Купить

Выше, чем облака. Диана Будко

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Моя жизнь простой волшебницы была спокойной, работа в любимой лавке приносила умиротворение, однако полёт на остров драконов изменил всё...

   Теперь опасность грозит Принцу Туллию, Балтинии и всему Архипелагу. Мне предстоит не только оказаться в эпицентре придворных интриг, но и не сойти с ума от вспыхнувшей любви, которая выше, чем облака, и ярче, чем жар-птица!

   

ГЛАВА 1 – ШАГИ НАВСТРЕЧУ

Эмеральд шел навстречу Ирис. Он с трудом сохранял равновесие, однако намеренно держал спину прямо, хотя напряженные мышцы рук и лица выдавали все его мысли по поводу слишком тяжелой ноши: огромных деревянных ведер, доверху наполненных рассадой.

   Взъерошенный, чумазый, в мокрой от пота рубашке и с перепачканными травой коленками, он чуть смутился при виде волшебницы и, как бы извиняясь, с привычным для него задором произнес:

   — Привет, Ирис! — губы дрогнули, желая растянуться в улыбке, но юноша спешно подавил этот порыв. — Как видишь, Его Светлость наконец-то отважился облагородить сад и решил вовлечь всех в этот процесс.

   Ирис сделала шаг навстречу и вместо приветствия попыталась пригладить его волосы:

   — Хочешь, я помогу?

   — Пожалуй, не стоит так сильно и быстро радовать Его Светлость. Мало ли что еще придет ему на ум. — Он поставил ведра на землю и покрутил головой, разминая шею.

   — Ну, кроме как подать необходимый садовый инструмент, я помочь ничем больше не смогу, даже не рассчитывай, — Ирис с любопытством склонилась над саженцами.

   Растения удивительно сочетались друг с другом по запаху, но не по внешнему виду. Расцепляя иголочки шиповника, имеющего шероховатый ствол в виде миниатюрной пальмочки, и крепкого, готового лопнуть от тягучего сока, зеленого листа алоэ, девушка недоуменно вздохнула. О чем думал главный садовник, доверяя такой внушительный масштаб работ простым придворным? Тем более, как водится, загадочным путем среди изнеженных и капризных растений затесались самые непривередливые и колючие сорняки.

   — Восстановив тронный зал и башню, Его Светлость постановил взяться за ценный кусок земли? — Волшебница посмотрела наверх и в который раз оглядела заново отстроенную башню, год назад развороченную настолько, что в срочном порядке пришлось укрывать ее плотной парусиной, лишь бы предотвратить падение камней.

   — И как обычно руководствуется своим любимым принципом: всего и побольше. — Шейные позвонки Эмеральда жалобно хрустнули, как сук под неуклюжим медвежонком. — Лишь неделю он радовался удачной реставрации, а потом вспомнил, что здесь еще и сад есть. Четверть века не интересовался — и вдруг приспичило! — Теперь он говорил возмущенно, с большим раздражением. Потирая кисти рук, юноша с трудом находил в себе силы не пнуть оба ведра, злорадно наблюдая, как, хотя бы в такой мелочи, терпит фиаско грандиозный план Его Светлости.

   — Похвально. Но почему этим занимаешься ты, хранитель покоев, а не садовник? — Голос Ирис стал заметно мягче, как и всегда, когда Эмеральда что-то начинало раздражать. Вечно сдержанный и словно бесчувственный, только при волшебнице он почему-то позволял себе чуть больше вольностей.

   — Угадай, кто придумал убранство сада, ни с кем не посоветовавшись? Когда Принц Туллий предъявил свой план садовнику, тот сказал, что пусть лучше его казнят, чем заставят глумиться над растениями, — молодой человек устало потянулся и вновь с ненавистью покосился на ведра. — Садовнику тотчас указали на ворота, а обустройство поручили нам.

   Ирис прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Как и большинство историй, связанных с Принцем Туллием, эта была нелепа, незамысловата и, видимо, содержала некий двойной смысл, а старания Эмеральда этого словно бы не замечать всегда доводили ситуацию до абсурда. Стало ясно, что жалобные речи скрывают огромный намек о помощи, которую он, естественно, вслух не озвучит, но сделает все, чтобы Ирис сама предложила и настояла на вмешательстве в его дела.

   — Хм. Я думаю, на твоем участке можно все исправить так, что Его Светлость и не заметит. — Она как бы невзначай поправила волосы, которые и так аккуратными волнами спадали на левое плечо, отливая на свету настоящим золотом.

   Эмеральд безмолвно кивнул и деловито поднял ведра. Именно в таких, совсем простых, ситуациях Ирис с удивлением подмечала черты его внешности, которые почему-то прежде оставались для нее незаметными. Будто яркий распахивающийся хвост павлина, перед ней вдруг проявлялись самые незначительные особенности — коричневые крапинки на зеленой радужке глаз, шрам от свежего пореза на кисти, янтарный отблеск в темно-каштановых волосах, милые морщины, что прорезались между бровями, стоило ему о чем-то задуматься. И потом, когда эти детали навсегда сохранялись в памяти, еще долго-долго девушку преследовало тревожное чувство, как после маленького колдовства у ручья. Смутное ощущение обманчиво забывалось, пробуждаясь в самые невинные моменты и вновь начиная потихоньку сводить с ума. Как золотой карп в пруду, который то скроется в зарослях водорослей, то вдруг щегольнет оранжевой спинкой, подразнивая взбудораженного наблюдателя.

   Изо всех сил стараясь не размышлять о причинах такого беспокойства, лишь бы случайно вновь не поддаться обману, Ирис, тем не менее, поглядывала на идущего рядом друга. Девушка мимолетом подумала, что если раздается столько комплиментов изящным длинным женским шеям, то не зазорно мысленно восхититься и мужской, когда она столь крепка, а сбоку, точно мишень, чернеет овальное родимое пятнышко.

   Эмеральд что-то говорил о хлопотах, связанных с преобразованиями, пришедшими на ум Принцу Туллию, которые становились неотъемлемой частью обязанностей придворных, но в его интонациях не было и намека на нытье, только оттенок усталости. Ирис поддакивала ему в ответ, иногда подтрунивая, но давая понять, что полностью солидарна.

   — Здесь, — оборвав нить рассказа, прокряхтел Эмеральд, демонстративно и с грохотом вновь ставя на землю многострадальные ведра.

   Растения жалобно качнулись и вновь сплелись в один пышный куст, словно жались от страха перед неведомыми задумками Его Светлости и способами их воплощения.

   — Место, конечно, неплохое, — Ирис смущенно вновь поправила волосы.

   Несложно было догадаться по разворошенным клумбам, а также дышащему на ладан деревянному ящику с инструментами и разбросанным доскам, что здесь уже кто-то неуклюже похозяйничал. Запущенность места невольно вызывала резонное недоумение: как Эмеральд со всем управится в одиночку? К тому же, выжженные Солнцем участки травы прямо намекали: красивая скульптура или фонтанчик будут здесь к месту в отличие от несчастных растений. Вот кусты коралловых роз, которые были посажены чуть дальше, прекрасно сочетались с высокими деревьями и оттенялись белизной стен замка. Стоило украсить цветами и пруд, так бы он смотрелся нарядным, а не походил на затерянное в лесу болото.

   — Только вот не стоит ли раскинуть здесь шатер? Он точно приживется, — Ирис присела, вновь пытаясь навести порядок в растениях.

   — Да, тут всегда сухая трава. Место такое. Но разве кого-то это интересует? — Эмеральд раздраженно начал раскладывать инвентарь.

   Девушке пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться, однако друг подметил слабую улыбку, промелькнувшую на ее лице. Вместо того, чтобы ляпнуть едкое замечание, он хихикнул и, в очередной раз размяв шею, изрек:

   — Но, Ирис, в конечном счете, это можно перетерпеть. Хоть и обидно, что от моей работы будет мало проку.

   — Уверена, ты ошибаешься, — она поправила фероньерку с арбузным турмалином.

   На некоторое время установилось молчание. Внешним фоном доносились привычные суетливые окрики придворных, заглушаемые шелестом деревьев и звонкими трелями постоянно напоминающих о своем присутствии птиц. При желании всегда можно было расслышать плеск волн, но сегодня и он терялся где-то на побережье.

   Зато они слышали тихое дыхание друг друга, из-за чего вдруг у обоих возникло как всегда неожиданное, но до боли знакомое ощущение близости. Ни один из них не признался бы в своих чувствах: будто огромный прозрачный шатер куполом накрыл молодых людей, создавая иллюзию, что их единение невозможно разрушить.

   Каждый самозабвенно занимался своим делом, как бы ненароком поглядывая в сторону другого.

   Ирис тихонечко насвистывала под нос веселую мелодию, прикидывая, как бы ненавязчиво предложить платок: за пять минут Эмеральд умудрился перепачкаться в земле, вплоть до того, что маленькие комочки облепили его лицо. Как поросенок, он старательно рыл ямку, со всей силой вдавливая лопату в твердую почву, захватывая горсть земли и отбрасывая наотмашь в сторону. Изредка он со вздохом оглядывался или пялился в небо, усиленно растирая ладони и прикидывая, скоро ли солнце начнет светить прямо над его головой.

   Волшебнице было забавно наблюдать за неуклюжими движениями друга. Его пальцы, так ловко сплетающие рыболовные нити в прочную широкую сеть, из которой не сбежит ни бестолковый подлещик, ни знатный лосось, никак не могли распутать обвившиеся стебли злосчастных сорных трав. Он с еле скрываемой нервозностью выдирал их, вздрагивая всякий раз, когда в кулаке оставался не пучок, а малюсенькая травинка. Волшебнице нравилось, как юноша вскидывал на нее извиняющийся взгляд, робея так, будто они знали друг друга от силы пару дней. В глазах юноши всегда было нечто, трогающее до глубины души, настолько совершенное, прекрасное или, попросту говоря, чудесное.

   — Тебе помочь? — спросила она, стараясь вновь подавить в себе все эти странные чувства.

   — Да, Ирис… — с облегчением воскликнул он. — Сейчас ты…

   Тень пролегла между ними и протянулась немыслимым образом до самой стены замка.

   — Весьма любопытно наблюдать, как вы вместе справляетесь с этой незамысловатой задачей. — Тень дрогнула и расползлась, погружая в черноту окружающее пространство. Точно огромная птица, взмахнув широкими крыльями, разбросала оставшуюся после кострища гору пепла.

   — Здравствуйте, Ваша Светлость, — отозвалась Ирис.

   Принц Туллий галантно подал Ирис руку, помогая подняться.

   — Рад видеть Вас, волшебница Ирис, — он приобнял девушку за талию и восхищенно улыбнулся. — Эмеральд, продолжай свою работу. Не отвлекайся на меня. А Вы, милая моя, с каждым днем все краше и краше.

   — Вы, как всегда, смущаете меня, Ваша Светлость, — Волшебница поклонилась.

   — Что же сегодня привело Вас к нам в замок?

   — Необходимость повидать Крапсана, — удрученно поведала она.

   — Что ж, по крайней мере, встреча со мной сгладила неприятность сегодняшнего посещения. — Принц как всегда нежно коснулся губами кончиков ее пальцев и непринужденно взял под руку.

   Ирис как можно кокетливее улыбнулась в ответ. Невольное ожидание подвоха со стороны Принца Туллия заставляло все время быть настороже и внимательно оценивать каждое движение. Примирение с подданными, как ни парадоксально, сделало его еще более нервным. Он словно никак не мог свыкнуться с тем, что перестал ассоциироваться у большинства балтинцев с кровожадным монстром, готовым поглотить все острова, не выплюнув и костей.

   Отпечаток постоянной тревоги можно было заметить в его внешности. На лбу пролегли две глубокие морщины, а некогда столь умилившие волшебницу гусиные лапки превратились в подобие шрамов. Седина была еле заметна, но все же предательски пробивалась в смоляных локонах. Все эти мелкие перемены могли бы придать ему особый шарм или навести на мысль, что правитель постоянно погружен в тяжкие думы о судьбе государства, если бы не легкий запах спиртного, ставший его постоянным спутником и не заглушаемый никакими благовониями.

   — Позвольте мне проводить Вас, — не дожидаясь ответа, он потащил девушку за собой. — Хочу предложить Вам небольшую авантюру.

   — Буду Вам очень благодарна. — Ирис выразительно посмотрела на Эмеральда и скорчила на прощание забавную рожицу, отразившую все эмоции по поводу прогулки с Его Светлостью и будущего разговора с Крапсаном.

   Еле сдерживая смех, Эмеральд подмигнул ей в ответ и вернулся к садовым экспериментам. С уходом Ирис это занятие вновь показалось ему унылым, как и в тот момент, когда он о нем узнал. Не прилагая особых усилий, волшебница умудрилась сделать сомнительное времяпрепровождение более сносным и увлекательным, как и любое другое дело, в которое они оказывались вовлечены. Он воспринимал подобную способность как нечто настолько обыденное, что почти перестал напоминать себе о том, кто она такая. Однако и здесь парень ничего не мог поделать. Даже в присутствии Аттель — знатной девушки, в которую он был давно влюблен и которая изредка отвечала ему приторной благосклонностью, — его охватывала сильная тоска, избавление от которой юноша находил только во время неспешной прогулки, срывая мимоходом очередной стебель и интересуясь у ведьмы, сгодится ли он ей.

   Повозившись еще немного, Эмеральд спешно распихал растения по ямкам, засыпал корни землей и с раздражением подумал о том, что еще надо сбегать за водой для полива и отмыть инвентарь. Глубоко вздохнув, юноша принялся за работу, утешаясь перспективой маленького триумфа. Все же местечко выглядело не так уж и дурно. Очевидно, как это уже случалось, некоторые припишут часть его успеха волшебству и только фыркнут. Но даже если и так — лишь благодаря своей смелости и непредвзятости он, один из немногих, может рассчитывать от Ирис на некие привилегии, о которых ни разу не попросил.

   Оправив одежду, Эмеральд зашагал к ближайшему фонтану, возле которого во время уборки сада кто-то всегда оставлял ведро или иной инвентарь. Это было весьма кстати: кладовка находилась на другом конце замка в полуподвальном помещении, дорога до которого занимала целую вечность.

   Вместо ведра возле фонтана праздно стоял Карнеол, одновременно ковыряясь в зубах и завороженно разглядывая заметный издалека перстень у себя на пальце. За последнее время он постройнел и приобрел ту вальяжность, что присуща людям, уверовавшим в бесконечность внезапного успеха. Эмеральд хотел сделать вид, будто ошибся тропой, но сцена, похоже, разыгрывалась специально для него.

   Медленно Карнеол развернулся в его сторону и как бы в пустоту произнес:

   — Замечательно, когда есть возможность приобретать столь славные вещицы вместо того, чтобы копаться в земле, как червяк. — Он ни разу не говорил прямо о своем статусе наследника, дражайшего двоюродного брата Принца Туллия, но ежечасно подчеркивал этот факт, как и превосходство над остальными. — Настоящий черный турмалин. Что скажешь, Эмеральд?

   — Красивый, но лучше не носить каждый день. Его используют… — Живот предательски свело в ожидании подвоха, но юноша постарался придать голосу добродушие.

   — Ха! Это тебе Ирис рассказала? Сейчас видел ее вместе с Туллием. Беседовали. Дурак. Все же чем она его берет? — Он многозначительно потер камень, а у Эмеральда все похолодело внутри от воспоминания о маленьком замечании, брошенном когда-то Его Светлостью. — Рано или поздно она уберется отсюда. Крапсан абсолютно прав, считая ее вертихвосткой. Если их сравнить…

   — Его Светлости виднее, с кем ему разговаривать и кого привечать в замке. — В голосе Эмеральда появилась привычная всем бесстрастность.

   — Простите, хранитель покоев, — Карнеол по-щегольски накинул камзол на плечо, серые глаза сверкнули.

   — Может быть, кому-то стоит вернуться к своим обязанностям и также хранить покои, а не размусоливать бабьи сплетни? — Эмеральд демонстративно пошел в сторону кладовки, ненавязчиво давая понять, что совет дал не для красного словца. Он был выше своего собеседника, и это позволяло юноше ощутить хоть и небольшое, но преимущество.

   — Поговаривают, ты делаешь неплохие сети, — вдогонку крикнул Карнеол. — Не теряй навык. Еще пригодится!

   С самого утра внутри Эмеральда все кипело. Без всякой значимой причины он был готов браниться и спорить с каждым встречным. Но еще сильнее ему не хотелось доставлять этому мерзавцу радость и дать повод спровоцировать себя на оскорбление или, хуже того, драку. Поэтому, тихонько выругавшись, юноша пошел на поиски злополучного ведра. Теперь ему просто требовалось занять себя чем-то посторонним, не имеющим прямого отношения к жизни обитателей замка. Растения-то не виноваты, что посажены в этом саду, где они еще и прижиться-то не успели.

   Эмеральда не удивляло, что Крапсан прямо-таки спелся с Карнеолом, завязав крепкую, на первый взгляд, дружбу. Назло здравому смыслу они были настолько близки и похожи, что напоминали манерами родных братьев. Конечно, хватило бы и одного яркого качества для намека на родство — например, редкостного умения взбудоражить собеседника и испортить ему настроение (правда, у Карнеола это получалось невзначай и благодушно), — но их было гораздо больше.

   Имя наследника еще официально не объявлялось балтинцам, но вот уже три года всем оно было хорошо известно, как и повадки будущего правителя. Карнеол не нашел отклика в сердцах большинства островитян, вызвав одинаковое недоумение у непоколебимого оппозиционера Цвейника и притихшего после женитьбы Харркона, а иные и вовсе призывали денно молиться за здоровье Принца Туллия, дабы уберечься от козней и колкостей Карнеола.

   Эмеральд по своему обычаю старался не обращать внимания на сплетни и на любые расспросы отвечал весьма уклончиво, тем более забот и обязанностей у него меньше не стало.

   Словно окрыленный, Принц Туллий ощутил новый прилив жизненной энергии, который по силу было укротить лишь бутылке его любимого березового сока, до которого он так и остался большим охотником. А предупреждение, высказанное когда-то верховным кудесником Гульри, что рано или поздно могут проявиться неожиданные последствия долгого заклятия, только подстегивало правителя. Со всем пылом он принялся лично решать проблемы балтинцев, реформировал Канцелярию и даже, переступив через себя, теперь уже в открытую стал проповедовать дружбу между островами Союза, на которую другие князья и принцы охотно откликнулись. Неизменной осталась только его ненависть к Принцу Пиону и Флорандии. Это было настолько взаимно, что подчас вызывало всеобщее опасение. Однако Принц Туллий никогда не забывал добавлять, что не в силах причинить и малейшего вреда флорандцам, ибо они и так уже чересчур сильно наказаны за грехи предков.

   Все это время Эмеральду приходилось чутко следить за всеми изменениями в политическом курсе Его Светлости и за тем, чтобы он окончательно не сдался на милость своей дурной привычки. Особое положение превратило Карнеола в отменного лодыря, поэтому хранителю покоев пришлось взять на себя бо̀льшую часть работы.

   В последние недели юноша чувствовал себя очень усталым, будто на него самого легли тяготы всей Балтинии и соседних островов, а сегодняшнее поручение оказалось совсем некстати, учитывая, с кем ему пришлось садовничать бок о бок. С негодованием он ругал самого себя за то, что ему слишком уж нравится находиться в обществе Ирис. Все чаще он просыпался среди ночи, взбудораженный дурманящими сладострастными сновидениями, и со смесью отчаянья и испуга напоминал себе — этого никогда не будет в реальности.

   Днем он как мог избегал ее, ибо каждый раз при встрече ловил себя на мысли, что за всю жизнь не встречал такой восхитительной девушки, а выдать себя он боялся больше всего на свете. Юноша давно махнул рукой, что его не спасает и общество Аттель, рядом с которой в его воображении все равно то и дело почти неуловимо проскальзывал образ волшебницы.

   — Проклятое ведро и гребаный сад, — буркнул он в ярости. — Из-за такого пустяка все настроение испортилось. — Юноша чуть слукавил, решив свалить все сегодняшние невзгоды на безобидные растения.

   С досадой Эмеральд провел ладонью по правой щеке, отгоняя приставучего комара, а потом разозлился еще сильнее, вспомнив, что теперь уже точно испачкался целиком и полностью, как кабанчик. «Может быть, не зря Ирис недавно обронила, что есть какая-то причина всеобщего помешательства последних месяцев? Опять…»

   Ход его дальнейших рассуждений прервала громкая перепалка. На секунду призадумавшись, юноша навострил уши и тихо приблизился к кустам. Спрятавшись, он собирался выяснить, не заключает ли в себе предмет спора какую-либо опасность. Чуть разведя в сторону ветви, юноша с любопытством уставился на одну из заброшенных беседок, в которой разворачивалась словесная баталия между Ирис и Крапсаном. С изумлением он заметил свирепое выражение лица волшебницы, напоминающее в этот момент оскал кошки, на добычу которой посягнул чужак. Судя по недовольной мине Крапсана, он выступал в роли здорового подзаборного пса.

   Придворный кудесник не потрудился встать, а остался в прежней вальяжной позе, закидывая в рот фиолетовые виноградинки. Он с грубой небрежностью отрывал их с веточки, так что маленькие ягодки катились по скамье, падали на землю и забивались в складки кремового покрывала. Кое-где на нем уже виднелись размазанные фиолетовые пятна, столь бросающиеся в глаза, что хотелось сорвать грязное покрывало и отшвырнуть в сторону.

   — Есть ли еще какая-либо веская причина, по которой я должен был принять тебя? — Крапсан между тем ни разу не отвернулся от Ирис. Будто пытаясь сломить, он пристально смотрел на волшебницу. Но и она отвечала тем же: сложила руки на груди и не выпускала собеседника из поля зрения.

   — А как она еще должна звучать по-твоему? Если такое начинает происходить, то любой волшебник призовет на помощь кудесника.

   — Ты так и поступила, а я ответил. Я же не виноват, что слово придворного кудесника для тебя ничего не значит.

   — Но ты даже не потрудился проверить, — волшебница раздраженно мотнула головой, словно ища поддержки у окружавших ее растений или хотя бы досок беседки.

   — Я вовсе не обязан слушать ту, из-за которой я вынужден до конца жизни ходить с изуродованной рукой.

   Эмеральд приоткрыл рот от удивления. След от глубокого ожога на руке Крапсана был заметен всем и являлся предметом множества пересуд. Он не скрывал его, пару раз намекая, что получил его в схватке с опаснейшей тварью на свете. Кто бы мог подумать, что эта самая тварь обитала в стенах замка.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

150,00 руб Купить