Выше, чем облака. Диана Будко

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1 – ШАГИ НАВСТРЕЧУ
• ГЛАВА 2 – РАЗДОРЫ
• ГЛАВА 3 – ОБЖИГАЮЩИЙ ЛЕД
• ГЛАВА 4 – ТЕНИ НА СТЕНЕ
• ГЛАВА 5 – PSEUDECHIS VS MICRURUS
• ГЛАВА 6 – НАСЛЕДНИК
• ГЛАВА 7 – Я ГОТОВ
• ГЛАВА 8 – ВАСИЛИСК
• ГЛАВА 9 – ТАК ДО̀ЛЖНО
• ГЛАВА 10 – КАК СБЫВАЮТСЯ МЕЧТЫ
• ГЛАВА 11 – ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
• ГЛАВА 12 – ЧТО ЕСТЬ АРХИПЕЛАГ?
• ГЛАВА 13 – ПРАЗДНИК ВИШНЕВОГО УРОЖАЯ
• ГЛАВА 14 – РАССТАВЛЯЯ ПО МЕСТАМ
• ГЛАВА 15 – АЛЫЕ ПЯТНА НА МОИХ ЛАДОНЯХ
• ГЛАВА 16 – РАССКАЖИ МНЕ СКАЗКУ
• ГЛАВА 17 – ШАЛФЕЙ И ОРХИДЕЯ
• ГЛАВА 18 – ИНТОНАЦИИ КОЖИ И ШЕЛКА
• ГЛАВА 19 – КАК ВОДА СКВОЗЬ ПАЛЬЦЫ
• ГЛАВА 20 – СЕЙЧАС И ПОТОМ
• ГЛАВА 21 – В СВОЕМ РОДЕ
• ГЛАВА 22 – ПЯТАЯ ЖИЗНЬ
• ГЛАВА 23 – НАСТОЯЩЕЕ ВОЛШЕБСТВО

АННОТАЦИЯ

Моя жизнь простой волшебницы была спокойной, работа в любимой лавке приносила умиротворение, однако полёт на остров драконов изменил всё...

   Теперь опасность грозит Принцу Туллию, Балтинии и всему Архипелагу. Мне предстоит не только оказаться в эпицентре придворных интриг, но и не сойти с ума от вспыхнувшей любви, которая выше, чем облака, и ярче, чем жар-птица!

ГЛАВА 1 – ШАГИ НАВСТРЕЧУ

Эмеральд шел навстречу Ирис. Он с трудом сохранял равновесие, однако намеренно держал спину прямо, хотя напряженные мышцы рук и лица выдавали все его мысли по поводу слишком тяжелой ноши: огромных деревянных ведер, доверху наполненных рассадой.

   Взъерошенный, чумазый, в мокрой от пота рубашке и с перепачканными травой коленками, он чуть смутился при виде волшебницы и, как бы извиняясь, с привычным для него задором произнес:

   — Привет, Ирис! — губы дрогнули, желая растянуться в улыбке, но юноша спешно подавил этот порыв. — Как видишь, Его Светлость наконец-то отважился облагородить сад и решил вовлечь всех в этот процесс.

   Ирис сделала шаг навстречу и вместо приветствия попыталась пригладить его волосы:

   — Хочешь, я помогу?

   — Пожалуй, не стоит так сильно и быстро радовать Его Светлость. Мало ли что еще придет ему на ум. — Он поставил ведра на землю и покрутил головой, разминая шею.

   — Ну, кроме как подать необходимый садовый инструмент, я помочь ничем больше не смогу, даже не рассчитывай, — Ирис с любопытством склонилась над саженцами.

   Растения удивительно сочетались друг с другом по запаху, но не по внешнему виду. Расцепляя иголочки шиповника, имеющего шероховатый ствол в виде миниатюрной пальмочки, и крепкого, готового лопнуть от тягучего сока, зеленого листа алоэ, девушка недоуменно вздохнула. О чем думал главный садовник, доверяя такой внушительный масштаб работ простым придворным? Тем более, как водится, загадочным путем среди изнеженных и капризных растений затесались самые непривередливые и колючие сорняки.

   — Восстановив тронный зал и башню, Его Светлость постановил взяться за ценный кусок земли? — Волшебница посмотрела наверх и в который раз оглядела заново отстроенную башню, год назад развороченную настолько, что в срочном порядке пришлось укрывать ее плотной парусиной, лишь бы предотвратить падение камней.

   — И как обычно руководствуется своим любимым принципом: всего и побольше. — Шейные позвонки Эмеральда жалобно хрустнули, как сук под неуклюжим медвежонком. — Лишь неделю он радовался удачной реставрации, а потом вспомнил, что здесь еще и сад есть. Четверть века не интересовался — и вдруг приспичило! — Теперь он говорил возмущенно, с большим раздражением. Потирая кисти рук, юноша с трудом находил в себе силы не пнуть оба ведра, злорадно наблюдая, как, хотя бы в такой мелочи, терпит фиаско грандиозный план Его Светлости.

   — Похвально. Но почему этим занимаешься ты, хранитель покоев, а не садовник? — Голос Ирис стал заметно мягче, как и всегда, когда Эмеральда что-то начинало раздражать. Вечно сдержанный и словно бесчувственный, только при волшебнице он почему-то позволял себе чуть больше вольностей.

   — Угадай, кто придумал убранство сада, ни с кем не посоветовавшись? Когда Принц Туллий предъявил свой план садовнику, тот сказал, что пусть лучше его казнят, чем заставят глумиться над растениями, — молодой человек устало потянулся и вновь с ненавистью покосился на ведра. — Садовнику тотчас указали на ворота, а обустройство поручили нам.

   Ирис прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Как и большинство историй, связанных с Принцем Туллием, эта была нелепа, незамысловата и, видимо, содержала некий двойной смысл, а старания Эмеральда этого словно бы не замечать всегда доводили ситуацию до абсурда. Стало ясно, что жалобные речи скрывают огромный намек о помощи, которую он, естественно, вслух не озвучит, но сделает все, чтобы Ирис сама предложила и настояла на вмешательстве в его дела.

   — Хм. Я думаю, на твоем участке можно все исправить так, что Его Светлость и не заметит. — Она как бы невзначай поправила волосы, которые и так аккуратными волнами спадали на левое плечо, отливая на свету настоящим золотом.

   Эмеральд безмолвно кивнул и деловито поднял ведра. Именно в таких, совсем простых, ситуациях Ирис с удивлением подмечала черты его внешности, которые почему-то прежде оставались для нее незаметными. Будто яркий распахивающийся хвост павлина, перед ней вдруг проявлялись самые незначительные особенности — коричневые крапинки на зеленой радужке глаз, шрам от свежего пореза на кисти, янтарный отблеск в темно-каштановых волосах, милые морщины, что прорезались между бровями, стоило ему о чем-то задуматься. И потом, когда эти детали навсегда сохранялись в памяти, еще долго-долго девушку преследовало тревожное чувство, как после маленького колдовства у ручья. Смутное ощущение обманчиво забывалось, пробуждаясь в самые невинные моменты и вновь начиная потихоньку сводить с ума. Как золотой карп в пруду, который то скроется в зарослях водорослей, то вдруг щегольнет оранжевой спинкой, подразнивая взбудораженного наблюдателя.

   Изо всех сил стараясь не размышлять о причинах такого беспокойства, лишь бы случайно вновь не поддаться обману, Ирис, тем не менее, поглядывала на идущего рядом друга. Девушка мимолетом подумала, что если раздается столько комплиментов изящным длинным женским шеям, то не зазорно мысленно восхититься и мужской, когда она столь крепка, а сбоку, точно мишень, чернеет овальное родимое пятнышко.

   Эмеральд что-то говорил о хлопотах, связанных с преобразованиями, пришедшими на ум Принцу Туллию, которые становились неотъемлемой частью обязанностей придворных, но в его интонациях не было и намека на нытье, только оттенок усталости. Ирис поддакивала ему в ответ, иногда подтрунивая, но давая понять, что полностью солидарна.

   — Здесь, — оборвав нить рассказа, прокряхтел Эмеральд, демонстративно и с грохотом вновь ставя на землю многострадальные ведра.

   Растения жалобно качнулись и вновь сплелись в один пышный куст, словно жались от страха перед неведомыми задумками Его Светлости и способами их воплощения.

   — Место, конечно, неплохое, — Ирис смущенно вновь поправила волосы.

   Несложно было догадаться по разворошенным клумбам, а также дышащему на ладан деревянному ящику с инструментами и разбросанным доскам, что здесь уже кто-то неуклюже похозяйничал. Запущенность места невольно вызывала резонное недоумение: как Эмеральд со всем управится в одиночку? К тому же, выжженные Солнцем участки травы прямо намекали: красивая скульптура или фонтанчик будут здесь к месту в отличие от несчастных растений. Вот кусты коралловых роз, которые были посажены чуть дальше, прекрасно сочетались с высокими деревьями и оттенялись белизной стен замка. Стоило украсить цветами и пруд, так бы он смотрелся нарядным, а не походил на затерянное в лесу болото.

   — Только вот не стоит ли раскинуть здесь шатер? Он точно приживется, — Ирис присела, вновь пытаясь навести порядок в растениях.

   — Да, тут всегда сухая трава. Место такое. Но разве кого-то это интересует? — Эмеральд раздраженно начал раскладывать инвентарь.

   Девушке пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться, однако друг подметил слабую улыбку, промелькнувшую на ее лице. Вместо того, чтобы ляпнуть едкое замечание, он хихикнул и, в очередной раз размяв шею, изрек:

   — Но, Ирис, в конечном счете, это можно перетерпеть. Хоть и обидно, что от моей работы будет мало проку.

   — Уверена, ты ошибаешься, — она поправила фероньерку с арбузным турмалином.

   На некоторое время установилось молчание. Внешним фоном доносились привычные суетливые окрики придворных, заглушаемые шелестом деревьев и звонкими трелями постоянно напоминающих о своем присутствии птиц. При желании всегда можно было расслышать плеск волн, но сегодня и он терялся где-то на побережье.

   Зато они слышали тихое дыхание друг друга, из-за чего вдруг у обоих возникло как всегда неожиданное, но до боли знакомое ощущение близости. Ни один из них не признался бы в своих чувствах: будто огромный прозрачный шатер куполом накрыл молодых людей, создавая иллюзию, что их единение невозможно разрушить.

   Каждый самозабвенно занимался своим делом, как бы ненароком поглядывая в сторону другого.

   Ирис тихонечко насвистывала под нос веселую мелодию, прикидывая, как бы ненавязчиво предложить платок: за пять минут Эмеральд умудрился перепачкаться в земле, вплоть до того, что маленькие комочки облепили его лицо. Как поросенок, он старательно рыл ямку, со всей силой вдавливая лопату в твердую почву, захватывая горсть земли и отбрасывая наотмашь в сторону. Изредка он со вздохом оглядывался или пялился в небо, усиленно растирая ладони и прикидывая, скоро ли солнце начнет светить прямо над его головой.

   Волшебнице было забавно наблюдать за неуклюжими движениями друга. Его пальцы, так ловко сплетающие рыболовные нити в прочную широкую сеть, из которой не сбежит ни бестолковый подлещик, ни знатный лосось, никак не могли распутать обвившиеся стебли злосчастных сорных трав. Он с еле скрываемой нервозностью выдирал их, вздрагивая всякий раз, когда в кулаке оставался не пучок, а малюсенькая травинка. Волшебнице нравилось, как юноша вскидывал на нее извиняющийся взгляд, робея так, будто они знали друг друга от силы пару дней. В глазах юноши всегда было нечто, трогающее до глубины души, настолько совершенное, прекрасное или, попросту говоря, чудесное.

   — Тебе помочь? — спросила она, стараясь вновь подавить в себе все эти странные чувства.

   — Да, Ирис… — с облегчением воскликнул он. — Сейчас ты…

   Тень пролегла между ними и протянулась немыслимым образом до самой стены замка.

   — Весьма любопытно наблюдать, как вы вместе справляетесь с этой незамысловатой задачей. — Тень дрогнула и расползлась, погружая в черноту окружающее пространство. Точно огромная птица, взмахнув широкими крыльями, разбросала оставшуюся после кострища гору пепла.

   — Здравствуйте, Ваша Светлость, — отозвалась Ирис.

   Принц Туллий галантно подал Ирис руку, помогая подняться.

   — Рад видеть Вас, волшебница Ирис, — он приобнял девушку за талию и восхищенно улыбнулся. — Эмеральд, продолжай свою работу. Не отвлекайся на меня. А Вы, милая моя, с каждым днем все краше и краше.

   — Вы, как всегда, смущаете меня, Ваша Светлость, — Волшебница поклонилась.

   — Что же сегодня привело Вас к нам в замок?

   — Необходимость повидать Крапсана, — удрученно поведала она.

   — Что ж, по крайней мере, встреча со мной сгладила неприятность сегодняшнего посещения. — Принц как всегда нежно коснулся губами кончиков ее пальцев и непринужденно взял под руку.

   Ирис как можно кокетливее улыбнулась в ответ. Невольное ожидание подвоха со стороны Принца Туллия заставляло все время быть настороже и внимательно оценивать каждое движение. Примирение с подданными, как ни парадоксально, сделало его еще более нервным. Он словно никак не мог свыкнуться с тем, что перестал ассоциироваться у большинства балтинцев с кровожадным монстром, готовым поглотить все острова, не выплюнув и костей.

   Отпечаток постоянной тревоги можно было заметить в его внешности. На лбу пролегли две глубокие морщины, а некогда столь умилившие волшебницу гусиные лапки превратились в подобие шрамов. Седина была еле заметна, но все же предательски пробивалась в смоляных локонах. Все эти мелкие перемены могли бы придать ему особый шарм или навести на мысль, что правитель постоянно погружен в тяжкие думы о судьбе государства, если бы не легкий запах спиртного, ставший его постоянным спутником и не заглушаемый никакими благовониями.

   — Позвольте мне проводить Вас, — не дожидаясь ответа, он потащил девушку за собой. — Хочу предложить Вам небольшую авантюру.

   — Буду Вам очень благодарна. — Ирис выразительно посмотрела на Эмеральда и скорчила на прощание забавную рожицу, отразившую все эмоции по поводу прогулки с Его Светлостью и будущего разговора с Крапсаном.

   Еле сдерживая смех, Эмеральд подмигнул ей в ответ и вернулся к садовым экспериментам. С уходом Ирис это занятие вновь показалось ему унылым, как и в тот момент, когда он о нем узнал. Не прилагая особых усилий, волшебница умудрилась сделать сомнительное времяпрепровождение более сносным и увлекательным, как и любое другое дело, в которое они оказывались вовлечены. Он воспринимал подобную способность как нечто настолько обыденное, что почти перестал напоминать себе о том, кто она такая. Однако и здесь парень ничего не мог поделать. Даже в присутствии Аттель — знатной девушки, в которую он был давно влюблен и которая изредка отвечала ему приторной благосклонностью, — его охватывала сильная тоска, избавление от которой юноша находил только во время неспешной прогулки, срывая мимоходом очередной стебель и интересуясь у ведьмы, сгодится ли он ей.

   Повозившись еще немного, Эмеральд спешно распихал растения по ямкам, засыпал корни землей и с раздражением подумал о том, что еще надо сбегать за водой для полива и отмыть инвентарь. Глубоко вздохнув, юноша принялся за работу, утешаясь перспективой маленького триумфа. Все же местечко выглядело не так уж и дурно. Очевидно, как это уже случалось, некоторые припишут часть его успеха волшебству и только фыркнут. Но даже если и так — лишь благодаря своей смелости и непредвзятости он, один из немногих, может рассчитывать от Ирис на некие привилегии, о которых ни разу не попросил.

   Оправив одежду, Эмеральд зашагал к ближайшему фонтану, возле которого во время уборки сада кто-то всегда оставлял ведро или иной инвентарь. Это было весьма кстати: кладовка находилась на другом конце замка в полуподвальном помещении, дорога до которого занимала целую вечность.

   Вместо ведра возле фонтана праздно стоял Карнеол, одновременно ковыряясь в зубах и завороженно разглядывая заметный издалека перстень у себя на пальце. За последнее время он постройнел и приобрел ту вальяжность, что присуща людям, уверовавшим в бесконечность внезапного успеха. Эмеральд хотел сделать вид, будто ошибся тропой, но сцена, похоже, разыгрывалась специально для него.

   Медленно Карнеол развернулся в его сторону и как бы в пустоту произнес:

   — Замечательно, когда есть возможность приобретать столь славные вещицы вместо того, чтобы копаться в земле, как червяк. — Он ни разу не говорил прямо о своем статусе наследника, дражайшего двоюродного брата Принца Туллия, но ежечасно подчеркивал этот факт, как и превосходство над остальными. — Настоящий черный турмалин. Что скажешь, Эмеральд?

   — Красивый, но лучше не носить каждый день. Его используют… — Живот предательски свело в ожидании подвоха, но юноша постарался придать голосу добродушие.

   — Ха! Это тебе Ирис рассказала? Сейчас видел ее вместе с Туллием. Беседовали. Дурак. Все же чем она его берет? — Он многозначительно потер камень, а у Эмеральда все похолодело внутри от воспоминания о маленьком замечании, брошенном когда-то Его Светлостью. — Рано или поздно она уберется отсюда. Крапсан абсолютно прав, считая ее вертихвосткой. Если их сравнить…

   — Его Светлости виднее, с кем ему разговаривать и кого привечать в замке. — В голосе Эмеральда появилась привычная всем бесстрастность.

   — Простите, хранитель покоев, — Карнеол по-щегольски накинул камзол на плечо, серые глаза сверкнули.

   — Может быть, кому-то стоит вернуться к своим обязанностям и также хранить покои, а не размусоливать бабьи сплетни? — Эмеральд демонстративно пошел в сторону кладовки, ненавязчиво давая понять, что совет дал не для красного словца. Он был выше своего собеседника, и это позволяло юноше ощутить хоть и небольшое, но преимущество.

   — Поговаривают, ты делаешь неплохие сети, — вдогонку крикнул Карнеол. — Не теряй навык. Еще пригодится!

   С самого утра внутри Эмеральда все кипело. Без всякой значимой причины он был готов браниться и спорить с каждым встречным. Но еще сильнее ему не хотелось доставлять этому мерзавцу радость и дать повод спровоцировать себя на оскорбление или, хуже того, драку. Поэтому, тихонько выругавшись, юноша пошел на поиски злополучного ведра. Теперь ему просто требовалось занять себя чем-то посторонним, не имеющим прямого отношения к жизни обитателей замка. Растения-то не виноваты, что посажены в этом саду, где они еще и прижиться-то не успели.

   Эмеральда не удивляло, что Крапсан прямо-таки спелся с Карнеолом, завязав крепкую, на первый взгляд, дружбу. Назло здравому смыслу они были настолько близки и похожи, что напоминали манерами родных братьев. Конечно, хватило бы и одного яркого качества для намека на родство — например, редкостного умения взбудоражить собеседника и испортить ему настроение (правда, у Карнеола это получалось невзначай и благодушно), — но их было гораздо больше.

   Имя наследника еще официально не объявлялось балтинцам, но вот уже три года всем оно было хорошо известно, как и повадки будущего правителя. Карнеол не нашел отклика в сердцах большинства островитян, вызвав одинаковое недоумение у непоколебимого оппозиционера Цвейника и притихшего после женитьбы Харркона, а иные и вовсе призывали денно молиться за здоровье Принца Туллия, дабы уберечься от козней и колкостей Карнеола.

   Эмеральд по своему обычаю старался не обращать внимания на сплетни и на любые расспросы отвечал весьма уклончиво, тем более забот и обязанностей у него меньше не стало.

   Словно окрыленный, Принц Туллий ощутил новый прилив жизненной энергии, который по силу было укротить лишь бутылке его любимого березового сока, до которого он так и остался большим охотником. А предупреждение, высказанное когда-то верховным кудесником Гульри, что рано или поздно могут проявиться неожиданные последствия долгого заклятия, только подстегивало правителя. Со всем пылом он принялся лично решать проблемы балтинцев, реформировал Канцелярию и даже, переступив через себя, теперь уже в открытую стал проповедовать дружбу между островами Союза, на которую другие князья и принцы охотно откликнулись. Неизменной осталась только его ненависть к Принцу Пиону и Флорандии. Это было настолько взаимно, что подчас вызывало всеобщее опасение. Однако Принц Туллий никогда не забывал добавлять, что не в силах причинить и малейшего вреда флорандцам, ибо они и так уже чересчур сильно наказаны за грехи предков.

   Все это время Эмеральду приходилось чутко следить за всеми изменениями в политическом курсе Его Светлости и за тем, чтобы он окончательно не сдался на милость своей дурной привычки. Особое положение превратило Карнеола в отменного лодыря, поэтому хранителю покоев пришлось взять на себя бо̀льшую часть работы.

   В последние недели юноша чувствовал себя очень усталым, будто на него самого легли тяготы всей Балтинии и соседних островов, а сегодняшнее поручение оказалось совсем некстати, учитывая, с кем ему пришлось садовничать бок о бок. С негодованием он ругал самого себя за то, что ему слишком уж нравится находиться в обществе Ирис. Все чаще он просыпался среди ночи, взбудораженный дурманящими сладострастными сновидениями, и со смесью отчаянья и испуга напоминал себе — этого никогда не будет в реальности.

   Днем он как мог избегал ее, ибо каждый раз при встрече ловил себя на мысли, что за всю жизнь не встречал такой восхитительной девушки, а выдать себя он боялся больше всего на свете. Юноша давно махнул рукой, что его не спасает и общество Аттель, рядом с которой в его воображении все равно то и дело почти неуловимо проскальзывал образ волшебницы.

   — Проклятое ведро и гребаный сад, — буркнул он в ярости. — Из-за такого пустяка все настроение испортилось. — Юноша чуть слукавил, решив свалить все сегодняшние невзгоды на безобидные растения.

   С досадой Эмеральд провел ладонью по правой щеке, отгоняя приставучего комара, а потом разозлился еще сильнее, вспомнив, что теперь уже точно испачкался целиком и полностью, как кабанчик. «Может быть, не зря Ирис недавно обронила, что есть какая-то причина всеобщего помешательства последних месяцев? Опять…»

   Ход его дальнейших рассуждений прервала громкая перепалка. На секунду призадумавшись, юноша навострил уши и тихо приблизился к кустам. Спрятавшись, он собирался выяснить, не заключает ли в себе предмет спора какую-либо опасность. Чуть разведя в сторону ветви, юноша с любопытством уставился на одну из заброшенных беседок, в которой разворачивалась словесная баталия между Ирис и Крапсаном. С изумлением он заметил свирепое выражение лица волшебницы, напоминающее в этот момент оскал кошки, на добычу которой посягнул чужак. Судя по недовольной мине Крапсана, он выступал в роли здорового подзаборного пса.

   Придворный кудесник не потрудился встать, а остался в прежней вальяжной позе, закидывая в рот фиолетовые виноградинки. Он с грубой небрежностью отрывал их с веточки, так что маленькие ягодки катились по скамье, падали на землю и забивались в складки кремового покрывала. Кое-где на нем уже виднелись размазанные фиолетовые пятна, столь бросающиеся в глаза, что хотелось сорвать грязное покрывало и отшвырнуть в сторону.

   — Есть ли еще какая-либо веская причина, по которой я должен был принять тебя? — Крапсан между тем ни разу не отвернулся от Ирис. Будто пытаясь сломить, он пристально смотрел на волшебницу. Но и она отвечала тем же: сложила руки на груди и не выпускала собеседника из поля зрения.

   — А как она еще должна звучать по-твоему? Если такое начинает происходить, то любой волшебник призовет на помощь кудесника.

   — Ты так и поступила, а я ответил. Я же не виноват, что слово придворного кудесника для тебя ничего не значит.

   — Но ты даже не потрудился проверить, — волшебница раздраженно мотнула головой, словно ища поддержки у окружавших ее растений или хотя бы досок беседки.

   — Я вовсе не обязан слушать ту, из-за которой я вынужден до конца жизни ходить с изуродованной рукой.

   Эмеральд приоткрыл рот от удивления. След от глубокого ожога на руке Крапсана был заметен всем и являлся предметом множества пересуд. Он не скрывал его, пару раз намекая, что получил его в схватке с опаснейшей тварью на свете. Кто бы мог подумать, что эта самая тварь обитала в стенах замка.

   — Я ничего тебе не сделала, даже не бросила тебе в глаза и слабейшего заклятья. Ты сам распустил руки. Остальное от меня не зависело.

   — Да уж и не ожидал, что Вас, волшебниц, и пальцем нельзя тронуть, — он с негодованием выплюнул косточки. — Но не радуйся…

   — Мне прекрасно известно, какую историю ты всем рассказываешь, — девушка громко расхохоталась. — Ужасная тварь, изрыгающая огонь, принявшая облик прекрасной девы, — она с наигранным кокетством поправила волосы. — Большей пошлости не слыхала. Ты хотя бы воспользуйся как-нибудь библиотекой Принца Туллия. Там много интересных книжек.

   Эмеральд вконец заслушался беседой, напоминающей яркую пьесу, в которой многое необходимо додумать самому, чтобы лучше понять всю суть сюжета. Он и не заметил, как над ним вновь распростерлась тень.

   — Вот никогда бы не подумал, Эмеральд, что ты способен средь бела дня праздно шататься и беззастенчиво подслушивать, — свое замечание Принц Туллий произнес, давясь от смеха.

   Юноша от неожиданности дернулся вперед, потом резко развернулся и врезался спиной в куст, послуживший ему укрытием. Ветки недовольно закачались и громко скрипнули, а из-под корней выскочила упитанная мышь. Подергивая усиками, она чуть принюхалась и, не разбирая дороги, проскочила между ног Его Светлости. Ирис и Крапсан были так увечены своей перепалкой, что даже не обратили внимания на весь этот шум.

   Принц Туллий фыркнул и раздраженно топнул ногой, желая пригрозить этой выскочке, успевшей удрать куда-то за пределы видимости. Можно было подумать, что он спасовал перед зверьком, но в действительности сцена напомнила ему, что, увы, он не мог так же сбежать от многих неприятных и даже в чем-то опасных ситуаций.

   — Ваша Светлость, прошу меня извинить. Я шел за ведрами... Мне не хотелось мешать разговору, — Эмеральд на всякий случай опустил голову и отошел от куста.

   Принц Туллий кивнул и, нахмурившись, сам занял место наблюдателя, тихонечко отодвинув ветку.

   — Хочешь этого или нет, кудесник Крапсан, но ты обязан разобраться, — яростно продолжала Ирис. — Ты — придворный кудесник, а не личный, и должен следить за происходящим.

   — Значит, ты все-таки собираешься меня учить? — Теперь он стоял, нависая над волшебницей и произнося слова сквозь стиснутые зубы.

   — Что ты? Но если так пойдет и дальше, то я найду способ заставить тебя принять меры, — Ирис порывисто развернулась и направилась в сторону замка.

   Принц Туллий разочарованно отпустил ветку, когда услышал гневное:

   — Можешь не утруждаться! Вся твоя суета в пустоту! Скорее ты обожжешь мне вторую руку, чем сама окажешься кудесницей!

   Принц Туллий фыркнул, выражая свое мнение о перебранке, которая была для него в диковинку, но всколыхнула «прелестные» воспоминания отрочества.

   Эмеральд успокоился и терпеливо дожидался дальнейших распоряжений, незаметно оглядывая почерневшие от земли пальцы и запекшиеся царапины поперек запястья.

   — Говоришь, шел за ведрами… — Принц Туллий почесал макушку. — Перепоручи это кому-то другому и поднимайся в новую библиотеку. Есть дело поважнее.

   — Как прикажете, Ваша Светлость.

   Только сейчас Эмеральда осенило: он столько времени убил на поиски ведер, которые все это время стояли рядом с ним там, на грядке, пусть и грязные после рассады.

ГЛАВА 2 – РАЗДОРЫ

Ирис вышла из замка и, чуть призадумавшись, решила прогуляться прежде, чем вернуться в свою лавку (а именно так она теперь называла свой домик, любезно предоставленный Принцем Туллием в безвозмездное пользование). Не желая думать о причинах своей резкой вспыльчивости во время недавней беседы с придворным кудесником, девушка постаралась сосредоточиться: следует как можно скорее дойти до Регенсвальда и зайти в таверну со сладостями.

   Она невольно стыдилась своего сегодняшнего поведения, но бездействие и равнодушие Крапсана вывели ее из себя. Хотелось наброситься на него, поколотить, да что угодно, лишь бы сбить спесь, которая могла привести к неожиданным неприятностям. Ирис не научилась испытывать пиетет к его гордому званию кудесника, поскольку он так и остался для нее неприятным мужчиной, зазнайкой, от которого все время необходимо ждать какой-то подвох. Может она ему и завидовала — все же Крапсан был весьма талантлив и искусен, — и именно зависть застилала разум, уверяла девушку в том, что от него исходят не самые добрые намерения. Хотя почему тогда кудесник раздражал ее одним своим видом, как и она — его? Волшебница часто задумывалась над этим, но, в конечном счете, пришла к выводу, что в них заложено слишком много разных энергий, которые не позволяли заключить перемирие.

   Ирис отогнала рукой шмеля, словно вызвавшегося быть ее провожатым. Насекомое нервно закружило в воздухе, а потом улетело прочь. Слабый ветер вовсе стих, и вновь воздух стал настолько сухим, что, казалось, Балтиния вот-вот превратится в Сарму.

   Несколько месяцев подряд, в тот или иной момент, по непонятным причинам вдруг начиналась сильная засуха, тянувшаяся до самого побережья. Все запахи ощущались до тошноты отчетливо, горло перехватывало и саднило, как от сильной ангины, глаза с болью слипались, хотя не были засыпаны песком, а тело превращалось в неподатливую обезвоженную массу. Засуха воздействовала на каждого человека с той или иной силой, изощренно выматывая и быстро отступая без видимых последствий.

   Ирис сняла мантию и, небрежно перекинув ее через левую руку, попыталась утешить себя тем, что вскоре погода переменится и вновь можно будет наслаждаться вездесущим бризом. Между тем дышать становилось все тяжелее. Ничего не оставалось, кроме как обмахиваться ладонью до боли в кистевом суставе и думать: как хорошо, что она надела легкое платье и не собрала волосы в сложную прическу.

   Позади раздался топот драконьих лап. Ирис отошла на обочину и решила чуть подождать в надежде, что хозяину повозки будет по пути с ней. К радости девушки, на козлах, управляя двумя зелеными драконами, сидел кудесник Ратид. Похожий на большую ящерицу, он, тем не менее, старался улыбаться, особенно в обществе женщин, был всегда подтянут и элегантен и казался моложе своих пятидесяти лет.

   — Добрый день, кудесник Ратид! — приветливо махнула Ирис.

   — Привет, милая. — Он остановил драконов, которые в ту же секунду принялись тыкаться мордами в траву в поисках чего-нибудь сладкого. — Куда ты направляешься? Не в Регенсвальд?

   — Именно туда, — девушка на всякий случай глубоко вздохнула и завела глаза, будто собираясь упасть в обморок. — Такая жара опять ударила…

   — Забирайся, подвезу, — он сдвинулся вправо, уступая место.

   Волшебница не заставила себя долго ждать. С легкостью устроившись рядом с кудесником, девушка поблагодарила его, одновременно прокручивая в голове возможность обсудить с ним пару волновавших ее, но не нашедших отклик у Крапсана, вопросов.

   Они тронулись в путь и завели незамысловатый разговор обо всем. Драконы лениво тащились по прямой дороге, оглядываясь в поисках съестного. Было заметно, что и ящерам жара не доставляет радости: чешуя казалась затертой, напоминая сгибы старой изношенной сумки, языки то и дело высовывались наружу. Это показалось Ирис достаточным поводом для того, чтобы повернуть беседу в нужное русло:

   — Бедные дракоши. Тоже страдают от жары.

   — Ничего, в Регенсвальде я остановлюсь у первого же трактира с местом для драконов и напою их водой, — кудесник Ратид покачал головой и продемонстрировал тщательно зачесанную залысину. — Жалко их, конечно, но они все же лучше переносят эти странности природы, чем мои несчастные козы, — он ослабил вожжи.

   — А что с Вашими козочками? — Голос волшебницы чуть дрогнул.

   Кудесник Ратид поселился полгода года назад в Вишневых горах и для развлечения и экономии решил завести парочку коз, которые вскорости превратились в небольшое бойкое стадо, то и дело промышляющее на соседних землях. Поскольку пререкаться с кудесником никто не осмеливался, ему не приходилось тратить ни одной монеты на их пропитание. Он только получал с них шерсть, молоко, козлят и доход от продажи всего этого. Существовала, конечно, и оборотная сторона: для своих соседей он работал совершенно бесплатно, но зато с посторонних посетителей брал втридорога.

   — Как бы тебе сказать… Они наотрез отказываются пастись. Собственно, я и еду посоветоваться с лекарем, — он снова притормозил повозку. — Привезу его к себе. Но вначале навещу по этому поводу кудесника Амнора. — Он развернулся к Ирис. — Хм. Ты не удивлена.

   — Вы правы, кудесник Ратид, — голос Ирис сразу стал чуточку жестким. — Я хотела поговорить с Вами по этому поводу.

   — Ты знаешь, что делать с козами? — Прежде вкрадчивый голос стал высоким и взволнованным, а глаза превратились в узкие щелки.

   — Нет. Как и Вы. Но не в козах дело. Понимаю, я просто волшебница, однако нахожусь здесь дольше, чем Вы или кто-либо из других представителей нашего сословия, прибывших сюда после разрушения замка. — Ирис ощутила, как струйки пота сбежали по спине, из-за чего рубашка прилипла к коже. Инстинктивно она сильнее сжала в ладонях мантию.

   — Здесь был наихудший вариант искривленного заклятья, которое удалось укротить, — подбодрил ее кудесник.

   — Я чувствую, сейчас вновь происходит нечто скверное: приступы непонятной засухи, все звери словно чем-то напуганы. Здесь всегда было спокойно, но за последние седмицы я неоднократно слышу о каких-то постоянных распрях, все люди… Они... Хм... На взводе... То и дело случаются драки. Одна из них, если Вы помните, окончилась убийством, — Ирис вдохнула и прижала к себе мантию. На пару мгновений она засомневалась, стоит ли озвучить вслух свое умозаключение, но переборола робость, напомнив, что ради этого все и затевалось. — Я чувствую странные доселе неизвестные, но отвратительные энергии. А Вы?

   Кудесник Ратид резко остановил повозку и, спрыгнув на землю, подошел к драконам, принявшимся есть траву. Погладив каждого из них по бокам, он медленно вернулся на свое место.

   — Мы говорили об этом намедни с кудесником Амнором и кудесником Валлом. По секрету, сегодня с первым мы хотели бы обсудить, как лучше преподнести эту новость Крапсану. Без помощи придворного кудесника нам не обойтись, — он прикрикнул на драконов, и ящеры вновь поплелись в сторону Регенсвальда.

   — Сегодня я пыталась побеседовать с ним об этом. — Ирис впервые подумала, что этим она может разозлить Ратида, да и с чего бы придворному кудеснику вдруг слушать обычную волшебницу.

   — И что? — В бархатном голосе не было недовольства, а лишь любопытство.

   — Он сказал, что я все напридумывала, и он не собирается из-за чьей-то истерики созывать кудесников. — Как можно мягче сформулировала она резюме их перепалки. — Я понимаю, что должна гордиться тем, что он выслушал меня…

   Кудесник Ратид побелел и в сердцах сильнее стеганул драконов. Волшебница вздрогнула от этой жестокости и приготовилась к вынужденной остановке, когда он прорычал:

   — Что за вздор? Как? — Он обернулся в ее сторону, натянуто улыбнувшись, отчего сходство с ящерицей стало слишком заметным. — Ты все правильно сделала, милая, это мы, дураки, все раздумываем, как лучше подобраться к делу.

   — Может быть, Вы с ним поговорите?

   — Я не собираюсь с ним ни о чем говорить. Он в любом случае должен был прислушаться к тебе, хотя бы потому, что ты лучше знаешь Балтинию. Я всегда говорил Гульри: этот мальчик хоть и редкий талант, но еще и отменный лентяй, который плюет на все, обретая желаемое.

   Показались очертания Регенсвальда, и драконы самовольно сбавили темп, с неохотой приближаясь к каменным узким дорожкам. Демонстративно фыркая, они всячески пытались переубедить хозяина в бессмысленности заезда в этот город. Кудесник Ратид не обратил на это внимания, будучи целиком сосредоточенным на том, как ему следует поступить дальше. На его широком лбу выступили капли пота, которые он не пытался смахнуть или вытереть. Нахохлившись, он что-то забормотал под нос, а потом, тряхнув головой, изрек:

   — Мы с Аминором лично обратимся к Гульри. Пусть знает о проказах своего протеже, — кудесник стегнул по драконам так, что Ирис вздрогнула.

   Рептилии проворно замотали головами в разные стороны, соображая, что же от них хотят, и вновь поползли вперед. Волшебница вздохнула с облегчением: одной заботой меньше. Теперь она уже вполуха слушала рассуждения кудесника Ратида о его драгоценных козах, вставляя изредка ничего не значащие, но очень эмоциональные замечания. Рассматривая драконов, Ирис думала о том, как просто можно превратить роскошных и величественных существ в жалкий скот. Неужели и Мярр мог оказаться запряженным в такую же повозку и, вместо произнесения колких тирад, проявлять свой норов, лишь упрямо притормаживая возле очередного кустика, показавшегося ему особенно вкусным.

   В Регенсвальде кудесник Ратид помог Ирис спуститься вниз и на прощание еще раз пообещал все исправить и попросил не волноваться по пустякам. Со всей силой хлестнув по драконьим спинам, он направился к своему приятелю.

   Волшебница, все еще взволнованная подробностями разговора, наконец-то заметила, что дышать вновь стало легко: дул приятный ветерок, разгоняющий любое напоминание о засухе. Девушка чувствовала, как незаметно вновь расцветает сам город, как ускоряются до этого полусонные горожане, как усиливается внешний шум, а птицы и растения откликаются, наслаждаясь прохладой.

   На крышу крыльца таверны взобралась толстая черепаховая кошка и с видом настоящего сноба принялась плавно выгибаться. Невозможно было не уловить, как осторожно, невзначай, она высматривает зазевавшуюся или вымотанную дикой жарой добычу. На кончик ее хвоста приземлилась большая стрекоза, чьи крылышки, как стеклышки, загорелись цветом желтого металла. Кошка тотчас это почувствовала и извернулась с немыслимой скоростью в сторону самозванки, которая могла послужить легкой закуской. Но та исхитрилась в последний момент вспорхнуть и плавно пролететь прямо мимо лица Ирис. Кошка недовольно облизнулась и, усевшись на четыре лапы, грозно сверкнула глазами в сторону расхохотавшейся девушки. Волшебница в ответ послала ей воздушный поцелуй и зашла в таверну.

   Стоило волшебнице сесть за столик у окна, как, виртуозно минуя преграду в виде полуприкрытой рамы, перед ней появилась та сама плутовка. Облизнувшись и обиженно сверкнув глазами, кошка спустилась к ней на колени, не забыв при этом пару раз выпустить когти, вальяжно разлеглась и требовательно подставила шейку. Рассеянно Ирис пробежала пальцами по гладкой скользкой шерстке. Кошке это пришлось по вкусу, и она довольно замурлыкала. Сейчас девушке и не нужна была какая-либо другая компания.

   Так они просидели вместе где-то час. Кошка мирно дремала на коленях, а Ирис медленно пила молоко с мятой и фруктами. Ей нужно было подумать еще о чем-то важном, только вот она никак не могла уловить суть проблемы. Решив, что разумнее всего обратиться за помощью к родным стенам, она аккуратно переложила зверька на подоконник, вызвав прилив недовольства: кошка чихнула, зевнула во всю пасть, спрыгнула вниз, а затем потопала куда-то в сторону кухни, гордо задрав вверх хвост.

   Ирис отряхнула юбку от шерсти и, оставив плату на столе, направилась в лавку. По пути ей пришлось дать пару советов встретившимся знакомым и успокоить одну мнительную старушку. Все это приподняло ей настроение.

   Она в который раз подумала, как ожила Балтиния после Полнолуния Ветров. Теперь это стали, пожалуй, самые открытые острова Архипелага. Все больше чужеземцев прибывало в порт, превращая столицу и в торговую мекку, и в важный перевалочный пункт между частями мира.

   Приезд кудесника Гульри и назначение Крапсана послужили сигналами для остальных волшебников, и незаметно Ирис избавилась от своего профессионального одиночества. Ее с самого начала не заботило появление конкурентов, ибо как иначе можно достигнуть своей цели? К тому же, как бы это ни было странно, новые поселенцы, независимо от своего ранга и статуса, испытывали к ней неожиданное почтение: спрашивали совета, выказывали уважение, исподволь подчеркивая, что ценят не только ее достижения, но и то, что она осмелилась остаться там, откуда другие сбегали, не разобравшись. Все это немало льстило и убеждало в собственной значимости, заставляя и впредь не сбиваться с предначертанного курса. Волшебница продолжала суетиться, ни разу за все время не потребовав за свои труды больше, чем посетитель мог дать.

   Напевая под нос и скользя по улочкам города, Ирис вновь попыталась уловить за хвост ту самую важную мысль, которая ускользала от нее, дразня белой полосой-вспышкой. За последнюю неделю на нее свалилась куча самых разных дел, и она просто-напросто устала, а подобные салки только раздражали. Перед глазами вновь закрутились обрывки каких-то событий и фраз, а потом сплошным фоном пришло воспоминание о том, как Эмеральд, возмущаясь, мужественно пытался превратить запущенный сад Его Светлости в райский уголок, но только перепачкался в земле. Она задорно рассмеялась, вновь и вновь воскрешая этот момент в памяти, и вошла в лавку.

   За год она успела привести домик в совершенно сказочный вид. Розы оплетали перила нового высокого крыльца из белого камня. Снаружи стены были выкрашены в нежно-розовый цвет с золотыми узорами, все венчала крыша винного цвета. В мастерской периодически царил небольшой беспорядок, но все необходимые для волшебства котелки, реторты, банки по-прежнему содержались в идеальной чистоте, а каждый ингредиент хранился именно так как надлежит. В свою спальню Ирис поставила новую кровать и повесила занавески нежно-кораллового цвета — зачастую, увлекшись очередным рецептом, она оставалась здесь ночевать, поэтому ей хотелось ощущать покой и радость.

   Девушка придирчиво осмотрелась, размышляя, достаточно ли высушила собранные неделю назад травы, и, приняв решение, полезла на верхнюю полку стеллажа за мешком. Осторожно, стараясь не сломать истончившиеся стебли, Ирис сложила их внутрь и крепко завязала. На глаза тотчас попался котел, который вчера она почему-то забыла помыть. Отложив мешок с травами, волшебница с опаской подошла к нему и обнаружила, что вчерашнее зелье превратилось в тягучую массу, которую, во избежание еще бо̀льших хозяйственных бед, стоит отдирать во дворе. Со вздохом повязав фартук и собрав волосы в косу, девушка пошарила в одном из ящиков в поисках чистящего порошка. В баночке его осталось совсем немного, на сегодня и только.

   «Главное, не забыть приготовить новый…» — проворчала под нос Ирис. Покопавшись в ящике с хворостом, она обнаружила и подходящую палку, которую только и оставалось обмотать тряпкой.

   Вытащив все это богатство в сад, Ирис посмотрела на небо и прикинула, который сейчас час. До вечера оставалось совсем немного, поэтому с неохотной резвостью она принесла пару ведер и вылила их в котел. Размешав порошок, девушка тщательно начала выскребать стенки, периодически сбрасывая крупные пласты грязи в ведро. Как это часто бывает, рутинная работа постепенно захватила волшебницу, которая начала уже с неким упоением приводить котел в порядок, получая удовольствие от процесса.

   Внезапный порыв ветра принес резкий запах йода и крики невидимых чаек, напоминающие если не о небывалой свободе, то о странствиях.

   Ирис радостно крякнула и вновь начала насвистывать песенку, которая нравилась ей с самого детства: о бравом рыбаке, который всегда вызывал зависть и восхищение у других рыбаков своим уловом, и его прекрасной рыбачке. Она так увлеклась, что не сразу ощутила неприятные потоки энергий, словно неподалеку выглянуло меленькое черное облачко. Волшебница выпрямилась, но решила не оглядываться, пока не сумеет настроиться на нужный лад: тем более пускать эту сущность в сад она вовсе не собиралась.

   — Здравствуйте, волшебница Ирис!

   — Здравствуйте, Аттель. — Изо всех сил стараясь не нахамить с первых же фраз, девушка повернулась к светловолосой посетительнице, натянуто улыбнувшись. — Что привело Вас ко мне?

   Та снисходительно посмотрела на волшебницу, но опомнилась и вновь приняла облик очаровательной изнеженной особы.

   — Вы не очень приветливы.

   — Почему же? Я ко всем посетителям отношусь одинаково, — Ирис сложила руки на груди, приготовившись к атаке.

   Аттель широко улыбнулась.

   — Я пришла к Вам, во-первых, чтобы купить…

   — Извините, но я очень занята и не могу ничего сейчас Вам продать.

   — Как же так? — Напускное удивление напоминало медленно текущую лаву. — Вы ведь никому не отказываете, за исключением…

   — Вы и есть исключение. Мне сейчас некогда.

   Аттель гневно скрипнула зубами:

   — Интересно, откуда пошли слухи о том, какая ты добрая? Ты самая настоящая сучка. Это я знаю наверняка.

   — Не смейте оскорблять меня возле моего дома. Если я и сучка, то пусть так, только я этого и не скрываю. — Ирис демонстративно отвернулась и вновь принялась за котел.

   — Здравствуйте. Что случилось? — Миролюбивый голос Тростник мелодично зазвучал издалека. — Ваша истерика может лишь испортить зелье…

   — Оставляю Вас с Вашей подругой, — Аттель не соблаговолила даже поздороваться с гостьей. — Думаю, всем будет интересно узнать, какая Вы на самом деле.

   Ирис прикусила губу и со всей силой провела палкой по пригоревшей стенке. Она решила ни за что не поворачиваться, пока посетительница не удалится подальше. Тростник, видимо, это поняла. Тихонько открыв калитку и убедившись, что Аттель скрылась, она подошла к Ирис и приобняла ее за плечи.

   — Что произошло? О чем она тебя попросила?

   Волшебница пнула котел, как невольного виновника и свидетеля краткой перепалки. Он упал на бок, и вся жидкость вылилась на траву: тотчас зеленый ковер устлали странные коричневые цветы с низкими стеблями и квадратными лепестками. Ирис в сердцах шепнула заклинание — цветы исчезли, не оставив после себя и пары высохших травинок.

   — Не знаю, — призналась удрученная Ирис и, подняв котел, пошла обратно в дом.

   Тростник глубоко вздохнула и поспешила следом.

   Войдя в дом и чуть задержавшись у зеркала, чтобы дать волшебнице остыть, Тростник небрежно откинула назад черные волосы и внимательно осмотрела лицо: не размазалась ли ультрамариновая подводка и не осыпались ли пудра с румянами. Опасения оказались напрасными. Она выглядела так же прелестно, как и утром, а легкий макияж лишь подчеркивал ее хрупкость. Если бы не с трудом скрываемая грусть в синих глазах, Тростник вполне можно было принять за беззаботную, увлекающуюся всем и вся, кокетку. Стараясь не замечать очевидные перемены и пытаясь обмануть саму себя, гостья отошла от зеркала и захлопала ресницами, будто смахивая тоску, как пыль.

   — Тростник, будешь облепиховый чай? У меня тут кое-какие сласти завалялись. — Голос Ирис стал чересчур размеренным, что настораживало. — Сейчас только руки ополосну...

   — Конечно, буду. — Тростник мысленно досчитала до трех и пошла помогать накрывать на стол.

   Как и ожидала гостья, волшебница, водрузив начищенный до блеска котел на место, нервно хваталась за все подряд и чуть ли не била себя по рукам. Как бы оправдываясь за свое поведение, Ирис растерянно проворковала:

   — Сегодня неудачный день — все не так. Постоянно какие-то мелкие раздоры. Не очень задал... Траханный циклоп! — Волшебница плеснула чай мимо кружки. Тростник не стала ждать падения самого чайника. Вмиг одной рукой она забрала его и поставила на стол, а другой, ловко подцепив первое попавшееся полотенце, вытерла лужу.

   — Я все сама сделаю, а ты пока расскажи, о чем эта хотела тебя попросить? Никогда не видела, чтобы ты так разговаривала с кем-то из посетителей.

   — Не знаю, — Ирис неловко приземлилась на стул. — Я сразу указала ей на дверь. Мне она не нравится, и я не собираюсь ей ни в чем помогать. — Она придвинула к себе тарелочку с сыром и положила кусочек в рот. — Не понимаю, как Эмеральд может мечтать о ней?

   — Эмеральд? — хихикнула Тростник. — Да уж, тут есть, о чем призадуматься. — Она поставила чашки рядышком. — Аттель недурна.

   Последнюю фразу Ирис пропустила мимо ушей и продолжила убеждать подругу в своей правоте, будто та сомневалась:

   — Он умный, красивый и не ведет себя как полный дурак. Она его недостойна, — от негодования девушка теребила край скатерти.

   — Красивый и умный? — переспросила Тростник.

   — Угу.

   — Вот уж и не сказала бы, — она прикусила язык и сразу уточнила: — Я имею в виду, что многие не считают его таковым. Конечно, тебе лучше знать. Красивый, — последнее слово она фыркнула себе еле слышно под нос.

   — Самое обидное, что она пойдет и начнет рассказывать обо мне всякие гадости, — совсем уж по-детски пробурчала Ирис.

   — С каких пор тебя стали волновать такие вещи? — Тростник встала позади Ирис и начала расплетать ее косу.

   Волшебница закрыла лицо ладонями, силясь найти подходящий ответ:

   — Понимаешь, меня волнует, что подумают те, кого я хорошо знаю. Она ведь родственница лорда Тауки. Ее все считают красивой, знатной…

   Тростник всплеснула руками от неожиданности:

   — Не знаю, что тебе сказать. Лишь то, что ты не выспалась или тебе нездоровится. — Она машинально вновь заплела волосы подруги в свободную косу. — Ты противоречишь сама себе и несешь чушь. В моей семье, как ты понимаешь, неоднозначное отношение к Его Светлости, но при всех недостатках правителя нельзя назвать глупцом. Неужели ты думаешь, он станет слушать ее или сплетни из уст лорда Тауки? Если и послушает, то зевнет в ответ. Да и где ты нашла знатную даму? Не смеши меня. — Тростник снова расплела волосы подруги и пальцами причесала локоны, любуясь золотыми и медными бликами. — Что до внешности… — Она накрутила пару волнистых прядей на палец и аккуратно отпустила, чтобы они упали на плечи Ирис. — Я думаю, даже Крапсан считает тебя красивой.

   Ирис обернулась и с недоумением поглядела на подругу. Тростник скорчила в ответ рожицу и продолжила:

   — Ты всегда была очень симпатичной, а сейчас, когда стала распускать волосы и надевать более нарядные платья, совсем расцвела. Я слышала, многие придворные и посетители восхищаются тобой и говорят о тебе...

   — Ты так говоришь, потому что моя подруга, — вздохнула Ирис. — Не хочу, чтобы меня считали склочной, глупой…

   — Кто, например?

   — Эмеральд… — Ирис отхлебнула из кружки и сморщилась от чересчур горячего напитка. Она сильно разнервничалась и с трудом сдерживала себя, чтобы не зашвырнуть чашку в стену.

   Теперь Тростник захохотала в голос: плюхнулась на сиденье рядом с подругой и ударила ладонью по столу. С преувеличенным беспокойством она пощупала лоб волшебницы и внезапно отдернула руку. Подув на пальцы, Тростник пояснила:

   — Думаю, у тебя скрытый жар. Он пока еще не проявился, но ты уже бредишь. — Девушка тоже угостилась сыром и продолжила. — Я и не знаю, как мне сейчас реагировать? Если он так подумает, то, видать, место ему либо на горе, либо где-то подальше от нормальных людей. Он на это и права-то не имеет. Скажешь тоже.

   — Но…

   — Я тебя понимаю, Ирис, но сейчас ты переживаешь из-за пустяков. Лучше расскажи мне, как ты так приварила к котлу зелье…

   Вначале чуть с ленцой, а затем увлеченно волшебница поведала о вчерашнем эксперименте и нелепом благоустройстве замкового сада. Теперь к ней вернулась былая внимательность, и она между делом стала прикидывать, как бы поаккуратнее выяснить причину вновь поселившейся печали в глазах Тростник. Разговор почти перешел в нужное русло, но стук по калитке раздался совсем некстати. Следом донеслось недовольное: «Эй, есть здесь кто живой?» из уст Харркона.

   — Извини, Ирис, мне надо бежать, — Тростник вскочила как ужаленная, словно поменявшись настроением с подругой.

   — Надо бы поздороваться с Харрконом, а то в следующий раз он тебя не отпустит ко мне. — Ирис как всегда подумала, что традиции его семьи слишком жесткие по отношению к представительницам женского пола и переходят все границы, словно они живут до Войны. — Да и к тому же интересно послушать его мнение о ситуации на острове. — Волшебница с благодарностью обняла подругу. — Спасибо, Тростник, за поддержку! Что бы я без тебя делала?

   — Помни о том, что я тебе сказала, и не думай о глупостях.

   Тростник вновь подошла к зеркалу, но даже не взглянула на свое отражение. Она взволновано поправила лиф платья и, обернувшись к Ирис, почти прошептала:

   — Меня мучает одно воспоминание или... Не знаю, как назвать. Оно настолько пугает меня, что я никак не решусь ни озвучить его, ни забыть. — Концы шали оказались скручены в тугие узлы, затянутые вокруг указательных пальцев. — Мне стыдно…

   — Ты обращаешься сейчас ко мне как к волшебнице? — Ирис заинтригованно приподняла бровь.

   — Как к человеку, который не посчитает, что я делаю что-то дурное.

   Волшебнице захотелось напомнить: еще полчаса назад ее саму распекали за такие опасения, но она вовремя остановилась, не желая еще больше нервировать Тростник.

   — Эй, вы скоро там? — Голос Харркона зазвучал громче и недовольнее.

   Тростник обернулась, будто он мог увидеть их или подслушать, а потом, глубоко вздохнув, совсем тихо сказала:

   — Помнишь, когда я только приехала в Балтинию, мы с тобой гадали? Я никак не могу забыть этот сон... Я все думаю, это как навязчивая идея... — Тростник еще сильнее скрутила концы шали. — Но лицо того мужчины, оно никак не хочет стираться из моей памяти. — Она жалостливо всхлипнула. — Может быть, у тебя есть какое-нибудь зелье?

   — Я не собираюсь стирать твою память, — внутри Ирис все похолодело. — Просто ты тогда накрутила себя, вбила в голову какую-то чепуху, вот твой сон и перевернулся. Мало ли что приснится? Не переживай. — Волшебница говорила как можно легкомысленнее с теплой улыбкой на устах.

   — Наверное, так... Но почему ты сама побледнела?

   — Как-то прохладно стало. — Ирис стрельнула глазами в сторону и низвела воспоминания до малопонятной скучной шарады. — Мне тогда тоже приснилась страшная чушь. Даже не могу вспомнить, что конкретно. К тому же, кто сказал, что это не Харркон спустя лет так двадцать?

   — Хватит трепаться! — вновь рыкнул мужчина.

   — Видишь, просто он так себя ведет, что невольно заставляет усомниться в чувствах к нему.

   Тростник закивала в ответ: к счастью, одной фразы хватило, чтобы ее успокоить. Несмотря на оставшуюся в глазах грусть, к ней вернулись прежняя уверенность и видимость гармонии. Она повернула дверную ручку, но Ирис ловко опередила ее и вышла первой.

   Волшебница гордо спустилась вниз по ступенькам крыльца. Харркон, выпятив грудь и все время озираясь, сердито притоптывал ногой и делал вид, что появление волшебницы — самое ожидаемое событие этого вечера.

   — Что же ты не постучал? Зашел бы. — Ирис сложила руки на груди и вплотную приблизилась к калитке.

   Тростник чуть замедлила шаг, с интересом наблюдая, как подруга сумеет в очередной раз прищучить ее мужа так, что он и думать забудет о нерасторопности жены.

   — Не имею желания находиться рядом с теми, кто якшается с василиском. — Харркон провел ладонью по бороде, в отличие от остальных балтинцев он уперто продолжал называть Его Светлость прежним прозвищем.

   — Чего тогда портишь мою калитку? Вдруг она отравлена? — Поинтересовалась Ирис совершенно спокойно. — Василиски ведь очень ядовиты, в камень могут обратить.

   — Тростник, пошли отсюда. — Харркон побагровел и сделал пару шагов назад. На его красивом лице отразилась брезгливость, смешанная с собственным превосходством.

   — Пока, Ирис, — Тростник поцеловала подругу в щеку и покорно пошла за мужем, который счел нужным демонстративно и без объяснений развернуться и зашагать прочь.

   Ирис еще некоторое время наблюдала за ними. Все же Харркон не всегда был так недоброжелательно настроен к волшебнице, и все благодаря Тростник: сейчас, судя по всему, она пыталась не только оправдать себя, но и свою подругу. Однако это не мешало Ирис думать, что единственное слово, как бы странно это ни звучало, которое могло бы охарактеризовать Харркона — это «однобокость».

   Даже Крапсан, для которого волшебница не всегда могла найти добрые слова, пару раз удивлял ее. То, с какой любовью кудесник относился к драконам, никогда не позволяя себе оседлать ящеров, с каким мальчишеским задором часами проводил в стойлах, ухаживая за рептилиями, неволили думать о нем, как о человеке, лишенном ласки и, вполне возможно, понимания со стороны окружающих. Из-за подобных мыслей Ирис становилось стыдно: ведь ничто не могло помешать ей проявить к Крапсану капельку тепла, а в ответ он бы перестал обороняться, выстраивая вокруг своей персоны частоколы из словесных колкостей. Но каждый раз ее затея исчезала в зародыше, когда мужчина умудрялся испортить всё одним жестом или словом. Пришлось найти самый простой путь: не отвечать на его выпады, если, конечно, речь не шла о таких серьезных вещах, как сегодня.

   Небо робко из голубого окрасилось в серо-сиреневый цвет, как грудка голубя. Все вокруг постепенно стало стихать, а вечерний бриз — прохладный, словно молоко, забытое во льду, — напоминал о близости ночи. В кустах проскользнул небольшой заяц, точно крестик на руке, напомнивший о завтрашнем очень раннем подъеме.

   Ирис поежилась и вернулась в лавку, чтобы прибраться: кто знает, когда она сюда вернется. Это не заняло много времени, и уже через полчаса, заперев лавку и пройдя по дорожке мимо леса, она вошла в дом родителей.

   — Привет, моя ягодка, — фея Сирень поцеловала дочь и помогла ей снять мантию.

   — Здравствуй, мама. Здравствуй, папа! — последнее она крикнула, чтобы получить в ответ удовлетворенное бурчание из отцовского кабинета. — Мама, что ты со мной как с маленькой? Мне почти двадцать семь, а ты все нянчишься. Отдыхай, пожалуйста. — Ирис забрала мантию из ее рук и отряхнула от травы и пыли. — Ты, наверное, и так всего наготовила.

   — Не надо напоминать, сколько мне лет. — Фея Сирень все-таки забрала мантию дочери и повесила ее на вешалку по своему вкусу. — Лучше мой руки и иди есть. Наверняка, опять весь день кусочничала и пила воду, а еще говоришь, что взрослая.

   Фея Сирень по-прежнему оставалась моложавой, а издалека ее и вовсе можно было принять за девушку. Но она вовсе не пыталась этим бравировать, а принимала как должное и всячески подчеркивала, что негоже изображать девчонку, когда есть молодая дочь.

   Ирис послушно прошла в столовую, стены которой были расписаны изображениями белых роз, а вся мебель тонула в кремовом цвете, как свежеиспеченное безе.

   На одном из стульев лежала большая голубая коробка, перевязанная бантом серебряного цвета, сразу привлекшая внимание волшебницы.

   — Мама, это принесли для меня? — Она ухватилась за кончик банта, но остановилась, решив открыть у себя в комнате.

   — Да! — Сквозь грохот опускаемой на котелок крышки прокричала фея Сирень.

   — Я поднимусь пока наверх. Там нужные для меня вещи. Я завтра утром уезжаю.

   Коробка оказалась не такой уж и легкой: чтобы поднять ее наверх, пришлось исхитриться и прижать подарок к телу, мысленно благодаря того, кто так туго завязал бант, чтобы ничего не рассыпалось. Оказавшись в комнате и бросив коробку на кровать, Ирис взяла ножик и без сожаления перерезала ленту. Нетерпеливо откинув крышку, волшебница почувствовала резкий запах лаванды и увидела слой хрустящей оберточной бумаги, под которой была тщательно уложена длинная темно-синяя шуба с огромным капюшоном и высокие сапоги из вяленой шерсти. Девушка изумленно погладила мех. Никогда прежде она не только не носила, но и не видела на ком-то такие вещи. Неужели где-то может быть настолько холодно? Конечно, она узнает об этом уже завтра, но эта одежда явно намекала о цели ее путешествия. По телу прошла дрожь, и волшебница, даже не потрудившись сложить подарок, поспешила вернуться к родителям, чтобы провести с ними оставшиеся часы перед поездкой или авантюрой, как ее назвал Принц Туллий.

   Как это бывает перед важными событиями, Ирис всю ночь проворочалась и смогла забыться сном лишь незадолго до рассвета. Однако глаза ее сами собой распахнулись в четыре часа утра. Старясь не спугнуть это невероятно легкое пробуждение, девушка, преодолевая пробежавшую по телу дрожь, выскользнула из-под одеяла.

   Суетливо рассуждая, что можно захватить с собой, она принялась складывать в ларец еще одну сорочку, расческу, два пледа, книгу с заклинаниями и иголку с ниткой. Вспомнив о шубе, она добавила к вещам теплую шаль. Что-то не давало девушке покоя, живот сводило от необъяснимого страха, отзываясь в горле тошнотой. Поежившись от нахлынувшего холода, Ирис решила тщательно искупаться перед поездкой, надеясь так смыть с себя все тревоги.

   Теплая, считай, горячая вода громко зажурчала в сонном доме.. Каждый всплеск приободрял и, как ласковое объятье, позволял почувствовать себя чуть более защищенной. Окно заволокло паром, смазывая силуэт замка и окрестностей. Ирис пальцем нарисовала на гладкой поверхности небольшое сердечко.

   После водных процедур волшебница завернулась в полотенце, чтобы чуть подольше сохранить ощущение уюта. Девушка еще раз проверила заготовленное накануне платье и, помедлив, на всякий случай спрятала отложенные заранее магические мелочи в тайник — кошелечек в скрытом кармашке. Затем подошла к окну и, устремив взор в сторону моря, тихо, медленно и вдумчиво произнесла молитву в надежде, что Создатель откликнется на ее просьбы спокойного пути и благополучного исхода дела, которое возложил на нее сам Принц Туллий.

   После, стараясь и вовсе не смотреть на свое отражение, Ирис привела себя в порядок, взяла ларец и спустилась в сад. Трава была еще мокрой от росы, и девушка, поежившись, как озябший птенец, с ногами забралась на скамейку, лишь бы не намочить необычные сапоги, изнутри прошитые овечьей шерстью, и широкий подол шубы, от которой пахло неизвестным зверем.

   — А варежки тебе не забыли выдать? — Насмешливое шипение по старой привычке раздалось одновременно со всех сторон, совсем как пар, который, казалось, вот-вот пойдет прямо из-под жаркого меха. — На Кирзаке, как всегда, немного прохладнее, чем кажется людям.

ГЛАВА 3 – ОБЖИГАЮЩИЙ ЛЕД

Все рассказанное и написанное о Кирзаке оказалось либо незатейливыми домыслами глупцов, не умеющих распознать истинное великолепие, либо досадной местью тех, кто так и не смог облечь эту красоту в слова.

   Ирис была ошеломлена видами острова. В смятении девушка пыталась убедить себя в том, что ей просто мерещатся отсветы подземного огня, прорывающиеся сквозь белый, до боли в глазах, снег. Высокие острые скалы, отражающие весь этот блеск, напоминали груды переломанных костей. Будто огромные костры, они стремились порвать пиками облака и возвестить о себе всему небу. Сложно было догадаться, насколько велик сам остров, но волей-неволей он представлялся грандиозным. Великое море, никогда не знающее штиля, делало его похожим на видение из сна. Снегопад не прекращался ни на секунду, а сильные внезапные порывы ветра разрывали полупрозрачную пелену.

   Волшебница подозревала, что рассказы о скверной погоде здесь сильно преувеличены. Не могут же столь мощные величественные создания ютиться в таком странном для них месте. Однако, находясь здесь, Ирис только подтвердила свое предположение. Здесь не было ничего лишнего: ни на миг нельзя усомниться, что такая земля может принадлежать кому-то другому.

   — Откуда здесь столько огня? Это и есть залежи хуррора? — Собственный голос показался ей чужим, как и Мярр, в мгновение преобразившийся, стоило ему коснуться земли, — теперь в глазах ящера плясал тот же негасимый огонь.

   — Именно, — прошипел дракон.

   Ирис трусливо сжалась. Шуба не согревала, а непривычная тяжесть меха сковывала движения, делая ее беззащитной перед любой угрозой, исходящей и от Мярра-незнакомца.

   — Помнишь, вокруг Балтинии тоже все горит. Только огонь идет из глубин моря.

   — Мне здесь как-то нервно… — Ирис сжала обеими руками капюшон у горла и вздрогнула от урчания пустого живота.

   — Это из-за огня. Для нас — это жизнь, а на вас действует иначе: открывает вещи во всей их красе, всю суть. Хотя стоит ли бояться сокрытого внутри себя самого?

   — Порой это страшнее, чем все жители Кирзака вместе взятые.

   Спрятав ладони в широкие рукава, лишь бы как-то защититься от непривычного мороза, а ларец — под мышку, девушка подумала, что вот-вот потеряет сознание от всех впечатлений и ожиданий, — а ведь еще только утро, и находится она здесь от силы минут пятнадцать.

   — Отведи меня к Лелайкису.

   — Обычно к нему никто не торопится. — Мярр отряхнул снег с прожилок расправленных крыльев и, словно забыв о присутствии волшебницы, развернулся к восточной стороне острова.

   Девушка зашагала по следам дракона, которые были настолько глубокие, что ноги гостьи по щиколотку проваливались, а непрекращающийся снег только мешал. Непривычная к столь медленному темпу, Ирис, тем не менее, сразу отстала от Мярра и шла, ориентируясь лишь на эту бесконечную цепочку драконьих лап. Она не пыталась рассмотреть местность получше и даже не поднимала голову, полагая, что если вернется отсюда живой, то времени на любование хватит с лихвой, а сейчас важнее следовать маршруту и не потеряться. Узкая дорожка вела к главной скале, озаряемой, к удивлению волшебницы, резкими сердоликовыми вспышками хуррора.

   Изредка по пути Ирис замечала крупные следы, оставленные другими драконами, а иногда и широкие ямки, которые еще не успел припорошить снег, от их туловищ. Пару раз дорожку накрывали огромные тени с распахнутыми крыльями, и тогда все мышцы девушки неестественно расслаблялись, а кости и вовсе становились гибче рыбьих. Ком подступал к горлу. Не оставалось никаких сил к сопротивлению, будто она не спала несколько суток, а теперь, когда мягкая подушка находилась так близко, ей стало все равно, что будет дальше, лишь бы хоть на секунду коснуться ее головой. Постепенно она нашла прелесть в холоде — он проходил сквозь полы шубы, забирался под капюшон, расчесывал колючим гребнем волосы и скрывал лицо за ледяной маской. Голода тоже больше не было: вместо него в животе образовалась пустота, напоминавшая о себе непонятным гулом, таким же, какой идет от глубокого глиняного сосуда, который случайно задели локтем.

   Волшебница почему-то не заметила, как белоснежная дорога сменилась тропой цвета маренго, а невероятный простор — каменной коробкой, сквозь расщелины которой робко проглядывали какие-то светлые пятна. Между тем, здесь было гораздо теплее, сквозь сапоги чувствовался жар, исходящий из-под земли, а иной раз горячие волны воздуха становились практически невыносимыми. Но Ирис настолько перестала воспринимать действительность, что ей даже не пришло на ум расстегнуться или просто снять капюшон. Она уже давно перестала о чем-либо размышлять или бояться. Ей казалось, что все это — дурной сон-перевертыш, в котором и родная мать готова зарезать дитя, точно простую курицу. Перед глазами мельтешили настойчивые тени, от которых пока еще можно было легко отбиться, однако с каждым шагом они становились все плотнее. В какой-то момент тени исчезли, а вместе с ними — заторможенность и жар, вернулась способность мыслить, и волшебница слишком уж ясно осознала: она может отсюда и не выбраться.

   Девушка изо всех сил впилась ногтями в ладони, как всегда, когда хотела отвлечься. На этот раз это не помогло: Мярр впервые за долгое время повернулся в ее сторону и отчужденно прошипел:

   — Приготовься. Через несколько минут ты увидишь Лелайкиса. Помнишь, как следует к нему обращаться?

   — Приветствую Вас, Лелайкис — отец всех драконов и всех Ваших подданных, с которыми Вас связывает общий огонь, — после недолгой паузы почти без запинок проговорила она.

   — Значит, этот мудрец хоть что-то путное рассказал тебе. — Удовлетворенно проворчал дракон и для острастки щелкнул хвостом. — Больше он тебе ничего не говорил?

   Ирис попыталась вспомнить все советы и напутствия Принца Туллия, которые действительно могли оказаться полезными, но лишь одна мысль имела значение, ее она и озвучила:

   — Ему интересно узнать, что здесь произошло и почему ему об этом не рассказали?

   — Но он тоже не особенно чистосердечен.

   — Так поступает каждый, но от других требует противоположного.

   Мярр остановился и гордо вытянулся во весь рост, без лишних слов давая понять, что они приблизились к конечной цели своего пути. Его распахнутые крылья будто стали еще тоньше, но их замысловатая конструкция была настолько безупречна, что могла бы выдержать тысячу ураганов.

   Ирис, боясь показаться невежливой, поставила ларец рядом с собой, на всякий случай сняла капюшон и тряхнула головой, чтобы волосы хоть как-то распушились.

   Волшебница не знала, как правильно назвать место, куда они попали. Каким-то образом природа создала в этой пещере огромный зал со множеством ответвлений, углублений и своеобразных каменных полок, на которых вальяжно устроились десятки драконов различных мастей. Каждый гордо занимал свое место и вовсе не торопился как-то реагировать на появление человека. Однако взметнувшиеся вверх крылья свидетельствовали о том, что они не готовы ей доверять.

   В центре, как Солнце среди лучей, лежал большой белый дракон. Он снисходительно взирал на остальных и отстукивал когтями некий ритм.

   — Лелайкис, наш отец, позволь представить тебе волшебницу Ирис, — издалека прошипел Мярр.

   Драконы перестали скрывать интерес: сотни глаз уставилась на нехрупкую девушку, и каждый взгляд стремился прожечь насквозь.

   — Спасибо, Мярр, пусть подойдет поближе. — Крылья белого дракона приподнялись, демонстрируя острые шипы на концах.

   Волшебница, чуть покачиваясь, подчинилась, невольно сравнивая Лелайкиса с Принцем Пионом и Принцем Туллием, и сделала вывод, что это еще не самая щекотливая ситуация в ее жизни, требующая постоянных дипломатических кульбитов.

   — Приветствую Вас, Лелайкис — отец всех драконов и всех Ваших подданных, с которыми Вас связывает общий огонь, — в голосе волшебницы сквозило спокойствие.

   Белый дракон соскользнул со своего насеста и молниеносно, словно лента, пойманная ветром, обвился вокруг Ирис и вновь вернулся на место, довольный собой и совершенно равнодушный ко всему. Девушка обратила внимание, как притихли его сородичи. Их крылья и кончики хвостов взметнулись вверх — знак тревоги или огромного интереса, насколько было известно волшебнице. Впервые ей пришло на ум, что, по неведомым причинам, она может пробуждать у них страх неизведанного. Девушка была иным существом, к тому же, обладающим таинственными навыками, которые почему-то оказались для драконов настолько важны, что ее допустили в священное логово.

   — Боишься? — Вопрос Лелайкиса вернул к действительности. Его шипение разбегалось по стенам пещеры, как мелкие муравьи — по сухой траве, и тихой вибрацией проходило сквозь весь остров.

   — Да. — Правда слетела с языка быстрее, чем заготовленный ответ.

   Однако казалось, он ничуть не смутил драконов. Одобрительное шипение, словно треск поленьев в камине, вновь придало бодрости. Сам Лелайкис обнажил клыки и громко подвел итог:

   — Значит, точно, неглупа!

   Хотя Ирис не приходилось никогда сталкиваться с землетрясением или быть свидетельницей камнепада, ей показалось, что сейчас подобное точно произойдет: удары сотен хвостов гулом отозвались по пещере, а пол под ее ногами мелко затрясся. Она обхватила себя руками и стала судорожно вспоминать, какое заклятье лучше произнести в момент обрушения.

   — Эти стены еще и не то видали, волшебница Ирис, их так просто не раскачаешь, — от Лелайкиса не укрылась перемена в настроении гостьи. — В отличие от ваших.

   — Тогда зачем я Вам понадобилась? Я обычная волшебница… Я человек, а значит, все равно не смогу помочь Вам так, как до̀лжно, — Ирис вконец растерялась.

   Принц Туллий, поручая ей отправиться сюда, с прискорбием сообщил, что ему неизвестна цель визита, но драконы не захотели слышать о ком-то, кроме нее.

   — Как до̀лжно… — передразнил ее дракон. — Всегда любил эту фразу, как и Наш Великий Предок, кости которого где-то пылятся, словно трофей, вместо того, чтобы отдать свою силу потомкам, смешавшись с хуррором.

   — Я буду их искать? — Волшебница на миг перенеслась в за̀мок, в комнату, выложенную позолоченными костями, сверкающими в лунном свете и выдающими странный вкус ее владельца.

   — Зачем? Я знаю, у кого они хранятся. С этим мы разберемся позднее. — Драконы вновь забили хвостами, подтверждая каждое слово. — Видишь, у нас здесь нет друг от друга секретов. Все решаем сообща.

   — Необычно. — Ирис попыталась боковым зрением найти Мярра, но он куда-то исчез.

   — Мярр вовсе не бросил тебя нам на съедение, — Лелайкис вновь прочитал ее мысли. — Хотя именно он виноват в том, что ты здесь. Слишком уж ярки были его рассказы о тебе.

   — Он всегда любил преувеличить, сколько я его помню.

   — Сама догадалась. Ты имеешь хоть какое-то представление о нашей жизни и не сбежишь через секунду, если что-то придется тебе у нас не по вкусу. — Дракон демонстративно выпустил короткое пламя из пасти. — Сам кудесник Гульри не смог бы здесь пробыть и часа. Знаешь, что еще забавно: именно Принц Туллий, обладатель нашего главного сокровища, первый пошёл с нами на сближение. Остальные по-прежнему трясутся за свои шкурки. Хоть в Принце и нет древнего огня, но такой порыв дорогого стоит. — Лелайкис выдохнул огромный клуб дыма из пасти, заслонив себя от Ирис. — К чему это его приведёт? Мне и так ясно. В последние время мы пытаемся уловить, что получится из наследника? Он очень необычный мужчина, и его мысли сумбурны. — Стена из дыма становилась прочнее, и вот уже клубы воздуха на глазах превращались в огромные белые блоки песчаника, которые, конечно, легко можно было пробить рукой, если отважиться. — Мне самому хотелось бы узнать его поближе, волшебница Ирис. — Девушка незаметно для себя начала судорожно глотать ртом свежий воздух, который ещё не смешался с дымом. — Может быть, ты представишь нас друг другу?

   — Я сама с ним плохо знакома. Кхе-кхе! — Она зашлась в кашле. — И плохо его понимаю. — На покрасневшие глаза навернулись слезы, а горло подозрительно засаднило. — Можно Вас попросить как-нибудь избавить меня от этого дыма? Иначе я задохнусь. — Шуба, к которой она успела привыкнуть, вновь стала слишком тяжелой и жаркой, в ней можно было свариться на потеху всем обитателям Кирзака.

   — Поразительно, что ты ещё чувств не лишилась, — Лелайкис вдохнул со всей силой дым обратно в пасть, — иначе пришлось бы возвращать тебя обратно.

   «Жаль, раньше не знала, — подумала зло Ирис, все ещё пытаясь продышаться, — сразу бы плюхнулась на пол».

   — Не стоит на нас злиться. Никто здесь не навредит тебе, — Лелайкис огрызнулся на вновь оживившихся драконов.

   Крылья Повелителя драконов распахнулись огромным веером, но в этом не было никакой угрозы: неведомым образом они заслонили от волшебницы пещеру, словно отгородив от всего мира.

   Ирис на всякий случай сделала шаг назад, молясь про себя, чтобы не наткнуться на чей-то гладкий, чуть скользкий и теплый нос или не получить в спину укол острым клыком, которому нипочем вся ее меховая броня.

   Лелайкис хитро рыкнул и медленно, не опуская крылья, подошел к гостье, ударяя когтями о камни.

   — Поверь, никто не навредит, — повторил он и добавил: — Если ничего не получится, мы все равно отпустим тебя домой в целости и сохранности. Так у вас, людей, принято? — Дракон протянул правую лапу.

   Ирис на всякий случай еще раз поклонилась и обхватила рукой когтистый палец, который скользнул по ладони, но не поцарапал. Лелайкис смотрел волшебнице прямо в глаза, и она следовала его примеру. Странный поединок, будто каждый из них всеми силами пытался проникнуть в мысли другого, придирчиво пересмотреть их все до единой и потом решить, насколько позволительно доверять сказанному.

   — Это успокаивает, — слова вырвались у волшебницы сами собой. — Очень сложно сосредоточиться, когда на горизонте маячит постоянная угроза. Сразу думаешь, что ее при любом раскладе не избежать, поэтому и стараться смысла нет.

   — Согласен. Хлыст нужен неумехам и безвольным. Мне по душе те, кто получают удовольствие от процесса.

   Лелайкис первым отвел взгляд, выдыхая очередной клуб пара. Впервые за эти минуты морда дракона приобрела иное выражение, сменив постоянную усмешку. Его челюсти растерянно сомкнулись, ноздри задергались, а молочная чешуя со стороны выглядела приподнявшейся, точно перья альбатроса.

   — Мне не нравится происходящее здесь, а еще больше — что я не могу этого прочувствовать. Никто из нас не может, — он крутанул мордой, указывая на каждого из подданных. — Кто-то перехитрил нас. Но как? Это может быть лишь существо из другой Вселенной.

   Каждый звук смешивался с громким шипением, не позволявшим Ирис вставить слово. Она краем глаза продолжала следить за драконами, которые так и не совладали с отнюдь не присущим им возбуждением. Сквозь занавес дыма и редкие искры огня девушка с внутренним трепетом и восторгом заметила, как грациозные чешуйчатые тела соединились в единую плоть, — и вот уже огромный питон обернулся вокруг пещеры многочисленными кольцами.

   — Я не могу этого до конца прочувствовать. Никто здесь не может! Западная часть острова словно ушла из-под нашего контроля. — Лелайкис замолк, давая себе передышку.

   Ирис сцепила руки в крепкий замо̀к. В ушах застучали миллионы мелких молоточков. Она не думала, что поручение будет простым, но все же до последнего надеялась, что оно окажется более привычным, без стольких недоговоренностей.

   — Помоги нам найти причину этого. Ты много лет жила бок о бок с Мярром, значит, тебе легче почувствовать энергию Кирзака. — Лелайкис ударил хвостом, рассеивая дымку и одновременно разбивая питона на составляющих его драконов. — Я не буду ничего обещать тебе за работу, но, поверь, мы окажемся щедрее любого князя.

   Волшебница сжала ладони в кулаки, как бы пытаясь таким образом набраться сил перед ответом, но почувствовала лишь сильную головную боль.

   — Что ты нам скажешь?

   Ирис решила больше не медлить, тем более других вариантов у нее и не могло быть.

   — Я попробую Вам помочь, хоть и не уверена в своих силах.

   Раздалось довольное клацанье клыков и когтей.

   — Благодарю, — Лелайкис выдохнул несколько облаков дыма. — Мы приведем тебя в нужное место чуть позже, а пока привыкай к нашему острову. Можешь ходить, где хочешь и сколько хочешь, только без Мярра.

   Мярр впервые откликнулся:

   — Я не подойду к ней и на тысячу гор.

   — Не хочу, чтобы он случайно помешал тебе ощутить нужные энергии. У тебя будет своя пещера, никто не помешает. Сейчас тебя туда проводят.

***

После аудиенции у Лелайкиса холодный ветер больше не казался таким невыносимым. Свежесть бодрила, а запах моря, к которому волшебница привыкла в Балтинии, улавливался и здесь. Она не спеша вдыхала его, и все то, что было ей дорого и знакомо, словно оказалось совсем рядом. Это ощущение придавало уверенности в себе: Лелайкис так и не сказал, как долго ей придется здесь гостить, а запрет Мярру приближаться к волшебнице превращал, по ее личному мнению, нахождение здесь в пытку. Драконы, сопровождающие девушку к пещере, хранили молчание, а она не представляла, как можно ненавязчиво задать им хотя бы один из беспокоящих ее вопросов. Хотя разве есть какой-то прок от ответов с миллионами недоговоренностей?

   В выделенной Ирис пещере было светло и тепло: из нескольких каменных колодцев вырывались языки подземных костров, обогревавших сильнее, чем кухонная печь в замке. Девушка устроилась в самом темном, но защищённом от случайных искр уголке. Один плед она расстелила как простыню, а второй свернула в аккуратный валик наподобие подушки, положила рядом книгу заклинаний, небольшой котелок, чтобы растапливать в нем снег, и с облегчением сбросила шубу. Поглядев вниз на сапожки, Ирис решила на всякий случай не снимать обувь.

   Осматривая свою пещеру, она обратила внимание на многочисленные каменные шипы, как кораллы, вырастающие из пола и стен. Разнервничавшись, девушка вновь залезла в ларец, достала оттуда коробочку с ниткой и иголкой и переложила в карман платья. Железки клацнули друг о друга, а ткань чуть оттопырилась. Хлопнув для надежности по боку, Ирис сосредоточилась на затейливых рисунках, будто высеченных и одновременно растертых по стенам. Здесь присутствовали совершенно разные цвета: болотная зелень переплеталась с винными оттенками, переходя в глубокую синеву морского дна и выливаясь оранжевым всплеском увядающего листа. Кое-где, совершенно небрежно, появлялись серо-желтые кляксы, поблескивающие и отвлекающие от узора, как фрукт на белой салфетке.

   Девушка принюхалась: это сравнение пришло на ум не просто так. Теперь, когда волшебница окончательно согрелась, то смогла среди непривычных запахов уловить парочку знакомых, напомнивших о ее собственном сарае. Она внимательно огляделась и подошла к уступу, отгораживающему небольшое пространство пещеры от огня. Рядом валялось несколько фиг. Ирис подняла их и заглянула в сам закуток: там друг на друга были повалены ветки с созревшими плодами груш, фиг и персиков, а сбоку виднелась горка вяленой рыбы, и стоял большой горшок, вряд ли предназначенный для воды.

   — Что ж, в гостеприимстве им точно не откажешь, — пробормотала Ирис, прикидывая, раз съестные припасы хранятся здесь и лучше их не перемещать, то надо выбрать укромное место для уборной.

   Чуть освоившись, она вновь вышла на воздух. Казалось, здесь не опаснее, чем в саду у Принца Туллия, но все же запахи, звуки и краски были совершенно иными, чем в любом уголке Архипелага. Ирис прикрыла глаза. Зачесалось пересохшее от ветра лицо, и задеревенели руки, и девушка будто почувствовала, как сливается со снегом, и только благодаря какому-то внутреннему огоньку она окончательно еще не стала с ним одним целым.

   «Не девушка, а живой Кирзак, — подумала волшебница, почесав нос, подозрительно похожий на ледышку. — Зато и энергии почувствую быстрее». Она нерешительно сделала пару шагов, оставив после себя плоские, похожие на бобы, следы, нагнулась и погладила сугроб. Мягкий и одновременно воздушный, как сахарная вата, он казался чуть теплым, но затем холод незаметно проник под кожу и парализовал пальцы.

   Драконы не обманули — здесь она была в полной безопасности. Мярр свято чтил запрет не приближаться и не общаться к ней. Самой волшебнице это казалось несколько комичным: вряд ли что-то могло бы сейчас заглушить те потоки энергии, которые, пусть и не так явно, начали проявляться уже через пару часов после аудиенции в пещере. Тем более, другие драконы вовсе не считали должным игнорировать ее присутствие. Для них она была заброшенным откуда-то издалека непонятным зверьком. Зверьком со своими вычурными, абсолютно неуклюжими повадками, отличающимися от всего им привычного. Но это вызывало лишь жгучее непреодолимое любопытство, что часто оказывается сильнее настороженности и отчужденности. Сотни пар глаз неотрывно следили за каждым ее жестом, малейшей переменой настроения, будь то приподнятая бровь или мелькнувшая ухмылка. Порой она чувствовала, что некоторые из ящеров нарочно проскальзывают мимо или пролетают над головой, отбрасывая размашистые тени, а иногда превращаются в единый организм — пугающего и флегматичного пестрого питона, который мог учуять и не дать потеряться на незнакомой местности.

   Ирис больше не наблюдала за бесконечным кружением снежинок и совсем привыкла к тому, что стерильную белизну неба вдруг пронзали темные скалы, посиневшие от бесконечных контрастов температур и освящаемые красно-оранжевыми огнями. Порой она застывала на месте, очарованная красотой льда. Его слоев, застывающих друг над другом и отражающих все в совершенно расплывчатом, стертом виде.

   Одновременно с этим девушка с удовольствием улавливала свое отражение в тысячах прозрачных сосулек. Как кривые зеркала, они делали гостью то тощей, то приплюснутой юлой. Сквозь них сам Кирзак представлялся в неожиданных ракурсах и обманывал своими расстояниями, становясь в один момент запредельно неохватным и донельзя малюсеньким, точно гнездо ласточки.

   За это время Ирис ни разу не видела Великое море спокойным. Ей приходилось слышать, будто корабли обходят этот остров стороной, но никогда не задумывалась, что причина таилась вовсе не в драконах, а в огромных волнах, барашки которых виднелись издалека, сразу после кольца хуррора. Нередко морское волнение достигало девяти баллов. В первый день, когда разразился шторм, сердце волшебницы замирало от испуга: ей казалось, волны вот-вот поднимутся еще сильнее и, в конце концов, через пару секунд накроют весь остров, смывая его обитателей и случайную гостью. Однако они методично разбивались о берег, какой бы высоты не достигли, и тихонько отползали назад в ожидании перерождения. Пена почему-то оставалась на пляже и вопреки здравому смыслу застывала в виде маленьких блестящих кристаллов по всему побережью.

   Волшебница гуляла по острову, привыкая к нему и, как и предупреждал Лелайкис, все сильнее ощущая новые для нее потоки энергии, которые, — и в этом тоже драконы не ошиблись, — были поломаны, точно сухой хворост. Более того, порой Ирис ощущала их колкость: словно портновские булавки, забытые в идеально сшитом платье, они в самый неподходящий момент впивались и царапали кожу, казались такими тонкими, что невозможно ухватить, выдернуть и швырнуть прочь.

   Ирис научилась правильно пережидать моменты усталости так, чтобы не соскользнуть с уступов и не окоченеть, а постоянные всплески пламени стали даже успокаивать. Весь день был подчинен своему обычному ходу, как и задумано изначально с момента зарождения мира для этого самого места. Девушка будто впадала в спячку с каждым заходом Солнца и мгновенно просыпалась, стоило светилу лишь небольшим отблеском напомнить о себе. Причем сны нисколечко не запоминались, а только оставляли после себя ощущение небывалой радостной нежности.

   Ирис быстро привыкла к драконам, постоянно пролетающим над ней просто так или затеявшим рыбалку в Великом море. Оказалось, что во время их полета всегда раздавался тонкий протяжный, похожий на вздох волынки, свист. Теперь девушка относилась к этому звуку спокойно и, только когда он надолго затихал, начинала беспокоиться: не упустила ли она нечто роковое в своих наблюдениях за энергиями. Драконы, кроме Мярра, с удовольствием подпускали ее к себе и, то ли по доброй воле, то ли с высочайшего согласия самого Лелайкиса, приоткрывали ей не только тайны своего быта, но и многие волшебные порошки, на которые ящеры были большие мастера. Не описанные ни в одной из известных Ирис книг, они обладали потрясающим и молниеносным эффектом, объясняемым, на ее взгляд, особенностями местной атмосферы.

   Один из драконов любезно познакомил ее с немногими из растений, которые цвели на самых высоких и совершенно беззащитных скалах. Карабкаясь на них, проводник счел ниже своего достоинства оказать гостье посильную помощь. А девушка, в свою очередь, тысячу раз в мыслях поблагодарила Создателя за то, что ей пришла в голову идея захватить иголку с ниткой. В первый же вечер пришлось преобразить шаль в нечто напоминающее митенки, а платье — в подобие комбинезона, сшив, пусть и не очень аккуратно, из одной юбки две штанины, стягивающиеся у щиколоток. На всякий случай, она решила носить с собой кошелечек с иглой и нитками постоянно, чтобы не боятся никаких ветров и острых скал.

   Ухватившись за тонкий, обманчиво хрупкий выступ и сделав последний шаг до самой вершины, Ирис оказалась полностью вознаграждена. Вокруг простиралось Великое море. Оно обступало со всех сторон, вздымая волны, загораясь, обдавая брызгами зазевавшихся птиц, заигрывая с ладьями и обхватывая в свои крепкие объятья десятки островов, кажущихся всего лишь мелкими обломками, несущимися по воде. За пределами Архипелага в нем плескались неведомые чудища и летали рыбы, смывался песок с берегов, оторванных от привычного мира дрейфующих островов, которые напоминали айсберги неизведанных земель.

   Весь мир, крупицы которого девушка видела или о частях которого слышала, сейчас оказался как на ладони в своей устрашающей простоте. От этой простоты было невозможно сделать и вдох. Она словно нарочно ломала представление о собственной значимости, глумливо напоминая, что есть еще миллионы столь же непознаваемых вещей.

   Ирис отвернулась в надежде успокоиться, но на ее глазах навернулись слезы: вместо безжизненных скал впереди стелился ковер из неизвестных цветов с огромными невероятного ультрафиолетового цвета лепестками в форме сердца. Стебли пробивались наверх беззастенчиво, как обыкновенный бурьян, хотя других растений здесь оказалось не так-то много. Оранжевая пыльца, словно сахарная пудра на выпечке, то и дело опасно поблескивала на зимнем солнце, как напоминание, что странные цветы не потерпят вторжение на свою территорию.

   Почти уже не ощущая порывов ветра, Ирис растерла лоб, сжимаемый оледеневшей фероньеркой в тиски. Она нерешительно качнулась вперед. Ей хотелось рассмотреть цветы поближе, потрогать их, узнать, какими они должны быть после всех порывов ветра, непрекращающихся снегопадов и этого загадочного тепла. Наверное, они шершавые, заиндевевшие или, наоборот, пластичные, чтобы отвечать на любой ожидаемый каприз странного климата. Интересно, какой у них запах? Он явно почти незаметный, с одной нотой и от этого незабываемый. Как бы больше узнать о тех травах, что с ними уживаются, но удерживает их вызывающий цвет: яд может легко проникать сквозь кожу, а когда он начнет действовать и какое нужно противоядие, может быть неизвестно и самим драконам.

   — Хочешь рассмотреть их поближе? — Провожатый, о котором девушка совсем забыла, напомнил о себе тихим шипением. Следом перламутровое тело скользнуло мимо, пересекло лентой всю цветочную поляну, а потом застыло изваянием посередине этого сказочного буйства. — Думаешь, они ядовитые? Отнюдь.

   Ирис приоткрыла рот от изумления, но вовсе не потому, что дракон угадал ее мысли. Захваченная эмоциями и впечатлениями, она почему-то сочла само собой разумеющимся и вполне закономерным отсутствие снега, несмотря на постоянный снегопад. Теперь, когда белые хлопья оседали на розоватой чешуе ящера и устраивались маленькими сугробами между шипами хвоста, эта аномалия стала очевидной: на цветочную поляну не упало ни единой снежинки. Они испарялись где-то в воздухе, не долетая буквально нескольких сантиметров до острых концов самых высоких листов.

   Дракон довольно выпустил клуб пара из ноздрей и хлопнул хвостом. Снег осыпался с туловища, как мука с ладоней, и мгновенно исчез.

   — Ты еще не поняла: Кирзак — единственное место на этом свете, где не действуют привычные для вас правила. Здесь все другое. — Ящер щелкнул когтями по земле. — Порой даже нарушающее то, что вы все называете порядком. Поэтому отсюда видно весь мир далеко за пределами Архипелага.

   Ирис спрятала руки в рукава шубы и изо всех сил вцепилась пальцами в подкладку, пытаясь хоть так сохранить подобие спокойствия.

   — Поэтому цветы здесь не замерзают, а поглощают снег. Их корни уходят прямо вглубь скал и оплетают весь остров. Он существует и удерживается благодаря цветам, а пыльца — это тоже хуррор, поэтому цветы не горят. Им все нипочем. — Немигающие глаза, такие же завораживающие, как куски янтаря, которые кудесник Хамбер выдавал за амулеты в своей лавке, из-за чего был грубо высмеян Эмеральдом, внимательно изучали что-то поверх волшебницы: похоже, ящер вовсе не считал гостью опасным противником, за которым стоит неустанно наблюдать.

   — Я восхищена Кирзаком и его обитателями, — Ирис шагнула в гущу цветов и опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть их. — Помимо охраны острова у них есть еще какие-нибудь специфические свойства? — Капюшон пришлось снять с головы, и вскорости снег облепил волосы.

   — Для нас никаких, а для людей… — Дракон взял паузу, подбирая нужное слово.

   — Дурман? — Волшебница пожала плечам — цветы и травы ничем не пахли.

   — Нет. Здесь таких нет. Как и ядовитых. Вот эта трава, у которой красный стебель, — снимает зубную боль, а в коричневую крапинку — заживляет ожоги. — Провожатый клацнул зубами, заметив, что теперь Ирис смело ощупывала каждый росток. — Цветы помогают… успокоиться. Они заглушают болезненные воспоминания, размывают их, как давние сновидения.

   — Надо же… — Ирис ощутила странное покалывание на кончиках пальцев и бархатистость листьев, твердых, как мореный дуб. Одновременно стебли были пластичными и принимали любую форму, подчиняясь малейшему движению пальцев. — Действительно, необычное свойство. Его не так-то просто обнаружить. — Волшебница поскребла черную почву ногтем и растерла небольшую щепотку на ладони, сквозь которую виднелась пыльца. — Здесь был кто-то из людей?

   — Во время Войны. — Дракон заметил, что спутница его замерла. — Им было так любопытно узнать, как мы живем, из чего состоим, что мы не могли отказать в ответной любезности.

   Девушка инстинктивно ухватилась за цветы, будто они могли как-то уберечь от замыслов драконов. Стебли изогнулись дугами в руках, но остались на прежнем месте — невозможно ни выкорчевать, ни сорвать.

   — К сожалению, мы не можем поделиться с тобой и одним цветком или его ростком. Даже мы не можем сорвать их. Они — часть острова. А лепестки быстро засыхают и теряют свою силу. — Провожатый для наглядности подцепил один когтем и поднял вверх. Он засверкал на белом фоне, жадно поглощая снежинки, и через несколько секунд осыпался. — После ряда опытов мы узнали, что человек должен сразу их съесть: или в таком виде, или растереть в порошок.

   Ирис отпустила стебли и посмотрела на свои руки. Пальцы испачкались, но растения не оставили после себя и сока. А ведь значит, цветы все равно поглотили тех несчастных, которым угораздило попасть в лапы к рептилиям. Что же еще здесь происходило?

   — Можешь нарвать трав от ожогов, — дружелюбно прошипел дракон, намекая, что пора спускаться.

   — Спасибо, но я не лекарь. Мне они ни к чему. — Ирис встала и еще раз посмотрела вокруг, на владения Великого моря. Его точно не интересовало, кто прав и насколько безгранично непонимание между теми, кто в мире наделен разумом. — Пожалуй, я слишком сильно замерзла. Можно вернуться.

   Волшебница убедилась, что либо следует сразу покончить с заданием Лелайкиса (не имеет никакого значения, каков будет результат, лишь бы он вообще был), либо позорно попроситься домой, зная наверняка, что отпустят. Конечно, трусихой девушку никто не осмелится назвать, если случайно прознает о ее побеге: продержаться день на Кирзаке считается запредельным среди кудесников, не говоря уже об обычных островитянах. Но отступать так просто не хотелось, как и пропадать среди этой заснеженной пустыни зазря.

   Ирис представила оба варианта развития событий и все же остановилась на первом. Ей уже удалось уловить все потоки энергий, их источники и места странных изломов в западной части острова, где действительно было совершенно невыносимо находиться.

   Устав от бесполезных размышлений, в один из дней, когда заря только начала заниматься, Ирис вышла из пещеры и в полном одиночестве, бодро, — насколько это возможно наутро после беспокойной ночи, когда бессонница сменяется кратким прерывистым сном, — решила исследовать местность.

   Благодаря бесконечному снегопаду и вспышкам хуррора на Кирзаке никогда не наступала кромешная тьма: стоило тучам закрыть собой Луну и звезды, как отблеск сердоликовых огней превращал снежный покров в подобие застывшей на мгновение лавы, настолько яркой, что издали можно было запросто принять ледяной остров за обыкновенный костер.

   Ирис без труда, с хрустом странных кристаллов, протаптывала дорожку к месту, выбранному для наблюдения. Простой план действий был тщательно продуман накануне, и ей вовсе не хотелось изводить себя, повторяя каждый намеченный пункт. Чтобы отвлечься, она принялась описывать Кирзак и свои впечатления об острове, мысленно обращаясь к Эмеральду, который в ее сознании внимательно смотрел на нее, чуть приподняв брови, в ожидании очередной порции неожиданных приключений.

   «Представляешь, к снегопаду привыкаешь очень быстро. Скажу больше: все время начинаешь ожидать от него какого-то сюрприза. Возможно, от этого здесь не бывает ни светло, ни темно... Иногда снег лежит на скалах в форме шариков. Это похоже на коробочки хлопка, того самого, из Лорении... Самое забавное, что повсюду море. Оно есть и в Балтинии, но у наших берегов не бывает таких волн. Здесь они огромные. Почему повсюду? Сугробы становятся морем: пробираешься сквозь них, один выше другого. Ступаешь — снег рассыпается, как пена, и вот-вот унесет тебя за собой. Еще ты совсем не знаешь, что под ним скрывается. Однажды оттуда выскочил прямо на меня маленький зверек. Откуда он взялся? Мордочка и ушки как у зайца, а туловище — лисицы… Ничего я не придумываю! Только если померещилось…», — стало холодно, и девушка прикусила губу, спохватившись, что увлеклась и вот-вот начнет предаваться занятию, чреватому различными неприятностями — разговаривать сама с собой. Вместо этого волшебница, чуть погрев дыханием ладони, взялась напевать песенку «Не ходи с ведьмой в лес…». Через пару минут мелодия сошла на нет. Собственный выбор возмутил Ирис не только из-за несоответствия моменту, но и тем, что незримый собеседник почему-то никуда не исчез.

   — Почему здесь с памятью постоянные нелады? — прошипела она сквозь зубы, с трудом пытаясь припомнить слова детской песенки, которую когда-то разучивала для папы. Пропев во весь голос пару строк и удостоверившись в неизменности мотива, девушка притопнула в такт ногой и провалилась по бедро в сугроб. Снегопад вдруг усилился, но, словно по личной просьбе гостьи, теперь ветер дул в спину, подгоняя в нужную сторону.

   Западная сторона острова, на первый взгляд, не отличалась от любого другого уголка Кирзака, поэтому Ирис сразу заприметила самое уютное место на скале: пенек рядом с подземным костром. Насколько могла позволить шуба, девушка удобно устроилась и, прикрыв глаза, приготовилась к появлению самых агрессивных чудовищ.

   Минуты медленно потекли. Вначале Ирис четко следила за течением времени, но тепло огня, обволакивающее и даже отвлекающее от жесткости камня, и монотонность мягкого снега ввели волшебницу в полудрему, лениво прокрадываясь сквозь которую, понемногу девушке удалось лучше почувствовать все энергии.

   Волшебница явственно различала кружащиеся и извивающие, как ленты в воздухе, яркие отблески, каждый из которых, если задержать его чуть дольше, чем на секунду, мог многое рассказать об окружающем мире. Эти всплески вовсе не тревожили, каждый был ровным и абсолютно верным. Ни один из них не касался ее, просто сосуществовал рядом, как абсолютное множество иных, самых простых и невероятных, вещей в мире, замечать которые или игнорировать — лишь вопрос собственного желания.

   В животе что-то булькнуло, жалобно заурчало, а потом стихло. Остатки утренней головной боли резко ударили по вискам. Дальше Ирис перестала ощущать свое тело, сливаясь с окружающей средой, воплощая совет из книги заклинаний, закинутой перед отъездом в ларец.

   Робко солнечный свет пробирался все дальше вглубь острова, делая блеск снежинок удивительно нежным, а остров издалека и вовсе можно было принять за огромную гору из драгоценных самоцветов. После холода ночи тепло воспринималось долгожданной наградой.

   Именно это тепло вернуло Ирис обратно в реальность. Она доверчиво задрала нос, улавливая, словно маленький зверек, приближение согревающих лучей и желая насладиться рассветом. Однако именно в этот момент Солнце будто отвернулось от этой части острова, чтобы волшебница наконец-то смогла в полную силу почувствовать искривленный поток, царапающий все вокруг и отпугивающий ежесекундно распадающимися частицами.

   Волшебница резво вскочила со своего насеста и, произнеся заклинание, сделала поток видимым и осязаемым. Теперь он был похож на обычную растрепавшуюся нить грязно-серого цвета, опутавшую весь остров. Ирис боязливо провела ладонью над ним. Несомненно, в этой части острова находился его источник, но расходились нити гораздо дальше.

   — Почему они не могли его распознать сами? — Девушка подставила под поток вторую ладонь, словно зажимая его. — Конечно, он появился здесь извне!

   Волшебницу зазнобило от испуга: впервые один на один она осталась с чем-то настолько пугающим и непонятным. Все зависело только от нее.

   — Эмеральд, почему ты сейчас в Балтинии? — в сердцах прошептала она. — Ты бы обязательно мне что-то подсказал... Или бы просто поддержал...

   Девушка инстинктивно посмотрела на небо, очень ясное и светлое, под которым творились столь пугающие вещи.

   — Создатель…

   Накануне вечером девушке удалось убедить себя: в конце концов, проблема касается лишь самих драконов, не скрывающих своего призрения ко всему окружающему миру, поэтому ничего, кроме маленького краха собственных амбиций, ее не ожидает.

   Ирис еще раз провела рукой над нитью, определяя исходное направление, и, стараясь вовсе отвлечься от каких-либо мыслей, побежала вперед. Теперь, когда серый блеск нити ясно улавливался, все остальное казалось пустяком: бесконечное утопание в сугробах, подворачивание ног, путающихся в полах шубы, капюшон, постоянно спадающий то на лицо, то на спину. Ветер дул в лицо. Из глаз потекли слезы, замерзающие на щеках и от этого покалывающие кожу.

   Весь путь превратился в смазанное белесое пятно. Расстояние и время стали вынужденными и совершенно никчемными спутниками. Перед Ирис лишь была одна несменяемая картинка: казалось, она по-прежнему в восточной части острова и бежит на месте. Лишь осознание этого позволяло ей не впасть в истерику. Теперь стало понятно, почему считается, что людям нечего делать на Кирзаке, — это попросту банка, горлышко которой накрыли толстой тканью: пустота, имеющая четкие границы.

   Ирис безумно хотелось остановиться, сбежать отсюда, если не с помощью волшебства, то наугад, хоть вплавь по Великому морю, но в который раз неуместная смесь любопытства с тщеславием напоминала о себе — может и в этом тоже был повинен драконий остров?

   Перед одной из скал она резко затормозила, ухватившись за выступ. Крепко зажмурив глаза, чтобы хоть пару секунд перетерпеть поток колючих снежинок, бьющих в лицо, волшебница попыталась сосредоточиться перед последним рывком — место, откуда исходил поток искривленных энергий, находился где-то неподалеку, впрочем, как и...

   Ирис широко распахнула глаза, напуганная внезапной догадкой: всегда в подобных историях пытаются найти причину всех бед за околицей, совершенно забыв проверить собственные угодья, куда, кстати, девушке не было дозволено заглядывать.

   Ирис беспомощно осмотрелась, словно кто-то мог откликнуться и дать дельный совет. Мысль, что драконы с легкостью обвинят ее во всех бедах, она постаралась отбросить, иначе остатки храбрости и тщеславия окончательно растворились бы, подобно снежинкам в море. Даже если сейчас она сбежит, то больше никогда не почувствует себя в безопасности. Укутанная в саван страха, девушка будет молить о том, чтобы удушающий кокон наконец-то разорвали острыми когтями, впивающимися точным ударом в спину и удерживающими в воздухе постепенно замирающее тело.

   Ирис прикоснулась ко лбу. Только сейчас она обратила внимание на боль, причиняемую холодным обручем. Сожалея, что неприятное чувство не может послужить оправданием дальнейшего промедления, девушка стряхнула снег с волос и оправила капюшон. Все же, если повезет, уже завтра она будет дома, вспоминая обо всем как об озорном приключении, из-за которого почему-то пришлось изрядно понервничать. На мгновение снег стал темным от тени пролетевшего дракона. Волшебница с трудом вдохнула: новый день вступил в свои права — спрятаться не получится.

   Теперь каждый шаг давался с трудом, а под снегом и вовсе, казалось, скрывался неровный лед. Ирис понимала: торопиться сейчас совсем не обязательно, но и промедление могло сыграть не в ее пользу. Головная боль стала невыносимой, однако снятие фероньерки волшебница мысленно прировняла к признанию собственной беспомощности и решила терпеть, пока не получится заглянуть в мешочек со снадобьями.

   Приближаясь к пещере Лелайкиса, Ирис решила, что просто расскажет ящерам о своем открытии, найдет Мярра и потихоньку улетит с ним домой. Она старалась не смотреть на свежие отпечатки драконьих лап на снегу и закуталась в шубу, надеясь согреться, подобно полумифическим кенгурятам в сумках матерей, о которых она читала совсем маленькой, когда быть волшебницей означало лишь создавать маленькие чудеса всем на радость. Однако мороз крепчал, как будто произошла немыслимая вещь: кровь начала медленно остывать, превращаясь в лед, спаивающийся со стенками вен. В носу возник противный металлический запах.

   Ирис сложила руки в молитвенном жесте и тихо прошептала просьбу: поскорее выбраться отсюда в целости и сохранности, пока еще есть возможность.

   — Ну же, Ирис, ты побывала в чужих воспоминаниях и после этого хочешь сказать, что найдется передряга, из которой ты не выскользнешь? — Девушка хмыкнула, представив, как лихо уползает прямо из пасти Лелайкиса, а потом, как по ледяной горке, скатывается на попе в Великое море. Хоть это и доставило бы кучу неприятностей Мярру, но, возможно, ящеры восхитились бы ее дерзостью и простили.

   Драконы привыкли к ней, как привыкают к птицам за окном, поэтому ее появление в пещере никто и не заметил. Лишь несколько рептилий лениво приподняли крылья и недовольно прищурили глаза, но ни одна чешуйка на их теле пока не дрогнула.

   Пока.

   Лелайкис дремал на своем ложе, свернувшись клубком, больше походя на иллюстрацию, чем на грозного Повелителя этого острова. Отстраненность оказалась обманчивой: левое ухо дернулось, а хвост тихо ударил по камню. Ящер грациозно изогнулся и заглянул в глаза Ирис.

   — Ты хочешь мне что-то сказать? — Из пасти дракона выпорхнуло облако пара, создавая невесомую завесу между ними, хотя сейчас им было нечего скрывать друг от друга.

   — Я обнаружила место, откуда исходят искривленные энергии. Они чувствуются в западной части острова, но идут не оттуда, — девушка взяла паузу, чтобы подобрать нужные слова. Пальцы сами собой сжались в кулаки, как будто так было легче дать отпор. Не дожидаясь расспросов, она твердым голосом произнесла: — Я пришла к тому месту, где берет начало искривленная энергия, но я точно не могу сказать, что там происходит… — К концу фразы пыл сам собой иссяк.

   — Что же ты умолкла? — Лелайкис говорил снисходительным, чуть устрашающим тоном, как разговаривает взрослый с расшалившимся ребенком.

   Ирис сделала вид, что не заметила этого, тем более, из-за спины Повелителя драконов показался Мярр, одобрительно прикрывший глаза, без слов обещая вопреки всему встать на ее сторону.

   — Сначала я хочу спросить: чувствуете, что я не сделала ничего дурного по отношению к Вам? Что ни разу не произнесла и самого безобидного заклинания, которое могло на что-то повлиять? — Ирис удивилась тому, как вмиг совладала с собственными страхами, просто слегка огрызнувшись.

   Дракон выпустил когти и ударил хвостом:

   — Неужели ты считаешь, я бы позвал тебя, если бы понимал, что ты способна на такие вещи?

   Чрезмерная самоуверенность Лелайкиса передалась Ирис. Она не заметила, как сама рассердилась: зачем он позвал, заточил здесь, если ее выводы ничего не значат — драконам и так все давно известно наперед.

   Не думая, чем это может обернуться, волшебница выпалила:

   — Но Вы ведь не почувствовали, что это происходит в гнезде с яйцами. — Ей представилось, что со стороны она сама выглядит как дракон — надменная, всезнающая и непоколебимая в собственном достоинстве.

   — Что ты хочешь сказать? — Зрачки Лелайкиса резко сузились, ничем больше он не выдал своего гнева. Его подданные насторожились, однако на мордах рептилий отразилось скорее недоверие, чем ужас. Мярр тревожно замотала головой, видимо, переживая больше об Ирис, чем о будущем рода. — Это слишком серьезное заявление.

   — Можете не переживать, я не заглядывала туда. Проверяйте все сами. — Ирис уже пожалела о вызывающем поведении, но сменить тон в этот момент означало бы признать несуществующую вину и покорно сдаться на их милость.

   Лелайкис, казалось, увеличился в несколько раз, но ни на миг не дрогнул. Он молча искал поддержки у остальных драконов, которые вдруг застыли, как гранитные статуи, — лишь слегка подрагивающие носы предупреждали, что все они живы.

   Ирис почувствовала головокружение — она никак не ожидала подобной бесстрастности. Событие, которое должно было взбудоражить весь Кирзак и вызвать приступ бешенства, воспринялось как страшная сказка, ужасающая в момент рассказа и забывающаяся, лишь только прозвучит последняя буква истории.

   — Может быть, это все-таки натворила она?

   — Мы должны все проверить.

   — Если это правда…

   — Что будем с ней делать?

   — Если она не причем…

   — Ирис этого бы никогда не сделала! — Рявкнул Мярр, не открывая пасти, и тогда волшебница догадалась: между драконами завязался спор, не предназначенный для ее ушей, но она так привыкла к здешним энергиям, что запросто считывала мысли каждого из ящеров, поэтому такая предосторожность была совершенно бесполезной.

   Волшебница постаралась таращиться на драконов с глупейшим видом и собиралась в нужный момент пожаловаться на воцарившееся молчание. Рептилиям не стоило знать, что девушке прекрасно известны все те кары, что грозят ей за злоупотребление доверием, если оно вдруг привидится хозяевам острова.

   Однако, ее игра, похоже, была раскрыта самим Повелителем драконов.

   — Значит, волшебница Ирис, ты все же не согласна со своей участью: превращением в пепел и преподнесению в качестве подарка Принцу Туллию? — Ласково обратился к ней Лелайкис.

   — Это не доставит ему удовольствия: он предпочел бы Принца Пиона на блюдечке.

   — Если бы дело не было таким серьезным, я бы власть посмеялся над тем, как ты здесь прижилась. Совсем не удивилась нашим планам насчет тебя и не спохватилась, услышав мой вопрос.

   В пещере похолодало, резко запахло серой, будто вмиг погасло сто костров, а следом потянулся приторный аромат пачули и карамели. Ирис закрыла нос и рот ладонями, понимая всю тщетность жеста. Драконы были взволнованы, иначе вспышки хуррора не усилились бы до такой степени, а последствия влияния этого вещества на людей считались неизвестными.

   Ноздри Лелайкиса расширились — очевидно подобное изменение обстановки не пришлись по душе и ему:

   — Здесь никогда так не пахло... — Повелитель драконов встал на четвереньки и расправил крылья. — Не будьте ящерицами, успокойтесь!

   Драконы последовали его примеру и застыли. Исчезли запахи и звуки, осталась только стужа и раскрашенные яркими красками ледяные скульптуры десятков свирепых рептилий, реалистичных настолько, что вряд ли такая маскировка могла кого-то обмануть. Ирис прижала пальцы к вискам от нелепости собственных умозаключений. Девушка без сил опустилась на землю, не замечая, как стучат ее зубы и дрожит каждая мышца. Чудилось, что все это происходит далеко-далеко — она лишь является сторонним наблюдателем, словно не ее тело сейчас могло запросто распрощаться с душой. На миг она почти почувствовала, как ее кости переламываются под когтями чуть прочнее алмаза.

   Драконы вновь заспорили между собой, но болезненные удары пульса в ушах мешали разобрать хоть одно слово целиком. Ее взгляд бездумно переходил с собственных ногтей на маленькую трещинку в стене, затем на запекшуюся ранку дракона, так некстати портящую очарование персиковой чешуи, потом на один из шести шипов, венчающих хвост, переливающийся всеми оттенками черного цвета, ни один из которых девушке прежде не приходилось встречать... Каждое открытие представлялось чудным и стоящим долгого и скрупулёзного изучения — не грех и остаток жизни на это положить. Никуда не торопиться, ни о чем не думать... Стены дрожали от гула, перемежающегося с рычанием, а поваливший пар заполнил пещеру, вскоре лишив девушку возможности видеть хоть чуть-чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Мех давил на плечи, словно живые звери обвились вокруг ее хрупкого тела. Кожа покрылась липкой испариной, но у Ирис не хватило сил даже на то, чтобы поднять руку.

   — Возьмем с собой! — Злобно или испуганно, — не разберешь! — но уверенно заявил кто-то, а следом толстый холодный канат перехватил девушку вдоль живота и закинул на небольшое и отнюдь не мягкое кожаное ложе.

ГЛАВА 4 – ТЕНИ НА СТЕНЕ

Только попав на свежий воздух, Ирис пришла в себя и сделала бесплодную попытку успокоиться и быстро придумать, как следует вести себя дальше. Соскользнуть с безымянного дракона и нелепейшим образом скрыться от ящеров на их же собственном острове — эта возможность казалась снежинкой, упавшей на язычок пламени. Волшебница понимала, что может просто-напросто исчезнуть, не оставив после себя и дымки, если так будет угодно Лелайкису. Уцепившись за основание крыла и свернувшись калачиком на холке дракона, девушка крепко зажмурила глаза, предпочитая не смотреть вниз, а довериться собственным ощущениям.

   «Так должно…» — упрямо повторяла волшебница про себя, догадываясь, что сейчас под ней очередной острый выступ скалы или обманчиво мягкие снежные подушки, под которыми могут оказаться холодные плоские камни. Неловкое движение, — полетишь вниз и разобьешься…

   Она и помыслить не могла, какой именно тропой драконы летели к гнезду: на острове можно было запросто заплутать, просто приняв очередной поворот за конец пути. В какой-то момент девушка запрокинула голову, надеясь, что так ее лучше услышит Создатель и поможет справиться с неудержимым порывом начертить в воздухе спираль и сквозь нее улизнуть домой, если, конечно, забыть о том, что любое заклинание может обернуться против его же создателя по воле хозяев острова.

   Край шубы затрепыхался от ветра. Безобидный звук, заставивший Ирис вскрикнуть от ужаса: через пару мгновений она точно узнает тайны Кирзака, занесенные сугробами. Волшебница зажмурилась еще сильнее, чувствуя, как видение перестает быть таковым, потому что дракон резко дернулся, сбрасывая ее с себя.

   Девушка кубарем скатилась с гладкой, как ледяная горка, спины куда-то в темноту. Снег скрипнул на зубах. Холодная вода заморозила десны и небо, горло свело судорогой, и Ирис с трудом заставила себя дышать носом. Кое-где на одежде и сапогах появились мокрые пятна, как будто неподалеку от нее в неглубокую лужу плюхнулся камень, подняв сноп брызг.

   Ирис съежилась от очередного шквала рычания и дроби гулких ударов, от которых на острове вот-вот могло начаться землетрясение. Оказалось, с повадками ящеров так же легко свыкнуться, как маленькому зверьку затеряться от хищной птицы в низкой траве. Остается только сжать лапки, вздрогнуть и отважно пискнуть, когда эта самая птица вонзает когти в плоть и поднимает в воздух.

   Ирис толкнули на один из выступов, венчающих вход в пещеру. От удара затылком о камень все расплылось перед глазами, и теперь разноцветные акварельные пятна стали единой композицией с какофонией голосов в голове. Заламывая кисти рук и переминаясь с ноги на ногу, она почувствовала себя на помосте перед самой взыскательной публикой, которой подсунули пьяное и откровенное ярмарочное представление вместо интересного спектакля, наполненного глубоким смыслом и тончайшими аллюзиями на уродство окружающего мира.

   Между тем, самый главный зритель, Лелайкис белой лентой вынырнул из гущи своих сородичей и, почти ткнув ее клыками в живот, отчетливо рыкнул:

   — Пойдет с нами. — От легкого удара гигантского хвоста покатились мелкие камушки, больно резанувшие девушку по руке.

   Ирис не успела ничего возразить, как снова таинственная сила с теплым дыханием и отсутствием запаха, дернула и толкнула в темноту. Потеряв последнюю связь с реальностью, волшебница, пошатываясь, зашагала следом за десятком пестрых драконов, скользнувших в темноту. Лишь изредка ей мерещился сочувствующий блеск знакомых янтарных огоньков, так похожих на сотни других, что, не ровен час, можно было перепутать. Ее крутило во все стороны, как целый ворох листьев, потревоженных ветром. Постоянно обо что-то или кого-то ударяясь, тело стало воспринимать подобное истязание как нечто само собой разумеющееся. Каждый удар отуплял, происходящее перестало вызывать какие-либо эмоции и мысли.

   От постоянного мельтешения картинок затошнило так сильно, что Ирис рефлекторно прикрыла рукой рот. Глаза сами собой зажмурились, и на несколько минут стало гораздо легче: по неизвестной причине боль от ударов притихла, однако по левой ноге пробежал подозрительный холод, а следом невыносимо защипала икра.

   Внезапно Ирис споткнулась об одного из драконов. Потеряв равновесие, она повалилась на его спину и чудом умудрилась увернуться от двух шипов, торчащих из крыла. В распахнувшиеся глаза ударил яркий до боли, металлический свет. Волшебница зажмурилась, а потом сквозь приоткрытые веки попыталась разглядеть его источник.

   Первые секунды не было ничего, кроме раздражающего блеска, неестественного и непривычного, затмевающего собой все. Но, как и все однообразное, он быстро приелся и уже не мог ничем удивить. Девушка смогла различить многочисленные очертания овальных яиц, которые и излучали странное сияние. Гладенькие, украшенные тонкой черной росписью, они располагались в строгом порядке. На ум пришло сравнение с аккуратненькой коробочкой для яиц, изготовление которых в Лорении считалось особым искусством.

   Ирис больше не смущал яркий свет, как и повисшая тишина, нарушаемая лишь грозными выдохами плотных клубов пара из распахнутых в удивлении драконьих пастей. Прикусывая от любопытства губы и теребя порвавшуюся шубу, гостья рассматривала гнездо драконов, в котором не было ничего загадочного или особо примечательного. Обыкновенная пещера, каких на Кирзаке десятки, за исключением того, что над ее убранством предки ящеров все же потрудились. Без выступов и сталагмитов, гладкое овальное пространство напоминало скорлупку, засыпанную травой и еще какими-то растениями, названия которых она припомнить не могла, но догадалась: расцветают они лишь среди песков Туксума. Из всех мест на острове здесь аромат хуррора был самым насыщенным: тяжелым прозрачным покрывалом он скрывал от посторонних яйца, не позволяя приблизиться к ним и на десять шагов.

   Кончики пальцев чуть закололо, и волшебница пошевелила ими, надеясь отогнать причину новых тревожных ощущений: те самые ломаные линии энергий торчали иглами. Огромным морским ежом они перемещались по всему пространству, отскакивая от яиц вверх, чтобы вновь проткнуть скорлупу.

   Она обернулась в сторону Лелайкиса — он был как огромное изваяние, вырезанное прямо изо льда.

   Ирис растирала шею и попутно отталкивала от себя коварные, норовящие впиться, как комар в нежную кожу, энергии. На всякий случай она прокрутила в мыслях пару фраз, подчеркивающих ее непричастность к произошедшему и возможные причины случившегося. Одна из них показалась ей не столь ужасающей, сколь совсем неправдоподобной.

   — Мярр, уведи! — Попросил Лелайкис будничным тоном. Его хвост изогнулся невероятным образом, обхватил девушку под коленями и, приподняв над землей, плавно перенес в сторону выхода из пещеры.

   Второй хвост обвил талию волшебницы и закинул на спину. Ирис облегченно выдохнула и обняла Мярра за шею — она была вовсе не против поскорее убраться отсюда. В ответ дракон тихо дружелюбно зашипел, но вопреки ожиданиям остался на месте. Отстраненно, как будто все это было лишь игрой, правила которой ему не успели разъяснить, дракон повернул голову вправо и тотчас предельно внимательно — под пальцами девушка ощутила приподнявшиеся шершавые чешуйки, — стал наблюдать за происходящим.

   Ирис не успела придумать объяснение таким резким перепадам настроения Мярра, как ее снова ослепили яркие лучи света. Теперь это были огромные языки пламени, охватившие все пространство гнезда, взмывавшие вверх, целясь и поражая острые иглы. Дюжина драконов поднялась в воздух и направилась прямо к источнику искореженной энергии, однако невидимый прозрачный барьер оттолкнул их назад.

   Девушка сильнее вцепилась в Мярра, опасаясь, что ненароком ее могут поранить острым шипом или просто разрубить хвостом. Теперь ей не хотелось сбежать — в ней проснулась любопытство, присущее любому живому существу, когда оно едва начинает постигать мир, а стремление к знанию пересиливает животный страх неминуемой расплаты. Она вновь была маленькой девочкой, для которой даже смертельно опасные или до тошноты отвратительные явления становились лишь объектами наблюдения, частичкой будущей, совсем далекой, взрослой жизни.

   Волшебница подмечала каждый жест Лелайкиса, командовавшего этим жутким действом. Порой в голове вспыхивали отдельные фразы его четких приказов.

   Пламя кружило в воздухе, разгораясь с каждой секундой все сильнее, но жар совсем не ощущался. Каждая искривленная линия вспыхивала и исчезала, догорая дотла, как обычная спичка. Лелайкис выгнулся горбылем, воскресив в памяти знаменитого Предка, пусть поверженного, но и своим трупом внушающего такой ужас, что немедля было отдано приказание освежевать его до костей, обратив в самый главный и таинственный трофей островов.

   Движения верховного дракона повторяли изображения, выложенные мозаиками на стенах самых старых зданий Ферла. Сколько раз она их видела: поблекшие и даже кое-где отколовшиеся, но, оказывается, они в точности следовали за прообразом. А глаза, сложенные из множества мелких камушков, драгоценных и простой гальки, передавали малейшую перемену в настроении и нарастающую ярость древнего существа.

   Повелитель драконов бросил на своих подданных странный взгляд, на миг показавшийся скорее жалким, чем усмиряющим. Мярр, напротив, вытянулся и чуть не загородил крыльями обзор. Пещеру заволокло черным дымом, точно благовония, которыми лекари щедро окуривают больных перед болезненными процедурами, а потом разрезают или вправляют конечности.

   Глаза девушки заслезились, и картинка вновь стала смазанной, будто смотришь на разворачивающиеся события сквозь запотевшее стекло. Не имея возможности что-то рассмотреть, волшебница, хотела уже тихонечко сползти со спины дракона. В нос ей ударил запах, похожий на тот, что доносится со сковороды, щедро наполненной поджаривающимися мясом и яйцами.

   — Мярр, они, похоже, что происхо… — в панике Ирис соскочила на землю. Слова, обращенные к неподвижному Мярру, повисли в воздухе.

   Незаметно привыкнув к дыму, Ирис различала скованные движения рептилий, вставших на задние лапы и расположившихся вокруг гнезда маленькими группами, возвышающегося над ними в полете Лелайкиса, а еще блики кроваво-алого огня, направленные… прямо в гнездо.

   «Наверное, это способ прекратить потоки энергии. Не могут же они…» — обессилев, девушка прислонилась спиной к теплой стене. Не понимая, как на все это реагировать, волшебница попыталась предположить, что произойдет дальше, но все мысли сводились к одному: драконы не пощадили собственное гнездо — после такого огня от него и пепла не останется. Это одна из трех самых священных вещей для них, наряду с памятью о Предке и хуррором, которым они, не раздумывая, пожертвовали.

   Впервые девушка почувствовала себя здесь в настоящей ловушке: запертой в домике не просто с прозрачными, но и весьма податливыми стенками, повторяющими каждый изгиб тела узника, но не выпускающими на волю. К своему ужасу Ирис ощутила, что от запаха впервые за весь день у нее разыгрался аппетит. К горлу подкатил тугой комок. Согнувшись, она попыталась отдышаться, но вместо этого ее стошнило. Вытирая рот, Ирис уже равнодушно отметила, что пламя над гнездом угасает, и драконы просто наблюдают за ним. Кислый привкус во рту и саднящее горло заставили волшебницу отойти в сторону, чтобы не вызвать подозрений в бегстве и, махнув рукой на приличия, попытаться, отплевываясь, избавиться от малоприятных ощущений. По низу живота прошел сильный спазм, от которого девушка согнулась пополам и начала жадно хватать ртом воздух. Перед внутренним взором появились горящие корабли пелагейцев со сваленными на верхней палубе обугленными скорлупками и обгоревшими драконьими скелетиками.

   Волшебница запрокинула голову и уставилась в гладкий, сотни лет назад обожжённый пламенем, свод. От бывшего гнезда пошел привычный запах хуррора, который загасил своей мощью остатки искривленной энергий. Драконы опять напряженно совещались о чем-то, однако девушка изо всех сил постаралась не подслушивать их разговор. Увиденное не просто напугало: оно лишило каких-либо сил и начисто избавило от стремления повлиять на происходящее. На глазах девушки произошло немыслимое. Теперь осталось осознать случившееся и загнать эти жуткие воспоминания на задворки памяти — завалить разным бытовым «мусором» и спокойно жить дальше. Только сначала нужно выбраться из этой удушающей ловушки...

   …Она стояла на обрыве скалы, нависающей над гнездом. Белая бурлящая мыльная пена поглощала в себя пепел, хворостинки и останки, пожирала их, синея, и вновь принималась за свою замысловатую игру, выплевывая искры, столь похожие на свечение, некогда исходящее от яиц. Пряный запах больше не сбивал с мыслей: волшебница свыклась с ним и находила успокаивающим. Это было совсем не похоже на вуаль времени. Сюда хотелось войти, как в теплую ванну, и тихонько покачиваться в хлопьях, прислушиваясь к треску пузырьков.

   — Пришла в себя? — рыкнул Мярр, сильнее сжимая хвост вокруг ее икр.

   Только теперь Ирис вспомнила, как драконы оттащили ее от стены. Она не сопротивлялась, лишь погружалась в густой туман, почти теряя сознание, но немыслимым образом заставляла себя вновь и вновь выискивать, за что можно зацепиться и вернуться в реальность.

   — Угу… — Ирис с трудом обернулась, но все же зачем-то сумела изобразить на лице некую пародию на улыбку.

   Боковым зрением девушка уловила, как страх в глазах драконов сменяется изумлением. Они уставились на нее, вновь вернув себе нарушенное прежде единство, став одним грозным пестрым питоном. Волна хуррора взметнулась позади девушки вверх и с треском миллиардов лопающихся пузырьков пены вновь опала и превратилась в гладь.

   Лелайкис приблизился вплотную. На его чешуе будто переливались миниатюрные радуги, отчего он больше не казался страшным монстром, а лишь порождением сказок для маленьких девочек. Волшебница отражалась в его янтарных глазах, как мошка, которая случайно оказалась в жирных пластах смолы — вряд ли впереди что-то страшнее, чем сожжение заживо. Но неужели в них застыла еще и мольба? Этого вовсе не может быть.

   Повелитель драконов согнул шею и опустил голову. Его подданные повторили этот жест. Ирис на всякий случай сделала то же самое, сообразив, что это символ скорби, но внезапный хриплый рык Мярра, которым он обычно выражал недовольство, сбил с толку.

   — Волшебница Ирис, — голос Лелайкиса звучал торжественно, но в нем легко можно было различить неожиданные нотки страха. — Мы умоляем Вас о великой милости…

   Девушка плотнее запахнула дырявую шубу, представив, что это железная броня, — на острове не существовало милости или волеизъявления, а лишь повеления Лелайкиса. Мярр сел рядом с ней и сурово засопел.

   — Отец всех драконов и всех Ваших подданных, с которыми Вас связывает общий огонь, я выражаю свою скорбь. То, что произошло здесь, ужасно. Я искренне опечалена тем, что оказалась гонцом дурной вести, — сами собой с губ сорвались искренние слова, предвосхищающие иные просьбы. — Моя помощь была посильна, и вряд ли я смогу еще чем-то Вам помочь. Вам стоило бы обратиться к кудеснику…

   — Но они... не смогут нам помочь, — прервал дракон на полуслове, щелкнув хвостом.

   Ирис незаметно прижалась бедром к Мярру в поисках поддержки:

   — Я думаю, никто из кудесников Вам не откажет…

   — Конечно, не откажет, а вот сможет ли продержаться? — Лелайкис уставился на нее неподвижным взглядом. — Ты ведь уже поняла, что здесь самое невероятное место на земле, неподвластное нам самим, а уж людям и подавно.

   Волшебница резко провела ладонью вправо перед глазами, смахивая возможные чары дракона. Лелайкис изогнулся всем своим туловищем, грозно выпрямился и удивительно спокойно произнес:

   — Кто-то осмелился привести сюда василиска. Такое мог сделать только этот монстр. Кто-то, кто перешел границы, святые для любого кудесника. Они прошли сквозь Кирзак, как будто это какое-то заурядное место привала, и разгромили наше гнездо. Куда они отправились дальше, я не знаю. Но знаю, что нельзя оставлять ту самую «дыру», которая зияет там, под водой, откуда исходит хуррор. Иначе будет плохо всем, не только нам.

   Ирис сложила руки на груди. Она не собиралась так просто сдаваться и снова зависнуть в неизвестном ей измерении, из которого не всегда можно выбраться живьем и с тем же количеством конечностей, а упоминание о василиске не вызвало доверия.

   — Там наложено заклятье. Очень сильное, я знаю, как его снять, — медленно начал Лелайкис.

   — Тогда почему не снимаете? Или Вам необходима человеческая жертва? — Волшебница с вызовом сделала шаг в сторону собеседника, пытаясь убедить саму себя, что избавилась от страха.

   — Нам нужен волшебник, — Лелайкис указал правой лапой на гнездо. — Заклятье составлено так, что его не может снять именно дракон. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Видела, как мы не могли приблизиться к месту, откуда шли те энергии. — Но тот, кто это сделал, не рассчитывал, что мы обратимся за помощью к человеку.

   — Вероятно, он думал, что так просто сможет науськать Вас за утро сжечь весь Архипелаг с помощью василиска, — Ирис устыдилась бесчувственности собственных слов, которые сами сорвались с языка.

   — Именно. Кто-то рассчитывает на большую резню, благодаря которой не станет ни нас, ни вас, как пятьсот лет назад. Но я не хочу разделить посмертную участь Нашего Великого Предка. Помоги мне, пожалуйста.

   Ирис еще раз посмотрела на пену хуррора, вспомнила о Великом море, из которого возник Кирзак, о том, что этот остров особенный и скрывает множество тайн. Да и сам хуррор — вещество, которое никто не смог разгадать: что станет с девушкой, когда она окажется в нем. Хуррор был совершенно непредсказуем, как те мудрые воды из древних и малопонятных сказаний Аквалии, которые сами повелевали землей и ее обитателями.

   — Я не могу… — Она начала придумывать убедительную причину для отказа, с надеждой вцепившись в крыло непривычно молчаливого Мярра.

   Дракон, как всегда, понял гостью и все же рискнул высказаться:

   — Лелайкис, может быть, действительно, стоит позвать кого-нибудь другого. Для девочки это очень опасно.

   — Меньше, чем для других. Забыл, что сам про нее рассказывал?

   — Он всегда меня переоценивал.

   — Лелайкис, простите мою дерзость…

   — Мярр, тебя извиняет лишь твое происхождение, но не забывайся — ты лишь посредник между нами и Балтинией. — Заметив, как Ирис побледнела, Повелитель драконов чуть смягчился и добавил: — Разве забыл, я поклялся тебе черепом Нашего Великого Предка, что с твоей девочкой ничего не случится, иначе будут наказаны Принц Туллий и его наследник.

   Волшебницу обескуражил такой странный подход, однако почему-то тут же на ум ей пришел самый важный аргумент против погружения в «дыру», откуда исходил хуррор.

   — Я не могу здесь приготовить зелье, чтобы дышать под водой, да и готовится оно слишком долго, — гостья сказала это спокойно, но с небольшим сожалением.

   Лелайкис криво усмехнулся в ответ как на неуместную шутку.

   — Если главная проблема в этом, то можешь не переживать.

   Волшебница не успела опомниться, как он распахнул пасть и ударил гостью клыком в солнечное сплетение. Она не ощутила ничего — лишь проступившая на шубе кровь подтверждала, что удар ей не померещился. Инстинктивно она стащила с себя одежду и с ужасом уставилась на огромное пятно, расплывающееся на животе, вовсе не липкое и вообще существующее отдельно от ее тела.

   — Что Вы со мной сделали?..

   — Найдешь дыру и произнесешь… — Лелайкис прошептал заклинание на ушко волшебницы. — Не волнуйся, хуррор вынесет тебя к нам. Ты не задохнешься и не потеряешься.

   Не давая Ирис понять происходящее, дракон столкнул девушку в гнездо. Уже погружаясь в бурлящую пену, она услышала напутственный крик Мярра:

   — Ничего не бойся! Все, что ты увидишь, почувствуешь там, — это только порождение тебя самой — боишься ты этого или хочешь. Главное, не пытайся ему сопротивляться.

***

Ирис с трудом приоткрыла глаза. В первые секунды она подумала, что просто оказалась в другой пещере, просторнее и светлее, с чистым воздухом. Стены ее сделаны вовсе не из камня, а скорее из пенки от варенья. Девушка парила над полом совершенно спокойно: со стороны ее можно было принять за неприкаянный дух, и только задирающаяся шуба и вставшие дыбом волосы не давали почувствовать себя более свободно.

   С трудом извернувшись, Ирис выскользнула из меха, как краб — из укрытия, и, насколько это оказалось возможным, скрутила локоны в тугой узел. К ее удивлению, на платье от удара клыка Лелайкиса не осталось никаких следов. На всякий случай девушка прощупала пальцами солнечное сплетение, но не было никакого намека на рану. Сверху раздалось дружелюбное бульканье, от которого волшебница вздрогнула: не захлопнет ли кто-то «крышку» гнезда, сделав ее одним из ключевых ингредиентов?

   Однако здесь — безопаснее, чем в чужих воспоминаниях. Не было пытающихся зловредных химер, всплесков грязи и затягивающих чужих безумных фантазий. Только тишина и легкий приятный запах, не дурманящий, а лишь слегка успокаивающий, настолько уютно, что можно забыть о возвращении домой.

   Волшебница еще раз огляделась. То, что она приняла за стены, было самим хуррором: стоило проплыть вперед или вытянуть руку, как они тотчас меняли форму, подстраиваясь под гостью. Это мало помогло — сквозь пену все равно ничего не разглядеть, но почему-то девушка постоянно ощущала присутствие теней — странных искривленных фигур.

   «Мярр сказал, что это лишь отображение моих мыслей, значит, надо думать только о том, чтобы найти дыру и “залатать” ее. На самом деле ко мне никто не приближается», — успокоила себя волшебница.

   Вытянув руки и сконцентрировавшись на кончиках пальцев, Ирис поплыла вперед. Позади нее оставались крики, невнятные всхлипы и ощущение, что вот-вот кто-то схватит за руку и потащит в неизвестность. Здесь не было ничего незнакомого. Все эти явления она уже видела, и не раз, а теперь старалась не замечать, как мошек, кружащих над озером в знойный день. Прощупывая ускользающую из ладоней пену, девушка пыталась найти разгадку: как поступить, оказавшись рядом с тем местом, где совсем недавно прополз василиск. С ней не было и маленького справочника, а о том, чтобы попытаться материализовать сюда толстый фолиант не могло быть и речи.

   Пробиваясь сквозь все более вязкую пену, она посчитала, что выбрала правильное направление, если, конечно, это место не посчитало ее чужеродным предметом, который стоит сразу же уничтожить. В теле возникла ломота, словно разрывающая ее тело на части, а горло и низ живота будто прожгло раскаленными прутьями. Девушка остановилась, тщетно пытаясь привести себя в чувство. Волосы выбились из узла и теперь торчали, как нескошенные травинки на гладком газоне.

   Ирис раскинула руки, стараясь таким глупым способом удержать равновесие и отвлечься от боли. Пена начала оборачивать ее плотным коконом. Волшебница зажмурилась и принялась вспоминать все истории о том, с чем вряд ли сталкивался кто-либо из кудесников Архипелага вне книжных страниц. О разуме, присущему воде, камням, деревьям, ветру: в иных землях они могли даже заговорить, повергая в оцепенение мудрецов и самых отважных воинов. Хуррор же изначально отличался от всего того, что встречалось в природе островов. Вероятно, он был даже их дальним родственником.

   — Я не хочу тебе зла… — прохрипела она. — Я только хочу помочь. Василиск тебя обидел. Я попытаюсь все изменить. Покажи мне, куда тебя ранили. Приведи меня туда.

   Ирис с трудом заставила себя ровно дышать и держать спину прямо. Иной идеи, кроме как продолжить переговоры, у нее так и не возникло, поэтому, напоминая, что и драконы не смогут ее спасти, девушка произнесла:

   — Не сердись на меня... Я тебя понимаю... Сейчас ты обижен на драконов за то, что они не защитили тебя... Они просто заблуждались. Они привыкли, что их оберегаешь ты... — В груди у волшебницы разлилось тепло. Она сочла это добрым знаком: вполне возможно, удалось поймать нужную энергию, значит, хуррор действительно обладает разумом. — Я... Не смотри, что я заблудилась... Они сейчас даже не могут тебя коснуться из-за заклинания... Но у меня есть шанс помочь... Знаешь... — Она стала говорить еще медленнее, давая этой странной субстанции шанс полностью понять ее язык или подсказать свой. — Знаешь, как-то одна колдунья чуть не покалечила одного моего друга... Я закрыла его собой и, видит Создатель, не допустила бы, чтобы с ним произошло что-то дурное... Я защищала его, как самое дорогое в жизни. Хотя у нас с ним тоже не всегда все гладко… Он считает меня… — Ирис невольно вздохнула и шмыгнула носом. — Я ведь волшебница, и он считает, что во мне таится опасность... Хотя я бы никогда не причинила ему зла... Но он все равно меня боится... Так и ты с драконами: они переживают за тебя, забыли о своей гордости, позвали меня… Мне самой очень страшно! О, Создатель…

   Волшебница прикусила губу — не стоило говорить столько нелепиц, но если она правильно поняла природу хуррора, то рано или поздно от него придёт ответ, или эти призраки перестанут ее здесь преследовать.

   — Приведи меня, — спазм внизу живота настолько усилился, что ей показалось, будто внутренности разорвет, и начнется кровотечение. — Может быть, я помогу залечить твою рану…

   Хуррор еще бурлил, но каким-то образом он начал обдумывать сказанное. Постепенно он успокаивался. Все призраки отступили. Кокон тихонько развернулся, боль и удушье прошли. Возник своеобразный коридор, отделивший волшебницу от всего остального моря. Нечто схватило ее за руку и повело за собой. Она парила между огромными аквариумами, обитателями которых были вздрагивающие от малейшего колебания воды водоросли. Они то стелились по дну свалявшимся ворсом, то, напротив, растрёпанными нитями тянулись вверх. Мимо чинно проплывали рыбы с огромными глазами и платиновой чешуей, приоткрывая немые рты для беззвучных замечаний. Пирамиды песчаных бурь поднимались, стоило течению чуть сменить направление, а мелкие камушки все равно оставались неподвижны. Изредка взгляд цеплял законсервировавшуюся древесину, в далеком прошлом послужившую материалом для ладей, затерявшихся у берегов Кирзака. На чьи-то огромные останки, венчающиеся вогнутым со всех сторон черепом, падали, как когти хищной птицы, тени, похожие на те, с которыми она столкнулась в глубине гнезда. Сверху же, точно корни могущественного старого дерева, все вокруг обвивали потоки света, сквозь которые можно было с трудом пробраться, просто-напросто забыв об их эфемерной сути.

   Между тем волшебница не могла не заметить, что прежняя умиротворенность сменилась некой нервозностью и отстраненностью, будто нечто пыталось сокрыть все неприятности, сделать вид, что они не существуют и таким образом избавиться от них. Корни света больше не пробирались сквозь увядающие комки водорослей, несколько рыб прямо на глазах у изумленной Ирис взлетели брюхом вверх, а запах тухлятины стал значительно острее.

   Хуррор потянул за собой, не позволяя отвлекаться. Но это оказалось излишним: волшебница уже заметила перед собой пятно ржавого цвета, напоминающее раздавленного морского ежа.

   Ирис глубоко вздохнула: исходящие от странного пятна энергии с каждой минутой становились все более видимыми и, заприметив новую жертву, потянулись к девушке. Как назло, у той в голове не было ни одного дельного заклинания. «Если я что-нибудь не сделаю, то никогда отсюда не выберусь, — от этой мысли сердце волшебницы учащенно заколотилось, как у птички, запутавшейся в паутине. — Спокойно... Тот, кто это сделал, рассчитывал на приход кудесника, но не волшебницы, значит, пойдем от противного и самого глупого в этой ситуации. Только бы сработало... И только бы я его не вынула...». Однако кошелечек по-прежнему лежал в потайном кармане платья. Руки девушки почти не дрожали, когда она доставала швейные принадлежности и начала вдевать нитку в иглу.

   — Помоги мне, — скомандовала она хуррору, попутно стягивая узел.

   Субстанция нехотя повиновалась, напоминая каждым колебанием об опасности этого решения. Раскаленные прутья вновь вонзились в горло и низ живота, но Ирис бодро проткнула ближайший к приплюснутому морскому ежу край.

   — Сайвиной ятис аудунс лай адата нотикс цауригай сунсай венос вейну ар отру.

   На секунду волшебницу парализовало, а потом работа пошла сама собой. Ирис пыталась заштопать ежа, как обычный старый носок, но он тут же осыпался. Девушка заставила себя сделать последний стежок и, завязывая финальный узел, еще раз повторила последнюю фразу:

   — Сайвено свейну ар отру.

   В первую минуту ничего не произошло, а потом волшебницу отбросило назад прямо в хлынувшие волны хуррора, подхватившие ее и уносящие за собой так нежно, будто девушка была маленькой жемчужиной, которую оберегает плотно сомкнутая раковина. Вокруг не осталось ничего, кроме завораживающего опалового сияния. Каждая попытка сопротивления оканчивалась тем, что тело сводило судорогой, которая проходила, стоило лишь довериться своевольному потоку. Исчезала любая связь с привычной жизнью. Волшебница становилась частью вод. Одной капелькой, которой нет дела до огромных драконов, врывающихся в Великое море сквозь гребни волн.

   «Наверное, сверху это больше всего похоже на огромный фонтан», — подумала Ирис, чуть не задев мелькнувшую рептилию, а потом в голову ей пришла интересная мысль, которая тотчас была забыта из-за непонятного грохота.

***

Обхватив колени руками, Ирис неподвижно смотрела на скромные языки небольшого костра, разведенного Мярром. Откуда-то ей приволокли новую шубу, еще более теплую, чем предыдущая, и положили к ногам гору свежих яблок, к которым она не притронулась.

   Сейчас она особенно остро ощутила ту растерянность или, скорее, недоумение, которые таила сама от себя, не позволяя не только раскрыть их причину, но и сам смысл. Ибо думала она о настолько чуждых вещах, грозивших разрушениями не менее страшными, чем иной пожар.

   Когда-то ей объяснили, как выглядит настоящее волшебство, объяснили на примерах и дотошно расспрашивали в день посвящения. Она бойко отвечала и сумела так ладно продемонстрировать, что об этом до сих пор рассказывали ученикам. Однако сейчас все перестало быть столь понятным.

   Ирис легла, завернувшись в мех, изо всех сил стараясь уснуть, а не лишать себя долгожданного отдыха. Однако с каждой минутой она только начинала все сильнее нервничать, и пальцы инстинктивно закручивали пряди все еще мокрых волос.

   Что с ней произошло за все это время? Окунувшись в самые запутанные заклинания, девушка вместо того, чтобы увериться еще больше в правильности своих поступков, попросту растерялась. Впервые в жизни заплутала и не смогла ухватиться ни за одну из мелких веточек, не приметила ни одного камушка. Ибо тропинка, что ее вела, вдруг исчезла, поросла травой и высокими деревьями, бросила у огромного омута, который вот-вот затянет ее в свои глубины, такие же зыбкие и пугающие, как волны хуррора, чуть не сыгравшие с ней злую шутку. Впрочем, из него можно выбраться, но что окажется на поверхности?

   Разве в детстве было меньше волшебства? Когда мама могла починить внезапно сломавшуюся игрушку, помирить с кем угодно и защитить от любого кошмара? Тогда девушка ощущала магию гораздо сильнее, чем сегодня, лицезрея разные ужасы и беспомощно барахтаясь в море. В конечном счете, Ирис убедилась, что ей по душе простенькие заклинания в духе кудесника Хабмера, чем серьезные и сложные, приносящие порой только вред. Но сегодня именно подобные чары позволили помочь драконам.

   Кем она стала? Мошкой в паутине, которую сама помогла сплести вокруг себя. Она слушается Туллия и, теперь уже по просьбе кудесника Гульри, оказывает Принцу мелкие одолжения.

   А что же в итоге?

   Тени от языков огня дернулись, взмыли, а потом накрепко переплелись. Странствуя по стенам пещеры, они принимали неожиданные обличия, превращаясь то в простые круги, то в хрупкие силуэты, тянувшиеся друг к другу.

   Ирис зажмурилась, лишь бы не видеть их. Они раздражали, напоминая обо всех тех чувствах, что она старалась не просто игнорировать, а полностью исключить, считая несовместимыми с избранным когда-то планом. Впрочем, он теперь все чаще вызывал сомнения. Приятно чувствовать восхищение окружающих, чтобы мастерство никем не оспаривалось, но почему истинное волшебство ощущается, когда она смеется вместе с Эмеральдом, а вовсе не сейчас?

   Глаза разболелись от напряжения. Девушка нехотя распахнула их, и вновь тени начали поддразнивать. Они издевались над ней, заманивая соблазнительными картинками. Шум разыгравшегося шторма на Великом море доходил и до пещеры. Он вовсе не пугал обещанием забрать в свои глубины. Он звучал в такт настроению теней, тем самым только подстегивая и обещая нечто неизведанное, прекрасное и одновременно ужасающее. Совсем как в том невероятном сне, когда она вдруг предстала настоящей — незнакомкой для самой себя.

   Ей не хочется быть тенью — разве иначе бывает, когда живешь ради себя? Не хочется никаких полутонов — она сама создала вокруг себя пустоту. Почему не позволяла себе поверить в очевидное с той самой минуты, когда заглянула в зеленые глаза этого мужчины?

   Тени слились в одну и вновь распались, как фейерверк в воздухе, под грохот обрушившейся на одну из скал волны. Сколько раз она отвергала это в себе. Убеждала, что неловко и стыдно испытывать к нему поразительную ревность, непонятное сочувствие и желание, слишком сильное, чтобы быть, на ее взгляд, реальным. Но, тем не менее, она все это чувствовала, словно попала в одну из сказочных историй. Как ощущала и множество других эмоций, которые не испытывала больше ни к кому на свете.

   Волшебница приложила ладонь к груди — именно отсюда шла эта энергия с самых юных лет, ярко-красная, знакомая и таинственная, порой даже различаемая среди множества других, особенно в его присутствии. И теперь, когда она это приняла, все в жизни переменилось — стало просто, легко и непривычно радостно.

   — Я люблю тебя, Эмеральд! — Ее голос неожиданно звонко зазвучал под сводами пещеры, а громкое эхо, заглушившее очередной удар волны, возможно, добралось и до Балтинии.

***

Утром Мярр отвел девушку к Лелайкису, чтобы попрощаться. Ирис, необычайно бодрая и воодушевленная, крутила головой по сторонам и совсем не слушала напутствий друга. В конце концов, ящер недовольно умолк, прошипев, что Лелайкис не будет столь снисходителен. Но угроза тоже осталась без внимания.

   Девушке было настолько легко на душе, что ей казалось, ничего дурного в ближайшие десятилетия не случится вовсе. Она поняла самое главное, а остальное не имеет значения.

   Однако волшебница приложила все силы, чтобы спрятать улыбку, заходя в пещеру драконов. Вчера, впервые за столетия, нарушился ход их жизни, а собственная беззащитность не могла не разозлить рептилий. Поэтому им не захочется разбираться в причинах ее радости и верить в искренность соболезнований.

   К ее немалому изумлению, Лелайкис и его подданные были спокойны, словно накануне ничего не произошло, но в глазах каждого из них затаился плохо скрываемый гнев. Любой посторонний человек и не заметил бы, но Ирис теперь безошибочно могла разгадать любую эмоцию на их притворно бесстрастных мордах, и, пожалуй, именно эта отстраненность показалась девушке еще более опасным знаком, чем волны хуррора.

   — Надеюсь, тебе пришлась по вкусу обновка? Мне кажется, она гораздо теплее предыдущей. — Белый дракон выпустил клуб дыма.

   — Благодарю, что нашли время позаботиться обо мне, — Ирис опешила. — Вчера я не успела высказать Вам свои соболез…

   — Не стоит. — Лелайкис дернул хвостом. — Все же мы обошлись с тобой не самым любезным образом. — Между тем раскаянья в голосе Повелителя драконов не было, а интонации выдавали стремление лишь сгладить незадачливый момент, попутно выпытывая у собеседника парочку секретов.

   Ирис предпочла промолчать и сухо улыбнуться. Если от нее ничего больше не хотят, то нет смысла продолжать долгие беседы с великим прародителем драконов — достаточно напоследок проявить уважение.

   — Надеюсь, теперь мне можно вернуться домой? Тут неплохо, но меня ждут дела, пусть и не такие важные. — Последняя фраза прозвучала с небольшим ехидством, которое волшебница от себя не ожидала, но, похоже, драконов это ничуть не задело.

   — Разумеется. — Лелайкис вновь выпустил облако дыма и обвил хвост вокруг лап, его чешуя немного приподнялась, демонстрируя сильную обеспокоенность. — Мярр доставит тебя, убедится в твоем благополучии и сразу вернется. — Повелитель драконов приблизился к гостье.

   Ирис была неподвижна и спокойна: после неожиданного открытия накануне она на самом деле забыла про страх или испуг. Девушку оплела упругая оболочка уверенности и небывалой силы, равной которой сложно найти.

   — Я не могу тебя понять, волшебница Ирис, — Повелитель драконов неотрывно смотрел ей прямо в глаза, ожидая чего-то. — Ты смотришь, не мигая на меня, прощаешься и пока еще ни разу не заикнулась о награде за свою работу.

   — Волшебница не должна попрошайничать.

   — Но не каждый следует этому правилу... — Лелайкис спохватился. — Я говорю не о попрошайничестве, а о цене.

   — Вы сами должны ее назначить.

   — В таком случае… — Драконы, как и тысячу раз до этого, стали единым организмом, пестрым питоном, еще более коварным в своем единстве. — …я оставлю это на будущее.

ГЛАВА 5 – PSEUDECHIS VS MICRURUS

Принц Туллий все явственнее ощущал прохладу, исходящую от стекла, но это не даровало столь желанного избавления от головной боли. Последние несколько дней он не открывал ни одну из бутылок, поэтому свалить на похмелье было невозможно. Обычно выпивка и дальнейшее раскаянье позволяли переключиться от изматывающих ощущений на самобичевание, обещание больше так не поступать и простую жалость к себе. Однако сегодня ничто не могло заглушить боль, а от трезвой головы последние пару часов не было никакого толка. Принц стиснул зубы до скрипа и посчитал до двадцати. Вот-вот должен прибыть князь Ферла, с одной стороны, поверивший ему на слово и обещавший помочь экстренно созвать общий Совет, а с другой, решивший ничего не предпринимать пока лично не посмотрит в глаза Его Светлости.

   Принц Туллий обратил внимание на пейзаж за окном. Несколько недель назад последние деревца дали свои плоды, и теперь Вишневые горы издалека походили на узкую зеленую ленту. Светло-розовая черепица небольшого замка, почти летнего домика, назло всем слухам поблескивала, как свежая карамелька, а желтая штукатурка, несмотря на грязь и запущенность, походила на сахарную глазурь. Многочисленные стеклышки в окнах посылали солнечных зайчиков всей округе, а запущенный садик смотрелся весьма неплохо. Дальше можно было разглядеть лишь дома Амнити и пару приморских поселений. Все выглядело отсюда, из башни, благообразно и очень спокойно. Как и на любом другом острове Архипелага, здесь крайне редко происходили серьезные преступления, требующие непременного вмешательства властей и сурового приговора. Однако в памяти Его Светлости воспоминания о прежних волнениях были свежи, а случившееся позавчера, возможно, совсем скоро продемонстрирует, кто именно во всем этом виноват.

   Принц Туллий уже точно знал, что здесь, как всегда, не обошлось без Харркона (при одной мысли об этом имени его передернуло), но этот бунтовщик, что бы о себе тот не думал, оказался лишь вспомогательным инструментом, покорной марионеткой, наивно уверенной, что именно она руководит кукловодом.

   Кропотливо восстановив события одно за другим, Туллий все же так и не мог точно сказать, кто в Балтинии является истинным приспешником Принца Пиона. Его взгляд переместился в сторону, где проглядывался краешек дома барона Ламы — слишком многое происходит у того перед самым носом, а он не замечает или просто оказывается случайно застигнут врасплох? За исключением каких-то дальних родственников и мертвых родителей, он никак не связан с Балтинией, а одиночество порой способно провоцировать в человеке самые непредсказуемые поступки. А вот Лорду Тауки есть, что терять: его род исконный — старше только пески на побережье.

   «Интересно, что произошло на Кирзаке? Никаких вестей ни от Ирис, ни от Мярра. Вернулась и молчит», — мелькнуло в голове Туллия, следом он переключил свои мысли на предстоящую беседу. Надо было окончательно решить, что можно довести до сведения князя Олифа. Они уже сумели отгородить Принца Пиона от вмешательства в дела других островов, хотя последние новости, дошедшие до Принца Туллия, могли в очередной раз все перевернуть.

   Работа в саду шла своим чередом, но результат Принца Туллия не радовал: сверху все выглядело как сплошное нагромождение безвкусно подобранных скульптур и деревьев. Особенно раздражал пруд, который в пику первоначальному плану оставался по-прежнему диким, как лесной омут, забродивший от гниющих водорослей и скуки своих обитателей. Не оправдали возложенных на них надежд и маленькие рачки, специально выписанные из земель за пределами Архипелага: маленькие твари попросту сдохли, оказавшись в новой среде. Из башни водоем и вовсе казался темной кляксой, которую все же можно стереть, если приложить чуть больше стараний.

   Дверь противно хлопнула, приободряемая потоком воздуха. Пелек, гордый новой должностью, все же сохранил подобие важного вида и тихо, как бы подстраиваясь к настроению Его Светлости, сообщил, что прибытие князя Олифа с наследником следует ожидать в ближайшие полчаса.

   — Я встречу его на пороге замка, как друга, а беседовать будем в библиотеке. — Туллий прикинул, стоит ли для острастки сказать какое-нибудь замечание: пусть Пелек привыкает к тому, что, даже подпрыгнув на три ступени выше, он должен помнить, кому этим обязан (пригодится и когда станет министром). — Пелек, помни о том, что случилось, хотя бы для приличия. Есть разница между твоей жизнью и интересами Балтинии.

   — Да, Ваша Светлость. — Пелек поправил зачесанную назад челку. — Я ни на секунду не забывал об этом. — К немалому изумлению Туллия в голубых глазах молодого человека мелькнуло некое подобие грусти, а возле губ пролегли глубокие морщины.

   — Правильно. — Туллии сжал губы и покачал головой. — Это всем нам урок: наш Архипелаг уже не так безопасен, как пятьсот лет назад.

   Спустя четверть часа Принц стоял на пороге своего замка, застыв, точно фигура на торте. Черный кафтан, расшитый такого же цвета ониксами, придавал Принцу по-настоящему праздничный вид, контрастирующий с мрачным выражением лица. Туллий постоянно оглядывался по сторонам и вздрагивал от каждого звука.

   — Не можешь держать себя в руках? — рявкнул он на зашедшегося в кашле придворного. В ответ тот начал зажимать рот ладонью, и вместо кашля зазвучало противное хрюканье.

   Туллий покраснел от накатившей злости. Из-за этого звука ему показалось, что все пойдет наперекосяк и вместо выгодного соглашения он получит коробочку с ядовитой змеей.

   — Так до̀лжно... Так до̀лжно… — Пробормотал он самую волшебную фразу на свете. — Так до̀лжно… — Однако, как всегда, и она не помогла справиться с охватившим волнением.

   — Его Величество Олиф и Его Высочество Лехар! — Раздалось громогласное со стороны главных ворот.

   Туллий приосанился и плавно шагнул вперед. Жестом он остановил своих подданных и один пошел навстречу гостю. Под ногу закатился мелкий камушек и впился в тонкую подошву сапога. Незаметно исправить эту помеху Принцу не удалось, и про себя он решил, что, по крайней мере, ощущение слабого покалывания под большим пальцем не позволит ему расслабиться и потерять бдительность.

   Впереди показалась небольшая группа людей. Из них, одетых в одинаковые камзолы цвета морской волны, выделялись лишь двое: статный, хоть и с выступающим животом, мужчина пятидесяти лет и молодой человек с небрежной светлой косицей через плечо. Их кафтаны были выполнены в оранжевой гамме и, если у юноши он имел цвет календулы и еще больше молодил, то у второго — благородного шафранового оттенка и расписан тонким серебряным орнаментом.

   Принц Туллий прищурился, пытаясь заметить изменения во внешности князя Олифа с их последней встречи, но гость как всегда гордо нес на голове огромную тиару, будто не ощущая всей тяжести этой медной конструкции, похожей на разворошенное ласточкино гнездо. Аксессуар породил немало шуток на тему того, что одновременно заменял ему ночной колпак, купальную чалму и половину мозга. Последнюю остроту добавляли лишь завистники и ярые противники, потому что ума и прозорливости ему было не занимать.

   — Небо указало Вам верный путь! — Туллий протянул обе руки навстречу гостям.

   — Пусть Солнце всегда освещает Ваш дом! — Князь заключил Принца в крепкие объятья. — Вся наша семья и мои подданные выражают Вам сочувствие.

   Князь Олиф сделал шаг назад и сердито сверкнул черными глазами на Лехара. Наследник — настоящая копия отца, только на четверть века моложе, с раздражением протянул светло-коричневую шкатулочку, кажущуюся миниатюрной в его коротких толстых пальцах. Похоже, он считал, что его положение чуть ниже желаемого, и он определенно заслуживает больше почестей.

   Туллий дернулся, отчего камень сильнее впился в большой палец, но мандариновая газовая ленточка все же не походила на змею. Принц поблагодарил и принял подарок из рук гостя. Все еще с излишней осторожностью он распустил легкий узелок, и лента заскользила по его руке. Простым щелчком Туллий откинул крышку. На обитом шелком бархате лежал небольшой медный чеканный медальон с изображением оранжевого тюльпана.

   — Благодарю! Буду надеяться, что этот талисман наяву послужит символом новой прекрасной жизни и продолжением дружбы Ферла и Балтинии.

   — Сейчас каждый из нас ожидает, что лента пропитана ядом, — жизнеутверждающе добавил князь Олиф. — Но кому, как не нам обращать эти подозрения в прах?

   Принц Туллий многозначительно кивнул: он уже принял решение, как ему лучше объяснится с правителем Ферла, поэтому старался все свои мысли и пожелания придержать до беседы с глазу на глаз:

   — В моем замке Вас ждет самый радушный прием. Не думайте иначе. — Принц незаметно все же сбил камешек с подошвы, и на секунду его настроение улучшилось.

   Проходя по коридорам замка, Туллий и Олиф говорили о том, как прошло их плаванье и почему вдруг Великое море оказалось таким бурным и непредсказуемым, словно в его глубинах происходило нечто непонятное; стоит ли придворным Ферла, уже четыре года живущим под этими сводами, возвращаться обратно вместе со своим князем или стоит подождать; о том, что скоро на свет появится сын Лехара и как лучше провести праздник его посвящения.

   — Я бы очень хотел видеть Вас в этот день, — чуть неуверенно высказал свое пожелание наследник. — Если Вы станете третьим свидетелем его наречения, для всех нас это окажется великой радостью.

   — Я обязательно буду, что бы в этот момент не происходило. Впрочем, будем надеяться, к его рождению все тревоги уйдут прочь.

   Если князь Олиф сразу же понимающе кивнул, то его сын отреагировал неожиданно резко:

   — Вы пригласили нас для обсуждения вопросов, которые не могут разрешиться по щелчку пальцев, только ответным ударом.

   — Лехар, — шикнул князь Олиф.

   Туллий цокнул языком и снисходительно изрек:

   — Не стоит, Олиф: он говорит дело. Просто еще не научился полностью контролировать себя. — Принц широко улыбнулся и залихватски поправил венок, сбившийся с кудрей. — Еще неизвестно, каким тоном через пять минут мы с тобой будем беседовать.

   — Не поспоришь, — пожал плечами Олиф, но все же на всякий случай еще раз неодобрительно фыркнул.

   Туллий по-свойски похлопал Лехара по плечу: он действительно был с ним полностью согласен и даже постепенно, последние полтора года, методично, не вдаваясь в излишние подробности, доводил эту точку зрения до своих подданных.

   Искренность и напор наследника Ферла подкупала.

   В просторной библиотеке, стены которой были заставлены книжными стеллажами, их никто не ждал. Несколько кувшинов с напитками на письменном столе, казалось, оставили здесь случайно, только три чистых изящных бокала говорили о том, что с минуты на минуту сюда зайдут гости. Свечи горели в каждом канделябре в форме серебряных единорогов.

   — Устраивайтесь поудобнее, — Принц Туллий очертил рукой пространство и указал на диван. Ему уже опостылела роль радушного хозяина, а сразу перейти к предмету разговора не позволяли собственные представления о хороших манерах.

   — Итак, Туллий, — Князь Олиф, всем телом облокотился на одну из диванных подушек. — Как я понимаю, здесь мы можем беседовать открыто, не утруждая себя намеками и церемониями?

   Лехар выпрямил спину и загнал подушку в самый угол дивана. Его выражение лица, слишком легко считываемое, полное интереса и в тоже время испуга, подтверждало догадки Туллия, что князь лишь недавно озаботился подготовкой наследника.

   — Разумеется. К тому же здесь, — Принц демонстративно обернулся, — я всегда услышу любого, кто пытается что-то выпытать в моих покоях. — Он глубоко вдохнул и продолжил. — Ты ведь понимаешь, почему приглашен именно ты?

   — Я, конечно, встревожен, как и остальные правители островов, но осознаю, что это отвело настоящую беду. Поражаюсь прозорливости князя Адиса.

   — Если бы он ей обладал, то ничего бы этого не произошло, — твердо сказал Туллий. — Только сейчас мне стало точно известно, что кто-то убил его с помощью заклятья.

   — Те обвинения и доказательства, что ты привел в Сведоме, — не мелочи. Они явно подействовали на Принца Пиона. Он должен был успокоиться, — Олиф обернулся в сторону окончательно растерявшегося Лехара.

   Туллий, если бы ему позволили обстоятельства, поиронизировал бы над непутевым наследником, столь долгие годы прожившим без забот и понимания будущего.

   — Один мой придворный по имени Щещ выяснил, что, видимо, Пион лишь инструмент... У меня нет оснований ему не доверять. — Вдоль позвонков Туллия пробежал ручеек пота. Чуть дрожащими руками он расстегнул кафтан и начал медленно снимать его с себя.

   — С чего это? — Князь Олиф не догадался, что хозяин попросту начал терять контроль над собой, и тоже небрежно скинул тяжелое верхнее одеяние. Только скованный Лехар все пытался припомнить, как же ему следует поступить: можно ли вообще дышать или выражать мысли хотя бы кивком головы.

   — Видишь ли, когда он родился, то пал жертвой славного эксперимента предшественника Крапсана: тот, по просьбе Адаса, пытался создать идеальных безгранично преданных придворных.

   Туллий освободился из бархатных оков и выдохнул. Черная рубаха промокла насквозь, но это осталось скрыто от постороннего взгляда.

   — Получилось? — Рука Олифа потянулась к короне, но снимать ее он передумал.

   — Да, он один. Остальные из дюжины, к сожалению, не дожили и до года.

   — Туллий, почему тебя считают бесчеловечным? — Князь наигранно прижал руку к груди. Лехар же просто вскинул брови и покачал головой.

   — По привычке. Так гораздо проще для окружающих: им не надо задумываться. — Принц развалился в кресле и, не меняя ироничного тона, продолжил: — Хотя никто и не подумал обвинить меня в произошедшем. Такой поступок в глазах подданных — слишком жестокий даже для меня.

   Пружина под князем Олифом бодро скрипнула, и он перевернулся на другой бок, а потом, спохватившись, вытащил из-под себя скинутый кафтан. Туллий воспользовался паузой и предельно осторожно отнес одежду в самый дальний угол библиотеки и разложил на стуле. Он пригладил бархат, словно оценивая стоимость ткани и прикидывая в уме, что можно получить от Ферла. Ответ вполне удовлетворил его, но мысль, что Олиф, сбросив мантию, как змея — чешую, и притворившись вполне дружелюбным соседом, замышляет нечто не на пользу Туллия, вынудила изменить тактику:

   — Скоро я смогу рассказать в Сведоме много захватывающих историй, — Принц Туллий обернулся в сторону гостей, чтобы от него не укрылось никаких перемен в их настроении.

   Зачем он пустил их в свою библиотеку? Сколько всего сокровенного о нем могут рассказать книги, фигурки на письменном столе и мягкие кресла.

   — Что же, например? — Приглушенный голос князя напоминал утробное рычание притаившегося в высокой траве хищника.

   В комнату сквозь затемненные стеклышки пробился яркий свет и пролетел над огоньками свечей. Сапфировые глаза и бриллиантовые ошейники единорогов-канделябров заблестели. Теперь все оказалось запредельно ярким: смотреть на собеседника можно было только прикрыв глаза.

   Туллий поставил ладонь ко лбу козырьком, сделав вид, что поправляет волосы:

   — Начнем с мелочей. Больше нет никаких сомнений, что камнепад не был случайностью. Я сразу понял, что это дело рук Харркона и его чокнутого дружка. Пусть и спустя столько времени, но мне удалось раздобыть не только доказательства, — он потер руки жестом довольной мухи. — Конечно, это было не совсем правильно, но пришлось обратиться к кудеснику Гульри. Он и еще один кудесник ненадолго сумели привести его дружка в чувства.

   Князь Олиф пожал плечами, а его наследник побледнел.

   — От чего он сошел с ума? — Вопрос Лехара прозвучал как писк, тщательно выдаваемый за бас. Юноша примостился на самом краю дивана, видимо, готовый в любой момент сбежать.

   — Тебе стоит лучше сдерживать свои эмоции, Лехар, — проговаривая четко каждое слово, осадил его отец.

   — Это весьма примечательно. — Туллий сел на место и попробовал быстро сообразить, как лучше подать эту информацию. — Под камнями погибли его отец, дядя и старший брат. — Он прикусил губу, отгоняя от себя смысл сказанного. — Парень не думал о таком повороте событий, а когда до него дошло — сразу попал на гору.

   — Неужели, это не вызвало подозрений? — Правая бровь князя скептически приподнялась, и он демонстративно откашлялся. Сложно было не заметить, что именно последнее, а не факт убийства, вывело его из равновесия.

   — Острова Балтинии в некотором отношении спокойнее других. У нас нередки заговоры, недовольства, но убийства, грабежи или подобные эпизоды происходят раз в столетие. — Принц развел руками. — Естественно, реакция у многих, даже у тех, кто не был никак связан с этой частью острова, оказалась весьма бурной. Помешательство дружка Харркона не насторожило и меня. Пока мне не рассказали про одиночные фразы, слетающие с его губ после длительных периодов молчания.

   Ноздри Туллия расширились, как у коня, почуявшего опасность. Свет изменил свое направление и скользнул по настороженному лицу князя Олифа и позеленевшего Лехара. Принц Балтинский, не желая упускать из вида ни секунды в перемене настроения гостей, шагнул в сторону окна и, сложив руки на груди, продолжил рассказ, следя за тем, чтобы не выдать лишних подробностей:

   — Харркон в последнее время притих, но, как стало известно, несколько лун назад он приобрел четыре мешка пшеницы.

   — Дорогостоящая покупка, тем более, как я понял, он небогат, — Правитель Ферла скрестил ноги. Чешуйки на сапогах, сшитых из кожи неизвестной рептилии, изогнулись и сделали его похожим на персонажа страшной сказки. — Но к чему ему столько зерна?

   Лехар заерзал на месте, очевидно пытаясь намекнуть, что ответ его вовсе не интересует, а Туллий в очередной раз подумал о том, почему князь так попустительски отнесся к воспитанию наследника. Слишком заметный контраст: взрослый мужчина, отец семейства, судя по сплетням, любитель кутежей, разборок и женщин, не особенно добрый и сострадательный, оказавшись в компании самых влиятельных людей, ведет себя как мальчишка, которому то ли скучно, то ли просто страшно.

   «Либо им будет управлять жена, либо его можно будет направить на нужный путь. Стоит не забывать заботиться о нем и Ферле. Не буду исключать, что он облизывается при одной мысли о Балтинии».

   — Ты знаешь, мальчиком я обучался у кудесника Гульри, — Туллий кивнул в сторону одной из полок, где на самом деле стояли не книги по волшебству.

   — Не секрет для Архипелага, — собеседник ухмыльнулся.

   — Решение дяди помешало мне стать волшебником, но многое помню до сих пор. — Туллий сощурил глаза, гипнотизируя собеседников и заодно намекая Лехару, что не стоит так явно мечтать о чужих островах. — Например, действия, по которым можно вычислить подготовку к совершению опасного заклятья. — Оба гостя сжали челюсти и задержали дыхание к удовольствию хозяина островов. — Сама по себе пшеница ничего не значит, но если дать ей постоять несколько месяцев, предварительно смешав с гнилыми водорослями и еще неким малоприятным ингредиентом, получится прекрасный корм для василиска, особенно, если, для верности, все это полить перед подачей свежей человеческой кровью.

   Теперь бьющий по глазам свет воспринимался как нечто чужеродное и неуместное. О таких вещах можно было рассуждать лишь в темноте, дабы не осквернить ни Луны, ни Солнца.

   — Вряд ли он сам способен призвать этого монстра, какой бы ни была приманка, — Князь Олиф при всей напускной невозмутимости никак не мог совладать с осипшим голосом.

   — Я поручил кудеснику Крапсану найти колдунов, пошедших на это. На днях он сказал, что ситуация проясняется. — Туллий поправил платиновый венок на голове. — Я приказал ему ни с кем больше это не обсуждать, кроме кудесника Гульри, разумеется, дабы не сеять панику, но другие кудесники уже догадываются.

   — Если они ничего не смогут сделать, то… — Буквально выкрикнул Лехар, оказавшийся в этот момент в тени. Своей резкой интонацией он наивно дал понять Туллию, что стоит подождать с ответом.

   Правитель Балтинии с одобрением посмотрел на молодого человека и, не отводя от него взгляда, покивал. Со стороны это выглядело, словно упитанная змея присматривается к жертве.

   — То есть я и мои товарищи поступили правильно, начав усиленно упражняться на мечах, тренировать рукопашный бой, как наши предки? Мы хотели позвать и всех желающих ферлских парней присоединиться к…

   Скрипучий, невероятно тяжелый для здорового человека, приступ кашля вдруг сотряс князя Олифа и оборвал его рассказ. Лехар попытался постучать по спине отца, но тот отмахнулся.

   — Замечательная идея, — проворковал Туллий. — Как же она мне самому не пришла в голову? — Он слегка хлопнул себя по лбу. — А Вы не в курсе, что происходит на других островах?

   — Наш придворный кудесник недавно был в Аквалии и поведал, как они… — Лехару не стоило дальше продолжать: одно его воодушевление подтверждало все предположения Принца Туллия.

   — Получается, моя Балтиния и подвергается наибольшей опасности? Лишь потому, что ее правитель соблюдает все принципы Архипелага. — В подмышках стало совсем мокро, воротник буквально прилип к шее, Принцу уже не требовалось скрывать свою радостную нервную дрожь, так легко выдаваемую за испуг. — Я не могу не попросить о помощи…

   — Думаю, нас не так поймут. — Князь Олиф похоже был готов испариться из комнаты или сбежать самым постыдным образом. Его сын по-прежнему проявлял крайнюю недальновидность и вскользь поведал об успехах своей задумки.

   — Я слышал, что на других островах происходит подобное…

   — Вот как, — Принц обхватил себя руками, продолжая разыгрывать глубочайшую печаль из-за собственной нерасторопности. Лишь выработанная годами привычка придавать своему лицу одно единственное выражение на все случаи жизни выручала Туллия в этот момент ликования.

   Все же правильно он решил провести встречу здесь — не зря это его любимая комната, здесь все пропитано его успехом.

   Князь Олиф уставился на сына немигающим взглядом, готовый ужалить: гость напоминал болотную колдунью со змеиными хвостами вместо ног.

   — Но не даст ли это Принцу Пиону повод для обвинения вас в нарушении правил и покушении на его авторитет? — Принц закинул ногу на ногу и грациозно выпрямил спину. Он оказался в облаке света, мелкие пылинки летали перед его лицом, как блестки, и делали моложе лет на пятнадцать. Нарочито мальчишеским жестом убрав со лба вьющийся локон, Туллий подчеркнул свое превосходство: князь Олиф, похоже, запамятовал, что сделался правителем на шесть лет позднее него.

   — Его может взбудоражить любой пустяк. Важно то, как и что об этом расскажем мы, — шипение было опасным, но больше походило на предупреждение.

   Туллий положил ладони на бархатное сидение кресла — мягко и так успокаивает.

   — Я думаю, необходимо затронуть этот вопрос через несколько месяцев на Сведоме. Я же должен как-то защитить Балтинию. Раз все давно позабыли о принципах Архипелага... Думаю, пусть этот вопрос вынесет князь Саяр, как старейшина. Он не должен мне отказать. Это невежливо, но все же услуга была серьезной… — Туллий как будто спохватился, нарочно понизив голос. Он посмотрел на потолок, потом резко вниз, отметив, что пыли на ковре набралось слишком много, а крошки от печенья не убраны с прошлой недели, затем вновь перевел взгляд на потолок и после — в глаза князю Олифу. — Я постараюсь мягко намекнуть и спросить, чем вызваны такие шаги. — Туллий намеренно рассуждал вслух. — Может быть, он не в курсе, что предпринимаются какие-то действия прямо у него перед носом, или считает зазорным заявить о своих планах…

   Лехар, до которого наконец-то дошло, что своей несдержанностью он испортил план отца, начал теребить кайму кафтана и вытаскивать из него незаметные ранее ниточки. Ткань противно затрещала, а пришитые мелкие обереги затряслись, как колокольчики без язычков.

   — Я имел в виду… — Он нерешительно попытался исправить ситуацию, содрав попутно несколько побрякушек и порывистым жестом зажав их в кулаке. — Вы, очевидно, не так меня поняли… — Молодой человек выпрямил спину, подражая Принцу Туллию, но ему не хватило выдержки, и он медленно обмяк и сгорбился.

   — Не может быть… — Принц насилу сдержал улыбку: раскрасневшееся лицо бесстрастного Олифа только подтверждало, что Лехар пытается неумело выкрутиться из щекотливой ситуации. — Что же Вы понимаете под тренировкой?

   — Разные упражнения на воздухе… Меткость… Сила… — Какая-то побрякушка выпала из кулака Лехара и с протяжным звоном закатилась под диван. — Охота на зверей всяких…

   — Звери не хотят, чтобы их поймали. Верно. — Туллий кивнул с пониманием. — В Балтинии и не едят мясо, но знают, что и рыба не такое уж покорное существо. Вот только, — Принц вытянул ноги, — подобная ловкость может помочь и в других ситуациях, коли сам на месте рыбки или зверюшки. — Его глаза сузились, в то время как князь Олиф с трудом скрывал злость. Свет стал ярче, и теперь Туллий казался его частью, на миг отделившуюся от общего потока и принявшую человеческую форму.

   Лехар совсем поник, при этом от Принца не укрылась злость, притаившаяся в наследнике: он норовил не просто отмстить, а ужалить побольнее. Туллий отругал себя за то, что перегнул палку своими замечаниями и, обозвав наследника Ферла про себя змеенышем, решил чуточку смягчить разговор:

   — На мой взгляд, Олиф, ты прекрасно подготовил наследника. Он думает в первую очередь о своем острове. — Добродушно заметил Туллий. — Радует и то, что он сделал тебя дедушкой.

   Князь Олиф фыркнул и покровительственно изрек с едва уловимым намеком:

   — Наш род крепок. Крепок как никакой другой. Я знаю, что не он один послужит нашей славе. Мой сын молод, и мальчик не будет его единственным сыном. Да принесут они Ферлу еще бо̀льшую славу.

   Как Туллий ни силился, но такое оскорбление снести не мог. Чуть улыбнувшись уголками рта, он предельно ласково проворковал:

   — Вы не боитесь междоусобицы? Не каждый согласен с правом старшего, даже в детстве, не всегда оно и лучше... — Он заглянул Олифу прямо в глаза. — Опасения, однако, могут быть и безосновательными. Не каждый может дожить до счастливого момента. Правда, Олиф? Твой старший брат и трое твоих сыновей. Я был искренне опечален смертью мальчиков.

   — Зато ты избежал подобного,— мрачно отозвался Олиф. — Вместо одного подсунул другого. Надеюсь, он в добром здравии?

   Лехар прищурился и вопросительно посмотрел на раздосадованного отца: истинная тема беседы никак не разгадывалась.

   — Конечно, берегу единственного. Всегда под присмотром. — Принц расправил рукав. — Сам Создатель решил помочь мне в этом.

   — Как? — Диван под Олифом вновь скрипнул, будто на него приземлился тяжелый мешок с капустой. — Как?

   — Когда-нибудь узнаешь. Вначале я сам испугался такому повороту дел, а потом, пораскинув мозгами, обрадовался. Как говорят волшебники: «Так до̀лжно!» — Туллий чуть скривился от неожиданной боли, напомнившей, что гостей стоит пригласить к ужину, пока голова не начнет раскалываться.

   — Мне жаль, Туллий, что у тебя нет ни секунды передышки. — Сквозь зубы донеслось еле различимое шипение, которое только и можно услышать от призрака.

   — Убийство Карнеола заставило меня мысленно пересмотреть весь уклад нашей жизни, а рассказ Лехара безумно огрочил. — Тень сильнее падала на лицо, открывая лишь один глаз принца — блеклая зелень радужной оболочки, как лесное болотце, завлекала к себе именно мутностью и иллюзорным отсутствием глубины. — Пион распространяет про меня слишком много порочащих слухов, это затрудняет мое правление, но я все же приложу усилия... Если не удастся собрать всех на Сведоме, то я, помяни мое слово, навещу каждого, — заключительные слова прозвучали как некий каприз, а не угроза.

   Лехар, совсем сбитый с толку, поворачивался то в сторону посуровевшего отца, то хозяина замка и прикусывал губы. Наследник сжал ноги и выпрямил спину, возвышаясь над Олифом и Туллием, как слишком раскачавшийся маятник.

   — Не будет ли это слишком опрометчивым поступком? — Князь Олиф и сам начал теряться в противоречащих всем природным законам тенях, среди которых только оранжевые разводы на белой рубахе отличали его от остальных предметов интерьера.

   — А не опрометчиво подвергать опасности весь Архипелаг? Этот сумасшедший жаждет в любой момент обернуть все в свою пользу и завладеть островами. Таковы были его дед и отец, а он собрал от них все самое дурное. — Туллий вновь поправил венок, будто давая фору своим гостям, и мысленно добавил: «Впрочем, как и ты!»

   В нос Принцу ударил запах крови — ему и неоткуда было здесь появиться, но мираж подействовал на него чрезвычайно резко. Судя по изменившимся лицам гостей, с ними тоже произошло нечто подобное.

   Солнце выступило на стороне Туллия: свет заиграл с каждым стеклышком витража и осветил мужчину яркой радугой, превратив из темного существа в воплощение доброты и надежды. Принц еще раз прикинул, сколько может продлиться беседа и сколько кругов понадобится преодолеть, чтобы Олиф лично предложил помощь в сборе князей и принцев Архипелага. Как бы ни было, он вывернет в свою пользу любую фразу, пусть изначально имеющую обратный смысл: «Не выпущу тебя отсюда, пока не заиграешь по моим правилам».

   — Как объяснишь им смерть Карнеола? — Князь громко вздохнул. — Я помню твои рассказы на прошлом собрании. Они, конечно, всех шокировали…

   — У меня есть, что сказать, — перебил Туллий, — тогда прозвучала лишь пара фактов, а сейчас их стало еще больше. Скоро я точно выясню, кто стоит за его убийством.

   — Но это может быть любой… — рискнул добавить Лехар.

   — Разумеется, — кивнул Туллий.

   — Но убийство предполагаемого наследника одного из островов — ситуация, которая касается каждого. — Князь Олиф недовольно раздул ноздри. — Это может повториться и в Аквалии, и в Лорении... Где угодно, — он легкомысленно махнул рукой в сторону Лехара. — Очевидно, у меня самая затруднительная ситуация...

   Наследник приоткрыл рот и изумленно посмотрел на отца, зло стиснувшего пальцы. Туллий обратил внимание на оскал, выражающий гнев зверя, которого прогнали от добычи, тщательно скрытый за маской резкой любезности.

   — Серьезное заявление, Туллий. Но почему ты хочешь, чтобы это сделал я? Что еще хочешь утаить?

   — Ничего. — Туллий склонил, как голубь, голову набок и задумчиво произнес: — Еще раз повторю: сейчас мне особенно нечего скрывать. Меня загнали в угол. Пусть не сегодня, но через пару месяцев я буду вынужден раскрыть правду. Но это ничуть не повлияет на опасность, нависшую над другими, не такими подготовленными, как Балтиния, островами.

   — Если скажешь ты…

   — Решат, что у меня истерика. Я бы сам так подумал, учитывая мои проблемы со здоровьем, — Принц Туллий вновь сделал многозначительный взмах в сторону Лехара. — Ты уравновешен, да и твой отец никогда не оставался в стороне от чужих бед, оставив после себя прекрасную память и самые нежные воспоминания своим внукам.

   Лицо Олифа скривилось.

   — Я попробую. — Сипло выдавил князь из себя, чем вновь напугал недоумевающего Лехара. — Попробую, Туллий, но ни за что не ручаюсь. Ты меня понял? Я созову всех на Сведом.

   — Буду очень признателен. — Принц ответил вальяжно, как и подобает человеку, делегировавшему дело, которое для него не стоит и пустяка, но для остальных очень важно.

   Туллий встал с кресла, и вокруг него закружились пылинки, безжалостно выставленные на обозрение усиливающимися потоками света:

   — Я приглашаю разделить со мной хотя бы ужин, раз Вы решили сегодня же вернуться в Ферл.

   Князь Олиф незаметно толкнул в бок наследника, чтобы встать одновременно и напомнить: его вынудили делать то, что ему совсем не хочется.

   — С удовольствием. К тому же, полагаю, Лехар, ты не хочешь упустить возможность пообщаться со старыми приятелями, — слишком снисходительно напомнил отец сыну. — Вам есть, что рассказать друг другу.

   — Одевайтесь и пойдем в сад. Хочется похвастаться тем, как я его обустроил, — Принц Туллий подал Олифу его кафтан и сам торжественно открыл дверь. — На обратном пути обязательно заглянем в тронный зал, там теперь все по-другому.

   Он повел за собой гостей, попутно делясь комментариями об устройстве и истории замка и сетуя на нехватку средств для того, чтобы все здесь было обставлено в соответствии с его утонченным вкусом. Как бы невзначай, Принц Туллий раздавал поручения мелькавшим перед ними придворным и каждый раз интересовался у Олифа, каково было бы его решение. Вскоре гость был настолько поглощен хозяйственными проблемами всей Балтинии, над которыми Туллий упорно и бестолково бился, что начал находить истинную и бесспорную выгоду в навязанной посольской миссии.

ГЛАВА 6 – НАСЛЕДНИК

После Полнолуния Ветров Туллий принял решение полностью изменить интерьер тронного зала: отчасти из-за суеверия, отчасти — затрат, которые сопровождали восстановление былого облика. Выпилили, неотличимые от прежних, скамьи для придворных и расставили в том же порядке. Развороченные стены восстановили, покрасили в небесно-голубой цвет и закрыли кружевной сеткой из серебра с янтарными вставками, чтобы в них больше никто не смог поселиться. Расплавившийся пол после долгих раздумий решено было сделать из простых камней, отполированных до идеальной гладкости. Скрипя сердцем, сокрушаясь о тратах, Его Светлость отправил на сожжение остатки плиток, тем самым избавив себя от постоянного гнетущего страха. Сохранившиеся хрустальные кубы с янтарными цветами, после долгих консультаций с кудесником Гульри, решили выложить пирамидкой напротив Канцелярии, тем самым намекая жителям: чиновники выполняют поручения и в любой момент могут исчезнуть за непочтение, ибо Принц Туллий помнит об интересе каждого балтинца.

   Единственным полностью уцелевшим предметом в зале оказался трон, покрывшийся копотью, которую легко удалось очистить. На фоне всех разрушений Принц счел это благоприятнейшим знаком, предвещающим успех тихим и грандиозным планам, потихоньку созревавшим в его голове.

   Сначала новая обстановка показалась Туллию чересчур скромной и аскетичной, но со временем пришлась по душе. Теперь ничто не отвлекало от препирательств с придворными и раздачи поручений. Как оказалось, смена интерьера не помогла заглушить воспоминания, но зато напомнила, что все преодолимо.

   — Ваша Светлость, — в зал прошмыгнул Крапсан, — я могу с Вами побеседовать?

   Туллий кивнул:

   — Догадываюсь, как зовут тему твоей беседы, — он сел на скамейку и жестом пригласил кудесника присоединиться.

   — Верно, Ваша Светлость, я хочу поговорить с Вами о визите Ирис на Кирзак. Ее рассказ чрезвычайно взволновал меня. — Крапсан положил ладони на колени, и Туллий заметил, как струятся рукава его мантии.

   — Что случилось? Ты весь дрожишь. — Принц цокнул языком, невольно гадая, в чем истинная причина подобного поведения: в страхе, злости или досаде.

   — Как Вам известно, волшебница Ирис последние седмицы провела на Кирзаке в обществе драконов, — в голосе кудесника сквозило еле скрываемое пренебрежение. — Очевидно, оно не прошло для нее даром. Конечно, к ее замечаниям следует прислушаться, но, как и любая женщина, она чересчур эмоциональна и пуглива.

   Туллии бегло взглянул на безобразный шрам, оставшийся у Крапсана после встречи со свирепым чудовищем:

   — Что это были за замечания?

   — Она сказала мне, что в Великом море завелся василиск и, вполне возможно, он обитает неподалёку от Балтинии, учитывая странное поведение коз.

   — Каких коз?

   — Коз кудесника…

   — Ты сказал, нам может угрожать василиск?! — Туллий вскочил со скамьи.

   — Она так сказала. Я не знаю, насколько можно доверять ее умозаключениям. Столь долгое пребывание среди драконов подействует на кого угодно.

   — Василиск… — Принц схватился за голову. — Ты так спокойно об этом говоришь, будто речь идет о какой-то сплетне. Даже если есть малейшее подозрение, самый жалкий слух, что эта тварь у наших берегов, мы должны принять все необходимые меры!

   Кудесник виновато дернулся и медленно приблизился к правителю, кусая губы, пытаясь подобрать нужные слова:

   — Она всего лишь волшебница…

   — Драконы таким не шутят, или Гульри тебе ничего о них не рассказывал?! — Туллий потерял над собой контроль. В каждой части тела он ощущал пульсацию, а сердце колотилось с такой силой, что грозило разворотить грудную клетку. — Что ты предлагаешь?

   — Для начала — не паниковать. Нам вместе с Вашими министрами, например, бароном Ламой и лордом Тауки, следует продумать план на случай, если василиск окажется возле замка.

   — А если он объявится на острове? Если пойдут слухи? Как быть с жителями??

   — Ваша Светлость, Вы сами знаете, если народ захочет, он впадет в панику. Вы сумеете защитить их, но они не защитят Вас. — Крапсан перестал сдерживать волнение, его голос, несмотря на деланное спокойствие, постоянно срывался. — Не надо долго размышлять, чтобы понять: именно Вы главная цель василиска. В Вашем замке много лет таилось заклятье, которое и главный кудесник не разгадает. Ваша Светлость, Карнеола не просто убили, ему отрезали голову. Убийца до сих пор не найден. А если бы в тот день, Вы вместо морской прогулки и посещения островов остались здесь? Нельзя так рисковать. — Крапсан схватил Принца за плечи и развернул к себе. — Вы ведь помните, я здесь за кудесника Гульри. Он никогда бы не позволил пойти на поводу у слухов и сплетен.

   Туллий рыкнул в ответ и вывернулся, как голодная змея. Паника медленно переросла в гнев. Его раздражало умничанье придворного кудесника и желание помочь, пусть даже и весьма своевременное, но почему-то указывающее на беспомощность правителя, которую совсем не хотелось никому демонстрировать.

   — Я не собираюсь этого делать, но, как ты верно заметил, можно ожидать чего угодно. У меня появились доказательства, что один из моих самых высокопоставленных придворных продал меня, как какой-то кусок мяса.

   — В таком случае, Вы должны не только покарать обидчика, но и позаботиться о своей безопасности, — подытожил Крапсан и громко вздохнул. — Надо придумать, как защитить замок и найти место, где Вы сможете хотя бы временно укрыться.

   Туллий подошел к ближайшему окну и приоткрыл одну из створок. Несмотря на сумерки, воздух все еще был теплым, но в нем уже угадывалось смешение резкого запаха йода с цветами. Принц чихнул и костяшкой указательного пальца вытер нос. Он вполуха слушал жужжание придворного кудесника, не откликаясь ни на один его вопрос по-настоящему, а лишь агукая в ответ. Принца охватило безразличие: вероятнее всего, он уже проиграл все схватки наперед, а раз так, то не следует пытаться обхитрить того незримого противника, слишком умело управляющего Принцем Пионом издалека или из соседней комнаты. Первым порывом было, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, добежать до подвала и там заглушить все сомнения под ласковый плеск пряного успокоительного.

   — …Гульри, разумеется, одоб...

   — Я скажу, как мы поступим завтра утром, — прервал его Туллий. — Поспешность здесь не поможет. Если мы что-то решим сейчас, а через десять минут встретим василиска в кладовке, нам слабо помогут самые гениальные планы. — Он бесцельно защелкал пальцами в воздухе, стараясь удержать качнувшуюся ставню, но она глухо захлопнулась. — Видишь, даже сейчас я не смог оставить окно открытым, потому что совершил слишком много лишних движений.

   Крапсан приблизился к Туллию. Мантия сползла с его левого плеча и зашуршала по полу. Принц дернулся: этот звук напомнил ему о змее, подползающей незаметно, со спины, как и его противники. Стоило только невольно дать повод, так сказать, нечаянно наступить на хвост шипящей гадюке, — и укуса не избежать.

   Кудесник поправил рукав и с недоумением приподнял брови. На всякий случай он оглянулся, стремясь, если не увидеть, то почувствовать монстров, запугивающих Его Светлость. Но в тронном зале больше никого не было, а заглянуть в глаза правителю Крапсану не хватало дерзости или желания.

   Зато Туллий сразу заметил, как на лице кудесника беспокойство сменилось обычной ленью. Может быть, не стоило сразу выделять его среди всех остальных, пойдя на поводу у сентиментальных воспоминаний и нежных чувств к кудеснику Гульри? Однако Крапсан был одним из немногих придворных, умеющих не поддаваться панике из-за того, что в подвале завелась не одна, а две мыши. Статься, и сейчас это сыграет на руку?

   — Можешь идти. Спокойной ночи, — Туллий привычным жестом потер руки. — Я не буду против, если ты поразмышляешь на досуге, кто вероятнее всего меня продал — барон Лама или лорд Тауки.

   — Может, оба? — Крапсан заморгал. Из уголков глаз скатились слезы. — Предатель не обязательно один, да и их соперничество слишком известно. — Красная сетка расползлась по белкам, и смотреть на глаза стало попросту неприятно. — За напускной враждой вполне может скрываться трепетная дружба. — Крапсан отвернулся и почесал глаз.

   Принц Туллий пожал плечами: если такая мысль и приходила ему на ум, то лишь мельком и как-то невнятно, затухая, не успев вспыхнуть, как влажный фитилек свечи. Уголок рта скривился от отвращения, когда Туллий заметил, как собеседник с упоением выковыривает из глаза соринку.

   — Cейчас иди. У меня был тяжелый день.

***

Ночной халат подсел и поблек после последней стирки: какая-то прачка сначала потеряла его, потом обнаружила и по ошибке постирала в горячей воде. Эта оплошность ускользнула от внимания Эмеральда, поглощенного, как и все прочие поданные, если не скорбью, то размышлениями об убийстве Карнеола.

   Туллий тоже не обратил внимания, пока не надел. Он хмыкнул, уж не растолстел ли за неделю, но созерцание коротеньких и узких, как наручники, рукавов вызвало истерический смех. Принц плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками. Жалкий хрюкающий всхлип подвел окончательный итог дня.

   Понадобилось еще несколько минут, чтобы чуть привести мысли в порядок. Ему до нервной дрожи хотелось сделать хотя бы пару глотков березового сока или какой-нибудь настойки, но, как всегда, перед важным разговором Принц решил пересилить себя и пообещать стаканчик-другой в награду за терпение.

   Туллий начал снимать халат, но передумал и потуже затянул пояс: коридоры замка не были столь же теплыми, как жилые комнаты, да и встреча должна состояться в малообитаемом крыле, дойти до которого можно за десять минут в быстром темпе. Полагаться приходилось на собственную память, лунный свет и умение незаметно в темноте увиливать от редких сонных придворных, вздумавших ночью доделать свою работу.

   Туллий открыл дверь без единого скрипа, оглянулся и пошел в сторону кухни. Для любого поданного, увидевшего Принца посреди ночи в коридоре, со стороны, его перемещение не вызвало бы ничего, кроме ухмылки: ни дать ни взять толстяк, решивший подкрепиться среди ночи, но при этом жутко стыдящийся своего поступка. А уж, когда дойдет, что Его Светлость скорее относится к категории тех, кому стоило бы включить в свой рацион порции побольше, так и вовсе можно было махнуть рукой. Был и другой вариант — постыдный, но и он не вызвал бы особого любопытства ни у кого из придворных.

   Миновав кухню, Туллий еще раз оглянулся и свернул в только ему видимый закоулок. Он вытянул в сторону левую руку, дотянувшись ладонью до стены. Стало гораздо спокойнее, несмотря на то, что холодные камни практически обжигали — самым главным было найти ориентир, чтобы идти в правильном направлении. Ему приходилось ни раз гулять в этом крыле, но каждый раз Принц боялся заблудиться. Именно поэтому, когда-то, он расставил маячки вдоль самых частых своих маршрутов, и теперь оставалось лишь припомнить, к какому из них относилась та или иная метка.

   Принц Туллий с облегчением вздохнул, причем сделал это настолько громко, что мужчина, застывший перед окном эркера, вздрогнул и резко развернулся в его сторону, сложив руки на груди.

   — Может быть, не стоило так шуметь? — В вопросе звучал явный укор, несмотря на то, что голос оставался ровным и глубоким. — Здесь никого нет, но зачем рисковать?

   Туллий проигнорировал замечание и вместо едкого ответа произнес, не понижая голоса:

   — Судя по всему, братишка, скоро все изменится.

   — Так какой тебе нужен от меня совет? Или с убийством Карнеола что-то прояснилось?

   — Вероятно, скоро мы узнаем, кто был в этом заинтересован, но это может нам очень дорого обойтись, — Туллий предпочел сохранить дистанцию и прижался спиной к стене, в качестве опоры. — Ты уже слышал...

   — О чем именно? Давай разберемся с этим побыстрее. Сегодня я очень устал. — Человек снова развернулся к окну лицом.

   Туллий фыркнул и постучал ладонью по камню:

   — Я сегодня весь день тоже не возлежал на софе, а проводил серьезные переговоры и решал иные значимые для Балтинии вопросы. — Судя по тому, что собеседник продолжал вглядываться вдаль, визг правителя не произвел никакого впечатления, однако Туллий уже не мог совладать с собой, — Ты — будущий князь и не можешь просто так взять и махнуть рукой на происходящее. — Принц обратил внимание, что мужчина сосредоточенно выводит пальцем вензеля и каракули на стекле, будто между ними нет никаких споров. От негодования кровь застучала в ушах. — Или чертить гребаные загогулины на стекле.

   — Но в прошлый раз ты сам назвал меня тепличным растением, запамятовав, что сам держал меня всю жизнь под колпаком и искусственным светом, — Здесь не было обиды, а простая констатация факта.

   — По крайней мере, ты умеешь принимать решения и держать рот на замке, в отличие от ферловского ублюдка. Я с самого твоего детства втолковывал тебе о том…

   — Но ведь, как и Лехара, никуда не допускал. — человек сложил руки на груди, спрятав ладони под мышки.

   — Зато объяснял и просил совета, даже когда тебе было десять.

   — До этого ты хотел меня выставить отсюда.

   — Никогда. Я действовал лишь в твоих интересах, во всем следуя воле князя Адаса. Он не хотел, чтобы о тебе узнали раньше времени, потому что прекрасно понимал, иначе ты не проживешь и месяца.

   — Забыл про своего дражайшего…

   — Я решил, что у тебя есть задатки. Серьезно. Я почувствовал это.

   — Ни один князь или принц не держит своего наследника взаперти и не скрывает от всех. — Собеседник так и не повысил голос, а потом добавил с неожиданным сожалением: — Я выгляжу как человек, а не чудовище...

   — Давай, в другой раз обсудим и оплачем твою судьбу и мои зверства, — а вот Туллий потерял терпение, — Я хочу посоветоваться с тобой совсем по другому вопросу.

   — Не кричи, раз так жаждешь скрывать меня и дальше, — он сжался еще сильнее, как засыхающий бутон так и не распустившегося цветка. — Хотя я вообще ни на что не претендую. Если бы я мог, то с удовольствием уступил все тебе.

   — Мне некогда выслушивать твои бредни. Недалеко от Балтинии бродит василиск, и, не ровен час, его направят прямо в замок.

   — Значит, надо сделать все, чтобы он сюда даже и не сунулся. Иначе, зачем ты платишь Крапсану? — и без глухой голос стал совсем тихим.

   Туллий предпочел не расслышать последнюю ехидную фразочку. Он оперся о холодную каменную стену. Как ему надоели эти встречи в пустых гулких комнатах полных паутины. Разукрасить бы здесь все стены, да осветить десятком свечей.

   — Помимо всех оборонительных заклинаний Крапсан предлагает создать убежище, чтобы, если василиск придет не один, можно было укрыться.

   — Не вижу в этом особого резона. Предположим, все написанное о василисках правда, получается, вряд ли что-то или кто-то, кроме Создателя, спасет тебя.

   — Поразительная неповоротливость. — Туллий медленно и почти по слогам начал объяснять ситуацию, — Убежище, помимо подвалов замка, позволит выиграть время. Можно будет дождаться помощи от разных кудесников, от драконов…

   — Кажется, Лелайкис не особенно знал, что делать, когда тварь перепахивала его остров.

   — Сомневаюсь, что он больше не размышлял над этим. Вряд ли обошлось и без последствий...

   — Зачем спрашивать совет, когда решение окончательно принято?

   — Что с тобой? Не понимаю, почему ты мрачен? Рассуждаешь, как старик, а ведь годишься мне в сыновья! Слишком уж я жалел тебя в детстве.

   — Как можно радоваться: меня всю жизнь растили, откармливали, как гуся к празднику, чтобы в нужный момент я пожертвовал собой. — Молодой человек впервые за разговор обернулся в сторону Туллия. — Мне тяжело, и не с кем поделиться.

   — Буду думать, что у тебя начинается лихорадка. — Его Светлость резко махнул рукой, севшая ткань халата затрещала. — Создание убежища вопрос, не подлежащий обсуждению, в этом ты прав, но его нахождение...

   — Ты предлагаешь мне отправиться на поиски? — собеседник рассмеялся. — Говори быстрее, мы уже пятнадцать минут препираемся, но ты так и не объяснил сути. Здесь холодно и не на чем сидеть.

   — Оно есть, это желтый дворец.

   — Но до него довольно долго добираться, а копать тоннель дело не одной ночи.

   — Ничего не надо копать. Он всегда связывал оба замка. Иначе, как, по-твоему, Адас навещал твою мать, не вызывая никаких подозрений? После смерти князя, в твоих, между прочим, интересах, мы с кудесником Гульри приняли решение не просто засыпать или затопить тоннель, а наложить парочку заклятий, чтобы сунуться туда оказалось последним поступком в жизни любопытного.

   — Оставь все как есть. Без кудесника Гульри ты не сможешь должным образом ни открыть, ни закрыть проход обратно, а василиска могут пустить за тобой.

   — Крапсан легко справится с этой задачей, получив необходимые распоряжения и инструкции от своего учителя. Для этого он и остался здесь.

   — Туллий, ты уже все решил. Не надо лицемерить передо мной как перед князем Лехаром.

   — Для дела можно заняться и шантажом. Вряд ли нашему другу из Ферла было бы приятно вспоминать про свои теплые отношения с родным отцом. Бедный старик он был так расстроен их ссорой, что случайно принял слишком горячую ванну. Или о родных тете и дяде, которые…

   — Не желаю выслушивать мерзкие подробности.

   Туллий пожал плечами:

   — Зря, это даже в чем-то забавно. Его бабка, княгиня, была истинно добродетельной женщиной — милое исключение.

   — Веди себя с ним как хочешь, но не надо тренироваться на мне. Ты принял решение. Я с ним не согласен. При всех заслугах Крапсана, он не сможет тебе помочь или не захочет. Помнишь, его рассказы о страшном звере, нанесшем ему увечья. Он может пожалеть вторую руку или самого себя.

   — Не понимаю, — Туллий от гнева надул щеки. — Не понимаю, какие придуманные обиды ты сейчас лелеешь.

   — Делай как знаешь, — собеседник вновь отвернулся к окну и сжался. — Только не пей слишком много.

ГЛАВА 7 – Я ГОТОВ

К собственному удовольствию, Эмеральд обнаружил, что краткий визит Лехара оказал на него эффект, сопоставимый с купанием в холодном ручье. Былая сонливость и неповоротливость исчезли без остатка. Он был преисполнен сил и вдохновения, пусть и стал при этом более нервным, окружив себя тысячей дел и не имея возможности покинуть замок даже на секунду. Раздавая поручения, проверяя их выполнение и переделывая вслед, ему все меньше хотелось с кем-то общаться. Юноша через силу балагурил и ввязывался в пустые беседы с приятелями, но мыслями находился в другом месте.

   Единственным желанным собеседником для него была Ирис, однако она не заходила в замок после прибытия гостей из Ферла, а с этого дня минуло уже три седьмицы. Пару раз Эмеральд почти уже собрался навестить ее и в последний момент находил самое неотложное на свете дело. Он подозревал, что причина такой робости и заключалась в последней встрече.

   Эмеральд был слишком занят очередным поручением Принца Туллия, чтобы сразу присоединиться к обществу воссоединившихся Лехара и Пелека. Предоставив другу возможность познакомить наследника Ферла с самыми интересными достопримечательностями замка, хранитель покоев пообещал встретиться с ними через полчаса в саду.

   За это время юноше удалось привести свои чувства в порядок и сделать вид, что очередное повышение Пелека не вызывает никаких скверных мыслей. Он насилу припомнил пару жизнеутверждающих и не совсем пристойных историй балтинской жизни, настолько увлекательных, что мог вызвать зависть даже у Лехара. Между тем, предвкушение встречи с каждой минутой становилось все тягостнее, а побег — сложнее. Натянув улыбку и закатав рукава рубашки, он слишком торопливо соскочил со ступеней, ведущих в замок.

   Не обнаружив никого возле главного входа в сад, Эмеральд решил немного поблуждать по дорожкам, оттягивая беседу. Как бы ни хотелось юноше поделиться новостями с давним приятелем, но он не мог побороть собственную неуверенность.

   Хранитель покоев сорвал с куста листок и повертел стебелек между пальцами. Сок тотчас окрасил кожу. Эмеральд выбросил лист и послюнявил пятно, которое не собиралось сходить еще, по крайней мере, сутки. Рассмотрев его во всех подробностях и заключив, что с этим ничего нельзя поделать, юноша разозлился сам на себя: из-за такой мелочи стоит посреди аллеи и бессмысленно тянет время, отдаваясь на потеху собственным страхам и самолюбию.

   Эмеральд прибавил шаг, раздумывая, не стоит ли все же вернуться к центральному входу, как расслышал сквозь брызги фонтана звонкий женский голос. Его интонации были одновременно вежливыми, бойкими и насмешливыми. Подобным образом вести беседу из всех знакомых ему женщин могла только одна. Но о чем ей разговаривать с Лехаром и Пелеком, с которыми у них была взаимная неприязнь?

   Возле фонтана действительно стояла Ирис (он узнал ее со спины) и его друзья. Лехар любезно объяснял, что, несмотря на первое знакомство, его не покидает смутное воспоминание о волшебнице. Пелек прервал его на полуслове:

   — О! Эмеральд, — он помахал рукой так радостно, будто не видел уже несколько недель. — Мне кажется, ты сможешь лучше всех представить Ирис Лехару. — Он перевел взгляд с девушки на наследника и, пожалуй, так и не смог определиться, на кого в первую очередь направлена глупая шутка.

   Эмеральд встал рядом с другом и с улыбкой поприветствовал волшебницу. Он заметил, что, дежурно отвечая, она разволновалась. Взгляд девушки блуждал по его лицу и постоянно устремлялся в сторону, словно она хотела скрыть нечто очень личное. Волшебница провела рукой по волосам, распушив их еще сильнее, и сцепила пальцы в замо̀к. Ирис надела яркое платье, украшенное кружевами, которое выглядело подозрительно нарядным для возможных причин ее прихода сюда. Эмеральд незаметно подмигнул волшебнице и решил перевести внимание друзей на себя:

   — Думаю, ты сделал это не хуже меня. Может быть перестанем стоять на месте. Я думаю, у волшебницы Ирис еще полно дел в за̀мке… — Хранителя покоев начало раздражать то, с каким слащавым видом Лехар пялился на девушку.

   — Волшебницы? — Наследник Ферла сделал шаг назад.

   — Что Вас удивляет? Вы не могли не обратить внимание на мантию и фероньерку, — Ответом было саркастическое замечание. — Возможно, Вы даже встречали меня в Ферле. Тогда я работала в лавке кудесника Хабмера, — девушка расправила мантию, подчеркивая этим, что ей нечего стесняться.

   Эмеральд хотел перевести разговор в другое русло, но никак не мог сообразить, что надо просто напомнить друзьям о прогулке. Лехар постепенно оправился от удивления и после короткой паузы, стараясь не потерять достоинство перед внезапно оскалившемся Пелеком, произнес:

   — Значит, Вы та самая кудесница Ирис, которая работает… работала у волшебника Хабмера? — Он благодушно склонил голову набок. — Я много раз проходил мимо его лавки. Позвольте выразить Вам свое почтение! — Лехар протянул руку.

   Ирис ответила на приветствие гордым кивком, однако вместо ожидаемого рукопожатия Лехар поклонился и поцеловал ей руку.

   — Мне остается только сожалеть, что такая замечательная волшебница предпочла Балтинию Ферлу, и извиниться за недостойное поведение.

   Пелек изумленно фыркнул, а Эмеральд не мог переварить всю эту сцену, в особенности то, с каким достоинством волшебница вела себя с Лехаром.

   — Не стоит. Я понимаю, что Вы не имели в виду ничего плохого. — Волшебница мягко отодвинулась от наследника Ферла, давая понять, что вовсе не собирается привораживать его. — Прошу извинить меня, Ваше Высочество, но мне придется Вас покинуть.

   Лехар впервые за этот день начал вести себя, как подобает наследнику. Он степенно опустил голову и, учтиво намекнув на радость знакомства и печаль прощания, простился с девушкой, выразив надежду на скорую встречу.

   Когда волшебница отошла на приличное расстояние, он, не выходя из образа, с гневом обрушился на Пелека:

   — Ты поставил меня в дурацкое положение! Или хотел, чтобы она обожгла меня, как в свое время Крапсана?

   — Ирис никого не обжигает, — попытался вразумить его Эмеральд, которому эта встреча не пришлась по душе. — Я еще…

   — Эмеральд очень хорошо с ней знаком, — язвительно напомнил Пелек. — Ему, конечно, виднее.

   Лехар живо отреагировал: на его лице отразилась нескрываемая борьба между одинаково сильным желанием смолчать или все же ляпнуть бестактность. Ни то, ни другое, в конечном итоге, не показалось ему уместным, и он, к облегчению Эмеральда, произнес самую безобидную в сложившихся обстоятельствах фразу:

   — Восхитительная девушка. Не будь она ведьмой, я не отказал бы себе в удовольствии приударить за ней. — Лехар многозначительно кашлянул. — Жаль…

   Пелек, видимо, в этот день был совсем не в настроении, или же недавнее происшествие по-прежнему разъедало его изнутри, ибо ничто не могло сбить желчного и во многом склочного настроя.

   — Принц Туллий тоже не отказывает. Все говорят, что она его любовница с того самого дня, как впервые пришла в замок, — он обрадовался произведенному эффекту на приятеля. — Не исключаю, что она и сейчас к нему пошла…

   — Тогда он — везунчик, — Лехар почесал нос.

   Если бы Пелек не был столь сосредоточен на создании склоки, ему не составило бы труда подметить, что новость произвела совсем другой эффект.

   Эмеральд почувствовал легкую тошноту. Ему захотелось отчаянно запротестовать и объяснить, что все обстоит иначе, но фраза, которую когда-то обронил сам Туллий, засела у него в памяти. Сегодня эта история разозлила хранителя покоев, и молодой человек хотел все опровергнуть, бросить в лицо Пелека несколько резких замечаний, но сама Ирис сегодня почему-то отводила от него взгляд.

   Как бы там ни было, дружеской беседы в этот день уже не получилось. Каждый из них оказался погружен в собственные мысли, поэтому любое произнесенное вслух предложение увядало, не находя должного отклика. Через несколько минут прислали за Лехаром: Принц Туллий вместе с князем Олифом ждали его к столу, — и всякое чувство неловкости исчезло без следа.

   Направляясь к гостиной, трое друзей взахлеб тараторили без остановки, дрожа над каждой новостью, но никто из них не слушал другого. Эмеральд ощущал себя одной из пчел, живущей в улье, возле которого замаячил зверь, возжелавший полакомиться медом. Ему хотелось прекратить эту бессмысленную беседу, но закрыть рот гостям было выше его сил. Только вынужденное прощание с наследником Ферла сразу оборвало все темы.

   Как только дверь в гостиную закрылась, Эмеральд, убедившись, что больше никого из придворных, кроме него и Пелека, развернул к себе друга и зло поинтересовался, что именно заставило его завязать оскорбительную для всех ее участников беседу с волшебницей. Тот вначале пытался отшутиться или намекнуть, что это не касается хранителя покоев, но неожиданная свирепость, которую так редко проявлял Эмеральд, вынудила признаться:

   — Он разозлил меня. Ведь Карнеол был таким же, как он, понимаешь. Он должен был стать следующим правителем Балтинии! Но мало того, что при жизни он не получал одобрения и почета, так еще ему не дали прожить.

   — Лехар не виноват в этом! Или ты хочешь сказать, что лучше бы убили его или их обоих?

   — Не знаю, только меня разозлило все. Понимаешь? Он тупой как домашняя птица.

   — Я бы так не сказал.

   — Но он ходит здесь, как будто... Эта ведьма даже ничем не смогла помочь Карнеолу, а Принц Туллий так ей доверяет. — Волоокие глаза придворного стали чуть прозрачнее, чем обычно. — Я не понимаю, что на меня нашло.

   Эмеральд потер шею. Собственно, что здесь сказать? Дружба Пелека и Карнеола изначально строилась на общности антипатий, но между ними при этом было много общего от взгляда на мир до увлечений. Произошедшее убийство не могло не повлиять на Пелека.

   Его Светлость отнесся к произошедшему как к покушению на него самого, но каких-либо переживаний или даже легкого траура не испытывал. Даже не отдав распоряжения пришить Карнеолу голову (насчет этого, взяв ответственность на себя, Эмеральд распорядился лекарям лично) и наспех отправив его на остров, Туллий тотчас принялся строить планы по разоблачению врагов, подтверждая свою бессердечность.

   — На его месте мог оказаться любой из нас, даже сам Принц Туллий. — Пелек почти не дышал, силясь заглушить эмоции. — Тебя или меня могли отправить туда в разобранном виде, и нет никаких гарантий, что сегодня мы можем спать спокойно: Туллий не пожалел законного наследника, не пожалеет и нас.

   Эмеральд оттащил друга в сторону. В горле встал комок тошноты, ему не требовалось лишних описаний:

   — Нельзя так говорить, возможно, он пригласил князя Олифа именно для того, чтобы вместе разобраться в ситуации.

   Пару мгновений друзья переводили дух. Эмеральд с трудом сохранял остатки самообладания. Сказанные слова могли остаться никем не услышанными, если бы прозвучали из уст Цвейника или Харркона, однако речи придворного в замке могли быть поняты буквально.

   На шее Пелека вздулись жилки. Как напуганный грохотом зверек, он на одном дыхании рыкнул:

   — Ты когда-нибудь думал, что будет со всеми нами, если он вдруг сдохнет? Кто окажется правителем Балтинии? Что произойдет в следующую секунду? — Пелек обмяк, но его огромные круглые глаза расширились еще больше. — Эти мысли не дают мне покоя с похорон Карнеола. Может быть, это уловка, чтобы не думать о произошедшем, но сейчас я одинаково боюсь прошлого, настоящего и будущего.

   Эмеральд вновь предпочел держать свое мнение при себе. Он посильнее сжал руки в замок и начал придумывать предлог, как бы поскорее скрыться в одном из коридоров.

   — Иногда я завидую тебе: как можно сохранять такое спокойствие? Что бы ни происходило, ты всегда и бровью не ведешь, — Пелек решил излить негодование на наиболее близкий объект. — Я все никак не могу решить: ты что-то знаешь или тебе настолько все равно?

   Эмеральд ответил, не раздумывая:

   — Я всего лишь хранитель покоев Его Светлости и не собираюсь решать проблемы всего острова. Для этого есть другие придворные, гораздо более значимые и умудренные. — Юноша сделал вид, будто с другого конца коридора его зовут. — Мне пора вернуться к своим прямым обязанностям. Кажется, у Бапита возникли какие-то сложности с новой рассадой.

   Эмеральд решил укрыться в одном из дальних уголков сада, где его никто не сможет отыскать и к завтрашнему полудню. Для прикрытия он захватил с собой ведро и сложил в него ножницы и самую маленькую тяпку. Юноша сделал пару шагов и в сердцах отшвырнул в сторону ненужную ношу. Спрятав руки в карманы камзола, хранитель покоев, уже не обращая внимания ни на какой шум, со всей силой наступал на ветки и придавливал траву, решив сбежать к ручью.

   Как ему показалось, за ним никто не увязался, окольной тропой он вышел на полянку и устало опустился на землю. От некогда размашистых сосен после Полнолуния Ветров не осталось и следа, как и многие другие деревья, они пострадали из-за всплеска энергий. Но ничто не коснулось вечно плодоносящей яблони, выращенной Ирис, и молодой человек все же встал еще на секунду, чтобы сорвать плод и медленно вонзить зубы в хрустящую мякоть. Капли вязкого сока, как эликсир, стекли по небу, и приятная сладость с легкой кислинкой отвлекла на пару секунд от навязчивых мыслей. Смакуя каждый кусочек, юноша грыз яблоко, словно больше вокруг ничего не существовало. Вдохновенно создавая неведомую фигуру, что из куска янтаря, он пару раз облизал пальцы и небрежно размазал сок по щеке.

   Откинув огрызок подальше, Эмеральд наклонился, чтобы умыться. Вода была теплее, чем ожидалось. Недолго думая, он снял с себя одежду, сложил ее аккуратной стопочкой и вошел в ручей.

   Юноша сделал несколько нырков, полюбовавшись чистым дном с мелкими камушками и пугливыми рыбками, несколько раз медленно проплыл туда и обратно. Тело расслабилось и стало удивительно легким — слабый ветерок шелковой ленточкой пробегал по коже. Эмеральд охнул от удовольствия: он так давно не плавал, что попросту забыл, как легко вода может смыть бо̀льшую часть невзгод. Накупавшись до заветного состояния, когда сознание стало прозрачным, как кристалл льда, хранитель покоев выбросился на берег, точно огромная рыбина — за прочной леской, и перевернулся на спину.

   Несколько секунд Эмеральд глубоко дышал, привыкая к новой стихии. Прижав ладони к животу, он прикрыл глаза и с неимоверным блаженством ощутил себя такой же полноправной частью этого места, как примятые травинки под его ступнями.

   Запах растений, готовящихся вот-вот погрузиться в объятья ночи, тихий размеренный шепот ручья, скромный шелест листьев яблони вытеснили из головы все остальное. Не было больше даже его самого. Все обернулось малозначительным пустяком, в конце концов, за границей смерти есть другой мир и, верно, вовсе не такой уж и скверный — слишком много душ оказалось там, чтобы мириться со скукой и продолжением всемирной несправедливости. Торопиться туда не хотелось, но и убегать, как делали остальные, Эмеральд не хотел. Он принимал смерть как данность и сейчас, осторожно прикасаясь к неким особым энергиям, о которых он только и слышал. Впервые он понял, что для него, как и для всякого человека, при должном здравомыслии, смерть — это неизбежность для других. Сам же он сумеет в нужный момент с ней договориться.

   Эмеральд почувствовал, что где-то мелькают странные нитеобразные огоньки. Иной раз они меняли цвет, что было заметно и сквозь сомкнутые веки. Какие-то исходили из его собственного тела, как веревки связывали с чем-то далеким. Полностью погрузиться в этот мир Эмеральд не мог, но отказаться от таких затягивающих картин было для молодого человека слишком сложно. Из равновесия его вывел щекочущий укус комара в лодыжку.

   Эмеральд резко сел и, согнув ноги в коленях, оглянулся. Все было прежним и обычным. Он потер укус, и из бугорка просочилось несколько капелек крови. Отерев место укуса и пальцы первым попавшимся листом, юноша нехотя встал и задумчиво посмотрел на яблоню, которая, насмешничая над всеми, вовсе не собиралась сдаваться на милость ночи, а лишь чуть сильнее прикрыла свои плоды листочками. Продолжая изредка бросать на нее взгляд, хранитель покоев начал одеваться, раздраженно вытряхивая соринки и пылинки, успевшие осесть на одежде.

   Прикинув, что с момента его отсутствия прошло не так много времени, а его пропажу никто и не заподозрит, он пригладил все еще влажные волосы и, не торопясь, засунув руки в карманы, пошел обратно.

   Тем неприятнее ему было наткнуться на знакомого, расположившегося на дереве неподалеку от поляны.

   — Я не подозревал, что ты умеешь накладывать чары, или они тебя не берут? Я, конечно, не прочь посидеть в тиши, но сегодня я ищу именно твою компанию. — Щещ легко слез с накренившейся ветки, на которой расположился, как довольный орангутанг, и начал разминать свое мускулистое тело.

   Эмеральд сбавил шаг и остановился чуть поодаль:

   — Чем вызван интерес? — он предпочел опустить первую часть. — Или тебе стало страшно находиться в замке?

   — Слышал Вашу беседу с Пелеком. — Щещ сорвал с ветки листик и поковырял им в зубах. — Весьма познавательно. — Он сплюнул зеленую кашицу под ноги.

   Эмеральду в какой-то момент захотелось дернуть собеседника за бороденку.

   — Значит, ты тоже больше не выдержал давящих стен замка и вышел подышать вечерним воздухом, — как ни в чем не бывало, прокомментировал Щещ и взъерошил иссиня-черные волосы.

   Эмеральд пожал плечами и засунул руки поглубже в карманы. Он не отказался бы поболтать с ним в любой другой вечер и даже чего-нибудь выпить, но только не сегодня. Однако он знал, если Щещ настаивает на беседе, лучше уделить пару минут: ему тоже приходилось несладко в последние дни. К тому же, обладая способностью перевернуть все события в нужное ему русло, он не прослыл пакостником и стукачом и никогда не тратил время на пустые темы и сплетни.

   — Не думал, что так просто напугать Его Величество Бесстрашие. — Эмеральд не удержался и все же съязвил. На мгновение перекосившееся лицо Щеща заставило юношу раскаяться в столь невинном словесном уколе. — Мне казалось, тебя вряд ли может что-то напугать.

   — Если я начну вспоминать все свои страхи, то можешь сразу меня отправить в лодке на Клисет. Одно их звучание убивает. — Щещ пригладил бороду и чуть подался вперед. — Чаще всего лучше думать о том, что вовсе тебя и не касается.

   Эмеральд угукнул в ответ. То ли из-за все еще влажных волос, то ли усиливающейся прохлады, он почувствовал себя насквозь промерзшим. Горло противно пересохло и саднило. «Если у меня начнется жар, то, по крайней мере, на время все станет далеким и малозначительным».

   — У тебя вид человека, решившего обязательно умереть от лихорадки, — Щещ скривился. — Не надейся, я еще не слышал ни об одном почившем после вечернего купания на этом острове.

   — Ты и мысли читать умеешь?

   — Скорее считывать. Если отважишься стать первым, то я найду ту, кто с удовольствием поставит тебя на ноги одним из своих жутковатых зелий. — Щещ глумливо подчеркнул последние два слова. — Не советую. Мне рассказывал Паленсий. Но ведь ты не захочешь по такой глупой причине пропустить самое интересное?

   — Я сразу понял, что ты не просто так подкарауливал меня, — Эмеральд посмотрел на него сверху вниз. Не очень удобно беседовать на ходу с такой разницей в росте.

   — С кем мне еще поделиться догадками в это непростое время? Только с тем, кто, как и я, всегда знает больше остальных.

   — Догадками? Скорее сплетнями.

   — Зато самыми проверенными, — Щещ почесал подбородок. — Потому что я и уже не представляю, куда занесет нас вся эта канитель.

   — Может быть, проблема в том, что мы привыкли жить в одних и тех же условиях и любое мелкое происшествие становится трагедией?

   — Это ты про остров, Канцелярию или замок? — Из обезьяны собеседник постепенно превращался в сдержанного дракона, еще минуту назад бывшего выше самых старых деревьев на горах. — Хотя иногда не вижу особой разницы между ними. Удивляюсь, как они умудряются не соприкасаться друг с другом.

   Эмеральд хотел было поправить его, но махнул рукой, выразив полное одобрение. Раз уж Щещ решил чем-то поделиться — это его дело, а вот затевать споры не стоит.

   — Поговаривают, Туллий решил избавиться сразу от Ламы и Тауки, лишь бы не мучится, разгадывая кто из них больший подонок.

   — Ничего об этом не слышал.

   — Место первого вакантно, Канцелярию должна возглавить какая-то женщина, — хмыкнул Щещ. — Кто бы мог подумать, что дойдет до такого? Видимо, общение со сказительницей принесло свои поздние плоды. — Он внезапно застыл на месте, так что Эмеральд прошел еще несколько метров вперед в одиночестве. — Ты все время крутишься возле него! Неужели тебе совсем ничего неизвестно?

   — Я не нахожусь в голове правителя. Ты знаешь, он виртуозно умудряется рассказать каждому ровно на новость меньше, чем следует. И они все разные. Пчхи!

   Щещ сложил руки на груди и, покачивая головой, наблюдал, как Эмеральд виновато вытирает нос.

   — Я смотрю на тебя и думаю, что лучше все равно не найти. Что-то мне подсказывает: Принц Туллий сейчас готов перехитрить сам себя. И наше дело не допустить этого.

   Эмеральд поперхнулся от неожиданности. К такому открытому неповиновению не призывал даже Харркон.

   — Ты спятил? — Собеседник с легкостью все прочитал по глазам.

   — Я прошу помочь защитить Принца Туллия от тех, кто как раз хочет совершить то, о чем ты подумал. — В голосе сквозила плохо скрываемая досада. — Правы те, кто называют тебя тугодумом.

   Эмеральд кивнул, как усталый ослик, что было принято за ответ и повлекло за собой окончательное превращение в дракона. Щещ резко сцепил руки в замо̀к, будто сжимая чью-то шею в попытке добиться желаемого.

   — Не только Пелека беспокоит наше будущее. Только он, как и остальные, запуган и скоро начнет глупить. Не надо таращиться. Я прекрасно слышал, как он изливал тебе душу, пока гости трапезничали. — Щещ вызывающе усмехнулся. — Они на что-то надеются, а ведь все просто: теперь нет никакого наследника, а раз так, Туллию необходимо его создать.

   Эмеральд откашлялся, по всему телу разлилась слабость, и он ощутил себя абсолютно больным. За эти дни юноша слышал разные слухи, поэтому был удивлен высказанному без всяких тайн и интриг мнению.

   — Как же это возможно? — Прохрипел хранитель покоев, не сумев совладать с голосом.

   — Не могу представить, — честно ответил Щещ. — Ум Туллия бывает настолько извращен, что, повторюсь, иногда он умудряется перехитрить сам себя.

   Ветер будто нарочно со всей силой пролетел сквозь каждую травинку и задел самые маленькие веточки, перепугав и самих обитателей деревьев. Со стороны ручья раздался чей-то жалобный то ли крик, то ли рык. Оба мужчины завертели головами, боясь быть услышанными. Чуть успокоившись, Щещ хихикнул.

   — Неделю назад мы бы не обратили на это внимание, теперь же мерещатся разные призраки или просто соглядатаи, разница невелика.

   Эмеральд, которому на пару секунд стало жарко от испуга, затрясся от холода — ему даже стало чуточку стыдно перед собой, насколько он, оказывается, впечатлителен и пуглив.

   — Он поступит, как когда-то князь Адас. Усыновит своего родственника. — Эмеральд высказал мало-мальски логичное предположение.

   — Вдумайся в свои слова: все его ближайшие родственники — принцы наследники запредельных стран. Есть разница между гарантиями мира и их появлением у нас на правах наследников. А реакция Архипелага? — Щещ сцепил руки в замок перед собой, чтобы не выдать охватившей его дрожи. — Я не могу забыть, кто я и зачем меня растили. Возможно, будь у меня выбор, поменял бы стороны, но его сделали за меня. Мне не хочется оказаться придушенным по этой незначительной причине. Пойми, не собираюсь я утраивать заговоры. Наоборот.

   — Кому еще ты предлагал?

   — Никому. Нам не нужны десятки сторонников. Просто дополнительный пригляд за Его Светлостью, а если нам удастся уберечь его или…

   — Метишь в министры?

   — Почему нет? Я не хуже и не глупее этих идиотов, неоднократно подтверждал готовность исполнить любой приказ. Имею право на хоть какое-то поощрение. Возможно, тогда Туллий смилостивится и к тебе. Негоже столько лет заниматься одним и тем же.

ГЛАВА 8 – ВАСИЛИСК

Постоянно отвлекаясь на стакан с настойкой, Туллий неспешно перебирал все имеющиеся у него бумаги, в которых могла затеряться хотя бы малюсенькая подсказка, как следует поступить при встрече с василиском. Крапсан уже пару седмиц работал над снятием заклятий межзамкового перехода. По нескольку раз в день в присутствии Его Светлости он выходил на связь с кудесником Гульри, советовался с ним и записывал четкие инструкции. Отведенные кудеснику покои были превращены в большую мастерскую, где эксперименты повторялись по нескольку раз, а один перетекал в другой. Туллий лично поставил перед Крапсаном амбициознейшую цель: попытаться отпугнуть монстра.

   Уверенность в успехе подпитывалась несколькими легендами, которые описывали не только всепоглощающий страх участников битвы, но и тяжелые победы над существом. Подобные книги стали настольными для принца и кудесника, но, как ни старались, за все время они не смогли обнаружить в скупых словах ничего нового: повествование даже не было разбавлено красочными преувеличениями, эмоциональными описаниями и глупыми догадками — увлекательный пугающий текст сразу превращался в скупую хронику в момент главной битвы.

   Туллий, не выясняя, что решил для себя Крапсан, прибегнул к излюбленной тактике: снова взялся за бутылку в надежде, что опьянение принесет новые миражи, раскрывающие тайну борьбы с монстром. Стратегия, естественно, не сработала, но отказываться от нее Принцу уже не хотелось.

   Его Светлость и на этот раз не мог признать: им снова начал помыкать страх. Работа над переходом велась в строжайшей тайне от всех, включая министров и придворных. Со временем Туллий задумался, не приведет ли это к чему-нибудь нехорошему, но кудесник Крапсан убедил: лучшее решение — рассказать всем о монстре уже после того, как можно будет спокойно перемещаться из одного замка в другой, когда никто точно не сможет ни помешать снятию заклятий, ни поднять ненароком панику. Принц кивнул, мысленно признавая, что жалеет о решении, находя его не самым разумным, но отменить указ не хватило воли.

   Прижимая очередную бумагу к груди, Туллий бесцельно зашагал по комнате. Излишняя таинственность ни к чему хорошему не приведет, но если вдруг проход не удастся расколдовать, то Принц просто окажется всеобщим посмешищем, а это может подвергнуть сомнению его авторитет на Сведоме.

   — Создатель, поскорей бы со всем этим покончить! — Туллий плюхнулся на кушетку, больно ударившись лопаткой о спинку. — Еще несколько дней, Тулий, потерпи еще несколько дней.

   Принц заблуждался: спустя почти две седьмицы к нему подошел придворный кудесник и сообщил, что лишь только стемнеет, можно попытаться снять заклятия с перехода.

   — Как Вы понимаете, Ваша Светлость, я не могу этого сделать без Вашего участия. Кудесник Гульри сообщил мне, что практически каждый из замков был им переведен на некоторых людей, в их числе Вы. — Крапсан говорил без особого энтузиазма, стало заметно, что его больше не прельщает разгадка сомнительных и опасных чар. — Если Вы не возражаете, я бы еще позвал кудесника Ратида. Мне понадобится помощник.

   — Зови, это мой приказ. — Туллий сглотнул: несколько раз он пользовался этим лазом и представлял, что его ожидает мало приятных минут. Но только сейчас до него дошло, что в тоннеле стоит бояться не сыплющихся камней и клубов пыли, а фантазий разгневанного и разочарованного кудесника Гульри, которые он мог запросто забыть за столько лет. — Я возьму с собой еще двух министров и Пелека. Они должны узнать про это первыми.

   — А Эмеральд? Он все же хранитель Ваших покоев.

   — Вот пусть их и охраняет. Будет ждать в замке, следить, чтобы никто не полез за нами.

   Воцарилась тишина. Разговор требовал продолжения, но какого — ни один, ни другой не знал. Туллия затошнило от напряжения: даже если их всех погребет под тяжестью земли или затопит, попытка спасти острова будет ему зачтена. Правитель сжал запястье левой руки и почувствовал отрывистую пульсацию. Ему хотелось произнести хотя бы самую банальную вещь приказным тоном, демонстрируя бесстрашие и власть.

   Кудесник Крапсан опустил глаза, чтобы не злить Туллия, но желание поскорее ускользнуть из зала взяло верх над привычкой подчиняться, и он осторожно промямлил:

   — Ваша Светлость, Вы позволите мне отправиться к кудеснику Ратиду? Времени осталось совсем немного.

   — Разумеется… — Заторможено откликнулся Туллий. — Разумеется… Я сам отдам распоряжения остальным, чтобы без лишних ушей…

   Больше ничего Туллий добавить не мог, только ответил сдержанным кивком. Горло пересохло, требуя немедленно принять что-нибудь покрепче. По телу пробегала нервная дрожь — неизбежная спутница редких вылазок в соседний замок, но сегодня особенно выматывающая. Туллий закрыл глаза и легонько нажал на виски.

   День, когда тоннель запечатывался кудесником Гульри, накрепко врезался в память. Впервые рядом со своим учителем он был не преданным подмастерьем, а всего лишь материалом для чар. Во взгляде кудесника не читалось разочарование, только ничуть не сдерживаемый гнев от того, что̀ он мастерит, где находится и, главное, с кем. Собственно, с кем? Туллий и сейчас в момент ответил бы: с тем, кто этого не достоин, тем, кто потерял доверие и больше не смеет поднять глаза на достойнейших представителей особого сословия. Многовато набралось для семнадцатилетнего юноши, конечно. Нашлась в этом и относительно хорошая сторона: дальше ему стало все нипочем, и двадцать семь лет спустя он окончательно потерял умение чем-то жертвовать, каждый раз напоминая, что иначе пожертвуют им.

   Сейчас Принц тоже не собирался расставаться с этой привычкой, а тем более и впредь слишком сильно гнуть спину перед кудесником Гульри, который в свое время не погнушался экспериментами над детьми. Впрочем, единственный выживший из них, Щещ — настоящее сокровище. Интуиция подсказывала Туллию, что совсем скоро многие тайны раскроются, а подобная метаморфоза стоит слишком дорого. Не собой же, в конце концов, расплачиваться? Справедливости нет, иначе судьба его лучшего друга Экина была бы совсем другой — несравнимая с мелкой монеткой.

   Топнув с досады и поправив еще раз венок на голове, Туллий нетвердой походкой направился в покои. Он поручил двум встретившимся у него на пути придворным привести в замок лорда Тауки и барона Ламу, и шагнул дальше, не задумываясь, насколько обрадовало этих двоих такое неожиданное доверие со стороны Принца.

   Зайдя в свою спальню, он первым делом переоделся в самые простые старые брюки, свободную рубашку из грубого льна и мягкие удобные сапоги. В таком виде можно не бояться лезть куда угодно: неизвестно, как будут сниматься чары и что за это время произошло с почвами и укреплениями. Никто не отменял и нескольких призраков, которые, вполне возможно, охраняют свои владения и не ожидают встречи со старыми знакомыми.

   Туллий мысленно чертил план прохода, напрягая память, когда тихо вошел Эмеральд. Юноша мягко закрыл за собой дверь и нерешительно приблизился к Его Светлости. Мрачное выражение лица, нахмуренные брови и складки возле рта придворного рассмешили Туллия.

   — Ваша Светлость, позвольте мне тоже быть с Вами. — В голосе Эмеральда не звучали ни любопытство, ни тревога, но его пальцы сами собой сжались в кулаки. — Вряд ли дополнительная помощь помешает.

   — Твоя помощь состоит в том, чтобы находиться в такой ответственный момент в замке, а не бегать как мальчишка по катакомбам. — Слишком резко ответил Туллий. — А сейчас ты позовешь ко мне Пелека, раз уж пока не готов спокойно выслушать инструкции. Я буду ждать всех в библиотеке. — И Принц захлопнул за собой дверь.

   Эмеральду не составило труда найти своего друга и передать распоряжение. Возвращаться к Принцу он не спешил, сначала направился в драконник, где в последнее время предпочитал коротать свободные часы Щещ.

   Хранителю покоев не нравилось лишний раз туда соваться: отсутствие запаха угнетало не меньше, чем смрад, а воспоминания о приветливости Мярра и Лелайкиса невольно переносились и на этих довольно-таки безобидных существ. Видимо, Щещ находил с ними много общего, раз мог быть самим собой лишь в подобной компании.

   Подошвы сапог скользили по сухой траве, и с непривычки Эмеральду было непросто передвигаться по каменному, но припорошенному мхом и странной жижей помещению. Для большего равновесия он ухватился за дверцы денников, искоса поглядывая на развалившихся на ворохе листьев драконов.

   — Щещ! — Тихо позвал он, надеясь избежать дальнейшей экскурсии. Его пальцы угодили во что-то липкое, больше всего похожее на свежую чешую, смешавшуюся с ошметками рыбы и жира. — Щещ, отзовись. Это срочно.

   Эмеральд сделал еще один неуверенный шажок вперед. Дверца под рукой скрипнула, и юноша чуть было не свалился прямо на нос одному из обитателей этого места.

   — Не бойся, они ничего тебе не сделают, — в голосе Щеща, прозвучавшего над самым ухом, еще сохранялись сонные нотки. — Я тут ненадолго решил вздремнуть. — Он тянул каждую гласную, борясь с одолевавшей зевотой. — Что приключилось?

   — Сегодня Принц Туллий будет участвовать в открытии перехода.

   — Ожидаемо. Идешь с ним?

   — Он приказал мне остаться в замке. С ним будут Крапсан, барон Лама, лорд Тауки, Пелек и зачем-то кудесник Ратид.

   — Скверно. Думал обратиться к нему, если…

   — Здесь полно других кудесников, — Эмеральд оборвал рассуждения дракона.

   — Он живет ближе всех остальных... — возмутился Щещ. — Ладно, разберемся. Главное, я разжился одной поделкой… — Он достал из кармана маленький шарик с широким углублением и переложил в карман Эмеральда, удивленно вскинувшего бровь. — Купил у одного волшебника. С другого конца острова. У меня есть такой же. Если понадобиться помощь от тебя и… хм… твоего ополчения, я сожму в руках свой шар, а твой запищит и загорится синим цветом. Ну, и наоборот.

   Эмеральд, изначально не относящийся к затее с переходом столь серьезно, впервые ощутил ответственность за происходящее.

   — Мне пора возвращаться. — Сдавленный полусонный рык из дальнего денника прозвучал как подтверждение.

   — Буду снаружи со своими.

   Некстати, Эмеральду вспомнилось: несколько лет назад он уже ввязывался по своей воле в подобную заваруху, и, слава Создателю, все завершилось относительно неплохо, не без вмешательства подобного существа. Молодой человек кивнул и быстро покинул их обиталище.

***

— Теперь Вы все понимаете, почему нам нужно идти по одному, — Крапсан раздраженно фыркнул в сторону лорда Тауки.

   Между участниками миссии не было согласия. Почетная обязанность оказалась тягостной для каждого.

   — Мы все прекрасно поняли, — рявкнул кудесник Ратид. — Может быть, стоило о таком предупреждать заранее?

   — Не думал, что козы Вам настолько дороги, — смекнул Крапсан.

   — За последнюю седьмицу, — лицо кудесника стало пунцовым, — мое стадо существенно поредело.

   — Значит, терять уже нечего. Я придворный кудесник и имею полное право призвать Вас к себе на помощь.

   Туллий снисходительно наблюдал за перепалкой, позволяя Крапсану вдоволь наиграться в вожака стаи. От каменных плит исходил холод, что челюсть приходилось сжимать, лишь бы зубы предательски не застучали, а серость, к которой в за̀мке никто не привык, только усиливала ощущение озноба. Все происходящее злило собравшихся, побуждая поскорее разделаться с этой повинностью. Его Светлость подмечал каждое движение придворных, он был слишком возбужден, чтобы замерзнуть. От жара у него перехватывало дыхание, а лишняя волокита лишь распаляла азарт. Ни один из присутствующих не представлял истинной значимости этого события и всего того, что будет разрушено вместе с блокирующими чарами.

   Туллий облизал пересохшие губы и метнул взгляд с непривычно притихшего Пелека на подпирающего с самым невозмутимым видом стену Эмеральда. Сколько отрицания и раздражения было в обоих, только последний виртуозно научился скрывать свои эмоции ото всех.

   Крапсан продолжал раздавать указания и теперь не ограничивался словами, расставляя всех, словно фигуры на доске, в порядке, понятном только ему.

   — Сейчас я разберу первый уровень, и мы двинемся вперед. Выстраиваемся в ряд по одному. Ваша Светлость, Вы пойдете сразу за мной. Остальные… — Он вновь злобно фыркнул в сторону лорда Тауки, как наиболее бесполезного участника перехода, призванного лишь из-за своего поста. — Остальные не смеют менять строй. Понятно?

   — Пусть небо укажет Вам верный путь, — безэмоционально напутствовал Эмеральд.

   Любезные слова вспышками молнии прошлись по лицам собравшихся, скорее окончательно разбив желание противиться, нежели улучшив настроение. Крапсан демонстративно развернулся к стене, очертил в воздухе круг, вмиг визуализировавшийся в вертящийся обруч, судя по всему сделанный из авантюрина, и раскинул руки в стороны.

   — Ваша Светлость, пожалуйста, протяните ладонь в центр и коснитесь камней.

   От нетерпения Его Светлость споткнулся и вынужден был не просто коснуться, а облокотиться о стенку. Страх, которому он решил не поддаваться, снова вернулся. Принц отпрянул на несколько шагов назад, чуть не обжегшись о невидимые искры, отскакивающие от круга, который начал, между тем, расширяться с каждым своим оборотом.

   Нарушая строй, все бросились на выручку Туллию, хоть помощь и не требовалась. Ненужный шум только оттягивал переход, но не отменял его, и, в конце концов, Крапсан единственный уставился на возникшую из ниоткуда дверь. Словно только что привезенная из мастерской местного столяра после застывания последнего слоя краски, она сама собой открылась, любезно приглашая заглянуть в черный коридор.

   — Ваша Светлость, если все в порядке, то не стоит медлить. Все же не до конца понятно, что за это время произошло с заклятьями. — Голос кудесника дрогнул лишь на слове «время». Крапсан щелкнул пальцами и перед ним повис светящийся шар.

   В этот момент Эмеральд малодушно подумал, что ему повезло гораздо больше, чем Пелеку. По кишкам прошел болезненный спазм, стоило ему сравнить эти искры, идущие от светильника Крапсана, с шафаново-золотистым «светлячком» Ирис. Придворный кудесник важно поправил свою мантию, а хранитель покоев вспомнил дерзкий жест девушки, которая тоже творила заклинание. Вся эта сегодняшняя сценка напоминала ему издевку над чем-то давно знакомым и родным, а ведь разница была только в том, и до него это наконец-то дошло, что каждый из них, Ирис и Крапсан, нащупывали разные энергии для своего волшебства.

   Оттолкнув от себя руки придворных, Принц Туллий выпрямился. Горделивой походкой, достойной истинного правителя, он, не говоря ни слова, шагнул в темное пространство. Ему хотелось, пусть это почти невозможно, постараться впервые увидеть тайный переход своими глазами, без постороннего света, именно таким, каким он запомнил его много лет назад, даже если удастся разглядеть один единственный камешек.

   Но вокруг была лишь темнота, будто Принц полностью ослеп, хотя почему-то ему всегда казалось, что если он еще раз ступит сюда, то все вокруг заискрится, как распахнутая сокровищница. Туллий застыл на месте, мысленно отчитал себя за глупые надежды и неожиданно быстрым шагом пошел вперед, не откликаясь на призывы спутников. Поступок оказался настолько неожиданным, что прошла, наверное, минута, пока Крапсан с тихими увещеваниями не нагнал его и кое-как восстановил строй.

   От светящегося шара лился на удивление слабый свет. И если Крапсан и Туллий еще могли заметить дрожащий огонек, то замыкающий кудесник Ратид пробормотал ругательство и зажег собственный шар, отсвет которого придал всему пространству оттенок давно высохшего болота, затянувшего в свои недра ни одного быстрого оленя.

   Тоннель каким-то образом поглощал звуки, и людей можно было принять за шеренгу призраков, не сумевших найти приюта на земле. Никто не хотел что-то сказать, некстати пошутить или высказать недовольство. Туллий лишь изредка поглядывал на стены и хмурился — как хмурятся, пытаясь прочесть написанную корявым мелким почерком надпись. Он не сразу заметил, что лицо и руки подозрительно закололи, пока нечто, похожее на мелкий град, не забарабанило по одежде.

   Его Светлость поймал градинку, мелкую колючку, и с подозрением поднес к глазам:

   — Придурки, — он лягнул Крапсана, а остальные наконец-то подали какие-то признаки жизни. — Этот потолок сейчас обрушится на нас. Когда Вам было сказано, не отвлекать на себя внимание и давать советы кудеснику, никто не имел в виду, что Вы проморгаете смертельную опасность.

   Крапсан упал на колени и выпустил несколько шаровых молний, которые, взлетели к своду и расползлись по нему. Кудесник Ратид молча перехватил у него это занятие, позволив Крапсану полностью занять себя снятием заклятья.

   В носы ударил запах скисших апельсинов, а следом снизу начала подниматься мелкая сеть с зубчиками из дыма.

   Лорд Тауки ухватился за Пелека и свел пальцы в жесте, по слухам простых жителей Архипелага, отталкивающем любые нежелательные чары. Пелек и барон Лама покачали головами, но через пару секунд, ощутив странное онемение на коже, они уже не были столь категоричны: сеточка проходила сквозь их тела, будто они являлись фантомами.

   — Крапсан, скоро все будет готово? — Лицо Туллия пересекли, как глубокие шрамы, тысячи суетящихся колючек.

   Кудесник Ратид с досадой выпустил вверх несколько новых молний, ловко сумев донести до провожатого свое недовольство. Как и любой кудесник, он спокойно относился к тому, что не всегда можно оградиться от физического воздействия заклятья, любое из них представляет немалый риск, но неспособность Крапсана после стольких недель консультаций и подготовок предусмотреть возможные трудности, не могла не вызвать в его голове парочку мстительных мыслей.

   — Обрушение должно начаться чуть дальше, но, видимо, неправильно рассчитал или упустил движение… — слова прозвучали слишком резко для оправдания.

   — Может, сразу предупредишь, к чему еще мы должны быть готовы?! — Туллий к собственному удивлению утратил способность управлять голосом. Вкрадчивый тон сменился нервным визгом, который могла бы издать только перепуганная, облитая холодной водой, кошка. — Это было бы лучше для всех. — Спохватившись, Принц попытался более нейтральными фразами скрыть пробуждающуюся панику.

   — Где-то неподалеку кудесник Гульри, — Крапсан вскинул руку выравнивая сеть, — сумел обвить подземной речкой проход. Возможно, — присутствующие вновь оживились, а кто-то сделал пару шагов назад. — Впрочем, он уверял меня, что этого не должно произойти, если я вовремя произнесу…

   — У нас нет времени на «если»! Ты уверял меня, что открыть этот проход гораздо легче, чем сделать новый! — Туллий, брезгливо подергивая плечами, прошел вперед. Принц понимал: нельзя поддаваться эмоциям, однако подобные вспышки гнева отвлекали от боли, вонзающейся иглой в каждый мускул и бьющей с утроенной силой по вискам. Отвыкший от этих ощущений, он хотел пожаловаться вслух, но в последнюю секунду прикусил язык и решил просто прикрикнуть. — Мы застряли здесь на всю ночь?!

   Теперь уже барон Лама издал звук, похожий то ли на стон, то ли тщательно скрываемую ругань. От тусклого света все казались друг другу еще отвратительнее, чем обычно, как повылазившие из-под корней цветущих роз дождевые черви.

   — Кудесник Ратид, можете прекращать, — Крапсан провел ладонью по волосам, продемонстрировав на руке уродливый шрам, всегда снимающий у его собеседников всякие вопросы о его способности противостоять трудностям. — Я все укрепил. — Он как можно медленнее поднялся с колен и мимоходом скороговоркой добавил, глядя перед собой: — Стоит поторопиться, где-то впереди скрыто заклятье потопа, есть вероятность, что оно было приведено в действие прямо сейчас…

   Угроза возымела действие: никого не пришлось больше подгонять. Все, кроме кудесника Ратида, поторопились занять указанные места в этом кривом караване и только шепотом переговаривались, строя догадки о дальнейших неприятностях.

   Туллий отстраненно прислушивался к каждому слову, не желая влезать в разговор. Угроза обрушения временно примерила между собой давнишних неприятелей. По-видимому, они решили заручиться поддержкой друг друга, хотя бы на словах.

   — Ваша Светлость, — на плечо Принца опустилась легкая ладонь, — я чувствую, что стоит вернуться в замок. — В полумраке ящероподобные черты лица Ратида стали еще резче, и бессознательно Туллий отстранился, ожидая, что его коснется длинный раздвоенный язык.

   — Вы свихнулись? Я убил столько времени и сил на этот переход! — Крапсан расслышал все и гневно остановился. — Здесь есть дурные энергии, но что Вы хотите от мариновавшихся здесь почти три десятка лет сильнейших заклятий?

   — Из-за твоего упрямства и желания выслужиться мы все можем подвергнуться воздействию, которое уже никто не сможет снять, — интонации кудесника Ратида звучали чуть эмоциональнее.

   В ответ Крапсан со всей силой ударил наотмашь по воздуху:

   — Если думаешь, что сможешь здесь повлиять на кого-то, включая меня, то заблуждаешься.

   Ратид задрожал и сделал пару вдохов:

   — Извините, Ваша Светлость, я не хотел Вам навредить.

   Туллий кивнул и потер шею — так вот почему он на пару секунд впервые задумался о том, стоит ли эта игра хотя бы минимального риска.

   — Мы все немного драматизируем, — Принц потер руки. — Напомню еще раз: все заклинания расставлены кудесником Гульри. Его лучший ученик, получив наставления, ловко их снимает. Значит, нам нечего бояться, пусть иногда отраженное действие слишком велико.

   Проговорив все это, Туллий еще более величественно и смело повел за собой остальных. Память услужливо откликалась на знакомые стены: все же он проходил по этому тоннелю множество раз, и, как оказалось, даже спустя столько лет ему не требовались провожатые. Но ноги отказывались слушаться. Картинки переходов сменялись ужасными миниатюрами, которые, будь они на бумаге, Принц бы просто разорвал на мелкие кусочки и сжег. Верно, когда-то ему объясняли: стоит бояться не событий и мест, а своих поступков. Еще одно доказательство, что кроме него никому здесь страшиться нечего.

   «Что, если я столкнусь сейчас со старым греховодником? — перед глазами Принца заплясали мутные пятна. — Если так, он вряд ли захочет попасться в таком месте кому-либо, кроме меня, на глаза».

   Под сапогами радостно захлюпала вода, наводя на мысль, что они входят в русло коварной горной реки, пару часов назад пережившей шторм и ливень. На промокшую обувь и штаны очень быстро перестали обращать внимание из-за ударившего в нос запаха серы.

   — Как я понимаю, послевкусие от заклинания?

   — Все верно, Ваша Светлость! К счастью, мне удалось задеть оба главных заклятья. Мелкие сняты полностью, а это… — Придворный кудесник топнул, будто кто-то мог забыть о новоявленной подземной «реке». — …его остатки. Бесследно, увы, оно пройти не могло.

   — Мы потерпим, осталось совсем немного. Я примерно помню, как все делалось, — Туллий провел пальцами по волосам, сжатым платиновым обручем. — Крапсан, эта… субстанция становится желеобразной, — Принц придал своему голосу железное звучание. — Мы уже скоро будем на месте.

   — Что-то здесь не так, Ваша Светлость,— Кудесник Ратид вновь подал голос. — Я чувствую странные энергии, они не сулят ничего хорошего.

   — Здесь и не может быть ничего хорошего, — Его Светлость постарался говорить безразлично. — Почти двадцать семь лет назад в этом тоннеле произошли не самые приятные события. Вряд ли чей-то смех или волшебство могли это развеять.

   Тяжело сглотнув, Туллий закатал рукава: одно дело тайно прокрадываться сюда под покровом ночи, изображая призрака, а совсем другое идти через тайный переход, который сам же помогал придумывать: «Скоро все подойдет к концу. Нечего трусить!»

   Через пару минут они оказались перед обычной дверью из мореного дуба, обитой железными полосами. На ней не было никаких замков, только латунная ручка в виде морды единорога, зажимающего кольцо в зубах. Туллий почувствовал приступ странной дурноты, сковавший горло. Кожа на всем теле стянулась. Предупреждение Ратида не возымело должный эффект, а сдавленные постанывания со стороны спутников казались Принцу проявлением слабости. Все это было мелкими неприятностями, и Его Светлость кивком приказал придворному кудеснику открыть проход.

   Крапсан сделал несколько пассов руками под невразумительный бубнеж. Со стороны это выглядело даже комично, но Туллию стало не до смеха, когда он выловил из речи придворного кудесника несколько слов, смысл которых был ему знаком. И думать не хотелось, какую магию здесь задействовал кудесник Гульри — хватит и того, что сейчас ему придется вновь коснуться кончика латунного рога и это...

   — А… — Принц схватился за запястье. Лишь только палец дотронулся до ручки, кровь правителя полилась слабой струйкой и залила морду животного. Принц потерпел пару секунд и сразу принялся зализывать рану. Дверь отворилась сама, открывая ход в огромный освященный зал.

   — Откуда свет? — С трудом сообразил Туллий, прежде чем услышал еще одно заклинание, силой втянувшее его и спутников внутрь.

   Принц, покачиваясь, поднялся с пола и уже приготовился грубо отчитать кого-то за визг, не подобающий придворным, но грубый, словно из другой реальности, голос Крапсана отрезвил его:

   — Не бросайтесь словами. Каждое может стать последним.

   Странный ярко-охряной цвет настолько резал глаза, что Туллию не сразу удалось сообразить, что происходит.

   — Почему распахнули занавески? — завизжал Крапсан. — Идиоты!

   Туллий вновь ощутил во всем теле боль, о которой и не вспоминал за последние годы.

***

Ирис крутилась перед зеркалом, примеряя все имеющиеся у нее наряды и украшения, принимала кокетливые позы и по-разному собирала волосы. Раньше такое времяпрепровождение могло вызвать у волшебницы лишь усмешку да язвительные комментарии. Она и учиться этому никогда не пыталась. Поэтому сейчас ощущала себя крайне глупо: оказалось, не так уж и просто выглядеть трепетной изящной дамой. Впрочем, трепетной ей быть не особо к лицу — все же полноватую фигуру за пару лун не исправишь, да и сложно волшебнице показать себя наивной и беспомощной.

   Ирис провела рукой по изумрудному шелку платья. Целомудренное, хоть и с глубоким декольте, струящейся юбкой, подчеркивающей бедра. Как бы ей хотелось, чтобы Эмеральд увидел ее в этом наряде. Она чувствовала, что вовсе не безразлична ему. Почему бы не намекнуть, что стоит сделать шаг навстречу?

   Ирис покраснела — взрослая женщина, а чувствует себя подростком. Впрочем, она и не думала никогда, что сумеет кого-то полюбить… Девушка представила, как мужские пальцы касаются ее ключиц, и по телу прошла тягучая, как свежая карамель, волна тепла. Ирис приложила холодные ладони к щекам: не стоит раньше времени поощрять такие непривычные мечты.

   — Ирис! — Во входную дверь заколотили с такой силой, что волшебница услышала это и в спальне. — Ирис! Выходи быстро! Нужна помощь!

   Она накинула мантию и быстро прошла сквозь мастерскую, взглядом пересчитывая ключевые ингредиенты.

   На пороге стоял, переминаясь с ноги на ногу, Щещ. Ирис недовольно уставилась на него:

   — Чего надо?

   — Там… там… василиск…

   — Что?

   — Василиск сожрет Его Светлость, министров... Помогите… — он потащил ее за собой с крыльца.

   — Крапсан? — Ирис насторожилась.

   — Он их и скормит вместе с кудесником Ратидом и твоей подружкой. Бежим!

   Ирис вырвала руку из цепкой лапы придворного и побежала рядом, на ходу пытаясь уточнить детали, но в ответ он истерично закричал:

   — Ты живешь ближе всех. Где другие волшебники? Как их позвать?

   Ирис, не останавливаясь, выпустила в небо поток красных огоньков:

   — Позвала! Далеко еще? Что там происходит?

   Она старалась успокоиться, хотя это сложно было сделать, сбегая с холма вниз, то и дело цепляясь мантией за кусты.

   — Крапсан обманул всех. Привел василиска. Твою подругу сделали жертвой... Тьфу! Его Светлость может быть уже мертв!

   — Разберемся, — на всякий случай Ирис выпустила еще один поток огоньков вверх, более сильный.

   «С василиском может не справиться и дюжина кудесников. Надеюсь, Щещ просто напуган. Все неправильно понял. Во что Тростник опять вляпалась? Ох, поскорей бы все откликнулись», — подумала волшебница.

   Впереди показался тот самый желтый дворец с небольшой башенкой, о котором среди балтинцев распространялись самые скверные слухи. В окнах на первом этаже горел свет, не предвещавший ничего опасного.

   — Там, — Щещ замедлился и прижал руку к сердцу. — Мне нехорошо…

   Ирис ощутила, что воздух постепенно изменился, превратился в тяжелый ядовитый дым. Словно неподалеку развели костры, дали им разгореться, а потом потушили пледом. Тихонько, как невидимые змеи, расползались колючие энергии, так похожие на те, что были возле гнезда драконов.

   — Создатель! Так там действительно василиск… — волшебница рухнула на колени.

   — Не могу, — Щещ согнулся и начал ловить воздух ртом, как рыба на берегу.

   Ирис закрыла глаза руками. Самым разумным и, вероятно, правильным было бы остаться здесь и ждать прихода остальных, более искусных кудесников. Но волшебнику ведь нельзя бросать тех, кто нуждается в помощи, а там ее подруга… Создатель, она не планировала погибнуть сегодня вечером от лап василиска!

   — Сиди здесь и жди подмоги… Нечего тебе там делать, — Ирис поднялась, стряхнула с подола прилипшую траву, пустила перед собой бледно-желтую защитную пелену и быстрой походкой направилась в сторону желтого дворца.

   За несколько минут она постаралась придумать план, но, прикоснувшись к дверной ручке, не могла сделать следующий шаг.

   — Так до̀лжно, — волшебница налегла на дверь, и та без скрипа отворилась. Запах дыма смешивался с запахом разложения.

   Из зала раздавались голоса. Громче всех орал Крапсан.

   — Как Вы могли все испортить, нам теперь еще час здесь с ними торчать! Поправь твари повязку. Плевать, что не дотягиваешься!

   Ирис прижалась спиной к стене и стала подкрадываться ко входу в зал. Изо всех сил она старалась представить, будто происходящее лишь игра воображения. Ей было очень страшно, никогда еще она не ощущала смерть настолько близко. По телу прошла холодная волна. Больше всего хотелось броситься отсюда прочь, закричать, что у нее нет сил, она боится. Никто сейчас не в силах ей помочь, волшебница вынуждена действовать сама, без поддержки. Лучше бы она отказала этому коротышке. Девушка до боли прикусила губы. Миг, — и она вправду завизжит на весь дворец.

   Усилием воли Ирис заставила себя, насколько это было возможно, хладнокровно рассуждать о происходящем в зале. Кажется, все еще были живы, а значит, можно потянуть время. Навредить ей у Крапсана вряд ли хватит сил, раз там кудесник Ратид и остальные: он явно потратил силы на них. Если, конечно, у него нет там помощников. Она сглотнула и осторожно заглянула в зал.

   Лорд Тауки, как тюремщик, держал за веревку связанного Принца Туллия с кляпом во рту, кудесник Ратид, Пелек и барон Лама, судя по искаженным лицам, были прижаты к стене чарами Крапсана. Придворный кудесник кругами ходил вокруг стола, на котором неподвижно лежала, прикрытая простыней, Тростник. А в самом центре, рядом с дрожащим Харрконом, стояло огромное чудовище с завязанными глазами.

   Ирис до боли сжала пальцы в кулаки. Желание тихонько сбежать отсюда усилилось. Прежде она видела чудовище только на картинках, рассказывающих об опытах чернокнижников, и в книге, подаренной кудесником Хабмером. В реальности василиск оказался еще более мерзким. Весь черного цвета, с петушиной головой и лапами, телом бородавчатой жабы, змеиным хвостом и крыльями летучей мыши, он был размером с туксумского верблюда.

   Исходящие от монстра энергии тянулись к волшебнице, отчего у нее разболелась голова, но у чудовища были закрыли глаза, и это облегчало задачу: можно попытаться до прихода помощи просто сделать заклинание сонного дыма. Главное, создать эффект неожиданности. Она судорожно начала вспоминать его слова, но они никак не складывались в ладный текст. Сделав несколько глубоких вздохов, волшебница все же воспроизвела про себя несколько раз стихотворение прежде, чем озвучить вслух.

   Ирис ударила в зал заклинанием в тот момент, когда Крапсан громко прошипел:

   — Я чувствую, здесь кто-то…

   Василиск дернул головой. Повязка спала с его глаз без зрачков. Ирис застыла от ужаса. Ее сердце забилось медленнее, чем обычно, ладони вспотели, а картинка перед глазами начала размываться.

   — Куда ж без тебя? — Крапсан протянул руку и выпустил облачную нить в виде змеи, чтобы притянуть девушку к себе. — Иди сюда! Будешь хорошей девочкой, позволю выбрать: со мной или на ужин зверюшке.

   Ирис не поняла, что с ней стало происходить. Она безвольно поддалась, когда нить в форме змеи обвила ее талию и потащила за собой. Было невозможно сопротивляться. Казалось, она сама этого хотела. Но внезапно по телу пронеслась волна жара. Волшебница видела лишь темноту, а потом вспышки хуррора. Она дернулась. Страх отступал. Все прояснилось. Теперь взгляд улавливал мельчайшую деталь, а в голове пробегали чувства каждого из присутствующих. Иррис отмахнулась от змеи, как от надоевшей мухи. Крапсан открыл рот и что-то произнес, но волшебница не слышала ничего, кроме тех напевов, что звучали в волнах хуррора. Они нашептывали ей, как быть. Искры апельсинового цвета замелькали по залу.

   Василиск скинул путы и клюнул со всей силой лорда Тауки в шею. Министр распластался на пине, как поломанная марионетка.

   Монстр двинулся на визжащего Харркона, толкнул его и придавил лапой. Громкий хрип, — и чудовище отшвырнуло от себя мертвое тело.

   Крапсан делал руками пасы, но заклинания отказывались действовать, как ему нужно: пленники больше не были пришпилены к стене, а Тростник с криками очнулась. Он бросил черный шар в Туллия, кудесник Ратид толкнул на это заклинание Пелека. Ирис легко отбросила волной придворного в сторону, и шар попал в лорда Тауки.

   Волшебница услышала шум. Помощь близко. Это внушило большую уверенность. Она отстранилась от всего происходящего, а только сдерживала василиска, нашептывая подсказанное хуррором заклинание и оборачивая монстра в оранжевый кокон, насколько это было возможно. Чудовище металось и било клювом вокруг себя.

   — Эй! Кудесник Ратид, Барон Лама! Помогите мне. Освободите этих! — Грубо скомандовала она, старясь уследить за Крапсаном, который запускал вместе с проклятьями в нее своих фамильных змей, которые растворялись в воздухе.

   Кудесник Ратид бросился к брыкающемуся Принцу Туллию, а барон Лама — к Тростник.

   Ирис больше не боялась смотреть на василиска: с каждой секундой заклинание стягивало монстра еще сильнее, пробираясь сквозь туловище и выжигая изнутри. Руки не тряслись, в голове — трезвый расчет. Сейчас придут другие кудесники и помогут, все сделают, главное — продержаться. Она слушала советы, которые нашептывал ей каждый всплеск хуррора.

   Прошло всего несколько мгновений, и в зал одновременно ворвались несколько кудесников и откуда-то, из дальнего угла, Эмеральд со стражей. Крапсан взмыл над полом и бросил в них змей. Каким-то образом Ирис одной удалось удерживать василиска и блокировать заклинания придворного кудесника.

   Ирис не поняла, что произошло на самом деле. На секунду вернулся первобытный страх, который сменился отстраненностью. Всего лишь надо прислушаться к тихим подсказкам, то и дело всплывающим в сознании.

   Василиск дернулся в сторону волшебницы. Все перевернулось. Теперь она не чувствовала себя живой, скорее духом, имеющим силу повелевать над пугающей странной силой. Шепот хуррора заглушал все остальные звуки. Исчез ужас перед пустым взглядом, распахнутым клювом и расправленными крыльями. Монстр шел прямо на нее, но она осталась неподвижной, лишь кончиками пальцев чуть усилила натяжение нити. Василиск застыл и начал падать… и вдруг его голова отлетела в сторону. Ирис отшатнулась. Рядом с поверженным монстром с окровавленным мечом в руках стоял Эмеральд.

   — Он убегает! — Пробасил за ее плечом кудесник Аминор и выпустил сеть ловушку, которая упала не на Крапсана, а на кудесника Ратида и Принца Туллия.

   В нос ударил запах фиалок. Глаза заволок ярко-оранжевый туман.

***

На некоторое время все чувства Ирис стерлись. Она безучастно стояла, подперев стенку. В этой суете про нее забыли. Под хладнокровным руководством Эмеральда лекари хлопотали над Принцем Туллием, стража наводила порядок, кудесники обступили василиска. Все это со стороны виделось таким обыденным, незначительным, будто дети убирают раскиданные игрушки.

   На носилках торжественно унесли Принца Туллия, а потом — Тростник, барона Ламу и Пелека. Кудесник Ратид без устали подробно пересказывал произошедшее остальным кудесникам и страже.

   — Мы должны срочно отправить ее на Сведом, — кудесник Аминор тыкнул жирным пальцем в сторону волшебницы, как до этого тыкал в поверженного василиска.

   — Стоит дождаться кудесника Гульри. Ты же его вызвал, — зубы Ратида клацали.

   — Наверно... Тогда возьмем ее в замок…

   — Волшебнице Ирис нечего сейчас делать в замке. Ей надо отдохнуть, — вмешался Эмеральд. — Посмотрите на нее.

   — Пожалуй, — кудесник Аминор скривил толстые губы.

   — Я провожу ее. Все равно здесь останется стража.

   Эмеральд подошел к волшебнице. Вся его строгость куда-то пропала. Он ласково посмотрел на нее и неуверенно предложил:

   — Пойдем отсюда, Ирис…

ГЛАВА 9 – ТАК ДО̀ЛЖНО

Эмеральд и Ирис остановились возле речки и умылись.

   По телу девушки разливалась странная дрожь. Ей было холодно и все еще немного страшно, но запираться у себя дома не хотелось.

   — Знаешь, можно сказать, мы с тобой сейчас чисты, как листья после дождя, — хихикнула она.

   — Потянуло на поэзию? — Эмеральд обтер мокрыми руками шею.

   — Просто, когда убиваешь василиска, с тебя все смывается. Словно искупался. Но через пару часов его туша может все отравить.

   — Не переживай, — он мотнул головой вверх. — Драконы подлетают.

   Ирис обхватила себя руками и посмотрела на небо. Вдали уже были различимы крылатые силуэты.

   — Я и не переживаю, — безразлично отозвалась она.

   Тема разговора не помогла отвлечься от непонятных ощущений. Она одновременно чувствовала себя непривычно уязвимой и по-настоящему защищенной. Жаль, нельзя было сейчас сказать об этом Эмеральду. Он был задумчив, то и дело отводил от нее взгляд.

   — Пойдем отсюда. Очень холодно, — мужчина натянул сапоги. — А ночная вода тепла не добавляет.

   — Я как раз приготовила себе розовый отвар перед тем, как Щещ прибежал. Осталось разогреть, — Ирис разгладила платье на животе.

   Оно не пострадало, а зелень шелка заманчиво поблескивала в лунном свете. Девушка одернула себя — как можно после произошедшего думать о наряде, да еще и о том, насколько соблазнительно она может в нем выглядеть?

   — Что ж… пойдем, — Эмеральд пожал плечами и еще раз ополоснул руки в воде.

   Лунный свет разливался по земле. Шум со стороны дворца стих, а его отголоски уносились ветром в сторону Изумрудного моря. Казалось, эта ночь была спокойнее иных.

   Ирис и Эмеральд молча шли рядом. Изредка они пересекались взглядами и тотчас отворачивались, и не проронили и слова, когда вошли в дом волшебницы.

   В камине уютно горел огонь, поддерживаемый чарами. Ирис засуетилась, разыскивая по всей лавке порошок для быстрого разогрева еды.

   Эмеральд зачерпнул кружкой остывший отвар и сделал глоток. Он не вслушивался в отрывочные извинения хозяйки за видимый только ей кавардак и долгие поиски. Он следил за девушкой взглядом. На лице играла полуулыбка. Во всех действиях волшебницы было столько уюта и тепла, что хватило бы на всю жизнь. Пожалуй, да. Он всю жизнь мог бы так простоять, наблюдая за ней, за каждым движением, наслаждаясь мелодией голоса, мягкими рыжими волосами, выбившимися из прически и сейчас каскадом ниспадающими на плечи, нежными чертами лица и, конечно, той грацией, которую до недавнего времени она так умело скрывала своими платьями. По телу прошла волна жара. Неужели, такое бывает не только в сказках?

   Ирис поглядывала в его сторону и дико ругала собственную нерасторопность. Надо же быть такой дурочкой, чтобы не приготовить запас этого порошка! Новый будет готов только к утру, поэтому придется признать, что время, за которое мог бы уже закипеть котелочек над огнем, она потратила впустую. Одно слово — хозяюшка. Еще несколько лун назад ее бы это не смутило, но сейчас волшебница в растерянности застыла посреди лавки и заломила руки.

   — У меня его нет. Закончился.

   Эмеральд вплотную подошел к девушке, коснулся запястий и посмотрел в глаза. Ирис с трудом сглотнула:

   — Сейчас мы разогреем отвар в камине, — оправдываясь, пролепетала она и тотчас бодро добавила: — Сразу согреемся.

   — Я знаю способ понадежнее…

   Мужчина коснулся губами ее губ, очень трепетно и целомудренно. Казалось, ему самому чуть страшно. Ирис растерянно подалась навстречу. Никогда прежде девушка не испытывала подобного. Оказалось, такой простой лаской можно столько всего рассказать. Мужчина зарылся ладонями в ее волосы, погладил шею, осторожно пробежал пальцами по спине и легко дотронулся до ягодиц.

   Время перестало существовать, когда Эмеральд привлек Ирис к себе. В поцелуях не осталось прежней скромности. Мужчина требовательно ласкал ее губы и покусывал, а волшебница, неожиданно для самой себя, стала отвечать с той же страстью, стараясь зеркально повторять его движения.

   Эмеральд на миг оторвался от девушки. Ирис зачарованно и покорно смотрела в глаза гостя. Губы волшебницы раскраснелись и припухли. Она с трудом дышала и выглядела слишком соблазнительно. Все тело теперь горело огнем. Эта женщина — самая большая драгоценность и награда в жизни. Он слишком давно мечтает об этой близости. Эмеральд мог не спрашивать, желает ли Ирис того же. Ответ читался во взгляде, в том, как тело девушки неумело отвечало с возрастающей страстью. Нет, сегодня он не собирается отступать и отпускать, чего бы это потом ни стоило. Он собственнически усмехнулся и подхватил девушку на руки.

   Ирис лишь ахнула и обняла рукой его шею. Тишина обволакивала их. Им не надо было ничего говорить друг другу. Путь до кровати показался волшебнице слишком долгим и одновременно чересчур коротким.

   Эмеральд бережно опустил девушку на мягкое покрывало и на миг застыл над ней:

   — Ирис? — хрипло прошептал он.

   — Да, — она широко улыбнулась и впервые поцеловала его сама.

   Все, что прежде дремало, тщательно скрываемое и отвергаемое, вдруг оказалось таким естественным и неотделимым. Ирис чувствовала каждый удар сердца Эмеральда, которое билось в унисон с ее собственным.

   Какое же это удовольствие ощущать, как дрожащими руками возлюбленный расстегивает платье, стягивает его и бросает на пол, как следом летят нижняя сорочка, юбки, корсаж, как он ласкает каждый миллиметр обнаженной кожи. Как аккуратно снимает фероньерку и целует оставшийся на лбу след. А как приятно раздевать его в ответ, постепенно открывая для себя мужское тело.

   — Ирис, как можно быть такой красивой? — Он с восхищением рассматривал ее.

   Неужели эта прекрасная женщина наконец-то будет принадлежать ему? У Эмеральда перехватывало дыхание от собственного желания и от того, что читалось в ее глазах. Никто никогда так не смотрел на него: в этом взгляде была не только страсть, но и безмерное доверие и совершенно невообразимая теплота, которую, не будь она ведьмой, можно было бы принять за любовь. Все ее движения, такие скромными и чуткие, дарят столько наслаждений. Прекрасно ощущать прикосновение ее пальцев и губ на своей груди, животе, бедрах, но столь же радостно открывать все это для себя. Сколько раз он представлял себе Ирис обнаженной, но никогда и не мог подумать, что ее тело окажется настолько восхитительным, словно вылепленное для него. Как и не мог представить, что в ней окажется столько страсти, а их тела будут так откликаться друг на друга.

   — Эмеральд… — Безмерно счастливая, она провела кончиком пальца по его лицу. Невероятно, сколько нежности и любви может отражаться в этих зеленых глазах, потемневших от желания. — Я хочу…

   Тело мужчины напряглось. Он не дал ей продолжить фразу. Эмеральд целовал любимую, поглаживая ее бедра и осторожно раздвигая их. Она выгнулась, инстинктивно прильнув к мужчине. Движения Ирис вновь стали неловкими.

   Она испугалась и попыталась закончить свою мысль, но нужные слова никак не шли в голову. Волшебница дрожала от его новых ласк и зажмурилась, ожидая продолжения. Эмеральд качнул бедрами вперед, заставив девушку распахнуть глаза от резкой боли и впиться ногтями в его плечи.

   — Ирис? — Эмеральд остановился и с тревогой посмотрел на нее. — Ты в порядке? Ты уверена?

   Она смущенно кивнула в ответ.

   — Не бойся, Ирис…

   Мужчина погладил ее волосы и начал покрывать лицо, шею и ключицы любовницы нежными поцелуями, пока она не расслабилась и не засмеялась.

   — Произнеси мое имя, — по-собственнически страстно попросил он.

   — Эмеральд, — игриво отозвалась она. — Эмеральд…

   Страх, сомнения и боль исчезли в любовном шепоте и ласковых движениях. Каждый из них стал продолжением друг друга, а остальное было совершенно неважно.

***

Ирис не могла поверить в происходящее. Слишком волшебно. Одна из самых правильных вещей, что происходили с ней. В его объятьях девушка ощущала себя дома. Все это сейчас казалось таким естественным и понятным. Почему столько лет она обманывала себя?

   Так до̀лжно. Она вместе с ним. Только что они стали единым целым. Он здесь. С ним все в порядке. Она чувствует его ровное дыхание. Ничто теперь не сможет их разлучить…

***

Эмеральд заторможенно шел в сторону замка по навеки заученному пути. Дыхание сбивалось. Близился самый темный час ночи, но даже если бы свет заливал все вокруг, мужчина не смог бы ничего и никого различить перед собой.

   На него то и дело накатывали волны запоздалого ужаса, переходящие в первобытную эйфорию, а после сменяющиеся безграничной растерянностью. Как такое могло произойти?

   Он сглупил, но больше не купится на все эти манящие сказки. Где это видано, чтобы ведьма искренне произнесла слова любви? Сколько смелости надо набраться обычной женщине, чтобы первой сказать о своих чувствах? А такая ничего не говорит просто так. Он верно поступил. Сказал ей, кто она есть, указал на ее место. Прочь! Иначе можно жалеть всю жизнь.

   Колдовство! Чернейшее колдовство! Иначе почему у него сжимается сердце от собственных слов? В них улавливается столько грубости и… лжи. Почему он до сих пор ощущает это постыдное ликование? Да, эта ведьма была его и только его! Он ни за что не отказался бы пережить эти минуты заново.

   До замка оставалось совсем немного, как непривычный шум и слишком яркий свет отвлекли его от размышлений.

   — Что там еще такое? — Эмеральд прибавил шаг.

   По саду, освященному несколькими огромными кострами, мельтешили придворные и кудесники. Среди них были не только подданные Туллия, но и князей Олифа и Саяра. Во всех окнах горел свет. Пестрые стекла витражей переливались, как грани самоцветов, и превращали светлое здание в поделку искусного камнереза. Глаза Эмеральда широко распахнулись, когда он услышал громкий драконий рык, явно исходящий из глубин замка.

   Придав своем лицу привычное бесстрастное выражение и подойдя ближе, он спокойно выяснил у одного из своих подчиненных, что Его Светлость находится под присмотром лекарей и уже несколько раз справлялся о своем помощнике. Драконы же охраняли его покой и одновременно искали колдовские ловушки, вероятно, разбросанные Крапсаном по залам. Из уст в уста передавалась новость о скором прибытии кудесника Гульри, у которого, согласно тотчас возникшим слухам, после всех подробностей резко заболел живот и пошла горлом кровь.

   «Может, оно и к лучшему? Хлопотать над Его Светлостью вместо того, чтобы придаваться этим невыносимым мыслям?» — подумал Эмеральд, поднимаясь по лестнице, ведущей в покои. Узнав, что он оказался единственным старшим придворным в замке, его начали донимать тысячью вопросами, на которые не ответил бы и Щещ.

   Сейчас, когда барон Лама — в лазарете, а лорд Тауки мертв, этот ловкий хитрец мог обернуть все в любую сторону. Благо он не способен на предательство.

   Интересный получается расклад. Вся Балтиния сейчас в их власти — Эмеральда и Щеща.

   Когда же закончится безумие этой ночи?

   Эмеральд спрятал дрожащие руки за спину. Хладнокровный, с ровной осанкой — именно так он должен выглядеть для всех со стороны, а вовсе не запуганным мальчишкой.

   Дверь в комнату Принца была распахнута. Пожалуй, вокруг его ложа суетилось слишком много людей. Эмеральд тихо вошел внутрь.

   Туллий сразу выхватил его взглядом и тихо подозвал к себе. Лекари расступились, пропуская придворного к больному.

   — Ваша Светлость, — Эмеральд взял Туллия за руку. — Может быть Вы хотите потушить свечи?

   Принц скривился и дернулся. На его лице застыла странная гримаса. Он выглядел словно добродушный пьяница, но некоторые мышцы его лица оставались неподвижными, как у покойника. На голове не осталось ни одного темного волоска, даже брови стали седыми.

   — Эмеральд… наконец-то ты пришел… — Туллий сжал со всей силой его пальцы. — Я испугался, что…

   — Я провожал волшебницу Ирис, — Эмеральд попробовал вывернуться из захвата.

   — Угу... Как она? — Туллий непроизвольно оскалил зубы.

   — Хорошо… Я проводил ее до дома, — как можно спокойнее произнес придворный.

   — Ты тоже, смотрю, неплохо выглядишь, — Туллий закашлялся. — Словно не с василиском сражался, а кувыркался с любимой дамой.

   Попытка пошутить оказалась неудачной. Его Светлость тихонько застонал от боли и жалобно посмотрел на покрасневшего Эмеральда, который осторожно поправил свободной рукой сбившуюся подушку.

   — Вам надо немного подлечиться, и все наладится, — с улыбкой произнес придворный. — Скоро…

   — Я все понимаю, а ты — скверный сказитель, — Туллий с трудом вздохнул.

   Эмеральд неодобрительно покачал головой. Впрочем, кто не задумается о смерти в окружении всех этих кислых рож суетливых лекарей. Понятно, что они вновь бессильны, да бездействовать в ожидании кудесника все равно запрещено. На смену боли в пальцах пришло легкое онемение.

   — Пусть все уйдут, а ты останься, — прохрипел Туллий.

   — Но Ваша Светлость... — попробовал возразить один из лекарей.

   — Это приказ, — несмотря на слабость, в голосе Принца сохранялись жесткие интонации.

   В свете десятков зажженных свечей ложе больного выглядело скорее как театральный помост. Непривычное равнодушие Туллия к происходящему казалось страшнее самого василиска.

   Перед внутренним взором Эмеральда вновь появилось это безобразное существо. И что было у него самого в мыслях, когда он сносил обездвиженному ящеру башку? На спине появилась испарина. Эта женщина умудрилась победить настоящее чудовище, а потом запросто, наивно хлопнув ресницами, соблазнила своего друга — все за один только вечер.

   Освободив окончательно онемевшие пальцы из захвата Его Светлости, Эмеральд аккуратно привел в порядок постель: для удобства подложил Принцу вторую подушку под голову, накрыл сверху легким пледом, подтянул простынь. Не слушая возражений, протер лицо и руки больного, напоил ромашковой водой. Из коридора доносились ставшие привычными звуки переполоха, драконьи рыки и перешептывания лекарей.

   — Ночь длинная, — пробормотал Туллий.

   — Утром станет легче, — Эмеральд подоткнул одеяло. Он специально сказал это уверенно, хотя, конечно, никто не мог знать, что на самом деле случилось с Его Светлостью. Может быть только…

   — Мальчик мой, — глухой голос пронесся по коридору. — Гнилые мандрагоры, уберите свои жирные жопы! Солок, иди на уд.

   Эмеральд вздрогнул, а Туллий издал тихий смешок. Когда речь шла о главном кудеснике, не всегда можно было отличить заклятье от ругательств.

   В покои ворвался Гульри. Он напоминал жуткого великана из легенд, которого осмелился побеспокоить мелкий народец. Под распахнутой мантией виднелся старый ночной костюм. Белая борода была всклокочена, точно после драки. Из-за его спины выглядывал испуганный белобрысый парень в мантии, застегнутой до самого горла.

   Эмеральд посторонился, пропуская кудесника к больному. Его спутник скромно остался в дверях с ларцом.

   — Туллий, мальчик мой, как только я услышал… — Он склонился над своим бывшим учеником. — Правильно, что не пускал к себе никого из кудесников. Сейчас посмотрим, что с тобой.

   — Спа… си…бо, — Туллий натужно улыбнулся.

   Кудесник Гульри провел ладонями вокруг себя и нахмурился, словно что-то сильно удивило его. Он смерил Эмеральда строгим взглядом и покачал головой, прогоняя некий морок:

   — Ощущаю, что твой дед беспокоится. Поезжай к нему. Быстро! — Во взгляде кудесника сверкнуло что-то совсем непонятное.

   Эмеральд не собирался спорить. Он церемонно попрощался с Туллием и его гостями. Сейчас самое важное — вылечить Его Светлость. Да, сердце пропустило удар, когда он увидел обнаженного и полностью седого Принца, с трудом хватающего воздух, в окружении бесполезных лекарей. Надо сделать все, чтобы это только было на пользу Туллию, хоть уплывет в Коралловый край. Кто знает, какие энергии исходят от него после встречи с василиском? Ведь как говорила Ирис...

   Эмеральд закрыл лицо ладонями. Даже сейчас эта ведьма не оставляет его в покое! Надо быстро и незаметно сбежать отсюда.

   Эмеральд нашел одного из младших придворных, слонявшихся по замку скорее для вида, чем помощи, и приказал отвести его к деду, пообещав отпустить несчастного в любой день, если он подождет у дома с повозкой до утра. Предложение приободрило парня, и он бодро отправился в драконник.

   Поездка немного успокоила Эмеральда. Он сосредоточился на том, что сейчас завалится на кровать и сразу крепко заснет без единого сна, не ощущая ночной прохлады.

   Поглощающая темнота не пугала так, как собственные мысли. Эмеральд был бы рад вспомнить весь тот ужас, что пережил в зале с василиском, но перед внутренним взором упрямо возникал образ Ирис. Как девушка смотрела на него с изумлением и в тоже время страхом. Эмеральд раньше не замечал, какая она хрупкая. Только в тот момент, когда все застыли от ужаса и приготовились погибнуть, а волшебница сумела победить василиска, мужчина понял, насколько она на самом деле уязвима.

   Эмеральд глубоко вздохнул, будто вновь ощутив на кончиках пальцев прикосновение ее нежной кожи. Ведь все было прекрасно, невероятно прекрасно, пока извечный страх не взял над ним верх. Создатель, если бы даже ничего и не было этой ночью, никогда он не чувствовал себя счастливее, чем когда она призналась ему в любви. Сколько раз он слышал эти слова от нее в своих снах, смея предаваться лишь самым плотским фантазиям. А в ответ? Он лишь нагрубил ей, поставил на место, отверг самым жестоким образом. Именно из-за этих дурацких предубеждений, помыкающих им. А ведь надо было наплевать на все и рискнуть. Именно!

   Неважно, что испытывает он, с этим всегда можно разобраться. Главное, эта ошеломительная женщина любит его, она принадлежит ему и только ему. Этим же утром он первым делом отправится не в за̀мок, а к ней. Нарвет самых красивых цветов. Вымолит прощение. Больше не отпустит от себя. Да, уж будет скандал на всю Балтинию... А об остальном лучше пока не думать. Он улыбнулся и потер затекшую шею.

***

— Дедушка, я здесь. Со мной все в порядке, — Эмеральд вошел в рыбацкую хижину Цвейника и замер на пороге.

   Его дед развалился за столом, рядом с которым валялись две бутылки. Он был совершенно пьян и, вопреки всем предчувствиям кудесника Гульри, ничуть не переживал за внука.

   — Здорова! Ик! — Цвейник бодро отсалютовал полупустой бутылкой. — Присоединяйся.

   — Не вижу повода… — пробормотал Эмеральд и подошел ближе. — Дедушка, со мной все в порядке. Пока опасности нет, — он ласково похлопал старика по плечу и попробовал забрать бутылку.

   Цвейник замотал головой и выдернул сосуд из рук внука. Бордовая жидкость выплеснулась на стол и заодно окропила рубашку Эмеральда.

   — Еще какой повод. Белая мышь, увы, не сдохла. Ей мерзко? Скажи, так? Не расстраивай деда!

   Эмеральд поморщился и мысленно сосчитал до пяти. Слушать это было неприятно, но пора привыкнуть за столько лет.

   — Сейчас я уложу тебя спать. Скоро утро настанет, а ты так устал, дедушка, — он со всей деликатностью попробовал стащить старика со стула.

   — Так ему худо? — Цвейник вырвался, опрокинув стол. Разбросанные бутылки хрустнули под тяжестью древесины.

   — Дедушка, — Эмеральд сделал шаг назад. — Его Светлость держится изо всех сил, но ему очень плохо. Поверь, ни один человек не заслужил такого.

   — Да неужели? Ик! — Цвейник заржал во весь голос и отхлебнул из горла.

   Эмеральд не обратил внимания на громкость фраз. «Интересненьким» явно должна была выступить очередная порция проклятий и оскорблений в адрес Туллия, которых он наслушался с лихвой за всю свою жизнь. Он спокойно поднял стол и начал собирать глиняные осколки.

   — А ведьме, небось, тоже прилетело? — продолжил разглагольствовать Цвейник. – Не с тем она связалась. Он ее распотрошит и выбросит. Единороги не церемонятся с бабами.

   — Может быть, тебе все же стоит поспать?

   — Ты пасатри на этого дурачка! Ну, ни в какую не хочет меня слушать! — Дед сделал еще глоток и протянул бутылку внуку. — Хлебни! Не стесняйся, разрешаю.

   — Выпью, если ты пойдешь спать, — бутылку все же удалось отнять, практически пустую.

   — Не перечь деду. Прежде слушай, — Цвейник показал внуку кулак.

   — Хорошо-хорошо, как скажешь, — Эмеральд устало вздохнул и уселся рядом. — Я слушаю…

   Глаза старика загорелись.

***

— Вези меня обратно в за̀мок, — закричал Эмеральд уснувшему в повозке вознице и отвесил ему щелбан.

   Парень вздрогнул, подскочил и неловко начал перебираться на козлы. Дракон тихо рыкнул и замахал крыльями.

   Самый темный час ночи был в разгаре. Казалось, все деревья и кусты завернулись в черные покрывала и замерли в ожидании первых лучей. От земли исходил холод. Трава стала темно-синей и поглощала любую тень. Сапфировая пыль покрыла небо, приглушив блеск звезд. Огни из пастей улетающих на Кирзак драконов прорезали его на несколько секунд, а потом наступала тишина.

   Все обернулось пустотой. Сердце замерло. В голове не было ни одной мысли, ни одного видения. Пальцы рук сплелись в крепкий замо̀к. Тело налилось тяжестью, словно его заковали в железный панцирь. Вместо крови в венах бурлил ядовитый гнев. Крик застрял в горле.

   Эмеральд