Не рекомендуется читавшим трилогию «Шизофрения», поскольку в сборник включены те же самые повести. Эта книга для тех, кому нравится немудрёное простое изложение, когда одна история не завёрнута в другую, как в «Шизофрении».
Если вы когда-нибудь научитесь перемещаться в пространстве и времени, попадая при этом во множество приключений, вам, как и героине этого произведения, тоже захочется рассказать об этом миру. Ну, а пока этого не случилось, читайте записки той, чью жизнь закрутил смерч фантастических событий.
Привет, меня зовут Мариной. Я попаданка, кажется, так сейчас называют людей, посещающих другие реальности. Вот и меня перебрасывает в иные миры, но не просто так, а с определёнными миссиями, которые я каждый раз успешно выполняю.
К сожалению, эти перемещения затрагивают не только тело, но и душу, растрачиваемую на любовные приключения с катастрофическими финалами. Чтобы её облегчить, я начала вести дневник, выплёскивая на бумагу накопившиеся переживания.
А начиналось всё так…
В тот злосчастный день мне чертовски не повезло: меня ограбили, вырвали сумку. Я осталась без наличных, банковских карточек и телефона, а также всяких мелочей вроде косметички и кучи записных книжек. Но этого нападавшим показалось мало, и они стукнули меня по макушке чем-то тяжёлым. Излишняя предосторожность, ведь я всё равно не успела их разглядеть.
Весь день, стиснув зубы, я боролась с головной болью и тошнотой, подкатывающей в самый неподходящий момент, на работу не поехала, но и в больницу не пошла тоже. Впав в депрессию, я решила, что, если судьба сегодня умереть, то сопротивляться не имеет смысла.
В дверь позвонили. С трудом поднявшись, я дотащилась до прихожей, постанывая от ломоты в спине и скрипа в коленях. На площадке стоял подвыпивший сосед, которому, наверное, не хватило дешёвого пойла.
– Дай полтинник до понедельника, – приказал он.
– Ага, сейчас, – раздражённо окрысилась я, – ты мне с прошлого года сто рублей должен.
Пьянчуга слегка растерялся, но желание принять на грудь пересилило, и жертва алкоголизма вновь начала уговаривать:
– Да ладно, не жадничай, я тебе сто пятьдесят отдам.
– Ни копейки не получишь! – послышался мой рёв, и дверь захлопнулась.
Закрыв глаза, я прислонилась лбом к холодному стеклу глазка.
– Эх, Рассея-матушка, куда ж от тебя деваться? А может, тоже напиться, а?
Идея показалась хорошей.
– С утра пораньше? – насмешливо спросил внутренний голос.
– Какое утро? – вслух возмутилась я. – Два часа дня.
– Ладно, давай, – милостиво разрешил незримый собеседник.
Достав заначку, я дотащилась до ближайшего магазина, купила бутылку коньяка, лимон и, расположившись на кровати, с наслаждением предалась греху пьянства, закусывая благородный напиток целым цитрусом, порезать который уже не осталось сил.
Вскоре меня охватила приятная истома, голова перестала болеть и, расслабившись, я погрузилась в дремотное состояние. Мысли лениво бродили по извилинам, вяло цепляясь одна за другую, спокойствие опустилось на плечи, потери уже не казались невосполнимыми, и я не заметила, как задремала.
Через некоторое время странный плеск влился мне в уши, а постель показалась настолько жёсткой, что я заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. Не добившись результата, я потянулась, разлепила сонные вежды и окаменела: передо мной расстилалось бескрайнее море. Его шум и стал причиной моего пробуждения, а сама я сидела на песке, спать на котором, как известно, невозможно. Вытаращив глаза, я смотрела на пену ворчливого прибоя.
– Эй, ты! – послышался грубый оклик.
Ошарашенная я не прореагировала. Новый окрик прозвучал ещё резче:
– Эй ты, малец!
– Ну, это точно не мне, – решила я.
Но последующие действия владельца голоса показали, что я ошибаюсь. Жёстко встряхнув, меня подняли, повернули на сто восемьдесят градусов, и я оказалась лицом к лицу с огромным, мускулистым мужчиной, одетым в широченные красные штаны, подпоясанные того же цвета кушаком и заправленные в огромные ботфорты. Торс его едва прикрывала пёстрая жилетка, а вокруг головы обвивался вылинявший платок, из-под которого на плечи спадали засаленные локоны. Один глаз закрывал лепесток чёрной ткани.
– Откуда ты здесь взялся, мальчишка? – не меняя тона, поинтересовался живописный собеседник.
Я разозлилась.
– Какой я вам мальчишка? Отпустите меня немед…
И тут увидела свои ноги. Чёрные штаны не вызвали у меня изумления, я постоянно ношу брюки, но, приглядевшись, я поняла, что они кожаные, а таковых в моём гардеробе никогда не имелось. Удивило меня и то, что на привычном месте отсутствовала грудь. Точнее, она была, но не третьего размера, а маленькая и почти незаметная под мешковатой рубахой с широкими рукавами, сужающимися у запястий. Схватившись за голову, я обнаружила бандану, стягивающую собранные в тугой пучок волосы.
– А ведь пару дней назад я сделала стрижку, – мелькнула глупая мысль.
– Следишь за нами? – уронив меня на песок и до боли сжав моё хрупкое плечо, спросил полуголый великан. – Кто тебя послал?
– Я сплю и вижу сон, – мелькнула мысль. – Бредовый сон. Кто меня послал? Куда? Откуда? За кем следить?
– Наш корабль утонул, – едва шевеля языком, сказала я. – Я находился в лодке, она перевернулась, и меня, наверное, выкинуло на берег. Но, как, не помню.
Хватка ослабла.
– Вы попали во вчерашний шторм? – заинтересовался колоритный незнакомец. – Вот и мы тоже. Теперь чиним судно. Пробоины по всему днищу, что твой кулак.
– Мой? – посмотрев на свои пальцы, в очередной раз мысленно удивилась я. – Скорее твой.
И перевела взгляд на массивную кисть мужчины. Вслух же произнесла:
– Вам повезло больше, чем нам. Похоже, из всей команды спасся только я один.
Буркнув что-то неразборчивое, но явно сочувственное, собеседник погрузился в размышления.
– Ладно, пошли, – наконец приказал он, – я отведу тебя к капитану.
И двинулся вперёд. Делать было нечего, поскольку сон не прерывался, пришлось идти вслед.
– Меня зовут Джон Коу, а тебя? – неожиданно спросил провожатый.
– Э-э… Марина, то есть Марио.
– Фамилия у тебя есть?
– Наверное. Только я никак не могу её вспомнить. Я ударился головой.
– А с какого ты судна? Корсарского?
Мне пришлось вдохновенно врать:
– Судя по костюму, да. Но в памяти у меня не сохранилось никаких подробностей нашего плавания. Только эпизоды из раннего детства.
– Бедняга, хорошо тебя приложило. Ты ведь не англичанин, верно?
– Почему вы так решили? – осторожно поинтересовалась я.
– Выговор чужой. Вроде как испанский или итальянский.
Я хмыкнула. Ну, мужику виднее, он, наверное, несколько языков знает.
– Учти, – предупредил тот, – капитан испанцев не любит. Если ты один из них, без разговоров вздёрнет на нок-рее.
Нок-рея – поперечная перекладина на рее.
– Так, – подумала я, – бред переходит в кошмар.
И спросила:
– А как он это выяснит?
– Найдёт способ, – прозвучал краткий ответ.
Больше мы не разговаривали. Впереди замаячил корабль, рядом с которым не было ни души. Мой спутник напрягся.
– Тысяча чертей, где все? – пробормотал он.
И кинулся к месту стоянки. Мне тоже пришлось прибавить ход, и, против ожидания, двигалась я легко: ни спина, ни колени меня больше не беспокоили. Добежав до судна, Коу заметался, но внезапно остановился, прислушиваясь. Из-за холма доносились голоса и бряцание оружия.
– Дьявол! – заорал Джон.
Схватив за запястье, он потащил меня за собой, на ходу поминая разных морских обитателей и всех чертей, вместе взятых.
Когда мы вскарабкались на вершину, моим глазам предстало удивительное зрелище. С двух сторон ровной площадки стояли люди, одетые так же, как я и мой новый знакомец, а в центре образовавшегося круга находились связанный молодой человек в растерзанной одежде и двое мужчин, один из которых выглядел настоящим пиратом, а второй, благодаря элегантному камзолу, джентльменом.
Неожиданно для нас, не знавших предыстории, оба выхватили шпаги и скрестили клинки. Сцена показалась знакомой, но сопровождающий не дал мне времени вспомнить, где я могла её видеть. Дёрнув за руку, он заставил меня быстро переставлять ноги, чтобы кубарем не скатиться к подножию холма, и, скользя на осыпающемся песке, ринулся вниз.
Схватка закончилась так же быстро, как и началась. Джентльмен в чёрном пронзил противника насквозь, и, когда тот рухнул на песок, сказал стоявшему рядом небрежно одетому авантюристу:
– Думаю, это аннулирует наш договор.
И тут до меня дошло.
– Сабатини! – прозвучал мой восторженный вопль. – Одиссея капитана Блада!
«Одиссея капитана Блада» – приключенческий роман Рафаэля Сабатини о пиратах, первоначально изданный в 1922 году.
Вот это да, какой же яркий сон! Казалось, что я вижу всё наяву.
Элегантный мужчина, только что убивший Левассера, повернулся к нам и удивлённо поднял бровь.
– Кто это? – спросил он у Коу.
– Просто мальчишка, – ответил тот. – Корабль, на котором он плыл, потонул во время шторма, а его выкинуло на берег.
– Тебе повезло, – рассматривая меня, сказал капитан.
Под его пристальным взглядом я почувствовала себя неловко и покраснела.
– Как тебя зовут? – продолжил он.
– Марио… э-э… Сабатини.
– Вспомнил? – усмехнулся Джон.
– Ага. А вы – капитан Питер Блад?
Джентльмен нахмурился.
– Блад? Это имя мне незнакомо.
Странно, во сне многое меняется, но чтобы имена персонажей…
– Меня зовут Генри Мак-Гилл, – представился капитан.
И, на тебе – шотландец. А Блад был ирландцем. Поражаясь причудам своей фантазии, я пробормотала:
– Простите, сэр, я, наверное, ошибся.
Мак-Гилл махнул рукой и обратился к Коу:
– Джон, «Викторию» мы подлатали, до Тортуги она продержится. Устрой мальчика, накорми, а потом разберёмся.
Тортуга – скалистый остров в Карибском море к северо-востоку от Наветренного пролива.
И скомандовал:
– Судно на воду!
Началась суета. С помощью брёвен и рычагов огромную посудину сдвинули с песчаного насеста, и вскоре, сидя в маленькой каюте, я под аккомпанемент бьющихся о борт волн жевала принесённую Джоном еду.
Как я поняла, прообразом Коу стал великан Волверстон, но, в отличие от книжного героя, его двойник оказался удивительно добродушным. Устроившись напротив меня, он глотал огромные куски, запивая их такими же большими глотками вина, и всё время говорил, вероятно, решив, что теперь в его обязанности входит развлечение гостя.
– Ты так и не вспомнил, как назывался твой корабль? – поинтересовался он.
Я покачала головой, подумав, что возродить в памяти то, чего никогда не существовало, дело непростое.
– Ну, ладно, какая разница, – смачно рыгнув, сказал Коу. – Останешься у нас юнгой, плавать под парусами капитана Мак-Гилла большая честь.
– У меня нет выбора, – отозвалась я. – Но я всё забыл, придётся учиться заново.
– Да какая же это наука? – удивился Джон. – Выполняй приказы и точка. И не позволяй никому помыкать собой, у нас тут разные мерзавцы попадаются.
– Только этого мне не хватало, – подумала я.
А вслух спросила:
– Джон, как ты стал пиратом?
– Мы корсары, – поправил он, – ведь нас неофициально прикрывает губернатор Тортуги д’Ожерон. Сегодня Генри спас его племянника из лап Шевалье…
Корсары (каперы) – частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооружённое судно (также называемое капером, приватиром или корсаром).
Бертран Д’Ожерон (1613–1676) — француз, губернатор острова Тортуга, на котором представлял Вест-Индийскую компанию. Он заложил гражданские и религиозные основы жизни флибустьеров и подготовил рождение будущей Республики Гаити.
Шевалье – пират Левассер из трилогии о капитане Бладе.
– Анри? – неосторожно спросила я.
Собеседник напрягся.
– Да. Откуда тебе известно его имя?
– Кто же его не знает? – притворно возмутилась я, мысленно колотя себя по губам.
И торопливо повторила вопрос:
– Так как же ты стал корсаром?
Джон нахмурился и неохотно ответил:
– Нас осудили, как бунтовщиков, принявших участие в восстании герцога Монмута, и отправили на каторгу, откуда нам удалось бежать. Вернуться в Старый Свет мы не могли, и решили присоединиться к береговому братству.
Восстание Монмута (в просторечии «восстание с вилами») – неудачная попытка свергнуть короля Англии Якова II Стюарта.
Береговое братство – свободная коалиция пиратов и каперов, которое было активно в XVII и XVIII столетиях в Атлантическом океане, Карибском море и Мексиканском заливе.
Больше на эту тему Коу говорить не захотел, а я задумалась. Какой странный сон: вымышленные герои носят здесь другие имена, а у исторических личностей они неизменны…
Поразмыслив, я сильно щипнула себя за руку и громко вскрикнула. Было очень больно, видение не прерывалось, а это означало, что всё происходит наяву. Холодная волна паники накатила на меня, слёзы защипали глаза, и я, как ни старалась сдержаться, расплакалась.
– Что с тобой? – встревоженно спросил Джон. – Вспомнил чего? Или заболел?
– Вспо-омнил, – заикаясь, соврала я. – Во время шторма погиб мой отец, его смыло за борт.
– Ой-ёй…
Коу сел напротив, сокрушённо глядя на моё зарёванное лицо.
– Беда, парнишка. Ты теперь сирота, получается.
Подумав о своём, я закатилась ещё пуще.
– Ну, всё, всё, – забормотал Джон, несильно сжимая мою руку. – Море – оно такое, часто жизни забирает. Будь мужчиной!
Я попыталась им стать и послушно вытерла слёзы.
– Надо рассказать капитану, – пробормотал Коу и, похлопав меня по плечу, вышел.
А я снова заплакала. Потом, немного успокоившись, поднялась и подошла к стоящему в углу неровному осколку зеркала.
Оттуда на меня смотрела я сама, непривычно юная, в своей реальности оставшаяся такой лишь на фотографиях. Сдёрнув с головы платок, я рассматривала спускающиеся ниже пояса густые пряди без единой сединки, сожалея, что с ними придётся расстаться. Место юнги в кубрике, и мне надо будет выглядеть похожей на мальчишку.
Кубрик – единое жилое помещение для команды на корабле.
Взгляд мой остановился на огромных ножницах, лежащих почему-то под столом. Стараясь держать их как можно ровнее, я с содроганием резала женское богатство, пока волосы не укоротились до плеч, а после, вновь повязав бандану, выпустила локоны наружу. Разглядывая себя, я подумала, что, похоже, судьбе надоело моё вечное нытьё о скуке и однообразии жизни, и она решила изменить её таким вот экстраординарным способом.
– Что ж, – решила я, – стану флибустьером: романтика, приключения и…
И встретилась взглядом с ошалевшим Джоном.
– Ты зачем, – изумлённо спросил он, – устроил здесь цирюльню?
Цирюльня – парикмахерская.
Я спохватилась, что не уничтожила следы преступления, но поздно. Пришлось выкручиваться.
– Во время первого своего шторма я дал обет Святой Деве, что, оставшись в живых, не буду стричься ровно год, – дрожащим голосом пояснила я, – и сегодня истекает этот срок.
Коу кивнул и, нагнувшись, подобрал клок волос.
– Одна из заповедей моряка – чистота на судне, – строго сказал он. – Немедленно собрать!
– Есть!
Я кинулась исполнять приказание, но Джон остановил меня, чтобы объяснить, где найти необходимые для уборки предметы.
– Если обидят, – добавил он, – скажешь мне. А через пару склянок загляни к капитану.
Склянки – во времена парусного флота – песочные часы с получасовым ходом.
Кивнув, я шмыгнула за дверь, когда же вернулась, Коу в каюте не было.
Приведя помещение в порядок, я села, чтобы немного отдохнуть, и, оглядевшись, увидела закиданную тряпичной рухлядью написанную от руки толстую книгу. Заинтригованная я потянула томик к себе и, открыв, погрузилась в чтение.
«Дон Антонио де Арагон де Лерма – адмирал военно-морского флота короля Испании, в очередной раз получивший из Мадрида нарекания за неумение справиться с неуловимым Мак-Гиллом, рвал и метал. Один за другим испанские фрегаты, потопленные удачливым флибустьером, навсегда исчезали в волнах Карибского моря, подвергались ограблению колонии. Испания терпела материальные убытки, а дон Антонио де Арагон моральный ущерб от сознания собственной беспомощности.
Дон Антонио де Арагон де Лерма – герой «Одиссеи капитана Блада» дон Мигель д’Эспиноса и Вальдес.
Вместе с адмиралом за капитаном Мак-Гиллом гонялся и дон Альваро де Арагон– племянник дона Лерма, которого поручил его заботам брат – дон Сантьяго, несколько лет назад умерший от тропической лихорадки. В отношениях между дядей и племянником отсутствовала родственная теплота; дон Антонио выполнял свой долг, воспитывая молодого человека, дон Альваро прислушивался к его советам и поучениям, но этим их общение и ограничивалось.
Дон Альваро де Арагон – герой «Одиссеи капитана Блада» дон Эстебан.
Младший де Арагон являлся полной противоположностью дяде. Он не обладал высокомерием и заносчивостью старшего, не проявлял характерной для испанцев жестокости, чужда ему была и любовь к золотому тельцу. Дону Альваро недавно исполнилось шестнадцать, и он мечтательным взглядом смотрел на мир, находя в любом его проявлении красоту и романтику.
Ненависти к корсару юноша не испытывал, напротив, он восхищался этим человеком, понимая, что тот гениален, как флотоводец и воин, и пресловутая удача здесь не при чём. Его приводило в восторг и то, что Генри воевал, как джентльмен. Испанскую честь де Арагон не ставил ни во что, насмотревшись за время плавания с дядюшкой на бесчинства как грубой солдатни, так и «благородных» офицеров.
И, в конце концов, заветной мечтой юноши стала встреча с главным врагом всего испанского флота Генри Мак-Гиллом…»
– Как поэтично, – подумала я, придерживая пальцем прочитанную страницу, – Насколько я помню, в «Одиссее капитана Блада» его летопись вёл Джереми Питт. Интересно, как зовут здешнего автора?
Снаружи раздался шум. Встревожившись, я оторвала кусок тряпки и, заложив его между страницами, запихнула фолиант под сваленные горой лохмотья. И вовремя. В каюту с грохотом ввалился незнакомый джентльмен удачи и уставился на меня.
– Ты кто, птенец? – поинтересовался он.
– Новый юнга, – слегка заикаясь, откликнулась я.
– Что ты здесь делаешь, и где Джон? – шагнув ко мне, вопросил нежданный гость.
– Я прибирал каюту, – начиная трястись, но стараясь сохранить лицо, ответила я. – А где Коу, мне неизвестно.
Незнакомец выругался.
– И что ты расселся? – рявкнул он. – Марш драить палубу!
– Простите сэр, но пока капитан не скажет мне, чьи приказы исполнять, я не двинусь с места, – сдерживая дрожь в голосе, независимым тоном сообщила я. – Кстати, он ждёт меня, а посему, позвольте откланяться.
И попыталась прошмыгнуть в узкую щель между косяком и вонючим телом незваного командира. Но неудачно. Тот схватил меня за шкирку, словно котёнка, и я повисла, безрезультатно стараясь высвободиться.
– Тебя ждёт Мак-Гилл? – насмешливо скалясь, осведомился злодей. – Не слишком ли много чести для такой ничтожной букашки?
В этот момент моя злость прорвалась. Изловчившись, я изо всех сил ударила ногой в пах негодяя, посмевшего так со мной обращаться. Он взвыл и сделал именно то, чего я и ожидала: разжав пальцы, обеими руками схватился за повреждённое место. А я во все лопатки кинулась наутёк.
Слыша за собой тяжёлые шаги преследователя, я ускорила бег и не заметила, как вылетела на квартердек, где собрались праздные корсары.
Квартердек - помост либо палуба в кормовой части парусного корабля.
– Хватайте его! – раздался рёв.
Увёртываясь от протянутых рук, я не заметила, что один из пиратов выставил ногу, и кувырком скатилась по лестнице. Не знаю, как мне удалось сгруппироваться, но я ничего не переломала, и даже ушибы оказались незначительными. Правда, подняться сразу не смогла, а ко мне, потрясая кулаками, уже неслась моя погибель. Приготовившись к серьёзным колотушкам, я зажмурилась, и… вдруг наступила тишина.
– Что здесь происходит? – прозвучал знакомый голос.
Разлепив один, а за ним и второй глаз, я взглянула вверх. Надо мной стоял Мак-Гилл.
– Да вот, – грубым голосом отозвался враг, – щенок отказался выполнять мой приказ и посмел утверждать, что у вас с ним назначена встреча…
– Я, действительно, его ждал, – нетерпеливо сказал Мак-Гилл, – а ты, устроив травлю, не только помешал мальчику выполнить распоряжение капитана, но и чуть не покалечил его.
Он обратился ко мне.
– Кто тебя толкнул?
На квартердеке возникла напряжённая тишина.
– Я сам упал, – выдавила я, – споткнулся.
Едва слышный вздох облегчения донёсся до моих ушей, корсары, переглядываясь, кивали друг другу. Похоже, я произвела на них выгодное впечатление, никого не выдав.
Подбежал Коу. Он принялся ощупывать моё тело, ища повреждения, но когда руки мужчины скользнули к груди, я отвела их, заявив:
– Всё в порядке, Джон, даже синяков не останется.
Он недоверчиво посмотрел на меня, а потом, улыбнувшись, похлопал по плечу:
– Молодец! Ловок, хорошим моряком будешь.
Мне настолько понравилась его похвала, что по лицу расплылась глупейшая улыбка. А Коу обратился к пиратам:
– У этого парня во время последнего шторма погиб отец, и если вы представляете, что это значит, ведите себя с ним по-человечески.
Мне стало стыдно, и я подёргала Джона за рукав.
– Ну, зачем ты об этом? Сегодня отец, завтра кто-нибудь из них…
Тот отмахнулся и продолжил:
– Корсар с «Валькирии» сообщил, что вчера ушёл в небытие корабль достойнейшего моряка Энцо Сабатини. Это его младший сын – Марио.
Меня словно ударило молнией, и я застыла с разинутым ртом. Почему? Как могла моя выдумка стать реальностью? Неужели я способна влиять на происходящие здесь события? Или это всего лишь невероятное совпадение?
Мысли не давали мне покоя, и я не сразу услышала, что меня окликает Мак-Гилл:
– Марио, идём. До прибытия на Тортугу мы должны решить все вопросы, связанные с твоим пребыванием на судне.
Джон взял меня за руку, и мы бодро побрели за капитаном.
Пригласив нас в каюту, обставленную со скромной, но богатой простотой, Мак-Гилл жестом предложил нам сесть и поинтересовался:
– Память к тебе не вернулась, юнга?
Я с сокрушённым видом покачала головой.
– Увы, большая часть воспоминаний стёрлась.
– Жаль. И всё равно, в первую очередь, прими мои соболезнования. Твой отец, как верно сказал Джон, был достойным моряком. Знакомство с ним я считал честью.
Вжившаяся в роль сына Сабатини я непритворно всхлипнула.
– Даже лица его не помню, – грустно доложила я собеседникам.
– Ничего, сынок, со временем всё наладится, – с сочувствием сказал Коу.
А Мак-Гилл заявил:
– Ты поступаешь в распоряжение офицеров. Учить тебя и отдавать приказы могут только они. Джон, донеси это до всей команды.
– Сделаю, Генри.
Одобрительно кивнув, капитан присовокупил:
– Что же касается морских баталий, то я категорически запрещаю тебе принимать в них участие. Свою долю при дележе ты получишь, правда, меньшую, чем у других, но я не позволю ребёнку рисковать жизнью.
– Я уже не маленький, – возмутилась я, – и хочу воевать вместе с остальными.
– Это приказ, юнга, – строго сказал Мак-Гилл.
– Фу ты, – подумалось мне, – что это меня на рожон понесло? Заигралась. Случись бой, конечно же, спрячусь, чтобы ядром не прибило.
– Генри, – сказал Коу, – во время сражения в кубрике находиться так же опасно, как и на палубе. Может, мальцу в трюм спускаться?
– Эти тонкости я оставляю на твоё усмотрение, Джон, – отозвался Мак-Гилл. – Покажи мальчику корабль, объясни, где что находится, и пусть отдыхает до прибытия на Тортугу. А там понадобятся все, и он тоже.
– Пойдём, сынок, – сказал Коу, взяв меня за руку, – я познакомлю тебя с судном.
– Всё складывается не так уж плохо, – подумала я.
И, поклонившись капитану, послушно отправилась за провожатым.
Джон водил меня по кораблю, показывая и объясняя, а я присматривалась, время от времени согласно мыча.
Наконец, мы добрались до кубрика. Там находились человек двадцать команды, к которым и обратился Коу:
– Кто ещё не знает, – сказал он, – не говорите, что не слышали, и передайте другим. Это наш новый юнга – сын погибшего вчера капитана Сабатини. Никто из вас не имеет права им командовать, он подчиняется только Мак-Гиллу и нам – офицерам. В сражениях ему участвовать нельзя, и если кто-нибудь увидит его на палубе во время боя, пусть закинет мальчонку в трюм. Это приказ. Всем ясно?
Пираты, переглянувшись, нестройно ответили согласием, а один из них, наверное, присутствовавший при моём падении, сказал:
– Да хороший малец, ребята, свой в доску. Не предатель и не изнеженный маменькин сынок. Думаю, мы уживёмся.
Джон погладил меня по голове и подтолкнул к новым товарищам. Я пожимала мозолистые ладони, терпела чувствительные похлопывания по плечам и спине и пыталась запомнить имена, среди которых, к счастью, не оказалось слишком сложных.
Наконец, черёд дошёл до моего сегодняшнего знакомца, и я протянула ему руку, приветствуя. По губам флибустьера скользнула мрачная усмешка, и мне сразу стало ясно, что он никогда не войдёт в число моих друзей. Во взгляде мужчины плескалась злоба, но, повинуясь грозному взгляду Коу, он грубо сообщил:
– Джек Смит.
И сжал мою ладонь так, что я запищала и присела, пытаясь выдернуть пальцы.
– Смит, – резко прикрикнул молодой моряк, которого звали Недом, – прекрати!
– А в чём дело? – насмешливо и нарочито недоумевающее вопросил тот, ещё сильнее сжимая кулак, отчего я чуть не потеряла сознание. – Мы знакомимся.
Тогда юноша, размахнувшись, нанёс ему такой удар по челюсти, что Джек, едва не утянув и меня, отлетел к переборке. Зарычав, он кинулся на приготовившегося к обороне обидчика, но Джон, резво шагнув вперёд, решительно разнял драчунов.
– Поспокойнее, Нед, – посоветовал он молодому.
И обратился к Смиту, всё ещё источающему ярость:
– А ты… если узнаю, что ты хоть пальцем тронул мальчонку, уничтожу. Понятно?
Джек молчал, пытаясь вырваться.
– Понятно?! – взревел Коу, встряхнув непокорного так, что у того клацнули зубы.
И всадил кулак ему в живот. После хука в подбородок Смит обмяк, и Джон отшвырнул его прочь.
– Это приказ,– сказал он, отряхивая ладони с таким видом, словно раздавил мерзкую гадину, – а его нарушение карается очень жёстко.
Коу двинулся к выходу, но, внезапно остановившись, спросил:
– Уяснил?
Приподнявшись и с ненавистью глядя на офицера, Смит процедил окровавленным ртом:
– Уяснил. Всё уяснил.
При мысли, что в лице Джека я обрела страшного врага, меня пробрал озноб. Да ему ничего не будет стоить выкинуть меня за борт, а потом сказать, что я свалилась сама. Придётся срочно искать друзей. И я повернулась к соседу, который, потирая разбитые костяшки, злобно смотрел на пришедшего в себя пирата.
– Спасибо, Нед! – проверещала я, протягивая руку.
– Он получил по заслугам – ответил моряк, сжав мои повреждённые пальцы так, что я снова пискнула, – поэтому, не за что.
Мы замолчали, и тут я, вспомнив об одном деликатном деле, кинулась к выходу. Нед удержал меня.
– Куда ты?
– Забыл поинтересоваться у Джона…
– Потом спросишь, – улыбнулся мой новый товарищ, – у него полно дел. А ты спать ложись, мало что ли тебе на сегодня? Вон койка свободная.
– Мне бы вымыться, – умоляюще прошептала я.
Он озадаченно посмотрел на меня и, подумав, сказал:
– Ну, пошли, я тебе помогу.
Я представила перспективу, и она мне не понравилась.
– Ты только скажи, где это можно сделать, а я уж сам.
Нед снова удивлённо на меня уставился.
– Ты стесняешься что ли?
Я предпочла признаться в этом, чем в принадлежности к женскому полу.
– Странный какой, – улыбнулся моряк, – тебе всю жизнь с мужчинами плавать, а ты собираешься прятаться, как девушка. Ладно, идём, покажу место.
Мы выбрались из кубрика, и Нед уверенно пошёл вперёд.
Уже стемнело, и корабль освещался только развешенными кое-где фонарями. На палубе в кромешной тьме, что меня вполне устраивало, стояла огромная бочка.
– Кажется, сегодня никто туда не нырял, – с сомнением сказал проводник. – Справа посудина с пресной водой, искупаешься, облейся, а то соль съест. Дорогу назад найдёшь?
Я кивнула.
– Ну, тогда я пошёл.
– Спасибо!
– Да ладно, – засмеялся Нед и исчез во мраке.
А я разделась и забралась в тёплую воду. Белья на мне не оказалось. Гадая, куда оно могло деться, я избавилась от солевого налёта и натянула одежду. Ботфорты воняли. Вымыв их изнутри и поставив проветриваться, я села на сухой пятачок палубы.
С квартердека донеслись голоса, и я навострила уши. Говорили капитан, Джон и ещё двое незнакомых мне моряков.
– Я думаю, Генри, – вещал Коу, – мы должны избавиться от француза. Ни нам, ни команде он не внушает доверия.
– Он прав, – подхватил чей-то тенорок, – бретонец труслив и, случись что, бросит нас на произвол судьбы.
Бретонцы – народ, живущий в области Бретань на северо-западе Франции.
Прозвучал смешок Мак-Гилла.
– Друзья, – возразил он с весельем в голосе, – для нападения на Маракайбо нужны как корабли с пушками, так и люди. Только с «Амелией» и отремонтированной ненадёжной «Викторией» мы не справимся. Сто двадцать человек команды Готье и тридцатипушечная «Валькирия» станут хорошим щитом, если что-то пойдёт не так.
Маракайбо – город на северо-западе Венесуэлы.
Жак Готье. Прообраз его в «Одиссее капитана Блада» – бретонец Каузак.
– Ты капитан, Генри, тебе и решать, – снова вступил в разговор Джон, – но не говори потом, что мы тебя не предупреждали.
– Не скажу, – отозвался Мак-Гилл.
Послышались удаляющиеся шаги, чей-то хохот, и воцарилась тишина. А я, натянув высушенные тёплым ветерком сапоги, направилась в кубрик.
Команда, не считая вахтенных, спала. На ощупь пробираясь к своей койке, я наступила на руку развалившегося на полу человека, заработав солидный тычок от дышащей перегаром жертвы. Охнув от боли, я шарахнулась в сторону и шлёпнулась на спящего рядом моряка. Тот, подскочив, заорал, я подхватила, и через несколько секунд стояла, как выяснилось потом, под направленными на меня дулами пистолетов товарищей. Кто-то зажёг фонарь, и я увидела искажённые страхом и злобой лица неожиданно разбуженных пиратов.
Разобравшись, кто перед ними, они успокоились, оружие исчезло так же быстро, как и появилось, а седеющий флибустьер по имени Дик недовольно проворчал:
– Юнга, ты с ума сошёл? Не успел появиться на судне, а уже безобразничаешь. Нечего шляться по ночам!
– Простите, – покаянно сказала я, – но я не ожидал, что кто-то ляжет спать на полу. И нечаянно наступил.
– Кто спит на полу? – заинтересовался старый морской волк и, отобрав у соседа фонарь, подошёл к храпящему оригиналу.
– Тайлер, скотина, – взревел он, – опять напился! А завтра на вахту выйти не сможет.
И пнул того в бок, что не вызвало никакой реакции, кроме нового взрыва храпа. Дик ещё раз яростно толкнул провинившегося и позвал:
– Джейсон, помоги-ка вытащить эту бочку с ромом наружу. Окунём его в воду пару раз, чтобы протрезвел.
Из толпы вышел человек, такой же крепкий и коренастый, как Дик, и оба, подхватив расплывшегося пьяницу под руки, поволокли того прочь из кубрика. А остальные хмуро разбрелись по койкам.
– Марио, – услышала я знакомый голос и пошла на зов.
Нед, похоже, видевший в темноте лучше, чем я, схватил меня за руку и помог забраться в качающийся гамак. Я поблагодарила и, скорее, почувствовала, чем увидела, что он кивнул. Через минуту товарищ шёпотом поинтересовался:
– Ты из образованных?
– Что?
Я растерялась.
– С чего ты взял?
– Ведёшь себя так… вежливо.
Его слова заставили меня призадуматься, и я осторожно сказала:
– Наверное, это врождённое. Само получается.
– А-а…
Казалось, мой ответ его полностью удовлетворил и, похлопав меня по руке, Нед отвернулся и вскоре засопел. Но мне не спалось. Сейчас у меня появилось время, чтобы обдумать услышанное на квартердеке. В не единожды перечитанной мною книге говорилось, что поход на Маракайбо чуть не стал для Блада роковым, но изобретательный капитан сумел вырваться из расставленной мстительным испанским адмиралом ловушки, вернувшись на Тортугу с деньгами и славой.
Правда, Мак-Гилл отличался от своего литературного двойника недюжинным упрямством. Трое офицеров, предчувствуя подвох, советовали ему избавиться от француза, но натолкнулись на сопротивление. А ведь именно из-за глупости и недисциплинированности Готье капитан и угодит в сети испанцев. Мало того, в критический момент беспринципный авантюрист предаст товарищей. И это известно только мне. В ходе размышлений у меня родилась идея использовать эти знания себе во благо, и на этом я поставила точку.
Потом, вспомнив о рукописной книге, я задумалась, а совпадают ли события в этом мире с придуманными Сабатини? Ведь, судя по хронике, испанский адмирал гонялся за Бла… то есть Мак-Гиллом вовсе не из личных счётов, и племянник его был совсем не таков, как в первоисточнике. Да и губернатор Тортуги д’Ожерон здесь не имел дочери, а Анри приходился дядей….
Решив выяснить подробности позже, я, наконец, успокоилась и погрузилась в сон.
Утром меня разбудил безнадёжно фальшивый свист. Послушав его с закрытыми глазами, я взвилась с намерением выговорить тому, кто терзал мои уши. Но это оказался Нед, с которым мне совершенно не хотелось ссориться. Стоя рядом с койкой, он начищал ботфорты до блеска. Молодой человек вырядился так, что я не могла не поинтересоваться:
– Что это ты такой… разодетый?
Тот обернулся и хохотнул:
– Собираюсь покорять красавиц Тортуги.
– О!
Я улыбнулась. Неожиданно в памяти всплыл ночной разговор, и я пересказала его товарищу. Моряк задумался.
– Значит, они всё-таки решили не отказываться от услуг француза, – растягивая слова, произнёс он. – Зря, ненадёжный он человек. И в команде у него никакой дисциплины. Готье, конечно, не капитан Шевалье, но та ещё гадина.
Помолчав немного, Нед сказал:
– Знаешь, это плохая новость, но нас эти дела не касаются, офицеры сами разберутся. Давай-ка, собирайся на берег, перед походом надо развлечься.
– А что мне собираться? – сказала я, грустно осматривая свой наряд. – У меня всего имущества – я, да эти тряпки.
Нед посмотрел на меня, как на умалишённую.
– Ты понимаешь, что говоришь?
И постучал пальцем по виску.
– Твой родитель был довольно удачливым корсаром, и наверняка ты – обладатель солидного наследства. Сейчас пойдём и выясним.
Струсив, я принялась отнекиваться. В конце концов, даже если некий пират Сабатини и существовал, это не делало меня ни его сыном, ни даже дочерью. Попытка откреститься от «отцовских» капиталов не удалась, и, с трудом приноравливаясь к широким шагам Неда, я засеменила вслед.
По дороге нам попался Коу, распоряжавшийся переноской грузов.
– Решили посухопутничать? – весело спросил он.
– Да, – ответил Нед, – если ты не против. Хотим поинтересоваться наследством капитана Сабатини.
– О, правильно, – довольным тоном произнёс Джон, – парнишку надо приодеть. Да и, вообще, деньги лишними не бывают.
И, погладив меня по голове тяжёлой ручищей, ласково сказал:
– Иди, сынок, погуляй, ещё успеешь наработаться. Капитану я доложу.
Он ушёл руководить, а Нед и я по шатким сходням спустились на берег.
Пока мы шли к дому губернатора, моего спутника не раз останавливали, здоровались, делились новостями. Нередко обращались и ко мне, называя по имени и выражая соболезнования сыну Энцо Сабатини, что, в конце концов, привело меня в состояние душевного остолбенения и прострации.
Пришла в себя я от испуганного голоса Неда. Поддерживая меня одной рукой, другой он пытался откупорить фляжку с ромом, чтобы влить пойло мне в рот. Увидев, что я открыла глаза, товарищ облегчённо вздохнул.
– Какой ты слабенький, Марио, – посетовал он. – Обязанности на корабле будут тяжелы для тебя.
– Я потому и пошёл юнгой к отцу, чтобы стать мужчиной, – солгала я.
Нед с уважением посмотрел на меня и хлопнул по плечу.
– Молодец! При таком настрое у тебя всё получится.
Губернатор не смог или не захотел нас принять, и мы беседовали с его секретарём. Тот без лишних разговоров и проволочек вручил мне увесистый, звякающий мешок и назвал общую сумму наследства. Цифра оказалась так велика, что глаза мои вылезли на лоб. Нед тоже выглядел потрясённым.
– А ты, оказывается, богач, – удивлённо глядя на меня, сказал он. – Но неужели ты не знал, что владеешь такими деньгами?
– Понятия не имел, – пожав плечами, ответила я. – Отец не отчитывался передо мной за прирост нашего состояния.
И продолжила вдохновенно врать:
– Но он всегда говорил, что не хочет повторения своей судьбы для сыновей и намерен отправить нас обратно в Италию.
Неожиданно мои слова подтвердил секретарь д’Ожерона мсье Лероа. Он сообщил, что Энцо, в отличие от других корсаров, не тратил ни одного луидора ни на пьянство в тавернах, ни на женщин, а всё до гроша отдавал губернатору, чтобы тот мог пустить эти деньги в оборот.
Луидор – французская золотая монета XVII—XVIII веков.
– Капитан Сабатини, юноша, – сказал француз, – пёкся только о детях, мечтая о лучшем будущем для вас. Учтите это и подумайте хорошенько, как лучше распорядиться тем, что вам досталось.
Попрощавшись с мсье Лероа, мы вышли. Голова моя походила на котёл под давлением, готовый взорваться. Как? Почему моя бредовая история стала явью? Всё, что я придумывала, воплощалось в жизнь и шло мне на пользу. С такими деньгами я могла уехать прямо сейчас и до конца своих дней не заботиться о хлебе насущном.
Посмотрев на хмурого Неда, я взяла его за руку.
– Ты сердишься на меня?
Голос мой прозвучал жалобно. Моряк вздрогнул.
– Да что ты, Марио, с какой стати?
– Но ты так мрачен…
Ответ меня удивил.
– Наверное, теперь ты покинешь Тортугу. А я привык к тебе, малыш, всегда тяжело терять привязанности.
Я смотрела на него во все глаза. Когда Нед успел ко мне прикипеть, если мы знакомы всего лишь сутки? По-видимому, под привлекательной, хотя и несколько грубоватой телесной оболочкой юноши скрывалась тонкая и чувствительная душа, раз он так скоро сумел полюбить человека. На меня накатила волна тёплых чувств к нему, и я успокаивающе произнесла:
– Но я пока никуда не собираюсь. Сначала Маракайбо, а потом поглядим.
Нед встрепенулся и заулыбался, а я залюбовалась его ожившим лицом, забыв, что при сложившихся обстоятельствах не имею права быть женщиной.
– Стоп! – мысленно осадила я себя. – Ты собралась влюбиться? Тебе мало отрицательного опыта в прошлом? Он твой друг, коллега, и точка.
Однако мысль о том, как обаятелен Нед, как, должно быть, сильны его объятия, нежны прикосновения и сладки поцелуи, никак не хотели меня оставлять. И неизвестно, к чему привели бы эти размышления, если бы я не споткнулась и не растянулась на камне, рассадив ладони в кровь.
– Да что же ты неуклюжий какой, а? – поднимая меня, ворчал Нед. – Как ты по вантам лазил с такой-то удачей?
Ванты – снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты.
Он достал фляжку и, не обращая внимания на моё нытьё, осторожно промыл кровоточащие раны и повёл меня к ближайшей лавке готового платья. Выйдя оттуда несколько похожей на капитана Мак-Гилла, я улыбнулась спутнику.
– Ну, что, идём покорять красоток Тортуги?
Нед засмеялся.
– Тебе рановато, – сказал он весело. – Пошли в таверну, я научу тебя пить ром.
– Научишь меня?
Я презрительно фыркнула.
– Я сам дам любому сто очков форы.
– Посмотрим, – снова хихикнул товарищ.
И вразвалочку двинулся вперёд. А мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
В старинном кабаке было шумно. Авантюристы разных мастей, одетые и как джентльмены, и как лаццарони, заглатывая огромные порции спиртного, хвастались своими сказочными подвигами. Осторожно отодвинув размахивающего руками верзилу в растерзанной рубахе, Нед провёл меня к дальнему столу, где сидел изысканно одетый худой человек с вытянутым, унылым лицом, выглядевший на фоне веселящихся оборванцев настоящим аристократом.
Лаццарони (от итал.) – нищие, босяки.
– Приветствую вас, мсье Соррель, – сняв шляпу, поздоровался молодой моряк. – Какая нелёгкая занесла вас в эту обитель греха?
– Стремление познать всё, мой друг, – скучным голосом сообщил тот. – Но я, собственно, хотел поговорить с Генри Мак-Гиллом.
Нед удивлённо рассмеялся.
– Капитан никогда не бывает в подобных местах. Чтобы встретиться с ним, вам надо подняться на борт «Амелии».
– Это будет неразумно, – ответил Соррель. – Я намерен сообщить ему нечто важное под строгим секретом, и видеть меня не должен никто.
Моряк почесал затылок.
– Ну, под покровом темноты…– нерешительно начал он.
– Исключено, – перебил собеседник. – Мне нельзя появляться на судне.
И, резво вскочив, кинулся к выходу, а мы с Недом проводили его недоумевающими взглядами. Пожав плечами, товарищ сел за стол и велел подбежавшей девушке принести бутылку горячительного.
– Ну, а теперь поглядим, – сказал он с хитрой ухмылкой, – как ты меня обставишь.
Что-что, а пить я умела, недаром неумеренное потребление алкоголя давно стало частью российского менталитета. Поэтому через полчаса, когда Неда уже штормило, я сидела с абсолютно трезвым видом и, насупившись, прихлёбывала отвратительный на вкус напиток. Изумлённый моряк долго косился на меня, потом, поднявшись, постоял, пытаясь удержать равновесие, рухнул обратно и, уронив голову на руки, заснул. А я растерялась, не представляя, как потащу приятеля к кораблю.
И тут увидела Коу, вынырнувшего из волн бушующего моря корсаров. Я окликнула его и по глазам поняла, что разыскивал Джон именно нас. Пробравшись к столу, он растолкал и поставил моего спутника на ноги, кинув мне:
– Идём. Вечером мы отплываем.
– Уже? А как же ремонт «Виктории»?
– Её полностью залатали.
Я молча побрела за великаном, на чём свет стоит ругающим Неда:
– Мальчишка, – бурчал Коу, – молоко на губах не обсохло, а туда же – ром глушить. Тысяча чертей, на что ты теперь годен?!
А юноша, вздрагивающий от некстати напавшей икоты, только жалко улыбался в ответ.
– Не ворчи на него, Джон, – попросила я. – Он выспится и придёт в себя.
– Чтобы выйти в море, нам понадобятся все руки, – кисло отозвался флибустьер, – а щенок лыка не вяжет.
– Это я виноват, предложил ему пить наперегонки.
– Что?!
Коу даже остановился.
– И почему ты на ногах?
– Меня не берёт. Опыт, – усмехнулась я.
Моряк остолбенел.
– Да какой у тебя может быть опыт?! – взвыл он, придя в себя. – Ты же младше него…
– При чём тут возраст? Я учился, – последовало возражение.
Хмыкнув, Джон двинулся дальше, бормоча:
– Дурак, вот дурак!
Говорил он, конечно, не о себе. Вскоре в тяжёлом молчании мы ступили на палубу «Амелии».
Наше плавание к Маракайбо стало для меня чередой рабочих часов с небольшими перерывами на отдых. Канатами я стёрла руки в кровь, ноги пострадали не меньше, и тёмными вечерами, добравшись до кубрика и лёжа в непроглядном мраке, я смотрела в невидимый потолок и глотала слёзы боли, стараясь никого не разбудить рвущимися из груди всхлипываниями. Романтика морей для не привыкшей к физическому труду девчонки оказалась слишком тяжела.
Поддержкой в эти нелёгкие дни для меня стал Нед. С молчаливого согласия Коу и капитана он работал вместе со мной, порой выполняя порученную мне непосильную работу и бережно врачуя раны. По ночам он нередко выводил меня на палубу и, сидя рядом, уговаривал, наставлял и утешал, и в сердце у меня зрели благодарность и любовь к тому, кто принимал такое живое участие в моей нелёгкой судьбе.
Но человек привыкает ко всему. Через несколько дней тяжкие обязанности стали казаться мне не столь обременительными, забыв о боязни высоты, я ловко лазила по вантам и, наконец, начала наслаждаться плаванием. Море было спокойным и очень красивым, попутный ветер надувал паруса, и часто, сидя на мачте, я мечтательно вглядывалась вдаль, чувствуя, как душу захлёстывает волна восторга, готовая выплеснуться на каждого, кто в этот момент появился бы рядом.
Путешествие наше подходило к концу, вскоре мы вошли в озеро, отделяющее порт Маракайбо от моря. Занимаясь повседневными делами, я очутилась рядом с квартердеком и услышала голоса. Разговаривали капитан, Джон, Брайан Тревор, бывший, как я узнала, шкипером и летописцем Мак-Гилла, и ещё кто-то, мне незнакомый, на поверку оказавшийся хозяином «Валькирии». В голосе Коу звучало раздражение.
– Готье, – громко и веско говорил он, – подумай сам: ты не знаешь фарватер, и пересекать озеро без лоцмана неразумно.
Фарватер – часть водного пространства, достаточно глубокая для судоходства.
Лоцман – судоводитель, хорошо знающий местный фарватер и проводящий по нему суда.
– Господа, – защищался француз, – я пойду не наугад, а делая промеры. Зачем нам лишний человек на судне?
– Джон прав, – сказал Мак-Гилл, – ты не справишься, Жак, и мы рискуем застрять тут из-за тебя.
Голос Готье зазвучал вызывающе:
– Я сам себе хозяин, Генри. Я командую «Валькирией», и, поступлю так, как сочту нужным.
Наступило молчание. Наконец, заговорил Тревор:
– Вижу, тебя не переубедить. Но если что-то пойдёт не так, помощи от нас не жди.
– Как-нибудь разберусь, – фыркнув, сварливо ответил француз.
Когда он спустился в шлюпку и отплыл, я подошла к капитану.
– Сэр, – обратилась я к нему, – всё это кончится очень плохо. Он посадит «Валькирию» на мель посреди озера, и вы, разгружая её, потеряете не меньше трёх дней. За это время жители узнают о нашем прибытии и покинут город. Губернатора придётся искать очень долго.
Потеряв дар речи, Мак-Гилл, Коу и Тревор изумлённо воззрились на меня. Опомнившись, Джон промямлил:
– Что ты городишь, юнга? Откуда ты можешь это знать?
– Поверьте мне, так и произойдёт, – ответила я. – Простите, что я осмеливаюсь давать советы, капитан, но будет лучше, если вы всё-таки заставите Жака принять на борт лоцмана.
И помчалась к Неду, чувствуя, как спину мою буравят три ошеломлённых взгляда.
Как я предсказала, так и произошло, в точном соответствии произведению Сабатини. Три дня корсары, ругательски ругая Готье, снимали груз с «Валькирии», чтобы стащить судно с мели, а когда, мы наконец, сдвинулись с места, выяснилось, что Маракайбо пуст.
Мало того, за это время между островами Вихилиас и Лас-Паломас, на выходе из похожего на бутылку Маракайбского озера, встала на якорь испанская эскадра, возглавляемая злейшим врагом нашего капитана доном Антонио де Арагоном де Лерма. Так же, как и в книге Сабатини, адмирал прислал корсарам приказ немедленно покинуть город, обещая неприкосновенность. И получил от Мак-Гилла дерзкий ответ с требованием выкупа за Маракайбо и угрозой уничтожить и его, и эскадру испанцев в случае, если его условия не примут.
Но дальше всё пошло совершенно не так, как в первоисточнике. Во-первых, Готье, струсив, откололся сразу, а не после описанной в книге атаки с горящим шлюпом. Его команда погрузилась на «Валькирию» и отплыла, решив отдаться на милость адмирала. Все, кроме меня, приуныли, но я-то знала, что этот поход не стал для Блада последним, и намеревалась поделиться своими соображениями с двойником капитана, последнее время посматривающим на меня с некоторым страхом.
Шлюп – трёхмачтовое военное парусное судно второй половины XVIII – начала XIX вв.
Вторым же отличием выдумки от «действительности» стало появление в расположении нашего отряда незнакомого молодого человека, оказавшегося племянником дона Антонио.
Дон Альваро де Арагон возник на моём горизонте ясным тёплым утром, когда я, покончив с делами, прилегла в тени, болтая с Недом. Друг выглядел подавленным.
– Я знал, – грустно сказал он, – что смерть для корсара неминуемая неприятность. Но как же не хочется умирать!
Я вытаращила глаза.
– А с чего ты взял, что умрёшь? Капитан умён, он что-нибудь придумает.
– Надеюсь.
Голос Неда звучал уныло.
– После ухода «Валькирии» нас осталось слишком мало. Если не произойдёт чуда, испанец дождётся подкрепления, войдёт в озеро, и вздёрнет всех на нок-рее.
Похлопав товарища по руке, я сказала бодрым голосом:
– Не хорони нас раньше времени, всё ещё может измениться.
И оказалась права.
– Простите, господа, – прозвучал незнакомый голос с сильным акцентом, – вы моряки или местные жители?
Мы подскочили. Над нами стоял юноша в камзоле, сшитом по испанской моде, и дорогих, но сильно сбитых башмаках. Выглядел он так, словно долго шёл пешком, в потухших глазах светилась усталость. Я бы дала молодому человеку лет пятнадцать-шестнадцать: его подбородок и верхнюю губу окаймлял лёгкий пушок, и рядом с ним даже двадцатитрёхлетний Нед казался взрослым мужчиной.
– Моряки, – ответила я.
Мальчик вспыхнул от радости.
– Вы плаваете с Генри Мак-Гиллом?
Мы дружно кивнули.
– Не могли бы вы представить меня капитану?
Нед поднялся.
– А вы кто?
В глазах юноши мелькнуло беспокойство, руки его задрожали, но он справился с собой.
– Я дон Альваро – племянник дона Антонио де Арагона. И мне необходимо встретиться с Мак-Гиллом.
Во взгляде Неда появилась неприязнь, смешанная с недоверием. Подойдя к испанцу, он обыскал его. Никакого оружия, кроме шпаги, у того не оказалось, и моряк поинтересовался:
– Зачем вам нужен капитан?
– Хочу помочь ему вырваться из ловушки, устроенной моим дядей.
При этих словах лицо дона Альваро потемнело. Мы переглянулись.
– Пошли, – неохотно согласился Нед.
И направился к «Амелии».
Дон Антонио, возмущённый поведением племянника, рвал и метал. Сначала они поссорились из-за того, что адмирал не сдержал слова, данного Готье, и не выпустил «Валькирию» в море, собственноручно вздёрнув капитана и каждого второго из команды. Нельзя сказать, что дон Альваро сочувствовал предателю, но у него имелись твёрдые понятия о чести и уверенность, что обещания надо выполнять.
Дона Антонио привело в бешенство противодействие мальчишки решению, которое сам он считал правильным. А потом возникла новая проблема: тот исчез, и дядя опасался, что его захватили в плен. Адмирал отправил людей на поиски строптивца, а когда они не привели к результату, стал ждать.
И дождался. Индеец привёз ему письмо Генри Мак-Гилла, в котором капитан сообщил, что родственник де Арагона де Лерма находится на борту его судна в качестве заложника, и предлагал отпустить юношу после того как пиратским кораблям будет открыт выход в море.
Злобно усмехаясь, дон Антонио написал ответ, суть которого сводилась к следующему: он – испанский гранд ставит интересы Испании выше семейных. И поэтому с великим сожалением отказывается от любезного предложения корсара, прекрасно понимая, что тем самым обрекает дона Альваро на смерть.
Через полчаса послание доставили на «Амелию». Когда собравшиеся ознакомились с его содержанием, в капитанской каюте воцарилась тишина. Мак-Гилл обводил взглядом понурившихся офицеров, на лицах которых читалось отчаяние. Они ошибались, думая, что родственные отношения их добровольного пленника и адмирала сыграют на руку флибустьерам.
Молодой испанец сидел, опустив голову. Капитан подошёл к несчастному и, с сочувствием глядя на него, положил ладонь ему на плечо. Взглянув на Мак-Гилла, тот попытался что-то сказать и вдруг зарыдал. Никто не успокаивал мальчика, понимая, что в этот момент он расстаётся с последними иллюзиями по отношению к собственному дяде. Я, прильнувшая глазом к широкой дверной щели, тоже прослезилась, понимая, как тяжело сейчас бедному ребёнку. Капитан сел рядом с ним.
– Не тревожьтесь, дон Альваро, – мягко сказал он, – смерть вам не грозит. Вы пытались помочь, это не удалось, что ж, мы найдём другой способ.
Юноша покачал головой.
– Лучше умереть, чем пройти через такое, – подавленно сказал он. – Более для меня не существует ни моей семьи, ни Испании. Прошу вас, капитан, возьмите меня в команду. Плавая с бывшим родственником, я многому научился и смогу стать вам полезным.
Мак-Гилл задумался.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Как и наш новый юнга, вы поступаете в распоряжение моё и офицеров, но в кубрике с командой вам находиться нельзя. Корсары не знают всех обстоятельств и не доверяют испанцам. Поэтому вам помогут обустроиться в каюте, находящейся рядом с моей.
– Мне не нужно ничего сверх того, что есть у других, – грустно сказал Альваро. – Но вы правы, и ваши опасения обоснованы. Я буду осторожен.
Капитан, кивнув, хотел отпустить людей, но тут испанец задал вопрос, услышав который, я похолодела:
– Сеньоры, позвольте поинтересоваться, с каких пор на пиратских кораблях юнги – девушки? Разве на Тортуге мало мальчиков?
Мак-Гилл и другие на несколько секунд замерли, а после покатились со смеху. Вытирая слёзы, Коу сказал:
– Дон Альваро, Марио очень юн, потому и выглядит таким нежным. Но мальчишка он боевой и обязанности свои выполняет хорошо, все им довольны. Вы ошиблись.
Переговариваясь и ухмыляясь, офицеры покинули каюту капитана. Испанец не стал возражать, но недоверчиво покачал головой, а я поняла, что раскрытие моего инкогнито – дело времени.
Теперь для меня стало главной целью – уплыть с Маракайбо живой, не став игрушкой команды, которая наверняка изменила бы отношение ко мне, узнав, кто я на самом деле. Вернувшись на Тортугу, я смогу оплатить переезд в Англию, Францию, Италию, к чёрту на кулички. А чтобы поскорее уйти из проклятого озера, надо осуществить мой план. Осталось только поделиться своими соображениями с капитаном. Решившись, я постучала и вошла.
Дон Альваро смотрел на меня во все глаза, ища во внешности и поведении подтверждение своих слов. Стараясь не обращать внимания на его пронзительный взгляд, я сказала:
– Сэр, не позволите ли вы с вами поговорить? У меня есть идея, как нам вырваться отсюда.
Капитан пожал плечами.
– Почему бы и нет, – ответил он. – В нашей ситуации любая толковая мысль может оказаться спасительной.
– Но я хотел бы побеседовать с вами с глазу на глаз.
– Ты не доверяешь господину де Арагону?
Я отрицательно мотнула головой.
– Не то чтобы, но…
– Вы не возражаете, дон Альваро? – обратился к тому Мак-Гилл.
– Нисколько, – поднимаясь, ответил тот.
Капитан поручил Джону показать новому члену команды его каюту и жестом пригласил меня занять место напротив.
– Позвольте сначала задать вопрос, сэр? – скромно попросила я. – Скажите, вы не намеревались под покровом темноты напасть на эскадру де Лерма, используя позаимствованный нами шлюп в качестве плавучей бомбы?
Вскочив, Мак-Гилл, со страхом уставился на меня, а я мысленно хихикнула, подумав, что, пожалуй, только мне удалось напугать бесстрашного авантюриста.
– Как ты об этом узнал? – хрипло поинтересовался тот.
Я хмыкнула.
– Так же, как и о будущем просчёте Готье. Мне диктует Бог.
Капитан рухнул в кресло.
– И что ты можешь сказать по поводу этой атаки?
– Мысль неплоха, но…. Дело в том, что адмирал перевооружил форт на Лас-Паломас, укрепив его с помощью пушек, взятых из форта Кохеро. Мы нанесём серьёзные повреждения кораблям противника, но вырваться в море не сможем. Мало того, огнём орудий будет повреждена «Виктория», и нам придётся потратить не один день на её ремонт.
Мак-Гилл пристально посмотрел на меня.
– Так что же ты предлагаешь?
Я поделилась «своими» мыслями. План оказался настолько прост и эффективен, что лицо капитана просветлело.
– Но, несомненно, – добавила я, – необходимо сделать вылазку. Я в это больше вмешиваться не стану, а вы, сэр, выберетесь туда с кем-нибудь из офицеров, и все лавры в случае нашего спасения отдадут вам.
Капитан задумчиво накручивал на палец локон парика.
– А почему ты хочешь скрыть своё в этом участие?
– У меня есть на то причины, но я предпочёл бы о них умолчать, – прозвучал ответ. – Кстати, дон Альваро наверняка неплохо знает обстановку. Уверен, он станет хорошим проводником.
– Я подумаю об этом, – сказал Мак-Гилл, всё ещё размышляя над моими словами.
В каюту заглянул Коу.
– Генри, – растерянно сказал он, – к тебе рвётся вице-губернатор дон Франсиско. Пустить его?
– Да, конечно, – возвращаясь в реальность, ответил капитан.
И повернулся ко мне.
– Марио, – сказал он, – если мы, благодаря твоей выдумке, сумеем уйти, я присвою тебе офицерский чин.
Подавившись воздухом, я отчаянно замотала головой.
– Ни в коем случае, сэр! Прошу, пообещайте, что вы этого не сделаете.
Мак-Гилл долго молчал, с любопытством меня рассматривая.
– Хорошо – согласился он, наконец.
С облегчением вздохнув, я покинула каюту, разминувшись в дверях с доном Франсиско – маленьким, тщедушным человечком, выглядевшим очень напуганным. Оказавшись на палубе, я нашла Неда, сбившегося с ног, отыскивая меня, и, выслушав его ворчливые претензии, заявила:
– Мне надо рассказать тебе нечто важное, но это должно остаться между нами.
Он кивнул.
– Ладно. Спустимся на берег?
– Да. Боюсь, здесь найдутся любопытные уши, что совсем нежелательно. Пойдём.
И мы направились к сходням.
Я передала Неду содержание беседы с капитаном, что привело моряка в состояние остолбенения. Слабым голосом он поинтересовался:
– Ты и впрямь разговариваешь с Богом?
Я судорожно расхохоталась:
– Нет, это он болтает со мной.
И безо всякого логического перехода произнесла:
– Нед, я в опасности, мне нужна твоя защита.
– Я всегда готов тебе помочь, – серьёзно сказал молодой человек, – но я должен знать, в чём дело.
Опустившись на колени, я рассказала Неду свою историю. Когда же закончила, тот сидел, не поднимая глаз и мыском сапога ковыряя песок. Машинально зачерпнув его в горсть, он просеял песчинки сквозь пальцы.
Молчание затягивалось, но, наконец, товарищ поднял голову.
– Ты девушка? – переспросил он.
Проглотив комок, я кивнула, не зная чего ожидать. Нед посмотрел на меня.
– Что же ты раньше не открылась, Марина? – жалобным тоном произнёс он. – Я уже решил, что со мной не всё в порядке. Мне никогда не нравились мальчики, и вдруг я влюбился с первого взгляда….
– Значит, – перебила я, – ты мне поверил?
Моряк удивился:
– Как я могу не поверить другу? Ведь мы же друзья…
Он осёкся и, подумав, спросил:
– Или теперь уже нет?
Меня настолько восхитило простодушие юноши, что я кинулась ему на шею, горячо воскликнув:
– Конечно, друзья!
Нед отстранил меня.
– Марина, пожалуйста, не делай этого, – попросил он, – а то меня в жар кидает.
И, помолчав, добавил:
– Но теперь всё встало на свои места.
– А тебя не смущает, что под парусами корсарского судна плавает женщина? – прозвучал вопрос.
Юноша задумался.
– Нет, – после долгого размышления ответил он. – У тебя не оставалось другого выхода. Только с этого момента я вдвойне ответственен за твою судьбу. Если мы вернёмся из похода живыми, то уедем в Англию подальше от моря и пиратов. Я кое-что скопил за несколько рейдов с Мак-Гиллом…
– А моё наследство? – прервала я.
– Оно не твоё, – уверенно сказал Нед, – ты не должна его принимать.
Он хотел добавить что-то ещё, но с «Амелии» раздался свисток. Мы поднялись и, с трудом удержавшись от того, чтобы взяться за руки, направились к кораблю.
Миновали три дня. К исходу последнего на палубе нашего судна блеял и мычал скот – это прибыл выкуп за город, собранный вице-губернатором Маракайбо. Кроме того, в одну из кают сгрузили мешки со слитками драгоценных металлов и деньгами, и общая сумма этого богатства составила пятьдесят тысяч песо. Пираты потирали руки, предвкушая делёж; никто уже не боялся, что умрёт на виселице адмирала де Лерма, поскольку стало известно, что хитроумный капитан Мак-Гилл нашёл выход из смертельно опасной ситуации.
Нед присоединился к морякам, заготавливающим солонину, когда-то он занимался охотой, и знал все тонкости этого дела. В течение недели мы почти не виделись, перекидываясь при встрече парой слов и обмениваясь рукопожатиями. Но ночью, встретившись в укромном уголке, давали себе волю.
Сначала мы подолгу разговаривали, строя планы на будущее, потом всё чаще стали замолкать на середине фразы и, взявшись за руки, сидели, глядя в звёздное небо. А когда Нед решился на поцелуй, я, измученная ожиданием, решила, что умерла и попала в рай.
Но моряк не позволял себе никаких других вольностей, и на все просьбы и увещевания отвечал:
– Когда поженимся. Я не могу так поступить с тобой, это непорядочно.
– Что это изменит, – настаивала я, – ты же не станешь хуже ко мне относиться?
– К тебе – нет. Но перестану уважать самого себя, – говорил он.
Мне пришлось смириться и набраться терпения. Но, признаюсь, твёрдость Неда в соблюдении мужской чести только возвысила его в моих глазах.
Между тем, опасность раскрытия моего инкогнито росла. Дон Альваро, неожиданно ставший правой рукой капитана, постоянно наблюдал за мной, и я то и дело ловила на себе его изучающий взгляд. Не ведая, что жду нападения не с той стороны, я, надев маску презрительного равнодушия, старалась не обращать внимания на назойливого испанца.
Однажды, когда мы готовились к отплытию, он окликнул меня:
– Сеньорита!
Внутренне похолодев, я с независимым видом продолжила заниматься своими делами. Юноша подошёл ближе.
– Сеньорита, – повторил он, – я пугаю вас?
Я хмыкнула:
– Дон Альваро, вы слишком молоды, чтобы кого-либо испугать.
Это прозвучало оскорбительно, и собеседник побледнел.
– Если бы я не был уверен, что разговариваю с женщиной, вы жестоко поплатились бы за свои слова, – процедил он сквозь зубы.
– Вы обиделись? – нарочито преувеличенно удивилась я. – А разве то, что вы постоянно называете мальчишку девушкой, не оскорбление?
В глазах молодого человека загорелось восхищение.
– Вы великолепно держитесь, – заявил он, – но я вижу то, что есть на самом деле. Не знаю, почему этого не замечают остальные, но…. Сеньорита, клянусь честью, если вы подтвердите мою догадку, я больше не доставлю вам беспокойства.
Смотав канат и оттащив его на место, я повернулась к испанцу.
– Дон Альваро….
Голос мой звучал бесстрастно.
– Допустим, только допустим, что вы правы, и я, действительно, женщина, в силу обстоятельств попавшая на корсарское судно. Неужели вы думаете, что я признаюсь в этом первому встречному и подвергну свою жизнь и честь опасности? Ведь проведай команда, кто их юнга на самом деле, я стану игрушкой этих авантюристов и, возможно, не доживу до Тортуги.
Юноша побелел, на глаза его навернулись слёзы. Помолчав с минуту, он ответил:
– Вы правы, это ужасно! Простите меня, по недомыслию я чуть не выдал вас.
Развернувшись, он мгновенно исчез, а я, сев на бухту каната, задумалась. Похоже, мне посчастливилось найти верного союзника, и, судя по восторженному взгляду, каким новый друг смотрел на меня, он был влюблён. Романтик! Дон Альваро не знал, что я не могу ответить ему взаимностью.
Размышления мои прервал Джон. Ругаясь, впрочем, совершенно беззлобно, на бездельника-юнгу, он заставил меня заняться делом. Через час мы поднимали якоря.
«Амелия» и «Виктория» приблизились к западной оконечности острова Лас-Паломас на глазах ошеломлённого этим манёвром дона Антонио де Арагона, который, заметив вдали паруса корсарских кораблей, ещё полчаса назад потирал руки в предвкушении мести. Теперь же он недоумевающе переглядывался со своими офицерами, тоже изумлёнными происходящим.
А увидели они, что шедшие ранее на буксире пироги, наполненные вооружёнными людьми и пушками, огибая суда, движутся к заросшему кустарником берегу, возвращаясь обратно пустыми. После двух таких ходок адмирал, улыбнувшись, заметил:
– Кажется, они собираются атаковать нас с берега. Безумцы! Можно считать, что Мак-Гилл уже в наших руках.
Пирога – челнок, который выдалбливается или выжигается из одного ствола.
Но через час улыбка де Лерма увяла. По его сведениям после предательства Готье под командованием Мак-Гилла осталось не более трёхсот человек, а лодки перевезли уже, как минимум, пятьсот пиратов.
Один из офицеров предложил сделать вылазку, но адмирал воспротивился, и напрасно. Если бы он заглянул за густую завесу зелени, то не увидел бы ни одного корсара, ни единой пушки. Как и в книге, которую я знала почти наизусть, к берегу пироги доставляли сидящих и стоящих людей, а увозили лежащих на их дне, что со стороны выглядело так, словно лодки были пусты.
К вечеру, когда, по подсчётам испанцев, на Лас-Паломас с пиратских кораблей перебралось около тысячи человек, моряков обуял дикий страх, передавшийся и дону Антонио. Запаниковав, он сделал то, на что и рассчитывал Мак-Гилл: приказал перетащить на берег большие пушки, направив их в сторону, откуда ожидалась атака флибустьеров. Форт остался безоружным, и вернувшийся из разведки капитан отдал приказ осторожно сниматься с якоря.
«… эскадра корсаров под прикрытием ночи, воспользовавшись отливом, тихо подняла якоря. Нащупывая путь промерами глубин, четыре неосвещенных корабля направились к узкому проходу в море. Капитан Блад (Мак-Гилл) приказал спустить все паруса, кроме бушпритных, обеспечивающих движение кораблей и выкрашенных в черный цвет.
Бушприт – дерево, выдвинутое за борт в носу судна горизонтально или под некоторым углом.
Когда судна почти поравнялись с фортом, испанцы, целиком поглощенные наблюдениями за противоположной стороной, заметили в темноте неясные очертания кораблей и услышали тихий плеск рассекаемых волн и журчание кильватерных струй. И тут в ночном воздухе раздался такой взрыв бессильной человеческой ярости, какого, вероятно, не слышали со дня вавилонского столпотворения. Чтобы умножить замешательство среди испанцев, «Элизабет» («Виктория») в ту минуту, когда быстрый отлив проносил ее мимо, произвела по форту залп изо всех пушек левого борта.
Кильватерная струя – возмущённая полоса воды, остающаяся за кормой идущего корабля.
Тут только адмирал понял, что его одурачили, и птичка благополучно улетает из клетки, хотя еще не мог сообразить, как это произошло. В неистовом гневе дон Мигель (Антонио) приказал перенести на старые места только что и с таким трудом снятые оттуда пушки. Он погнал канониров на слабенькие батареи, которые из всего его мощного, но пока бесполезного вооружения одни охраняли проход в море. Потеряв еще несколько драгоценных минут, они, наконец, открыли огонь.
В ответ прогремел ужасающей силы бортовой залп «Арабеллы» («Амелии») поднимавшей все паруса. Взбешенные испанцы на мгновение увидели ее красный корпус, освещенный огромной вспышкой огня. Скрип фалов утонул в грохоте залпа, и «Арабелла» исчезла, как призрак.
Фал – снасть, предназначенная для подъёма и спуска парусов.
Скрывшись в благоприятствующую им темноту, куда беспорядочно и наугад стреляли мелкокалиберные испанские пушки, уходящие корабли, чтобы не выдать своего местоположения растерявшимся и одураченным испанцам, не произвели больше ни одного выстрела.
Повреждения, нанесенные кораблям корсаров, были незначительны. Подгоняемая хорошим южным бризом, эскадра Блада (Мак-Гилла) миновала узкий проход и вышла в море».
Р. Сабатини. «Одиссея капитана Блада».
Корсары кричали «ура». Они кинулись качать капитана и офицеров, едва не пороняв тех за борт. А я, улыбаясь, скромно стояла в стороне.
Услышав тихий свист, я оглянулась и увидела Неда. Попятившись, я приблизилась к юноше, и тот увлёк меня в темноту. Мы целовались, поглядывая на ликующих пиратов.
– Спасибо! – шепнул Нед мне в ухо.
– За что? – удивилась я.
– За спасение наших жизней, – серьёзно ответствовал молодой моряк.
Я открыла рот, чтобы возразить, но он прижал ладонь к моим губам.
– Тсс. Мне же всё известно, не забывай.
И, притянув меня к себе, снова принялся целовать.
– Что тут происходит?
Подпрыгнув от неожиданности, мы шарахнулись друг от друга. Но поздно, Мак-Гилл всё понял. Схватив Неда за плечо, капитан крепко его встряхнул.
– Что ты творишь? – зашипел он. – Ты нарушаешь божьи законы и правила, принятые на корабле….
Моряк молчал, ведь, сказав правду, он выдал бы меня с головой. Я оцепенела, не зная, что предпринять. Убить Мак-Гилла я не могла, да он бы и не позволил. Оставалось только одно – признаться, положившись на благородство джентльмена-авантюриста. И, когда тот подтолкнул Неда вперёд, намереваясь увести, я остановила его:
– Сэр, позвольте вам всё объяснить?
Я не видела, но догадывалась, что он смотрит на меня. Молчание затягивалось.
– Нет, – отрезал Мак-Гилл, отворачиваясь.
– Капитан, – возопила я в отчаянии, – Нед не виноват, закон нарушил я!
– Что?! Ты сам захотел…
В голосе его звучало удивление.
– Я не тот, кем вы меня считаете. Я не мальчик, а девушка.
Пальцы Мак-Гилла разжались. Отпустив Неда, он схватил меня за руку и вытащил на свет. Щурясь, я взглянула ему в лицо. Такого изумлённого выражения я никогда ни у кого не видела. Крутя и осматривая меня, капитан коснулся груди и, убедившись, что та принадлежит женщине, поспешно отдёрнул руку.
– Идите за мной. Оба, – опомнившись, приказал он.
Мы покорно поплелись вслед.
Оказавшись в каюте, мы с Недом замерли, боясь поднять глаза, а Мак-Гилл, опустившийся в кресло у стола, жестом пригласил нас садиться. Пристроившись на краешке стоящей у стены кушетки, мы, наконец, решились взглянуть на капитана.
– Скажите, мисс, – спросил он, – к чему этот обман?
– Видите ли, сэр, – ответствовала я, – когда Джон нашёл меня на берегу, признание в том, что я не мальчик, а девушка, могло стать самоубийством. Ведь я понятия не имела, кто он такой, а выглядел Коу устрашающе.
Слабая улыбка скользнула по губам Мак-Гилла, но он продолжил допрос:
– Хорошо, допустим. Но почему вы не открылись мне?
Я смотрела на него, обдумывая ответ.
– Побоялась. Сэр, я находилась в отчаянном положении, речь шла о выживании. Вы наверняка сочли бы меня сумасшедшей, и даже сейчас я не знаю, поверите ли вы в мою невероятную историю.
– Очень постараюсь, – уверил капитан.
И я рассказала всё.
– Вот откуда вы знаете подробности нашего приключения у Маракайбо, – помолчав, задумчиво сказал Мак-Гилл. – А я уже решил, что недостаточно верю в Бога, раз он подсказал разумное решение вам, а не мне.
– Согласно первоисточнику, вы приняли его сами, сэр, – отозвалась я. – Но здесь…. Кто знает, здесь всё немного иначе.
И тут капитан задал вопрос, несколько меня напугавший:
– Что же мне с вами делать?
Нед напрягся и попытался встать, но капитан махнул рукой, запрещая ему двигаться.
– Надеюсь, вы не собираетесь выбросить меня за борт? – с вызовом поинтересовалась я. – Поверьте, это будет не так просто, как кажется.
Мак-Гилл расхохотался, а мы с недоумением воззрились на него.
– Сударыня, – сказал он, отсмеявшись, – в этом я не сомневаюсь. Вы с такой лёгкостью выполняете мужские обязанности, что для вас, с вашей-то ловкостью, справиться даже с десятком корсаров не составит труда. Но я и в мыслях не могу быть грубым с женщиной и уж тем более не посмею поднять на неё руку.
После небольшой паузы капитан спросил:
– Каковы ваши дальнейшие планы?
Ответил Нед:
– Когда вернёмся на Тортугу, я получу свою долю за этот рейд, заберу у губернатора всё, что скопил, и увезу Марину в Англию. Мы намерены пожениться.
Подумав, Мак-Гилл сказал:
– Что ж, я одобряю это решение, хотя и сожалею, что вы уйдёте, ваша служба меня вполне устраивала. Не тревожьтесь, мисс, тайну я сохраню, но будьте осторожны и не выдайте её сами. Идите.
Взявшись за руки, мы вылетели на палубу и обнялись, не заметив, что за нами наблюдает пара недобрых глаз.
Несколько дней плавание не радовало нас приключениями. Попутный ветер гнал судно в нужном направлении, и большинство моряков, кроме вахтенных, предавалось блаженному безделью.
Но на третьи сутки на горизонте показался корабль, по очертаниям похожий на испанский. Наверное, это было то самое подкрепление, которого так и не дождался у Маракайбо дон Антонио. По палубе забегали корсары, готовясь к бою. Суета началась и на судне противника. Я успела прочитать его название – «Санта Мария», до того как Нед схватил меня в охапку и оттащил к трюму.
– Спускайся! – приказал он.
Посмотрев на его серьёзное лицо, я не стала спорить и нырнула в пропахшую солью и ещё чем-то мерзким темноту. И вовремя, потому что корабль сотрясся от взрыва упавшего за бортом пушечного ядра.
– Странно, – думала я, слегка нервничая, – если это «Санто Ниньо», встретившийся эскадре Блада на обратном пути, то почему он вступил в бой? Ведь в книге испанец сдался сразу.
Внезапно от страшного удара «Амелия» дала крен, и я, забыв о праздных размышлениях, покатилась в противоположный угол, задевая канаты, мешки и бочки. Кувыркнувшись в последний раз, я упала на что-то мягкое, издавшее приглушённый стон. Солнечный луч, просочившийся в палубную щель, осветил лицо бессознательного человека, и я вскрикнула:
– Дон Альваро?!
Проведя ладонями по телу юноши, я нащупала верёвки, стянувшие его руки и ноги, но узлы оказались так крепки, что развязать их мне не удалось. Вспомнив о ноже, подаренном мне Недом, я запустила руку за отворот ботфорта и, достав оружие, разрезала путы. После того как я растёрла конечности испанца, восстановив кровообращение, он пришёл в себя.
– Кто здесь? – раздался слабый голос.
– Друг, сеньор, – отозвалась я.
– Мара? – изумился молодой человек.
– Вообще-то, меня Мариной зовут, – пробурчала я, прислушиваясь.
Бой затихал. Я помогла дону Альваро подняться, он оперся на моё плечо, и мы с трудом добрались до люка. Наверху стояла тишина, но вскоре я услышала голос Неда:
– Марина, с тобой всё в порядке?
Господи, из-за неожиданного приключения у меня вылетело из головы, что мой моряк всё это время находился в страшной опасности.
– Я здесь, Нед, – крикнула я, – и не одна. Помоги нам выбраться.
Вытащив меня и де Арагона, избранник, нахмурившись, осмотрел обоих с ног до головы.
– Что вы там делали вдвоём? – ревниво поинтересовался он.
Но, узнав, что стряслось с доном Альваро, побледнел и, поднырнув под руку испанца, повёл того к капитанской каюте.
Мы шли, спотыкаясь о валяющиеся на палубе обломки дерева, и я с содроганием отводила взгляд от покалеченных тел моряков, для которых эта битва стала последней. «Санта Мария» затонула, а вдалеке виднелись лодки, увозившие команду злосчастного судна.
Выслушав мой сбивчивый рассказ, капитан нахмурился и обратился к испанцу:
– Дон Альваро, кто напал на вас?
– Я не знаю, сеньор. Он подкрался сзади и ударил меня по голове. Придя в себя, я услышал голос Мары…
– Марины, – снова буркнула я.
Но на меня не обратили внимания.
– Нед¸ – повернувшись к тому, спросил Мак-Гилл, – ты знаешь, кто мог это сделать?
Моряк пожал плечами.
– Добрая четверть команды, – ответил он. – Не все относятся к дону Альваро по-дружески.
Я подтвердила:
– Иногда в кубрике говорят, что испанца надо выкинуть за борт, что все они вероломны, и рано или поздно он нас предаст.
– Мара, – жалобно произнёс де Арагон, – а вы верите мне?
– Я – да, и Нед тоже. И большинство. Но всё же враги у вас есть, поэтому будьте осторожны.
Мак-Гилл согласно кивнул и сказал:
– Нед, Марина, спасибо за помощь. А сейчас я должен побеседовать с доном Альваро наедине.
Мы вышли. Я, не задумываясь о том, что нас могут увидеть, бросилась Неду на шею, покрыв его лицо поцелуями.
Нед горячо ответил, но тут же вздрогнул и отстранился.
– За нами следят, – испуганно сказал он.
Мы осмотрелись, но никого не увидели. И всё же, решив не рисковать, нырнули в ближайшее укрытие, чтобы в полном уединении предаться сладостному греху.
Когда до Тортуги оставалось несколько десятков миль, началась буря. Мне ещё не приходилось плавать в шторм, и чувствовала я себя неважно, преобладал страх. Судно со скрипом заваливалось то в одну, то в другую сторону, волны перехлёстывали через палубу, и я опасалась, что меня смоет в пучину.
В ту минуту, когда я, тихо плача, мужественно пыталась закрепить парус, меня обнаружил Мак-Гилл. Отлепив мои пальцы от спасительных канатов, он потребовал, чтобы я немедленно отправилась в кубрик и сидела там, пока не установится погода.
– Я не намерен отвечать перед богом за жизнь женщины, которую не сумел уберечь, – прокричал он мне в ухо.
Хватаясь за всё, что попадалось под руку, я послушно побрела в убежище. Внезапно дорогу мне преградило что-то большое и дурно пахнущее, оказавшееся Джеком Смитом. Как я ни отбивалась, он скрутил мне руки и под аккомпанемент бури поволок на нос судна. Дохнув смрадом, Джек прошипел:
– Ну, что, позабавимся? Сомневаюсь, что глупый щенок сумеет доставить тебе такое же удовольствие, как взрослый мужчина.
И начал стаскивать с себя штаны.
– Вот кто подсматривал за нами, – мелькнула мысль.
Обороняться я не могла, но избежать насилия всё же сумела. Неожиданно для Смита я резко дёрнулась и, перекинув тело через поручни, полетела вниз. Схватить меня он не успел. Мне повезло, я чудом уцепилась за якорную цепь, на которой и повисла, раскачиваясь и благословляя небрежность моряков, не подтянувших якорь к клюзу. Дикая боль пронзала плечо, вывихнутое при резком рывке, но это казалось мелочью по сравнению с фактом, что я жива.
Клюз – сквозное отверстие к борту носовой части судна для прохода якорных канатов.
Между тем, море успокаивалось. Волны улеглись, и корабль уже не заваливался на бок в попытках перевернуться. Осторожно спустившись, я уселась на крюк и стала ждать помощи. Но ожидание затянулось: до того момента, когда меня продрогшую и окровавленную подняли и положили на палубу, прошло не менее часа. С ужасом и состраданием глядя на моё дрожащее тело, капитан коротко спросил:
– Кто?
– Смит. Джек Смит, – с трудом шевеля языком, ответила я.
Нед ринулся в возмущённо загудевшую толпу моряков, но ему не пришлось собственноручно вытаскивать подонка, его вытолкнули товарищи. Коу достал пистолет и направил дуло в лоб мерзавцу. Тот попытался отсрочить казнь, пробормотав:
– Ребята, да вы что? Я вам открою глаза. Это же баба. Неужели из-за неё вы убьёте своего?
А я изумилась, когда Джон произнёс:
– То, что Марина – женщина, мы знаем давно. И она для нас больше своя, нежели ты.
Пуля вошла в голову Джека, тот забился в предсмертных судорогах, а Коу, осторожно подняв меня, понёс к своей каюте.
– Джон, а когда вы выяснили, что я… ну, не мужчина? – спросила я слабым голосом.
– Давно, дочка, ещё во время рейда на Маракайбо. Мы же не слепые, некоторые вещи не скроешь.
– Но почему вы молчали?
– Да что мы могли сказать? Что бы это изменило? Мы посоветовались и решили принять всё, как есть, хотя некоторые выступали против. Из-за поверья, будто женщина на судне к беде. Ан вышло наоборот. Да и товарищ ты хороший.
– А от Неда скрыли?
– Мы думали, он знает, вы же парочкой ходили. Ну, а капитану говорить поопасились. И, вот что, хватит болтать, тебе силы беречь надо.
Вправив сустав, Коу позвал Неда, чтобы тот помог ему меня вымыть, и я погрузилась в сон, наполненный бредом.
Слава опередила нашу эскадру. Когда мы прибыли на Тортугу, там уже несколько дней обсуждали историю об одураченном Мак-Гиллом адмирале де Лерма. Нас встретили, как героев, и я тоже получила свою долю почестей. Несмотря на суеверия, береговое братство с большим уважением отнеслось к первой женщине, побывавшей в море и прошедшей через множество неженских испытаний. Дон Альваро добился доверия пиратов с большим трудом, чем я, но, в конце концов, они приняли и его.
Испанец смирился с тем, что я принадлежу другому. Он вёл себя вполне достойно, по-дружески относясь к моему жениху, и молодые моряки прекрасно ладили.
Я и Нед обвенчались через неделю, на следующие сутки после того, как в Европе началась война между Францией и Англией. Не зная об этом, мы радовались, как дети, и, выходя из церкви, строили планы, которым не суждено было осуществиться.
В этот злосчастный день на рейде встали два английских каперских корабля, и в тот момент, когда мы подошли к берегу, начали обстреливать остров. Меня отбросило за скалу, я ненадолго потеряла сознание, а когда пришла в себя, увидела вокруг изувеченные трупы товарищей. Останки мужа, так и не ставшего моим возлюбленным, я опознала лишь по ботфортам, верхняя часть его тела превратилась в кровавое месиво.
Не в силах оторвать взгляд от ужасного зрелища я опустилась на песок и, внезапно осознав, что произошло, закричала. Эхо подхватило вопль, разнеся его по всем укромным уголкам острова, и спасительное беспамятство утянуло меня в свои глубины.
В чувство меня привела сильная, болезненная пощёчина.
– Нед, – пробормотала я, – ты жив?
И открыла глаза. Надо мной склонилась мать. Зло сжав губы, она ударила меня снова.
– Алкоголичка, – шипела она, – ненормальная! Всё у тебя не как у людей!
Оттолкнув недружеские руки, я приподнялась на кровати и раздражённо поинтересовалась:
– Чем я тебе опять не угодила?
– Пока ты шлялась с дружками-забулдыгами, неделями не появляясь дома, я молчала, но я не допущу, чтобы ты глушила водку здесь! – замахиваясь, заорала родительница.
Обхватив горлышко полупустой бутылки, я бесстрастно произнесла:
– Это коньяк – благородный напиток. И, если ты не перестанешь нести околесицу и немедленно не уберёшься из моей комнаты, я за себя не ручаюсь.
Подпрыгнув от ярости, мать хотела сказать что-то ещё, но я выразительно приподняла оружие, и она вылетела за дверь.
На меня, оставшуюся наедине с собой, вновь накатило отчаянье. Я сорвала крышечку и выпила остатки спиртного прямо из горлышка, надеясь, что вновь попаду в утраченную реальность. Ничего не произошло, и, осознав, что возврата не будет, я уткнулась в подушку и тихо заплакала.
Жить мне не хотелось ещё очень и очень долго. Я много пила, пытаясь заглушить боль, и окончательно испортила отношения с матерью. И всё же постепенно мне удалось убедить себя, что события, в которых я приняла участие, произошли во сне. У меня не оставалось выбора, иначе я сошла бы с ума.
Но, несмотря на это, до тех пор, пока мне не удалось устроить личную жизнь, я нередко, доводя мать до истерики, с криком просыпалась по ночам, вновь и вновь переживая трагические перипетии минувших дней.
Я шла по тёмному переулку, оглядываясь и шарахаясь от теней, отбрасываемых открытыми дверями и мусорными баками. В мистику я не верила, поэтому боялась не мифических чудовищ, а людей, которые могли скрываться в обрамлённых мраком провалах подъездов и за углами домов.
Когда мне осталось сделать несколько шагов, чтобы выйти на ярко освещённую улицу, с перекошенной скамейки поднялся тёмный силуэт. Возможно, мне померещилось, но там, где у нормального человека находятся глаза, у незнакомца замерцали две яркие красные точки, а во рту блеснули два длинных клыка.
Закричав, я кинулась бежать, оставив ужасное видение позади.
Прошлое.
Мальчику не спалось. Он лежал в постели, глядя на плотно занавешенное чёрной тканью окно. Каждое утро мама закрывала шторы, не давая ни единому лучу солнца проникнуть внутрь. А ребёнку так хотелось выбежать наружу, постоять под золотистым ливнем, любуясь ярко-голубым небом, поиграть со сверстниками. Но вместо этого он дремал, а пробудившись, выходил в ночь, полную зловещих тайн и теней, скользящих от дома к дому.
– Ты снова пренебрегаешь отдыхом?
Подросток открыл глаза. У кровати стоял отец.
– Папа, – спросил ребёнок, – скажи, почему мы должны спать днём и бодрствовать ночью? Почему я не могу ходить в школу? Почему, наконец, я должен охотиться на людей? Ведь они, как и мы, имеют право жить.
Мужчина строго посмотрел на сына.
– Ты задаёшь слишком много вопросов и чересчур много размышляешь, – сердито сказал он. – Всё происходит так, а не иначе, потому что подобное поведение диктует нам наша природа. Перестань выспрашивать и делай, что тебе приказывают, иначе ты подвергнешься суровому наказанию, как и другие наши слишком любопытные собратья.
– Кто меня накажет?
– В первую очередь, я, а потом… Спи!
Развернувшись, отец вышел, а ничего не понявший мальчик вздохнул. Конечно, он следовал правилам, принятым в их общине, но всё чаще задумывался, зачем. Почему надо жить именно так, и почему никто не пытается ничего изменить?
Вновь испустив тяжёлый вздох, подросток повернулся на бок. Усталость взяла своё, ребёнок заснул и видел в грёзах сияющий небосвод и яркое солнце.
Настоящее.
В панике выскочив на улицу и пытаясь сообразить, где очутилась, я вдруг почувствовала, как руки скрутила в узел неодолимая сила. Повернув голову, я завопила, встретившись взглядом с двумя огненно-красными провалами глаз, пылающих на лице незнакомого человека. Но особенно меня напугали длинные зубы, в доли секунды выросшие из его дёсен.
– Господи, это же вампир! – подумала я в ужасе. – Но этого не может быть, их не существует!
Но не стоило отрицать очевидное, они очень даже существовали, и через секунду клыки монстра коснулись моей шеи.
– Проголодался? – прозвучал насмешливый баритон. – Не многовато ли за одну ночь?
Скосив глаза, я увидела молодого, лет тридцати с небольшим, светловолосого мужчину в чёрном, наглухо застёгнутом френче и такого же мрачного цвета брюках и обуви. Во мне вспыхнула надежда на спасение, потому что мой обидчик ослабил хватку.
– Каргейр! – пробормотал он глухо.
Голос его дрожал. Избавитель шагнул вперёд.
– Третья жертва за час – это слишком. Покажи мне разрешение, – угрожающе произнёс он, – хотя очень сомневаюсь, что оно у тебя есть.
– Я не обязан подчиняться твоим требованиям, – отпустив меня, неожиданно визгливо закричал грозный вампир. – Ты изгой, и никто не уполномочивал тебя контролировать наше меню.
– Глупец, – презрительно сказал человек, звавшийся Каргейром. – Что излишества вредны всему сообществу, осознал даже ваш деградировавший Совет, не зря он ввёл ограничения на потребление человеческой крови. Но я не стану ждать, пока тебя накажут свои.
Он сделал лёгкое, едва заметное движение рукой, в воздухе что-то сверкнуло, и монстр, захрипев, осел на землю. Вокруг разлилась ужасающая вонь, тело вампира разложилось в считанные секунды.
Я, таращившаяся на пузырящиеся останки, вздрогнула от прикосновения холодных пальцев, стиснувших мою ладонь.
– Пойдём, – приказал спаситель.
– Что вам от меня надо? – слабым голосом спросила я.
Он пожал плечами.
– Ничего. Я лишь хочу уберечь вас от смерти или того, что хуже вечного небытия.
С этими словами Каргейр увлёк меня за собой.
Миновав несколько запакощенных переулков, мы вышли на освещённый проспект. Мужчина расслабился и уже не так крепко сжимал мою руку, но отпускать не собирался.
– Куда мы идём? – в волнении осведомилась я у спутника.
– Туда, где безопасно, не бойтесь, – ответил он.
Потянув меня к бетонной стене, огораживающей недостроенный, побитый непогодой дом, Каргейр произнёс несколько непонятых мною слов. Преграда исчезла, и вместо руин перед нами возникло большое здание с множеством светящихся окон, за которыми, казалось, кипела жизнь.
– Пришлось прибегнуть к помощи магов, чтобы его не нашли, – пояснил спаситель, не обращая внимания на мою растерянность. – Побудете здесь до утра, и отправитесь по своим делам.
– Не запирай, – услышала я басовитый голос, перекрываемый женским визгом.
Моим глазам предстало забавное зрелище: низенький, плотный брюнет в старомодном пиджаке с кожаными заплатами на локтях нёс на плече брыкающуюся девушку, колотящую его кулачком по всем частям тела, до каких могла дотянуться.
Спутник расхохотался.
– Не повезло тебе, Арджер, – заливался он. – Мне такие тоже попадались, еле ушёл живым.
Тот скривился.
– Смейся, смейся. Это ужасно: она меня лупит, а я даже ответить не могу – женщина.
– Скрутил бы её сразу, – всё ещё улыбаясь, отозвался Каргейр, делая шаг за порог.
Собеседник снова поморщился.
– Не успел. Меня преследовали пятеро…
Каргейр замер.
– Кто? – спросил он.
– Всех я не рассмотрел, но, кого видел, могу описать.
– Да это неважно. Только…. Шегарда ты среди них не заметил?
Арджер, семенивший за нами с выдохшейся, замолкнувшей ношей, хмыкнул:
– Вряд ли он стал бы рисковать своей шкурой.
– Верно…
Двери лифта открылись, и Каргейр галантно пропустил меня вперёд.
Я лихорадочно осмысливала ситуацию и делала выводы. В этом городе, который явно не был моим, водятся вампиры. Спасшие нас с девушкой люди, видимо, входят в организацию, борющуюся с кровопийцами. А сопровождающий меня человек, похоже, их лидер.
От размышлений о таких непривычных материях мозг мой вскоре закипел бы, но кабина вовремя остановилась, и мы вышли в длинный коридор, наполненный тишиной. И тут Каргейр удивил меня, сказав:
– У нас особая община: некоторые бодрствуют днём и спят ночами, это не возбраняется. А так тихо потому, что дома сейчас не все. Большинство на дежурстве в городе.
Я не поняла смысла первой части его фразы и озадаченно спросила:
– Почему особая? Ведь обычно так и бывает: ночь – время сна, день…
– Каргейр, – перебил меня Арджер, – не морочь даме голову. Она ничего о нас не знает.
Светловолосый засмеялся, а я в недоумении смотрела то на одного, то на другого.
– А ведь верно, – сказал мой спутник, – я и не подумал.
В душе у меня начала расти паника.
– И что же вы можете о себе рассказать? – пролепетала я.
Пленница Арджера напряглась и подняла голову, прислушиваясь к разговору, а Каргейр, сделав шаг вперёд, взял мои руки в свои.
– Пообещайте, что выслушаете меня спокойно, – попросил он.
Я кивнула, чувствуя, что мне становится всё страшнее.
– Мы не люди, – произнёс Каргейр, – а вампиры, но живущие по иным правилам.
– А мы, – боясь услышать утвердительный ответ, спросила я, – запасы пищи, вырванные изо рта других?
Арджер возмущённо фыркнул.
– Ничего подобного, – обиженно сказал он. – Мы вас – бестолковых спасаем от наших же собратьев, а сами, вопреки собственной природе, питаемся кровью животных и донорской.
Успокаивающе глядя мне в глаза, Каргейр кивнул, и страх пошёл на убыль. Однако девушка, похоже, ничего не поняла и завопила так, что Арджер, разжав руки, закрыл уши ладонями. Скандалистка резво рванула прочь по коридору, а вампир, чертыхнувшись, ринулся вслед. Проводив обоих напряжённым взглядом, Каргейр обратился ко мне:
– Как ваше имя?
Я представилась.
– Марина, сейчас я отведу вас в комнату для гостей. Прошу, не покидайте дом до рассвета, если не хотите новых неприятностей.
– Ну, я же не сумасшедшая. А куда пойдёте вы?
– Моё дежурство не закончено. Но, возможно, после восхода солнца мы увидимся снова.
Я согласно наклонила голову, и он, толкнув дверь справа, пропустил меня внутрь небольшого полутёмного помещения, где напряжённо топтались несколько человек. Вскоре там появился и перепачканный кровью Арджер, несший строптивую беглянку.
– Арджи!
Голос Каргейра звучал строго. Товарищ замотал головой.
– Это не то, что ты думаешь. Не я её, она меня покусала.
Я прыснула, но вампир даже не улыбнулся.
– Ты понимаешь, чем это чревато?! – резко произнёс он.
Арджер опустил голову.
– Да, – прошептал он. – Но я не виноват, поверь.
Каргейр кивнул, остывая.
– Девчонку изолировать, – приказал он, – здесь ей находиться нельзя. Если она обратится, то к утру тут останутся только трупы.
– Какие же вы дуры! – в сердцах сказал мне Арджер. – Для вас же стараемся, для вашей безопасности, а вы…
– Марина совершенно не при чём, – прервал его Каргейр. – Займись делом.
– А почему она должна обратиться? – негромко спросила я.
– Не должна, а может, – так же тихо отозвался вампир, – если проглотила кровь Арджи. Придётся некоторое время за ней понаблюдать. Идите.
Я перешагнула порог, а Каргейр, развернувшись, исчез. Дверь захлопнулась.
Прошлое.
Юноша стоял у окна, держась обеими руками за края штор. Он хотел раздвинуть ткань, скрывающую от него солнце, но не решался. Колебания молодого человека были понятны, в течение всей его недолгой жизни сородичи в один голос уверяли, что солнечный свет смертелен для них, и поэтому они могут выходить наружу только по ночам.
В конце концов, он, готовый в любой момент убрать руку, осторожно просунул кисть внутрь замкнутого пространства, отграниченного гардинами и оконным стеклом. Но ничего ужасного не произошло. Приятное тепло обвилось вокруг запястья Каргейра, лаская кожу и разжигая в душе гнев на родителей и членов их общины, обманывающих детей, запрещая тем наслаждаться солнечным светом. Резким движением вампир раздёрнул занавески и замер, грея холодное тело.
– Что ты делаешь?!
В голосе отца звучали ярость и страх.
– Пытаюсь опровергнуть мифы, на которых вы меня вырастили, – не оборачиваясь, ответил юноша.
Герети встал за спиной сына.
– Мифы?! – прошипел он.
Распахнув форточку, мужчина схватил руку Каргейра и насильно вытолкнул её наружу. Дикий крик огласил комнату; кожа ладони чернела и сморщивалась под горячими лучами.
Швырнув сына внутрь помещения, отец задёрнул шторы и обернулся к сидящему на полу юноше. Тот ожидал очередного припадка гнева, но, Герети, опустившись рядом, обнял Каргейра за плечи, и, глядя на быстро восстанавливающуюся кисть, сказал:
– Я всё тебе объясню. А ты передашь знание своим детям.
Настоящее.
Оказавшись среди спасённых, я тотчас подверглась нападению незнакомого мужчины, накинувшегося на меня с вопросами. Сев на стул и посмотрев на обезумевшего от страха человека, я сказала:
– Не волнуйтесь. Здесь нам ничего не грозит.
Но тот и не думал успокаиваться. Подскочив, он затряс меня, требуя ответов. Голова моя болталась из стороны в сторону, и ненормальный наверняка сломал бы мне шею, если бы молодой военный не отбросил его в сторону.
Поделившись с присутствующими известной мне информацией, я напугала тех ещё больше. Если до этого они думали, что их выручили люди, то теперь, узнав, что хозяева тоже вампиры, большинство впало в панику. Побивший меня человек взвыл и, ринувшись к запертой двери, наскакивал на неё, пока не выдохся и не разбил ладони в кровь.
– А вот это вы зря, – отстранённо сказала я, – вы сами провоцируете упырей, предлагая им пищу.
Кинув на меня затравленный взгляд, тот сполз по стене на пол. Щёлкнул замок, в комнату вошёл Арджер. Все притихли.
– Светает, – позёвывая, сказал он, – через час вы сможете отсюда уйти.
Оживившиеся люди радостно переглядывались и пожимали друг другу руки, а я, рассеянно наблюдавшая за гостями, неожиданно для всех отчаянно завопила:
– Арджер, сзади!
Одержимый страхом мужчина, вытащив из кармана складной нож, кинулся на вампира, целя в сердце. Тот отреагировал быстро и вовремя. Перехватив преступную длань, он легко откинул нападавшего к противоположной стене, подтвердив тем самым легенды о невероятной силе своего вида. Но сумасшедший, против ожидания, не отключился, а вскочив, кинулся ко мне с воплем:
– Иуда!
Длань (устар.) – рука.
Увернуться мне не удалось, и лезвие вонзилось в плечо. Скатываясь на пол, чтобы избежать следующего удара, я почувствовала сильную боль и дурноту. Миг, и Арджер уже стоял рядом, тычком отправляя безумца в нокаут и подхватывая меня на руки. Задержавшись на пороге, он кинул замершим людям.
– Запирать вас я не стану, как только рассветёт, можете идти. Но мой вам совет: не бродите по ночам.
И понёс меня по коридору в неизвестность.
Вниз убежало полтора десятка этажей, когда лифт остановился. Пройдя несколько шагов, Арджер дёрнул ручку двери слева, та подалась, и мы очутились в полутёмной прихожей небольшой квартиры.
Искоса посмотрев на вампира, я испугалась: глаза того горели алым пламенем, и было заметно, что он едва сдерживается, чтобы не выпустить клыки.
– Кажется, я несколько ошиблась в отношении этих существ, – мелькнула у меня паническая мысль.
Но в этот момент навстречу вышел Каргейр. Судя по влажным волосам, он только что принял душ, а по сонному виду, собирался ложиться спать. Зрачки его расширились, брызнув красными искрами, он втянул воздух затрепетавшими ноздрями, но тотчас взял себя в руки. Осторожно забрав ношу вздохнувшего с облегчением товарища, Каргейр положил меня на кровать и осмотрел рану.
– Порез неглубокий, – наконец сказал он, – но кровопотеря велика. Арджи, наверняка залиты коридор и лифт. Ты можешь убрать это, дабы не смущать народ?
Тот кивнул и исчез, а Каргейр аккуратно забинтовал мне руку, расспрашивая о произошедшем. Вернулся Арджер.
– Вот уж не думал, – сказал он, усмехаясь, – что окажусь обязанным своим вечным существованием человеку. Обычно люди стараются нас уничтожить, а не спасти.
– Марина особенная, – задумчиво произнёс Каргейр, закрепляя концы марлевой ленты, – и способна правильно оценить ситуацию.
Мне показалось, что взгляд его, остановившийся на моём лице, засветился нежностью. Арджер хмыкнул.
– Ну, раз уж она так тебе понравилась, пожалуй, оставлю её здесь.
Не дожидаясь ответа, он вышел, а его собрат, сев рядом, погладил меня по тыльной стороне ладони.
– Всё будет хорошо, – успокаивающе произнёс он, – но сейчас вам надо поспать, иначе далеко вы не уйдёте. Я принесу одеяло.
– А вы им не пользуетесь? – глупо спросила я.
Каргейр улыбнулся.
– Оно сохраняет тепло тела спящего, – сказал он, – а в моём случае сохранять нечего.
И в эту секунду я окончательно осознала, что рядом находится представитель иного – враждебного людям вида, живущий по правилам, отличным от принятых в их среде.
– Вы удовлетворите моё любопытство, – заплетающимся языком поинтересовалась я, – расскажете о себе? И о причинах вашего поведения?
Он кивнул.
– Расскажу. Но только, когда вы выспитесь и почувствуете себя человеком.
Укутав меня так бережно, что на мгновение я словно вернулась в детство, Каргейр задёрнул шторы и вышел, притворив дверь. А я соскользнула в сон.
Проснувшись от физического дискомфорта и открыв глаза, я не поняла, где нахожусь; погружённая в полумрак комната, освещаемая небольшим бра, казалась мне незнакомой. Но постепенно в памяти всплыли и события минувшей ночи, и происшествие в гостевой.
Плечо болело. Взглянув на него, я увидела, что кровь просочилась сквозь бинты, покрыв ткань бурыми пятнами, на фоне которых алели свежие. Я села в кровати. Голова кружилась, в ушах звенело, и ужасно хотелось в туалет. Попытавшись встать, я свалилась на пол, ноги отказались меня держать.
Но все неприятные ощущения, как и слабость, были мгновенно забыты, когда сорванная с петель входная дверь с грохотом влетела в квартиру. Вскочив, я кинулась в дальний угол и, прижалась к стене, попытавшись стать незаметной. Послышались лёгкие шаги, и на пороге возникла девушка, покусавшая Арджера. Глаза её светились красным, рот щерился, демонстрируя острые клыки.
– Конец! – обречённо подумала я, когда новорожденная упырица двинулась в мою сторону.
Прибежавший на шум Каргейр протянул к ней руки, но та, ловко увернувшись, очутилась рядом со мной. Нашарив на стоящем рядом столике длинный, холодный предмет, я, не раздумывая, воткнула его в грудь нападавшей. Оружие, оказавшееся серебряным кинжалом, вонзившись в мёртвую плоть, мгновенно прервало псевдо существование нежити. Бесформенным кулём девушка рухнула на пол, а Каргейр, с запозданием оттолкнув меня, произнёс несколько странных слов, звучавших, как тарабарщина. Над останками несчастной взметнулось пламя, и они сгорели мгновенно, ничего не опалив.
Я же, отошедшая от шока, вспомнила, что ранена и слаба. Попытка упасть на ковёр не увенчалась успехом: хозяин успел подхватить меня и, подняв на руки, понёс к кровати. Я замычала.
– Что?
Не в состоянии произнести ни слова, я тыкала пальцем в сторону коридора. Каргейр, наконец, понял и, донеся меня до санузла, осторожно опустил на пол. Успешно воспользовавшись унитазом и умывальником, я осторожно приоткрыла дверь и позвала на выручку. Каргейр помог мне добраться до постели и, беседуя с забежавшим на огонёк Арджером, осторожно размотал бинт.
– Как обращённая могла вырваться, Арджи? – недоумевающе спрашивал он.
Тот покачал головой.
– Не знаю. Видимо, она была очень сильна.
– И быстра, – задумчиво отозвался Каргейр, – я не успел её поймать. Если бы Марина не действовала столь решительно, то умерла бы. Я опаздывал на доли секунды.
Меня передёрнуло.
– Если бы под руку мне не попался нож, – хрипло произнесла я, – вряд ли я сумела бы оказать сопротивление.
– Молодец, девочка! – восторженно произнёс Арджер.
Я хихикнула:
– Арджи, мне уже тридцать пять. Я взрослая, – шутливо просветила я его.
Тот фыркнул.
– Мне сто сорок восемь, и ты для меня ещё дитя.
Я подавилась воздухом и закашлялась.
– Сколько?!
– Сто сорок восемь, – повторил тот. – А Каргейру шестьдесят. Но даже он, с моей точки зрения, юнец.
Я ошеломлённо захлопала глазами, а мой лекарь, сняв повязку, охнул и испуганно взглянул на друга.
– Арджи, ей нужен врач. Ты можешь…
– Сейчас найду, – кинув взгляд на порез, прервал тот и вышел.
– Среди людей есть те, кто помогает нам, – пояснил Каргейр, – в том числе и доктора. А сам я даже не могу продезинфицировать вашу рану, спиртосодержащие вещества для нас смертельный яд.
– Может, перейдём на «ты»? – приняв сказанное к сведению, промямлила я. – Правда, разница в возрасте…
Он махнул рукой.
– Ерунда. Если ты не против, то я с удовольствием.
– Там всё так плохо? – не глядя на плечо, спросила я.
– Увы, – грустно отозвался он. – Я надеялся, что из-за обильного кровотечения инфекция внутрь не попадёт, но ошибся.
– Ничего, – прозвучал мой беспечный ответ, – на мне всё заживает, как на собаке. Ты лучше скажи, как тебе удаётся держать себя в руках при виде крови?
Каргейр улыбнулся.
– Аутотренинг, – сообщил он. – Ну, а если серьёзно, то у меня нет сильной тяги к этой жидкости, чем я и отличаюсь от того же Арджи. Ему труднее справляться с жаждой.
– Почему вы это делаете? Почему спасаете людей от других вампиров?
Собеседник уже собирался ответить, когда в холле послышались шаги, и в комнату вошёл Арджер в сопровождении незнакомца, оказавшегося хирургом. Всё необходимое врач принёс с собой. Тщательно обработав рану, он сделал мне укол от столбняка, ввёл антибиотики и, поговорив о чём-то с хозяином, покинул квартиру.
– Ну, вот, всё в порядке, – с облегчением сказал Каргейр. – И ещё Филипп оставил запас лекарств. Хочешь, забери их с собой, хочешь, лечись здесь, ты меня нисколько не стесняешь.
Закрыв глаза, я формулировала ответ.
– Знаешь, мне ведь некуда идти. Я нахожусь вне своей реальности.
– Что, что? – заинтересовались оба вампира.
И я рассказала всё, начиная со злосчастного дня, когда удар по голове пробудил во мне сверхъестественные способности, и заканчивая вчерашней ночью, когда я обнаружила себя на чужих улицах.
Изумлённые слушатели долго молчали.
– Что ж, – странно опечалившись, молвил Каргейр, – значит, ты остаёшься. Пока не выздоровеешь, поживёшь у меня, а потом мы что-нибудь придумаем, так, Арджи?
Тот кивнул.
– Я тебе обязан, – сказал он, – поэтому твоё обустройство считаю лишь малой толикой того, что должен.
Улыбнувшись ему, я почувствовала, что меня неодолимо клонит сон. И, проследив сквозь полусомкнутые ресницы, как вампиры, тихо ступая, выходят из комнаты, провалилась в чёрную дыру.
Прошлое.
Герети замолчал. Сын, сражённый услышанным, тоже не произносил ни слова.
– Как ты посмел? – наконец, тихо спросил он. – Если ты любил маму, как мог обратить её и обречь на подобное существование?
– Жисоль сама хотела этого, – также негромко отозвался отец, опуская голову.
– Какая разница, чего хотела она?! – закричал Каргейр, – Ты, ты должен был задуматься, что почувствует женщина, испытавшая все радости человеческой жизни, оказавшись под прессом тьмы, когда по ту сторону останутся родственники и друзья, солнце станет злейшим врагом, и необъяснимая, тёмная жажда заставит вспороть горло недавно близким людям! Неужели любовь настолько эгоистичное чувство? Значит, я не полюблю никогда!
– Сынок, ты забываешь, что и наше существование не лишено радостей и удовольствий, – подняв взгляд, возразил Герети.
– Что ты имеешь в виду? – гневно поинтересовался сын. – Удовольствие – совокупление двух хищников, а радость – убийство разумного, мыслящего, имеющего право на жизнь существа ради нескольких глотков крови? Что ещё? Прогулки под луной? Мне давно хочется выть на неё, как тоскующему волку. Ты обрёк двоих – маму и меня на эти «счастливые» моменты в течение вечности. Какое благородство! И учил меня охотиться, зная, что я не желаю осваивать эту премудрость…
– Такова наша природа, Каргейр, – повысил голос отец.
Тот вскочил.
– А я не намерен подчиняться её требованиям! Никогда, слышишь, никогда больше я не стану пить человеческую кровь. И сделаю всё возможное, чтобы защитить людей от таких, как ты. Я не обращу женщину лишь потому, что мне приглянулось её тело, и я желаю веками безраздельно им обладать. Прощай!
Юноша ринулся к выходу, отец бросился за ним.
– Подожди, ты ошибаешься, я не это хотел сказать. Не всё так просто, как тебе кажется. Ты ещё очень молод…
Последние слова Герети отсекла захлопнувшаяся дверь, а Каргейр, задыхаясь от ярости и слёз, побежал туда, где его ждала неотвратимая и страшная гибель.
Сон мой оказался тревожным.
Мне виделось, что я нахожусь в большом полутёмном зале с занавешенными окнами, где за длинным столом расположились семеро. Кто это – люди или вампиры, пока неясно. Перед ними, потупив взгляд, стоит человек. Один из заседателей – немолодой крупный, но костлявый брюнет с брюзгливой миной на бледном лице задаёт вопрос:
– Джомор, что ты можешь сказать в своё оправдание?
Тот, не поднимая глаз, качает головой.
– Ничего, – шепчут его губы.
– Ты понимаешь, насколько тяжко твоё преступление, – спрашивает второй – широкоплечий блондин неопределённого возраста, – и что тебе грозит?
Джомор молчит. Из-за стола поднимается светловолосый мужчина, чьё лицо кажется мне знакомым. Каргейр? Но нет, черты его несколько отличаются от черт благородного вампира.
– Я не оправдываю Джомора, – раздаётся звучный голос, – трудно простить, что он привёл людей к гнезду. Но его можно понять, у него огромная семья, и всех надо кормить…
– Значит, всё-таки упыри, – думаю я.
– Чепуха! – нарочито небрежным тоном бросает с места потрясающе красивый шатен.
И, поднявшись, повторяет:
– Чепуха! Если бы он думал о близких, то позволил бы им полностью опорожнить сосуды. Но нет, Джомор предал общину и раскрыл место нашего обитания, отпустив жертвы. И кто знает, не придётся ли нам завтра сняться с места, чтобы годами искать безопасное убежище…
– Я завязал им глаза, – тихо произносит подсудимый.
Но обвинитель, словно не слыша, продолжает:
– Это растлевающее влияние Каргейра, господа. Я давно твержу, что и его, и прихвостней нужно уничтожить…
Раздаётся рёв предыдущего оратора:
– Не смей угрожать моему сыну, Шегард, иначе я выпью твою кровь!
В памяти у меня всплывает эпизод, когда Каргейр назвал это имя. А его владелец, ухмыляясь, глядит на разъярённого противника, кидающего ему оскорбления. Но после одного особо резкого слова лицо вампира неожиданно искажается дикой злобой. Он наклоняется к обидчику и рычит:
– Твой сын, Герети, предатель, иуда. Он расправляется с членами общины, защищая стадо, созданное для нашего прокорма.
Взяв себя в руки, Герети насмешливо смотрит на взбешённого Шегарда.
– Каргейр ценит любую жизнь, – говорит он, – как человека, так и вампира, и то, что звучит из твоих уст – наглая ложь. Он прибегает к крайним мерам, только встретив активное сопротивление. Ни разу мой сын не поднял руку на соблюдающего законы. Он делает то же, что и мы – ограничивает неумеренное потребление крови охотящимся без дополнительного разрешения.
– Господа, господа, – кислым тоном говорит костлявый, – оставьте пикировку на потом. Сейчас нам надо решить, что делать с Джомором.
– По-моему, всё ясно, – зло и нетерпеливо бросает Шегард, – упокоение, конечно.
Когда за это голосует четвёртый из членов суда, Герети поднимается.
– Думаю, мой голос ничего не изменит, и делать мне здесь больше нечего, – резко говорит он, направляясь к двери.
Остановившись на пороге, вампир добавляет:
– Я горжусь сыном и уверен, что его присутствие на Совете было бы гораздо уместнее, чем всех вас, вместе взятых.
Он выходит, не оглядываясь. Растерявшиеся судьи некоторое время молчат, но, в конце концов, приговор зачитывается вслух. Лицо осуждённого не выражает страха, наоборот, кажется, что тот чувствует облегчение.
Джомора уводят, а Шегард поворачивается к соплеменникам.
– С Каргейром пора покончить, – негромко произносит он, – а заодно разобраться и с его сворой.
– Что ты предлагаешь? – интересуется молчавший до этого седовласый, но моложавый мужчина. – Переловить всех на улицах невозможно, а гнездо человеколюбцев скрыто от глаз.
– Есть одна идея, – хитро улыбаясь, отзывается вампир. – Я работаю сейчас над машиной уничтожения, которой не страшны никакие видимые и невидимые преграды…
– Фантастика, – недоверчиво хмыкает блондин.
– Уверяю, что нет. Но чтобы её запустить, нужны осуждённые, чьи тела и кровь мне придётся использовать. Поэтому, прошу вас не торопиться с казнью Джомора, он мне ещё понадобится.
– Хм, – задумчиво бормочет костлявый, оттягивая и теребя пальцами нижнюю губу. – Хорошо, и он, и все, кто ещё не сожжён, в твоём распоряжении.
– Благодарю, – широко улыбается Шегард.
Он говорит что-то ещё, но я уже не слышу этого, потому что неведомая сила, принесшая меня на вражескую территорию, выбрасывает моё тело в квартиру Каргейра.
Причиной внезапного пробуждения стал Арджер. С испуганным видом он тряс меня за здоровое плечо, окликая по имени.
– Ты кричала, – доложил он, – и никак не хотела просыпаться.
Странно. Мне казалось, что во сне я не раскрыла рта, если только от удивления.
– А где Каргейр? – зевая, спросила я.
– Он на дежурстве.
– Днём?
Собеседник рассмеялся.
– Ты проспала всё на свете, точнее, всё светлое время суток. Сейчас три часа пополуночи. Есть хочешь?
– Очень.
– Минуту.
Арджер исчез, а я, пока он отсутствовал, пыталась восстановить в памяти подробности сновидения. Потом мы ужинали или, скорее, завтракали. Я смотрела на вампира, мысленно изумляясь происходящему. Мужчина поймал мой взгляд.
– Удивляешься, что я ем? – поинтересовался он. – Этому нас Каргейр научил. Сказал, что обычная пища подавляет жажду.
– Да, ну? – удивилась я. – И это, действительно, так?
Арджер кивнул.
– Я ведь обращённый, – сообщил он, – у нас потребность в крови выше. Сначала я пил человеческую, но, благодаря Каргейру, осознал, что это недопустимо. Зверьё, конечно, тоже жаль, но, что делать, мы не можем бороться со своей природой. Хороший вариант – продукт с бойни. Ну, и донорская, если уж совсем невмоготу.
– Жалостливый вампир – это что-то новенькое, – мысленно хихикнула я.
Мне с трудом удалось сдержать истерический смешок, и я задумалась, пытаясь понять, что меня зацепило в его повествовании.
– Арджи, – сообразив, задала я вопрос, – по твоим словам, ты обращённый. А разве бывают другие?
– Ну, да.
Он посмотрел на меня сначала изумлённо, а потом с пониманием.
– Да что это я? Ведь ты же не знаешь. Есть ещё рождённые от вампира и человеческой женщины. У них не так сильны инстинкты и жажда мучает меньше. В общем, они ближе к людям, чем к нежити. И Каргейр именно такой.
Я с сомнением качнула головой.
– Но ведь легенды утверждают, что вы бесплодны.
– Так было раньше, – возразил он. – Но всё меняется, и мы тоже. Дано это не всем, но обладающие даром воспроизводства соплеменники либо заводят гарем в котором ежегодно рождаются десятки маленьких кровососов, либо создают семью с женщиной-человеком, которую беззаветно любят. Последние оставляют меньше потомства, поскольку, рано или поздно изменившись, их подруги теряют способность беременеть, но такая пара намного больше заботится о детях и их безопасности, чем «многосемейные». Каргейр, кстати, тоже единственный ребёнок, потому что отцу пришлось обратить жену, когда та, едва разрешившись от бремени, умирала, попав в катастрофу. Правда, не знаю, сколько он наплодил до встречи с ней…
– Отца зовут Герети? – спросила я, потрясённая услышанным.
Глаза собеседника полезли на лоб.
– Это Каргейр тебе сказал? – неуверенно поинтересовался он.
– Нет. Просто я… знаю.
– Ты провидица?
Кажется, сама того не желая, я напугала вампира. Моя ладонь легла на его руку.
– Всё в порядке, Арджи. Я видела сон...
Эти слова не успокоили его, и, торопливо вскочив, он зацепил ногой и опрокинул столик, вдребезги разнеся стоявшую на нём посуду.
– Что происходит? Дружище, откуда такая неуклюжесть? – прозвучал знакомый баритон.
– Каргейр! Хорошо, что ты пришёл…
Арджер трясся с головы до ног.
– Марина пророчествует.
– Что?!
Страх прозвучал и в голосе моего хозяина. Он переводил взгляд с друга на меня, а я недоумевающе хлопала глазами. Не выдержав напряжения, я поинтересовалась, что же так встревожило вампиров. Прежде чем заговорить, Каргейр размотал бинт у меня на плече и, сделав перевязку и укол, сел на кровать.
– Расскажи, – беря мою руку в свои, попросил он.
Выслушав меня, мужчина задумался.
– Герети, действительно, произнёс эти слова? – поинтересовался он. Я подтвердила, и тут произошло то, к чему ни я, ни Арджер не были готовы: Каргейр закрыл лицо руками и заплакал. Слёзы струились по его пальцам, капая на колени, а мы молчали, не зная, что предпринять. Наконец, успокоившись, он заговорил:
– Ты спрашивала, что нас испугало? Так вот, однажды, очень давно, прозвучало пророчество, гласившее, что наступит время, когда наше сообщество расколется на два лагеря. Во главе одной из армий встанет миротворец, не желающий пользоваться людьми, как скотом, другую же возглавит правоверный кровопийца. Они станут сражаться до тех пор, пока среди нас не появится провидец-человек. И после этого наш вид исчезнет с лица Земли.
– Ты говоришь об этом так спокойно… – пробормотал Арджер.
– Думаешь, если я стану скорбеть по нашим вечным жизням, это что-нибудь изменит? – поинтересовался Каргейр. – Стоит ли переживать, Арджи? Тебе полтора века, мне – шестьдесят лет, смертные, случается, уходят и раньше. Время приспело: Марина здесь, и нам пора...
– Нет! – осознав, что натворила, и желая вернуть недавнюю безмятежность, закричала я. – Нет, не хочу!
Поддавшись порыву, я обняла Каргейра. Он пылко ответил, губы его прижались к моим. Отдавшись ласкам вампира, я позволила искрящемуся водовороту страсти затянуть себя в бездонный омут наслаждения. И мы не заметили, как Арджер на цыпочках вышел из комнаты.
Герети сидел, опустив голову. Его выступление на Совете ничего не изменило. Если ему не удалось защитить даже Джомора, ничего не значащего для сообщества, вряд ли он сумеет отстоять сына, восставшего против своей природы и собственных сородичей.
Семьсот с лишним лет прожил вампир, много упырей вышло из его чресел, но судьба лишь одного из них беспокоила несчастного отца. Только его беззаветно любил Герети, как из всех женщин – жертв его похоти любил лишь Жисоль – мать Каргейра.
Чресла (устар.) – поясница, бёдра.
Сын не выслушал его, не позволил объяснить, что, не обрати он жену, та больше никогда не увидела бы ни солнца, ни звёзд. Жисоль умирала, раздавленная при крушении поезда, а Герети, напоив женщину своей кровью, со страхом следил за её преображением. И только когда она открыла глаза и, легко сдвинув искромсавшее тело железо, потянулась, чтобы обнять мужа, тот вздохнул с облегчением.
Жисоль и рождённый ею сын стали единственным смыслом существования вампира. Несмотря на серьёзную размолвку, Каргейр всегда останется его любимым мальчиком, и Герети не позволит какому-то Шегарду посягнуть на жизнь самого дорогого ему существа.
Лёгкая рука легла на голову мужчины, гладя по волосам. Он взял её в ладони и прижал к губам, незаметно смахнув слёзы, застывшие на холодных щеках.
Сквозь неплотно задёрнутые чёрные занавески пробрался солнечный лучик, пощекотавший мне кончик носа. Чихнув, я открыла глаза. Каргейр спал рядом, и рука его покоилась на моей груди. Осторожно сдвинув её, я поднялась и отправилась в ванную, где, стоя под душем, погрузилась в размышления.
Итак, мне «посчастливилось» вступить в связь с вампиром. И чем же это чревато? Во-первых, он может на мне жениться. Это меня вполне устраивало. Во-вторых, он может на мне не жениться, а использовать для продолжения рода. Такая перспектива мне нравилась меньше.
Но настоящий страх я почувствовала, когда вспомнила, что управляющая моей жизнью сила способна в любой момент выдернуть меня из этого мира. А если ребёнок? Я отправлюсь в свою реальность с маленьким вампирчиком?
– Марина, ты здесь?
Поскользнувшись от неожиданности, я ударилась лбом о стену и, с грохотом вывалившись из душевой, взвыла, стукнувшись о плитки пола больным плечом. Сдёрнув со стены махровую простыню, Каргейр укутал меня мягкой тканью и понёс в комнату, ворча:
– Да что же тебе не лежится? Как маленькая, только следи…
В его голосе звучала такая забота, что мне сразу стало тепло и уютно, и, расслабившись, я обвила рукой шею своего мужчины, положив голову ему на плечо.
Позже пришёл Арджер, первые минуты несколько нас стеснявшийся, мы завтракали, болтая о разных пустяках, а вскоре я вновь вернулась к интересующей меня теме:
– Я понимаю, что обращённым вампирам столько лет, сколько и в момент укуса. А рождённым?
– Их развитие и старение прекращается в разное время, – ответил Каргейр, – но обязательно в репродуктивном возрасте, таков каприз нашей внутренней сущности. Мой организм перестал меняться в тридцать три.
Репродуктивный возраст – годы, в течение которых организм мужчины производит сперматозоиды.
– А Шегард? Сколько ему лет? Выглядит он максимум на двадцать пять.
Арджер уронил ложку, Каргейр вздрогнул.
– Он мой ровесник, – прозвучал тихий ответ последнего.
– Почему он так тебя ненавидит?
Каргейр пожал плечами, а глаза старшего вампира забегали. Я поняла, что тот знает больше, чем известно другу, но промолчала и, подумав, сообщила:
– Пророчества редко толкуются дословно. И в вашем, скорее всего, речь шла не о гибели вампирского рода.
– Но какие есть варианты?
Арджер был само недоверие.
– К примеру, предполагалось, что умрут именно те, кто использует людей, как пищу.
Каргейр встрепенулся.
– Обосновать сумеешь?
– Да. Ведь в пророчестве говорится о провидце, так?
– Так.
– А провидец – я. И судьба закинула меня именно к вам, а не к ним. Я вижу сны, и вы, благодаря этому, можете вызнать планы врага. Разве я не права?
С сомнением слушавший меня Арджер вдруг хлопнул ладонью по колену.
– И ведь верно, – вскричал он, расплываясь в улыбке, – Каргейр, похоже, что так оно и есть. Да и зачем нас уничтожать? Мы живём, как нормальные люди, никого не трогаем…
Мой принц задумался, а Арджер поднялся.
– Хорошего понемногу, – заявил он. – Пойду-ка я домой, есть дела. Не скучайте.
Когда его шаги затихли, я сказала:
– Не обижайся, милый, но больше я никогда не стану рассказывать о своих снах, да и обо всём остальном, при Арджи. Он ведёт себя подозрительно.
Каргейр напрягся.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня нет серьёзных доказательств, но мелочи… К примеру, я уверена, что Арджеру известна причина ненависти Шегарда к тебе. Но с тобой он этим знанием не поделился.
– Да?
Собеседник обеспокоился.
– Это странно.
– Ещё более странно, – отозвалась я, – что убежал он сразу же после нашего разговора о пророчестве.
Каргейр замотал головой.
– Но это абсурд! Ты хочешь сказать, что Арджи отправился докладывать о нём Шегарду? Зачем ему это?
– Кто знает.
Я пожала плечами. Каргейр снова ушёл в размышления, и некоторое время в комнате стояла тишина. Наконец он поднял голову.
– Мне трудно поверить в то, что Арджи – предатель, но… я не вправе рисковать вампирами, доверившими мне свою вечность. Договорились, при нём – ни слова.
Я кивнула и, шепча слова любви, прижалась к груди мужчины.
Проснувшись в полной темноте и пошарив рукой по кровати, я обнаружила, что Каргейра нет.
– Наверное, на дежурстве, – решила я.
И, поведя носом, подумала:
– Пожалуй, стоит принять душ.
Не включая свет, я вышла в коридор и замерла, похолодев, когда из мрака на меня глянули два красных глаза.
– Каргейр? – позвала я дрожащим голосом.
В ответ раздалось утробное рычание. Алые точки медленно поплыли в мою сторону, и это вывело меня из ступора. Неожиданно не только для вампира, но и для себя я сорвалась с места и бросилась в комнату.
Дверь запиралась на замок и выглядела крепкой, но даже такая долго не продержалась бы под ударами обладателя сверхъестественной силы. Я щёлкнула выключателем, и помещение залил свет. Осмотревшись в поисках оружия, я увидела висевшую в углу длинную шпагу и, взяв её в руки, почувствовала себя гораздо увереннее.
Стены сотрясались от бросков чудовища, и я не стала дожидаться нападения. Отомкнув замок, я ринулась в атаку, целя в сердце. Тварь, абсолютно не похожая на человека, отшатнулась, и клинок плавно вошёл ей в плечо. Конечность сразу же раздулась, упырь, заорав, разбил стекло и с воем выскочил в окно, а я опустилась на пол, тяжело дыша и постанывая от внезапно накатившего ужаса.
Через несколько минут в комнату вбежал Каргейр, напуганный тем, что дверь оказалась незапертой. Он кинулся ко мне, ощупывая и осматривая тело, издающее резкий запах страха.
– Кто это был? – спросил он, не найдя повреждений и несколько успокоившись.
Я пискнула, голос не слушался меня, и пожала плечами.
– Как он выглядел?
– Монстром, – прозвучал ответ.
С помощью Каргейра я поднялась и переместилась в кресло, а он, глядя в окно, задумчиво сказал:
– Интересно, почему пришелец прыгнул в стекло, если я оставил открытой створку?
– Возможно, одурел от боли, – предположила я. – Я проткнула ему руку, и она распухла.
– Чем?
Последовал кивок в сторону брошенного оружия.
– Тогда понятно, – произнёс Каргейр, – у шпаги, как и у кинжала, которым ты убила обратившуюся девицу, рукоятка из обычного металла, а клинок из серебра – страшнейшего для вампира яда. Злоумышленник не скоро придёт в себя, если, вообще, выживет. Но как он проник сюда?
– Через дверь, конечно, – уверила я, – наверняка у него имелся ключ. Убить меня пытался кто-то из своих, вероятно, Арджер. Ведь только он знал, что я вижу сны, опасные для наших противников.
Каргейр потрясённо взглянул на меня и замотал головой.
– Не могу, не могу поверить! – твердил он.
– Да и мне не хотелось бы в нём разочаровываться, – грустно отозвалась я, – но… Послушай, ты в курсе, что Герети обратил жену потому, что она погибала?
– Что-о?!
Каргейр выглядел, как рыба, выброшенная прибоем на берег, и ловил ртом воздух, не в состоянии что-либо сказать. Схватившись за голову, он сел рядом со мной, раскачиваясь из стороны в сторону и стеная. Движимая сочувствием я обняла дрожащего чело… вампира, и тот затих.
– Я зря осуждал отца, – печально сказал он. – Оказывается, он спас маму от смерти и…
Каргейр встрепенулся.
– Марина, тебе и это приснилось?
– Нет.
Я помолчала, формулируя ответ.
– Понимаешь, Арджер в курсе того, что неизвестно тебе. Возможно, он вхож туда, где никто из ваших появиться не может.
Каргейр хотел что-то сказать, но не успел; в дверях возник объект нашего обсуждения. Левая рука вампира висела на перевязи. Встретившись взглядом с горящими яростью глазами друга, Арджер замер в растерянности.
– Что с тобой? – спросил он дрожащим голосом. – Почему ты так на меня смотришь?
– А как я должен смотреть на иуду, предателя? – поднимаясь, вопросом на вопрос ответил Каргейр.
– Я предатель?
Арджер растерялся ещё больше.
– Ты доносил обо всём, что здесь происходит, нашим врагам. Мало того, пытался убить Марину, чтобы она не раскрыла нам их тайны.
Рот стопятидесятилетнего вампира сам собой сложился в сковородник, как у обиженного ребёнка, он захлюпал носом, и следующая фраза прозвучала невнятно:
– Ты сто плидумываес? – прошепелявил он. – Я никогда не был пледателем и ус тем более не стал бы губить спассую меня Малину.
Его слова нас не убедили. Наступая на плачущего Арджера, Каргейр перечислял факты:
– Сегодня на Марину напал знающий магический код этого дома монстр, у которого есть ключи от моей квартиры. Она шпагой пронзила ему плечо, и у тебя поранена та же рука. И рассказать врагу о пророческом даре Марины могли только я или ты. Кроме того…
Голос Каргейра взлетел:
– Кроме того, тебе известно, что мой отец обратил умиравшую мать. И откуда же, если не от неприятеля?
– Мне рассказал Герети, – всхлипывая, ответил Арджер. – Если хочешь, да, я общаюсь с врагом, но только с одним. Когда ты в состоянии аффекта кинулся под солнечный душ, и я спас тебя от преждевременной гибели, твой отец заставил меня поклясться, что я стану сообщать ему о каждом твоём шаге.
Каргейр остановился.
– А зачем ты упомянул провидицу?
– Да не говорил я о ней! – воскликнул вампир. – Что я – сумасшедший? Тебя-то он не обидит, а вот Марину может убить.
– Тогда кто?
– Понятия не имею.
– Допустим. Теперь ответь, почему ты смутился, когда мы заговорили о Шегарде? Ты знаешь, почему он меня ненавидит?
– Да. Но не скажу, чтобы не причинять тебе боли.
– Ты должен объяснить….
– Нет…
– Говори! – закричал Каргейр.
Арджер бросил на друга тоскливый взгляд.
– Шегард твой брат. Родной брат.
Каргейр рухнул в кресло, широко открытыми глазами глядя на собеседника. А тот продолжал:
– Герети рассказывал, что незадолго до появления в его жизни Жисоли, он жил с Джулией – женщиной-адвокатом, и Шегард – их сын. Герети отобрал младенца у матери, а когда та попыталась помешать, осушил её до капли. Чтобы любимая жена не узнала о существовании ребёнка, он отдал того на воспитание другим вампирами и ни разу о нём не вспомнил. Но случилось так, что истина открылась и Жисоли, и Шегарду. Она простила, а Шегард не смог. Потому ему и ненавистно всё, связанное с Герети.
– Ах, отец, отец!
Горестный вздох вырвался у Каргейра, и он так сильно сдавил подлокотники, что, казалось, те сейчас переломятся.
– Что же ты натворил? И сколько подобных ошибок совершил за долгие семь веков?
Он поднялся и, сверкая глазами, продолжил:
– И пойдёт брат на брата, и воцарится хаос, и сгинут все до единого, растворившись в вечности!
– Что это? – испуганно спросила я.
– Слова из пророчества, – обиженным тоном пояснил Арджер. – Получается, брат против брата в буквальном смысле…
– Почему ты ушёл после нашего разговора о вещих снах? – перебил его Каргейр. – Встречался с Герети?
– Да нет же! – закричал тот. – Я ведь говорил, что у меня остались незаконченные дела. И… смотри…
Он размотал повязку на руке. На бледной коже проступали следы зубов.
– Во время дежурства меня укусил вампир. А раны, полученные от своих, сам знаешь, быстро не заживают. И, вообще…
Арджер замолчал, пытаясь справиться с эмоциями.
– … хватит уже на меня наговаривать! Я спас тебя когда-то не для того, чтобы сейчас подставить.
– Тогда непонятно, – растерялся Каргейр, – откуда там знают о Марине?
Пожав плечами, Арджер поинтересовался:
– Ты жуков искал?
Я изумлённо посмотрела на него.
– Кого?
Хлопнув себя по лбу, Каргейр встал посреди комнаты и, что-то шепча, закружился на месте. Послышалось жужжанье. Из холла и кухни прилетели два жука, похожие на майских, но крупнее. Вампир отдал очередной приказ, и насекомые, опустившись на столик у кровати, замерли.
– Все, – сказал Арджер.
– Это аналоги электронных жучков в человеческом мире, – объяснил мне Каргейр, – только волшебные. Вампиры давно сотрудничают с магами, как мы, так и наши враги. Вот откуда они узнали о тебе, Марина. И присутствие шпионов доказывает, что среди нас есть предатель. Что ж, его создания и приведут нас к нему.
Поражённая я молчала. Арджер произнёс длинную, витиеватую фразу, и жуки, поднявшись в воздух, медленно двинулись к двери.
Следуя за провожатыми, мы спустились на два этажа, миновали длинный коридор и остановились у двери неприятного цвета, напомнившего мне о детских проблемах с кишечником.
Каргейр решительно нажал кнопку звонка. В ответ прозвучала тишина. Но за перегородкой, по-видимому, кто-то находился, потому что Арджер, замолотив кулаком по громыхающему железу, заорал:
– Я слышу тебя, Ломер, немедленно открой!
Ничего не произошло, и тогда оба вампира, уцепившись за металлический край, отогнули его, как крышку консервной банки, и отодвинули щеколду. В нос ударила жуткая вонь, я попятилась, не решаясь войти, но, взяв себя в руки, всё же переступила порог.
Моему взору предстало ужасное зрелище: на полу комнаты лежало полуразложившееся тело мужчины с искажённым страданием лицом, который, несмотря на состояние плоти, был ещё жив. Рядом, положив ладонь на голову вампира, сидела удивительной красоты женщина. Увидев нас, тот попытался что-то сказать, но не смог, а Каргейр и Арджер с ужасом смотрели на несчастного.
Поцеловав умирающего в губы, подруга Ломера поднялась. Прозвучали магические слова, и распадающееся тело исчезло во всполохах пламени. Упырица повернулась к нам.
– Он всё мне объяснил, – произнесла она, не вытирая катившихся по щекам слёз, – и наказал попросить прощения и у тебя, и у человека.
Она дёрнула подбородком в мою сторону.
– Наверное, я должна ненавидеть вас, но не могу, все чувства умерли вместе с ним. Прошу тебя, Каргейр, помоги мне, я не хочу мучиться.
Чувствительный Арджер разрыдался, а Каргейр, понимающе кивнув, снял со стены шпагу. Ласково проведя рукой по щеке женщины, он пронзил ей сердце. Пахнуло гнилью. Я смотрела на убийцу, открыв рот.
– Зачем, – ошеломлённо поинтересовалась я, – зачем ты это сделал?
Ответил Арджер:
– Вампиры в семейной жизни похожи на волков или лебедей, что тебе больше нравится. Пары у них складываются однажды и навеки…
– И если один из них умирает, – подхватил Каргейр, – второму тоже приходит конец. Тоска пересиливает жажду, он перестаёт есть и превращается в мощи, что гораздо хуже смерти, поскольку нервы воспринимают окружающие раздражители. Это мучительно и может длиться веками, поэтому Лоэла предпочла уйти сразу, а не страдать. Они с Ломером очень любили друг друга.
И грустно добавил:
– Если бы моя мать погибла, с отцом случилось бы то же самое.
Арджер покачал головой.
– Не думаю. Ведь у него оставался ты. Отпрыски вампиров привязывают их к Земле не меньше, чем любимые.
Я переводила взгляд с одного на другого.
– Арджи, – спросила я, – а ты можешь иметь детей?
– Увы, нет, – грустно ответил он. – Да я и не хотел бы для них такой «жизни».
– А ты, значит, можешь, – посмотрев на Каргейра, сказала я. – И, вероятно, внутри меня уже растёт твоё продолжение.
Тот отрицательно мотнул головой.
– Нет. Я бы почувствовал.
И, обняв меня, прошептал:
– Тебе надо исчезнуть. Мне страшно даже представить, что ты можешь погибнуть. Тогда придёт конец и мне, и всем моим благим начинаниям.
– С ума сошёл! – постучав по виску пальцем, проворчал Арджер. – Уйди она или умри, ты всё равно отправишься вслед. Нет, ребята, вы связаны навеки.
Повернувшись ко мне, он произнёс:
– А ты должна смириться с мыслью, что рано или поздно станешь одной из нас.
Ужас, который я испытала, услышав это, отразился на моём лице, и Каргейр сердито попенял другу:
– Зачем ты её пугаешь, Арджи? Возможно, я сам скоро покину земную юдоль. Пока Марина не вампир, она это переживёт, поэтому не стоит торопить события.
Арджер возмущённо фыркнул, а я заплакала, почувствовав, что от услышанного в душе моей возникла пустота.
– Не переживу, – всхлипывая, отозвалась я.
И, развернувшись, направилась к двери. Когда Каргейр догнал меня, последовала сентиментально-слюнявая сцена, похожая на те, которые я всегда пролистываю при чтении. Пропущу её и сейчас.
Когда я, наконец, успокоилась, Каргейр, как ребёнка, взял меня за руку и повёл домой. Расстроеный Арджер плёлся следом.
– Арджи, – сказал ему друг, когда мы вошли в квартиру, – прости, что я усомнился в тебе.
Вампир махнул рукой.
– Да я понимаю, – ответил он. – Ты несёшь ответственность за всех нас, и подозрительность твоя вполне оправданна.
– Спасибо, дружище! – растроганно произнёс Каргейр.
И обратился ко мне:
– Марина, нам надо отдохнуть.
– Сначала в душ, – слабо улыбнувшись, отозвалась я.
Арджер зевнул.
– Я, пожалуй, тоже пойду. Устал. И ещё мы забыли о жуках, надо их отпустить.
Когда, смыв с себя лишние наслоения и закутавшись в простыню, я вышла из ванной, то увидела, что Каргейр не спит. И, скинув покров, упала в его объятия.
Днём мы по очереди будили друг друга, чтобы искупаться в волнах экстаза, и я не успевала видеть сны. Но ночью, когда Каргейр ушёл разбираться с неправедными собратьями, меня посетила тревожная грёза.
Я увидела тот же зал Совета, тех же вампиров, и Шегарда с Герети, замерших друг напротив друга.
– Ты и пальцем не тронешь моего сына! – гневно цедил старший.
Шегард насмешливо ухмылялся.
– Ну, что ты так переживаешь, отец? – язвительно сказал он, и лицо Герети перекосилось от отвращения. – У тебя же много детей. Подумаешь, одним больше, одним меньше. В конце концов, я тоже твой ребёнок. Неужели мне не удастся заменить Каргейра?
Герети выпрямился, брезгливо глядя на противника.
– Я никогда не признаю тебя, – презрительным тоном сказал он, – даже не надейся.
Шегард затрясся от ярости.
– Неужели ты, действительно, считаешь, что мне это нужно?! – заорал он так, что зазвенели подвески хрустальной люстры. – Я ненавижу тебя, и рано или поздно вся твоя семейка сдохнет от моей руки!
– Шегард, – строго произнёс костлявый председатель, – не смей угрожать достойнейшему члену нашего сообщества. Заслуги Герети велики, и твои с ними не сравнятся. Не его вина, что Каргейр предал нас и пошёл против правил и традиций….
– Мне достаточно того, что он бросил меня, – зашипел вампир, преображаясь в монстра, – и убил мою мать!
В бешенстве топнув ногой, Шегард сорвался с места и вылетел из зала.
– Герети, – обратился к тому блондин, – ты напрасно его дразнишь. Он правоверный, но психопат. И я опасаюсь, что обещание своё он выполнит. Если не боишься за себя, подумай хотя бы о Жисоли.
– Ты считаешь, Рекстан, – кривя губы, отозвался собеседник, – что если я буду покорно внимать его речам, он успокоится и перестанет вынашивать планы мести? Жена достаточно сильна, чтобы постоять за себя, я – тем более.
– Как знаешь, – произнёс костлявый, – наше дело предупредить...
Зал завертелся у меня перед глазами, и я очутилась в маленькой комнате, где, зажав между колен сложенные ладони и раскачиваясь, сидел Шегард.
Я изумилась, услышав его голос. От баритона с теноровым оттенком не осталось и следа, в помещении звучал детский фальцет:
– Папа, за что? Почему ты меня не любишь?
– У него раздвоение личности, – с ужасом и жалостью подумала я. – Бедняга!
Но эта несчастная жертва родительского предательства была крайне опасна, в чём я тотчас убедилась. У входа кто-то поскрёбся, и Шегард, придя в себя, смахнул слёзы и встал.
– Открыто.
Дверь отворилась, и в комнате появился незнакомый мне вампир. Выглядел он унылым.
– Что случилось? – обеспокоился Шегард.
– Ломер погиб, – мрачно сказал тот, – девчонка убила его. Лоэла ушла вслед. Берто сообщил об этом, но шпионить отказался, боится. Мы остались без информации и помощи.
Шегард зарычал. Метнувшись к стене, он вцепился в неё скрюченными пальцами и пару минут простоял так, пытаясь взять себя в руки.
– Ладно, – прозвучало, наконец, – не велика потеря. Приступим к выполнению первой части моего плана. Сегодня ночью наши намереваются устроить облаву на прислужников Каргейра, а ты под шумок постарайся захватить Арджера; ради него вожак пойдёт на многое. Мы вынудим его принять наши условия.
– Слушаюсь, – ответил исполнитель.
Он направился к выходу, но задержался на пороге.
– А когда ты намерен запустить машину уничтожения?– нерешительно поинтересовался упырь.
Шегард ухмыльнулся.
– В тот же день, когда она будет гото…
И запнулся.
– Здесь кто-то есть! – выкрикнул он, глядя прямо на меня.
В панике я тщетно пыталась двинуться с места, а опасность неумолимо приближалась: Шегард уже рядом, сейчас он меня схватит… Но нет, вампир прошёл сквозь моё тело, не заметив этого, а я разглядела содержимое его нутра. Это потрясло меня настолько, что я лишилась сознания и… пришла в себя на нашей с Каргейром кровати, промокшей от пота.
В комнате стояла тишина. Уютный свет бра мягко ласкал стены, вокруг разливался сонный покой, а я всё никак не могла опомниться. И, размышляя над увиденным, внезапно поняла суть старинного пророчества. Теперь я знала, как избавить эту реальность от упырей, чтобы это не привело к их обязательной гибели.
Остаток ночи я бодрствовала, с нетерпением дожидаясь моего вампира. Стремясь хоть чем-то себя занять, я перестелила постель, приняла душ и отправилась на кухню, решив встретить любимого вкусным завтраком, как и полагается жене.
Когда я закончила готовить, открылась дверь, и вошёл Каргейр. Втянув ноздрями воздух, он направился к источнику соблазнительных запахов. С удовольствием отправляя в рот ложку за ложкой, он всё же попенял, что я совсем не забочусь о здоровье, бодрствуя по ночам, и мне пришлось объяснить причину своей бессонницы. Услышав о новом вещем сне, встревоженный Каргейр отодвинул еду.
– Пока всё не съешь, ничего не узнаешь, – заявила я.
Закончив трапезу, мы переместились в комнату, где я пересказала избраннику содержание ночного кошмара, умолчав лишь о содержимом тела его брата.
– Мне жаль Шегарда, – дополнила я. – Если бы Герети принял его, как сына, тот не стал бы таким.
Каргейр надолго задумался, время от времени машинально проводя рукой по щеке, что являлось признаком напряжённой работы мысли. Потом он обмяк, глаза закатились, бледное лицо побелело ещё больше. Я испугалась, но вампир вышел из транса так же быстро, как и впал в него.
– Я объявил общий сбор, – пояснил он.
– На расстоянии? – прозвучал удивлённый вопрос.
Каргейр кивнул.
– Встреча состоится в холле после заката, а сейчас, любимая, немедленно отдыхать.
Большое фойе или холл, как его назвал Каргейр, кишело вампирами. Рядом с нами, нервно ломая пальцы, стоял обеспокоенный Арджер. Он поднял руку, призывая к молчанию. Наступила тишина.
– Что случилось, Каргейр? – вопросил друг.
– Сейчас объясню, – отозвался тот. – Но сначала представлю вам Марину. Она провидица, а значит, близится день, когда пророчество сбудется.
Вздох ужаса прокатился по толпе.
– Это не так страшно, как нам казалось, – успокоил собратьев Арджер. – Мы истолковали предсказание иначе, и вы непременно узнаете, как. Но, похоже, Каргейру есть что сказать и помимо этого...
– Говорить будет Марина, – сообщил тот, – она поделится с вами важной информацией.
И обратился ко мне:
– Начинай, не бойся.
Я поведала о готовящейся облаве, присовокупив:
– Мы с Каргейром и Арджи тоже не поняли пророчества. Я знаю, чем всё закончится.
Оба удивлённо посмотрели на меня.
– И чем же? – поинтересовался Арджер.
– Сейчас это не слишком важно, – прервал его друг. – На дежурство сегодня выйдут усиленные отряды, способные справиться с нападающими в случае, если сон Марины правдив, и против нас выступит армия. Арджер остаётся здесь.
– Да с чего бы?! – возмутился тот.
– Ты не понял? – строго спросил Каргейр. – Охотиться будут, в первую очередь, на тебя, и, зная об этом, ты не имеешь права сознательно подвергать себя риску. Кроме того, Марине нужна защита. Я сожалею, что идти на улицы придётся и тем, кто не успел отдохнуть, но это суровая необходимость. Боюсь, что людям сегодня придётся обойтись без нашей помощи.
Вскоре вампиры, разбившись на группы, покинули дом. Я на мгновение задержала Каргейра.
– Береги себя, пожалуйста! Ради меня.
Мы поцеловались, он исчез, а я направилась к лифту. Арджер зашагал вслед.
– Может, ты расскажешь, как реализуется пророчество? – попросил он, когда мы, сидя в креслах, напряжённо вслушивались в звуки за окнами и вздрагивали от громких шорохов.
– Не сейчас. Обсудим это вместе с Каргейром.
Арджер почесал в затылке.
– Ну, ладно, – вздохнув, сказал он, – подожду.
И перевёл разговор на другое:
– Значит, Шегард психопат. Герети совершил огромную ошибку, не признав его. Вампиры с отклонениями очень опасны.
– Герети наделал много ошибок, – резко сказала я. – Противостояние с Каргейром – тоже его просчёт. Как отец мог не разглядеть сущности собственного сына?
– Марина, – грустно сказал Арджер, – ты недавно среди нас и ты – человек. Тебе не понять, что такое жажда, как она выворачивает наизнанку внутренности, как заставляет мучиться. По-существу, мы не виноваты, что нападаем на людей. Ты же не считаешь комара виновным в том, что он кровосос?
– Нет, конечно. Но при первой возможности его прихлопну.
– Вот и нас бьют при каждом удобном случае. А мы ведь тоже хотим жить. Правда, моё существование уже становится мне в тягость, полтора столетия – это перебор…
– За что же тебя наказывать? – перебила я. – Ведь ты не пьёшь человеческую кровь.
– Не пью. Но сдерживаться очень трудно. Даже твоё присутствие выводит меня из равновесия.
Я опасливо отодвинулась.
– Не тревожься, – засмеялся вампир, – терплю я сорок с лишним лет, не сорвусь и сейчас. Но я о другом… Я могу справиться с жаждой, для Каргейра это, вообще, не проблема, а Герети – правоверный. Семьсот лет он питался людьми, насиловал их женщин, его так воспитали, и он привык. Чего же можно требовать от него при таких обстоятельствах?
– А что собой представляет Шегард? – поинтересовалась я
Арджер помолчал.
– Когда-то это был второй Каргейр, – ответил он. – Мальчик тоже хотел солнца над головой, отвергал охоту. Вампиры, в семье которых прошли его детство и юность, принудили ребёнка пойти по своим стопам. Для них, как и для родного отца, он оставался лишь одним из многих и вырос обделённым лаской, вниманием и пониманием. Каргейр стал иным, потому что Герети никогда не обращался с ним по-настоящему сурово, безумно его любя и многое позволяя. Он и сейчас, всё простив, называет сына своим маленьким мальчиком. А Шегарда уничтожит, не задумываясь. Тот для него чужой.
– Хм, – сказала я, – похоже, Герети никогда не приходила в голову мысль, что он передаёт детям частичку себя, иначе он больше бы их ценил.
– Я любил бы каждого своего ребёнка, – печально отозвался Арджер, – если бы мог иметь потомство.
– А почему тебе в этом отказано?
Тот пожал плечами.
– Кому-то дано, кому-то нет, – ответил он, – такова «справедливость» судьбы. По сути, вампиры должны создавать себе подобных, обращая людей, но… у природы свои причуды.
– Жаль, – посочувствовала я.
– Ничего, – отозвался он, улыбнувшись. – Зато у меня нет проблем с женщинами, которым я и при жизни не слишком нравился…
Речь его прервал шум у двери, и Арджер, вскочив, схватился за шпагу. Но это оказался Каргейр. Выглядел он ужасно: кровь покрывала одежду, кусок щеки висел на тонкой полоске кожи, пальцев на левой руке не было, правого глаза тоже. Он посмотрел на нас одним оставшимся, выпуская клыки, и рухнул на ковёр. Я бросилась к нему, но Арджер, схватив меня за рукав, вытолкнул в кухню.
– Не приближайся! – прошипел он. – В таком состоянии вампир не соображает, что делает. Он осушит тебя, не обратив.
И, кинувшись к холодильнику, вытащил то, что я приняла за пакеты с соком.
– Донорская кровь, – коротко пояснил Арджер и исчез вместе с запасами живительного эликсира.
Через несколько минут, растянувшихся на целую вечность, он вернулся.
– Каргейр выпил всё и теперь спит. Он почти в форме и уже не опасен. А я, пожалуй, пойду. Нужно узнать, что произошло. Закрой за мной.
– Можно мне с тобой?
– Нет. Там наверняка есть и другие изувеченные сородичи, жаждущие свежатины, а в одиночку я тебя не отстою. Иди-ка лучше к мужу.
И Арджер выскочил за дверь.
Повернув и вытащив ключ, я пошла в комнату Каргейра. Лицо того выглядело спокойным, страшная рана на щеке затянулась, пальцы на изувеченной руке, лежащей поверх одеяла, отросли. Я не видела под закрытыми веками, появился ли у него новый глаз, но не сомневалась, что да. Сев рядом, и погладив возлюбленного по покалеченной кисти, я задумалась; мысли не давали мне покоя.
Итак, Арджер назвал Каргейра моим мужем. И тот не раз говорил мне о своей любви. Но обращение пугало меня, а оставшись человеком, я рано или поздно состарюсь и умру. И тогда любимый мною вампир умрёт от тоски медленной и мучительной смертью. Поэтому я должна как можно скорее освободить его от сущности кровососа. Как только Каргейр придёт в себя, обязательно поделюсь с ним своими соображениями.
Осторожно, чтобы не потревожить страдальца, я легла рядом и сама не заметила, как уснула.
Пробудившись, я увидела, что Каргейра рядом нет. Потягиваясь, я вышла в соседнюю комнату и, неслышно ступая, подошла к стоящему у окна мужчине. Моя ладонь коснулась плеча вампира, и тот, вздрогнув и втянув ноздрями воздух, резко обернулся. Глаза его, всегда ласковые и тёплые, выметнули красные лучи, а из-под алых губ, недобро сверкнув, показались острые клыки, обезобразив привлекательное лицо. Я попятилась.
Огонь потух так же быстро, как и разгорелся. В считанные секунды вернувшись к человеческому облику, Каргейр бросился ко мне.
– Марина!
Мотая головой, я продолжала отступать, пока преследователь не прижал меня к стене. Рука его скользнула по моим волосам.
– Марина, милая, прости, что напугал, – мягко сказал он, – но тебе не стоило подкрадываться со спины. Когда наш организм восстанавливается, инстинкты погребают разум под собой.
Я не верила ушам.
– Ты мог меня укусить?
– Если бы ты стояла чуть ближе, и я не успел включить мозг.
– А если бы вцепился мне в горло, то выпил бы? – продолжала допрашивать я.
Каргейр замотал головой.
– Нет, остановился бы после первого глотка, осознав, что делаю.
– Ты опасный возлюбленный…
Я нервно засмеялась. И, притянув его к себе, прижалась к щеке с еле заметным шрамом, прошептав:
– Но прекрасный!
– Опять нежничают, – прозвучал знакомый голос.
На пороге стоял хмурый Арджер. Не дожидаясь приглашения, он вошёл в комнату и сел в кресло.
– Потери велики, – сокрушенно сказал мужчина, – около двух десятков наших не вернулись.
Каргейр кивнул.
– Я знаю. Но мы нанесли армии противника больший урон: они потеряли, примерно, пятьдесят особей.
– Да? Откуда такие сведения?
– Несколько минут назад я связался с наблюдателями, следившими за боем со стороны. Правоверные нескоро залижут раны. Думаю, мы получили с неделю передышки. Единственное, что меня расстраивает – погибли лучшие. А за ними уйдут и другие.
– Почему? – вмешалась я.
– Жёны и мужья убитых, – коротко пояснил Арджер.
Вспомнив Ломера и Лоэлу, я содрогнулась.
– Это неправильно!
Голос мой срывался.
– Люди справляются с утратами и выживают. Почему же вампиры настолько слабы?
– Это не слабость, Марина, – отозвался Каргейр, – это инстинкт. И как с ним бороться, не знает никто.
– Не верю, – возразил Арджер. – Это любовь!
И тихо добавил:
– Которой я так и не познал…
Наступила тишина. Наконец, я решилась нарушить молчание:
– Когда во сне я находилась в одной комнате с Шегардом, тот, почуяв присутствие постороннего, прошёл сквозь меня. Он не заметил этого, но я смогла заглянуть внутрь него. И поняла, что делает вас теми, кто вы есть.
Вампиры подались вперёд, а я продолжила:
– Когда вы обращаете людей в себе подобных, вы поите их своей кровью, так?
Арджер кивнул.
– И с ней передаёте паразита, который гнездится в области желудка, присосавшись к нему и сердцу одновременно и выпустив щупальца во все стороны. Уверена, что кровью питается именно он, а чтобы её получить, возбуждает в вас жажду. И предполагаю, что удалить его можно с помощью обычной операции.
– А-ах!
Изумлённый
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.