Ей осталось меньше месяца. Жизнь закончилась, не успев по-настоящему начаться.
Полторы сотни лет для вампира не такой уж великий срок. Но ему осточертело существование без права на любовь.
Ей страшно умирать, а ему неинтересно жить.
Но что, если по какой-то немыслимой, безумной, невероятной причине эти двое станут друг для друга спасением?
Вторым шансом на жизнь? Последней попыткой любви? Или же первой? Единственным светлым пятном на Темной Стороне?..
Если в твоей жизни внезапно начинается светлая полоса, убедись, что это не дорога на темную сторону.
Как же приятно просыпаться не от опостылевшего за годы верещания будильника в сотовом, а просто так, потому что выспалась. Досмотрела до конца все свои яркие сны. И не нужно вскакивать, бежать умываться, завтракать, собираться на работу. Выходить на улицу в такую рань, что все равно, какое сейчас время года, – это всегда неуютно. Тащиться до остановки, толкаться в маршрутке.
– Выходные – это благословение Господне! – сказала я сама себе и, сладко потянувшись, вылезла не спеша из-под одеяла.
Вместо ванной, накинув халат, первым делом вытащила из-под кровати напольные весы. Что-то я давненько о них не вспоминала, совсем какая-то замотанная была.
Шестьдесят килограмм триста грамм. Затаив дыхание от радости, я сошла со стеклянной платформы с изображением алых маков, резко выдохнула и встала обратно. Отразившаяся цифра оказалась все той же. Я не смогла себе отказать в удовольствии проделать тот же маневр снова.
Отойдя на несколько шагов, подпрыгнула, взбрыкнув по-детски в воздухе, и выбросила вверх кулак.
– Да-а-а! – прокричала в тишине пустой квартиры. – Спасибо, Боженька! Наконец-то!
Доскакала до зеркала в прихожей и, скинув халат, принялась вертеться перед ним, желая воочию узреть, что же изменилось с покинувшими меня килограммами. Сколько же я усилий потратила за все эти годы, какие только диеты не испробовала. Питьевые, углеводные, белковые. Бегала, ходила в бассейн, благо он рядом с работой, просто тупо голодала чуть не до обмороков. Но хоть бы раз паскудники-весы показали цифру меньше шестидесяти пяти. Не-а. Это был тот предел, который мне ни разу не удалось преодолеть.
И вот пожалуйста. Последние месяцы я ела все подряд, точнее, что придется, не слишком обращая внимание, и поглядите-ка на меня!
Приподняла свою немаленькую грудь, повернулась боком. Где это я успела себе эти три синяка на бедре набить? Не помню, чтобы ударялась. Но это ерунда, учитывая, что сами бедра наконец стали почти такими, как мне всегда мечталось. Попа, правда, еще оставляла желать лучшего, точнее, меньшего, да и талия могла быть поуже, но я не собиралась портить свой момент радости из-за этого понимания. Нет, я никогда не была прям жирной, что и посмотреть на себя тошно, скорее такой… ни то, ни се. Так что, ау, никогда прежде я не имела того, что имею сейчас.
А что же я имею?
Большую трехкомнатную квартиру, где теперь сама себе хозяйка, свободу не переживать и не заботиться ни о ком, кроме себя, не подстраивать свою жизнь под чужую. Не нужно оглядываться на чье-то мнение о том, во что ты одета-обута, во сколько приходишь, с кем общаешься, что смотришь по телевизору или в интернете. Похоже на одиночество.
По сути, это оно и есть. Со смертью бабушки я осталась на этом свете совсем одна. С квартирой, свободой, но одна. И это грустно. Однако и облегчение я тоже испытывала. Бабушка у меня была умная, волевая и очень подавляющая. Контролирующая. Всегда знающая, как лучше и что надо. А я ненавидела конфликты и, исходя из того, что с младенчества привыкла считать ее непререкаемым авторитетом, никогда и не пыталась бунтовать. Мятеж и желание вытворить что-то эдакое, безумное, радикально меняющее ритм существования – вот абсолютно не мое. Это касалось всего. Одежды, общения с людьми, личным и рабочим. Бабуля частенько называла меня рохлей и размазней, упоминая, что этим я вся в мать. И если не изменюсь, то повторю судьбу той. Этого мне не хотелось, конечно, ведь моя мать, тихая, добрая, с неизменно восхищенным взглядом в мир, встретив моего отца, эгоистичного бездарного бездельника, по мнению бабули, влюбилась без памяти. Так, что никого больше для нее уже не существовало. Даже когда родилась я, то стала им помехой, которую быстренько и с легкостью отдали бабушке и вернуть уже не пытались. Отец был художником, талантливым (по моему мнению, которое всегда держала при себе), но смолоду очень сильно уважающим алкоголь. А у матери не доставало сил противостоять этому его пагубному пристрастию, она пошла по пути наименьшего сопротивления, начав пить вместе с ним.
Итог: в девяностые, когда искусство никого не интересовало, они стали едва ли не нищенствовать, по обыкновению находя деньги на хоть какую-нибудь выпивку всегда, а на еду – как придется. И однажды купленная водка оказалась «паленой». Бабушка терпеть не могла говорить об этом. Еще бы! Такая позорная трагедия в приличной семье (дедуля был академиком, бабуля – директором школы), она вроде и не трагедия уже вовсе, а грязное пятно, о котором все стремятся забыть, припрятав подальше.
Отогнав грустные мысли, я вспомнила цифры на весах, решив перекрыть все позитивом. Распахнула дверцы платяного шкафа и уставилась на вешалки с одеждой. Эх, какая же она вся скучная у меня. Строгие блузки, прямые юбки, невзрачные кардиганы, несколько платьев, тоже чуть ли не монашеских. Никаких джинсов, боже упаси, бабуля была в этом патологически консервативна, а я… я терпеть не могла спорить и вызывать ее недовольство. Но теперь? А почему бы и нет! Почему именно сегодня родился такой импульс? Да какая разница!
Быстренько выпив кофе и собравшись, я направилась в ближайший торговый центр и в понедельник утром входила в нашу контору преображенной.
– Вы к кому? Пропуск есть? – строго спросил наш охранник Коля, до этого никогда и не останавливавший меня. Вообще вряд ли он меня и замечал.
– Коль, ты чего, это же я! – помахала я у него перед лицом, вынуждая поднять глаза от моей груди в тоненьком голубом облегающем свитере к лицу.
– Ох… ничё се! – выдохнул он, лупая глазами. – Марьванна, вас не узнать.
От его «Марьванны» я вечно ощущала себя какой-то пожилой училкой, хотя мы с ним вроде ровесники, но вот сейчас от этого нового не слишком пристойного рассматривания было не лучше. Хоть так, хоть эдак не комфортно, но последнее чуточку приятнее. По крайней мере, он впервые глядел на меня как на других женщин, а не сквозь. Не то чтобы его мнение важно мне, но настроение улучшило. А то по дороге я уже натерпелась от своего обновленного облика. Напялила каблучищи, бестолочь, а дома в выходные не догадалась хоть походить, пообвыкнуть. Выходя из маршрутки, едва не убилась, зацепившись. Спасибо, мужичок какой-то поймал. На каждой неровности тротуара ноги поочередно так и норовили подвернутся, и икры ныли от непривычного положения. Так что, плюхнувшись за стол на своем рабочем месте, я с удовольствием скинула туфли, сунув ноги в «рабочие» тапочки. Какая-то неудобная она, красота эта, выходит.
– Соколова?! – Минут через пять ввалилась Екатерина Морозова, моя вечно опаздывающая коллега и вторая красавица офиса. Первой была Милана Сафронова из отдела статистики. Хотя Катя так не считала, само собой.
– Да ла-а-а-дно! А ну-ка встань! – Она нахально схватила меня за руку, вытягивая из-за стола. – Мне Колька сказал, а я не поверила!
Морозова обошла меня, осматривая с головы до ног, и даже зыркнула на сброшенные туфли.
– А что, одобряю, – кивнула она, будто я нуждалась в ее оценке. – Вот постриглась бы еще да покрасилась… Суперкрасавицы из тебя, конечно, не выйдет, но ничего так, кто-нибудь да позарится наконец.
Ага, у нее все комплименты в таком духе. Похвалила – стой, обтекай. И да, я в курсе, что сердце у мужчин при взгляде на меня не останавливается. Даже теперь, когда я не бесформенное пугало внезапно. Бабуля утверждала, что это нынешние критерии красоты мне не подходят, а лет эдак сто пятьдесят или двести назад я считалась бы ослепительной красавицей. Ну да, ослепительной…Кто же не хвалит родную кровь, чтобы придать хоть немного уверенности? Эх, вот и надо было тогда рождаться мне, а не сейчас, когда вот такие вот красавицы сногсшибательные «третий сорт не брак». Потому что, может, я и рохля робкая и нерешительная, но это никак не мешало мне мечтать о любви такой, чтобы… вот прямо ух! Увидел – и все, конец, влюбился насмерть. И я в него. И чтобы до гроба. Глупость и фантазия для женщины почти под тридцать со смехотворным опытом отношений, ну и что?
– На совещание пора, – отмахнулась я от Екатерины и, покосившись на туфли, пошлепала в начальственный кабинет в тапках.
– И в заключение я вам напоминаю, что завтра к офису приедет передвижной медицинский центр обследования… ну или что-то вроде того. – Оксана Сергеевна, наш руководитель, то и дело косилась на меня, почему-то не слишком одобрительно. – В течение дня каждый из вас должен обязательно спуститься к ним и пройти экспресс-тестирование. Это в рамках какой-то там правительственной новой программы контроля за здоровьем населения, так что не подведите.
– Большой брат желает знать о нас все-е-е! – замогильным голосом провещал наш офисный казанова и хохмач Антон Котов, который тоже зыркал на меня с любопытством, как и остальные.
У меня уже все чесалось от этого всего внимания от людей, что едва замечали меня раньше, если только не нужно было обратиться строго по делу. Все же быть невидимой как-то уютнее, пусть я и задавалась миллион раз вопросом: каково это быть такой женщиной, в которых влюбляются с лету, дар речи перед ними теряют… ну или хоть место в транспорте галантно уступают. Со мной такого не случалось до сих пор.
– Не паясничайте, Котов. Это добровольное обследование, – нахмурилась начальница.
– Оксана Сергеевна, «должны обязательно» – как-то немного противоречит определению «добровольно», – ухмыльнулся Антон и… подмигнул мне. Подмигнул! Мне!
С ума сойти! Нет, он, конечно, красавчик и все такое, хотя не в моем вкусе, ну слишком какой-то… прилизанный и хорошенький. И многим в нашем подавляюще женском коллективе он нравился, чем, насколько знаю, пользовался. Но не припомню, когда он хоть раз задерживал взгляд на мне, не то чтобы как-то давал понять, что в курсе моего существования.
– Все свободны и могут разойтись по своим рабочим местам, – подвела черту Оксана Сергеевна. – Соколова, задержитесь!
Когда кабинет опустел, она уселась напротив, теперь уже откровенно хмурясь.
– Решили сменить имидж, Мария? – строго спросила она.
– Я… ну да, захотелось чего-то нового.
– Как-то это не слишком своевременно, дорогая, – вздохнула она. – Вы же в курсе, что наша Надежда Филипповна уходит на пенсию на следующей неделе.
– Да.
В отделе давно шушукались, что это событие случится вот-вот, и строили предположения, кого же поставят на ее место.
– Так вот я рассматривала вашу кандидатуру на должность Амелиной, но теперь… Если вы внезапно решили больше уделять внимания… эм-мм… личной жизни, а не работе… Не подумайте, что я осуждаю, Мария, просто я же руководитель и должна отдавать предпочтение людям, которые на работу ходят работать, а не… м-хм…
– Оксана Сергеевна, разве личные или рабочие качества человека меняются вместе с его одеждой? – Мне было обидно.
– Нет, но, однако же, такая резкая перемена сигнализирует о неких… процессах.
– Поверьте, изменилась только моя одежда, не я сама.
– Вы заметно похудели, теперь это. Мария, давайте на чистоту: если в ближайшее время вы намерены, скажем, выйти замуж с последующим деторождением, что само по себе прекрасно, но для работы помеха, то я рассмотрю другую кандида…
– Я не влюблена, не собираюсь замуж, в ближайшее время уж точно, и о детях тоже пока не думаю.
Хотя это совершенно не ваше дело, и кто дает вам право…
– Ну что же, это прекрасно… – Видно поняв, как это прозвучало, Оксана Сергеевна даже смутилась чуть и поднялась. – Значит, в понедельник на летучке и сообщим о вашем назначении и начнете принимать дела у Амелиной. Но я все же советовала бы вам вернуться к прежнему стилю. Так вы выглядели солиднее и старше. Все же должность теперь будете занимать – незачем нам всякие слухи.
«Что я получила повышение через постель, что ли?» – чуть не сорвалось у меня, и с трудом удалось не зафыркать, пока не выскочила из ее кабинета, чтобы тут же наткнуться на подпирающего стену Антона.
– Привет! – преувеличенно широко улыбнулся он. – Замечательно выглядишь, Мариша!
Мариша? Серьезно?
– Ты тоже неплохо, – буркнула, проходя мимо и заставив себя не ссутулиться от его прямого визуального облизывания моей груди. Может, все же свитерок нужно было взять посвободнее? Что они все как…
– Я тут вспомнил, что мы как-то ни разу не ходили никуда с тобой после работы. Кофеек, то, се. В смысле, по-дружески мы иногда посиделки устраиваем, а тебя на них никогда не бывает.
Потому что меня никто и не приглашал.
– Ты меня пригласить пытаешься? – спросила прямо.
– Ага. Так и есть. Посидим, музыку послушаем. Ты как?
Мария, он тебе даже не нравится! Но когда тебя последний раз куда-то приглашал парень? Правильно, черт-те когда это был Володька Филонов, звавший меня погулять в лесу во время летней практики, где спустя неделю и забрал мою девственность под каким-то кустом. Знала бы бабуля!
– Согласна!
Опять этот шум у неудачника соседа! Открыв глаза, я раздраженно зыркнул вправо, в сторону общей с чужой квартирой стены. «Абсолютное уединение и покой». «Великолепнейшая современная шумоизоляция». «Потрясающий вид». Насчет вида перманентно источавшая в моем присутствии амбрэ своей похоти риэлторша не соврала. Я, собственно, ради вида из окон на большую часть города и купил этот пентхаус на полэтажа на самом верхнем ярусе новой высотки еще на фазе предчистовой отделки, как сейчас принято говорить.
Впрочем, претензий к агентше у меня не было. Даже насчет запаха. Заглянув в верхние слои ее сознания (дальше я себе вторгаться не позволял, если только не имел дело с настоящим или невольным врагом), узнал, что бедолагу бросил муж-ублюдок сразу после рождения второго ребенка с каким-то там тяжелым заболеванием и она теперь впахивала, как проклятая, вывозя семью на себе, и даже на случайный секс у нее тупо времени не было, что уже там говорить об отношениях. Да и привык я давно к тому, как меня воспринимают окружающие вне зависимости от пола. А что касается шума, ну так для человеческого слуха его, по сути, и не было. Кто же виноват, что органы чувств у меня давно уже не работают по-людски. Да и изначально, после вселения пять лет назад, все было тихо-мирно, соседом оказался солидный бизнесмен энд политик с женой, и недвижимость по большей части пустовала – хватало и загородных домов семейства. Но потом мужик сменил старую жену на новую, а апартаменты подарил единственному сынку от первого брака, типа откупился. А отпрыск у папани не промах и сообразил, что сдавать за большие деньги посуточно эту хатенку в трех уровнях с собственным куском крыши и бассейном с подогревом всяким там желающим шикануть придуркам куда как выгоднее, чем просто жить в ней и содержать за свой счет.
И вот чуть ли не ежедневно эти самые любители пожить денек красиво или устроить гулянку и фотосессию в шикарном антураже галдели, курили, бухали и трахались, как в последний раз, и, к своему глубокому сожалению, я мог слышать большую часть этого непотребства. В обычное время мне бывало наплевать на все это – сколько лет назад сам-то пускался в такие загулы, испытывая на прочность то существо, каким стал, что никакому отчаянному кутежнику не выжить. Но сегодня разбудил меня еще до заката сигнал о сообщении, и, глянув на экран, я тут же передернулся. Неизвестный номер, вложение – видео. Это могло значить только одно: демонская мразь опять спешит познакомить меня с очередным своим «достижением».
От догадки, что за мерзость я могу там увидеть, тошнота подошла к горлу. Оотбросив телефон, я резко поднялся с кровати и, как был голышом, распахнул окно в спальне, прихватив с тумбочки сигареты. Прикурил, затянулся посильнее, до жжения в легких, и задержал выдох до ощущения удушья. Выпустил дым от крепкого табака, отчего перспектива из миллионов огней в раскинувшемся внизу городе подернулась на мгновение сизой дымкой.
– Я ведь могу просто не смотреть, – сказал великолепному пейзажу – свидетельству жизни тысяч и тысяч людей, которые срать хотели на мое существование в этом мире и на то, что там, на записи, скорее всего, запечатлены страдания, а может, и смерть им подобных. – Почему я, на хрен, все еще должен это делать?
Сделал еще несколько глубоких затяжек и потушил сигарету. А вдруг это и есть выход? Просто перестать реагировать.
– Мне теперь плевать, ясно?! – выкрикнул наружу в никуда, пусть и точно зная, к кому обращаюсь. – Ищи себе новый объект для забав! Делай с этими чертовыми людьми что вздрючится! Они все равно дерьмовей год от года становятся.
С какой такой стати я наделил себя миссией какого-то пришибленного спасателя от страшного зла? Из чувства мести? Ну так и сколько я НЕ живу уже с этой самой местью? На кой черт тогда иметь жутко долгую жизнь, если ты ее бездарно растрачиваешь на погоню за недостижимой целью? Ведь и боль утраты давно стихла, и память почти стерлась…
Подлый удар воспоминаний врезал мне под дых и в мозг так прицельно-мощно, что я грюкнулся об пол голыми коленями, падая на них, как подрубленный. Стихла? Стерлась, говоришь? Тогда отчего вылезшие когти скребут дорогой гранит пола, оставляя царапины, в груди грохочет, а в кишках огненные узлы завязываются?
– Да как же меня это все уже достало! – рявкнул в тишину огромной квартиры.
– Опять крючит? – ворчливо осведомились сзади. – Зараза, Рубль, мужик, ну когда ты прекратишь шарахаться по дому голым? Я уже знаю, как выглядит твое хозяйство во всех мельчайших подробностях, а это весьма травмирующий опыт для девушки.
Опершись на стену, я поднялся, ощущая себя древним стариканом, что не так уж и не правда, глянул через плечо и невольно хмыкнул.
– Это что на тебе, блин, такое, Алиса? – осведомился у своей почти вечной спутницы, кивая на фиолетовое с желтым похабство, в которое она была облачена сегодня с ног до головы.
– Я тебе уже говорила, это называется кигуруми, – закатила она глаза и, почесав ядовито-желтое пузо, пошлепала к моему комоду.
– Ты говорила так про розовую хрень позавчера. С кроличьим хвостом и ушами. А сегодня оно фиолетовое, хвост до земли и на голове... это рога, что ли?
– Тупица, это гребень! Потому что сегодня это дракон! – Алиса швырнула в меня трусами. – Прикройся уже! Болтаешь тут хоботом своим!
– Знаешь, это как минимум странно рядиться на ночь в нечто подобное, – пробурчал я, натягивая трикотаж. – И кстати, не забывайся и следи за языком. Я как-никак все еще твой хозяин.
– Странно голышом шататься, смущая невинные умы не готовых к стрип-шоу девиц, – нахально огрызнулась моя, по сути, служанка, а по факту, скорее уж, давно родня и боевой товарищ.
– Да побойся бога, в каком это еще месте ты невинна? – фыркнул я, понимая, что это все же чересчур, но что-то бесит все сегодня.
– Вот нисколько не удивительно, что у тебя женщины нет постоянной, Рубль. Ты просто неотесанный мужлан и грубиян.
– Тебе прекрасно известно, почему у меня на самом деле нет постоянной женщины! – не сдержавшись, рявкнул ей, отворачиваясь.
– Прости, – тихо, но искренне попросила Алиса. – Меня заносит.
– И ты меня. Я не хотел тебя обидеть. И смущать видом причиндалов тоже не хотел, просто накрыло опять.
– Ой, да я смущаться вида твоего змея с бубенцами перестала лет сто назад, – отмахнулась Алиса беспечно. – Тебя чего снова скрючило? Приснилось или… опять?
– Скорее всего, опять, – кивнул я на лежащий на простыне телефон, и фиолетовая псевдодракониха медленно пошла к нему, будто подкрадывалась к ядовитой ползучей гадине.
– Не смотрел? – коротко глянула она на меня.
– Нет. И не буду.
– Ты уже шесть раз обещал. Хочешь, я удалю просто?
– Я что, по-твоему, какой-то трусливый кусок дерьма или слабак? – сходу по новой вызверился я.
Ну да, зверь у нас так-то Алиса, а бросаюсь, выходит, я.
– Тебе честно?
– А ты прямо сможешь? – огрызнулся язвительно.
– Ну-у-у, когда-нибудь… – постучала Алиса пальцем по нижней губе. – Но пока могу только предсказать…
– Ой, вот только гадания мне твоего не хватало! – перебил ее, прикуривая новую сигарету.
– Это не гадание, Рубль, а прогноз твоих действий на основе многолетних наблюдений. Так вот: если я не удалю это видео, ты все равно не выдержишь и посмотришь его. А это, естественно, опять приведет к тому, что мы станем без сна и нормальных перекусов прочесывать город в поисках этой поганой твари. Как обычно, никого не найдем, и ты станешь на пару недель реально невыносим, потому что погрязнешь в депресняке.
– Если верить твоим постоянным жалобам, то я невыносим в режиме нон-стоп.
– Истинная правда. Отличается только интенсивность, – легко согласилась нахалка, плюхаясь на живот поперек моей кровати, но, потыкав в телефон пальцем, так и не взяла его в руки. – Поэтому я и предлагаю тебе – давай удалю.
– Ну чем же это поможет? А меня здесь, – я постучал по своему виску костяшками пальцев, – все равно уже бомбануло.
– Ты даже не знаешь, он ли это прислал.
– Я знаю. И ты знаешь. Больше некому.
– Могли ошибиться номером. Вдруг там телка горячая сиськами в камеру тычет? Когда ты последний раз тщательно рассматривал голые сиськи, Рубль? Ты же вечно трахаешься стоя, в одежде, в подворотне или вообще вон в сортире клубешников. Это отстой!
– Не твое дело. И я видел сиськи. Я их даже щупал. Долго.
Вранье, и гадская зверюга это знает.
– Когда? Какой размер? Цвет сосков? Насколько долго?
– Алиса, иди ты… собирайся! Пора уже выйти и сократить поголовье нечисти на пару-тройку голов.
– А ничего, что для любого нормального человека мы так-то тоже нечисть? – и не подумала послушаться Алиса, начав толкать мой гаджет по шелковой черной простыне туда-сюда.
– Нечисть – это образ жизни, а не физиологическое состояние организма.
– Давай удалю.
– Давай ты отвалишь!
Я сделал шаг к постели, Алиса выкинула вперед руку, явно собираясь поступить по-своему, но я был быстрее. Ее движения молниеносны, не чета человеческим, но все равно ей не опередить меня.
– Обломайся! – ухмыльнулся, подкинув в ладони телефон.
– Черт, ну я же как лучше хочу, Рубль! – вскочив, она возмущенно топнула, и надеюсь, в квартире снизу не посыпалась с потолка штукатурка. – Если ты не остановишься, не покажешь ему, что тебе нет до этого больше дела, то и этот гад тоже не прекратит! Нам не потянуть завалить его, сколько же лет пытаемся! Пора просто забить и начать жить дальше.
Без тебя знаю. Знаю. Но не факт, что смогу.
– Ну так забудь! Сможешь?
– Я, по крайней мере, работаю над этим!
– Именно поэтому ты полгода назад послала в пеший эротический того своего мрачного красавчика… как там его звали?
– Никак! – сжала кулаки Алиса, угрожающе засопев, пока я невозмутимо одевался и вооружался.
– Нет, как-то его все-таки звали… ты звала, когда орала его имя по ночам…
– Заткнись!
– А, точно – Макс! – не подумал я остановиться. Первая начала. – А послала ты его потому что?..
– Достал. Он в постели отстой.
– Ага. Именно так и было, я слышал. А теперь вспомни, кому ты тут в уши дуешь, зверушка! Ты его послала, потому что начала что-то чувствовать к этому самцу. Но ты прекрасно знаешь, что пока по этой земле ходит ушлепок Карган, мы не имеем право себе позволить к кому-то привязаться, начать чувствовать. Хотя у тебя есть вариант свалить от меня как можно дальше…
– Да заколебал ты, Рубль!
– Господин Рублев, нахалка! Или хозяин. Жду на улице.
Поднявшись по лестнице внутри квартиры на крышу, я вслушался в себя, глядя на город внизу, не подскажет ли направление чутье, и, уловив всполох, ясно указывающий на чей-то смертельный страх, шагнул с парапета. Поохотимся.
Похоже, мы вчера с Антоном «перегуляли», подумалось мне, когда посреди ночи проснулась от сухости во рту и ощущения, что мне очень жарко, что, впрочем, тут же сменилось ознобом, стоило в промокшей от пота ночнушке вылезти из-под одеяла. Но к тому моменту, как прозвонил будильник, от недомогания и следа не осталось, так что, собираясь на работу, я чуть ли не порхала по квартире, сердце прямо колотилось в предвкушении. Наверное. Это, судя по всему, какой-то особенный род волнения, когда мозгами понимаешь, что и повода-то нет, но пульс отчего-то колошматит и вся взбудоражена.
Впервые в жизни, пожалуй, серьезно зависла, выбирая наряд на сегодня. Мне не было на это, в принципе, наплевать и раньше, но залипать на выборе между темно-серым строгим костюмом и светло-серым не случалось. А когда на тебя с вешалок в шкафу уставилось сразу с десяток разноцветных обновок, убеждая, что каждая сядет идеальнее любой другой неудачницы, то чувствуешь себя чуток растерянно.
Опомнившись уже около входной двери, скинула туфли и плащ и мотанула обратно в спальню. Убедиться, что вчерашние кофе, бокал шампанского и парочка крохотных вкуснющих пирожных не зацепились где-то на моих новых, почти роскошных бедрах. Кстати, Антоша был просто супергалантен, остроумен и необычайно заботлив, не смутившись даже тогда, когда у меня с какого-то перепугу пошла кровь из носа. Пара капель, конечно, ерунда, все тут же прекратилось, но все равно не особенно приятно. На нас то и дело косились завистливо девушки за соседними столиками, вот только, как по мне, слишком уж быстро парень перешел к лобызанию моих рук, причем какому-то смущающе сильно интимному, с придыханием и пристальными обожающими взглядами. Нет, оно, безусловно, приятно, особенно учитывая, что впервые, и в собственных глазах я как будто раза в два еще симпатичнее стала, но как-то… стремительно это. Эх, не так легко вывести из себя бабулю. Одним переодеванием и посиделками в кафе тут не обойтись. Нужны, скорее всего, более радикальные методы, но опять же так с наскоку я к ним не готова еще, поэтому сделала вид, что намеков про «а не сменить ли нам обстановочку на более приватную» и «ты же совсем одна живешь, и наверняка нужно чем-то помочь по-мужски» не понимаю. И чай у меня дома, как назло, закончился, да-да. И от попытки облапать-поцеловать страстно на прощание уклонилась. Но уже по пути домой пожалела.
Во-первых, в маршрутке какой-то странный парень с татуировкой на правом виске пялился на меня не отрываясь – ну чисто натуральный маньяк. Я еще потом долго оглядывалась, несясь к дому как угорелая, забыв даже ноги в новых туфлях с перепугу подворачивать. И отдышаться потом не могла ой как долго, едва не рухнула в обморок в подъезде. Сердце тарабанило как ненормальное. Ничего себе, перепугалась. Я не спортсменка, естественно, но что там идти-то было, чтобы потом так воздухом давиться в моем еще нисколько не преклонном возрасте.
А во-вторых… вот почему нет-то, Мария? С чего ты отказала сама себе в приятном? Ну быстро, да, но сейчас и не девятнадцатый век, по полгода не ухаживают и секс не только после свадьбы. Не уверена, что ныне еще и пресловутого правила трех свиданий кто-то придерживается. Жизнь летит слишком быстро, чтобы растягивать все и отказываться от удовольствия в пользу давно никому не интересных принципов и традиций замшелых. Лично у тебя и так уже изрядный кусок этой жизни тю-тю. Один из лучших, хочу заметить, кусков. А Антоша, хоть и сильно приторный и настырный на мой вкус, но явно с опытом, и есть вероятность, что в курсе, как женщине сделать хорошо. И вообще, какой там у меня к чертям вкус на мужчин? Такое чувство, что у меня было много возможностей это выяснить в полевых испытаниях, так сказать. Вон, если верить романам, не все полезно, что в рот поле… тьфу, это не про то. В смысле, по одежке встречают, за длину провож… Ой, опять не то. Мал золотник… Не-не-не, что-то совсем не в ту степь. Да что за ерунда в голову лезет?!
Короче, я решила, что если сегодня меня Антоша опять пригласит в кафе, то я возьму и не ограничусь одним бокалом шампанского, а выпью как минимум два и позволю ему увлечь меня в бездну неудержимого разврата. И только тогда поняла, что так и стою на платформе весов. Зыркнула вниз. Пятьдесят девять восемьсот. Ого, пироженки не только не прилипли нигде, но и с собой кое-что прихватили! А вдруг это и есть моя счастливая диета? Хотя, если подумать, есть в последние недели мне толком и не хотелось.
На радостях, я забрала из холодильника оставшийся кусок колбасы (все равно в рот не лезет ничего) и щедро одарила им большую лохматую страхолюдную псину, что прижилась у нас несколько месяцев назад у подъезда и вечно бурчала на меня, будто видела впервые. И не такая уж она и страхолюдная, просто мрачноватая. И дождь на улице никакой не противный. Нормальный такой весенний дождь. Вторые сутки без перерыва. Зато… ну не знаю, трава будет гуще и зеленее. Мало ли, природе, ей виднее, как лучше. И в маршрутке не так уж и тесно и плохо пахнет. Подумаешь, может кому-то и мой новый парфюм кажется отвратительным, хоть нос зажимай, но люди воспитанные, терпят. Вон улыбаются даже некоторые.
Здоровенный автобус без боковых окон с ярким логотипом с ладонями, держащими, как в чаше, сердце, невозможно было не заметить. Да, точно, медосмотр же, или как там называется сие масштабное добровольно-принудительное мероприятие. Очереди не наблюдалось, и я решила быстренько разобраться с этим начальственным повелением проявить сознательность и сдаться медикам ненадолго.
– На кровь сначала проходим! – уведомила меня совсем юная медсестра. – Потом на общий осмотр, флюорографию и УЗИ органов.
А я на все согласна, мне бы побыстрее. На общий осмотр к долговязому седому доктору я заходила с улыбкой. Но она быстро растаяла, когда он ткнул в россыпь новых мелких синяков у меня на ребрах и в изгибе локтя… и на спине.
– Слабость в последнее время ощущаете? – спросил он, деловито начав щупать что-то на горле, а потом велел лечь на кушетку и прошелся по всему телу.
– Да нет… вроде.
– Да, нет или вроде?
– Если только немного.
– Одышка?
– Есть немного.
– Аппетит не снижался?
– Нем… – Тьфу ты! – Есть не слишком хочется в последнее время.
– Потеря веса внезапная?
– Угу, – кивнула я, мрачнея. Что-то мне уже все это совсем не нравится.
– Десны не кровоточили? – Я помотала головой. – А из носа?
Замерев, я уже в настоящем страхе вылупилась на пугающего мужика.
– Ясно, – кивнул он, словно получив ответ. – Температура? Лихорадит по ночам?
– Что со мной? – спросила в лоб.
– Вы не беременны, Мария Ивановна? – Седые брови сошлись на переносице, и мне совсем поплохело.
– Нет! Что такое, доктор? – Что это за особый сорт издевательства над нервами человека? Этому специально в мединституте обучают?
– Минутку, – он поднялся и выглянул за дверь: – Светочка, давайте быстренько мне экспресс на онкомаркеры по Соколовой.
Что?
– А теперь на УЗИ, Мария Ивановна. – Это что за манера такая говорить с человеком, нарочно ему в глаза не глядя? – Надевайте одноразовый халатик…
– Да что происходит-то?!!! – не выдержав, заорала я.
Неделю спустя
Я сидела на лавочке без спинки в парке областного онкоцентра и бездумно разглядывала проходящих мимо по аллее людей. Сколько из них оказались удачливее меня? Какая, собственно, разница. Ведь главный вопрос совсем другой, вот только смысл его задавать себе, если ответа на такое не найти. Почему я? За что? Все мы… ну ладно, подавляющее число людей способны на сочувствие, сострадание, нам бесконечно жаль безнадежно больных. Зачастую даже тебя охватывает неловкость, чувство, похожее на вину рядом с ними. Как если бы ты виновата в том, что с тобой все хорошо. Но вот когда ты очутишься на «той стороне», тогда и появляются эти, мягко выражаясь, некрасивые вопросы. Почему я? Почему не та же соседка-пенсионерка этажом ниже. Она хоть пожила, а я? У меня только что-то светлое в жизни забрезжило. Повышение, мужчины, а там, может, и семья какая-никакая, дети. Похудела вот в кои-то веки. Да это гадко, стыдно, бесчеловечно позволять себе думать так, но-но-но… Оказавшись перед неоспоримым фактом, что твоя жизнь закончится, и не когда-то там, а совсем скоро, вдруг осознаешь, все равно взываешь с этим «почему я?» к Вселенной.
«Анемия, резкая потеря веса», – застучали изнутри в черепушке слова онколога. Маша-бестолочь думала, что у нее радость, а на самом деле – симптом.
«Сверхострое протекание… совершенно нетипично для людей вашего возраста». Ну хоть в чем-то я выделилась из серой массы. Глядишь, в какой-нибудь справочник медицинский попаду.
«Множественные опухоли вторичного характера», «бластные клетки», «поражение лимфоузлов». Божечки, еще несколько дней назад для меня это звучало, как пугающая чужеродная абракадабра, сейчас же стало моим приговором.
«К сожалению, на этой стадии заболевания и при столь скоротечном протекании современная медицина бессильна вам помочь».
Вот так, в двадцать первом веке, когда ученые от медицины творят чуть ли не волшебство, в моем конкретном случае чудо невозможно.
Господи, у меня же и не болит даже ничего. Пока. Пока не болит. В следующие несколько недель, которые пообещала мне доктор, ожидалось нарастание симптомов. Обмороки, тахикардия, боль в сердце, панкреатит, судороги, дисфункция дыхания…
«Приведите в порядок дела, повидайтесь с близкими и подыщите приличный хоспис. Я могу порекомендовать несколько».
Порекомендуйте мне, как жить продолжить! Можете?
Ведь и плакать не выходит. Или злиться. Вроде и времени на осознание было достаточно, но все равно… Как можно, сидя в парке в солнечный, обещающий скорое тепло и разгар весны день, поверить, что ты умрешь? Возможно, даже не успев увидеть эту саму настоящую весну. А ведь я и пару платьев легких успела купить. Красивых. Их теперь куда? Какая же чушь лезет в голову!
Поднявшись, я пошла из парка прочь, не выбирая направления. Бродила по городу, останавливаясь и разглядывая здания, вывески, машины, пока спустя несколько часов мой взгляд не наткнулся на здоровенный яркий баннер на стене. «Агентство недвижимости «Импульс-Тех». Мы продадим ваш дом в кратчайшие сроки или произведем срочный выкуп недвижимости по самой лучшей цене на рынке. Подыщем идеальный вариант аренды на любой период от суток до нескольких лет. За девяносто дней найдем дом на самый взыскательный вкус. Если не справимся, сделаем семнадцать процентов скидки на наши услуги».
И что-то там еще о том, что они круче всех на рынке и исполнят любой каприз в продаже-покупке недвижимости. Решение созрело молниеносно и полностью, не оставив никаких сомнений. Не хочу я, как всю свою жизнь, плыть по течению, позволяя судьбе или природе привести их приговор в исполнение. Не собираюсь умирать по подлому сценарию моей болезни, и мне совершенно плевать, насколько это грешно. Я и в Бога-то никогда не верила раньше, а теперь и подавно.
– Здравствуйте! – симпатичная блондинка в очках с черной модной оправой приветствовала меня широкой заученной улыбкой. – Мы можем вам помочь?
– Можете. Я хочу, чтобы вы срочно выкупили у меня квартиру.
– Блин, Алиса, ну на кой ты его прибила? – возмутился я, выдергивая клинок из груди уже начавшего посмертное обращение перевертыша. – Я его допросить хотел! Он же явно из них троих главный.
Кошка размером с дога-рекордсмена скосила на меня сверкнувшие неоново-желтым большие глазищи, разжала челюсти, сжимавшие горло еще конвульсивно дрыгавшей конечностями жертвы, и плюхнулась на задницу, раздраженно захлестав себя хвостом по гладким бокам. Через мгновение с земли вскочила хрупкая девушка, чью наготу я уже сто лет как научился просто не замечать, с растрепанными короткими темными волосами, и гневно ткнула в меня пальцем.
– А я должна была об этом как-то по волшебству догадаться, Рубль? – возмущенно спросила Алиса, экспрессивно взмахнув руками. – Тебе твою гребаную телепатию тем пнем по башке отшибло?
Да, корягой мне знатно прилетело по черепу. Так и надо раззяве! Головой следует на охоте на триста шестьдесят вертеть.
– Вообще-то, ты могла и дотумкать, что нам один для допроса пригодится. Что-то тут поганое назревает однозначно. К тому же мне и жидким топливом заправиться не помешало бы.
– Ну так и не добивал бы своего, – указала она на уже совсем лишившееся шерсти тело у моих ног. – Этот так-то целился тебе как раз на спину запрыгнуть и шею сломать. Мог бы просто сказать: «Спасибо, моя драгоценная и незаменимая Алиса, что в миллионный раз спасла мне жизнь!»
– Спасибо, зануда Алиса, что спасла мне жизнь, хотя в этот раз – не факт, но прошу не забывать, что каждый из этого миллиона раз я тебе вернул, прикрыв и твою голую задницу.
– Сегодня был миллион первый, и я все равно веду в счете, – фыркнула моя соратница, отворачиваясь и оставляя последнее слово за собой, как любая женщина. – И можешь попить из меня – все равно ведь вечно жалуешься, что после насильственного кормления у тебя живот крутит, а соблазнять очередную красотку тебе лениво. Хотя, как по мне, ты тупо охренел, Рубль. Бабы и так при виде тебя дуры дурами становятся и прутся в твою сторону, как зомби, а тебе еще и лень выбрать подходящую и чуток голову ей задурить?
Допустим, не так все и просто. Я не какая-то там скотина эгоистичная, и если уж отбирал у женщины часть ее жизненной сути вместе с кровью (ровно такую, какая восстановится без особых проблем, так, голова пару дней покружится), то щедро расплачивался хотя бы качественным оргазмом и обязательно убеждался, что после кормления она оставалась приходить в себя в безопасности. А это никак не «чуток голову задурить». Потратишь вечер на кормление – считай, забудь этой ночью про охоту.
– Убить несколько часов на то, чтобы пожрать, когда вот оно под носом было?
Ее предложение покормить меня не собирался и рассматривать. Пусть когда-то я и питался от Алисы, и до сих пор это иногда происходило в экстренных случаях, но чем больше мы вместе, тем тяжелее мне давалось. Затуманивать ей разум возбуждением я не стал бы, это все равно что соблазнять сестру, да и она сама бы не согласилась. А без этого отъем крови для питания вампа – крайне болезненная процедура. И какой бы стойкой и нечувствительной к боли она ни прикидывалась, я это точно знал и нарочно приносить страдания был не намерен.
Алиса глянула через плечо тем самым пристальным, знающим меня как облупленного взглядом, который я терпеть не мог. Потому что она и правда знала обо мне то, о чем и перед собой умалчивал, прикрываясь ежедневной суетой с охотой. Да, уже много лет я перестал ощущать себя последней предающей тварью и шлюхой за то, что испытывал физическое влечение после гибели Лори, но мне по-прежнему не нравился секс со всеми этими безликими женщинами. То есть я нормальный мужчина-вампир, с исправно работающим повышенным либидо, присущим подобным мне существам, но мне чертовски противна необходимость трахаться только так, практически анонимно, не связывая себя с партнершей на уровне эмоций, превращая акт близости в нечто непотребное, по сути, оскорбительное для обоих участников действа. Сколько бы я ни убеждал себя, что «сунул-вынул-свалил» и есть идеальная секс-формула для любого самца, особенно современного, все равно в глубине души, которой у меня, по утверждению кинематографа и писак, нет, осознавал, что выходит какой-то суррогат, дешевая подделка вместо удовольствия. Что поделать, антиквариат я, видимо, безнадежный.
– Елки-палки, дайте мне орден из чистого золота за то, что терплю вечное ворчание этого кровопийцы! – закатила глаза Алиса и ткнула ногой труп ближайшего перевертыша. – Мы на сегодня свой план по борьбе с возрастанием популяции нечисти вроде выполнили, а ночь в разгаре. Так давай махнем куда-нибудь в центр, подцепим себе подходящие варианты. Ты поешь, я тоже проведу время с пользой для душевного и телесного здоровья.
– Не боишься, что в самый неподходящий момент появится тот самый Макс, чьего имени нельзя теперь называть, и надерет одну голую пятую точку? Сто процентов не твою.
Этот оборотень явно очень-очень сильно был против их расставания и пару раз уже обламывал Алисе новые попытки загулов. Серьезно настроенный зверюга, по которому она тосковала, каких бы независимых рож ни корчила.
– Вот еще, боялась бы я какого-то котяру, – фыркнула боевая подруга, задрав нос. – Тем более когда его и в городе нет.
Ага, и ты об этом прекрасно осведомлена, хотя нисколечки до него дела нет. Эх, Алиса, Алиса, сколько лет мы играем эту проклятую роль «я бесчувственная скотина» и сколько еще в ней протянем? Неужели нет для нас способа прекратить подобное? Или игнор имеет шанс сработать? Я вспомнил про видео, которое так и не открыл, и скривился. Но ведь и не удалил же. И не выходит забыть о том, что оно там. Какое-то, сука, извращение, что рассеивает мое внимание, вот и получил по балде бревном.
– Кто-то идет! – насторожилась Алиса, уставившись в темноту. – Перевертыш. Взрослый. Сильный. Один.
«Сильный» из уст моей подруги – это нечто сродни комплименту и предупреждению заодно. Учитывая, что она сама уже оборотень больше ста пятидесяти лет, при их уровне смертности по массе причин, Алиса давно уже могла бы стать Матриархом в какой пожелает стае, и альфа там был бы у нее, что называется, на посылках. Но она упрямо предпочитает оставаться со мной, и я понимаю почему. Как бы она, как представительница своего племени, ни нуждалась в связи со стаей, любая связь – это угроза. Это наличие тех существ, кому может быть причинен вред, только чтобы уязвить тебя.
Спустя секунду уже и я мог расслышать звук приближающихся шагов, но мне понадобилось еще время, чтобы уловить то, о чем предупредила Алиса: к нам идет взрослый перевертыш, как вещал его запах, который я улавливал от убитых вчера и сегодня неполноценных. И он действительно силен, судя по распространяющейся волнами его ментальной силе.
Алиса встала рядом со мной, напрягшись, готовая к отражению нападения. Силуэт незнакомца, двигавшегося непринужденной упругой походкой, будто он или не замечал нас, что вряд ли возможно, или абсолютно плевать хотел, появился в темноте между ближайшими деревьями, и вскоре я мог его уже неплохо рассмотреть. Высокий рост, массивное сложение, аура свирепой мощи, которую он явно нарочно открыто демонстрировал. Так самоуверен, умишком слаб или понятия не имеет, кому выперся на глаза?
– Ну надо же, если не ошибаюсь, на мою землю пожаловал тот самый пресловутый убийца Рубль.
Значит, все же в курсе, кто я, тогда его борзость вдвойне выглядит странно, если только не так и задумано по какой-то причине.
– Кто такой и по какому праву претендуешь на ничейную территорию? – не стал я с ним церемониться.
– Я бы послал тебя – много чести представляться какому-то зарвавшемуся кровососу, возомнившему себя местечковым Бэтменом, но, думаю, тебе стоит знать имя того, кто вскоре будет здесь главным. Артем Деев. – Он чуть склонил голову, типа вежливо, но при его медвежьей шее это смотрелось, скорее, жестом угрозы.
– Главный здесь – альфа Галактионов. И никакой тусни с вашими звериными разборками я у себя под носом не потерплю, – безапелляционно уведомил чужака.
– Тебя наши разборки не касаются, – рыкнул Деев.
– Если ваши разборки приводят к разбросанным вокруг человеческим изуродованным трупам, то касаются.
– Не лезь, и мы сами за собой приберем.
– Не вариант. Я сказал – никаких войн и переделов.
– Ой, да брось ты, Рубль…
– Для тебя – господин Рублев, – отрезал я. Ублюдок мне откровенно не нравился. Местный альфа Галактионов тоже не сахар, но от него я уже сумел добиться того, чтобы они никого не обращали чаще раза в месяц, охотились только на дичь в своих закрытых от случайных посетителей заповедниках и – чем я особенно гордился – никаких неполноценных больше.
– Господин Рублев, – сквозь зубы процедил Деев. – Здесь не происходит ничего достойного твоего внимания и вмешательства.
– Да неужели? – не сдержавшись, оскалилась на него Алиса. – Двое неполноценных обращенных с пастухом растерзали девчонку вчера тут неподалеку, прежде чем мы их упокоили навечно, сегодня та же петрушка, только жертва парень. Ничего не происходит, говоришь?
– А эта твоя подстилка-кормилица, как погляжу, дерзкая и языкатая? – мерзко ухмыльнулся Деев, не удостоив Алису даже взглядом. – Отдай ее мне на недельку, и я верну тебе ее послушной и практически немой.
– Мне и пяти минут не понадобится, чтобы сделать тебя молчаливым остывающим трупом, говнюк-сексист! – рявкнула в ответ девушка.
– Алиса, назад! – приказал я, уловив признаки движения со всех сторон и поняв, что болтовня была только для отвлечения внимания. – Сваливаем!
– Правильно, перемещайся давай, никчемный герой-одиночка, – цинично рассмеялся пришлый альфа. – А эту нам оставь. Мы ей напомним, где ее место и для чего позволено рот открывать.
Слова, брошенные прицельно как дополнительная гарантия, что я не выскользну из ловушки – ведь все, кто знает обо мне, в курсе, что Алису не брошу ни за что.
– Сук своих учить будешь, если они настолько трусливы и тупы, чтобы не оттяпать тебе училку по самый корень! – огрызнулась моя гордая кошка.
Мало что так лишало Алису самообладания, как все «старообрядческие» замашки некоторых оборотней, но сейчас нам реально было не до уроков хороших манер и лекций о новом положении женских особей в обществе, учитывая, что нас окружали. Трое зверюг, даже пятеро – фигня, но я слышал однозначно около трех десятков, а то и больше. И да, для меня как таковой угрозы нет – могу переместиться в любой момент, но вот моя спутница не обладала этой способностью.
– Уходим! – дернул я Алису за руку, кивая направо, где мое чутье подсказывало противников было меньше.
Главное – прорвать кольцо, дальше ерунда. Вернемся с бойцами Галактионова и перережем их как свиней.
Вот только Деев это тоже понимал. Завыл, подавая сигнал общей атаки, и рванул на меня, обращаясь в прыжке. Но не достал, Алиса врезалась ему в бок на подлете, и они покатились ревущим клубком по поляне, а мне только и осталось, что, используя свою сверхскорость, мочить одного за другим выскакивающих из темноты зверей, прикрывая ее, пока она разбиралась с главным мерзавцем. Вмешаться в поединок у меня не было шанса – твари перли и перли, не давая мне и полмгновения передышки.
Черт, этот гад наплодил изрядное количество бойцов, однако. И хоть большинство явно «свежие» и ни хрена не противники, но много – это много, и достать им меня получилось и не раз до того момента, когда раздался истошный вой, резко перешедший в придушенный хрип, от которого волна нападающих отхлынула, получив четкое послание, что их альфа повержен.
– Вот так, падаль охреневшая, – сипло выдавила сквозь надсадные вдохи обратившаяся Алиса, поднимаясь с тела противника. – Не нужно недооценивать самок! Я тебе не ваши трусливые суки! Помочилась бы на тебя, урод, да противно!
Члены стаи Деева, отступая, шокированно скулили и метались между деревьями, не понимая, куда теперь податься. Надо позвонить Галактионову, пусть бардак за своим соплеменником приберет и этих неприкаянных пристроит куда-нибудь. Это не моя забота.
– Кто тут круче всех?! – чуть отдышавшись, завопила Алиса, чьи глаза еще лихорадочно блестели после схватки. Она всегда легко заводилась и не сразу остывала в таких заварушках. К тому же с природой оборотнячей не поспоришь, и жажда доминирования становилась все сильнее с возрастом. – Я круче всех! Я!
Замертво валявшийся побежденный альфа вдруг взвился с земли, как камень, выпущенный из пращи, и даже с моей вампирской скоростью я не сумел предотвратить беды. Мой клинок дважды вошел между ребрами Деева, но огромные челюсти зверя успели сомкнуться на тонкой сейчас человеческой шее Алисы и рвануть, прежде чем он издох. Теперь уже окончательно и по-настоящему.
– Дура-дура-дура ты! – орал я, зажимая рваную рану на горле верной подруги и подхватывая еще до падения на землю, и тут же понесся что есть сил к машине. – Только умри мне! Я тебе умру, зараза!
Алиса еще не теряла сознание и смотрела на меня ошарашенно и виновато, беззвучно шепча «Прости», заливая нас обоих хлещущей кровью. А я молился Богу, который не может слышать таких, как мы, чтобы помог довезти ее к Касьяну-лекарю. И в кои-то веки он меня или услышал, или сама Алиса безумно везуча, но, когда я сдавал ее на руки этому «доктору для нечисти», она еще дышала.
– Домой иди, Рубль, – велел он мне, выйдя через час из-за двери в свою колдовскую каморку, она же типа операционная или хрен ее знает что. – Я ее стабилизировал. Буду во сне держать еще как минимум пару суток. Если хватит у нее сил – выживет. Поистратилась она что-то сильно.
Ну еще бы, этот поединок, будь он неладен. Вот встанет – сам пришибу! Зачем влезла? Что, я бы сам этого Деева в рукопашной не потянул?
– Вытащи ее, Касьян. Я заплачу сколько надо.
– Я в этом не сомневаюсь, но сейчас все не от меня зависит. А ты иди, давай, рассвет скоро.
Зачем все это? Этот вопрос я начала задавать себе еще час назад, когда все мои гости, будь они неладны, набрались дорогущим алкоголем уже достаточно, чтобы начать себя вести естественно. То бишь перестать изображать вежливость и внимание ко мне, устроившей им эту, как они еще не знали, прощальную гулянку в съемном суперроскошном пентхаусе на верхнем этаже элитной новостройки. Блюда из ресторанов с заоблачной ценой, приглашенный бармен, устраивающий целое представление из приготовления горячительных напитков, орущая музыка… Ничего так предварительные поминки у меня выходят. Все в лучших традициях. Поначалу все тоже силились сказать мне и обо мне нечто хорошее – положено же, если внезапно у тебя в бывших одноклассниках и коллегах обнаруживается личность, выигравшая в лотерею целую кучу денег (якобы), да еще и вспоминающая о тебе, простом смертном неудачнике, чтобы пригласить это круто отметить.
Но потом причина, по которой они сюда попали, практически перестала иметь значение. Каждый получал удовольствие в процессе. Тамара Игоревна и Любовь Савельевна из бухгалтерии вон, похоже, поставили себе целью перепробовать все заказанные мною деликатесы, особенно налегая на черную икру. Офисные красавицы зажигают на танцполе, перехватывая друг у друга местный пилон, будто он гарантирует звание лучшего работника на фирме. Бывшие одноклассницы демонстрируют друг другу драгоценные побрякушки, вдохновенно заливая о своей успешной жизни. А может и нет. Тайная любовь всей моей школьной юности Алешка Романов занимался примерно тем же, что и дамы из бухгалтерии, только с алкоголем. Кстати, была у меня мыслишка, когда его сюда приглашала, как-нибудь уложить его в постель в конце вечера. Гулять, так гулять. Пьянка, танцы и последний в жизни отвязный секс – классная же декорация для красивого ухода из жизни. Вот только на деле все оказалось не так, как лихо представлялось в воображении. Никакого фееричного праздника, где я внезапно звезда, которую запомнят потом на долго-долго. Просто люди, знакомые вроде раньше и сейчас, но совершенно чужие, улыбающиеся тебе фальшиво, а в глазах зеркальное отражение вопроса, что бился монотонным пульсом в моем мозгу все эти дни. Почему она, не я. Эх, уступлю свое место кому угодно, не глядя, и даже остаток денег отдам!
Короче, часам к одиннадцати вечера я окончательно поняла, что ни черта не удалось. Господи, чем я думала? Романов еще этот… ведь и тридцатника нет, но уже пивной животик и залысины наметились, ныряет без конца в рюмку, и только и разговоров, какая стерва его бывшая жена. Ну какая из него, блин, эротическая греза, и что за партнер для прощального взрывного секса? В постель-то его однозначно уложить придется очень скоро, однако совсем не для всяких непотребств. А я ведь хотела хоть разок, напоследок, чтобы знать, как это, когда совсем уносит… Антоша, правда, рядом мельтешит весь вечер, пьет мало, но вижу же краем глаза, как он все вокруг глазками щупает, взвешивает и оценивает. Вопросы наводящие опять же без конца как бы исподволь о размерах настигшей меня финансовой удачи и вид такой все более и более липкий и типа влюбленный. Противно ведь! Если ты неудачница по жизни, то и на пороге смерти тебе ничего не светит. Ни за деньги, ни задаром. Так грустно, что даже почти смешно.
Кто-то бы сказал, что я могла бы не просаживать деньги с экстренно проданной квартиры на салон красоты, тряпки и обувь, которые даже не поношу, и это бесполезное транжирство с псевдопраздником, а оставить их на какое-нибудь доброе дело. Фонду по борьбе с раком, например, ага. Медицине, что не помогла мне, но это же спасет, возможно, чью-то там другую жизнь, и ты оставишь свой след в истории человечества. Бла-бла-бла! Пусть кто-нибудь другой, очутившись на моем месте, так и сделает. Мне же и это предфинальное недовеселье, и жертвование в фонды, откуда все разворуют, видится одинаково бесполезным. Когда ты смотришь на все уже практически с «той стороны», то в принципе все бесполезное и суета.
– Идем потанцуем, Машуня, – потянул меня за руку с дивана, обитого шкурой какого-то там экзотического зверюги, Антоша-липучка, но я покачала головой и вместо этого пошла к стеклянной лестнице, ведущей на крышу.
Все. С меня хватит. Это ведь, по сути, агония, которую я зачем-то растягиваю. Но, с другой стороны, происходящее вокруг сказало мне то, что я сама себе не озвучивала до сих пор из трусости, наверное. У меня нет никого, с кем было бы отчаянно жаль расстаться. Никого, кому я бы даже могла рассказать о болезни, зная, что ему не наплевать. Рядом с кем можно поплакаться и получить настоящее сочувствие, а не вежливо-дозированную, положенную в таких случаях реакцию окружающих. А разве еще недавно я сама была не точно такой же? Удобно считала, что живу так… ну потому что бабуля, обстоятельства, характер у меня такой, внешность невзрачная... а на самом деле?
Открыв прозрачную дверь, шагнула на крышу, и ветер тут же пробрал до костей, а на голову полило. Конец моей укладке. Тоже мне несчастье. Каблуки немыслимой прежде стоимости туфель приглушенно цокали по здешнему покрытию, пока я шла к краю. Город поздним вечером внизу напоминал какое-то глубоководное чудище с сотнями тысяч люминесцентных светящихся точек, некоторые из которых оставались на месте, другие непрерывно двигались, будто этот монстр, чьих истинных очертаний не различить в темноте, все время ворочался.
Тонкое блестящее платье быстро промокло и прилипло к телу, стало ужасно холодно. Разве я должна ощущать холод? Где зашкаливающий адреналин и все такое, чтобы ничего вокруг не замечать?
Балкон (или как правильно назвать это пространство в половину всей крыши?) был окружен по краю широким и довольно высоким – мне выше пояса – бетонным парапетом. Ну и как на него взобраться? Просто перевалиться на ту сторону, как неуклюжая гусеница? Как-то это…
Оглядевшись, я увидела неподалеку накрытый сейчас бассейн с подсветкой и рядом с ним пластиковые кресла. Выбрав одно из них, я потянула его к краю крыши. Черт возьми, это была совсем не та легкая дешевка, что стоит везде и всюду. Сомневаюсь, что это вообще был пластик, учитывая его слоновий вес, скорее уж, цельный кусок бетона. Туфли я потеряла в процессе этих мебельных перемещений, пальцы на ногах поджимались от холодных луж под ступнями в тонюсеньких чулках, и при этом я прямо употела. Но своей цели добилась. Выдохнув, оглянулась на ярко освещенные окна чужой квартиры, где еще орала музыка и «веселье» шло полным ходом, и решительно полезла на кресло. Сразу же раздался треск подола облегающего платья, купленного всего-то несколько часов назад как раз к «мероприятию». И оно мне реально шло – я это собственными глазами видела. Почему-то именно это обстоятельство и доконало меня. Плюхнувшись задницей на парапет, вместо того чтобы встать там в красивой позе готовой к падению угасающей звезды, я сидела под проливным дождем, сгорбившись, рыдая и размазывая по лицу слезы вперемешку с небесной водой и тоннами косметики, которую на меня наносил стилист. Да что же я за недоразумение невезучее? Даже самоубиться красиво не выходит. Буду лежать там внизу, зареванная, в разодранном платье, с размазанной косметикой и с волосами, растрепанными ветром и облепившими всю физиономию. Пугало!
– Ну и долго мне еще ждать? – раздался хрипловатый незнакомый мужской голос позади, пугая меня так, что я дернулась, едва сразу не свалившись вниз.
– Ой! – взвизгнула, цепляясь за что попалось. – Вы кто?
– Тебе-то какая разница? Прыгать будешь или как? Долго мне тут торчать в ожидании?
Нет, это что за хамство такое? Я что, уже и суицид должна совершать поскорее, чтобы не задерживать кого-то.
– Когда захочу, тогда и прыгну! – огрызнулась, щурясь в темноту у дальней стены, откуда со мной общался нахальный незнакомец. – Вы как сюда попали?
– Тебя это и правда волнует? Я-то думал кое-что другое.
– А что меня должно, по-вашему, волновать в такой момент?
– Скажем, благополучие твоей бессмертной души. Слышала, что самоубийц ждут всяческие бесконечные муки и все в этом роде и покоя ты не обретешь?
– А здесь у меня одно бесконечное счастье, покой и радости прямо! – возмутилась я. – Жизнь – дерьмо!
– Тут возражений не имею. Чего тогда медлишь?
– А вам-то что?
– Устал от шума. Отдохнуть хочу.
– Ну так отдыхайте. Я при чем?
– При том, что ты сейчас прыгнешь, тебя живописно по асфальту размажет, а у меня появится повод пойти к твоим друзьям и разогнать их к хренам по такому случаю и тогда уж отдохнуть в тишине. Знаешь, как бесит это постоянное умцанье дурацкой музыки за стеной, пьяное гоготание и вопли трахающихся бездельников?
– Нечего было селиться в таком месте, значит! И нет там у меня друзей. У меня вообще никого нет!
Мои глаза привыкли немного, и я стала различать у стены силуэт высокой широкоплечей мужской фигуры в куртке с низко надвинутым капюшоном.
– Мне тебя еще и пожалеть? – фыркнул мой странный собеседник. Нет, ну какая же бесчувственная скотина! Тут человеческая жизнь на волоске висит, а он…
– Да сдалась мне ваша жалость! – внезапно прорвало меня. – Я и сама справлюсь с этим! Тридцать лет почти прожила так, что сейчас и вспомнить нечего! Праздник этот тупой затеяла… на кой? Всем плевать, и мне на них тоже. Господи, хотела хоть на прощание переспать со своей школьной любовью, а он такой… смотреть тошно.
– То есть перепихнуться напоследок ты не против? – совсем чуть заинтересованно спросил незнакомец и даже сделал несколько шагов в мою сторону, пугая.
– Вы ненормальный? Я умирать собираюсь, а вы о сексе?
Захотелось сбежать, вот только как мимо него обратно прорваться?
– Ну а что такого? Сама сказала, что хотела трахнуться на прощание, а кандидат подкачал. Благородно предлагаю себя.
Пару секунд я ошарашенно хлопала глазами, силясь рассмотреть этого придурка и заодно постичь всю бесконечную тупость сложившейся ситуации. А что, все в духе постигшей меня катастрофы. Спонтанный случайный секс с незнакомцем прекрасно вписывается в сценарий. Если я смогла устроить все это дурацкое гульбище, вместо того чтобы горевать и отмаливать грехи какие-нибудь, то чего же не довести весь абсурд до абсолюта.
– А с чего это вы взяли, что подходите на роль моего последнего любовника? Откуда такая уверенность, что я и вами не окажусь разочарована.
– Поверь, если ты рассматривала на эту краткую должность любого из неудачников там внизу, то я однозначно буду лучше и каждого, и всех вместе взятых.
– Вместе? Это уже чересчур… – пробормотала я, разворачиваясь и спрыгивая обратно на крышу под новый треск своего платья. – Мои отчаянные фантазии об этом моменте групповушку в себя не включали.
– А что так? – Насмешка четко читалась в его голосе. Таком… ну не знаю, обволакивающем, словно манящим тебя вслушиваться в него еще и еще. – Глупо ограничивать себя в желаниях в такие моменты.
– Да не хочу я ничего подобного! – раздраженно возразила я. – Вполне будет достаточно… эм-мм… качественного соития со взрывным оргазмом.
– Да неужели? – Широкие плечи затряслись, но смеха я не расслышала. И на том спасибо. – Ладно, будет тебе качественное соитие. И оргазм тоже по высшему разряду.
– Самонадеянно обещать такое.
– Болтать будем или приступим? – деловито осведомился он.
– А-а-а… – Я оглянулась по сторонам и поежилась от дождя и ветра. – Прямо здесь?
– Обстановка, думаешь, не располагает? Я отвлеку от нее, поверь. Выбирай: на кресле этом, не зря же таскала, вид будет что надо, или можно там, у стены.
Он подступил еще ближе, и теперь я могла хотя бы разглядеть нижнюю часть его лица. Красивый, по-мужски очень резко очерченный рот, слегка искривленный в усмешке, и жесткий угловатый подбородок с затемнением короткой щетины. Он брюнет или просто кажется в темноте? Да какая, блин, разница! Меня же сейчас кое-что другое волновать должно.
– Сумасшествие, ей-богу, – поежилась я, обхватывая себя за плечи. – Холодно вообще-то.
– Ну так давай согрею. – Он вдруг очутился прямо напротив меня, и я с перепугу за малым не шарахнулась. Вроде бы мгновение назад был шагах в пяти от меня.
– Пошловато звучит, – растерянно прокомментировала я, но почему-то позволила обнять себя за талию.
Вдохнула его запах: табак, похоже, вишня, легкая полынная горечь, мокрая кожа с металлической ноткой – и действительно холод улетучился, а по телу ручейками потекло тепло. Как если бы я от души глотнула крепкого алкоголя.
– Хм-м… качественное соитие звучит, по-твоему, не пошло? – уточнил он, и твердая грудь перед моей дрогнула, а широкая ладонь мягко, но уверенно прошлась сначала вверх до затылка, мимолетно расслабляюще помассировав там, а потом неторопливо обратно вдоль позвоночника, пока не обхватила одну ягодицу. Без лишнего вкрадчивого трепета, но создавая впечатление, что этот мужчина точно знает, как прикасаться к женскому телу.
– Причем тут пошлость, если я просто сразу озвучиваю свои ожидания от… процесса, – пробухтела я, неумолимо расслабляясь от контакта и аромата, пусть еще ничего и не происходило толком. – Разве мы не должны для начала хоть немного ближе познакомиться? Ох…
Легко, как совсем невесомую, он подхватил меня, лишая опоры под ногами и вынуждая тем самым обвить руками его шею, а ногами – бедра, и в несколько широких шагов донес до стены. Холод только на пару вдохов обжег промокшую спину, а потом исчез, изгнанный его вжавшим меня в твердую преграду сильным телом. Ух ты, это так потрясающе – ощутить себя легкой и хрупкой! За одно это я уже чуточку прониклась благодарностью к этому своему спонтанному секс-приключению.
– Так достаточно близко? – защекотало его дыхание мочку моего уха, и того самого эфемерного алкоголя, создающего невесомость в сознании, стало в крови много больше.
– Я имела в виду представиться.
– Совершенно излишне, учитывая обстоятельства. – Сдвинув носом прилипшие к моей шее мокрые пряди, он приложился горячими губами к шее и совсем чуть двинул своими бедрами, дав прочувствовать, что между моими вжимается… кое-что весомое и, судя по всему, уже готовое к употреблению.
Я же, к сожалению, что-то не была пока готова перейти к непосредственным активным действиям так сразу. Поэтому, когда его ладони скользнули под подол моего платья, неловко заерзала.
– А как же прелюдия?
Нет, я ощущала возбуждение, хотя бы от самого факта шокирующей необычности происходящего, но этого было, на мой взгляд, недостаточно, чтобы взять и забыть вообще обо всем вокруг и о том, что я и лица-то его еще не рассмотрела. Хотя и он явно не стремился меня рассматривать.
– Просто расслабься, и все получится само собой.
– Расслабиться… ага. – Я закрыла глаза, начав себя убеждать, что все идет как надо. Видно же – у мужчины опыт в таких делах, а у меня его нет, так что…
– А средства контрацепции у тебя есть? – выскочило у меня непроизвольно, как раз когда его рот добрался до моего соска сквозь тонкую ткань, а возвратно-поступательные толчки таза приобрели устойчивый ритм, от которого поплыло в голове.
Мой случайный партнер замер и отстранился.
– Серьезно? – изумленно спросил он, а я наконец-то смогла увидеть, на что, точнее, на кого подписалась. И... ух ты! Он был потрясающий. Никогда мужчина вроде него не находился так близко ко мне… ну в прежней жизни. Даже в одном со мной помещении. От этого лица и мрачного жгучего взгляда перехватывало дух. – Ты собираешься сигануть с крыши, сразу как мы закончим, и спрашиваешь меня о чертовых презервативах? Где, блин, логика?
– В том, что привело меня туда, где я нахожусь прямо сейчас, – я завозилась, напоминая обоим, что практически сижу верхом на его готовом к бою достоинстве, – нет никакой логики.
Он покачал головой, вытащил правую руку из-под моего платья и тщательно и аккуратно убрал с лица мокрые волосы, что наверняка делали меня похожей на девочку-страшилку из одного ужастика, и вдруг вздрогнул, напрягся весь так сильно, что давление, вжимающее меня в стену, стало болезненным.
– Ты! – вскрикнул непонятно, то ли спрашивая, то ли утверждая, всхрипнул, будто у него случилось краткое удушье, и внезапно впился в мой рот своим, шокируя яростью напора.
Поцелуй этот был таким отчаянно свирепым, каким-то истинно собственническим. Не сказать, что у меня обширный опыт, но его хватило, чтобы понять: так не целуют впервые или случайных людей. Только кого-то своего, того, кто ближе некуда, с кем делал это множество раз и нуждаешься в повторении снова и снова. Чей ответ и безоговорочное согласие на подобное неистовство тебе прекрасно известны. До боли, до вкуса соли от треснувших губ, что способны отпугнуть с непривычки, показаться едва ли не насилием, жестокостью, являясь на самом деле отчаянной жаждой. Поцелуй-поглощение с не менее неистовой отдачей. И от него меня «унесло» начисто. Разум со всеми своими заморочками, чувством времени, пространства, холода, тепла, правильности или чужеродности испарился. Я целовала его в ответ, жестко, до укусов, цепляясь, ломая ногти, сжимала кольцом ноги, терлась грудью, промежностью, извивалась, как ополоумевшая. Лишь на пару секунд он отстранился, порывисто протиснул ладонь между нами, чтобы освободить себя и дернуть в сторону мое белье. Проникновение вышло нисколько не деликатным, но было все равно. Не давая мне привыкнуть к почти чрезмерной наполненности, он стал буквально вколачивать себя в меня, содрогаясь, захлебываясь дыханием, шепча и рыча что-то. Мне ни слова было уже не разобрать, потому что накрыло меня едва ли не через десяток его мощных толчков. Глаза закатились, легкие жгло от крика, мышцы сошли с ума, позвоночник пылал. Едва первая сокрушительная волна пошла на спад, я распахнула глаза, чтобы встретиться с его пугающе пристальным взглядом на искаженном собственным удовольствием божественно прекрасном лице. Мой умопомрачительный любовник застыл, словно диким усилием сдерживая наступление эйфории и страдая от этого безумно.
– Пусть так… – прорычал он и ударил бедрами снова, одновременно впиваясь в изгиб моей шеи… клыками?
Я истошно заорала от страха и боли, которых, однако было недостаточно для того, чтобы остановить новую волну оргазма, накрывшую меня. А рот мне он заткнул, прижав к нему свое разодранное запястье. Кровь хлестала из него, и как бы я ни боролась, силясь стиснуть челюсти, выходило только хуже. Мне приходилось сглатывать густую, сладко-соленую, горячую жидкость, захлебываясь, пока он пил и пил из меня огромными жадными глотками. В голове опустело, зазвенело, тело стало ватным и сознание померкло.
Вот уже сколько часов подряд я, не отрываясь и едва дыша, пялился на обнаженную женщину на моей кровати, не в силах справиться с потрясением. Боясь хоть на секунду отвести глаза из страха, что это всего лишь галлюцинация и моя Лори исчезнет, если хоть моргну.
Это не Лори!
Держи все время в голове, мужик! Голос разума, который то и дело посылала на хер картинка, что я видел. Каждая черта лица, мягкие изгибы тела, форма ладоней, пальцев, узкие лодыжки, роскошные бедра – все это было ее. Никакая копия, двойник не может быть похожим настолько. До мелочей, до этого неповторимого, еле уловимого оттенка серебра в русых прядях, маленькой родинки под подбородком, которую можно заметить, только когда ее голова запрокинута, как сейчас, во сне или в экстазе. Сколько раз ее вид становился и моей последней каплей, отправляя в собственную эйфорию, вместе с тягучими сжатиями ее лона и финальными стонами. Ведь даже это было точно таким же, как я помнил. Войти в нее было как вернуться домой после долгого-долгого изнурившего чуть не до смерти пути. Вогнать себя в нее разом, поддаваясь извечному страстному нетерпению моей возлюбленной и своему бесконечно бушующему по ней плотскому голоду.
Это не Лоралин!!!
Но выглядит, как она, пахнет, как она, ощущается, как она, целовала меня беспощадно и яростно, как она! Кусаясь, поглощая жадно, требуя все, что могу ей дать, предъявляя права цепкими объятиями как на своего. Вбирая в себя с полной готовностью, не приноравливаясь, как если бы я лишь на краткое мгновение покинул сладкий плен ее тела и тут же вернулся, осознав, насколько был глуп, сделав это.
Может, я рехнулся? Выдаю желаемое за действительное? Тоска по возлюбленной все же доконала меня, а память услужливо ей подыгрывает, подстраивая в своих глубинах образ из прошлого под то, что предстало передо мной ныне?
Черта с два! Я не забыл ни единой черточки – это же просто невозможно! Нельзя забыть хоть что-то о той, кого любил так долго и неистово. О той, что струится по твоим венам вместе с…
Кровь. Да, точно. Это не моя Лори. Не моя.
У покусавших меня перевертышей, может, зубы были в каком-нибудь ядовитом дерьме и поэтому мне все это мерещится?
Сдав Алису Касьяну, я перенесся домой и первым делом отыскал в ящике тумбы у входа визитку Макса, которую он демонстративно оставил, уходя, полыхая от ярости. Моя гордая несчастная кошка сто раз грозилась ее выкинуть, но так и не сделала этого.
Набрал номер мрачного оборотня и долго слушал гудки.
– Кто? – рявкнул наконец знакомый грубый голос нисколько не дружелюбно.
– Я.
– Глеб? – Я скривился. Макс будто нарочно называл меня всегда по имени, забивая на то, что для своих я исключительно «Рубль», а для посторонних – господин Рублев.
– Он самый. Слушай, Алиса меня, конечно, прибьет, если… когда… когда очнется, но я бы на твоем месте смотался к лекарю Касьяну. Жизнь – такая сука… ну чтобы не жалеть потом.
– Спасибо, – сухо ответил мой собеседник и сразу отключился.
– Ну вот я и обеспечил себе пару часов твоих упреков и воплей, Алиса, – сказал намеренно громко, посмотрев в направлении ее спальни на втором этаже квартиры. – Поэтому ты просто обязана выжить, чтобы устроить мне чих-пых.
За стеной опять шла гулянка полным ходом, и это внезапно достало меня. Тупые, близорукие, эгоистичные людишки, которым глубоко по хрен на все, кроме собственных сиюминутных удовольствий. Им дела нет, что, пока они тут глаза заливают и сношаются, кто-то рядом чуть не погиб, сводя приносимый им ущерб к минимуму.
Вышел на свою половину крыши, перенесся на соседскую, подставившись под холодный ливень, позволяя ему, словно душу, смыть с себя кровь и запах поверженных противников. Встал у разделительной стены, глядя на ярко освещенную квартиру с пьяными бездельниками внизу и спрашивая себя, чего сюда приперся. Что собирался делать? Ворваться, страшно оскалившись, сверкая красными глазами и выставив когти, чтобы они там все обосрались и сбежали куда глаза глядят? Идиотизм. Еще поубиваются. Можно, конечно, внушить им всем желание срочно разойтись, но там было человек двадцать, и потом мне срочно нужно будет из кого-то пить – сил ментальное воздействие отнимает ого-го сколько. По всякому выходило, что мне проще плюнуть, как обычно, и пойти нормально помыться и спать.
Едва собрался вернуться, на крышу вышла женщина, окруженная аурой смертельной болезни, как коконом. И судя по тому, что этот самый кокон лип вплотную к ее коже и даже вроде просачивался сквозь нее, времени ей осталось всего-ничего.
Обреченная девица, вся расфуфыренная, неуклюже цокающая на высоченных каблуках незаметно покидает вечеринку и выбирается на крышу высотки. Сейчас точно соберется сигануть.
Пока я еще размышлял, уйти или остаться, она приперла от бассейна тяжеленное кресло. Хм, вот и зачем эти сложности? Чисто женская ерунда. Хочешь реально убиться – вались через парапет, и дело с концом. Может, ждет, что ее кто останавливать придет?
Взобравшись на бетонную преграду, незнакомка села и вдруг разревелась. Хорошо хоть ветер дул от меня – терпеть вообще не могу запаха женских слез.
Зачем заговорил с ней, а не ушел просто, дав довести задуманное до конца? Теперь уже никакой демон в этом не разберется. Куда как важнее, к чему это привело. К поступку, с последствиями которого я понятия не имел что делать.
Проклятье, это был импульс, удар молнии, нечто почти рефлекторное, как потребность бороться всеми силами за следующий вдох в момент удушья. Я обратил ее раньше, чем позволил хоть одной разумной мысли высказаться против подобного.
Я хотел мою Лори назад. И насколько сильно, осознал, только увидев ее лицо снова перед собой. Дальше все было с моим участием, но все же мимо мозга. Вернуть себе возлюбленную хоть так… Чудовищный самообман. Это я понимал яснее некуда на рассудочном уровне, но глаза говорили об обратном, все тело ныло и пело в приветствии давно утерянного, такого неистово желанного. Опять ощущать, как это: брать мою Лоралин и принадлежать ей. Это было мощнее всякой правды.
– Это не моя Лори, – прохрипел я вслух, будто так мог убедить себя хотя бы отвернуться.
Черта с два. Вид ее обнаженного и вымытого трясущимися от трепета ежесекундного узнавания руками тела и лица опрокидывал, разбивал в пыль мои жалкие попытки оторваться от созерцания и на миг. На самом деле, все мои силы сейчас уходили лишь на то, чтобы не перебраться на постель и не исцеловать ее даже вот такую, еще недвижимую после обращения, от пальцев ног до макушки, упиваясь этим лживым счастьем узнавания, возвращения в пространство прежней радости. Меня аж потряхивало от необходимости истрогать ее всю.
– Не Лори, – пробормотал, продолжая малодушно упиваться кайфом от одной только возможности смотреть. Слова мне не помогали. Они ничто, когда я вижу перед собой эту грудь с темно-розовыми сосками, изгиб шеи, развилку бедер, в которую зарывался лицом сотни раз. И сделаю это снова, умирая от наслаждения вкусом.
Да, я знаю, что кара последует. Она очнется, и не будет женщиной, которую я храню в памяти, которую вижу в ней. Не тот голос, не та кровь. Но сейчас, когда она молчит… И я так безумно давно пробовал кровь Лоралин, еще когда сам проходил через обращение, я ведь мог забыть…
– Идиот! Мертвые не возвращаются! – озлился на себя, но толку-то.
Я хочу, чтобы это была она, хочу просто отчаянно! И я ведь смогу простить ей отличия? Смогу продолжить обманывать себя?
– О чем ты думаешь, придурок, – зашипел себе под нос. – Будто эта женщина действительно нуждается в твоем прощении за то, что она не твоя возлюбленная. Что ты, гад, натворил вообще? Нельзя этого было делать! Нельзя ни по какой причине.
Или все же можно? Внутри все так похолодело, что я себе показался куском льда. Если я вижу в ней Лори, то и он… Неужели эта бедняжка – шанс остановить его? Закончить все это дерьмо?
– Я такая бездушная тварь, но ведь это никакая не новость.
Мое пробуждение было внезапным. Будто, упав в ледяную воду, я потеряла способность дышать от шока, а теперь, вернувшись в сознание, начала, захлебываясь, хапать воздух, молотя в панике руками и ногами по чему-то мягкому и лупая глазами в темноту.
– Тише, это ощущение удушья обманчиво и сейчас пройдет, – раздался где-то поблизости уже знакомый мужской голос с хрипотцой сейчас, как после слишком долгого молчания.
Зыркнув в направлении звука, я увидела его… того самого, который…
Заорав… ну ладно, на деле – засипев, я дернулась в сторону, обнаружив, что лежу на огромной кровати голышом, даже ничем не прикрытая, как нарочно выставленная в таком непотребном виде на обозрение, а покусавший меня псих сидит рядом в глубоком кресле, пялясь на меня своими глазами – темными провалами на фоне бледного пятна его лица. Жуть-то какая!
– Осторожнее, ты навредишь себе, – подался он в мою сторону, напугав еще сильнее, и с кровати я таки свалилась, хлопая себя в панике по груди.
– Наврежу? – Ушам своим не верю! – Ты мне в шею вцепился! До крови! В смысле – она так и хлестала!
– Так и задумывалось, – кивнул он невозмутимо, поднимаясь, а я, вскочив на ноги, шарахнулась подальше, слава богу ни на что не налетев в потемках. – Не бойся, я не опасен для тебя.
– Ты пил мою кровь! Фу, гадость! – Я схватилась за то самое место на шее, судорожно нащупывая рану и не находя ее отчего-то, а мой живот вдруг свело, но совсем не от отвращения, хотя самое время. – И заставил меня пить твою!
– Вряд ли ты бы согласилась добровольно в первый раз, – снова кивнул он, но, вместо того чтобы подойти, наоборот, отошел подальше, и я уже не могла даже угадать выражение его лица.
– Да я ни в какой раз бы не согласилась! Ты какой-то ненормальный, из тех, кто подцепил ужасную болячку и теперь старается заразить ею побольше людей вокруг? Или сектант-сатанист? Или из тех психов, что вечно красят волосы в дикие цвета, одеваются в черное и носят накладные клыки, возомнив себя вампирами?
– Это все твои версии или еще будут?
– Будет заявление в органы! – ляпнула вгорячах, но тут же подумала, что это глупо. Зачем меня отпускать, если побегу в полицию. – Будет, если меня не выпустят отсюда сию же минуту.
Помещение, в котором мы находились, было очень большим и темным, и в нем располагались кровать и кресло, и еще что-то вроде комода угадывалось по очертаниям, и на этом все, что я могла пока рассмотреть, потому как боялась упускать из виду любителя похлебать чужой кровушки, пусть он и прикидывался сейчас частью интерьера в темном углу.
– Хм, и что, интересно, намерена заявить властям?– уточнил он, медленно перемещаясь, почти проплывая по своей стороне комнаты.
Послышалось шуршание, и вслед за тем, как он шел вдоль стены, стали плавно раздвигаться очень плотные шторы, открывая вид на огромные окна от пола до потолка, за которыми наблюдался серый дождливый рассвет. Стало намного светлее, но от этого ничуть не менее страшно. И странно. Потому как настойчивое ощупывание никаких вообще признаков недавних повреждений не обнаружило. А что если у меня начались те самые галлюцинации, о которых предупреждал доктор? Пусть так, но, однако же, я очнулась не на той самой крыше, куда сто процентов поднималась, и не внизу в съемном пентхаусе, в крайнем случае, а в каком-то логове упыря.
– Я найду, что сказать, – пробубнила, узрев наконец, где тут дверь. – Одежда моя где?
– Платье я выбросил – оно безнадежно было испорчено.
Ага, улики, значит, уничтожаем.
– Все, что еще нашел, вон там, – псих кровососущий указал на еще одно кресло с горой пакетов, в которых я, присмотревшись, опознала все свои последние бесполезные покупки из дорогих бутиков. – Но тебе нельзя уходить.
– Кто это сказал? – ощетинилась я, начав бочком передвигаться к обнаруженному выходу.
– Твоя новая природа. Выходить на улицу сейчас смертельно опасно для тебя.
– С какой стати?
– А с какой стати мне было осушать тебя и поить своей кровью? Есть разумное объяснение, помимо всякой чуши про секту, больного психа, или что там еще тебе в голову приходило?
– У того, что кто-то берет и вцепляется накладными клыками в чью-то шею, не существует разумных объяснений. Это действие противоречит понятию разумности в принципе.
– Только если этот кто-то не вампир и не питается этой самой кровью, да? И, между прочим, все свое, родное, можешь подойти и потрогать, и я не так уж и вцеплялся, сделал это максимально безболезненно и нетравматично для тебя.
– Вампиры – выдумка. Максимум больные люди с… как же там оно называется?
– Порфирия, – услужливо подсказал мне чокнутый.
– Вот! Я видела передачу о таких больных. И, к сведенью, это была моя шея, так что мне лучше знать, было ли это безболезненно…
– Ты всегда кончаешь от боли?
– Что? – Вместо возмущенного вопля вышло какое-то сдавленное карканье, а от стыда аж в жар кинуло. – Да при чем тут… Я не буду об этом говорить! Что бы там ты себе ни придумывал, но я не давала тебе право кусать меня и, возможно, заражать черт-те чем, от чего я могу…
– Перестань! Нам обоим известно, что ты была смертельно больна и собиралась совершить суицид.
– Откуда ты...Что значит «была больна»?
– Больше нет. Те самые выдуманные вампиры, к которым ты теперь тоже относишься, не болеют ничем. Можешь не благодарить, просто успокойся, посети удобства и покормись уже от меня, или твой голод свернет мне мозги набекрень.
Я автоматически открыла рот для очередного возражения, но оно застряло где-то в глубинах пораженного новым шоком мозга. Это было похоже на короткое замыкание. Мне толком-то вот прям до всей глубины души, до донышка не удалось поверить в свою обреченность после того, как узнала о диагнозе. Тот момент, когда разумом знаешь, но соглашаться отказываешься. А тут это. Вероятно, нормальный человек сначала обрадовался бы. Я же, уже осознав собственную несовместимость с таким понятием, как везение, разозлилась.
– Знаешь, я слыхала о том, что существуют люди, для которых нет ничего святого, но вот вживую сталкиваюсь впервые, – процедила с горечью. – Тебе что, вообще никакие нормы морали не знакомы?
Одно хорошо. Злость освободила от сковывавшего страха, и я решительно направилась к горе шмоток, выхватив первое попавшееся платье из пакета и начав натягивать его прямо на голое тело. Не теряя из виду так и торчащего столбом бессовестного гада и заодно выискивая глазами что-то в качестве оружия, если он все же бросится. Ага, вон в дальнем углу камин, не газовая имитация, а самый настоящий, и рядом на специальной подставке повешены кованые принадлежности явно с приличным весом.
– Я тебе все же рекомендовал бы принять душ. Я тебя тщательно обтер, но кровь так трудно отмывается, и это вряд ли заменит качественное купание.
– То есть пока я тут по твоей же вине без сознания валялась, ты над моим телом как хотел глумился? – передернулась я.
– Помыл, всего лишь помыл. Кровь, высохшая на коже, – крайне неприятное ощущение.
– Псих, впивающийся тебе в глотку во время первого и последнего твоего случайного секса – вот действительно неприятное ощущение.
– Тут, думаю, правильнее будет назвать это событием, а не ощущением. И я чрезвычайно польщен.
– Не-а, – наплевав на обувь, я стала пятиться к выходу из огромной спальни. – Не вступать в разговоры тогда было правильным и не продолжать эту бессмысленную болтовню сейчас. И никакое ты не событие! Нечем тебе гордиться. Очередное разочарование, надо было сразу прыгать и не тратить…
– Ложь как защита и реакция на смущение нормальна.
Ох, вы поглядите – тут у нас псих с замашками психолога. Оксюморон какой-то.
– Ладно, как бы там ни было, но я ухожу, если ты не против.
– Я – против.
– «Если ты не против» – просто устойчивое выражение, а не просьба о разреше… – Слово повисло неоконченным, потому как мой нежеланный собеседник исчез. На полном серьезе. Вот только что стоял в своем темном углу, и раз! – нет его.
– И тем не менее я против! – раздалось над самым моим ухом.
С воплем я кинулась вперед, перескочила через кровать и рванула к окну. По крайней мере, стану орать как резанная в него.
– Стоп! – сильная, как полоса гибкой стали, рука обвила мою талию, останавливая на бегу в полушаге от прямоугольного пятна света на полу, падающего из окна, а вот прям весь мой чокнутый похититель прижался ко мне со спины. Говоря «прямо весь», я именно это и имела в виду. Казалось, он приник к моим изгибам и коже в максимально-непостижимом количестве мест, да еще и на секунду уткнулся лицом в шею и вдохнул глубоко и протяжно, будто делая долгий глоток. У меня все внутри сжалось. Опять укусит сейчас?
Что самое иррациональное и ужасное? Мне стало не только и не столько страшно, сколько странно – все интимные мышцы мощно сократились, вмазав по моим легким, сердцу, мозгу взрывом сокрушительного жара. Такого сильного, что мои колени забастовали, отказываясь служить надежной опорой.
– Мы бы могли еще долго с тобой препираться, и я ни за что на свете не хочу причинять тебе и малейшей боли, но нужно поставить точку в бессмысленном споре и заодно уберечь тебя от спонтанных опасных действий.
Его вторая ладонь легла мне на плечо, мягко, я бы сказала, нежно и чувственно, если бы не дикость ситуации, скользнула неторопливо по всей длине руки, почти лаская и порождая сотни мурашек, и добралась до моей кисти. Не встретив у остолбеневшей меня никакого сопротивления, мой захватчик переплел наши пальцы, как будто мы романтичные влюбленные, и медленно поднял сцепленные конечности, позволяя им попасть в зону, освещенную невидимым за облаками солнцем.
Боль появилась не сразу, я сначала даже увидела собственную, стремительно краснеющую кожу и первый вздувшийся волдырь, как от ожога, а только потом накатило жжение.
– Этого достаточно! – прежде чем я закричала от боли, этот… вампир, ага, отдернул меня подальше от света, подтаскивая обратно к постели.
– Это что-то… Как же так? – перестав шипеть от быстро проходящего ощущения, что сунула руку в кипяток, пробормотала я, уставившись на ужасно выглядящую кожу.
От шока у меня, похоже, и нервная система забарахлила, потому что болело куда как меньше, чем, по идее, должно было, а желудок снова взбунтовался. Испытывать голод в таких обстоятельствах – это уже нечто.
– Ты должна попить из меня, и все мигом пройдет, – торопливо произнес мужчина, усаживая меня на край кровати и вставая передо мной на колени, так что наши лица очутились напротив. Божечки, как же он красив все-таки, как жаль, что он псих. Или что я уже окончательно сбрендила.
– Почему мне такой, как ты, хоть разок в этой жизни не обломился, когда я была здорова и с головой в порядке? – шепотом спросила его, скользя рассеянным взглядом по линии бровей и прямому носу к губам. – Ведь сейчас ты, скорее всего, просто мой глюк, как и все, что между нами происходит.
Голова начала кружиться, запах от него исходил реально вкусный, десны зачесались, создавая под верхней губой непривычную тесноту, и что-то укололо нижнюю. Мой потрясающе прекрасный кошмар наклонился ближе ко мне, мелькнул длинный острый, как бритва, ноготь, а точнее, коготь на длинном пальце, и на мой подбородок брызнуло нечто горячее, ароматное.
– Нет! – попыталась я отшатнутся, не в силах преодолеть последние крохи отвращения, хотя голод во мне взревел с бешеной мощью, толкая в противоположную сторону, к нему, к источнику силы.
– Так нужно! – Ладонь властно легла на мой затылок, и выбора не осталось: или глотать, или захлебнуться.
Сознание раскололось: одна половина истерила, вопя, насколько же это ненормально, а вторая ликовала, насыщаясь непривычным, но умопомрачительно приятным образом, наслаждаясь прокатывающими по телу судорогами удовольствия, так похожего на мини-оргазмы, пока и вовсе все не померкло.
Не Лори! Не-Лори-не-Лори-не-Лори! Я твердил это себе едва ли не вслух, еле сдерживая мощную дрожь, что раскачивала все мое тело изнутри от ощущения губ незнакомки на моей коже, от звука ее глотков, каждый из которых едва не сбрасывал меня в неистовство оргазма.
Не она… но как же ошеломительно, неимоверно приятно снова испытывать это знакомое ощущение держать ее в своих объятиях, узнавая каждый любимый изгиб, пока она насыщается и медленно обмякает, охваченная сытой сонливостью. Кормить свою возлюбленную, отдавать ей добытую тобой у других жизненную силу – вот истинное наслаждение для мужчин того вида, коим я являюсь гораздо дольше, чем был человеком. Я уже крайне смутно припоминаю эту свою «первую жизнь». Не помню большую часть событий, чувств, не испытываю тоски по давно умершим близким. Хотя их у меня, по сути, и не было. Бастард, плод грешной страсти заезжей оперной дивы и князя Алтуфьева, не нужный ни ей, ни ему – вот кем я был от рождения. Подброшен еще в пеленках на порог отца, так как у матери не было ни сил, ни желания прерывать свою веселую, легкую жизнь, полную богатых и щедрых поклонников, где бы она ни гастролировала. Ведь молодость и красота так быстро увядают – нужно успеть взять от жизни все, а потом осесть с каким-нибудь глуповатым, но состоятельным бюргером в глубинке, где никто не в курсе ее похождений. И внебрачный ребенок не был уместен ни на одном из этапов ее жизненного плана.
Но и отцу я был как кость в горле. Точнее, ему бы на меня было и вовсе наплевать. Нет ничего проще – пристроить в семью крестьян и подкидывать на содержание ублюдка, но его жена была страшно ревнива. И пусть и знала, что у него таких вот детей вроде меня и от прислуги хватает, потому как папаша был тот еще блудливый кобель, а жена его в постели холоднее льдины, но именно я ее бесил особенно сильно, и, сберегая свои драгоценные княжеские нервы, он в шесть лет спровадил меня жить в дом своего друга – графа Кононова.
С матерью я, получается, не виделся никогда, отец мелькал периодически – приезжал навещать своего приятеля и едва кивал мне, когда попадался на глаза среди прислуги. Разве что передавал через посыльных деньги, и на том спасибо. Никакая не трагедия для кого-то, рожденного в те далекие времена. Обычное дело. Не о чем вспоминать.
Самое мое первое яркое воспоминание – это встреча с Лоралин. Несчастная, подвергшаяся жестокому грабежу, в результате которого погибли ее сопровождающие и прислуга, странствующая аристократка. Испуганная и божественно прекрасная для меня. И пусть много позже я узнал, что никакого нападения не было. Она просто решила, что пора полностью поменять жизнь и окружение, пока ее неувядающая молодость и красота не стали казаться странными. Но к тому времени я уже был ею обращен, без памяти любил, сам сделал бы все что угодно и не мог осуждать за случайные жертвы. То была суровая необходимость ради выживания вампира, а человеческая жизнь в те времена ценилась куда меньше, чем сейчас. Хотя о чем это я? Она и ныне ничто, особенно для мира нечисти. Главное, чтобы все было шито-крыто и не привлекало ненужного внимания.
Незнакомка на кровати шевельнулась, и я подался к ней, изучая состояние. Заодно в какой уже по счету раз силясь найти отличие от моей погибшей любви. Бесполезно. Пока она оставалась вот такой недвижимой, безмятежно спящей и молчаливой, не было ни единой зацепки, что помогла бы мне отринуть наваждение. Зато в сознании она однозначно отличалась. Даже тот самый жест – стыдливо прикрыться хоть как-то от моего наглого разглядывая руками – был абсолютно не свойственен Лори. Никакого смущения, ни притворного, ни настоящего, никогда. Она обожала возбуждать, привлекать жадные вожделеющие взгляды, купалась в похоти, кажется, никогда этим не пресыщаясь.
Не-Лори снова шевельнулась, совсем чуть-чуть, но все же напоминая мне о том, что день промелькнул незаметно и через какие-то несколько часов она проснется и будет снова зверски голодна. Вот это состояние лютого голода я уже прекрасно помнил. Ведь то были восхитительнейшие моменты, которые не повторялись никогда больше. Вампир мужского пола пьет из обратившей его женщины лишь пока происходит сам процесс обращения до завершения, совсем не мгновенный и даже не быстрый, в отличие от глупых выдумок в романах.
Наскоро проверил действие охранных и запирающих заклятий на всех окнах и дверях, и не только тех, что ведут наружу. Беспечным людям невдомек, что каждый оконный и дверной проем подобен заготовке портала для тех, кто владеет искусством открывать их. И кое-кому не нужно никаких легендарных первых приглашений войти. Личных трений с нечистью подобного толка у меня еще не происходило, но кто сказал, что некто, кому я перешел дорогу, не наймет-призовет-принудит их, дабы устроить мне «сюрприз». Так что сразу же после заселения я не пожалел ой какую немалую сумму плюс еще и несколько «особенных» услуг для одного очень сильного мага, чтобы превратить свое новое городское прибежище в настоящую нерушимую крепость, пусть внешне об этом ни за что было не догадаться.
Выйдя на балкон, несколько секунд смотрел вниз на город в рано сгущающихся весенних сумерках, а потом перенесся на один хорошо известный мне пустырь позади большого приземистого здания, обнесенного совсем неспроста очень высоким забором. Нарочно не скрывая себя никаким мороком, постоял там неподвижно минут пять, вполне, на мой взгляд, достаточные для того, чтобы меня не только увидели, но и хорошенько рассмотрели. Для большей ясности я, еще когда пошел по направлению ко входу в бывший производственный корпус, переоборудованный теперь в весьма особенный и, к моему сожалению, все более популярный клуб, демонстративно вытащил из нагрудных ножен единственный прихваченный с собой кинжал. Высоко поднял обе руки, показывая тем, кто уже встречал меня, что не кровавую бойню пришел устроить. Мне просто нужно быстро «заправиться» кровью и вернуться обратно.
Тяжелая железная дверь, ржавая и скрипучая, создающая нарочитое впечатление давно не используемой, стала открываться еще до того, как я совсем приблизился. В дверном проеме появилась Наталья Мухина собственной персоной, здешняя хозяйка, а за ее спиной маячили мрачными тенями оба ее кормильца и защитника: Андрей и более юный, и оттого нервный, Маркус – недавнее творение госпожи Мухиной.
– У меня не происходит ничего, что заставило бы тебя явиться, Рубль! – без приветствия начала Наталья, проходясь по мне цепким тревожным взглядом.
Высокая, статная брюнетка с весьма щедрыми формами и красивым лицом, которое не портила явная печать порочности и сластолюбия. В свое время она делала мне предложение о сближении, но я отказался. Когда в спальне совсем уж проходной двор – это для меня чересчур. Если я и терпел ветреность Лоралин, то лишь потому, что она была моей создательницей и не в моем праве было менять изначальные правила. Инстинкт диктует женщинам-вампиршам обзаводиться достаточным количеством кормильцев и защитников. А новообращенный, каким был я, практически не в состоянии потянуть все эти обязанности в одиночку. А к тому времени, когда я смог… у меня уже не было Лори.
– Почти эту же фразу я слышал буквально на днях, а после этого оказалось, что один посчитавший себя слишком умным оборотень наплодил целую кучу неполноценных и собрался устроить дележку власти и территории с Галактионовым.
– Я слышала об этом. – Голос ее уже не звенел откровенной недружелюбностью. – Я сожалею о твоей ко…
– Алиса в порядке! – оборвал я ее. – И я пришел не с целью доставить тебе неприятности, Нат. Мне просто необходимо быстро и обильно поесть.
Нужно было видеть выражение изумления на лице вампирши. Ну да, до сих пор я никогда не прибегал к услугам ее человеческих кормильцев и вообще не скрывал своего негативного к этому отношения. Считал, что добровольность этих людей очень-очень условна, примерно как у наркоманов, которые вроде всегда по своей воле бегут за новой дозой, но, по сути, гонит их туда тяжкий смертельный недуг. «Подсесть» на тот кайф, что приносили «ласковые» укусы, было проще простого, а вот избавиться от этого пристрастия почти невозможно.
– Я даже не знаю… ты ведь против того, как у меня все тут происходит, – замялась Мухина.
– Мне нужно только питание, ничего кроме этого, – уточнил я.
– В том-то и проблема. Кормильцы же сюда не за деньгами приходят, сам понимаешь. Ладно, пообещай, что никого внутри не тронешь, чтобы там тебе ни показалось, и мы найдем тебе кого-нибудь быстренько.
– Двоих, – добавил я конкретики.
И без того круто изогнутые брови Натальи взлетели чуть не до корней волос, а ее молчаливо стоявшие мужчины оживленно замялись.
– Ты кормишь кого-то? – от удивления Наталья перешла почти на визг. – Серьезно, Рубль? Какого черта, я ведь предлагала тебе...
Ладно, возможно, это было не удивление, а возмущение.
– Наташа… – начал Маркус с явным упреком в тоне, но она шикнула на него, как на непослушного пса.
– Вот потому-то я и не согласился, – усмехнулся я, покачав головой.
– Ну и дурак! – рыкнула вампирша, показав мне острия своих клыков в злом оскале. – Заходи, накормим. Двойная оплата.
– Как скажешь, – кивнул я и двинулся за ней следом, с каждым шагом все больше погружаясь в грохот тяжелой музыки и в густой, тягучий коктейль из смрада сигаретного дыма, похоти людей и нечисти, с резкой горькой ноткой страха и ненависти, мгновенно возникшей в толпе при моем появлении.
– Подожди лучше тут, – указала Мухина на затемненную нишу в стене для уединения. – А то половину посетителей мне распугаешь.
– Бу! – щелкнул я зубами в сторону уставившейся на меня компании молодых инкубов. Такие, не обретя полной силы в юности, частенько промышляли тем, что, вот так сбившись в стайку, подчиняли волю одной бедолаги и «высасывали» ее подчистую, не умея еще вовремя останавливаться. А потом в лучшем случае ту ждали психбольница и пожизненные приступы жесточайшей депрессии. Но обычно исход был один – самоубийство. – Злой Рубль не трогает тех, кто ведет себя по всем правилам.
«Смешно. Сам ведь свои прямо сейчас нарушаю», – подумал, наблюдая, как инкубский молодняк резво теряется в толпе.
Лиц парня и девушки, которых минут через десять привела ко мне Наталья, я постарался не запоминать. Они и так уже пахли оба возбуждением, хотя были предупреждены, что ничего приятного им со мной не светит. С инстинктивной реакцией, выработанной неоднократным впрыскиванием в сознание ментальных эндорфинов, ничего не поделать. На мгновение у меня было искушение отплатить им за кровь ожидаемым удовольствием – я ведь сотни раз делал это раньше со случайными жертвами. Но тем однократная случайность и отличается от систематического употребления этой нашей внушаемой вампирской наркоты. Об одном разе с легкостью можно забыть, а вот для этих двоих уже выхода не было.
Сытый настолько, насколько не бывал уже давным-давно, я махнул Наталье, хищной птицей наблюдавшей за мной и все больше нервировавшей этим своих защитников, и направился к выходу. Что же, пищу я добыл, заодно и волну слухов запустил. Если уж решился сотворить такую низость… нечего затягивать.
Проснувшись, я увидела за огромными окнами темноту и ощутила, что снова зверски голодна. Как ни странно, невзирая на отсутствие хоть каких-то источников света, могла теперь разглядеть все в этой исполинской спальне, которая вполне могла сойти за актовый зал в небольшой школе. И на этот раз я была тут одна, да и второпях натянутое на голое тело платье на месте. Еще некоторое время прислушивалась к звукам и рассматривала темные очертания мебели, задаваясь вопросом, сколько же проспала: весь день или вообще больше суток, раз так опять сводит живот. Его громкое урчание и было единственным, что производило шум в этом помещении. Еще мне хотелось в туалет, и кое-где чесалась кожа, намекая на необходимость принять душ, как и предлагал…
Так, секундочку! Или побольше одной. Можно мне еще не начинать думать о последних событиях? Как будто это и правда возможно.
Медленно поднимаясь в постели, я ерзала языком по зубам верхней челюсти, нащупывая там изменения, которые уже не проигнорируешь. Два самых настоящих клыка, не такие, как зубищи у тигра, конечно, но все же совсем не то, что помню у себя раньше. Я бы и палец в рот сунула, получше проверить, но где это видано, немытые руки в рот совать! Бабуля была бы в шоке.
Первым делом все же пошла не в ванную, а высунула нос в коридор, ведущий из спальни, и еще послушала. Похоже, хозяина, склонного воровать людей и кусать их, дома не было. Или он спит в какой-нибудь кладовке в гробу? А я? В смысле, мне тоже придется? Ужас! Где я его возьму? На карте что-то там еще оставалось от продажи квартиры. Интересно, на модель поудобнее хватит? Такую, чтобы не одни голые доски... Божечки, да что за дурь лезет в голову! Если бы этот упырь – как его зовут-то? – спал в гробу, то на кой черт ему спальня больше моей старой квартиры и кровать размером с вертолетную посадочную площадку?
Добравшись наконец до ванной, я нащупала на стене выключатель. Яркий свет больно резанул по глазам, и только через мгновение я осознала, что скалюсь и шиплю, как кошка, которой на хвост наступили.
И да, в зеркале я, между прочим, отражалась. Выглядела, само собой, растрепанным чучелом и подбородок, щеки, шея в едва заметных буроватых разводах.
Кровь. Я пила кровь. Желудок на признание этого факта свершившимся, отозвался новым заунывным урчанием и довольно неприятным спазмом.
– Я теперь вампир? – спросила у своего отражения, изучая новую себя и все ожидая прилива паники, отвращения, отрицания, желания броситься бежать все равно куда сломя голову, да чего угодно.
Но в сознании было поразительно тихо. Не считая любопытства, я сейчас никаких эмоций не испытывала вовсе. Потребности бездумно спасаться бегством тоже. Куда я побегу-то? В полицию? Ерунда.
Да и каких-то радикальных отличий во мне с первого взгляда не наблюдалось. Все та же я. Ну с клыками да в измятом платье, которое себе раньше не могла бы позволить. Бледная, но кто бы тут не сбледнул. Я и раньше-то румянцем в пол-лица не отличалась, а как заболела, так тем более.
– Я больше не больна? – наклонившись к самой зеркальной поверхности, всмотрелась в свои глаза, как будто это могло бы дать мне ответ. – Совсем? То есть не умру? Буду жить дальше? Но, собственно, где?
Вот что-то явно у меня не то с головой. Почему мои чувства какие-то… ну не знаю, недостаточные, заторможенные, что ли? По идее, все же должно бушевать в душе. Любой человек, получивший внезапно подобное избавление от скорой смерти, должен быть несказанно рад. Бегать, кричать, ликовать, сразу после того как перестанет биться в истерике от ужаса. Даже если эта новая жизнь еще незнакома и вполне может быть полна всяких неприятных сюрпризов, это же жизнь, да? Вот! Опять! Столько страстей бывало в моих фантазиях, сколько себя помню, а вот в реальности все вечно вот так вот. Никаких взрывов и крайностей. По сути, та истерика на крыше под дождем была первым бурным проявлением моих чувств.
Голод напомнил о себе очень сильным спазмом в желудке, и, отбросив размышления о глобальном в принципе, но несущественном сию минуту, я быстро сдернула платье и сунулась в душевую кабину.
Ух ты! Там было не меньше трех десятков насадок, бьющих по телу под всевозможными углами! А у здешнего хозяина губа не дура, и комфорт он любит на высшем уровне. Чем, кстати, зарабатывают на такую безбедную жизнь вампиры?
Ну, блин, Маша! Где твое «О, господи! Вампир! Он вампир! И я вампир! Что делать? Что делать?!» Нет же. У меня в голове только – где и на что я буду жить и откуда деньжищи у хозяина дома. Унылая я и меркантильная, да.
Ладно, было еще кое-что. Один вопросик. На кой черт этому вампиру, который выглядел как ходячая женская греза, понадобилась я, вот такая, какая есть. То есть вполне себе прозаическая, со своей унылостью в придачу?
Припоминая, что мне случалось читать о вампирах, я завернулась в большое, необыкновенно мягкое полотенце и обшарила все ящики в ванной. Больше половины оказались пустыми, в оставшихся хранились только мужские принадлежности. Женщины в этом доме нет?
Вернувшись в спальню, я перерыла так и стоящие на кресле пакеты, назвав в итоге себя бестолочью. Накупила всякого дорогущего барахла, эффектных вечерних платьев и белья, но ничего удобного и повседневного. Ну и ладно, за окном темно, значит, вечер – надену что есть. Облачившись в серебристое, струящееся по телу, словно жидкость, платье в пол, отправилась наконец на поиски кухни. Есть хотелось уже просто адски, так что очень-очень надеюсь, что она здесь есть и холодильник не пустует.
Кухня была и под стать всей квартире – огромная и ультрасовременная. Подходя к холодильнику, я себя уже внутренне готовила к тому, что увижу там медицинские пакеты с кровью – ну как в кино. Я же смогу заставить себя ее пить? С закрытыми глазами, представляя томатный сок. Зараза, я терпеть не могу томатный сок.
Однако там оказались вполне себе нормальные продукты, хотя преобладало сырое мясо. Итак, вампиры все же едят обычную пищу. Ура! Представить, что мне предстоит перейти полностью и навсегда на жидкую диету, не упоминая уж о моральной и технической стороне этого, было удручающе. Я за свою жизнь столько на этих диетах всяких отсидела... люди за убийство меньше сидят.
Так, посмотрим. Я извлекла из недр холодильника увесистый кусок мяса и, сглатывая слюну, уложила его на найденную в шкафах доску. Некрасиво шарить и хозяйничать в чужом доме, и при других обстоятельствах я бы ни за что так не сделала. Но лучше же я сытая, страдающая от стыда, чем мертвая.
От голода уже неимоверно тошнило, так что пока нарезала мясо, я между делом сгрызла еще и большую морковку. Сковорода с маслом уже грелась на плите, как вдруг мне в живот кто-то будто врезал беспощадным кулаком. Зажав рот, рванула к санузлу. Выворачивало меня долго, до тех пор, пока не почудилось, что с проклятущей морковью я отправила в унитаз и собственную печень. Всю трясло от слабости, и в глазах стремительно темнело, во рту все как мокрым пеплом облеплено, боль в животе была кошмарная. Морковка – отрава для кровососущих?
– Черт, прости, я слишком задержался! – У меня не нашлось сил даже обернуться на голос явившегося хозяина квартиры. – Сейчас я накормлю тебя.
Сильные руки вздернули меня с пола. Придерживая вокруг живота, вамп наклонил меня над раковиной и включил воду.
– Рот прополощи, чтобы и следов еды не осталось! – приказал он, зачерпывая жидкость в ладонь и поднося к моему рту. – Давай, а то может все повториться.
Я бездумно послушалась, но едва внутренняя сторона его широкого запястья оказалась у моего рта, вцепилась в нее зубами, не соображая, что творю. Господи, что же это был за вкус! Если и существует в реальности божественная амброзия, то сейчас я жадно глотала именно ее. И с каждым новым глотком в меня будто вливался живой, жидкий жар, текучий огонь, прогнавший моментально не только всю дурноту и боль, но и превративший все тело в сгусток горящей, дрожащей от алчного вожделения плоти.
– Нет, я хочу не так, милая! – напряженным голосом произнес мой кормилец и беспардонно отнял источник питающего блаженства, чем тут же привел в ярость.
Он быстро отпустил меня, разрывая наш контакт, и я развернулась к нему скалясь и рыча: «Еще!»
– Хочешь еще? – Вампир медленно пятился от меня, разжигая этим внутри нечто прежде не познанное, зверское. – Иди сюда и возьми!
Широко раскинув руки, он, дразня, запрокинул голову, доводя меня этим жестом до края. Я прыгнула вперед, вцепляясь в его широкие плечи и впиваясь клыками в горло под его протяжное, кажется, даже счастливое «Да-а-а!».
– Вот так, да, да, пей, пей! – стонал он, поддерживая меня и лаская спину. – Еще-еще-еще! Я так тосковал по этому… пей… пей, Ло...
Мое сознание уже стало путаться, в каждом звуке, издаваемом им, чудилось столько откровенно эротического призыва, что все во мне стало охотно на него отзываться. Один голод с огромной скоростью начал перерождаться в другой, и я уже сама терлась об него, постанывая и умоляя о другом насыщении.
Противный визжащий писк всверлился в мой одурманенный похотью мозг, неимоверно беся и разрушая великолепное исступление, захватившее мое сознание. Просветление от кроваво-сексуального безумия пришло одновременно с дымной вонью и шуршащим звуком полившейся отовсюду с потолка воды.
– Система пожаротушения сработала, – сообщил сквозь рваные тяжелые вдохи ошалело уставившейся мне мужчина-головокружение.
Дымную вонь я уловил сразу, перенесясь домой, но звуки из ванной заставили мгновенно забыть о ней. Опоздал я. Моя... обращенная явно добралась до холодильника и попыталась утолить жестокий голод с помощью Алисиных запасов продуктов. Моя вина. Очень плохо. В начале трансформации любая пища, кроме крови инициировавшего тебя, практически яд.
Но и проигнорировать мерзкое амбре застарелой ржавчины, что уловил, почти добравшись до выхода из клуба Натальи, не мог. Сигареты, кровь, пот, похоть – ничто из этого не было способно заглушить для меня невидимый след демона-паразита. Не важно, какого он вида и к чему склоняет или откровенно принуждает своего носителя без разницы какой расы, улавливать их мерзкий смрад я научился безошибочно при любых обстоятельствах. Ржавчина, прелая листва, тлеющая плоть, давно протухшая рыба, скисшее молоко или гниющие овощи – у каждого вида свое, для человеческого нюха неуловимо, для обоняния большинства нечисти, не имевшей с ними прямых дел, – чуток раздражающе, однако не настолько, чтобы насторожиться. Но только не для меня.
Резко сменив направление, я, как гончая, стал выискивать мерзость в толпе, и тут же рядом со мной нарисовался Маркус.
– Ты сказал, что пришел к нам только ради кормления, – зашипел он мне в затылок. – Никакой твоей чертовой охоты на нашей территории!
Не все одобряли мою добровольную деятельность, не все. Ой, ладно, прямо скажем – девяносто процентов представителей «темной стороны» придерживались мнения, что я до хрена на себя взял, зарвался, никому это не нужно, «как-то жили себе и без этого веками прекрасно» и так далее. Забыли, идиоты, что благодаря «бесполезной суете» возомнившего о себе черт-те что выскочки, то бишь мне, в городе и окрестностях не было повальных рейдов охотников-истребителей уже столько лет. Те не выбирали правых и виноватых, если где-то нечисть сильно уж обозначивала свое присутствие в этом мире, и косили всех подряд.
– Вашей территории? – бросил я насмешливо через плечо, и не думая отвлекаться и останавливаться.
Я, конечно, сильно наглел, годами насаждая всем понимание, что, как бы они тут ни занимались дележкой между собой зон влияния, злой-презлой Рубль всегда сможет явиться куда угодно и навести свои порядки, если что не так.
– Нам не нужны тут неприятности, Рубль, – не отстал от меня дерзкий птенец. – Если ты кого-то тронешь у нас, то кто будет и дальше доверять нашей гарантии безопасности и ходить к нам?
– Нам-нам, – передразнил его я, не отвлекаясь от выслеживания. – У Натальи потрясающая способность мгновенно отучать своих кормильцев говорить «я» и думать своей головой.
– Ты смеешь оскорблять ее? – взвился он.
Говорю же, мозгами не пользуются.
– Тебя, малыш, тебя, – отмахнулся я, ускоряя шаги.
След привел в одну из приватных комнат клуба, запертую дверь в которую я вышиб ногой без церемоний, игнорируя возмущения Маркуса. И надо сказать, что успел я очень вовремя. Две сотрудницы Натальи с пресловутой пониженной социальной ответственностью как раз бросались друг на друга с короткими перочинными ножичками в руках, нанося рану за раной. Выглядели и они, и вся обстановка уже и так более чем красочно: все залито и забрызгано кровью, но подчиненные демоном девушки никак не реагировали ни на собственное состояние, ни на мое появление. А за ними с дебильной улыбкой счастливого маньячилы наблюдал скромненько стоящий в углу носитель паразита.
– Что здесь… – начал Маркус, я же, рявкнув ему «Девок зафиксируй», бросился на зачинщика этой херни.
Тот, истошно заверещав, кинулся от меня по периметру комнаты. Но куда тут убежишь. Настиг я его моментально, но поскользнулся на крови и просто влетел ему в спину, валя на пол. Тут же мне на загривок прыгнула одна из ментально одурманенных женщин и всадила свой смехотворный ножик в бок, пока я обездвиживал свою жертву, не давая нанести себе хоть малейшую рану. Иначе гадский паразит с легкостью покинет «отработанное» тело и отправится искать нового носителя. Вырубил я временно чокнутую ударом затылка в лицо и одновременно сломал шею носителю.
Все. Теперь с чистой совестью домой.
– Счет за дверь пусть Наталья включит в оплату за кормление, – сказал, поднимаясь, Маркусу, что удерживал вторую их сотрудницу особого профиля, которую уже начало конвульсивно трясти в отходняке после воздействия на разум и тело и, само собой, от боли и кровопотери. – Хорошего вечера!
Торопливо вышел наружу и уже через секунду стоял на крыше высотки со своей стороны. Помешкал пару секунд, разрываясь между двумя одинаково сильными и неправильными желаниями. Войти внутрь как можно быстрее и позволить себе окунуться в это наваждение возвращения Лоралин, обмануться, потому что это так легко, приятно. Или же развернуться и малодушно сбежать от последствий того, что сам и наворотил, обратив эту незнакомку. Просто пожить все равно где, дожидаясь, когда она, оставленная без моей крови, присмотра и руководства исчезнет по любой из причин. Урод, какой же я все-таки урод. Потому что вошел внутрь, собираясь накормить и сохранить жизнь, поступая таким образом даже более жестоко, чем если бы дал ей умереть.
– О господи! – шарахнулась от меня обращенная, напуганная писком противопожарной системы и погасшим повсюду светом. – Это же я на кухне сковородку бросила!
Она хотела метнуться прочь на ощупь, но ее уже шатало, как пьяную, после кормления, и я удержал, не давая упасть или удариться об стену.
А она на удивление быстро преодолевает трансформацию. Насколько помню, я первые раз десять просто отключался после каждого кормления. Или у женщин это по-другому?
– Все в порядке, – попытался успокоить девушку, прижав лицом к своей груди, не в силах оторвать свои руки от таких знакомых изгибов.
Самообман. Как же я в нем жалок, но при этом мне безумно хорошо от того, что поддаюсь ему хоть частично.
– Ничего не в порядке! – не унималась Не-Лори. – Вода с потолка льется, сейчас к соседям протечет! Это же какие потом деньжищи на компенсации им. Прости!
Когда устанавливали систему, предлагали мне какую-то химию вместо воды, но я отказался. Ведь знаю, что вода никакая не проблема.
– Успокойся, говорю! Не за что извиняться, – почти прикрикнул я на неуемную женщину в своем захвате.
Каждое ее ерзание – испытание для моей воли и порядочности, о которой можно уже в принципе и забыть.
Я ее уже трахал, представляя, что делаю это с Лоралин, и чуть не сделал это снова только что. Если бы не чертова сковорода, то мы бы уже сцепились, как одержимые, на полу или у стены – не наплевать ли где, главное, что вожделение еще крепко держало меня за все причинные места, в том числе и за желающий этого самообмана разум. Я до одури хотел еще ее клыков в моей плоти, жадных глотков у горла, стонов насыщения и возбуждения. Хотел брать ее, пока она берет силу для новой жизни у меня. Желал повторения этого снова и снова, бесконечное количество ночей. Даже если это ложь, даже если это всего лишь попытка залепить крошечным пластырем рану во все сердце.
– Отпусти меня, – почти шепотом попросила… блин, почему просто не посмотреть было на документы в ее сумке?
Лоралин всегда дико бесило, когда я трогал что-то из ее вещей. Да чтоб меня! Она не Лори! Не она.
Можно было и в сознание занырнуть хоть на самую малость. Но и тут я веду себя как трус и тряпка. Ведь тогда от иллюзии не останется и следа.
– Темно, скользко – ты упадешь, – не разжал я рук и, не сумев-таки остановить себя, потерся носом у ее виска.
– Зато не умру от неловкости, – напряглась девушка еще сильнее.
– С чего бы вдруг?
– Я что, действительно должна это озвучить? Твой… кхм… сам знаешь что, упирается мне в живот.
– Мой «сам знаю что»? – не сдержавшись, я фыркнул. – А ничего что эта самая часть тела, которую нельзя называть, уже побывала в тебе где-то сутки назад, и за малым это не повторилось только что?
– Не повторилось же, а тот раз… ну... он не считается. – Густой аромат смущения окутал нас, и мне неожиданно понравилось его вдыхать, хотя Лори никогда не пахла этой эмоцией.
Прекратить! Нужно прекратить это ежесекундное сравнение! Или полностью уже поддаться и позволить себе свалиться в бездну этого самоубийства.
– Слушай, ну это правда становится неудобно, – возмутилась моя обращенная и уперлась в мою грудь сильнее. Одна ладонь легла прямо над сердцем, что забарабанило еще интенсивнее. – Ух ты! Оно бьется! И мое тоже!
– А ты чего-то другого ожидала?
Раз-два-три, давай, зараза, Рубль, шевелись уже! Отпусти ее и вызови домового убрать бардак!
– Ой! – тихонько пискнула девушка, когда я подхватил ее на руки и в самом деле пошел вызывать уборщиков. – Куда мы? И как тебя зовут? И вообще, по-моему, нам много о чем нужно поговорить. У меня голова просто лопается от вопросов, мысли путаются… И почему мне, в конце концов, не страшно? Это же не нормально! И почему ты сделал это со мной? В смысле – почему я? То есть…
– Тш-ш-ш! Называть меня можешь Рублем, и на все твои вопросы я отвечу. – За исключением последних двух. – Давай только с сыростью разберемся.
Поднес ее к входной двери и провел по вырезанному на дереве мощной рамы знаку.
– Рубль? Что за имя такое? Или это прозвище? А ты не мог бы все же поставить меня на ноги?
Мог бы, но не хочу. Не хочу, но сделаю, все равно это ненадолго. Мои суставы разве что не скрипели на всю комнату, отказываясь производить действия по выпусканию из загребущих объятий… не Лори, она не Лори!
– Твою же в кочерыжку, что ты тут устроил, Рубль? – раздался позади голос, больше похожий на гудение труб в старой развалюхе.
Выглянув на визитера, моя обращенная завизжала и мгновенно вскарабкалась на меня, как на дерево. Ну вот, я же говорил, что отпускал ее ненадолго.
– Успокойся, дорогая, – тихо сказал я ей на ухо. – Это Никитка, и он пришел вернуть нам порядок и уют. Никитка, прости ее бурную реакцию, ты первый домовой, которого видит в жизни…
– Мария, – шепотом подсказала девушка, то и дело выглядывая робко на домового. – Я, между прочим, предлагала познакомиться перед тем, как заниматься… всяким.
– Ну, допустим, всякого у нас еще и не было, – так же шепотом возразил я. – Так, кое-что по мелочи.
– Что?!!
– Так, ладно, у меня нет времени слушать ваши шу-шу-шу, – прогудел раздраженно Никитка. – Идите вон на воздух, я тут по-быстрому приберу все. Работы завались еще.
На этот раз я нисколько не возражала против перемещения меня на руках. По крайней мере, это спасало от позорного бегства с истошным воплем, потому как этот так называемый домовой был реально страшным существом. Я отдаю себе отчет, что и мужчина, который нес сейчас меня в сторону выхода на крышу, по сути, чудовище, если верить образам из романов и всяким там ужастикам. Но все же он хоть обладал человеческим обликом, весьма и весьма привлекательным, надо заметить. Настолько привлекательным, что во мне то и дело происходило… что-то, стоило глянуть на его лицо… или шею с адамовым яблоком, куда почему-то так и тянуло мои губы. А вот этот Никитка… Волосато-бесформенное нечто с двумя светящимися сквозь эту лохматую шерсть глазищами-блюдцами, которое к тому же еще и все время меняло размер. Раз взглянешь – оно не больше лабрадора, а второй – головой потолок подпирает, а потолки тут ого-го какой высоты.
И надо быть честной: сам факт ношения меня на руках – незнакомое, но необычайно приятное ощущение. Тем более при том, что прежде со мной такого не случалось. Потаскать мои не самые скромные кило ни у кого желания до сих пор не находилось. И мне всегда еще казалось, что попытайся кто-то, и я буду чувствовать себя дико неловко, понимая, что тяжелая. Но господин кровопийца делал это с такой непринужденностью, похоже, ничуточки не напрягаясь, что вырваться и освободить его от нелегкой ноши у меня и мысли не мелькало. Наоборот, было комфортно, как никогда прежде, и от этого опять стала возвращаться сонливость.
– Выходит, и домовые существуют, – пробормотала себе под нос, поежившись, когда… хм… Рубль вынес меня на открытый воздух.
Едва мы вышли, какая-то странная волна прошлась по моему телу, и явно это был не уличный ветер, а потом стеклянная дверь сама собой захлопнулась и все прекратилось.
– Существуют! – кивнул он, пристально глядя на меня. Он вообще все время так смотрел. Как будто… ну, не знаю… мысленно трогал, ласкал меня и одновременно искал что-то.
И сама не понимаю почему, но очень хотелось, чтобы во мне было это им искомое. А кто бы не захотел? Вампир там или нет, но, на секундочку, выглядел этот мужчина реальной ожившей фантазией. Причем совсем-совсем не скромной фантазией, не из разряда «лишь бы человек был хороший и руки из того места», а масштабности «в зобу дыханье сперло и пальцы на ногах поджались». И темная, порядком отросшая щетина, и чуть вьющиеся волосы почти до плеч, которые смотрелись неравномерно, даже как-то небрежно обкромсанными, ни капельки не снижали убийственную действенность всего его облика такого натурального самца. И божечки, какой же у него подбородок и скулы! А рот! Верхняя губа четко, почти грубо очерчена, будто соревновалась в привлекательности с чувственно-пухловатой нижней. Отнюдь не по-женски пухловатой, а так, что сразу лезут в голову всякие грешные мысли и ты то и дело облизываешь свои собственные… Так, что-то опять я куда-то в мир грез потихоньку уплываю.
– А кто еще? – Любопытство никак не могло полностью одолеть мощную сонливость и желание просто пялиться на него, и мне пришлось зажать рот, пряча зевок.
– Все.
– Это как?
– Так. Все, о ком ты слышала байки, истории, легенды и страшилки, все они существуют в той или иной мере. Маги, урожденные ведьмы, лешие, русалки, упыри, оборотни, кромешники, двоедушники… – Ой, мамочки!
– И я их всех теперь стану видеть?
– Не обязательно всех, с кем-то, может, и столкнуться не придется никогда, но кое-кого точно. Но мне казалось, что у тебя были более насущные вопросы, нежели изучение всех видов нечисти.
О, да! У меня были сотни вопросов, вот только сосредоточиться никак не выходило.
– Это в порядке вещей, что мне так хочется спать?
– Да, абсолютно! Ты еще держишься бодрячком. Я отключался первые, наверное, кормлений десять после обращения. Просто прямо замертво падал и все.
– То есть тебя тоже… Ну да, это же логично. А кто тебя обратил? Давно? Почему?
– Сто двадцать пять лет назад.
При всей моей сонливости от меня не ускользнуло, что из трех вопросов Рубль ответил только на один. Может, у вампиров не принято распространяться об остальном? Ладно, зайдем тогда с другой стороны.
– А почему ты… э-э-э… обратил, да? Обратил меня?
На что ты рассчитываешь, Мань? Что он сейчас скажет, что ты поразила его в самое сердце и он за мгновение понял, что жить без тебя отныне не может?
– У меня нет ответа, Мария. – Впервые Рубль оторвал от моего лица взгляд и посмотрел на стеклянную дверь перед нами. Смущен? Врет? – Все вышло очень быстро и спонтанно. И мы уже можем вернуться в тепло и продолжить разговор там.
Не знаю, как он определил, да и прошло-то времени всего ничего, но внутри действительно не было ни следа воды и ничуть не пахло гарью. Ничего себе клининговая магия! За такую оперативность Никитке любой внешний вид простить можно, особенно, если он нигде эту свою жуткую шерсть еще не оставляет.
– Готов уйти, Никитка? – спросил… ну не липло мне к языку это «Рубль», усаживая меня в глубокое кресло в огромной гостиной. Уже вроде опустив меня, он еще на пару секунд задержался, согнувшись, как если бы застрял или забыл, что делать дальше. Но потом резко выпрямился и, тряхнув своей густой шевелюрой, отошел к небольшому сундучку или ларцу, что стоял на одной из тумб у стены. Вытащил оттуда два блестящих брусочка серебристого металла и поискал глазами домового.
– Никитка? Плату-то возьми! – позвал он, но страшный уборщик, вместо того чтобы появиться перед ним, возник прямо передо мной.
Сейчас он был размером с ребенка лет десяти и наклонился вперед к вжавшейся в спинку кресла мне, прищурив глаза, золоченые блюдца, и стал шумно нюхать воздух. Но вампир тут же оказался рядом с ним и оттолкнул.
– Не приближайся!
– Могилой не пахнет… – прогудел мохнатый, нисколько, похоже, не обидевшись на такое обращение. – А я уж подумал, что или ты рехнулся, или я умишком ослаб, когда рассмотрел...
– Уходишь! – уже откровенно рявкнул на него Рубль и швырнул в лапы кусочки металла, и, только домовой поймал их, сразу же исчез, как и не было, а я выдохнула с облегчением.
– Прости, эти примитивные создания могут быть очень бесцеремонными, – встал передо мной хозяин квартиры и уставился снова сам. – Хочешь, камин зажгу?
– Я хочу знать, как мне теперь жить! – выпалила я, вспомнив наконец-то наставления бабули, что сначала всегда нужно решать важные проблемы. – Не подумай, что я какая-то неблагодарная. Спасибо за шанс жить дальше, но я совсем не уверена, что смогу блуждать ночами по улицам, выискивая, на кого бы напасть.
Не говоря уже о том, где мне скрываться днями, учитывая, что я теперь бездомная. Купить на остатки денег домишко в заброшенной деревеньке? И чем, то есть кем я там буду питаться? Но ныть на эту тему я точно не намерена. И навязываться ему тоже. Мне хватило и одного поучительного унижения от моего первого мужчины, который на мое озвучивание планов на будущее посоветовал не быть наивной и понять, что совместное удовольствие – это не клятва быть вместе на веки веков. «Ты замечательная, и мне было хорошо с тобой, но мы так молоды, и у нас еще столько всего впереди». Перевод: «Спасибо, что была такой уступчивой дурой и позволила мне иметь себя, а теперь пора к новым завоеваниям». И, между прочим, хорошо мне особенно-то и не было.
– Тебе не нужно беспокоиться о кормлении в ближайшее время. До окончания твоего обращения кормиться ты можешь только от меня. – Огонь в камине занялся с первой же спички, и Рубль вернулся, опускаясь передо мной на корточки, вместо того чтобы сесть в кресло напротив. – А если согласишься остаться со мной, то и никогда.
– Остаться с тобой? – Он кивнул. – В качестве кого?
– Кого пожелаешь. Подопечной, друга, любовницы. Той, о ком я стану заботиться. Той, чью жажду буду удовлетворять. И той, кого намереваюсь ублажать любым образом.
– Ты осознаешь, насколько диковато это звучит с человеческой точки зрения?
Ага, особенно это «ублажать». Была ли я ошарашена таким поворотом? Безусловно. Но взять и отказаться? Вот с чего бы?
– Я очень давно не человек. Ты теперь тоже. В этой новой жизни есть правила, к которым тебе стоит привыкать.
– В чем подвох?
– Почему он должен быть?
– Потому что это логично. Вот смотри: я внезапно не обречена, мужчина, выглядящий, как недостижимая мечта, предлагает мне себя… ээ-э-эм-мм… для всего, жить я буду, так понимаю, ого-го сколько, и плата за все это только вечная кроваво-питьевая монодиета? А! Еще отказ от солнца?
– С возрастом ты сможешь употреблять вино и даже мясо. И выходить на солнце ранним утром, в пасмурную погоду и в сумерках.
– Вот! О чем я и говорю. Должно быть еще что-то. Не может не быть.
Каждая, ну, мне так уж кажется, что каждая девушка мечтала хоть разок о таком. Красавец, от которого голова кругом, становится на колено (или присаживается на корточки – какая, к чертям, разница) и, глядя тебе в глаза, говорит: будь со мной, позволь мне делать для тебя все, что пожелаешь.
Но когда такое случается в реале? Так и хочется спросить – где тут спрятано неизбежное дерьмо или хотя бы в каком углу скрытая камера. Мужик на самом деле домашний тиран? Жуткий извращенец? Третья версия обычно в таких случаях – о половом бессилии, но это точно не наш вариант. Что тогда? Я проживу в сказке год, а потом меня принесут в жертву страшному божеству вампиров?
– Всегда что-то есть, Мария, всегда, – подтвердил мои подозрения Рубль.
– И что же это?
– Нет, – протянув руку, он погладил меня по щеке. – Это тебе придется выяснить самой. – Его пальцы скользнули к моему затылку, зарывшись в волосы, и расслабляющая волна потекла по мне от макушки до пяток, помогая сонливости все же одолеть меня. – Хотя вдруг нам повезет, и все обойдется. Разве мы оба этого не заслужили?
«Заслужили. Я уж точно», – ответила уже мысленно, уплывая в пространство грез.
Я то самое лживое, малодушное, гадкое дерьмо, мыслеобраз которого уловил на самой поверхности сознания Марии. Как же мне поперек горла называть ее так, особенно теперь, когда я тупо сдался и решил позволить себе просто плыть по течению облегчения внутренней боли и пустоты, вызванной самим фактом ее присутствия рядом. Все это не настоящее и неизбежно однажды вмажет мне по яйцам отрезвлением, да так, что я их выблюю? Да плевал я!
Я не собираюсь думать об этом. Меня вполне устраивает лежать вот так рядом с ней, ловя дыхание, пропуская между пальцами гладкие пряди волос, целуя мысленно губы и шею. Не сравнивая и выискивая отличия, необходимые для спасения моей разумности. Потому что к хренам разумность! На кой она нужна, если нудит о фатальности моего поведения и требует вернуться к реальности. Реальности, в которой больно день и ночь, месяцы и годы. Где я не мужчина, наслаждающийся близостью любимой женщины, оберегающий ее покой, заботящийся о пропитании, а просто неуемный неудачник, злобствующий Рубль, который только и делает, что слоняется со своей кошкой по злачным местам и темным закоулкам, причиняя гребаное добро силой. А все лишь потому, что это позволит хоть как-то занять себя. Люди, наверное, редко задумываются, чем наполнить долгую, при удаче даже бесконечную жизнь, если она тебе вдруг обламывается. А ведь это та еще задачка, особенно когда эта жизнь вдруг пустеет от тяжелой потери.
Но вернемся к насущному. В моем доме ведь нет ничего, что может понадобиться женщине. То есть у Алисы полно всяких там штучек, но вряд ли… Марии понравится пользоваться чужим. А то, что я храню в память о Ло… все, каждая мелочь, что осталась после нее, так и останется под замком. Значит, впереди куча приятных хлопот по обеспечению моей обращенной всем необходимым.
Я потянулся, предвкушая, как буду удовлетворять любой каприз своей женщины. Потому что так и будет. Я сделаю ее своей. Наряды, разные вкусно пахнущие мелочи, украшения. Совместные выходы, где мы будем стяжать любопытные и даже завистливые взгляды. И тут же нахмурился, вспоминая прямо-таки тотальную любовь Лори к флирту и вечную жажду новых ощущений и наслаждений. Но ведь, насколько могу судить, Мария совсем не искушена, и есть надежда, что у меня в запасе достаточно лет, пока я буду центром всех ее жизненных интересов. К тому же она понятия не имеет о повадках большинства вампирш, и если я не подпущу близко к ней никого, кто мог бы просветить ее на сей счет… А еще насчет этого поразительного сходства с Лоралин.
Я что, всерьез собираюсь практически запереть ее, оградить от ненужной мне информации, лишить чрезмерных свобод? Лгать о многом… Ну а почему нет? Если я сам принимаю эту игру в самообман, то чего уж страдать угрызениями совести по этому поводу. А потом все может как-то и образуется само собой.
Телефон на прикроватной тумбочке ожил, и, взглянув на экран, я увидел имя Макса.
– Что с Алисой? – без приветствия спросил в лоб. Ну и гад же я, даже не нашел времени заскочить к Касьяну и узнать, как она. Но Алиса меня поймет. Должна понять.
– На этот раз она идет на поправку, – так же не стал расшаркиваться вечно мрачный оборотень. – На этот раз, Рубль. Хотя признаюсь честно, я испытываю едва контролируемое желание вырвать твою глотку за то, что ты допустил подобное. Ты ее хозяин и несешь ответственность…
– Не парь мне мозги, Макс! – огрызнулся я, поднимаясь и выходя в гостиную, чтобы не тревожить сон Марии. – Тебе прекрасно известно, что я не отношусь к Алисе как к собственности и она сама решает, что и как ей делать и во что ввязываться.
Несколько секунд он гневно сопел мне в ухо.
– Нам нужно поговорить, – изрек он, порыкивая. – Срочно. Где мне с тобой пересечься сегодня?
– Нигде. Сегодня я никуда не выйду из дома.
Прошлого кормления будет достаточно на ближайшие сутки для удовлетворения жажды моей обращенной, а оставлять ее одну, чтобы она опять могла рискнуть собой каким-нибудь образом, я не намерен. Сначала больше разговоров, по сути, курс юного вампа, а потом, улучив момент, выскочу к той же Наталье или еще куда.
«Вот почему у вампирш чаще всего не один кормилец», – паскудной гадюкой зашипело где-то на периферии сознания. Да хрен там! Это потому, что кормильцы у них – неопытные птенцы-неумехи, что не в состоянии в одиночку справиться со всем. А я давно уже не такой. Потяну все сам.
– Слух пошел, что в город заявился пришлый аниматор. Возможны неприятные последствия. – Голос реальности в лице Макса был необычайно раздражающ сейчас.
– И? Позвони по этому поводу предводителю местных упырей Костяну, пусть сам с этим разберется.
– Не понял.
– Что непонятного? Я сегодня не выхожу.
И завтра.И вообще не скоро.
– Тогда я приеду к тебе.
– Макс, давай на чистоту: какого хрена тебе от меня нужно?
– Продай мне Алису.
– Что?!!!
– Что слышал, Рубль. Продай, подари, возьми меня в собственность вместо нее. Мне подойдет что угодно, при условии, что башку каждую ночь в петлю из-за твоего тупого геройства будет совать не она.
– Ты рехнулся, – постановил я и почти отбил звонок, но тут пришло озарение. Очень-очень темное или, точнее уж, грязное озарение. Но тому, кто ступил на подобную дорожку, нет смысла перебирать и носом крутить. – Точно, ты совсем сбрендил, зверюга, если думаешь, что я могу обойтись с Алисой как с вещью. Или что получить ее в свои загребущие ручонки станет для тебя удачной идеей и моя кошка вдруг кинется к тебе на шею со слезами умиления в благодарность за освобождение от мерзавца меня. Я даже буду с тобой совершенно честен и предположу, что, скорее всего, она за такую «услугу» даст тебе в рожу и прогонит ко всем чертям.
– Пусть гонит. Не уйду. С ее злостью я справлюсь. А вот если ты угробишь ее в одной из ваших вылазок…
– Макс, я никогда не заставлял ее мне помогать! И даже ни разу не просил.
– На самом деле я знаю. Но ты мог бы запретить, верно? Своим же самкам вы ничего подобного не позволяете. Они у вас даже не охотятся сами.
– Не потому что мы им запрещаем, придурок!
– Не важно. Если я заберу у тебя Алису, то смогу приказывать ей. И никаких драк больше для нее. Никогда!
Ох, мужик, вот это ты напрасно! Приказывать он сможет. Она тебе эти приказы знаешь куда запихнет?
– Это ошибка, но какой жуткой изжогой выйдут твои же приказы, я благородно позволю узнать тебе самостоятельно, кошак. Как я уже сказал, по моему мнению, ты от этой сделки ни хрена не выиграешь, но отказываться от нее не намерен. Даю тебе сутки для того, чтобы еще раз все хорошенько обмозговать и взвесить, и коли решишь все равно в это влезть, то жду завтра в это же время у меня, готового присягнуть и служить.
– Как долго ты хочешь, чтобы я служил тебе? И подразумевает ли это, что в то же время Алиса станет свободной от принадлежности тебе?
– Как насчет всегда? – Макс резко вдохнул, но буркнул мне в ухо «да подавись». – Служить ты станешь не мне. Моя женщина... ее бодигардом ты станешь.
– Твоя… Плевать. Что насчет Алисы?
– Конкретизируй, чего ты хочешь. Зависимости ее от тебя или свободы от меня? Подумай хорошенько. Ведь продав свое право решать за себя, ты лишаешь на это и ее, если…
– Свободы от тебя будет достаточно.
– Договорились. Но оговорюсь: я отпущу ее официально, но не погоню из моего дома. Она мне друг и родня почти, а с ними так не поступают. И, кстати, тогда власти запретить ей ввязываться в драки не будет ни у меня, ни у тебя. Тут уж ты сам выкручивайся, мужик.
– Согласен. Но ты к нам не встревай.
– О-о-о, нет! Нет-нет, хищник ты хренов, я в курсе, какими методами у ваших самцов разрешено подчинять женщин. Если хоть на секунду позволишь себе помыслить об этом – иди на хрен. Никаких договоров, соглашений и прочего дерьма. Хотя, повторюсь, моя изящная кошка и сама тебе наваляет за попытку так, что как бы мне за тебя заступаться не пришлось.
– Я не причиню ей зла, идиот! Не стану принуждать. – Попробовал бы ты. – Просто хочу быть уверенным, что наши разногласия мы сможем выяснять без вмешательств. И я займу комнату по соседству с ней. Для начала.
Оптимист, блин.
– Безусловно займешь, Макс, ведь твоей основной обязанностью будет как раз обеспечение безопасности той, кому ты присягнешь, а личные разборки – это хобби. Усек?
– Усек.
– И да, вполне возможно, подписываясь на жизнь в нашей с Алисой семейке, ты обрекаешь себя в скором времени на одно адское испытание или даже на смерть. Но есть и положительная сторона. Если мы все вместе победим, то тогда добудешь для своей любимой настоящую свободу. Не от меня. А настоящую.
– Согласен. Завтра жди.
Я скотина. Вот прямо реально мразь. Теперь уже двое существ, кого я обрекаю на испытание, потому что хочу наконец выплыть из болота боли, в котором стою столько лет по самое горло.
Скользнув в постель к Марии, я провел носом вдоль ее скулы к виску, наполняя легкие ароматом сонной женщины, а все тело – истомой желания. Уловил дрожь ее ресниц, предупреждающую о близком пробуждении. Нежно обняв, перекатил на себя, наслаждаясь весом ее тела и устраивая лицом в изгибе моей шеи у самой вены.
– Пора проснуться и подкрепиться, милая.
Новое возвращение из мира грез было поистине восхитительным. Так уж случилось, что мой прежний опыт… хм… взаимодействия между полами не включал в себя совместного сна и, следовательно, пробуждения. А это, оказывается, непередаваемо приятное ощущение. Большое, дарящее необъяснимый никакими слова уют чужое тело рядом, практически окутывает тебя. Моя голова покоится на плече, одновременно твердом, надежном и при этом удобнее любой подушки. Лицом я уткнулась в его шею, с наслаждением вдыхая запах обнимающего меня, как нечто ценное, мужчины. Чтобы распознать, что это именно так не нужно испытать множество других объятий, такое узнается на совсем другом уровне, сразу и безусловно. И самое великолепное в этом прежде неизведанном мною моменте, что часть разума, вечно задающая логичные, конечно, но все портящие вопросы «как так-то?» и «за что это?» и бубнящая «окстись, так просто не бывает, в смысле вот так просто, должно быть что-то» еще, пребывает в дреме, и можно прочувствовать и получить все удовольствие сполна.
Прямо под моими губами бился его пульс, искушая снова испытать, каково это – жадно пить живой, опаляющий жар прямо из источника. И на этот раз ни намека на отвращение от факта, что это все же кровь и чтобы добыть ее, мне нужно укусить другое живое существо. Это как раз… возбуждало? Ого, быстро же я прониклась духом вампиризма!
– Ну же, просыпайся… милая. – Общую атмосферу сонной неги чуток испортила эта странная заминка в обращении. Как будто кто-то поскреб по стеклу.
– Мария. Меня так зовут, – хрипло пробормотала я и, решив поддаться незнакомым прежде импульсам, лизнула его чуть солоноватую кожу.
Рубль едва заметно вздрогнул. Мне понравилось, и я повторила. И он отозвался ярче, содрогнувшись отчетливее и шумно выдохнув, как в предвкушении.
– Я помню, – просевшим голосом ответил он. – А теперь попей уже.
Звучало так, будто ему не терпелось куда сильнее моего.
– А потом я опять отключусь, и мы толком не поговорим?
– Конечно поговорим. Но что за беседы, когда твой голод мешает нормально мыслить нам обоим?
Я вроде и не была голодна, но сейчас, когда он так настойчиво предлагал, внутри засосало.
– Если я стану пить, то опять… ээ-мм… заведусь? – заерзала я, потираясь губами о ритмично пульсирующую вену на его горле. И не только в предвкушении питания, а еще и потому, что меня завораживало то, как Рубль реагировал на это мое простое воздействие. Каждое мое движение посылало новую волну дрожи по нему, а дыхание становилось все более рваным.
– Это неизбежно. Ведь с моей кровью, ты будешь пить и мое желание к тебе, – пробормотал он, настойчиво укладывая руку мне на затылок, но я отстранилась, приподнявшись над ним на локте.
– Погоди, так выходит это не я… ну в смысле... стала чем-то типа нимфоманки, набрасывающейся на тебя, а все дело в тебе?
Матерь божия, он лежал рядом со мной обнаженный по пояс, и один взгляд на него такого вышибал из легких воздух. Голова покорно откинута, черные чуть волнистые волосы беспорядочно разметались по подушке, глаза, пылающие жгучей темнотой, сосредоточены на мне. Верхняя губа малость вздернута и обнажает кончики белоснежных клыков, вид которых вызывал у меня головокружение, гладкая грудь с отчетливыми мышцами-плитами часто вздымается. Прямо глянуть ниже я откровенно струсила, но и скудной информации от бокового зрения хватало для того, чтобы стало… бог ты мой, я даже слов не подберу, что такое творилось внутри. Это и стыдно, и горячо, и сорваться бы от такого, сбегая без оглядки, и озвереть, отпуская себя, и гори оно все... Маша, ну ты и бестолочь! Ну естественно дело тут исключительно в нем! Как будто одного мимолетного рассматривания его мне не хватило, чтобы поплыть от миллиона порочных мыслей о тех вещах, что не только он мог бы сделать со мной, но и я с ним.
– Думаю, что притяжение взаимно, но если тебе необходимо некое оправдание на первое время, то пусть будет дело только во мне, – он улыбнулся совсем чуть-чуть, а я… я реально пялилась. Вот прямо уставилась, очарованная, завороженная, бессильная чем-то управлять, утопая в этом проблеске улыбки, как в глубочайшем омуте. Теплом, ласковом, но почему-то так и чудилось, что губительном.
– Боже, подвох должен быть каким-то просто грандиозным, – проворчала себе под нос, потянувшись к его губам, и была встречена на середине пути.
И снова столкновение ртов почти как взаимный силовой захват, почти насилие и причинение ущерба, если бы не молниеносное ошеломляющее наслаждение от каждого соприкосновения зубов и скольжения языков. Ярость. Нежность. Боль. Трепет. Жар. Невесомость.
Ну и наплевать, пусть будет этот подвох, только лишь бы у меня достало сил с ним справиться или смириться. Ради вот этого… этих поцелуев я должна смочь. И не хочу я больше знать все эти «за что-почему-как так».
Не разрывая контакта наших губ, я вцепилась в обнаженные плечи Рубля, взбираясь на него. Как он сказал? «Оставайся со мной в качестве кого пожелаешь. Подопечной, подруги, любовницы…»
Я однозначно выбираю последнее. Да кто настолько безумен или заморожен, чтобы отказаться. Вот только…
– Сколько у тебя таких, как я? – Нечто незнакомое, темное и пугающее заклубилось на периферии сознания, ломая мой голос, придавая ему грубые, рычащие нотки.
– Ты одна. – Ни секунды промедления с ответом.
Подвох. Гигантский! Размером с луну! И все равно плевать! Беру!
Клыки запульсировали в деснах, такие же внезапно дико чувствительные, как и соски, которыми я уже терлась об обнаженную грудь Рубля. Но проклятое платье мешало большей интенсивности ощущений, и я села прямо, желая избавиться от него, и тут же тело выгнуло дугой от поразительно точно попавшего в самую чувствительную точку между моих бедер давления его твердой плоти под свободными штанами.
Ткань платья лопнула, как бумага, в моих конвульсивно сжавшихся пальцах, и я разодрала ее до конца, избавляясь без сожаления. Жар в темных мужских глазах усилился стократно, проливаясь щедро на мою кожу и каждое нервное окончание. Никогда я не была в сексе раскованной или хотя бы немножечко смелой. Да никакой я, по сути, была! Но ведь это в прошлой жизни, верно? А в этой мое тело знало, в чем нуждалось, а зануде разуму я пожелала заткнуться и постоять молча в сторонке с его сомнениями и подозрениями. Я столько всего упустила прежде, слушаясь его, но больше такому не бывать. Лучше взять и потом пожалеть, если вообще придется, чем сожалеть, о том, от чего отказалась, даже не попробовав.
Качнув бедрами, я зашипела от наслаждения возникшим между нами трением и наклонилась, всматриваясь в глаза застонавшему сквозь зубы Рублю. В них отражалась лишь я и море вожделения.
– Хочу сначала как в первый раз, – прошептала в его губы.
Да, именно этого я и хотела. Ощутить себя снова легкой, уязвимой в его сильных руках, послушно последовать за ним по дороге к вершине так и в том темпе, который пожелает дать мне он.
Рубль замер на мгновение, словно эта моя просьба его удивила, но тут же очнулся и стремительно опрокинул на спину, раскрывая и распластывая под собой.
Я задохнулась в восторге от тяжести его тела поверх моего, от того, как оно вдавливало меня в матрас, даря при этом обещание скорого воспарения. И снова его вторжение было таким агрессивным, безапелляционным, что у меня в мозгу полыхнуло, ослепляя почти полностью, оставляя лишь ощущения и звуки. Мощные, сокрушительные толчки, от которых клацали мои зубы. Могло почудиться, что он таранит меня жестоко, беспощадно, но при этом я улетала от осознания, насколько же он вкладывается в каждый этот рывок. Будто рвался в меня целиком, не брал на самом деле, а отдавал или даже молил принять его всего. Эта мольба была на грани необузданного зверства, но именно от этого мое падение в эйфорию было быстрым и неумолимым.
– Пей! – рявкнул Рубль, уткнув меня, еще содрогающуюся и бездыханную от финального крика, лицом в свою мокрую от пота шею. – Пей! Узнай, как это!
Едва мои клыки пробили его кожу, мужчина зашелся в собственном оргазме, и с первым же глотком вслед за ним подхватило снова и меня. Нечто совсем иное, чем все испытанное прежде… как пить чистейший кайф… познать по-настоящему высшее удовольствие на вкус совсем не как фигуру речи… Как своя ослепительная кульминация плюс еще столько же сверху. Ошеломляюще, сто по десятибалльной шкале… и абсолютно не по-человечески.
– Ух, ты! – сипло выдохнула я, позволяя опутывавшим моего партнера конечностям бессильно упасть. – Похоже, мне очень нравится секс по-вампирски.
– Погоди, ты еще толком ничего и не попробовала, – рассмеялся он сквозь рваные вдохи. – Вот окрепнешь достаточно для того, чтобы не засыпать после кормлений, и тогда узнаешь, что же такое настоящий секс по-вампирски.
– На потолке сразу не согласна, – фыркнула я, целуя его в плечо. – А в остальном… что же в нем эдакого?
– Кроме продолжительности? – Рубль двинул бедрами, и я изумленно ойкнула, почувствовав, что он опять становится твердым. И это еще не выйдя из меня после первого раза, что был… только что?
– Да ладно! – распахнула я глаза, уставившись ему в лицо. Аж вся расслабленность и подступающая сонливость улетучились. – В смысле... так сразу?
– В смысле – сколько угодно, пока ты не опустошишь меня во всех смыслах.
– Выходит, вампиры реально озабоченные? – Ох, Маша, похоже, есть-таки у тебя шанс наверстать всю прошлую недоласканность в прежней жизни. Причем таким темпом… ээ-э… где-то за неделю. – Так, погоди, если вы… то есть мы будем заниматься этим… ну скажем много, то как обстоит дело с контрацепцией? Я-то раньше думала, что вампиры – это нечто вроде мертвецов, а оказывается, и сердце вон бьется, и не холодные, и в зеркале опять же....
Я еще не закончила, а Рубль сместился, поднимаясь с меня, молча обтер своими же штанами между бедер, заставив сжаться от смущения, отшвырнул их не глядя и сел, опершись спиной на изголовье.
– А ты очень хочешь детей, Мария? – спросил он.
Запрокинув голову, я глянула на него и чуть не потянулась прикрыться. А все от того, как он смотрел на меня. Пристально, неотрывно, безостановочно медленно скользя взглядом от глаз вниз, по всему телу, как если бы просто не мог остановиться.
– Ну это вроде как стандартный жизненный план. Ты встречаешь мужчину однажды, в идеале любимого и любящего, вы создаете ту самую пресловутую ячейку общества, в которой и появляются в итоге дети, твое продолжение в вечности и все такое.
– Я ведь не об этом спросил, – качнул головой Рубль, и я отважилась, не прикрываясь сесть с ним рядом. – Ты хочешь детей?
Едва мое плечо коснулось его, вампир наклонился и прижался губами к нему.
– Конкретного желания раньше у меня не было. – Все же пункт с нахождением для начала мужчины был мне актуальнее. – Но когда-нибудь почему бы и нет.
Я, с одной стороны, всегда поражалась отваге женщин, рожающих «для себя», но при этом находила это всегда и таким грустным. Несправедливым. Это вроде как ты понимаешь, что счастья как женщине, возлюбленной тебе никогда не светит, соглашаешься с этим фактом и берешь уж что есть. Хотя я могу ошибаться, и далеко не все мечтают об этих любовных заморочках.
– Ну тогда ты добралась до первого недостатка твоего нового существования. У вампиров не бывает своих детей. Наши дети – это обращенные, птенцы.
– Хм…
– Что?
– Знаешь, после того, что между нами только что было, думать о себе как о твоей дочери – извращение чистой воды.
– Блин, ну не воспринимай же ты все настолько буквально! – возмутился Рубль. Черт возьми, ну не нравится мне его так называть! – Само собой, я не испытываю к тебе никаких родственных чувств! Ты не дочь мне в прямом смысле этого слова.
– А кто я тебе? – выпалила я и тут же прикусила язык. Маша, вот дура-то! Он и так тебе предложил остаться в любом качестве на выбор, заботиться собрался, от мучительной смерти спас, но тебе этого мало. Еще и признание во внезапной влюбленности насмерть тебе подавай?
– Я уже говорил – кем пожелаешь быть.
– Любовница?
– Так. Или возлюбленная.
– Вот знаю, что я сейчас возможно все порчу, но понимаешь… для меня это как-то дико.
– Слишком быстро?
– И это тоже.
– Почему? Ты не веришь совсем в мгновенные чувства?
– Нет… то есть… Нет смысла врать, что подобный сценарий, когда трах-бах, идешь ты по улице и встречаешь ЕГО, один взгляд – и все, мир перевернулся для обоих, в моей голове проигрывался миллион раз, особенно когда помоложе была.
– Ну и в чем же проблема с тем, чтобы теперь взять и начать наслаждаться, когда это случилось?
– И что, хочешь сказать, что твой мир перевернулся при взгляде на меня?
– Уж поверь. Он сотрясся до основания и приобрел те краски, о существовании которых я уже давно забыл.
– Странно это.
– Что странно?
– Ну сам посуди: бродил некий одинокий вампир дождливой ночью в поисках кем бы закусить, а тут такая мокрая, страшная, зареванная суицидница попалась ему на пути. И полюбил он ее с первого же укуса, уволок домой и как давай делать счастливой.
– Я делаю тебя счастливой?
– В физическом плане – безусловно.
– Неплохо ведь для начала? – Рубль расплылся в довольной улыбке, а я опять застыла, захваченная как в ловушку этим зрелищем. Я не верю в мгновенные чувства? Какая же ты врунья, Маша! Да от этой его улыбки я и млею, и дурею, в голове пусто-пусто сразу, а на сердце радостно-легко так, что аж страшно. А вижу-то ее какой? Второй? Третий раз в жизни?
– Очень неплохо. Лучше, чем у меня вообще хоть когда-то было, – проболталась я. Надеюсь, еще хоть слюни не пустила.
С трудом взяв себя в руки, я отвела глаза и тряхнула головой для верности.
– Ладно, с тем, что между нами, все относительно понятно, – решила я вернуться в реальность, оставив вопрос с фантастическим нашим молниеносным сближением. Бывают вещи без объяснений, бывают – и все на этом. – Но вернемся к жизни вампиров. Итак, запрещено: солнечный свет, нормальная еда. Что еще? Серебро, кресты?
– Ерунда. Дерево.
– А, значит, про осиновый кол в сердце правда?
– Мария, осиновый кол в сердце смертелен не только для вампиров, уж поверь. Я имею в виду, что раны, нанесенные нам любым деревом в принципе, станут заживать с той же скоростью, как если бы мы все еще были людьми, и запросто могут убить, если достаточно тяжелы.
– Правильно ли я понимаю: ткнешь в вампира ножом – и ему хоть бы что, а острой щепкой – и получай труп? О, кстати, а как насчет эффектного сгорания сразу после кончины?
– Мария-а-а! – Рубль закатил глаза и расхохотался, а мне бы вот кто бы взял и двинул по башке пустой, потому что даже пальцы на ногах скрутились от его смеха. Другим словом, он всего лишь смеялся, а я завелась до невозможности. Ну что же такое-то?!
– Что же у тебя за странное любопытство именно к способам нашего умерщвления в первую очередь? И нет, мы не сгораем, как порох, сразу, как умрем, но если тело останется потом на солнце, то так и будет.
– Ну знаешь ли… – Да отвернись же ты, дурища, два слова связать не можешь! – Это вроде как весьма насущные вопросы, касающиеся моего выживания в новом качестве.
– Твое выживание и безопасность отныне и до тех пор, пока не захочешь меня покинуть, – моя обязанность и забота. Как и твое пропитание.
Покинуть? Посмотрите на меня! Похоже, что я помышляю его покинуть уже сейчас, не говоря уже о том, что способна захотеть этого потом, когда еще больше…
– А! Вот! – с этой романтичной отупленностью я об очень важном, да, черт возьми о самом важном, чуть не забыла. – Это пропитание… Вампирам нужно для него убивать людей?
– Это вопрос выбора, дорогая, – резко посерьезнел Рубль… да как же раздражает называть даже мысленно мужчину, одной улыбкой сотрясающего все в тебе, Рублем! – Убивая жертву, мы получаем запас жизненных сил, не требующий восполнения на весьма долгий срок. Но если не жадничать, то запросто можно обходиться без ненужных убийств. Тем более во все времена были желающие покормить вампиров, ибо получали взамен очень сильные сексуальные переживания. Сейчас и клубов специфических хватает.
То самое, темное и мощное, что еще мимолетно поднимало оскаленную морду в сознании, вскинулось снова.
– А какой из способов выбираеш-ш-шь ты? – Мои клыки вдруг запульсировали, становясь будто больше, причем настолько, что я зашепелявила. – С-с-секс или убийство?
– В зависимости от обстоятельств.
Треск возвестил о том, что под моими скрючившимися пальцами расползлась шелковая простыня.
– Если я пью из своих врагов, Мария, то делаю это досуха. А добровольным кормильцам плачу. Как я понимаю, с твоим появлением исключительно деньгами.
Мне опять почудилось веселье в его голосе, и я недоуменно покосилась, борясь с этой неизведанной доныне клокочущей яростью тьмой внутри.
– Что?
– Я сказал, что теперь буду платить за кровь для нас кормильцам только деньгами. Если ты не пожелаешь обратного.
– Да я рехнулась, что ли, такого пожелать! – с чего-то почти выкрикнула я и вспыхнула, но продолжила, упрямо глядя ему в глаза: – Не знаю, какие там у вас, вампиров, в этом смысле обычаи, но я очень надеюсь, что ты не беден. И я хочу присутствовать!
Рубль, не прерывая нашего зрительного контакта, встал на колени на постели и стащил меня ниже, подхватив под бедра, одновременно открывая для себя.
– Все, как захочешь. Это мой личный обычай, – ответил он, наклоняясь к моим губам.
– Стоп, погоди! – попросила, хоть поясницу уже гнуло непроизвольно в поиске большего соприкосновения с ним. – Рубль – это ведь не имя. Не хочу звать тебя так!
И снова это странное секундное замешательство, когда он всматривался в меня, будто что-то выискивая.
– Глеб. Зови меня Глебом.
Это словно дикие американские горки, на которых мои сердце и разум то и дело возносятся или ухают в пропасть. Причем чем дальше, тем больше хаоса, учитывая, что я все меньше могу четко дать отчет самому себе, радуют ли меня эти взлеты и отталкивают и раздражают ли падения.
Эта женщина…
Мария.
Ее поведение и реакции точно щепку швыряют меня туда-сюда, путая и обескураживая. Я вижу и хочу видеть в ней Лори. В смысле, она обладает ее внешностью, и я вроде как смирился с тем, что получил копию любимой в утешение и как награду за годы тоски. Это до скотства эгоистично с моей стороны, но что тут уже поделаешь.
Вот только эта девушка постоянно тычет меня носом в очевидное.
Она – не Лори.
Вот в один миг в ней вспыхивает та самая властная агрессия, всегда присущая моей возлюбленной, и меня насквозь прошивает узнаванием этой требовательности. Тяжесть любимой женщины на моих бедрах. Ее острые ногти, впивающиеся в мою плоть, настаивают на полной концентрации с моей стороны на ней и ее нуждах.
Но черт!
Чистой радости, без оговорок и осадка, все равно не возникает. А в следующий момент она вообще даже близко ведет себя не как Лори. Доверчиво отдается в мои руки, просит взять, вместо того чтобы жадно стребовать вначале и в первую очередь все удовольствие для себя.
А что же я? Разочарован, провались оно, но все равно как же мне хорошо! Что же ты пинаешь мои чувства и мозги то так, то эдак, женщина-находка? И что я делаю в ответ? Правильно, топлю обоих в сексе, потому как он опустошает и со всем примиряет. Он просто наслаждение, не требующее осмысления и оценки. И во время него меня не мучает чувство вины, которое может стать в миллион раз больше, если я налажаю, и которое окончательно раздавит дурака Рубля.
– А чем еще занимаются вампиры, кроме как без конца занимаются сексом? Пьют кровь и спят? – сонно пробормотала Мария, упрямо так и не отключаясь после последнего раунда. – Работают хоть где-то?
Черт возьми, да усни ты уже, женщина-отрада и тревога. Вот только я уставился на тебя, сыто расслабленную, полную моей крови и семени, довольную, и позволил себе опять уплыть в воспоминания, каково было чувствовать себя до предела опустошенным ради насыщения и ублажения любимой, как ты меня вышвырнула из этого состояния своими вопросами. Кошмар вообще эти твои вопросы. Я, конечно, ожидал, что они будут, но почему-то другие. Ну разве пришло бы в голову Лоралин, аристократке и любительнице увеселений без остановки, спросить о работе? И даже не потому, что в те времена дамы ее положения не слыхали о необходимости обеспечивать себя.
– Если ты о том, что им нужны средства к существованию, то у большинства их достаточно.
– Откуда?
– У всех по-разному. – Лично мне все перешло в наследство от Лоралин, как последнему ее птенцу на момент ее гибели.
Обогащаться за счет жертв не считалось зазорным у вампов. Обладая способностью влиять на мысли окружающих, не трудно никогда ни в чем не нуждаться. А долгая жизнь – с правильным подходом к вложению средств – позволяла накопить немалые капиталы, множество ценностей и порядком недвижимости.
– Извини, я не хотела быть бестактной. Просто мне любопытно, чем вы все занимаете эту кучу свалившегося на вас времени? В смысле, если знаешь, что не умрешь ни сейчас, ни завтра, ни через десять, ни через сто лет, и у тебя нет этой человеческой программы минимум «учеба-работа-свадьба-дети-внуки», то чем заполнять такую долгую жизнь?
Что? Да чтоб тебя! Моей Лоралин и в голову не пришло бы спросить такое, задуматься о подобном… Ну зачем ты все время портишь мне иллюзию, Мария?!
– Спи! – едва сдерживая раздражение, буркнул я. – Мне нужно все же отправиться за нашим пропитанием.
– Я хотела… – вскинула она голову, но очень вяло.
– Я помню. Так и будет. Но для начала тебе нужно научиться перемещаться.
– М? Прям телепортироваться?
– Вроде того. Я вернусь очень быстро и обещаю, что сегодня не стану пить в клубе даже за деньги.
Она расслабилась, бормоча под нос, что обязательно хочет узнать, на какие еще фокусы теперь способна, и закрыла наконец глаза, даря мне облегчение. Усни, усни и дай мне навести порядок в собственной башке. Пойти проветриться, убить кого-нибудь к хренам, порвать чье-то горло без всякой жалости, вернуться ненадолго к нормальности, воцарившейся за последние годы.
Ну и кого мне сегодня употребить в качестве быстрого перекуса? Макс что-то там упоминал о некстати припершемся в город аниматоре.
Я оделся для боевого выхода, вооружился, добавив к обычному набору еще и портативный ранец-огнемет, и, стоя на парапете балкона, набрал Костяна.
– Рубль! – просипел главный городской упырь. – Чем обязан?
Я знаю, что многие представители нечисти с пренебрежением и даже отвращением относятся к гулям – типа, падальщики, мертвоеды и все такое. Но это не от большого ума. В природе, в том числе и в природе на темной стороне, ничего не бывает просто так. У всех свое место и свой финал, далеко не всегда предсказуемый. И без тех, кто прибирает без следа за другими видами, совсем не обойтись, в большом городе уж точно. Трупы странных существ или людей, со следами весьма загадочной смерти кто-то тоже должен уничтожать. А в подземных тоннелях упырей они исчезают навсегда, без шанса где-то всплыть или откопаться и наплодить ненужных вопросов. От этих «исследователей паранормального» и так временами продыху нет. Найдут что-то – и бегом на телевидение. И жди потом карателей-охотников.
– До меня слушок дошел, что там кое-кто посягает на ваше.
И да, любая «бесхозная» мертвая плоть по умолчанию считается собственностью упырей. Но живым бояться их глупо. Агрессию они могут проявить, лишь защищаясь, и уж тогда если укусят или оцарапают, то, как говорится – сам дурак и никакого тебе царствия небесного. Будешь через недельку вместе с ними жрать мертвечину – никакие врачи и маги уже не помогут.
– Было такое дело, но мы этому умнику пришлому сделали строгое предупреждение и дали сутки свалить из города. Проигнорирует – придем к тебе за помощью, дружище. Ты же знаешь: насилие мне поперек горла.
И нисколько не смешно! Гули действительно терпеть не могут его, пусть и как раз в результате этого самого насилия зачастую и получают обильную пищу.
– Ну вот, обломал ты мне веселье, – скривился я, расстегивая щелчком ремни огнемета и сбрасывая тот с плеч и одновременно начиная прикидывать, куда податься на «заправку». – Придется, значит, какого-нибудь волчару или кошака бродячего вычислить на окраине.
Главное, сделать это быстро, хотя обычно с этим никаких проблем. В неблагополучных районах постоянно промышляют втихаря те, кого за что-нибудь турнули из стай. А ведь миллион один раз просил не гнать, а сразу мочить. Ходят потом такие, и то там тело без печени, то тут без сердца.
– Погоди расстраиваться, у меня для тебя очень интересная инфа есть. Вчера мы тут у себя в тоннеле недалеко от центра нашли аж шесть тел. Все мужчины. Двое – люди лет по двадцать пять, один фейри, остальные – перевертыши. Умерли не поймешь от чего. Ран нет, никакой явной магией не пахнут, но один общий аромат на всех все же имелся. Чей – не знаю, раньше подобное не попадалось. Но у всех лица и после смерти перекошены – жуть. А сегодня там еще двое. Инкуб и вамп. Ты его знал наверняка. Он из бывших Мухинских. Ришар.
Да, точно, был такой у Натальи, как раз перед Маркусом. Наигралась – выперла, сменила на нового. Ну или птенец оказался из тех, кто, окрепнув и повзрослев, отказывается пребывать в состоянии покорной безмозглой собственности, а таких наша Наташа при себе не держит.
– Ух ты! Ориентир наверху давай и пошли кого-нибудь меня провести по вашим катакомбам. Понюхаю, что там у вас.
– Сам встречу, друг мой. Давно не видел тебя и твою замечательную кошку.
– Алисы не будет, – нахмурился я и потер грудь. – Она пострадала, но я, пожалуй, позову кое-кого.
Оборотень мне с их нюхом в разы лучше даже моего сверхчеловеческого при таких исходных данных совсем не повредит.
– Макс? Ну что, все еще не передумал отдаться мне безраздельно?
– Иди ты, Глеб. Задницу не подставлю, но к хождению перед тобой на задних лапах ради свободы Алисы готов приступить.
– Не льсти себе, зверюга, меня твоей волосатой задницей не соблазнишь. Лучше тащи ее сейчас же в центр, к Мазурову мосту. У нас намечается увеселительная прогулка под землю.
– Буду через пятнадцать минут.
Я оглянулся еще раз на окна своей квартиры позади, давая обещание разобраться по-быстрому и вернуться. Вот только кому я его давал? Валить-валить, подраться, проветрить мозги. Думать потом.
Спустя полчаса мы с Максом и Костяном уже топтались в тоннеле, осматривая и обнюхивая все. Точнее, смотрел я, нюхал Макс, а топтался неподалеку гуль.
– Я упомянуть забыл одну пикантную подробность, Рубль. У всех местных жмуриков… ээ-эм-мм… короче, стояк был железный посмертный. Как эксперт по покойникам скажу тебе: не такое уж и редкое явление, но все равно странно, когда так массово.
– У нас появилась какая-нибудь рехнутая суккуба? – удивился я. – Или даже целая компания?
– Нет, и близко запах не их, – мотнул головой сосредоточенный Макс. – И понятия не имею чей. Но след четкий. Наверх по колодцу. Вести?
– Веди, конечно, мой Мухтар, – поддел его я, получив в ответ угрожающий оскал. – Ты с нами, Костян?
– Нет, Рубль, я же знаю, что где ты, там обязательно мордобой и резня. Позвонишь, если что. Уберем за тобой.
Мы взобрались по отвесным стенам очень старого ливневого колодца и, отпихнув тяжеленную кованую решетку в сторону, выбрались на поверхность в каком-то порядком заросшем саду. Даже не знал, что практически в центре города еще остались вот такие заброшенные оазисы. В глубине этого сада между еще голыми по весне деревьями виднелось какое-то здание, этажа три, с унылыми провалами темных выбитых окон. Судя по очертаниям – один из старых дворянских домов. Понятно тогда. Они же, типа, культурное наследие. Трогать-ломать-продать-сдать нельзя – людской закон не позволяет, а на реставрацию тоже лишних денег у властей нет. Вот и стоят такие рассадники нечисти и бомжатники, зубы на мир обиженно скалят.
– Наш убийца – самка и ни черта и не думает прятаться, – сообщил мне Макс, шумно принюхавшись.
Я последовал его примеру, подключая и свое зрение и слух. Нет, конечно, такой тонкости, что предмет охоты женского пола, я не уловил, но вот аромат ее стал отчетливым и внезапно… приятным. Настолько, что в голове ощутимо поплыло, как от изрядной порции вина, и захотелось обязательно найти источник, приблизиться, вдохнуть больше…
– Так, Макс, тут какая-то хрень странная. Похоже, стоит нам временно отказаться от обоняния.
– А? – оборотень рассеянно оглянулся на меня и как завороженный двинул в сторону дома.
Я торопливо нашарил в сумке на поясе крошечный сверток с затычками из мягкого заговоренного воска, одновременно отмечая, что и меня ноги как сами собой несут вперед. Заткнул ноздри, начиная дышать через рот и очень надеясь, что это сработает хоть как-то. Потому как если дело не в самом запахе, а в магии, то толку никакого.
– Стой, котяра! – шикнул на оборотня, хватая за плечо этого громилу и разворачивая. – Вот, заткни-ка свою нюхалку.
Макс несколько секунд пялился на меня непонимающе, а потом стряхнул мою конечность и опять потопал к дому. Но затычки взял и приладил куда надо.
Меня меж тем будто отпустило, и мозги снова активизировались, сбрасывая ненормальную концентрацию внимания на непреодолимо притягательном амбре.
– Херь какая-то, точно, – пробормотал мой нюхач, то и дело потряхивая короткостриженой башкой. Ага, у него тоже, похоже, прояснилось.
Где-то неподалеку зашуршала прошлогодняя листва, и между стволами замелькала еще одна фигура, явно мужская, которая перемещалась рваными рывками параллельным с нами курсом, только заметно опережая.
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.