Академия контролируемой магии. Ольга Арунд

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Мне, сироте при живом дяде, оставалось всего-ничего — получить диплом и вернуть украденное наследство, но нет! Выскочке-боевику приспичило поиграть в любовь, его мстительной подружке — выгнать меня из академии, а ректору спасти империю.

   Вот только как справиться ещё и с этим, если я и так зарабатываю на нелегальных заклинаниях, а проклЯтый стихийный огонь норовит сжечь меня саму?

ГЛАВА 1

Ночь. Библиотека. И одинокая тень, которая искренне считает себя идиоткой, но всё равно крадётся в тусклом свете, видимых только ей, линий охранных заклинаний.

   Спасибо рианам хотя бы за эту, ненормальную для обычных магов, однако жутко полезную лично для меня способность. С ней незаконные, но регулярные вылазки в библиотеку становились гораздо проще.

   Академия, вообще, прекрасное место. Гораздо прекраснее особняка Присли и в разы толковее. Жаль только, что самое полезное из библиотечного перенесено в закрытую преподавательскую секцию. Было жаль — первые полгода учёбы, пока я не наловчилась обходить проректорские охранки.

   Кстати, о нём.

   — Шаргх!

   Шагни я сейчас чуть-чуть, буквально на палец левее и всё, завыла бы такая сирена, что поднялась половина академии. Фух. Нет, правда, наш проректор — редкий перестраховщик. Ладно, голубые, к несложным и знакомым линиям охранных заклинаний я давно привыкла, но атакующие-то здесь откуда? Или теперь нарушителей не ловят, а сразу прикапывают под проректорскими клумбами?

   Поминая недобрым словом Оелуона, беззвучно ругаясь, я обошла стулья, не задвинутые безалаберными студентами. И едва не шарахнулась спиной об охранки, уже представляя с каким удовольствием проректор влепит мне третий, и последний, выговор. Перед тем, как подготовить приказ на отчисление.

   А всё это ради чего? Ради сомнительной репутации?

   Именно. Потому что только она у меня и осталась, ведь даже именем с аристократическим «берг» или «бург» мне не похвастаться. И терять заработанную за пять лет славу нет никакого желания. Особенно, терять, попавшись на выполнении идиотского проигранного кона.

   Чтобы я ещё хоть раз согласилась поиграть в карты? Да ни за что! Не играла раньше, так и начинать не стоило. Не на выпускном курсе и не на двадцать третьем году жизни уж точно.

   И теперь вместо того, чтобы спать в собственной постели, я возвращаю чужой «Справочник заклинаний соблазна» в мою любимую, преподавательскую секцию библиотеки. Это ведь я. У меня всё не как у нормальных магов. Потому что обычные проигрыши закаанчивались пробежкой голышом по этажам женского общежития или покупкой сладостей — чем-то щадящим и безобидным, но не в этот раз и не со мной.

   И не тогда, когда завтра — ежеквартальная кураторская проверка.

   Заветная секция приближалась, но не так быстро, как хотелось бы. А всё потому что я перестраховывалась на каждом шагу, ведь идти пришлось сразу после игры и в академической форме, вместо формы привычной и условно-запрещённой. Которую, в отличие от «Справочника заклинаний соблазна» иметь разрешалось. Носить, правда, только боевикам, но… в любом случае Корсе просто безумно повезло. Потому что если бы не я, грозил бы ей второй выговор и снова из-за запрещённой литературы.

   А нашему куратору хоть в ногах катайся, хоть тони в слезах — всё безразлично, кроме обожаемой теории магических вероятностей.

   Я выдохнула, представила, как буду возвращаться и собралась сделать последний шаг на пути к победе и здоровому сну, но замеченное краем глаза движение заставило замереть, не дыша.

   Потому что там кто-то стоял.

   Потому что круглосуточный доступ в библиотеку имел лишь преподавательский состав.

   Потому что встреча с любым из них грозила мне отчислением!

   Руки мелко затряслись, сильнее вцепились в толстый справочник.

   Шаргховы девчачьи игры! Бесполезные, глупые, не стоящие третьего, и последнего моего выговора за полгода до диплома! Не стоящие отчисления и…

   Беззвучный судорожный вдох, и шаг назад, чтобы скрыться в тени стеллажа.

   Очень вовремя, потому что над дальним от меня столом вспыхнул голубым магический светильник, но внезапный посетитель оказался гораздо ближе. И если меня с преподавательской секцией разделял широкий проход со столами, то меня и преподавателя — какие-то несколько шагов. И от этого кружилась голова, подташнивало и, в целом, хотелось оказаться подальше.

   Повернуть назад? Хорошо бы, вот только любому из них — от молодых и тощих до высушенных и старых хватит три секунды, чтобы поймать одну наглую, но почти безмагическую студентку. А ещё… ещё Ауре́лия Стефани́я Грасс — не просто имя. В этой академии нет, ведь мне пришлось потратить слишком много времени и сил, чтобы доказать самоуверенным и вконец обнаглевшим бурго-бергам, что и им можно дать сдачи.

   И одно невыполненное желание это не уничтожит!

   И, уж тем более, не доведёт до отчисления, что в моём случае приравнивалось к медленной и очень мучительной смерти.

   Сердце всё ещё колотилось, грозя выломать рёбра. Я задержала дыхание, бросила взгляд на собственные руки. Рукав форменной белой рубашки, манжета, напряжённо-сжатые костяшки — не следа прокля́того огня, который любит вылезать в самый неподходящий момент. Нервный и беспокойный момент, прямо как сейчас, так что сегодня мне повезло хотя бы с этим. Осталось дождаться, пока кому-то надоест просвещаться, и я смогу, наконец, вернуть справочник.

   Хорошо хоть завтра выходной, можно будет пожертвовать завтраком в пользу отсыпания.

   А пока я беззвучно и очень тяжело вздохнула, устало прикрыла глаза. Тяжёлый день. Даже без этого всего, с одним только ша́ргховым магическим правом, которое я стабильно сдавала со второго, а то и третьего раза. Собственно, очередную пересдачу профессор Поберг обещал мне уже сейчас, а его опыту можно верить. В этом вопросе точно.

   А спина, тем временем, складывала и складывала тома. Внушительные такие, частью из общего зала, частью из преподавательской секции. Хорошая спина, с широкими плечами под чёрной преподавательской мантией. И весь, сплошь женский, факультет госмагии мне сейчас обзавидовался бы, потому что нас такими спинами не радовали. Мы всё больше по дряхлым старичкам, бледным новичкам и старым девам, в то время как такие спины — достояние исключительно боевого факультета.

   И тем страннее, потому что те, в отличие от наших, библиотекой интересуются никогда.

   И вот вопрос, получится ли незаметно вернуться к себе, чтобы наведаться в библиотеку ближе к утру? Не проведёт же спина здесь всю ночь? Хотя, сброшенная на стул, мантия говорила об обратном. И о том, что да, преподаватель из боевиков — без форменной мантии спина стала ещё более впечатляющей. Но в отличие от других студенток госмагии на боевые полигоны я не ходила, на полуобнажённых парней не любовалась и сейчас не могла определить кто это по одному только силуэту.

   И, пожалуй, с удовольствием оставалась бы в неведении всю оставшуюся ночь. Увы, сегодня риа́ны играли против меня — спина повернулась и обвела мрачным взглядом проходы стеллажей, в одном из которых стояла я. Я, разом забывшая как дышать, с подгибающимися ногами и чистым, незамутнённым ужасом в душе.

   Этому хватило бы не трёх, половины секунды. Если бы при этом он стоял с закрытыми глазами и связанными руками, потому что должность ректора Академии контролируемой магии звучала гордо. Особенно, если этот ректор — О́риан О́ллэйстар, прославленный боевой маг и друг императора.

   И это шаргхов конец! Естественно, мой.

   Проклиная себя, Корсу и все азартные игры разом, я опустилась на пол, по-прежнему прижимая к себе книгу. У меня не осталось выбора, придётся сидеть, ждать, и молиться, чтобы он побыстрее ушёл. Ах, да, и придумывать, чем Корса извинится за мою самоубийственную выходку.

   Вот только моя спина быстро устала сидеть в неестественной и неудобной позе. И не знаю, в какой момент я уснула, но глаза открыла резко. Чтобы похолодеть и лишиться всех чувств разом.

   Я убью Корсу! Я убью себя! Меня выгонят из академии!

   — Добрый вечер, ректор Оллэйстар.

   И всякое случалось в моей студенческой и не только жизни, но вряд ли это закалило меня до такой степени, что даже голос не дрожал. Больше того, создавалось впечатление, что я не в шаге от отчисления, а вполне себе в своём праве. Праве спать ночью в двух шагах от библиотечной преподавательской секции.

   — Скорее доброе утро, лие́рра Грасс. — Когда напротив тебя на корточках сидит и сверлит взглядом тот, кто одним росчерком может загубить твою судьбу это, мягко говоря, нервирует. — Мне стоит знать, что вы делаете в библиотеке в пять часов утра?

   — Думаю, нет, ректор Оллэйстар.

   Вряд ли то, как судорожно я подтянула к себе ноги и заставила встать затекшее тело, выглядело хоть сколько-нибудь прилично. Но и дальше сидеть перед ректором с вытянутыми в проход ногами, демонстрируя чулки, совсем за гранью разумного.

   — Возможно, вы хотели вернуть книгу на место?

   Вспомнив о легко узнаваемом ярко-алом корешке справочника, я мгновенно сравнялась с ним по цвету — не объяснять же ректору, что эту пошлость я даже не открывала.

   — Вам показалось.

   С радостью бы вернула, но оказаться пойманной в библиотеке в это время уже повод для выговора. Не говоря о возвращении книги, которая, помимо откровенно вульгарной теории, состояла из любовных заклинаний и зелий на любой вкус.

   — Я лучше пойду. Всего доброго, ректор Оллэйстар.

   — Лиерра Грасс, — он даже не пытался скрыть насмешку, — куратор Гро́нберг очень ревностно относится к своим обязанностям. А я слишком устал сегодня, чтобы следить за тем, что происходит в дальнем проходе преподавательской секции.

   Что?

   Мне послышалось? Или он действительно позволит мне вернуть этот дурацкий справочник? Будь на месте ректора любой другой маг, я бы не поверила. Заподозрила желание поймать меня горячем.

   Но это же Оллэйстар! Герой войны! Честный и благородный боевик, что, кстати, редкость. Строгий, но справедливый ректор, что, на секунду, ещё бо́льшая редкость. И подозревать его в обмане мне не удавалось даже мысленно, но…

   Но он не сказал больше ни слова. Ректор словно забыл про меня, вернулся за стол и погрузился в свои записи. Не оторвался от них ни через пять, ни через пятнадцать минут. И я решилась. Тихо вышла из прохода с дальней от ректора стороны, чтобы обойти его по широкой дуге, и, следуя по неактивным линиям охранок словно по указателям нашла нужный стеллаж.

   Ладони подрагивали, когда справочник втискивался на полку, в компанию к таким же, всех оттенков красного книг одной и той же любовной направленности.

   И пусть двигаться бесшумно я не умела, но очень старалась, чтобы в тишине, нарушаемой лишь редким шорохом перелистываемых страниц, мои шаги оставались неслышными. Отсутствие охранных заклинаний на стеллажах этому только помогало — я покинула библиотеку как никогда быстро.

   И, уже проваливаясь в темноту сновидений, пообещала самой себе, что в жизни не сяду играть в карты. Ни-ког-да.

ГЛАВА 2

Утро началось со стука в дверь. Хотя как стука… вряд ли можно так назвать истеричные удары по хлипкой деревянной перегородке между коридором и моей комнатой.

   — Аурелия! Аурелия! — Удивительно, как в тщедушном теле Корсы помещается столько силы — от грохота начинала болеть голова. — Аурелия, я знаю, что ты там!

   Неудивительно, после такой-то ночки.

   Мимолётный взгляд, брошенный в окно и на часы, и вот я стою у двери, удерживая в руках сплетённое заклинание недельных прыщей. Пока удерживая, но любимое, уникальное и не снимаемое так и рвётся приложиться о физиономию графской дочки. Самое то будет для соблазнения боевиков, у которых вечером тренировка.

   И нет, идти туда я не планировала, просто на доске объявлений женского общежития, замаскированное под курсы шитья, висело их еженедельно обновляемое расписание.

   — Какого шаргха! — Резко распахнув дверь, которая едва-едва разминулась с носом Корсы.

   Чтобы стать хотя бы просто терпеливой к окружающим, мне нужно выспаться, но как это сделать, если кому-то что-то от меня всё время надо?

   — Ты не прислала вчера вестника, я волновалась. Всю ночь не спала! — законючила Корса, увеличивая свои шансы сделать кассу Арисе.

   Та как раз жаловалась, что эта зима оказалась мёртвым сезоном — простуд нет, прыщей нет, и спроса на самодельные зелья тоже нет. Сплошное разочарование.

   — Зато я сплю! — Я за руку втащила её в комнату и с силой захлопнула дверь. — По твоей милости я вернулась только три часа назад.

   — Я не заставляла тебя играть. — Корса лихо примерила на себя роль несправедливо обиженного карапуза, подзабыв, что ей слегка за двадцать. — И ограничений по желаниям мы не ставили.

   — Не ставили. — Вспомнив ночной промах, я завелась с пол-оборота. — Но нормальные люди не загадывают вылазку в закрытую секцию библиотеки только для того, чтобы вернуть идиотский справочник соблазнов! Который ты просто забыла вовремя поставить на место.

   — Аурелия, не обижайся. — Может на кого её пантомима и действовала, но я в число этих несчастных не входила. — Ну, хочешь, я тебе в следующий выходной конфет из города принесу? Или заколку там какую-нибудь… — к концу фразы Корса сдулась, обводя взглядом мой стол, на котором из украшений — одна-единственная чернённая резная рамка. — Или книжку тебе куплю? В знак нашей дружбы.

   Это насколько надо быть общительной, чтобы пятеро из пятнадцати однокурсниц всерьёз считали себя моими подругами?

   — Ловлю на слове, — недовольно согласилась я.

   А мысль уже пошла дальше, прикидывая, что бы такого полезного потребовать. И затратного, ведь, в отличие от меня, Корса не перебивалась с одной опекунской подачки до другой.

   — Да ладно тебе, Аурелия, — отмахнулась Корса, но слишком нервно, чтобы я это пропустила, — разве я тебя когда-нибудь обманывала?

   — Нет, — скрестив руки на груди, — но недоговариваешь ты мастерски.

   — В этот раз я рассказала всё как есть, — выпятила она губу. — И желание использовала от безысходности. Весь факультет знает, что ты с первого курса таскаешься по ночам в библиотеку и ни разу не попалась.

   — Лесть не поможет, я всё равно стрясу с тебя книгу.

   — За то, что ты избавила меня от второго выговора, я тебе ещё и не одну принесу! — в горячке выпалила Корса, но, увидев мой взгляд, быстро исправилась: — Книгу и пирожные.

   — Идёт.

   Несмотря на трёхчасовой сон, это утро становилось всё приятнее. Я-то думала, что придётся доводить Корсу уговорами и угрозами, но всё оказалось гораздо проще. И пусть с опозданием, но она тоже поняла, что переборщила. В конце концов, играть меня и правда не заставляли, а уплата долга в студенческих кругах поважнее несданных экзаменов будет, однако…

   — Чтоб тебя ша́ргхи сожрали! — Корса едва не топнула ногой, но поймала мой довольный взгляд.

   Потому что из десяти обещаний магия скрепляет едва ли половину. И потому что мне повезло, ведь наш случай оказался удачным — вспыхнувшая на мгновение вязь обязала её выполнить слово. Так что нервы, расшатанные встречей с ректором, вполне окупились глупостью Корсы — как и все взвинченной перед проверкой куратора.

   — Пойду я, — скривилась она, потёрла запястье и выскочила за дверь.

   Из моей же груди вырвался тяжёлый вздох.

   И что делать? Попробовать снова уснуть? Или идти в столовую, надеясь, что голодные студенты ещё не всё смели с подносов?

   Пара минут серьёзных раздумий закончились громогласным урчанием в животе, и с протяжным стоном я поплелась в ванную.

   В столовой царила приятная тишина, и стало вдвойне приятней, когда я увидела почти целое блюдо пирожков. Свежих, не уступающих столичным, пирожков. Таких, что ноги сами направились в ту сторону, правда, затормозили за два шага до подноса — остались только сладкие. Мои любимые мясные разобрали и, наверянка, боевики, но жалобно заурчавший живот заставил набрать полную тарелку этой гадости.

   Видимо, в качестве компенсации за неудачный завтрак, получилось занять стол, стоящий вплотную к окнам. Их запредельная высота открывала невероятный вид на главную аллею академии, которую с каждой минутой всё больше укрывало снегом — большие пушистые хлопья летели седьмые сутки без перерыва. Сугробы уже побили все рекорды, но это и неплохо — Зимний бал в этот раз выйдет по-настоящему зимним.

   Собственно, из-за него мне и досталась целая гора ягодных пирожков — женская половина академии дружно села на диету. Капустная, яблочная, цветочная — чем только они не травились последние пару недель, только чтобы лучше смотреться в сверкающем бальном наряде. Самые находчивые и вовсе сидели на одной только воде, через неделю добиваясь потрясающих результатов.

   Серьёзно, взять и свалиться на простейшем заклинании проверки писем это потрясающий идиотизм.

   И пусть факультет госмагии считался самым бесполезным из всех, но колдовать от этого мы не разучились, а магия требовала не только умений, но и приличной энергетической подпитки.

    — Аурелия! — Я обернулась и приветливо махнула знакомым бытовикам

   А потом запила начинку из пары ягод и полстакана сиропа крепким травяным отваром. Зубы жалобно заныли в ответ на издевательство.

   — Голодаешь? — На второй стул нагло уселся боевик с последнего курса.

   Хотя как последнего… у шестикурсников-боевиков академией дело не заканчивалось. В перспективе их ждали ещё пара лет практики после неё и столько же лет службы под надзором, и только после этого диплом. После которого ещё два года боевики отрабатывали там, куда их посылал тот самый надзорный куратор.

   — Кто такой редкий сдох, что главная архивная язва сидит и давится сладким?

   — Не нарывайся, Рик, — огрызнулась я, тяжело проглотив первый и с усилием откусывая от второго пирожка. — Я спала четыре часа, а это, — ткнув пальцем в тарелку, — далеко не предел моих мечтаний. Соответственно, настроение у меня паршивое, и нет никакого желания все следующие выходные отмывать лаборатории только потому, что я не сдержалась и прокляла тебя чем-нибудь позабористей.

   — Я к тебе со всей душой, — хмыкнул он и подложил в мою тарелку пирожок, который одуряюще пах мясом, — а ты…

   — В чём подвох? — Я скрестила руки на груди, откинулась на спинку стула, чтобы оказаться подальше от еды, и с подозрением уставилась на боевика.

   — Знал, что ты не ешь эту гадость, решил порадовать, — обаятельно улыбнулся тот, не произведя на меня никакого впечатления.

   — В прошлый раз, когда ты решил порадовать меня яблоком, в нём оказался полный справочник по зельям, от приворотного до слабительного.

   — Да брось, Аурелия, я же извинился!

   — Ты серьёзно считаешь фразу: «Жаль, что не сработало», извинением?

   — Давай не будем, — скривился Рик, — ты мне за это ещё тогда отомстила, так зачем трогать прошлое?

   Не поспоришь — действительно отомстила. Наградила одного из лучших, если не самого-самого студента боевого факультета розовой шевелюрой и длинным пушистым хвостом. На неделю. Правда, за это извиняться пришлось уже мне, причём в присутствии деканов факультета боевой магии и нашего, что не добавило тёплых чувств к Рику.

   — Мне лень ходить кругами, — я с ненавистью посмотрела на обожаемый пирожок, — говори, что тебе нужно и проваливай.

   — Пойдёшь со мной на Зимний бал?

   Что-что?

   Но нет, подвоха не предвиделось — Рик смотрел голубыми, наглыми, но абсолютно честными глазами. Хуже того, весь он вдруг стал как-то на пару лет старше и настолько же серьёзнее. Ему бы ещё цветы и встать на одно колено — ни одна студентка курса так до четвёртого не устояла бы.

   Потому что те, кто постарше уже знали, на что способен этот красавчик. И тем обиднее, что мои умственные способности занизили на два курса.

   — Будем считать, что я посмеялась, так что не задерживаю. — Не оборачиваясь, я ткнула пальцем вбок, туда, где за шумным столом сидел весь его курс.

   — Ауре́лия Стефани́я Грасс, — Рик повысил голос, и на нас стали оглядываться, — я прошу тебя встретить со мной начало нового года и стать моей белой розой на Зимнем балу.

   Придурок! Идиот! Вот всегда сомневалась в наличие хоть капли ума у боевиков, все мозги им на полигонах ещё в первые полгода отбивали. И вот вам, пожалуйста, доказательства на лицо.

   Но магии всё равно, она сработала, отзываясь на ритуальные слова, и на его руке появился серебристый замысловатый узор.

   Шалинберг что, выпендриться захотел под выпуск? Так у него получилось, ближайшие столы смотрели на него кто шокировано, кто восхищённо, но умным не считал уже никто. Потому что только что герцогский сынок, красавец, магически одарённый боевик и вообще самый-самый шестикурсник оставил себя без пары, а особо желающих без шанса.

   И побить бы его головой об стол, но… причём тут, собственно, я, если сложности из ничего Рик создал себе сам?

   К этому времени студентов в столовой значительно прибавилось и все они, затаив дыхание, ждали моего ответа. В абсолютной уверенности, что я не смогу отказать боевику, несмотря на четыре года кровавой войны.

   — Рика́рд Уворм Ша́линберг, — говорить торжественно, так, чтобы слышали во всех уголках зала, меня тоже когда-то учили, — быть твоей белой розой на Зимнем балу… — Долгая пауза и злорадный взгляд, который Рик, в отличие от остальных студентов, видел отчётливо. — Не мой путь.

   Так тебя! Не то, чтобы я планировала победить в нашем занимательном противостоянии, но такой финал меня более чем устраивал. Ведь это каким надо было быть идиотом, чтобы додуматься пригласить меня на бал? Или Рик думал, что я обклеила всю комнату его портретами и втайне их нацеловываю?

   — Что! — усиленное эхом и десятками голосов.

   Ах, да, мы здесь не одни.

   И всё бы ничего, но моё чистое и неприкрытое торжество знатно подпортилось его взглядом. Вполне себе победным. И вот вопрос, чего я не знаю? Того, что Рик не совсем дурак и предполагал отказ? Тогда за каким шаргхом ему понадобилось это представление?

   Хотя какая мне разница.

   Под ошарашенными взглядами студентов я вышла из столовой, оставив боевика за спиной.

   Глупость? Ну, не знаю. Чтобы я согласилась с ним пойти, на землю снова должны были спуститься риа́ны, не меньше. Но боги, создавшие наш мир, не являлись, а, значит, скучать Шалинбергру без спутницы на Зимнем балу. Ничего, ему полезно. Возможно, какой-нибудь наивной третьекурснице я даже сделала одолжение, оставляя её без внимание обнаглевшего боевика.

   — Лие́рра Грасс!

   Поздно. Увлекшись местью, я не смотрела вперёд и очнулась только в момент удара, от которого из глаз брызнули слёзы. Неудивительно в общем-то, если со всей дури влететь в металлическую стремянку, поставленную прямо в центре холла. Хорошего такого, большого, с широкой двойной лестницей, гранитным полом и гранитными стенами. Прекрасного холла, но никак не предназначенного для бесхозных стремянок!

   Схватившись за лоб, я отшатнулась, но нога запнулась за ногу.

   Это такая месть за отказ Рику?

   Понимая, что о каменный пол отобью себе не только лоб, а всю бедовую голову, я выставила руки, чтобы хоть как-то замедлить полёт, но не пригодилось. Чужая рука перехватила на половине пути к полу, сохранив мне нос, ладони и пошатнувшуюся было самоуверенность — из столовой начали выходить студенты, обсуждая выходку Рика.

   — Спасибо!

   Чтобы рассмотреть спасителя, пришлось сморгнуть слёзы — удар о стремянку вышел ощутимым.

   — Пожалуйста, — ответил незнакомый голос, продолжая поддерживать за локоть.

   — Лиерра Грасс. — А вот и мой ночной кошмар. — Вы уверены, что твёрдо стоите на ногах?

   — Уверена, ректор Оллэйстар. — Я, наконец, вернула чёткость окружающему миру и перевела взгляд на спасителя, стоящего рядом с ректором. — Спасибо… большое.

   Просто огромное, судя по золотой вышивке на рукавах и лацканах бордового сюртука. И драгоценной цепи с, раскрывшим крылья, грифоном. Императорская семья?

   Я аккуратно высвободила локоть, шагнула назад, увеличивая расстояние, и низко присела.

   — Простите мою невнимательность.

   — Ориан, это кто у тебя тут такой вежливый? — усмехнулся высокий темноволосый мужчина, жёсткость и властность которого я заметила ещё до того, как опустила глаза.

   — Лиерра Грасс, — ровным голосом ректора, — госмагия, шестой курс.

   — Выпускной? — Внезапный интерес в голосе титулованного незнакомца. — Лиерра, не думали о карьере в канцелярии императора?

   — Это была бы великая честь для меня. — Я выпрямилась, глядя исключительно на лацкан распахнутого сюртука с узнаваемой, тоже золотой брошью в виде перекрещенных пера и меча.

   Советник императора?

ГЛАВА 3

— Что скажешь, Ориан?

   — Лиерра отличается усердием и получит отличный диплом, если продолжит вести себя в рамках академического устава.

   Более чем тонкий намёк. Хорошо, я больше не попадусь.

   — А резерв? — продолжил допрос неизвестный спаситель, оборвав мне всё и разом.

   Потому что место в канцелярии императора — спасение от планов При́сли на моё наследство и всю меня. Вот только магического резерва у меня чуть, едва набралось для поступления на самую непривлекательную специальность. А про остальные таланты лучше вообще не вспоминать.

   — Достаточный.

   Достаточный? Он серьёзно?

   Приоткрыв рот, я подняла взгляд на ректора, который вовсе не обращал на меня внимания. Достаточный резерв? Да я с ног до головы обвешалась накопителями ещё в конце первого курса, с первого своего заработка, лишь бы без страха возвращаться в поместье опекуна. И чтобы иметь возможность ответить зарвавшимся дочкам разномастных аристократов.

   Ещё бы, куда им до бедной сиротки без имени и титула!

   Закрыв рот, я опустила глаза. Бо́льшей благодарности Оллэйстар от меня не дождался даже вчера, но он всё так же обращал внимание только на высокопоставленного гостя.

   — Такая характеристика от вашего ректора редкость, лиерра, можете собой гордиться, — перевёл на меня взгляд советник императора.

   Интересно, который из трёх? В лицо я их не знала, не интересуясь газетными портретами, только по именам.

   — Получите диплом — подавайте прошение в канцелярию. Я прикажу, чтобы вас отследили среди всей бумажной волокиты.

   — Я… — Не веря в собственное везение, присела в низком благодарном поклоне. — Благодарю вас… — Заминка и просящий, из-под ресниц взгляд на ректора.

   — Великий князь Джа́коб Эвило́нберг, — снова помог мне ректор. — Советник императора и глава канцелярии.

   — Благодарю вас, ваше высочество! — Правда, склоняться ниже уже некуда, и я ограничилась тоном, полным благодарности.

   Подумать только! Неужели вот так просто меня примут в императорскую канцелярию?

   — Нам всегда не хватает образованных магов, — скучающе отозвался советник и, по совместительству, дядя императора. — Учитесь, лиерра, и сможете пополнить наши ряды.

   — Идите, лиерра Грасс, — добавил ректор, заканчивая разговор. — И в следующий раз смотрите под ноги.

   Коротко кивнув, я попятилась и, развернувшись, в два удара сердца оказалась на середине лестницы. Чтобы успеть ещё раз бросить взгляд на удаляющихся ректора и Эвилонберга, милостью рианов посланного мне во спасение. Но вот обе высокопоставленные спины скрылись за углом, и мне оставалось одно — бежать.

   — Аурелия Грасс. — Куратор заметила меня из другого конца коридора, стоило только подняться на свой этаж. — Надеюсь, никто не забыл про проверку?

   Её громовой голос разнёсся, казалось, на всё общежитие, и половина моих соседок вжали головы в плечи. Фух, успела! Какое счастье, что все корпусы академии соединялись переходами, позволяющими месяцами не бывать на улице. Зима в Уна́ше, столице Ориша́на, случалась очень суровой.

   — Конечно, куратор Гронберг. — Несколько спокойных шагов дали возможность отдышаться. — Я как раз спешу к себе, чтобы вас не задерживать.

   Спина сразу зачесалась от неприязненных взглядов соседок.

   Подумали, что выслуживаюсь? Да и ладно. Будет гораздо хуже, когда они узнают, что именно произошло в столовой с их любимым Рика́рдом. Потому что высокий, темноволосый, голубоглазый и слишком хорошо сложенный боевик хоть и предостерегал одним своим видом, но мечтать не запрещал. Чем эти дурёхи и занимались, грезя то о нём, то об опальных близнецах Делабе́ргах, которые, на секундочку, вовсе родные племянники императора.

   — Договоришься ты когда-нибудь, Грасс, — прищурилась куратор, в отличие от остальных прекрасно определяя степень моего ехидства.

   Курса так с третьего наше негласное противостояние «Я тебя поймаю! — Попробуйте докажите!» перешло на гораздо более качественный уровень

   Очаровательной улыбке она тоже не поверила, но я уже скрылась за собственной дверью, примерно рассчитав, что ближайший час ей будет не до меня. Как раз хватит времени, чтобы доделать магическое право —нудный предмет, который я старалась учить в первую очередь. Жаль, не всегда получалось.

   Тяжёлый вздох, открытая тетрадь и обречённая тоска. Но собственные страдания сдать предмет всё равно не помогут, поэтому я взяла в руки карандаш и заставила себя окунуться в чистой воды бумагомарательство.

   По ощущениям прошло гораздо больше часа, когда я с облегчённым вздохом вытянулась на стуле. Специальность «Документоведение» никогда не являлась пределом моих мечтаний, но смерть родителей не дала и шанса, чтобы выбрать что-то по душе.

   Хотя всегда оставался вариант выйти замуж.

   Оставался бы, если не представлялся мне ещё худшим, чем настоящий, когда я целиком и полностью находилась во власти опекуна. И не только я. Поместье, где мы жили с родителями. Доступ ко всем родительским сбережениям. И ценнейшая библиотека, за каждой книгой из которой мои родители гонялись с упорством боевиков, преследующих стихийников.

   Наверное, гонялись.

   Потому что всё, что мне известно о Стефани́и и Не́рии Грасс, умещалось в паре, брошенных Присли, презрительных фраз, единственном портрете и в мамином кулоне.

   Поэтому мой вариант мне нравился больше. Воспользовавшись безразличием Присли, я сама выбрала и Академию контролируемой магии, и самую скучную специальность в ней. А потом с тщательно скрытым наслаждением наблюдала, как перекосило опекуна, когда он осознал размер подстроенной пакости.

   Ведь «Госмагия» — единственный факультет, после которого на государственную службу брали всех желающих. Службу, которая, спасибо императору, обладала особыми привилегиями. Потому что не знаю, зачем в канцелярию и на другие должности в императосрком дворце шли остальные, но лично я продала бы душу за одно только право распоряжаться своим наследством, невзирая на опекунство и несовершеннолетний возраст.

   Несовершеннолетний! Рианы, ну кто решил, что до двадцати пяти у магов нет ни ума, ни способности им распоряжаться?

   И, может, оставшиеся мне два года так бы не пугали, если не уверенность, что Присли не только найдёт мне мужа за это время, под стать своей продажной натуре, но и высосет всё моё наследство. Высосал бы, но теперь у меня есть слово Эвилонберга и гарантированная возможность получить место при императорском дворе.

   А это значит столько, что страшно даже представить.

   — Вот я и до тебя добралась, Грасс. — Куратор никогда не стучалась. — Призна́емся сразу или по старинке?

   — Куратор Гро́нберг, — с улыбкой встав, я привычно зашла ей за спину, — вы же знаете, я таким не балуюсь.

   — Значит, по старинке, — заключила она с наигранным вздохом и активировала один из накопителей.

   Мгновенно создав заклинание, схему которого я видела словно вживую, куратор сбросила его с пальцев в центр комнаты и стала ждать. Не успокоится она, пока не исследует каждую пядь моего жилья.

   Всё ещё верит, что у меня под кроватью целый склад запрещёнки? Между прочим, те два выговора, которые подпортили моё дело, я получила исключительно из-за длинного языка. И кому как не ей об этом знать, учитывая, что оба раза я сцепилась именно с куратором Гронберг.

   А заклинание тем временем продолжало разворачиваться, покрывая стену, пол и каждый предмет мебели искрящимся золотым узором. Красиво. И опасно, для меня так точно, ведь об уникальности своей способности видеть заклинания я узнала ещё до академии. Тогда, когда смогла вскрыть кабинет Присли, просто потянув за разноцветную ниточку в, оплетающем двери его кабинета, узоре.

   Не став мешать, я вышла в коридор и забралась на подоконник, легкомысленно болтая ногами.

   Подумать только, взять и встретить вот так, между делом, самого́ советника императора и, к тому же, его дядю это просто… невероятно это до такой степени, что мозг всё ещё не верит. И сдержаться бы, но как, если впервые за много лет внутри фейерверк, который то и дело пытается вырваться наружу.

   Вот только…

   Краем глаза я заметила движение и резко перевела взгляд на собственную руку. Радость погасла, словно и не было, а глаза до рези всмотрелись в тонкую кожу на запястье. Мгновение, другое — ничего. Казалось, что ничего, потому что в тот самый момент, когда привычные уже ледяные когти страха стали отпускать, по коже проскочила искра.

   Огненная.

   Тёмная.

   Убийственная.

   Сцепив зубы, я без резких движений накрыла запястье другой рукой. И прикрыла глаза, выдохнула и задышала по счёту.

   Всё хорошо, никто ничего не заметил. Всё прекрасно, меня не упекут ни в Гви́нбор, ни в Академию неконтролируемой магии. Всё в порядке, меня не отчислят и не отдадут императорским Ищейкам.

   Открывала глаза с осторожностью, но нет, в очередной раз помогло. Моя, в перспективе, казнь снова отсрочилась на неопределённый срок. И, пожалуй, это самое большое везение — непонятно откуда взявшийся во мне стихийный огонь пока слушался, поддаваясь на уговоры, но…

   Но все двенадцать лет, которые прошли с последней войны империи с плотоядными горными тварями, боевые маги занимались только одним — они уничтожали слетевших с катушек стихийных магов. Тех, которые не справлялись с собственной бесконтрольной силой. Тех, которые истребляли вокруг себя всё живое. Тех, из-за кого не перекрывался вечный недобор в рядах императорских боевиков.

   Тех, одной из которых скоро могу стать я.

   Я почувствовала чей-то взгляд и повернула голову — две третьекурсницы, встретившись со мной глазами, демонстративно задрали носы и скрылись в комнате. Надо впечатлиться? Если они узнали про столовую и так выражают своё недовольство за любимого Шалинбер, то ша́ргха им в…

   — Грасс. — Перебила куратор, как и всегда в отношении меня обойдясь без вежливого «лиерра». — Вот что тебе стоило меня порадовать?

   Она вышла из дверей комнаты, одним выражением лица показывая насколько разочарована.

   — Третьим выговором? — Я легко спрыгнула с подоконника. — При всём уважении, куратор Гронберг, но ни одна вещь из списка запрещённых меня не интересует.

   А если интересовала, она бы в жизни её не нашла.

   — И справочник приворотных не нужен? — подозрительно прищурилась куратор.

   — Только если некоторым он привернёт ума побольше. — Я бы такой подарила как минимум двоим особо одарённым.

   Хмыкнув, я скрылась у себя. Правда, стоило устроиться за столом, как дверь без стука распахнулась на всю ширину, с силой ударилась о стену. И как зовут самоубийцу, что решил покончить с жизнью таким оригинальным способом?

   Но нет, лица всё те же, и Корса Ва́мбург, сделав несколько шагов, обрушилась на край жалобно скрипнувшей кровати, уставившись в стену. И по-честному её спасло только то, что такой наглости мне видеть ещё не приходилось. Соседки по общежитию и однокурсницы стучали, преподаватели отправляли вестников, а клиенты ловили меня в перерывах. Но это...

   — Я пропала! — И я бы спросила, почему именно в моей комнате, но Корса выглядела абсолютно раздавленной. Настолько, что её несчастный взгляд вдруг пробудил во мне что-то, сильно смахивающее на сочувствие. — Гронберг сделала мне второй выговор.

   Да она издевается! Какого шаргха я тогда подставилась ночью?

   — Я же вернула твой справочник.

   Раздражение потонуло в жалком виде сокурсницы, и я не выдержала, присела рядом с ней, хотя утешать не умела никогда. Может, как раз потому, что меня никогда не утешали. И сейчас я с трудом представляла, что именно надо делать.

   — Я забывчивая идиотка! — неожиданно зло воскликнула Корса, грохнув кулаком по постели.

   — Да брось, не всё так плохо.

   — Всё хуже. — Корса перевела на меня воспалённый взгляд. — Давным-давно у одной из девчонок я купила зелье, «Глаза с поволокой».

   М-м, и я даже знаю у кого.

   Ариса с первого курса отличалась безграничной фантазией. Начала она с того, что периодически декламировала стихи собственного сочинения прилюдно, даром, что училась на боевого лекаря, но потом её увлекли зелья. Настолько, что всё воображение она тратила на говорящие названия, вот только не всегда они соответствовали смыслу.

   Конкретно «Глаза с поволокой» я знала. Официально оно проходило бы как условно-запрещённое, если бы речь, вообще, шла об официальности. Потому что три капли этого зелья в питьё себе и партнёру заставляли обоих везде искать любимый взгляд. Правда, если переборщить, любой взгляд для них становился любимым, но, к счастью, Арисины зелья носили кратковременный эффект.

   Правда, законнее от этого они не становились, но не мне об этом говорить.

   — Я хотела подлить его одному парню, ещё курсе на третьем. — Корса скосила на меня глаза. — Но передумала и совсем забыла про зелье, а куратор Гронберг нашла-а-а!

   Конец фразы смазался протяжным всхлипом и, тяжело вздохнув, я подала ей платок. Так и думала, что этим всё закончится.

   — Перестань, — скривилась, — второй выговор у меня появился ещё на четвёртом курсе, но это никак не помешало доучиться и, в перспективе, получить диплом.

   — Это ты-ы-ы, — всхлипы перемежались протяжными стонами, — а мне отец сказал, что лишит насле-е-едства, если я получу ещё хоть оди-ин.

   Всегда удивлялась, когда родители оказывались глупее детей.

   — И ты в это веришь? — От скепсиса в моём голосе Корса перестала лить слёзы и посмотрела на меня красными глазами.

   — Ты не знаешь моих родителей. — И слава рианам. — Если отец сказал, то так и будет. Его брат так лишил наследства своего среднего сына.

   Собственно, откуда у дочери быть уму, если им и старшие родственники не особо отличались. Можно похвалить себя — я с трудом, но удержалась от выводов на тему её семьи, хотя моя официальная тоже далеко не идеал.

   — И что думаешь делать?

   — Ночью я проберусь в кабинет Гронберг, — тихо, но твёрдо заявила Корса, и этого хватило, чтобы я пожалела о том, что, вообще, пустила её к себе.

   Мало ли что может выкинуть неадекватная магичка. А в её ненормальности я не сомневалась — нормальной студентке даже в голову не пришло бы залезть в кабинет куратора. Это не библиотека с громкими, но, в целом, безвредными охранками.

   — Я найду журнал проверок и подчищу отметку напротив своего имени.

   И рассмеяться бы ей в лицо, но в отдалённых уголках моей души обнаружились остатки тактичности. Прикусив губу, во избежание, я пыталась придумать пафосную речь, чтобы отговорить Корсу от этого идиотского поступка. Но в голове, как на зло, крутились одни ругательства.

   — Поверь, это не самая лучшая идея.

   — Для меня это единственный выход, — вновь всхлипнула она, — я не смогу жить как ты — без балов, молодых магов, украшений и ежемесячного посещения ателье! — Ну, конечно, куда нам, простым смертным, до средней дочки графа Вамбург! — Не смогу посвятить всё время учёбе и книгам! Поступая сюда, я, вообще, была уверена, что быстренько выйду замуж за родовитого боевика и отчислюсь курсе так на третьем!

   Потрясающие планы на жизнь. Даже не будь сиротой, вряд ли бы я имела такие же приоритеты.

   — Для этого тебе надо было поступать на факультет боевой магии, а не к нам.

   Жалость пропала, и я вернулась за стол. Как по мне, для того, чтобы найти жениха, Корсе не требовалось поступать в академию. Для пропуска в высший свет Унаша мозги не являлись обязательным критерием — достаточно было иметь приличную родословную, а это у семейства Вамбург и так в наличие.

   — Если бы я могла! — Она с таким отчаянием взмахнула руками, словно поступила в академию вчера, а не шесть лет назад. — Для боевого мне не хватает резерва. А идти на факультет бытовой магии это фу, — Корса с отвращением скривилась, не услышав, как скрипнули мои сжатые челюсти.

   Без бытовиков такие маги как она и недели бы не прожили, а всё туда же, считает их вторым сортом.

   — Для «Госуправления» резерв не требуется.

   Зато деньги — очень даже, но и с этим у графа вряд ли есть проблемы.

   — Родословная не дотягивает, — с заминкой и словно под пытками призналась она.

   — Какой кошмар, — отозвалась с сарказмом, складывая раскиданные по столу листки в аккуратную стопку. — А тебе не пора…

   — Аурелия! — ни её возглас, ни одухотворённое очередной гениальной идеей лицо мне не понравились. — Помоги мне.

   И это понравилось ещё меньше. Плюнув на манеры, такт и сочувствие, к этому моменту серьёзно потрёпанные, я сплела заклинание слабенькой воздушной волны, чтобы выдворить «подругу» из комнаты.

   — Укради журнал Гронберг!

ГЛАВА 4

Плетение рассыпалось на предпоследнем узле, а руки так и застыли в наилучшем для атаки положении.

   — Что… — я тряхнула головой. — Что ты сейчас сказала?

   — Ну, Аурелия, ну, миленькая, — сложив руки в молитвенном жесте, зачастила Корса: — Я ведь точно попадусь! И меня исключат. А ты лучше всех на факультете, если не во всей академии, обходишь охранки! Это все знают. И у тебя получится. Я точно знаю. И потом, ты же не бросишь подругу в беде?

   И эта вот... подруга уставилась на меня умоляющими голубыми глазами, заставляя потерять дар речи от размаха наглости.

   Впервые за все шесть лет учёбы.

   И, пока я соотносила степень нашей дружбы и идиотизма её предложения, Корса так и стояла рядом, купая меня в отвратно-сладких духах. И ведь не шутила, совершенно серьёзно предлагая мне за полгода до диплома таким вот оригинальным способом самоотчислиться. Даже не по собственной, а ради чужой дурости.

   Только Корса просчиталась, меня мало волновали чужие проблемы. Поэтому друзья не входили в список моих приоритетов. А, не будь этих шести лет, которые мы провели с Корсой в одной аудитории, я выставила бы её гораздо раньше.

   — Знаешь, что, подруга… — Новое заклинание сплелось мгновенно и почти само по себе. День оказался каким-то невыносимо долгим, и душа требовала сделать гадость хоть кому-нибудь. — Иди-ка ты… — выдержав паузу, я демонстративно подняла скрещенные пальцы на уровень груди. — К себе. Вместе со своими фальшивыми слезами, страданиями и истериками.

   — Ты не можешь мне отказать! — Из жалкой подавленной девицы Корса очень быстро стала собой — капризным и ноющим ребёнком. — Я заплачу́! — вдруг осенило её. — У тебя же проблемы с деньгами. Назови цену.

   Последнее волевое усилие жгло руки, сдерживая рвущееся заклинание.

   Заплатить. Мне. За воровство.

   И пусть я сотни раз нарушала академический устав, пусть зарабатывала заклинаниями, за которые меня могли упечь в Гвинбор*, но никогда, ни при каких обстоятельствах я не стала бы воровать! Не тогда, когда меня обокрал и продолжал это делать собственный опекун.

   — Пошла вон! — процедила сквозь зубы, шагнув на неё, и этого оказалось достаточно, чтобы Корса дрогнула, вылетела в коридор и громко хлопнула дверью.

   Вот же… графская дочка. Я! Воровать! У Гронберг!

   Руки подрагивали, в глазах рябило, грудь тяжело поднималась и опускалась.

   Проблемы с деньгами! Может и так, но хотя бы не с головой, как у некоторых! Но, несмотря на уговоры, бешенство не отпускало, и изнутри поднимался не огонь — целое пожарище. Тёмное, запрещённое, предлагающее разнести не комнату, но всю академию.

   Я воровать у Гронберг!

   Да, с куратором мы сталкивались регулярно, но обе понимали, что всё это так, игра. Понимали и уважали друг друга уже за честность и откровенность. А эта дрянь…

   Ладони пылали и, открыв глаза, я убедилась, что пылали в самом прямом смысле. Чёрное с алыми проблесками пламя послушно лизало руки, предлагая помочь, успокоить, бросить к моим ногам всю столицу, до которой езды-то полчаса, но…

   Скрипнув зубами, я сжала ладони в кулаки, приказывая себе смотреть. Смотреть и понимать, что одна уступка, даже самая незначительная, и сила вырвется. Погребёт под собой мои планы, мою жизнь и меня саму. А то, что сейчас уговаривало ласково и нежно, взовьётся к небу, отказываясь подчиняться.

   И в академии станет на одну глупую студентку меньше.

   Потому что у Ищеек всё отлажено, они на раз вычисляли малейший стихийный выброс. Те, что случались за пределами академии неконтролируемой магии.

   Потому что сотню только наших студентов-боевиков натаскивали, в том числе, на ловлю стихийников.

   Потому что ректор лично уничтожил не меньше десятка спятивших магов.

   Потому что Аурелия Грасс — ничтожная магичка, с которой не станут церемониться.

    Выдохнув, я впилась ногтями в кожу ладоней и думала только об этой боли. Дышала на счёт, вспоминала портрет родителей и запрещала себе радоваться, когда казалось, что прокля́тое пламя уменьшается. Шло время, но я вздохнула полной грудью только когда убедилась, что на руках не осталось ни единой искры.

   Шаргхова Вамбург!

   И приложить бы её не снимаемым заклинанием, но за использование в общежитие магии такого порядка мне грозит если не выговор, то лекция от куратора точно. Вдобавок к недельному дежурству в лазарете или уборке за особо вонючими питомцами академического зверинца.

   Чувствуя, как кипит, не успокоившаяся до конца, злость, я спиной упала на кровать, раскинула руки, и бездумно уставилась в потолок.

   Не буду об этом думать. Сейчас точно нет, а потом просто забуду, потому что Корса не тянет на роль даже песчинки в моём впечатляющем жизненном плане.

   Да даже Присли не тянет, хотя в бо́льшей части моих проблем — только его вина. Его — высокого, тощего, с круглым лицом и рыбьими глазами посредственного мага, получившего титул «за заслуги», но не добившегося высокой приставки «берг». Барона, но без власти. Хотя полезных друзей у скользкого и высокомерного О́раса Присли, по шутке рианов ставшего моим опекуном после убийства родителей, хватало с избытком.

   И почти двадцать лет назад меня не отправили в приют, хотя лучше бы туда. Нет, меня отдали на воспитание единственному живому родственнику. Дальнему дяде, милому и кроткому барону, по рассказам, пустившему слезу, стоило переступить дом моих, по глупости убитых родителей.

   Мой дом, который Присли не собирается возвращать.

   Вымотанная очередным стихийным приступом, я не заметила, как уснула, открыв глаза за четверть часа до ужина.

   Надеясь проскочить одной из первых, накинула подбитый мехом плащ — в переходах прилично дуло, и зашагала в сторону столовой.

   Приятно, когда твои голодные ожидания оправдываются. И ещё приятнее, когда, снова свободный, утренний стол напоминает о громком провале Шалинберга, какие бы планы не бродили у того в голове.

   Поставив поднос с рагу и укрепляющим травяным отваром на стол, я скинула плащ на спинку стула и села. Пальцы подрагивали, когда я держала стакан, но это ничего, слабость пройдёт, не в первый раз. Ведь, проявившийся перед поступлением в академию, стихийный дар, который тогда до смерти напугал меня одной-единственной искрой, за пять лет дорос до истинного пламени.

   Пламени, что могло охватить руки от кончиков пальцев до плеч. Огня, что заставлял беззвучно кричать и давить в себе любые намёки на сильные эмоции. Что пугал до обморока.

   Но вместо того, чтобы лить слёзы, я искала. Выискивала любые сведения о стихийниках, особенно, огненных, в библиотеке Присли, в газетах, в нашей академической библиотеке и, конечно, в преподавательской секции. Везде, где могло оказаться хоть слово, которое бы меня спасло.

   И не думала о том, что одна слабая сиротка-студентка мало что может.

   Столовая быстро наполнялась гомоном голодных студентов, а мне всё больше жгло в области спины. Проклятия они такие — то, что они не срабатывали, а невзрачное, но баснословно дорогое колечко на указательном пальце отвечало именно за это, не значило, что от них не останется и следа. Особенно, когда их насылают в таких количествах.

   Смешно, но Рик снова меня переиграл, подставив своей утренней выходкой с балом — теперь его поклонницы будут проклинать меня до выпуска. Не смертельно, учитывая их, общую на всех, глупость, но приятного мало. И ведь думала же, что всё выглядит слишком подозрительно!

   В столовую вошла Корса, но, слава рианам, не сумела высмотреть меня в огромном зале и пошла к раздаче.

   Засмотревшись на неё, я пропустила момент, когда спину перестало припекать, а рядом с моим подносом опустилась белая роза на длинном стебле.

   — Привет. — Шалинберг с самым довольным видом устроился напротив. — Я с миром.

   — На ае́рию денег не хватило? — подняв бровь, я без интереса разглядывала лежащий передо мной цветок.

   — Она ядовита, — сверкая улыбкой, поделился он знаниями, — и лучше я получу расцарапанную шипами физиономию, чем пару суток проваляюсь в лазарете.

   — Резонно, — хмыкнув, я вернулась к ужину, никак не реагируя на наглого боевика.

   — Аурелия, давай мириться? — Промолчала, с наслаждением пережевывая рагу.

   — Подумаешь, сглупил по малолетству, с кем не бывает.

   Спорить на девушку — ни с кем не бывает. Ни с кем воспитанным и нормальным.

   — Я всё это время цеплялся к тебе, потому что ты мне нравишься.

   И именно поэтому он — один из первых бабников академии, на раз опередивший двух князей и одного герцога.

   — Ну, хочешь, поклянусь родовым артефактом?

   Кольцо на его среднем пальце сердито вспыхнуло алым, но Рик не обратил внимания на недовольство артефакта.

   Совсем берега потерял?

   Это не мои надёжные, но всё же простые колечки, которые совместно не давали и десятой доли той защиты, что гарантировал Шалинбергу родовой артефакт. И игнорировать его…

   С чего Рика, вообще, так разбирает?

   В то, что он внезапно воспылал ко мне чувствами, верилось слабо — слишком резким оказался переход от любимого врага к влюблённому идиоту. А может?..

   — У тебя много недоброжелателей? — спросила я, задумчиво изучая лицо Шалинберга.

   Румянца нет, зрачки вроде на месте, но кто его знает как богатые и именитые реагируют на приворотное. И спровадить бы боевика к лекарю, но его дружки вдруг куда-то делись, а вести самой нет никакого желания.

   — Ни одного, — самодовольно улыбнулся Рик.

   Совсем идиот? Врагов нет только у них и уродов, а ни к тем, ни к другим я его не относила. До сегодняшнего дня.

   — Тебе надо к лекарям, — констатировала я со вздохом, поднимаясь.

   По всему выходило, что эта тяжёлая доля выпала мне. Жаль только, что лазарет стоял отдельно от остальных зданий. Плащ, конечно, защитит от снега, а вот туфли вместо сапог от холода уберегут вряд ли.

   — Из-за того, что у меня нет врагов? — развеселился Шалинберг, но встал и, оказавшись удивительно быстрым, сам набросил плащ мне на плечи.

   — Можно и так сказать, — отозвалась мрачно, чувствуя, как нам вслед смотрит вся столовая.

   Так и знала, что дурацкое приглашение на бал не закончится ничем хорошим.

   Обычно идти до лазарета всего ничего, но не тогда, когда вокруг сугробы по колено, а снег застилает глаза. Хотя Шалинберга я недооценила — стоило выйти на мороз, и боевик накинул согревающее заклинание сначала на меня, а потом на себя, демонстрируя неплохое владение бытовой магией.

   Мне высушить, согреть, нагреть, почистить или сделать ещё что-нибудь такое же полезное всегда удавалось через раз.

   Лазарет встретил нас влажным теплом и улыбкой встречающего лекаря.

   — Имя? — вежливо спросила девушка, стоило мне подтолкнуть к ней боевика.

   — Рикард Уворм Шалинберг, — тот оказался необычайно послушным.

   — Причина обращения? — И, вздёрнув бровь, демонстративно повернулся ко мне.

   — Подозрение на отравление приворотным зельем. — Улыбаться лекарь резко перестала, уже гораздо внимательнее изучая Шалинберга.

   — Понимаете, — он доверительно понизил голос, наклонившись к ней, — мне нравится эта девушка, а она считает, что мне подлили приворотное.

   — Бывает. — И лекарь вроде улыбнулась, но улыбка вышла настолько неживой, что не поверил никто. Неудивительно, в общем-то, за использование приворотных одним выговором не отделаешься. — Пройдите за мной, льер Шалинберг.

   Всё, дело по спасению выполнено, а, значит, можно возвращаться к себе.

   — Аурелия Грасс?

   До комнаты оставалось два поворота, когда мне внаглую преградили путь.

   — Допустим.

   Каждая из трёх девиц, зло глядящих на меня, была на полголовы выше и в два раза мощнее. И интуиция подсказывала, что вряд ли они учатся на спецартефакторике. И вот вопрос, что за нашествие боевиков на мою бедную голову? Или бедовую?

   — Ты совсем нюх потеряла, крыса канцелярская? — Выступила та, что оказалась повыше и потупее. — Так мы сейчас быстро объясним, где твоё место.

ГЛАВА 5

— Девушки, может, уладим всё мирным путём?

   Поднятые руки и лёгкую улыбку они ожидаемо приняли за страх и довольно переглянулись, явно предвкушая веселье. Естественно, веселье для них, обученных и могущественных.

   Наивные.

   Пользуясь заминкой, я повернула серебряное кольцо на среднем пальце внутрь камнем, активируя накопитель.

   — Я не совсем понимаю, какие у вас могут быть ко мне претензии.

   Всегда даю возможность одуматься, я же не совсем безжалостная. Вон даже Корсу пожалела… попыталась по крайней мере.

   — Из-за тебя, жалкой секретутки, Рик остался без пары на бал! И теперь не может пригласить никого другого, — взвизгнула та, что стояла правее.

   То есть вот эти три не самые умные представительницы своего факультета решили отомстить за кумира? Серьёзно?

   Интересно, как к этому произволу отнесся бы сам Шалинберг? Хотя какая разница, если девицы разом достали жезлы, встав в боевые стойки, а у меня ещё последнее плетение не готово.

   — А причём тут я? — Вздёрнув одну бровь. — Или в академическом уставе прописано, что нужно соглашаться на предложение первого встречного?

   — Да ты должна быть благодарна, что такой как он вообще обратил на тебя внимание! — снова истерично взвизгнула правая.

   А как она прошла тест на устойчивость при поступлении к боевикам? С таким-то визгом. Или это учёба среди парней довела девушку до психоза? Но шутки закончились — её слова не разошлись с делом, и в мою сторону уже мчалось ярко-красное атакующее заклинания.

   Резко уходя вправо, я успела рассмотреть его структуру.

   Хм, то есть бросаться условно-запрещёнными у них в порядке вещей? Потому что вот эта прелесть должна была меня если не убить, то покалечить точно. И спрашивается, где у девицы логика? Зимний бал через две недели и, даже если бы я согласилась на приглашение Рика, лекари не смогли бы так быстро поставить меня на ноги. Так что их кумир всё равно остался бы без пары.

   Хотя Шалинберг мог выкинуть всё это, только чтобы отвертеться от претензий таких вот визгливых. И даже я его в этом не обвинила бы.

   На самом деле у них имелись все причины для уверенности в себе, но я давно разучились биться честно, особенно, с превосходящим меня противником. А три боевика против одной маленькой меня это однозначно превосходящий противник.

   Пользуясь тем, что две другие девицы среагировали с опозданием, я отпустила собственные плетения, опустошив сразу четверть резерва. Своего четверть, но меня страховал накопитель и, если придётся продолжать, этих ждёт сюрприз.

   Не пришлось — все три агрессивно настроенные истерички разом схватились за животы. Удобное заклинание, оно заставит их забыть о моём существовании дня на три. А то, что всё это время боевички проведут, не вылезая из уборной, станет гарантом, что жаловаться они не станут. Как же, ведь их таких умных и магически одарённых сделала простая канцелярская крыса!

   Равнодушно переступив через жезлы, брошенные девицами, я продолжила путь к себе и шаргхову праву.

   Утро началось с предмета, который я любила настолько, что никак не могла с ним расстаться. Каждую сессию сдавала его раза так с четвёртого, доводя сухонького профессора По́берга до нервного тика. Ну, не давалось мне магическое право! Вообще никак. И, если на первых двух курсах, когда его вёл А́рек, сам не на много старше нас, всё шло ещё не так плохо, то стоило ему уйти, и начались мои мучения. Мои и профессора Поберга. И магическое право снова стало для меня шаргховым тёмным лесом.

   Аудотория привычно шумела, правда, пока я в неё не зашла. Прищуренные взгляды половины однокурсниц сразу обратились к одной маленькой мне — переживания за бедного, несчастного и брошенного боевика творили чудеса.

   С одними вчера уже сотворили, и я не против повторить урок для остальных особо влюбчивых.

   И не то чтобы у меня плохой характер, просто по пути в аудиторию до меня донёсся разговор двух третьекурсниц. У которых Шалинберг — страдающий якобы влюблённый, а не циничный бабник, меняющий пассий чаще, чем накопители. Которые, кстати, боевикам выдавали раз в четыре дня.

   До начала занятия оставалась пара минут и, подперев голову рукой, я задумчиво рисовала схемы в тетради, прервавшись когда в аудиторию вошёл профессор. И то только потому, что приветствовать его полагалось стоя. Дождавшись кивка, мы сели, но начать лекцию не получилось — перед профессором лёг алый вестник.

   — Гхм, — удивлённо откашлялся Поберг.

   То, что игнорировать ректорского вестника чревато, понимал и профессор, и мы. Поэтому он потянулся за яркой птичкой, которая в его руках развернулась в идеально-гладкий, сероватый лист. Все знали, что ректорский вестник был красным, проректорский — жёлтым, преподавательские — синими, а студенческие халявные записки, по привычки называемые вестниками из-за одного и того же используемого заклинания, вовсе были разноцветными.

   В зависимости от износа бумаги, на которой они писались.

   — Лиерра Грасс. — Поберг поднял глаза поверх листка. — Вас вызывает ректор.

   — Меня?

   Посещать кабинет ректора мне не приходилось ещё ни разу. Честно говоря, я не планировала появляться там вовсе, но грозно сдвинутые брови профессора придали ускорения. Спешно сбросив вещи в сумку, я вышла под удивлёнными взглядами остальных.

   И мне бы испугаться, но ничего запрещённого, кроме вылазки в библиотеку, я не делала. Сомневаюсь, что ректор Оллэйстар передумал и решил наказать меня задним числом. Но для чего тогда меня вызывают? Что такого важного могло произойти? Может, Присли подавился желчью и умер?

   Крамольная мысль заставила сердце замереть на несколько мгновений, а потом выбросить глупости из головы. Не с моим везением такое счастье.

   — Можно? — Секретаря на месте не оказалось и, постучав, я заглянула в святая святых академии.

   — Проходите, лиерра Грасс, — разрешил ректор Оллэйстар, и я послушно прошла, остановившись за два шага до его стола.

   Массивная мебель, стеллажи с книгами, стеллажи с артефактами и дверь по правую сторону от меня. Вот только гораздо больше обстановки впечатляла куратор Гронберг. Впервые на моей памяти по-настоящему злая Гронберг, сжавшая тонкие губы так, словно их не было вовсе.

   А искрящийся, напряжённый, едва не грозовой ореол вокруг неё прямо указывал на её принадлежность к боевикам. Удивительное открытие, с другой стороны, кто бы ещё мог держать в порядке женское общежитие.

   Вот только скрипнувших при моём появлении челюстей я не ожидала.

   И такой взбешённой не видела её даже когда на третьем курсе Линда решила отомстить Гронберг за выговор. Справедливый выговор, правда, Линду это не волновало. Она подделала отпечаток магии Гронберг и забралась в комнаты куратора. Мало того, что при этом Линда повредила все охранки, так ещё и оставила протухшие яйца шаргха, хотя они и свежие у неуловимого грызуна-переростка воняют так, что хоть выносите.

   И всё бы ничего, но эти самые яйца она оставила под заклинанием невидимости, и ещё неделю куратор не могла понять, что сдохло в её спальне.

   Да, Линда была одной из самых талантливых студенток нашего потока, правда, за эту выходку её отчислили. Не посмотрев ни на, приближённого к императору, папу, ни на успехи в учёбе.

   Вот и у меня уверенности в своей непогрешимости резко поубавилось, хотя яйца я точно не подкладывала. Не из-за трёх же истеричных девиц меня вызвали! Боевики регулярно устраивали и массовые потасовки, и дуэли, но ни их куратор, ни декан, ни даже ректор при этом не чесались.

   — Лиерра Грасс. — Из собственных мыслей меня вырвал строгий голос ректора.

   Вот только я не поняла, когда успела осознать себя виновной и опустить голову, изучая затейливый узор ректорского ковра.

   Осознала, выпрямилась, вскинула подбородок и уверенно посмотрела прямо на Оллэйстара. Но почему-то увидела его таким, каким встретила ночью в библиотеке — казавшимся безобидным, в рубашке с закатанными рукавами и ясным взглядом зелёных глаз.

   И вот вопрос, а какое мне, собственно, дело до глаз ректора?

   — Что вы делали вчера с одиннадцати часов вечера до трёх часов ночи?

   — Спала, ректор Оллэйстар.

   Идиотский ответ на идиотский вопрос.

   — Вы, правда, рассчитывали, что она сама признается? — обрушилась на меня куратор, заставив отступить на шаг. — Это точно она! Больше некому! Я же показывала вам…

   Но один брошенный ректором взгляд и куратор замолкла на полуслове. Впечатляюще.

   — Лиерра Грасс, а есть кто-нибудь, — ректор Оллэйстар даже не поморщился, — кто может подтвердить, что это время вы провели у себя?

   Что?

   — Да как вы смеете! — Академия далека от благородных пансионов, и к последнему курсу студентки могли обзавестись не только женихом или мужем, но и детьми, но чтобы я? — Вы…

   — Лиерра Грасс, — холодный тон и такой же взгляд заставили заткнуться, но обиженная гордость от этого никуда не делась, — я задал этот вопрос не для того, чтобы вникать в подробности вашей личной жизни. Можете быть спокойны, имя свидетеля в любом случае останется тайной, но оно же может сильно облегчить жизнь и вам, и нам.

   Да что такого у них случилось?

   Несколько долгих мгновений я не отводила глаз от ректора, пока, наконец, не опустила голову. Виновата, не подумала, сорвалась. А кто бы не сорвался, каждые каникулы подвергаясь унизительной проверке Присли. Как же, для его высоких планов и невеста должна быть на уровне. Невинной как минимум.

   — Простите, ректор Оллэйстар. Нет, этого никто не сможет подтвердить.

   Торжествующий взгляд куратора ощущался всем телом.

   — Раз так, тогда посмотрите. — Ректор положил что-то перед собой. — Лиерра Грасс, это ваше?

   Повинуясь его жесту, я подошла, но даже с расстояния двух шагов сердце замерло, узнавая рубиновый отблеск. Перед ректором лежал массивный кулон на длинной цепочке — единственная вещь, оставшаяся мне от мамы.

   Похоже, я снова во что-то влезла. И в этот раз без своего непосредственного участия.

   — Это кулон Стефании Араны Грасс, моей мамы, — призналась тихо, забирая украшение и сжимая его в кулаке.

   Казалось, я давно привыкла, что от родителей мне остался только портрет и этот кулон. Но каждый раз понимание отзывалось горечью на языке.

   — Эту вещь нашли в кабинете куратора Гронберг, — не в силах выдержать испытующий взгляд ректора, я опустила глаза, — она является единственной уликой в деле кражи журнала проверок.

ГЛАВА 6

Журнала проверок?

   — Я этого не делала, — негромко, но твёрдо призналась я, поднимая взгляд.

   — Как же! — едко отозвалась куратор. — Все вы так говорите. Но стоит отвернуться и… — вскинутая ладонь ректора Оллэйстара заставила её оборвать обвинение.

   И как мне доказать свою невиновность, если я не могу подтвердить, что была в комнате в ту ночь? Что делать, если мне не поверят? От одной только мысли, что меня могут исключить, похолодели ладони и задрожали пальцы.

   Так глупо потерять шесть лет и шанс на нормальную жизнь? Ни за что!

   — Ректор Оллэйстар, я согласна на вмешательство воздуш… ментального мага.

   Казалось, даже падающий за окном снег на мгновение замер.

   — Лиерра, вы серьёзно? — Ректор смотрел на меня оценивающе. Он вряд ли верил, что я готова идти до конца.

   — Абсолютно. И приму все возможные последствия этого… воздействия.

   От потери магии до лишения рассудка. Потому что стихийные маги воздуха открыли собственную предрасположенность к ментальной магии лет двадцать назад. И пусть добились определённых успехов, но что такое два десятка лет! Особенно, если ты лезешь в чужую голову.

   — Девчонка, ты соображаешь, что творишь!

   — Куратор Гронберг, — скривился ректор.

   — А в чём я не права? Она даже не представляет, на что подписывается! — Гронберг грохнула кулаком по ректорскому столу. — Раньше-то ума не было, а сейчас и инстинкт самосохранения отказал? Никто в здравом рассудке не разрешит воздушнику копаться в собственной голове! Тем более добровольно.

   — Я не крала журнал проверок. — Кем, а дурой меня ещё не называли. — И, тем более, не залезала в ваш кабинет!

   — И поэтому решила заделаться самоубийцей? — Всплеснула руками куратор. — Или надеешься, что так мы поверим в твою невиновность? Да никто просто не позволит нам из-за мелкой кражи копаться в мозгах студентки!

   — Лучше так, чем отчисление.

   Я отступила на шаг. Признала за ректором право распоряжаться моей дальнейшей судьбой.

   Отчислит? И пусть! Но тогда в дом Присли я не вернусь. И не знаю, как и что буду делать, но всё равно справлюсь. Обязательно.

   — Лиерра Грасс, — устало вздохнул ректор, — у вас есть предположения, кто мог желать вам таких неприятностей?

   — Ни одного.

   Предположений нет, есть уверенность.

   — Хорошо, Аурелия, — внимательный ректорский взгляд подсказывал, что Оллэйстар мне не поверил, — вы можете идти.

   — Что значит идти? — от злого окрика куратора я вздрогнула.

   — Идите, — повторил Оллэйстар, и под сверкающим взглядом Гронберг я дошла до двери. — Лиерра Грасс, — обернулась растерянно, — верните кулон.

   — Что? — Что я могла сказать? Что эта вещь для меня бесценна? — Да, конечно.

   Деланно безразлично я вернулась и положила украшение перед ректором. Не отрывающим от меня нечитаемого взгляда.

   — Вам вернут его, как только мы найдём вора.

   — Спасибо.

   И в этот раз никто не помешал мне уйти.

   Я сама не заметила, как спустилась с этажа, где находился ректорский кабинет.

   Оллэйстар мне поверил? Вот так просто, без доказательств, без привлечения артефактов правды и ментальных магов? Хотя в одном Гронберг права — никто не позволил бы воздушнику копаться в моей голове из-за пропажи дурацкого журнала. Об этом в тот момент как-то подзабылось, хотя я и сейчас предпочла бы воздушника отчислению. Если по-другому снять с себя подозрения не получилось бы.

   Потому что за настоящим виновником далеко ходить не придётся.

   Корса Вамбург — средняя дочь Карла и Катарины Вамбург. Лелеемый семьёй, не знающий отказа белокурый голубоглазый цветок. Лицемерная, добивающаяся своего любыми путями, дрянь! Лживая, двуличная гадина. Шаргхова стерва, прекрасно осведомлённая о том, что мои родители погибли. И имеющая достаточно мозгов, чтобы соотнести стоящий на столе портрет с висящим на нём же кулоном!

   И у меня остался только один вопрос — спонтанная месть или тщательно продуманный план?

   Журнал проверок наверняка украли ночью, а ко мне она пришла в обед, всего лишь за несколько часов до. Но чтобы обойти охранки куратора, Корсе не хватило бы ни знаний, ни силы, а подпольные, сделанные нашими недоучками-артефакторами изделия для этого не годились. Значит, она ездила в лавку При́кена — единственное место, где студентам и не только продавали редкие и не всегда разрешённые артефакты.

   Я знаю — именно там приобрела свои кольца. Вот только последний раз Корса покидала академию семь дней назад.

   Семь. Дней. Назад.

   И я всё ещё говорю о случайности?

   Семь дней! И пусть меня не должны волновать причины, но предательская мысль то и дело выскакивала на поверхность. Почему я? Ведь наши с Корсой жизни настолько отличались, что, не будь академии, вряд ли пересеклись хоть когда-нибудь.

   Когда я успела перейти ей дорогу? Причём перейти кардинально. Сильно сомневаюсь, что она мстила за мои, гораздо лучшие, чем у неё, оценки.

   Смысла идти на последние несколько минут магического права не было, поэтому я остановилась у следующей аудитории. Решая выцарапать небесно-голубые глаза сразу, или подождать для бо́льшего эффекта.

   — Зачем тебя вызывал ректор? — обеспокоенно спросила Миста, только появившись передо мной.

   И как раз она волновалась за всех и всегда. Удивительно, как могла настолько добрая, открытая и дружелюбная девушка доучится до выпускного курса, не растеряв ни одного из перечисленных качеств. И это в нашем-то зверинце.

   — Нашёлся кулон, который я потеряла, — ровно ответила ей и остальным, сгруппировавшимся вокруг.

   Ректор редко разбирался со студентами напрямую, поэтому каждый вызов в его кабинет — целое событие.

   — А почему через куратора не передали?

   Высокомерный вид Арми́ны давно никого не удивлял, зато проявленный к пустяку интерес — очень даже. Дочь преуспевающего торговца, вот-вот собирающегося получить титул за особые заслуги перед империей, зазнавалась даже больше, чем с рождения графские дочки.

   — Это дорогое украшение. — Я перевела взгляд на неё. — Мы сверяли отпечаток моей магии с тем, что сохранился на кулоне.

   — А это можно сделать только в присутствии ректора, — разом заскучав, продолжила за меня Армина и мгновенно потеряла интерес к беседе.

   — Хорошо, что всё нашлось! — тепло улыбнулась Миста, но всё же отошла, оставляя меня одну.

   Интрига развеяна, участники выявлены, зрители разочарованно расходятся по своим делам.

   — А как ректор узнал, что это твой кулон?

   Сжались челюсти, ногти на мгновение впились в ладони, но оборачивалась я с привычной равнодушной улыбкой. Стерва!

   — Куратор знала. Я обратилась к ней, как только узнала о пропаже. — Приторная улыбка плохо маскировала выражение глаз Корсы.

   Боится, что о пропаже маминого кулона я сообщила раньше, чем надо?

   — Надо было сказать нам, мы бы помогли в поисках, — она обвела взглядом ближайших сокурсниц. — Куратор Гронберг не сказала, где именно нашла украшение?

   — Я не спрашивала, — чуть склонив голову набок, я с интересом смотрела на устраиваемый Корсой спектакль.

   Если предположить, что я говорю правду, то она зря пыталась меня подставить, ведь о пропаже кулона куратор узнала задолго до взлома своего кабинета. И пусть всё это ложь, но даже выцарапать голубые глаза захотелось намного меньше. Потому что, поверив мне сейчас, Корса продолжит строить из себя подругу, делая одолжение нам обеим.

   Себе — чтобы продолжать гадить мне исподтишка, мне — развязывая руки для будущей мести.

   Только интересно, куда она всё-таки дела журнал?

   — Понятно, — Корса улыбнулась как ни в чём не бывало и, вслед за другими, зашла в аудиторию.

   Перед обедом нас задержали, поэтому в столовую мы вошли в самый разгар перерыва. Змеившаяся к раздаче очередь не радовала, зато мне удалось узнать, почему женская половина академии, включая тех, кто до этого боевика терпеть не мог, резко меня возненавидела.

   Рик страдал. Причём страдал так, как не каждому лицедею под силу. И все эти грустные, следящие за мной, глаза, болезненное выражение лица и полное игнорирование веселящихся друзей стоили мне ещё парочки неприятных заклинаний неизвестно от кого.

   Кольцо на левой руке нагрелось, защищая. Я хмыкнула и заняла очередь.

   А вечером мне доставили письмо от поверенного. Сам Неи́ски магом не был, а тратиться на вестники считал глупостью и расточительством. В послании он уведомлял меня о своём визите, расписав на полстраницы то, что поместилось бы в четыре слова: «Прибуду через два дня». Оставшееся место Неиски оставил под заверения в своём уважении и надежды, что моё здоровье благополучно.

   Неожиданное красноречие от того, кто на пару с Присли прилично наживался на моём наследстве.

   Отбросив письмо, я устало потёрла лицо.

   Ничего, всё в порядке. Осталось потерпеть каких-то шесть месяцев, две недели и три дня, и мне больше не придётся видеть ни мерзкую физиономию Неиски, ни презрительную Присли. Всего-то встретиться с поверенным ещё шесть раз и забыть об обоих до конца долгой, счастливой и только моей жизни.

   Стук в дверь прервал глухую и какую-то безнадёжную тоску по дому, которого я не знала.

   Со вздохом убрав от лица руки, я перевела взгляд на дверь. Может, уйдут? Но нет, стук повторился и, тяжело поднявшись, мне пришлось идти открывать.

   — Пустишь? — На пороге стояла Ари́са, наша местная фантазёрка-зельевар.

   — Заходи. — Пожав плечами, я посторонилась, и она прошла внутрь, любопытно оглядываясь.

   Мне тоже было любопытно. С русоволосой, насмешливой и бойкой Арисой мы не то чтобы дружили, но испытывали взаимное уважение. Она так же, как и я не распространялась о собственной жизни за пределами академии, но, в отличие от меня, Арисе это удавалось лучше. Потому что если моё сиротство только ленивый не обсудил, то о её семье до сих пор никто ничего толком не выяснил.

   — Ты просто так или?..

   — Мне нужна твоя помощь, — скользнув взглядом по рамке на столе, она повернулась ко мне.

   — Моя?

   Помощник из меня примерно такой же, как утешитель.

   — Твоя-твоя, — прищурилась Ариса, присела на кровать и достала из складок форменной юбки тёмный кошель. Тёмный, бархатистый и явно не пустой. — Сделаешь мне заклинание? Естественно, не по дружбе. — И она демонстративно положила кошель рядом с собой.

   Вот это поворот.

   — Ты же знаешь, — вздохнув, я села напротив неё на стул, — мы учимся последний год, мне не до…

   — Да, я слышала, что с начала года ты разворачиваешь всех своих клиентов, — хмыкнула Ариса. — Поэтому готова заплатить сколько скажешь.

   — И кто тебя так допёк?

   Потому что ко мне приходили в основном за одним — отомстить обидчику так, чтобы не попасться, но удовольствие получить. И я, действительно, выворачивалась наизнанку, но придумывала заклинания. Каждый раз разные, чтобы подозрение не падало ни на меня, ни на клиента, но Ариса… вряд ли такому зельевару как она нужны мои способности.

   — Есть там один, — подтвердила она догадки, — особо умный.

   — Какой же он умный, если рискнул тебя разозлить? — весело фыркнула я в ответ.

   — Конечно, умный, — раздражённо всплеснула руками Ариса, — хватило же мозгов купить универсальное противоядие!

   — Так он не только умный, но ещё и не бедный, учитывая сколько оно стоит, — рассмеялась я. — И кто самоубийца?

   — Не суть, — отмахнулась Ариса. — Поможешь?

   Поня-я-тно…

   Явно кто-то из богатых, именитых, и живущих в платном общежитие, в отличие от скромных нас. А судя по горящим местью глазам, ещё и смелый настолько, что не побоялся связаться именно с Арисой. Ненамного уступающей мне в мстительности, уме и упорстве.

   Интересно, кто из боевиков зацепил её настолько, что без мести не обошлось? А в том, что парень был с боевого, сомневаться не приходилось. И ещё интересно как она, с таким-то умом, попалась на их самоуверенное обаяние?

   — Помогу, — вздохнула с улыбкой.

   И в этот раз не ради денег, а действительно по дружбе. Потому что хотелось посмотреть, кто там такой идиот. А уж собственное заклинание я узнаю из тысяч других по одному только остаточному шлейфу.

   — Сколько? — Наша беседа приобрела деловой тон. Ариса потянулась за кошелём, но, хмыкнув, я лишь отмахнулась.

   — Ой, всё, убери. — И открыла верхний ящик стола, достав бумагу и карандаш. — За глупость надо наказывать, а тебя тронуть, как по мне, только дурак и попробует.

   — Добреешь к диплому? — Без иронии, с искренним интересом спросила Ариса, вставая за моей спиной.

   — Вроде того. Не стой там, пожалуйста, — попросила, мельком бросив на неё взгляд, — терпеть не могу. — И добавила, быстро рисуя на чистом листе схему из линий, углов и узлов: — Если мимо глупости пройти ещё получается, то мимо нормальности уже нет. Слишком мало её вокруг, чтобы не помочь последним её представителям.

   — Согласна. — Стоя слева, Ариса наклонилась над листом. — Что это?

   Много ли надо времени, чтобы придумать заклинание? А чтобы усовершенствовать уже существующее?

   — Это заклинание, — довольно отозвалась я, любовно выводя последние линии. — Совсем простенькое, практически лекарское.

   — Вот я и смотрю что-то знакомое, — задумчиво склонилась она ещё ниже.

   — Знакомое-знакомое. — Ещё один угол и я выпрямилась, с прищуром посмотрела на неё. — Вы его для лечения желудка используете, в основном у младенцев и стариков.

   — Чтобы еда лучше усваивалась, — кивнула Ариса. — Но оно другое, там…

   — Там — да, а здесь в основу положено не качество, а скорость. — Обожаю этим заниматься! — Смотри внимательно, — я вернулась к карандашу, — отличие здесь и здесь. Теорию заклинаний ты наверняка помнишь, а значит, сможешь воспроизвести схему, когда припечёт. Лист я тебе, конечно, отдам, но сама понимаешь, показывать кому-то не советую.

   Да и вряд ли она успеет — эта бумага, купленная всё у того же Прикена, сгорала, не оставив даже пепла, часов через двадцать. Как раз хватит и на запоминание, и на месть.

   — Само собой, — посмотрев на меня другими глазами, кивнула она. — А что всё-таки случится?

   — Неприятность случится, — весело фыркнула я, — всё содержимое желудка твоего умного и богатого вдруг разложится, как будто оно там не два часа, а неделю лежит. И ему станет очень неприятно.

   — А противоядие? — задумчиво прикусила губу Ариса.

   — А противоядие действует против того, что приходит извне, а не того, что уже внутри и принято организмом за безопасное. Да и еда — не яд, чего там обезвреживать. — Откинулась я на спинку стула, иронично крутя в руках карандаш.

   Ариса долго, очень долго смотрела на листок на столе и только потом перевела взгляд на меня.

   — Ты знаешь, что гениальна?

   — Главное, чтобы другие об этом не догадывались, — подмигнув ей, я протянула лист со схемой. — Дальности действия на нашу столовую хватит, вместо направления достаточно задать имя, а отследить его не сможет никто. И, сама понимаешь, для лучшего эффекта стоит накладывать заклинание после обеда. В идеале плотного обеда.

   — Я уже тебя боюсь. — Фыркнув, Ариса сложила и спрятала заклинание в кармане юбки. — И с такими способностями у тебя ещё есть проблемы?

   — Увы, мои так просто не решаются. — Пожала я плечами и поднялась. — И лучше об этом не распространяться, — кивнула на карман, — я, действительно, в этом году не занимаюсь заклинаниями.

   — Без проблем, — остановилась Ариса уже в дверях. — И спасибо, Аурелия! Можешь обращаться в любое время, отравлю твоего врага на раз.

   — Я учту, — улыбнулась я и проследила, как за ней закрылась дверь.

   И вздрогнула, услышав шорох со стороны стола.

   На столешнице, где я только что начертила преследуемое законом заклинание, лежал красный вестник.

ГЛАВА 7

Не доверяя глазам, я посмотрела на часы — оставалось всего ничего до начала комендантского часа, но вестник продолжал лежать на столешнице. Вздохнув, я развернула лист, борясь с подступающим ознобом — меня вполне устраивало, что раньше ректор даже не подозревал о моём существовании.

   Написанная ровным почерком строчка не успокаивала.

   «Жду вас в своём кабинете. Поторопитесь».

   Озноб сменился паникой другого рода. Поторопиться действительно стоило! Потому что на мне домашнее платье, волосы распущены и, в целом, вид далёк от приличного. К счастью, я умела быстро собираться, а потому через четверть часа уже входила в приёмную ректора, надеясь, что успею вернуться к себе до десяти.

   Секретаря снова не оказалось на месте. В этот раз неудивительно, ведь последняя повозка в Унаш ушла почти два часа назад, а господин О́берг, сухонький секретарь ректора жил именно там.

   Дверь кабинета была наполовину распахнута, и я услышала:

   — Проходите, лиерра Грасс.

   Можно подумать, у меня был выбор.

   — Садитесь. — Не поднимая глаз от какого-то документа, ректор Оллэйстар махнул рукой в сторону кресел.

   Я предпочла остаться на ногах, надеясь, что он быстро сообщит мне чрезвычайно важное нечто, ради которого пришлось бежать через половину академии, и мне повезёт вовремя вернуться в общежитие.

   — Садитесь, Аурелия, мне нужно ещё пару минут, чтобы закончить с письмом от императора.

   Сдержав тяжёлый вздох, села.

   Сейчас атмосфера не напоминала грозно-отчислительную, как утром и я пожалела, что поторопилась и вместо нормального закрутила совсем уж неаккуратный пучок. Теперь одна особо настойчивая прядь так и норовила залезть в глаза и нос, ни в какую не держась за ухом.

   Ректор закончил быстрее, чем обещал и поднял на меня нечитаемый взгляд.

   — Возьмите, — он достал из стоящей на краю стола шкатулки мой кулон и положил его перед собой, — возвращаю ваше украшение.

   Корсу же ещё не поймали, так почему он торопится? Или всё, что могли, они с кулоном уже сделали?

   В любом случае, какое мне дело, если без маминого рубина я чувствую себя голой. Пусть даже я никогда его не носила.

   — Спасибо, ректор Оллэйстар, — после недолгой тишины произнесла я, поднимаясь и забирая кулон.

   Хватило быстрого движения, чтобы надеть его на шею, и убрать под воротник форменного платья. Камень мгновенно нагрелся от соприкосновения с кожей, подарил мне хотя бы подобие душевного равновесия. То, что нужно, учитывая последние события.

   — Пожалуйста. — Меня никто не отпускал. Я всё ещё стояла в двух шагах от ректорского стола и не очень понимала зачем. — Вы торопитесь?

   Странный вопрос для того, кто установил комендантский час для студентов. Предыдущему ректору на это было плевать — я точно знаю, Николас рассказывал.

   — Мне нужно успеть в общежитие. — Честный и разумный ответ, но, взглянув на выражение лица ректора, я почувствовала себя глупо.

   — Об этом вы можете не беспокоиться, — Оллэйстар поднялся, — позволите мне вас испытать, лиерра Грасс?

   Сделать что?

   — Ничего неприличного, просто небольшая проверка ваших способностей.

   — Но меня ведь проверяли перед поступлением…

   — Значит, вам тем более нечего опасаться.

   Нечего, как же! Только если забыть о непонятном стихийном даре, умении видеть заклинания и способности эти же заклинания составлять. Не хуже императорских заклинателей, между прочим. Вот только те передавали знания из поколения в поколение, а мне повезло.

   Если можно назвать везением то, что, даже сегодняшнее, практически законное заклинание для Арисы в случае чего обойдётся мне допросом с последующим арестом. А оно одно из самых простых мною придуманных.

   Но безупречная репутация Оллэйстара снова играла со мной дурную шутку. И даже то, что на дворе практически ночь, преподавательский корпус наверняка пуст, а я нахожусь наедине с сильнейшим магом в академии, не пугало. За свою честь я точно не боялась, а вот за здоровье и жизнь очень даже.

   И не то чтобы в самом крайнем случае мне нечем было его удивить, но вряд ли после этого я доучусь до диплома.

   — Хорошо, ректор Оллэйстар.

   А что делат? Развернуться и бежать? Тогда никаких сомнений в моей виновности у него точно не возникнет, а уж в чём обвинять Оллэйстар выяснит потом.

   — Посмотрите на шкаф с книгами по правую сторону от вас и скажите, что вы видите.

   Более странного предложения мне ещё не делали. Перед поступлением нас проверяли на скрытые способности и стихийную магию. Артефактом-сферой, которой нужно было коснуться, но никак не обычным книжным шкафом.

   Слава рианам, в тот год мой дар ещё не был так силён. Мне удалось прикинуться слабенькой магичкой, что вряд ли прошло бы сейчас.

   — Ничего не вижу.

   Даже врать не пришлось, потому что ректора интересовали явно не корешки фолиантов. Которые и так находились в полном его распоряжении. Знать бы ещё, что я такого должна увидеть или не увидеть, чтобы вопросы ко мне отпали все и разом.

   — А так?

   И всё бы ничего, но движение воздуха за спиной и вкрадчивый голос у самого уха заставили вздрогнуть. И пусть мне ещё не страшно, но уже очень и очень нервно. Собираясь развернуться и спросить хоть что-то, пока придумываю выход из ситуации, я не ожидала, что Оллэйстар крепко удержит меня за плечи.

   Я спокойна, я спокойна. Я спокойна!

   — Ничего.

   Видеть не видела, но чувствовала, как опаска, волнение и непонимание будят огонь, которому запрещено просыпаться. Особенно, рядом с Оллэйстаром.

   Но подзадоренный непонятным поведением ректора, пульс участился, а мысли начали путаться. А я приготовилась почувствовать всю силу знакомых симптомов. Неудивительно, в общем-то, когда за твоей спиной стоит мужчина и маг, превосходящий тебя по всем статьям.

   Просьба отойти застряла в горле, а паника проявлялась всё отчётливее. Но я нашла в себе силы, подняла взгляд на злополучный шкаф.

   И замерла. Забыла обо всём. Не могла оторваться от светящегося чуда.

   В жизни не видела ничего подобного! В библиотеке мерцали лишь синие линии охранок, да жёлтые — заклинаний иллюзий, когда наши профессора хотели что-то скрыть или наоборот выставить напоказ. Опять же недавние истерички, бросающиеся красными атакующими… но чтобы всё сразу, да ещё в комплекте с чёрными линиями?

   И как же это невероятно!

   Да, опасно. Да, тревожно. Но безумно красиво!

   Восторженно выдохнув, я потеряла счёт времени. И не заметила, как подалась вперёд, но ректор оказался начеку. Он предостерегающе удержал меня за локоть.

   — Что вы видите, лиерра Грасс?

   Мне конец. Но какой же потрясающий…

   Наверное, у меня и правда проблемы с головой, потому что страх исчез, словно не было. Хотя бояться стоило — как минимум того, что один свой дар я перед ректором уже раскрыла и притом самым идиотским образом.

   — Он искрится. — Всё ещё не веря собственным глазам, я попыталась сделать шаг. И тем удивительнее, что мне это удалось. — Десятки линий! Синие, жёлтые, фиолетовые. А ещё зелёные, красные и чёрные.

   Последние особенно интересовали и, не отдавая себе отчёта, я протянула руку, чтобы их коснуться.

   Но неожиданный рывок, и я, уже растерянно смотрящая на ректора снизу вверх. И каких-то несколько пальцев между нашими лицами.

   Каюсь, до меня с опозданием дошло, что он всего лишь крепко держит меня за плечи.

   — Чёрные — заклинания, несущие мгновенную смерть. И с вашей стороны, лиерра, глупым и безрассудным было решение рассмотреть именно их. — Ректор Оллэйстар отпустил меня и отошёл к окну. Помолчал задумчиво. — Градация заклинаний по цвету. Откуда вы её знаете?

   От Присли, который тащил в свою библиотеку всё подряд, руководствуясь лишь стоимостью и экзотичностью книг. И из собственного, временами опасного и с явным перебором опыта.

   — Я много времени провожу в библиотеке.

   — Ночью и в преподавательской секции? — насмешливо хмыкнул ректор и повернулся, посмотрел на меня в упор. — Вы в курсе, что обычный маг не видит эти линии?

   — Я… — Как же велик соблазн соврать. — Подозревала.

   И дело не в моей честности или страхе перед Оллэйстаром, нет. Просто где гарантия, что поблизости у него нет активированного артефакта правды? А то, что засекали эти штуки, в качестве доказательств принимали хоть суды, хоть сам император.

   Да, выставить меня воровкой Корсе не удалось, но то, что происходило сейчас в сотни раз хуже. Ректор — не воспылавшая ненавистью шестикурсница. Стоит ему понять, какие именно вопросы задать, и уже сегодня ночью я окажусь в антимагических кандалах. До выяснения всех обстоятельств.

   А их у меня столько, что хватило бы на десяток лишений магии.

   — Что именно вы видите?

   Пожалуйста, пусть у него вот сейчас, в это самое мгновение не будет артефакта правды!

   — Линии… иногда. — Осталось как-то выдержать испытующий взгляд ректора. Ректора, который не поленился приблизиться.

   — Давно?

   — С одиннадцати лет.

   Осознанно точно с одиннадцати. И это без поправки на то, сколько времени у меня ушло, чтобы разобраться в непонятном, являющемся далеко не всегда, радужном нечто.

   — Вы меня обманываете, Аурелия? — Ректор вернулся к своему столу и показательно достал куб из чёрного киани́та. Характерные светлые прожилки не давали спутать его с другими минералами. Вот он, артефакт правды. — Почему вы удивились количеству линий?

   Вопрос застал врасплох, и я ответила чистую правду:

   — Потому что я не знала, что так можно. Что я могу видеть столько заклинаний одновременно.

   Кианит так и остался непроницаемо чёрным.

   От такого везения закружилась голова. Стоило Оллэйстару достать кианит чуть раньше и пришлось бы признаваться, что просто линиями дело не ограничивалось. Потому что видела я не только их. Прямо сейчас, в этом самом кабинете мне была доступна любая схема любого наложенного заклинания. И, хоть пробовать ещё не приходилось, но, уверена, я смогла бы как усилить любое из них, так и развеять, потянув всего за одну ниточку.

   — Каким образом вы попадали в преподавательскую секцию?

   Я всё больше ощущала себя стихийником на допросе, и в каком-то смысле так оно и было.

   Кожа под длинными рукавами вмиг покрылась мурашками, а внутренности похолодели. Совру, и камень на столе ректора станет прозрачным. Выбора нет. Вздохнув, мне оставалось лишь виновато опустить глаза.

   — Мне подарили схемы охранок… охранных заклинаний библиотеки.

   — И отмычки к ним, — скрестив руки на груди, с нехорошим прищуром добавил ректор. — Давно?

   Каяться в этом хотелось меньше всего, но и отрицать я не стала. Это сейчас никакие отмычки мне не сдались, а вот поначалу обойтись без них не получалось.

   — Недавно, — ответила уклончиво, понадеясь, что он не станет допытываться, кто именно подарил.

   И оказалась права — ректор лишь усмехнулся и занял место за столом.

   Конечно, вряд ли Ареку, который уже давно преподавал в академии стихийников, мои запоздалые признания хоть как-то навредят, но рисковать не хотелось.

   Отвлекшись, я с опозданием ощутила на себе серьёзный и пристальный взгляд.

   — Мне нужна ваша помощь, лиерра Грасс.

ГЛАВА 8

— Вам? Моя помощь?

   — Мне, — не стал отпираться Оллэйстар. — В одной из подвальных лабораторий находится артефакт с неизвестными свойствами. Вы поможете мне — расскажете обо всём, что видите, а я взамен не стану требовать от вас вернуть схему охранок и отмычки. — Пф. — И не поменяю алгоритм доступа в библиотеку.

   А вот это уже угроза.

   Потому что проректорские охранки пусть сильные, но, в целом, предсказуемые, а то, что наложит Оллэйстар… Судя по одному его книжному шкафчику, можно утверждать, что фантазия у ректора богатая — так смешать всё подряд это надо постараться. А, значит, риск попасться возрастёт в десятки раз. И не стоило забывать о том, что теперь ректор в курсе моих специфических способностей.

   Одной из способностей, за которую пусть и не сажают в Гвинбор, но всё же… всё же.

   И выходило, что Оллэйстар не так благороден, как представлялся. Хотя, тоже спорный вопрос. Ведь, с одной стороны, мне оставили выбор. Правда, с другой — его сегодняшнее нежелание меня отчислять вполне могло диктоваться моим даром. Который вдруг оказался полезным лично для ректора, и о наличие которого он мог догадаться после памятной встречи в библиотеке.

   — Для меня будет честью помочь вам, ректор Оллэйстар.

   Никогда не поздно сделать хорошую мину при плохой игре. Жаль только, с этим я переборщила, и фраза приобрела издевательский оттенок. Но удивительно — ректор меня поддержал.

   — Я буду безмерно вам благодарен, лиерра Грасс. — И, встав из-за стола, он подошёл к той самой двери, на которую я обратила внимание ещё днём. — Вы вряд ли хотите попасться на нарушении комендантского часа, тем более что теперь куратор Гронберг относится к вам несколько необъективно.

   Оллэйстар коснулся раскрытой ладонью деревянного полотна, но ничего не произошло. Впрочем, его это не смутило и, открыв дверь, он жестом предложил мне зайти.

   Ещё чего не хватало, ходить через непонятные ректорские двери!

   — Бросьте, Аурелия. Вы не побоялись прийти ко мне в такой час, а пройти в обычную дверь опасаетесь?

   Можно подумать насчёт прийти у меня был выбор!

   Под откровенно ироничным взглядом я приблизилась к двери, но увидела лишь вязкую темноту по ту сторону, и она ещё больше убивала желание переступать порог. Но ректор молчал, и, решившись, я быстро шагнула вперёд. Правда, перед этим закрыв глаза.

   Хлопок закрывшейся двери особенно чётко дал понять, что стоять неизвестно где вслепую не самая лучшая идея. Вот только меньше всего я ожидала оказаться в одиночестве… своей родной, изученной до последней трещины, комнаты в общежитие.

   А с утра, потирая сонные глаза, обнаружила на столе записку. Записку! На моём столе! В обвешанной охранками комнате! Остатки сна растворились с шипением особо кислотного зелья Арисы, и на сложенный лист обычной бумаги я смотрела, как на ядовитого детёныша болотной каирры .

   Моё имя, выведенное аккуратным почерком, не впечатлило. И то ли я не до конца проснулась, то ли просто мозг отшибло после вчерашнего вечера, но мне хватило ума осторожно стащить со стола карандаш и потыкать им в лист бумаги.

   Карандашом! Потыкать!

   Хотя для обнаружения проклятий на письмах существовало целое плетение Кро́нберга, которое я, как краснодипломная «канцелярская крыса», знала и к шестому курсу применяла рефлекторно.

   Тяжело вздохнув, я развернула послание, в котором ректор Оллэйстар приглашал меня сегодня в восемь вечера присоединиться к нему в лаборатории. Всего лишь! Интересно, а можно вернуться к вестникам? Они хотя бы указывают на отправителя.

   Раздавшийся следом стук заставил вздохнуть тяжелее прежнего. Я становлюсь на редкость популярной.

   Но в коридоре никого не оказалось. Только лежащие у моих ног семь белых роз, перевитые серебристой лентой. Резерв восстановился и, бросив плетение Кронберга на цветы, я убедилась, что опасности нет.

   «Моя бессердечная роза, умоляю о снисхождении! P.s.: как я и говорил ни следа приворотных, моя недоверчивая аурика».

   Фыркнув, я сожгла записку и подняла глаза. Откровенно завистливый взгляд рыженькой второкурсницы мгновенно решил судьбу букета.

   — Нравится? — спросила у неё и, не дождавшись ответа, бросила цветы растерянной девушке. — Забирай.

   Надеялась, конечно, что от такого счастья она их уронит, но нет. Не всё мне пирожки с мясом.

   Закрыв дверь, я вернулась за стол, не оценив намёк боевика.

   Ведь древние фамилии, к одной из которых принадлежал Шалинберг, помимо явных привилегий, накладывали свои обязательства. Одно из них, и по мне самое дурацкое — заключение брака в храме рианов. Аво́р, Ате́р и Аита́я — трио богов, рианов, которые и создали наш мир, а, сделав своё дело, удалились неизвестно куда. Хотя лучше бы последили за потомками, которые к моему веку разожгли пламя ненависти между обычными магами, как я, и стихийниками. Тоже как я.

   Но суть проблемы не в этом, а в том, что Шалинберг не сможет как все нормальные жители империи зарегистрировать брак в городской ратуше. Нет, ему, как представителю императорского двора полагалось прийти в храм, преклонить колени и произнести формулу призыва. На свою бедовую голову.

   Потому что браки, заключённые с благословления рианов, разорвать нельзя. Хуже того, несмываемые рисунки на запястьях супругов носили не только формальный характер. Со временем они подстраивали, меняли пару для лучшего понимания друг друга. И такие браки, хоть и по расчёту, считались едва ли не самыми счастливыми.

   Женщин в таких союзах называли алеури́кия — золотоносная роза. Название дурацкое, особенно в искалеченном Шалинбергом варианте, но, видимо, наследники у них на вес золота, отсюда и происхождение. А традиционный Зимний бал вполне мог стать ступенью к этой самой золотоносной, потому и впихивали студентки в свои платья невпихуемое. И сидели на диете, почём зря.

   Хотя, может, я одна понимала, что даже опальных императорских племянников скорее добьют, чем дадут жениться непонятно на ком.

   Собственно, поэтому женская половина академия жаждала моей крови — своей идиотской выходкой Шалинберг показал свою во мне заинтересованность. Причём демонстративно, в самом посещаемом месте академии!

   И вот вопрос, это он так мстил? Или самоутверждался?

   Хотя для последнего поздновато — всё, что боевик мог вычудить, он вычудил курса так до пятого. А сейчас не он работал на репутацию, а она на него. И именно из-за Шалинберга вместо того, чтобы готовиться к занятиям я витала в своих мыслях, пытаясь найти решение. И не замечала, что рисую на листе бессмысленные схемы.

   Так и не найдя выхода, я раздражённо отбросила карандаш и пошла на завтрак, даже не надеясь, что на меня снизойдёт озарение.

   — Доброе утро, моя аурика, — пропел Рик, присаживаясь рядом со своим подносом.

   — Ещё раз так меня назовёшь и снова станешь розовым и хвостатым, — я разом потеряла аппетит от созерцания его физиономии.

   — Понравились цветы? — не стал обострять боевик

   Хотя куда уж больше! Я и так с трудом сдерживалась, чувствуя, как на нас скрестились взгляды бо́льшей части студентов.

   — Они прекрасно смотрелись на фоне рыжей второкурсницы, которая их забрала.

   Испортить ему настроение такой мелочью? Да если бы.

   — Ты жестока, моя белая роза! — пафосно и громко завопил Шалинберг, и я в последний момент расцепила пальцы, намертво скрюченные для самого эффективного заклинания в моём арсенале.

   Девицам с боевого понравилось.

   — Признайся честно, — тяжело вздохнула в попытке сохранить остатки спокойствия, — ты хочешь не дожить до выпуска?

   — Признаюсь, — Рик наклонился ко мне, демонстрируя крайнюю степень откровенности, — я хочу познакомить тебя с родителями, но подозреваю, что эта затея тебе не понравится.

   У проходящей мимо выпускницы с бытовой магии, которая отчётливо слышала каждое его слово, с грохотом упал поднос, а я не сдержала стон. Через час об этом будет знать вся академия!

   — Шалинберг, за последние пару дней ты достал меня больше, чем за предыдущие шесть лет! — рявкнула, поднимаясь

   Хуже всё равно уже не будет. Да хуже просто некуда! Потому что ни одну из своих многочисленных пассий боевик не знакомил с родителями. А я даже в их список не входила!

   Настроение, и так не отличающееся оптимизмом, окончательно испортилось. Чеканя шаг, я направилась к выходу. Чтобы столкнуться с ректором.

   — Извините, ректор Оллэйстар, — извинилась, потирая ушибленный лоб.

   Впрочем, без особого раскаяния. У него там что, под сюртуком железная пластина с наградами?

   — У вас точно всё нормально, лиерра Грасс? Последнее время вы не смотрите под ноги.

   — Всё в порядке, ещё раз извините. — Я аккуратно обошла ректора с проректором и целенаправленно отправилась к главной лестнице, чтобы как можно быстрее попасть в зимний сад.

   Хотелось просто остановиться. Спокойно обдумать происходящее, но одно всё время накладывалось на другое. Дурацкое приглашение боевика, циничная подлость Корсы и ультиматум ректора. Пусть вежливый, тактичный и якобы предоставляющий выбор, но какое там...

   И разбираться со всем этим придётся мне!

   И шаргх с ним, с Риком — его желания не волновали меня вовсе, но Корса! Внутри терпение заскрежетало по ярости. Увы, и эта стерва могла чувствовать себя в безопасности. Временно. Потому что для начала нужно развязаться с заданием ректора, и чем быстрее, тем лучше.

   Беспокойные мысли, роящиеся в голове, не дали сосредоточиться на чтении, и я перевела взгляд за окно, но там кроме снега и резвящихся первокурсников никого не было. Студенты постарше предпочитали в долгие зимние месяцы отсиживаться в стенах академии.

   — Рик, ну не будь букой! — Невозможно не узнать капризный голос Корсы.

   — Лира, не приставай, я тебе уже всё объяснил, — голос Шалинберга отдавал раздражением, видимо, и правда, объяснял. И вот вопрос, у боевиков тоже окно или просто с посещаемостью проблемы? — Какая тебе разница кого я позвал на Зимний бал? Помнится, после того поцелуя, мы зареклись повторять печальный опыт. Или ты передумала?

   Вот это подробности! Совершенно лишние для моих неискушённых ушей, но выбора нет — уйти незамеченной уже не удастся. Оставалось надеяться, что они не дойдут до последнего поворота, после которого отлично просматривалось моё убежище.

   — Вот ещё! — фыркнула Корса, и ей удалось обмануть Шалинберга, но не меня.

   Так значит, вот он — счастливчик, которому не пришлось попробовать «Глаза с поволокой»? И не из-за его ли дурости она решила меня подставить?

   — Сильно сомневаюсь, что за это время ты научился целоваться! — Откровенной провокации боевик то ли правда не заметил, то ли не захотел замечать. — Просто я не понимаю, почему из сотен девушек академии ты выбрал именно Грасс? Что, никого достойней не нашлось?

   — Прекрати, Лира. — В голосе Шалинберга прорезалась непривычная сталь. — Мы, конечно, давние друзья, но не лезь в то, что тебя не касается. Особенно, если хочешь, чтобы друзьями мы и остались.

   Вот это да. Я, похоже, пропустила момент, когда боевик вырос из заносчивого спесивого мальчишки в парня с принципами.

   — Как это не касается? Рик! — Что происходило за поворотом, мне не было видно, но, похоже, кто-то из них начал нервно расхаживать перед скамейкой — слышалось шуршание гравия в такт шагов. — Да очнись ты! То, что ты пригласил Аурелию на Зимний бал ещё можно списать на вашу нелепую вражду. Якобы ты сделал это специально, чтобы на Грасс набросились остальные студентки. Но с каждым следующим шагом ты всё больше становишься похож на влюблённого идиота! И, главное, в кого! В главную ледышку академии? Да и та твоя фраза о знакомстве с родителями... лорда Вие́рда и леди Олие́ну удар хватит, если до них дойдут слухи, что ты увлёкся безродной сироткой!

   Удивительно, сколько жара и пафоса в её монологе. Но были в нём и пара интересных моментов — мне понравилось внезапное прозвище. В отличие от мнения Корсы о моей невзрачной персоне. И оно не задело, нет, но досаду я прочувствовала и главным образом на себя.

   Столько времени общаться бок о бок с этой стервой и не разглядеть её ко мне истинного отношения! Давно не замечала за собой такой слепоты.

   — Ты забываешься! — отрезал Шалинберг. — Мне не шестнадцать, и я давно вышел из возраста, когда терпел чужие нотации. Особенно по поводу своей личной жизни.

   — Рик! — У Корсы приступ паники? — Ты же не всерьёз?

   Боевик не ответил, и она жалобно продолжила:

   — Рик, прости, я действительно переборщила, но ты мой друг. Я переживаю за тебя! И то, что ты… — даже с такого расстояния я услышала судорожный вздох, — влюбился в Аурелию — не повод впадать в крайности. Просто она отличается от других девушек. — Судя по тону Корсы далеко не в лучшую сторону. — Вот увидишь, мы закончим академию, окунёмся в настоящую жизнь, и через неделю ты и думать забудешь о том, что существовала какая-то Аурелия Грасс!

   Ответом её не удостоили, и по звуку удаляющихся шагов я поняла, что Шалинберг просто ушёл.

   Стоит чувствовать себя польщённой? Наверное, да, но я бы обошлась без этого и с лёгкостью передарила симпатии боевика кому-нибудь другому. Хотя в их наличие всё ещё не верилось.

   Ведь не может быть, чтобы всё оказалось так банально!

   Заучка и красавчик.

   Прекрасный сюжет для романа, но у меня есть собственная многолетняя драма. Всё ещё с непредсказуемым финалом.

   Да и чем я могла его зацепить? Клятвой четырёхлетней давности, что не лягу с ним в постель, даже если он останется последним мужчиной в мире? Смешно уже потому, что в этом случае легла бы, никуда не делась. Постоянно мрачным видом? Так я не одна такая — в академии хватало помешанных на учёбе и собственных заботах студенток.

   Или тем, что отказывалась сдаваться в нашей импровизированной войне?

   И пусть внезапная влюблённость боевика нервировала, но всё оставалось по-прежнему. Потому что его чувства — это целиком и полностью его проблемы. Вот только уверенность, что за эти полгода он доведёт меня до тюрьмы, крепла. Ведь если оговорка про знакомство с родителями не шутка, то Шалинберг не отстанет. И я могу долго раздавать его букеты и подарки, но рано или поздно он придумает что-то более действенное.

   Действенное, опасное и непредсказуемое.

   И если в себе я уверена, то в собственном стихийном и очень нервном даре — не очень.

   — Будь ты проклята, Аурелия Грасс!

   Вздрогнув, я обернулась в сторону быстро удаляющихся шагов. И в очередной раз похвалила себя за предусмотрительность и защиту от чужих истерик.

   Повесить реальное проклятие таким образом невозможно, но схватить отголосок искреннего желания мага — вполне. А потом гадать то ли действительно отравилась, то ли кто-то искренне и от всей души пожелал тебе смерти.

   И в конце-то концов, если Корса влюбилась в Шалинберга, то вместо идиотских интриг могла бы подойти к собственному отцу и попросить о помолвке. Намекнула бы на давнюю дружбу семей, о возможной выгоде и добилась бы своего. А в академии придумала, как приручить боевика, а не подставить под отчисления его якобы подружку.

   Сколько проблем разом могло бы решиться!

   Жаль только, что на волне идиотского упрямства Шалинберг запросто мог всё испортить, отказавшись приносить брачные клятвы. Увы, но в храме рианов жених и невеста должны произнести слова древних самостоятельно и добровольно. Сложно всё это. Гораздо проще найти мага с императорской лицензией или сходить в ратушу и пожениться без лишней суеты.

   В полной уверенности, что в самом крайнем случае брак получится расторгнуть, пусть и испытав при этом не самые приятные ощущения.

ГЛАВА 9

Документоведение — скучно, нудно и по-прежнему баз капли магии. Но его я хотя бы знала на отлично.

   Профессор Армабе́рг — сухощавая высокая магичка с первых же мгновений привычно ввела половину студенток в сон, и наступило моё время. Потому что чем-то цепляли те утренние каракули. Достав сложенный вчетверо лист, я внимательнее вгляделась в переплетение линий.

   И вроде в общей схеме смысл был, пусть едва уловимый, но что-то такое проглядывало. А стоило всмотреться, и терялась всякая логика.

   — Лиерра Грасс, вы так увлечены… наверняка знаете, что делать при приёме входящей корреспонденции. — Профессор Армаберг, сдвинув брови, смотрела, как я поднимаюсь с места.

   Знаю, если очень надо.

   — Если корреспонденция доставлена посыльным необходимо снять его личность опознающим кристаллом или скопировать отпечаток магии, если это был вестник. После необходимо провести регистрацию корреспонденции, присвоить номер, и, при необходимости, рассортировать. — Я задумалась, прикидывая, устроит ли такой ответ придирчивую Армаберг. — Далее следует направить документацию на исполнение в соответствии с указанными адресатами.

   — А контроль исполнения? — с прищуром поинтересовалась профессор.

   — Всё зависит от того, прописано ли это в наших обязанностях, — бодро ответила я и, получив одобрительный кивок, села.

   — Продолжим…

   Мгновенно потеряв нить лекции, я смотрела, смотрела и смотрела на разрисованный лист, но никак не могла понять, что с ним не так.

   Волны, круги, пересечение линий… такие бумажки я рисовала десятками, но никогда не ощущала того узнавания, которое возникло утром. Хотя… вот эти несколько линий чем-то напоминали вертикальный узел, один из основных в заклинании, которое недавно опробовали на себе истеричные боевички.

   А если посмотреть по-другому? Наклонив лист, я плавно меняла угол, сосредоточенно закусив губу. И отчаялась бы, если бы не пошла по десятому кругу.

   Вдруг вместо хаотичного рисунка передо мной появилось схема неизвестного заклинания — пусть без опорных линий, но три основных узла прослеживались. И даже несколько связей между ними!

   Одной рукой держа на весу лист, второй я сделала наброски прямо в конспекте документоведения. И вздохнула с облегчением только когда закончила. Отпустила ненужный уже рисунок, позволила ему спланировать на другой конец стола.

   Похоже, моё подсознание решило порадовать хозяйку, выдав нечто невообразимое, но очень интересное.

   Такое уже случалось однажды.

   Где-то в середине четвёртого курса, успев заработав неплохую репутацию среди студентов, я никак не могла выполнить заказ Аржека. Он хотел порадовать невесту, ночью наколдовав цветы на её подоконнике. От меня требовалось создать её любимые летние миа́лисы, на минуточку, в середине осени, поднять цветы на высоту пятого этажа и пройти через защиту на окнах академии.

   Три действия, три узла и гарантированный пожизненный срок в Гвинборе. Потому что, если за двухузловые ещё могли наказать и отпустить, то здесь без вариантов.

   И был бы Аржек послан далеко и надолго, если бы не предложенная им сумма.

   Один из моих дешёвых и ненадёжных накопителей как раз за день до этого вышел из строя. В отличие от Шалинберга и его компании, для которых обмениваться со мной еженедельными гадостями в то время было в порядке вещей.

   Вот только шли дни, сроки поджимали, а нужное заклинание никак не вырисовывалось, доводя меня до нервного потряхивания.

   Мастеру всегда страшно не выполнить работу и разочаровать клиента, но, если ты ни разу не мастер и, вдобавок, нуждаешься в деньгах, провал обрастает новыми рисками. Обрастал, пока так же случайно среди сотен своих каракуль я не увидела то самое заклинание.

   С того момента к своим озарениям я относилась с большим трепетом.

   Лекция закончилась, а я так и сидела, уставившись взглядом в конспект с перерисованными узлами.

   Вот что это? Мне понять хотя бы принцип, а дальше, шаг за шагом, заклинание сложится само. И пусть императорские маги вряд ли использовали такой подход, но у них и база была другой. Она у них в принципе была, в то время как мои знания черпались из той самой преподавательской секции, которая, на моё счастье, содержала в себе кучу разнообразных книг.

   Не все из них оказались полезными, а некоторые даже вредными, но за пять лет, методом проб и ошибок, я сложила свою собственную систему.

   И даже если ко мне в голову, приказом императора, залезет воздушник, он быстрее сам рехнётся, чем разберёт, что и как я делала.

   — Аурелия, ау! — громкий возглас над ухом заставил вздрогнуть и прийти в себя, быстрым движением захлопнув тетрадь со схемой. — Ты в каких облаках витаешь?

   — Что тебе нужно?

   Я всё понимала, правда. И то, что Корса не знала правды о случае в кабинете ректора. И что стоило держаться ровно хотя бы для того, чтобы потом ударить побольнее. И что мне несложно лишний раз мило ей улыбнуться... но как же бесит!

   До тёмных пятен перед глазами и следов от ногтей на внутренней стороне ладони.

   — Вообще-то я думала это нужно тебе! — по-детски обиженно протянула она. — На неделе я поеду домой, по семейным делам, и заодно заскочу в книжную лавку. Я же обещала.

   — Забудь.

   — Ну, уж нет! — Корса притопнула ногой. — Я не дура, так подставляться под проклятие из-за ерунды. — Ах, да, у неё же нет выбора. — Да и никогда не нарушаю своих обещаний, так что думай до четверга, или я выберу книжку на свой вкус.

   Книжку!

   Пару дней назад угроза получилась бы серьёзной, а книжка на её вкус — бульварным романом. Но сейчас всё это не волновало. Не уверена, что вообще решусь взять в руки то, что она мне «подарит».

   Пока Корса шла по проходу, я задумчиво провожала её взглядом.

   Надеюсь, ей понадобилось домой не для того, чтобы придумать подлость понадёжнее?

   Но вот закончилась ещё одна лекция документоведения, и нас отпустили с миром, задав непомерное домашнее задание. И идти бы в столовую, вот только с недавних пор она подрастеряла привлекательность.

   Может, Ни́колас не будет сильно ворчать и накормит бедную голодную студентку прямо на кухне? В обход академических правил.

   Но открывала дверь на кухню я всё равно осторожно. После прошлого раза, когда его племянник собрался за мной поухлёстывать, я перестаралась, превратив кухню Николаса в филиал придорожной забегаловки. Где поварята попрятались, вся бьющаяся посуда разбилась, а небьющаяся валялась на полу вперемешку с приготовленной едой. А главный виновник бедлама — Дари́н, — болтался подвешенным за ремень штанов на громадной деревянной люстре с чугунными плафонами.

   Четсно, я надеялась, что быстро остывающий и весёлый, в целом, Николас забыл о моей выходке. Поэтому с видом униженной сиротки боком просочилась в дверь и встала у стеночки. И не знаю, сколько простояла бы, не решаясь побеспокоить хоть кого-то, если на всё немаленькое помещение не раздался звучный бас:

   — Вы только посмотрите кто тут у нас! — Понимая, что меня заметили, я со вздохом предстала перед прищуренным взглядом Николаса. — Аурелия Стефания Грасс собственной разрушительной персоной!

   — Привет, Николас, — мой покаянный вздох не смягчил выражение его лица.

   — Неужели вспомнила старика Ника? — ехидно продолжил он. — А я уже решил, что не по статусу выпускнице целой Академии контролируемой магии общаться с простым людом.

   — Прекрати, — опустив взгляд, я ковыряла пол носком туфли, — ты же знаешь, что я не из-за этого.

   — А из-за чего же? — со скрещёнными на груди руками мощный и подпирающий люстру головой Николас выглядел очень грозно.

   Так что я опустила голову ещё ниже. Здесь, в отличие от ректорского кабинета, действительно считая себя виноватой.

   — Боялась, — призналась со вздохом.

   Но боялась не его злости, а того, что, поверив Дарину, Николас сочтёт меня не пойми кем! А у меня и так слишком мало близких, чтобы по собственной дурости терять хотя бы одного.

   — Дурная у тебя голова, Аурелия, — покачал он головой и, развернувшись, пошёл вглубь кухни. Последовав за ним, я увидела, как поварята быстро накрывают маленький столик в углу. — Садись и ешь!

   — Николас… — То есть он с самого начала не собирался меня выгонять?

   — Сначала обед потом разговоры, — отрезал Ник.

   И молча смотрел, как я ем, начав говорить только после десерта — миниатюрного кекса с глазурью, который не подавали студентам.

   — Ты, Аурелия, вроде умная, но иногда такая бестолочь! —признался он. — Да после того, как мне рассказали, что Дарин тебя в углу зажимал при всём честном народе, да руки распускал, куда не следует, я ему сначала уши надрал, потом уборщиком заставил отработать, а после отослал обратно к матери. Не дорос ещё, значит, в приличном месте работать! — Николас смотрел расстроенным взглядом. — Но ты-то чего сбежала? Я ведь за тебя отвечаю! Перед Грейс и собственной совестью.

   Грейс — мой единственный друг, союзник и, по совместительству, повар Присли. В своё время она пригрела меня и вытащила из того кокона отчаяния, в который я с каждым днём погружалась всё больше.

   — Я… — Нужные слова никак не находились. — Прости меня, Николас. Я боялась, что ты поверишь Дарину, а не мне. Он ведь тебе племянник, а я так…

   — Ох, дурё-ё-ха! — С досадой покачал головой Николас. — И, вроде понимаю, что никому кроме себя ты доверять не привыкла, но всё же надеялся, что мы друзья, а не посторонние!

   — Друзья тоже бывают разные, — я вздохнула, вспомнив Корсу.

   — Значит, это не друзья, — отрезал Николас. — Лучше расскажи-ка мне, какая нужда заставила тебя проведать старика Ника? — И я скривилась, не сумев сдержаться. — Мальчишка Шалинберг допёк? — и такой хитрый у него стал прищур, что я нахмурилась.

   — А ты откуда знаешь? Об этом что, уже и на кухне сплетничают?

   — Так в кухне обычно самые сведующие люди работают, — подмигнул Ник. — Вы же, маги великие, на простых людей свысока смотрите, и не замечаете никого, чем мы и пользуемся. Тут слово, там два, и тайн на кухне хранится больше, чем в императорских залах. Даже сам ректор не гнушается по-простому поужинать на кухне!

   — Ректор Оллэйстар здесь бывает?

   — Бывает, — кивнул он и долил мне пряного отвара, — как засидится опять со своими бумажками до ночи, забудет про ужин, так и приходит. А мне не сложно накормить уставшего человека.

   — Допустим, но откуда ты знаешь про Рика?

   — Так уж все знают, — пожал плечами Николас, подтвердив мои опасения, — что он на тебя серьёзные виды имеет.

   — Прямо серьёзные? — съязвила я и получила в ответ слишком уж строгий взгляд.

   — Не ёрничай! Знаю, что всякое у вас бывало. И то, что дурью маялись, изводя друг друга. А ещё знаю, что он на бал тебя приглашал по-старинному. — Николас замолчал, а мне жутко захотелось высказать всё, что я думаю о той старине. — И что ухаживать пытается, а на зимние каникулы собирается позвать тебя в И́зервуд.

   — К-куда?!

ГЛАВА 10

— В Изервуд, — спокойно повторил Николас, и я слишком поздно осознала, насколько влипла. — Так что твой Шалинберг влюбился, и вряд ли родители его остановят.

   — Он не влюбился, он рехнулся! — разом охрипла я.

   Несмотря на родовитость, Шалинберги жили не в фамильном замке, а в столице, желая быть ближе к императорскому двору. Вот только все прекрасно знали, что основная причина не в этом, а в Исга́рде Шалинберге — дедушке Рика. Присли всегда отзывался о нём презрительно, как о старом, выжившем из ума старике, но только если никто его при этом не слышал.

   — Ты уверен, что это не слухи?

   — Я похож на болтуна? — недовольно отозвался Николас. — Ты же знаешь, платники могут заказывать ужин прямо в комнаты, и один из моих поварят видел, как Шалинберг писал письмо, в котором было твоё имя. И отправил его чёрным вестником.

   — И что? — Даже легче стало, и я улыбнулась. — Подумаешь! Может, он на меня родителям жаловался?

   — Ты по сторонам часто смотришь? — покачал головой Николас. — Чёрный с золотом — родовые цвета Шалинбергов, а у твоего Рикарда на лацкане всегда приколота брошь — чёрный меч на фоне золотого пламени. Их герб, вообще-то! И письмо начиналось со слов «Дорогой дедушка». Какие ещё доказательства тебе нужны?

   — Можно подумать, я рассматриваю, что там и где приколото у Шалинберга, — вздохнула я, пытаясь осознать масштабы свершившейся пакости.

   Не хочу я быть породистой кобылой в стойле у графского сынка! Час назад я злилась на Корсу? К фарка́сам её! Боевику удалось переплюнуть «подружку» по всем фронтам.

   — Николас, что мне делать?

   При всей самоуверенности, это дело явно мне не по зубам. Особенно если в него ввяжется старик Шалинберг.

   — Скажи ему прямо, — пожал плечами Николас, явно не видя в этом никакой проблемы.

   — Я говорила, — нервно вертя в руках вилку, призналась ему. — Но он либо не верит, либо плевать хотел на все мои возражения.

   — Ну, — Николас озадаченно почесал рыжую с проседью бороду, — ты же знаешь, у них традиции, так что насильно в храм тебя никто не потащит. Жди. Либо ему надоест, либо ты всё же ответишь Шалинбергу взаимностью, — и он хитро мне подмигнул.

   — Это вряд ли. — Я поднялась. — Спасибо, что предупредил и за обед. Ты не против, если я иногда буду есть у тебя?

   — Не против, — пожал плечами Николас, — только вряд ли тебе это сильно поможет.

   Никогда ещё мне не было так тяжело высидеть лекцию!

   Заклинания, правила, зубодробильные термины…

   Лучше бы рассказали, что делать с озабоченным шестикурсником, если он твёрдо намерен затащить тебя в свою семью! Честное слово, лучше бы в постель! Даже если получилось бы, я бы отомстила, плюнула и забыла, но нет же, Шалинбергу приспичило познакомить меня с родителями, а, значит… жениться?

   Одно предположение заставляло бессильно беситься, но шаргхов способ отвадить целеустремлённого боевика так и не находился. Уж кто-кто, а этот знал все выверты моего что ума, что характера.

   И что теперь делать? Тягаться с герцогским родом? Да я даже с Присли справиться не могу! При том, что до Шалинбергов ему как до императора пешком!

   Застряв в собственных мыслях, я что-то кому-то отвечала, но полностью пришла в себя лишь перед дверью собственной комнаты. Странный хруст привлёк внимание и, опустив взгляд, я подняла носок туфли, под которой лежали белые цветы, на этот раз лилии.

   Очередной букет отправился очередной мимо проходящей студентке на последнем усилии воли. И, лишь захлопнув дверь, я позволила себе без сил сползти по ней на пол.

   Рваное дыхание, вырывавшееся из груди, не обещало ничего хорошего. Как и пламя, расшатывающее грудную клетку, давящее на меня уже изнутри. Как будто снаружи мне мало проблем!

   Дыша по счёту, я вдыхала, только когда воздух в лёгких заканчивался совсем. И это помогло, замедлило пульс и заморозило на время мой дурацкий дар. Тот самый, который с каждым днём выдавал меня всё больше.

   Тяжёло вздохнув, я поднялась. С опорой на дверь, но всё же. Потом сбросила сумку с плеча и поплелась в душ. Может, вода смоет усталость вместе с имеющимися трудностями?

   И пусть с этим не повезло, но хоть голова перестала гудеть, словно её в колокол засунули. Ровно до того момента, пока я не увидела на своём столе ярко-красную птичку.

   Рианы услышали мою просьбу и вернули ректора к привычным вестникам?

   «Восемь вечера, лаборатория 101. О.О»

   Ориан Оллэйстар.

   В академии практически не звучало это имя. Даже у преподавателей изредка проскакивало лишь «тае́р Оллэйстар», а с гостями ректор вовсе общался за закрытыми дверьми своего кабинета.

   Покачав головой, мне хватило совести порадоваться ректорской предусмотрительности — после разговора с Николасом я напрочь забыла про его задание. Которое возвращало меня к Корсе.

   Ну, какой надо быть дурой, чтобы посчитать меня соперницей! Хотя… выходило, что не так уж она неправа. И, может, в чём-то я бы её поняла, если бы не украденный кулон и стремление отчислить меня из академии.

   Шаргх!

   Вот что стоило Корсе прийти и честно всё рассказать? Может, вместе мы переключили бы внимание Шалинберга на неё и лишились уймы проблем... но кому я вру! Если бы она только заикнулась о своей неразделённой любви, я рассмеялась бы ей в лицо. И это ни разу не комплимент в мою сторону.

   Пора прекращать истерики. И отвлечься. Да хотя бы на ту самую схему, пока есть время до встречи с ректором. И головой я понимала, что рано или поздно доиграюсь, меня сдадут если не студенты, то кто-нибудь другой, кто заметит мои схемы, но… если не учёба, я бы сутками сидела за своими заклинаниями. Это было тем, что поддавалось контролю даже хуже, чем мой стихийным огонь.

   И тем, что я по-настоящему любила.

   Снова взглянула на время я только спустя час. Засобиралась, стянула в высокий пучок не до конца высохшие волосы. Выбросила из сумки всё кроме карандашей и тетради, выскочила из комнаты и заторопилась к лестнице.

   А через четверть часа оказалась в подвальном этаже, где располагались лаборатории. Впервые. Студентам госмагии просто нечего было разрушать, поэтому основными местными обитателями считались лекари, артефакторы и бытовики. Боевики прекрасно справлялись и с уничтожением полигонов, поэтому их сюда просто не пускали — лабораторная защита для них оказалась бы слишком хилой.

   Пройдя до конца сумрачного, со стенами из необработанного камня, коридора, я упёрлась в тупик и задумалась. Времени оставалось всё меньше, а лабораторий с нужным номером не оказалось ни одной. Как и предположений, где её искать.

   Может, стоило уточнить? Потому что оббежать за оставшиеся пять минут все пять корпусов академии — так себе идея. Но бежать не пришлось. Услышав за спиной гулкие шаги, я обернулась — ко мне неспешно подходил ректор Оллэйстар.

   — Добрый вечер, лиерра Грасс. — Он прошёл мимо, остановился перед тупиком и приложил раскрытую ладонь к стене. — Видите что-нибудь?

   Каменную стену? Древний чадящий факел? Мифическую некромантскую пентаграмму?

   — Значит, не видите, — констатировал Оллэйстар спустя пару мгновений. — Будьте добры, подойдите.

   Легко. Сделав пару шагов, я остановилась на расстоянии вытянутой руки и вопросительно подняла бровь.

   — Ближе, лиерра Грасс.

   С тенью улыбки он взял меня за руку и потянул, заставив сделать последний шаг. И между нами осталось слишком мало пространства, чтобы я чувствовала себя в безопасности. Но, кроме моей обострившейся паранойи, ничего страшного не происходило.

   — Не бойтесь, я не причиню вам вреда. Всего лишь привяжу отпечаток вашей магии к проходу, чтобы вам не приходилось ждать меня в коридоре. — Прищурившись, он смерил меня внимательным взглядом. — Я ведь могу рассчитывать, что после этого толпы студентов не ринутся в закрытые лаборатории?

   ЛабораториИ?

   — Можете, ректор Оллэйстар. — Друзей у меня нет, а если бы и были, шаргха с два моё любопытство дало бы поделиться такой тайной.

   — Прошу прощения, — ровно отозвался ректор.

   Спросить, за что, я не успела.

   Неуловимым движением Оллэйстар развернул нас, поставив меня перед собой. Продолжая крепко держать, приложил мою раскрытую ладонь к тому месту, где ещё недавно лежала его. А мне даже испугаться не пришлось.

   Вперёд страха пришла боль, да такая, что я взвыла, пытаясь отдёрнуть руку. Но куда там… Оллэйстар держал крепко, не давая не то, что сдвинуться с места, даже повернуть голову и то не получалось!

   А ладонь продолжало жечь так, словно я приложилась к стоящему на очаге чайнику. Или кастрюле. Или к любому другому раскалённому металлу.

   И даже тёмные искры, лизнувшие пальцы, казались уже не гибелью, а избавлением. Но вот стена передо мной вспыхнула зелёным, и Оллэйстар отнял мою руку от камня, на котором остался характерный отпечаток. Отскочив, обняв одну ладонь другой — в основном, чтобы скрыть не угомонившийся ещё огонь — я перевела злой взгляд на Оллэйстара.

   — Я извинился, — напомнил он и оказался рядом, чтобы забрать мою ладонь и накрыть её своими.

   — Что вы?..

   Он же сейчас поймёт, что я стихийник!

   — Ваше присутствие рядом с лабораториями натолкнуло бы других на лишние мысли, — объяснил ректор, кажется, не замечая никого огня. Опустив взгляд, я выдохнула — его и не было. — Ведь вы, лиерра, не являетесь ни преподавателем, ни работником академии. Поэтому мне пришлось воспользоваться обходным путём, добавив ваш отпечаток магии к тем, что уже числились в защитной системе академии. Поэтому вам было так… неприятно.

   Неприятно? Да ладонь всё ещё горела и наверняка покрылась пузырями. Интересно, лекари вылечат такой ожог до завтра, или на лекциях мне придётся обходиться одним слухом?

   — В следующий раз предупреждайте заранее, — скривилась я, смаргивая выступившие слёзы.

   — Вам это чем-то поможет? — удивился Оллэйстар, подняв взгляд от моей руки.

   — Многим. Незнание ведь не освобождает от ответственности, — буркнула я, отводя глаза. Особенно, если это ответственность за случайно спалённую ко всем фаркасам академию. — А если бы я случайно, рефлекторно ударила вас заклинанием?

   — И откуда у вас такие рефлексы, лиерра Грасс? — насмешливо поинтересовался ректор и отошёл. — И заклинание, которым вы мне навредили бы? Может, с такими знаниями вам стоило поступать на боевой факультет?

   То, что рука больше не болит, я осознала с опозданием. А когда перевернула ладонь, лишь убедилась, что Оллэйстар полностью вылечил ожог.

   — Не только боевикам нужно уметь за себя постоять, — ровно отозвалась в ответ, получив цепкий внимательный взгляд.

   Рианы, ну когда я уже перестану умничать? Или хотя бы выставлять себя самой умной. Ну, не бывает от этого ничего хорошего.

   Не. Бы. Ва. Ет.

   — Идёмте.

   Вопроса «Куда?» не возникло. Тупик исчез, словно его не существовало, а мне открылось продолжение коридора, в котором дверей оказалось ещё больше, чем до этого.

   И эти, видимо, лаборатории отличались от учебных, как рианы от фаркасов — жрущих всё подряд тварей, спустившихся с гор около двенадцати лет назад. Другими были не только надписи на табличках, сами лабораторные двери были другими. Одни тёмно-зелёными и вроде обычными, другие — мерцающими синим, третьи — словно облитые смолой — непроглядно чёрные и переливающиеся.

   Моя любознательность требовала потрогать все, и, желательно, посмотреть, что у них внутри, но… я себе не враг. Не до такой степени точно.

   Увы, далеко мы не ушли, остановившись у первой же чёрной переливающейся двери, к которой ректор вновь приложил ладонь.

   — Запомните нужную лабораторию и в следующий раз ждите меня здесь. Только не трогайте ничего, — предупредил Оллэйстар, взялся за ручку и жестом пригласил меня проходить.

ГЛАВА 11

— Как скажете, ректор Оллэйстар, — я остановилась в центре, не рискнула идти дальше.

   Два лабораторных и один обычный стол, шкаф с книгами и два с артефактами — ничего интересного здесь не оказалось.

   — Меня радует ваша покладистость, — хмыкнул он, и в антураже звука закрывающейся двери это прозвучало… слишком.

   — Глупый риск не то занятие, которое меня привлекает. — И вроде ректор не сделал ничего, но в лаборатории стало заметно светлее.

   — Поэтому у вас два выговора в досье? — Оллэйстар подошёл к письменному столу и начал что-то там искать.

   — Оба они получены из-за того, что раньше я была слишком… — замялась, подбирая подходящее слово, — импульсивной.

   — И что изменилось? — Не услышав ответа, ректор поднял взгляд от бумаг.

   — Я не понимаю, к чему эти вопросы, ректор Оллэйстар, — скрестив руки на груди, недовольно призналась я. — И как они относятся к моей вам помощи.

   — Лиерра Грасс, — он смотрел на меня, насмешливо заломив бровь, — не знаю как вы, а я предпочитаю работать с магом, с которым можно переброситься хотя бы парой фраз. И в данном случае это актуальная проблема, поскольку вы — студентка моей академии, а я привык к дисциплине.

   Резонно, конечно, но нам так уж обязательно общаться?

   — Я научилась держать себя в руках, — просто ответила, наблюдая, как ректор открыл один из стеллажей и достал оттуда шкатулку из светлого дерева. — Это тот самый артефакт?

   — Да.

   Подавшись вперёд, я смотрела, как Оллэйстар ставит её на лабораторный стол. Но не голыми руками, как мне показалось — шкатулка висела между его ладонями, не касаясь их. И, конечно, я не сдержалась, полуприкрыла глаза, в следующее мгновение зашипев и едва не ослепнув от зелени защитных заклинаний.

   — Лиерра Грасс! — прорычал Оллэйстар над моим ухом, в то время как его рука занималась чрезвычайно важным делом — закрывала мне глаза. — Объясните, как ваше поведение сочетается с вашим же недавним заявлением о риске?

   — Извините, поторопилась, — призналась виновато. — Обещаю, что больше и шага не сделаю без вашего приказа.

   Демонстрируя покорность, я села на стоящий рядом стул и сложила руки на коленях. У меня выдалась редкая возможность посмотреть за работой выдающегося мага, вот только вопрос в какой именно области…

   Практически вся западная граница империи состояла из сплошного горного массива, коварного и беспощадного как к человеку, так и к магу. Единственным безопасным местом там была Академия неконтролируемой магии, расположенная между Эфе́ем и Илэ́йдом — горами-близнецами. Если, вообще, можно говорить о безопасности, учитывая, что там обучали стихийников — тех, кого дружно ненавидел весь остальной мир.

   И именно из-за них мы не сразу поняли, какую угрозу упустили. Землетрясения, оползни, лавины. Неопознанные хищники и следы кровавых пиров.

   Всё это списывали на нестабильный из-за академии стихийников магический фон и лесное зверьё. Вот только мёртвую маленькую деревушку списать оказалось не на кого. Об этом упоминали в газетах, заметно преуменьшив масштаб проблемы, но слухи — самое страшное оружие. И император отправил к западной границе боевых магов.

   Когда они пропали, стало поздно.

   Словно по команде с гор поползла такая нечисть, что жители ближайших к Асила́нским горам деревень и поселений без приказов и просьб бросали скот, жилища и налаженную жизнь, перебирались ближе к большим городам. А на подходах к Раве́й — горе, с которой ползла основная масса тварей, развернули настоящий военный лагерь, сходу ставший желанной целью нечисти.

   «Вестник Оришана» как-то публиковал их портрет, уже после того, как мы победили фаркасов. Тупая лысая морда с плоским носом и широкой пастью, жёсткая тёмная шерсть, спускающаяся от шеи и ниже, огромное волчье туловище, с вывернутыми суставами на задних лапах. По рассказам Грейс после этого выпуска успокаивающие и снотворные зелья в лавках раскупили в одно мгновение — ей самой приходилось ездить за ними в Уна́ш, ведь Присли никогда не отличался храбростью.

   Но всё закончилось так же незаметно, как и началось. В один промозглый осенний вечер императорским дворцом было объявлено об окончании войны с фаркасами. Днём позже Лориан III лично выступил на главной площади Унаша, восхваляя доблестных боевиков и с почестями вспоминая погибших. Это было двенадцать лет назад, в тот год, когда моя личная, детская в светлых оттенках, жизнь разбилась о несправедливую реальность.

   Ориан Оллэйстар пришёл с той войны героем, а в начале следующей осени уже он говорил речь с трибуны в главном академическом зале. И за эти годы не только подтвердил заслуженность полученных наград, но и заработал уважение всех обителей академии.

   Так что ректор просто обязан быть боевым магом, но это ни разу не мешало ему вот прямо сейчас демонстрировать неплохие знания артефакторики. И чуть раньше лекарского дела.

   — Можете начинать, лиерра Грасс, — сообщил он меньше, чем через четверть часа, отходя в сторону.

   — Что начинать? — Хорошо бы получить подробные инструкции, а не как тогда со шкафом.

   — Мне нужны заклинания. Все, что вам удастся увидеть.

   Непростая задача. Примерно как сдать магическое право с первого раза, но когда это меня останавливало.

   Вздохнув, я встала со своего места и перевела вопросительный взгляд на ректора.

   — Я могу подойти к артефакту?

   — Прошу, — он взмахнул рукой и отошёл на шаг от стола. — Только не трогайте шкатулку, она наверняка опасна.

   И если он ещё мог в этом сомневаться, то я видела точно — такой гадости ещё поискать.

   — Мне хочется до неё дотронуться, очень, — произнесла я со вздохом спустя несколько секунд и обернулась на Оллэйстара. — Но это не моё желание.

   — Попробуйте отойти, — посоветовал Оллэйстар и, сделав полшага назад, я почувствовала, как навязчивое желание ослабевает, а спустя ещё полшага исчезает совсем.

   — Кто-то приготовил очень неприятный сюрприз для самых неосторожных, — я снова сделала небольшой шаг вперёд, контролируя влияние артефакта до терпимого уровня.

   — Таких, как вы?

   И я бы оценила насмешку, но сейчас имелось занятие поинтереснее.

   Что я видела? Не так много, как хотела. Та ослепляющая зелень явно принадлежала ректору, но под ней оказалось так мало, что мысли о ловушке пришли сами собой. Особенно, стоило увидеть едва различимый фиолетовый внушающий фон.

   Ещё на полшага ближе, и привлекательность артефакта увеличилась в разы, но я держалась. Что значат какие-то заклинания против желания закончить с помощью ректору как можно быстрее! И что-то цепляло тренированный взгляд, как сегодня на лекции со схемой, но что именно…

   Ещё полшага, гораздо более уверенные, сделанные с нетерпеливым желанием поскорее приблизиться и взять уже в руки эту прелесть!

   Невероятно красивую, вырезанную из цельного куска дерева мастером своего дела.

   — Лиерра Грасс. — Предупреждение, но я чувствовала, что приблизиться ещё мне не дадут.

   — Что-то не так, — я тряхнула головой, пытаясь сбросить наваждение. — Что-то мешает.

   — Что?

   Ректор Оллэйстар стоял за мной, на границе действия неизвестного внушающего заклинания. Страховал? Или не желал попадать в ту же ловушку? Неважно, потому что мне пришлось сцепить пальцы, мешая ладоням дотронуться до коварного артефакта.

   — Есть какая-то нелогичность в… крышке, — стоило озвучить предположение, и я поняла, что так и есть.

   И гораздо внимательнее всмотрелась в узор. Закрученный кант не при чём, вырезанные по углам ветви акро́гуса тоже. А вот цветы аерии… Четыре крупных бутона, расположенные ближе к центру, выглядели одинаково и симметрично, но…

   — Верхний правый цветок, — ректор так и не сдвинулся с места, но видел, кажется, больше меня, — в сердцевину вставлен гага́т.

   — Как вы?..

   Вопрос захлебнулся, когда Оллэйстар буднично обошёл меня и встал у стола. И я не понимала, о каком камне он говорил, пока, ректорскими усилиями, тот сам не поднялся над крышкой, оставив после себя отверстие величиной с головку булавки.

   Камень, цветом не отличающийся от цвета дерева! Как Оллэйстар, вообще, его увидел?

   — Так лучше?

   Лучше? Зрение взорвалось болью, стоило вернуть взгляд на шкатулку.

   Кто смог такое сделать? У кого хватило ума, силы и, главное, терпения, переплести зелёные и синие линии заклинаний в одно полотно? Под которым гарантированно ждало ещё много сюрпризов.

   Но, по крайней мере, приближение к шкатулке больше не угрожало неизвестными, и от этого ещё более опасными, неприятностями.

    — Ректор Оллэйстар, здесь… — я встретилась с ним взглядом, — столько заклинаний. Тот, кто это сделал должен быть талантливейшим артефактором! И сильным магом.

   — Он им и был.

   Движением руки ректор поднял шкатулку над столом, но и снизу не оказалось ни одного просвета. Защитный кокон опутывал её сине-зелёным клубком, который идеально подстраивался под происходящее — проминался, сужался и расширялся. Если было нужно.

   И, если верить теории, то даже самое заковыристое заклинание можно распустить, как вязание Грейс, потянув лишь за одну нить, но здесь зацепиться оказалось не за что.

   — Абсолютно непроницаема, — со вздохом ответила я на вопросительный взгляд ректора. Очень задумчивого ректора. — Может быть, есть книги… — В том самом книжном шкафу в его кабинете, содержимое которого с первого мгновения захотелось изучить. — Которые помогли бы мне… и вам? Может, мне просто не хватает опыта и знаний?

   — Лиерра Грасс, — под его ироничным взглядом я отвела глаза, якобы снова заинтересовавшись шкатулкой, — если такие книги и существуют, то ни в библиотеке академии, ни в моём личном собрании их нет. — Замолчав на мгновение, ректор всмотрелся в меня уже гораздо внимательнее. — Вы ведь не осознаёте уникальность своего дара?

   Даже если и осознаю, в этом всё равно немного смысла. Способность видеть заклинания мне помогала — в выполнении заказов, в вылазках в библиотеку, чтобы обмануть Присли… но что дальше? Где, в той же канцелярии, я смогу пользоваться этим, чтобы не привлечь к себе лишнее внимание?

   — Вы знаете, что такое кварц Га́биуса? — Ректор присел на стол, загораживая мне вид на шкатулку.

   — Не знаю, ректор Оллэйстар.

   Артефакторика никогда меня не интересовала. В солнечном сплетении неприятно заскреблось, и я отступила, увеличивая расстояние между собой и Оллэйстаром.

   — Кварц Габиуса добывают только в одной горе, расположенной на северо-западе Мие́рии. Уникальное сочетание породы, течений подземных рек и аномального магического фона наделяет минерал особыми свойствами, благодаря которым он служит аналогом вашей способности — в зависимости от окраса показывает какие заклинания наложены на предмет. — Ректор опёрся ладонями о стол, кажется, не собираясь продолжать.

   — Значит, вы можете воспользоваться кварцем Габиуса?

   — На сегодняшний день единственный в империи кварц находится в императорском хранилище, в личном распоряжении Лориана III.

   Обидно. Особенно, учитывая, что у императора в наличие целый штат талантливейших магов. И, значило, слухи врали — дружба между ректором Оллэйстаром и Лорианом III преувеличена газетными фантазёрами, иначе вопроса с недоступностью кварца даже не возникло бы.

   — Я посмотрю ещё раз, — не скрывая тяжёлого вздоха.

   Ректор оттолкнулся, отошёл, и сделал приглашающий жест рукой. Защитные заклинания светились даже не трёх — четырёхузловыми схемами с таким количеством плетений, что рябило в глазах. Надо не забыть спросить у ректора имя безумного гения, воплотившего эту защиту в жизнь.

   — Безумно сложные схемы. — Крутить шкатулку над столом, как это делал Оллэйстар, я не умела, поэтому ограничилась рассматриванием её со всех сторон. — Они не цепляются друг за друга, а перетекают без потери свойств.

   — Сколько их?

   — Не знаю, — я медленно покачала головой, не отрывая взгляда от артефакта. — Много, не меньше двадцати. Сложно сказать точно, заклинания настолько плотно расположены, что я не то, что нижний слой — саму шкатулку практически не различаю!

   — А так?

   Резко участившееся сердцебиение наглядно показало, что он имел в виду. Оллэйстар подошёл со спины, остановившись так близко, что я чувствовала его всей спиной. Нет, нет и нет, только не надо ко мне так подходить! Резко, страшно, загоняя в ловушку…

   Ладони похолодели, и я попыталась отстраниться, но оказалось просто некуда. Судорожный вздох, и, в бесполезной попытке отвлечься, я перевела внимание на шкатулку.

   — Шаргх!

   И отлетела прямо в руки ректора, ударившись затылком о его плечо.

   Я видела! Видела всё… ну, почти всё и…

   Невероятно. Просто невероятно.

   Неизвестный гений уложил заклинания тремя слоями, заметно усложняя каждый нижний. И охранки оказались заданием для первокурсника, в отличие от второго слоя, в котором атакующие настолько тесно переплетались с заклинаниями иллюзии, что передо мной предстало сплошное оранжевое полотно, связанное из красной и жёлтой пряжи.

   И всё это переливалось — более яркой, сине-зелёной, рябью верхнего слоя и… чёрной самого глубинного. Больше того, искрила не только шкатулка — переливались разными цветами абсолютно все предметы, находящиеся в лаборатории!

   Чтоб меня фаркасы сожрали! До этого самого момента я даже не предполагала, что могу видеть столько… и так.

   — Лиерра Грасс, с вами всё в порядке?

   Интересно, если я попрошу, чтобы ректор помолчал хотя бы четверть часа, это будет слишком? Потому что зарисовать хотелось всё, от жёлто-фиолетовой схемы на письменном столе до всех трёх слоёв на шкатулке.

   — Да, я… просто… — Мысль никак не формулировалась, потому что я склонилась над артефактом, практически ткнувшись в него носом.

   Трогать руками не собиралась, но, может, так мне удастся разглядеть нижние, смертельные заклинания во всех подробностях? И записать, как назло, не на чем! Как чувствовала — собиралась захватить бумагу и карандаш, но поторопилась и забыла.

   И сейчас жалела так, как никогда до этого.

   Потому что тот артефактор создал настоящее произведение искусства! Вот так, навскидку, мне не удавалось понять даже того, сколько основных узлов в ртутно-чёрных схемах, но в том, что больше трёх я ручалась. Линии сходились под самыми невероятными углами, подобных которым я не видела не то, что в жизни — даже в древнейшем, бесценно важном, случайно найденном у Присли учебнике «Теория для заклинателя».

   — Мне не трудно каждый раз нарушать ваши личные границы, особенно, если это приводит вас в такой восторг, но подозреваю, вы быстро к этому привыкнете.

   — Что? — я скользнула по ректору бессмысленным взглядом, надеясь отыскать в пределах досягаемости хотя бы маленький клочок бумаги.

   — Вы привыкнете к моему присутствию, — его голос дразнил насмешкой, — а пугать вас по-настоящему мне бы не хотелось.

   — Спасибо, я… — глаза, наконец, встретились с глазами, и я вздохнула. — Пожалуйста, дайте мне минуту и, обещаю, я расскажу вам всё!

   — А я вас недооценил, лиерра Грасс, — многозначительно хмыкнул Оллэйстар, но мне стало уже всё равно.

   Ни одного листка не оказалось, а нагло потрошить единственный в помещении стол точно не пристало законопослушной студентке. Поэтому я вернула всё внимание шкатулке, пытаясь запомнить хотя бы связующие линии между узлами, чтобы в тишине и покое собственной комнаты их перерисовать.

   Вот только в этот раз артефакт решил отомстить мне за излишнее любопытство.

ГЛАВА 12

Первым вернулось зрение, и уже потом пришло осознание, что я лежу на единственном подходящем для этого месте — маленьком диване у дальней стены.

   Лежу.

   Последний раз я теряла сознание в кабинете Присли, куда забралась, чтобы основательно подпортить ему накопители, ведь без них он не мог практически ничего. Хорошо, что меня нашла Грейс, успев переложить в кровать до прихода опекуна! Но план я всё же осуществила, хоть и на полгода позднее.

   Но почему сейчас?

   Осторожно покрутив головой, убедилась, что боли нет и села, спустив ноги.

   Подумать только, второй раз в жизни я потеряла сознание и из-за чего? Из-за дрянного артефакта, вздумавшего показать характер! И это мне! Магу, в клиентах которой значились даже несколько боевиков!

   Шаргхова шкатулка! И я буду не я, если не смогу снять защиту безумного гения.

   — Вы свободны, лиерра Грасс. Конечно, если пришли в себя, — глядя на то, как я встаю и надеваю туфли, сообщил стоящий напротив Оллэйстар. — У меня нет желания сводить вас в могилу.

   Конечно, ему же потом отчитываться за самовольно преставившуюся студентку. Хотя, что уж теперь… стоило подумать об этом вчера, но не тогда, когда я с взглядом серийного маньяка прикидывала, как бы снова подступиться к артефакту.

   — Извините, ректор Оллэйстар, но теперь это дело принципа.

   — Насколько я помню, сохранение собственной жизни тоже один из ваших принципов. И он прямо противоречит вашему заявлению.

   И кто меня за язык тянул!

   — Случайный обморок не является угрозой для жизни. Я прошу вас разрешить мне продолжить работу…

   — Не смешите, Аурелия, — ректор скрестил руки на груди, — вы к этому не привыкли и тратите слишком много не только магического резерва, но и собственных ресурсов.

   Не помню, когда я просила последний раз, но ему на это явно наплевать — Оллэйстар принял решение. И не собирался его менять. А у меня осталась последняя возможность заставить его изменить мнение — низкая, откровенно подлая, но имеющая все шансы стать удачной. И либо всё обойдётся, либо завтра моя фамилия окажется первой в списке отчисленных.

   Перспектива отдавала гнильцой, но при всём желании остановиться я уже не могла.

   — Я расскажу Академическому совету, что это вы дали мне отмычки от библиотеки. — Очень хотелось зажмуриться, но я держалась и поэтому видела, как изменилось выражение его лица.

   С ректора разом слетела маска сурового руководителя, и совершенно некстати мне подумалось, что он гораздо моложе, чем я думала. Вот только Оллэйстар — не студент, чтобы спускать такие выходки.

   — Вы в своём уме, студентка? — тихо спросил он, но от этого тона мне стало гораздо страшнее, чем, если бы ректор на меня наорал. — И как вы планируете объяснять совету мои мотивы?

   Молчи, молчи, молчи!

   — Чтобы тайно там со мной встречаться.

   Отчётливо понимая, что именно сказала, я всё-таки зажмурилась и втянула голову в плечи, осознав, что он не отчислит, нет. Оллэйстар меня просто прибьёт, тем более что магу его уровня нетрудно скрыть следы преступления, выбросив наглый труп в лес.

   Но прошла минута, потом другая, а ничего не происходило, и я решилась приоткрыть глаза. Ректор Оллэйстар стоял в нескольких шагах от меня и, сложив руки на груди, мрачно изучал. Тоже меня. Похоже, что чувство вины в его присутствии становится моей привычкой.

   — То есть вы пошли на шантаж только ради того, чтобы продолжить работу с артефактом?

   — Простите, ректор Оллэйстар, — я закусила губу и сцепила руки перед собой, — я… ничего никому я не скажу, но мне правда очень хотелось бы вам помочь! — Честность — ещё одна моя большая проблема. — Если вы позволите, всю ответственность за свою жизнь я возьму на себя.

   Особенно учитывая, что, если я случайно самоубьюсь, Присли получит неограниченный доступ к моему наследству, и наверняка будет скакать от радости на моей могиле.

   Оллэйстар молчал, глядя на меня тяжёлым взглядом, а я прикидывала, что проще — сбежать в соседнюю Миерию или вернуться в дом опекуна и подстроить тому несчастный случай. Потому что после таких взглядов отличные дипломы не получают.

   — Хорошо, лиерра Грасс, — наконец ответил ректор, — я разрешу вам продолжить работу со шкатулкой.

   Вот так просто? Без наказаний, чистки вольеров и другой высочайшей мести?

   — Спасибо! — ещё не веря его словам, выдохнула я, чувствуя, как с души упал не просто камень, целый Нората́йский хребет. — Поручение за свою жизнь я могу подписать хоть сейчас, — повторила я и снова поторопилась.

   Хоть эта бумажка, где несовершеннолетний писал, что он, такой-то и такой-то предупреждён и принимает на себя все последствия такого-то шага, и принималась судами, но за всю историю руководства Оллэйстара никто ни разу её ещё не подписывал. Даже если сильно хотел.

   — Лиерра Грасс, — во взгляде ректора зажёгся недобрый огонь, — пока я ректор этой академии мне по силам сохранить вам жизнь и здоровье.

   Не стоило мне влезать. Вот не стоило и всё. Где хладнокровие, которым я так гордилась? Да где хотя бы простейший инстинкт самосохранения? Всё-таки права была куратор — со мной точно что-то не так.

   Без лишних слов подняв с пола сумку, я пошла к выходу, понимая, что сегодня никакой работы уже не будет.

   Но это был ещё не конец.

   Кто бы знал, насколько мне не хотелось проходить мимо раздражённого ректора, но в лабораториях даже окон не было, чтобы из них выпрыгнуть. Поэтому пришлось брать себя за ошмётки пошатнувшейся уверенности и стараться ступать как можно тише. Вот только, в отличие от главного академического зала, лаборатория занимала гораздо меньшую площадь, так что через два шага я всё же сравнялась с наблюдающим за мной ректором.

   Как же… страшно? Нет, но неуютно. Настолько, что я застыла на мгновение, пытаясь справиться с волнением перед тем, как сделать последние несколько шагов, но...

   Рывок, и вместо желанного выхода я вижу ворсинки на чёрном воротнике-стойке, а руки сведены в безболезненном, но сильном захвате за спиной.

   — В следующий раз…

   Я попыталась дёрнуться, но куда там!

   — Не угрожайте тем…

   От сковавшего ужаса всё, что мне удавалось это, не дыша, смотреть в его очень медленно приближающиеся глаза. Которые остановились так близко, что следующие слова я ощутила дыханием на своих губах.

   — Чего не сможете доказать!

   Оллэйстар отпустил меня так же неожиданно, как перехватил — когда я уже не могла смотреть в его глаза и закрыла свои. Отступив, он молча вернулся к письменному столу, дав понять, что аудиенция закончена.

   И если бы кто-нибудь спросил, как я оказалась у себя, мне не удалось бы вспомнить. Кажется, я в жизни так быстро не бегала, как в этот вечер, стремясь оказаться от лабораторий и от ректора как можно дальше.

   Очнулась я только когда почувствовала тянущую боль в груди. Встряхнулась, растерянно посмотрела на свои руки и на дверь, увешанную двумя десятками заклинаний, напрочь исчерпавшими резерв. Но и эта мера помогала лишь первые несколько мгновений. Приложив ладонь к бешено бьющемуся сердцу, я отступала, пока не запнулась о стул. Оглянулась, не узнавая комнату, и влетела в ванную, закрыв за собой дверь на замок.

   Рианы милосердные! Да если бы я только знала, как он решит отомстить мне за оскорбление, плюнула бы и задавила все свои исследовательские порывы.

   Ненавижу! Не терплю собственную беспомощность!

   Здесь, за шесть прошедших лет, я совсем от этого отвыкла, и подлый приём Оллэйстара вышиб воздух из груди. Я пыталась, но никак не могла вдохнуть, опустившись на пол и оперевшись спиной о холодную стену.

   Слишком яркими оказались воспоминания, которые я хотела навсегда забыть…

   Лето перед первым курсом выдалось удивительно солнечным — вода в лесном озере прогрелась уже к седьмому числу, а игольчатые ветки орио́сов тянули в чащу, обещая влажную прохладу и спасение от жары. Получив в конце июня вестник из академии, с подписанным договором на зачисление, оставшиеся два месяца я не замечала ничего.

   Как же! Мечта сбылась — меня приняли на факультет государственной магии по специальности документоведение.

   Оставалось всего три дня до того, как я услышу цокот лошадиных копыт академической повозки, когда барон Присли вызвал меня к себе. Но что он мог сделать? Я зачислена в Академию контролируемой магии, договор на шесть лет обучения подписан, а в случае моей неявки сюда приедет проректор Оелуо́н собственной персоной.

   И я пошла, понимая, что скрываться больше не в силах. Исключительно из любопытства что ещё надо опекуну, помимо моей подписи на документах.

   В мрачном кабинете не оказалось никого, кроме Присли. Поначалу жизнерадостная, я с каждым последующим мгновением всё больше осознавала, что ничего хорошего из нашей встречи не выйдет. Даже зная, что из длинного списка запретов, подаренного Присли на мой двенадцатый день рождения, не делала ничего, за что он мог меня наказать.

   Присли стоял ко мне спиной, но вряд ли его так уж сильно интересовал раскинувшийся за окном, холёный, модный в этом сезоне парк.

   Тишина переливалась всеми оттенками ярости, становясь тем страшнее, чем меньше я понимала происходящее. Ногти давно впились в кожу ладоней, наверняка оставляя ярко-красные следы. Не от гнетущего страха, нет. Только чтобы сдержаться, задавив порыв подготовить начальное плетение.

   Присли не должен знать, на что я способна.

   — Барон Присли? — Смелость рассыпалась, не долетев даже до его стола, вместе с тихим писком, заменившим мне голос.

   Резкий поворот. Взгляд, обычно безразличный, сейчас полоснул звериной жестокостью. И лишь шорох планирующего листа, брошенного тонкой ухоженной рукой, нарушил тишину этой жуткой минуты. Уведомление. О том, что заключённый с академией договор вступил в силу почти месяц назад. С поздравлениями и напоминанием, в какое время ждать повозку.

   — Вздумала меня одурачить, мерзавка? — Впервые Присли злился так, что водянистого цвета глаза потемнели. — Думаешь, я идиот и не знаю, что ты забыла в этой поганой академии?

   — Я… мне просто нравится учиться, а это — лучшее учебное заведение в империи! — Я храбрилась, собираясь добавить что-то об исполнении мечты, но Присли сделал то, чего никогда не позволял себе раньше.

   Один взмах трости разделил реальность на до и после. Заготовленное ещё до моего прихода, заклинание впечатало меня в противоположную стену. Но вместо того, чтобы дать бессознательно по ней сползти, пришпилило к тёмно-зелёной ткани, словно одну из бабочек в его коллекции насекомых. Ни пошевелиться, ни стереть кровь, первая из капель которой горячей слезой потекла по виску.

   Большего ужаса я в жизни не испытывала, как в ту минуту, когда ко мне не спеша приближался Присли, издевательски поигрывая тростью с встроенным накопителем.

   — Я всё о тебе знаю, неблагодарная дрянь, — тихо произнёс он, остановившись в полушаге от меня. И зажмуриться бы, но Присли больно схватил меня пальцами за подбородок. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

   И я смотрела широко распахнутыми глазами как он, явно гордясь собой, описывает мне рассчитанные им перспективы.

   — Ты ошибаешься, если думаешь, что сможешь спрятаться от меня под крышей этой паршивенькой академии. Поверь, я найду способ вытащить тебя оттуда раньше, чем закончится первый курс. И, как только тебе исполнится двадцать, как миленькая отправишься в храм с тем, на кого я укажу. И произнесёшь все традиционные клятвы. Иначе пострадают те, к кому ты успела так привязаться. — Единственной, с кем я общалась, оставалась Грейс, и угроза заставила горло сжаться спазмом. — Ты хорошо меня поняла, мерзавка?

   — Да, — с трудом прохрипела я, радуясь, что кроме меня никто не может разорвать договор с академией.

   А в следующее мгновение полетела вниз, чувствительно ударившись ещё и об пол, но Присли это не волновало. Он повернулся ко мне спиной и вернулся за стол.

   — Свободна, — процедил он, видя, что я не тороплюсь покидать его кабинет.

   К счастью, ничтожных секунд передышки мне хватило, чтобы встать, опираясь о стену, из последних сил поклониться и, хромая, выйти за дверь.

   Грейс замешивала тесто.

   Правда, до того момента, пока я не перевалилась через порог кухни, едва пережив две лестницы и коридор. И только моя бессознательная тушка спасла этот дом от ругани, а Грейс от увольнения.

   Оставалось три дня до отъезда в академию.

   Это был первый и последний раз, когда Присли поднял на меня руку. Потому что следующим летом я приехала не только заметно поумневшая, но и официально принадлежащая академии. И больше никогда не оставалась с Присли наедине.

   И вот снова — это удушающее ощущение беспомощности!

   Умом я понимала, что ректор рассчитывал исключительно на мой испуг, чтобы не наглела, но… ничего не проходит бесследно. И за эту брешь в моей броне стоит винить только Присли.

   Открыв кран, я пару раз плеснула на лицо ледяной водой, и вылезшие страхи начали отступать, возвращаясь в самый дальний угол сознания. Глубоко вздохнув, подняла голову и встретилась взглядом с отражением.

   — Красотка! — фыркнула и распустила пучок, позволив длинным, тёмным с рыжиной волосам каскадом опасть за спину.

   Ничего особенного — обычная симпатичная мордашка и глаза, обычно серые, но сейчас потемневшие до черноты. Грейс называла меня красивой и ещё на втором курсе обещала, что год-два и отбоя от женихов не будет. Но прошло четыре, а в моём распоряжении лишь придурочный Шалинберг и кто-то, кого, судя по намёкам Неиски, Присли уже выбрал мне в мужья.

   Правда, если они думали, что я, как покладистая кобыла, беспрекословно пойду в храм, то очень сильно заблуждались.

   Вернувшись в спальню, я сняла почти все наложенные на дверь заклинания, уже не поражаясь размаху собственного психоза. С тяжёлой головой, но всё же села за домашние задания. Правда, дело не шло и, кое-как доделав задачи, я захлопнула тетрадь, запуская руки в наконец-то высохшие волосы.

   То, что случилось сегодня, могло привести меня к отчислению. Даже несмотря на слова ректора — никто не мешал ему вернуться к себе, обдумать всё ещё раз и ранним утром подготовить приказ, тем более что рабочий день его секретаря начинался задолго до подъёма студентов.

   И завтра меня ждал бы неприятный сюрприз, который в настоящем отрезке времени порадует слишком многих. Корсу, Присли, Неиски. И это только те, кого я знала лично, без учёта мифического жениха и предполагаемой толпы моих врагов. Так что в чём-то ректор даже сделает доброе дело... определённому кругу лиц.

   Откинувшись на спинку стула, я с сожалением смотрела на знакомый до каждой пылинки портрет.

   Если бы только вы были живы!

   Стефани́я Ара́на Грасс, в прошлом О́ринберг, и Не́рий Але́кас Грасс были запечатлены осенью. В самый лучший её момент, когда дожди ещё не настолько настойчивы, чтобы превратить всё вокруг в грязь и серость, но листья на деревьях уже приобрели свои неповторимые цвета. Кажется, стоит отвести взгляд, и они продолжат кружиться в объятиях друг друга, смеясь под водопадом из разноцветных листьев.

   Если бы не это тайком вытащенное из ящика стола Присли изображение, я бы так и не узнала, как выглядят мои родители. Все портреты первых двух, самых счастливых лет моей жизни остались в нашем поместье, закрытом ото всех по приказу Присли.

   Как же, ведь не было смысла содержать немаленький дом, если на свой-то хватало едва-едва!

   Прохлада цепочки от кулона на шее успокаивала.

   Понимая, что уснуть не удастся, я повалилась на кровать, раскинув руки.

   Вся женская часть преподавательского состава обзавидовалась бы, узнав, в чьих объятиях мне удалось побывать. И неудивительно — Ориан Оллэйстар уже двенадцать лет оставался ледяным утёсом посреди жаркого преподавательского цветника. И возникающий к нему интерес наших профессоров не помогали скрыть ни приглашения в интимном полумраке пустых аудиторий, ни демонстративное безразличие при свете дня.

   Мы — студенты. Те, кто пролезут туда, куда раньше считалось невозможным и додумают, то, чего, вообще, не было. И не знаю, где он находил себе леди, с которыми периодически появлялся на вторых, а то и первых страницах газет, но ни разу за всё время не возникло даже намёка на слух о его романе с кем-то из обитательниц академии.

   И студентки в компании преподавательниц продолжали безутешно страдать по неприступному Ориану Оллэйстару.

   С отсутствия романтики в одном месте, мысли плавно перескочили на её избыток в другом. Рикард Шалинберг. Раз уж выдалась возможность и время, стоило бы придумать резкую, но достойную речь для того, чтобы отвязаться от боевика с гарантией. Жаль только, что, начав подбирать слова, я провалилась в крепкий сон без сновидений.

ГЛАВА 13

Следующее утро началось с ругани.

   Я вспоминала шаргха, запнувшись мизинцем о стул, умываясь не до конца прогретой водой, расчёсывая свалявшийся за ночь колтун и ища потерявшийся карандаш. Просто знала — сегодня мне нанесёт очередной ежемесячный визит господин Неиски — поверенный моих родителей.

   Подумать только, Неиски! Неужели не нашлось кого-то получше? Потому что никогда в жизни, находясь в здравом уме, я не выбрала бы настолько скользкого гада представлять интересы своей семьи! Одна радость — Неиски всегда приходил после занятий, утром дав мне возможность делать вид, будто ничего особенного не происходило. Хотя толку-то, если к обеду всё равно стало только хуже, и даже ягодный пирог, оставленный Николасом, не спас моё настроение.

   Спасибо хотя бы, что к ректору для подписания приказа об отчислении не пригласили.

   — Лиерра Грасс, — распечатав красный вестник, профессор Ипраберг взглянула на меня поверх очков в тонкой оправе, — вас вызывают к ректору.

   Шаргх!

   Всё-таки отчисляют?

   Хороший вопрос, жаль, что ответ можно узнать только на месте. Поэтому, тяжёло вздохнув, чувствуя тяжесть и холод в районе сердца, я сбросила тетрадь в сумку, вышла из аудитории и поплелась настолько медленно, насколько могла. К сожалению, дверь в приёмную ректора всё равно появилась слишком быстро и, замирая от нехорошего предчувствия, я вошла.

   — Лиерра Грасс? — уточнил секретарь, едва на меня взглянув.

   — Да, — отозвалась хрипло и откашлялась.

   — Пожалуйста, проходите, ректор Оллэйстар вас ждёт.

   Вот и всё внимание, хотя обошлась бы и без него.

   — Заходите, лиерра Грасс, — раздался голос из глубин открытого кабинета, и у меня не осталось другого выхода. — Садитесь, — хмуро кивнул ректор на стоящее перед столом кресло и снова углубился в чтение.

   Как я радовалась, когда мне удалось купить эти туфли! Последний размер — вдвое дешевле обычной цены, зато сейчас я проклинала глухой цокот высокого каблука, слишком громкого в тишине и официальной атмосфере кабинета.

   Опустившись на самый край сиденья, я выпрямила спину и сложила на коленях руки.

   — Лиерра Грасс, — отвлекшись на все эти манёвры, мне не удалось застать момент, когда ректор отложил письмо и поднял взгляд на меня, — уточните, по какому поводу вас регулярно посещает господин Неиски?

   Ч-что?

   Я вскинулась, чтобы тут же опустить взгляд на узорный паркет.

   А какого шаргха этот вопрос прозвучал сейчас, а не шесть лет назад? Присли, как мой опекун ещё тогда писал обращение сначала к ректору, а потом и в Академический совет. Который, в отличие от Оллэйстара, впечатлился аргументами и дал Неиски доступ в академию. Исключительно в официальных целях.

   — Господин Неиски посещает академию раз в месяц для того, чтобы получить подпись, позволяющую распоряжаться наследством моей семьи, и оставить содержание от барона Присли.

   Собственно, никакой тайны в этом нет.

   — И как давно он это делает?

   — Шесть лет.

   — Лиерра Грасс, вам необходима защита от барона Присли и господина Неиски?

   З-защита?

   Я не просто застыла — лёгкие захлебнулись воздухом, пальцы нервно скрючились, а глаза распахнулись так, что вряд ли выглядели прилично.

   — Я изучил ваше личное дело, — Оллэйстар не был раздражён или раздосадован. Он сообщал факты. — И поинтересовался состоянием, о котором вы говорите. Поэтому я спрошу ещё раз, барон Присли не исполняет своих обязательств по отношению к вам?

   От цепкого мрачного взгляда у меня дрогнули пальцы, но я только сильнее сцепила их в замок. То есть для того, чтобы прийти к этим выводам ему понадобилось «всего лишь» изучить и поинтересоваться?

   — Достаточно просто сказать «да».

   Просто?

   Вот так взять и нажаловаться на Присли, обеспечив ему ворох проблем, из которых он всё равно выберется? Грейс не говорила, но я знала, что она обращалась в службу по надзору — давно, лет десять назад. Наверняка нашла каких-то знакомых и там, только чтобы помочь «малютке» обрести необязательно любящую, хотя бы просто нормальную семью. Вот только Присли — скользкий гад, способный вырваться из любых тисков, и сотни влиятельных знакомых с радостью ему в этом помогали.

   Согласиться на защиту Оллэйстара? А что потом?

   Официально Присли считался опекуном, пока мне не исполнится двадцать пять, но с двадцати он имел право выдать меня замуж, передав состояние родителей мужу. Ну или поделить его на двоих, что гораздо ближе к правде. Но стоило мне сейчас ответить согласием, и он проведёт ближайшие пару лет в судебных тяжбах со службой надзора.

   И когда я вернусь с дипломом, а даже в случае тяжбы деваться мне, кроме дома опекуна, будет некуда, ничего не помешает ему сорваться на мне. Снова.

   Не возвращаться в поместье совсем? Деньги на первое время у меня были, а отличившихся студентов распределяли в течение недели после окончания академии. И её я как-нибудь продержусь, чтобы потом предстать перед разъярённым Присли с официальной защитой за спиной и жетоном императорской канцелярии, приравнивающим меня к совершеннолетним, но… я не могу.

   Я должна вернуться.

   Нелогично, нерационально, опасно.

   Знаю. И мне вряд ли поможет предварительное распределение, озвученное вместе с вручением диплома. От Присли — нет, зато помогут шесть лет учёбы на износ и заклинания. Пусть слабенькие, но коварные настолько, что легко свалят его в постель на те самые, необходимые мне семь дней.

   Чтобы я забрала то, ради чего подставлю спину врагу — ключи, без которых не открыть дом, хранивший мои самые счастливые воспоминания.

   — Лорд Присли исполняет все обязательства, предписанные законом, — не опуская взгляда, соврала я в лицо Оллэйстару. — Спасибо, но у меня всё в порядке.

   — Аурелия, — сцепив пальцы перед собой, позвал ректор, — поверьте, вам ничего не грозит. Если вы признаетесь, ни барон О́рас Присли, ни господин Ти́ррен Неиски к вам даже не приблизятся.

   Допустим, мне найдут какой-нибудь временный дом и временную семью. Но будет ли она лучше?

   — Мне действительно не на что жаловаться, — вежливая улыбка заставила ректора откинуться на спинку кресла, продолжая изучать меня нечитаемым взглядом.

   — Как скажете, лиерра. Вы можете идти, — наконец, решил он и, не дожидаясь повторного приглашения, я поспешила покинуть святая святых академии.

   Где за последние несколько дней побывала раз больше, чем за предыдущие шесть лет!

    И логично со стороны Оллэйстара поинтересоваться досье пригодившейся вдруг студентки, но предлагать помощь? Это что-то новое. Хотя… кажется, года четыре назад у одного из первокурсников со спецартефакторики случилось что-то такое, из-за чего академия подала иск в отношении опекающей его семьи.

   Не помню. На втором курсе местные сплетни волновали меня ещё меньше, чем сейчас — днями я пропадала на лекциях, а ночами в библиотеке, чтобы выполнить очередной заказ и чтобы заняться не входящим в учебный план самообразованием.

   Ладно, поговорили и забыли.

   Мне оставалось пройти через переход и повернуть в нужный коридор, когда я увидела знакомый силуэт.

   Шаргхов боевик! Увы, другого пути не было и, сцепив челюсти, я пошла навстречу Шалинбергу.

   — Привет. Спешишь?

   — У меня этика, — ровно отозвалась я, собираясь пройти мимо, но он удержал за запястье. — Отпусти.

   — Я просто хотел поговорить, — Рик поднял руки ко мне ладонями и отошёл на шаг. Но довольнее от моей вынужденной остановки не стал. — Ты меня избегаешь?

   — А не много ли чести, Шалинберг? — прищурилась я.

   — Ты перестала ходить в столовую, — боевик засунул руки в карманы и перекатился с пятки на носок.

   — Это не помешало тебе найти меня здесь, — я обвела рукой коридор. — У меня много дел и слишком мало времени, чтобы тратить его на стояние в столовых очередях, — скрестив руки на груди, я мрачно наблюдала за Шалинбергом, не поднимающим взгляда выше моей шеи. — Это всё, что тебя интересовало? Я опаздываю.

   — Не всё, — он нервно взлохматил и так находящиеся в беспорядке волосы и поднял на меня очень странный взгляд. — Давай честно, почему ты отказалась от моего приглашения?

   Каюсь, издевательский смешок вылетел прежде, чем я успела обдумать ответ.

   — Рик, — Шалинберг дёрнулся, услышав своё имя, — а с чего бы мне соглашаться? Я не одна из твоих поклонниц и никогда ею не была. А то, что ты сам оставил себя без пары на Зимний бал исключительно твоя глупость. За все шесть лет я ни разу не дала тебе повода. Ни одного раза! — покачала я головой. — Не кокетничала, ни жеманничала, даже ни разу не посмотрела на тебя украдкой. Объясни мне тогда, какого шаргха ты решил, что мне нравишься?

   — Когда-то мы могли не только обмениваться заклинаниями…

   — На втором курсе? — издевательски хмыкнула я. — Мы и тогда не общались. Всего лишь сидели за одним столом в библиотеке или в столовой, иногда даже обменивались парой фраз, но не общались, Рик. И то, всё это ровно до момента, пока я не узнала, что ты на меня спорил.

   Может, другая на моём месте заставила бы его извиняться за тот идиотский спор с такими же придурковатыми друзьями. Которые хотели, чтобы Шалинберг уложил меня в постель, но мне искренне наплевать. Что на прошлые, что на настоящие развлечения боевика.

   — Я готов тысячу раз просить за это прощения! — Рик приблизился, и мне показалось, что в его глазах и правда мелькнула какая-то иррациональная безысходность. — Был идиотом, готов признаться на всю академию!

   — Слушай, — не выдержала я, отступая на шаг, но горьковатый аромат всё равно никуда не делся, — мы были прекрасными врагами, практически классическими, поэтому брось дурацкую затею меня добиваться. — Я видела и сжатые губы, и упрямую складку на лбу. Понимала, что говорю в никуда. — Ты испортишь последнее полугодие и мне, и себе.

   Рианы, за что мне влюблённость того, кто меня даже не слушает?

   — Потерпи. Пожалуйста. Всего шесть месяцев, и через неделю после выпуска ты обо мне даже не вспомнишь!

   — А если вспомню, Аурелия? — исподлобья взглянул он. — Что мне делать тогда?

   — Ты — наследник Шалинбергов. Найдёшь себе девушку посимпатичнее и не будешь выходить из спальни неделю. Уверена, все твои мифические чувства сразу испарятся.

   Кстати, этот способ можно попробовать и в академии. Пусть не неделю, но два выходных в полном его распоряжении. Как и количество желающих утешить «безответно влюблённого» боевика. А, если не поможет, двухнедельных зимних каникул ему точно должно хватить.

   — Как у тебя всё просто, — съехидничал он, сверкнул глазами, и молниеносным движением прижал меня вплотную. Я даже ахнуть не успела. — А если не помогает? — его голос опустился до шёпота, и я снова застыла, парализованная чужой близостью. Будь ты проклят, Орас Присли! — Если единственная, кто мне нужна, это ты? Что мне делать тогда, а, Аурелия? — на выдохе, мешая мой страх, свою горечь и поцелуй.

   Увы, наш общий.

   Горячий, яростный и жадный. Такой, словно Шалинберг давно этого ждал, и готов умереть, но не отпустить.

   Оглушённое паникой сознание, которое уже второй раз за эти сутки терпело форменное над собой издевательство, обрело ясность и вдруг заработало, словно по щелчку.

   Раз — и Шалинберг отстранился, выругавшись, но даже так не разжал объятия. Два — и каблук опустился на его ногу. Не столько причинив боль, в отличие от прокушенной мной губы, сколько дав возможность оттолкнуть боевика и разом приготовить три плетения, два из которых сразу отправились по адресу.

   Но куда там! Рик легко уклонился от обоих, криво усмехнулся и вытер кровь тыльной стороной ладони. И не будь он в тренировочной форме, скакал бы сейчас на одной ноге, но куртка, штаны и сапоги из кожи укавира́са защищали боевика не только от лёгких заклинаний, но и от мелких ушибов.

   — Совсем рехнулся! — Сказать хотелось много, но какой толк в криках? Тем более что вот так, лицом к лицу, мои заклинания его уже не достанут. — Если я сообщу куратору, уже завтра тебя исключат!

   — Это того стоило. — Шалинберг усмехнулся. — Переживаешь, моя аурика?

   Рианы, да за что! Я не убивала, ни крала, даже толком никого в своей жизни ещё не оскорбила! Почему именно мне перепало счастье отбиваться от упёртого, как каирра на кладке, идиота? Ещё чуть-чуть и он переплюнет даже Присли!

   И хуже всего что, несмотря на знания и опыт, я беспомощна так же, как и на первом курсе. Ведь стоит мне использовать что-то действительно серьёзное и через несколько секунд здесь появится проректор, отследив по сигнальной системе академии активность магического фона. А всё остальное Шалинберг отобъёт с лёгкостью практически дипломированного боевого мага.

   — Не приближайся ко мне, Шалинберг! — предупредила я и добавила без малейшего сомнения: — Или я не сдержусь. И пусть меня отчислят, но ты больше не рискнёшь остаться со мной даже на одной улице!

   — Не слишком ли смелое заявление для госпожи секретаря?

   Думая, что вляпалась в неприятности после разговора с Николасом, я только сейчас осознала их масштаб. Боевик смотрел на меня так, словно уже победил.

   Занятие закончилось, и коридор начал заполняться студентами. Теми, кто нет-нет, да останавливался, недоумённо глядя на наше с Шалинбергом немое противостояние.

   — Я не отступлю, — одними губами произнёс он.

   — Посмотрим, кто кого! — взглядом ответила я, резко развернулась и пошла в аудиторию — ещё одну лекцию этики никто не отменял.

ГЛАВА 14

Можно обмануть кого угодно, но с собой так не получится. Поэтому, только заняв место, я незаметно провернула кольцо и проверила накопитель.

   Можно выдохнуть: три заклинания никак не повлияли на самозарядный артефакт. А, значит, мне будет, чем отбиваться от претензий боевика до самого выпуска. Вот только это не выход. Шалинберга прорвало, и неизвестно чем теперь всё обернётся.

   Вот бы случилось чудо, и родственники вернули мысли сына и внука в правильное русло!

   Лекция прошла мимо. Неудивительно, впереди ждала встреча с Неиски, так что самое веселье только начиналось. Единственная радость — вечером Николас обещал испечь торт, только для своих, и я искренне наслаждалась ощущением, что входила в это число. В конце концов, кусок трёхслойного, ягодного с кислинкой, гиганта — самое то, чтобы закончить долгий и сложный день.

   А ведь совсем скоро академию начнут украшать к празднику, создавая поистине сказочную атмосферу. И снова окна засверкают искусными ледяными узорами. В воздухе закружатся снежинки, искристыми звёздами опадая с потолка и тая над головами студентов. Каждую колонну в главном холле украсят мелодично звенящими сосульками и ароматными, разлапистыми сине-зелёными ветками орио́сов.

   Но главными гостями станут, конечно, аерии — традиционно зимние цветы. Белые с розовыми, серыми и золотистыми прожилками на широких, скрученных к центру, лепестках — они украсят академию, и взгляд всё время будет ловить десятки горных цветов. Главное не задумываться, что это всего лишь иллюзия. Академия так себе место для растений, в которых ядовито абсолютно всё.

   Да и ладно. Главное, что подарки для Грейс и Николаса уже готовы. Белая вишня в шоколаде уже упакована, чтобы завтра быть отправленной в поместье Присли. За все годы я ни разу не приехала туда на зимние каникулы. Николаса же ждёт его любимая настойка из ягод олимираса. Он и Грейс — единственные, кого мне хотелось поздравить и единственные, чьи подарки я с удовольствием приму.

   Хотя Присли тоже дарил. Отдельный, увеличенный бюджет для сборов на Зимний бал.

   И вся циничность подарка легко угадывалась по одному его кривящемуся взгляду. Мои родители не были аристократами, но это не мешало им иметь хороший доход от тиража еженедельной научной газеты, большей частью раскупаемого академиками и императорским дворцом. Но и Присли нельзя назвать скупым на развлечения, а это загоняло его в ловушку бальных трат.

   Потому что я не могла выглядеть как сиротка из обедневшей семьи. Вне зависимости от истинного состояния дел.

   Сам Зимний бал проводился за день до праздника, и на следующее утро академия пустела. Студенты и преподаватели предпочитали встречать новый год в кругу самых близких, и по замку оставались растерянно бродить одиночки вроде меня, которым некуда возвращаться.

   Самое лучшее время — в тишине и покое все две недели можно провести за заклинаниями и не бояться чужого взгляда.

   Но вот звон, который означал окончания занятия, принёс не только общий радостный выдох, но и жёлтого вестника. Светлая птичка опустилась передо мной, раздражая взгляд.

   Рианы, не дайте мне снова выйти из себя.

   По правилам академии я должна была ставить подпись в присутствии куратора, но Неиски с Присли как-то обошли и это. Поэтому встречались с поверенным мы в первой попавшейся пустующей аудитории, где он упражнялся в остроумии. Правда, уже года три его попытки меня переговорить выглядели откровенно жалкими.

   Вздохнув, я распечатала вестник.

   «Лиерра Грасс, жду вас в кабинете ректора. Убедительно прошу поторопиться и привести себя в порядок! Ваш поверенный, Т. Неиски»

   Да какого шаргха опять кабинет ректора!

   — Аурелия, всё хорошо? — тревожно оглянулась на меня Миста, уже выходя из аудитории.

   Прекрасно. Вот только разожму сейчас челюсти, выдохну и расслаблю пальцы, стиснувшие странное послание. Что значит «привести себя в порядок»? И причём тут ректор?

   — Да, я в порядке, — слабо улыбнувшись и накинув шаль, я подхватила сумку и пошла на выход.

   Снова пустое кресло секретаря позволило остановиться перед тем, как войти в кабинет ректора.

   Руки дрожали, внутренности с каждой утекающей минутой всё туже закручивались в узел, в горле пересохло.

   Что-то ждало меня за этой дверью и вряд ли это что-то мне понравится. Потому что оба письма Неиски лучились неприкрытой, грубой ложью. И потому что всё это началось задолго до сегодняшнего дня. Ещё летом, в тот солнечный июльский полдень, когда Присли пожелал отобедать в моём обществе, но вместо еды в золочённой тарелке изучал меня.

   Довольным, сытым взглядом.

   И ещё тогда я понимала к чему идёт дело, но надеялась, что повезёт.

   Не повезло.

   По телу прошла судорога, пальцы крепче вцепились в шаль и, сдержав судорожный вздох, я постучала. Хотела постучать, но дверь распахнулась раньше, чем костяшки пальцев коснулись деревянного полотна.

   — Входите, лиерра.

   Оллэйстар недоволен.

   Это слышится в мягкой, безукоризненно-вежливой интонации. В складке на лбу, делающей его старше. В том, как прямо он стоит за собственным столом.

   — Доброго дня, ректор Оллэйстар, господин Неиски. — Мой голос вдруг стал тише и покорнее, чем когда бы то ни было.

   Правда, поклон им обоим все ещё образцовый, даже несмотря на ощущение надвигающейся и неотвратимой беды.

   — Доброго, Аурелия, — на правах давнего знакомого опустил обращение Неиски, — рад снова вас видеть. Ваш дядюшка Орас передаёт вам своё почтение и желает всяческих благ.

   Подавиться он мне желает, но присутствие ректора сдерживало и Неиски, и меня. За месяц не изменились, ни маленькие бегающие глазки поверенного, ни живот, на котором едва сходились пуговицы щегольского сюртука.

   — Передайте дорогому дядюшке, что я молюсь за него рианам, — я склонила голову к плечу.

   Под, уже откровенно иронический, взгляд ректора. Он, кстати, так и не сел в кресло, и не предложил сесть нам. Странная немилость, учитывая, что мы вроде как равны. Хотя бы на то время, пока Неиски — поверенный, я — подопечная барона, а ректор выступает в качестве формального надзирателя за всем этим представлением.

   — Приятно видеть, что я не ошибся в вас, лиерра. — Из-за моей спины появилось новое действующее лицо, и я согнулась в самом низком, на который только была способна, поклоне. — Вы не только умны, но и обладаете редкой в наше время учтивостью к старшим.

   Нет, нет, нет.

   Рианы, только не это! Пожалуйста! Я жизнь положу в храме, я буду ходить туда дважды в день, да хоть жить там, только не это!

   Присли ведь не мог! Ни одна его афёра не привела к такому! Это ведь совсем за гранью.

   Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он не смог…

   — Великий князь, — даже не шёпот, едва слышный крик умирающего, который никто уже не услышит. — Вы слишком добры ко мне.

   Фаркасы должны были снова спуститься с гор, чтобы советник императора…

   — Скромность вас только украшает, Аурелия.

   Я слышала шаги, я чувствовала его приближение, я едва не согнулась от той властности, что излучал этот мужчина. Но всё равно вздрогнула, когда он коснулся моего подбородка, заставляя подняться.

   Коснулся меня! Вот так просто. Не затянутой в перчатку рукой, а прохладными пальцами с молчаливого одобрения всех присутствующих.

   Или не всех?

   Ужас, шок, дрожь, которые поднимались из глубин, оттуда, где жил прокля́тый стихийный дар, не помешали бросить быстрый взгляд на ректора. Недовольного ещё больше, чем до этого.

   — Вы прекрасны, лиерра Грасс, и я рад, что вы станете моей невестой. — Касание холодных пальцев никуда не делось, наоборот, стало ещё более личным.

   И большой палец великого князя только доказал это, легко огладив мой подбородок.

   — Князь, — предупреждающе и очень вовремя напомнил о себе Оллэйстар. Он вышел из-за стола и встал рядом, практически между мной и Эвило́нбергом, который отступил без потерь в самолюбии. — Лиерра Грасс всё ещё считается студенткой моей академии. Пока она не получит диплом и не расторгнет договор с академией, лиерра находится под моей защитой даже в большей степени, чем под опекунством барона Присли.

   — Но, позвольте, — влез Неиски, — согласно положениям…

   — Ты в своём праве, Ориан, — с улыбкой развёл руками Эвилонберг, и Неиски замолчал на полуслове. Эти маги считались с ним ещё меньше, чем даже я. — Твоя забота о студентах уже стала при дворе занятной байкой и не мне сомневаться в твоей репутации.

   И после той демонстрации в лаборатории мне бы пугаться Оллэйстара, но этот этап я, кажется, уже прошла. В конце концов, чего стоят угрозы ректора против того, чтобы стать невестой советника императора.

   Шаргхова честь. Не подавиться бы от счастья.

   Но может ещё не всё потеряно?

   — Ваше высочество, я…

   — От имени Аурелии Стефании Грасс, — перебил меня Неиски, — бароном Орасом Присли было заключено соглашение о помолвке с великим князем, советником империи и членом императорской семьи Джа́кобом Джерео́ном Эвилонбергом. Официальная помолвка состоится после окончания Аурелией Стефанией Грасс академии и получения ею диплома, если обстоятельства непреодолимой силы не заставят её завершить учёбу раньше.

   — Это… — Удавка сжалась на горле, не давая вдохнуть. — Это такая честь, ваше высочество!

   Желание дёрнуть ворот рубашки, ослабить затянутый узел растворилось под взглядом тёмных глаз Эвилонберга. Не допускающих даже намёк на неповиновение.

   — Что вы, Аурелия, для вас я просто Джа́коб.

   И этот Джакоб бросил резкий взгляд на Оллэйстара.

   И хуже всего, что ректор, который только говорил о защите, сразу отошёл, повинуясь воле советника императора! Оставил меня под цепким вниманием того, кому за каким-то шаргхом понадобилась безродная сиротка!

   — Простите, ваше высочество, но я не могу… — возражение захлебнулось красивым, по сути, мужчиной, склонившимся к моей руке.

   Шаргх с ним, с советником! Сам дядя императора взял мою безвольную ладонь и коснулся её поцелуем!

   Дядя! Императора!

   Рианы, почему я ещё в сознании?

   — Вы всё можете, Аурелия, — Эвилонберг выпрямился, но не отпустил мою ладонь. — И сможете ещё больше после того, как станете моей женой.

   Просто убейте.

   Это будет гораздо милосерднее, чем смотреть на свою разрушенную жизнь, сидя в золотой дворцовой клетке, будь она хоть тысячи раз императорской.

   — Б-благодарю вас, — надеюсь, что дрожащий, срывающийся голос они примут за волнение, — ваше высочество.

   За что благодарю? А фаркасы его знают, лично мне бы сейчас просто дожить до своей комнаты.

   — Джакоб, Аурелия! — А вот и тон, в котором прорезались холодные нотки того, кто привык повелевать.

   — Благодарю вас, Джакоб, — ещё тише и едва дыша, отозвалась я. Сделав вид, что ладонь из его руки выскользнула сама по себе.

   — Ваше высочество, кажется, вы хотели осмотреть корпус лекарей? — Оллэйстар снова шагнул вперёд и почти перекрыл меня собой, указав рукой на выход из кабинета.

   — А тебе есть чем меня удивить, Ориан? — вскинул бровь Эвилонберг.

   — Всегда есть. — Оллэйстар едва заметно поклонился и позвал: — Господин О́берг, проводите нашего гостя к тьерре Ви́рме, главному лекарю, — и обратился уже к Эвилонбергу: — Я присоединюсь к вам чуть позже.

   — Прошу вас, ваше высочество.

   Секретарь ректора, господин Оберг пропустил высокого гостя перед собой, и они скрылись за пределами кабинета.

   — Что же, — мгновенно засобирался Неиски, — пожалуй, мне тоже пора. Барон Присли жаждет узнать подробности встречи двух влюблённых.

   Я даже с места не сдвинулась, лишь сознание ещё как-то отслеживало происходящее.

   Вот Неиски хватает свою шляпу. Вот он же подхватывает папку. Вот уже одни, последний шаг отделяет его от выхода…

   — Господин Неиски, — остановил его ледяной голос ректора, — вы кое-что забыли.

   — Забыл? — удивился тот и повернулся.

   — Разве вы не должны оставить лиерре Грасс месячное содержание?

   — Ах, да, конечно, — скользкий гад Неиски просочился мимо нас к ректорскому столу и раскрыл папку.

   Как подписывала, забирала увесистый мешок и прощалась с Неиски, не помню. Ничего не помню после властного «Джакоб, Аурелия!» Хотя, может, это и к лучшему.

   А, может, и нет…

   — … лиерра Грасс? Аурелия?

   А? Что? Был какой-то вопрос?

   — Вы в порядке? — нахмурившись, Оллэйстар хотел было взять меня за подбородок, но я отшатнулась и больно ударилась ногой о ножку кресла.

   — Я? — Запереться и выть, вот весь мой порядок! Не хотела быть кобылой в стойле Шалинберга? Получите-распишитесь, станешь бесправной куклой Эвилонберга! — Спасибо, ректор Оллэйстар, я в порядке.

   — Аурелия, — удержал он меня за запястье руки, в которой оказался зажат мешок с монетами, — просто скажи «да», и я смогу помочь.

   — Помочь? — горькая усмешка вылезла вперёд всех доводов рассудка.

   Что мне теперь терять?

   Диплом? Уже плевать, Присли успел первым, лишил меня разом дома, жизни и места в канцелярии. Той самой, что мне обещал сам великий князь!

   Я усмехнулась, покачала головой и, не обращая внимания на ректора, вышла из кабинета.

   Куда шла? Не знаю.

   Помню только, как остановилась.

   К счастью, коридоры пустовали, и никто не видел, как я сползла по стене в каком-то по счёту переходе.

   Прикрытые глаза, бессильно повисшие руки, звякнувший об пол кошелёк.

   Самой себе я казалась пустышкой, пешкой, который воспользовались лучшим из возможных способов. Никчёмным, разбитым сосудом, из которого потоком выливались все надежды, планы и мечты. Ничего не оставалось мне самой, наивной дурочке, возомнившей, что может тягаться с сильными мира сего.

   Хотя нет.

   Одно осталось.

   То, что незаметно вытесняло остальную шелуху, наливаясь тёмным, вечно голодным пламенем. Тем, которое стирало отчаяние, обещало покой. И сейчас, в это самое мгновение, казалось другом.

   Единственным из всех.

   И я улыбнулась.

   — Аурелия?

   И Рику улыбнулась тоже.

   Бедный, безответно влюблённый мальчик. Интересно, кому из нас не повезло больше? Мне, которую осчастливили шаргховой, явно посланной рианами выгодной партией? Или Шалинбергу, который ещё не знал, что вся его влюблённость может катиться шаргху под хвост?

   — Ты горишь, Аурелия.

   Смешной. Особенно такой, с жезлом в одной руке и поднятой на уровень лица другой.

   Мои ладони тоже оказались смешными — кипельно-белыми, с чёрными венами под бледной кожей. Кожей, которая горела. Не искрой, не языками пламени. Самым настоящим пожаром. И чем больше его становилось, тем лучше мне было.

   Огонь успокаивал, дарил забытое ощущение покоя. Он делал меня сильнее, предлагал показаться Эвилонбергу и спросить, устраивает ли его невеста, если она такая.

   А следом за этой пришла другая, ещё более радостная мысль. Интересно, а что будет, если я дотронусь до Неиски? Он далеко ушёл или ещё можно догнать? А если коснусь Присли?

   Пока я рассматривала руки, поворачивала их, стихийный дар подкидывал в сознание картинки горящих врагов, домов и даже горящих рек.

   Что, и так можно?

   «Можно», — убеждало что-то внутри головы. То, что взвыло, привлекая внимание к Шалинбергу, который стоял уже меньше чем в шаге от меня.

   Улыбнувшись, я успокоила и себя, и дар.

   Это же боевик, что он может мне сделать. Придурочный, возомнивший себя героем-любовником герцогский сынок. Который решился на последнюю свою самоубийственную выходку.

   Интересно, убойную дозу героизма он унаследовал от родителей или это исключительно его? Потому что по-другому назвать то, что Рик тянул руки к моему огню, не получалось.

   С интересом наблюдая, дотронется он до меня или нет, я пропустила самое главное — смазанное, очень быстрое движение и прикосновение к собственной руке.

   И, наконец, потеряла сознание.

ГЛАВА 15

Мир покачнулся, а в следующее мгновение я открыла глаза.

   Голова напоминала пустой колокол, по которому ритмично бьют молотом. Мышцы ломило так, словно меня раскатали по полигону боевиков те три дикие девицы. А к страданиям физическим добавлялись страдания моральные, потому что память осталась на месте, издевательски напоминая, что именно я исполнила.

   Со стоном сев, я на ощупь добралась до края кровати — раньше она не казалась такой широкой. Но вместо привычного вытертого ворса ковра ступни утонули в мягком мехе. И, наплевав на боль, я широко распахнула глаза.

   А посмотреть было на что.

   Спальня, раза в два больше моей и в десять раз шикарнее. Светлые гобелены с пейзажами на стенах. Тяжёлые портьеры на окнах. Тёмное дерево, позолоченные ручки, светлые ткани.

   Платное общежитие.

   Я убью Шалинберга!

   — Рад, что ты очнулась. — Боевик как раз появился в собственной спальне с бокалом в руке и протянул его мне, вместе с бултыхающейся внутри болотной жижей. — Пей.

   — Да иди ты! — огрызнулась я, но звучало жалко. Так же наверняка и выглядело.

   И Шалинберг пошёл. Только не от меня, а в противоположном направлении. Он хитро зафиксировал мне и так больную голову и влил содержимое бокала, пользуясь явным физическим преимуществом. По вкусу жижа оказалась каким-то травяным сбором, и мне пришлось проглотить всё до капли, давясь отчётливым привкусом мяты.

   — Я устал с тобой спорить, аурика, — раздражённо ответил Рик, — проще самому сделать как надо, чем доказывать, почему это нужно.

   — Прекрати меня так называть. — Голова больше не отзывалась эхом на каждое слово, а слабость отступила. Горло приятно холодил привкус ориосов, и я встала, пробуя собственные силы. — Ты ведь представляешь, насколько мне не хочется тебя благодарить? Особенно учитывая, что я понятия не имею, как ты это сделал.

   — Подозреваю настолько, насколько мне хочется вытрясти из тебя душу, узнавая, что происходит. — Шалинберг опёрся бедром о стол и скрестил руки на груди.

   — Это не твоё дело. — Шали не оказалось ни в кровати, ни в стоящем рядом кресле. Неужели потеряла? — Что ты мне дал?

   — Укрепляющий бальзам, — хмыкнул он. — Можешь ознакомиться с составом в библиотеке. Это ищешь? — Шалинберг из ниоткуда достал шаль, и я нахмурилась. — Забирай.

   Он спокойно протянул мне руку с бордовым вязаным полотном, но что-то останавливало.

   С другой стороны, что он может мне сделать? Рассказать всем, что я стихийник? Такими темпами я прекрасно справлюсь с этим сама. Поэтому и подалась вперёд без особой опаски, вот только меньше всего я ожидала, что боевик дёрнет меня за руку, опрокидывая себе на грудь.

   — Если бы не я, ты бы сгорела заживо, Грасс!

   И глаза — сверкающие, словно злые молнии в безоблачном небе.

   — Тебе меньше хлопот, — отозвалась язвительно и попробовала выдернуть шаль. — В любом случае на активность фона примчался бы кто-нибудь из профессоров.

   — Предпочитаешь раскрыть свои тайны им, но не мне? — прищурился Шалинберг, прижимая меня ещё ближе.

   — Предпочитаешь об меня самоубиться? — усмехнулась в ответ, даже не думая отводить взгляд.

   Весь ужас от объятий растворился, напуганный гораздо более серьёзными проблемами.

   — Что так тебя вывело, Аурелия? — Молний в его глазах поубавилось, зато серьёзности как раз наоборот. — И как давно ты прячешь стихийный дар?

   Вывело.

   Воспоминания об Эвилонберге полыхнули жаром, снова выжигая осторожность и здравый смысл, а в воздухе запахло палёным.

   — Скажи что, и я помогу. — Рик бросил безразличный взгляд на край собственного, уже знатно подпаленного стола, о который я опиралась одной рукой. — И поклянусь чем хочешь, что не попрошу ничего взамен!

   — Не поможешь. — Мне надоел спектакль и, оттолкнувшись от боевика, я вырвала шаль из несопротивляющихся пальцев. — Даже ты не сможешь.

   — А мы?

   Шаргхово общежитие!

   Я слишком поздно заметила гостей из разряда тех, кому прямая дорога к фаркасам.

   — Надо было запирающее повесить, если развлекаешься, — цинично усмехнулся один из близнецов Делабе́ргов, входя.

   Он же опёрся спиной о стену рядом с дверью. Второй брат прошёл чуть дальше, цепким взглядом осмотрел комнату и остановил его на мне.

   И послать бы, но как-то неуютно. Хотя бы потому, что Араэ́л и Элио́н Делабе́рги пусть и опальные, но всё-таки императорские племянники. Цвет империи, если забыть о том, что даже младшая сестра Ло́риана III, их матушка не смогла выцепить сыночков из лап академии. Откуда они просто отказались выходить навстречу родным объятиям.

   — Вы не вовремя, — нахмурился Рик и окинул обоих выразительным взглядом.

   — Ага, — хмыкнул тот, что стоял ближе, — вот и дядя всегда то же говорит. Хотя, знаешь, конкретно к этой студентке у нас есть парочка своих вопросов.

   Я даже представляю каких, вот только шаргха с два отвечу.

   — Вы-то как с ней пересеклись?

   Только я заметила, что Рик шагнул вперёд и в сторону, встав передо мной? Защищал от близнецов? Да не смешите! Можно подумать, то заклинание у меня одно такое действенное было.

   — Ходят слухи, что Грасс, сыскала славу почище императорских заклинателей, — лениво начал тот, что привалился к стене. Это он старше или просто наглее? — И чертит заклинания направо и налево.

   — Слухи, вообще, вещь ненадёжная, — мило улыбнулась я в ответ. — Говорят, до несварения могут довести… тебе ещё не грозит?

   Резкий рывок я не увидела, зато услышала, как один боевой жезл ударил по второму. Рианы, они все такие психованные? Кольцо провернулось на пальце само собой, активируя резерв.

   Вот только с Делабергами мне не хватало сцепиться для полного счастья! Кем там они приходятся советнику императора? Внучатыми племянниками?

   — На твоём месте я бы не стал, — покачал головой тот, что дёрганнее, и молниеносным движением вернул жезл в крепление на поясе, — её защищать.

   — Ты не на моём месте, Ар, — хмуро отозвался Рик и повторил жест, видимо, Араэла.

   Угадала. Как раз он вроде как старший. Судя по истеричным девчачьим восторгам. Хотя было бы чем… с другой стороны — я могу и ошибаться, когда предпочитаю мозг и адекватность вот этому великолепию.

   — И слава рианам, — издевательски вскинул бровь Араэл. — Уводить невесту у собственного дяди я бы и за возврат родового замка не стал. — Он бросил на меня последний нечитаемый взгляд и отрывистым шагом вышел из комнаты.

   М-м… нет, не могу.

   — О чём он, Эл? — напрягся Рик.

   — Мы видели в академии Джакоба, — вздохнул Элион, — а два дня назад матушка прислала гневное письмо… правда, слухи при дворе поползли ещё раньше.

   — Эл! — повысил голос Шалинберг.

   — Она, — кивок на меня, — обещана Джакобу Эвилонбергу. Если бы не Оллэйстар со своими правилами, уже была бы невестой, а вскоре и женой. — Элион неодобрительно покачал головой, но всё же хлопнул Рика по плечу. — Не лезь в это, друг, не стоит оно того.

   И после хлопка двери неуютно стало даже мне. Настолько, что я набросила шаль на плечи, маскируя нервозность.

   — Так что тебя так вывело, — очень медленно и снова с молниями во взгляде повернулся ко мне Рик.

   Шаргховы друзья! Что, не могли хотя бы постучать?

   — Что ты сделал со мной в аудитории?

   Вопрос за вопрос, тем более что ответ на мой он знал.

   Но Шалинберг молчал. Нехорошо так, мрачно. И смотрел на меня, сцепив челюсти.

   — Это не я, это стаа́ш, — ответил он, когда я уже перестала ждать. — Жезл. — Рик отцепил его от пояса и положил на вытянутую ладонь. — Он называется стааш, это наше главное оружие против стихийников.

   — Против меня, — усмехнулась я, разглядывая узоры на рукояти.

   — Против тебя, — всё так же мрачно отозвался он. — Аурелия, то, что сказал Эл…

   — Правда.

   Ни обычное, ни магическое зрение не увидели в стааше ничего особенного. Жаль, потому что это был прекрасный повод отвлечься от собственных мыслей.

   Стало холоднее, и я плотнее стянула на груди шаль. Грустно звякнула цепочка кулона, напоминая о том, как бессмысленно я провела эти годы. Учёба, заклинания, библиотеки… Столько лет убегать, болеть мыслью о том, чтобы вернуть себе жизнь, вернуть воспоминания… да хотя бы свой дом! И быть проданной непонятно зачем.

   — Ты не обязана… — начал Рик, скривился и заглох.

   Потому что не хуже меня понимал, кто тут и кому обязан.

   Присли должен был вывернуться наизнанку, чтобы уговорить такого мага стать моим мужем. Или я чего-то не знала. А я гарантированно чего-то не знала, и это пугало даже больше свадьбы.

   — Спасибо, что помог, — криво усмехнулась я и оглянулась в поисках сумки.

   Она нашлась в изножье кровати, но уйти так просто мне не дали.

   — Ты пойдёшь со мной в храм? — Рик встал передо мной за шаг до двери. Поймал мой взгляд, скривился, отчаянно взлохматил волосы. — Я понимаю, что ты… пусть ты считаешь меня придурком, но, Аурелия, Эвилонберг не стал бы жениться на обычной сироте просто так.

   — Он не стал бы, а ты готов? — иронично покачала я головой и подалась вперёд. — Пусти.

   — Послушай, — Шалинберг взял меня за плечи и заглянул в глаза. — Может, я так себе кандидат в мужья, но меня ты хотя бы знаешь. Чего от меня ожидать так точно, а Эвилонберг… он страшный человек, Аурелия. Каждый бунт против императора вёл к нему, и каждый раз след обрывался в шаге, нескольких шагах до правды. — Со страшилками это он запоздал на полдня. — Эвилонберг жесток со слугами, нетерпим к служащим и регулярно высказывается против власти императора. Ты думаешь, он решил жениться на тебе, потому что влюбился?

   — Я думаю, что ты можешь забыть о своих мифических чувствах, — улыбнувшись, я скинула его руки, но куда там.

   — Хорошо, — Рик крепко прижал меня к себе и шумно выдохнул в макушку. — К фаркасам храм, давай просто уедем?

   — Надоело! — зло сказала я уже после того, как он согнулся от предательского удара туда, куда мужчины не бьют. — Стихийный дар моя забота, так же, как и Эвилонберг, свадьба и всё остальное, происходящее в моей жизни. Моей, Шалинберг! Поэтому будь добр, держи себя в руках.

   Хлопнула дверью я под изумлённые взгляды половины коридора, но студенты быстро опомнились и показательно облили меня презрением.

   Интересно, сколько истерик случится в этом общежитии, когда бурго-берги узнают? Когда поймут, что всю оставшуюся жизнь станут кланяться безродной сиротке. Пусть мою оставшуюся и вряд ли долгую жизнь, но даже этого мне хватит, чтобы насладиться зрелищем их согнутых спин.

   Не потому, что я злая, просто настроение сегодня не очень и память хорошая.

   Коридор, поворот, лестница. Повторить дважды и только тогда добраться, наконец, до перехода.

   Шаг, другой. Меня не впечатлило ни одинокое эхо каблуков, ни полумрак каменного коридора. Я просто забыла, что ещё осталось чего бояться, занятая гораздо более интересным занятием — пыталась не думать, иначе голова грозила лопнуть от шаргховых мыслей.

   — Грасс.

   Ленивый голос отразился от стен, заставил остановиться в нескольких шагах от Делабергов. Обоих.

   — Араэл, — не осталась я в долгу, провернув кольцо-накопитель.

   Слабо верилось, будто сиятельные близнецы ждали меня, потому что забыли попрощаться.

   Тот, который говорил, поморщился и отлепился от стены, до этого поддерживающей высокородный тыл. Что, не нравится слышать собственное имя из моих уст? Терпите, ваше императорское высочество, здесь все равны. Волею устава и Оллэйстара, не признающего, что некоторые равнее остальных.

   — Двое боевых мага на одну слабую девушку? — поцокала я языком отступая.

   Эти могли бросаться заклинаниями как заведённые, а мне нужно место для манёвра и расстояние, чтобы успеть сплести своё, пока в меня летят их плетения.

   — Много чести, Грасс, — хмыкнул Араэл.

   — Я здесь, чтобы проследить… — Элион тоже поморщился, но, в отличие от брата, устало. И вздохнул для полного комплекта. — Чтобы вы оба не перешли границ.

   — В смысле, чтобы не пришлось закапывать меня под ориосами из-за вспыльчивости второго? — фыркнула я, чувствую неадекватное веселье.

   «Второй» понравился нервному Делабергу ещё меньше, чем «Араэл». Да и ладно. Четыре плетения готовы, ещё для двух мне хватит мгновения, а дальше как рианы решат. Тем более что эти ещё не знали про мой стихийный дар, который после всего так и не успокоился до конца.

   — Просто скажи имя заказчика и пойдёшь хоть к фаркасам на обед, — показательно сунул руки в карманы Араэл.

   Рианы, за что вы так жестоко с Арисой-то?

   Нет, понятно, оба близнеца как с картинки — высокие, плечистые и тёмноволосые. С яркой голубизной глаз, шаргховой кучей императоров в родне и горами золотых кранлей в запасе, но… какие же противные! Высокомерные, брезгливые, пренебрежительные и полностью осознающие своё преимущество перед другими. Как же! Ведь у Лориана III детей не было, а, значит, что?

   А, значит, вот эти два образца первые, и единственные кандидаты в будущие императоры. Интересно, как будут делить трон? Или Элион, как всегда, уступит?

   — Не скажу, — пожала я плечами.

   Потому что они хоть и высокородные, но всё-таки не дураки. И прекрасно понимали, что тайна заказчика тайна и есть.

   — Я всё равно заставлю, — с жалостью окинул меня взглядом Араэл.

   — Попробуй, — усмехнулась в ответ, поднимая руки на уровень груди.

   — Аурелия, — позвал Элион, — никто не поймет, откуда мы узнали, так какой смысл калечиться?

   Совсем идиот? В смысле не поймёт, если знали только я и Ариса? Или я, по их мнению, такая дура, что поведусь на откровенную ложь? Да даже будь заказчиком не она, а любой другой студент, всё равно Делаберги не дождались бы имя. От меня точно нет.

   — А дружку своему как вы будете объяснять мои увечья? — хмыкнула я. — С лестницы упала, а боевой пульсар случайно с ладони соскользнул?

   Лучший способ победить в драке — избежать её. Но, если избежать не удаётся, заговорить зубы и слинять тоже неплохой выход.

   — Хватит болтовни! — повысил голос Араэл. — Кто заказал тебе то заклинание?

   — Какое заклинания? — захлопала я глазами.

   Имя Ариса не говорила, а эти молчат, какое именно заклинание их интересует.

   Когда тебя считают дурой, иногда полезно подтверждать мнение окружающих.

   — Ар! — прозвучало предупреждение, и в ладони старшего схлопнулся тот самый боевой пульсар. К великому разочарованию Араэла.

   — Она просто издевается! — рыкнул тот и оказался недалёк от истины.

   — Да какая тебе разница кто… — Элион проглотил продолжение фразы. — Давно сказано было завязывать с этими девками, а ты…

   Всё интереснее и интереснее. То есть старшенький взбесился в основном от того, что невоздержанность в связах оказалась наказуема? Хм. Может, предложить Арисе ещё одно заклинание? Просто так, из чисто девчачьей солидарности. Хоть узнаю, что это такое на практике.

   — Эл! — зарычал Араэл уже на брата.

   — Ребят, может, вы тут без меня как-нибудь разберётесь? — фыркнула я, чувствуя безбашенную храбрость, которая подняла настроение.

   И очень вовремя уклонилась от слабенького, брошенного без прицела, пульсара.

   — Разбирайся сам! — неодобрительно покачал головой Элион в ответ на всё это и собрался нас покинуть.

   В смысле сами? А кто будет следить, чтобы старшенький меня случайно не прибил?

   Но тут за моей спиной послышались шаги, и мы дружно улыбнулись друг другу, симулируя безобидную беседу выпускников.

   — А что здесь происходит?

ГЛАВА 16

Смешок вырвался помимо воли. Вот уж игры рианов!

   — Мы… общаемся, — ответила я Арисе, которая уже оценила обстановку и встала за моим левым плечом.

   — И как общение? Радует всех участников процесса? — с понимание усмехнулась она и перевела взгляд на Араэла.

   Забавно, никогда не видела этого со стороны.

   Замкнуло обоих. И не знаю, что там у них произошло, но Араэл враз стал выглядеть влюблённым идиотом — руки дрогнули, глаза прищурились, а вены на шее напряглись. И всё это вместо мечтательного, но в целом, глупого вида. Опять же это боевики… у Шалинберга вон тоже, в ответ на меня происходили какие-то странные для влюблённого реакции.

   Зря боевиков водят на полигоны с первого курса, ой зря.

   — Не всех, — Элион, который вместе со мной наблюдал за собственным братом, только покачал головой.

   Устал от нашей компании или от Араэла?

   — Что не всех? — Бессмысленно моргнула Ариса.

   — Я пошёл, — вздохнул Элион и действительно пошёл.

   — И я.

   Лучшего случая победить в этой