Единственная для рыжего опера. Ольга Консуэло

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Собачка
• ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Найти и потерять
• ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Возьмите Алису с собой!
• ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. И снова найти
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ БОНУСНАЯ

АННОТАЦИЯ

Старший оперуполномоченный Отдела по расследованию преступлений против оборотней Кин Хундракур умен, обаятелен и в целом удачлив.

   И только в одном ему не везет - у рыжего пса-оборотня нет той самой, единственной девушки.

   То один, то другой его коллега находит настоящую любовь, а Кину остается только завидовать.

   Непростые расследования забирают время и силы, но именно одно из них приведет Кина к долгожданной встрече...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Собачка

Этим утром Броса шла на работу совершенно без настроения. Всё было одно к одному: и проливной дождь, и ссора с сестрой, и проблемы в родимой больнице. Да и вообще, как говорится, понедельник — день тяжелый.

   Хотя, конечно, называть то, что произошло у них с Вондур, ссорой — существенное, да нет, просто грандиозное преуменьшение. Когда перестаешь общаться с единственной сестрой, потому что застаешь её со своим парнем в постели, причем в своей собственной постели — это всё-таки нечто большее. Ландрава она, разумеется, выгнала взашей, даже вещи толком не дала собрать и еще целую неделю передавала ему то одно, то другое через общих знакомых. Ну, кроме Вондур, конечно.

   Броса не знала, да и, положа руку на сердце, и знать-то не желала, продолжает ли сестра встречаться с Ландравом. Но это не имело значения. Потому что найти в себе силы, чтобы простить Вондур, она пока не могла. Вот если бы они с Ландравом прямо сказали, что хотят быть вместе, а Бросу побоку, тогда еще туда-сюда, но вот так, тайком, да еще и прямо в Бросиной любовно обставленной спальне на Бросиных белоснежных простынях! Нет, простить такое было совершенно невозможно! Настолько, что она даже сожгла эти самые простыни вместе с наволочками. Подушки, правда, пожалела, ведь удобную подушку поди найди, а простыни — ладно, другие купит, благо зарплата целителя-ликанолога в Центральной больнице Фокунни позволяет не считать медяки.

   Работу свою Броса в принципе любила. Не то чтобы она вот прямо мечтала стать именно ликанологом, но когда в конце пятого курса по результатам тестов у нее была подтверждена высокая толерантность к оборотням, и ей предложили пойти в интернатуру на ликанологию, девушка согласилась почти без раздумий. А что? Специальность довольно редкая, поскольку среди самих оборотней желающих стать целителями почему-то всегда было очень мало, а среди людей не так уж много находилось тех, кто имел достаточно высокий уровень толерантности к оборачивающимся в различных животных собратьям по разуму. Поэтому платили ликанологам существенно больше, чем простым целителям, так что даже на зарплату ликанолога-ординатора уже можно было жить вполне неплохо, а уж теперь, когда Броса стала полноправным аттестованным целителем — так и вовсе очень даже хорошо.

   Родители, как и бабушки с дедушками, любили Бросу и Вондур одинаково, во всяком случае, заподозрить иное по их поведению было невозможно. А вот прабабушка Хюнга, мама маминой мамы, всегда отдавала предпочтение старшей правнучке и свой маленький домик на окраине, окруженный небольшим, но ухоженным садом, завещала именно Бросе. Туда-то и переехала начинающая целительница, как только поступила в ординатуру. А Вондур с собой не позвала и все намеки сестры на то, как той надоело жить вместе с родителями, упорно игнорировала. Объяснялась такая неуступчивость Бросы довольно просто — всю свою жизнь она была вынуждена считаться с младшей сестрой и довольно часто ей уступать, так что, как только появилась возможность жить так, как хочется ей самой, не смогла от нее отказаться.

   Да, наверное, нежелание Бросы пустить Вондур к себе обижало сестру, но неужели же настолько, чтобы соблазнить её парня? Хотя, с другой стороны, еще неизвестно, кто там кого соблазнил. Не зря же подруги постоянно твердили ей, что Ландрав — ужасный бабник и надолго с Бросой не задержится. Но влюбленная девушка, разумеется, не желала их слушать и была счастлива почти целый год, до тех пор, пока восемнадцать дней назад не вернулась с работы раньше времени и не застала Ландрава с Вондур предающимися необузданной страсти на той самой постели, на которой меньше суток назад он не менее страстно любил саму Бросу.

   И если бы только это! Ведь и в больнице, точнее в отделении ликанологии, творилось демоны знают что! Уже четверо оборотней пострадали от неизвестной болезни, вызывавшей страшные приступы, напоминавшие эпилептические припадки, сопровождавшиеся чудовищными судорогами и страшными болями. В чем была причина заболевания, установить до сих пор не удалось. Ни версия с инфекцией, ни версия с воздействием неизвестного химического вещества не были пока ни подтверждены, ни опровергнуты.

   Да еще и этот ужасный дождь! Конечно, дождь осенью — это нормально, но не когда он льет как из ведра целую неделю, а на дворе отнюдь не ноябрь, а всего лишь середина сентября.

   В общем, погруженная в печаль Броса уныло плелась от автобусной остановки к больнице, укрывшись под большим оранжевым зонтом, когда почти у самого крыльца ей под ноги бросилась здоровенная рыжая собака, мокрая и грязная, и жалобно заскулила, припадая на правую переднюю лапу.

   - Ох, бедная собачка! - кинулась на помощь сразу же позабывшая о своих горестях Броса. - Что там у тебя такое?

   Лапа собаки была в крови, и под густой шерстью виднелась приличная рана, уже изрядно испачканная.

   - Вот что, - решительно сказала девушка, - пойдем-ка со мной в больницу. Эту рану обязательно надо обработать.

   И вцепившись пальцами в шерсть на загривке, поскольку ошейника на собаке не было, потащила её внутрь.

   Надо заметить, что доступ в отделение ликанологии животным закрыт не был, поскольку считалось, что их присутствие благотворно действует на выздоравливающих оборотней. Так что там постоянно жили две кошки и один кот, каждую весну и осень исправно размножавшиеся, что позволяло регулярно одаривать выздоравливающих котятами разнообразных расцветок «на счастье». Брали их, как ни странно, охотно, видимо, и впрямь верили, что они принесут удачу. А вот время от времени появлявшиеся в отделении собаки надолго не задерживались, довольно быстро прибиваясь к кому-нибудь из выписывающихся пациентов.

   Как всякий ликанолог, Броса, разумеется, имела и навыки ветеринара, поскольку не так уж редко, заболев, оборотни переходили в животную форму чисто инстинктивно, потому что так выздоровление обычно шло быстрее. Поэтому никаких затруднений с обработкой собачьей раны у девушки не возникло.

   Поразмыслив пару минут, она решила, что пострадавшую псинку лучше сразу вымыть целиком, чтобы потом не было проблем, куда пристроить грязное животное, что и проделала в процедурной без особого труда, поскольку собака вела себя терпеливо и смирно, явно решив довериться человеку. Высушить густую шерсть оказалось задачей посложнее, но девушка справилась и с ней при помощи фена, который держала в своем шкафчике в целительской на случай, если придется принимать душ на работе.

   В процессе мытья выяснилось, что это кобель, так что время от времени Броса поощряла примерное поведение животного каноническим «Хороший мальчик!», от чего пес довольно прижмуривался, как все собаки, безошибочно улавливая, что его хвалят.

   Несмотря на примерное поведение «хорошего мальчика», перед тем, как зашивать рану, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении довольно глубокой, целительница всё-таки сделала местную анестезию, чтобы зря не мучить животное. Так что и хирургический этап прошел мирно и гладко. А уж наложить повязку было и вовсе плевым делом.

   Единственным неприятным моментом было то, что Бросе пришлось переодеваться, поскольку пес несколько раз отряхивался и изрядно её забрызгал, но это было нестрашно, запасная форма в шкафчике девушки тоже имелась.

   Когда все манипуляции были закончены, пришло время делать обход отделения. Броса хотела оставить собаку в целительской на специально устроенной ею для этого лежанке из старого одеяла, взятого в кладовой, разумеется, с разрешения сестры-хозяйки. Но увидев, что девушка покидает целительскую, пес решительно поковылял за ней.

   - Ладно, пошли вместе, что с тобой поделаешь, - махнула рукой Броса и отправилась на обход в компании своего нового шерстяного приятеля, которого решила пока звать просто «Кани», то есть «собачка», если на старонуэзском* (*Страна, в которой находится город Фокунни, называется Нуэзия).

***

Ковыляя за Бросой Солин, старший оперуполномоченный ОРППО, специализированного отдела по расследованию преступлений против оборотней Управления полиции города Фокунни, Кин Хундракур* (*у всех собак-оборотней фамилии начинаются с «Хунд») с удовлетворением думал о том, что внедрение прошло более чем успешно. И то, что внедриться удалось именно через рыжую, как и он сам, Солин, казалось бравому оперу хорошей приметой.

   На данном этапе расследования разницы, с кем из трех потенциальных подозреваемых работающий под прикрытием оборотень попадет в отделение ликанологии, не было. Так что Кин решил положиться на судьбу и броситься к той, которая в этот день первой подойдет к служебному входу. Пришлось, конечно, сначала сильно поранить руку, а уже потом оборачиваться, и больно было демоны знают как, но оно того стоило — он в ликанологии под видом обычной собаки.

   Непонятные припадки у оборотней, лечившихся в ЦБФ, привлекли внимание ОРППО еще после третьего случая, а теперь, когда их стало уже четыре, начальник отдела санкционировал проведение операции под прикрытием. Внедрять кого-нибудь из оперов под видом пациента побоялись — ведь неизвестно, что вызывает припадки, вдруг работающий под прикрытием сотрудник пострадает, так что внедрять решили оборотня в животной ипостаси, благо о том, что в отделении ликанологии можно держать животных, всем было прекрасно известно. А Кин для подобных дел был самой подходящей кандидатурой — обычные люди никогда не признавали в нем оборотня, поскольку на голове у него было белое пятно, а ведь всем известно, что шерсть у оборотней такой же расцветки как и волосы, а раз так, то собака с белым пятном оборотнем быть никак не может. Кин же был редкой аномалией, поскольку у него имелась белая прядь среди ярко-рыжих волос, превращавшаяся в это самое пятно при обороте. Ну и еще Кин в любом облике был потрясающе обаятельным. Так что шеф ОРППО Логриг Кофдююр* (*у котов-оборотней фамилии начинаются с «Коф») ни минуты не сомневался, кого следует послать на это дело.

   На данный момент, проанализировав все имеющиеся данные, сотрудники ОРППО выяснили, что во всех четырех случаях в отделении ликанологии дежурили три человека: целитель-ликанолог Броса Солин и две медсестры: Кантир Лектири и Мактен Раартан. Теперь задачей Кина было проследить за ними во время работы, чтобы понять, причастен ли кто-то из женщин к этим загадочным заболеваниям. Конечно, уследить за всеми сразу Кин не мог, поэтому план был такой: сначала он плотно сопровождает одну из потенциальных подозреваемых под видом пострадавшей собаки, а если убеждается, что та к происходящему не причастна, предпринимает меры для проверки следующих.

   Разумеется, кто-то из лечившихся в отделении оборотней вполне мог почувствовать, что Кин не настоящая собака, но тут уж приходилось полагаться на удачу и надеяться, что даже если такое случится, трепаться о своем открытии собрат не станет. На крайний случай Кин имел указание раскрыть цель своего пребывания в больнице, но всё же уповал на то, что до этого не дойдет.

***

Обход шел своим чередом и продолжался уже больше часа. Еще бы, ведь Броса внимательно просматривала истории болезни каждого пациента, чтобы выяснить, что изменилось с момента её предыдущего дежурства, и обязательно с каждым беседовала хотя бы пару минут, а с новенькими — и вообще разговаривала подробно и подолгу. За такое внимательное и ответственное отношение пациенты целителя Солин очень любили, и даже самые застенчивые из них охотно делились с нею подробностями о состоянии своего здоровья.

   Но этот пациент, которого Броса всегда оставляла напоследок, был печальным исключением из данного правила. Пес-оборотень Трур Хундурин находился в отделении уже четвертую неделю, но за это время не сказал миловидной обаятельной целительнице Солин ни единого слова. Это было настолько необычно, что Броса даже навела подробные справки и выяснила, что пациент Хундурин вообще ни с кем не разговаривал: ни с другими целителями, ни с медсестрами, ни с теми, кто приходил его навестить. Целыми днями он лежал, отвернувшись к стене, и хотя в данный момент жизни Трура Хундурина ничего не угрожало, на поправку он упорно не шел.

   Трур был полицейским оперуполномоченным, как и Кин, но работал не в ОРППО, а в ОРТНП, отделе по расследованию тяжких насильственных преступлений в том же городском полицейском управлении, занимавшимся не только насильственными преступлениями, повлекшими смерть потерпевшего, но и разбойными нападениями.

   Двадцать шесть дней назад они с напарником Винуром Марнилундом преследовали отморозка, ограбившего девушку. По сведениям, полученным от потерпевшей, преступник был вооружен ножом, которым он ей, собственно, и угрожал. Но когда они загнали мерзавца в тупик, выяснилось, что у него был еще и пистолет, из которого гаденыш и начал палить по преследовавшим его полицейским. Первым же выстрелом ублюдок убил бежавшего впереди Винура, попав ему прямо в глаз, вторая пуля попала Труру в грудь, что не помешало переполненному яростью оборотню достать пистолет и начать отстреливаться. Мерзавца, оказавшегося, как выяснилось позже, особо опасным рецидивистом, сбежавшим из-под надзора после освобождения из тюрьмы, Трур, разумеется, застрелил. Но это не вернуло Винура, человека, ставшего его первым напарником. Человека, с которым они прослужили вместе больше десяти лет, который научил Трура всему, что знал сам о полицейской работе, человека, ставшего Труру вторым отцом.

   Винуру оставалось до пенсии меньше года. Он уже строил планы, как будет возиться с внуками, как достроит лодку, начатую еще до того, как Трур стал его напарником, как наконец-то съездит с женой в санаторий на целый месяц, а не, как обычно, в лучшем случае на две недели. А теперь ничего этого не будет! И в этом Трур винил себя. Потому что это он, молодой здоровый оборотень, должен был первым сунуться в тот переулок, а не пожилой, хотя и всё еще крепкий обычный человек Винур. И рана Трура упорно не заживала, постоянно нагнаиваясь и воспаляясь снова и снова, несмотря на вот уже третий по счету курс антибиотиков.

   Визиты рыженькой целительницы были для Трура единственным светлым пятном. Когда она была рядом, ему как будто становилось легче. В целительнице Солин Труру нравилось всё: и ярко-рыжие волосы, и симпатичное лицо, и ладная фигурка, и уютный, как будто родной, запах, и осторожные прикосновения нежных ладошек её маленьких ручек. Она была как воплощенная мечта о той самой женщине, самой близкой и самой замечательной на свете. Она была его единственной. Но ему, неуклюжему увальню, неспособному уберечь даже собственного напарника, о том, чтобы заполучить такое совершенство, и думать не стоило.

   Историю гибели Винура Марнилунда знал, разумеется, весь город. И хотя в точности о сути переживаний пациента Хундурина Броса не знала, но прекрасно понимала, что тот явно винит себя в гибели напарника, поскольку у оборотней гораздо сильнее, чем у людей, выражена связь между физическим и эмоциональным состоянием, и раз оборотень, несмотря на адекватное лечение, не поправляется, значит, причина тут не физическая, а психическая.

   Поэтому Броса всегда оставляла Хундурина напоследок и каждый раз пыталась его разговорить, не без основании полагая, что, поделившись своими переживаниями, тот сделает первый шаг к выздоровлению. Но пациент упорно молчал.

   - Ну как вы сегодня, господин Хундурин? - с приветливой улыбкой спросила Броса, входя в предоставленную пострадавшему при исполнении полицейскому одноместную палату.

   Пациент, лежавший лицом к стене, предсказуемо не ответил, но хотя бы обернулся на голос и даже сел в кровати, мрачно взирая на целительницу и сопровождавшего её Кани-Кина.

   - Давайте посмотрим вашу рану, - продолжила девушка, присаживаясь на стул у кровати, и начала аккуратно снимать повязку.

   Поскольку рана снова загноилась, повязка присохла, и, когда Броса стала её отдирать, Трур зашипел от боли. Мысленно обругав себя, что не сделала этого сразу, целительница наложила чары для местного обезболивания и, открыв наконец-то рану, не смогла сдержать печального вздоха — вроде бы начавшее уменьшаться воспаление снова усилилось.

   - Тебя еще тут не хватало, Кани, - шикнула она на Кина, сунувшего любопытную морду ей под руку, и добавила, обращаясь с Труру: - Ну почему же вы никак не хотите выздоравливать, господин Хундурин?

   - Меня зовут Трур, - охрипшим после долгого молчания голосом ответил тот и послал Кину, которого явно узнал, такой тяжелый взгляд, что опер под прикрытием шлепнулся на задницу от неожиданности.

   - Приятно познакомиться, Трур! - с энтузиазмом откликнулась заметно повеселевшая целительница. - А меня зовут Броса. Сейчас я обработаю вашу рану новым лекарством и снова наложу повязку. Надеюсь, хотя бы это средство вам поможет.

   - А разве не медсестры должны делать перевязки? - поинтересовался Трур, действительно недоумевавший, почему с ним постоянно возятся именно целители.

   - Когда рана наконец-то начнет заживать, так и будет, но пока нет прогресса, её состояние должен оценивать непосредственно целитель, чтобы понимать, нужно ли корректировать лечение.

   Закончив перевязку, Броса сделала запись в истории болезни и, пообещав заглянуть еще раз ближе к вечеру, вышла из палаты. Кин направился вслед за ней, но Трур успел тихо прорычать ему вслед: «Сунешься к ней, убью!» Он был премного наслышан о любовных подвигах этого ловеласа, менявшего женщин как перчатки, что вообще-то было псам-оборотням несвойственно. Но в случае Хундракура побеждала, по всей видимости, человеческая часть его натуры. А Трур никак не мог допустить, чтобы этакий легкомысленный тип дурил голову такой замечательной девушке. Кин к сведению позицию коллеги принял, но внешне никак не отреагировал, тем более, что он и сам еще не решил, стоит ли ему приударить за рыженькой Солин, если, конечно, выяснится, что она не замешана в этих происшествиях с оборотнями, или нет.

   Вечером Броса действительно зашла снова, чтобы сделать перевязку, поскольку на гноящихся ранах следовало менять повязки два раза в день. В этот раз ей показалось, что воспаление стало чуть меньше, но, к сожалению, если прогресс и был, то слишком незначительный, чтобы можно было быть полностью уверенной в его наличии.

   А ночью это случилось снова. У пациента Тигтальнена* (*фамилии тигров-оборотней начинаются с «Тиг»), оборачивавшегося в тигра, начались судороги. Зрелище, конечно, было жуткое, ведь у него еще и пена изо рта шла, причем кровавая, поскольку Тигтальнен прикусил язык, но Броса с медсестрами не растерялись и действовали четко и слаженно, так что Тигтальнен был надежно зафиксирован и получил все необходимые лекарства вовремя. Да и неудивительно, что всё получилось, ведь это был уже пятый случай, так что все прекрасно знали, что следует делать. Однако же на снятие приступа ушел почти час, поэтому когда Тигтальнену стало лучше, и его стало можно развязать, поставив капельницу с укрепляющим раствором, и Броса, и Кантир с Магтен были совершенно измотаны.

   «А вот кстати, - подумал Кин, наблюдавший за происходящим из коридора через распахнутую дверь палаты, - ведь все случаи приступов происходили ночью, а ночью в отделении дежурит всего один целитель и две медсестры, не то, что днем, когда целителей трое, а медсестер — и вовсе пять».

   Разумеется, всякому, работающему в больнице, это было очевидно, но ни Кин, ни его коллеги из ОРППО почему-то не задумались о том, что дневные и ночные смены в ЦБФ укомплектованы по-разному. Они просто отметили, кто именно работал в то время, когда имели место интересующие их происшествия, и всё. А ведь, как Кин теперь понимал, за день наслушавшись разговоров в целительской, и графики у работавших в отделении ликанологии были разные. Кто-то работал только сутками, кто-то — только днем, а кто-то — в основном днем, но с ночными дежурствами время от времени, и это еще не считая выходов не по своему графику для замены тех, кто болен или в отпуске.

   Кину стало совершенно ясно, что ему срочно необходимо выяснить, какие именно графики за те полтора месяца, когда случались происшествия с оборотнями, были у всех трех потенциальных подозреваемых. Броса вроде бы работала только сутками, но и это всё равно требовалось уточнить. Конечно, сейчас Кин подозревал целительницу меньше остальных, поскольку не спускал с нее глаз и был абсолютно уверен, что Тигтальнена она не трогала, во всяком случае, лично. Этого пациента Броса посетила один раз во время обхода и никаких лекарств ему сама не давала. А если бы она делала пострадавшим какие-то неправильные назначения, это бы отражалось в историях болезней и давно бы уже стало очевидным. Но полностью исключить причастность Солин Кин пока всё-таки не мог, ведь она могла быть соучастницей, так что он собирался еще последить за целительницей, чтобы проверить, не будет ли у нее каких-то подозрительных контактов. Ведь если у нее имеются подельники, должна же она с ними как-то связываться?

   Телефона у Кина с собой, разумеется, не было. Взрослые оборотни, конечно, умели при обороте помещать одежду в специальный пространственный карман, да так хитро, что при обратном превращении она снова оказывалась на них надетой, но никакие технические приспособления такого обращения не выдерживали, просто переставали работать. Звонить из дома Бросы, когда наутро он туда попадет, тоже представлялось довольно рискованным, ведь он не знал, насколько крепко девушка спит, да и самый крепко спящий человек может внезапно проснуться по совершенно неожиданной причине в самый неподходящий момент. Значит, звонить, надо было сейчас. Телефон с выходом в город был только в целительской, и, в принципе, Кин мог бы позвонить оттуда, но для этого надо было обернуться в человека, а это было рискованно, мало ли кто туда неожиданно заглянет.

   Ситуация уже начала казаться бравому оперу безнадежной, когда Кин вспомнил о Труре Хундурине. Понадеявшись на то, что даже если Броса освободится раньше, чем он вернется, то не кинется разыскивать его по палатам, Кин бесшумной тенью метнулся в палату коллеги. Как только он вошел, Трур немедленно проснулся и уставился на незваного визитера отсвечивающими красным в неярком свете, падающем из коридора, глазами. «Надо отдать этому Хундурину должное, соображает он неплохо», - мысленно отметил Кин, когда Трур сначала подпер не имевшую запора дверь в палату тумбочкой и только потом негромко пробурчал: «Ну, чего тебе?»

   Обернувшись человеком, Кин рассказал Труру, что работает под прикрытием над делом о пострадавших в ЦБФ оборотнях. Объяснил он, и какая именно информация ему нужна, а также — кому нужно позвонить, чтобы её уточнить. И Трур позвонил, но оказалось, что посреди ночи никто на его вопросы отвечать не готов — нужной информации никто просто не помнит. Так что пришлось договариваться, что нужные сведения коллеги передадут Труру, а тот передаст их Кину, когда он снова придет в больницу вместе с Бросой, но когда это точно будет, Кин пока и сам не знал — просто не догадался внимательно изучить график работы, висевший в целительской.

   - И не вздумай к ней лезть, я серьезно, - сказал ему на прощание Трур, когда Кин, уже обернувшись собакой, выходил из палаты, и показал для острастки кулак.

   Не то чтобы Кин и правда испугался Трура Хундурина, парня хотя и здоровенного, но выглядевшего в человеческой ипостаси совершенно неагрессивным, однако вывод о том, что Хундурин запал на рыженькую всерьез, сделал.

   Утром дождя не было, поэтому по дороге домой настроение у Бросы было уже получше, да и радостно прыгающий вокруг рыжий пес был таким милым, что, глядя на него, всерьез расстраиваться девушка уже не могла. Ради того, чтобы Кани смог погулять подольше, Броса даже решила пройтись до дома пешком, а не поехать на автобусе, как делала обычно. Да и зайти в зоомагазин тоже следовало, так что в любом случае пришлось бы выходить на остановку раньше.

   Вообще-то сначала Броса хотела оставить Кани в отделении. Собак она, конечно, любила, но вот прямо сейчас как-то не была готова заводить взрослого здоровенного пса. Однако рыжий прохвост так жалобно заскулил, когда она попыталась уйти без него, что девичье сердце не выдержало, и буркнув: «А, демоны с тобой, пошли!» - Броса разрешила Кани отправиться вместе с ней.

   И теперь радостная рыжая бестия носилась вокруг нее кругами, временами взлаивая от восторга, а Броса прикидывала в уме, чего и сколько надо купить этому проглоту. Получалось, что помимо сухого корма и собачьих галет потребуются еще и поводок с ошейником. Неплохо было бы, конечно, прикупить специальные миски для корма и воды, а также собачью постель, но это могло и подождать, тем более, что Броса не была уверена, что Кани задержится у нее надолго. Пес был ухоженным и явно домашним, так что она собиралась после того, как выспится, разместить объявление о своей находке, позвонив в городское Бюро находок, и полагала, что хозяева симпатичной собачки вскоре объявятся. Поэтому всерьез тратиться на обустройство Кани в своем доме девушка считала явно преждевременным. Миски она найдет, а постель для пса можно будет обустроить из запасного одеяла, которым раньше пользовался Ландрав, вряд ли оно в скором времени понадобится, а даже если и да, то лучше будет купить новое.

   Посоветовавшись с продавцом, Броса купила Кани ошейник с поводком, пакетик собачьих галет и немного сухого корма на развес, а доставку большого мешка корма заказала на дом, тащить шестнадцать кило на себе она была не готова, а брать в пакетах меньшей расфасовки получалось уж больно невыгодно.

   Кин, разумеется, был не в восторге от необходимости питаться сухим собачьим кормом, но приходилось терпеть ради конспирации. Он, конечно, мог раскапризничаться и добиться того, чтобы Броса купила ему собачьих мясных консервов, но кормить пса его размера консервами вышло бы по-настоящему дорого, а девушке и так уже пришлось немало на него потратить. Сначала Кин планировал, когда всё закончится, просто пригласить симпатичную целительницу на обед, а лучше, конечно, — на ужин, плавно и приятно переходящий в завтрак, но теперь, учитывая предупреждения Хундурина, была вероятность, что план придется поменять. Ну да об этом можно было подумать и позднее.

   А сейчас Кин, успевший изрядно набегаться по дороге, выхлебал полмиски воды и принялся за сухой корм, показавшийся ему с голодухи вполне приемлемым на вкус. Конечно, во время дежурства Бросы «милому песику» перепала еда повкуснее и не только из больничной столовой, но и из принесенных из дома её коллегами аппетитно пахнувших судочков и баночек, но к этому моменту он уже успел изрядно проголодаться.

   Броса же направилась в ванную, где её уже поджидала набранная ванна с ароматной пеной. Она всегда принимала ванну после тяжелой смены, чтобы всё плохое ушло в воду. Наука не давала точного ответа, действительно ли вода способна забирать негативную энергию, но Бросе это помогало, и девушке было неважно, происходило ли это из-за объективных причин или из-за простого самовнушения.

   Доев, Кин пристроился на выделенном ему одеяле, которое Броса положила на пол в углу гостиной, и задремал. Разбуженный звуком автомобильного гудка с улицы оборотень, взглянув на большие напольные часы, понял, что девушка принимает ванну уже почти час. Конечно, Кин прекрасно понимал, что женщины — довольно странные существа, и ожидать от них можно всякого, но такие долгие водные процедуры его всё же встревожили, и оборотень решил посмотреть, всё ли с Бросой в порядке. А то вдруг она там уснула? Захлебнется еще, ну или простудится в остывшей воде, тоже ничего хорошего.

   Оборачиваться человеком Кин, конечно, не стал. Зачем рисковать, если нажимную ручку на двери ванной можно открыть, просто встав на задние лапы, при помощи этих самых лап, только передних? В ванной было тихо, и за задернутой шторкой виднелся силуэт девичьей головы с подколотыми, чтобы не намокли, волосами. Кин подошел поближе и, всунув морду за занавеску, негромко тявкнул.

   - А? Что? - встрепенулась Броса и привстала.

   В результате этого маневра упругая девичья грудь оказалась прямо перед глазами Кина. Впечатленный увиденным оборотень с размаху шлепнулся на задницу и даже тявкнул от избытка чувств.

   - Ах ты, вуайерист мохнатый, - шутливо погрозила ему пальцем девушка, - а ну, брысь отсюда, нечего подглядывать!

   Кин счел за лучшее подчиниться и даже на всякий случай не стал подсматривать из-за приоткрытой двери, хотя и очень хотелось.

***

Три выходных прошли довольно приятно: погода стояла отличная, и Броса со своим новообретенным питомцем много гуляли в парке неподалеку, где Кин с восторгом носился за вытащенным Бросой из кучи так до конца и не разобранных старых вещей, сваленных на чердаке, красным резиновым мячиком, как раз такого размера, что удобно помещался в собачьей пасти. Так-то оно, конечно, взрослому оборотню бегать за мячиком было уже даже и не совсем прилично, но всё равно приятно и весело, тем более, что имелось отличное оправдание — работа под прикрытием. А по вечерам, когда девушка усаживалась на диване с книжкой, Кин пристраивался рядом, уложив мохнатую голову ей на колени, и блаженно жмурился, когда она чесала его за ушами.

   И да, никаких подозрительных контактов, представляющих интерес для следствия, за это время у целительницы не было.

   В пятницу утром, собираясь на работу, Броса поинтересовалась:

   - Ну что, Кани, пойдешь со мной на работу или дома дрыхнуть будешь? Еды я тебе оставлю, а по своим делам ты сможешь выходить в сад, собачью дверцу я запирать не стану.

   В задней двери дома, выходившей из кухни в сад, действительно имелась собачья дверца с защелкой изнутри, проржавевшей настолько, что для того, чтобы проверить, пролезет ли Кани через эту дверцу, защелку пришлось не только смазать, но еще и предварительно пошкурить, благо наждачная бумага в доме имелась. В дверцу пес действительно пролез, так что теперь мог самостоятельно наведываться в окружавший дом сад в любое время.

   Сложно сказать, какой выбор сделал бы в такой ситуации Кин, будь он и впрямь собакой, но он был опером на задании, поэтому всем своим видом продемонстрировал готовность пойти с Бросой на работу.

   И они отправились в ЦБФ вместе.

   Обоснованно предположив, что Броса не изменит заведенному распорядку и к Хундурину зайдет в последнюю очередь, Кин метнулся в палату к коллеге и выжидательно уставился на Трура, на этот раз лежавшего уже не лицом к стене, а просто глядя в потолок.

   - А, это ты... - протянул Хундурин. - А Броса где?

   Кин попытался взглядом передать Труру, что вопрос этот довольно глупый, и, судя по всему, ему это удалось, поскольку Трур продолжил:

   - А, понял, она только-только начала обход, а ты сразу ко мне. Что ж, запрос ты сделал не зря. Действительно, одна из медсестер — Кантир Лектири не так давно сменила график работы. До первого происшествия она работала в основном в дневную смену с одним или двумя ночными дежурствами в месяц. Как раз во время такого её ночного дежурства и случился первый эпизод, после которого она сразу же поменяла график на суточные дежурства. Какую причину она при этом озвучивала своему начальству, ваши пока решили на всякий случай не выяснять, чтобы её не спугнуть, если эта Лектири замешана.

   На этих словах Кин одобрительно кивнул и собирался уже выйти из палаты, чтобы пойти подремать в целительской и послушать, о чем там будут болтать коллеги Бросы, но Трур его остановил, сказав:

   - Ко мне вчера начальник твой приходил, Логриг Кофдююр. Не люблю я эту кошачью породу, но Кофдююр мужик и впрямь дельный, он принес сигнальный артефакт с приемником и передатчиком, подойди, я тебе передатчик на ошейник прицеплю, а приемник у меня будет.

   Кин подошел и позволил прицепить к своему ошейнику небольшой матово-черный кругляшок передатчика.

   - Умеешь пользоваться? - поинтересовался Трур, а когда Кин кивнул, начал излагать идею начальника ОРППО: - В общем, Кофдююр сказал мне, что раз ты убедился, что Солин непосредственно к воздействию на пострадавших отношения не имеет, значит, ты должен будешь ночью ходить по отделению и смотреть, что вокруг происходит. Бродящая по ночам дозором собака действительно вряд ли кого-нибудь удивит. Кот, ясное дело, был бы еще менее заметен, но тут вы, конечно, правильно сделали, что решили не рисковать, неизвестно как бы он ужился с местными. Ну вот, а раз уж я всё равно здесь торчу, Кофдююр хочет, чтобы я тебя подстраховал. Поэтому, если ты заметишь что-нибудь подозрительное, ты подашь мне сигнал, и я сразу же прибегу. Вдвоем у нас будет больше шансов задержать злоумышленника. И не смотри так обиженно, Кофдююр тебе полностью доверяет. Просто нельзя исключать, что преступник действует не один, вот тут-то я и пригожусь. Но сигнал ты подай в любом случае, мало ли что.

   С тяжелым вздохом Кин снова кивнул и отправился в целительскую.

   Броса действительно появилась в палате Трура только в конце обхода. С удовлетворением отметив, что рана выглядит заметно лучше, она не замедлила поделиться этими новостями с Труром.

   - Так вы теперь, значит, больше не будете мне перевязки делать? - с огорчением спросил оборотень.

   - Почему не буду? - удивилась Броса.

   - Ну вы же сами сказали, что когда рана начнет заживать, перевязки будут медсестры делать.

   - Ну, во-первых, до этого еще далеко, а во-вторых, если вам комфортнее, чтобы перевязки делала именно я, а не медсестры, так и скажите, мне нетрудно.

   - Хорошо, спасибо, - с облегчением выдохнул Трур.

   - И вам бы очень желательно начать ходить на прогулки, для выздоравливающих оборотней свежий воздух очень полезен, - продолжила целительница. - У нас тут, кстати, чудесный парк, а сегодня еще и погода прекрасная, сухая, солнечная и теплая. Если вам пока тяжело так далеко ходить, попросите кого-нибудь из медсестер, чтобы вас сопроводили. Они не откажут, это тоже входит в их обязанности.

   - А вы?

   - Что — я? - не поняла Броса.

   - А вы не откажете, если я вас попрошу сходить со мной на прогулку? - выпалил Трур и затаил дыхание в ожидании ответа.

   Услышав такой вопрос, Броса впервые внимательно посмотрела на Хундурина не как на пациента, а как на мужчину. На его простое, но приятное лицо, на взлохмаченные пепельно-русые волосы, и да, на его мускулистый торс, пока еще не скрытый под больничной пижамой, тоже посмотрела. Целительница в ней в полный голос вопила, что непременно надо соглашаться, поскольку её присутствие явно способствует выздоровлению этого пациента, а вот обиженная женщина, совсем недавно обманутая, пусть и совершенно другим мужчиной, настойчиво шептала, что рисковать не стоит.

   Пауза затягивалась, и только когда Трур, поняв молчание девушки по-своему, уныло пробормотал: «Простите, я зря спросил, не стоило», - Броса наконец-то решилась и сказала:

   - Да нет, что вы, очень даже стоило, просто я прикидывала, в какое время это можно сделать. Да и долго гулять с вами я не смогу, а вам бы надо подольше.

   - А вы ко мне завтра приходите, в часы посещений, а? - осмелел оборотень. - Если погода будет подходящая, я готов с вами гулять хоть весь день.

   - Я подумаю, - широко улыбаясь, ответила Броса, - а сегодня сходим обязательно. Я за вами после обеда зайду, хорошо?

   - Договорились! - радостно улыбнулся в ответ Трур.

   Прогулка получилась довольно милой, вот только немного странной, поскольку стоило только увязавшемуся за ними Кани-Кину усесться рядом с Бросой, положив голову ей на колени, как Трур задал целительнице довольно неожиданный вопрос:

   - А как вы думаете, Броса, мне полезно будет побегать в собачьей ипостаси?

   - Да, конечно, - уверенно ответила девушка. - Если нет угрозы жизни, то оборот всегда ускоряет выздоровление.

   И тут, безмерно удивив целительницу, пациент Хундурин обернулся здоровенной палево-серой псиной и стремительно рванул к ближайшим деревьям, а буквально через мгновение вернулся и с палкой в зубах уселся перед Бросой, просительно виляя хвостом.

   Рассмеявшись, девушка забрала у него палку и постаралась зашвырнуть её как можно дальше. Радостно гавкнув гулким басом, Трур бросился за палкой, а когда он принес её назад, Броса, не удержавшись, погладила его по голове со словами: «Хорошая собачка!». Не поучаствовать в такой чудесной забаве Кин не мог, поэтому, когда девушка бросила палку в следующий раз, рванул следом за Хундурином. Так они с переменным успехом и гонялись за палкой в следующие полчаса, а призом победителю в очередном забеге было почесывание за ушами и звание «хорошей собачки».

   Когда Броса сказала, что они, безусловно, отлично проводят время, но ей пора заниматься делами, Трур тут же обернулся человеком, а палку, которая в последнем раунде досталась ему, с ехидной улыбкой вручил Кину. Тот, как ни странно, отказываться не стал и с загадочным видом скрылся в ближайших кустах, по всей видимости, припрятывая свое собачье сокровище.

   - Как вы себя чувствуете? - встревоженно спросила Броса, заметив, что Трур всё никак не может отдышаться.

   - Вполне неплохо, хотя бывало и получше, - доложился тот.

   - Так, давайте-ка, обопритесь на меня, я помогу вам дойти. И не вздумайте возражать! - строгим тоном сказала целительница.

   Но о возражениях пациент и не думал, и когда Броса правой рукой обхватила его за талию, закинув левую руку Трура себе на плечо, охотно воспользовался ситуацией, постаравшись прижаться потеснее.

   «Вот не видел бы, что ты в собаку оборачиваешься, решил бы, что ты из лис, несмотря на фамилию, - думал неспешно трусивший за обнявшейся парочкой Кин, - вот, как пить дать лисы у тебя в роду были, хоть ты и не рыжий».

   Надо заметить, что смешанные браки у оборотней встречались даже чаще, чем пары, в которых оба супруга были оборотнями, тем более — оборотнями одного вида. Да и выбора-то особого не было, поскольку гены, отвечающие за способность оборачиваться, намного чаще передавались по мужской линии, поэтому мужчин-оборотней всегда было гораздо больше, чем оборотней-женщин. Так что браки с людьми оборотни заключали с незапамятных времен, тем более, что полукровок не бывало — ребенок либо наследовал способность к обороту и становился полноценным оборотнем, либо был обычным человеком. А вот браки оборотней разных видов лет пятьдесят назад еще были диковиной и стали обычным делом только после того, как ученые сумели бесспорно доказать, что никакая из животных ипостасей не была доминирующей при наследовании, так что вероятность передачи ребенку животной ипостаси конкретного родителя являлась равной, вне зависимости от видов, к которым родители принадлежали.

   Проводив Трура в палату, Броса погрузилась в рабочую рутину. А снова придя к нему на вечернюю перевязку, с удовлетворением отметила, что воспаление вокруг раны почти исчезло, гноя уже совсем нет, и даже заметны следы заживления. Поэтому, когда пациент снова поинтересовался, придет ли она завтра, чтобы с ним погулять, внутренняя целительница победила внутреннюю паникершу, и Броса ответила, что придет, но только если не будет дождя. Всё-таки сидение в палате, по её мнению, слишком уж сильно напоминало свидание, а к такому девушка пока была не готова.

   На этот раз, к удовольствию Бросы и разочарованию Кина, ночь прошла спокойно, так что целительница даже успела немного вздремнуть в целительской на диване. А вот Кин, наоборот, всю ночь шлялся по коридорам, уделяя особое внимание сестре Лектири, в надежде заметить что-нибудь подозрительное. Поэтому, когда они с Бросой добрались до дома, оборотень быстренько поел и завалился спать, не дожидаясь даже, когда уляжется девушка.

***

Когда Броса, а следом за ней и Кин проснулись, солнце светило так, что казалось, будто всё еще лето. Поэтому, пообедав, девушка, как и обещала, снова направилась в ЦБФ, чтобы погулять с Труром. Оборотень, поразмыслив, решил с ней в этот раз не ходить. Днем, да еще и не в ту смену, делать ему в больнице было нечего, а носиться за палкой наперегонки с Хундурином было, вне всякого сомнения, забавно, но только один раз. Повторять это снова было бы глупо. Так что, проводив целительницу Солин, парень обернулся человеком и с наслаждением завалился на диван с книжкой, которую с таким увлечением совсем недавно читала Броса. Это был мистический фэнтези-детектив Ольги Консуэло под названием «Восемь рун в сердце зимы», оказавшийся настолько захватывающим, что Кин чуть не пропустил возвращение своей временной хозяйки, твердо решив, что он и завтра с ней не пойдет, чтобы дочитать книжку.

   Трур встретил Бросу такой радостной улыбкой, что последние сомнения целительницы развеялись — на эти прогулки она согласилась не зря.

   - А где же собачка ваша? - поинтересовался оборотень, поздоровавшись.

   - Кани сегодня остался дома, - ответила девушка, - он всю ночь по коридорам бродил, всё высматривал непонятно кого, так что остался отсыпаться.

   Они снова отправились в парк, но в этот раз Трур конечно же оборачиваться не стал, а просто сел рядом с Бросой на скамейку и, жмурясь на солнышке, довольно охотно отвечал на заинтересованные вопросы целительницы. Слово за слово, девушка вытянула из него все нехитрые подробности биографии полицейского опера, настолько увлеченного работой, что времени на серьезные отношения с противоположным полом уже и не оставалось. Да и желания особого не было, если честно, до встречи с Бросой, разумеется. Но этого Трур ей пока говорить не стал, побоявшись отпугнуть внезапной серьезностью своих намерений. Ведь это он знал её уже почти целый месяц, знал её удивительный запах, тепло её нежных рук, музыку её милого голоса. А для Бросы-то он до вчерашнего дня был просто трудным пациентом Хундурином, одним из многих.

   Так они просидели больше двух часов, пока больных не начали созывать на полдник. Тепло попрощавшись с Труром, Броса отправилась домой, размышляя о том, что если этот оборотень и впрямь на нее запал, то она, пожалуй, будет не против попробовать познакомиться с ним поближе, парень начинал ей по-настоящему нравиться.

***

А на следующий день снова полил дождь, и целительница осталась дома. Трур страдал, что она не пришла, Кин страдал, что не может дочитать интересную книжку, и даже сама Броса немного страдала, переживая за здоровье пациента Хундурина, но, положа руку на сердце, всё-таки не слишком сильно. Тем более, что дома у нее имелись и другие интересные книжки, которые она не так давно взяла у своей лучшей подруги Кайрасты, но пока еще не успела прочитать.

   Но не зря говорят, что природа слышит чаяния оборотней и отзывается на них — дождливая погода не затянулась, так что в понедельник было сухо, хотя и пасмурно, и Броса после обеда отправилась в ЦБФ. На сей раз Трур обрадовался так, что девушке даже стало немного неловко от такого явного проявления чувств.

   И может быть, эта радость сыграла свою роль, а может быть — и что-то еще, но Трур немного неожиданно даже для себя самого во всех подробностях рассказал Бросе о своем напарнике. Рассказал, как терпеливо Винур Марнилунд учил его, тогда еще совсем зеленого новичка, премудростям оперативной полицейской работы, о том, сколько дел они раскрыли вместе, о том, как прикрывали друг друга от пуль и от критики начальства, о том, как отмечали успешные раскрытия и переживали неудачи. Ну и конечно же о том, как его непредусмотрительность и нерасторопность стоили напарнику жизни.

   - Никто не совершенен, и вы в том числе, - заметила Броса, выслушав оборотня. - Да, вы совершили ошибку, но разве существует на свете человек или оборотень, никогда их не совершавший? Если бы я и мои коллеги бросали бы заниматься своим делом из-за любой совершенной ошибки, мир остался бы вообще без целителей, ведь не зря говорят, что у каждого целителя есть свое маленькое кладбище.

   - Это не любая ошибка, это ошибка, стоившая жизни моему напарнику и другу, - мрачно ответил на это Трур.

   - Но ведь это непреднамеренная ошибка, - горячо возразила девушка. - И я совершенно уверена, что ваш напарник ни в коем случае не хотел бы, чтобы вы бросили работу в полиции из-за чего-то в этом роде. Ведь тогда все его усилия, потраченные на то, чтобы сделать из вас хорошего полицейского, пропадут зря.

   - Вы правда так думаете? - спросил Трур, пытливо вглядываясь ей в глаза.

   - Определенно, - твердо ответила Броса, выдерживая этот взгляд.

   - Может, вы и правы, - вздохнул парень, - если так подумать, Винур и впрямь не одобрил бы мое решение уйти из полиции.

   - Ну так и не уходите! - воскликнула целительница. - Возьмите себе в напарники какого-нибудь новичка и научите его всему, что знаете. Передайте эстафету. Пусть это будет искуплением вашей ошибки. Да и я думаю, что воспитание желторотика-неумехи потребует от вас полной мобилизации всех ресурсов, так что на депрессивные мысли у вас не останется ни времени, ни сил.

   - Это точно! - рассмеялся воспрянувший духом Трур и всё время, оставшееся до полдника, травил байки времен своего ученичества.

***

Следующее утро снова было дождливым и, собираясь на работу, Броса без особой надежды поинтересовалась у радостно прыгающего вокруг нее Кани, не хочет ли он всё-таки остаться дома. Кин, может, и остался бы, трусить под дождем в собачьей ипостаси — удовольствие ниже среднего, но ведь злоумышленники ждать хорошей погоды не будут, так что надо было идти, пришлось даже жалобно поскулить, чтобы девушка уж точно не вздумала уйти без него.

   Тяжело вздохнув, Броса надела псу ошейник, пристегнула поводок и, прихватив здоровенный прабабушкин зонт, чтобы хоть немного прикрыть от дождя Кани, отправилась на автобусную остановку. К счастью, долго ждать им не пришлось, да и дорога была не слишком грязной, так что по прибытии в больницу удалось обойтись только мытьем собачьих лап, а не всей собаки целиком.

   Кин сразу же направился на свою подстилку в целительской, а Броса пошла на обход, не став изменять привычного порядка и оставив палату Трура напоследок. В этот раз рана пациента Хундурина выглядела просто замечательно: никакого воспаления не было вообще, да и края уже начали срастаться.

   - Ну вот, еще два-три дня и вас можно будет выписывать, - улыбнулась Труру целительница.

   Но, вопреки её ожиданиям, оборотень этой новости не обрадовался, а наоборот, с тяжелым вздохом печально произнес:

   - Значит, у меня больше не будет повода увидеться с вами.

   - А вам для этого нужен какой-то специальный повод? - с подчеркнутым удивлением поинтересовалась девушка.

   - Могу ли я это расценивать как потенциальное согласие встретиться со мной за пределами больницы? - оживился Трур.

   - Можете, - благосклонно кивнула Броса.

   - И телефончик свой мне дадите?

   - И телефончик дам, и даже ваш номер запишу, чтобы не пропустить звонок, а то я на звонки с незнакомых номеров не отвечаю, названивают тут всякие.

   - Вам кто-то докучает? Кто? Вы только скажите, я с ним разберусь! - решительно заявил оборотень.

   - Буду иметь в виду, но надеюсь, что до этого не дойдет.

   Они обменялись телефонами, и Броса отправилась по своим делам, а Трур завалился на кровать, мечтательно уставившись в потолок и представляя, как уже совсем скоро сможет пойти с ней на настоящее свидание.

   Когда ближе к вечеру Кин заскочил в Хундурину в палату, чтобы еще раз обсудить порядок действий в случае, если ночью заметит что-нибудь подозрительное, Трур спросил, предварительно снова подперев дверь тумбочкой:

   - А ты не знаешь, кто там ей названивает?

   - Знаю, - ответил Кин, оборачиваясь человеком, - мы же на всех троих потенциальных подозреваемых подробное досье составляли. Это её бывший, Ландрав Нимертуд, она его не так давно со своей сестрой застала, причем парочка развлекалась прямо у Бросы дома в её собственной постели, они же с этим Нимертудом жили вместе уже почти год как.

   - Ну ничего себе! - присвистнул Трур. - И эта двуногая тварина еще имеет наглость ей названивать?

   - Ну да, - подтвердил Кин, - прощения просит и помириться пытается.

   - А Броса что? - встревожился Трур.

   - Ну, я их-то разговоров не слышал, зато слышал, как она подруге своей, Кайрасте, кажется, жаловалась по телефону, что этот Ландрав её совсем достал звонками, она уже устала новые номера в черный список заносить, так что решила вообще на звонки с незнакомых номеров не отвечать.

   - Вот оно что, - кивнул своим мыслям Трур и перевел разговор на обсуждение предстоящей операции.

   А около трех часов ночи, когда Броса и сестра Раартан задремали, одна в целительской, другая — в сестринской, Кин, аккуратно передвигавшийся по коридорам, стараясь держаться в тени, заметил, что сестра Лектири скользнула в палату Тенарда Ульвтига, оборотня-волка* (*фамилии волков-оборотней всегда начинаются с «Ульв»). И самое интересное, что зашла в палату медсестра не одна, с ней был какой-то мужчина, и это притом, что никаких мужчин среди тех, кто дежурил в отделении ликанологии этой ночью, не было и в помине.

   Бравый опер активировал передатчик и, обернувшись человеком, замер у двери палаты Ульвтига, поджидая Хундурина. Трур появился минуты через три, и, резко распахнув дверь в палату, полицейские хором гаркнули:

   - Стоять! Полиция! Руки держать на виду!

   А когда Кин, нащупав на стене у двери выключатель, врубил верхний свет, оказалось, что у кровати Ульвтига, подняв руки, стоят сестра Лектири, зажавшая шприц в правой руке, и приличный на вид пожилой мужчина-человек.

   Трур оказался во всеоружии, поскольку привлекая смежника к заданию, Кофдююр снабдил его всем необходимым. Так что временные напарники сделали всё, как полагается: надели на злоумышленников наручники, тщательно упаковали шприц в пластиковый пакет для улик, уговорив медсестру аккуратно его туда опустить, и вызвали подмогу по телефону. А вот о последствиях того, что шприц-то был уже пустой, никто из полицейских не подумал. Поэтому когда у Ульвтига начались жуткие судороги, оба опера поначалу растерялись и только вопль сестры Лектири «Да позовите уже целителя, наконец!» привел их в чувство. Трур бросился в целительскую, а Кин остался сторожить подозреваемых. Влетевшая в палату Броса, увидев, что творится с пациентом, послала Трура за сестрой Раартан, а сама кинулась на помощь к Ульвтигу, велев Кину, которого в человеческой ипостаси она, разумеется, не узнала, держать пациента, чтобы ему можно было сделать инъекции необходимых лекарств.

   Минут через сорок приступ у Ульвтига сняли, а Трур с Кином вместе с прибывшим следователем ОРППО УПФ* (*Управление полиции города Фокунни) Лейндом Лейдинлехтом, в производстве которого находилось дело о причинении вреда здоровью оборотней, начали обрабатывать подозреваемых, решив провести первичные допросы прямо на месте, пока злодеи еще полностью не оправились от шока, вызванного задержанием. Лейдинлехт занялся допросом мужчины-подозреваемого, а на допрос сестры Лектири быстренько выписал поручение Кину, который не стал возражать, когда к нему присоединился Трур, взявший на себя каноническую роль злого полицейского, правда, в связи с отсутствием официальных полномочий — молча маячившего мрачной тенью злого полицейского.

   Броса же с сестрой Раартан остались присматривать за пострадавшим, тем более что и целительская, и сестринская были заняты полицейскими, допрашивавшими подозреваемых по отдельности.

   Сопровождавшим Кантир Лектири мужчиной оказался Гернтиг Кофмагир, оборотень-кот и известный ученый, разрабатывавший способы усиления физических возможностей оборотней различных видов. Собственно, тот препарат, который они с сестрой Лектири вводили пациентам отделения ликанологии, и должен был приводить к такому усилению.

   Надо отдать должное Кофмагиру, сначала он испытал препарат на себе и, убедившись, что изобретенный им состав действительно увеличивает скорость реакции и при этом не является опасным для жизни, хотя и имеет побочный эффект в виде сильных судорог и болей после введения, решил испробовать его на оборотнях других видов.

   Разумеется, подобное исследование, если проводить его по всем правилам, потребовало бы много времени на оформление всех необходимых документов, да и обошлось бы недешево. Поэтому Кофмагир решил с помощью своей любовницы Кантир Лектири, работавшей медсестрой в отделении ликанологии ЦБФ, провести нелегальные испытания препарата на выздоравливающих пациентах отделения, а уже потом искать финансирование для официальных испытаний, демонстрируя полученные результаты «анонимных добровольцев», чтобы убедить инвесторов.

   Получив первичные показания, задержанных увезли в изолятор временного содержания при УПФ, а Трур и Кин отправились в палату Хундурина, чтобы по горячим следам сделать наброски отчета о проведенном расследовании.

   Сдавшая смену коллегам Броса сильно встревожилась, когда не нашла Кани на его обычном месте на подстилке в целительской. Никто из коллег пса тоже не видел. Обежав все коридоры и лестницы, девушка решила поискать Кани в палатах и начала конечно же с палаты Трура.

   - Вы не видели Кани? - спросила она, заглянув к Хундурину.

   - Ну... - начал Трур, почему-то уставившись на рыжего парня, сидевшего на стуле у его кровати, - я даже не знаю, как вам лучше это объяснить...

   - Да ладно, я сам, - перебил его рыжий и решительно заявил: Кани — это я. Меня зовут Кин Хундракур, я старший оперуполномоченный ОРППО и, работая при расследовании это дела под прикрытием, я прикинулся собакой, чтобы внедриться в отделение ликанологии.

   - Но как же... Ведь ты же... - Бросе всё никак не удавалось сформулировать свою мысль.

   - Ну да, - улыбнулся Кин, - никто из людей не подозревает, что я оборотень, потому что у меня в собачьей ипостаси на голове белое пятно. Такая вот врожденная особенность, - и он продемонстрировал белую прядь надо лбом, не слишком заметную в коротко стриженых волосах.

   - Но зачем ты домой-то ко мне напросился?

   - Ну так ты же была одной из потенциальных подозреваемых, я должен был отследить твои контакты.

   - А на мою грудь в ванной ты пялился тоже, чтобы отследить контакты?! - возмущенно вопросила Броса.

   - Она красивая, - бесхитростно ляпнул Кин и чудом успел обернуться собакой, когда с леденящим душу рыком на него накинулся здоровенный пес, еще мгновение назад бывший мирно сидевшим на кровати Труром Хундурином.

   Со стороны собачья драка выглядела настолько жутко, что целительница беспомощно замерла у двери, не в силах сообразить, бежать ли ей за помощью или попытаться каким-то образом разнять драчунов самостоятельно.

   Трур был крупнее, а Кин — быстрее, поэтому борьба шла с переменным успехом, и то один пес, то другой жалобно взвизгивал, получив укус от соперника, а Броса так и не могла ни на что решиться.

   - Ну-с, что тут у нас? - привлеченный шумом, в палату заглянул Теар Хундсньяль, один из немногих целителей-оборотней, как раз заступивший в дневную смену.

   - Вот, - еле слышно прошептала Броса, дрожащей рукой показывая на дерущихся.

   - Ну надо же! - хохотнул Хундсньяль. - Броса, вы можете собой гордиться, не каждый день два столь выдающихся экземпляра бьются из-за понравившейся им женщины. Тем более, в наше цивилизованное время. Вот в дни моей молодости такое случалось гораздо чаще, да я и сам когда-то...

   - Надо же их разнять! - перебила коллегу девушка.

   - Нет, не надо! - отрезал Хундсньяль. - Уж поверьте псу-оборотню, они должны разобраться с этим сами.

   - Да-а-а? - обиженно протянула Броса. - А мое мнение, значит, никого вообще не интересует? Я что, по итогу должна буду достаться победителю?

   - Конечно, нет, - рассмеялся оборотень, - но, независимо от того, кто победит, вы должны будете четко обозначить свое отношение к обоим участникам.

   - Как это?

   - Если вам кто-то из них нравится, то вы должны будете подойти к нему и обработать его раны. А если вам не нравится ни один, вы просто, дождавшись окончания драки, развернетесь и уйдете. Но имейте в виду, что в таком случае каждый из них будет считать, что у него еще есть шанс завоевать вашу благосклонность.

   - А если я всё-таки выберу?

   - Тогда второй должен будет оставить вас в покое. Бывают, конечно, исключения, но это если отвергнутый действительно очень сильно влюблен.

   - Интересно, почему нам об этом не рассказывали в институте, ведь у нас был годичный курс по традициям оборотней? - проснулось любопытство в начавшей успокаиваться девушке.

   - Ну, наверное, потому, что это считается пережитком прошлого, которого, якобы, уже давно нет, - пожал плечами Хундсньяль.

   Как это чаще всего бывает в случаях, когда силы соперников примерно равны, победил тот, кто был более решительно настроен, то есть Трур Хундурин. Изрядно потрепанный победитель проковылял к Бросе и шумно обрушился на пол у её ног. Присев рядом с ним, целительница начала осторожно осматривать повреждения, а убедившись, что действительно серьезных среди них нет, попросила, забыв за всеми этими переживаниями, что на «ты» они с Хундурином еще не переходили:

   - Давай, Трур, будь хорошей собачкой, оборачивайся, а то мне придется выстригать шерсть, чтобы обработать все твои боевые ранения.

   И через мгновение неведомым для себя образом Броса оказалась в крепких объятиях оборотня, горячо и щекотно зашептавшего ей прямо в ухо:

   - Выходи за меня, Броса Солин.

   Порадовавшись, что Трур не видит, как от смущения запылало её лицо, девушка ответила:

   - А ты не слишком торопишься? Ведь ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я тебе не подхожу?

   - Я знаю тебя достаточно, чтобы понять, что ты — самая лучшая девушка на свете, подходящая мне на все сто процентов, что ты — моя единственная, - ответил Трур и прижал Бросу к себе еще теснее.

   - Истинные пары у оборотней — это миф, - возразила Броса.

   - Миф, - согласился Трур. - Но я не сказал, что ты моя истинная пара, я сказал, что ты — моя единственная.

   - А в чем разница?

   - В том, что единственная — значит, любимая. Обещаю, что я буду хорошим мужем. Выходи за меня, а?

   - Нет, ну я так сразу не могу. Я к тебе еще и не привыкла толком, не то, чтобы тебя узнать как следует, - не согласилась Броса. - И вообще, а как же романтика? Свидания? Ухаживания?

   Трур тяжело вздохнул:

   - Не силен я в романтике, да и говорить красиво не умею. Не выйдет из меня галантного кавалера.

   - А это и необязательно, - заверила его Броса, - главное, чтобы человек был хороший, ну или оборотень.

   - Значит ты, Броса Солин, согласна принимать ухаживания хорошего оборотня Трура Хундурина и ходить с ним на свидания?

   - Значит, согласна, - ответила Броса, - но не раньше, чем этот хороший оборотень наконец-то позволит мне обработать свои раны.

   - А хорошему оборотню Кину Хундракуру придется просить обработать его раны сестру Раартан, - печально вздохнул обернувшийся человеком Кин, выходя из палаты вслед за целителем Хундсньялем.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Найти и потерять

«Эта осень меня доконает», - уныло размышлял Кин, глядя сквозь залитое дождем окно на торопливо идущих прохожих. В кабинете он был не один: за соседним столом сидела старший оперуполномоченный ОРППО Фагна Сьельдрунен, бывшая одним из старожилов отдела и заставшая еще те времена, когда их нынешний начальник Кофдююр был зеленым новичком, а через проход располагались рядовые опера Тарднар Бартанссун и Хиндр Кюльетсен. Все они были обычными людьми, но имели высокую толерантность к оборотням — других в ОРППО и не брали. Со всеми соседями по кабинету у Кина были достаточно хорошие отношения, а с Тардом — даже дружеские, выдержавшие испытание более ранним повышением Кина, который пришел в отдел на полгода позже друга.

   Но прямо в этот момент, хотя все коллеги были на рабочих местах, Хундракур чувствовал себя чудовищно одиноким. Как-то всё разом навалилось: и погода эта тоскливая, когда уже вторую неделю дожди льют практически непрерывно, и затянувшееся отсутствие личной жизни — всё было одно к одному. Но главным, что выматывало душу бравому оперу, было оно — замершее на мертвой точке дело об убийстве Йоуданны Кофмарсун, над которым Кин безуспешно бился уже почти месяц.

   Работал он по этому делу со следователем Баунхильгой Льюнсунтиг, которая нравилась ему гораздо больше, чем занудный, хотя и высокопрофессиональный Лейнд Лейдинлехт, также занимавшийся расследованием насильственных преступлений, в том числе и против оборотней. Кин считал, что как следователь Хильга ничуть не хуже, а общаться с ней гораздо приятнее. И вовсе не потому, что она была женщиной, в конце концов, следователь Льюнсунтиг ему в матери годилась, просто в отличие от никогда не упускавшего случая проехаться насчет допущенных другими недочетов Лейдинлехта, Хильга, наоборот, всегда подбадривала работавших с ней оперов и даже утешала их, если они допускали ошибки. Ну и регулярно угощала вкусными пирожками, да.

   Но как бы ни было ему приятно работать с Хильгой, это не отменяло того факта, что идеи насчет того, что еще можно сделать, чтобы найти убийцу Йоуданны Кофмарсун, у них обоих закончились.

   Тридцатидвухлетняя Йоуданна жила в квартире на первом этаже небольшого двухэтажного дома на тихой Лавандовой улице. Женщина была разведена, детей не имела и проживала одна.

   Тело Данны нашел её последний любовник — Дейнар Виргмарссон, когда утром двадцать девятого сентября, примерно без пятнадцати восемь, зашел за ней, чтобы отвезти на работу на своей машине.

   То, что дверь в квартиру была не заперта, а всего лишь прикрыта, сразу насторожило Виргмарссона, поскольку он точно помнил, что, когда он накануне вечером уходил, закрывал её на замок. Так что заходил в квартиру Дейнар уже преисполненным самых мрачных предчувствий. И не зря — на полу в спальне он обнаружил не подающее признаков жизни тело своей любовницы.

   Несмотря на то, что тело Данны было всё в крови из ран, нанесенных, по всей видимости, ножом, валявшимся рядом, Дейнар всё равно вызвал целителей, которые, к сожалению, уже ничем не смогли помочь.

   Как было установлено следствием по результатам осмотра места преступления и проведенных экспертиз, хотя тело Данны было найдено на полу у самой двери спальни, на момент начала нападения потерпевшая находилась в кровати. Преступник набросился на нее сразу с тем самым ножом, который был найден возле тела. Данна оказала ожесточенное сопротивление, о чем свидетельствовали многочисленные защитные повреждения: на предплечьях обеих рук имелись множественные порезы, как и на ладонях, которыми жертва хваталась за лезвие ножа, ногти были обломаны, а под ними были обнаружены частицы кожи, скорее всего, принадлежавшей нападавшему. В общем, Йоуданна Кофмарсун сражалась, как самая настоящая тигрица, но, увы, против ножа в руке убийцы она оказалась бессильна. Хотя, будь она не оборотнем-кошкой, а оборотнем-тигром, она вполне смогла бы справиться с нападавшим, перекинувшись в животную ипостась. Но кошка — зверек слишком маленький, и Данна то ли побоялась, что в животной форме у нее будет еще меньше шансов дать отпор, то ли, застигнутая ночным нападением врасплох, просто не сообразила, что в виде кошки она может попробовать попросту сбежать от преступника. Тем более, что узкая створка окна спальни шириной около тридцати сантиметров была в ту ночь открыта, и кошка вполне могла в нее проскочить.

   Время наступления смерти эксперт-патологоанатом отнес примерно к двум часам ночи. Кроме того, экспертиза показала небольшое содержание алкоголя в крови жертвы, а также, что незадолго до смерти потерпевшая была с мужчиной, но признаков изнасилования обнаружено не было.

   Следов взлома на двери не нашли, что означало, что либо Йоуданна сама впустила злоумышленника, либо он всё-таки проник в квартиру через окно. При этом на окне следов взлома не было тоже, вот только створка была открыта.

   Несмотря на то, что особой красотой Данна не отличалась, у женщины, всегда умевшей себя выгодно подать, было множество поклонников. Поэтому версия о том, что причина убийства была связана с её личной жизнью, поначалу стала у следствия основной. Тем более и отсутствие следов взлома наводило на мысль, что убитая сама впустила преступника.

   У бывшего мужа Данны Бартилента Кюстансена* (*женщины-оборотни меняют фамилию при вступлении в брак, только если выходят замуж за оборотней того же вида (и то по желанию), поскольку фамилия содержит указание на их животную ипостась, дети получают фамилию того из родителей, чью ипостась они унаследовали, а если ребенок — не оборотень, он получает фамилию родителя-человека) было несокрушимое алиби — в ночь убийства он находился на другом конце страны и попасть в Фокунни никак не мог.

   Алиби оказалось и у Дейнара, работавшего барменом и как раз в ту ночь выходившего в ночную смену, из-за чего он, собственно, и не остался у Данны, с которой они провели приятный вечер, выпив немного вина и занявшись любовью, разумеется, по взаимному согласию.

   Никаких агрессивных отвергнутых поклонников у госпожи Кофмарсун не обнаружилось, а парочка установленных следствием бывших любовников имела пусть и не самое прочное, но алиби.

   Всё это в совокупности с тем, что обнаруженные под ногтями убитой частички кожи не принадлежали ни одному из выявленных потенциальных подозреваемых, практически поставило крест на версии о том, что убийство как-то связано с любовными отношениями Данны.

   Наличие этих частичек, явно свидетельствовавших о том, что потерпевшей удалось поцарапать своего убийцу, заронило надежду, что его удастся отыскать, опросив персонал всех больниц и поликлиник Фокунни. Обломанные ногти также наводили на мысль, что повреждения преступнику могли быть нанесены довольно серьезные. Однако этот след никуда не привел — ни одному из мужчин, обратившихся в течение недели после убийства за медицинской помощью из-за повреждений такого типа, найденные под ногтями убитой биологические образцы не принадлежали.

   Еще одну надежду дала информация о том, что двое из соседей Данны слышали шум в её квартире в районе двух часов ночи, хотя оба утверждали, что криков не было, а потом — шум отъезжавшего автомобиля.

   Но никого, кто видел этот автомобиль, найти не удалось.

   Нож, ставший орудием убийства, вообще не дал никаких зацепок, поскольку ни отпечатков, ни следов крови нападавшего на нем не обнаружилось.

   Отрабатывалась и версия ограбления. Но с ней сразу же возникли трудности. Пропало ли из квартиры потерпевшей что-нибудь ценное, Дейнар с уверенностью сказать не смог. Крупные предметы все были на месте, а насчет украшений и прочих мелких ценностей он оказался не в курсе. Бывший муж также ничем не помог, поскольку развелись они уже больше трех лет назад и отношений всё это время не поддерживали, поэтому ничего об имевшихся у Данны на момент убийства ценностях он не знал. Близких подруг, способных пролить свет на этот вопрос, у убитой не было, а все её родственники жили в Анафе* (*столица Нуэзии) и тоже ничего не могли пояснить. Кошелек потерпевшей, в котором было около полутора тысяч нузов* (*денежная единица Нуэзии), лежал в сумочке, а были ли в квартире еще деньги, никто, включая Дейнара, тоже не знал.

   Однако всё это полностью версии об ограблении не исключало, ведь, совершив убийство разбуженной его вторжением хозяйки квартиры, преступник мог просто испугаться и сбежать, так ничего и не взяв.

   В конечном итоге Кин с Хильгой пришли к выводу, что убийца всё-таки проник в спальню Данны через окно. А поскольку открытая створка была очень узкой, возникла версия, что это был оборотень, имевший в качестве животной ипостаси какого-нибудь мелкого зверя: лису, енота, кота, да даже некрупную собаку. Но на этом успехи расследования закончились.

   И вот теперь Кин сидел, пялился в окно и совершенно не знал, что еще можно сделать, чтобы хоть как-то продвинуться в поисках убийцы Йоуданны Кофмарсун.

   Зато идея на этот счет имелась у начальника ОРППО, вызвавшего Кина в свой кабинет, когда тот уже собрался пойти пообедать.

   - Ну что, Хундракур, можешь радоваться — дело об убийстве Кофмарсун сдвинулось с мертвой точки, - сказал Кофдююр, однако его мрачный тон не очень-то вязался со смыслом высказывания.

   - Еще одна жертва? - копируя интонации шефа, поинтересовался Кин.

   - Хуже.

   - Две?! - ужаснулся Кин.

   - Да ты присядь, - приглашающе махнул рукой начальник, и Кин не заставил себя просить дважды, сообразив, что разговор будет непростым.

   - В общем, по результатам работы аналитического отдела, - начал объяснения Кофдююр, - был сделан вывод, что этот преступник уже совершил как минимум одно убийство, причем совсем недавно, всего четыре дня назад. Жертвой предыдущего убийства тоже была женщина, но обычный человек, а не оборотень, поэтому расследованием, естественно, занялся ОРТНП. Теперь руководство Управления приняло решение объединить дела. Следователем по объединенному делу назначили Хильгу...

   - И поэтому опер должен быть из ОРТНП, - сузив от злости глаза, продолжил за начальника Кин, - а меня, значит, побоку?!

   - Не перебивай! - жестко оборвал подчиненного Кофдююр. - Ты тоже будешь работать по этому делу.

   - Тоже? - начиная понимать, к чему всё идет, переспросил Кин.

   - Тоже. Поскольку убийств было два, будет создана оперативная группа, в которой пока вас будет двое, ты и Трур Хундурин из ОРТНП.

   - Кто?! - взвыл Кин, подскакивая со стула, который от резкого движения чуть не упал.

   - Я понимаю, что ты привык работать один, и я всегда шел тебе навстречу, потому что видел, что при работе в одиночку твои результаты выше, - начал увещевать его Кофдююр, - но в данном случае у нас нет выбора. Поскольку вторая погибшая — дочь Грюдни Ферхтусена, дело на контроле не только у нашего шефа Вейндрурссона, но и в МОП* (*Министерство охраны правопорядка). Так что необходимость создания оперативной группы не обсуждается.

   - Но почему именно Хундурин? Неужели у «тяжей»* (*сленговое название отдела по расследованию тяжких насильственных преступлений) никого другого не нашлось? - с надрывом вопросил Кин, усаживаясь обратно.

   - А в чем дело? - удивился Кофдююр. - Вы вроде при расследовании в ЦБФ с ним нормально вместе отработали.

   - А! - скривившись, махнул рукой Кин. - Это личное. Профессиональных претензий у меня к нему нет.

   - Это из-за той целительницы? - припомнил Кофдююр. - Не думал, что у тебя к ней какие-то серьезные чувства.

   - Да нету никаких чувств, - буркнул Кин. - Это у Хундурина чувства, он ей уже и в любви признался, и предложение сделал. А я так, просто раздумывал, не пригласить ли её куда-нибудь после окончания расследования.

   - Упустил девчонку, значит? Вот уж не ожидал, что с тобой может случиться что-то подобное! - нетактично заржал шеф, а отсмеявшись, уже серьезно добавил: - Я, конечно, могу тебя заменить, но я бы хотел, чтобы расследование от нас продолжил именно ты.

   - А почему это именно меня, а не Хундурина? - возмущенно вскинулся опер. - Я этим делом уже гораздо дольше занимаюсь!

   - А потому, что Хундурин этот оказался единственным, кто смог найти общий язык с Грюдни Ферхтусеном, уж не знаю, почему. Так что, извини, но если что, заменять придется именно тебя.

   - Ну уж нет! - решительно заявил Кин. - Мы с Хильгой это дело начинали, мы его и закончим. И раз уж придется работать вместе с Хундурином, я как-нибудь справлюсь. Тем более, что опер он и правда дельный.

   - Ну вот и чудненько! - обрадовался Кофдююр. - Совещание назначено на два, так что сходи пообедай, а к двум подходи к Хильге, она будет вас ждать. Хундурина я уже предупредил.

   - А он что? - не удержался от вопроса Кин.

   - Ну если он и был чем-то недоволен, мне он об этом не сказал. Не все же такие по-детски непосредственные, как ты, - ехидно ухмыльнулся Кофдююр.

   - Зато я обаятельный! - парировал Кин и отправился обедать.

   Кин хотел за обедом обсудить новости с Тардом, но, когда он вернулся в кабинет, оказалось, что друга на месте нет. На вопрос Фагны Кин в двух словах пояснил ей и Хиндру, что теперь по делу Кофмарсун создана совместная оперативная группа с «тяжами», поскольку, судя по всему, этот же преступник убил еще одну жертву, которой уже занимается ОРТНП. Но, конечно, с его стороны было весьма наивно ожидать, что коллеги не поинтересуются, кто включен в эту группу от смежников. Буркнув, что это Хундурин, Кин получил в ответ многозначительные сочувствующие взгляды и, разозлившись еще больше, в одиночестве отправился в ближайшее кафе.

   Обычно в «Ласточке» ему нравилось: кормили там вкусно, сытно и недорого, а постоянных посетителей, к которым относились практически все сотрудники УПФ, всегда встречали приветливо. Но в этот раз Кин никакого удовольствия от еды не получил, он поглощал свой обед, практически не чувствуя вкуса, и уныло размышлял о том, почему в последнее время всё в его жизни как-то не так.

   И дело было вовсе не в том, что ему так уж понравилась Броса Солин, которую у него из-под носа увел Хундурин. Рыженькая целительница была симпатичной, однако никаких особенных чувств у Кина действительно не вызывала. Но в то же время Труру он завидовал страшно — ведь тот нашел ту самую девушку. А Кин, в жизни которого этих самых девушек всегда было в избытке, — нет. Конечно, многие считали, что рыжему сердцееду Хундракуру ничего такого и не нужно. Но они ошибались — как и всякий пес-оборотень Кин хотел встретить свою единственную, чтобы раз и навсегда.

   Ведь Кин не виноват, что ему не везет! А теперь вот еще и Хундурин этот будет маячить перед глазами, постоянно напоминая об этом.

   Но долго грустить рыжий опер всё-таки не умел. Поэтому, покончив с обедом, он встряхнулся и, убеждая себя, что новые факты по делу, которые он совсем скоро узнает от Хундурина, обязательно приведут к поимке преступника, отправился на совещание.

   Когда Кин вошел в кабинет Хильги, Трур уже был там. Сдержанно поприветствовав друг друга, оборотни выжидательно уставились на следователя, доверив ей решение о том, с чего лучше начать совещание.

   Хильга не стала тратить время на разглагольствования о важности порученного им расследования, а сразу же перешла к делу, предложив начать обмен данными с того преступления, которое было совершено раньше, и поручив Кину изложить всё, что им удалось выяснить по убийству Йоуданны Кофмарсун. Она дополняла доклад Кина по ходу дела, а Трур задавал уточняющие вопросы, весьма, надо признать, дельные.

   Потом настала очередь Хундурина рассказывать о своем расследовании. Он начал с того, что наконец-то пояснил, почему аналитический отдел пришел к выводу, что преступления совершены одним и тем же человеком. Оказывается, связующим звеном стало предположение о том, что оба убийства совершены оборотнем, имеющим второй ипостасью какое-то некрупное животное, поскольку иных версий насчет того, как злоумышленнику удалось проникнуть в дом Драгдюр Ферхтусен, у следствия попросту не было.

   Убийство старшей дочери одного из крупнейших предпринимателей Фокунни стало сенсацией не только в городе, но и во всей Нуэзии. И не только потому, что предприятие Грюдни Ферхтусена было самым крупным и самым известным производителем рыбных консервов в стране, но и потому, что преступление было совершено за день до свадьбы девушки.

   Свадьба Драгдюр Ферхтусен и Крьедна Тигтуссона — наследника рыболовецкого предприятия с незатейливым названием «Килька», имевшего годовой оборот более миллиарда нузов, обещала стать событием года. И пусть невеста не была единственной наследницей бизнеса отца, этот брак выступал залогом прочности сотрудничества двух семей, а вкладом молодой супруги в общий бизнес должен был стать ультрасовременный консервный цех — свадебный подарок отца.

   При этом сама Драгдюр консервным производством не занималась, девушка посвятила себя живописи, успев к своим двадцати четырем годам снискать определенную популярность в качестве художника. Сложно сказать, была ли она талантлива на самом деле, или её работы пользовались популярностью благодаря связям отца, но спрос на творчество Драгдюр определенно был. Как и персональные выставки не только в Нуэзии, но и за границей.

   Как успело за прошедшие с момента убийства четыре дня установить следствие, завистников у молодой художницы было немало, но явной агрессии никто из них не проявлял, ограничиваясь желчными замечаниями на разных художественным сборищах и в прессе.

   Отношения с женихом у Драгдюр были ровные. Влюблены в друг друга они с Крьедном не были, однако же и романов на стороне ни один из них не имел. Ну или следствию пока не удалось их обнаружить.

   Девятнадцатого октября около девяти утра Крьедн заехал за Драгдюр, проживавшей в отдельном доме на Закатной улице, около двух часов дня, чтобы вместе отправиться на празднование дня рождения его младшей сестры Лнагны.

   Когда ему никто не открыл, хотя звонил в дверь он довольно долго, Крьедн забеспокоился. Запасные ключи от дома невесты, врученные ему сразу же после помолвки, молодой человек носил на той же связке, что и собственные, так что в дом он сумел попасть без посторонней помощи.

   Когда Крьедн вошел и позвал Драгдюр, ему никто не ответил. К удивлению молодого человека, дверь спальни оказалась заперта. Но замок в ней был чисто символический, так что его Крьедн сумел открыть, отжав язычок при помощи пластиковой банковской карты.

   А потом он распахнул дверь в спальню невесты и... упал в обморок. Потому что у Крьедна Тигтуссона, здоровенного парня, оборачивавшегося в мощного тигра, была фобия — он боялся вида крови.

   А крови в спальне Драгдюр было очень много. Она была буквально везде: на полу, на кровати, на стенах, даже на потолке. Придя в себя, Крьедн с закрытыми глазами на ощупь выбрался из спальни невесты и вызвал полицию, а сам отправился дожидаться приезда полицейских на крыльцо.

   Прибывшие на место преступления полицейские и эксперты обнаружили труп Драгдюр Ферхтусен в кровати, до подбородка накрытый окровавленным одеялом. Лицо было изуродовано мощнейшими ударами, причем повреждения были настолько сильными, что для проведения официального опознания пришлось делать реконструкцию лица.

   При первичном осмотре тела на месте преступления полицейский патологоанатом установил, что удары наносились тяжелым тупым предметом, которым был не только в нескольких местах пробит череп, но и раздроблены кости лица.

   Было совершенно очевидно, что тело жестоко убитой девушки накрыл одеялом преступник, но с какой целью это было сделано, оставалось неясным.

   Орудие убийства смогли отыскать довольно быстро: окровавленный молоток был найден на соседнем участке, видимо, убийца перебросил его через забор. Допрошенная позднее домработница Драгдюр категорично заявила, что такого молотка в доме молодой госпожи Ферхтусен не было, и в доказательство предложила полицейским самостоятельно убедиться, что в кладовой дома в ящике с инструментами лежит совсем другой молоток.

   Как удалось выяснить полицейским, молоток был украден у того самого соседа, на участке которого он впоследствии был найден: господин Каргмарсон чинил навес над крыльцом своего дома и не стал убирать инструменты на ночь, поскольку не закончил работу.

   Отпечатков пальцев убийцы на молотке обнаружить не удалось.

   Вскрытие подтвердило, что Драгдюр умерла от тяжелой черепно-мозговой травмы, при этом удары, раздробившие кости лица, были нанесены уже после смерти.

   Время смерти было определено в интервале от часа до двух ночи. Защитных ранений на теле не имелось: либо в момент нападения девушка спала, либо просто не успела ничего сделать, сразу же получив сильнейший удар по голове.

   У Крьедна, которого и так всерьез никто в убийстве не подозревал, имелось алиби, поскольку он расстался с невестой накануне около восьми часов вечера, после чего отправился в семейный особняк, где проживал с родителями и младшими сестрами, поскольку до свадьбы переезжать в приобретенный его отцом для молодых дом Драгдюр отказывалась, а жить там в одиночестве Крьедн не хотел.

   Теоретически, семейство Тигтуссонов-Мастексенсов (отец Крьедна и одна из его сестер были тиграми-оборотнями, а мать и другая сестра — обычными людьми), конечно, могло и покрывать старшего сына, как и проживавшая в их особняке прислуга, но следствию это представлялось крайне маловероятным.

   Тем более, что в отношении случая с Драгдюр сомнений в том, что имело место ограбление, не было — из шкатулки, стоявшей на туалетном столике в спальне, пропали все драгоценности, а кошелек, вытащенный из сумочки убитой, валялся на полу посреди спальни пустым.

   Следов взлома ни на двери, ни на окнах не обнаружилось. Но и в этом случае в спальне девушки была открыта узкая оконная створка. Именно это и стало причиной, по которой аналитический отдел посчитал, что данное преступление могло быть совершено оборотнем, оборачивающимся в некрупное животное, а значит, имеет сходство с убийством Йоуданны Кофмарсун.

   Когда Трур рассказал об убийстве Драгдюр Ферхтусен во всех подробностях и ответил на все вопросы коллег, оказалось, что в распоряжение аналитического отдела опер Хундурин передал информацию еще об одном весьма странном происшествии, о котором узнал от своей невесты Бросы Солин.

   «О как! Уже и невеста! Быстро ты, однако», - мрачно думал Кин, вслух поздравляя вместе с Хильгой коллегу и стараясь, чтобы его улыбка выглядела не слишком натянутой.

   Так вот, двенадцать дней назад, одиннадцатого октября, в ЦБФ поступила пациентка — Инирта Ревюрккун* (*фамилии лис-оборотней начинаются на «Ревюр»). У девушки была довольно серьезная травма головы. Сопровождавший её мужчина, оказавшийся старшим братом Инирты, рассказал целительнице, обязанной в таких случаях заполнять специальную форму, которую потом следовало передавать в полицию, довольно необычную историю.

   Инирта вместе с братом Нринтигом приехали в Фокунни за два дня до инцидента на свадьбу двоюродной сестры. Нринт, не любивший гостиниц, снял на несколько дней квартирку с двумя спальнями в одноэтажном доме на четыре квартиры на улице Лиловых фонарей.

   Накануне вечером они собирались вдвоем пойти в ночной клуб, но у Инирты разболелась голова, и Нринт отправился один. Когда в половине шестого утра он вернулся, то обнаружил, что забыл взять ключи от арендованной квартиры, поэтому ему пришлось воспользоваться дверным звонком. Звонить парню пришлось минут пятнадцать, хотя, возможно, ему это просто показалось, и на самом деле прошло гораздо меньше времени. Наконец Инирта открыла дверь, поразив брата своим внешним видом: волосы и лицо девушки были в крови, а правая бровь была сильно рассечена.

   На обеспокоенные расспросы Инирта ничего не смогла пояснить, только сказала, что голова болит совсем уж невыносимо. Когда Нринт подвел сестру к зеркалу, она была шокирована своим внешним видом, но вспомнить ничего не смогла.

   В ходе осмотра пациентки Броса обнаружила, что Инирту ударили по голове как минимум трижды каким-то тяжелым округлым предметом, причинив тяжелое сотрясение мозга.

   Выслушав рассказ невесты, Трур запросил в отделении полиции, в ведении которого находилась улица Лиловых фонарей, отчет о происшествии с Иниртой Ревюрккун. И, к своему негодованию, обнаружил, что проверка по этому материалу еще не проводилась, поскольку опер, к которому попала заполненная Бросой форма, почему-то посчитал, что потерпевшая пострадала в ходе семейной ссоры, и раз от нее нет жалобы на брата, то и полиции ничего предпринимать не нужно.

   Ругаться с коллегой Хундурин не стал, вместо этого он организовал через начальницу ОРТНП передачу материала на проверку в их отдел и отправился осматривать место происшествия сам, разумеется, в сопровождении эксперта-криминалиста.

   По результатам осмотра, а также назначенной впоследствии экспертизы повреждений, полученных потерпевшей, было установлено, что удары действительно были нанесены тяжелым вытянутым предметом округлой формы, скорее всего, фонариком в металлическом корпусе, которого на месте преступления, однако, не оказалось, и как Инирта, так и Нринт заверили Трура, что у них ничего подобного с собой не было.

   Повреждений ни на входной двери, ни на окнах не имелось, однако и в этом случае была открыта узкая створка окна, только в этот раз не в спальне девушки, а в пустовавшей в ту ночь спальне её брата.

   Хотя самого происшествия Инирта так и не вспомнила, остальные воспоминания того дня сохранились у нее вполне отчетливо, и девушка была абсолютно уверена, что у нее в кошельке, а также во внутреннем кармане сумочки имелось в общей сложности чуть больше семи тысяч нузов. Нринт предпочитал пользоваться банковской картой, поэтому денег в его вещах не было, равно как и других ценностей, а свою немногочисленную наличность в тот вечер парень забрал с собой, отправившись в ночной клуб.

   Все наличные деньги Инирты исчезли, однако банковская карта, которая у нее также имелась и лежала в том же внутреннем кармане сумочки, осталась на месте.

   Когда Трур представил своей начальнице Тэльве Кальдимарсун полный доклад, было решено присоединить дело о нападении на Инирту Ревюрккун к делу об убийстве Драгдюр Ферхтусен, так что на данный момент эпизодов, в которых действовал загадочный «форточный грабитель», было уже три.

   - Странная история с этим молотком, - задумчиво протянул Кин, когда Трур закончил свой рассказ.

   - Почему? - удивился Хундурин.

   - Закатная улица же по соседству с богатым Радужном районом, значит, и на ней люди живут далеко не бедные, так почему же этот Каргмарсон чинил навес самостоятельно? - пояснил свою мысль Кин.

   - А, ты об этом. Ты, наверное, просто никогда на этой Закатной улице не был, - предположил Трур.

   - Да вроде и правда не был, только мимо проезжал, а что? - не понял Кин.

   - Так на ней разные творческие люди живут, из тех,что побогаче, конечно. Художники, в основном, но есть и музыканты, и скульпторы там всякие, - Трур замолчал, по всей видимости, посчитав свое объяснение исчерпывающим.

   - Ну и что? - продолжал недоумевать Хундракур.

   - А то, - рассмеялся Хундурин, - что многие из них, скажем так, с придурью. Вот этот Каргмарсон, например, довольно известный архитектор, и денег у него, ясное дело, вполне достаточно. Но навес над крыльцом он чинил сам, вернее, переделывал то, что починили нанятые им до этого рабочие, поскольку, по его мнению, после их ремонта стало мало воздуха.

   - Чего?! - вытаращился на коллегу Кин.

   - Ну я примерно так же отреагировал, когда это объяснение услышал, - снова рассмеялся Трур, - а он пояснил, что конструкция навеса, по его мнению, выглядела недостаточно воздушной. Так что он действительно сам взялся за инструменты, чтобы сделать так, как он видит.

   - Скажите пожалуйста! - тряхнул головой Кин. - Будем надеяться, что наш грабитель не из этой творческой среды. А то, что он тело Драгдюр одеялом накрыл — это просто от нервов, а не ради художественной инсталляции.

   - А меня вот другое беспокоит, мальчики, - вмешалась в беседу о современном искусстве Хильга, - то, что он принес с собой молоток, свидетельствует о том, что он готовился к преступлению, даже если и не собирался убивать девушку в любом случае, а сделал это только потому, что она проснулась и заметила его. Но этот самый молоток он принес не из дома, а взял на соседнем участке. И это притом, что в конце октября темно не только ночью, а уже даже и довольно ранним вечером. Как он этот молоток-то вообще разглядел?

   - Вы намекаете на то, что он там предварительно осматривался при свете дня? - оживился Кин.

   - Причем не один раз, - ответила Хильга. - Ведь он был уверен, что Каргмарсон оставит молоток на крыльце, а не заберет в дом. Значит, уже видел, что этот архитектор поступал так раньше.

   - Ну, я вообще-то всех соседей опросил уже, никто ничего подозрительного не видел, - заметил на это Трур.

   - Значит, надо еще раз расспросить, только уже интересоваться более конкретно, не видел ли кто-нибудь незадолго до убийства человека, который на этой улице не живет, - заявила следователь. - Пусть Закатная улица и заселена разным творческим народом, но район всё равно богатый, пешком там мало кто ходит, тем более из чужаков.

   - Хорошо, сделаю, - с тяжелым вздохом согласился Трур.

   - Думаю, что лучше мне, - вмешался Кин.

   - Почему? - удивился Трур.

   - Во-первых, потому что мы с тобой разное впечатление на людей производим, это может сыграть свою роль, а во-вторых, если я скажу, что я в этом деле новенький, людей будут меньше раздражать повторные вопросы на ту же тему. Буду строить из себя несчастную жертву начальственного произвола, которой велели всё перепроверить, - с широкой улыбкой пояснил Хундракур.

   - В этом есть смысл, может сработать, - согласилась Хильга и поинтересовалась у Трура: - А сколько времени этот Каргмарсон чинил свой навес, ты выяснил?

   - Да, - кивнул Трур, - он начал за три дня до убийства Ферхтусен.

   - Ну вот, значит, тебе, Кин, надо будет интересоваться, на всякий случай, не видел ли кто посторонних в течение недели до убийства. А ты, Трур, перепроверь все формы, которые направлялись из больниц и поликлиник с сообщениями о травмах головы. Может, еще кого из потерпевших посчитали жертвой семейной ссоры, и отложили дело в долгий ящик, - выдала задания следователь.

   - А ножевые ранения? - уточнил Хундурин.

   - По ножевым обычно всё-таки нормальную проверку проводят, но, раз уж ты сам об этом заговорил, то проверяй и ножевые, - улыбнулась Хильга и завершила совещание, назначив следующее на предстоящий понедельник.

   - А не мало времени-то нам на всё? - забеспокоился Кин. - Ведь сегодня уже четверг, я-то могу с опросами и в выходные походить, а в регистратурах больничных и поликлинических в выходные никто точно на запросы отвечать не будет. Да и в районных отделениях полиции канцелярии тоже по выходным, считай, не работают.

   - Ничего, - махнула рукой Хильга, - обсудим то, что успеете найти. Да и ты, кстати, учитывай, что вся эта творческая публика вряд ли в выходные будет дома торчать, особенно, если этот дождь наконец-то прекратится, так что и тебе лучше отдохнуть в эти дни спокойно, а не опросы проводить.

   На том и порешили.

   В пятницу Кин решил направиться на Закатную улицу прямо с утра, тем более что дождь наконец-то действительно закончился. Разумеется, опер понимал, что, пусть даже люди на этой улице проживают в основном творческие, в будний день он застанет дома далеко не всех, но решил, что за один прием всех всё равно не застанет, так что вполне можно будет порасспрашивать сначала с утра, потом — после обеда, а потом — еще и вечером, когда люди возвращаются с работы.

   Закатная и впрямь оказалась не совсем обычной улицей, особенно для богатого района: на ней было немало домов весьма оригинальной постройки, не говоря уже о том, что большая их часть была не просто покрашена, а расписана, иногда — просто абстрактными узорами, а иногда — настоящими живописными полотнами, пусть и нанесенными не на холст, а на стены. Еще на многих участках имелись скульптуры: как вполне обычные статуи людей или животных, так и довольно странные композиции. Особенно Кина поразила блестящая металлическая конструкция, изображавшая очень худую женщину, тело которой плавно переходило в тело таксы, причем эта женщина-такса кусала себя за хвост.

   В общем, пятницу бравый опер провел довольно интересно, а главное — не без пользы, поскольку найти того, кто несколько раз видел какого-то праздношатающегося типа, явно на Закатной улице не проживавшего, ему всё-таки удалось. И в общем-то то, что нужным свидетелем в итоге оказался архитектор Каргмарсон, не было таким уж удивительным, ведь если злоумышленник видел ремонтирующего навес архитектора, значит, и архитектор вполне мог заметить злоумышленника.

   Каргмарсон рассказал, что за два дня до убийства Драгдюр заметил мужчину, одетого в темный плащ и широкополую шляпу, низко надвинутую на глаза, который, как показалось архитектору, пытался проникнуть, но не в дом Ферхтусен, а в другой, расположенный через дорогу, в котором проживала семья Грейнссонов. Каргмарсон, обладавший зычным голосом и луженой глоткой, закаленной многолетним руководством различными стройками, на всю улицу поинтересовался, что это уважаемый господин делает возле чужого дома в отсутствие хозяев. Застигнутый врасплох незнакомец спешно ретировался, вломившись в кусты, окружавшие участок Грейнссонов. Вечером Каргмарсон зашел к соседям и сообщил им о подозрительном мужчине, околачивавшемся возле их дома. Хислиг Грейнссон, хоть и был довольно известным музыкантом, о котором даже далекий от последних веяний музыкальной моды Хундракур слышал, человеком был отнюдь не легкомысленным, поэтому к словам Каргмарсона отнесся предельно серьезно и на следующий же день вызвал специалистов для установки в доме тревожной сигнализации. Архитектор был в курсе дела, поскольку, занимаясь своим навесом, как раз и наблюдал за работой вызванных Грейнссоном специалистов.

   На вопрос, а почему он сразу не рассказал о подозрительном незнакомце, Каргмарсон пояснил, что, когда его допрашивали в прошлый раз, он решил, что полицейских интересует только то, что связано с домом Ферхтусен.

   К сожалению, из-за довольно большого расстояния и широкополой шляпы ни лица неизвестного, ни его прически Каргмарсон не разглядел. Однако он был точно уверен, что это мужчина среднего или даже ниже среднего роста и довольно-таки субтильного телосложения. Кин всё равно попросил архитектора нарисовать этого незнакомца, пояснив, что даже такой рисунок, передающий только особенности фигуры и общее впечатление, может помочь другим свидетелям вспомнить, что они видели кого-то похожего.

   Каргмарсон согласился, что такой набросок и впрямь может помочь оживить зрительную память, и дальнейшие расспросы опер производил уже с демонстрацией полученного рисунка. Однако на Закатной улице ему больше не повезло.

   Зато в субботу, часть которой Кин всё-таки решил посвятить повторным опросам соседей жертв, удача ему улыбнулась на Лавандовой улице, где целых три человека признали, что видели мужчину, похожего на изображенного на продемонстрированном им рисунке. Правда, видели они его не рядом с домом Йоуданны Кофмарсун, поэтому и не упоминали об увиденном раньше, хотя незнакомец в широкополой шляпе и вел себя подозрительно, заглядывая в окна квартир на первых этажах нескольких домов. Собственно, один свидетель, точнее, свидетельница и увидела этого человека, когда он заглянул в окно её гостиной. К сожалению, эта во всех отношениях приятная пожилая дама рисовать не умела совершенно, однако согласилась в понедельник прийти в УПФ, чтобы попробовать составить поисковый портрет вместе с полицейским художником.

   Таким образом, Кин не зря потратил время на повторные опросы: оказалось, что злоумышленник разведывал обстановку и перед совершением первого преступления. Это навело опера на мысль, что преступник мог совершать и другие ограбления, которые не попали пока в поле зрения УПФ, поскольку при этом никто из потерпевших серьезно физически не пострадал. Решив непременно обсудить это в понедельник с коллегами, Кин с чистой совестью отправился отдыхать.

   В понедельник на совещании выяснилось, что кое-какой улов имелся и у Трура: в ночь на пятнадцатое октября в травматологический пункт, обслуживавший, в том числе улицу Сияющих колокольчиков, в полном составе явилась проживавшая на этой улице семья Фретадсен-Нимертуд* (*фамилии хорьков-оборотней начинаются на «Фрета»), а пострадавшей оказалась девятнадцатилетняя Клюдни Фретадсен.

   Около двух часов ночи родителей девушки разбудил её пронзительный крик. Вбежав в комнату дочери, они обнаружили, что Клюдни сидит в темноте на кровати и безостановочно вопит. Включив же свет, они увидели, что лицо девушки в крови, довольно сильно сочившейся из обширной раны, начинавшейся на лбу и проходившей через левую бровь и веко левого глаза. Рана оказалась настолько серьезной, что хирургу-травматологу пришлось её зашивать, однако, сам глаз, к счастью, поврежден не был.

   Получившая в травмпункте дозу успокоительного Клюдни пояснила врачу, что её ударил неизвестный мужчина, проникший среди ночи в её комнату, расположенную на первом этаже.

   Труру удалось связаться с опером, занимавшимся этим материалом, который отнесся к происшествию ответственно: подробно опросил Фретадсенов-Нимертудов и осмотрел место происшествия. Однако выяснилось, что эксперты не привлекались, поскольку Клюдни отказалась писать заявление в полицию, а родители её в этом поддержали, не пожелав давить на и без того травмированную дочь.

   Тем не менее, с Труром девушка и её родители согласились побеседовать, подтвердив готовность дать официальные показания, если это потребуется при расследовании другого дела. Так что Хундурину удалось узнать все подробности.

   В ту ночь Клюдни, всегда спавшая довольно чутко, проснулась из-за шума, раздавшегося возле самой кровати. Неизвестный мужчина ослепил её светом направленного прямо в глаза фонаря, а потом ударил несколько раз по голове этим самым фонарем, попав, в том числе в глаз, что вызвало сильную боль, из-за которой девушка и закричала, разбудив родителей. Приметы нападавшего Клюдни сообщить не могла, так как совсем его не разглядела, единственное, в чем она была уверена — мужчина был не очень высоким, и на нем был то ли плащ, то ли пальто, а вот насчет шляпы пострадавшая ничего сказать с уверенностью не смогла.

   Также Клюдни сообщила, что из лежавшего в стоявшей на туалетном столике сумочке кошелька исчезли наличные деньги, чуть больше двух тысяч нузов, при этом сумочка осталась на месте, а кошелек её отец позднее обнаружил под кроватью дочери. Отец Клюдни это подтвердил.

   Интересную информацию удалось получить и у Баннессунов, соседей Фретадсенов-Нимертудов, сообщивших, что примерно за две недели до происшествия с Клюдни неизвестный мужчина в плаще и широкополой шляпе пытался влезть и в их квартиру, правда, в период их отсутствия. Вернувшись вечером домой из кинотеатра, куда ездили всей семьей на машине, Баннессуны спугнули злоумышленника, которому почти уже удалось забраться на балкон их квартиры, расположенной на втором этаже. Тромтур Баннессун, бывший довольно спортивным мужчиной, даже погнался за неизвестным, вооружившись прихваченной из багажника монтировкой, но догнать прыткого злодея не сумел.

   С учетом всего, что операм удалось выяснить, необходимость проверки материалов по нераскрытым ограблениям становилась очевидной. Охватить сразу все пять полицейских участков Фокунни: Восточный, Западный, Южный, Северный и Центральный, конечно, было бы невозможно. Поэтому Хильга для начала поручила Кину изучить статистику Западного полицейского участка, а Труру — Северного, поскольку именно на их территории были совершены убийства, а также имели место случаи с Иниртой Ревюрккун и Клюдни Фретадсен.

   Встретиться, чтобы обсудить результаты, договорились утром во вторник.

   Возиться с бумажками Кин не особенно любил, но признавал, что изучение документов нередко играет важную роль в полицейской работе. Поэтому с бумагами Хундракур работал всегда аккуратно и тщательно, строго следуя совету своей бабушки, при каждом удобном случае повторявшей, что, если работа тебе не нравится, нужно делать её как можно более тщательно, дабы потом не пришлось переделывать.

   Но для начала он всё-таки решил поговорить с операми из отдела имущественных преступлений Западного участка. Однако тут Кину не повезло — никаких заслуживающих внимания происшествий за последние два месяца (а именно такой период им с Хундурином обозначила Хильга) коллеги припомнить не смогли. Зато подходящий случай нашелся в производстве у отдела насильственных преступлений.

   Учетный материал, имевшийся в отделе, оказался излишне лаконичным, поэтому Кин решил сам пообщаться с потерпевшей и свидетельницей. К счастью для опера, ими оказались девушка, приехавшая в Фокунни, чтобы провести отпуск в гостях у подруги, и эта самая подруга, которая тоже взяла отпуск по этому поводу, и они обе охотно согласились ответить на вопросы полицейского прямо сейчас, предложив ему приехать в ту самую квартиру, где всё произошло, чтобы заодно и осмотреть место происшествия.

   Трюдбьерг Бьорнслин* (*фамилии медведей-оборотней начинаются на «Бьорн») была высокой и ширококостной, что для медведицы-оборотня было неудивительно. Она работала егерем-спасателем в Сколвиргском заповеднике на севере Нуэзии и оказывала помощь не только людям, заблудившимся или пострадавшим в огромном и местами довольно дремучем Сколвиргском лесу, но и животным, которые в этом заповеднике охранялись все без исключения, даже такие обычные, как белки или зайцы.

   В Фокунни двадцативосьмилетняя Трюди приехала навестить свою школьную подругу Бингюнн Лорстейнсун, у которой и остановилась. Жила Бингюнн в квартире на первом этаже трехэтажного дома, расположенного на тихой, вопреки своему названию, Звенящей улице.

   Второй спальни в квартире Бингюнн не имелось, а стоявший в гостиной диван был для Трюди маловат, поэтому подруга гостеприимно уступила ей свою кровать, а спать на диван отправилась сама, благо ей он подходил по размеру прекрасно.

   И вот, в ночь на третье октября, Трюди, как и большинство оборотней, спавшая очень чутко, проснулась от какого-то шума, доносившегося из гостиной. Она села в кровати и негромко окликнула Бингюнн, полагая, что это она шумит, но ответа не получила. Тогда, решив, что подруга всё-таки спит, а шум доносится с улицы, Трюди уже собралась снова лечь, но тут в дверях спальни появился мужчина, одетый в длиннополый плащ или, возможно, пальто. Видимо, разглядев силуэт сидевшей на постели девушки в едва просачивавшемся через задернутые занавески свете уличных фонарей, мужчина направил Трюди в лицо яркий луч фонарика. Трюди вскрикнула от неожиданности и прикрыла лицо одеялом, чтобы защититься от яркого света.

   От всей этой суеты проснулась и Бингюнн и громко поинтересовалась, кто здесь и что вообще происходит. Неизвестный мужчина метнулся обратно в гостиную, откуда немедленно раздался крик Бингюнн и звуки борьбы. Придя в бешенство от того, что какой-то урод может навредить её подруге, Трюди перекинулась в медведицу и бросилась в гостиную, оглашая квартиру низким агрессивным ревом. О том, что неизвестный может быть вооружен чем-то посерьезнее фонарика, она, разумеется, не задумалась.

   Но когда буквально через пару мгновений разъяренная медведица ворвалась в гостиную, никого кроме подруги там уже не было. Поскольку Бингюнн получила несколько ударов по голове, девушки немедленно отправились в травмпункт, а полицию вызывали уже утром, когда вернулись.

   Никаких следов преступника осмотр места происшествия не выявил. Не было ни отпечатков пальцев, ни следов взлома, ничего. Только приоткрытая узкая створка окна в гостиной. Вышел же злоумышленник явно через дверь, которую предусмотрительно отпер заранее, поскольку открыть два замка за то короткое время, которое понадобилось Трюди, чтобы перекинуться и броситься на помощь подруге, сделать это он бы точно не успел.

   Трюди лица нападавшего не разглядела, только силуэт. Зато когда Кин продемонстрировал ей рисунок, сделанный Каргмарсоном, уверенно припомнила, что на ночном визитере была и широкополая шляпа. А вот Бингюнн всё-таки смогла немного рассмотреть нападавшего, во всяком случае она заметила, что у него были небольшие усики.

   Хотя, конечно, усы — примета ненадежная, ведь их можно и сбрить, да и они вообще могут быть накладными, но Кин всё же убедил Бингюнн наведаться в УПФ и постараться составить хоть какой-то портрет нападавшего с помощью полицейского художника.

   Пообедав в симпатичном кафе неподалеку, которое ему посоветовали допрошенные подруги, Кин решил порасспрашивать людей на Звенящей улице и в её окрестностях в надежде, что кто-нибудь и здесь мог заметить преступника, осматривавшего места предполагаемых ограблений.

   И Кину снова повезло: Хинквар Вейрикссон, сосед Бингюнн, рассказал, что недели три назад, но абсолютно точно до того, как Трюди, которой он галантно помог выгружать из такси вещи, приехала погостить к Бингюнн, возвращаясь вечером с работы, он заметил какого-то плюгавого мужичонку, наблюдавшего из кустов за окнами молодой соседки. Потомственный сталевар Вейрикссон был здоровенным дядькой почти двухметрового роста с пудовыми кулачищами, поэтому его оценка габаритов обнаруженного им в кустах субъекта, скорее всего, была не совсем объективной, такому, как Вейрикссон, и имевший рост выше среднего довольно мускулистый Кин мог показаться тщедушным. Однако, поскольку неизвестный был одет в длиннополый темный плащ и широкополую шляпу, это явно был тот самый мужчина, который и интересовал следствие.

   Заподозрив, что этот мутный тип замышляет недоброе в отношении одинокой хрупкой соседки, Вейрикссон аккуратно, но крепко схватив мужичонку за шею своей огромной ладонью, со всей возможной убедительностью и, не стесняясь в выражениях, объяснил ему, что подглядывать за девушками нехорошо, и если Вейрикссон снова его тут увидит, то мало ему не покажется.

   Мужичонка заметно струхнул и залепетал, что ничего дурного и в мыслях не имел, а просто заблудился, неудачно попытавшись срезать путь. Вейрикссон не особенно ему поверил, но всё-таки отпустил, даже не став звонить в полицию, поскольку посчитал, что тот — просто любящий подглядывать извращенец, а такие типы довольно трусливы и исчезают при малейшей опасности. Сообщать же о подозрительном типе соседке Вейрикссон тоже не стал, чтобы её не волновать, о чем, узнав о нападении на девушку, сильно пожалел. А полицейским он ничего до сих пор не рассказал, потому что у них на заводе сейчас крупный заказ, поэтому все сталевары постоянно работают сверхурочно, и Вейрикссону просто было некогда сходить в отделение, а опера, проводившие опрос соседей, его по этой же причине никак не могли застать дома. Кину же повезло потому, что Вейрикссон получил накануне на работе ожог, излечение которого, пусть и при помощи магии целителя, требовало времени, поэтому сталевар пребывал на больничном.

   Взяв с Вейрикссона обещание обязательно сходить в УПФ к полицейскому художнику, тем более, что тот был на больничном до пятницы, Кин отправился дальше, но больше ничего интересного в тот день выяснить не смог.

   Когда они собрались во вторник утром у Хильги, оказалось, что Труру тоже удалось узнать в Северном районе кое-что интересное.

   В Северном полицейском участке Хундурину сообщили, что материалов о неизвестных грабителях, хотя бы немного подходивших под уже имевшееся описание, у них нет. Но восемнадцатого октября был зафиксирован звонок от проживавшей на Ландышевой улице Данхильдюр Юргиальссон, сообщившей, что её муж задержал подозрительного мужчину. Однако в тот день было очень много вызовов, поэтому наряд полиции смог прибыть к дому, где проживали Юргиальссоны, только через полчаса. И к тому моменту Тьярки Юргиальссон задержанного уже отпустил, решив, что полиция не приедет.

   Контакты Юргиальссона были у коллег записаны, так что, созвонившись с Тьярки, Трур отправился к нему на работу, чтобы расспросить поподробнее.

   Тьярки работал начальником службы безопасности в компании «Молочное счастье», бывшей, несмотря на несколько легковесное название, крупнейшим предприятием молочной промышленности на Западе Нуэзии. Юргиальссон, которому было уже за сорок, выглядел не только спортивным, но и весьма опасным, и немудрено: до того, как возглавить службу безопасности «Молочного счастья», он более двадцати лет отслужил в морском спецназе, о чем свидетельствовали многочисленные фотографии, развешанные на стенах его небольшого лаконично обставленного кабинета. Поэтому повышенная бдительность Юргиальссона не казалась удивительной.

   Вечером восемнадцатого октября, возвращаясь на машине домой, Тьярки заметил какой-то подозрительный силуэт в ближайших кустах. Сначала он подумал, что какой-то придурок решил справить малую нужду, но связываться с убогим не стал, поскольку в этот день получил большую премию и пребывал в превосходном настроении. Однако чем-то этот неизвестный Юргиальссона насторожил, возможно, как он сообразил позднее, как раз тем, что стоял он неподвижно и никаких звуков не издавал, что не согласовывалось с той версией, которая пришла Тьярки в голову первой. Поэтому, придя домой, мужчина затаился у окна на втором этаже и осторожно выглянул из щели в закрытых занавесках, чтобы пронаблюдать за типом в кустах. При этом Юргиальссон вооружился биноклем с прибором ночного видения, наличие которого само по себе уже многое говорило об уровне его подозрительности. И поведение неизвестного подтвердило подозрения — Тьярки увидел, как этот человек, явно стараясь оставаться незамеченным, проскользнул на соседний участок через незапертую калитку.

   Предположив, что неизвестный хочет угнать машину, которую легкомысленные соседи Юргиальссонов в очередной раз оставили на подъездной дорожке, даже не загнав в гараж, Тьярки быстро, но незаметно пробрался на соседний участок и, с легкостью скрутив худосочного мужичонку, потащил его на улицу, громко крича жене, чтобы вызывала полицию.

   Данхильдюр так и сделала, но полицейские всё не ехали и не ехали, а задержанный, сначала просто нывший, что он ничего такого не сделал, в итоге не только разрыдался, но и обмочился от страха. В конце концов, встряхнув его пару раз и пригрозив расправой, если он снова появится на Ландышевой улице, Тьярки этого жалкого типа отпустил. Трур, конечно, понимал, что простым встряхиванием вряд ли обошлось, но уточнять этот момент благоразумно не стал. Тем более что Юргиальссон выразил полнейшую готовность прямо на следующий день прийти в УПФ для работы над поисковым портретом.

   - Я думаю, что этот тип всё-таки не оборотень, - поделился своими выводами Кин, выслушав рассказ Трура.

   - Почему? - поинтересовалась Хильга, которая всегда задавала уточняющие вопросы вне зависимости от того, согласна она с услышанным или нет.

   - Потому что он явно испугался этого Юргиальссона, тем более что тот собирался вызвать полицию, но вместо того, чтобы перекинуться и сбежать, плакал и упрашивал отпустить его, - пояснил свою мысль Кин.

   - А может, он просто боялся, что если сбежать всё-таки не получится, то Юргиальссон его вообще покалечит? - возразила следователь. - Ведь если наш подозреваемый и имеет вторую ипостась, то это явно некрупное животное.

   - Все оборотни имеют второй ипостасью каких-нибудь хищников, пусть даже мелких, а у хищников острые зубы, значит, если бы он был оборотнем, он мог бы Юргиальссона укусить и сбежать, - продолжал настаивать на своем Кин.

   - Я согласен с Кином, - поддержал его Трур. - Мужик был напуган настолько сильно, что обмочился. Любой оборотень в такой ситуации перекинется чисто инстинктивно.

   - Я тоже не верю, что он настолько владел собой, что удерживался от оборота и притворялся слабаком, не желая показывать, что является оборотнем, - согласилась Хильга. - Но вопрос в том, что это нам дает? Он пролезал в довольно узкие оконные проемы, но значит ли это, что он, допустим, какой-нибудь там гимнаст, например?

   - Может да, а может, и нет, - вздохнул Трур, а Кин согласно кивнул.

   - Значит, вся надежда на поисковый портрет, - заключила следователь.

   И к вечеру среды поисковый портрет вполне приличного качества уже был готов.

   По результатам совещания с участием Хильги, обоих оперов, а также их начальников и с полного одобрения шефа УПФ господина Вейндрурссона было решено получившийся поисковый портрет опубликовать во всех газетах Фокунни и продемонстрировать в новостях, транслируемых на местном канале маговидения.

   Разумеется, это привело к тому, что в четверг уже к обеду в УПФ поступило несколько десятков звонков с сообщениями, что таинственного преступника видели в разных районах города. И всё это следовало проверять. Конечно, с таким объемом работы Кин с Труром справиться вдвоем не могли, так что проверку проводили и опера районных отделений полиции.

   В итоге к концу недели удалось вычленить из этого нескончаемого потока несколько достаточно достоверных свидетельств, относившихся преимущественно к Восточному району. Причем большая их часть касалась улицы Шелестящих лип, где мужчину, похожего на поисковый портрет, видели целых пять раз.

   В понедельник с утра на совещание снова собрались следователь, оба опера и руководители ОРППО и ОРТНП.

   - Я считаю, что на улице Шелестящих лип нужно организовать засаду, - с места в карьер начала возглавлявшая ОРТНП Тэльва Кальдимарсун.

   - И как ты себе это представляешь? - с недоумением поинтересовалась Хильга.

   - А в чем проблема? - не поняла Кальдимарсун.

   - Как в чем? - удивилась такой недогадливости следователь. - Мы ведь не знаем, какой именно дом интересует этого «форточника», а домов на этой улице больше пятидесяти, так где засаду делать?

   - Надо просто организовать скрытное патрулирование, - пожала плечами Кальдимарсун.

   - Нет, вот я тоже не понял, - вступил Кин, ничем не рисковавший, возражая чужому начальнику. - Как можно организовать скрытное полицейское патрулирование?

   - Да под прикрытием, конечно! - раздраженно воскликнула утомленная чужой недогадливостью Кальдимарсун.

   - Коллега имеет в виду, что патрулирование должно осуществляться оборотнями в звериной ипостаси, - со своей фирменной «кошачьей» улыбочкой протянул Кофдююр.

   - Вы это серьезно?! - неприятно поразился Кин. - На дворе вообще-то начало ноября, да и дожди льют практически непрерывно.

   - А мы всех снабдим непромокаемыми комбинезонами, - продолжая улыбаться, сказал Кофдююр.

   - Голова всё равно будет мокнуть, - буркнул Кин.

   - А мы найдем комбинезоны с капюшонами, - парировал Кофдююр.

   - Трур, ну хоть ты им скажи! - обратился к коллеге Кин, но поддержки, увы, не получил — Хундурин только философски пожал плечами, демонстрируя смирение с неприятной необходимостью.

   - Не переживай Хундракур, я тоже пойду, - примирительным тоном заявил шеф ОРППО, - и даже без комбинезона.

   - А без комбинезона-то почему? - удивился самоотверженности начальства Кин.

   - Ну кот в комбинезоне — это всё-таки слишком уж странно, - пояснил Кофдююр.

   - И всё равно, - не сдавался Кин, - много ли мы втроем напатрулируем на такой длинной улице?

   - За это не волнуйтесь, Хундракур, - откликнулась Кальдимарсун, - прежде чем озвучивать вам это предложение, я обсудила его с господином Вейндрурссоном, он обещал всемерное содействие, так что на патрулирование будут направлены оборотни с подходящими ипостасями из других отделов УПФ и из районных отделений тоже. В конце концов, маловероятно, что злоумышленника удастся поймать в первый же день, так что придется дежурить посменно, и народу потребуется много.

   - С подходящими — это с какими? - заинтересовался Трур.

   - Ну, к сожалению, с собачьей и кошачьей ипостасями в совокупности набирается только порядка пятидесяти человек, - Кальдимарсун начала пояснения издалека. - По нашим расчетам, для полного перекрытия улицы в темное время суток понадобится одновременное патрулирование силами не менее шестнадцати человек, по двое на каждые шесть — семь домов, в светлое — в два раза меньше. Но поскольку Мабон* (*день осеннего равноденствия) давно миновал, темное время уже длиннее светлого. Учитывая погодные условия, дежурить будете по четыре часа в день, поэтому получается, что нужно целых восемьдесят восемь человек. Так что патрулировать будут еще конечно же волки, а также хорьки, куницы, лисы, еноты, соболи, ласки и даже один скунс, хоть он и работает на складе вещдоков.

   - И как же вы успеете всем комбинезончики-то пошить? - ехидно прищурившись, поинтересовался Кин.

   - Вы, Хундракур, вероятно не знаете, - в том же тоне отозвалась Кальдимарсун, - но собаки бывают очень разных размеров, так что собачьи комбинезоны подойдут и волкам, и лисам, и енотам. И я, наверное, сейчас удивлю вас еще больше, но хорьков тоже держат в качестве домашних животных, и водонепроницаемые комбинезоны делают и для них. Соответственно, будет что выдать также и куницам, соболям и ласкам. Вот скунс из этого ряда выпадает, но господин Сканессен сказал, что у него есть свой, пошитый по индивидуальному заказу.

   - Не удивлюсь, если наш Сканессен обходит в звериной ипостаси дома своих недругов, чтобы оставить там метки, - хохотнул Кин.

   - Возможно, - улыбнулась Кальдимарсун, - но так или иначе, он проникся нашими сложностями и согласился патрулировать наравне со всеми, хотя мог бы и потребовать освобождения от этой обязанности по состоянию здоровья.

   - Вы только меня с ним не ставьте в пару, а то мы с ним не очень ладим, - уже нормальным тоном попросил Кин.

   - Не беспокойся, Хундракур, я сам с тобой пойду, - откликнулся Кофдююр.

   - А я думал, мы с Хундурином вместе будем, мы же вроде как временные напарники, - растерянно протянул Кин.

   - Нет, так не получится, - покачал головой шеф ОРППО, - среди патрулирующих будет слишком много тех, кто оборачивается в мелких животных. Мы, конечно, всех снабдим сигнальными артефактами, работающими одновременно и на прием, и на передачу, но всё равно, насколько это возможно, будем ставить в пары с мелкими зверьками кого-то покрупнее. Первая группа уже направлена на патрулирование. Наша с тобой очередь, Кин, — с двадцати до двадцати четырех часов, так что успеем и спокойно поужинать после работы, и выспаться после патрулирования. Цени, как тебе повезло.

   - Ценю, - тяжело вздохнул Хундракур, как раз припомнивший, что к вечеру помимо весь день моросящего дождя обещали еще и усиление ветра.

   Комбинезон был, разумеется, ужасно неудобным, противно шуршал и натирал буквально везде, несмотря на густую шерсть. Капюшон постоянно налезал на глаза, а уши, заботливо просунутые Кофдююром, которой оборачивался последним, в специальные прорези — ведь если их спрятать, то будет плохо слышно, — всё равно мокли.

   Единственное, что немного утешало — все комбинезоны были камуфляжной расцветки, причем в ржаво-бурых тонах, идеально подходящих для поздней осени, поэтому скрытность они обеспечивали как надо.

   Они с Кофдююром договорились, что каждый будет патрулировать свою сторону улицы, потому что бредущие рядом пес и кот однозначно будут привлекать ненужное внимание. Конечно, уже стемнело, но поскольку улица Шелестящих лип прекрасно освещалась фонарями, чтобы быть как можно менее заметным, довольно крупному Кину приходилось в основном пробираться по кустам. По мокрым, пусть и практически облетевшим кустам. Что нисколько не способствовало тому, чтобы чувствовать себя комфортно.

   И вот, когда он пошел уже, кажется, на двадцатый круг или около того, Кин почувствовал это — потрясающий, единственный в своем роде, умопомрачительный запах. Манящий и зовущий за собой обещанием головокружительного счастья. Волшебный аромат исходил от девушки, спешившей куда-то по улице Шелестящих лип.

   Бравый опер пришел в себя, только ощутив, как острые когти яростно шипящего Кофдююра, неведомым образом почуявшего, что происходит, впились ему в правую заднюю лапу, проколов ткань комбинезона и заставив Хундракура обиженно взвизгнуть. Девушка встревоженно обернулась на шум. «Рыженькая!» - с восторженным умилением подумал Кин, разглядев выбившуюся из-под зеленой вязаной шапочки огненную прядку.

   Подгоняемый продолжавшим шипеть шефом, он вломился в ближайшие кусты и бежал, не разбирая дороги до тех пор, пока не перестал ощущать волнующий запах. А потом лег на землю и жалобно заскулил, оплакивая утраченную возможность броситься следом за ней, той самой, единственной в целом мире неповторимой девушкой. «Если Хундурин чувствовал хотя бы половину того, что я сейчас, странно, что тогда в больнице он меня вообще не прибил», - пришла неожиданная мысль, почему-то немного успокоившая Кина.

   Он встал, встряхнулся и, сопровождаемый успокоившимся Кофдююром, вернулся на улицу Шелестящих лип, решив, на всякий случай, пойти патрулировать другую сторону улицы. Шеф молчаливо согласился с таким изменением, снова скрывшись в тенях.

   В тот день они никого не поймали.

   Во вторник Кин с Кофдююром должны были дежурить с полуночи до четырех утра, и Хундракур хотел после работы побродить по улице Шелестящих лип, поискать следы девушки. Но шеф ОРППО, преисполненный сочувствия не менее, чем решимости, делать это запретил до тех пор, пока они не поймают «форточника».

   - Единственное, что я могу для тебя сделать, Кин, - сказал он, - это каждый день менять наш с тобой участок патрулирования. Но ты и сам понимаешь, что есть вероятность, что она на этой улице вообще не живет.

   - А если я попрошу нашего художника сделать поисковый портрет и похожу с ним по домам? - с надеждой спросил Кин.

   - Только после окончания операции, - отрезал Кофдююр. - И я бы на твоем месте не возлагал на это больших надежд, возможно, она просто шла мимо. Пусть время и позднее, но мало ли, почему её туда занесло, может, она просто не туда свернула по дороге на автобусную остановку.

   - Я могу и соседние улицы обойти, - с неподдельным энтузиазмом откликнулся Кин.

   - А говорить что будешь? - печально улыбнулся начальник.

   - Если оборотням — то правду, - пожал плечами Хундракур, - а обычным людям буду говорить, что она важная свидетельница. По-моему, уже вся округа в курсе, что мы тут преступника ищем.

   - Да, - вздохнул Кофдююр, - боюсь, что это может стать проблемой — если пошли слухи, они ведь могут и до нашего злодея дойти, и он в этом районе больше не появится.

   По всей видимости, шеф ОРППО оказался прав в своих опасениях, потому что через пять дней «форточник» совершил ограбление в Южном районе. Его жертвой стала Глиндис Линксен* (*фамилии оборотней-рысей начинаются на «Линкс»), которая приехала в Фокунни в командировку и разместилась в арендованной для нее принимающей стороной квартире на первом этаже небольшого двухэтажного четырехквартирного дома на Апрельской улице. Глиндис ничего не знала об орудующем в городе преступнике, поэтому держать окна наглухо закрытыми ей и в голову не пришло. К счастью, потерпевшая не только не пострадала, но и сумела серьезно ранить нападавшего, располосовав ему правую руку.

   Дело было в том, что Глиндис всегда плохо засыпала на новом месте, но снотворного никогда не принимала. Так что, когда злоумышленник пробрался в её комнату, девушка еще не спала, хотя свет погасила уже довольно давно, поэтому, заметив вторжение, мгновенно перекинулась в рысь и, пользуясь фактором внезапности, напала первой.

   Дальнейшее уже было делом техники, ведь для оборотней выследить раненую жертву — пара пустяков.

   И вот, аккуратно перебинтованный и напичканный антибиотиками злодей сидел в одиночестве в комнате для допросов, «дозревая» для доверительной беседы, а за односторонне прозрачным стеклом, набившись, как сельди в бочке, столпились сотрудники ОРППО и ОРТНП в полном составе, разглядывая того, за кем охотились больше месяца.

   Тьярки Юргиальссон не зря назвал преступника «жалким типом»: Вегнус Тюнглейгсон, имя которого полицейские узнали из обнаруженного при нем удостоверения личности, действительно был тщедушным блеклым мужчиной ниже среднего роста. Лет ему было уже тридцать восемь, но выглядел он из-за своей субтильности значительно моложе. И сейчас, глядя на закованного в наручники злодея, они никак не могли до конца поверить, что вот этот вот человечишка и был жестоким убийцей, оборвавшим жизнь двух молодых женщин.

   Вести допрос доверили Хильге. А Кин и Трур замерли за её спиной молчаливыми мрачными тенями, олицетворявшими скрытую угрозу. Переводить её в явную форму не понадобилось: Тюнглейгсон был полностью деморализован арестом и сразу же начал давать признательные показания.

   Выяснилось, что на его совести было гораздо больше ограблений, чем числила за ним полиция, просто в большинстве случаев ему удавалось остаться незамеченным. Хотя Тюнглейгсон являлся ни оборотнем, ни даже гимнастом, он действительно был очень ловким и не только пролезал в узкие окна, но и двигался достаточно бесшумно для того, чтобы люди не замечали его присутствия, даже если были дома.

   Кин смотрел на это ничтожество, слезливо каявшееся в своих преступлениях, и думал только о том, что ему надо держать себя в руках, потому что желание придушить Тюнглейгсона, из-за которого он упустил ту самую девушку, и так труднопреодолимое, с каждой минутой становилось всё более и более нестерпимым. Однако продержаться до конца допроса Хундракуру кое-как удалось.

   Поскольку подозреваемый дал полное признание, от оперов больше ничего не требовалось, дальше сбором и оформлением доказательств должны были заниматься следователь и эксперты. Так что, брезгливо вымыв после допроса руки, хотя к Тюнглейгсону он вообще не прикасался, Кин отправился к полицейскому художнику.

   Ейнингартен* (*фамилии енотов-оборотней начинаются на «Ейнингар»), тоже бывший оборотнем, пусть и не псом, отнесся к проблемам собрата с пониманием и даже сделал потрет цветным, хотя глаза и пришлось изобразить серо-зелено-карими, поскольку цвета глаз девушки своей мечты Хундракур не разглядел. По мнению Кина, вышло очень похоже, но, увы, прекрасный портрет нисколько ему в поисках не помог: ни на улице Шелестящих лип, ни на соседних с ней изображенную на нем особу никто не опознал.

   Рысканье по окрестностям тоже ничего не дало. Самая восхитительная в мире девушка как сквозь землю провалилась. Кин помрачнел, осунулся, стал плохо спать и перестал рассыпать направо и налево комплименты хорошеньким коллегам.

   - Как же так? Ты ведь говорил, что единственная истинная пара для оборотней — это просто красивая сказка для романтичных девушек, - встревоженно спросил Тард, когда три недели спустя после ареста Тюнглейгсона с трудом сумел вытащить друга посидеть после работы в тихом баре за кружечкой пива.

   - Сказка, - мрачно согласился Кин, едва пригубивший любимое «Фокуннское оранжево-красное» и с отвращением отставивший кружку подальше. - Теоретически в жизни оборотня может быть и не одна такая женщина. Но, знаешь, прямо сейчас для меня других просто не существует. И я не знаю, как долго это будет продолжаться. Я слышал, что у некоторых это бывает на всю жизнь, даже если ничего с той самой не получилось.

   - А у девушек так же? - полюбопытствовал друг.

   - Нет, - покачал головой Кин. - Вернее, так же бывает только у волчиц, и то не всегда. У других вообще не бывает, даже у собак-оборотней, хотя они и очень близки к волкам, такого почему-то не случается.

   - Может, тебе объявление в газету дать? - внес предложение Тард.

   - Уже, - тяжело вздохнул Кин. - Но на него никто не откликнулся. То ли она была здесь проездом, и её в Фокунни никто не знает, то ли знают, но молчат, потому что она не хочет связываться с оборотнем.

   - В наше-то время?! - поразился Тард.

   Кин в ответ молча пожал плечами.

   - А ты что же, так и написал, что разыскиваешь девушку, на которую запал? - уточнил Тард.

   - Ну, не совсем так, конечно, но в общем и целом — да. Это ходить опрашивать людей с портретом можно было, утверждая, что она свидетельница, слова-то к делу не пришьешь, а объявления на розыск принимают только с официальным подтверждением из УПФ.

   - И что, Кофдююр отказался его тебе дать? - недоверчиво спросил Тард.

   - Да при чем тут Кофдююр! - с досадой воскликнул Кин. - От шефа тут вообще ничего не зависит! Даже сам Вейндрурссон не смог бы подписать такое разрешение, на этот счет есть четкая инструкция МОП. Да я и уговаривать бы никого не стал. Если она и правда видела объявление и не стала откликаться, потому что я оборотень, пусть уж лучше сразу так, чем я бы её снова увидел, а потом оказалась, что у нее слишком низкий уровень толерантности.

   Кин всё-таки сделал большой глоток пива и снова тяжело вздохнул.

   - Тогда, может, тебе по маговидению объявление дать? - не желал признавать безнадежность ситуации Тард.

   - А по маговидению только по местному такие объявления дают, - тоскливо произнес Кин. - А какой смысл, если у нас в Фокунни газеты читают даже больше, чем маговидение смотрят? А на центральные магоканалы такие объявления берут опять же только с письменного разрешения не ниже чем от городского управления полиции.

   Кин снова отхлебнул пива и подавленно замолчал, уставившись в стол.

   - Так что же, ничего нельзя сделать? - расстроился Тард.

   - Только надеяться на то, что дело не в том, что я фатально прогневил Эрльех* (*богиня судьбы), и со временем что-нибудь изменится.

   - Ну давай тогда хотя бы напьемся, - предложил друг.

   - Ударим похмельем по депрессии? - криво ухмыльнулся Кин. - А давай!

   Он одним длинным глотком опрокинул в себя остававшееся в кружке «Фокуннское оранжево-красное» и немедленно заказал еще.

   Наступившая зима промелькнула как в тумане. Но с началом весны Кину сделалось легче, он стал почти прежним беззаботным бравым опером Хундракуром, и только очень хорошо знавшие его люди замечали тоску, притаившуюся в глубине темно-серых глаз.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Возьмите Алису с собой!

Как у каждого человека, ну или оборотня, в жизни Кина Хундракура случались разные пробуждения — от совершенно прелестных до совершенно омерзительных. Но одними из самых неприятных были пробуждения от звонков с сообщениями о преступлениях. От подобного «будильника» даже у такого оптимиста, как Кин, сразу портилось настроение.

   В этот раз оперативный дежурный УПФ сообщил, что на Синей Хрустальной улице совершено убийство, причем по предварительным данным убита целая семья оборотней. Согласитесь, никто не захочет такое услышать в начале седьмого утра. Вот и Кин не хотел бы, но пришлось, ведь кому, как не ему, старшему оперуполномоченному ОРППО, заниматься подобными вопросами? Тем более, в свое дежурство.

   Ехать пришлось на своей машине. УПФ, конечно, могло прислать за ним дежурный полиц-мобиль, но это было бы еще нескоро, ведь сначала он должен был доставить на место преступления следователя, затем экспертов с оборудованием и только затем отправился бы за опером. А ведь время не ждет — искать преступника нужно по горячим следам.

   Так что Кин завел свою оранжевую «кошечку» и отправился по записанному под диктовку оперативного дежурного адресу. Когда коллеги, подкалывая Хундракура, интересовались, как же так вышло, что он, пес-оборотень, называет машину «кошечкой», Кин просто предлагал им послушать, как она урчит. Да, в прошлом году он спустил всю годовую премию на двигатель и ходовую индивидуальной сборки, но оно того стоило, ход был идеальным, а мягкий звук мотора — так, просто приятным дополнением.

   Синяя Хрустальная улица была всего в получасе езды от дома Кина, почти на самой окраине Фокунни — после нее была только Фиолетовая Хрустальная, и всё — город кончался. Район Хрустальных улиц, от Красной до Фиолетовой, назывался Радужным и был застроен малоэтажными домами максимум на четыре семьи. Люди тут жили далеко не бедные, а дома были обычно подключены к охранным системам. Так что, с одной стороны, напрашивалась версия ограбления, а с другой — именно она-то и казалась весьма маловероятной.

   Дом номер сорок три по Синей Хрустальной оказался шикарным трехэтажным особняком. Привычно показав удостоверение с прикрепленным к нему полицейским значком, Кин прошел внутрь. Как подсказали ему дежурившие у входа в дом патрульные, следователь уже прибыл, а эксперты — пока нет. В огромном холле никого не оказалось, но откуда-то справа доносились негромкие голоса, и, направившись в ту сторону, Кин обнаружил шикарно обставленную кухню, а в ней — следователя Лейнда Лейдинлехта, бравшего показания у заплаканной женщины лет пятидесяти.

   Дама явно уже получила от успевших побывать на месте происшествия и констатировать смерть потерпевших врачей скорой помощи успокоительное, поэтому выражалась более-менее связно, хотя и была явно потрясена случившимся. Кивнув Лейдинлехту и вежливо поздоровавшись со свидетельницей, Кин пристроился рядом, ожидая, когда следователь выдаст ему указания. Как он понял из дальнейшей беседы, это была домработница, обнаружившая тела.