Оглавление
АННОТАЦИЯ
Он - наследник процветающей провинции огромной империи, победным маршем идущей по миру, он прибыл в завоеванную страну в составе дипломатической делегации. Она - маленькая воровка, нищая девочка-подросток, выступающая акробаткой в балагане, вынужденно скрывающая магический дар. Что может их объединять? Ничего. Кроме щедрого дара за выступление, спасения жизни и случайной встречи через несколько лет...
***
Мне перья дергали из крыл.
А я — летала!
Пытались воздух перекрыть,
А я — дышала!
Меня пугали — не люби.
А я любила!
Пытались памяти лишить.
Я — не забыла!
Мне говорили, боль сильна.
А я — терпела!
Не смей врагов своих жалеть!
А я — жалела…
Меня опять сбивали с ног.
Но я вставала.
Мне говорили: не найдешь!
Но я искала…
Твердили все: и не мечтай!
А я мечтала…
И эту жизнь я ни на что б
Не променяла…
Галина Кузьмина
ГЛАВА 1
королевство Амарант
Вечер ещё не вступил в свои права, но его легкое дыхание уже прогоняло невыносимую дневную жару. Оранжевое солнце, благосклонное к этим краям, поливало золотым дождём белокаменную столицу Амаранта — небольшого, на редкость плодородного королевства, не так давно захваченного рахеррийцами. Не только Амарант постигла такая участь — уже несколько веков Рахеррийская империя победным маршем бороздит мир — однако это мало кого утешало.
Обычно в это время суток весь честной народ еще пребывал на шумной Торговой площади: покупатели — праздно шатаясь меж торговых рядов, торговцы — готовясь к завершению трудового дня и подсчитывая прибыль. Однако сегодня вся столица собралась на Дворцовой площади, где проводились важные казни, триумфальные шествия, оглашались королевские указы. В этот раз люди встречали там важную иностранную делегацию — своих захватчиков, рахеррийцев, приехавших, дабы продлить десятилетний мирный договор, который амарантцы называли бумажными кандалами. На то имелись причины: сохранив формальную независимость, по сути Амарант превратился в колонию.
Делегация уже давно прошла, но люди не спешили расходиться, засмотревшись на представление, устроенное известным во многих городах ушлым балаганчиком, воспользовавшимся поводом выступить перед столь огромной толпой (а следовательно и выручить больше денег). Представление началось сразу после встречи делегации, с танцев, песен и коротких комедийных сценок. Теперь же взору всех желающих предстал последний номер. Зрители замерли, разглядывая хрупкую фигурку в пестром шутовском костюме, будто парящую среди крыш. По натянутому меж высоких столбов канату непринуждённо и грациозно шла девочка, жонглируя шариками из цветного стекла. Её звонкий, эмоциональный голос, в несколько раз усиленный артефактом, проносился над площадью: девочка рассказывала стихи, то смешные и пошловатые, то серьезные, выразительно интонируя, прохаживаясь и жонглируя. Наконец остановилась прямо посередине, вскинув руки с зажатыми в них стеклянными шариками, и, повернувшись к зрителям, начала реплику главного героя одной из древних трагедий:
— Нет, не жалейте! Я — сраженный,
Без сил упавший страшный зверь,
Своей гордынею сожженный,
Запретную открывший дверь!..
С этими словами девочка отпустила шарики, которые тут же с тихим мелодичным звоном разбились о деревянный помост. Вдруг пространство вокруг него затопили яркие, волшебные всполохи, и из-под помоста вылетел, широко распахнув крылья, полупрозрачный огненный дракон, сделавший быстрый круг и зависший над восхищенной, несколько напуганной толпой. Раскинув руки, будто тоже приготовившись взлететь, девочка закончила:
-…И пусть пришёл расплаты час,
И пусть душа моя грешна —
За то, чтоб ввысь взлететь хоть раз,
Паденье — малая цена.
Едва прозвучало последнее слово, толпа ахнула в ужасе: девочка качнулась вперед и сорвалась вниз. Резко спикировав, сотканный из огня дракон подхватил её у самой земли, взмыл вверх, сделал круг над головами шокированных зрителей, дыхнув струей прозрачного пламени, и вдруг рассыпался огненными искрами над помостом вместе со своей всадницей. Зрители недоумённо заозирались, и наконец заметили девочку, ловко сползающую вниз по одному из столбов, к которым крепился канат. Секунда на осознание, и все поняли, что волшебные огни и завершающая часть с падением и полетом были ничем иным, как талантливой иллюзией, спроецированной одноразовыми артефактами — теми стеклянными шариками. Акробатка, широко улыбаясь, поклонилась, и толпа разразилась оглушительными аплодисментами и свистом.
Сняв свой просторный скомороший колпак со звонкими бубенцами, девочка спустилась в людскую гущу собирать монеты, лавируя и источая прибаутки. Добровольно каждый давал сколько мог и сколько хотел: почти всегда это было от одной до десяти монет разной ценности, поэтому девочка едва не споткнулась на ровном месте, когда в её колпак приземлился тяжёлый мешочек с золотом. От неожиданности замерла и подняла глаза на щедрого дарителя в немом вопросе.
— Покупка артефактов наверняка очень дорого обошлась. К тому же, услышать стихи древних поэтов от уличного акробата было приятной неожиданностью. Спасибо за мастерство, амара.
Девочка неожиданно для себя же смутилась: амара — вежливое обращение к любой девушке в Амаранте, но к ней — той, кого считали грязью — никогда не обращались так. Даже те сотни восхищенных зрителей, которые дали ей имя Айлу — рождённая в небе. Впрочем, и сам щедрый даритель показался… странным. Совсем молодой мужчина лет двадцати, с правильными благородными чертами лица, темно-каштановыми волосами, смуглый и с солнечно-карими глазами был роскошно, но совершенно нездешне одет, причём одежда сильно напоминала традиционную рахеррийскую. Наконец девочка поняла, что её так смутило: во-первых, этот молодой человек явно носит иллюзию, причём не простенькую, как те, что использовала она сама в своём номере, а высшего порядка, вот только Айлу, будучи магом-иллюзионистом, непроизвольно видела сквозь неё; во-вторых, незнакомец — явно рахерриец, причём знатный, об этом кричал весь его облик; и в-третьих (это повергло в легкое смятение) она однозначно видела этого мужчину утром в составе рахеррийской делегации, гордо шествовавшей по площади ко дворцу в сопровождении маленькой армии охраны и почетного караула.
Поняв, что рассматривает незнакомца неприлично долго, Айлу благодарно улыбнулась ему самой ослепительной своей улыбкой и нырнула дальше в людское море.
***
несколько дней спустя
Айлу
Едва не плюясь от негодования и изредка вздыхая от усталости, я брела по лесу, волоча за собой две огромные, собственноручно сплетёные корзины. Одна из них уже была доверху набита малиной, другая — грибами, а дополнял их прикреплённый к поясу тканевый мешок с целебными травами.
Король объявил всеобщий праздник в честь продления мирного договора и уехал с гостями-рахеррийцами в пригородные леса на охоту, а меня «заботливые» хозяева направили туда же после изнурительного дня со множеством выступлений, ибо самый сезон для собирательства. Все мои возражения прерывались привычной угрозой оставить на несколько дней без еды. И хотя я давно уже освоила нехитрую науку добывания пропитания незаконным способом, подчинилась. Хозяев лучше не злить: изобьют нещадно, и сбежать от них не получится — из любой дыры достанут (проверено, и не раз).
И вот я, сетуя на судьбинушку, не первый час плетусь по лесу одна-одинешенька, молясь о том, чтобы не наткнуться на лиходеев и лениво размышляя о своей паршивой жизни.
Дочь нищей циркачки, я родилась и росла без отца в балаганчике, с которым выступала моя мама. Когда мне было пять, она умерла от чахотки, разошедшейся после войны, но меня выгонять не стали, оставили в качестве общей прислужницы и сделали акробаткой. Я привыкла к самой черной работе, к самой грязной жизни, к самым трудным дням в вечной дороге, но девять лет назад, когда мне было шесть, случилось нечто совсем неожиданное: у меня открылся магический дар. Точнее, сразу два: целительство и иллюзии.
Тут следует пояснить вот что: маги — явление достаточно редкое, но маги-женщины вообще как снег в середине лета. То есть не встречаются почти никогда. А если уж случилось такое, дар женщины мизерный. И всё же за женщинами-магами ведётся постоянная охота, потому что сын-первенец от одарённой гарантированно рождается магом. Поэтому я, раскрыв свой дар, могла бы уже быть помолвлена с каким-нибудь аристократом, если бы не одно «но»: охотники за живым товаром. Еще до того как Рахеррийская империя нас завоевала, эти гады разъезжали по стране, находя женщин-магов и уводя их в рабство. Местные власти даже глазом моргнуть не успевали. С тех пор магички живут в страхе, скрывая свой дар, и я в том числе. О даре иллюзиониста знает только труппа в балагане (остальные думают, что мы мы закупаем одноразовые артефакты у какого-нибудь мага в своих скитаниях), а о даре целителя — только мой учитель. Разумеется, оба дара слабые, едва обнаружимые на ауре, что мне только на руку, и оба весьма полезны.
Помимо этого, была у меня ещё одна странность — ненормальная для нищей, вечно голодной воровки тяга к знаниям. Началась она с собирания уличных частушек и похабных рифмованных шуточек для выступлений, продолжилась тем, что со зрителей, не способных заплатить, я собирала истории, стихи и сказки. Так познакомилась однажды со своим учителем.
Школ в нашей стране мало, и в них не берут девочек, тем более нищих сирот — табу. Однако учитель, умиляясь моей настырности, пообещал научить меня многому. Вот уже восемь лет под покровом ночи я прихожу в его скромный дом, и час, а то и два, он тратит на моё просвещение и снабжает книгами из личной и школьной коллекции. В дарованных знаниях я нахожу свет и смысл жизни, потерявшейся во тьме, и каждый день благодарю небо за возможность их получить. Этим вечером я тоже уже должна была быть у учителя, но нет, вынуждена ползать по лесу. Тоска.
Внезапно оглушивший рев и лязг происходящего где-то неподалеку сражения заставил меня выронить корзины. Подхватив их вновь, не совсем осознавая своих действий, я побежала на звук. Бежать пришлось на удивление долго, но, я, бесшумно прыгнув в густые заросли малинника, задавила вскрик, только прикусив ладонь почти до крови: на поляне развернулась настоящая бойня, причём неравная. Десятки трупов заливали кровью траву, невыносимо воняло жженой плотью. Оно и неудивительно: трое мужчин, перемещаясь со скоростью мысли, бросались ослепительными боевыми пульсарами, пытаясь подобраться к четвёртому — стихийнику-огневику, который в одной руке держал меч, а в другой — огненную плеть поразительной мощи. И тем, и другим маг пользовался мастерски: плеть поглощала пульсары, обжигала и затрудняла дыхание нападающих, а меч, отбивая удары, то и дело дотягивался до врагов.
Я пребывала в неописуемом ужасе, и всё же привычка подмечать все важные детали никуда не делась: в нападающих, носящих черные одежды и маски, моментально узнала членов известного во многих странах Братства Черной Лилии — наемников, среди которых многие были магами. Они считались чуть ли не самой смертью во плоти. Тем не менее, заметила, что трупы, усеявшие поляну, — те же наемники, за исключением четырёх, одетых в обычные охотничьи костюмы. Неужели примерно пятеро отбили атаку двух десятков лучших убийц континента, и один защищавшийся еще остался жив? Впрочем, судя по виду несчастного, таки ненадолго: из плеча его красноречиво торчала стрела, на боку красовалась огромная рана — магический ожог, по вискам стекала кровь, значит, и в голову ранен.
«Как он вообще держится на ногах и удерживает столь сильное заклинание в таком состоянии?» — то ли восхитилась, то ли изумилась я, и всё-таки тихонечко ахнула, когда маг, резко развернувшись, вспорол живот одному из нападавших, а сама я в этот момент узнала в стихийнике щедрого рахеррийица, который несколько дней назад вот так запросто подарил мне целый мешочек с золотом, который благополучно удалось припрятать от бдительных глаз хозяев.
Мысленно грязно выругавшись и проклиная на чём свет стоит свойственную всем целителям сердобольность, которую мне с переменным успехом пытался привить учитель, я достала из-за пояса крошечный артефакт собственного производства и со всей силы сдавила его в руках, сосредоточившись на двух оставшихся наемниках.
Изобретенное мною средство защиты было простым, как палка: иллюзорная вспышка, ослепляющая и дезориентирующая нападающих, позволяющая вовремя дать дёру (именно это я делала лучше всего всего). Наемники замедлились всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы огненная плеть снесла им головы. Меня от такого зрелища смачно вывернуло наизнанку, а стихийник рухнул как подкошенный.
И вот что теперь делать?..
«Если уж начала — доведи до конца, — вспомнила народную мудрость, — К тому же, там наверняка найдется, чем поживиться».
Преисполнившись благими и не очень намерениями, я, покашливая от легкого дыма, вышла из кустов и шагнула к поверженному стихийнику, внимательно оглядываясь на предмет явных признаков постороннего движения — их не было. Интересующий меня маг на вид мало чем отличался от разбросанных вокруг трупов, хотя всё ещё неровно дышал, потеряв сознание.
Прощупав пульс, принялась за дело. Угробила почти весь резерв, залечивая самую серьезную рану, ту, что на голове, а остатки — на магический ожог. Перед глазами поползли пятна, так что рану, нанесенную стрелой, оставалось только перевязать.
Когда резко выдернула стрелу, маг тихо взвыл от боли и ненадолго очнулся, невидяще уставившись на спасительницу.
— Не ной, — деловито ответила я, вытащив из-за пояса марлевый бинт, какой всегда с собой носила.— Продержался же с такими ранами до последнего, вот и ещё потерпишь. И не вздумай помирать, я на тебя весь резерв потратила.
Маг то ли потерял дар речи от такого заявления, то ли просто пока не мог говорить, но перевязку я выполнила в полном молчании. Вскоре маг снова потерял сознание. Критически осмотрев пациента, выдала вердикт «жить будешь», и хотела было приняться за осмотр трупов на предмет всяких ценностей, как ощутила тяжёлый удар по затылку. Напоследок в затухающем сознании мелькнула дурацкая мысль:
«Черт, даже облапошить никого не успела».
ГЛАВА 2
А хочешь… Я тебе открою Тайну…
Один такой малюсенький секрет…
Знай… Люди не встречаются случайно…
Случайностей, поверь мне, в жизни нет…
О.Луганцев
Море мягко баюкало на своих волнах всё быстрее уносящийся вдаль корабль, и ласка его будто насмехалась над тем штормом, что бушевал в душе юной пленницы, которой предстояло стать рабыней в совершенно чужой далекой стране.
Айлу, с ненавистью поглядывая на браслеты, блокирующие магию, через силу заставила себя съесть безвкусную кашу, отрешившись от бесконечных стенаний товарок. Инстинкт выживания был в ней сильнее страха перед неизвестностью и абстрактных сожалений.
Тем не менее, горечь сжигала душу. Всё оказалось просто и глупо. Не только она в том злосчастном лесу устремилась на шум сражения, но и бесчинствовавшая в тех краях мелкая разбойничья шайка, которая была не прочь поживиться «падалью». Они просто наблюдали за битвой с высоты деревьев, а потом увидели дар Айлу в действии. Рахеррийца даже бессознательным трогать не стали, увидев, сколько наемников тот покрошил, — решили, что беспечной девчонки с магическим даром им будет достаточно. Оглушили, связали, быстро продали охотникам за живым товаром, и очнулась она уже на корабле, скованная антимагическими браслетами. Как же теперь хотелось упрекнуть себя за неуместное сочувствие! Однако что-то мешало.
Практически выросшая на улице, обошедшая все притоны, привыкшая к правилам преступного мира маленькая воровка видела много жестокости и крови, умела драться без правил и даже убивать, защищаясь. Босой бродя по лужам, убегая от законников, хозяев, преступников и извращенцев, она не слишком прониклась человечностью, но учитель, её добрый бескорыстный учитель всё же умудрился привить ей что-то такое. Несмотря ни на что, ей пока не было чуждо сострадание и благодарность, а ещё она очень ценила силу. Не только физическую и магическую, но и духовную, как та, что заставляет держаться и продолжать бой, невзирая на серьезные, почти смертельные раны. Именно поэтому ей не удалось в полной мере пожалеть о том, что спасла того стихийника, несмотря на то, что случилось после.
Её подругами по несчастью оказались несколько девушек из разных частей Амаранта и соседних княжеств. Они не обладали магией, все были старше пятнадцатилетней Айлу и не в пример красивее. Девушек без магического дара похищали и покупали из-за их красоты, молодости и здоровья, некоторых простолюдинок даже продавали собственные родители, дабы выгодно избавиться от лишнего рта. Айлу совсем не знала своего отца и почти не помнила мать, что неизменно вызывало лёгкую грусть, но поняла, что лучше так, чем как у этих несчастных девушек, которые теперь заливались бессмысленными горькими слезами, почти ненавидя жизнь.
Айлу как никогда четко осознала, что в Амаранте её держали всего три фактора: иллюзия свободы, привычка и учитель. Из перечисленного только третья утрата казалась невосполнимой.
«Клянусь вам, что всё не зря, — горячо обещала она, — Я никогда не забуду ваших наставлений и уроков, более того, никогда не оставлю указанный вами путь. Клянусь, учитель».
Пальцы бездумно скользили по юбке старого, местами порванного платья, где в потайном кармане притаились несколько важных сокровищ, которые удалось утаить. Самым главных из них была чуть потрёпанная тетрадь в кожаном переплёте, куда Айлу заносила услышанные и прочитанные понравившиеся ей стихи, баллады, прозу, народные предания, сказки и былички с тех пор, как только научилась писать. Оставалось только радоваться той паранойе, благодаря которой она всегда носила эту бесценную для себя тетрадь и несколько полезных мелочей именно в потайном кармане. Сразу стало чуточку легче.
«В конце концов, где мы только не были с труппой, но в Рахеррийской империи — никогда. — попыталась отыскать плюсы в своём незавидном положении. — Между тем она, несмотря на рабство, а может, и благодаря ему, является одной из самых прекрасных, сильных и процветающих стран. Не зря ведь небезызвестный поэт в своё время назвал её «земным садом богов». Вот и посмотрим, каково живется упрямому сорняку в божественном в саду».
***
Три года спустя
Рахеррийская империя, провинция Шаэнар
Эверн, маленькая «столица» богатой, процветающей провинции Шаэнар — красивый портовый город со своей верфью, прекрасными храмами, банями, домиками и домами, чистыми узкими улочками. Туда стекалось столько самых разных людей и товаров, что, казалось, там можно найти всё и всех. Город процветал, во многом благодаря тому, кто уже не первый год управлял этой провинцией — эрху* Дилияру, твердо приструнившему нечистых на руку управителей, пьющих кровь из народа.
Раньше Лейла любила послушать мужские разговоры на базаре (в те редкие моменты, когда удавалось туда выбраться) и девичий щебет в гареме старого рахейна* Каана — это было ее единственным развлечением в жизни гаремной девочки на побегушках — а потому ей часто приходилось слышать о молодом эрхе. В таких случаях она демонстративно фыркала или молчала, про себя искренне посмеиваясь над наивными преувеличениями.
«Уж сколько довелось повидать богатых да знатных, ни один из них не был достаточно благородным, чтобы добрая слава оказалась заслужена. Снисходя до народа, такие лишь преследуют собственные цели или тешат свое самолюбие, но никогда простой народ не поймут» — говорила она наложницам, когда те «по секрету» шептались об эрхе.
Девушки только томно вздыхали, добавляя что-нибудь о гареме властителя Шаэнара — не в пример богатом по сравнению с тем, где их всех свела судьба. И это было гвоздём в крышку гроба любых споров.
Как и наложницы, Лейла была рабыней, однако (к превеликому облегчению) не попавшей под маслянистый взор противного старика. В гареме она оказалась в пятнадцать лет, запоздало начав формироваться как девушка, да и купили ее отнюдь не из-за внешности, а из-за редчайшего целительского дара, хотя и слабого — рахейн Каан хотел всегда иметь под рукой собственного целителя. Потому стала служанкой — ловкой, расторопной, смешливой. Пришлось забыть привычное имя — Айлу, рожденная в небе — и привыкнуть к новому, местному. Лейла — ночь. Что ж, ночь всегда была ее любимым временем суток, покровительницей, спутницей…
Хотя спустя три года некогда по-мальчишески угловатая, почти чёрная от лишнего загара, неухоженная тощая девочка с тонкими выжженными волосами сильно изменилась и вполне расцвела, ее воспринимали как доброго словоохотливого ребенка, знающего множество удивительных сказок и до сих пор по возможности зачем-то собирающего новые в свою толстую тетрадь в кожаном переплете. Лейла отчасти намеренно создавала и поддерживала такую репутацию, чтобы знать всю обстановку, при этом, не дай небо, не показавшись гаремным змеям соперницей. Она выполняла самые разные поручения — от черной работы до каких-нибудь мелких деликатных дел, в том числе связанных с целительством, а по вечерам играла на лютне, неплохо исполняя неизвестно где услышанные баллады, тем самым скрашивая беспросветную тоску. Никто не удивился, когда она рассказала, что до попадания к пиратам-работорговцам путешествовала по миру с небольшим балаганчиком, распевая песенки и выполняя трюки в шутовском костюме.
Обо всем этом Лейла говорила непринужденно, стараясь не подавать виду, что прошлое снится ей в кошмарах. С ужасом вспоминала вечера, когда ее избивали за недостаток принесенных денег, и радовалась уже тому, что ныне она в тепле, ест досыта, носит опрятную одежду, читает и учится, а палкой может получить только за проступки. Конечно, она, как и все, была очень напугана, будучи проданной сначала охотникам за живым товаром, а потом в гарем в совершенно чужой стране, но теперь… Теперь с прошлым ее объединяли только оставшиеся знания, магия, память тела, навыки шитья, готовки, обмана, песни да тетрадь, бывшая ее единственной отрадой на протяжении всей сознательной жизни. В этой тетради хранились бережно записанные на разных языках, в том числе на рахеррийском (его она вынужденно выучила за эти три года в гареме) стихи, легенды, сказки, баллады, песни, когда-либо услышанные или неловко сочиненные, да редкие, но красивые иллюстрации к самым любимым. Эта тетрадь была тайным сокровищем, сокровенным другом, которого она даже на ночь прятала под подушку.
В детстве она хотела выйти замуж за артистократа благодаря своей магии, ходить на балы, носить дорогие наряды.