Интервью. Юлия Амусина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1 – Пресс-конференция
• ГЛАВА 2 – Заманчивое предложение
• ГЛАВА 3 – Подвох
• ГЛАВА 4 – Неприязнь
• ГЛАВА 5 – На спор
• ГЛАВА 6 – Между молотом и наковальней
• ГЛАВА 7 – Меняя лица
• ГЛАВА 8 – Синий час
• ГЛАВА 9 – Тень от тени
• ГЛАВА 10 – Нечестная игра
• ГЛАВА 11 – Ответная реакция
• ГЛАВА 12 – Трещина
• ГЛАВА 13 – Между строк
• ГЛАВА 14 – Влечение
• ГЛАВА 15 – Черным по белому
• ГЛАВА 16 – Только без слез
• ГЛАВА 17 – Задеть за живое
• ГЛАВА 18 – В центре урагана
• ГЛАВА 19 – Только мы вдвоем
• ГЛАВА 20 – Утешительный приз
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Согласившись подменить коллегу, я отправилась на пресс-конференцию, посвященную презентации новой книги популярного писателя Антона Бажутина, и оставила о себе неизгладимое впечатление, во всеуслышание назвав его убийцей. А потом пообещала главному редактору нашего журнала, что обязательно возьму у Бажутина эксклюзивное интервью. Теперь у меня есть всего неделя, чтобы придумать способ раскрутить упрямого писателя на откровенный разговор и набросать первоклассную статью, иначе я могу лишиться работы. Вот только задача усложняется тем, что у него слишком хорошая память на лица. А еще Антон Бажутин терпеть не может журналистов…

ПРОЛОГ

Разбудило меня стойкое ощущение чужого взгляда, настойчиво сверлящего во мне дыру за дырой. Не раскрывая сонных глаз, я заворочалась на своем месте, просунула руку глубже под подушку и вдруг замерла, почувствовав, как моя ладонь коснулась чего-то теплого и определенно живого. В тот же миг глаза мои распахнулись сами собой, и я, не мигая, уставилась на хмурого писателя, взлохмаченного и, кажется, очень недовольного своим открытием в моем лице.

   А он действительно очень красивый, некстати мелькнуло в моей голове отголоском минувшего вечера.

   – Какого черта? – в совершенном изумлении рявкнул Бажутин спустя минуту, по истечении которой мы не сводили друг с друга застывших взглядов. Лишь теперь до меня дошло, что все вчерашние события реально пролетели мимо писателя, и мне, по всей видимости, придется как-то с ним объясняться…

   – Доброе утро, – брякнула я, выгадывая лишнее время.

   – Доброе? Вы… как там вас?.. называете это утро добрым?

   – А что, на улице дождь?

   – Какой дождь? – разинул он рот.

   – Тогда почему бы утру не быть добрым? – я подавила зевок, поерзав щекой по смятой подушке.

   – С ума сойти, – буркнул Антон, не сразу найдясь с ответом. – Меньше всего мне хотелось открыть глаза и наткнуться на… вас, – он брезгливо сморщился, без лишних слов демонстрируя мне свое отношение к сложившейся ситуации. – Даже самые отмороженные журналисты из тех, с кем мне приходилось иметь дело, и те максимум поджидали меня у подъезда… – помолчав, он тяжело вздохнул. – Может, вы хотя бы расскажете, с какой стати и каким образом пробрались в мою постель?

   Ну... В общем, это сложная история...

ГЛАВА 1 – Пресс-конференция

Успела… все-таки успела.

   Стараясь двигаться аккуратнее, я протиснулась между заполненными рядами к своему месту и уместилась на пустующем сидении, попутно уловив придирчивый взгляд тучного дяди справа, показавшегося мне смутно знакомым. Присмотревшись, я распознала в нем своего давнего конкурента по некоторым особенно животрепещущим темам и из чувства противоречия выдала ему самую сладкую улыбочку, после чего отвернулась, выдохнула, устроила сумку на коленях и покосилась туда, где уже начиналось все самое интересное.

   Ведущий сегодняшней пресс-конференции, высокий мужчина в идеальном черном костюме, щедро одаривал улыбками зал, состоящий преимущественно из журналистской братии. Все мои коллеги были в теме, и только я имела ко всей этой суете лишь косвенное отношение, так как задание присутствовать здесь получила всего полчаса назад, а все из-за Лёвки Мальцева, любимчика шефа и просто беспечного кретина, сваливающего на других свою работу, а после незаслуженно сгребающего себе все лавры. И хотя я много раз зарекалась иметь с ним хоть какие-то дела, сегодня пришлось бросить все и сломя голову мчаться на другой конец города, на Лёвкину конференцию, собранную по случаю выхода новой книжонки одного из самых загадочных писателей современности. Главред рвал и метал, даже слушать ничего не желая о том, что мне, в общем-то, есть, чем заняться, и без мальцевских косяков. Если я правильно уловила поток нескончаемого красноречия босса, Лёвка умудрился слететь с дороги где-то на полпути к пресс-центру, и наши, узнав о несчастье, спешно созвонились с организаторами конференции, чтобы успеть заменить Лёвкино имя на мое в списке приглашенных. Краткая вспышка справедливого негодования с моей стороны, сопровождаемая восклицаниями «Почему я?!» никого не взволновала. И теперь я, хоть и с опозданием, все же прибыла на место, впрочем, мероприятие все равно задерживали на пару минут.

   На входе мне предусмотрительно выдали папку с раздаточным материалом, которую я в спешке сунула в приоткрытое отделение сумки и только сейчас смогла мельком посмотреть. Что тут у нас? Пресс-релиз, фото писателя, держащего в руках свою книгу, и красочный буклет издательства со всеми необходимыми контактами. Стандартный набор.

   Как бы мне ни хотелось хоть бегло пробежаться глазами по тексту и в общих чертах ознакомиться с темой, пришлось сунуть папку обратно в сумку и нацепить на лицо выражение полной осведомленности обо всем, что происходит в зале. Настроения мне это не прибавило. Терпеть не могу оказываться в подобных положениях, особенно по вине мерзких типов вроде Лёвки, который уж точно не скажет мне банальное спасибо за то, что я прикрываю его задницу ценой собственной репутации. Обычно я подолгу готовлюсь, стараясь максимально вникнуть в суть повестки, чтобы какой-нибудь умник, для которого я не живой человек, а всего лишь инструмент написания статьи, не смог загнать меня в тупик особенно заковыристыми вопросами. В этом конкретном случае я не готовилась совсем. Это было Лёвкино дело, а у меня хватало собственных забот, чтобы проявлять углубленный интерес еще и к чужой работе.

   Впрочем, кое-что об ажиотаже вокруг сегодняшнего героя, вновь набирающего популярность писателя Антона Бажутина, я все-таки слышала.

   Еще бы – некогда знаменитый писатель-убийца, на несколько лет выпавший из литературной тусовки, возвращается в свет со своей новой интригующей книгой, целиком и полностью посвященной загадочному случаю на устроенной им вечеринке, унесшему жизнь его брата и положившему конец его блестящей писательской карьере. Несколько лет назад журналисты наперебой обвиняли Антона Бажутина в намеренном, хитро спланированном убийстве, открывая все новые подробности трагической истории, о которой сам писатель предпочитал молчать, чем только подпитывал разрастающийся интерес общественности и множил самые противоречивые слухи. Некоторые утверждали, будто Антон устранил брата из-за возможного наследства, но на более конкретные вопросы на эту тему ни ответов, ни даже предполагаемого денежного источника не находили. Кто-то винил в раздоре братьев безызвестную красавицу, якобы столкнувшую их нос к носу в смертельной борьбе за свою благосклонность. Шекспировские страсти, да и только. Как бы там ни было на самом деле, но даже я считала, что в прошлом писателя наверняка можно обнаружить уйму грязных секретов из тех, о которых разумные люди не говорят вслух.

   Теперь, по прошествии долгих нескольких лет упорного молчания, Антон Бажутин наконец-то согласен дать собственные комментарии к той нашумевшей истории.

   В огромном профессиональном пресс-центре, стены которого украшены широкоформатными плакатами с логотипами издательства и фотографиями обсуждаемой книги, сейчас не присутствует только ленивый. Журналисты вообще скоры на подъем, особенно когда речь идет о первых полосах и громких скандалах, из которых можно выжать максимум вкусного материала для простых обывателей. Нам обещали откровения – и мы предсказуемо клюнули на нехитрую удочку пресс-службы модного издательства, развернувшего бурную рекламную деятельность вокруг литературной новинки Бажутина с броским названием «Метанойя».

   За спиной прилизанного ведущего, занятого созерцанием множества глаз горящих камер, я увидела стенд, сверху донизу заставленный копиями книжной новинки. Обложка притягивала к себе мой искушенный взгляд насыщенными красными оттенками, за которыми проступала темная фигура мужчины, закрывающего лицо обеими ладонями, как будто пытающегося скрыться или даже защититься от осуждения всего мира. Эта ассоциация возникла невольно, но оказалась очень близкой всему тому, что я успела услышать о писателе. Стараниями главреда и Лёвки я изначально была настроена слишком предвзято ко всему, что касалось этого мероприятия, но обложка мне в самом деле понравилась. Хотя я подозревала, что за громким названием и красивой картинкой на деле скрывается высосанная из пальца обыкновенная распиаренная пустышка. Это было не профессионально, но я ничего не могла с собой поделать.

   Ведущий, возле которого находилась табличка с именем «Анатолий Нефедов», бодрым голосом поприветствовал всех собравшихся и поочередно представил участников пресс-конференции, устроившихся за скругленным столом, украшенным огромной надписью «Metanoia» и кровавым отпечатком раскрытой ладони. Участников было двое – темноволосый молодой мужчина, в котором я распознала главного виновника сегодняшнего собрания, и его литературный агент, миловидная женщина с пышным пучком рыжих волос на затылке и острым взглядом, благодаря которому она могла без труда просканировать любого из присутствующих и почти наверняка сказать о том, какой характер будет носить написанная им будущая статья. Меня она взглядом не удостоила, отдав предпочтение первым рядам. Но и я, в свою очередь, ею не заинтересовалась. Под вступительное слово ведущего я беззастенчиво разглядывала Антона Бажутина, рассеянно взирающего на переполненный зал с видом маленького мальчика, потерявшего в песочнице любимый игрушечный совок. На мой взгляд, писатель был слишком красив, и в то же время имелось в нем нечто неправильно-настораживающее, поэтому я заранее настроила себя на то, что он мне совсем не нравится. Слишком хорошо маскирует фальшь. Он насквозь фальшивый, это видно.

   Усмехнувшись мысленно, я закинула ногу на ногу и приготовилась внимать тем сказочкам, которые припасены у писателя для нас с коллегами.

   Исчерпав свой богатый запас красноречия, Нефедов передал микрофон Бажутину, и теперь внимание присутствующих обратилось к сегодняшнему хедлайнеру.

   – Добрый день, уважаемые гости, представители прессы. Я очень рад приветствовать вас на нашей сегодняшней пресс-конференции, – радость буквально проступала на лице писателя, едва заметно его перекашивая. – Знаете, еще совсем недавно моя жизнь не отличалась особым разнообразием. Я был… одним из многих потерянных и неприкаянных, просто существовал в пределах одного места, не строя никаких планов на будущее, даже не думая, что вскоре буду сидеть перед вами и представлять вам свою новую книгу. Эта история занимала мои мысли на протяжении не одного года, и я совсем не был уверен, что смогу завершить ее, хотя, признаться, иногда воображал себе, как будет здорово однажды набраться смелости и поделиться с миром конечными результатами этой длительной работы, пусть даже не каждому она пришлась бы по душе. Возможно, кто-то из вас уже знаком с моим творчеством?

   Писатель обвел глазами замерший зал. Мне показалось, что на секунду наши взгляды пересеклись, но Бажутин сразу отвел свой дальше по ряду, отыскивая куда более понимающие лица. Судя по его удовлетворенной улыбке, таковых обнаружилось достаточно.

   – Так вот, «Метанойя» не имеет ничего общего с тем же «Остывшим пеплом», в свое время снискавшем большую популярность у читателей… Она вообще не рассчитана на массовый интерес, и я хорошо это понимаю. Однако из всех моих историй именно «Метанойя» имеет для меня поистине огромнейшее значение.

   Бажутин выдержал непродолжительную паузу, проверяя реакцию многочисленной публики.

   – Как, наверное, некоторые из вас уже знают, «Метанойя» непроста тем, что освещает определенный период жизни человека, считающего себя убийцей.

   От этих его слов зал притаившихся хищников пера ощутимо всколыхнулся, все мы безошибочно почуяли запах острой темы. Поддавшись всеобщему возбуждению, я тоже оживилась, вскинула голову, вперяясь пристальным взглядом в писателя, который на наших глазах слово за слово замуровывал себя в капкан, при этом явно отдавая полный отчет своим действиям. Это показалось мне любопытным, но не настолько, чтобы растворить неприятный осадок от предшествующих конференции событий. Я все еще была настроена скептично. Вслушивалась в мягкий и довольно приятный голос писателя, пытаясь навскидку определить, что же он пытается скрыть от нас за нейтральными речами? О каких скользких моментах умалчивает?

   – Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – усмехнулся Антон, вновь обращаясь глазами к залу. – Это не автобиография, хотя очень многое из того, что вы при желании обнаружите непосредственно на страницах книги, шло от самого сердца и было пережито мной лично. Как и за главным героем «Метанойи», за мной тоже есть огромная вина, которую невозможно искупить ни искренними сожалениями, ни слезами, ни бесчисленными мольбами о прощении. Это грех, камнем осевший в самой глубине души. Тяжкое бремя, от которого никогда избавиться. Я стал противен сам себе. Я почти не ощущал себя в этой реальности, находя своеобразное спасение лишь в работе над книгой, засыпая и просыпаясь с мыслью о том, какой будет следующая глава «Метанойи», не зная толком, к чему в итоге хочу прийти, о чем именно рассказать своему предполагаемому читателю. Я не знал, даже, для кого пишу. Я хотел создать не просто историю, а историю со смыслом, сплести образную картинку из слов, и в ней увидеть ответы на тревожащие меня вопросы. День и ночь я размышлял о переплетениях сюжета, логике повествования, характерах персонажей и их взаимоотношениях друг с другом, одновременно пытаясь провести четкую линию искупления по всей истории, от начала до самого конца. Это было сложно, особенно учитывая мой прошлый опыт и личную вовлеченность, но в конечном итоге, думаю, оно того стоило. В моей книге герой путем множественных испытаний души и тела все-таки обретает внутренний покой, отпускает болезненное прошлое и пытается начать жизнь с чистого листа, перечеркнув тот, который оказался загублен его же собственными ошибками. В реальности все намного сложнее.

   Бажутин замолчал, и ведущий, распознав окончание вступительной части, перехватил инициативу на себя, попросив присутствующих задавать писателю вопросы. Первым ринулся в пекло знакомый мне долговязый представитель популярного ежемесячного издания, представившись и сразу переходя к сути:

   – Антон, вы говорите о том, что трудились над «Метанойей» несколько лет, прежде чем решились продемонстрировать книгу своим поклонникам, – писатель кивнул, выражая согласие. – Это то время, которое понадобилось вам, чтобы пережить свой личный катарсис, или же просто так совпало, что именно сейчас вам захотелось вновь заявить о себе миру?

   – Наверное, и то, и другое, – Антон повертел в ладонях микрофон, собираясь с мыслями. – Я не могу сказать, что «пережил» и сумел отпустить свое прошлое, как это сделал герой моей книги, но и скрываться от внешнего мира за спинами близких мне людей тоже больше не мог. Просто в какой-то момент я почувствовал, что дальше будет лишь хуже, и мне нужно срочно что-то сделать со своей загубленной жизнью, пока не стало слишком поздно. Пришло время выйти из сумрака, тем более, на этот раз у меня было, что показать моим поклонникам и тем, кто все эти годы сочинял самые невероятные факты о моем якобы прошлом, понятия не имея, насколько их предположения далеки от реальности. У меня на руках был железный аргумент, – Антон улыбнулся, протягивая руку к лежащей на столе книге, взял ее и развернул обложкой к залу. – У меня была «Метанойя».

   – Владимир Семенов, журнал «Звездная жизнь». Антон, скажите, есть ли связь между недавним крупным пожаром в особняке, в котором вы провели последние несколько лет, и стремительным выходом вашей долгожданной книги?

   Бажутин слегка округлил глаза.

   – Связь? Вы думаете, что мне теперь негде жить, и таким образом я пытаюсь заработать на новый дом в самые кратчайшие сроки?

   По залу пронеслись смешки. Ожила рыжеволосая женщина по левую руку от писателя:

   – Владимир, я со всей ответственностью говорю вам, что выход книги – это очень сложный и долгий процесс, требующий времени, усилий и кропотливой работы на нескольких этапах, начиная с договора между автором и издательством и заканчивая выпуском полностью готовой истории, – она взяла в руки «Метанойю» и пальцем чуть растрепала плотно сжатые хрустящие страницы, наглядно демонстрируя их журналисту.

   Семенов уселся на место.

   – Алексей Бурдаков, журнал «Неоновая звезда». Антон, вы долгое время не давали о себе знать, на корню оборвав творческую деятельность и упорно избегая любых вопросов относительно вашего прошлого, и вот теперь сами выходите на контакт, да еще и с книгой, в основу которой положен сюжет, во многом сходный с вашей личной историей. Довольно смелый шаг, хотя и не совсем понятный нашей аудитории. Вы можете как-то прокомментировать этот момент?

   – Да… разумеется, – Антон сковал ладони в замок перед собой, взглядом обращаясь к Бурдакову. – Я не избегал вопросов, просто по большей части они дублировали друг друга, с каждым разом приобретая все более жесткую формулировку. В конце концов моему терпению наступил закономерный предел, и я вовсе замолчал, предоставив другим возможность говорить за меня. Видите ли, Алексей, моя точка зрения никого в то время не интересовала. В глазах общественности я был убийцей собственного брата, всеми презираемым, и каждый считал своим долгом бросить в меня камень побольше. Я не говорю, что не заслужил этого. Нет. Все верно. Как и несколько лет назад, я полностью признаю свою вину в содеянном. И все же мне хотелось получить хоть крохотную часть… понимания? Невыносимо жить, когда все вокруг тебя ненавидят, да и ты сам ненавидишь себя. Эта ненависть разрастается, множится, копится в душе, не находя выхода, и однажды ее становится слишком много, так много, что ты больше не можешь свободно дышать, тщетно пропуская сквозь пальцы улетучивающийся воздух, цепляясь за любую возможность отхватить драгоценный глоток и отсрочить неизбежное, а кто-то наблюдает за тобой, одновременно откачивая воздух из комнаты, в которой ты сам себя запер. Вместо того чтобы проломить дверь и протянуть руку помощи, этот образный «кто-то» помогает тебе довести процесс самоуничтожения до логического финала.

   Он замолчал, и на несколько долгих секунд в переполненном зале повисло почти нерушимое молчание.

   – Лада Кобринская, журнал «Звездочет» – словно со стороны услышала я свой механический голос, и в этот момент Антон развернулся, сосредотачивая на мне взгляд в ожидании нового вопроса. – Прошу прощения, но мне показался любопытным ваш ответ. Образный «кто-то» в вашем понимании – кто же он? Имеются в виду ваши поклонники? Просто нейтральные любопытствующие? Вы ждали помощи от людей, которым, по сути, не важна ни ваша жизнь, ни ваши проблемы, ни вы сами?

   – Какой помощи я мог ожидать? – он покачал головой, не сводя с меня внимательных глаз. – Скажем, я не был готов к тому, что моя жизнь в одночасье изменится, а все мои прежние знакомые отвернутся от меня, даже не попытавшись разобраться в случившемся более вдумчиво.

   – Вдумчиво? Но если бы ваши знакомые все-таки озаботились более детальным углублением в подробности той роковой ночи, неужели их мнение могло существенно измениться? Ведь как ни крути, а именно вы толкнули вашего брата, вследствие чего он упал, да так неудачно, что расколол себе голову. Вы полагаете, это достаточно веская причина для того, чтобы люди внезапно одумались и прониклись к вам искренним сочувствием?

   Отвечать мне Антон не спешил.

   – Как, вы сказали, называется ваше издание?

   – «Звездочет».

   – Приличный аналог желтой газеты, – понимающе кивнул писатель, ни единой эмоцией не продемонстрировав мне своего пренебрежения, однако в его мастерском равнодушии я безошибочно распознала брезгливость к представляемому мной журналу и… ко мне. – Что бы я вам сейчас ни ответил, вы все равно перекрутите мои слова, уважаемая Лада.

   – Неужели я что-то перекрутила? – непонимающе хлопнула я ресницами. – К тому же, в зале ведь присутствуют и представители более «серьезных» изданий, которым, я уверена, также весьма интересно пролить больше света на ваши действия во время той вечеринки. Вы ведь сами хотели объясниться с недружелюбным к вам миром. Вы написали об этом целую книгу. Теперь у вас есть уникальная возможность сделать это, рассказать, как все было в действительности, снискать понимание…

   Побагровевший Нефедов смерил меня уничижающим взглядом и схватился было за микрофон, спеша прийти на помощь писателю, но Антон жестом ладони остановил его, показывая, что в этом нет надобности.

   – Это очень сложная тема, Лада. Если б все было так просто, как в ваших словах, мне не пришлось бы ждать столько времени, прежде чем осмелиться предстать перед людьми, заранее настроенными против меня и моих чистосердечных рассказов. И мне все еще трудно словами выразить то, что изо дня в день с прежней силой терзает мою душу. Однажды я попытался это сделать, и вот результат, – писатель вновь продемонстрировал залу свою новую книгу, после чего опять обратился ко мне. – Вы ведь не ознакомились с ее содержанием, Лада?

   – Очень кратко, – нехотя процедила я, ни за что на свете не признавшись бы перед коллегами в том, что услышала о «Метанойе» только в стенах пресс-центра из уст самого Бажутина.

   – Вот почему у вас все еще остаются подобные вопросы, – с пониманием кивнул писатель, невозмутимо рассматривая книгу в своих руках. – Разумеется, я вовсе не призываю читать эту историю от начала и до конца. Все мы разные, и вкусы у нас тоже разные. Но кто знает, может, вы только начнете, и вам понравится?

   – Иными словами, вам удалось оправдать свой поступок перед самим собой? – мрачно бросила я, ни в какую не желая замечать гневные взгляды ведущего и изучающие – дамочки с рыжими волосами, в глазах которой я вряд ли была значимее амбарной мыши, в чью кровь уже поступила хорошая порция яда.

   – Нет, – коротко ответил Антон, складывая ладони поверх глянцевой обложки своей книги, и лишь теперь выразительно покосился на Анатолия.

   – Следующий вопрос, пожалуйста! – тотчас ожил ведущий.

   Сообразив, что на этом мой стремительный бенефис можно считать оконченным, я кивнула, заняла свое место и вновь обратилась в слух, стараясь не обращать внимания на едкие взгляды сидящих вблизи коллег.

ГЛАВА 2 – Заманчивое предложение

Створки лифта плавно разъехались по сторонам, открывая мне вид на святая святых нашего эпатажного глянцевого листка – кишащую взбудораженными сотрудниками редакцию.

   Мимо меня со свистом пронесся Эдуард из типографии, в спину которого еще летели раскаты мощнейшего голоса чем-то раздраженного главреда.

   – Ладка, ты чего там учудила, а? – с присущей ей эмоциональностью воскликнула подруга, отталкиваясь от стойки и двигаясь мне навстречу.

   Не торопясь с ответом, я опасливо покосилась в сторону распахнутой двери в кабинет главного редактора, в миру Федора Валерьевича Молотова, чья фамилия с поразительной точностью перекликалась с взрывным и порой совершенно непредсказуемым характером.

   – Мои вопросы писаке были куда круче, чем жалкие блеяния этого напыщенного индюка Бурдакова, – заявила я, на что Лилька фыркнула. – А… что там происходит? – кивнула я в сторону кабинета, решив прощупать почву перед тем, как станет слишком поздно давать задний ход своему появлению. Лилька вторично фыркнула:

   – Молотов вместе с Аннушкой внимательнейшим образом смотрели прямую трансляцию из пресс-центра, и, кажется, что-то им до сих пор не дает покоя…

   Прежде чем Лилька успела договорить, дверь в кабинет главного распахнулась еще шире, и оттуда незамедлительно выкатился сам Молотов, насупленный и явно чем-то очень раздраженный.

   – Лада еще не вер… А! – он тоже меня заметил. Уловив во взгляде главреда первые признаки надвигающейся бури, Лилька предусмотрительно юркнула обратно к стойке секретаря, откуда и продолжила наблюдать за дальнейшим развитием событий, оставаясь вдали от очага наметившегося возгорания.

   – Я уже на месте, Федор Валерьевич, – бодро отрапортовала я, невольно расправив плечи. – Материал у меня с собой, так что немедленно сажусь за статью и…

   – Я даже уже примерно представляю, что ты там наваяешь, – хмуро перебил меня Молотов, с грозным видом останавливаясь напротив. – Мы с Анной Семеновной смотрели трансляцию и теперь прямо-таки теряемся в догадках, кто же у нас работает: прирожденный журналист, чьи блестящие выступления способны привести наш журнал к небывалому успеху, или маленькая амбициозная дурочка, которая только подтолкнет его еще ближе к славе чахнущего бульварного листка.

   Я непроизвольно выкатила глаза, едва поспевая за развитием мысли главного, а он тем временем не сбавлял оборотов:

   – Так что пока мы не пришли к единому мнению, чего в тебе больше – дурости или хорошо замаскированной гениальности, передай-ка все материалы по пресс-конференции Лёвке и займись рубрикой читательских отзывов, там как раз накопилось порядочно всякого хлама.

   – Что? – в возмущении взвилась я, живо вообразив, как несколько не самых легких часов моей жизни уплывают в руки бездельника Лёвки почти готовой статьей, и теснее прижала к себе сумку со всем ее ценным содержимым, будто главред мог попытаться забрать ее у меня силой. – Нет, Федор Валерьевич, пожалуйста! Я очень хочу эту статью! Вы же знаете, если б у меня было больше времени на подготовку, я бы самым тщательным образом изучила имеющуюся по Бажутину информацию и все сделала, как надо. Я бы заранее проработала план, набросала вопросы, и мне не пришлось бы импровизировать на ходу, основываясь только на самых горячих слухах из его биографии. Но я этим не занималась! – видя во взгляде Молотова редкие проблески понимания, я несколько приободрилась и продолжила куда увереннее. – Согласитесь, мало что зная о писателе и его книжке, я выжала из этой пресс-конференции максимум для нашего журнала, так позвольте же мне закончить начатое и слепить конфетку из того, что у меня уже есть!

   – Думаешь, у тебя получится? – скептически поджал губы Молотов.

   – Даже не сомневайтесь! Федор Валерьевич, вы видите здесь Лёвку? – я демонстративно повела глазами по помещению, то и дело натыкаясь взглядом на кого-либо из заинтересованно наблюдающих за нами коллег. – Вот и я не вижу. А номер горит, вы сами утром говорили, помните? Пока Мальцева будут отскребать от асфальта вместе с его чудной тачкой, я напишу вам такую статью, что все просто закачаются...

    – Ну, обещать мы все горазды, – мало-помалу поддавался на мои уговоры главред. – Ладно, пока Лёвки нет на месте, материалы остаются у тебя. Можешь делать с ними, что хочешь, но в пределах разумного, – он поднял вверх указательный палец и, пристально на меня посмотрев, добавил своим излюбленным тоном. – Учти, я буду проверять очень, очень придирчиво.

   – Отлично! – обрадовалась я, пропустив мимо ушей его последнее замечание.

   Главный, все еще недовольный моими приключениями на пресс-конференции, скрылся в своем кабинете, на сей раз не забыв захлопнуть за собой дверь. Уяснив, что этот раунд как-то неожиданно остался за мной, я с облегчением выдохнула, похлопала по плечу зазевавшегося коллегу и медленно побрела к своему рабочему месту, расположенному в углу у самого окна. Едва я успела бросить сумку на стол и пришвартоваться в удобное офисное кресло, как рядом материализовалась Лилька со стаканчиком кофе.

   – Ну, ты даешь, Мышка! – опередила ее въедливая девчонка, отбивающая дробь по клавиатуре в кресле напротив. Услышав свое дурацкое прозвище – очередное изобретение небывалого умника Лёвки – я лишь раздраженно поморщилась, откидываясь на мягкую спинку вертящегося стула:

   – Сейчас эта мышка как следует засадит промеж глаз одной страшной облезлой кошке.

   – Да ладно тебе, Мышонок! – подхватил еще один из наших мнимых остряков, выпускающий редактор, главной заботой которого с подачи Молотова является своевременный выпуск издания вне зависимости от того, на какой стадии находится заполнение журнала. Не размениваясь на вялый обмен словесными репликами, я продемонстрировала ему красноречивый жест из трех пальцев и отвернулась к Лильке.

   – Забей, – равнодушно махнула подруга рукой.

   – Я думала, будет хуже, – кивнула, дотягиваясь до сумки и извлекая оттуда папку с раздаточным материалом, доставшимся мне с памятной пресс-конференции. Лилька заинтересованно покосилась на разноцветные буклеты издательства, вытащила несколько штук из моей ладони и принялась поочередно рассматривать красочные иллюстрации.

   – Итак, Федечка отдал тебе статью… – пропела она, остановив взгляд на буклете с изображением модной книжной новинки. – Сейчас все поголовно расхватывают эту «Метанойю» с полок книжных магазинов, как будто кто-то свыше отдал им приказ пополнять ряды бажутинских адептов, – на мой смешок она не обратила внимания. – Неужели эта книженция настолько интересная, что люди массово сходят с ума? Тоже попробовать приобщиться, что ли?

   Я скривилась:

   – Бажутин писал эту муть несколько лет. Тебе не осилить такой объем.

   – Там все так запущено? – уважительно присвистнула Лилька. – Неужели этот новомодный писака решил перещеголять «Войну и мир»?

   – Меня он решил перещеголять, – мрачно буркнула я, покрутившись в своем кресле и невольно припомнив самые острые эпизоды нашего непродолжительного общения с Антоном Бажутиным. – Надо же, какой умник… Когда понял, что вопросы принимают весьма неприятный для него оборот, принялся снисходительно вещать мне что-то о том, какой он бедный, несчастный, никем не понятый, а на самом деле пытался выставить меня полной идиоткой, по чистой случайности попавшей на такое серьезное мероприятие, как обсуждение его великой книги!

   – Ничего удивительного. В конце концов, это выгодно вам обоим: раздуть скандал на ровном месте для привлечения внимания как к его книжке, так и к нашему бесценному журналу.

   – Да не вышло там никакого скандала… – я покосилась на выпускающего редактора, как-то подозрительно притихшего на своем рабочем месте с оттопыренными ушами, и вновь вернулась к Лильке. – Кстати, я тебе уже говорила, что мне удалось затмить Бурдакова?

   Подруга расхохоталась:

   – Ты теперь каждые десять минут будешь об этом рассказывать?

   – А что такого? – нагнувшись, я вставила флешку в разъем на системном блоке. – Мы оба принимали участие в одном и том же мероприятии, вот только я была не в пример лучше, а он затупил и не смог родить ни одного толкового вопроса. «Антон, вы долгое время не давали о себе знать, оборвали творческую деятельность…» – дурашливо просипела я, подражая интонации Бурдакова, и презрительно скривилась.

   – Да ладно? Так и тупил? – не поверила Лилька.

   – Говорю же, это был не его день. Жду не дождусь увидеть новый Бурдаковский опус и сравнить со своим текстом.

   – С чем – с чем сравнить? – Лилька повертела в руках стаканчик. – Ладушка, лапуля моя, ты же еще не написала ни единого слова.

   – Зато я уже почти придумала название будущей статьи… – я наморщила лоб и сложила руки у груди, принимая глубокомысленный вид. – Ну, что-то вроде… «Раздор на крови». Или «Каин нового поколения». И фотку Бажутина помрачнее, куда-нибудь в правый угол сверху. Круто же?

   – Очень, – без воодушевления оценила Лилька. – Федечка забьется в экстазе от восторга. Ты в сотый раз получить по шапке за неоправданный драматизм, Лёвка, возможно, премию за экстренное спасение положения, а я, чего доброго, останусь без единственного более-менее адекватного человека в нашем любимом террариуме.

   – Смотрите-ка, ей еще что-то не нравится! – притворно возмутилась я и принялась сгонять вредную Лильку со своего рабочего стола.

   Засмеявшись, она пожелала мне удачи в новых свершениях и все-таки убралась восвояси, а я кое-как вместила отнятые у нее буклеты на маленький островок свободного места посреди заваленной бумагами поверхности. В который раз внимательно их пересмотрела; посвистывая, выделила красной ручкой некоторые заслуживающие внимания моменты, раскрыла окошко нового документа на экране монитора и принялась вдохновенно набрасывать план будущей статьи по еще свежим следам, четко отложившимся в моей памяти. Немалую помощь в этом оказывали подручные средства, материалы пресс-релиза и диктофон, незаменимый друг любого уважающего себя журналиста. Сунув в ухо «капельку» наушника, я нажала на воспроизведение и выключилась на какое-то время из суматохи редакции, вслушиваясь в плавный голос писателя, рассказывающий, что «Метанойя» – лучшее из всего, что он создал. Многие в пресс-центре готовы были подписаться под этим смелым утверждением, я же лишь в общих чертах представляла, о чем вообще идет речь в его новой нетленке. Неправильно. Непрофессионально. Если б мне сразу поручили это задание, все вышло бы совершенно по-другому. Если бы…

   А голос у Бажутина очень приятный, под стать смазливой внешности скромного дамского угодника, решившего примерить на себя лик меланхоличного страдальца типа Пьеро. Не прерывая воспроизведение, я потянулась к буклету с фотографией писателя и в который раз принялась всматриваться в его скупо улыбающуюся физиономию. Создавалось впечатление, что бедные фотографы тянули из него эту улыбку всеми правдами и неправдами, а Антон все не поддавался, лишь в самый последний момент нарушив непоколебимый образ вечного мученика, только чтобы от него наконец-то отстали.

   Нет, жизнерадостная улыбка – явно не то, с чем может ассоциироваться у своих верных читателей этот тип.

   Отложив в сторону диктофон, я потерла щеку ребром ладони, закинула ногу на ногу и вновь встретилась глазами с изображенным на буклете писателем.

   – Мышка, хочешь кофе? – окликнул меня выпускающий. Не сводя взгляда с фотографии, я только кивнула. Спустя пару-тройку минут на мой стол любезно опустили бумажный стаканчик, предварительно скинув с него несколько файлов.

   – Эй, поосторожнее! – возмущенно отозвалась я, наклоняясь, чтобы собрать их с пола. Коллега повел плечами, поражаясь такой черной неблагодарности, и откочевал обратно к своему месту. Подумав, я решила быть вежливой и крикнула ему вслед. – Спасибо, Дим.

   Статья не ждала. Молотов обещал подвергнуть конечный результат моих умственных трудов самой пристальной цензуре, но я старалась об этом не думать. Пока Лёвка все еще маячит возле отвоеванного мною материала бесплотным, но навязчивым призраком, отвлекаться на подобные пустяки ни в коем случае нельзя; чего доброго, спугну вдохновение.

   Размышляя, с чего бы начать, я сделала пару глотков кофе, одновременно пытаясь охватить своим вниманием все то, что можно использовать для связного, а главное, информативного и насыщенного текста. Покосилась на фотографию Антона Бажутина, перевела взгляд на экран и с трепетной тоской перечитала несколько строк, удачно легших на белый вордовский фон. Писатель насмешливо взирал на меня с фотографии, взглядом как бы намекая, что даже при невообразимых стараниях сделать текст о нем плавным и интересным, ничего у меня не выйдет. Рассердившись, я показала Антону язык и тут же покосилась по сторонам, проверяя, не видел ли кто моих кривляний перед бездушным куском глянцевой бумаги. Вроде обошлось.

   Решив сделать паузу, я в несколько больших глотков допила уже совсем остывший кофе, скрыла документ с набросками статьи и полезла проверять свою рабочую почту. Не разворачивая, отправила в корзину очевидно рекламные сообщения и прочий спам, занесла было галочку над следующим по списку нераскрытым конвертом, но вместо того, чтобы пустить его следом за остальным мусором, задержала взгляд на теме, после чего раскрыла.

   Тема: Предложение

   «Завтра в 21-00. Бар «Section-1». Приходите, если хотите получить очень интересные сведения об одном уважаемом публичном человеке за скромное вознаграждение. Не сомневайтесь, моя информация стоит каждой минуты вашего времени. Все условия обговариваются только при личной встрече. Предложение действительно до 21-30 завтрашнего вечера. Отвечать на это письмо не нужно».

   Несколько раз перечитав незатейливый текст вдоль и поперек, я так и не смогла понять, что меня настораживает в этом сообщении помимо очевидной сомнительности и обтекаемого слога неизвестного автора. Нет, это вообще серьезно? Нужно быть полной идиоткой, чтобы клюнуть на подобную уловку и в самом деле потащиться в неведомый бар с дурацким названием, рискуя поплатиться за любопытство собственной головой. Или это просто какой-то розыгрыш, и на встречу никто не придет. Выглядит стремно, если честно. Но… Вновь перечитывая короткое послание, я уже доподлинно знала, что являю собой редкостный пример той самой отчаянной идиотки, которой любая опасность побоку, едва речь заходит о чем-то, способном вылиться в будоражащую разум статью для первых полос.

   – Мышонок, роскошно выглядишь! – услышала внезапно в непосредственной близости и, мгновенно опомнившись, поторопилась скрыть таинственное сообщение от своего потенциального соперника по добыче горяченькой информации.

   Лёвка, живой и на первый взгляд почти невредимый, если не считать неумело припудренной левой щеки и длинной свежей ссадины у темной брови, оперся ладонями о высокую груду папок на моем рабочем столе. Поняв, что молчание вовсе не гарантирует мне скорое избавление от этого неприятного типа, я посмотрела на Мальцева с затаенной злобой, но ничего не ответила.

   – Мне нравится, когда ты в светлом, – продолжил он, с интересом оглядев мой светло-бежевый костюм, точнее, ту его часть, которая была доступна острому Лёвкиному взору. Я бросила на него взгляд поверх монитора:

   – А мне очень нравится, когда твоя напудренная физиономия находится по меньшей мере в нескольких метрах от меня. Например, где-нибудь во-он там, желательно за пределами этого помещения.

   Машинально проследив взглядом за движением моего подбородка, Лёвка осклабился и принял еще более небрежную позу, вмяв своими локтями мои папки.

   – Слышал, ты согласилась меня выручить, – на мой стол легла шоколадка с фруктовой начинкой, но даже такая весомая взятка не могла сделать меня более дружелюбной по отношению к любимчику руководящего звена нашей редакции.

   – Лёвчик, – я слегка откатилась назад в своем кресле. – Знаешь, чем я сейчас занята?

   – Пишешь статью?

   – Статью по итогам пресс-конференции, – деловито уточнила я, не собираясь бродить вокруг да около и тем самым давать ему повод задержаться здесь дольше, чем мои шаткие нервы могут вынести его присутствие. – Она моя, понял? Можешь даже не рассчитывать, что я тебе ее отдам.

   – Мышка, я уже разговаривал с Молотовым, – перегнувшись через мой стол, Лёвка как ни в чем не бывало схватил один из буклетов, смерил незаинтересованным взглядом фотографию одного моего знакомого писателя и небрежно швырнул обратно лицевой стороной вниз. – Никаких проблем, раз уж ты заслужила этот материал.

   – Да? – гадая, в чем тут может быть подвох, я с недоверием покосилась на улыбающееся Лёвкино лицо.

   – Ну, конечно, радость моя, – он с легкостью выпрямился, засовывая ладони в карманы серых брюк.

   – С чего вдруг такая покладистость?

   – Просто так, настроение у меня сегодня и без тебя на редкость паршивое. День нервный, любимая тачка всмятку, знаешь ли… – болезненно скривившись, Лёвка машинально дотронулся до щеки, слишком бледной от косметики, но почти сразу опять широко разулыбался, демонстрируя завидную целостность своих белоснежных зубов. Поразительно: машина в хлам, а этому горе-водителю хоть бы что. – Ты, кстати, могла бы проявить сочувствие, раз уж я сегодня официально пострадавший.

   – Поверь, Лёвчик, мне безумно тебя жалко, – покивала я, чуть склонив голову набок. – Но свою тоналку тебе я не дам, даже не проси.

   – Мышка, да черт с ней, с тоналкой, давай лучше шоколад поделим, а? – подал голос со своего места Димка, все это время не сводивший глаз с Левкиного подношения.

   Мальцев сгреб с моего стола пару белоснежных листов, смял их в ладони и, не глядя, кинул в нахального выпускающего, на удивление попав прямо в ожидаемую цель. Не верящий в саму возможность такого исхода, Димка изумился не меньше моего и даже завопил далеко не сразу.

   – Все, Лёвчик, двигай отсюда и не мешай мне работать, – велела я, устраивая ладонь поверх компьютерной мыши.

   – Ладно… – Мальцев нехотя отлепился от моего рабочего места. – Еще увидимся, Мышонок, – и, развернувшись, медленно побрел к кабинету главного, с которым, по его же словам, уже успел переговорить после своего возвращения в редакцию. Ни в чем ему не может быть веры. Поджав губы, я покачала головой и вернулась глазами к экрану монитора, вновь вызвав на него сообщение с загадочным текстом.

   В ту же секунду Лёвка перестал для меня существовать.

ГЛАВА 3 – Подвох

Таинственный бар с говорящим названием «Section-1», стремительно набирающий популярность среди городской молодежи, располагался в полуподвальном помещении высокого многоэтажного дома, на поиски которого у меня, не слишком знакомой с этим районом, ушло добрых пятнадцать минут дефицитного времени.

   Машину пришлось бросить на стоянке возле крупного универмага и дальше исследовать местность уже на своих двоих. Проворно передвигаясь на головокружительных шпильках между тесными соседними дворами с телефоном в руках, я внимательно сверяла маршрут по навигатору, то и дело бросая тревожный взгляд на часы, неумолимо отсчитывающие минуту за минутой, и нервничала все сильнее, боясь окончательно заплутать в перепутье затемненных арок и не успеть к назначенному времени.

   На встречу с неведомым информатором, обещавшим мне интересные сведения о некой публичной персоне, я подготовилась в строгом соответствии с подробными Лилькиными рекомендациями – отбросив в сторону джинсы (Да плевать, что там все будут так выглядеть! Ты же идешь туда в качестве представителя нашего издания, Ладуля! Дай понять этому типу, кем бы он ни был, что он имеет дело с очень серьезными людьми), послушно влезла в выбранный ею темно-синий брючный костюм в мелкий цветочек, узкий, не слишком удобный и, по-моему, абсолютно дурацкий. Хотя у прогрессивной Лильки на этот счет имелось свое мнение. Услышав мои робкие возражения, подруга немедленно сунула мне под нос глянцевую страницу недавнего выпуска нашего журнала, ткнула заостренным ногтем в такой же костюм на костлявой модели, затем указала на хвалебный текст под картинкой, после чего непререкаемым тоном велела мне захлопнуть рот и довериться профессионалу в ее лице, раз уж врожденное чувство прекрасного обошло меня стороной.

   С тоской признав ее доводы стоящими внимания, я тихо капитулировала, оставив победу за более сведущей в вопросах моды Лилькой.

   Впрочем, повертевшись у зеркала в холле еще несколько минут и придирчиво осмотрев себя спереди и сзади, со всех возможных ракурсов и углов, я подумала, что навязанный костюм не так уж плох, сидит отлично, да и мне вроде бы к лицу, не то что полуживому скелету из Лилькиной статьи. Все это я без обиняков озвучила подруге, в ответ она почему-то очень обидно фыркнула, но на сей раз комментарии оставила при себе, хотя ей наверняка было, что мне сказать. Я решила поразмыслить над этим позже.

   Ну, а сейчас меня ждала знаменательная встреча с неизвестностью, по истечении которой в моих руках будет либо оглушительная сенсация, способная в рекордные сроки вознести меня к уровню наших ведущих репортеров вроде оболтуса Мальцева, либо какая-нибудь досадная пустышка, и в этом случае я буду очень, очень зла.

   Криво привинченная табличка со светящейся надписью Section-1» сообщила мне, что я наконец-то в нужном месте.

   Крепче прижав к боку маленькую сумочку, полученную от все той же Лильки, я проскользнула мимо скучающего охранника, коротающего службу в компании свежей газеты, которая, разумеется, в подметки не годится нашему «Звездочету». Мысль о любимом издании придала мне деловитой значимости в собственных глазах, и в зал я вошла, как и требовала Лилька, ровной походкой, высоко вздернув подбородок. Правда, тут же едва не полетела носом вниз, зацепившись за что-то неопределенное до невозможности острой шпилькой. Рисоваться как-то сразу перехотелось.

   Остановившись неподалеку от входа, я намеченным взглядом просканировала не слишком большой, но до отвала забитый посетителями зал, рассчитывая на свою интуицию, и вдруг выцепила на одном из вертящихся барных стульев не к ночи упомянутого Лёвку.

   Это еще что за номера? В подобные случайные совпадения меня, святую наивность, отучили верить еще на первом курсе незабвенного журфака. Каким образом Мальцев мог пронюхать о моей предполагаемой сенсации? О предложении неизвестного анонима знали только мы с Лилькой, в себе я уверена, неужели подруга могла пасть так низко и проболтаться этому гнусному типу?

   А может, все-таки совпадение?..

   Я не успела скользнуть дальше от прохода, а следовательно, и Лёвкиных глаз, как раз в этот момент Мальцев неудачно повернулся и, заметив мою застывшую фигуру, активно помахал рукой, приглашая к нему присоединиться.

   Вот же придурок!

   Сцепив разом занывшие зубы, я отвернулась и еще немного поразглядывала разношерстную публику, среди которой не нашлось ни одного желающего проявить ко мне хотя бы поверхностный интерес. Может, неведомый информатор устал ждать, пока я созрею для нашей встречи, и отчалил восвояси, а Лёвка пасется тут сам по себе?

   Нахмурившись, но преисполнившись сильным желанием это выяснить, я двинулась к пронырливому коллеге, не спускающему с меня заинтересованных глаз, и вскоре устраивалась на соседнем с ним стуле, положив сумку себе на колени.

   – Мышонок, ты чего такая официальная? – негромко присвистнул Мальцев, заценив мой ультрамодный костюм. Сам он щеголял в обычной футболке и темно-синих потертых джинсах, удачно сливаясь с контингентом бара.

   – Что ты тут делаешь? – вопросом на вопрос среагировала я, решив напрямик прояснить его статус в этом занимательном местечке.

   – Что делаю? – казалось, Лёвка задумался.

   – Просто так сидишь, или с какой-нибудь целью?

   – А с какой целью ты этим интересуешься? – извернулся вредный Мальцев, поглядывая на меня с хитрым прищуром.

   – Все ясно, – я вздохнула, отворачиваясь от него к залу.

   – Что тебе ясно, Мышонок?

   – Дурацкое письмо – твоих рук дело?

   – Может, да. А может, и нет. Зависит от того, какими будут твои следующие действия, – благоразумно заюлил Мальцев, оставляя за собой возможность вдавить задний ход.

   – Значит, слушай: в любом случае я сейчас встану и пойду вон туда – к выходу, видишь? – я действительно начала подниматься, но Лёвка с поразительной шустростью положил ладонь на мою руку:

   – Да ладно тебе, Лад. Признай, это был самый верный способ заманить тебя куда-нибудь, просто чтобы сказать «спасибо» за то, что прикрываешь все мои косяки.

   Вынужденно прикрываешь, а это вовсе не одно и то же.

   – Самый простой способ – прикрывать свои косяки самому, – отрезала я, выдергивая руку из-под его ладони.

   – Я запомню. Честное журналистское. Но согласись, ты бы не пришла, если б я тебя сюда пригласил.

   – Лёвчик, чтобы завоевать мою симпатию, тебе всего-то и стоит во всеуслышание признать, что журналист из тебя, как из меня… – я резко осеклась, бросив случайный взгляд за Лёвкину спину, туда, где с другого конца длинной барной стойки увидела человека, чей профиль показался мне смутно знакомым.

   – Как из тебя… кто, Мышонок? – проявил непосредственное любопытство тип по соседству, вроде бы не заметив перемены в моем лице.

   – Мышонок, – опомнившись, сурово повторила я следом за ним. – Только такой болван, как ты, мог придумать мне настолько дурацкое прозвище. На твоем месте я бы опасалась ответки, Лёвчик. Тем более, ты ежедневно подбрасываешь мне миллион поводов прицепить к тебе что-нибудь очень подходящее.

   – О, здорово, с нетерпением жду твоего креатива, – воодушевленно осклабился мой собеседник, прикладываясь к своему стакану.

   – Договорились, – мой взгляд снова скользнул за Лёвкину спину, где в полумраке, скрадывающем нахохлившуюся фигуру в темной кофте с капюшоном, я все еще мучительно долго пыталась определить, не подводят ли меня зрение, память, а заодно и игра расшалившегося воображения.

   Неужели и правда Антон Бажутин собственной персоной глушит алкоголь, как воду? Один? В таком неподходящем для него месте? Да нет, нереально, бред какой-то…

   Без особого труда проследив за моим любопытствующим взглядом и живо сообразив, кто именно привлек мое внимание, Лёвка разулыбался так сладенько, что последние сомнения в собственных ассоциациях окончательно меня покинули.

   – Даже не думай, – сквозь зубы процедила я, внимательно наблюдая за тем, как возле писателя материализуются двое мужчин самого сомнительного вида и, привалившись к барной стойке, о чем-то начинают с ним разговаривать. Вернее, они пытаются говорить, в то время как Антон на них вовсе не смотрит, полностью поглощенный содержимым своего стакана и какими-то одному ему известными мыслями.

   Интересно… Топит вину в алкоголе? Может быть, писатель еще кого-нибудь случайно убил, и теперь пытается как-то перемолоть это в забвении? Прячет свое узнаваемое лицо под капюшоном, но если старается не привлекать к себе чужого внимания, почему не реагирует на растущее недовольство двух цепляющихся к нему придурков? Очень, очень интересно…

   – Мышонок, не зарывайся, – прорычал Лёвка. – Однажды я уступил тебе этого парня, что вовсе не повод лепить из меня мать Терезу на постоянной основе.

   – Уступил? – возмутившись, я мельком перевела взгляд на Мальцева, который так же, как и я, учуял верный след и теперь старался не упускать из виду зазевавшегося писателя, потерявшего всякую бдительность и даже не подозревающего о том, что стал объектом пристального изучения не только заблудших пьяниц, но и целых двух акул пера.

   – Вот именно. Учти, это была разовая акция.

   – Усади свою задницу на место, – теперь уже я схватила Лёвкину руку, резким движением вынуждая коллегу задержаться возле меня, но Мальцев лишь презрительно хмыкнул:

   – Малышка, мне льстит твое внимание, но повеселимся как-нибудь в следующий раз. А сейчас мне нужно немного поработать. Сама понимаешь, долг зовет и все такое…

   – Это нечестно. Бажутин – мой материал!

   – Кто тут у нас заговорил о честности?

   – Лёвка!

   – Что, Мышонок? – и он повернул ко мне горящее нетерпением лицо.

   – Если ты сделаешь хотя бы шаг по направлению к Бажутину, я... – мой перегруженный мозг усиленно заработал в попытке придумать что-то стоящее для этого нахального типа, но на ум приходили лишь сущие нелепицы, озвучивать которые было бы крайней неосмотрительностью с моей стороны. – Я…

   – Смертельно обидишься? Назовешь меня свиньей и придурком? Накатаешь обо мне гневную заметку и лишний раз докажешь, что тащишься от меня?

   – Я скажу всем, что ты гей и спишь с Молотовым! – злорадно выпалила я первое пришедшее на ум.

   – Дерзай, Ладушка, – не впечатлился этот придурок, с трудом подавив разочарованный вздох, относящийся к убогости моей фантазии. – Феденька будет на седьмом небе от счастья.

   – Феденька?.. – немедленно зацепилась я, ни в какую не желая отступать от своего, пусть даже моя позиция была во всех смыслах проигрышной. – Ну-ка, повтори, а то я забыла включить диктофон.

   – Плох тот журналист, у которого сенсация утекает прямо из-под носа, – бездушно парировал Лёвка, вновь предпринимая попытку силой расцепить вынужденный контакт наших рук, но я лишь крепче вцепилась в его ладонь.

   – Лада, это уже смешно. Мы оба знаем, кто из нас двоих сможет добиться больших успехов, так что лучше отступи, сядь у бара, возьми себе какой-нибудь расслабляющий коктеильчик и понаблюдай за тем, как работают настоящие профессионалы.

   – Советую тебе сделать то же самое!

   За спорами мы, отвлекшись друг на друга, едва не пропустили переломный момент, когда попытки подвыпившего мужского дуэта разговорить отрешенного писателя стремительно принялись оборачиваться в самую худшую для Бажутина сторону, и вот уже разозленная парочка нависает над ним с обеих сторон, усиленно раздувая односторонний конфликт.

   – Вот что за люди! – с искренним негодованием всплеснула я руками, когда один из мужчин грубо дернул не реагирующего писателя за плечо, разворачивая к себе лицом с самыми прозрачными намерениями. – Они же испортят ему фотогеничный вид, чертовы олухи!

   Бросив Лёвкину руку и не обращая более внимания на опешившего Мальцева, я, громко стуча каблуками, шустро устремилась в самый эпицентр разворачивающихся событий; туда, где уже начинало становиться слишком жарко.

   – …На меня смотри, когда я с тобой говорю, фраерок! – услышала я пьяный лепет одного из навязчивых собеседников Бажутина, который за все время так и не сменил позы, словно ничто вокруг не могло коснуться его драгоценного внимания. Его не волновала даже вполне реальная перспектива выползти отсюда с щедро разукрашенной медийной физиономией и острой нехваткой передних зубов.

   Но это очень волновало меня

   – Эй! – громко крикнула я, заметив, как один из воинственных мужиков заносит над писателем руку.

   – Ща я набью тебе морду, – многообещающе предсказал неугомонный придурок, и только в этот момент заметил меня.

   – Боже, да вы с ума сошли! – воскликнула я, шустро вклиниваясь между ним и отрешенным писателем, вряд ли замечающим устроенную им же суматоху. – Нельзя бить ему морду, он же публичная персона! К тому же, посмотрите, какой он красивый, хоть сейчас можно в кадр… – последнее даже у меня вызвало сомнения, слишком осунувшейся выглядела небритая физиономия моей несравненной публичной персоны, за возможность интервью с которой я была готова на самые невообразимые глупости. Включая неразумную рокировку с подменой наших ролей в нарастающем локальном конфликте.

   – Что за… – начал было воинственный, но тут ожил его дружок, в качестве разнообразия решивший немного пофилософствовать:

   – Да будет тебе известно, детка, что настоящий мужик должен быть совсем чуть-чуть красивее обезьяны.

   – Это вы по себе судите? – обернулась я к нему и, не дожидаясь реакции, продолжила. – Вот и судите. А если из-за вашего тупорылого упрямства его, – кивком головы указала на бессовестно клюющего носом Антона, – лицо будет напоминать отбивную, я лишусь эксклюзивных снимков, и клянусь, тогда вам точно не поздоровится!

   В процессе своей краткой речи я как-то вдруг поняла, что проблемы теперь наметились у меня, но в этом имелся один весомый плюс – оба ищущих приключений дружка, покачиваясь, наконец-то оставили в покое безынициативного Антона Бажутина. Впрочем, был тут и более чем весомый минус – моя гневная тирада их неприятно зацепила, а неутешительная пустота за моей спиной красноречиво свидетельствовала о том, что выбраться из переделки целой и невредимой будет, пожалуй, совсем непросто.

   За каким чертом я когда-то поступила на журфак?..

   – Похоже, глупой детке надо помочь захлопнуть ротик. Спорим, у меня есть кое-что подходящее по размеру?

   Оглядевшись мельком, я убедилась, что даже подлеца Мальцева в баре больше нет, а значит, ринуться мне на подмогу некому, и запоздало начала испытывать некоторые сомнения в целесообразности своего выхода, но последняя фраза пьяного придурка прозвучала до того банально и по-идиотски, что мои глаза закатились сами собой.

   – Только не говори, что ты о своем отростке. Это так убого, что даже почти не смешно. Завяжи-ка его узлом и проваливай, пока не подкатила моя охрана.

   Все, что мне оставалось делать – это с самым серьезным видом толкать нахальный блеф в смутной надежде, что эту непробиваемую парочку пьяниц все-таки проймет, и они как-нибудь сами собой от меня отвянут. Но вместо того, чтобы проникнуться всей серьезностью моей угрозы, они, переглянувшись, разразились нестройным хохотом. Затем тот, который совсем отморожен и неудержим, нахмурившись, двинулся на меня.

   Реакция с моей стороны не заставила себя ждать. Проворно схватив полупустую бутылку, стоящую рядом с безучастным Бажутиным, я со звоном опустила ее на буйную голову воинственного типа, тот распахнул в изумлении залитые спиртом глаза и качнулся назад, едва не наступив на кинувшегося на подмогу дружка. Наши взгляды пересеклись в одной точке. Покосившись на остаток бутылки в своей руке, опасно выставленный острыми краями вперед, я испуганно разжала пальцы, выпуская разбившееся стекло, беспомощно переступила назад, выигрывая немного пространства, и за спиной очередного противника вдруг увидела Лёвку, который успел перехватить занесенную надо мной руку едва ли не в самый последний момент.

   – Эй, вашу мать, что тут происходит! – зло рявкнул бармен, поспешно выскакивая из-за стойки ближе к нашей конфликтующей компании, но на него уже никто не обратил внимания.

   – Ну, Мышка… Понятия не имею, как ты будешь расплачиваться со мной за все это дерьмо, – буркнул Мальцев, покосившись на дважды отвоеванное мною тело популярного писателя, в данный момент не представляющее собой никакой информативной либо эстетической ценности. Но то ли еще будет. С трудом просунув ладонь под согнутый локоть сомнамбулы-Бажутина, я благодарно кивнула заклятому коллеге и с легкой долей признательности отозвалась:

   – Как-нибудь сочтемся, – после чего обернулась к бармену и обратилась уже к нему. – Простите, пожалуйста… Запишите все убытки на счет вот этого парня. Вы ведь его знаете? – спросила, указывая на апатичного писателя.

   – Ошизеееть, – схватился за голову тот, так и не дав утвердительного ответа.

   – Конечно, знаете. Кто же его не знает, – машинально пробормотала я себе под нос, крепче цепляясь за неподвижного Антона уже обеими руками. – Ну, кроме этой парочки, разумеется… Эти, кроме белой горячки, вообще ничего не ведают… Эй, Антон! – подавив вздох, я пощелкала пальцами перед лицом писателя без особого результата; осмысленнее его пустой отсутствующий взгляд точно не стал. – Вы меня узнаете? Надеюсь, что нет… Ладно, с этим разберемся позже. Поднимайтесь давайте, и поживее.

   Иначе есть большой риск, что Лёвка очнется, забросит подальше свои подозрительные замашки начинающего джентльмена и отберет у меня ценный материал, добавила уже мысленно, буквально стаскивая Антона с барного стула и ведя следом за собой к выходу. И надо же ему было набраться до такого неадекватного состояния! Впрочем, в противном случае писатель точно не дал бы мне покорно себя увести; бьюсь об заклад, он бы вообще не стал со мной разговаривать. Но сейчас ему попросту некуда деться – он совершенно один, дезориентированный и потерянный в пространстве, а я – единственный маячок в его густом непроглядном тумане. И я обязательно помогу ему. Да… А потом уже он поможет мне.

   Странным образом подлец Лёвка не соврал – этим вечером он обещал мне интересные сведения, и он же, сам того не ведая, предоставил мне отличную возможность их получить.

ГЛАВА 4 – Неприязнь

Весьма расплывчато представляя, что буду делать после того, как отконвоирую своего бессознательного попутчика в машину, припаркованную возле городского универмага, я цепко держала Антона под руку, вполголоса увещевая его хоть немного облегчить мне задачу и самостоятельно перебирать ногами, но писатель оставался глух к моим просьбам, и мы ползли… Я тянула его практически на себе, мысленно на все лады проклиная свою незавидную репортерскую участь и в особенности чертовы шпильки. Когда же, наконец, мы выбрались из переплетений смежных дворов, я чувствовала себя, как после целого дня непрерывных физических упражнений под гнетом неумолимого тренера – тащить не слишком крупного мужчину оказалось муторным и очень энергозатратным процессом. Но я была настроена оптимистично и пообещала себе, что в ближайшем будущем выжму максимум из своего повторного знакомства с писателем, обязательно раскручу его на связный диалог и в самых вкусных подробностях узнаю, с какой стати такому, как Бажутин, напиваться до бесчувственного состояния и искать проблем в заурядном баре, где собирается всякий сброд.

   Не без труда затолкав неподатливое тело на заднее сиденье своей машины, я хлопнула было дверцей, но, поразмыслив, вновь ее распахнула и полезла следом за Антоном.

   – Господин писатель! – предприняла еще одну попытку достучаться до дрейфующего разума Бажутина, но тот, откинувшись на мягкую спинку сиденья, уже спал и никоим образом не собирался идти мне навстречу.

   На всякий случай я сильнее подергала его за плечо, нахмурилась и, не сводя глаз со спящего писателя, призадумалась. Вот он, мой почти готовый материал, еще тепленький, но что с ним делать прямо сейчас, пока нет никаких шансов выжать из этого невменяемого тела даже одного мало-мальски осмысленного слова? К себе его отвезти я не могу – при всех моих недостатках правила приличия для меня не самый пустой звук, да и моя квартира способна шокировать особенно трепетных личностей с тонкой душевной организацией, к коим, без сомнений, относится мой неожиданный спутник. Где живет писатель, мне неизвестно, а снимать ему номер в гостинице за свои кровные я уж точно не намерена…

   В самый разгар моих мучительных размышлений раздался писк мобильного, и я полезла за ним в сумочку, оставшуюся на переднем сидении.

   – Не сейчас, Фиса, – поморщилась, увидев на дисплее имя сестрицы. Звонок прервался, погасший телефон полетел на прежнее место, а я вернулась к увлекательному разглядыванию спящего писателя, все еще раздумывая, что делать с этим нежданно свалившимся на мою голову счастьем.

   – А может… – прикинула вслух, подумав об Анфисе, но тут же поспешила выбросить глупую мысль из головы. Не хватало только вмешивать сюда сестрицу, которая и без того пребывает в твердой уверенности, что меня нашим родителям подменили в роддоме, именно поэтому я так не похожа на остальных членов семьи...

   – Антон, – позвала, совсем немного придвинувшись ближе к писателю и сморщившись от запаха алкоголя. – Куда вас отвезти?

   Нет ответа. Ну, конечно. Поколебавшись для порядка, я лишний раз напомнила себе, что не делаю ничего плохого, напротив, пытаюсь помочь человеку, после чего осторожно протянула руку к писателю, тронула его за плечо, проверяя отсутствие реакции, спустилась к карману и запустила ладонь внутрь, где тотчас нащупала связку из двух ключей, сопровождаемую брелоком с названием улицы, номером дома и даже номером квартиры.

   – Ничего себе, – присвистнула тихо, с изумлением разглядывая свою удачную находку, разложенную на моей ладони. – Впервые вижу такую щедрую подсказку ленивым домушникам. А вы законченный склерозник, уважаемый господин писатель…

   Либо просто недалекий придурок, живущий в каком-то своем иллюзорном мире, не имеющем ничего общего с суровой реальностью, в которой людей не только бессовестно грабят, но и убивают подчас за меньшее, чем ключи от целой квартиры.

   Зато теперь мне известно, по какому адресу везти бесчувственное тело моего единственного знакомого писателя, поэтому, выбравшись с заднего сиденья, я проскользнула на водительское место и завела мотор.

   Телефон зазвонил снова, взорвав тишину салона назойливым звуком вперемешку с жужжанием вибрации. И снова. Мельком оглянувшись на дребезжащую айфоновским позывным сумочку, я сурово поджала губы, точно неугомонная сестрица могла меня видеть.

   – Потом, Фиса… Я же знаю, опять у тебя там какая-то чушь. А у меня сегодня наметилась рыбка покрупнее.

   И повкуснее…

   Вытащить эту оригинальную «рыбку» из машины оказалось той еще плевой задачей. Нарезав несколько бестолковых кругов вдоль автомобиля в поисках наиболее удобной позиции для того, чтобы извлечь хмельную знаменитость на свет, а точнее, мрак господствующей ночи, в конце концов я остановилась у левой дверцы и принялась тащить Антона за руки, не раз помянув добрым словом свою целеустремленность, бескрайнюю любовь к «Звездочету», не ценящему такие перспективные кадры, и способность Бажутина отключаться на ровном месте, забив на весь остальной мир и людей, стремящихся прийти на помощь. Почти бескорыстную, следует заметить.

   Приложив к магнитному кругляшку ключ от домофона, я распахнула тяжеленную дверь и, придерживая под руку невменяемого писателя, с ним вместе проскользнула в темное нутро подъезда. На каком этаже следует искать квартиру с номером, выписанным на брелоке, я не имела никакого понятия. Решив действовать наугад, ткнула пальцем в цифру «4» на панели подъехавшего лифта, и очень скоро поняла, что промахнулась в спонтанном выборе. Следующей остановкой был шестой этаж.

   – Ну вот, – ободряюще буркнула себе под нос, одной рукой просовывая ключ в замочную скважину нужной квартиры.

   Замок тихо щелкнул, знаменуя мое несанкционированное вторжение в чужую собственность. Я подумала, что захожу уже слишком далеко, но быстро успокоила себя тем, что раз хозяин жилища собственной персоной висит на моем плече мертвым грузом и вроде как не возражает против моего визита, то все в порядке, и я не делаю ничего предосудительного и тем более противозаконного. С этой мыслью я захлопнула за собой дверь, чудом умудрившись при этом не уронить Антона, затем скинула туфли и вместе с писателем отправилась на поиски спальни, собирая по пути все выступы и углы, прежде чем находила выключатели и зажигала свет.

   Комната обнаружилась прямо по коридору, в самом его конце. Сгрузив ценное тело поверх светло-зеленого покрывала на широкой постели, я села тут же, рядом с Антоном, восстанавливая потраченные на эскорт силы и заодно бросая по сторонам любопытные взгляды.

   То, что писатель здесь не живет, стало ясно сразу.

   – Съемная квартира, – пробормотала я себе под нос, рассматривая сгрудившиеся у шкафа полуразобранные чемоданы, немногочисленные вещи на двух виднеющихся из-под отъехавшей дверцы полках, абсолютно пустой шифоньер… Никаких признаков того, что это давно и прочно обжитое помещение. Только на прикроватном столике красовалась позолоченная рамка с фотографией, на которой я увидела Антона, сидящего в уютном старинном кресле, и стоящего у него спиной довольно невысокого полноватого мужчину, одетого в светло-коричневый костюм из какой-то мягкой ткани. Отставив в сторону короткую ножку, чудный тип строго взирал прямо в камеру, положив одну руку на плечо скупо улыбающегося Антона, а другую заведя себе за поясницу.

   – Интересно, – присвистнула я, взяв рамку в ладони.

   Любопытно, что это за лысеющий клоун рядом со знаменитым писателем? Почему-то поза неизвестного мужчины, стоящего за спиной Бажутина, вызывала у меня смутные ассоциации с покровительством, защитой. Может, это его отец? Или даже молодящийся дедушка… Внешне я не обнаружила между ними сходства, но учитывая, что писатель взял фото с собой в поездку, этот человек должен быть для него очень важным.

   Я вернула рамку на прежнее место, с сомнением обернулась к Антону, лежащему без движения поперек широкой кровати, и, вздохнув, принялась стаскивать с его ног обувь. С этим пришлось повозиться, но все мои манипуляции прошли мимо спящего писателя, он даже не пошевелился.

   Ладно, побуду еще немного сестрой милосердия. Я отнесла его обувь в прихожую, затем вернулась в спальню и кое-как стянула с плеч Антона темную кофту с капюшоном. С ногами забравшись на огромную кровать, я принялась переворачивать Бажутина в правильное положение, хватаясь то за безвольно висящие руки писателя, то за ноги, пока он, сонно заворочавшись, в ответ на все мои старания едва не съездил ладонью мне по лицу. После этого я, нахмурившись, оставила попытки с удобством устроить его на постели и, какое-то время посверлив взглядом темный затылок писателя, решила воспользоваться выпавшим мне дивным шансом, чтобы немного прогуляться по этой квартирке.

   Она оказалась не слишком большой. Спальня, просторная гостиная, кухня, забитая навороченными штучками, призванными облегчить жизнь любой прилежной хозяйке, раздельные ванная и туалет. Всюду сунув свой любопытный нос, я лишний раз убедилась в правильности собственных догадок – при всей упакованности квартира кажется необжитой и Антону точно не принадлежит. На столике в прихожей, рядом с несколькими экземплярами кроваво-красочной «Метанойи», я обнаружила выдранный из блокнота листок. «Антон, на случай, если ты опять посеешь/разобьешь/намеренно уничтожишь свой телефон со всеми хранящимися в нем данными, мой номер ниже. Будет здорово, если однажды ты заучишь его наизусть» и цифры этого самого номера, нацарапанные под текстом. Почему-то, глядя на них, я вспомнила рыжеволосую женщину-агента, которая сидела рядом с Антоном на пресс-конференции, и едва подавила в себе странное желание выбросить записку в мусорное ведро.

   Глупость какая-то. Тем более, мобильник Антона вроде бы при нем, так что с запиской или без, но рыжая все равно будет ошиваться рядом с моим объектом.

   Ну да, по-хорошему, он больше ее объект, чем мой…

   Оставив записку на прежнем месте, я еще немного побродила по чужому жилищу, но мне так и не удалось обнаружить ничего интересного, тянущего хотя бы на самую мизерную заметку. Каких бы страшных тайн ни скрывал знаменитый писатель Бажутин, в привычках которого, как оказалось, водится пассивное пьянство в сомнительных барах, он прятал их где-то далеко от этой безликой квартиры.

   Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно в спальню, где я увидела с удивлением, что Антон каким-то образом сумел самостоятельно принять верное положение и теперь спал, положив вихрастую голову на мягкую подушку.

   Присев на край постели возле его ног, я сцепила ладони в замок перед собой и принялась размышлять относительно своих дальнейших действий, одновременно пытаясь бороться с подступающей сонливостью. Пока спящая красавица со мной рядом не соизволит распахнуть свои дивные очи, не может и речи идти о том, чтобы покинуть эту квартиру. Доказывай потом писателю, трезвому и беспамятному, что я оказала ему неоценимую услугу, без лишних приключений доставив его прямиком в опочивальню, вместо того чтобы бросить на растерзание особо кровожадным посетителям бара, где в самом лучшем случае ему бы подрихтовали смазливую физиономию. Я угрохала на него целый вечер, отказавшись от собственных дел. Пусть знает мою доброту, проникнется ко мне искренней признательностью, а заодно поразмыслит над тем, каким образом он сможет мне за нее отплатить.

   А я буду так бесконечно любезна, что с удовольствием подскажу ему замечательный способ.

   Интервью.

   Бажутин никогда и никому не рассказывает о том, что происходило тем вечером, когда его брат, Алексей, умудрился расколоть себе голову. Впервые писатель упомянул об этом лишь на недавней пресс-конференции, и то в самых общих чертах, отделавшись от моих собратьев по перу малозначительными фразами. Но со мной такой фокус больше не сработает. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вывести Антона на откровенный разговор, а когда мне удастся насобирать достаточно лакомого материала по такой жаркой теме, первая полоса «Звездочета» однозначно будет моей и только моей.

   Молотов на пару с Аннушкой придут в истинный экстаз, а Мальцев, пожалуй, еще несколько номеров подряд будет тушить свой пожар ярости, кусая локти и досадуя на то, что косвенно, но все же сам передал мне этот материал буквально в руки. А что может быть лучше Мальцевского гнева? Нет, все-таки это действительно отличный план. Как раз то, что мне нужно.

   Сняв пиджак, за неимением плечиков в пустом шкафу я аккуратно развесила его на спинке стула, оставшись в узких брюках и тонкой белой блузке. Рыться в вещах Антона, чтобы подыскать себе более подходящую одежду для сна, я сочла не слишком удобным, поэтому решила не раздеваться, прихватила обнаруженный в шкафу плед, погасила свет в комнате и отправилась на примеченный мною диван в гостиной. Но едва я с удобством устроилась на жестковатом сидении, завернувшись в плед, как из соседнего помещения донеслось сонное бормотание.

   По привычке навострив уши, я разобрала что-то вроде: «Горит… Она горит… Здесь все горит к чертовой матери!..»

   Пожар, мгновенно вспомнила я одну из виденных прежде заметок, ему наверняка снится пожар, который не так давно произошел в особняке его деда, вроде бы практически уничтожив дом. Тоже весьма любопытная и темная история… Хотя не факт. Пожары случаются повсеместно, и существенная их часть не имеет под собой криминала.

   Застыв в одном положении, я все яснее слышала, как Антон мечется по постели, и в конце концов не выдержала этой возни за стеной, подхватила плед и с ним вместе поплелась обратно. Глаза уже достаточно привыкли к темноте, так что можно было не зажигать искусственный свет для лучшей видимости. Добравшись до очертаний кровати, я опустилась с краю и осторожно протянула к писателю ладонь, случайно коснувшись пальцами его мокрого лба.

   – Немедленно уходи отсюда! – внезапно заорал Антон, дернувшись всем телом, и я тоже испуганно отшатнулась от него, с поспешностью убирая свою руку.

   – Антон… – пробормотала в некотором замешательстве, но почти сразу стало ясно, что он все еще на своей хмельной волне, и до меня ему нет никакого дела.

   – Уходи, Ника! Сейчас же! Уходи!

   – Ника? – переспросила я следом, не вполне уверенная, попадалось ли мне это имя в заметках, касающихся личности писателя, и стоит ли вообще принимать во внимание смутные пьяные бредни, которые могут не иметь связи с реальностью. Скорее всего, его тупо глючит…

   Как и следовало ожидать, Антон не ответил, с головой окунувшись в свой бессвязный кошмар. Напряженные пальцы писателя сильно сжали сбившееся покрывало вместе с простынью, а из его груди вырвался длинный протяжный стон, полный боли и неподдельной скорби по чему-то очень личному, надежно сокрытому в самой глубине его неизведанной души.

   – Лазарь, – одними губами прошептал Антон на скомканном выдохе, так, точно невидимая мне картина, разверзнувшаяся сейчас перед его закрытыми глазами, казалась писателю обманчиво нереальной, и он не хотел в нее верить. – Нет. Нет. Нееет, только не это…

   – Антон, – снова позвала я, возвращая ладонь к его лицу и обхватывая пальцами колючую щеку писателя. То, что он сейчас видит… Это, несомненно, чертовски пугает его. Не знаю, стоит ли мне его разбудить? – Все нормально, Антон. Вы в порядке, слышите меня?

   – Ника, зачем? Зачем ты вернулась? – севшим голосом захрипел он так тихо, что я едва разобрала по буквам его бормотание. Накрыв ладонью мои пальцы на своей щеке, Антон вдруг замер без движения. Мне оставалось лишь гадать о том, что именно сейчас происходит в его тревожных фантазиях.

   – Все хорошо… хорошо…

   Поддаваясь наитию, свободной рукой я принялась гладить его жестковатые спутанные волосы, стараясь не думать о том, что действительно делаю именно это. Прикасаюсь к нему, популярному писателю, которого еще недавно назвала убийцей в зале, заполненном прессой. Пропускаю между пальцев его короткие волосы, словно в этом нет ничего странного. Но я чувствую, как сильно его ломает невыраженной болью, реальной или созданной его же воображением прямо сейчас, и просто хочу помочь ему, на самом деле хочу. Без подвоха.

   К некоторому моему удивлению, Антон действительно начал понемногу успокаиваться. Его тяжелое дыхание постепенно выровнялось, скованные ладони разжались, и вскоре он уже вновь мирно спал. Без метаний по постели, диких криков и взываний к неизвестным мне людям, которые могли существовать только в его богатой фантазии. И все-таки он представлял собой весьма жалкое зрелище. Подтянув к себе плед, я устроилась рядом с Антоном, рассудив, что спать здесь намного уютнее, чем на жестком диване в гостиной, так что возвращаться туда нет смысла. Чутко прислушиваясь к ровному дыханию затихшего писателя, я сама не заметила, как погрузилась в глубокий сон.

   Разбудило меня стойкое ощущение чужого взгляда, настойчиво сверлящего во мне дыру за дырой. Не раскрывая сонных глаз, я заворочалась на своем месте, просунула руку глубже под подушку и вдруг замерла, почувствовав, как моя ладонь коснулась чего-то теплого и определенно живого. В тот же миг глаза мои распахнулись сами собой, и я, не мигая, уставилась на хмурого писателя, взлохмаченного и, кажется, очень недовольного своим открытием в моем лице.

   А он действительно очень красивый, некстати мелькнуло в моей голове отголоском минувшего вечера.

   – Какого черта? – в совершенном изумлении рявкнул Бажутин спустя минуту, по истечении которой мы не сводили друг с друга застывших взглядов. Лишь теперь до меня дошло, что все вчерашние события реально пролетели мимо писателя, и мне, по всей видимости, придется как-то с ним объясняться…

   – Доброе утро, – брякнула я, выгадывая лишнее время.

   – Доброе? Вы… как там вас?.. называете это утро добрым?

   – А что, на улице дождь?

   – Какой дождь? – разинул он рот.

   – Тогда почему бы утру не быть добрым? – я подавила зевок, поерзав щекой по смятой подушке.

   – С ума сойти, – буркнул Антон, не сразу найдясь с ответом. – Меньше всего мне хотелось открыть глаза и наткнуться на… вас, – он брезгливо сморщился, без лишних слов демонстрируя мне свое отношение к сложившейся ситуации. – Даже самые отмороженные журналисты из тех, с кем мне приходилось иметь дело, и те максимум поджидали меня у подъезда… – помолчав, он тяжело вздохнул. – Может, вы хотя бы расскажете, с какой стати и каким образом пробрались в мою постель?

   – Слушайте, это уже слишком! – сонно возмутилась я, не меняя прежнего положения. – На вашем месте я бы поторопилась поблагодарить себя за своевременную и бескорыстную помощь, а вы вместо того, чтобы сказать простое «спасибо», с самого утра зачем-то принимаетесь действовать мне на нервы.

   – В каком смысле? – опешил Антон.

   – В самом прямом, – пробормотала я, удобнее подбив подушку под щеку. – Вчера вы полвечера провисели у меня на плече, пока я тащила вас, такого чудесного и распрекрасного, к вам домой, и тогда вам даже в голову не приходило разговаривать со мной в подобном тоне.

   – Вы… тащили меня домой?

   – И наверняка заработала себе несколько грыж, потому что вы отказывались передвигаться на своих двоих. Между прочим, если б не я, парочка каких-то пьяных придурков обязательно расквасила бы вам вашу симпатичную морду об грязный пол бара.

   – Вы что, сумасшедшая? О чем вы вообще болтаете? – вконец рассвирепел забывчивый и к тому же недоверчивый писатель, приподнявшись на согнутом локте.

   – Ах, вот как вы теперь поете? – тоже приподнялась я, опять оказываясь на одном с ним уровне. – Что ж, сама, дура, виновата. Надо было не вмешиваться в вашу милую беседу с теми ребятами, пусть бы они подрихтовали немного вашу физиономию, вам бы это точно не помешало!..

   – Я ничего не понимаю! – вновь рявкнул он, отказываясь принимать мою версию вчерашних событий. – Вы что, думаете, влезли в мою постель и можете отболтаться своими сказочными небылицами? Я еще на пресс-конференции заметил, с какой легкостью вы генерируете всякий бред!

   – Ну, хватит! – на миг позабыв о своих наполеоновских планах раскрутить несговорчивого писателя на интервью, я вскочила, отбрасывая в сторону клетчатый плед. Антон раскрыл было рот, собираясь как-то отреагировать, но тут его взгляд скользнул по моей мятой прозрачной блузке, и разбушевавшийся писатель как-то вдруг поглупел, сходу передумав мне отвечать.

   – Только посмотрите, он еще и пялится! – громко возмутилась я, кое-как выбираясь из развороченной за ночь постели.

   – Дамочка, вы абсолютно чокнутая! – понеслось мне вслед.

   – Дамочка?..

   – И что у вас за привычка выглядеть так нелепо?

   – Темнота! Эта «нелепость» мелькает в трендах и стоит кучу гребаных бабок! Полистали бы модные журналы, – с легкой обидой отозвалась я, натягивая поверх блузки Лилькин хваленый пиджак.

   – Это вы вновь взялись рекламировать вашу глупую газетенку?

   – Знаете, что? – выправив из-под пиджака свои светлые волосы, я обернулась к сидящему на постели Антону, чей взгляд неустанно преследовал меня в каждом углу этой комнаты. – Вам не помешало бы научиться разговаривать с прессой.

   – С вами, распространителями ада, невозможно разговаривать – вас надо выставлять вон! И все равно вы обнаружите миллионы иных способов пролезть внутрь без мыла. Вы же как тараканы, просочитесь в окно, в вентиляцию, в щель на полу – для вас вообще не существует такого понятия, как частная жизнь.

   – Это вы сейчас конкретно обо мне? – обозлилась я, взглядом пытаясь отыскать свою сумку.

   – Обо всей вашей пишущей братии. Убирайтесь вон, черт вас подери, и поживее!

   – Уже убралась, – мрачно буркнула я, подхватывая с пола расстегнутую сумку.

   – Пока не заметно.

   – По вам тоже не сразу заметно, что вы редкий мудак.

   Антон обхватил ладонями голову, сильнее взъерошив свои волосы:

   – Невозможно, просто невозможно. Самоустранитесь уже куда-нибудь, а?

   Я резко дернула полы пиджака, сводя их вместе:

   – Когда-нибудь до вас дойдет, какая это дрянная идея – ссориться с прессой.

   – С желтой газетой? Думаете, можете меня напугать? Да публикуйте, что хотите, можете выставить меня мерзавцем и каннибалом, а можете приписать мне еще пару убийств каких-нибудь звезд или именитых политиков. Не стесняйтесь, дайте волю фантазии и ни в чем себе не отказывайте. Но знаете, что? – он поднял на меня усталые, измученные, но сверкающие гневом глаза. – Если спустя минуту вы все еще будете находиться в этой квартире, вашим коллегам даже придумывать ничего не придется, потому что я, мать вашу, просто вас придушу.

   – Хам! – взвилась я.

   – Убирайтесь!

   Словом, мне ничего не оставалось, кроме как отступить, пусть и с высоко поднятой головой, засунув привлекательную идею о написании вкусной разгромной статьи в пылающий костер славы Мальцева и прочих более удачливых коллег.

   Чертов Бажутин.

   Такие планы… и все насмарку.

ГЛАВА 5 – На спор

Еще каких-то жалких минут сорок назад я мяла шикарный Лилькин костюм в чужой постели, мечтая заткнуть в своей голове гневное зудение писателя и хотя бы еще немного поспать, а теперь сонное состояние улетучилось, незамутненную негу как рукой сняло. Утренние разговоры с Антоном Бажутиным оказались действеннее любого будильника. О чем я только думала, взваливая на себя такую непосильную ношу, как это пьяное неблагодарное туловище, пусть даже его ценность в моих глазах все еще соревнуется с гневной обидой на него же? Какая разница, если теперь на нашем возможном сотрудничестве можно смело ставить жирный крест…

   Нет, меня и раньше, бывало, выставляли вон без видимых причин. Я не гордая, трепетным неженкам нет места в нашей профессии, где прежде всего ценится умение абстрагироваться от эмоций и переть напролом, но Антон, при всем производимом им впечатлении разумного, а главное, интеллигентного человека, одним махом уделал всех моих давно позабытых неприятелей. Он не просто вышвырнул меня из своей квартиры, как вшивого котенка, этот беспардонный упырь и тени сомнения не допускал в том, что подобные выходки как ни в чем не бывало сойдут ему с рук, а самое обидное, что оно так и есть.

   Сойдут.

   Если в порыве воспламенившихся чувств я слишком рьяно возьмусь за дело и в отместку нахалу накатаю какую-нибудь несусветную чушь поострее, то первая же и огребу от Молотова с Аннушкой. К тому же, это в высшей степени непрофессионально. Это самое извилистое и опасное дно в журналистике, а я, как бы зла ни была на Бажутина, все еще преисполнена страстным желанием достичь успехов в своем любимом деле.

   Все, что мне теперь оставалось, это метаться в бессильной ярости, мысленно посылая своему недавнему оппоненту самые радужные и щедрые пожелания отправиться к черту вместе с его популярной книжонкой.

   Не переставая бесперебойно размышлять о том, какой Антон сущий придурок хоть в трезвом, хоть в пьяном виде, я даже не сразу заметила, что уже битых несколько минут стою у своей двери и пытаюсь всунуть ключ в замочную скважину, вытаскивая его и засовывая снова уже другой стороной, но у меня ничего не получается. К сожалению, я слишком хорошо знаю, что именно это значит.

   Заклинившему замку, если он относится к двери моей квартиры, по большей части может быть только одно верное объяснение.

   Анфиса.

   Ярчайший пример того, какими разумными могут казаться не слишком выдающиеся младшие сестры в моем лице на фоне сумасбродных старших. Впрочем, тут лучше один раз увидеть…

   – Вот черт, – досадливо пробормотала я, швыряя бесполезные ключи в недра своей крошечной сумки, и с неохотой потянулась к кнопке звонка.

   Дверь распахнулась не сразу, но, как обычно, по ту сторону обошлись без лишних вопросов. Взлохмаченная Анфиса, одетая в длинный мешковатый светло-розовый пуловер, наполовину прикрывающий короткие джинсовые шорты, одарила меня таким выразительным взглядом, точно за долю секунды постигла в моем лице всю тленность и безысходность нашего бытия.

   – Когда ты так смотришь, мне хочется удавиться, – вылетело у меня против воли, но сестрица, не оценив скользкой шутки, только кивнула и, развернувшись, медленно поплелась вглубь квартиры.

   Вот так всегда.

   – Эй! – на всякий случай крикнула я удаляющейся Анфисиной спине, на секунду задержавшись, чтобы запереть входную дверь. – Я пошутила, Фис!

   – Ты не умеешь шутить. Мы все с этим давно уже смирились.

   На ходу стаскивая порядком надоевший пиджак, я поспешила вдогонку за сестрой и вскоре обнаружила ее в глубоком кресле у окна, с ногами забравшуюся на мягкое сиденье.

   Если б категоричный Антон Бажутин сперва свел знакомство с моей драгоценной сестричкой, у него бы мигом пропало всякое желание незаслуженно обзывать меня чокнутой. Хотя один момент мог бы примирить его со всеми неблаговидными заскоками Анфисы, раз уж эти двое трудятся в смежных областях, щедро засоряя величественную русскую литературу бесконечным потоком своего искаженного сознания. Впрочем, с творениями Бажутина я не знакома, чего, к сожалению, никак не могу сказать об эротических опусах своей плодовитой сестрицы, умудряющейся смешивать Содом и Гоморру всего в нескольких предложениях, а их в Фисиных историях очень и очень много.

   – Кстати, у тебя что-то с телефоном, – заметила Анфиса, небрежно пригладив к плечу длинные светлые волосы и без особого интереса уставившись на скудный пейзаж за оконным стеклом. Отлично зная сестрицу, более чем уверена – с таким же отсутствующим выражением лица она созерцает и что-либо куда более занимательное. Если, конечно, это не меняющиеся рейтинги ее безумных книг.

   – Ага, – согласилась я неопределенно, поглядывая на сестру. Лучше ей поменьше знать о моем недавнем игноре всех ее многочисленных звонков, а также о его причине. – Слушай, а что ты тут делаешь? – додумалась спросить я после непродолжительного молчания.

   Ответ получился простым и незатейливым, в абсолютном соответствии с неподражаемым стилем Анфисы:

   – Ищу вдохновение.

   – А что с ним? – с некоторой опаской уточнила я.

   – Исчезло, – сестрица горестно вздохнула. – Сбежало. Пропало. Бросило меня наедине с убогими, отвратительно посредственными фантазиями.

   – Угу, – тоже несколько пригорюнилась я, опустившись на подлокотник соседнего с Анфисиным кресла. – А сбежало в мою квартиру?

   – Не вредничай, – строго одернула меня Фиса и все-таки повернулась, соизволив порадовать мой взор своим бледным ликом. – Я уже давно убедилась в том, что у тебя всегда можно занять немного вдохновения.

   – По-твоему, я что-то вроде кредитной организации по… вдохновению?

   – В первую очередь, ты невыносимая балда, – не выдержала моей недальновидности сестрица. – Не прикидывайся, ты прекрасно понимаешь, что именно я имею в виду. Тебе достаточно лишь открыть рот…

   – И показать зубы?

   На сей раз Анфиса позволила себе растянуть губы в ехидной улыбочке и даже засмеялась, великодушно простив мне вклинивание в ее незаконченную фразу:

   – С тобой каждый божий день случаются какие-нибудь дикие вещи. Просто расскажи о них, и увидишь, как вдохновение польет из меня рекой.

   На мой взгляд, такие откровенно сомнительные эксперименты лучше бы проводить как можно дальше от этой квартиры и ее непосредственной хозяйки, но кто же станет меня слушать?

   – Обычно рекой льется только кровь, – мрачно откликнулась я, с трудом заставляя себя переключиться с застрявшего в моих мыслях писателя на крайне нелепые проблемы, заполонившие гениальный мозг Анфисы.

   – Смотри-ка, Ладуля, твой дивный настрой уже наполняет меня живительной силой пробуждающейся фантазии!..

   – Правда, что ли? – недоверчиво сощурилась я, не слишком представляя, чего на самом деле можно ожидать от депрессующей сестрицы, особенно когда она находится в процессе зарождения нового сюжета, а значит, автоматически демонстрирует нестабильность в своем поведении. Проще говоря, становится опасной для всех окружающих, и в первую очередь как раз-таки для меня, раз уж мне посчастливилось оказаться с ней один на один.

   – Анфис, а что ты там хоть пишешь? – запоздало спохватилась я, подумав, что еще ни единого слова не услышала о новом Фисином сюжете. Обычно, едва только речь заходит о ее воспаленных фантазиях, сестрицу бывает очень трудно заткнуть.

   – Эротику, – предсказуемо откликнулась Фиса, будто в этом можно было усомниться.

   – Как обычно… – я махнула рукой.

   Интересно, все писатели эротического жанра немного не от мира сего, или в нашей семье наблюдается поразительный уникум?

   Когда бывший, а тогда еще действующий муженек Анфисы, не выдержав всех прелестей совместной жизни с одержимой писательницей, сгреб свои шмотки и испарился в неизвестном направлении, сестрица осталась совершенна одна в огромном пустом доме, но, вопреки ожиданиям, одиночество никак не сказалось на ее вдохновении, и это наталкивало меня на мысль о том, что по-своему она все-таки гениальна.

   – Вовсе нет. Я развиваюсь, пробую себя в новой теме. На сей раз мой новый роман будет отличаться глубинным смыслом уже хотя бы потому, что затронет нелегкие будни одинокого и немного одичалого таксидермиста, живущего в уединенной хижине на самой окраине леса…

   – А кто это или что это?

   – Темень! – искренне возмутилась Фиса, весьма недовольная тем, что приходится прерываться и объяснять столь очевидные вещи особо одаренным вроде меня.

   – Таксидермист – это темень? – на всякий случай уточнила я, чем сходу привела Анфису в состояние еще более повышенной раздражительности.

   – Темень – это ты! А таксидермист – тот, кто изготавливает чучела из шкур убитых животных. Превращает живое в мертвое… – сестрица мечтательно закатила глаза, воочию представляя все мелкие детали своего нового, уже заранее непонятного мне опуса.

   Помолчав, но так и не дождавшись продолжения ее краткого экскурса, я снова полезла в опасные предположения:

   – Так он убийца?

   – Не зли меня! – с сестрицы мигом сошел блаженный вид, присущий вдохновленным личностям. Анфиса резко выпрямилась в своем кресле и стрельнула в меня очень недовольным взглядом лишенных косметики глаз.

   – Ладно, ладно… Так что там твой одичалый мужик? Кого он встречает в своем уединенном лесу? – попробовала было я исправиться, но на деле только сильнее завела Анфису:

   – Лес не может быть уединенным, Лада! А встречает он, разумеется, прекрасную незнакомку.

   – Разумеется, – ехидно передразнила я.

   – В конце концов, я пишу эротику. Незнакомка там быть должна!

   – Или незнакомец, – услужливо подсказала я, желая хоть немного оправдать возложенную на меня роль идейного вдохновителя.

   – Так, все! – вопреки своим недавним словам, сейчас Анфиса зеленела буквально на глазах. – Ты перегибаешь палку. Я прямо чувствую, как мое вдохновение сворачивает в неправильную сторону!

   – Но оно хотя бы нашлось, – заметила я, по-крупному рискуя все-таки отловить.

   – И опять сбежало! Все из-за тебя! – сестрица стихийно выпрыгнула из кресла, всплеснула руками и поспешила покинуть комнату, напоследок одарив меня полным осуждения и обиды взглядом. Но уже пару минут спустя до моего слуха донесся ее ничем не искаженный голос:

   – Кстати, а ты почему не в редакции?

   – Вот черт, я ведь собиралась туда позвонить! – и, вскочив с подлокотника кресла, я бестолково закружилась по комнате в поисках своего айфона, только теперь сообразив, что давно уже не слышала от него никаких позывных сигналов. Между тем, мое отсутствие в редакции не могло остаться незамеченным, за минувшее утро кто-то из коллег наверняка не раз пытался со мной связаться, но почему-то безуспешно, что очень и очень странно. Вернувшаяся Анфиса застыла в дверном проеме, наблюдая за мной со скучающим видом, и в конце концов выразила одновременно возникшую в наших родственных головах мысль:

   – Посеяла?

   – Да нет, я… не могла, – остановившись, рассеянно осмотрелась вокруг, лихорадочно соображая, куда могла деть айфон. – Набери меня, Фис.

   Пожав плечами, сестрица продемонстрировала мне собственный телефон, на широком экране которого ясно высвечивались мое имя, номер и даже глупо улыбающаяся физиономия, а затем включила громкую связь, позволив мне насладиться протяжностью длинных гудков.

   – Посеяла, – со вздохом признала я, опускаясь обратно на подлокотник кресла. – Или… – новая мысль едкой вспышкой пронзила мою голову, и я тут же болезненно сморщилась. – Чееерт, лучше бы посеяла…

   – Ну? – выжидающе уставилась на меня Анфиса, сбросив исходящий звонок и сунув телефон в карман шорт.

   – В общем… – не зная, с какого боку подступиться к занимательной, но такой дурацкой истории, я растерянно почесала кончик носа. – Вчера, точнее, конечно, уже сегодня я провела ночь у… одного писателя.

   – Писатель – это уже весьма неплохо, – настороженно похвалила Анфиса, наверняка из профессиональной солидарности к неизвестному коллеге. – У меня был один герой, как раз из нашей братии…

   – Эй, только не нужно вплетать всюду свои эротические бредни, ладно? – мгновенно воспротивилась я, не дав Фисе закончить мысль. – Этот писатель, он просто немного перебрал, а я всего лишь помогла ему добраться до квартиры.

   – Из этого не выйдет даже паршивого рассказика, – огорчилась Анфиса, махнув на меня рукой, но, смилостивившись, все же решила дать мне незаслуженный второй шанс еще одним вопросом. – Писатель знаменитый?

   – Это что, имеет значение? Ну да.

   – Значит, ты все-таки идиотка, – покачала головой неумолимая Анфиса, чем окончательно отбила у меня всякую охоту с ней откровенничать.

   Не комментируя сомнительные выводы сестры, я прихватила пиджак и без особой охоты двинулась обратно в прихожую, мысленно прививая себе неутешительную мысль о том, что если телефона не окажется в моей машине, мне так или иначе придется вернуться в недружелюбную атмосферу писательской съемной квартиры, наверняка сполна хлебнуть очередной порции негатива, быть может, послать пару раз к черту самого гениального своего современника, но все же вернуть себе мобильный. Если этот популярный придурок, конечно, не выкинул его следом за мной.

   Разумеется, айфона в машине не оказалось.

   Наверное, прошло не меньше пары минут, прежде чем я, потоптавшись на пустынной лестничной клетке и собравшись с силами для нового предстоящего конфликта, положила палец на кнопку звонка и сильно вдавила ее внутрь, оповещая Бажутина о своем появлении. Дверь распахнулась. Подняв глаза на выросшего в темном проеме Антона, за время моего отсутствия успевшего переоблачиться в какие-то темные шмотки, я глубоко вдохнула и выпалила на одном дыхании, не давая ему опомниться:

   – Только не нужно рычать! По-моему, я оставила у вас свой телефон…

   – Я и не думал, – странно спокойный Антон вдруг посторонился, не только не указав мне в сторону лифта, но и давая возможность пройти внутрь квартиры, чем я и воспользовалась, с опаской покосившись на непривычно дружелюбного писателя. – Не бойтесь, я не собираюсь на вас нападать.

   – В самом деле? Утром мне так не показалось.

   – Утром было утро, – несвязно буркнул Антон, захлопывая, но не запирая за мной входную дверь. – Пробуждение выдалось не из легких, у меня жутко болела голова, я был зол и вел себя не самым лучшим образом. Тем более, если вы и правда зачем-то провозились со мной весь вечер.

   – Можете быть уверены, именно провозилась в ущерб своим многочисленным планам, – мигом загорелась я, почуяв слабину в защитном панцире писателя.

   – Ваш телефон трезвонит с самого вашего ухода, – поморщился Антон, не дав мне как следует развернуться с красочными описаниями нашего общего времяпровождения и моих титанических усилий. – Я оставил его там, на столике. Избавьте меня от этой адской штуковины.

   – Спасибо, что не выбросили его в окно.

   – Соблазн был велик, – на удивление миролюбиво признался Антон, двигаясь следом за мной в комнату.

   – Но вы предпочли отключить звук, – это был не вопрос, а утверждение, но когда я обернулась к нему, то увидела, что Антон покачал головой.

   – Я не влезал в ваш телефон.

   – Чтобы отключить звук, необязательно лезть в настройки, достаточно просто опустить боковую кнопку, – с легким удивлением отозвалась я, невольно заинтересовавшись, какой моделью телефона пользуется сам Бажутин.

   – Я в этом не разбираюсь, – нахмурился писатель.

   – Да там и разбираться не нужно.

   – Рад, что вы настолько продвинутый пользователь. В общем, забирайте свой телефон и…

   – Проваливайте, – живо подсказала я, приблизившись к столику.

   – Заметьте, вы сами это сказали, я вовсе не собирался вам грубить.

   – Думаете, у вас еще есть шансы наладить отношения с прессой?

   Пропущенных звонков на моем айфоне оказалась целая куча, и большая ее часть, вне сомнения, принадлежала настойчивой Анфисе. На втором по жажде меня услышать месте значился номер редакции.

   – В вашем лице? – Антон, не сдержавшись, хмыкнул. – Послушайте…

   – Лада, – ничуть не обидевшись, напомнила я.

   – Да, Лада. Не заставляйте меня быть грубым против моей воли.

   – Да бросьте, грубость вам не идет.

   – К сожалению, далеко не сразу люди это понимают.

   Нарочито медленно пролистав список пропущенных звонков, среди которых были замечены Федор Валерьевич, Мальцев и еще парочка контактов незначительнее, я, наконец, выключила телефон и сунула его в маленький внутренний кармашек сумки. Неловко переступила с ноги на ногу, прикидывая, смогу ли задержаться здесь подольше?

   – Вы еще что-то забыли? – в очаровательно ненавязчивой манере уточнил Антон, подметив мою заминку.

   – Как раз вспоминаю.

   – А-а, ну хорошо, – он подпер плечом стену в непосредственной близости, не сводя с меня выжидающего взгляда. Все мои излюбленные приемчики, как назло, начисто выветрились из головы, хваленая фантазия иссякла еще на Анфисе, в общем, вздохнув неслышно, я мысленно признала за собой очередное поражение и нехотя двинулась к прихожей.

   – Слушайте… – когда до входной двери осталось всего несколько шагов, я резко обернулась к идущему за мной писателю, хватаясь за последний шанс наладить с ним подобие контакта, но сбилась, заметив, как пакостно он усмехнулся:

   – А я все гадал, когда вы вновь решите взять быка за рога.

   – Быка?

   – Лада, у вас на лице написано, как сильно вам хочется выудить из меня что-нибудь душещипательное для вашей аудитории.

   – Почему сразу «выудить»? Может, я вспомнила о том, что вчера вы в одиночестве наливались алкоголем, и как раз собиралась проявить участливость…

   – Ну да, – фыркнул Антон, обходя меня и демонстративно распахивая незапертую дверь. – Конечно.

   – Раз уж вы такой умный, могли бы согласиться на маленькое интервью нашему журналу, – напрямую заявила я, подумав, что после всего терять мне уже нечего. – Вы знаете, у меня очень хорошие отношения с главным редактором, так что я могла бы устроить для вас шоколадные условия, а также…

   – Поразительно, – вторично фыркнул Антон.

   – Для вас это будет шикарной возможностью пропиарить свою книгу на страницах самого популярного молодежного издания в нашей области… – вдохновенно пела я, дав себе слово не обращать внимания на явный подтекст насмешек противного писателя.

   – Аудитория которого меньше, чем численность населения в каком-нибудь Богом забытом горном ауле, – так же вдохновенно подхватил Антон, чем-таки смог меня задеть.

   – Вот вы вообще не знаете, о чем говорите, – сердито оборвала я, вздернув подбородок.

   – А вы всегда точно знаете, о чем пишете? – отбил Бажутин.

   – Разумеется! И если бы вы согласились на мое предложение…

   – То получил бы шикарную возможность это проверить, – на мой же лад передразнил Антон, шире распахивая входную дверь.

   – Вот именно!

   – Послушайте, Лада, – оторвавшись от своей дурацкой двери, он в два шага приблизился ко мне и мягко обхватил обеими ладонями за плечи, пристально заглянув в мои изумленно расширившиеся глаза. – Никогда, слышите, ни разу в жизни, ни при каких обстоятельствах я не дам вам интервью. Даже если вы окажетесь единственной на всем белом свете, кто согласится обо мне написать. Более того, пока вы обретаетесь в опасной близости, я буду нем, как самая глупая рыба. Потому что мне хватает соображения держаться подальше от таких, как вы. А теперь, – пока я бесцельно хватала ртом воздух от подобного вопиющего нахальства, писатель так же мягко подтолкнул меня по направлению к двери, – вам пора.

   – Но…

   – Пора, – надавил Антон, активно выпроваживая меня за порог.

   – Вот этот ваш последний пассаж о том, что вы никогда не дадите мне интервью… – я пальцами цеплялась за дверной косяк, препятствуя своему выдворению из заманчивого писательского логова. – Меня так и тянет с вами поспорить.

   – Не кажется ли вам, что в этом случае у вас не останется даже мизерного шанса развязать мне язык?

   – А в противном останется?

   – Один процент из ста, – Антон едва скосил глаза на мою ладонь, обхватившую его запястье. – Не тешьте себя пустыми иллюзиями.

   – Один процент? Мне хватит, – довольно заявила я, разжимая руку.

   – И почему я раньше до этого не додумался? – демонстративно закатил глаза Антон. – Сэкономил бы себе кучу времени и нервов.

   В ожидании гудящего где-то сверху лифта я задумчиво посматривала в сторону хлопнувшей двери его квартиры, уже наверняка зная, что этот вызов, пусть и в шутливой форме, уже мною принят, зарегистрирован и даже подписан. И пусть упрямый писатель с его странно изменчивым настроением уверен в полной невозможности нашего задушевного интервью, теперь я просто обязана довести дело до конца, какую бы цену за это мне ни пришлось заплатить.

ГЛАВА 6 – Между молотом и наковальней

Звонок Молотова застал меня за рулем приблизительно в паре остановок от здания любимой редакции. Активировав громкую связь, я бодро поведала недовольному главреду о том, что вскоре он сможет воочию созерцать меня на рабочем месте и вот тогда-то услышит все объяснения моему беспардонному опозданию из первых уст. Удачно пропустив большую часть моей путаной речи, но сразу же вычленив волшебное сочетание «явная сенсация», Федор Валерьевич кричать резко передумал, буркнул, что у меня в запасе десять контрольных минут, и отключился. В здание редакции я вбежала даже раньше – всего через семь с половиной.

   – Потом, потом, – махнула я шагнувшей навстречу Лильке, стремительно пролетая мимо стойки секретаря к приоткрытой двери в кабинет Молотова, без стука ворвалась внутрь и замерла от неожиданности, увидев рядом с главным редактором Аннушку в длинном платье, тощую, как скелет, и на столь выдающемся фоне кажущуюся почти прозрачной.

   – Добрый день, – ехидно проронила зам главного в ответ на мое сбивчивое приветствие.

   – А, Лада, – Молотов тоже развернулся ко мне, крутанувшись в своем кресле. – Ну, наконец-то! Признаться, мы с Анной Семеновной уже не чаяли видеть тебя в столь замечательный день в нашей унылой редакции.

   – Федор Валерьевич, – активно завела я, посмотрев на главного и его бесценного зама, которые, в свою очередь, таращились на меня весьма скептически, одними только взглядами обещая все мыслимые и немыслимые кары. – Вы просто не поверите, что я вам сейчас расскажу!

   – Да ладно, – притворно ахнул Молотов, по-видимому, не ожидая от меня ничего впечатляющего. – Неужели ты наконец-то созрела показать нам полностью написанную статью?

   – Лучше!

   – Ты сперва прогнала свой текст на наличие ошибок? – с деланой надеждой в голосе предположила Аннушка, хотя мы обе знали, что количество допущенных мною по невнимательности ошибок и опечаток редко когда зашкаливало до кровотечения из ее чувствительных глаз.

   – Да нет же, – отмахнулась я, не слишком довольная этим замечанием.

   – Прекращай играть с нами в угадайку, – поморщился Молотов, не найдясь со следующим предположением во время своей очереди. – Если твои таинственные сведения заодно как-нибудь объяснят твое отсутствие на первую половину дня, то я уже давно готов их выслушать.

   – В общем, у меня наклевывается первоклассный материал для следующего номера…

   – Лад, а что там с материалом на этот? – вкрадчиво поинтересовалась Анна, переглянувшись с Федором Валерьевичем.

   – На этот?.. – полностью сосредоточившись на насущном, я не сразу сообразила, чего от меня хотят. – А, с этим как раз все отлично.

   – Правда?

   – Осталась сущая мелочь, – заверила я, торопясь перейти, наконец, к самому основному.

   – Так что там с твоим опозданием? – перебил Молотов, невольно приходя мне на помощь, и я, уцепившись за его своевременное внимание, напустила на себя скучающий вид.

   – Как вы считаете, эксклюзивное интервью с писателем Антоном Бажутиным пойдет на пользу нашему изданию? – проронила как бы между прочим, с внутренним удовлетворением подметив легкую растерянность, мелькнувшую в перекрестном обмене взглядами Федора и Аннушки.

   – Шутишь? – разинула рот зам главного.

   – Да брось, – недоверчиво отмахнулся Молотов. – Пустой номер. Этот парень вот уже несколько лет никому не дает интервью.

   – Тем ценнее он будет для нашего журнала, – резонно заметила я.

   – Ага, – Анна скривилась. – Конечно, Лада, против твоего обаяния ему ни за что не устоять. Особенно учитывая ваш миленький обмен любезностями на его пресс-конференции.

   – Вы серьезно считаете, что такая мелочь могла его зацепить? – я сложила на груди руки, стойко принимая очередную подачу. – Как всякая публичная персона, господин Бажутин прежде всего заинтересован в постоянном расширении своей аудитории, что автоматически увеличит и его популярность среди самых разных слоев населения. Неужели он может возражать против небольшого скандальчика, который лишь подогреет к нему всеобщее внимание и почти наверняка возвысит рейтинги его книг? В конце концов, народ жаждет быть обманутым, а мы идем ему навстречу, как можем, каждый со своей стороны.

   – Тогда почему Бажутин настолько скептичен к общению с прессой?

   – Ну вот, как мы видим, весь его скептицизм уже понемногу сходит на нет, – бодренько завела я, испугавшись, что предвзятое начальство мне не поверит.

   – Хм, допустим, но… Наш журнал? – Федор Валерьевич качнулся вперед, почти распластавшись внушительной грудной клеткой по рабочему столу. – С чего вдруг такой странный выбор?

   – Как метко заметила Анна Семеновна, – я одобрительно отсалютовала хранящей молчание Аннушке. – Даже такой сноб, как этот писатель, не мог устоять против моего обаяния.

   – Да ну, это какой-то бред! – воспротивилась моей лапше зам главного.

   – Я тоже, мягко говоря, сомневаюсь в решении Бажутина дать интервью именно нам… – задумчиво поддержал ее Молотов, подперев щеку сжатым кулаком.

   – Мне, – подчеркнула я, весьма смутно сознавая, что вновь с головой бросаюсь в незнакомую пропасть без видимого дна, способную погубить, ведь даже в случае успешного прыжка пути назад у меня уже не будет.

   – Как хотите, но я все равно не…

   – Подожди, Ань, – перебил Анну Молотов, внезапно подскакивая в своем кресле. – Как бы там ни было, мы же понимаем, что из всего этого может выйти отличный, даже превосходный материал. Лада! – я с готовностью вскинула лицо, готовая внимать каждому слову босса. – Я сам дам тебе зеленый свет на любые действия, если только ты в самом деле сумеешь раскрутить этого парня пусть даже на парочку абзацев. Желательно пожирнее. Можешь хоть сутками напролет не появляться в редакции, если понадобится, дни и ночи проводи с этим упрямым молчуном, потакай ему, действуй на нервы, пытай в пределах разумного, но добудь мне информацию всеми правдами и неправдами!

   – Я… – несколько ошарашенная такой переменой по отношению к своей болтовне, я неловко отшатнулась, заметив, как Федор всей своей массой выбирается из кресла мне навстречу.

   – Тем более, неделя твоего отсутствия вряд ли сильно скажется на общей работе нашей команды.

   – Вы сказали, неделя?..

   – Ну да. Я слышал краем уха, что на следующей неделе у этого твоего Бажутина сходка с фанатами в соседней области, – как ни в чем не бывало ответил Молотов, в крайнем ажиотаже не замечая вовсе, как вытянулось мое поглупевшее лицо при этих его словах.

   Вот так нежданчик…

   Антон представляет свою новую книгу по разным городам нашей необъятной Родины, кочуя с места на место и нигде не задерживаясь надолго. Вряд ли Молотов мог что-то напутать, пока мои собственные наблюдения только подтверждают этот нехитрый вывод. Значит, у меня есть всего лишь неделя, а может, и того меньше, чтобы каким-то образом убедить несговорчивого писателя не только выслушать меня, но и поговорить со мной под прицелом включенного диктофона.

   Жалкие несколько дней. Прекрасно.

   Вот это я вляпалась…

***

Не торопясь комментировать мой сбивчивый рассказ, целью которого было охватить все самое общее в нескольких кратких предложениях, Лилька нейтрально пожала плечами и огляделась, проверяя, не греют ли возле нас лишние уши любопытные коллеги.

   – Вот оно тебе было надо? – с искренним удивлением поинтересовалась она, убедившись в отсутствии нежеланных свидетелей.

   – Еще бы. Если б я заявилась к Молотову во второй половине дня без уважительной причины, он точно спустил бы на меня всех собак. Сама знаешь, как сильно он печется о трудовой дисциплине, особенно если что-то очень сильно стукнет ему в голову. Нет, я обязана была придумать нечто такое, что заинтересовало б его в течение первых пяти секунд, потому что дальше инициатива была бы уже у Молотова.

    – И ты приплела этого писателя.

   – Знаешь, одно его имя способно погасить любой скандал еще в зародыше.

   – Или его разжечь… – фыркнула Лилька.

   – Или разжечь, – согласно кивнула я, будучи как никто осведомленной о всевозможных последствиях упоминаний говорящего имени Антона Бажутина.

   – Не знаю, Мышонок… – с сомнением протянула Лилька, сделав глоток из стаканчика, который держала в руках. – Если ты говоришь, что этот тип наотрез отказывается с тобой разговаривать, то как собираешься раскрутить его на целое интервью? Я даже не представляю.

   – Честно говоря, я пока тоже…

   – По-моему, на той пресс-конференции ты все-таки его разозлила, – поделилась нехитрыми наблюдениями Лилька, любезно подсовывая мне под нос половинку аппетитного пирожного, но сейчас даже такие безотказные методы не могли подсластить мне горькую и как следует растолченную пилюлю.

   – А то я не знаю!

   – И это паршиво, – пирожное Лилька все-таки убрала. – В противном случае ты могла бы… ну, слезно попросить его об… услуге, смилостивиться и пойти навстречу твоим глупым фантазиям, которые могут стоить тебе работы. Выложить все, как на духу, скроить жалостливые глазки – да, именно так – и попытаться воздействовать на его совесть, в конце концов!

   – Да нет там никакой совести, – лишь отмахнулась я, нервно покусывая нижнюю губу. – Он черствый, как прошлогодний сухарь, и на любые мои просьбы отреагирует в своем стиле. Я могу хоть часами напролет обещать ему всевозможные золотые горы и перечислять все плюсы нашего сотрудничества, могу пообещать ему написать статью под его же диктовку, могу даже отдать свою душу задаром, но он все равно будет держать рот на замке. Просто потому что он – это он. Несносный, упрямый, несговорчивый алкаш, – последнее я процедила себе под нос уже от переизбытка эмоций, которые требовалось хоть как-то выплеснуть.

   – Тогда, может…

   – Что? – оборвала я, вскинув на разумную Лильку придирчивый взгляд. – Пойти и честно признаться Молотову, что никакого интервью мне не обещали, более того, Антон ясно потребовал больше не появляться в зоне его видимости во избежание крупного скандала? Что у меня просто было хорошее настроение, и я решила так по-идиотски над ними пошутить? Чееерт, – простонала, откидываясь затылком к стене, – вот было бы сегодня первое апреля, я еще могла б на что-то рассчитывать, а так…

   – Первое апреля тебя бы не спасло, у нашего Феденьки на редкость паршивое чувство юмора, – очень метко заметила Лилька, которой, в отличие от меня, не нужно было изворачиваться под прицельными линиями сразу нескольких огней.

   – Тем более, о шутках смело можно забыть.

   – Вот же, Лада… И что за дурацкая привычка создавать себе крупные проблемы на ровном месте?

   – Не говори, – я горестно вздохнула, снова опуская глаза в мозаичный пол под своими ногами. – Но у меня вообще все в голове перепуталось, когда я увидела Федора с Аннушкой там, в кабинете. Они так на меня смотрели… готовые разорвать за это гребаное опоздание. И я ведь даже совсем не помню, что хотела сказать боссу до того, как открыла дверь, понимаешь? Слова посыпались из меня сами, едва я подумала о том, что сейчас они на пару дружно размажут меня по молотовскому ковру, а потом вышвырнут из издательства к чертовой…

   – Лад, ну есть ведь миллионы верных способов отмазаться перед начальством так, чтобы и овцы были более-менее целы, и волки только понадкусывали, зачем же прибегать к самым крайностям?

   – Думаешь, я тебе отвечу? Это все Антон… – пожаловалась я, хватаясь за гудящую голову обеими ладонями. – Он как-то меня накрутил с самого утра, я теперь весь день из-за него сама не своя. Он как проклял меня на той злополучной пресс-конференции!

   – Кстати, а вдруг и правда? – на миг озадачилась Лилька, та еще любительница полистать на досуге всякую антинаучную дребедень о тайном и неизведанном. Следом озадачилась и я:

   – Что – правда?

   – Ну, проклял, – отставив в сторону стаканчик с кофе, Лилька многозначительно повела тонко выщипанными бровями.

   Не веря всерьез в саму возможность наличия подобных способностей у бескомпромиссного Антона, я все же пожала плечами и коротко вздохнула:

   – Не удивлюсь, Лилёк. Ты знаешь, с момента нашего знакомства с этим капризным типом меня уже очень трудно чем-либо удивить, – с этими словами я слезла с удобного стула и, тоскливо сделав подруге ручкой, поплелась к выходу из комнаты отдыха.

   Проблемы проблемами, но если Анна Семеновна не получит к вечеру хотя бы жалкий кусок невычитанного текста за моим авторством, они для меня увеличатся в несколько сотен раз и превратятся в неразрешимый снежный ком.

***

Добив последнее предложение уже практически готовой статьи, окончание которого мне неожиданно подсказал не в меру расшутившийся Димка, я щелкнула по иконке сохранения и полезла в контакты, выискивая корпоративную Аннушкину почту, когда краем зрения уловила темное джинсовое бедро, нахально приземлившееся на свободный край моего рабочего стола.

   – Мальцев, исчезни, – бросила вскользь, не отрывая взгляда от светящегося монитора, но, разумеется, на Лёвку это впечатления не произвело.

   Низко склонившись прямо к моему лицу, он процедил негромко, так, чтобы его слова услышала только я:

   – Ну что, Мышонок, надеюсь, я не зря уступил тебе путь, и ты достойно защитила честь нашей редакции в глазах этого литературного гения?

   – Чего? – присвистнула я, с легким изумлением покосившись на неугомонного, но наконец-то севшего в лужу даровитого коллегу.

   Судя по перекошенной Лёвкиной физиономии, Федор Валерьевич уже успел оповестить своего любимчика о моем предстоящем интервью с писателем, ничего удивительного, что Мальцев теперь так бесится.

   – Не прикидывайся. Твоя мега продвинутая сестричка наверняка подсказала тебе пару-тройку действенных способов развязать ему язык, – он вскользь указал на фотографию писателя, доставшуюся мне еще с памятной пресс-конференции.

   Моя способность схватывать на лету, задавленная под гнетом более тяжелых и безрадостных мыслей, сегодня явно хромала, оттого скрытый подтекст, слишком проступающий сквозь нехитрые Лёвкины намеки, дошел до меня далеко не сразу.

   – Что ты такое несешь, придурок?

   Вместо толкового ответа Мальцев нехорошо рассмеялся, перевернув фотографию лицевой стороной вниз и подавшись еще ближе ко мне:

   – А знаешь, мой милый Мышонок, на сей раз я даже не пожалею свои глаза и в виде исключения все-таки ознакомлюсь с твоей статейкой. Конечно, это потребует серьезных усилий с моей стороны, но нужно ведь убедиться, что твои жертвы не прошли впустую.

   Сполна насладившись произведенным эффектом, Мальцев криво ухмыльнулся и протянул было руку к моему лицу с неясным намерением, но я быстро отшатнулась от него, не позволив к себе прикоснуться:

   – Какие еще жертвы? Ты бредишь?

   – А, так для тебя это было удовольствием, – с деланым пониманием протянул Лёвка, не сводя с меня блестящих в безмолвной ярости глаз. Просто поразительно, как до неузнаваемости может изменить человека одно лишь осознание того, что лакомый материал уплыл из-под его носа в чужие руки.

   – Что – это? – болтать с Мальцевым в подобном духе давно вошло у меня в устоявшуюся привычку, но сейчас, когда за собственными заботами мне было совсем не до Лёвкиных прозрачных загадок, лимит моего терпения грозил подойти к концу. – Конкретизируй, Лёвчик, ты же вроде бы журналист. Твоя работа делать так, чтобы люди как минимум тебя понимали.

   – То есть, ты меня не понимаешь?

   – На данном этапе ты вызываешь у меня только недоумение. И это от слова «недоумок», – прибавила из легкого опасения, что в пылу разгоряченных чувств до Лёвки попросту не дойдет.

   Легко приняв вертикальное положение, Мальцев остановился совсем рядом со мной и, грохнув ладонь на спинку моего кресла, развернул меня к себе лицом к лицу:

   – А я ведь и правда не думал, что ты способна зайти настолько далеко, Лада, – по имени он называл меня нечасто, но моментом я не прониклась.

   – Что такое? Я даже не успела послать тебя к черту, а ты уже обижаешься, – посетовала, встречая его обвиняющий взгляд без ожидаемого им смятения.

   Ничего на это не ответив, Лёвка кивнул с задумчивым видом и, отлепившись от моего кресла, самым загадочным образом направился к выходу, не обращая никакого внимания на заинтересованные взгляды коллег и мой, почти наверняка прожигающий ему спину.

   – Что это вообще было? – одними губами пробормотала я, адресуя вопрос пустоте, безучастной к занимательному процессу поиска подходящих ответов. Впрочем, Мальцевские поступки по большей части вообще не поддавались никакой логике, и разумному человеку вроде меня задумываться над ними не было никакого смысла. Тем более, у меня на повестке дня оставалось еще кое-что, требующее повышенной сосредоточенности, смекалки и в некотором роде даже креатива.

   Протянув ладонь к перевернутой фотографии и развернув ее, я встретилась с запечатленным взглядом писателя, очень холодным на контрасте со скупой улыбкой, даже сквозь матирующую бумагу отдающей чем-то неуловимо фальшивым. Глядя на снимок, я вдруг подумала, что в тот день неизвестному фотографу так и не удалось поймать в кадре настоящего Антона, только эту искусственную маску, не имеющую ничего общего с реальным человеком. Собственно, как и мне еще ни разу не удалось заглянуть за образ, созданный ему рыжеволосой агентшей, пиар-службой издательства или еще кем-то в том же духе, даже невзирая на минувший вечер, когда алкоголь, казалось, должен был сделать все за меня. Нет, этот человек по-прежнему несокрушимая загадка; он слишком умен и осторожен, чтобы раскрываться перед случайными встречными под влиянием удачного момента. И все-таки мне нужно изобрести способ подобраться к нему как можно ближе.

   Неделя. Или даже меньше.

   Подхватив с пола свою сумку, я кое-как перебросила ремешок через плечо, щелкнула мышкой по «завершению сеанса» и, пожелав коллегам доброго вечера, помчалась к выходу.

***

Сестрица, вновь страдающая от недостатка жизненно важного вдохновения, обнаружилась лежащей поперек дивана, с ногами, закинутыми на высокую спинку. Кончики ее спутанных светлых волос касались пола. На мое возвращение в родные пенаты Анфиса не обратила никакого внимания. Пришлось подойти ближе и легонько пнуть ее в бок, но даже тогда сестрица не соизволила открыть глаза, только буркнула неразборчиво:

   – Есть, что рассказать – валяй, рассказывай. А нет, так проваливай и не мешай мне размышлять.

   – Есть, есть, – бодренько заверила я меланхоличную Фису, вновь ощутимо пнув ее в отместку за нахальное «проваливай». От более активных и кровожадных действий меня сдерживало только то, что при желании она могла бы существенно помочь мне сдвинуть дело несгибаемого Бажутина с мертвой точки. Разумеется, столь щедрое желание сперва нужно как-то у нее вызвать, именно с этой целью я завернула по пути в супермаркет, где наугад побросала в корзину все то, что гипотетически могло умаслить сестрицу как минимум для разговора со мной. Иногда, в зависимости от изменчивого настроения Анфисы, даже такая мелочь представлялась весьма трудной задачей.

   – Ну? – не выдержала сестрица, чья отрешенность не выдерживала никакой конкуренции с естественным любопытством.

   – Я тебе сейчас такое расскажу, – многообещающе начала я, поднимаясь с дивана и неторопливым шагом откочевывая к дверному проему. Удаляющийся звук моего голоса Анфису все-таки насторожил, заставив приоткрыть один глаз:

   – Эй, ты куда?

   – Идем, если хочешь услышать продолжение, – откликнулась я уже из прихожей, подхватывая оставленные там пакеты и вместе с ними отправляясь на кухню. С интервалом в пару минут здесь же появилась и растрепанная, но однозначно заинтригованная Анфиса.

   – По какому поводу банкет? – проявила она интерес, забравшись на высокий стул у окна.

   – Без повода, – покривила я душой, в одиночку распаковывая свои приобретения.

   – А это что? – настороженно осведомилась Фиса, с подозрением уставившись на темную бутылку в моих руках.

   – Вино. Сухое, твое любимое… – с некоторым сомнением ответила я, очень надеясь, что не дала маху с разрозненными предпочтениями сестрицы, и вскоре лишний раз убедилась в том, что с нестабильной Анфисой никогда ни в чем нельзя быть уверенной даже наполовину.

   – Ну, нет, – сморщила она нос. – Никакого вина, Ладка. Если у нас банкет, то я требую виски.

   – Почему именно виски? – прищурилась я, не припоминая, чтобы она когда-либо пила при мне что-то в этом роде.

   – По кочану, – но, сменив гнев на милость, Анфиса все-таки снизошла до невнятных объяснений. – Это любимый напиток моего главного героя.

   – Того, который… – правильное слово, как назло, вылетело из головы.

   – Того самого, – строго покосилась на меня Анфиса.

   – Интересно, где он берет виски в этом своем уединенном лесу? – съязвила я, на что сестрица закатила глаза и ничего не ответила. Наверное, еще не успела как следует продумать этот скользкий моментик в завидной биографии лесного убийцы, и очень зря – это передо мной она может корчить рожицы, а вот перед своими читателями должна будет держать ответ. – Ладно, я поняла, твой герой определенно знает толк в алкогольных напитках… Стесняюсь спросить, а ты теперь во всем будешь за ним повторять?

   – Да, – коротко отрезала Анфиса, присматриваясь к остальным моим покупкам.

   – Какое счастье, что у меня нет домашних животных...

   Сколь бы велико ни было мое желание сгрести немного помешанную старшую сестрицу за шиворот и вместе со всеми ее безумными фантазиями выставить по направлению к ее огромному дому, дело, из-за которого я как могла пыталась изобразить из себя гостеприимную хозяйку, значительно превосходило его по важности. Поэтому вместо того, чтобы вспылить, я лишь заулыбалась во весь рот, убирая вино из зоны видимости Анфисы.

   – Как скажешь. Собирайся, поедем пить твой виски, – любезно процедила я сквозь зубы, усиленно призывая себя к терпению, которое при известном старании обязательно окупится с лихвой.

   – Что, серьезно?

   – Учти, уговаривать тебя я не буду, – нет, все-таки, мое хваленое терпение расшаталось еще на Лёвке, так что на все капризы Анфисы его однозначно не хватит.

   – И не надо, я уже согласна. Гулять, так гулять, – ничего не подозревающая о моих мыслях сестрица слезла со стула и поплыла к выходу, но в дверях остановилась, поинтересовавшись благоразумно: – А кто платит?

   – Я, конечно, – с неестественной радостью в голосе пропела я, наступая на горло сразу нескольким душащим меня скуповатым жабам.

   – Отлично, – воодушевилась Фиса. – Тогда мой герой любит еще и…

   – А не борзеет ли твой герой в этом самом лесу? – не вытерпела я, уперев одну руку в бок.

   Не спеша с ответом, Анфиса задумчиво нахмурила лоб:

   – Напротив, есть у него смутное подозрение, что он сильно дешевит, так как посиделки с младшей сестрой наверняка будут стоить ему намного дороже.

   – У него есть младшая сестра? – с фальшивым интересом удивилась я.

   – Теперь придется завести, – развела руками Анфиса.

   – Завести! Это тебе что, собака?

   – Хуже, Ладушка. Собака – хотя бы верный друг человека, а вот младшая сестра – хомут на шею, причем на всю жизнь, – нахально заявила Фиса.

   – Несостыковочка у тебя в сюжете, – не удержавшись, поддела я, вновь очень кстати напомнив себе о необходимом терпении ради призрачной благой цели. – Если у твоего героя есть сестра, он не может быть одиноким.

   – А она не будет фигурировать в романе. Возможно, я как-нибудь фоном ее убью, – тут же нашлась Анфиса и, показав мне язык, с чувством полного удовлетворения растворилась за дверью. Кое-как разбросав оставшиеся покупки по полкам холодильника, я поплелась в свою комнату переодеваться.

***

Устроившись за столиком в глубине порядком заполненного зала, какое-то время мы с сестрицей дружно изучали меню под неброскую живую музыку, и лишь после того, как официантка вместе с заказом удалилась в сторону подсобных помещений, Анфиса посмотрела на меня в ожидании животрепещущего рассказа, анонсированного ей мною еще более часа назад.

   – Ну? – поторопила она, откидываясь на спинку своего стула. – Я вся внимание. Что там у тебя стряслось на сей раз?

   – Видишь ли… – я заколебалась, не зная, с какой стороны подкатить к Анфисе с весьма интересной просьбой, обозначить которую с трудом получалось даже в мысленной форме.

   – Так что же тебе от меня нужно? – усмехнулась проницательная сестрица, ненавязчиво оглядывая светлый зал.

   – Помнишь, я говорила тебе, что помогла добраться до квартиры одному писателю? – издалека начала я, она только кивнула. – Так вот, сегодня я совершенно случайно сболтнула Молотову и Анне о том, что возьму у него интервью, ну и…

   – И в чем же дело? – Анфиса приподняла бровь, пока не слишком заинтересованная в моем уныло протекающем рассказе.

   – В том, что писатель отказывается со мной разговаривать! – выпалила я, чувствуя себя довольно-таки глупо.

   – Как это? Ты ведь ему помогла?

   – Ну да… Вроде как. Но за пару дней до этого я его немного… расстроила, – с трудом нашла верное слово. Анфисина бровь изогнулась еще выше.

   – Как это? – снова поинтересовалась сестрица.

   – Ну что ты заладила? – не выдержала я. – Очень и очень просто! Мы столкнулись на пресс-конференции, посвященной его новой книжке, он там начал умничать, а я…

   – Как обычно, влезла куда не надо со своими глупыми комментариями, – со знанием дела покивала Анфиса, доканчивая рассказ за меня.

   – В конце концов, это моя работа, – рассердилась я.

   – У тебя дурацкая работа.

   – А у тебя просто предел мечтаний!

   В негодовании вытаращив глаза, Анфиса хотела было выступить с ответной репликой, которая наверняка коснулась бы и моего любимого журнала, но появившаяся официантка на какое-то время прервала наш занимательный диалог, принявшись расставлять принесенные блюда. Едва девушка отошла от нашего столика, как Анфиса вновь раскрыла рот, но теперь из ее голоса исчезли прежние грозные нотки, сменившись легким осознанием.

   – В общем, ты в полной заднице, и теперь тебе что-то от меня нужно.

   – Понимаешь, – следом за ней я тоже сменила тон, – если я сейчас возьму и притащусь к Антону, он не станет со мной разговаривать и скорее всего даже не откроет дверь. Мне нужно придумать что-то толковое, действовать логичнее, тоньше, чтобы он дал мне шанс хотя бы завязать с ним разговор.

   – У тебя есть его адрес, – вслух принялась рассуждать Анфиса. – Следовательно, ты предлагаешь мне позвонить в дверь, чтобы притупить его бдительность, а когда он увидит меня в глазок и откроет, ты выскочишь из-за моего плеча и…

   – Да нет же, – недовольно оборвала я.

   – Тогда что тебе от меня нужно?

   – Фис, ну он ведь писатель, это твоя тусовка… – неопределенно заныла я, понимая, что еще немного, и сестрица точно откажется иметь со мной любые дела. – Этот литературный кружок знаком тебе от и до, вы с Антоном оба в него вхожи, придумай что-нибудь умное, а? Ты ведь можешь, я точно знаю.

   – Но что, например?

   – Тебе виднее, Фис. Мне всего-то и нужно встретиться с ним на нейтральной территории, ну, как бы случайно. Чтобы при этом он ничего такого не заподозрил и не послал меня к черту, понимаешь?

   – Смутно, – созналась сестрица, в задумчивости прикусив губу. – А о ком мы хоть говорим, Лад? Что там у тебя за проблемный писатель?

   – Антон Бажутин, – с неохотой выговорила я заветное сочетание, которое, вопреки ожиданиям, не произвело на Анфису никакого впечатления. Даже после того, как я вслух произнесла его имя, сестрица по-прежнему смотрела на меня ничего не выражающим взглядом в ожидании продолжения.

   – Только не говори, что ты не знаешь, кто это, – не поверила я.

   – Понятия не имею, – помялась сестрица. – Он пишет эротику?

   – Надеюсь, что нет, – при одной только мысли об этом я передернула плечами.

   – А что пишет?

   – Я знаю только одну его книгу, и то лишь по обложке. Ты что, в самом деле ни разу не видела кровавых плакатов с его «Метанойей»?

   – Не-а.

   – Поверить не могу…

   – Не вижу проблем. Сейчас мы быстренько с ним познакомимся, – пробормотала сестрица, вытаскивая свой смартфон из недр лаковой сумочки. – Прибегнем к помощи гугла… Как ты там сказала, Антон?..

   – Бажутин.

   – Так-так… Ух ты, – спустя пару минут поверхностного знакомства с имеющейся там информацией о писателе, Анфиса подняла на меня заблестевшие глаза и заговорщицки подмигнула. – А я-то думаю, что за дикие сказки ты мне тут плетешь.

   – В каком смысле? – насторожилась я.

   – В том самом, – ухмыльнулась сестрица и вновь принялась изучать экран смартфона, теперь уже наверняка вчитываясь в текст. – Так бы сразу и сказала, что запала на этого горячего красавчика и теперь ищешь способ отыскать с ним точки соприкосновения.

   – Но я не…

   – Да брось, – отмахнулась Анфиса. – Раньше тебе бы и в голову не пришло просить меня о подобных вещах.

   – Так ты поможешь мне или нет? – со вздохом поинтересовалась я, вовремя вспомнив, что переубеждать ее в чем-либо дело абсолютно провальное.

   – Дай-ка подумать…

   – Только действовать нужно быстро, – тотчас прибавила я, обрадованная наметившейся готовностью сестры пойти мне навстречу. – На следующей неделе птичка упорхнет в другой город, и тогда всем моим планам наступит огромная…

   – То есть, в пределах пары дней? – нахмурилась Анфиса.

   – Желательно…

   – На завтра у меня есть два пригласительных на день рождения Инны Багировой, – с видимой неохотой проговорила сестрица, начиная рассуждать вслух. – Это та еще штучка, пишет всякую чушь про похождения распутной нечисти, которую почему-то охотно публикуют, так что в нашей тусовке она очень значимая личность. Допустим, у меня есть кое-какие выходы…

   – Ты можешь сделать так, чтобы Антона туда тоже пригласили? – мгновенно воодушевилась я, готовая намертво уцепиться за самую малейшую возможность пересечься с писателем.

   – Возможно. Но напрямик действовать – не вариант, – покачала головой Анфиса. – Если ему просто доставят пару приглашений на мероприятие незнакомого автора, он, пожалуй, выбросит их и никуда не пойдет. А вот если приглашения попадут его пиар-агенту с припиской о количестве знаменитых гостей и вездесущей прессы… Не знаешь, случаем, с кем у него там завязки?

   – Я видела его литературного агента. Рыжеволосая дамочка с цепким взглядом, похожая на боевую болонку, имени не знаю. Они вместе были на пресс-конференции.

   – Негусто, – подытожила Анфиса.

   – Но я могу попробовать что-нибудь разузнать.

   – Подожди, – великодушно остановила меня сестрица, по-видимому, тоже загоревшись идеей заманить строптивого писателя в хитро расставленные сети. – Чем меньше будет мелькать твое имя, тем лучше. Сейчас я позвоню в издательство и узнаю, сможет ли кое-кто нам помочь…

ГЛАВА 7 – Меняя лица

С трудом отыскав свободное место на парковке перед рестораном, забитой автомобилями ведущего бизнес-класса, я заглушила мотор и с легкой тенью сомнения покосилась на свое отражение в панорамном зеркале. Салонная укладка, сделанная пару часов назад, еще не успела растрепаться и мне, в общем, то, даже нравилась. Приподнятые у корней волосы мягкими светлыми локонами свободно струились по моим плечам, чуть-чуть не доставая до лопаток. Еще днем, в мельчайших деталях планируя свой внешний вид на предстоящее мероприятие, я изначально делала ставку на распущенные волосы, но вот с макияжем все оказалось куда сложнее. Пришлось прибегнуть к совету профессионала. По-кошачьи закрученные черные стрелки и непривычно яркая красная помада странным образом гармонично сочетались, хотя я до последнего отказывалась наносить краску на губы, но в итоге решила довериться мастеру, уверяющему, что бледность – это давным-давно не модно.

   Хорошо, что этого не слышала Лилька, самая главная любительница потрепаться о моде.

   Порывшись в недрах своей блестящей сумочки, я убедилась, что пожертвованное Анфисой второе приглашение все еще при мне, и лишь после выбралась из машины. Одернула подол короткого черного платья, расписанный мелкими бусинами, и легкой походкой, отбивая шпильками дробь, двинулась к искрящемуся светом входу, мысленно подбадривая себя заверениями в собственной неотразимости и ждущем меня небывалом успехе.

   Охранник мазнул по мне взглядом, проверил наличие приглашения и посторонился, пропуская внутрь ресторана.

   Пытаясь не слишком демонстрировать своего дилетантского интереса к роскошному интерьеру, я двинулась по зеркально поблескивающему паркету к самому центру вечеринки, где уже собрались расфуфыренные дамочки в длинных разноцветных платьях, мужчины в костюмах, вездесущая пресса и их неизменные спутники с камерами, вспышки которых были видны из каждого угла.

   На долю секунды я даже пожалела, что явилась сюда не в качестве репортера, но эта мысль растворилась бесследно, стоило мне освежить в памяти главную цель своей несанкционированной вылазки на чужой день рождения. Антон уже должен быть где-то тут, и все, что от меня сейчас требуется, это найти его и…

   Со смутным опасением понаблюдав за огромной хрустальной люстрой, чей предполагаемый вес вовсе не внушал доверия, я все же рискнула пройти под ней к противоположной стороне огромного зала, и в этот момент заметила Алексея Бурдакова, мило болтающего с какой-то неизвестной мне женщиной в платье насыщенного изумрудного цвета. Во мне вновь ожил любознательный журналист, больших трудов стоило прогнать от себя ворох всколыхнувшихся догадок относительно того, кто может стать ключевой фигурой будущей статьи Бурдакова, и не способна ли эта дамочка по значимости переплюнуть моего загадочного писателя, который дергается, как самая бешеная рыба, ни в какую не даваясь мне в руки.

   И тут я его увидела.

   Он стоял полубоком ко мне, рядом с одной из многочисленных округлых колонн, подпирающих высокий потолок, и сдержанно улыбался в ответ на болтовню своей рыжеволосой подружки, по случаю нацепившей на себя темно-синее вечернее платье с разрезом, расходящимся от середины бедра красивыми складками. Сам писатель по своему обыкновению был в классическом черном – длинный двубортный пиджак, бросающий вызов громкому понятию «мода», но странным образом очень уместный в его образе, строгие брюки, наглухо застегнутая черная рубашка с золотистыми пуговицами. Мне нравился этот цвет на Антоне, черный необыкновенно ему шел, в чем я лишний раз убедилась, пронизывая несведущего писателя пристальным взглядом, пока он вежливо скалился на недоступные мне реплики своего литературного агента, изредка покачивая головой и даже не думая глазеть по сторонам. Понятия не имею, на кой черт он притащил сюда рыжую, но если она планирует весь вечер непрерывно таскаться под ручку со своим драгоценным подопечным, у меня в который раз намечаются крупные проблемы.

   Ну, Фиса…

   В этот момент сестрица нашла меня сама, легонько придержав за локоть, когда я, кипя от праведного негодования, сделала машинальный шаг назад и едва не подвернула ногу, очень неудачно зацепившись каблуком за чью-то конечность.

   – Осторожнее, – наставительно произнесла Анфиса, становясь со мной рядом и медленно покачивая в ладони бокал с искрящимся шампанским.

   – Фиса, что это за фигня? – приглушенным тоном зашипела я, всем корпусом разворачиваясь к невозмутимо рассматривающей зал сестрице.

   – Это ты о чем?

   – Вот об этом! – я возмущенно кивнула в сторону отвлеченной парочки.

   – А что тебя удивляет? – как ни в чем не бывало пожала плечами Анфиса, вскользь проследив за моим гневным взглядом. – У твоего Антона оказалось два пригласительных; разумеется, ему нужно было кого-то с собой позвать, чтобы не выглядеть полным придурком в глазах общественности. Или ты думала, он попросит тебя составить ему компанию?

   – А почему бы и нет, – в досаде буркнула я, понимая, что сестрица в кои-то веки оказывается права.

   – Потому что ты не входишь в круг его общения, – лишний раз напомнила мне Анфиса, проявив несвойственную ей тактичность в формулировках.

   – Вот черт.

   – Ладно, не переживай, вряд ли он с ней спит, – успокоила Фиса, беззастенчиво разглядывая писателя и его очаровательную до зубовного скрежета спутницу, продолжающую вещать о чем-то нам неведомом. – У меня глаз наметан на такие вещи.

   – Ну, спасибо, дорогая, – съязвила я, тоже не отрывая взгляда от писателя и его рыжеволосой агентши, чье присутствие плохо действовало на мои хрупкие нервы. – Ты прямо вернула мне радость к жизни.

   – Но у нее наверняка имеются на него виды, – задумчиво продолжила Анфиса, поднося бокал к бледным губам. Сегодняшним вечером сестрица отдала предпочтение естественным тонам, и рядом с ней я начинала ощущать себя разукрашенной матрешкой, что так же не очень хорошо влияло на мое настроение и самооценку. – И неудивительно, он в самом деле чертовски хорош…

   – Эй-эй, – встревожилась я, уперев в бок одну руку. – Ты все-таки не увлекайся.

   – Расслабься, сестричка, – переключившись уже на меня, Фиса позволила себе легкую усмешку. – Я чисто из профессионального интереса.

   – Послушай, вот это, – устав от ее бесконечных намеков, я указала подбородком на ничего не подозревающего писателя, – мой профессиональный интерес. Только мой и больше ничей. Я даже у Лёвки его отвоевала.

   Фиса закатила подведенные сверху глаза:

   – Лад, ну ты как ребенок…

   – В общем, так, – несколько отвлекшись от Антона, которого в этот момент заслонили несколько проходящих мимо человек, я обернулась к Анфисе. – Рыжая стерва – твой косяк. Тебе и исправлять.

   – Чееего? – нараспев удивилась сестрица, высунув нос из своего бокала.

   – Того! Я просила тебя доставить сюда только Антона. Зачем мне здесь этот рыжий цербер?

   – А я-то при чем?

   – Ты еще спрашиваешь?

   – Все вопросы к твоему Антону, – ловко перевела стрелки хитрая сестрица.

   – Мне бы ему хоть один вопрос задать… – мечтательно протянула я, вновь находя глазами любезного господина Бажутина, и даже не поверила своему внезапному счастью, сообразив, что он подпирает колонну в полном одиночестве. Более того, смотрит именно в нашу сторону, а его вездесущая рыжая спутница куда-то удачно отсеялась без моего непосредственного вмешательства.

   – Фиса?.. – пробормотала я одними губами, не оглядываясь на нее, чувствуя ускоряющееся биение собственного сердца и какую-то поразительную слабость в конечностях.

   – Смотри-ка, это твой шанс, – одобрительно подтолкнула меня сестрица, тоже отметив положительные перемены в предстоящей мне авантюре. А на меня вдруг нахлынул легкий ступор. Собственно, Антон меня уже увидел, так что скрываться от него или изображать мнимое отсутствие интереса не было никакого смысла. И я отважно двинулась к писателю, тем более что именно этого он от меня и ждал. Наблюдал за моим неспешным приближением с таким видом, точно я была средневековым палачом и тянула за собой огромный топор, призванный отсечь светлую писательскую голову от затянутого в черное тела. Такой настрой однозначно не мог мне понравиться уже хотя бы потому, что вовсе не способствовал установлению между нами положительного контакта.

   – Какая встреча, – ласково пропела я, останавливаясь в двух шагах от едва скривившегося при этом Антона. – Господин Бажутин собственной персоной. Не ожидала вас здесь увидеть.

   – Правда? – вежливо откликнулся писатель.

   – Мне казалось, вы не любитель подобных мероприятий, – вдохновенно продолжила я, по одному выражению лица Антона понимая, что он не спешит проглатывать мои импровизированные сказочки, со скептицизмом просеивая каждое мое слово на наличие в нем крупиц истины.

   – Да бросьте, – отмахнулся писатель, подтверждая это уже словесно. – Вы наверняка выкрали список гостей и сделали пометки на нужных вам лицах.

   – Вовсе нет, – делано оскорбилась я и для пущего эффекта даже прижала к груди левую ладонь. – Между прочим, я здесь не на работе, а по приглашению, как и вы, – Антон повел глазами и усмехнулся, никак это не прокомментировав. – Что, не верите? – слегка возвысила я голос. Более вдумчиво прокрутила в голове его последнюю фразу и нахмурилась. – И вообще, с чего вы решили, что являетесь «нужным мне лицом»?

   – А это не так? – вытаращил глаза Антон в притворном изумлении.

   – Разумеется, нет.

   – Я даже не могу сделать вид, что вам верю.

   – Ну, сделать вид вы всегда можете, – не согласилась я.

   – Только вы, к сожалению, не поверите, – парировал вредный писатель.

   – Я предпочту проверить.

   – А я – держаться от вас подальше. Актер из меня все равно никудышный.

   Наш до невозможности шаткий разговор все больше исходил мелкими трещинами, непреодолимо сворачивал к беспросветному тупику, а писатель, вопреки всем моим усилиям, только подстегивал этот процесс, торопясь поскорее от меня избавиться и даже не считая нужным притвориться, что это не так.

   – Ладно, – вдавила я заднюю, распознав скрытую опасность невольно подыграть ему и в итоге остаться не у дел. – Может, не будем омрачать такой чудный вечер пустыми спорами? Давайте оставим все эти миленькие разговоры на следующий раз и просто…

   – Ни в коем случае, – с серьезным видом перебил меня Антон.

   – Что? – осеклась я.

   – Какой еще «следующий раз»? Вы хотите на месте разорвать мне сердце?

   – А, снова ваш очаровательно тонкий юмор…

   – Это не юмор, – покачал головой Антон, снова выворачивая нас к тупику и уже порядком начиная бесить меня своим твердолобым упрямством, которое в ближайшем будущем может стоить мне любимой работы.

   Весьма кстати освежив в своей памяти возможное завершение карьеры на ниве журналистики, я раскрыла было рот с намерением любыми способами удержать внимание Антона, но в этот момент позади меня раздался женский голос, а вскоре и его обладательница показалась в поле моего зрения, заняв свое недавнее место рядом с повеселевшим писателем.

   Держу пари, она сразу меня узнала. Тогда, на пресс-конференции, она без всякого стеснения прожигала меня испытующим взглядом, когда мне вздумалось подняться с места и выступить со своими комментариями относительно той лапши, которую Бажутин успешно вешал на уши нам с коллегами. Если бы она могла как-то повлиять на ход пресс-конференции, просто-напросто заткнув мне рот, то сделала бы это, не задумываясь.

   Воспользовавшись тем, что наш нескладный дуэт на ходу перебросился в еще более нескладное трио, Антон вежливо мне кивнул и вместе со своей спутницей растворился за спинами праздно шатающихся гостей и энергично снующих туда-сюда журналистов.

   Скрипнув зубами от злости, я принялась озираться в поисках Анфисы, но сестрица будто сквозь землю провалилась. Мимо меня проплыл официант с подносом, заставленным наполненными пузатыми бокалами. Вовремя припомнив о том, что сегодня мне еще нужно будет садиться за руль, я кратко вздохнула и, пропустив парня, наугад двинулась вдоль длинных столов, разглядывая присутствующих гостей в расчете отыскать знакомое лицо.

   Анфиса стояла рядом с высокой эффектной дамочкой средних лет, обе они старательно улыбались в объектив камеры незнакомого мне вертлявого паренька, бегающего вокруг них в поисках годного ракурса. Сестрица выглядела так, точно в один момент выиграла астрономическую сумму и теперь строила грандиозные планы на самое ближайшее будущее. Ну, хоть кто-то из нашей семьи в этот дурацкий вечер был всем доволен. Терпеливо дождавшись, пока паренек подхватит свою камеру и откочует на поиски других желающих попасть к нему в кадр, я приблизилась к сестрице и, подцепив ее под руку, настойчиво потянула за собой.

   – Фиса, убери рыжую, – вполголоса зашипела я, не обращая внимания на явное недовольство сестры, вынужденной переставлять ноги за мной следом.

   – Каким образом? – таким же шипением ответила мне Анфиса, бросив извиняющийся взгляд в ту сторону, где осталась ее явно недоумевающая знакомая.

   – Любым! Мое время истекает, а эта швабра и не думает куда-нибудь испариться.

   – Черт возьми, Лада! Я начинаю жалеть о том, что пожертвовала тебе свой второй билет. Ты, вообще, знаешь, с кем я сейчас разговаривала? – рассердилась Фиса, легонько поведя ладонью туда, откуда я ее так старательно оттаскивала.

   – Ну? И с кем?

   – Лада, – сестра тихо вздохнула, поражаясь узости моего кругозора. – Это и есть Инна Багирова. Именинница. Хозяйка сегодняшнего вечера. Между прочим, это она нас сюда пригласила. Точнее, меня.

   – Да плевать, я все равно понятия не имею, как она выглядит.

   – Теперь имеешь.

   – Фис, помоги мне нейтрализовать рыжую стерву, – заныла я, быстренько переключая внимание недовольной сестрицы с неведомой Багировой на куда более животрепещущую тему.

   – Предлагаешь ее… того? – расширила глазки Анфиса.

   – Чего – того?

   – Нет? – по-моему, она даже слегка огорчилась моему непониманию.

   – В общем, ты поможешь мне или как? – поторопила я.

   – Лада, я даже не понимаю, что от меня требуется. Ну… опрокинь на эту свою рыжую стакан сока. Мне не по статусу, сама понимаешь, а вот тебе в самый раз.

   – Ну, спасибо. Отличный совет. Предлагаешь собственноручно выставить себя идиоткой перед Антоном?

   – Они что, вообще друг от друга не отлипают? – вскинула тонкую бровь Анфиса, на время задумавшись.

   – Будь по-другому, я бы не стала так суетиться.

   Мой взгляд, бегло кочующий по ресторанному помещению, остановился на Бурдакове, который теперь находился в окружении нескольких разнополых особей и неустанно трещал им в уши о чем-то мне недоступном, изредка вскидывая перед собой руки для большей эмоциональности.

   А что, если…

   Да нет, полная чушь. Еще не хватало способствовать знакомству Бурдакова и рыжей, которая, в свою очередь, может уговорить Бажутина на интервью бурдаковской «Неоновой звезде» и поставить мне тем самым шах и мат всего за один ничтожный ход.

   – Ну, хорошо, – смиренно вздохнула Анфиса, понаблюдав некоторое время за моим разнесчастным лицом, как в зеркале отражающим весь спектр обуревающих меня негативных эмоций. – Думаю, я все же сумею тебе помочь. Но…

   – Не безвозмездно, – тоже вздохнула я, отлично зная свою расчетливую сестрицу.

   – Я пока не придумала, что мне от тебя нужно, поэтому оставлю за собой несгораемое желание, которое ты в любом случае обязана будешь выполнить. Договорились?

   – Идет, – покорно кивнула я, мечтая только о том, чтобы рыжая, наконец, исчезла подальше от моего писателя и больше не отсвечивала в опасной близости.

   Оставшись стоять на прежнем месте, я в остром нетерпении наблюдала, как сестрица, плавно покачивая узкими бедрами, пересекает вычурный зал и останавливается напротив Инны Багировой, которая к этому времени успела найти себе новую компанию. Сестрица включается в разговор, улыбается; какое-то время все они о чем-то разговаривают, но мне, разумеется, не слышно ни единого слова. Терзаясь неудовлетворенным любопытством, я принялась гадать, выгорит ли у Фисы ее неясный план помощи, или мне придется двинуть на абордаж и штурмовать упрямого писателя исключительно своими силами. В этом случае малой кровью никак не обойтись… Но вот Инна бросает заинтересованный взгляд куда-то в сторону, я немедленно цепляюсь за него, посмотрев туда же, и к некоторому своему удивлению замечаю Антона, его незабвенную рыжую и еще парочку мужчин в черных смокингах, по всей видимости, признавших в невзрачном госте того самого популярного писателя, автора нашумевшей «Метанойи», а может быть, даже загадочного братоубийцу, о котором все еще неустанно пишут средства массовой информации. По равнодушно-отстраненному лицу Антона нельзя сказать, что новоприобретенная компания доставляет ему хоть какое-то удовольствие, зато его рыжая спутница активно поддерживает сложившийся разговор и, по всей видимости, не теряет надежды вовлечь в него и писателя. Но, похоже, он не желает разговаривать не только со мной. Чувствуется, что вечер в незнакомом окружении ему порядком осточертел, и Антон уже рассчитывает отсюда убраться, вот только не знает, как бы поудачнее соскочить.

   Отвлекшись на созерцание писателя, я даже на время забыла о сестрице, и вспомнила о ней, только когда Анфиса вместе с именинницей приблизилась к скучающему Антону и рыжей, вновь возникнув в поле моего зрения. Я тотчас остро пожалела о том, что не могу слышать, о чем они там переговариваются. Стараясь не упускать из виду маетно улыбающегося писателя, на чьем лице уже впору крупными буквами выводить короткое «SOS», я принялась осторожно придвигаться ближе к небольшой компании, надеясь все-таки уловить хотя бы краткую суть их беседы, но тут услышала над своим ухом громогласное:

   – Здравствуй, Лада.

   Обернулась, едва не подпрыгнув от неожиданности, и постаралась придать своей физиономии максимально дружелюбное выражение, хотя рослый мужчина, обнаружившийся напротив, явно того не заслуживал.

   – Алексей.

   Бурдаков кивнул, улыбнувшись краями тонких губ.

   – Что-то никого из ваших не видно. Отдуваешься за всех сразу? – предельно вежливо поинтересовался он.

   – Вроде того, – отмахнулась я, не собираясь вдаваться в подробности.

   – Я удивлен, что Мальцев пропускает такое мероприятие.

   – У него много других дел, – быстро нашлась я, не слишком довольная тем, что Лёвкина фамилия всплыла именно теперь, когда мне меньше всего хотелось вспоминать об этом скользком типе и его странном поведении.

   – Ну да, да, – покивал Бурдаков.

   Бросив короткий взгляд через мое плечо, он извинился и быстро направился к своему фотографу, дожидавшемуся его в паре шагов от нас. А я поспешила вернуть интерес к разношерстной компании, сложившейся вокруг моего писателя, но, к своему изумлению, не увидела на прежнем месте ни одного из участников недавнего разговора. Даже Анфиса куда-то подевалась, наверняка вовремя сообразив, что перегнула палку в помощи своей отчаявшейся сестре, а может быть, даже окончательно мне все запорола. Интересно, что она умудрилась ляпнуть, и как далеко успели разбежаться остальные участники, включая Инну, Бажутина и непотопляемую рыжеволосую стерву?

   Искренне надеясь, что за время нашего диалога с Бурдаковым Антон не успел покинуть ресторан и оказаться для меня на недосягаемом расстоянии, я ускорила шаг и, неустанно оглядываясь, прошествовала к выходу. Но уже знакомый охранник лишь неуверенно пожал плечами, отвечая на мой вопрос о покидающих здание людях. Так ничего и не добившись, я вернулась в зал, прошлась до противоположного угла помещения, миновала какую-то настежь распахнутую дверь, поднялась по лестнице и оказалась в небольшом коридорчике с несколькими выходами по обеим сторонам. Прямо была декорированная арка, ведущая, по всей видимости, на балкон. Из чистого упрямства проследовав в том направлении, я поежилась от свободно гуляющего здесь сквозняка, повернулась, и в первые мгновения даже не поверила своим глазам, наткнувшись взглядом на одиноко стоящего мужчину в знакомом пиджаке.

   Вот он. Один, как мне и хотелось. Можно сказать, полдела у меня в кармане, но… что делать дальше?

   Черт…

   Неслышно приблизившись к нему со спины, я встала рядом с нашедшим уединение писателем, по правую его руку, и сложила ладони на парапете балкона, намеренно избегая смотреть в сторону обернувшегося на меня Антона.

   – Отличный вид, – заметила я, с неподдельным интересом обозревая затемненные сумерками окрестности, шумящий кронами деревьев парк, раскинувшийся перед моим взором во всей своей приглушенной красе, и оживленный участок дороги за его пределами.

   – За целый вечер вы так и не подыскали себе более интересную жертву? – не поверил Антон, весьма лаконично комментируя мое появление рядом с собой.

   – Я ведь вам уже говорила, что нахожусь тут не по работе. Наша встреча – чистая случайность, и только, – он хмыкнул, но ничего не ответил. – Однако еще моя бабушка говорила, что ничего в этом мире не происходит по чистой случайности, – выдержав паузу, я перевела взгляд на писателя, с отстраненным видом таращившегося куда-то вниз, за пределы балкона, и вроде бы не слушающего мои пространные речи. – Не кажется ли вам, что сами звезды благоволят нашему творческому союзу? Может, есть смысл отставить сопротивление и пойти им навстречу?

   – Вы совершенно неуемная особа, – с холодным равнодушием подметил Антон, просто чтобы не давать мне фору своим молчанием. – Не боитесь, что я пожалуюсь вашему начальству?

   – Дерзайте. Мое начальство обожает скандалы еще больше, чем я.

   – Еще больше?! – недоверчиво воскликнул писатель, притворным жестом хватаясь за голову.

   – А чего вы хотели от «более приличного аналога желтой газеты»? – с легкой обидой повторила я его же слова, не на шутку зацепившие меня еще на минувшей пресс-конференции.

   – У вас поразительная память.

   – А у вас поразительная выдержка.

   – Другие отшивают вас быстрее? – догадался Антон.

   – Вообще-то, предпочитают установить хорошие отношения и идут навстречу, – строго поправила я, посмотрев на писателя со значением. – Я сейчас говорю об этом вечере. Невооруженным взглядом заметно, как вас все тут задолбало.

   – Правда?

   – Еще какая.

   Не торопясь подтверждать мои слова, Антон покосился на часы, украшающие его левое запястье:

   – Ну, что же, все правила приличия более-менее соблюдены, поэтому не вижу причин задерживаться тут больше положенного.

   – И почему мне кажется, что ваша спутница вряд ли с этим согласится? – намеренно поддавила я, пригладив к плечу вьющийся локон.

   – Тамара?

   – К сожалению, я не успела с ней познакомиться.

   – Тамара может остаться, если ей хочется, – нейтрально пожал плечами Бажутин, отталкиваясь ладонями от парапета. Сообразив, что моими подначиваниями он твердо решил покинуть ресторан, а, следовательно, и меня оставить ни с чем, я немедленно последовала его примеру.

   – Поедете напиваться в какой-нибудь бар?

   – Что? – он растерянно оглянулся на меня.

   – Ну… – под его взглядом я несколько замялась, но не настолько, чтобы позволить ему сбить себя с мысли. – Это просто предположение, основанное на моих наблюдениях.

   – Не переживайте, – Антон едко усмехнулся, ладонью коснувшись стены у самой арки, – со мной будет полный порядок.

   – С чего бы это мне за вас переживать? Вы даже разговаривать со мной отказываетесь.

   – Но сейчас почему-то я с вами говорю, – резонно возразил писатель, вскользь мне улыбнувшись, и от этой его улыбки, на удивление очень естественной и не враждебной, я вдруг уловила разрозненность в своих мыслях, простых и понятных еще пару часов назад.

   – Оказывается, не такая уж я и ужасная, правда? – пробормотала, избегая даже короткой паузы в разговоре с ним.

   – Вы не ужасная, – со смешком подтвердил Бажутин, едва разведя ладонями по сторонам. – Но очень хитрая и упрямая особа, с которой постоянно нужно держать ухо востро.

   – В моем деле без этого никак, – погрустнела я.

   – Вам, конечно, виднее.

   – Антон! – поспешно окликнула я его, когда он вновь развернулся к выходу с балкона. – Может, обойдемся сегодня без бара?

   – Лада, присмирите как-нибудь вашу буйную фантазию, – посоветовал Бажутин, окатив мою застывшую фигуру таким красноречивым взглядом, от которого меня стремительно бросило в еще больший холод. Я даже на миг пожалела, что не могу спрятать озябшие ладони в длинные рукава, так как мое платье явно не было рассчитано на подобные небрежные действия.

   – Нет, в самом деле, – помешкав, я сделала короткий шаг вперед и устроила ладонь на его руке чуть ниже локтя, отчего Антон удивленно вскинул темную бровь и покосился на меня с явным непониманием. – Бары от вас никуда не денутся, а этот город вам вскоре нужно будет покинуть, ведь так? – он едва склонил голову к плечу, не ответив мне, но явно сделав какие-то свои выводы относительно моей осведомленности. – Я на машине. Поехали, покатаемся по ночному городу? – предложила храбро, не давая ему как следует опомниться и с пафосом отвергнуть мое неожиданное предложение. – Вам это ничего не будет стоить. Даю слово: никакого скрытого умысла, никаких диктофонов и неудобных вопросов. Мы с вами просто прокатимся, а потом я отвезу вас домой в целости и сохранности.

   – А в чем будет ваша выгода? – лучезарно заулыбался недоверчивый Антон, надеясь поймать меня на нестыковках, и может быть даже уличить в нечестной игре.

   – Я проведу остаток вечера в компании умного человека, – ответила ему тем же, боясь даже вдохнуть, чтобы не спугнуть замаячившую впереди удачу.

   – А моя выгода? – задал он следующий вопрос с обязательным подвохом.

   – Вам не придется брать такси или ждать, пока ваша спутница соизволит пойти вам навстречу и увезти вас из этого места, – самовольно интерпретировала я, усиленно дожимая начавшего колебаться Антона. – Кроме того, остаток вечера вы проведете в компании красивой и умной девушки, что тоже немаловажно, особенно…

   – А меня вы красивым не назвали, – притворно нахмурился писатель, не став дожидаться окончания.

   – Да? Вы просто не расслышали, – я просунула ладонь под его локоть, внезапно почувствовав едва осязаемое смущение от того, что так невозмутимо нарушила зону его личного пространства. Чтобы замаскировать легкую и в целом несвойственную мне оторопь, проговорила нарочито громким голосом. – Если ваша подружка вас хватится, надеюсь, вы не станете обвинять меня в похищении или чем-нибудь в этом духе?

   – Надейтесь, – усмехнулся он краями губ, мягко, но настойчиво высвобождая свою руку, и посторонился, пропуская меня вперед.

ГЛАВА 8 – Синий час

Я ликовала. Удача словно плыла в мои руки, на ходу обращая в реальность все то, о чем я боялась даже подумать. И все же было довольно трудно поверить, что мне действительно удалось добиться хоть мизерного прогресса в налаживании связи с неконтактным писателем. Нет, это не было моей чистой победой, раз уж заветное согласие на интервью так и не прозвучало в салоне мчащейся вперед машины, но Антон, находясь в здравом уме, собственной персоной сидел в соседнем кресле, почти не возмущался и даже изредка открывал рот, отвечая на мои комментарии, касающиеся мест, мимо которых мы проезжали. Я делала это специально, заставляла его нарушить молчание, когда видела, что он отвлекается. Да, этого был ничтожно мало, но все-таки дело понемногу сдвигалось с мертвой точки, что позволяло мне питать слабую надежду на дальнейшие успехи в данном направлении.

   Правда, вначале мне пришлось призвать на помощь всю мою выдержку и едва ли не поклясться Антону в том, что за весь вечер я не выпила ни грамма спиртного, прежде чем этот упертый тип соизволил занять пассажирское сиденье.

   – Не то чтобы я очень дорожил своей жизнью… – неторопливо завел писатель, когда мы почти приблизились к моей машине. – Но свою кончину я вижу совершенно по-другому. Чтобы вы понимали, трагическая гибель в компании пьяной журналистки меня не слишком прельщает.

   – Скажете тоже, – слегка разозлилась я, из-за заминки вынужденная остановиться с ним рядом, в нескольких метрах от переливающегося огнями входа в ресторан. – А что же вас прельщает? Передоз горячительными напитками в каком-нибудь второсортном баре?

   – Почему второсортном?

   – Забыли, где мы с вами встретились в прошлый раз?

   – Это вышло случайно, – поморщился писатель, отчего-то с видимым неудовольствием вспоминая о той истории всякий раз, когда я намеренно о ней упоминала. – Я впервые в вашем городе, поэтому наугад зашел в первое попавшееся место.

   – Да что вы говорите? Я живу здесь всю свою жизнь, но отыскала этот задрипанный бар далеко не с первого раза, – не преминула поддеть его я.

   – Зачем вам вообще понадобилось его искать? – тут же зацепился Антон.

   – Снова пытаетесь подловить меня на лжи? Чтобы вы понимали, тем вечером у меня вовсе не было цели наткнуться на вас. В баре у меня была встреча с коллегой, вы… стали ее бонусом.

   – Допустим. Не переводите тему, – Антон недовольно зыркнул на меня глазами, по-видимому, не обнаружив достойного ответа для продолжения нашей краткой перепалки. – Если сегодняшним вечером вы уже успели продегустировать хотя бы один бокал…

   – Не путайте меня с собой, я трезва, как стеклышко.

   – С чего это вдруг? – во взгляде дотошного писателя вновь засверкало смутное подозрение. – Вы сами сказали, что приехали сюда по приглашению, а не для работы.

   – Это значит, что мне обязательно нужно было как следует залить глаза?

   Вместо ответа Антон как-то неопределенно пожал плечами.

   – Давайте не будем превращать это в фарс, – устало предложила я, повертев в ладони ключи от все еще запертой машины, виднеющейся буквально в нескольких шагах от нас. – Ну, хорошо, что вы предлагаете? Дунуть в трубку? Вряд ли у вас есть в наличии что-то подобное.

   – Ваша правда.

   – Может, мне вас поцеловать? – без остановок неслась я, и вдогонку своему спонтанному предложению даже сделала короткий шаг по направлению к писателю, на ходу подкидывающему мне новых глупейших проблем, отметив, что это мое действие его все-таки слегка взволновало.

   – Не стоит, – усмехнулся Антон, пряча ладони в карманы пиджака. – Достаточно просто дыхнуть.

   – Слушаюсь, господин дорожный инспектор, – раздраженно скривилась я, останавливаясь совсем близко к недоверчивому писателю, который наблюдал за каждым моим шагом с таким видом, точно уже прикидывал размер положенного мне штрафа. Даже странно, как много зависит от одного лишь его согласия ответить на пару-тройку моих вопросов, черт бы его побрал… Сложив губы в трубочку, я легонько выдохнула ему в лицо, надеясь как можно быстрее покончить со всем этим цирком, но въедливый Антон, убедившись в моей абсолютной трезвости, бросил выразительный взгляд на мою обувь и тотчас нахмурил брови.

   – Вы собираетесь вести машину вот в этом? – скептически уточнил он, вложив в слово «этом» все то, что не рискнул выразить мне словесно.

   – Да что же это такое! – возмутилась я, едва сдерживаясь, чтобы не треснуть чем-нибудь это светило современной литературы, никак не желающее угомониться. – Из-за ваших идиотских истерик сюда сейчас сбежится вся охрана. Если вы добиваетесь того, чтобы я перед камерой насильно затолкала вас в свою машину, то вы уже очень близки к цели.

   – Нормальные люди возят с собой сменную обувь, – наставительно изрек Антон, не сдавая занятых позиций с завидным упорством, которое могло бы послужить более благим целям.

   – О, Господи! Вы говорите, как моя учительница по русскому языку. Та еще гарпия, раз уж я до сих пор о ней помню… – я с легкой растерянностью отбросила назад прядь волос. – Полезайте в машину, иначе я действительно засуну вас туда вот этими руками невзирая на последствия!

   Покосившись на демонстрируемые мною ладони, Антон хмыкнул довольно-таки обидно, но все же нажал на дверную ручку и без дополнительных предупреждений полез в салон автомобиля. Боясь, как бы он не передумал или, чего доброго, не изобрел еще каких-нибудь глупых придирок в мой адрес, я быстренько обежала машину и загрузилась на переднее сиденье с ним рядом.

   – Может, поведете босиком? – не удержался мнительный Антон, когда я плавно нажала на педаль газа, трогая автомобиль с места.

   – И чем вам так не нравится моя обувь?

   – Лада, кому вообще могут нравиться эти ходули?

   – Когда я тащила вас из бара, на мне были еще более высокие каблуки, а вы почему-то не жаловались.

   – Я был не в себе.

   – И кого это теперь волнует?

   – Но сейчас-то я при памяти! – резонно, как ему казалось, возразил мне Антон.

   – Если вы намерены продолжать в том же духе, то это ненадолго, – многообещающе изрекла я, увеличивая скорость, и чтобы хоть немного отвлечь писателя, следящего за стрелкой спидометра, включила радио.

   То ли благоразумно решив прислушаться к моим словам, то ли просто отказавшись от идеи вывести меня из себя, Антон вообще замолчал, отвернув лицо к стеклу со своей стороны, и теперь делал вид, что с интересом рассматривает светящуюся неоном улицу, вдоль которой мы двигались. Я же, пользуясь его отвлеченностью, то и дело бросала взгляды в сторону писателя, мысленно прокручивая в своей голове разнообразные фразочки для начала новой беседы, но подходящая тема все не находилась. Черт, не могу же я вот так сразу сообщить Антону о том, что у нас с ним уже назначено интервью, остается лишь определить время и место... А предварительная беседа в любой момент может свернуть в самом опасном направлении, итогом которого будет непременная ссора с писателем и как следствие мое позорное выдворение из любимой редакции.

   Антон, ну почему ты такой сложный?

   – Куда мы едем? – негромко прошелестел писатель, поворачиваясь ко мне лицом.

   – Не знаю, – я повела плечами. – Пока просто вперед.

   – Отличная программа.

   – Вот почему бы вам просто не полюбоваться ночным городом? – скривилась я. – Смотрите, как тут красиво. Сколько сияющих огней, кругом спокойствие, тишина, а главное, на дороге сравнительно мало машин. Город успокоился и наконец-то почти заснул…

   – Да я любуюсь, любуюсь, – кивнул Антон, складывая у груди руки.

   – Или вам нужно устроить экскурсию? Я, кстати, могу. Вообще без проблем. Вот смотрите, сейчас мы будем проезжать мимо одного из ведущих университетов нашего славного города, – впереди, за мостом, уже виднелся центральный корпус государственного университета. Антон будто бы нехотя посмотрел в предложенном направлении. – Совсем недавно и я в нем училась.

   – Нет-нет-нет, – с некоторым запозданием воспротивился писатель, едва усмехнувшись моим стараниям разнообразить наше маленькое путешествие без конечного пункта. – Не утруждайтесь. Я все равно сразу же позабуду все ваши рассказы. Давайте лучше помолчим.

   – Да? – с легким разочарованием переспросила я, и он кивнул, провожая глазами университет, исчезающий из поля нашего зрения.

   Я снова украдкой принялась разглядывать его лицо в профиль, не забывая следить за простирающейся далеко вперед дорогой. Машин в такое время действительно было мало, так что особого труда у меня это не вызвало. Откинувшись на спинку сиденья, Антон вроде бы расслабился, но я знала, что это впечатление обманчиво, и всего пара моих неосторожных фраз может в два счета вернуть ему былую настороженность и неприязнь ко мне. Прежде чем приступать к самому основному, неплохо бы как-нибудь подготовить моего ценного спутника к грядущим нам обоим испытаниям.

   «Так как, вы не передумали насчет интервью нашему журналу?..»

   «Антон, а давайте побеседуем о вашем бесславном прошлом...»

   «Да хватит ломаться, как красная девица, все равно я уже анонсировала вас шефу!..»

   Машинально покусывая нижнюю губу, я один за другим мысленно отметала самые провальные варианты перехода с устоявшегося молчания на заветную тему, а сидящий со мной рядом Антон, казалось, вовсе не думал ни о чем, что могло бы вызывать терзающие муки выбора. Искоса поглядывая на писателя, я свернула к абсолютно пустой стоянке у чернеющей впереди реки, и лишь когда заглушила мотор, знаменуя перерыв в нашей бесцельной поездке, Бажутин соизволил ко мне обернуться.

   – Где это мы? – в голосе ни одной тревожной нотки, только легкое любопытство.

   – Прогуляемся?

   – Давайте, – пожал он плечами, выбираясь из машины за мной следом.

   Только оказавшись на улице, я сообразила с запозданием, что для прогулки у реки одета не самым подобающим образом, но отказываться от спонтанной идеи все же не стала.

   Хлопнув дверью, дождалась, пока Антон, оглядываясь по сторонам, подойдет ко мне, и лишь после щелкнула брелоком сигнализации. Машина мигнула фарами. Подавив секундное желание подхватить писателя под руку, и может быть даже прижаться к нему поближе, спасаясь от ночного холода, я только поежилась и, покачиваясь на высоких шпильках, первой двинулась к темной кромке воды, поблескивающей в отражающем свете уличных фонарей.

   – Вы собираетесь меня утопить? – высказал предположение Антон, обозрев раскрывшийся перед нами пейзаж.

   – Я бы с удовольствием, только, боюсь, общественность мне этого ни за что не простит.

   Так, обмениваясь короткими малосодержательными репликами, мы преодолели несколько широких ступеней, ведущих за пределы низкого парапета, и медленно двинулись вдоль спокойной реки, окутанной густым сумраком воцаряющейся после заката ночи. Отсюда противоположный берег можно было рассмотреть только благодаря расставленным на той стороне высоким фонарям.

   – Синий час… – вполголоса отметила я, подняв глаза на темное небо, окрасившее все пространство вокруг в насыщенный синий цвет. Время романтиков, добавила уже мысленно.

   – Вы знаете о таком явлении? – удивленно спросил идущий рядом Антон.

   – Когда-то я встречалась с фотографом, – неожиданно для себя призналась я, даже не заметив, что перехожу к чему-то личному, о чем стоило бы вовсе промолчать, учитывая неблагодарную компанию со мной рядом. – Это был эпичный кадр, помешанный на своем увлечении фотографией. В синий час у него получались особенно удачные снимки. Он даже завел себе отдельную закладку с каким-то зарубежным сайтом, который мог рассчитать точное время наступления синего часа, но все равно начинал отслеживать его заблаговременно и приходил на место не позже, чем за полтора часа до запланированной съемки. Он и меня пару раз брал с собой.

   – Обновить вам аватарку для соцсетей? – криво усмехнулся писатель, как-то непроизвольно замедлив шаг.

   – Кстати, да, парочку своих более-менее классных снимков я у него вытянула, – согласилась, припомнив, что одна из фотографий авторства моего бывшего парня до сих пор хранится где-то в моем профиле, погребенная за множеством новых.

   – Только парочку снимков? – с насмешкой посмотрел на меня Антон.

   – Ну да, – на всякий случай я напрягла память. – А что вы имеете в виду?

   – Как-то мелковато для вас, – пожал плечами писатель. – Мне кажется, вы не останавливаетесь на мелочах, и если уж пробираете, то до полного помутнения рассудка.

   – Знаете, что? – продрогнув до самых костей, я уже едва шевелила губами, но все еще старалась, чтобы голос мой звучал ровно, не выдавая сковавшего тело озноба.

   Вместо корректирующего вопроса Антон поманил меня к себе:

   – Идите сюда, – не дожидаясь моей реакции, он стянул свой дурацкий пиджак, оставаясь только в ослепительно черной рубашке, и сам набросил его на мои озябшие плечи. Конечно, спасти меня от ночной прохлады это не могло, но под пиджаком писателя, спускающимся почти до моих дрожащих коленей, все еще хранящим тепло его тела, мне сразу стало ощутимо комфортнее.

   – А вы, – спохватилась я с неохотой, меньше всего желая расставаться с любезно одолженной вещью, но Антон, к моему облегчению, только отмахнулся.

   – Уверен, даже без пиджака мне куда теплее, чем вам в этом вашем…