Вечность за пазухой. Наталья Ракшина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Наследница одного из крупнейших в планетарной системе состояний осталась без средств, обвинённая в убийстве мачехи. Угроза смертельна: в мире будущего космических колоний изгои общества, чей индекс социальной полезности исчерпан, становятся объектом купли-продажи с изъятием слепка разума. Дни Эви Райт сочтены, зато есть покупатель на её разум, самую ценную составляющую любой нейросети, от промышленной до развлекательной.

   Людям его круга и рода занятий незнакомо сочувствие и сантименты. Опасен, скрытен, для достижения цели не остановится ни перед чем. Но… постойте, этот мрачный и пугающий тип предлагает помощь?! Эви дан шанс выбраться живой и невредимой из жуткой передряги. Только вот понять бы, что движет спасителем: корысть, любовь, долг или… месть?

***

ОТ АВТОРА

   Дорогие читатели! Перед вами – остросюжетный роман, где сошлись жанры научной и социальной фантастики, элементы киберпанка и детективная интрига. Любовная история развивается в крайне непростых обстоятельствах, оттого и отношения строятся трудно – и через преодоление. Речь идёт об отдалённом будущем, которое созревает сегодня – из политики глобализма и пресловутой толерантности, бездумной цифровизации, ранжирования общества по «полезности» и его расслоения по несопоставимому уровню доходов. Мы уже одной ногой в этом будущем… Поэтому в книге вы можете столкнуться с крайне спорными моральными аспектами последствий дня сегодняшнего, сценами и процессами, которые могут показаться жестокими людям с тонкой нервной организацией. Трясти и колотить будет, и порой – невыносимо. Единственное, что я могу обещать в этой, по сути, антиутопии – счастливый финал, до которого главные герои доберутся живыми и… всё-таки вместе. И не забывайте, что юмор – наше всё, даже в самых патовых ситуациях. Поэтому психологическую разгрузку между нагнетающими напряжение отрывками я обещаю сполна.

   С уважением, Наталья Ракшина

ПРОЛОГ

Площадка для посадки была практически идеальной – сел и не заметил, как будто не глядя шмякнулся на плиты порта дальней косморазведки. Да что говорить, в порту и похуже будет, вечно там экономят на ремонте, было бы с чего латать дыры и трещины, доходы-то колонистов падают. Вцепились зубами в эту систему Персика, по предварительным данным сулившую безбедное и безоблачное существование, а что вышло?.. Выживание! Право вырвать жизнь у космической стужи, радиоактивного излучения, жестоких магнитных бурь злобного звёздного карлика, издевательски-ласково прозванного аналогом сочного фрукта из-за заманчивого тёплого сияния, зафиксированного на картах телескопической съёмки.

   Как и во многих галактических колониях бесконечно далёкой, малодоступной простому смертному, высокомерной и зажравшейся Земли, никого здесь не ждали ни золотые горы, ни кисельные берега, ни молочные реки. Да тут вообще не нашли рек, увы. Набитые ископаемым добром ценных ресурсов, несущиеся в пространстве шарики на девяносто девять процентов безводны. А знаете, что это значит? Пораскиньте мозгами. Посчитайте, сколько надо грохнуть средств в технологии добычи драгоценной влаги, начиная с отлова ледяных глыб в поясе астероидов и заканчивая разорением крохотной полярной шапки более-менее пригодной для жизни планеты с приемлемыми условиями. Прикиньте, что люди, вложившие средства в эти технологии, захотят и вернуть, и отбить, и приумножить свои состояния. Учтите, что, как и в любых удалённых от Земли мирах, люди эти принадлежат к двум разным сообществам, терпящим друг друга и уживающимся до тех пор, пока действует Кодекс колоний, принятый кучкой самодовольных снобов всё на той же Земле…

   Жаргонные устоявшиеся прозвища этих сообществ – доксы и моди. А изначально – ортодоксы и модификаты.

   Человек, только что сменивший кислородные блоки в скафандре и покинувший борт быстроходного сквида Прим. авт.: от англ. squid, кальмар. после запуска вокруг себя адаптированной гравитационной ауры, был доксом. Иначе под прозрачным забралом из сверхпрочного антирадиационного стекла могло высветиться в луче фонаря не обычное мужское лицо, а перекроенная генетической пластикой личина, скрывающая даже принадлежность к полу в дань очередной блажи моди. Впрочем, любому из моди обычное мужское лицо могло показаться отвратительной однотипной маской, лишённой индивидуальности и изюминки самовыражения. У него и сквид-то простецкий, из типовых, даже без дешёвенькой графики по обшивке. Докс – он и есть докс, чего с него взять! Моди (с собственной точки зрения, конечно) вообще слишком умны, чтобы совать нос в такие места. Они чаще другим берут, подвизаясь в иных сферах деятельности.

   Сейчас человеку, ступившему на грунт площадки внутри какого-то кратера одного из десятка спутников самой дальней от здешнего солнца планеты, было не до философских рассуждений о предпочтениях трудоустройства доксов и моди. У человека тряслись поджилки от пережитого адреналинового драйва, атаковавшего каждую клеточку тела при авантюрном броске сквозь двойные кольца бешеного поля астероидов. Кольца-то с лёгкой руки какого-то знатока земной мифологии без обиняков прозваны Сциллой и Харибдой. Зазор между ними малипусечный, времени на раздумья не даёт никому, ошибок не прощает. Зазевался – и примут тебя в объятия названные потомки древних чудовищ, что Сцилла, что Харибда, не гадай о судьбе. Тебе всё равно. Ошмётки размочаленных шустрых сквидов и ультраманёвренных шарков здесь же болтаются, в избытке. Это по окраинам Сциллы, расположенной ближе к обжитой области системы Персика, можно расслабиться и лениво ловить в протянутые щупальца кораблей-анемонов ледяные подарки, источники живительной воды, а дальше такие номера не проходят. Дальше суются только рисковые парни.

   Человек мог причислить себя к таковым в полной мере. Сегодня он воистину рискнул всем. Мог сгинуть между Сциллой и Харибдой, но проскользнул и даже впервые сделал то, что никому не удавалось – расставил маячки для разметки «коридора» между каменюгами со стабильными орбитами. Маячки индивидуальные, их не вычислить. В случае успеха сегодняшней разведки этот факт будет иметь особое значение. В случае неуспеха… какая разница. Человек поставил на кон игры в жизнь всё. Ничего своего у него нет – и этот сквид, и скафандр, и целый рой многозадачных ботов для планетарной разведки, всё это он взял в аренду вместе с кредитом на разработку особого электронного обеспечения для корабля и снаряжения. Зачем?.. Да просто у человека есть предположения, подкреплённые расчётами, которые пока никто не смог повторить. Согласно и тому, и другому, этот безымянный никчёмный спутник, царство тьмы и холода, вовсе не бесполезный шарик, покрытый панцирем из замороженной смеси газов.

   Нет.

   Под верхним панцирем скрывается другой – лёд из самой настоящей воды, а подо льдом и внутри него – система гигантских пресноводных лакун, мёртвых и безжизненных, но с чистейшей водой, запасы которой даже трудно оценить. Эта вода поддерживается в стабильно жидком состоянии, ибо ядро спутника отнюдь не мертво, оно до сих пор греет. Человек не доводил результаты своих теоретических умозаключений и практических выкладок до сведения кого-либо другого, ибо результаты бесценны – если расчёты верны.

   Если же нет, то человек грубо облажался и уже мёртв. Бессмысленная аренда корабля, оборудования и прочего хлама съела его индекс социальной полезности, исоп, в ноль, в минуса. Нет ни одного резервного балла на счету, счёт закрыт бюрократами Социального совета, право на проживание аннулировано. Человек и дышит-то сейчас в долг. Не найдёт воду – отдавать будет нечем. Вернуться обратно придётся только затем, чтобы сыграть в ящик. Устаревшее и сменившее контекст выражение – по многим причинам… В гробах хоронят богатеев лишь на зажравшейся Земле, принадлежащей нескольким десяткам семей, или на планетах Пояса Рая, колонии в которых можно пересчитать по пальцам. Во всех прочих местах существует практика кремации и утилизации… И опять же – захоронение праха возможно для тех, чей исоп наработан или выкуплен на максимальные баллы. Для прочих – утилизация в качестве составляющих питательного субстрата агрокомплексов на планетарных и орбитальных станциях, заменяющих города. Места там строго ограничены даже для живых, чего уж говорить про мёртвых. Можете спросить, почему выражение про ящик осталось, если самого ящика уже нет?

   Да есть он, есть. Под крылышком у моди, занимающихся производством самых важных компонентов нейросетей различного уровня. Чистый искусственный интеллект был строго запрещён после того, как наделал много бед в начале двадцать второго столетия по старому стилю. Не было бунта машин, это хохма для фантастов. В один редкостно поганый исторический момент сложная навороченная система, пронизавшая все слои и сферы человеческой цивилизации, просто не смогла обновиться и перезагрузиться, вот и всё… Сейчас допускается только сращение человеческого разума со стандартным машинным интеллектом, без этого никуда.

   Никакой машине по сложности не сравниться с реальными возможностями человеческого мозга, это проверено и доказано. А мысль, как выяснилось, материальна настолько, что ей нет преград… Сыграть в ящик – значит, твой разум извлекли из пристанища, собственного тела, в момент индуцированной медикаментозной смерти, почистили как надо для целей эксплуатации, профильтровали, подрезали, зашили, вывернули наизнанку, накачали нужными программными приблудами и впихнули куда угодно заказчику. Где твоё тело? Да чёрная дыра его знает, ты ж мёртв. Слепок нейронной сети твоего мозга вместе с корково-подкорковыми связями, затухающими обрывками памяти и эмоций – вот он, в серебристой овальной коробочке смарт-трэпа от англ. «trap», ловушка, до того, как найдёт новое пристанище. Хоть в центральном процессоре любого корабля, от дамского кокетливого шелла богатой суки с Пояса Рая, до боевого шарка Колониального космического флота.

   Назначений масса, чего там…

   Говорят, крупнейшая студия производства развлекательного контента скупала мозги серийных убийц чуть не по всей обжитой галактике, для разработки очередной сетевой игры. Скорее всего, это правда. Как правда и то, что, по устойчивым слухам, недавно кто-то из правящей верхушки олигархии моди заказал своей пятилетней дочери даже не нейросеть-няньку со слепком разума взрослой женщины, а подружку. Такую же пятилетнюю. Подружкой дочери олигарха не может стать дочурка рядовой семьи докера и грузоукладчицы из космопорта, которые едва тянут баллы исопа. Вы же понимаете! Нужна умненькая, воспитанная, весёлая, чей голосок из цифрового ретранслятора будет радостно приветствовать маленькую хозяйку каждое утро, грустить и радоваться, откликаться на запросы найти в сети свежую сказку или болтать о самых разных вещах, будь то экзотическая ящерица в качестве домашнего питомца или новое красивое платьице. Значит, нашлись те родители, которые продали разум своей малышки. У моди всё легально, вряд ли имело место похищение. У доксов такое хотя бы запрещено официально, слепок разума можно брать только от совершеннолетних, за нарушение закона – нулевой исоп и привет, в ящик... Вот потому-то родители-доксы часто оттягивают совершеннолетие ребёнка, тратя на это баллы исопа. Даже те, кто с рождения не знает, что такое бедность – на всякий случай, добрая примета, до двадцати семи лет позволительно.

   Человек подписал целевой контракт на свой разум. Не сможет отдать долг – сыграет в ящик в виде обезличенного винтика производственной нейросети в ресурсной корпорации, грызущей недра планет системы Персика. Такие «винтики» обезличены полностью. Срок их эксплуатации – лет пять, потом слепок разрушается навсегда. Но даже если личность сохранить, то слепок нельзя «подселить» в чужое или клонированное тело, потому что результат будет тот же самый – лет через пять следует неизбежное отторжение постепенно деградирующего имплантата сознания.

   Хватит рефлексировать, пора работать…

   И человек трудился в привычном режиме двадцати пяти часов стандартных суток. На свою работу он потратил три недели. Лазерное точечное бурение, бесконечные пробы льда, анализ данных ботов, и снова – пробы. Человек похудел, осунулся, перестал бриться, но не от отчаяния и тоски, нет… Он нашёл искомое, и с мучительной радостью древнего первооткрывателя золотой жилы раз за разом проверял полученные результаты, забывая о сне и еде в горячке эйфории.

   Вот и сейчас, в свете прожектора, под надёжным куполом отлакированного вечностью гигантского подземного ледника, двойная эйфория – древнего золотоискателя и лозоходца, – заставляла пускаться в пляс и чуть ли не требовала отстегнуть гермошлем скафандра, подбрасывая его вверх и салютуя самому себе. Наиглупейшее действие, ибо кислорода в разреженной атмосфере погружённого во тьму ледяного спутника едва ли треть процента. Крепло острейшее желание наколоть льда, притащить в сквид, растопить и впервые в жизни принять не воздушный порошково-ионный душ, а то, что доступно состоятельным колонистам системы Персика – ванну. А человек теперь не просто состоятельный! Запасы воды даже с учётом затрат на добычу и транспортировку тянут на миллиарды аквакойнов! Застолбить лицензию на разработку спутника, дав ему название, а дальше… Подумать только, можно завести собственные акции водяных бонусов! Их будут покупать! Можно всё, что выдумает воображение, и сверх того! Но – отнюдь не сразу. Надо быть осторожным и хитрым.

   Эйфория вкупе с дурацким желанием снять-таки шлем и лизнуть искрящуюся ледяную стену поутихла. Человек напряжённо думал, как быть. Его открытие слишком дорого стоит. Нельзя возвращаться, трубя о нём во всеуслышание. Этак получится расстаться с жизнью гораздо раньше, чем настанет печальная перспектива сыграть мозгами в ящик смарт-трэпа. Забить льдом грузовые лопасти сквида придётся, потому что этим нужно расплатиться за аренду и накачать баллами исоп, выйдя из списков бесполезных изгоев и потенциальных покойников. А потом потихоньку крутиться, даже сменить имя, чтобы не было никакой связи с прежней жизнью. Начинается новая, да такая…

   За краем ледника, на берегу безмятежно спокойного озера с неподвижными глянцевыми водами, появилась розовато-перламутровая полоска света. Света, которого там просто не могло быть – единственным источником освещения в этом мрачном подземелье был прожектор стационарного бота. А полоска стремительно расширялась. Перламутровые сполохи уже мерцали над водой, обрастая по краям серебристой невесомой вуалью, перетекающей в голубоватые и лиловые языки, моментально меняющие форму и оттенок. Прекрасное зрелище, если не знать, что оно сулит невольному зрителю. Человек вздрогнул, мгновенно поняв, что означает эта полоска. За какие-то доли секунды он испытал целый спектр эмоций, от недоумения к отчаянию, от возмущения к смирению. Бежать? Нет смысла. От этого убежать невозможно. Оно настигает даже самый быстроходный шарк в процессе межпространственного прыжка… Оно неуязвимо для любого из известных в обитаемой Вселенной вооружения. Проклятье! В системе Персика никогда не было Бестелесных! Они показали свою силу и нрав единожды – при первом визите кораблей колонистов, они всегда так делали, демонстрируя свои возможности и одновременно – указывая место тем, кто претендовал на расширение собственной Вселенной.

   Людям, облачённым в плоть и кровь. Для Бестелесных же нет преград. Бросаясь на цель любого размера, один такой розоватый весёленький сполох размером с дамский одноместный шелл, проникает сквозь обшивку корабля или станции, за какие-то мгновения поглощает все жизни, превращает органику тел в сморщенные высохшие оболочки. На записях внутренних камер потом видно, какие восхитительные оттенки меняло его (её?!) сияние. А потом он просто исчезает в никуда, отследить и понять невозможно.

   Кто или что такое Бестелесные? А никто не знает. Когда человечество преодолело барьеры сверхсветовых скоростей и начало, как любопытное дитя, пытаться не просто подглядывать в замочную скважину соседней комнаты, а войти, ему быстро надрали уши. Потому что в этой комнате всегда происходит много интересного, она давно обжита. Любопытное дитя может быть не готово к встречам… Соседи-то разные. Кто сексом занимается, кто в неглиже пиво пьёт, кто работает дома, кто прячет деньги или ствол под подушку, а кто – и скелет в шкаф. А тут на пороге нечто, едва вставшее на ноги, но до хрена как амбициозное и наглое, потому что росло без присмотра взрослых, само по себе.

   Разумные расы приходят и уходят, ибо факт их зарождения и развития зависит от многих вещей. Расцветают, вырождаются, умирают. Иные уничтожают себя раньше, чем достигают пика возможностей, да не один раз… В Большом Космосе их пара десятков, тех, кто вышел за пределы собственных миров – включая человечество. Остальные ещё мочат пелёнки в колыбелях своих планет, уж к ним-то Бестелесные не наведываются вовсе, светящихся ублюдков интересуют только более продвинутые формы разума. Разумны ли сами Бестелесные, неизвестно. Из каких частиц состоит образующая их материя, где их родная планета, как они путешествуют в открытом космосе? За три сотни лет полноценных межзвёздных полётов и обмена информацией с согласными общаться разумными видами никаких достоверных ответов не получено. Быстрая смерть при встрече с Бестелесным – вот то, о чём нужно знать людям и инопланетным. И вполне хватит для того, чтобы в последний миг своего бытия успеть посетовать на нелепость финала или наложить дерьма в скафандр или штаны – это уж как ваша нервная система отреагирует. Кто о душе задумается, а кто очко рвёт со страху, выбирайте достоинство кончины сами.

   Перламутровые сполохи неслись над гладью воды, которой уже не суждено было обогатить своего первооткрывателя. Человек на ледяном берегу обречённо ждал. Рисковый парень, взявший первый приз и потерявший всё в мгновение ока.

   – Ну, давай… – прошептал он, зачарованно и с невольным восхищением глядя на переливы цвета, стеной встающего выше его собственного роста, – … вот я, твою ж мать, или кто там тебя родил, на, жри…

   Языки сияния замерли перед последним хищным броском. Просто замерли. Сколько так продолжалось, человек не мог сказать – секунды ли, часы ли… Свет Бестелесного стал мягче, утратив яркие краски.

   – Ты кто? – спросил человек, забывая про то, что его голос из переговорного устройства внутри скафандра может слышать только аналитический блок бота. – Что ты такое? Чего хочешь?

   Если бы безымянный спутник был обитаем, то сторонний наблюдатель мог увидеть отблески света, отметившие контуры входа в пещеру подземного ледника, а парой часов позже – фигуру в скафандре, покинувшую пещеру в сопровождении скользящего над грунтом бота.

   Начались работы по заполнению колотыми глыбами льда грузовых лопастей сквида. А очень скоро и сам неприметный типовой сквид, каких существует великое множество, взял курс на обитаемую зону системы Персика – с человеком на борту, наконец избавившимся от скафандра и с наслаждением принимающим ванну в кое-как приспособленной для этого ёмкости из-под смазки для ботов. Впервые в жизни – как он и мечтал, новой.

ГЛАВА 1.

Эви Райт

   Выцветшая и давно требующая обновления голографическая панель за фальшивым окном, выходящим в коридор самой дешёвой части жилого блока одной из обитаемых станций системы Персика, дежурно выдала утреннюю картинку – рассвет над цветущими полями какой-то планеты Пояса Рая. Картинка пришла на смену ночной мгле неизвестной звёздной туманности. Днём панель покажет солнечный пляж и лазурный океан. А вечером, если не закапризничает, запустит стаи птиц над стремительно проваливающимся в бездну заката кровавым солнцем где-то в земной саванне. Аляповато, ярко, дёшево – но девочка по имени Эви не знает других видов за окном, ей всё нравится и никогда не надоедает. Правда, выход в коридор до сих пор озадачивает – как так? Там ведь нет ничего похожего на небо, траву и облака, только стены, указатели направлений движения, шахты воздушных фильтров! Мама, знающая ответ на все вопросы Эви, ничего не может или не хочет пояснить.

   – Просто нет, и всё, – с нажимом отвечает она, собираясь на службу. – Теперь это наш новый дом. Настоящие облака увидим нескоро – или вообще никогда. Привыкай.

   Эви привыкла. Сделать это было не так уж и трудно, потому что с первых дней появления на свет она не могла видеть вокруг себя ничего, кроме сменяющих друг друга рукотворных пространств – кораблей, станций, жилых отсеков. Пейзаж за окном? Выбирать не приходилось – или что-то космическое в иллюминаторе, или голографические имитации солянки из планетарных видов. Эви вместе с мамой нигде не задерживались дольше стандартного календарного полугода. Почему? Таким вопросом девочка пока не задавалась – ей казалось, что так живут все. Откуда ей было знать, что нарастающее страдальческое выражение на лице мамы продиктовано вовсе не неудовольствием в адрес шалостей Эви, а самым настоящим страхом перед чем-то иным? Выражение пропадало на какое-то время – как только совершался переезд, а затем постепенно возвращалось, предвещая Эви быстрый сбор вещей и очередную смену фальшивого пейзажа за окном.

   Мама весь день проводила на службе, чтобы у них с Эви всегда была еда, доступ к базовой медицинской помощи и индивидуальный отсек проживания, пусть даже самый крохотный, но свой, без подселения.

   «Служба» – звучит внушительно, но подробности девчушке ещё неизвестны. Будь у неё какая-никакая компания, кроме обучающих цифровых программ стандартного детского пакета, она бы узнала горькую правду и получила неизбежное прозвище – например, Мусорщица. Мама Эви при новом переезде находит работу с лёгкостью, как самую низкооплачиваемую и неквалифицированную. Она – оператор очистки в технических отсеках обитаемых станций. Говорят, на Земле или в куполах Пояса Рая таким грязным делом занимаются только механизмы, всё давно автоматизировано, а если и есть какой-то оператор, то у него одна функция – сидеть в белом костюмчике и изредка нажимать на символы на сенсорных панелях. А там, где людям необходима, как воздух, работа, без которой они не вытянут баллы исопа, умным машинам делать нечего. Там и в отходах копаются вручную, если надо, проверяя раздельную раскладку мусора по контейнерам…

   Эви ни о чём таком пока не подозревает. В противном случае уже задумалась бы, что делает её утончённая и изящная мама в операторах очистки, вынужденных прочищать канализационный коллектор станции в самых простых защитных костюмах, для которых клининговая компания бесстыдно экономит на воздушных фильтрах!

   Эви пять лет. Её нынешний статус настолько низок, что пора распрощаться с иллюзиями и узнать от матери правду, потому что социального лифта из технических отсеков, забитых отходами, просто не существует. Но – не сегодня. И вообще – никогда. Потому что мама не вернулась со службы даже в тот момент, когда голографическая панель без каких-либо капризов закончила демонстрацию птичьего полёта над закатной саванной.

   – Мама больше не придёт, детка, – сухо сказала молодая женщина, пряча глаза и расставляя перед Эви контейнеры с нехитрым ужином. – Пока мамкиных баллов на жильё и хавчик хватит, я за тобой присмотрю, а там уж социальщики заберут. Или не они заберут, ещё не знаю. Не вздумай реветь, глупышка. И в интернатах люди живут! Я вон тоже там выросла, на попить-поесть зарабатываю, всё путём. А ты и читать уже умеешь, мамка не зря на обучение баллы тратила. Хорошо, что тут не моди в начальстве, а то быстро бы тебя прибрали к детским нейросетям, как си… ой, как ничью.

   Девочка только начинает постигать разницу в стратегиях поведения и укладе жизни доксов и моди. У последних принято за основу такое зыбкое, но устойчивое правило: «Разреши себе всё». Они считают доксов занудами, скованными рамками устаревшей морали. Эви вообще не встречала никого из моди. И тем более не знает, какие факторы удерживают два полюса общества от конфликтов – дело ведь не в том, что человечество столкнулось с таким разнообразием нравственных норм и проявлений культуры цивилизаций, о которых даже не могло подозревать в одиноком бытие на Земле… Спрашивается, почему космические колонии вообще обращают внимание на какую-то там Землю, болтающуюся вокруг своего типичного жёлтого карлика в рукаве Ориона? Почему Земля управляет издалека, где бы колонии не находились? Почему колонии содержат почти лишённую ресурсов и основательно потрёпанную человеческой цивилизацией планету, затем превратившуюся в цветущий сад, населённый гедонистами и бездельниками, не заботящимися о завтрашнем дне?

   Да потому что именно около Земли проходят завершающий цикл производства двигатели межпространственных космических кораблей, позволяющих чуть ли не по щелчку пальцев путешествовать за десятки килопарсеков, так называемые «прыгуны». Прим. авт.: килопарсек – это 3 261,561 световой год. Это ОЧЕНЬ далеко. И для людей – только там. Заканчивается срок эксплуатации – пожалуйте на орбиту исторической родины, теперь это называется «продлять прыгуна», а на жаргоне капитанов космофлота фраза звучит иначе, имея выраженный непечатный подтекст. Не бесплатно. Всё не бесплатно – и стоит львиную долю от любых доходов колоний человечества. На Земле живут избранные. А почему так сложилось, девочке Эви образовательная программа пока что не поведала, это сложно и рановато для пятилетней крохи.

   – Ешь! – грубоватая ладонь Аманды в небрежной, но определённо сочувствующей ласке прошлась по светлым волосам девочки. – Ничего, проживёшь, а может, и без социальщиков обойдёшься. Есть у меня одна мыслишка, что да как. Оставила мамка контакт человечка…

   За последующие годы Эви не раз и не два мыслями возвращалась к этой сцене. Что произошло с матерью? Скорее всего, она погибла, иначе соседка не заикнулась бы о сиротстве. Несчастный случай? Аманда не знала – или не захотела говорить! Мыслишка-то появилась неспроста! Но тогда, в детстве, бесплодное ожидание матери вперемешку со слезами длилось несколько недель, пока соседка не привела с собой его.

   Мужчина. Да какой! В бюджетных жилых отсеках таких не водилось! Первое, что бросилось в глаза девочке, была одежда вошедшего – точнее, то, из чего она была сшита. Это вам не полимерная «немятка-нетленка», в комбинезоны и костюмы из которой одеты все вокруг! Это… знания, почерпнутые из образовательной детской программы, услужливо подсказали: «ткань». Настоящая. Роскошь из натуральных материалов, которую стирают (тратя воду, представляете?!) и даже, возможно, гладят! Тёмная красивая ткань и блестящие пуговицы удлинённого пиджака обитателям простецкого жилья не положены, так ведь? Эви рассмотрела удивительные брюки из подобной же ткани (наверное, этот мужчина не садится весь день, жалко же, вдруг протрутся!) и крайне необычную обувь – такие щегольские высокие ботинки с блестящими голенищами называются «сапоги». А аромат? Что это? Неужели духи? Таких вкусно пахнущих даже у мамы нет, а уж она-то раз в год покупала себе флакончик!

   Наконец девочка обратила внимание и на лицо того, кому принадлежала волшебной красоты одежда. Светловолосый и белокожий мужчина – по виду, гораздо старше мамы, Аманды или её ухажёров. Пожилой, что ли, в программе так рассказывали? Опять же на станции таких нет, вокруг только молодые. Пожилой – значит, богатый, потому что дожить до преклонных лет могут только те, кто не стеснён в средствах и не борется ежедневно за исоп! Смотрит пристально и без улыбки, но не зло. Хотя лицо у него такое… как бы это сказать… ухажёры Аманды могут дать конфетку или подзатыльник – под настроение, а гость… Чего от него ждать?! Он худой и невысокий, а выглядит так, будто может отнять конфетку у любого из парней Аманды, а они дюжие, из рабочих! И подзатыльники раздавал не раз – направо и налево!

   Поддавшись сиюминутному порыву паники, Эви кинулась в коридор, лавируя между гостем и той, что его привела, но манёвр не удался. Аманда перехватила девочку, как следует тряхнула в воспитательных целях, извиняющимся тоном бормоча:

   – Простите, нэго Райт. Девчонка круглыми сутками одна, я ж только кормила и прибирала тут, мне не до игр и развлекухи. Одичала она!

   «Нэго! Кто это?»

   Внешний вид незнакомца получил объяснение – для любого встречного, но не для девочки. Смысл слова Эви узнает чуть позже. Общепринятое искажённое сокращение от почтительного обращения «негоциант». Значит, гость вышел за возможности обычного коммерсанта или даже арматора, став крупной фигурой межгалактической торговли и получив частичку могущества, доступного сильным мира сего. Не зря же есть поговорка про то, что «нэго платит за всё»? Заработок такое растяжимое понятие – от легальной торговли между колониями и планетами разных разумных видов, до самого настоящего пиратства с целью получения выкупа. А пиратством многие негоцианты в самом начале своей карьеры не брезговали. Гость-нэго может себе позволить не то что мять брюки, а менять по нескольку раз в день! Что ему нужно тут, где жестокое слово «нужда» изначально подменило благополучное понятие «достаток»?

   Мужчина присел на корточки, делая знак Аманде отпустить руку вырывающейся девочки. Эви услышала его голос: ободряющий, спокойный, твёрдый – в сопровождении внимательного взгляда светло-серых глаз.

   – Тебя зовут Эви, правильно? Не нужно бояться. Тебе больше нечего тут делать. Мы уходим, понимаешь?

   Стоящая рядом Аманда мелко закивала: мол, дурочка, ты вообще не понимаешь, какое счастье на тебя свалилось?!

   Эви не понимала. Пока.

   – Я никуда не пойду! – всхлипнула она. – Я жду маму!

   Мужчина, которого назвали «нэго Райт», коротко вздохнул, добавив голосу убеждающей искренности:

   – Мама не придёт, Эви. Думаю, ты и сама понимаешь.

   Привычная ежедневная порция детских слёз была на подходе – привычная с тех пор, как понимание превратилось для Эви в осознание. Но сейчас она вовсе не собиралась сдаваться, топнув ногой:

   – Я не верю!

   Пожилой мужчина не рассердился. Только снова вздохнул:

   – Мне можно верить.

   – Почему?!

   – Да потому, что… я твой папа, Эви.

   Если бы в обшивку станции врезался непредсказуемый поток метеоров, как это было в прошлом месяце, девочка испытала бы куда меньший шок. Она искала какой-то механизм сопротивления или неверия услышанному, но впустую. И не потому, что просто хотелось верить – ведь мама утверждала, что папы нет, и они всегда будут только вдвоём! Тогда почему? Из страха одиночества в пустом закутке жилого блока?

   – А где ты был всё это время? – проговорила девочка, всматриваясь в черты испещрённого морщинами, огрубевшего и не проявляющего ярких эмоций мужского лица. – Где?!

   Нэго Райт медленно распрямился, смотря на Эви сверху вниз, а затем – обводя взглядом убогое, бедно обставленное пространство крохотного помещения.

   – Я не подозревал о твоём существовании ещё недавно, – прошептал он, кладя широкую ладонь на золотистую детскую головку. – Прости. Прости меня, Эви.

   Мягкое поглаживающее движение и покаянный шёпот призывали успокоиться. Рука дрогнула, невольно выдавая девочке – возможно, появись нэго Райт на несколько недель раньше, мама находилась сейчас тут? Или они все были бы совершенно в другом месте?

   – Мы немедленно уйдём отсюда, – подтвердил предположение нэго. – Нужно сделать тебе документы, потом у тебя будет красивое платье… какое ты хочешь, ты ведь никогда не носила платьев?.. а потом полетим на океан куда-нибудь в Пояс Рая… куда ты пожелаешь, Эви Райт, и куда позволит мой личный график неотложных дел.

   – Меня зовут Эви Корхо! – выпалила девочка, отстраняясь и называя фамилию матери.

   – Нет, малышка. Это даже не та фамилия, которая могла у тебя быть, – покаянный шёпот превратился во всё тот же уверенный голос, чтобы больше никогда не вернуться ни в разговоре с дочерью, ни тем более с кем-то другим. – Тебя теперь зовут Эви Райт. Моя дочь! Богатая наследница, которой нечего делать в этой паршивой конуре.

   Нэго Райт резко повернулся к пышной Аманде, как будто съёжившейся под его повелительным взором.

   – Твоя помощь оценена по достоинству. Оставляешь тут свои вещи и немедленно покидаешь станцию без процедуры увольнения – и вообще валишь из системы Персика. На всё про всё – стандартный час.

   – Но… нэго Райт, а как же… – забормотала ошарашенная соседка, – я же… я не получила баллы за месяц!

   – Какие баллы, дурочка, – твёрдый голос приобрёл такие острые грани, что ими можно было бы резать закалённое антирадиационное стекло. – Счёт на полмиллиона аквакойнов, личный сквид с командой… Этого хватит, чтоб позабыть о сотне баллов исопа и работе оператора очистки?

   Аманда, бормоча слова благодарности вперемешку с восхищёнными бессвязными выкриками, кинулась вон, даже не глядя на Эви.

   – Как думаешь, – вполголоса заметил усмехающийся нэго, – у неё хватит ума исчезнуть подальше и не сорить деньгами? Ставлю свой новый игл-рэй против самого засранного сквида геологоразведки, что нет. Но – судьбу мы выбираем сами. Запомни это, Эви, и научись разбираться в людях, которые будут тебе полезны. Идём.

   Прим.авт.: Eagle Ray или Орликовый скат, орляк. Крупная и красивая рыба из скатов, а в этом мире будущего – класс космического корабля.

   Девочка засеменила следом, едва поспевая за широкими шагами того, кто вдруг стал её отцом. Слово «деньги» тоже было знакомым, но вызывало смутное недоумение. У мамы, Аманды и её кавалеров – да у всех, кто снимал комнатушки в жилом блоке, – денег практически никогда не было. Их заменяли баллы исопа, которые начислялись и списывались автоматически. Деньги – то, что можно тратить по собственному усмотрению сверх необходимого, как мама – на флакончик духов. Но чтобы сорить? Сколько же должно их быть тогда?! И кто будет прибирать, если деньгами замусорено на полу, бот-уборщик или человек, которому начисляют баллы?

   Не утерпев, девочка задала последний вопрос нэго, и смысл услышанного в ответ смеха доходил до неё постепенно, сопровождаясь новыми и новыми открытиями – кто таков её отец, Данил Райт, и кто теперь она сама. Вокруг галактического негоцианта выстроен целый мир, куда больше того, который был знаком Эви до исчезновения мамы… Знакомство с этим миром началось с роскошного корабля класса игл-рэй, на борт которого не нужно было выстаивать длинную многочасовую очередь для того, чтобы пройти нудное взвешивание багажа, санитарный и таможенный досмотр.

   Никто не посмел бросить косой взгляд на худенькую маленькую девочку в комбинезоне из немятки-нетленки, потому что на неё моментально распространилась часть ауры, составлявшей защитную броню репутации нэго Райта. Теперь девочку не могли небрежно окликнуть по имени или крикнуть «эй, ты!», к ней надлежало обращаться вежливо, как к значимому гражданину Федерации, а не обитателю дешёвых отсеков, Эви стала полноправным цивитано. Прим. авт.: гражданин, (эсперанто). В школе автор посещала кружок эсперанто, настало время вспомнить этот замечательный искусственный язык. Аура Райта внушала уважение, почтение, страх, восхищение, зависть и многие другие эмоции и чувства, которые окружают весомые во всех смыслах фигуры – от бизнесменов до политиков. В тени ауры предстояло расти и взрослеть девочке по имени Эви. Как же тут учиться разбираться в людях, если ты скрыта в тени – по-прежнему, как будто всегда оставалась одна в той самой «паршивой конуре», из которой забрал нэго, а причина имелась… Люди, тратящие большие деньги по своему усмотрению, всегда в центре внимания, но кое-кто из них предпочитает не афишировать многие стороны своей жизни, тщательно укрывая их от посторонних глаз.

   Таким был и Данил Райт – то есть, когда он стал нэго Данилом Райтом. Кем он был до этого? Какое имя носил? Большой вопрос, на который никто толком не мог ответить. Взлёт его благосостояния, вроде как, начался полвека назад с разработки запасов воды на обледеневшем спутнике на задворках системы Персика, а затем из ниоткуда возникла куча доходных проектов: собственный торговый флот, участие в программе ускоренного терраформирования единственной пригодной для жизни планеты со стабильным магнитным полем и приемлемой атмосферой (её ведь так и назвали, Уника, как единственную), какие-то тёмные полулегальные дела по поиску и продаже артефактов исчезнувших цивилизаций, и многое другое. Прим. авт.: автор термина – писатель Джек Уильямсон (опубл.1942 г.), терраформирование предполагает преобразование среды других планет под земные условия обитания.

   Разработка водных запасов дала мощный толчок не только терраформированию, но и развитию всей инфраструктуры Колонии Персика, а Данил Райт (по приблизительным подсчётам) сколотил немалое состояние, которое вошло в пятёрку самых крупных в планетарной системе и некоторых принадлежащих людям окрестностях.

   Но при этом Данил казался закрытой фигурой – и для правительства Колонии, и для деловых партнёров по всей Федерации, а что уж говорить о простых смертных… Райт не был замечен в приобретении недвижимости ни на спешно обживаемой Унике, ни в других местах. Его домом оставался игл-рэй, имеющий зарегистрированное в галактическом реестре собственное имя, так гармонирующее с внешней отделкой: «Аргенто» Прим. авт.: от «argentum», серебро; да и сколько времени точно проводил Данил в так называемом доме, не мог сказать никто, включая подрастающую дочь, которая видела отца в лучшем случае раз в два – три месяца.

   Кстати, о дочери. Рядом с Эви Райт теперь не было никого из прежней жизни – ни матери, ни хотя бы Аманды, чтобы подтвердить: для бывшей девочки из нищего жилого блока одна изоляция сменилась на другую. Эта новая изоляция была комфортной и удобной, с теми самыми красивыми платьями, периодическими визитами на курорты планет Пояса Рая, возможностями для развития и образования, личным элегантным шеллом по достижении пятнадцатилетия и многим другим.

   Но…

   Этих «но» было немало тоже! В дополнение к крайне скупым фразам пояснений, данных нэго Райтом! И всегда – с присказкой «разговор окончен!», выданной безапелляционным тоном!

   Минимум личных контактов.

   – Голографического присутствия в лучших школах и колледжах вполне достаточно. Меньше круг общения – меньше проблем. Меньше подруг – меньше сплетен. Меньше мужчин в твоей постели – меньше предателей. Разговор окончен, Эви.

   Ноль самостоятельных вылетов.

   – Ограничение установлено до совершеннолетия. До того времени ты будешь покидать «Аргенто» только с охраной или в моём присутствии. Разговор окончен.

   Оттягивание вступления в дееспособное совершеннолетие, которое могло состояться в пятнадцатилетнем возрасте, если бы Эви оставалась обитательницей дешёвых отсеков, вынужденной зарабатывать баллы исопа как можно раньше.

   – До двадцати трёх лет даже не мечтай. Ты останешься рядом со мной до этого возраста, а дальше делай что хочешь. Разговор окончен.

   Отсутствие самостоятельного управления собственными же финансами.

   – Деньги? Просто тыкай пальчиком в сенсорных каталогах во что угодно, а мне будут приходить счета. Я уже говорил про твоё совершеннолетие. Тогда и будешь тратить сама. Сейчас разговор окончен.

   Никаких личных «хотелок» в плане второй ступени образования и возможного рода занятий.

   – Тебе ни к чему вникать в торговый бизнес или что-то подобное. Не женское дело. Специальность? Ты должна в совершенстве освоить сонификацию и смежные науки вроде дата-сайнса, интересуют они тебя сейчас или нет. Разговор окончен.

   Прим. авт.: сонификация - звуковое отображение информации (в самом упрощённом определении).

   Никаких вопросов о прошлом самого Райта или Эллен Корхо – так звали мать Эви.

   – Тебе зачем? Что это изменит? – в ответ на такие вопросы дочери голос нэго Райта порой покрывался инеем раздражения, а продолжение могло быть весьма разным, как-то: – Я видел твою мать единожды, когда надрался и отымел по случаю. Родители прокляли её и выгнали из дому. Ты упрёк моей проснувшейся совести, вот и отыскал, ясно?! Разговор окончен…

   В другой раз ответ о матери мог быть иным, полном сентиментального вранья о прерванной любви. Выводы? При всей замкнутости и ограниченности выстроенного вокруг неё мирка Эви Райт ограниченной не была. Выводы она делала быстро, а лидировал среди них один – Данил Райт от кого-то прятал собственную дочь, как делала это в своё время утончённая красавица Эллен Корхо, каждые полгода менявшая место жительства на обитаемых станциях и не гнушавшаяся чисткой канализационных стоков. С той лишь разницей, что возможностей для защиты у нэго куда больше, чем у оператора очистки.

   Мать Эви действительно была красавицей, и часть её очарования досталась взрослеющей и быстро расцветающей девушке, черты лица которой даже не намекали о каком-то сходстве с Данилом. Разве что средний рост, тонкокостное телосложение да светлые волосы с редким песочным оттенком можно было назвать «семейными». У Эллен были такие же, Эви помнила прекрасно. Почему оттенок именовался редким? Такой песок, с заметными бежево-жемчужными вкраплениями, можно встретить только на одной планете Пояса Рая, она и из космоса выглядит приветливо-нежно-бежевой, оттенённой отдельными «прядями» песочных высохших рек. Тайри. Прекрасная, но давно мёртвая планета, принадлежащая ранее какой-то исчезнувшей слабо развитой цивилизации, а затем вошедшая в число объектов галактической собственности Земли. Цвет волос «под Тайри» быстро вклинился в моду, но даже умельцам генетической пластики, моди, так и не удалось получить его рекомбинантным путём. В человеческой популяции внешний признак стал результатом случайной мутации, проявившейся у колонистов дальних секторов рукавов галактики.

   Мягкий и женственный овал лица Эви в сочетании с прекрасной кожей и немного округлым и выпуклым лбом, выразительный взгляд светло-зелёных глаз под приподнятыми бровями с заметным, дугой, изгибом – как у любознательного ребёнка, аккуратно вздёрнутый изящный нос и чёткого контура яркие пухлые губы – всё это никак не напоминало чёрство-мраморную лепку лица нэго Райта. Покладистый, ровный нрав девушки, лишённый вспышек ярости или эмоциональных всплесков, тоже нельзя было назвать отцовским наследством. Благодаря такой манере поведения рассудительная, вдумчивая и спокойная Эви, просиживающая иногда сутки напролёт в студии сонификации, часто казалась существенно старше своих лет тем, кто видел её впервые. Райт же порой несдержанно вёл себя с окружающими, и гасить эти взрывы ярости с годами становилось всё труднее, как будто негоциант стремился исчерпать до дна запас отпущенного ему природой гнева. Гнев никогда не касался одного-единственного существа – Эви.

   Данил не особо-то баловал дочь, как это сплошь и рядом случалось в состоятельных семьях, к членам которых при встрече нужно начинать обращение только с почтительного «цивитано». Эви прекрасно знала, откуда берётся на космических станциях знакомая по раннему детству и давно не употребляемая еда – источником была белковая масса «инсекто», обогащённая синтетическими витаминами, вкусовыми добавками, коктейлем жизненно важных минералов и аминокислот, вытяжкой из особых видов водорослей. Название говорило само за себя. Прим. авт.: совершенно реальный прогноз. Думаю, вы догадались, что источник протеина – насекомые. Раз в три-четыре месяца девочке с сопровождающими приходилось посещать разные отсеки космических станций – от люксовых уровней до полунищенских клетушек, с которых начинался её жизненный путь. И никто не скрывал от неё, что свежие овощи и зелень произрастают в агрокомплексах на субстратах замкнутого цикла не только на отходах жизнедеятельности, но и на сублиматах праха тех, кто умер по естественным причинам или был утилизирован из-за ушедшего в минуса исопа.

   Как-то в школе старшей ступени Эви поделилась этими знаниями с подругами – во время очередного визита на одну из планет Пояса Рая. Ну, что сказать… Их количество несколько сократилось – не знаний, а подруг. Некоторые из родителей девочек были шокированы и запретили своим чадам общаться с дочерью нэго Райта:

   – Вот оно и видно, что без роду-племени!

   Новая пища для размышлений девочки. С одной стороны, отец не давал интересоваться его торговым бизнесом, жёстко дозировал контакты и контролировал действия дочери. С другой – не давал забыть о неприглядной стороне жизни космических колоний, ставшей повседневной реальностью. Странный диссонанс поведения указывал то ли на противоречия натуры, то ли на что-то ещё. Но на что?..

   А потом в мирок этой странной семьи проникло и второе существо, появлению которого двадцатилетняя дочь нэго была очень и очень рада, даже не подозревая о том, что появление станет началом конца прежней жизни – во всех смыслах.

ГЛАВА 2.

Отцовская воля

   Эви сняла изолирующие наушники, с трудом отрывая внимание от точечных изменений в массиве полученных данных. Раз в месяц она участвовала в глобальной удалённой сессии дата-сайентистов, пока как перспективная студентка-юниор, тренирующаяся на сегменте продажи малоценных ресурсов, безболезненно выделенном нэго Райтом дочери «для баловства». Прим. авт.: в настоящее время это название профессии специалиста, который оперирует методами науки о данных для обработки больших объёмов информации, как минимум, выявляет в них закономерности и прогнозирует будущие значения. Дата-сайнс предполагает и обучение нейросетей. Математики, линейной алгебры и теории вероятности было для этого в корне недостаточно. Эви, по замыслу отца, да и по своим (невольно привитым благодаря отсутствию выбора) интересам должна была в перспективе работать не в простом дата-сайнсе, а в сопряжённом с сонификацией. Визуальную информацию и стройные ряды цифр ей приходилось переводить в звук, идеально подходящий для распознавания разумными расами любых неустойчивых и изменчивых характеристик. Вот так.

   Вселенная на самом деле полна звуков, хотя многие из них существуют только в воображении… Когда человеческий Большой космос расширился в плане контактов и общения, стало ясно, что цвета, размеры, текстуры и формы могут не давать подлинного представления о природе вещей, чтобы хотя бы мало-мальски понять друг друга при разнице в анатомии, физиологии и культурном коде… Средством понимания во многом стал именно звук, не говоря уж о том, что он изначально позволяет интерпретировать больше информации, нежели зрение. А какие возможности для понимания искусства сулила сонификация! Как передать красоту загадочных предметов с разных планет, если не можешь осознать их предназначение? Эви иногда озвучивала произведения искусства или артефакты исчезнувших цивилизаций – по заданию отца, для аукционов и адресных продаж, и получалось неплохо.

   Сейчас девушке пришлось оторваться и от виртуального пульта, рассыпавшегося в воздухе студии на точечные голографические фрагменты – сразу, как только раскрылась герметичная створка входа.

   – Отец!

   На пороге возникла слегка ссутулившаяся, сухощавая нервная фигура Данила Райта, который на сей раз не появлялся на борту своего игл-рэя не менее шести месяцев.

   – Похорошела! – коротко констатировал Райт, привычно-холодным движением принимая и тут же быстро пресекая дочерние объятия. – Знаю, и без доклада Моэ знаю, ты большая умничка.

   Гиллаан Моэ, пятидесятилетний полукровка от недавно ещё модной пары землянки и линесийца (коренные жители планеты Линеса являлись единственной расой, дающей жизнеспособное потомство при скрещивании с человеком), был правой рукой Райта в отсутствии такового на борту «Аргенто». Пилот, приказчик, юрист, распорядитель, нянька для Эви, да кто угодно! Внешне неуклюжий, с несообразно длинными конечностями, дребезжащим голосом и грубоватыми чертами лица, Гиллаан производил ложное впечатление недалёкого растяпы. Но только производил, ибо на самом деле соображал, двигался и даже расправлялся с неугодными куда быстрее, чем окружающие успевали моргнуть глазом. Союз его родителей, как и прочие аналогичные пары, действительно не имел будущего, а потому земляне и линесийцы прошли пик моды на браки и всё реже такие пары образовывали – биология Вселенной восстала против...

   Когда-то, в эпоху робкого приближения к замочной скважине космоса, человечество пристально приглядывалось к тройной звёздной системе в созвездии Скорпиона – одна из тамошних мезопланет намекала на существование жизни. Прим. авт.: класс М по классификации жизнепригодности, планеты с умеренной температурой (от 0 до + 50С), на которых возможно существование и развитие сложных форм жизни. У звезды Глизе 667 в созвездии Скорпиона такая планета действительно имеется, пока что расценивается как возможная мезопланета.

   Оказалось, что присутствие развитой разумной расы на этой планете, недалеко от центра Млечного Пути – не намёк, а реальный факт, а линесийцы по массе параметров, от анатомии до психологии, очень и очень схожи с людьми – большая редкость для обитаемой Вселенной. Увы! Гибриды старели гораздо быстрее, чем генетически чистые представители своих видов, имевших идентичное количество пар хромосом, и были стерильны. А Гиллаан – или просто Гил, как привыкла называть его Эви, – жил старым холостяком, отвлекаясь на редкие минутные интрижки, и в отсутствие возможности завести собственных детей обрушил на дочь патрона все мыслимые запасы любви, беспокойства и отцовского контроля тоже.

   – С такой наседкой я за тебя спокоен! – полушутя-полусерьёзно говорил Райт дочери, которая к семи годам в совершенстве освоила певучий линесийский язык своей няньки, язык, на девяносто процентов состоящий из одних гласных звуков.

   «Наседка» был ещё и образцовым телохранителем, и воспитателем. Как Гил при колоссальной занятости ухитрялся находить для девочки массу свободного времени, оставалось загадкой. Он держал в своей несообразно большой голове всё: от расписания занятий Эви до меняющихся с возрастом предпочтений в еде, одежде и развлечениях. Именно Гил чутко улавливал изменения психики подросткового периода и пробуждающейся женской натуры взрослеющей девочки, направляя их в то русло, которое должна была отслеживать мать… Не будь этого грамотного, пусть и по-мужски топорного, контроля, Эви, при вынужденной изоляции в личных контактах со сверстниками, рано или поздно кинулась бы в разгул нейросетевых оргий, при финансовом достатке доступных игрокам и даже простым участникам на максимально высоких уровнях сенсорики.

   Кстати, кроме Моэ, нэго не терпел в своём штате никого из инопланетных. Только людей. Поэтому его степень доверия к Гилу сложно было не заметить или переоценить.

   Было время, когда Эви, отчаявшаяся получить ответы от отца, регулярно нападала на Моэ с расспросами или даже требованиями предоставить ей чуть больше независимости, чем привычный комфортабельный мирок «Аргенто», удалённая учёба или же редкие визиты «хоть куда-нибудь» – от гигантских куполов временных поселений и стремительно растущих агроценозов Уники в системе Персика до экзотических курортов планет Пояса Рая.

   – Безвестно, девочка, – часто отвечал Моэ, употребляя пристойный линесийский аналог человеческого выражения о мужском органе, который должен много знать в тех случаях, когда окружающие умы не в силах предложить разгадку. – Я понятия не имею, кто была твоя мать и почему твой отец не согласен отпустить тебя жить самостоятельно. Может, он всего лишь землянин-докс, верящий в добрые приметы насчёт позднего совершеннолетия детей. Нэго Райт сообщает окружающим – в том числе и мне! – лишь то, что считает нужным, действует аналогично. Я знаю его всего на пяток лет больше, чем тебя.

   Эви в очередной раз оставалась ни с чем. Казалось, что ледяная броня, окружающая прошлое и даже настоящее Данила Райта, непрошибаема. Но именно в этот раз свежая корка ледника дала трещину, демонстрируя то, что насущное человеческое из разряда чувств всемогущему нэго не чуждо…

   – Знаю-знаю, что ты хочешь, – улыбнулся он одними уголками губ, машинально приглаживая полностью поседевшие волосы. – Сегодня же бросаешь все дела, мы летим в Пояс Рая. Втроём. Настало время тебя познакомить кое с кем. Ты сетовала на одиночество – так дадим тебе компанию.

   Осторожному удивлению Эви не было предела. Конечно, она знала, что у отца были многочисленные связи с женщинами, но ни одна из них не задерживалась рядом надолго. Настоящим же сюрпризом стал… брак, и негоциант поставил Эви перед фактом, поскольку необходимые формальности к его возвращению на «Аргенто» уже были завершены. Супругой восьмидесятилетнего Данила стала не кто-нибудь, а юная представительница одной из тридцати восьми прасемей – тех, кому сейчас на законных основаниях принадлежала Земля, совместный патент на начинку «прыгунов» и немалый процент с доходов Федерации.

   Прасемья Ямомото выдала замуж младшую из своих дочерей, Аими, за мужчину с покрытым мраком неизвестности прошлым и отсутствием планетарной недвижимости в любой пригодной для проживания зоне освоенного космоса?.. Захотели породниться?! Да, мужчина отнюдь не беден, а четырёхкратная разница в возрасте при своевременно задействованных медицинских технологиях – такая глупость, но… Что-то тут нечисто! В брачном контракте даже был оговорен пункт о том, что рождение детей в браке Райт-Ямомото исключается, ибо наследница у нэго только одна! Осторожно удивляться могла разве что деликатная Эви, а молчать – знающий своё место Гиллаан, вышколенная команда и персонал «Аргенто», постоянно обновляемая навигационная нейросеть корабля да безгласные боты. Все прочие представители человечества, раскиданные по космосу в разном степени удалении от Земли, перетирали слухи на протяжении двух с половиной лет – по мере того, как новости добирались до связанных межпространственными переходами колоний.

   Почему именно такой срок? Новости в виде угасших малоинтересных слухов о странном браке понеслись бы и дальше, но им на смену пришли новые. Куда более яркие и пикантные с точки зрения любого обывателя…

   Звонкий смех двух голосов прокатился по кают-гостиной «Аргенто». Относительно негромкий, сдержанный и сейчас – несколько смущённый, принадлежал Эви. Второй, куда более характерный, заливистый и темпераментный, чётко обозначал присутствие Аими.

   – Я так и не научилась есть с помощь хаси! – посетовала дочь нэго, которая только что упустила несколько нитей лапши-сомен из упомянутого столового прибора и расплескала соус.

   Прим.авт.: хаси – японское название палочек для еды.

   Карие глаза юной мачехи сощурились в мнимом осуждении, а затем тонкие пальчики, до этого момента ловко удерживающие палочки, неуловимо и явно намеренно дёрнулись – и лапша в изобилии полетела и на скатерть, и на обтянутые узким подолом дорогого платья колени.

   – Да я, представь себе, тоже! – прыснула в кулак японка, небрежным жестом подзывая бота-уборщика под возобновившийся обоюдный смех. – Вилка с ложкой надёжнее!

   Аими не умела скучать. Её имя и скука были просто несовместимы. Вот и сегодня, за обедом, она втянула падчерицу в старинную кулинарную японскую забаву, «нагаши сомен». Из длинного бамбукового жёлоба, наполненного бульоном, надлежало очень быстро вылавливать тонкую нежную лапшу, обмакивать в соус и так же быстро отправлять в рот. Баловство закончилось густо забрызганной соусом скатертью и испорченным платьем из натурального шёлка.

   Почтительная и молчаливая в присутствии нэго, наедине с падчерицей или кем-то ещё мачеха Эви не скупилась на улыбки, остроты и смех, она умела ободрить и поддержать даже не словом, а мимолётно брошенным взглядом. Да и вообще, у любого встречного быстро складывалось ощущение, что темноволосая красавица с фарфоровой кожей и изысканными манерами – лучшая подруга. Деловые партнёры Райта, будь то холостые или женатые, не раз вздыхали, что более милое существо сложно себе представить. Такого же мнения были и немногочисленные подруги Эви, личные встречи с которыми не стали чаще. Сама девушка, ровесница жены отца, очень быстро начала думать так же, разделяя мнение всех вокруг, для другого просто не имелось оснований! Аими ворвалась в замкнутое пространство «Аргенто» и семьи Райт как традиционный японский фейерверк – и озарила всех лучами обаяния.

   Данил Райт никогда не выказывал по отношению к жене никакого видимого предпочтения перед дочерью, хотя до последней не могли не дойти сплетни в виде шепотков о «старом дураке». Назвать Райта старым прилюдно вряд ли повернулся бы язык у кого угодно, а уж на «дурака» могло бы последовать куда более резкое действие, чем ответная реплика. Хватки нэго не терял – всё та же быстрота реакции, живой блеск глаз, широкая быстрая поступь и твёрдый голос. Как будто вырезанные на волевом лице морщины казались каменными складками какой-то горной породы, незыблемой и устойчивой ко всем стихиям.

   Для Эви два года рядом с той, кто действительно стала подругой, пролетели быстро и не без пользы – рядышком оказался образчик женственности, которому хотелось подражать в лучшем смысле! Поначалу удивляло и смущало потрясающее невежество Аими именно в плане элементарных знаний о мире, но затем девушка приняла мачеху такой, как та была – очаровательной в квинтэссенции детской непосредственности в сочетании с поведением взрослой опытной женщины.

   – Зачем же мне было учиться? – смеялась японка, подмигивая падчерице и честно признавая превосходство той в науках. – Я не знаю, что болтают в Большом Космосе о прасемьях. Главное, что мы от рождения защищены от необходимости жить по исопу. Это правда! Твой отец, Данил-сан, заработал столько, чтоб стать нэго, не задумывающимся о ежедневных тратах. Один из моих старших братьев тоже скоро будет нэго, но для этого он сам не положил на свой смартсчёт ни здешнего аквакойна, ни земного монеро. Прим. авт.: монета (эсперанто). Ему от рождения было назначено такое содержание, что…

   Тонкие белые руки взметнулись, изображая несметные богатства жестом, полным точного сарказма. Супруга нэго Райта не имела никаких дипломов – но обладала метким и порой беззастенчиво направленным на свою касту юмором. Знала ли она все нюансы статуса земных прасемей – большой вопрос… Эви казалась чуть старше жены отца не только из-за строгости и «учёности», как порой посмеивалась японка. Календарный возраст обеих был идентичен, но в сутках на Земле классические двадцать четыре часа, а в Большом Космосе – двадцать пять, и складываются они в годы.

   Аими не мешало отсутствие высшего образования. Красавица вряд ли бы смогла найти на карте Млечного Пути локацию Земли, откуда привёз её Райт, зато часами увлекательно говорила о развлечениях золотой молодёжи из прасемей. Она не получала за пределами ступени старшей школы профессию и морщила свой изящный носик, когда Эви пыталась рассказать о программе освоения дата-сайнса и сонификации на выпускном курсе Академии.

   – Милая, да ведь какой бред! – вздыхала Аими, продуманным плавным движением рассыпая по плечам длинные шелковистые пряди волос так, что казалось, даже многочисленные отражения в зеркальных панелях стен кают-гостиной излучали томительную сексуальность. – Ты должна думать не об этом. Цифры, звуки… Ерунда! Скоро тебе исполнится двадцать три года – и чем ты тогда зацепишь мужчину, кроме свалившихся на голову денег отца?!

   – Я и не думала о таком, – Эви поспешно опустила взгляд. – У меня мало возможностей для общения. Пара свиданий в присутствии охранников или Гила в барах Пояса Рая – и все парни вежливо прикрывают своё бегство. Кому это понравится?

   Аими прищёлкнула пальцами и смешно цокнула языком. Даже такой пренебрежительный звук привлекал, он срывался с её нежных алых губ сладкой музыкой. Эви попробовала цокнуть так же, смешно-то вышло, а вкусно – не особо.

   – Эй-ой, чем всё это заканчивается? Одиноким ночным бдением в твоей ванной комнате, в шлеме сенсофона! Ты хоть дверь закрывай в каюту, когда хочешь расслабиться! И помни, – мачеха понизила голос до сладкого шёпота, а на дне зрачков её прелестных карих глаз заплясали шаловливые огоньки, – сенсофон – это ведь не мужчина. С мужчиной всё будет не так, как даже с полной сенсорной имитацией из нейросетей… Ты пройдёшь всё с нуля, от боли до наслаждения, от робкого сопротивления язычка при поцелуе до бесстыдно пылающей жаром кожи бёдер. Не красней, Эви-тян. Прим. авт.: «тян» в японском языке представляет собой суффикс к имени собеседника, обозначающий младшего члена семьи или маленькую девочку. Слишком долго твоим воспитанием занимался Моэ-сан, твоя невинность зашкаливает при естественной и сдерживаемой тяге к извечному женскому предназначению. Данил-сан тоже упустил этот момент. А ведь когда придёт время, вспомни мои слова – и…

   Неизвестно, куда бы завела беседа густо порозовевшую Эви, если бы не вмешался стюард, громогласно объявивший о прибытии нэго Райта. Жена и дочь не видели его месяц – а потому все задушевные разговоры были свёрнуты и уступили место радостной суете, не стихавшей на протяжении последующих нескольких дней. Данил проводил с дочерью чуть больше времени, чем уделял обычно при возвращении из деловых вылетов, и внешне даже никак не отреагировал на то, что Эви не успела выполнить его предыдущее задание – подобрать идеальную «продающую» озвучку для роскошного и грубого комплекта каких-то древних украшений, поднятых из археологического раскопа на Тайри. Зная манеру нэго добиваться своего и требовать результатов от любого из окружения, можно было предположить, что он выскажет дочери неудовольствие.

   – Забудь, – махнул рукой Райт. – Не вышло, и чёрная дыра с ним.

   Дочь благодарно улыбнулась, прижимаясь щекой к тыльной стороне кисти отцовской руки. Другую руку нежно приложила к своей груди Аими, чьи потемневшие глаза сияли влажным блеском, обещая наслаждение наедине, ночью… В обществе своих любимых «девочек» нестареющий энергичный нэго провёл самый последний вечер, когда Эви – да и кто-либо другой вообще! – видела его живым. Этой ночью Данил Райт заснул, чтобы не проснуться.

***

Пятиместный шустрый каранкс готовился к посадке. Грузоподъёмностью он не отличался, да это было и не нужно. Прим. авт.: каранкс - морская лучепёрая рыбка из семейства ставридовых, а здесь – класс космического челнока. Печальный груз представлял собой погребальную каменную урну с прахом, а пассажиров в рубке каранкса находилось всего лишь трое: две женщины и личный телохранитель одной из них.

   – Ты поведёшь, Эви? Сможешь? – спросила Аими перед стартом, шмыгая носом и не выпуская из рук пачки бумажных салфеток.

   Она кивнула в сторону своего телохранителя с едва заметным раздражением.

   – Вечно он сажает челнок так, как будто кидает камень в воду… Или лучше пусть будет Моэ-сан?

   – Нет. Я поведу, – прозвучал осознанный ответ. – Гил неважно себя чувствует, к тому же, под его управлением сейчас «Аргенто». Пусть остаётся.

   Гиллаан действительно сильно сдал за последние месяцы, и, по всем документам ещё не выйдя за черту общепринятой молодости, выглядел куда хуже, чем его внезапно почивший патрон, бывший не только покровителем и благодетелем, но и другом. Медицинские ухищрения были бессильны против природы, не видящей в гибридах людей и инопланетных никакой пользы. Гил стремительно старел, и Эви с болью в душе признавала – скоро она может потерять и его… С жалостью глядя на полностью деморализованную Аими, дочь Райта держалась более чем достойно, хотя часть этого сдержанного достоинства была напускной и стоила немалых сил, ибо маскировала растерянность.

   Причина оной крылась в недавнем посещении Главного таун-купола на Унике – в планетарной столице, которой пока не подобрали название, но всё указывало на то, что она скоро сможет носить имя Данила Райта. Человека, внёсшего огромный безвозмездный вклад в терраформирование планеты и строительство городов в частности. И снова злые языки шептали за спиной Эви, что в обмен на такую благотворительность Правительство колонии Персика многие годы закрывало глаза на тёмные делишки нэго и прикрывало его в нужный момент перед полицейскими и налоговыми ищейками Федерации. Впрочем, шипение завистников никогда не задевало Райта – и почему бы сейчас должно было затронуть его дочь?

   По всем законам Эви ещё не вступила в возраст дееспособности, назначенный отцом, до совершеннолетия девушке оставалось около полугода. Она прибыла на Унику с мачехой, но выслушать волю покойного в Юридической Палате обязана была в одиночестве, потому как задолго до смерти Данил объявил дочь единственной наследницей. Поднимаясь по гладким мраморным ступеням строгого в простоте и величественного по замыслу архитектора здания, и на ходу снимая дыхательную маску (воздух Главного таун-купола был недостаточно обогащён кислородом), Эви думала о том, что первейший долг – финансово позаботиться о тех, кто был рядом с её отцом. И неважно, какой промежуток времени! Гиллаан, Аими, команда «Аргенто» и многие другие, чьё благосостояние целиком зависело от нэго Райта.

   Это даже не десятки, а сотни человек… И самые малообеспеченные из них нуждаются в регулярном пополнении счетов исопа. Нужно будет продлить контракты тем, кто пожелает остаться.

   – Цивитано Эви Райт? – вежливо кивнул почтительно склонившийся представитель Юридической Палаты, явившийся для оглашения завещания покойного в сопровождении бота-регистратора. – Ваш отец навестил Унику в прошлом году. Для вас есть два документа с ДНК-подписью цивитано Данила Райта. Более поздний касается распоряжения относительно места упокоения, а ранний… Прошу вас, ознакомьтесь.

   Место упокоения праха после кремации нэго назначил более чем неожиданно. Эви была уверена, что таковым станет Уника или даже Тайри, где недавно был выделен значительный участок для состоятельных, значимых цивитано Федерации. Но оказалось, что для печальной цели отец приобрёл… целый планетоид со стационарной орбитой, да не в системе Персика, а у Проксимы Центавра. Ближайшая к Земле звезда, где не было ни одной обитаемой планеты, зато имелась крупнейшая колония под управлением олигархии моди!

   – Странный выбор, цивитано Райт, – представитель Юридической Палаты снова поклонился и закончил запись чтения первого документа. – Но такова воля вашего отца, хоть он и был доксом до мозга костей… Возможно, вам удастся получить разрешение, чтобы посмотреть Землю лично. До Солнечной системы рукой подать, почему бы не воспользоваться?

   Юрист намекал на свежие родственные связи с прасемьёй Ямомото, а Эви даже не сомневалась, что для падчерицы Аими получит такое разрешение после продления «прыгуна» игл-рэя в космическом орбитальном комплексе… Мысль не оформилась до конца, потому что началось чтение второго документа, и…

   Растерянно хлопал ресницами юрист. Молчаливо сверкал дисплеем бот-регистратор. Перед глазами Эви прыгали два слова, написанные электронным пером в недрогнувшей руке отца. ДНК-штамп заверял подпись. Два слова завещания – и больше ничего. Там нечего было читать и тем более – записывать в память регистратора.

   Два слова – и даже без восклицательного знака!

   ТЫ СПРАВИШЬСЯ

   – Ох… – клерк Палаты нервно сглотнул и оттянул пальцем ворот форменного серого кителя. – Да чтоб мне век не видеть неба! Вот так отцовская воля… Вы пока что несовершеннолетняя, цивитано. Но даже будь так… Не представляю, как сейчас придётся разбираться с активами нэго Райта, где, что…

   Действительно, хуже ситуации не придумать. На лице юриста читалось яснее ясного: тот считает почившего нэго выжившим из ума богатеем с причудами. Или… негоциант был не в ладах с дочерью и решил вот так нехорошо пошутить? Кто их знает, богачей. Цивитано Аими Райт заподозрить в манипуляциях с настроением супруга трудно – вдова и так не получала ничего, а тут и вовсе лишалась назначения содержания от падчерицы в ближайшее время… Да и зачем ей наследство, она же из прасемьи? Или… Глаза юриста забегали в паническом и пикантном предположении о том, что Данил Райт – банкрот?!

   Эви вытерла повлажневшую ладонь о ткань подола траурного платья.

   – Я разберусь, – просто сказала она, хотя на душе немилосердно скребли гигантские когти сорранских химер.

   Она рассчитывала на помощь Гила и те собственные финансы, в которых чётко ориентировалась и через несколько месяцев могла распоряжаться с полным правом. Нужно было понимать – сейчас попрут всякого рода просители, а может быть, реальные или мнимые кредиторы. «Что ты хотел сказать, папа?» – с грустью думала девушка, прижимаясь горячим лбом к холодному мрамору каменной урны, полученной в церемониальном зале прощания.

   И вот теперь, тревожный, беспокойный и трудный месяц спустя, вместе с исхудавшей и так и не оправившейся от удара судьбы Аими, Эви почти спокойно вела каранкс к планетоиду с номерным шифром вместо названия. Точнее, вела одна Эви – от борта «Аргенто» до финальной точки пути нэго Райта, оставившего после себя массу загадок, на которые так и не нашёлся ответ. Мачеха была не в состоянии что-либо делать и только мешала бестолковыми советами при управлении челноком, так что девушка начала беспокоиться за её душевное здоровье. После короткой церемонии захоронения урны на предварительно подготовленной ботом площадке планетоида надлежало взять курс к Земле, уже на «Аргенто». Продлить «прыгуна», дабы в перспективе от него зарядить все двигатели сопряжённых с игл-рэем судов небольшого флота, а потом – кто знает? – посетить Землю, о которой Эви так много слышала…

   – Не сомневайся! – темноволосая Аими, прекрасная и в горе своего вдовства, поцеловала девушку в висок. – Разрешение будет, или я не урождённая Ямомото?!

   А через три дня каранкс вдовы Райта разбился при заходе на посадку на Луну, спутник Земли, где у Аими была назначена встреча для оформления разрешения – для начала, карантинных бумаг гостей. На Землю просто так никого не пустят, тут с визитёрами строго… На месте катастрофы осталась семиметровая воронка, означавшая две вещи. Первая – искать останки Аими Райт и её телохранителя совершенно бесполезно, там всё разметало в пыль. Невредимым остался только пульт управления рубки и несколько фрагментов двигателя. Вторая – размах и характер разрушений указывали на применение взрывного устройства.

   Эви не успела опомниться от страшной новости. Не прошло и нескольких часов, как на борт «Аргенто» пожаловал полицейский комиссар Федерации, да не один…

   – Цивитано Эви Райт? – вежливо, но очень холодно уточнил комиссар, без намёка на почтение, какое некогда проявил клерк Юридической Палаты на Унике. – Вот постановление на обыск вашего игл-рэя. Вот второе постановление – о вашем аресте, по воле Судебной Палаты прасемей Земли. Вы подозреваетесь в убийстве Аими Райт-Ямомото и её личного телохранителя.

ГЛАВА 3.

Приговор

   – Я вытащу тебя отсюда. Любой ценой вытащу, клянусь святыми первопроходцами! – скрипнул зубами Гил, яростно встряхивая своей большой головой так, что казалось, вот-вот отлетят остатки когда-то буйных кудрей, превратившихся в редкую седую поросль.

   Скрип зубов скорее угадывался, чем был реально слышен, потому что последнее свидание с приговорённой к децеребрализации Эви Райт, разрешённое Судебной Палатой прасемей, было удалённым, голографическим, как и многие другие события, касающиеся короткого, скандального, яркого и одновременно – такого мутно-грязного судебного процесса. Разумеется, происходил он не на Земле, имеющей статус патрио-планеты человеческой цивилизации, а потому установившей строгие карантинные правила для сохранения жизни в исходном, минимально искалеченном виде. Вступление человечества в семью Большого Космоса было омрачено не только территориальными конфликтами в галактических масштабах, но и волнами вымирания флоры и фауны на Земле. На подобном многие инопланетные расы изрядно обожглись в своё время, потому что начали осваивать Вселенную раньше. Любой новый микроорганизм, прилетевший непрошеным гостем на каком-нибудь космическом судне, мог стать причиной новой волны массовой гибели, затрагивающей не только животный и растительный мир, но и разумных существ, будь он хоть трижды безобидным для обитателей других планет… Теперь все патрио-планеты защищены целым пакетом межгалактических соглашений и неприкосновенны – ограничения работают для тех разумных видов, которые хоть как-то взаимодействуют или имеют постоянные контакты на разных уровнях.

   Нелегалу же на патрио-планету прошмыгнуть невозможно, это вам не Докосмическая эпоха, когда Землю посещали, кто хотел и когда хотел, не показываясь развивающемуся человечеству на глаза…

   Каранкс Аими Райт-Ямомото разбился при посадке на Луне, несколько веков назад обжитой в качестве технической базы Земли, как и аналогичный по назначению Марс, который невозможно было полноценно колонизировать из-за отсутствия магнитного поля. Судебная Палата отправила на Луну своих представителей, спешно занявшихся расследованием – и там же содержали Эви после ареста и на протяжении суда. А когда всё было кончено, осуждённую выслали туда, где приговор должны были привести в исполнение – в колонию Проксимы Центавра, там располагалась ближайшая к Земле «мозгодралка». Моди не смущаются жаргонным ярлыком. Они вообще ничем не смущаются, такая эмоция им давно чужда. Любая мозгодралка на самом-то деле носит красивое официальное название: «Многопрофильный центр по обслуживанию нейросетей». Парадоксально то, что Земля не терпит на территории Солнечной системы предприятия такой индустрии, но их плодами пользуется без малейшего стеснения. Почти в любой человеческой колонии есть Центр, принадлежащий моди. И как бы ортодоксы не относились к данному соседству, без нейросетей – никуда. «Исходники» же всегда в наличии, тюрем-то в человеческих колониях не существует уже полторы сотни лет. За нарушение закона расплачиваются баллами исопа или своим разумом. Всё предельно просто.

   События по делу, всколыхнувшему информационное поле колоний, развивались быстро. Какое сравнение вам больше по душе? «Как снежный ком с горы» или «как дурной сон»? Оба хороши, вполне годятся для краткого описания того, что происходило в жизни дочери Данила Райта в последующие за арестом несколько месяцев. Оба фразеологизма Эви использовала в повседневной речи, не раздумывая, хотя снега вживую никогда не видела, а дурные сны были чем-то таким далёким, почти забытым из детства, когда приходилось сутками напролёт ждать Аманду с контейнерами еды и мечтать о том, как вдруг вернётся мама.

   Неожиданная смерть отца принесла в сны пепельную вуаль грусти, оттеняющей лучшие воспоминания о днях, проведённых рядом с этим странным, тяжёлым, резким, противоречивым, но всё же близким человеком. Те сны не были дурными – сейчас они таковыми стали. В коротких, прерывистых видениях, приходивших как желанное забытьё, осталось место только для тревоги, а ещё – какой-то безысходности понимания, что случилось худшее, а гигантский снежный ком сейчас налетит и сомнёт, даже не затормозив.

   Снова и снова девушка видела себя плывущей по безмятежным ласковым водам красивейшей лагуны на одном из курортов планет Пояса Рая – там, где над головой розовела опрокинутая чаша имитации бездонного небосвода. Бирюзовые пологие волны ласкали, поддерживали, мягко окутывали. Потом нежные и игривые волны превращались в тугое, тягучее, быстро твердеющее желе. Они больше не ласкали, а жадно пытались поглотить. Не поддерживали, а сдавливали. Не окутывали, а жестоко скручивали, тянули вниз силой какой-то удесятерённой, сминающей плоть и кости, гравитации. Двигаться практически невозможно – жертва пока не утонула, но влипла без шанса освободиться. Ещё рывок вверх, ещё, совершенно бесполезный, туда, навстречу глотку воздуха!

   Нет.

   Плотная субстанция затягивала глубже и глубже. Последняя атака паники – и навалилось осознание неизбежного финала. И вот тогда всякий раз на плечо Эви опускалась тяжёлая и жёсткая мужская рука, останавливающая неспешное жуткое падение в густую, тёмную, ненасытную тьму.

   – Папа?! – с облегчением бормотала Эви, просыпаясь, мокрая от пота, на дешёвых полимерных простынях в одиночной камере, но жёсткая рука не давала вынырнуть из сна окончательно, удерживая на плаву, и тогда девушка проваливалась в новое видение, металась, пытаясь вычислить своего воображаемого спасителя: – Гил?!

   Насыщенный и сочный, как все ночные кошмары, сон, давал более чем прозрачный отрицательный ответ. Мужская рука, вызволившая из коварной субстанции, ложилась на шею – чуть выше ключиц, – и прижимала тело девушки к пружинящей поверхности, не давая сдвинуться с места. Требовательно, неумолимо и… вовсе не по-родственному. Спасение из одного плена превращалось в другой – тогда Эви просыпалась с коротким вскриком, стряхивая с кожи мурашки то ли ужаса, то ли чего-то иного, сладкого, первобытного и зыбкого, как фантазийные лабиринты нейросетевых эротических игр, допускающих только иллюзию плотской близости.

   Ей некогда было разбираться в путанице беспокойных снов, лениво разгадывая смысл и размышляя о предназначении, как любила некогда делать разбрызганная в пыль несчастная Аими. Эви боролась не просто за незапятнанную репутацию, а за жизнь. Снежный ком с горы летел слишком быстро и по пути оброс всяким мусором, состоящим из поломанных веток нестыковок в показаниях, грязных комочков свежих, дурно пахнущих улик и метко запускаемых в цель камешков-вопросов следователей.

   – Когда вы последний раз управляли каранксом своей мачехи?..

   – Думаю, вы знаете. В день захоронения урны с прахом моего отца.

   – Почему вы вообще им управляли в тот день, если личный телохранитель цивитано Райт-Ямомото был высококвалифицированным пилотом?..

   – Цивитано Райт-Ямомото попросила меня сама. Она жаловалась, что телохранитель крайне неаккуратно сажает челнок.

   – Она делала это ранее во время ваших совместных полётов?

   – Ни разу. Судами всегда управлял кто-то другой – пилот, назначенный отцом или цивитано Моэ.

   – Когда вы подготовили взрывное устройство – до или после вылета на планетоид для захоронения праха нэго Райта?..

   – Я понятия не имею, кто это сделал, но хотела бы найти виновного – как и вы.

   – Место закладки взрывного устройства было в блоке пульта управления или где-то ещё?

   – Об этом мне ничего неизвестно.

   – Вы были озлоблены на нэго Райта из-за его женитьбы на вашей ровеснице?..

   – Нет. Это было решение и выбор моего отца. Его решения никогда не обсуждались.

   – Но вы всё равно его порицали, так ведь?

   – Никогда! Я была благодарна за то, что у меня появилась подруга, ради встречи с которой не нужно месяцами ждать возможности попасть в Пояс Рая или на Унику. Я любила Аими.

   – Так в каких отношениях вы находились с цивитано Райт-Ямомото?

   – В дружеских.

   И как-то так получалось, что каждый честный ответ Эви тут же придавал снежному кому траекторию изворотливой лжи, начиная с того, что в базе данных навигационной системы каранкса обнаружилось двукратное нейроприсутствие Эви, хотя этого просто не могло быть. Юридическая контора, представляющая интересы семьи Райт, после ареста дочери нэго немедленно направила на Луну толкового адвоката с богатой уголовной практикой – это было сделано до того, как стало известно очередное из шокирующих обстоятельств дела. Какое? Пока что о нём не подозревали ни Эви, ни Гил, не знал никто. Вскрылось оно несколько позднее.

   – Земляне жаждут вашей крови, цивитано Райт, – без обиняков заявил адвокат. – Аими была любимицей главы своей прасемьи, Кэтсу Ямомото. Она вообще была всеобщей любимицей, насколько я понимаю. Как Ямомото-сан решился отпустить дочурку от себя, выдать замуж за пределы Солнечной системы и не потребовать регулярных встреч при этом, загадка… Сейчас взбеленились все Ямомото, сёстры, братья, мамаша, дядьки и тётки. Словно по команде. Они даже не рассматривали вариант несчастного случая! Как будто целенаправленно ждали того, что их цветочек сакуры угробят раньше времени…

   – Угробят? – настойчиво переспросила Эви, и ей совсем не понравилось то, как несколько раз моргнул собеседник, пытаясь отвести взгляд в сторону. – Вы что, считаете, я действительно могла убить Аими?

   – Нет, цивитано Райт, – мужчина вздохнул. – Мои клиенты всегда невиновны, априори. Ряд обстоятельств сложился против вас, как будто удачно подтасованных. Блок управления каранксом цел – как по заказу, это странно. Остальное разлетелось чуть не на атомы, а фрагмент рубки улетел целёхонький на полсотни метров от воронки. Треки нейроприсутствия я ещё могу объяснить! Допустим, кто-то стащил из ваших покоев на «Аргенто» сенсофон, взломал его и скачал отпечаток нейроматрицы. Дальше – дело техники, но за пять минут не провернёшь, готовили долго и тщательно. В таком случае, кто-то хотел опрокинуть вашего отца, да так, чтоб тот не оправился от удара. Сенсофон изъяли при обыске, следов взлома вроде как нет, всё чисто… Но повторяю, клан Ямомото жаждет вашей крови, а потому обвинитель от Судебной Палаты старается вовсю. Я не могу быть уверен в том, что он не куплен заинтересованными лицами. Прасемьи хотят показательный процесс, хотят лишний раз подчеркнуть своё незыблемое превосходство – мол, достанем где угодно, кого угодно, хоть малых мира сего, хоть сильных.

   – Но…

   Юрист предостерегающе поднял руку:

   – Погодите, цивитано. Я не всё сказал. От этого дела смердит, как от свежего биосубстрата на агрокомплексе. Вы садитесь за штурвал чужого каранкса, чего никогда ранее не делали – понятно, что фрагменты вашей ДНК нашли на уцелевшей части панели управления. Возможно, кто-то этим спешно воспользовался, не планируя смерть Аими заранее. Но… Я никогда не сталкивался с подобным делом, оно полно противоречий… Судебная Палата санкционировала взлом и изучение любого личного контента погибшей, будь то цифро, нейро, сенсо, и прочая – с разрешения Кэтсу Ямомото. Обвинение уже приобщило к делу дневники вашей покойной мачехи, которые нашли на «Аргенто». Их подлинность сомнений не вызывает: на протяжении двух лет с момента заключения брака женщина тщательно маркировала записи ДНК-штампом и дублировала в нейрографе, со всеми оттенками переживаний. Со всеми, вы понимаете?!

   При упоминании дневников и драматичного намёка на переживания адвокат загадочно-сочувствующе подмигнул и с многозначительным видом подался вперёд, как будто хотел пристальным, цепким взглядом проникнуть внутрь разума своей клиентки. Та лишь спокойно пожала плечами:

   – Цивитано Борисов… Я не понимаю, какое отношение ко мне имеют личные дневники Аими. Я чту её память и скорблю вместе с её близкими.

   – Хм, конечно, скорбите… – юрист задумчивым жестом потёр подбородок, – перед чтением материалов на процессе вам предоставят все выдержки, одобренные Кэтсу Ямомото для публичного формата.

   Эви начинала терять терпение.

   – Мне кажется, мы зря тратим время! – выдохнула она, собираясь запросить сеанс связи с Гилом, чтобы линесиец озаботился сменой адвоката.

   Словно просчитав ход её мыслей, цивитано Борисов с глубоким сожалением в сердце бросил взгляд на хорошенькое личико, обрамлённое локонами волос редкого оттенка. Симпатичная малышка. За двадцать лет уголовной практики он видел немало тех, чей невинный облик или добропорядочная репутация отнюдь не мешали совершать преступления разной степени тяжести. Сейчас в комнате изолятора перед ним находилась гипотетическая наследница состоятельного покойного клиента, которая хорошо оплачивает труд юридической фирмы – не сама, конечно, а через доверенное лицо, ибо совершеннолетия не достигла. Оплачивает так, что надо носом рыть хоть звёздную плазму, а отмазать девчонку, чтобы получить всю сумму по любому из галактических курсов денежных единиц. Вывести наказание на штраф – баллы исопа тут никому не интересны, а, например, половина состояния Райта в пользу чиновников Судебной Палаты может живенько склонить чашу весов куда нужно.

   Эви невиновна? Да, возможно. Подставить её при желании было вполне реально – в кого метили неведомые враги, в Райтов или Ямомото, сказать трудно. Кто-то хотел стравить одну из прасемей с нэго, высоко взлетевшим и перешедшим дорогу в бизнесе нелегальной торговли артефактами цивилизаций, предметами наследия искусства, инопланетными рабами обоего пола для любителей экзотики, клеточным материалом, эмбрионами гибридов, контрабандными образчиками фауны или чем-то ещё? Не исключено. Но факт остаётся фактом – в ход пошли те самые дневники, где в чудовищных подробностях, лишённых экзальтированной фальши, описана суть взаимоотношений в семье Райт. Два года ежедневных записей, автор которых посмертно признана абсолютно вменяемой после экспертизы сенсологами и психиатрами, а дневники – настоящими. Это не подделка – ни хронологически, ни эмоционально.

   Борисов уже знал, что члены прасемьи Ямомото не желают встречаться с обвиняемой очно, и, кроме того, категорически возражают против сенсорной экспертизы самой для самой Эви Райт. Странно? А то!

   – Не вижу смысла, – холодно констатировал Кэтсу Ямомото. – Я читал проклятые дневники моей девочки, написанные слезами. Для меня доказательства исчерпывающи. Если бы жив был зять, я бы и его потребовал к ответу.

   «Проклятые дневники, да…»

   Адвокат покинул тюремный изолятор Лунного города, продумывая, как строить стратегию защиты с учётом всех несоответствий и подводных камней этого дела. Записи Аими Райт-Ямомото день за днём рассказывали обо всех издевательствах, унижениях, угрозах и откровенном психологическом насилии, которому подвергалась молодая мачеха со стороны такой же юной падчерицы – строго наедине, без свидетелей. Жизнь Аими в отсутствие мужа на борту «Аргенто» была полна тоски и страха… Знал ли Райт? Похоже, да, если верны нарастающие слухи насчёт того, что он не оставил дочери реального финансового завещания.

   «Стоп!» – поторопился осадить самого себя Борисов. Этак можно до чего угодно додуматься. Как умер славящийся отменным здоровьем Данил Райт… Да какая разница! Девчонка вот-вот станет совершеннолетней, вступит в наследство, а такие клиенты в межпространстве не болтаются, их надо беречь. Что там происходило на самом деле, в семейном треугольнике, сейчас не узнать. Были надежды на какую-то ясность от Гиллаана Моэ, но Данил Райт и от него скрывал многие свои намерения, от своей правой руки! Моэ упёрся в факт невиновности воспитанницы, твердя об этом на все лады, как линесийцы стуками напролёт бормочут мантры оправдания поступков своим древним богам. Реальное убеждение или душевная слепота того, кто отдал годы суррогату родительской любви, не имея собственного потомства? Дневники Аими и для него стали шоком, хотя их подлинность мужчина яростно отвергал – по крайней мере, на словах. Что ж, он предан Райтам, можно понять.

   Цивитано Райт, живая, стоит миллиарда так три аквакойнов – после уплаты налогов по наследству и прочих неизбежных трат из-за потери части бизнеса, который после смерти отца несколько просел. Из этой ситуации надо выжать максимальную пользу, попытаться щёлкнуть по задранному носу одну из земных семеек, да ещё и повысить суммарный рейтинг юридической фирмы, обеспечив себе стабильный рост и так неплохого исопа, новых клиентов и пожизненную благодарность спасённой от децеребрализации Эви Райт.

   Но честолюбивым мечтам адвоката не суждено было сбыться.

   Снежный ком прирос показаниями двух свидетельниц, которых разыскала сторона обвинения на курорте в Поясе Рая, куда наведывалась Аими вместе с падчерицей незадолго до кончины Райта. Необычные свидетельницы, хорошо помнящие «грустную и щедрую» клиентку, были представительницами расы циннала – многорукие бронзовокожие красотки с нечеловечески странными пропорциями коренастых крепких тел становились с возрастом непревзойдёнными массажистками, если желали освоить такой способ заработка. Циннала всегда и с лёгкостью могли найти себе работу в любом из населённых уголков галактики, где было в чести древнее и востребованное искусство массажа. Ну, разве что кроме планеты рептилоидов – чешуйчатые кожные покровы тамошних обитателей были малочувствительны и слишком тверды для такого типа воздействия. Эви не смогла вспомнить ни одну из массажисток, зато обе очень даже толково и без наводящих вопросов узнали девушку и рассказали о том, как плакала худенькая темноволосая землянка, не желая возвращаться в гнетущую обстановку привычного бытия на роскошном игл-рэе своего мужа.

   – Футар говорила, её убьют, – перекатывающимся низким голосом ворковала внутри шлема адаптера речи одна из циннала, применяя по отношению к Аими то почтительное определение женщины, которое было в ходу у многорукого народа. – Футар говорила, ей плохо.

   – А футар не поделилась откровениями, зачем поторопилась замуж за человека в четыре раза старше, а потом страдала из-за поведения его дочери вместо того, чтобы плюнуть на все издевательства и вернуться к своей семье, попытав счастья в браке с равным по возрасту мужчиной? – язвительно вмешался адвокат Эви.

   Он уже услышал от коллег удачную шутку о том, что доказательства на суде теперь притягивают за руки – много рук в прямом смысле, а не за уши, и был уверен, что от смехотворной попытки прасемьи Ямомото – вывернуть безнадёжное в плане обвинения дело под нужным углом – не останется и следа, но ошибся. Экспертиза обнаружила молекулярные следы взрывчатого вещества на рукавах комбинезона Эви, в котором та была в день злополучного управления каранксом вдовы отца – и этот козырь обвинение придерживало достаточно долго, чтобы снова вызывать подозрения в нечистоплотности Кэтсу Ямомото или всего клана – под каким углом посмотреть… Вторая циничная шутка юристов касалась того, что в этом процессе в ход спешно идут новые следы, потому что нужно замести какие-то старые. Шумиха на все лады никак не утихала, придавая происходящему пикантный флёр анекдота.

   Неизвестно, сколько бы тянулась свистопляска со следами, уликами, непонятными свидетелями и психологическими нестыковками, если бы не финансовая сторона вопроса. Ведь каков бы ни был твой статус в любой из земных колоний, судебные издержки, содержание под стражей и прочие расходы падают на твои плечи – в равной степени с другой стороной, согласно Кодексу. Ни Земля, ни Федерация колоний ничего не тратят в данном случае. Что, закончился исоп в процессе, пока вы сидели в изоляторе и проходили по пустяковому делу о краже униформы на складе какого-нибудь космопорта? Тогда вам самая дорога – сыграть в ящик. Вы исчерпали свою полезность. Эви Райт заочно и стремительными темпами тратила личные средства, не вступив ещё в дееспособный возраст – с помощью Гила, который пустил в ход и личные сбережения, подумывая обратиться к Правительству колонии Персика – в память о заслугах Данила Райта. Почему бы волей стоящих у власти не позволить цивитано Эви Райт вступить в права наследования раньше назначенного отцом совершеннолетия?..

   Всех сейчас вполне устраивало положение дел – и юридическая контора, обслуживающая интересы семьи Райт, и кое-какие чиновники Судебной Палаты прасемей, которых «обработал» Борисов, втихаря потирали руки, понимая, что процесс надо затянуть до нужного возраста Эви, а потом радоваться золотому дождю. Завещание пустое, но само-то имущество никуда не делось, как и средства на счетах, банки быстро расколются! У кого-то даже сложилось ощущение, что Ямомото поджидают того же, дабы потребовать отступного в астрономическом масштабе. Любимицы старого хитрого Кэтсу нет в живых – так отчего не погреть на её смерти руки, ведь денег много не бывает, её старший брат сам собирается пополнить ряды нэго межгалактической торговли, так почему бы не на фундаменте бизнеса Райта?

   И вот тогда-то, в момент всеобщего ожидания, разразился страшный скандал. Как сверхточная ракета, в цель ударила свежая новость – все финансовые счета Данила Райта, где бы они не находились, оказались заблокированными. И не просто заблокированными, а пустыми! Чистыми, как глаза новорожденного, в которых не отражается ни единой мысли. Куда делись многие миллионы аквакойнов, как будто космические ледяные глыбы, притянутые гравитацией, испарились ещё до приближения к раскалённому протуберанцу звезды?!

   Галактическую биржу человеческих ценных бумаг, прежде всего, в системе Персика и окрестностях, тряхнуло не по-детски. Оказалось, сложная цепочка снятий в виде драгоценных металлов, аквабонусов, крупных оплат в монеро и переводов в разных денежных единицах колоний, от даймондов до банальных кредитов, была запущена Данилом Райтом и его доверенными лицами, которых толком никто не знал, примерно в то же время, когда он посетил Унику с целью сделать распоряжения о месте своего упокоения. Тогда он приобрёл и планетоид под персональное кладбище. И, болтали все чуть ли не шёпотом, что-то ещё. Какого характера было приобретение?! Куда утекли все финансовые потоки?! Неужели куда-то к инопланетным?! Бывшие деловые партнёры разводили руками, а кое-кто готов был рвать волосы с досады, потому что терял слишком много. Были разосланы запросы – но на них откликнулись только финансовые учреждения тех рас, с которыми имелись соответствующие соглашения.

   Пусто.

   Это означало следующее: с Эви Райт будет нечего взять в глобальном плане – никому. Но сначала надо рассчитаться за остальное. Компенсация расходов Судебной Палате и юридической фирме, быстро потерявшей интерес к делу – и в лице Борисова, и его коллег, остающихся без заработка на процессе. Выплата долгов по подтверждённым заявкам кредиторов. Увольнение немалого штата наёмной рабочей силы по всем секторам деятельности покойного нэго, – легальным, разумеется, – либо с крохотным выходным пособием, либо с минимальным начислением баллов исопа.

   – Ты не обязана этого делать! – ощетинился Гил, которому Эви отдавала соответствующие распоряжения. – Ты не понимаешь, что кто-то из команды, обслуги «Аргенто» или ближайшего штата твоего отца участвовал во всём этом дерьме, стараясь тебя утопить?!

   – Понимаю. Так же как понимаю и то, что в ближайшее время всем им придётся искать новое место, – тихо ответила Эви. – Время, которого у меня практически нет на то, чтобы разыскивать у себя за спиной корабельную крысу.

   Моэ грубо выругался по-линесийски. Для неискушённого человеческого уха певучая, красивая на слух фраза, звучала как сладкая музыка. Эви непроизвольно ответила на том же языке – да так, что постаревший «нянька» покраснел и смущённо почесал в изрядно облысевшем затылке.

   – Я ищу крысу, но она слишком хорошо прячется – и не факт, что одна. Ох, девочка, прости. Тебе не занимать присутствия духа, но ситуация и впрямь такая, как ты сейчас сказала.

   – Вот и не ругайся при мне, раз я девочка, – поддела Эви.

   На самом деле присутствие духа держалось на последних тоненьких нервах, грозя в любой момент прорваться истерикой.

   – Папа, почему ты думал, что я справлюсь?!

   Бесконечный вопрос к себе и тому, кто ушёл в непроглядную чёрную даль небытия, откуда не возвращаются. Тяжёлые раздумья то ли о предательстве со стороны Аими, во что так и не верилось до конца, то ли об участии несчастной японки в какой-то грязной интриге, после которой от неё избавились. Мысль о странных дневниках, для написания которых не было оснований. Сомнения в разумности действий отца. Воспоминания о постоянном бегстве матери от чего-то такого, что могло вернуться сейчас, настигнув ставшую взрослой девочку… Какое там присутствие духа, тут бы сохранить рассудок! Эви не знала, что Гил, две третьих команды «Аргенто» и не менее десятка тех, кто трудился на нэго в течении многих лет, отказались от любых выплат при увольнении. Это позволило сохранить часть средств дочери Райта – ненадолго, но всё-таки оттягивая неизбежное. Гил выставил на торги «Аргенто», но игл-рэй до сих пор продолжал болтаться в лунных доках несмотря на то, что любители предметов «с репутацией» присматривались и приценивались к кораблю.

   Состоялась смешная (по меркам состоятельных цивитано в любом уголке Федерации) компенсация морального ущерба семье Ямомото – притом, что обвинение в убийстве не нашло ни финального подтверждения, ни опровержения, суд не был доведён до конца с формулировкой «утрата обвиняемой социальной полезности». Перекачанный баллами исоп Эви не просто сдулся – он рухнул в одночасье куда ниже минусовых значений, с которыми рисковый парень, прорвавшийся сквозь шальное поле астероидов, шагнул на ледяную поверхность безымянного спутника. У парня имелся шанс найти воду и не сыграть в ящик – он был свободен и мог побороться за жизнь… Шанс Эви был разбит ритуальным ударом доисторического молотка председателя Судебной Палаты. Впереди отчётливо маячила коробочка смарт-трэпа – с перспективой слабенького, почти издевательского утешения: разум дата-сайентиста и специалиста по сонификации – штучный товар, такой не обезличат при слиянии с нейросетью, да ещё и сделают всё возможное, чтобы копия сознания «жила» лет десять…

    – Тяни время! – в очередной раз нарычал Гил на цивитано Борисова.

   – Поздно, – резонно возразил адвокат. – Вы же знаете, через несколько часов ей исполняется двадцать три года. Пополнять исоп по всем законам со стороны можно только несовершеннолетним. Причём родственникам. Для сирот это делают социальные службы. Взрослым баллы начисляет работодатель... Вы всего лишь представитель цивитано Райт, да и то формально, опекуном вас официально не назначали. Не вы ей платите, а она вам... Вы уже не сможете ничего сделать, даже если продадите «Аргенто». Времени нет. Мне жаль, цивитано Моэ. С чокнутого папаши сейчас не спросишь, впрягаться бесплатно в полную безнадёгу моя контора не станет.

   Адвокат не произнёс вслух того, что витало в воздухе и грозило самому Гилу. Линесиец скоро потеряет трудоспособность. Он гражданин Федерации земных колоний, а не подданный Республики той планеты, откуда был родом его отец. Моэ живёт по исопу, а доходов у него скоро не будет никаких. Перебираться на Линесу? Вряд ли Моэ там ждут с распростёртыми объятиями. Если только остались какие-то контакты со стороны родни отца… С таким-то опытом пилота лучше добровольно пойти на эвтаназию и сыграть в ящик, когда исоп будет близок к нулю.

   Просверлив юриста бешеным, полным ярости взглядом, Гил ничего не ответил на фразу о чокнутом папаше. В этот момент цивитано Борисов готов был поклясться, что на высоком лбу осунувшегося лица линесийца на краткий миг разгладились морщины – словно в эту несообразно большую голову пришла какая-то дельная, сулившая удачу, но очень спорная мысль.

   «Что ж ты задумал, жертва гибридизации?!» – с подозрением уставился на Моэ адвокат, но линесиец уже круто развернулся и привычной шаткой походкой покинул Зал приговоров, на прощание непочтительно плюнув на порог – так, чтобы никогда не возвращаться. Он понимал, какой приговор будет вынесен через те самые несколько часов, отделявшие Эви Райт от совершеннолетия. Осуждение без завершения суда. Абсурдная, но допустимая землянами практика. Децеребрализация в ближайшем Многопрофильном центре – мозгодралке. Там же, где болтается в пространстве планетоид с прахом в каменной урне. У Проксимы Центавра, в колонии под управлением моди…

    – Я вытащу тебя отсюда. Любой ценой вытащу, клянусь святыми первопроходцами!

   На последнем свидании бывшая Эви Райт, а ныне – безымянный лот с инвентарным номером, – вяло кивнула голограмме Гила, не прислушиваясь к полному решимости скрипу зубов и данному обещанию. Ей было безразлично и то, и другое. Крохотный портативный перфузор Прим. авт.: сейчас такие медицинские приборы уже существуют – для инсулина, прежде всего. Конечно, размеры их не столь малы., полупрозрачный диск которого был закреплён в области подключичной артерии, исправно «подкачивал» в кровь дозу нейролептиков – обычная подготовка к медикаментозной коме, в которой утратившим исоп изгоям человеческого общества надлежало дожидаться знакомства со смарт-трэпом. Дни или недели – кто как. Смотря как быстро выкупят лот, некогда бывший кем угодно – от полноправного цивитано до бьющегося за каждый балл исопа обитателя дешёвых отсеков космических станций.

   «Папа, почему ты был уверен, что я справлюсь?!»

   В остывающем под психотропным коктейлем месиве эмоций загнанная в самый дальний угол личность Эви ещё пыталась сопротивляться, надеясь на какое-то чудо – до тех пор, пока прозрачная сфера сон-капсулы не накрыла обнажённое девичье тело надёжнее густеющей океанской волны из кошмарного сна.

   «Я справлюсь… я спра…»

ГЛАВА 4.

Мозгодралка

   Сон-капсула. Не такое уж давнее наследие тех времён, когда человек рвался в космос, к дальним мирам, а полёт отнимал целые годы жизни, вынуждая на путешествия в режиме экономии ресурсов корабля. Гибернация в сон-капсуле позволяла уменьшить объём жилых отсеков раз так в пять, а вес – на добрую половину. Прим. авт.: это правда. Современные расчёты даже приближают снижение массы жилого отсека с экипажем на 6 человек на 65 – 68% в том случае, если космонавты будут отправлены в режим «спячки». При этом «полезную» массу корабля можно увеличить. Физиологические процессы организма не остановлены, как это было бы в случае криосна в жидком азоте, ставшего для всех испытателей билетом в один конец, без пробуждения… При гибернации снижена температура тела, замедлены реакции метаболизма, уменьшены до минимального порога показатели работы дыхательной и сердечно-сосудистой системы, а астронавт защищён от космической радиации куда лучше, чем при бодрствовании. Не приходится также тратить лишние моральные силы на то, чтобы в течение долгих лет поддерживать приемлемую психологическую атмосферу среди членов экипажа, старающегося не впасть в звёздное безумие… Сложная фармацевтическая композиция из инертных газов и лекарственных препаратов – и вот ты уже в гипобиозе Прим. авт.: синоним гибернации для сезонной спячки животных с периодическим пробуждением в качестве дежурного!

   Всё изменилось. Антирадиационная защита любого искусственного объекта в космосе теперь совершенна, а самые длинные полёты длятся отнюдь не годы, а разве что месяцы, «прыгуны» своё название оправдывают с лихвой. Сон-капсулы применяют в медицине – достаточно часто, но ещё чаще – для хранения тех, кого ждёт децеребрализация, принудительная или добровольная. Последнее ведь тоже случается – у тех же моди эвтаназия разрешена с пятнадцатилетнего возраста, а культ развлекательной индустрии запросто приглашает стать частью нейросети в контенте игр или анимационной продукции.

   – Хочешь стать звездой и персонажем нового сезона на ближайшие семь лет? А читером с сохранением личности и бесконечными опциями «пауэр ап» и «респаун»? Тогда тебе к нам!

   До ставшего совершеннолетним подростка ведь не доходит, что пофиксить не получится, потому что попадание в нейросеть – это навсегда, а режим гибернации действует только до тех пор, пока слепок нейронной сети мозга вместе с копией сознания и разумом не сыграет в ящик смарт-трэпа. Прим. авт.: немного жаргона геймеров: читер (здесь) – игрок, получивши преимущество нечестным путём, пауэр ап - усиление, бонус (допустим, ускоритель в гонке), респаун – возрождение после убийства, пофиксить – исправить ошибки в собственных действиях при игре. После этого тело носителя становится ресурсом, требующим утилизации. Клеточный материал молодого, здорового и растущего организма – тоже ценная штука, вариантов использования масса, прежде всего в восстановительной терапии и фармации, отправить его на субстрат в агрокомлекс просто грешно! Так что после децеребрализации тело в сон-капсуле не залёживается, будьте уверены. Кстати, элемент человеколюбия в процедуре присутствует, смарт-техники – не звери какие-нибудь! Помещённый в смарт-трэп слепок сознания, хранящий на первых порах свежую память хозяина, надёжно изолирован от возможности осознать, что биологическая смерть тела наступила – с помощью предварительной электростимуляции особых зон мозга во время искусственного сна.

   Пробуждение Эви было некомфортным. Выныривая из глубин беспорядочных обрывков снов, которые она не могла вспомнить, девушка резко села, чувствуя адский холод, озноб и позывы тошноты, и неминуемо ударилась бы головой о прозрачную крышку капсулы, если бы сфера не была предусмотрительно кем-то поднята и откинута назад. Зрение никак не могло сфокусироваться, не давая никакой информации о том, что находилось вокруг – световые пятна, расплывчатые контуры предметов. Пытаясь обхватить себя обнажёнными руками в отчаянной попытке согреться, Эви услышала какой-то странный звук, несколько секунд пыталась осмыслить его природу, потом поняла – это стук собственных зубов.

   А в между тем в уши ворвался другой звук, голос:

   – Ну вот и отлично! Дыши глубже, двигайся! Представляю, как тебе гадостно, но хотя бы ты проснулась не в адсорбенте, а чистенькая, я уже всё убрала. После гибера хреново, хотя я редкого кого будила, но гадят и блюют все одинаково, пусть даже почти нечем. На, держи, утепляйся…

   Жизнерадостный женский – или, скорее, девичий, – голос приблизился в сопровождении движущегося размазанного пятна, а затем в дрожащие руки Эви ткнулось что-то мягкое, приятное на ощупь и шуршащее.

   – На, это теплоизол с быстрым подогревом. Э, да куда тебе! – хихикнул голос. – Не дёргайся. Я тебя укутаю и сейчас принесу регидратант, вон, греется. Тебе только пить и пить в ближайшие несколько часов. Одеваться пока не дам, всяко бывает, вдруг в тебе ничего не будет держаться.

   Блаженное покалывание, сулящее согревание, разливалось по телу от соприкосновения с вибрирующей поверхностью теплоизола. Донимали накатывающие приступы тошноты, зато координация движений вкупе со зрением восстанавливалась очень быстро. Вот низкий борт открытой сон-капсулы, на который опёрлись руки с аккуратно подстриженными ногтями. Вот шероховатый, мягкий на ощупь серый пол, холодящий босые ноги и заглушающий шаги. Вот – ряды овальных белых сон-капсул, не менее десяти – пятнадцати, и в каждом, наверное, до полусотни закрытых прозрачных сфер, под которыми видны очертания укутанных матовой плёнкой тел. Кем они были при жизни? Не имеет значения, жизнь для них закончилась, сейчас есть только сны…

   Шаг к ближайшей капсуле. Ещё шаг. Ноги сами идут, так и манит брезгливое любопытство, подстёгиваемое облегчением осознания, что в соседней капсуле – не ты сама.

   – Эй! Эй, стой сейчас же! Не подходи к этим… полуфабрикатам… спящим… да какая фиг разница… – забеспокоился девичий голос, – тебе их видеть ни к чему, ты-то сейчас на ногах, дышишь, ходишь, хочешь пить и прочее. Живая на всю голову и задницу. Давай, давай, двигай оттуда!

   Подчиняясь командному требованию голоса, Эви развернулась так быстро, как могла, отводя взгляд от прозрачной сферы и едва не сбросив с себя приятный кокон теплоизола. Что-то в этом движении показалось ей самой странным, чего-то не хватало… Ну да, при таком резком повороте волна волос должна была мазнуть по плечам, а точнее – рассыпаться с шуршанием по поверхности теплоизола! Но этого не случилось. Эви поняла, что голова – по чисто субъективным ощущениям, – стала маленькой и лёгкой, как облетевшая от шелковистого пуха головка какого-то найденного в старой книге засушенного цветка.

   – А где?.. – прошептала Эви, невольно поднимая руки и роняя-таки теплоизол на пол. – Где мои волосы?

   Действительно. От косы, на кончик которой в заплетённом состоянии цивитано Райт могла некогда сесть, не осталось и следа. То есть след имелся – неровные короткие пряди, ложившиеся на шею влажными от адсорбента локонами. Руками, снова начинавшими дрожать, девушка ощупала голову, шею, грудь – прежде чем поднять теплоизол и торопливо в него завернуться. Это её тело, вне сомнения, только диск пугающего при установке перфузора удалён из-под ключицы, на его месте – фиксирующая гелевая повязка, под которой невыносимо саднило. А от роскошных волос осталось то… в общем, что осталось.

   За спиной раздался всё тот же девичий голос, теперь очень смущённый, тараторящий в своё оправдание:

   – Да ксо, ксо, ксо сто раз! Прим. авт.: «ксо» - это уже из жаргона анимешников. Ругательство, выражение досады, огорчения, недовольства. Предикатив. Ну, это я сделала. Чикнула твою косищу почти под корень. Кто ж знал, что придётся будить полуфабрикат, я тут месяцами одна среди консервов! Последний раз будила полгода назад! Вам же… ой, мать моя комета, им… реально ничего из своего тела не пригодится! А у тебя собственный цвет волос опупительный, «под Тайри»! Бомбануться, какие волосы… Я всегда хотела такой парик, а тут бесплатно… Я же не сбрила, заметь, ещё остались, даже стрижку с утра сегодня подправила, перед тем как отфигачить тебя адсорбентом. Ты всё равно красотуля! С точки зрения доксов, конечно. У вас не тушки, а скукотушки, но смарт-техники пару раз смотрели, говорили, ты ничё такая, хоть и докс… ой, прости ещё раз за волосы, а?

   Зрение возвратилось полностью, мир обрёл чёткость и краски. Эви медленно повернулась на источник голоса – и увидела его обладательницу. Да, всё понятно. И обилие сленговых слов, и экспрессия фраз, и сравнения. И внешность той, что разбудила «полуфабрикат».

   Моди.

   Молодая девушка, скорее всего, младше самой Эви, которая вовсе не была удивлена или шокирована. Между деловых партнёров отца моди порой мелькали, при всей взаимной нелюбви к образу жизни и к прочим атрибутам культуры. А среди сокурсников девушки таких было немало – всё зависело от желания родителей, согласных или несогласных на совместную учёбу отпрысков в одной группе… Типаж внешности той, что протягивала дочери Данила Райта термостакан с регидратантом, был узнаваем, серийная генетическая пластика, сделанная внутриутробно. Не индивидуальный дизайн модификации, а именно рядовая штамповка, которая недорого стоит и не предполагает изменения физиологии или психики, только внешность.

   Достаточно высокий рост и худоба – три нижние пары рёбер не выращены, а кости конечностей искусственно удлинены. Кожа – молочно-белая, с едва заметным голубоватым отливом. Точечные фосфоресцирующие сполохи в виде крохотных синих, лиловых и зелёных чешуек мерцают на висках, скулах, дорожками убегают по шее под воротник синего форменного кителя из немятки-нетленки. Наверняка такие же мелкие точечные чешуйки подводят контуры ключиц, обрисовывают маленькие аккуратные груди в виде имитации откровенного бюстье из морских раковин, игриво спускаются вниз по обеим сторонам живота. Хвоста, конечно, нет, но всё тот же чешуйчатый рисунок может изображать его по задней стороне ягодиц, бёдер – и далее по икрам, почти до щиколоток. Если хозяйка образа ляжет на живот и сведёт ноги, вполне правдоподобный рисунок русалочьего хвостика предстанет во всей красе. Между пальцами на руках – тонкие мерцающие перепонки, на ногах должны быть такие же.

   Лицо тоже примечательное, но лишь для тех, кто впервые видит подобный стандартный типаж. При следующей встрече с аналогичной внешностью у другого модификата вы почти не заметите отличий. Увеличенный (а точнее, непропорционально огромный) разрез ультрамариновых глаз, синие опахала ресниц, гипертрофированно изящный носик, бродовые губы «сердечком» – конечно же, в один тон с волосами, в меру кудрявыми и имеющими красноватый оттенок. Этому генетическому дизайну более трёх сотен лет – а до сих пор актуален благодаря развлекательной индустрии… Человеческая раса? Да какая угодно. Цвет кожи и прочие признаки значения не имеют. Генетическая пластика сметает всё.

   Синий китель, узкая юбка до колен, высокие ботинки с магнитными ускорителями бега и… длинный, тонкий чёрный предмет, висящий на поясе в зоне мгновенного доступа для правой руки. Дистанционный электрический шокер, бьющий на добрый десяток метров.

   – Привет! – девушка-моди подмигнула, передавая Эви стакан и придерживая за дно, чтобы тот не шмякнулся на пол. – Да я в жисть не трону тебя шокером, так по форме носить надо, ты же не дурёха, чтобы на меня кидаться? Я тут смотритель спящих, в этой консервной банке. Самой не нравится, а что делать! Мерзопакостная работа, да другой не нашлось. Ты не представляешь, как я тебе рада. Смарт-техники меня костерят «надзирательшей» и стебутся, что я не такая учёная, как они со своим трёхступенчатым нейрофакультетом. Как усуратонкачи Прим. авт.: жаргон аниме: недалёкий человек, лузер, придурок, идиот. какая-то, болтаюсь одна целыми днями, не с кем поговорить! А тут только служебные нейросети, игровым просто пипка, всё закрыто и очень дорого. Я исоп коплю на новую мордаху и тушку, эти надоели, так что на игры сильно не потратишься.

   Глоток тёплого, солоноватого и сладкого одновременно, регидратанта, согрел изнутри и практически моментально устранил сухость во рту – Эви поняла, что сможет заговорить почти без помех, поводила языком по зубам, прокашлялась.

   – За…чем? – с небольшой заминкой задала она вопрос, и девушка-смотритель всё поняла, как надо.

   – А! Зачем разбудила? По распоряжению клиента. За тебя заплатили, как за дата-сайентиста, ещё три дня назад. А спала ты в гибере месяц, прилично. Тут таких прокачанных кадров по картотеке больше нет, ты одна, представляешь? Вроде как, кто-то зарезервировал, а потом сказали будить потихоньку, осторожненько, ну и ждать до прилёта покупателя. Пару недель. В натуральном виде, без всяких драг, Прим. авт.: от англ. «drug», препарат. чтоб была как раньше, не заторможенная и в своём уме. Живенькая.

   Сердце Эви радостно подпрыгнуло. Значит, Гил сдержал слово! Он не смог бы выкупить разум своей воспитанницы под предлогом использования в нейросети – это запрещено частным физическим лицам, им дано только право приобретать готовый продукт, где задействована копия сознания, сращённая раз и навсегда с искусственным интеллектом – пока не придёт в негодность. Гил воспользовался помощью какого-то посредника? Неважно, потом всё выяснится. Вопрос, как быть дальше, в каком статусе, как вернуться к нормальной жизни. Или… неужели обвинение в убийстве снято?! И нашли настоящего преступника, а Гил вычислил ту самую корабельную крысу – а может, и того, кто подделал дневники Аими?

   За этими непростыми и, что там говорить, окрыляющими размышлениями, всё ещё медленно соображающая Эви не заметила, как девушка-моди смущённо хлопает своими синими ресницами и даже блуждает взглядом по стенам, тараторя о причинах вывода «полуфабриката» из медикаментозного сна. Мелькнуло произнесённое быстрым шёпотом имя покупателя – какой-то Дэйт, а фамилию, означавшее числительное, зацепил-таки слух – Центоно.

   «Сотый?..» Прим. авт.: «Центоно» обозначает число «сто» и все его производные на языке эсперанто. Кто это? Имя и фамилия ничего не сказали Эви, очевидно, он и есть какой-то посредник Гила… К тому же, разговор принял несколько другое русло.

   – Я не буду обращаться к тебе по номеру лота! – великодушно объявила моди. – Знаю, как тебя зовут, знаю, ты Эви по бумагам. А я – Мермэйд-шестнадцать тысяч ноль пять. Но можно просто Муся. Да как хочешь называй. Я всё равно потом тушку поменяю и имя вместе с ней. Пойдём отсюда. Я сейчас выключу свет. У меня есть настоящий шоколад с Земли, представляешь?! Я столько исопа на него грохнула, но ничуть не пожалела! С тобой поделюсь, хоть весь забери, только говори со мной, пожалуйста…

   Они удалялись, неспешно двигаясь по узкому проходу между двумя рядами сон-капсул. Две девушки: первая – пошатывающаяся, полуобнажённая, придерживающая левой рукой кокон теплоизола, а правой сжимавшая почти опустевший термостакан; вторая – яркая, как тропическая рыбка, несущая на лице и теле печать чужой фантазии, а на поясе кителя – орудие принуждения и послушания, но от этого ничуть не более свободная, чем первая девушка. Со стороны казалось, что они опираются друг на друга. Но смотреть было некому. Медленно гасли люминесцентные лампы большого зала, оставляя лишь скупо подсвеченные изнутри прозрачные сферы капсул, в которых последним крепким сном забылись те, кого уже никогда не планировали разбудить.

***

Эви допивала третий термостакан, и даже этого казалось так мало – организм требовал жидкости, углеводов и электролитов; а ещё этот организм был молод и здоров, потому настроился на быстрое восстановление и исправно, без сюрпризов, следовал намеченной программе. Без умолку болтающая Мермэйд-Муся выдала бывшей спящей комбинезон из такого же полимерного «вечного» материала, из какого был сшита форма смотрителя, только универсального серого цвета. Да, добро пожаловать в детство, комбинезон точь-в-точь такой, разве что большего размера, а нижнее бельё далеко от изящества. Типовые комплекты для низших обитателей космических станций, привыкших жить по исопу от баллов до баллов, штамповали десятками, сотнями тысяч, миллионами, как будто для всех населённых людьми уголков Вселенной существовало единое лекало.

   – Жить будешь тут. – Муся распахнула створку входа в маленькую каюту, минимально обставленную и тоже напомнившую Эви годы, проведённые с матерью. – Без обид, на ночь я запираю тебя, да? Так положено. Сбежать не выйдет, ты же понимаешь, но просто порядок. Если я чего не так сделаю – фюить! – выпихнут с работы без расчётных баллов, и что тогда? Ты же из рича, Прим. авт.: богатый на языке эсперанто да? Поди не знаешь, как живут по исопу?

   – Знаю, – вздохнула Эви. – Давно по нему не жила, но представь себе, весь потратила, иначе, наверное, могла сюда и не попасть.

   – Ого! – ультрамариновые глазищи девушки-моди стали ещё больше, хоть это и казалось невозможным.

   Не иначе, та прикидывала, куда вообще может потратить опупительные баллы девчонка-докс из рича, у которых обычно фантазии ноль и тушка без генетической пластики. А Эви понимала, что вряд ли утратившей статус и вообще бывшей цивитано Райт стоит вдаваться в пояснения о том, что собственный исоп она изрядно потрепала на фонд заработной платы увольняемым работникам отца. Оставалось надеяться, что все они нашли новые места… Конечно, Гил расскажет, скорее бы!

   Каюта Муси почти ничем не отличалась от той, что была любезно выделена разбуженному полуфабрикату. Смотрителя тут никто баловать не собирался – та же убогая обстановка, разве что места чуть больше, полимерное одеяло на койке в цветочек, а не серое, а стены обильно украшены копеечными голографическими постерами с персонажами нейросетевых игр. С величайшим почтением откуда-то на свет был извлечён тот самый обещанный шоколад – крохотный свёрток в безумно дорогой, расписной и вощёной бумаге, отнюдь не дешёвой, как и само лакомство! – в то время как дверца кухонного лифта распахнулась, выталкивая на стол бокс с контейнерами еды и напитками.

   – Тут всего три менюшки, – прокомментировала девушка-моди, широким жестом приглашая за стол. – Сейчас время обеда. Раз ты не блеванула с регидратанта, значит, тебе можно принимать пищу, даже нужно. У смартов… это смарт-техники на здешней фене, да… у смартов гораздо богаче выбор блюд, но три менюшки всё равно лучше одной, а смотрителем быть тоже не западло, я мозги не ворую, как некоторые… Волосы твои спёрла, правда, но это чистая случайность. Я, как в школе отучилась до средней ступени, так работала на пробивке суточных бирок пилотам грузовых сквидов на станции. Нафиг, не вернусь туда! Мало того, что менюшка одна на полгода, так ещё и под юбку все лезут, вечно лапищи свои распускают, как лопасти у сквида!

   Концентраты в порционных контейнерах обещали вкус курицы с картофельным пюре и каперсами, а выглядели вполне аппетитно и по-глянцевому красиво. Они имели только вкус продуктов, достигнутый с помощью ухищрений пищевой химии. Из каких базовых ингредиентов концентраты сделаны – инсекто и растительный белок соевых бобов, – дочери Данила Райта периодически напоминали, а девушка-моди никогда не задумывалась.

    – А кроме средней ступени школы, ты потом где-то училась?.. – тихо спросила Эви, берясь за ложку.

   Она бы ни за что не притронулась к земному шоколаду, потому что догадывалась, сколько исопа Муся на него «грохнула» – никак не меньше полумесячного жалования в баллах. Но в широко распахнутых русалочьих глазищах плескалась такое радушие и неприкрытое желание поделиться, что отказаться было бы оскорблением. Пришлось отломить кусочек и поблагодарить. Сомнений нет – опустевшую обёртку Муся аккуратно разгладит и пристроит на стену над койкой, до следующего приступа искушения растратить исоп на новую порцию шоколада.

   – Не-а, не училась, – невнятно пробормотала Муся, хрустя протеиновыми чипсами из неизменного инсекто. – На это баллов не было. Я тянула исоп одна, родаки свалили. Дорого, сечёшь?

   Эви могла бы и не слушать дальше. Ставшую в пятнадцать совершеннолетней Мусю-Мермэйд родители имели законное право выпихнуть восвояси, не заботясь об её исопе. Так по закону поступать разрешалось и моди, и доксам, а уж кто как себя поведёт – личное дело каждой семьи. Почему-то Эви была уверена на сто процентов – её мать никогда бы не сделала так, кинув пятнадцатилетнюю дочь во взрослую жизнь в космопорту, тянуть баллы в одиночку и отмечать смены пилотам…

   – Слушай… – подмигнула и всплеснула руками Муся, как ни в чём не бывало, – … а смарты болтали, что ты бякнула сама или заказала свою мачеху? Или даже папку, который был сильно старше мачехи и уже одной ногой в зале кремации? Не хотела, чтобы наследство досталось какой-то сопле со стороны, из прасемей?!

   – Нет! – резко ответила Эви, отодвигая от себя контейнер с остатками еды, аппетит сразу пропал. – Не заказывала, не бякнула, не убивала. Никого. Запомни!

   «Получается, обвинение не снято…» – разочарованно подумала она, в то время как девушка-моди без тени сожаления или осуждения пожала обтянутыми синим кителем узкими плечами и снова захрустела чипсами.

   – Да мне по кривой орбите, на самом-то деле. Мало ли, какие у тебя были причины, даже если бякнула. Я бы, может, и своих родаков заказала, если бы знала, где они! В лёгкую!

   – Потому что они тебя бросили? – сквозь внезапно подступающие слёзы воспоминаний спросила Эви, слабо улыбаясь состроенной собеседницей потешной рожице.

   – Да ща! Бросили и бросили, много кто так делает, – моди беспечно тряхнула бордово-алыми кудрями. – Я же выжила без них. Но ты посмотри, в какой я тушке! Хуже какого рептилоида! Не, я понимаю, они фанатели по русалочьей теме, но это старьё морщинистое, как… я даже не знаю, с чем сравнить! А репластика взрослых вдвое дороже, тем более анималистичная! Смотри, чего я хочу. Красотень солнечная, только глянь!

   Эви глянула. Стало ясно, что кумиром и объектом будущих чаяний для Муси является персонаж одного из голографических постеров – существо с роскошной женственной фигурой, розоватой шерстью на теле в нужных местах и различными атрибутами семейства кошачьих – тут тебе и прозрачные острые коготки вместо ногтей, пара аккуратных ушных раковин по бокам головы, усики-вибриссы, зелёные кошачьи глаза, скошенный подбородок. Ах, да, и удорожающая репластику деталь – настоящий пушистый хвост, а не какая-то там роспись по коже…

   – Нравится?! – с придыханием спросила Мермэйд, особо не надеясь на понимание от девчонки-докса.

   – Н-нет, если честно. Прости, нет.

   К откровенному отрицанию смотритель спящих отнеслась с истинным равнодушием моди, считающих любое выражение чувств и реакций собеседника его полным правом. Эви деликатно попыталась объяснить, что радикальная анималистичная пластика в сопровождении лекарственных препаратов и тканевой реконструкции станет причиной сокращения жизненного срока Мермэйд на десять – пятнадцать лет.

   Бесполезно. На успех девушка и не рассчитывала – таковы моди.

   – Да по кривой орбите! – хмыкнула Муся. – Пусть хоть на двадцать лет меньше, но в красивой тушке!

   Пришлось сдаться. За ничего не значащей болтовнёй время летит незаметно, и через несколько часов Эви осталась одна, запертая в своей крошечной каюте. Здесь не было голографических панелей, зато имелся большой округлый иллюминатор с привычным взгляду тончайшим напылением в виде золотисто-перламутровой патины – антирадиационной защиты. Через него было видно узкое техническое крыло Многопрофильного центра, покрытое ячеистыми голубоватыми пластинами подвижных солнечных батарей. Конструкция знакомая, станции такого типа называют «дрэгонфлай». Прим. авт.: стрекоза, (англ.). Мобильные, легко снимающиеся с места и меняющие дислокацию… А как же иначе? Порой приходится доставлять готовый продукт потребителям начинки для нейросетей чуть ли не лично в руки, например, для Земли. Где-то на расстоянии пятидесяти тысяч километров, очень близко по космическим меркам, должен находиться гигантский комплекс из двух десятков обитаемых станций – крупнейшая земная колония, основанная человечеством одной из первых.

    Красный карлик, мало-мальски видимый с Земли только в телескоп с апертурой не менее восьмидесяти – девяноста миллиметров, располагал планетной системой, которая никем и никогда не была занята. Прим. авт.: апертура в оптике – характеристика телескопа, описывающая его способность собирать свет и препятствовать «размытию» деталей явлением дифракции (вспоминаем школьный курс физики, не ленимся!). Величина в см/мм – диаметр линзы или зеркала телескопа.

   Подтвердившие открытие в двадцать первом веке учёные радовались недолго – ни одна из землеподобных экзопланет не была пригодна ни для простого проживания, ни для терраформирования. Этому мешало многое – то удалённость от материнской звезды, Проксимы Центавра, то чрезмерная близость, то период обращения, то высокая гравитация… Человечество не смогло обосноваться на планетах Проксимы, вот и зацепилось в космическом пространстве на грудах металлорганики, как и в ряде других мест. Это только в фантастических романах нужных планет с магнитным полем и озоновым слоем полно, как грязи. Да, их полно, если порыскать по галактикам. Но законы развития жизни таковы, что другие биологические виды нуждаются в сходных условиях, а это значит – планеты есть, да не про вашу честь. Те, что расположены по шкале жизни в пределах обитаемой зоны, чаще всего просто заняты и давным-давно поделены.

   Эти факты удивлённая Мермэйд, родившаяся на одной из периферических станций колонии Проксимы, почерпнула от дочери Данила Райта. Ранее она вообще не задумывалась, кто где живёт и почему. Инопланетных видела раза два – три за всю недолгую жизнь. В дешёвые жилые отсеки представители других рас, имеющие возможность путешествовать, не заглядывают, а на мозгодралку их и вовсе никто и никогда не пустит. Не место для экскурсий.

   – Да ладно! – девушка-моди забавно округляла свои яркие губы буковкой «О», в самом деле становясь похожей на какого-то обитателя морских глубин. – А расскажи-ка мне ещё… Ты же была на Поясе Рая? И в других интересных местах? А что видела? Как там? Где это?

   И Эви рассказывала долгими часами, не щадя голосовых связок. Потрясающее невежество – вот что роднило девушку-модификата, носящую серийное имя, с избалованной с детства и попробовавшей все блага жизни дочерью Кэтсу Ямомото. Но было и отличие, столь явное, что к пятому дню общения с Мусей вызвало в душе Эви волну необъяснимой тревоги. Невежество Муси шло рука об руку с естественным любопытством, желающим большего, иногда – с недоверием, опять-таки требующим подтверждений новыми фактами, пробуждающими интерес и затрагивающими свежий, не задействованный ранее пласт того же любопытства. Это было нормально. Невежество Аими не нуждалось в подпитке знаниями, как будто… японке ничего из этого не было нужно. Когнитивные потребности Мермэйд хотя бы выплёскивались в сетевых играх, когда были свободные баллы на доступ. У Аими не имелось ничего подобного. Впору было задать себе запоздалый вопрос – а как так вышло? И что это значит?!

   Версия первая – что-то было не так с центральной нервной системой самой Аими. Любопытство – инстинкт, рефлекс, удовлетворение которого приносит удовольствие. Один из базовых инстинктов, он обслуживается нейронами, идущими из предлимбической коры к промежуточному мозгу, а точнее – к медиальной части зоны, называемой «неопределённой». Там формируется поверхностный или глубокий уровень интереса к новому объекту. Прим. авт.: так и есть. Автор разбирается в нейрофизиологии, можете верить, хотя описание дано вскользь, без подробностей.

   Эви могла ошибаться и не знать нюансов, но незадолго до выпуска из Академии ей всё же пришлось изучать основы смарт-техники, потому что дипломированный дата-сайентист имеет право обучать обновлённую нейросеть любых компьютерных систем… Что, Аими подверглась генетической пластике внутриутробно, с целью «правки» соответствующих зон мозга? Ерунда! Ямомото – прасемья ортодоксов, это исключено, хотя шанс есть. Воспитание? Или…

   Вторая версия Эви звучала куда хуже. Невежество юной мачехи могло быть напускным, насквозь фальшивым. Японка не проявляла любопытства ни к чему, потому что прекрасно знала всё, о чём болтала с падчерицей долгими вечерами в кают-гостиной или под звёздным небом на Райском курорте! Она не была ничему не обученной двоечницей. Она только изображала таковую – причём весьма умело, введя в заблуждение всех окружающих, включая собственного мужа, который одним взглядом «раскалывал» на деловых переговорах нечистого на руку партнёра! Но самое главное – пусть у Эви было недостаточно опыта, а в Академии она преимущественно общалась с теми, чей уровень интеллекта и познавательных запросов был идентичен её собственному, но как же сам Данил Райт? Неужели он не видел подобного диссонанса в поведении Аими? Или…

   – … папа, неужели ты это знал?! – могла бы воскликнуть Эви, если бы сейчас отец находился рядом.

   Спонтанные догадки и предположения требовали свежего переосмысления прошедших событий. Девушка привыкла работать с огромными массивами данных, в этом ей помогали многочисленные специальные программы и звуковая обработка информации, позволяющая выявить нарушение гармонии, найти пробел, как одну-единственную поражённую клетку в пока что здоровом органе. Но как перевести в математические данные то, что так субъективно? Подозрения, ощущения, поступки, мотивы которых скрыты порой за совсем другими действиями?

   Времени на умозаключения было достаточно – заканчивалась третья неделя пребывания в мозгодралке, – но ни к чему толковому и очевидному размышления пока не привели. Если бы рядом не суетилась и не отвлекала Мермэйд, то мысленно тасующая колоду фактов дочь Райта была бы близка к моральному истощению едва ли не так же, как в тюремном изоляторе Лунного города. Смотрителю спящих (к удивлению Эви) хватило то ли деликатности, то ли какого-то чутья – не надевать тот самый парик, который предприимчивая особа соорудила из волос «полуфабриката». Разбуженному лоту вообще не на что было пожаловаться. Несмотря на навязчивые и порой шокирующие вопросы, многочасовую болтовню и ставший привычным щелчок магнитного замка, запирающего и отпирающего каюту, Мермэйд составляла единственное общество, связывающее с внешним, пусть и ставшим предельно враждебным, миром. Да и самой девушке-моди знакомство с дочерью покойного нэго пошло на пользу. Она стала меньше тараторить, училась точно и без экспрессивных жаргонных слов выражать свои мысли. Столовые приборы Муся держала теперь правильно, не оттопыривая мизинцы с длинными бордово-алыми ноготками, и не плюхалась на стул, сразу закидывая ногу на ногу – а аккуратно садилась.

   А потом в её ультрамариновых глазищах появилась хорошо заметная тень. Смущение. Сомнение. Беспокойство. Муся не умела скрывать эмоций. И вот, после совместного ужина с нехитрым выбором по менюшке, которую моди наконец-то стала называть меню, тень выплеснулась наружу в виде восклицания:

   – Эви! Нам надо поговорить! Я не врубаюсь, отчего ты так спокойна!

   – То есть? – задумчиво спросила Эви, мыслями пребывающая где-то далеко.

   – Да неужели непонятно! – Муся замахала тонкими изящными руками. – Мы, моди, к децеребрализации относимся в ноль спокойно! Какая разница, как ты кончишь физическую жизнь, сознание-то можно ещё погонять по сеточке. Доксы другие. Тот, кого я будила перед тобой, был близок к помешательству, когда отошёл от драгс! Поначалу я тоже думала – тебя накачали, вся эта дрянь в крови, ты ещё не въехала, что да как, а нет! Ты до сих пор не впала в депрессуху!

   Эви, поднёсшая было к губам стакан с неожиданным бонусом – микс из натуральных овощей со специями и острой пряной солью был неслыханным подарком, в меню такого не водилось! – аккуратно поставила драгоценный напиток на стол. Так. Нельзя «светить» Гила или его посредника. Спасибо Мусе за эти три недели, но ей ни к чему знать правду о том, что безымянный лот покинет мозгодралку не в коробочке смарт-трэпа, а в собственном теле. Пока неясно, как, но наверняка всё продумано. Девушка собралась дать какие-то придуманные на ходу пояснения, но красные локоны волос Мермэйд взметнулись вместе с хозяйкой, подпрыгнувшей на стуле так, словно произошло аварийное или плановое отключение гравитации.

   – Я восхищаюсь тобой, не, реально восхищаюсь! Я… я же говорила, кто зарезервировал мозги дата-сайентиста?!

   Эви нахмурилась, припоминая.

   – Говорила. Какой-то Дэйт… кажется, Дэйт Центоно.

   – «Кажется»? – передразнила Муся. – В колонии Персика живут глухие? Ты что, про него не слышала?

   – Н-нет.

   – Ну, конечно, вы далековато, но всё равно… Нэго Дэйт Центоно? Неужели?

   – Нет, – твёрдо ответила Эви. – Мне незнакомо это имя. Среди многочисленных партнёров отца его не было.

   Муся пробежалась по каюте, топоча своими ботинками с ускорителями, а потом обхватила себя руками за плечи, словно пыталась спрятаться в некий кокон.

   – Я сама его не видела, потому что на испытательном сроке смотрителям не дают контактировать с клиентами. В прошлый раз будила полуфабрикат по его заказу. Цэнтоно тоже тянул дней пять до того, как… в общем, ты поняла. До того, как забрать мозги. Тот мужик из сон-капсулы был умный докс вроде тебя, биолог, что ли? Почему у него сдулся исоп, не знаю. А вообще смарт-техники болтали, что мужик убил кого-то. А Центоно…

   – Что «Центоно»? – подхватила Эви с непроизвольной опаской, которую тщетно старалась подавить.

   Мермэйд медленно опустила руки.

   – Среди всего прочего этот нэго торгует мозгами для эксклюзивных нейросетей под личный заказ. Кто попало, вроде сопляков-моди для сетевых игр ему не нужен, только штучные дорогущие лоты с крутым образованием. Как ты! Я… как бы сказать, Эви… Я немного выяснила, что тут к чему. Будить лот очень нехорошо, немилосердно, это негласный кодекс смартов. Вроде как понятие о чести. Чтоб не обнадёживать понапрасну и не создавать иллюзию, что обычная жизнь продолжится! Те, кто просят вывести из сна полуфабрикат – так сказали смарты, я клевала их дней десять! – в общем, заказывают разбудить лот только отмороженные ублюдки или… извращенцы. Даже хуже! У Центоно плохая репутация на мозгодралках. Не только на нашей. Он требует будить выкупленные лоты, ждать до его прилёта с процедурой... и перед ней лично встречается с каждым лотом наедине! Всегда! И никогда не оставляет тел на утилизацию… Понятия не имею, что он с ними делает…

   Бывшая цивитано Райт невольно вздрогнула, проследив направление взгляда Мермэйд – тот на миг упёрся в стакан с соком и тут же вильнул в сторону, а сама смотритель нервно сглотнула.

   И только тут Эви сообразила, что кухонный лифт привёз в контейнере один стакан свежевыжатой роскоши.

   – Это ты заказала? – почти шёпотом спросила девушка и немедленно получила в ответ стыдливый утвердительный кивок Муси. – Я не представляю, сколько это в твоих баллах!

    – Я! – как-то обессиленно выпалила моди, у которой неестественно ярко заблестели белки русалочьих глаз. – И не говори спасибо! Мать моя комета… Допивай сок. Пожалуйста. Без вопросов. Через несколько минут к Центру причалит шарк Центоно, мы утром получили запрос на посадку. Нэго Цэнтоно хочет приватную беседу с тобой, прежде чем техники проведут децеребрализацию. Я не хотела говорить, честно, но не могу молчать тоже, это моя грёбанная работа…

   Эви неожиданно почувствовала какой-то холодок озноба, приподнявший еле заметные пушковые волоски на коже. Неприятные мурашки забегали по спине, ехидно прыгали по плечам и рукам. Незаметно подкравшийся страх приковал к месту. Возможно ли, чтобы Гил попросил о посредничестве человека, которого даже максимально устойчивые к стрессам и достаточно циничные в силу профессии смарт-техники назвали чокнутым ублюдком?!

   Так. Прежде чем паниковать, нужно хотя бы начать приватную беседу с нэго Центоно. Возможно, всё быстро прояснится?

   Как опровержение, вновь зазвучал голос Муси, в котором тонкой струной звенела та самая паника – похоже, за двоих.

   – Допивай сок. Там… хорошее успокоительное. Я стащила у смартов. Даже почти не стащила, потому что они наверняка заметили по камерам, но ничего не сказали и не заорали, чтоб вернула на место.

   – Зачем?

   Проклятые мурашки цепкой пупырчатой лапкой прошлись по затылку, прикрытому прядями слегка отросших волос – вдогонку очень тихому ответу Мермэйд.

   – Центоно запретил давать лоту… тебе… любые психотропные средства. Даже самые простые, потому что…

   Из линк-бота в углу каюты раздался недовольный мужской голос:

   – Да потому что чокнутый извращенец наслаждается процессом, чтоб ему!.. – далее следовала целая тирада специфической лексики, часть из которой была хорошо знакома Эви по детским воспоминаниям, по ленивой брани Аманды с ухажёрами. – Мермэйд шестнадцать тысяч ноль пять! Хорош трепаться с лотом. Скажи, чтобы она заглотила ту бурду, которую ты намешала в сок, и топайте обе сюда. Центоно ждёт, а я не намерен его злить!

   – Это кто-то из смартов, – жалобно пробормотала моди. – Я ж говорю, они знают про сок.

   Бот затих. Под умоляющим взглядом набухающих слезами русалочьих глаз Эви отодвинула стакан и нервно поднялась из-за стола. Приватная беседа, значит? Ну, поговорим…

   – Я не буду пить, – коротко сказал Эви и сделала шаг в сторону створки выхода. – Успокоительное точно нужно. Тебе – если не хочешь потерять работу и вылететь отсюда без баллов за месяц. Он только начался.

   Стараясь смотреть прямо и не дрожать, она шла вперёд по коридору жилого отсека мозгодралки, слыша за спиной сбивчивый шаг Мермэйд, которая, наконец, смогла овладеть собой – перед наполовину прикрытой створкой в одну из кают, где ближе к ночи периодически собиралась шумная компания смарт-техников. Они никогда не приглашали к себе Мермэйд, потому что ставили девчонку-моди, не имеющую никакого образования, куда ниже себя по социальной и интеллектуальной лестнице. Может быть, общество Эви казалось смартам более желанным, но разбуженному лоту полагалось на ночь быть запертому в каюте – не больше и не меньше. Лот – не для общения и не для развлечения…

   Сейчас в тесной стандартной каюте для ночных посиделок находился один-единственный человек. Покупатель разума дата-сайентиста, «торговец мозгами». Негоциант Дэйт Центоно, молчаливо стоявший около большого панорамного иллюминатора. Он резко повернулся, заслышав звуки шагов, и сейчас в упор смотрел на двух девушек, переступивших порог.

   И Эви смотрела тоже. Нет. Этого мужчину ей ранее не приходилось видеть. Докс? Скорее всего, да. Не видно никаких изменений внешности, указывающих на применение генетической пластики или других вмешательств, включая лазерную коррекцию нескольких глубоких морщин на высоком насупленном лбу и за внешним углом верхних век. Моди не потерпел бы на лице признаков возраста, это считается друным тоном и причудой доксов… Сколько мужчине лет? Вопреки каким-то необоснованным ожиданиям Эви, выглядел он лет на тридцать – тридцать пять, не старше, ростом был выше среднего, а судя по относительно мощному скелету и развитой мускулатуре, появился на свет и длительно жил не на космической станции или корабле, а на планете с естественной гравитацией...

   Тон кожи, изначально светлый, нёс минимальный отпечаток загара, как будто после пребывания в Поясе Рая. У Центоно были чёрные, достаточно густые, блестящие и плотные волосы, небрежно зачёсанные на боковой пробор слева. Привлекали внимание широкие, тёмные и нахмуренные брови, правая из которых визуально казалась незначительно выше левой. Графитово-серые глаза, обрамлённые чёрными ресницами, смотрели настороженно и вместе с тем – дерзко, на грани невежливого любопытства. Этот взгляд – упорный, властный, испытующий, – откровенно смутил Эви, так что она уже не столь пристально рассматривала прочие детали лица – ничем не примечательный прямой нос, неулыбчивые бесстрастные губы и широкий, тяжёлый подбородок.

   Чёрный китель с узким воротником под горло ничем не напоминал щегольской пиджак гражданского образца, фасон которого Эви видела у своего отца и других мужчин круга состоятельных цивитано. Вместе с чёрными штанами и высокими ботинками с автоматической самошнуровкой, этот китель завершал комплект одежды, похожий на лётную или военную форму. Разумеется, сшит он не из немятки-нетленки, это многофункциональная дорогая ткань…

   Мужчина едва заметно качнул головой. Требовательный взгляд сейчас был адресован Мермэйд – недвусмысленный намёк на необходимое действие, оставить с лотом наедине... А затем Эви услышала голос того, кто носил фамилию, обозначающую порядковое числительное – Сотый.

ГЛАВА 5.

Дэйт Центоно

   – Так вот ты какая… Я ждал увидеть кого-то другого, – с лёту ошарашил нэго, с расстановкой произнёсший странную фразу в сопровождении изучающего, острого взгляда. – Так было любопытно узнать, кого мог взрастить старый негодяй Райт: безвольную куклу или бессердечную стерву?

   Мужчина стоял около панорамного иллюминатора, заложив руки за спину – жест уверенного в себе человека, привыкшего к чувству превосходства над другими. Лёгкое движение – человек всего-то повёл шеей, как будто небрежно указывая на выход чуть ли не подбородком, а между тем Мермэйд хватило и этого.

   – Да. Конечно. Я выйду, нэго Центоно, – отрывисто чирикнула она и беззвучно испарилась, оставив за собой только наглухо задвинутую дверную створку.

   Перед тем как ретироваться, Муся кашлянула и коротко прикоснулась к руке Эви – пожать при клиенте не осмелилась, лишь притронулась. Пальцы с длинными бордовыми ноготками были холодны как лёд – а затем смотритель спящих исчезла, будучи в явном душевном раздрае, взбудораженная собственными взаимоотношениями с безымянным лотом и… напуганная чем-то другим. Что ж её так испугало?

   А что такое голос? Не каждый задумывается об этом идентификаторе личности, не менее важном, чем лицо… Как для начинающего специалиста по сонификации, увлечённого делом в достаточной мере, любые звуки, в том числе голоса, значили для Эви немало. Голос транслирует эмоции собеседника, указывает на душевное состояние, прячет или демонстрирует проблемы со здоровьем. Прожитые годы, поражения и выстраданные победы иногда оставляют на нём свои невидимые, но ощутимые метки, как памятные зарубки на дереве. Он может нравиться или раздражать, а порой – вводить в заблуждение.

   Тембр и тональность голоса Муси не вызывали у Эви ни отторжения, ни дискомфорта, они не противоречили поведению и даже перекроенной генетической пластикой внешности. Пожалуй, голос известного в развлекательной индустрии типажа Русалочки должен быть мягче, тоньше, нежнее и звонче, но это не имело значения. Голос органично уживался с хозяйкой, в характере которой типичная беспечность и даже безалаберность моди сочеталась с импульсивностью и, в общем-то, добрым и отзывчивым нравом – на мозгодралке смотритель ещё не успела очерстветь душой, как наверняка произошло со смарт-техниками.

   Голос Дэйта Центоно заставил Эви напрячься с первых же слов, и не только из-за возмутительного эпитета в адрес отца! Голос не сочетался с разгорающейся во взоре искрой интереса, которая грозила перерасти в неконтролируемый пожар. Мужчина разглядывал Эви в упор, откровенно, без стеснения, как будто сопоставлял увиденное с неким заранее составленным портретом, реальным или воображаемым. А между тем его достаточно низкий, плавно-уравновешенный голос, проговоривший отнюдь не приветствие, звучал абсолютно не эмоционально, мало того – отстранённо и безразлично. Таким тоном прикрывают сильные негативные чувства, а долго сдерживаемая ярость или гнев делают голос старше, чем реальный возраст собеседника. Была и дополнительная деталь – в этом мелодичном, низком и сочном мужском баритоне присутствовали слабо контролируемые хрипящие нотки, как при приближающемся приступе спастической дисфонии. Прим. авт.: голосовой спазм», некоординированный спазм внутренних гортанных мышц, сопровождающийся избыточным смыканием либо размыканием голосовых связок.

   Иными словами, когда-то давно Дэйт Центоно кричал так, что связки были травмированы, а голос – сорван напрочь. Связки он потом лечил, но без специфических вмешательств, позволяющих полностью устранить последствия. Прорвавшаяся сейчас хрипотца стала сигналом сильных, крайне отрицательных эмоций, которые пытался скрыть черноволосый мужчина, обманывая Эви Райт своим ровным, искусственно апатичным голосом. Эви осознанно оценила диссонанс, а растерянная Муся, видимо, по-женски интуитивно.

   – Я не знаю, кого вы хотели увидеть, – произнесла Эви как можно спокойнее, стараясь выровнять дыхание. – Мне не послышалось, вы уничижительно говорили о моём отце?

   – Не послышалось, – мужчина обвёл беглым взором стены маленькой каюты, которую, судя по запаху антисептика, недавно приводили в порядок после свежего загула смарт-техников, и указал Эви на один из стульев около овального стола в центре помещения. – Сядь.

   Девушку покоробило приказное обращение, но сейчас она хорошо понимала, в какой щекотливой ситуации находится, и выражать недовольство не в праве. Она молча подчинилась и не могла отделаться от ощущения, что нэго Центоно прикидывает, насколько быстро это сделано. Знакомая манера! Данил Райт ждал того же от окружающих – безоговорочного, немедленного исполнения его распоряжений. Только к дочери это относилось в последнюю очередь.

   Другой стул мужчина занял сам. Жалобно скрипнувшая типовая конструкция из металлопластика подтвердила, что развитая мускулатура и физическая мощь Дэйта Центоно – не иллюзия, созданная грамотно подобранной одеждой.

   – Так кто ты, Эви Райт? – наконец-то с явным, а не наигранным любопытством спросил нэго, в то время как кисть его правой руки погрузилась в один из нагрудных карманов кителя и столь же быстро вынырнула, будучи сжатой в кулак.

   «Что у него там?!» – подумала девушка. Её язык опередил мысли, помогая ответить с плохо сдерживаемым возмущением:

   – Кто я? Не кукла и не стерва. И мой отец не был негодяем!

   – Субъективное суждение, – в графитово-серых глазах, излучавших всё тот же неприкрытый интерес, мелькнула тень мрачной усмешки. – Первое легко исправить при должном подходе. Второе же… Неужели ты можешь утверждать, что хорошо знала своего отца?

   – Достаточно хорошо.

   – Видимо, этому способствовали его многомесячные отлучки? – уточнил Центоно.

   – Нет. Я говорю о тех периодах на «Аргенто», которых вполне хватало для общения со мной!

   – Полагаю, они были коротки настолько, чтобы Райт не делился всеми подробностями похождений вне зоны присмотра комиссаров Федерации?

   Эви лишь успела приоткрыть рот, дабы высказать мнение о нелепости начавшегося разговора, когда правый тяжёлый кулак сидящего за столом мужчины раскрылся, выпуская на исцарапанную, белёсо-серую и не до конца отмытую от пятен поверхность странный предмет, контуры которого едва угадывались при определённом падении лучей света, и только вблизи. Нет сомнения, что по углам потолка каюты расположены камеры наблюдения с высокой видео- и аудио-чувствительностью, минимум две… Если сейчас кто-то считывает их показания, то предмет со стороны незаметен. А через минуту-другую он будет активирован, «размажет» нужным образом пиксели изображения и сотрёт звуки, ибо разговор сидящих за столом людей скроет особая полупрозрачная подушка, купол, видимый лишь тем, кто под ним находится.

   Маленькая подвижная пирамидка, скользнувшая в центр столешницы – так называемый «антиболтун», – допускалась на территории Федерации и любых объектах, будь то станция или отдельное учреждение, только для домашнего частного использования. Например, чтобы заглушить охи-вздохи и спрятать телодвижения супружеской возни под одеялом в том случае, если теснота жилого отсека с подселением посторонних не позволяет заняться любовью в такой обстановке, когда удобно и комфортно всем… И – не более. В любом другом, официальном, месте обнаружение антиболтуна наказывалось огромным штрафом из баллов исопа. У хитрого устройства даже не было официального названия, только жаргонное.

   – Это незаконно, – одними губами прошептала Эви, осознавшая, что нэго тянул время, запуская запрещённый гаджет, которому требовалось время на «раскачку» мощности.

   – Кто же мне запретит? – развёл руками мужчина, вполне естественным и не вызывающим подозрений жестом разгоняя облако подушки антиболтуна, делая ту шире и выше. – Клиенту, отвалившему пятьдесят тысяч земных монеро за мозги дата-сайентиста, владеющего сонификацией? Даже если служба безопасности приглядывает за нами и заметит шалость, они закроют глаза, проверено. Я тут не впервые.

   – Мозги так дорого стоят?

   – Когда как, – с деловитой прохладцей добавил Центоно, – обычно не столь дорого, как в этот раз. Средняя цена за лот разума с высшим специальным образованием редкого профиля – до семи тысяч. А другая сумма по итогу нарисовалась потому, что какие-то крайне нежелательные крейтаджо всё время пытались перебить ставки на зарезервированный лот, а у хозяев мозгодралки свело пупок от жадности… Прим. авт.: От «kreitaĵoj» на эсперанто. Допустим, это будет вариант ругательства. Любопытно, тебе же сказали, что я не оставляю моди тушки полуфабрикатов на утилизацию? А использовать их можно по-разному.

   Ровно звучащий мужской голос не изменил интонацию, не дрогнул, не выдал ничего, что бы указывало на проявление физического желания, но при последних словах нэго Эви почувствовала, как щёки заливает краска румянца. Стал бы вести себя подобным образом человек, к которому Гил обратился за помощью? Затем кровь отхлынула от лица девушки, уступая место внезапной бледности. Докс назвал тело «тушкой», как сделал бы модификат?! А ведь у моди нет запретов на любые связи, у них условно разрешено всё, включая некрофилию…

   «Чокнутый извращенец…» – некстати мелькнула в голове фраза, брошенная одним из смарт-техников не далее, как полчаса назад.

   – Зачем вы меня запугиваете? – выдохнула Эви. – Сейчас мы под антиболтуном. Скажите правду! Вас послал Гил, вы знакомы с ним, или…

   Она не договорила конец предложения, означавший другую цель покупки лота – децеребрализацию будущего ресурса нейросети, и ничего более. Кисти рук Центоно медленно сжались в кулаки, затем разжались. Так же неторопливо и размеренно негоциант ответил, и под едва слышным шелестом помех глушащего устройства в его звучном баритоне снова проскользнули хрипящие, сдавленные согласные звуки:

   – Меня никто, никуда и никогда не посылает, а если попытается, я найду способ поставить на место. Я принимаю решения сам. Возможно, я прибыл для того, чтобы вытащить тебя отсюда – живой, не в качестве слепка сознания для нейронной сети… Я не запугиваю, а всего лишь констатирую факт и не скрываю – половина стоимости каранкса, на котором якобы отдала концы одна достаточно хитрая дрянь, заплачена за эксклюзивный лот разума не просто так…

   – Корысть прежде всего? – не выдержала Эви, которая так и не услышала ни подтверждения, ни опровержения об участии Гила. – Кошелёк стал тесен, как шутят про нэго?

   Проблеск веселья на сей раз совпал – в голосе, расщедрившемся на подобие короткого смешка, и в слегка сощурившихся графитово-серых глазах.

   – А как же без корысти? Я всего лишь плачу по старым счетам, Эви Райт. Без вмешательства старого негодяя, нравится ли тебе характеристика или нет, я бы не стал тем, кем являюсь сейчас. Какими средствами это было достигнуто, другой вопрос. Знаешь, что твой отец собирал подонков со всей галактики? Нет? Ну, так перед тобой – один из них, выживший вопреки всему и сам ставший тем, кто собирает подонков во имя собственных интересов… Ты можешь пойти со мной или просто сдохнуть, сыграв в ящик смарт-трэпа. Твой выбор?

   «Дрянь?! Якобы?! О чём он?!»

   – Слишком много намёков на прошлое моего отца! И я не понимаю, зачем оскорблять память Аими… – начала было Эви, прислушиваясь к собственному, взволнованному, беспорядочно мечущемуся и забившемуся птицей в ловушке сердцу.

   Зрачки глаз собеседника расширились и тут же приняли прежний размер, а скрытая усмешка стала явной, потянув уголки губ мужчины вверх. В улыбку губы так и не сложились. Дэйт Центоно усилием воли справился с эмоциями, какими бы они ни были – да какими угодно, но если среди них случайно затесались позитивные, то они были спрятаны в самый дальний угол сознания, за непроницаемую завесу в потемневших серых глазах.

   – Кэтсу Ямомото сел в лужу, как, возможно, и твой отец, потому что хитрая дрянь поимела их обоих. Нет никакой памяти Аими. Есть только то, что тебе позволили увидеть, а это ничтожно мало. Возможно, ты стоишь куда дороже, настолько дорого, что первым шедший по твоему следу Данил Райт не пожалел никаких вложений.

   Эви молчала, пригвождённая к месту мрачным взглядом и теми зловещими нотами в голосе Центоно, причины которых ей почему-то расхотелось узнавать. Она внезапно вспомнила о своих детских впечатлениях при первой встрече с Данилом Райтом. У детей, не имеющих жизненного опыта, есть своё интуитивное определение чувства опасности, исходящего от взрослого. Худощавый немолодой мужчина, приведённый смуглой соседкой, казался тем, кто сможет отобрать конфетку и раздавать подзатыльники, от которых у любого из грузчиков – приятелей Аманды – полетели бы звёзды из глаз. Складывалось ощущение, что Дэйт Центно таким подзатыльником просто убьёт на месте. Он похож не на того, кто голыми руками способен свернуть шею здоровому бугаю в случае необходимости, нет…

   Девушка почему-то пребывала в полной уверенности, что нэго делал подобное – и не единожды.

   Он опасен.

   Это почувствовала Мермэйд. Об опасности знают смарты, не желающие злить «отмороженного». В этом сведуща служба безопасности мозгодралки, под бдительным оком которой Центоно не впервые запирается в каюте с разбуженным лотом для приватной беседы. И никто из них не будет вмешиваться, что бы ни происходило за наглухо задраенной входной створкой…

   – Я намерен разобраться во всём, – между тем продолжал говорить черноволосый мужчина, – не знаю, как скоро получится, но приз того стоит, а вечности за пазухой у меня нет, чтобы тянуть... Я наблюдаю за тобой всего-то двадцать минут, но по недоумению на милом личике вижу, что папаша предпочёл скрыть не просто многое из своих делишек, а всё – так, чтобы и в качестве винтика нейросети ты не стала источником информации. Ни для кого, кроме того, кто подберёт к этой информации код доступа! Мне нужны ответы на несколько вопросов, без которых нужный путь к призу не может быть пройден.

   – Я не понимаю насчёт приза. Почему нужно говорить со мной загадками?

   – Потому что время разгадок ещё не пришло.

   Выражение лица Дэйта Центоно стало сосредоточенно-отрешённым. В тишине полупрозрачного купола, будто камень за камнем, падали слова:

   – Сейчас, Эви Райт, ты скажешь мне три вещи – если хочешь жить. Напряги свою память, это важно.

   Неподвижно лежащие на столе крупные и тяжёлые кисти мужских рук слегка шевельнулись, в то время как ни на лице, ни в голосе не больше проявилась та заинтересованность, которую Эви всей кожей воспринимала на протяжении беседы с этим пугающим и мрачным человеком.

   – Первое: какова настоящая фамилия твоей матери? Второе: отец наверняка отдавал тебе для сонификации инопланетные артефакты. Откуда был последний и что из себя представлял? И третье… – мужчина подался вперёд, внимательно глядя на девушку, – судебное разбирательство было закрытым, и сведения никуда не просочились. Но мне важно узнать: как в своих дневниках называла твоего отца эта мелкая сучка из прасемьи Ямомото?

   Эви покачала головой. Вопросы нэго стали для неё не просто сюрпризом, а полной неожиданностью. Артефакты? Дневники? И впервые за долгие годы кто-то интересуется Эллен Корхо? Зачем?! Отец всегда пресекал подобные разговоры…

   – Подлинная фамилия матери мне неизвестна, – осторожно проговорила Эви. – Сонификация артефактов – скорее искусство, чем реальная необходимость, я редко этим занималась. Отец продавал древние украшения с Тайри, но они были настолько примитивны, что я не смогла подобрать грамотную озвучку для покупателя. Получился нелепый набор мелодий для детской песенки… А дневники Аими… Никто не давал мне знакомиться с их интимной частью, даже под давлением адвоката.

   Ответное молчание длилось куда меньше, чем сгорает вышедший из строя чип дешёвой подделки под игровой бот. Мужские кисти снова сжались в кулаки – не иначе, в знак разочарования.

   – Так и думал, что ты ни хрена не знаешь!

   Фраза ещё не была произнесена до конца, когда изолирующая полупрозрачная подушка антиболтуна опала с мягким шелестом, а запрещённое устройство исчезло со стола в одном из тяжёлых кулаков. Как будто поджидая этого момента, через раскрывшуюся створку входа бесшумно просочилась смотритель спящих.

   Мермэйд вошла с каменным невозмутимым лицом, и только кожа хранила оттенок синеватой бледности, более явной, чем обычно, а на нижней пунцовой губе виднелась потемневшая припухлость, как будто моди прокусила её до крови.

   – Вы закончили, нэго Центоно? – почтительно спросила Мермэйд, бросив на Эви взгляд, в котором мелькнула не тщательно подавленная, а жестоко задушенная тень сочувствия.

   – Да. Я узнал всё, что хотел, – в голосе мужчины гасли последние искры интереса.

   – Когда вы хотите сделать децеребрализацию этого лота? Срок содержания заканчивается, нужно продлять или…

   Муся неумело затаила дыхание. Ноздри истончённого генетической пластикой носика расширились, как будто в случае возможного продления пребывания лота на мозгодралке могло произойти что-то непредвиденное, из ряда вон – с её, Мусиной, помощью… На что она рассчитывала? Устроить полуфабрикату побег? Но ответ гостя не предполагал никакого продления. Он заставил темп сердцебиения Эви перейти на быстрый бег, а затем – замереть в осознании неизбежного. Значит, обещание вытащить её отсюда было ложью?!

   – Я не планирую задерживаться в вашей консервной банке-мозгодралке, – хмыкнул нэго, вставая из-за стола и поводя широкими плечами, словно устал от разговора и разминал затёкшую спину. – Предпочитаю своё оборудование, как обычно. Просто усыпите лот так, чтоб сохранилась деятельность мозга часов на пять, я зачищу её и вставлю в нужную нейросеть.

   Он сделал шаг в сторону, не обращая более на побледневшую Эви никакого внимания, и тут же резким хладнокровным тоном добавил:

   – Только не забудьте, что усыпление – моим препаратом. Ах, да…

   Дэйт Центоно медленно повернулся. Склонился над столом, опираясь одной рукой. Вторая быстро и смертельно-нежно, как атакующая змея, оказалась у лица Эви. Пальцы приподняли подбородок девушки, снимая с него первые капли сбегающих вниз дорожек непрошенных и долго сдерживаемых слёз безысходности.

   – … у вас полчаса, пока готовят к старту мой шарк, – серые глаза смотрели холодно и оценивающе. – И я хочу видеть, как будут делать инъекцию.

   – Смарт-техники сделают для вас запись процедуры, нэго, – кивнула топчущаяся на месте моди. – Желание клиента для нас закон.

   – Запись? – казалось, крохотное помещение вздрогнуло от раската хохота, не меньше, чем сама сжавшаяся на стуле Эви. – Нет. Ощущения не те. На это я хочу смотреть САМ.

   Тонкие длинные пальцы с бордовыми ноготками ненавязчиво легли на рукоять шокера, так органично выглядевшего на поясе форменной одежды Мермэйд. Эви вздрогнула, понимая, чем может закончиться сцена. В безукоризненно вежливом голосе девушки-смотрителя поднимался протест, сдерживаемый не менее долго, чем слёзы бывшей цивитано Райт. Черноволосый мужчина тоже его услышал, потому что повторил пренебрежительный жест – слегка вытянул шею, как будто опять дал указание подбородком: «Выйди вон!»

   – Дальше что? – столь же небрежно спросил он, в дополнение приподнимая руку и недвусмысленно показывая на створку. – Плыви-ка ты отсюда, глупая рыбка. Самое время.

   – Муся, он прав… – смогла пролепетать Эви. – Не делай глупостей!

   На грани подступающего отчаяния она прекрасно отдавала себе отчёт в том, что для Русалочки с тушкой серийного выпуска, списавшей огромные баллы исопа за тот несчастный стакан с соком в попытке облегчить лоту последние часы или даже минуты физического существования, увольнение из-за скандала с клиентом будет крахом, от которого не удастся оправиться.

   Ибо месяц действительно только начался…

   Видимо, это было ясно не только Эви. Грохот башмаков с ускорителями бега, стремительно приблизившийся к каюте для посиделок, предупредил о своевременном вмешательстве службы безопасности.

   – Мермэйд-шестнадцать тысяч ноль пять! Дисциплинарный штраф! В изолятор захотела?

   Ворвавшиеся в каюту охранники тоже были моди. Один был обладателем узнаваемой тушки медленно, но верно выходящего из моды генетического дизайна вампира, второй – с самой скромной пластикой, коснувшейся цвета кожи, ставшего серебристо-ртутным, и модификации глаз, радужная оболочка которых приобрела несуществующий в природе рубиново-красный оттенок. Вдвоём парни моментально оттеснили разъярённую, упирающуюся и забывшую про всякую вежливость Мусю, предварительно отобрав у неё шокер – во избежание импульсивного использования не по назначению. Вряд ли Центоно позволил бы выпустить в себя электрический разряд, но сам факт подобного поступка по отношению к покупателю был за гранью… Охрана не причинит вреда сорвавшейся дурочке Мермэйд, с кем не бывает за первые пару лет работы! Разве что ей наподдадут без фанатизма по шее, только для острастки, не более, а затем подержат денёк-другой в изоляторе. Персонал консервной банки – в одной лодке, к какому бы уровню обязанностей не относился. Если тут не стоять друг за друга, умом можно тронуться запросто.

   – Простите, нэго Цэнтоно, – торопливо пробормотал один из охранников, в то время как гость Центра даже не шевельнулся и не сдвинулся с места, – такое больше не повторится.

   – Не сомневаюсь, – всё-таки с лёгкой усмешкой произнёс нэго.

    Тот, кто как раз выволакивал за шиворот бранящую «извращенца», на чём Вселенная стоит, Мусю, принял решение почистить ленту камер наблюдения за последний час, дабы удалить все следы событий.

   Начальству ни к чему знать, что смотритель спящих повела себя не надлежащим образом, иначе попадёт всем, ударив по карману, а баллы исопа сами себя не начислят… Постоянный клиент в следующий раз может уйти на другие мозгодралки, да будь он хоть трижды выродок со своими нездоровыми причудами, но платит-то хорошо! И что тогда?

   Черноволосый мужчина проводил удаляющуюся группу моди долгим спокойным взглядом, а в каюту снова шагнули двое – несомненно, смарт-техники, – в изолирующих белых костюмах, под которыми невозможно определить ни пол, ни возраст их носителей, разве что увидеть глаза в защищённой прозрачным забралом прорези в верхней части шлема… Эви наблюдала за их приближением, будучи не в силах что-либо изменить – и мучительно жалела только об одном. О недопитом стакане сока, успокоительное в котором помогло бы ей максимально отключиться от происходящего.

   Видимо, понимая, в каком состоянии находится лот, один из смартов держал наготове уже не шокер, а нечто вроде заряженного лекарством дротика. Один взмах руки, и…

   – Я сказал, никаких транквилизаторов, – нахмурился Дэйт Центоно.

   Сейчас он стоял между Эви и смарт-техниками, за которыми маячила настежь распахнутая створка каюты, а за ней – ярко освещённый лампами коридор, где ещё было слышно эхо Мусиных ругательств. Инстинкт самосохранения всё-таки бессмысленно толкнул Эви вперёд, туда, к свету. Девушка почти бессознательно метнулась по вполне верной траектории, позволявшей прошмыгнуть вдоль стены, а затем – между неповоротливых в своих защитных костюмах смарт-техников. А дальше что? Да какая разница, но просто так дочь Данила Райта не сдастся…

   Бросок не удался. Беглянка с размаху врезалась в мощную, широкую, твёрдую как каменная плита, мужскую грудь, обтянутую чёрной дорогой материей кителя. Дэйт Центоно успел разгадать и пресечь манёвр в зародыше, и сейчас, стоя спиной к смартам, он крепко держал за запястья трепыхающуюся Эви, слегка отодвинув от себя и глядя сверху вниз.

   – Я не хочу в нейросеть… не хочу… – раздался шёпот девушки, переходящий в короткий всхлип.

   Было слышно, как один из смартов от души ругнулся под забралом белого шлема – ещё один повод для охранников стереть запись происходящего в каюте. А в графитово-серых глазах, в которые неотрывно и умоляюще смотрела пойманная в ловушку Эви, мелькнула даже не тень… Как будто крохотная планета прошла по диску звёздного гиганта. Так называемый транзит, позволяющий изучать атмосферу планеты без искажений от света звезды.

   Какая-то мысль, которую перепуганная Эви не смогла ни прочесть, ни расшифровать. Видимо, поэтому Центоно счёл нужным добавить вслух своим ровным голосом с привкусом хрипотцы давно пережитых, но так и не отпустивших память событий:

   – Мы не всегда делаем то, что хотим. А каково в нейросети – так это безвестно, Эви Райт.

   Если бы смарт-техники дали себе труд приглядеться, то увидели бы, как переполненные слезами светло-зелёные глаза широко раскрылись, а сопротивление отчаянно вырывающегося лота стало гораздо слабее.

   Причина?.. Короткая заминка на произнесённом Центоно пристойном линесисйском аналоге прилагательного «безвестно» – так, как будто замену непечатному словцу черноволосый мужчина подобрал в самый последний момент.

   А потом Эви просто расслабилась и заснула, уже не видя того, как в серых глазах зародился нехороший огонёк беспокойства. Хорошо, что бывшая цивитано Райт этого не заметила. В противном случае она беспокоилась бы вместе с нэго, которому стало очевидно – в состоянии усыпляемого его личным препаратом лота что-то пошло не так!

***

Сон был безмятежным. Почти сладким. Мягко укачивающим на волнах релакса. Один раз в него постучались какие-то голоса, Эви сочла их обрывками несостоявшихся сновидений, на которые порой так щедро подсознание. Вроде и приснилось что-то, а до конца досмотреть не удалось! Голоса в целом не пугали, но один из них был знаком и вызывал смутное волнение – сочный баритон Дэйта Центоно, на сей раз лившийся свободно, без признаков приближающейся спастической дисфонии… Второй голос принадлежал женщине – совсем не юной, но достаточно молодой и уверенной в себе.

   – Дэйт! – бархатно, мягко, но укоризненно произнесла женщина, и Эви вяло изумилась тому, что кто-то осмелился в таком дружески-осуждающем тоне общаться с нэго. – Ты что, забрал её сразу после гибернации? Как такое вышло? Рискованно!

   – Ни в коем случае. Я выждал самый долгий срок, три недели. Вся дрянь для заморозки вывелась, иначе не могло быть, – возразил задумчивый голос Центоно.

   – Игра с огнём… Угнетение центров продолговатого мозга, дыхательная недостаточность… Прим. авт.: в продолговатом мозге находятся автономные нервные центры, отвечающие за дыхание и кровообращение. Минимально, да. Какая-то смешная сотая доза от возможной, перед процедурой ей точно давали мощное седативное средство… На десятую долю больше – и под твоим коктейлем из сложных токсинов я бы не спасла девочку даже в реанимационной капсуле.

    Молчание. Короткий мужской вздох. Ответ сквозь зубы.

   – Никто бы не посмел. Я запретил. Я понял, что она плохо дышит, уже в начале инъекции, поэтому поторопился.

   – Ты вовремя её доставил, но всё могло закончиться иначе. Значит, посмели… – Эви не могла видеть женщину, но и во сне готова была поспорить, что та тревожно качает головой. – Значит, на мозгодралках зреет саботаж – и это неплохо, но чревато жертвами среди тех, за кого ты вытащил счастливый билет в новую жизнь. Скверно, если твои игры раскрыли – и вот тогда нам всем грозит мозгодралка, если не хуже.

   – Я приму меры. Уверен, что если запись встречи велась, то она уничтожена безопасниками Центра. Никаких следов, кроме нового подтверждения моей репутации морального урода, от которого нужно держаться как можно дальше, – исчерпывающе веско сказал Центоно, и снова воцарилось короткое молчание, во время которого женщина с мягким бархатным голосом как будто собиралась с силами для следующего вопроса.

   – Надо придумать что-то другое, пока ты не выгорел… Это ведь дочурка Райта? – прозвучал-таки вопрос, затем перешедший в изящную атаку цепляющихся друг за друга утверждений: – Дорогой лот из резерва Судебной Палаты. Такой, что ты упрямо увеличивал ставку за её разум, забыв про всякую осторожность. Ты сделал всё, чтобы любой поверил в её исчезновение на мозгодралке, но только не те, кто ведёт истинную охоту… Вокруг девушки слишком много странностей, и если свежий выпускник Академии, без реального опыта в дата-сайнсе и сонификации вдруг экстренно понадобился всем подряд покупателям мозгов, то я готова драить полы медицинского отсека своими собственными ручками – вместо бота-уборщика. Кстати, ты обещал мне новый, за этим реально нужно домывать…

   Дремлющая, но с вниманием следящая за диалогом во сне Эви навострила ушки. А слушать-то и нечего. Ни мужского вздоха тебе, ни пояснений, ни оправданий.

   – Ты незнаком мне с такой вот стороны, – добавила женщина с бархатным голосом, – и твоё прошлое, что там доподлинно было… Моя мать говорила так: чтобы не бояться мужчины, его нужно знать ребёнком… Дико дорогой лот теперь в твоём распоряжении – вместе с узелками семейных тайн, которые ты так жаждешь и торопишься распутать, и вместе с этим красивым телом, которое ты спас от утилизации на мозгодралке. Я не знала тебя ребёнком, Дэйт, равно как и взрослым знаю не так давно. Но очень хочу верить, что у девочки нет причин тебя бояться, и отыграться за прошлое тебе не придёт в голову.

   Бархатный голос затих. А сочный баритон и вовсе ничего не ответил – как будто не был уверен ни в чём, что мог позволить себе произнести вслух.

ГЛАВА 6.

«Celerrimus»

   Прим. авт.: Очень быстрый, быстрейший (лат.).

   Проснуться было приятно. Без признаков холодной дрожи, тошноты, боли или чего-то такого, что навевало бы неприятные мысли и пробуждало аналогичные воспоминания. То есть, обрывочные воспоминания никуда не делись, они постепенно просачивались сквозь тёплую вату остаточных сновидений, но воспринимались без тревоги или страха – просто как данность. Что это – начало обезличенного пребывания в нейросети или последствия применения каких-то нейротропных веществ?! В какой жизни это было и откуда взялось? Графитово-серые глаза, стальная хватка на запястьях, ледяная поверхность медицинского стола и обнажённое тело, открытое сугубо профессиональным взорам смарт-техников, обязанных провести процедуру усыпления лота… А что было между этим?! Ах, да, любимая присказка Гила, «безвестно»!

   Значит ли это…

   Эви спросонья начала ощупывать себя руками. Все части тела на месте! Тело остаётся обнажённым, как было до засыпания… Кожа тёплая, чувствительность в порядке! О недавнем присутствии катетеров в венах напоминают маленькие гелевые повязки, которые должны скоро рассосаться сами. Уши слышат! Глаза видят! Если это не иллюзия пребывания в нейросети, в виде комплектующего интеллектуального элемента… Но там, говорят специалисты, такого не может быть. Телесные ощущения только для тех, кто пользуется продуктом, а не для составных частей.

   Кстати, а что видят глаза и осязает кожа? Простыни, одеяло, подушка. И не полимерный материал, идущий в быструю переработку после должного объема загрязнений или по графику. Постельное бельё настоящее, тканевое, приятное на ощупь, с нейтральным лёгким запахом ароматизатора. Не серое, а цвета зелёного яблока. Постель – крепящаяся к стене, широкая разборная койка с боксом для белья снизу. Позволяет экономить место и служить разным целям. Достаточно нескольких движений – и вот уже у вас в наличии удобное кресло или вполне уютный одноместный диванчик. Знакомая конструкция. Эви видела такие в каютах экипажа «Аргенто».

   Похоже, пробуждение состоялось в типовой каюте космического судна или станции… Сама Эви не жила в подобных, у неё были свои апартаменты, «взрослеющие» вместе с хозяйкой, но планировка помещения знакомая: «пенал» площадью восемнадцать квадратных метров, с плавно закруглёнными сглаженными углами и разного рода функциональными зонами и нишами. Сливочно-тёплый тон отделки стен и пола, сочетающийся с оранжевыми деталями, фурнитура и элементы мебели – износостойкий металлопластик с декоративным напылением. Освещение – многочисленные точечные светильники. Шторка на овальном, достаточно большом, иллюминаторе, тщательно задраена, надо открыть её, чтобы получить представление о виде снаружи…

   Эви осторожно спустила босые ноги на мягкий пружинящий пол – и тут же, ойкнув, забилась назад под одеяло. Сработал датчик открытия входной створки, пропуская кого-то в каюту. Первая мысль о том, что это может быть Центоно, заставил девушку чуть ли не нырнуть под одеяло с головой, но напрасно. В каюту вошла, несомненно, женщина, причём весьма примечательной внешности. Зелёный приталенный комбинезон с какими-то знаками отличия на нагрудном кармане идеально сидел по фигуре, пропорции которой слегка отличались от земных в высоте талии, длине шеи и ширине плеч. Лицо было удлинённым, подбородок – узким, карие глаза – умеренно-раскосыми, переносица – высокой и продолжающей линию лба, ушные раковины плотно прижаты к голове, а череп имел приметные впадины-сжатия в области висков и в противовес им – несколько вытянутую теменную часть. Волосы медного оттенка были гладко зачёсаны и собраны в узел на затылке. Золотистый оттенок кожи говорил о симбиотическом присутствии одноклеточных хищных амёб в нижних слоях эпидермиса.

   Это не моди, конечно, тут естественная внешность. В пользу предположения говорил чёрный плоский кругляш голосового адаптера, красующийся на коже шеи в области щитовидного хряща гортани. Эви не сталкивалась с представителями данного биологического вида лично, но знала, как они выглядят… Изэйд – раса, достигшая уровня развития межзвёздных полётов на тысячи лет раньше, чем человечество. Землю они в своё время даже посещали, правда, вышло это случайно, когда потерпел аварию звездолёт – его экипажу пришлось приспосабливаться к существованию в среде одной стремительно развивающейся цивилизации на берегах реки Нил. Что ж, итог закономерен – они вознеслись на пьедестал богов… Биологическая ассимиляция не случилась, помешали шесть пар лишних хромосом в геноме изэйд, а попытки физической близости с землянами сыграли жуткую шутку с последними. Симбионты изэйд стали смертельными гостями человеческих тел, жадно атакующими окружающую среду даже после гибели невольных хозяев. Помог не только полный отказ в половых контактах с «богами», но и практика мумификации мёртвых тел, не позволившая хищным простейшим захватить экологическую нишу почвы.

   Пришельцев стёрло в прах безжалостное время, никто за ними не прилетел, потому что грубая навигационная ошибка завела путешественников совершенно не в тот рукав в чужой галактике. Узнали об инциденте только впоследствии, когда земляне открыли свою Эру межзвёздных полётов. Практика мумификации надёжно прижилась в цивилизации на берегах Нила. Другие смутные следы пребывания изэйд также оставили – в виде занесённых многими метрами песка и ила останков космического судна, частично превратившегося в прах под изваянием сфинкса, загадочных ликов на барельефах, имён древних богов и фонетики-морфологии давным-давно мёртвого языка.

   Глобальные процессы отбора, которые касаются всех развивающихся рас, прошлись и по изэйд, в данный момент находящихся в фазе естественного затухания и «отката назад» в использовании и продвижении технологий. Что болтают в Большом Космосе о таких древних обитателях Вселенной? Они слишком давно живут и попробовали всё…

   А между тем вошедшая в каюту к Эви женщина внимательно осмотрелась и, устремив на девушку спокойный взгляд раскосых карих глаз, быстро прикоснулась к адаптеру на шее. Назначением устройства было надлежащее произношение звуков, слов и интонаций, максимально понятных представителям инопланетной расы – в данном случае, человеческой. Если вы не знаете языка, то адаптер не поможет, он минимальный по программному наполнению, портативный. Для полного общения на незнакомом языке нужен шлем адаптера речи. Тот, что крепится на шее, лишь подправляет речь в нужной тональности и эмоциональном наполнении.

   Возраст у изэйд с непривычки определить трудно, симбионты в коже исправно «поедают» отмершие клетки и обеспечивают продукцию большого количества защитного коллагена. Но всё-таки со стороны показалось, что женщина в зелёном комбинезоне шагнула в средний возраст своей жизни.

   – Итак, вы проснулись. Мне сообщили, что ваше имя не меняется. Вы – Эви, – полувопросительно проговорила изэйд высоким, но сильным голосом, не похожим на тот, бархатный и мягкий, который упрекал Центоно в неосторожности. – Чувствуете себя как, всё в порядке?

   – Хорошо, – честно призналась девушка, всё ещё натягивающая на себя одеяло до подбородка. – В полном порядке.

   Вошедшая изэйд поняла жест по-своему и показала на ближайший к себе скруглённый угол.

   – Настройки климатической панели – тут. Когда будете одеваться, подрегулируете, как сочтёте нужным. Одежда – тут. Я подобрала вам размер, визуально не должна была ошибиться, но могла. Если нужно, поменяем.

   Золотистый указательный палец левой руки описал полукруг, указывая на другой угол.

   – Далее, – продолжила гостья и продемонстрировала тыльную сторону кисти, на которой блеснул зеленоватый плоский треугольник. – У вас в изголовье – панель зарядки для скриба. Прим. авт.: от латинского «scriba», секретарь. Через несколько минут сможете достать оттуда гельтроник, такой же, как у меня, и закрепить на себе. Вам категорически не разрешается его снимать, Эви. Как только примете горизонтальное положение в следующий раз, зарядка пойдёт автоматически, стандартного человеческого периода сна для этого хватает.

   Эви кивнула. Гельтроники – устройства на основе гелевой электроники, – использовались повсеместно в тысячах вариаций. Упомянутый скриб обеспечивал связь в пределах любой космической станции (независимо от размера), базового космического судна и ассоциированных с ним кораблей, содержал информацию о владельце, его данные об исопе, социальном статусе и платёжеспособности, служил записной книжкой и календарём. На «Аргенто» и его постоянные обитатели, и персонал носили такие же, только квадратной формы и полностью прозрачные. Скриб самой цивитано Райт был конфискован при аресте.

   – В вашем скрибе есть маршрутизатор передвижения по шарку, – снова заговорила изэйд. – Автоматический доступ – по зелёным линиям, по запросу – по белым, красные и чёрные линии для вас запрещены. Сейчас я облегчу вам задачу с выбором: одеваетесь, спускаетесь на третью палубу в пищеблок. Приём пищи окончен, но для «опоздунов» и сильно занятых есть небольшое резервное время. Далее вы подниметесь обратно и найдёте медицинский отсек, вас будут ждать. Третий визит новичка на сегодня – к капитану, а там уже будет видно.

   – Позвольте… – слегка кашлянула Эви, так и не решившаяся расстаться со своей защитой, одеялом, – я прошу назвать, как к вам нужно обращаться? Где я нахожусь, если не тайна? И… кто я здесь, в каком качестве?

    Золотокожая женщина сделала неширокий шаг вперёд и указала на блестящую нашивку на нагрудном кармане комбинезона.

   – Я – старший помощник капитана, Сагирахай Маат Найтеп. Первое имя уместно сократить до Сагиры. Прим.: автор пошалил. Имя (Сагира) древнеегипетское. Ну раз уж изэйд были на земле… (само название расы, думаю, тоже вам что-то навеяло), то и имя пусть будет созвучно… Вы находитесь на шарке негоцианта Дэйта Центоно, он же капитан и владелец. Имя корабля в галактическом реестре – «Celerrimus». Полное наименование вашего статуса загрузится в скриб, когда тот зарядится, ознакомитесь. Ещё вопросы?

   Странно было видеть изэйд в качестве персонала (пусть даже такого уровня, как старший помощник) на корабле, принадлежащем человеку. Для изэйд люди и после выхода в Большой Космос, всегда считались «младшей» расой, со всеми минусами такого отношения даже при умеренных неагрессивных контактах. Инопланетные не могут быть гражданами Федерации земных колоний, это касалось только гибридов-линесийцев. Сагирахай не живёт по исопу, Центоно ей платит – и, скорее всего, очень и очень хорошо.

   Проскочив короткую стадию раздумий, Эви несколько растерялась от последней фразы насчёт статуса – Сагирахай не дала точного ответа, и это настораживало. На губах сам собой застыл вопрос о Гиллаане Моэ, вслух не прозвучал. Снова истолковав молчание по-своему, старший помощник проговорила медленно, тщательно и подбирая слова, как будто старалась донести каждую букву, не расплескав смысл по дороге:

   – Слушайте внимательно, Эви. Я ничего о вас пока не знаю, равно как не слышала поручений от капитана, но во избежание недоразумений дам инструкции. Шарк – не прогулочное судно. Его экипаж – отдельная тема для разговора… Вас поселили на верхней палубе, где принят комфортный формат «свой – гость». Значит, не относитесь ни к социально опасным, ни к подлежащим адаптационной обработке, в противном случае вас держали бы в пределах чёрных линий маршрутизатора – или не на «Целерримусе» вовсе. Здесь действует строжайшая дисциплина, усвойте раз и навсегда. За нарушение правил грозит карцер, а я на принадлежность к одному со мной полу скидку не дам. Так что прежде чем что-то сделать или пойти куда-то, слушайте свой скриб. Устав для персонала и правила для гостей – там. Кем вы тут будете, капитан Центоно решит сам, так что пока читайте правила для гостей с максимальными ограничениями. Есть вопросы?

   – Нет, старший помощник, – ответила девушка, стараясь не заикаться.

   – Тогда хорошего дня.

   Сагирахай развернулась, собираясь выйти, как вдруг произошло нечто непредвиденное. Эви не успела предостерегающе крикнуть, потому что язык от ужаса присох к гортани, а желание шевелиться пропало напрочь. У Сагиры есть оружие?! Да какая разница, она не успеет его вынуть… Ну, всё. Какой смысл дёргаться, сейчас будут разорваны на части обе – и только что проснувшаяся гостья с кучей ограничений, и старший помощник Дэйта Центоно, будь этот нэго неладен, но Эви-то жива и дышит…

   Топот четырёх тяжёлых лап, скрежет когтей и – едва не треснувшая под напором могучего чешуйчатого тела входная створка, изначально полуоткрытая, а теперь отлетевшая в сторону. В каюту метнулся чёрный, лаково блестящий монстр размером с вымершего представителя земной фауны, тигра. Трёхрогая голова, костяной околошейный воротник, страшные лапы с двадцатисантиметровыми когтями-кинжалами, длинный сужающийся к концу хвост, рудиментарные крылья, серебряного цвета глазищи-плошки и зубастая красная пасть, откуда выстреливал ороговевший язык, ощупывающий раздвоенным кончиком воздух – на предмет запахов…

   Сорранская химера. Высокоразвитая живородящая ящерица с совершенной системой терморегуляции, четырёхкамерным сердцем (столь редким для рептилий) и крупным мозгом, по развитию сопоставимым с таковым высших млекопитающих. Технократическая цивилизация планеты Сорра распродавала свой животный и растительный мир всеми существующими путями, оттого и была занесена в чёрный список для многих патрио-планет – как источник биологической контрабанды. Эви некогда совершенно случайно услышала фразу отца о торговле химерами для любителей незаконных и жестоких боевых развлечений – будь то драки животных или тайные битвы гладиаторов во всех уголках обитаемой Вселенной. Разговор не предназначался для ушей любопытной десятилетней девочки, но кусочек был подслушан в библиотеке «Аргенто», где Данил порой принимал каких-то особых посетителей, а его дочь любила гулять меж стеллажей. Там, в прозрачных кофрах с особым микроклиматом, хранились дорогие бумажные книги, некоторые даже дозволялось брать... Эви пряталась за стеллажами и кое-как выстояла до конца, чтобы не обнаружить своё присутствие.

   Потом она не выдержала. Не умела и не любила лгать – никогда. Два дня спустя забралась на колени к отцу, призналась и даже попыталась попенять за то, что «нельзя торговать редкими зверушками, им будет плохо». Райт вздохнул, взъерошил растрепавшиеся светлые волосы на детской головёнке:

   – А ты слышала, чтобы папа сказал «я торгую химерами»?

   – Нет.

   Маленькая Эви согласилась. Местоимение «я» из уст Райта в той беседе с несколькими незнакомыми мужчинами так и не прозвучало.

   – Значит, просто забудь. Редкие зверушки останутся целы. Когда полетим в Пояс Рая, я тебе их покажу – в заповеднике. Хочешь?

   Конечно, девочка хотела! Там она и увидела чёрных лаковых чудовищ. На кормление тварей посетителям с детьми не дозволяли смотреть, но цикл познавательных программ в помощь, там-то охочая до знаний Эви и почерпнула всё… Нескольких секунд хватит такой ящерице, дабы разделать добычу втрое крупнее себя.

   Но сейчас, в каюте «Целерримуса», тварь никого разделывать не собиралась. Она жизнерадостно запрыгала вокруг Сагиры, норовя облобызать руки и лицо раздвоенным языком и громко урча. Затем сунулась к обмершей от ужаса Эви, положила трёхрогую голову на край постели и смачно зевнула, уставившись на девушку своими серебряными глазами с прозрачными мигательными перепонками в придачу к обычным чешуйчатым векам, страдальчески вздохнула и… протянула когтистую лапу вперёд крайне недвусмысленным жестом, практически сложив когти «горсточкой». Красноречивее просьбы «дай!» просто не существовало.

   – Что?.. – смогла пролепетать Эви. – Что оно хочет?!

   – Как обычно: жрать, играть, чесаться, – с явным неудовольствием буркнула Сагира. – Анубисово семя! Вынуждена извиниться перед вами, что не закрыла входную створку.

   К величайшему изумлению Эви, женщина решительно шагнула вперёд и от души шлёпнула монстра по крестцу. Думается, такой шлепок бронированной ящерице был не страшен, а вот кистью Сагирахай трясла в воздухе, с шипением сквозь зубы. Не иначе, ушиблась. Монстр обижено завалился на бок и притворился мёртвым, предварительно устремив выразительный взгляд серебряных глаз на Эви. Мол, смотри, меня тут убивают, расскажи всем!

   – Вон отсюда! Сейчас же! И не попрошайничай!

   Погрустневшая химера поднялась, облизнулась и поплелась к выходу, повесив хвост. Эви с трудом разжала повлажневшие ладони и вытерла их об одеяло. Старший помощник развела руками:

   – Не обессудьте. Зверушка капитана, Лаллу. Вреда не причинит, но поначалу даже кое-кто из здоровых мужиков мочился в штаны, когда она лезла с играми и ласками. Не кормите никогда, тогда не отвяжетесь вообще, да ещё и вход в каюту пометит! Да… и не чешите под нижним краем костной перепонки, у неё там эрогенная зона. Это ещё хуже, чем дать поесть.

   На такой вот оптимистичной ноте Сагира опять пожелала девушке хорошего дня и быстро вышла из каюты, максимально плотно прикрыв за собой дверную створку.

***

С начинкой каюты Эви разобралась очень быстро. Порадовала душевая кабина, где был ионно-паровой душ, увлажняющий кожу. Переключатель для полноценного водяного душа тоже имелся, но сейчас был закрыт. Ситуация обычная: даже при замкнутом цикле воды для технических нужд влага (а не просто пар или туман комфортной температуры) в кране чаще всего подаётся по графику. Одежда, как и говорила Сагира, по размеру подошла идеально: и нижнее бельё, и тёмно-зелёный комбинезон из «умной» ткани, не универсального, а женского покроя, с вытачками в нужных местах. Порадовали и удобные ботинки с самошнуровкой и магнитным рантом – на случай отключения гравитационных установок корабля. Зеркало в скрытой гардеробной было совсем небольшим, как и в душевой кабине, но девушка впервые за несколько недель смогла рассмотреть в отражении своё лицо… Так получилось, что ни в изоляторе Лунного города, ни в крошечной каюте мозгодралки зеркал не было – не полагалось по комплектации, а в общей душевой всё той же мозгодралки, куда Муся запускала разбуженный лот, любоваться своей физиономией было просто некогда, там не положено было задерживаться дольше десяти минут – никому…

   Ох, как там Муся?!

   Невольно вздрогнув от саднящего чувства беспокойства за Мермэйд, Эви вернулась к койке, убрала бельё и отсоединила от панели зарядки маленький и гибкий зелёный треугольник, который легко и непринуждённо приклеился к тыльной стороне левой кисти. Продвинутая модель, для прослушивания информации и к уху-то подносить не надо, бортовой индивидуальный гельтроник, а в просторечии – скриб – передаст данные по центростремительным нервным волокнам куда нужно – в анализатор слуховой коры мозга.

   Да, правил с ограничениями тут много! Нужно покопаться внимательнее, а то ведь Сагира пугала карцером. Удивила Эви только одна вещь – в скрибе нет ни одного канала связи со внутренними нейросетями шарка! И ничего не написано в правилах о том, почему гость не допущен к игровой или простой коммуникационной сети. Как и в Уставе для персонала нет ничего, хотя там должны быть загружены инструкции разного уровня – для членов экипажа, каждый из которых занят свои делом.

   Хорошо, пусть так, всё выяснится. Может, есть отдельный файл в папках скриба… Но разумеется, надо узнать, кому теперь принадлежит гельтроник. Эви задала вопрос и… чуть не села там, где стояла! Вот что выдал подмигнувший зелёный треугольник:

   «Исоп: не определяется. Социальный статус: не определяется. Возраст: не определяется. Пол: условно женский. Невитальный биологический объект. Прим. авт.: пусть это будет условное обозначение биоробота. Напомню, что витальные потребности свойственны ЖИВЫМ организмам – самосохранение, самовоспроизводство, самоподдержание. В психологию уже не полезу, это тут ни к чему.

   Клон-имитация человеческой особи. Производитель: информация закрыта. Номер: индивидуальный шифр, выдаётся по запросу с разрешения владельца. Владелец: Дэйт Центоно. Точка функционирования: корабль класса «ультра манёвренный шарк», «Целерримус». Объект передаче, продаже или эксплуатации другими лицами не подлежит».

   Голова пошла кругом. Биоробот?! Час от часу не легче. Вот это поворот… Живая ткань в комбинации со сверхсложным механизмом и навороченным программным обеспечением, в антропоморфном виде. Мода на такие многофункциональные организмы давно прошла, лет так двести назад. Они дороги в обслуживании и действуют в узком диапазоне заданных алгоритмов. Мода на подселение слепка сознания в подобные «игрушки» тоже прошла, все наигрались, а комбинированная нейросеть в голове искусственно выращенного тела «стареет» так же, как и в других устройствах – дольше десяти лет не протянуть…

   Неприятные мысли закопошились в голове Эви Райт. А если всё же Центоно забрал покупку в коробочке смарт-трэпа? Или закончил пересадку тут, на «Целерримусе», он же говорил смартам про своё оборудование? С другой стороны – вот, гелевые повязки в сгибах локтей. Кто бы стал заклеивать ранки биороботу? Их бы не было! Сагира назвала гостью по имени, к тому же после сна, биороботам сон не нужен! К счастью, поток тревожных сигналов был моментально остановлен двумя вещами: элементарной логикой (повязки, имя, сон) и громким урчанием желудка, требовавшего еды. Да. Биоробот не питается. У него аккумуляторные зарядки вместо лёгких…

   Голод победил. Разберёмся, кто к чему, но сперва – поесть. Приведя мысли и пульс в порядок простым дыхательным упражнением, Эви отправилась по зелёной линии на третью палубу, в пищеблок, оказавшийся (при всём прозаичном названии) вполне симпатичной и удобной кают-столовой. На «Аргенто» для экипажа была похожая: паровой ионизатор для рук на входе, светлая отделка стен, ряды столов со стульями – на двоих, четверых и шестерых едоков (сдвигать столы нельзя, они привинчены к полу – универсальная для судов Федерации санитарная мера), стойка для раздачи блюд – длинная и плавно изогнутая. Рядом со стойкой обычно скользит лента конвейера, по ней «едут» блюда или напитки, которые не входят в обязательный по стандарту приём пищи.

   Сейчас кают-столовая пуста, из посетителей – только так называемый «биоробот» в лице девушки в зелёном комбинезоне, которая нерешительно направилась к стойке. Почему нерешительно?.. Да просто Эви увидела того, кто, будучи в безукоризненно чистом поварском костюме, белейшем фартуке и высоченном белом колпаке, находился за стойкой, величаво и даже надменно сложив на груди четыре пары рук. Плотное и широкое телосложение, рост чуть ниже среднего человеческого (но компенсированный высотой колпака), гора мышц плечевого пояса – руки-то надо поддерживать, а этот инопланетный мужчина, похоже, ещё и частый гость тренажёрного зала. Ни шлема, ни портативного адаптера речи на поваре нет – значит, языком хоть как-то владеет, а на передачу интонаций то ли забил, то ли научился говорить в нужной тональности.

   Дела-а… Да тут повар – циннала?!

   У Эви остался крайне неприятный осадок от судебного разбирательства, где многорукие массажистки из Пояса Рая свидетельствовали фактически против неё. Лгали или действительно их обставила Аими, заранее готовящая собственную смерть, если верить восклицанию Центоно о «хитрой дряни»? Надо же! Уже второй инопланетный на шарке Центоно! Сколько их ещё?

   Между тем, четыре правых руки раскрылись в широком приветственном жесте. Мимика у циннала бедная, ибо они привыкли выражать эмоции своими верхними конечностями. Они же могут каждый палец изогнуть шестью разными способами, а уж что говорить про все руки одновременно! Такого богатства жестов во Вселенной больше не сыскать…

   Густой воркующий бас как нельзя лучше подходил профессии циннала-повара: в голосе кипел бульон, булькала подлива, глухо стучал о разделочную доску здоровенный кухонный тесак.

   – Футар пришла! Донга! – четыре левых руки ударили повара в грудь, включаясь в церемонию приветствия.

   Почтительное обращение к женщине в матриархальном обществе циннала – дело обыденное. Похоже, Донга – это имя? Как мощный циннала не сломал себе рёбра четырёхкратным ударом в грудную клетку, загадка… Эви немного помялась, думая, то ли кисть с гельтроником приложить к сканеру в углу стойки раздачи (а если тогда не накормят?), то ли представиться, но решилась:

   – Эви, – улыбнулась она, в то время как бронзовое лицо нового знакомого с невероятным напряжением мышц отобразило похожую улыбку.

   Повар старался общаться так, как принято у людей... Заминкой девушки он воспользовался с целью подтвердить или опровергнуть какие-то свои соображения:

   – Жалеть. Новая футар больна?

   – Нет, ни в коем случае! Почему?!

   – Худая, – с сочувствием выразился Донга. – Только больные футар на корабле. Плохо. Стыдить капитан каждый день. Кормить и кормить футар! Так нет! Они хотеть помирать! Мало есть!

   Девушке пришлось приложить усилия, дабы не рассмеяться, что было бы крайне невежливо. Ну, конечно, для циннала, чей идеал женской красоты – бронзовый загар, массивная приземистая фигура, широкие бёдра, пышные ягодицы, большие тяжёлые груди, – женщины человеческой расы или же сухопарые изэйд выглядели болезненными и даже «помирающими», особенно если повар в экипаже «Целерримуса» не так давно.

   – Честно, я не больна, Донга. А сейчас просто хочу есть.

   – Все так говорить, – страдальчески вздохнул работник ножей и кастрюль. – Футар Эви садиться, где хотеть, футар я сам приносить еду.

   Похоже, такое исключение на корабле делалось только для новеньких или женщин, потому что над стойкой светилась стандартная электронная панель самообслуживания – голографические значки доступных в меню блюд и объем порции, тут же – окно кухонного лифта.

   – Спасибо, Донга.

   Девушка присела за ближайший столик. Однако развернуться и скрыться в недрах пищеблока сердобольный циннала не успел. В зал кают-столовой почти вбежал парнишка лет шестнадцати – семнадцати, в чёрном комбинезоне и… не с самой обычной внешностью, свидетельствующей о принадлежности к моди, увлечённых бесконечными сериалами аниме. Несложная генетическая пластика в типаже «бисёнэн», включающая иссиня-чёрные волосы в изысканно растрёпанной укладке, субтильность, утончённо-печальные черты лица вечного подростка. Было и дополнение, которое вносило изменения в типаж, не соответствуя образу, но вживлено было столь аккуратно, что ухитрялось не портить внешность в целом.

   Верхняя левая часть черепной коробки вместе с участком лба и глазницей подверглась имплантации адаптера для сетевых игр. Особый сплав медицинского титана с белой и чёрной эмалью, керамо-органическая оптическая петля вокруг глаза – и вот уже изображение проецируется игроку на сетчатку, сенсорика – в моторную и сенсорную зоны коры больших полушарий, а управлять игрой парнишка может без каких-либо дополнительных устройств.

   Он способен жить в игре.

   У доксов такие имплантаты запрещены до полного совершеннолетия. Моди могут поставить чаду в любом возрасте, да хоть с рождения, если позволяют средства. Говорят, игровая генетическая пластика истощает резервы нервной системы и сокращает жизнь на четверть века, но модификаты не заморачиваются такими мелочами…

   А дальше было вот что. Парнишка сунулся к панели самообслуживания и… наткнулся на указующие персты восьми рук циннала:

   – Руки мыл? – угрожающе спросил повар.

   Мальчик в долгу не остался:

   – Пошёл в …опу! – бросил он на ходу, а Эви приготовилась к ответному ходу Донги. – Я опаздываю!

   Ответный удар, даже не ход, был прост и эффективен. Голографические значки погасли. Панель перестала заманчиво светиться.

   – Без еды, – циннала равнодушно передёрнул плечами и сложил все руки на груди.

   Весомый аргумент погнал ворчащего парнишку к паровому ионизатору, где пришлось пойти гигиеническую процедуру. Но возврат к стойке ничего не дал, потому что теперь указующие персты были направлены в сторону Эви:

   – Здороваться с футар. Иначе без еды.

   Парнишку перекосило, но перечить он не посмел, подошёл, сутулясь, к столику Эви, слегка склонил иссиня-чёрную голову.

   – Три Глаза, – буркнул он.

   Да, прозвище было подходящим, глаз-то у него точно три, включая внутримозговой центр для восприятия игрового контента… А Донга тем временем не сдавался.

   – Не имя. Без еды, – качнул он головой в высоком колпаке.

   Парнишка обречённо застонал:

   – Ну ладно, чтоб тебя! Кайл Три Глаза…

   – Хамло метеоритное. И опять не имя. Без еды.

   – Да чтоб мне… КАЙЛ! – гаркнул новый посетитель, и лишь тогда голографические значки вернулись, а вместе с ними – и благодушие циннала.

   – То-то! – пробасил он, а Эви назвала своё имя.

   Мальчик быстро кивнул и так же быстро набросился на еду. Видимо, он реально куда-то опаздывал. Донга принёс и разложил перед девушкой столовые приборы, а следом – ловко расставил на столе не контейнеры, к которым Эви привыкла в изоляторе и на мозгодралке, а настоящие тарелки, как это было бы на «Аргенто».

   – Безотцовщина, – прокомментировал повар поведение Кайла. – Надо строже.

   Вряд ли Кайл Три Глаза разделял это мнение. Эви ещё не успела прикоснуться к пище, а парень пробурчал что-то похожее на «спасибо» и исчез за дверями кают-столовой. Завтрак же приятно удивил: настоящая каша, густая, ароматная, на молоке. Белый хлеб, конечно, дефростированный, но прекрасного качества, а к нему ещё и масло. Порция большая, и есть подозрение, что Донга добавил сверху… Он ушёл за стойку, но тайком наблюдал издалека, радуясь, что каждая съеденная ложка отдаляет худую футар от неминуемой голодной смерти. В завершении был подан напиток – тёмный, маслянистый, умеренно сладкий горячий шоколад. Вот бы Муся порадовалась такому! Где она сейчас, как…

   – Спасибо! – от души поблагодарила Эви.

   Очень довольный повар взмахнул восемью руками.

   – Вечер – пироги! Новая футар садиться ближе и хорошо обедать! – такое вот напутствие полетело вслед, когда «новая футар» уже покидала кают-столовую, направляясь на поиски медицинского отсека.

ГЛАВА 7.

Рефлексы и капитан

   Зелёная линия привела в отдельное крыло первой палубы, рядом помещался крохотный оранжерейный комплекс – наверное, одна восьмая часть от того, к которому Эви с детства привыкла на «Аргенто», но главное – он был в наличии и манил яркой зеленью сквозь толстые пластико-стеклянные стены со специальным покрытием внутри. Такие стены аккумулировали тепло и энергию, не давая свету определённой длины волны рассеиваться. Создавался тепличный эффект. А двойные белые входные створки медицинского отсека раздвинулись сами, как только девушка приблизилась, предупреждать о себе через скриб не пришлось. Либо сработали фотоэлементы, либо кто-то впустил Эви, как только увидел фигурку в зелёном комбинезоне – над входом в медотсек зеркальцем блеснул глазок камеры наблюдения.

   Этим «кем-то» оказалась женщина в голубом медицинском костюме, состоящем из элегантной приталенной куртки со множеством карманов, свободных, но зауженных книзу брюк и бесшумных тапочках на нескользящем резиновом ходу – правда, всё с тем же магнитным рантом у подошвы. Просторное помещение с двумя панорамными иллюминаторами и голографическими иллюзиями совмещения с оранжерейным комплексом сияло чистотой. Эви почему-то сразу подумала, что видит перед собой обладательницу бархатного голоса: ей нет ещё тридцати лет, тонкокостное телосложение и средний рост типичны для тех, кто родился в условиях искусственных космических объектов. Белая кожа с россыпью веснушек на лице и свободных от коротких рукавов предплечьях, рыжеватые кудри с нитями заметной проседи на висках (в таком случае женщина очень рано начала седеть, она – докс, раз уж цвет волос исправлять не намерена), нет ни намёка на лак на ногтях красивых ухоженных рук. Лицо – приятное, округлое, без каких-то особых примет, открытое, располагающее, также ухоженное, но без признаков декоративной косметики.

   Гостья не ошиблась. Бархатный голос зазвучал в сопровождении доброжелательного плавного жеста – пройти в тонко пахнущее антисептиком пространство медицинского отсека и занять голубое кресло, окружённое типичными врачебными ботами-ассистентами.

   – Здравствуйте, Эви. Меня зовут Ольга Старски, я врач-суперклиник. Присаживайтесь.

   – Очень приятно. Спасибо.

   На «Аргенто» тоже был врач-суперклиник. Стандартная практика для постоянно обитаемых космических кораблей премиум уровня или временных экипажей дальних маршрутов следования. Такой врач не является хирургом, способным на специфическую генетическую пластику, но широкий спектр заболеваний и неотложных мер помощи ему по плечу, особенно – при наличии оборудования. Это высокий класс медицинского специалиста…

   Ободряющий и дружелюбный взгляд светло-зелёных глаз подсказывал, что женщина исподволь присматривается к гостье, но вполне открыта для насущных вопросов. Пока Эви собиралась с мыслями, Ольга первая начала беседу, приветливо улыбнувшись:

    – Признаюсь, что на самом деле я сделала почти все нужные анализы, пока вы спали. Осталось проверить рефлекторную деятельность, она меня пока что беспокоит.

   – Почему? – ахнула Эви.

   – Я перестраховщица, – успокаивающее произнесла врач, подзывая ближайший бот-ассистент. – Вы нас напугали, Эви. То есть, я присоединилась к испуганным, когда увидела, в каком состоянии вы доставлены на шарк. И готовилась к худшему, ибо многие знания – многие беды, особенно это касается медицинских знаний…

   Зажужжал бот, раскрывая, подобно большому хлопотливому жуку, панели и консоли с инструментами, диагностическими дисплеями и прочими врачебными вещицами. Он то светил в глаза девушке точечным фонариком, то деликатно лез в уши смешными мягкими щупальцами, то постукивал по коленям молоточком, то механическим голосом требовал дышать или не дышать. Эви поймала зеленоглазый взгляд и честно сказала:

   – Я слышала. По крайней мере, часть вашего разговора с… с Центоно.

   Видимо, фамилия нэго сорвалась с губ девушки слишком резко. Реакция Ольги была совершенно спокойной.

   – Глазное дно в порядке, вегетативная нервная система вроде как тоже… – интерпретировала она показания бота-ассистента, – уф, я рада… Я побоялась делать вам седацию слишком глубокой, ограничилась антистрессовой терапией, после этого надо было выспаться часов этак двадцать. Вы проспали почти сутки. Всё могло сложиться не в вашу пользу, если слышали наш разговор, то что-то поняли. А капитан Дэйт… со стороны он кажется крайне непредсказуемым в тех случаях, когда резко меняет план действий по какой-то причине. Конечно, это не оправдывает его, когда он бывает резок или груб, – а он бывает! – но объяснения имеет почти всегда.

   Акцент на слове «почти» заставил Эви вопрошающе посмотреть в зелёные глаза. Сейчас там отражались только профессиональные размышления медика, анализирующего показания бота. Но вслух Ольга всё-таки добавила:

   – Центоно закрыт, как никто другой. Рассказывать подробности произошедшего на мозгодралке и вообще то, что вас интересует – его прерогатива, как капитана и…

   – … владельца биоробота?! – с невольной горечью воскликнула Эви.

   – А! Вот вы о чём! – Ольга тихо и искренне рассмеялась, показывая идеальные белые зубы. – Ну, вот мой скриб, сканируйте своим, привыкайте…

   Она сама поднесла кисть левой руки к гельтронику бывшей цивитано Райт. И каково же было удивление последней, когда сканер определил личность врача-суперклиника точно так же!

   «Исоп: не определяется. Социальный статус: не определяется. Возраст: не определяется. Пол: условно женский. Невитальный биологический объект. Клон-имитация человеческой особи. Производитель: информация закрыта. Номер: индивидуальный шифр, выдаётся по запросу с разрешения владельца. Владелец: Дэйт Центоно. Точка функционирования: корабль класса «ультра манёвренный шарк», «Целерримус». Объект передаче, продаже или эксплуатации другими лицами не подлежит».

   Вот это открытие!

   – Эви! – врач приобняла девушку за плечи, почти по-матерински ласково похлопывая по спине. – Уверяю, мы с вами тут не единственные фальшивые биороботы. Пока что в таком качестве, да… И это куда лучше, чем болтаться слепком нервных связей и гаснущего сознания в гибридной нейросети, в моём случае – в системах медицинской диагностики. Мы живы, а наши тела не пошли ни на брикеты для агрокомплексов, ни на клеточный материал для металлорганики, ни на стимулирующие вытяжки для омолаживающих коктейлей. Цените же это! Цените! На шарке среднее количество экипажа и гостей – пятьдесят-шестьдесят, большинство из них люди, кто-то приходит, кто-то уходит. Вы новичок, постепенно всё узнаете.

   – От Центоно?

   – И от него в первую очередь, – серьёзно, даже слишком серьёзно подтвердила Ольга и слегка прищурилась: – Вас с ним что-то связывает, как мне кажется, и подозрения не на пустом месте? Я-то испугалась за вашу жизнь, как врач, а он-то почему, если видел впервые? На него это непохоже.

   Девушка поёрзала в кресле, подставляя ладонь второму боту-ассистенту, пробежавшемуся по пальцам подушечкой со щекочущими иглами. Воспоминание о графитово-серых глазах наполнило неведомым ранее болезненным раздражением.

   – Испугался, наверное, из-за того, что какой-то его собственный препарат неправильно усыпит бессовестно дорогой лот! Почти до последней секунды я была уверена, что будет сделана децеребрализация! Я не знала о существовании Дэйта Центоно совсем недавно. – С вызовом бросила Эви. – Она напугал меня и поставил в тупик… намёками. Чем мог насолить ему мой отец?!

   – Боюсь, что действительно мог насолить, Эви, – врач, не отводя изучающего взгляда, постаралась смягчить слова своим глубоким бархатным голосом. – Я мало знаю и не имею права обсуждать с вами чужое прошлое и многие другие вещи, прошу понять верно. Вы напряжены и расстроены, это логично после пережитого. Но здесь вы оттаете. Будет много и рутинной, и интересной работы, у вас исключительная специализация! А работа в должной разумной дозе лечит. Я не знаю, как повёл себя с вами Дэйт наедине. Видимо, довёл до состояния на грани истерики, чтобы вы не выглядели успокоенной и довольной перед смарт-техниками. Я права? Но раз прозвучал временной интервал, «до последней секунды», то всё же Дйэт как-то предупредил?..

   Девушка нехотя проворчала:

   – Да. Он произнёс любимое словечко моего воспитателя, Гиллаана Моэ.

   – Судя по имени, он с Линесы? – в голосе Ольги прорезался только вежливый интерес, ничего более.

   – Не совсем. Отец Гила был чистокровный линесиец, мать – обычная женщина. В метриках Моэ записан как линесиец. Я… я так надеялась, что Гил тут, на корабле, думала, что встречу…

   – Увы, это имя мне незнакомо. Сочувствую, Эви. Для тех, кто избежал децеребрализации благодаря вмешательству Дэйта, жизнь круто меняется. Ничего из прошлого там нет – ни контактов, ни близких людей. Иначе всё это может закончиться плохо. От прошлых связей надо избавляться и не пытаться искать точки соприкосновения. Вы исчезли в дебрях искусственного интеллекта – и пусть все думают так.

   Эви могла поклясться, что бархатный голос на миг дал слабину и покрылся росой невыплаканных слёз. Впору было задуматься – а как вышло, что высокооплачиваемый врач-суперклиник оказалась на мозгодралке? Они не сидят без работы, а чем выше квалификация и шире опыт – тем больше баллов исопа при постоянном наличии свободных (и немалых) денежных средств… На станциях такие специалисты всегда живут на лучших верхних уровнях, у них личные шеллы и свои апартаменты при клинических центрах. Что же случилось с жизнью Ольги Старски?!

   Блеснул отсвет лампы бота-ассистента на рыжеватых волнах волос. Женщина на долю секунды отвернулась, словно смигивая прошлое вместе со случайной слезинкой.

   – Давно вы здесь? – благожелательно поинтересовалась Эви, стараясь не выдать голосом явного любопытства или проявить бестактность.

   – Год и три месяца. А вы, – Ольга перевела разговор в другое русло, чтобы собеседница поняла – для момента обмена откровениями о причинах попадания в сон-капсулу ещё далеко, – осваивайтесь потихоньку. Сагира Найтеп о себе уже заявила, не сомневаюсь, но жёсткость в данном случае совершенно оправдана, иначе нельзя. Капитан может что-то не заметить в делах или поступках членов команды, она – нет. Вы были на завтраке и познакомились с Донгой?.. Прекрасно. Имейте в виду, он будет склонять вас к здоровому образу жизни по меркам циннала, так что на обеде садитесь за столик к нам с Сагирой. В компании самых злых футар, желающих уморить всех вокруг, ваша порция не увеличится втрое. В противном случае есть шансы!

   Последние слова вызвали неминуемый смех гостьи и хозяйки медотсека, разрядивший обстановку.

   – А жуткая ящерица-химера, Лаллу?

   – Не опасней котёнка, если только вам не придёт в голову идея при ней пырнуть капитана ножом. Агрессия к человеку у этого чёрного чудища отсутствует. Умное, хитрое, но простодушное создание, насколько так можно сказать о животном. Наверняка Сагира предупредила, но тоже напомню: не кормить. Вы заметили, что нет кухонных лифтов в каютах? Это одна из причин, чтоб ни у кого не было соблазна дать кусочек Лаллу. И не теребите шкуру по краям воротника, я уже сделала глупость год назад. Дверные створки в мою каюту пришлось менять, они были частично разъедены пахучими метками химеры.

   – Ого…

   Суперклиник сделала рукой знак, разрешающий девушке встать с кресла, но сразу не отпустила.

   – Эви, – начала она нейтральным тоном, – вы взрослая и совершеннолетняя, молоды и хороши собой, сами за себя отвечаете.

   Видя заливающую щёки красноту и выражение растущего возмущения на лице девушки, Ольга умиротворяющим жестом сложила ладони.

   – Всё, я умолкаю. Кажется, данный вопрос закрыт… Комната с чувствительным сенсофоном для снятия сексуального напряжения при медицинском отсеке есть, но без доступа к игровой нейросети.

   Не дожидаясь вопроса о том, почему на «Целерримусе» нет такой элементарной вещи, обычной даже на низших дешёвых уровнях космических станций, врач слегка нахмурилась, выдавая некоторое волнение.

   – Мы с этого начали встречу. С вашего состояния. И то, что я сейчас буду говорить и спрашивать, крайне важно для всех нас. Тут нет врагов, ответьте честно. Все лоты, которые выкупает капитан Дэйт, по его требованию дожидаются якобы децеребрализации в полном сознании. Неприятная причуда для смарт-техников, которым категорически запрещается давать лотам любые психотропные средства, способные притупить ожидание неизбежного и не дать впасть в депрессию или невроз – люди-то разные… Выдержать нужно от пяти дней до трёх недель, в зависимости от срока гибернации. Это не садизм со стороны нэго Центоно. Тут нужно быть осторожным и не перегнуть палку. Сложная смесь биологических токсинов, которую вводят лотам под присмотром покупателя, в совершенстве имитирует особую, пролонгированную клиническую смерть. Такую, которая в реальности позволила бы сделать децеребрализацию через пять – шесть часов, потому что минимальная биоэлектрическая активность мозга сохраняется, а нужный рисунок нейронов жив. Это фиксируют смарт-техники с помощью аппаратуры, иначе нельзя. Затем выкупленный лот доставляется на шарк – и уже потом, после отлёта, моими силами проходит процедуру быстрой, эффективной, не ведущей к инвалидизации реанимации. Но если хоть что-то, обладающее минимальным воздействием на центральную нервную систему, попало в организм, то будет потенцирование действия токсинов. Итог – смерть. А вашем случае… – Ольга Старски развела руками.

   Прим. авт.: потенцирование психотропного эффекта может быть полезным – например, при вводе в наркоз. А может стать причиной смерти, если смешать в неверных дозах два вещества или же сочетать несовместимое.

   – Да, я слышала об угнетении дыхания. Спасибо, что спасли мне жизнь.

   – Пусть она будет долгой и счастливой, Эви. Нам важно знать – кто дал вам сильное седативное средство? Заставили принять, вняли вашим просьбам, просто не знаете? Могли что-то подмешать в пищу или питьё без вашего ведома…

   Эви вспомнила о большом глотке сока, где было то самое мощное успокоительное. Бедная Мермэйд! Если бы она знала, что её подопечная чуть не погибла из добрых побуждений Русалочки! По мере того, как длился короткий рассказ, лицо Ольги понемногу прояснялось, но беспокойного выражения до конца не утратило.

   – Какая смелая девочка!

   – Я очень переживаю за неё, Ольга. Не представляю, каково ей будет, если не перестанет скандалить. Она же думает, что я мертва – хотя бы физически, как понимают попадание в нейросеть моди. Мусю могут уволить, и куда ей с полупустым исопом в начале месяца?

   Врач-суперклиник задумчиво поглаживала поверхность своего скриба.

   – Вы правы. Насчёт баллов… посмотрим, что тут можно сделать. Но то, что вы мне рассказали, должен знать Центоно, и как можно скорее.

   – Зачем?

   В зелёных глазах сначала появился какой-то крайне лукавый огонёк:

   – Может, затем, чтобы ещё понервничать? А то мало ему, правда?

   Не успела снова начавшая краснеть Эви раскрыть рот, как лукавство исчезло, сменившись на заставляющую задуматься фразу:

   – Меня смущает не то, что смотритель спящих дала вам седативный препарат. Гораздо важнее тот, кто позволил девочке взять лекарство, не одёрнув при этом. Идите к капитану, он в это время должен быть в рубке, а вечером встретимся за пирожками Донги… Так что днём перекусывать не советую. Если вдруг почувствуете себя не очень – бегом ко мне.

   Осознавая всю справедливость пирожковой угрозы, девушка сердечно поблагодарила Ольгу и отметила белую линию в маршрутизаторе – та вела в рубку. Задумавшись о том, что скрывалось за поступком смартов мозгодралки, Эви забыла сделать запрос на проход по белой линии, а потому, хлопнув себя по лбу, остановилась в двух шагах от тройной бронированной створки – входу в главный узел управления шарком. Пока она торопливо искала, как сделать запрос, створки плавно и бесшумно сыграли, выпуская из рубки какого-то мужчину.

   Не Центоно, нет. Наверное, всего на два – три года старше Эви Райт. Смуглый, носатый, со слегка вьющимися, чёрными как смоль, волосами, жгучим темноглазым взглядом, довольно атлетической фигурой, и… общей смазливостью, соседствующей с восхитительной уверенностью в своей неотразимости. Мужчина был одет в такой же чёрный комбинезон, как у Кайла Три Глаза, но на нагрудном кармане имелись какие-то знаки отличия. В них Эви ещё не разобралась… При виде девушки были мгновенно распахнуты широкие объятия, во избежание недоразумений сдобренные игривым голосом:

   – Новенькая чика, куда идём? Не меня ли ищем?

   – Нет, – прозвучал холодный ответ. – Мне нужен капитан.

   – Прямо целый капитан?

   – Целый.

   С видимым сожалением объятия были свёрнуты, но пройти Эви не удалось – мужская рука упёрлась в обшитую тонкими листами металла армированную серую стену коридора, не давая пройти.

   – Да ты не очкуй, чика. Капитан после завтрака добрый, хоть голыми руками бери. Ты уверена, что тебе в рубку? Ну, а вдруг кэп уже с кем-то долбился до тебя? Какой облом будет… А тут я, весь такой красивый… белый…пушистый!

   Оглядев говоруна и не заметив никакой белизны и пушистости, Эви немедленно подумала про анонсированные врачом «подкаты». Никак, это первый? Лексиконом Аманды не пользовалась, шутливая ругань с Гилом не в счёт, так может, пора?

   – Где красивый, где? – Эви демонстративно начала то озираться, то подпрыгивать над плечом приставучего типа, высматривая «красивых» в пустом коридоре. – Нету! Ау! Ты точно не из них. А я, знаешь, скользкая, зелёная, ядовитая. С пушистыми не долблюсь, а то шерсть с их дохлых тел ко мне липнет. Мойся потом… Отвали.

   Вопреки опасению, черноглазый по-детски беззлобно засмеялся, даже не думая проявлять какую-то агрессию. Руку он убрал. Путь был свободен, а Эви – тайком выдохнула.

   – Бойкая чика! Добро пожаловать в команду висельников! Запрос-то хоть кинула по белой линии до входа в этот коридор?

   Пришлось отрицательно и пристыженно покачать головой.

   – Больше так не делай, а то прилетит от старшего помощника. В первый раз жди отповедь, а во второй сядешь в карцер. Давай свой скриб…

   Опасаясь подвоха, девушка с крайне независимым видом протянула руку. Смуглые пальцы сделали какой-то пасс над гельтроником, и тот мигнул, озвучив:

   – Одобрено.

   Пришлось поблагодарить. Черноглазый указал на начавшие движение створки входа:

   – Я ж говорю, не очкуй. Иди. Обращайся, если что. Я бортмеханик, Рикардо. Команда висельников своих не подводит…

   Через секунду его уже и след простыл. А Эви с каким-то странным замиранием сердца и слабостью в ногах двинулась вперёд. Несмотря на большое пространство корабельной рубки, где в центре и по бокам были расположены три консоли управления, она сразу увидела Центоно – в полном одиночестве. В той же позе, как при первой встрече. И у такого же панорамного иллюминатора – центрального из пяти.

***

Как обращаться? «Нэго», «капитан», «цивитано»? Скорее всего, уместен будет второй вариант – так подумала Эви. И как бы он не повёл себя позавчера, всё-таки вытащил с мозгодралки, значит, положено сказать спасибо… Но едва свежеиспечённый биоробот шагнула в рубку и наткнулась на острый взгляд графитово-серых глаз, все нужные слова с языка куда-то испарились. Эти глаза видели слишком многое: и недавнюю растерянность дочери Данила Райта, и проявление её слабости в страхе неведомого, отделяющего жизнь от суррогата бодрствующего сознания внутри электроники, и… обнажённое тело тоже. Под этим взглядом, вряд ли утратившим внешнее хладнокровие, смарт-техники упаковывали навечно усыплённый лот в мобильную сон-капсулу.

   Ужас!

   Кажется, предыдущую встречу нэго Центоно начал не с приветствия? Эви остановилась неподалёку от входа. Акустика здесь должна быть хорошая, капитан услышит. Не хочется к нему ближе подходить, причём совсем…

   – Откуда вы знаете про «безвестно?!» Зачем запускали антиболтун, если так и не сказали, что знакомы с Гилом? – незаметно для себя Эви сорвалась на беспорядочно выстреливающие вопросы вместо намеченных стройных примечаний. – Спрашивали про маму и прочее?.. Вы же не видели меня раньше, не могли видеть?.. Зачем напугали и вообще вели себя, как… как… даже Муся не выдержала!

   Хотела ещё мстительно добавить, что хороший такой удар током был бы к месту, но в графитово-серых глазах неподвижно стоящего Центоно блеснула та самая искра интереса. Возмутительная. Жгучая – нет, обжигающая. Заставляющая краснеть даже без каких-либо озвученных непристойных предложений, как это только что сделал Рикардо. А потом искра исчезла, залитая всеми возможными системами огнетушителей, которые существуют на любом космическом судне. Зазвучал голос Дэйта Центоно – в меру насмешливый, преувеличенно серьёзный, без признаков приближающегося мышечного спазма. Обычный мужской баритон. В глубине души Эви догадывалась, что радоваться рано. В маленькой каюте мозгодралки этот внушающий опасения человек загнал глубоко в подсознание свои негативные эмоции, связанные с прошлым, которое явно переплеталось с жизнью Данила Райта.

   Загнал, но не избавился.

   – Зря говорят, в Академии невозможно получить диплом с удовлетворительными баллами. Судя по нелепой тираде, с тебя регулярно снимали очки за невежливость, отсутствие логики и неумение связно выражать мысли. Полный набор, пахнущий отчислением.

   – Неправда! – возразила Эви. – За учёбу мне стыдиться нечего. Я прошу прощения за резкость… капитан.

   Нэго Центоно ничего не ответил. Он не предлагал сесть, но и сам остался стоять на прежнем месте, как будто не горел желанием приближаться к девушке.

   – По пунктам твоих бессвязных вопросов. Сглаженное линесийское ругательство «безвестно» Моэ предложил мне в качестве пароля. Сказал, ты поймёшь. Девочка из семьи приличных цивитано не чурается брани – то ли из-за плохого воспитания, то ли потому, что жизнь начала не на роскошном игл-рэе, а в станционной дыре для низших слоёв общества.

   Сердце Эви радостно забилось. Всё-таки Гил!

   – Где, где он?! – воскликнула она, но моментально осеклась.

   Серые глаза наливались мрачной мглой, которая предшествует тьме.

   – Скорее всего, Моэ вернулся на Унику. Он осмелился явиться ко мне – это было рискованно по многим причинам, но терять ему нечего. Он действительно стар – первое. Он не участвовал лично в некоторых делах Райта, касающихся меня – второе. Он надеялся вырвать тебя из-под угрозы продажи в нейросеть – третье. Он обещал любую цену, Эви Райт. И я намерен её взять – во всех смыслах.

   «…любой ценой вытащу, клянусь святыми первопроходцами!..»

   Конечно, эту фразу воспитанница Гила помнила прекрасно. На что сейчас намекает Центоно?

   Тот же продолжал говорить, как будто не замечая волнения девушки.

   – Твой второй вопрос. Про антиболтун. Совместим с пятым – о запугивании. Устройство хорошее, но на него полностью нельзя полагаться в том случае, если моё чутьё бьёт тревогу! Оно не просто било, а орало дурным голосом. Ты действительно дорого стоишь – и кто-то из смартов мог вступить в игру по распоряжению покупателей, оставшихся с носом. А ты сразу повела себя так, словно ожидала, что тебя заберут живёхонькой из грёбаной консервной банки!

   – Так и было! – Эви прикусила губу. – Я знаю, что Гил меня бы не бросил никогда!

   – Но и не спас бы, – холодно парировал мужчина, а удар попал в цель. – Я собирался сделать это и без вмешательства Моэ. Но речь не шла… и не идёт… только о спасении. Ты что, думала, что я выложу всю правду в лоб – тогда или сейчас?! Не перебивай меня. Если говорила с Ольгой, то знаешь, как я поступаю на мозгодралках.

   Хотелось сосчитать до десяти. Хотелось сделать дыхательное упражнение. И надо было, наверное… Но вместо этого Эви услышала свои собственные слова, звучащие на грани звенящей ярости:

   – Знаю. Даже слышала. Как моральный урод, от которого нужно держаться подальше.

   Дэйт Центоно не отошёл от иллюминатора. Не шелохнулся. Только вот тон его сменился на ровно-искусственный – тот, что так смутил и напугал девушку в начале памятной приватной беседы.

   – Я могу продолжить вести себя как моральный урод и дальше. И никто не помешает.

   Короткое молчание стало точкой в конце предложения. Как ни в чём не бывало нэго продолжил:

   – Ты не смогла ничего пояснить по моим трём вопросам?.. Для меня нужные ответы как раз получены. Представь себе, кое-что так и должно было быть. Ответь ты по полной программе – было бы хуже. Это важно, представь себе, не только для корыстного нэго Центоно, но и для многих других... И не скрою, произнесённая позавчера фраза «…если хочешь жить» доставила мне мелочное мстительное удовольствие человека, который слышал её от Данила Райта – при незабываемых обстоятельствах. Я не буду сейчас это обсуждать. Оставим на потом вместе с ответом на твой вопрос о том, видел ли я тебя раньше.

   «На потом?!»

   Разочарованная Эви снова почувствовала себя девочкой, месяцами ждущей возвращения отца, а в ожидании – безуспешно нападающей на Гила с расспросами о прошлом семьи. Захотелось со злостью переспросить, а когда настанет это «на потом»? Она не успела, потому что вернувшийся к обычному мужскому баритону голос капитана ненавязчиво поинтересовался Мусей.

   – Расписная рыбка, которая хотела ухреначить меня шокером. Кто она?

   Эви быстро рассказала то, что ранее поведала Ольге – и про успокоительное, и про Мермэйд. И так же, как врачу-суперклинику, всё сказанное не слишком-то понравилось Центоно. Не говоря уж о том, что при упоминании об употреблении препарата дорогим лотом мужчина слегка вздрогнул и внимательно оглядел Эви, как будто опасался, что она упадёт прямо здесь – от угнетения дыхания или чего-то подобного. Вздрогнул, разозлился сам на себя, и, когда Эви, набравшись смелости, чуть ли не потребовала «помогите Мусе, она там пропадёт!», довольно резко, сквозь зубы, бросил:

   – Помочь?.. Я не спасаю тонущих щенят. Не в моих правилах.

   – Но… мозги-то покупаете за дорого?!

   – Это другое.

   – Но Мермэйд там не место! А если её уволят…

   – Я сказал про щенят. Их не подбираю и не покупаю тоже.

   – Но химеру-то купили!

   Правая бровь нэго дёрнулась – неясно, от веселья или от раздражения.

   – Это кто тебе такое сказал?

   – Это же очевидно! – горячилась Эви, в отчаянии от того, что к судьбе Муси капитан (в отличие от куда более душевной Ольги Старски!) равнодушен. – Редкое животное вымирающего вида в придачу к дорогим мозгам на этом шарке! Я… я благодарна вам за то, что спасли мне жизнь – по просьбе Гила или по каким-то своим соображениям. Даже если не говорите, зачем. Я понимаю, что здесь, скорее всего, многие получили шанс избежать нейросети, кем бы они ни были в прошлой жизни. Но Мермэйд…

   – Тонущий щенок, Эви Райт. У меня нет дурацкого рефлекса спасать всё что движется. Иди. Осваивай зелёные маршруты шарка. Библиотека на одном из них, загляни и освежи свои знания о том, каким путём человечество пришло к эксплуатации «прыгунов». Я устрою тебе экзамен. Также завтра тебе подготовят рабочее место, проверим диплом по двум специальностям, надеюсь, он реально не троечный. В противном случае твои дорогие мозги себя не оправдывают, придётся искать новую нишу применения. Вместе с тушкой. Иди.

   Ни слова более не говоря, капитан Центоно отвернулся к иллюминатору. Раздосадованная и покрасневшая Эви попыталась выскочить из рубки – не тут-то было! Девушка пыхтела у створок выхода до тех пор, пока в спину не прилетело холодно-насмешливое:

   – Запрос. Опять забыла? И по лбу себя больше не хлопай, а то остатки нужных мне знаний вылетят.

   Ах вот как! Видел перед входом, как «новая чика» пыталась попасть внутрь! И слышал, какими словами она отшила подкат Рикардо! Вот почему отметил про брань… Но ведь ничего не рассказал сейчас, решительно ничего нужного!

   Стараясь успокоиться и восстановить присутствие духа, Эви несколько часов провела в библиотеке. Здесь не было бумажных фондов, только цифровые – похоже, капитан не тратился на дорогие книги, как и на тонущих щенят. А если не покупал Лаллу у сорритов, то где взял?!

***

Электронный гонг, раздавшийся по всем помещениям шарка, возвестил о начале обеда и послужил сигналом для Эви – перестать копаться в огромной массе исторической и технической литературы и… через каждые десять минут возвращаться к анализу собственных действий. Из-за поверхностного и непоследовательного анализа работа с литературой шла с переменным успехом.

   Девушка удивлялась самой себе. Она никогда не вела себя на грани откровенного хамства с теми, кто старше, выше по положению или должности. А хоть бы и ниже. Никогда! Вспылить могла разве что в присутствии подружек или Гила – особенно в подростковом возрасте, но очень быстро научилась сводить всё на нет шутками или извинениями. В общении Эви чаще бывала ровной и покладистой, даже если имела противоположное мнение, не совпадающее с психологическими установками и желаниями собеседника. Зачем идти на конфликт, если можно как-то убедить, обосновать, да просто продавить свою точку зрения?

   А ведь сейчас произошло иное. Что это – следствие того пережитого на мозгодралке страха? Обида на Центоно, который уничижительно высказался об отце (Аими не в счёт, падчерица и сама потихоньку приходила к выводам, что японка не так проста, как кажется, вполне может оказаться живёхонькой!), напугал до икоты, накачал смесью токсинов, пялился на голую и без сознания (может, всё-таки извращенец, а?!), отказался помочь Мусе, да ещё и сомневался в качестве диплома выпускницы Академии?!

   Разумных объяснений своему бурному выпаду Эви не нашла. Однако к выводам пришла верным. Нельзя повышать голос на этого человека – из-за почти физического ощущения опасности, острого изучающего взгляда, голоса, маскирующего отрицательные эмоции и… факта владения новым биороботом, у которого, как у невитального объекта, вообще нет никаких прав. Да, услышанный во сне фрагмент разговора указывал на то, что Ольга, допустим, может называть капитана просто по имени и даже в чём-то упрекать, а он прислушивается. Но для этого нужно время.

   И маловероятно, что отец Ольги Старски оставил в прошлом нэго Центоно какой-то кровоточащий след, саднящий до сих пор.

   – Эви! Иди к нам! – прозвучал мягкий бархатный голос, подзывая девушку откуда-то справа.

   Кают-столовая заполнилась более чем наполовину. Помимо величественного и важного Донги, орудующего за стойкой и командующего кухонными ботами, здесь находились члены экипажа, в основном – уже рассевшиеся за столиками. Зелёных женских комбинезонов в общей массе было немного – Эви насчитала семь, а остальные посетители были мужчинами, очень быстро обратившими внимание на новенькую. Капитана пока что не было видно, зато старший помощник находилась тут, как раз за тем столиком, откуда приветственно помахала рукой Ольга. Рядом с ними только что присела ещё одна женщина – с такими роскошными формами, что стройным до худобы футар было бы далеко даже при происках повара циннала, откармливающих «смертельно больных». Пышная высокая грудь, гибкая талия и широкие бёдра образовывали фигуру-песочные часы, маслянисто блестящие тёмные волосы крупными локонами спускались почти до ягодиц, редкой красоты молодое лицо с пронзительно-серыми глазами и гармоничными чертами хранило несочетаемую конструкцию выражений: игривая томность с ледяной неприступностью. Изысканная в проявлениях женственности Аими могла бы брать у сероглазой красавицы уроки – или нервно грызть ноготки в сторонке.

   Эви сразу почувствовала себя угловатой, нескладной и по-детски смешной, но глядя, как свободно и мило красавица держится в компании Ольги и Сагирахай, да ещё и повторяет пригласительные жесты хозяйки медотсека, решилась занять четвёртое место за столиком.

   Она не успела сесть, как с разных сторон посыпались мужские реплики:

   – Пупсик! Не ходи к ним.

   – Правильно. Лучше к нам. А то там кто?.. Злющая фараониха из саркофага, тётка с клизмой в кармане и…

   – … ты же догадываешься, что с такой шикарной кормой третья может быть только бухгалтершей?

   Эви ожидала, что старший помощник, хранящая каменное выражение золотистого лица, сейчас рявкнет или запрёт шутников в карцер, но та и бровью не повела. Причина вскрылась моментально – Донга, как истинный циннала, не мог выслушивать подобные высказывания в адрес божеств женского рода. Он очень быстро оказался в зале, среди столиков, и раздал несколько весомых оплеух гогочущим парням, а потом отвесил добавки – после того, как был обозван «подкаблучником».

   Естественно, обладательницам зелёных комбинезонов повар притащил подносы с едой сам: тарелки с виртуозно (и без единой неаккуратной крошки!) нарезанными пирогами нескольких видов. Неодобрительно зыркнул на худых футар, к которым, как подсказало его поварское чутьё, предательски примкнула новенькая, и обласкал взглядом пышную сероглазку, которая моментально согласилась на добавку, пожав округлыми женственными плечами:

   – А что? Бухгалтерской корме хуже не будет, неси вторую порцию.

   Потом она подмигнула Эви – под тёплую улыбку Ольги и снисходительный кивок Сагиры:

   – Я Джайла Найс. По увлечению – ботаник, приходи ко мне в оранжерею, по обязанностям действительно бухгалтер. Ну, и биоробот, как ты догадалась.

   Было очевидно, что это трио в неформальной обстановке, вне служебных обязанностей, образует приятную дружескую компанию – примерно одного возраста и интеллектуального уровня, разве что Сагира старше. Кстати, к ней, как верно вычислила Эви, логично всё-таки и в атмосфере кают-столовой обращаться на «вы», а Найс готова перейти с новенькой на «ты», облегчая задачу с адаптацией и принимая под женское покровительство.

   – В экипаже мало инопланетных, – пояснила врач-суперклиник, глядя на то, как девушка рассеянно пощипывает кусок пирога, исподволь озираясь вокруг. – Только четверо. С Сагирахай и Донгой ты уже знакома, а остальные – линесийцы, но сейчас в отлучке. Хорошие ребята, близнецы кстати… Думаю, ты догадываешься, в чём дело… Мы можем питаться одинаково из-за особенностей физиологии и состава одних и тех же незаменимых аминокислот. Было дело, я пыталась читать древние фантастические романы и давилась от смеха, когда авторы набивали команды космических судов представителями разных рас… С медицинской и биологической точки зрения это потеха.

   – И некоторые очень много едят свои схожие аминокислоты, – не преминула нахмуриться старший помощник. – Как справляется их организм, до сих пор понять не могу.

   Мимо как раз массивной тенью метнулся многорукий повар, с невинным видом предложивший:

   – Футар будут добавка?

   – Нет, Донга, спасибо.

   Даже неравнодушная к пирогам Джайла отрицательно покачала головой, но как только погрустневший повар отошёл от столика, дёрнула Ольгу за рукав.

   – Сдаётся мне, Эви не инопланетных ищет. Держу пари на весь дебет по доходам от миссий «Целерримуса», она высматривает озабоченных засранцев. Тихо-тихо, девочка, не паникуй, а то засранцы увидят. Что пишут?..

   Джайла взглядом указала на гельтроник Райт, не выпуская из рук последнего пирожка с ягодами. Ольга и Сагирахай также не изменили ни поз, ни выражений лиц, но приготовились к развлечению.

   – Пишут, – прошептала Эви, скриб которой за пятнадцать минут пребывания в кают-столовой принял недвусмысленные сообщения, отличающиеся от предложения белого и пушистого Рикардо только уровнями непристойности.

   «Пихнёмся после пирожков? Амир, к твоим услугам, гурия!»

   «Я весь твой нынче ночью, пупсик. Цезий.»

   «К … сенсофон. Я живой, горячий и хочу тебя. Иван.»

   И всё в таком же духе – не менее десятка.

   – Любопытно, кто из этих капро, по-вашему, прислал жалкую писульку последним? – тоном, способным обратить в лёд тонну воды за три секунды, поинтересовалась Сагирахай.

   Прим. авт.: капро – от «козёл», kapro, на эсперанто.

   Склонившись над зелёным треугольником на кисти возмущённой и рассерженной Эви, тихонько хихикнула Ольга:

   – Да кто! Девочки, это опять Грегори-тормоз!

   К тихому смеху присоединились два женских голоса.

   – Эви, извини, но этот тип всегда опаздывает и ухитряется проспать все собственные вахты.

   – Потом сидит в карцере, как можно догадаться, – с особым удовлетворением в голосе произнесла старший помощник. – А что этот капро написал?

   – Вот что… «Трупы – баклану, сундук – капитану… а женщина – всем…» – скандализованная Эви с трудом проглотила кусок пирожка. – Это кошмар какой-то…

   Но на женское трио ни одна из пошловатых или откровенно грубых фраз впечатления не произвела.

   – Грегори постоянен. Это признак какого-никакого мастерства… Девочки! Что напишем? – деловито вскинулась Джайла, демонстративно поправляя свои пышные груди так, как будто пыталась положить их на стол вместо пирожков Донги. – Эви, не тушуйся. Учись.

   И девочки написали. Много и талантливо, по очереди припадая к гельтронику новенькой. Подсматривающая одним глазком Эви прочла такое, что тут и порой несдержанный на язык Гил покраснел бы вместе со стенами своей каюты. Девочки были изобретательны в оценках мужских достоинств, сложности воображаемых адресов передвижения и предполагаемых результатов ночных похождений, да так, что ни одного ответного сообщения не поступило на несчастный скриб, а кое-кто из сидящих поблизости мужиков уважительно поднял вверх большой палец.

   – Ну, всё! – с восхитительной улыбкой потянулась по-кошачьи Джайла, запивая съеденный пирожок ароматным чаем. – Эви, атака самых отчаянных половых террористов захлебнулась. А вот завтра будет хуже. Пойдут хитрые звездоболы-задушевники с тонким внутренним миром, подарочками и напеванием в уши о красоте звёзд за иллюминаторами. Ты учти, их надо бортовать нежно, с индивидуальным подходом…

   Уже на выходе из кают-столовой сероглазая красавица слегка пожала руку Эви выше запястья, с лёгкой улыбкой проговорив:

   – Я не знаю, насколько справедлив был приговор сраной Судебной Палаты в твоём отношении, Эви. Могу сказать одно – здесь все по-своему равны, независимо от того, живут они по исопу или числятся биороботами Центоно. Все свои. То, что парни треплются языком, пишут и говорят всякие глупости – просто защита от прошлого и попытка принять настоящее, извини их и не дуйся... Захочешь поговорить по душам или поплакаться – моя каюта на той же палубе, найдёшь по скрибу. А если желаешь знать, как я сюда попала – без проблем. Три миллиарда монеро одной из земных корпораций сами себя в офшор в другом рукаве галактики не выведут… Вот прямо просились украсть, представляешь? Но сейчас я всего лишь хороший бухгалтер под крылышком капитана Дэйта. Спокойной ночи. Я рада знакомству!

   – Я тоже! – от души ответила Эви, ответив на рукопожатие.

   Она до сих пор не поняла, собственное ли тело у докса Найс – или же это пластика моди Найс, она склонялась к последнему – из-за идеально молодого лица Джайлы, но не могла не улыбнуться, заметив, что из кармана комбинезона новой знакомой выглядывает завёрнутый в салфетку ягодный пирожок.

   – Не-не, это не для химеры. Донесу до каюты в целости, – приложила палец к губам бухгалтер «Целерримуса». – Это мне. Я не усну без сладкого. Донга видит, но всё простит.

   Капитан в кают-столовой так и не появился.

   Эви прогулялась-таки до маленькой оранжереи и уже через час почувствовала, что глаза слипаются сами собой. Сказывались тревоги последних дней, переживания за Мусю, испытанный организмом стресс во время мнимой клинической смерти и последующей реанимации. Девушка с наслаждением приняла горячий ионно-паровой душ, запустив световое излучение с соответствующей длиной волны, расслабляющее мышцы и улучшающее состояние кожи. Сон пришёл незаметно, но был недолгим… Эви привыкла спать нагишом, и так и не поняла, что заставило проснуться – то ли прохлада из-за соскользнувшего на пол одеяла, то ли почти осязаемый посторонний взгляд. Но в свете нескольких, медленно разгорающихся до минимального ночного режима точечных ламп становилось ясно – одеяло сползло не само, его стянула мужская рука…

   Рука того, кому принадлежал тот самый взгляд. Мужчина, молча стоящий рядом с постелью. Посторонний? Пожалуй, нет. Капитан и владелец шарка в одном лице – тут он у себя дома всюду, преград-то нет, никаких магнитных замков для него не существует. Сердце бывшей цивитано Райт гулко и быстро заколотилось, подстёгнутый адреналином кровоток пустился по сосудам в ускоренном темпе. Но естественный испуг не помешал отметить две детали.

   Первое – лёгкий запах алкоголя. Данил Райт никогда не употреблял спиртного – не переносил, но содержимое погребка Гила подрастающая воспитанница обнаружила годам к двенадцати. Какие-то крепкие напитки с Земли, негуманно дорогие, как и все тамошние продукты. Сейчас от Центоно пахло так же, как и от отдыхающего после недельной вахты на «Аргенто» Гила. Эви безошибочно определила – Центоно умеренно пьян.

   Второе… Непрошенный гость был без чёрного капитанского кителя, а светлая рубашка – расстёгнута и не заправлена в брюки. И то, что в мягком свете ламп увидела под распахнувшимися полами рубашки Эви, заставило вздрогнуть.

   Рельефный торс Центоно, начиная от ремня брюк и вплоть до середины шеи, был густо испещрён шрамами.

ГЛАВА 8.

Беспокойная ночь и психология

   Шрамы. Много. Недостаток света не давал возможности рассмотреть их все, к тому же, Эви отчего-то была уверена, что торсом и шеей дело не ограничивается, ниже брючного ремня ситуация могла оказаться аналогичной, равно как и на руках и ногах. А ещё шрамы имели разный характер... Два из них в районе груди – неровные, синеватые, грубые, были похожи на следы от когтей. Что, Лаллу поцарапала хозяина в процессе игры или дрессировки, или какое-то другое домашнее животное, не укладывающееся в стандарты привычного корабельного содержания?.. Но это же не царапины, а последствия действительно серьёзных ран.

   Другие шрамы разительно отличались. Они были такие аккуратные, какие-то одинаковые, как будто оставленные режущим предметом с тонким лезвием. Они шли ровными рядами, скошенными линиями по шее (ранее глухой высокий воротник кителя не давал ни шанса увидеть те, что на шее), ключицам, груди, рёбрам. Нанесены порезы были определённо несколько лет назад, не год и не два, примерно в одно время – рубцы не красные и не багровые, они сглаженные в отличие от тех, что остались от когтей: те раны возникли позже, заживали плохо и, возможно, были даже инфицированы, потому что шрамы выглядели соответственно. Какая-то ритуальная практика, скарификация, шрамирование? Если бы Центоно принадлежал к модификатам, в подобном «украшении» не было бы ничего удивительного, но докс ограничился бы парой-тройкой татуировок, другое не принято, неприлично и считается проявлением косметической избыточности в отношении собственного тела, признаком дурного тона. Центоно – не моди.

   Что это за шрамы? Травма? Следы архаичных пыток? Но Федерация колоний официально запрещает силовое воздействие по отношению к преступникам, есть же генетическая и сенсорная экспертиза... Что тогда?! Почему вообще в сознании всплыла ассоциация с преступником? Из-за недавней фразы о том, что сам Центоно на словах отнёс себя к «подонкам», которых собирал нэго Райт по всей галактике?..

   Уверенность Эви в том, что ровные шрамы имеют искусственное происхождение, соседствовала с отчётливым и по-женски печальным пониманием – нэго Дэйт Центоно находится в таком моральном состоянии, что от самого обычного физического насилия по отношению к то ли гостье, то ли пленнице, его отделяет даже не шаг, а какие-то миллиметры. К члену экипажа он бы так ночью не вошёл, это точно. Показаться кому-то на глаза пьяным? Только в располагающей, дружеской обстановке – по крайней мере, нэго производил именно такое впечатление. А сейчас... Неконтролируемый пожар, который разгорался во взгляде графитово-серых глаз во время первой встречи с безымянным лотом на мозгодралке, ничто не сдерживало – и совершенно безразлично, изрядная ли порция алкоголя сделала своё чёрное дело или что-то ещё. Неважно.

   Эви охватил самый обычный страх боли и невозможности избежать подобной навязанной близости... Участившееся дыхание непрошенного ночного гостя, тяжёлый немигающий взгляд, напряжённые мускулы... Сколько времени провёл мужчина в каюте до того, как стянул одеяло с обнажённого тела спящей? Не трогал, ждал, пока проснётся сама... Девушка с холодком в груди осознала, что любое её резкое движение, попытка сопротивления, крик, явная демонстрация естественного испуга перед насилием, мольба о пощаде – всё это послужит только пусковым механизмом. Что сказать? «Выйдите вон!», «Это неприемлемо!», «Пожалуйста, не троньте меня, я до этого имела опыт только искусственного сенсорного секса в нейросетях, с помощью сенсофона?!»

   Это глупо, надо признать, как придётся с грустью констатировать и тот факт, что капитану действительно ничто и никто не помешает.

   Центоно по-прежнему стоял неподвижно, словно статичные позы вообще давались ему куда проще, чем динамика естественных движений. Сколько он выпил? Должно быть, достаточно, судя по запаху. Но пока что он себя контролировал, хотя продолжаться так могло недолго. Эви казалось, что она слышит мощное биение его сердца, с бешеной скоростью качающего насыщенную молекулами спирта и тестостерона кровь: сердца, люто стучащего молотом – сквозь каркас костей широкой грудной клетки, броню мышц, воздушную среду каюты – то крайне ничтожное пространство, что разделяло нэго и его пока что неоправданно дорогое приобретение за сумасшедшую сумму в пятьдесят тысяч земных монеро.

   Что ж, опыт близости в игровых нейросетях у дочери Данила Райта действительно имелся, благодаря общению с Аими она тоже не осталась неискушённой девочкой, начисто изолированной от той стороны жизни, которая связана с разного рода общением между полами... Наверное, ни Аманда, ни Аими в такой ситуации не растерялись бы. Аманда, как впоследствии поняла Эви, просто не заморачивалась обстоятельствами, в силу которых мужики попадали в её постель. Зато кое-кто из нежеланных ухажёров удирал из её закутка в жилом отсеке с расквашенным носом! Соседка не стеснялась ни в словах, ни в тумаках в критических случаях, она била любителей халявного секса чем ни попадя. Аими же... Её падчерица сейчас подозревала, что окажись японка наедине с таким распалённым желанием бугаем, как Центоно, она бы расслабилась и получила максимум удовольствия даже от секса, связанного с обладанием против воли.

   Каково было бедной Мусе, отбивающейся от распускающих руки пилотов, лучше не знать вообще, но Эви догадывалась. Однажды Муся не смогла отбиться, вот и всё. Как бы повела себя Эллен Корхо, её дочь не могла предположить, она так мало о ней знала – кажется, куда меньше, чем о прозрачной, бесхитростной Аманде и полной сюрпризов Аими Ямомото... Несколько приёмов линесийской борьбы кай-чи, которым обучил воспитанницу Гил, определённо не годились – достаточно одного взгляда на стать и телосложение Центоно. С его реакцией, работающей на опережение, Эви уже познакомилась. У неё нет ни шанса... Надо взять себя в руки. Не суетиться. Не кричать. Как будто имеешь дело с хищником, реагирующем на панику добычи... Не факт, что получится, но попробовать-то можно.

   Стараясь дышать ровно, двигаться – плавно, а говорить – убедительно, Эви осторожно шевельнулась. Села на койке, не пытаясь прикрыться руками или поднять одеяло с пола. Она не отрывала взгляда от лица Центоно, надеясь непонятно на что. Она даже не была уверена в том, что поступает правильно, но почему-то действовала именно так... Она спустила с постели ноги и села, затем встала и выпрямилась во весь рост, оказавшись вплотную рядом с Дэйтом – столь же близко, как и во время сцены в каюте мозгодралки перед тем, как смарт-техники получили лот в свои руки… Смотреть мужчине в глаза приходилось снизу вверх, хотелось опустить взгляд, чтобы хоть так скрыться от полыхающего на дне серых глаз пожара, но отсутствие зрительного контакта тоже могло быть равносильно нажатию спускового крючка.

   – Откуда шрамы? – вполголоса спросила Эви, борясь с каким-то искушением поднять руку и притронуться пальцем к одному из рубцов под распахнутой рубашкой.

   К запаху алкоголя примешивалось что-то ещё – естественный запах чистого мужского тела, не кажущийся даже в такой стрессовой ситуации неприятным. Капитан пах... Эви смутилась… мужчиной, как ни банально это звучало. Не теми надушенными рафинированными мальчиками, которые пытались несколько раз завязать знакомство с дочерью Данила Райта в барах Пояса Рая – пока присутствие Гила или равнодушие самой мишени флирта не отгоняли их. Запах модных духов с феромонами не шёл ни в какое сравнение с тем, что излучала сейчас аура личного пространства вокруг нэго Центоно.

   В ответной фразе последнего не проступили признаки приближающегося голосового спазма. Но и спокойно-взвешенным тон не был: он действительно показал тонкую, острую грань самоконтроля, за которую готов переступить мужчина – в любую секунду из последующих.

   Рука, казавшаяся в светлой ткани рукава смуглее обычного, приподнялась. Эви не отпрянула, потому что эта тяжёлая рука не дотронулась до неё. Она скользнула указательным пальцем по груди Центоно, прочертив косую линию, а затем неспешно опустилась вниз.

   – Между этим и этим, – негромко ответил нэго на вопрос о шрамах, – я поклялся Райту, что трахну его дочь всеми возможными способами, если вырвусь. На тот момент это было чисто пустое обещание, брань неудачника, словесный реванш – единственное, что я мог себе позволить от бессилия. Тогда я даже не знал о том, что у Райта есть дочь – просто выругался от души, чтобы выпустить пар от бессилия...

   Глубокий вдох через ноздри. Выдох. Запах алкоголя. Ещё несколько слов.

   – У Райта было своеобразное чувство юмора. Знаешь, что он тогда ответил?

   С болезненным ощущением ледяной иглы, пронзившей лёгкие и мешающей дышать, Эви, как загипнотизированная, не смогла выдавить из себя ни звука. Только отрицательно покачала головой. Где-то в глубине мозга по всем цепочкам нейронов крутилась назойливая и нелепая мысль о том, что крохотный шрам от подключичного перфузора уже давно рассосался. Будь он на месте, Центоно разговаривал бы по-другому? Мягче?.. Подумал о чужой саднящей боли?.. Один шрам против многих десятков?! Только насмешка, никаких сравнений и аналогий не может быть.

   – ... Райт сказал, что для подобных действий его дочь слишком мала. И момент для того, чтобы отыметь её по всей форме, мог бы настать при благоприятном стечении обстоятельств, когда дочурка вырастет – гораздо позже. Если я выживу и доберусь до неё, что случится нескоро – если случится вообще... Это было тринадцать лет назад, Эви Райт. Я всё-таки выжил и добрался до тебя, а ты – выросла. И в глубине души, все прошедшие тринадцать лет, я помнил о своих словах, куда бы не кидала меня эта грёбаная, сорвавшаяся с катушек Вселенная.

   – Что бы ни сделал мой отец, я... я тут ни при чём, – прошептала девушка.

   Ей было до озноба холодно – режим ночной вентиляции в каюте работал исправно, поддерживая правильную для сна температуру, восемнадцать градусов по Цельсию. Но голова горела, как в огне – и легче не стало, когда тяжёлая рука Центоно легла на плечо, тыльной стороной кисти прошлась по шее, изящно, без нажима, обвела жёсткими, твёрдыми пальцами подбородок, а затем плотно и мягко, без попытки причинить боль, прихватила волосы на затылке. Попытайся Эви дёрнуться с места – вот тогда бы эти пальцы сжались намертво...

   Никакого отвращения к капитану Дэйту Эви не чувствовала. Безразличия – тоже. Она упёрлась в широкую грудь ледяными ладонями, но оттолкнуть Центоно не представлялось возможным. Давешнее раздражение его словами и действиями растаяло без следа. Остались только ассоциации со своими навязчивыми сновидениями в тюремном изоляторе Лунного города – и опустошение, как будто то, что так пугало, волновало и возбуждало во сне, уже случилось.

   – ... ты спрашивала, видел ли я тебя раньше? Один-единственный раз. Я наблюдал за тобой три дня – урывками, когда был доступ к системе видеоконтроля, но этого вполне достаточно. Как ты ходишь, смеёшься, подносишь к губам бокал, ешь, спишь, плаваешь, как трогаешь себя, надев шлем сенсофона... Ты была так близко... Ходили разные слухи, почему Райт редко выводит дочь на люди, вплоть до анекдотов о том, что малышка Эви – редкий межрасовый мутант, продукт незаконной генной инженерии, крайне уязвимый для внешних воздействий. На новостных голограммах мелькала милая мордашка, исподтишка заснятая на удалённых сессиях Академии кем-то из студентов, не более. И вот мне представился случай убедиться самому в том, что представляет собой особа, относительно перспективы соития с которой я поклялся её папаше и себе самому – хотя бы внешне... Как раз три года назад, когда Данил Райт побывал в Поясе Рая с двумя хорошенькими куколками – женой и дочерью, – возможность появилась. Да, у вас была зарезервирована большая приватная зона отдыха, целое побережье с полной изоляцией, но... если хорошо заплатить, всё продаётся. Даже наблюдение в любое время суток. Порой меня не отпускало ощущение, что Райт прекрасно знает о моём присутствии, но никаких действий не предпримет.

   Эви резко вздохнула. Значит, всё же видел, да как...

   Но и это откровение не оказалось последним. Падали веские слова, сталкивались, как ледяные глыбы в поясе астероидов. И неслись дальше – в груде осколков.

   – ... когда ко мне обратился Моэ – спасти любой ценой тебя от утилизации на мозгодралке, – он не знал одного: я уже сделал первую ставку за нужный мне лот. Я играл нечестно, Эви Райт, как и твой отец много лет назад – не сдержавший своего слова. Сначала Моэ обещал мне за тебя «Аргенто» – который, представь себе, никто так и не захотел приобрести. Я так понимаю, неслучайно – какая-то ...лядская мохнатая лапа в Судебной Палате постаралась, чтобы твой фиктивный опекун, никем не назначенный официально, не смог внести оплату за услуги адвокатов и твоё содержание в изоляторе. Корабль – единственное, чем линесиец мог располагать материально, пока ты была жива. Игл-рэй такого класса – ценное приобретение, но... Будь я проклят, если ещё раз ступлю на его борт...

   – Что?.. – слабо спросила Эви, и от озноба, от холодной дрожи сморщились соски её маленьких грудок.

   Центоно продолжал говорить, не совершая ни одного движения.

   – Ты знала о нижнем уровне отсеков на «Аргенто» и о том, кого и куда там перевозили? И что с ними стало? Я уверен, что нет – с того момента, как позавчера увидел тебя лично. Я провёл на том уровне достаточно времени – за несколько недель до того, как швырнул в лицо Райту свою клятву.

   Ледяная игла в груди не спешила таять. Она превратилась в шипастый стержень, разрывающий внутренности. Центоно был на «Аргенто» тринадцать лет назад?!

   – Моэ больше нечего было предложить, Эви. Кроме тебя самой в том случае, если ты покинешь мозгодралку живой. Он действительно хотел сохранить тебе жизнь любой ценой, даже если эта жизнь будет принадлежать мне, как я сказал сразу. Я не скрывал своих намерений. Единственное, что было железно обещано Моэ – то, что я не нанесу тебе физического вреда, а обладание, как женщиной – не в счёт. Не знаю, как линесийцу далось такое решение, это меня не волновало. Я ведь говорил, что принял своё – значительно раньше его просьбы.

   Мужчина придвинулся ещё ближе, прижавшись – так, что Эви почувствовала сквозь материю брюк внушительный бугор его восставшей плоти, упирающийся в её живот. Рука на затылке напряглась, притягивая голову девушки к мерно вздымающийся груди, покрытой шрамами. Сердце забилось сильнее, потому что вторая рука отвела холодные девичьи ладони, небрежно, словно смахивая лепестки цветов, и прошлась – мягко, нежно, лаская, – по спине, от покрытой мурашками поясницы к лопаткам. И там прочно остановилась, делая контакт тел контакт гораздо более плотным.

   – У тебя тогда, в Поясе Рая, были роскошные длинные волосы. Где?..

   Кое-как разлепив губы, Эви пробормотала правду о Мусе и её желании иметь парик соответствующего оттенка. Слышала, как хмыкнул Центоно – осуждающе или весело, уже не разобрала, её трясло. Всё, сейчас её смятение как на ладони... Святые первопроходцы! Гил согласился отдать её Центоно?! А что сделал её отец с этим человеком?! Зачем?! Как мог Данил позволить себе шутку насчёт того способа, которым его дочь могла попрощаться с невинностью в будущем – «отыметь?!»

   Все вопросы застряли в горле. Неужели эти годы Центоно жил одним желанием – отомстить? То, что Данил Райт был его врагом, теперь как-то не вызывало сомнений и пробуждало жестокую тоску – до боли. Тоску по образу отца, который создавался год за годом в периоды редких недель совместного пребывания на «Аргенто». Не было больше сил смотреть снизу вверх, ловя и предостерегающе удерживая взгляд потемневших и сузившихся в сурово-резком прищуре графитово-серых глаз. Эви сдалась, обмякнув так же – резко и бесповоротно, как в присутствии смарт-техников после единственного пароля-обещания, «безвестно...»

   И пусковой механизм сработал.

   Хватка мужских рук на теле – такая, что грозила смять хрупкую фигурку, как дорогую старомодную бумагу. Тесные, как капкан, горячие объятия, вырвавшийся сдавленный стон Центоно, похожий на рычание. Прикосновение к его коже, исчерченной многочисленными шрамами – словно удар током. Его сухие губы на шее Эви и на лице – там, где пролегли свежие дорожки слёз, – без торжествующего нажима победителя или попытки поцелуя, всего лишь чуть уловимое касание, желание смягчить предстоящее грубое вторжение, рвущее последнюю личную границу, отделяющую вожделение и созерцание от обладания.

   – Не так... Пожалуйста, не должно быть так...

   Что прозвучало в тихом девичьем голосе? Отчаяние, сокрушение, принятие неизбежного?

   – А как должно быть, Эви Райт? Может быть, ты мне скажешь?

   Дэйт подхватил девушку на руки – легко, как сломанный цветок.

   – Почему?..

   –