Неангел прилагается. Конец света. Мария Барышева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1 - Я знаю о тебе
• ГЛАВА 2 - Когда просто хочешь жить
• ГЛАВА 3 - Очная ставка
• ГЛАВА 4 – Встреча на высшем уровне
• ГЛАВА 5 – Конец света

АННОТАЦИЯ

Жизнь Кости Денисова, успешного бизнесмена и крайне циничного, бессердечного человека, вследствие его собственного глупого поступка в одно мгновение изменилась самым невероятным образом. Теперь он вынужден существовать в безумной реальности, где приходится защищать тех, кого раньше презирал, и общаться с теми, кого прежде и за людей не считал, где злобные пожелания обращаются целыми стаями крайне неприятных созданий, а обломок самой обычной деревяшки настолько большая ценность, что за него могут и убить – причем не один раз.

ГЛАВА 1 - Я знаю о тебе

К середине июня установилась плотная, тяжелая жара, от которой дрожал воздух и в которой легкие порывы ветра почти терялись. Ощущать жару Костя не мог, но видел ее последствия на окружающих флинтах – взмокших, обгоревших, осоловевших, постоянно ругающихся. Размякший асфальт, казалось, почти дымился, как и проезжающие по нему машины, солнце смотрело с яркого неба ослепительным безжалостным раскаленным глазом, вся более-менее мохнатая живность попряталась в спасительной тени и носа не казала до глубокого вечера. Вино-водочно-водяной товар поставлялся в огромных количествах, и Аня, выбегавшая в скудный тенек возле крылечка уже на стаканчик минералки, а не на чашку кофе, выглядела совершенно измотанной, но отнюдь не упавшей духом. А мимо крылечка в сторону пляжа и обратно курсировали компании черных или пронзительно-красных отдыхающих, приводя Людмилу в священный ужас, и она не уставала причитать, размахивая руками:

   - И куда прутся в полдень, в самое пекло, и детей с собой тащат, безумные люди!

   Настроение же венецианского директора портилось с каждым днем, и он носился по магазину и орал на всех без исключения, таская на плече поникшего Аркадия. Несмотря на наступление сезона выручки не увеличивались, ручеек покупателей не превращался в бурный поток, и весь предбанник был до отказа забит вином, водой и пивом, и ставить его уже было некуда, но хозяин магазина все продолжал и продолжал делать заказы, видимо уверенный в том, что вот уж завтра настанет тот день, когда в «Венецию» ворвется не меньше ста тысяч жаждущих людей и скупят абсолютно все. Уговоры Аркадия пропадали впустую. Костя и сам недоумевал – покупателей было маловато для этого времени года, и когда, стоя на улице вместе с Аней, он разглядывал идущих мимо пляжников, то ловил себя на мысли, что и их для этого времени года было как-то маловато.

   К сожалению, на порождениях жара не отразилась нисколько, они были все так же бодры и все так же периодически вели себя с заметной странностью, а гнусников расплодилось немыслимое количество, они носились по городу гигантскими квакающе-шипящими стаями, и несколько раз вламывались в магазин, устраивая в нем хаос. Однажды в «Венецию» проскочили две мрачняги, и пока одна, размахивая неряшливыми крыльями, бестолково трепыхалась по залу, другая пробралась в рабочую часть магазина и напала на засевшего в туалете товароведа. Мрачнягой Гриша занимался самостоятельно, и все его брошенные на стоящего в дверях кабинета Костю умоляющие взгляды пропали впустую – Денисов слишком хорошо запомнил тот день, когда венецианский персонал не пускал его в магазин. Мрачнягу хранитель товароведа в конце концов прикончил, но при этом чуть не лишился уха, о чем и причитал до самого завершения рабочего дня.

   С коллегами Костя теперь почти не общался, хотя все, исключая Аркадия, упорно искали его расположения, выглядя отчаянно виноватыми. Вику-таки уволили, и вместо нее теперь работала немолодая неразговорчивая женщина с невыразительным лицом, которую все называли Степановной, а имя ее как-то потерялось. Степановна привела с собой хранительницу Дину – маленькую, веснушчатую, бывшую портниху, которая выглядела лет на четырнадцать, всего боялась и старалась всем угодить, а также полтора десятка кошек злобного нрава и здоровенную пятнистую свинью по имени Сонька, облюбовавшую венецианское крылечко и валяющуюся на нем целыми днями, невзирая на возмущение Аркадия и некоторых хранителей, которых свинья цапнула за ноги. Подчинившись требованиям и угрозам хранителя директора, Дина как-то попыталась столкнуть свинью с крыльца, за что тоже была укушена. Укусили и Кольку, который был послан Аркадием на крыльцо с приказом помочь. В конце концов, когда хрюшка прокусила ногу и самому Аркадию, неосторожно треснувшему ее своей булавой, а потом загнала его на пирамиду из паков с газировкой, от свиньи все отстали, и теперь она являлась постоянным похрапывающим украшением магазинного крыльца, через которое допущенные хранители вскоре привыкли резво перепрыгивать.

   Больше никаких перемен пока не было ни в магазине, ни дома, где снова воцарился домовик, поедая все без разбора, вычищая квартиру и избегая подходить к окнам в светлое время суток. Коля, судя по всему регулярно получавший свою пайку силы под покровом ночи, бодро махал метлой в палисаднике, явно наслаждаясь своим подпольным положением и компанией ворчливого Дворника. Представители департаментов и службы Временного сопровождения не появлялись, равно как не появлялись и разного рода подозрительные личности, новые кукловоды и свободно шатающиеся морты. Ежеутренне встречаемый возле почты рыжеволосый хранитель здоровался с Костей с ошарашенной вежливостью и каждый раз, вывернув шею, долго смотрел вслед. Новая хранительница Тимкиной сестренки, которую Костя, по мере возможности, окружал зловещим вниманием, вела себя вполне прилично, в последнее время уже поглядывая на Костю почти жалобно.

   А так все было спокойно, все было почти мирно, но Костю, который не переставал зорко смотреть по сторонам и обходить дозором и дом, и магазин, не оставляло недоброе ощущение, что это – лишь затишье перед бурей. И еще это лето – такое странное лето, в котором было так мало людей…

***

Большинство покупателей считают продавцов бестолковыми, глухими, неповоротливыми и при этом непременно очень хитрыми существами, все предназначение которых в том, чтобы обмануть, всучить просрочку или что-то не то, или вообще ничего не продать, поскольку в магазин продавцы приходят исключительно для того чтобы выпить, поболтать или вздремнуть за прилавком. Большинство продавцов считают покупателей идиотами, разинями, жлобами и истериками, которые приходят в магазин исключительно для того, чтобы вывести их из себя, стибрить что-нибудь или попросту убить время за счет продавцов, бесцельно глазея на витрины и задавая нелепые вопросы, которые ни к чему не ведут. Во всяком случае, Костя давным-давно пришел именно к этому выводу и, скучая рядом с Аней, когда она проверяла ценники, почти перестал обращать внимание на продавцово-покупательские диалоги.

   - Что вам?

   - Не знаю…

   - Ой, я не знаю…

   - А что у вас есть?

   Подобные ответы повторялись каждый день, и уж точно не заслуживали того, чтобы их слушать.

   - Почем колбаса вот эта?

   - Ну вот же ценничек…

   - А может, я хочу от вас услышать!

   Скукотень…

   - Что желаете?

   - Двух верблюдов легких дайте.

   Тоже банально, мужик всего лишь хочет две пачки «Кэмела», а не караванную скотину, которую несложно унести на плечах.

   - Дайте какой-нибудь водички сладкой.

   - Какой?

   - Ну любой какой-нибудь.

   - Ну вот, возьмите «Пепси».

   - «Пепси» я не люблю.

   Опять же ничего нового.

   - Мне ничего не надо, только вот тот сок за четыре пятьдесят.

   - Вот, пожалуйста.

   - Спасибо. Сколько с меня?

   М-да, и такое бывает.

   - Какой у вас есть сок пол-литровый?

   - Томатный и яблочный.

   - Дайте банановый.

   - ТОМАТНЫЙ И ЯБЛОЧНЫЙ!

   - Ну банановый дайте.

   - !!!

   - Ладно, давайте яблочный.

   Эта просто дура.

   - Дайте пачку сигарет.

   - Каких?

   - Да вон тех, с летающими членами.

   А вот и хит дня, стоит обернуться и досмотреть до конца. Людмила - продавщица бывалая, и все же после такого требования зависла. Весь хранительский и флинтовский персонал смотрит на покупателя с жадным интересом.

   - Э-э… повторите, - лепечет Людмила в надежде, что не расслышала. Мужичок перед прилавком требовательно тычет пальцем в стенд.

   - Ну, вон те, где член с крыльями!

   Флинтовский персонал остается на своих местах. Хранительский проворно стягивается к месту действия. Людмила вглядывается в сигаретные ряды с напряженным ужасом, выискивая требуемую порнографическую пачку.

   - Покажите еще раз.

   - Да ну что ж вы, женщина, такая бестолковая?! – возмущается мужичок, рядом с которым тихо помирает от смеха его хранитель. – Вот же, прям на вас смотрят!

   - Ыыыы, - стонет Плохиш возле стенда. – Они еще и смотрят?! Член с глазами?! Янка, о чем он?

   - Я не знаю, - хихикает хранительница.

   - Тьфу! – всплескивает руками Людмила, взирая на пачку, в которую тычет покупатель. - «Галуаз», что ли? Так там шлем с крыльями нарисован!

   - Какая разница?! – искренне удивляется мужичок.

   Весь персонал «Венеции» дружно и громко выпадает в осадок.

   А в принципе, ничего особенного, кстати.

   - Ну куда это все ставить, ну куда?! – заходился Гриша пронзительным чаячьим криком, бегая вокруг грузчиков, деловито втаскивавших в зал ящики с брякающим пивом. – Аркадий! Ну места уже нет в магазине!

   - Что я сделаю?! – огрызался хранитель директора, раздраженно пересчитывавший мороженое в одном из холодильников и каждый раз получавший новый результат. Самого же директора теребил Влад.

   - Тимур, все забито, куда я это поставлю?! Холодильники загружены, в предбаннике места нет, в подсобках тоже, в коридоре уже не пройти!

   - В коридоре полно места! – рычал директор, разглядывая плотную стену из ящиков и паков, возвышающуюся в коридоре до самого потолка, так что перемещаться в коридоре теперь можно было только боком. – Часть в зале поставьте!

   - А работать-то как?! – возмутилась Людмила. – Мы себе ноги поотшибаем! Вон Степановна и так вся уже в синяках!

   - Ходите осторожней! Я хочу, чтобы все было расставлено!

   - А склад скоро придет! – не унимался товаровед. – Куда я его воткну?!

   Тимур, обозначив место втыкания склада неприличным словом, показал Владу кулак и тяжелыми шагами покинул магазин, следом убежал Аркадий, успев крикнуть:

   - Опять все мороженое с ценниками попродавали, наклейте новые! И пересчитайте еще раз! По-моему, я в последний раз уже и холодильник присчитал!

   - Влад! – Аня потрясенно смотрела на гигантскую пирамиду в предбаннике. – Как же бутылки достать, как мне проводить?

   - Так забей, без сканера, - товаровед схватился за голову. – Блиииин!..

   - А если коды поменялись?

   - Будем надеяться, что нет… Я потом, если что, перебью… Так! – товаровед поднял указательный палец. – Сделаем еще акции… новые ценники… я… мне надо подумать!

   Он повернулся и убежал в туалет. Костя скептически осмотрел товарные горы и вышел в зал вместе с Аней. В дверях, столкнувшись, ругались пивной и молочный грузчики, а в алкогольной части магазина коньячный и водочный представители производили бутылочный пасьянс, злобно поглядывая друг на друга. Молочный представитель в облегающих джинсиках и лилово-стразовой маечке изящно бегал вдоль витрины, созерцая ее прищуренными глазами. Степановна создавала башню из прибывших сосисок, а Людмила с негодующим видом разбирала огромную коробку с сигаретными блоками, тихонько попивая пиво из-под прилавка.

   - Мы избавимся от этого только, если начнется тот самый Апокалипсис, - удрученно сказал Гриша, пиная пак с соком. – Колька, когда там Апокалипсис?

   - В декабре, кажется, - сонно пробормотал Плохиш, прикорнувший на подоконнике. – Только уже говорят, что его не будет.

   - Ну, тогда никаких шансов! Где покупатели?! Вот где они?! Лето же!

   - Приезжих, кстати, достаточно, - заметила Яна с легким недоумением, - мы вчера на пляже были… А вот куда местные подевались?

   - Ерунды не говори! – возмутился Гриша. – С чего бы им просто так куда-то деваться?! Может, поблизости точку какую открыли дешевую, а мы не в курсе. Может, еще один центр тут где-то воткнули?!

   - Чтоб твой про такое не знал?! – фыркнул Плохиш.

   - А как еще это объяснить?!

   - Не знаю! Я знаю только одно – я хочу спать, а ты орешь!

   Не дослушав этот увлекательный диалог, Костя отправился вместе со своей хранимой персоной в кабинет, скептически пронаблюдал, как она заводит накладную, в которой каждая товарная строчка исчислялась трехзначными цифрами, присвистнул над общим количеством, а потом со слегка раздраженной усмешкой смотрел, как Аня, вытащив из сумочки уже изрядно потертый на сгибах листик, сосредоточенно разглядывает нарисованный ею кладбищенский маршрут. В такие моменты она была похожа на студента, пытающегося вызубрить предмет необычайно злобного преподавателя, и смотреть на нее было очень смешно.

   - Потеряешь когда-нибудь, - сказал Костя.

   - Не потеряю! – тут же возразила Аня, бросила листок на стол и вцепилась пальцами в волосы. – Господи, да что ж такое?!

   - Не швыряйся уликами!

   Аня свирепо огляделась, потом тщательно сложила листок и убрала его обратно в сумочку, которую сунула за монитор и щедро засыпала бумагами, потом придвинула туда же стаканчик с ручками.

   - Еще хорошо бы землей и еловыми шишками забросать.

   Персона вспыхнула и вылетела из кабинета на такой скорости, что Костя едва успел ее догнать. На крыльце он автоматически перепрыгнул через хрюкохрапящую Соньку, во сне подергивавшую верхней губой, и приземлился на плечо Ане, которая, стоя возле парапета и сморщив нос, отмахивалась от клубов пыли, поднятой отъезжавшей фурой. Костя тщательно осмотрел окрестности, уделив особое внимание подозрительным гаражам, где когда-то прятался бегун, проверил заросли напротив магазина, где обычно устраивал засаду Тимка, и перемахнул дорогу прямо перед машиной «Скорой», которая, тревожно завывая, умчалась к девятиэтажкам неподалеку, унося за собой дорожника средних размеров, весело развевающегося в пыли. Это была не первая «Скорая», виденная Денисовым за сегодня, но в этом, как раз, ничего удивительного не было – в такую-то жару. Сегодня, судя по электронному термометру ботанического магазина, в тени было плюс тридцать шесть, а на солнце давно перевалило за сорок.

   - Жуть, какая жарища сегодня, - подтвердил проезжающий мимо хранитель одного из постоянных покупателей, и Костя рассеянно кивнул, а потом, зацепив взглядом какого-то хранителя, едущего на противоположной стороне улицы, нахмурился и шагнул вперед, чтобы рассмотреть его получше. Флинт, женщина средних лет, выглядела совершенно незнакомо, а вот хранителя в светлом костюме, надвинувшего на нос клетчатую шляпу, он определенно встречал раньше. Сейчас Костя старался не оставлять без внимания подобные вещи, хоть они, как правило, и совершенно ничего не значили.

   Хранитель, почувствовав внимание к своей особе, бросил на Костю пугливый взгляд из-под шляпных полей, и тут Денисов его вспомнил и облегченно тряхнул головой – это действительно ничего не значило. Да, он встречал его раньше – всего один раз, и знаком с ним не был, а запомнил только из-за ситуации – флинт этого хранителя тогда сидел на бордюре, выглядя очень нездорово. Только это был другой флинт. Не повезло мужику. А может и повезло, поди разбери.

   - Что вы на меня так смотрите? – с подозрением поинтересовался хранитель.

   - Да ничего… Гляжу, должность сменил?

   - Мы знакомы?

   - Да нет…

   Хранитель, передернув плечами, сдвинул шляпу набок, полностью загородив лицо от денисовского взгляда, а потом еще и отвернулся. Костя пожал плечами. В прошлый раз хранитель выглядел совершенно спокойно. Ну, что ж удивительного, не только в денисовской жизни могло твориться черт знает что. Он подождал Аню и вернулся вместе с ней в магазин. Аня сразу ушла за холодильные витрины, Костя направился было к посту у дверей, чтобы сменить Дину, от которой все равно было мало толка, но тут какая-то девушка-флинт в круглых солнечных очках и ярко-желтом костюме подошла к крайней витрине и что-то спросила у Ани. Костя дернулся было туда, но тут же развернулся, почуяв за спиной присутствие – и стоявшая там незнакомая хранительница испуганно отпрыгнула.

   - Ой, извините!.. А я вас знаю!

   - И что? – нетерпеливо ответил Костя, поглядывая на флинта, который продолжал разговаривать с ее персоной. – Меня многие знают… Твоя? Чего ей надо?

   - Да мы за молочкой… Я вот имени вашего не знаю, а вас точно видела – вы в нашем ресторане часто ужинали, в «Осеннем вальсе», - хранительница потянула себя за длинную светлую косу. – А вы совсем не изменились…

   - Ага, только умер, - бросил Костя, отворачиваясь от хранительницы, и тут Дина от дверей пронзительно завизжала:

   - Гнусники!!!

   Сочтя на этом свою миссию оконченной, веснушчатая хранительница бросила пост и, жалобно подвывая, убежала в предбанник, оставив своего флинта на произвол судьбы. Прочие хранители немедленно мобилизовались, ощетинившись разнообразнейшим оружием, и Костя, растолкав нескольких, узрел идущую на снижение со стороны гимназии огромную пятнистую стаю, целенаправленно несущуюся прямо на венецианские окна.

   - На улицу! – завопил Плохиш, шмякаясь с подоконника. – Гасите их на улице, не пускайте в магазин! Долбанные флинты, опять где-то перелаялись, мать их!..

   Часть хранителей, в подобных случаях проявлявших удивительную слаженность действий, вместе с Колькой вывалилась на улицу, и Костя посмотрел на свою хранимую персону с легкой тоской. Он бы тоже предпочел действовать на улице, где было больше места для размаха, а здесь бестолково металось вдосталь испуганных мальков, никогда не видевших гнусников в таком количестве и не обладавших ни навыками, ни более-менее приличным оружием. Но оставлять Аню, внимательно слушавшую желтокостюмную незнакомку, Костя никак не мог. Ее эмоции ощущались спокойными, хотя в них появилось что-то печальное, и Костя, приведя в боевую готовность свое пылесосно-вентиляторное сооружение, не выдержал и прыгнул к ним – услышать хоть часть разговора, но тут гнусниковская стая прибавила скорости и с разлету плеснулась на магазин.

   Хранители, встретившие гнусников на улице, сразу же пробили в плотных рядах пятнистых крылатых тел заметные бреши, но большая часть стаи, не тратя время на хранителей вне магазина, хлынула в окна и с кваканьем и шипением заметалась по залу, колотясь о стены и образуя смерчи вокруг флинтов, спокойно продолжавших заниматься своими делами. Их хранители отчаянно замахали своим оружием, те, которые оставались на улице, ринулись обратно, и в магазине начался хаос.

   Костя, изначально сразу же занявший позицию возле своей персоны, расчистил пространство вокруг нее в несколько взмахов, точечными ударами сбил тройку гнусников, барахтавшихся у Ани в волосах, смел шипящих тварей с хлебного стеллажа позади нее, после чего уничтожил тех гнусников, которые решили скоротать время на потолке. Попутно пришлось отшвырнуть хранительницу желтокостюмной девицы, которая одно из его движений приняла за атаку на ее флинта и полезла было в драку. Прочие гнусники, оценив активность его действий, сориентировались быстро и, сочтя этот угол опасным, весело метались в иных частях зала. Один из потенциальных покупателей, густо облепленный гнусниками, затеял ссору с соседом по очереди, его хранителя поблизости видно не было, и Костя, поняв, что тот, как и Дина, попросту где-то спрятался, начал расширять сектор действий, во второй раз отшвырнув хранительницу, которая на сей раз просто помешала широте размаха. Та, перепрыгнув на один из холодильников, пожаловалась оттуда:

   - Я очень плохо работаю с гнусниками!

   С улицы прибежал Гриша с зажженной сигаретой в зубах, потрясенно всплеснул руками и присоединился к общей свалке, причитая:

   - На минутку ж всего вышел, что ж это такое?!

   Ему никто не ответил, всем было некогда. Плохиш лихорадочно метался с алкогольных полок на шоколадную витрину, внося смятение как в ряды гнусников, так и в ряды хранителей, Яна, зацепившись за один из светильников, косила порождения направо и налево, ругаясь совершенно непарикмахерским образом. Трое хранителей и одна хранительница методично рубили гнусников вокруг своих флинтов, еще четверо бестолково метались возле своих хранимых персон, нанося повреждения не столько квакающим тварям, сколько друг другу, животное сопровождение не отставало от прочих, цапая одного гнусника за другим и успешно путаясь у хранителей под ногами, а Дина непрерывно визжала где-то в предбаннике на очень высокой ноте. Откуда-то из недр магазина донеслась ругань товароведа, и в тот же момент Гриша, нанизывавший гнусников на свое копье, точно шашлык, бросил общую схватку и ринулся в коридор. Поняв, что гнусники пробрались и в подсобные помещения, Костя, продолжая размахивать «глефой», крикнул:

   - Колька, дуй к Гришке, их там может быть полно! И пни Динку, чтоб заткнулась!

   - Мой флинт! – возмутился Плохиш. Тут охранник, отставив чашку, встал и вышел в коридор, и Колька, мгновенно свернув диалог, запрыгал следом. В магазин вошли еще несколько покупателей, а их хранители, которым никто, по причине занятости, не дал допуска, подняли на крылечке несусветную ругань, глядя, как гнусники начинают безвозбранно приземляться на их флинтов. Разбуженная хрюшка разразилась негодующим визгом, хватанула кого-то за ногу, после чего, обнаружив творящееся в магазине безобразие, влетела в зал и принялась носиться от витрины к витрине, снося по пути и гнусников, и хранителей. Костя, подскочив к дверям, дал допуск бушующим на крылечке хранителям, трое из которых, продолжая ругаться, присоединились к свалке, а двое скромно уселись на ступеньках, сообщив:

   - Мы пока тут подождем.

   Уничтожая гнусников, Костя так и не получил возможности услышать хоть словечко из разговора Ани с незнакомой девицей – они говорили очень тихо, но спокойно, и ее эмоции так и остались ровными и чуть печальными. Число тварей, невзирая на совершенную неслаженность действий хранителей, стремительно убывало, и Денисов, попытавшись воспользоваться этим, метнулся было обратно к хлебному стеллажу, но тут на крыльце поднялся гвалт, а потом в магазин, перебирая длинными шипастыми лапами, проследовал новый визитер и, остановившись на пороге, издал тонкий хныкающий звук, взмахнув неряшливыми крыльями.

   - Ну, здрассьте! – возмутилась с потолка Яна. – Опять?! Им тут что – медом намазано?!

   Из-за вошедшей мрачняги с некоей застенчивостью выглянули две ее соплеменницы, издавая хоботками унылые стоны, а потом все трое проворно засеменили в разные стороны, треща, точно взбесившиеся газонокосилки.

   - До свидания.

   Костя коротко кивнул и обернулся. От тучи гнусников уже почти ничего не осталось, хранители добивали отдельных пятнистых тварей по углам, продолжая несусветно ругаться. Обе мрачняги исчезли, и Сонька, злобно хрюкая, решительно топала через зал обратно на крылечко, откуда голосили отказавшиеся войти хранители:

   - Мы бы уже вошли, пустите нас! Эй!

   Взъерошенное животное сопровождение разбредалось по своим местам. Из предбанника, пошатываясь, вышел густо исцарапанный Гриша, опираясь на свое копье, за ним резко вылетела веснушчатая Дина, беззвучно раскрывая рот, а следом выхромал Колька, принявший непосредственное участие в появлении на сцене бывшей портнихи.

   - И флинта своего бросила, и нас, сука! – злобно сказал он, вытирая сизь с глубоко распоротого подбородка. – За паки забилась! Отличная помощь коллективу!

   - Я всего этого не просила! – пискнула Дина, взлетая на стенд с чипсами. – Я была хорошей! Я ничего такого не делала никогда! Я всегда была хорошей!

   - Летом всегда так? – поинтересовался Костя, разнимая свое оружие на две части. Плохиш, позабыв про портниху, скорчил зверскую гримасу.

   - Гнусники – частенько. А вот мрачняги… Я такого не видел прежде. Нет, они конечно иногда залазят – и в квартиры, и в… но чтоб толпой?

   - Кто-нибудь заметил в них что-то странное?

   - Кроме того, что мрачняги начали ходить с друзьями? – ехидно спросил Гриша, резким рывком отделяя от рубашки рукав, державшийся на одной нитке и отшвыривая его. – Нет, я конечно понимаю, что после таких драк многие начинают задавать идиотские вопросы…

   - Сам-то ты где шатался?! – напустился на него Плохиш. – Хорошо, что вообще решил зайти!

   - Я прикурить выходил! – обиделся Гриша. – Никого не было на улице, аж за женской консультацией нашел курящего!.. Орет еще!.. сам дрыхнет целыми днями!

   - Две твари залезли в кондиционер, а еще одна сидит за холодильником! - крикнула Яна. – Так что если вы не слишком там заняты…

   Хранители, продолжая грызться, кинулись на помощь, а Костя, оставшись стоять возле своей хранимой персоны, внимательно оглядел через окно пустую улицу, потом сунул за спину половинки «глефы» и чертыхнулся. Помимо того, что порождения внезапно стали чересчур компанейскими созданиями, в них действительно не было ничего необычного – ничего, похожего на то, что ему доводилось видеть, когда тварями управлял порождающий. Никакой нервной дрожи, никакой озадаченности собственными действиями. И гнусники, и мрачняги вели себя так, словно это была обычная охота. Значит, рейд не был подстроен.

   - Все равно это нехорошо, - пробормотал он и попытался заглянуть в телефон, но Аня, как специально, тут же спрятала его в карман. – Аньк, что это за баба была? Твоя знакомая? Что она хотела? Не вздумай ничего у нее покупать, ясно?!

   Аня облокотилась на витрину и задумчиво посмотрела перед собой. Костя безуспешно потряс ее за плечо, потом резко выхватил меч и развернулся, и подошедший Колька испуганно отскочил.

   - Слушай, ты до сих пор настолько на меня злишься?! Мы все тогда делали по кодексу и согласно соображениям безо…

   - Отвали! – холодно ответил Костя, пряча оружие.

   - Мы просто хотели провести собрание. В коллективе не хватает дисциплины. Ты должен участвовать. Ты в последнее время совсем от нас откололся… я, конечно, не имею в виду оборону, но…

   - Тебе объяснить смысл слова «отвали»?

   - Костян, - вкрадчиво произнес Плохиш, предусмотрительно держась на расстоянии, - ну что ты в самом деле, а? Пойми, мы же тогда просто испугались! Ну все ж люди, а?!

   - Я знаком с людьми, - Костя криво улыбнулся ему в лицо. – Вы – не люди. А теперь – пошел вон!

   Колька, озадаченно заморгав, отошел к остальным, и Костя, проводив его прищуренным взглядом, вновь начал смотреть на пустую улицу, думая о том, что, возможно, кто-то сейчас оттуда может наблюдать за ним, прячась в пустоте, на секретных путях. Кто-то, кого иногда бывает видно. Кто-то, за кем следил Тимка. Кто-то, кого он знал. Кто-то, кто убил его… Почему он не рассказал ему?

   Почему это вообще все происходит?..

   Он сумасшедший… большинство Кукловодов – сумасшедшие…

   Можно снова стать живым…

   Какой ценой?

   Идах!..

   Бред какой-то!

***

Костя проснулся от знакомого тревожного шелестящего звука и удивился еще раньше, чем открыл глаза. Он очень давно не слышал этот звук, успел отвыкнуть от него и сейчас, пробудившись и ощутив ровные, медленные эмоции своей хранимой персоны, свидетельствующие о спокойном сне, в первое мгновение даже решил, что звук ему померещился. И вправду – вокруг уже была глубокая тишина, прошитая одинокой трелью сверчка, притаившегося где-то совсем рядом с окном – тонкий, задумчивый, сверлящий напев, не несущий никакой опасности. Косте вдруг почему-то подумалось, что он никогда в жизни не видел ни одного сверчка, хотя слышал их каждое лето годами.

   Он взглянул на Аню – она, лежа на спине, дышала беззвучно, плотно укрытая бледно-золотистым ореолом сна, который казался тонким, словно вуаль из паутины. Ее лицо выглядело очень сосредоточенным – возможно, сейчас она искала ту дверь – вход в странный пустой мир – дверь, через которую уже много ночей никто не заходит. Костя чуть повернул голову – и увидел Гордея. Домовик, взъерошившись, сидел на спинке кровати и смотрел на колыхающиеся оконные шторы.

   - Ты тоже слышал? – шепнул Денисов.

   - Грррр, - Гордей повернулся, недобро сверкнув пронзительно-желтыми глазами и оскалился, потом ткнул лапой в сторону окна. – Чхах!

   - Может, они к соседям…

   И тут сухой шелест возобновился, но теперь он был гораздо громче, он шел прямо из-за вздувающейся шторы, и Костя слетел с кровати, подхватив ракетку – и в ту же секунду, когда он замахнулся, сквозь штору, медленно вращаясь и слабо мерцая, вплыли подзабытые ежеподобные посетители. По сравнению со стаей, которая раньше их навещала, кошмариков было немного – всего десятка полтора, и едва увидев их, Костя сразу же подумал, что с ними что-то не так. Он удержал руку в самый последний момент и поймал Гордея, уже с рычанием сиганувшего с кровати.

   - Погоди.

   Домовик, озадаченный таким поступком, попытался его укусить, и Костя перехватил Гордея так, что тот мог только возмущенно брыкаться. Он продолжал смотреть на стайку ночных паразитов, зависших перед шторой, пытаясь понять, что же его так озадачило, помимо того, что кошмарики явились в дом, где никому не снятся страшные сны.

   Мерцающие существа проплыли на несколько сантиметров вперед, двигаясь не к кровати и не к Косте, а как-то совершенно бесцельно, точно им просто нечем было заняться, и Костя сразу же заметил, насколько сильно это действие отличалось от прежних стайных слаженных движений. Сейчас кошмарики были похожи на сильно подвыпившую компанию, которая кое-как бредет куда-то, собственно уже и позабыв, куда ей было надо. Каждое существо двигалось каким-то своим бестолковым маршрутом, вращения кошмариков из прежних плавных стали резкими и дергаными, они пьяно сталкивались друг с другом, а одно из созданий и вовсе наткнулось на угол шкафа и хлопнулось на пол. Прочие снова зависли в воздухе, точно пытаясь понять, что же произошло с их собратом, который, жалобно потрескивая, трепыхался на полу, не предпринимая попыток взлететь.

   - Что за чертовщина?.. – пробормотал Костя и осторожно ткнул кошмарика ракеткой, и тот вдруг лопнул, как гриб-дождевик, расплескавшись во все стороны сизым дымом. Гордей перестал брыкаться и удивленно вытаращил глаза:

   - Ухух?!

   Остальная стая снова поплыла вперед все так же нестройно. Мерцающие отростки существ вытянулись и слепо шарили в воздухе, издаваемый ими шелест из угрожающего сделался жалобным и каким-то искательным, и Костя вдруг понял, что еще изменилось. Хоть у кошмариков и не было глаз, он всегда точно знал, что ночные паразиты его видят. Теперь же это ощущение пропало. Кошмарики не знали о нем. Не знали, где Аня. Не знали, как добраться до ее сна, который был таким спокойным. Видимо, они по старой памяти вновь явились туда, где когда-то получали вдоволь еды, но теперь не могли ее найти. Раньше, когда Ане перестали сниться кошмары, твари первое время висели перед ее окном, удивленно и безрезультатно вынюхивая кошмары, пока не убедились, что их не предвидится, теперь же, похоже, их положение стало настолько отчаянным, что они решили навестить старое место кормежки, в надежде найти хоть что-нибудь.

   - Так вы подыхаете! – обрадованно сказал Костя. – Что, проблемы со жратвой, твари?!

   Кошмарики, натыкаясь друг на друга, продолжали ощупывать отростками воздух, и Денисов, решив, что дальше рисковать не стоит, отпустил Гордея, ободряюще хлопнув его по мохнатой спине, и взмахнул ракеткой, сбив на пол сразу нескольких кошмариков.

   Это было очень далеко от тех схваток, которые Косте доводилось проживать в ночи Аниных кошмаров. Это вообще не было схваткой, это было избиение, это было все равно, что давить одуревших от дихлофоса тараканов, бестолково кружащихся на одном месте. Ночные паразиты не пытались уворачиваться, не пытались нападать или сбежать, казалось, они даже не понимали, что их убивают. Гордей, похоже, был озадачен не меньше Кости и, когда кошмариков осталось всего двое, домовик, явно разочарованный, махнул лапой и вовсе ушел из спальни, предоставив Косте заканчивать самому. Расправившись с последними членами стаи, Денисов просунул голову сквозь штору и внимательно оглядел пустой двор. Нигде больше не было ни единой мерцающей твари, сухой шелест пропал, и в ночи снова вел соло невидимый сверчок. Втянув голову обратно в комнату, Костя недоуменно передернул плечами, посмотрел на густо измазанную сизью ракетку и швырнул ее на гладильную доску.

   Он ничего не понимал. Кошмарики, явившиеся с визитом, явно были на последнем издыхании, но с чего? Действительно от нехватки пищи? Как такое возможно? Весь город перестал видеть плохие сны? Так не бывает! Это совершенно точно. Ни в яви, ни в снах не существует абсолютной безмятежности. Хотя… в Аниных снах существует. Точнее, там существует не безмятежность. Там существует полное отсутствие. В ее снах просто нет снов…

   Костя повалился на кровать, медленно протянул руку к золотистому покрывалу сна, потом неохотно отвел ее. Нельзя. Это не то, что зайти в соседнюю комнату или спуститься на нижний этаж. У этого могут быть последствия. Он даже не знает, что это за место…

   Настоящий абсолют, а не департаментские сказки…

   О чем же, все-таки, говорил тот кошмарик, которого он убил в Анином сне? И как он вообще мог разговаривать? Кто они такие на самом деле? Может, попадая в сон, они становятся чем-то иным? Приносят с собой знания об этом мире, которые там для них обретают смысл? Здесь они многое знают, но не понимают, что знают? А может, любое порождение, попав в сон, стало бы таким же?.. Попробовать поймать какого-нибудь кошмарика и допросить? А как допросить того, кто не может ни говорить, ни изъясняться жестами или эмоциями? Как допросить того, у кого нет ничего, кроме голода?

   Все порождения начали вести себя немного странно… Нападают на тех, на кого раньше не нападали. Сбиваются в стаи. Вламываются в офисные помещения. Бросают тех, на кого были направлены. Но они все бодрые. Более чем бодрые.

   А кошмарики дохнут от голода.

   Ерунда какая-то… Может, единичный случай? Может, бывают и больные кошмарики? Ведь, судя по всему, похоже, бывает все что угодно.

   Решив отложить выяснение этого вопроса до утра, Костя позвал Гордея, и домовик спустя несколько секунд радостно плюхнулся на кровать и немедленно полез к нему со своей щеткой.

   - Охох!

   - Еще не хватало! – Костя поспешно перехватил мохнатую лапу. – Ты ею бороду расчесываешь! Просто спи!

   - Хох?!

   - Никаких колыбельных!

***

Что-то было не так.

   Иногда так бывает.

   Просто знаешь, что что-то не так, но не можешь понять, что именно. Иногда, в конце концов, знание приходит, а иногда нет, и это странное чувство грызет тебя, изводит, а потом просто пропадает, как будто и не было его. Да только рано или поздно оказывается, что действительно было что-то не так.

   Спустя два дня после странного визита кошмариков, о котором Косте пока ничего выяснить не удалось, он проснулся в половину четвертого утра и сразу же подумал, что что-то не так. Разумеется, это наверняка было что-то плохое. Что-то хорошее – его сразу замечаешь, а вот если просто что-то не так – это точно плохо.

   Но на первый взгляд вроде бы все было в порядке. Тихая, уже начавшая истончаться летняя ночь. Какая-то ранняя птаха, посвистывающая за окном. Гордей, безмятежно лежащий поперек кровати в такой позе, словно вывалился из чьего-то мешка, и уютно подчавкивающий во сне. Аня, крепко спящая в бледном золотистом ореоле, раскинув руки в стороны и уткнувшись лицом в подушку. Пустая комната, никаких ощущений притаившихся или подкрадывающихся злобных существ, или чьего-то недоброго наблюдающего взгляда. Едва слышное мерное тиканье часов в гостиной. Мягкий шелест колышущихся штор.

   Что-то не так.

   Не дожидаясь, пока поймет, в чем дело, Костя спрыгнул с кровати и тщательно обыскал спальню, но ничего не нашел. Осмотрел другие части квартиры и даже заглянул в мусорное ведро, потом выбрался в палисадник и проверил и его. Ничего и никого. Смена мусорщиков еще не началась, добропорядочные хранители спали, злодеи, видимо, тоже. Вернувшись в дом, Денисов еще раз повторил изыскательные действия и на всякий случай приподнял Гордея и посмотрел под ним, и непроснувшийся домовик лязгнул зубами во сне. Все было в полном порядке.

   Что-то не так.

   Он не мог отделаться от этого чувства все утро и так и не понял его причины. То ли что-то должно было случиться. То ли что-то случилось, а он этого не заметил или не понял. То ли наоборот не случилось то, что должно было случиться. То ли что-то случалось в данный момент. Аня проснулась, но ее прояснившиеся эмоции тоже не дали ответа, и в выражении ее глаз Костя тоже ничего не нашел. На пробежке он плелся рядом с ней, изводимый этим нелепым тревожным чувством неустроенности, озирался – и не видел ничегошеньки странного. Все было обычно и мирно прямо таки до безобразия, хотя этому как раз следовало бы порадоваться. Костя даже подумал было постучаться к Георгию и спросить, что бы это могло значить, хотя первоначальным ответом, скорее всего, стал бы подзатыльник. Но потом он вспомнил, что фельдшер вместе со своим потомком еще вчера отправился в поход и не вернется до вечера. Еще накануне раздраженный Георгий высказал Косте все, что думает о своей хранимой персоне, поскольку в воскресенье собирался сгонять на стадион посмотреть футбольный матч, а Никита, к футболу равнодушный, поломал все его планы. Костя бы тоже с удовольствием сходил на футбол – так-то ведь ему даже по телевизору не удавалось его посмотреть. Должность – это, конечно, ответственность, но чертовски хотелось действительно, по-настоящему отдохнуть. Пойти куда хочешь. Посмотреть то, что хочешь. Денисов взглянул на бегущую Аню почти сердито. Девчонка – ей этого не понять! Он столько времени провел в ее мире, среди ее вкусов и интересов – хотелось и своего.

   Встреченный знакомый хранитель, уверенно восседающий на плече своего флинта, как назло, подлил масла в огонь.

   - Костян, здорово! На матч идешь сегодня? Наши с донецкими играют – прикинь выиграют?!.. А-а, - коллега с сочувственным ехидством улыбнулся, - ты ж поводочный, с девчонкой… Ну, мы тебе потом расскажем.

   - Очень любезно с вашей стороны, - Костя с сомнением посмотрел на медленно затягивающееся тучами небо, в котором где-то в отдалении слабо погромыхивало. – Может, еще и отменят.

   - Ой, да ты знаешь же, как у нас бывает – весь день грохотать может – и без толку! – хранитель оптимистично отмахнулся. – Ну пока!

   - Козел… - проворчал Костя, когда коллега исчез с горизонта. – Хоть бы ливануло, и все ваши флинты б там вымокли!.. Аньк, пошли на футбол! Я же ходил с тобой в магазины, сходи со мной на стадион. По-моему, это честно.

   Разумеется, это были только слова. Будь Костя свободен, а последние события не такими зловещими, он бы и сбегал хоть на полчасика. Но тащить Аню на стадион было бы идиотизмом, и, узнав про матч, он даже не пытался ее уговаривать. Флинты там будут опасны, а порождений предвидится целая тьма. Это вам даже не торговые ряды, это мини-Апокалипсис.

   Что же не так?

   С этой мыслью он вернулся домой и часть утра бесцельно бродил по квартире, пытаясь понять причину своей неустроенности. Надоедал Гордею, который с воркованием чистил листья комнатных растений. Дергал Аню, которая, несмотря на выходной, заводила данные переучета для венецианской бухгалтерши, то и дело хватаясь за телефон. Выводил из себя Дворника и его нового подручного, которые исправно мели и без того безупречно чистый, со взгляда из их мира, палисадник. Колю он даже ухитрился разозлить, и тот, не сдержавшись, замахнулся на него метлой, тут же, испугавшись, бросил ее и спрятался в кустах.

   - Что с тобой сегодня творится? – поинтересовался Яков Иванович, с трудом извлекая своего упирающегося ассистента из зарослей. – Сам на себя не похож. Ты обычно как-то иначе раздражаешь людей.

   - Понятия не имею, - признался Костя, поудобней устраиваясь на подоконнике и разглядывая стремительно летящие мимо ровные широкие сгустки воздуха – ветер крепчал, и небо уже сплошь затянули пухлые тучи – погода продолжала уверенно портиться. – Вот бывало у тебя такое – вроде что-то не так, но ты не можешь понять, что именно?

   - Может, и да, а может, и нет, - Дворник пожал плечами, и Коля, шатающийся рядом под тяжестью метлы, что-то неразборчиво пискнул. – Займись чем-нибудь.

   - Я и так занят, - буркнул Костя. – Я хранитель – забыл?

   - А что ты делаешь? – вкрадчиво спросил Яков Иванович. – Твой флинт работает. Домовик работает. Телевизор выключен. Драться не с кем. Думаю, тебе просто скучно. Организуй себе какой-нибудь досуг. Книжку почитай. Или, вон, с Георгием Андреевичем…

   - Он в поход ушел, - с сожалением ответил Костя и посмотрел на небо. – Скоро им там будет весело. Может, в карты сыграем? Хотя я, конечно, предпочитаю бильярд.

   - Бильярда у меня нет, - заметил Дворник. – И не предвидится. А в карты как – мне ж мести надо, трудно будет сосредоточиться… Вон, можешь с Колей поиграть.

   - Да ну его, - Денисов кисло глянул на сгорбленного замаскированного призрака, сосредоточенно возящего метлой по земле, - он все роняет.

   - Ну, тогда с кем-то из соседей скомпонуйся. Вон у радиотехника из пятьдесят седьмой шахматы есть, я сам их ему продавал… хоть они теперь и не очень похожи на шахматы, но вполне можно понять, где что.

   - Шахматы, - мрачно произнес Костя. – Шашки. Вязание. Цветоводство. Задушевный треп… Еще через скакалку мне попрыгать предложи!

   - Спорт – тоже неплохо, - Яков Иванович пожал плечами. – Вон, в соседнем дворе хранители в футбол иногда гоняют. Мячи в наш мир целыми не попадают, деревянных как-то не производят, так они взяли кучу газет и тряпку… Ты, кстати, можешь по тому же принципу теннисный мяч сделать.

   - Шутишь?! Я своей ракеткой столько гнусников насшибал, что как спортивный инвентарь уже ее не воспринимаю…

   - Но при жизни ты же как-то развлекался?

   - Еще как!.. Да только здесь все эти развлечения недоступны, - Костя постучал пальцем по водосточной трубе. – Может, мемуары написать?

   - Можно, но я сразу отсоветую тебе вставлять туда всякие незаконные или опасные для тебя вещи, - заметил Дворник.

   - Тогда и писать-то не о чем.

   - Почему бы тебе не пойти прогуляться? – предложил собеседник, почти прекратив махать метлой. – Полюбоваться окрестностями?

   - Меня от них тошнит. Я вижу их каждый день. Я хожу по ним каждый день. Я каждый день дерусь на этих чертовых окрестностях! Я знаю их наизусть! Конечно, ранним утром они кажутся довольно милыми… но меня от них тошнит.

   - Ну, тогда я не знаю, что тебе предложить. Слушай, мне, вообще-то, надо работать.

   - Ну и работай! – огрызнулся Костя и вернулся в квартиру. Посидел немного на диване, уставившись в темный экран выключенного телевизора. Провел ревизию своего арсенала. Постоял перед зеркалом, представляя на себе разные костюмы и остановившись на темно-синем в тонкую полоску. Потом просунул голову в кухонное окно и принялся разглядывать улицу.

   Что-то не так.

   Не может быть, чтоб все было из-за безделья. И раньше бывали скучные дни. Может, и вправду прогуляться? Здесь все спокойно, Аня сегодня никуда не пойдет. Вряд ли что-то случится…

   Ну да, уж точно, когда говоришь себе, что вряд ли что-то случится, непременно что-то случается.

   Костя вернулся в гостиную и остановился возле хранимой персоны, которая рылась в бумагах, бормоча:

   - Почему вино не сходится?

   - Потому что у тебя на остатке пятнадцать бутылок белого «Буссо», а ты завела двадцать пять, - подсказал Костя, всмотревшись в одну из страниц. Аня ткнула карандашом в нужную строчку и рассеянно кивнула:

   - Спасибо.

   Тут же уронила карандаш и растерянно уставилась куда-то в район денисовского живота. Костя со смешком потрепал ее по затылку.

   - Надо быть внимательней, детка. Ты где-то витаешь? Спорим, ты думаешь обо мне!

   - У меня проблемы с головой, - пробормотала она едва слышно, запуская пальцы в волосы. – У меня проблемы с головой…

   - Зачем ты так плотно заматываешь халат? Ничего не видно.

   Аня шлепнула ладонью по столу, став выглядеть смущенно и почти свирепо. Костя, хохотнув, отошел к окну и снова перегнулся через подоконник.

   - Это опять ты, - сердито отметил Дворник, безуспешно подметая спящего на земле кота.

   - Тебя трудно обмануть. Слушай, а где вообще тут море?

   - Не знаю, я местный.

   - Старая шутка.

   - Я не шучу. У меня «поводок» только на четыре двора.

   - Но ты ведь знаешь. Просто я при жизни в этом районе не был… Это где-то там за девятиэтажками?

   - Быстрее наискосок, - Дворник указующе ткнул метлой, - мимо парка, через стадион, направо от детсада, через гаражи и подъем мимо школы. Решил скупнуться?

   - Просто любопытно. А то живу, живу – и не знаю…

   - Ты не мог бы прогнать чертова кошака?! – Яков Иванович раздраженно шваркнул метлой по блаженно расплывшейся кошачьей морде. – Мне здесь нужно подмести!

   - Ты же и так сквозь него метешь.

   - Но мне же ничего не видно!

   Кот потянулся, став в два раза длиннее, и тут же заснул в новой позе. Дворник раздраженно пнул его, после чего начал обметать кота по периметру.

   - Ты о кошмариках что-нибудь знаешь?

   - А-а, летающие ежи? – Яков Иванович усмехнулся. – Много раз их видел, но неблизко, они охотятся, когда моя смена уже закончена. Говорят, это остатки сущностей убитых порождений, которые продолжают делать их черную работу. Хотя никто о них толком ничего не знает. Они просто есть.

   - Интересно, куда они деваются днем?

   - Понятия не имею. Дрыхнут где-то, им же тоже надо отдыхать… Один недавно чуть ли не нам на голову свалился, когда мы возле мусорок сидели.

   - И что он? – насторожился Костя.

   - Да ничего. Подох.

   - Тебе не показалось это странным?

   - С чего бы? Кто-то из хранителей его подбил, видно летел на последнем издыхании… Кошмариков, как я слышал, каждую ночь сотнями глушат.

   - Забавно, что при этом они никак не кончаются.

   - Я не зоолог, - Дворник толкнул задумавшегося Колю, и тот пробормотал:

   - Кошмик жуть!

   - Я тебе сто раз говорил не болтать днем! – прошипел Яков Иванович. Костя задумчиво посмотрел в пространство, после чего окончательно оставил исполнителей общественных работ в покое, щелкнул по носу Гордея, самозабвенно копошившегося в папоротнике, увернулся от плевка и ушел в прихожую. Остановившись перед зеркалом, дополнил наряд черным плащом и классической мягкой шляпой, немного полюбовался своим отражением, после чего, подогнув одну ногу, небрежно привалился к дверному косяку и прогнусавил:

   - Я немного прошвырнусь, детка.

   Аня не повернула головы, шелестя бумагами и щелкая клавишами. Костя пожал плечами, надвинул шляпу на левую бровь и, сунув под плащ меч, вышел из дома.

   Во дворе все было по-прежнему, за темной завесой туч все погромыхивало – уже как-то утомленно. Костя, остановившись возле акации, посмотрел на ровный сильный ветер – самое то для долгих полетов, потом глянул на балкон историка, ухмыльнулся и неторопливо пошел к парку. Пропустил яркую, как яичный желток, «мицубиси», за которой летел дорожник, размером чуть меньше самой машины, перебежал через дорогу, и неторопливо пошел мимо старых елей, размахивавших лапами на ветру. Флинтов в парке почти не наблюдалось, зато хранителей было с избытком, они летали на порывах, сидели на скамейках, раскачивающихся ветвях, проводах и предавались беседам, сегодня выглядя особенно ярко. Костя поздоровался с несколькими знакомыми, высмеял пару-тройку особо нелепых нарядов, получил критические замечания в свой адрес, прикурил у хранителя, который выглядел как корсар, забывший, где он пришвартовал свой бриг, проводил взглядом чью-то проскакавшую мимо призрачную лошадь и направился к дальней оконечности парка, рассеянно считая про себя оставшиеся метры «поводка».

   Низко летящего над ним на порыве хранителя Костя ощутил сразу же и на всякий случай скользнул в сторону, но хранитель, оказавшийся неожиданно проворным, вдруг скатился с порыва, плашмя хлопнулся на соседний и, свесившись с него, протянул руку и сдернул с Кости шляпу, весело крикнув:

   - Буржуй!

   Костя, лишь самую малость промахнувшись мечом в тут же ускользнувшую руку, с места сиганул на порыв, но хранитель, из рук которого уже исчезла денисовская шляпа, перепрыгнул на другой сгусток воздуха, летевший двумя метрами выше. Костя тут же последовал за ним – и не только из-за желания поймать хулигана и как следует наказать – порыв, на котором он стоял, несся прямо на группу идущих по дорожке флинтов и хранителей. Шляпный вор, хохотнув, снова сменил порыв, на сей раз выбрав тот, который извивался над самой трассой, Костя перепрыгнул туда же, без труда сохранив равновесие, и тут хулиган, продолжая смеяться, обернулся, и Денисов с удивлением узнал Васю.

   - Не мог удержаться, - весело прокричал коллега, плюхаясь на сгусток воздуха и продолжая полет в сидячем положении, - ты так важно вышагивал!.. Не злись!

   Порыв из ровного стал восходящим, резко устремившись к верхушкам деревьев, и Вася, развернувшись, зацепился за ветку платана и повис на ней, болтая ногами. Костя успел сделать на порыве короткий разбег и приземлился на тонкой ветви соседнего дерева, откуда тотчас, взмахнув полами расстегнутого плаща, легко спрыгнул на землю. Вася, все еще смеясь, подошел к нему.

   - Ловко у тебя получается. Ты уж прости за шляпу… - он наклонился вперед, вглядываясь в лицо Кости, который, повернувшись, неотрывно смотрел на трассу. – Выглядишь очень озадаченным. Может, уберешь свой меч, ты ведь не собираешься… Эй! – Вася легко потряс Костю за плечо.

   Денисов перевел взгляд на дом, напротив которого они стояли, почти несколько секунд разглядывал табличку с номером, потом обернулся, посмотрел на выступавшую из-за взволнованных елей детскую площадку, и снова уткнул взгляд в придомовую табличку.

   - Мы живем в восьмом доме, - медленно произнес он. – А это – двадцать четвертый. Мы сейчас пролетели восемь домов?

   - Сегодня очень сильный ветер, - ответил Вася с легким недоумением. – С утра даже было штормовое предупреждение. Летать классно, но опасно…

   - Мой поводок вчера был двести метров! – перебил его Костя. – Он заканчивался примерно там, где ты спер у меня шляпу! Посмотри, где парк! Он ж хрен знает где!

   - Слуууушай! – Вася округлил глаза. – Конечно, на это обычно, в среднем, месяцев десять уходит, не меньше… но и так бывает.

   - Что бывает?

   - Понимаю, тормозишь на радостях. У тебя, наверное, «поводок» пропал!

   - Иди ты!.. Он просто очень сильно удлинился… - Костя попытался измерить взглядом расстояние от того места, где он стоял, до оконечности парка. – Надо…

   - У тебя не было сегодня каких-нибудь странных ощущений? – спросил коллега. – Ну… как будто бы дверь забыл закрыть? Или утюг выключить? Ну вот вообще – будто что-то забыл такое важное, а вспомнить не можешь? У меня именно так было.

   - У меня было ощущение, что я что-то упустил… - Костя пожал плечами, продолжая крутить головой по сторонам. – Хотя, может это мне только казалось. На самом деле, скорее всего, это ерунда. На самом деле, может это лишь потому, что у меня очень насыщенная жизнь, а сегодня как-то…

   - Это ж легко проверить, - Вася мотнул головой на переливающиеся ветреные ленты. – Давай!

   - И свалиться в самый неожиданный момент?

   - Это самый быстрый способ узнать, - хранитель поднял руку. – Ветер постоянный, ровный, направления видны отлично. Лучше сразу же перебраться на верхние, чтоб не отвлекаться на препятствия…

   - Знаю, знаю… - Костя беспокойно оглянулся на далекий акации, за которыми спрятался его дом. – Я не уверен, что…

   - Можешь позвать наставника.

   - Его нет в городе.

   - Ну, тогда вперед – о чем тут думать?! Мужик, - Вася развел руками, - ты что – никак не можешь понять, насколько это важное событие?! Тебе необходимо знать! Это ж свобода! Неужели можно такое отложить?! Все ждут свободу с того момента, как оказываются здесь. Ты ведь давно здесь?

   - Слишком давно… - Костя поднял голову и пристально посмотрел на ближайший порыв, ровный, упругий, стремительный, который выглядел так желанно. – Слишком…

   Не раздумывая больше, он с короткого разбега запрыгнул на переливающуюся ленту, тут же перескочил на ту, которая летела выше, пригнувшись, чтобы не врезаться в свисающую платановую ветвь, метнулся вверх и уцепился за еще более высокий сгусток воздуха. Несколько секунд летел, держась только руками, потом подтянулся, зацепился за порыв и ногами, перебросил свое тело наверх и встал, удерживая равновесие и потрясенно глядя перед собой, а мимо летели и летели дома и деревья – умопомрачительно быстро, и это уже был самый долгий полет за всю его жизнь здесь. Костя ждал рывка, который окончит этот полет – «поводок» должен был вот-вот натянуться и сорвать его с ветра – в любую секунду, в эту, нет, в следующую, в следующую, в следующую…

   И в одну из секунд Денисов вдруг понял, что больше не ждет рывка. Даже не представляет, что это возможно. «Поводок» исчез, и он уже не помнил, каково это, когда он заканчивается. Память об этом больше не существовала. Он больше не был на привязи. Он был свободен. И этот полет завершится лишь когда он сам этого пожелает.

   - Обалденно – правда?! – прокричал позабытый Вася, летевший чуть выше. – Не знаю, почему их называют порывами… ведь это просто ветер! Чистый ветер, который не кончается! Это не сравнить ни с тачками, ни с самолетами… хотя я за всю свою жизнь ни разу не летал на самолете!

   Костя поднял голову, собираясь ответить. Это напомнило ему, что, летя на порыве, нужно постоянно следить за полетом – он едва не врезался головой в одинокую ворону, взмахивавшую крыльями почти перпендикулярно движению ветра. Отдернувшись в самый последний момент, он потерял равновесие и едва не свалился вниз, а птица, обруганная и равнодушная к этому, с хриплым карканьем полетела дальше, в глубь дворов.

   - Не отвлекайся! – громко посоветовал коллега сверху. – Это может быть очень опасно. Смотри вперед – надо менять положение. Выше или правее?!

   Трасса здесь делала изгиб, уходя вправо, вместе с ней уходили и платаны, и пешеходная дорожка, а на их пути вырастали обсаженные высоченными тополями девятиэтажки. Костя пригнулся – на сей раз вовремя, уворачиваясь от стайки скворцов, и азартно крикнул:

   - Выше!

   Они перебрались через несколько слоев ветра и вскоре уже летели над жилым массивом, и под их ногами мелькали крыши, спутниковые антенны и мотающиеся верхушки тополей. Здесь ощутимо трясло, и Костя поначалу летел, лежа на животе, зачарованно глядя на несущийся внизу пейзаж. Потом, приноровившись к тряске, снова встал на ноги. Полы плаща развевались за его спиной, и он уже несколько раз думал о том, чтобы сбросить его – может развевающийся плащ и здорово смотрится со стороны, но полету мешает. А мир все летел и летел под ним – зеленый, яркий, непривычно далекий, и где-то там далеко внизу по его дорогам ходили маленькие, кажущиеся игрушечными флинты, и все их жизни с их проблемами и радостями отсюда тоже казались игрушечными. Он был так высоко, в бесконечном полете, на чистом крепком ветре, он был почти как бог. Он мог лететь и лететь… Он мог лететь всегда. Это было неописуемое ощущение, и расстаться с ним сейчас было бы катастрофой.

    Изредка Костя видел и других летящих хранителей, но почти не обращал на них внимания. Настоящий полет – это нечто глубоко личное, в нем нет места для кого-то другого, и чем дольше он летел, тем больше раздражал его своими комментариями Вася, о котором Костя вспоминал лишь тогда, когда хранитель принимался разговаривать. Сейчас они были очень высоко, единственным препятствием на таком расстоянии от земли могли бы стать только птицы, и Костя почти неотрывно смотрел перед собой, на приближающийся скалистый берег, за которым бесновалось море, и ломаные пенные росчерки тянулись от края до края горизонта.

   - Нам придется спускаться! – крикнул Вася. – Летать над морем – это, конечно, здорово, особенно в такую погоду, но ветер сейчас дует только в одну сторону. Вернуться на нем мы не сможем!

   - А если продолжать лететь в этом направлении?!

   - Ну… если ветер долго не стихнет, прилетишь в Молдавию. Или в Румынию, - Вася сделал извиняющийся жест. – На самом деле, я не очень силен в географии. Но в любом случае, нам туда не надо! Спускайся, Костян, дальше путь закрыт!

   Костя упрямо мотнул головой, не желая вновь превращаться в пешего хранителя. Они пролетели над галечным пляжем, на котором, невзирая на плохую погоду, все равно лежало достаточно флинтов, а головы иных смельчаков мелькали среди здоровенных валов. Хранителей в море было много – они катались на пенных гребнях и с воплями пропадали в провалах среди волн. Над барами, ввинчивающими в музыку шторма шум современной эстрады, вились стайки гнусников.

   - Спускайся! – прокричал Вася – уже негодующе. – Здесь же нет транспорта, до ближайшей дороги сам видишь сколько пилить!

   Костя неохотно развернулся и перескочил на более низкий порыв, с него – на другой и спрыгнул на бугристую скалу. Мгновением позже рядом приземлился Вася и весело спросил:

   - Ну, как ощущения?

   - Это классно! – ответил Костя, глядя, как внизу волны с ревом разбиваются о камни, подбрасывая вверх хлопья пены и обрывки водорослей. – Это… совсем не то, что раньше… Черт, я полгода не видел море! Я хочу спуститься!

   - У меня не так много времени, мне кое-куда надо, - заметил Вася. – Нам теперь идти аж до ворот, только там можно поймать попутку.

   - Тогда иди, а я спущусь сам.

   - Ладно, - коллега махнул рукой, - пошли, но только ненадолго. В конце концов, это твой первый день на свободе, я тебя подбил на полет, и твой наставник открутит мне голову, если узнает, что я тебя бросил.

   - Я давно не малек, - рассеянно отозвался Костя, примериваясь к излому скалы.

   - Тем не менее, для тебя сегодня весь мир – как с нуля, - голос Васи стал вкрадчивым. – Ты ведь помнишь, что у тебя есть флинт?

   - Разумеется помню! – огрызнулся Денисов. – Мне крышу свободой не снесло, если ты об этом. Я просто немного… Она все равно дома, она никуда не пойдет. Она никогда никуда не ходит по воскресеньям… Я… она поймет меня.

   - Поймет? – Вася насмешливо приподнял брови. – Даже если б флинты знали о нас, они никогда бы не смогли нас понять. Они ограниченны, слишком зависят от барахла, от физиологии, от законов…

   - У нас тоже есть законы.

   - Их меньше, и с ними гораздо проще смириться. К тому же, - Вася подмигнул ему, - у нас нет никаких проблем с безработицей…

   Костя отвернулся и спрыгнул вниз, на большой плоский камень, густо заросший темными водорослями. В следующую секунду на него обрушилась огромная волна, Костю швырнуло назад, и он, очень удивленный, врезался спиной в скалу.

   - Ну ты даешь! – сказал голос Васи сверху. – Это ж стихия! Отходи правее.

   Костя повернул голову и поспешно юркнул в небольшой грот, прежде чем его настиг новый водяной вал. Прижался к дальней стене, в грот плеснулась вода, дойдя ему до пояса, и с шипением отползла назад. Ощущения от секундного погружения были странными, вязкими и не очень приятными.

   - Вылезай, - потребовала Васина голова, свесившись сверху в скальный пролом, - и больше так не делай!

   Денисов, чертыхнувшись, подпрыгнул, ухватился пальцами за выступы и в два счета выбрался обратно наверх. Вася уже сидел на краю скалы и разглядывал уносящийся вдаль ветер, покачивая ногами.

   - Так ведь можно себе все на свете переломать, - укоризненно произнес он. – Забавно, у нас ведь нет костей, а они все равно ломаются… Как-то я…

   - Разве вода – не как ветер? – поинтересовался Костя, усаживаясь рядом. – Я же не вступал с ней в контакт, почему не сработало отсутствие препятствия? Почему волна на меня подействовала?

   - Потому что ты стоял на камне, - пояснил Вася. – Если ты стоишь на твердой поверхности, вода подчиняет тебя своим законам вне зависимости от того, взаимодействуешь ты с ней или нет. Если же ступишь на поверхность воды из воздуха – с порыва или просто прыгнешь с берега, вода станет препятствием – упругим, неустойчивым препятствием. Глубина не важна. Можно ходить по морю, бегать, кататься на волнах. Но при этом нужно постоянно представлять воду препятствием – вот в чем сложность. Это не так, как с предметами, автоматизм представления не работает, нужно осознанно об этом думать. Думать, что ты сильнее воды, скажем так. Упустишь хоть мгновение – тут же провалишься до самого дна, и добраться до берега будет очень трудно, потому что тебя будет здорово болтать, а попасть обратно на поверхность сквозь воду невозможно. Вода не даст подпрыгнуть, а плавать мы не можем. Вновь устоять на поверхности можно лишь, если вновь ступить на нее из воздуха.

   - То есть, вода для нас препятствие в любом случае, просто разных видов? – удивился Костя. – Что-то я не очень понял принцип. Кажется, Жора мне объяснял… тогда я тоже не понял.

   - Ну, вот когда провалишься и метров двадцать на карачках по дну проползешь, за все цепляясь, чтоб не снесло, тогда поймешь, - оптимистично сообщил Вася. – Но для первой практики советую выбрать погоду поспокойней. И пляжик побезопасней. Здесь одни скалы. Ну что – пошли? До ворот-то топать и топать!

   - Но я не ощущал такого в ванне! – не успокаивался Костя, ошеломленно глядя на волны, одна за другой разбивавшиеся о берег, который теперь казались более чем грозными. – Я не чувствовал воду! Она всегда была ничем!

   - Так то ванна! – фыркнул Вася. – Это ж природа, это совсем другое. Ванны и бассейны – там нет стихии, там все искусственное. Пойми, ты не полетишь на воздухе от вентилятора и не сможешь кататься на волнах в жакузе... э-э, я правильно говорю – жа-ку-зе?

   - Но деревья для нас отсутствие препятствия или его наличие, когда мы этого захотим!

   - Может, дело в движении, я не знаю, - коллега пожал плечами. – Я знаю, что это просто есть, вот и все.

   - Я смотрю, здесь это распространенный ответ на многие вопросы.

   - Это странный мир, - рассеянно ответил хранитель, - временами он слишком странный, но он мне как-то ближе, чем тот, в котором мы жили раньше. И я очень надеюсь, что не вернусь туда. Конечно, здесь опасно, и еще эти дурацкие департаменты, но тем не менее, здесь проще. Здесь ты сам по себе. Зависишь только от себя. Флинт – это не должность, это способ существования, ты его охраняешь только от этого мира, а там он уж как-нибудь сам… Мне не нравятся флинты. Я привык к своему, но так… они мне не нравятся. Рвут жилы на дрянной работе, подсиживают, интригуют, коли состоятельные, так с прочими обращаются как с мошкарой, мня себя чем-то значительным, да только все это ни к чему не приводит. Все это заканчивается одинаково. А здесь не прикроешься высоким положением, деньгами, связями. Не думаешь о доме и тряпках. О бабах не думаешь. Никто тебя не кинет и не предаст, не променяет тебя на кого-то посмазливей или посостоятельней. Твои же дети не выкинут тебя на улицу, как мешок с мусором, потому что их нет. Никого нет, кроме флинта, а ему все равно, что ты делаешь. Он никогда об этом не узнает.

   - И о тебе тоже, - Костя поднялся.

   - Я не тщеславен, - Вася тоже встал. – А что касается благодарности… так благодарить он все равно не стал бы. Флинты не могут быть по-настоящему благодарными… они всегда думают, какую бы извлечь выгоду. Но трудно их винить – у них ведь такая дурацкая жизнь.

   - Как ты ушел? – спросил Денисов, глядя на насупившееся небо и прислушиваясь к далеким эмоциям своей хранимой персоны, которые ощущались скучновато и деловито.

   - Моя дочь… - коллега холодно усмехнулся и потер макушку. – Я много пил, а ей нужна была квартира… Сошло за несчастный случай. Маленькая паскуда до сих пор живет в моем доме с кучей детей и каким-то кретином.

   - И ты не пытался…

   - Пытался или нет – это тебя не касается! – отрезал Вася, потом лучезарно улыбнулся. – Ну что, какие у тебя на сегодня планы? Мой в ночь работал, будет дрыхнуть до вечера, так что я свободен. А твоя, говоришь, никуда не пойдет сегодня.

   - Да, но…

   - Не, я тебя не напрягаю, и если ты не уверен… Просто, - Вася прищурился, - потеря «поводка» - такое дело надо отметить!

   - Еще полетать? – усмехнулся Костя. – Я с удовольствием…

   - Успеешь налетаться сегодня, - коллега сделал загадочное лицо. – Говоря «отметить», я имею в виду именно отметить! По настоящему, по-мужски!

   - Коньяк здесь не предусмотрен, - напомнил Денисов.

   - Коньяк?!.. – хранитель презрительно отмахнулся. – В нашем мире есть кое-что покруче!

***

- А-а-а-а-а! – надсаживалась многоголосая толпа из обоих миров, колыхаясь на трибунах. – А-а-а-а-а!

   Костя не разбирал слов, да ему это и не было нужно. Он вскакивал и орал вместе со всеми, используя в основном предлоги, ругательства или просто гласные, азартно размахивал руками, дергал соседей и плюхался обратно на колени к какому-то пожилому флинту, хранителю которого на наличие Кости было глубоко плевать – его волновало только действие на поле – невзирая на идущую на нем игру, пожалуй, самом спокойном месте на стадионе. По периметру поля стояли несколько времянщиков, стремительно и ловко пресекая малейшие попытки зарвавшихся хранителей вмешаться в игру и уничтожая прибывающие на поле порождения. Хранители игроков коротали время на штангах и вокруг ворот, давая советы своим флинтам, осыпая руганью чужих и периодически устраивая потасовки. Над полем висела гигантская туча гнусников, то и дело проливающаяся то на одну, то на другую часть трибун, внося еще большее разнообразие в царящий там хаос.

   - Я ж говорил! – проорал рядом Вася и полез обниматься с каким-то хранителем. – Ну я ж говорил!.. Еще хоть один – и они их уделают! Давайте, родимые, ну давайте! Костян, спорнем, они их уделают?!

   - Дооонецк! – завопили двумя рядами ниже, и там немедленно вспыхнула драка. Кто-то полез на поле, был немедленно пойман сотрудниками службы Временного сопровождения, лишен всего оружия и выкинут обратно на трибуны с легкими повреждениями. Вскоре местная команда повела мяч к воротам противника, и зрители вновь подняли рев:

   - Давай-давай!..

   - Обходи!..

   - Пасуй, ну что ж ты!..

   - Куда ж ты…

   - Сядешь ты или нет, ни хрена ж не видно!..

   - А на твоих пешеходов и смотреть без толку!..

   - Что?!.. Ну ты…

   - Нна!..

   - Епт, штанга!..

   - Гаааааа!..

   Слишком много времени наедине с самим собой. И в компании человека, который его почти не слышал. Попутчики. Наставник. Друг, которого больше нет. Несостоявшееся угасание, чужой сон, в который нельзя вернуться, море странностей, собственная смерть… Он отвык от веселья, отвык от толпы, он чертовски устал от всего, что произошло за все эти полгода, и безумное многоголосое и многоликое нечто проглотило его с легкостью. И Денисов наслаждался происходящим. Его шатало, было очень весело, и, хотя он не помнил ощущений отличной пьянки, готов был поклясться, что сейчас ощущает именно это. Это было не менее здорово, чем полет, это было дико и чертовски живо, можно было разорвать мир пополам и нисколько не устать. И когда он задал вопрос Васе, тот кивнул.

   - Да, о чем я и говорил! Чужой азарт в таком количестве, агрессия, море позитива и негатива – ядерная смесь, для нас все равно что под заливку беленькой – причем аахриненно качественной, епт! На гонках тоже классно, на боях! На рок-концертах! Главное, чтоб была туча флинтов, и чтоб все они бесились! Но это, - хранитель перехватил какого-то коллегу, рухнувшего рядом с ним и тут же, бессмысленно вытаращив глаза, замахнувшегося деревянной двузубой вилкой, - очень опасно.

   Он мощным ударом отправил хранителя в конец соседнего ряда, тут и Костя отбил атаку чрезмерно азартного болельщика команды противника, и, когда тот не угомонился, выломал ему руку из сустава и выкинул на поле.

   Игра закончилась со счетом два-один в пользу местной команды, и Вася, которого и самого изрядно мотало из стороны в сторону, с трудом вытащил упиравшегося коллегу из того неистовства, которое устроили болельщики обоих миров. Сам стадион, а также его окрестности превратились в грандиозное побоище, частично скрывшееся за гнусниковской завесой, и уходить пришлось на порыве. Уже в полете Костя продолжил драку с болельщиком донецкой команды, из-за чего чуть не прозевал бигборд и кувыркнулся на соседний порыв в самый последний момент, а противник, не успевший сориентироваться, шмякнулся прямо о нарисованную белозубую улыбку девицы, рекламирующей стоматологическую клинику, и грохнулся на крышу сигаретного ларька, распугав сидевших на ней чьих-то волнистых попугайчиков. «Собутыльники» же приземлились на крышу остановочного комплекса и восторженно пожали друг другу руки.

   - Я ж говорил, что наши их снесут! – Вася сделал рассеянный шаг в сторону, и Костя поспешно дернул его обратно, не дав рухнуть на толпу флинтов и хранителей, дожидающихся общественного транспорта. Мир летел вокруг развеселой каруселью, внутри все еще плескалось бешеное веселье, и Косте было безумно жаль, что матч так быстро закончился. Он посмотрел на ворчащее небо, которое все никак не могло разродиться дождем, потом уткнулся взглядом в Васю, который выглядел замечательно и симпатично.

   - Ощущения – охренеть! – сообщил Костя и снова пожал коллеге руку, качнувшись от этого движения вперед и уткнувшись своим лбом в Васин, что обоих несказанно развеселило, и они, раскачиваясь друг перед другом, обменялись еще одним рукопожатием, после чего Вася невероятно фальшиво прогнусавил:

   - В футбооол играют настоящие мужчииины… э-э… че там дальше?..

   - Разве эта песня не про хоккей? – удивился Костя, опираясь на плечо коллеги.

   - Пусть докажут! – хранитель поднял указательный палец. – Вот пусть докажут! Вот ты докажешь?! Костян, вот ты можешь доказать?! Если я говорю, что в футбол играют настоящие…

   - Да, - Костя отпихнул хранительский палец, попытавшийся ткнуться ему в лицо. – Вася, я тебе верю!.. Слушай, а мы ведь и правда накидались?

   - Правда! – мотнул головой Вася.

   - Круто!

   Они опять пожали друг другу руки, на сей раз чуть на пару не свалившись с крыши. Костя взмахнул мечом, приняв голубиную стаю за гнусников, после чего оперся на него и устремил вдаль суровый полководческий взгляд, заложив ладонь за полу пиджака. Вася с интересом посмотрел в том же направлении, потом сказал:

   - Ну… Костян… поздравляю, что твой «поводок»… на хрен… того!

   - Спасибо, - Костя рассеянно протянул ему руку с мечом, и Вася столь же рассеянно пожал пластмассовый клинок, после чего удивленно уставился на выступившую на ладони сизь.

   - Я ранен!

   - Что?! – Костя крутанулся, тыча мечом в пространство вокруг себя. – Кто?! Ты запомнил лицо?!

   - Не-а, - Вася тряхнул ладонью. – Думаю, он ушел.

   - Вот гад!

   - Сука, - согласился коллега. – Ну что… двинули до дому? На попутке, потом на порыве… как раз немного дворами… правда, можем навернуться.

   - До дому?! – изумился Костя, чуть не выронив меч. – Ты спятил?! Сейчас же всего часа три! Я в кои-то веки нормально отдыхаю! Ты знаешь, когда я последний раз был в городе?! Поймаем порыв, или тачку, или флинта… - он расхохотался и толкнул Васю в плечо. – Флинта!

   - Костян, ты, что-то, слишком разохотился, - сказал коллега шатающимся психиатрическим голосом. – Для первого дня… ну нормально для первого дня! Погуляли – и будя!.. Твой флинт…

   - Все с ней в порядке! – отмахнулся Костя. – Я же чувствую… Я знаю! С ней ничего не случится… это со мной все случается! А я здесь!.. Жорка предупреждал, но я ж не линяю с полуострова! Не хочу я домой! Что там?.. Я ж мертвый! Я ж выдумка! Я много сделал… она много сделала… но я ж выдумка! Я ж – проблема с головой! Я все время рядом… но кому это интересно?!

   - Мне интересно, - заверил Вася, - правда, я ничего не понимаю. Костян, пошли домой, а?

   - Не пойду я домой! – огрызнулся Денисов, забрасывая меч за спину. – Параллельное – оно… - он продемонстрировал Васе обращенные друг к другу ладони, - вот оно такое! Там ничего не происходит – дома! Мне это надоело, я хочу… - он взъерошил волосы. – Я не знаю, чего я хочу! Мы рождены, чтобы жить… Ты знал про это?!

   - Правда? – удивился собеседник.

   - Точно! И ты не представляешь, как трудно это некоторым объяснить! Что дома?! Окно открыл – смотри на здоровье – целый мир вокруг! Миссия выполнима… то есть, выполнена! Все! Надо жить для себя! Инга правильно тогда сказала… хоть и дура, она, конечно! Ты знаком с Ингой?

   - Нет, - признался Вася, уже глядя на него с легкой тревогой.

   - Я тебя познакомлю, - пообещал Костя. – Шикарная была при жизни… да и сейчас ничего, только дури в башке много! Забавно… я так и не вспомнил, как ее бросил. Да это и не важно. Однажды… ну это уже здесь… я хотел ее придушить. Шикарная, а язык поганый! Ты иди, Вась… Я тебя догоню.

   - Не, старик, - коллега вяло тряхнул его за плечо. – Пошли вместе. Нормально дома, за часик отойдешь… Ты ж кривой в корягу!

   - Ты тоже! – запальчиво возразил Костя. – Я – свободный человек, буду делать, что захочу!

   Прежде чем Вася успел возразить или удержать его, Костя одним прыжком преодолев расстояние до потока машин, приземлился на крышу ближайшего «жигуленка», откуда тотчас же перемахнул на крышу шедшей в соседнем ряду «мазды», проигнорировав раздавшиеся из машины возмущенные вопли. Сквозь крышу тотчас просунулась разъяренная хранительница, размахивая своим оружием.

   - Тебя разрешения не учили спрашивать?!

   - Да пошла ты!.. – ответил разбуянившийся Денисов, подпрыгнув, ухватился за порыв, оттолкнувшись от него, перелетел через разделительную полосу и грохнулся на крышу такси, мчавшегося в противоположном направлении. Не дожидаясь реакции хранителя водителя, Костя перепрыгнул на крышу маршрутки, на которой с удобством расположились трое хранителей, и оглянулся на улетающий назад остановочный комплекс, с крыши которого отчаянно размахивал руками Вася. Хранитель шофера проорал снизу:

   - По крыше не скакать! Ссажу!

   Костя ругнулся в ответ и некоторое время ехал стоя, разглядывая несущиеся мимо знакомые окрестности. Мимо пролетел и один из его магазинов. Он все еще работал, вывеска не изменилась, и на его крыльце Костя узрел одного из своих сотрудников, который курил и совершенно нерабоче болтал по телефону, что в эпоху денисовского правления было запрещено. Костя машинально дернулся было в сторону своего

   твоего?

   магазина, потом отвернулся.

   Вскоре ехать на маршрутке стало скучно, и Костя, памятуя уроки Георгия, попытался быть вежливым, хотя от вежливости его сейчас воротило несказанно, и прокричал:

   - Кто может подвезти?!

   Ему пришлось повторить вопрос несколько раз, после чего из притормозившей рядом на светофоре красной «шкоды», вслед за упреждающе помахивавшей рукой высунулась голова хранителя и спросила:

   - А тебе куда?

   - Пофиг, лишь бы быстро!

   - Мы на Приморскую, но мой неадекватный.

   - Я и сам сейчас неадекватный, - Костя, повинуясь приглашающему жесту, перепрыгнул на крышу «шкоды» - не так ловко, как ему хотелось бы, и хранитель усмехнулся:

   - А ты, часом, не с матча? Говорят, наши их порвали? Я забегал на начало, но потом пришлось уйти.

   На этом разговор иссяк, да Косте и не нужен был диалог. Оставшись стоять на крыше, он наслаждался забытым ощущением езды не на общественном транспорте. Полгода он не знал ничего, кроме крикливого автобусного нутра. Полгода он ездил только туда, куда нужно было Ане. Теперь он мог ехать, куда захочет. Он мог делать что угодно, не оглядываясь на хранимую персону. Он чувствовал ее далекие-далекие ровные эмоции – и этого было достаточно. Как же это здорово – полная свобода! Как же это здорово – хотя бы на несколько часов избавиться от ответственности! Смотреть вокруг, не выискивая угрозу, а просто так. Он отвык от этого города. Он почти забыл его. Все это время он словно жил в другом мире. Костя, чуть прикрыл глаза и раскинул руки, не чувствуя ветра, но ощущая, как он треплет его волосы и развевает расстегнутый плащ. Пусть со стороны это выглядит картинно-смешно – плевать!

   Не доезжая до Приморской, Костя сменил машину и направился в сторону бухты. Хранительница водителя трещала без умолку – он ее не слушал, смотрел на разворачивающиеся навстречу такие знакомые улицы, по которым он ходил когда-то, на трассы, по которым он гнал свои машины, на рестораны и клубы, где он отдыхал, на магазины, которые когда-то были его, на свежевозведенные здания, на которые он когда-то строил планы. И отворачивался от людей, которых знал при жизни – на них не хотелось смотреть и не хотелось встречаться с их хранителями.

   Вскоре Денисов начал ощущать глухую тоску и тонкую, режущую злость. Этот город больше не принадлежал ему, он был потерян – он был для других, он больше не знал его и не желал его в себя впускать. Ему остались только ветер, дороги и деревья, да еще возможность смотреть. Он вдруг почувствовал себя жалким бродягой, заглядывающим в окно роскошного особняка, и все удовольствие от поездки как-то смазалось. Все, что у него теперь есть – это маленькая квартирка, которая ему не принадлежит, и человек, который его никогда не увидит – человек, который сидит на другом конце города совсем один…

   Решив, что все это – лишь осторожные шажки подкрадывающейся совести, Костя снова сменил транспорт, а потом перескочил на ветреную ленту, забравшись как можно выше. Летать в центре города было трудно, здесь было большое движение, и вначале он чуть не попал в несколько аварий – повсюду мельтешили хранители, деревья росли в самых неожиданных местах и провода появлялись как-то внезапно. Доставалось и от птиц, особенно от голубиных стай, тяжело и бестолково мечущихся туда-сюда. Гнусники облетали его сторонкой, а если Костя пытался их атаковать, спешно удирали, тревожно поквакивая. Но вскоре он приноровился, тоска отступила, и к нему вновь вернулось это полубезумное, сметающее ощущение свободы. Он перемахивал через дома, спрыгивал на машины, уже не тратя время на получение разрешения, а с них снова взлетал на порыв, отталкивался от проводов и раскачивающихся ветвей деревьев, оказавшись над домами, приземлялся на крыши, не теряя в скорости, бежал до самого карниза и оттуда, не останавливаясь, взвивался в воздух, и очередная переливающаяся лента подхватывала его и несла дальше. Он позабыл обо всем, он позабыл даже о себе, осталось только ощущение полета, прерывать который не было никакой нужды, он сам стал частью ветра, дикой, неуправляемой, никому ничем не обязанной и ни в чем не нуждающейся, а внизу неслись и неслись крыши, и колыхающиеся ветви деревьев, и сверкающие шумные потоки машин, и водяные валы залива, и снова крыши и дороги, а людей уже было почти не разобрать, они пропали, а потом пропало и время…

   Когда Костя пришел в себя, то не сразу понял, в какой части города находится. Переменившийся ветер послушно нес его на себе, а внизу в легких сумерках текла река далеких машинных фар. Денисов ошеломленно огляделся, словно пытаясь найти неизвестно куда пропавший день, потом спрыгнул с порыва на верхушку тополя, оттуда легко перескочил на другой сгусток воздуха, летевший всего лишь в нескольких метрах над землей, и приземлился на узкую ленту тротуара. К своему удивлению он обнаружил, что его все еще пошатывает, а мысли походили на спутанный ворох ниток. Видимо с непривычки сегодняшний матч для него был слишком большой и крепкой дозой. Тряхнув головой, Костя вытащил сигарету, прикурил у прохожего хранителя и, оглядевшись, узрел совсем рядом воздушное стеклянное здание «Осеннего вальса», знавшее пропасть его деловых и неделовых встреч и сейчас выглядящее невероятно надменно, точно ему было прекрасно известно об изменившемся денисовском статусе.

   - Так и не сделали парковку, суки! – пробормотал Костя. Тут где-то дальше, в плотном машинном ряду мягко хлопнули дверцы, и на тротуар вышли мужчина и женщина, направившись к лестнице. На плече женщины сидела расфуфыренная хранительница, надменно вздернув подбородок, хранитель мужчины шел чуть впереди своего флинта, бросая на хранительницу откровенно скептические взгляды. Ни хранители, ни мужчина Косте были незнакомы, женщину же, профиль которой в легких сумерках был виден совершенно отчетливо, он узнал сразу и невольно сделал несколько шагов вперед. Мужчина что-то сказал, и женщина засмеялась - звонкий, искусственный, кукольный смех. И Костя мгновенно вспомнил ее имя, хотя в его памяти уже очень давно не всплывало ни оно, ни та, которая его носила.

   Ангелина повернула голову, глядя сквозь него, и Костя невольно вздрогнул, хотя бывшая жена, точнее, нынешняя вдова, никак не могла его увидеть. Ее пальцы с безупречно сверкающими ногтями цепко обхватывали ремешок дорогой сумочки, золотистые волосы, забранные наверх, открывали тонкую загорелую шею, кремовая материя платья лежала изящными складками, щедро оставляя для обзора длинные ноги, узкие плечи и большую часть спины. Она по-прежнему была чертовски хороша, даже стала еще красивей, и Костя чуть склонил голову набок, пристально рассматривая идущую женщину, потом двинулся следом, сам не понимая, зачем. Он перебирал свои эмоции от этой встречи – и не находил ничего, совершенно ничего. Это было странно, даже немного пугало. Раньше он испытывал к ней злость, сейчас у него была глубина, злость могла бы смениться и ненавистью. Она лгала ему. Изменяла ему. Его смерть прошла мимо нее, совершенно не задев, и на его похоронах она предстала скучающей шлюхой. Да, он ее использовал, но и она получала более чем достаточно. Полно поводов разозлиться. И уж тем более возненавидеть. Но сейчас, глядя на жену, отработанной походкой входящую в ресторанные двери, Костя не ощущал ничего, как будто смотрел на предмет. Словно все его эмоции внезапно оказались в другом месте, отдельно от него. Он смотрел – и не мог вспомнить ни единого слова, ни единого жеста, ни единого взгляда – совершенно ничего, что связало бы несколько месяцев жизни с этим человеком. Он знал ее лицо, знал ее тело и знал ее имя. Но это было все.

   А ведь были и другие. Иные, такие как Инга, умные, веселые, более живые… Он помнил многие лица, у него была отличная память на лица… но люди, жившие за этими лицами, не вспоминались никак – и вряд ли в этом были виноваты Департаменты. О чем они говорили? Над чем смеялись? Какое у них было выражение глаз? Все исчезло, провалилось в беспросветные глубины памяти. А может, этого никогда и не было в его памяти. Удобные предметы. Красивые картины. Отличные машины. Прекрасные куклы… Куклы не вызывают эмоций. Они могут только надоесть.

   Я одного понять не могу – ты мертвец сейчас, или ты всегда им был?!

    Таким, как ты, проще всего. Таким, у которых нечего забирать…

   Костя прошел мимо швейцара и остановился у стеклянных дверей, глядя, как пара идет в ресторанный зал. Многие столики были заняты, за одним сидел незнакомый представитель департамента в характерном ярком халате и читал газету, бросая поверх страниц недовольные взгляды на что-то говорящую ему особу в таком же нарядном халате, с тонкими синими прядями в гладко зачесанных светлых волосах. Костя отрешенно удивился тому, что в департаменте распределений, все же, работают и женщины – до сих пор он не видел ни одной – а потом все заслонило всплывшее изнутри перед дверью ухмыляющееся широкое лицо хранителя.

   - Ба-а, Константин Валерьевич! – восторженно сказало лицо. – А я-то все удивлялся, куда ж вы подевались?! Выглядите, как всегда, отлично! Наверное, хотите зайти?

   Костя молча толкнулся в дверь – и остался на улице.

   - Боюсь, это не гастроном и не кафешка, господин Денисов, - хранитель сочувственно развел руками. – Это элитное заведение. Войти можно только со своим флинтом или по специальному приглашению персонала. Но что-то я не вижу вашего флинта. И приглашения вам никто не давал. Похоже, вам придется остаться снаружи. Но, - хранитель повел рукой на зал, - вы можете посмотреть. Это не запрещено.

   К двери подошло еще несколько хранителей и хранительниц. Часть смотрела на Костю с рабочим равнодушием, откровенное же злорадство других говорило, что они были на этих должностях и при его жизни. Самым правильным решением было развернуться и немедленно уйти. Зачем ему внутрь? На кого ему там смотреть?

   А ведь когда-то он мог войти сюда в любое время, и никто не смел ему помешать. Он орал на швейцара и на бестолковый персонал. И флинты этих хранителей, скалящих зубы за дверьми, были услужливы и подобострастны. И хранители ничего не могли с этим поделать. А золотоволосая кукла, усаживающаяся за столик, была его собственностью.

   - Впусти меня! – прорычал Костя и толкнулся в дверь. – Впусти немедленно!

   Одна из хранительниц засмеялась, и он в бешенстве ударил в невидимую преграду.

   - Впусти меня! Я сотни раз был здесь, вы не можете держать меня за дверьми! Я мог купить эту вшивую забегаловку и выкинуть ее на помойку безо всякого ущерба! Впусти, или я войду сам и всех вас перебью!

   Представители департамента повернулись и посмотрели на него раздраженно. Костя еще раз стукнулся о двери и тут обнаружил перед ними двоих времянщиков, появившихся из глубин зала со стандартной неожиданностью, и совсем не удивился, узрев в одном из них Левого, лицо которого выражало крайнее неодобрение.

   - Вам лучше уйти, - сообщил незнакомый времянщик ровным голосом.

   - А если я не уйду?! – огрызнулся Костя, не двигаясь с места. – Что вы сделаете?! Грохнете меня за то, что я хочу войти в ресторан?!

   - Нет, - так же ровно произнес Левый. – Приходите со своей персоной, и вас сразу же пустят. Таковы правила для спокойствия посетителей. Но если вы не уйдете, одному из нас придется вам помочь.

   - Прошу вас отойти от двери, - холодно подхватил эстафету его коллега, и Левый, уловив момент, едва заметно дернул головой, давая понять, что Косте лучше подчиниться.

   - Раньше я мог войти куда угодно! – проскрежетал Костя.

   - Теперь это делают другие, - саркастически ответил широколицый хранитель. Костя занес кулак, потом повернулся и, пошатываясь, спустился с лестницы, не слушая смешков за спиной. Теперь он чувствовал злость и растерянность. И еще что-то… Как будто потерял нечто очень важное. Он прошел несколько метров, потом пересек дорогу, равнодушно пройдя прямо сквозь мчащуюся машину, свернул за угол и привалился к стене, глядя перед собой. И даже не вздрогнул, когда мгновением позже на асфальт рядом ступил Левый.

   - Какого черта ты творишь?! – зло осведомился он.

   - Уйди, - Костя отмахнулся. – Запалишься! Вали давай!

   - Да ты надрался! – констатировал времянщик. – Первый раз, да? Ишь, как развезло!.. Нашел время! Ты забыл, что вокруг тебя творится?

   - А что творится?! – прошипел Костя. – Что именно?! Никто ничего не знает! А если знает, то не говорит! И не скажут, даже когда меня грохнут! Я тебе скажу, что здесь творится на самом деле! Здесь здорово! Здесь просто потрясающе! Здесь есть все! Все, кроме жизни! Здесь нет жизни! Нет будущего! Здесь есть только абсолют! Тем или иным способом! Все равно все кончится абсолютом!

   - Что ты несешь?! – Левый встряхнул его. – Иди домой!

   - И что мне там делать?!

   - Ты забыл, кто ты?!

   - Покойник! – фыркнул Костя. – Там я не жил… а здесь хочу жить, но уже не могу! А потом все просто исчезнет! Если я дослужусь до возрождения, все просто исчезнет! А я не хочу, чтоб все исчезало!

   - Я тебя не понимаю, - раздраженно сказал Левый. – Ты и сам не понимаешь, что мелешь! Что – «поводка» лишился?! Хорошо отмечаешь! Тебя ведь могут прихлопнуть в любой момент в таком состоянии!

   - А может, оно и к лучшему? – развеселился Костя. – Раз все дело во мне, то пусть… зато ее в покое оставят. Будет жить себе поживать…

   - Ты так уверен, что дело в тебе?

   Костя развел руками, показывая всю абсурдность этого заявления, потом взглянул на неприступное здание «Вальса», где за стеклянным кружевом посиживала его собственность, о которой он ничего не помнил. И прочие…

   Нет. Одного человека он помнил. Костя чуть качнул головой и прищурился, глядя мимо Левого. Он помнил. Помнил каждый день его жизни, каждое выражение глаз, каждую улыбку, каждое слово. Он знал каждый его жест, каждую его эмоцию. Не просто лицо и имя. Человек целиком. Недоступный, невозможный в его мире. И тем не менее его мир без этого человека невозможен. Не оттого ли все это бешенство, не оттуда ли это бегство – ведь это действительно бегство, в которое обратился волшебный, свободный полет… Параллельное не пересекается… Вначале это забавляет, потом это угнетает, а потом это незаметно сводит с ума. Как это вышло? У него есть целый мир, но единственное, что по-настоящему важно, находится в другом мире.

   Она там одна… Совсем одна, целый день…

   И тут Костя понял, чего не хватает. Ее эмоции – ровные, далекие – они исчезли. Он больше их не ощущал. Совершенно. Почти, как когда терял силы из-за ее ненависти. Словно кто-то разом оборвал все связывавшие их нити. Тогда он не мог ощутить ее даже из другой комнаты… но сейчас все было намного хуже. Потому что Аня была не в другой комнате.

   - Я ничего не ощущаю! – он в панике схватил Левого за плечи, и тот позволил ему это сделать. – Я ее больше не чувствую! Что это значит?!

   - Ты слишком далеко, - времянщик аккуратно взял его за запястья, отделил денисовские ладони от своих плеч и впечатал их ему же в грудь. – Возможно. Это не моя область. Так что лучше поторопись!

   Ему не пришлось повторять.

***

Дорога домой заняла больше времени, чем рассчитывал Костя – ветер менялся дважды, приходилось пользоваться обычным земным транспортом, но дороги были забиты, и в свой двор он вбежал, когда сумерки уже почти утратили прозрачность и начали густеть. Громыхание за слоем пухлых туч усилилось, небо начало озаряться слабыми вспышками молний – гроза, весь день нерешительно бродившая над городом, решила все-таки войти в него и теперь громко топала в небосвод, предупреждая, что вот-вот будет.

   Презрев приглашающе распахнутую дверь подъезда, Костя с разбегу влетел в темное окно спальни и приземлился на кровать. Комната была пуста. Свет не горел и в прихожей, и в квартире стояла полная тишина. Он по-прежнему не ощущал ее. Ни единой ниточки самой слабой эмоции не протягивалось к нему.

   - Аня! – крикнул Костя и выбежал из спальни. В гостиной царил мрачный предгрозовой вечер. Развернувшись, он кинулся на кухню – там тоже никого не было. В зеве старой колонки колыхался язычок горящего газа – Аня ее не выключила, значит, либо собиралась вскоре вернуться, либо покинула квартиру в большой спешке. Денисов заглянул в ванную – темнота. – Аня?!

   - Ухух! – из дверцы холодильника выглянула взъерошенная голова домовика, имевшая обрадованный и в то же время смущенный вид – похоже, что Гордей настолько увлекся тасканием продуктов, что, в конце концов, заснул в холодильнике. – Эхех! Чхух!

   - Где она?! – Костя выдернул домовика наружу. – Давно она ушла?! Ты знаешь, куда?!

   - Айах! – Гордей ошеломленно-сердито заболтал мохнатыми ногами. – Пфух!

   - Куда ты могла пойти?! – Костя невежливо свалил духа дома на стол и растерянно огляделся. – Ты ведь никуда не ходишь по воскресеньям! Аня?! Почему, черт возьми, я тебя не ощущаю?! Я ведь уже здесь… ты не можешь быть так далеко!..

   - Нъох! – проворчал Гордей, собирая в солонку рассыпавшуюся соль. Костя вылетел обратно в прихожую, сбросил плащ, сунул за спину разъятую «глефу», присовокупил к ней меч, потом схватил длинный острый обломок доски и швырнул его Гордею, топавшему ему навстречу из кухни.

   - Ух?! – удивился домовик, поймав обломок и немедленно попробовав его на зуб. – Тьфу!

   - Никого не впускай! – рявкнул Костя и покинул квартиру тем же способом, каким попал в нее. Обмахнул взглядом пустой двор, до самого неба расчерченный тугими переливающимися лентами, подбегающую к двору дорожку, по которой они столько раз ходили вместе, и, приметив выходящий из-за угла дома девичий силуэт, рванулся ему навстречу, но тут же остановился – не она. Снова огляделся – и тут неподалеку от мусорных контейнеров, возле размахивающих ветвями вишен, увидел темную фигуру, орудующую метлой, возле которой притулилась другая, сгорбленная и шатающаяся. Одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние, и Дворник, схваченный за балахон, испуганно ойкнул и уронил метлу, а Коля провалился в кусты.

   - Где она?!

   - Я не брал! – машинально ответил Яков Иванович. – То есть, что… кто?

   - Аня! Ты ее видел?!

   - Э-э…

   - Соображай быстрее! – Костя в паническом бешенстве встряхнул собеседника. – Она ушла?! Когда?! Одна?!

   - Да, ну… вроде с полчаса как… вроде одна, кажись, - Дворник озадаченно заморгал. – А как так ты не знаешь этого?

   - Куда она пошла?!

   - Дык туда, - Яков Иванович махнул рукой на убегающую за угол дома дорогу, - куда вы всегда ходите. Я еще удивился, что тебя с ней не было… Наверное, ее на работу вызвали.

   - Почему ты так решил?!

   - Ну ей звонили все время… я мел за окном и слышал… А она все отговаривалась – мол, занята, после восьми… Про переучет чего-то там… А потом уж вечером позвонили – ну, она и ушла… Я думал, ты спишь или еще что…

   Не дослушав, Костя бросил его, взвился на ближайший порыв, перепрыгнул на другой, несущийся по восходящей траектории, перемахнул через дом и приземлился в чьем-то палисаднике, напугав скучающую на балконе хранительницу. Проскочил сквозь кусты и сгоряча промахнул почти сотню метров по тротуару, озираясь и выкрикивая имя своей хранимой. Сейчас ему даже в голову не приходило, что даже если Аня где-то совсем рядом, она никак не может его услышать. Костя знал и понимал только одно – возрастающий и в душе, и в голосе страх и тишину в ответ на его крики. Встречные хранители шарахались от него, кто-то из знакомых смотрел испуганно, кто-то сочувственно – он не замечал никого, мчась вперед и ища ту, от которой когда-то хотел избавиться больше всего на свете. Какой-то осмелевший гнусник порхнул прямо ему в лицо, и Костя, даже не потянувшись за оружием, попросту отбил атаку ладонью, совершенно не обратив внимания на то, что произошло. Он продолжал звать и напряженно искал в себе хоть малейший след, малейший отклик ее эмоций, озирался, высматривая Аню и не видя всех остальных, и обнаружил знакомого по утренним дорогам рыжеволосого хранителя только когда с разбегу на него налетел. Отскочил и метнулся было дальше, но тут рыжий окликнул его:

   - Эй!

   - Не до тебя…

   - Туда, - хранитель вытянул руку, указывая на противоположную сторону дороги. – Она пошла туда. Минут двадцать назад. За гастроном и наискосок, мимо техникума. Возможно, на остановку семнадцатого.

   - Спасибо, - кивнул Костя и ринулся в указанном направлении. Хранитель едва слышно бросил ему вслед:

   - Удачи!

   Отыскав глазами ближайший порыв, скользивший более-менее в нужном направлении, Костя вскочил на него, взмыв до середины дома, пригнулся, уворачиваясь от качающихся акациевых ветвей. Тут очень кстати с металлическим щелчком включились фонари, осветив местность, и, увидев вдалеке остановку, Костя покинул порыв над сквозной дворовой дорогой и грохнулся на чью-то машину, шедшую на приличной скорости. Сквозь крышу немедленно просунулась разъяренная хранительская голова.

   - Вы задолбали уже! Без разрешения, еще и ахаетесь с такой высоты!

   - Да что твоей телеге сделается?! – огрызнулся Костя, глядя на приближающуюся остановку, где было достаточно народу.

   - Вали с машины, я сказа… - хранитель осекся, скосив глаза на вентиляторную лопасть, ткнувшуюся ему в лоб. – Не, ну если так прям надо…

   Костя молча убрал оружие, и коллега провалился обратно в салон, скворча по поводу хранительского произвола.

   Доехав до развилки, Денисов бросил попутку, свернувшую в противоположную от остановки сторону, перемахнул через дорогу и наскоро осмотрел всех ожидавших. Ани не было. Этой остановки он не знал, никогда тут не ходил и никого из знакомых, чтоб спросить, не заметил. Напряженно посмотрел на другую сторону дороги – остановка обратного маршрута была на двести метров выше. Куда именно она могла поехать? Эти дороги не ведут на ее работу. Кто назначил ей встречу? Поехала ли она вообще куда-то? Может, пошла дальше? Костя повернул голову – с одной стороны лабиринт дворов, с другой – аллея торговых центров. И там, и там отыскать человека, которого не можешь почувствовать, нет никаких шансов.

   К остановке подкатил полупустой семнадцатый автобус, распахнув двери, и Костя мазнул взглядом по маршрутной табличке, извещающей о том, что автобус идет через весь город до порта. Он ведь недавно был там… Идиот! Где теперь ее искать, ну где?!

   Чей-то раздраженный голос из глубин сознания заметил, что не стоит поднимать панику. Как ушла, так и вернется. Что такого? Люди часто выходят из домов. В любом случае он ни в чем не виноват. У него ведь особый день сегодня…

   Не успев толком выговориться, голос умолк, и Костя четко осознал, что этот голос больше никогда уже ничего ему не скажет. Он не знал, кому принадлежал этот голос. Возможно, этот же голос, выкрикивавший ругательства, когда-то слушала испуганная светлоглазая девушка, поскользнувшаяся на ледяной дорожке.

   Он бы правда мог его убить.

   Внезапно Костя перестал растерянно крутить головой туда-сюда, пытаясь выбрать направление, повернулся и посмотрел назад – на изгиб широкой трассы, разрезавшую пополам промышленную зону и убегавшую в район новостроек, куда семнадцатый автобус никогда не ходил.

   Туда.

   Направление было четким и ясным, Костя не знал, откуда взялось в его голове это знание, оно противоречило абсолютно всему, Аня не поехала бы туда, это было еще более нелепо и непонятно, чем поездка на семнадцатом, прогулка во дворах или торговых центрах на ночь глядя.

   Туда.

   Он пробежал наискосок через клумбу, через заправку и остановился. И тут вдруг ощутил ее эмоции – далекие, едва уловимые, тут же исчезшие – словно лицо, на мгновение мелькнувшее в толпе. Направление было правильным. Костя взмыл на одну машину, с нее перескочил на здоровенный рейсовый автобус, пробежал по крыше и спрыгнул на крышу бесстрашно подрезавшего автобус «Пежо», из которого предупреждающе помахивала рука хранителя. Адекватные, осторожные водители Косте сейчас были менее всего нужны. Рука перестала помахивать, исчезла, и вместо нее вылезла голова хранителя в клетчатом кепи, похожего на доктора Ватсона, и поинтересовалась:

   - Ты чего?

   - Надо! – коротко ответил Костя.

   - Бывает, - голова философски кивнула и скрылась, но тут появилась вновь. – А тебе куда?

   Костя рукой обозначил направление, и хранитель прищелкнул языком.

   - Ну почти. Мы на Шестакова. Едь, только по крыше не топай! Пылесоски у мусорщиков брал? Я как-то взял одну – так тут же и развалилась. Надувают почем зря!

   - У меня хороший поставщик, - отозвался Костя, глядя перед собой и пытаясь вновь поймать Анины эмоции. Он уловил их на очередном повороте, но вновь не успел понять – едва «Пежо» обогнул старый кинотеатр, Анин эмоциональный след исчез. Костя тотчас бросил машину, бегом вернулся обратно на начало поворота – и вновь ощутил немыслимо далекий эмоциональный трепет, теперь показавшийся более четким. Что-то очень одинокое, задумчивое, чуть растерянное, с отчетливыми прожилками легкой тревоги. Аня была одна. И что-то точно было не так… не так – то же чувство, которое он сам испытывал не так давно. Что-то ее беспокоило, и пока что она не понимала, что именно. Может, даже еще не начала осознавать это беспокойство. Но она точно была в беде. Хранители могут ощущать такие вещи. Близкие же люди точно о них знают. И даже не нужно копаться в ощущениях. Четко и ясно.

   Беда.

   Ты так уверен, что дело в тебе? Почему ты решил, что им нужен именно ты?

   В небе оглушительно грохнуло, пухлые тучи, еще ниже придвинувшиеся к земле, с шипением рассекла огромная ветвистая молния, и Костя вздрогнул. Метнулся мимо кинотеатра в парк – и остановился. Четче эмоции не стали, но не исчезли – направление было правильным. Возвращаться на трассу было нельзя, он потеряет след, но здесь были узкие темные дороги, на которых сейчас не было ни одной машины. Эту часть города Денисов уже знал, знал короткие пути, но нужна была машина – и где, черт подери, ее взять?! Ветер дул не туда, куда ему было нужно. У кинотеатра стояла прорва машин, но ни одна из них никуда…

   И тут Костя увидел знакомую долговязую фигуру в черном френче, которая стояла, небрежно прислонившись к крылу темного «шевроле», и, запрокинув обритую голову, смотрела на грозовое небо, держа в пальцах дымящуюся сигарету. Неподалеку от нее не менее знакомый флинт что-то демонстрировал в своем телефоне пышной короткоюбочной девице, а ее хранительница стояла рядом и подглядывала. И пока Костя смотрел на них, флинт хирурга открыл водительскую дверцу машины и наполовину забрался внутрь, что-то выискивая на сиденье.

   Костя, выдернув из-за спины меч, скользнул вперед в ту же секунду, как раздался едва слышный щелчок поддавшейся под ладонью флинта ручки дверцы. Ему казалось, что он еще никогда не двигался так стремительно – и все же Сергей уже на завершении его движения резко повернулся, отшвырнув сигарету, и выхватил из-под полы френча отлично сделанный и не менее отлично сожженный деревянный клинок, куда как повнушительней денисовского. Его мягко, словно лист, подхваченный ветром, отнесло на метр назад и в сторону, и острие меча погрозило Косте, точно насмешливый палец. Лицо хирурга, издевательски ухмылявшееся в бледном свете фонарей, тем не менее казалось встревоженным и очень удивленным.

   - Ба-а, кто это к нам зашедши?! Решил справиться о моем здоровье?

   - Твоя тачка?! – Костя чуть передвинулся влево, и хирург тотчас скользнул правее, глядя очень внимательно.

   - Ну откуда у покойника тачка, солнышко?

   - Отвезешь меня, куда я скажу!

   - Приятно было поболтать, - Сергей дернул головой в сторону. – Заходи как-нибудь еще, дорогуша.

   - Отвези! – рявкнул Костя, уже с трудом скрывая отчаяние. Он упускал время, нащупанные эмоции ускользали, становились все тоньше, все неощутимей. – Назови цену!

   Сергей покосился на хранительницу, которая смотрела на них с любопытством, потом почти неуловимым движением переместился на пару метров в сторону, за машину и, казалось, очень изумился, чуть не наткнувшись там на денисовский меч.

   - Быстрей! – прошипел Костя. – У меня нет времени!..

   - А у меня полно, - хирург осклабился. – Я ведь…

   - Я убью тебя!

   - Не обольщайся, ты ведь не Жорка.

   - Вот именно!

   - Кооостя, - Сергей едва не сдержался, чтобы укоризненно не развести руками, - ну что опять за детский сад?! Меня никак нельзя убивать. Это для тебя гарантированный абсолют! Просто напоминаю, если ты забыл.

   - Мне плевать!

   - Громко сказано, дружок, - деревянный клинок, дразнясь, качнулся из стороны в сторону. – Слишком громко… - хирург прищурился. – Что такое – я слышу отчаяние? Костик крепко влип?

   Денисов, скользнув вправо, на полупровороте ушел от дернувшегося меча Сергея, в свою очередь ткнув острием оружия туда, где только что покачивалась насмешливая физиономия противника. Сергей едва успел увернуться, и, судя по на мгновение дрогнувшей издевке на его лице, этот маневр очень его удивил.

   - А дело-то совсем плохо? – заметил он, с трудом уходя от нового выпада. – Ой, меня осенила догадка! Костик потерял своего флинта?

   Анины эмоции уже почти ускользнули, они едва-едва касались его, и теперь в них Косте чудилось эхо его собственного отчаяния – они были словно неумолимо разжимающиеся пальцы, цеплявшиеся за него в надежде на спасение. Времени не осталось, и Костя, бросив хирурга, ринулся в темноту парка за ускользающим ощущением. И тут же отскочил назад, уклоняясь от деревянного острия, вылетевшего, казалось, прямо из пустоты без чьего-либо участия. Он рванулся вверх – и Сергей встретил его на раскачивающихся ветвях акации. Отбив удар, Костя спрыгнул на порыв, с него на другой – и хирург снова оказался в точке его приземления. Денисов попытался его обойти – и Сергей снова не дал ему это сделать. Они плели и плели паутину из выпадов, отходов и проворотов, и как ни широка была дорога, как ни много существовало вариантов покинуть это место, хирург просчитывал их все, и упорно не давал Косте ни уйти в нужном ему направлении, ни отступить. Сквозь насмешку на его широком лице отчетливо проступали смятение и страх, и тем не менее Сергей не прекращал своих маневров, и Денисову показалось, что в эти минуты хирург даже забыл про своего флинта. Он хорошо понимал, что сейчас делал бывший ученик Георгия, который уже был недостаточно силен, чтобы с легкостью справиться с его нынешним учеником. Сергей забирал у него время, но хуже всего было то, что он забирал это время и у Ани – и прекрасно это осознавал. Месть за проваленный план. Месть за насмешки. Месть за почти состоявшийся уход с должности. И в этом не было смысла. Потому что денисовский уход с должности был для Сергея не менее опасен.

   - Уйди с дороги! – рявкнул Костя, в очередной раз безуспешно пытаясь обойти противника.

   - И упустить такой шанс?! – улыбка хирурга получилась похожей на агонизирующую гримасу. – Что произошло, Денисов? Ты потерял ее? Внезапная свобода вскружила голову, я прав? Ты что-то видел или просто что-то чувствуешь? Они забрали ее?! Мое предположение оказалось верным?!

   Костя, не ответив, на новом обходе располосовал Сергею плечо, хирург, отдернувшись, провалился в темноту, и Костя, тут же забыв о нем, бросился в парк, пробежал с десяток метров в прежнем направлении, а потом заметался из стороны в сторону, пытаясь поймать ускользнувший эмоциональный след. Позади что-то крикнул возмущенный женский голос, заработал двигатель автомобиля, но он не обернулся. Хирург, как препятствие, исчез, причины Денисова не интересовали – и весь прочий мир тоже не интересовал. Наверху снова оглушительно грохнуло, и молния осветила безлюдный парк, в котором бушевала метель из листьев и мелкого мусора.

   Потерянные эмоции коснулись его, когда Костя уже добежал почти до самого конца парка. Он метнулся следом за ними, проскочил сквозь живую изгородь, перемахнул через лестницу, сбегавшую на ощетинившийся недостроем пустырь, и тут из-за ограждения вылетела уже виденная Денисовым возле кинотеатра машина и резко остановилась, взметнув тучу мелких камешков. Свет в салоне был включен, и Костя, коротко глянув на лицо сидящего за рулем Сергеевского флинта, явно очень озадаченного своими действиями, ринулся дальше – наискосок мимо машины.

   - Подожди!

   Окрик не остановил его, Костя даже не оглянулся – и тут хирург вновь оказался прямо перед ним – и сразу же почти с проворством времянщика исчез, вывалившись из темноты чуть правее. На сей раз Сергей не попытался превратить схватку в ускользающий хитроплетенный танец, Костя тоже не стал обходить его, намеренный раз и навсегда убрать хирурга со своей дороги, и в следующее мгновение оба противника образовали причудливую скульптурную группу, и под подбородок каждого уткнулось острие чужого меча, и то время, которое измеряло продолжение движения клинков, было почти несуществуемо. Но его хватило.

   - Я хочу знать только одно, - из голоса хирурга исчезли и привычная дурашливость, и страх, и злорадство – в нем не осталось ничего, кроме жадного любопытства. – Что именно ты хочешь спасти?! Свое существование?! Или своего флинта?!

   Костя не произнес ни слова. В этом не было смысла, Сергей уже получил ответ на свой вопрос, еще не закончив его задавать – Денисов понял это по изменившемуся выражению его лица, и остановил руку, уже двинувшуюся дальше, чтобы пробить мечом голову противника.

   Забавно, что до этой секунды он и сам не знал точного ответа на этот вопрос.

   А теперь не понимал, как на этот вопрос можно ответить иначе.

   Хирург ухмыльнулся и, отодвинув свое оружие от денисовского подбородка, наклонился вперед и доверительно произнес:

   - Как интересно!

***

С самого начала все было как-то не так, как-то бестолково, как-то тревожно. Это произошло задолго до того, как она покинула квартиру, чувство накатило на нее еще в середине дня, и из-за него работа не ладилась, она путалась в расчетах, и чем ближе был вечер, тем гуще и тягостней становилось это чувство. Она была одна… она была сегодня как-то особенно одна, как будто кто-то ушел – кто-то, кто постоянно был рядом – и это было нелепо и неправильно. Потому что ведь никого и не было – на самом-то деле. Никогда не было.

   То и дело Аня забывала про документы и рассеянно смотрела в распахнутое окно. Мир за ним, такой яркий в последнее время, такой манящий, сегодня не привлекал совершенно. А ведь все было так прекрасно, все было почти волшебно. Такое внезапное поначалу и ставшее таким естественным впоследствии – и потом было уже непонятно, почему все эти перемены не произошли давным-давно. Словно закончился серый тяжелый сон, словно спало какое-то наваждение. Где она была все это время? Почему жила отдельно от мира, испуганная, безвольная, застывшая? Почему так безоговорочно верила чужим словам? Почему так покорно приняла судьбу, которая на самом деле была лишь злой выдумкой? Глупая зачарованная девочка, столько времени прятавшаяся за задернутыми пыльными шторами. Жизнь пугала ее, она казалась такой грубой, такой презрительной, такой жесткой… Ей казалось, что если эта жизнь к ней прикоснется, она разобьется как стекло. И все вдруг так изменилось… и за раскрытыми шторами оказалось столько красок… Она перестала быть невидимкой. Люди смотрели на нее – и видели ее. Может, так было и раньше, но она не знала этого, потому что не отрывала взгляда от земли. В глазах людей не было брезгливости или презрения – на нее смотрели так же, как и на других – с интересом или без него, с симпатией, с любопытством, взгляды были разными, как и люди – хотя раньше во всех взглядах ей чудилась лишь насмешка. Наваждение? Сон? Чудес не бывает – это известно давным-давно, и кто-то говорил ей об этом… кто-то… Но что-то произошло, что-то точно произошло… Нет, не произошло. Кто-то что-то сделал. Или она что-то сделала. Или они вместе что-то сделали.

   Что плохого в том, если тебе кто-то поможет?

   Но сегодня все было не так. Мир не изменился – просто было не до него. Паника. Болезненное ощущение потери. Что-то исчезло. Что-то ушло… Кто-то ушел.

   Никого нет.

   И словно что-то натянулось до предела. И могло порваться в любую секунду – безвозвратно, невосстановимо. И тогда это будет даже не катастрофа. Это будет как конец света. Снова… А может, и хуже…

   Никого нет.

   Только нелепый сон. Только фантазии одинокого человека. Ничего больше.

   Это так здорово, когда ты меня видишь…

   Никого нет.

   Никогда не было.

   Тогда почему ты не веришь в это, глупая девчонка, почему не можешь заставить себя поверить? Откуда это ощущение чьего-то присутствия рядом. Почему ты видела то лицо в зеркале? Почему ты пошла на почту? Почему ты нарисовала этот странный рисунок? Почему тебе каждый день снится один и тот же сон? Почему ты помнишь каждое сказанное слово? Почему тебе так плохо сегодня, почему? Почти так же, как в тот далекий день, когда в больнице сказали, что никто, кроме тебя, не выжил… Семьи не стало… хотя нет, осталась тетя Марина, и ее муж, имя которого позабылось, и Нелли с Вероникой… и речи, наполненные сочувствием, которое не отражалось в их глазах, и жалостью, тонкой и острой, и их любовь, поначалу казавшаяся искренней, потом – безмерно пересахаренной, потом откровенно искусственной, а после все обратилось чем-то снисходительно-терпеливо-суховатым, как слова, которые цедят сквозь зубы.

   Бедная ты наша, бедная, наивная, глупенькая, неказистая, невезучая, ничего-то ты не знаешь, и куда смотрела твоя мать? – ни фигуры, ни лица, и талантами не блещешь, теперь еще и калека, бедняжка, ну что ж – не всем жизнь удается…

   Она слушала это изо дня в день, пока это не стало ее собственным мнением… Жила, не дыша, пока не обнаружила, что разучилась дышать. Почему, ну почему, как это вышло? Столько потерянных лет…

   И вдруг все перевернулось.

   Что же не так сегодня?

   Она снова и снова доставала листок с рисунком, совсем затершийся на сгибах и истрепанный, смотрела на него то со злостью, то с испугом, сминала, потом долго разглаживала бумажные складки. Это было ненормально. Не-нор-маль-но! Просто бред нервной одиночки. У нее ведь уже начинаются провалы в памяти. Например, не помнит, как что-то ест. Еда ведь куда-то пропадает, и на мышей это не спишешь. Вчера купила килограмм огурцов, а сегодня осталась от силы половина. И сметана опять исчезла. Молока от целого литра сегодня всего ничего. От карамелек на полке остался только пустой пакет. Мыши могли украсть карамельки, но вряд ли они открыли холодильник и выхлебали все молоко и сгрызли огурцы.

   А во второй половине дня начала звонить Женя, и, хотя Аня сразу сказала ей, что раньше семи-восьми никак не освободится, звонила еще много раз. Все-таки она была какая-то странная и настолько непохожа на Таню… Аня и не знала, что у покойной подруги есть сестра, Таня никогда о ней не упоминала, и когда два дня назад Женя пришла в магазин и заговорила с ней, Аня очень удивилась. И, если говорить откровенно, Женя ей совсем не понравилась. Она казалась какой-то слишком чужой и безэмоциональной, и ее голос, о чем бы она не говорила, всегда звучал одинаково. Возможно, все дело в том, что девушка еще не оправилась от смерти сестры… и все же что-то в ней неуловимо отталкивало, и на встречу Аня согласилась только из-за Таниных родителей, которые собирались пробыть в городе несколько дней. Они хотели, чтобы Аня встретилась с ними и с юристом, которого они наняли, не желая, чтобы Марат отделался лишь недолгосрочным пребыванием в психушке. Отказывать в таком было нельзя. Таня, несмотря на все свои странности, всегда заботилась о ней, и это теперь было единственным, что она может для нее сделать.

   Аня заранее предупредила Женю о переучете, ей удобней было встретиться в субботу вечером, но в субботу та не позвонила, а теперь начала названивать, и с каждым звонком становилась все более настойчивой, и слушая в трубке ее невыразительный растянутый голос, Аня все больше раздражалась. Она не могла все бросить и уехать прямо сейчас, она объяснила ей это много раз, но Женя продолжала настаивать, и, судя по тону, ответ ей был абсолютно неважен. В конце концов, когда Аня начала разговаривать довольно резко, Женя все же согласилась с назначенным временем, и в ее голосе впервые появились какие-то отдаленные эмоции, очень похожие на панику. Все-таки, она странная.

   К вечеру погода совсем испортилась, и собиралась Аня второпях, боясь попасть под дождь. Ехать не хотелось совсем, и дело было даже не в погоде и не в странной Жене, которая уже должна была ждать ее на остановке семнадцатого. Она по-прежнему ощущала себя тревожно и одиноко. И беззащитно. Не выдержав, Аня сунула в сумочку один из столовых ножей, чувствуя себя очень глупо, и только потом выбежала из дома.

   Из-за грозы на улице было темней обычного и, само собой, гораздо страшней, в шуме ветра слышалось что-то зловеще-готическое, грозовой рокот не добавлял веселых нот, и, заслоняя лицо ладонью от вихрей пыли и листьев, она шла очень быстро. Прохожих, несмотря на скверную погоду, все еще было достаточно, но Аня на них не смотрела, и чем дальше оставался ее дом, тем сильнее она жалела, что покинула его. Нужно было выбрать другой день. Или подождать, пока он вернется…

   Кто, дурочка?

   Ветер упорно дул навстречу, замедляя движение – казалось, он тоже был против этой затеи, и Аня крепче прижала к себе сумочку, щурясь на дорогу из-под ладони. Ничего, остановка здесь недалеко. Конечно, Женя предлагала прислать такси и отказом была очень озадачена, но не станет же Аня объяснять, что боится ездить в машинах. Автобус или, в крайнем случае, маршрутка – еще куда ни шло, но никакие силы не заставили бы ее сесть в автомобиль. Даже если б у него не было колес, и он стоял бы на кирпичиках. Ни за что!..

   Я разбился в тот вечер…

   Ты для меня точно существуешь…

   Протянутая навстречу рука – рука, которой никак нельзя коснуться…

   Прекрати!

   Женя, поджидавшая на остановке, увидела ее еще до того, как Аня перешла дорогу, и приветственно взмахнула обеими руками – смешной жест, казалось, ее руками взмахнул штормовой ветер, без участия их хозяйки, как будто Женя была деревом. Несмотря на то, что солнца давно не было, глаза Таниной сестры по-прежнему скрывали темные стекла очков, а светлый и явно очень дорогой костюм выглядел неряшливо из-за множества заглаженных косых складок, словно Женя гладила одежду в скомканном виде. И, поздоровавшись с ней и перекинувшись парой незначительных фраз, Аня отметила еще одну странность, немного напрягшую ее в прошлый раз. Сестры частенько непохожи друг на друга, у них могут быть разные характеры, разные привычки, разные взгляды, но вот чтоб они настолько по-разному разговаривали – это было странно. Таня и Женя, казалось, свои жизни провели в разных мирах, которые никак не пересекались друг с другом…

   А может, у тебя просто паранойя, Аня? Тебе просто что-то чудится. В последнее время тебе постоянно что-то чудится…

   - Нет! – резко сказала Танина сестра, придержав Аню за плечо, когда та шагнула к подъезжающему семнадцатому автобусу. – Этот слишком набитый, и водитель какой-то странный… Поедем на следующем.

   Аня удивленно проводила взглядом полупустой автобус. Сидячих мест хватало, водитель выглядел совершенно обыкновенно… уж точно более обыкновенно, чем сама Женя в своих солнечных очках и измятом утюгом костюме, которая так ее торопила, а теперь пропускает автобусы. Она ощутила почти инстинктивное желание вырвать руку и пойти домой как можно скорее, но тут Женя улыбнулась. Улыбка была нервная, короткая, как вспышка.

   - После того, что с Танькой случилось… я всего боюсь… я совсем стала дерганная. И такая депрессия… ну, сама понимаешь.

   Аня кивнула. Таня всегда говорила «депресняк». Или «всхандрилось». Или «откисла». И непременно вворачивала что-нибудь нецензурное.

   Господи, ну Женя образованный человек, только и всего!

   Образованный человек в солнечных очках глубоким грозовым вечером. Она похожа на вампира в этих очках… Такая бледная…

   Молодец, Аня, хранитель-защитник из снов, теперь еще и вампир! У человека горе, а ты строишь идиотские догадки! Ты поедешь с ней. Расскажешь юристу все, что знаешь. И вернешься в свой дом… в свой пустой дом.

   Кто ворует мою еду?

   Кто убил мои кошмары?

   Кто приходил в мой сон?

   Кто ты?..

   Никого нет.

   Вернись, защити меня, или просто побудь рядом, мне не по себе, мне тревожно, мне почему-то так тревожно, почти страшно…

   Никого нет.

   Следующий автобус подошел спустя всего лишь несколько секунд, точнее, подлетел, чуть не выпрыгнув на тротуар, но Аня, задумавшаяся, заметила его только, когда спутница дернула ее за плечо.

   - Пошли! – солнечные очки кивнули, и в них отразилась белесая вспышка далекой молнии. – Наш автобус.

   Подойдя к раскрывшейся двери, Аня помедлила. Желание сейчас же вернуться домой внезапно возросло стократ, и в голове у нее вдруг мелькнула смешная мысль – пропустить Женю вперед, подождать, пока закроются двери, и удрать прочь отсюда. Но та, словно почуяв воображаемую попытку бегства, пропустила Аню и поднялась только тогда, когда та оказалась в автобусном салоне. Аня сердито одернула себя – ну что за глупости?! Тебя попросили помочь, неужели это так сложно?

   Этот автобус был еще более пустым, было достаточно свободных двойных диванчиков, но Женя села на одиночное место, и Аня подумала, что Танина сестра, видимо, почувствовала ее нерешительность и неприязнь. Ей стало очень стыдно, она хотела было попросить Женю пересесть, но вместо этого пристроилась на сиденье через одно от нее, виновато-рассеянно глядя в окно. Ехать предстояло долго, почти до порта, и все это время она будет предоставлена сама себе.

   Отъехав от остановки, автобус почти сразу же остановился, водитель вышел и, что-то бормоча, начал методично протирать боковое стекло, которое выглядело абсолютно чистым, а затем еще и повозил тряпкой по борту автобуса. Убив на это не меньше минуты, он, продолжая ворчать, вернулся на свое место, и автобус снова тронулся. Аня несколько секунд недоуменно смотрела на стекло, которое он протирал, потом повернула голову, глядя в затылок Жене, которая, судя по ее позе, смотрела прямо перед собой. В ряду одиночных кресел они сидели только вдвоем, прочие пассажиры – две женщины и трое мужчин, расположились на диванчиках, женщины сидели вместе, повернув головы к окну, один из мужчин тоже смотрел в окно, а двое других уперли взгляды в спинки впередистоящих диванчиков. Ничего особенного в пассажирах не было, и Аня, перестав их разглядывать, снова обратила глаза к окну, за которым летел вечерний город, придавленный гигантской громыхающей тучей. Даже сейчас он казался таким ярким, таким притягательным, почти волшебным, он словно открывался заново. Она прожила в нем столько лет, но совсем не знала его, не бродила по этим улицам одна или с друзьями, не смотрела толком по сторонам. Целый мир – с морем, домами, гудящими трассами, старыми деревьями и бесчисленным количеством людей, и люди эти такие разные… И она ничем не хуже их, это ведь совершенно точно. Она может стать частью этого мира, как бы он ни пугал ее прежде. Принцессе давным-давно пора выйти из башни…

   Аня слабо улыбнулась, почти не зацепив взглядом очередную остановку, которую автобус проскочил, даже не притормозив, хотя никто и не пытался его остановить. Тот странный, несуществующий человек назвал ее принцессой – собственное подсознание, породившее ее хранителя, видимо решило над ней посмеяться... хотя то, как это тогда прозвучало, ей понравилось. Но какая она принцесса?! Ей доводилось видеть принцессу – девушку, которая вышла из его машины в тот далекий день, высокую, безупречную, ухоженную и странно пустую. Она смотрела на нее даже не с презрением и брезгливостью, как ее спутник. Она смотрела так, словно вообще не могла понять, что это такое. А он… возможно он прямо сейчас едет по этой улице. Конечно же он жив. Такие живут долго. И всегда очень счастливы. Человек из сна счастливым не казался. Он казался сбитым с толку, и его это явно очень раздражало. Еще он казался очень уставшим. И очень деловым. И при этом он казался гораздо более живым, чем тот, который тряс ее возле ресторана. Более настоящим. И странно близким… Интересно, что бы он сделал, окажись здесь рядом?.. Он был так непохож на нее, он был полной ее противоположностью, он был именно таким, какой ей стать не дано – сильным, решительным, упрямым, он был человеком действия и он точно был не из тех, кто отсиживается в углу, дожидаясь, пока все уладится само собой. Такие люди всегда все берут в свои руки – и если они захотят кому-то помочь, то сделают это, не обращая внимания на лепет опекаемого о гордости и самостоятельности. Они поступают так, как считают нужным, вот и все.

   Она бы так хотела быть такой, как он…

   Быть с таким, как он…

   Именно с ним…

   Глупая девчонка.

   Аня!

   Вздрогнув, девушка вскинула голову, чувствуя, как горят щеки. Совсем замечтавшись, она даже не сразу сообразила, где находится, и уж точно не поняла, откуда вдруг появилось ее имя – имя, произнесенное четко – и совершенно беззвучно. Словно кто-то встряхнул ее за плечо, привлекая внимание… но рядом никого не было. Может она…

   Аня, где ты?!

   Аня застыла, потом резко обернулась, озадаченно глядя в пустой салон. На мгновение она была почти уверена, что там кто-то есть… но конечно же там никого не было. И крик этот не звучал в автобусе. Он звучал где-то внутри нее самой, словно кто-то пытался докричаться до нее из самых глубин души, и в его беззвучном голосе был отчетливый страх.

   Она повернулась – перед ней, в такт движению автобуса, покачивался рыжеватый Женин затылок. Остальные пассажиры тоже не смотрели на нее – и тем не менее Ане отчего-то показалось, что они отвернулись только что. Затерявшееся за мечтами чувство тревоги нахлынуло на нее с новой силой, она поежилась и перевела взгляд на окно, потом положила на него ладони и почти прижалась к стеклу носом, пытаясь понять, где они сейчас едут. За окном в полумраке летели редкие сосновые посадки, гофрированные заборы строительных площадок, какие-то ангары. Аня повернула голову – за другими окнами тянулись приземистые здания складов, темных, закрытых, мелькнула заводская труба. Это был совсем не центр города, и эта дорога уж точно не вела к порту.

   - Женя, - растерянно спросила она, - а где мы едем?

   Женина голова не шевельнулась. Аня потянулась вперед и, поняв, что не достанет до ее плеча через кресло, встала и, придерживаясь за поручень, подошла к сидящей и качнула ее за плечо, сразу же отдернув руку – ощущение от прикосновения было неприятным – словно она дотронулась до чего-то нездорового.

   - Женя…

   Она не отреагировала. Солнечные очки бездумно покачивались, отражая салонный свет, ладони как-то очень аккуратно лежали на оголовье спинки переднего кресла. Раскрытые губы влажно блестели, на широком мятом вороте пиджака виднелось несколько темных пятен. Девушка была похожа на куклу, которой старательно придали нужную позу – да так и оставили.

   Аня снова позвала ее по имени, опять дернув за плечо, отчего Женя механически качнулась туда-сюда, но так и не ответила. Аня уже в панике взглянула в темный провал окна, потом резко повернулась. Никто из пассажиров по-прежнему на нее смотрел.

   Но только что они точно на меня смотрели! Все они!

   Что происходит?!

   Где мы?!

   - Это семнадцатый автобус?! – громко спросила Аня в пространство, и вопрос потерялся в гуле мотора. Никто ей не ответил и не повернул головы. Водитель молча смотрел на дорогу – точнее смотрел перед собой. Отчего-то Ане вдруг показалось, что на самом деле никакой дороги он не видит, хотя его глаза открыты. Она встряхнула Женю уже за оба плеча, так что та стукнулась о спинку кресла, и очки сползли ей на нос, открывая тусклые абсолютно пустые глаза, похожие на зеленоватые стекляшки. Танина сестра чуть дернула мокрыми губами, на ее подбородке повисла, качаясь, серебристая нить слюны, порвалась и упала на пиджак, добавив на ворот еще одно влажное пятно.

   - О господи! – Аня отдернулась, потом бросилась в начало салона, держась за спинки кресел. – Остановите! Человеку плохо! Остановите – слышите?! Куда вы едете?!!

   Автобус чуть дернулся, но скорости не сбросил. Перегнувшись через поручень, она рванула водителя за предплечье, тот, все так же глядя перед собой, дернул рукой, и ее пальцы соскочили, ногтями прочертив по его коже оплывающие кровью широкие царапины.

   - Сядь на место, - произнес водитель ровным голосом, по полному отсутствию эмоций удивительно напоминавшим голос Жени. – Нельзя, чтоб ты поранилась.

   - Остановите сейчас же! Остановите! – Аня повернулась в салон. – Почему вы…

   Слова пропали. Все пассажиры теперь смотрели точно на нее, и Женя смотрела тоже, повернув голову со сползшими на самый кончик носа очками, что придавало ей нелепо-старушечий вид. Ничего не выражающие взгляды проходили насквозь, лица были кукольно холодными, и сердце, больно дернувшись у нее в груди, забухало где-то в ушах. Она уже видела такие взгляды, она точно их видела! Те люди, которые недалеко от «Венеции» пытались затащить ее в машину.

   Увидишь кого-то, кто ведет себя хоть малость похоже, сразу удирай, ясно?! Никакого любопытствования! Просто сматывайся!

   Нет, это невозможно, невозможно!..

   Они выглядят, как зомби… в точности, как зомби!..

   Нет, как куклы.

   Ими управляют.

   Этих людей нет сейчас здесь на самом деле. Какими бы они ни были, их здесь нет. Здесь только другие, те, кого она не может увидеть… Хищники из другого мира, полный автобус хищников…

   Но так же не бывает! И тот, кто это сказал – это был всего лишь…

   Аня, где ты?! Ответь мне, Аня!

   Она обернулась, открывая сумочку, и в ту же секунду водитель так резко повернул голову, что его шейные позвонки отчетливо хрустнули. Пустые глаза уставились на нее, уголки губ, механически подергиваясь, поехали в разные стороны, словно кто-то тянул их за невидимые ниточки. Лицо водителя было мокрым от слез – кто бы не управлял им, он не давал ему даже моргать.

   - Сядь, Аня, - вырвалось из растянутого рта. – Сядь и держись крепко. Скоро приедем. Не волнуйся. Ты ведь наше сокровище. Непозволительно счастливое сокровище. Мерзавец чуть все не испортил… Теперь ты займешь свое место. Сядь, Аня, сядь…

   Из-за поворота дороги вылетели горящие фары, летя прямо на автобус, раздался истошный вой клаксона, и водитель, продолжая смотреть на нее, дернул руками, поворачивая руль и уводя машину обратно на правую полосу. Взвизгнув, девушка закрыла лицо ладонями, чуть не уронив сумочку, потом метнулась к закрытым дверям и бестолково забилась о них. Позади раздались шорох и шарканье ног - пассажиры-куклы выбирались со своих кресел. Повернувшись, Аня выхватила из сумочки телефон, судорожно нажимая на кнопки, и тут в сотовый вцепилась рука Жени, подоспевшей раньше всех. Очки совсем соскочили с ее носа и болтались над губами, держась дужками за уши.

   - Нне, - сказала Женя, схватила телефон и второй рукой, рванула его и, выдернув из Аниных пальцев, перебросила одной из пассажирок. Та, поймав сотовый, неуклюжим замахом руки швырнула его в открытую форточку, телефон, кувыркнувшись, стукнулся о край рамы и безвозвратно пропал в ночи. Женя тотчас отступила, а вместо нее к дверям подошли двое мужчин, протягивая руки и все так же глядя насквозь. Оттолкнув одного из них, Аня попыталась проскочить мимо, но ее тут же схватили – как-то удивительно бережно, приподняли и потащили обратно к одиночным креслам. Она кричала, извивалась, лягалась и отчаянно царапалась, одному из мужчин разодрала лицо в кровь, другому разбила губу и выдернула с мясом здоровенный клок волос, а они спокойно позволяли ей это делать, похоже, даже ничего не замечая и не чувствуя. С размаху усадили обратно в кресло, один из мужчин сел сзади, тяжело положив ладони ей на плечи, другой опустился в переднее кресло, развернувшись вполоборота и тускло, жутко смотря ей в лицо. По его разодранной щеке с тягучей медлительностью стекали темные капли крови, голова чуть покачивалась в такт движению автобуса, и в этом было что-то укоризненное. Женя, зацепив очки указательным пальцем, сдернула их, уронила на пол и прошла к одному из диванчиков, по пути раздавив очки босоножкой, и те жалобно хрустнули. Села, и в автобусе вновь воцарилась абсолютная тишина. Водитель все так же смотрел Ане в лицо, и его руки управляли автобусом сами по себе. Темно-синяя занавеска трепалась на ветру, краем задевая кончик ее носа – такое неуместное сейчас щекочущее ощущение. Все здесь было неуместным. Невозможным. Но оно было. И этот автобус. И эти лица. И тяжелые ладони на ее плечах. И метры стелившейся под колеса дороги, которых все меньше оставалось до смерти. Ведь ее везли именно туда, разве нет?

   Однажды она уже умирала.

   Там была только тьма без памяти – и ничего больше.

   Она не хотела обратно.

   Никто туда не хочет, на самом деле.

   И не выдержав, сжавшись в слепом животном ужасе под чужими руками, Аня выкрикнула имя того, кого обычно считала выдумкой, видением, играми подсознания, того, кто, казалось бы, просто никак не мог существовать, но сейчас стал более существующим, чем все остальное.

   - Костя!!!

***

Машина снова начала притормаживать, и Костя, ругнувшись, спрыгнул в салон.

   - Ну что опять такое?!

   - Я тебя предупреждал! – огрызнулся Сергей, сидевший на переднем сиденье и напряженно смотревший на своего флинта, являвшего собой сейчас квинтэссенцию злой растерянности. – У нас все не так, мы не можем управлять людьми! Он ведет машину по собственной воле, единственное, что я смог сделать, это внушить ему, что он совсем забыл об одной срочной встрече, а с учетом того, что мой флинт, извини за вульгаризм, собирался на случку, внушить это было невероятно трудно! Но он сейчас понятия не имеет ни что это за встреча, ни где она состоится! Если б ты дал мне четкий пункт назначения, было бы гораздо проще!

   - Я его не знаю, идиот!

   - Тогда не придирайся! Он будет ехать именно так! И, пока не поймешь, куда именно нам надо, будет чудом, если он в любую минуту не развернется и не поедет домой! Он в смятении и он напуган! И мне тоже не особо по себе.

   - Зачем согласился?! – Костя выпрыгнул обратно на крышу и встал на ней, ловя едва ощутимый след эмоций. Голова Сергея высунулась следом и сказала:

   - Ты шутишь?! Пропустить такое!.. Если это действительно их очередной ход…

   - Побежишь к ним с расспросами и предложениями?! – Костя зло усмехнулся. – Видимо, когда доедем, у меня есть все шансы получить от тебя чем-нибудь в затылок!

   - Не без этого, - скромно отозвался хирург. – Если конечно доедем…

   - Туда! – Костя ткнул рукой в нужном направлении. – Они усиливаются… Стой, какого черта ты едешь мимо?! Я ее сейчас потеряю!

   - Денисов, мы не на вертолете, да и сквозь дома ездить не можем! – напомнил Сергей и провалился обратно в салон. Спустя несколько секунд его флинт начал отчаянно материться, машина резко свернула в дворовый рукав, проскочив перед самым рылом истошно загудевшей маршрутки, и полетела мимо сияющих огнями девятиэтажек, прыгая по ухабам. Сергей высунулся обратно с незажженной сигаретой в зубах и свирепо потребовал:

   - Постарайся хотя бы примерно определить дорогу! Иначе я это увеселение закончу! Мой флинт умом рухнет от таких аттракционов!.. езжай туда, езжай сюда…

   - Я определю ее быстрее, если ты заткнешься!

   - Ты ее не определяешь, ты только машешь руками и орешь, я не понимаю ничего!

   - Я только знаю, что ее везут, вот и все!

   - Конечно, везут, - кивнул хирург, - судя по твоим воплям эмоциональный след отдаляется слишком быстро, вряд ли твоя девочка сама по себе так несется, даже будь она длинноногой, как Гриффит-Джойнер !..

   - Дома сейчас кончатся! – перебил его Костя, крутя головой по сторонам, потом снова ткнул рукой. – Сворачивай направо!.. Да, туда, наискосок! Не понимаю… там дальше частный сектор…

   - А дальше уже бухта, - Сергей почесал затылок. – Знать бы, на чем ее везут… Если они забрали ее с остановки…

   - Думаю, точно с остановки, и это, скорее всего, автобус! Как-то они это подстроили… они ведь могут! Я уверен, что это автобус! Она бы не поехала на машине. После аварии она боится машин!

   - Не забывай, что ее могли засунуть туда силой. У них есть рабочие руки!.. Слушай, я этот райончик знаю, дома там понатыканы, как… Словом, автобус там не прошел бы…

   - Погоди… - Костя чуть развернулся, напряженно глядя в полумрак, рассеченный неистово мотающимися древесными ветвями. – Вот, сейчас… Если наискосок, через частняк прогнать, мы как раз на Заводской окажемся, на автобусе-то там очень даже. Оттуда след идет, я уверен! А Заводская как раз к шоссе ведет! Сворачивай!

   - Это если они на автобусе, - резонно заметил Сергей. – А если на машине, то они сейчас могут быть где угодно. Ты сильно рискуешь! Если ошибаешься, можешь потерять ее, пока мы будем до трассы срезать!

   - Сворачивай, говорю! – рявкнул Денисов. – Я не чую страха! Только тревогу! Ей не страшно, значит она не в машине!

   - Твой флинт, - пожал плечами Сергей и скрылся в салоне. «Шевроле» резко развернулся, чуть не снеся табачный ларек, перемахнул через двор и бодро запрыгал в горку по узкой каменистой дорожке, разгоняя дворняг, котов и прохожих. В небе громыхнуло так оглушительно, что Костя невольно втянул голову в плечи, проводив глазами пронесшийся над ним валом широченный мощный порыв ветра. Машинально подумал, может ли в хранителя ударить молния? Он знал, что из молний получают мертвый огонь, но вполне возможно, из них получают и мертвых хранителей.

   - Я не знаю!.. – тем временем начал кричать из салона флинт Сергея, видимо разговаривавший по телефону. – Мне на Заводскую надо, а тут… заехал в какой-то лабиринт!.. Да-да, то ли Больничная, то ли Зеленая… елки, да они все одинаковые! Случайно! Да, встреча!.. А хрен его знает!..

   Может, стоит вызвать Департаменты? Новые кукловоды – это их забота, и они с ними разберутся лучше, чем один-единственный хранитель. Но с одной стороны, пока что предъявить им нечего, хранимая персона, которую кто-то куда-то везет, их не заинтересует. Захарыч тоже вряд ли что сделает, а если опознает в Сергее кукловода, так и вовсе может все испортить. К тому же, если в этом действительно замешаны эти хранители-призраки-хрен-знает-кто-еще, где гарантия, что Департаменты сразу же их скрутят? Где гарантия, что они не захотят вначале понаблюдать, изучить? Где гарантия, что Аня при этом не пострадает? Очень сомнительно, что там все такие, как его куратор. Им нет дела до хранителей, скорее всего им нет дела и до флинтов.

   Анины эмоции ощущались все хуже и хуже – это уже был не голос и не далекий шепот, это были почти неслышные вздохи, и когда и они исчезли – резко, будто их эмоциональная связь разорвалась, Костя вновь ощутил панику. Но тут машина преодолела новый подъем, проскочила мимо маленького зарешеченного рынка, свернув, помчалась мимо скопища гаражей, и когда уже почти миновала их, тревога и недоумение хранимой плеснулась в него с новой силой – яркая, четкая. И тут же начала стремительно удаляться куда-то вправо.

   - Живо гони на трассу! – заорал Костя, выхватывая из-за спины половинки «глефы» и соединяя их. – Она только что проехала мимо нас! Ее точно везут к шоссе! Да что ж ты еле плетешься?!!

   - Это не «феррари», дорогуша, - резонно заметил Сергей из салона. – И учитывай, что мой очень плохо водит! Мы обычно ездим на общественном транспорте. Мы машину берем только на свидания.

   Костя просунулся в салон и прижал ребро вентиляторной лопасти к носу говорливого коллеги.

   - Это не поможет, - заверил хирург, скосив глаза на лопасть. – Мне нельзя нервничать, когда я веду флинта. А я, знаешь ли, нервничаю, когда мне в лицо тычут оружием. К тому же, это не эстетично!

   «Шевроле» вылетел на трассу, и Костя метнулся обратно на крышу, напряженно всматриваясь в раскатывающуюся к повороту на огромный рынок дорогу. Судя по эмоциональным ощущениям, летящим к нему, Аня продолжала стремительно удаляться, и все же, теперь она была ближе, чем раньше.

   - Впереди два автобуса идут! – крикнул Сергей из салона.

   - Нет, не то. Они слишком близко. Ее автобус, судя по всему, уже на шоссе, нам отсюда его не увидеть! Удаляется… А там дальше только строймагазины и цеха… Они вывозят ее из города!

   - Интересное совпадение, - пробормотал хирург едва слышно.

   - Что ты имеешь в виду?!

   - Помнишь, я сказал тебе, что семь самых сильных порождающих нашего города мертвы?

   - И что?!

   - Их всех нашли за городом. И все они не от ОРВИ скончались, сам понимаешь. Кого-то прирезали, у кого-то черепно-мозговая… одного вообще из моря выловили… но всех их нашли за городом.

   - При чем тут это?! И при чем здесь новое поколение?! И Аня не порождающая!

   - Я не говорю, что они при чем, - Сергей тоже выбрался на крышу, предварительно успокаивающе похлопав своего флинта по плечу. – Я просто говорю, что это интересное совпадение… Мой успокоился, хорошо идем, дорога ровная… Думаю, догоним их за следующим поворотом. Держишь след?!

   - Да, я…

   И тут в него ударил чужой ужас – мощный, тугой, сметающий, как высокая волна. Не устояв, Костя потерял равновесие и чуть не свалился с машины, Сергей успел схватить его за предплечье в самый последний момент и рвануть обратно. Костя плашмя шлепнулся на крышу «Шевроле», а где-то внутри него все звучал и звучал отчаянный беззвучный крик, вместивший всю мольбу и весь призыв в его собственное имя. В небе снова грохнуло, словно в ответ, и по машине зашлепали первые тяжелые капли.

   - Похоже, все плохо, а? – хирург отпустил его руку.

   - Хуже некуда! – Костя вскочил, примериваясь глазами к порывам ветра, которые сейчас меняли направление с умопомрачительной скоростью.

   - Мы все равно идем быстрее, - заметил Сергей. – Сиди пока. Что бы там ни было, она еще жива… Знать бы, зачем она им понадобилась, но…

   «Шевроле» миновал поворот, выскочив на длинный ровный отрезок дороги, и хирург застыл с открытым ртом. Костя и сам обомлел, глядя на несущийся впереди автобус, в котором – сейчас он это знал совершенно точно – увозили Аню.

   Собственно, понять, что это автобус, сейчас можно было только по очертаниям, да по освещенному прямоугольнику заднего окна, наполовину закрытому темной занавесью, а все прочее представляло собой непрерывно шевелящуюся массу гнусниковских тел, плотно облепивших автобус и сверху и сбоку. Среди них вздымались длинные шипастые лапы медленно передвигающихся мрачняг, выплескивались плоские ладони кшух, отмахивавшихся сейчас непонятно от чего, то там, то здесь мелькали женоподобные сгустки мрака с вьющимися на ветру длинными волосами. Туча гнусников колыхалась и в воздухе над автобусом, и в салонном свете за треплющейся занавеской отчетливо виднелись снующие взад-вперед большие и маленькие силуэты. Разобрать, что происходит в салоне, было нельзя, но и без того было совершенно ясно, что мчащийся автобус битком набит порождениями.

   -…она совершенно точно очень им нужна, - закончил Сергей едва слышно и юркнул обратно в салон. Костя ринулся следом – не нужно было быть провидцем, чтобы предсказать дальнейшие действия хирурга. Сергей, уже нагнувшийся к своему флинту, озадаченно держащемуся за руль, обернулся и попытался было ткнуть Денисова мечом, но тот, бросив «глефу» и одновременно выхватив меч, без труда отбив выпад, клинком вжал запястье противника в переборку рядом с рычагом переключения скорости, а свободной рукой схватил Сергея за горло. Тот дернулся было – и очень удивленный остался на месте.

   - Не смей разворачивать машину!

   - Ты сдурел?! – заорал в ответ Сергей. – Ты видишь, что там творится?! Я на такое не подписывался! Добирайся своим ходом, я и близко не…

   - Посмотри как идет порыв! Добавь скорости, скоро он совпадет с движением автобуса, я переберусь на него, а ты можешь катиться ко всем чертям! – Костя в бешенстве встряхнул его, почувствовав, что «Шевроле» начинает сбрасывать скорость. – Не тормози, сука, они же совсем рядом!

   - Вот именно! И я хочу, чтоб они оказались как можно дальше!.. – хирург потрясенно уставился в лобовое стекло, по которому мягко елозили дворники, смазывая дождевые кляксы. – Господи, я никогда такого не видел! Да их там сотни! Сколько же порождающих…

   - Потом займешься арифметикой! Догони их!..

   - Да ни за что! Я не стану рисковать своим…

   - Я сейчас точно пробью тебе башку!

   - Да на здоровье! – хирург бросил меч и демонстративно поднял одну руку. – Так у меня будет хоть какой-то шанс! На самом деле никто в точности не скажет, что департаменты делают с кукловодами! А если на меня накинется столько порождений разом, они саму суть порвут в клочки, а это абсолют, придурок!

   Мимо них пронеслась встречная машина, во всей красе явив наполовину высунувшегося из окошка совершенно обалдевшего хранителя, неотрывно смотрящего на удаляющийся автобус. Костя бросил коллегу, спрятал меч и схватил свое пылесосно-вентиляторное сооружение.

   - В любой момент здесь будут департаменты.

   - Сильно сомневаюсь, - заметил Сергей, снова прирастая взглядом к лобовому стеклу. – Вряд ли кто-то их вызовет… никто не захочет с этим связываться! И тебе не советую!

   - Что это значит?!

   - То, что она в любом случае не выживет! Не знаю, что им надо, но посмотри, какие усилия, чтоб к ней никого не подпустить! Они хотят что-то сделать…

   - Пока они ее везут, время есть! – Костя выскочил обратно на крышу машины, хирург высунулся следом и схватил его за ногу.

   - Вызовешь департаменты – эти типы все зачистят! Успеют! Ты не понял, почему грохнули и водилу того призрака, и другого, там, на остановке?! Флинт мертв - никаких связей отследить невозможно! Ничего прочесть невозможно! А они могут оставаться здесь без флинтов! Они просто поубивают всех, кто в автобусе, и смоются!

   - Если она им нужна, то…

   - После такого второй раз им ее не взять, думаешь, они просто так оставят ее?! У тебя только один вариант, Денисов, - запрокинутое лицо хирурга, прошитое тугими струями ливня, оскалилось. – Подождать.

   - Подождать?!

   - Ты попадешь в отстойник. У тебя будет шанс вернуться! Может, тебя даже отправят на возрождение! А соваться туда…

   - Да пошел ты! – Костя яростно пнул Сергеевскую физиономию, и хирург провалился обратно в машину. Автобус с колыхающимся шлейфом гнусников был уже едва виден, приближался новый поворот, и Костя осознал, что сейчас они безнадежно отстанут. Отсюда он до косо летящих порывов добраться не успеет, бегом автобус тоже не догонит… Хотя все равно попробует. Он не собирается ждать!

   И тут ветер резко переменился, едва заметные, сливающиеся с ночью и густеющей завесой дождя порывы вздыбились и плеснулись почти перпендикулярно движению машины. У Кости невольно вырвался возглас отчаяния – ветер теперь никуда не годился. Он перепрыгнул на капот, и тут «Шевроле» вновь начал прибавлять скорость. Сергей просунул голову сквозь лобовое стекло и зло прокричал сквозь ливень:

   - Ты даже внутрь не успеешь пробраться! Они порвут тебя еще до этого! Они наверняка уже нас заметили!! Они ведь только на шоссе призвали все порождения, вряд ли они ехали через город в таком виде! Денисов, это бессмысленно! Ты ничего не сможешь сделать!

   - Смогу, просто прикажи своему ехать быстрее! – прокричал Костя, не оборачиваясь. – Я должен попасть туда до нового поворота! За ним начинается кладбище!

   Сергей разразился громким хохотом.

   - Один вариант лучше другого! Он невыполним, идиот! Даже если ты каким-то чудом остановишь автобус и вытащишь ее, она не пойдет туда! Ты же не кукловод!

   - Она пойдет, - негромко произнес Костя, напряженно глядя на приближающийся автобус, задернутый серебристыми нитями ливня. – Я точно знаю.

   - Это тупой план! В любом случае, он даст лишь десять минут отсрочки!

   - Это до хрена времени!

   - У меня кончились аргументы, - удрученно сказал Сергей и втянул голову обратно в салон. – Иди сюда!

   Костя, оценив изменившуюся интонацию, проскочил сквозь стекло и свалился на сиденье рядом с флинтом Сергея, который что-то бормотал себе под нос, выглядя очень несчастным. Сам Сергей копошился на заднем сиденье, наполовину просунувшись сквозь спинку диванчика в багажник, и в тот момент, когда на него упал денисовский взгляд, резко выпрямился и повернулся, держа нечто, изумившее Костю лишь чуть меньше, чем толпа несущихся впереди порождений.

   - Стрелять умеешь?

   - Из такого нет, - Костя ошеломленно посмотрел на два небольших пистолетных арбалета в руках Сергея, выглядящих игрушечно-несерьезно. – Это…

   - Это не так уж сложно, Принцип, как у любой огнестрелки, замок или спуск вот он. И, - хирург протянул ему один и постучал пальцем по глубокому стреловоду, - каждый на шесть стрел, больше пока не получается. После выстрела жмешь на этот рычажок в магазине для подачи следующей стрелы и вот на этот, для взвода. Видишь, пальцы достают, так что можно использовать для каждого одну руку. Дальность – десять метров, тебе хватит, чтобы снять хоть чуток тварей в прыжке. Убойность так себе, здесь ведь только дерево, легкий пластик и лавсан, но для порождений достаточно. Против мортов не сработает, хоть все глаза им стрелами утыкай! Вообще на порождения действует только близкий контакт, но стрелы их хотя бы отвлекут. Запас стрел не дам – смысла нет. Отстреляешься – зашвырни подальше. И запомни – я никогда тебе ничего не давал! Уверен, что полезешь туда?

   Костя молча кивнул, быстро разъединяя «глефу» и забрасывая половинки на спину. Хирург засмеялся.

   - Одинокий рейнджер! У тебя нет ни малейшего шанса! Даже с учетом глубины.

   - Зачем тогда даешь оружие?

   - Неинтересно, если все закончится слишком быстро. Доживешь до крыши автобуса – это уже будет нечто! Я даже, - Сергей повернулся, снова просунулся сквозь диванчик и вытащил здоровенный арбалет винтовочного типа с барабаном наподобие револьверного, - и сам пальну разок. У меня как раз не было возможности толком его проверить… - Сергей резко выпрямился и взмахнул рукой. – Ветер переменился!

   Костя, накрепко сжав в пальцах арбалетные рукоятки, взвился на крышу машины. Автобус вновь был очень близко, так что теперь можно было разглядеть порождения во всех подробностях, а переливающиеся тугие волны воздуха снова неслись наискосок, уже под гораздо более острым углом, и один из порывов, скользивший в нескольких метрах над крышей левее машины, подходил идеально, впереди пересекая трассу точно над автобусом.

   - Я пошел! – бросил он, примериваясь для прыжка, и Сергей весело произнес из машины:

   - Приятно было познакомиться!

***

Отец учил его, что допустить мысль о поражении, уже наполовину проиграть. Георгий учил его, что действие нужно представлять от начала до конца настолько четко, словно уже его совершаешь. Никаких сомнений быть не должно. Никаких ненужных размышлений быть не должно. Сила в тебе самом. В отсутствии страха. В уверенности. В стремлении. В эмоциях. И сейчас он не сомневался. Он знал, что и как сделает, и не задумывался о том, что это может не получиться. И тем более не задумывался о последствиях. Все это провалилось, исчезло, как будто он и не знал этого вовсе. У него была цель. И у него была ненависть. Более настоящая и более глубокая чем когда-либо. Сейчас ее хватило бы на порождения всего света.

   «Шевроле» с неожиданным бесстрашием подобрался совсем близко к автобусу, когда Костя перемахнул с крыши на нужный порыв и побежал по нему, без труда удерживая равновесие. Его учили летать на ветре, но никогда не учили по нему бегать, и тем не менее все сейчас получалось так легко, словно он делал это сотни раз. Ни в чем не должно быть сомнений. Ни на секунду. И даже то, что первые две его стрелы не нашли своих целей, Костю нисколько не смутило. Он не переставал отжимать рычажки, как показывал Сергей, и жать на спуск, и следующими выстрелами сбил сразу нескольких гнусников из обрадованно плеснувшейся ему навстречу квакающей пятнистой стаи. Несмотря на заверения Сергея о слабой убойности арбалетов, короткие стрелы прошивали насквозь сразу трех-четырех тварей, останавливаясь лишь в последней. Одну из стрел Костя всадил в мрачнягу, кувыркнувшуюся с крыши автобуса на мокрую дорогу с громким хныканьем, другую, не удержавшись, послал в одну из темных дев, попав ей в горло, отчего морт в бешенстве с ревом забился среди сотоварищей, взмахами удлинившихся конечностей десятками сбрасывая их вниз. Кшуха, которой стрела пробила одну из неистово машущих ладошек, с неожиданным спокойствием уселась на крыше и принялась деловито угрызать древко квадратными зубами. Последняя стрела угодила в подбородок незнакомому хранителю, просунувшемуся сквозь крышу и глянувшему на Денисова с изумленной злостью. Костя отшвырнул опустевшие арбалеты, выхватил пылесосные трубы и, продолжая бежать, в несколько взмахов проделал в гнусниковской стае приличную брешь, рубанул сиганувшую навстречу небольшую кшуху, на развороте смел еще часть гнусников, тут мимо него что-то мелькнуло, и чуть левее в воздухе на мгновение образовался самый настоящий шашлык из пятнистых тварей – длинная стрела Сергеевского арбалета поймала на себя сразу шесть мелких порождений. В следующую секунду группа нанизанных гнусников развалилась во все стороны, и последний с торчащим из него древком, шмякнулся на крышу автобуса, прямо в неистовствующее месиво прочих порождений, и пропал из вида. Еще одна стрела прошила насквозь топающую по крыше здоровенную мрачнягу, высоко вскидывавшую шипастые конечности, и Денисов вскользь подумал, что разохотившийся Сергей сейчас может попасть и в него самого. Мысль была очень смешная и очень короткая. Возможно, хирург и намеревался в дальнейшем прикончить его, но только не сейчас – ведь тогда он совершенно ничего не успеет узнать о новых кукловодах. А самолично соваться в автобус и брать у них интервью он точно не станет – ужас в глазах бывшего ученика Георгия был невероятно искренним. Костя оглянулся на бегу – «шевроле» уже шел достаточно далеко, притормаживая с каждым метром, и хирург превратился в темную фигуру на крыше со вскинутым арбалетом, и даже при очередной вспышке молнии Костя уже не мог разобрать выражение его лица. Хирург выходил из погони. Что ж, и на том спасибо.

    Не останавливаясь, Костя соединил половинки «глефы» и в несколько стремительных проворотов превратил в клочья еще часть гнусниковской стаи, заодно снеся макушку одному из подпрыгнувших до порыва мортов, запоздало взмахнувшему непомерно длинными когтистыми лапами, голова смертного проклятия мгновенно вывернулась наизнанку, рана обратилась распахнутой гигантской пастью, из которой выстрелил целый веер тонких щупалец с клыками на концах, лишь впустую прошивших воздух. Морт, явно не ладивший с ветром, грохнулся обратно на крышу автобуса, придавив часть заверещавших порождений, и Костя, пробежав по порыву в паре метров над ним, продолжая вращать «глефу» и расчищать себе путь, спрыгнул вниз, в полете разъединив свое оружие, быстрым взмахом смел гнусников, ползавших по левой части лобового стекла, тут же ухватился за один из мелькающих «дворников» и в следующую секунду ввалился в кабину, к своему изумлению узрев перед собой шоферский затылок. Водитель не смотрел на дорогу, его лицо было обращено в ярко освещенный салон, но руки твердо лежали на руле, уверенно управляя автобусом. Искусство управления из столь неудобной позы явно объяснялось наличием хранителя, пристроившегося за его спиной. Хранитель был Косте незнаком и его появление встретил яростным воплем, свидетельствующим о том, что Денисова он не ждал и был совсем ему не рад:

   - Уберите его!!!..

   Костя сделал выпад, метя хранителю в горло, тот отскочил назад и замахнулся было здоровенным деревянным подобием тесака, но тут же отпрыгнул еще дальше, не довершив замаха, и бегом ринулся прочь по салону, бросив водителя и демонстрируя явное нежелание вступать с Костей в схватку. Водитель тотчас повернул голову, уставившись в лобовое стекло стеклянными немигающими глазами, входящий в поворот автобус качнуло, и в свете фар за завесой дождя замелькала потянувшаяся вдоль дороги кладбищенская ограда.

   Время пошло по-знакомому медленно, и порождения, ринувшиеся ему навстречу из глубин автобуса и посыпавшиеся сквозь крышу, тоже, казалось, стали двигаться медленнее – намного медленнее. Даже хранители, обернувшиеся к нему, двигались медленно. Он знал, что они очень сильны, он чувствовал это. И все же они были медленными. Хорошо вооруженные, полные чужих сил, уверенные в своем преимуществе, они, тем не менее, были глубоко изумлены, растерянны, их эмоции рассеивались… и ни у кого из них совершенно точно никогда не было такого, как Георгий. И выражение их лиц были копиями выражения лица Сергея. Они не только не понимали, как ему удалось пролезть сюда, к ним, они не понимали, зачем он вообще пришел. Кажется, некоторые даже не сразу сообразили, кто он такой, хотя наверняка знали его в лицо. Семеро хранителей. Четверо мужчин и три женщины. Он не знал никого из них. Кроме светлокососой хранительницы, недавно заглядывавшей в «Венецию» - конечно, вот и ее флинт, похожий на деревянного болванчика. И еще одной женщины, сейчас выглядевшей намного моложе, что, впрочем, не добавляло ей привлекательности. Он знал ее лицо слишком хорошо, чтобы не узнать сейчас - несколько месяцев он видел это лицо почти каждое утро в окошке сигаретного ларька. Продавщица Юлька, покойная некоронованная королева мрачняг.

   Аню Костя увидел сразу же – она, вся сжавшись, сидела в одном из одиночных кресел, крепко прижимая к себе сумочку и глядя перед собой затравленным взглядом. Впередисидящий флинт, повернувшись, смотрел ей в лицо, положив ладони на оголовье кресла. Другой флинт, сидевший позади, держал ее за плечи, твердо глядя в затылок. Прочие же флинты уставились на Костю, и, хотя они не могли его видеть, их взгляды пересекались точно на нем.

   В автобусном действе наступила короткая пауза. Порождения застыли, нервно подергиваясь из стороны в стороны, точно псы, которых внезапно взяли на поводок. Хранители, если их можно было так назвать, тоже остановились. А потом один из мужчин, поднимая руку с большим арбалетом, сделанным гораздо более неумело, чем арбалет хирурга, громко произнес:

   - Меня не удивляет глубина! Но откуда твой флинт знает твое имя?!

   Костя не ответил, стремительно просчитывая расстояние до всех противников и их возможные действия. Самыми опасными были двое мортов, топчущихся в проходе между креслами и тянущие унылый двухнотный напев. Повисшие на поручнях здоровенные кшухи, лязгающие зубами, и мрачняги на спинках кресел, по-богомольи приподнявшие шипастые конечности, тоже не воодушевляли. Арбалет в руке хранителя также выглядел плохо, если, конечно, его владелец достаточно меток… хотя этот арбалет, кажется, не многозарядный, после первого же выстрела можно попытаться добраться до стрелка и обрубить ему руки. Но хуже всего – флинты возле Ани. Неизвестно, достаточно ли сильны эти нью-кукловоды, чтобы убить живого человека, но они без труда сделают это руками своих ведомых.

   И тут Костя заметил, как Аня чуть приподняла голову, и в ее тусклых от страха глазах блеснул живой огонек. Она почувствовала. Она поняла, что он здесь. Значит, поймет и все остальное.

   - Откуда?! – со злым нетерпением повторил арбалетчик.

   Костя начал двигаться, пока слово еще звучало. Времени было очень мало, а ехали они очень быстро, и хотя он не мог с точностью сказать, насколько силен для воздействия на флинта, и понимал, что вины человека, сидящего за рулем, в происходящем нет ни грамма, другого выхода не было, и он метнулся, но не вперед, в салон, а назад, и на коротком замахе рубанул одной из вентиляторных лопастей прямо по глазам водителя. Тот, взвыв, прижал к глазам ладони, бросив руль, автобус мотнуло на встречную, какая-то машина, отчаянно просигналив, выскочила на обочину, уворачиваясь от взбесившегося общественного транспорта. Порождения, ожив, хлынули в кабину, толкаясь и вереща, Костя отдернулся в сторону, и пущенная хранителем стрела пролетела сквозь лобовое стекло. Тут же подпрыгнул, и зубы подоспевшего морта клацнули где-то совсем рядом с ним. Костя приземлился темной деве на спину, рубанул кувыркнувшуюся к нему кшуху и тут же скатился вниз – в тот самый момент, когда спина морта вспоролась зубастым вместилищем. Снова ударил водителя – на сей раз по закрывавшим глаза ладоням, и тут флинт резко впечатал одну из ладоней обратно в руль, глядя на дорогу покрасневшими, слезящимися глазами, а вторая его рука прыгнула к приборной доске, ткнула в нее, и в салон автобуса плеснулась тьма, в которой колыхались, словно сами по себе, жуткие молочно-белые глаза мортов. Костя слепо дернулся в одну, в другую сторону, отражая атаки накинувшихся на него со всех сторон порождений, что-то ткнулось ему в плечо, рвануло затылок, полезло в рот, он сжал зубы и мотнул головой, отбрасывая верещащую тварь – судя по всему гнусника. Вспышка молнии осветила летящую прямо на него мортовскую пасть, Костя врубил в нее половинку «глефы» и, упустив ее, подпрыгнул, уцепившись за поручень. Внезапная тьма уже превратилась в полумрак, наполненный мельтешащими фигурами, в следующую секунду чьи-то лапы сорвали его с поручня, и мощный поток тел и конечностей подхватил его и закружил в кошмарном визжащем, полосующем водовороте. Его швыряло из стороны в сторону, он ударял и сам получал удары, сыпавшиеся на него со всех сторон, и сквозь этот хаос услышал, как кто-то из похитителей прокричал из хвоста салона:

   - Только не подпускайте его к девке! И чтоб ни царапины на ней, вы, олухи! Что вы творите – все ж, на хрен, испортите! Витька, включи свет!

   - Так он нас не видит! – раздался другой крик.

   - Я тоже ни хрена не вижу!

   - Нам не надо его видеть, твари все сделают сами! Нинка, подстегни мортов, пусть заканчивают! Может, сейчас ее…

   - Слишком много страха. Может не получиться! Она должна успокоиться!

   - Ты бы успокоился на ее месте, кретин?!

   - Ничего, скоро доедем, Назар все устроит!..

   - Он давно должен быть здесь, где он?!..

   Дальше Костя перестал разбирать слова, чьи-то зубы вцепились ему в бок, сорвав их, он отшвырнул владельца зубов в хвост салона, вызвав этим чей-то испуганный вопль, выхватив меч, проткнул им летящий на него темный ком, продолжив движение, запустил слетевшую с клинка кшуху сквозь лобовое стекло, и тут в заднее стекло автобуса косо влетел ослепительный ярко-синий огонь, ударился в одного из гнусников, и тот, пискнув, кувыркнулся на одно из сидений и тут же истаял, а на его месте осталась лежать арбалетная стрела, поперек которой расцвел, колыхаясь, большой яркий, с темными прожилками, цветок холодного пламени, щедро осветившего нутро автобуса. Одновременно с этим позади раздался визг шин резко развернувшейся машины – Сергей, столь неожиданно сделавший последний вклад в денисовскую операцию, окончательно уходил вместе со своим флинтом.

   - Что это такое?! – испуганно взвизгнула одна из нью-кукловодов, явно не знакомая со всеми тонкостями этого мира. Костя, нанеся несколько беспорядочных ударов вокруг себя, совершил гигантский прыжок через кресла и, без труда отбив удар одного из хранителей, толкнул его на середину прохода, в результате чего предназначенная ему очередная стрела воткнулась хранителю в затылок, и тот возмущенно заорал:

   - Дебил, ты что творишь?!

   Отшвырнув его, Денисов метнулся к хранимой персоне, которая, широко раскрыв глаза, что-то выдергивала из своей сумочки – что бы там ни было, оно застряло и не поддавалось.

   - Где я?! – испуганно крикнул он. – Эй, тормози телегу, епт!..

   Костя, разметав еще несколько порождений, отшвырнул кинувшуюся было на него Юльку, вдогонку полоснув ее по спине, и всадил меч в голову флинту, державшему Аню за плечи. Тот издал слабый болезненный писк, одна его рука медленно-медленно воспарила с Аниного плеча и потянулась к затылку, и тут девушка, к изумлению Кости, выдернула, наконец из своей сумочки хорошо знакомый ему столовый нож и с силой воткнула его в другую ладонь, прижимавшую ее плечо, тут же выдернув его обратно. Флинт, заорав от боли, отпустил ее и вывалился в проход, а Аня вскочила, развернувшись и бестолково тыча ножом в воздух вокруг себя. По ее предплечью проворно зазмеилась струйка крови – в горячке Аня проткнула не только чужую ладонь, но и распорола собственное плечо. Прочие флинты, до сего момента сидевшие неподвижно, резко повернулись, в призрачном свете мертвого огня окончательно приобретя сходство с зомби, и начали передвигаться по сиденьям кресел, собираясь встать. Светлокосая хранительница, застыв неподалеку от Ани, потрясенно провизжала:

   - Витька, эта дура себе руку проткнула! Витька, боль! Какая теперь на хрен внезапность?!..

   - Назар сделает… - рявкнул было арбалетчик.

   - Он не успеет! В любой момент появятся верхние!..

   - Заткнись, сука чертова!..

   Не дослушав этот интересный диалог, Костя, увернувшись от очередного хвата морта, который тем временем гонялся за ним сквозь кресла, подскочил к Ане и с силой толкнул ее, уклонившись от ножа.

   - К рулю, к рулю! Не стой! Опоздаем!

   Аня, пошатнувшись, повернулась и, чуть не падая, бросилась по проходу вперед, Костя метнулся следом, отбивая атаки порождений и хранителей. Сидевшая на переднем кресле девица в коричневом костюме рванулась Ане наперерез, попытавшись схватить ее, Аня, пригнувшись, проскочила под протянувшимися к ней бледными руками и, волоча за собой сумочку, перемахнула через поручень в кабину водителя. Костя же ткнул девицу мечом в диафрагму, отчего та, смешно хрюкнув, повалилась обратно в кресло, потом дернулся обратно, рубанул вентиляторной лопастью поперек живота одного из хранителей, поднырнув под его руку, замахнувшуюся на него подобием топора, продолжая движение, располовинил очередную кшуху, разрубил несколько падалок, вцепившихся клыками ему в ноги, и ткнул мечом в грудь темной деве, тут же гибко прогнувшейся назад. Производя эти действия, он заметил, что из его плеча и груди торчат древки арбалетных стрел. Забавно – сейчас это не доставляло ему никакого дискомфорта. Он даже не ощущал себя особо уставшим и измочаленным, как бывало раньше, хотя, судя по сизи, обильно заливавшей его одежду и медленно выматывавшейся в воздух, ран у него уже было более чем достаточно.

   Аня тем временем уже бесстрашно трясла неподвижного водителя за плечо, размахивая ножом у него перед глазами, и громко кричала:

   - Остановите! Вы слышите?! Остановите!

   - Реверанс еще сделай! – рявкнул Костя, в прыжке влетая в кабину. – Режь ему руку! Давай, детка, потом извинишься! Режь руку, хватай руль и жми вон на ту педаль! Быстрей!

   - Я так больше не могу! – прокричала она в ответ с ужасом.

   - Можешь!

   Она, зажмурившись, наобум ткнула ножом, естественно промахнувшись, потом приоткрыла один глаз – посмотреть, что получилось. Тут в кабину полезли прочие флинты, сквозь крышу просунулась голова морта, свесив длинные шевелящиеся сами по себе волосы, Костя чертыхнулся, и одновременно с этим одна из рук водителя внезапно ожила и, спрыгнув с руля, вцепилась Ане в запястье. Это было большой ошибкой со стороны управлявшего им хранителя – Аня, заверещав, на сей раз четко ткнула ножом прямо в водительскую конечность, пробив ее насквозь, водитель, испустив пронзительный вопль, бросил и девушку и руль, и неистово затряс рукой с застрявшим в ней ножом.

   - Хватай руль! – крикнул Костя. – И…

   Свалившийся сверху морт не дал ему договорить, Костя отскочил вправо, выпадами уводя смертное проклятие за собой, проскочил сквозь дверцу, уцепившись за крышу, и поджал ноги, морт вылез следом, тут же принявшись для удобства превращать верхнюю часть головы в пасть, и тут Аня схватилась за руль и отчаянно рванула его на себя. Автобус дернуло в сторону и он, подпрыгнув, взлетел на обочину и косо устремился прямо на кладбищенскую ограду. Девушка, взвизгнув, упустила руль и юркнула вниз, закрывая голову ладонями, Костя метнулся обратно вперед ногами, невежливо прокатившись по спине озадаченно застывшего порождения, кинулся к девушке и обхватил, пытаясь защитить от удара. В автобусе кто-то что-то заорал, а в следующее мгновение неуправляемая машина проломила забор, вместе с ним снеся и росшие вдоль него деревья, пронеслась несколько метров, оторвав от земли левые колеса, а потом тяжело грохнулась на бок, и все внутри автобуса полетело кувырком под аккомпанемент пронзительных воплей – страх был свойственен и живым, и мертвым. Раздался громкий удар, лязг сминаемого железа, треск расколовшегося стекла – и все затихло, остались лишь стоны, ругань и кряхтение.

   - Аня! – крикнул Костя, тотчас же вскакивая и безуспешно толкая неподвижного водителя, своей массой наполовину придавившего его хранимую персону к боковому окну. Потом простецки схватил за уныло трубящий хоботок подбиравшуюся к ним ошалевшую мрачнягу, рванув ее голову вниз, рубанул по ней лопастью и отшвырнул прочь. Одна из дернувшихся шипастых лап зацепила его за плечо – он этого не заметил, пытаясь привести девушку в чувство. В перевернутом салоне, залитом дрожащим мертвенным светом, оживали флинты, хранители и порождения, от удара превратившиеся в плотную массу, покрывавшую перевернутые кресла, и из этого хаоса чей-то ошалелый мужской голос вопрошал:

   - Это чьи ноги?!.. уберите ноги!.. чьи это ноги?!.. я ж дома был… откуда ноги мне на морду прямо?!..

   Аня приподняла голову и дико огляделась. Ее левый висок был рассечен, и волосы слиплись от крови, на щеке тоже виднелась глубокая царапина. Но глаза смотрели вполне ясно, и Костя, облегченно кивнув, бросил взгляд вперед и увидел, что автобус лобовым стеклом почти наделся на угол чьего-то массивного гранитного надгробия, отчего само стекло, треснув в нескольких местах, частично провалилось внутрь. Но одна из фар автобуса продолжала работать, освещая угрюмый мокрый город мертвых, и дворники судорожно елозили по остаткам стекла, мотая туда-сюда выцветшую пластмассовую гвоздичку. Дождь гулко барабанил по борту автобуса и стекал в салон через открытые форточки, а частые всполохи молний и оглушительный небесный грохот добавляли сцене совершенно ненужную сейчас готичность.

   Вжатые в землю двери для отхода персоны не годились, сквозь приоткрытое окошко в двери водителя внутрь заглядывал морт – как-то задумчиво, точно прикидывая, что ему делать дальше. Костя, забывшись, рванул ближайший к нему косо торчащий кусок лобового стекла, и к его изумлению стекло чуть поддалось, едва слышно треснув. Аня резко повернула голову в его сторону, а потом с неожиданной силой оттолкнула навалившегося на нее бесчувственного водителя, перебралась на ребро опрокинутого сиденья и ударила ногой раскачанный Костей здоровенный осколок. Тот с треском выпал, и тотчас, словно это было сигналом, из салона в кабину вновь потекли порождения. Из хвоста автобуса истерично закричали:

   - Не упустите их! Она уже не годится, рвите обоих, пускайте тварей и на девку!

   Водитель резко вскинулся, протянул бледную руку и сцапал уже пробиравшуюся сквозь дыру в стекле Аню за щиколотку. Костя всадил меч ему в предплечье, Аня, взвизгнув, добавила каблуком другой ноги, водительские пальцы разжались, и девушка, резко дернувшись, вывалилась наружу, оставив на торчащем осколке клочок платья и свернув ногой один из дергающихся дворников. Костя, для которого все обстояло гораздо проще, проскочил под дождь сквозь крышу, остатком глефы снес бок вместе с машущей ладошкой взметнувшейся ему навстречу кшухе, мечом рубанул протянувшиеся к нему лапы очередной мрачняги, на провороте увернулся от жаждущих объятий морта, при этом ухитрившись пнуть смертное порождение прямо в тыл, отчего морт, видимо, немыслимо оскорбленный, разразился ужасающими воплями и немедленно воспроизвел пасть точно на ударенном месте, что при иных обстоятельствах было бы очень даже смешно. Разметав небольшую волну гнусников и промахнувшись в голову одного из высунувшихся из автобуса хранителей, успевшему предусмотрительно втянуть голову обратно, Костя отскочил к Ане, которая, отбежав от автобуса всего ничего, бестолково металась по тропинке, не понимая, что ей делать дальше. Костя глянул на пролом, через который они прибыли – там колыхалась часть порождений и стоял один из флинтов, растопырив руки, точно вратарь. Через забор Ане не перебраться – слишком высокий, глухой, не уцепиться – да и далеко она не убежит. Он перебил уйму порождений, но их все равно слишком много – и сделать они могут достаточно. Да и нью-кукловоды тоже все целы. Флинты медленнее, но они из Аниного мира, и им будет проще всего. Из-за забора пока не долетел ни один визг тормозов – дыра в ограждении никого не заинтересовала. Сторожа или патруль тоже пока не появлялись.

   Что ж, вариант только один. Конечно, он бы предпочел что-нибудь другое, но ничего другого в голову не приходило. Доберутся – у них будет десять минут, а за десять минут что-нибудь да переменится. Может, появится здешний ночной персонал… правда, Костя не имел ни малейшего понятия, есть ли он тут вообще. А может, соизволят прийти департаменты. Он уже успел несколько раз позвать куратора, но пока что в окрестностях не наблюдалось никого похожего на Евдокима Захаровича. Как всегда, небось, прибудет на титры.

   - Беги! – рявкнул Костя в ухо своей персоне, отчего та подпрыгнула. – Вспомни, что я тебе говорил!

   Они уже неслись к ним, выстроившись рваным полукольцом – порождения, хранители, флинты отставали от них самую малость, громко топая по раскисшей земле, и тут Аня перестала метаться и наискосок кинулась в самую глубь кладбища, крикнув на бегу:

   - А куда?!..

   Вопрос был очень хорошим, Костя изучал маршрут и пересказывал его ей, используя за отправную точку ворота, ему даже не приходило в голову, что они нанесут визит на кладбище через дыру в заборе неизвестно где. В темноте все казалось одинаково бесформенным и жутким, а небесные вспышки только сбивали с толку. Кроме того, это было не то место, где можно носиться совершенно привольно – кусты, деревья, пригорки и впадины, оградки и острые углы постаментов, и скамеечки в самых неожиданных местах, все было стиснуто, сжато, здесь можно было запросто свернуть себе шею, и Аня очень быстро подтвердила это, шлепнувшись на чью-то плиту и испуганно сказав ей «извините». На бегу она вытащила из сумочки, которую так и не бросила, зажигалку-фонарик, и всполошенно тыкала во все стороны голубоватым лучиком света, выхватывавшем из дождливой тьмы куски надписей и чьи-то неодобрительные лица, смотревшие с плит. Из-под столика возле одной из могил с оглушительным лаем выскочила здоровенная дворняга, и Аня, вскрикнув, метнулась в сторону и кувыркнулась через чью-то посмертную обитель, сказав и ей «извините». Она извинялась перед всеми, чьи могилы задевала и по которым проскакивала, и Костя не понимал, зачем она это делает. Сам он, пользуясь преимуществом в скорости и перемещении, метался вокруг нее, пару раз взлетел на порыве, но пока не увидел ничего знакомого. Нет, все-таки он совершил ошибку, послав ее сюда. Они заблудились с самого начала.

   К счастью порождения, сейчас ориентировавшиеся немногим лучше беглецов, прибывали небольшими группами, и Костя успевал разобраться почти со всеми прежде, чем они набрасывались на Аню. Хуже всего было с мелкими падалками, которые повисали на ногах и, распуская вокруг бесчисленные отростки, цеплялись ими за все препятствия, Ане тоже досталось несколько штук, и пару раз она уже брякнулась довольно прилично. Из мортов их пока догнал только один, получил от Кости несколько ударов, не приведшие смертное проклятие в восторг, чуть не отхватил Денисову ногу, и после этого принялся бешено метаться вокруг них, изрядно мешая ориентации. Костя отгонял разъяренное порождение от бегущей девушки – пусть и неуязвимому для него, повреждения морту явно не нравились – и ухитрялся уворачиваться сам, в результате чего бежала только Аня, а Костя с мортом исполняли вокруг нее сложный шумный танец, в который то и дело включались новые незваные партнеры. Улучив момент, Костя вновь взлетел на порыв и тут, в очередной вспышке молнии, с радостью увидел совсем близко склонившиеся друг к другу туи, а рядом с ними – огромную глыбу белого мрамора. Свалившись с порыва морту на загривок, он стремительно нанес ему несколько ударов, напоследок ткнул мечом в один из молочно-белых глаз и, спрыгнув на землю, толкнул бежавшую сейчас совсем не туда Аню в нужном направлении, заорав: «Туда беги!». Та, взмахнув руками, чуть не шлепнулась на очередную плиту, тут же послушно развернулась и запрыгала туда, куда надо. И тут из-за большой стелы ей наперерез выскочила темная фигура, растопырив руки со скрюченными пальцами. Лучик дернувшегося фонарика осветил часть искаженного женского лица с пустым глазом, а потом Аня, вдруг удивительно ловко увернувшись от рук ведомой, огрела женщину сумочкой по голове и с силой толкнула ее назад, отчего та грохнулась через ограду, своротив чью-то мраморную цветочную вазу.

   - Отстань от меня! – визгливо, задыхающеся крикнула Аня и пронеслась мимо, цепляясь за кусты. Костя в очередной раз отогнал настырного морта, попутно отмахнувшись от стайки гнусников, и тут что-то сильно ударило его в спину, и он почувствовал, как это что-то глубоко проникло внутрь. Опустив глаза, он увидел торчащий из груди ярко-зеленый наконечник стрелы, его мотнуло вправо, и тут с порыва ветра на него свалилась светлокосая хранительница, чей флинт все еще барахтался позади на плите. Девчонка, сделав резкий выпад тростью, в расщепленном конце которой был закреплен лазерный компьютерный диск, окинула Костю злорадным взглядом и метнулась за Аней. Догнав, проскочила насквозь и, развернувшись, замахнулась, метя взблеснувшим ребром диска в горло, а в следующее мгновение оружие, словно живое, вывернулось из ее пальцев и улетело в темноту. Одновременно с этим Костя, оскалившись, завершил свой собственный замах, в который вложил всю имевшуюся у него ненависть. Светлокосая дернула губами в волчьей усмешке.

   - Ты все равно не смо…

   Усмешка обратилась недоуменной гримасой, Аня проскочила сквозь хранительницу, так и не узнав о ее существовании, новая вспышка молнии озарила застывшую нью-кукловодку, ее голова, все с тем же недоумением на лице, с волшебной медлительностью запрокинулась назад, и глубоко вспоротая лопастью шея распахнулась жутким серебристым зевом. Хранительница, свесив руки, повалилась на колени, выгнувшись, точно собираясь напоследок сделать кувырок, одежда провалилась сквозь нее, ссыпавшись на землю и немедленно начав таять, тело расползлось во все стороны, теряя очертания, кончики пальцев зазмеились дымными серебристыми нитями, а потом она вдруг плеснулась во все стороны, точно вылитая с большой высоты порция воды, и мгновенно исчезла. И тотчас позади, из темноты, раздался истошный женский вопль:

   - Помогите! Мама!!.. А-а-а!..

   Флинт хранительницы явно пришел в себя. Вспышка молнии, на мгновение выхватившая женщину из мокрой темноты, подтвердила это – в панике мечущаяся среди могил особа, издающая пронзительные птичьи крики, была абсолютно неуправляема.

   И совершенно одна.

   Он много раз видел, как хранители уходили с должности, и за все время своей работы сделал вывод, что служба Временного сопровождения, пожалуй, является самой добросовестной и быстрореагирующей – ни разу не случалось такого, чтоб времянщики опоздали к лишившемуся хранителю флинту.

   Но их не было.

   А ведь он на них рассчитывал, черт возьми!

   Далеко же продвинулись эти водители флинтов, чтоб их!..

   Костя коротко глянул на морта, который все это время колыхался возле памятника в виде церковного купола, чуть ли не облокотившись на него, и наблюдал за исчезновением хранительницы с явным интересом. Его чудовищная уродливая пасть сомкнулась, порождение обрело свои обычные очертания и сейчас больше всего походило на праздную зрительницу, которой все равно нечем заняться. Похоже, порождающие, теряя свои порождения из вида, теряли и часть власти над ними, хотя это особо не помогало – из бешеных хищников те превращались лишь в обычных голодных хищников, которые были не менее опасны. Костя пока остался стоять на месте, кося глазами туда, где среди памятников, за серебристыми струями, мелькало светлое Анино платье, но уже спустя пару секунд морт сообразил, что действо закончилось, и, развернувшись, стремительно и изящно заскользил сквозь плиты вслед за убегающей девушкой. Денисов тотчас, подпрыгнув, ухватился за порыв, пролетел несколько метров и свалился прямо на морта, всадив меч ему в макушку на всю длину. Порождение, истошно заверещав, отшвырнуло его прочь, отчего Костя упустил рукоятку меча, вскочило, яростно размахивая когтистыми лапами, его голова сплющилась, растекшись по плечами, на макушке распахнулась пасть, меч провалился в нее окончательно и тут же вылетел из мортовского зева, пропав где-то в зарослях. Костя за это время успел поймать новый порыв и, догнав на нем Аню, спрыгнул рядом с ней – как раз вовремя, чтобы смахнуть прицепившихся к ней радостно поквакивающих гнусников и сорвать мрачнягу, уже почти успевшую усесться девушке на голову. Тут он услышал радостный возглас своей хранимой персоны и с облегчением понял, что она увидела скрещенные туи. Костя бы и сам издал радостный возглас, но в этот момент на них нахлынула новая волна порождений, и радоваться стало некогда. Он успел только увидеть, как Аня резко свернула и побежала уже уверенней и проворней, а потом наперерез ей стремительно скользнули три темные фигуры, напевая свои унылые песенки, сквозь дождь послышался приближающийся топот человеческих ног, и Денисов понял, что погоня подходит к финалу. Собрав остатки сил, Костя расшвырял повисшие на нем порождения и рванул следом. Если он не успеет, если его укокошат раньше времени, никакого толку от этой гонки не будет.

   А что потом? Десять минут?..

   Ничего, за десять минут многое может случиться.

   Бежать стало трудно, прокушенные во многих местах, разорванные ноги не слушались, воздух вокруг него дрожал от выматывающейся сизи, сплетающейся с дождевыми струями, одежда давно превратилась в лохмотья, из оружия остались только одна пылесосная труба с вентиляторным наконечником, да собственная ненависть. И все же он догнал ее – догнал возле надгробия в виде нотной тетради с лежащей поперек нее мраморной скрипкой. Он не мог ее не догнать. Потому что он

   хранитель?

   человек, который будет драться до конца за то, что по-настоящему дорого. Человек, которого просто не станет, если тот, другой человек исчезнет. Бесстрастность приносит спокойствие и безопасность, но только настоящие чувства дают жизнь, и неважно, в каком мире ты при этом находишься.

   - Беги! – крикнул Костя, обходя девушку слева и выскакивая навстречу мортам. – Беги, быстрей, быстрей! Мы почти на месте!

   С порыва ветра прямо перед ним свалился один из нью-кукловодов, промахнувшись лишь самую малость, и Костя, нырнув вниз и провернувшись, полоснул его поперек живота, проскочил под ногами одного из мортов, взмыл на порыв и треснул по голове высунувшегося из зарослей чьего-то насквозь мокрого флинта. Аня, дернувшись в сторону, налетела на столик, врытый в землю возле могилы одного из Костиных соседей, с криком плюхнулась на землю, пробежала несколько метров на четвереньках, снова вскочила – и тут из дождевой завесы бесшумно выколыхнулся морт и поймал Аню в свои темные объятия. Костя, бросив прочих нападавших, метнулся к ней, и морт, уже накрепко обхвативший девушку за шею, повернул к нему голову, открыл сверкающие мертвенной белизной глаза и упреждающе зашипел, обнажив длинные желтые зубы.

   Костя сделал то, на что не отваживался ни один из виденных им хранителей – размахнулся и, совершенно как в обычной земной драке, впечатал кулак темной деве прямо в нижнюю челюсть.

   На порождения лучше всего действует ближний контакт.

   Контакт получился ближе некуда.

   Раздался громкий сырой, рвущийся звук, и морта неожиданно отбросило от девушки, как тряпичную куклу. Перекувыркнувшись в воздухе и размахивая мгновенно расщепившимися верхними конечностями, обратившимися во множество длинных когтистых лапок, порождение врезалось в некстати высунувшегося из-за памятника хранителя, мгновенно оплело его со всех сторон и распахнувшейся пастью по-удавьи наделось ему на макушку. Позади Кости кто-то изумленно ахнул, а троица прибывших мортов слегка притормозила. День им был от роду или много лет - увиденное явно привело их в замешательство. Одна из женщин-флинтов, лишившись управления, резко остановилась, взмахнув руками, дико огляделась, после чего тихо свалилась в обморок. И одновременно с ее убытием со сцены Аня метнулась к конечной точке и, не устояв на ногах, шлепнулась на раскисшую землю, чуть не уткнувшись носом в массивный приплюснутый гранитный крест. Костя, припоздав лишь на полсекунды, прыгнул следом, протянувшиеся за ними руки чьего-то флинта впустую схватили воздух, потом послышался звук поехавших на граните подошв, оборвавшийся тяжелым ударом.

   Костя, пошатывавшийся на своей могиле, оперся на глефу, но, не устояв, с размаху сел на землю, тронул Аню, со стоном приподнявшую голову, и огляделся.

   Порождения теснились вокруг, с кваканьем, верещаньем и шипением колотясь о невидимую стену и вились над Костиной посмертной обителью на высоте нескольких метров, безуспешно пытаясь найти лазейку к непонятным образом ускользнувшей добыче. Морты раскачивались у самой кромки могилы, хлопая по воздуху ладонями, водя головами из стороны в сторону, точно принюхиваясь, и в их двухнотных мелодиях теперь звучало обманутое недоумение. Флинты, мокрые, окровавленные, измочаленные, топтались между ними, тупо тычась лицами в неожиданную преграду и ощупывая ее руками. Только нью-кукловоды встали чуть поодаль, не предпринимая никаких действий, и лишь один из них, молодой мужчина с арбалетом в руке, выглядевший сейчас лишь немногим лучше, чем измотанные гонкой по кладбищу люди, зло ударил ногой в защищавшую беглецов стену, после чего вскинул арбалет и послал стрелу прямо в лицо насмешливо смотревшему на него Косте, наглядно продемонстрировав, что спрятавшимся на могиле действительно нельзя навредить. Живые, хранители и существа просто не могли к ним проникнуть, стрелу же постигла более суровая участь – коснувшись преграды, она просто обратилась в пыль.

   - Свят круг, - со смешком сказал Костя, вытирая сизь с лица. – Прямо сцена из Гоголя, а, нечистые? А где панночка? Черт, совсем забыл, я ж ее замочил!

   - Не знаю, как тебе это удалось, - прошипел арбалетчик, - но хихикать тебе недолго, сам знаешь! Десять минут – и тебе абсолют, да и от бабы твоей мало что останется, гарантирую.

   - Она все равно уже почти ни на что не годилась, - заметил его коллега, окончательно отрывая еле держащийся рукав и отбрасывая его в сторону. Человек с арбалетом резко повернулся к нему.

   - Заткнись! И не развевай больше рта, пока эта падла жива!

   - Но не будем же мы столько ждать?! – испуганно возмутилась повелительница мрачняг из-за его спины. – Витя, в любой момент могут…

   - Сильно сомневаюсь, - хранитель широко улыбнулся Косте. – Что-то до сих пор никто не пришел, а, Костик?! Что-то до сих пор никто не шевелится! Что ж ты такой дурак-то, а, ну что ж ты влез? Флинтов много – дали бы другого. Просил же тебя когда-то умный человек, по-хорошему просил – не дури!

   - Господи, - прошептала Аня, которая могла видеть только нелепо топчущихся вокруг людей, которые, раскачиваясь взад-вперед, слепо шарили перед собой руками, но и этого было достаточно. – Так значит, это правда? Все правда?

   Она протянула вперед руку с фонариком, прижала другую ладонь к мокрому граниту, медленно провела по его отполированной поверхности, вчитываясь в надпись, потом подняла портрет, лежавший рядом изнанкой вверх, перевернула его и потрясенно раскрыла глаза. У нее вырвался сдавленный звук, девушка уронила портрет и, прижав ладонь к губам, резко развернулась, взглянув Косте точно в глаза. И он понял – все закончилось. Беспросветная стена невозможности между их мирами только что исчезла навсегда. Он больше не был выдумкой. Не был дурацким сном. Не был игрой воображения. Он был здесь, совсем рядом. О нем знали. О нем знали совершенно точно. И о нем будут знать. На мгновение Костя даже забыл, где находится и что всего лишь в шаге люди и порождения терпеливо, ничего не боясь, ждут, пока выйдет время. Счастье – очень хрупкий и странный визитер, оно часто не выбирает подходящего момента и может появиться совершенно не вовремя, оно может быть тонким и незаметным, может быть ярким и внезапным, и может быть безжалостным, заглядывая в твой дом за минуты до того, как тот будет разрушен.

   На мгновение мир стал медленным. На мгновение мир стал беззвучным. Ничего не осталось, кроме мягко колышущейся завесы ливня и двоих людей, смотревших друг на друга. Один из них не видел другого, но точно знал, что сейчас смотрит на него. И тот, другой, в этом не сомневался.

   Кто там?..

   - Это я… - произнес Костя одними губами, и ее губы так же беззвучно шевельнулись в ответ.

   - Я знаю.

   Костя улыбнулся и обвел взглядом тех, кто окружил могилу плотным кольцом. Сейчас они вызывали у него исключительно раздражение. Он еще многих может убить, и она уйдет отсюда живой и невредимой. Да, он так и сделает… только отдохнет немного. Он устал. Он немыслимо, непоправимо, безнадежно устал…

   Аня отбросила с лица мокрые волосы и села, поджав ноги и обхватив себя руками. Костя передвинулся, косо привалившись к своему надгробию и частично съехав ей на плечо, продолжая с улыбкой смотреть на тех, кто ждал. В прореху между толкающимися телами он, при очередной вспышке молнии, увидел одного из флинтов, распростершегося на одной из соседних могил, уткнувшись лицом в забранное светлыми плитами ложе. Пальцы его откинутой руки мелко подрагивали, и из-под головы растекалась кровь, тут же разбиваемая, смываемая дождем, точно тот торопился как можно скорее уничтожить следы преступления. А где-то вдалеке, в темноте, по-прежнему голосила лишившаяся ведомого женщина. Не услышать такой шум даже сквозь грозу было невозможно, и если б кто-то был поблизости – он бы давно уже пришел. И тотчас, словно прочитав его мысли, топтавшийся вместе со всеми окровавленный водитель автобуса механически развернулся, подобрал здоровенный камень и, спотыкаясь, побрел прочь, а за ним последовал его хранитель. Нетрудно было догадаться, куда они пошли.

   - Ты уже чувствуешь? – с любопытством спросил тот, кого назвали Витей. – Она уже зовет тебя, а? Говорят, ее можно услышать. Говорят, она невероятно настойчива в своем стремлении упокоить тебя с миром. Знаешь, я много раз видел, как люди делают глупости… но это, вне всякого сомнения, первое место! Куда ты смотришь – на флинта? – арбалетчик кивнул на лежащего человека. – Я знаю, о чем ты думаешь. Возможно, он умирает, и вот-вот прибегут санитары из департамента Проводов и всех вас спасут… Я тебя огорчу, этого не будет. Не дергайся! – он успокаивающе похлопал по плечу стоявшего рядом с ним хранителя, который явно нервничал. – Ну да, неприятно лишаться флинта в полевых условиях… но ты б уже все равно не смог его отсюда увести. Он слишком поврежден.

   - Поврежден?! – Костя крепче сжал в непослушных пальцах глефу, с трудом узнав собственный голос. – Это человек, козел!

   - А чем мы хуже его?! – Витя чуть отступил, вежливо пропуская темную деву, решившую попробовать добраться до сидящих на земле с другой стороны. – У них есть свобода, есть возможность выбора, нас же всего этого лишили. Вас, дураков, на поводки посадили – вы и рады, бегаете вокруг этих кретинов, которые вам никто, делаете что-то… Вы не понимаете простой истины? Не вы их. Они ваши. Неважно, кто они. Важно, что они могут вам дать. Эта система – она никому не нужна.

   - Поэтому вы создадите собственную? Типа бери до отказа и ни о чем не беспокойся? Тем витающим бедолагам вы сказали то же самое, перед тем как убить их?

   - Призракам?! – собеседник фыркнул. – Бога ради, они даже не люди! Большинство из них уже были мертвы! Это был лишь вопрос времени.

   - Эй! – сердито сказал кто-то из хранителей, которому высказывание явно не понравилось. И тут Аня начала кричать. Кричала она в основном бессвязно, но очень громко. Костя и не знал, что у нее такой громкий голос. Она кричала и кричала, размахивая своим крошечным фонариком, который был совершенно бесполезен, и старалась не смотреть на мерно раскачивавшихся вокруг могилы людей, понимая, что говорить им о чем-то бессмысленно. Некоторые из хранителей откровенно занервничали.

   - Витя, давай уходить! Кто-нибудь может услышать! Автобус найдут в любой момент!

   - Мы не можем их просто так оставить! – огрызнулся Витя, зло глядя на Аню. – Вот разоралась, паскуда! Да заткнись ты уже!

   - Сам заткнись! – сказал Костя, роняя глефу и сонно глядя на клубящуюся вокруг собственную сизь. Ее было очень много… но, наверное, это не страшно. Всякое бывало… О нем знают – что с ним может случиться?

   - Витька, ну уже пять минут прошло! – не унимался сподвижник арбалетчика. – Он все равно уже не выберется оттуда, он не жилец.

   - А баба?!

   - Она все равно ничего не знает!

   - Ты так думаешь, - Витя покачал головой и снова перевел взгляд на Костю. – А вот я совсем не уверен. Как-то это странно. То, как она в автобусе паниковала… и тут – как она оказалась тут?! Не похоже, чтоб она бежала под шепот, как это делают кукловоды! Она знала, куда бежать. Знала, куда и зачем! И его она знает! Она начала звать его, когда он был еще хрен знает где! И я не могу этого понять!..

   - Витя, морты! – испуганно сказала другая хранительница, выглядевшая лет на пятнадцать, высокая и тонкая. – Я их уже с трудом держу. Если я их потеряю прямо тут, они и на нас накинутся!

   - Я тоже, знаете ли… - пробормотал ее нервный коллега. И тут один из мужчин, топтавшихся вокруг могилы, тонко всхрипнул и, страшно оскалившись, вцепился скрюченными пальцами себе в грудь, будто пытаясь ее разорвать. Пару секунд он стоял выгнувшись и почти приподнявшись на носках, а потом вдруг рухнул, как подкошенный, и в тот же момент лицо одного из хранителей съежилось, точно печеное яблоко. Левая часть подернулась глубокими морщинами, левый глаз выцвел и словно ушел вглубь черепа, правая же часть лица обратилась чудовищным буро-черным месивом, ухо исчезло, исчезла и большая часть щеки, обнажив челюсти с искрошенными зубами. Спортивный костюм растаял, и вместо него на перекосившемся вправо хранителе образовалось обгорелое тряпье, едва прикрывающее изуродованное ожогами тело.

   - Ну вот! – злобно сказал видоизменившийся хранитель, возраст которого улетел лет на сорок вперед. – Теперь все придется восстанавливать заново! Огромное спасибо! Полевые условия, епт! А все из-за тебя, я все силы потратил на тварей и эту беготню!

    Прежде, чем он договорил последнее слово, пальцы человека, истекавшего кровью на плите, застыли, и другой хранитель, дернувшись, издал хриплый каркающий звук. Его волосы, удлинившись, поплыли вокруг головы мягкими прядями, лицо слегка исказилось вправо, тело распухло, одежда свалилась с него и исчезла, кончики пальцев сделались чуть дымными, смазанными, и кожа приобрела легкий серебристый оттенок. Из-под ресниц выглянула знакомая призрачная тьма, и в ней было отчетливое раздражение человека, которому придется переделывать уйму тяжелой работы.

   - Бегун и призрак? – Костя усмехнулся, во всяком случае, попытался это сделать – остатки сил уже уходили стремительно, словно просачиваясь сквозь него. – А ты кто на деле, Витя? Веселое привидение? Или какой-нибудь хрен без башки?

   - Я – часть истории, - арбалетчик с фальшивым сочувствием поджал губы, - которую ты, Костя, никогда уже не узнаешь. Юлька, сколько?

   - Две с половиной минуты, - нервно сообщила бывшая сигаретная продавщица.

   - Чудно! Ты с Нинкой останешься со мной, остальные валите! И избавьтесь от флинтов, слишком засвечены!

   Костя мотнул головой, глядя на Аню, которая, вцепившись пальцами в раскисшую землю, неотрывно смотрела на мертвых, дробно стуча зубами. Ничего не случилось. Ничего не изменилось. Никто не пришел. Даже дождь – и тот не кончался, глуша все звуки. Он попытался встать, но вместо этого окончательно съехал вниз, едва-едва, словно издалека ощутив, как запрокинулась его голова – собственный памятник перестал быть препятствием. Вставать не хотелось, на самом деле. Хотелось лечь поудобней. Словно чьи-то бесплотные руки, упорно, мягко, деликатно тянули его вниз, куда-то сквозь землю – куда-то очень далеко. Казалось, так и должно быть. Наверное, так должно быть изначально. Оказаться там, на своем месте… подчиняться этому странному зову без слов, отдыхать… отдыхать вечно… Почему кто-то там, неподалеку, говорит, что его время истекает? Это смешно. У него давно нет времени. Оно истекло полгода назад, в ту секунду, когда его машина врезалась в бетонную световую опору…

   Он еще мог смотреть. И смотрел только на одного человека. И когда Витя вновь заговорил, Денисов перевел на него взгляд лишь потому, что не понял, откуда идет звук.

   - Мину…

   И тут Витя дернулся, и из его раскрытого рта весело выглянул наконечник арбалетной стрелы. Хранитель, потрясенно вытаращив глаза, схватился за него, снова дернулся, и еще одна стрела, насквозь пробившая голову, показала острие из его переносицы. Витя резко развернулся, а потом исчез и вместо него почему-то мелькнуло искаженное яростью расцарапанное лицо Георгия. Это лицо тоже пропало, пронеслась лопасть знакомого весла, туда поспешно качнулся один из мортов, тут же обзаведясь двумя стрелами в горле, кто-то пронзительно завизжал, пролетело перевернутое лицо Юльки, расчерченное дождевыми струями, а потом Костя смотреть перестал – зрелище было странным, сложным и слишком утомляло. И когда кто-то дернул его за плечо, он попытался отмахнуться и объяснить тем, кто ему надоедал, что он никак не может уйти. Без него это место небезопасно… да и уходить-то неохота.

   - Жорк, скорее! – закричал голос Сергея где-то за его закрытыми веками. – Я займусь тварями, а ты вытаскивай его! Он и так измочален, его еще и вытягивает!

   - Сынок, - кто-то встряхнул его, а потом начал приподнимать. Да, вроде это действительно Георгий. Странно, почему у него такой испуганный голос? С чего – у ветерана-то с двухфлинтовым стажем… - Ну, давай, сынок, очнись, тебе нельзя отключаться…

   - Нет, - пробормотал Костя, пытаясь вывернуться из рук, уверенно потащивших его прочь с холмика, - пусти… Я должен быть там… я… она же…

   - Нет, все, все… - суетливо пробормотал наставник над ухом. – Эти уже слиняли, а твари – это не так страшно. В порядке твой флинт, в порядке… Что ж ты… дурак, ой дурак!..

   - Эй, вы чего там делаете?! Кладбище давно закрыто!.. Металл тырите?!.. ох ты ж, ё!..

   Флинты какие-то. И чего так орать?! Свет… много света. Собаки лают…

   - … здесь откуда… ничего не помню… я был дома!..

   Еще флинты… похоже, ведомых бросили.

   - Вот ведь гадость, а?!.. сколько ж их?!.. туда-туда… всех туда! Это безобразие, форменное безобразие!..

   О, Захарыч! Ну надо же! Впервые вовремя!

   - Подальше его оттащи! Чтоб побезопасней… Ты еще меньше народу не мог с собой привести?!.. Спускайся, девочка, все закончилось.

   - Жорк, она тебя не слышит.

   Снова удары, какие-то вопли, ругань. Телефон звонит. Ответьте уже кто-нибудь!

   - Константин Валерьевич! – Костя чуть приоткрыл веки и сморщился, узрев предельно близко покачивающееся лицо куратора. – Ну, вот так получше будет. Я вам подкинул немножко – до дому хватит…

   - Так подкинь множко, не жлобись! – произнес неподалеку голос фельдшера.

   - Только хуже сделаю, сила нужна непосредственно от его персоны… ах ты ж, твою мать!.. – лицо Евдокима Захаровича исчезло, вместо него на мгновение распахнулась мортовская пасть и тут же улетела куда-то в сторону, а следом промелькнул какой-то времянщик. – Сколько же тут этих тварей!

   - Сукин сын! - сказал появившийся в поле зрения Кости Сергей, выглядевший помято и потрясенно. – У тебя получилось!..

   Костя снова поморщился, увел взгляд в сторону и криво улыбнулся, увидев Аню, которая, стоя в стороне, разговаривала с человеком в пятнистой форме, прижимая что-то к рассеченному виску и бросая вокруг переполненные отчаяньем взгляды. Рядом, на примогильной скамеечке сидел мокрый, как мышь, Юлькин флинт и рыдал во всю силу своих легких. Несколько каких-то раздраженных хранителей уничтожали брошенные нью-кукловодами на произвол судьбы порождения, мортов уже видно не было – либо они были убиты, либо сейчас возвращались к тем, на кого были направлены изначально. Так или иначе, похоже, все действительно закончилось, Аня жива, и Костя позволил себе снова закрыть глаза.

   - Молодой человек, это у вас что – арбалет? – сурово вопросил невидимый Евдоким Захарович, и голос хирурга удивился в ответ:

   - Где?

   - В руке у вас, не паясничайте! Откуда он у вас?

   - Здесь нашел. Машинально поднял. Очень было страшно. Могу отдать.

   - Сначала стрельните вон в ту гадину!..

   Голоса начали сливаться воедино, а потом и вовсе пропали, и все пропало вместе с ними, но прежде чем это произошло, Костя успел еще раз открыть глаза и навсегда запечатлеть в своей памяти одну из самых изумительных и нереальных картин в мире - наставника, одетого как обычно по форме, Сергея в изодранном френче и Евдокима Захаровича в развевающемся ослепительно красном халате, бок о бок расправляющихся с порождениями с такой слаженной яростью, словно они занимались этим вместе много лет подряд, хотя один был законником, второй тем, кто нарушал законы, а третий не выносил их обоих.

ГЛАВА 2 - Когда просто хочешь жить

- Костя! Костя! Давай, сынок, приходи в себя…

   - Нужно, чтобы он очнулся как можно быстрее. Эти несколько часов решающие, и сейчас ему надо побыть в сознании хотя бы несколько минут, чтобы получить побольше сил. Девочке это не повредит… а потом пусть спит.

   - Чхах! Пфух! Грррах!

   - Да ничего я не делаю!..

   - Тьфу! Тьфу!

   - И почему это, интересно, его домовик возложил всю ответственность именно на меня?!

   - А вы, кстати, кто, молодой человек?

   - Сочувствующий. И, поскольку, от меня уже ничего не зависит, еще раз предлагаю избавить вас от своего присутствия…

   - Сидеть!

   - Костик!.. Очнись уже! Это мы, твои родные и близкие!

   Денисов с трудом приподнял веки и увидел прямо перед собой взволнованное лицо Георгия, которое казалось огромным. Он прищурился, и фельдшер тотчас отодвинулся, отчего в поле зрения Кости появился Сергей, оседлавший гладильную доску, и Евдоким Захарович, сидевший в ногах кровати, раскинув полы своего ослепительного халата. Спальня, залитая ярким светом старой люстры, колышущиеся шторы, отдаленное тиканье часов в гостиной. Они дома! Черт возьми, они дома!

   Так, а эти что здесь делают?

   - Ну и напугал ты меня, сынок, - Георгий присел рядом на кровать. – Ничего, теперь все будет в порядке, выкарабкаешься. Ты живучий!

   - Кто вы? – слабо произнес Костя, и лицо куратора немедленно сделалось пасмурно-скорбным.

   - О, боже, я так и знал! Суть повреждена! Он лишился памяти!

   - Захарыч, ты как маленький – на все ведешься, - Костя попытался усмехнуться, но губы не слушались. Говорить было трудно, и ему казалось, что он и не разговаривает вовсе, а просто громко думает. Тут рядом на подушку плюхнулся Гордей и с жалобным скулением уткнулся носом ему в щеку. – Все нормально, борода, все нормально… Панихида отменяется.

   - Ммоммоммоммоммо!..

   - Не пользуйся тем, что я не могу тебе помешать… Жорк, где Аня?!

   - Рядом с тобой, - Георгий тепло улыбнулся и тронул его за плечо. – Спит. С ней все в порядке. Удивительно крепкая девочка, с учетом всего случившегося. Ни истерик, ничего. Как домой пришла, так только поклевала там чего-то на кухне – и сразу же спокойно спать – именно то, что вам обоим сейчас нужно. Кость, ты понимаешь, что ты сделал? Ты понимаешь, чем это могло обернуться?

   - Давай, ты потом меня посовестишь, мне и без тебя сейчас хреново! - огрызнулся Костя. – Сам знаю, что виноват! Если бы я не…

   - Я не про «поводок», сынок, - фельдшер покачал головой. – Тут дело не в том, кто смог не уйти. Дело в том, кто смог вернуться… Я о том месте, куда ты ее отвел. Ты пробыл на своей могиле максимально долго. Чудо, что ты жив.

   - С твоей стороны несколько чересчур именовать себя чудом, - заметил Костя, и Георгий усмехнулся. – Как ты там оказался?

   - Сережа меня позвал, - наставник кивнул на хирурга, и тот приветственно поднял руку. – Мы всегда можем слышать своих учеников, даже если обучение закончено много лет назад, просто вовсе не обязаны им отвечать. А Сережу трудно было не услышать. Он орал, как испуганная чайка.

   - Неправда! – отрезал уязвленный хирург.

   - Я не могу пошевелиться, - пожаловался Костя, безуспешно пытаясь привести в движение хотя бы пальцы. – Ничего не ощущаю. И эмоциональная связь пропала.

   - Ничего не поделаешь, - Евдоким Захарович развел рукавами. – Это на несколько дней – не меньше, хотя в точности сказать невозможно. Данный аспект этого мира, по известным причинам, совершенно не изучен.

   - Я выживу?

   - Э-э…

   - Говори уже!

   - Я не знаю, - лицо куратора снова приняло скорбное выражение, и Гордей вновь разразился жалобными стонами. – Вы провели на своей могиле слишком много времени, Константин Валерьевич… Вы уже начали угасать, когда мы вас забрали. Я не могу вам сказать ничего определенного. Но очень надеюсь, что вы восстановитесь и все мне расскажете о ваших ощущениях. Это стало бы значительным вкладом в наши исследования.

   - Ты просто душка! Жор, помоги мне повернуться.

   - Кость, я же тебе сказал – с ней все в порядке…

   - Просто помоги! – прошелестел Костя уже зло. Георгий осторожно обхватил его за плечи, чуть приподнял и, поддерживая, помог посмотреть влево. Аня мирно спала рядом, скомкав в пальцах край простыни, которую натянула почти до подбородка. Ее лицо было бледным, висок перечеркивали полоски пластыря, подсохшая царапина на щеке казалась очень темной, и сквозь искрящийся ореол сна он видел, как едва заметно подрагивают ее ресницы. Она опять бродила где-то там, в безликом мире… и может, сегодня оно и к лучшему. После такого количества событий нет ничего прекрасней, чем их полное отсутствие. Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться в том мире, вместе с ней… но это было невозможно. Что ж, главное, что она здесь, и все ужасы позади…

   Надолго?

   - Убедился? – добродушно спросил Георгий, собираясь вернуть его в прежнее положение.

   - Не хочу лежать! – капризно сказал Костя. – Как на одре, честное слово!.. Хоть к спинке кровати прислони, что ли.

   Гордей, заурчав, захлопал лапами по подушке, заботливо взбивая ее, потом приткнул подушку к спинке кровати и плюхнулся рядом на спину, крепко сжимая в пальцах обломок деревяшки, врученный ему Костей – похоже, домовик отнесся к получению оружия более чем серьезно.

   - Ухух!

   Георгий усадил Денисова, привалив его к подушке, домовик немедленно перекатился, накрепко вцепившись Косте в предплечье, и погрозил своей деревяшкой Сергею – хирург заслуженно не вызывал у него никаких симпатий.

   - Как я выгляжу? – поинтересовался Костя, и Георгий ехидно подмигнул:

   - С возвращением, мой юный ученик! Врать не буду, выглядишь ты ужасно! Редко увидишь на одном человеке такое количество повреждений! Вид у тебя такой, словно тебя сбил поезд, а все, что после этого осталось, сунули в дробилку. А когда мы тебя забирали, сквозь тебя почти можно было читать.

   - Спасибо за сочувственную речь. Что я пропустил?

   - По сравнению с тем, что ты не пропустил, ничего интересного. Крики, допросы, больница... Вас еще хорошо потаскают, ты учти. Снесенный забор, авария, люди на кладбище, орущие, что понятия не имеют, как там оказались. Плюс два трупа – черепно-мозговая и сердечный приступ. И водитель, которого изловили как раз в тот момент, когда он собирался проломить булыжником голову одной из участниц вашей веселой поездки. Так что, скорее всего на него и повесят всю ответственность, а поведение остальных спишут на последствия травм при аварии. Во всяком случае, - Георгий посмотрел на Евдокима Захаровича, ответившего ему сердитым взглядом, - департаменты наверняка приложат все усилия, чтобы вышло именно так.

   - Но водитель ни в чем не виноват! Вы ведь это знаете!

   - Мы знаем, а в том мире это знание невозможно и неприменимо, - куратор пожал плечами. – Вы же понимаете. Что ж, Константин Валерьевич, а теперь отдыхайте. Как бы мне ни хотелось услышать вашу захватывающую историю, не стоит подвергать опасности ни вашу жизнь, ни здоровье вашей персоны. Сейчас уже трудно отрицать, что что-то происходит. Даже того, что мы видели, считайте, под занавес, уже достаточно… Столько доказательств! – Евдоким Захарович торжествующе потер ладошки. Казалось, он сейчас пустится в пляс. – Сейчас там работает группа снимающих, уверен, они соберут много качественного материала!

   Костя заметил, что сказанное Сергею нисколько не понравилось. Не удивительно – если отпечаток снимут вплоть до их совместной погони, ему будет трудно объяснить поведение своего флинта.

   - Но то, что они говорили…

   - Потом, Константин Валерьевич, - произнес куратор с какой-то чрезмерной многозначительностью и сделал успокаивающий жест. – Спите. Вам сейчас нельзя бодрствовать. Будьте уверены – они к вам теперь не сунутся!

   - Да? Надо понимать, вы никого не поймали?! – Денисов попытался приподняться и схватить собеседника за рукав, но ему не удалось даже пошевелить головой. – Серьезно?! Вас там была целая толпа – и вы никого не поймали?!

   - Ну, боюсь, во-первых, никакой толпы не было, - Евдоким Захарович смущенно уткнул взгляд в свою ладонь. – А во-вторых, обстоятельства сложились таким образом, что речь уже шла не о поимке. Эти, извините за выражение, хранители, пытались ликвидировать своих фли… персон, и у наших сотрудников не было иного выбора, как… К слову сказать, сделать это им удалось с большим трудом. Ваши преследователи были очень сильны, они забрали почти все у персон, их здоровье сильно подорвано. Свидетельство тому тот человек, ушедший от сердечного приступа. Его попросту заездили… извините.

   - Вы всех убили?

   - Боюсь, призрак и бегун, лишившиеся персон, ушли… - куратор развел рукавами. – Совершенно непонятно, как они вообще… но вы не беспокойтесь. Вы в полной безопасности.

   - Меня опять охраняют? – Костя скептически улыбнулся. – Как надолго на этот раз?

   - Все будет в порядке. Поговорим позже, - Евдоким Захарович бросил короткий взгляд на развевающиеся шторы, потом сделал знак остальным. – Идемте. Вы, молодой человек, возвращайтесь к своей персоне. А у нас с вами, Георгий Андреевич, еще много дел…

   - Каких еще дел?!

   - Спокойной ночи, Константин Валерьевич! – куратор сделал ручкой и вышел из спальни. Георгий еще раз похлопал Костю по плечу, покачал головой, ободряюще усмехнулся и последовал за ним, и Сергей тотчас спрыгнул с гладильной доски и наклонился к Денисову, опасливо поглядывая на зарычавшего Гордея.

   - Слушай…

   - Да все я знаю. Вы со своим флинтом ехали куда-то, а я прицепился к вам по дороге, вот и все. Больше ничего мне не известно. Удивлен, что ты вернулся.

   - Чтобы я пропустил такой исторический момент?! – хирург осклабился. – К тому же, я должен был быть точно уверен, что ты либо в абсолюте, либо остался здесь – твоя встреча с департаментом Итогов мне без надобности. Но я не могу понять, как тебе удалось это провернуть?! Кстати, куда ты выбросил арбалеты?

   - Извини, забыл снять это на телефон.

   - Ладно. Знаешь… - хирург потер подбородок, - мне всегда было интересно, о чем именно думали те, кто уходил с должности, защищая своих флинтов… И теперь я точно, знаю, о чем думал ты. Прозвучит может, немного старомодно, но… это достойно восхищения. А, учитывая в дальнейшем полное отсутствие каких-либо шансов, я тебе сочувствую, - он достал из-под полы потерянный Костин меч и положил его на кровать, вовремя отдернув руку от клацнувших зубов домовика. – И если к тебе, помимо глубины, вернется еще и тоска по ощущениям, ты, друг мой, совершенно точно будешь жить в аду.

   - Ты чертовски откровенен, - заметил Костя. Сергей пожал плечами.

   - Кстати, насчет откровенности. Еще раз сунешься ко мне с просьбой – я тебя пристрелю. Я здесь восемнадцать лет, но сегодня, черт возьми, был самый насыщенный вечер в моей жизни! И мне, знаешь ли, как-то хватит.

   - Понимаю.

   - Что ж, - Сергей выпрямился, - тогда пока. И постарайся не сдохнуть. Ты занятнее, чем мне казалось вначале. Не беспокойся – твой куратор попрощается со мной за тебя.

   Он обошел кровать и исчез в темноте дверного проема. Гордей, продолжая рычать, выбежал следом, потопотал в прихожей, потом вернулся в спальню и, снова плюхнувшись рядом с Костей, положил свою деревяшку и обхватил его за предплечье обеими лапами.

   - Нъох!

   - Слушай, Гордей, если что – ты ведь не уйдешь из нашего дома? Ты ведь присмотришь за ней?

   - Тьфу!

   - Будь реалистом – судя по выражению лица Захарыча, шансы у меня не ахти.

   - Тьфу-тьфу! Гррхах!

   - Ничего я не сдался, просто предусматриваю все варианты… Непонятно, раз среди этих козлов есть бегуны, почему они просто не пролезли сюда? Они ведь могут… Или это присоединение что-то меняет? С флинтом они выглядят как хранители, они могут представлять одежду, они, похоже, не опознаются службами… но они теряют часть своих способностей? Не могут лазить, где им вздумается. И при этом могут оказывать влияние на предметы. Они становятся… кем-то другим. Кем-то вроде тебя…

   - Грррр…

   - Я не сравниваю, я просто пытаюсь понять… Боюсь, Гордей, тебе несколько дней придется работать вместо меня.

   - Ухух! – домовик тут же вскочил, схватил деревяшку и воинственно потряс ею. – Чхах! Охох!

   - Да, очень страшно.

   - Хох! – Гордей удовлетворенно плюхнулся обратно на подушку и принялся острием деревяшки скрести себе спину. – Нях-нях!

   Продолжая слушать лопотание домовика, Костя закрыл глаза и попытался заснуть. Он так и не понял, получилось это у него или нет, ощущение времени, как и самого себя и Ани, исчезло, и когда Костя снова поднял веки, в комнате ничего не изменилось. Досадливо поморщившись, он опять закрыл глаза, и тут рядом с его ухом раздалось угрожающее Гордеевское рычание. Оно было таким громким и густым, словно вместо домовика рядом с Костей на постели пристроился матерый тигр, и Костя, мгновенно распахнув глаза, увидел домовика, который, взъерошившись, медленно ступал по одеялу между ним и Аней, крепко держа в лапе деревянный обломок. Его глаза светились ярко-желтым огнем, верхняя губа вздернулась, обнажив зубы, борода распушилась, длинные брови, стоявшие торчком, мелко подрагивали. Косте никогда не доводилось видеть своего домовика настолько злым.

   - Что там? – шепнул он и попытался пошевелиться, но тело по-прежнему не подчинялось. Косте удалось лишь слегка повернуть голову. Аня все так же безмятежно посапывала рядом, обняв подушку. Костя взглянул на меч, оставленный Сергеем на кровати, попробовал дотянуться до рукоятки, но пальцы лишь слабо дернулись в ответ. Гордей тем временем, продолжая свирепо рычать, остановился и пригнулся, устремив острие деревяшки на дверной проем. И в следующую секунду из темноты прихожей в комнату бесшумно ступил высокий человек в однотонном темно-зеленом халате – столь характерная для представителей департамента Распределений мода, правда, в отличие от большинства своих коллег визитер не носил ни бороды, ни усов, а волосы были прокрашены синим лишь на висках. Его близко посаженные глаза с отчетливым презрением осмотрели рычащего Гордея, на фоне гостя казавшегося совсем маленьким, потом взглянули на Костю, и человек кивнул ему, как старому знакомому.

   - Рад, наконец, встретиться с тобой лично, Костя. Вижу, твои друзья давно ушли? С их стороны, было не очень разумно вообще появляться здесь. И уж тем более, рисковать хранимыми, спасая тебя.

   - Ты кто такой?!

   - А Евдоким тебе не сказал? – искренне удивился визитер и извлек из-под всколыхнувшейся полы халата битор. – Я – твой новый куратор. Евдоким уже сутки как отстранен от тебя и, боюсь, его самостоятельность не будет поощрена. Вели домовику успокоиться. Мне не хотелось бы портить отношения с духами домов и калечить его.

   - Что тебе надо?!

   - Не стоит грубить, - на лице человека появилось огорчение. – Я всего лишь выполняю свои обязанности, и, думаю, ты прекрасно понимаешь, что мне надо. Ты важнейший свидетель сегодняшнего происшествия, а нам нужна информация – нужна в полном объеме.

   - И ты пришел меня грохнуть?!

   - Боже упаси! – представитель чуть повернул рукоятку битора, и его перо расщепилось надвое, протянув между разошедшимися концами полукруглую полоску лезвия. – Я пришел снять тебя с должности, чтобы ты мог поделиться увиденным с департаментом Итогов. Ты же понимаешь всю важность скорейшего раскрытия этого дела? Погибли люди, другим нанесен серьезный физический ущерб, это очень серьезное преступление…

   - …ставшее для вас такой неожиданностью, вы даже ничего и не подозревали!

   - Не беспокойся, ты ничего не ощутишь, - визитер шагнул вперед, поднимая руку с оружием. – А твоей персоне подберут достойного хранителя.

   - А вы полагаете, что существуют более достойные кандидаты? – поинтересовался Евдоким Захарович, неожиданно выплывая на сцену из дверцы платяного шкафа, и его коллега резко развернулся, чуть не упустив битор от неожиданности. – Достойней хранителя, рискнувшего ради хранимой самой своей сутью? Матвей Осипович, я так понимаю, вы пришли отправить моего подопечного на подытоживание?

   - Матвей Осипович?! – Костя, не сдержавшись, фыркнул. – А Аристарх Амбросьевич когда придет?

   - Аристарх Амбросьевич – очень занятой человек, да и зачем он вам тут нужен? – удивился синебородый. – Он ведь…

   - Забудь. Я со своей должности уходить не собираюсь, понял?!

   - Боюсь, от тебя это не зависит! – отрезал Матвей Осипович и ожег Евдокима Захаровича свирепым взглядом. – А ты можешь заканчивать спектакль и уходить! Ты не его куратор больше! Видимо, ты об этом забыл?!

   - Вы, похоже, тоже кое что забыли, - мягко произнес Евдоким Захарович. - Привести с собой техников, например. Метод, которым вы собираетесь воспользоваться, в его состоянии крайне опасен, Константин Валерьевич сейчас крайне нестабилен и может попасть не в центр ожидания, а прямиком в абсолют. Странный риск, с учетом ценности информации, которая вам нужна.

   - Ты обвиняешь свое непосредственное начальство? – зловеще вопросил зеленохалатный пришелец. Евдоким Захарович смущенно подергал себя за рукав.

   - Как я могу? Да и в чем? Просто я сказал, что это странно. Более чем странно.

   - Подытоживание этого хранителя санкционировано, - Матвей Осипович сделал битором угрожающий жест. – А теперь оставь нас! Ты не имеешь права здесь находиться! И ты не имел права приходить на кладбище…

   - Хорошо, что я забыл об этом, поскольку вы, имевшие все права, на вызов как раз не пришли, а появились лишь тогда, когда уже прибыли снимающие.

   - Я был занят и отчитываться перед тобой не обязан! – рыкнуло начальство. – Ты будешь наказан! И за то, что сейчас создаешь помехи расследованию, тоже. И за обвинение! Подумать только – иметь наглость возложить на меня подозрение в покушении на убийство! Все техники заняты, а подытоживание – срочное!

   - Санкционированное, значит, - Евдоким Захарович поджал губы и неожиданно подмигнул Косте, который изо всех сил по-прежнему пытался дотянуться до меча. – Срочное… Значит, если что-то пойдет не так, с проверкой не возникнет никаких проблем?

   - Ты…

   - Я примерно представляю, что вы сейчас скажете. Мне будет предъявлено обвинение в клевете на руководство своего отдела, - представитель принял сокрушенный вид. – Один-единственный человек – что он может сделать?.. Но проблема в том, что вам, Матвей Осипович, придется обвинить в клевете не только меня.

   Костя не успел уловить момента, когда все изменилось. Только что в спальне были лишь Евдоким Захарович и его начальство – и вдруг комната оказалась битком набита людьми в халатах всех фасонов и расцветок, мужчинами и женщинами, молодыми и уже в годах, немыслимое разнообразие лиц и совершенно одинаковое выражение недоброго ожидания на каждом из них. Спальня стала похожа на цветочный ворох, втиснутый между старыми стенами с облезлыми обоями. Гордей изумленно ухухнул, плюхнулся на кровать и схватился за голову, приведенный в отчаяние таким количеством непрошенных гостей.

   - Вы, видимо, запамятовали, сколько сил теряешь, пробираясь без приглашения в чужое жилище, - сказал Евдоким Захарович почти сочувственно. – Способности могут сильно притупиться… смотрю, вы очень удивлены, что не смогли нас предчувствовать. Я вам помогу, если вы кого-то не узнаете, - он повел рукавами вокруг себя. – Мои ассистенты, представители нашего районного отдела, шестого, четвертого, второго, пятого… Конечно, руководящего состава здесь нет, но здесь более чем достаточно представителей департамента, которым очень интересны ваши дальнейшие действия. Этих людей данная ситуация озадачивает так же, как и меня. Они так же, как и я, стараются работать на совесть и очень серьезно относятся к тому, что произошло сегодня. И они так же, как и я, начнут задавать вопросы.

   - Начнем-начнем, - мрачно подтвердил один из представителей в алом халате, испещренном загадочными черными иероглифами, и подтверждающе дернул себя за длинную синюю бородку, заплетенную в косичку. – Подытоживать без техников тяжелораненого хранителя, пережившего могилу, нелепо, опасно и вообще запрещено, невзирая на степень срочности. Информация и любые обвинения значения не имеют!

   - Это – выдержка из правил, которые вы сами установили и поддерживаете, - добавила представительница в нежно-голубом халате с закрученным на макушке тяжелым узлом волос. – Исключение – самооборона или защита кого-либо… но я не замечаю, чтобы этот хранитель нападал.

   Зеленохалатный обвел всех злым взглядом, потом полоснул им Костю и медленно опустил битор. Теперь он выглядел слегка растерянным.

   - Данный случай – тоже исключение. То, что он видел…

   - Тем более в ваших интересах не допустить потери этой информации, - Евдоким Захарович сладко улыбнулся.

   - Ты превышаешь свои полномочия!

   - Похоже, что вы тоже.

   - Хорошо! – отрезал Матвей Осипович и с едва слышном щелчком снова превратил серповидный наконечник битора в перо. – Из-за вас я упущу время и подожду техников, а вы же опосля…

   - Хм, - Евдоким Захарович погрустнел, - боюсь, с этим у нас тоже есть маленькая проблемка. Константин Валерьевич, вы хорошо запомнили, что видели и слышали в автобусе и на кладбище, пока не прибыли службы? Вы сможете связно все изложить, как только немного придете в себя? Скажем, часика через три-четыре… как раз ваша персона будет бодрствовать…

   - Да я тебе это хоть сорок раз подряд изложу! – отрезал Костя, ухитрившись таки дотянуться до меча и слегка сжать его рукоятку пальцами.

   - Ну вот – видите?! – представитель сложил ладошки под подбородком. - Константин Валерьевич вам все отлично расскажет, так что можно и вовсе обойтись без подытоживания!

   - Ты ополоумел?! – рыкнуло начальство, выкатывая глаза. – Ты соображаешь, что делаешь?!

   - А вы сами понимаете, что собираетесь сделать? – вкрадчиво спросил Евдоким Захарович. – Константин Валерьевич продемонстрировал высочайший профессионализм в работе! И он рискнул абсолютно всем ради того, чтобы сохранить жизнь своей подопечной! Он прекрасно понимал, что его ждет не просто уход с должности, и, тем не менее, пошел на этот шаг! То, что произошло – ярчайший пример действия нашей системы. Я восхищен! И не один я!

   - Мы еще разберемся, как ему удалось отвести персону на могилу… и я не сомневаюсь, что обвинение в кукловодстве… - проскрежетал было Матвей Осипович, и оппонент небрежно махнул рукавом.

   - Я изучал кукловодов и со всей ответственностью заявляю, что данное обвинение в этом случае бессмысленно. Матвей Осипович, - Евдоким Захарович чуть понизил голос, - и после того, что совершил этот человек, вы хотите снять его с должности?! Такова награда департаментов за самоотверженность?! Вы понимаете, что таких прецедентов единицы?! Вы понимаете, что такие поступки становятся легендами? Как будут выглядеть департаменты в глазах хранителей, когда они об этом узнают? Вы полагаете, их отношение к своим обязанностям улучшится после этого? Вы полагаете, они будут с прежней тщательностью хранить своих персон, если узнают, что сделали департаменты с человеком, поведшим себя именно так, как их учили наставники и чего добивались от них кураторы?

   - Какие еще легенды?! – ошеломленно проскрипел Матвей Осипович, окончательно пряча битор. – Что это еще за дикая речь?! Хранителей постоянно переводят на другие должности. Если он действительно так хорошо работал, то может получить и возрождение.

   - Засунь себе и другие должности, и возрождение знаешь куда?!.. – встрял Костя, и Евдоким Захарович упреждающе блеснул глазами, потом улыбнулся и кивнул коллегам.

   - Зафиксируйте все – хранитель отказался!

   Все представители немедленно извлекли из недр халатов блокноты и карандаши и торопливо начали строчить.

   - Вы не та инстанция! – возопило начальство, совершенно сбитое с толку, и слегка подпрыгнуло, когда с улицы долетел пронзительный свист. – Что еще за представление?! Да никто…

   - Вы хотите сказать, никто не знает и не узнает, - синебородый кивнул. – Боюсь, с этим заявлением вы немного припоздали. Боюсь, Константин Валерьевич стал очень известным человеком, - Евдоким Захарович прижал ладошки к груди, приобретя предельно умиленный вид, и тут из-за колыхающихся занавесей раздался разнобойный многоголосый рев:

   - Костян, ты живой!.. Эй, Костян!..

   - Ты правда водил флинта на свою могилу?!..

   - Покажите нам его!.. Коооостя!..

   - Слыхали?!.. говорят, эти козлы его там с должности снимают!.. вот как они с такими…

   - Чертовы департаменты!!!..

   - Костя, ответь!..

   - … да, тот самый парень… мы участвовали в спектакле для его флинта!..

   - … и ради чего мы пашем?!.. чтоб эти уроды нас в отстойник скидывали?!..

   - … это каким же надо быть психом?!..

   - … департаментские суки!.. валите оттуда!..

   - …во дает мужик, молодец! Я бы…

   - Костик!.. не смейте его трогать!..

   Матвей Осипович, невежливо растолкав прочих представителей, подскочил к окну, осторожно просунулся сквозь штору и резко повернулся.

   - Вы что, идиоты, весь район здесь собрали?!

   - Три, если быть точным, - улыбнулся Евдоким Захарович. – Новости быстро разлетаются, вполне возможно, что здесь уже хранители и из прочих частей города. Столько странностей творится в последнее время, столько страшностей… А это событие – нечто прямо противоположное, понимаете? К тому же, речь идет о хранителе, чью работу уже многие наставники и кураторы ставят в пример! Мне кажется, вам лучше предъявить хранительским массам Константина Валерьевича. Не беспокойтесь, специфические подробности им неизвестны.

   - Я вызываю времянщиков! – пригрозил Матвей Осипович.

   - Это уже ничего не изменит.

   - Хранители трусливы! Каждый сам за себя – такова основа их выживания. Они разбегутся через пять минут. А через час и вовсе все забудут!

   Евдоким Захарович сделал приглашающий жест в сторону окна, и зеленохалатный, презрительно фыркнув, снова просунулся сквозь штору и заорал:

   - Всем немедленно разойтись по своим флинтам! Или здесь будут времянщики!

   - Козел! – обрадованно закричали с улицы. – Смотрите, они точно там! Какой толк от такой работы?! Что – всех теперь в отстойник отправите?! Мы за них жизнь кладем – а нас на хер?! Может, сами будете пахать вместо нас?! Времянщиками еще пугает!.. Костя! Где он?!..

   Дальше последовал громкий и яркий нецензурный всплеск, что-то грохнуло о подоконник, и Матвей Осипович отдернулся назад в спальню, потрясенно вытаращив глаза.

   - Они в меня чем-то бросили! – возмущенно сообщил он.

   - Похоже, вы выбрали неверные фразы, - заметил коллега. – Да, бывают такие странные моменты, когда разбросанные разрозненные прутики вдруг сами собой собираются в веник.

   Метафора озадачила даже Костю, которого периодически пошатывало между явью и абсолютной темнотой. Он крепче сжал меч, попытавшись приподнять руку, и Гордей, рыча, заметался по кровати, беспорядочно тыча деревяшкой в пространство. Матвей Осипович посмотрел на домовика, на Костю и скривился.

   - Мы вернемся через два часа! – бросил он. – И будем слушать очень внимательно. Предъявите его этим кретинам!

   Несколько представителей департамента с величайшей осторожностью изъяли Денисова из постели, предварительно с той же осторожностью избавив его от меча, и поднесли к окну. Евдоким Захарович успел изловить заголосившего домовика, рванувшего следом, и, испуганно-успокаивающе бормоча, замотал духа дома в полу своего халата. Гордей немедленно принялся добывать себе свободу, вгрызшись в ткань, и к доносившемуся с улицы реву добавился громкий треск. Костя, протестующе буркнувший, что он не знамя, чтобы размахивать им из окна, невольно зажмурился, когда его лицо прошло сквозь штору, а потом осторожно открыл глаза и едва сдержался, чтобы не открыть еще и рот. Он-то предполагал увидеть лишь несколько десятков человек, но и весь двор, и дальняя роща, и окрестные дороги были битком забиты хранителями. Они были на ветвях мокрых акаций и на проводах. Они пролетали на порывах ветра. И вдалеке, за припарковой дорогой, в темноте раскачивались серебристо-сизые огоньки хранительских сигарет. Немыслимо, но, похоже, здесь собрались все, кто обладал хоть мало-мальски длинным «поводком» или вовсе был его лишен. Выплескивавшийся из окна спальни свет выхватывал из темноты множество знакомых и незнакомых лиц, их выражения были разными, и Костя отчетливо видел и восхищение, и потрясение, и недоверие, и любопытство, и добрая половина собравшихся почти наверняка считала его поступок верхом идиотизма, но, похоже, точно все хранители сочли его на редкость выдающимся событием. Он увидел Георгия, пристроившегося на вишневой ветке напротив кухонного окна. Увидел Сергея, скромно стоящего в сторонке и смотревшего на толпу с задумчивой растерянностью. Увидел Васю и безымянного рыжего хранителя, восторженно потрясавших своим оружием. Увидел темную фигуру в балахоне, рядом с которой пошатывалась другая, сгорбленная и пугливая. Увидел всех, кого изо дня в день встречал по дороге на Анину работу, с кем разговаривал, шутил и дрался. Увидел даже Тамару Антоновну и не сразу узнал ее – бывшая наставница никогда не улыбалась ему, да еще с такой искренней теплотой.

   - Эй! – гаркнул кто-то, и крики поутихли. – Костя! Нам сказали, что ты прятал флинта на своей могиле. Это правда?!

   Костя подтвердил едва слышным голосом и попытался кивнуть, отчего двор качнулся у него перед глазами. Хранители снова заволновались.

   - И они хотят снять тебя с должности?!!

   - Ложные слухи! – заявило лицо Матвея Осиповича, проплыв сквозь штору. – Подобные решения претворяются в жизнь немедленно. А он жив…э-э… здоров! И все еще на работе! А теперь расходитесь!

   - Брешешь, департаментский!

   - Я считаю ниже своего достоинства отвечать на это обвинение! – отрезал зеленохалатный и исчез. Хранители выжидающе притихли, и чей-то голос шепнул Косте в ухо:

   - Скажи им что-нибудь.

   - Я не умею выступать на митингах, - озадаченно ответил Костя.

   - Достаточно одной емкой фразы. Скажи первое, что придет в голову.

   - Ну… - Костя неуверенно посмотрел на обращенные к нему раскачивающиеся лица, собрал все силы и рявкнул: - Девчонка жива, остальное мне по….й!

   Фраза явно подошла, многие разразились одобрительными криками, кто-то зааплодировал, двор, снова качнувшись перед денисовскими глазами, сменился колыхающейся шторой, и секунду спустя его вновь осторожно положили на кровать, по которой злобно прыгал Гордей, дожевывавший медленно тающий шелковый лоскут. Аня вздохнула во сне и окончательно натянула простыню на голову, словно пытаясь спрятаться от шума и чужих взглядов.

   - Довольны?! – зло осведомился Матвей Осипович. – Устроили тут!.. Это вам так не сойдет!

   - Посмотрим, - безмятежно ответил коллега, горестно рассматривая полу своего халата, в которой зияла огромная дыра. Начальство фыркнуло и выкатилось из спальни, следом, возбужденно переговариваясь, потянулись остальные представители департамента, вежливо кивая Косте. Когда комната опустела, Евдоким Захарович, покачнувшись, плюхнулся на кровать и закрыл лицо рукавами.

   - Ну вы дали, Евдоким Захарович! – произнес Костя, вновь вцепляясь в рукоять меча. – Вот уж не ожидал!

   - Да ладно! – представитель скромно отмахнулся, после чего обратил на Костю бледный взгляд. – Я лишь… Знаете, вообще-то мне было очень страшно!

   - Я не заметил, - усмехнулся Костя. – Никто не заметил. Значит, этот козел – ваш начальник? Он ведь приходил убить меня, верно? Не было никакой санкции.

   - Я правда не знаю, - куратор развел рукавами. – И я понятия не имею, чем все это обернется в дальнейшем. Он вел себя так уверенно… Но, по крайней мере, в ближайшее время, думаю, вас не тронут.

   - А нас? – поинтересовался Георгий, вваливаясь в окно. – Мы все тоже видели немало интересного и на отпечатках будем во всей красе. Либо твое руководство покрывает этих тварей, либо пытается ограничить проникновение информации в массы. В обоих случаях перспектива так себе…

   - Я действительно ничего не понимаю, - заверил Евдоким Захарович.

   - Но ты не доверяешь департаментам, - кивнул фельдшер.

   - Я работаю пятьдесят лет, - пробормотал синебородый. – Я видел всякое… Все совершают ошибки. Идеальных систем не существует. Но эта система, она правда хороша.

   - Это ты всех… собрал? – Костя взглянул на наставника, и тот ухмыльнулся.

   - Я могу быть очень болтлив, если захочу. Это и правда было хорошей идеей.

   - Что мне рассказывать… вашему начальству, Захарыч?

   - Все, что видели и слышали сегодня. Мы не знаем, что им известно. Нельзя, чтобы они решили, что вы их подозреваете или пытаетесь скрыть информацию. Это очень опасно… И выглядите возмущенным.

   - Да я их размажу!.. Можете еще кое-что сделать?

   Куратор посмотрел вопросительно.

   - Я хочу быть с ней наедине, когда она проснется. Все эти допросы, охрана…

   - Понимаю… Я попробую, - Евдоким Захарович взглянул на настенные часы. – Но вы слишком слабы… вы сейчас не сможете ей помочь.

   Костя досадливо прищурился.

   - Черт!.. мне очень трудно… разговаривать… Я…

   - Отдыхайте! – представитель поспешно вскочил. – Что ж я… Отдыхайте!

   - А вы опять в шкаф?

   - Устроюсь ненадолго на диване, если вы не возражаете. А уж потом…

   - Я тоже пойду спать, - Георгий сделал прощальный жест, - староват я для такого экстрима. Я перенервничал, устал, и меня укусили во столько мест, что я сбился со счета. Приходи в себя, олух, скончаться после всего этого с твоей стороны будет просто свинством!

   - Спасибо, Жор… И вам, куратор…

   - Я очень вами доволен, - сообщил представитель, подбоченившись. – Конечно, собой я доволен еще больше! Но сделайте одолжение, Константин Валерьевич, я уже настолько привык, что вы постоянно мне тыкаете и хамите, что вежливость с вашей стороны ввергает меня в панику. Не делайте так больше.

   - Спасибо, старый осел, - улыбнулся Костя.

   - Ну вот, другое дело, - куратор величаво запахнулся в испорченный халат. – Только в следующий раз используйте какие-нибудь иные слова.

***

Аня беспробудно спала почти до десяти часов утра. Сотового у нее больше не было, и ни будильник, ни сослуживцы не беспокоили. Только однажды, около девяти требовательно прозвонил из прихожей городской телефон, но, к счастью, девушку он не разбудил. Костя был рад этому. Ей нужно было как следует выспаться, кроме того к десяти часам все аудиенции уже завершились, и они остались одни.

   Следственная группа прибыла ровно в семь утра. Евдоким Захарович разбудил его получасом раньше, и, задав Косте несколько вопросов и проведя поверхностный осмотр, с легким удивлением сообщил Денисову, что критический момент миновал, и он уже почти наверняка восстановится. Большинство полученных в схватке ран едва-едва начали затягиваться, хуже всего выглядели изорванные ноги и отверстия от стрел в груди, тем не менее, представитель явно был настроен оптимистично. Ощущал, впрочем, себя Костя почти так же скверно, как и при прошлом пробуждении, только говорить стало легче, он мог более-менее шевелить пальцами, поворачивать голову и, разумеется, злиться, что и начал делать, как только проснулся. Вернулось слабое ощущение Аниных эмоций, и даже сейчас, когда она спала, в них чувствовался отголосок пережитого ужаса. Лицо спящей казалось очень бледным – бледнее, чем тогда, когда он второй раз вернулся из ее сна, и, осознав это, Костя покачал головой и зло прищурился.

   - Ей это не навредит, - мягко заметил Евдоким Захарович, сменивший испорченный красный халат на другой, оливковый в мелких розовых маргаритках.

   - Она и так измотана!

   - Ничего, уверен, вы ей все это компенсируете упорным трудом, - куратор поспешно подобрал полу нового халата, ограждая наряд от уже потянувшейся к нему Гордеевской лапы. – Давайте поговорим, пока есть немного времени. Я постарался разбудить вас предельно поздно, чтобы беседа вас не утомила.

   Костя передал Евдокиму Захаровичу все, что видел и слышал с момента своего прибытия в автобус, опустив, разумеется, вопрос арбалетчика и подробности их с Аней бегства до могилы – знать об информированности его хранимой синебородому было совсем ни к чему. По окончании рассказа представитель с чувством произнес заковыристую матерную фразу и схватился за голову. Гордей, который, сидя на гладильной доске, тихонько угрызал яркую морковку и болтал ногами, посмотрел на него с интересом и громко чихнул.

   - Скверно-скверно… - простонал Евдоким Захарович, яростно дергая себя за волосы, - ай как скверно-то!

   - Ты что-то понял?!

   Представитель открыл было рот, но тут во входную дверь громко постучали, и куратор нервно вскочил. Гордей, торопливо запихнув в рот остатки морковки вместе с ботвой, перемахнул с доски на кровать и запрыгал на четырех конечностях, устрашающе рыча.

   - На сей раз они решили быть вежливыми? – скептически спросил Костя, сжимая пальцы на рукояти меча. – Интересно, если что – успею я проткнуть хотя бы одного?

   - Не валяйте дурака! – прошипел куратор. – Возмущайтесь, имеете на это полное право, но, прошу вас, без агрессии! То, что нас обоих до сих пор еще не сняли с должностей, ничего не значит! Я впущу их.

   - Скажи, чтоб ноги вытерли.

   Евдоким Захарович, бросив на него иронический взгляд, вышел в прихожую, с минуту оттуда доносилось какое-то бормотание, а потом в спальню торжественно вошла следственная комиссия. Костя ожидал увидеть Матвея Осиповича, но начальство куратора, вопреки своему угрожающему заявлению, как раз не явилось, все прочие визитеры были ему незнакомы, как и сопровождавшие их двое времянщиков. Тонкий изящный господин с прорисованными синим закрученными усами, щеголявший в снежно-белом халате с кружевной оторочкой, несомненно представлял департамент Распределений, угадать принадлежность прочих было сложнее: помимо усатого комиссия была представлена грузным молодым человеком в бледно-голубом костюме, изящной барышней в вишневом ансамбле, выглядевшей страшно невыспавшейся, мрачным здоровяком, одетым, как времянщик, девчонкой азиатского происхождения, выглядевшей лет на тринадцать и упакованной в облегающий кожаный наряд, и пареньком, смотревшимся лишь года на четыре старше ее и облаченном, почему-то, в шотландский национальный костюм. Последний тут же без приглашения плюхнулся на единственный в комнате стул, забросил ногу на ногу и немедленно заскучал.

   - Ну ни фига себе, - мрачно констатировал Костя, - сколько народу пришло!

   - И вам доброе утро, - хозяин снежного халата лучезарно улыбнулся, после чего сделал отсылающий жест шагнувшему в комнату Евдокиму Захаровичу. – Вы можете нас оставить.

   - Я не уйду! – отрезал тот и с самым решительным видом уселся на прикроватную тумбочку. Костя мысленно подивился смелости пухлого куратора. – Я останусь здесь!

   - Я понимаю, что вы больше полугода курировали господина Денисова и считаете себя ответственным за его уход, но…

   - Я не уйду! – повторил Евдоким Захарович. Тут все прибывшие резко развернулись в сторону дверного проема, и мгновением позже в нем появилась взлохмаченная голова фельдшера.

   - Вижу, я не опоздал, - Георгий шагнул в спальню и вызывающе привалился к косяку. – Отсылать меня бесполезно, предупреждаю сразу.

   Улыбка белохалатного мгновенно угасла.

   - Не усугубляйте. У господина Денисова еще есть шанс побеседовать с нами в другом месте. Я понимаю, что Матвей Осипович склонен иногда принимать слишком поспешные решения…

   - Я бы назвал это несколько по-другому, - заметил Георгий.

   - Достаточно! – усатый взмахнул рукавами. – Будем взаимовежливы, времени у нас мало. Не сомневаюсь, что вы трое и так успели вволю наговориться! Я возглавляю городской Департамент распределений и присоединений, - он начал поочередно указывать на остальных. – Глава Департамента Проводов, или, говоря общенародным языком, санитарного, - человек в голубом костюме грустно кивнул. – Глава Департамента Итогов, - вишневая барышня строго поджала губы. – Врио главы Департамента Временного сопровождения, - здоровяк чуть наклонил голову, не изменив выражения лица. – И наши техники – начальник операторского отдела, - азиатка прислонилась к шкафу, оценивающе разглядывая спящую Аню, - и начальник отдела присоединений.

   - Здорово! – простецки сказал начальник и поправил поддернувшийся килт.

   - Столько важных шишек, а я без штанов, - буркнул Костя.

   - Мы понимаем, что вы сейчас не в состоянии представлять одежду. Но если стесняетесь, я могу…

   - Не стоит, главное сами не раздевайтесь. А если будете излишне таращиться на мою хранимую, я понаделаю из вас каминных ковриков, ясно?!

   - Разве у вас есть камин? – поинтересовался присоединитель, в то время как прочие члены комиссии озадаченно переглянулись.

   - Забавно, что ты спросил именно это. Давайте приступим, я хочу выспаться!

   - Вы позволите присесть на кровать? – процедила итоговая барышня.

   - Постоите! После всего я не собираюсь демонстрировать хорошие манеры! Вам не доводилось бывать на своей могиле, мадам?! Очень неприятно! – Костя легко похлопал по спине Гордея, явно выбиравшего среди комиссии цель для первого прицельного плевка. – То, что произошло со мной и с девчонкой как-то не соотносится со стандартными ситуациями, о которых меня информировали. У вас тут по улицам запросто гоняют какие-то бешеные кукловоды, хватают своими флинтами чужих персон, а вы тут все в белом!

   Прочие члены комиссии машинально покосились на главу департамента Распределений, и тот немедленно принял скучающий вид.

   - Рассказывайте, уверен, все не так ужасно. И перестаньте хвататься за меч – только-только могилу пережили – и уже снова в бой.

   - Вы до сих пор не смотрели отпечатки, что ли?!

   - Это вас не касается! – встряла азиатка.

   - А ты не плосковата ли для такого костюмчика?

   Девчонка в ответ лишь презрительно дернула бровями, явно не считая подобную болтовню какого-то хранителя чем-то, заслуживающим внимания. Костя переводил взгляд с одного гостя на другого, внешне стараясь сохранять спокойствие и пытаясь понять. Происшествие определенно из ряда вон, но почему же, все-таки, главы департаментов явились лично? Демонстрируют степень важности случившегося? Зачем? Чтобы успокоить тех, кто уже знает? Чтобы показать, что они лично взяли дело под контроль? Такое трудно будет замять, и они решили выбрать другой путь? Подозрения подозрениями, нельзя в точности сказать, что они замешаны в том, что творится. Начальник районного отдела определенно приходил не подытожить его, опять же, почему явился лично? Испугался, не стал ждать? И точно не рассчитывал здесь кого-то увидеть. Потому что обычно… каждый сам за себя. Каждый совершенно один. А тут вдруг целая толпа. Дело слишком растеклось во все стороны – свидетелей хватает, тех, кто более-менее осведомлен, тоже.

   Либо это просто был очередной косяк. Нечто, изначально не воспринятое всерьез, как это вышло с его собственным делом, а теперь обернувшееся чем-то масштабным. Вот они и забегали. У него было уже достаточно возможностей убедиться – департаменты отнюдь не всесильны. И при этом беспредельно самоуверенны.

   Одно очевидно – хотя бы часть отпечатков точно получилась.

   И, может, благодаря этому он все еще жив.

   Рассказывал Костя спокойно, продолжая оценивать реакцию визитеров, и от него не укрылось, как на тех моментах, когда нью-кукловоды переживали за Анино эмоциональное спокойствие и полную ее сохранность от малейшей царапины, а потом пришли в бешенство, когда она, защищаясь, нечаянно распорола себе плечо, врио главы времянщиков и главный провожающий дважды обменялись короткими взглядами. А когда упомянул об отсутствии времянщиков у лишившейся хранительницы девушки, в глазах главы департамента Распределений загорелся торжествующий огонек, а главный санитар ехидно ухмыльнулся.

   - Вот вам и хваленая точность Временной службы!

   - Заткнись там, - ровно сказал врио. – Мы всегда прибываем вовремя, это твои постоянно опаздывают. Департамент не получал сигнала из того района до тех пор, пока не поступил запрос от сотрудника третьего отдела, - он кивнул на Евдокима Захаровича, подтверждающе закивавшего.

   - Как ваш департамент мог не получить сигнал, если был убит хранитель, что документально подтверждено? – осведомился белохалатный.

   - А как мы его не получили, когда погибли двое флинтов?! – тут же переметнулся в лагерь времянщиков главный санитар. – Мы его точно не получали!

   - Да, в этот раз провожающие превзошли сами себя – они не просто опоздали – их вообще не было, - заметила итоговая барышня.

   - А как вы тогда объясните, что ушедших нет в центре Ожидания?!

   - Я не сказала, что их нет. Просто их еще не нашли! У них слишком много заявок, я и так с трудом добилась среднего приоритета. А если их и не найдут, это означает либо абсолют, либо еще пару бегунов!

   - Там не было других бегунов, - буркнул врио. – Денисов, продолжайте. Пока мне не нравится то, что я слышу.

   Костя продолжил, заметив, что скука на лице начальника отдела присоединений сменилась легкой тревогой, и он начал озабоченно ерзать на стуле – видимо, ему пришла в голову некая не очень обрадовавшая его догадка. Он отчаянно надеялся, что его короткий диалог с Витькой-арбалетчиком не получился на отпечатке, иначе тогда его точно снимут с должности. Но понять что-то по слушателям было решительно невозможно - либо и правда не знают, либо готовят западню.

   Когда Костя дошел до заявления Витьки, что за уходящим флинтом никто не придет, все дружно посмотрели на шотландизированного начальника техников, который тут же возмутился:

   - Только не надо теперь на нас все вешать! Мы всегда работаем четко! Санитары всегда получают вызов, а то, что они его в этот раз промухали – это их проблемы! Я не понимаю, почему речь вообще идет о проблемах с присоединением?! Времянщики не прибыли, потому что убитый не был хранителем этого флинта, вот и все! Они прибыли куда-то в другое место, пусть выясняют! И прочие тоже были сами по себе! О чем мы, собственно, говорим?! Там были призрак, бегун, безумные кукловоды, которые управляли своими флинтами, и еще два чьих-то флинта… которые… возможно были не в себе после аварии, а их сопровождение просто где-то шлялось! А хранителю со страху померещилось бог знает что!

   - Ты только что сказал, что прочие были сами по себе, - заметил Денисов. – И тут же допускаешь безумных кукловодов. Ты уж определись! И не забудьте про порождения…

   - Порождения – это отдельная тема, - отмахнулся глава департамента Распределений, - в данный момент…

   - Отнюдь! – перебил его главный времянщик. – Хранители управлять порождениями не могут. А ими явно управляли. Кто?! Двоих из нападавших уже опознали – Юлия Демченко и Татьяна Кононенко. Погибли с разницей в месяц. Обе порождающие. Классы – мрачняги и морты. Они могли быть только бегунами, другого объяснения нет, вы прекрасно знаете. Тем не менее, что-то они чертовски хорошо выглядели для бегунов, с учетом того, что и одной, и другой кто-то качественно проломил голову! И у них был другой возраст. Выздоровевшие и помолодевшие бегуны – вы меня извините!..

   - А бегуны присоединенные к флинтам – это лучше, по вашему, да?! – вскипел белохалатный. – Уже известно, были ли они зарегистрированы в Центре? За ними выезжала санитарная служба?

   - Мы все еще проверяем, - хором ответили итоговая барышня и главный санитар.

   - Вот и проверяйте! – проскрежетал техник, нервно вскакивая со стула. – У нас все согласно инструкциям, мы не присоединяем кого попало, да и как вы себе представляете присоединение бегуна?!

   - А кто тогда это сделал?! – ехидно спросила азиатка.

   - Ты-то уж молчи, здоровенный отдел, а отпечатков толком снять не смогли!

   - Гроза вызывает сильно разрозненную фрагментарность!

   - Вот именно! Никаких четких доказательств нет! У вас есть только толпа свихнувшегося народу, хранитель, который после могилы спятил и наговорил черт знает чего…

   - Мои люди не спятили, - с холодным бешенством перебил его главный времянщик, и Костя, придерживая свободной рукой все еще рычащего домовика, подумал, что, похоже, главе департамента Временного сопровождения явно не положена безэмоциональность. – Все, что они успели увидеть, подтверждает слова хранителя. Его бывший куратор сообщил то же самое.

   - У вас точно есть один факт – один из них сказал, что санитары не придут за умирающим – так и вышло, - напомнил Костя, тут же заработав всеобщее внимание. – Откуда он мог об этом знать?

   - Кроме вас это некому подтвердить, - возразил техник, тем самым дав понять, что все слова, сказанные возле денисовской могилы, на отпечаток не попали.

   - Коли так, зачем вы все вообще сюда пришли?

   Вопрос неожиданно поверг следственную комиссию в ступор, после чего вишневая барышня задумчиво произнесла:

   - Если столько сомнений, почему его в самом деле не отправить к нам в департамент? Снимем с должности…

   - И каковы гарантии, что в центре Ожидания его не потеряют?! – неожиданно поинтересовался до сих пор молчавший Евдоким Захарович. – Там то и дело кого-нибудь теряют, а ответы на элементарные запросы можно ждать месяцами! Не может же он появиться у вас, минуя центр? Даже при отсоединении, а не механическом разрыве связи, он тут же отправится в центр, и в его состоянии, кстати, нет гарантий, что по дороге он не угаснет.

   - Отправим с ним санитара.

   - Что-то новенькое, - удивился глава департамента Проводов. – Мы провожаем ушедших флинтов, нам не угнаться за покинувшим должность хранителем.

   - Тогда можно подождать до завтра, пусть еще восстановится, снимем, а потом я лично заберу его из центра…

   - … где его потеряют, - одобрительно закончил синебородый.

   - Вы не сравнивайте свой статус с моим, - разозлилась итоговая барышня, и Костя мучительно сморщился, окончательно запутавшись в нагромождениях департаментских инстанций, после чего заявил:

   - Я против!

   - А вас кто спрашивает? – удивился белохалатный.

   - Я тоже против, - вдруг сказал главный времянщик. – Во-первых, тут он на своем месте и не забывайте, что с тем, с чем удалось справиться ему, справился бы не каждый. Не знаю, зачем тем понадобилась его хранимая, но выяснить это будет проще, если оставить их друг другу. А во-вторых, если он понадобится, я не хочу бегать и искать его по вашим департаментам и центрам. И, в-третьих, учтите, что многие хранители в курсе насчет его подвигов, и забывается такое нескоро, - он взглянул на молчащего Георгия. – Спасибо, что всем разболтали!

   - Пожалуйста, - безмятежно ответил фельдшер.

   - Надеюсь, нет смысла предупреждать вас, - времянщик перевел взгляд на Евдокима Захаровича, - вас и вас, - он уставил указательный палец на Костю, - что если весь наш разговор пойдет дальше этой комнаты, вы немедленно отправитесь в абсолют?! – все трое равнодушно улыбнулись. – Эта ситуация…

   - В которой наш отдел совершенно не при чем! – с готовностью вклинился начальник присоединителей.

   - Это еще более подозрительно, - глава департамента Распределений подкрутил вверх левый ус. – Такое творится, а ваш отдел не при чем? Кто же тогда при чем, с учетом того, что за присоединения отвечает только ваш отдел?!

   - Да почему опять мы-то?! – снова начал закипать техник. – Почему опять на нас-то все скидывают?! У нас все тщательно перепроверяется! И ваши нас контролируют постоянно! Чего б вам их не спросить?! И вот почему тогда не позвали службы реабилитации и оповещения?! Вот у кого косяков море! Да и все участники инцидента еще полностью не опознаны! Может, они вообще не местные! Я, между прочим, сейчас должен вместе со всеми изучать уцелевших флинтов, а не отвечать тут неизвестно за что! Вы знаете, как сложно прочесть разорванные связи?! И я требую, пока мы не изучим, оставить на каждом времянщиков, а то с вас станется - приставите к ним мальков или кретинов каких-нибудь, а те не досмотрят! А мы техники, у нас не та специализация, чтоб флинтов охранять!..

   - Что вы себе позволяете?! – взвился главный распределитель.

   - Вам не кажется, что обсуждение следует продолжить в иной обстановке? – вкрадчиво спросила итоговая барышня. – Здесь двое обыкновенных хранителей, а вы…

   - Вы должны провести проверку среди хранителей, - решительно сказал Евдоким Захарович.

   - На предмет чего? – удивилось его начальство.

   - Незаконных присоединений.

   - Таких не бывает! – отрезал техник. – Ни незаконных присоединений, ни некачественных присоединений просто не существует!

   - Кукловоды ведь существуют. И кукловодство – это не дар.

   - Ну да, еще и это на нас повесьте!

   - Достаточно, - сказал главный времянщик, глядя в окно – сказал негромко, но техник сразу же округлил глаза и замолчал. – Денисов, есть что добавить?

   - Я сказал все, что знал, - буркнул Костя, удерживая Гордея уже с трудом. - Может, вам есть что добавить?! Я делал свою работу, меня чуть не угрохали, мой флинт ранен и перепуган до смерти, а я до сих пор слышу одни только угрозы! Как будто я собрал всю эту компанию и предложил ей за нами погоняться смеха ради!

   - Сколько их, по-вашему?

   - Вообще? – врио кивнул, и Костя сделал попытку пожать плечами. – Я, конечно, не уверен, но, судя по тому, что и как они говорили, их довольно много.

   - Да это же смешно! – не выдержал глава департамента Распределений.

   - Правда? – главный времянщик устремил на него тяжелый взгляд. – А мне что-то нет. Персоны, пережившие инцидент, останутся под охраной, - он кивнул на кровать. – Эти двое тоже. Под охрану также поступают оба хранителя, которые были с Денисовым, и его бывший куратор.

   - У меня дома и так не протолкнуться! – недовольно сказал Георгий, и Костя с легкой усмешкой представил, в каком бешенстве будет Сергей, когда узнает, что теперь его повсюду станут блюсти времянщики.

   - Охрана будет вне дома, но, разумеется, это не касается мест вашей работы. Решение по введению охраны в дом вы принимаете сами, к сожалению, мы связаны этическими нормами, но в ваших же интересах разместить моих сотрудников внутри помещения.

   - Я подумаю, - пробормотал Костя. – Как-нибудь потом…

   - Вы не можете отдавать такие приказы! – возмутился белохалатный. – Ваш департамент отвечает за охрану персон без хранителей и общественных мест повышенной опасности, а решения о выдаче сопровождения хранителям исходят от…

   - Вы предварили это решение, прислав сюда некомпетентного сотрудника, - сообщил врио.

   - Я его не присылал! Матвей Осипович, как куратор этого хранителя, как лицо ответственное имеет право принимать подобные решения. Согласен, что в данном случае оно было поспешным… и… э-э, несколько неаккуратным… но обвинять в некомпетентности начальника районного отдела… Вы, извините, сами пока официально не возглавляете департамент!

   - Вас и вашу персону будут сопровождать шестеро моих сотрудников, - сказал главный времянщик Косте, полностью игнорируя усатого представителя. – Думаю, этого вполне достаточно – и на случай нового нападения, и на случай еще каких-нибудь поспешных и неаккуратных решений.

   - Намекаете на то, что ему нужна защита от департаментов? – змеиным голосом осведомилась итоговая барышня.

   - А разве это было похоже на намек? – ровно ответил времянщик. – Надеюсь, департамент распределений быстро подберет для господина Денисова нового куратора? Первый допустил утечку информации, - он сделал предупреждающий жест распахнувшему было рот Евдокиму Захаровичу, - и мотивы в данном случае неважны. Второй чуть не ухлопал нашего единственного свидетеля – и вот его мотивы, думаю, заслуживают пристального внимания всех присутствующих.

   - Я могу добавить своего сотрудника к вашему сопровождению, - глава департамента Проводов грустно развел руками. – Конечно, людей у нас не хватает, но я что-нибудь придумаю. Мой сотрудник будет постоянно возле данной персоны. Я не подвергаю сомнению качество работы службы Временного сопровождения, просто, думаю, лучше подстраховаться, и, в случае чего, он сразу же…

   Костя, вне себя от ярости, швырнул меч прямо в грустную физиономию главного санитара, но силы броска хватило только на то, чтобы оружие долетело до конца кровати. Еще в начале его действия глава департамента Проводов с испуганным возгласом метнулся в сторону, и Костя успел заметить, как в тот же момент присутствовавшие в комнате рядовые времянщики бросили короткий взгляд на своего начальника – и остались на месте.

   - Нападение на представителя департамента! – возопил главный санитар, тыча пальцем в приподнявшегося Костю.

   - А чего вы ожидали после такого предложения? – заметила азиатка. – Глупо было говорить такое при нем.

   - Рекомендую вам больше так не делать, - с легким изумлением посоветовал белохалатный Денисову. – Господа, думаю, здесь мы закончили. Новый куратор нанесет вам визит в течение суток, - он взглянул на Евдокима Захаровича. – А вам советую не задерживаться. И так наворотили дел!

   Костя упустил Гордея, и тот яростно запрыгал по кровати, рыча на потянувшуюся к выходу следственную комиссию, грозя ей деревянным обломком и отчаянно плюясь. Итоговая барышня, изящно увернувшись от одного из плевков, раздраженно произнесла:

   - Удивительно злобное создание!

   - Это не злоба, - врио внимательно посмотрел на разъяренного духа дома. – Это преданность. Ваша охрана, Евдоким Захарович, будет ждать вас на площадке. Не задерживайтесь.

   - Вы очень любезны, - отозвался синебородый.

   - Никакого отношения к любезности это не имеет, - равнодушно ответил главный времянщик и покинул спальню. Гордей, напоследок еще раз плюнув в опустевший дверной проем, спрыгнул с кровати и с грохотом выкатился в прихожую, следом вывалились Евдоким Захарович с Георгием, и Костя на минуту остался один на один со своей хранимой персоной, спрятавшейся под простыней. Рука после броска немедленно отнялась, и, повалившись на кровать, он безуспешно попытался восстановить работоспособность конечности.

   - Ушли! – Георгий влетел обратно в комнату и повалился на стул. – Вот же ж…

   - Я сказал вам выглядеть возмущенным! – прошипел синебородый, вбегая следом и вновь шмякаясь на тумбочку. – Зачем вы их злили?!

   - Как ты там работаешь? – Костя повернулся на бок. – Ни хрена не понятно!

   - А это точно были главы? – осведомился наставник. Синебородый кивнул.

   - Точно. И то, что они явились лично, очень плохой знак.

   - Плохой знак для меня или вообще? – усмехнулся Костя. – Похоже, ваши главы здорово напуганы, а, Захарыч? И, похоже, все ваши главы здорово врали.

   - Врио времянщиков напуганным не выглядел, - задумчиво произнес Георгий. – Он выглядел злым, как черт! Я и не знал, что высокопоставленным времянщикам разрешено иметь эмоции.

   - Он ничего, - заметил Костя.

   - Возможно, именно поэтому он вряд ли станет главой департамента. Во всяком случае, пока он на своей должности, охрану с тебя точно никто не снимет.

   - Я бы не был так уверен, - пробормотал Евдоким Захарович. – Я не верю никому из них. Я не верю даже самому себе… Все было отлажено, все работало четко – как в один миг все это могло развалиться на куски?.. – он покачнулся и потер затылок. – Что-то я стал так уставать в последнее время… слишком много всего… слишком.

   - Захарыч, ведь совершенно очевидно, что даже если не все они напрямую замешаны в том, что случилось, у каждого департамента полно косяков, которые этому поспособствовали. Конечно они задергались, - Костя прищурился. – А вы заметили, что никто из них не переспросил меня про бегуна? Никто не удивился бегуну в компании, связно выражающемуся, слушающемуся указаний и не особо безумному. Бегуну, который явно не пять минут назад в наш мир вытряхнулся. Он ведь должен быть абсолютно сумасшедшим – разве это не общепринятое мнение? Разве это не та причина, по которой их уничтожают?

   - Степень опасности для хранителей… да чего там, и для департаментов, они ведь очень сильные… опять же гуманизм… - прошелестел представитель.

   - Страдающим тот тип точно не выглядел. Сомневаюсь, что это был какой-нибудь особенный бегун. Сдается мне, что Жора был прав. Степень безумия бегунов сильно преувеличена. Интересно для чего?

   - Чтобы никто не имел с ними дел, очевидно, - мрачно сказал Георгий. – Что сделает хранитель, увидев бегуна? Пустится наутек! Болтать с ним он точно не станет.

   - Все бегуны, с которыми я сталкивался, были невероятно опасны! – возмутился Евдоким Захарович. – Они преследовали! Они убивали! Константин Валерьевич, не забывайте, что вас самого…

   - Я помню! – отрезал Костя. – Как такое забудешь?! Я не защищаю бегунов! И ту падлу я бы убил, если б мог! Я просто хочу понять…

   - Они видят департаменты… - едва слышно прошептал Евдоким Захарович.

   - Что?! – Георгий вскочил, а Костя широко раскрыл глаза, не слишком, впрочем, удивленный, сразу же вспомнив изумленный взгляд бегуна на остановке.

   - Их неправильно называть существами двух миров, как домовиков, они большей частью существа нашего мира… очень сильные существа и они действительно безумны, - представитель пугливо огляделся. – Но они могут перемещаться так же, как и мы… попасть туда же, куда и мы. И они могут смотреть так же, как и мы. Бегунов уничтожают, потому что они сумасшедшие убийцы. И их уничтожают, потому что они видят департаменты. Они могут понять, что это такое. И они могут попробовать туда добраться. У них не отнимешь память. Не заберешь эмоции. Их невозможно привести в разумное уравновешенное состояние, невозможно превратить их в хранителей…

   - Их можно только убить, - закончил Костя.

   - Ни хрена себе дела! – сказал фельдшер с отчетливым бешенством.

   - Пожалуйста, не спрашивайте меня больше! – представитель в отчаянии взмахнул рукавами. – Меня могут отправить в абсолют только за то, что я вам уже сказал. Рядовые сотрудники не знают об этом! Даже времянщики не знают об этом! Обычные времянщики знают пути и способны ходить по ним, но они не бывают в департаментах... кроме своего. Ушедших туда отводят санитары, хранители, теряющие должность, попадают в центр Ожидания, к которому изначально и прикреплены – технически, эта связь доставляет их туда… а если хранитель на выезде, его может утянуть в местный центр, если города расположены достаточно далеко друг от друга. И те, и другие при этом находятся без сознания. Потому и не ловят обычно слишком старых призраков – они в любом случае не в состоянии пережить дорогу. А бегуны с центром Ожидания не связаны, потому что они никогда там не были. Их невозможно контролировать никаким способом.

   - Я так и знал, что дело вовсе не в безопасности флинтов или хранителей! – фельдшер схватил несопротивляющегося представителя за отвороты халата и как следует встряхнул. – Дело в безопасности департаментов!

   - Не удивительно, что они так забегали, - зло сказал Костя. – Не из-за каких-то там протокольных нарушений. Бегуны, начавшие действовать вместе, втянувшие в это призраков и хранителей, скрывающиеся с помощью присоединений к флинтам… Но о чем же они думали раньше?! Это не вчера началось!

   - Самоуверенность? Либо эти типы слишком хорошо заметали следы. И, возможно, им действительно помогал кто-то из департаментов, уж не знаю по каким причинам, - Георгий отпустил представителя, тут же принявшегося раздраженно расправлять свой халат.

   - Отпечаток нападения на вас возле магазина был испорчен, - сказал он. - Отпечаток странного инцидента с аварией и бегуном на остановке – тоже. Все флинты погибли. После вчерашнего у нас впервые на руках конкретные материалы. Не могу передать вам, Константин Валерьевич, насколько я сожалею, что не прислушался тогда к вашему рассказу про призрака-кукловода. Мне это показалось бредом. Господи боже, мне это кажется бредом даже сейчас!

   - Брось, я и сам ему не поверил, - недовольно сказал фельдшер. – Во всяком случае, кое-что теперь понятно. Например, реакция того хранителя из «мазератти», с которым ты, сынок, общался. Он запомнил того бегуна, который убил тебя, очень хорошо запомнил. И в тот вечер он не просто заметил его рядом и узнал. Он увидел его без повреждений, восстановившимся, хорошо одетым. Он увидел бегуна, который выглядел, как хранитель. Естественно он обалдел. Естественно он попытался вызвать куратора. И естественно бегун и его приятели поспешили убрать всех, кто был в машине.

   - А бегуны разрушают все связи и отправляют только в абсолют, - кивнул Костя. – Но мне непонятно, как так удачно совпало, что все порождающие флинты стали бегунами? Или такие всегда ими становятся, а, Захарыч? Еще одна департаментская тайна?

   - Я думаю, что это удачно проведенные операции, - вяло ответил представитель. – Конечно, это только мое предположение, я никогда не думал, что такое возможно сделать специально…

   - В смысле?

   - То, что вы рассказывали… Слова тех… э-э… кто был в автобусе. Они говорили о внезапности. Беспокоились, чтобы вашу персону не ранили. Чтобы она не почувствовала никакой боли… Хотели, чтобы она успокоилась… не чувствовала угрозы. Внезапность. Мгновенность. Отсутствие боли. Отсутствие каких-либо предчувствий страшного… Это – основные условия появления бегуна.

   - У меня сейчас крыша поедет! – Георгий схватился за голову. – Хочешь сказать, что они наловчились создавать бегунов?! Хочешь сказать, что они пытались сделать бегуна из девчонки?!

   - Что?! – Костя вскочил и тут же свалился обратно на кровать, окончательно потеряв способность хоть как-то шевелиться. – Я убью их всех восемьдесят раз! А потом и еще…

   - Я сказал, что это просто предположение! – возвестил Евдоким Захарович.

   - Я помню, как переглянулись времянщик и санитар, когда я про это рассказывал! – проскрежетал Денисов. – Похоже, это не только твое предположение!

   - Что-то не вяжется, - ошеломленно сказал фельдшер. – Если ты кого-то превратишь в бегуна, он первым делом попытается открутить тебе голову, а не…

   - Почему Аню?! – перебил его Костя. – Я не понимаю, зачем…

   - Как я уже и сказал, я ничего не знаю! – представитель решительно спрыгнул с тумбочки. – Я и этого-то не знаю! Вообще не понимаю, что я тут наговорил, а если не понимаю, то, скорее всего, ничего и не было! Мне нужно идти! Я бы даже сказал, мне нужно бежать! Я… я никогда не думал, что окажусь в подобной ситуации. Никогда не думал о подобной ситуации! Я в ужасе!

   - Тем не менее, - Костя неотрывно смотрел на простыню, из-под смятого края которой выглядывала светловолосая макушка хранимой персоны, - ты был хорошим куратором. А теперь я получу какого-нибудь козла!

   - Вы правда так думаете? – застенчиво спросил Евдоким Захарович.

   - Да, я так думаю.

   - Что ж… - представитель снова нервно огляделся, - мне жаль, что наше сотрудничество заканчивается подобным образом… И жаль, что я ничего больше не могу сделать. Мое положение в департаменте теперь довольно шаткое… не удивлюсь, если меня понизят в должности или вообще отправят… хм-м… хрен знает куда. Тем не менее, я хотел поблагодарить вас.

   - Меня-то за что? – удивился Денисов.

   - Вы кое-чему меня научили, - Евдоким Захарович принял торжественный вид, украдкой еще раз расправив свой роскошный халат. - Я в департаменте очень давно… и подопечных у меня было очень много. И я не сказал бы, что б вы чем-нибудь от них отличались. Вы вздорный, упрямый и сварливый. Вы циничный. Вы злобный. Тем не менее, вы умеете все доводить до конца. Несмотря ни на что. Вот что мне в вас нравилось с самого начала... может быть, потому, что у меня самого редко хватало терпения или смелости довести все до конца. Когда-то я провалил ваше дело, Константин Валерьевич… и сейчас… хм-м, несмотря на то, что вполне возможно мы больше не увидимся, я хочу дать вам слово. Если бегун, отправивший вас сюда, все еще жив, я его поймаю. И вы узнаете и его личность, и его мотивы.

   - Департаменты могут запретить тебе это делать, - заметил Георгий.

   - Ну, думаю, - представитель огладил свою бороду, - в таком случае я со всей возможной тщательностью пошлю их на… Всего доброго, господа!

   Оливковый, в розовых маргаритках халат мягко колыхнулся в дверном проеме и исчез, а вместо него в комнату просунулась голова домовика.

   - Ухух?!

   - Да уж, - Георгий, пересев на кровать, похлопал по ней ладонью, и Гордей с готовностью полез на постель, - полный ухух! Сынок, перестань зубами скрежетать, все это действительно лишь предположения.

   - Сам знаешь, они ее не на загородную прогулку забирали! А порождающие?! Сергей сказал, что их всех нашли за городом! Их всех убили! Наверное, так же забирали, вывозили, мочили по дороге или где-то еще! В городе трудно такое провернуть!

   - Внезапность организовать не так уж и сложно для таких, как они.

   - А забрать после этого бегуна, не привлекая внимания?! А успокоить его?!

   Георгий выругался, и сидевший рядом Гордей заскворчал.

   - Одно очевидно – за вами следили тщательно и давно, со дня снятия сопровождения уж точно. Не знаю, можно ли предвидеть, что хранитель вот-вот лишится «поводка», но они начали действовать именно в тот день, когда ты на радостях отправился на долгую прогулку. Вряд ли это счастливое совпадение.

   - Они могли сделать это намного раньше, - сквозь зубы произнес Костя. – Был период, когда я… неважно себя чувствовал.

   - Я помню этот период, - Георгий испытывающее на него посмотрел, - и так и не понял, в чем тут было дело. Разумеется, они наверняка знали о твоем самочувствии. Но действовать не решились – слишком много свидетелей. Проворачивать такое у вас дома было никак нельзя. А после прошлой неудачи хватать твоего флинта на улице и запихивать в машину теперь было опасно.

   - Мы часто бывали одни…

   - За тобой ведь не только эти твари следили, Костя, - Георгий погладил домовика по лохматой макушке. – За тобой на улице следил Сергей, ты забыл про него? Долго следил и, должен сказать, он довольно неплох в этом деле. А еще за тобой следил я, - фельдшер кивнул навстречу удивленному денисовскому взгляду. – Вначале, чтобы понять, что замыслил мой бывший ученик. А потом – просто хотел узнать, что с тобой происходит.

   - Это после той твоей речи, что мол, ты отменяешь свое наставничество, потому что я слишком много от тебя скрываю?!

   - Речь была ничего себе, - наставник усмехнулся. – Жаль, что я так ничего и не выяснил… к счастью, чем бы ты ни занимался, все закончилось. Но эти козлы наверняка видели и Сергея, и меня. Вот и не полезли. А потом ты поправился и снова стал опасен, - Георгий склонил голову набок. – И они явно недооценили, насколько ты можешь быть опасен. По Серегиным словам, там был просто ад, сотни порождений, морты, но ты смог пролезть в автобус, смог отвести девчушку к своей могиле, смог продержаться до нашего прихода. Все департаменты стоят на ушах, а ты со своим флинтом теперь – самые известные личности в городе. Даже полные безумцы теперь к вам не сунутся.

   - Ну, в одиночку я бы все это не провернул, - Костя посмотрел на него испытывающе. – Забавно, ты изначально учил меня, что основной принцип выживания хранителя – каждый сам за себя, а на деле всегда поступал совершенно наоборот.

   - Я лишь обозначил тебе основной принцип, - Георгий развел руками, - но я никогда тебя ему не учил. Это личный выбор каждого. Этот принцип действительно неплох для выживания. И очень выгоден для департаментов, как ты сегодня мог понять. Одиночек, в случае чего, убирают быстро и тихо. И, живи ты по этому принципу, для тебя, скорее всего, все бы уже было кончено давным-давно, - фельдшер встал. – Ладно, отдыхай. И не беспокойся, если она пойдет куда-то без тебя – с ней будут времянщики. И наверняка кто-то из департаментов. Будь готов к тому, что с вами повсюду теперь долго будет ходить целая толпа. Так что постарайся пока не общаться с Дворником и Колей. Я их уже предупредил, обижаться они не будут.

   - Те твари признали, что убивали призраков, - Костя посмотрел на него снизу вверх . – Неужели Коля не соврал, и они действительно их сожрали?!

   - Очень трудно понять, что где в этой истории, - фельдшер подошел к окну. – Одно ясно – она отнюдь не закончена.

   После его ухода Костя немного подремал – урывками, то и дело просыпаясь и не ощущая никаких перемен к лучшему. Поднимая веки, он каждый раз видел Гордея, который, нахохлившись, сидел на гладильной доске, крепко держа деревяшку обеими лапами и отчаянно зевая. Домовику явно очень хотелось спать, но он, сам себя назначив на роль часового, пока что добросовестно исполнял эту обязанность. Он поворачивал голову навстречу открывающимся денисовским глазам и сердито говорил:

   - Ухух!

   Мол, спи, пока есть возможность, чего тебе еще!

   Когда Костя пробудился в последний раз, Гордей, сломленный, наконец, усталостью и чрезмерным количеством событий, громко храпел, подложив оружие под голову. Усмехнувшись, Костя чуть приподнялся, потом попробовал пошевелить руками, и те неохотно подчинились. Ноги шевелиться отказались и выглядели все еще кошмарно, в здоровенном провале на бедре, от которого чьи-то зубы отхватили целый кус, клубилась, густея, сизь. Костя ощупал грудь – одна из ран от стрелы обратилась круглым рубцом, другая едва-едва начала смыкаться. Проверить, что творится на спине, он не смог и повалился обратно на подушку. Ощущения были отвратительными, он словно проваливался, ссыпался куда-то, как горсть песка, и каждый раз, когда Костя открывал глаза, ему казалось, что сейчас он увидит не знакомую спальню, а густую дождевую завесу и гранитный крест, и его потянет сквозь землю – вниз, все глубже и глубже, навсегда, безвозвратно… Но каждый раз он видел лишь знакомый облезлый потолок, и люстру, и вздувающиеся шторы, и облегченно улыбался. Он был дома.

   Забавно, он ведь действительно был дома.

   Повернувшись на бок, Костя передвинулся поближе к спящей, разметавшейся среди сползшей смятой простыни и едва заметного, почти угасшего ореола сна, осторожно коснулся ее голого плеча, перехваченного повязкой, потом дотронулся до темной царапины на щеке, и тотчас из-под ее ресниц выскользнула слезинка, поймав в себя свет люстры, проворно оббежала царапину и, сорвавшись, впиталась в подушку. Его пальцы сами собой сжались в кулак и впечатались в спинку кровати, потом он провел рукой сквозь пряди волос хранимой, глядя на заклеенный пластырем висок.

   - Аньк… Аньк, прости меня… Если б я не сорвался, ничего бы этого не было… Хорош хранитель, да? Ушел шляться в самый ответственный момент… Ничего, больше эти твари тебя не тронут!.. Ты все сделала правильно. Ты молодец. Кто говорил, что он слабак, а, Анюшка?

   Она вдруг резко распахнула глаза, точно услышав его, и из прозрачных горных озер, совершенно не замутненных сном, на него взглянула такая бесконечная тоска, что Костя невольно убрал руку, на мгновение решив, что сказал что-то не то, но тут же потянулся обратно – навстречу ее руке, медленно поднявшейся с подушки. Краткий миг касания – сопротивление воздуха – и ее ладонь прошла насквозь, не зная, не чувствуя.

   - Костя…

   - Я здесь… - шепнул он, отодвигая руку, так что кончики ее пальцев уткнулись ему в ладонь. – Я здесь, ты же знаешь…

   - Костя, ты здесь? – Аня приподнялась, глядя ему в шею. – Пожалуйста, скажи, что ты здесь!.. Скажи, что ты вернулся… что с тобой ничего не случилось…

   - Ничего со мной не случилось, это с ними все случилось… А со мной все в порядке, - Костя провел ладонью по ее предплечью. – Ну, разве что пообглодали малость… Эй, ну ты что?.. Все хорошо.

   - Пожалуйста, будь здесь… Почему я ничего не чувствую?!.. – пальцы другой ее руки сжались на подушке, царапая ткань ногтями. – Пожалуйста, скажи, что они тебя не убили!.. Ты ведь здесь, ты ведь рядом… наверное, смеешься… Я знаю, что выгляжу смешной… мне все равно, только будь жив!.. Мне все равно, даже если ты сейчас опять голый…

   - Как такое может быть все равно?! – возмутился Костя, и она, чуть дернув головой в сторону, слабо улыбнулась.

   - Это ты?.. – ее улыбка тут же увяла. – Или мне мерещится?.. Кость, я видела твое имя на камне! Видела твое лицо… на той фотографии! И те люди, которые не могли до меня добраться… все, как ты говорил! Я знаю о тебе! Ты никакой не сон! Ты настоящий человек! И ты спас меня!.. Я видела только тех людей… но в твоем мире там творилось что-то кошмарное, я чувствовала!.. Их глаза… они были как куклы, Костя… Они ведь не сами… Как можно делать такое с людьми?! Это ведь они убили тех двоих, да?.. это ведь они?!.. – ее начало трясти, сквозь тоску в широко раскрытых глазах проступил ужас, и Костя подвинулся еще ближе, опершись на спинку кровати, так что теперь ее подбородок почти касался его плеча.

   - Ань, Ань, успокойся!..

   - Ух! – встревоженно сказал проснувшийся Гордей с гладильной доски. – Охох?

   - Кость, я такая дура! Я поверила, что эта девушка – Танина сестра, она показалась мне странной с самого начала, но я все равно пошла с ней… она сказала, что Танины родители хотят, чтобы я встретилась с юристом… чтобы Марата… Я даже ничего не стала проверять, я просто поверила…

   - Вот суки! – глухо произнес Костя, приобнимая ее за плечи. – Перестань. Ну откуда ты могла знать?.. Любой бы поверил…

   - Ты ведь предупреждал меня… но она была в очках, все время была в очках… если б я увидела ее глаза… - Аня резко отодвинулась и закрыла лицо ладонями. – Костя, эти люди… они знают о тебе! Я позвала тебя… я не выдержала! Было так страшно… а ты… у меня никого больше нет… Прости меня!

   - Забудь об этом. Хорошо, что позвала, я бы мог тебя не найти…

   - Мне вчера постоянно казалось… что тебя нет рядом… - она опустила руки, теперь глядя почти точно ему в глаза. – Ты был занят, да?

   - Да уж… - Костя отвел взгляд, - занят…

   - Те люди говорили странные вещи... Они назвали меня сокровищем. Непозволительно счастливым сокровищем. Сказали, что я скоро займу свое место. И что мерзавец чуть все не испортил… Кость, под «мерзавцем» они тебя имели в виду?

   - Не знаю, - насторожился Денисов. – Но узнаю, черт возьми!

   - Кость, они ведь хотели убить меня, да? – Костя вскинул глаза и опять наткнулся на ее прямой, правильный взгляд. – Почему? За что?!

   - Ань, я…

   - А в милиции считают, что мы какая-то секта… - Аня криво улыбнулась. - Решили устроить на кладбище шабаш. Наглотались якобы чего-то… анализы нас заставили сдавать. А водителя совсем забрали. Я не сказала, что это я руль дернула. И что это я ему руку проткнула. Другие не знают этого и он не знает… а я испугалась. Я не знаю, что говорить. Они говорят, он пытался одной из женщин голову камнем пробить… но это ведь он не сам, верно? Кость, его ведь посадят.

   - Мы ему помочь все равно ничем не сможем.

   Она провела ладонью по мокрой щеке, задев царапину, болезненно поморщилась, потом безнадежно махнула рукой.

   - Я даже не знаю, слышишь ли ты меня… Не знаю, где ты… Вдруг ты никогда не вернешься?.. Я без тебя не справлюсь… Я не хочу без тебя справляться… ничего без тебя не хочу!.. – Аня с размаху сунулась лицом в подушку и громко разрыдалась, обхватив ее руками. Денисов попытался ее успокоить – бесполезно, она не слышала его, не чувствовала его прикосновений, не ощущала его эмоций. Гордей, перепрыгнув на постель, забегал вокруг плачущей девушки, размахивая лапами.

   - Айах! Ай-ях!

   - Лучше б-бы м-меня убииили!.. – прорыдала Аня в подушку, и Костя, мгновенно превратившись из растерянного утешителя в возмущенного хранителя, отвесил ей подзатыльник.

   - Ну, молодец, спасибо! Ничего глупее не могла придумать?!

   - Он бы разозлился, если б такое услышал!..

   - Да ты представить себе не можешь, как я сейчас зол! – Костя повалился на подушку рядом с ней. – Прекращай эту драму или я тебе устрою!..

   - Совместное предприятие… а сам взял и погиб!..

   - Ничего я не погиб! Я здесь, черт возьми! Я ору тебе в ухо! Анька, ну прекращай, нельзя столько реветь! Голос сорвешь! Я, кстати, тоже! Гордей, ну ты-то скажи ей!

   - Нях-нях! Чхах! Пфух!

   - Вот видишь! Ну живой я, Аньк!.. в некотором роде…

   Постепенно ее рыдания перешли в слабые всхлипывания, и она повернула голову, снова натянув простыню почти до глаз. Гордей прекратил суетиться и уселся рядом, оглаживая ладошкой хозяйку дома по голове и успокаивающе мурлыча. Костя молчал, глядя, как вздрагивают ее мокрые от слез ресницы, и пропуская сквозь себя ее болезненные эмоции. Он был всего лишь хранителем. Он мог только хранить. Не мог стереть ни единой слезы с ее лица. Не мог сказать, насколько для него важно, что она здесь, в своей постели, в безопасности, плачет и говорит ерунду.

   - Ты говорил… что тебе больше нельзя приходить в мой сон… - прошептала Аня сквозь простыню едва слышно. – Но если бы… хотя бы на минутку?.. Просто чтобы я знала… Только на минутку!..

   - Ань, я не могу.

   - На одну минутку…

   - Я и так дел наворотил…

   - На минутку, пожалуйста…

   - Ань, нельзя… Я хочу… очень, но нельзя…

   - Мне так плохо…

   - Мне не лучше!

   - Костя, пожалуйста…

   - Я приду, перестань разговаривать!

   Она глубоко вздохнула и закрыла глаза, стянув простыню с лица. Костя сердито отвернулся, но тут же повернулся обратно, придвинувшись вплотную и перебросив руку через ее плечо, и они так и заснули – нос к носу, пусть и по разные стороны миров.

***

Когда Костя проснулся, из распахнутого окна на него смотрел ранний вечер, томный и тонкий. Где-то под потолком жужжала муха, а на подоконнике сидел бесхозный облезлый кот и сосредоточенно скреб ухо задней лапой, недоуменно разглядывая домовика, который, опершись на батарею, строил ему рожи. Кровать была пуста и застелена только с Аниной стороны, и Костя тотчас вскочил в панике, но тут девушка вошла в комнату, закрутила волосы, заколола их на затылке, напряженно посмотрела сквозь него и ушла так тихонько, словно боялась кого-то разбудить. Костя покачал головой, потом пошевелил руками – и те послушно подчинились. Ощупал грудь – от пробивших ее стрел не осталось и следа. Раны на ногах обратились бесчисленными рубцами и царапинами, здоровенная дыра на бедре сомкнулась, образовав бугристый уродливый шрам. Он пошевелил одной ногой, потом другой, осторожно встал с постели и сделал несколько шагов, опершись на лапу услужливо подскочившего Гордея. Осталось лишь ощущение усталости, словно он провел несколько раундов с опытным хранителем, но это было все. Жуткое засасывающее чувство исчезло. Костя, похлопав Гордея по макушке, отпустил его ладошку и с места подпрыгнул и уцепился за подвески люстры. Качнулся и легко приземлился по другую сторону кровати. Настроение у него окончательно испортилось.

   - Аня! – крикнул Денисов и вышел из комнаты с ухухающим Гордеем в кильватере. – Аня, ну что ты сделала?!

   Он нашел ее в гостиной – Аня сидела в кресле, поджав ноги, и пила чай. Она выглядела бледной и подавленной, и тянувшиеся от нее эмоции были такими же бледными и подавленными, на щеках виднелись свежие влажные дорожки, рука, подносившая чашку к губам, подрагивала. Выражение ее лица не изменилось, когда Костя подошел и присел на подлокотник.

   - Ну что ты творишь? – сердито спросил он. – Я бы сам нормально восстановился, постепенно… Так же нельзя!

    - Эй! - шепотом позвали от окна. Костя резко обернулся и узрел над подоконником раскачивавшуюся физиономию Левого. Посадил вместо себя на подлокотник урчащего домовика, немедленно с интересом заглянувшего в чашку, и подошел к окну. Левый тотчас огляделся, потом тихонько сказал:

   - Хорошо выглядишь. А говорили, тебя порвали на мелкие кусочки… Ну и навели вы шороху! Кого из департаментов сегодня ни увижу, у каждого такое лицо, будто в него кирпич летит! Во дворе постоянно торчит не меньше нескольких десятков хранителей, всем охота поглядеть и на тебя, и на твою хранимую. Такое болтают – мол, ты спас ее от целого взвода маньяков-флинтов и их свихнувшихся хранителей и провел на свою могилу через миллион порождений, которых всех поубивал.

   Костя криво усмехнулся и оглянулся на Аню.

   - Она выходила сегодня?

   - Только во двор, приезжала какая-то мадам, и твоя вынесла ей бумаги.

   - Это, наверное, венецианская бухгалтерша.

   - А больше никуда не ходила, спала целый день. Как будто знала, что тебе нужно.

   - Да уж, - мрачно произнес Костя и покосился на пустую пепельницу, - знала… Не раздобудешь мне зажженной сигаретки?

   - Я охранник, а не горничная, - заметил времянщик