Веяна и Пламень. Ольга Копылова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

В средневековом феодальном мире князья и вожди единолично правят своими землями. Ведуны чтут волю Изначальной, процветают торговля и ремёсла.

   Оборотни-стихийники… У них разные ипостаси и традиции, потому им сложно договориться, но Круг единства призван сгладить противоречия. Только вот есть тот, кто мнит себя властелином мира.

   — Признаешь моё право первой ночи? Только этим спасёшь того, кто тебе дорог.

   Пара фраз, и свобода превращается в плен.

   Согласиться на условия колдуна? Как бы не так! Избежать незавидной участи сложно, но выбора нет. Придётся разгадать тайну Снежного замка, разрушить козни его хозяина, спасти узников, оградить всех от опасного наследия Праматери...

   Хитрости Веяне не занимать — она готова на всё, чтобы злые чары развеялись, а любовь восторжествовала.

ПРОЛОГ

Дробный перестук прозвучал замысловатым ритмом и сменился сердитым жужжанием. Упавшие россыпью самоцветов на плотный утоптанный песок осы недолго оставались в каменной ипостаси — растревоженным роем взвились в воздух и со свежими силами накинулись на враждебную им стихию.

   На поверхность огромной глыбы льда, сверкающей под лучами закатного светила, в очередной раз обрушился град камней, и она покрылась новыми трещинами — едва заметными, но опасными и способными её расколоть. Улучив момент, когда крылатые убийцы стали недвижными, их враг, осознавая, что так и до развоплощения недалеко, изменил облик — прозрачная глыба помутнела, сжалась, став ещё плотнее, и обрела краски, превратившись в молодого мужчину и прижавшегося к его ногам белого волка.

   Затишье было недолгим — осы взлетели над ярмарочной площадью, гудя в бессильной ярости. Стихийник замер в растерянности, а вот его питомец мешкать не стал, быстро догадался, как спасти хозяина. Рыкнул сердито, одним прыжком перемахнул через ряд прилавков и оказался в центре рынка, привлекая к себе внимание. Рой мгновенно развернулся к беспечно подставившемуся под удар зверю и кинулся на него, облепляя. Не успел ужалить — отлетел от ставшей ледяной шкуры, разогнался и с новой яростью бросился к нему, принимая на лету каменную ипостась.

   Его хозяин не желал напрасного развоплощения своему другу, но выбора у него не осталось. Питомец исполняет свой долг защитника, а вдвоём им против роя не выстоять. Так остаётся шанс, что хоть кто-то уцелеет. Потому стремительно юркнул в палатку ближайшего прилавка и задёрнул за собой полог. Напряжённо вслушивался в жужжание, надеясь, что волк сумеет убежать, увести за собой ос, и угроза минует.

   Ошибся он. В узкую щель между тканевыми стенами протиснулось жёлто-чёрное тельце, воинственно потрясло брюшком, показав острое жало, и зло уставилось маленькими глазками на беглеца. Насекомое расправило прозрачные крылья и как стрела устремилось в атаку.

   — Ах ты ж… Отвяжись от меня, настырная тварь! — выругался стихийник, уворачиваясь и судорожно отмахиваясь руками. Отыскивая, чем бы её прихлопнуть, сорвал застилающее прилавок покрывало и принялся беспорядочно лупить им по воздуху. В запале упустил из виду осу и замер, прислушиваясь и оглядываясь.

   Развоплотил? Взглянул под ноги, надеясь увидеть самоцвет, и вскрикнул, когда кожу обожгло словно огнём. Рука хлопнула по плечу прежде, чем ледяная ипостась, реагируя на опасность, взяла верх. Вот только смысла это уже не имело — яд янтарной капелькой, вмороженной в сверкающую глыбу, медленно её разъедал.

   — Цапнула-таки! — зашипел пострадавший, вновь став мужчиной. Поморщился от разливающейся в плече боли. Поднял с земляного пола топаз размером с кедровый орешек. Покрутил в пальцах, убеждаясь, что стихия осы необратимо изменилась, став неживой природой. И не задумываясь сунул дорого доставшийся ему трофей в поясной кошель.

   Тоскливо оглядел ненадёжное убежище, потому что тревожащий гул по-прежнему наполнял пространство за стенами палатки. Гневное гудение становилось громче. Выходить было небезопасно, и, наверное, стихийник бы затаился, отсиделся, выждал время. Вот только та, первая, оса оказалась не единственной догадавшейся, где сыскать врага. А может, просто враждебная ледяная ипостась, в которую стихийник обращался, приманила насекомых. Сохраняй он человеческий облик, они могли его и не найти.

   Одновременно дюжина крылатых убийц пролезла сразу с нескольких сторон. И снова взметнулось покрывало над головой, и снова юркие создания бесстрашно закружились, уворачиваясь и атакуя. Укус… Второй… Новые осы, стремящиеся присоединиться к собратьям…

   Ничего не соображая, в шоке от боли, в панике несчастный бросился наружу, не замечая преграждающий ему путь полог. Бежал, не разбирая дороги, сопровождаемый преследующим его роем, а за спиной стихийника развевалась сорванная с каркаса плотная ткань. Ноги заплетались, не раз он оступился, наконец запнулся о булыжник и рухнул на колени. И рад был бы сменить воплощение, да только яд мешал трансформации в стихию, блокируя её.

   С отчётливой ясностью пришло осознание, что гибель, а значит, и развоплощение неизбежны. Запоздало накатило сожаление — он ещё так молод, столько всего не успел сделать, так многого не достиг. Вся жизнь была впереди! А теперь…

   Обречённо закрыл глаза, когда грозная клубящаяся туча бросилась на него.

   — Вот и всё…

   Однако вместо ожидаемой боли в спину ударил резкий сильный порыв ветра. Рухнув лицом в песок, стихийник от неожиданности не сразу понял, что произошло. Да и сложно приподняться, когда на тебя с силой давит воздушный поток.

   Наконец ему удалось встать на колени. Отплёвываясь от песка и протирая глаза, с радостным неверием он смотрел, как распалившиеся в своей ярости каменные осы рвутся сквозь воздушный щит. Пытаются добраться до ставшей недоступной жертвы, а их раз за разом отшвыривает воздушным смерчем, всё плотнее сжимая и загоняя в ловушку.

   Мужчина не сразу заметил замершую под эпицентром воронки степную лисицу, преданно задравшую вверх узкую мордочку. Она ждала приказа и неуловимо в один миг полыхнула столбом пламени, сливаясь с воздушным потоком, обжигая собой рой. У невольного зрителя перехватило дыхание, когда на песок посыпались разноцветные кристаллы, в которые развоплотились осы.

   — Да… Нехило тебя потрепали, — раздался за спиной сочувственный голос, а на плечо легла мужская рука. — Звать-то тебя как?

   — Лёд Холодных земель, — обернулся и с трудом ответил спасённый — щека распухла.

   Поток воздуха, до этого прикрывающий его, теперь стоял рядом в своём человеческом воплощении. Худощавый, высокий, тонкокостный мужчина, не слишком молодой, но и не старый. Сероглазый, с волнистыми русыми волосами, перетянутыми тканевым очельем. Одет он был просто: в холщовые штаны и свободную рубаху, подпоясанную кушаком, а кожаные поршни на ногах выдавали в нём степняка.

   Незнакомец помог пострадавшему подняться, отвёл в сторону, чтобы не мешать принимать человеческий облик своим соплеменникам. Лёд заворожённо смотрел, как потоки воздуха, плотно свиваясь, опускаются на землю и встают на ноги. Отряхиваются, оправляют одежду и весело переговариваются, трепля по загривкам своих питомцев, меняющих стихийную ипостась на животную — лис, волков, орлов…

   И радость нахлынула, потому что совсем недалеко на фоне пёстро-рыжей массы зверей белым пятном выделялся ледяной волк. Поджав распухшую лапу, зализывал укусы на спине, а рядом, пристально наблюдая за ним, сидела песочного цвета волчица.

   — Пошто они на тебя напустились? Что стряслось-то? — снова привлёк к себе внимание незнакомец.

   — Я на ярмарку привёз товары из Холодных земель. Хорошо поторговали, к вечеру дружинники отправились грузить покупки в обозы. Мне заняться было нечем, и я решил пройтись, прогуляться по рядам. Оказалось, все уже разошлись. Единственный купец, каменник, меня окликнул и предложил сделку — мешочек самоцветов за десяток серебрушек. Показал камни, всё честно было. А когда я направился к стоянке своего обоза, почувствовал, как в мешке что-то шевелится. Ну и сдуру развязал.

   — Неужто ты не ведал, что осы могут в камни обернуться? — спаситель посмотрел на Льда как на неразумное дитя. — Надо было отшвырнуть мешок и бежать без оглядки.

   — Не знал я. В моих землях таких не водится. Все камни природные.

   — Век живи, век учись. А что касается купца… — Воздушник обернулся, осмотрел пустые прилавки и, приглушив голос, предупредил: — Я на твоём месте поостерёгся бы в одиночку разгуливать. Явно по чужой указке торгаш ос подсунул, кто-то зуб на тебя точит.

   — У князей всегда врагов и завистников хватает, — пожал плечами молодой стихийник. — От всех бед не набегаешься. И тут одно к одному сошлось: дружину отпустил, камни эти проклятые купил…

   — Жив, и хорошо, — улыбнулся мужчина, не став укорять его в беспечности. Пусть он и старше, а всего лишь простой степняк и в княжеских делах не разумеет. Какое право имеет указывать? Льду и так несладко, что ж его донимать?

   Повернулся к подошедшему соплеменнику. Принял из его рук холщовый мешочек и протянул князю.

   — Держи своё «богатство», выстрадал ты его... Бери, бери, — засмеялся, когда Лёд испуганно отшатнулся. — Более не оживут они. Навечно камнями стали. Проводить тебя али сам дойдёшь?

   — Да я сам, — растерялся, прикрепляя к поясу мешочек, пострадавший. Опомнился и остановил намеревающегося уйти незнакомца: — Имя скажи, добрый стихийник, чтобы я мог долг жизни вернуть.

   Степняк улыбнулся:

   — Так не мне ты его должен…

   Он обернулся и, отыскав кого-то в толпе воздушников, позвал:

   — Ветреница, поди сюда!.. Дочь мою благодари. Ежели бы она тебя не заметила, мы бы мимо пролетели.

   Лёд встретился взглядом с остановившейся рядом девицей, и все мысли из головы как ветром сдуло. Словно мир вокруг исчез, и остались лишь прекрасные, тёмные, будто грозовое небо, глаза на изумительно красивом тонких черт лице.

   — Чего умолк, князь Холодных земель? — раздался звонкий девичий голос. — Али за язык тебя тоже ужалили?

   Яркие губы широко улыбнулись, обнажив ряд белых зубов, и Лёд судорожно вздохнул, приходя в себя.

   — О награде думал, — нашёл оправдание и без долгих раздумий спросил: — Просватана ты али нет?

   — А тебе что с того? Что за печаль? — засмеялась Ветреница. — Неужто по сердцу пришлась?

   — А ежели так? Женихом примешь?

   Воздушница бросила вопросительный взгляд на наблюдающего за ними старшего стихийника, и тот пожал плечами — мол, сама решай.

   — Не рано ли с чувствами определился? Может, сгоряча сказал, жалеть станешь? Не узнал ни род, ни племя…

   — Так не к лицу моей стихии горячность, — покачал головой Лёд, протянул руку и, когда девушка неуверенно положила тонкие пальцы на его ладонь, пообещал:

   — Клянусь именем Изначальной, что чувства мои к Ветренице сильны и намерения серьёзны. — Накрыл её пальцы другой ладонью и продолжил: — Как должно посватаюсь и в свои земли увезу. Жди сватов через полгода. — Спохватился, что не знает, откуда её забирать, и торопливо уточнил: — Как сыскать-то тебя?

   — У любого степняка путь к Ветру спроси, мой дом тебе и укажут, — прогудел воздушник. Осталось непонятным, доволен ли он решением дочери. Впрочем, прекрасно знал, что воздушную стихию не удержать, она всё равно по-своему поступит.

   Отец отошёл, а девица, смущённо потянув руку, высвободила пальцы и свистнула. Степная волчица, которая всё ещё обнюхивала ледяного волка, встрепенулась, подскакивая на лапы. Неожиданно лизнула его в распухший нос и бросилась к хозяйке. Ошалевший зверь, прихрамывая, добрался до хозяина, ради которого готов был развоплотиться.

   — Неужто и меж вами сладилось? — устало хмыкнул Лёд, потрепав питомца за жёсткую шерсть на загривке.

   Волк протяжно-тоскливо зевнул, уловив владеющее стихийником чувство потери, которое перекликалось с его собственными ощущениями. Волчица закрыла его своей стихией, окутала, сорвала с шерсти ос, готовых зажалить до развоплощения. И благодарность вкупе с одуряющим запахом молоденькой самочки не позволили остаться к ней равнодушным.

   Они ещё долго стояли на площади и смотрели вслед новым знакомым, которые, став воздушными потоками, уносили в небо своих питомцев и груз — Лёд только сейчас заметил, что летели степняки с поклажей. Ярмарочная седмица закончилась, и они так же, как и все, возвращались в свои земли.

ГЛАВА 1.

«Нет ничего мучительнее неизвестности»

   — Неужто решилась? — раздался звонкий девичий голос.

   В интонациях звучали нотки негодования, серые глаза с неудовольствием наблюдали за одетой в походные вещи девицей, которая стремительно передвигалась по юрте. Споро укладывала в перемётную суму припасы, смену одежды, кошель с монетами, кинжал, пращу...

   — И где же твоя гордость? — продолжила увещевать девчонка. — Переступишь через себя? Позорно за мужчиной бегать.

   — Да много ты понимаешь, Веяна! — в сердцах швырнула под ноги суму и встала, уперев руки в бока, путешественница. С не меньшим гневом посмотрела на младшую сестру, перекрывшую собой вход в юрту и придерживающую полог. — Он мне слово дал, я с ним клятвой связана.

   — Князь сам своему слову хозяин. Захотел — взял, захотел — забрал. Обещался и не приехал. Срок его четыре седмицы как вышел.

   — Лёд именем Изначальной поклялся. Какой ему резон гневить Праматерь?

   — Так не в себе он был, когда клялся. Осы его заморочили, едва не развоплотился. Вот на радостях и ляпнул. Передумал, а явиться стыдно.

   — Пусть это мне в лицо и скажет! Хочу в глаза его бесстыжие посмотреть. Он своё слово заберёт, я свободной стану. От женихов отбоя не будет, чай не уродина я.

   Голос звучал с отчаянной решимостью, а в глазах стояли слёзы. Обманутая невеста отвернулась и сердито их смахнула, чтобы сестра не заметила. Схватила перемётную суму, сделала вид, что проверяет вещи, всё ли собрала.

   — И как отец тебе дозволил на поклон к правителю Холодных земель идти? Да ещё и с тобой лететь собрался.

   — Он наш уговор со Льдом слышал. А ко мне вчера из соседнего поселения парень посватался. Отец говорит, пусть нелюб он мне, а лучше за надёжного степняка замуж выйти. Что с морозника взять? Его слово, как лёд под лучами светила, растаяло. Даром что князь. А я так не могу. Отсрочка мне нужна, сама хочу свою судьбу найти и чувства проверить, а не с первым встречным о свадьбе сговариваться.

   — Ветреница, ты долго ещё? — раздался за войлочными стенами басовитый мужской голос.

   — Иду, — откликнулась дочь, стремительно метнувшись к выходу.

   Веяна посторонилась, пропуская её, и неторопливо шагнула следом. Остановилась, глядя, как гарцуют осёдланные лошади, как сестра легко вспрыгивает на спину своего коня, как перекидывает перемётную суму через круп, как руки крепко сжимают поводья, как ноги, обтянутые дорожными брюками и обутые в сапоги, ударяют в бока скакуна, как тот с места срывается в галоп, как степная волчица — питомица сестры — бежит рядом.

   Отец, прощаясь, махнул рукой остающимся дома дочери и жене. Он и ещё один всадник — проводник — пустили своих коней следом.

   Послышался тяжкий вздох, и Веяна с сочувствием взглянула на мать — уставшую, обеспокоенную. Одетую в простое холщовое платье, излишне полную для представительницы воздушной стихии, но лишь потому, что редко в неё обращалась. Духота не добавляла комфорта жилищу и не помогала в хозяйстве. Приходилось ей чаще оставаться в человеческом облике.

   — Зря, ох зря они в такую даль собрались. Одно дело ярмарка — она хотя бы на границе с нашими землями. А до Холодных угодий путь неблизкий. Песчаные земли пересечь придётся, предгорья, тундру… Места незнакомые, — сокрушалась женщина.

   — У них же кони воздушные — где не пройдут, там по воздуху пролетят. Отец сильный стихийник, в обиду ни себя, ни Ветреницу не даст. Справятся, — беспечно отмахнулась Веяна.

   Не прониклась она тревогой матери. Характер воздушницы не позволял держать тяжёлый груз на душе, стремился видеть всё простым и необременительным. Да и молодость своё брала. Только к будущему году совершеннолетие она справит. Оттого нерадостные думы не тревожили, куда больше привлекали яркое светило, голубое безоблачное небо и открытое жёлто-зелёное пространство степи — где-то сухое, где-то сочное.

   В низинах, усыпанных цветущим разнотравьем и заросших низкорослой араукарией, стояли построенные стихийниками ульи. На холмах, покрытых сухостоем и остролистными агавами, разместились юрты из войлока. На бескрайней равнине, уходящей далеко за горизонт, паслись табуны коней и стада коз, а рядом с неглубокими озерцами были разбиты плантации арбузов и дынь. Здесь было так легко, свободно, привольно! И в человеческом, и в стихийном облике, пусть даже у Веяны он и не был столь мощным или разрушительным, как у многих её соплеменников.

   От такого настроя юной стихийнице невольно представилось, как сильный поток тёплого ветра легко подхватывает стройное девичье тело, поднимая высоко над землёй, как она заливисто смеётся, принимая природный облик, как стихии сливаются, даря друг другу силу, нежность, уверенность...

   — Чего стоишь столбом? Дел полно, — степнячка одёрнула размечтавшуюся дочь. — Иди бельё просуши да из дома пыль вымети. Пчёлкам помоги, на поля их примани. А то нескоро они найдут путь к бахче, плоды не завяжутся, урожая не будет. Зацвело всё, опылить пора.

   Работы действительно было немало, и отлынивать от неё Веяна не привыкла. В заботах и хлопотах по хозяйству, в болтовне с подружками по вечерам, в занятиях рукоделием время летело быстро. Веяна не так уж часто вспоминала об отце и сестре, отправившихся в путешествие. Спохватилась лишь однажды, когда заметила, что мать тоскливо смотрит вдаль. Взгляд её был направлен не на юг, где паслись стада, а на север. И ничем, кроме тревоги о муже и дочери, объяснить это было невозможно.

   Остановившись рядом и невольно посмотрев на горизонт, где сгущались грозовые тучи — свинцовые, тёмные, — Веяна спохватилась: десяток седмиц прошло! Давно пора было вернуться хотя бы отцу, если уж Ветреница осталась с женихом и знаться не хочет со своей роднёй.

   — Я найду их! Полечу в Холодные земли.

   — Даже не вздумай! Ты чего творишь? Ты у меня одна осталась. Неужто хочешь мать бросить?! А ежели сгинешь в пути? Кто мне на старости лет опорой станет?

   У Веяны в душе взметнулась буря — она прямо сейчас готова была пуститься на поиски, но перечить не стала и успокоила мать:

   — Да понимаю я. Урожай пора собирать, на ярмарку отправлять. Полно хлопот. А они милостью Изначальной вернутся. Вдруг у князя загостились, о времени забыли...

   Сказать-то сказала, да только идея и желание отправиться на поиски никуда не исчезли. Крепла уверенность, что она поступит правильно. Нетерпение воздушной стихии, которая не может усидеть на месте, не давало покоя. Втайне от матери, улучая моменты, когда той не было рядом, девушка собиралась, готовясь к походу. Даже заранее написала записку:

   «Матушка, не серчай. Я к Древу схожу, поклонюсь, Праматерь о помощи попрошу, у ведуна её волю узнаю. Ежели она дозволит мне в путь отправиться, то уйду. Ежели нет — домой вернусь. Изначальная обо всём ведает, лучше нашего всё знает».

   Наконец в один из дней, поутру, когда мать ушла доить коз, Веяна оставила письмецо на видном месте, сложила в корзинку дары для ведуна и пару любимых шёлковых лент для Древа Праматери. Подхватив дорожный мешок и развязав горловину, позвала:

   — Хомушка! Сюда иди!

   Маленький воздушный смерчик вырвался из-под вороха подушек и закрутился у ног. Плюхнулся на земляной пол пегим пушистым комочком и присел на задние лапки, сложив передние на пузике, преданно заглядывая в глаза хозяйке. А когда увидел опущенный к нему мешок, сноровисто юркнул внутрь.

   Путь до Древа был знакомым, каждый первый день нового лета степняки считали необходимым поприветствовать Праматерь и задобрить ведуна, юрта которого стояла рядом. Получить предсказание, если на то будет воля Изначальной. Вот только заметить Древо издали было сложно, найти путь мог только знающий стихийник. Пряталось оно меж двух холмов среди зарослей миндаля и шиповника. Совсем невысокое, по плечо Веяне, с пушистой кроной, покрытой мелкими золотистыми листьями. Но самым удивительным у него был ствол — толстый, объёмный, трещины на коре которого складывались в силуэт крепкой, коренастой, невысокой женщины в свободном платье до земли.

   Веяна поклонилась в пояс и опустилась на корточки перед создательницей мира. Позади раздался шорох и надтреснутый голос:

   — Зачем пожаловала?

   Вылезший из юрты сонный старец поправлял длинную мятую рубаху и выглядел недовольным. Оно дело, кабы взрослый стихийник явился — наверняка и вопрос у него был бы серьёзный, а тут пигалица прискакала… Да ещё и ни свет ни заря прибежала! Много их таких, любопытных!

   Увидел полную корзину подношений и всё же подобрел:

   — Поди, на суженого пришла погадать? Али другой интерес?

   — Мне совет надобен.

   Ведун призадумался. Не хотелось ему понапрасну суетиться из-за пустяка, потому и схитрил:

   — Ленты на Древо повяжи, а веточку в руку возьми, о заботе своей подумай. Праматерь знак и подаст. Смотри внимательно и получишь то, что желаешь.

   Веяна послушно всё сделала. Вгляделась в силуэт на коре — и привиделось ей, будто Праматерь смотрит по-матерински и хитро улыбается. Мол, дерзай, я тебе подсоблю. Ещё и ветви закачались, листья одобрительно зашумели, светило ярче засияло.

   Благоволит Изначальная!

   Веяна радостно вскочила, поклонилась, бросилась бежать вприпрыжку поднимаясь по склону холма. Ведун безразлично посмотрел ей вслед и принялся перебирать дары: молоко в крынке, завёрнутые в просолённые тряпицы масло и сыр, вязаные носки. Ещё и корзинка в хозяйстве сгодится!

   А девица, остановившись на возвышенности, с решительным настроем осмотрела даль. Крепче затянула лямки заплечного мешка, заметив то, что искала, — пасущийся табун. Стихийная ипостась не заставила себя ждать, настолько сильна была потребность слиться с природой и отправиться в путь. Лёгкий ветерок потянулся над степью, лишь едва колыхая траву и колосья. Слабый настолько, что даже чуткие к приближению чужаков кони и пастух его не заметили.

   Поток воздуха, перекинувшись через спину молоденькой кобылки, вернул себе облик девицы. Не стала бы Веяна красть чужих лошадей, да только своего коня ей лишь на совершеннолетие подарили бы. Ждать она не может, а семейный савраска понадобится матери, землю вспахать. Да и старый он к тому же. Далеко не увезёт, того и гляди развоплотится.

   Кобылка оказалась норовистой и, почувствовав седока, взбрыкнула. Пришлось крепче вцепиться в блокирующий стихийный оборот ошейник из скрученного, пропитанного смолой холщового жгута — сбруи на лошадке не было. Впрочем, Веяна так легко сдаваться не собиралась, а ездить верхом умела даже без седла. Потому поскакавшую куда глаза глядят животинку всё же усмирила и в очередной раз убедилась — не иначе сама Праматерь лошадь направила! Ведь та помчалась именно на север.

   Пастух если и хотел догнать беглянок, то лишь развёл руками с досады — не бросать же весь табун! Лишь его питомица, степная борзая, какое-то время преследовала всадницу. Впрочем, и собака, добежав до границы угодий племени хозяина, повернула обратно.

   Веяна оказалась свободна в своих действиях.

ГЛАВА 2.

«То, что считаешь вечным, исчезает первым»

   — Ведуну должно волосы эти сжечь своей стихией и зарыть пепел под корнями дерева.

   Молодой рыжеволосый мужчина уверенно, с выражением читал, водя пальцем по старинному свитку. И с недоумением поднял глаза на седовласого, но когда-то такого же огненного стихийника, который сердито постучал ладонью по круглому столу на коротких ножках. Аж вода в кружке задрожала.

   — Нет-нет-нет! Учу тебя, а толку… Будь внимательнее. Символ этот Древо Праматери означает, а не простое растение. Ты же не нынешнюю грамоту читаешь, а древнюю письменность! Этот язык нам, ведунам, Изначальная даровала.

   — Что ж ты князей и простых стихийников ему не учишь, если он так важен? — полюбопытствовал ученик, чтобы не принимать нотацию близко к сердцу.

   — Не всё должно открывать всем без разбора, Пламень. Есть разные ритуалы — и хорошие, и плохие. Этот обряд способен временно отнять силы у стихийника, ослабив его. Он действует, пока пепел не соединится с Изначальной.

   — К чему же мне знать плохие обряды? — удивился парень, опустив свиток на голени, между широко разведённых коленей перекрещенных ног. — Я не собираюсь никому вредить. Неужто ты усомнился во мне, отец? Разве я повод дал?

   — Ведун обязан быть стойким и удерживаться от соблазна учинять худое. Этим он доказывает Праматери свою верность и порядочность. Непременно надобно знать, как сотворяют зло, чтобы суметь его развеять, ежели столкнуться доведётся. Вот, дальше читай.

   Пламень перевёл взгляд на свиток, скрутил прочитанное и развернул нижний край.

   — Завершённый обряд отменить можно. Если от Древа взять пару кусочков коры, раскрошить, добавить в еду и скормить пострадавшему от колдовства...

   Он со знанием дела кивнул, почтительно отложил свиток и потянулся к следующему, из тех, что были выложены на стол из сундука. Да только взять не успел. В дверь мазанки постучали, а со двора раздался перепуганный мальчишеский голос:

   — Здрав будь, ведун Огонёк! Помоги, захворала кормилица наша! Второй день не доится, даже от силоса отказывается. Пропадём мы без молока! И семья голодной останется, и на хлеб будет нечего обменивать.

   Ведун нахмурился, сопереживая проблеме — он всегда чувствовал себя ответственным за всех поселян Пылающих земель и никогда не оставлял их без поддержки и доброго слова.

   — Пламень, поди к ним. Травы лечебной возьми да нужный отвар приготовь. Негоже скотине мучиться.

   Сын кивнул, без возражений поднялся с толстого ковра. Набрал с полки всё, что могло понадобиться, и следом за мальчишкой отправился через рощу к ферме. Проводив его глазами, ведун довольно улыбнулся. Сын у него на зависть другим — и лицом удался, и характером, и к чужим бедам неравнодушен.

   Сложив свитки в металлический сундук, плотно прижал крышку и вытащил ключ из щели-скважины. Теперь наследие предшественников было надёжно защищено от разрушительной сути любой стихии. Пусть стихийный облик ведуна был и не самым мощным, но даже слабый огонёк способен учинить пожар. Как бы мужчина ни старался себя контролировать, а случись внезапный оборот — и знания дотла сгорят. Не может же он все свитки постоянно держать в руках, чтобы при смене ипостаси сделать частью своей стихии так же, как одежду.

   Подняв с земли оставленное мальчишкой подношение — сухую коровью лепёшку, завёрнутую в холстину, — зашёл за угол мазанки и с почтением приблизился к невысокому статному деревцу, чуть выше роста стихийника. Свободно раскинутые тонкие веточки были усыпаны золотистыми листьями, а в рисунке неглубоких трещин на коре едва заметно, но угадывалась фигура молодой женщины.

   — Приветствую тебя, Праматерь! — улыбаясь, ласково обратился к ней ведун. Приблизился, развернув ткань, и раскрошил навоз, подкладывая его под корни растения. — Расти поскорее, сил набирайся. Вот и сын научится обряды проводить, будет тебе верно служить.

   Скорее всего, ветер подул, оттого и ветки зашевелились, но стихийник воспринял это как знак одобрения. В пояс поклонился.

   — Прости за скромное подношение. Вот князь наш, Горень, с Круга единства вернётся и, как обычно, тебе щедрые дары привезёт.

   Огонёк собрался уже возвращаться в мазанку, когда до него донёсся топот копыт и голоса приближающихся всадников. Совсем скоро на дороге, часть которой была видна из-за дома, появился конный отряд. Да не простой, а княжеская дружина с правителем во главе.

   Ведун полагал, что они свернут к поселению, ведь жителям пора платить хозяину своих земель оброк, но стихийники прямиком помчались к его мазанке. Ожидая от них приветствия, привычных даров, традиционной просьбы дозволить подойти к Древу и провести обряд, Огонёк приосанился, зашагал навстречу. Вот только, к его изумлению, совсем иначе повели себя прибывшие огневики.

   Спешившись, княжеские воины вытащили из ножен мечи и нагло, бесцеремонно направились к Древу, даже не взглянув на его хранителя. Оружие взмыло в воздух, удары обрушились на изящный ствол.

   — Вы ополоумели, что ли? — заорал ведун, обезумевший от ужаса. Бросился к злодеям, хватая за руки, пытаясь остановить. И не смог — его самого схватили, оттащили в сторону и держали, пока от Древа не осталась лишь горка щепок. Его жалкие попытки обратиться в стихию тоже ничего не дали — чем огонь огню навредить может?

   Лишь свершив преступление, его отпустили, швырнув на землю.

   — За что? Зачем? — зарыдал безутешный стихийник, на карачках подползая к обрубкам. Сгрёб руками щепки, ветки с золотыми листьями, прижал их к груди, баюкал, поливая слезами. Просил прощения у Праматери, что не уберёг её дар.

   Сколько времени он так просидел, ведун и сам не мог сказать. Даже не видел как и когда остался один. Вывел его из оцепенения весёлый голос сына.

   — Отец, ты где? У меня всё получилось. Жива будет их кормилица, дурной травы на пастбище наелась. Давай продолжим свитки изу…

   Голос сорвался, парень замер в ужасе от открывшейся ему картины. Отчаявшийся отец, загубленное Древо… И кто осмелился гневить Праматерь? Неужто чужаки с набегом пришли?

   Бросился к отцу, обнял за плечи, разделяя с ним горе.

   — Кто? — выдохнул. На большее сил не осталось.

   — Князь наш, — зарыдал ведун. — И дружинники слова поперёк не сказали. Ладно он не ведал, что творит, помрачение на него нашло. Дак не на всех же сразу? Чего же другие не опомнились? Я не смог…

   — Я его развоплощу! — запальчиво пообещал Пламень, чувствуя, как в душе разгорается огонь негодования. — Кля…

   Осёкся потому, что отец взмахнул рукой, останавливая, ограждая от непоправимой ошибки. Клятва именем Изначальной дорогого стоит, нерушима она. Не желал Огонёк худого своему сыну и покачал головой:

   — Не спеши, Пламень. У всего есть свои причины, надобно сначала правду выведать. Ежели уж Праматерь дозволила сгубить своё Древо, знать, недостойны стали мы её милости. Испытывает нашу веру, проверяет стойкость.

   — И что же делать? — помрачнел Пламень. Признал он правоту отца, но не мог простить князю его преступление. Не дожидаясь совета, решил: — Я в Огненный замок пойду! Пусть только посмеют меня не впустить! Всё узнаю!

   Вскочил и побежал со всех ног по дороге — опасался, что отец запретит и в этом порыве его остановит. Ведун грустно посмотрел ему вслед, покачав головой. Не осталось у него сил спорить со своевольным отпрыском — молод парень, горяч. Облик его стихии бурный и сильный, знать в мать уродился.

   Пламень действительно буквально горел желанием добиться признания от князя. Даже привратники опасливо шарахнулись в стороны, когда мимо них промчался полыхающий огнём молодой мужчина. Двойное воплощение — крайне редкое явление для стихийников. Обычно они сразу принимают облик стихии, а он сумел разумом себя удержать в виде человека. Природная суть пыталась себя проявить в полной мере, но и сила воли была велика.

   Изумлёнными оказались не только встречные, но и князь, который только-только принялся за трапезу. Вскочил с яркого узорчатого ковра, где на подносе были расставлены кушанья. Подавился куском мяса, намереваясь осадить ворвавшегося в его покои наглеца. Но тот не дал ему и слова сказать — обвинение как стена пламени обрушилось:

   — Что ж ты натворил, огненный князь?! Ты отступник, предавший Праматерь своим неверием. Неужто запамятовал ты, что её Древа неприкосновенны?! И отца моего, ведуна, ты оскорбил непочтительностью.

   — Как ты смеешь мне указывать! — топнул ногой Горень. Бросил взгляд на проскочившего через дверной проём воеводу, готового встать на защиту правителя, и сердито махнул рукой — мол, не вмешивайся, я сам. И презрительно отчитал парня: — Много ты понимаешь, ведун-недоучка! Круг единства поумнее тебя будет! Я же не самолично решил Древа извести, все правители так рассудили. И в обрядах смысла нет, пережитки древности это, и без них мы можем свою жизнь строить. А ведуны на вере стихийников наживаются, подношений себе требуют. Истинных знаний не имеют, всех дурачат, лишь бы самим не трудиться.

   — Ведуны не бездельничают, а Праматери служат. Так издавна повелось, не нам традиции предков менять, — с новой силой полыхнул огнём Пламень, аж каменный пол раскалился. — Ладно обряды и дары, а Древа-то вам чем помешали?

   Воевода подобрался, но действовать не стал, ожидая приказа выгнать буяна. Князь с беспокойством взглянул под ноги, где начал дымиться его роскошный ковёр, но вида не подал и на уступки не пошёл. Он тут глава! Никому не дозволит свою волю диктовать!

   — Незачем природе поклоняться. Праматерь и так всё ведает. Одна смута от этих идолов. Воображение играет с нами дурную шутку, возомнили мы, что на Древах видим лик Изначальной. Вот и решили, будто деревья с ней связаны. А по сути… Прародительница мира везде, она повсюду нас окружает. Вон можно же свадебный обряд с обычным деревом провести. Так какая разница? Сами вознесли Древа и стали их чудесными считать. Чепуха это!

   — Знать, разума все правители лишились, раз такое удумали. Подожди… Ты хочешь сказать, что во всех землях Древа сгубили? Что ж натворили?! — Пламень за голову схватился, глядя на немолодого стихийника, которого всегда считал мудрым правителем. Отец никогда о нём худого слова не сказал, а поселяне уважали. Его как будто подменили.

   — Да! А ты как думал? На то мы, правители, и собираемся на Кругу вместе, чтобы наш мир лучше стал. Князь Лёд дело говорит! Он как только своего ведуна прогнал и Древо погубил, так и жизнь в его землях лучше стала. Уважения у подданных прибавилось, оброк в казну начали больше платить. А мы всё о вас, ведунах, печёмся, о себе забываем. Обидеть лишний раз боимся… Вот нам эти уступки во вред и пошли…

   — Опомнитесь вы все, пожалеете, да поздно будет! И потомки наши опомнятся, спохватятся, что великое чудо и милость потеряли…

   Князь отмахнулся от него, как от назойливой мухи:

   — Убирайся с глаз моих, Пламень! Не то стражу кликну, и вмиг тебя развоплотят. Ты мне должен быть благодарен, что я тебя и отца твоего не сгубил. И не нарывайся, а то ведь я ненароком и передумать могу.

   Воевода решительно шагнул к молодому ведуну, собираясь его вытолкать взашей. Парень в сердцах, понимая, что дальше спорить смысла нет, резко развернулся и без почтительного поклона бросился вон из покоев.

   Словно языки пламени, в мыслях сплетались и злость, и отчаяние, и бессилие что-либо изменить, и тревога за будущее, и боль за потерянное Древо… Поспешил к отцу, чтобы облегчить его утрату. Запоздало распереживался — может, зря он оставил его одного, нужно было убедиться, что родитель пришёл в себя, а князь никуда бы не делся. С облегчением вздохнул, увидев, что тот не развоплотился от горя, а тщательно собирает остатки Древа, складывает у торчащего из земли обрубка даже самые маленькие щепочки и листочки.

   Пламень, боясь нарушить траурную тишину, осторожно приблизился.

   — Этим ты его к жизни не вернёшь. Нет такого обряда, чтобы Древо ожило. Не дано нам склеивать разбитое…

   — Я знаю, сынок, — кивнул ведун. — Я не ради этого… Негоже Древо бросать, надобно помочь ему до стихии развоплотиться. Праматерь должна прибрать свой дар. Нехорошо, если из него лучин наделают и жечь их станут, не для того оно создано. И корень без веток мучиться будет.

   Пламень судорожно вздохнул, догадываясь о задумке отца.

   — Я с тобой, — выдавил, но родитель отрицательно покачал головой.

   — Нет, это моё бремя. У тебя другая судьба — мне в момент твоего рождения Праматерь видение послала. Не могу я тебе о нём рассказать, чтобы предначертанное не нарушить. Слушай своё сердце, Изначальная тебе подскажет, направит, не бросит своё дитя. Прости, что покидаю в трудный час. Не могу я иначе.

   Он подошёл, обнял отпрыска и вспомнил о том, что собирался сделать. Снял с шеи верёвку с ключом и протянул Пламеню:

   — Возьми, береги ключ как зеницу ока. Детям своим знания ведунов передашь. Если куда-то направиться решишь, то сундук со свитками в землю зарой. Было мне видение, что Праматерь в наш мир вернётся и милостью своих заблудших детей одарит.

   — И когда же она вернётся? Скажи мне, отец! — воспрянул духом Пламень, надевая на шею семейную реликвию.

   — Не ведом мне срок. Знаю одно — наладится всё. Ты только верь, благодаря этому предсказание и сбудется.

   Он отступил, уже без колебаний шагнув к куче щепок. Тело его потеряло плотность, перетекая и сжимаясь в трепещущий слабый огонёк. Он ласково лизнул ближайшую веточку, окутал собой, разгорелся сильнее, перекинулся на щепки… Древесина вспыхнула, обращаясь в золу, поднимаясь к небу струйками погребального дыма и развеиваясь в прах.

   Пламень стоял неподвижно, пока не угасли все искры. До последнего ждал, что отец передумает и успеет принять человеческий облик, но надежды пропали окончательно. Хотелось ему закричать от горя, но счёл порыв недостойным последнего ведуна Пылающих земель.

   Опустил глаза, в задумчивости глядя под ноги. Что ж теперь делать? Перспективы возрождения Древ — это хорошо, но как ему сейчас-то жить? Оставаться в поселении, видеть напоминание о развоплощении отца, слышать, как селяне станут недоучку-ведуна высмеивать, подражая князю, или жалеть... Ни того ни другого ему не хотелось. А хотелось… Покарать виновника!

   Только виноват не огненный князь, а ледяной! Он всех взбаламутил, а значит, к нему путь держать следует.

   Послышалось хлопанье крыльев, и рука непроизвольно поднялась, позволяя птице удобно усесться на предплечье, вцепившись острыми когтями в кожаный нарукавник.

   Прекрасно слышал питомец тягостные мысли хозяина. Помочь не мог, оставался в стороне, а теперь, понимая, что предстоит долгий путь, прилетел.

   — Да, Соколик. В Холодные земли мы направимся, друг мой. Справедливость вершить надобно.

   С отчаянной решимостью Пламень отправился выполнять последнюю волю отца.

   Выкопав в земляном полу мазанки яму, столкнул в неё сундук, проверив, что замок закрыт и крышка прилегает плотно — пергамент испортится, если внутрь просочится вода. Засыпал землёй, утоптал и набросил ковёр, чтобы никто не проявил любопытства. Собрав пожитки и припасы в дорожный мешок, отправился на северо-восток.

ГЛАВА 3.

«Хороший попутчик лучше доброго коня»

   Неторопливо, давая кобылке отдохнуть, Веяна ехала через лес. Это по привольным просторам степи можно было пускать лошадь вскачь, а здесь мчать, не разбирая дороги, было опасно. Тропинки если и имелись, то скрывались под толстым слоем снега. Кусты росли плотно, деревья низко опускали ветви. Пейзаж был непривычный для степнячки. И ориентироваться стало сложнее — не только из-за плотной растительности, но и светило скрыли затянувшие небо тучи. Выручал хозяйку лишь Хомушка — стоило ей отклониться от правильного курса, зверёк начинал беспокоиться, пищать, шебуршиться в мешке за спиной.

   Веяна радовалась, что у неё возникла именно такая стихийная связь с питомцем. Раньше девушка считала её совершенно бесполезной, ведь она редко покидала родной дом. Вот и зачем ей тот, кто может отвести в желаемое место? Но, знать, Праматерь заранее всё ведала, раз послала ей именно такого друга.

   Девушка плотнее закуталась в большой платок из козьего пуха, похвалила себя за предусмотрительность — понимая, что идёт в Холодные земли, захватила и его, и шерстяные чулки, и войлочную подстилку. Только вот не думала, что так рано придётся тёплыми вещами воспользоваться. Деревья вокруг лиственные, не хвойные, а значит, земля эта огневикам принадлежит. И не должно быть в ней так холодно. Откуда взялся мороз?! Аж снег выпал, странно это всё…

   Всегда природа откликается на стихийную суть жителей земель, так уж Изначальная повелела. Что с огневиками стряслось? Неужто ушли они из этих мест? А сюда морозники пришли?

   Вдали раздался жуткий протяжный вой, и Веяна вздрогнула. Лошадь тоже среагировала: тревожно повела ушами, остановилась, переступила с ноги на ногу, испуганно заржала.

   — Тихо, тихо, — ободряюще похлопала её по шее наездница, вот только в душе невольно зашевелился страх.

   Узнала она вой волков. А это не самые глупые звери, если на след нападут, то не отстанут — окружат, всем скопом нападут, растерзают, развоплотят. И стихийная ипостась может не помочь — удерживать её долго тяжело. А если беда случится, то кто сестру и отца отыщет? Мать горевать станет, всю семью потеряв.

   — Ой, Хомушка! — умоляюще прошептала. — К стихийникам нам надо, сгинем ведь!

   Питомец и без просьбы прекрасно чувствовал, куда она желает попасть. Выбрался из мешка на плечо, повёл носом, принюхиваясь. Перебежал на другое плечо и слегка куснул хозяйку за ухо — мол, в эту сторону направляйся.

   Пусть и пришлось свернуть, но обходной путь был явно безопасней, к тому же ночь близилась, темнеть стало. До этого Веяна ночевала на земле, подстелив ветки и траву, стреножив лошадку. Не прояви себя волки, то и сейчас можно было бы поступить так же. Ей не привыкать к походной жизни, степняки часто кочуют с места на место и во время долгих переходов не ставят юрты.

   Вот только её осмотрительности оказалось недостаточно. То ли поздно спохватилась, то ли волки ржание кобылки услышали. Совсем скоро между стволами деревьев замелькали серые тени. Уже не выли, двигались бесшумно, подбираясь ближе к жертвам.

   Веяна схватилась за концы ошейника, блокирующего стихийный оборот лошади. Пусть ненадолго, но в ветреной ипостаси и она, и кобылка перестанут ощущаться хищниками как добыча. Возможно, звери отстанут и примут их за часть неживой природы.

   Наверное, будь лошадь поумнее, то доверилась бы всаднице, но она была молоденькой и насмерть перепугалась. Потому дожидаться действий степнячки не стала. Поднялась на дыбы, угрожая волкам ударить их копытами, и рванулась вперёд. Веяна не успела ни её бока стиснуть, ни за гриву ухватиться. Ещё и почти развязанный ошейник вырвался из рук.

   Миг — и ошарашенная, ничего не понимающая стихийница уже сидела на припорошённой снегом земле, глядя вслед уносящемуся в чащу леса лошадиному крупу. Волки устремились за беглянкой — то ли стихийницу не заметили, то ли решили, что кусок конины пожирнее будет.

   Веяна ждать не стала, вскочила на ноги и помчалась в противоположную сторону. Развязанный ошейник долго на лошади не продержится, и она обратится в воздух, оставив хищников ни с чем, а они, озлобленные, несомненно вернутся. Оставалось надеяться, что кобылка уведёт их как можно дальше, прежде чем обратится в стихию. Избежав опасности в облике ветра, найдёт путь в родной табун.

   Неслась Веяна не разбирая дороги, лавируя между толстыми стволами, и потому, в очередной раз повернув, неожиданно натолкнулась на что-то большое и мягкое. Стихия девушки среагировала быстрее, чем разум успел осознать, насколько велика угроза.

   И тут же страх отступил, паника развеялась, пропала потребность исчезнуть, спрятаться. Им на смену пришли спокойствие, уверенность, лёгкость восприятия, появилось чувство причастности к огромному миру, который со всех сторон её окружал, принимал и манил. Воздух мерно покачивал, словно сама Праматерь нежно баюкала своё дитя. А рядом явственно ощущалось что-то ещё — другое по стихийной сути, но тёплое, приятное, способное защитить.

   Тонкая струйка воздуха обогнула нежданное препятствие, которое не удержалось на ногах, село в сугроб и засмеялось:

   — Ты чего толкаешься?

   Веяна пришла в себя, обрадовалась, что не осталась в лесу одна, и сменила воплощение на человеческое. С интересом принялась рассматривать незнакомца. Показался он ей симпатичным, хоть и излишне ярким — из-под алой суконной шапки выбивались рыжие кудри. И выглядел молодо, хотя точный возраст определить было сложно из-за бородки и усов. А вот насыщенного медового цвета глаза выдавали его огненную стихию.

   — Не ушибся? Ты уж прости, я от волков убегала.

   Парень поднялся, отряхнул от налипшего снега кафтан и штаны, потопал сапогами.

   — Чего в лесу одна делаешь? Неужто провожатые твои развоплотились? — поинтересовался, присматриваясь к бойкой девице.

   — Так не было со мной никого. Лошадь понесла, ускакала. Только питомец в заплечном мешке сидит.

   Стихийница спохватилась, стянула с плеч сумку, заглянула внутрь. С облегчением выдохнула, убедившись, что хомяк на месте. Перевязала заново платок и принялась переплетать растрепавшуюся косу.

   Незнакомец невольно заулыбался. Не часто ему приходилось общаться с женщинами. Мать его давно развоплотилась, а девицы из поселения огневиков не воспринимали ведуна как мужчину. Боялись у Древа надолго задерживаться, если заговаривали, то заискивающе, с явным расчётом на благосклонность Праматери. А воздушница вела себя естественно, свободно. И, несмотря на опасность, не выглядела испуганной и потерянной, знать неспроста тут оказалась. Душа его загорелась нетерпением, желанием выяснить, что же привело чужачку в лес огневиков.

   — Куда путь держишь, ветряная белка? — пошутил, проявив любопытство.

   — Не белка я, — смешливо фыркнула девица. — Меня Веяной звать. А ты кто таков? С чего я должна первому встречному всё подчистую о себе выкладывать.

   — Так я секрета из имени не делаю. Пламень я. Иду в Холодные земли по серьёзному делу.

   — К князю Льду?! — подпрыгнула от радости Веяна. Совпадение оказалось неожиданным, но удачным. — Ух, так и я к нему!

   — А тебе-то зачем? — растерялся Пламень и насторожился, всматриваясь в чащу, где вдали завыли волки. Поднял глаза на сидящего на ветке сокола, по перьям которого пробегали огненные росчерки, разгоняя подступающую темноту. Вернулся взглядом к прикусившей губу девушке и успокоил: — Слушай, я их не боюсь, отпор дам, но лес понапрасну жечь не хочется… Тут недалеко есть деревня, там трактир найдётся.

   Веяна кивнула и зашагала следом за хорошо ориентирующимся в этой местности огневиком. Вот только ничего ему не рассказала — беседовать на ходу было сложно, мысли разбегались, приходилось сосредоточиваться на не самой простой дороге, чтобы не угодить в ямы и не спотыкаться о присыпанные снегом коряги. Хорошо, хотя бы сокол по-прежнему их сопровождал, освещая путь своим огненным оперением.

   Пламень не обманул, совсем скоро они вышли на утоптанную дорогу. Снег здесь растаял, потому и грязи было по уши. Веяне не раз пришлось стать ветерком, чтобы сильно не испачкаться. Пламень с лёгкой завистью на неё посматривал и месил сапогами густую жижу. Не видел смысла обращаться в стихию. Он же неподвижный огонь, а высушивать каждую лужу — пустая трата сил, проще одежду вычистить.

   Дорога петляла между деревянными постройками. Тут и хлева угадывались, и конюшни, и жилые избы, и сеновалы. Самым большим был двухэтажный, сложенный из толстых брёвен трактир. В окнах на первом этаже горел свет, там явно находились кухня и трапезная, на втором было темно — похоже, постояльцы спали в своих комнатах. Над входом красовалась вывеска с изображением свиного окорока и кружки с брагой, а чтобы путники не заплутали, в землю у крыльца был воткнут факел.

   Веяна полагала — раз время позднее, то в трапезной не будет едоков. И поняла, что ошиблась, едва Пламень распахнул тяжёлую дверь. Вовсе не спали в заведении. Из шести грубо сколоченных деревянных столов всего за одним были свободные места, а все остальные заняты стихийниками — галдящими, активно жующими и стучащими кружками. На вновь прибывших пусть и не все, но внимание обратили. И тут же раздалось: «Иди к нам, красавица! Мы потеснимся, весело будет!»

   — Нам и вдвоём весело, — громко заявил Пламень, пресекая новые предложения. Подхватил под руку растерявшуюся спутницу и потянул к столу, где сидел один-единственный едок. — Здрав будь, добрый стихийник! Дозволь рядом сесть.

   Крупный, с тяжёлым взглядом темноволосый мужик в овчинном тулупе буркнул в кружку: «Угу!», шлёпнул ею об стол и продолжил трапезу.

   Не успели новые гости устроиться на лавке, как к ним подскочил трактирщик.

   — Жареные куры остались, квашеная капуста, солёные грибы, квас, медовуха, хлеб. Всё нести? Расплачиваться чем будете?

   Веяна потянулась к своему мешку, чтобы достать серебрушку, запоздало сожалея, что напрасно согласилась сюда зайти. Эта монета была единственной — совесть не позволила обобрать мать и взять с собой больше денег. Рассчитывала обойтись своими припасами и орехами-ягодами, что найдёт в пути. Вздрогнула, почувствовав, как мужские пальцы сжали её запястье, останавливая. А когда Пламень бросил на столешницу несколько медяков, а трактирщик сгрёб их и побежал на кухню, шёпотом пообещала:

   — Я потом верну, не беспокойся!

   — Не собираюсь я тебя ужином попрекать, — пожал плечами и успокоил её огневик. — А от одной лишней порции не обеднею.

   Не лукавил он, не было в его поступке расчёта или желания расположить девушку к себе. Просто дорога дальняя, деньги ей ещё пригодятся. Да и отец не раз говорил молодому ведуну, что благие дела угодны Праматери, и она отблагодарит в ответ.

   Совсем скоро они получили желаемое и с аппетитом набросились на сытный ужин. Сотрапезник даже присвистнул от удивления, подняв на них заинтересованный взгляд.

   — Похоже, заплутали вы в чужих угодьях. Знать, дорогу не сразу нашли, — начал он добродушно, а продолжил пренебрежительно: — Не вы первые, не вы последние… Все к ледяному князю рвутся, как мёдом им намазано. Толпами прут, да только не думают, что не все ему глянутся. Могут запросто и отворот-поворот получить. Потратятся на дорогу и по домам разъезжаются не солоно хлебавши.

   — Что же им нужно в Холодных землях? — взвилась от любопытства Веяна.

   — Так на службу князь стихийников из других земель нанимает. Кто-то хочет с барышом на родину вернуться — плата щедрая. Кто-то желает опыта набраться — известно, что в Снежном замке лучшие мастера. Это ж какой тогда почёт и уважение среди соплеменников!

   — А отчего замок Снежным называют? Неужто его из снега слепили? — рассмеялась воздушница, припомнив болтовню подружек на вечерних посиделках. — Назвали бы морозным или ледяным…

   — Он из белого камня сложен и от лучей светила как снег сверкает.

   — А ты сам какими судьбами в трактире? — повернул разговор к более важной для него теме Пламень. — Тоже счастья попытать хочешь?

   — Так проводник я, Кремнём звать. Уж полгода, как этим себе на хлеб зарабатываю. Таких, как вы, прямым путём до нужного места довожу. А то ведь заплутаете, так и сгинуть недолго. Может, раньше и легче было, а сейчас всё перемело, попробуй путь найди.

   Переглянулись молодые стихийники, обоим в голову мысль пришла воспользоваться помощью. Пламень за двоих и высказался:

   — Сколько же ты за службу просишь?

   — Ну ежели бы вас двоих вести, то по золотому с каждого взял бы. Но вам повезло, большая группа собралась туда идти, так что пары медяков хватит. Только мы утром в путь выступаем, так что в трактире переночевать придётся. Да медовухой не увлекайтесь, не то проспите.

   Кремень поднялся, тяжёлым шагом пересёк зал и начал подниматься по скрипучей лестнице. Веяна оглянулась, только сейчас заметив, что, пока они беседовали, зал почти опустел. Пламень махнул рукой, подзывая трактирщика.

   — Так нет у меня комнат! — не дожидаясь вопроса, без предисловий выпалил тучный стихийник. — Хотите спать, вон на сеновал ступайте к лошадям. Только ты, огневик, мне серебрушку в залог оставь. Утром заберёшь. А не то спалишь всё подчистую, а у меня кони…

   Кони действительно были. Их стойла располагались слева и справа вдоль длинного коридора. А сеновал оказался над загонами, стиснутый скатами крыши.

   — Ну как? Переживёшь, что тут заночуем? — серьёзно спросил Пламень, аккуратно ставя плошку со свечой подальше от сена. — Здесь удобств никаких.

   Веяна звонко рассмеялась:

   — Думаешь, в степи много удобств? А к лошадям я привычная. Скорее в хоромах буду себя чувствовать самозванкой.

   Скинув дорожную котомку, она упала спиной в ворох душистого сена. Спохватилась, поворачиваясь на бок, чтобы развязать горловину мешка. Заглянула внутрь и улыбнулась — хомяк не стал дожидаться, пока она его накормит, и сам сыскал среди вещей припасы, набив себе полные щёки.

   — А твой-то питомец где? — спохватилась стихийница.

   — Так сокол мой привык к самостоятельности, поблизости летает. Когда нужен, я его зову. А в жильё его брать к чему? И ему неудобно — он же хищник, любит охотиться. И стихийники на него косо смотрят, острых когтей и клюва боятся.

   — Ты тогда попроси его, чтобы Хомушку моего не тронул, — распереживалась Веяна.

   — Скажу, скажу, — засмеялся Пламень, которого умилило беспокойство девицы. Казалось ему, что степнячки ветрены и ни к кому не привязываются. Случись что с одним зверем, так быстро замену найдут. Слышал он болтовню огневиц за околицей, что и в личной жизни воздушники столь же переменчивы, как ветер.

   Оказалось, не он один из слухов информацию черпает.

   — Точно ли ты сено не спалишь? Говорят, что в ваших домах стены каменные, посуда глиняная, спите вы на железе, покрывала и циновки не стелете…

   — Да кто ж тебе такое сказал? — изумился, округлив глаза, Пламень. — Ну да, дома у нас из кирпича и обожжённой глины, но не из-за того, что мы боимся пожаров. Прочнее они, и строить легко. А вот обстановка не хуже, чем у других, если доходы позволяют. Видела бы ты княжеские перины из лебяжьего пуха и расшитые цветами занавеси. И стены в Огненном замке красками расписаны, а полы коврами устланы.

   — Ну и князь у вас! Как девица дом украшает. Неужто у него других забот нет? Он хоть меч в руках держать умеет али вышивает?

   Веяна в шутку говорила, только весёлость Пламеня быстро улетучилась, о плохом напомнили ему её слова. И потому буркнул он:

   — Лучше бы не умел.

   Перемена настроения была настолько сильной и заметной, что Веяне стало не по себе. Мысль мелькнула — вот точно князь чем-то крепко обидел огневика! Неужто все правители одинаковы и ждать от них приходится только худого? А ещё подумалось, что схожая у неё и Пламеня ситуация, и это их сближает. Потому доверие, которое зародилось в лесу, теперь разрослось, как дерево. Воздушнице самой захотелось открыться попутчику, попросить совета. И огневик не остался равнодушным к её откровенности, не стал держать в себе секретов. Скрыл только самое неприятное, что развоплотить Льда решил. У него самого на душе было муторно от задуманной мести. А девушке к чему чувством вины мучиться? Вдруг спасти князя захочет и вмешается? Потому обошёлся Пламень простым объяснением, что решил собрать сведения, порочащие правителя Холодных земель, и озвучить их на Круге единства.

   Молодые стихийники полночи проговорили о своих проблемах, благо, кроме коней и Хомушки, их никто не слышал. Уснули лишь под утро, зато с договорённостью — не бросать друг друга в чужом месте и помогать. К счастью, не проспали они, разбудили их голоса седлающих своих коней путников.

   — А мы-то как поедем? — спохватилась Веяна, запоздало жалея о сбежавшей кобылке.

   И Пламень мысленно выругался: «Вот пройдоха Кремень! Не сказал, что верхом поедут. Небось договорился с хозяином постоялого двора, чтобы путникам в последний момент за любую цену пришлось лошадей искать». Но делать нечего, потому парень ободряюще улыбнулся своей спутнице и отправился к трактирщику. Тот с радостью продал коня за ту самую серебрушку, которую огневик оставил ему в залог. Можно было отправляться в путь.

ГЛАВА 4.

«Желания созданы для того, чтобы сбываться неправильно»

   Вереница всадников пробиралась сквозь заснеженную равнину. Лес из раскидистых деревьев и кустарников, пусть и лишённых листьев, давно остался позади, сменившись тундровым редколесьем. Морозные кони фыркали и ржали, но, рассекая сугробы, шагали бодро, уверенно. Холод им был нипочём, не доставлял неудобства — на то они и морозные. И шерсть у них была гуще, и гривы пышнее, и копыта шире.

   Веяна видела таких коней впервые и не переставала удивляться — очень уж они были похожи на оленей, которые время от времени попадались на пути. Разве что рога отсутствовали и ноги казались длиннее. Зато во время кратких остановок лошади запросто раскапывали под снегом мох и лишайники и с аппетитом поедали их вместо травы. Похоже, потомки они оленей и степных скакунов.

   Кремень ехал первым, за ним цепочкой десяток стихийников, конь Пламеня шёл последним. Провозились огневик с Веяной: пока трактирщику платили, пока упряжь и попону взяли, пока припасы собрали, пока уселись верхом…

   Воздушница хоть и полагала себя более опытной всадницей, но спорить не стала, устроилась позади, вцепившись в кафтан своего спутника и доверив ему управление. Впрочем, это было не единственной причиной уступчивости — стеснение тоже свою роль сыграло, ведь сядь она впереди, то со стороны казалось бы, что Пламень её обнимает. А вскоре похвалила себя за предусмотрительность, потому что сокол устал кружить над заледеневшей землёй в холодном воздухе, опустился на руку хозяину и дальше ехал, тесно к нему прижавшись.

   Пламень действительно не был заядлым наездником, навык имел, но ему не так часто доводилось путешествовать на большие расстояния. И тому, какое место выбрала девушка, он не придал особого значения. Вернее, убеждал себя, что ему это безразлично. Однако нет-нет да оглядывался, проверял, не свалилась ли Веяна. И на кратких стоянках всегда ждал, пока она первая соскользнёт с крупа лошади.

   Кремень своё дело знал — путь прошёл гладко, ни волки всадникам не встретились, ни лихие стихийники. Путешественники даже не заметили, как переправились через замёрзшую реку, да и дорога заняла всего ничего — день пути и ночь. Проводник наотрез отказался останавливаться на ночёвку. Он, выезжая из трактира, сразу предупредил, что не планирует тратить силы на сборку переносного жилища и не берёт его с собой. Чем меньше времени они потратят на дорогу, тем меньше замёрзнут. Одеты все недостаточно тепло для Холодных земель, околеет кто ненароком во сне, а он отвечай. Не все стихии с морозом дружат. Сам каменник и в овчинном тулупе мёрз, то и дело затягивал пояс туже и поправлял шапку. Питомец Кремня, серый филин, на стужу не обращал внимания, воплощался в стихию и освещал всем путь.

   Хвойный лес вырос на горизонте внезапно: только что встречались одни карликовые берёзки, и вот они — ёлки в рост стихийника. И чем глубже в чащу продвигался отряд, тем выше и толще становились деревья, превращаясь в мощные ели.

   Колючие лапы опускались почти до самой земли, тропка стала совсем узкой. Веяна во все глаза смотрела по сторонам и изумлялась. Она и не представляла себе, что пейзаж чужих земель может быть так прекрасен. Поражалась непривычным деревьям, суровой природе, сверкающему снегу. И всё же, несмотря на красоту, с нетерпением ждала окончания пути — уж больно похолодало, мороз начал щипать щёки. И с каждым шагом коня девушка всё теснее прижималась к Пламеню, от которого даже через кафтан шло явственное тепло. Знай она, куда направляться, обратилась бы в родную стихию. Воздушной ипостаси что холод, что жара — всё едино. Но путь был неведом, потому в конце концов стихийница прильнула щекой к спине спутника и засунула озябшие ладони ему под мышки.

   Веяна и не заметила, как ели расступились, а впереди показались белокаменные башни, крытые зелёной черепицей. Издали они казались небольшими, но вскоре стало ясно, что стихийница ошиблась — замок был огромным. Каменный фасад в четыре этажа впечатлял широкими оконными проёмами, закрытыми пластинами изо льда. С подоконников и крыши свисали сосульки, сверкающие в робких лучах начавшего восходить светила, позолотившего верхушки деревьев и шпили крыш. В одну сторону от главного здания отходил длинный двухэтажный флигель с маленькими окнами, меж рамами которых была вставлена слюда. С противоположной стороны строений не было, там вплотную к стенам подступал еловый лес.

   Не доезжая до высокого каменного крыльца, Кремень остановился. Из распахнувшихся массивных дверей неспешно вышел темноволосый стихийник без шапки, в небрежно наброшенном на плечи тулупе. Зевнул, огладив реденькую бородку, и принялся лениво рассматривать прибывших.

   — Водники есть?! — гаркнул зычно и, когда из толпы спешившихся путников, радостно загомонив, вышли трое стихийников, махнул рукой — мол, сюда идите. Дождался, когда они приблизятся, и исчез с ними в замке.

   Кремень обернулся и пояснил:

   — По очереди всех кликнут. Ждать будем в сарае, там и лошадям место найдётся.

   Он потянул за поводья своего коня, указывая путь.

   Стоящий на отшибе сарай оказался деревянным, без окон, с крытой корой крышей. Зато в нём имелась пара уже затопленных печей, лавки для отдыха и стойла для лошадей.

   — Совсем замёрзла? Напрасно ты отказалась мой кафтан надевать, — озаботился и укорил Пламень, когда Веяна поёжилась, растирая плечи и усаживаясь поближе к печи.

   — Да нет, просто боязно как-то, — отговорилась девушка.

   Кафтан огневик действительно ей предлагал, только принять такой знак внимания она себе не позволила. Может, в Пылающих землях нравы и свободные, а в степи только легкомысленные стихийницы принимают одежду от чужих мужчин! Впрочем, меньше всего ей хотелось сейчас обсуждать вопросы морали. Потому сменила тему:

   — Не понимаю, как сестра решилась жить в таком холоде? Тут никакая любовь не согреет. Может, я попусту сюда пришла? Вдруг она с отцом уже домой вернулась, а я с ними разминулась?

   Пламенник пожал плечами:

   — Раз уж пришла, проверить надобно. Это правильнее, чем потом себя за трусость корить и сомнениями изводить. Негоже ни с чем возвращаться.

   — Да не трусиха я! Ты чего это меня перед всеми позоришь? — покосившись на стихийников, рассердилась Веяна.

   Впрочем, зря она возмущалась, до неё никому не было дела. Всех заботило совсем иное — примут ли их на службу и кого следующими позовут.

   Её очередь подошла не скоро. Сначала ушли каменники, которых оказалось больше половины. Затем кликнули светников, но таковых не нашлось. И только тогда позвали воздушников.

   Веяна семенила следом за двумя мужчинами и женщиной, которые по праву старшинства шли первыми. Судя по расшитым мелкими ракушками нарядам и жемчужным бусам на шее стихийницы, прибыли эти незнакомцы из Прибрежных земель. От них даже пахло морем, солью, рыбой...

   Попав в огромную холодную залу замка и услышав хлопок закрываемой двери, Веяна невольно вздрогнула, осматривая стены из белого мрамора, колонны под самый потолок, широкую лестницу, покрытую синим ковром. Ожидала увидеть здесь хозяина замка но провожатый повёл их дальше, в боковой коридор. Остановился у одной из дверей и пристрожил:

   — По одному входите. О почтении не забывайте. Тёплую одежду снимите. Негоже перед князем в тулупе появляться… Ты! — Он ткнул пальцем в мужчину, который первым выполнил требование, и приоткрыл створку.

   Может, аудиенция и длилась недолго, но ожидающим своей очереди казалось, что прошла целая вечность. Веяна, на которую никак не хотел указывать управляющий, уже измаялась от безделья. Она и к стене прислонилась, и на пол присела, и по коридору походила, и попрыгала, чтобы согреться. Глаз, привычный замечать малейшие движения в степи, то и дело цеплялся за мелькающие в конце коридора силуэты. Там кто-то ходил, видимо присматривая за чужаками. Наконец настал и её черёд. Хоть и посмотрел управляющий с неодобрением на своенравную девицу, но шаль снимать она не стала — это же не одежда! А о платках речи не было.

   Помещение оказалось просторным, но потолок здесь был ниже, чем в зале с лестницей. Вдоль белых стен, покрытых голубой росписью, стояли резные деревянные лавки. Каменный пол из чёрного гранита сверкал серебристыми вкраплениями, когда на него падал свет из огромных ледяных окон. Напротив входа возвышался огромный ледяной трон, на котором сидел темноволосый молодой мужчина. Красивый, голубоглазый, статный, в тёмно-синем, расшитом серебром кафтане. А вот его штаны и сапоги с высокими голенищами были настолько белыми, что аж глаза слепило.

   Веяна, сделав несколько шагов, спохватилась, что не уважила хозяина. Остановилась и поклонилась.

   — Приветствую, князь Лёд.

   — Не смущайся, девочка. Иди сюда, — по-доброму позвал хозяин замка. По тонким бледным губам скользнула лёгкая улыбка, рука приглашающе поманила к себе.

   Степнячка послушалась, только вот чем ближе подходила она к князю, тем явственнее ощущался идущий от него холод. То ли ледяная стихия правителя давала о себе знать, то ли трон выхолаживал воздух… В общем, не очень-то хотелось к нему приближаться.

   Лёд пристально следил за стихийницей, которая встала как вкопанная посреди зала. Хмыкнул про себя — оробела небось, похоже не видала она в своих степях подобного богатства. Сложно с такими нерешительными, но и их есть чем завлечь.

   — По нраву ли тебе мой трон? — Он поднялся, освобождая сиденье, зашёл за высокую спинку, облокотился на неё. Любовно огладил прозрачную, с едва заметными желтоватыми вкраплениями поверхность. С придыханием похвастался: — Другого такого на свете нет. Вовсе не лёд это, а хрусталь. Смотри, как сверкает…

   Улыбнулся и приветливо предложил:

   — Не хочешь присесть?

   — Благодарю за оказанную честь. Трон диковинный, но постою я. Негоже простой стихийнице на княжеское место зариться.

   Не впечатлил Веяну трон, из вежливости похвалила. Она бы лучше на скамье посидела. Да и не поняла, из чего он сделан. Это в Холодных землях льда навалом и не проблема новую мебель вырезать. А хрусталь? Что за редкий непонятный камень? Вдруг испортит она его? Откуда другой взять? Князь же её должницей объявит, а ей вовек не расплатиться.

   — Похвальная скромность, — вынужденно признал морозник. Вздохнул, вернулся на трон и перешёл к делу: — Звать тебя как? С чем пожаловала? Неужто в твоих землях работы не сыскать? Али обидел тебя кто? Так ты не молчи, моей защиты многие просят. Завсегда помощь получают.

   — Так ты и обидел, — неожиданно для самой себя обнаглела девушка. — Веяна я. Уж прости за прямоту, ледяной князь, да только к сестре моей ты обещал посвататься и не явился. Искать она тебя отправилась и пропала, а я за ней пришла.

   Лёд, который на первых словах нахмурился и подался к обвинительнице, резко откинулся на спинку трона. Закинул ногу на ногу, опёрся на подлокотник, внимательно изучая лицо стихийницы. Словно знакомые черты искал.

   — Так ты моей Ветренице родня? — наконец заговорил.

   Интонация показалась девушке странной. То ли сожалеющей, то ли предвкушающей. Не поняла она его истинного настроя. Зато суть слов была прозрачна как воздух.

   — Сестра здесь? — обрадовалась Веяна. — Ух, прям от сердца отлегло! Я уж не знала, что и думать. Долго же она у тебя гостит!

   — Ветреница жена мне. Седмиц десять прошло, как мы обряд провели, — спокойно сообщил Лёд. — Если свидеться желаешь, я прикажу её позвать.

   — Конечно желаю! — порывисто воскликнула воздушница.

   Ледяной князь лениво махнул рукой. Управляющий, который всё это время ждал у входа в трапезную, тут же выскочил в коридор. Веяна засомневалась: то ли за ним идти, то ли здесь ждать. Решить не успела, вернее морозник к нужному ему выбору подтолкнул, спросив:

   — Лет тебе сколько?

   — Семнадцать, — не стала скрытничать Веяна.

   А чего таиться? Она не стыдится того, что её стихия ещё не вошла в полную силу. И вообще, у неё вся жизнь впереди! Однако причина проявленного интереса была любопытна. Потому не удержалась от встречного вопроса:

   — От этого что-то зависит?

   — Возможно, — уклончиво ответил морозник.

   Поднялся с трона, подошёл к окну, постоял молча, рассматривая ледяные узоры, которые прямо на глазах разрастались и меняли рисунок. Веяна насторожённо за ним следила, пытаясь определиться со своими ощущениями.

   Вроде и говорил он ласково, и внешне приятный, а хотелось держаться от него подальше. И это несоответствие она не могла себе объяснить, оно тревожило, мешало расслабиться.

   Наконец дверь открылась, и, забыв о князе и о терзающих её мыслях, воздушница обернулась.

   — Сестричка! — вскрикнула, бросаясь навстречу шагнувшей в зал стихийнице.

   Как ветер налетела, обняла, расцеловала. Не сразу заметила, что Ветреница не слишком рада встрече. На красивом лице не появилось счастливой улыбки, взгляд серых глаз остался равнодушным, руки мягко отстранили излишне эмоциональную родственницу, а с губ медленно, как мёд, стекло спокойное, почти безразличное:

   — Ну хватит, полно. Не ждала я тебя. Зря ты пришла. Домой я не вернусь, моё место здесь, подле мужа. Уезжай.

   Веяна нахмурилась, с подозрением глядя на сестру. Откуда взялись надменный взгляд и холодность? Что же с ней случилось? Она никогда не была такой заносчивой.

   — Не кори сестру. Напрасно ты её выгоняешь, — вступился Лёд. — Правила гостеприимства превыше всего. Пусть у нас останется, погостит.

   Ветреница перевела взгляд на супруга, и Веяна замерла, ожидая возражений, скандала, ссоры. Сестра всегда оставляла последнее слово за собой, не смолчала бы, услышав приказ, явно противоречащий её желаниям. Однако бури эмоций не последовало — стихийница беспрекословно подчинилась и даже почтительно поклонилась.

   — Идём, — обронила и лёгкой походкой направилась в коридор.

   Веяна вышла следом. Хоть и была озабочена, а невольно улыбнулась, когда встретилась глазами с Пламенем, который ждал своей очереди — его пригласили на аудиенцию последним. Парень ей ободряюще подмигнул в ответ, на большее не решился. Ему очень хотелось расспросить, как всё прошло, о чём беседовали, но неловко было в чужом присутствии начинать разговор. Следом за управляющим он шагнул в зал.

   Интерьер впечатлил его не так сильно, как других просителей. У огненного князя замок был не хуже. А вот правитель Холодных земель, стоящий у окна и рассматривающий вошедшего, не понравился категорически.

   Причина была элементарной — их стихии враждебны. И эта неприязнь, накладывающая отпечаток на человеческое восприятие, к тому же дополнялась воспоминаниями о гибели Древа, развоплощении отца и наглости князя Гореня, которого надоумил Лёд.

   — С чем пожаловал, огненный стихийник? — не дождавшись приветствия, заговорил морозник. — Такие, как ты, редкие гости в Холодных землях.

   — Работа нужна, — без запинки отчеканил Пламень, который заранее всё обдумал. И теперь вернул князю его же слова: — Таких, как я, в Пылающих землях много. А тут я в чести буду. Хочу на службу наняться. В дружину свою примешь?

   — В дружину? — задумчиво повторил князь.

   Неторопливо вернулся к трону, опустился на сиденье. Не ожидал он требования конкретной должности, обычно сам решал, кого и куда определить. Захолодилась было мысль, что нужно расспросить про опыт, хорошо ль с мечом претендент управляется, да только как иней растаяла — стихия его сама по себе опасная, любого оружия стоит.

   — И что же ты просишь за подобную честь? Сколько стоит твоя верность? Какая награда тебе угодна?

   — Золото для каждого стихийника угодно, — приосанился огневик, чувствуя, что близок к намеченной цели. — Поговаривают, что ты не скупишься и щедро одариваешь своих работников.

   — Верно, — кивнул Лёд. — Только и взамен я многого требую. Честной службы и беспрекословного выполнения одного моего пожелания. Когда я его озвучу, отказать у тебя права не будет. Согласен на такую сделку?

   Пламень задумался. С одной стороны, условие не шибко выгодное, мало ли чего взбредёт в голову этой ледышке. С другой стороны, ну а что князь может потребовать? На погибель отправиться? Так он и сам готов рискнуть, лишь бы злодея покарать. А в замке закрепиться нужно любой ценой, чтобы находиться как можно ближе к врагу и в удобный момент отомстить. Он бы прямо сейчас попытался это сделать: объять пламенем, вынудить стать стихией, растопить лёд, не позволить снова принять человеческий облик, но чувствовал спиной холодную изморозь управляющего. Несомненно, тот вмешается, а сил развоплотить сразу двоих может не хватить.

   — Будь по-твоему, князь, — поклонился, но всё же дополнил уговор: — Только срок моей службы за мной остаётся. Выполнив твоё обязательное требование, я буду волен уйти когда захочу.

   — Дерзок ты, огневик! — ледяной князь усмехнулся. Впрочем, не было в его взгляде доброты, лишь вымораживающая строгость. Она же и в голосе прозвучала: — Давши слово — держи. Ступай к воеводе.

ГЛАВА 5.

«Чего хочется — тому верится»

   Следуя за Ветреницей, Веяна прошла в холл, поднялась по лестнице на третий этаж. Коридор здесь был короткий, но широкий, и дверей немного. На полу лежали белые медвежьи шкуры, стены завешены гобеленами в бело-голубых тонах, на которых были изображены олени, ледяные волки, сугробы. Тепла это не добавляло, но смотрелось уютно.

   — Четвёртый этаж для слуг, на втором гостевые и комнаты для увеселений, а здесь хозяйские покои, — снисходительно пояснила княгиня и неторопливо шагнула к одной из резных, посеребрённых створок.

   Стоящий в углу, старающийся казаться незаметным, облачённый в белую ливрею низкорослый стихийник тут же подскочил к двери, торопливо её распахнул и предупредительно поклонился. Ветреница даже не взглянула на него и зашла в покои, а Веяна, смущённая ненужными почестями, торопливо поблагодарила:

   — Спасибо! Я бы и сама справилась, чай руки не отсохли.

   Серые глаза, такие же, как у неё, выдающие в слуге воздушника, взглянули на девушку с испугом. Стихийник вжал голову в плечи, становясь ещё меньше. Веяне даже стало его жаль. Неужели так боится хозяйского гнева? В равнодушии и строгости Льда она успела убедиться. А как же Ветреница? И не совестно ей стращать своего соплеменника?

   Устраивать допрос сестре и ссориться не хотелось. Они едва встретились после долгой разлуки! Потому с интересом осмотрела небольшую комнату. Шкура медведя здесь тоже лежала, занимая центральную часть, у окна стояла длинная, покрытая сукном лавка, к одной из стен придвинута кровать с резным изголовьем. Напротив неё располагался камин, в котором горел огонь, только тепла от него было немного.

   — Здесь поживёшь, — милостиво разрешила Ветреница. Посмотрела на заплечный мешок, который Веяна опустила на скамью, и удивлённо вскинула брови. — Это всё?

   — Ну так я налегке шла, — весело откликнулась Веяна. Не удержалась, снова метнулась к сестре, обняла, затормошила. — Чего ты такая серьёзная? Понимаю, перед мужем тебе неловко. Всё же князь. А тут-то кто видит? Али княгиней стала и возгордилась?

   — Негоже княгине как кузнечику скакать.

   Ветреница опустилась на скамью, тщательно расправила подол сарафана. Веяна, присев на мягкий матрас, невольно залюбовалась элегантным нарядом — тёмно-синим, в самый пол, с белой вышивкой на лямках, и белоснежной шёлковой рубашкой. Наверное, из-за этого кожа сестры казалась излишне светлой, словно мраморной, и губы совсем бледными. Раньше она предпочитала яркие цвета и выглядела жизнерадостной и полной сил.

   — Неужто по дому не скучаешь? Мы такой хороший урожай собрали, арбузы сладкие-сладкие, а дыни так пахнут, что издали чувствуешь! У козочки нашей двое козлят народилось, такие смешные… Ой, а отец-то где? — спохватилась, подскочила, готовая бежать к нему. — Тоже здесь гостит? В какой комнате?

   — Отец? — в непонимании нахмурилась княгиня.

   — Ну да. С тобой же поехал, когда ты ко Льду собралась.

   — Он после моего свадебного обряда домой отправился. Неужто до сих пор не вернулся? — без особого интереса спросила Ветреница, а когда младшая сестра помотала головой, спокойно, безэмоционально предположила: — Знать, заплутал или в дороге случилось что.

   — А весточку домой чего же не послала? — от возмущения, что старшая сестра даже не встревожилась, Веяна вскочила, ногой топнула и всплеснула руками. — Мать себе места не находит, я вот приехала, из-за тебя лошадь украла, меня волки едва не сожрали, чуть не околела по пути! И как ты в этом холоде живёшь? Вон в какую ледышку превратилась! А отца найти надобно! Расспросить стихийников для начала, наверняка найдётся тот, кто хоть что-то слышал или видел…

   Она так распереживалась, что, не в силах справиться с нахлынувшей бурей эмоций, заметалась по комнате, порождая струйки воздушных потоков.

   — Ой, хватит, — недовольно поморщилась Ветреница. — Уймись. Больно ты шумная, говорливая и глупая. И вообще, не знаешь здешних порядков. Будешь так себя вести, надолго в гостях не задержишься.

   Она встала и, направляясь к двери, предупредила:

   — На закате — вечерняя трапеза в том же зале. Оденься прилично, не позорь меня, — княгиня спохватилась, только сейчас обратив внимание на дорожный костюм сестры. Поджала губы и оказала милость: — Принесут тебе наряд, свой отдам. Всё равно он Льду не нравится.

   Обещание она выполнила. Служанка — молчаливая, такая же холодная, как и всё вокруг, вовсе не воздушница, а морозница, — разложила на кровати длинный алый сарафан и белую рубашку с красной вышивкой. Дополнением к ним шли суконная, расшитая узорами жилетка со спущенным плечом, отороченная мехом, и кожаные меховые сапожки. Одежда не показалась Веяне тёплой, потому, переодеваясь, шерстяные чулки она снимать не стала и даже пушистую шаль под жилетку замотала.

   Переплетая косы, подошла к окну и, присмотревшись к створкам, над своей наивностью посмеялась. Вовсе не ледяные они, а такие же прозрачные, как трон князя. Получается, что из диковинного хрусталя сделанные!

   Стояла долго, любуясь на сверкающий снег, на ели, раскрашенные золотыми лучами опускающегося к горизонту светила. Лес с высоты третьего этажа уже не казался таким дремучим и жутким. Да и не был он непроходимым — на небольшом отдалении виднелась огороженная перекладинами, расчищенная от деревьев площадка, где махали мечами, тренируясь, воины. И похоже, в княжеской дружине было пополнение — Веяна невольно заулыбалась, различив рыжую шевелюру Пламеня в группе из шести стихийников, которые стояли у изгороди.

   В душе взметнулась гордость за него — как красиво смотрится парень с мечом в руках! Кольчуга какая блестящая, аж сияет. Неужто из серебра она? Загляденье! Глаз не оторвать! Наверняка он знает много приёмов, поразит всех воинов своим мастерством.

   Ошибалась она. Огневик оружием не шибко хорошо владел — другому его отец наставлял. Ведуну не пристало размахивать мечом, стрелять из лука и копьё метать. Должен оберегать он созданий Праматери, а не развоплощать. Она дозволяет охотиться лишь воинам. Только вот раньше это было. А теперь какой из него ведун без Древа?

   — Чего встал как вкопанный? Иди! — подтолкнул к действиям глубокий бас воеводы, похожий на гул эха в пещере. Недаром звали его Утёс.

   Пламень поправил подбитую кожей кольчугу, которую ему выдали вместе с прочим обмундированием. Удобнее перехватил за рукоять тупой тренировочный меч и шагнул к набитому шишками мешку, подвешенному к перекладине. Навыки у огневика были весьма поверхностные — в играх с мальчишками учился стоять за себя. Он мог бы сразу признаться, но не решился. Стыдно было выглядеть неумёхой.

   Удар, второй… Выпад. Пламень старался, действительно хотел показать себя с лучшей стороны.

   — Какой-то ты не сноровистый. И как князь тебя взял? Одна польза, что огневик, — холодно констатировал воевода и окликнул: — Громобой! — А когда один из участников тренировочного поединка оставил своего напарника и подошёл, приказал: — Возьми юнца под крыло. Научи всему, что сам умеешь.

   — Отчего ж не взять! — добродушно усмехнулся в окладистую бороду плечистый мужчина, убрал с лица выбившиеся из-под шлема русые волосы. В зелёных глазах неожиданно промелькнуло сочувствие, сострадание, но голос звучал по-прежнему весело: — И стихии у нас близкие, хорошо поладим.

   Пламень растерялся от несоответствия, но пришлось мысли выбросить из головы, не до них было — откладывать первое занятие Громобой не стал.

   Веяна наблюдая за тем, как светник учит огневика вставать в боевую стойку, правильно перехватывать меч и уклоняться от ударов противника, даже не заметила, как светило опустилось к горизонту. Спохватилась, увидев, что мужчины покинули площадку и скрылись из виду. Направлялись они в казармы, крыши которых виднелись сквозь просветы между деревьями.

   Вприпрыжку спустилась в трапезную, впорхнула в холодный зал и замерла, рассматривая длинный стол, уставленный яствами. Половину поселения степяков можно за такой усадить и досыта накормить — как на праздничный пир еды наготовлено. А едоков-то всего трое!

   Князь и княгиня сидели не рядом, а на противоположных сторонах стола. Для гостьи накрыто было подле сестры. Один из слуг предупредительно отодвинул стул, чтобы Веяна могла сесть.

   — Опаздываешь, — с укором пожурила Ветреница.

   — Напрасно ты сестру бранишь, любовь моя. Непривычная она к замковой жизни. Поживёт — освоится. А пока ошибки ей простительны, — вступился за свояченицу Лёд.

   И снова жена послушно приняла наставление мужа. Веяна, присев рядом с ней, осмотрела блюда и удивилась. Все они холодные! Квашеная капуста, солёные грибы, ботвинья, рулеты, заливное, вяленое мясо, студень, взбитые замёрзшие сливки, творожно-ореховая запеканка, мочёные яблоки… Из напитков тоже горячих не было: квас, кисель, клюквенный морс, остывший сбитень...

   Веяна сокрушённо покачала головой. Она согреться рассчитывала, ждала такого же угощения, как в трактире. Там путники и медовуху пили, и мясо с пылу с жару ели. Правда, и хозяин его — каменник, а для этой стихии что зной, что стужа опасны. Неужто морозные стихийники растаять боятся? Они же в человеческом облике от других ничем не отличаются. Видать, привыкли в своём вечном холоде жить.

   Несмотря на отсутствие горячих блюд, еда была вкусной, и Веяна с удовольствием всё попробовала, поощряемая одобрительными взглядами хозяина замка, но под сокрушённые вздохи сестры. Первый явно был доволен — нашлось чем угодить своенравной девице. Вторая полагала, что такой несдержанностью за столом родственница её позорит, — сама княгиня ела крайне умеренно.

   Было ещё одно неудобство: ужин проходил молча, под стук вилок и ножей. Ни задушевных разговоров, ни музыки, ни песен... За весь вечер Ветреница и Лёд всего лишь парой фраз перемолвились. Причём говорил он покровительственно-холодным тоном, не проявлял никаких нежных чувств к супруге. Слова «любовь моя» не в счёт. Они звучали так, словно князь чувствовал себя обязанным их использовать.

   Веяне странными казались чопорность, строгость и отсутствие тёплого семейного общения. Отец совсем иначе себя вёл по отношению к её матери, и в его голосе слышалась забота, даже когда он сердился. И приобнять жену старался, и сидели родители рядом. Всё же мудрыми были древние стихийники, когда пару искали среди своих сородичей. Разве может водник понять воздушника, свет поладить с камнем, а огневик ужиться с морозником? Ну а ежели природная ипостась одинаковая, то и интересы общие, и мысли у супругов сходные, и к согласию им легче прийти, и жилища удобные, для нужд одной стихии приспособленные.

   Впрочем, раз сестра не выказывает недовольства, значит, привыкла и устраивает её и муж, и дом. А вот Веяну не устраивает! Не по себе ей становилось, стоило только представить, что она будет дни и ночи напролёт сидеть в неуютной холодной комнате. Аж передёргивало. Потому, отложив приборы, гостья не стала лукавить и прямо заявила:

   — Благодарствую, что приняли. Да только мать моя беспокоится, да и отца найти надобно. У вас, как я вижу, всё сладилось. Нечего мне тут делать, завтра в обратный путь пущусь.

   Покровительственное выражение на лице Льда сменилось недовольным. Он сердито поджал губы и укоризненно посмотрел на Веяну.

   — Не принято так, некрасиво от гостеприимства отказываться. Скажут, что ледяной князь родственницу как должно не приветил. В первый же день за порог выставил. Так что не спеши. Матери вашей весточку пошлём, а отца поищем, отряд отправим.

   Вот и как на такое возразишь? Всё же репутация князя дорогого стоит, а молва может домыслить то, чего отродясь не было. Осталось лишь согласиться. Пересилив себя, девушка кивнула и, не удержавшись, пожаловалась:

   — Не могу я бездельничать. Может, работа сыщется или занятие какое? Я многое умею, не белоручка.

   — О работе даже не думай. Слуг у нас и без тебя полон замок, — отчитал её Лёд, но, услышав горестный вздох, смягчился: — А вот достойное княжеской родственницы занятие найдётся. Есть у нас ферма овцебыков, с них шерсть чешут и подушки-перины набивают, а прясть не берутся. Незачем — и без того тёплых вещей хватает, да и не мёрзнем мы. А ты вязать мастерица. Ветреница говорила, что вы, степнячки, с детства к этому приучены.

   Веяна обрадовалась. Вот и занятие сыскалось. Можно вещей тёплых наделать и для себя, и для сестры. А дело приятное, по душе. И шерсть интересно необычную посмотреть, чем она от козьей отличается?

   Шерсть оказалась длинной, пушистой, лёгкой, светлой с голубым отливом. Она легко прялась, и нити получались объёмные, упругие, прочные. Работать было приятно, не кололо пальцы. И прялку ей дали удобную, и в небольшом домике рядом с казармами, который приспособили под мастерскую, было уютнее, чем в холодном каменном замке.

   Занятая рукоделием, Веяна не так часто вспоминала, что вынужденно гостит у Льда. Спохватывалась, лишь когда сталкивалась со слугами, с хозяином, с сестрой. Все они по-прежнему вели себя крайне сдержанно. В замке ни песен не пели, ни лишний раз улыбнуться не могли, ни душевность проявить. Даже в казармах и то веселее было! Часто до мастерицы доносились смех и азартные выкрики — похоже, в отсутствие пригляда ледяного князя умели его дружинники веселиться.

ГЛАВА 6.

«Излишняя подозрительность надёжней слепого доверия»

   Скрип, скрип, скрип…

   Колесо прялки крутилось, ритмично вращая веретено и наматывая на него пушистую тонкую нить. Правая рука девушки свивала шерсть, левая то и дело нащупывала в мешке клочки счёса, которого становилось всё меньше. Увлечённая работой, Веяна не заметила, как истратила имеющиеся запасы. За седмицу пребывания в гостях восемь больших мешков превратились в мотки пряжи, но вязать из них девушка не спешила. Хотела накопить побольше, чтобы потом только рукодельничать и не отвлекаться на прядение. А теперь поняла, что сырья не осталось.

   Наверное, можно было бы дождаться вечерней трапезы и попросить управляющего, чтобы ей принесли ещё шерсти. Ведь ему же Лёд приказал организовать досуг гостьи! Но до ужина времени оставалось много, а бегать по замку и искать Инея Веяне не хотелось — мало ли какими делами он занят. Да и любопытно было увидеть вживую диковинных овцебыков. Вот и сорвалась с места, накинув меховую жилетку и выскочив во двор. Куда идти, примерно понимала — однажды на её вопрос: «Где находится ферма?», притащивший мешки слуга махнул рукой, указав направление. Веяна не сомневалась, что хозяйственная постройка окажется рядом с замком. Эти звери ведь наверняка и молоко дают, и мясо, а не одну только шерсть. Какой смысл возить всё это издалека?

   Обогнув флигель, углубилась в чащу. Шла по хорошо утоптанной тропке, которая всё сильнее заворачивала влево, будто бы огибала что-то неведомое, скрывающееся в глубине леса. По сторонам глазела, любовалась на искрящийся снег, на белок, которые скакали по веткам и шелушили шишки. Не удержалась, подошла ближе к занятной зверушке — в степях таких не водится!

   Миленькая, беленькая с чёрными ушками белочка села на задние лапки, подняв передние, насторожённо глядя на подозрительную стихийницу. Выронила толстую тёмно-коричневую шишку, недовольно щёлкнув зубками. Прыгнула, махнув пушистым хвостом, и стрелой взвилась вверх по стволу дерева, похожего на ель, но с более длинными иглами. Степнячка не знала его названия.

   Подняв обронённое зверьком лакомство, Веяна расстегнула жилетку. Хомушка тут же сонно завозился, и она погладила его пальцем по голове.

   — Не сердись, что разбудила! Хотела тебя с дальней родственницей познакомить, а она убежала и гостинец оставила. Может, тебе местные орешки по нраву придутся?

   Отламывая чешуйки, достала несколько ядрышек. Хомяк деловито подобрал их с ладони хозяйки и затолкал за щёки. Жадность не позволила ему тратить время на то, чтобы распробовать и понять, что их сначала разгрызть нужно. Веяна дочистила шишку, выбросила шелуху в снег, а орешки ссыпала в карман. Не удержалась и один сама съела. Тут же вспомнила, что какое-то кушанье, которое каждый раз подавали на ужин, было посыпано ими. Вкусные!

   Довольная, развернулась, выбираясь из сугроба, и замерла, осматривая чистое, ровное пространство. Похоже, следы за это время позёмкой замело. Ну и куда теперь идти? Неужто с пути сбилась?

   — Умеешь ты сама себе приключения устроить… — посмеялась Веяна.

   Не особенно испугалась, у неё всегда проводник под рукой — Хомушка. Впрочем, сейчас его помощь не требовалась — над лесом прекрасно были видны шпили замка. Чтобы к нему вернуться, идти придётся по прямой и посещение фермы отложить. Зато погуляет, а то увлеклась прядением и об отдыхе забыла.

   Сделала пару шагов, увязла в снегу, засмеялась и, чтобы не брести через сугробы, обернулась лёгким ветерком. Заскользила по снежному покрову, наслаждаясь лёгкостью, скоростью, свободой. Чувствовала, как свивается и движется рядом маленький смерчик — питомцу всегда нравилось слияние стихий, когда он и хозяйка летали вместе.

   Замок становился всё ближе, ели росли реже. Веяна проскользнула между двумя огромными валунами и неожиданно для себя потеряла стихийную ипостась. Покатилась кувырком в человеческом облике. Рядом с ней, пискнув, рухнул в сугроб Хомушка.

   — Ничего себе! — ошарашенно выдохнула воздушница. Вытащила питомца из снежного плена, поднялась на ноги и принялась отряхиваться. Привела себя в порядок и огляделась, изучая окрестности.

   Ёлок здесь не было совсем, похоже кто-то их срубил, расчистив немалых размеров поляну и притащив камни. Расставлены они были беспорядочно, но выглядели эффектно. Тем более что это были не серые булыжники, а, как на подбор, благородные — малахит, змеевик, лазурит, розовый агат, аметист, гранат... Между ними были вкопаны деревянные столбы, увенчанные сплетёнными из железных прутьев шарами, внутри которых сиял свет, несмотря на день. Снега здесь почти не было, его выметали за границу круга ветер и то и дело рождающийся и угасающий смерч. От края поляны к центру медленно тёк стиснутый ледяными берегами ручеёк. Он перекатывался через каменный уступ и падал водопадиком в хрустальную чашу, которую согревал горящий под ней огонь. Однако самым удивительным было растущее в центре дерево. Угадывались в нём черты Древа Праматери — почти все ветки были голыми, но кое-где остались золотистые листья. Кора была покрыта сетью трещин, и воображение живо рисовало искажённую страданием часть лица и половину фигуры Праматери. Вторая половина, видимо, исчезла — с другой стороны ствола кора была безжалостно содрана. И судя по тому, что древесина успела потемнеть от разрушительного действия холода, давно это произошло.

   Веяна опешила. Как же Лёд осмелился так вредить Древу?! Не убоялся гнева Изначальной и того, что она может его покарать!

   Вспомнила рассказ Пламеня и горько вздохнула. Думала она, что ледяной князь своё Древо сберёг, а сгубил чужие, чтобы навредить своим соседям и получить перед ними преимущество. А по всему выходит, лишился рассудка он!

   Только вот на обезумевшего правитель Холодных земель не был похож. Что ж тогда он замыслил? Чего добивается? И зачем ему такой диковинный сад камней?

   Подозрительным это всё казалось. Самым правильным было бы расспросить хозяина, но решиться на этот шаг оказалось сложно. Не хотелось выдавать, что она без спроса забрела куда не звали. Вдруг Лёд осерчает и выгонит её до того, как удастся во всём разобраться?!

   Бросив последний взгляд на поляну, Веяна решительно зашагала к стенам замка, которые уже просматривались сквозь ставший редким лес. В её голове зрел «коварный» план выведать тайны князя у сестры. Не может быть, чтобы жена не ведала о делах мужа!

   Нашла она княгиню сидящей у окна в её покоях. Сюда Веяна однажды заглядывала и потому уже не удивилась богатому убранству — здесь и шкур на полу было больше, и гобелены более тонкой работы, и над кроватью висел тканевый полог, словно юрта, её закрывая.

   — Соскучилась, сестричка? — лениво поинтересовалась Ветреница. — Непоседливая ты.

   — Так я всегда такая была. Запамятовала, что ли? — бойко откликнулась младшая. — Мне и в степи на месте не сиделось, а там мы каждую травинку знали. А здесь всё новое… Как можно любопытство унять? Только вот наугад по угодьям ходить бессмысленно. Может, подскажешь что посмотреть?

   — Нечего тут глядеть, — вяло отмахнулась Ветреница. — Сосульки, снег, ёлки да лесное зверьё.

   Наверное, она ждала, что сестра на этом успокоится и уйдёт, но Веяна тоже подошла к окну и присела на скамью рядом. Сжала ладони княгини в своих и, ощутив насколько они холодные, ужаснулась. Неужто действительно стихия мужа так сильно на жену влияет, что даже человеческий облик и тот меняется?!

   Ветренице её попытка согреть не понравилась, она потянула руку на себя, высвобождая. Веяне ничего не осталось, кроме как сделать вид, что её это не обижает. Заставляя себя говорить весело, продолжила расспросы:

   — И чем же ты тут занимаешься? Как себя развлекаешь? Тебя в юрте было не застать. То летала, то на коне скакала. И никогда сложа руки не сидела.

   — Так княгиня я теперь. Чего попусту суетиться? Слуги на что?

   Старшая сестра отвернулась, снова уставившись безучастным взглядом в заледеневшее окно. Похоже, она дни напролёт могла так сидеть. Вот только Веяну её ненормальное поведение волновало.

   — Ты не захворала, случаем? Или Праматерь благоволит и вам дитя даровала? С мужем всё ли ладно? Он холодный такой в жизни, а в личном как? Хоть приголубит тебя?

   — Для дитя мы молоды, ради себя пожить надобно. А бурная страсть это блажь. Настоящие чувства они другие, тебе не понять.

   Веяна невольно рассердилась. Отчего же она обо всех по своей семье судит? Отчего искренние эмоции блажью называет? Ведь в каждой паре по-своему отношения складываются — кто-то спокойствия ждёт, кто-то страстей. Не может у всех быть одинаково!

   Чтобы не скандалить, осмотрела комнату, отыскивая, чем бы отвлечься. Спохватилась, что за время пребывания в замке ни разу не видела питомицу, которую раньше сестра постоянно возле себя держала. И в путь они отправились вместе…

   — А волчица твоя где? Ты же всегда с ней на одной лежанке спала. Или снова это не по-княжески?

   — Правильно рассуждаешь, надобно себя перед прислугой как должно держать. Питомцам в зверинце самое место. Там и уход, и еда, и присмотр. А Чита сама виновата, нечего было на мужа моего бросаться. Да и не любит он, когда волчья шерсть в покоях разбросана.

   — Как это не любит шерсть? — изумилась Веяна. — У него же самого ледяной волк! Я помню, ты рассказывала.

   — Развоплотился зверь ещё до моего приезда. Знать, каменные осы его сильно покусали.

   — И кого же он взамен взял?

   — Правитель Лесных земель ему светового коршуна подарил.

   Веяна с пониманием отнеслась к необычному сочетанию стихий. Одно дело, кабы Лёд сам выбирал. А тут подарили! Даже если не глянулся питомец или стихия его кажется не подходящей — не усиливает, не помогает природному воплощению хозяина, — всё равно неприлично отказываться. Знать, Праматери было угодно их свести вместе. Именно в этого питомца воплотился стихийник, которому должно исправиться. И именно этот хозяин ему поможет, подаст хороший пример и даст шанс обрести человеческий облик при новом рождении.

   В общем, разговор с сестрой ничего не прояснил. Вопрос о поляне с Древом по-прежнему не давал покоя Веяне. Ну а с кем ещё мыслями поделиться? Оставался единственный друг, которому она могла довериться.

   На следующее утро, выглянув в окно своей комнаты, убедилась, что воины тренируются на площадке, а среди них огневик. Торопливо съела холодный завтрак, который принесла служанка, оделась, сбежала вниз по лестнице. Выскочила на крыльцо и невольно замедлила шаг, увидев, как неодобрительно смотрит на неё Иней. Дошла до изгороди, прислонилась к ней, не желая отвлекать воинов и дожидаясь, чтобы Пламень её заметил.

   Невольно залюбовалась резкими, сильными движениями, тем, как ловко огневик уклонялся от чужих ударов, как сноровисто наносил свои. В прошлый раз у него получалось хуже. И внешне парень изменился. В дороге выглядел неухоженным, небрежно одетым. А здесь, на службе, стал опрятным, аккуратным, борода причёсана волосок к волоску. Другие воины тоже были хороши, но на него хотелось смотреть куда больше.

   Наконец Пламень увидел Веяну и приветливо улыбнулся.

   — Ты чего здесь делаешь? Стряслось что? Давай рассказывай, я тебе чем смогу — помогу.

   Воздушница покосилась на заинтересованно поглядывающих в их сторону стихийников. Друг правильно понял её взгляд, перепрыгнул через изгородь и подхватил девушку под локоть. Отошли не так чтобы далеко, но больше их никто не отвлекал и не мог подслушать.

   — Неладное в замке творится. Сестра сама не своя, у Льда сад странный и Древо порченое, — зачастила Веяна.

   — Погоди-погоди, — Пламень понял, что повод серьёзный, и успокаивающе приобнял её за плечи. — Не мешай всё в кучу, спокойно расскажи.

   Веяна от прикосновения горячих ладоней, жар которых ощущался даже через меховую жилетку, задохнулась, замерла. Смутилась, почувствовав, как кровь прилила к щекам, выдавая её симпатию. Потому заставила себя снова говорить, чтобы смысл слов не позволил собеседнику думать ни о чём другом, кроме проблем.

   А Пламень даже не обратил внимания на необычную реакцию, его куда больше заботило Древо и намерения Льда. Выслушав девушку, наконец убрал руки, отступил на пару шагов, задумался. Поглядывая то на замок, то на лесную чащу, спросил:

   — Сможешь после вечерней трапезы со мной встретиться и место указать?

   Стихийнице неуютно стало вдали от огневика, пусть и стоял он совсем рядом. Но не просить же его снова её обнять?! Она неуверенно покачала головой и предупредила:

   — На ночь двери запирают... — Впрочем, быстро нашла выход: — Смогу. Я из окна в стихийном облике спущусь, никто и не заметит.

   Так и вышло, как задумали, — никто их не заметил и не остановил. Идти уже известной тропой, ведущей в обход, Веяна не стала — вдруг кого встретят ненароком. Потому и взяла с собой Хомушку. Оказавшись на утоптанном снегу питомец, чувствуя, где хозяйка желает оказаться, взъерошился, вспушив шёрстку, и деловито побежал, указывая кратчайший путь.

   Сад камней удивил Пламеня ничуть не меньше, чем Веяну, когда она это странное место в первый раз увидела. Парень насторожённо ходил между валунами, присматривался к светильникам, к водопаду, у Древа постоял, прислушиваясь к ощущениям. Наконец, протянул руку к коре и дотронулся до ствола ладонью.

   Для огневика мир вокруг мгновенно переменился. Светильники померкли, и в свете звёзд, отражающемся от снега, появились смутно различимые фигуры стихийников. Ровно на тех местах, где стояли камни, тёк ручей, горел огонь…

   Ладонь обожгло холодом, рука отдёрнулась, а мир обрёл краски, снова обращаясь в неживую природу. Но видение было настолько явственным, зримым, что, когда спины коснулся воздушный смерч, Пламень оглянулся, ожидая увидеть стихийника.

   — Действительно странно, — подтвердил, встречаясь взглядом с полными тревоги серыми глазами степнячки. — Такое ощущение, что вокруг живая стихия, а не природная. А мне, наоборот, не удаётся в огонь обратиться. И от Древа леденящий холод идёт.

   — Может, потому, что оно морозное? — наивно предположила Веяна, но молодой ведун не стал её высмеивать, просто мягко объяснил:

   — Ты думаешь, от огненного жаром полыхает, а водное потоком обливает? Подле любого Древа Праматери должно быть комфортно,