Преступление моего отца разбило нашу жизнь вдребезги. Мы с матерью в одночасье лишились всего - положения в обществе, состояния, дома и тех, кого любили больше всего на свете. Изгнанные из родного края, мы вынуждены влачить жалкое существование в предместьях иллирийской столицы, полагаясь лишь на милость родни.
Казалось, так будет всегда - разбитое сердце, позорное клеймо дочери отступника, косые взгляды, шепотки за спиной. Но королевским указом мне был дарован второй шанс вернуться в родной южный край, чтобы попытаться возродить дело отца, восстановить доброе имя нашего рода и доказать всей Иллирии, что жаркий огонь Льедов нельзя заключить в оковы.
Он может лишь разгореться ярче... в правильных руках.
"Полностью самостоятельный однотомник в рамках цикла "Тайны Иллирии"
Щелк.
– Франческа! Франческа, я знаю, что ты здесь! – звонкий юношеский голос разнесся над полусонным полуденным базаром. – Франческа!
Смех против воли сорвался с губ – не найдет, точно не найдет.
Юркой тенью я нырнула в узкий просвет между шатрами. Протяжно звякнули колокольчики, метнулся из-под ног пригревшийся рыжий кот.
– Франческа!
– Юная леди Льед, да куда же вы!
Звякнула монетка, опускаясь в разрисованный стаканчик. Прижав палец к губам, торговка в пестром тюрбане торопливо закивала – не видела, не знает. Старая Маргретта всегда занимала нашу сторону в этой игре.
– Франческа!
Щелк, щелк.
Взгляд зацепился за циферблат на часовой башне, венчающей угол глухой стены дворца Морелли. Две тяжелые кованые стрелки – часовая и минутная – застыли, тесно прижавшись друг к другу, а тонкая полоска, отмерявшая секунды, двигалась медленно-медленно, безнадежно не поспевая за несущимся вскачь сердцем.
Почти полдень. В два отец ждет меня в доках, а значит...
– Франческа!
– Тихо, тихо...
Колыхнулись цветастые ткани, занавешивающие вход в шатер. Горячие руки обхватили меня, втягивая внутрь, в прохладный полумрак. Губы почти коснулись уха.
– Тише. Сейчас пройдет мимо.
– Франческа!
Совсем рядом.
Я прикусила губу, сдерживая смех. Глупо попасться вот так, когда ровно в полдень игра закончится моей победой. Надо только... стоять тихо.
Щелк. Щелк, щелк.
Ловкие пальцы скользнули под распахнутые полы расшитой золотыми нитями накидки, пробежали по краю узорного пояса, почти касаясь голой кожи. Внутри все замерло в томительном предвкушении – сладком и вязком, как патока. Сейчас я развернусь, притворно-сердитая, будто возражаю, а он...
А он посмотрит своими невероятно-синими глазами и одним взглядом сломит мое сопротивление. Властно притянет к себе, приподнимет мое лицо...
Но что-то мешало, не позволяло, забыв про все, покориться жадным рукам. Что-то пульсировало на краю сознания назойливой тревогой. Что-то было не так.
Щелк. Щелк, щелк. Щелк-щелк-щелк.
– Лорд Льед! Они снова сбежали вдвоем! Лорд Льед!
Сердце оглушительно ударилось о ребра, перекрывая назойливый стрекот в ушах.
Папа.
Я повела плечами, высвобождаясь из объятий. Подалась вперед. Тяжелая пестрая ткань качнулась в сторону, впуская под купол шатра свет и полуденный зной, поднимавшийся от раскаленных камней.
Щелк-щелк-щелк-щелк. Щелк.
Что-то не так. Не так…
– Фран...
Огромная площадь, залитая ярким летним солнцем, расстилалась перед глазами. Словно океанский прибой, выплеснулся из полутемной прохлады крытых улочек Белого города шумный и многоцветный воскресный базар, укрыв мостовые узорчатыми коврами и пологами шатров. До рези в глазах блестело золото и медь, колыхались подолы шелковых накидок и шарфов, шелестели ветви цветущей акации под стенами дворца Морелли. В воздухе витал запах жара и специй. Искрился хрустальными брызгами высокий фонтан.
В первое мгновение звуки и краски базара оглушили и ослепили меня, но глаза, быстро привыкнув к пестроте и свету, безошибочно отыскали знакомую фигуру среди толпы, заполнявшей площадь. Высокий статный мужчина с длинными темными волосами, перехваченными лентой, замер на нижней ступеньке дворца городского собрания.
Минутная стрелка сдвинулась вперед на одно деление.
Гулко ударил колокол, заглушая мой крик.
– Папа!
Бом-м-м!
Он не обернулся.
– Папа!
Щелк.
Воздух вдруг показался густым и вязким. Тело сделалось тяжелым, словно чугунный якорь, не желая двигаться с места. Под ноги с глухим хлопком развернулся на раскаленных камнях мостовой узорчатый ковер, взметнув в воздух облачко песка и пыли. Качнулся полог шатра, скрывая неотвратимо удалявшуюся фигуру. Я отчаянно рванулась вперед – сквозь ковры и шелка, стремящиеся задержать, опутать плотным коконом.
Медленно, слишком медленно.
Далеко, слишком далеко.
С глухим хлопком закрылась резная дверь...
...чтобы разлететься огненными осколками. В одно мгновение фасад дворца превратился в сплошную стену огня. Пламя било из каждого окна, вырывалось наружу с кусками каменной кладки, остатками горящей мебели и стекол. Вверх взметнулся столб дыма, такой высокий, словно сам Старший брат явил посреди города свою разрушительную мощь, исторгнув огненную лаву там, где прежде стояло здание городского собрания.
Взрывной волной меня швырнуло на землю, рвущийся с губ крик вбило назад в горло. Упрямо поднявшись, я снова потянулась вперед, туда, где беспощадный магический огонь пожирал остатки того, что совсем недавно было роскошным дворцом.
– Папа! – раскаленный воздух обжег легкие, но отчаянный призыв утонул в общем грохоте.
Сильные руки обхватили за талию – не пуская, удерживая. А я рвалась, рвалась и рвалась вперед, давясь беззвучным криком, и горячий пепел оседал на лицо крупными хлопьями, скрывая Кординну в пелене едкого серого дыма, пока он наконец не поглотил все – даже солнце...
Я очнулась, задыхаясь от рвущегося наружу надсадного кашля и жадно хватая ртом воздух. Темнота давила, комната, погруженная во мрак, казалась душным саркофагом. Сердце отчаянно и гулко стучало в груди, разнося по телу нездоровый липкий жар. Я дернулась, отчаянно желая вырваться из черноты, казавшейся мне продолжением ночного кошмара, но тело не слушалось, скованное по рукам и ногам – стиснутое в крепких объятиях, погребенное под слоем пепла и пыли, покосившимися пологами базарных шатров, каменными обломками мостовой.
Что-то тяжелое туго спеленало ноги. Я забилась, словно пойманная в силки рыба – и почувствовала, как затрещали в светильнике рядом с кроватью кристаллы-накопители, переполненные черной ниареттской магией.
Успокоиться. Нужно было успокоиться.
Стиснув зубы до хруста, я сделала несколько глубоких вдохов, стараясь не думать о вынужденной обездвиженности и черноте вокруг.
«Я не там, – пришлось в очередной раз повторить самой себе. – Я давно уже не там. Прошло почти шесть лет, шесть долгих, бесконечно долгих лет. Только… только почему до сих пор так больно?»
Прошлое упорно не отпускало, напоминая о себе ночными кошмарами и незаживающей раной в сердце, где хранились светлые воспоминания о доме, полном фонтанов и цветущих деревьев, доброй улыбке отца и нежности в ярко-синих глазах. Когда-то – так давно – я была по-настоящему счастлива.
Но прежняя безмятежная жизнь осталась далеко в солнечном Ниаретте, погребенная под обломками взорванного дворца городского собрания. А здесь… здесь…
Вздохнув, я открыла глаза и усилием воли заставила себя вернуться в реальность.
Тусклый утренний свет пробивался сквозь неплотно задернутые тяжелые шторы, отчего обстановка крохотной спальни казалась еще более серой, унылой и безрадостной, чем обычно. Узкая кровать, на которой страшно было поворачиваться с боку на бок, темный платяной шкаф, столик, бывший одновременно письменным и туалетным, высокое зеркало в резной деревянной раме, черный закопченный камин и кресло в проеме между двух окон. Когда-то я и Арре не позволила бы жить в столь стесненных условиях, а теперь это была чуть ли не лучшая комната в доме.
Что ж, по крайней мере, у нас все еще был дом, пусть и арендованный. О вынужденном переезде к двоюродной бабушке, тетке матери, все реже и реже помогавшей нам деньгами, я думала с содроганием. Куда угодно, только не в это гнездо ромилийских змей!
Порыв ветра, ворвавшийся в комнату сквозь открытую балконную дверь, донес со двора приглушенные звуки разговора. Привычно потянувшись магией, я без труда различила свечение силы матери – леди Алессия Льед, истинная уроженка строгой и чопорной Ромилии, обычно сохраняла невозмутимую сдержанность всегда и во всем. Но сегодня ее железное самообладание оказалось нарушено. Я почувствовала легкую энергетическую рябь, что в случае леди Льед означало крайнюю степень волнения. А значит, нетрудно было догадаться, кто же почтил нас своим визитом.
Кавалли. Лорд-распорядитель местного салона, где еженедельно собирались на скудные увеселения все знатные семейства Лареццо, был настолько магически слаб, что я узнала его только по вальяжно-покровительственному тону, которым он обращался к матери. Губы сами собой сжались в тонкую линию, а внутри всколыхнулось глухое раздражение.
Конечно. Кто же еще мог заявиться с утра пораньше, чтобы сделать леди Льед очередное отвратительное, непристойное предложение, а заодно позавтракать за чужой счет? Только лорд-угощусь-всем-что-есть.
Словно в насмешку, ноздри защекотал благословенный запах кофе. Горячий, черный, крепкий… со щепоткой ароматных ниареттских специй и капелькой патоки. От одной лишь мысли рот наполнился слюной. Выпутавшись из одеяла, я потянулась к прикроватному столику и, нащупав медный колокольчик, нетерпеливо позвонила, призывая служанку.
Арра, невысокая смуглая островитянка, возникла на пороге так быстро, словно наперед знала, что я проснулась. За пять с половиной лет, что мы с матерью прожили в Лареццо, одном из многочисленных пригородов столицы Объединенной Иллирии, она единственная отказалась уходить в поисках лучшей доли, даже несмотря на крошечное жалование и необходимость совмещать работу горничной и камеристки при двух леди. Остальные слуги давно покинули нас, и в последний год приходилось довольствоваться Аррой и услугами приходящей кухарки. Но девушка не жаловалась, добросовестно выполняя возложенные на нее обязанности, а я помогала ей, чем могла, ведя наши более чем скромные счета.
– Миледи, – служанка поклонилась, сложив руки лодочкой. Вопреки стараниям матери, Арра продолжала придерживаться старых привычек и попытки привить ей изящные манеры ромилийских горничных раз за разом терпели крах. – Прикажете достать ваше утреннее платье?
– Нет, – бросив быстрый взгляд на балконную дверь, я покачала головой. – Оливковую накидку и шальвары в тон.
Со мной матери тоже никогда ничего не удавалось.
Если Арра и одобрила мое неповиновение, она никак этого не показала. Смуглое лицо служанки осталось бесстрастным, лишь черные глаза сверкнули из-под пушистых ресниц.
– Леди Алессия велела подавать вам только ромилийскую одежду, – уведомила она, не порываясь, впрочем, исполнять приказание старшей леди Льед.
Я фыркнула, красноречиво посмотрев на ее собственную широкую накидку, из-под которой через широкие разрезы виднелись темные свободные штанины, собранные на щиколотках, но служанка и бровью не повела.
– Я плохо спала, Арра, – вырвалось невольное признание. – Если на мне сейчас еще и корсет затянуть, я точно задохнусь. Нет, неси штаны и накидку, а с матерью я разберусь сама.
С круглого личика служанки слетело напускное безразличие. Она взглянула на меня участливо и сочувственно.
– Может, принести вам успокоительных капель, миледи? Я могу сама приготовить – даже в аптеку не придется посылать.
– Не нужно, – я покачала головой. – Чашечка кофе по-ниареттски – вот мое лучшее лекарство. Оливковая накидка, Арра. Я жду.
– Конечно, миледи.
Короткий поклон – и Арра унеслась вниз, где сушились вещи, выстиранные после вчерашней неудачной прогулки к заброшенному саду на холме, которая закончилась внезапным проливным дождем.
В ожидании возвращения служанки я открыла тяжелые шторы, впуская в комнату тусклый утренний свет, и шагнула на узкий балкон. Погода оказалась немногим лучше вчерашней – хмурое небо было затянуто тучами с редкими просветами синевы. Однако мать предпочла, чтобы завтрак накрыли на свежем воздухе.
Для меня маленькая терраса, защищенная от уличного шума и грязи, стала настоящей отдушиной посреди чуждой Ромилии. В те годы, когда драгоценности рода Льед еще не были полностью распроданы, а родственники матери относились к ней с жалостью и сочувствием, а не с презрением, я потратила значительную сумму, чтобы выстроить уголок настоящего ниареттского сада. Деревянную изгородь оплетали кусты роз, по бокам от входа стояли два кипариса в глиняных кадках, а куполом для беседки над столиком служили виноградные лозы, которые за пять лет разрослись и дважды в год давали скромный, но довольно вкусный урожай. Удалось даже отвести воду от общественного фонтана, чтобы сделать фонтанчик поменьше, а Арра как-то принесла с рынка вместе с покупками трех мелких желтых рыбок, и мы сделали из большой мраморной чаши некоторое подобие пруда с карпами.
Все это напоминало о доме. О террасах, где никогда не переставали журчать рукотворные ручьи и фонтаны, даруя прохладу в жаркий зной, о фруктовых деревьях, плодоносящих с начала лета до поздней осени, об укромных беседках, где влюбленные прятались в гуще листвы от чужих взглядов, и тенистых галереях, где никогда не умолкал смех. В сером холодном Лареццо мне отчаянно не хватало ярких красок и солнца, и только в маленьком саду я чувствовала себя немного лучше.
С соседями, поначалу посмеивавшимися над эксцентричными ниареттцами, у нас очень скоро установились если не дружеские, то вполне взаимовыгодные отношения. Моими стараниями во дворе появился настоящий кристаллический светильник, к огромной радости цветов госпожи Беллини и салатных грядок кухарки господина Торни. За это добрые женщины, служащие в соседских домах, иногда помогали Арре с уборкой и чисткой серебра – а еще охотно делились урожаем, наполняя наш дом благоуханным ароматом цветов и свежей зеленью к обеду.
А в обмен на заряженный – в обход магических семейств Лареццо – накопитель или запирающий артефакт можно было получить и кое-что посущественнее – деньги, пусть и не столь значительные, как оплата, которую требовали лицензированные артефакторы, но все равно очень и очень неплохие. Как-никак я была женщиной – да еще и ниаретткой, которых в северных областях Объединенной Иллирии боялись и недолюбливали, даже несмотря на то, что Ниаретт вот уже век как официально входил в состав королевства – и шансов на официальную работу в Ромилии у меня не было. Слишком сильно пугала северян необузданная черная магия моей жаркой родины, слишком велика была мощь, подвластная даже самому слабому из южных артефакторов. Опасная, взрывная – и вместе с тем неизменно покорная тем, кто умел совладать с ней.
А я умела.
– Алессия, дорогая моя, – донесся до слуха голос лорда Кавалли, полный фальшивого сочувствия и тщательно отмеренной проникновенности. Я сделала шаг вперед, выходя на узкую площадку почти над самой беседкой. Ветер взметнул подол нижней сорочки из тончайшего льна, поиграл полами яркого шелкового пеньюара. Если мать увидит – точно не одобрит моего неподобающего вида, но Арра еще возилась внизу и я решила не дожидаться приличного платья. – Почтенная публика Лареццо хотела бы еще раз выслушать вашу печальную историю о скорбном браке с лордом Франко Льедом, трагических обстоятельствах его предательства и заслуженном возмездии, настигшем опасного преступника. Мы безмерно сочувствуем вашему горю и надеемся, что небольшая денежная компенсация послужит достаточным стимулом для того, чтобы вы поделились с нами новыми подробностями этого сложного, но такого занимательного дела.
Окружавший мать изумрудный энергетический кокон дрогнул, выдавая волнение, и я неосознанно стиснула поручень балкона до побелевших костяшек пальцев. Чувствовать боль, волной поднимающуюся в душе матери при упоминании имени отца, было почти невыносимо. Но Кавалли, магически слабый, словно последний селянин, оставался слеп к энергетическим колебаниям – или же предпочитал намеренно не замечать их.
– Боюсь, я вряд ли смогу рассказать что-то новое, Симоне, – ответ матери прозвучал спокойно и ровно, ничем не выдав ее истинных чувств.
– Милая Алессия, печальные подробности этой ужасающей трагедии мы и так уже хорошо знаем, – проникновенно проговорил лорд-прилипала. – Благодаря вашему исключительному таланту рассказчика, мы словно наяву увидели, как полтора десятка мощных зарядов, заложенных в ратуше, где в тот скорбный день должно было состояться городское собрание, разнесли здание и половину ярмарочной площади. Наши добрые сердца скорбели вместе с теми, кто поплатился за любовь к Объединенной Иллирии и его величеству Сильвестро Леони, в одночасье лишившись глав и старших наследников. Нас до глубины души потрясла эта самая масштабная акция устрашения, демонстрация серьезности намерений сепаратистов, грозящих королевству непоправимым расколом. Мы пришли в ужас, осознав, что предводителем и идейным вдохновителем этих… людей был не кто иной, как ваш супруг. Злокозненный предатель, самый отвратительный преступник королевства – о, мы содрогаемся, едва заслышав его имя. Ведь если бы все прошло по плану, лорд Льед мог бы встать во главе всего Ниаретта, и после этого войны было бы уже не избежать. Но, к счастью, – лорд Кавалли звучно отхлебнул кофе – мой кофе – прочищая горло, – у этой леденящей кровь истории оказался хороший конец. Счастливое стечение обстоятельств не позволило случиться беде, и лорд Льед попал в свою же ловушку, погибнув вместе с теми, от кого так стремился избавиться. О, не хмурьтесь, моя дорогая. Разумеется, – поправился Кавалли, похоже, осознав-таки, что последними словами перегнул палку, – называя смерть вашего супруга «счастливым стечением обстоятельств», я имею в виду, что лишь она помогла Объединенной Иллирии избежать катастрофы. Никто в стране не хочет новой войны с Ниареттом, и гибель лорда Льеда и последовавшие за этим чистки в рядах лордов-предателей – малая плата за мир и спокойствие. Разве нет?
Мать не ответила. Лорд Кавалли вздохнул с притворным сочувствием.
– Вы правы, моя дорогая Алессия. Оставим политику тем, кто в ней разбирается. Нас же интересует несколько другой аспект этой ужасной истории. Мы бы хотели услышать, так сказать, вашу сторону. Личную. Интимную…
Подавшись ближе, Кавалли накрыл холеными, унизанными бесполезными перстнями пальцами тонкую бледную руку матери – так вольно и грубо, что едва не опрокинул светильник. Я саркастически усмехнулась. Полуразряженный уличный кристалл, накрытый стеклянным куполом, – и тот хранил больше магии, чем сидевший внизу разодетый в безвкусный темно-зеленый камзол коротконогий толстяк с сальными волосами и намечающейся лысиной. Провинциальный лорд, не способный к созданию артефактов и держащий виноградники и сомнительный салон для увеселений, не был ровней вдовствующей леди Льед – ни тогда, когда она гордо носила фамилию Кальяри, младшей ветви правящего рода Меньяри, ни сейчас.
– Алессия, – интонации Кавалли стали еще более вкрадчивыми, обманчиво мягкими. – Есть очень много вещей, поведать о которых можете только вы. Юная ромилийка, оказавшаяся так далеко от дома, в землях недавних врагов. Вынужденная заключить брак с опасным и влиятельным человеком, сменить привычный комфорт на унизительное существование среди чужаков и варваров.
– Я вышла замуж добровольно, – спокойно поправила мать, отнимая руку. – И по любви.
– Не сомневаюсь, что так и было, миледи, – лорд кивнул, вновь звучно отпивая из кофейной чашки – моей кофейной чашки – и с хрустом закусывая кремовой булочкой. – Вы были юны и доверчивы, и лорду Льеду, этому мерзкому бесчестному предателю, не составило труда обольстить вас и ввести в заблуждение.
Назойливое жужжание Кавалли, напоминавшего тяжелого и неповоротливого майского жука, ввинчивалось в уши, вызывая тупую головную боль. И как только мать умудрялась его вежливо слушать? Чтобы отвлечься, я сосредоточилась на кристалле в светильнике – на две трети разряжен, как я и предполагала. Кажется, госпожа Беллини упоминала, что садовый фонарь вчера активировался не сразу. Нуждался в зарядке и светильник над аркой с кристаллом, наполовину утопленным в масле – мы старались не привлекать внимания прохожих к тому, что жители неприметного двора в состоянии позволить себе намного больше, чем другие горожане, не имевшие среди соседей артефактора-южанку...
– …знали ли вы тогда, кем является ваш безумный супруг на самом деле? Знали ли, с каким чудовищем столько лет делили спальню? Знали ли о черных замыслах, которые он годами вынашивал в голове?
– Нет. Вы прекрасно знаете, что мне было неизвестно о готовящемся взрыве.
– Взрыве! – глаза Кавалли вспыхнули азартом. Булочка, зажатая в пальцах, взлетела вверх, рассыпая по столу крошки и сахарную пудру. – Да-да! Взрыв, разрушения, катастрофа! Полторы сотни невинных жертв! Нет, не подумайте дурного, я ни в коем случае не пытаюсь выставить вас соучастницей, моя дорогая. Ваша невиновность полностью доказана и абсолютно непреложна.
Я обвела взглядом внутренний двор. Садовый фонарь, фонарь под крышей крыльца, фонарь у двери, светильник на столике между кофейником и подносом со свежей сдобой. Первому нужно подтянуть узлы плетения, остальным добавить заряда. Мысленно я вычертила сложную энергетическую сеть, протянув невидимые нити между кристаллами-накопителями. Угол падения равен углу отражения с учетом коэффициента преломления циркона…
– Нет.
На этот раз ответ леди Льед предназначался не ее собеседнику, а мне. Изумрудный энергетический кокон, окружающий мать, предупреждающе вспыхнул – словно укоризненный взгляд, брошенный на нерадивую дочь. Безусловно, она давно почувствовала меня, а черные щупальца магии, паутиной накрывшие двор, были красноречивее любых слов. Мать молча попросила меня не вмешиваться. Я так же молча качнула головой.
У нее были свои способы заработка, у меня – свои.
И кто осудит, если время для подзарядки уличных кристаллов выбрано с тонким умыслом.
– Я слышу сомнение в вашем голосе, Алессия, – приняв тихое «нет» на свой счет, Кавалли, словно серая акула, почуявшая кровь, впился зубами в возможную сенсацию. – Вы не должны скрывать вашу боль. Мы желаем вам лишь добра и будем рады выслушать все, о чем вы решитесь поведать. Человек, совершивший подобное злодеяние, просто не может быть хорошим. Я уверен, что жизнь с закоренелым преступником, чьи пиратские корни уходили глубоко в темное прошлое Ниаретта, была просто ужасна. Расскажите, каким невыносимым кошмаром было супружество с диким ниареттским мужчиной, милая Алессия. Можете даже слегка преувеличить… Некоторые посетительницы жалуются, что ваши рассказы недостаточно эмоциональны. Будьте честны и предельно откровенны – и это окупится вам сторицей, – он вновь завладел рукой матери, – обещаю.
Темная сила собралась на кончиках пальцев, повинуясь моему молчаливому приказу.
– Признайтесь, Алессия, вы жалеете? Если бы не ваше замужество с чужаком-южанином, не та прискорбная история, вы были бы завидной невестой. Многие лорды Ромилии почли за честь назвать бы вас своей женой. И я… – эта фамильярность и то, с какой возмутительной вольностью Кавалли подался вперед, вызвали у меня едкую усмешку.
Щелчок.
Сорвавшись с раскрытой ладони, энергетический разряд устремился к садовому фонарю. Основной удар пришелся на ослабевшие узлы несложного плетения, укрепляя тонкую сеть. Кристалл заполнился почти мгновенно – силы заряда хватило с избытком – и излишки магии с треском вырвались на свободу. Выплеск был четко просчитан – один луч отразился в фонарь под крышей господина Торни, другой – в фонарь арки, а оттуда, просвистев через плечо Кавалли – в наш светильник. Кристалл на столе вспыхнул, впитывая темную магию без остатка.
Наспех созданный слабенький щит Кавалли пронесшийся над его ухом разряд разорвал в клочья, не причинив, впрочем, ни малейшего вреда его хозяину. Но лорд, мало что смыслящий в магии, икнув, отшатнулся от стола с таким ужасом на перекошенном лице, что выронил из рук чашку – мою, между прочим, чашку. Мать, привыкшая к подобным выходкам, невозмутимо подхватила ее изумрудной силой Меньяри, спасая тонкий фарфор из нашего последнего сервиза от встречи с дворовой плиткой.
Шумно дыша и хватаясь за сердце с таким отчаянием, словно у него вот-вот случится приступ, Кавалли затравленно оглянулся на въездную арку, ведущую с улицы во двор, откуда, собственно, и прилетел черный энергетический сгусток. По его виду казалось, будто трусливый лорд ожидал увидеть за спиной по меньшей мере десяток прибывших по его душу злоумышленников-убийц-сепаратистов – или кого там еще могла вообразить живая фантазия салонного распорядителя. Но внутренний двор был пуст. Ни один шпион не притаился ни под кустом винограда, ни в пустой лохани для стирки, ни за вывешенными для просушки нижними рубашками госпожи Торни – хотя, надо признать, габариты почтенной госпожи позволили бы укрыть не одного тайного лазутчика.
Долго наслаждаться зрелищем перекошенного лица Кавалли не вышло – оглядев двор, он все-таки догадался поднять взгляд и заметил на балконе меня. Я безмятежно улыбнулась пыхтящему от возмущения лорду, нисколько не стесняясь трепещущего на ветру пеньюара, открывавшего кружевной подол тонкой нижней сорочки. Пальцы выстукивали на перилах балкона ритм модных опереточных куплетов, и сочленения фокусирующего браслета металлически поскрипывали в такт.
– Леди Франческа! – побагровел Кавалли, вскакивая со стула. – Это что же… Да как вы… Да вы же… Да я вам…
Что он планировал мне сделать, я так и не узнала – одного взгляда на традиционный ниареттский браслет-артефакт оказалось достаточно, чтобы лорд растерял боевой пыл.
А жаль. Я бы послушала.
– Прошу прощения, Симоне, – мягкий успокаивающий голос матери заставил Кавалли отступить и снова опуститься за стол. – Накопители были немного разряжены.
– Разряжены? – жалобно простонал лорд, заедая испуг последними булочками. Мать с вежливой улыбкой вылила из джезвы остатки кофе в мою и без того пострадавшую от Кавалли чашку, за которую гость тут же охотно уцепился. – Да кто ж так заряжает, моя дорогая? Подумать только – сырой энергией! А если бы кто-то, – он посмотрел на старшую леди Льед, а затем со значением приподнял густые брови, видимо, подразумевая самого себя, – пострадал?
– Не волнуйтесь, Симоне, это абсолютно безопасно.
Не найдя желанного сочувствия, лорд обиженно фыркнул и одним махом допил уже остывший кофе.
– Это же черная ниареттская магия! – зашел он с другой стороны. – Весь дом мог сгореть от одной лишь темной искры! Нет, и того хуже – весь квартал! Да разве так можно?
Мать пожала плечами.
– Извините. В Ниаретте такое – обычное дело.
– Варварский край, – припечатал Кавалли, косясь на меня со смесью страха и недовольства. – Дикари!
Мать тоже повернулась ко мне и, окинув взглядом пеньюар, едва заметно поморщилась. Вольные ниареттские обычаи и поведение своенравной дочери она не одобряла, но и с запальчивыми обвинениями тоже согласиться не могла. А потому старшая леди Льед, как всегда в нашей вялотекущей конфронтации с Кавалли, предпочла сохранить нейтралитет и вслух не сказала ни слова.
На ее счастье, двери спальни распахнулись, пропуская внутрь Арру с моей накидкой в руках, и я ушла, предоставив матери самостоятельно разбираться с распорядителем салона.
Я позволила Арре одеть меня – подать шальвары, застегнуть мелкие пуговицы на приталенном лифе из плотного шелка, обернуть вокруг талии широкий узорчатый пояс и запахнуть оливковую накидку. Ловкие пальцы служанки перебрали мои волосы, оплетая тяжелые темные пряди лентами и мелкими бусинами. В мастерстве создания сложных причесок островитянке не было равных – прогуливаясь по Лареццо, я нередко ловила на себе завистливые взгляды горожанок. Впрочем, обычно преобладало пренебрежение – за смуглую кожу, непривычные для жителей северной Иллирии наряды и манеры, слишком свободные в сравнении с чопорными и утонченными местными леди.
Хоть я была наполовину ромилийкой, от отца мне досталось гораздо больше, чем от матери. Все, начиная от темной магии и заканчивая любовью к родному краю, делало меня истинной дочерью Франко Льеда, и я гордилась этим. Даже сейчас – несмотря на осуждение, несмотря на гадкие шепотки за спиной.
«Дочь предателя, опасная горячая кровь…»
Что ж, Кавалли мне точно удалось напугать. Когда я спустилась вниз, за столиком его уже не было. Мать сидела одна, задумчиво глядя перед собой и невесело улыбаясь собственным мыслям.
После встречи с распорядителем городского салона так бывало всегда. Но сегодня в материнской улыбке чувствовалось куда больше горечи, чем обычно, а изумрудный энергетический кокон дрожал, словно плечи человека, едва сдерживающего слезы.
Я опустилась на освободившееся место, брезгливо отставила от себя чашку с темной гущей на донышке. Бесшумно вошла Арра, забрала грязную посуду и, как настоящая спасительница обделенной завтраком леди, поставила передо мной блюдце с горсткой фиников и двумя свежими булочками, припрятанными от прожорливого Кавалли. А когда в руках предупредительной служанки появилась чашечка только что сваренного кофе – именно такого, как я люблю – утро из «ужасного» уверенно перешло в разряд «сносных». Предстоял очередной разговор с матерью – я чувствовала это по легкой ряби, то и дело пробегавшей по поверхности изумрудного энергетического кокона, окружавшего леди Льед.
Деликатно дождавшись, пока я позавтракаю, мать подняла взгляд и покачала головой.
– Фран, милая, не стоило так, – она посмотрела на меня с мягкой укоризной. – Мои выступления в салоне лорда Симоне – наш заработок. И потому важно сохранять добрые отношения с теми, кто добр к нам… – я скептически хмыкнула, вкладывая в это все, что думала о природе этой «доброты» к привлекательной одинокой вдове. Мать сделала вид, что не услышала. – Мне бы очень не хотелось вновь просить семью сестры о деньгах… они и так начинают тяготиться нашим присутствием.
Я не удержалась от второго смешка. Тяготиться – это еще мягко сказано.
– Они всегда всем недовольны, мама. Родились такими – что им ни покажи, все нос воротят, будто это настоящее г…
– Фран…
Мы обсуждали это, наверное, тысячу раз. Но сегодняшнее предложение Кавалли уже выходило за любые рамки приличий.
– Можно же нормально жить, мама, – кофе вдруг показался нестерпимо горьким, даже несмотря на щедро добавленные специи и патоку. – Без этих гнусных салонов для тоскующих сплетниц и нелепых россказней, очерняющих имя отца. Можно создавать артефакты…
В светлых глазах леди Льед отразился ужас.
– Фран, ты что! – воскликнула она с непривычным жаром. – Мы женщины, а работать для леди… неприлично. И без семьи… – конечно, не считать же таковыми лордов и леди Кальяри, которые большую часть времени предпочитали делать вид, что нас с матерью не существует, – кто поможет продать… кто заступится, если что… Нет, торговля артефактами – это не женское дело…
– А униженно просить деньги, жить в конуре и пить разбавленный кофе – это женское дело?
Леди Льед не ответила. Я отвернулась от ее проникновенного взгляда, упрямо поджав губы. Не объяснять же матери, что все дворовые кристаллы, а также несколько артефактов в домах соседей, созданы именно мной – женщиной, которой «никто не поможет» и за которую «никто не заступится». Она знала это и так – не могла не чувствовать – но предпочитала закрывать глаза на мою работу, делая вид, что ничего этого не существует.
Из нас двоих только я никогда не стеснялась открыто выказывать недовольство сомнительной работой матери. Мне не нравилось видеть, как после посещения салона она по нескольку дней сидела в полутемной гостиной с так и не начатой вышивкой в руках, безучастно уставившись в одну точку, а беспокойная сила пульсировала вокруг нее болезненными вспышками. Я готова была на что угодно, чтобы ей не приходилось проходить через это унижение снова и снова. Но кроткая и уступчивая леди Льед неожиданно проявила недюжинное упрямство, достойное фамилии мужа.
– Мать обязана заботиться о дочери до тех пор, пока та не выйдет замуж, – непреклонно заявила она. – После замужества это ляжет на плечи твоего супруга, но пока этот день не наступил, Фран, я буду делать все, что в моих силах, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
Больше всего я нуждалась в том, чтобы мать могла вести достойную – а главное, спокойную – жизнь, но ответом на это был молчаливый взгляд, полный скрытого сдержанного достоинства. Истинная леди никогда не позволит дочери взвалить на свои хрупкие плечи бремя семейных тягот, а Алессия Льед, урожденная Кальяри, была леди в самом высоком смысле этого слова. И как бы я ни пыталась отговорить ее от регулярных посещений салона, как ни пыталась отвадить от дома мерзкого Кавалли, мать продолжала поступать так, как считала нужным, заставляя меня задуматься, что кое-что я все-таки унаследовала и от нее.
От продолжения бессмысленного спора отвлек стук в дверь. Я замерла, вслушиваясь в тишину дома, но быстрых шагов Арры, спешащей навстречу неожиданному утреннему посетителю, не последовало. Скорее всего, служанка убиралась в спальнях наверху и не услышала стука. Да и я не различила бы его, если бы в разговоре с матерью не случилось удачной паузы.
Стук повторился.
Вздохнув, я поднялась из-за стола и, провожаемая укоризненным взглядом матери – леди не пристало самой встречать гостей, для этого в доме держат слуг… или на худой конец единственную служанку, раз уж все остальные давно сбежали от стесненных в деньгах хозяев – направилась к двери. Коснулась кристалла, снимая магическую защиту, повернула медную ручку.
Посыльный, уже спустившийся с крыльца, обернулся на звук. При виде меня мужчина опешил, предсказуемо удивившись непривычной для ромилийской леди расшитой накидке с разрезами до бедер и выглядывавшим из-под нее шальварам, стянутым лентами у лодыжек и оттого совершенно не похожим на юбку. Взгляд его растерянно метнулся за мое плечо, словно он надеялся обнаружить там еще кого-то, более похожего на хозяйку дома.
– Леди… Льед? – растерянно спросил он.
Я скрестила руки на груди, демонстрируя фокусирующие браслеты-перчатки – обязательный атрибут ниареттского артефактора, внушавший северянам ужас и трепет. Начинаясь от колец на пальцах, сложная конструкция из черных кристаллов, пружин, сцеплений и перевитых золотых нитей обхватывала кисть, запястье и половину предплечья и предназначалась для стабилизации, концентрации и фокусирования потока сырой магической энергии.
– Перед вами.
К чести посыльного, он быстро пришел в себя и даже извинился. Открыл сумку, вынул запечатанный конверт. На темном сургуче, пропитанном магией, тускло светился оттиск королевской печати.
Занятно…
– Приказ его величества Сильвестро Леони, – произнес посыльный, опускаясь в почтительном поклоне. – Леди Льед лично в руки.
Стоило коснуться конверта, как печать вспыхнула, считывая родовую магию и признавая во мне адресата королевского приказа. Сургуч, мгновение назад холодный и каменно-твердый, стал мягче воска.
Приказ доставлен, приказ получен.
Наверное, следовало бы отнести письмо матери и прочитать его вместе, но мне не хотелось волновать ее. Тем более что за последние годы на адрес двух леди Льед не присылали хороших писем. Неоплаченные счета, долговые расписки, редкие сухие приглашения на семейные обеды Кальяри, требования бабушки немедленно подыскать мне мужа и витиеватые письма Кавалли, которые хотелось сжечь, не читая – вот и все, что обычно доставляли нам. Несмотря на высокое происхождение матери, королевское внимание обходило нас стороной – и в нашем положении это было даже к лучшему.
До сегодняшнего дня.
Что-то изменилось – и мне заранее не нравились эти перемены.
Едва дождавшись, когда посыльный завернет за угол, я сорвала печать.
– Ты не понимаешь, – я взволнованно расхаживала взад-вперед по гостиной. Казалось, если бы я остановилась хоть на секунду, меня бы разорвало от переполнявших изнутри чувств и силы, пульсирующей в такт беспокойному биению сердца. – Вот оно – решение всех наших проблем! Больше не нужно будет врать, унижаться и жить из чужой милости.
– Все не так просто, Фран.
В отличие от меня, мать сохраняла спокойствие. Леди Льед замерла посреди комнаты мраморным изваянием, и лишь глаза ее оставались подвижными на бледном лице, неотрывно следя за моими метаниями. Распечатанное письмо было зажато в тонких пальцах.
Мать прочитала его дважды. Я трижды – сначала бегло, затем очень внимательно, а потом еще раз перед тем, как отдать матери. На третий раз в голове уже созрел готовый план, и я была полна решимости исполнить его.
– А что здесь сложного? – я кивнула на письмо. – Спустя пять лет после окончания разбирательств по делу Кординнских бомбистов Корона наконец-то приняла решение вернуть несправедливо отнятое имущество семьям осужденных «предателей». Благодаря королевской амнистии, мы с тобой имеем право вернуться в наш старый дом и получить управление папиными доками и торговым флотом Льедов. Мы больше не нищие приживалки, мама, мы богатейшие леди Кординны! Всего-то и нужно – поехать домой и подать прошение лорду земли.
– Нет.
– Перечитай приказ, если не веришь. Все именно так, как я пытаюсь тебе втолковать. Приезжаем в Кординну, добиваемся аудиенции старого лорда Морелли, возвращаем имущество Льедов и…
– Нет, – повторила мать. – Потому что мы никуда не поедем.
Я упрямо нахмурилась.
– Говори за себя.
Мать вздохнула.
– Королевская амнистия – никакая не «милость», Фран, – ее губы изогнулись в горькой улыбке. – Это кость, брошенная дикому псу, никогда не признававшему хозяев, в надежде, что он не вцепится, пока ты пытаешься надеть ему ошейник. – Я вскинулась, готовая ответить, но мать остановила меня одним лишь взглядом. – Я не слепая и не глухая, Фран. В салонах уже давно ходят слухи о нарастающих волнениях в южных провинциях. Среди торговцев и младших семейств Ниаретта набирает силу мнение, что чистки в рядах знатных семейств нужны были лишь для того, чтобы, прикрываясь борьбой с заговорщиками, устранить неугодных Короне независимых лордов. Поговаривают, в любой момент может вспыхнуть мятеж.
– Хочешь сказать, король полагает, что восстановление в правах и возвращение некогда опальных семейств на родину успокоит недовольных?
Помедлив, старшая леди Льед кивнула.
Негодование закипело в крови. Новости о родном крае, редкие, словно лучики солнца в туманном небе Лареццо, отозвались внутри волной боли. Неудивительно, что мать предпочла не рассказывать мне об этом – узнай я раньше, я сорвалась бы в Ниаретт безо всяких королевских приказов. Место истинной леди Льед – рядом с ее народом.
– Вероятнее всего, именно этого его величество Сильвестро Леони и пытается добиться, – ответила она. – Не самое лучшее решение, зато безопасное. В случае нашего согласия – как и в случае отказа – Корона ничего не теряет. Для казны не так важно, с чьих счетов будут поступать налоги, а королевская амнистия сама по себе служит своеобразным жестом доброй воли. Но никакого пересмотра дела не будет, Фран. Если ты полагаешь, что в Кординне нас примут с распростертыми объятиями – вынуждена тебя разочаровать. В сознании тех, кто уже нарек нас пособницами государственного изменника, амнистия ничего не изменит, а людей, считающих твоего отца невиновным, я уверена, практически не осталось.
– Я не жду помощи и не нуждаюсь ни в чьих объятиях, – ответ прозвучал резко, но извиняться за грубые слова я не стала. – Я лишь заберу то, что мое по праву.
– Ты женщина, Фран, – спокойно проговорила мать. – Наследница – да, бесспорно, но все-таки женщина. Управление торговым флотом – непосильное дело для леди, не имеющей поддержки мужа.
Из груди вырвался невольный тяжелый вздох. Подобный разговор, особенно после писем бабушки и посещения поместья Кальяри, случался между нами не раз. Леди не пристало самой зарабатывать себе на жизнь, управлять семейным предприятием, использовать магию без крайней необходимости – для этого у нее должен быть муж. А леди должна посвятить себя заботам о доме и семье. Тихий голос, кроткий взгляд, изящные манеры и – о ужас! – никаких шальвар под юбкой.
Это всегда было для меня слишком… слишком по-ромилийски, что ли. А уж теперь, когда я наконец-то получила шанс изменить свою жизнь…
Что бы там ни планировал король, я не собиралась отказываться от этого шанса.
– Мама, послушай, – я примиряюще улыбнулась. – Я с детства пропадала в доках вместе с отцом. Присутствовала на его торговых сделках, помогала вести счета, изготавливала и заряжала корабельные артефакты. Он научил меня всему, что делал сам. Мы справимся, поверь мне.
Но мать осталась безучастна к попыткам убедить ее.
– Надо было вмешаться в твое воспитание, – грустно вздохнула она. – Франко слишком часто забывал, что у него не сын, а дочь. Будь у тебя достойный супруг, Франческа, я одобрила бы поездку с радостью. Но так… одной… это немыслимо. Как можно… приказывать мужчинам…
Я фыркнула.
– Ты же даешь указания портному, какое именно сшить платье. Кухарке приказываешь. И Арре. Люди это люди. Не вижу разницы.
Мать не стала продолжать спор. На несколько секунд в гостиной воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным боем часов. Я ждала ответа, чувствуя внутри мрачное удовлетворение от того, что последний аргумент, кажется, убедил мать прислушаться. Но время шло, секундная стрелка почти завершила оборот, и молчание становилось гнетущим, тягостным.
– Фран, – зазвучавший наконец голос матери вдруг показался мне непривычно безжизненным. – Я люблю твоего отца… до сих пор люблю. И Ниаретт подарил мне много прекрасных безоблачных лет. Там я встретила Франко, родила тебя. Но вернуться… – она замолчала, опустив взгляд. В груди тоскливо и болезненно сжалось сердце. – Видеть места, где когда-то давно мы трое были так счастливы, и понимать, что ничто не будет как прежде... нет, я не смогу, Фран. Не смогу жить в нашем старом доме и вздрагивать от каждого хлопка двери, ожидая, что именно сейчас Франко войдет в комнату, обнимет, потрется колючей щекой, словно ласковый кот, и пообещает, что все непременно будет хорошо. Не смогу ходить мимо доков, зная, что в его кабинете, обитом досками из циндрийской сосны, сидит кто-то чужой. Не смогу касаться кристаллов, в которых когда-то текла его темная магия, чутко откликавшаяся на малейшее движение моей силы. Каждый камень в Кординне помнит его шаги, каждая комната, каждый укромный уголок в саду…
Она замолчала, плотно сжав побелевшие губы, ее хрупкие, но гордые плечи поникли. Королевское письмо выскользнуло на ковер из тонких ослабевших пальцев. И я не сдержалась – шагнула к ней, обняла. Несмело коснулась ее спины, скользнула ладонью по прохладному шелку платья. Я не очень умела утешать… но чувствовала, что сейчас матери как никогда нужны были мои объятия.
– Я понимаю тебя, мама, – тихо проговорила я, не разжимая рук. – Но и ты пойми. Здесь, в Ромилии, я чужая. Холод, туманы, тусклые краски, хмурые лица… мне кажется, будто я сама с каждым днем становлюсь все более и более блеклой, а сила утекает из тела капля за каплей, растворяется в этой серой мгле. Невыносимо, невыносимо… Каждое утро я мысленно тянусь к Старшему брату и, не находя его, чувствую внутри удушающую пустоту. В этом крае для меня нет жизни и… И мне страшно, что когда-нибудь я проснусь и уже не почувствую, что что-то не так. Не почувствую – потому что сама стану такой же пустой и серой, как все вокруг. Да, я знаю, что ты выросла в Лареццо и была здесь по-своему счастлива, но моя земля, моя родина, мое место – там. В Ниаретте. Прошу, – голос дрогнул, – не заставляй меня это терпеть…
Молчание.
Медленно и осторожно мать выбралась из моих рук. Наклонившись, подняла упавший приказ. И… протянула мне.
Я замерла, пораженная. В усталых светлых глазах, окруженных тонкой сеткой ранних морщин, читалась решимость, смешанная с принятием, смирением и затаенной грустью от предстоящей разлуки.
– Арра отправится с тобой, – только и сказала леди Алессия Льед.
Сборы не заняли много времени.
Решено было обойтись малым. Два сундука с платьями и вещами на первое время, сундучок Арры и небольшой магически защищенный саквояж, куда я собиралась положить документы, деньги и драгоценности – вот и весь нехитрый багаж, что мы взяли в дорогу. Мать, привыкшая к комфортным путешествиям в личной карете, пыталась навязать мне еще один сундук, полный «самого необходимого»: фамильный фарфор, серебряная гербовая посуда, дорогие ткани еще из нашего старого дворца в Кординне и в довершение всего – три пышных торжественных ромилийских платья, достойных королевского приема. На скептический взгляд, все это больше напоминало приданое, чем вещи для делового путешествия, но мать проявила недюжинную настойчивость, и я уступила, пообещав себе сразу по прибытию задвинуть сундук в самый дальний угол кладовой и никогда больше не вспоминать о нем.
Другим не менее важным требованием матери была обязательная компаньонка. Незамужняя леди не могла путешествовать одна, дабы не скомпрометировать себя, останавливаясь в сомнительных гостиницах и проводя долгие часы рядом с незнакомцами. Я только отмахивалась, убеждая мать, что без Арры ей будет тяжелее, чем мне, но леди Льед была непреклонна. Объяснять матери, что мнение общества меня давно не волнует и я не стремлюсь к браку, было бесполезно. Так что пришлось уступить и здесь.
Но самые жаркие споры вызвал вопрос о деньгах. Я хотела оставить все наши накопления матери, забрав лишь сумму на дорогу, леди Льед же упорствовала, заявляя, что я должна взять с собой все, что мы отложили за последние несколько месяцев. Я не собиралась уступать, мать – тоже. Шкатулка с деньгами и драгоценностями кочевала из гостиной в мою спальню и обратно, и Арра устала перетаскивать ее с места на место по приказу старшей и младшей леди Льед.
Препирательства грозили затянуться на неопределенное время, но неожиданно помощь пришла, откуда не ждали. То ли слухи просочились во двор, то ли сметливая Арра шепнула кому надо – и в один из вечеров господин Торни пригласил меня на вечерний чай. Как оказалось, не меня одну. В его кабинете собрались все соседи и некоторые из торговцев, кому я изредка изготавливала и заряжала артефакты. Мой скорый отъезд не удивил их – слухи о королевской амнистии просочились далеко за пределы столицы, и умным деловым людям не составило труда сложить факты – но лишаться услуг дешевого артефактора никому не хотелось. Поэтому «если леди перед отъездом соблаговолит обновить заряд на своих изделиях и сделать с десяток долговременных защитных артефактов…»
Я взялась за работу с энтузиазмом – и уже через неделю имела на руках достаточно денег для поездки и нескольких месяцев жизни в Кординне. Мать, скрепя сердце, согласилась оставить все накопления себе. Мы договорились, что вместо Арры она наймет новую служанку – госпожа Беллини посоветовала нам хорошую тихую девушку – а в случае нужды оставит дом и вернется к бабушке. Но я надеялась, что до этого не дойдет. Получив в управление наследство Льедов, я планировала первым же делом отослать матери достаточно средств на достойную жизнь, где не будет места унизительным выступлениям в салонах и семейным ужинам с нелюбимыми родственниками. Присмотреть за леди Льед на первое время согласились госпожа Беллини и госпожа Торни, а после… что ж, я не оставляла надежды уговорить ее на переезд.
Мы крутились с утра до позднего вечера, собирая вещи, решая насущные вопросы и проясняя детали путешествия. Думать о предстоящей разлуке не хотелось – я не представляла, как смогу оставить мать на растерзание бабушке Кальяри и навязчивому распорядителю салона, как смогу доверить ее заботе чужих людей. Но к волнению примешивалось и нервное предвкушение скорого отъезда. Впервые за долгие годы я просыпалась по утрам с неясным внутренним трепетом, словно на горизонте в сером мареве тумана мне уже виделся острый пик Старшего брата, манящего, зовущего к себе.
Ниаретт ждал.
Первый день дороги оказался на редкость изматывающим. Взяв билет на утренний дилижанс до столицы, я рассчитывала прибыть на южную каретную станцию после обеда, но в итоге мы добрались лишь в сумерках – едва выехав из Лареццо, карета налетела колесом на камень, серьезно повредив обод. Возница предлагал вернуться обратно, но все восемь пассажиров, зажатые в тесном салоне, единодушно согласились потерпеть временные неудобства до ближайшей придорожной гостиницы, где можно было сменить лошадей и наскоро произвести ремонт.
Два часа ожидания, скудный обед с прогорклым пережаренным кофе, пять часов тряски на каждом ухабе – и вот она, долгожданная свобода, пусть и временная. Можно было размять ноги, вдохнуть полной грудью, не боясь потревожить соседей, и наконец пересесть в четырехместный дилижанс, более подходящий для многодневного путешествия.
Мечтам, увы, не суждено было сбыться. Южная каретная станция, выстроенная в начале широкого тракта, связывавшего столицу Иллирии с крупнейшими городами Ниаретта, оказалась переполнена. Недовольные путешественники гудели, словно растревоженный улей, на вытоптанной земле лежали сундуки, коробки и сумки, около десятка дилижансов и несколько частных экипажей стояли в ряд у широких ворот конюшен.
Пустых.
Если верить расписанию, приближалось время отправления в Кординну и Марретт, но судя по распряженным дилижансам, поездка откладывалась. И, похоже, надолго.
Соседи, прибывшие вместе с нами, взволнованно зашептались. Кто-то предложил поехать до соседней каретной станции, а пожилая пара и вовсе предпочла остановиться на несколько дней в столице, пока сообщение между городами не возобновится. Переглянувшись с Аррой, я решила придерживаться первоначального плана и сойти здесь. Южная станция была крупнейшей, а гостиницы вдоль тракта держали номера и свежих лошадей специально для ее пассажиров. Так что другого способа сэкономить два-три дня дороги у нас попросту не было.
Оставив служанку следить за вещами, я направилась к гостинице в надежде отыскать среди толпы хозяина станции. Сделать это оказалось легко – достаточно было найти самую шумную и самую многочисленную группу людей и вслушаться в гневные восклицания.
– Это совершенно неприемлемо, господин Жувелли! – дородный торговец в плотном камзоле возмущенно упер руки в бока. – Я жду уже вторые сутки, а вы заявляете, что «дилижанс не готов» и «надо немножечко потерпеть». Сколько еще будет длиться это ваше «немножечко»? – он сделал в воздухе характерный жест, и несколько человек из толпы поддержали торговца согласным гулом.
– Это еще что, милейший, – живо откликнулся женский голос. – Моя семья здесь с начала недели. Семеро человек! В Ромилии! Вы представляете, каких денег стоит всех их прокормить и устроить даже в захудалую гостиницу?
– Вам хотя бы удалось разместиться.
– Вот именно! Ни одного свободного угла во всей округе.
– И ни одного приличного ресторана, – поддакнул торговец. – Разбавленное пиво, пережаренное мясо…
– И ни одной лошади – представляете?
– Может, они их на отбивные пустили, пока мы тут мучаемся и не можем убраться из этого проклятого места?
– Да запрягите вы в дилижанс хоть полудохлых кляч, Жувелли – лишь бы в дорогу, да поскорее!
– Господа, господа… – раздался заискивающий голос, по всей видимости, принадлежащий тому самому Жувелли, но продолжение фразы утонуло в общем хаосе.
Чуткий слух уловил среди гомона толпы лошадиное ржание. Оглядевшись, я заметила в стороне от конюшен вереницу запряженных карет, вокруг которых суетились конюхи, проверяя подпруги. Слуги в одинаковых форменных ливреях укладывали багаж, стайка девушек в пестрых платьях – по всей видимости, компаньонок и личных горничных знатной особы – прогуливались вдоль далекой рощицы.
Между каретами и толпой выстроился ряд магов-охранников. Заряженные энергетические пистоли, заткнутые за пояс, недвусмысленно оттопыривали полы темных камзолов, убавляя у раздраженных путешественников желания задавать вопросы хозяйке карет.
– Вечер добрый, миледи, – раздалось за моей спиной. Обернувшись, я увидела продиравшегося через толпу мужчину. – Я Бертрано Жувелли, управляющий южной станцией. Чем могу быть полезен?
Ему хватило одного наметанного взгляда, чтобы распознать во мне леди, и еще одного – за спину – чтобы понять, что я путешествую одна, без мужа или надлежащего сопровождения. Управляющий заметно расслабился. От одинокой женщины обычно не ждали твердости и настойчивости.
– Мне нужно в Кординну.
Жувелли беспомощно развел руками.
– Сами видите, миледи, свежих лошадей нет, ничего не едет. Отправляйтесь пока в город, а вещички ваши можете оставить у нас. Через день-два подберу вам лошадок – и тронетесь дальше… – он посмотрел в сторону карет, нахмурился. – Так которая ваша, миледи?..
– Меня интересует первый дилижанс на юг.
Управляющий, верно оценивший мою платежеспособность, помрачнел.
– Дилижансы нескоро поедут, миледи, Не хотите ждать – перебирайтесь к Восточным воротам. Я это тут всем советую.
– Что значит «нескоро»?
– Не видите разве, леди путешествовать изволит? – грубовато ответил он. – Третий день обозы и кареты грузим. Одних слуг едет человек сто, не меньше. И сундуков еще больше…
– А жук этот им всех лошадей свободных и продал. Втридорога! – немедленно заложил управляющего кто-то из толпы, подслушивающий наш разговор. – В обход уважаемых людей, между прочим.
– А за что тебя уважать, если магии в крови и капли не наберется? – огрызнулся Жувелли. – Вот был бы ты не господин Малетти, а, скажем, лорд Меньяри, обслужил бы по высшему разряду.
Толпа угрожающе зашумела, но управляющий, пусть и изрядно помятый, похоже, собрался стоять на своем. Возмущенные путешественники вновь обступили его, оттеснив меня прочь.
– А сам-то ты кто, Бертрано, чтобы так нос задирать?
– Не зарывайся, а то разберем тут все по бревнышку.
– И тебя запряжем в дилижанс вместо лошадок.
– И…
Голоса вдруг затихли, превратились в неясный гул. Я замерла, не веря самой себе. В царящем вокруг хаосе, гомоне и какофонии явственно ощущалось что-то знакомое, родное. Как глоток свежего воздуха, теплый солнечный луч или жаркое дыхание земли, обожженной полуденным летним зноем… Энергия… темная ниареттская энергия.
Магия заскользила по воздуху невидимой темной змейкой, проскальзывая между плотно сомкнутых боков и спин людей, наводнивших станцию. Быстрее, быстрее… Взволнованно дрогнуло сердце, предвкушая приятную встречу. Неужели…
Ответное дуновение силы закружилось вокруг меня, взметнуло вверх полы накидки, ласково коснулось руки. Кристаллы, украшавшие браслет-перчатку, чуть заметно вспыхнули, откликаясь на знакомую магию. На губах сама собой вспыхнула искренняя улыбка.
Как же я скучала…
– Франческа! – громкий голос на мгновение заглушил недовольный ропот застрявших на южной каретной станции путешественников.
Лорд Динарро Пьеронни. Дино.
Я обернулась как раз вовремя, чтобы встретиться лицом к лицу со старым другом. Голубые глаза радостно вспыхнули темными магическими искрами, полные губы растянулись, обнажив ровные белые зубы.
– Фран! Глазам своим не верю! Ты…
Он, казалось, и вправду не верил своим глазам. Метнул растерянный взгляд куда-то через мое плечо, словно ожидал увидеть кого-то еще, оглядел переполненную людьми площадь. Но рядом была только я, и друга это, похоже, только обрадовало. Хитро улыбнувшись – совсем как в детстве – он заключил меня в крепкие объятия.
– Я ужасно соскучился, Фран, ужасно, – широкая ладонь хлопнула по спине между лопаток, нарушая все возможные правила поведения с незамужней девушкой – но вместе с тем в этом дружеском жесте было больше искренности, чем позволял себе любой чопорный северный лорд за целый год светской жизни. – Вот повезло, что мы с тобой встретились, а? Какая удача!
Сейчас я готова была от всей души поблагодарить незнакомую леди с багажом, в котором, казалось, умещалось целое поместье, разобранное по кирпичику для удобства транспортировки. Если бы не вынужденная задержка, мы с Дино непременно разминулись бы в огромных пригородах разросшейся столицы Объединенной Иллирии среди десятков каретных станций и тысяч гостиниц. А так…
Друг чуть отстранился, не выпуская моих предплечий. Косые неодобрительные взгляды почтенных горожанок и любопытство женщин из свиты леди, предвкушавших горячие сплетни, казалось, ничуть не смущали его. Как, впрочем, и меня. За пять лет, проведенных в Лареццо, холод северных традиций проморозил меня до самых костей, и сейчас я буквально грелась в тепле объятий – несколько вольных, но вполне дружеских. Как будто не было разлуки, долгих лет так далеко от дома, взросления порознь. Будто мы все еще были детьми – соседями, соучениками, приятелями по невинным шалостям – а то, что когда-то разделило нас, оттолкнув друг от друга, было лишь дурным сном.
А ведь не только моя привычная жизнь разлетелась на тысячи осколков тем роковым летним полднем…
– Ты совсем не изменилась, – Дино оглядел меня с головы до ног и довольно хмыкнул. – Все такая же высокая, несгибаемая и красивая. И, конечно, истинная ниареттка – от прически до самых кончиков пальцев.
– Зато тебя от ромилийского лорда с трех шагов не отличить, – поддела я.
Дино действительно… повзрослел. Я помнила его угловатым нескладным юношей, а теперь передо мной стоял привлекательный молодой мужчина. Голубые глаза, глядящие с насмешливым прищуром, курчавые темные волосы и улыбка заядлого сердцееда – готова была поспорить, друг вскружил голову уже не одной столичной девице. Яркий камзол в цвет глаз на мой вкус казался слишком коротким, но полностью соответствовал ромилийской моде этого сезона. На пальцах светилось знакомой темной магией несколько перстней, заменивших Дино привычные для ниареттца фокусирующие браслеты.
Похоже, в столичное общество друг вписался гораздо лучше меня.
– Как ты здесь оказалась? – спросил Дино. – Говорили, что вы с матерью уехали в Ромилию после… всего, но я даже и не думал, что встречу тебя здесь.
– Я возвращаюсь домой.
Темные брови взлетели вверх в удивлении.
– Домой? – недоверчиво переспросил он. – В Кординну? Но как же… – друг замялся, словно не решаясь продолжить. – Ты же должна знать, что ваш городской дворец разорен и совершенно заброшен. А флот Льедов... уже давно… Доки, корабли, торговые контракты – все получил в управление лорд земли.
Я красноречиво похлопала по зажатому в руках саквояжу.
– Ненадолго.
– Королевский приказ, подумать только. После стольких лет… – странная горькая нотка промелькнула в его усмешке, но в следующее мгновение скрылась за широкой улыбкой. – Что ж, я безумно рад за тебя, дорогая. Строго между нами, – он заговорщически понизил голос, – его величеству давно пора было предоставить компенсацию семьям пострадавших в том деле… хотя бы некоторым из них. Вы с матерью не предавали Корону и не должны были понести наказание. Честно.
Пальцы Дино, лежавшие на моих плечах, ободряюще сжались, и я благодарно улыбнулась в ответ. К сожалению, друг не мог в полной мере разделить мою радость от королевской амнистии. Его семья тоже пострадала в ходе разбирательств по делу о взрыве в Кординне, но иначе, чем моя. Пьеронни-старший, хороший друг моего отца, служил начальником городской службы стражей, и после того, как личности бомбистов были установлены, его вынудили уйти в отставку. А потом…
Догадавшись, верно, о чем я думаю, Дино ухмыльнулся, прогоняя прочь невеселые мысли.
– Не бери в голову, Фран. Благодаря милости нашего величества хоть у кого-то наконец появилась возможность отщипнуть жирный кусочек от круглого бока Морелли. О, я бы все отдал, чтобы увидеть его лицо, когда ты сунешь ему под нос королевский приказ. Слушай, – голубые глаза вспыхнули, – может, станешь моей невестой – хотя бы на денек? Сходим вместе. На официальных правах, так сказать.
Извернувшись, я ткнула друга кулаком в бок. Дино притворно охнул, вскинул руки.
– Шучу, шучу. Почти…
Но мне было не до шуток. Упоминание семьи Морелли всколыхнуло в душе слишком много чувств, о которых я так долго старалась забыть, и задать вопрос, волнующий меня едва ли не сильнее всех королевских приказов, оказалось невероятно трудно.
– Дино, – каждое слово приходилось выталкивать из горла. – А как там… Морелли?
– Морелли? – друг посмотрел на меня с прищуром. – Морелли вот-вот женится.
Это был словно удар под дых. Черный смерч закружился вокруг яростным вихрем, взметнув дорожную пыль и заставив двух ближайших торговцев, по всей видимости, обладавших неплохой чувствительностью к магии, взволнованно отпрянуть в сторону. Негодование, гнев, неприятие, порожденное внутри возмущением силы, захлестнуло меня, на мгновение взяв контроль над разумом и телом.
Разве может такое быть, что одна половина целого, разорванного надвое, вдруг зарастила разрыв и решила жить своей жизнью, отдельно, оставив вторую истекать кровью на вытоптанной земле? Разве может магия – черная магия Ниаретта – позволить это?
Невозможно. Недопустимо. Невыносимо… больно.
Удар сердца – и все вернулось в норму. Это моя магия – не я – отчаянно жаждала вновь обрести целостность. Я же – человек – должна была оставаться выше своих желаний… раз уж он смог.
Я глубоко вздохнула, унимая дрожь и успокаивая черный шторм. Выдохнула. Моргнула. Дино смотрел обеспокоенно, люди позади – с ужасом.
– Ясно, – безжизненно выдавила я. – Хорошо. Рада за него.
Повисла тоскливая пауза.
– Фран, – тихо проговорил Дино, заглянув мне в глаза. – Мое предложение… если что, я серьезно. Можешь согласиться хотя бы для вида. В конце концов, я же мужчина. Так будет легче вести дела, да и в переговорах с Морелли тебе не помешает… поддержка. Уж мне-то он уступит.
Я покачала головой.
– Нет. Спасибо, Дино, но… нет.
Дино пожал плечами.
– Если передумаешь, ты знаешь, к кому обратиться, – нарочито беспечно произнес он. – Кстати, кто сопровождает тебя в поездке? Леди Алессия здесь? Не терпится ее увидеть.
– Со мной только Арра. Мама осталась в Лареццо.
Темные брови взметнулись вверх.
– И все? Но как же… этикет? Приличия?
Я только фыркнула, одергивая полы накидки, совершенно неприличной на северный вкус.
– Мнение окружающих меня не волнует.
– Узнаю мою Франческу, – хохотнул друг. – Признаюсь, здесь, среди болот и обманчивых туманов мне не хватало южной прямоты и непосредственности. Какая карета твоя? – он с любопытством огляделся, выискивая подходящий экипаж. – Я не задерживаю погрузку? Раз уж нам обоим в Кординну, с удовольствием поболтаю с тобой еще на следующей каретной станции, пока будут менять лошадей.
– Моей кареты здесь нет, – оборвала я поиски, заранее обреченные на неудачу. – Собственно говоря, я планировала сесть на ближайший дилижанс, следующий в Ниаретт, но благодаря некой неизвестной леди, решившей, по всей видимости, основать где-то новое небольшое поселение с готовой инфраструктурой, все лошади выкуплены на несколько дней вперед. Боюсь, отъезд задерживается.
Улыбка Дино стала шире.
– В таком случае, вдвойне повезло, что мы встретились, дорогая. Представь себе, у меня как раз есть личная карета. Мягкие диваны, хорошие рессоры – и даже лошадки достаточно свежие, чтобы подождать с заменой до следующей станции. Мы готовы отправиться в любой момент. И если тебя не смутит…
– Не смутит, – моментально откликнулась я. – Это же ты, Дино, чего тут смущаться. Ты едешь один? Надеюсь, Арре найдется место?
– Без проблем. Подожди, сейчас позову слугу, чтобы погрузил ваши вещи.
Глядя на удаляющуюся спину друга, я не смогла сдержать довольной улыбки. Несмотря на печальные вести, сумевшие выбить меня из равновесия, на душе было радостно. Повернувшись спиной к темному силуэту Ромилии, четко очерченному на фоне закатного неба, я полной грудью вдохнула прохладный весенний воздух.
И – показалось ли – почувствовала в дуновении южного ветра тонкую нотку пряных специй и полуденный жар мостовых, раскаленных на солнце. Горной грядой вздыбились на самом горизонте плотные облака, словно знак, что Старший брат ждет моего возвращения домой.
Ниаретт ждет.
А значит, все непременно сложится хорошо.
Несмотря на то, что карета Дино действительно была не в пример лучше и удобнее дилижанса, десять дней показались бесконечными. Вереница экипажей леди Летиции Брианелло растянулась по южному тракту, значительно осложняя жизнь путникам. Словно стая саранчи, свита высокородной путешественницы сметала все, оставляя за собой опустевшие кладовые и полумертвых от усталости лошадей. Придорожные гостиницы были переполнены, работники сбивались с ног. Обогнать караван никак не получалось, и оставалось только уныло плестись в середине и надеяться на обаяние Дино и мои средства, чтобы заставить хозяев каретных станций расстаться с последними крохами в нашу пользу.
Со слугами леди Брианелло мы столкнулись на первой же стоянке, схлестнувшись в ожесточенном споре за лошадей и комнаты для ночлега. Победа оказалась сомнительной – вместо трех комнат удалось получить только две, из-за чего Арра вынуждена была спать на полу, завернувшись в наше единственное на двоих тонкое одеяло, а кучер и слуга Дино ночевали в карете. Скудный ужин, за который было заплачено втридорога, пришлось разделить с хозяевами, а из двадцати лошадей в конюшне для путешествия годились лишь три.
Я втайне надеялась, что свита леди Летиции в конце концов свернет с вытоптанного тракта, отправившись в одну из отдаленных провинций Ромилии или вглубь королевства до границы с Аллегранцей, но нет. Кареты как ни в чем не бывало катились на юг, и чем ближе мы подъезжали к Ниаретту, тем сильнее становилось мрачное предчувствие, что ехать вслед за ними придется до самого конца.
Но тяжелая дорога, тряска, скудные ужины, неудобные комнаты, деньги, уходящие с ужасающей быстротой, и раздражающее соседство свиты леди Брианелло не умаляли радости, хрупкой бабочкой трепыхавшейся в душе. Каждый час, каждый оборот колеса тесной кареты приближал меня к дому. Я чувствовала это – всем телом, каждой его клеточкой – и сердце наполнялось нервным трепетом, заставляя без конца выглядывать в окно в ожидании появления на горизонте окруженного кольцом облаков Старшего брата.
Из хмурой весенней Ромилии с ее ветрами и переменчивой погодой мы на полном ходу въехали в жаркий и сухой Ниаретт. Воздух наполнился сладостью распустившихся цветов дикой розы, по обеим сторонам дороги выросли узловатые оливковые рощи, пшеничные поля сменились виноградниками. Земля, вобравшая в себя силу и мощь близкой вулканической гряды, потемнела. Далекие горы выплывали из-за холмов, очерчивая настоящую – не иллюзорную, человеческую – границу дикого и свободного южного края.
И вот, на девятый день пути это наконец случилось. Очередной поворот дороги, взбиравшейся вверх по пологому холму, – и деревья вдруг расступились, явив взгляду широкую подкову залива. Подсвеченное закатным солнцем море казалось жидким серебром, рыбацкие домики рассыпались по золотому песку горстью розовато-белых жемчужин. Лес, густой и изумрудно-темный, покрывал холмы и предгорья. А слева в пушистой шапке из облаков… был он. Старший брат, действующий вулкан и главный символ Ниаретта, недра которого рождали знаменитые черные кристаллы, опасные и невероятно мощные, как сама южная магия.
У меня перехватило дыхание.
Дом. Еще немного, и я вернусь домой…
Старший брат тянул меня к себе словно магнитом, и будь моя воля, я предпочла бы гнать вперед, чтобы к рассвету оказаться в Кординне. До города оставалось около ста километров – еще две длинные бухты и широкая равнина, выходящая прямо к реке и мосту, за которым располагался Белый город. Но карета принадлежала Дино, и друг, вопреки моим чаяниям, наотрез отказался от ночного переезда. Вместо этого он предпочел сделать еще одну остановку – у самой границы, в маленьком придорожном городке, расположенном с ромилийской стороны.
Последняя гостиница, казалось, вобрала в себя все возможные недостатки каретных станций южного тракта – крохотная, тесная и до отказа заполненная самыми непритязательными из слуг леди Брианелло. Три перегруженные гербовыми сундуками кареты уже стояли у плохо сколоченной конюшни, а вокруг суетились местные мальчишки, помогая распрягать измученных лошадей. Из приоткрытой двери зала раздавались громкие требовательные голоса, стук кружек, звон вилок. Пахло пережаренной рыбой и мидиями.
Но выбирать было не из чего. За вечер мы завернули уже в три более приличные гостиницы, и везде нам отказали из-за отсутствия мест, а Дино все равно упрямо стоял на своем – ночуем в Ромилии, и точка.
Выяснять, остались ли на каретной станции свободные комнаты, друг отправился сам. Мы с Аррой дожидались его в экипаже. Я честно надеялась, что мне повезет и Дино, получив очередной отказ, решит ехать дальше, хотя бы до ближайшего прибрежного поселения на ниареттской стороне залива. Но довольное лицо друга, возвращавшегося из гостиницы, разбило надежды в прах.
– Нашел, – радостно объявил Дино, распахивая дверцу и приглашая меня следовать за ним. – Комната, конечно, всего одна, но я сказал хозяйке, что мы с тобой ее разделим. А твоя служанка может занять…
– Подожди, – я оборвала его взмахом руки, не торопясь покидать карету. Предложение Дино и уверенность в его голосе неприятно поразили меня. Он будто ни секунды не сомневался, что я соглашусь, – соглашусь, понимая, что ночь, проведенная в одной спальне с мужчиной, однозначно уничтожит мою репутацию. Не говоря уже обо всем остальном… – Мы не можем. Это неприлично.
Дино пренебрежительно фыркнул.
– А с каких пор тебя волнуют приличия, Фран? Мы и без того уже девять дней едем в одной карете. Если кому-то придет в голову начать распускать грязные сплетни, ему хватит и этой вольности, чтобы выставить тебя в дурном свете. Так что…
– Карета – это карета, Дино, – веско возразила я. – В совместном путешествии нет ничего предосудительного. Но ночевать в одной спальне с мужчиной – даже с тобой – я не соглашусь. Нет.
– Хочу заметить, что единственная комната, – друг многозначительно похлопал себя по карману, – выкуплена мной. На мое имя и на мои деньги.
Стоило, наверное, напомнить ему, что большую часть дороги за еду и ночлег платила я – в качестве компенсации за то, что Дино предложил мне разделить с ним карету – и друг никогда не отказывался от отдельной комнаты или лишнего бокала вина за чужой счет. Или что воспитанному молодому лорду следует без разговоров уступить постель леди, раз уж именно из-за его упрямства мы застряли в этой ромилийской глуши, где не осталось свободных мест. Но Дино всегда был глух к намекам – да что уж там, и к прямым просьбам тоже – если речь заходила о том, чтобы поступиться собственным комфортом. И я решила не опускаться до бесполезных споров. Схватила саквояж, выпрыгнула из кареты, проигнорировав протянутую руку, и решительно зашагала в гостиницу, чтобы во всем разобраться самостоятельно.
В конце концов, мне было не привыкать.
В зале гостиницы было многолюдно. Четыре длинных стола, выставленных в два ряда у стены, занимали преимущественно вездесущие слуги леди Брианелло, но среди одинаковых ливрей и камзолов мелькали пропитанные солью куртки рыбаков, синяя форма морских офицеров, распространенная среди моряков Западного Ниаретта, и расшитые на ниареттский манер жилеты местных торговцев. Румяные загорелые служанки сновали между гостями, предлагая выпивку. В воздухе стоял запах дешевого вина, травяной настойки и жареной рыбы.
За стойкой, одновременно служившей баром и местом регистрации новоприбывших гостей, протирала стаканы женщина-южанка средних лет. Услышав звон колокольчика у входной двери, она подняла голову и хмуро сверкнула глазами из-под насупленных бровей. Профессиональный взгляд хозяйки каретной станции скользнул по моей накидке, фокусирующим браслетам, смуглой коже – и женщина, еще недавно, казалось, готовая отказать в ночлеге, вдруг расплылась в широкой улыбке.
Я замялась, смущенная неожиданно теплым приемом. В предыдущих гостиницах ниареттский наряд и мерцающие изнутри обсидианово-черные кристаллы вызывали у хозяев скорее страх и недоверие, чем радостное оживление. Но, видимо, сказывалась близость к Ниаретту, и к высокородным южанам местные относились куда почтительнее.
– Добро пожаловать, – радушно поприветствовала она. – Леди…
– Льед.
– Льед? – на лице хозяйки отразилось искреннее изумление. В зале будто бы стало тише. – Уж не дочка ли лорда Франко Льеда? – я кивнула, и женщина заулыбалась еще ярче. – Встреча с вами – большая честь для меня, миледи. Чем могу помочь?
– Видите ли, мой друг занял последнюю свободную комнату, и я…
– Совершенно неприемлемо, – хозяйка бросила недовольный взгляд на Дино, замершего в дверях гостиницы. – Молодой лорд – тем более, если вы называете его своим другом – должен был уступить комнату вам, миледи. Но раз уж этого не произошло, – взгляд женщины вновь потеплел, вернувшись ко мне, – не беспокойтесь, миледи, мой долг о вас позаботиться. Мы немедленно отыщем свободную комнату для вас и ваших слуг.
– Служанки, – подсказала я.
Женщина кивнула.
– Тем лучше. Надеюсь, девочка не откажется переночевать с моими работницами. А вам отлично подойдет свободная спальня на втором этаже. Дайте мне немного времени, миледи, и я все улажу. Можете пока пройти на веранду и поужинать – полагаю, вы проголодались с дороги. Не волнуйтесь, – новая улыбка, – еда входит в стоимость комнаты. Уверена, вам понравится. Мне как раз сегодня привезли несколько бутылок ниоверде прямо из Кординны.
Окликнутая служанка резво подскочила к хозяйке гостиницы и, получив короткие указания насчет высокородной гостьи, с поклоном проводила меня к выделенному столику. В отличие от переполненного зала, на веранде было пусто. Мебель здесь тоже оказалась не в пример лучше той, что стояла внутри, – два круглых стола, накрытых скатертью, с подсвечником и пустой керамической вазой в центре. Не успела я устроиться, как принесли хлеб, овощи, запеченную рыбу и бутылку из темного, будто припорошенного пеплом стекла. Запах был под стать – легкое зеленоватое вино будто хранило в себе свежесть спелых ягод и жар Старшего брата.
– Из личных запасов хозяйки, – поделилась словоохотливая служанка. – Госпожа Марисса просила передать, что счастлива оказаться вам полезной. Если будет нужно еще что-нибудь, сразу зовите меня. Я сообщу, когда комната будет готова.
– Передайте ей мои благодарности за прекрасный ужин, – судя по виду, рыба тоже была выше всяких похвал, и мне не терпелось ее попробовать. – И накормите мою служанку. Ее зовут Арра, она дожидается в карете лорда Пьеронни.
– Будет исполнено, миледи, – поклонилась девушка.
Когда служанка ушла, я позволила себе расслабиться, отдав должное вину и рыбе. Терраса, выходящая во внутренний двор гостиницы, оказалась тихим и уединенным уголком. От шумного зала ее отгораживала тяжелая дверь, а примыкавшие к дому конюшни и стоянка для карет располагались за цветущей живой изгородью, отчего ржание лошадей и неприятные запахи ничуть не мешали спокойному ужину.
Гостиница стояла на холме, чуть в стороне от городка, и с моего места открывался упоительный вид на белые домики, спускающиеся к самому берегу, и небольшую бухту. Покачивались на волнах рыбацкие лодки, вдалеке белели паруса легкой трехмачтовой каравеллы. Сверкающая серебром дорожка тянулась от узкой полоски пляжа к самому горизонту, где поднималась из темной глубины моря полная луна.
Из окон отцовского кабинета в доках можно было увидеть похожую картину…
Негромкие голоса по другую сторону живой изгороди отвлекли меня от любования умиротворяющим пейзажем ночного городка. Говоривших было двое. Один, судя по заметному южному акценту, работал в гостинице, а его собеседник, скорее всего, был одним из слуг леди Брианелло – в речи мужчины отчетливо выделялась округлая северная «о».
– Слыхал, на границе нынче неспокойно, – проговорил ромилиец. – Нам передали, что вдоль дорог выставлена стража. Проверяют документы и багаж. Ищут кого, что ли?
– А то, – хмыкнул конюх. – Только не «кого», а «что». Травки там запрещенные, порошки да кристаллы. Контрабандисты, говорят, распоясались. Развелось этой швали, вот стража и взялась наконец порядок наводить. Давно пора.
– Пора, – кисло отозвался слуга. – Наверное.
– А что? – в голосе конюха послышалось любопытство. – Страшно? Неужто леди ваша чем балуется? Узнает жених, точно не рад будет.
– Говори, да не заговаривайся, – осадил собеседника ромилиец. – Нет у нас ничего. Просто как представлю, что стража ваша в каждый сундук нос совать начнет… Сундуков-то у нас, коробок да котомок…
– Да, дела, – раздался сочувственный вздох. – Этак вы с кординнской конной станции до конца недели не уберетесь.
– А может…
Крупный цветок мальвы, выпущенный из ловких пальцев, опустился в пустую вазу. Я вздрогнула, поднимая взгляд на стоявшего позади меня Дино. Увлеченная чужим разговором, я не заметила, как друг попал на террасу, а будоражащая близость Старшего брата не позволила вовремя ощутить приближение темной энергии Пьеронни.
– Хотел извиниться, – проговорил друг, садясь в соседнее кресло и подхватывая из корзинки хрустящую булочку. – С комнатой неловко вышло. Прости, перегнул.
Я безразлично пожала плечами.
– Ничего.
– И то верно, – согласился он. Взял со стола бутылку, наполнил бокал. – Главное, что все разрешилось. А завтра уже дома будем.
– Или не завтра, – ответила я. – Слышала, что в Кординне устроили тщательный досмотр грузов, прибывающих с севера.
– Правда? – друг посмотрел на меня с удивлением, и я кивнула на скрытые живой изгородью конюшни.
– Местный конюх только что говорил об этом одному из слуг. Если мы не успеем обогнать кареты Брианелло, рискуем надолго застрять на станции. Так что предлагаю выезжать на рассвете.
Я ожидала, что уговаривать друга, привыкшего к праздной столичной жизни, придется долго, но Дино согласился на удивление легко.
– Ты права, – одним глотком осушив бокал, друг поднялся на ноги. – Отличная идея. Посидел бы с тобой еще, но, думаю, не стоит. Пойду лучше… лягу пораньше. До завтра, Фран.
И прежде, чем я успела ответить, Дино быстрым шагом покинул террасу, оставив меня недоуменно смотреть на закрывшуюся за его спиной дверь.
Выехать действительно удалось раньше обычного. На наше счастье, часть карет леди Брианелло с утра застряла на станции. Слуги суетились, перепаковывали вещи. Дино, в кои-то веки вставший раньше меня, наблюдал за их возней с мрачным удовлетворением, прохаживаясь рядом с нашей каретой. Друг выглядел невыспавшимся и раздраженным, и его дурное настроение моментально передалось мне – заныло в висках, а карета вдруг показалась душной и тесной. Смутная тревога царапала сердце. Но, к счастью, свежие булочки и кофе, приготовленные для нас с Дино хозяйкой гостиницы, немного притупили странные чувства, а друг после еды подобрел и стал смотреть на мир уже вполне благодушно.
Возница гнал, как мог, но из-за масштабных проверок последние километры до Кординны мы все равно вынуждены были плестись почти шагом. Чем ближе мы подъезжали к городу, тем шире становилась человеческая река, медленно текущая по южному тракту. Тонкие ручейки крестьянских повозок и крупные подводы, тянущиеся со складов и доков, вливались в вереницу карет и экипажей, отчего дорога по «полноводности» и количеству перевозимых грузов могла соперничать с главной водной артерией Кординны.
Но вот наконец из-за холма показались обрывистые берега реки Кортисс, отделявшей старый город от обширных пригородов и портовых районов. Высокие каменные арки Белого моста, отмечавшие главный путь в город, возвышались над плоскими крышами домов. А на другом берегу реки, там, куда не доставал зоркий взгляд, но так страстно стремилось сердце…
Был мой настоящий дом.
Северная каретная станция Кординны и пост городской стражи располагались на въезде в пригород. Огромная вытоптанная площадка, способная вместить, наверное, несколько сотен карет и повозок, оказалась полностью забитой. Путешественники, покинувшие дилижансы, громко спорили за удобное место в тени навесов и раскидистых акаций. Между сундуков мелькали серые мундиры службы стражей. Черная охранная сеть, сплетенная из двух десятков выставленных по периметру артефактов, накрывала площадку мерцающим энергетическим куполом.
Вернулось утреннее чувство тревоги. Если стражи Кординны внезапно решили устроить масштабную проверку, похоже, в городе назревало что-то серьезное.
– Леди Льед, – легкое дуновение чужой энергии коснулось моего плеча.
Выглянув из кареты, я встретилась взглядом с управляющим северной станцией, давним знакомым отца. Память без труда подсказала имя – лорд Казимиро Масси. Я склонила голову, приветствуя подошедшего мужчину.
– Лорд Казимиро.
– С возвращением, миледи, – управляющий вежливо улыбнулся. – Позвольте помочь. Я пришлю к вам свободного стража для быстрого досмотра вещей, а потом мои люди займутся разгрузкой. У вас одна карета?
– Вообще-то, это моя карета, – немедленно встрял Дино, но лорд Масси лишь отмахнулся. Управляющий распахнул дверцу и подал мне руку, помогая спуститься.
– За станцией стоит мой экипаж, миледи. Только скажите, куда вас отвезти.
– Домой, – выдохнула я полузабытое слово.
С замиранием сердца я сделала шаг, ступив с подножки на пыльную темную землю Ниаретта, еще не остывшую от полуденного зноя. Вдохнула полной грудью знакомый сладковатый запах распустившейся дикой розы с тонкой примесью специй и речной прохлады. Поймала взглядом высокий пик Старшего брата, окруженный облаками, слепяще-белыми на фоне ярко-синего неба. И наконец осознала: я вернулась.
Я ощутила невероятный прилив сил. Казалось, сам Ниаретт щедро поделился со мной жаром раскаленного солнца, стремительностью бурного речного потока и мощью дремлющего вдалеке величественного вулкана. Впервые за долгие шесть лет я вновь почувствовала себя такой наполненной, такой живой.
Энергия, переполнявшая тело, выплеснулась на свободу и устремилась вперед, и сердце сжалось от предвкушения радостной встречи, застучало все убыстряющимся дробным барабанным ритмом. Быстрее, быстрее, вперед, вперед. Туда, где…
Я остановила себя прежде, чем успела коснуться плотного темного кокона. Отшатнулась, отзывая разбушевавшуюся силу. Но разве это было возможно?.. Я не могла не чувствовать его присутствия, его спокойную властную силу – как не могла не тянуться к нему. Все мое существо жаждало этой встречи, этого прикосновения… нет, лучше было не вспоминать, не думать.
Но стоило лишь поднять взгляд, и…
Он стоял далеко в толпе спиной ко мне. Высокий – кажется, с последней нашей встречи он вытянулся еще сильнее – и несгибаемо-прямой, как железная пика. Идеально скроенный длиннополый распашной камзол подчеркивал ширину и разворот плеч. Выгоревшие на солнце светлые волосы связывала в короткий хвост черная лента. Загорелая кожа, черное сукно, черная кожа сапог – лишь алый кушак яркой полосой перехватывал талию – он весь был словно Старший брат, словно вулкан, прячущий сокрушительную темную мощь под прочной каменной оболочкой. И свет от него был такой же обжигающе-яркий. Или даже ярче… для меня…
Энергия, еле сдерживаемая внутри хрупкой оболочки моего тела, обожгла темным огнем, оглушила бешеным стуком сердца. Больно – физически больно – было заставлять себя не тянуться к нему. Не жаждать отчаянно энергетического контакта, зная, что одного прикосновения будет достаточно, чтобы вознести меня на самую вершину блаженства – а потом сбросить оттуда в бездонное черное жерло.
О чем я только думала, когда решилась вернуться сюда? Неужели верила, что смогу избежать этой встречи?
Глупо было надеяться, что все будет как раньше – легко, спокойно. Когда-то мы были детьми, были друзьями – Габриэлло Морелли, сын лорда земли, ставленника Короны в Западном Ниаретте, и Франческа Льед, дочь его первого советника. Дружба отцов, общие интересы и любовь к Ниаретту связывали нас ничуть не меньше, чем сама магия.
Магия… В юности это казалось забавной игрой – способность почувствовать друг друга даже на большом расстоянии, возможность разделить печали и радости на двоих. Но никогда еще связь не ощущалась так остро, как сейчас, после долгой разлуки. Мысли разбегались, сердце барабанами стучало в ушах, а тело бросало то в жар, то в холод.
И ведь он даже не взглянул на меня. Что же будет, когда…
Словно откликнувшись на молчаливый призыв, Габриэлло замер и медленно-медленно повернулся. Наши взгляды – зеленый морской и небесно-синий – встретились, будто он безошибочно знал, куда именно смотреть.
Я мучительно сглотнула густую вязкую слюну. Захотела отвернуться – и не смогла.
Катастрофа. Полная катастрофа.
Оживленная шумная станция будто бы в один миг опустела и затихла. Не осталось никого, кроме Габи и его невероятно синих глаз, пронзавших до самого сердца. Я не могла отвести взгляда, не могла сдвинуться с места. А он…
Он был собой, лордом Габриэлло Морелли, непроницаемым, невозмутимым, недосягаемым. И раньше, раньше я просто потянулась бы силой и по ответному эху смогла бы прочитать его чувства. А сейчас…
Мне было страшно – но пугал меня не он, а я сама и всколыхнувшиеся внутри старые чувства. Нельзя было касаться его, нельзя. Я и так с трудом удерживала контроль, а стоит лишь дать волю магии, и без того рвущейся наружу…
Но как же трудно было остановиться, когда он был так невыносимо близко. Так близко… Еще ближе…
Словно невидимая нить протянулась между нашими взглядами, и вслед за ней Габриэлло пошел вперед, ни на мгновение не разрывая зрительного контакта.
Шаг, другой. Медленно. Неотвратимо.
Я застыла, забыв, как дышать.
«Он же женится, – мелькнула на самом краю сознания правильная, но такая неуместная сейчас мысль. – Он же женится, он давно оставил прошлое в прошлом, забыл обо всем».
Но…
Но разве у человека, забывшего о своих чувствах, может быть такой взгляд, полный огня и страсти? Разве так смотрят чужие женихи на тех, кто для них давно ничего не значит? И разве легко сопротивляться зову магии, влекущей к единственно правильному во всем мире человеку?
Быть может, Дино что-то напутал – кто знает, когда друг последний раз был в Кординне. Быть может, не тот Морелли – или не Морелли вовсе – собрался на ком-то жениться. А Габи все эти шесть лет…
Что? Молчаливо и покорно ждал моего возвращения? Ни разу за долгие годы даже не подумал о том, чтобы написать мне? Не сказал ни слова с тех пор, как…
Острый локоток больно толкнул в предплечье. Прошелестели мимо воздушные юбки. На мгновение фигура Габи пропала, скрытая от моего взгляда платьем из бледно-розового шелка, и тишину вокруг нас вспорол высокий женский голос.
– Ах, Габриэлло, как приятно, что ты сумел отменить свои сверхсрочные дела и приехать за мной.
Сокрушить! Испепелить! Уничтожить!
Сила ударила изнутри бронебойным тараном. Одновременно с ней в сознание ворвались образы, звуки и запахи, прежде растворившиеся в темном мареве. Перед глазами развернулась картина, четкая вплоть до последней мельчайшей детали, – разодетая в пух и прах ромилийка – не иначе как та самая леди Брианелло – обнимала лорда Габриэлло Морелли. Тонкие пальчики поглаживали его предплечье, полные розовые губы у самого его уха, должно быть, щебетали жениху милые глупости. Морелли казался невозмутимым и равнодушным.
Меня передернуло. Не от отвращения – хотя и это, наверное, тоже – от мощной отдачи, когда я невероятным усилием воли подавила энергетический всплеск, грозящий вырваться на свободу, чтобы отбросить навязчивую леди прочь, ограждая того, кого моя магия считала своим. Фокусирующие браслеты на руках переполнились сырой энергией, а вслед за ними – черные капли в ушах, кулон на длинной цепочке и ряд мелких камней, украшавших накидку.
Столько силы вокруг – и такая оглушающая пустота внутри.
Синие глаза вспыхнули. На мгновение показалось, что Габи вот-вот протянет руку, чтобы впитать почти выплеснувшуюся наружу энергию, но встретившись с моим взглядом – не смей, не смей, только попробуй! – лорд не двинулся с места.
Пальчики ромилийки, украшенные вычурными кольцами, коснулись руки Морелли.
– Габриэлло, что-то случилось?
Он не ответил. Качнул головой, заставив леди Брианелло отдернуть руку, отстранился. Проследив за взглядом жениха, леди Летиция медленно повернулась. Изумрудный кокон энергии, окутывающий ромилийку, нервно дрогнул.
– Габриэлло, кто…
Безвкусную опереточную сцену – случайная встреча жениха, невесты и старой подруги детства – прервало появление стражи. Двое законников в одинаковых пепельных мундирах решительно шагнули ко мне, оттесняя прочь от кареты.
– Леди Франческа Льед, – отчеканил страж. – Вы арестованы.
Это оказалось настолько неожиданным, что я не сразу сообразила, о чем именно пытался сказать законник. Поглощенная мыслями о Габриэлло, оглушенная откатом от впитанного энергетического выплеска, я совершенно потеряла связь с реальностью. Происходящее вокруг казалось дурной шуткой, продолжением безумного мира, в котором все пыталось вырваться из-под контроля и так невыносимо болело сердце.
– Что?
– Арестованы, – нетерпеливо повторил страж. – Замрите и позвольте нам замкнуть вокруг вас запирающий энергетический контур. Любое применение магии будет расценено как попытка сопротивления представителям закона, что повлечет за собой соответствующее наказание.
– Но постойте, – я растерянно огляделась в поисках Дино, но друг, как назло, куда-то запропастился. Вокруг кареты суетились законники, в воздухе чувствовались отблески активированных защитных артефактов. За серыми спинами стражей, выстроивших оцепление, мелькнуло испуганное лицо Арры. – В чем именно меня обвиняют?
– Разговоры будете вести с лордом Пицанно, главой службы стражей, миледи, – грубовато ответил страж, вынимая из кармана артефакт. – Сейчас вы должны…
Сильные пальцы сомкнулись на черном кристалле, и показалось, еще чуть-чуть – и ограненный камень треснет, рассыпавшись в ладони стража в мелкую темную пыль.
– Что происходит? – ровным голосом поинтересовался лорд-наследник Морелли.
Под внимательным и холодным синим взглядом стражники стушевались. Нервно переглянулись между собой, обернулись к товарищам из оцепления. Желающих связываться с сыном лорда земли, отчего-то решившим лично проконтролировать мой арест, разумеется, не нашлось.
– Не беспокойтесь, лорд Морелли, – ответил старший законник. – Все под контролем. Стандартная процедура ареста…
– Нет, – холодно оборвал его Габриэлло.
– Мы арестовываем преступницу…
– Габриэлло, – леди Летиция нерешительно потянула жениха за рукав. – Я так устала с дороги. Может, поедем домой? Зачем нам вмешиваться в дела законников?
Куда там – Морелли даже не шелохнулся. Проще было бы сдвинуть Старшего брата.
– В чем обвинение?
– Эта женщина – враг Иллирии! – ломающимся голосом выпалил второй законник, указывая на меня пальцем. – Террористка! Сепаратистка! Вы же знаете, милорд, мы получили строгие указания наблюдать за всеми родственниками помилованных изменников, которые рискнут вернуться на родину. А она… она же одна из Льедов, милорд! С ними все давно уже ясно.
– Нет.
Под ледяным синим взглядом молодой страж быстро растерял свой запал. Сжался, словно желая стать меньше – а то и вовсе исчезнуть – оттянул пропитанный потом воротник.
– Но, милорд, она же…
Законник постарше ткнул товарища локтем в бок, заставляя умолкнуть и выпрямиться, приняв уставной вид.
– Мы получили информацию о готовящейся операции, и эти сведения только что подтвердились, – упрямо проговорил старший страж, избегая смотреть в глаза лорду Морелли. – Есть неопровержимые доказательства, подтверждающие вину леди Льед.
– Габриэлло, пойдем отсюда, прошу, – снова подала голос леди Летиция.
– Милорд, миледи, находиться здесь небезопасно, – законник покосился на недовольную леди Брианелло, почти повисшую на локте жениха. – Нет причин для беспокойства, ситуация находится полностью под контролем службы стражей, но все-таки будет лучше, если вы и ваша невеста уедете в более защищенное место…
Короткий взмах руки – и страж замолчал на полуслове. За спиной Морелли выросли два охранника, неотличимых друг от друга словно близнецы.
– Уведите, – распорядился он. «Забота» и «участие» в голосе лорда-наследника вызвали у меня невольную саркастичную усмешку. Ровно с такой же интонацией и теми же словами Габриэлло мог попросить передвинуть сундук, чтобы не мешал на дороге – а ведь речь шла о его невесте. – Поверенного ко мне.
Кивнув, охранники аккуратно подхватили леди Летицию под локоток, отцепляя ее от жениха. Замерцал активированный вокруг троицы купол щита.
– Пройдемте с нами, миледи. Ваша карета готова.
– Но Габриэлло, – в тонком голоске прорезались жалобные испуганные нотки, – если эти люди считают, что здесь опасно, не лучше ли пойти вместе? Я очень волнуюсь, мы слышали, что в Ниаретте неспокойно…
Каменное лицо лорда Морелли осталось непроницаемым. Отвернувшись от невесты, он еще раз махнул рукой, и леди Летиции, зажатой с двух сторон широкоплечими охранниками, не осталось ничего, кроме как подчиниться и уйти, если она хотела сохранить лицо. Несмотря на то, что ситуация не нравилась мне все сильнее, я не смогла не ощутить укол мрачного удовлетворения. Без приторно-сладких духов леди Брианелло, казалось, даже дышать стало легче…
Несколько молчаливых минут спустя – чтобы отвлечься от тягостной близости Габриэлло, я отвернулась, отрешенно наблюдая, как стражи устанавливают вокруг кареты дополнительный энергетический купол – со стороны, куда охранники увели леди Брианелло, послышались торопливые шаги. Поверенный лорда Габриэлло Морелли, высокий плотный мужчина, одетый по ниареттской моде и подпоясанный широким кушаком, приблизился к нам. Я узнала его – до моего отъезда он служил секретарем юного наследника.
Подслеповато прищурившись, словно оценивая расстановку сил, мужчина со вздохом полез в карман.
Полукруглые очки в тонкой оправе совершенно преобразили выразительное лицо поверенного Морелли. Цепкий пристальный взгляд сквозь кристаллические линзы, насупленные брови, крупный нос с хищной горбинкой и пышные баки, которыми он обзавелся за время моего отсутствия в Кординне, делали его похожим на огромного сыча, заметившего с высоты двух мышей-полевок в пепельных мундирах. Одно неосторожное движение – неверное слово, поспешные действия, брошенное в запале обвинение – и когти-крючья вопьются в тело, раздирая в пух и прах чужие аргументы, но четко следуя при этом букве закона.
Короткий взгляд на Габриэлло – и поверенный повернулся к законникам.
– Слушаю, господа.
Поняв, что избавиться от внимания лорда Морелли и его подручного не получится, старший законник выступил вперед.
– При обыске леди Льед… – начал он, но поверенный оборвал его, не дав произнести и пары слов.
– Было ли запрошено разрешение на обыск багажа леди?
– В городе чрезвычайное положение, Гилермо.
– Лорд-советник Гильермо, – с холодной вежливостью поправил «сыч». – Уже четыре года как.
Я удивленно приподняла брови – надо же, какой карьерный рост!
– Простите, милорд, – моментально исправился страж. – В регионе, как вы, должно быть, знаете, сейчас неспокойно. Есть веские основания полагать, что в ближайшем будущем сепаратистские настроения среди кординнского сопротивления могут принять, если так можно выразиться, активный характер. Стражи располагают информацией, что некоторые… – он обжег меня недоверчивым взглядом, – опасные грузы могут быть в самое ближайшее время доставлены в город для проведения новой акции устрашения. Вследствие этого, все экипажи и подводы подвергаются тщательной проверке.
– Разве не подозрительно, что леди Льед выбрала именно это время, чтобы вернуться в Кординну? – встрял в разговор младший страж, по всей видимости, незнакомый с личным поверенным лорда Морелли, а потому сильно недооценивавший угрозу, исходившую от него. – Совершенно очевидно, что она вместе с друзьями своего отца готовит очередной взрыв.
– Согласно закону, обыск лорда или леди должен происходить исключительно с разрешения и обязательно в присутствии поверенного или иного уполномоченного лица. Насколько я могу заметить, ничего из этого не было сделано.
– Во время установленного чрезвычайного положения правило распространяется только на представителей первых десяти родов, – с легким раздражением в голосе возразил старший законник. Покосился на лорда Морелли, побледнел и закончил уже более почтительно. – Для леди Брианелло, официальной невесты милорда, закон еще мог бы пойти на уступки. Но в случае леди Льед…
Темные глаза за полукруглыми стеклами опасно сощурились.
– Напоминаю, перед вами единственная наследница лорда Франко Льеда, представителя одного из старейших и знатнейших семейств не только в Кординне, но и во всем Ниаретте.
– Но… – младший законник замялся под хищным взглядом лорда-советника. – Разве род Льед не лишили привилегированного статуса? После всего, что они сделали…
– Нет.
Холодный голос лорда Морелли пресек все возражения. Страж умолк, не решившись продолжать спор.
– С учетом вышесказанного, – проговорил лорд Гильермо, поправив очки, – ваши действия могут быть расценены как неправомерное вмешательство в частную жизнь высокопоставленного лица. И более того, – быстрый взгляд на младшего законника, – обвинение, основанное на заведомо ложных сведениях, порочащих честь и достоинство лорда или леди или подрывающих их репутацию, не может быть принято в качестве основания для ареста, а также является подсудным деянием, карающимся штрафом, увольнением и так далее, вплоть до тюремного заключения. В данном случае, разумеется, речь идет о вашем заключении, господа, а не о заключении леди Льед.
Младший страж побледнел, растерянно глядя на старшего коллегу. Но первый законник отступать, похоже, не собирался.
– Хорошо, – нахмурившись, сказал он. – Леди Льед здесь, а значит, может дать свое разрешение. А вы, милорд-советник, можете выступить гарантом, если миледи не возражает. Мы могли бы дождаться личного поверенного леди Льед, но, – законник понизил голос, – в данном случае ситуация чрезвычайная и не терпит отлагательств.
– Разрешение у вас есть, – ответила я, проигнорировав ледяной взгляд Габриэлло. – Мне нечего скрывать от закона.
Законник кивнул – не мне, а лорду Гильермо.
– Хорошо. Осталось дождаться нашего эксперта-артефактора. Есть подозрения…
– Второй сундук, – оборвал его сам лорд Морелли.
Я осознала все в то же мгновение. Смутная тревога, поселившаяся в душе еще с утра, вдруг обрела плоть, и все, что происходило вокруг – постоянное упоминание имени отца, оцепление, запирающий энергетический кокон, в который законники хотели заключить меня, чтобы лишить способности потянуться магией за пределы защитного круга – встало на свои места. Все это время я чувствовала слабые магические возмущения, но списывала их на волнение собственной силы от близости дома и Старшего брата, не давая себе труда задуматься, что именно стало их причиной.
Нестабильные кристаллы. Артефакты, ждущие одной лишь легкой магической искры, чтобы плетения разорвались, выпуская собранную внутри силу. Ровно такие же шесть лет назад использовались кординнскими бомбистами для взрыва на площади.
– Но милорд! – воскликнул младший страж. – Работа с… э-э-э… – он растерянно заозирался, прикидывая, как далеко от нас находились оттесненные законниками пассажиры и персонал станции, и мог ли кто-то из них услышать опасный разговор, – кристаллами требует обязательного наличия эксперта. Начинать проверку без него… это не по протоколу.
– У вас есть причина сомневаться в словах лорда-наследника? – холодно осведомился лорд-советник Гильермо.
Страж притих.
– Нет… нет, милорд. Но, – он посмотрел на запирающий артефакт, который держал в руках, а затем перевел взгляд на лорда Морелли. – Прежде чем мы… леди Льед…
«Должна быть заключена в энергетический кокон, – мрачно закончила я про себя. – Во избежание взрыва, что бы там ни обещал лорд-наследник».
Если меня всерьез подозревали в провозе нестабильных кристаллов, процедура эта была обязательной. Будь я бомбистом, мне хватило бы одной магической вспышки – и переполненный энергией кристалл взорвался бы, разнося в щепки карету и калеча все живое в радиусе нескольких метров. А если среди наших с Дино вещей был не один подобный артефакт…
Прислушавшись к течению силы, я различила около двух десятков пульсирующих плетений – достаточно, чтобы оставить от каретной станции обугленный дымящийся кратер. Неудивительно, что стражи так переполошились…
Я приготовилась к холодному прикосновению артефакта. Процедура была болезненной, хотя, на мой взгляд, гораздо труднее было вынести временную нечувствительность к магии. Лишиться привычного восприятия мира в ярких красках магических плетений, перестать чувствовать пульсацию узлов силы, неукротимую, словно биение сердца, было страшно – будто ослепнуть и оглохнуть одновременно. Я проходила через это однажды – во время расследования преступлений отца – и несколько часов, проведенных в коконе, до сих пор вспоминались с содроганием.
Но случилось другое. Вместо запирающей полусферы вокруг меня возник магический щит из знакомой темной энергии – настолько непроницаемо-плотный, что я, пожалуй, уцелела бы не только при взрыве двух десятков нестабильных кристаллов, но даже при падении в жерло Старшего брата. Габриэлло проигнорировал мой яростный возмущенный взгляд. Лишь взмахнул пальцами, добавляя в щит энергии – так, чтобы он стал заметен не только для магов, но и для стражей, не способных различать потоки силы. Мерцающий темный кокон с виду был похож на рукотворный запирающий купол, и оба законника успокоено выдохнули, радуясь, что теперь моя магия не угрожала взорвать нестабильные кристаллы, спрятанные в багаже.
Иронично, но щит Габриэлло был куда эффективнее любого запирающего энергетического кокона. Близость знакомой энергии путала мысли, кружила голову, и приходилось быть втройне осмотрительнее, чтобы не выпустить наружу даже самой крошечной искорки. Не коснуться, только бы не коснуться…
Багаж из кареты не выгружали – неудивительно, раз законники подозревали наличие взрывчатки. Мои сундуки стояли на сундуках Дино, сверху примостился небольшой сундучок Арры. Волнение усилилось – пусть из-за щита я перестала чувствовать пульсацию нестабильных зарядов, мрачные лица лорда-советника и стражей были достаточно красноречивы.
– Второй сверху, милорд? – переспросил старший.
Кивок.
Мой. Тот самый сундук, что собрала мама, невесть зачем посчитав, что в старом доме мне будет не хватать бальных платьев и фамильного серебра. Я понимала, что Габриэлло не ошибся, но… как? Откуда?
– Что ж, раз все вопросы улажены, приступим к вскрытию.
Щелкнул замок. С шуршанием откинулась вверх крышка. Законники замерли, синхронно вскинув правые руки к нагрудным карманам, где, вероятно, находились защитные артефакты. Замерцал натянутый лордом Морелли дополнительный энергетический купол.
Взрыва не последовало. В тишине отчетливо послышался рваный выдох младшего стража. Взяв себя в руки, законники приблизились к сундуку и осторожно заглянули внутрь.
Они лежали там. Двадцать кристаллов с нарушенными плетениями утопали в складках расшитого жемчугом и мелкими драгоценными камнями белоснежного шелка парадного ромилийского платья, подозрительно напоминающего свадебный наряд. Мерцание щитов, отражаясь от острых граней, бросало темные блики на серебро и фарфор, бережно завернутые в полупрозрачные покровы.
По лицу лорда Морелли, пристально разглядывавшего мой багаж, скользнула мрачная тень – или, быть может, это была всего лишь игра света.
– Как видите, милорды, – фыркнул уже оправившийся от испуга младший страж, презрительно поглядев на меня. – Улики на месте, вина леди Льед доказана.
– Не так быстро, господа, – старший законник уже потянулся к кристаллам, но лорд-советник остановил его властным жестом. – Процедура проверки обязывает меня, раз уж этим не озаботились представители закона, – короткий взгляд на притихших стражей, – задать леди Льед несколько вопросов.
– Хорошо, задавайте, – старший страж выпрямился, скрестил на груди руки.
Лорд Гильермо повернулся ко мне.
– Для протокола. Записывайте, господа. Миледи, это ваши кристаллы?
Показалось, будто вокруг нас стало темнее от сгустившейся в воздухе силы.
– Нет.
– Хорошо. Этот сундук ваш?
– Да.
– Вы самостоятельно собирали его в дорогу?
– Нет. Это сделали моя мать и служанка.
– Вы ни на минуту не упускали его из виду на протяжении пути?
– Нет.
– Часто ли вы останавливались на стоянку?
Я нахмурилась, вспоминая.
– Десять ночевок в гостиницах на южном тракте. Одна пересадка в Ромилии. Около тридцати остановок, чтобы переменить лошадей.
– Вы разгружали багаж в пути?
– Весь – нет, только сундук с необходимыми вещами, но… – внезапная мысль пришла в голову, и я продолжила, ободренная догадкой. – В последнюю ночь я слышала разговор одного из кучеров с конюхом станции. Они говорили о проверках в Кординне. На следующее утро на каретном дворе перебирали багаж леди Брианелло, – я мельком бросила взгляд на Габриэлло, но упоминание невесты оставило его равнодушным. – Наш экипаж уже ждал наготове, но я не видела, как его подали. Возможно, кто-то мог подложить кристаллы в сундук, пока я спала.
– Хорошо, – спокойно произнес лорд-советник. – Вы ехали в карете одни?
– Нет, – прямо ответила я. – С лордом Дино Пьеронни.
– Вдвоем с мужчиной? – уточнил лорд Гильермо.
Синие глаза вспыхнули, по щиту пробежала рябь.
Не мое дело.
– Да, – и, не сдержавшись, добавила. – С женихом.
Молчание.
Поверенный повернулся к законникам.
– Как видите, в карете было два пассажира. К тому же, есть вероятность подлога на последней стоянке экипажа.
– И что с того? – возразил младший страж. – Доказательства…
– Это не энергия леди Льед.
Холодный голос лорда Морелли заставил присутствующих умолкнуть. Аргумент, безусловно, был очень и очень весомым. Если бы не окружавший меня щит Габриэлло, прикосновения к которому я боялась сильнее любых обвинений, я бы и сама с легкостью почувствовала это, но так оставалось лишь смотреть.
Старший страж хмуро перевел взгляд с поверенного на лорда Морелли.
– При всем уважении, милорд, пусть так. Но леди вполне могла перевозить кристаллы для других заговорщиков.
– Это бездоказательное заявление, – мгновенно возразил лорд Гильермо. – Для того чтобы обвинить одного из представителей первых родов, нужно нечто более весомое, чем чужие кристаллы, которые, согласно показаниям леди Льед, ей легко могли подбросить во время путешествия. Ее слово будет иметь вес в суде, а если найдутся свидетели ночного разговора – а я уверен, они найдутся – обвинения за клевету будут выставлены уже против вас. Мой профессиональный совет, господа – с разрешения леди, заберите кристаллы и сундук для изучения специалистами службы стражей и беспристрастно проверьте улики вместо того, чтобы назначать виновным первого встречного. Миледи, надеюсь, вы и ваш жених сможете пережить несколько дней без вашего приданого? Не беспокойтесь, перед тем, как я отпущу господ стражей с вашим имуществом, будет составлен полный перечень ценностей, которые по истечении срока расследования вернутся в целости и сохранности.
– Но ведь она Льед, – упрямо пробормотал младший законник. – А Льеды…
– Один из первых родов Ниаретта, – веско произнес Габриэлло, и по тону лорда-наследника было однозначно понятно, что разговор окончен.
Законникам оставалось лишь кивнуть, опустив головы.
– Конечно, лорд Морелли. Разумеется.
Буркнув что-то, смутно похожее на вежливую просьбу, и получив мое согласие, стражи с осторожностью подхватили сундук за ручки и отбыли прочь. Вслед за ними, уведомив лорда Морелли о необходимости дать представителям закона несколько комментариев «для протокола», отправился и лорд-советник.
– Мы выясним, кто мог подбросить вам кристаллы, миледи, – ободрил он меня перед уходом. – Можете не беспокоиться, в Кординне вы в полной безопасности.
Оцепление быстро свернули. Я заметила в толпе зевак Арру, но служанка, увидев моего спутника, только качнула головой и не сдвинулась с места.
Мы с Габриэлло остались одни.
Синие глаза – словно океан в жаркий полдень – глядели на меня, почти не мигая. Лорд Морелли молчал, и я тоже. Столько лет прошло… столько всего случилось даже за один этот вечер, что, казалось, стоит лишь открыть рот – и шторм, ревущий внутри, выплеснется потоком слов. Обвинений, упреков, вопросов. Отчаянных болезненных признаний, как тяжело мне было эти пять бесконечных лет… одной…
Без него.
– Франческа…
Нельзя, нельзя, нельзя. Нельзя касаться. И говорить тоже… не стоит. Прошло пять лет. И время для слов тоже… прошло.
Щит затрещал и исчез, и ощутив наконец свободу – от силы Габриэлло, от него самого – я полной грудью вдохнула сухой и жаркий воздух Ниаретта. Давление невысказанных слов в груди ослабло, вернулся контроль. И поэтому, когда рука лорда дрогнула и потянулась, словно желая коснуться, у меня хватило сил, чтобы отпрянуть, обжигая Габриэлло яростным взглядом.
– Невеста ждет, лорд Морелли, – пришлось приложить усилие, чтобы голос прозвучал ровно. Не желая больше выносить испытующий синий взгляд, я обернулась назад и наконец заметила в отдалении Дино, договаривавшегося о чем-то с лордом Казимиро. – Вам пора. А меня уже заждался жених.
Темная бровь скептически выгнулась – Габриэлло всем видом выражал мнение о женихах, гуляющих неизвестно где, пока невеста вынуждена разбираться с внезапно навалившимися проблемами. Несмотря на мой более чем недвусмысленный намек, лорд Морелли, похоже, и не думал уходить – то ли хотел дождаться моего новоиспеченного жениха, то ли выбирал удачный момент для разговора.
Я не стала выяснять, что именно. Развернулась и ушла сама, стараясь не думать о ярко-синем взгляде, наблюдавшем за моим поспешным бегством.
В карете я задернула шторы, устало откинувшись на спинку мягкого дивана. Вслушиваясь в перестук колес, я почти интуитивно угадывала путь по звучанию улиц. Мост через Кортисс, каменная арка, накатанные колеи широкой центральной дороги… Я не знала, восстановили ли центральную площадь, отстроили ли заново дворец городского собрания – и сегодня не хотела знать. Слишком много впечатлений обрушилось на меня за один вечер, чтобы дополнять их новыми, отмечая, как изменилась и не изменилась Кординна со дня нашего отъезда.
Мне еще предстояло увидеть фамильный дом, и в глубине души я предчувствовала, что одно это уже будет нелегким испытанием.
Поворот, десять метров до главных ворот, остановка. Снаружи доносилось тихое ржание лошади и шелест акаций, росших по другую сторону ограды, окружавшей бывший дворец Льедов. Прогрохотала мимо тяжелая груженая повозка – припозднившийся торговец спешил вернуться домой на извилистые улочки расположенного ниже по холму Белого города.
– Приехали, миледи.
Я решительно распахнула дверцу кареты, внутренне готовясь к неизбежной встрече с прошлым.
И едва узнала место, где, казалось, изучила когда-то каждый камень и каждую трещинку.
Сейчас мало что напоминало о былой красоте и величии дворца Льедов. Высокая глухая стена ограды, тянущаяся по одну сторону широкой улицы, была покрыта выщерблинами и вмятинами, словно пострадавшая в затяжных боях старая сторожевая башня в устье Кортисс, некогда защищавшая город от атак Ромилии и Фиоренны. Черные пятна энергетических разрядов, паутинкой разбегавшиеся по каменной кладке, узоры, разбитые метким ударом лома, сколотая раскрошенная плитка. И надписи – кривые буквы, выцарапанные на неровной поверхности стены.
«Будь ты проклят, Франко!»
«Мои внуки остались сиротами».
«Ты был прав, старый друг».
«Ниаретт верит в вас, Льеды».
«Долой режим! Смерть узурпаторам Морелли!»
«Льед умер, но дело его живет!»
«Старший брат испепелит северных захватчиков!»
И почему-то: «Здесь был Антонио».
Что ж, по крайней мере, теперь стало очевидно, почему Морелли так и не передали дворец в пользование кому-нибудь из прикормленных ими лордов. Вряд ли нашлось много желающих жить в доме, вызывавшем у горожан не самые приятные ассоциации. Одно неосторожное действие или слово – и гнев толпы с легкостью мог перекинуться на нового хозяина дворца…
Наверное, захоти я узнать настроения, бродящие в умах кординнцев, не было бы способа лучше, чем прочитать все послания, украсившие стену заброшенного дворца Льедов. Их были десятки, сотни. Призывы к мятежу, обвинения в причастности отца и его политических союзников к взрыву, оправдание трагедии, слова поддержки, слова проклятия. Смятение и хаос.
Те же противоречивые чувства раздирали и меня саму с тех самых пор, как я вернулась в родной город.
Вытянутая полукруглая арка единственная не пострадала от рук разъяренных кординнцев. Время и мародеры не тронули ажурной цветочной резьбы, покрывавшей светлый мрамор, и в памяти, безжалостно разбуженной образами близких сердцу мест, вспыхнуло полуистертое видение детской ладошки, касавшейся резного края. Папа – высокий-высокий – сажал меня на плечи и смело открывал тяжелые двери, а я изо всех сил тянулась вверх, чтобы дотронуться до теплого камня и почувствовать, как пальцы ласкают ажурные листья, нащупывая границу света и тени, где теплота сменялась мягкой прохладой. А из распахнутых деревянных створок уже лился прямо на нас поток света, красок, запахов, оживленных голосов…
– Вы уверены, что хотите остаться здесь, миледи? Может, предпочтете гостиницу?
Вопрос возницы заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Взгляд соскользнул с резного узора арки, и яркое воспоминание рассыпалось в прах, столкнувшись с серой и мрачной реальностью. Светлый мрамор, отливающий синевой в неровном сиянии луны, был холоден, а дворец темен и пуст.
– Я уверена, – твердо ответила я. – Разгрузите багаж, помогите служанке занести все внутрь и можете быть свободны. Передайте вашему хозяину мою благодарность за помощь.
– Будет сделано, миледи, – после небольшой заминки откликнулся возница.
Темное дерево дверей за шесть лет рассохлось, обнажив ржавые гвозди, трещины рассекали искусный орнамент, будто старые шрамы. Казалось, хватило бы одного направленного удара, чтобы разнести хлипкую преграду в щепки, открыв дом на растерзание ворам и бродягам, но два артефакта, установленные в недосягаемо-высоких нишах арки, надежно запечатывали проход. Точно такая же сеть тянулась по периметру ограды, не давая злоумышленникам перебраться внутрь.
Я шагнула вперед, коснулась невидимой защиты. Кристаллы, инкрустированные в фокусирующую перчатку, предупреждающе вспыхнули. Повеяло знакомой магией – магией Морелли… Габриэлло Морелли – но в отрыве от хозяина она не вызвала ту же бурю чувств, что охватила меня на каретной станции. Сила прильнула к руке, словно истосковавшийся по ласке кот, мягко скользнула по коже – эхо, всего лишь эхо того, что уже никогда не доведется почувствовать. Я вернулась домой, но не в прошлое.
Ничего в Кординне уже не будет прежним.
Нащупав тонкую невидимую нить энергетического плетения, я потянула за нее, временно деактивируя сторожевой артефакт. Толкнула ворота, уже не опасаясь магической отдачи. Створки раскрылись с протяжным плачущим скрипом.
Я была внутренне готова к тому, что увижу, но сердце все равно болезненно сжалось от неизгладимого чувства потери.
Зрелище, открывшееся взгляду, было безрадостным. Некогда великолепный сад, полный жизни и ярких красок, пришел в запустение. Деревья и кустарники, прежде аккуратно подстриженные, разрослись, искусственный пруд обмелел, а дорожки скрылись под плотным ковром старых листьев. Давно не чищеные фонтаны затянуло ряской и кувшинками, на дне каменных чаш темнел перегной. Стена дворца скрылась под зелеными побегами плюща.
Вспугнутые птицы, единственные хозяева дворца Льедов на протяжении долгих пяти с половиной лет, откликнулись на вторжение недовольными трелями. Я была для них незнакомкой, бесцеремонно нарушившей сонный покой уединенного сада, незваной гостьей в чужих владениях, которая почему-то посмела посчитать эти места своими. Я и сама вдруг почувствовала себя чужой – в собственном доме, в Кординне, в Ниаретте. Зачем я вернулась сюда, если никто не ждал и не хотел моего возвращения?
Пустые, ненужные вопросы.
Дворец встретил меня запустением. Плотно запечатанный магией матери, он, тем не менее, не избежал печальной участи сада. Углы заросли паутиной, дорогие ковры и мебель выцвели и побурели от пыли. Душный сухой воздух казался горячим и тяжелым. Тишина давила, не давая сделать ни вдоха.
Я дома...
«Мама, мы дома! – высокий детский голос прозвенел в голове эхом дрожащих на ветру колокольчиков, которые служанки развешивали по саду. – Мы вернулись!»
Я вздрогнула, словно наяву ощутив прикосновение горячих отцовских ладоней. Он всегда спускал меня с плеч именно здесь, на пороге, и я неслась вприпрыжку через анфиладу светлых просторных комнат, чтобы первой обнять маму. Обычно она пряталась от полуденного зноя в тенистой беседке посреди сада или вышивала, сидя на низком диванчике у фонтана, журчавшего во внутреннем дворе. Дворец Льедов, всегда полный гостей матери, иллирийских послов, советников и деловых партнеров отца, светился магией, словно драгоценная кристальная жила, но один изумруд – главное папино сокровище – сиял ярче других. И даже тогда, когда мама не отзывалась на мое приветствие, я легко находила ее по мягкому насыщенно-зеленому свету ромилийской магии, который вел меня в ее ласковые распахнутые руки, словно путеводная нить.
Вперед, вперед…
Короткий ворс ковра приглушил быстрые шаги. Воспоминания, горько-сладкие, манили меня за собой. Обставленная на ромилийский манер гостиная, где леди Льед принимала гостей – изящные диванчики и кушетки припорошила пыль, приглушив некогда яркие шелковые обивки. Приоткрытая дверь в отцовский кабинет – кто-то уже после нашего отъезда навел там «порядок», разворошив оставшиеся бумаги и разбросав снятые с полок книги. Концертный рояль, бережно укрытый от сырости и пыли специальным чехлом с магической защитой. И вот наконец заветная комната. Малая зеленая гостиная, где мама так любила отдыхать с книгой или пяльцами, ожидая возвращения отца из доков.
Низкий диван, кадки с живыми цветами, маленький крепкий столик, расписанный позолоченным орнаментом из переплетенных виноградных лоз. Остекленное окно, выходящее прямо в сад. Стены, затянутые нежно-зелеными шелковыми обоями.
Рука несмело коснулась округлого подлокотника. Ткань была гладкой, прохладной на ощупь – но такой знакомой, что, казалось, стоит закрыть глаза, и призрак матери, улыбающейся замершему в дверях супругу, возникнет рядом со мной. И я увижу все как наяву – тенистые террасы, наполненные фруктами тарелки, кувшины холодного сока, обложенные кусками колотого льда, яркие краски сада, где круглый год не переставали распускаться цветы, ясный и ласковый мамин взгляд, в котором еще не было неизбывной грусти. И отца – довольного, счастливого… живого. Улыбающегося так широко и искренне, как умел только он.
Я попыталась вспомнить ее, эту улыбку. Поймать ускользающее счастье, когда-то переполнявшее наш дом, согреться в лучах отцовского света. И… не смогла. Я сохранила в воспоминаниях ощущения и чувства – тепло родительских рук, радостный стук сердца, звенящий колокольчиками смех, прохладу фонтанов, сладость свежих фруктов – но стоило потянуться к ним, как все пропадало, рассыпалось клочьями белесого тумана, оставляя лишь пыль, танцующую в блеклом лунном свете, с трудом пробивавшемся через мутные стекла. Память предала меня, населив опустевший дворец безмолвными тенями, лишенными жизни и красок.
Огромный дворец, населенный призраками прошлого. Лишь холод и пустота вокруг – серая, мертвая. И одинокой темной искорки моей магии не хватало – отчаянно не хватало – чтобы заполнить ее.
Я вскинула руки, концентрируя на кончиках пальцев силу.
Волна сырой магии прокатилась по пустым комнатам. Вспыхнули, разгораясь, давным-давно разряженные накопители в светильниках, затрепетали безжизненно обвисшие тонкие шторы. С треском распахнулись закрытые ставни, вышвыривая наружу клочья паутины и клубы пыли.
У центрального входа оглушительно чихнул возница. С глухим стуком опустился на пол принесенный сундук. Арра, предусмотрительно отступившая под защиту входной двери, вынырнула из темноты сада. Служанка рассматривала комнаты с выражением ужаса и тоски, видимо, прикидывая, сколько недель займет у нее уборка хотя бы в одном крыле – не говоря уж обо всей территории дворца Льедов, включавшей двор, сад и многочисленные хозяйственные постройки.
Вдохнуть жизнь в заброшенный дом казалось непосильной задачей.
– Ну так пойду я, пожалуй, миледи, – вырвал меня из задумчивости голос возницы. – Время позднее, а путь неблизкий. Точно не хотите в гостиницу-то? Там всяко получше будет…
«И чище. Светлее. Спокойнее. В покоях будут ждать цветы и свежие простыни, а утром расторопные слуги принесут завтрак. И не надо будет магией разгонять пыль и призрачные тени прошлого. Но…»
– Я останусь.
Слуга лорда Казимиро пожал плечами.
– Как знаете, миледи. Мое дело предложить.
Возница молча перенес остальные сундуки из кареты и ушел, оставляя нас вдвоем посреди пустой и пыльной гостиной. Арра, мысленно смирившаяся с неизбежной многодневной уборкой, тяжело вздохнула.
– Миледи…
Она не закончила, оборвав предложение на полуслове. Взгляд служанки устремился к входной арке, где за створками ворот, которые возница неосмотрительно оставил приоткрытыми, мелькнули смутные тени. Но я и сама уже почувствовала, что что-то было не так. Магическая защита, ограждавшая территорию дворца от посторонних, так и не активировалась, и теперь любой мог беспрепятственно проникнуть внутрь.
Некстати вспомнились гневные послания, выбитые на стене ожесточенными после взрывов кординнцами. Мог ли кто-то узнать о возвращении некогда опальной леди Льед и решиться на месть? Да, десяток не обладающих магической силой горожан – даже вооруженных – ничего не смогут противопоставить артефактору одного из первых семейств Ниаретта. Но если их будет тридцать или пятьдесят, расклад легко может смениться не в мою пользу.
Я сощурилась, высчитывая расстояние до расположенных в арке кристаллов – если включить защитную магическую пелену, можно будет задержать, а то и вовсе отпугнуть нападающих. Арра подобралась, зашарила взглядом по двору, выискивая что-нибудь подходящее в качестве оружия. Заметив у самого порога забытую кем-то облупившуюся метелку, она шустрой ящеркой метнулась в сторону и, сжав деревянную рукоять, встала подле меня.
И в этот момент от дверей нас окликнули.
– Леди Льед, – женский голос не показался агрессивным. – Простите за вторжение, но…
Переглянувшись с Аррой, я кивком указала на ворота. Отцепила от накидки один из заряженных защитных артефактов, протянула служанке – говорившая с нами женщина могла оказаться приманкой, а рисковать жизнью единственного всецело преданного мне человека не хотелось. Арра взяла плоско обточенную пластину с благодарным поклоном.
– Идите в дом, миледи, – одними губами произнесла она, перехватывая метелку.
Я послушалась. Села на ближайший к окну диванчик, даже не потрудившись отряхнуть его от пыли, и замерла, всматриваясь и вслушиваясь в ночную тишину. Кто бы ни ждал Арру за воротами, магически одаренных среди них почти не было, а потому определить точное количество человек я не могла. Но на всякий случай держала искру наготове, чтобы в любой момент запечатать проход во дворец.
Легкие шаги служанки замерли у ворот. Женщина-тень что-то сказала Арре, та ответила. Минутная заминка – и служанка посторонилась, пропуская незнакомку вперед.
Меньше всего вошедшая походила на воинственную революционерку. Смуглая, низкая, ширококостная, женщина буквально излучала спокойствие и добродушие. Она огляделась по сторонам, ничуть не смутившись видом заброшенного сада, и направилась к дворцу со степенным достоинством, словно шла не по потрескавшейся дорожке, усыпанной прошлогодней листвой, а по дорогому иренийскому ковру. Я чувствовала в женщине слабый, почти не развитый магический дар, но не похоже было, что она умела им пользоваться и могла представлять какую-то опасность.
Арра обогнала спутницу у самого порога. Вошла первой, кивнула мне, взглядом давая понять, что все в порядке.
– Миледи, к вам госпожа Вилладжо. Хочет предложить помощь.
– Можешь пригласить ее, Арра.
Женщина вошла в гостиную.
– Доброй ночи, леди Льед, – проговорила госпожа Вилладжо, почтительно поклонившись. – Меня зовут Мартина, и я экономка. Милорд прислал меня, чтобы помочь вам привести дом в порядок. Со мной двадцать семь мужчин и женщин, мы в полном вашем распоряжении.
Я не стала спрашивать, о каком именно «милорде» шла речь. Кому, если не Дино Пьеронни, было озаботиться тем, чтобы отправить к дворцу Льедов целую бригаду слуг – как минимум в качестве извинения за отсутствие во время моего допроса. Или, может, лорд Казимиро в знак уважения к памяти отца уступил мне не только карету. Да. А другие бесплотные надежды лучше было выбросить из головы.
– Что скажете, миледи? Мы готовы приступить незамедлительно, если вы позволите.
– Да… – рассеянно ответила я. – Да, конечно…
– Вот и славно. Позвольте мне позвать своих ребят, и мы быстро наведем здесь порядок. А что касается тебя, душенька, – экономка повернулась к Арре, глядевшей на нее с восхищением, и решительно забрала из рук служанки старую метелку. – Вот это тебе совсем не нужно. Мы справимся и сами, а ты лучше расскажи, где устроить миледи на время уборки, чтобы ей не мешали шум и пыль, а потом проводи меня в ее покои, которыми мы займемся в первую очередь.
Арра, за последние годы привыкшая быть единственной служанкой и самостоятельно распоряжаться собой и своим временем, вопросительно взглянула на меня.
– Делай, как говорит Мартина.
Служанка сложила руки лодочкой.
– Слушаюсь, миледи, – задумавшись на несколько секунд, она повернулась к экономке, ожидавшей ответа. – Думаю, лучше всего устроить леди Льед на верхней террасе. Можно вынести туда стол и плед.
– Отличная идея, душенька, – поддержала ее Мартина.
Дом и сад в одночасье наполнились перестуком, шорохами и оживленными голосами. Скорбные тени были безжалостно изгнаны прочь сотней зажженных светильников, а настежь распахнутые окна, оттертые от грязи, впустили в дом прохладу и свежесть. От развернутой госпожой Вилладжо кипучей деятельности в доме, и без того пребывавшем в далеком от идеального состоянии, воцарился настоящий хаос. Но как по мне, это было лучше прежнего мертвого запустения.
Я удобно разместилась на верхней террасе, смыкавшейся с плоской крышей, откуда с любопытством наблюдала за суетящимися в саду работниками в одинаковых темных распашных камзолах. Дружно щелкали ножницы, свистели метлы. Шаг за шагом дворец преображался, возвращая себе былую красоту, еще немного – и от прежней разрухи не останется и следа.
По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.
В идеально прозрачном бокале искрилось темно-красное корьянти. Судя по оттиску на сургучовой печати, прикрепленной к горлышку бутылки – ниареттский урожай трехлетней давности – вино было не из отцовских погребов. Эту бутылку, а также хлеб, сыр, тонкие пластинки вяленого мяса, виноград и сушеные финики принесли с собой в специальной корзине слуги, на скорую руку соорудив поздний ужин. Кухарка, входившая в штат прислуги госпожи Вилладжо, предложила прибрать кухню и сделать что-то более основательное, но я чувствовала себя слишком уставшей, чтобы дожидаться горячего блюда. Арра внизу командовала служанками, готовившими ванну и постель, и я с нетерпением предвкушала, когда наконец смогу растянуться на нормальной перине, а не сжиматься под тонким одеялом на узких и жестких гостиничных матрасах.
Прекрасные перемены наполняли сердце радостью. Вечер, не сравнимый с промозглой ромилийской весной, был сухим и теплым. Природа дышала умиротворением и негой. Острая вершина Старшего брата темнела на фоне низкого неба, усеянного звездами от края до края. А под ослепительно-синим куполом светился яркими огнями мой любимый город.
Возвращение в Кординну, в первую минуту едва не обернувшееся полной катастрофой, теперь казалось не такой безумной идеей. В просторных комнатах дворца Льедов вновь закипела жизнь, окна засияли магическим светом, зажурчали фонтаны, питая растения роскошного сада. Первый шаг к возвращению отцовского наследства уже, можно сказать, был сделан. Благодаря своевременной заботе слуг, дом скоро будет приведен в порядок.
Еще немного – и гордое имя рода Льед вновь зазвучит на всем побережье Иллирии, а матери больше не придется унижаться, чтобы получить все, что она захочет. Дело за малым: забрать документы на отцовские доки и восстановить флот. Что может быть проще…
…если бы не он.
Габриэлло.
Взгляд почти против воли обратился к возвышавшемуся над плоскими белыми крышами Кординны дворцу Морелли. Расположившись на высоком обрывистом берегу Кортисса, он был заметен практически из каждой точки города. Острые зубцы крепостной стены, ограждавшие дворец еще со времен независимого Ниаретта, белели на фоне темного неба. Устремлялись ввысь четыре мощные глухие башни – Главная, Орлиная, Часовая и Оплот Артефакторов. Две зорко смотрели в сторону побережья, одна высилась над широкой базарной площадью, а Оплот, самая важная из четырех, была обращена узкими окнами к Старшему брату. Дворец Морелли, поражавший любого зрителя размерами, великолепием и мощью, был сердцем Кординны, символом величия и богатства южных земель.
Когда-то давно я, леди Франческа Льед, изучила его вдоль и поперек. Я обожала дворец, полный укромных комнаток и заброшенных галерей, и древняя крепость, не раз перестраивавшаяся и расширявшаяся многочисленными поколениями первых семейств Кординны, казалось, отвечала взаимностью, охотно раскрывая передо мной свои тайны.
Я улыбнулась приятным воспоминаниям. Энергия, не признающая расстояний и преград, устремилась вперед, к границе владений Морелли, словно желала поприветствовать старого друга. Меня охватило нетерпеливое предвкушение встречи, легкий нервный трепет…
Миг – и улыбка увяла.
Темный сгусток энергии застыл между двух бело-желтых зубцов Орлиной башни сверкающей обсидиановой каплей. Сердце дрогнуло от узнавания. Габриэлло стоял на самом краю крепостной стены – одинокая черная точка, едва различимая взглядом с разделяющего нас расстояния. Но мне и не нужно было зрение, чтобы безошибочно отыскать его.
Как и ему.
Он тянулся ко мне. Я кожей чувствовала его иллюзорный взгляд, и тонкие волоски на обнаженных предплечьях вставали дыбом от слабых разрядов, пробегавших по телу. Черные щупальца магической энергии Габриэлло стремительно заполняли пространство между нами, чтобы…
Ну уж нет! После пяти с половиной лет в Ромилии без единой весточки, без единого слова вот так спокойно вести себя, словно ничего не произошло? Тянуться ко мне, словно он имеет на это право? Неужели он думает, что стоит ему поманить, как я прибегу, забыв о прошлом?
Да.
Нет.
Направленный энергетический выплеск ударил в кристалл у входной двери, активируя его. Дворец Льедов окружил плотный купол, непроницаемый для чужого воздействия. Столкнувшись с магией артефакта, темные щупальца отдернулись, энергия рассеялась в воздухе. Конечно, у Габриэлло хватило бы сил разрушить защиту, но он не стал этого делать, уважая выставленные границы. Он всегда был понимающим. Он всегда был…
Нет.
Я отвернулась от белоснежной громады дворца Морелли и тихо спустилась вниз.
С вершины Орлиной башни он смотрел на свой город. Взгляд скользил вдоль извилистых улиц по тонким линиям оград, темным садам и аккуратным прямоугольникам крыш Белого города, окруженного высокой стеной и черным змеящимся руслом Кортисса. Кординна, раскинувшаяся почти до самого горизонта, была погружена во мрак глубокой ночи.
Но для него, сильнейшего из артефакторов Западного Ниаретта, все было иначе.
Город, спящий под его ногами, светился. Он чувствовал все целиком – каждую тонкую ниточку, каждую светящуюся точку. Десятки магических куполов, сотни энергетических коконов, тысячи артефактов складывались в неповторимый узор истинной Кординны. Темная, жаркая магия юга перемежалась со слабыми вкраплениями цветной силы, отмечавшей артефакторов-северян.
Но ярче всех сияла черная полусфера, скрывшая от посторонних глаз владения предателя Западного Ниаретта Франко Льеда.
Ее магия.
Франчески Льед.
Его Франчески Льед.
Он полной грудью вдохнул прохладный ночной воздух. Выдохнул.
Ему нравилась ночь. Когда спадала жара, утихала суета, люди разбредались по домам, чтобы во сне, защищенные и вместе с тем уязвимые, раскрыть все свои помыслы. Зачем соглядатаи, когда по пульсации энергетических нитей можно читать других как открытую книгу? Он легко определял, кто нервничает, кто тревожится, кто замышляет недоброе…
И сейчас город бурлил.
Ее приезд будто уронил камень в центр пруда, и от глухого всплеска, от черного купола в самом сердце Кординны, расходились встревоженные круги. Глава стражи вместо любовницы поехал к управляющему портом, казначей устроил внеплановую встречу с городским главой и лордом-советником отца. Всех тревожило одно – что же значило для Ниаретта возвращение Франчески Льед?
А для него…
У него не было сомнений.
Меня разбудило солнце, залившее спальню нежным золотистым светом. Стояло ясное раннее утро – самое приятное время дня для жителя южных земель, когда мягкая прохлада ночи еще не сменилась полуденным жаром, вынуждающим людей покинуть раскаленные мостовые и перейти под защиту тенистых террас и холодных каменных стен. Я потянулась за колокольчиком, вызывая Арру. Терять время не хотелось.
Аромат диких роз, смешанный с упоительным бодрящим запахом готовящегося кофе, залетел внутрь вместе с порывом свежего ветра, вызвав невольную улыбку. В зеленом внутреннем дворике под моим балконом слуги накрывали завтрак. Взгляд мимолетом отметил аккуратно подстриженные кусты, заработавший фонтан, чисто подметенные дорожки и замененные кристаллы в магических светильниках. Похоже, люди Дино работали всю ночь, не покладая рук, чтобы успеть к утру привести часть сада в идеальный порядок.
– Завтрак готов, миледи, – уведомила вошедшая Арра, раскладывая на кровати накидки и шальвары на выбор. И добавила, поймав мой недоуменный взгляд. – Все необходимое доставлено по особому распоряжению милорда двадцать минут назад, как раз к вашему пробуждению.
Оставалось лишь удивляться подобной предусмотрительности.
Но стоило спуститься вниз, как удивление сменилось восторгом. Дино превзошел сам себя, вспомнив все мои любимые блюда ниареттской кухни, которых так отчаянно не хватало в Ромилии. Ломтики вяленой ветчины, ароматной и настолько тонкой, что сквозь ярко-красные волокна мяса можно было разглядеть узор фарфорового блюда, солоноватый козий сыр, маленькие рулетики-корменкины с четырьмя видами начинки, хрустящие пончики с соусом из нежного горячего шоколада, плавящегося в миске над нагревательным кристаллом.
Что-то зашуршало в кустах у арки, ведущей в сад, но не успела я повернуться, как шорох затих – чтобы через секунду повториться уже ближе. Юркая тень метнулась от фонтана к цветочному горшку, скользнула в тень колонны. Несколько быстрых прыжков – и опасливый зверь притаился за кустом жасмина в паре шагов от меня.
Я замерла в ожидании гостя. Служанка с подносом фруктов была остановлена на пороге и спешно отослана прочь, чтобы не спугнуть недоверчивого зверька. Во внутреннем дворике стало тихо. Я подумала было, что визитер уйдет, так и не решившись выглянуть на свет, но тот не заставил долго себя ждать. Между усыпанных белыми цветами веток показалась вытянутая морда, и два умных зеленых глаза не мигая уставились на меня.
Пестрый лесной кот повел носом, принюхиваясь к запахам завтрака. Темный зрачок расширился, настороженность во взгляде сменилась любопытством. Кот осторожно шагнул ко мне из кустов. Обнюхал полы накидки, боднул широким лбом в лодыжку, словно признавая знакомого человека, и сел рядом, выжидающе посматривая на блюдо с ветчиной.
Улыбка сама собой вспыхнула на губах.
Я тоже узнала зверя без труда. Длинная, почти непрерывная полоса цвета молочного шоколада начиналась от самого носа и тянулась почти до хвоста, будто разделяя песочно-желтую шкуру на две ровные половинки – более темную и более светлую. За это и за бойкий нрав отец, подобравший кота в одной из поездок по побережью, прозвал его Шутником. Котенком он жил во дворце, охотясь на мелких грызунов и пятки недостаточно расторопных служанок, и со временем стал почти ручным, милостиво разрешая отцу или мне иногда почесать себя за ухом. Но после смерти хозяина кот ушел так же внезапно, как и появился. Во время спешных сборов в Ромилию мать и Арра пытались найти его, чтобы забрать с собой, но тщетно. Кот пропал и, как нам тогда казалось, уже навсегда.
Что ж, я была рада, что мы ошиблись.
Похоже, за пять лет, что дворец пустовал, Шутник так и не нашел новый дом. Он не был похож на домашнего любимца – тощий, пыльный и осторожный, кот явно привык выживать самостоятельно и не ждал от людей помощи и ласки. Но вот он вернулся и устроился рядом, словно старый знакомый, решивший заглянуть на завтрак. И, кажется, был вовсе не против остаться.
– Миледи, вы только поглядите, кто пришел! – заглянувшая на террасу Арра всплеснула руками при виде меня и кота. – Шутник! А вырос-то как, разве что отощал немного.
– Мяу, – требовательно возвестил кот.
– По-моему, он тоже хочет завтракать, – «перевела» я. Арра фыркнула – она и сама это поняла. – Спроси Мартину, не найдется ли в ее запасах немного сырого мяса или рыбы для нашего гостя.
– Сию минуту, миледи.
Арра резво развернулась, готовая броситься на кухню, – и нос к косу столкнулась с Дино. Друг, непривычно бодрый для раннего утра, жизнерадостно улыбнулся мне через плечо служанки. Позади маячила растерянная Мартина, видимо, впустившая своего нанимателя, но не успевшая предупредить меня о его приходе.
Улыбка Арры немедленно увяла.
– Лорд Пьеронни, – сухо поприветствовала она.
– И тебе доброго утречка, – насмешливо ответил Дино. – Спасибо за заботу и гостеприимство, но вместо сырого мяса я предпочту вяленую ветчину, хлеб и чашку кофе по-ромилийски.
– Миледи не ждала гостей, – не очень-то вежливо буркнула служанка, заметив, что кот, вспугнутый внезапным появлением Дино, исчез в жасминовых кустах и не спешил показываться на глаза. – Стол накрыт на одного…
– Так подай вторые приборы. И поживее.
– Принеси тарелку и кофе лорду Пьеронни, Арра, – повторила я просьбу Дино. И, переведя взгляд на друга, добавила, не скрывая всколыхнувшегося раздражения. – Садись. Нужно поговорить.
Дино с готовностью опустился в поданное слугой кресло и сразу же приступил к завтраку, не дожидаясь Арры с приборами. Подцепил двумя пальцами хрустящий кусок хлеба и ломтик ветчины, щедро капнул оливкового масла из пузатой бутылки. Откусил, зажмурившись от удовольствия.
– Восхитительно, – Дино обвел взглядом изменившийся за ночь внутренний дворик. – Я-то думал, дворец совершенно заброшен, а оказалось, все не так плохо. Красота, свежесть, благоухание. Идеально.
– Еще вчера здесь было совсем по-другому, – неохотно откликнулась я. – Но благодаря госпоже Мартине и ее помощникам, которых ты так любезно прислал ко мне вечером, дворец постепенно возвращает прежнюю красоту. И завтрак тоже неплох. Спасибо. Но…
– Рад стараться, милая Франческа, – друг кивнул, принимая похвалу. Ловкие пальцы подхватили маленькую помидорку, закинули в рот. – Ты же знаешь, я всегда готов помочь.
Я вяло улыбнулась.
Дино с энтузиазмом принялся за еду, не уставая расхваливать перемены во дворце и расточать комплименты моему цветущему виду и цветущему саду, но настроение все равно было безвозвратно испорчено.
– Что происходит? – не дожидаясь, пока друг закончит есть и восхищаться дворцом, набросилась на него я. – Вчера ты сбежал, стоило только появиться стражам с проверкой. Как будто знал, что при обыске в моем сундуке обнаружатся опасные артефакты. Что, это твоих рук дело? Это ты на последней стоянке подбросил кристаллы, чтобы уберечь собственную шкуру? Лучше признайся сразу.
– Что ты? – Дино отложил вилку. – Я бы не посмел так подставить свою дражайшую невесту и покуситься на бесценный сундук с ее приданым. Не припомню, конечно, чтобы ты принимала предложение, но господа стражи были очень любезны и лично оповестили меня о твоем согласии. Поздравляю с помолвкой, – он отсалютовал надкушенным куском хлеба. – Полагаю, за это стоит выпить.
Я поморщилась.
– Не обольщайся, это просто слова. Фикция. В конце концов, кем еще я должна была тебя представить?
– Перед Морелли? – друг иронично приподнял бровь. – Полагаю, после знакомства с очаровательной леди Летицией другого варианта просто в голову не пришло, да? Видишь, – он наклонился ко мне, заглянул в глаза, – об этом я и твердил с самой Ромилии, Фран. Я нужен тебе.
Под взглядом Дино вдруг сделалось неуютно. Я упрямо поджала губы, но злиться на друга, как пять минут назад, уже не получалось. Да, не следовало втягивать его в наши запутанные отношения с Габриэлло, но и отказываться от своих слов было поздно. Жених так жених – пусть. Может, так будет проще…
– Не уклоняйся от вопроса. Откуда в мой багаж попали эти кристаллы? – с нажимом повторила я. – Если это сделал не ты, то кто?
Дино поднял на меня тяжелый взгляд.
– Ты не единственная в Кординне, кто задается этим вопросом. Вчера меня всю ночь допрашивали. И разумеется, не нашли никаких доказательств моей причастности к этому делу. Энергия в кристаллах, как тебе должно быть известно, не моя, – я коротко кивнула, решив не говорить Дино, что из-за встречи с Габриэлло так и не получила возможности изучить подброшенные нестабильные артефакты, – к твоим сундукам я не приближался. Стражи полагают, что артефакты мог подложить кто-то из слуг леди Брианелло. Расследование уже началось. Если не веришь мне, – добавил он, поймав мой сумрачный взгляд, – спроси главу кординнской стражи. Я здесь ни при чем, Фран.
– Хорошо. Допустим, я тебе верю.
Дино, насколько я его знала, не был похож ни на отважного революционера, ни на благородного мстителя. А если друг и решился бы помочь сопротивлению и перевезти контрабанду через границу, то должен был понимать, что багаж дочери мятежного лорда – не лучшее место для того, чтобы спрятать от обыска опасные кристаллы. Лучше уж было подбросить их в одну из карет леди Брианелло – для невесты лорда-наследника наверняка сделали послабление при досмотре…
Если артефакты действительно хотели доставить тайно. Но то, как опасные кристаллы были небрежно брошены поверх моих вещей, поневоле заставляло задуматься об обратном.
– Как по мне, это было сделано намеренно, – авторитетно заявил Дино, пришедший к похожим выводам. – Кто-то хотел подставить одновременно и тебя, и меня.
– Тебя-то почему?
– Ну… – друг отвел взгляд. – Видишь ли, кое-что запрещенное у меня все-таки было. Так, мелочь – фиореннский дурман, кое-какие травки и зелья. Развлечение для скучающих богатеев, жадных до новых ощущений… Ну чего ты так смотришь, Фран? Жизнь в столице обходится недешево, должен же я как-то содержать себя. Клянусь, ничего опасного я не продаю. Груз был спрятан в потайном отделении моего сундука, и законникам еще ни разу не удалось его обнаружить. Но…
– Но сейчас в Кординне неспокойно, – закончила за него я. – И ты решил, что безопаснее заполучить в спутницы опальную леди Льед, чьи вещи уж точно не смогут избежать самой тщательной проверки и тем самым отвлекут внимание стражей от твоего забитого контрабандой багажа.
– Ты всегда была проницательной, Фран, – не стал увиливать друг.
Я выразительно подняла бровь. Дино поджал губы, изображая оскорбленную невинность, но под моим взглядом моментально увял.
– После дела о кординнских бомбистах, – словно оправдываясь, проговорил он, – фамилия Пьеронни перестала быть хорошей рекомендацией для честной службы. А мне нужны были деньги. Пришлось изворачиваться, чтобы остаться на плаву. Полагаю, ты понимаешь, о чем я. Я кручусь, как могу, – друг развел руками, – но в последнее время отношения между Ниареттом и Ромилией становятся все напряженнее и напряженнее, что существенно осложняет жизнь всем деловым людям.
– Честно сказать, – кивнула я, оставив без внимания желание Дино причислить себя к «деловым людям», – я неприятно удивлена тем, как обстоят дела в Ниаретте. До Ромилии доходили слухи, что ситуация на юге неспокойна, но я и не думала, что все настолько плохо, чтобы устраивать массовые проверки и арестовывать любого, кто вызовет подозрение стражей.
Друг поморщился, как будто шоколад на его десерте внезапно превратился в уксус.
– Так и есть, – помедлив, отозвался он, откладывая недоеденный пончик. – Волнения, конечно, были всегда – сама знаешь, далеко не все южане в восторге от объединения с Иллирией. Но поступок Франко окончательно разделил ниареттцев на два лагеря – тех, кто поддерживает существующую власть его величества Сильвестро Леони и лордов Морелли, ставленников Короны, и тех, кто стремится к независимости южных земель. Худшими были первые месяцы после вашего отъезда. Дело кординнских бомбистов знатно переполошило всю иллирийскую верхушку. Начались массовые аресты и чистки, особенно в рядах ниареттской знати, сторонников Франко выявляли и расправлялись с ними со всей жестокостью. И, – друг невесело усмехнулся, – как можешь догадаться, далеко не всегда это были по-настоящему виновные лорды. Воцарился полнейший хаос. На помощь Морелли, стул под которыми изрядно зашатался, прислали людей из Объединенной Иллирии, большинство лордов-южан отстранили от власти. Казалось, еще немного – и разразится новая гражданская война. Но… взрыва не случилось. Чудовищными усилиями Короне удалось немного разрядить нестабильный кристалл общественного недовольства, прежде чем все окончательно вышло из-под контроля.
Вспомнив о подброшенных в багаж кристаллах, я нахмурилась.
– Не похоже, что они справляются с ситуацией.
– Не справляются, – ответил Дино без улыбки. – Несколько лет в Ниаретте было относительно спокойно, но в последнее время недовольство нарастает. Два взрыва в предместьях Кординны и десятки мелких случаев по всему западному побережью – и это только за последний год. Да, пару раз стражам во главе с лордом Пицанно удалось вычислить злоумышленников – кого-то до, кого-то после. Провели показательные процессы и публичные казни с чисто иллирийским размахом – сожжение на центральной площади города.
Я невольно содрогнулась. Обычай сжигать преступников, предавая их долгой и мучительной смерти на костре, был излюбленным развлечением в Объединенной Иллирии. Одну такую казнь я умудрилась застать в Лареццо – и сразу же поспешила уйти с площади, чтобы не слышать криков осужденного и не видеть мрачного удовлетворения на лицах горожан. В Ниаретте к огню относились совсем иначе – пламя горело в сердцах, плясало в круге ритуального танца ньерни, наполняло силой Старшего брата черные кристаллы, главное богатство нашего края. А осужденных на смерть обычно казнили быстро и без лишних мучений.
– Можешь представить реакцию местных жителей, – продолжил друг. В глубине голубых глаз мелькнули отблески пламени. – На каждого сожженного находился десяток горячих голов, уходивших в подполье. А оттуда только две дороги – в камеру и на костер или…
Я поежилась. От хорошего утреннего настроения не осталось и следа. Выходит, дела в Ниаретте были куда хуже, чем казалось на сумрачных холмах Ромилии. И лорды Объединенной Иллирии, захватившие власть в регионе, никак не могли справиться с народным недовольством.
– Неужели этот Пицанно не понимает, что своими действиями только усугубляет ситуацию? – горячо воскликнула я. – Ниаретт не тот край, где достаточно лишь припугнуть людей, чтобы все попрятались по домам. Нужно проводить нормальное расследование, искать настоящих бомбистов. Например, попробовать выяснить, кто подбросил нам с тобой нестабильные кристаллы. Возможно, это дало бы нужные зацепки… – я заметила скептическую усмешку друга и осеклась. – Знаешь, при твоем отце городская стража в регионе работала куда эффективнее.
Голубые глаза яростно сверкнули из-под кудрявой челки.
– При моем отце, Фран, – по слогам проговорил Дино, – стража упустила самого опасного преступника Ниаретта. Да, я знаю, что тебе хочется считать Франко Льеда невиновным. Твое право. Но факты остаются фактами. Поэтому давай лучше оставим этот вопрос, хорошо? Я не хочу, чтобы грехи отцов, настоящие или мнимые, отравляли нашу давнюю дружбу. Мы не должны отвечать за других.
Что-то в Дино – в тоне его голоса, злом прищуре и резких всполохах темной силы – заставило сердце тревожно замереть.
– Твой отец, – осторожно поинтересовалась я, – его ведь сняли с должности главы кординнской стражи во время расследования? Где он сейчас? Восстановился в корпусе или...
– Или, – оборвал друг. – Ты, должно быть, не в курсе, но... он покончил с собой. Не смог пережить предательство Франко, которому доверял как себе. Трусливо сбежал от проблем, оставив нам с матерью позорное клеймо пособников сепаратистов и ворох долговых расписок. Но вдовствующая «леди» Пьеронни, – губы друга искривила едкая усмешка, а характерный жест руками четко дал понять отношение Дино к матери, – недолго горевала по погибшему супругу. Четыре года назад она снова выскочила замуж. И за кого, ты только подумай – за безродного купчишку Берталуччи, который согласился выплатить семейные долги и дать немного денег, чтобы отослать меня с глаз долой. А впрочем, я и сам рад был убраться куда подальше, лишь бы не видеть их мерзкие…
– Дино!
– Что «Дино»? – вскинулся друг. – От меня, потомственного лорда, потребовали признать этот «брак» и нового «отчима». Представь себе, у меня еще и «брат» есть. Какое унижение!
– Они твоя семья, – как можно мягче проговорила я.
Но Дино только скривился еще сильнее.
– Госпожа Берталуччи, ее супруг и их ребенок не имеют отношения к семье Пьеронни, – веско припечатал он. – В роду Пьеронни, уважаемых лордов Ниаретта, остался лишь я один. И что… хочешь сказать, ты согласилась бы, чтобы твоя мать связала себя с недостойным мужчиной?
Вопрос неожиданно попал прямо в цель. Вспомнился противный Кавалли и его нелепые попытки ухаживать за матерью – попытки, которые вдовствующая леди Льед не принимала, но и не отвергала решительно и бесповоротно. А стоило бы.
Конечно же, что бы ни произошло, я никогда не отреклась бы от собственной матери. Но и возразить Дино мне было нечего. От одной только мысли, что моя утонченная деликатная мама, хрупкая и изящная как фарфоровая статуэтка, могла бы стать супругой грузного напыщенного жука Кавалли, делалось дурно.
Наверное, эхо противоречивых чувств на мгновение отразилось на моем лице, потому что друг, перегнувшись через стол, накрыл мою руку ладонью. В голубых глазах мелькнуло сочувствие.
– Вот видишь, – тихо проговорил он, проникновенно глядя на меня. – Я знал, что мы с тобой во многом похожи. Мы оба потеряли все в том взрыве на площади. Оба прогрызаем себе путь наверх. Но вместе… вместе мы сможем добиться чего-то большего, чем возвращение былого величия наших родов. Подумай, Фран. Я могу помочь. И не только с этим, – он подцепил с тарелки сладкий пончик и кивнул в сторону чистого благоухающего сада. – Не только.
– Достаточно и того, если ты останешься моим женихом… на время. Когда все наладится, – когда Габриэлло женится, и мне уже не нужно будет никого обманывать, – просто отменим помолвку.
Красивое лицо друга осветила улыбка. Сжав напоследок мои пальцы, Дино поднялся из-за стола.
– И на том спасибо, моя дорогая невеста, – он поклонился, хитро глядя на меня из-под длинной челки. – Я оставлю твоей служанке мой кординнский адрес. Если буду нужен, зови.
– Миледи! – второй помощник лорда Гилберто Сантьяри, временного управляющего доками Кординны, едва поспевал за моим широким решительным шагом. – Куда вы, стойте! Сюда нельзя! Лорд Сантьяри занятой человек, к нему невозможно попасть без предварительного приглашения. Часы аудиенций уже расписаны на четыре дня вперед. И вообще, сегодня не приемный день… Да постойте же, я за вами не успеваю!
Я даже не подумала остановиться.
– Послушайте, миледи, – в прерывающемся от быстрого шага голосе помощника управляющего чувствовалась растерянность. – Чтобы попасть на прием к управляющему кординнскими доками, вам нужно было прислать в контору официальное письмо и дождаться ответа, а не нестись сломя голову, не предупредив о визите.
– Мой вопрос требует безотлагательного внимания лорда Сантьяри, – отрезала я, продолжая подниматься по широкой лестнице. – И ждать, пока он выделит пятнадцать минут своего драгоценного времени когда-нибудь в конце следующей недели, я не намерена.
– Вы слишком торопитесь, миледи! – с отчаянием воскликнул мужчина. – На сегодня запланировано совещание с Малым советом лорда Морелли. Милорд мог уже отправиться в Кординну…
Я обернулась, смерив помощника управляющего презрительным взглядом. Всполохи светло-зеленой энергии с едва заметным красноватым отливом – похоже, лорд Сантьяри не был чистокровным ромилийцем – отчетливо ощущались на уровне третьего этажа, где находился бывший кабинет отца. Магия пульсировала, словно частое биение сердца, выдавая волнение управляющего. И я не сомневалась, что связано это было именно с моим появлением.
Доки, некогда принадлежавшие моей семье, располагались в устье реки в нескольких километрах от Кординны ниже по течению Кортисс. Огромная территория включала морской порт и речную пристань, судостроительные верфи, ремонтные мастерские, склады, арендованные купеческими гильдиями для хранения товаров, торговые представительства крупнейших производств Западного Ниаретта и квадратное здание биржи, на верхнем этаже которой располагались кабинеты начальника таможенной службы, главы охраны доков, старшего артефактора и, разумеется, управляющего. Жизнь здесь не затихала ни днем, ни ночью. Рабочие разгружали и загружали корабли, таможенники сверяли клейма на мешках и коробках, моряки латали пробоины, нанесенные недавним штормом. В цехах, дававших работу значительной части жителей Белого города, без устали шились паруса, свивались километры пеньковых веревок, вытачивались корпуса кораблей и ковались тяжелые якоря. За высокими окнами биржи заключались торговые сделки на суммы, подчас превышавшие размер состояния провинциального лорда средней руки.
Всякий раз, когда я оказывалась здесь, я не могла не чувствовать гордость за своих предков. Все, что составляло сейчас одно из главных богатств Кординны наряду с кристаллическими шахтами Старшего брата, которыми владели лорды земли, создали мой отец и мой дед. Трудно было поверить, но сотню лет назад на месте доков была лишь небольшая сторожевая башня, защищавшая город от морских атак северных и южных соседей, и захудалый причал, перевалочный пункт между Ромилией и Ниареттом, где редко останавливались морские торговцы. Но умелые руки Льедов превратили Кординну в процветающий портовый город.
Похоже было, что за шесть лет управления лорда Сантьяри доки умудрились сохранить торговые позиции. По крайней мере, в порту я заметила два барка, на пристани полным ходом шла погрузка. Это радовало – и одновременно внушало вполне объяснимые опасения. Даже с учетом королевского приказа, вряд ли ставленник Морелли будет готов отдать столь лакомый кусок без боя.
Волнение управляющего я почувствовала еще на подъезде к порту, а значит, лорд Сантьяри уже давно знал о моем визите безо всяких писем и приглашений. И даже больше – не поленился выслать навстречу одного из своих помощников с твердым указанием не пускать опальную леди. Это только укрепило мою решимость настаивать на немедленной встрече.
– Господин…
– Риччо, миледи. Господин Джанфранко Риччо. Я был одним из секретарей вашего отца.
– Господин Риччо, – раздраженно проговорила я, – в таком случае, не морочьте мне голову. Я леди Льед, а не какая-нибудь наивная селянка, которая еще, может, и приняла бы ваши уловки за чистую монету. Но вы-то отлично знаете, что лорд Сантьяри сейчас в рабочем кабинете на третьем этаже, и я, поверьте, знаю это не хуже, – мужчина заметно побледнел, покосившись на заполненные темной энергией кристаллы в фокусирующих браслетах. – Более того, если ваш ромилийский лорд-выскочка хоть что-нибудь смыслит в магии, я уверена, что он тоже давно ощутил мое присутствие. А значит, он примет меня. Хочет он этого или нет.
– Я боюсь, миледи, что ваше присутствие здесь… нежелательно… и не вполне… законно…
– А вот об этом, господин Риччо, – я выразительно выгнула бровь, – я с удовольствием поговорю с лордом Сантьяри. Лично.
Помощник управляющего тяжело сглотнул, но возражать не осмелился.
Победу я праздновала ровно до того момента, как пересекла порог приемной. Обшитая деревом просторная комната была пуста – то ли посетители разбежались сами, почувствовав приближение темного энергетического шторма по имени Франческа Льед, то ли день и правда был не приемным. По обеим сторонам от массивных дверей, ведущих в бывший кабинет отца, сидели за конторскими столами два клерка. При виде меня оба подскочили как ужаленные.
– Миледи, лорд Сантьяри...
Тяжелые двери приоткрылись, пропуская в приемную незнакомого светловолосого мужчину-северянина. Я почувствовала легкое дуновение магии – вошедший явно принадлежал к первому сословию. Но это все еще был не сам Сантьяри – возможно, его адвокат или советник.
– Леди Льед, – проговорил он с коротким поклоном. – Позвольте представиться, я лорд Энцо, первый помощник управляющего кординнскими доками. От имени лорда Сантьяри приношу извинения за потраченное время, но сегодня лорд не сможет вас принять. Если у вас есть какие-либо вопросы, мы с вашим поверенным готовы обсудить их и назначить новую встречу, чтобы вам больше не пришлось совершать визитов, столь утомительных и скучных для молодой леди.
Взгляд лорда Энцо привычно скользнул за мое плечо, выискивая спутника-мужчину, который по иллирийским традициям должен был сопровождать меня во время деловой поездки.
– Благодарю за совет, лорд Энцо, но я сама в состоянии вести дела.
– Прошу прощения, миледи, – в голосе помощника управляющего не чувствовалось ни капли раскаяния. – При всем уважении, не думаю, что кораблестроение и грузоперевозки могут представлять интерес для представительницы… слабого пола.
Раздражение всколыхнулось внутри жгучей волной. Я скрестила руки на груди, демонстративно отстукивая пальцами сложный ритм, отчего по кристаллам фокусирующей перчатки запрыгали темные искры.
Позади послышалось шумное дыхание второго помощника управляющего. Я повернулась к нему и нахмурилась. Да, мне не нравился ни один из помощников лорда Сантьяри, но Джанфранко, судя по всему, коренной ниареттец, хотя бы не относился ко мне как безмозглой фарфоровой кукле. И если выбирать, я предпочитала вести дела с ним, а не с лордом Энцо.
– Господин Риччо, мне казалось, мы поняли друг друга.
– Миледи, я…
– Лорд Сантьяри четко дал понять, – ответил за младшего коллегу первый помощник управляющего, – что на сегодня прием давно окончен.
Пламя ближайших свечей дрогнуло, словно от ветра. Затрещали переполненные темной энергией кристаллы, украшавшие браслеты и плотный лиф накидки. Магия готова была сорваться с пальцев, повинуясь моему желанию – любой ценой пробиться внутрь, осадить зарвавшихся ромилийских выскочек, наивно считавших, что они могут управлять гордым и независимым южным краем. Достаточно было одного легкого щелчка...
Нет.
Я удержала себя от опрометчивого поступка. Неприкрытая агрессия, особенно с учетом моего шаткого положения в Ниаретте, была бы не лучшим решением. Бессмысленно и глупо начинать восстановление дела отца с разнесенных в щепки дверей. Вряд ли он одобрил бы это. К тому же, для управления доками мне тоже понадобятся помощники и клерки – и хороша же я буду, если заранее распугаю всех работников.
Нужно было действовать иначе.
Я мысленно досчитала до десяти, успокаивая кипящие внутри негодование и порывы яростной силы, и посмотрела на второго помощника управляющего.
– Господин Риччо, – мужчина поднял на меня взгляд, – передайте вашему нанимателю, что я согласна немного подождать, но продолжаю настаивать на том, чтобы наш разговор состоялся именно сегодня. Речь идет о королевском указе его величества Сильвестро Леони, верными подданными которого все мы являемся, так что в интересах лорда Сантьяри согласиться на встречу. Библиотека сейчас свободна?
– Да, миледи, – растерянно откликнулся один из клерков.
– Отлично, – не дав никому опомниться, проговорила я. – Буду ждать лорда Сантьяри там. И распорядитесь подать мне кофе. Средняя обжарка, специи, одна ложка патоки. Благодарю.
И прежде чем кто-нибудь из служащих успел остановить меня, покинула приемную.
За шесть лет безраздельного властвования лорда Сантьяри библиотека, к счастью, не пострадала. Стройные ряды пожелтевших корешков стояли ровно на тех же полках, что и при моем отце, но новых изданий с тех пор так и не появилось. Коллекционирование редких книг было папиной страстью, и за долгие годы управления доками Кординны он успел собрать уникальную коллекцию раритетных рукописей и печатных изданий, посвященных картографии, мореходству, кораблестроению и созданию навигационных артефактов. Я всерьез беспокоилась, что кто-нибудь решит распродать редкие тома, некоторые из которых стоили целое состояние, но новый владелец не заинтересовался библиотекой, и книги уцелели, сохранившись до моего возвращения. Это не могло не радовать. Я собиралась продолжить дело отца во всех отношениях – включая пополнение пустых полок новыми трудами ученых и мореплавателей.
Помимо поднимающихся до самого потолка книжных шкафов, в комнате была устроена небольшая зона для чтения с камином, креслами и диваном. Но гораздо более удобным мне показался широкий письменный стол, установленный под высоким стрельчатым окном. Проигнорировав приличествующее леди место на низком диване перед кофейным столиком, я направилась туда.
Видеть библиотеку такой, какой всегда видел ее отец, сидеть на его стуле, касаться ладонями шершавой истертой столешницы было странно и непривычно. И вместе с тем, я чувствовала себя на своем законном месте. Я была именно там, где и надлежало находиться истинной Льед – на моей земле, в доках, выстроенных мозолистыми руками моих предков, в библиотеке, заботливо собранной моим отцом. Их горячая кровь текла во мне, даруя незримую поддержку.
Сейчас я нуждалась в ней как никогда.
Скрипнула, открываясь, дубовая дверь. На пороге библиотеки возникла служанка с подносом. Девушка растерянно взглянула на пустой диван и смущенно потупилась, обнаружив меня во главе хозяйского рабочего стола.
– Кофе для миледи, – пискнула она, ступая в комнату.
Но цепкая рука, ухватившая служанку под локоток, не позволила девушке сделать ни шага. Красно-зеленая смешанная энергия волной прокатилась по комнате, избегая, впрочем, той половины, где устроилась я.
Лорд Сантьяри. На этот раз собственной персоной.
– Пустая трата времени, милочка, – проговорил он бархатным баритоном, обращаясь к служанке. – Миледи не успеет выпить кофе, потому что она уже уходит.
Девушка отступила назад, освобождая проход. Шаг – и управляющий предстал передо мной во всей красе. Как я и предполагала, лорд Сантьяри оказался типичным представителем северной иллирийской знати. Темноволосый мужчина среднего возраста был одет по последней столичной моде, на мой взгляд, совершенно безвкусной – короткий зеленый камзол, плотные обтягивающие брюки, белая рубашка с пышным кружевным воротником, застегнутым под самое горло. Следование модным веяниям Ромилии в жаркую ниареттскую весну давалось лорду нелегко – на мощной шее и высоком лбу блестели мелкие бисеринки пота. Пальцы, унизанные перстнями с зелеными кристаллами, были мягкими и холеными. Чувствовалось, что эти руки никогда не знали настоящей работы. Под камзолом угадывалось начинающееся брюшко.
Губы лорда Сантьяри исказила надменная усмешка, смысл которой был ясен без лишних слов – дочь опального лорда, молодая выскочка, да ко всему прочему еще и женщина, наивно решившая, что сможет вести дела наравне с мужчинами – и я, не стесняясь, ответила ему тем же. Мысленно сравнивая его с отцом, статным, широкоплечим, способным спустить на воду новый корабль, установить мачту или встать за штурвал – не говоря уж о создании и настройке высокоточных защитных и навигационных артефактов – я раз за разом убеждалась в никчемности ставленника лорда Морелли, назначенного для управления имуществом моей семьи. Франко Льеда уважали, им восхищались. Лорд Сантьяри не вызывал ни капли подобных чувств. Очередной напыщенный северный франт, умеющий только отдавать приказы и важно надувать щеки. Даже удивительно, как при таком управляющем я не обнаружила на месте отцовских доков груду покосившихся развалин.
На несколько долгих минут мы замерли – я за столом, лорд Сантьяри на пороге – не сводя друг с друга напряженных взглядов.
– Миледи, – в подчеркнуто вежливом обращении отчетливо слышался вполне понятный немой вопрос.
«Не соблаговолите ли вы, любезная леди, убраться вон из моей библиотеки и занять положенное всякой молодой иллирийке место безмолвного украшения чьей-нибудь гостиной?»
– Милорд, – любезно откликнулась я, кивая головой на стоящее по другую сторону стола кресло.
Место просителя. Подчиненного. Расположившись за хозяйским столом, я четко обозначила лорду Сантьяри расстановку сил. Этому нехитрому приему я научилась, наблюдая за тем, как вел дела отец. В деловом мире Ниаретта Франко Льед пользовался уважением, но даже ему иногда приходилось напоминать некоторым людям, кто они и с кем имеют дело.
Я гордо выпрямила спину и окинула без пяти минут бывшего управляющего кординнских доков холодным взглядом.
«Не надейтесь, не соблаговолю. Если женщины Объединенной Иллирии и позволяли обращаться с собой как с вещью, в Ниаретте всегда царили иные порядки».
Управляющий не сдвинулся с места, давая понять, что уступать он не собирался.
Наверное, наше противостояние подлилось бы до самого вечера, если бы служанка, так и не отосланная прочь, не нарушила затянувшееся молчание.
– Милорд, миледи, – робкий голосок эхом прозвенел в тишине библиотеки. – Кофе остывает. Так что, мне его нести или нет?
– Неси, – решительно приказала я.
– Отправь на кухню, – одновременно со мной распорядился лорд Сантьяри. Но через секунду передумал. – Хотя нет, поставь на чайный столик.
Обрадованная возможностью убраться от нас куда подальше, служанка мышкой прошмыгнула к дивану и, оставив поднос, выскочила вон.
Управляющий холодно улыбнулся.
– Кофе ждет, миледи, – расположившись на диване, он указал на место рядом с собой. – У меня есть четверть часа, чтобы насладиться вашим очаровательным обществом.
Что ж, если лорд Сантьяри хотел продолжить игру, я не собиралась отказывать ему в удовольствии.
– Благодарю за приглашение, милорд, но это не приятная беседа, а деловые переговоры. Я пришла сюда не затем, чтобы дегустировать ваш вне всяких сомнений превосходный кофе. Давайте перейдем к делу. Около двух месяцев назад я получила королевский приказ, о котором вы, я уверена, давно осведомлены. А значит, нам есть что обсудить.
Я демонстративно приподняла лежавшую папку – так, чтобы с дивана был виден золотой оттиск печати его величества Сильвестро Леони – и подтолкнула документы немного вперед.
«Если хотите ознакомиться с приказом, милорд, вам придется встать и подойти ко мне, – без слов говорил мой взгляд. – Ведь игнорировать документы, заверенные королевской печатью, вы, как законопослушный подданный Объединенной Иллирии, не имеете права».
Но лорд Сантьяри ловко выскользнул из расставленной ловушки. Короткий приказ – и на пороге библиотеки возник господин Риччо. Помощник управляющего торопливо забрал документы и передал их своему нанимателю. Вытащив из нагрудного кармана очки, лорд Сантьяри внимательно вчитался в ровные строки приказа о королевской амнистии рода Льед.
Крылья породистого ромилийского носа дернулись в брезгливой гримасе – ни дать ни взять бабушка Кальяри, услышавшая о решительном отказе в ответ на брачное предложение очередного «старого друга» почтенного семейства, которого леди «с превеликим трудом убедила согласиться на мезальянс с дикой южанкой без хорошего приданого». Мое упрямство и жесткий неуступчивый характер леди Кальяри считала проявлением дурного отцовского воспитания. Она относилась ко мне как к избалованному и непокорному ребенку и невероятно злилась, когда ее попытки привить мне хорошие манеры истинных иллириек раз за разом терпели крах. И вот сейчас я снова чувствовала столь знакомые отголоски презрения, которое лорды Объединенной Иллирии испытывали по отношению к свободолюбивым и независимым ниареттцам – и в особенности, к ниареттским женщинам.
Лорд Сантьяри прокашлялся.
– Милое дитя…
Снисходительный тон и покровительственные нотки в голосе управляющего так сильно напомнили мне леди Кальяри, что если бы ситуация располагала к веселью – я рассмеялась бы в голос. Но лорд Сантьяри не был моим родственником, и я пришла к нему не робкой просительницей, а хозяйкой, полностью восстановленной в правах милостью Короны. И терпеть подобного обращения я не собиралась. Ни от кого.
Черная магия Ниаретта всколыхнулась штормовой волной. В комнате стало ощутимо темнее. Управляющий на мгновение замешкался, но тут же взял себя в руки. Вокруг ромилийца замерцал полупрозрачный купол щита.
– Миледи, – твердо проговорил он, откладывая бумаги на столик, – вынужден вас разочаровать. Этот документ ничего не меняет.
– Вы намереваетесь оспаривать королевский приказ?
– Нет, что вы, – лорд Сантьяри растянул губы в любезной улыбке. – В вашей наивности, миледи, нет ничего постыдного. Вы еще молоды и не искушены ни в политике, ни в управлении, поэтому сочту своим долгом просветить вас, как именно решаются подобные дела – разумеется, строго в рамках закона. Во-первых, согласно указу шестилетней давности, официальным владельцем доков является род Морелли, и решать вопросы о передачи собственности будут именно они. А во-вторых, и это кажется мне куда более существенным, – управляющий наставительно поднял палец, – при всем моем уважении, я не думаю, что объявляя королевскую амнистию, его величество имел в виду вас.
Я сощурилась.
– И почему же?
Лорд Сантьяри вздохнул, глядя на меня с притворным участием.
– Управление предприятием – тяжелая и трудная работа, не подходящая для хрупкого женского ума. Это не платья у модистки заказывать. Так что я даже не представляю, чего вы пытаетесь добиться, так бесцеремонно ворвавшись сюда не то что без мужчины-поверенного, а даже без компаньонки.
Потребовалось недюжинное самообладание, чтобы удержать в узде взбунтовавшуюся от гнева силу. Все во мне жаждало поставить зарвавшегося лорда на место. Но я понимала, что ничего этим не добьюсь. Если при первых же трудностях поддаться гневу, придется признать, что мама была права и я действительно не смогу стать достойной наследницей дела Льедов.
Нет уж.
Я вспомнила спокойную силу отца и дипломатичную уступчивость матери, за которой скрывался стальной внутренний стержень, мысленно досчитала до десяти и улыбнулась лорду Сантьяри.
– Я понимаю, милорд, – управляющий заметно приободрился, обманутый неожиданной мягкостью моего голоса, – что вы не так давно в Ниаретте и не в курсе, как здесь принято вести дела. Возможно, в вашей родной, – я пригляделась к мерцающему изумрудно-красными искрами щиту, – приграничной Ромилии женский ум годится только на то, чтобы заказывать у модисток платья на радость мужу, но мы, леди Ниаретта, воспитаны совершенно иначе. И не привыкли отказываться от того, что принадлежит нам по праву, в пользу чужаков.
Улыбка лорда Сантьяри увяла.
– Ваши слова могут быть расценены как угроза, – проговорил он. – Что с учетом вашего… происхождения… может вызвать много вопросов у законников.
– В Ниаретте за порядком следит служба стражей.
– Не важно, – поморщившись, отмахнулся лорд. – Франческа… – я выразительно выгнула бровь. – Леди Льед, есть множество занятий, которые гораздо больше подходят для хорошенькой молодой леди. Зачем утруждать себя тяжелой изнуряющей работой по управлению доками, когда вы можете полностью сосредоточиться на поиске мужа. Если не ошибаюсь, – управляющий оценивающе прищурился, – в вашем возрасте это уже критически важный вопрос. Я понимаю, что вы, должно быть, находитесь в стесненном положении, но я готов обсудить с лордом Морелли возможность пойти вам навстречу. Назначить вполне достойное содержание, на которое вы сможете жить, как пристало дочери Франко Льеда.
«Щедрое» предложение лорда Сантьяри отчетливо отдавало унижением. Озвученной суммой не удовлетворилась бы даже провинциальная вдова, получавшая годовой доход с небольшой фермы или нескольких гектаров виноградников. А здесь речь шла о крупнейшем торговом флоте на всем западном побережье Ниаретта, насчитывавшем не один десяток кораблей. Доки, хранилища, ремонтные цеха, мастерские по изготовлению корабельных артефактов. И контракты – десятки, сотни торговых и страховых контрактов, чистую прибыль от которых я пока даже не пыталась подсчитать.
И все это лорд Сантьяри оценил в смехотворные сорок тысяч илльеров!
В библиотеке мигнул свет. Защитные кристаллы, расставленные по углам комнаты, затрещали, вбирая в себя выплеснувшуюся магию. Я отстраненно заметила, что артефакты отца были заменены, а новые напитали силой наемные артефакторы из младших лордов, но все равно темная энергия Ниаретта гораздо охотнее слушалась меня, чем нынешнего владельца доков.
Не укрылось это и от лорда Сантьяри. Уставившись в упор на застывшего возле дивана помощника, управляющий нервно хмурил брови и поджимал губы, беспрестанно косясь взглядом в мою сторону. Казалось, он пытался без слов передать какое-то поручение – может, хотел приказать вызвать охрану или придумать неотложное дело, чтобы закончить неприятный разговор – но не решался произнести этого вслух, а господин Риччо оказался возмутительно недогадлив.
Я обворожительно улыбнулась, чем только добавила лорду причин для паники – после взрыва на площади по Кординне ходило немало слухов о безжалостности Льедов. Поговаривали, что опальный лорд, как и многие его предки, сражавшиеся против иллирийцев, частенько сжигал неугодных людей с улыбкой на лице, а высокое положение рода позволяло ему всякий раз избегать наказания. Казалось бы, прошло почти шесть лет, но, похоже, старые предрассудки оказались куда более живучими, чем сами Льеды.
– Не думаю, милорд, что в вашей компетенции распоряжаться деньгами предприятия. В конце концов, вы всего лишь наемный работник.
На этот раз мой удар попал точно в цель.
– Вы не поняли, – лорд Сантьяри едва не задохнулся от возмущения – для северных аристократов работа по найму всегда считалась позором. Бледное лицо покрылось пунцовыми пятнами, на скулах заходили желваки. – Я делегирован самим лордом Энрико Морелли, чтобы помочь с этим проблемным… делом.
– Это не меняет того, что вы ничего не решаете, о чем сами сказали мне несколько минут назад, – любезно откликнулась я. – Вы были правы, я только зря потеряла время. Мне следует поднять вопрос о вашем отстранении от дел на следующем городском собрании, а после я подберу другого управляющего.
– О, так вы не в курсе, миледи, – в глазах лорда Сантьяри заплясало злорадное торжество. – Городского собрания больше нет. После того, что учинил ваш отец, Корона благоразумно избавилась от вашего сомнительного самоуправления, которое лишь подрывало устои государства. Сейчас в Кординне все так, как и должно быть. У власти стоит лорд земли, и только он. Разумеется, если вы не хотите принять мое щедрое предложение, на которое с радостью согласилась бы любая леди в вашем положении, вы можете рискнуть и подать прошение лично лорду Морелли. Слышал, у него недавно освободилось время для рассмотрения административных тяжб где-то в конце месяца. Решите свои вопросы с ним, и если лорд земли одобрит… вас, то я как, – он на мгновение скривился, вспомнив мои слова о «наемном работнике», – верный подданный Короны сложу с себя полномочия по управлению кординнскими доками. Но скажу вам честно, сомневаюсь, что кто-либо, пребывающий в здравом уме, доверит исконно мужское дело молодой и неопытной девице. Поэтому желаю удачи. И зря вы отказались от кофе. Я потратил не один год, чтобы научить местную служанку варить его по ромилийскому рецепту вместо той липкой горькой гадости, которую принято пить в этой раскаленной дыре.
Подцепив двумя пальцами тонкую фарфоровую чашечку, лорд Сантьяри, не глядя, сделал глоток, и я с нескрываемым удовольствием полюбовалась, как исказилась в гримасе отвращения холеная физиономия надменного северного лорда.
– Вы правы, милорд, кофе по-ниареттски получился отменным, – не удержалась я. Управляющий скривился. – Пожалуй, мне и правда пора. Доброго вам дня и до скорой встречи.
Поднявшись из-за стола, я величественно прошла мимо лорда Сантьяри, забрала из рук опешившего помощника папку с королевским приказом и покинула библиотеку, не обращая внимания на отчетливое «сомневаюсь, что вам найдется место в Кординне, леди Льед», брошенное мне вслед недовольным управляющим.
Стоило наемной карете выехать за пределы порта, как напускная уверенность, так действовавшая на нервы лорду Сантьяри, схлынула без следа. День едва начался, а я уже чувствовала себя измотанной и разбитой. Конечно, наивно было надеяться, что вопрос возвращения имущества Льедов решится за один день после первого же визита – и я не надеялась, понимая, что могут потребоваться недели, а может быть, даже месяцы, чтобы королевский приказ был исполнен. Но к тому, что встреча с управляющим пройдет настолько тяжело, я оказалась не готова.
«Сомневаюсь, что вам найдется место в Кординне». Слова лорда Сантьяри эхом отдавались в висках, вызывая глухую боль. «Вам не место здесь» – в кабинете отца, в доках, в деловом мире самоуверенных северян, захвативших дорогую моему сердцу прекрасную цветущую Кординну. И в Ниаретте тоже «не место».
Я спряталась в тень, устало откинувшись на сидении, и прислонилась лбом к обтянутой темным бархатом стенке в надежде унять головную боль. Помогло это мало – внутри наемной кареты было так же жарко, как и снаружи. Но никакой полуденный зной не обжигал столь же сильно, как темная энергия Ниаретта, раскаленной лавой текущая по венам. Раздражение, обида, злость плавились во мне, грозя взорваться, подобно нестабильному кристаллу.
«Да смеет говорить, что Льедам не место в Ниаретте? Льедам, испокон веков живших рядом с дремлющим Старшим братом. Льедам – сердцу Кординны, огню Ниаретта…»
Морелли.
Морелли смеют.
«Милая Алессия, – зазвучало в ушах призрачное эхо, – вам нужно срочно уезжать…»
Морелли…
В тот роковой день, последний наш день в Ниаретте, я ждала их визита. Габриэлло не давал обещаний – по крайней мере, вслух – но я чувствовала, что он хотел сделать все по правилам. Официальная встреча, взаимные договоренности. Формальное предложение, формальное согласие – ведь все между нами было решено уже давным-давно. Но одного взгляда на вошедших в гостиную лорда-советника Вирджилио Корсо и леди Эмиллии Морелли оказалось достаточно, чтобы наивные мечты разбились вдребезги.
Энергия лорда Корсо, густая, словно смола, окружала советника лорда земли непроницаемым коконом, отчего мрачные тени на его смуглом лице казались еще темнее. Ядовито-зеленое облако силы вокруг леди Морелли рвано и нетерпеливо пульсировало, взгляд сверкал потаенным торжеством. Габриэлло отсутствовал, и это взволновало меня сильнее всего.
«Почему он не пришел? Почему послал вместо себя мать, с которой никогда не был близок? Почему под сумрачным взглядом поверенного старшего лорда Морелли стало так тяжело на сердце, а виски сдавило предчувствие скорой беды?»
Какой же наивной я была! Как же отчаянно хотела верить, что Морелли – друзья нашего рода. И тем больнее было ошибиться.
– Милая Алессия, – мать Габриэлло выступила вперед. – Прости за поздний визит, но ждать до утра не было никакой возможности. Сведения, полученные моим супругом, требуют немедленных ответных действий. Энрико прислал поверенного…
Лорд Корсо нахмурился, неодобрительно покосившись в мою сторону, и мать беспрекословно выставила меня вон, словно предчувствуя, что грядущий разговор не предназначался для ушей молодой леди. Но я как всегда не послушалась – опрометью выскочила во двор и влезла через окно в кабинет отца, смежный с большой гостиной. Приникла к двери, приглушив бушевавший внутри черный шторм, чтобы остаться незамеченной. И застыла, не в силах поверить в то, что услышала.
Я ожидала вестей о скорой помолвке, обсуждения условий брачного контракта – да что там, всего, чего угодно.
Но не такого.
«Льедов ненавидят. Льедам опасно оставаться в Ниаретте. Никто из лордов, прежде клявшихся Франко в дружбе и верности, не вступится за запятнанный чудовищным преступлением род – не предложит помощи, не предоставит убежища. А потому…»
Невозможно. Немыслимо. Невероятно.
Слова лорда Корсо казались мне пустым набором звуков.
– Вам нужно уехать. Срочно. Как можно скорее.
В темном убежище за запертой дверью я задохнулась от возмущения. Да будь лорд-советник хоть трижды поверенным самого его величества Сильвестро Леони – кто он такой, чтобы указывать Льедам? Как он смеет говорить с нами так – отстраненно, вежливо, но вместе с тем непреклонно, словно раздавая приказы провинившимся слугам?
«Если бы отец был жив, – билась в голове горькая мысль, – он бы не допустил этого. Не позволил бы, чтобы нас выгнали с собственной земли».
Но мама смолчала. Она преданно любила отца, но так и не стала настоящей леди Льед, оставшись тихой и покорной идеальной ромилийской женой.
– Лорд-советник Корсо, – усталый голос матери был еле слышен. – Я бы хотела переговорить с лордом Морелли перед тем, как мы примем решение об отъезде.
– Время играет не на вашей стороне, Алессия, – перебила леди Морелли. – Отъезд – дело решенное. В доках ждет корабль, который доставит вас в ближайший ниареттский порт, и я от всего сердца советую поспешить с отплытием.
– Мы не можем уехать в один момент, Эмиллия. Уверена, лорд Морелли понимает это. Тем более, наши дети...
– Что наши дети? – высокие визгливые нотки, полные возмущения и неприятия, прорезались в голосе леди Морелли.
– Договоренность…
– Договоренность? – позолота напускной вежливости и сочувствия слетела с леди Эмиллии Морелли, словно старая краска, обнажив неприглядное нутро. – Нет никакой договоренности, Алессия. Мой сын, наследник земель Кординны, будущий лорд Западного Ниаретта, никогда не женится на порченой девке.
Мать стерпела и это.
– О чем ты, Эмиллия?
– Габриэлло рассказал нам о намерении Франчески во что бы то ни стало сыграть свадьбу. Ты же знаешь свою дочь – ничто не способно ее остановить. Доводы рассудка, приличия, мораль – для Франчески это лишь пустой звук. Отчаявшись самостоятельно вырваться из сетей ее манипуляций, Габриэлло не увидел иного выхода, кроме как обратиться к нам. И я рада, что он нашел силы это сделать. Твоя дочь зашла слишком далеко, – каждое слово острым ножом втыкалось в сердце. – Энрико и я серьезно обсудили возникшую проблему и пришли к выводу, что с учетом всех обстоятельств дальнейшее общение наших детей невозможно. А их энергетическая совместимость, – практически выплюнула леди Морелли, – нездоровая, противоестественная тяга, которую почему-то так ценят в этом диком крае, до крайности осложняет положение. Поэтому ваш незамедлительный отъезд будет лучшим решением. Для всех. Ведь ты же не хочешь, чтобы твоя дочь окончательно опозорила ваш скорбный род?
– Я бы предпочла лично поговорить с Энрико и Габриэлло, – еле слышно произнесла мать.
– Лично? – я словно наяву представила, как искривилось, исказилось сухое породистое лицо. – Мой сын и, тем более, мой муж, лорд Западного Ниаретта, не обязаны отчитываться перед семьей отступника. Представителей рода Морелли не должны видеть рядом с Льедами. Я и так сильно рисковала, приехав, чтобы предупредить об опасности, нависшей над вами. Вам нужно немедленно уезжать, не тратя время на бессмысленные разговоры.
– Эмиллия…
– Я все организовала. Мои слуги помогут вам собраться. Уезжайте. Немедленно.
– Эмиллия, послушай…
Просительные нотки в голосе матери, которая, казалось, готова была умолять, стали последней каплей. После всего, что сказала леди Морелли, после оскорблений, на которые она не скупилась, стоя в чужом доме, погруженном в траур, после унизительного приказа покинуть Ниаретт, мама продолжала смиренно сносить удар за ударом.
В душе черным огнем вспыхнула злость – на мамину покорность, на наглость леди Морелли и равнодушие ее супруга, на Габи, бросившего меня, когда я так нуждалась в поддержке, и, что хуже всего, на папу, чья внезапная смерть разорвала нашу жизнь на миллион мелких осколков, которые никогда не удастся собрать воедино. Энергия бурлила внутри, требовала выхода, и я, уже не заботясь о том, чтобы оставаться незамеченной, потянулась силой к белым стенам дворца Морелли. Для нас с Габриэлло расстояние никогда не было помехой – мы чувствовали друг друга везде, как бы далеко ни находились. Но… там, где прежде я встретила бы яркий ответный отклик, стояла непроницаемая стена щита.
«Отчаявшись самостоятельно вырваться из сетей ее манипуляций…»
Габриэлло отгородился от меня. Не захотел поговорить, объясниться – не дал даже коснуться, чтобы я смогла, как раньше, прочесть его истинные чувства по легчайшим колебаниям темной силы.
И это сказало мне больше полных яда слов леди Эмиллии.
Похоже, Габриэлло Морелли получил от меня все, чего хотел. Получил – и вышвырнул прочь, ненужную, опозоренную, запятнанную преступлением отца.
Мне удалось сдержать энергетический выплеск – подавить темную силу, направить внутрь самой себя – но никакой магический откат, никакая физическая боль не могли сравниться с оглушительным ощущением острой неполноценности, что я испытала, оказавшись отрезанной от Габриэлло. Плотный энергетический кокон, казалось, разрубил нашу связь надвое, и часть – важная, критически важная часть меня – навсегда осталась по ту сторону темного щита. С ним.
С Габи.
Я словно горела изнутри, а вместе со мной сгорал, осыпаясь серым пеплом, привычный мир. Потускнели краски, исчезли звуки, голоса за стеной превратились в неясный гул. Ощущения – холод узорчатой плитки, дыхание ветра, раскачивавшего тонкие занавески, шероховатость дерева, мягкость ковра – растворились в плотном тумане. Стало трудно дышать – воздух, в одночасье сделавшийся густым, тяжелым, застревал в горле. Паника придавила к полу каменной плитой, не давая пошевелиться.
В точности как тогда. В точности как на площади. Тяжесть, глухая звенящая тишина, пепел и жар. Все, что не уничтожил взрыв, поглощало жадное пламя темной силы.
Тогда, на площади, Габи спас меня. Вытащил из-под завалов, напитал своей силой. А теперь я стала ему не нужна.
Габи ушел. Папа мертв. Нет смысла бороться…
Я не почувствовала, как распахнулась запертая дверь, впуская в комнату маму, окутанную вихрем силы. Не услышала голосов, криков, суетливых шагов. Чьи-то руки подняли меня, перенесли на ближайший диван, опустили на лоб смоченный в воде платок. Изумрудная энергия обняла, будто ласковые руки. Но ни платок, ни сверкающий кокон не могли остудить сжигающий меня жар.
– Фран… Фран, милая… – донеслось как сквозь вату.
Поздно. Поздно.
– Позвольте мне, миледи.
Шорох, негромкие голоса. Что-то коснулось губ, полилось в горло, и я через силу сделала глоток. В нос ударил острый запах циндрийских пряностей.
– Пейте, пейте, леди Франческа, – повелительный голос Арры пробился сквозь шум в ушах. На удивление, я послушалась. – Вот так.
Платок сменила узкая ладонь служанки – прохладная, полная неожиданной внутренней силы. И это прикосновение принесло облегчение. Тяжесть, давившая на плечи, ушла, воздух стал холоднее и чище. Я рвано выдохнула – и погрузилась в забытье, чтобы прийти в себя лишь в карете, когда мы были уже далеко за пределами Ниаретта.
Первые полгода в Лареццо я не запомнила. Жить – вдали от Кординны, дома, могилы отца – не хотелось. Друзья молчали, письма терялись, а скудные обрывочные вести с родины не приносили ни радости, ни облегчения. За окнами почти всегда лил дождь. Камин, тяжелые шерстяные платья и грелка с раскаленными углями, которую тут было принято класть под матрас, не согревали сердца, промерзшего изнутри.
Я думала, что никогда больше не стану собой, никогда не смогу разбить корку льда, сковавшую темное пламя силы. Но однажды утром я проснулась, раздвинула плотные шторы, нашла на дне сундука яркую ниареттскую накидку и впервые за много дней спустилась к завтраку, чем заслужила неодобрительный взгляд бабушки – за неподобающий ромилийской леди внешний вид – и тихую улыбку матери. И постепенно, шаг за шагом, все пошло на лад.
Потому что жаркий огонь Льедов не мог долго тлеть в оковах льда.
Утверждая, что после прогремевшего на всю Иллирию дела о бомбистах Корона уничтожила в Кординне городское самоуправление, лорд Сантьяри несколько преуменьшил масштабы произошедших перемен. Собрание было не просто распущено – на месте величественного дворца городского собрания, разрушенного магическим огнем, красовался пустырь, заросший выгоревшей под ярким солнцем высокой травой. Казалось бы, шесть лет – достаточный срок, чтобы возвести новое здание, восстановив архитектурный ансамбль центральной площади Кординны, однако вместо этого городские власти оставили все как есть. Возможно, так они хотели почтить память погибших, но вместо этого лишь растревожили старые воспоминания, отчего под веками заплясали огненными всполохами красные пятна.
С противоположного берега Кортисса желтый квадрат пустой земли смотрелся выбитым зубом в ряду каменных стен и ажурных арочных окон, выходящих на реку. Болезненно заныло сердце. Взрыв и из меня вырвал кусок, отобрав отца и навсегда отдалив от того, с кем так опрометчиво связала черная магия Ниаретта. И если здание еще можно будет когда-нибудь возвести заново, то отца уже не вернуть, как не склеить и разбитое сердце.
Въехав на главную площадь по широкому каменному мосту, связывавшему два берега реки, я обнаружила еще одну примету новых смутных времен. Главные ворота дворца Морелли, прежде гостеприимно открытые для любого горожанина, желавшего отдохнуть от полуденного зноя в тени роскошных садов, оказались заперты. Пришлось пообещать вознице дополнительный серебряный илльер и двинуться дальше, к Часовой башне, откуда обычно начинали свой путь просители, ищущие аудиенции у лорда Энрико.
Проезд в Часовой башне был уже, а охрана – многочисленнее и строже. Карета остановилась под темной аркой ворот. Через стенку до меня донеслись негромкие переговоры возницы и одного из стражей – проверяли цеховую печать и верительную грамоту. Минуту спустя раздался почтительный стук.
– Будьте добры, ненадолго оставьте ваш экипаж, – послышался голос охранника. – Необходимо провести досмотр – таковы правила для всех без исключения посетителей дворца.
Я послушалась, решив не вступать в споры. Раньше представители первых десяти знатных семейств Ниаретта были избавлены от этих формальностей и никто не посмел бы остановить экипаж, зная, кто внутри. Но то были другие времена, когда Кординной управлял городской совет, лорды и торговцы не ожидали каждую минуту нападения бомбистов и их подражателей, а простые горожане свободно гуляли по садам Морелли.
Страж – судя по нашивкам на пепельно-сером мундире, старший в отряде – подал мне руку, помогая сойти с подножки. Слабая волна чужой силы осторожно коснулась окружавшего меня защитного кокона и моментально схлынула, признавая родственную темную магию.
– Добрый день, миледи, – учтиво поприветствовал страж. – Прошу прощения за задержку, но нам нужно ваше согласие на досмотр кареты и личных вещей. Леди…
– Льед.
«Льед».
Стражи изменились в лице. Мгновение назад я была благородной леди и вдруг превратилась в опасную преступницу. Улыбки пропали. Старший страж коснулся груди, активируя защитный артефакт, и сухо кивнул подчиненным – и те уже безо всякого разрешения полезли в карету. Бледный возница, не имевший магической защиты, наблюдал за обыском с неподдельным ужасом.
– Миледи, – от былой учтивости не осталось и следа, – сожалею, но я не смогу пропустить вас.
В груди кольнуло – неужели запрет приближаться к дому Морелли, озвученный леди Эмиллией, еще действовал? Я качнула головой, усмехнувшись этим мыслям. Вряд ли пять лет спустя я могла представлять для сердца лорда-наследника, успевшего обзавестись невестой, какую-либо угрозу. Конечно же, дело в другом. В бомбистах.
Вздохнув, я полезла в саквояж за королевской амнистией.
Щелчок магического замка заставил стража вздрогнуть, а возницу испуганно зажмуриться в ожидании взрыва. Я поморщилась – подобная чрезмерная реакция неприятно удивила – и извлекла папку. По лицу стража скользнула тень облегчения. Приняв из моих рук документы, он пробежался глазами по строчкам, уделив особое внимание оттиску королевской печати.
– Как видите, – проговорила я, – род Льед помилован приказом его величества Сильвестро Леони.
– Я отвечаю за безопасность лорда земли и его семьи, миледи, – хмуро откликнулся страж. – И даже королевский указ не является поводом халатно относиться к моим обязанностям. Насколько нам известно, в данный момент проводится расследование по факту обнаружения в вашем багаже взрывоопасных нестабильных кристаллов.
– Обвинений предъявлено не было.
– И тем не менее…
– Все чисто, – раздалось из кареты.
Я забрала документы и скрестила руки на груди.
– Теперь я могу продолжить свой путь, господа?
Но вместо стража ответил возница.
– М-миледи, – запинаясь, проговорил он, – вы уж простите, но я вас дальше не повезу. Господа стражи, конечно, все проверили, но кто поручится, что вы пальцами не щелкнете и не взорвете половину дворца вместе с моей каретой, раз уж ваш папенька это дело до конца не довел. А меня потом сообщником выставят. Если выживу. У меня и без того на той площади трое знакомых покалечились.
– Не забывайтесь, уважаемый! – преступница или нет, я была леди, а отказывать знатной особе, да еще и в таком тоне, было абсолютно недопустимо.
Возница испуганно втянул голову в плечи и прижал к груди руки, крепко сжимавшие поводья, словно защищаясь от темного огня. Я тяжело вздохнула и махнула на недалекого мужчину рукой. На душе было мерзко.
– Хорошо, – я протянула вознице обещанный серебряный кругляш илльера. – В таком случае, в ваших услугах я больше не нуждаюсь.
Мужчина торопливо поклонился и, щелкнув кнутом, укатил прочь.
– Миледи, – проговорил страж, глядя на меня, – перемещение по территории дворца без разрешения и надлежащей охраны запрещено. Я выделю сопровождающих, они проведут вас к приемной лорда Морелли.
Короткий приказ – и двое охранников из караула замерли серыми тенями за моей спиной. Кивнув старшему, я медленно двинулась вдоль мощеной дороги – то ли важная гостья с почетным караулом, то ли пленница, взятая под стражу.
Несмотря на закрытый для посещения сад, во владениях Морелли царило неожиданное оживление. Обитатели дворца и гости прогуливались по аллеям, отдыхали у фонтанов, прятались от полуденной жары в тени ажурных беседок и крытых террас. В основном это были молодые женщины – обмахивающиеся веерами северные леди со свитой из подружек и компаньонок – но иногда встречались и молодые лорды, сопровождавшие пестрые девичьи компании. В лабиринтах плодовых деревьев и подстриженных кустарников мелькали пышные разноцветные платья, слышались высокие голоса, перемежавшиеся со звонким хихиканьем. Бесшумными тихими тенями сновали по саду слуги, разнося угощения и напитки, у каждого темного угла серым изваянием замер страж. В толпе мелькнул знакомый вздернутый носик и пшеничные кудри леди Брианелло, и в ту же секунду окружавший меня энергетический кокон пошел рябью от чужого прикосновения. Но я не была уверена, что в мешанине тянущейся ко мне изумрудной, рубиновой и серебристой энергии почувствовала именно невесту Габриэлло – слишком уж большой интерес вызвало мое появление у скучающих ромилийцев.
На меня и державшихся за спиной стражей северные гости косились с недоумением и плохо скрываемым любопытством. Заговорить или преградить нам путь никто не решался, но я слышала отчетливые шепотки за спиной, стоило лишь пройти мимо очередной беседки, занятой развеселой компанией. Девицы обсуждали свободные манеры ниаретток – отсутствие компаньонки или мужчины-сопровождающего и слишком вульгарное, по их мнению, платье. Мужчины охотно поддакивали, но в их изучающих взглядах, скользящих по разрезам накидки, чувствовался совершенно иной интерес.
В душе шевельнулось раздражение. Я помнила этот сад другим – открытым, полным цветов и красок. По аллеям чинно вышагивали степенные гувернантки с воспитанниками, матери зорко следили за резвящимися детьми, а охранники улыбались, а не смотрели зверем на каждого посетителя, положив руку на заряженный арбалет. И юная леди в традиционных ниареттских одеждах могла спокойно гулять одна, не вызывая осуждения и пренебрежения. Или…
…Только делать вид, что гуляет, чтобы, улучив момент, юркнуть в манящий полумрак увитой мелкими розами беседки. Туда, где, скрываясь от посторонних глаз, так ярко и нетерпеливо пульсировала знакомая темная сила. Выгнуться в кольце сильных рук, позволить жадным ладоням скользнуть под плотную ткань накидки, требовательным поцелуем впиться в губы…
Я тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Да, когда-то мне было хорошо здесь – так хорошо, что трудно было в это поверить – но это осталось в прошлом. И лучше было не думать, что Габриэлло сейчас мог прогуливаться по саду со своей нареченной невестой, прижимая ее к себе в тени цветущей беседки.
Но не думать не получалось.
Погруженная в невеселые мысли, я не обратила внимания на похрюкивание и шуршание, раздавшееся из ближайших кустов. Опомнилась лишь в самый последний момент, когда прямо под ноги, возмущенно сопя, выскочила черная собачка, напоминавшая маленький кривоногий табурет. Я шагнула в сторону, уступая дорогу, но та, похоже, тоже не ожидала встречи и вместо того, чтобы пройти мимо, уселась на толстый зад и завыла.
Вслед за собачкой на дорожку вылетел запыхавшийся слуга. Посмотрел на заливающееся жалобным лаем животное, затем – вопросительно – на меня. Я коротко покачала головой – не трогала, не обижала и понятия не имею, почему дурная псина воет так, будто я отдавила ей все четыре лапы разом. Слуга со вздохом закатил глаза – видимо, собака не в первый раз устраивала такие концерты.
– Простите, миледи, – извинился он. – Я сейчас заберу ее.
– Мими, ласточка, – раздалось из тени дворцовой террасы. Услышав хозяйку, наглая тварь завыла еще громче. – Кто тебя обидел, моя сладенькая?
Я стиснула зубы. От несправедливости судьбы, подкидывавшей одну «приятную» встречу за другой, тоже захотелось взвыть. Разноцветные энергетические всполохи свиты леди Брианелло скрыли от меня знакомый ядовито-зеленый кокон, окружавший мать Габриэлло. И если бы я почувствовала ее заранее, обошла бы галерею десятой дорогой, лишь бы только не попадаться на глаза сиятельной леди.
Поздно.
– Франческа, ты ли это? – высокий голос леди Морелли ржавым гвоздем ввинтился в виски. – Подойди сюда, я хочу как следует поприветствовать тебя.
«Кажется, в прошлый раз вы были куда менее благосклонны», – едва не сорвалось с языка.
Я с трудом удержалась от резкого ответа. Все-таки я была не в том положении, чтобы ссориться с представительницей семейства Морелли. Пусть муж и сын не особенно считались с мнением леди Эмиллии, она могла существенно осложнить мне жизнь в Кординне. Пришлось, скрипнув зубами, последовать за слугой и собачкой. Стражи не отставали, и я спиной чувствовала их молчаливое присутствие.
Первая леди земель Западного Ниаретта Эмиллия Морелли спасалась от жары в тени крытой галереи, примыкавшей к северному крылу дворца, где располагался посольский зал, гостиные для малых приемов и рабочий кабинет лорда Энрико. Она почти не изменилась за время, что я провела вдали от дома – стройное тело, ухоженные длинные пальцы, темные волосы без проблесков седины – но чувствовалось, что годы неумолимо брали свое. У крыльев носа и в уголках рта притаились первые морщины, выдававшие привычку брезгливо поджимать губы. Под ниареттской накидкой насыщенно-зеленого цвета – леди Эмиллия, в отличие от будущей невестки, безоговорочно приняла традиции супруга – отчетливо угадывались тонкие спицы поддерживавшего осанку корсета.
Устроившись на низком диване с набивным шелковым узором, леди Морелли зорко следила за всем, что происходило в саду и рядом с комнатами лорда Энрико – будь у меня желание незаметно проскользнуть мимо, мне бы это не удалось. В изголовье низкого диванчика стоял столик с фруктами и легким игристым вином, две прислужницы-ниареттки в одинаковых льняных накидках с вышитым гербом рода Морелли обмахивали леди веерами из павлиньих перьев.
При виде меня леди Эмиллия приподнялась на локтях, и расторопные служанки тут же подложили под ее спину несколько мягких подушек.
– Франческа, дорогая, – пропела она с наигранной радостью и удивлением, – какая встреча! Не ожидала, совершенно не ожидала снова увидеть тебя.
Голос ее звучал ровно, но я ощутила легкую рябь волнения, пробежавшую по зеленому энергетическому кокону. Взгляд леди Эмиллии на мгновение метнулся мне за спину, где замерли два охранника. Короткий обмен взглядами – и мать Габриэлло расслабленно выдохнула.
Ну конечно. Льед под конвоем – разве не прекрасная картина.
– Добрый день, леди Эмиллия. Жизнь полна сюрпризов, не так ли?
Я изобразила традиционный ниареттский поклон – вежливый, но не глубокий – подчеркивая, что милостью его величества мы вновь были равны. По красивому лицу первой леди Западного Ниаретта скользнула тень неодобрения.
– Что же привело тебя во дворец лорда земли?
– Срочное дело, – я погладила подушечкой пальца кожаный корешок папки. – Скажите, лорд Энрико у себя?
– А ты разве не знаешь? – идеально очерченные брови взлетели вверх. – Мой супруг принимает просителей только по специальному приглашению в строго отведенные часы. Его секретарь планирует встречи на неделю вперед.
– Благодарю за совет.
Понадеявшись, что на этом разговор окончен, я повернулась к дверям, но не успела сделать и шага, как была остановлена стражами.
– Франческа, дорогая, – леди Морелли снисходительно улыбнулась. – Пока тебя не было, столько всего изменилось. Секретарь Энрико теперь составляет списки посетителей исключительно по средам в здании городского суда. Там отдельная очередь, и лучше пришли своего поверенного с самого утра… У тебя ведь есть поверенный, моя дорогая? Не хочу даже представлять, что тебе придется самой простоять несколько часов на этом ужасающем солнцепеке.
Аргументы леди Эмиллии больше напоминали отговорки или расчетливое издевательство. Казалось, единственной ее целью было не пустить меня во дворец, и ради этого она готова была выдумать все, что угодно.
Знакомая тактика. Когда-то давно она точно так же пыталась ограничить круг общения Габриэлло, считая, что ее сын может найти себе более достойную компанию, нежели своевольная дочь лорда-советника Франко Льеда и сын лорда Пьеронни, главы службы стражей. Но раз за разом терпела поражение.
– Леди Эмиллия, – я скопировала оскал, полный фальшивой любезности, – может, раз я уже здесь, удастся избежать лишних формальностей и этого ужасающего солнцепека. Уверяю, мое дело много времени не займет.
– Ох, милая, – леди подобралась, готовясь к продолжительному спору. Выставить меня вон без веских оснований она не могла, но и уступать, похоже, тоже не собиралась. – Я бы охотно пошла тебе навстречу, но, к сожалению, мой дорогой супруг плохо себя чувствует.
– Мой вопрос иного характера.
– Правда? – леди Морелли бросила на меня подозрительный взгляд. – Удивительно. Я полагала…
Что именно она собиралась сказать, я так и не узнала. Колыхнулись полупрозрачные занавеси, закрывавшие проход в комнаты северного крыла, и на галерею вышел лорд Гильермо с увесистой стопкой бумаг под мышкой. Увидев меня, лорд-советник учтиво поклонился.
– Добрый день, леди Льед, леди Морелли.
– Добрый, – чуть помедлив, откликнулась я, складывая ладони в приветственном жесте.
– Если вы хотели узнать о ходе расследования, миледи, вынужден огорчить вас, – проговорил лорд. – На данный момент неизвестно, кто именно является организатором, – он покосился на леди Морелли, заинтересованно прислушивавшуюся к разговору, – вчерашнего инцидента. Господа стражи провели обстоятельную беседу с вашим женихом. Он сообщил адреса каретных дворов и гостиниц, где вы останавливались на ночь. К сожалению, все они расположены на территории Ромилии, и для проведения необходимых процедур нужно получить разрешение местных законников. Но не беспокойтесь, ситуация находится под моим личным контролем.
– Благодарю вас.
– Я могу быть вам еще чем-нибудь полезен?
– Вообще-то да, можете, – игнорируя недовольный взгляд леди Эмиллии, я ухватилась за возможность попасть на аудиенцию к лорду Энрико через поверенного. – Мне бы хотелось переговорить с лордом Морелли.
– Конечно, конечно, – с неожиданным энтузиазмом откликнулся лорд Гильермо. – Разумеется, я все устрою. Лорд Морелли с радостью примет леди Льед в любое удобное для нее время. Готов проводить вас прямо сейчас или, если хотите немного отдохнуть и освежиться, я распоряжусь, чтобы вам организовали легкий обед. Дорога в порт и обратно может быть утомительной.
Осведомленность поверенного неприятно удивила. Я хотела было поинтересоваться о причинах подобной слежки, но меня опередила леди Морелли.
– Дорогой Гильермо, – кашлянула она, – Вообще-то прием просителей у нас только по записи. К тому же, милая Летиция очень хотела поговорить с лордом Морелли. Может, наконец устроите им встречу?
– Лорд Морелли дал особые указания касательно леди Льед, – отрезал поверенный. – Касательно леди Летиции таких распоряжений не поступало. Леди Льед, прошу вас следовать за мной.
– Франческа, дорогая, – тщательно скрывая раздражение, проговорила леди Эмиллия, – какая же невероятная удача, что все так быстро разрешилось. Надеюсь, мы с тобой увидимся еще раз, и ты непременно расскажешь мне все о жизни моей дорогой Алессии и, конечно же, о своем прекрасном женихе. Но не буду тебя задерживать. Была безмерно рада встретиться после стольких лет.
– Я тоже, – в тон откликнулась я, не уточняя, что именно имела в виду – радость от удачного появления лорда Гильермо, избавившего меня от необходимости продолжать разговор, или «приятное» столкновение с матерью Габриэлло. – Я тоже.
– Ситуация выходит из-под контроля, Пицанно, – громкий голос эхом прокатился по коридору, едва мы с лордом Гильермо преодолели барьер тишины, ограждавший крыло для деловых встреч лорда Морелли. – По городу уже поползли слухи. Два твоих остолопа вместо того, чтобы по-тихому осмотреть карету, попытались устроить показательный арест, да еще и посмели спорить с самим, – говорящий повысил голос, – лордом-наследником! Неслыханная дерзость!
– Нижайше прошу прощения, милорд, – торопливо отозвался невидимый собеседник – по всей видимости, тот самый начальник службы стражей Пицанно, сменивший на этом посту отца Дино. – Уверяю, такого никогда больше не повторится. Но должен отметить, что в остальном задержание подозреваемых прошло по всем правилам. Судя по количеству изъятых кристаллов, вчера нам удалось предотвратить серьезную угрозу безопасности города.
– При всем уважении к его величеству Сильвестро Леони, соглашусь с мнением Пицанно. Не понимаю, зачем нужно возвращать в Кординну изменников, когда в регионе и без того нестабильно.
– Расследование еще не закончено.
– Они несут угрозу нашей безопасности. Что, если восстановленные в правах изменники присоединятся к бомбистам? Предлагаю ввести разумные ограничения. Вернуть право владения, но распоряжение и пользование в обязательном порядке оставить за наемными управляющими из числа лояльных Короне людей.
– Поддерживаю. Леди Скарпа и леди Милани поступили разумно, подав прошение на ежегодную ренту.
– И все-таки, что касается леди Льед и лорда Пьеронни, – упрямо проговорил лорд Пицанно, – считаю необходимым арестовать обоих до выяснения обстоятельств. Если милорд даст разрешение…
– Исключено, – от низкого властного голоса лорда-наследника меня бросило в дрожь.
– К делу, милорды. На повестке дня совершенно другие существенные вопросы.
– Люди взволнованны, лорд Морелли, – продолжил первый. – Знатные семьи массово покидают город. После взрыва в поместье лорда Тренцо они не уверены в собственной безопасности, а возвращение семей изменников лишь усилит панику.
– Нужно решить, кто займет место Тренцо в совете, – поддержали говорившего. – Старший наследник рода при смерти, лекари не уверены, что он выкарабкается.
– Леди Ортензия…
– Бросьте, Ольди, вы что, хотите еще и здесь выслушивать пламенные речи о «великом Ниаретте»?
– Предлагаю…
– Вы издеваетесь, Пицанно? Вашего кузена ненавидит половина Кординны. Хотите сделать его следующей мишенью бомбистов?
– Нужно усилить охрану. Ужесточить проверки.
– Отказано, – голос Габриэлло был хорошо различим даже на фоне встревоженно перекрикивавших друг друга лордов.
Лорд Энрико никак не прокомментировал заявление сына. Это удивляло. Я слышала голос его советника, лорда Корсо, и чувствовала знакомую темную энергию Габриэлло, но не ощущала присутствия самого лорда земли.
Неужели…
– Милорд…
– Лорд-наследник прав, Ольди, – отрезал советник лорда Морелли-старшего. – Ищите другую кандидатуру. Уверен, в регионе достаточно деятельных лордов, пользующихся уважением среди ниареттской знати и простых граждан.
– Будет исполнено, лорд Корсо, лорд Морелли.
– Остались еще вопросы, уважаемые?
– Торговая биржа сегодня открылась со значительным падением.
– Речной и морской порт требуют особого внимания, а лорд Сантьяри так и не явился на совет. Сейчас особенно важно не потерять влияние и торговые контракты, и без того немногочисленные. Милорд, ваш будущий тесть, лорд Брианелло, на данный момент…
– И что вы предлагаете?
– Следует...
Не дожидаясь окончания разговора, лорд Гильермо бесцеремонно распахнул тяжелые двустворчатые двери.
В зале немедленно воцарилась тишина.
Пройдя вслед за поверенным, я оказалась посреди Малого совета лордов. За массивным столом из темного дерева сидели девять человек. Пятеро из них – по виду, типичные северяне – были мне незнакомы. Троих я знала – лорд-советник Корсо, лорд Ардьярри, отвечавший за состояние улиц, дорог и городское строительство, лорд Ольди, главный казначей. Лорд Гильермо со стопкой бумаг в руках направился вглубь зала, повинуясь нетерпеливому взмаху руки лорда-наследника.
Габриэлло Морелли занимал массивное резное кресло во главе стола. И судя по тому, как внимательно и безропотно слушались его старшие лорды, он имел на это полное право. Похоже, кабинет, некогда принадлежавший лорду земли Морелли-старшему, успел сменить хозяина.
Как по команде, лорды повернули головы в нашу сторону. На лице незнакомого северянина, одетого в серый китель стража, мелькнуло едва скрытое недовольство. Лорд Пицанно – скорее всего, это был именно он – признал во мне леди Льед. Старые лорды, впрочем, тоже узнали меня. Корсо отстраненно кивнул, Ольди поджал губы, Ардьярри нахмурился.
Один Габриэлло остался невозмутимым, словно каменная скала.
Наши взгляды встретились. Синие глаза потемнели. Лорд Гильермо, занявший место за спиной лорда-наследника, предупреждающе коснулся его запястья.
– Вон.
Упершись каблуками в пол, я приготовилась высказать обнаглевшему наследнику Морелли все, что думаю о его приказах, но взгляд лорда Гильермо удержал меня от поспешных действий. Поверенный едва заметно качнул головой и обратился не ко мне, а к замершим на местах лордам.
– Уважаемые члены Малого совета, встреча окончена. Распоряжения лорда Морелли в письменном виде будут доставлены вам в течение ближайших часов, отчеты должны быть готовы к концу недели. О следующей встрече будет сообщено дополнительно.
– Но постойте, – возразил лорд Корсо, бросив на застывшего Габриэлло неодобрительный взгляд. – На повестке дня осталось несколько важных пунктов…
– И преемник Тренцо…
Габриэлло нахмурился, плотно сжав губы.
– Вы слышали лорда-наследника, милорды, – повторил лорд Гильермо. – Прошу вас не тратить времени на споры.
Новых возражений не последовало. Недовольно перешептываясь, члены Малого совета удалились. Лорд-советник посторонился, открывая меня для пристального, синего, словно океанская бездна, взгляда наследника правящего рода Западного Ниаретта.
В кабинете повисла густая напряженная тишина. Воздух, казалось, трещал от невысказанных слов, но я не готова была начинать разговор, и Габриэлло, похоже, тоже. Наверное, стоило все же прислушаться к словам леди Эмиллии и попробовать попасть на прием к более… разговорчивому… Морелли.
– Лорд Габриэлло, – наконец нарушил молчание лорд Гильермо, – я сообщил леди Льед, что по ее делу пока нет никаких подвижек.
Кивок.
– Лорд Сантьяри передает свои извинения. Он не смог явиться по вашему приказу, поскольку был занят проверками на отплывающих сегодня вечером торговых барках господина Лоцци. Если потребуется, я организую отдельную встречу.
Габриэлло смерил его холодным взглядом, не говоря ни слова.
– Хорошо, милорд. Я посмотрю, что можно сделать. И ваша мать просила…
– Покиньте зал.
Поверенный осекся на полуслове, но секундное замешательство тут же сменилось почтительным поклоном.
– Конечно. Как скажете, милорд.
Дверь захлопнулась, оставляя нас вдвоем. Наедине – в нарушение всех правил этикета, порядочности, разумности. Впервые я остро пожалела, что не взяла с собой Арру – леди, хоть немного заботящейся о своей репутации, не стоило приходить к мужчине без сопровождения.
Темная энергия, повинуясь молчаливому приказу, устремилась ко мне. Как будто не было долгих пяти лет разлуки, несправедливых обвинений и оскорбительных слов леди Морелли. Как будто мы все еще были близкими… друзьями. Как будто я была готова позволить ему это прикосновение, этот взгляд, переходящий грань всех приличий – обжигающий, темный, жадно скользящий по коже…
Габриэлло поднялся.
Я отшатнулась почти инстинктивно.
– Вообще-то я рассчитывала на аудиенцию с лордом земли касательно одного важного вопроса, – я вскинула голову, обжигая Габриэлло злым взглядом, и темные щупальца чужой силы отдернулись прочь.
– Да.
Нас разделяла гладкая лакированная поверхность длинного овального стола, дававшая ложное чувство безопасности, но Габриэлло, будто почувствовав мое желание отгородиться от него, сделал шаг в сторону, а затем еще один – навстречу. И еще – медленно, неотвратимо. Его энергия закручивалась темным вихрем, пульсируя, будто взволнованно колотящееся сердце, и моя сила – мое сердце – тревожно отзывалась на этот рваный неровный ритм.
Взять себя в руки удалось с трудом – своевольной магии, которой всегда было наплевать на человеческие условности, обязательства и договоренности, хотелось решать в пустом зале совсем не деловые вопросы.
«Габи… Габриэлло…»
Я скрестила руки на груди, выставляя между нами еще одну преграду.
– Лорд Морелли, у меня нет желания разгадывать молчаливые намеки.
Светлые брови сошлись у переносицы, уголок рта дернулся, но Габриэлло так и не разжал губ. Я почти физически чувствовала, с каким трудом давался ему этот разговор. Он словно отвык от слов, научившись отдавать лишь короткие приказы и доверяя лорду Гильермо облекать их в оболочку вежливых фраз.
Габриэлло Морелли – сиятельный лорд до мозга костей. Несгибаемая спина, взгляд с надменным прищуром и, конечно, это тяжелое молчание, от которого собеседнику моментально становилось неуютно. Морелли – короли Западного Ниаретта – не снисходили до разговоров с простыми людьми. Да что там – со всеми вообще.
Наверное, он даже невесту не станет раздевать сам – зачем, если есть подчиненные и слуги. Да и с брачными клятвами прекрасно справится поверенный. «Счастья молодым! Лорд Гильермо… ой, простите, лорд Морелли, можете поцеловать невесту».
Но мысль эта вместо усмешки вызвала глухое раздражение.
– И все же, я бы хотела встретиться с лордом Энрико.
– Я веду дела рода.
– Надеюсь, – Габриэлло сделал еще шаг, и я едва удержалась от того, чтобы позорно попятиться, – здоровье лорда Энрико скоро позволит ему вернуться к управлению Западным Ниареттом.
Синие глаза вспыхнули, взгляд застыл.
Мне стало стыдно. Я действительно хотела разузнать о самочувствии Морелли-старшего, но вырвавшиеся слова прозвучали так, будто я не верила, что Габриэлло способен справиться с обязанностями лорда земли. Но… это было не так.
Я верила в него. Всегда – не только сейчас, когда смогла воочию убедиться, как почтительно относились к молодому наследнику первые лорды Кординны. Я верила в него еще тогда, когда он в себя не верил.
– Лорд Морелли, должно быть, вы в курсе, что его величество Сильвестро Леони подписал приказ об амнистии для членов семей ниареттских лордов, осужденных по делу о кординнских бомбистах. Им разрешено вернуться на родину и вступить в права собственности на землю, движимое и недвижимое имущество, которое было изъято в ходе разбирательств. Мой род… род Льед вошел в число помилованных.
– Знаю.
– Знае… те? – переспросила я. – Насколько я успела заметить, большинство лордов Кординны успешно делают вид, что ничего не слышали о королевской амнистии. Ваш ставленник в доках прямо заявил, что оставит место лишь после личного распоряжения лорда земли. А потом попытался откупиться от меня. Предложил жалкие сорок тысяч!
Габриэлло дернул плечом.
– Скарпа и Милани довольны.
Я раздраженно фыркнула.
– Я не они. В королевской амнистии ясно сказано, что Льедам должно быть возвращено все их имущество, и не вам, милорд, – я вложила в нарочито вежливое обращение столько яда, сколько смогла вместить, – оспаривать решение его величества Сильвестро Леони, которому род Морелли присягал на верность. Я хочу получить все до последнего гвоздя, каждую полуразвалившуюся каравеллу и захудалую шхуну, когда-то принадлежавшую моей семье. И я настаиваю – нет, я требую…
– Да.
Волна негодования разбилась о скалу невозмутимости.
– Что да?
– Ты не они.
Я моргнула. Он смущал меня. Сбивал с толку короткими и такими неуместными ответами, как будто специально пропуская мимо ушей то, что было важно. Вернуть былую честь рода Льед – вот, что имело значение.
– Значит ли это, что приказ его величества будет исполнен? Род Морелли вернет мне управление доками?
Габриэлло не ответил. Я вдруг заметила, что он оказался слишком близко. Все время, что я говорила, он шаг за шагом приближался, и сейчас нас разделяло не более полутора метров. Я могла разглядеть каждый завиток узора на его черном камзоле, каждую мелкую пуговку глухого воротника-стойки. Гладко выбритые щеки, четкий контур лица, лишившегося юношеской округлости, широкие скулы. Губы…
Мучительно сглотнув, я отвела взгляд.
– Франческа…
Он сделал еще шаг – и я почти уткнулась носом в его подбородок. Под пристальным изучающим взглядом обнаженная кожа покрылась мурашками. Меня бросило в жар. Стоять рядом с Габриэлло было все равно что приблизиться к жерлу вулкана.
Мысли путались, и я уже не понимала ни себя, ни его, ни бушующих между нами чувств. Каменное лицо лорда-наследника казалось бесстрастным, лишь вспыхнули в глубине синих глаз темные магические искры, маня обещанием разгадки тайны по имени Габриэлло Морелли. Достаточно было лишь…
Нет.
Энергетический контакт между магически совместимой парой. То, что когда-то казалось самой волшебной вещью на свете, стало сейчас проклятием. Я знала, стоит только поддаться искушению, прикоснуться к темному шторму – и возврата назад не будет. Прошло столько лет, но от одной мысли о том, насколько это было чудесно, у меня подгибались колени.
Черная магия Ниаретта всегда выбирала сама.
С того самого момента, когда я, подняв глаза, встретила холодно-синий, полный тоскливого сумрака взгляд, когда пропустила мимо ушей шепотки – «юный лорд Морелли, бесчувственный, жестокий, заносчивый» – когда позволила улыбке приподнять уголки моих губ и заметила, как дрогнула в ответ тьма в непроглядной черноте зрачков. Уже тогда я почувствовала – пусть и не поняла этого в полной мере – что мы предназначены друг другу самой магией.
Непоседливая, непостоянная Франческа Льед и каменный, сдержанный Габриэлло Морелли.
«Он помолвлен, помолвлен, помолвлен, – повторила я себе, надеясь успокоить разбушевавшуюся фантазию. – У него есть невеста и кто знает сколько других любовниц – наследник лорда земли, облеченный властью и наделенный физической привлекательностью, просто обязан пользоваться успехом у женщин. А я не хочу быть одной из – очередной, не единственной».
Но это не помогло.
Злясь на собственную слабость, я нервно вытащила из папки королевское письмо и прикрылась им как щитом. Габриэлло наклонил голову, глаза заскользили по ровным строчкам, но казалось, будто он не читал, а смотрел прямо сквозь бумагу на мою грудь, туго обтянутую плотным узорным лифом. Щеки вспыхнули, выдавая охватившее меня смущение.
– Все так изменилось, – невпопад произнесла я, чтобы отвлечься от тягучих, сладких, неправильных мыслей. – Казалось бы, жизнь течет как прежде, но стоит присмотреться, и начинаешь замечать, что Кординна стала другой. Городское собрание распустили. Доки Льедов в руках какого-то ромилийца. Наш край терзают бомбисты. И ты… – уголки его губ дрогнули, и я поспешно поправилась, – вы…
– Я, – согласился он и наклонился за королевским письмом.
Мгновение – и наши пальцы встретились.
Энергия пронзила меня от макушки до пят. Я вздрогнула, попытавшись отшатнуться, но Габриэлло не отпустил. Горячие пальцы легли на тыльную сторону моих ладоней, удерживая крепко, но не больно.
– Я решу все, – он осторожно потянул письмо на себя, но я так и не выпустила его, качнувшись вслед за руками Габриэлло. – Все. Только…
Он не договорил – но это было и не важно. Я замерла, оглушенная нашим прикосновением. Дыхание перехватило. Сердце барабанами гулко застучало в ушах.
– Пусти, – выдохнула я. И, собравшись с силами, повторила. – Пусти меня! Это неприлично! Мы давно не дети! У тебя есть невеста, у меня… жених…
Габриэлло едва слышно фыркнул. В синих глазах мелькнула насмешливая искорка, на мгновение превратив холодного лорда-наследника в прежнего мальчишку. Медленно, неотвратимо медленно он наклонился ко мне…
– Габриэлло!
Резкий хлопок распахнувшейся двери привел меня в чувство. Я отшатнулась от лорда Морелли – и нос к носу столкнулась с леди Брианелло. Многочисленные юбки развевались позади нее палево-серым вихрем, изящная прическа растрепалась от бега, светлые глаза метали молнии. Из-за плеча ромилийской невесты выглянула неприлично довольная леди Эмиллия, несомненная зачинщица этого хаоса.
Шагнув к помрачневшему Габриэлло, чье лицо вновь превратилось в бесстрастную каменную маску, я выдернула из его рук королевское письмо и поспешно отступила в сторону. Тонкие выщипанные брови леди Эмиллии Морелли возмущенно сошлись на переносице, губы сжались в немом осуждении. Как будто то, что я провела несколько минут наедине с мужчиной, уже было верхом разврата и неприличия.
– Габриэлло, дорогой, – требовательно повторила леди Морелли, – что тут происходит?
– Прошу прощения, милорд, – на пороге зала поспешно возник лорд Гильермо в сопровождении двух слуг. – Леди Эмиллия, леди Летиция, у лорда Морелли деловая встреча.
– Деловая? – неприятно растягивая гласные, переспросила пожилая дуэнья-ромилийка, выступившая из-за спины своей подопечной. – С каких это пор мужчина, принимающий у себя сомнительных… девиц, смеет называть это «деловой встречей»? Нам говорили, что южане отличаются более вольными нравами, но чтобы так… – она поджала губы, подозрительно напомнив этим леди Морелли. – Нет, подобное отношение к юной леди из благородного рода Брианелло мы не потерпим. Это совершенно неприемлемо.
– Тетя Теодора, – еле слышно прошептала сама юная леди из благородного рода Брианелло. – Возможно, нам стоит…
– Милая Летиция, – вмешалась леди Эмиллия. – Я уверена, все не так, как кажется. Да, юная леди Льед известна в Кординне своими вольностями, но даже если она и позволила себе лишнего, мой сын, безусловно, расставил все по местам. Не правда ли, Габриэлло? – она выразительно выгнула тонкую бровь. – Леди Летиции совершенно не о чем волноваться, правда же?
Ответом было тяжелое молчание.
Я еле удержалась от скептического смешка – достучаться до Габриэлло было все равно что пытаться расшевелить стену. Очень недружелюбную стену.
– Габриэлло, дорогой…
Поверенный предупреждающе кашлянул.
– Миледи, вам не следует…
– Вам не кажется, что здесь слишком много посторонних? – вновь заговорила дуэнья ромилийки. – А этот щепетильный вопрос касается только моей подопечной и ее жениха. Милорд, мы хотели бы получить объяснения, иначе, к нашему величайшему сожалению, я буду вынуждена упомянуть это досаднейшее происшествие в следующем письме к многоуважаемому отцу леди Летиции. Иллирия – цивилизованная страна, и подобное возмутительное поведение…
– Выведите.
– Гильермо, – леди Эмиллия бросила на меня торжествующий взгляд, – вы слышали лорда-наследника. Оставьте нас. Проводите леди Льед до ворот, пока мы с Габриэлло…
Но ладонь лорда-советника опустилась вовсе не на мое плечо.
– Что? – в серых глазах невесты Морелли мелькнуло неподдельное удивление. – Габриэлло, что все это значит?
– Леди Эмиллия неправильно поняла вашего жениха, миледи, – терпеливо проговорил лорд Гильермо. – Будет лучше, если вы покинете зал совещаний.
Леди Брианелло попыталась шагнуть к жениху, но лорд-советник аккуратно, но твердо перехватил девушку за локоть.
– Не смейте ко мне прикасаться! – сорвалась она. – Это нарушение всяких правил приличия! Габриэлло!
– Мы этого так не оставим! – вторила ей дуэнья. – Я напишу лорду Брианелло обо всем творящемся в этом доме!
– Теодора, подождите, – нахмурилась леди Эмиллия. – Мы во всем разберемся самостоятельно.
– При всем уважении к вам, миледи, это просто возмутительно!
В коридоре северного крыла показались лорды и леди из ромилийской свиты, привлеченные разгорающимся скандалом. Послышались шепотки и вздохи. Несколько гостей присоединились к лорду Гильермо, уговаривая леди вернуться в сад. Под ногами раздалось знакомое визгливое гавканье – кривоногая тумбочка Мими пожелала внести свою лепту в общую сумятицу.
Кожу жгло от липких взглядов. Столпившиеся в коридоре лорды и леди вытягивали шеи, не желая пропустить ни секунды скандального зрелища. Еще бы, леди Брианелло и ее дуэнья устроили своей свите настоящее развлечение. Будет о чем рассказать в письмах оставшимся на севере подругам и родственникам. Дикие ниареттцы вынудили благовоспитанных ромилийских леди потерять самообладание.
– Леди Брианелло, леди Лазарри, – настойчиво повторил лорд Гильермо. – Похоже, вы не до конца понимаете ситуацию. Смею напомнить, что лорд Брианелло, какое бы место среди ромилийской знати он ни занимал, не вправе вмешиваться во внутренние дела земель Ниаретта. Да и вам, леди Теодора, лучше сразу понять и принять правила рода, в который ваша подопечная намеревается вступить. Врываться к лорду земли без приглашения, устраивать публичный скандал – для будущей первой леди Ниаретта такое поведение недопустимо.
– А это, – нарочито громко выкрикнула леди Лазарри, указывая рукой в мою сторону, – допустимо? О какой «деловой встрече» с женщиной может идти речь? Нетрудно догадаться, какие у подобной особы «дела». Нет, это совершенно неприемлемо! К тому же, она преступница, которую у выхода ждет конвой. А вчера, насколько я слышала, ее чуть не арестовали. Чуть! А стоило бы арестовать. И раз никто здесь не заботится о безопасности леди Брианелло и ее спутников, я лично прослежу, чтобы эту…
– Леди Лазарри, – проговорил лорд-советник с легким нажимом, – я искренне советую вам не заканчивать это предложение.
Свет в кристаллах мигнул. Я напряженно замерла, ощутив сгустившуюся в зале темную силу. Смуглая рука в золотой перчатке фокусирующего браслета взметнулась вверх.
Ромилийка упрямо фыркнула. Полные губы раскрылись и…
Я не услышала ни звука. Энергетический полог тишины накрыл нас с Габриэлло плотным куполом. По другую сторону леди Теодора комично размахивала руками, широко раскрывая рот, словно выброшенная на берег рыба, растерянно моргала леди Летиция и хмуро глядела на сына леди Морелли, которой недовольные морщины враз добавили десяток лет. Но здесь, внутри, не было никого, кроме нас двоих. Тишина казалась столь оглушительной, что я отчетливо слышала учащенный стук собственного сердца. И второго, стучавшего в такт – будто два барабана, отбивающие единый рваный ритм.
Тук-тук. Тук-тук.
Я шагнула прочь, к самой границе переливающегося темными искрами энергетического полога. Купол был плотный, почти непроницаемый с внешней стороны, но я знала, что магия Габриэлло пропустит меня, если я захочу уйти. Вот только тогда мне пришлось бы притронуться к мерцающей завесе. А к этому я точно не была готова.
Позволить энергиям соприкоснуться было все равно что обнажиться перед Габриэлло. И не физически, нет – намного интимнее, глубже. Одно касание – и тайное вмиг станет явным. И он поймет…
Поймет, как больно мне видеть его невесту, как тяжело смириться с тем, что он давно уже не мой. Принять, что наши чувства… наша связь – всего лишь пережиток прошлого, частичка Ниаретта, которой не место в Объединенной Иллирии. Энергетическая совместимость не означает, что двое будут вместе навсегда, что бы ни случилось. Иногда она становится проклятием, вечной незаживающей раной в сердце, притяжением, которое приходится подавлять, контролировать каждую секунду.
Но я не могла поступить иначе.
Я подняла голову. Габриэлло стоял в центре рукотворного купола, неподвижный, темный. Он не пытался остановить меня, не говорил ни слова – лишь напряженно наблюдал за каждым моим движением.
– Пропусти, – тихо, но твердо попросила я.
– Мы не закончили.
– Пропусти.
Вместо ответа он шагнул ближе. Замер, не сводя с меня напряженного взгляда. Суета за пологом усилилась. Леди Лазарри кричала и жестикулировала, леди Морелли препиралась с Гильермо, верно, требуя от лорда-советника решительных действий, в глазах леди Брианелло блестели слезы. Из-за спин сиятельных леди выглядывали любопытствующие гости из северной свиты.
– Ты же видишь, что происходит, – я кивнула головой на бледную невесту Габриэлло. – Мне не нужны грязные сплетни. И чужие слезы мне не нужны. Я хочу только того, на что имею право по закону – имущество моей семьи. А потом… обещаю, я никогда больше не побеспокою тебя. Никогда, Габриэлло, ни-ког-да.
– Нет, – после долгого молчания ответил он.
– Выпусти меня.
С видимой неохотой лорд-наследник отступил на шаг. Купол затрещал и исчез. Шквал звуков обрушился на меня, взорвавшись головной болью. Хаос продолжился. Леди Брианелло в сопровождении дуэньи и будущей свекрови с двух сторон насели на Габриэлло, а вмешательство лорда Гильермо вызвало лишь новую бурю негодования. Лорды и леди гудели, ахали и охали на все лады. Послышался гулкий звон – один из гостей дворца Морелли случайно сбил локтем с постамента дорогую циндрийскую вазу.
Кто-то – я подозревала, что это был лорд-советник – предусмотрительно оттеснил меня от леди Эмиллии и леди Летиции, а удачно разбившаяся ваза и орда слуг, вытеснившая лишних зевак, помогла прикрыть мое отступление. По стеночке я выбралась из северного крыла, поманила прятавшихся в тени стражей, нервничавших из-за суматохи в зале, куда недавно отправилась дочь бывшего бомбиста, и сбежала из дворца, не став дожидаться завершения конфликта.
И лишь потом, сидя в нанятой на центральной площади карете, заметила, как пульсировали черные артефакты в браслетах, выдавая крайнюю степень нервного истощения. Я едва не потеряла над собой контроль, а дело с наследством так и не сдвинулось с мертвой точки. И как справиться с постоянным присутствием Габриэлло Морелли в моей новой жизни, я тоже не имела ни малейшего понятия.
Отпустить ее было самым тяжелым, что он делал за последние годы.
Он не привык отпускать то, что должно было быть его.
Он не привык отказываться от того, чего хотел.
Он не умел отказываться от того, чего хотел.
Но она…
Она требовала ответов. Объяснений. Слов, которых он не мог ей дать – даже если хотел.
Пустая спальня казалась тесной – тринадцать шагов до двери, тринадцать обратно. Он проделал этот маршрут уже сотню раз за эту длинную ночь, но покой не наступал. Слова бушевали внутри черным огнем, обжигая горло, но не могли вырваться наружу.
Циндрийская чума, диковинная зараза, привезенная торговцами с дальних южных островов, в первую очередь забирала слова. Потом – память. Ему повезло, что вторая вспышка оставила нетронутым разум, но она забрала нечто куда
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.