Вода под мостом. Вергилия Коулл

Против воли мне пришлось отправиться на лето в другой город, к человеку, которого я никогда не видела прежде. Джоэль… потрясающе таинственный и ужасающе притягательный. Говорят, темнее всего вода под мостом. Но я и представить не могла, что произойдет, если сломать мост и вглядеться в эту воду.

   "Вода под мостом"

***

   Мутер выходила замуж в шестой раз, но упорно называла себя «новобрачной». По случаю торжества маленькую церковь Крови Христовой, расположенную на углу у зеленого сквера, пышно украсили белыми цветами и лентами, а когда священник деликатно объявил, что жених теперь может поцеловать невесту, я, сидевшая в первом ряду, была так растрогана, что даже закурила.

      – Ты испортила лучший день в моей жизни! – кричала потом мутер, стоя в модном белом платье от Дианы Фрай на церковных ступенях и потрясая красивым букетом нежных лилий, пока смущенные гости длинными ручейками стекали вниз по обе стороны от нас. Штефан, мой очередной отчим, нервно курил под деревом и делал вид, что занят с кем-то беседой.

      Я хотела напомнить мутер, что до этого у нее было уже пять точно таких же «лучших дней в жизни», а ее новоиспеченный муж всего-то на семь лет меня старше, а значит, она вполне могла бы быть матерью и ему, но потом передумала. Зачем зря тратить воздух? И я снова закурила. Она выхватила из моего беспечного рта сигарету, бросила под ноги и резко втоптала белоснежной атласной туфлей прямо в бетонную ступеньку с надписью «Бог тебя любит». Думаю, в тот момент ей ужасно хотелось и со мной сделать то же самое.

      Первую брачную ночь молодожены, как и положено, провели в номере-люкс отеля, предоставив меня самой себе, а на следующее утро я проснулась от звуков подозрительной возни в доме. Мстительная мутер, надолго затаившая обиду за испорченную свадьбу, явилась, чтобы захватить вещи перед путешествием в медовый месяц и заодно «обрадовать» меня.

      – Даже не думай, что ты останешься одна на целых четыре недели! – безапелляционно сообщила она, притопывая ногой и уперев руку в тонкую талию, подчеркнутую элегантным летним брючным костюмом. Глубокий синий удивительно шел к ее глазам. – Я тебя знаю! Только отвернись, как ты вляпаешься в какую-нибудь историю.

      – Мам, я уже взрослая, почти как твой муж, – уныло отозвалась я, – я же школу окончила!

      – Вот именно! – свела она к переносице идеально откорректированные брови. – Ты только что окончила школу и должна была давно уже выбрать колледж или университет и отправить туда документы. Ты это сделала?

      Я растерянно сунулась рукой в карман дурацкой пижамы с медведями и пощупала пустоту.

      – И не вздумай больше при мне курить! – взбитые каштановые кудри мутер гневно заколыхались над плечами. – Что ты за наказание на мою голову, Саманта Шоу! Совершенно не думаешь о собственном будущем. Меня не любишь.

      Голос ее задрожал и стал чуточку выше. Я тупо разглядывала квадратики плитки под своими босыми ногами.

      – Сюсечка, вот эти сумки в углу тоже брать? – раздался из глубины коридора голос Штефана. Общения со мной он старательно избегал. Наверное, потому, что еще в церкви я украдкой показала ему средний палец, предпочитая сразу расставить точки над i в наших отношениях.

      – Конечно, Пусик! Я их специально поставила на виду! – совершенно другим, бодрым и воркующим голосом откликнулась мутер.

   Я мучительно скривилась, и она снова обратила на меня свой гневный взор:

   – Ты до сих пор как ребенок. Нужно, чтобы за тобой постоянно присматривал кто-то из взрослых. Собирай вещи, я отвезу тебя в аэропорт. Поживешь немного у дяди, может, ума наберешься.

      – У какого еще дяди? – вскинула я голову, потому что совершенно не ожидала такого поворота событий.

      – У брата Терри, – пояснила мутер, презрительно поджав ярко накрашенные губы. Она всегда так делала, когда заговаривала о моем отце или о ком-то из остальных бывших. – Других родственников-то мы, к сожалению, не имеем. Я пыталась связаться с твоим так называемым родителем, чтобы попросить взять тебя на время, но оказалось, что он нашел себе какую-то чернозадую и умчался с ней на Маврикий. Вы с ним одного поля ягоды, безответственные прожигатели жизни, зачем только я тебя от него родила! – Она перевела дух от негодования. – К счастью, Джоэль ответил за брата и сказал, что с радостью за тобой присмотрит. Я собрала твои билеты и документы, а ты прихвати что-нибудь из вещей и поторопись: счетчик у такси уже мотает.

      – Мне не пять лет, чтобы за мной присматривала какая-то нянька, – проворчала я, ощущая, как к горлу подкатывают предательские слезы. – Тем более, незнакомый мужик.

      – Джоэль не незнакомый мужик, а брат твоего отца, – отрезала мутер, пристальным взглядом пикирующего орла одновременно отслеживая, как Штефан, одетый в спортивные шорты и футболку, туго обтянувшую его атлетическую фигуру, пыхтя и раздувая щеки, таскает к выходу сумки. – По телефону он показался мне очень сердечным человеком.

      – А в глаза-то ты его хоть раз видела? – похолодела я.

      – Саманта Шоу! – прикрикнула она и махнула рукой, пресекая все возражения. – Я достаточно пожила на свете, чтобы разбираться в людях! И для этого мне не обязательно видеть их в глаза. Постарайся не докучать Джоэлю и вести себя в гостях нормально. Хотя кому я это говорю: ты понятия не имеешь о том, что такое нормально и как себя вести.

      Она с осуждением качнула головой, поправила на шее газовый шарфик и, стуча каблуками, посеменила за Штефаном, на ходу довольно громко пробормотав под нос:

      – Надеюсь, он не проклянет тот день, когда решил оказать добрую услугу родственничкам…

      Вот так и получилось, что через месяц после окончания выпускного класса в школе и на следующий день после шестого бракосочетания мутер я оказалась в самолете, несущем меня в какую-то задницу мира.

      Рейс задержали, поэтому в пункт назначения я прибыла с опозданием. В моем рюкзачке лежали документы, смехотворная мелочь, салфетки, блеск для губ и пачка сигарет, и подумалось, что если меня никто не встретит, то в этом чужом, незнакомом городе я окажусь полностью предоставленной самой себе. Мутер сильно промахнулась, считая, что, отправляя меня как посылку какому-то родственничку, может быть спокойна.

      При выходе с посадочной полосы я свернула в туалет и покурила. Прикрыв глаза, задрала юбку и затушила сигарету о бедро, стараясь пропустить через себя, прочувствовать каждое мгновение этой короткой боли, потом вынула из рюкзака упаковку спиртовых салфеток, которую всегда таскала с собой, и аккуратно обработала крохотный ожог. Другие, уже зажившие и еще только начинающие заживать, образовывали на обеих ногах причудливые узоры. Мои созвездия, как я их называла, порой и впрямь представляя, что вижу там ковш Медведицы или ломаную кривую Кассиопеи.

   Выбравшись из туалета, я погуляла по терминалу в поисках чего-нибудь перекусить. К тому времени, когда вышла на парковку перед аэропортом, все пассажиры моего рейса наверняка не то что уже разъехались, а, скорее всего, успели добраться до дома или куда там еще им было надо. Я уныло оглядела ровный ряд желтых такси и зацепилась взглядом за шикарный темно-красный двухместный кабриолет с откинутой крышей и белоснежными кожаными сиденьями, возле которого, сложив руки на груди, стоял какой-то брюнет.

      Машина явно относилась к разряду редкого старья, которое продают за большие деньги и покупают исключительно ради понтов, а ее владелец всем своим видом лишь подтверждал мои догадки. Сама его небрежная поза, в которой он прислонился бедром к полированному капоту, его зеркальные солнечные очки, легкая щетина на подбородке и бугры мышц, натягивавших ткань светлой рубашки-поло, так и кричали, что передо мной очередной метросексуал или кто-то ему подобный.

      Разглядывая его в упор, я вынула сигарету. Словно восприняв это как сигнал, брюнет отлепился от кабриолета и неспешно двинулся ко мне. Вспыхнув, я отвернулась и принялась рыться в рюкзачке в поисках зажигалки. За спиной раздался щелчок. Обернувшись, я увидела огонек над тонким корпусом Зиппо, протянутый мне сильной загорелой рукой, покрытой чуть выгоревшими, темными с золотистым отблеском волосками. В горле предательски пересохло, и я сглотнула, прежде чем наклониться и прикурить.

      – Спасибо, – я вынула сигарету изо рта и выпустила струю дыма прямо ему в лицо.

      Он улыбнулся, чуть сдвинул вниз зеркальные солнечные очки, в которых отражалась моя растрепанная и взмокшая персона, и низким голосом с сексуальной хрипотцой спросил:

      – Саманта Шоу?

      – Вообще-то, Сэм, – проворчала я сквозь зубы.

      – Я Джоэль. Приятно тебя увидеть, – он убрал зажигалку в карман легких летних брюк и протянул ладонь, которую я проигнорировала.

      – А-а-а, добрый дядюшка, – буркнула я, вновь затягиваясь сигаретой, – у меня что, на лбу имя написано?

      – Твоя мама прислала мне фотографию, – пожал он плечом все с той же мальчишеской дразнящей улыбкой, – чтобы я мог тебя найти, если потеряешься в аэропорту.

      Я скривилась, выбросила сигарету и резко растоптала ее ногой.

      – Мне не пять лет.

      – Вижу. В пять лет еще не курят. Пойдем в машину? Здесь жарко.

      Июльское солнце и впрямь палило нещадно, но, топая вслед за Джоэлем через парковку, я заметила, что он совсем не вспотел. Рубашка между его лопатками и по бокам оставалась сухой, а по воздуху за ним тянулся лишь шлейф приятного ненавязчивого парфюма.

      – Вы что, вампир? – брякнула я ему в спину раньше, чем успела прикусить язык.

      – Почему ты так решила? – обернулся он на ходу, в очках блеснуло ослепительное отражение соседнего белого мерседеса.

      – Только вампиры ни с того ни с сего соглашаются, чтобы у них пожила дальняя родственница-сиротка. – Я сплюнула на раскаленный асфальт, над которым парило знойное марево, и увидела, что слюна почти мгновенно высохла. – Надеетесь отведать моей кровушки?

      Он усмехнулся.

      – А-а, голливудские сказки о любви. Нет, я не вампир, – остановившись у своей сверкающей развалюхи, Джоэль распахнул передо мной дверь пассажирского места таким галантным жестом, что у меня заскрипели зубы. – Да и ты вроде бы не сиротка. У тебя есть и мать, и отец.

      – Угу, – буркнула я, нырнув на кипенно-белое кожаное сиденье и стараясь не думать о том, как убого выглядят мои сбитые коленки, высокие поцарапанные ботинки на шнуровке и обтрепанная джинсовая юбка до середины икр по сравнению с хромом и красным деревом приборной панели.

      Обогнув автомобиль, Джоэль уверенно уселся за руль и, резко взяв с места, выехал с парковки. От встречного горячего ветерка волосы хлестнули меня по лицу, и я неловко заправила их за уши. В зеркальных очках Джоэля отражалась дорога, губы были изогнуты в какой-то непонятной ухмылке, окружающие женщины на тротуарах и в транспорте пялились на него во все глаза, и это выбивало меня из колеи.

      – Вы извращенец? – пошла я в атаку. – Малолеток любите?

      Он чуть повернул голову, продолжая мне улыбаться, затем снова сосредоточился на траффике.

      – Заставите меня тайно отсасывать вам за шоколадку, пока мама не знает? Показывать сиськи под душем? – я все больше и больше злилась, на себя и почему-то на него, но все вопросы, как теннисные мячики, гулко отскакивали от непробиваемой брони его молчания и улыбки и рассеивались в жарком воздухе июля. – Вот. Смотрите. Как вам?

      Пользуясь тем, что мы остановились на светофоре, я задрала свою пропитанную потом после перелета блузку, подцепив заодно и лифчик, и оголила грудь. Толстяк в соседнем авто поперхнулся кока-колой, которую тянул из запотевшего картонного стакана через полосатую соломинку, парень на роликах, который как раз пересекал дорогу на зеленый, споткнулся и растянулся во весь рост, а парочка пожилых женщин, идущая следом за ним, возмущенно охнула.

      – Классные сиськи, Сэм, – невозмутимо кивнул Джоэль и побарабанил пальцами по рулю, очевидно, пребывая в отличном расположении духа, которое просто невозможно было испортить, – но нет, спасибо.

      Я выдохлась и обмякла на сиденье, отвернувшись и положив руку на борт, но тут же спрятала ее под рюкзак, заметив на тыльной стороне кисти дурацкие царапины от игр с соседской кошкой. Сущий ребенок, мутер права. Джоэль наверняка уже считает меня дурой. Ветер продолжал играть с моими волосами, мимо мелькали густые кроны деревьев и фасады уютных домов, и кожа на моих бедрах под юбкой ужасно зудела.

      Дом у Джоэля оказался просто невероятный. Весь белый, как романтический замок из сказки, двухэтажный, с плоской крышей, он стоял на побережье, за шоссе, и почти сразу от его порога начинался песчаный пляж, к которому катил пенистые гребни величественный океан. Здесь постоянно дул ветер, но мне неожиданно это понравилось.

      – Вы что, наркобарон? – фыркнула я, входя в огромную гостиную, через светлые панорамные окна которой можно было любоваться пляжем. Кондиционированный воздух приятно охлаждал тело, и я с блаженством ощутила, как капли пота, выступившие на лбу, спине и подмышками, начали подсыхать.

      – Нет, – Джоэль бросил очки и ключи на каминную полку, – располагайся, чувствуй себя как дома. Будешь пиво?

      Прежде чем я успела открыть рот, он стянул через голову рубашку, небрежно швырнул ее на спинку дивана и пошел куда-то за угол. Мышцы перекатывались под гладкой загорелой кожей его спины, и я с трудом успела подтянуть челюсть, пока он не вернулся обратно с двумя бутылками «Багз», по стеклянным стенкам которых стекали капельки конденсата. Щелкнув пробкой, вручил одно пиво мне.

      – Тогда на какие шиши вы все это отгрохали? – поинтересовалась я, злорадно подумав, что мутер бы впала в шок, если бы сейчас нас увидела. Секси-дядя в дорогущей гостиной поит меня пивом после того, как видел мои сиськи. Это точно попахивает преступлением.

      – Получил наследство, как и твой отец, – Джоэль опустился на диван, небрежно откинув одну руку вдоль спинки, сделал глоток и задумчиво прищурился, глядя сквозь окна на океан. Его гладкая грудь была почти безволосой, с крохотными темными сосками, шелковистая поросль виднелась лишь над поясом брюк. – Только каждый из нас распорядился своей частью по-разному. Ты разве не знала?

      – Я вообще ничего о вас не знаю, – проворчала я и, не снимая ботинок, с ногами забралась в бежевое кресло, составляющее с диваном и столиком цельный мебельный гарнитур. – Вы правда родной брат моего отца?

      Он повернулся и посмотрел прямо мне в глаза, отчего пиво пошло не в то горло, и я закашлялась, возненавидев саму себя за это.

      – Сводный брат. Моя мать умерла, и отец женился на матери Терри, когда мне было десять. Сам Терри к тому времени уже был старшекурсником. Отец его как бы усыновил.

      – Супер, – закатила я глаза, – то есть вы мне вообще никто.

      – Почему никто? – спокойно возразил он. – Я твой дядя.

      – Ну да, ну да, – съязвила я, – только это не считается. Мы с вами не кровные родственники.

      – У нас одна фамилия. Мы семья.

    Он откинул голову, делая глоток, и капля конденсата, сорвавшись с горлышка, упала на уголок рта, а затем покатилась дальше по подбородку и голой шее с выпирающим кадыком. Я поерзала в кресле, хлебнула из своей бутылки и незаметно потерла ладонью зудящие бедра.

   – А моя мать вообще знает, что вы отцу не родной брат?

   Джоэль рассеянно пожал плечом.

   – Не думаю, что Аманда успела настолько глубоко вникнуть в нашу историю. Они с Терри так скоропалительно поженились. И еще более скоропалительно расстались. Кажется, она уходила от него беременной тобой? Я сам был еще ребенком, поэтому неточно это помню.

   – Ребенком? Сколько же вам лет? – криво усмехнулась я. – На вид сорок два.

   Он тоже усмехнулся.

   – Двадцать семь. А тебе, Сэм? Когда ты перейдешь в выпускной класс?

   Я мысленно присвистнула. Он всего на десять лет меня старше… неудивительно, что прежде мне не доводилось ничего о нем слышать. Отец был у мутер первым мужем, ошибкой студенческих лет, и развелись они действительно вскоре после свадьбы. Уж не знаю, почему. Почему с ней все разводятся? Но с тех пор мы не общались, он никак не поддерживал связь с нами, разве что периодически присылал денег к моему дню рождения, и я вообще была удивлена, что мутер вспомнила о нем и его семье теперь. Видимо, и впрямь чертовски разозлилась на мою выходку в церкви и захотела сплавить меня так далеко, как только сможет. Я потерла бедро и заметила, что Джоэль тоже это увидел, поэтому сразу отдернула руку.

   – Мне девятнадцать, и школу я давно окончила, – буркнула, насупившись. Ну да, чуть-чуть прибавила себе лет, подумаешь! – Я не ребенок.

   – Да, я это понял, – кивнул он, – ты куришь и у тебя вполне развитая грудь.

   Я стиснула зубы, уловив между строк сарказм.

   – Так зачем вы согласились, чтобы я приехала? Я вам никто, как мы выяснили. Седьмая вода на киселе. Вам что, больше нечем заняться, кроме как привечать бедных не-родственниц?!

   – Я просто хотел помочь, – он допил остатки пива и поставил бутылку на пол возле ног, обутых в светлые кожаные мокасины. – Аманда пожаловалась, что ей срочно нужно уехать, а ты боишься оставаться дома одна.

   – Что, она прямо так и сказала?! Что я боюсь оставаться одна?! – при мысли о коварстве мутер я не сумела сдержать обиды в голосе и разозлилась на себя за это. Ни к чему другим видеть мою слабость.

   Джоэль пристально посмотрел на меня и вздохнул.

   – Сэм, я не знаю, что у вас за отношения с матерью, но вижу, что сложные. Как бы там ни было, я не хочу, чтобы ты боялась меня. Я бы хотел, чтобы ты мне доверилась.

   – Ну да, вступительная речь маньяка-педофила, – уставилась я на свои сплетенные вокруг холодной бутылки пальцы.

   – Мой дом в полном твоем распоряжении, – так же терпеливо продолжил он, – днями я тут появляюсь нечасто, и мы вполне можем прожить этот месяц добрыми соседями, ты отлично проведешь время, будешь купаться, загорать, отдохнешь. У меня к тебе будет лишь просьба соблюдать ряд несложных правил.

   – Каких? Не запираться на ночь, чтобы дядюшка мог в любой момент, когда захочется, зайти и пожелать добрых снов?

   – По ночам я не стану тебя беспокоить, – его снисходительная усмешка меня раздражала, – можешь даже курить в доме, хотя я предпочел бы, чтобы ты открывала окно или выходила во двор. Можешь свободно пользоваться моим баром, я пополняю его по мере необходимости. Можешь приводить сюда парней, если уверена, что они не воришки и будут использовать презерватив.

   Я закатила глаза и застонала.

   – Это что, лекция о здоровой половой жизни?

   – Я бы не хотел возвращать тебя Аманде беременной или больной, – парировал он. – Я отвечаю за тебя, и пока ты живешь у меня, с тобой ничего плохого не случится.

   От тона, каким Джоэль это сказал, глядя мне прямо в глаза, у меня по коже побежали мурашки.

   – Вместе с тем я понимаю, что ты уже не ребенок, – он снова усмехнулся, – и уважаю твои желания. В ответ ты должна уважать мои. Я не хочу, чтобы ты выходила из спальни после девяти вечера, это ясно? Уборная будет у тебя своя, примыкающая к комнате, кушать на ночь вредно, а если ты все же любишь так делать, то бери заранее с собой все, что пожелаешь, из кухни. Думаю, ты вполне сможешь соблюдать это правило, как считаешь?

   Он снова в упор уставился на меня. Глаза у него были темные, с каким-то жутким магнетическим взглядом, и я почувствовала, что едва могу вздохнуть.

   – Вы точно вампир, – пролепетала наконец, – что, боитесь не сдержаться и все-таки выпить моей крови ночью?

   Губы Джоэля раздвинулись в сухой холодной улыбке.

   – У каждого из нас своя личная жизнь, и она имеет свои границы. Так мы договорились?

   Я тоже допила пиво и отставила бутылку.

   – Я должна называть вас дядюшкой?

   – Можешь называть меня просто по имени. Джоэль.

   – А в постели? Во время оргазма?

   – Саманта, – в глубоком, гипнотизирующем взгляде появилась капелька укоризны.

   – Ладно, – проворчала я. В конце концов, он оказался не таким уж мудаком, как я представляла, а условия существования по сравнению с домом мутер и вовсе получались сказочные. – Только называйте меня Сэм. Договорились? Это мое желание, которое нужно уважать. Ненавижу, когда меня называют Самантой. Особенно Самантой Шоу. – Спохватившись, что чересчур вдруг разоткровенничалась, я приказала себе закругляться. – Где тут будет моя комната? Я хочу принять душ и…

   Я собиралась добавить «переодеться», но вспомнила, что приехала с одним рюкзаком. Хороша родственница, ничего не скажешь.

   – Пойдем, покажу дом, – Джоэль поднялся и жестом пригласил меня следовать за ним. – Мы точно не забыли твой багаж в аэропорту? Я правильно понял, что ты не привезла с собой чемоданов?

   – Вы о тех десяти розовых сумках от Сони Рикель? – Я на ходу почесала бедро. – Привезла, а как же.

   Не оборачиваясь, Джоэль хмыкнул. Ну, по крайней мере, с чувством юмора у него не беда, в отличие от мутер, это уже обнадеживало. Попутно показав мне внутренний дворик с бассейном, огороженный высоким белым забором, за которым покачивались верхушки пальм, а также несколько плотно закрытых дверей, охарактеризованных как «мой кабинет», «столовая», «малая гостевая спальня», «тренажерка», по выстланной ковровой дорожкой лестнице он поднялся на второй этаж и привел меня к дальней комнате в конце коридора.

   – Пожалуйста, располагайся, – повторил все тем же безупречно вежливым голосом, распахивая дверь в уютную, хотя и безликую «большую гостевую спальню».

   – Вы что, Оксфорд оканчивали? – не выдержала я. – Такой галантный, прямо в морду дать охота.

   – Гарвард, – ничуть не смутился он. – А ты? Уже куда-то поступила?

   Я смерила его мрачным взглядом, вошла в комнату и захлопнула перед носом дверь. Оставшись в одиночестве, постояла некоторое время, чтобы собраться с мыслями, затем вынула из рюкзачка телефон и проверила пропущенные звонки. Их, конечно же, не было – кому бы понадобилось мне звонить? Поэтому я просто набрала и отправила сообщение для мутер: «Привет, мам. Не волнуйся, со мной все хорошо. Я нормально добралась, и Джоэль меня встретил. Он добрый».

   Отправив текст, я осторожно положила мобильник на край широкой, застеленной полосатым покрывалом кровати, сделала шаг назад и подождала, не придет ли ответное сообщение.

   Телефон по-прежнему молчаливо лежал на краю кровати, журнал входящих вызовов и сообщений пустовал. Я переступила с ноги на ногу, покусала губы, схватила его и быстро набрала: «Прости за испорченную свадьбу. Мне очень жаль». Отправив и этот текст, решительно запихнула аппарат обратно в рюкзак и пошла стирать одежду.

   Остаток дня я провалялась на кровати, глядя в потолок и размышляя о том, чем бы хотела заняться. Выходило что ничем. Мутер права, я ничтожное существо, бесполезная прожигательница жизни, которая не способна ничего добиться. Откуда-то снизу доносились приглушенные звуки музыки, наверное, джаза, хотя я не очень разбиралась в подобных жанрах. Они постоянно вызывали в моей голове образ Джоэля: как он ходит по гостиной без рубашки, пьет пиво, смотрит на океан. Я вертелась с боку на бок, пытаясь прогнать картинку, но безуспешно. Когда стемнело, музыка стихла, а я завернулась в большое махровое полотенце и перебралась на дубовый подоконник.

   Открытое окно сразу разбавило кондиционированный воздух спальни влажностью и солью. Пустынный пляж, изогнутый полукольцом, постепенно погружался в сумерки. На той стороне бухты зажглись огоньки. Я прижалась виском к оконной раме и принялась смотреть вдаль. Теперь понятно, почему Джоэль выбрал это место, здесь очень красиво. Я представила, что он точно так же каждый вечер любуется закатом, сидя в кресле и потягивая что-нибудь прохладительное, и подумала, что, должно быть, он невероятно счастлив здесь. Если бы мне посчастливилось тут жить одной, я бы никому не позволила нарушать мое уединение. Я бы тоже включала вечерами джаз и танцевала бы под него в гостиной с бокалом в руке. Или завела бы собаку. Бродила бы с ней по этому пустому ветреному пляжу, наслаждаясь тем славным ощущением, когда мокрый холодный нос доверчиво тычет в ладонь. Собаки вообще умеют любить необыкновенно, преданно и верно, безоглядно и самоотверженно. Не то что люди.

   Телефон по-прежнему хранил суровое молчание, и когда на небо выкатилась первая звезда, я решилась позвонить. Зажав в пальцах дымящуюся сигарету, я набрала номер мутер. Очень долго шли гудки, наверное она оставила телефон в номере, отправившись на ужин, или принимала в это время душ. Или с ней что-то случилось? Штефан уже знает, что у нее аллергия на морепродукты? Вдруг он по неведению заказал ей коктейль с креветками или что-то типа того, и сейчас ее откачивает «скорая»?! Я задохнулась на миг от представленной картинки, но тут в трубке раздался щелчок, и стало слышно, как играет веселая музыка и галдят люди.

   – Алло? – язык у Штефана заметно заплетался, он был подшофе.

   – Где мама? С ней все в порядке? – накинулась я на него, забыв представиться.

   – А, Саманта, – звуки в трубке слегка поутихли, похоже, он прикрыл динамик ладонью, но все равно я услышала, как Штефан доверительно сообщает: – Это твоя дочь.

   В ответ донеслось что-то неразборчивое, а затем отчим снова гаркнул мне в ухо:

   – Она занята. Мы э-э-э… тебе вечером перезвоним. Чао.

   «Так уже вечер», – растерянно подумала я, посмотрев на окутанный темнотой пляж, но спорить не стала. Главное, что у мутер все в порядке, и она нормально проводит время, как и положено новобрачной в медовом месяце. Я докурила сигарету и затушила ее о бедро, подумала, что надо бы слезть с подоконника и сходить к рюкзаку за салфеткой, но вместо этого открыла оконную створку пошире, размахнулась и зашвырнула телефон далеко в песок.

   Обхватив колени руками, я уткнулась в них лбом и долго сидела так, не шевелясь, пока в дверь аккуратно не постучали. От неожиданности я даже вздрогнула. Мутер никогда не деликатничала, если хотела войти ко мне. Я поерзала на подоконнике и крикнула:

   – Ужинать не буду!

   Замок мягко щелкнул, дверь отворилась в тот же миг. На пороге, конечно же, стоял Джоэль. Я заметила, что теперь он одет в черную шелковую рубашку и черные джинсы, волосы слегка влажные, как после душа. Складывалось впечатление, что он собирался уходить на свидание, но в последний момент задержался, чтобы заглянуть ко мне. Я стиснула зубы, исподлобья глядя на него и ожидая любого подвоха. Подняв руку, Джоэль разжал пальцы и показал на ладони мой телефон, весь перепачканный в мокром песке.

   – Он выпал из твоего окна.

   Выпал, ха. Вылетел по широкой дуге. Я не знала, видел ли Джоэль мой бросок или просто нашел аппарат, когда вышел из дома. На пляже было уже совсем темно, вряд ли мобильник получилось бы разглядеть, разве что случайно, наступив на него ногой. Внезапно я сообразила, что по-прежнему сижу на подоконнике в одном полотенце, а Джоэль… он же мне вообще никто.

   Не знаю, наверное, в тот момент мне бы хотелось, чтобы он смутился от неловкости ситуации, отвернулся или просто положил телефон на столик у входа и ушел, но он продолжал стоять, спокойно глядя на меня с вежливой улыбкой на лице, и от этого смутилась уже я. Его невозмутимость и чопорная доброжелательность пробирали меня мурашками до самых костей, потому что постоянно казалось, что за внешними проявлениями кроется нечто другое, что-то большее, чего мне пока не удается понять в силу того, что мы едва знакомы. Как будто Джоэль носил маску, которую не желал просто так дать с себя сорвать.

   – Спасибо, – буркнула я, потупившись, – наверное, телефон случайно соскользнул с подоконника и выпал.

   – Наверное, – не стал спорить Джоэль. Он сделал несколько шагов ко мне, намереваясь вручить находку, но внезапно замер на полпути. Что-то мелькнуло на его лице, разлилось чернотой во взгляде, и я похолодела, осознав, что он смотрит на мои ноги.

   А затем внутри меня все сжалось в комок еще больше, потому что я увидела, что полотенце сползло, открыв часть «созвездий» на левом бедре. Джоэль в упор разглядывал их, и его ноздри чуть раздулись.

   – Хватит на меня так пялиться! – воскликнула я, спрыгнула с подоконника, выхватила из его руки телефон и швырнула на кровать, наплевав на то, что мокрый песок рассыплется по постели. – Это уже домогательство до несовершеннолетней! Ясно?

   Он медленно поднял глаза.

   – Кто это с тобой сделал?

   Я судорожно комкала узел полотенца на груди, пятилась от него и молчала.

   – Я хочу знать, кто, – повторил он, и вежливая улыбка сползла с его лица, словно и не было. Теперь Джоэль стал потрясающе… нет, ужасающе серьезен. – Только имя. Больше мне ничего не нужно.

   У меня появилось твердое ощущение, что если я сейчас кого-то обвиню, этому человеку не поздоровится. Но сказать правду? Что я сама себя жгла? Прекрасно понимала, что уже довела себя до такого состояния, когда стыдно перед кем-либо раздеться, мучилась на жаре в плотных длинных юбках или джинсах, но все равно не могла остановиться? Каждое утро договаривалась с собой, что сегодня ограничусь одним или двумя прижиганиями, а к вечеру у меня пустела пачка спиртовых салфеток? Да я бы лучше сквозь землю провалилась, чем хоть слово на эту тему брякнула.

   – Не ваше дело. Уходите. Вы обещали уважать мои желания.

   Он чуть прищурился. Все понял и сам. Да, мой дядюшка не дурак, кто бы мог подумать?!

   – Пойдем-ка со мной, Сэм.

   Я отшатнулась, с неприязнью поглядывая на протянутую руку Джоэля, на ладонь, немного испачканную в песке. Тогда он потянулся и просто сомкнул пальцы вокруг моего запястья. И повел меня из комнаты прочь. Прижимая к груди полотенце, с замирающим сердцем я переступала босыми ногами по ковру, зябко поджимала пальцы на холодных ступеньках, пока мы не оказались в кухне. Мне даже в голову не приходило, чего можно ждать дальше.

   Оставив меня у расположенного в центре просторного помещения островка с плитой и рабочей поверхностью, над которой нависала разнообразная утварь, Джоэль вынул из холодильника большой кусок мяса. Шлепнул его на столешницу передо мной, медленно вытянул с подставки длинный нож, поиграл им, затем протянул мне.

   – Возьми его, Сэм.

   – Это еще зачем? – ощетинилась я, чувствуя, как замерзли босые ноги на плитке.

   – Возьми и ударь, – кивком он указал на кровянистый кусок плоти, пронизанный тонкими жировыми прожилками.

   – Ни за что не стану этого делать.

   – Будешь, Сэм. Давай.

   Я с трудом оторвала взгляд от сверкающего лезвия. Как в тумане протянула руку и сомкнула пальцы вокруг рукоятки. Она была чуть теплой после руки Джоэля. Я обратила внимание на то, какие длинные и сильные у него пальцы, как уверенно он держал нож. Сколько раз он сам делал так? Втыкал лезвие в беззащитное тело? Его глаза возбужденно блестели, когда он смотрел на меня, стоя чересчур близко. От шелковой рубашки пахло уже знакомым мне парфюмом. Я сглотнула, заметив, что и у него подпрыгнул кадык.

   Покрепче стиснув пальцы, я неловко ткнула кончиком ножа в мясо. Остро заточенный, он легко вошел и вышел обратно, оставив на темно-красной поверхности небольшой узкий разрез.

   – Это все, на что ты способна? – спокойно поинтересовался Джоэль. – Ты так слаба?

   Я пожала плечами. Тогда он вдруг оказался за моей спиной, одной рукой обхватил меня поперек груди и прижал к себе, как заложницу, а другой – накрыл мой кулак с рукоятью ножа. Я задохнулась от неожиданного обжигающего жара его тела, разлившегося по моей почти обнаженной спине, от звука мужского дыхания над моим ухом, от того, как плотно, каждым изгибом позвоночника, я притиснута к телу Джоэля. Никто прежде не трогал меня так, не нарушал столь непозволительно личного пространства и не прикасался до такой степени по-хозяйски к моему телу. Казалось, Джоэль вобрал меня в себя, поработил меня, сделав нас единым целым.

   Управляя моей рукой, Джоэль сделал сильный взмах и всадил нож в кусок мяса. На мое лицо и грудь что-то брызнуло, то ли кровь, то ли мясной сок, я охнула и машинально облизала губы. Джоэль снова размахнулся и снова ударил моей рукой. Лунки в мясе оставались глубокие, кончик острия доставал до самой столешницы. Я почувствовала, как внутри меня кипит кровь. Звук разрезаемой плоти, ощущение ее сопротивления, своих напряженных мышц, запах Джоэля, интимное прикосновение его тела – все слилось для меня в единый вихрь, пьянящий и лишающий собственного Я.

   – Не смей больше никогда направлять обиду внутрь себя и на себя, Сэм, – прошептал он мне на ухо, и в животе у меня так резко сжалось, что я откинула голову ему на плечо и растерянно застонала. – Никогда больше не смей быть жертвой.

   Он ударил по куску снова, и я опять застонала, не в силах совладать с собой. Все происходящее не укладывалось у меня в голове, было только страшно, волнующе и непривычно. Рука ритмично поднималась и опускалась в такт дыханию, плечо ныло от напряжения, бедра Джоэля прижимали меня животом к краю столешницы, я была в его объятиях, как в тисках. При каждом ударе он слегка толкал меня вперед своим телом, прямо на преграду, а затем опять позволял отодвинуться, из-за этого движения получались волнообразными и сводящими с ума. Между ног словно распускался горячий цветок с трепещущими бархатными лепестками, и из его сердцевины по моим бедрам сочился липкий нектар.

   – В моем доме ты будешь тем, кем захочешь, – продолжал шептать мне на ухо Джоэль, крепко прижимая к себе, – но только не жертвой. Никогда.

   Он резко отпустил мои плечи, и я обнаружила, что жадно хватаю ртом воздух, склонившись над столешницей и вцепившись в ее края руками, испачканный нож валяется у нас под ногами, а кусок мяса сплошь испещрен дырками от ударов. Странно, но мне стало легче. Я словно избавилась от тысячи вольт напряжения, которые прежде прочно сковывали мое тело. Будто внезапно стала другой. Казалось, Джоэль каким-то невероятным образом напитал меня силой, буквально влил в меня ее, и теперь я, новая, бесстрашная, не боюсь никого и ничего, и никто не может меня задеть или обидеть. И даже свадьба мутер, ее очередной дурацкий муж и все мои переживания по этому поводу стали далекими и не такими неприятными.

   С трудом, на дрожащих ногах, я повернулась, чтобы взглянуть Джоэлю в лицо. Так, пожалуй, верующие смотрят на бога, когда он явился. Наверное, я действительно ощущала себя такой. Верующей перед лицом своего нового божества. Он словно открыл для меня мир, о котором прежде я и не подозревала и теперь испытывала мощное потрясение. Джоэль мягко убрал прядь налипших волос с моей щеки, явно любуясь впечатлением, которое произвел. Сдержанный, самодостаточный, даже самоуверенный, великолепный в своей невозмутимости. Я открыла рот, чтобы сказать ему что-нибудь, но не знала что и не могла шевельнуть языком.

   – Никогда больше, Сэм, – вполголоса повторил он, глядя на меня сверху вниз, гипнотизируя взглядом, – поняла?

   Я послушно кивнула.

   – А теперь ты поешь.

   Джоэль вынул из духовки другой кусок мяса, обернутый в фольгу, и когда развернул его, по кухне поплыл такой аромат, что у меня невольно выделилась слюна. Подняв с пола нож, Джоэль сполоснул его в проточной воде, затем отрезал кусочек запеченного мяса и подошел ко мне, держа лакомство в пальцах. Аккуратно надавил свободной рукой на мой подбородок, вложил в рот, и я принялась жевать, не спуская с Джоэля глаз.

   – Еще?

   Я снова кивнула.

   Он отрезал еще несколько кусков и по очереди скормил их мне, а затем вытер руки бумажным полотенцем.

   – Ну вот и умница, – Джоэль наклонился, коснулся губами моего виска. Невинно и без всякого сексуального подтекста, словно то, что пару минут назад произошло между нами, не выглядело как… как оргия маньяков, что ли. – А теперь беги к себе. Уже почти девять. Наш уговор в силе, помнишь?

   Он вскинул руку, чтобы свериться с циферблатом часов, а я снова остро почувствовала, что совершенно ничего о нем не знаю. Да и о себе тоже, если уж на то пошло. Откуда во мне такая кровожадность? Отчего мне доставило такое удовольствие протыкать мясо ножом? Дикие наклонности существовали там, глубоко на задворках сознания, и раньше, и Джоэль лишь пробудил их во мне, или я только что от него этим заразилась?

   Вцепившись в полотенце на груди, я бросилась из кухни и не останавливалась, пока не оказалась в отведенной мне комнате. Грохнув дверью о косяк, зашарила ладонями по краю и чуть не взвыла: никакого запора тут не предусматривалось. Джоэль уверял, что станет уважать мои желания, но при этом не собирался терять ни над чем контроль. Все мое тело горело, словно побывало на углях. Я отбросила полотенце на пол, столкнула с постели телефон, забралась под покрывало, засунула ладонь между ног и принялась яростно натирать клитор до тех пор, пока не содрогнулась от болезненно-сладкого опустошающего взрыва. Снизу не доносилось ни звука, пока, вцепившись зубами в угол подушки, я постанывала и извивалась в постели, делая пальцами завершающие удовольствие круговые движения.

   Изнеможенная, я повернулась на спину и уставилась в потолок, не понимая, что со мной творится. Все тело сотрясал озноб, рука сама собой вновь поползла вниз по животу. Перед глазами так и стояло лицо Джоэля, все в полутенях от кухонной подсветки, его жадный горящий взгляд, которым он пронзал меня после того, как мы вместе пронзали ножом кровавую плоть. Я снова заскользила пальцами по влажной коже, на этот раз уже неторопливо, с упоением. Представляла вновь и вновь, как Джоэль властно обхватывает мою руку, как направляет удар, как прижимается ко мне всем телом сзади. Стискивала ноги, кончая. Вспоминала, как он шептал мне на ухо, и кончала снова. Наконец, собственные прикосновения стали причинять боль, и я отдернула руку, тяжело дыша и распластавшись на сбитой постели. И с удивлением поняла, что не могу дождаться утра, чтобы снова увидеть Джоэля.

   Но на часах уже было девять, и из своей комнаты я больше не вышла.

   Следующим утром я проснулась оттого, что лучи яркого солнца вовсю заливали постель. Поправляя взлохмаченные волосы, села: крупинки песка темнели на белоснежных накрахмаленных простынях, между ног все болело. Я поморщилась, перегнувшись через край кровати и подобрав с пола телефон. Время на часах близилось к полудню, журнал входящих сообщений и вызовов пустовал. Даже не знаю, на что я надеялась.

   Встав с постели, я вновь обмоталась полотенцем и подошла к окну. Океанские волны нежно блестели под ярким солнцем, песчаный пляж был весь испещрен многочисленными следами ног и клочками выброшенных на берег водорослей, миловидная пожилая дама в тренировочном костюме, пробегавшая вдоль кромки воды в сопровождении маленькой кудрявой собачки, заметила меня в окне и приветливо помахала рукой. От неожиданности я моргнула и спряталась за стену.

   Это место было слишком хорошо для меня, люди – слишком радушны. Я не принадлежала к их кругу и понимала, что никогда не буду принадлежать. Для меня чуждо выходить на пробежку солнечным ярким утром, улыбаться и кивать всем незнакомым встречным, словно это в порядке вещей. Я вообще не понимаю, зачем нужно здороваться и как-то еще обращать внимание на тех, кого не знаю. Я сложно схожусь с новыми людьми. Да что там – я вообще не умею с ними сходиться. Каждый новый человек – это потенциальная угроза моему внутреннему равновесию. Мне хорошо одной, в компании себя я никогда не скучаю. Даже не знаю, как Джоэлю удалось так глубоко проникнуть в меня прошлым вечером.

   Дождавшись, пока дама с собачкой скроются из вида, я решила было покурить у окна, но еще больше мне хотелось увидеть Джоэля и убедиться, что он настоящий и вчерашние события мне не приснились. Постиранная одежда уже высохла, поэтому я натянула ее и осторожно вышла в коридор.

   В доме стояла тишина. Ну да, Джоэль ведь предупредил, что днями не часто будет появляться. Я спустилась по лестнице, скользя ладонью по отполированным перилам, и направилась в кухню. Там царили идеальная чистота и порядок, все следы нашей «оргии» были тщательно убраны, на столешнице лежал согнутый пополам листок бумаги. Я взяла его в руки и прочла слова, написанные ровным, округлым почерком: «На карманные расходы».

   Под листком обнаружилась внушительная стопочка наличных. Не веря своим глазам, я пересчитала купюры: если Джоэль считает, что карманные расходы племянницы должны быть такими, то он явно живет на широкую ногу. Но потом до меня дошло: эти деньги он дал мне, чтобы я могла купить себе что-то из вещей и не ходить постоянно в одной и той же блузке и юбке, застирывая их на ночь. Он не захотел меня унижать, делая подачку, чтобы бедная сиротка купила себе запасные трусы, так как собственных средств на это не имеет, и потому обозначил это карманными расходами, предоставив мне самой право решать, как распорядиться суммой – прокутить или потратить на что-то полезное.

   Это было необычно – что кто-то с такой легкостью предоставил мне право чем-то распоряжаться. Я стиснула деньги в кулаке, поклявшись себе, что никогда и ни за что не скажу ни одного грубого слова Джоэлю и даже извинюсь за вчерашнее. Я вела себя как дура, хамила и грубила ему с первой секунды встречи, а он проявил ко мне невероятную доброту и всячески старался сделать мою жизнь лучше. Мутер права, я совершенно не умею себя вести, со мной просто невозможно ужиться. И у Джоэля терпение скоро лопнет – если не возьмусь за ум и не исправлюсь.

   Воодушевленная, я вставила капсулу в кофемашину, и, пока варился кофе, быстро поджарила себе бекон и тосты. Обожаю запах кофейных зерен, который медленно плывет по кухне, смешиваясь с сочным ароматом горячего бекона и хлеба. Выложив завтрак на тарелку и наполнив кружку бодрящим напитком, я устроилась на высоком барном стуле за столешницей и принялась с аппетитом все поедать. Вообще-то, по утрам я едок еще тот, иногда до обеда могу в рот крошки не бросить – и не хочется, но сегодня почему-то ощущала зверский голод. В окна ярко светило солнце, та дама с собачкой помахала мне, как старой знакомой, как кому-то, кто заслуживал приветствия, а впереди ждали четыре недели в компании Джоэля… жизнь показалась мне прекрасной.

   После завтрака я достала сигареты и закурила, дав себе зарок, что потом распахну окна и все проветрю. Мне не хотелось, чтобы Джоэль сердился за то, что я провоняла куревом его великолепный дом. Просто было очень заманчиво не сходя с места выкурить сигаретку, запивая ее вкусным кофе, смакуя послевкусие, которое остается во рту, если чередовать глоток и затяжку. Курильщицей я была заядлой, как и кофеманкой, начала с двенадцати лет, и эта привычка уже плотно во мне укоренилась.

   Мутер тоже всегда так делала – выкуривала сигаретку, чтобы побаловать себя или утешить. Помню, как в детстве я пряталась на лестнице и украдкой подслушивала, как она, возвратившись с работы, ходит по гостиной, наливает себе бокал сухого хереса, садится с ним на диван возле домашнего телефона, снимает трубку и набирает номер. Она часто звонила своей лучшей подруге, Даниэлле, с которой они могли часами обсуждать перипетии личной жизни селебрити, тряпки и мужиков. Мутер всегда начинала подобные разговоры со вздоха и фразы: «У меня был трудный день». Затем следовал щелчок зажигалки, продолжительный выдох и глоток. Это был ее ритуал, который она неукоснительно соблюдала, и я мечтала, что когда вырасту, тоже буду болтать с подругами часами, попивать херес и вот так вкусно курить.

   Но вместе с тем я понимала, что такое позволительно лишь взрослым, и никогда сама бы не осмелилась взяться за сигарету, если бы в нашем доме не появился Хэнк. Он был маминым четвертым мужем, успешно торговал на бирже, всегда носил очки, клетчатые рубашки с подкатанными до локтей руками, бежевые наглаженные брюки и до блеска начищенные ботинки «Доктор Мартинс». Я возненавидела его с первой секунды, потому что только-только успела отойти от маминого третьего развода и надеялась, что мы хоть какое-то время поживем спокойно.

   Хэнк же с первой секунды принялся играть роль заботливого отца. Он задаривал меня большими куклами в дизайнерских одеждах, которые я с удовольствием ломала, потому что в двенадцать лет считала унизительным играть в куклы, какая бы цифра ни была написана на их ценнике. Он уговорил мутер накупить мне дурацких пышных юбок и заставлять меня заплетать волосы в косы с бантиками. Он всегда разговаривал со мной с улыбкой и часто гладил по голове, даже если я все время пыталась увернуться. Мутер устраивала мне истерики, твердила, что я порчу ей жизнь, что я не способна платить добром за добро и делаю все, чтобы «единственный в ее жизни порядочный человек» от нас отвернулся. Я ненавидела Хэнка. Я не хотела расстраивать мутер. Я не знала, что делать.

   Освоившись, он решил расширить границы своего обожания. Подсаживался ко мне на диван, когда я смотрела в гостиной мультфильмы, очень близко, и пытался приобнять рукой или положить ладонь на колено. Мог зайти ко мне в комнату без стука, каким-то образом подгадывая момент, когда я переодевалась. Трогал мое лицо, подбородок, волосы. Невинные жесты, как казалось мутер, но у меня мурашки бежали по коже от Хэнка. Я пробовала пожаловаться мутер, но все заканчивалось очередной истерикой и обвинениями в том, что со мной совершенно невозможно ужиться. Мне кажется, именно в период существования в нашей жизни Хэнка я утратила веру в людей.

   Наконец все дошло до того, что он зашел ко мне в душ. Я как раз выключила горячую воду, чуть сдвинула запотевшую дверь кабины и потянулась за полотенцем, но нащупала лишь пустой держатель. Это озадачило меня: я всегда старалась все тщательно подготовить, перед купанием несколько раз перепроверяла, чтобы не забыть чистую одежду и полотенце и все заранее разложить в ванной по местам. Я приоткрыла дверь пошире и увидела свое розовое полотенце с вышитыми по краям цветами в руках у улыбающегося Хэнка.

   – Выходи, зайка, не бойся, – пропел он ласковым голосом, – дай папе Хэнку тебя вытереть.

   Я знала, что мутер нет дома.

   Хэнк сел передо мной на корточки и принялся вытирать мое дрожащее тело. Мягкими, долгими движениями он обводил мою шею, плечи, спину, грудь и живот, провожая каждое свое действие жадным взглядом. Обернув руку полотенцем, несколько раз прошелся между моих ног. Я боялась дышать и шевелиться. С Хэнком что-то происходило, его глаза заблестели, а дыхание участилось.

   – Кто моя хорошая девочка? – прошептал он, облизнув губы. – Ах, какая ты смирная и послушная, Саманта, просто умница! Всегда будь такой умницей, и мы с тобой подружимся. Обещаешь?

   В полном оцепенении я кивнула. Хэнк завернул меня в полотенце, встал и ушел.

   В тот же вечер я убежала из дома. Напросилась в гости к одной из знакомых девчонок и, не имея денег на проезд, прошла пешком к ней через весь город – мы не были такими уж близкими подругами, но она всегда относилась ко мне хорошо и не смогла отказать. Но ее родители заподозрили неладное и хотели позвонить мутер, поэтому на следующий день я пробралась вечером в школу и переночевала под трибунами на стадионе. Все, что угодно, лишь бы не возвращаться домой и не становиться послушной девочкой Хэнка. В конце концов, меня, конечно, изловили, и мутер кричала на меня так, что стены тряслись, называя «бродяжкой» и «позорищем». Хэнк прижимал ее к себе, утешал и уговаривал простить меня и помириться. Ему очень хотелось, чтобы я больше не покидала родительский дом.

   После того случая у меня появилась своя примета. Над рабочим столом в моей комнате, за которым я делала уроки, находилась полка для книг, учебников и всяких безделушек. Там у меня стояли три самые любимые фигурки: слон, а точнее, слониха, танцующая на одной ноге в короткой синей юбочке, собачка с умильной мордашкой и белка, сжимающая в лапках орех. Я всегда выставляла их именно с левого края полки и всегда строго в такой очередности: слониха, собачка, белка. Они были моими талисманами, потому что пока порядок соблюдался, Хэнк ко мне не подходил.

   Но порой Элспе, наша домработница, наводила повсюду порядок, протирала на полках пыль, и в такие дни, приходя со школы, я обнаруживала, что фигурки сдвинуты или вовсе стоят в неправильном порядке. Тогда меня охватывал ужас: я понимала, что моя защита разрушена, и Хэнк опять возьмется за старое. И это правда случалось. Может быть, не в тот же день, а через неделю или больше, но он начинал трогать и гладить меня, улыбаться, заходил ко мне в душ или являлся среди ночи, чтобы погладить по голове и пожелать добрых снов. Я не могла спать спокойно, постоянно вскакивала и подбегала к полке, чтобы проверить, не нарушился ли опять порядок фигурок, но талисманам требовалось время, чтобы набраться сил из правильного порядка и начать меня защищать, а пока приходилось терпеть Хэнка.

   То, что со мной творится неладное, первой заметила наш школьный психолог, мисс Фитц. На уроке физики нашему преподавателю стало плохо, он на скорую руку раздал нам тест по пройденной теме и ушел, попросив ее посидеть в кабинете, последить за порядком и по звонку просто собрать работы. День у меня тогда не задался с самого утра. Сначала, проснувшись, я обнаружила, что белка слегка сдвинута вправо, хотя вечером, когда ложилась спать, перепроверила, что все в порядке. Потом, уже на том самом уроке физики, не досчиталась ластика.

   Я всегда начинала подготовку к очередному уроку со строго порядка действий: нужно было сложить бумаги, учебники и тетради стопкой по убыванию и сдвинуть в левый угол стола так, чтобы края стопки и столешницы идеально ровно совпадали. Затем я выкладывала ручку, карандаш и ластик – именно в таком порядке: сначала ручка, потом карандаш, и в конце уже ластик – и следила, чтобы выровнять их по нижнему краю вместе со стопкой тетрадей и книг. Эти нехитрые действия успокаивали меня, помогали настроиться на урок. Выполняя их, я знала, что все хорошо, ничего плохого со мной хотя бы в течение этого академического часа не случится.

   Но в тот день ластик куда-то пропал. То ли я забыла его дома, то ли «посеяла» где-то в школе. Я перерыла весь рюкзак, заглянула под стол и под стул, возилась и кряхтела, и все вокруг начали на меня шикать. Просто потерю ластика я еще могла как-то пережить, но сдвинутая с утра со своего места на полке белка…

   В конце концов, я сдалась, спрятала лицо в ладонях и разрыдалась под смех одноклассников. Перепуганная мисс Фитц подошла, чтобы узнать, что случилось. К моему удивлению, она не стала требовать, чтобы я «прекратила устраивать концерт» или чтобы «оставила свои глупые капризы». Она попросила кого-то из ребят одолжить ластик и дала его мне. Всхлипывая, я выровняла чужой ластик по нижнему краю рядом со своими ручкой и карандашом. Это было слабое, но все же утешение. Мне удалось взять себя в руки и заняться тестом, но все равно в глубине души терзало какое-то смутное беспокойство, я черкала, с трудом осилила половину вопросов, быстро сдала лист и выбежала из кабинета.

   Мисс Фитц поджидала меня возле женских туалетов, где я просидела остаток урока и всю перемену. Она попросила меня зайти к ней в кабинет, и я испытала прилив благодарности за то, что это было сказано шепотом и в момент, когда поблизости не было моих одноклассников: все знали, что к психологу в кабинет ходят только психи, а я, естественно, была нормальной, просто у меня выдался тяжелый день.

   В кабинете мисс Фитц усадила меня на стул перед своим столом, выложила большой лист бумаги и пальчиковые краски и принялась болтать о разных пустяках: о том, какие книги я читаю, какие фильмы смотрю, чем люблю на выходных заниматься. Я ожидала, что она устроит мне допрос из-за плохого поведения на физике, но мы только разговаривали и рисовали, и мисс Фитц даже разрешила мне расставить баночки с красками по цветам радуги: мне сразу стало легче, я призналась ей в этом, и она улыбнулась.

   Закончив картину, я подошла к раковине в углу ее кабинета, чтобы вымыть руки, и закатала рукава до локтей. К тому времени мне уже нравилось себя царапать: я остро затачивала карандаш, приставляла его кончик к запястью и с нажимом проводила вдоль внутренней стороны руки. Иногда просто оставались карандашные полосы, иногда острие разрывало мне кожу. Мисс Фитц тоже подошла, чтобы вымыть руки, и увидела эти следы. Помню, как округлились ее глаза. Увидев это выражение ее лица, я поняла, что разочаровала единственного взрослого человека, которому хоть сколько-то нравилась, и мне стало так больно внутри оттого, что у меня никогда не получается понравиться людям, что я разрыдалась снова. Мисс Фитц спохватилась, обняла меня, принялась извиняться. Передо мной никто никогда не извинялся. По крайней мере – не за то, в чем виновата была я. Совершенно растерянная, рыдающая, я взяла и все ей рассказала про Хэнка.

   Слушая меня, мисс Фитц очень побледнела. Она предупредила, что должна задать несколько неприятных вопросов, и с моего разрешения задала их – они и впрямь были очень неприятные. Потом она сказала, что сегодня домой я не пойду, а отправлюсь в одну очень хорошую и добрую семью, которой как раз нужна такая девочка, как я. Я очень сомневалась, что на свете вообще существует хоть какая-то семья, которой нужна такая девочка, как я, но пойти в другую семью означало не возвращаться домой к Хэнку, и я с радостью согласилась.

   В приемной семье я прожила неделю – за это время мутер спешно разводилась с Хэнком и решала проблемы с социальными работниками. Я понимала, что дома меня ждет ад. Мутер работала телеведущей, очень популярной, выпуски новостей с ее участием выходили в самые рейтинговые часы – то есть, тогда, когда у экранов сидит максимальное число зрителей. Скандалы на почве домогательств к несовершеннолетней грозили ее репутации, не говоря уже о потенциальной потере родительских прав. Но в ту неделю я заставила себя выбросить из головы все страхи и наслаждалась покоем.

   Временные приемные родители относились ко мне хорошо, в семье, кроме меня, было два старших родных ребенка, они уже выросли и стали студентами, и еще один приемный, Том. Ему было пятнадцать, и мы отлично проводили время вместе. Он научил меня курить, поделился своей историей – к нему тоже приставал отчим, – чем заслужил полное мое доверие. Он рассказал мне о сексе все, что только мог, про все виды извращений и поз, и я очень жалела, что не знала такого раньше: тогда действия Хэнка не приводили бы меня в недоумение, я была бы предупреждена, а значит, вооружена, я могла бы в разговоре со взрослыми называть вещи своими именами. Вместе с тем, между мной и Томом сохранялась чистая дружба без всякой половой подоплеки – мы оба всеми силами старались не вляпаться снова в ту грязь, в которую нас впутали взрослые. Уходя из семьи и прощаясь с ним, я рыдала навзрыд.

   По возвращении домой мне пришлось выдержать бурю, которую обрушила на мою голову мутер. Я оболгала хорошего человека, говорила она. У Хэнка теперь большие проблемы на работе, говорила она. Он больше не желает иметь с нами дела из-за такой вредной, мерзкой, злобной девчонки, как я. Ей пришлось задействовать все связи, чтобы скандал не разгорелся, и, конечно, она переводит меня в другую школу. «У меня выдался трудный день. Просто трудный день», – твердила себе я, стискивая потной ладонью в кармане пачку сигарет, которую на прощание подарил мне Том.

   Новая школа была уже не государственной, а частной – мутер выкладывала бешеные деньги за мое обучение в год, а все преподаватели имели ученые степени. Учились там всякие выродки, я отлично вписалась в коллектив. Я курила, материлась и смотрела на всех свысока: следовала правилам поведения, которые подсказал мне Том. Это работало. Друзей я не завела, но и врагов не нажила. Никто не смеялся, когда я выкладывала на парту ручку, карандаш и ластик и выравнивала их. Руки я больше не царапала: поняла, что нельзя оставлять следы на видных местах. Теперь у меня были сигареты… и появились первые «созвездия». Я заслужила эту боль, она была мне необходима. С ее поддержкой, день за днем, я доучилась и окончила школу. Я выросла. Я научилась не доверять людям. Я поняла, как себя вести, если на моем пути встанет очередной Хэнк.

   Но я была совершенно не готова к тому, что в моей жизни появится мужчина, в которого мне захочется влюбиться.

   Не стоило вспоминать о Хэнке за завтраком: у меня тут же испортилось настроение и пропал аппетит. Пару секунд я колебалась, наблюдая за тем, как тлеет белая папиросная бумага, а жар все больше подкрадывается к зажатому между пальцев фильтру, а затем решительно, не позволив себе передумать, затушила сигарету о внутреннюю стенку кружки. Мои руки дрожали, бедра нестерпимо зудели, но я могла гордиться собой за то, что справилась. На самом деле, в этом была заслуга Джоэля, это он попросил меня больше никогда так не делать, не причинять себе боль, а я ужасно не хотела его разочаровывать.

   Я распахнула окно, чтобы проветрить кухню, и поискала за дверцами нижнего ряда шкафчиков контейнер для мусора, куда можно было бы счистить с тарелки остатки бекона и выбросить окурок. Затем загрузила посуду в посудомоечную машину и протерла все рабочие поверхности, стараясь, чтобы в итоге кухня выглядела точь-в-точь так, как до моего прихода. Мне подумалось, что Джоэлю будет приятно видеть все вещи на своих местах, не сдвинутыми ни на миллиметр, словно никто тут без него и не хозяйничал – по крайней мере, мне на его месте было бы приятно.

   Протерев насухо столешницу бумажным полотенцем, я скомкала его и вновь распахнула дверцу, за которой находился контейнер для мусора. Выбросив влажный комок, хотела уже закрыть шкафчик, но тут мое внимание привлекло нечто странное, чего я в первый раз не заметила. Я присела на корточки, во все глаза рассматривая белую кружевную полоску, торчащую между коробкой из-под хлопьев и пустой пластиковой бутылкой из-под молока. Не знаю, почему она так заинтересовала меня. Может, потому, что белые кружевные трусики на Джоэле смотрелись бы как минимум странно, а кроме нас с ним в доме, вроде бы, больше никто не проживал?!

   Осторожно, самыми кончиками пальцев, я подцепила кружево и медленно вытянула на свет эти трусики. Белые. Порванные буквально в клочья. Измазанные кровью.

   Да, да, конечно, это мог быть вишневый джем. Или кетчуп. Или краска. Но мне же не пять лет. Я знаю, как выглядит кровь на ткани. И могу предположить даже несколько версий того, как она оказалась на чьих-то порванных трусах.

   Но как эти женские трусики оказались здесь, в доме Джоэля, в его идеальной чистенькой кухне, куда мне было запрещено спускаться по ночам?!

   Меня затошнило от тухлого запаха засохшей крови, который я до этого момента и не ощущала. Ее было слишком много, она буквально пропитала ткань и превратилась на ней в толстую корку. Свободной рукой я приподняла коробку из-под хлопьев, уронила мерзкую находку в образовавшуюся лунку и положила коробку обратно, прикрыв лунку. Джоэль не догадается, что я это видела, если сама ему не скажу.

   Я вскочила и принялась лихорадочно мыть руки под краном, словно пыталась очиститься от вируса, передающегося через прикосновения к подозрительным предметам. Мои пальцы горели. Я терла их до тех пор, пока кожа не покраснела и не начала болеть. Боль успокоила меня и отрезвила. Моя волшебная помощница, она не подводила никогда. Можно было найти тысячу версий того, как и почему эти трусики здесь оказались. Ну ладно, не тысячу, но сколько-нибудь все равно можно. И, скорее всего, все они выглядели бы вполне разумными и невинными. А разочарование в глазах Джоэля из-за того, что подняла на пустом месте панику, я просто не переживу. Я устала от того, что люди во мне разочаровываются и видят только невоспитанного трудного ребенка. Что бы сделала на моем месте взрослая разумная женщина, которой я, в принципе, и являюсь? То-то и оно.

   Я вынула сигареты из кармана юбки и снова закурила, согнувшись над мокрой раковиной и дрожа всем телом.

   В этот момент через распахнутое окно послышался плеск. Кто-то прыгнул в бассейн, расположенный во внутреннем дворике?! Джоэль все-таки дома?! Тогда мне повезло, что он не застал меня копающейся в его мусорном ведре, как Ненси Дрю, которой тоже повсюду мерещились заговоры и маньяки. После этого мне оставалось бы только признаться, что я обожаю читать детективы и повсюду ношу с собой лупу и мини-набор для снятия отпечатков пальцев, а потом сгореть со стыда, как вампир на солнце. Ха-ха.

   Минувшим днем Джоэль показывал мне дом, поэтому я в принципе достаточно легко сориентировалась и нашла двустворчатую стеклянную дверь, ведущую во двор к бассейну. Вода в нем казалась ярко-голубой, но я догадалась, что такой цвет ей придает плитка на дне и стенках. Вокруг бассейна было расставлено несколько ротанговых шезлонгов, и на одном из них я увидела небрежно брошенную цветастую тряпочку. А потом снова раздался плеск, и со дна бассейна прямо передо мной вынырнула морская богиня.

   Она откинула назад длинные мокрые волосы, а потом провела ладонями по лицу, протирая глаза от воды. Увидела меня, стоящую у бассейна с наверняка дурацким выражением растерянности на лице. Улыбнулась. В моей голове лихорадочно, как страницы книжки, листались подходящие варианты. Подружка Джоэля? Домработница, которая решила освежиться, пока хозяина нет дома? Еще одна племянница? Какая-нибудь зачатая во грехе в средней школе дочь? Уж не ее ли это были трусики? Она не выглядит, как человек, истекающий кровью. Зачем она улыбается мне? Мне и в голову не пришло ей улыбаться.

   Богиня, тем временем, вышла из воды, которая потоками стекала с ее желтого слитного купальника по стройным ногам и оставалась лужицами на бортике бассейна. Я заметила, что педикюр у девушки тоже желтого цвета. Вообще-то, светлокожим блондинкам очень опасно носить такой оттенок, но незнакомка в нем смотрелась хорошо.

   – Ты кто? – спросила я, обретя дар речи.

   Она накинула на себя цветастое парео и опустилась в шезлонг.

   – А ты кто?

   – Вообще-то, я вышла из этого дома, – я указала на стеклянные двери и окружающую нас высокую стену из белого кирпича, – а другого входа сюда, как ты видишь, нет. Так что я явно не просто так нахожусь здесь, а вот ты еще под вопросом. Поэтому, мне кажется, только у меня есть право первой спросить, кто ты?

   К моему удивлению, девушка не обиделась, а только рассмеялась.

   – Ну ладно. Я – Бет, – она протянула мне влажную тоненькую руку. Запястье казалось хрупким, как веточка. – Только не говори Джоэлю, что видела меня здесь, ладно? Мне не поздоровится, если он узнает. Я видела, как он уехал утром, поэтому даже подумать не могла, что в доме остался кто-то еще. Иначе бы ни за что сюда не залезла.

   – Залезла?.. – Я обернулась и еще раз оценила взглядом высоту окружающей нас стены.

   – Да-да, – засмеялась Бет. – Я та самая девчонка, живущая по соседству. Ну, как в песне поется, знаешь? Дело в том, что у нас нет бассейна, а у Джоэля он есть, поэтому я, ну, прихожу сюда, когда его нет дома. Я ничего не ломаю, не пачкаю воду, поэтому не думала, что от моих визитов будет какой-то вред. По-моему, Джоэль о них до сих пор и не подозревает. Не говори ему, ладно, а?

   И она молитвенно сложила руки на груди.

   Боль пронзила мои пальцы, я спохватилась и увидела, что сигарета догорела до фильтра. Нагнувшись, я затушила ее в лужице, оставленной Бет, а затем присела на соседний шезлонг и подкурила новую.

   – Тут же пляж за порогом, – заметила я, выпуская дым и с подозрением оглядывая богиню в желтом купальнике. – Чтобы искупаться, не обязательно лезть в чужие бассейны.

   – Там волны, – поморщилась она, – и если нырнешь, потом приходится вычесывать из волос водоросли. Я не люблю плавать в океане. Предпочитаю чистую воду.

   Я затянулась сигаретой и искоса смерила ее взглядом. Типичная избалованная девчонка, любимая дочь в семье. Такая вполне может себе позволить ненавидеть океан, который плещется едва ли не у порога. Такая может позволить себе все. Встречаться с лучшим футболистом школы. Устраивать вечеринки, когда родители куда-нибудь уедут, и не бояться, что ее потом отругают за заблеванный и залитый спиртным дом. Надеть на себя корону на выпускном балу. Носить желтый купальник.

   Бет откинулась на спинку шезлонга и вытянула стройные ноги. Она улыбалась мне, ее длинные светлые волосы медленно высыхали под палящими лучами солнца. Очень красивая девушка, с аккуратным, чуть вздернутым носиком, небольшим ртом, высокими скулами и зелеными глазами. Кожа загорелая, гладкая, особенно на бедрах. Я вынуждена была признать, что ужасно завидую Бет. Она олицетворяла собой все то, чем я хотела бы стать, но никогда не стану.

   – Угостишь меня? – она протянула руку, и я вложила в ее ладонь пачку сигарет и зажигалку. Подкуривала Бет так же изящно, как выныривала из бассейна, и когда она вернула мне пачку, я подумала, что завидую ей вдвойне. Она комфортно чувствовала себя в своей жизни, в своей коже, буквально каждым жестом, каждым вздохом излучала уверенность в себе. То, в чем мне приходилось прилагать усилия, чтобы казаться, было для нее естественным, было ее нутром. А еще она мне улыбалась, словно считала себе равной. Я не была ей равной, просто не могла быть, но решила, что постараюсь как можно дольше держать Бет в неведении.

   – Ну так а ты кто? – спросила она, выпустив вверх струйку дыма. – Я точно знаю, что Джоэль живет один, и тебя ни разу не видела здесь прежде.

   – Он предложил чувствовать себя как дома и не стесняться, – небрежно пожала я плечом. – Когда я проснулась, его уже не было. Я как раз завтракала, когда услышала плеск, и вышла посмотреть, думая, что это он. А зовут меня Сэм.

   Теоретически я ведь не соврала? Джоэль действительно предоставил свой дом в мое полное распоряжение и ушел раньше, чем я проснулась. Просто в глазах Бет мне хотелось выглядеть такой же, как она – дерзкой девчонкой, а не бедной сироткой, которую приютил добрый дядюшка только потому, что ей пришлось провести лето без мамы.

   – Ты вполне в его вкусе, – кивнула Бет, не почувствовав подвоха, а в моих ушах зашумело. Я вполне во вкусе Джоэля?! О боже, боже мой.

   – Ну, я знаю его всего одну ночь, – снова небрежно бросила я и снова правду, – поэтому тут сложно сказать.

   – Слушай, – Бет подалась вперед, ее кошачьи зеленые глаза загорелись, – а почему бы тебе не составить мне компанию? Я имею в виду, одной плескаться в бассейне все-таки скучно. Я могу сходить домой и одолжить тебе купальник. Поваляемся, позагораем, а потом вместе уберемся отсюда, прежде чем Джоэль приедет. Он всегда возвращается домой примерно в одно и то же время. – Она вдруг прищурилась. – Или он попросил тебя остаться еще на одну ночь?

   Я не знала, что ответить, и поэтому лишь неопределенно пожала плечом, предоставив Бет самой придумать версию, которая ей нравится. Смущало меня другое. Бет в своем стильном купальнике, конечно, выглядела безупречно. Но я?.. Руки так и потянулись, чтобы одернуть плотную джинсовую юбку, хотя она и без того надежно прикрывала колени. Между мной и Бет пролегала пропасть размером с Атлантический океан. Я никогда в жизни не смогу лежать у бассейна, подставив свое тело солнцу. По крайней мере, в компании с кем-то. Мне не ловить восхищенные мужские взгляды. Не вызывать зависть у подруг. У меня и подруг-то нет. Ни одной. И ни одного купальника, даже в гардеробе, оставшемся в доме у мутер, нет и не было тоже.

   – Вообще-то, мне надо идти, – поморщилась я. – Хотела прошвырнуться по магазинам, купить кое-что из шмоток. Джоэль оставил деньги…

   Я захлопнула рот, но было поздно. Бет приподнялась на локте.

   – Он заплатил тебе за ночь? Много?

   Я закатила глаза.

   – Смотря с чем сравнивать. И он не платил мне за ночь. Просто оставил деньги в кухне на столе. Я не какая-нибудь шлюха, как ты могла подумать.

   – Нет, нет, я ничего такого не подумала! – испугалась Бет. Она снова откинулась на спинку шезлонга и пошевелила пальчиками на ногах. – Вообще-то, я считаю, что это нормально, когда мужчина оставляет женщине подарок, если ему понравилось заниматься с ней сексом. Для чего они, эти мужики, тогда вообще нужны? Мы дарим им свое внимание, свое время, свое тело – вполне разумно получить благодарность в ответ.

   Я затянулась сигаретой и покивала, потому что снова не знала, что сказать.

   – Знаешь что, мы прошвырнемся по магазинам вместе, – внезапно решила Бет. – По себе знаю: одной бродить по примерочным ужасно скучно. Никто не оценит, не даст совет, а ведь со стороны всегда видней. Можем поехать на моей машине, я знаю парочку совершенно чудесных магазинчиков в нашем торговом центре. Они расположены на верхнем этаже, туда мало кто ходит, но вещи там действительно продаются классные. Сама увидишь.

   Она загорелась идеей и широко улыбалась мне. Я сделала вид, что сосредоточенно тушу окурок, а сама в это время попыталась взвесить все за и против. На самом деле, против мне нечего было возразить. Я плохо ориентировалась в этом городе, а Бет предлагала отвезти меня на своей машине. Она, как и Джоэль, проявила ко мне необъяснимую доброту. И она не знала о моем прошлом, моих «созвездиях» и о том, что через жизнь я обычно продиралась, как через терновое поле. Для Бет я казалась обычной девчонкой, которая по случайности осталась у ее соседа на одну ночь. В другой, лучшей жизни Бет могла бы стать моей подругой.

   – Ладно, – проворчала я наконец.

   – Вот и замечательно, – обрадовалась она. – Я только приму здесь душ, ладно?

   Прежде чем я успела возразить, Бет подмигнула мне, сорвалась с места и исчезла за стеклянными дверями. Я бросилась следом и когда вошла в дом, она стояла посреди гостиной, с восхищением обводя стены взглядом.

   – Когда Шоу сюда переехали, – поделилась со мной она, – они приглашали меня с родителями на новоселье. Кажется, где-то на первом этаже есть душ?

   Мне следовало отчитать ее за наглость: никто не позволял Бет входить в дом и вести себя здесь по-хозяйски. Но вместо этого я спросила:

   – Переехали? Ты же сказала, что он живет здесь один?

   Бет перестала изучать люстру и опустила взгляд на меня.

   – С женой. Они купили этот дом сразу после свадьбы и переехали сюда вдвоем. Но брак продлился недолго. С тех пор, как она с ним развелась, он живет здесь один.

   Развернувшись, она устремилась по коридору в ту сторону, где, как мне помнилось, располагался кабинет Джоэля и «тренажерка».

   – Почему она с ним развелась? – поспешила я вдогонку за Бет.

   – Он ей изменил, – она остановилась и округлила глаза, а голос понизила, словно рассказывала мне страшную тайну. – Со школьницей. Малолеткой. Совратил несовершеннолетнюю, понимаешь? Ее родители каким-то образом все узнали, и разразился большой скандал. Жена Джоэля заявила, что после этого не может его видеть.

   Она развернулась на месте и нырнула в «тренажерку». Я же не могла с места сдвинуться. Перед глазами так и возник Хэнк с его улыбочками и липкими пальцами. Но Джоэль не мог повести себя, как Хэнк. Я чувствовала это, я прекрасно знала, как ведут себя подобные Хэнку люди. Я бы с первой секунды заметила плотоядный взгляд. На самом деле… это я смотрела на Джоэля плотоядно. Он мне понравился, не как дядя, не как родственник, как мужчина. Но на все мои провокации он не отвечал. И даже когда затащил в кухню и дал в руки нож… нет, это не было сексуальным актом. Да, на меня его прикосновения подействовали, жар его тела меня возбудил. Но можно ли то же самое сказать про Джоэля? Я сильно в этом сомневалась.

   Но… те разорванные трусики? Откуда они могли взяться? Так ли уж я могу быть уверена, что Джоэль не смотрел на меня плотоядно? Может, собственная страсть просто ослепила меня? Хэнка я ненавидела, он вызывал у меня отвращение, каждое его действие рождало у меня мурашки по коже. От Джоэля у меня тоже бежали мурашки, но иного рода. Разве я стала бы сопротивляться, если бы вчера вечером, на кухне, его рука скользнула бы под мое полотенце, нащупала бы голую кожу внизу моего живота? В своих тайных мечтах я жаждала этого. А когда его бедра ко мне прижимались? Не ощутила ли я возбуждение его затвердевшего члена? Я не знала, не знала, не могла вспомнить, не могла совершенно ничего понять. Мне захотелось запереться в туалете, закурить и успокоить себя болью. Может быть, тогда все в моей голове снова встало бы по местам. Но при Бет я такого себе позволить не могла.

   – Ты поэтому сказала, что я в его вкусе, да? – спросила я, входя в «тренажерку» следом за Бет. Она стояла перед большим, во всю стену, зеркалом, подбоченившись, и изучала свою фигуру в мокром купальнике. Краем глаза я заметила беговую дорожку и еще один силовой тренажер. Пол был застлан мягким ковролином.

   – Ну ты же еще учишься в школе? – повернулась ко мне Бет. – Дай угадаю: выпускной класс?

   – Уже закончила, – мрачно проворчала я.

   – Значит, мы ровесницы? – ослепительно улыбнулась она. – Я, кстати, поступила в нью-йоркскую школу искусств. В сентябре отправлюсь туда учиться. Потом планирую поработать в какой-нибудь галерее, а затем, если получится, и свою открыть. – Она пожала плечом, а я задержала взгляд на ее изящных ключицах. – А ты? Куда-то поступила?

   – Что-то типа того, – я отвернулась, сделав вид, что рассматриваю тренажеры. Пропасть между мной и Бет разрослась от размеров океана до размеров космоса. Я никак не могла ей признаться, что у меня нет жизненной цели и никаких документов я ни в один колледж страны до сих пор не подала.

   В отражении другого зеркала я видела, как Бет скинула с себя парео, затем, ничуть меня не смущаясь, стянула вниз по талии купальник и сдвинула тонированную дверь, за которой, похоже, находился душ. Я отвела взгляд, напоследок скользнув им по ее точеным ягодицам. Интересно, есть что-то, размерами превышающее космос? Мне уже нечем мерить превосходство Бет надо мной.

   – Схожу в туалет! – крикнула я так, чтобы она могла расслышать за шумом воды, и шмыгнула в ближайшую уборную.

   Усевшись на унитаз, я закурила. Это было выше моих сил. Я не могла представить Джоэля со школьницей, но с чего Бет врать? Она же не знает, что речь идет о моем дяде, считает меня его подружкой на одну ночь, которую лучше предостеречь, чтобы не попала в ту же историю. На ее месте я бы тоже предупредила другую девчонку. Ну, если бы у меня с ней вообще завязался разговор. Обычно я не перелезала через соседские заборы, чтобы искупаться в чужом бассейне – мне и так хватало упреков мутер.

   Задрав юбку, я посмотрела на свои бедра. Кожа выглядела так, словно кто-то поджег пластиковый пакет и ронял с него на меня капли. Я обвела пальцем Кассиопею и Стрельца. В непоправимых физических изъянах есть одно преимущество: тебе не грозит булимия, анорексия и прочие «болезни от головы». Я никогда не вертелась перед зеркалом, как другие девчонки, которые щиплют себя за плоские животы и несуществующие бока и вздыхают о том, какие они жирные. Я не придумываю себе комплексы по поводу внешности на ровном месте, не страдаю от того, что черты моего лица не такие изящные, как у какой-нибудь голливудской дивы, губы не такие пухлые, ресницы не такие длинные. Я не мечтаю увеличить грудь и не переживаю по поводу того, что мальчишкам нравятся сиськи побольше. Мне плевать, какого размера моя задница, пока она влезает в те джинсовые юбки, которые я вынуждена носить.

   Мое уродство – настоящее. Более того, я изуродовала себя сама. И когда я отказываюсь поверить, что могла бы понравиться Джоэлю, то думаю так не потому, что якобы уступаю по красоте какой-нибудь знаменитой актрисе. Никто не захочет трахать девчонку, у которой ноги напоминают поверхность луны с ее кратерами и темными впадинами. Никому не будет приятно в порыве страсти провести пальцами по покрытому рубцами бедру. Я могу хотеть Джоэля, он меня – вряд ли.

   Закрыв глаза, я прикоснулась концом сигареты к коже. Это замкнутый круг: ты понимаешь, что причиняешь себе вред, но продолжаешь его причинять, потому что уже слишком сильно себе навредила. От новой отметки общий мой вид не станет ни лучше, ни хуже. Но мне нужна эта боль. С ней вместе мне наплевать на все остальное.

   Не знаю, сколько я просидела в уборной, но когда вышла, меня поразила подозрительная тишина. Вода в душе больше не шумела, не было слышно шагов или голоса Бет. Как-то раз, в младших классах старшей школы, я целых полгода проработала няней у детей Даниэллы, маминой лучшей подруги. Подозреваю, что та предложила мне эту подработку в качестве благотворительного пожертвования, наслушавшись жалоб мутер на то, что «у всех дети как дети, а моя пальцем о палец не желает ударить» и желая помочь. Мутер все всегда желали помочь, все жалели ее и сочувствовали, ведь ей приходилось очень тяжело с такой трудной дочерью, как я. Я же в то время вынашивала планы побега из родительского дома. Мутер была замужем в пятый раз и иногда вскользь бросала фразы, что «неплохо бы родить наше общее чудо, пока годы еще позволяют». Услышав это, я твердо решила, что накоплю денег и свалю куда-нибудь в Осло, любоваться полярным сиянием и учиться ходить на лыжах. Без обратного билета, естественно.

   Так или иначе, Даниэлла научила меня одной житейской мудрости. Уходя с мужем куда-нибудь в театр или в ресторан, она всегда наставляла: «Если услышишь, что в детской стало тихо, сразу беги туда со всех ног. Скорее всего, они уже что-нибудь ломают. В прошлый раз они забрались в нашу спальню и распотрошили мой туалетный столик. А я в это время думала, что они наконец-то устали и уснули!»

   Даниэлла разговаривала со мной особым панибратским тоном, как обычно делают взрослые, когда хотят втереться в доверие к подросткам, и, хотя я отдавала себе отчет, мне это странным образом льстило. Она называла своих близнецов-сыновей «спиногрызами» и говорила, что если бы ее кто-то предупредил заранее о том, какими они будут, ни за что бы не стала рожать. И хотя она, в общем-то, как и мутер, постоянно жаловалась на то, что от детей одни проблемы и без них ей гораздо веселее жилось, я всегда слышала любовные и горделивые нотки в ее голосе. Даниэлла кокетничала, на самом деле, думаю, она обожала своих детей, просто подражала мутер. У мутер есть дар – она как магнит, притягивает к себе окружающих, и те из кожи вон лезут, чтобы походить на нее. Она может заявить, что с завтрашнего дня отказывается носить одежду, и – вуаля! – на следующий день все ее друзья выйдут на улицу голыми. Король-солнце, вот кто она.

   Моя подработка у Даниэллы в итоге закончилась в один миг, когда я посмела при ней повторить ее же слова, назвав близнецов «спиногрызами», и по дурости заявила, что они свели меня с ума. Тогда я просто не знала, что ни одна мать не потерпит, чтобы кто-то отзывался о ее детях плохо, даже если так она отзывается о них сама. Ну, ни одна мать, кроме мутер. Даниэлла вежливо, но твердо со мной распрощалась, и потом мне довелось подслушать, как она со вздохом посочувствовала мутер: «Да, боже, как ты только с ней справляешься». Денег на билет в Осло я так и не накопила, да и потом мутер снова развелась, так никого и не родив, и бежать я на какое-то время передумала, зато навсегда запомнила: все пакости обычно делаются втихаря. И если в доме вдруг стало подозрительно тихо, это означает, что кто-то знает, что будет наказан, но все равно уже куда-то полез.

   Я бросилась в «тренажерку» и увидела, что там никого нет. Зато появилось кое-что, чего не было ранее: стеновая панель, которая прежде казалась мне цельной стеной, оказалась сдвинута в сторону, а за ней открылась еще одна комната. Тайник Джоэля? Сколько в его доме еще таится секретов, о которых я не знаю? И как об этой двери узнала Бет? Может, просто она более наблюдательна? Пока я таращилась на ее идеальное тело с гладкой кожей, Бет успела обратить внимание на то, что одна из стеновых панелей неплотно прилегает к стене? И, не дождавшись меня из туалета, решила туда заглянуть?

   Стараясь ступать неслышно, что было совсем не трудно на мягком ковровом покрытии, я приблизилась к открытому проему. В этой комнате не было окон, мягкий, приглушенный свет лился из багровых светильников, расположенных по углам помещения. Пол устилал ковролин того же цвета. Я увидела видеодвойку и высокую стойку с DVD-дисками, но не заметила никаких кресел, диванчиков или просто мягких «мешков», чтобы сидеть на них. Здесь вообще никакой мебели больше не было, лишь у дальней стены находился комод с зеркалом. Возле него, у открытого ящика, стояла на коленях Бет.

   Когда я подошла, она подняла ко мне лицо, ее глаза казались большими и испуганными. В руках Бет держала нож, на указательном пальце блестела капелька крови – он оказался таким острым, что она нечаянно порезалась. У меня перехватило горло.

   – Где ты… – я откашлялась, – где ты это взяла?

   Бет молча сдвинулась в сторону, и я увидела остальное содержимое ящика. Игрушки для взрослых, различных цветов и форм, стальные наручники, похожие скорее на те, что носят на поясе полицейские, чем на фетиш из секс-шопа, кабельные стяжки, черные шарики на застежках, похожие на кляпы для рта, широкие повязки на глаза вроде тех, что выдают в самолете, чтобы свет не мешал спать. Коробочка презервативов в углу. Почему-то именно то, как она была аккуратно уложена у стенок ящика, окончательно убедило меня, что все эти вещи попали сюда не по ошибке, их собственными руками убрал сюда Джоэль. Это трудно объяснить, но… я же видела его кухню, тот идеальный порядок, который царил в ней. Я буквально чувствовала его характер в мало кому заметных мелочах. Он любит, чтобы все было чисто и все лежало на своих местах. Вещи в ящике явно лежали на своих местах. Каждая.

   Я сглотнула. Он просил меня не выходить из спальни ночами. В его мусорном ведре лежат чьи-то разорванные трусики. Показывая мне дом, он умолчал о комнате за выдвижной стеновой панелью. Он хранит в ящике нож. Острый. И еще кое-что. А я, господи, никогда в жизни вибратор и в руках-то не держала.

   – Ты так смотришь, как будто это все в первый раз видишь, – тихо произнесла Бет.

   – Это же не мой дом, – машинально возразила я.

   – Но… я думала, Джоэль развлекался с тобой здесь.

   – Я видела только спальню наверху, – покачала головой я.

   – Но ты почувствовала что-нибудь, пока вы занимались сексом?

   – Что именно? Оргазм?

   – Нет, дурочка! – засмеялась Бет и взмахнула рукой, рассекая ножом воздух. – Что он способен перерезать кому-нибудь горло.

   Я облизнула губы. Подумала о том, как в кухне Джоэль дал мне в руки нож для мяса. Какой теплой казалась металлическая ручка после его руки. Как уверенно он с ним управлялся. И тот звук, когда острие втыкалось в плоть.

   – Нет.

   Я соврала. Я была уверена, что Джоэль способен перерезать кому-нибудь горло. В нем таилось что-то, некий темный секрет, который мне пока не удалось разгадать. Я чувствовала это кожей, как в свое время ощущала опасность, исходившую от Хэнка, даже когда своими детскими мозгами мало что понимала. Но там, на кухне, меня не отпускало ощущение, что Джоэль готов перерезать горло за меня. Он запретил мне быть жертвой. Этому нет объяснения, но рядом с ним я ощущала себя в безопасности. Он таил секреты от меня потому, что просто не хотел ими меня ранить.

   Как и все девчонки, я конечно же смотрела те романтические слезливые фильмы, где героиня влюбляется в парня, а он оказывается больным раком. Или парализованным в результате падения с мотоцикла. Или он влюбляется в нее, а умирает от рака она – но такие варианты сюжета мне нравились меньше. Я мечтала о такой любви: обреченной, трагичной, настоящей. Любви, когда любить непросто, но ты все равно остаешься рядом с ним. Любви несмотря ни на что. Мне казалось, что я бы смогла так любить – несмотря ни на что. Я хотела так любить. Верно, как собака. Потому что обычно люди не позволяли мне себя любить. Моя любовь никому была не нужна. Но ему, раковому больному, паралитику после аварии – она была бы необходима. Потому что когда все отвернулись бы от него, рядом осталась бы одна я. И он бы плакал от счастья, держа в своей ладони мою руку.

   Конечно, это все были романтические подростковые мечты. Не думаю, что Джоэль бы плакал от счастья или от горя или вообще по какой-то причине стал бы плакать. Он даже не поперхнулся, увидев мои сиськи – потрясающее самообладание. Возможно, они, мои сиськи, просто были ему неинтересны. Но суть оставалась одна. Если у него есть какие-то темные секреты… что ж. В конце концов, каждый из нас не идеален.

   – Положи на место так, как он лежал, – я кивком указала на нож в руках Бет. – Ты ведь обратила внимание, как он лежал, перед тем, как схватить?

   – Господи, Сэм! – Ее глаза округлились. – Нет, конечно!

   – Дай сюда.

   Я отобрала у нее оружие и зависла над ящиком, размышляя, куда бы его пристроить. Несколько капель крови Бет упали на ковролин и уже впитались в ворс, значит, ломать голову над тем, как скрыть свое вторжение в тайную комнату, было уже бесполезно. Джоэль обязательно заметит, почувствует, что сюда заходили, как я всегда догадывалась, когда в мое отсутствие мутер врывалась в мою комнату и устраивала обыск в моих вещах. Наверное, она надеялась найти у меня под матрасом наркотики, презервативы, тесты на беременность – любой повод, чтобы сдать меня в специнтернат для беременных наркоманов, испортивших жизнь своим несчастным матерям, – и испытывала глубокое разочарование, потому что ничего такого у меня не хранилось. Я не кололась и не трахалась, а сигареты старалась всегда носить при себе. Пусть я и мечтала когда-то сбежать от нее в Осло, но в специнтернат попадать мне никак не улыбалось.

   Когда я наконец пристроила нож в ящике так, как, по моему мнению, он мог бы лежать, неугомонная Бет уже включила телевизор. Я услышала вздохи и стоны и удивленно обернулась. Не то чтобы меня можно было удивить порнофильмами. После того как Том рассказал мне о сексе, я пересмотрела их великое множество – пожалуй, почти все, что смогла отыскать в интернете, – но не потому что испытывала сексуальное возбуждение от извивающихся голых людей на экране. Я просто больше не хотела оставаться маленькой необразованной девочкой, которую легко запугает очередной Хэнк. Чтобы защищаться, мне требовалось обрасти броней – расстаться с невинностью хотя бы своих мыслей.

   Но Бет явно залипла. Она сидела на коленях, стиснув руки и открыв рот. Затем повернула голову и посмотрела на меня так, словно мы были детьми, пробравшимися в родительский погреб, чтобы стащить бутылку вина.

   – Ты видела это?

   – Что, анальный секс? – скептически уточнила я. – Не-а, понятия о таком не имею.

   – Нет, посмотри, посмотри! Что за человек может хранить у себя… такую видеотеку? А вы с ним тоже этим занимались? Да?

   Я подошла и выключила телевизор.

   – По-моему, тебе пора идти.

   – Погоди, погоди! – запротестовала Бет, когда я схватила ее под локоть. – Слушай, ты многого не знаешь о парне, с которым связалась. Он… странный. Честно говоря, я подозревала, что если копнуть, у него можно найти что-то такое.

   – Да? – Я снова дернула ее за руку, побуждая уйти. – А тебе никто не говорил, что влезать в чужой двор и купаться в чужом бассейне тоже странно?

   – Да что ты так разозлилась?! – вспыхнула Бет, когда я довольно грубо толкнула ее в плечо. – Это же не твой дом и не твой бассейн, какая тебе разница? Не притворяйся монашкой, я точно знаю, что ты не такая!

   О да, я не была монашкой, хотя мутер, дай ей волю, с удовольствием сбагрила бы меня и в монастырь.

   – Разве тебе самой не интересно было побольше узнать о парне, который трахал тебя этой ночью? – продолжала Бет. – Неужели тебе все равно?! Вот ни капельки не интересно?

   – Нет! – закричала я в ответ. Мне ужасно хотелось курить, у меня сильно зудели бедра, а еще казалось, что меня вот-вот вырвет.

   – Да ладно! – не поверила Бет. – По твоей реакции я вижу, что ты что-то от меня скрываешь. Просто признайся: у вас тоже был анальный секс? Он вытворял с тобой что-то такое, в чем тебе стыдно признаться?

   – Зачем тебе это знать?

   – Потому что мне, блин, любопытно! – ее глаза горели. Я знала, почему Бет настаивает: просто такие, как она, не привыкли к отказам. Ей хотелось победить в нашем споре любой ценой. Ну и любопытно, наверное, было тоже.

   – Уходи, Бет! – стиснула я зубы.

   – Не прикидывайся девственницей, Сэм, – рассмеялась в ответ она. – Слишком поздно.

   – Я и не прикидываюсь. – Я действительно не прикидывалась.

   – Тогда зачем ты меня прогоняешь? Черт, никто не знает, что еще мы найдем в этом доме! Давай посмотрим в его спальне? Вдруг найдем что-то еще? – Она щелкнула пальцами. – Я так и знала, что Джоэль не прост. У него есть подвал? Вдруг мы найдем там что-то еще… более жуткое?!

   Я не выдержала, крепко уцепилась в ее локоть и буквально выволокла в гостиную.

   – Убирайся, Бет. А то я расскажу Джоэлю, что ты купалась в его бассейне.

   Ее глаза снова сверкнули, на этот раз злостью.

   – Да что ты его так защищаешь? Кто он тебе?

   – Дядя! – вырвалось у меня прежде, чем я успела себя остановить. – Он мой дядя, поняла? И никакого секса у нас не было! Я просто приехала к нему на лето погостить! Поэтому не смей говорить и думать о нем всякие гадости. – Я приставила вытянутый указательный палец практически к самому ее носу. – Расскажешь кому-нибудь, что видела в той комнате, и я точно расскажу Джоэлю, что ты вламывалась на его территорию без спроса. Ты меня не знаешь, Бет. Я могу так испортить тебе жизнь, что ты очень пожалеешь.

   Моя несостоявшаяся подруга так побледнела, что ее лицо цветом буквально слилось с белокурыми локонами. Воспользовавшись ее оцепенением, я распахнула входную дверь, вытолкнула Бет на улицу и захлопнула дверь перед ее носом.

   Сукой быть легко, я давно это умела.

   Поэтому у меня и не было подруг.

   Когда Джоэль вернулся домой, я сидела в гостиной, забравшись на диван с ногами, и смотрела телевизор. День уже клонился к вечеру, но еще не стемнело. Я непроизвольно бросила взгляд на антикварные часы, стоящие на краю каминной полки. Бет упомянула, что ее загадочный сосед обычно возвращается домой примерно в одно и то же время. Зачем мне понадобилось запоминать, когда он пришел? Я и сама не понимала, но на всякий случай запомнила.

   – Привет, Сэм! – он лучезарно мне улыбнулся, проходя мимо и кидая очки от солнца и ключи от машины на каминную полку. Я напоминала самой себе чертову мисс Марпл: выбрала себе стратегический пост на диване, подмечала каждый жест Джоэля. Мотала на ус.

   – Добрый день, дядюшка Джоэль! – проворчала я, хотя еще утром зарекалась вести себя с ним мило и быть благодарной за все. Просто… у меня случился синдром белой обезьяны. Это когда человеку приказывают думать о чем угодно, но только не о белой обезьяне – и естественно, он больше не может выкинуть ее из головы.

   Так и у меня: я старалась не думать о потайной комнате Джоэля, но, увидев его, снова окунулась в эти мысли. Говорят, детектор лжи можно обмануть, если, отвечая на вопросы, параллельно декламировать про себя какой-нибудь стих. Да, сложно – но можно. Чтобы Джоэль не прочел по выражению моего лица, что я нарушила границы его личной жизни, которые мы с первого дня договорились уважать, мне пришлось прибегнуть к давно проверенному способу защиты – вести себя как стерва. Я побоялась, что, резко став с ним милой и вежливой, вызову ненужные подозрения. Как будто пытаюсь подлизаться, совершив проступок.

   Сегодня на Джоэле была белая хлопковая рубашка с подкатанными до локтей рукавами и бежевые брюки. В ответ на мое саркастичное приветствие он лишь рассмеялся и уселся рядом со мной, вытянув руку вдоль спинки дивана, словно собирался обнять меня и привлечь к себе. У меня тут же побежали мурашки по плечам и затылку, я ощутила, что большой палец его расслабленной ладони и впрямь слегка касается моей обнаженной руки. Джоэль сидел так близко, что я могла почувствовать, чем он пахнет: одежда – стиральным порошком, кожа – солнцем, волосы – парфюмом.

   Я подумала о том, ощущает ли он, чем пахнет от меня? Например, средством для чистки ковров, которым я, стоя на коленях, отдраивала ковровое покрытие в его тайной комнате от крови Бет? Да, я подозревала, что Джоэль все равно рано или поздно заметит, что мы там побывали, но не смогла оставить все как есть и хотя бы не попытаться замести следы. Мне всегда казалось, что лучше сделать и пожалеть, чем ничего не делать. Для начала я нашла дверь в гараж, а там уже обнаружила внушительный арсенал моющих средств и тряпок. Я старалась не думать о том, что там лежало еще: черные пластиковые мешки для мусора, мотки веревок, какие-то тяжелые на вид рабочие инструменты. Если бы мы с Бет не залезли в тайник, все эти предметы совершенно не показались бы мне подозрительными – в любом доме могли найтись точно такие. Но… сработал синдром белой обезьяны.

   Закончив уборку, я постаралась сложить все по местам и, как могла, проветрила лишенное окон тайное помещение, чтобы там не пахло чистящим средством. Задвинула панель и на всякий случай протерла ее край сухой тряпочкой, чтобы исключить на полированном дереве жирные следы от рук. Но только теперь мне пришло в голову, что запах средства мог въесться в мою собственную кожу и одежду.

   Хотя, возможно, Джоэль ощутил от меня лишь запах сигарет. Сегодня я много курила – пока изучала книги на полках в его кабинете, пока исследовала в его спальне шкафы. Я выставила Бет, потому что не хотела, чтобы она узнала о Джоэле еще что-то плохое. Но мне-то никто не мог помешать узнать…

   Его компьютер был не запаролен, но ничего интересного я там не обнаружила: сплошь какие-то скучные договоры и документы.

   Вещи в его гардеробе висели отсортированными по цвету – светлое к светлому и наоборот. Я посмотрела, как стоит шампунь в его ванной комнате. Как лежит бритвенный станок. Я не понимала до конца, о чем мне говорят его вещи – но о чем-то они совершенно точно пытались мне рассказать.

   Бет ошибалась. Мы бы ничего не откопали в спальне Джоэля, я даже фотоальбома со снимками его бывшей жены не нашла. Хотя очень хотелось. И подвала в его доме не обнаружила. Интересно, Джоэль предполагал, что в первый же день я начну шнырять в его вещах? Или полагался на принцип взаимного доверия, о котором говорил мне минувшим днем, здесь же, в гостиной, сидя на этом же диване? Почему он сел так близко? Почему положил руку позади меня, словно в попытке приобнять? Осознает ли он сам, что касается меня большим пальцем? И почему он так на меня смотрит: в упор, своим пронзительным магнетическим взглядом, так что на мои щеки понемногу наползает румянец, хотя я вовсе не смотрю на Джоэля, только перед собой, на экран, где разворачивается действие фильма, который начался всего за пару минут до прихода хозяина дома.

    Дура, тут же одернула я себя. Он так сел, потому что это – его привычка, а Джоэль весь соткан из привычек, осознанных или нет. По словам Бет он приходит домой примерно в одно и то же время. На моих глазах он уже два раза проделал один и тот же ритуал по складыванию на каминную полку очков и ключей. Он вообще предпочитает все и всегда класть на место. И сейчас сидит на диване точно так, как и в прошлый раз: чуть развалившись, вытянув руку вдоль спинки. Это я заняла его место. Это я села туда, куда обычно, приходя домой, садится он. И смотрит он не на меня – на океан сквозь большие панорамные окна, как любовался и вчера. Просто я сижу между ним и океаном. Я загораживаю Джоэлю обзор. Вот и все.

   – Ты точно не хочешь переключить? – голос у Джоэля звучал мягко, но я все равно подпрыгнула и удивленно поморгала, пытаясь понять, к чему он клонит. Этот фильм был одним из моих любимых: в главной роли молодой Гаспар Ульель, с его тонкими и в тоже время резкими чертами лица, совершенно дикими, «звериными» глазами. Он напоминал мне волка, только в человеческом обличье. Оборотня. Я смотрела и другие фильмы с его участием, но было уже не то. Только здесь, в роли юного Ганнибала, он сыграл так, что я практически влюбилась в него.

   – Нет. С чего бы?

   – Странный вкус для молодой девушки.

   На экране группа немецких захватчиков как раз заняла дом, в котором прятались дети. Маленький мальчик и девочка, еще младше его. Самый жуткий момент во всем фильме. Все, что будет дальше – первые убийства Ганнибала, кровь на его искаженном чудовищной улыбкой лице, – не шло ни в какое сравнение с теми кадрами, где он обнимал сестренку, прячась с ней под одним одеялом. Мне всегда хотелось плакать, когда я смотрела на них: маленьких, беззащитных. Я всегда плакала на этом моменте, хотя видела этот фильм без малого сотни раз. Просто… я думала о Хэнке. Представляла его в форме фашиста: он прекрасно смотрелся бы в ней. Он ворвался в мой дом и разрушил мое детство. Я отлично представляла ужас детей, которые прятались наверху, пока взрослые хозяйничали внизу на их глазах.

   Я вздохнула и пожала плечом, стараясь перед Джоэлем казаться сильнее, чем была на самом деле.

   – А что, есть определенные предписания, кому и что смотреть? Я люблю разное кино. Показывали бы «Титаник» – и его бы смотрела.

   Я подумала, что в ответ на мой язвительный комментарий Джоэль поступит как всегда: улыбнется снисходительно и парирует, а может быть, промолчит. Но теперь он тоже смотрел на экран и совсем не улыбался.

   – Они же съедят ее, – тихо произнес он.

   – Знаю, – так же тихо ответила я.

   Я подумала о том, кого Джоэль видит в тех двух детях, спрятавшихся под одеялом на втором этаже старого, промерзшего насквозь дома. Кого он потерял? Кто был его Мишей?

   – Этот фильм осуждают за романтизацию насилия, – продолжил он. – Мол, нет и не может быть никакого оправдания тому, что человек становится убийцей. А трудное детство – и вовсе штамп, избитый сюжетный ход. Что трудное детство бывает у многих, но не все ведь вырастают такими, как Ганнибал.

   Я слушала его, затаив дыхание.

   – Но люди забывают, что по своей природе они – животные, – сказал Джоэль, и на миг мне показалось, что он вообще забыл о моем присутствии рядом. – Можно бесконечно отрицать свою природу, находить тысячу оправданий, почему «мы не такие, мы выше этого», но у животных так заведено: или ты ешь, или едят тебя. Закрывать глаза, отмалчиваться не поможет. Если страус прячет голову в песок, это не значит, что он стал для львов неуязвимым. И те, кто на месте Ганнибала выросли бы другими, просто выросли бы жертвами, которых продолжают есть и топтать более сильные. А он не хотел. Он понял законы стаи. Он решил раз и навсегда, что будет возглавлять пищевую цепь. Хотя бы для того, чтобы больше никогда не увидеть, как более сильные жрут того, кого он любит, или его самого. Простой принцип выживания, закон Дарвина, если угодно. И судить надо не его. Судить надо общество, которое его породило.

   Я молчала, не зная, что сказать. На самом деле, никому до Джоэля этого не удавалось: так легко облечь в слова то, что крутилось и в моей голове, просто я не знала, как выразить свои мысли. Мутер считала, что фильмы вроде «Ганнибала» любят ненормальные подростки со склонностью к жажде насилия, она всегда предпочитала с фырканьем переключить канал или скорчить гримасу ужаса, если натыкалась на него. Но мне всегда казалось, что кровь, садизм, убийства – это как крупная сеть, чтобы отсеять рыбу. Кто-то испытает отвращение, кто-то сосредоточится лишь на щекочущей нервы составляющей. Но за всем этим ведь таится нечто большее, размышления о нашем обществе, о природе человека. Я не понимала, почему люди этого не видят. Почему они так легко позволяют себя отвлечь более ярким манком: багровыми брызгами, взмахами окровавленного оружия. Словно дети, забывающие плакать при виде звенящей погремушки. Почему они не возьмут паузу и просто не попробуют проникнуть в суть вещей?!

   – Я приготовлю нам ужин, – произнес Джоэль без всякого перехода, будто мы только что не обсуждали фильм, действие которого разворачивалось перед нами, а просто молчали, и в следующую секунду спинка дивана позади меня осиротела без тепла его руки.

   Я проводила его взглядом – как он встает, поворачивается и уходит, а хлопковая рубашка облегает его спину, – и поднялась следом сама, забыв о фильме, о самом животрепещущем моменте сюжета. Передо мной словно воочию восстал Ганнибал, не тот, взрослый, циничный и коварный, сыгранный Энтони Хопкинсом, а как Гаспар Ульель, только еще лучше. Джоэль во плоти. Я поняла, почему он просил меня не быть жертвой. Что на самом деле значили те его слова. Почему он проявил ко мне доброту. Я была его Мишей. Возможно, уже второй, но которую он по-прежнему боялся потерять. Я влюбилась, безнадежно и отчаянно, в человека, который, возможно, испытывал ко мне лишь родственные чувства, и не знала, как это изменить. Не в том смысле, чтобы разлюбить – я бы ни за что на свете не отказалась от своей любви к Джоэлю, кем бы он ни был, – а чтобы он ответил мне взаимностью, тоже захотел меня.

   Наверное, он заметил – а, скорее, почувствовал, – что я иду за ним следом, шаг в шаг, и буравлю взглядом его спину между лопаток, потому что обернулся:

   – Хочешь помочь?

   Не в силах вымолвить ни слова, я лишь кивнула. Джоэль улыбнулся уже знакомой мне улыбкой, снисходительной и чуть насмешливой, и галантным жестом пригласил первой пройти на кухню. Я подумала о том, что будет, когда он узнает о нашем с Бет вторжении в его тайную комнату. Выгонит меня? Отправит обратно к мутер? Я ужасно боялась увидеть разочарование в его глазах. Между нами только что словно протянулась тоненькая нить взаимопонимания, а его секрет – мой секрет – мог все это разрушить. Ну почему, почему я вечно все разрушаю?!

   Странно, но мне даже в голову не пришло, что Джоэль может меня как-то наказать за раскрытие его тайн или даже сделать кое-что похуже: ведь нож в его ящике был по-настоящему острым. Так же, как поняла его мысль о фильме, я чувствовала: мне нечего бояться, мне Джоэль не причинит вреда.

   На кухне он действовал очень ловко: приготовил посуду и продукты, включил плиту. Я встала у островка посреди помещения, смущенно сцепив пальцы: не знала, какую роль он мне доверит и что мы будем готовить. Внезапно Джоэль оказался за моей спиной – волна тепла, в очередной раз вызвавшая у меня мурашки, его аромат, его пальцы в моих волосах, погруженные так глубоко, что он одним легким движением мог свернуть мне в тот момент голову: она находилась в полной его власти.

   – Слегка приведем тебя в порядок, – прошептал он, собирая мои волосы в пучок и ловко завязывая их чем-то вроде резинки. Я никогда не встречала мужчин, которые бы с такой ловкостью управлялись с женскими прическами, и подумала о кляпах и повязках на глаза. Об игрушках для взрослых, которыми Джоэль кого-то истязает. О его власти над женским телом. О белой обезьяне.

   Он отошел, я подняла руку и пощупала пучок. Резинка была тонкой и гладкой, похожей на бухгалтерскую, которой обертывают пачки денег, или кулинарную, которой обхватывают в кондитерской стопки печенья, завернутого в промасленную бумагу. Ну конечно, Джоэль не мог позволить, чтобы я приступила к готовке с распущенными волосами, не мог позволить беспорядка ни в чем. В следующую минуту он надел на меня белый поварской фартук. Против воли я рассмеялась.

   – Мы что, участвуем в кулинарном шоу?

   – Вся наша жизнь – одно бесконечное шоу, разве нет? – в тон ответил мне Джоэль. Он уже стоял в точно таком же фартуке, надежно защищающем его рубашку и брюки. Я подняла ладони вверх, показывая, что сдаюсь. Я и правда была повержена. В самое сердце.

   – Моем руки, – приказал он.

   Мы вымыли руки и распределили обязанности: мне досталась нарезка овощей, Джоэль взял на себя мясо и соус. Некоторое время мы работали молча, он – спокойно и уверенно, я – слегка нервничая, потому что не хотела ударить в грязь лицом. Повар из меня так себе, я, конечно, могу при необходимости приготовить себе завтрак, обед или ужин, но это вряд ли стоило бы эфира на телевидении.

   – Кстати, сегодня мне звонила Аманда, – наконец нарушил молчание Джоэль. Его тон был слишком небрежным, взгляд, брошенный на меня, – слишком коротким. Я пыталась ничем не выдать своих чувств, но все же скривилась.

   – Чего она хотела?

   – Беспокоилась, что ты выключила телефон и не желаешь с ней общаться. Спрашивала, как ты долетела и устроилась. Волновалась, что ты ей даже весточку не послала.

   Я послала ей тысячи гребаных весточек. Ну ладно, не тысячи, но, по крайней мере, звонила и писала вчера, и сегодня днем – тоже. Я даже загадала, что, если положу телефон точь-в-точь ровно по полоске на покрывале, то мутер ответит хотя бы на одну мою смс. Прошел час, но фокус не сработал. Это походило на мучительное ожидание автобуса под проливным дождем без зонта: вглядываешься и вглядываешься вдаль, хотя понимаешь, что вряд ли что-то проедет. В конце концов, бесконечное ожидание изматывает так, что хочется кричать. Или курить. Или портить себе ноги. Я выключила телефон, вынула батарею, и так, частями, зашвырнула все в верхний ящик прикроватной тумбочки. И, конечно же, именно тогда мутер приспичило позвонить, чтобы убедиться, что у ее бессердечной и нерадивой дочери выключен телефон. А ведь он был выключен просто потому, что я устала каждые пять секунд проверять журнал входящих звонков и сообщений.

   Я бросила нож на досточку, на которой резала сельдерей, и склонила голову. Глаза застилали слезы. Да, знаю, знаю, Джоэль просил меня не быть жертвой, но я целый день снова жгла себе бедра и даже при нем не смогла справиться с желанием заплакать. Я бесполезная неудачница, и рано или поздно он об этом все равно узнает. Отчасти еще и поэтому я старалась не заводить друзей. Стоило кому-то чуть приблизиться ко мне, хотя бы слегка проникнуть в круг моего доверия – и я становилась жалкой плаксой, рыдающей каждый раз, когда кто-то спрашивает ее о матери. Наедине с собой, вдали ото всех, у меня получалось достойно держаться.

   – Сэм, Сэм… – руки Джоэля обхватили и приподняли мое лицо. Я ощущала себя полной дурой за то, что расплакалась при нем на второй день нашего знакомства, но так он действовал на меня: срывал с моей души полностью все запоры. Его пальцы пахли сырым мясом и помидорами, терпко и приятно. Я подняла глаза и встретилась с его напряженным, сочувствующим взглядом. Его лицо расплылось и тут же вновь обрело четкость: это по моим щекам вниз скользнула новая порция слез.

   – Поцелуй меня… – прошептала я, едва ли помыслив в тот момент разумно. – Пожалуйста…

   Он легонько коснулся губами моего лба.

   – Ну, все. Теперь легче?

   Мне ни хрена не стало легче. Только не тогда, когда Джоэль продолжал вести себя, как примерный дядя. Он же любит чертовых малолеток! Бет сказала, что я в его вкусе! Я оттолкнула его руки и отступила на шаг, всячески показывая, как мне неприятны его прикосновения, хотя это было притворством и ложью.

   – Так вот как это работает? Надо сначала довести сиротку до слез, а потом нежно ее утешить? Что дальше? Дядюшка попросит подержаться за то, что у него в штанах?

   Я поняла, как это глупо прозвучало, сразу после того, как выпалила слова. Джоэль не то чтобы не предлагал ни за что у него подержаться, он, мать его, поцеловал меня в лоб! Что может быть невиннее поцелуя в лоб, такого как нельзя более родственного жеста? Я возненавидела то, что разделяло нас: общую фамилию, генеалогическую ветвь дерева, на которую нас усадили. Он мне никто. Он мог бы без всякого кровосмешения быть моим парнем. Моим мужем. Если бы только его отец в свое время не женился на матери моего отца.

   – Не волнуйся, я успокоил Аманду и заверил, что с тобой все хорошо, – как ни в чем не бывало проговорил Джоэль. Будто я не бросала ему в лицо гадости, не упрекала в том, в чем он не был виноват. Мутер бы давно взбесилась и припомнила мне все прегрешения за минувшие семнадцать лет, но Джоэль обладал поистине стоическим терпением. И нервами толще каната. – Но лучше включи телефон, чтобы она могла до тебя дозвониться.

   – Мутер не нужно до меня дозваниваться, – проворчала я. – Ей нужно было дозвониться до вас. Социальные работники приучили.

   – Социальные работники? – убедившись, что мои слезы высохли, Джоэль вернулся к кастрюльке с соусом, содержимое которой забурлило.

   – Когда вас грозятся лишить родительских прав, то обязательно опрашивают родственников и просто знакомых о том, как мать обращается с ребенком. Собирают свидетельства. Вы вот скажете что-то плохое о матери, которая обзванивает всех подряд в истерике, что дочь выключила трубку? Назовете ее нерадивой, плохой, незаботливой, нелюбящей?

   Джоэль молча посмотрел на меня, потом снова сосредоточился на помешивании соуса. Он не сказал ничего, но в том и заключалось волшебство – мы словно без слов друг друга понимали.

   – Вот так, – закончила я и тоже вернулась к своему сельдерею.

   – Все равно включи телефон, – произнес Джоэль ровным голосом. – Чтобы никто не мог и дочь назвать нелюбящей и нерадивой.

   Я и невольно засмеялась.

   Почему мне самой это раньше в голову не приходило? Сыграть с мутер так, как поступала со мной она? Обниматься и целоваться с ней на людях, чтобы знакомые перестали ей сочувствовать по поводу трудного ребенка? Не ради нее – ради себя, чтобы повода упечь меня куда-нибудь подальше у нее просто не осталось. Наверное, мне было противно. Мне претило изображать чувства, которых нет, притворяться не тем, кто мы есть. Внутри слишком болело при виде улыбки, угасающей на устах мутер сразу, как только окружающие переводили взгляды с нас двоих на кого-то другого. Но в устах Джоэля… это все казалось забавной шуткой, веселым соревнованием «кто кого». Рядом с Джоэлем все мои беды отступали.

   – Можно задать вопрос? – спросил он, стоя ко мне спиной и помешивая мясо, шипевшее на сковороде и издававшее уже соблазнительный аромат.

   – Валяйте, – вздохнула я, приканчивая остатки сельдерея и хватаясь за морковь.

   – Почему ты зовешь ее «мутер»?

   Я пожала плечами, хоть Джоэль и не видел меня.

   – Не знаю. Мама… это что-то теплое и пахнущее грудным молоком. Нежное, как колыбельная на ночь. Это прощение и принятие. Это безусловная любовь. На самом деле, сейчас я просто оговорилась. При посторонних людях я всегда зову ее мамой.

   Джоэль никак не прокомментировал мои слова, и теперь уже меня распирало от желания продолжить диалог. О чем угодно – лишь бы слушать его голос.

   – А можно и мне задать вопрос? – решилась я.

   – Валяй, – поддразнил он.

   – Если бы вы случайно встретили меня на улице. Если бы мы не были знакомы. Не были бы одной семьей. Вот просто идет девушка навстречу, и взгляд цепляется за ее лицо. Что бы вы подумали, меня увидев? Какая бы пришла в голову первая мысль? Какой бы я показалась вам со стороны?

   Я затаила дыхание, прикидывая в уме варианты возможных ответов. Джоэль мог вооружиться своей надоедливой «гарвардской» безупречной вежливостью и сказать что-то в духе «подумал бы, как она молода и красива». Или мог бы съехать на том, что «не обратил бы внимания на незнакомку». Но он как всегда удивил меня.

   – Я бы подумал, что вижу почти точную копию Терри, – сказал Джоэль. – И задумался бы, уж не дочь ли ты моего брата?

   Это было как удар в сердце ножом. Как пощечина. Как его «я не хочу» в ответ на мое «а мы могли бы быть вместе?» Я швырнула нож на стол и сорвала с себя белый фартук.

   – Пойду покурю.

   Когда я вышла во внутренний дворик, солнце уже упало за горизонт, и вокруг мягко и быстро, как мужчина на желанную женщину, ложились сумерки. Лужи, оставленные после купания Бет, давно высохли. Я присела на шезлонг, запрокинула голову и посмотрела на первые выглянувшие звезды. Ветер дул не со стороны воды, а от берега, и поэтому в воздухе душно пахло цветами. Небо над головой напоминало мое левое бедро, не цветом, конечно, но обильными узорами. Я представила, как сейчас добавлю к своей коллекции еще одну звезду – и не стану об этом жалеть. Не стану, не стану.

   Джоэль появился, когда я приканчивала третью сигарету. Он укутал мои плечи теплым флисовым пледом и дал в руки тарелку: аппетитные кусочки мяса в овощном соусе, гарнир. Присел на соседний шезлонг со своей порцией. Вода в бассейне периодически шла мелкой рябью, где-то вдалеке слышался гул шоссе. На пляже кричали чайки и лаяла собака. Я подумала о даме в тренировочном костюме, бегает ли она и по вечерам? Подумала о том, что Джоэль невероятно вкусно готовит. Мы ели и дышали вечерним воздухом – ни слова о том, как я психанула на кухне.

   – Каким был мой отец? – спросила я, потому что приревновала Джоэля к его мыслям. К тому, что занимало его голову вместо меня. К его белым обезьянам.

   – Почему был? – резонно возразил Джоэль. – Настолько я знаю, Терри пока не покинул этот свет.

   – Мой – покинул. В тот момент, когда развелся с мутер, – на этот раз я назвала ее так сознательно, чтобы подчеркнуть, что доверяю Джоэлю свое неприглядное нутро. – У него есть другие дети?

   – Вроде бы нет, – пожал Джоэль плечами. – Вообще, Терри – очень хороший человек. Веселый. Дружелюбный. Он классный профессионал, любит путешествовать и знает множество интересных историй обо всем на свете.

   – Но не знает ничего о собственной дочери, – пробормотала я. – Вы с ним близки?

   – Сводные братья с разницей в возрасте более десяти лет? – Джоэль рассмеялся и покачал головой. – Насколько это вообще возможно.

   – Но разве вы с ним не одна семья? Разве со мной вы ближе по родству, чем с братом, хоть и сводным? Тем не менее, со мной вы обращаетесь, как с родной, – последние слова мне не удалось произнести без горечи, и я понадеялась, что Джоэль этого не заметил.

   – Потому что тебе это нужно, Сэм, – проговорил он и вдруг протянул мне руку через пространство, разделяющее наши шезлонги. – А Терри – нет.

   Как зачарованная, я отложила полупустую тарелку и протянула ему ладонь. Мы взялись за руки, глядя друг другу в глаза, пытаясь взаимно прочитать там наши сокровенные мысли.

   – Ты особенная, Сэм, – тихо произнес Джоэль, и мое сердце подпрыгнуло, а потом часто-часто застучало. – Я хочу, чтобы ты позволила мне заботиться о тебе.

   – Как Миша? – прошептала я, не сомневаясь, что он поймет.

   Он улыбнулся, светло и нежно.

   – Как она. И как Ганнибал, я готов убить любого, кто посмеет обидеть тебя.

   – Но… – я набрала в грудь побольше воздуха, – вы же не мой брат.

   – Конечно, я не твой брат, Сэм, – мягким, бархатным полушепотом произнес Джоэль, в полумраке его глаза слегка блестели, отражая свет звезд, который становился все ярче по мере того, как солнце все дальше тонуло за горизонтом. – Я твой дядя.

   Я смотрела в невозмутимое, погруженное в сумерки лицо Джоэля и ощущала, что меня душат тысячи слов. Мне было больно и сладко одновременно. Он держал мою руку, сжимал мои пальцы. А еще он назвал меня особенной. Я была права. Мы действительно понимали друг друга с полуслова.

   Но если я была права, это означало, что Джоэль понял и мои чувства. Он догадался, о чем я просила, умоляя меня поцеловать. И, коснувшись моего лба губами, хотел навсегда расставить все по местам между нами.

   Словно в подтверждение моих слов, он вдруг выпустил мою руку и поднялся, бросив взгляд на часы на запястье.

   – Похоже, тебе уже пора спать, Сэм.

   – Джоэль… – я сбросила с плеч плед и тоже вскочила на ноги, стиснув его пальцы: мне было физически больно оттого, что он выпустил мою руку, я хотела вернуть все обратно, вернуть Джоэля обратно в тот миг, когда он принадлежал только мне.

   Он твердо снял с себя мою руку.

   Я вцепилась в рубашку на его груди.

   Он и тут оторвал меня от себя.

   – Сэм. Иди. Мне еще нужно тут прибрать.

   Я хотела сказать, что до девяти вечера у нас есть еще чертова уйма времени. Готова была вновь начать расспрашивать о моем отце, или рассказывать о мутер, или болтать еще о чем угодно – только чтобы Джоэль меня не прогонял. Но вместо этого я выдернула из кармана пачку сигарет и закурила. Я всегда так делала: затыкала себе рот, чтобы не закричать. Сделав две затяжки, я щелчком отправила недокуренную сигарету прямо в бассейн.

   – Спокойной ночи, дядюшка Джоэль, – попрощалась я ровным голосом и ушла.

   Утром я обнаружила, что у меня закончились сигареты. В принципе, рано или поздно это должно было случиться: рюкзачок у меня не бездонный, да и особых запасов я с собой не взяла. Даже не знаю, почему я оставила дома ту маленькую дорожную сумку, которую все-таки успела собрать перед отъездом. Коварная мутер дала мне совсем мало времени, специально, чтобы я не успела продумать контрудар и как-либо отвертеться от нежеланной поездки, такси уже сигналило у входа, и вещи пришлось бросать в сумку наспех – любимая пижама, несколько смен белья, джинсы, юбки и топики. Я тщательно застегнула «молнию», закинула на плечо рюкзачок со всякой мелочью и… вышла из комнаты только с ним.

   Сумка осталась на кровати. Вообще-то, на самом деле я знаю, почему окинула ее взглядом напоследок и ушла с пустыми руками. Питала тайную надежду, что в аэропорту, при посадке, когда дело дойдет до багажа, мутер хватится, всплеснет руками, и нам придется вернуться за сумкой обратно. Самолет улетит без меня, придется брать билеты на другой рейс… я бы уж придумала, как воспользоваться этой отсрочкой.

   Или, возможно, я тогда уже смирилась с тем, что мне придется уехать, как и множество раз прежде смирялась с тем, что мне придется перейти в другую школу, провести Рождество одной дома, под звуки торжественного гимна входить в украшенную цветами и лентами церковь в третий, четвертый, пятый, шестой раз. Я понимала, что в любой ситуации мутер все равно выиграет, а я все равно проиграю – так уж распределены роли в этом мире между детьми и взрослыми. Наверное, мне просто хотелось, чтобы она увидела меня с пустыми руками, без вещей, и в который раз отчитала за безалаберность и несамостоятельность. Чтобы вздохнула, назвала по привычке Самантой Шоу – непременно подчеркнув презрительным тоном фамилию отца – и начала сетовать на то, что ей ни на минуту нельзя от меня отвернуться. Чтобы она обратила на меня внимание. Не обязательно не спускала глаз – хотя бы заметила, как я собралась, что взяла с собой в поездку.

   Но ничего этого не случилось. Мутер не хватилась моей дорожной сумки ни при посадке в такси, ни в аэропорту, где провожала до самой зоны контроля, а я сама о своих вещах тоже не заикнулась. Сказала себе в тот момент, что улечу – и отправлюсь путешествовать по стране автостопом. Стану ночевать в хостелах, добывать себе пропитание, работая в закусочных посудомойкой, маскироваться, чтобы никто не узнал во мне ту девочку, лицо которой мелькает повсюду на листовках и упаковках с молоком вместе с огромной надписью «ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ». Я решила, что раз мутер не волнует, какие у меня при себе собраны вещи, то меня саму и подавно это колыхать не станет.

   Но я, конечно, так и не сбежала. Я вышла на раскаленную от жары стоянку возле аэропорта и влюбилась в Джоэля с первого взгляда. Наверное, меня просто испугала мысль о том, что, путешествуя автостопом по стране и маскируясь, я не найду свое лицо ни на одной листовке о пропаже человека.

   Так или иначе, последняя пустая пачка из-под сигарет для такого человека, как я, означает, что утро пошло насмарку. Завтрак испорчен, даже самый вкусный кофе принесет ровно столько же удовольствия, сколько и продолжительная мастурбация без финального оргазма. Я решила, что вообще не стану завтракать дома, лучше куплю и выпью кофе после того, как добуду сигареты. Как только собрала и включила телефон, поступило входящее сообщение от мутер: «Саманта, не забывай наносить солнцезащитный крем. И обязательно перезвони мне». Некоторое время я таращилась на буквы на экране, пару раз моргнула. Уж не знаю, что ей там наговорил Джоэль – что я днями валяюсь на пляже? Хотя что еще он мог ей сказать? Он защитил меня, как и обещал, тем, что успокоил мутер и убедил ее, что я веду себя, как и положено девушке моего возраста: загораю и купаюсь. Он защитил меня. Как и обещал.

   Сам Джоэль, конечно же, снова отсутствовал. Я почти всю ночь провела, лежа в кровати и вспоминая, как он держал мою руку. Стоило закрыть глаза, и мои пальцы горели ощущением тепла от его прикосновения, а когда я опускала руку вниз, себе между ног, то представляла, что это тепло перемещается туда. Резинка, которой Джоэль собрал мои волосы, теперь красовалась у меня на запястье. Я бегом спустилась по лестнице с рюкзачком за плечами, на всякий случай окликнув его, но дом ответил тишиной. И на кухне не было записки. Означало ли это, что Джоэль не простил мне выходки, когда я швырнула сигарету в его бассейн? Или ему просто нечего было мне написать? Не станет же он каждый день отсчитывать мне пачку денег? Я почти с сожалением покинула наполненные прохладой стены: если бы не острое желание курить, я, скорее всего, потратила бы снова целый день, перебирая вещи Джоэля и размышляя о белой обезьяне.

   Мои ботинки сразу же утонули в песке, исходивший от него жар покалывал ноги даже через обувь. Я понимала, как несуразно выгляжу, но разуться тоже не могла – тогда бы точно обожглась. Зато джинсовую юбку не задрал бы ни один порыв ветра – за это я и любила ее. Поправив рюкзачок, я решительно зашагала ближе к полосе прибоя: ближе к шуму волн и морского бриза, крикам птиц. Солнце светило так ярко, что даже глаза слезились. Поодаль от берега покачивалась на волнах белая яхта. Народу – практически никого.

    Усевшись прямо на песок, я вынула телефон и набрала номер мутер. Она гарантированно услышит в трубке тот фон, который полностью подтвердит версию Джоэля: ее дочь на пляже, прекрасно проводит время. Джоэль просил меня не давать мутер повода для упреков. Поддержать его попытки меня защитить – меньшее, что я могла сделать.

   – Саманта! Господи, ну наконец-то! – с подозрительной радостью откликнулась на звонок мутер.

   – Привет, мам, – пробормотала я.

   – Я вчера чуть с ума не сошла, когда не смогла до тебя дозвониться. Штефан не даст соврать. Никогда, слышишь, никогда-никогда больше не заставляй мать так волноваться!

   – Хорошо, мам. Но я же отправила тебе несколько сообщений. И звонила. Штефан не даст соврать, он сам брал трубку.

   Но мутер, словно не слыша меня, продолжала отчитывать. Я уже догадалась, что с ней рядом есть кто-то еще. Кто-то, чье мнение важно. Впрочем, долго гадать не пришлось.

   – А мы тут сидим с Элизой с шестого канала, – наконец призналась мутер. – Представляешь? Как говорится, где бы еще встретились!

   – Действительно, – ровным голосом поддакнула я.

   – Элиза рассказала, что у ее знакомой дочка получила рак кожи, потому что слишком много загорала. Ни в коем случае не лежи на солнце с утра до вечера! В полдень обязательно уходи в тень! И наноси крем, как я тебе уже писала.

   – Ладно, мам. – Мы обе знали, что она была бы счастлива, сгори я на этом самом пляже и обуглись до костей. Такая трагедия, все бы сочувствовали, и мутер получила бы полное право сказать «а я ведь ее предупреждала» и зажить полноценной счастливой жизнью.

   – Подумать только, два дня в разлуке, а я уже так по тебе соскучилась! Будь моя воля, ни за что бы тебя никуда от себя не отпустила.

   – Если хочешь, я могу приехать, мам. Попрошу Джоэля заказать билет и прилечу первым же рейсом.

   – Ну ладно, Саманта, – вздохнула мутер. – На самом деле, я все понимаю. Не буду тебя отвлекать, развлекайся. Напиши мне вечером, чтобы я не волновалась!

   Она положила трубку, избавив меня от необходимости что-то говорить в ответ. Медленными, аккуратными движениями я убрала телефон обратно в рюкзак. Только бы снова его не швырнуть, иначе, поплавав в воде, он окончательно сдохнет, и мутер опять не сумеет дозвониться и станет доставать Джоэля. Я, естественно, и не собиралась лететь к ней первым же рейсом. Я бы с удовольствием осталась здесь, в доме Джоэля, насовсем. Мне просто хотелось послушать, что она скажет. Как вывернется из ситуации «кто кого». Как забьется нервная нотка в ее вздохе. Джоэль прав, нужно чаще делать так, чтобы она не нападала, а защищалась.

   – Привет, Сэм, – раздался позади меня виноватый голос, и, обернувшись, я увидела Бет.

   Точнее, сначала мой взгляд уперся в ее колени, поднялся выше к бедрам, вокруг которых трепыхался на ветру подол легкого платья, а затем уже я узрела пристыженное лицо Бет. В руке она сжимала сумочку в тон босоножкам. Под платьем у нее просвечивал купальник. Она была готова ко всему: поплавать, отправиться гулять в город, залезть в чужой дом, мило поболтать с какой-нибудь незнакомкой. Она была готова к этой жизни, со всеми ее непредсказуемыми поворотами и многочисленными вариантами межчеловеческих отношений. Я – нет.

   Тем удивительнее выглядело то, что она, вроде как, передо мной робела.

   – Послушай, э-э-э… – заговорила она, потому что я не поздоровалась, просто встала на ноги и хмуро на нее посмотрела, – я много думала о том, что случилось вчера. Я… э-э-э… была не права.

   Я выгнула бровь и сложила руки на груди. На самом деле, я просто не понимала, что происходит, и лихорадочно размышляла, как мне следует отреагировать.

   – Вот дерьмо. Я и подумать не могла, что Джоэль... твой дядя. – Бет покачала головой и покраснела еще гуще. – Он никогда не упоминал о родственниках. Получилось… э-э-э… некрасиво. Я такого наговорила про него… я просто думала…

   Она постояла с открытым ртом, словно хотела закончить фразу, но не находила слов, а потом еще раз покачала головой и бросила попытки продолжить.

   Я обвела взглядом соседние дома.

   – Ты следила за мной?

   – Что? – вспыхнула она. – Нет! Я просто… – Она тяжело вздохнула. – Ладно. Я увидела, что ты вышла на пляж, и решила, ну, тоже выйти. Извиниться.

   – Для чего?

   – Как для чего? – Она поморгала. – Чтобы помириться.

   – Для чего?

   Бет растерянно развела руками.

   – Чтобы снова дружить.

   Я опешила. Местная королева красоты хочет со мной дружить? После того, как я грубо вышвырнула ее из дома? Я-то с ней точно хотела. Ну, до того, как она стала представлять собой угрозу для благополучия Джоэля. Теперь я не знала, что с ней делать.

   – Тебе что, дружить больше не с кем? – брякнула я.

   – Ну, не так чтобы очень… – пожала плечами Бет и понурилась. – Половина нашей тусовки разъехалась на каникулы, половина – уже переметнулась в свои новые студенческие тусовки. Нью-Йорк далеко, и я отправлюсь туда только в сентябре. – Она сунула сумочку под мышку и нервно сцепила пальцы. – Ты не представляешь, как я обрадовалась, когда с тобой познакомилась. Уже нафантазировала, как мы вместе наделаем шуму в этой округе. И… блин, если бы ты мне сразу сказала, что Джоэль – твой дядя, а не наврала!

   – А я и не врала, – спокойно возразила я, глядя ей в глаза.

   Бет усмехнулась.

   – Это мне в тебе и нравится, Сэм. Ты крутая девчонка, с тобой интересно. – Она смерила меня взглядом с ног до головы и улыбнулась уже шире: – И, похоже, тебе все-таки нужно по магазинам.

   Умом я понимала, что на лесть нельзя покупаться. Бет может наговорить что угодно в попытке подлизаться ко мне, я-то сама знаю, что из себя представляю. Но внутри у меня против воли начало что-то таять, и таяло, и таяло, и таяло, как я ни пыталась одернуть себя и призвать к здравому смыслу. Бет хотела со мной дружить… но вряд ли потому, что я так уж крута, скорее – вынужденно. Потому, что ей среди лета стало одиноко. Потому что она была нормальной девчонкой, которой плохо и скучно одной, которой нужны подруги. Потому что она была не такой, как я. А я всегда мечтала стать такой, как она.

   – Ты просто хочешь через меня узнать побольше о моем дяде, – предприняла я последнюю попытку сопротивления.

   – Да, господи, Сэм! – закатила глаза Бет. – Раз так, давай, я поклянусь, что мы вообще не будем с тобой обсуждать его тему. Только, пожалуйста, пожалуйста, не злись на меня!

   Она надула губы и топнула ногой – и мое сердце окончательно растаяло. Пусть даже Бет вела себя как капризный ребенок и хотела добиться меня как недостижимую игрушку – главным в этой фразе для меня было то, что она хотела меня добиться. Это чувство желанности непреодолимо манило меня. Я поняла, что готова дать Бет поиграть со мной немного. Сломать она меня не сломает – не после мутер, Хэнка и частной школы. Впускать ее глубоко в душу я не собиралась. Джоэля я обезопасила от нее тем, что мы договорились не обсуждать его. Я могла порхать, как пчела над цветком по имени Бет, и собирать чистый мед из наших отношений. Впервые кто-то вообще добивался моей дружбы. А еще она извинилась. Это действовало на меня сильнее любой лести.

   – Хорошо, – сдалась я. – Будем дружить. Но только с условием, что Джоэля мы никак не обсуждаем.

   – Договорились, – с готовностью кивнула Бет.

   – И я не стану приглашать тебя в его дом, даже не надейся.

   Она снова закатила глаза, потом улыбнулась.

   Через десять минут мы сели в ее белую «Камри» и под жизненные песни Тейлор Свифт лихо вырулили на шоссе. Я с завистью смотрела, как Бет держит руль: по-мужски, уверенно. Мутер так и не дала мне шанса обзавестись собственной машиной. Сначала, когда нужно было подавать заявку на получение прав, она занималась бракоразводным процессом и просто не нашла времени, чтобы сходить со мной. Потом каждый раз отнекивалась, когда поднималась тема. Думаю, ей просто нравилось в общении с друзьями сетовать на то, что я «даже вождение не смогла осилить». Или она всерьез опасалась, что я построю карьеру, зарабатывая угонами, – бог знает, что мутер там воображала себе насчет меня.

   Тем не менее, водительские права у меня имелись. Увидев первую же заправку, я попросила Бет притормозить и побежала в магазин. Там купила сразу несколько пачек сигарет и по стаканчику кофе нам обеим. Когда хмурый бородач за стойкой нехотя отлепил взгляд от ток-шоу, которое смотрел по маленькому портативному телевизору, прикрепленному под потолком магазина, и выразительно оглядел меня, я с непроницаемым выражением лица запустила руку под подкладку рюкзачка и выудила водительское удостоверение, которое подтверждало, что мне уже исполнилось двадцать три.

   Когда ты начинаешь курить в двенадцать, то, конечно, сразу же сталкиваешься с проблемой, как раздобыть сигарет. Закон запрещает продавать подобные вещи несовершеннолетним. С другой стороны, закон запрещает и совращать детей – но мало кому в этой жизни есть дело до данного закона. Мутер и не подозревала, какую неоценимую услугу оказала мне переводом в частную школу. Там можно было купить все, что угодно. Все, что желала душа. Наркотики, секс, поддельные документы. В средней школе я не могла сойти за совершеннолетнюю, даже если бы сильно накрасилась, поэтому приходилось покупать сигареты через старшеклассников. Тройная цена против обычной – но что делать? Перейдя в старшую школу, я через знающих людей обзавелась собственным липовым водительским удостоверением и соответствующим наглым выражением лица, с которым заходила в магазины. До сих пор никаких проблем не возникало.

   Не возникло их и теперь. Я выложила на стойку деньги Джоэля, забрала покупки, спрятала права обратно под подкладку рюкзака и бодро пошагала к машине Бет.

   – Как ты их достала? – присвистнула она, когда мы сделали по глотку кофе, и я предложила ей сигарету. – Тебе же вроде еще не двадцать один.

   Я подумала о том, какое же это простое и непритязательное счастье: сидеть с подругой в машине, пить дрянной кофе с заправки и курить, пока Тейлор Свифт поет о том, что от парней одни проблемы.

   – Показала продавцу сиськи, – улыбнулась я.

   И судя по шоку и восхищению в глазах Бет, она мне поверила.

   Как только мы вошли в торговый центр, Бет потащила меня к стойке, где продавали молочные коктейли. Мы взяли по большой порции клубничного и уселись на край фонтана, чтобы немного охладиться после уличной жары. Проходящая мимо группка парней свернула шеи, глядя в нашу сторону, и мы с Бет переглянулись и хихикнули. Я прекрасно понимала, что все внимание мальчиков притянула одна Бет, но получалось так, будто ее золотистая аура счастья и благополучия каким-то образом распространялась и на меня, когда мы находились рядом, и это давало мне возможность пофантазировать, как будто парни и на меня смотрят, как будто я ничем не хуже.

   – Итак, – многозначительно начала Бет, поднимая голову от белой коктейльной трубочки.

   – Итак, – повторила я и внутренне напряглась, потому что знала, что за этим вступлением последует: вопросы.

   – Какими судьбами тебя занесло к нам? Ты приехала одна или с родителями?

   Я пожала плечами.

   – Вообще-то, меня здесь быть не должно. Мы с мамой и папой собирались ехать в Африку, там сейчас как раз зима, не так жарко. Они у меня состоят в организации «Врачи без границ» – слышала про такую?

   Бет зачарованно кивнула. Я затянулась из трубочки коктейлем, представляя вместо него сигарету.

   – Ну вот. Каждый год мы всей семьей ездим туда, чтобы помогать низшим слоям населения. Однажды, помню, мы жили в трущобах где-то посреди Зимбабве, и я лично всю ночь отпаивала водой маленького чернокожего ребенка, который бился в лихорадке.

   Бет издала жалобный звук в знак сочувствия.

   – А почему в этот раз не поехали?

   Я вздохнула.

   – Они поехали. Мама и папа. Я не смогла. Видишь ли, ты, может быть, не в курсе, но когда путешествуешь в страны третьего мира, обязательно надо делать себе все прививки, особенно, если контактируешь с вирусами, как врачи. – Я склонила голову. – Не понимаю, как я могла так все промухать, но перед самым отъездом выяснилось, что мне нужно принять кое-какую вакцину. А после этого желательно несколько месяцев не попадать в острый очаг инфекции, чтобы прошел период выработки иммунитета. В итоге, моя семья улетела без меня. Они не хотели бросать меня, но помогать другим важнее. Я их в этом решении только поддержала. Но у меня началась депрессия из-за разлуки с родными и вынужденного бездействия, и я решила ненадолго сменить обстановку, чтобы развеяться.

   – Как жаль… – вздохнула Бет и тоже пригорюнилась.

   – Да, – поддакнула я. – Ни за что не прощу себе, что пропустила эту зиму. То есть, зиму в южном полушарии, у нас-то лето. В Африке так не хватает добровольцев…

   Я покачала головой.

   – Это так благородно, помогать людям! – восхитилась Бет.

   – Угу. – Я отпила коктейль. – Ну а ты теперь про себя что-то расскажи.

   – У меня все не так интересно, – со смехом отмахнулась она. – Мама – дантист, папа – бухгалтер. Оба целыми днями на работе, строят карьеру. У нас не такая дружная семья, как у вас, мы не путешествуем вместе по миру, не спасаем человеческие жизни.

   – Ну, каждому свое, – слабо улыбнулась я и еще немного поведала Бет про свою вымышленную семью, крепкую и дружную, где все друг друга настолько любили и поддерживали, что не могли долго находиться в разлуке. На этот раз я врала самозабвенно, но поймала себя на мысли, что почему-то искренне улыбаюсь и испытываю теплоту и счастье, вспоминая о людях, которых на самом деле не существует. Наверное, там, в моей голове, они жили по-настоящему – мама и папа, самоотверженные и благородные, воспитывающие меня как одно целое с ними – и там, в моей голове, я была счастлива, я их любила.

   А рассказывать Бет правду… про то, что мутер вышла замуж в шестой раз… про то, что не знала, куда меня приткнуть и отправила к недо-родственнику, которого ни одна из нас до этого в глаза не видала… который мог оказаться кем угодно, даже совратителем малолетних, а мне бы даже пожаловаться было бы некому… если бы я хотела обсуждать эту тему, то давно бы обзавелась близкими друзьями.

   – А парень у тебя есть? – доверительным шепотом поинтересовалась Бет, когда тема родителей иссякла сама собою.

   Я снова вздохнула.

   – Был. Мы недавно расстались.

   – Он тебе изменил? – охнула Бет.

   – Не-е-ет! – возмутилась я. – Понимаешь… он хотел, чтобы наши отношения перешли на серьезный уровень, а я чувствовала, что еще не готова. Может быть, любила его не так сильно, как он меня.

   – М-да, – кивнула Бет. – Им всем сразу хочется секса. О чувствах мало кто думает.

   Я фыркнула и рассмеялась.

   – Дело не в сексе. Он хотел, чтобы мы были прямо, ну, как жених и невеста. А у меня Африка, благотворительность, учеба в колледже. Мне требовалось время, чтобы разобраться в себе. Я предложила ему остаться друзьями. Он чуть не покончил с собой. И это тоже повлияло на мое решение сменить обстановку.

   Я чувствовала, что уже завралась, но никак не могла остановиться. Каждый раз, когда Бет признавала, что по-доброму завидует мне, меня словно вожжей под хвост подхлестывало. Потому что сам факт, что я могу превзойти в чем-то идеально-гладкую Бет, действовал на меня сродни наркотику. Пилюля патологической лживости. Я ее и раньше глотала. В частной школе – каждый день, когда приходилось носить маску, чтобы не заклевали. Но сейчас дело принимало серьезный оборот. Я чувствовала, что меня несет и пора остановиться.

   – Ну что, мы так и будем сидеть? Или пойдем по магазинам? – Я встала и выкинула пустой стаканчик из-под коктейля в урну.

   Бет с готовностью схватила меня за руку и потащила на верхние этажи в свои секретные сокровищницы шмоток. Там действительно было мало покупателей и продавались интересные вещи. Пока Бет с головой нырнула в ряды вешалок, я не спеша огляделась и направилась к «своей одежде». «Моя» одежда – это та, которая закрывает ноги минимум до колен. «Моя» одежда не задирается нечаянно и сидит плотно. «Моя» одежда – это броня.

   Когда я уже находилась в примерочной, сменив свою юбку на новую, но точно такую же, и пыталась понять, удобно ли мне в этой вещи, за шторку бесцеремонно просунула голову Бет.

   – Гляди, что я нашла! Кажется, твой размер. Будешь мерить? – Ее глаза горели азартом охотника, подстрелившего крупную добычу, в руках красовалась вешалка с легким летним платьем.

   Мне нравился вкус Бет. И то, как она сама одевалась, и то, что сейчас предлагала мне. Будь я той девочкой, чьи родители ездили в Африку лечить бедных и чей парень не хотел без нее жить, – уже выхватила бы вешалку из рук Бет и лихорадочно натягивала на себя наряд, молясь, чтобы он подошел по размеру. Но я – настоящая я – такие открытые и короткие вещи не носила.

   – Нет, – заставила я себя скривиться, – мне оно что-то не очень.

   – Да? – разочарованно протянула Бет и перевела взгляд на свою добычу. – Тогда ты не против, если я примерю?

   – Валяй, – равнодушно пожала я плечами, и она исчезла.

   Я села на пуфик, который стоял тут же, в примерочной, для удобства покупателей, согнулась и обхватила голову руками. Возможно, Бет не заслужила дружбы со мной. Возможно, мне не стоило ее обманывать. Она показала себя, в общем-то, неплохой девчонкой, потому что нашла красивое платье, но по-дружески предложила мне первой примерить его. Естественно, мы обе не могли купить одинаковые наряды, это было бы глупо и смешно, значит, Бет решила уступить мне. Она не стала перетягивать одеяло на себя и выбирать себе модные вещи, а мне подсовывать какие-нибудь отбросы, чтобы на моем фоне выигрышнее смотреться. Пожалуй, она искренне хотела, чтобы я тоже хорошо смотрелась рядом с ней. Она относилась ко мне, как к равной. Мне стало стыдно за то, что я ей врала, но назад дороги уже не было. Да у меня и с самого начала не было других вариантов. Я никому не открывала всей правды о себе, не показывала свою слабость – разве что Джоэлю.

   – Сэм! – донесся ее голос из соседней примерочной.

   Я высунулась наполовину из своей, отодвинула шторку и заглянула к Бет. Она положила руки на талию и повертелась из стороны в сторону. Это платье сидело на ней шикарно.

   – Очень круто, – честно сказала я. – Тебе идет.

   – Спасибо, – она счастливо улыбнулась.

   На кассе мы сравнили наши покупки: джинсы, несколько комплектов нижнего белья, пара джинсовых юбок и несколько топов у меня, одно платье – то самое – у Бет.

   – Ты же… – она растерялась, явно не зная, как выразиться помягче. – Купила все почти одинаковое!

   – Угу, – невозмутимо промычала я. – Не вижу смысла наряжаться. В Африке людям вообще еды не хватает, а мы тут только о моде и думаем.

   Бет потупилась и отодвинула платье в сторону.

   – Наверное, мне не стоит его брать.

   Я перехватила ее руку и кивнула продавцу, чтобы тоже включил в чек.

   – Это мой подарок.

   Я не понимала, почему Бет так старается во всем подражать мне, даже от платья решила отказаться, услышав, что я, якобы, намеренно отрицаю всякую моду. И мне было стыдно, что она так легко «повелась». Денег Джоэля вполне хватило на то, чтобы оплатить все вещи, но на выходе из магазина я отдала пакет с платьем в руки Бет.

   – Носи с удовольствием.

   Ее лицо тут же озарила улыбка.

   – Я знаю, чем мы займемся дальше. Мы отметим удачные покупки!

   Я не знала, что еще она задумала, но лишь пожала плечами и последовала за Бет. В конце концов, я теперь ощущала некоторую ответственность за то, что ее надурила.

   По пути мы заглянули в обувной за босоножками для меня, а потом побросали пакеты в багажник «Камри» и снова отправились в путь.

   – Я хочу сделать, как ты, – заявила Бет, нервно покусывая губы и цепляясь пальцами за руль.

   – В смысле? – Я отвернулась от окна, в которое докуривала вторую сигарету. Бедра ужасно зудели, но в компании с посторонними людьми я обычно старалась скрывать свои темные наклонности.

   – Сейчас увидишь. – Бет свернула к очередной заправке.

   Когда мы вошли в магазинчик, я увидела за прилавком молодого парня с дредами, который сонно ковырял в зубах и даже не взглянул на нас. Бет широко ухмыльнулась и подмигнула мне. Танцующей походкой она прошлась по рядам и вытащила упаковку из двенадцати банок пива.

   – Возьми нам чего-нибудь сладкого, – Бет кивнула на полку с шоколадками.

   Я сгребла столько, сколько поместилось в руки.

   Мы подошли к кассе и выложили покупки на прилавок.

   – Наличные или карта? – вяло поинтересовался парень.

   Мы переглянулись.

   – Наличные, – ответила я за нас обеих. В моих карманах было еще полно денег Джоэля.

   Внезапно парень проснулся и оглядел нас с Бет.

   – Документы?

   – Пожалуйста, – пропела Бет, а затем оттянула вдруг вырез своего платья вместе с купальником и обнажила грудь.

   У парня так сильно отвалилась челюсть, что стала видна белая жвачка за нижней губой.

   – Ну что ты стоишь, Сэм? – процедила краем рта Бет, не переставая ослепительно улыбаться. – Хватай покупки.

   Меня разобрал дикий смех. Лицо парня было таким ошеломленным… и Бет… господи, она же реально мне поверила, когда я соврала, каким образом добыла сигареты! Я нервно захихикала, сгребла с прилавка упаковку пива, наши шоколадки. Парень продолжал таращиться на сиськи Бет, не делая попыток остановить меня. Напоследок, в каком-то безумном порыве, я запустила руку в аквариум с маленькими жвачками, который стоял тут же, у кассы, выхватила целую пригоршню и бросилась бежать.

   Бет летела за мной по пятам, задыхаясь от смеха. Мы прыгнули в машину, ударили по газам и без остановки проехали пару миль, ухохатываясь, как сумасшедшие. Не то чтобы у меня был большой опыт по части магазинных краж… на самом деле, я никогда еще их не грабила. И уж точно не делала этого, наставив на продавца сиськи.

    Окружающие наверняка верили, что я на такое способна, а мутер, так, вообще всегда подозревала меня во всех смертных грехах, и я действительно могла в порыве выдать что-то такое – например, я же показала сиськи Джоэлю, когда ехала с ним в машине из аэропорта. Но у меня внутри всегда стоял какой-то предохранитель от крайности. Одно дело – задрать блузку в машине посреди дороги среди людей, которых ты больше никогда не увидишь, для мужчины, который, в общем-то, отвечает за тебя. Тогда я защищалась, хотела сразу его спровоцировать, чтобы понять, чего ждать дальше. Другое – грабить при помощи этого магазины. Это было уже за гранью добра и зла по моим внутренним критериям.

   И все-таки мне почему-то было легко, весело и смешно. В голове словно лопались пузырьки шампанского. Это как прыгнуть на тарзанке с обрыва, как подразнить льва, зная, что точно успеешь забраться обратно в джип-сафари, как поплавать с акулами, находясь в прочной клетке. Опасно. Необычно. Адреналиново.

   Бет уже не могла смеяться, только стонать, поэтому притормозила у парка и вышла из машины, нагнувшись и упершись ладонями в колени. Я выбралась следом.

   – За нами там копы не гонятся?

   Она посмотрела на меня, и я рассмеялась, чтобы замаскировать свой подспудный страх наказания под бравурной шуткой.

   Бет нырнула в машину, разорвала упаковку с пивом, взяла нам по банке.

   – За сегодняшний день! – торжественно провозгласила она, отсалютовав мне своим пивом.

   Мы выпили пива и закусили шоколадками. Было очень вкусно.

   – Боже, как я счастлива, что ты появилась в нашем болоте, Сэм! – вновь засияла улыбкой моя новоиспеченная подруга. – Надо будет повторить такое еще раз. Мне понравилось.

   – Угу. – Я сунула в рот сигарету и отвернулась, чтобы прикурить.

   Внезапно Бет издала какой-то неясный звук.

   – Что такое? – подняла я голову.

   – Только не оборачивайся, – пробубнила она сдавленным голосом. – Но я тебя сейчас кое с кем познакомлю.

   – С кем? – Я, естественно, обернулась.

   К нам направлялись два парня, оба темноволосые, оба – в спортивных майках и шортах. Краем глаза я заметила, как Бет сменила позу, более изящно облокотившись на свою машину.

   – Знакомьтесь, мальчики, это Сэм, – пропела она, когда парни подошли и поздоровались с ней, затем представила их мне. Более высокого и худощавого звали Дерек, более коренастого – Трей. Они меня не заинтересовали – мое сердце с некоторых пор было занято только Джоэлем – но еще со времен Хэнка у меня выработалось это чутье: я чувствую, когда на меня смотрят и как смотрят. Такой взгляд исходил от Трея. Мне сразу же стало неприятно, не по себе, захотелось все бросить и отправиться домой. Но я, конечно, не могла этого сделать.

   – Сэм приехала к нам погостить на лето, – пояснила Бет. – Она живет у дяди. Моя соседка.

   – Соседка? – хмыкнул Дерек. – Это у кого же она живет?

   Похоже, они все были из одной тусовки и, скорее всего, даже жили неподалеку друг от друга, раз принялись выяснять, у кого из соседей Бет я поселилась – иначе их бы это не заинтересовало.

   – У мистера Шоу, – ровным голосом пояснила Бет. Она быстро взглянула на меня, словно хотела подтвердить, что наш уговор не упоминать Джоэля в силе. Я лишь пожала плечами. В конце концов, она же меня ничего о нем не спрашивала, а, наоборот, сама отвечала на вопрос друзей.

   – Это у… – глаза у Дерека округлились, он явно хотел что-то добавить, но тут Бет скорчила ему рожу, и он замолк.

   – Ну, договаривай, – сказала я, затягиваясь сигаретой, чувствуя, как внутри поднимается раздражение… и любопытство.

   Дерек переглянулся с Бет и собирался уже что-то выдать, но тут обзор мне заслонило лицо Трея.

   – Ты классно куришь, – с придыханием заметил он, полуприкрыв глаза веками. – Завидую дыму, который сейчас входит в твой рот.

   Я с трудом подавила желание закашляться, потому что как раз в этот момент вдохнула. Скривилась и слегка оттолкнула Трея в грудь, чтобы он не подбирался так близко и не нарушал мое личное пространство.

   – Что за хрень я только что услышала? Это что, и есть твой коронный способ подката? – бросила я как можно более высокомерно. По крайней мере, в школе такое поведение всегда помогало.

   Он ошеломленно моргнул, а Бет расхохоталась.

   – Поняли, мальчики? – Она отсалютовала им банкой пива, которую продолжала держать в руках. – Сэм – опасная штучка. Ей палец в рот не клади. Если я сейчас расскажу вам, как именно мы добыли это пиво…

   – Но мы вам ничего не расскажем, потому что это наш темный секрет, – в тон ей подхватила я, а сама смерила Бет красноречивым взглядом. Она, к счастью, намек поняла.

   Дерек присвистнул.

   – Если Сэм такая же, как ее дядя, то я могу предположить, что вы кого-то убили, – заявил он, и они с Треем рассмеялись. Бет тоже улыбнулась, а я переводила взгляд на каждого из них, не в силах отделаться от ощущения, что они намеренно меня дразнят. Что поделать – такова участь каждой новенькой в компании: подвергнуться насмешкам. Чтобы влиться, нужно просто гнуть свою линию. Правда, обычно я как раз-таки никуда не вливалась.

   – Да, я всегда так и делаю, – холодно улыбнулась я. – Прихожу в магазин и мочу продавца, чтобы взять пиво. А однажды я отрезала яйца парню, который пытался меня поцеловать без разрешения. Было столько крови…

   Я перевела взгляд на Трея и подняла бровь. Они все расхохотались еще громче, но это был другой смех – не издевательский, просто веселый. Слава богу, эта довольно неуклюжая шутка прокатила. Так или иначе, это означало, что меня на данный момент не собираются отвергать.

   Когда они отсмеялись, Дерек вальяжно облокотился на машину Бет и смерил нас взглядом.

   – Так чем вы собираетесь дальше заниматься, девчонки?

   – Не знаю, – пожала плечами Бет. – Я планировала показать Сэм наше место. Раз уж она теперь одна из нас.

   Она произнесла это так, словно я уже была в курсе, где именно находится это «наше место», и мне оставалось лишь с важным видом кивнуть. Раз уж теперь я была одна из них.

   – Хм, – Дерек посмотрел на приятеля, – что скажешь? Может, не пойдем на игру? Смотри, у девчонок целый ящик пива.

   – Да, я бы с удовольствием присоединился, – кивнул Трей. – Все равно исход игры и так понятен, «Индейцы» продуют.

   Они оба с щенячьей надеждой посмотрели на Бет, и сразу стало понятно, кто в этой компании считается заводилой. Она же перевела взгляд на меня.

   – Ну, это решать Сэм. Сегодня как бы ее день. В честь нашего знакомства. Что скажешь, Сэм? Берем их с собой? Или нам никто не нужен?

   Я задумалась. С одной стороны, мне ужасно хотелось избавиться от общества Трея с его плотоядными взглядами и дурацкими подкатами. Он не был уродом, нет, и какой-нибудь другой девчонке наверняка даже понравился бы. Крепкое телосложение, по-мужски грубоватые, но не отталкивающие черты лица. Но для меня он слишком ассоциировался с Хэнком. С тем, кто хочет меня поиметь. Это как с просмотром порнографии: сам по себе секс – не грязное и не отвратительное занятие, но его можно подать таким. В зависимости от того, как снять ролик. Его можно извратить. Как в принципе и все в нашем мире, даже самые светлые понятия – материнство, любовь. А я не хотела снова ощущать себя вывалянной в грязи.

   С другой стороны, парни явно что-то знали о Джоэле. И если бы я не попыталась узнать, что именно, то ни за что бы себя не простила. Бет я не могла о нем расспрашивать: во-первых, не хотела провоцировать ее болезненный интерес; во-вторых, не хотела показывать ей свой интерес, не менее нездоровый. Но невинная болтовня со случайными знакомыми не принесла бы большого вреда, правда? Тем более, Дерек и сам был готов что-то рассказать, если бы Бет его не заткнула. Мне даже спрашивать напрямую не придется, достаточно будет не пропустить удобный момент.

   – Хорошо, – бросила я, притворившись, что делаю это неохотно. – Пусть едут с нами.

   Бет вручила недопитую банку пива Дереку и села за руль, парни забрались на заднее сиденье и принялись громко обсуждать спортивные достижения своей любимой команды. Я смотрела в окно, потягивала пиво и молчала. Второй день в чужом городе – а я уже часть компании сверстников и еду на «наше место». Все это так непривычно. Но не плохо, нет. Нормально. Даже хорошо. Лучше, чем целыми днями лежать на кровати, свернувшись в клубок и заткнув наушниками уши.

   «Нашим местом» оказалось… кладбище. Оно тоже располагалось на побережье, с одной стороны доходя до самого шоссе, а с противоположной – заканчиваясь скалистым обрывом над водой. Бет оставила машину на кладбищенской стоянке, парни прихватили пиво и сладости, и мы все дружной гурьбой сделали крюк, чтобы миновать сторожку смотрителя, и забрались как можно дальше, к самому обрыву, где росли густые кусты, трава казалась давно не стриженной, а даты на постаментах относились к прошлому веку.

   Кроме нас, вокруг не было ни души. Над землей стояло марево, но со стороны океана прилетал прохладный бриз, и благодаря этому жара казалась не такой удушающей. Мы сели в круг на горячую траву, прислонившись спинами к прохладным надгробиям, и взяли по банке пива. В разговор я включаться не торопилась, просто курила и слушала, как они болтают о своем, настороженно ожидая хоть слова о Джоэле. Узнала, что еще в школе парни состояли в одной команде по соккеру, а Бет была капитаном команды чирлидинга, так они и начали гулять вместе. В беседе всплывали еще какие-то имена – я этих людей не знала и мало ими интересовалась.

   Наконец Бет обмахнулась ладонью, показывая, что умирает от жары, а затем стянула через голову платье и, оставшись в купальнике, легла на живот. Она согнула босые ноги и принялась болтать ими в воздухе, подперев щеку кулаком.

   – Скукотища…

   – Давайте сыграем? – предложил Дерек, который буквально прилип взглядом к гладкому и стройному телу Бет.

   – Во что? – вяло поинтересовалась я, подогнув под себя ноги и пониже натянув юбку на колени. Все это время Трей продолжал сверлить меня взглядом. Мне ужасно хотелось уединиться, и я всерьез рассматривала вариант соврать всем, что сбегаю в кустики по нужде. В моем рюкзачке лежало все, что нужно – сигареты, салфетки. Я опасалась лишь, что Трей воспримет это как сигнал к действию и отправится за мной. Нет, все-таки уборные, запирающиеся на замок – это замечательное изобретение человечества.

   – В нашу игру, – пожал плечами Дерек, словно это все объясняло.

   Увидев, что я ничего не понимаю, Бет вздохнула и закатила глаза.

   – Вообще-то, в эту игру лучше играть ночью, но можно и сейчас. Правила таковы: смотришь на свое надгробие и придумываешь историю, как ты умерла. Победит тот, чья история окажется страшнее.

   – Ладно… – растерянно протянула я.

   – Начну первой. – Бет приподнялась и прочла надпись на надгробии, возле которого лежала. – Я… эм-м-м… миссис Мауэр, погибла в возрасте семидесяти восьми лет, потому что… одна из моих кошек, которых я держала в доме и хоронила у себя во дворе, воскресла, выбралась из могилы и однажды ночью съела мне лицо.

   Она выжидающе посмотрела на Дерека. Тот переглянулся с Треем, и они оба изучили надписи на двух расположенных рядом камнях, у которых сидели.

   – По-моему, я его старший брат, – начал Дерек, указывая на Трея. – А дело было так. Мне как раз стукнуло… тридцать восемь. Мы закатили большую вечеринку, все напились как свиньи. И…

   – Мы уснули, – включился Трей.

   – Да. Но среди ночи меня разбудил яркий свет. Он бил в окно. Я встал посмотреть, что происходит, и увидел, что над землей висит летающая тарелка, а оттуда вниз бьет яркий луч. Он начал затягивать меня все сильнее и сильнее…

   – Я бросился на подмогу, – подхватил Трей.

   – Но нас затянуло обоих.

   – Да.

   – С тех пор нас никто не видел, – закончил Дерек. – А надгробия установили здесь просто так, над пустыми ямами. Потому что того требовали приличия.

   Бет приподняла бровь и посмотрела на парней с недоуменным выражением.

   – Что? – попытался оправдаться Дерек. – Эти чуваки правда были братьями, судя по одной фамилии, и умерли в один день.

   – И быть похищенным инопланетянами – очень страшно, – округлил глаза Дерек. – Говорят, они ставят жуткие опыты над людьми. Шунтируют их. Заставляют мужчин беременеть.

   – Через задницу, что ли, шунтируют, потому мужики и беременеют? И эти два чувака стали любимыми женами какого-то гуманоида? – хмыкнула Бет, и они все рассмеялись.

   Затем вдруг повисла тишина, и все посмотрели на меня. Я сглотнула. Натянула юбку пониже на колени. Я не умела так естественно чувствовать себя в компании, непринужденно шутить и смеяться, как Бет. И когда все поворачивали в мою сторону головы, всегда непроизвольно сжималась. Но никто ведь не заставлял меня ехать с этими ребятами? Я сама захотела – значит, нужно поддерживать марку.

   Надпись на «моем» надгробии находилась с другой стороны, и мне пришлось выгнуться, чтобы прочесть ее.

   – Я… э-э-э… Эмили Смит, – начала я, откашлявшись. – Я безбедно жила с мамой, пока она вдруг снова не вышла замуж и не родила братика. Мой новый папа поначалу хорошо ко мне относился. Но однажды, когда мама ушла с братиком к врачу и оставила нас дома вдвоем, он решил искупать меня. Он раздел меня, посадил в ванну, набрал воду. Мне это нравилось, я хотела играть и плескаться, но вдруг ощутила боль. Это мой новый папа засунул руку мне между ног. Я испугалась, начала плакать и сопротивляться, и тогда он тоже испугался и толкнул меня в воду. Он держал мою голову под водой, чтобы я не могла кричать. Когда он отпустил меня, я уже не дышала. Мне было шесть лет.

   Я замолчала и осторожно подняла взгляд. Все трое смотрели на меня, открыв рты и выпучив глаза. Наконец Бет выдохнула.

   – Черт, это самая криповая история, которую я когда-либо встречала, – покачала она головой, и в ее глазах светились страх и восхищение одновременно. – Мужик реально утопил маленькую девочку? Чтобы она его не спалила? Куда мать смотрела, когда оставляла их вдвоем?

   Я пожала плечами и закурила.

   – Весь фокус в том, что история могла произойти на самом деле. Воскресшие кошки, инопланетяне – ну, это такое… из разряда братьев Гримм. Самая страшная сказка – это жизнь.

   Дерек молча начал аплодировать, Трей его поддержал. Бет показала мне два больших пальца. Я отвернулась, посмотрела на океан и вдруг поняла, что устала от них. Устала от этой компании. От детей, которые щекотали себе нервы посиделками на кладбище и придумыванием «страшных» историй. Страшные истории нужны тем, кому просто скучно живется. Кто не высовывается из своей скорлупы. Тем самым страусам, прячущим голову в песок, о которых говорил мне Джоэль. Я очень надеялась, что Эмили Смит, на могиле которой я сидела, умерла иной смертью. Пусть бы ее просто украли инопланетяне – никто, в конце концов, не знает, куда они на самом деле уносят людей. Может, в прекрасный мир из доброй сказки?

   – Слушай, но у вас реально вся семья такая? – заговорил вдруг Дерек, и я насторожилась.

   – Какая?

   – Криповая.

   – Дерек! – одернула его Бет и снова скорчила рожу, призывая замолчать. – Если ты обидишь Сэм, будешь иметь дело со мной, ясно?

   – Да он меня пока ничем не обидел, – пожала я плечом, стараясь казаться равнодушной. – Что ты имел в виду?

   – Ну, реально, ты с ним заодно? Со своим дядей-убийцей? – На лице Дерека блуждала глуповатая ухмылка, затем точно такая же вспыхнула на лице Трея. Я прекрасно знала такие выражения лиц. Сталкивалась с такими в школе после того, как у мутер вышел репортаж о вновь открывшемся в городе большом водном центре. «Видел по телику твою мамашу в купальнике, дрочил на нее всю ночь». Когда смеются над тобой, это одно. Когда пытаются высмеять твоих родных – это уже другое. Я сама не поняла, как дернулись пальцы, и недокуренная сигарета щелчком полетела прямо в грудь Дереку.

   – Эй! – Он вскочил на ноги, пытаясь ее с себя стряхнуть. – Сдурела?!

   – Что ты там говорил на счет моего дяди? – ледяным тоном поинтересовалась я.

   – Дерек! – строго одернула его Бет. – Прекрати!

   – А что я? – взвился он. – Мы же все знаем, кто такой мистер Шоу! Лесной Душитель! И она это знает! Просто покрывает его! Или действует с ним заодно!

   Я только открыла рот и молча качнула головой.

   – Не обращай на него внимания, он идиот, – повернулась ко мне Бет.

   – Да ладно тебе, Бет, – укорил ее Трей, который сел по-турецки. – Дерек реально видел, как Душитель выходил из леса как раз в тот вечер, когда пропала вторая жертва. Что он там делал? А?

   – А что делал там сам Дерек? – перевела я взгляд на него.

   – С девушкой туда приехал, ясно? – ядовито отозвался Дерек. – На пикник. Одеяло, сэндвичи, все дела.

   Бет подавила улыбку и отвернулась, и я вдруг поняла, кто именно был той девушкой.

   – О каких жертвах вы вообще говорите? – нахмурилась я.

   – Она что, с дуба рухнула? – развел руками Дерек.

   – Сэм просто только что приехала и ничего не знает, – вздохнула Бет и в упор посмотрела на меня. – Это показывают по всем новостям. Периодически у нас лесу находят тела девушек. Перед тем, как убить, кто-то насилует их и душит. Посмотри сама телик, почитай газеты – и поймешь.

   – И это началось с той поры, как к нам переехал мистер Шоу, – услужливо добавил Трей. – Совпадение? Очень подозрительное.

   – Мало ли людей тоже сюда переехали? – парировала я. – Вы что, по всему городу учет ведете?

   Но внутри меня уже зашевелился червячок сомнения. Возможно, помимо Джоэля сюда переехали многие. Но у многих ли имелась потайная комната с подозрительными вещами, острым ножом? У многих ли в мусорном контейнере можно было отыскать порванные женские окровавленные трусики? Я не могла представить, что это делал Джоэль. Тот Джоэль, который обещал меня защитить, который готовил мне вкусную еду и утешал, когда я расстраивалась. Который прощал мне все обидные слова и дурацкие выходки. Который называл меня своей семьей. Самый добрый человек в моей жизни.

   Но я помнила, как мы с ним обсуждали фильм. Те слова, которые он мне сказал. Про то, что нельзя осуждать человека, который с детства видел одно насилие и не представляет другой жизни. И какой способ предложил мне Джоэль, когда увидел мои испорченные ноги. Как он заставил меня протыкать мясо и сказал, что гнев надо направлять не внутрь себя, а вовне. Может, именно это он и делал? Направлял на других свой гнев? Действительно убивал, душил каких-то женщин?

   – И что, вы реально его подозреваете? – спросила я у Бет. Теперь стало ясно, почему она горела таким желанием порыскать в его доме. Какие доказательства там искала. – Мало ли зачем он мог ходить в тот лес?

   – Мало ли зачем?! – изумилась она. – Зачем люди ходят в лес ночью, Сэм? Я знаю только один ответ: чтобы потрахаться, если больше негде. Но он был один! Один! Ночью! В лесу!

   – Может, он как раз только что потрахался. С трупом жертвы, – захохотал Трей, и я стиснула зубы, чтобы не кинуться на него.

   – Этому должно быть разумное объяснение, – процедила я. – Мой дядя не Душитель. Нельзя выдвигать обвинения только на основании того, что вы его где-то видели. Разве не полиция должна расследовать это дело?

   Они переглянулись.

   – Естественно, она будет его защищать. Отстаньте, – бросила Бет парням.

   – Мы рассказали все полиции, и его вызывали на допрос. Но не смогли ничего предъявить и отпустили. Неужели ты не замечала ничего подозрительного, раз живешь с ним в одном доме? – не успокаивался Дерек.

   Я подумала о ноже, мясе и трусиках в мусорном контейнере.

   – Нет.

   – Совсем ничего-ничего? По новостям передавали, что Душитель похищал, связывал и где-то держал девушек, пока глумился над ними. А потом, наигравшись, вывозил в лес и бросал там тела.

   Я подумала о черных пластиковых мешках в гараже, о веревках. О потайной комнате. О запрете спускаться вниз после девяти вечера.

   – Нет.

   – Отстаньте от нее! – с нажимом повторила Бет и повернулась ко мне. – Прости, Сэм. Я обещала, что мы не станем поднимать эту тему… иначе я бы сама тебе все рассказала.

   – Ты должна заявить в полицию, если что-то обнаружишь, – покачал головой Дерек. – Подумай о несчастных жертвах. Их будет еще больше, если его никто не остановит! Черт, мой отец входил в дружину, которая прочесывала лес, когда поступило заявление о пропаже женщины, и он нашел тело! Он рассказывал просто ужасные подробности! Все вокруг подозревают мистера Шоу. Все. Просто доказательств для полиции мы не имеем. Он не оставляет на месте преступления свою ДНК.

   Я подумала о вечере, когда мы с Джоэлем сидели на шезлонгах у бассейна, и он держал меня за руку. Как он поцеловал меня в лоб. Мутер отдала меня ему в качестве беззащитной игрушки, он мог уже тысячу раз изнасиловать меня и запугать, чтобы молчала, а то и вовсе убить и сказать, что никого в аэропорту не встречал. Но… честно говоря… ко мне еще никто так хорошо, как он, не относился.

   – Все – это кто? – фыркнула я, закуривая новую сигарету. – Вы трое?

   Они хмуро переглянулись.

   – Мой отец, – признался Дерек.

   – И мои родители убьют меня, если узнают, что я вообще подходила к дому мистера Шоу, – виновато улыбнулась Бет.

   – Да все вокруг, – со скучающим видом поддакнул Трей.

   – То есть, вы – этакие доморощенные Шерлоки Холмсы, которые пытаются вывести преступника на чистую воду? – подвела я итог. – Чем? Тем, что ходят на кладбище пить пиво и травить друг другу байки?

   Бет с укором посмотрела на меня.

   – Мы же кое-что нашли, Сэм. Мы с тобой.

   – Я ничего не находила, – отрезала я, ощущая, как бешено колотится сердце.

   Бет нахмурилась.

   – Ты хочешь выставить меня дурой?

   – Ты хочешь, чтобы я рассказала Джоэлю, как ты плещешься в его бассейне? – приподняла я брови.

   – Какого черта ты делала в его бассейне? – тут же уставился на нее Дерек.

   Бет густо покраснела.

   – Ну, спасибо, Сэм.

   – Пожалуйста, – проворчала я и отвернулась, затягиваясь сигаретой.

   Между нами повисло тягостное молчание.

   – Нет, ты правда хочешь этого мужика? – снова взвился Дерек.

   – Я расследовала дело, – раздраженно откликнулась она. – И, в отличие от вас, именно я вышла на племянницу Душителя.

   – Племянницу Душителя?! – Я не выдержала и вскочила на ноги. У меня в голове не укладывалось, что они втроем сидели здесь и пили со мной пиво лишь потому, что я для них – племянница Душителя, экспонат из цирка уродцев, фрик, вызывающий одновременно любопытство и ужас. Я для них – не человек. И после этого они хотят, чтобы я отправилась в полицию и сдала Джоэля?! Единственного, кто хоть как-то понимал меня?!

   – Ч-черт, Сэм! – простонала Бет. – Я не это хотела сказать!

   – Я прекрасно поняла все, что ты сказала, – холодно ответила я.

   Трей смотрел на меня снизу вверх, и меня не отпускало ощущение, что он пытается заглянуть ко мне под юбку.

   – Погоди. Постой! – тоже вскочила на ноги Бет. Она торопливо накинула на себя платье. – Не горячись, Сэм. Никто из нас не хотел тебя обидеть.

   – А я и не обиделась, – покачала я головой. – Я просто не понимаю, чего вы хотите от меня добиться? Мой дядя никого не убивал. Точка.

   – Хорошо! Как скажешь! – всплеснула руками она и тут же бросилась мне на шею. – Ну, пожалуйста, Сэм. День так хорошо начинался! Мне с тобой так весело! Ты такая классная девчонка! У меня никогда не было такой подруги, как ты!

   – Какой? С дядей-Душителем? – язвительно усмехнулась я и оттолкнула от себя руки Бет. – Отдай из багажника мои пакеты, и я пойду.

   – Я отвезу тебя домой.

   – После четырех банок пива? Нет уж, спасибо.

   На самом деле, мне было плевать, сколько пива выпила Бет. Она выглядела вполне трезвой, я видела людей, которые умудрялись водить и в худшем состоянии. Мне просто хотелось убраться от всех них подальше. Мне требовалось срочно покурить. Одной. В запертом на замок помещении.

   Бет вздохнула и сдалась, и мы оставили парней на «нашем месте», которое никогда не было моим, и пошли к машине, где она отдала мне покупки.

   – Если захочешь погулять, позвони мне, – умоляющим тоном сказала она напоследок и бросила в один из пакетов листок с номером телефона. – Прости меня, Сэм. Ты просто новенькая здесь. Потом ты поймешь, что я была права. И не желала тебе ничего плохого.

   – Угу, – проворчала я, закинула рюкзачок на плечо и пошла вдоль шоссе.

   Не знаю, сколько миль выдержали мои ноги, пока я не выбилась из сил и не присела на автобусной остановке. Наступила пора признать – я в полной заднице. Торопясь как можно скорее покинуть компанию Бет, я забыла о том, что нахожусь в незнакомом городе, в котором плохо ориентируюсь. Мутер, конечно, дала мне адрес дома Джоэля, а вокруг ходили люди, у которых я могла бы спросить, как по этому адресу добраться, какой номер автобуса выбрать. На худой конец можно было узнать номер такси и вызвать машину.

   Но на меня навалился оглушающий ступор. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, а подойти к незнакомому человеку, чтобы попросить что-то подсказать, казалось такой же энергетически затратной задачей, как покорение Эвереста. Я не знала, почему так расстроилась из-за какой-то кучки придурков, возомнивших себя великими детективами. Из-за детей, которые в жизни не видали ничего страшнее фильма про воскресающих кошек. Я же заранее понимала, что Бет играет со мной. Что мы никогда не станем настоящими подругами – равными друг другу. Я же сказала себе, что она меня не сломает. И вот, в итоге, сижу на остановке посреди какой-то задницы мира, опустив голову и поставив между ног пакеты, и ощущаю себя так, словно это не я обманывала Бет – а она надурила меня.

   Впрочем, наверное, я догадывалась. Я, конечно, сама была виновата. Возомнила, что смогу держать все под контролем, хотя как можно контролировать человеческие отношения? Я хотела узнать, что за сплетни ходят о Джоэле – я их узнала. Кто виноват, что мне они не понравились? Кто виноват, что какой-то частью сознания я признавала, что эти сплетни могли возникнуть не на пустом месте? Кто виноват, что теперь я и сама подозревала, что Джоэль может быть причастен к чему-то плохому? И разве с самого первого дня Вселенная не подавала мне знаков, буквально не кричала об этом? Те трусики, нож, его тайны…

   Кто виноват, что разум во мне теперь вступил в жесткий конфликт с сердцем?

   Вздохнув, я вынула телефон из сумки и набрала номер, который мутер тоже мне заранее дала.

   – Сэм? – раздался голос Джоэля после первого же гудка. Не удивленный, не взволнованный, ровный и спокойный. Вот что он приносил в мою жизнь – уверенность и спокойствие, которых мне так не хватало.

   – Что, если я скажу, что меня кое-откуда надо забрать? – проговорила я сдавленным голосом.

   Он помедлил всего секунду.

   – Я отвечу, что могу это сделать.

   – Что, если я скажу, что забрать меня надо прямо сейчас?

   – Я приеду, Сэм. Скажи куда.

   Я снова вздохнула.

   – В том-то и дело. Я заблудилась. Я совершенно не знаю, где нахожусь.

   Мутер бы тут же раскричалась, что от меня нет никакого толка, что я, как малое дитя, ни на что не способна, но Джоэль, казалось, даже не подумал об этом.

   – Опиши, что видишь вокруг, – спокойно предложил он.

   – Автобусную остановку.

   – Там должен быть адрес.

   Я вгляделась в вывеску и с облегчением закрыла глаза. Я не знала, как у Джоэля это получалось – он мог в один миг превратить все мои проблемы в ничто.

   Через двадцать минут его темно-красный кабриолет притормозил перед моей скамейкой. Я так и сидела, опустив голову, и не заметила бы его появления, если бы две молодые мамочки с младенцами в слингах, которые как раз примостились рядом со мной в ожидании автобуса и оживленно щебетали, вдруг не умолкли. Погруженная в свои мысли, я не вслушивалась в их разговор, он просто журчал фоном, но резко наступившее молчание меня насторожило.

   – Боже, вот с ним бы я точно изменила Марку, – выдохнула одна из девушек, и я вскинула голову, взглянув сначала на нее, а затем – на дорогу.

   Джоэль сидел в машине, повернувшись вполоборота ко мне и положив одну руку на подголовник пассажирского кресла, а другую – оставив на руле. В его зеркальных очках отражалась наша скамейка, волосы блестели на солнце. Он был в светлом деловом костюме, в котором казался старше и солиднее. Вежливая улыбка на его губах говорила о том, что он готов терпеливо ждать целую вечность, пока я опомнюсь и его увижу.

   Не знаю, почему каким-то невероятным образом все, что он делал, западало напрямую мне в сердце. На его месте мутер бы уже начала давить на клаксон и всеми способами привлекать мое внимание, понукая двигаться быстрее. Но Джоэль просто ждал… как будто весь мир вертелся вокруг меня, как будто это от моего желания зависело, станут ли события двигаться дальше или все останется застывшим – машины, люди, воздух, время, сама Земля – до тех пор, пока я не подниму голову и не вернусь в эту реальность. Каким-то образом Джоэлю удавалось заставить меня ощутить себя значимой. Не отдаленной планеткой на периферии Солнечной системы – самим Солнцем. Для кого-то это ощущение наверняка настолько естественно, что всегда присутствует внутри незаметно, некоторые люди сразу рождаются Солнцами – как мутер, например, – но для меня… для меня это казалось невероятным.

   Мамочки с младенцами шокированно наблюдали, как я подхватила пакеты и забралась в машину Джоэля. Завидовали мне? Да я сама себе завидовала.

   Когда мы сорвались с места, горячий ветер уже привычно хлестнул меня в лицо, спутал волосы. Я не стала отворачиваться, наоборот, закрыла глаза и попыталась впитать в себя это ощущение как можно полнее: шум загазованного шоссе, встречный поток раскаленного воздуха и волнами исходящее от Джоэля притяжение. Мне казалось, что у меня горит вся левая сторона тела – та, которая находилась ближе к Джоэлю.

   – Удачный шопинг? – вежливо поинтересовался он, потому что, естественно, обратил внимание на пакеты с логотипами магазинов.

   – Угу. – Я отвернулась, вынула сигареты и закурила.

   – Уже нашла себе друзей?

   – Угу.

   Мне не хотелось рассказывать ему о придурках, подозревающих его в страшных преступлениях. Слушать такое о нем было неприятно, каково ему будет слушать такое о себе? Я просто хотела выкинуть Бет и ее компанию из головы, сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас: мы с Джоэлем, в машине бок о бок, его правая рука свободно лежит на колене, и если закрыть глаза, можно представить, как она касается меня…

   Но ничего не получалось. В моих ушах так и звенело: «Душитель, Душитель». Я украдкой покосилась на Джоэля. Мог ли он намеренно причинять кому-либо боль? Он держался так уверенно, непринужденно. Но Хэнк тоже не вызывал ни у кого подозрений, пока я не разрыдалась в кабинете школьного психолога. Нет. Мне стало гадко от того, что я снова невольно попыталась поставить Джоэля в один ряд с Хэнком.

   Неожиданно Джоэль перестроился в крайний левый ряд, а затем свернул на широкий островок безопасности, разделяющий проезжую часть на две половины с противоположным друг другу направлением движения. Я удивленно оглянулась, когда мы остановились: автомобили продолжали проноситься на огромной скорости по обе стороны от нас и это производило жутковатое впечатление.

   Но Джоэля, казалось, это ни капельки не смущало. Заглушив мотор, он повернулся ко мне, снял и отбросил на приборную панель очки и положил руку на спинку моего сиденья. Не зная, чего ожидать, я выбросила сигарету на асфальт и напряглась, сложив руки на коленях и глядя прямо перед собой. Когда Джоэль сидел в такой позе, мне снова казалось, что он практически меня обнимает, как тогда, на диване в его гостиной. Но тогда я все списала на привычные действия, с которыми он возвращается домой. А теперь? Заметна ли неловкость, которую я испытываю, когда он находится так близко? Намеренно ли он так кладет руку позади меня? Хочет смутить? Обнять? Может, Джоэля тоже ко мне тянет? Может, это притяжение у нас взаимное? Или я лишь все придумала?

   – Сэм, – мягко позвал он, но я продолжала сидеть и смотреть перед собой, просто потому что не знала, как реагировать на происходящее.

   На миг показалось, что Джоэль сейчас наклонится и поцелует меня, но я тут же себя одернула. Он – взрослый мужчина, я – маленькая девочка. Или он – молодой мужчина, а я – юная девушка, это уж как посмотреть. Интересно, как на это смотрит сам Джоэль?

   – Сэм, – повторил он. – Посмотри на меня.

   Я чуть-чуть повернула голову и скосила глаза: вроде как выполнила просьбу.

   – Прости меня, – серьезно, без улыбки, проговорил он. – Мне следовало подумать о том, что ты еще плохо ориентируешься в городе.

   И тут до меня дошло: Джоэль принимает мое смущение и скованность за обиду на него! Как будто я – какая-то капризная девица, недовольная тем, что с ней не носятся, как с писаной торбой! Или, хуже того, ребенок, испугавшийся того, что его бросили одного! Возможно, Джоэль только поэтому и сорвался с места и примчался по первому зову – потому что ощущал свою ответственность за меня. Ответственность взрослого человека. А не потому что любил меня так, как представлялось в моих грезах.

   – Мне не пять лет, – с досадой проворчала я и снова отвернулась.

   Мне хотелось повернуться к Джоэлю лицом и самой рассыпаться в извинениях, уверять его, что он здесь ни при чем, что ему совершенно не обязательно так со мной возиться, и я любую его помощь принимаю с благодарностью. Мне вообще всегда становилось не по себе, когда люди передо мной за что-то извинялись: я сразу ощущала себя как вор, взявший чужое добро. Даже не знаю, почему я предпочла спрятаться за привычной маской угрюмости. Это защитная реакция стала настолько естественной для меня за минувшие годы, что избавиться от нее по щелчку оказалось не так просто.

   – К тому же, я нашла себе компанию, – добавила я, чтобы хоть как-то сгладить колкость предыдущей фразы.

   – Но эти люди тебя обидели, – он не спрашивал, а констатировал факт.

   Я поморщилась.

   – Никто меня не обижал. Все отлично.

   Эти люди обидели его. Это про него они говорили гадости. Это за него мне было обидно. Но эту тему я не хотела обсуждать.

   – Сэм… – я ощутила, как палец Джоэля касается моего виска, легонько проводит по коже, убирая от моего лица прядь волос, за которой я пыталась спрятаться от его взгляда. – Посмотри на меня.

   На этот раз я повернулась чуть больше, ощущая, как его рука продолжает поглаживать меня по волосам.

   – Нет ничего плохого в том, если ты наконец-то признаешь факт, что люди – это ограниченные умом, эгоистичные животные, которые просто не способны оценить тебя по заслугам, – проговорил он, глядя мне прямо в глаза, тепло, сочувственно, почти нежно. – Прекращай пытаться заслужить их любовь.

   – Я… – я услышала, как хрипло прозвучал собственный голос, и откашлялась. Во взгляде Джоэля можно было утонуть, он словно заглядывал мне в самую душу. И да, он будто вытаскивал мысли из моей головы. Я не знала, как у него так получалось. – Я не пытаюсь заслужить ничью любовь.

   – Нет, пытаешься, – мягко возразил он. – Ты очень хочешь понравиться окружающим и очень расстраиваешься, если думаешь, что у тебя не выходит. Ты станешь сильнее, если перестанешь нуждаться в людях и искать их одобрения.

   Я нахмурилась.

   – Мне и так никто не нужен. Я прекрасно себя чувствую в одиночестве. Посмотрите на меня. Если бы я хотела нравиться всем вокруг, то уж точно носила бы воздушные летние платья и вела непринужденные беседы с первым встречным.

   Джоэль снова улыбнулся.

   – Если бы ты не хотела так понравиться окружающим, их равнодушие или грубость не смогли бы тебя задеть. Тебе было бы все равно. И тогда не пришлось бы надевать эту броню, которую ты носишь.

   Он красноречиво прошелся взглядом по моей одежде, я вспыхнула. Откуда он узнал? Что моя одежда – это броня. Что моя напускная неприветливость – это броня. Что мне действительно… больно от того, что меня никто не любит?!

   – Вам легко говорить, – проворчала я. – Вы-то всем с первого взгляда нравитесь. Даже этим мамашам на скамейке…

   Я опомнилась и прикусила язык, ощущая, как щеки наливаются жаром. Я едва ли не прямым текстом только что заявила Джоэлю, что он распространяет на женщин сексуальное притяжение! Что он на меня это притяжение распространяет! Что его рука, положенная на спинку моего сиденья, уже сводит меня с ума!

   – Так это и работает, Сэм, – с улыбкой пожал он плечами. – Я не нуждаюсь в людях. Я не вижу в них ничего хорошего. Это они пытаются заслужить мою любовь. А даже если и не пытаются – меня это не волнует.

   Затаив дыхание, я впитывала каждое его слово. Мимо проносились машины, и кабриолет иногда покачивало от удара воздушной волны, но я вдруг перестала обращать на это внимание и ежиться от неприятных ощущений. Джоэль сидел так близко от меня… он гладил меня по волосам. Говорил таким тихим, почти интимным голосом, что мне невольно приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. Он что-то пытался сказать мне, исподволь, между строк. Хотел донести какой-то скрытый смысл. Если бы я только понимала…

   Я подумала о том, пытаюсь ли заслужить его любовь. И если да – то насколько его это не волнует?

   – Значит, вот как? Вам никто не нужен? – прошептала я, опустив взгляд на его гладко выбритый подбородок и отчаянно стараясь не смотреть на губы, не жаждать этого поцелуя так открыто. Мне хотелось спросить о его бывшей жене, но тогда пришлось бы объяснять, откуда я про нее узнала, а это потянуло бы за собой цепочку прямо к Бет.

   Джоэль молча покачал головой. Мне стало больно – от мысли, что его сердце закрыто, что он такой сильный и уверенный в себе именно потому, что никто ему не нужен. Я не нужна.

   – Но… – я сглотнула, – вы же пытались заслужить мою любовь? Готовили мне ужин. Разговаривали со мной о мутер.

   – Я не пытаюсь заслужить твою любовь, Сэм, – продолжая поглаживать меня по волосам, другой рукой Джоэль взял меня за руку. Наши пальцы переплелись, тепло его кожи разлилось по моим венам, послав по всему телу тысячи сладких игл. – Я просто люблю тебя. Безусловно.

   Я на миг зажмурилась: потому что он сказал «Я люблю тебя» и потому что мне хотелось, чтобы эти слова прозвучали с другой эмоциональной окраской. Чтобы Джоэль прошептал их перед тем, как коснуться моих губ своими губами. Чтобы он сказал мне это как возлюбленный, а не как родственник. И все же боль, вызванная его жестокими словами о равнодушии ко всем окружающим, тут же растворилась без следа. Он любит меня! Пусть никого больше – плевать на них, плевать на все остальное! Он. Любит. Меня. Только что я находилась на самом днище собственной досады – и вдруг воспарила в небеса на радужных крыльях счастья. Мы сидим в машине Джоэля, только вдвоем, он практически обнимает меня и шепчет, что любит.

   – Но… ведь все люди – эгоистичные животные? – возразила я просто потому, что хотела еще раз услышать от Джоэля приятные слова. Хотела, чтобы он поуговаривал меня, развенчал все сомнения. – Как быть с этим?

   – Все остальные, – сверкнул он глазами, – но не мы с тобой. Не наша семья. Если в этой жизни и можно нуждаться в ком-то – то не во всех подряд. Если уж испытывать чувства, то только к особенному человеку. К тому, кто очень важен для тебя. Для меня – это ты, Сэм. Я знаю, что моя любовь нужна тебе, и могу сразу тебя заверить: она безопасна. Я никогда не обижу тебя.

   – Почему? – только и могла прошептать я. Я действительно не понимала, почему Джоэль проявляет ко мне такую заботу, догадывалась лишь, что это как-то связано с его прошлым. С его потерей, той самой «Мишей», про которую я подумала, когда мы обсуждали фильм про Ганнибала. Уже тогда мне показалось, что к этой тайне Джоэля будет непросто пробиться, но если сделать это – станет ясно абсолютно все: все его слова и поступки обретут смысл.

   Но, потеряв сестру, Ганнибал, как известно, превратился в монстра. Мог ли Джоэль стать Лесным Душителем, чтобы заглушить боль потери? Он же сказал, что не любит людей, не нуждается в их одобрении. Могло ли это означать, что он их и не жалеет? Рассматривает лишь как расходный материал, как способ излить агрессию и получить успокоение? Я не знала.

   И Джоэль не давал мне ответ. На мой вопрос он лишь улыбнулся и крепче сжал мою руку. Я подумала о том, что на самом деле у него тоже есть броня. Его вежливость, его молчание в ответ на неудобные вопросы – вот чем прикрывается Джоэль. Значит, мы с ним оба ранены. Мы действительно отличаемся от всех прочих. Мы прячем душевные травмы и хотим любви – но только без эгоистичного равнодушия в ответ. И мы могли бы дать эту любовь друг другу. Могли бы, я уверена в этом.

   Резкий пронзительный сигнал заставил меня вздрогнуть и подпрыгнуть на сиденье, а Джоэля – выпустить мою руку и отодвинуться. Обернувшись, я увидела, как позади нас притормозила полицейская машина, и испуганно повернулась к Джоэлю. У нас будут проблемы. У нас точно-точно будут проблемы. Я пока не понимала, какие, но очень надеялась, что полицейские не остановились здесь, чтобы арестовать моего дядю по обвинению в убийствах.

   – Спокойно, Сэм, – тихо произнес он, наблюдая в боковое зеркало, как полицейский выбирается из машины и поправляет на голове фуражку. – Не волнуйся. Все будет хорошо. Я разберусь с этим.

   Его лицо оставалось совершенно невозмутимым, на губах снова блуждала сдержанная улыбка – я не могла не восхититься его самообладанием. Интересно, так происходит потому, что Джоэлю действительно плевать на всех вокруг, даже на полицейских? Или… или это холодный расчетливый мозг убийцы знает, как действовать в критической ситуации? Боже, и почему я все еще продолжаю об этом думать? Меня буквально раздирало на части: от сердечного притяжения к Джоэлю, от своих сомнений.

   – Добрый день, офицер, – приветливо поздоровался он, когда полицейский остановился у водительской двери. – Чем могу быть полезен?

   Я сидела в той же позе, молча, сложив руки на коленях, и, кажется, даже не дышала, пока офицер, грузный мужчина с красным лицом и седыми усами, пристально изучал взглядом нас.

   – Здесь нельзя парковаться, – наконец выдал он суровым тоном. – Это запрещено.

   – Мы не припарковались, – все с той же безупречной доброжелательностью возразил Джоэль, – просто сделали экстренную остановку.

   – Почему тогда не включены аварийные огни?!

   Джоэль хотел что-то ответить, но тут я вмешалась: по наитию, словно меня в спину толкнули.

   – Это из-за меня. Мне стало плохо. – Я приложила руку к груди. – У меня врожденный порок сердца. Извините.

   – Мне следует вызвать «скорую», мэм? – тут же переменился полицейский в лице и невольно коснулся рукой рации, прикрепленной на плече. Видимо, я и впрямь плохо выглядела, раз он сразу же мне поверил.

   – Нет, мне уже лучше, – пролепетала я. – Я приняла таблетку, спасибо. Мы поэтому и остановились здесь. Чтобы я могла выпить лекарство.

   – Отвезите девушку в приемный покой больницы, – перевел взгляд полицейский на Джоэля. – На всякий случай. Всего хорошего.

   Он отступил на шаг, показывая, что отпускает нас.

   – Обязательно, офицер, – мило улыбнулся ему Джоэль. – Спасибо. Хорошего дня.

   Он тут же надел обратно солнечные очки, завел мотор и, выждав свободный промежуток между машинами, влился в поток транспорта. Я вцепилась в сиденье, заставляя себя не оборачиваться и не проверять, смотрит ли полицейский нам вслед.

   – Все хорошо, Сэм. Расслабься, – рассмеялся Джоэль и положил руку мне на колено. Его, казалось, вся эта ситуация лишь забавляла, и он совершенно не испугался угрозы наказания за неправильную парковку. – Он не погонится за нами.

   Я смутилась от иронии в его голосе и полезла за очередной сигаретой. Кое-как подкурив, выпустила дым, откинулась на сиденье и вдруг тоже рассмеялась. Душевное напряжение наконец-то ушло, словно именно такого внезапного испуга мне и не хватало для моральной перезагрузки.

   – Серьезно, а что бы вы ему ответили, если бы я нас не спасла?

   – Не знаю, – весело откликнулся Джоэль. – В тот момент я еще не придумал.

   – А если бы нам выписали штраф?

   – Вряд ли.

   – А если бы конфисковали машину? – Я не знала, возможно ли такое наказание, но на всякий случай предположила.

   – Вряд ли.

   – Почему вы так в этом уверены?

   Он бросил на меня короткий взгляд.

   – Я бы что-нибудь придумал, Сэм. Поверь мне.

   – Но… я все правильно сделала? – засомневалась я. Может, Джоэлю и не требовалась моя дурацкая инициатива?

   – Да, Сэм, – не отрывая взгляда от дороги, не переставая улыбаться, Джоэль снова взял меня за руку. – Об этом я и говорил. Ты – моя девочка.

   Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. Ветер шевелил мои волосы, в одной руке тлела сигарета, другую – сжимали сильные пальцы Джоэля. Он так и не отнял своей руки, просто ехал и держал мою ладонь, словно мы были влюбленными, которые бесцельно катались по городу на машине, наслаждаясь тем, что вместе.

   И тут до меня дошло: Джоэлю понравилось, что я соврала ради него. Он похвалил меня, назвал своей девочкой, взял за руку. Он восхитился тем, что мне хватило ума придумать отговорку для полицейского. Соврать в глаза представителю закона. «Его вызывали на допрос. Но не смогли ничего предъявить и отпустили», – вспомнились мне слова Дерека. Сколько раз сам Джоэль поступал так – врал полицейским, не моргнув и глазом? И по какому поводу ему приходилось обманывать закон?

   Я повернула голову к Джоэлю, ощущая, как эти вопросы так и колют кончик моего языка, и он тоже на миг оторвал взгляд от дороги и тепло мне улыбнулся.

   И я увидела, как мое отражение в его зеркальных очках улыбается ему в ответ.

   – Я не хочу домой, – призналась я, когда по правую сторону от нас, за домами, показалась знакомая, изогнутая полукругом бухта.

   Мне ужасно не хотелось снова сидеть одной в четырех стенах, смотреть из окна на мир, на пляж, и завидовать всем этим счастливым свободным людям. Я сама хотела быть такой – счастливой, свободной, – но почувствовать это почему-то могла лишь рядом с Джоэлем. Я бы с удовольствием продолжила кататься с ним на машине или делала бы еще что-то, что угодно, все, что он бы пожелал, только бы продлить внутри ощущение легкости и полета. Его рука, сжимающая мои пальцы, была капельницей, через которую в мои вены поступал наркотик – и я находилась под кайфом, я впала в зависимость, я готова была на самые плохие поступки ради того, чтобы получать дозу за дозой.

   Я понимала, что выгляжу жалко: маленькая сиротка, умоляющая дядю не бросать ее одну, признающая, что жаждет его любви и внимания. Но моя тяга к Джоэлю преобладала над гордостью, даже над привычкой скрывать от людей свои истинные чувства. Я готова была распахнуть ему душу, потому что хотела верить, что он сказал правду: он не обидит меня. Ведь в чем-то он правильно подметил: мне очень нужна его любовь.

   Я тут же пожалела о сказанном, потому что Джоэлю пришлось выпустить мою руку, чтобы придержать руль и взглянуть на часы на левом запястье.

   – Сэм… – со вздохом начал он.

   – Я не доставлю проблем, – быстро перебила его я. – Обещаю. И мне все равно, куда ехать. Только бы не сидеть дома.

   Джоэль с укором взглянул на меня.

   – Ты не доставляешь никаких проблем. Никогда больше не говори и, тем более, не думай такого. Просто… у меня назначена встреча, которую я не могу пропустить.

   Ну, конечно, у него была назначена встреча, не зря же он надел этот костюм. И я видела, как он увеличивает скорость до предела на тех участках шоссе, где позволяли знаки. Джоэль торопился, потому что явно на свою встречу опаздывал. А опаздывал он из-за того, что срочно поехал за мной, а потом сидел и утешал в машине, посчитав, что меня обидели. Меня грела мысль, что он готов бросить все и примчаться, если мне потребуется помощь, но пугала другая – что сейчас он, убедившись в моей безопасности, высадит меня у дверей и умчится дальше по делам. А когда вернется вечером – снова отправит в спальню.

   – Я могу подождать в машине, – горячо заверила его я, поглядывая на приближающийся съезд с шоссе. – Или просто на улице. Могу подождать за углом, чтобы меня никто не видел. Могу сходить и принести что-то, если нужно. Я могу быть полезна.

   – Сэм, – покачал головой Джоэль. – Ты не должна ждать на улице или за углом. И не обязана никому доказывать свою полезность.

   Он включил поворотник, приближаясь к съезду. Я низко опустила голову и закусила губу. За сегодняшний день выкурила уже столько сигарет, что горло стало жестким и першило – а может, я просто не хотела признаваться себе, что это от невыплаканных слез. Внезапно щелканье поворотника затихло. Я подняла голову и увидела, что Джоэль в последний момент снова вернулся в основной ряд, двигающийся прямо. Мы проехали мимо дома. Помчались вперед. Я ощутила, как Джоэль снова взял мою руку и сжал мне пальцы. Я стиснула его руку в ответ и боялась дышать. Боялась, что в любой момент он передумает. Боялась от этого сладкого сна проснуться.

   Мы миновали тот торговый центр, куда возила меня Бет, проехали через центр города с его широкой площадью, парками и фонтанами, и остановились у китайского ресторана. Припарковавшись, Джоэль вышел из машины и протянул мне руку, приглашая пойти с ним. Его взгляд ласкал меня. Я нерешительно повиновалась. Мы вошли в ресторан – Джоэль чуть впереди, я – чуть позади, оглядываясь по сторонам во все глаза. Не то чтобы меня удивляли китайские рестораны – я просто пыталась понять, какого рода встреча могла быть назначена здесь у Джоэля. Чем он занимается целыми днями? Я так мало о нем знаю…

   Внутри играла восточная музыка, под потолком повсюду висели красные, расписанные иероглифами бумажные фонарики, освещение было приглушенным, в зале – много свободных столов. Навстречу нам уже спешила молодая китаянка в национальном наряде, ее черные волосы были заколоты в пучок, а руки сложены на груди в жесте приветствия.

   – Добрый день, господин Шоу, – произнесла она с сильным акцентом. – Господин Чон уже ожидает вас.

   – Спасибо, Мэй. Это Сэм, – Джоэль слегка потянул меня за руку, вынуждая выступить вперед перед китаянкой. – Посади ее за мой обычный столик, пожалуйста. Она будет курицу гунбао и оолонг.

   – Конечно, господин Шоу, – церемонно склонила голову китаянка. – Проходите, пожалуйста.

   Я так и не поняла, кому из нас она это сказала: вроде бы обращалась ко мне, но ее раскосые глаза так и пожирали взглядом моего спутника. Китаянка смотрела на него так же, как те мамаши на скамейке. «Я могла бы решиться с ним на все». Джоэль, словно бы ничего не замечая, повернулся, привлек меня за плечи к себе и поцеловал в висок.

   – Не скучай, Сэм. Я быстро, – прошептал он перед тем, как отстраниться, и я почувствовала, что у меня пересохли губы. Интересно, он сам понимает, что мы сейчас выглядим со стороны отнюдь не как дядюшка и племянница? Да, он поцеловал меня не в губы, а снова ограничился невинным прикосновением, но точно так же мог поступить любой парень, которому пришлось бы ненадолго оставить свою девушку в зале ресторана.

   По моему телу прокатилась волна жара, но Джоэль уже отвернулся и уверенно направился между столиками к дверям в дальнем конце помещения. Не оставалось никаких сомнений, что он ощущает себя здесь как дома и прекрасно знает дорогу.

   – Пройдемте, госпожа Сэм, – позвала меня китаянка, и напоследок, лавируя следом за ней к диванчикам в углу зала, я обернулась и увидела, что навстречу Джоэлю из дверей вышел маленький хрупкий китаец с длинной седой бородой, точь-в-точь похожий на персонажа из комиксов. Китаец церемонно поклонился Джоэлю, тот в ответ протянул ему руку, а затем они вместе скрылись из вида.

   Меня раздирало на части от любопытства, и я перевела взгляд на Мэй. Она стояла, показывая рукой на диванчик, куда мне следовало присесть. Обычный столик Джоэля, да? Значит, он частенько здесь бывает? С кем? Зачем? Что за деловая встреча назначена у него здесь с этим китайцем – по-видимому, хозяином ресторана? Что вообще может связывать их двоих?

   Я опустилась на диван и пониже натянула на коленях юбку. Мэй отошла и вернулась, чтобы выложить на стол приборы. Она покосилась на меня и улыбнулась, но я лишь хмуро разглядывала ее. Может, я и пытаюсь понравиться людям, но если мне кто-то не нравится – не вижу смысла притворяться.

   – Вы хорошо знакомы с Джоэлем? – спросила я, когда она поставила передо мной крохотную черную пиалу.

   – Господин Шоу – почетный гость господина Чона, – ответила Мэй, все так же ужасно коверкая слова.

   – Но ВЫ хорошо с ним знакомы? – настойчиво повторила я.

   Она выпрямилась и сложила руки на животе, притворившись, что не понимает сути вопроса. Я тоже откинулась на спинку дивана и скрестила руки на груди.

   – Он мой парень, ясно? Мы живем вместе.

   Ее раскосые глаза не выражали ни проблеска понимания.

   – Спим вместе, – продолжила я. – Занимаемся сексом. Каждый день. И сейчас занимались, перед тем, как сюда приехать.

   – Я принесу ваш заказ, госпожа Сэм, – чуть склонила она голову и торжественно удалилась.

   Я раздраженно фыркнула, проводив ее взглядом. Это был не мой заказ. Это был заказ Джоэля, который мне не пришло даже в голову оспорить. Если он хотел, чтобы я съела эту как-ее-там курицу и запила ее зеленым чаем – плевать, я сделаю это. Но меня так и подмывало вцепиться в волосы китаянки, растрепать этот гладкий блестящий пучок на затылке, закрепленный двумя палочками. Воткнуть эти палочки в ее раскосые глаза. В частной школе девчонки часто дрались между собой – королевы класса топтали отщепенок или делили мальчиков – но меня никто не трогал, потому что я водилась со старшеклассниками, у которых покупала сигареты, а в ответ на насмешки предпочитала просто показывать средний палец. Про меня ходили разные слухи, часть которых я намеренно поддерживала, потому что они тоже служили своеобразной броней.

   Я поморгала и попыталась отогнать кровожадные мысли. Черт возьми… я ревную? Ну да, ревную, естественно. Я ревную, потому что сомневаюсь в себе. Сомневаюсь, что Джоэль видит во мне кого-либо, кроме родственницы. Он живет в таком прекрасном, ярком мире, где нравится всем, особенно женщинам – зачем ему я?! И меня печалит факт, что ему ничего не стоит прижать меня к себе на виду у всего ресторана и поцеловать в висок, а для меня это становится событием планетарного масштаба. Меня гнетет, что я такая жалкая, и слабая, и зависимая от него. И ничего не могу с этим поделать.

   Это снова случилось со мной в который раз за день: настроение из крайне радужного превратилось в крайне паршивое. Стоило Джоэлю меня покинуть, и я лишилась своего наркотика, источника силы. Я отчаянно жаждала, чтобы он скорее вернулся ко мне обратно, но, естественно, не собиралась ему мешать. Я же обещала, что не доставлю проблем. Мне просто требовалось успокоиться. Справиться с эмоциями внутри, как обычно. Я подхватила рюкзачок и отправилась в туалет.

   Уборные в ресторане не делились на мужские и женские. Это просто была одна комната с умывальником, зеркалом и унитазом, куда желающие могли заходить по очереди. Внутри приятно пахло благовониями и из невидимых динамиков лилась та же музыка, что и в зале. Я заперлась на замок – наконец-то! – опустила крышку унитаза и присела на нее.

   Когда я задрала юбку, они смотрели на меня и подмигивали мне. Мои созвездия. Сейчас все станет хорошо, обещали они. Ты со всем справишься, настаивали они. Ты ничуть не хуже этой китаянки. Ничуть-ничуть не хуже. Он поцеловал тебя. На глазах у нее. Чтобы порадовать тебя.

   Или чтобы причинить ей боль?

   Однажды мамина подруга Даниэлла оступилась. У нее был муж, сыновья-близнецы – но она завела роман на стороне. Я знала это, потому что всегда подслушивала их с мутер разговоры, если появлялась такая возможность, а Даниэлла делилась с мутер всем, вот прямо всем-всем, потому что такое влияние оказывала на нее мутер. Думаю, Даниэлла переспала с другим мужчиной, потому что наслушалась рассказов мутер о том, как это феерично – каждый раз открывать для себя что-то новое. Ей, Даниэлле, тоже захотелось это испытать – открыть для себя что-то более новое, чем уже десяток лет храпящий под боком муж. Мне было жаль Даниэллу, потому что, думаю, мутер говорила ей такое специально. Ну, нахваливала преимущества смены партнеров. Сама-то мутер десятком лет в браке похвастаться не могла. Как не могла и ударить в грязь лицом – ни перед кем в этой жизни. Даже будучи престарелыми, они оставались девочками – мутер и Даниэлла – и дружили этой обычной для девочек дружбой: дружбой-завистью, дружбой-подражанием. Той дружбой, которой мне почему-то захотелось дружить с Бет – нормальной женской дружбой.

   В конце концов, интрижка выплыла наружу, в семье Даниэллы разразился огромный скандал… долгая история, из которой важно лишь то, что муж ее простил в итоге, и все наладилось снова. Но я никогда не забуду, как однажды пришла с мутер на благотворительный вечер от телеканала, куда было положено являться всей семьей (собственно, поэтому меня туда и потащили). Даниэлла тоже присутствовала, а еще – ее бывший любовник с женой и детьми. Он совсем не смотрел на Даниэллу и очень нежно ворковал с супругой. Возможно, просто испугался публичного скандала. «У этого козла маленький кривой член», – сказала тогда Даниэлла, наклонившись за столиком к мутер, а затем махом опрокинула в себя бокал шампанского. Я сидела рядом и все слышала, но притворилась, что не слышу. И запомнила взгляд, которым Даниэлла смотрела на своего экс-бойфренда. Как Мэй – на Джоэля, когда он привел в ресторан меня.

   Я вынула из рюкзачка телефон и вышла в интернет, отыскав сайт местного новостного канала. Найти статьи о жертвах Душителя оказалось несложно – тут Бет правду говорила. Все девушки действительно были обнаружены в лесу, все – раздеты. Их одежда бесследно пропала, выдвигались версии, что убийца оставил ее себе в качестве фетиша или сжигал, чтобы замести следы. Перед смертью жертв изощренно насиловали, а затем душили, но не руками, а поясом, лентой, веревкой – в общем, импровизированной удавкой. На лодыжках и запястьях оставались следы, говорившие о связывании. Похищения происходили с разной периодичностью, их пытались привязать к церковным праздникам, фазам луны, четным и нечетным числам, но пока так и не пришли к какому-то одному выводу.

   Разглядывая фотографии, на которых специальным фильтром, чтобы не шокировать публику, размыли изображения тел несчастных девушек, брошенных среди опавшей листвы, на снегу, на зеленой траве с лесными цветами, я снова подумала о том, кто мог такое совершить. Почему Джоэля вообще подозревают? Только потому, что он оказался в неправильное время в неправильном месте? Кто первым поставил его под подозрение? Эти дети-детективы? Что насчет его интрижки с какой-то школьницей? Развода с женой? В кого я влюбилась? Кого покрываю, умалчивая о его тайной комнате и находке в мусорном контейнере? И почему Мэй так смотрела на него – словно тоже влюбилась, а он разбил ей сердце?

   Зачем он вдруг поцеловал меня в висок, хотя мог бы этого не делать? Он никогда не порывался первым меня поцеловать – до этого лишь один раз я сама его попросила. Тем более, не страдал тягой к публичному проявлению чувств. И то, как он легко согласился взять меня с собой на деловую встречу. Я-то обрадовалась, что он понял мои страдания, потому и уступил. Пусть даже сжалился над бедной сироткой. Пусть, плевать на гордость. Но что если… что если он понял, что таким образом может помучить Мэй? Может, ему нравится, когда другие страдают? Он же сказал, что не думает ни о ком, не любит никого.

   Кроме меня?

   Правда ли это?

   Я ощутила себя использованной. Грязной. Я подкурила сигарету, закрыла глаза и насладилась заслуженной болью.

   Не знаю, сколько прошло времени – в такие моменты я всегда теряла ему счет – но вдруг в дверь требовательно постучали.

   – Сэм. Немедленно открой мне.

   У меня внутри все перевернулось. Я не понимала, почему ко мне стучится Джоэль, чего он хочет от меня?! Ожог набух и пульсировал на бедре, посылая жгучие волны по коже. Я посмотрела на него широко распахнутыми глазами, как на свидетельство своего преступления. Я не знала, что с ним делать.

   – Я писаю! – громко выкрикнула я и, потянувшись со своего места, включила в кране воду.

   – Открывай сейчас же!

   В его голосе звучали такие властные нотки, каких я не слышала прежде, за исключением, пожалуй, того вечера, когда Джоэль ворвался в мою спальню и увидел мои бедра, не прикрытые полотенцем. Того вечера, когда он запретил мне быть жертвой.

   Запретил мне делать то, что я делала прямо сейчас.

   Меня обуял страх. Пожалуй, я боялась Джоэля не меньше, чем хотела – абсолютно иррациональное чувство, ведь он никогда не угрожал мне. Ну, напрямую нет, конечно. Наоборот, заверял, что никогда не обидит. Скорее, сам его образ меня пугал. Тайны, которые хранились где-то глубоко внутри его души. То, что я в нем не понимала. В один момент я снова превратилась в маленькую девочку, только на этот раз загнанную в ловушку не в душе, а в туалете, а Джоэль был взрослым мужчиной, который хотел ко мне войти.

   У меня не оставалось выхода. Конечно, я открыла.

   Он ворвался в мое маленькое тесное помещение, до этого казавшееся таким надежным, пока было заперто на замок. В один момент увидел все: сигарету в моей дрожащей руке, открытый на полу рюкзачок, мою наспех оправленную юбку. Оцепенев, я наблюдала, как Джоэль потянулся и защелкнул за собой замок на двери. Он выхватил у меня сигарету и бросил ее в раковину, прямо под льющуюся воду. Я видела, что он зол. Очень-очень зол. Он схватил меня за плечо и с силой прижал к стене… он мог сделать со мной, что угодно. Он всегда мог сделать со мной, что угодно, с самого первого вечера в его доме. Я вздрогнула, когда Джоэль рывком задрал на мне юбку и опустил взгляд.

   Прохладный воздух коснулся моих бедер. Я зажмурилась и втянула голову в плечи, потому что Джоэль видел все: мои созвездия, мою слабость, мои трусики. Я знала, что будет дальше: он потрогает меня между ног. Зажмет ладонью рот, чтобы не кричала. Или не зажмет – если я не стану кричать. Или отшатнется, потому что моя уродливость вызовет у него отвращение. Или не отшатнется – потому что уже видел один раз и не перестал после этого со мной общаться. Другими словами, я не знала, что и думать.

   – Сэм… – Его рука, крепко сжимавшая мое плечо, вдруг вплелась в мои волосы на затылке, рванула мою голову вперед и заставила уткнуться ему в шею. – Ну что случилось? Ну что? Ну что такое?

   Он покачивался из стороны в сторону, баюкая меня, шепча мне в волосы эти слова, его голос дрожал от едва сдерживаемой злости, а я стояла, онемев, в нелепой позе, уткнувшись в него лицом, обхватив себя руками и с задранной до трусов юбкой. Даже не знаю, какое зрелище мы представляли собой со стороны.

   Мои руки расплелись, и я, не веря самой себе, запустила их под пиджак Джоэля, обняв его поперек туловища. Он был твердым и горячим. Его трясло. Он больно сжал волосы на моем затылке, словно хотел сотворить со мной нечто ужасное, но я не возражала. Он не потрогал меня между ног. Он прижал меня к себе, чтобы утешить. Хотя очень-очень на меня разозлился. Я не знала, зачем он так делает: влюбляет меня в себя все больше, мучает меня, кидая из радости в досаду и обратно.

   – Если мы переспим, я никому не скажу об этом, – прошептала я ему в шею. – Я – несовершеннолетняя, но вас не посадят, потому что я никому не расскажу. Я буду хранить эту тайну до самой смерти. Все ваши тайны буду хранить. Я не доставлю вам проблем. Клянусь.

   Он отодвинул меня от себя, вгляделся в лицо почерневшими от ярости глазами.

   – Никогда больше так не делай, Сэм. Слышишь? Никогда. Ты нарушила мой запрет. Уже несколько раз, я вижу.

   Я и сама понимала, что виновата. Каким образом Джоэль теперь накажет меня? За непослушание он должен меня как-то наказать. Только бы не решил отправить обратно к мутер… При мысли об этом в моем горле запершило.

   – Простите меня… – прошептала я и понурилась.

   Джоэль вздохнул.

   – Мне не за что тебя прощать. Ты вредишь самой себе, и только.

   – Но вы злитесь на меня…

   Он обхватил ладонями мою голову и приподнял, заставив встретиться с ним взглядом.

   – Я злюсь на себя, ясно? На то, что у меня не получается убедить тебя. Повезло еще, что у господина Чона всегда при себе брелок с сигнализацией, и когда кто-то курит в туалете, у него срабатывает пожарный сигнал. В его ресторане курить не принято, он строго следит за этим. Но я не всегда могу в нужный момент оказаться рядом. Ты умная и красивая девочка, Сэм, самая лучшая из всех, кого я знаю. Я не могу видеть, как ты делаешь это с собой.

   Мое сердце затрепетало. Я, конечно, понимала, что Джоэль не искренне называет меня умной и красивой – так делают, когда просто хотят утешить человека, – но мне все равно стало внутри тепло и приятно. Любая похвала из его уст снова дарила мне крылья.

   – Даже лучше Мэй? – прошептала я, поглядывая на него из-под ресниц.

   Если он и удивился вопросу, то ни одна черточка на лице не дрогнула.

   – При чем здесь Мэй?

   – Она… она ваша бывшая подружка, я знаю.

   – Понятия не имею, о чем ты говоришь. – Его голос стал острым и холодным, как нож, нацеленный в мое беззащитное тело. – Мэй работает у господина Чона, это все, что я о ней знаю.

   Я закусила губу, сделала вид, что поверила в его ложь и не стала настаивать. Джоэль сказал так, потому что не мог ответить ничего другого – не желал признаваться. А я так и не решила, нужно ли мне до конца раскапывать все его скелеты в шкафах.

   – Знаешь что, Сэм? – Голос Джоэля снова потеплел, как будто моя покорность и готовность принять его ложь ему понравились – совсем как недавно он был доволен, когда я соврала полицейскому, почему мы припарковались в неположенном месте. – Как ты смотришь на то, что мы сегодня вечером сходим куда-нибудь еще?

   Я вскинула голову и втянула носом воздух.

   – До девяти вечера или вообще?

   Он лукаво улыбнулся.

   – Вообще. Скажем… до утра?

   – До утра?!

   – Ну, или пока не захотим спать. Я уделял тебе мало времени за эти дни, так нельзя. Я хочу это исправить.

   У меня тут же закружилась голова. Значит, меня не отправят сегодня спать в девять вечера, как малое дитя? Значит, мы отправимся куда-то еще? Я снова стану счастливой и свободной?

   – Я согласна.

   Как будто я могла ответить что-то еще.

   – С одним условием. – Он протянул руку и закрыл кран, из которого все это время продолжала литься вода. Размякший окурок скукожился в решетке слива. – Ты прекратишь на себя злиться.

   Я? Злюсь на себя? Это то, о чем Джоэль говорит мне раньше, там, в его кухне. Что мне нельзя направлять внутрь себя гнев и обиду. Но порой это легче сказать, чем сделать.

   – Но вы же на себя злитесь? Только что сами сказали, – парировала я, глядя, как Джоэль наклоняется к моему открытому рюкзачку, из которого выглядывала заранее приготовленная пачка салфеток.

   Он открыл упаковку, вынул белый, пропитанный спиртом прямоугольничек и вдруг присел передо мной. Одергивать юбку было поздно. Меня обожгло сразу в нескольких местах: там, где к ране прижалась салфетка, там, где пальцы Джоэля коснулись меня. Я вжалась спиной в стену, откинула голову, возвела глаза к потолку, стараясь дышать не слишком часто.

   – Больно? – послышался сочувственный голос Джоэля.

   – Да… – Но мне не было больно. По крайней мере, то, как пощипывало ожог – ерунда. Одна горячая ладонь Джоэля лежала на задней поверхности моего бедра, указательный палец касался моей ягодицы, большой – кончиком едва не доставал до моей плоти, скрытой под трусиками: слегка поерзав, я чувствовала, что задеваю его. Другой рукой Джоэль проводил по моему бедру сверху, протирая мои раны.

   – Хорошо, – проговорил он. – Я хочу, чтобы ты запомнила эту боль.

   Я могла поклясться, что эту боль – и этот момент – точно запомню. Мой клитор пульсировал с яростной силой. Джоэль не просто не потрогал меня между ног, он сделал гораздо хуже: не потрогал меня между ног. Оттого, что я постоянно ожидала его прикосновений и не получала, внутри словно скручивалась тугая пружина.

   – Когда я злюсь на себя, – заговорил Джоэль совсем тихо, – то знаю, как управлять этим гневом. Знаю, как направить его так, чтобы не навредить себе. А тебе этому только предстоит научиться. Я хочу научить тебя. Но для этого ты должна доверять мне. Доверять каждому моему слову.

   О чем он говорил? Мысли плыли и путались в моей голове. Я ощутила легкое щекотание на коже: Джоэль, стоя в своем светлом деловом костюме на коленях передо мной, склонил голову и подул на мои ожоги. Его ладони продолжали сжимать мое бедро. Не в силах больше бороться с внутренним желанием, которое он разжигал во мне каждым словом и взглядом, я скользнула рукой себе между ног и сильно надавила на клитор. Я не знала, смотрит ли Джоэль – мне в тот момент было все равно. Я даже хотела, чтобы он это увидел. Перестал делать вид, что не понимает моих намеков. Я впустила его в туалет, открытым текстом предложила ему себя, а он продолжил беседу как ни в чем не бывало, пропустив все мимо ушей! Я могла бы списать все на то, что его отвращают мои раны, если бы он не встал на колени, чтобы обработать мой ожог, не прикасался к моим шрамам и не дул на них.

   Джоэль медленно вырос передо мной, я почувствовала это и заставила себя оторвать взгляд от потолка и посмотреть на него. Его лицо оставалось невозмутимым, спокойным, как будто ничего особенного не происходило. На губах играла легкая улыбка. Это еще больше задело меня. Казалось, он наслаждался зрелищем, в то время как я… погибала. Бедра свело судорогой, кожа стала влажной от пота, между ног все нарастал и нарастал жар, словно его нагнетали раздувающиеся кузнечные мехи. Я застонала сквозь стиснутые зубы, уже открыто мастурбируя рядом с Джоэлем прямо поверх трусиков. Он придвинулся ближе и уперся одной рукой в стену рядом с моим плечом. Другую положил мне на талию. От него удивительно пахло моими грязными фантазиями. Пальцы стиснули мое тело. Я застонала сильнее, с мукой в голосе, до боли растирая себя. Тогда Джоэль наклонился, прижал меня своей грудью к стене и поцеловал в шею. Это был потрясающий, порочный поцелуй. Совершенно неожиданный. Такими поцелуями дяди не награждают своих племянниц. Такими поцелуями мужчины клеймят своих любовниц, загоняя внутрь них член – по крайней мере, как мне представлялось. Как только горячий, влажный язык Джоэля прикоснулся к моей коже, все напряжение, скопившееся между ног, достигло крайней пульсирующей точки, а затем прорвалось наружу. Я содрогнулась раз, другой, в надежных объятиях Джоэля, закатывая глаза и облизывая губы, ощущая себя так, словно мы находимся не в вертикальном положении, а лежим в постели, где он собой накрывает меня.

   – Молодец, Сэм, – прошептал он, удерживая меня одной рукой, а другой поглаживая по волосам. – Хорошая девочка. Ты – моя девочка. Лучше всех в этом мире.

   Я закрыла глаза, продолжая стоять у стены и дрожать мелкой дрожью, пока Джоэль аккуратно отодвинулся от меня. Мы только что… мне же это не приснилось, правда? То, как он прижал и поцеловал меня? И разве добрый дядюшка на его месте не должен был меня одернуть? Возмутиться происходящим, раз уж он испытывает ко мне лишь родственные чувства? Господи, я кончила, мастурбируя в его руках, при том, что сам Джоэль в этом, в общем-то, никак не участвовал, только поцеловал, и это был лучший оргазм в моей жизни! Самый жаркий, грязный, порочный и запретный – если учесть, что для всех вокруг мы с Джоэлем оставались родственниками. Но мне не было стыдно, я хотела еще. Я хотела продолжать вдыхать его запах, чувствовать, как бьется его сердце прямо о мои ребра, когда наши тела прижаты друг к другу так плотно, когда мои лопатки буквально вдавлены в стену. Представлять, как его язык описывает на моей шее круги. Это место – его поцелуя – еще ощущалось влажным и горячим. Я хотела дойти до конца, почувствовать в себе его член, понять, почему все женщины сходят от этого с ума. Я не представляла, как жить, если снова придется мастурбировать как раньше, одной, в своей постели – без Джоэля, без целой гаммы ощущений, которую он открыл мне, практически и пальцем не тронув до сих пор.

   У меня просто не находилось сил, чтобы открыть рот и признаться в этом. Я была полностью опустошена, выжата бурным выплеском эмоций. И мне было хорошо. Пусто внутри – но не горько. Хорошо. Как будто белый шум в голове надежно защищал меня от всех ненужных мыслей.

   – А сейчас мы приведем тебя в порядок, – прозвучал спокойный голос Джоэля, затем из крана снова полилась вода. Моей щеки коснулось что-то холодное. Я распахнула глаза и увидела, что Джоэль смочил в воде свой платок и протирает мне лицо. Его движения были заботливыми и уверенными, словно он всю жизнь только тем и занимался, что вытирал лица женщинам после оргазма. Я старалась не думать о том, что еще он умеет заплетать женские волосы, невероятно вкусно готовит и умудрился пробраться в мое сердце, не очень-то далеко пустив меня в свое.

   Затем Джоэль осторожно пригладил мои волосы и тщательно одернул мою юбку. Поднял и вручил мне рюкзак. Твердо посмотрел в глаза, собранный, сдержанный, далеко не такой возбужденный, каким мне бы хотелось его видеть. Или просто умеющий всегда взять свои чувства под жесткий контроль?

   – Чтобы этого никогда больше не повторялось, Сэм. Договорились? Возвращайся за столик, ешь и жди меня.

   Все еще растерянная, я кивнула, но так и не поняла, имел ли Джоэль в виду мои созвездия или то, что только что произошло между нами.

   Как только я вновь присела на диван, Мэй принесла еду и чайник с чаем. Похоже, она дожидалась моего появления и не подавала на стол, чтобы ничего не остыло. В черной глубокой миске плавали кусочки курицы вместе с какими-то овощами, специфический аромат щекотал ноздри. Я внимательно проследила за китаянкой: мне казалось, весь ресторан в курсе того, что Джоэль ворвался ко мне в уборную и провел там какое-то время. Возможно, оттуда даже раздавались мои стоны – я не была уверена в звукоизоляции помещения и не очень хорошо помнила, насколько громко издавала в тот момент звуки. Меня захлестнуло смущение, стыд – все те чувства, которые я в себе ненавидела и всеми силами искореняла, – а потому требовалось срочно переломить ситуацию.

   – Мы только что занимались сексом. Прямо в туалете, – выпалила я, нагло вздернув подбородок. – Я же говорила: Джоэль от меня оторваться не может.

   – Желаете что-нибудь еще, госпожа Сэм? – Китаянка посмотрела на меня пустым взглядом, и мне стало казаться, что она вообще хорошо понимает только по-китайски.

   – Гамбургер, – заявила ей я, уверенная, что в меню здесь не подают такого. Просто стало интересно проверить, знает ли она хотя бы это слово.

   Она кивнула и с гордым видом удалилась.

   Курица оказалась ужасно острой, я даже задумалась, уж не перевернула ли мимоходом мстительная Мэй в мою миску целую перечницу с тертым чили. Пришлось подозвать ее еще раз и заказать дополнительный чайник с чаем, чтобы хоть как-то запивать этот пожар во рту. Но Джоэль хотел, чтобы я справилась с едой – и я справилась, отодвинув от себя пустую миску как раз в тот момент, когда он снова показался в зале.

   Старик с седой бородой вышел проводить его, но на этот раз следом за Джоэлем показался огромный мужчина с рыжими торчащими во все стороны волосами и такой же бородой. Черный деловой костюм, казалось, трещал на нем по швам. Он презрительно покосился на коротышку-китайца, махнул ему рукой в ответ на церемонный прощальный поклон и пошел следом за Джоэлем по проходу между столиками.

   Я невольно съежилась под взглядом, которым пронзили меня небесно-голубые глаза этого жуткого великана, когда тот заметил, что Джоэль присаживается за мой стол. Полные красные губы мужчины искривила улыбка. Мне захотелось свернуться в комок, залезть под стол, спрятаться. Если Джоэль порой вызывал у меня страх своими тайнами, то такие, как этот рыжий, просто повергали в первобытный ужас. У него в глазах было написано, что он относится к женщинам, как к вещам: задирает юбку, поворачивает лицом в подушку и имеет. И меня он тоже явно оценивал с этой позиции. Эта сцена так и пронеслась перед моим мысленным взором, пока рыжий проходил мимо – на самом деле все заняло считанные секунды, а затем он исчез в дверях. Я знаю, знаю, что это вроде как многим нравится: ощутить свою беспомощность в лапах настоящего зверя. На эту тему снято множество порнороликов, и я, конечно, видела их почти все. Но после Хэнка… вот где была настоящая беспомощность. Вот каков ужас в лапах настоящего зверя.

   – С тобой все в порядке, Сэм?

   Я поморгала и резко повернула голову. Джоэль сидел напротив меня, откинувшись на спинку дивана и расслабленно положив руки на колени. Я ожидала, что после сцены в туалете между нами появится некое напряжение, мы станем избегать смотреть друг на друга, нам неловко будет разговаривать, но Джоэль вел себя так, словно ничего и не произошло, а значит, мое смущение выглядело бы глупо. Мне стало чуть легче дышать.

   – Да, просто… такой неприятный человек…

   Я поморщилась. Джоэль бросил взгляд в сторону входа, где скрылся рыжий. Затем снова посмотрел на меня.

   – Если собака рычит, проходи мимо спокойно. Если она бросается, бей ее в нос. Не дрожи, не излучай запах жертвы. Не позволяй ей сомневаться, кто из вас хозяин положения.

   Я сглотнула. Когда Джоэль говорил эти слова, он перестал улыбаться, его глаза потемнели. Он выглядел так, как будто способен не просто ударить собаку в нос – убить ее с одного этого удара. Как будто он легко способен убить. Да. Даже такого более высокого и крупного противника, как этот рыжий.

   – Но пока я рядом, тебе не придется бояться никаких собак. – Он снова улыбнулся. – Как тебе курица?

   – Острая, – пожаловалась я. – Я не люблю острое.

   – Почаще говори мне, что любишь, – благожелательно кивнул Джоэль, ничуть не расстроенный тем, что мне не понравился его выбор. – Я буду прислушиваться.

   В этот момент к нам приблизилась Мэй с серебряным подносом. На нем, на небольшой тарелочке, лежал гамбургер в обертке от «Макдоналдс». Она торжественно поставила передо мной заказ, собрала грязную посуду и повернулась к Джоэлю.

   – Что вам подать, господин Шоу?

   Он посмотрел на гамбургер, потом – на меня, и, похоже, развеселился.

   – То же самое, пожалуйста.

   Мэй снова невозмутимо удалилась. Я представила, как они посылают кого-нибудь с кухни сбегать за угол в ближайший «Макдоналдс», попутно ужасаясь, как эти западные варвары могут променять их утонченную, ароматную еду на подобную отраву. Но желание клиента – закон. Особенно, почетного гостя. Меня больше удивило, что Джоэль, второе имя которого «Мистер Стиль», способен вообще взять в рот хоть кусочек фастфуда.

   – Чем вы вообще тут занимались? – не выдержала я, совершенно сбитая с толку. – Вы что, «крышуете» китайскую мафию?

   – Ну, начнем с того, что обычно это мафия кого-то «крышует», – рассмеялся Джоэль. – Хотя в данном случае китайцев «крышуют» ирландцы.

   Он красноречиво указал в сторону выхода, где скрылся рыжий.

   – Вы из ирландской мафии?! – с подозрением уставилась на него я.

   Джоэль подался вперед и положил руки на стол перед собой.

   – Я переводчик, Сэм, – спокойно проговорил он, глядя мне прямо в глаза.

   – Переводчик?!

   Он усмехнулся.

   – Ты выглядишь разочарованной.

   – Потому что вы… вы…

   – Не похож на переводчика? А на кого я, по-твоему, похож?

   Мне в голову пришло даже несколько ответов сразу. На убийцу? На человека с темным прошлым? На мужчину моей мечты?

   Я растерянно пожала плечами.

   – Значит, вот на кого вы учились в своем Гарварде?

   – Угу. – Он развел руками. – Ориенталист – редкая и востребованная профессия. А я люблю все редкое.

   Последнее слово Джоэль выделил интонацией и при этом бросил на меня такой взгляд, что мне невольно стало не по себе. Словно я тоже входила в категорию редкостей в его понимании. Словно он снова признавался, что меня любит.

   – И что вы… делали там? – Я тряхнула головой и указала в сторону дверей, откуда выходил китаец.

   – Видишь ли, господин Чон любит свой ресторан, как родное дитя, и планирует заниматься им до самой смерти. Мистер Макфлирри может обеспечить детищу господина Чона абсолютную безопасность: ресторану не будут грозить ни внезапные пожары, ни нападения вандалов, ни различные проверки санитарных служб. Господин Чон это понимает и готов с радостью отблагодарить мистера Макфлирри за дружескую помощь. – Джоэль насмешливо ухмыльнулся. – Но у них обоих проблема. Господин Чон не знает никакого языка, кроме родного, и не желает учить, чтобы не оскорбить память предков. Макфлирри родился здесь, а не в Ирландии, но тоже гордится предками и разговаривает так, словно перекатывает камни во рту. Еще с презрением относится к «мартышкам», как он называет всех людей с восточным разрезом глаз. Они оба нужны друг другу. Но без меня они так и будут сидеть каждый в своей песочнице и кидаться друг в друга лопатками.

   Джоэль откинулся на спинку дивана, на его лице было написано снисходительное выражение, как у какого-нибудь учителя младшей школы, рассказывающего о своих подопечных.

   – Значит… вы решили стать переводчиком, потому что хотели помогать найти людям общий язык друг с другом? – попыталась резюмировать я услышанное.

   Джоэль в упор посмотрел на меня, он снова стал серьезным.

   – Я стал переводчиком, потому что мне это нравится. Макфлирри и Чон проводят переговоры по поводу оплаты за «крышевание», но исход их беседы зависит полностью от меня. Макфлирри – вспыльчивый тупоголовый баран, но я знаю, какие слова подобрать, чтобы от имени Чона к нему подольститься. Упертый консерватор Чон больше всего на свете уважает трудолюбивых честных людей, и я могу создать у него впечатление, что Макфлирри как раз такой – хотя тот далеко не такой. Или я могу выбрать совсем иные фразы и их рассорить: так тоже бывало. Они оба зависят от меня. Их счастье или несчастье зависит от моего выбора. Они беспомощны по собственной глупости и оба находятся в моей власти, потому что не пожелали стать умнее и выучить чужой язык, чтобы самим все понимать.

   – Но… разве вы не должны просто переводить то, что они говорят, слово в слово? – растерялась я.

   Джоэль снова насмешливо усмехнулся.

   – А разве в китайском ресторане можно заказывать гамбургер? Правила существуют лишь для тех, кто не решается их нарушить. Ты, вот, решилась.

   В этот момент Мэй принесла новый заказ и поставила перед Джоэлем на точно такой же небольшой тарелочке, как и у меня.

   – Спасибо, – он повернул голову и очень тепло ей улыбнулся, и я могла поклясться, что ресницы у китаянки затрепетали.

   – А вы не боитесь, что они вас раскусят и выберут другого переводчика? – зачарованно поинтересовалась я, когда проклятая Мэй наконец-то опомнилась и отошла от нашего столика.

   Джоэль взял в руки гамбургер, ловко развернул бумагу, словно всю жизнь только и питался фастфудом.

   – Они не выберут другого, Сэм.

   Вот так. Он произнес это таким тоном, что сразу стало понятно: Джоэль не хвастается, не пытается строить из себя кого-то важного. Он просто уверен, что держит все под контролем. Всех – под контролем. И разве он не взял уже под свой контроль меня? Я бы точно никого другого не выбрала. Ни на своем, ни на чужом месте. Откусив кусок, Джоэль прожевал его, а затем посмотрел на лежащий передо мной гамбургер.

   – Ешь, Сэм.

   Мои руки сами потянулись к обертке.

   Когда мы расплатились за обед и вышли из ресторана, Джоэль снова приобнял меня за плечи.

   – Ты не устала? Не хочешь вернуться домой? – заботливым тоном поинтересовался он.

   Я уткнулась носом в его плечо и покачала головой. Сделала так по двум причинам. Во-первых, после того, что произошло между нами в туалете, каждое новое прикосновение Джоэля воспринималось мной теперь еще более остро. Когда его лицо находилось так близко, когда он склонял голову, пытаясь заглянуть мне в лицо и прочесть там ответ раньше, чем слова будут сказаны, как будто хотел лично в чем-то убедиться, я не могла не думать о том поцелуе в шею. У меня тут же начинало бешено колотиться сердце, щеки вспыхивали краской. Я боролась с вожделением и смущением, поэтому поспешила спрятаться. И я хотела еще раз вдохнуть его запах. Уникальный, невероятный запах порока и моих грязных фантазий, присущий лишь моему дяде.

   Во-вторых, после того, что произошло между нами в туалете, мы перешли на новый уровень отношений. Безнаказанная, я осмелела. Это походило на игру. Игру, в которой мы пытались обмануть всех вокруг, притворяясь не теми, кем мы являлись. Игру, в которой мы пытались обмануть друг друга – Джоэль притворялся, что испытывает ко мне лишь родственные чувства, я притворялась, что не чувствую, что это совсем не так.

    Это походило на игру – и я понемногу осознавала, что должна следовать ее правилам, если не хочу, чтобы все прекращалось. Я собиралась поступать так же, как Джоэль со мной – прикасаться к нему невинно и этим соблазнять. Подвергать испытанию его выдержку. Прижаться лицом к плечу – совершенно невинный жест, дружеский, родственный, на нас никто даже не обернулся, мы ничем не выделялись из толпы, не привлекали к себе внимание какой-либо неправильностью, извращенностью, но когда я подняла голову, Джоэль посмотрел мне в глаза и улыбнулся какой-то новой, затаенной улыбкой. И так же, как тогда в машине, когда он похвалил меня за ложь полицейскому, я вернула ему эту улыбку. Вокруг ходили люди, ездили машины, злое солнце заливало тротуар, а мы просто стояли вдвоем посреди целого мира и друг другу улыбались.

   Джоэль развернул меня к себе полностью и положил теперь обе ладони мне на плечи – совершил новый ход в нашей игре.

   – Хочешь поехать куда-то конкретно, Сэм? Или оставишь выбор развлечений за мной?

   – Можно просто покататься на машине, – ответила я, втайне задыхаясь от мысли, что мы отправимся куда-то еще. К тому же, мне не хотелось ни в какое конкретное место. Конкретное место подразумевало, что мы и займемся чем-то конкретным, например, будем смотреть кино в кинотеатре или что-то еще. А я хотела лишь держать руку Джоэля в своей руке и слушать его голос. Хотела, чтобы он полностью принадлежал мне, не отвлекаясь ни на что другое.

   – А если я предложу что-то необычное? – приподнял он бровь.

   Вместо ответа я лишь кивнула. Можно подумать, все, что происходило с нами, было обычным.

   – Что-то странное?

   Мое сердце снова забилось чаще. И я снова кивнула.

   – Страшное? – Это было сказано шутливым тоном. Тоном, который говорил всем вокруг, что здесь пора подключать чувство юмора. Это была игра.

   – Я же сказала, что готова на что угодно, лишь бы не домой, – ответила я слегка охрипшим голосом и облизнула губы.

   – Замечательно, – кивнул Джоэль, словно нечто важное зависело от моего ответа, и я молодец, потому что дала правильный. – Я рад, что ты полностью доверяешь моему вкусу.

   Галантным жестом он распахнул передо мной дверцу автомобиля. Я поерзала на сиденье и натянула юбку пониже на колени, и Джоэль, который успел устроиться рядом, накрыл мою беспокойную ладонь своей.

   – Их не видно, – проговорил он небрежным тоном, – пока ты сама не начинаешь себя выдавать.

   Я замерла, затем сдавленно кивнула, и Джоэль выпустил мою руку, тут же сосредоточившись на дороге.

   Мы вернулись обратно к центральной площади, но оттуда направились в сторону, противоположную дому. Мне оставалось лишь гадать, просто ли мы катаемся или целенаправленно куда-то держим путь, особенно, когда показалась окраина города. Мы выехали на загородное шоссе, ведущее на юг вдоль побережья, и придорожный баннер подсказал, что до ближайшего города 60 миль. Я полулежала на сиденье, наслаждаясь тем, как ветер играет с моими волосами, но тут почувствовала прилив любопытства, открыла рот, чтобы уточнить маршрут, а Джоэль не глядя потянулся и взял меня за руку. Мне тут же перехотелось что-либо знать. Я стиснула его пальцы и снова откинулась на спинку сиденья.

   Вскоре мы свернули на боковую дорогу, которая привела нас в тупик, к широкой асфальтированной стоянке, наполовину заставленной автомобилями. Карта-схема местности, расположенная у въезда на стоянку, сообщала, что мы прибыли в Национальный парк со множеством пешеходных маршрутов, а также местами для туристических привалов и пикников. Джоэль припарковался, вышел, снял пиджак и бросил его обратно в машину, а затем закатал рукава рубашки до локтей.

   – Солнце начинает клониться к закату, – пояснил он, – а под деревьями будет еще прохладней.

   В Национальном парке были найдены две жертвы Лесного Душителя, тут же услужливо подсказала мне память. Одна девушка – у озера (до которого отсюда было далеко, если судить по карте-схеме), другая – на одной из туристических стоянок. Я выбралась из машины, стараясь не замечать озноб, пробежавший в такую жару по моей взмокшей спине. Джоэль знаком предложил мне следовать за ним и уверенно направился к тропе, которая брала начало прямо от стоянки и уходила в лесную чащу. Практически подсознательно я отметила, что на карту-схему он не взглянул ни разу. Видимо, часто здесь бывал и прекрасно ориентировался и без нее.

   Дорога почти сразу изменила уклон и пошла вверх, в гору, вокруг которой, собственно, и раскинулся Национальный парк. Я сдернула с запястья резинку и кое-как перехватила волосы, которые уже слиплись от пота и стали противно прилипать к шее.

   – Ты много куришь, Сэм, – не сбавляя хода, быстро обернулся Джоэль, – мы только начали подъем, а ты уже задыхаешься. Никогда не думала о том, чтобы сократить количество сигарет?

   Я никогда не думала о том, что способна посмотреть на мужчину своей мечты с такой ненавистью. В ответ Джоэль лишь рассмеялся, остановился и протянул мне руку.

   – Хватайся за меня. Так будет легче идти.

   – Куда мы идем? – выдавила я, вцепившись в его пальцы и буквально повиснув на нем всем телом.

   – Подальше ото всех. Туда, где нас никто не услышит.

   Меня тут же обдало новой волной озноба, а затем – жаром тысячи солнц. Туда, где нас никто не услышит?.. Не услышит почему? Потому что я буду очень громко стонать от удовольствия? Или… очень громко кричать от боли? Страх на короткий миг ледяной лапой сжал мое сердце, но я тут же усилием воли принудила его отступить. Да, в мою голову постоянно лезли дурные мысли и подозрения, но Джоэль хотел, чтобы я ему доверяла. И я продолжила идти туда, куда он меня вел.

   Наконец мы забрались довольно высоко и выбрались на поляну, с одной стороны которой деревья расступались, открывая шикарный вид с высоты. Обрыв. Выгоревшая трава источала плотный землистый запах там, где солнечные лучи падали на нее, остальную часть покрывала кружевная тень. Я выпустила руку Джоэля и приблизилась к краю обрыва, обхватив себя руками. Здесь дул ветерок и впрямь приносивший прохладу посреди знойного дня, моя грудь все еще тяжело вздымалась после трудной прогулки, но пот на лбу и висках сразу начал подсыхать, принося чувство облегчения.

   Джоэль встал за моей спиной и положил руки мне на плечи. Я опустила взгляд вниз, туда, где между носками моих потрепанных грубых ботинок и краем, где заканчивалась поляна, оставалось каких-то полшага, и подумала, что он страхует меня, держит, чтобы не упала. Дальше виднелись верхушки деревьев, которые росли внизу, у подножия горы, и поделившие их причудливой сеточкой пешеходные тропы. Небо было высоким-высоким, на горизонте собрались облака – испарения, поднимавшиеся в жаркий день от океана, накапливались, грозясь вскоре пролиться дождем.

   – Здесь очень красиво, – прошептала я, не отрывая взгляда от небесной дали.

   – Да, одно из моих любимых мест, – так же тихо проговорил Джоэль.

   Я тоже сделала новый ход: подняла руки и положила ладони поверх пальцев Джоэля, которые несильно сжимали мои плечи.

   – Зачем мы здесь?

   Он едва заметно сдвинулся: подошел на полшага ближе, вплотную ко мне, и склонил голову к моему уху.

   – Чтобы кричать на мир, Сэм.

   – Кричать на мир? – Я вздрогнула и хотела повернуться, но Джоэль мне не позволил.

   – Да. Ты должна выпустить наружу весь гнев, который изнутри пожирает тебя. Можешь кричать сколько угодно, тебя никто не услышит. – Он чуть крепче сжал мои плечи и слегка меня встряхнул. – Давай, Сэм. Кричи, как ты их всех ненавидишь.

   Я сглотнула, потому что на миг весь мир качнулся перед глазами и показалось, что земля уходит из-под ног, что обрыв не только совсем рядом – я уже сорвалась в него и лечу вниз, все больше набирая скорость, навстречу этой сеточке пешеходных троп, верхушкам деревьев, земле. Навстречу своей смерти.

   Но когда я открыла глаза, то стояла на прежнем месте. Джоэль держал меня бережно, но твердо.

   – Кого – их? – переспросила я, испытывая одновременно смущение и растерянность.

   – Их. Всех, кто причинял тебе боль. Всех, кто тебя обидел. Всех на свете. Весь этот мир, – с неожиданной злостью прошипел он мне на ухо. Я не знала, что и думать. Конечно, мне уже и в голову не приходило сопротивляться Джоэлю, как это было в первый вечер в его доме, когда он дал мне в руки нож и приказал заколоть им мясо, а я всячески протестовала. Теперь если Джоэль хотел, чтобы я поорала с обрыва, у меня не оставалось других вариантов – настолько, душой и телом, я уже принадлежала ему.

   Просто… все мои чувства словно вдруг оказались запертыми в прочный ящик с толстыми стенками. Чтобы закричать, мне требовалось вынуть их. Достать свой гнев. А я не могла. У меня ужасно запершило в горле, мне захотелось курить, хотя еще буквально пару минут назад я задыхалась при подъеме в гору и всерьез рассматривала вариант действительно постепенно завязать с курением. Я хотела побежать домой и запереться в своей комнате. В туалете с замком. Вернуться к проверенным способам справляться с внутренней болью. К гарантированно безболезненным вариантам. Как жечь ноги, например. Я жила так много лет, и мне это помогало. Я не понимала, зачем Джоэлю обязательно надо так безжалостно вытаскивать меня из моего милого сердцу убежища.

   – Давай, Сэм! – потребовал он и еще сильнее сжал мои плечи.

   Я честно открыла рот. Напрягла горло. Даже шею вытянула, словно петух, собравшийся прокукарекать по утру. Но ничего не получалось. Теперь прочный ящик с толстыми стенками оказался еще и обложен сверху подушками. Громадными подушками с непробиваемым слоем перьев. Звук просто не проходит через такие – кричи или не кричи. В такие подушки утыкают лицами женщин, которых насилуют. Никому не нужны твои крики. И их, как правило, никто никогда и не слышит.

   Я покачала головой, ощущая себя беспомощной и маленькой. Ощущая себя онемевшей. Я даже не могла заплакать, чтобы вызвать у Джоэля жалость и заставить меня отпустить. Я ничего не могла. Я смотрела на этот невыносимо красивый мир, полный голубого неба и зеленой листвы, яркого солнца и пышных белых облаков, и снова ощущала, что не принадлежу ему. Я не имею права в нем находиться. Он слишком красив для меня. Он существует по законам, которых я не понимаю. Он меня не примет.

   – Они отняли у тебя голос, – глухо проговорил Джоэль, не выпуская меня из рук, но и больше не требуя от меня невозможного. – Знаешь, я прекрасно понимаю, каково это. Я тоже был ребенком, у которого отняли голос. Чьих криков не слышал никто. Но я вырос и вернул себе голос. И тебе его тоже верну, Сэм. Вот увидишь.

   Он аккуратно подался назад, увлекая меня от края обрыва, и я машинально переступила ногами, думая в этот момент совсем не о тех, кто обидел меня, и не о своем потерянном голосе. Джоэль в один миг сказал так много о себе, что мне требовалось время, чтобы осознать всю глубину его признания. Он был ребенком, у которого отобрали голос? Как? Кто? Почему? Я знала, я же знала, что в его прошлом хранится ответ на все мои вопросы! И я знала, что если поддержу игру Джоэля, порадую его сообразительностью, оправдаю его надежды, он начнет мне открываться!

   Мои колени подогнулись, и я опустилась в нагретую солнцем траву. Дрожащими руками вынула из кармана юбки сигареты. Джоэль тоже присел на землю прямо в своих светлых брюках, но я почему-то не сомневалась: когда он встанет, на ткани не будет ни пятна. Каким-то невероятным образом Джоэлю в любой ситуации удавалось оставаться Мистером Совершенство.

   Он мрачно наблюдал, как я подкуриваю, но не сказал ни слова, мешать не стал. Я затянулась, вынула сигарету изо рта и выпустила длинную струю дыма вместе с абсолютно всем воздухом из легких. Затем упала на спину и уставилась вверх, туда, где смыкались верхушки деревьев. Мои ноги оставались в тени, но верхняя половина тела попала в солнечное пятно. Я уже хотела привстать и отодвинуться, но тут слепящие лучи солнца заслонил собой Джоэль. Он прилег рядом со мной на траву, подперев голову одной рукой, а другую положив мне на шею. Большой палец оказался прямо посередине моего горла, и при каждом вдохе я ощущала его. Остальные четыре пальца накрыли ровно то место, где чуть раньше в меня впивались губы Джоэля.

   – Я могу задать вопрос, Сэм? – тихо проговорил он, нависая сверху, глядя мне прямо в глаза, заслоняя собой солнце, ослепляя меня ярче тысячи любых солнц.

   Я чуть повернула голову, облизнула губы, кивнула. Наши лица находились на ничтожном расстоянии друг от друга, Джоэль лежал так близко ко мне, что я шевельнула ногой и без труда просунула ее в его ноги. Моя грудь снова начала вздыматься, словно после тяжелого подъема в гору. Я знала, что он это видит. Я даже хотела, чтобы он видел, как действует на меня.

   – Его ведь не наказали? – спросил Джоэль. – Того человека, с которого все началось?

   Я не стала уточнять, что имеется в виду. И так было понятно. Джоэль говорил про мои «созвездия». Про то, что зацепило и не давало ему покоя с первой секунды, как он их увидел. Он действительно знал, каково это – не иметь голос, потому что без труда угадал, что послужило тому причиной. Он чертовски ясно умел видеть насквозь людей. Меня это даже радовало, потому что если бы пришлось самой все объяснять с самого начала… я бы не сумела выдавить из себя ни слова.

   Я медленно покачала головой.

   – У него были проблемы на работе. Это все, что мне известно. Насколько я знаю, в тюрьму он не сел. Мутер… моя мама была против. Скандал ударил бы по ее репутации.

   – Он все равно пожалеет об этом. – Лицо Джоэля стало жестким, даже жестоким, если можно так сказать. Он снова стал похож на человека, который убивает собак одним ударом в нос. Который убивает. – Мы отомстим ему. Вместе. Ты и я. Мы заставим его пожалеть о том, что он сделал. Заставим горько раскаяться.

   Я никогда ни от кого не слышала подобных слов, произнесенных подобным тоном. Говорить вслух о мести считается дурным тоном – даже если мысленно ты остро жаждешь ее. Священники в церквях призывают нас подставить щеку. Общественники с трибун закона грозят наказанием за превышение самообороны. Обыватели предпочитают прятать глаза и молчать. И я смирилась с этим. Я никогда не допускала мысли, что в моем случае вообще может сложиться как-то иначе. Эти многочисленные чужие ладони затыкали мне рот – в переносном смысле, по большей части – и призывали сдаться. И я сдалась. Запихнула все чувства поглубже. Отгородилась от этого мира.

   Но Джоэль был другим. Он был пламенем, который внезапно осветил мое темное царство. Он считал возможным то, что мне всегда казалось недопустимым, невероятным. И у меня словно открывались глаза. Я поняла, что рядом с Джоэлем в принципе ничего невозможного не существует. Что вместе мы – сила. Мы – команда. Мы – два человека, когда-то лишенных голоса, и разница между нами лишь в том, что Джоэль сумел вернуть свой. И он знает, как вернуть мой. Он вообще все на свете знает. Месть вдруг обрела цвет, очертания, как те грозовые облака на горизонте. Месть стала реальной. За меня никто никогда не хотел отомстить. Даже родная мать. Это новое чувство имело вкус лучшего в мире алкоголя – оно заливало сладостью мое горло, мое сердце, пьянило меня, заставляло потерять ощущение реальности, срывало все мысленные запреты.

   – Как мы это сделаем? – прошептала я, задрожав всем телом мелкой дрожью.

   Джоэль задумчиво покачал головой.

   – Я не знаю. Ты должна рассказать мне все, Сэм. Все, что только можешь. Я что-нибудь придумаю.

   «Я бы что-нибудь придумал», – так он со смехом ответил мне на вопросы о штрафе за стоянку. И я не сомневалась: Джоэль действительно что-то сделает, если захочет. Мне просто не верилось, что он хочет как-то напрягаться из-за такой, как я.

   Я отвернулась, поднесла к губам сигарету, глубоко затянулась, все еще продолжая дрожать. Желание отомстить за меня говорило о том, что Джоэль действительно меня любит, лучше всяких громких слов. Мы лежали на прелой траве, в круге солнечного света, одни во всем мире. Уникальные. Исключительные. Редкие. Связанные не кровными узами – чем-то большим, чему я пока не находила определения. Рука Джоэля сместилась с моего горла вверх, он взял меня за лицо и повернул к себе как раз в тот момент, когда я выдыхала. Склонил голову и провел языком по моим приоткрытым губам, сначала по верхней, потом по нижней, а клубы дыма окутывали его лицо и утекали куда-то вверх, в ясное небо.

   – Можешь не рассказывать все прямо сейчас, если не хочешь, – мягко проговорил Джоэль, приподняв голову, отчего я тихонько застонала от разочарования. – Расскажешь, когда будешь готова.

   – Я говорила серьезно, когда сказала, что никому не признаюсь, – лихорадочно выпалила я и схватила Джоэля за запястье, чтобы удержать его руку у своего лица, продлить этот момент высшего наслаждения. – Если мы переспим, я никому не выдам эту тайну. Что бы вы обо мне ни подумали… – я облизнула губы, набираясь храбрости для признания. – Я девственница. До сих пор. Он… он только трогал. Ничего больше.

   Джоэль слабо улыбнулся, удивленным он не выглядел.

   – Сэм. Ты не должна платить сексом за любовь. Я знаю, понимаю, что, должно быть, мужчины, которые попадались тебе раньше, заставили тебя так думать. Что ты обязана отдавать свое тело, если хочешь, чтобы тебя любили. Что иначе ты никому не интересна, тебя не за что любить. Но со мной ты можешь чувствовать себя свободно. Я же говорил: моя любовь принадлежит тебе без всяких условий. Мне не нужна от тебя никакая оплата. Только твое доверие.

   Он снова поймал и сжал мою руку. Наши пальцы переплелись, и это походило на морской узел, на единый кулак. Мы лежали рядом, став единым целым. Джоэль был прав: я всегда так и думала. Разве не об этом нам повествуют со всех экранов? Фактически я оставалась девственницей, но невинной себя давно не считала. И прекрасно понимала, что мне нечего предложить Джоэлю, кроме секса. Я не начитанная, не интересная собеседница, не шикарная красотка. Было так странно вдруг столкнуться с человеком, который тебя… просто любит. Просто, ни за что. Разве что, за некую общность переживаний и одинаковую фамилию. Было очень странно.

   Сигарета обожгла мне пальцы, я вздрогнула и воткнула ее поглубже в землю, чтобы не подпалить нечаянно сухую траву. Затем повернулась и положила руку на воротник рубашки Джоэля. Скользнула пальцами за него, обжигаясь теперь уже о его невероятное тело. Подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

   – Значит, вы меня не хотите?

   Он смотрел мне в глаза и молчал. Не знаю, сколько это длилось. Это длилось и длилось. Мы лежали на траве: его рука поперек моего тела, под грудью, моя – стиснув белоснежный воротник его рубашки. Моя нога – плотно прижатая к его ногам. Вокруг стояла полная тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра в ветвях над нашими головами, знойным треском цикад и редкими трелями разморенных жарой птиц. Никаких человеческих голосов, словно все люди вокруг навсегда испарились. Я увидела, что кожа Джоэля и его волосы лоснятся в солнечном свете. Это было чудесное зрелище, он сверкал, как вампир, но едва различимо, как и я сама наверняка сверкала, как сверкает на солнце каждый здоровый человек и как лоснится шкура у здоровых животных. Но для меня он сверкал по-особенному. И он не ответил на мой вопрос. Его вежливое молчание мне о многом рассказало.

   – Если мы переспим, это будет инцест? – решилась я на следующий шаг.

   – В глазах общества – да, – тут же спокойно ответил Джоэль, и мое сердце замерло. «В глазах общества». Он мог бы просто согласиться. Но специально уточнил: общество нас осудит. Общество, а не мы сами. Но на самом деле важно лишь то, как мы оба относимся к данной ситуации. Правила созданы для тех, кто не решается их нарушать. Кто не заказывает гамбургеры в китайском ресторане. А мы их заказали. Оба.

   Я сжала пальцы на воротнике его рубашки и чуть потянула на себя. Джоэль медленно поддался. Он наклонялся все ниже и ниже, пока его губы не коснулись уголка моего рта. Я чуть повернула голову и провела языком по его губам, совсем как он недавно поступил со мной. Сначала – по верхней, потом – по нижней. Мы дразнили, изучали друг друга. Играли. Но теперь прикосновения не были невинными. Но ведь нас никто и не видел. Я отчаянно жаждала, чтобы Джоэль наконец-то впился в мои губы. Я мечтала о своем первом поцелуе с ним. О своем первом поцелуе.

   Но Джоэль сдвинулся и нежно поцеловал меня в щеку. Я заерзала на траве и застонала. Раздался щелчок: в порыве чувств я так сильно потянула его за рубашку, что оторвалась верхняя пуговица. Но Джоэль, казалось, не обращал внимания на такую мелочь. Он опустил лицо вниз, целуя мою шею. Прижался ко мне бедром. Мои глаза распахнулись – он был возбужден, очень возбужден, я ощутила это и через плотную джинсовую ткань своей юбки и через его брюки. И меня не отпускало чувство, что Джоэль сознательно позволил мне это заметить. Он уже не раз доказывал мне мастерство самоконтроля. Сейчас он отвечал на мой вопрос. На который чуть раньше ответил молчанием.

   С замирающим сердцем я почувствовала, как рука Джоэля медленно сползает с моей талии вниз, через пояс джинсовой юбки, по моему бедру до самого подола. Затем, так же неторопливо, вверх, по внутренней стороне моего бедра, довольно гладкой и почти лишенной шрамов. Когда пальцы Джоэля легли на мой вновь набухший клитор, я ощутила, какие мокрые у меня трусики. Мелькнула мысль, что ему может быть противно, но тут же ушла. Все ушло, кроме ощущения его губ на моей шее и его пальцев у меня между ног.

   Мы играли друг с другом все более отчаянно, жадно. Я согнула ноги в коленях и подала бедра кверху, прижимаясь к руке Джоэля, откровенно требуя от него ласк. Его пальцы пошли по кругу – точь-в-точь так, как я любила делать сама. Меня выгнуло, потом снова подбросило вверх. На этот раз Джоэль укусил меня в шею. Сладкая дрожь стягивала кожу прямо посередине моего живота, я металась и бесновалась на траве, уже не размышляя над тем, как мы выглядим со стороны. Одно оставалось несомненным: он хотел меня так же, как и я – его. Его тоже тянуло заняться со мной сексом. Просто еще время не пришло. По меркам Джоэля, конечно, – я-то давно только о том и мечтала. Но Джоэль любил держать все под контролем, и мне оставалось смириться и ждать, когда он сочтет, что нужный момент настал. Сгорать и мучиться в его объятиях, жаждая большего.

   Он поднял голову и вылизывал мои губы, а я вылизывала его, но это все еще не было поцелуем. Я поцеловала его в шею, пытаясь подражать тому, как сделал со мной он. Я оторвала еще одну пуговицу на его рубашке. Мои бедра вскидывались то в одну сторону, то в другую, дергались то туда, то сюда, словно я была быком, который старается сбросить с себя ковбоя. Но пальцы Джоэля как приклеенные оставались на моем клиторе, мучили, терзали его, посылали внутрь моего тела все более заточенные стрелы. Думаю, мы прямо там, на траве, признавались, как хотим друг друга – молчаливо, без слов, одним рваным дыханием, очень по-джоэльски.

   Наконец я застонала. Джоэль чуть навалился на меня, как будто знал, что больше всего на свете мне понравилось ощущать на себе его тело. Я кончила, глядя прямо ему в глаза, издавая судорожные вопли, потому что мне подумалось, что в прошлый раз ему такое понравилось. Мы все еще приглядывались друг к другу, изучали друг друга. Играли.

   Потом он обнял меня, прижал к себе, позволяя восстановить дыхание, и приоткрыв глаза, я видела впадинку на его шее. В ней очень быстро билась жилка. Я сдвинула руку и положила на нее указательный палец. Мне хотелось чувствовать ток крови Джоэля, ощущать биение жизни в нем. Он пообещал защищать меня, отомстить за меня. И он оказался не таким уж невозмутимым, как притворялся. Казалось странным, что мы знакомы всего пару дней. Меня не отпускало чувство, что мы – две половинки, которые знают друг друга давным-давно, с самого момента сотворения мира, через все эти многочисленные прошлые жизни.

   Мне отчаянно хотелось узнать о нем как можно больше. Узнать все. Пусть мы знали друг друга с момента сотворения мира, но в процессе перерождения память стерлась, оставив лишь неясные догадки. Меня такое положение дел не устраивало.

   – Ты был женат? – спросила я и коротко поцеловала его в шею чуть повыше своего указательного пальца: для этого пришлось сплющить о него нос. Нелепо, но мне почему-то не было стыдно.

   – Да, – ответил Джоэль, и мне стало теплее от мысли, что он не отмалчивается и не врет. Ответ и я так уже знала, благодаря Бет, но наступила пора услышать правду от самого Джоэля, чтобы потом уже не переживать, что невольно проболтаюсь.

   – А почему сейчас не женат? – Я плотнее обхватила его руками, прижалась всем телом. На нас по-прежнему светило солнце, было жарко, но я не находила в себе сил расплести объятия и отпустить Джоэля, чтобы передвинуться в тень.

   – Это было партнерское соглашение. Оно было расторгнуто из-за нарушения условий договора.

   Бет, помнится, называла совсем иную причину, и любопытство буквально убивало меня, но я все же захихикала.

   – Сейчас ты говоришь не как переводчик, а как юрист.

   Джоэль тоже усмехнулся куда-то мне в макушку.

   – Но все так и было. Видишь ли… – он помолчал, и я кожей чувствовала, как Джоэль обдумывает каждое слово, взвешивает, о чем можно мне рассказать. Оставалось лишь надеяться, что он откроет мне как можно больше. – Мы с Черити учились на одном курсе университета. У нее отец священник, и это очень сказалось на ее воспитании. Она состояла в сестринстве Лиги Плюща, числилась на очень хорошем счету у администрации, постоянно организовывала какие-то благотворительные вечера, пела в хоре.

   Я хмыкнула, не до конца понимая, как отношусь к образу благовоспитанной монашки и как к нему относился сам Джоэль.

   – Но на старших курсах в нее вселился бес, – продолжил он. – Благотворительные вечера сменились на вечеринки в тогах, где все заворачиваются в простыни и тупо напиваются. Хором ей стало некогда заниматься из-за бесконечных свиданий. В результате она забеременела, но ее набожный отец, естественно, такого бы не понял и не простил. Обращаться в центр планирования семьи она тоже побоялась, решила сделать аборт сама, в домашних условиях. В итоге открылось кровотечение, ее забрали в больницу и, конечно же, сообщили отцу.

   Я лишь покачала головой. Что тут скажешь? Девчонка сама себя подставила.

   – Отец, естественно, пришел в ярость, грозил анафемой, обещал выгнать из дома, как блудницу, и лишить своей фамилии и наследства. Тут Черити в голову пришла блестящая мысль: нужно найти виновного, чтобы отвлечь отцовский гнев от себя. Им мог бы стать отец ребенка, коварный совратитель и искуситель, вот только Черити сама не знала, кто это мог бы быть.

   – Она обратилась к тебе, и ты согласился ей помочь? – недоверчиво предположила я.

   Джоэль отодвинул меня от себя, подложил руку под голову и вгляделся в мое лицо. Я очень старалась не кусать губы и вести себя спокойно.

   – Сэм. Это же партнерское соглашение, – проговорил он, сверля меня пристальным взглядом. – Мы выручали друг друга взаимно. Мне в ту пору как раз потребовался человек, который обеспечил бы мне алиби.

   – Алиби? – насторожилась я. – За что?

   Джоэль пожал плечами.

   – На старших курсах университета на меня завели дело по поводу причинения тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть.

   – Я… не понимаю, – поежилась я, хотя солнце продолжало светить и греть в полную силу.

   – Сэм. – Джоэль оставался чудовищно спокоен. – Это значит, что я забил человека до смерти. Сначала кулаками. Затем – камнем. Никакого холодного или огнестрельного оружия, иначе была бы совсем другая статья.

   Никакого другого оружия. Это звучало так, словно Джоэль прекрасно все спланировал, когда приступал к делу. Я закрыла глаза. Затем заставила себя снова их открыть.

   – Ясно.

   Он слегка улыбнулся, словно мой нарочито уверенный тон его насмешил.

   – В зале суда, в роли свидетеля, Черити была неподражаема. Она надела крест, кусками зачитывала отрывки из писаний, произвела большое впечатление на всех присяжных. Она подтвердила, что я был с ней всю ночь. Меня оправдали. Потом мы поехали к ее отцу, где я выдержал всю ярость его праведного гнева: это было несложно. Потом мы поженились. Никакой любви, свободные отношения с правом заводить связи на стороне. Мы купили дом и переехали подальше от старых знакомых, чтобы начать жизнь сначала.

   – А что случилось потом? – Я опустила взгляд и не решалась его поднять.

   – А потом Черити в меня влюбилась. Стала ревновать. Нарушила условия нашего соглашения. И мы развелись. К тому времени отец давно на нее не злился, она благополучно вернулась под его крыло.

   Я задумчиво кивнула.

   – Сэм… – мягко позвал он, снова привлекая меня ближе к себе. – Я напугал тебя?

   Напугал ли меня Джоэль? Мне сложно было найти ответ на этот вопрос. Да, конечно, разве кого-то могут оставить равнодушным признания в предумышленном убийстве? «Что, если я предложу тебе что-то необычное? – спросил он меня на выходе из ресторана. – Странное? Страшное?» Он же не такой, как все, и я уже прекрасно это поняла. Имею ли право теперь чего-то в нем бояться?

   – Нет, – прошептала я, все еще не решаясь поднять глаза.

   Джоэль молчал, и мне казалось, что это недоверчивое молчание. Словно он уже жалеет о том, что так глубоко мне открылся. Словно думает, что поспешил. Или что я не оправдала его доверия и вообще не достойна узнавать его тайны?! Я сглотнула, ощутив, как паника зародилась где-то вверху живота. Мне не хотелось отпускать его от себя, хотелось привязать как можно крепче, так крепко, как смогу. А лучшим цементом для наших отношений казались лишь наши тайны.

   – Я тоже хочу кое в чем признаться, – проговорила я, высвободилась из объятий Джоэля и резко села. Подкурила новую сигарету и краем глаза заметила, что он тоже сел. Рубашка с двумя оторванными на груди пуговицами распахнулась, на рукаве виднелось пятно грязи, и я улыбнулась дрожащими губами, стараясь сосредоточиться на этом явном свидетельстве, что ничто человеческое Джоэлю не чуждо. Что он не настолько сильно отличается от меня. Что мы по-прежнему одно целое, вместе против всего мира. Что только мы способны понять друг друга.

   – Если уж говорить о гневе… – я покачала головой и опустила ее, снова затянулась сигаретой, – есть один человек, на которого я очень сильно злюсь. Я так на него злюсь, что могла бы убить, наверно. Но мне кажется, я не имею права на него злиться. Мне стыдно за эту злость. И поэтому я злюсь на себя.

   Сочувствующим жестом Джоэль положил ладонь мне между лопаток. Тепло его руки чудесным образом утоляло боль внутри меня, которая полезла наружу, стоило лишь попытаться чуть отодвинуть подушки, обволакивающие ящик с моими чувствами внутри. Я повернула к нему лицо, чувствуя, что задыхаюсь, что просто не способна вернуть свой голос, даже если очень постараюсь.

   – Это тот, с кого все началось? – участливо подсказал Джоэль. – Тот, кто обидел тебя?

   – Это тот, с кого все началось, – кивнула я, продолжая задыхаться. – Но это не Хэнк. Этот человек умер.

   Януш стал третьим мужем для мутер и лучшим в мире отцом для меня. Помню, как, укладываясь в кровать и закрывая глаза перед сном, я представляла себе в сладких грезах, что он и есть мой родной отец, тот самый с которым мутер давным-давно состояла в разводе. Просто они, взрослые, одумались и воссоединились вновь, а мне почему-то стесняются рассказать правду. Я даже не сердилась на них за это: пусть врут сколько угодно, лишь бы оставались вместе.

   Наверное поэтому потом, с Хэнком, я и реагировала на все с такой болезненной остротой. Хэнк притворялся «любящим папочкой», но к тому времени я знала, как ведет себя настоящий любящий родитель, и меня было уже не обмануть. Не появись в моей жизни Януша, возможно, у нас и с Хэнком сложилось бы все по-другому. Возможно, ему удалось бы вовлечь меня в свою паутину, запудрить мне мозги и довести все задуманное до конца. С другой стороны, возможно, мне не было бы так больно…

   Для мутер брак с Янушем был, конечно, откровенным мезальянсом. Он работал сантехником, имел свою небольшую фирму, в которой, кроме него, числился лишь один помощник, разъезжал на большом белом фургоне с надписью «Сантехника Джека», хотя никакой Джек никакого отношения к ним не имел. Собственно, так мутер с ним и познакомилась: Януш приехал по вызову чинить кран на кухне. Он зарабатывал в два раза меньше нее, но, видимо, что-то она в нем разглядела. Лишь повзрослев, я стала догадываться, что. Он был высокий, статный, человек не слова, а дела, который постоянно что-то чинил, переделывал, улучшал, пока жил в нашем доме. И по ночам тоже не любил оставлять жену в покое. В то время я не задумывалась, что означают эти постоянные ритмичные удары спинки кровати о стенку, доносящиеся из родительской спальни. Но эти звуки будили меня каждую ночь.

   Так как мутер вечно было не до меня, кое-что из родительских обязанностей волей-неволей легло на плечи Януша. Когда в школе мне залили в рюкзак зеленки, именно он пошел разбираться и поскандалил там со всеми, начиная от родителей хулиганов и заканчивая учителями. Именно он научил меня ездить на велосипеде. Он возил меня в зоопарк и в кино. Именно у него я, наслушавшись девчонок в школе, спросила о том, что такое менструация, а потом мы разграбили аптечку мутер, и Януш своими огрубелыми, привыкшими к сантехническим инструментам пальцами открыл тампон и пытался хоть как-то объяснить принцип его действия: «чтобы устранить протечку, ввинчиваешь по резьбе до упора».

   Где-то в глубине души я до сих пор считаю, что послужила причиной их развода. Чем больше Януш заботился обо мне, тем больше его не устраивало, что обо мне не заботится мутер. Не потому что он хотел переложить все эти заботы обратно на нее, а потому что, наверное, видел, что мне чего-то не хватает. Он начал упрекать ее в этом. Они начали ссориться. Поначалу ссоры протекали бурно: сначала говорил Януш, потом мутер начинала со свойственной ей эмоциональностью отвечать, постепенно они переходили на крик, а затем обязательно что-нибудь стучало о стену: спинка кровати, задняя стенка кухонной тумбы или же просто скрипели по полу ножки стола. В такие моменты я обычно сидела на своем излюбленном посту наверху лестницы, прижималась лицом к прохладным деревянным перилам, стискивала кулаки и сжимала зубы, и расслаблялась и уходила в свою комнату, лишь заслышав этот стук. Он говорил мне, что все наладилось.

   Но постепенно ссоры становились все чаще и перестали заканчиваться стуком. Януш и мутер просто кричали друг на друга, а затем расходились по разным комнатам, с грохотом хлопая за собой дверьми. В один из таких дней Януш в сердцах вышел в коридор и заметил меня на лестнице. Он подсел ко мне на ступеньку, приобнял меня и раздосадованно пробормотал:

   – Это просто невыносимо. В этом доме невозможно жить. Нам с тобой нужно убираться, да, детка? Что скажешь, если я отсужу тебя у нее, и мы переедем обратно в мою старую квартиру? Я перетащу в гараж пару ящиков с инструментами и освобожу для тебя уголок в спальне.

   В ответ я с энтузиазмом закивала. Инструменты Януша, все эти железные штуки причудливых форм, казались мне волшебными палочками, с помощью которых он творил магию. Я была ребенком и не задумывалась о том, что быть сантехником – это не очень-то и престижно, а в кругу богемы мутер так и вообще позорно. Я просто хотела жить с человеком, который смазывал пантенолом мои разбитые после езды на велосипеде коленки и назвал членососом отца мальчишки, который налил зеленку в мой рюкзак.

   – Значит, решено. Ты ¬– моя девочка, – торжественно заверил меня тогда Януш. – Моя и ничья больше.

   А потом они развелись. Когда Януш вытаскивал из нашего дома чемоданы, я быстро побежала наверх в свою комнату, напихала в рюкзак любимых игрушек, положила туда пижаму и зубную щетку и вприпрыжку спустилась вниз, готовая уехать вместе с ним. Увидев меня, Януш замер и перевел взгляд на мутер. Я была ребенком и не сумела расценить, что означает этот взгляд. Наверное, там сквозила беспомощность. Затем Януш со вздохом присел передо мной на корточки и положил мне на плечо свою большую умелую руку.

   – Вот что, детка, – начал он. – Ты… не сможешь сейчас со мной уехать.

   – Ни сейчас и вообще никогда, – тут же отрезала мутер.

   Януш покосился в ее сторону, поморщился и наклонился ближе ко мне, перейдя на доверительный шепот:

   – Но я обязательно заберу тебя отсюда. Слышишь? Мне только нужно все подготовить. Это взрослые дела, очень сложно объяснить… но ты меня дождись, хорошо?

   Я кивнула, прижимая к груди свой напрасно собранный рюкзак, и Януш уехал.

   Больше я его не видела. Никогда. Реально – никогда, в прямом смысле этого слова. Он не звонил и никак не пытался со мной встретиться. А чуть позже я узнала, что он умер. От сердечного приступа. «Ушел таким молодым», как сказала Даниэлла, сокрушенно покачав головой, хотя Януш был далеко не молодым, даже старше Джоэля. «Он хотел меня забрать», – зачем-то брякнула я тогда невпопад, и Даниэлла снисходительно рассмеялась: – «Ни один суд мира не позволил бы этого, Саманта».

   Повзрослев, я поняла, что это правда. Ни один суд мира не передал бы права опеки надо мной Янушу, пока мутер жива. Да и случись с ней что – тоже вряд ли. Даже не знаю, зачем он так со мной поступил. Зачем вселил в меня напрасную надежду. Может, он и сам в это верил? Просто, будучи не очень образованным человеком, не до конца разбирался в законах? А когда разобрался, уже не знал, как мне об этом сказать? Не хотел разочаровывать? Отбирать нашу общую светлую мечту, где мы вдвоем сбегали из этого ада – дома мутер – и жили вместе долго и счастливо, разъезжая повсюду на белом фургоне «Сантехника Джека»? Дочь, которой у него никогда не было, и отец, которого никогда не было у меня? Может, Януш надеялся, что хотя бы ожидание исполнения мечты придаст мне сил, поможет продержаться как можно дольше? Я пыталась убедить себя, что это так. Но так или иначе, я ужасно на него злилась. И на себя. Ну конечно же, на себя тоже.

   Все это я рассказала Джоэлю, пока мы сидели вдвоем на траве и он поглаживал мне спину, а затем, договорив последние слова, вскочила, подбежала к краю обрыва и закричала так громко, что у самой заложило уши. Я сжала кулаки, вытянула шею, закрыла глаза и кричала-кричала-кричала. Стоило лишь первому звуку вырваться из моего горла, и меня стало не остановить. Как только ящик распахнулся, оттуда все безудержно полилось. Продолжая кричать, я начала подпрыгивать на месте и размахивать руками. Я пыталась вытряхнуть из себя этот крик, чтобы он закончился скорее, но ничего не заканчивалось. Я оглохла и охрипла, мое бедное прокуренное горло зашлось кашлем, из глаз брызнули слезы, и тогда Джоэль подошел и прижал меня к себе. Я всхлипнула и замолчала.

   – Я думаю, он хотел как лучше, – сказал Джоэль, поглаживая меня по спине.

   Уткнувшись носом в его плечо, я лишь беспомощно кивнула. Ясное дело, Януш хотел как лучше. Просто мне было так больно, что боль почему-то трансформировалась в злость.

   – И я понимаю, почему ты мне это рассказала. – Он обхватил мою голову и отстранил от себя, чтобы взглянуть в лицо. В мое наверняка опухшее, заплаканное, раскрасневшееся лицо, которое мне в тот момент ужасно хотелось спрятать. – Ты боишься, что я поступлю с тобой, как он? Завоюю твое сердце, а потом разобью его?

   Я подняла взгляд и уставилась в глаза Джоэля, в эти магнетические зрачки, таившие в себе так много. Да, черт возьми. Именно этого я и боялась. Я уже влюбилась в Джоэля, втюрилась в него с первого взгляда. Меня лишь ужасало, что… ну, если вдруг у нас не сложится… что мое сердце просто умрет. Что я больше никого и никогда не полюблю. Вообще никого в этом мире. Никакого мужчину, никакую женщину. Даже свою мать, к которой все еще испытывала детскую привязанность, несмотря ни на что. Даже своего будущего ребенка. Думать о таком было особенно страшно, – что я превращусь в мутер, стану такой, как мутер, для своей дочери, – но я устала пытаться полюбить. Это чувство отбирало у меня все силы. Моя любовь к Джоэлю была как последняя спичка, подожженная на холодном ветру. Как последний глоток воздуха в наполненном водой пространстве. У меня не оставалось выбора, я уже не могла его разлюбить. В тот момент, глядя в его глаза, я лишь безмолвно молила, чтобы он не питал меня напрасной надеждой и не бросал потом в бесконечном ожидании чуда.

   Чтобы он меня только не бросал.

   – Этого не будет, Сэм, – твердо произнес он, удерживая мое лицо в своих ладонях. – Я не разобью твое сердце. Никогда. Я не предам тебя. Никогда. И не брошу…

   – Никогда, – прошептала я конец фразы за него. Просто на всякий случай. Просто из страха, что он вдруг ее не закончит.

   – Ты можешь мне доверять, – настойчиво продолжил он.

   Я кивнула.

   – Все, что я тебе обещаю, будет исполнено.

   Я кивнула.

   – Ты в безопасности, Сэм. Рядом со мной ничего плохого с тобой не случится.

   Я кивнула.

   – А теперь поехали куда-нибудь напьемся.

   Переход был таким резким и неожиданным, что я ошалела. Предложение было таким кощунственным с учетом моего возраста, что я просто не могла устоять. Мои слезы тут же бесследно высохли.

   – Ты лучший в мире дядя… – только и покачала я головой, и Джоэль рассмеялся.

   Спускаться вниз с горы оказалось не в пример легче. А может, у меня сложилось такое впечатление, потому что я наконец-то прооралась? Каким бы странным ни выглядело предложение Джоэля, но после него мне реально стало легче. Словно пресловутая гора с плеч свалилась. Мне не хотелось курить. Не хотелось пониже натягивать на колени юбку. Хотелось танцевать.

   Похоже, мы каким-то незаметным образом провели на поляне не меньше пары часов: солнце на небе переместилось ближе к горизонту, и машин на стоянке поубавилось. Впрочем, чему удивляться? Рядом с Джоэлем я словно проваливалась в некую магическую дыру, где время текло совсем иначе. Незаметно.

   Остановившись у кабриолета, он открыл багажник и принялся расстегивать рубашку на груди. Я остановилась по другую сторону от машины, у пассажирской двери, и нерешительно улыбнулась, не зная до конца, как на это реагировать. Боже, Джоэль снимает рубашку… Пытаться делать вид, что его обнаженный торс совсем никак не привлекает меня, было также безнадежно, как пьяному притворяться трезвым – тебе кажется, что все удается на славу, но окружающие почему-то так не считают.

   – Сэм, будь добра, выкинь, – с этими словами Джоэль бросил мне свою испачканную и порванную рубашку и указал в сторону ближайшей урны.

   Я скептически прищурилась – он, что, так и поедет? – но повиновалась. По пути к урне оглянулась, но Джоэль скрылся за открытым багажником. Тогда я быстро открыла свой рюкзак и запихнула туда его рубашку, а затем с невинным видом вернулась обратно.

   Он как раз вышел из-за машины, застегивая на груди пуговицы свежей рубашки.

   – У тебя в багажнике… запасная одежда? – не поверила своим глазам я.

   – Люблю быть готовым к разным неожиданностям, – усмехнулся Джоэль, – садись, Сэм.

   Я села, мы вырулили со стоянки и поехали. Никогда не встречала людей, которые бы возили в багажнике запас чистых рубашек. Джоэль ведь не знал заранее, что я попрошу его не отвозить меня домой, а отправиться куда-то еще, поэтому нашего импровизированного пикника точно предвидеть не мог. Зачем тогда ему еще рубашки? Вряд ли на деловой встрече в кондиционированной прохладе ресторана он мог как-то испачкаться или пропотеть. А даже если так, выезжая утром из дома, он ведь планировал потом вернуться обратно. Как раз можно и переодеться при необходимости.

   С другой стороны, идеальный порядок в его жилище намекал на сильную любовь Джоэля к чистоте. Может, это еще одно проявление его самоконтроля? Он просто предпочитает подстраховаться. Даже если эта страховка не понадобится. Ведь не зря – сейчас, например, пригодилась.

   Мне на ум приходили и другие варианты, но усилием воли я запретила себе думать о них. Блокировала в себе синдром белой обезьяны.

   Выехав на шоссе, Джоэль продолжил путь в сторону от дома. До ближайшего города оставалось всего каких-то тридцать миль, мы довольно быстро их преодолели. Городок оказался более людным и шумным, а может, у меня просто создалось обманчивое впечатление, потому что начало вечереть и все повыползали из прохладных жилищ на воздух. Притормозив у какого-то бара, Джоэль пригласил меня пройти внутрь.

   Помещение бара было длинным и узким, вдоль одной стены тянулась барная стойка, с другой стороны располагались столики. Бильярдный стол и мишень для игры в дартс находились в дальнем от входа конце, рядом – дверь к уборным. Народу – немного и все, судя по скучающим выражениям лиц, завсегдатаи.

   – Что будешь? – спросил Джоэль, когда мы присели на высокие барные стулья.

   Я все еще не могла поверить в собственное счастье. Мы реально будем сейчас напиваться? Вот прямо реально-реально? И никто не напомнит о том, что мне семнадцать лет? И никто меня не отчитает?

   – А можно что-то, кроме пива? – осторожно поинтересовалась я.

   – Тебе можно все, что пожелаешь, Сэм, – рассмеялся Джоэль. – Я же говорил: почаще делись со мной своими желаниями. Я постараюсь их исполнить.

   Я закусила губу, прикидывая варианты.

   – Тогда… я буду клюквенную водку.

   – Хорошо. – Он сделал знак, подзывая бармена. – Две клюквенных водки, пожалуйста.

   Бармен, молодой парень с бородкой, кивнул, выложил перед нами две картонные подставки под бокалы, но затем вдруг окинул меня внимательным взглядом.

   – А девушке уже исполнилось двадцать один?

   Этого вопроса, я, конечно, ожидала, и уже приготовилась лезть в рюкзак и доставать свое фальшивое удостоверение, но Джоэль меня опередил.

   – Да. А что, есть какие-то проблемы? – отрезал он ледяным тоном.

   Бармен перевел взгляд на него, задержался на секунду, потом снова посмотрел на меня и пожал плечами.

   – Нет. Никаких проблем.

   Он выставил перед нами две стопки и наполнил их водкой. Когда я приподняла свою, моя рука дрожала. Вообще-то, я еще никогда в жизни не пила водку, это раз. И во-вторых… Джоэль только что соврал ради меня! Мы обменивались этой ложью ради друг друга, как игральными картами. Мы поддерживали друг друга. Мы реально стали одной командой.

   – За нас, Сэм, – торжественно сказал Джоэль, отсалютовав мне своей стопкой.

   – За нас, – выдохнула я и опрокинула в себя порцию.

   Даже если у меня и были шансы не влюбляться в него (хотя их, конечно, не было), то теперь их точно не осталось.

   После третьей стопки я вдруг осознала, что моя жизнь, в общем-то, легка и прекрасна. Джоэль сидел вполоборота ко мне, положив локоть на барную стойку, а ладонь другой руки на низкую спинку моего стула, и улыбался мне так, что вынимал из меня душу. От спиртного внутри меня разлилось приятное тепло, хотя в такой жаркий день разумнее было бы мечтать о прохладе, руки стали воздушными, ноги – ватными. Я осмелела, обхватила лицо Джоэля в ладони, потянулась к нему сама, мягко поцеловала в кончик его носа, в обе щеки и затем, поколебавшись, в губы.

   Слабый, все еще почти дружеский поцелуй, но мое сердце затрепетало, когда я ощутила, что Джоэль мне ответил, легонько придержав мою верхнюю губу своими. Он сделал это очень нежно, почти трепетно, словно боялся отпугнуть или поранить меня своим поцелуем. Сделал именно так, как мне и было нужно – с опозданием дошло до меня. Я зажмурилась, пытаясь по максимуму записать на подкорку эти драгоценные, быстротечные секунды. На миг мы замерли, оставаясь так, целуясь в баре на глазах общественности, которая наверняка бы нас осудила.

   Но я чувствовала, что Джоэль расслаблен и спокоен, и краем сознания догадывалась, что все снова происходит не просто так. Мы не просто так помчались в другой город, чтобы посидеть в баре, каких и у себя на каждой улице полно. Здесь у Джоэля меньше шансов встретить кого-либо из знакомых. Из тех людей, которым ему придется представлять меня, как племянницу. Здесь мы не привлекаем ничье внимание, мы просто парень и девушка, которых так и тянет друг к другу. Наши легкие, почти невинные поцелуи не возмущают никого. Джоэль понял, каким-то образом прочитал во мне тайное, подспудное желание побывать с ним на свидании не как с родственником и постарался исполнить его с максимальной безопасностью для нас обоих.

   Я первой отстранилась и несмело взглянула ему в глаза, стараясь не покраснеть слишком уж заметно.

   – Знаешь, в том, чтобы носить одну фамилию, есть куча преимуществ. Если надо, мы можем оставаться родственниками, дядюшкой Джоэлем и его племянницей Сэм. Но если не надо… – я покусала губы, ощущая в груди покалывающие пузырьки небывалой смелости, – мы можем представиться мистером и миссис Шоу. Чтобы ни у кого не возникало вопросов.

   Он поднял руку и провел указательным пальцем по моему лбу, отводя от лица прядь волос.

   – Ты только сейчас это поняла, Сэм?

   Вот теперь я покраснела. При мысли о том, что Джоэль сам давно уже обдумал такой вариант, вокруг меня все плыло.

   – Я просто вдруг подумала… – Ладно, раз уж начала, придется договаривать. – В общем, когда мне исполнится восемнадцать, а это случится уже скоро, я перестану зависеть от опеки взрослых. Ни одна социальная служба не посмеет распоряжаться моей судьбой. Я смогу уехать от мутер. Переехать к тебе. У тебя чудесный дом, Джоэль. Если хочешь, на людях мы будем вести себя безупречно, никто не задаст ни одного вопроса. Но если… если нам вдруг взбредет в голову, мы можем переехать куда-нибудь в другое место. Начать жизнь с чистого листа. Другими людьми.

   Он взял меня за руку и сжал пальцы.

   – Я не держусь за этот дом, Сэм. Если хочешь – уедем.

   – Нас никто не осудит, – еще больше воодушевилась я от его поддержки. – Потому что там, на новом месте, никто не узнает.

   – Я не боюсь осуждения, – спокойно кивнул Джоэль. – Я лишь хочу, чтобы тебе было комфортно. Люди плохо реагируют на все, что выходит за их понятия о нормальности, поэтому иногда таким, как мы с тобой, приходится притворяться такими, как они, чтобы не привлекать к себе внимания. Я научился это делать и научу тебя. У нас все будет хорошо.

   – Я никогда не чувствовала себя такой, как все, – вздохнула я.

   Он мягко улыбнулся.

   – Я тоже.

   – Ты поэтому обратил на меня внимание? – Этот вопрос давно вертелся у меня на языке, но только волшебная сила трех стопок водки сумела помочь ему пробраться на волю. – Когда мы только встретились в аэропорту, ты смотрел на меня без всякого интереса. Но потом, когда увидел мои ноги… – Я судорожно вдохнула и выдохнула, ощущая, как пальцы Джоэля играют в моих волосах, и добавила тише: – Все началось тогда, правда? Ты повел меня на кухню. Все началось тогда.

   Он едва заметно кивнул.

   – Да, Сэм. Я увидел, что ты – необычная девочка. Что ты – та, кто сможет понять меня. Что ты вообще первая, с кем я хочу быть вместе. Что мы можем быть вместе. Что ты – такая же, как я. Ты – моя.

   Весь мир вокруг меня растворился в мутном тумане. Я слушала Джоэля и не могла поверить своим ушам, что они действительно слышат, как он говорит мне это. Что я – первая, единственная, с кем он искренне захотел быть. Что он вообще хочет быть со мной. Вместе. Что я – его девочка. Я – его.

   Я подалась вперед и прижалась к нему, положив голову ему на плечо, а руки Джоэля тут же крепко, надежно меня обвили. Именно так, как мне хотелось.

   – Я – твоя «Миша», правда? Ты просто хочешь меня спасти. От них всех. От тех, кто хочет меня обидеть. Пусть меня не съели по-настоящему, но ты увидел, что они пытались меня съесть морально. И решил никому ни за что этого не позволить.

   И он просто ответил:

   – Да.

   Я знала, я всегда это знала, еще с того самого вечера, когда мы посмотрели фильм. Но слышать подтверждение из уст самого Джоэля… это оказалось непередаваемо приятно.

   Я выпрямилась и поиграла стопкой, которую уже снова успел наполнить бармен. Мне нравилось это ощущение – собственной взрослости, силы, полноты жизни, которую дарил Джоэль. Как будто мне и впрямь уже исполнился двадцать один год, и я полноправно занимаю этот стул в этом баре и пью водку наравне с мужчиной, с которым хочу провести рядом всю жизнь.

   – Знаешь, мы сегодня ограбили магазин, – хихикнула я. Это была игра, в которую мы играли: каждый раз, когда Джоэль открывался мне чуть-чуть больше, я чувствовала, что обязана его в этом как-то поддержать. По какой-то давней, неосознанной привычке мы оба, даже несмотря на всю нашу тягу друг к другу, не могли вот так сразу выложить карты на стол и полностью друг другу открыться, но в игре, понемногу, нам обоим вроде как это удавалось естественным образом. Наверное, когда ты не такой, как все, и долгое время живешь в своем собственном, замкнутом мире, сближение действительно трудно дается.

   – Мы? – Джоэль облокотился на барную стойку и подпер голову кулаком, всем видом показывая неподдельный интерес к моим откровениям.

   – Я и… Бет. – Я осторожно покосилась на него.

   – Это твоя новая подруга?

   Я кивнула.

   – Вообще-то, она наша соседка. Она сказала, что однажды приходила с родителями к тебе в гости на новоселье.

   Джоэль слегка задумался, копаясь в памяти, потом кивнул.

   – Это она тебя расстроила утром?

   – Нет! И… да. В общем… – я тряхнула головой, не желая обсуждать компанию доморощенных детективов. – Я по глупости брякнула ей, что продавцы продают мне сигареты, только если показать им сиськи.

   – А что, это реально работает? – Джоэль приподнял бровь, и я так залилась краской, что не придумала ничего лучше, как фыркнуть и шутливо шлепнуть его по плечу. В обычной жизни этот жест никак не был мне свойственен, но клюквенная водка… с ней я становилась другой, лучшей версией себя. Беззаботной, кокетливой. Откровенной.

   – Вообще-то, обычно я пользуюсь поддельными документами при таких покупках. Но Бет мне почему-то поверила. И она… в общем, она ворвалась вместе со мной в магазин на заправке, показала продавцу сиськи и заставила меня вынести оттуда пиво. Я не знала, то ли умереть от смеха, то ли провалиться под землю от стыда.

   Я красноречиво закрыла лицо руками и помотала головой. На самом деле, мне не было стыдно. Я рассказала эту историю, чтобы позабавить Джоэля. Ну, и чтобы показать, что действительно ему доверяю.

   – У тебя есть поддельные документы, Сэм? – поддразнил меня Джоэль с улыбкой. Он не выглядел таким уж шокированным моим греховным признанием в краже. – Ты плохая, плохая девочка?

   Я закатила глаза и сделала вид, что уклоняюсь от его руки, поглаживающей мои волосы, хотя на самом деле не уклонялась.

   – На самом деле, ты удивишься, если узнаешь, как легко заставить людей тебе верить, – продолжил он все с той же дразнящей улыбкой, – достаточно лишь говорить уверенным голосом и смотреть прямо в глаза.

   – Как ты делаешь прямо сейчас? – парировала я и осушила четвертую стопку. Мне хотелось стать еще смелее. Еще взрослее. Еще.

   – Да, – Джоэль тоже отсалютовал мне и выпил. Мы снова посмотрели друг другу в глаза.

   – Значит, сейчас ты мне врешь?

   Он усмехнулся и покачал головой.

   – Я вообще не вру тебе, Сэм. Ни в одном слове. Другим – да, если это необходимо. Тебе – нет. Мы же семья, помнишь? Мне нет смысла перед тобой притворяться.

   Ну да. Когда он не хотел открывать мне что-то, то просто молчал. Или уходил от ответа. А еще он признался, что был осужден за убийство – обычно люди умалчивают о подобном прошлом. Но мне все равно стало не по себе.

   – Тогда расскажи мне что-нибудь о себе. Честно, – попросила я, внезапно ощутив оцепенение. Я по-прежнему так мало о нем знала…

   – Когда я учился в старшей школе, то любил забираться в чужие дома. Мне даже не приходилось ничего взламывать, ты не поверишь, как много людей хранят запасной ключ в цветочном горшке на веранде или под ковриком у двери. Я находил такие ключи, забирался внутрь с их помощью и рассматривал обстановку, пытаясь представить хозяев и их образ жизни. Если в этом доме жил мальчик, я изучал его комнату, его вещи. Я кормил их котов, собак, рыбок тем кормом, который находил в кладовых. Я мог поесть на их кухнях, а потом аккуратно вымыть и убрать за собой посуду.

   – Ты не боялся, что тебя поймают в чужом доме? – пробормотала я, ошарашенная. Мое воображение так и рисовало, как Джоэль осторожно отпирает дверь, ходит по незнакомой гостиной, поднимается в спальни. Мое сердце шкалило. Я не знала, волнует меня эта картина или пугает.

   – В этом и заключался смысл всего, Сэм, – улыбнулся он. – Я хотел понять, поймают меня или нет?

   – И как?

   Он покачал головой.

   – Ни разу не поймали. Более того, я возвращался к тем домам и следил за их обитателями через окно, чтобы понять, заметили ли они, что у них побывал незваный гость. – Джоэль пожал плечами. – Но по-моему никто так и не заметил. Я действительно был очень, очень осторожен. Это было мое испытание. Мой квест.

   – Игра… – прошептала я.

   – Можно сказать и так, – не стал спорить Джоэль. – Потом мне стало скучно, и однажды я взял с собой девочку, с которой на тот момент встречался. Она не знала, где я живу, и поэтому я убедил ее, что мы пришли ко мне домой. Я показал ей фотографии «мамы», «папы» и «брата», стоявшие на каминной полке, мы вместе поужинали, а потом поднялись наверх, в «мою комнату», и провели там пару часов. – Он слабо улыбнулся. – Потом я проводил ее до дома. Через некоторое время мы расстались.

   – И она так ничего и не узнала?

   С тихой, задумчивой улыбкой, глядя мне прямо в глаза, он покачал головой.

   – Никто ничего не узнал. Ты не поверишь, Сэм, если узнаешь, сколько преступлений в нашем мире так и остаются безнаказанными. Как и твоя кража пива.

   Я подумала о том преступлении, в котором мне признался он. Не об этом, с проникновением в чужие дома – с учетом того, что Джоэль ничего не брал и не портил в них, это была скорее шалость. Меня волновало то, другое, за которое его хотели отдать под суд, в котором ему потребовалось алиби. После которого ему пришлось жениться. Я вся закаменела, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями и придумать подходящий вопрос, чтобы снова затронуть эту тему, но тут двери уборной с громким хлопком распахнулись, оттуда вывалился какой-то пьяный мужик и с видом быка, летящего на матадора, понесся к выходу из бара.

   Я вся невольно съежилась, ощущая, как он проходит за спиной, но это не помогло: как раз возле меня этот мужик пошатнулся и всем весом навалился, мощной лапой схватив меня за плечо. Я вскрикнула от боли, и Джоэль отреагировал на звук мгновенно – сжав в кулаке стопку, он с размаху дал в ухо пьяному, одним ударом повалив того на пол без сознания.

   Одним ударом.

   Онемев от шока, я посмотрела на Джоэля: он оставался потрясающе, ужасающе спокоен, лишь одернул рукав, задравшийся при замахе. Но даже не это удивило меня в тот момент, а его глаза… в них плескался такой гнев! Столько ярости, целое море! Я вдруг заметила то, чего не видела прежде: Джоэль буквально переполнен гневом, он похож на озеро, подернутое тонкой пленкой льда, под которой кипит раскаленная лава. И стоило этой пленке хоть на миг прорваться, как открывался весь адов жар, вся мощь настоящей, первобытной ненависти, тщательно спрятанной прежде. У него были глаза Ганнибала – того самого, которого так блестяще сыграл Гаспар Ульель. Глаза загнанного в угол, вышедшего на кровавую тропу зверя. Я думала, увидеть такое можно лишь в кино.

   Джоэль, конечно, не направлял гнев на себя, внутрь себя, но он постоянно носил его при себе. И искал момента, чтобы выплеснуть наружу. Я подумала о том, для чего он вообще влезал в старшей школе в чужие дома? Была ли это лишь игра от скуки? Или же он тогда искал выход для своего гнева? «Я хотел понять, поймают меня или нет», – сказал он. И если бы поймали, это наверняка позволило бы его гневу излиться. Но Джоэля никто не ловил. И тогда… он нашел другой способ для выражения ярости?! «Ты не поверишь, сколько преступлений в нашем мире так и остаются безнаказанными». Я знала, что в этот момент он говорил о себе. Мне просто требовалось время, чтобы это в голове уложилось.

   В ответ на вопиющую наглость за столиками и на другом конце барной стойки зашевелились завсегдатаи. Огромные, устрашающего вида мужчины повставали со своих мест, явно собираясь напасть на Джоэля. Он неторопливо вынул бумажник, бросил на стойку купюру.

   – Выйди на улицу, Сэм. Я догоню тебя через минуту.

   Он легко поднялся со стула, поддергивая рукава. Мужчины наступали. Я вскочила с места и едва успела вклиниться между противоборствующими сторонами.

   – Мы уходим, ладно? – Я выставила вперед руки, словно это могло удержать здоровенных амбалов, которые уже смотрели поверх меня, сквозь меня на Джоэля, намечая цель для удара. – Э-э… простите. Пожалуйста, не надо, хорошо? Пожалуйста.

   Я резко повернулась к Джоэлю, который стоял прямо за моей спиной.

   – Пожалуйста, – взмолилась я, чуть не плача. – Давай просто уйдем отсюда. Я не хочу… всего этого. Я хочу уйти. Это мое желание. Ты обещал все исполнить.

   Он моргнул, стиснул челюсти, словно преодолевая себя, заглушая внутри дикую ярость. Потом коротко кивнул, взял меня под локоть и вывел из бара. На удивление за нами никто не последовал, хотя я не удержалась и оглянулась пару раз, ожидая погони. Обогнув бар, мы оказались на небольшой прилегающей к нему стоянке, и только тогда я обхватила себя руками, сообразив, что трясусь всем телом, как маленькая собачонка на холодном ветру.

   – Прости меня, Сэм, – в голосе Джоэля зазвучало неподдельное раскаяние, он обнял меня и прижал к груди. Именно так, как было нужно. – Я напугал тебя, да?

   – Никогда не делай так больше, – прошептала я, клацая зубами.

   – Он сделал тебе больно.

   – Это вышло случайно! А эти люди… они могли избить тебя! Живого места не оставить! – Представив, как здоровенные мужчины ломают Джоэлю кости, я сильно зажмурилась, испытав почти реальную боль за него.

   Джоэль нежно погладил меня по спине.

   – Сэм. Они бы ничего со мной не сделали. У них бы просто не получилось.

   – Мы не можем этого знать наверняка! – Я вскинула голову и настойчиво повторила: – Никогда не делай так больше… при мне.

   – И что? – Мне показалось, он слегка разозлился. – Ты так и будешь жить, как раньше? Спускать другим все обиды?

   Я открыла рот, чтобы возразить, сказать, что никому ничего не собираюсь спускать, но потом покачала головой и сдалась. На самом деле, я не знала, что в такой ситуации делать.

   – Прости меня, Сэм, – снова смягчился Джоэль. Он склонил голову, пытаясь заглянуть мне в глаза. – Давай просто покатаемся на машине, как ты хотела, ладно?

   Я кивнула, потому что не желала портить такой замечательный вечер и не находила в себе сил долго дуться на Джоэля. Он взял мою руку и торжественно вложил в ладонь ключи с незнакомым брелоком в виде полуголой красотки.

   – Давай, твоя очередь садиться за руль.

   Я удивленно наморщила лоб. Эти ключи не принадлежали Джоэлю, его брелок я прекрасно рассмотрела на каминной полке. Тогда, значит…

   – Ну же, смелей.

   Он сам нажал на кнопку сигнализации, и рядом с нами звякнул черный обшарпанный пикап. Кабриолет Джоэля мирно стоял там же, где и был припаркован.

   – Ты забрал его ключи… – покачала я головой. Даже не знаю, когда Джоэль успел это сделать: выудить брелок из кармана того пьянчуги. Скорее всего, наклонился, пока я стояла и загораживала его собой.

   – Он причинил тебе боль. Мы не можем оставить это безнаказанным.

   – Не такую уж сильную!

   – Но мы и не станем наказывать его серьезно, – на губах Джоэля играла улыбка. – Мы не будем портить машину, просто покатаемся, только и всего.

   – Это будет угон, – прошептала я.

   Джоэль взял меня двумя пальцами за подбородок и нежно поцеловал в уголок рта.

   – Только если нас поймают. Но нас не поймают, Сэм. Пока ты со мной – ты в безопасности. Доверься мне.

   – Но я выпила! – предприняла я последнюю попытку.

   – Я тоже. Но мы же не падаем с ног, как хозяин этого пикапа. А он, между прочим, явно собирался сесть за руль.

   Я безмолвно уставилась в его лицо. Ярость никуда не делась… как ни пытался приглушить ее Джоэль, она еще не растворилась до конца, плескалась в его глазах. Он жаждал крови. Хотел нанести удар. Но я ведь знала корни этой боли. Джоэль боролся с горем после потери, просто иным способом, чем сражалась со своей болью я. Я наказывала себя, он – других. Но мы были вместе, одной семьей. Я развернулась, открыла водительскую дверь и залезла в машину.

   Несмотря на то, что настоящие права я так и не получила, кое-какие знания по вождению у меня имелись, просто не хватало практики. Я поставила ногу на педаль и стиснула руль взмокшими ладонями, мысленно проговаривая про себя действия. В салоне пахло резко, чужим человеком, и от этого мне становилось неуютно. Но Джоэль, казалось, чувствовал себя, как рыба в воде.

   – Давай, Сэм, ты можешь все, что угодно. Если только захочешь.

   Выехать с парковки у меня получилось не с первого раза, рывками. Я все время посматривала в зеркало заднего вида, ожидая, что хозяин очнется и выбежит за своей машиной, но ничего не происходило. Наконец, мы каким-то образом оказались на дороге, пот лился с меня градом, и я ужасно сжималась в комок на каждом перекрестке, но ехала – ехала несмотря ни на что под тихие ободрения Джоэля.

   – Ты молодец, Сэм, – сказал он и положил руку мне на колено. – Я в тебе даже не сомневался.

   Хорошо, что хоть кто-то во мне не сомневался, потому что я сама сомневалась в себе постоянно. Мы сделали несколько кругов по району, пока Джоэль не заприметил полицейский участок и не попросил меня припарковаться неподалеку от него. Я даже не нашлась, что на это ответить. Джоэль был моим гением зла.

   Оставив ключи в замке зажигания, мы прогулочным шагом пошли вдоль по улице: моя рука в руке Джоэля, колени шатаются от дрожи. Вся выпитая водка испарилась из моей крови вместе с адреналином и пережитым стрессом. Мы только что совершили преступление – угнали чужую машину – и тут же совершили еще одно, когда Джоэль завернул за угол дома и внезапно прижал меня к стене: не так, как позволяли нам это родственные узы.

   – Ш-ш-ш, – прошептал он, погладив меня по лицу и поцеловав в щеку, – все позади, Сэм. За нами никто не гонится, видишь? Нас не поймали.

   Я облизнула губы и сглотнула, глядя на него.

   – Хочешь домой? Поедем обратно?

   Я понятия не имела, в какой стороне остался тот бар и припаркованная возле него машина Джоэля, но все равно покачала головой.

   – Хорошо, – улыбнулся он. – Потому что я хотел провести этот вечер с тобой.

   За один день со мной произошло слишком много. Я кричала с обрыва, пила водку, угнала машину – и это не считая утренних приключений с Бет. Меня начало отрывать от реальности. Как зачарованная, я отстраненно наблюдала, как Джоэль медленно склоняет голову и прикасается ко мне губами. Его поцелуй был как летняя гроза: сначала едва заметные отголоски надвигающейся бури, затем первые ощутимые прикосновения и резко, как гром среди ясного неба, его губы крепко прижаты к моим губам, его язык нежно пробирается к кончикам моих зубов, все это потрясает и сотрясает меня с невероятной силой. Мой первый настоящий поцелуй.

   Внезапно где-то над нашими головами действительно что-то прогремело. В воздухе запахло озоном: те облака, которые мы с Джоэлем видели с обрыва днем, отяжелели и всерьез решили пролиться. Джоэль поднял голову и посмотрел на небо. Я смотрела на его шею, на кадык, на линию подбородка. Мой первый поцелуй… я должна была запомнить его навсегда. Мой первый поцелуй с моим дядей. Такое вдвойне незабываемо.

   Джоэль оторвался от созерцания неба и взял меня за руку.

   – Куда мы идем? – Нам наверняка следовало поискать укрытие, и я надеялась, что Джоэль уже что-то придумал.

   Но он лишь пожал плечами.

   – Погуляем, пока не решим, чего хотим дальше.

   Мы пошли вперед, лицом к закату, спиной к ползущим от горизонта грозовым облакам. Неторопливо, словно ничуть и не бежали от непогоды. Впрочем, Джоэль, наверное, и не бежал. Я же обрадованно подпрыгнула, когда впереди показалась вывеска ночного клуба, но тут же сникла, увидев, какая стоит перед порогом очередь. Вышибала, огромный негр залихватского вида, с подозрительно похожей на бриллиантовую серьгой в ухе, сурово качал головой на просьбы поскорее всех пропустить. Люди тоже оборачивались в сторону надвигающейся грозы и волновались, но вышибала оставался непреклонен.

   – Хочешь туда? – тут же все прочел по моему лицу Джоэль.

   – Это наверное какое-то крутое место, – вздохнула я.

   Он смерил меня взглядом и крепче сжал мою руку.

   – Пойдем за мной.

   Мы обогнули книжный магазин, расположенный на углу как раз по соседству со зданием, в котором разместился клуб, и оказались на заднем дворе. Вокруг было тихо, только бездомная кошка рылась в мусорном баке. Джоэль уверенно подошел к стене, подпрыгнул и выдвинул вниз нижнюю секцию пожарной лестницы.

   – Прошу.

   – Не-е-ет, – недоверчиво протянула я и покачала головой. – Что ты задумал?

   – Увидишь. – Он улыбался. – Давай, Сэм. Я тебя подсажу.

   – Ни за что! – попятилась я.

   Через минуту я уже отчаянно цеплялась за металлические перекладины, взбираясь все выше и радуясь, что обута в надежные ботинки, а не легкомысленные босоножки с тонкой подошвой. Здание было пятиэтажным, и мне пришлось изрядно постараться, пока мы взбирались на крышу. Наконец, мои ноги ощутили ровную поверхность, и я замерла, осознавая, что смотрю на город с высоты. Зеленые улицы, невысокие домишки, жилые коттеджи. На обрыве, кажется, было повыше. Джоэль подошел к другому краю и обернулся ко мне.

   – Мы же… не будем прыгать на соседнюю крышу? – похолодела я.

   На самом деле, прыгать там было недалеко. Расщелину между домами я могла бы даже перешагнуть, чуть пошире расставив ноги. Но мысль о возможной смерти в случае неловкого движения, осознание высоты здорово щекотали мои нервы. Джоэль в мгновение ока оказался на другой стороне и протянул мне руку.

   – Иди сюда, Сэм. Ты не упадешь, не бойся.

   – Я в этом не уверена, – вся съежилась я.

   – Я уверен. – Он действительно казался очень уверенным. – Я не позволю случиться с тобой ничему плохому, помнишь? Со мной ты в безопасности. Всегда.

   Я нерешительно потопталась на месте, уже понимая, что проиграла. Что бОльшая часть меня хочет туда, к Джоэлю, даже несмотря на страх. Я стиснула зубы и шагнула – прямо через эту пропасть между домами, прямо в объятия Джоэля. Он легко подхватил меня, прижал к себе, поглаживая по спине, постоял так, позволяя успокоиться. Я положила голову ему на плечо и смотрела, как позади Джоэля закатное небо наливается кроваво-красным. Солнце, похожее на яичный желток, будто бы тонуло в багряном вине. Впечатляющее зрелище, всю полноту которого можно оценить, лишь забравшись высоко.

   Например, на крышу.

   Внизу, с тротуаров, между домами, его просто было не видно.

   И я вдруг подумала, что Джоэль, конечно, специально делает это: открывает мне все новые и новые грани возможного, выколупывает из моей привычной надежной скорлупы. Он просто хочет, чтобы я оценила жизнь в полной мере. Хочет дать попробовать мне ее на вкус. И, что удивительно, это работает. Я редко в своей жизни видела такие красивые закаты.

   Джоэль медленно отодвинул меня от себя, а затем наклонился, прижался ко мне лбом и переплел наши пальцы. В его глазах больше не было ярости, только любовь и нежность.

   – Ну привет, мисс Шоу, – тихо сказал он.

   – Ну привет, мистер Шоу.

   А потом он по-настоящему поцеловал меня во второй раз в моей жизни.

   Я запрокинула голову, ощущая, как плотно прижаты друг к другу наши ладони, как крепко переплетены пальцы, практически слыша, как в унисон бьются наши сердца. Мне понравилось, как трепетно Джоэль это делает – целует меня. Каждый раз его губы учили меня чему-то новому, очень бережно и нежно, с бесконечным терпением к моим не всегда ловким попыткам ответить. Если бы я сама не видела, как упал тот человек в баре, никогда бы не подумала, что Джоэль способен на что-то, кроме мудрой сдержанности и ласки. Или он просто проявлял лучшие свои качества только со мной? Открывался мне таким образом? Моя душа пела от этой мысли.

   Он поднял голову, разрывая наш поцелуй, и я едва не застонала. Ощутила, что пальцы Джоэля, сжимающие мои пальцы, ослабили хватку, и невольно сама сжала их сильнее.

   – Сэм, – шепнул он с трогательной осторожностью, не отрывая взгляда от моих губ, так и оставшихся полураскрытыми, жестоко лишенными его ласки.

   – Что?

   – Дождь идет.

   Я вздрогнула, словно очнувшись ото сна, и почувствовала, что по моему лицу и впрямь текут капли. Грозовые тучи, которые все это время медленно ползли за нами по пятам, воспользовались заминкой, чтобы догнать нас. Над головой снова громыхнуло. Капли пока падали редкие, но крупные, что обещало сильный ливень. Я взглянула на яркий закат, все еще сияющий на другом конце неба и заливающий голову и плечи Джоэля золотистым сиянием. Это все солнце виновато – его лучи падали на меня и заставили забыть о надвигающейся грозе.

   Это все Солнце.

   Мне стало интересно, сколько девочек во всем мире в тот момент были влюблены так, что не замечали капель дождя на своем лице во время поцелуя с любимым? Уникальны ли мои чувства или же это вполне нормальное, даже обыденное состояние – та буря эмоций, которая накрывает меня, когда Джоэль просто ходит, говорит, стоит, дышит, живет рядом? Единственная ли я в своем роде? Или такая же, как все? Я всегда завидовала им – обычным, нормальным, таким, как все, с их наивными комплексами и банальными желаниями. Я мечтала стать ими. Но теперь… теперь, целуясь с Джоэлем на крыше дома в незнакомом городе, пока солнце и дождь одновременно обрушивались на нас с неба, я наслаждалась, ощущая себя именно такой, какой он меня видел: уникальной, не такой, как все. Собой.

   – Да, я просто… – я улыбнулась Джоэлю, без слов признавая, что он меня обезоружил, – люблю дождь.

   Он тоже мягко улыбнулся в ответ. Мы оба понимали, что не в дожде тут дело.

   – Пойдем.

   Джоэль подошел к другому краю, от которого вниз вела очередная пожарная лестница. Когда мы снова оказались на твердой земле, я поняла, для чего был весь этот маневр – задворки этого здания были обнесены глухим забором, наверняка в попытке остановить тех, кто захочет проникнуть в клуб незаконным путем. Они просто, видимо, не сталкивались раньше с Джоэлем – гением проникновения на чужую территорию без взлома.

   Он распахнул передо мной дверь служебного хода – судя по ящикам, сложенным у забора наподобие стульев, персонал пользовался ею, чтобы выйти во двор покурить, – и из помещений потянуло запахами кухни. Я услышала звон посуды и чьи-то голоса и невольно попятилась.

   – Что, если…

   Джоэль взял меня за подбородок, пресекая все возражения, и повернул мое лицо к себе.

   – Помнишь, о чем мы говорили? Чтобы обмануть, достаточно вести себя уверенно и смотреть в глаза. Иди так, словно мы имеем на это полное право.

   Он взял меня за руку и первым пошел вперед, показывая пример. Мне оставалось лишь натянуть каменную мину и идти следом. Это походило на невероятное волшебство: мы действительно прошли через кухню, и какой-то парень, запустивший руки по локоть в раковину, полную мыльной пены, даже обернулся, чтобы посмотреть на нас, но в итоге никто не сделал нам замечания и вообще не сказал ни слова.

   – О, боже, – ошеломленно выдохнула я, когда мы толкнули очередную дверь и оказались в полутемном зале. Судя по грохочущей музыке и мелькающим огням стробоскопов, цель назначения была достигнута. У меня просто глаза разбегались, я не знала, куда смотреть, столько нашла для себя интересного, а еще вдобавок со всех сторон нас окружали зеркальные стены. – Мне нужно выпить.

   Джоэль засмеялся и повел меня к барной стойке. Похоже, мы пробрались в клуб слишком рано: на танцполе уже двигались люди, но их было явно меньше, чем заведение могло вместить. Блондинка-бармен с длинными волосами, убранными в гладкий «хвост», одарила Джоэля соблазнительной улыбкой и даже не поинтересовалась моими документами, выставив перед нами две стопки клюквенной водки без всяких вопросов. Я выпила порцию, прежде чем Джоэль успел сомкнуть пальцы вокруг своей стопки, и нервно оглянулась в сторону танцпола.

   – Не терпится отдаться музыке, Сэм?

   – Угу, – я потерла бедро, потом опомнилась и положила обе руки на стойку.

   – Что такое? – Джоэль, как всегда, видел меня насквозь. – Тебе здесь не нравится? Хочешь уйти?

   – Нет, просто… – Я вздохнула. – Черт. Черт. Мне нужно еще выпить.

   – Без проблем. – Он подал знак блондинке, затем придвинулся ближе ко мне. – Да ладно, Сэм. Я не поверю, что у себя дома ты с подружками ни разу не пробиралась в подобные места. У тебя есть поддельные документы. С ними все проблемы отпадают, разве нет?

   – Да. Я тысячи раз так проходила в клубы, – как можно более беззаботным тоном проговорила я, избегая взгляда Джоэля, и выпила новую порцию водки. Приятное тепло вновь разлилось по венам, как предвкушение чего-то заманчивого. Например, оргазма. Еще немного – и я все-таки пойду танцевать.

   – В конце концов, это как школьный бал, только здесь наливают что-то покрепче пунша, – пожал плечами и рассмеялся Джоэль.

   Я смерила его взглядом, и он тут же изобразил выражение крайнего ужаса на лице.

   – О, нет. Только не говори мне, что великая Саманта Шоу, всемирно известная угонщица автомобилей, за плечами которой шокирующий взлом с проникновением и многократные нарушения закона по части ювенальных ограничений, ни разу не была на школьном балу?

   Я вздохнула.

   – Слушай, а здесь курят?

   – Даже на Зимнем Балу?

   – А я бы покурила.

   – Или на День Благодарения?

   Я красноречиво покрутила головой в поисках пепельницы.

   – На выпускном?

   – Я простудилась и болела. Пришла только на церемонию вручения дипломов.

   – Ну, хотя бы на тех тусовках, которые вечно устраивают перед началом нового учебного года?

   Я закатила глаза и накрыла лицо ладонью. Услышав смех Джоэля, убрала ее и увидела, что он вынул и надел свои солнечные очки, чуть приспустив их на кончик носа и глядя на меня поверх зеркальных стекол.

   – О, привет, юная леди, – проговорил он нарочито тягучим, сексуальным голосом,