Снег над Россией. Алиса Лунина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ 1
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ЧАСТЬ 2
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

По романам Алисы Луниной снимают популярные сериалы, выходящие на Первом канале, среди которых "Новогодний рейс" и "За пять минут до января".

   В России снова идет снег, наша огромная страна встречает Новый год, и миллионы людей загадывают желания, надеясь на Чудо.

   Роман "Снег над Россией" - (ранее роман выходил под названием "Нас повенчали снежинки") - трогательная история о том, как двое - мужчина и женщина - встречаются в канун Нового года, влюбляются, и - расстаются. Вечный сюжет - разъединенные расстоянием половинки одного целого, влюбленные, которых разлучили...

   Данила не знает о незнакомке ничего, кроме ее имени - Алиса, но отныне он будет идти навстречу своей любви, пытаясь отыскать возлюбленную среди долгого снега.

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

Снега не было долго, казалось – целую вечность. Тоскливый серый ноябрь сменил не менее унылый бесснежный декабрь. Москва устала от хляби и противного дождика; бывает дождь − оглушительный, чистый, после которого на душе становится так чисто и светло, будто ее промыли, а бывает промозглый, монотонно стучащий по нервам − именно такой изматывал терпение горожан с самой осени. В этой осенней распутице предстоящие новогодние праздники казались чем-то невероятным, ибо какой новый год без снега, если даже принаряженные елки на улицах выглядят нелепо, словно бы этих расфуфыренных красавиц воткнули прямо в болото.

   Впрочем, по правде сказать, Марии Морозовой было не до новогодних праздников, и отсутствие снега она не заметила, поскольку ноябрь с декабрем провела в своем офисе: выпускала новую коллекцию одежды, и как главный редактор, готовила к выпуску декабрьский номер модного журнала. За два месяца интенсивной работы она прервалась лишь на несколько дней, чтобы слетать по делам в Париж и Милан, где всегда со снегом не очень! Но когда за день до нового года вдруг пошел настоящий, душевный, щедрыми хлопьями снег (будто бы некий добрый волшебник, наконец- то услышал просьбы всех горожан и смилостивился, послав на Россию сразу тонны снега – за все месяцы отсутствия!), Маша его сразу заметила. В тот вечер, выйдя из офиса, и увидев фантастический снегопад, она решила прогуляться по городу.

   Очищенный и украшенный снегом город чудесно преобразился; праздничная подсветка, красиво оформленные витрины, новогодние елки создавали особенное настроение, все магазины и кафе зазывали к себе и, казалось, что если долго идти так под снегом в предновогодний вечер, там где-то тебя встретит счастье.

   Прогуливаясь по центру, в одном из старых московских переулков, Маша наткнулась на магазинчик, в котором продавали елочные ретро игрушки. Увидев эти смешные, трогательные игрушки, столь дорогие сердцу каждого человека «родом из СССР», Маша растрогалась. Они, должно быть, много лет хранились в чьей-то семье, передавались по наследству, радовали кого-то; и в ее семье были такие, и она ими очень дорожила, но несколько лет назад, при переезде на новую квартиру, коробку с елочными игрушками ее муж Олег «забыл» на старой квартире. Узнав об этом, она заплакала, как о дорогой потере, чем несказанно удивила мужа: «Пустяки, Маруся, купим новые!». И как объяснить этому бесчувственному человеку, что новые игрушки никогда не заменят те − «с историей»?! Маша вообще любит старинные, винтажные вещи, в которых, как муха в янтаре, застыло время. В Европе она может часами бродить по блошиным рынкам в поисках интересных вещичек и часто бывает вознаграждена, отыскав чудесное ретро платье, необычную шляпку, ручные кружева, или уникальные украшения.

   Не удержавшись, Маша купила все старинные игрушки, и от этого почувствовала радость, какой не знала уже давно. К ним, конечно, нужна была елка, и желательно живая, с запахом леса и хвои, но приносить прекрасное дерево в жертву ради нескольких дней, было жаль, и поэтому Маша выбрала компромисс – у площади она подобрала несколько еловых веток, лежащих на снегу. По дороге домой она зашла в магазин и купила мандарины и шампанское.

   В эту большую квартиру в одном из старых переулков в центре Москвы, они с Олегом переехали несколько лет назад. Маша сама продумывала ее дизайн − от цвета стен и орнамента плитки до зеркал в ванной комнате, не доверяя дизайнерам. Дурная привычка – за все всегда браться самой. Олег однажды сказал ей, что у нее потрясающее самомнение − она встревает во все дела, полагая, что никто не справится с ними лучше нее самой. В самом деле, все важные вопросы в редакции журнала и в собственном модельном доме она предпочитает решать самостоятельно, не доверяя своим помощникам. Кстати, она и хозяйство предпочитает вести самостоятельно, и до сих пор, несмотря на загруженность и бешеный темп жизни, обходится без помощи домработницы. Сама мысль о том, что в ее квартире будет хлопотать какая-то другая женщина, кажется ей странной, для нее квартира слишком интимное пространство, это ее территория покоя, куда она старается не допускать чужих людей. Главной дизайнерской идеей, которой руководствовалась Маша, затевая здесь ремонт, было желание создать для них с мужем островок комфорта и покоя в мире хаоса, кроме того ей хотелось привнести в пространство этой современной московской квартиры дух петербургской квартиры своего детства.

   В старом доме в центре Петербурга, где прошло детство Маши, царила неповторимая атмосфера: на стенах висели картины ее прадеда, известного художника, в гостиной стоял огромный стол, покрытый белоснежной скатертью (за ним по вечерам собиралась вся семья), в буфете за стеклом мерцал фамильный сервиз тончайшего фарфора, а главное, всюду были книги, которые не вмещала даже огромная библиотека с уходящими под потолок шкафами (дотянуться до верхних полок можно было только с помощью специальной лестницы).

   В московской квартире Маши нашлось место и библиотеке, и картинам прадеда, и старинному фортепиано в гостиной (правда, играет на нем, и то под настроение! только младший брат Маши − Данила, в те редкие дни, когда приходит к ней в гости). Как и в родительском, в Машином доме всегда порядок – ни пылинки, натертый паркет сверкает, всякая вещь на своем месте и неслучайна; здесь вообще нет случайных вещей, и поэтому каждая, как считает Маша, имеет душу и свое звучание. Единственное, что нарушает порядок в ее квартире – это разбросанные тут и там эскизы новой коллекции одежды, над которой она работала весь декабрь; впрочем, в предновогодний вечер можно позволить себе не думать о работе, как минимум до следующего года! А посему Маша собрала эскизы, отнесла их в кабинет и начала украшать гостиную к предстоящим праздникам.

   Еловый букет получился большим и разлапистым; на нижней ветке грызла орешки белка, мерцали сосульки, на верхней куда-то летел космонавт в золотистом скафандре. «Все на своих местах! – улыбнулась Маша, − вот и славно!» Эта незатейливая еловая композиция вызывала ностальгические чувства и ощущения праздника, в отличии, например, от елки, установленной в Машином офисе, украшенной на европейский манер: банты и шары в одной цветовой гамме серебряного цвета, − стильно, по-своему красиво, но радости почему-то не вызывает. Маша закончила праздничный обряд украшения гостиной, водрузив на стол, покрытый белой хрустящей скатертью, блюдо с мандаринами.

   Дожидаясь мужа, она достала свежий журнал, в котором было опубликовано ее интервью. Нехитрые вопросы: «Мария, в чем секрет Вашего семейного счастья?», банальные ответы: «Супружество – это труд и терпение! И, знаете ли, готовность уступать друг другу»; их общее фото с Олегом, ее фотографии в модельном доме в рабочем кабинете, на подиуме в окружении моделей. Кстати, фотографии получились очень даже ничего – она на них выглядит хрупкой и молодой (на самом деле ей тридцать восемь). В общем, ее журнальный образ отвечает законам жанра, и она выглядит, как подобает известному дизайнеру и редактору модного издания. Пролистав журнал, Маша отложила его в сторону и решила переодеться. И хотя дома она в основном ходит в брюках и удобных пуловерах, сейчас ей захотелось надеть платье. Все-таки елка. Все-таки Новый год. Маша надела то самое «черное маленькое платье», в котором снималась для интервью (таких черных платьев у нее в шкафу собралось великое множество – она со счета сбилась; удобно – подбираешь к платью удачные туфли и сумку, и вперед! к покорению жизненных вершин готова!), забрала длинные русые волосы в гладкий пучок, подкрасила губы, − все! Из зеркала на нее смотрела «девушка средних лет» (последнее определение, вообще говоря, является спасительной, сердобольной формулировкой, потому что так можно сказать и о тридцатилетней девушке, и о той, которой слегка за сорок, а также сильно под пятьдесят, средних и все тут, не ваше дело!). Сама Маша, смеясь, говорила об этом так: «Я прошла долгий путь от джинсов и бисерных фенечек до маленького черного платья, и мне комфортно в этом возрасте элегантности».

***

В прихожей хлопнула дверь. Маша вышла встречать мужа, и уже с порога догадалась, что Олег чем-то расстроен; за без малого двадцать лет совместной жизни она научилась хорошо чувствовать его настроение. Маша сообщила ему, что украсила квартиру к Новому году, но Олег только рассеянно кивнул в ответ. Его красивое «породистое» лицо омрачали тени озабоченности и тревоги. Он прошел в гостиную, опустился на диван. Маша не стала задавать никаких вопросов – захочет – расскажет сам; она привыкла к тому, что Олег часто возвращается со службы в «разобранном состоянии», что поделаешь – у человека нервная работа, как-никак известный политик, заседания, интервью, дебаты, оппоненты! Ему бы молоко давать за вредность.

    От предложенного ужина Олег отказался, сославшись на усталость. «Давай лучше поговорим?!» Она обрадовалась: «Давай. Мы давно не говорили!»

    − Знаешь, Олег, я только сегодня поняла, как вымоталась за этот год, работа, журнал, съемки, некогда оглянуться, подумать…Представляешь, я даже про Новый год чуть не забыла!

   Олег молчал.

   Маша удивленно посмотрела на мужа:

   − Что-то случилось?

   − Я ухожу, Маруся, − сказал Олег.

   − Откуда? Ты имеешь в виду − из политики?

   Но по его лицу она тут же поняла, что Олег имел в виду не политику, и что ее вопрос в принципе поставлен неправильно, не «откуда», а «куда» он уходит – вот в чем соль.

   − Дело в том, что я встретил другую женщину, − добавил Олег, − и ухожу к ней.

   Маша застыла, пытаясь осмыслить его слова. Ее муж встретил другую женщину и уходит к ней! Повторить еще хоть десять раз, − один черт в голове не укладывается. Время шло, супруги молчали. Тишина стояла такая, что было слышно, как идут часы. Машу в особенности удивило то, как Олег сообщил об измене, – спокойно, буднично, словно бы рассказал, что он, к примеру, сегодня ел на обед. Хотя чего, собственно, она хотела? Что он будет, как девушка заламывать руки и посыпать голову пеплом? Даже хорошо, что обошлись без излишнего мелодраматизма. Она вдруг подумала, что они с Олегом шли к этому финалу все восемнадцать лет их супружеской жизни, и что в их отношения с самого начала была заложена бомба, которая тикала себе годами, месяцами, и вот, наконец – рванула.

   − Могу я хотя бы узнать, кто эта женщина? – спросила Маша, и тут же осеклась – зачем спрашиваю, зачем унижаю себя такими вопросами?

   − Я не делаю из этого тайны, − Олег пожал плечами, − к тому же ты все равно узнаешь. Это Светлана.

   − Какая Светлана? – остолбенела Маша. – Ты хочешь сказать, что…

   Олег кивнул. А вот этого она не ожидала. Светлана − ее любимая модель, фактически «открытая» ею.

   …Маша увидела фотографии Светланы год назад в редакции своего журнала. И хотя ей часто приносили портфолио девочки, мечтавшие о карьере в модельном бизнесе, именно фотографии Светланы, сделанные в плохонькой студии, привлекли ее внимание. У этой девочки были огромные, наивные, распахнутые навстречу миру глаза, широкие «соболиные» брови, и очаровательно надутые губы обиженной маленькой девочки. Маша пригласила девушку к себе в студию, взяла ее под свою опеку, а позже сделала лицом новой коллекции. В итоге карьера Светланы стремительно пошла вверх, но как недавно выяснилось − в противоположную от Маши сторону. Месяц назад Светлана сообщила Маше, что подписала зарубежный контракт. Маша спросила, сможет ли девушка принять участие в показе летней коллекции. Светлана замялась: «Не знаю…Я скоро выхожу замуж!» «Вот это да! На свадьбу позовешь?» Светлана смутилась, и неопределенно пожала плечами.

   Теперь смущение Светланы было легко объяснить. «Стало быть, девочка выходит замуж за Олега! Молодцы, что скажешь. Главное, когда успели? Ну что ж, по крайней мере, у Олега хороший вкус! – усмехнулась Маша». Да, пожалуй, именно это она ему и скажет. Прямо сейчас.

   − Спасибо, − кивнул Олег. – Рад, что ты одобряешь мой выбор.

   − О! Я одобряю твой выбор, еще как! – Маша расхохоталась нервным изломанным смехом. – У моего мужа, прости, бывшего мужа, все должно быть самое лучшее: машины, часы, костюмы, женщина. Пусть уж лучше меня заменит признанная красавица. Кстати, а почему ты сообщил мне об этом именно сейчас? В новогодний вечер? Специально ждал Нового года, чтобы получилось так символично – в Новом году новая жизнь? Неужели в этом тебе твой хороший вкус изменил?

   − Да нет, − смутился Олег, − вовсе нет. Просто Свете предложили контракт во Франции на три года, она хотела подписать, я был против, ну и она сказала, что откажется, если я…

   − Если ты разведешься со мной и возьмешь ее в законные жены? Правильно? И желательно именно сегодня? Свете хотелось штампа в паспорте, уверенности в стабильном новом счастье, и вашего общего новогоднего праздника? Я права?

   Он молчал. Потому что она действительно была права. И она это знала.

   А может, Олег и впрямь чувствовал если не вину, то хотя бы неловкость – в самом деле, нельзя же так поступать пусть с разлюбленной, но все же когда-то любимой, близкой женщиной?! Взять и ха! испортить ей настроение в новогодний вечер! Маша вздохнула, − можно было бы, конечно, поиграть у него на нервах, испортить ему и Свете Новый год к чертям собачьим, закатить сцену, но…зачем? Не в ее характере любой сволочизм, а главное, она понимает (не может не понимать!) что развод − лучший для них с Олегом вариант. Сколько раз она сама пыталась решиться на этот шаг, сколько лет! И всякий раз ее что-то останавливало: страх, сомнения, чувство вины, паутина их с Олегом совместного быта, общие знакомые, воспоминания, общие, по сути, успехи и достижения – как будем делить? И все оставалось как есть. На смену одному январю приходил другой, и все шло своим чередом.

   Она задумалась и даже утратила связь с реальностью, к которой ее вскоре вернул голос Олега.

   − Маруся, я бы хотел попросить тебя не делать из нашего развода информационного повода.

   Она ответила ему удивленным взглядом.

   − Я имел в виду прессу, − замялся Олег, − ты же понимаешь… Учитывая мой род деятельности… Тем более, что у меня сейчас предвыборная кампания.

    − Я никогда не делала из своей личной жизни информационный повод. – Маша пожала плечами. – Так что ты можешь быть спокоен за свою кампанию.

   Она не могла удержаться от иронии – в последнее время ей стало казаться, что Олег слишком заигрался в эти политические игры, зачастую ей становилось смешно – неужели он действительно всерьез полагает, что в его руках находятся судьбы мира, или, по крайней мере, этой страны? Судя по его телевизионным интервью (костюм от Бриони, галстук и серьезнейшее выражение лица прилагается), выходило, что Олег действительно верит в свою сверхважную политическую миссию. За последние годы он вообще стал весьма уверенным в себе человеком, настолько, что ей теперь представляется странным, что когда-то она ему помогала: зарабатывала деньги на его избирательную кампанию, была его пресс-секретарем, печатала рекламные листовки, а главное, упорно твердила ему, что у него все получится.

   И у него действительно получилось! Олег полностью состоялся в выбранной им системе координат, достиг высокой вершины; бывают, конечно, и выше, но ведь его жизненный путь не закончен, ему только сорок, он, так сказать, пребывает на пике жизненных сил и, несомненно, продолжит восхождение на политический олимп. Продолжит, но уже без нее. При этом она не считает себя вправе предъявлять ему упреки и обвинения. Напротив, она признает, что в сегодняшнем горьком финале их супружеской жизни есть определенная внутренняя логика, потому что отношения, в которых нет любви, обречены на разрыв. И это правильно, дорогая Маша!    

   − Маруся, если не возражаешь, я заберу кое-какие вещи, − мягко сказал Олег, − а на днях заеду за остальными.

   Маша кивнула – пожалуйста, как она может возражать?!

   − На эту квартиру я, разумеется, не претендую, − торопливо добавил Олег. – Может быть загородный дом…

   − Да, − помогла ему Маша, − пусть будет так.

   Она закусила губы в горькой усмешке. Как там она давеча ответила этой юной девочке журналистке на вопрос о семейном счастье? А, да… Супружество – это терпение, труд, и способность уступать партнеру. Именно!

   Маша все понимала, и все-таки ей было больно слышать звуки из соседней комнаты, где выдвигались и задвигались ящики, но Олег, к счастью, собрался быстро. Она вышла в коридор проводить мужа и задохнулась – неужели сейчас он уйдет навсегда?! Олег держал саквояж и переминался с ноги на ногу, наверное, искал подходящие слова для прощания. И не находил. У него с этим всегда были проблемы – речи ему писали спичрайтеры. Наконец он выдавил:

   − С наступающим, Маруся!

   − И тебя! С новым счастьем!

   − Ну, я пошел? – спросил Олег.

   − Иди, − великодушно разрешила Маша, отпуская мужа в новую жизнь.

   …Она растерянно смотрела на закрывшуюся входную дверь в супружество и в прошлое.

***

Маша долго, по инерции, стояла в коридоре, прислонившись к стене, потом подумала, что надо что-то делать, заставить себя двигаться, вернуться в гостиную, подумать, как жить дальше.

   Ее движения напоминали движения сломанной заводной куклы – болезненны, неестественны. Она бессильно опустилась на диван, оглядела гостиную. Как там она говорила – ее островок покоя в мире хаоса? Ну-ну! Вот она и осталась на своем островке в полном одиночестве. Остров оказался необитаем. Живи теперь, как можешь.

   Услышав телефонный звонок, она вздрогнула, потому что говорить сейчас ни с кем не хотелось. Однако как бы плохо ей теперь не было, увидев высветившуюся на экране телефона фотографию любимого младшего брата, расплывшегося в улыбке, она и сама невольно улыбнулась, и ответила на вызов. Догадываясь о том, что узнав о ее разрыве с мужем, Данила тут же примчится ее утешать, она не стала ему ничего говорить, и постаралась «включить» нарочито спокойный, бодрый голос. К счастью, Данила ничего не заподозрил. Маше вообще показалось, что брат позвонил ей с какой-то определенной целью, потому что разговор он начал вкрадчиво и ласково -забросал ее комплиментами и расспросами о новой коллекции.

   − С каких это пор тебя стала интересовать женская мода? − усмехнулась Маша, почуяв в лести брата определенный подвох.

   − С тех пор, как побывал на твоем показе! − честно выдал Данила.

   Не далее, как вчера, он действительно присутствовал на показе новой коллекции в модельном доме сестры, и снимал по ее просьбе рекламный ролик.

   − Я горжусь тобой! − заверил Данила.

   Тут уж Маша укрепилась в худших подозрениях, и потребовала признаться, что ему от нее нужно.

   Ну брат и признался: «Понимаешь, сестренка, вчера среди твоих моделей я увидел девушку своей мечты! И теперь мне нужен ее телефонный номер!»

   Маша взъярилась - каким, однако, успехом пользуются ее модели! Тем не менее, любопытство взяло верх, и она поинтересовалась, о ком говорит ее влюбчивый братец.

   − Эта девушка открывала показ. Кажется, ее зовут Вика…

   − Ах, вот оно что! Да, ее зовут Вика! Но ты ничего от меня не добьешься! Я знаю, какой ты ветреный! Сколько продлится твое новое увлечение − три дня?! На моей памяти только за последний год уже были Лариса, Юля, и кто-то там еще!

   − Поверь, на этот раз все серьезно! Ну, должен же я когда-то влюбиться всерьез?!

   − Вот именно! − не выдержала Маша. – Братишка, ты − высоченный, широкоплечий мужик, тебе, между прочим, не восемнадцать, а скоро тридцать! В этом возрасте пора бы уже стать серьезным, и научиться относиться к женщинам со всей ответственностью!

   − Дай мне телефон Вики, и я отнесусь к ней со всей ответственностью! − хмыкнул Данила.

   − Когда же ты повзрослеешь? Тебе давно пора пересмотреть взгляды на жизнь! К тому же мне жалко бедную девочку! Ты разобьешь ей сердце! Хотя… − Маша усмехнулась. − На бедную она не похожа. Если честно, даже не похоже, что у нее есть сердце. Эти девочки все − совершенные холодные богини. Ладно, так и быть, я дам тебе ее телефон, но учти, она из Петербурга, и насколько я знаю, вчера после показа она уехала домой.

   − Нет проблем, я готов смотаться в Питер! − заверил Данила. − Кстати, заеду, поздравлю родителей с Новым годом!

   − Чертов бабник! Ладно, записывай! И не вздумай говорить ей, что это я дала тебе ее номер.

   Маша не могла на него долго сердиться, на Данилу вообще было невозможно обижаться – свои недостатки он искупал обаянием. Порой Маша, на правах старшей сестры, читала непутевому младшему брату нотации, но была готова простить ему все за его доброту, жизнерадостность и талант. Недаром в детстве Даню за веселый нрав, открытость и улыбчивость называли «солнечным мальчиком».

   Заполучив заветный телефонный номер модельной красавицы, Данила спросил, как поживает Олег. Маша заставила себя спокойно ответить, что у ее мужа все в порядке.

   − Передавай ему привет. На Новый год я, может быть, к вам заскочу, − сказал Данила.

   − А где ты сейчас? − спросила Маша.

   − В бане!

   − Где?!

   − Говорю же тебе − в бане! – расхохотался Данила. – Я на даче Жени Никитина.

   Попрощавшись с Данилой, Маша вздохнула: да, у ее брата и бывшего мужа насыщенная жизнь: любовь, новое счастье. Впору порадоваться за людей! А у нее вот как-то со счастьем не задалось. На душе такая тоска, что хоть волком вой или плачь белугой. Еще этот Новый год некстати… Лучше бы его вовсе не было.

   Она подошла к окну. На улице шел снег. Он был крупный и долгий, словно бы его кто-то сыпал с неба щедрой рукой. Как ни странно – снег успокаивал, от него становилось легче. Вспомнив слова известного писателя, утверждавшего, что снегом можно вылечить все болезни на свете, Маша надолго застыла у окна. Такая вот снеготерапия.

***

На самом деле, чтобы попасть в баню, Даниле не надо было идти далеко. Отличная финская баня примыкала прямо к дому его друга Жени Никитина. В этот предновогодний вечер друзья детства собрались на даче Жениных родителей в Подмосковье, чтобы проводить старый год в «располагающей атмосфере». Атмосфера действительно располагала – на участке Никитиных росли березы и сосны (выйдя из дома, казалось, что ты уже в заснеженном лесу), в гостиной можно было уютно расположиться у камина, а погреб этого красивого, большого дома был наполнен настоящими сокровищами: полки заполняли банки с отменными солеными огурцами, помидорами, и грибами фирменного засола Жениной мамы. От добра − добра не ищут – друзья всегда отмечали праздники в Женином доме, и почти каждую пятницу устраивали здесь «мужской клуб», обычная программа которого подразумевала: баню, водку под соленья, и мужские разговоры.

   Вот и сегодня все шло по давно отработанному сценарию – парились, пили, обсуждали события прошлого года. Правда, выпивали в этот вечер только Данила с Женей, поскольку их приятель, Саня Белов, от водки отказался. «Вы чо, мужики? У меня утром прямой эфир, нужно быть в форме. В конце концов, надо поздравить сограждан с Новым годом по – человечески!» Балагур Саня был популярным ведущим известной радиостанции. С Данилой их связывала давняя, еще школьная дружба. Десять лет назад Данила с Саней уехали из Петербурга в Москву, поступили в один институт, правда, на разные факультеты: Саня подался на актерский, а Данила решил стать оператором. После окончания ВГИКА оба остались в Москве, и все эти годы поддерживали друг друга. У них все было общим, даже новые знакомства, поэтому совершенно естественно, что, когда Саня познакомился с Женей Никитиным, он первым делом представил нового московского приятеля Даниле. С тех пор они дружили втроем. Это была настоящая, проверенная испытаниями, мужская дружба. «Один за всех, и все за одного!» – как у нормальных королевских мушкетеров. Высоченный, широкоплечий, этакий настоящий «русский богатырь» серьезный Женя Никитин, флегматик и интеллектуал; невысокий, худой, темноглазый остряк и мастер розыгрышей Саня Белов, и обаятельный, жизнерадостный, прожигатель жизни и шалопай Данила Морозов. Разность характеров и темпераментов ничуть не мешала этой дружбе.

   В первые неустроенные годы в Москве, Даниле с Саней помогали Женя и его родители. Приятели часто оставались ночевать у Никитиных; Женина матушка по-матерински опекала их, кормила. За эти годы семья Никитиных для Данилы и Сани стала родной; вот и этот дом в Подмосковье они считали, можно сказать, отчим.

   Друзья, завернувшись в простыни, как римляне, отдыхали после парной.

   − Выпьем за мужскую дружбу! – серьезно и даже торжественно провозгласил Женя Никитин.

   Данила поддержал тост друга, но Саня и на этот раз яростно замахал руками, отказываясь пить. Женя с Данилой посмотрели на приятеля укоризненно – разве можно отказываться пить за мужскую дружбу?!

   Саня нервно погладил свою невообразимо стильную бородку:

    − Поймите, мужики, работа − прежде всего! Ну, сами представьте – кто будет держать диджея, у которого заплетается язык?!

   − Работа у тебя специфическая – это да! – хмыкнул Данила. – Ты у нас хохмач всероссийского масштаба!

    Саня и впрямь был признанным мастером разговорного жанра – беспрестанно хохмил, и без устали выдавал каламбуры и шутки. Возможно, именно благодаря этой способности ему и удалость стать популярным радио ведущим.

   − Я теперь твою программу слушаю в машине, − признался Женя, − и скажу, Сан Саныч, что тебя все время заносит! Шутки у тебя соленые, как… эти огурцы!

    Саня расплылся в улыбке:

   − Так это законы жанра! Наша сверхзадача – так пошутить, чтобы, как говорится, и для цирка не было тонко! Все для народа – в том числе юмор.

   − Зато у тебя бешеная популярность, поклонницы, то-се! – заметил Данила.

   Саня скромно кивнул: что есть – то есть!

   − Ну, хоть за любовь - то ты не откажешься выпить? – коварный Данила достал новую бутылку.

   Но Саня вновь стоически отказался.

   − Вот из-за таких, как ты, Белов, нам и не везет в любви! – усмехнулся Данила.

   На самом деле, в любви им действительно не особенно везло, − Саня в этом году расстался со своей девушкой, Женя пока не встретил даму сердца, поскольку был слишком серьезен в сердечных вопросах, а Данила Морозов… «Ох уж, этот Данила!» – вздохнула бы его сестра Маша. Данила был известным сердцеедом и легко влюблялся. Сам он, впрочем, не считал это свойство своей натуры, отрицательным. Лукаво улыбаясь, он говорил, что его вина тут только в том, что он любит все красивое, а на свете, слава творцу! много красивых девушек.

   Вот и в этот вечер Данила испытывал знакомое и волнительное чувство влюбленности. Вчера на показе мод, куда его для съемок пригласила сестра Маша, он увидел девушку неземной красоты. И небо обрушилось! «Это не женщина, это мечта!» – выдохнул Данила, едва не выронив камеру. Красавица, богиня! ненадолго спустилась с небес, чтобы гордо продефилировать по подиуму в вечернем платье, взглянуть на зрителей (о, этот взгляд ангела и демона!) и ускользнуть. Навсегда?! «Ну, нет! – разволновался Данила. – Упустить такую девушку? Ни за что!» С девушками у него все было понятно и просто – если барышня тебе нравится, нужно понравиться ей. В конце концов, это так естественно, и совсем не сложно. Но в случае со вчерашней таинственной незнакомкой, одна сложность, как ни крути, была, − он не знал ни имени девушки, ни как ее найти. Как же быть? Данила задумался. Внимание его рассеялось, и он даже пропустил два парных тоста, провозглашенных Женей. Поразмыслив, Данила пришел к выводу, что помочь найти любовь всей его жизни может только Маша. Любимая старшая сестра. Очень строгая старшая сестра. И она, конечно, не откажет ему, разве что поворчит немного для вида.

   «Надо действовать!» – решил Данила. Сказав друзьям, что ненадолго отлучится, он вышел в предбанник – звонить Маше.

   Получив от сестры телефонный номер красавицы Вики, Данила (мечты сбываются!) тут же по нему позвонил. Вика долго не могла понять, кто он такой, и что ему нужно. Данила, постаравшись включить все свое обаяние, рассказал, что увидел ее вчера на показе, и с тех пор ее образ стоит у него перед глазами. «Как гений чистой красоты!» (не слишком пошло? − усмехнулся Данила, придерживая рукой сползающую простыню).

   Но Вику его откровенное признание не впечатлило, − подумаешь, ей сто раз на дню объясняются в любви джентльмены разных возрастов и разной степени доходов.

   − Где взял мой телефон? − строго спросила Вика.

   Данила постарался уйти от ответа, поскольку обещал сестре, что никому не скажет, что это она дала ему номер Вики. Так, мол, знакомые дали. Как, вы не знаете, да у нас с вами столько общих знакомых, которые могут рекомендовать меня с самой лучшей стороны?! Кстати, позвольте представиться – Данила Морозов!

   − Морозов? − задумалась Вика. − Какой Морозов? Ой, ты брат модельера Марии Морозовой?

   Данила сдержанно и с достоинством подтвердил, мысленно поблагодарив свою талантливую сестру за жизненные успехи.

   Вика оживилась:

   − Так это ты такой высокий, симпатичный брюнет? Снимал нас на камеру?

   Данила скромно заверил, что он симпатичный. И камера у него есть. Он даже может захватить ее, если надо, на их свидание.

   − Свидание? − озадачилась Вика. − Так я же в Питере.

   Данила заверил ее, что для влюбленного сердца семьсот километров не преграда. Тем более, что на свете есть самолеты и поезда. «Давай, я приеду к тебе в Петербург?!»

   − Вообще то мне некогда, – замялась Вика, − завтра я улетаю в Париж.

   − В Париж на Новый год? Это непростительная ошибка! − закричал Данила. − Предлагаю встретить Новый год вместе!

   − Не могу, у меня съемки в Париже в начале января. Контракт, знаешь ли!

   − Пожалуйста, дай мне шанс, − взмолился Данила, − мы встретимся, и после этого, ты никуда не уедешь!

   Она рассмеялась:

   − Какой ты упертый… Ладно, мы можем увидеться днем, до отъезда у меня будет немного времени. Записывай название ресторана…Но предупреждаю – я смогу уделить тебе только пару часов!

   Простившись с Викой, Данила вернулся в баню к ожидавшим его друзьям, в состоянии необычайного волнения, и с ходу объявил, что он едет в Петербург. Прямо сейчас. Потому что это вопрос жизни и смерти.

   − Даня, ты перегрелся там, на морозе, что ли? – охнул Саня. − Сказал, что выйдешь на пять минут покурить, а сам чего учудил?!

   Данила мечтательно улыбнулся:

   − Если бы вы ЕЕ видели!

   − Надо полагать, новое увлечение Дани проживает в Петербурге, и наш друг торопится на встречу со своим счастьем?! – подмигнул Саня.

   Данила кивнул, подтверждая правоту сей гипотезы.

   − Я только не понимаю, тебе в Москве, что ли, девушек мало, − пожал плечами Саня, − нафиг тащиться в Питер?

   − Вот именно! Ты не понимаешь! – возмутился Данила. − Это необыкновенная девушка! Она – гений!

   − В смысле, такая умная? – усмехнулся Саня.

   Данила хмыкнул: − В смысле, гений чистой красоты! Так, все! Лечу в Петербург первым же самолетом!

   − Ну, куда ты поедешь на ночь глядя, − недовольно пробурчал Женя, − и до Москвы ведь не доберешься. Тебе сейчас нельзя за руль! И кстати, мне тоже…

   Данила вздохнул – в самом деле, не может же он вести машину пьяным! И тут его осенило.

   − Белов! – завопил Данила так, что Саня вздрогнул. – Ты ведь берег себя для прямого эфира? Ты у нас трезвый, как стеклышко?!

   − Нет, − замотал головой Саня, − Морозов, даже не проси, никуда сейчас не поеду. Да ты спятил, старик, там холод собачий, и метель намечается!

   Но влюбленного Данилу было не остановить.

   − Отставить метель, едем в аэропорт! – он выразительно посмотрел на Саню. − Друг ты мне, или так?!

   Саня считал себя другом Данилы, а посему погрузил друга в свой джип и повез его в город. Женя увязался с ними. В дороге Женя с Данилой распивали коньяк и пели душевные песни. Уже когда подъезжали к Москве, Женя сказал:

   – Слушай, Даня, а может тебя погрузить в поезд? Извини, но для аэропорта ты как-то плохо выглядишь. Водка с коньяком, пардон, никого не красят! Тебя просто не посадят в самолет. А в поезде ты проспишься, и утром предстанешь перед этим своим гением красоты выспавшимся и свежим!

   − А нам все равно! – кивнул хорошо расслабленный алкоголем Данила. − Пусть будет поезд!

   − Ладно, − сказал Саня, – едем на Ленинградский вокзал.

   На перроне друзья договорились, что новый год отметят первого января. На Жениной даче.

   − Смотри, не женись там, в Питере! – напутствовал друга Женя.

   − Жениться? − усмехнулся Данила, заходя в вагон. − Я что – похож на идиота?! Ну, неет – я никогда не женюсь!

ГЛАВА 2

Не все относились к браку столь нетерпимо, как Данила. К примеру, в этот же вечер девушка Алиса обсуждала по телефону со своим будущим мужем Алексом детали их предстоящей свадьбы, намеченной на конец января. Пока будущие молодожены сошлись только в том, что свадьба состоится на родине Алекса в Лондоне, остальные вопросы Алиса предложила решить после ее возвращения из России. «Тем более, что впереди еще столько времени!» − примиряюще добавила она, уловив в голосе жениха смутную обиду. После этой фразы обида в голосе Алекса уже стала явной. Он сухо заметил, что времени до свадьбы, как раз осталось мало, и ему непонятна подобная беспечность. Алиса вздохнула – она знала, что он сердится из-за ее отъезда.

   Несколько дней назад она сообщила ему, что на Новый год поедет в Россию. Алекс растерялся – вместо того, чтобы заняться подготовкой к свадьбе, провести праздники с ним и его родителями в Лондоне, взбалмошной Алисе вдруг втемяшилось в голову ехать в Россию! «Буквально ни с того, ни с сего!» Алиса слабо парировала: «Неправда. Я давно хотела поехать в Россию, как ты знаешь, я не была там пять лет. И, в конце концов, мне надо увидеться с бабушкой!» Но Алекс даже наличие петербургской бабушки не счел серьезным аргументом, и обиделся. Алиса уговаривала его не обижаться, обещала, что уедет всего на несколько дней − встретится в Москве с отцом, отпразднует Новый год с бабушкой в Петербурге, и уже в начале следующей недели вернется в Лондон. «И потом, Алекс, в Британии не придают такое значение Новому году, как в России! Это у русских Новый год любимый праздник!»

   В конце концов, Алексу не оставалось ничего другого, как согласиться − эти русские такие упрямые! Провожая ее в аэропорту он, впрочем, не преминул выказать свое недовольство, и заявил, что после их свадьбы ей придется согласовывать все решения с ним.

   Алекс и в сегодняшнем разговоре, спросив, как Алиса доехала, и как ей понравилась Москва, не удержался от иронии. «Это действительно стоило того, чтобы оставить меня на Новый год одного?!» Алиса сжала телефон в руках: что ответить? Сказать «да» − обидится, сказать «нет»… Лучше уклониться от вопроса. И от многих других тоже.

    − Извини, мне пора собираться на вокзал.

   − Это еще зачем? – растерялся Алекс.

   − Я еду к бабушке в Петербург. Поезд через час.

   Она пообещала, что позвонит ему уже утром из Петербурга. «Привет бабушке!» – выдавил Алекс на прощание.

   Алиса сникла, чувствуя вину. На самом деле, если бы он спросил ее, почему она все-таки уехала в Россию, она бы не знала, что ему ответить.

   …Это, конечно, было настоящее приключение: Россия, снег, Новый год. Последний раз Алиса Снегирева приезжала в Россию пять лет назад, и этого хватило, чтобы сейчас почувствовать, будто она вернулась в другую страну.

   Она была подростком, когда отец отправил ее в Лондон за хорошим образованием и дисциплиной. Выбрав для нее колледж, он просто сообщил ей об этом, не спрашивая, насколько обучение за границей согласуется с ее жизненными планами, поскольку таковых, по его мнению, ей пока иметь не полагалось. Сергей Петрович Снегирев также не стал советоваться с Александрой Павловной – своей тещей, на пару с которой воспитывал Алису, после смерти жены - матери девочки. И даже встретив яростный отпор со стороны Александры Павловны, требовавшей отдать девочку ей, он продолжал твердо стоять на своем. «Я люблю дочь, и выбрал для нее лучший колледж!» Алиса не стала возражать – она знала, что отец отправляет ее в Англию не потому, что хочет от нее избавиться (она всегда была уверена в его любви, и даже женитьба отца, и появление в доме его второй жены, не осложнила их отношений); а потому, что он действительно считает, что так будет лучше для нее. И, в конце концов, колледж действительно был хорошим.

   Закончив его, Алиса поступила в британский университет, славный своей историей и традициями. Выбор учебного заведения и будущей специальности был одобрен отцом – он хотел, чтобы дочь изучала корпоративное право. В наступающем году Алиса заканчивала обучение, после чего собиралась работать в Лондоне, в компании, принадлежащей бизнес партнеру ее отца. За эти годы Алиса привыкла к Лондону, а после встречи с Алексом, решила связать свою жизнь с этим городом.

   Отец и бабушка часто приезжали к ней в Лондон, а посему она не особенно скучала по России. Обычно родные навещали ее несколько раз в году, а бабушка приезжала на каждый Новый год. Алиса и на этот Новый год ждала ее в гости, но в конце декабря бабушка позвонила и сказала, что приехать не сможет. «Извини, Элис, паршиво себя чувствую». «Ладно, − сказала Алиса, − тогда приеду я».

   По сравнению с Лондоном в Москве было морозно и снежно. В первый день Алиса долго бродила по улицам, заходила отогреваться в кафе. Ей было интересно все – как изменилась Москва, как город украшен к праздникам, чем живут люди. Это забавно, но ей показалось, что здесь все живут в предвкушении Нового года. Нет, понятно, что в Лондоне люди тоже готовятся к праздникам, и тоже их ждут, но так как в России, Новый год не ждут нигде. Потому что в России Новый год, – это не просто любимый праздник, это ни больше - ни меньше – надежда на новую лучшую жизнь!

   Отец обрадовался встрече, да и мачеха встретила ее приветливо. Кстати, она совсем не была похожа на злую и коварную мачеху из сказки «Спящая красавица»; хорошая, красивая девочка, всего на шесть лет старше Алисы. Сергей Петрович – успешный, властный бизнесмен, руководитель большой компании, женился на юной Юле, решив ее «вырастить» для себя или «под себя». Алиса относилась к Юле с симпатией, но каких-то особенных близких отношений у них не сложилось − слишком разные люди. А вот своего пятилетнего младшего брата Васю Алиса любила, хотя и сочла в этот приезд, что мальчишку изрядно избаловали.

   В доме отца ей было хорошо, и все же Алиса несколько устала от того, что ее все время пытаются накормить, все время кому-то показывают, и ей приходиться постоянно улыбаться многочисленным родственникам и знакомым отца и его жены. Два дня в Москве промелькнули быстро – отец возил Алису по городу, в ее честь устроили торжественный ужин. А на третий она засобиралась в Петербург.

   − Ты не останешься на Новый год? – расстроился отец.

   Алиса смутилась: «Не обижайся, я хочу встретить Новый год с бабушкой. Она там одна…» Алиса знала, что отношения отца и бабушки сложно назвать безоблачными.

   Они не ладили и при жизни матери Алисы, а после ее смерти практически перестали общаться, лишь изредка перезванивались, когда нужно было обсудить что-то на счет девочки. Александра Павловна Смолина была известной театральной актрисой. Отец Алисы считал свою тещу невероятно эксцентричной и любил пошутить на счет того, что Господь послал ему испытание − иметь в тещах народную артистку − не иначе за большие грехи. Когда Алиса осиротела, Александра Павловна много раз просила зятя разрешить ей воспитывать девочку: «Если надо, Сережа, я брошу театр и перееду к вам в Москву!» Но Сергей Петрович отвечал ей неизменным отказом; более всего он боялся влияния Палны (как он называл тещу) на Алису. «Еще не хватало, чтобы ты сделалась актеркой или какой-нибудь…богемой!» − презрительно говорил он дочери.

   Впрочем, сегодня он Алисе не возразил: поступай, как знаешь! «И кстати, передавай Палне привет».

   Узнав, что дочь решила ехать в Петербург поездом, Сергей Петрович удивился:

   − Почему поездом? Самолетом быстрее, удобнее?!

   Алиса рассмеялась:

   − Зато поездом интереснее! Буду пить чай и смотреть ночью в окно: Россия, заснеженные города, маленькие станции!

   Отец не стал спорить, и вечером тридцатого декабря посадил ее в поезд до Петербурга.

   Зайдя в свое купе СВ, Алиса обнаружила, что соседнее место не занято. «Отлично, поеду одна!».

   Колеса стучали, и как в детстве, в их стуке, ей слышалось: «вперед, вперед!» Алиса долго смотрела в окно: бескрайние лесные пейзажи, мелькающие огни станций, опять леса, и всюду – много, много снега. Наконец стук колес усыпил ее, она погасила свет и задремала.

   Пробуждение было неприятным и резким. Проснувшись от звука открывающейся двери, Алиса увидела, что в купе кто-то вошел. Этот странный «кто-то» прикрыл дверь, так что в купе снова стало темно, а потом склонился над ней.

   Грабитель! – испугалась она, и изо всех сил ударила преступника.

***

Решив, что дальнюю дорогу до Петербурга можно скоротать в вагоне – ресторане, Данила сразу туда и отправился, справедливо рассудив, что в свое купе он всегда успеет.

   За окном пролетали километры, градусы суммировались. Заприметив за соседним столиком симпатичную девушку, Данила тут же заказал для нее бутылку шампанского. Незнакомка ответила неодобрительным взглядом. Данила поспешил объяснить, что не хотел ее обидеть, шампанское − лишь невинный знак внимания. После этого девушка благосклонно отнеслась к его предложению выпить за знакомство. А потом они выпили за жизнь. И за хороших людей. И за любовь. Чтобы выпить за другие прекрасные вещи, существующие на свете, Данила заказал еще бутылку шампанского. «Хотя, честно признаюсь, – он подмигнул милой попутчице, – я шампанское вообще то терпеть не могу! Особенно после водки. А мы у Женьки в бане пили водку, а градус понижать нельзя, моя милая! Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя понижать градус!» Но не предлагать же прекрасной девушке водку?! И поэтому ему пришлось «соскочить» на шампанское. А потом он так перебрал нелюбимого шампанского, что у него в голове вдруг произошел эффект новогодней ночи – когда по всей стране в каждом дворе палят разнообразную пиротехнику; так вот в его голове взрывались салюты и фейерверки, будто уже наступил Новый год. А потом что-то сделалось с координацией движений – они раско-ор-динировали... – а черт! – растерялся Данила, поняв, что не вполне собой владеет. Дальше – больше. Он наклонился, чтобы галантно поцеловать руку девушке, с которой они пили шампанское, но покачнулся и упал лицом в ее колени. Девица взвизгнула. «Пардон, − сказал Данила, − поезд качает! – и крикнул какому-то неведомому машинисту: «А можно потише?! Почему такая качка, мы все же не на корабле!» Тогда девушка, кажется, ее звали Оля, а может быть Таня (точно Данила не помнил), сказала, что ей пора в свой вагон. «А провожать меня не надо!» Галантный Данила долго кричал ей вслед, что, отчего же не надо – он может и проводить! Но девушка (он так и не узнает ее имени!) все-таки ушла, и незадачливому кавалеру не оставалось ничего другого, как отправиться на поиски своего купе − согласно купленному билету.

   Стремительно угасающего сознания Даниле еще хватило на то, чтобы найти нужный вагон, а вот уже с поиском купе возникли сложности. Он вроде бы нашел свой номер и распахнул дверь в купе, однако оттуда тут же закричали: «Какого черта?!» Смущенный Данила закрыл дверь, и побрел по вагону дальше. Он изо всех сил старался сосредоточиться и долго вглядывался в цифры на дверях. Увы, цифры расплывались, что самое печальное – двери тоже. Данила был очень, очень недоволен собой. Наконец он увидел свое купе и, пошатываясь, вошел внутрь. В купе оказалось темно. Данила был хорошо воспитанным человеком, а что отличает хорошо воспитанного человека от просто воспитанного? Хорошо воспитанный человек даже в состоянии изрядного опьянения не позволит себе ничего такого, за что бы ему потом было стыдно! Данила решил не беспокоить спящего попутчика и не включать свет. Вот сейчас он тихо завалится на свою полку и проснется уже в Петербурге. Оставалось только разобраться с тем, на какую полку ему сейчас аккуратненько! завалить… «Аааа!» − Данила взревел от боли. В этом параде фейерверков в его голове, пришел черед для самого яркого и ошеломительного, шарахнувшего прямо в лицо? Или в ухо?! Какая боль! «Может, поезд сошел с рельс?» – охнул Данила. Но поезд тут был ни при чем, он ехал себе и ехал, по назначению, дело было в…

   − С ума сошла?! – закричал Данила, увидев прямо перед собой девицу в пижаме.

   Включив свет, она схватил вилку из столового дорожного набора, лежащего на столике, и замахнулась ею на Данилу. Данила попятился и уперся спиной в дверь, – какая-то чокнутая!

   – Убирайся! – заявила девица, воинственно сжимая вилку, словно кинжал. − Не то я позову на помощь проводника!

   Данила и сам был не прочь позвать кого-нибудь на помощь, и проводник для этого как раз бы сгодился. Вот пусть придет и объяснит, что тут у него в вагоне происходит! Данила, конечно, и раньше догадывался, что на железной дороге творится бардак, но, чтобы до такой степени! Он чувствовал обиду и на министерство путей сообщения, и на РЖД, и на эту вот идиотку в полосатой пижаме!

   − Пошел вон! − повторила чокнутая с вилкой.

   − Я бы может, и пошел вон, − вдруг разозлился Данила, − только мне идти некуда, потому что согласно билету – это мое место.

   − Ну да? − незнакомка в пижаме вытаращила глаза.

   − Можешь посмотреть! − Данила помахал билетом.

   Девица в пижаме «в полоску», отложила вилку и схватила билет. Даже пробежав его глазами, она все еще не спешила верить Даниле, и недоверчиво у него поинтересовалась:

   − А почему ты сел в поезд не в Москве?

   − В Москве, в Москве, − хмыкнул Данила. – Только я сразу пошел в ресторан, мы там с Таней, или Олей, − он сбился, − ну не важно…

   Но и этого ей было недостаточно.

   − А почему ты прокрался в купе, как вор?

   − Не хотел никого будить! – Данила пожал плечами и подумал, что этой гражданке «в полосочку» следователем бы работать.

   − А почему ты завис надо мной, как какой-то бандит? – она продолжала игру в следователя.

   − Да я в темноте ничего не видел, − тяжело вздохнул Данила, − не мог разобрать, где мое место.

   Девушка помолчала, и наконец, сразила его контр - вопросом:

   − А почему ты пьяный?

   Тут уже Данила решительно обиделся – мало того, что бьет в лицо, как заправский боксер (с виду мелкая, а сила удара – ого!), так еще пьяным обзывает, а он не пьяный вообще! Ну, может чуть выпимши…

   − Так Новый год ведь! – растерянно заметил Данила.

   Как ни странно, это объяснение ее удовлетворило. Она улыбнулась:

   − А, ну, да! Конечно. Новый год. Русские его отмечают всю зиму, да?

   Данила пожал плечами, дескать, ну, а как иначе?!

   − Тогда извините меня, − совсем не зло сказала девушка в пижаме. – Я ведь уже спала, и вдруг кто-то проник в купе! Я и подумала, что вор или…

   − Маньяк! − с иронией подсказал Данила.

   − Может, и маньяк, − пожала плечами девушка, − откуда мне знать. Вот и ударила тебя…Сработал инстинкт самосохранения, это нормально.

   − Нормально, ага! − Данила коснулся рукой подбитого глаза.

   − Болит, да? – огорчилась незнакомка, и протянула ему ложку из того же дорожного набора, − давай я приложу холодное.

   − Не надо, − отрезал Данила.

   Он сел на свое место и уставился в окно. Разговаривать с экзальтированной девицей особого желания у него не было. Он разговаривал сам с собой, и надо признаться, ничего хорошего себе не говорил. «Сам виноват, идиот, − вспылил Данила, − не фиг было мешать водку с шампанским. Менять градус на понижение – дурная примета, неужто не знаешь, Даня?! К тяжелому похмелью и таким вот дурным приключениям!»

   − Обиделся? – девушка улыбнулась.

   Похоже, она чувствовала себя виноватой.

   Данила не сразу ответил, но посмотрев на нее внимательно (она показалась ему смущенной), поспешил заверить ее, что все в порядке. Она даже, если хочет, может поставить ему второй фонарь под глазом. Для пущей гармонии.

   Она смутилась еще больше:

   − Ну, прости меня!

   Он махнул рукой, дескать, ладно, чего там, проехали! и снова уставился в окно.

   В купе запахло мандаринами.

   − Хочешь мандарины? – предложила попутчица. − А еще у меня есть пироги.

   − С чем? – спросил Данила.

   Она раскрыла увесистый сверток:

   − Не знаю, их испекла моя тетя.

   Данила улыбнулся:

   − Принести чай к пирогам с неизвестным содержимым?

   − Давай! – кивнула незнакомка. − А пока ты ходишь за чаем, я переоденусь. Я- то думала, что до Петербурга поеду одна, вот и переоделась в пижаму.

   − Ничего, тебе идет. В полосочку – веселенькая такая!

   Пили чай. Поезд подбрасывало, подрагивали чашки, за окном мелькали огни, дома, и проносились мимо.

   − А, правда, в поезде почему-то самый вкусный чай? – сказал Данила.

   Алиса с улыбкой согласилась:

    − Правда. Предлагаю по второй чашке!

   Данила заметил, что и пироги у Алисы не подкачали. Тетя не халтурила – не отделалась одним видом, пироги были с разными начинками, при этом удивительно вкусные, одним словом, правильные пироги для дальней дороги.

   От крепкого чая и пирогов фейерверки в голове у Данилы стали стихать, затуманенное алкоголем сознание прояснялось. Он бросил на попутчицу внимательный взгляд. У девушки «с правильными пирогами» была занятная внешность. Под утвержденные беспощадным гламуром стандарты красоты не попадает, но при этом весьма симпатичная: тоненькая, невысокая, короткая стрижка, большие серые глаза с каким-то необычным (как у белки! − подумал Данила) разрезом; чистое лицо практически без макияжа, только длинные, темные ресницы тронуты тушью, и глаза слегка подведены черным карандашом. Пока он ходил за чаем, она переоделась, и вместо забавной пижамы облачилась в джинсы и свитер. Вела она себя так же просто, как была одета − ни тени жеманства, естественная, смешливая, иногда смущается, что делает ее обаятельной. Ему стало любопытно: кто она, откуда? Дальняя дорога, чай и пироги располагали к беседе.

   Услышав его вопрос, незнакомка застыла и задумалась, словно бы не знала, кто она и откуда. Данила озадачился – вроде, что такого спросил?

   После минутного раздумья девушка с глазами, как у белки, сказала:

   – Алиса. − И протянула ему маленькую, крепкую ладонь.

   Правила приличия предполагали, что в ответ она спросит, как зовут его (это же, как в шахматах: е-2 − е-4!), но она почему-то промолчала.

   − Еще пирогов? – спросила Алиса, интересуясь только этим, а вовсе не его именем.

   Тогда Данила чуть обиженно заметил, что он – Данила. Она кивнула – ну, дескать, ладно – на здоровье!

   − Ты откуда? – заинтересовался Данила, чуть не прибавив «такая»?

   И тогда она выдала:

   − Слушай, Данила, а давай не будем рассказывать о себе правду?!

   − Не понял?! − озадачился Данила, списав собственную непонятливость на недавние фейерверки в голове. Но оказалось, что у этой девицы салюты в башке еще ярче.

***

Маша так долго стояла у окна, глядя на снег, что ей стало казаться, что прошла целая снежная вечность, и они с Олегом простились, по меньшей мере, год назад. А между тем это был тот же вечер тридцатого декабря, вечер на самом краешке года.

   Вот ведь интересно – обычно люди планируют начать новую жизнь в новом году, например, первое января это - красивая дата, идеально подходящая для программирования новых начинаний, и символического прощания с прошлым. А вот у нее, выходит, новая жизнь начинается в последние часы уходящего года (нелепость какая-то!), и все потому, что так захотела некая Света, и потому, что Олег пошел на поводу у своей девицы. Но главное, потому что она сама когда-то, много лет назад, совершила непростительную ошибку, и, если кое-что вспомнить в этой стихийно свалившейся, холодным снегом за воротник, новой жизни, из той, старой, станет ясно, что Света тут вообще ни при чем. И если уж начинать новую жизнь, то, может, с воспоминаний, чтобы что-то понять о себе важное, разглядеть за этим снегом?! Господи, как долго он идет в ее жизни!

    На улице по-прежнему мело, снежное чудо продолжалось. Наверное, так и будет мести до самого Нового года. «Завтра Новый год, − вздохнула Маша, − и как это право, некстати!»

   В последние годы она не связывает с новогодними праздниками особенных надежд и не верит в новогодние чудеса, но в этот снежный вечер у нее что-то дрогнуло внутри, то ли снегом навеяло, то ли… «И кажется, что-то произойдет, вот там, в глубине двора, вдруг увидишь родной силуэт, а может, тишину неожиданно разрежет телефонный, или дверной звонок, и …» Она вздрогнула – звон дверного звонка показался слишком резким и продолжительным.

ГЛАВА 3

   Открыв входную дверь, Маша остолбенела. На пороге стояла ее подруга юности Инна Куприянова.

   − С наступающим! – тихо сказала Инна. – Можно войти?

   …Разговор не клеился. В сущности, как считала Маша, им вообще не о чем разговаривать, прошлое – быльем поросло.

   − До сих пор на меня обижаешься? – съежилась Инна.

   Маша задумалась – что сказать? Вопрос Инны был из разряда «перестала ли ты пить коньяк по утрам?» Не знаешь, как ответить правильно, привычных «да», или «нет» не хватает, тут еще подразумевается множество нюансов и смыслов.

   − Значит, обижаешься! – печально заключила Инна.

   Бывшие подруги прошли в гостиную, устроились на диване, и… надолго замолчали. Инна сидела с лицом каменного идола; если каменное изваяние причесать, раскрасить и надеть на него обтягивающее платье – получилась бы вылитая Инна Куприянова! «Да и я не лучше, − подумала Маша, − тоже застыла, как истукан. Однако же, какая нелепая ситуация!»

   Что ситуация нелепая, дошло и до Инны, потому что она, виновато вздохнув, сказала, что, пожалуй, пойдет, и потопала в прихожую.

   «Вот сейчас она уйдет, и мы больше никогда не увидимся! − кольнуло Машу. − А ведь ей непросто было решиться прийти ко мне после стольких то лет…»

   − У меня есть шампанское, − вдруг крикнула она в спину бывшей подруге, − выпьем?

   − Давай! – расцвела Инна.

   Откупорили шампанское, обменялись дежурными фразами, вяло обсудили общих знакомых, но беседы по-прежнему не получалось. Тогда Маша, вспомнив, что у Олега в баре с незапамятных времен застоялась бутылка водки, подмигнула Инне: «Может, водки?» Определенно, эту сложную ситуацию могла спасти только водка. И действительно, под водку разговор начал разворачиваться в правильную сторону.

   − Все-таки водка располагает к душевности! – изрекла Инна, слегка расслабившись.

   Маша усмехнулась:

   − Тренд сезона – душевность! Сейчас это модно, все хотят быть душевными, правда, не у всех получается.

   От водки что-то размягчалось, теплело в душе, и теперь, когда Инна во второй раз спросила про ту давнюю ссору, когда их дружбу, словно ножом разрезали – по-по-лам!, Маша искренне- как на духу! сказала, что нет у нее на Инну никакой обиды. «Я давно уже это отпустила. Все сложилось, как сложилось!»

   Инна расчувствовалась, пустила слезу:

   − Сколько же, мать, мы не виделись? Четыре года?! С ума сойти!

   − Да, − вздохнула Маша, − годы мелькали как огни на этой елке. Представляешь, я и очнуться не успела, – пожалуйста, распишитесь в получении – тридцать восемь!

   – Что уж тогда мне говорить в мои сорок? – проворчала Инна. − Я бы, например, мечтала скинуть эту пару лет и оказаться в твоем возрасте. Мечтала бы об этом так же, как о том, чтобы сбросить унижающие мое женское достоинство лишние десять килограммов веса!

    Тут барышни посмотрели друг на друга так внимательно, как могут смотреть только бывшие подруги, встретившиеся спустя долгое время. Инна чуть обиженно заметила, что Маша по-прежнему выглядит, как изящная фарфоровая статуэтка. «И как тебе это удается, Морозова?! Это же нечестно по отношению к другим женщинам!» В отличие от стройной Маши, Инна «поплыла». Она и в юности была крупной, а с годами уверенно прибавила в весе. Впрочем, ее это не портило, округлая мягкость черт ей даже шла; тем более, что с ее высоченным ростом полнота справедливо считается статью, а стать украшает русскую женщину.

   Одета Инна была в своей манере − что-то нарядное, бьющее в глаза. В первые годы их дружбы Маша ненавязчиво пыталась привить Инне вкус, но потом осознала тщетность этих усилий. «Ну, а что?! − как-то виновато вздохнула Инна. − Мань, ты представляешь меня в маленьком платье Шанель, твою мать?!» Маша покачала головой – нет, не представляю, и признала за Инной право быть собой.

   Маша спросила, чем занимается подруга и, узнав, что у нее свой ресторан, ничуть не удивилась – все правильно, у Инны был настоящий кулинарный талант. «Какая ты молодец, Инна! Собственный ресторан это - здорово! И, наверное, очень удобно – не надо готовить дома, можно поесть на рабочем месте?!»

   Инна расхохоталась:

   − Есть и минусы! В виде жирного плюса – плюсуем уже упомянутые десять лишних кило! Как говорится: все, все, что нажрано непосильным трудом! Но если серьезно, ты же помнишь, что я всегда была помешана на кулинарии?!

   Маша улыбнулась:

    – Я все помню, Инна.

   …Они познакомились двадцать лет назад, в общежитии института очень легкой промышленности, в котором Маша училась на модельера, а Инна на технолога пищевого производства.

    Москва

    1990 годы

   Соседка по комнате, высокая, крепко сбитая - кровь с молоком! рыжеволосая девушка обвела Машу оценивающим взглядом, и поинтересовалась, указывая на Машину зачехленную швейную машинку: «Чо это у тебя там? Баян?»

   Маша смутилась:

    – Почему баян? Швейная машинка. Привезла с собой из дома.

   Рыжеволосая кивнула:

   – Понимаю. Я вон тоже, гляди, с чем притащилась! – и, подмигнув, пригласила Машу заглянуть под кровать, где обнаружился целый арсенал кухонной утвари: казан, кастрюли.

   Маша аж рот разинула:

    – Ничего себе!

   − А что? – хмыкнула девушка. – Люблю готовить. Не магазинное же есть! А готовить нужно в правильной посуде. Например, хороший плов можно приготовить только в специальном казане!

   Незнакомка вытащила увесистый казан, в котором запросто можно было сварганить плов для всей общаги.

   − А я шить люблю! − призналась Маша.

   − Тоже хорошо, − улыбнулась рыжеволосая соседка, – кстати, меня Инна зовут. Я из Омска. Слушай, а давай так – я тебя сегодня вечером кормлю пловом, а ты мне треники подошьешь?

   − Давай! − согласилась Маша.

   С того вечера началась их дружба, впоследствии проверенная общими испытаниями. Суровый быт общежития, скудная стипендия – жизнь испытывала подруг на прочность. Иногда за неделю до стипендии у них заканчивались деньги; в такие дни даже вся мелочь в кошельке была сосчитана. Маше, конечно, давали деньги родители, но она талантливо умудрялась их сразу спустить – в основном на ткани, покупала метры «красивостей» и отшивала им с Инной наряды. Выручал барышень только Инкин кулинарный гений – она могла сварить суп даже «из топора». Так и жили: Инна подкармливала Машу, Маша ее обшивала. У них была взаимовыручка, тем и держались.

   Маша полюбила яркую, громкую Инну, в которой всего было с избытком: веселья, душевности, наивности. За пару лет, что подруги прожили в одной комнате, они по - настоящему сроднились. Жили бедно, но весело. Москва бурлила, барышни учились, бегали по выставкам и театрам. Все – впечатления, радости, горести было на двоих. А потом у Маши появился Олег, и для нее началась другая жизнь.

    Надо же – все так живо предстало перед глазами: бесшабашная юность, институт, общага. Какие они с Инкой были смешные, наивные! Строили планы, мечтали – Маша о своем модельном доме, Инна о собственном ресторане, и обе хотели быть счастливыми, любимыми, спешили жить.

   − Да я то что! Вот ты у нас звезда, Маня! – сказала Инна. − Кстати, я видела твою последнюю коллекцию, и признаюсь – не удержалась, купила одно платье. Оно какое-то волшебное. Ну, правда, что надо подчеркивает, а мои пироги и прочую сладкую сволочь, отложившуюся в самых неподходящих местах, гуманно стирает ластиком. Как это у тебя получается?

   Маша улыбнулась:

   − Знаешь, перед тем как сделать эскиз модели, я всегда представляю женщину, для которой придумываю платье. Я думаю, что у этой женщины, возможно, был тяжелый, грустный день, у нее паршивое настроение, и мне хочется устроить ей маленький праздник в виде чудесного преображения. Я хочу, чтобы надев мое платье, она отправилась в нем на свидание (не пошла, а полетела!), будучи уверенной в своей женской неотразимости, ведь если у женщины есть такая уверенность, − о! она горы свернет!

   Семейное предание гласит, что однажды Маша, в совсем несознательном «слюнявом» возрасте, полеживая в коляске, вдруг заприметила в маминых руках яркую ткань, и необычайно взволновалась: дай-дай! Присутствовавшая при этом Машина бабушка неодобрительно покачала головой: «Тряпицницей будет!» И как в воду глядела – Маша стала самой, что ни на есть тряпичницей, куклы ее интересовали исключительно с точки зрения их нарядов, а в альбомах она рисовала преимущественно эскизы одежды. Еще учась в младших классах, Маша начала шить на бабушкиной машинке. Сначала она шила себе платья, перешивая мамины наряды, а потом добралась до сокровищ, хранящихся в бабушкиных сундуках (вот где можно было развернуться!): тафта, бархат, парча, и шелк, шелк! Да - любовь модельера Марии Морозовой к аристократическим натуральным тканям уходит корнями в ее детство.

   Выбор будущей профессии для Маши не был случайным; уже в институте она подумывала о собственном швейном производстве, хотя и не знала с какой стороны подступиться к реализации мечты – не было ни денег - пресловутого стартового капитала, ни опыта. Кстати, Маша и в юности не обольщалась идеей внезапного, «стихийного» успеха, свалившегося на голову в одночасье (сегодня ты придумал что-то, а завтра проснулся знаменитым!), догадываясь, что ей придется пойти другим путем − муторным, длинным, что называется − по прямой, честно вкалывая и двигаясь вперед маленькими шажками.

   Ее молодость пришлась на лихие девяностые, страну сотрясали перемены, во всех смыслах − это было удивительное время. Подруга Инна как-то сказала Маше, что деньги сейчас валяются под ногами − надо только уметь их собирать, и предложила зарабатывать вместе. «А что нужно делать?» – поинтересовалась Маша. «Увидишь!» – расхохоталась Инна. В воскресный день они вдвоем поехали на рынок, где Инна продемонстрировала свою бизнес идею «круговорота вещей в природе»: на одном конце рынка она купила лаковые итальянские туфли за сто рублей («Инка, ты с ума сошла! – ахнула Маша, − такая дороговизна!), и через час продала их на другом конце рынка вдвое дороже. «Вот такая арифметика!» − Инна снисходительно хлопнула Машу по плечу. После этого Маша три месяца ходила по выходным с Инной «работать» на рынок. Времена, когда барышни сидели на картошке и хлебе остались в прошлом, тем не менее, Машу категорически не устраивало такое «добывание денег из воздуха», сомнительное «купил – продал», ей хотелось делать что-то самой, производить, быть полезной.

   Вскоре, отказавшись от походов на рынок, Маша стала «варить» джинсы (оборотистая Инна их куда-то пристраивала), потом шить модные тогда брюки «бананы», но, конечно, мечтала она о другом – о собственном модельном доме, о коллекциях, о радости творчества.

   Шаг за шагом – ее путь был долгим. При этом – все сама, без чьей бы то ни было помощи. Она и на помощь мужа никогда не рассчитывала, самостоятельно зарабатывая деньги на свой будущий бизнес. Олег считал ее «тряпочки» блажью, делом пустяковым, но безопасным - уж лучше пусть жена проводит вечера в обнимку со швейной машинкой, чем будет шляться неизвестно где и с кем; препятствий для ее «индивидуальной трудовой деятельности» он не чинил, но и не помогал ей. Даже деньгами. «Извини, Маруся, мы не можем вкладывать деньги в рискованные проекты». Ладно, не может и не надо, − она справится сама.

   На заработанные деньги Маша сняла комнату в десять метров, наняла нескольких сотрудников, наладила связи с торговыми центрами. Ее первым успешным проектом стала коллекция футболок с забавными принтами. Все, что зарабатывала, она вкладывала в расширение производства − арендовала цех, увеличила штат сотрудников. Через несколько лет у нее уже было небольшое ателье, специализирующееся на пошиве авторской одежды под брендом «ММ» (Мария Морозова).

   «Это только начало, − Маша делилась планами с мужем, − вот увидишь, когда-нибудь у меня будет свой модельный дом!» Олег пожимал плечами: «Ну, не знаю, Маруся, сейчас ведь можно покупать готовые вещи! Такие шмотки хлынули рекой, к тому же многие теперь имеют возможность покупать за границей. Кому нужен твой самтрест?! Прогоришь!» Маша спокойно возражала: «Во – первых, ни одна купленная вещь никогда не будет сидеть на тебе так, как если ее сошьет по твоим меркам профессиональный портной. А во-вторых, подожди, время пройдет, многие пресытятся вещами массового производства, и захотят чего-то дизайнерского, штучного». Маша считала, что мода, это − высокое искусство, позволяющее создавать и раскрывать личностную индивидуальность.

   Первую коллекцию, благодаря которой о ней стали говорить, как о перспективном модельере, Маша создала в ретро стиле. Ей вдруг захотелось одеть женщин, как богинь ретро кино, чтобы у каждой за плечами угадывался королевский шлейф, нести который с готовностью вызвались бы сотни мужчин; костюмы, блузы, пальто – только дорогие, благородные ткани. Потом была коллекция формирующих «правильных платьев», вроде ничего особенного, но такой безупречный крой (каждая деталь продумана и архитектурно просчитана, как деталь самолета), что пять килограммов, всегда мешающих даже самой изящной женщине, уходят в минус, а вместо них появляются пять сантиметров над землей волшебного парения, вызванного горделивым осознанием своей красоты. И вот думаете, за это жалко отдать сумму с тремя нолями?! Да перестаньте, я вас умоляю! Позже возник модельный дом «ММ», модный журнал, открылся первый магазин, затем второй.

   Сама Маша считала, что профессия обязывает ее к постоянному профессиональному росту и движению вперед; даже достигнув успеха, она не успокаивалась и не «почивала на лаврах». С одинаковым интересом Маша ездила в Париж и Милан на показы и выставки, на стажировку в Японию (был период, когда она увлеклась творчеством японских модельеров) и, скажем, в Павлово-Посад, где делают знаменитые шали. Маша серьезно изучала историю моды, намереваясь использовать элементы русского народного костюма в своих коллекциях, проводила много времени за изучением старых фотографий и архивных пленок с показами коллекций знаменитых домов мод. Она интересовалась театральными костюмами, и по просьбе знакомых из театрального мира, сделала костюмы к трем спектаклям. Ей хотелось развиваться, и поэтому она ответила согласием на предложение стать редактором модного журнала, она согласилась и когда ей предложили выступить дизайнером коллекции фарфора. «Я никогда этого не делала, но тем интереснее!». Однажды отвечая на вопрос журналиста о «слагаемых ее успеха», Маша искренне ответила, что никаких особенных секретов у нее нет, «просто нужно очень любить то, чем занимаешься».

   Конечно, у нее случались откровенные неудачи и сокрушительные провалы, порой ей приходилось начинать все с нуля. Зачастую собственный путь в бизнесе напоминал ей детскую настольную игру – бросаешь фишку и перемещаешься на энное количество пунктов вперед, и вот уже кажется, что ты у самой цели, победа в кармане! а потом вдруг тебе выпадает такая фишка, согласно которой ты должен вернуться обратно – в самое начало пути, и до победы опять как до луны. В один отнюдь не прекрасный день с Машей так и случилось – ухнул дефолт, и все ее достижения и результаты, равно как и накопления, обнулились. У нее опустились руки. Казалось, на то, чтобы начать все сначала, не хватит ни сил, ни банально − денег, и все-таки она тогда выстояла, не сдалась. Постепенно все стало налаживаться, выравниваться, и она снова шаг за шагом (как говорят мудрые китайцы: «дорога в тысячу лье начинается с одного лье») пошла вперед. «Молодец, Морозова, − хвалила ее Инна, − у тебя какая-то неукротимая воля и бульдожья хватка!»

***

– Вот я и говорю, что ты молодец − добилась всего, чего хотела! – сказала Инна. – Если честно, я всегда знала, что у тебя все получится!

   Маша усмехнулась – да, добилась. Получилось. Гениальные слова Раневской: «Все у вас получится, стоит только расхотеть…» Да, она стала известным дизайнером, у нее собственный бизнес, но при этом она (тсс… скажем шепотом, чтобы никто не слышал!), «переросла» эту мечту, выросла из нее, как из детского платьица. Долгие годы ее жизненным девизом была установка на то, что достижения человека должны превышать его возможности, и вот – вроде можно поставить себе «зачет»: того добилась, тем стала, связи, возможности, деньги (той девочке из института «очень легонькой» промышленности, стучащей по ночам в общежитии на швейной машинке, это казалось недостижимой мечтой), но, черт побери, откуда у нее сейчас это горькое – ножом по сердцу, чувство, что главное в жизни прошло мимо?! И как про него рассказать подруге юности?

   Маша улыбнулась:

   − Знаешь, на днях я сказала Даниле, что первый раз под Новый год ничего не загадываю и не строю никаких планов!

   − Почему? – удивилась Инна.

   − Потому что не хочу смешить мироздание! А если серьезно… Наверное, просто поняла, что жизнь нельзя подогнать под установленный план. Вот я – много планировала, пахала, как лошадь, а в итоге свой главный жизненный план – стать счастливой, так и не выполнила. В общем, пусть все идет стихийно, как этот снег.

   Инна налила им еще по рюмке:

   − Ладно, давай за стихийность! Кстати, как поживает Данила?

   Маша фыркнула:

   – Вырос здоровенный оболтус, красавец, косая сажень в плечах, но в голове ветер – абсолютно бесбашенный парень. Все жду, когда он остепенится.

   − Он не женился?

   Маша покатилась со смеху:

   – Кто? Дан? Скорее рак на горе свистнет. Девицы его избаловали, он с юности привык, что барышни вокруг него хороводы водят. Все какие-то романы, увлечения, не серьезный человек!

***

− Давай будем рассказывать то, что придумаем о себе, а не то, что есть в реальности?! – предложила Даниле его странная попутчица.

   − А зачем? – уточнил Данила.

   − Так интереснее! – пояснила Алиса и раскрыла свой художественный замысел. «Согласись, что рассказывать о себе скучную правду и подлинные биографические данные «ну где-то там родился, где-то учился» – не интересно, множество людей знают о нас эти банальные факты! Гораздо интереснее напридумывать про себя всякого, встретившись с кем-то, кого мы не знаем; случайный попутчик в поезде – собеседник на одну ночь, подходит идеально! Все равно утром мы расстанемся и никогда друг о друге не вспомним! А так мы можем хотя бы на одну ночь «отпустить реальность» и дать поиграть воображению! Ну что, играем?»

    − Ладно, − усмехнулся Данила, − играем. Тогда мне сто девять лет, и я фрейлина последней императрицы!

   Его новая знакомая невозмутимо заметила, что она «почему-то так и думала!» и рассказала о себе, что она сочиняет сказки для детей, в свободное время играет в женской хоккейной команде, и воспитывает трех французских бульдогов.

   − Складно, − хмыкнул Данила, разглядывая сидящую напротив него чудаковатую девицу.

   Говорят, что первое впечатление нельзя произвести дважды, и это точно. Первое впечатление, которое на него произвела эта девушка, было ошеломляющим – еще бы! она нанесла ему джеб - точечный удар кулаком в голову, столь сокрушительной мощи, что вряд ли что-то могло ошеломить Данилу сильнее. Однако она и дальше продолжала его удивлять – снова и снова. Что и говорить – это была оригинальная девушка.

   − Таких, как ты, нет, не было и не надо! – выдохнул Данила.

   Алиса благосклонно кивнула – нормально, принимается.

   − Имя то хоть настоящее? – усмехнулся Данила. – Тебя действительно зовут Алиса? Я уж не знаю, чему верить после трех бульдогов!

   Алиса заверила, что имя настоящее, за все остальное – она не ручается, понимай, как хочешь. «Я предупреждала, что буду привирать, что, согласись, характеризует меня, как честного человека».

   - Ладно, − согласился он, − тогда твоей биографии мы касаться не будем, поговорим на другие темы.

   К тому же, тем было, что называется, в избытке.

   О чем могут говорить два попутчика в поезде, разменивая стаканы с чаем и дорожные версты? Да обо всем на свете. «Синдром случайного попутчика» − интересное явление в прикладной житейской психологии. Ну, в самом деле, разве знакомому человеку можно довериться со всей дури искренности, не боясь быть неправильно понятым? Вряд ли. А незнакомому – запросто. Ты ведь этого человека больше никогда не увидишь. Так что в чем-то Алиса была, безусловно, права.

   Итак, они обсудили музыку, любимые фильмы, поговорили про путешествия, и конечно, про Новый год; а как иначе? Сошлись на том, что Новый год – праздник, справедливо назначенный на роль главного в этой стране. А потому что, какой праздник может быть главным в стране, которой управляет рок (Божественное провидение!), где каждый всю жизнь надеется на чудо и пресловутый «авось», и верит в то, что с нового года -понедельника! начнется новая жизнь?! Конечно, это может быть только очень иррациональный праздник. Ну, правильно, тридцать первое декабря!

   − А правда, что мужчины в этот день любят ходить в баню? – хихикнула Алиса.

   − Конечно, − кивнул Данила, − а я вот не дождался Нового года, и сходил в баню сегодня. Подготовился, так сказать, заранее.

   Заметив ее недоуменный взгляд, он пояснил, что отправился на вокзал прямо из бани. Тонкие брови Алисы поползли вверх.

   − Да, правда, правда! – подтвердил Данила. – Новый год, баня – самая русская тема! Еще потом всякие приключения начинаются. Я баню под Новый год люблю так же, как в детстве любил ходить на новогодние елки; представляешь, мне мама брала билеты на все елки города!

    − Мне тоже! – обрадовалась Алиса.

   Данила попытался представить ее маленькой, и спросил:

   − Слушай, а ты кем была на елках? Небось, снежинкой?

   − Нет! Пиратом!

   − Врешь?

   − Правда! Просто снежинками были все, а я хотела быть пиратом. И упрямо была пиратом!

   Данила покачал головой – как он запамятовал?! Попутчица то ему попалась оригинальная! Эта девушка непростая, как ее пироги – не угадаешь, какая там начинка; кстати, настроение у нее менялось за какие-нибудь десять минут, как погода в весенний день: то смеется (смех приглашающий рассмеяться вместе с ней, разделить ее радость), то становится задумчивой (даже вот задумчиво-мечтательной!), то говорлива, то замолчит, только глазищами зырк-зырк.

   − Занятная ты! − улыбнулся Данила.

   Ха! Кажется, его неправильно поняли. Алиса вдруг насторожилась и совершенно серьезно сказала:

   − Только давай договоримся сразу – не надо в меня влюбляться!

   Теперь он точно решил обидеться. Да что она о себе воображает?! Влюбляться?! Очень надо!

   − Можешь не беспокоиться, − проворчал Данила, – не влюблюсь. Я вообще еду в Питер на встречу с девушкой своей мечты!

   − Поздравляю! Тогда тем более, не будем создавать друг другу лишних сложностей!

   Поезд качнулся и остановился. Они выглянули в окно. Поезд стоял на тихой, занесенной сугробами, станции. Светила луна. Снег кружил в свете фонарей. Алиса прошептала:

   «Мы на полустанке,

   Мы забыты ночью,

   Тихой лунной ночью,

   На лесной полянке...»

   Данила спросил, чьи это стихи и, услышав ответ, обрадовался:

   − Иннокентия Анненского?! Знаю! «Среди миров, в мерцании светил

   одной Звезды я повторяю имя...» Значит, ты любишь стихи?! А еще что ты любишь?

    Он не случайно задал ей этот вопрос, ему всегда казалось, что, если узнать, что человек любит, можно понять о нем все.

   Подумав, она улыбнулась:

   − В детстве на этот вопрос я однажды ответила так: я люблю ослика Масяню из зоопарка, кошек, картофельное пюре и книги.

   − А сейчас бы что сказала?

   − Люблю стихи. Второй концерт Рахманинова. Гулять в дождь. Смотреть на облака. Приезжать в незнакомый город, в котором я никого не знаю, и вдруг потеряться в нем. Лежать на берегу моря. С книжкой на диване тоже люблю. Шоколад. Фильм «Форрест Гамп», картины импрессионистов, и очень, очень люблю театр! Особенно смотреть спектакль из-за кулис.

   − Браво, вот ты и рассказала о себе почти все!

   − Ну, а что любишь ты?

   − Профессиональные камеры, и вообще все, что имеет отношение к фото и видео съемке, − старательно начал перечислять Данила, − арт - хаус. Гонять на мотоцикле. Люблю своих друзей!

   Он улыбнулся, добавив про себя: «красивых женщин и состояние влюбленности!»

   − Зачтено. А что не любишь?

   Данила задумался, что он не любит? Наверное, связывать себя какими-то обязательствами, и…

   − Скуку! А ты?

   − А я не люблю ложь в любом виде!

   − А кто предложил придумывать всякое? − усмехнулся Данила. − Сама же говорила: «Главное, чтобы это не было правдой!»

   − Я люблю придумывать, а не врать. Это разные вещи! − отрезала Алиса.

   Данила принес еще чая. Так и коротали ночь: за чаем и разговорами. Алиса оказалась интересным собеседником, и в какой-то момент Данила подумал, что, несмотря на множество альтернативных форм общения, предложенных нам двадцать первым веком, вдумчивый, искренний диалог двух интересных, развернутых друг к другу собеседников, по - прежнему остается лучшей формой общения. Да?!

   − Да, − кивнула Алиса, − я в этом уверена, когда говорю с тобой. Но при этом, согласись, мы сейчас можем позволить предельную искренность в общении, потому что знаем, что никогда не увидимся.

   − Не увидимся? А если случится чудо? И когда-нибудь, так же под Новый год, совершенно случайно, мы встретимся?!

   − А мы и живем ради чуда! – ее лицо озарила улыбка.

   − Но что, если я захочу тебя найти, не полагаясь на чудеса? – спросил Данила нарочито невозмутимо, хотя уже знал, что он, конечно, захочет ее найти.

   − А вот этого не надо, мы же договорились, что не будем все осложнять! – отрезала Алиса. − К тому же мы при всем желании не сможем найти друг друга, потому что не знаем ничего, кроме наших имен. А на свете так много Данил и Алис…

   − Ну, хоть что-то о себе расскажи! В каком городе ты живешь, сколько тебе лет?

   − Фамилию и паспортные данные?! Вот уж нет! Ладно, скажу только, что у меня птичья фамилия.

   К утру Данила понял, что его новая знакомая – «девушка – корь», ну, или какая-то другая коварная вирусная инфекция, внезапно разящая человека наповал. Он садился в поезд здоровым (легкий озноб влюбленности в эту, как ее…Вику! не считается), а теперь серьезно болен: сердце стучит, температура зашкаливает, и главное − нет никакой надежды на излечение. Вот зараза! «Ох, плохо!» − опечалился Данила, когда до Петербурга оставалось совсем ничего. От мысли, что через полчаса он потеряет Алису навсегда, ему стало совсем худо. Но неужели она столь бессердечна?! Пусть проявит хоть каплю милосердия!

   − Пожалуйста, дай мне свой адрес! − взмолился Данила.

   Холодный взгляд серых глаз вместо ответа. А у нее, оказывается, может быть и такой взгляд Снежной королевы.

   − Ну, телефонный номер, − сник Данила, − я не буду часто звонить, разве что иногда.

   Снова зыркнула строго. Ясно. Ей не знакомы гуманистические ценности. Неужто, так и пропадать парню? Вот странное дело – прежде он никогда не тушевался в присутствии девушек, мог уговорить любую на романтический ужин, а если сильно постараться, то и на его продолжение до утра, но с этой девушкой он терялся и не знал, как ее убедить. Какая - то она неправильная!

   Между тем эта «неправильная» натянула куртку и, глянув в окно, сказала:

   − Ну что, идем? Приехали.

   «Да уж, приехали!» – вздохнул Данила, выходя следом за девушкой на перрон. Он спросил, куда она теперь. Алиса ответила уклончиво, по сути, отмахнулась.

   − Взять тебе такси? – предложил он, хватаясь за этот предлог, как за соломинку.

   – Нет. Я сама. Иди, Данила. Спасибо тебе за компанию, ты замечательный попутчик! − Она повернулась и решительно пошла вдоль перрона, катя перед собой маленький красный чемодан.

   «Но так не должно быть!» – охнул Данила и бросился вслед за ней.

   − Эй, так не должно быть! Пожалуйста, давай встретимся еще раз! Сегодня ведь Новый год, мечты должны сбываться!

   Она остановилась. Он с отчаянием смотрел ей в глаза.

   − Ладно, − вздохнула Алиса, − если мы сегодня ненадолго встретимся, ну, скажем, просто погуляем по городу…Ты обещаешь, что вечером мы расстанемся, и каждый пойдет встречать свой Новый год?

    – Да! − заверил Данила.

   В конце концов, разве у него был выбор?!

   − В четыре часа. На Дворцовой площади. Под Ангелом! − бросила Алиса на прощание.

   Глава 4

   − А где Олег? – спросила Инна.

   Маша нервно рассмеялась.

    − Маруся, ты чего? – испугалась Инна.

   – Я? Ничего! – успокоилась Маша. − Я – нормально. А Олег – так даже очень хорошо. Мы расстались три часа назад. Он сказал мне, что уходит к другой женщине, выполненной в более изящных параметрах – возраст минут двадцать, вес – минус десять, и рост плюс пятнадцать. Ну, а что? Правильно! В Новый год с новым счастьем! Символично!

   У Инны округлились глаза:

   − Мань, правда, что ли?

   Маша пожала плечами:

   − Что ты смотришь на меня так, будто я сказала тебе, что неизлечимо больна?! В конце концов, не от меня первой ушел муж. А потом, все к тому и шло с самого начала. Знаешь, я бы вообще запретила жениться до тридцати лет, ну ладно – до двадцати пяти! А до этого возраста пусть люди пока погуляют, подумают, окрепнут в решении! Вот что хорошего вышло из того, что я вышла замуж в двадцать?! Я про себя тогда ничего не знала, про Олега тоже ничего не знала, и про жизнь. И что у нас могло получиться? По мере узнавания себя – мужа − жизни расстояние между мной и Олегом разрасталось, сначала оно было размером с маленькую трещину, потом с автобусную остановку, потом с пропасть, вполне способную поглотить наше общее прошлое, и все-все планы на совместное будущее. Как я теперь понимаю, в сегодняшнем опереточном финале есть своя внутренняя логика, и он был определен в самом начале нашего супружества.

   Инна вздохнула:

   − А как красиво все начиналось!

   Начиналось действительно красиво. Летний день, Нева, белый кораблик.

   Закончив второй курс института, после утомительной сессии Маша поехала на летние каникулы в Петербург. В тот жаркий июльский день она гуляла по городу, наслаждаясь свободой, а вечером у причала на Мойке села в экскурсионный пароходик. Она примостилась на корме, жмурясь от яркого солнца; ни о чем не думать, чувствовать солнце и ветер на своем лице, и плыть сквозь это прекрасное лето!

   Ее кто-то легонько подтолкнул:

   − А где тут крейсер «Аврора»?

   Открыв глаза, Маша увидела перед собой улыбающегося парня, и махнула рукой на противоположный берег Невы – там. В ту же минуту она поняла, что «Аврора» была лишь предлогом для знакомства.

   − Привет! − сказал парень так по - свойски, словно они были знакомы сотню лет. – Я – Олег.

   Маша сдержанно кивнула: дескать, Олег? Ну и на здоровье.

   − Ты из Питера? – поинтересовался неугомонный Олег. – Я сразу догадался.

   Маша удивилась: у нее на лбу написано, что она из Петербурга?

   − Да, − подтвердил Олег, словно прочитал ее мысли, − бледная, мечтательная. Говорят, у вас тут дефицит йода!

   Маша взглянула на него внимательнее − рослый, красивый, в облике и манере держаться что-то артистическое, голубые глаза, пшеничные кудри, модно одет.

   − Ну, а ты откуда? – усмехнулась Маша. − Давай отгадаю! − И тут же «отомстила» ему за шутку про дефицит йода. – Наверное, из Москвы? Да еще, небось, ограниченной пределами бульварного кольца?

   − Точно! – покаянно склонил пшеничную голову новый знакомец.

   Пароходик причалил. Маша улыбнулась на прощание парню и сошла на причал.

   − Так я все-таки не понял, где тут крейсер «Аврора»?! − догнал ее Олег. − Может, покажешь?

   Олег был веселым, ярким, беззаботным, избалованным. В его мальчишеской дурашливости, смешливости, легкости было столько обаяния недюжинной силы, что Маша не устояла и влюбилась. В сентябре Маша вернулась в Москву, и они с Олегом стали встречаться.

   Олег учился в известном столичном вузе и намеревался стать международным журналистом. Его родные принадлежали к советской элите, − отец Олега был видным советским деятелем. В глазах Машиных сокурсниц такой жених считался большой удачей: москвич, студент престижного вуза! Инна, когда Маша познакомила ее со своим новым знакомым, всплеснула руками от восторга: «Ну, Маня, свезло − так свезло!» Машу это даже покоробило: «Ты о чем?!» «Да как же? Красавец! Москвич! Из такой семьи!» Маша гордо пожала плечами: «Вообще - то он меня тоже не на помойке нашел!»

   Роман развивался красиво и бурно. Олег, что называется, умел «пустить пыль в глаза» − цветов, стихов, ресторанов и прочей романтической «пыли», было предостаточно. Кстати, Олег довольно быстро и «легко», без всякого нажима с Машиной стороны, решил, что им нужно пожениться, о чем и сообщил Маше через три месяца знакомства. «Зачем медлить? Мы отлично подходим друг другу, старушка, не правда ли?!»

   Вскоре Олег привел Машу знакомиться со своими родителями, которые жили в знаменитой высотке на набережной. Мать Олега, Изольда Александровна − статная блондинка с холодными голубыми глазами, еще не растратившая былой красоты, показалась Маше настоящей Снежной королевой.

   − Вы откуда, деточка? – высокомерно улыбнулась Изольда Александровна и, услышав, что Маша из Петербурга, поджала губы: − Ясно. Хороший город.

   Она разговаривала надменно, словно бы Маша была ее нерадивой челядью и плохо вычистила фамильное серебро, или скверно натерла паркет.

   С батюшкой Олега Маше общаться было куда легче и проще. Иван Семеныч встретил ее приветливо, хотя и не преминул заметить, что Олегу, «бездельнику и раздолбаю» жениться рано. Однако препятствий их браку родители Олега чинить не стали. «Женитесь, плодитесь, размножайтесь!» − изящно напутствовал молодых Иван Семеныч. На свадьбу родители Олега подарили молодоженам двушку у метро «Аэропорт», и чайный сервиз. В доме на набережной после свадьбы Маша появлялась только по большим праздникам.

   …Подруга Инна подарила Маше на свадьбу свой любимый казан.

   − Ты чего?! – ахнула Маша, догадываясь, что Инка отрывает любимую вещь от души.

   − Бери! − торжественно изрекла Инна. − Будешь мужу плов готовить. Я научу!

   Обойдя квартиру молодоженов, Инна вздохнула: «Счастливая ты, Маня!»

   И следующий год Маша прожила в абсолютной, непогрешимой уверенности в том, что она действительно счастливый человек. Но счастье – материя тонкая, и где-то, через год семейной жизни эта материя стала истончаться в отдельных местах. Дело в том, что Олег оказался не то, чтобы мало приспособленным к семейной жизни, а скорее, к жизни вообще. Увы, детство и юность, проведенные за каменными номенклатурными стенами, что называется, наложили свой отпечаток на судьбу и характер. Олег был такой Гаутама из сталинской высотки, до поры до времени не предполагавший, что в мире есть бедность, болезни, несчастья, − в его реальности всего этого не было. Что было? Рестораны, шумные вечеринки, друзья – приятели. Кроме того, Олег с детства привык быть центром вселенной (мать, бабушка, тетки – все его обожали), и потому ждал от каждого встречного внимания и преклонения; он считал, что предназначение каждого человека исключительно в том, чтобы любить его и восхищаться им.

   Олег любил прожигать жизнь, часто повторяя, что жить надо весело. Эта его мировоззренческая установка во многом осложняла их брак. Маша довольно быстро поняла, что, по всей видимости, не является веселым человеком, а посему может принять далеко не все ценности мужа, и особенно его образ жизни. Она даже позволила себе в чем - то с Олегом не согласиться, к примеру, с его ночными загулами, и однажды решительно заявила: «Я прошу тебя ночевать дома!» В ответ Олег наградил ее взглядом, полным жгучей обиды: «Как можно быть такой бесчувственной, Маруся?!» Но Маша стоически выдержала этот тяжелый взгляд. Она и в будущем проявляла поразительную «бесчувственность», пытаясь влиять на Олега – ругала его за беспечное отношение к учебе, прогулы в институте, пьянки. Он обижался на нее, они ссорились.

   Вскоре Олега выгнали из института за хроническую неуспеваемость. Олег не спешил взрослеть, благодаря отцовским связям он устраивался на работу, но вскоре увольнялся, нигде не задерживаясь; он ввязывался в какие-то сомнительные проекты, занимался коммерцией, − ничего не получалось. Маша об ту пору тоже искала себя, зарабатывала деньги, оформляла ИП, билась головой об стену, сталкивалась с разнообразными сложностями. Тогда ведь и время было сложное. Все менялось не то, что каждый день, а по сто раз на дню. И люди не успевали за временем. Ушедшая под воду империя СССР оставила на поверхности гигантскую воронку, которая затянула многих. Машиного тестя, Ивана Семеныча, отправили в отставку; выйдя на пенсию, Семеныч переживал, сетовал на то, что чувствует себя ненужным и через полгода умер от инфаркта. Снежная Изольда, оставшись одна, ругала новые времена и привыкала жить без привилегий.

   После смерти отца Олег снова поступил в институт - помогли старые отцовские связи. Пока муж учился, Маша работала, чтобы им было на что жить; доходы были мизерные, но на скромную жизнь хватало. Окончив институт, Олег подался в политику, чем изрядно удивил Машу, − к этому времени она уже хорошо знала собственного мужа и полагала, что ее Олег свою то жизнь не может обустроить, не то, что вершить судьбу государства. «Даже странно, зачем Олег подался в политику?! Ему надо было идти в актеры, такое дарование пропадает!» Тем не менее, политическая карьера Олега складывалась успешно – он умел красиво говорить, убедительно давать обещания, да и его телеобраз, благодаря яркой внешности, получился эффектным; под пресловутое обаяние Олега подпали тысячи избирателей. В те времена Маша много помогала мужу – организовывала предвыборную кампанию, печатала листовки, была его секретарем, когда это требовалось, и это - помимо ее собственных проектов, зачастую в ущерб им.

   Время шло, они с Олегом взрослели, менялись, делали карьеры. Но все это было потом. А началось в летний день − Нева, белый кораблик.

***

− Инн, ты чего? – испугалась Маша. – Плачешь, что ли?!

   Инна с присущей ей широтой души (она проявляла эмоции шумно – хохотала так, что стены тряслись, рыдала - со всей бездной отчаяния) воем проревела:

   − Со− о− рок лет! Со− о − рок!

   − И что? – улыбнулась Маша.

   − Жизнь прошла! – всхлипнула Инна.

   Маша обняла подругу:

   – Да ладно, говорят же, что в сорок она только начинается!

   − Кто говорит - то? – вскинулась Инна. – Враки это все. После сорока для женщины жизни нет. Разве что загробная!

   Две женщины долго сидели за столом; на город, засыпаемый снегом, опустилась ночь, а они все вспоминали прошлое.

    Услышав, что у Инны есть сын, Маша изумилась:

   − Да ты что?! Какая же ты молодец, Инка, что родила! Сколько ему?

   − Три года! Да, Маруся, это был последний шанс. Я вскочила, можно сказать, в уходящий поезд!

   − Как его зовут?

   Инна замялась, потом неохотно выдавила:

   – Олег.

   Вот это да! Маша удивленно взглянула на подругу. И если бы Инна выдержала ее взгляд, Маша бы ничего такого не подумала: в конце концов, имя, как имя! но только Инна, отчего - то покраснела, отвела глаза, смутилась, будто сейчас вдруг раскрылся какой-то ее тщательно оберегаемый секрет. Маша не стала задавать лишних вопросов, спросила только про отца мальчика. Инна махнула рукой:

   – А! Этот… нечего рассказывать! Мимоходом!

   − В смысле? – не поняла Маша.

   − Ну, мимоходом. Он прошел по моей жизни словно мимоходом, по краешку. Не задел, понимаешь?! Мань, я хотела попросить тебя стать крестной моему Олегу. Ты ведь так и осталась моей самой близкой подругой.

   – Спасибо, - растрогалась Маша. - Сочту за честь.

   Инна просияла:

   − Тогда я заберу его после праздников от бабушки, и устроим крестины, да?

   Инна просидела у Маши полночи, как в старые добрые времена. На прощание она пригласила Машу встретить Новый год вместе в ее ресторане. «У меня там грандиозный банкет намечается, роскошная программа, артисты! Приходи, посажу тебя за лучший столик?!» «Спасибо, Инн, но я лучше дома!» − улыбнулась Маша.

   Они договорились, что Маша приедет к Инне в ресторан первого января.

   Уже в прихожей Инна сказала:

   − Мань, ты прости меня за ту историю…Но я ведь тогда думала, что так будет лучше для тебя! Понимаешь?

   − Понимаю, - кивнула Маша. – Проблема в том, что мы никогда не знаем, как лучше. Ладно, я сама во всем виновата, что уж там. Редкая удача – я даже вижу тот житейский перекресток, на котором повернула в неправильном направлении. А в итоге вроде все сбылось, вышла красивая картинка для глянцевого журнала, но это неправда. Тут, внутри - болит. И дело не в том, что наш с Олегом брак распался, совсем не в этом.

   − Как твой Андрей? – тихо спросила Инна.

   Маша отвернулась, пытаясь справиться с подступившей болью, и выдохнула:

   − Я ничего о нем не знаю.

***

Сразу с вокзала Данила отправился к родителям на Фонтанку. Он пробежал по шумному Невскому, пересек Аничков мост, прошел знакомым с детства путем через третьи дворы (о, эти питерские лабиринты третьих – пятых − десятых дворов, Минотавр бы заблудился!) и, наконец, оказался дома.

   А здесь все так же, как было во времена их с Машей детства. В его комнате на стене − плакат «Битлз», в углу электрогитара, на которой он было время, поигрывал, и даже тот же ученический стол, за которым Данила сейчас, конечно, ни за что не поместится.

   Ольга Александровна и Леонид Витальевич – родители Данилы – сияли от радости. Они часто видятся с сыном, - то он приезжает к ним, то они навещают его в Москве, но радость при каждой встрече такая, как − будто не виделись сто лет.

   На кухне пахнет праздником, вернее, приготовлениями к нему. На столе мандарины в вазе, бутылка шампанского; постоянно звонит телефон – отцу, известному в городе профессору филологии, звонят его ученики, разбросанные по всем городам и странам, чтобы поздравить любимого учителя. Мать хлопочет у плиты, как многорукое божество домашнего очага; глядя на нее не верится, что одновременно можно взбивать, запекать, нарезать, перемешивать, и что это под силу одной хрупкой женщине, однако же, у нее все получается и спорится. В углу мерцает экран телевизора, и Женя Лукашин, давно ставший близким родственником миллионам россиян, уже летит в Ленинград навстречу своему счастью.

   …Мама угощала чем-то домашним, вкусным, отец увлеченно рассказывал об университетских делах, Данила вежливо слушал, но вскоре начал клевать носом и проваливаться в сон (бессонная ночь в поезде давала о себе знать звенящей усталостью).

   − Даня, ты не приболел часом? − встревожилась Ольга Александровна. – Ступай, отдохни, а то, того и гляди, заснешь за столом.

   Данила ушел в свою комнату, растянулся на диване и провалился в здоровый, молодой сон. Проснувшись, он охнул – до свидания с Алисой оставалось полчаса. Данила виновато объяснил растерянным родителям, что должен уехать.

   − Ты не останешься на Новый год? − огорчилась мать. − У нас будет много гостей, придут папины ученики и коллеги.

    − Мам, я обещал Маше, что встречу Новый год у них с Олегом, − Данила неловко развел руками, – а первого меня ждут Саня с Женькой. А к вам я обязательно приеду на Рождество!

   Пробежать через Фонтанку, Мойку (на бегу заметив, какой крупный идет снег!), и вот уже огни Дворцовой площади.

   Данила взглянул на часы – Алиса задерживалась. «Неужели она не придет?! А если не придет, я никогда ее больше не увижу, потому что ничего о ней не знаю!» Сначала он обходил колонну, не предполагая, с какой стороны появится Алиса: со стороны арки, или со стороны набережной, а может, с Миллионной улицы? Потом он просто обреченно стоял и вскоре заледенел. Взглянув вверх, где над городом парил ангел-хранитель, Данила вздохнул: скоро окаменею как этот персонаж!

   Она пришла со стороны Миллионной.

***

− А я думал, ты не придешь! − хмуро сказал Данила.

   Алиса улыбнулась:

   − Извини. Я опоздала не специально, ну, то есть не из жеманства, или кокетства, просто так получилось.

   − Ладно. Спасибо, что вообще пришла.

   Она коснулась его щеки и ахнула:

   − Ты замерз! Даже лицо побелело!

   Но он уже забыл о том, что продрог, как забыл недавние переживания и хандру − стоило ему увидеть ее, и мгновенно какая-то шальная радость, словно разлилась по телу. Он сам себя не узнавал – дурак дураком! Вот только что был угрюмым и настороженным, а теперь ему хочется смеяться, шутить, быть остроумным и обаятельным, чтобы понравиться ей. «О, женщины, что вы с нами делаете!»

   Погуляв по площади, они пошли к набережной.

   Нева спала, скованная льдом, противоположный берег сиял огнями. Облокотившись о парапет набережной, Алиса задумчиво смотрела на реку.

   Данила попытался поцеловать девушку, но обжегся холодом серых глаз.

   − Только давай, пожалуйста, без этих глупостей! – строго сказала Алиса.

   «Без глупостей, значит?!» – растерялся Данила, как мужчина, чье общение с красивыми женщинами прежде сводилось исключительно к этим «глупостям», и переспросил:

   − Стало быть, приставать нельзя?

   − Категорически!

   Неудачно шутить, кстати, тоже нельзя. Он несколько раз позволил себе пошутить (его друзья долго бы ржали над этими незатейливыми, но дико смешными шутками), а Алиса только смерила его ледяным взором, дескать, совсем не смешно. Отчаявшись обаять свою строгую спутницу, он спросил, что ему сделать, чтобы понравиться ей.

   − Не пытаться произвести на меня впечатление! – серьезно сказала она. – Просто будь самим собой! Без всякой «шелухи»!

   Вот те на! Он окончательно растерялся − с его новой знакомой все привычные средства обольщения, до сих пор работавшие безотказно, не действуют. Ей, видите ли, подавай искренность! Он надолго замолчал, но она сама пришла ему на помощь, попросив рассказать о Петербурге.

   Данила рассказывал о дворцах, статуях, старых домах «с историей», мимо которых они проходили. «Знаешь, я ведь родился в Петербурге, в такой типично петербургской интеллигентной семье: батюшка – преподаватель университета, мама – филолог». Кстати, когда они гуляли, Данила сделал вывод, что Алиса хорошо знает центр Петербурга – может с легкостью поддержать разговор об истории, архитектуре города, но при этом у него все же возникло ощущение, что в последнее время она не жила в Петербурге, было видно, что что-то она видит впервые. «Может, она когда-то жила здесь, а потом переехала?» – предположил он, но спрашивать не стал, дабы не нарушать правила их договора.

   Снег усиливался. «Идем, я покажу тебе одну штуку!» Данила потащил девушку за собой.

   Он привел ее на Зимнюю канавку, откуда любил смотреть на тот берег Невы, особенно в сильный снегопад. В этот вечер снег клубился, и шпиль Петропавловки слабо светил в белой метели.

***

Они отогревались в маленьком уютном ресторанчике. Кружевные фигурки ангелов, свисающие с потолка, свечи на столе, горячий имбирный чай; в большое панорамное окно видно, как на улице идет снег. Данила смотрел, как Алиса с аппетитом ест вишневый пирог, и радовался, но, когда он заметил, что она озабоченно взглянула на свои наручные часы, у него мгновенно испортилось настроение.

   − Я себя чувствую персонажем сказки «Золушка», − признался Данила, − с замиранием сердца жду полуночи. Потому что в полночь все пропадет, рассыпется! Эти, как их…кучеры, превратятся в крыс, карета в тыкву, а главное, ты исчезнешь, и я останусь один!

   Она улыбнулась:

   − Да, интересный сюжет! За несколько часов до Нового года два незнакомых человека встретились, чтобы вскоре расстаться навсегда.

    Данила нахмурился – ничего интересного лично он в этом не находил. С его точки зрения было бы куда интереснее им не расставаться, а встретить Новый год вместе, да что там – и следующий тоже! Но девушка с беличьими глазами смотрела строго – дескать, помнишь, о чем мы договаривались?! Таковы правила игры!

    − Ты могла бы остаться со мной в эту ночь? – он накрыл ее ладонь своей.

   Она покачала головой, но ладонь не высвободила; а через паузу смягчила ответ:

   − Пожалуйста, ты обещал…

   − Черт побери, − невесело усмехнулся Данила, − сколько раз я зарекался не давать женщинам необдуманных обещаний!

   Алиса пожала плечами:

   − Перестань, не надо все драматизировать. И кстати, в поезде ты что-то говорил о девушке, на встречу с которой спешил?

   Данила удивился, услышав о Вике, о которой он, признаться, начисто позабыл, и честно признался, что это в прошлом - перевернутая страница!

   Алиса ничего не сказала; она смотрела на свечу, словно пыталась разглядеть что-то важное.

   «Отчего в свете пламени лица загадочные и тонкие? – подумал Данила. – По крайней мере, у нее!» Удивительно – он воспринимал ее так, будто она была первой женщиной на земле; и вот он увидел эту женщину и застыл от восхищения, как вполне возможно, Адам, впервые увидевший Еву. Итак, она была первой, и, между прочим, единственной. Все его многочисленные увлечения, вереницы девочек, красивых, ярких, как бабочки, упорхнули из памяти, растворились, словно бы их никогда не было. А была теперь только эта женщина: серьезное лицо, серые, огромные глаза, и, кстати, она просит в нее не влюбляться, как - будто бы это возможно!

   Уйдя из ресторана, они опять кружили по городу. Мосты, арки, изгибы рек, Петербург, плывущий сквозь метель, как корабль, заснеженные улицы, площади. На одной из них, кажется, это была площадь Искусств, Алиса прочла Даниле стихи любимого поэта, интонационно выделив фразу: «На площадях, как «прощай» широких, в улочках узких, как звук «люблю».

   При этом лицо ее осветилось улыбкой: «Правда, гениально сказано?!»

   Они прошли много площадей и улиц, и в одной из них, где звук «люблю» звучал особенно отчетливо, она вдруг спросила, знает ли он о теории «жуткого дальнодействия» Эйнштейна. Данила пожал плечами. Стряхнув с волос снег, Алиса рассказала, что суть теории в том, что если разделить запутанную частицу и отделить получившиеся части друг от друга, они, даже оказавшись в противоположных концах вселенной, останутся связаны друг с другом − при изменении, или повреждении одной части, с другой случится ровно то же самое. «Чем не формула любви?!» На это Данила ничего не ответил, поскольку мысли его были заняты другим, − он думал, как не потерять Алису.

   − Пожалуйста, выслушай меня, − он взял ее за руку, − допустим, ты не хочешь, чтобы я что-то узнал о тебе…Возможно, у тебя на то есть свои причины, – он пытливо посмотрел на нее, но его уловка не сработала – ее лицо было непроницаемым, только в уголках рта плясала улыбка. − Может, у тебя вообще кто-нибудь есть?! В смысле, мужчина?!

   Она и на это ничего не ответила – как хочешь, так и понимай!

   − Хорошо, − сник Данила, − пусть будет, как ты решила. Прошу только об одном – возьми номер моего телефона! Тебя это ни к чему не обязывает! Просто, если вдруг, когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, пусть через десять лет, через тридцать, позвони мне и я…

   Она выдернула руку:

   − Нет, не надо!

   − Почему?!

   − Потому что я совершенно точно знаю, что захочу позвонить по этому номеру, да, пожалуй, и позвоню.

   − И что в этом плохого? Почему сегодняшний вечер не может иметь продолжения? Я не понимаю, − наконец он сдался: − Ладно, я понял. Не нарушать правила, да?

   − Да. Уже поздно, мне пора. Идем на Дворцовую!

    И снова Дворцовая площадь в огнях, только теперь им здесь расставаться.

    – Ты, пожалуйста, береги себя, − сказал Данила, − и это… без шапки не ходи, а то простынешь.

   Алиса беспечно махнула рукой:

   − Не беспокойся!

   Но вот он как-то уже не мог о ней не беспокоиться!

   − Можно я тебя сфотографирую? – вздохнул Данила.

   − Зачем?

   − Чтобы что-то осталось на память!

   − Не надо. − Спустя паузу она мягко добавила: − Извини.

   Тогда он попросил поцеловать ее. На прощание. Она согласилась. Данила притянул ее к себе и никак не хотел отпускать.

   Поцелуй, что и говорить, был долгий, но как говорил поэт, на свете нет объятий, что не разомкнутся, как стрелки в полночь. Данила отпустил девушку.

   Улыбаясь - ничего себе темперамент у этого парня! она сняла с шеи старинный медальон, и протянула его Даниле. «Возьми, я хочу, чтобы у тебя осталось что-то на память». На синем фоне медальона золотом были нарисованы два голубя. Алиса пояснила, что это дорогая для нее вещь – медальон ей в детстве подарила любимая бабушка.

   Данила поблагодарил ее и опять потянулся к ней губами, но она отстранилась: «Пора прощаться».

   − Прощаться?! – он предпринял последнюю попытку ее удержать: – А если наша встреча была не случайной?! Если это - судьба?!

   − Тогда мы найдем друг друга. Помнишь теорию «жуткого дальнодействия»? Даже если части одного целого окажутся в разных частях вселенной, они будут связаны друг с другом! Если будет нужно, − мы встретимся! Рано или поздно. Когда-нибудь. Иди, Данила! Чур, ты уходишь первый.

   Он покачал головой:

    – Давай ты первая. Я себе потом всю жизнь не прощу, что ушел от такой девушки.

   – Ладно, уйду я!

   Она пошла в сторону Миллионной. Он вздохнул. Все, принцесса сбежала. И как теперь жить?!

   Потерянный Данила вышел на Невский, взял такси и поехал в аэропорт.

   Перелет до Москвы, он, можно сказать, не заметил, потому что сразу задремал. Ему снился сон, словно состоящий из множества клипов: клип со смеющейся Алисой, клип с нею же, но задумчивой и загадочной, а в этом − ее лицо крупным планом, в глазах отражается Дворцовая площадь, и заснеженный город.

ГЛАВА 5

   Проснувшись утром, Маша вздохнула: сегодня тридцать первое декабря! Праздник обязывал, требовал каких-то ритуальных действий, надо было хотя бы попробовать поднять себе настроение, настроиться на праздничную волну. Она спустилась в магазин, расположенный в ее доме, и купила продуктов и шампанского.

   К вечеру Маша сделала салат, празднично украсила стол, надела вечернее платье, а вот дальше в программе произошел сбой, − есть не хотелось, да и пить шампанское ей было не за что, а главное, не с кем. С Новым годом ведь какая штука − в этот день ты как бы оцениваешь все с других точек зрения, в особенности, если остаешься в пустой квартире с перспективой провести новогоднюю ночь в полном одиночестве, и в итоге приходишь к выводу, что для одиноких людей праздники вообще невыносимы. Обычная Машина жизнь предельно организована и подчинена рабочему графику: сегодня сдаем верстку модного журнала, завтра показ новой коллекции, в следующем месяце она не вылезает из мастерской, работая над новыми эскизами, потом едет в другой город открывать новый салон, и так далее. Ее ежедневник плотно расписан до конца года, дни летят с такой же скоростью, как шелестят странички в ее органайзере, и первый пустой день в нем − тридцать первое декабря, а дальше пустота до десятого января. И этой пустоты Маша очень боится, поскольку ее нечем заполнить.

   Работа, многочисленные бизнес проекты - то, что составляет большую часть твоей жизни, вся эта твоя профессиональная деятельность, конечно, важна, но ты же не будешь заниматься ею в новогоднюю ночь?! А твои коллеги, кстати, проводят праздник с семьями, и ты вдруг понимаешь, что работать бок о бок с этими чудесными людьми приятно, а встречать вместе Новый год вы не будете − не те отношения! И вот ты сидишь за пустым или полным, не суть! столом, и снова задаешься вопросом: а на что, собственно, ушел год и вся жизнь? И что у тебя осталось, так сказать, в сухом остатке – вот эта растерянность и одиночество?

   Маша пожалела, что не поехала в Петербург к родителям, но теперь было уже поздно. Она позвонила им, поздравила, поинтересовалась, как там Данила. Услышав от мамы, что Данила утром заезжал к ним, но после обеда сорвался в Москву, Маша усмехнулась: «Ну, конечно, знаем мы в какую Москву! Небось, умчался на свидание с Викой!» Пообещав, что послезавтра она приедет к ним в Петербург, Маша простилась с родителями.

   Стрелки на часах близились к полуночи. Маше стало так грустно, что впору было пожалеть себя: всю жизнь о таком мечтала – встречать Новый год в одиночестве! Хоть бы кто-то вспомнил о ее существовании!

   И тут в дверь позвонили.

   Увидев брата, Маша невероятно обрадовалась: «Дан?! Быстрее, через пять минут Новый год, не успеем!»

   Приятная и волнительная предновогодняя суета всегда связана с опасением, что мы чего-нибудь да не успеем: проводить старый год, торжественно встретить новый, загадать желание, подумать-почувствовать что-то особенное, поздравить всех по списку, и потому люди в эту ночь волнуются и спешат.

   Но нет, все успели - сесть за стол, раскрыть шампанское, услышать бой курантов и войти в новое время.

   Маша с нежностью смотрела на брата – чудо, что он приехал, и что она в эту ночь не будет одна.

   − Какой ты молодец, что пришел!

   Вместо ответа Данила молча налил себе бокал шампанского и залпом выпил.

   − Мог бы и мне предложить?! – заметила Маша, но внимательно взглянув на брата, встревожилась: − Что-то случилось?

   − Нет, все в порядке, − вздохнул Данила, − просто немного устал. Ночь в поезде, потом самолет, кстати, я приехал к тебе прямо из аэропорта, думал, все − до Нового года не успею. А где Олег?

    – А мы решили символично в новом году начать новую жизнь! – спокойно сказала Маша.

   – Не понял? – растерялся Данила. – Как это?

   − Вот так! Фишка в том, что у Олега своя новая жизнь, а у меня своя. Даня, что ты на меня так смотришь? Мы расстались.

   Данила покачал головой:

   – Ну, вы даете!

   − Признайся честно, дядя Олег тебе никогда не нравился?

   Данила дипломатично ушел от ответа:

   − Я просто считаю, что вы с ним немного разные. Так ты поэтому…

   − Встречаю Новый год одна? Да, и поэтому тоже. Наши общие друзья, как выяснилось, оказались друзьями Олега. А друзья Олега могут ограничиться смс поздравлениями. Ладно, не будем больше об этом. Давай-ка я тебя накормлю!

   Но от предложенной еды Данила отказался, вместо нее налил себе еще шампанского.

   − Как съездил в Петербург? – поинтересовалась Маша.

    – Нормально. Встретил девушку своей мечты.

    – А почему ты такой грустный? Если встретил «девушку мечты», вроде должен радоваться?! Все-таки положу тебе оливье.

   Данила посмотрел на сестру с бесконечной печалью в глазах:

   – Встретить -то я встретил…Но она исчезла. И не оставила адреса.

    – Я думаю, адрес при желании можно будет легко узнать. Ты можешь позвонить ей еще раз! − улыбнулась Маша.

   – Если бы! За номер ее телефона я многое бы отдал!

   Маша, чуть не выронив салатник, взглянула на брата с изумлением:

   − Я же дала тебе номер Вики?!

   Данила пожал плечами:

   − А при чем тут Вика?

   Маша едва не схватилась за сердце:

   − А про кого ты говоришь?!

   И тогда он рассказал ей про Алису.

   − Ну, ты и бабник! – усмехнулась Маша. - Реальность превзошла даже мои самые мрачные подозрения. Ты еще легкомысленнее, чем я думала!

    − Поверь, в этот раз все серьезно! – заверил Данила.

   − А вот не верю! Сколько раз я уже это слышала?! Очередная девушка в твоем донжуанском списке!

   − Нет, ты не понимаешь. Она – необыкновенная!

   − Ну, конечно! Иначе бы ты в нее не влюбился! – насмешливо протянула Маша. − Позволь полюбопытствовать, а где ты ее нашел?

   − В купе поезда.

   − Эх, Даня! Лучше бы ты полетел самолетом!

   Данила понурил голову:

   – Для самолета я был слишком пьян. А так меня Саня с Женей погрузили в поезд. Предполагалось, что я лягу спать и просплю до самого Петербурга, но вышло немного иначе.

   − Это как?

   − Ну, сначала я пошел в вагон – ресторан.

   − Ты там познакомился с этой… необыкновенной?

   − Нет. Там я пил с какой-то… − Данила наморщил лоб, – не помню.

   Машины глаза округлились.

   − Да не важно. Та женщина не имеет никакого отношения к этой истории. Потом я пришел в купе и там встретил Алису. Она такая… совершенно «Алиса из страны чудес». Глазастая, смешная, и говорит исключительно загадками. Знаешь, я не думал, что женщина может быть такой оригинальной!

    – Что? Он не думал! – буркнула Маша. Но у Данилы был такой грустный вид, что она смягчилась: – И что теперь будешь делать?

    Данила пожал плечами: − Страдать!

   Брат с сестрой молчали. За окнами гремели праздничные залпы салютов.

   − Марусь, как мне ее найти? – нарушил молчание Данила.

   В голосе брата было что-то, заставившее Машу забыть иронию, и уже не сердясь, она сказала:

    – А может, и не надо тебе ее искать? Если эта девушка не дала тебе своих координат, может, у нее на то были свои причины? «Зачем искать того, кто найден быть не хочет?» Вот я, к примеру, знаю адрес, точное местонахождение человека, ФИО, и даже его группу крови, но это ничего не меняет, понимаешь? Этот человек потерян для меня.

   − Ты про Олега? – озадачился Данила.

   − При чем тут Олег?!

   − Я что-то уже совсем ничего не понимаю!

   Маша только махнула рукой.

   – А как ты думаешь, бывает любовь с первого взгляда? – спросил Данила.

   – Как тебе сказать…Раньше, в молодости, мне казалось, что стихийно вспыхнувшее чувство не имеет права считаться серьезным, и что все по - настоящему серьезное, подлинное должно вызревать годами. А теперь я понимаю, что это не так. Спасибо тебе за откровенность, брат, и раз уж ты рассказал мне свою историю, я расскажу тебе свою. Кстати, она тоже случилась в новогодний вечер…

   Эта история началась в пору, когда она еще не была известным модельером, и вместо изящных черных платьев щеголяла в джинсах и самодельных фенечках; в общем, очень давно − тринадцать лет тому назад.

***

Москва

    Декабрь 1999 год

    Тот Новый год был особенным. Про миллениум говорили все, кому не лень, затерли эту тему до дыр, устроили настоящее шоу с грядущим миллениумом; вот, мол, в какую эпоху живем, – на стыке веков, одна эпоха сменяет другую! Люди чувствовали свою исключительность: мы особенные, нам довелось жить в такое удивительное время! Кто радовался красивым числам, кто боялся их, даже некие апокалиптические теории под грядущий миллениум развернули, предрекали глобальный компьютерный сбой, а то и конец света.

   Маша не то, чтобы поддалась всеобщей истерии, но чего-то чудесного от Нового года ждала, во - всяком случае, хотела, чтобы ее муж устроил для нее какое-нибудь чудо (ясно же, что чудеса надо делать своими руками!); но вместо этого Олег за три дня до Нового года сообщил, что должен уехать в командировку, и что он вернется в Москву только вечером тридцать первого декабря. Маша надулась – очень мило! Настроение было испорчено – нормальные люди готовятся к празднику, а она должна сидеть в одиночестве! Кроме всего прочего, Маша обижалась на мужа еще и за то, что новогоднюю ночь они должны были провести в гостях у его приятелей. «Конечно, Олег как всегда в своем репертуаре – думает только о себе! Хоть бы спросил, а как, собственно, я хочу встретить Новый год!» К этому времени они были женаты пять лет, и все их праздники проходили по сценариям, выбранным Олегом: они либо встречали Новый год у родителей Олега, либо у его приятелей. Самое смешное, что люди, с которыми они встречали Новый год, и которых Олег называл «очень близкими друзьями», до следующего нового года в его жизни почему-то не задерживались. В какой-то момент Маша поняла, что устала проводить новогоднюю ночь с чужими людьми, и что, если так будет и дальше, она скоро возненавидит этот некогда любимый ею праздник.

   Вечером тридцатого декабря Маша пригласила к себе подругу Инну, и они устроили девичник: пили шампанское, ели испеченный Инной торт «Мишка на севере», смотрели «Иронию судьбы». Инна уехала уже за полночь, и спать Маша легла поздно. А утром тридцать первого ее разбудил ранний телефонный звонок.

   Сонная Маша ответила на вызов.

   − Хелло! – сказал мужской голос.

   − Гутен морген! − не слишком любезно отозвалась Маша.

   − Извините, это Владимир? – спросили из трубки.

   − Ну, здрасьти! – Маша даже разозлилась: а что, по ее голосу непонятно, что это не Владимир? − Вы в своем уме?! Не можете отличить мужчину от женщины?

   Незнакомый мужчина смутился, и пояснил, что звонит некому Владимиру, кому он привез посылку от заграничных родственников. «Извините, я, видимо, перепутал номер».

   − Ладно, ничего страшного! – смягчилась Маша, поняв, что ее не разыгрывают, а человек действительно ошибся. – Удачи вам!

   Она отсоединилась и провалилась в сон. Через час снова раздался звонок. Маша удивилась, услышав тот же, приятный, но как - будто с легким акцентом, мужской голос.

   − Извините, а как вас зовут? – спросил телефонный незнакомец.

   Она вздохнула – а он навязчивый! и назвала свое имя с интонацией «ну, Маша, и что дальше?!» Телефонный мужчина страшно обрадовался, и заверил, что у нее «замечательное имя».

   − Спасибо, мне тоже нравится! – Маша начинала терять терпение.

   − Извините, Маша, а вы не могли бы показать мне город? – выпалил незнакомец. – Понимаете, я только вчера приехал в Россию, в первый раз в Москве, никого здесь не знаю.

   Маша фыркнула про себя: ну, я же не экскурсионное бюро! Но что-то в этом голосе было такое располагающее, что не позволило ей фыркнуть вслух. Она ответила ему долгим молчанием.

   − Простите, − стушевался незнакомец, − наверное, это прозвучало неприлично. Просто у вас такой красивый голос.

   − В самом деле? – усмехнулась Маша. Со сна голос у нее был хриплый, и располагал разве что к тому, чтобы поинтересоваться, не болит ли у нее горло.

   Похоже, что до него дошло, и он торопливо сказал, что больше не будет ее беспокоить. «Поздравляю вас с Новым годом! Всего вам самого доброго, пусть в вашей жизни случится чудо!» Маша задумалась: с какой стати она на него напала? Невежливо как-то. И потом все-таки Новый год, а человек один в чужой стране, в чужом городе… Это неправильно.

   − Эй, подождите, − она вздохнула, – у меня есть немного времени. Давайте я покажу вам центр. Где встретимся?

   Незнакомец смущенно признался, что в Москве пока успел узнать только Красную площадь.

   − Хорошо. Встретимся на Красной площади. Под часами.

***

Пока шла, Маша успела порядком промокнуть под снегом, который валил как бешеный. Признаться, она успела пожалеть о том, что согласилась на это свидание, и отругала себя: «Вот Олег узнает, небось, устроит сцену ревности, и объясняй потом, что ничего не было!» Но поскольку отменить встречу было уже невозможно, Маша попыталась зафиксироваться на жалости: человек в незнакомой стране – одинокий, растерянный! «Ну, где этот бедолага?!»

   Однако при встрече выяснилось, что «телефонный незнакомец» жалости не вызывает, и на бедолагу не похож. Рядом с голубыми кремлевскими елками, припорошенными снегом, стоял парень лет двадцати пяти, тоже изрядно припорошенный снегом: симпатичный, высокий; открытый взгляд больших серо-голубых глаз, обаятельная улыбка.

   − Здрасьти! − буркнула Маша, слегка недовольная тем, что он не оправдал ее сердобольных ожиданий и не оказался «бедолагой».

   «Спасибо, что пришли!» – снова от души широко, как умеют только иностранцы, улыбнулся незнакомец (у наших то улыбка всегда какая-то натянутая, неестественная, словно к ушам криво пришили, на оскал похожа,

   а у иностранцев естественная, будто он родился с этой улыбкой, и с нею помрет, оптимистично заверяя мир, что все «о кей»).

    − А я вас представлял совершенно другой! – с ходу сообщил молодой человек.

   Маша изрядно озадачилась:

   – Спасибо, конечно, за откровенность. А что со мной не так?

   Он махнул рукой:

   – Все так. Вы красивая. Но по голосу я представлял вас иначе. А, хотя, у вас сейчас и голос другой.

   Маша подумала, не обидится ли ей – вот нахал какой! потом смилостивилась:

   – Конечно! С утра я каркаю как ворона, а к полудню распеваюсь, и мой голос становится нежен. Кстати, как вас зовут? Андрей? Ну, идемте, что ли, Андрей, а то вас уже снегом замело по самые уши!

   Они покружили по площади, вышли к набережной.

   «А для иностранца он, между прочим, отлично говорит по-русски!» Маша взглянула на парня строго, – уж не заливал ли он на счет заграницы?!» Она спросила, откуда он приехал. Оказалось, из Чехии. Маша благосклонно кивнула: нормально, Чехия - очень дружественная заграница, можно даже сказать, весьма условная заграница, все-таки братья славяне!

   − Я живу в Праге! – добавил Андрей.

   Маша почему-то обрадовалась:

   − В Праге? Очень хорошо!

    – Вы бывали в Праге? – просиял Андрей.

    – Нет, но «Прага» − мой любимый торт! – хихикнула Маша.

   Из разговора выяснилось, что мать Андрея − русская, отец – чех. Андрей пояснил, что чувствует себя русским. «Эта моя «русская половина» с годами все больше увеличивается, разрастается, и претендует на целое!» Он рассказал, что заканчивает медицинский университет, планирует учиться дальше («чтобы стать настоящим хирургом, нужно много учиться!»), и что по вечерам работает в госпитале.

   Маша сочувственно взглянула на Андрея, узрев в своем спутнике родственную душу – она сама была законченным трудоголиком, привыкшим работать на износ.

   Пока шли вдоль набережной, Андрей засыпал Машу вопросами о русской культуре, в любви к которой он признался, озвучив традиционный интеллигентский набор: Толстой, Достоевский, Чехов, Рахманинов. В итоге ее новый знакомый произвел на Машу впечатление серьезного человека, обремененного приличным внутренним содержанием. Поэтому, когда он вдруг выпалил: «А где здесь ГУМ?» она опешила: «пошопиться решил, товарищ?», и махнула рукой в сторону площади.

   Андрей улыбнулся:

   − А пойдем есть мороженое? Говорят, там потрясающе вкусное эскимо!

    – Ты это серьезно?!

   В его серо-голубых глазах мелькнуло что-то ребячливое:

    – Ага! Я, признаться, очень люблю мороженое.

   И она повела Андрея есть мороженое.

   Примостились возле знаменитого фонтана. Увидев увесистый брусок эскимо в серебряной обертке, и то, с каким аппетитом Андрей его поглощает, Маша не удержалась и тоже изъявила желание приобщиться к простым человеческим радостям.

   − Хорошо! – Она лизнула шоколад. – Представляешь, сто лет не ела эскимо!

   И вот странно − от этой прохладной сладости у нее стало неудержимо теплеть на душе, и накатила вдруг радость, как в детстве: словно бы она идет по летнему парку в легком платье и сандалиях, с восхитительно холодным пломбиром в руках, а впереди целое лето каникул; и от того, что все эти прекрасные вещи сошлись: лето, каникулы, мороженое, на нее накатывают волны сокрушительного и безоговорочного счастья.

   А к мороженому самое то – кофе! И они отправились пить кофе.

   Когда в кафе Маша сняла свое объемное черное пальто, Андрей ахнул.

   − Что опять такое? – смутилась Маша.

   − Оказывается, на самом деле, ты очень хрупкая! – сказал Андрей. − А в пальто казалась такой большой!

   Маша покраснела – это пальто будущий дизайнер придумала и сшила сама. По хитрому дизайнерскому замыслу оно было весьма внушительным. Подруга Инна даже иронизировала, что это не пальто, а палатка, или танк, или дом. Танк не танк (вечно Инка передергивает), но хрупкий Машин сорок четвертый размер пальто действительно изрядно преувеличивало.

   Андрей с интересом рассмотрел пестрый Машин свитер, связанный ею собственноручно, ее самодельную оранжевую сумку с кошками, бисерные фенечки. Маша рассказала ему, что сама придумывает себе одежду и украшения, и что впоследствии она хочет быть модельером.

   − Здорово! − кивнул Андрей. – Ты очень яркая! Не сомневаюсь, что я пью кофе с будущим известным дизайнером!

   В ГУМЕ Андрей постоянно порывался забежать в какой-нибудь отдел, чтобы купить Маше подарок. «Ну, Новый год ведь! Пожалуйста, я хочу подарить тебе что-нибудь на память!» Маша яростно отбивалась: «Ничего не надо, перестань!», и хватала его за рукав. Она так и не дала ему выбрать для нее подарок.

   Андрей попросил показать ему не туристическую Москву, а места, любимые Машей. Маша показывала ему старые церкви, водила по кривым московским переулкам. В одном из таких переулков Андрей вытащил из кармана фляжку с коньяком и предложил Маше выпить за Новый год и встречу. И она согласилась выпить с ним. На брудершафт. Потом Андрей достал коробку с толстыми, размером с бревно, сигарами, и явно для понта, закурил. Потянуло чем-то сладковатым и пряным. Маша повела носом: вкусно! и попросила дать ей тоже затянуться. Так они и выкурили эту толстенную нескончаемую сигару вдвоем. Табачный дым развеялся в морозном воздухе. Маша призналась, что у нее запах мороза и снега – самый любимый.

   − А у меня любимый − хвои и мандаринов! – улыбнулся Андрей.

   − Запах Нового года?! Да! Да! Я тоже люблю! А еще я люблю запах летнего ливня!

   Андрей поддержал игру:

   − А я люблю раскрыть новую книгу и вдохнуть запах страниц!

   − А мне нравится запах свежего хлеба! И кофе!

   − Яблок! Этот запах лета и ранней осени! И одуряющий аромат цветущей сирени и вишни!

   − Запах моря!

   − Обожаю, как пахнет шоколад! Даже ношу с собой в сумочке шоколадную плитку!

   − Люблю арбузный запах! И запах помидора, в сердцевине, откуда растут листочки!

   − Запах любимой женщины! – сказал Андрей и покраснел.

   Маша тоже смутилась.

   Бродя по улочкам в снежной метели, они, конечно, вспомнили о миллениуме. Андрей рассказал, что ему хотелось как-то необычно встретить этот год. «Согласись, такая дата обязывает! И я решил на Новый год поехать в Россию. Что может быть необычнее? Рецепт для скучающих европейцев – хотите чего-то странного и необычного – езжайте в Россию, и непременно зимой, когда снег и холодно. Знаешь, я как - будто чувствовал, что здесь со мной случится что-то невероятное!»

   − И что же с тобой случилось? – улыбнулась Маша.

   − Я встретил тебя. Это самое удивительное событие в моей жизни.

   Сначала она хотела усмехнуться, мол, экая банальность, но посмотрев в его серьезные серые глаза, неожиданно смутилась – на пошляка и ловеласа ее новый знакомый не походил. Она поспешила перевести разговор, и спросила у него, а что, если мрачные предположения на счет миллениума окажутся правдой, и через несколько часов и впрямь настанет конец света?! И тут же беспечно махнула рукой: «А, плевать! Это прекрасно − уйти молодой и счастливой!»

   Он поинтересовался, как она будет встречать Новый год. Маша честно (а что, пусть он знает, зачем скрывать?) сказала, что Новый год она будет встречать с мужем. И увидев изумленный взгляд Андрея, пожала плечами:

   – Ну да, я замужем.

   – Ты шутишь?

   − Нет.

   – Как же так? – растерялся Андрей.

   Прозвучало даже как-то нелепо. Маша пожала плечами:

   – А как люди женятся? Вот так. Встречаются, потом живут вместе. Что невероятного в моем замужестве?

   − Просто ты такая юная… и вдруг замужняя дама.

   Она усмехнулась: да, наверное, рыжая сумка с кошками, фенечки из бисера, и в особенности подобные прогулки с незнакомым мужчиной, мало вяжутся с обликом замужней дамы. А что это с Андреем? Он, кажется, погрустнел. Его явно опечалило то, что она не свободна. Чтобы перевести разговор на другую тему, она спросила, где он встретит Новый год (и тут же отругала себя: тебе то какое дело?!)

   – Я буду на Красной площади. Где мы с тобой встретились − под курантами, – сказал Андрей, − кажется, они у вас символ Нового года?

   У Маши зазвонил ее мобильный телефон. Она вздрогнула, поняв, что это звонит Олег. Конечно! Она планировала вернуться домой к шести, а сейчас уже… «Мария, в чем дело?! – прокричал Олег. – Я приехал домой, тебя нет. Ты где?» «Я у Инны!» − соврала Маша. «Срочно приезжай! Мы опоздаем к Петровым!»

   Поговорив с мужем, Маша повернулась к Андрею:

   − Извини, уже поздно. Мне надо идти.

   Он сжал ее руку:

   – Пожалуйста, не уходи! Я не могу тебя теперь так просто отпустить…

   Она вздохнула:

   − Спасибо за нашу прогулку, за этот сумасшедший снежный вечер. Это было красиво. Я очень рада, что мы с тобой познакомились, но продолжения не будет. Пусть эта новогодняя история останется для нас обоих прекрасным воспоминанием.

   Андрей не выпускал ее руку. Она вдруг почувствовала, что ей не так - то просто уйти (с ума ты сошла, мать, не иначе?!). Но разве так бывает?! Ну, встретились один раз, прогулялись вместе по городу, съели тонну эскимо, смеялись, приятно болтали, но делать из этого какие-то выводы?!

   - Я люблю тебя, Маша! – выпалил Андрей.

    − Но мы знакомы всего несколько часов! Ты совсем меня не знаешь! – испугалась Маша.

   − Я знаю, что искал тебя всю жизнь. И этого достаточно.

   − Так не бывает!

   − А разве бывает как-то иначе? – удивился Андрей.

   – Серьезные чувства должны вырастать, проходить проверку временем!

   – А я думаю, что ты либо сразу погибаешь на месте, либо живешь долго и спокойно, без этого человека! – сказал Андрей.

   Они молчали, смотрели друг на друга. Снег кружил в свете фонарей. Маша вдруг заметила, что у Андрея нет шарфа, и разозлилась на него: отчего он так легко одет? Россия это вам не Европа!

   − Ты заболеешь! – Она сняла с себя шарф и повязала его Андрею.

   Андрей улыбнулся:

   – Не беспокойся. Хотя мне очень приятно, что ты обо мне беспокоишься.

   Он попросил разрешения поцеловать ее на прощание, и она кивнула. Долгий поцелуй, запах табака, чуть кружащий голову. Она отстранилась. «Я пойду!» «Подожди!» Он долго искал на чем написать и, найдя в кармане, только пустую пачку от сигар, размашисто что-то написал на ней.

   Маша взяла протянутую им пачку и пошла домой.

   Войдя в свое парадное, прежде чем позвонить в квартиру, она прочла надпись на пачке. Там был пражский адрес Андрея, а под ним слова: «Маша, если я нужен тебе – я твой».

***

Она появилась дома за час до нового года.