, сладость, обещание и революция. Мы вспыхнули оба, как два факела в коротком замыкании.

   Я целовал её шею, уши, возвращался к губам. Покусывал, мял, пил их. Это был секс губами, а совсем не лёгкий, ничего не значащий поцелуй. Настоящий секс! Адреналин смешался с эндорфинами, и мозг мне снесло полностью. Словно не самшит, а я выжил, хотел надышаться, взять сейчас, пока живой. Кто знает, что будет завтра. А сейчас мне было мало, мне надо было больше! Всё!

   Губы к губам, руки под распахнутую куртку, под водолазку и ладони наполнились её горячим теплом. Нежная кожа под моими пальцами, что-то персиковое. Атлас, который хотелось охватить весь целиком, сжать, распустить, чувствовать, втянуть в себя. И я делал это жадно. Целовал, оглаживал, ощущая нарастающую дрожь в животе и силу в бёдрах.

   Рита прикрывала глаза и открывала, околдовывая движением ресниц. Я срывал её выдохи и всхлипы, чуть хриплые, почти дикие. И вдруг почувствовал её руки под моей рубашкой. Внешняя прохлада на контрасте с расплавленным шёлком её ладоней. Моя рука – в её штаны. Боль по коже от кончиков её ногтей. Я вскрикнул. Всё, я больше не смогу сдержаться...

   То, что мешало мне на её бёдрах, рывком сдёрнул вниз. Её руки на моём ремне.

   Звук змейки. Дрожь нетерпения. За спиной Риты каменная стена. Чёрная грива смешалась с зеленью мхов. Я охватил её бёдра, приподнял и опустил. По телу с электричеством разнеслось горячее блаженство. И понеслось по нарастающей до взрыва, до последнего вскрика, спугнувшего птиц, и онемения в абсолютной эйфории.

   И вдруг, восстанавливая тяжёлое, как после стометровки, дыхание, мокрые и ошалевшие, мы оба остановились, распахнув глаза и взглянули друг на друга поражённо с одним и тем же вопросом: «Что это было?! Мы сошли с ума?!»

   Пауза, как граница между сейчас и потом. Я понял, что волнуюсь.

   – Теперь, – переводя дух, произнесла странно Рита, – как порядочный человек, ты обязан...

   – Жениться? – выдохнул я. Растянул губы в улыбке.

   – Нет, спасти эту чёртову рощу! – воскликнула она и слегка оттолкнула меня.

   Она так одуряюще пахла сексом.

   – Почему чёртову? – пробормотал я, внезапно ощутив в местах оголения приличную прохладу, и в одно мгновение натянул штаны.

   – Потому что вызывает в приличных людях чувства дикарей, – лукаво посмотрела на меня Рита, тоже пытаясь одеться.

   – А кто тебе сказал, что ты приличная? – ляпнул я.

   Продолжение фразы вышибло из моей головы кипящей оплеухой. Со звоном в ушах...

ГЛАВА 29

Рита

   Моя ладонь горела, его щека тоже.

   – Я не то имел в виду! – вскинул Иван на меня глаза, схватившись за краснеющую скулу.

   – Зато я именно это! – сощурилась я, жалея о том, что поддалась обрушившейся, как цунами, страсти. Ещё фантомно и сладко покалывало пальцах, ещё разливалось медовое, тягучее удовлетворение по телу, но ненависть снова вспыхнула в висках. Как он посмел! Гад!

   Возмущение вскипело, заслонив всё, и я не стала сдерживаться, замахнулась ещё раз. Красницкий перехватил мою кисть, чуть уклонившись.

   – Успокойся.

   – И не подумаю!

   – Я не Иисус тебе, чтоб подставлять вторую щёку.

   – Жаль! – рявкнула я, зажигаясь ещё сильнее.

   Глаза в глаза. Я слишком полыхала, чтобы понять, что чувствует он. Ясно, что ничего хорошего. Плевать! Он приравнял меня к одной из своих проституток! А, может, я такая и есть – дошла до секса из ненависти... Как я могла позволить себе такое?!

   – Жаль? А то б распяла? – не отрывая глаз, сказал Иван, затем отпустил мою руку и, расставив собственные, полностью открылся. – Ну давай, приступай.

   Я растерялась. Снова он поставил меня в тупик. Даже извиниться по-человечески не может, не королевское это дело.

   – Ненавижу тебя! – выкрикнула я и развернулась, чтобы уйти.

   Но сделав лишь шаг, наткнулась на собственный рюкзак и нелепейшим образом подфутболила его прямо в пропасть.

   – Не-ет! – кинулась я к перилам.

   Ветви папоротника и поросль тиса на каменном валуне прямо под дорожкой ещё колыхались, а рюкзака нигде не было видно.

   Боже, ну что я за дура?!

   Я стукнула в сердцах рукой о железный поручень, ударилась, отдёрнула кулак и чуть не разревелась.

   – Больно? – раздалось рядом сочувствующее.

   – Нет, – соврала я, не желая даже смотреть на Красницкого.

   Снова перегнулась через перила, чтобы увидеть, куда делся мой рюкзак.

   Две сильные руки отодвинули меня с силой подальше, заставили выпрямиться.

   – Ещё кувыркнёшься, отойди.

   – Я сама решу, что мне делать!

   – Уже нарешала, – отрезал Красницкий. – Что в рюкзаке?

   – Паспорт, ключи, мобильник, чужой дрон.

   – Прекрасно.

   Что тут прекрасного?!

   Но огрызнуться я не успела, потому что он нырнул под перила и очень рискованно свесился вниз, пытаясь заглянуть под торчащий валун. Из-под кроссовка посыпались в пропасть мелкие камни, и нога Красницкого чуть не соскользнула вслед за ними.

   – Осторожно! – ахнула я.

   Иван посмотрел на меня с усмешкой:

   – Да ладно? Если грохнусь, будешь же счастлива: на гвозди тратиться не придется.

   – Дурак!

   – Сама такая... – издевательски заявил Иван и, перехватившись рукой ниже, опять свесился с дорожки.

   Я затаила дыхание, испытывая за него внезапный страх. Тут сорваться ничего не стоило! До речки, бегущей по камням, метров пятьдесят, если не больше!

   А Красницкий перенёс вторую ногу на кромку и явно начал приноравливаться, куда встать ниже.

   – Вань, не надо... – попросила я, холодея.

   – Мешаешь. Стой тихо, – сказал он и продолжил спускаться. Очень осторожно, неторопливо, но целенаправленно.

   Не говорить ничего было трудно. Я закусила губу, волнуясь. Сердце колотилось, как оглашённое. Под моими ладонями холодил кожу металл поручней.

   Иван сосредоточенно перебирался с выступа на выступ, постепенно скрываясь из виду за растениями и валунами. Скоро в поле зрения осталась только его светлая макушка. Но и она через пару секунд исчезла за папоротниками.

   Я услышала шум камней, бьющихся налету о скалистую стену. Сердце ухнуло. Я вцепилась в перила и перегнулась, как только могла. С облегчением увидела в просветы потемневших трав и веток тёмно-синюю куртку Красницкого, но потом его снова заслонил валун.

   Я отбежала влево, пытаясь разглядеть Ивана за неровными скалистыми обломками. Ничего! Оставалось только ждать и бояться. Пять минут прошло, десять... или целая вечность!

   Река под ногами шумела. Камни осыпались, знаменуя передвижения Ивана. Вспорхнула мелкая птица, и всё затихло, кроме гула воды.

   Я замерла. Тишина.

   – Вань... – осторожно позвала я.

   Не откликается.

   Боже!

   Я тщетно пыталась высмотреть скалолаза в синей куртке и чуть с ума не сошла, не зная, что делать: бежать за помощью, кричать или ждать, надеясь? Сколько я ни выглядывала, синего пятна или светлую голову разглядеть не смогла на на берегу, на дне пропасти, ни за внушительными валунами, громоздящимися над рекой, тоже.

   Куда он исчез?! Я же так поседею...

   И вдруг из-за проклятых папоротников поднялся прямо к моему лицу дрон. Я уставилась на него с раскрытым ртом, как снежный человек на летающую тарелку. Дрон полетел по дорожке обратно – туда, откуда мы пришли. Я, как завороженная, пошла за ним и, свернув по бетонной лестнице, заметила синюю фигурку у самого рукава реки. Красницкий помахал мне рукой.

   – Иван! – крикнула я, отчаянно обрадовавшись, и замахала в ответ.

   Как он туда спустился?! Зачем?!

   Иван, как бы приглашая, мотнул головой в сторону водопада, у которого мы встретились, а потом перескочил с валуна на валун и пошёл вдоль реки.

   У него просто не получается подняться обратно по скале! – догадалась я и побежала по дорожке.

   Дрон жужжал, как ожиревшая стрекоза, рядом. Я следила за синей курткой, почему-то продолжая волноваться, словно Красницкий мог угодить в реку, свернуть себе шею или ещё что угодно. Он же шёл напролом, перепрыгивал, бежал, рискуя на каждом шагу, будто глупый мальчишка в погоне за адреналином. Потом берег реки скрылся под величественным утёсом, поросшим мхом, дрон поднялся высоко, прочертил вектором направление в небе и исчез. Я помчалась к водопаду.

   Когда я оказалась у ступеней последней лестницы, Иван уже стоял у заводи, небрежно помахивая моим рюкзаком. Позёр!

   Я подбежала, Иван протянул мне пропажу.

   – Вуаля.

   – Спасибо! – выдохнула я, не понимая, как он может быть одновременно таким привлекательным и настолько же отталкивающим: хочется поцеловать его и заехать камнем в лоб. Или это мне так везёт на реакции? Аллергия? Люблю же я орехи, а потом задыхаюсь от них. Того и гляди, пятнами пойду...

   Красницкий с усмешкой раскланялся передо мной, как мушкетёр.

   – Не за что. Но в следующий раз перед тем, как пинаться мешками над пропастью, вынимай ценные вещи.

   – Почему ты пошёл по реке? Ты не смог подняться? – спросила я, пытаясь отдышаться.

   – А ты волновалась? – ответил он с хитрецой в глазах.

   – Вот ещё! – соврала я.

   – Волновалась, я вижу, – хохотнул он. – И это хорошо!

   – Ах так?! Ты специально заставил меня понервничать? Тогда зачем нужно было так нестись по скользким камням?! Взрослый же мужик, должен понимать, что горы не игрушка!

   – Если я рискую, то делаю это взвешенно.

   – Не всегда, – ответила я, заметив, что у него по щиколотки намокли джинсы, и в кроссовках хлюпает вода.

   Но Красницкий подумал про другое. Глянув на седые коконы на ветвях самшита рядом, он признал:

   – Да, бываю и просто дураком. Что будем делать с рощей?

   – Об этом потом. Пойдём скорее, тебе надо переодеться, а то простудишься!

   Иван склонил голову и засунул руки в карманы.

   – Тебя это разве волнует?

   – Слушай, – рассердилась я, – гуманизм не бывает выборочным! Ты тоже человек: две ноги, две руки, голова и, надеюсь, где-то там внутри всё-таки есть сердце! Поэтому да, волнует.

   – Тогда идём, – сказал он.

   Я поторопилась по короткой тропинке Малого круга, чтобы срезать всё что можно, думая только о ногах Красницкого и сырости горного леса. Через дюжину метров Иван обогнал меня и встал, перегородив дорогу и уставившись серыми, как зимнее море, глазами.

   – И, кстати, чтоб ты знала: у меня есть сердце.

   – Это хорошо. Значит, проблемы только с воспитанием — извиняться тебя мама не научила, зато умеешь травить тлю.

   – Ну извини.

   – И это всё? – спросила я, раздражаясь.

   Иван снова понял как-то по-своему, мотнул головой вокруг себя, показывая на погибший самшит.

   – Не всё. Я сказал, что займусь этим вопросом, значит, займусь. И хочу, чтобы ты знала: каждый, кто реально виноват в распространении этой заразы, будет наказан.

   – Лучше самшит спасти, чем головы рубить!

   – Одно другому не мешает. Главное, что я решу. В нашей стране всегда царь хороший, бояре плохие, даже если царь – Иван Грозный.

   Угу, снова он со своим самомнением, тоже Иван, кстати. Я скользнула взглядом по его мокрым кроссовкам.

   – Ладно, не лето, тебе надо переобуться в сухое, а лучше попарить ноги.

   – Да к чёрту сухое! – сказал Красницкий. – Дослушай меня! Я не знаю, что ты там себе напридумывала, но мне реально не всё равно! Об этом, – он ткнул пальцем в сухой самшит, – я не догадывался. Я считал, что ты обвиняешь меня в вырубке рощи, которой я никогда не занимался. Оттого и недопонимание.

   – Но ты никого и не хотел слушать.

   – Да, не хотел. Потому что за день ко мне приходит с полсотни просящих и в пять раз больше писем с просьбами. И да, приходится сортировать, потому иногда выходят накладки со всей этой чёртовой благотворительностью. Половина просящих – мошенники или лентяи.

   – Откуда тебе знать?

   – А вот представь, знаю! Проверял!

   – Вот как...

   – Да так! Поэтому уже всё, что слышу, делю на десять, а порой на все сто!

   – И ты никому не помогаешь больше?

   – Помогаю.

   – Об этом нигде и ничего не написано, я проверяла в сети.

   – Потому что об этом не орут. Да, я бизнесмен, я занимаюсь благотворительностью, а потом на это налоговые льготы получаю. Можешь сказать, что я жадная и расчётливая сволочь – может, так и есть. Но я всё равно никому, кроме налоговой, предпочитаю не разглашать, что десятая часть моих доходов уходит на детей-инвалидов.

   – На каких ещё детей? Что ты имеешь в виду? – опешила я.

   – Организацию «Не такие, как все». Подарки на праздники, лекарства, еда, всё, что нужно. Но только тем, кому нужно! Остальных к чёрту!

   Я моргнула, краснея от стыда – не люблю быть несправедливой.

   А Красницкий продолжал говорить запальчиво, словно хотел мне доказать что-то:

   – И вообще, если ты не в курсе, в той же Библии говорится и про десятую часть, и про то, чтобы одна рука не ведала, что творит другая! Даже собственная рука, а не какие-то СМИ! Буду я ещё распространяться...

   Он замолчал. Его головы коснулась наклонённая ветром ветка, окутанная седыми космами паутины. Иван в сердцах обломал её и швырнул в сторону.

   – Ну, это хорошо, – наконец, ответила я. – Только почему ты говоришь это мне? Я ведь тоже в какой-то мере СМИ.

   – Если я говорю, значит, я хочу, чтобы ты знала, – почти по слогам произнёс он. И добавил, как восклицательный знак: – Рррита!

   Потом развернулся, оставив на бетоне мокрый след. Буркнул:

   – Пойдём. Меня ждёт такси.

   И я пошла. Кажется, я в чём-то не разобралась. От этого было неловко. Профессор Мориарти и Шерлок Холмс стали любовниками, разругались, и решили вместе спасать лес. Два часа назад я бы рассмеялась в лицо любому, кто сказал бы, что это возможно, но теперь...

   Я смотрела на Ивана украдкой, пытаясь понять, о чём он думает. Но Красницкий молчал. Он шёл вальяжно, как по красной ковровой дорожке, отчаянно хлюпая кроссовками. Невероятно притягательный, сердитый и мало понятный. Его запах пленил, кружил мне голову, в которой с треском ломались шаблоны – те, которые я не люблю, и те, которые выстроила сама.

   Наверное, сегодня я напишу блог «Всё миллиардеры — сволочи!" А потом перечеркну и поставлю впереди жирную «НЕ». Выходит, что вообще никого нельзя равнять под одну гребёнку, мы никогда не знаем про человека всего, и не можем знать.

   В каждом есть плюс и минус – то, за что хочется поцеловать, и то, за что хочется огреть камнем. И видимо, в этом парадокс жизни: чёрное и белое. Именно это и значит самый культовый символ «Инь-Янь», заключённый в круг. Ничего не бывает только хорошего и только плохого!

   Что с этим делать?

   Принять? Хм...

   А как же борьба с несправедливостью и прочие революции? Ничего не понимаю.

   Я снова взглянула на Ивана и вдруг с ужасным сожалением подумалось, что сейчас он сядет в такси, а я пойду по дорожке к шоссе и останусь дожидаться маршрутки. И кто знает, увижу ли я его снова настолько близко? Почувствую ли его умопомрачительный запах? Его горячие руки на своей талии? Его губы, такие требовательные и неожиданно нежные? Встречусь ли взглядом с серыми, как зимнее море, глазами? И отчаянно захотелось услышать «Да» на все эти вопросы, иначе... Я даже не знаю, что «иначе».

   Вспомнилась наша яркая, как разряды молний, близость. Это был лишь эпизод?

   И на это я не могла ответить себе – всё было так неожиданно, так жарко и несоизмеримо лучше, чем с другими, что от одних воспоминаний я почувствовала слабость в ногах, во всем теле и абсолютную уязвимость. Он без слов и просьб полез в пропасть за рюкзаком, в котором лежал дрон с компроматом на него же... И просить не надо было. Почему?

   В непонимании тоже таилась слабость, а Иван был таким сильным, как викинг, прекрасно освоившийся в современном мире, монолитным, словно столб, высеченный из единого массива дуба или даже самшита, самого твёрдого из деревьев на Земле, и царственным, как настоящий царь... в мокрых кроссовках.

   Ненависти во мне больше не было.

   Только такому я тем более навязываться не стану. Это с оленями можно запросто делать, что хочешь, а с ним... всё сложно.

   Мы миновали избушку с кассами, где за стеклом пожилой грузин смотрел мини-телевизор и грыз орешки. Мы вышли через калитку за ограду к огромным деревянным буквам «Национальный парк – Самшитовая роща» и расправившему крылья орлу-памятнику. На парковке дремал новый белый Мерседес люкс-класса.

   Я поняла, что пора расставаться, и сказала, стараясь быть как можно более деловой:

   – Иван, тебе надо ехать, переодеться и... прочее. Не тяни, ты можешь заболеть, лучше сделать это скорее.

   Он кивнул.

   – Куда мне прислать моих друзей-экологов? В «Герос-Групп» в Сочи или ты дашь телефон для связи?

   Красницкий взглянул на меня с надеждой :

   – А, может, ты просто поедешь со мной?

ГЛАВА 30

Рита

   Взгляд серых глаз завораживал меня с первой секунды, и возможно, – думала я, – моя жизнь из-за него и разрушится. Я была уверена, что пожалею об этом, но Иван протянул мне руку, и я не устояла. В качестве последней лазейки для отказа, я пробормотала:

   – Мне тоже надо в душ. И переодеться... – и это прозвучало очень неуверенно.

   – Уверен, мы что-нибудь придумаем. И ты очень красивая даже в спортивном, – ответил он и распахнул передо мной дверь Мерседеса.

   «Это неправильно!» – раздавалось в моей голове, но я села в машину. Красницкий обошёл автомобиль и сел рядом со мной.

   – В гостиницу Рэдиссон Сас Лазурная на Курортном проспекте, – распорядился он.

   И мы поехали.

   Новые дороги Сочи устремляются от одного пункта к другому, как стрелы, широкие, удобные. Автомобиль вырулил на одну из них и полетел, оставляя по правую сторону горы, по левую – пляжи и море. Выглянуло солнце, заиграло блёстками на внезапно посиневших волнах, разлилось обманчивым теплом и показалось, что можно пробежать по галечному берегу и с разбегу ворваться в пенные брызги, будто летом. Но это была только иллюзия, как и всё, происходящее сейчас...

   – Ты где остановилась? – спросил Иван.

   – У Сержолей, – ляпнула я и поправилась, увидев изумлённый взгляд: – У Серёжи и Оли, моих друзей, как раз тех экологов, о которых я говорила. У них частный дом в садовом товариществе Майский сад, ближе к горам.

   – Расскажи о них.

   – Что тебе интересно?

   – Им можно доверять?

   – Да, конечно, – кивнула я. – Я не встречала людей, более увлечённых растениями и вообще состоянием планеты.

   – Оголтелые гринписовцы?

   – Ну что ты! Просто неравнодушные, – возразила я. – Очень хорошие, они даже на свою зарплату покупали химикаты для опрыскивания самшита, правда, всё равно не хватило... Что такое доход эколога, ты представляешь?

   – Копейки?

   – Да, но Сержоли работают не за деньги, а по призванию. Серёжа ещё на ставке сторожа подрабатывает и выращивает саженцы для оптовика живых цветов, иначе концы с концами свести не получается. У них трое детей, сам понимаешь.

   – Откуда ты их знаешь?

   – Мы с Олей вместе учились на филфаке.

   – Ты филолог? – удивлённо вскинул глаза Иван.

   – Да, когда не поступила во ВГИК, пошла на литературу с углублённым изучением английского. Я всё равно половину английских классиков знаю наизусть, в смысле поэтов.

   – Любопытно, в твоём личном деле ни слова об образовании.

   – О, у тебя есть целое «дело» на меня?!

   – Есть.

   – Зачем? – Я развернулась к нему всем корпусом, сгорая от любопытства.

   – Я хотел знать о тебе всё, – Иван улыбнулся, а у меня по телу пробежалась волна ласковых иголочек.

   Его колено было в нескольких сантиметрах от моего, и это заставляло волноваться. Хотя... у нас же уже всё было, но от этого я ещё больше смущалась. Что он думает обо мне? Что я легко доступна и беспринципна? Поздно было объяснять, что это было мгновенное умопомешательство, и я не с каждым так... Точнее именно так вообще больше никогда и ни с кем, и вообще очень избирательна. Да и есть ли смысл что-то рассказывать? У нас всё идёт не по правилам, а по какой-то ломаной кривой.

   – Я навёл справки – нужно знать тех, кто на тебя нападает, – хитро подмигнул он.

   – И что ты выяснил? – поинтересовалась я с улыбкой.

   – Что моим сотрудникам надо надавать по шапке и лишить бонусов – половина в твоём деле не соответствует действительности.

   – Например?

   – То что ты не опасна, – он улыбнулся шире и потёр ладонью щёку. – А рука у тебя тяжёлая.

   – Взял бы и сегодня с собой телохранителей, как на ток-шоу, – хмыкнула я.

   – Обычно я хожу без них.

   – Для чего же тогда? Просто понты?

   – Меры предосторожности. Насколько я помню, ты что-то там разрушила за кулисами.

   – Только «Бузову» уронила...

   Он рассмеялся. Мне стало легко.

   – Она тебе счёт не выкатила? – поинтересовался Ваня.

   – Нет, она была картонной, обиделся только какой-то тип в кепке, который упал на тот штендер с её изображением.

   – Бобров?

   – Может, и Бобров. Или Зайцев, но скорее Хрюкин, очень ухоженную хрюшку напоминал.

   – Точно мой медиа-консультант, – смеялся Ваня. – Его-то я и уволю. Во второй раз.

   Мне стало жалко упитанного барчука, и я добавила:

   – Ну, не так-то он тебя и обманул насчёт образования. Доучиться у меня не получилось.

   – Почему?

   – Маму прооперировали, папа остался без работы, мне пришлось устраиваться самой. И должна была им помогать. Я взяла академ, делала переводы и работала продавцом, в промоакциях и на выставках участвовала от модельного агентства. И вообще много чего попробовала, прежде чем стала вести блог. Но вот из академического отпуска выйти не вышло, возникли новые сложности... В общем, меня отчислили. Зато я потом закончила платные литературные курсы. Я не привыкла сдаваться.

   Внезапно его рука нашла мою, и я почувствовала накрывшее мою кисть мягкое тепло.

   – Ты молодец, – сказал он.

   От его прикосновения закружилась голова. Море с небом в солнечном мареве слилось в одну размытую картину. Что со мной происходит?..

   – А ты где учился? – спросила я, пытаясь вновь собрать себя по пикселям.

   – В архитектурно-строительном университете, в Питере.

   – О, ты архитектор?

   – Не похож? И правильно, я закончил факультет экономики и управления.

   Я засмотрелась на его руку на моей, крупную, с выступающими прожилками, с аккуратно остриженными ногтями, очень мужскую и уверенную, как и весь он. Я произнесла задумчиво:

   – Судя по результатам, ты не ошибся в призвании.

   – Никогда в этом не сомневался.

   – Тебе нравится строить?

   Иван пожал плечами.

   – Я кайфую, когда там, где ничего не было, появляется здание. И нравится то, что я знаю, из каких простых материалов созданы эти фешенебельные особняки, дома и крутые торговые центры. Внутри просто кирпичи, арматура и бетон.

   – Прямо, как у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора, растут стихи, не ведая стыда...» – ответила я, покрываясь мурашками от того, что его большой палец нежно провёл по моей кисти, и от этого незатейливого движения внутри всё загорелось. – Говорят, любая сложность – это изъяснённая простота.

   – Красиво, – сказал Иван то ли о фразе, то ли о моих руках, которые рассматривал с внимательной жадностью.

   Мы помолчали немного. Возможно, из-за его манеры держать себя или из-за запаха чистого мужского тела, смешанного с парфюмом, казалось, что он гораздо больше, чем его голова, бёдра, торс, руки, колени, плечи, так близко находящиеся рядом со мной. Казалось, что Красницкий занимает собой весь салон автомобиля, оставив узкое место для водителя и ещё одно, крошечное, для меня, маленькой. И это было ново – ведь я не такая уж и миниатюрная. Старшая сестра оленя, то есть Никиты, даже назвала меня однажды лошадью. Но, признаться честно, мне нравилось это ощущение – быть маленькой рядом с Иваном, Ваней... Хотелось на него положиться и довериться, только что-то мешало.

   Он нарушил паузу.

   – Почему ты вообще занялась этим делом, Рита? Где ты, где самшит, где Сочи и где Москва?

   – Не знаю, задело. Я не люблю, когда обижают слабых, и когда позвонила Оля в конце сентября, вся в слезах и ужасе, во мне что-то откликнулось. – Я выпрямилась, вспомнив, по какому вообще-то поводу ревела Олька. А теперь этот «равнодушный чурбан» сидит рядом и нежно гладит мою кожу между большим и указательным пальцем, – очень парадоксальное чувство, – и добавила: – Олька слабая, Сержик тоже не Шварцнеггер, а роща и подавно.

   – А ты, выходит, сильная?

   – Да. Ничего другое не подействовало, остался мой блог. На самом деле с просьбой помочь через блог Олька мне и звонила. – Я взглянула на Ивана с некоторым вызовом. – И ведь получилось достучаться!

   – Получилось.

   Он ничего больше не сказал, но в уголках его губ снова появилась знакомая высокомерная насмешка, будто я была дятлом, пробившим ему дыру в мозгу. В ответ на мой вопросительный взгляд Иван усмехнулся, не скрываясь. И вся иллюзия нашего партнёрства рассыпалась в прах.

   Я забрала свою руку из его горячих ладоней. Достаточно! Я и так уже дала ему слишком много форы. Впереди показалась высокая каменная кладка Дендрария.

   – Знаешь, я передумала, – сказала я. – Лучше высади меня здесь. Потом встретимся и поговорим с Сержолями, отсюда как раз и надо сворачивать к горам. Водитель, остановите!

   Мерседес начал перестраиваться к парковке.

   – Не останавливай. Что изменилось? – Иван непонимающе склонил голову набок.

   – По сути, ничего. Всё равно потом возвращаться. Так что ты переодевайся в гостинице, я жду тебя через полчаса у Дендрария. Столько хватит? Или час?

   – Ты в курсе, что нельзя быть такой непоследовательной, особенно если хочешь чего-то добиться? – кажется, он начал раздражаться.

   Сейчас я всё испорчу, и самшит никто не будет со мой спасать. Но я же знаю, что будет в гостинице, и я... не хочу. Не хочу, чтобы выглядело так, будто добиваюсь чего-то через постель, а его выражение лица кричало об этом! Он снова выглядел хозяином мира, которому все обязаны!

   Я изобразила на лице независимую улыбку.

   – Ты ошибаешься, в делах я последовательна.

   – А с личным можно лыжами по траве, носом в торт и клюшкой в глаз?

   – Сначала дело, – парировала я. – Остановите, пожалуйста!

   – Не останавливай! Ладно, едем к твоим Сержоплям, – буркнул Иван. – А потом ко мне!

   – Нет, сейчас мы не едем. У тебя мокрые джинсы и обувь.

   – Плевать!

   – Нет! Ты простудишься!

   Он подкатил глаза к потолку.

   – Тебе говорили, что ты невыносима?

   – Меня не надо носить, я сама хожу! А ты не будешь ходить, если оставаться в мокром в плюс десять, заработаешь артрит, грипп и воспаление лёгких!

   – Чёрт! За что мне это?! Водитель, заверни в тот закоулок!

   – Там тупик, – обернулся на нас кавказского вида таксист.

   – Прекрасно! – рявкнул Иван.

   Мерседес с визгом завернул в узкий закуток за Дендрарием – только забор, кусты и мусорные баки.

   – Сиди здесь! – ткнул мне в сиденье пальцем Красницкий.

   Вышел из машины, порылся в открытом багажнике, лязгнул чем-то. Любопытство взяло верх, я приоткрыла дверь, сунулась на звук и обнаружила поражённо, что Иван стоит у заднего крыла автомобиля в одних боксёрах внизу и пытается попасть ногой в штанину других джинсов. Я спряталась обратно в салон, почёсывая затылок в недоумении. Он меня послушался? Миллиардер? Циник? Нахал? Меня?!

   – Нехорошо уважаемого человека из себя выводить, – заметил кавказец.

   – Наверное, – пробормотала я, а внутри заплясали весёлые чёртики, растаптывая копытцами остатки неуверенности.

   Он меня послушал! Вау!

   Дверь распахнулась, Иван с громким выдохом плюхнулся на сиденье. Его джинсы были на тон светлее предыдущих. Красницкий наклонился, завязывая шнурки на чёрных кроссовках. Потом выпрямился и зыркнул на меня, как на врага народа.

   – Больше нас ничего не держит, – заявил он. – Дело так дело, чтоб его свиньи сожрали! Поехали к долбанным Сержоплям, спасать долбанный самшит!

   А мне вдруг стало смешно. Я отчаянно попыталась сдержаться, и вместо смешка вышло смачное хрюканье.

   – Нет, она ещё и дразнится! – возмутился Ваня.

   – Прости... – выдохнула я. – Ты такой... такой...

   Миллиардер и строительный монстр стоял в трусах почти в центре Сочи из-за меня!

   Я закусила губы, стянула резинку с волос, пытаясь хоть за ними скрыть своё неуместное веселье. Волосы рассыпались по плечам, я прыснула ещё громче, закрыла лицо руками. Проклятый дурносмех!

   Иван развернул меня к себе, убрал пряди с лица и отвёл руки. Я продолжала смеяться, всхлипывая и подхрюкивая. Он сверкнул глазами коварно.

   – Ну смейся, смейся! Теперь ты от меня не сбежишь, революционерка! – прорычал он, навалился сверху и накрыл мои губы неистовым поцелуем.

   А Мерседес тронулся и куда-то поехал.

   19 Из стихотворения «Мне ни к чему одические рати...» (1940) Анны Андреевны Ахматовой

ГЛАВА 31

Иван

   Сбежать я ей не позволил, поцеловал и поставил на место. Телефон вибрировал в кармане, как чесоточный, а я не обращал на него внимания. Всё-таки что-то в ней было – то, что заставляло прилепляться взглядом и примагничивало тело, заряжало электричеством и шарахало на всю катушку.

   Рррита! Гибкая кошка, возомнившая себя Ильёй Муромцем.

   Рррита! Смешливая и обволакивающая. Своим запахом, волосами, идеальным носом, торчащим так, словно призывает к революции.

   Рррита! Имя такое, что только аргентинское танго танцевать! Голыми...

   Я не дал покоя её груди, губам, бёдрам, и уже готов был приказать водителю остановиться и выйти, как тот вдруг сказал:

   – Э-э-э... До садового товарищества мы доехали, а теперь куда?

   Чёрт! Как в кинотеатре в семнадцать лет – только распалишься, сеанс и закончился. Такое быстрое кино – даже титров не успеваешь посмотреть. Рита высвободилась из моих рук и бодро скомандовала:

   – Вторая улица направо, третий дом с зелёными воротами.

   Мне понадобилось несколько вздохов, чтобы понять, какие ворота, какой дом и куда мы вообще едем. Вспомнил, выдохнул и одёрнул вниз рубашку. Не стоит перед борцами за экологию представать, как мятая бумага из принтера. Хотя пусть думают, что хотят, я о них вообще не думаю.

   Я вышел вслед за Ритой из Мерседеса в какую-то деревню. Солнце в глаза, ленивый рыжий кот на дровнице, опьяняющий свежестью воздух, дремлющие горы на фоне. Рита несколькими движениями привела себя в порядок, толкнула дряхлую калитку.

   Я вошёл за ней, к нам кинулись одновременно коротконогая дворняжка и мелкий лет четырёх. В глаза бросились добротные теплицы на участке и годов пятидесятых побеленная хата под низкой крышей. Нищета...

   Дворняга лаяла, суетилась, мотыляя хвостом, скрученным в баранку.

   – Ещё один представитель СМИ, – хмыкнул я.

   – Что?! – обернулась Рита, поднимая мальчишку на руки.

   Тот был одет черте во что, ухоженный гораздо меньше теплиц, с рыжим вихром, торчащим из-под бывалой вязаной шапки, со следами липкой сладости на красных, наливных щеках.

   Я прикусил язык.

   – Да ничего, – сказал. – Хорошие теплицы.

   – О да, Сержик их сам делал, – закивала она радостно, красивая и гармоничная с ребёнком на руках, словно с рекламной картинки. – Познакомься, это Валентин. Шарик, не лай, это свои!

   Мелкий смотрел на меня с тем же выражением, что и Шарик: «мол, ты кто вообще и чего околачиваешься возле нашей Риты». Видимо, стоит налаживать контакты. Я пожал тёплую ручку мелкого, вымазанную в чернозёме.

   – Здоров!

   – Далов! – ответил пацан. – Ты кто?

   – Иван.

   – Подержишь? Я сейчас! – Рита вдруг сунула мне мелкого в руки. Ничего не оставалось, как взять. Она улыбнулась и бросилась в дом с криком: – Олечка-а-а! Сержик!

   А мы с пацаном остались. В жухлой траве, перемешанной с зелёной, валялся пёстрый мячик, подальше велосипед. Из грубо сколоченной будки вылез чёрный кот и посмотрел на меня, как замминистра на рядового чиновника.

   Вот зараза! – восхищённо подумал я.

   Шарик крутился под ногами с наглым прикусом и, кажется, не мог решить: то ли цапнуть, то ли пометить. От пацана пахло молоком и мёдом, он ёрзал на руках, пристально глядя на мой нос. У меня возникло парадоксальное чувство: нереальное от того, что было вообще не понятно, что я тут делаю, и очень реальное, простое, как пломбир в вафельном стаканчике.