Оглавление
АННОТАЦИЯ
После событий в Гнилом Квартале (дилогия "Разбитые маски") главный герой и его друзья, изгнанные из Отрядов, основали в Волжанске собственный пост. В объявленном зеленым городом Волжанске неспокойно, и посту не приходится сидеть без работы. Дела им попадаются разные - и некоторые закрываются навсегда, но ряд дел предвещает новую подступающую к городу опасность.
ЧАСТЬ 5 - Не то лицо
- Татьяна Алексеевна! Татьяна Алексеевна!
Пронзительный стремительно приближающийся голос завуча врезался в ее сонный, чуть болезненный и слегка похмельный мирок подобно работающей на высоких оборотах бензопиле, и уборщица, умостив руку с тряпкой на широких перилах, поморщилась недовольно и в то же время предвкушающе. Люди с такими отвратительными голосами вне всяких сомнений были некогда посланы на землю в качестве наказания Божьего за грехи, как-то чрезмерно сильно растянувшегося во времени, и существовали они исключительно для того, чтобы рушить чьи-то уютные мирки своими воплями, причем появлялись они, как правило, предельно некстати. Татьяна Алексеевна в этом отношении была в некотором роде исключением. Голос завуча слышать не хотелось никогда, особенно с утра. А вот само присутствие завуча сегодня было бы очень кстати, и уборщица не отвечала, дожидаясь, пока та подойдет поближе.
- Татьяна Алексеевна! Вы меня слышите?!
Она медленно обернулась, моргая навстречу катящейся к лестнице под аккомпанемент громкого цокота собственных каблуков монументальной особе возрастом под пятьдесят в терракотовом брючном костюме и коричневом кожаном плаще нараспашку, развевающемся за ней, словно мантия. Темные волосы особы были собраны в гигантский узел почти на макушке, густо накрашенные глаза казались черными дырами, а тонкие губы, прорисованные далеко за границей, чтобы придать им объема, некрасиво распялились, демонстрируя отличную стоматологическую работу.
- Ась? – сказала уборщица, и завуч раздраженно подошла еще ближе, заполнив все вокруг тяжелым мускусно-розовым ароматом своего парфюма, от которого Татьяну Алексеевну немедленно затошнило.
- Татьяна Алексеевна, вы опять опоздали?! Вы должны уже заканчивать уборку, а второй этаж еще не помыт! Скоро придут дети! Вы будете мешать и им, и преподавателям!
- Автобуса не было, - примирительно поведала уборщица, уводя взгляд провернувшихся молочной белизной глаз в район выреза пиджака завуча, где блестела широкая золотая цепь. – От нас же только на нем и уедешь в такую рань, вот и вышло, что припоздала. А погода ж – видели, какой дождь! У нас же для транспорта – как дождь, так конец света!
- Вы пили? – с подозрением осведомилась завуч, придвигаясь еще плотнее, и Татьяна Алексеевна затрясла головой, выпуская из-под красноватого, слегка отекшего лица пухлощекую физиономию с длинной щелью рта, который немедленно широко распахнулся, далеко вывернув провисшую, словно гамак, нижнюю губу. Ее глаза разъехались в стороны, одновременно сильно сместившись к челюстям, обогнав даже нос, от которого остались лишь два скромных отверстия, и длинный тройной язычок зазмеился в воздухе, мельтеша туда-сюда и словно пытаясь подталкивать устремившиеся к ней от завуча реденькие серебристо-сизые бесплотные нити.
- Ни боже ж мой, Галина Львовна! Только чаек! Я ж вам говорила – я этим делом давно не балуюсь! Я свое место ценю!
- Тогда работайте, пожалуйста, активнее! – недовольно посоветовала завуч. – И протирайте все поверхности, а не выборочно!
- Это когда ж я такое делала?
- Вам напомнить?! Кстати, вы в пятницу вечером протирали большое зеркало в учительской?
- Ну а как же! – возмутилась уборщица.
- Тогда где оно? В учительской его нет.
- Э-э, - Татьяна Алексеевна задумчиво поправила косынку, - кажись, я протирала его в четверг, а не в пятницу.
- Татьяна Алексеевна, сколько раз вам говорить, что зеркала надо протирать каждый день?! – вскипела Галина Львовна. – Во-первых, пыль, во-вторых, зеркала впитывают слишком много отрицательной энергетики, и ее надо смахивать!
- Так вроде на моющих, которые мне выдают, не написано ничего про энергетику, - удивилась уборщица. – Подействует? Или специальное какое надо? Может, святой водой лучше? Или батюшку пригласить?
- Не заговаривайте мне зубы! – прошипела завуч. – Где зеркало?!
- Так откуда ж мне знать, Галина Львовна – огроменное ж зеркало, мне его и не утащить! – Татьяна Алексеевна продемонстрировала ей свои руки в рукавах форменного халата, которые, провернутые, могли без труда утащить и зеркало, и саму Галину Львовну, и даже ее кокетливый красненький «мини-купер» – и зашвырнуть всех троих куда подальше, о чем Галина Львовна, впрочем, вряд ли когда-либо узнает. – Наверное, детишки балуются.
- Когда вечером в пятницу я уходила, зеркало еще было, а детишек в это время тут уже не бывает, - завуч раздраженно отмахнулась. – Ладно, спрошу у завхоза… Кстати, вы не видели Георгия Геннадьевича? Машина его здесь, а кабинет заперт, не могу его найти.
- Не видала. В буфете, может? Он, вроде, не приезжает так рано.
- Ну да, странно… Но машина же стоит. Ладно, - Галина Львовна отступила вместе со своим удушливым парфюмом, и Татьяна Алексеевна, натянув маску, подняла голову, старательно дыша и глядя на унизанные золотыми кольцами пухлые пальцы завуча, потиравшие лоб. – Голова что-то разболелась… Дома, вроде, нормально было – как сюда приду, так то и дело… Протирайте зеркала постоянно, Татьяна Алексеевна, я вам говорю! – от них все подобное!
- Да, может на погоду просто, Галина Львовна, знаете, с возрастом…
- Какой еще возраст?! – немедленно разозлилась завуч. – Да я вдвое моложе вас! Убирайте быстрее! Когда я найду зеркало, то скажу вам! И если вы завтра снова опоздаете, я пожалуюсь Георгию Геннадьевичу! То, что здесь преподает ваша дочь, совершенно не дает вам права приходить, когда вздумается!
Она яростно застучала каблуками прочь, и уборщица, поболтав ей вслед длинным извивающимся языком и прихватив из завуча еще чуток, торопливо завозила тряпкой по перилам, потом поднялась на второй этаж и начала натирать шваброй и без того чистейший узорчатый коридор. Добравшись до небольшого полузала, в который выходил директорский кабинет, Татьяна Алексеевна, проехав со шваброй мимо тяжелой темной двери, вдруг резко остановилась и повернула голову, потом, оглядевшись, провернулась и потянула носом. Повела головой по сторонам, потом подошла к двери вплотную и, почти уткнувшись лицом в стык между дверью и косяком, снова нюхнула, потом потянула дверь, но та не поддалась. На стук никто не ответил. Она машинально потерла рукавом халата украшенную литьем ручку, потом бросила швабру и пошла искать завхоза.
Завхоз обнаружился в столовой – раздвинув лестницу неподалеку от стеллажа, где гремела посудой сонная раздатчица, он, забравшись на верхнюю ступеньку, стучал ногтем по одной из светодиодных ламп, оценивающе щурясь. Уборщица, задрав голову, сказала:
- Степаныч! А, Степаныч!
Завхоз неохотно перенес свое внимание с лампы на Татьяну Алексеевну и вопросительно приподнял брови.
- Запах нехороший, - заговорщическим шепотом доложила уборщица, вставая на цыпочки.
- Дык не готовили ж еще ничего, - удивился Степаныч.
- Да не тута! У директорского кабинета.
- Дык помой там – делов то!
- Кабинет же замкнут! – сердито поведала Татьяна Алексеевна. – Да и не пойду я туда без директорского-то разрешения. А разит-то прям из кабинета. Глянь, а, Степаныч. Вот прям очень нехороший запах!
- Может, крыса сдохла… - завхоз почесал затылок, - хотя крыс у нас тут нет…
- Я не знаю, кто там сдох, но вот мне прям не по себе, - заверила уборщица. – Глянь, тебя ж не убудет!
- А директор чего говорит?
- В кабинете вроде нету его – я стучала, и только вот недавно Галина Львовна его искала – говорит, машина тута, а Генадьича найти не может. Если туда действительно какая пакость забралась и сдохла, так надо ж убрать, а то они оба орать будут.
Упоминание Галины Львовны вызвало у завхоза нервное лицевое подергивание, и он, тяжело вздохнув, начал медленно спускаться с лестницы.
- Ладно, сейчас схожу за ключами. Тань, а ты уверена, что это не фантазии у тебя какие поверх портвешка?
- Я на работе тверезая! – оскорбилась Татьяна Алексеевна.
- Ой-ой, тогда иди – скоро подойду. Встретишь Георгия Геннадьича – скажи ему.
Уборщица вернулась к директорскому кабинету и некоторое время бродила возле него, косясь на дверь. Вскоре пришел Степаныч с раздраженно-несчастным выражением лица, а за ним яростно стучала каблуками Галина Львовна – уже без плаща.
- Татьяна Алексеевна, что опять за представление?! Почему вы до сих пор все не убрали?! Что вам тут померещилось?!
- Нехорошо пахнет! – уборщица указала на дверь, и завуч, обогнав Степаныча, уткнулась в дверь носом, после чего, отпрянув, торжествующе сообщила:
- Вот я ничего не чувствую!
- Не мудрено, - проворчал Степаныч, добравшись до двери и тоже потянув носом, - вы бы отошли подальше, Галина Львовна, а то через ваши духи, пардон, и вагон какашек не учуешь!
- Это же «Монталь»! – возмутилась завуч.
- Я не знаю, кто этот ваш Монталь и с какой целью он это придумал, но если б моя Лизка такое на себя вылила, я б ее из дома выгнал! – завхоз сделал повелительный жест, и Галина Львовна, метнув в него инфернальный взгляд, отступила на несколько метров. Степаныч снова понюхал между дверью и косяком, наклонился и проделал то же у нижнего края двери и задумчиво произнес:
- Конкретно есть что-то… может, крыса?..
- Крысы в нашем элитном учебном заведении?! – возопила Галина Львовна. – Откуда?! Олег Степанович, я чего-то не знаю?!
- На этот вопрос так с ходу не ответишь… - завхоз звякнул ключами.
- Георгию Геннадьевичу крайне не понравится вторжение в его кабинет, я вас предупреждаю!
- Ну, сидеть среди вонищи ему тоже крайне не понравится, - рассудительно ответил завхоз. – Сейчас найдем источник, да и выкинем. Таня, подготовь что-нибудь…
- А вот у меня тут тряпка старая как раз есть – в нее и пихнем, если оно там еще не начало растекаться, - закивала уборщица, и завуч опять встрепенулась:
- Почему вы пользуетесь старыми тряпками – разве не достаточно вам выдают… В смысле «растекаться»?!
- Галина Львовна, я понимаю, что вы преподаете французский, но биологию-то вы тоже, вроде как, должны знать, - съязвил Степаныч и отворил дверь, тотчас выругавшись и вскинув ладонь к лицу. Завуч, на сей раз унюхавшая плеснувшуюся из кабинета волну зловония, стала зеленого цвета, интересно контрастируя со своим костюмом, а Татьяна Алексеевна, машинально провернув зрение, качнулась через порог вслед за завхозом, уже точно зная, что крысы тут совершенно не при чем.
Мебель в большом кабинете была расставлена так, что увидеть директорский стол вместе с креслом можно было лишь повернув голову вправо, при этом предварительно сделав пару шагов внутрь комнаты. И Татьяна Алексеевна, за все время работы убиравшая в кабинете не единожды и знавшая расположение каждого предмета интерьера наизусть, очень удивилась, что увидела стол сразу же, с порога – он косо стоял прямо у окна с опущенными жалюзи, выглядя там совершенно некстати. Там же в кучу сбились кофейно-белые кресла для посетителей, в полумраке походя на стайку испуганных зверьков. Спинка одного кресла была перекошена, другое, просев набок и лишившись подлокотников, слегка завалилось на соседа. Это было странно и даже как-то дико, это почти отвлекало от запаха, потому что беспорядок здесь был нонсенсом. Уборщица повернула голову и удивилась еще больше, обнаружив на том месте, где прежде был стол, большое массивное зеркало из учительской, упиравшееся в монохромное ковровое покрытие гнутыми золочеными ножками. Зеркало было развернуто в глубь кабинета и чуть наклонено вперед, словно бы для удобства кого-то, кто сейчас в него смотрел, за этим зеркалом спрятанный от взглядов вошедших. Кабинет наполняла абсолютная тишина. Если кто и смотрел сейчас в зеркало, делал он это очень тихо.
- А чего это?.. – неопределенно произнес завхоз сквозь пальцы, оставив вопрос без окончания, и уборщице подумалось, что Степанычу вряд ли нужен был какой-то ответ, и сказал он это просто так, для собственного спокойствия, словно живой звук голоса в кабинете что-то менял, хотя она-то не сомневалась, что ничего поменять тут в лучшую сторону уже невозможно – она была хищницей с большим стажем и отлично разбиралась и в запахах, и в оттенках тишины. Завхоз нажал на настенный выключатель, продолжая удерживать другую руку в районе носа и рта, и кабинет мгновенно стал ярким, и запах, казалось, тоже стал намного ярче. Все трое уставились на обратную сторону зеркала, потом завхоз с шатающейся и пучащей глаза Галиной Львовной двинулись вперед, обходя зеркало справа, в то время как Татьяна Алексеевна качнулась в другую сторону, выглянув из-за зеркала слева.
В некотором смысле в гладкий зеркальный эллипс действительно кто-то смотрел. За зеркалом обнаружилось роскошное кожаное директорское кресло, содержавшее в себе хозяина кабинета – точнее, как тут же подумала уборщица, предположительно хозяина кабинета – у него было примерно такое же телосложение, такой же знакомый синий костюм в полоску и такой же зажим на галстуке с синей французской лилией. Так же на шее сидящего почти прямо над воротником рубашки темнела похожая на гриб родинка, идентичная той, что всегда украшала шею Георгия Геннадьевича. Более точное опознание затруднялось тем фактом, что чуть выше родинки шея человека в кресле обрывалась ровным аккуратным, словно на анатомических муляжах, срезом. Согнутые руки сидящего локтями упирались в подлокотники, а кисти покоились на коленях, также согнутых, причем очень сильно – сиденье кресла было опущено почти до пола. Ладони и растопыренные пальцы удерживали на коленях голову, обращенную к зеркалу синевато-желтым лицом. Для надежности, видимо не доверяя хватке покойника, руки примотали к голове прозрачным скотчем, перехлестывавшим голову под линией волос и через подбородок, отчего брови неестественно уехали вверх, а сильно отвисшая нижняя губа была смята гармошкой. Насчет принадлежности головы уборщица ни на первый, да и ни на второй взгляд ничего бы не смогла сказать точно – перекосившая черты гримаса ужаса отнимала у нее сходство с кем-либо, а таращащиеся в зеркало высохшие глаза напоминали куски грязного пластика. Вокруг кресла расползлась огромная лужа давно схватившейся крови, выглядевшая крайне неряшливо, и Татьяна Алексеевна машинально подумала, что ковровое покрытие загублено безвозвратно. В следующее мгновение все килограммы завуча вместе с костюмом обрушились на пол в глубоком обмороке, завхоз с птичьим писком дернулся назад, и уборщица, аккуратно попятившись и не отрывая взгляда от пальцев, лежащих на висках отрезанной головы почти нежно, заметила:
- Степаныч, я, наверное, пока на другом этаже помою.
***
- Ну что, Манул, как там твои девчонки? – Ромка прикрыл шляпой широкий зевок, и гончая, очень аккуратно затворившая за собой свежепоставленную входную дверь, посмотрела на него удивленно.
- Какие еще девчонки?
- Ну как это какие – Салями с Генриеттой.
- Прозвучало как название блюда, - фыркнул Барик, собиравший новый компьютерный стол, и Манул немедленно сменил удивление на негодование.
- Сколько раз повторять, что я не собираюсь ее есть?!
- А зачем ты вообще это повторяешь – тебя ни разу никто об этом не спросил, - Дюха подвинул на столешнице кремового с черными пятнами на голове Арарата, доставая нужные бумаги, и временно соседствовавший с ним Кусто, сморщив длинный нос, недовольно пихнул спящего кота обратно со своей половины и подхватил начавшую сползать с плеч куртку – волжанская весна еще не вступила в полную силу, а одно из окон пока застеклял лишь картон, и гончие на посту предпочитали сидеть в верхней одежде. Дверной проем восстановили, но пока в черновой отделке, и он резко контрастировал с прочими частями помещения. На стенах в некоторых местах еще виднелись следы от пуль, вызывавшие живой интерес у посетителей, большинство из которых отчаянно жаждали узнать, что случилось, но спросить не решались. Манул, недовольно посмотрев на картонное окно, вздохнул, подошел к своему столу, попутно бросив еще один недовольный взгляд на пустующие столы Сергея и Валентина, после чего воззрился на груду корреспонденции, наполовину завалившую клавиатуру его компьютера.
- Опять?! Чего они в компьютер-то не пишут, не понимаю?! И чего опять так много?!
- Не переживай – в компьютере тоже всего хватает, - заверил Бедуин. – Разбирай свою часть, пока есть время, хотя там наверняка опять исключительно жалобы на нас самих. Некоторые уже разу по четвертому отписались. Господи, посидели в укрытиях всего ничего, а визгу теперь будет на несколько лет. Объяснили же, что учебная тревога.
- Так некоторые еще и финансовые претензии присылают, - со смешком сказал Индеец Джо. – Мол, из-за нас потеряли рабочее время, насчитали там чего-то.
- А можно авторов этих претензий вычислить? – мрачно поинтересовался Манул. – Я б с этими счетоводами перетер! Как дикарей от них отгоняешь, так что-то не сильно возмущаются! Ромк, как отдежурил?
- А, - Ромка отмахнулся шляпой, - скукота! С таким же успехом мог бы спокойно спать дома. Манул, ты с темы-то не съезжай.
- Да я не съезжаю, - гончая плюхнулась в кресло. – Кстати, спасибо еще раз девчонкам – столько всего натащили… только, это, скажите, что хватит – в квартире уже не вмещается, да и Геру каждый раз успокаивать приходится – сидит, ревет, не привыкла к нормальным отзывчивым людям.
- А ты Гере скажи, чтоб она перестала каждый раз пытаться девчонкам впихнуть свои брюлики в качестве благодарности – они-то от чистого сердца - обижаются, - заметил Бедуин. – Достаточно простого «спасибо». Деньги ей еще самой пригодятся.
- Дима показал ее цацки какому-то знающему мужику, и тот сказал, что за них можно будет очень хорошо получить, если она решит их продать, и он в этом посодействует, - Манул подпер голову ладонями, глядя на перекошенную бумажную башню из хищнических жалоб, - но в ближайшее время продавать нежелательно – Ганерина его бизнес-партнеры и родственники все еще с фонарями ищут.
- Ну, в управлении им в этом не помогут, - Ромка откинулся на спинку кресла, - он там всех настолько выбесил, что они бы и сами его с удовольствием где-нибудь потеряли. А мужик, который вместе с Дягиным к нашему посту приезжал, внезапно забыл, где этот пост находится…
Тут входная дверь отворилась, и в постовой зал величаво вплыл Бакс, неистово рыжий, веснушчатый и изрядно упитанный. Его суть больше всего напоминала гигантскую панду, но и непровернутый он смахивал на некую уютную плюшевую игрушку. Барик, тотчас оторвавшись от своего мебельного конструктора, рыкнул:
- Дверью не хлопать!
Бакс, замешкавшись, скептически посмотрел на него, в щель тотчас обрадованно юркнули Господин Кизлярский и Чинзано, и гончая, прикрывая дверь, повернулась и, споткнувшись о кошачьих нарушителей, грохнулась на пол. Ромка, нахлобучив шляпу, произнес:
- Ой, батюшки, надо же! Бакс упал!
- Тебе еще не надоела эта шутка? – Бакс, вскочив и сердито отряхнувшись, сцапал обоих котов за шкирки и выдворил их обратно на улицу. Ромка ухмыльнулся.
- Нет, а ведь должна была, поскольку мне приходится использовать ее слишком часто. Для гончей ты как-то чересчур неуклюж. Как ты вообще в бедуинский Отряд попал?
- Прилагался к машине, которую нам выдали, - пояснил Бедуин. – Его никак не могли вынуть, потому что он не пролезал в дверцу. Барик, прекращай уже к нему цепляться! Дверь в прошлый раз упала не потому, что он ею шарахнул, а потому что ты ее неправильно установил. С тех пор, как ее поставил Ромка, с дверью все в порядке.
- Сами бы сразу ставили, раз такие умные! – огрызнулся Барик. – Пока вы все где-то болтались, я практически весь ремонт вывез! А мастера в наш бюджет не укладываются! Нам еще нужны деньги на новое окно! Я монитор вообще за свой счет покупал!
- Ты его за свой счет отобрал, - поправил Ромка, надвинув шляпу на нос. – Чего ты разорался? Надо было взять деньги у девчонки, которая тут вообще не при чем?
- К чему ты приплел сюда девчонку? – я говорю о том, что вы не цените чужой труд!
- Я ценю, когда меня этим трудом не прибивает потом, - дружелюбно сообщил Бакс, усаживаясь за свой стол.
- Вместо того, чтобы трындеть, лучше б помогли мебель собрать – чего я один корячусь?!
- Ты ж сказал, что сам все умеешь, - напомнил Ромка.
- А это тут вообще при чем?!
В этот момент дверь снова распахнулась, и в постовой зал ввалился разъяренный Летчик в съехавшем на затылок шлеме. Небрежно пихнув дверь и чуть не прищемив одного из просунувшихся следом котов, он подбежал к столу Ромки и с размаху шарахнул на столешницу большой плакат с собственной физиономией, имевшей довольно глупое выражение, и крупной надписью внизу «ПАБЛО – ДУРАК!»
- Это когда-нибудь закончится?! – почти истерично взвизгнул Данька. – Мимо этого забора то и дело ходят хищники и они меня, между прочим, знают! А потом ржут! Ты портишь мою репутацию!
- Не знал, что она у тебя есть, - удивился Ромка из-под шляпы.
- Есть! Я – гончая поста! Хищники должны меня бояться! А они надо мной хихикают! – Летчик свирепо ткнул пальцем в направлении одной из стен, на которой висел идентичный портрет, снабженный суровой подписью «ПОЗОР!» - И там опять! Это травля!
- Это воспитание, - заявил Ромка. – Гончая поста… И где же гончая поста уже шлялась с утра, вместо того, чтобы на этом посту находиться?!
- У меня были дела! И вообще я думал, ты уже ушел!
- Решил тебя дождаться. А это, - Ромка пододвинул к себе табличку, - я верну на место, когда буду уходить. Если снимешь еще раз – засуну тебя в твой ноут и достану из того отверстия, в которое ты флешку запихиваешь!
- Я требую, чтобы меня перестали называть Пабло!
- Ты переименован на общем собрании, а собирать новое собрание мне неохота.
- Тогда я не буду откликаться! – отрезал Летчик.
- Ну тогда я тебе дам по шее, - сообщил Ромка. – Хотя, после того, как я тебя из этой щели для флешки достану, шеи у тебя не будет. Ты станешь похож на ленточку. А теперь катись на свое место, Пабло!
- Кто падла? – спросил Барик, не отрываясь от сборки стола, и Данька резко развернулся.
- Чего ты все время переспрашиваешь?! Ты стал еще больший тормоз, чем Манул! Неужели так трудно запомнить?! Я падла!.. то есть, Пабло!.. то есть, блин!..
- По ходу, это ты тут главный тормоз, - констатировал Барик под общие смешки. Летчик надулся и проследовал за свой стол. – Ромк, а ты чего, действительно, домой не идешь?
- А чего торопиться, Юлька там все равно нет, скучно там, - Ромка снова зевнул. – Она еще рано утром ускакала со своей новой подружкой заниматься – Димка им разрешил на одном из своих складов пиликать, чтобы мне и Манулу не пришлось драться с соседями и никто не осатанел. Они с Генриеттой здорово сдружились после охоты. Юлька рассчитывает пристроить ее и в группу, и в оркестр, но у Геры хоть и талант, и образование, но практики маловато и публики боится, вот они и практикуются, даже что-то сочинять там начали. На днях даже подрались.
- Вот так-так, - огорчился Манул, - а я думал, они поладили.
- Не, у них были творческие разногласия, это нормально.
- Хорошо, что Юля везде ее таскает, а то я часто занят, - гончая удрученно вздохнула. – Гере надо привыкать к нормальной жизни. Конечно, ей сложно, но она прям очень старается. Юлька сказала, и готовить ее научит, но еше пару недель надо выждать. Помню, пыталась картошку почистить, так чуть все пальцы себе не поотрубала. Я ее пока от готовки ограждаю, но она всегда наблюдает и расспрашивает, - Манул ухмыльнулся. – Я ей тоже книжку записную купил, она уже там много исписала. Она очень хочет всему научиться. Ее ж как после музыкалки папаша дома запер, она и не видала ничего. Она прям как из другого мира.
- Она и есть из другого мира, - заметил Дюха. – Удивительно милая для того, другого мира. Обычно там совсем другие люди.
- Она хорошая, - убежденно заявил Манул. – И шлепаться вроде стала меньше, и ронять все… Правда, вчера опять в душе брякнулась, еще и в занавеске запуталась – визгу было! Пришлось выматывать.
- Голая?! – с жадным интересом спросил Летчик.
- Ну а ты в душ в костюме ходишь, что ли?
- И как она там?
- Откуда я знаю? – удивился Манул. – Я ж не глядел. Глаза закрыл и на ощупь выматывал. На ощупь, конечно, здорово! Полчаса потом пришлось гири тягать, - он снова вздохнул.
- Бедный Мануляра, - сказал Ромка под всплеснувшийся хохот. – И часто тебе приходится гири тягать?
- Ну, я и раньше постоянно занимался, - Манул почесал затылок, - но теперь, конечно, частенько… Гера удивляется – зачем, говорит, столько заниматься, даже перед сном, себя изматывать? Я ж не могу ей объяснить – неловко.
- А Гера что делает, пока ты гири тягаешь?
- Да ничего не делает. Чаще сидит в комнате, да смотрит – ей интересно. Я-то не против, чего.
- Смотри, Манул, Гера твоя наглядится на тебя – сама начнет гири тягать.
- А ей-то это зачем? – удивился Манул. – Да она их и не поднимет.
- Как это зачем – затем же, зачем и тебе. Ты ж у нас – парень видный.
- Ну, это да, но я все равно как-то не очень понял про гири…
- А ты к ней уже подкатывал? – осведомился Летчик с откровенной завистью.
- Дурак, что ли?! – сердито отозвался Манул. – Нет, конечно! Да после того, сколько ейный муженек над ней измывался, она от мужиков еще лет десять шарахаться будет! Ей сейчас вообще не до того! Ей в себя прийти надо.
- Хм, но на тебя с гирями она смотрит, - вкрадчиво сказал Ромка. – Да брось, Манул, подкаты – это, конечно, реально грубо в данном случае, не стоит, но пора уже тебе начинать ей давать понять, что она тебе небезразлична.
- А она мне небезразлична?
- А то я не вижу! Ты не теряйся – судьба тебе такой шанс подкинула. Черт, Аристарх и Генриетта!
- Прекрати! – насупился Манул, оглядывая ухмыляющихся коллег. – Да чего вы вообще пристали – она просто у меня живет!
- Ага, нормально так – только познакомился с девчонкой, уже и живет у тебя! Да еще и ничего такая! – проворчал Летчик. – Я сколько девчонку ищу, а ты вообще не искал, просто сидел на посту, а эта Генриетта прям сама тебе на голову свалилась! Это несправедливо, я считаю! И то, что меня переименовали – несправедливо! Да если б я с поста не ушел тогда, тебе бы так не повезло!
- А с чего ты вообще взял, что ему повезло? – скептически произнес Барик, закрепляя столешницу. – Оклемается эта Генриетта – и поминай, как звали! И вообще – вы не забыли, что она хищница? Папашу родного ухлопала!
- Такого папашу и я бы ухлопал, - сказал Бедуин, отворачивась от монитора. – Продать свою дочь, да еще и садисту. Если б не эти два козла – она вообще бы могла никогда не проснуться. Манул, не слушай его. Насколько я мог заметить, для нее ты – рыцарь, который убил чудовище, и Милана то же говорит. И не делай такое лицо. Бывали и небыстро думающие рыцари.
- В любом случае, она очень интересный человек, - Манул заглянул в свою записную книжку и важно добавил: - Больше всего мне в Гере импонирует ее целеустремленность.
- Больше всего тебе в Гере импонирует ее незасыпание во время ваших разговоров, - фыркнул Барик. – Я вообще не представляю, о чем вы можете говорить.
- Мы много о чем говорим, - обиделась гончая. – Гера в книжках больше разбирается, я – в жизни, мы постоянно обмениваемся информацией, мы вместе читаем, гулять ходим в парки – ей очень нравятся у нас парки, и в игрушки эти играем на компе, где предметы искать – там, конечно, умом можно поехать, но интересно, и она очень много смеется. Мне нравится, когда она смеется.
- Так, с тобой и Герой все ясно, а Салями-то обжилась у вас? – спросил Ромка.
- Ром, ты, конечно, извини, но Салями теперь зовут Пушинка.
- Ну все, угодила бедная кошка в женские руки, теперь начнутся сюсюканья, бантики на шее или ошейнички со стразиками, - пробурчал Барик.
- Бантик ей идет, - заметил Манул.
- То есть, бантик уже есть?
- То, что твоя Гера готовить не умеет, это, конечно, минус, - рассеянно произнес Бакс. – Ну и, хоть и красивая, но больно уж тщедушная. Мне больше нравятся кустодиевские женщины, - он, облизнувшись, развел руки, и Манул неодобрительно сказал:
- Тебе всегда нравится то, что не твое. Вот этот Кустодий тебе как даст по башке, чтоб ты к его бабам не совался!
- Так, Манул, сразу справка, - Ромка приподнял шляпу под поля указательным пальцем. – Кустодиев был художник, любил рисовать женщин крайне пышных форм и, на тот случай, если у тебя к нему возникли претензии, он давно помер.
- Вот ведь! – Манул почесал затылок, снова открыл свою книжку и принялся записывать. – Что ж такое, как про кого ни узнаю, так он уже помер! Похоже, быть знаменитым – дело опасное.
- С твоей скоростью мысли кто угодно помрет, пока ты о нем узнаешь, - захихикал Летчик, стуча на своем ноутбуке.
- А ты заткнись, Пабло!
- Да уж, - сурово поддержал его Ромка, - и вообще тебе должно быть стыдно! Вот что про тебя сказал бы твой тезка, Пабло Эскобар?
- А это еще кто? – тут же насторожился Манул. – Опять какой-то изобретатель? Чего он изобрел – садизм, духи, пипидастр? Или он писатель? Или тоже рисовал каких-то баб?
- Не, он был известный колумбийский наркобарон.
- Ну, тогда он ничего бы не сказал – просто грохнул бы его – и все!
- Странно, Рома, что ты вспомнил именно его, - усмехнулся Бедуин. – Были и другие известные и более полезные Пабло. Например, Пабло Пикассо.
- О, Пикассо я знаю! – обрадовался Манул. – Он бы тоже ничего не сказал – он бы сразу как давай рисовать тигров на ходулях!
- Кажется, тигры на ходулях были у Дали, а не у Пикассо. Только не тигры, а слоны… и, кажется, это были не ходули…
- Я на этот бред реагировать вообще не собираюсь! – надменно заявил Летчик. – Я вообще не имею отношения ни к каким Паблам! Я… - он, задумавшись, поправил шлем, и Ромка немедленно посоветовал:
- Если ты не помнишь, кто ты – спроси у Дюхи, у него все записано.
Данька злобно сверкнул на него глазами, и в этот момент раздался сигнал от наружной калитки. Летчик, развернувшись, подъехал к частично восстановленному пульту и кисло сообщил:
- Почтальонша пришла с какой-то бабой.
- Ты дистанционное открывание починил? – осведомился Ромка.
- Нет еще, там все сложно…
- Тогда иди и открывай.
- А чего я-то сразу?!
- Ну ты же не починил.
- По протоколу со мной должен кто-то еще пойти, - напомнил Данька недовольно, вставая.
- Протокол составляли без учета наличия на посту Пабло.
- Я схожу, - милостиво сказал Манул и вышел, пихая перед собой ворчащего Летчика. Вскоре они вернулись в сопровождении Киры Казимировны и круглой пожилой, слегка намокшей дамы с пухлыми щеками свекольного оттенка. Седые волосы дамы были заплетены в косу, туго закрученную на затылке, а высокий ворот толстого свитера закрывал ее лицо почти до верхней губы. Дама озадаченно оглядела молочно-белыми глазами пиявки постовой зал, а потом, чуть щурясь, принялась рассматривать каждую из гончих, точно пытаясь выискать среди обитателей поста кого-то определенного.
- Здрассьте, Кира Казимировна, - Ромка приветственно приподнял шляпу. – Ваши ноги, как всегда, выглядят отлично!
- Спасибо, Роман, - кокетливо ответила почтальонша, чуть поправив короткую юбку, – я не считаю возраст поводом для того, чтобы прятать вполне нормальные ноги.
- Да у вас и права нет на то, чтоб их прятать – это ж, практически, национальное достояние. Надеюсь, вы больше не сердитесь на отдельных неразумных граждан, пытавшихся прибрать к рукам ваши ноги?
Летчик, густо покраснев и надвинув шлем на нос, поспешно шмыгнул за свой компьютер, тотчас спрятавшись за ним, а вопленица пожала плечами.
- Ваш мальчик просто не умеет пить.
- Я не мальчик! – огрызнулся Данька из-за крышки ноутбука. – Мне уже двадцать семь!
- Да, он не мальчик, он – Пабло, - Ромка опустил шляпу обратно на голову. – Присаживайтесь. С чем пожаловали? Принесли еще какие-то письмишки?
- Нет, привела к вам свою давнюю знакомую, Татьяну Алексеевну, одна она не решалась сюда идти, - Кира Казимировна кивнула на свою все еще озирающуюся спутницу, и та дребезжащим голосом сообщила из ворота свитера:
- Я не люблю посты. И раньше сюда вот так запросто не пускали, как-то это странно… Попеределывали тут все – вообще не так было. И дом совсем другой раньше был, низенький… А где Борис Витальич? Неужто на пенсию спровадили?
- Я так понимаю, вы посещали старый пост, - Ромка сел прямо, внимательно глядя на нее провернутыми глазами. – Борис Витальевич погиб при исполнении шесть лет назад.
- Печально, - вздохнула пиявка, опускаясь в одно из кресел, - неплохой был человек, хотя и злобный. А помощник его, длинный такой, шустрый, баламутик? – не помню имени.
- Валька? Он в командировке.
- Тогда я даже не знаю, с кем и говорить, - погрустнела пиявка. – Мне нужен кто-то сообразительный, а вас я никого не знаю.
- Мы тут все сообразительные, - заверил Ромка, - кроме Пабло.
- Ну да, - кивнула Татьяна Алексеевна, - этот я сразу поняла, что бестолковый.
- Чего?! – вознегодовал Летчик, вскидывая голову.
- Долбанная конструкция! – прорычал Барик, пихая не желающий собираться стол. – Почему эти болты сюда не подходят?!
- С ним, наверное, я тоже говорить не буду, - сделала вывод пиявка и снова устремила взгляд на Ромку. – А вот что насчет вас?
- Ну, со мной все в порядке, - Ромка откинулся на спинку кресла. – А вы – Татьяна Алексеевна Сташина, стаж сорок два года, возраст маски – семьдесят девять, последнее обновление данных – девяносто девятый год, серьезных нарушений по городу не имели, проходили как свидетельница по делу одной гиены в том же девяносто девятом.
- Гиена была поймана две недели спустя и списана. Кажется, она была стоматологом, - добавил Бедуин, и Летчик изумленно вопросил:
- А откуда вы все это знаете?
- Из архива, осел! Суть узнали, - Ромка посмотрел на него скептически. – Но то, что главный архивариус ничего не вспомнил, это, конечно, вполне себе нормально.
- Я не могу столько всего запоминать! – огрызнулся Данька, снова спрятавшись за компьютером. Татьяна Алексеевна уважительно покивала.
- Хорошо, убедили. Я-то потом аккурат в девяносто девятом и переехала – в Лазурск, к старшей дочери, у нее как раз третий родился, не справлялась, я думала, поживу у нее, помогать буду с внуками… но не очень заладилось, так что пришлось вернуться.
- А чего не заладилось? – поинтересовался Манул.
- Ну, - Татьяна Алексеевна помялась, - так уж получилось, что я съела обоих ее мужей. Но хотя тамошний пост меня и подловил, в нарушение мне это не записали, так что говорить об этом я могу свободно. Первый Светкин муж был алкаш, все из дома повыносил, лупил ее и детей, и на меня руками махал, вот я и не сдержалась. Так она, дура, через несколько лет такого же себе нашла, еще и сидельца, опять все по-новой, еще и старшей внучке руку сломал – ну я опять не сдержалась… Вот мне племяш двоюродный, по мужу покойному, Вовчик, он тоже лазурский – он мне и говорит: уезжала б ты, тетка Таня, Светка твоя без головы, опять найдет себе какую-нибудь тварь, а вот уж за третьего тебя пост точно спишет! Я подумала-подумала, да и вернулась сюда, к младшей, в пригороде у меня хатка… Тем более, Вовчик вскорости на задержании погиб, словечко за меня на посту замолвить было уже некому, - пиявка промокнула глаза рукавом. Ромка удивленно приподнял брови.
- Ваш двоюродный племянник был гончей?
- Ну да. Хороший мальчишка. Никто не знал, конечно… Нормально ко мне относился… не сразу, правда... но тут обиду держать нет смысла. В общем, младшая моя, Настя, тут в элитной школе преподает, уборщицей меня устроила… «Галилео» - может, слыхали? Недалеко от парка Ветеранов.
- А как же – директором и совладельцем там некто Шанаев Георгий, если не ошибаюсь. Стервятник.
- Был, - сообщила Татьяна Алексеевна и сложила губы дужкой. – Мы сегодня в кабинет к нему зашли, а он там без головы сидит. Вот совсем. Страх и ужасть! Теперь полная школа милиции, все уроки, ясно, отменили, всех допрашивают, мне и домыть не дали… я вот думаю, как бы мы теперь с Настей без работы не остались… а нам без работы никак нельзя!
- А где голова? – деловито спросил Манул.
- Была при нем, только не там, где надо.
- Когда это произошло? – осведомился Ромка, и пиявка, мазнув взглядом по настенным часам, беззвучно пошевелила губами, потом сказала:
- Пятьдесят минут назад.
- Детали, по возможности кратко и четко! – Ромка, дав знак Летчику, кивнул Кусто, и тот схватился за телефон. Татьяна Алексеевна, заручившись ободряющим взглядом почтальонши, торопливо заговорила, помогая повествованию руками и гримасами. По окончании душераздирающего рассказа Ромка, сделав несколько пометок в блокноте, задумчиво произнес:
- Давно, значит, там сидел, говорите?
- Я, конечно, не разбираюсь, - пожала плечами пиявка, - но выглядел он, прям скажем, очень несвежим… и воняло там знатно. Правда, топят у нас очень хорошо… Я вот что вам скажу – в пятницу вечером зеркало было на месте. И директор тоже.
- Вы и по вечерам убираете?
- В пятницу – да, после занятий. Ну еще иногда по средам. Ну или если какое мероприятие на следующий день – знаете, один актовый зал пока вычистишь… Да и детишки там, знаете ли – школа-то элитная, а вот детишки совсем не элитные, если вы понимаете, о чем я.
- Это явно сделал какой-то маньяк, - важно произнес Манул. – Зеркало припер, голову в руки сунул – целая картина прям.
- Спасибо, Аристарх, - сказал Ромка не менее важно. – Мой суровый друг прав – все пока выглядит вполне себе маньячно, и в связи с этим у меня возник вопрос. Почему вы сразу же пришли к нам? Маньяков и среди баинек хватает. Но вы решили, что тут замешан кто-то по нашей части – почему?
- Потому что в прошлый раз это был хищник, - пояснила Татьяна Алексеевна.
- В прошлый раз? – переспросил Бедуин. – Вы уже что-то такое видели?
- Да, когда жила в Лазурске. Один раз вживую, другие разы на снимках видела. Шесть штук всего. Вживую – это в поликлинике нашей, как раз со Светкой пришли на утренний прием, а в коридоре прям не продохнуть – даже не надо хищником быть, чтоб почуять. И уже через несколько минут один из кабинетов вскрывать начали, нас повыгоняли, но я успела краем глаза увидеть. Участковая там сидела – вот так же, с головой в руках – и зеркало – трюмо туда из гардеробной притащили, я его много раз там видала. Там в закутке кабинетик, и на выходных на том этаже и нет никого.
- Ее тоже нашли в понедельник? – осведомился Ромка.
- Вот да. И других тоже – вроде как всех на их рабочих местах. Приходят люди с выходных, а тут вам здрассьте!
- И выглядели они так же? Все перед зеркалами, у всех в руках головы?
- Да, на снимках так и было. Жуть жуткая! – пиявка передернула плечами.
- То есть, всех мочили по пятницам или субботам, получается? – Барик еще раз пихнул ни в чем не повинный полусобранный стол. – Надо ж, гад какой – в конце рабочей недели!
- Да уж, свинство! – согласился Ромка. – А снимки, Татьяна Алексеевна, надо понимать, вам ваш племянник продемонстрировал, нарушив этим бог знает сколько протоколов? – он потер бровь. – Вы что же – были его информатором?
- Родне надо помогать, - рассудительно сказала пиявка.
- Помогли?
- Ну вот именно тут – не знаю, но он меня потом поблагодарил, - она пожала плечами, - правда, он всегда благодарил. Паука потом словили какого-то, с трофеями – и, кажись, почти сразу и списали, это все, что я знаю.
- Видать, не того словили, - констатировал Индеец Джо. – Или подражатель.
- Тогда вряд ли это хищник, - заметил Бедуин. – Для хищников, обставляющих места своих убийств подобным образом, это не только ритуал, но и некое искусство, способ самовыражения. Воссоздавать чужую картину для них и унизительно, и неинтересно. Другое дело – почему директора не хватились за выходные? Семьи нет?
- Неженатый, - сказала Татьяна Алексеевна, - а вот жил ли с кем – не знаю. Я вообще там о руководстве не особо знаю – они с такими, как я, не общаются, сами понимаете, а Настя не из разговорчивых.
- Судя по вашему тону, вы именно руководством и подпитывались, а? – Ромка подмигнул ей, и пиявка сердито вынула подбородок из свитера.
- Ну а чего они?!
- Ясненько. Другие хищники в школе были?
- В самой школе нет, а вот среди родителей их немало – это считается? Я их часто видала. Одних баламутих штук шесть.
- И последний вопрос – среди убитых в Лазурске были хищники?
- Двое точно были – стервятник и унытие, про прочих мне Володька не говорил, - пиявка вздохнула, - да, возможно, он и сам мог не знать – с регистрациями этими у них в Лазурске тогда туговато было… Ну, я это – пойду? Вроде все рассказала, и мне в школу надо вернуться, пока саму в убивцы не записали – нас же опросили и велели никуда не уходить, но я подумала, что это прям важно и надо побыстрей сообщить.
- Вы подумали совершенно правильно и вообще молодец, - кивнул Ромка. – Будем на связи – какой у вас телефон?
- Никакого. Городского у меня нету, а этим карманным пиликалкам я не доверяю и вообще от них всякое излучение. Сейчас, - Татьяна Алексеевна принялась рыться в сумочке, - у меня тут Настин телефон на всякий случай записан, но это прям крайний случай. И адрес запишите – я если не на работе, так дома, у меня там куры…
- Хорошо, - сказал Ромка, закончив черкать в блокноте. – А если нам сегодня удастся в школе пересечься – вообще замечательно, так что, коли будет возможность – подзадержитесь там. Индеец, развези дам по-быстрому и незаметненько огляди окрестности школы – внутрь просто так пока не сунешься.
- Неужели в кои-то веки без сопровождения? – ухмыльнулся Индеец, вставая.
- Ну да, пора уже, ты – мальчик взрослый, навыков достаточно, так что давай.
- Настоящий индеец? – удивилась Татьяна Алексеевна, с любопытством разглядывая длинные смолистые волосы гончей. – Этот… могиканин?
- Делавар, - Индеец Джо ухмыльнулся шире.
- Не переживайте, он у нас воспитанный делавар, женщин за ноги не хватает, - Ромка прощально приподнял шляпу, и Татьяна Алексеевна сурово сказала:
- Ну и зря!
- Может, тогда, вам лучше поехать с Пабло? – Ромка кивнул на Летчика, тут же нестрашно вздернувшего верхнюю губу. Пиявка, посмотрев на поименованного, чуть извиняющеся произнесла:
- Мне не очень нравятся мексиканцы.
- И много у вас знакомых мексиканцев? – заинтересовался Бедуин.
- Этот первый, - Татьяна Алексеевна критично осмотрела Летчика, - и он мне не нравится. В сериалах они совсем не такие были – так и знала, что обман!
***
Слегка сгорбленный пожилой человек, стуча тростью по брусчатке, неторопливо шел по старому горбатому мосту, рассеянно оглядывая редких прохожих. Эта часть города утром была малолюдна, и он любил прогуливаться здесь именно в это время, когда солнце уже стоит достаточно высоко, более-менее разогнав промозглую сырость. Сегодня он вышел немного позже, солнца так и не дождавшись, – было пасмурно, и над заливом все еще висел густой туман, цепляясь за холодную стальную воду, несущую на себе расколотые остатки ледяного одеяния. Остановившись ненадолго, человек, положив затянутую в перчатку руку на каменные перила, задумчиво посмотрел на церковный шпиль, плывущий сквозь молочное марево, словно диковинный корабль, зябко передернул плечами и пошел дальше, размышляя о том, сколько лет и сам он, как этот шпиль, одиноко и неспешно плывет сквозь туман времени, мерно и тихо, без потрясений и катастроф. Все просто соскальзывало и уходило прочь, не имея никакого значения, не принося никаких душевных всплесков и почти ничего не оставляя в памяти. Возможно, это было скучно, но в скуке была безопасность. К смерти он не стремился, хотя все костры в его жизни уже отгорели, оставив только вяло тлеющие угли, и человек не считал, что живет по инерции. Ему нравились его неспешные утренние прогулки, звук стука трости по брусчатке, так отличавшийся от стука по современному асфальту, безлюдье и бег холодной воды.
Человек спустился с моста, но двинулся не к вязовой аллее, как обычно, а свернул к старой насосной станции, начав медленно спускаться по сбитым узким ступеням. Там, на склоне, был длинный пустырь, нижней частью упиравшийся в густые заросли – место не самое подходящее для прогулок – и с точки зрения безопасности, и с точки зрения эстетики. И все же он продолжил спускаться.
Чужое внимание человек почуял еще до того, как ступил на старый мост, но, пару раз аккуратно и небрежно оглядев дорогу позади себя, не заметил совершенно никого. И все же он продолжал чувствовать на себе чей-то внимательный взгляд, причем ему казалось, что идущий за ним невидимка и не старается особо скрываться, ведя слежку с нарочитой, даже некоей издевательской небрежностью, в нужный момент мгновенно уходя от его взгляда. Для обычного грабителя невидимка был слишком профессионален, для профессионала – слишком явно обозначил свое присутствие. Это было странно и очень сильно раздражало. Интересно, последует ли невидимка за ним на пустырь и с какой целью? У него определенно должна быть цель.
Когда человек с тростью уже почти достиг конца лестницы, ветер внезапно переменился, и он, шевельнув ноздрями, мгновенно взъерошился. За ним шел хищник. Долетевший запах почти сразу исчез – видимо невидимка, тут же сообразив, что ветер его выдаст или уже выдал, изменил свое движение. Похоже, он прекрасно знал, что идет за гончей, но, что было еще более странно, он шел за ним так, как это делала бы гончая, причем, отлично натасканная – не чета нынешним постовикам и отрядникам. Последних человек, правда, встречал нечасто и никогда к ним не приближался, но все же, этого было достаточно, чтобы сделать выводы.
Резко оглянувшись, человек с тростью обмахнул взглядом пустой гребень холма, отвернулся, одновременно занося ногу для очередного шага, и застыл, глядя на стоящего прямо перед ним высокого темноволосого индивидуума, возникшего на пустыре бесшумно, как дух. Он действительно был хищником – в его глазах на мгновение мелькнули, тут же спрятавшись, лиловые всполохи, хотя ставший видимым невидимка не выглядел взволнованным и зрение провернул точно в знак приветствия. Его лицо с двойным шрамом на щеке казалось удивительно спокойным, хотя он должен был прекрасно понимать, что гончая со стажем разорвет его прежде, чем он хотя бы сделает вдох. В следующую секунду темноволосый совсем уж нагло шагнул вперед, чуть улыбнувшись, и человек, выронив трость, на провороте выхватил массивный темно-красного оттенка меч, и тот понесся прямо к улыбающейся физиономии, но еще на полпути сшибся с появившимся из ниоткуда желтовато-молочным клинком, который, отбив удар, тут же сделал некое обвивающее движение, и рукоять с неожиданной легкостью вывернулась из когтистых пальцев человека. Красноватое родовое оружие косо воткнулось в мокрую землю, улыбка темноволосого типа стала чуть шире, почти подобравшись к границам издевки, а вставший перед ним человек с рысьими глазами, который был чуть ниже ростом, опустил меч, взглядом указал на рукоять торчащего из земли клинка, предлагая его забрать, после чего ровно произнес:
- Вас очень нелегко найти, Василий Платонович. Валя, перестань ухмыляться!
Темноволосый мгновенно убрал улыбку с лица, оставив смешинки в глазах. Человек, посмотрев на них неприязненно и не спеша прятать огромные волчьи клыки, машинально потянулся за своим мечом, но тут же надменно вскинул голову, за что был немедленно наказан отчетливым хрустом в затылке и дернувшейся к темени болью.
- Полагаю, в вашем возрасте лучше не делать столь резких движений, - заметила рысья гончая все так же ровно. – Возьмите свой меч – это не поражение в поединке, ведь никакого поединка и не было.
- Не соблаговолите ли вы мне его подать? – поинтересовался человек с предельным холодом, и темноволосый баламут весело ответил:
- Мы же не идиоты.
- Я с вами не знаком, поэтому не могу с ходу делать выводы о вашем интеллекте, - буркнул Василий Платонович, натянул на лицо маску и выдернул свое родовое оружие из земли. Посмотрел на меч в расслабленной руке рысьей гончей, чуть прищурившись, потом спрятал свой и наклонился снова, потянувшись за тростью, но тут же раздраженно схватился за поясницу. Названный «Валей» проворно скользнул вперед, подхватил трость и, тут же отскочив на безопасное расстояние, вежливо протянул ее владельцу. Старая гончая сердито взяла трость, посмотрела на темноволосого недоуменно, потом снова уставилась на желтовато-молочный клинок. – Кто вы? Я не знаю вас, но знаю это оружие. Это родовой меч фон Мёллеров. Их род был прерван.
- Видимо, нет, раз я могу его держать, - ответила рысья гончая, чуть приподняв одну бровь.
- Да, да, но передача кровного родства не делает проснувшуюся гончую полноценной гончей по крови, - Василий Платонович чуть поджал губы.
- Ваши коллеги так не считали, равно как и сам барон фон Мёллер. Похоже, вы презираете некровных, Василий Платонович? В нынешние времена это выглядит довольно архаично.
- Презрение здесь не при чем, я лишь не считаю проснувшихся гончих настоящими. Я понял, кто вы. Таран Сергей Андреевич, последний Канцлер. Ваше правление было недолгим. Впрочем, вас извиняет то, что оно стало таковым по не зависящим от вас причинам, ибо к вашему приходу править уже было практически нечем. Что вам угодно?
- Мое правление было настолько недолгим, что я не успел познакомиться с главным архивариусом Канцелярии, - Сергей спрятал свой меч. – И я решил это исправить.
- Двадцать два года спустя? – Василий Платонович перевел взгляд на темноволосого. – Зачем вы привели с собой хищника?!
- Затем, что в силу его возраста я не мог принести его на руках. Валентин Вячеславович работает на посту вместе со мной, и для того, чтобы найти такую гончую, как вы, вполне естественно взять с собой еще одну гончую.
- Вы, вроде бы, не настолько стары, чтобы иметь проблемы со зрением. Он – баламут.
- Внешний вид его сути не имеет никакого значения ни для меня, ни для его коллег. Он – гончая, причем отличная! – отрезал Сергей, и Валентин снова провернул зрение на секунду – на сей раз сделав это вызывающе. – Разве для вас это важно? Вы и меня не считаете гончей.
- Хищники на постах гончих?! - Василий Платонович посмотрел на набалдашник своей трости. – Куда катится мир?!
- Вы очень странно это сказали, - заметил Валентин, и старый канцелярист поднял на него недовольный взгляд.
- Что вы имеете в виду, молодой человек?
- То есть, вы, все-таки, признаете, что я человек?
- Давайте обойдемся без демагогии!
- Вы удручены, но отнюдь не удивлены. А ведь городов с постами, где есть хищники, теперь немало, и, мне кажется, вам это прекрасно известно.
- Я прервал все свои связи с гончими и больше не интересуюсь их делами, - проворчал Василий Платонович. – Я знаю местных постовых, хищников среди них нет, но мне и это не особенно интересно. А вот они обо мне не знают. Как вы меня нашли?
- Кое-кто в столице о вас еще помнит. И вы слишком самоуверенны, полагая, что на местном посту сидят одни идиоты. Ах, да, они же не настоящие гончие! – Таран тонко улыбнулся.
- Так вы отыскали меня для того, чтобы сообщить, что с годами я стал слишком слаб и рассеян? – архивариус сверкнул темно-синими глазами, слегка растянувшимися к вискам. – Благодарю! Я сегодня же начну подыскивать для себя иное место обитания.
- Зачем? – лениво спросил Валентин. – Кому вы интересны? Оставшиеся канцеляристы так же, как и вы, просто доживают свой век, большинство комитетчиков мертвы, а немногие уцелевшие слишком заняты собственным выживанием.
- Вы смеете мне дерзить?! – рыкнул Василий Платонович.
- Смею. Не я же спрятался в нору, когда началась Война Ведомств. Возраст – не оправдание, гончие немногим младше вас предпочли сражаться с Комитетом!
- И где все они теперь?!
- А вы в каком-то хорошем месте?
- Откуда хищник да еще и столь юных лет столько знает о ведомствах?! – архивариус воткнул злобный взгляд в Сергея, и тот невозмутимо ответил:
- От меня. И это подводит нас к тому, из-за чего мы здесь. В нашем городе появился хищник, который тоже очень много знал о гончих. Он знал даже о родовых клятвах и о том, как они действуют. Он был старше вас больше, чем на сотню лет. И при этом выглядел одного возраста с ним, - Сергей кивнул на Валентина. Василий Платонович, мгновенно подобравшись, резко спросил:
- Вы взяли его живым?! Вы его допросили?!
- Лишь отчасти. Значит, вы понимаете, о чем речь?
- Наша беседа окончена! – отрезал старый канцелярист и двинулся было к лестнице, но Валентин преградил ему дорогу. – Уйдите с моего пути! Я все еще способен разрубить вас пополам прежде, чем вы успеете моргнуть!
- Я успел моргнуть уже дважды, - насмешливо произнес Валентин. – Хотите, чтобы мы ушли – объясните, кто и зачем приехал в наш город?!
- Я хочу продолжить свою прогулку, - угрюмо заявил Василий Платонович. – Этот пустырь отвратителен!
- Вы же не думаете, что прохожие на аллее смогут нас остановить?
- Я ничего о подобных хищниках не знаю! – отрезала старая гончая. – Нет, я о них слышал, но все это – лишь легенды – нелепые сказки о могучих и нестареющих тварях, способных охотиться в огромных масштабах. И, как и любые легенды, они все давно мертвы. Не думаете же вы, что если б подобные создания все еще существовали, они могли бы делать это тайно? Тот хищник просто вам солгал. Его возраст…
- Он не лгал. И в ответе на вопрос о своем возрасте он упомянул Соляной бунт, - Сергей, внимательно глядя на канцеляриста, вытащил сигареты.
- Странная ассоциация, - Василий Платонович пожал плечами. – Соляной бунт был следствием Смуты и безалаберного боярского правления и не привел к серьезным переменам в обществе. Я не знаю, почему ваш хищник выбрал именно это событие.
- Тогда почему вы мне врете?
- Это оскорбление! – вспыхнул архивариус. – Я все еще в состоянии потребовать сатисфакции!
- Думаю, вам прекрасно известно, что поединок вы не переживете. Равно как и допрос, - Таран закурил, и Василий Платонович поморщился. - При этом вы крайне цените свою жизнь. Похоже, несмотря ни на что, я пугаю вас гораздо меньше, чем мертвые легенды. Знаете, хищник, который приехал в наш город, был болталом. Он мог погрузить человека в миры, полные кошмаров, и, при желании, водить по ним долгие годы… Вы боитесь чего-то подобного?
- Как вам удалось взять живьем подобную тварь? – хрипло спросил канцелярист.
- Мой друг слишком любит реальность, и удержать его в кошмаре крайне сложно, - Сергей чуть улыбнулся. – Где находится архив?
- Архив Канцелярии был…
- Меня не интересует архив Канцелярии. Мне нужен архив Совета гончих. Если вы неспособны дать мне ответ – я найду его там.
- Я не знаю, - холодно ответил Василий Платонович. – Я не застал эту организацию и ничего о ней не...
- Бросьте! Совет гончих преобразовали в Канцелярию лишь пару веков назад, а вам двести тридцать два года.
Старая гончая, тяжело опершись на трость, отвернулась, глядя на стальные волны, потом неохотно сказала:
- Я не могу дать вам подобной информации. Это государственная тайна.
- Вы пережили уже два государства, и, уверяю вас, нынешнему плевать на ваши тайны. А нам они нужны, чтобы спасти наш город. Я уверен, что эта тварь появилась там неспроста.
- Мне нет дела до вашего города, - надменно ответил Василий Платонович.
- Значит, мне, все-таки, придется убить вас, - вздохнул Сергей. – Хотя, знаете что? Это за меня сделает мой коллега, - Валентин немедленно ухмыльнулся. – Он вызовет вас на дуэль, и, можете не сомневаться, он с вами справится. Я лично его обучал. Вы, потомственный дворянин и гончая по крови с огромным стажем, окончите свои дни с позором! Для таких, как вы, нет ничего хуже, чем проиграть поединок хищнику.
Канцелярист повернул голову и мрачно посмотрел на здоровенное мачете, появившееся в руке Валентина, его щека дернулась, после чего он кисло произнес:
- Я не могу ничего сказать о Совете гончих…
- Что ж…
- Я не могу ничего сказать о Совете гончих, потому что его никогда не существовало!
- Как это? – удивился Валентин. – Что же было до Канцелярии?
- Более века до Канцелярии не было ничего! Она была создана лишь тогда, когда гончих для ее организации вновь стало достаточно. Совет гончих был вписан в историю лишь после того, как Канцелярия начала набирать силу. Он – всего лишь сказка, за которой спрятан провал в нашей истории. Думаю, вам прекрасно известно, что переделать историю несложно – даже за короткий срок. Канцелярия уверенно поддерживала эту сказку, подкрепленную тысячами вполне официальных документов. Гончие воспитывались с этой сказкой с малолетства. Многие канцеляристы лет на тридцать младше меня воспринимали ее как нашу настоящую историю. Они не знали другой.
- Что же вы прятали за этой сказкой? - ровно спросил Сергей. – Что за провал? И что было до него?
- Хаос! – отрезал Василий Платонович. – Мерзость! То, чего никогда не должно было существовать! То, что ожидаемо потерпело полное поражение. Канцелярия никогда не допустила бы появления подобного! Комитет, каким он был прежде, - тем более! Но в Комитете с годами набралось слишком много самоуверенных глупцов, и это привело к разгрому обоих ведомств и появлению, - архивариус бросил на Валентина брезгливый вгляд, - чего-то подобного! И всего лишь три с половиной века спустя! История, к моему величайшему сожалению, всегда идет по кругу!
- То есть, прежней организации не существует три с половиной века? – Валентин покосился на задумчивое лицо Сергея. – Но какой-то архив ведь у них был? Писать ведь и тогда умели.
- Вы представляете себе архив тех времен? – хихикнул Василий Платонович. – И неужели вы настолько глупы, чтобы предположить у Канцелярии отстутствие внимания к подобным документам? Разумеется, все они были уничтожены!
- Тогда откуда вы об этом знаете? – поинтересовался Сергей. – Ваш возраст не очень совпадает со всем этим. Похоже, что-то все-таки осталось.
- Я сказал вам все, что мне известно! – отрезал старый канцелярист и снова уставился на берег.
- Не думаю, что мне удалось бы вас убить, Василий Платонович, - Валентин взъерошил волосы, глядя в согнутую спину гончей. – Вы и так уже мертвы. И, похоже, очень давно. А у нас в городе люди! Живые люди! Моя семья, мои друзья! Мы, конечно, справимся и без вас. Мы со многим справлялись. И с хищниками, в которых никто, кроме нас, не верил, и с Первым секретарем Комитета и кучей его шавок…
- Петр Елисеев мертв? – архивариус удивленно обернулся. – Я этого не знал.
- Это имеет значение?
- Полагаю, вам известно, что он был гончей по крови? - Василий Платонович, заручившись кивком Сергея, опять отвернулся. – Я был знаком с его прапрабабкой, недолго и очень давно. Не уверен, что она когда-либо знала о его существовании, в противном случае, Петр Адамович вряд ли прожил бы столь длинную жизнь. Как вы знаете, женщины не занимали канцелярских должностей – даже в последние годы существования ведомства, но Комитет с самого начала принимал их весьма охотно. Равно как и Большой Судный Круг.
- Это то, что предшествовало Канцелярии?
- Я не знаю точно, состояла ли она в нем. Но знаю, что вскоре после основания Канцелярии она исчезла, и Канцелярия разыскивала ее весьма рьяно.
- Думаете, она припрятала что-то из архивов Судного Круга и сбежала с ними?
- Ничего я не думаю, - рассеянно ответил архивариус. – Но знаю, что ее так и не нашли. Как и некоторых других уцелевших из Судного Круга, отказавшихся примкнуть к Канцелярии.
- И какой от этого прок? – буркнул Валентин. – Они все давно мертвы.
- Вы когда-нибудь слышали об озере Мшица? – вдруг спросил Василий Платонович.
- Это под Самарой?
- Нет, другое, где-то у границы Костромской области.
- Я из Костромы и про такое озеро не знаю, - сказал Сергей.
- Может, его давно переименовали, может его и нет уже, - старый канцелярист пожал плечами. – Его довольно трудно найти. Там был крошечный монастырь и при нем гончарная мастерская… Наверное, и их нет уже. Не представляю, как там вообще можно было выжить – комарья были просто тучи… Не знаю, к чему я про него вспомнил. Память сильно мне изменяет - я не помню из своей молодости практически ни одного лица. А где находится архив Канцелярии, вы и без меня знаете, канцлер, не так ли? И вы ничего в нем не обнаружили, поэтому принялись разыскивать главного архивариуса. Думаю, вам придется вернуться к этому архиву. Любые высшие чины, в том числе и комитетские, вкупе с их родословными, всегда тщательно фиксировались.
- Почему вы не убили их, когда нашли, и не забрали документы? – осторожно поинтересовался Валентин.
- Не понимаю, о чем вы. Я никогда никого не находил и не искал. А теперь я хочу, чтобы вы меня оставили, - Василий Платонович больше не повернул головы. Сергей молча кивнул Валентину на лестницу, и тот, спрятав мачете, быстро взбежал по ступенькам. Уже на гребне холма он обернулся и, пристально глядя на оставшуюся внизу сгорбленную фигуру, негромко произнес:
- Думаешь, дедушка знал об этом?
- Его предки – возможно, но Алексею Мстиславовичу они это знание точно не передали, - Сергей тоже обернулся. – Валь, в Канцелярии было немало хороших людей, и они не несут ответственности за ее бесчисленные тайны, которые она прятала за не менее бесчисленной ложью. А твой дед был хорошим человеком. И даже не смей в этом сомневаться!
- Я и не сомневаюсь! – Валентин вздернул подбородок, продолжая смотреть на старого канцеляриста. – Но он ведь нашел их. Почему он скрыл это от ведомства?
- Полагаю, возможно потому, что тогда у него еще была совесть.
***
- Где черт носит весь состав лазурского поста?! – негодующе вопросил Ромка в пространство, пряча телефон и хватаясь за руль обеими руками.
- Может, они все куда-нибудь пошли, - предположил Манул, вольготно раскинувшийся на просторном заднем сидении «хаммера». – Может, у них там дикари или уже обед. А чего ты вообще поехал? Тебе ж положено отдыхать после дежурства. Мы бы на моей машине съездили с Индейцем, а ты его обратно на пост услал. Мне ты вот запрещаешь работать, если было дежурство.
- Я тебе запрещаю, потому что я – руководитель. А себе я разрешил по той же причине. Мне кажется, дело важное, а на важном деле руководитель обязателен.
- И чего в нем такого важного? – иронично спросил Барик. – Как будто первый раз кому-то отпиливают голову. Сами бы справились.
- Ты вон со столом не справился.
- Там недокомплектация – очевидно же. И не менее очевидно, что лазурцы не отвечают нам, потому что не хотят. Они только после тех пауков-архитекторов признали наше существование, но особо дружественными от этого не стали. Нормально, конечно – когда шесть лет назад мы им их женскую команду по гимнастике вернули почти в полном составе – это была фигня, а вот как в их городе обнаружились следы деятельности тех строителей, так это уже начало что-то значить.
- Есть и третий вариант, - сказал Ромка. – Там на посту сплошные Паблы. Манул, представляешь себе такое?
- Тут и с одним Паблой сколько мороки! - отозвался Манул. – Я вот думаю, погода установилась, а у меня как раз на носу выходной – свожу, наконец, Геру на рыбалку, как обещал – она каждый день спрашивает, очень хочет. Я ей уже и удочку достал.
- Опять ты со своей Герой! – фыркнул Барик. – Таки втрескался, котяра?!
- Почему сразу «втрескался»?! Просто я обещал, она ждет, а обещания надо выполнять.
- Я тебе говорю – заканчивай с ней носиться. Привяжешься – хуже будет. Еще неделька-другая – и упорхнет твоя Гера. Будь уже реалистом, начинай заранее представлять, что она у тебя уже не живет.
Манул мрачно уставился в окно, а Ромка посмотрел на коллегу свирепо.
- Слушай, ты чего к нему пристал?! Манул, ничего не представляй – это приказ! Барик, что у тебя за манера в последнее время всю романтику в черные цвета окрашивать? Если тебе какая-то баба насолила, так это твои проблемы – ты в историю Манула не лезь, там хорошая история, я такое всегда чую. Аристарх с Генриеттой без тебя разберутся!
- Ага, они разберутся, а нам потом Аристарха собирать после этого! – возразил Барик. – Я, между прочим, о нем же забочусь. Всегда надо быть реалистом. Ты же тоже реалист!
- Я жизнерадостный реалист! – отрезал Ромка. – А ты – унылый. Надо было взять Бедуина, а не тебя – жаль, что у него встреча…
- Я вот сейчас представил, что она у меня уже не живет, - вдруг подал голос Манул, продолжая смотреть в окно. – Мне вообще не понравилось! Мне прям стало не по себе. Я больше не хочу такое представлять!
- Правильно – и не надо, - Ромка схватился за зазвонивший телефон. – Да, Максим Тимофеевич!.. Ага, отбываете?.. а-а, только вы и директор… Нет, Индеец в окрестностях ничего интересного не углядел. Слушайте, а навскидку что можете сказать? Я и так знаю, что он мертв, а точнее?.. Не бегу я впереди паровоза!.. да, я знаю, что люди без голов не живут, но хотелось бы уже хоть что-то… Ладно-ладно, скажете, когда будет какой-то результат… Вот чего вы сразу обижаетесь? Хорошо, извините, у вас не бывает каких-то результатов, а только определенные… А Дягин уже там? Не обращайте внимания – он всегда орет… Хорошо, я сам ему позвоню, - Ромка опустил телефон, начав искать в нем нужный номер, и Манул осуждающе заметил:
- Вот чего этот Дягин такой крикливый, не понимаю. Валька вон вопит только по делу, хотя столько уже хвостов за нами заматывал, а этого всего-то попросили в школу провести посмотреть, а он тут же в крик. Мы к этому безголовому стервятнику вообще отношения не имеем!
- Он предчувствует нехорошее развитие событий, - пояснил Ромка, снова прижимая трубку к уху. – Он считает, что везде, где мы появлемся, начинается большой бардак, а у него в связи с этим начинаются проблемы, потому что ему бывает трудно придумать, как сделать этот бардак незаметным… Мишань, привет еще раз! Ну мы уже почти подъехали… Что значит, рано?! Чего ты опять орешь? Нет, твоей точки зрения недостаточно, потому что зрение у нас разное… Ну придумай что-нибудь – ты же главный. Трое… Потому что двое мало, а одному вообще скучно… Не-не, ты их не отпускай… Ну группа сказала одно, а ты им скажи другое – нам надо, чтоб они там пока сидели. Хорошо, мы за школой припаркуемся, возле скверика… А теперь чего орешь?.. А-а, будь здоров! – Ромка, спрятав телефон, сбросил скорость и, не доезжая до двухэтажного здания школы, перед которым сгрудился милицейский транспорт, свернул к небольшому скверику. В этот момент Манул позади издал возглас, и Ромка вопросительно обернулся.
- Смотри, чего прислала, - приятель протянул ему телефон, и Ромка ухмыльнулся, глядя на двух музыкантш с разным оттенком светлых волос, весело улыбавшихся с дисплея. Между музыкантшами в данный момент явно царили абсолютный мир и творческое согласие.
- Миленько. Ну, Манул, то, что она тебе шлет свои фотки – это точно хороший знак.
- Так, - сказала гончая слегка растерянно, - и чего мне делать?
- Как чего – тоже ей что-нибудь пошли.
- А что послать? Если рожу свою, так я не фотогеничный… еще напугается… Ром, а чего еще можно послать? Ну, то есть, чтоб правильно было? Ну, чтобы она не подумала, что я того – я ведь совсем не того…
- Да ты чего, в самом деле?! – вознегодовал Барик. – Мы с тобой сколько раз баб вместе кадрили!
- Это ж другое совсем! – Манул посмотрел на Ромку чуть искательно. – Может, надо чего-то написать? А чего написать? Я прям не знаю.
