Приятель покойного мужа. Ольга Свириденкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20

АННОТАЦИЯ

После гибели своего беспутного мужа Анастасия Калинская оставила Петербург и поселилась в подмосковном имении. Прошло четыре года, и Анастасия почти решилась на второе замужество. Внезапно ее мирную жизнь нарушает приезд друга мужа – человека, о котором Настя была самого низкого мнения и которого не желала бы видеть никогда. Князь Андрей Горчаков пытается уверить ее, что он изменился и стал совсем другим, но Настя не верит подобным чудесам. Между тем, обстоятельства складываются так, что ей приходится действовать вместе с Андреем против таинственного врага, пытающегося разрушить благополучие ее близких.

ГЛАВА 1

Подмосковье, июнь 1832 года

   Все девицы мечтают о замужестве. Зато женщинам, побывавшим в несчастливом браке, новое замужество нужно, как прошлогодний снег. Однако наступает момент, когда женщина начинает думать о детях. И тут, хочешь или нет, приходится думать и о женихах. Не рожать же ребенка без мужа, обрекая его на положение изгоя общества…

   Так размышляла молодая вдова Настасья Калинская, собираясь погожим деньком кататься на лошади. И эти размышления слегка омрачали ее настроение. Точнее, мысль о том, что нынешним летом ей придется сделать выбор среди претендентов на свою руку и выйти второй раз замуж. Пора – она вдовствует уже пятый год.

   Впрочем, никто ее не неволит. Сама себе госпожа: захочет – выйдет замуж, не захочет – останется вольной птицей. А что мать волнуется, так не замечать да и все. И потом, она еще совсем молода, чтоб спешить с повторным замужеством и детьми. Ей двадцать три года. Иные ровесницы до сих пор в девицах сидят.

   Спускаясь по широкой дубовой лестнице, Настя задержалась у настенного зеркала на повороте. Сегодня она надела свою новую амазонку: белоснежную юбку с широким поясом и темно-лазурный жакет с широкими рукавами «жиго». Прическу с локонами на висках венчала черная шляпа-цилиндр с развевающейся газовой вуалью. Хороша? О да! Но главное, что к ее красоте прилагалось незаложенное имение в восемьсот душ, с двухэтажным особняком и прекрасным парком. А ведь известно, что хорошее приданое всегда добавляет женщине очарования.

   – О нет, женишки! Кукиш вам с маслом, а не мое имение! Вот возьму и всем вам откажу, – задорно воскликнула Настя и, развеселившись, бегом пересекла последний пролет лестницы.

   В гостиной она застала свою младшую сестру, девятнадцатилетнюю Софью. Девушка читала письмо и довольно улыбалась.

   – Что за письмо, Соня? – поинтересовалась Настя. – От кого?

   – От Василий Федотыча Русанова. Он зовет нас завтра на обед.

   Настя пристально посмотрела на сестру и нахмурилась.

   – Не понимаю причин твоей радости. По мне, нам не стоит общаться с этим человеком. После нашего последнего разговора…

   – Да, мне тоже обидно и горько, – с волнением сказала Соня. – Но как упрекать Василий Федотыча в том, что он не желает видеть меня своей невесткой? Все родители хотят, чтоб их дети составили хорошие партии. Ни одна мать не желает выдать дочь за бедного, ни один отец не желает, чтобы сын женился на бесприданнице.

   – Все так, – согласилась Настя. – Но ты не совсем бесприданница. Ты знаешь, что я отказалась от родительского наследства, и матушкино имение целиком перейдет тебе. Да еще я дарю тебе к свадьбе пятьдесят тысяч – приличная сумма. Но Русанову этого мало, ему подавай «состояние». Как будто его драгоценный сынок заслуживает богатой невесты!

   В Настином голосе невольно прозвучало презрение, и Соня обиделась.

   – Прошу тебя, не говори так о человеке, которого я люблю. Кирилл – не дурак и не ничтожество! Он добрый, славный, порядочный и вполне способен составить женское счастье.

   – Возможно. Но речь идет о том, способен ли он составить твое счастье. А вот в этом я совсем не уверена. – Настя красноречиво посмотрела на сестру. – Во-первых, вам придется жить с его отцом. Во-вторых, Кирилл еще слишком молод. И, в-третьих, ты не можешь быть уверена не только в его чувствах, но даже в своих.

   – Ну уж, это вздор! – запальчиво возразила Соня. – Наш роман начался прошлым летом, и за целую зиму, что я провела без Кирилла, мои чувства ничуть не остыли. Так же, как и его.

   – И однако, он не спешит жениться на тебе вопреки воле отца, – заметила Настя. – А раз так, то и толковать не о чем. Мой тебе совет: перестань все время думать о Кирилле и обрати внимание на других женихов, более независимых и богатых.

   В светлых глазах Сони появился вызов.

   – Это на кого же? На Прончищева?

   – Да хоть и на него, – ответила Настя. – Чем плохой жених? Тридцать лет, независимое состояние, карьера успешная. И живет в Петербурге, а не в провинции.

   – Но ты же не любишь Петербург!

   – Только потому, что с ним у меня связаны горькие воспоминания. Но это не означает, что сам город плох. И теперь, когда я насмотрелась на московское общество, мое мнение о Петербурге изменилось.

   – Все равно, твой Прончищев – неприятный тип, – нахмурилась Соня. – Весь такой слащавый и вкрадчивый. Так и представляю, как он с милой улыбкой берет взятки от просителей в своем департаменте.

   Настя философски пожала плечами.

   – Может, и берет взятки… Так что же? Говорят, у нас в России еще не родился чиновник, который бы взяток не брал. А ставить человеку в вину его обходительность и хорошие манеры, по-моему, глупо.

   – Ну, так и выходи сама за Прончищева, если он тебе нравится!

   – Может, и вышла бы, да только он не ко мне сватается, а к тебе. И заметь: твое скромное приданое его не смущает.

   – Да, моя дорогая Настенька, все так, – раздался позади голос матери, Евдокии Панкратьевны Лыкошиной. – Ты и красивей сестры, и богаче, и еще молодая совсем, а женихи уже начинают свататься не к тебе, а к ней. Потому что ты всех отпугиваешь своим злым языком! Если так пойдет дальше, ты рискуешь навсегда остаться вдовой.

   – Слава Богу, что не старой девой, – парировала Настя. – Старой девой быть унизительно, а вдовой… вдовой быть чудесно! И скажу тебе честно, мама: если бы не мысли о детях, я бы никогда не согласилась на новое замужество. К сожалению, женщина не может рожать детей, не будучи замужем. То есть, может, конечно, но… это все так сложно, что лучше не затеваться.

   – Дорогая моя, – покачала головой Евдокия Панкратьевна, – да неужто замуж выходят только ради детей? А мужчины… Они не интересуют тебя?

   – Почему же? – усмехнулась Настя. – Интересуют, только замуж я не хочу выходить. Не хочу лишаться свободы, понимаешь?

   – Понимаю, – вздохнула Евдокия Панкратьевна. – Ты боишься, что твое замужество снова окажется неудачным. Но теперь ты уже не та, какой была раньше! Научилась разбираться в мужчинах, и в обиду себя явно не дашь. Да и в прошлый раз была виновата только я. Ты влюбилась в молодого красавца и лишилась разума. Но я-то куда смотрела, старая дура! Нет чтобы сказать дочери: обожди с венчанием, давай сперва хорошо присмотримся к жениху. Но я так не сказала, а дала свое согласие сразу.

   Настя успокаивающе посмотрела на мать.

   – Полно, что теперь горевать! Слава Богу, мое кошмарное замужество продлилось недолго. Два года помучилась и осталась богатой вдовой… А замуж второй раз я выйду! Только не по безрассудной любви, а по расчету, за человека, который будет меня уважать и не станет стеснять моей свободы.

   – А еще лучше – за полного колпака, – съехидничала Соня.

   Настя усмехнулась в ответ.

   – Да, это был бы прекрасный вариант. Беда в том, что колпаков сейчас осталось немного. Я пыталась такого найти и не нашла… Ну да хватит болтать, мне пора кататься. Соня, ты решительно не хочешь составить мне компанию?

   – Не могу, я не совсем здорова.

   – Ну, так я еду одна.

   Поцеловав мать и сестру, Настя вышла из комнаты.

   – Мама, что грустишь? – с тревогой спросила Соня. – Расстроилась из-за Настеньки?

   – Да как же тут не расстраиваться, – вздохнула Евдокия Панкратьевна. – Любой матери хочется, чтобы ее дети были счастливы. Но кто знает, в чем состоит счастье? Я ведь тоже не питала пылкой любви к жениху. Вышла за него по приказу родителей. Да и он женился на мне, потому что я его родителям нравилась. И ничего – прожили пятнадцать лет душа в душу.

   – И все равно хочется выйти замуж по любви, – упрямо сказала Соня. – Чтоб самой любить человека, и чтоб он тебя страстно любил.

   – Кто же спорит, что так гораздо приятней, – улыбнулась Евдокия Панкратьевна. – Да только не у всех получается. Но будем надеяться, доченька! Василий Федотыч, конечно, ужасно жаден до денег, но если Кирилл будет твердо стоять на своем, никуда его папаша не денется.

   – А если Кирилл не сумеет настоять на нашей свадьбе, значит, и жалеть о нем нечего, – сердито заметила Соня.

   Евдокия Панкратьевна вздохнула и философски пожала плечами.

   – Только одно скажу: поживем – увидим.

   Конюх ждал Настю возле крыльца, держа под уздцы прекрасную, серую в яблоках молодую лошадку. Вскочив в дамское седло, Настя сделала круг по двору и направила лошадь в обход дома, к озеру. Это была ее первая прогулка верхом в нынешнем году, и сначала она ехала медленно. Да и не хотелось спешить. За три недели, что они провели в имении, сестрам не удалось даже нагуляться по парку: погода была отвратительной. И теперь Настя радостно осматривала милые сердцу места.

   Это имение, носившее романтическое название Белогорка, не было наследственным. Настя купила его четыре года назад, когда овдовела. Точнее, Белогорку купил ей брат покойного мужа, чтобы не делить родовое имение с невесткой.

   Вспомнив брата покойного супруга, Настя в очередной раз подивилась, как это у одних родителей порой получаются такие разные дети. Евгений Степаныч Калинский был воплощением степенности и благоразумия. А вот его младший брат Анатоль был совершенно беспутным человеком. Картежник, мот и развратник – эти слова идеально характеризовали его натуру. Не удивительно, что братья не общались после смерти родителей. Анатоль даже не позвал Евгения на свое венчание. Впрочем, оно было поспешным, без помолвок и пышных торжеств. Полк Анатоля в конце того лета стоял в Москве. Настя с маменькой находились там же, и между Настей и веселым кавалергардом закрутился бурный роман. Перед отъездом Анатоль предложил Насте обвенчаться, и она с восторгом согласилась, хотя знала жениха всего месяц. Тотчас после венчания молодые отправились в Петербург, и для Насти началась новая жизнь… оказавшаяся совсем не такой, как грезилось ей в мечтах.

   Пылкая любовь Анатоля к молодой жене продлилась недолго. Полгода спустя после свадьбы Настя застала мужа с любовницей – в своей квартире на Малой Морской улице, куда она неожиданно вернулась из Царского Села. А уехала Настя в Царское Село потому, что была беременна и чувствовала себя плохо. В тот год зима выдалась ветреной и сырой, и доктора посоветовали Насте перебраться в тихое местечко, чтоб не заболеть. Муж отвез ее в Царское Село, устроил на пустующей даче своей родственницы, а сам вернулся в столицу и пустился в кутежи и загулы.

   Настя ужасно страдала из-за измены мужа, но простила его достаточно быстро. Да и что ей еще оставалось? К тому же Анатоль клялся-божился, что подобного не повторится. И клятву свою сдержал: в дом любовниц больше не водил. Но о том, что он с ними встречался, Настя знала. Впрочем, Анатоль и не пытался разыгрывать примерного мужа. Это Насте полагалось быть примерной, терпеливой женой: не стеснять свободу супруга, не выказывать недовольства и ревности. Бедная жена-провинциалка должна знать свое место, как однажды с циничной усмешкой заявил Анатоль.

   К изменам мужа прибавились пьяные скандалы. Настя убеждала себя не волноваться, но все было тщетно. Не могла она спокойно смотреть на безобразное поведение мужа. Не могла не страдать из-за того, что любовь Анатоля испарилась прежде, чем растаял снег этой мучительной, затяжной зимы. И разлюбить мужа тоже не могла. Все эти волнения сказались на ее беременности, и дело кончилось плохо. После очередного скандала у Насти начались преждевременные роды. Ее первенец родился слабенькими и умер спустя неделю после появления на свет.

   После этого любовь Насти к мужу сменилась ненавистью и растущим день ото дня презрением. Оправившись от болезни, она хотела разъехаться с Анатолем, но тот жестко воспротивился этому.

   «Разъехаться? А какую выгоду я с этого получу, скажи мне? – с колкой усмешкой заявил он Насте. – Добро бы я мог развестись да жениться заново, на невесте с хорошим приданым. Но по нашим законам развестись невозможно, так что придется нам как-нибудь уживаться. Не тревожься: в твою спальню я больше не загляну, я к тебе давно охладел. Но разъехаться даже не мечтай. Я кавалергард, мы все на виду у государя. Если я расстанусь с женой, меня вызовут к императрице и начнутся неприятные расспросы. Еще выгонят с гвардии… Нет уж! Такого позора мне не нужно. Будем делать вид, что у нас с тобой все хорошо, как делают многие другие»…

   Пришлось Насте оставаться с мужем. Жить в одной квартире, выезжать на светские вечера, принимать приятелей Анатоля – таких же беспутных повес и гуляк, как он сам. Радовало одно: у них с мужем теперь были отдельные спальни, и «исполнения супружеского долга» он не требовал. Было пару раз, что ломился пьяный в ее комнату, да Настя всегда закрывала двери на засовы. И двери поставила прочные, дубовые. Так что приходилось супругу отступать. При этом он честил жену таким словами, что Насте было совестно прислуге в глаза смотреть: ведь прислуга все видит и слышит. Но лучше уж было так, чем делить постель с ненавистным человеком. Стыд – он ведь, как известно, не дым, глаза не выест. И всегда нужно печься о том, чтоб тебе было хорошо, а не том, что подумают люди. А если уж и заботиться о мнении людей, то лишь тех, от кого тебе может быть выгода – к таким выводам Настя пришла в те несладкие месяцы.

   Такая безрадостная жизнь длилась год. А потом случилась трагедия, в результате которой Настя нежданно-негаданно обрела свободу. Во время веселой пирушки на Каменном острове Анатоля убили на дуэли…

   Четыре года прошло, а Настя до сих пор живо помнит тот вечер, ту промозглую майскую ночь. Чудо, как она не простыла, убегая от мужа в невесомом вечернем наряде! И не утонула в волнах Большой Невки, а это могло запросто случиться, перевернись ее лодка. Интересно, хоть один из четырех пьяных мерзавцев бросился бы ее спасать? Сомнительно. Муж бы точно не бросился. Разве что князь Андрей Горчаков, которому пьяный Анатоль проиграл ее тем вечером в карты. Помнится, он тогда рвался в воду и кричал про вторую лодку. Но второй лодки на их даче не было. Настя знала об этом, потому и избрала такой путь к спасению. Перебраться на другой берег, а там добежать до дачи приятельницы, Верочки Мордвиновой. Что она будет делать дальше, Настя в те минуты не думала. А потом и думать не пришлось, все решилось само. К тому времени, как Настя проснулась на даче Мордвиновых, по округе разнесся слух о трагедии на Каменном Острове.

   В первую минуту Настя подумала, что Анатоля убил Горчаков. Каково же было ее удивление, когда она узнала, что дуэль состоялась между Анатолем и его приятелем Верещагиным, а Горчаков был секундантом… Анатоля! Стало быть, не затаил Анатоль злобы на дружка за то, что тот положил глаз на его жену. Но о чем говорить, если он сам предложил друзьям играть на нее? Деньги были нужны позарез, а взять было негде, вот он и пошел на такой «отчаянный шаг». На трезвую голову, может, и не решился бы, побоявшись огласки и скандала, а на пьяную – запросто, ибо пьяному море по колено.

   «Блистательные кавалергарды», – с презрением подумала Настя. Впрочем, никто из оставшейся в живых троицы приятелей Анатоля давно не являлся кавалергардом. Император Николай Павлович был в ярости, узнав об этой истории, разжаловал всю троицу в унтер-офицеры и сослал на Кавказ, где в то время кипела война – кровью отмывать запятнанную офицерскую честь. Интересно, вернулся кто-нибудь из них оттуда живым? Настя не знала и, признаться, не хотела знать. Что ей до судьбы этих людей? Вся эта история отошла в далекое прошлое. И вспоминала Настя те кошмарные события редко. Вот, неделю назад была годовщина смерти Анатоля, так пришлось в очередной раз вспомнить.

   «И пора уже снова забыть, – сказала она себе. – Что за напасть, в самом деле: восьмой день не могу отвязаться от воспоминаний. Еще эти ненавистные рожи перед глазами стоят… Тьфу!»

   Придержав лошадь, Настя выехала на вершину холма, откуда открывался замечательный вид на ее усадьбу. На душе сразу сделалось радостно, неприятные мысли исчезли. Вот оно – ее превосходное настоящее! В котором нет места всяким Верещагиным, Балабиным и Горчаковым…

   Вдохнув полной грудью промытый дождями воздух, Настя огляделась. И почувствовала, как ей становится дурно. Бывают ли у здоровых людей галлюцинации? Или… ей нужно срочно в Москву, к профессору Кельху, лечившему ее в свое время от расстройства нервов?! Боже, и зачем она столько думала об этих гадких людишках! Теперь вот… теперь…

   – Ну, здравствуйте, Анастасия Павловна, – раздался рядом с ней звонкий голос. – Сто лет не видались, а я вас узнал еще издали. А вы? Взираете, как на привидение. Неужто не узнали? Или, наоборот, узнали, потому и смотрите с ужасом?

   «Нет, слава Богу, это не галлюцинация», – с облегчением подумала Настя. Однако радость от этого открытия быстро сменилась досадой. Это казалось немыслимым, но перед ней находился князь Андрей Горчаков, приятель и собутыльник ее покойного мужа. Тот самый человек, которому Анатоль проиграл ее в карты в ту кошмарную ночь. Этот человек откуда-то появился здесь, рядом с ее имением, и даже осмелился заговорить с ней. Впрочем, он всегда был нахалом, так что удивляться тут нечему. Наверное, он давно заметил ее и поехал вслед за ней на лошади.

   – Черт вас побери, Горчаков, – промолвила Настя. – Я думала, что сошла с ума и вы мне мерещитесь. А это и правда вы. Живой и здоровый.

   – А вы бы предпочли видеть меня мертвым? – усмехнулся он.

   – Я бы предпочла не видеть вас никаким, – отрезала Настя. – Как вы здесь оказались? Каким недобрым ветром вас сюда занесло? А главное, могу ли я надеяться, что вижу вас первый и последний раз?

   Некоторое время Андрей молчал, задумчиво глядя на Настю.

   – Сколько гневной экспрессии в ваших словах, – проговорил он. – Неужели за столько лет ваша ненависть ко мне не утихла?

   – Ее не было, пока я вас не видала, – ответила Настя. – А теперь она вспыхнула. Но вы не ответили на мои вопросы!

   – Я гощу у вашего соседа, Василий Федотыча Русанова, – пояснил Андрей. – Приехал к нему, чтобы посмотреть, как устроена его полотняная фабрика. Видите ли, я недавно вышел в отставку. Думаю теперь, чем заняться.

   – И решили податься в фабриканты? – Настя скептически хмыкнула. – Ну, как говорится, с Богом. И когда же назад, в Петербург?

   Андрей виновато развел руками.

   – Мне совестно вас огорчать, но я только три дня назад приехал. Поэтому в ближайшее время буду здесь.

   – Ясно, – промолвила Настя. – Ну что ж, тогда я надеюсь, мы не будем часто встречаться.

   – В гости не приглашаете?

   – Разумеется, нет. И я буду вам очень признательна, если вы не станете кружить вблизи моей усадьбы.

   – Постараюсь.

   – Прекрасно. А теперь прощайте!

   Не глядя на него больше, Настя натянула поводья и начала спускаться с холма. Выбралась на дорогу, идущую между полей с перелесками, и пустила лошадь в галоп. Лишь спустя несколько минут, оказавшись далеко от места встречи с ненавистным человеком, она перевела лошадь на шаг и позволила себе оглядеться. Горчакова нигде не было видно. Да и не стал бы он мчаться за ней вдогонку, если посудить здраво: зачем это ему? Он здесь по делам, просто так досадно совпало, что имение с полотняной фабрикой оказалось рядом с ее имением.

   «Крайне неприятное совпадение, – огорченно подумала Настя. – Но, с другой стороны, мы могли столкнуться где-то еще. На одном из московских балов, например. Мир тесен, увы, и с этим ничего не поделаешь! Так что надо относиться к таким вещам философски».

   Однако, при всем желании, Настя никак не могла обрести философскую невозмутимость. Напротив, с каждой минутой ее душа все больше и больше возмущалась. Это возмущение достигло пиковой точки, когда Настя вспомнила про завтрашний обед у Русанова. Эх, если бы приглашение доставили на пару часов позже! А теперь мать уже ответила согласием, и не явиться на обед неудобно. Разве что отправить туда маменьку с Соней, а самой не поехать, сказавшись больной?

   «Нет, так нельзя, – тут же возразила себе Настя. – Горчаков решит, что я не поехала из-за него, и вообразит, что он для меня – не пустое место. Лучше поехать и игнорировать его присутствие. Не смотреть в его сторону, не замечать. Да, так благоразумней и лучше».

   Покатавшись еще немного и успокоившись, Настя направилась к дому.

ГЛАВА 2

После встречи с Настей Андрей вернулся в Кудрявцево – имение Василия Федотовича Русанова, в котором последний проживал вместе с сыном Кириллом, неполных двадцати двух лет от роду.

   Подходя к кабинету хозяина, Андрей услышал весьма занимательный разговор.

   – Нет, друг мой, как хочешь, а я не могу дать согласия на твою свадьбу с Софьей Лыкошиной, – говорил Василий Федотович. – Мне расширяться надобно, жаккардовых машин прикупить, дело на европейский лад ставить. А где средства взять? Имение у нас небольшое, всего двадцать тысяч доходу приносит: только на прожитье. Кредиты брать? Так это придется годами на их погашение трудиться, а я не хочу, чтобы мы с тобой жили стесненно. Да и сестры твои скоро выйдут из пансиона, надо будет их в свет вывозить, приданое готовить. Денег нужно много.

   – Настасья Павловна обещала дать за Соней пятьдесят тысяч, – заметил Кирилл.

   Василий Федотович шумно вздохнул.

   – Друг мой, что такое эти пятьдесят тысяч? Мне надобно двести, а не пятьдесят, только с таким капиталом и можно дело наладить. И вообще, скажу тебе прямо: лучше бы ты к самой Настасье Павловне присватался, а не к ее младшей сестрице. У Настасьи Павловны хоть и нет капитала, зато имение доходное и не обремененное никакими долгами – редкое дело по нашим временам, надобно сказать.

   – Папенька, да помилуйте, – испуганно промолвил Кирилл. – Какая же Настасья Павловна мне пара? Она старше меня, и я ее немного боюсь.

   – Вот же какой болван! – с досадой и смехом воскликнул Василий Федотович. – Нет, вы подумайте: боится Настасьи Павловны. Она тебя старше всего на каких-то два года, это чепуха. И по мне, так Настасья Павловна гораздо интересней сестры. Если бы я и влюбился в одну из них, то точно не в Софью, а в Настасью Павловну.

   – О какой это Настасье Павловне вы говорите? – вмешался в разговор Андрей. – Не о вашей ли соседке мадам Калинской?

   Василий Федотович приветливо обернулся к нему.

   – Да, любезный князь, о ней самой. А вы разве изволите знать эту даму?

   – Мы встречались раньше в Петербурге, – ответил Андрей. – И сейчас я ее повстречал, когда катался на лошади.

   – Ну, и как вам она показалась теперешняя? – с интересом осведомился Русанов. – Роскошная женщина, правда?

   – Да, Настасья Павловна… весьма авантажная дама, – с улыбкой отозвался Андрей.

   – Вот-вот, авантажная! – подхватил Русанов. – Собой хороша и одета всегда с большим вкусом, как-то интересней других. Это все замечают, кроме моего сына.

   – Да пусть она будет хоть первой красавицей в мире, а мне все равно милей Соня! – запальчиво воскликнул Кирилл. – А ваша блистательная Настасья Павловна мне сто лет не нужна.

   Василий Федотович сокрушенно развел руками.

   – Что тут станешь делать? Влюбился в небогатую девушку и каждый божий день наседает: дай, папенька, благословения жениться. А я вот о чем думаю… Допустим, я возьму в свой дом невестку без большого приданого. А найдется ли хоть один дурак, который возьмет без приданого моих родных дочерей? Сомневаюсь! Может, когда-то и были такие женихи, да перевелись. Любовь нынче не в моде, все денег хотят.

   – Однако жениться без любви тоже не очень радостно, – с улыбкой заметил Андрей.

   – Да я же не спорю, – покладисто согласился Русанов. – Только поди разбери, где та самая настоящая любовь, а где – лишь одна временная блажь. А ну как у Кирилла не любовь, а блажь? Пройдет блажь – локти кусать будет да папеньку клясть. Женишься на богатой – хоть деньгами утешишься, когда блажь пройдет. А коль женишься на бедной, то и утешаться будет совсем нечем.

   – Если мы с Соней за целый год не разлюбили друг друга, значит, у нас именно любовь, а не блажь, – упрямо заметил Кирилл. – И нам с ней не скучно, мы наговориться не можем.

   – Ладно, друг, ступай, – отмахнулся Василий Федотович, напуская на себя серьезный вид. – Довольно болтать о пустом: нам с князем пора заниматься делами.

   Кирилл в сердцах топнул ногой и ушел. Час спустя, когда Андрей вышел прогуляться по парку, Кирилл догнал его на тенистой кленовой аллее.

   – Вот, князь, вы сами сегодня увидели, каков мой папенька, – пожаловался он. – Настоящий тиран! И при этом безгранично жаден. Променяет счастье сына на деньги и глазом не моргнет.

   – Да, жадноват Василий Федотович, что тут возразишь, – согласился Андрей. – Но, как говорится, вода и камень точит, а у вашего отца сердце вовсе не каменное, как мне кажется. Стойте на своем, дайте ему время смириться с мыслью, что невестки с большим приданым ему не видать. Главное, чтобы ваша избранница не подвела, – Андрей выразительно посмотрел на Кирилла. – Не устала ждать и не выскочила с досады за другого. Впрочем, если это случится, значит, не любила серьезно.

   Кирилл помолчал, а затем с волнением продолжал:

   – Я не сомневаюсь в чувствах Сонечки. Но ведь девушка не может ждать бесконечно! Так можно и до возраста старых дев досидеться, а кому же охота жениться на старой деве со скромным приданым?

   – Ну, вашей Сонечке всего девятнадцать. Можно безбоязненно еще годок подождать.

   – Да, можно. Только к ней, кроме меня, и другие женихи сватаются. Например, этот мерзкий Прончищев, – в глазах Кирилла, голубых, как лесные незабудки, появились гневные огоньки. – Сонечке он не нравится, но Настасья Павловна считает его отличной партией, которую глупо упускать. Соня как-то обмолвилась, что сестра убеждает ее бросить меня и обратить внимание на Прончищева. А вода, как вы сами заметили, и камень точит.

   – А что, Настасья Павловна имеет большое влияние на сестру? – поинтересовался Андрей.

   Кирилл сокрушенно вздохнул.

   – Да, имеет. И это не сулит мне ничего хорошего, потому что Настасья Павловна, как и мой отец, считает любовь всего лишь временной блажью. Ее можно понять: она первый раз выходила замуж по любви, и брак оказался несчастным. И теперь она убеждена, что вступать в брак следует только по расчету, – Кирилл снова вздохнул и красноречиво посмотрел на Андрея. – Вообразите же, князь, весь ужас моего положения! С одной стороны – отец с его жадностью, с другой – Настасья Павловна с ее житейским опытом и треклятым благоразумием.

   – Да, незавидное положение, – сочувственно отозвался Андрей. – Тут только одно можно сказать: держитесь и не теряйте надежды! Кстати, а сама Настасья Павловна… У нее есть жених?

   – Нет. Но претендентов на руку хватает. И недавно она сказала, что, возможно, этим летом сделает выбор и решится на второе замужество.

   Андрей недоуменно нахмурился.

   – Что значит «решится»? Так она хочет или не хочет выходить замуж?

   – Не хочет. Но она хочет детей, а родить их без мужа невозможно.

   – Вот как, – удивился Андрей. – Интересно!

   – Настасья Павловна вообще интересная дама, – криво усмехнулся Кирилл. – Порою такие свободные суждения высказывает, что все только ахают. Но хуже всего то, что она в любовь совершенно не верит. И Прончищев… – светлые глаза Кирилла опять потемнели от гнева. – Угораздило же его влюбиться в Соню! Лучше бы его пленила Настасья Павловна. Не могу понять, отчего он в нее не влюбился. Ведь она – самая подходящая пара для него!

   – Увы, мой друг, люди часто влюбляются не в тех, кто подходит им по складу ума и характера, – философски заметил Андрей. – Потому и несчастливых браков так много.

   Он замедлил шаг и огляделся. Они находились на берегу большого усадебного пруда. На маленьком островке, соединявшимся с берегом длинным деревянным мостом, стояла беседка; вокруг не было ни души.

   – Вот что, Кирилл, – тихо проговорил Андрей. – У меня есть к вам серьезный разговор. И сейчас для него настал подходящий момент. Давайте пройдем в ту беседку: так будет надежней, чтобы нас никто не услышал.

   – Давайте, – согласился Кирилл. – А что за разговор такой, Андрей Семенович?

   – Дело государственной важности, – торжественно произнес Андрей и, не удержавшись при виде вытянувшегося лица Кирилла, рассмеялся.

   – Так и знал, что шутите, – обиделся молодой человек. – Все надо мной только шутят и насмехаются, будто я мальчишка какой.

   – Нет, Кирилл, я совсем не шучу, – возразил Андрей, перестав улыбаться. – Дело и впрямь важное и в какой-то мере государственное. И приехал я сюда не столько ради фабрики вашего отца, сколько из-за него.

   – Из-за важного дела? – переспросил Кирилл, понижая голос. – А… вас кто-то прислал или сами?

   – Прислали, – улыбнулся Андрей. – Из самого Петербурга.

   – Идемте! – Кирилл с решительно видом зашагал к мосту. – И прошу вас не сомневаться, что вы можете на меня рассчитывать.

   – Я и не сомневаюсь, мой друг, – признательно отозвался Андрей.

ГЛАВА 3

Первым побуждением Насти было явиться к Русановым в образе солидной гранд-дамы: черное бархатное платье, бриллианты на груди и в ушах. Но потом она вспомнила, что на обеде будут ее женихи – князь Кантакузин, барон Сердобин и Аркадий Петрович Верховский, и решила одеться иначе. И правда, что за нелепость – устраивать маскарад ради Горчакова? Не посмеет он к ней подойти и начать заигрывать. А посмеет, так она его быстренько осадит.

   Платье, на котором остановилась Настя, было сшито из блестящего травянисто-зеленого шелка и отделано по низу юбки и декольте пышными кружевными оборками. Рукава тоже были пышными и короткими. Свои темные волосы Настя велела уложить в плотные пучки локонов на висках – не самая модная прическа в этом сезоне, но вполне подходящая для женщины ее положения. Поверх прически Настя пристроила нарядную шляпку из ярко-лилового бархата, с широкими полями, низкой тульей и изогнутыми белыми перьями. На шею надела короткую нитку жемчуга, в уши вдела висячие сережки. Получилась гранд-дама, только без солидности. Как раз то, что нужно, подумала Настя, созерцая себя в большом зеркале. И сестра, в своем нежно-розовом платьице, будет выглядеть рядом с ней прелестным молоденьким ангелом…

   «Надеюсь, этот развратник Горчаков не положит на нее глаз?» – внезапно встревожилась Настя. Впрочем, она зря беспокоится: ее сестра не столь безрассудна и глупа, как была она сама в юности. К тому же сердце Сони занято Кириллом, а она не из тех легкомысленных особ, что меняют сердечные привязанности как перчатки.

   «Все равно, нужно рассказать ей, – подумала Настя. – Почему я не сделала этого вчера? Конечно, Соня не увлечется Горчаковым, но вдруг этот гадкий человек дурно повлияет на Кирилла? Я не очень хочу брака Сони с Кириллом, но предостеречь надобно».

   И она поспешила в комнату сестры. Та уже была одета и натягивала перед зеркалом перчатки. Отослав горничную, Настя рассказала Соне про вчерашнюю встречу и про то, что князь Горчаков гостит в имении Русанова. Объяснять Соне, кто такой Горчаков, не требовалось: она знала о событиях рокового вечера на Каменном острове.

   – Невероятно! – изумленно воскликнула Соня. – Этот человек, этот призрак из твоего злосчастного прошлого появился здесь. И – надо же такому случиться! – гостит в доме Русановых. О господи, Настя, что будет?

   – Я думаю, ничего ужасного, – успокаивающе улыбнулась Настя. – Погостит и уедет восвояси. А рассказала я тебе о нем потому, что ты должна знать.

   – Конечно, я должна знать. И должна предупредить Кирилла, чтоб был осторожен с Горчаковым.

   – Это ни к чему, – возразила Настя. – И не стоит рассказывать Кириллу про тот вечер на Каменном острове. Достаточно сказать, что князь Горчаков был приятелем моего покойного мужа и что я не питаю к нему дружеских чувств. Впрочем, я, возможно, сама об этом скажу.

   – Но ведь этот Горчаков опасен!

   – Не думаю. Чем он может быть опасен для нас? Разве что положит на тебя глаз и захочет вскружить тебе голову.

   Соня негодующе фыркнула.

   – Неужели ты думаешь, что я способна увлечься таким человеком? Не тревожься: этого не будет. Я на комплименты не падка, а смазливых красавцев не люблю.

   – Он не из смазливых красавцев. Он красивый, но мужественный, дамы таких любят. Впрочем, у меня он всегда вызывал только отвращение… как и все друзья Анатоля. – Настя встала с дивана и расправила складки пышного платья. – Пойдем вниз, маменька, наверное, заждалась.

   – Пойдем. И, прошу тебя, не волнуйся из-за Горчакова! Не навек же он сюда приехал.

   – Да пошел он к черту, чтобы я из-за него волновалась, – прищурилась Настя. – Хотелось бы ему навредить, но не знаю, как. Рассказать соседям о его прошлом? Нет, не стоит. Лучше просто его не замечать.

   Приехав в Кудрявцево, Настя с удивлением узнала, что парадный обед дается в честь столичного гостя. Только этого ей еще не хватало – присутствовать на обеде в честь собутыльника покойного муженька! Впрочем, она сразу решила относиться ко всему философски. Что толку переживать из-за того, чего не изменишь?

   Настины женихи явились в полном составе. Прончищев тоже приехал: весь такой элегантный, надушенный, в сиреневом фраке, подходившем к его бледному лицу и черным волосам. Насте даже стало жалко Кирилла, выглядевшего на фоне соперника простоватым сельским пареньком. «И зачем Василий Федотыч пригласил Прончищева?» – подумала она с легким осуждением. Впрочем, это все ее не касалось.

   Остальные гости состояли из пожилых приятелей Василия Федотовича и нескольких дам. Среди них была двоюродная сестра Верховского, Варвара Андреевна Мятлева, приятная и весьма неглупая дама тридцати двух лет. Варвара Андреевна овдовела в тот же год, что и Настя, и с тех пор жила в своем подмосковном имении, перебираясь в Москву лишь на зиму. Ее дети – двенадцатилетняя дочь и десятилетний сын – воспитывались в московских благородных пансионах. По словам Варвары Андреевны, ее покойный супруг был домашним тираном. Счастливо овдовев, Варвара Андреевна дала зарок больше никогда не выходить замуж и не связывать своей свободы. Такой образ мыслей сближал ее с Настей, которая, хоть почти и решилась на второе замужество, но мечтала и в замужестве быть независимой.

   С Аркадием Петровичем Верховским Настя познакомилась минувшей зимой, когда он гостил в московском доме кузины. Месяц назад Аркадий Петрович приехал в имение кузины, отстоявшее в десяти верстах от имения Насти, и приятное знакомство продолжилось. Из всех кавалеров Насти Верховский казался ей самым близким по взглядам и характеру. Отставной чиновник, сумевший сколотить за годы службы приличный капитал, он очень высоко ценил независимость. Помимо денег, у него имелось незаложенное имение в Тверской губернии, и еще одно – под Петербургом. Имениями занимались толковые управляющие, а сам Аркадий Петрович, по его словам, «пекся о преумножении наличности». В чем это заключалось, Настя понять не могла, и это ее немного смущало. А ну как Верховский привирает, и все его «грандиозные планы» заключаются в выгодной женитьбе? Нельзя выходить замуж, не узнав, из чего состоят доходы жениха.

   Да, темная лошадка этот Аркадий Петрович, думала Настя, приветливо поглядывая на него через стол. Другое дело – двадцатипятилетний московский чиновник Даниил Гаврилович Сердобин или, как его называли дамы, Даниэль. Вот этот, казалось, ничего не скрывал, играл открытыми картами. Настя знала и размер его состояния, и размер жалования, и перспективы карьеры и наследства. И влюбленным в нее он не притворялся, прямо говорил, что хочет жениться потому, что она умна и богата. Насте нравилась его прямота, но отталкивала излишняя расчетливость. Слишком много расчетливости для столь молодого мужчины! Если он сейчас таков, каким станет дальше? А с другой стороны, с таким мужем не пропадаешь. И карьеру сделает, и состояние утроит.

   С князем Кантакузиным – мужчиной «за пятьдесят» – было еще проще. Он был пылко влюблен в Настину красоту, обаяние и молодость, и предлагал ей брак по расчету. Мол, вы, сударыня, дарите мне себя, а я вам – титул, бриллианты, заграничные путешествия и полмиллиона наследства после своей смерти. Больше оставить не смогу, потому как имею от первого брака дочерей, но зато, живя со мной, вы сможете не тратить свои доходы и накопить собственный капитал.

   Такие претенденты на руку имелись у Насти. Были и другие, но тех она даже не принимала в расчет: кто беден, кто ненадежен, кто не слишком серьезен и практичен. Так что, если и выбирать мужа, то из этой троицы. Но на ком остановить выбор, Настя решить не могла. Ни один не казался ей идеальным и «подходящим наверняка».

   Настя не подозревала, что за ее женихами наблюдает Андрей Горчаков. А он наблюдал и все больше и больше изумлялся. Ну и женишки! Без сердца и большого ума, но расчетливые. Циничные пройдохи, грубо говоря. Пожалуй, только старый князь не пройдоха, но цинизма у него не меньше, чем у остальных.

   Прончищев производил не лучшее впечатление: того же поля ягода, что Сердобин, только больше светского лоска. Андрей не понимал, как Настя может считать его подходящей парой для своей сестры – такой искренней и простой девушки. Да Сонечка задохнется рядом с таким мужем!

   Андрей пристально посмотрел на Настю. И почувствовал, как сердце пропустило несколько гулких ударов. За четыре года Настя стала еще красивей, чем была. Благоухающая садовая роза да и только. Женщина в полном расцвете своего обаяния и красоты.

   Но это выражение лица, черт возьми! Во время обеда с губ Насти не сходила приветливая улыбка. Однако искренности в этой улыбке Андрей не увидел. Так же, как и в Настиных взглядах. Временами в ее глазах мелькало что-то циничное. Как у Прончищева, Сердобина и Верховского. Одного поля ягода? Нет, конечно же, но… изменилась она за эти годы изрядно, и не в сторону доброты и мягкости.

   «Ну а кто виноват?» – подумал Андрей, и его охватило горестное чувство. С такими учителями, как покойный Анатоль и его знакомые, любой нежный ангел превратится в холодного циника. Тут одно из двух: или пропадай с концами, или меняйся…

   Андрей не заметил, как обед подошел к концу. Хозяин объявил, что чай будет накрыт не в гостиной, а в Розовом павильоне, который он недавно построил. Но это будет чуть позже, а пока всем предлагалось отправиться в парк.

   Кирилл тотчас бросился к Соне. Князь Кантакузин, пользуясь правом старшинства, оттеснил от Насти барона Сердобина и единолично завладел вниманием прекрасной вдовы. Прончищев и Верховский занялись другими дамами, Русанов старший куда-то исчез. Результатом всех этих перемещений явилось то, что Андрей и Сердобин оказались вдвоем на тропинке между цветниками. Закурив сигары, они неспешно двинулись к пруду, куда устремились остальные.

   – Ну, Андрей Семенович, как вам наше общество? – поинтересовался Сердобин с таким видом, будто не сомневался, что местное общество не может понравиться князю Горчакову.

   – Что сказать? – философски улыбнулся Андрей. – Общество как общество, не хуже любого другого. Есть умные, образованные люди, как вы, есть пара хорошеньких женщин. Чего же больше желать!

   – Верно, – кивнул барон, просияв самодовольной улыбкой. – Должен заметить, что Василий Федотович сегодня проявил разборчивость в выборе гостей. А то иной раз таких назовет, что не знаешь, куда и деваться.

   – Я думаю, что присутствие столь прелестных дам, как Настасья Павловна и ее сестра, способно скрасить любое общество, – заметил Андрей.

   Барон многозначительно улыбнулся.

   – Настасья Павловна – истинное украшение здешних мест. Признаться, я только ради нее и приезжаю второй год гостить к тетке в имение.

   – Второй год? – удивленно переспросил Андрей.

   Сердобин посмотрел на него заговорщицким взглядом.

   – Да. Увидел ее на московских вечерах позапрошлой зимой – и сразу решил, что попытаюсь присвататься.

   – И присватались?

   – Разумеется. Не ждать же, пока тебя другие опередят. Однако Настасья Павловна пока не ответила мне ни согласием, ни отказом.

   – Вы, конечно, расстроены?

   Сердобин пожал плечами.

   – Да нет, что расстраиваться? Мне, вообще-то, жениться еще рано. Но, конечно, было бы досадно упустить такую прекрасную партию. Найди в наше время женщину, чтоб была и красива, и умна, и с деньгами. Может, в Петербурге таких невест полно, а в Москве не сыщешь.

   – В Петербурге их тоже не много, – заметил Андрей. – А вы, кстати, давно были там?

   – Прошлым летом: ездил с поручением начальства. И, представьте, угодил под холерный бунт! Но ничего. Вернулся живым-невредимым да еще и награду получил. На светских вечерах, правда, не побывал. Да я не жалею: ведь от них мало толку. В Москве – дело другое. Я служу там, и мне нужно бывать в обществе, чтоб завязывать полезные знакомства.

   «Нет, это явно не он, – подумал Андрей. – До денег он, конечно, охоч, но слишком осторожен и благоразумен. Не стал бы он заниматься рискованными аферами и ставить под удар свое будущее».

   – Мудрые суждения, барон, – одобрительно произнес он. – Я в ваши годы был гораздо глупее… Кстати, я когда-то служил в одном полку с покойным супругом Настасьи Павловны.

   – О, так вы – добрые старые знакомые?

   – К сожалению, не добрые, – криво усмехнулся Андрей. – Я не только служил с ее мужем, но и дружил с ним. Был таким же беспутным повесой, как и он. Ну да это уже дело прошлое. А сейчас и я сам другой, и Настасья Павловна… стала гораздо мудрее и разборчивей в людях. Так что, думаю, у вас есть все шансы добиться ее руки.

   Барон просиял, а затем беспокойно нахмурился.

   – Шансы есть, да только у других их не меньше. Хорошо хоть Прончищев не увлекся Настасьей Павловной, а то бы у меня шансов не было.

   – Неужели он настолько хорош?

   Сердобин на секунду задумался.

   – Как сказать? Я подозреваю, что он – изрядный плут. Когда-то он был замешан в историю с кражей казенных денег и вышел сухим из воды лишь благодаря заступничеству одной знатной дамы. Но с тех пор его репутация была безупречной, а карьера шла в гору. Состояние у него приличное, а манеры такие, что дамы от него просто тают.

   – Ясно, – улыбнулся Андрей. – Ну, пойдем к остальному обществу, а то неудобно отдаляться…

   Насилу отвязавшись от Кантакузина, Настя поискала сестру. Соня с Кириллом стояли под высоким каштаном, в стороне от остальной компании, и о чем-то оживленно спорили. Лицо Сони было раскрасневшимся и сердитым, что сразу навело Настю на подозрения.

   – В чем дело, ты чего горячишься? – спросила она, подходя к ним. – Надеюсь, это не связано с нашим недавним разговором?

   – Как раз связано, – ответила Соня, бросив на Кирилла очередной недовольный взгляд. – Вообрази: князь Горчаков уже успел очаровать Кирилла и набиться ему в друзья! И он рассказал, что был другом твоего мужа и вел себя в юности так же мерзко, как тот.

   Настя рассмеялась.

   – Молодец! Мудро поступил, рассказав об этом раньше меня.

   Кирилл неловко откашлялся и смущенно посмотрел на нее.

   – Настасья Павловна! Поверьте, я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы не можете питать симпатии к друзьям покойного мужа. Но, уверяю вас, что князь Горчаков теперь совершенно не тот, каким вы его знали прежде!

   – Кирилл, успокойтесь: я не собираюсь ругать Горчакова, – усмехнулась Настя. – Хотите с ним дружить – ради бога. Только, – она бросила на него внушительный взгляд, – не спешите доверять людям, с которыми едва познакомились. Я сама была ужасно доверчивой, и вы знаете, чем это закончилось.

   – Благодарю за совет, сударыня, – с почтением промолвил Кирилл.

   – Боюсь, что он запоздал, – язвительно вставила Соня. – Кирилл уже откровенничал с Горчаковым. Небось, и про нас все рассказал…

   – Соня, как ты можешь! – воскликнул Кирилл, и по его вспыхнувшему лицу Настя поняла, что ее сестра попала в точку.

   – Правда, дорогая, – она незаметно наступила Соне на ногу, – перестань обвинять Кирилла в болтливости. И потом, у нас нет никаких таких тайн, о которых нельзя сказать вслух.

   – И это прекрасно! – раздался за ее спиной голос Сердобина. – Я тоже весь на виду, не скрываю ни от кого своих мыслей. Кстати, я узнал, что князь Горчаков был другом вашего покойного мужа. И надо же, что вы встретились здесь, а не в Петербурге или в Москве!

   Настя улыбнулась ему.

   – В Петербурге мы и не могли встретиться: я там не была четыре года.

   – А вы, князь? – Сердобин обернулся к Андрею. – Наверное, наоборот? Все эти годы не выезжали из Петербургской губернии?

   – О нет, я как раз выезжал, – ответил с усмешкой Андрей. И немного помолчав, пояснил: – Я был секундантом мужа Настасьи Павловны, на той самой дуэли, что закончилась для него трагически. После этого всю нашу компанию выгнали из гвардии и отправили воевать на Кавказ. Потом я вернулся в Петербург… Потом вышел в отставку и решил открыть в своем имении фабрику. Потому я сейчас и нахожусь здесь, у Русановых.

   – Как это все необычно! – воскликнула Настина соседка по имению, Прасковья Ивановна Щукина, незаметно оказавшаяся рядом со своими двумя дочерьми. – Вы должны рассказать нам о таких интересных приключениях.

   – А в гвардии вас восстановили? – спросила Любочка Щукина.

   – Да, год назад.

   – В том же самом кавалергардском полку?

   – В том же самом.

   – А в каком чине? – полюбопытствовала Щукина Леночка.

   – Ротмистра.

   – И вы все равно решили выйти в отставку?! – воскликнули сестры Щукины. – Как? Почему? Что вас к этому побудило, расскажите!

   – Любезные дамы, перестаньте мучить моего гостя, – внезапно прозвучал голос Русанова старшего. – Расскажет, если захочет, но потом. А сейчас прошу в Розовый павильон, к чайному столу!

   Все двинулись в сторону лужайки, где в окружении пышных цветников с розами стоял нежно-желтый павильон. Только Настя с Андреем замешкались и оказались позади остальных. Настя было хотела догнать всю компанию, но раздумала и остановилась. Андрей тоже застыл.

   – Не ожидала от вас такой дерзости, – с сарказмом промолвила Настя. – Как ловко вы себя повели! Вместо того чтоб скрывать свое неприглядное прошлое, взялись откровенно о нем всем рассказывать.

   – Но какой резон мне скрывать? – возразил с улыбкой Андрей. – Не рассказал бы я – рассказали бы вы. Разве нет?

   – Вот еще, – вспыхнула Настя. – Нужны вы мне больно, чтобы я о вас кому-то рассказывала. Я могла лишь предостеречь Кирилла от сближения с вами. Но вы меня и тут обошли. Сумели набиться в друзья этому наивному юноше.

   Андрей добродушно усмехнулся.

   – Вы напрасно тревожитесь за Кирилла: никакого дурного влияния я не собираюсь на него оказывать. Да и вам ничего плохого не сделаю.

   – Ну еще не хватало – мне бояться вас, – с вызовом ответила Настя. – Просто мне противно вас видеть, вот и все.

   В прищуренных глазах Андрея появились насмешливые огоньки.

   – Простите, но что я могу тут поделать? Так совпало, что имение фабриканта Русанова оказалось по соседству с вашим. И что мне теперь делать? Немедленно уезжать восвояси?

   Настя с досадой стиснула расписной шелковый веер. Она сама не знала, как могла так глупо себя повести. Вместо того чтоб не замечать этого человека, заговорила с ним первая, да еще и начала ему что-то высказывать. Попробуй теперь притворись, что он для нее пустое место.

   – Я не требую, чтоб вы поскорей уезжали, – сердито сказала она. – Просто держитесь подальше от меня и моей сестры.

   Андрей вскинул на нее изумленный взгляд.

   – От вашей сестры? Настя! Я, конечно, был воплощением греха. Но девиц никогда не соблазнял. А сейчас и подавно не стану.

   – Кто вас знает.

   Не глядя на него больше, Настя быстро пошла к павильону. Но Андрей догнал ее и встал у нее на пути.

   – Послушайте, Настя, – он с волнением посмотрел ей в глаза. – Я знаю, в это трудно поверить, но… я совсем не тот человек, которого вы знали несколько лет назад. Я изменился, и весьма серьезно. Поэтому не нужно смотреть на меня, как на чудовище, и ждать чего-то плохого.

   Он отступил в сторону и неспешно зашагал к павильону. Когда они почти догнали остальных, Настя не удержалась и сказала:

   – Не воображайте, что я хоть немного поверила вашим словам: я не настолько наивна и глупа. И даже если вы и впрямь изменились, это не изменит моего отношения к вам. – Она пристально посмотрела на него и прибавила: – Я никогда не прощу вам, что вы согласились играть на меня в карты той ночью. Так что не старайтесь подольститься ко мне: это без толку.

   Не дожидаясь ответной реплики, Настя торопливо вошла в павильон. Она больше не злилась на себя, и даже настроение улучшилось. Да, ей не удалось сохранить по отношению к Горчакову безразличие. Но зато она высказала ему все, что думает, а это тоже приятно. Пусть знает, что ее отношение к нему всегда будет только враждебным!

   За чаепитием Настя украдкой посматривала на Андрея, пытаясь угадать его чувства. Но его лицо оставалось безмятежно-спокойным, а голос звучал ровно. Что ж, так и должно быть. Людей такого пошиба не смутишь. Скорее, они смутят и выведут из душевного равновесия других.

   Но однако, как он нагло врет. Изменился… Ну, конечно, конечно! Горбатого могила исправит.

   Сестры Щукины кокетничали с Горчаковым, порой так усиленно, что Насте делалось неловко за них. Но понять девиц было можно. Помимо состояния и титула, судьба одарила Горчакова еще и привлекательной внешностью. Высок, в меру широкоплеч и отлично сложен. Волосы светлые, но кожа не бледная, как у многих блондинов, а теплого сливочного оттенка. Красивые серые глаза с легкой поволокой, придававшей взгляду некоторую томность. Одет тоже к лицу: превосходно сшитый фрак под цвет глаз, белые панталоны и белый муаровый жилет. Галстук не черный, как предписывала последняя мода, а тоже белоснежный. Выглядит красавцем, не хуже, чем в кавалергардском мундире.

   «Представляю, сколько наивных сердец будет разбито за время его пребывания в Кудрявцеве, – с сарказмом подумала Настя. – Мне остается лишь радоваться, что сердце моей сестры занято Кириллом. При всех недостатках Кирилла уж лучше любить его, чем такого, как Горчаков»…

   – Настасья Павловна, дорогая! О чем вы так крепко задумались?

   Настя встрепенулась и растерянно посмотрела на Русанова. Ей стало неловко и досадно, когда она заметила, что и все остальные смотрят на нее. Нашла время задумываться. Да еще о ком?!

   – Мы хотели спросить вас про бал, – обратилась к Насте госпожа Щукина. – В приглашении указано, что он будет десятого числа. Это точно, вы не собираетесь переносить срок?

   – Да нет, зачем же переносить, – рассеянно отозвалась Настя. – У нас уже почти все готово к балу.

   – Я могу прислать вам цветы и клубнику из нашей оранжереи, – сказала Щукина. – Только уточните, когда и сколько прислать.

   – Благодарю вас, Прасковья Ивановна, – любезно улыбнулась Настя.

   Бал… Проклятье, она даже забыла про него! А ведь приглашения разосланы, и отменить праздник нельзя. Вот уже два года Настя давала в Белогорке два бала. Один – в самом начале лета, второй – в середине августа. И в этом году, как приехала в Белогорку, сразу разослала приглашения всем своим соседям. Они уже готовятся к празднику и ждут его с нетерпением, потому что этот первый летний бал в их округе.

   Да ладно, балы – хорошее дело, и отчего бы их не давать, если позволяют средства. Но как быть с проклятым Горчаковым? Приглашать его на свой бал Насте, само собой, не хотелось. А не пригласить было бы невежливо по отношению к Русановым: Горчаков – их гость, и не могут же они поехать на бал, оставив его дома. Правда, можно притвориться, что она забыла про Горчакова. Привезет его Василий Федотыч с собой – черт с ним, придется терпеть, а не привезет, так и ладно.

   И – вот же досада! Не успела Настя об этом подумать, как Любочка Щукина спросила, будет ли князь Горчаков на балу.

   – Да, Настасья Павловна, надеюсь, вы приглашаете моего дорогого гостя? – обратился к ней Русанов старший.

   – О, конечно! – лучезарно улыбнулась Настя. – Мне будет приятно видеть у себя князя Андрея Семеновича.

   – Благодарю, сударыня, – любезно поклонился ей Горчаков. Причем, Настя могла поклясться, что он едва сдерживает смех. И понять его можно. Ситуация и вправду забавная, только не для нее.

   Вечер выдался теплым и безветренным. Разъезжаться никому не хотелось, и Василий Федотович предложил прогуляться до монастыря, отстоявшего в трех верстах от имения. Все с радостью согласились. Прислуга бросилась за шалями и головными уборами, для пожилых гостей и тех, кто устанет идти пешком, начали готовить экипажи.

   Когда все выходили из павильона, к князю Кантакузину внезапно приехал дворецкий.

   – Ваше сиятельство, вы просили привезти письмо вашего поверенного, если его доставят в ваше отсутствие, – с поклоном проговорил он, протягивая князю запечатанный лист голубоватой бумаги.

   – Да, голубчик, спасибо, – пробормотал князь.

   Отойдя в сторонку от остальных, он сломал печати и принялся читать письмо.

   – Что?! – внезапно воскликнул он, растерянно глядя на листок. – Контора… была разграблена и все документы исчезли?! О боже, это… невероятно, немыслимо!

   – Что случилось, Иван Алексеевич? – с тревогой поинтересовался Русанов. – Какие-то неприятности? Да вы сядьте, пожалуйста, и глотните воды, на вас просто лица нет!

   – Нет-нет, ничего, – пробормотал князь, запихивая письмо во внутренний карман сюртука. – Новости и вправду дурные, но…

   Он вдруг побледнел и начал терять сознание. Его успели подхватить прежде, чем он упал. Началась суета, вздохи, аханья. Князя уложили на скамейку, и госпожа Щукина поднесла к его посеревшему лицу флакон с нюхательной солью. Князь сделал глубокий вдох, встрепенулся и открыл глаза.

   – Проклятье, – пробормотал он. – Вот ведь как бывает! Жил себе тихо-мирно, никого не обманывал, не грабил, даже денег казенных не накрал. И вот оно вам, пожалуйста!

   – Да что случилось, что такое стряслось? – посыпались отовсюду вопросы, но князь, уже пришедший в себя, лишь молчал и качал головой.

   Русанов предложил князю перейти в дом и расположиться в гостевой спальне, но князь отказался, сказав, что ему нужно домой. Садясь в коляску, он был все еще бледен и взволнован.

   – Я приеду к вам завтра, навещу! – крикнул ему Русанов, но князь сделал протестующий жест.

   – Не стоит трудов, батенька, пришлите обо мне справиться и все, – сказал он, прощально махнув рукой всей компании.

   – Дивные дела! – озадаченно промолвил Русанов, провожая глазами экипаж. – Что могло стрястись у него? Ума не приложу, да и только.

   После этого происшествия желание идти на прогулку пропало, и вскоре гости начали прощаться с хозяевами.

   – Ну, Андрей Семенович, и что вы думаете по поводу происшествия с князем? – шепотом поинтересовался Кирилл. – Я не сомневаюсь, что это связано с вашим делом!

   – Не спешите с выводами, мой друг, – многозначительно произнес Андрей. – Хотя, думаю, ваша догадка верна.

   – И что нам теперь делать?

   Андрей философски пожал плечами.

   – Подумаем завтра, с утра. А сейчас… будем отдыхать и беседовать о прекрасных дамах.

   – Хорошие занятия, – рассмеялся Кирилл. – Только нужно отвязаться от папеньки.

ГЛАВА 4

«Ну, признайся же себе хоть теперь: ты приехал сюда не ради фабрики и других важных дел. Ты приехал, чтоб увидеть ее. Только это заставило тебя изменить свои планы и вместо поездки в Англию отправиться в подмосковную глушь. Ты мог отказаться от поручения Бенкендорфа и уже хотел отказаться. Но вдруг услыхал имя Насти Калинской. Узнал, что нужно ехать туда, где живет она. И не смог устоять перед соблазном»…

   Андрей отошел от окна и сел в мягкое кресло. Люстра была погашена, горело лишь несколько свечей в бронзовом подсвечнике, и в комнате царил мягкий полумрак. В такой обстановке должно клонить в сон. Но Андрею не хотелось спать.

   «Выпить коньяка, чтоб напала, наконец, сонливость? – спросил он себя. – Нет, не стоит: ведь утром к Кантакузину ехать. Не нужно было Кирилла отпускать! Но куда было дольше удерживать, если он совсем клевал носом»…

   Наверное, Кирилл уже крепко спит и видит во сне свою Сонечку. А он сидит тут, в полутьме, и думает о сестре этой барышни. Две родных сестры – и такая разница характеров! Хотя нет, неправда: не была раньше Настя такой. И она когда-то была пылкой, простой и доверчивой. Верила в любовь. Жила сердцем, а не холодным рассудком.

   Перед глазами Андрея вдруг встала Настя – такая, какой он увидел ее первый раз, на петербургском балу. Это было пять с половиной лет назад, в ноябре двадцать шестого года. Насте только исполнилось восемнадцать, и она уже два месяца была женою Калинского. Андрей как сейчас помнил ее нежно-голубое платье с серебряным шитьем, голубые цветы в высокой прическе с локонами на висках. Робкий, трепетный взгляд, неуверенную, но безумно обаятельную улыбку…

   Когда Андрей пригласил Настю на кадриль, ее ореховые глаза признательно просияли: должно быть, она ужасно боялась остаться незамеченной в толпе светских красавиц. Каким теплым и влекущим был ее тонкий стан, как чудесно пахло от волос!.. Как безумно хотелось привлечь ее к себе и крепко стиснуть в объятиях, целовать эти нежные губы, эту гибкую шейку с маленькой коричневой родинкой!

   Едва кадриль закончилась, Андрей пригласил Настю на мазурку, пока это не сделал кто-нибудь другой. И все оставшиеся до мазурки полтора часа не сводил с нее глаз. Ему очень хотелось пригласить ее и на третий танец, но он опасался, что это заметят его поклонницы и Настя станет предметом их злобных пересудов. На нее и так недобро косились. Говорили, что Калинский рехнулся, женившись в двадцать два года «черт знает на ком». На какой-то провинциальной девице с крохотным приданым.

   «Как это случилось? – спросила одна замужняя дама у Андрея. – Почему его не остановили друзья? Не сказали, что он делает глупость?»

   Андрей отвечал, что не знает, потому что его в Москве не было. «К сожалению», – прибавил он тогда про себя. Летом у него умер отец, и пришлось взять большой отпуск от службы. Поехать в имение, где последние годы жил отец. Вступить там в наследство, разделив его с замужней сестрой, и хоть чуточку вникнуть в дела. Вот он и не попал летом в Москву, где тогда стоял его полк. Не видел, как у Анатоля и Насти закрутился роман, закончившийся неожиданной свадьбой. Вернулся осенью в полк – уже не в Москву, а в Петербург. И лишь там узнал о женитьбе приятеля на прелестной девочке, которая казалась совершенно не парой Анатолю…

   Видение исчезло, и перед взором Андрея предстала другая Настя: подурневшая, с выступающим животом под каким-то просторным темным платьем, совершенно не шедшим к ее внешности. Лицо – усталое, блеклое, взгляд устремлен в свои невеселые мысли…

   Потом он снова увидел ее красивой и стройной, в белом атласном туалете с декольте и розаном в корсаже. Надменный поворот головы, изогнутые в колкой улыбке губы, в глазах – презрение и вызов. Тот роковой вечер на Каменном острове, с которого они не виделись до вчерашнего дня…

   Вскочив с кресла, Андрей снова подошел к окну. После ясного вечера небо затянули облака, так что не было видно ни луны, ни звезд. Интересно, что сейчас делает Настя? Так же смотрит в окно, вспоминая прошедшее, или давно спит безмятежным и праведным сном? Скорее всего, спит и совсем не думает о нем. А чего ей о нем думать-то? Он для нее – никто. Вернее, гораздо хуже, чем просто «никто».

   Возможно, все было бы поправимо, если бы не тот вечер. Андрей сам не знал, зачем согласился играть с Калинским в карты на его жену. Как он собирался воспользоваться своим выигрышем? Ведь не стал бы он силой тащить Настю в постель! Нет, на такое он был не способен. Но тогда зачем?

   Увы, это был один из тех безрассудных поступков, совершенных на пьяную голову, которые потом сам не можешь себе объяснить. Просто Калинский предложил, а он согласился. И употребил все усилия, чтобы выиграть. А что будет потом, он не думал. Хотя в глубине души – что греха таить! – билась отчаянная надежда: а вдруг Настя возьмет да и согласится стать его любовницей, хотя бы назло мужу? Не на одну ночь, а надолго. Это была совершенно безумная мысль, и на трезвую голову она не пришла бы Андрею. Но к тому моменту пирушки он был далеко не трезв.

   После игры они всей компанией вышли освежиться на террасу. И тут Андрей, к своему несказанному ужасу, увидел, как Настя отталкивает веслом лодку от узкого деревянного причала. Сама она была в лодке: в одном легком платье, без шали и даже без капора.

   При виде этой картины Андрей похолодел. И сразу смекнул, что произошло. Настя, которая уже ушла из гостиной в свой мезонин, видимо, слышала их разговор и узнала, что они играют на нее в карты. Испугавшись насилия, она решилась на отчаянный шаг: сбежать с дачи по воде. Это был рискованный, но весьма логичный маневр. До ближайшего моста было далеко, муж не смог бы догнать ее и вернуть домой.

   Андрей устремился к причалу, но лодка уже отошла, и ее быстро относило течением к середине реки. Андрей крикнул Калинскому, чтоб скорее тащили на берег другую лодку, но, как он и боялся, другой лодки на даче не нашлось. Тогда он хотел броситься за Настиной лодкой вплавь, но товарищи удержали его.

   – Не сходи с ума, ты потонешь в ледяной воде, – сказал Калинский. – Не бойся, ничего с нею не случится: она умеет управляться с лодкой. А если бы и случилось, это было бы только мне на руку, – прибавил он тихо.

   – Калинский, да ты просто безбожник, – пробормотал Андрей, напряженно наблюдая за лодкой. Та уже находилась на самой середине реки, и, несмотря на все усилия Насти, ее понемногу сносило вниз по течению. – Проклятье, как тебе только не совестно?! Настя не виновата, что ты имел глупость жениться на ней, когда тебе это было не нужно.

   Калинский хрипловато рассмеялся.

   – Да, это была полнейшая глупость. Как досадно, что нельзя развестись и отделаться от надоевшей жены. Или, например, продать ее другому. Горчаков, а ты бы купил мою жену? За сколько? Говори напрямик, я же знаю, что она тебе нравится.

   – Иди к черту, дурак, – проворчал Андрей, устремляясь вдоль берега.

   Он следил за лодкой, пока она не достигла противоположного берега. Настя спрыгнула в воду и торопливо выбралась на сухое место, предоставив опустевшей лодке плыть дальше. На мгновение Настя повернулась лицом к реке и посмотрела на оставшихся там мужа и его товарищей. Потом подхватила намокшие юбки и быстро куда-то пошла.

   – Ну вот видишь, mon cher, ничего с нею не случилось, – мрачно усмехнулся Калинский. – Да и не могло случиться: я в последнее время стал страшно невезучим.

   – Черт возьми, она может простыть на таком холоде и ветре! – гневно воскликнул Андрей.

   Калинский досадливо выругался и махнул рукой.

   – Перестань. Говорю же: ничего не случится. У нее на том берегу подруга живет на даче, она сейчас к ней пойдет. И все, хватит об этом! Пойдем продолжать игру. Я сегодня проигрываю, надо отыграться.

   Они вернулись в дом, к выпивке и картам. Вскоре Калинский поймал Верещагина на шулерстве, и между ними вспыхнула бурная ссора, перешедшая в дуэль… На похоронах Калинского Андрей не был, потому что сидел в это время под арестом в Петропавловской крепости, с тревогой ожидая решения своей участи…

   Оторвавшись от воспоминаний, Андрей с беспокойством посмотрел на часы. Полвторого! Давно пора спать, а не маяться дурью. Право, что за охота в сотый раз вспоминать ту историю? Что случилось, то уже случилось. Время не повернешь вспять и былых ошибок не исправишь. Позорное пятно со своей офицерской чести он давно смыл – не слезами и пустым раскаянием, а кровью. Его нынешняя жизнь благополучна, нет причин для уныния.

   А Настя… Ну что ж, это было известно наперед. Что она всегда будет видеть в нем того человека, каким он был раньше: беспутного повесу и развратника. Копию своего ненавистного муженька, одним словом. Андрей и не тешил себя никакими наивными надеждами. И приехал сюда не в расчете на сердечный прием. Просто ему вдруг отчаянно захотелось повидать Настю, узнать, какой она стала. Ну что ж, повидал. Теперь нужно выкинуть из головы лишние мысли и думать о делах.

   «Вот именно, о делах, – внушительно сказал он себе. – Тех самых важных делах, которыми не полагается манкировать из-за женщин. Дела – прежде всего, женщины – потом. Кто поступает иначе, рискует не преуспеть ни в делах, ни с женщинами».

   Загасив свечи, Андрей быстро разделся и улегся в постель. Но не мог заснуть еще долго.

   В отличие от Андрея, Настя спала в эту ночь хорошо и проснулась в прекрасном настроении. Даже мысли о Горчакове больше не вызывали у нее досады. Что досадовать, когда они теперь не увидятся до самого бала? А потом он уедет, и она забудет о нем.

   За завтраком обсуждали вчерашнее происшествие с Кантакузиным, ломали голову над причиной его внезапного обморока. И под конец все сошлись во мнении, чтобы дело в деньгах, в потере значительной суммы.

   – Будь осмотрительной, Настенька, – сказала Евдокия Панкратьевна. – А ну как окажется, что у князя Ивана Алексеича и нет никакого состояния? Выйдешь за него замуж – только молодость напрасно загубишь.

   – Не тревожься, мама: я не собираюсь выходить замуж, не узнав положение жениха, – улыбнулась Настя. – И потом, я еще не решила, выходить ли мне замуж в этом году или нет. Может, еще погожу.

   Евдокия Панкратьевна вдохнула.

   – По правде сказать, ни один из твоих женихов мне не нравится. Сердобин неплох, но… он тебя не любит! И что это за союз такой будет, когда муж и жена не питают друг к другу любви?

   – Как что за союз? – насмешливо прищурилась Соня. – Союз двух серьезных и благоразумных людей.

   – Напрасно иронизируешь, – усмехнулась Настя. – Жизнь показывает, что именно такие браки и оказываются самыми счастливыми. Но хватит об этом, давай лучше думать, чем заняться. Погода отличная, и я предлагаю…

   Она замолчала, потому что в этот момент слуга принес матери письмо.

   – Без подписи? – удивилась Евдокия Панкратьевна. – Интересно, от кого же это.

   Она развернула письмо, начала читать и вскочила с побледневшим лицом.

   – Простите, я должна вас оставить, – пробормотала она и быстро вышла из комнаты.

   – Вот еще неожиданность! – с тревогой воскликнула Соня. – И кто мог прислать маменьке такое волнительное письмо?

   – Надеюсь, сейчас узнаем, – сказала Настя, поднимаясь со стула.

   Соня поднялась следом, и они направились в гостиную. Но не успели дойти до дверей, как раздался подозрительный шум. Сестры распахнули двери и вбежали в комнату. Евдокия Панкратьевна лежала на диване в обмороке, а злосчастного письма нигде не было видно.

   Настя бросилась к матери, Соня принялась звать прислугу. К счастью, обморок Евдокии Панкратьевны длился недолго, и она пришла в себя прежде, чем дочери успели всерьез испугаться.

   – Все хорошо, не тревожьтесь, – пробормотала она, поднимаясь с дивана. – Это была всего лишь минутная слабость. От избытка волнения.

   – Но что тебя так разволновало? – спросила Настя. – Это из-за письма, да?

   Евдокия Панкратьевна вздохнула.

   – Да, из-за него. Но не бойтесь, ничего ужасного нет! Просто я получила известие о смерти давней подруги. Такие известия всегда расстраивают, тут уж ничего не поделаешь.

   – Можно прочитать письмо? – спросила Настя.

   Но Евдокия Панкратьевна решительно покачала головой.

   – Нет, не нужно. Это очень личное письмо. Займитесь своими делами, а я поднимусь к себе и немного побуду одна.

   – А вдруг тебе снова станет плохо? – забеспокоилась Соня. – Можно мне побыть в твоей комнате? Я не стану мешать твоим размышлениям, просто посижу с книжкой в уголке.

   – Нет, Соня, я же говорю, что хочу остаться одна, – раздраженно возразила мать. – Ничего не случится, не бойся. Я здорова, и у меня крепкое сердце, – с этими словами она отстранила дочерей и вышла.

   Сестры вернулись в столовую, но продолжать завтрак им теперь не хотелось. На душе у обеих было неспокойно. Допив остывающий чай, Настя встала из-за стола и предложила Соне пойти на воздух.

   – Не нравится мне все это, – сказала она, когда они спустились с крыльца и двинулись по тропинке вдоль дома.

   – Не думаю, что маменька стала бы нас обманывать, – возразила Соня. – И какие могут быть неприятности? Разве что наш дом в Васильевском сгорел, или еще какая напасть приключилась в имении.

   – Я сейчас отправлю туда гонца, – произнесла Настя. – До Васильевского полсотни верст, к ночи посланец вернется. Но, честно говоря, я не думаю, что в нашем родовом имении случилась какая-то беда. Зачем маменьке было бы скрывать, если бы мы все равно все узнали?

   – Верно, – согласилась Соня. – Что ж, будем надеяться, что она так расстроилась только из-за смерти подруги. Да и что здесь странного? Мы бы с тобой тоже расстроились на ее месте.

   – Конечно, – кивнула Настя. – Так что давай успокоимся и займемся своими делами, как советовала маменька.

   – Но, однако, какое совпадение, – задумчиво промолвила Соня. – Вчера князь Кантакузин получил письмо и упал от волнения в обморок, сегодня – наша мать. Удивительно, не правда ли?

   – Да. Но никакой связи тут не может быть.

   – Конечно, – согласилась Соня. – Просто два обморока за одни сутки – это слишком.

   – Бог с ним, – махнула рукой Настя. – Что думать о плохом? Только неприятности накликивать. Давай лучше кататься. В прошлый раз я так и не успела побывать во всех любимых местах, так хочу это сделать сегодня.

   Они пошли в дом – надевать амазонки. Перед тем как поехать кататься, Настя позвала дворецкого и велела отправить в Васильевское двух верховых, узнать, не случилось ли там и впрямь беды.

ГЛАВА 5

А в это самое время Андрей и Кирилл скакали в имение Кантакузина, отстоявшее от Кудрявцева всего в часе езды и в получасе езды – от имения Насти, недалеко от которого как раз проходила дорога.

   Они застали князя в добром здравии, но в подавленном, грустном настроении. Поговорив несколько минут о пустяках, Андрей объявил князю, что у него есть к нему серьезный разговор.

   Кантакузин был удивлен, но тотчас пригласил гостей пройти в кабинет.

   – Надеюсь, нас никто не подслушает? – спросил Андрей, закрывая за собой двери кабинета.

   – Что вы, сударь, как можно! – воскликнул Кантакузин. И внезапно сильно побледнел. – Я болван, – проговорил он. – Ну конечно, в моем доме есть шпион! Мерзавец, который продался моим недругам. Хотя я ума не приложу, кто они такие. Родственники моей покойной жены? Да, возможно. Но решиться на такое преступление… Это не укладывается в уме.

   – Расскажите мне все по порядку, – Андрей уселся в кресло. – А вы, Кирилл, стойте возле дверей и выглядывайте иногда в коридор.

   Князь сел в кресло напротив Андрея и уже собрался пуститься в рассказ, но внезапно замялся.

   – Простите, Андрей Семенович, но зачем вы меня взялись расспрашивать? Вам… что-то известно?!

   Вместо ответа Андрей вытащил из кармана сложенный вчетверо лист плотной бумаги и протянул его через стол князю. Кантакузин склонился над письмом, затем ахнул и взволнованно посмотрел на гостя.

   – Так, значит, вы находитесь здесь по поручению самого Бенкендорфа? – изумленно прошептал он.

   – Да, по его поручению, – кивнул Андрей. – Так что не волнуйтесь: возможно, ваши неприятности скоро закончатся. А теперь прошу вас подробно рассказать о своей беде. И это вчерашнее письмо… Где оно?

   Кантакузин подошел к секретеру, отомкнул его и протянул Андрею письмо. Затем вытащил еще одно и тоже положил на стол. После этого он закурил трубку, уселся в кресло и повел рассказ.

   – Сестра моей покойной жены, Анна Захаровна Полтева, отписала мне по завещанию все свое состояние, – начал он. – Один экземпляр завещания хранился у меня, другой – в конторе известного петербургского адвоката. Недавно Анна Захаровна умерла. Нужно было ехать в Петербург, чтоб вступить в наследство, но я не спешил. Ведь никто не оспаривал моих прав, родня госпожи Полтевой знала, что она решила оставить свое состояние мне. Не ради меня самого, а ради своих племянниц, двух моих дочерей. И вдруг, три недели назад, я получаю письмо от неизвестного адресата! Вот оно, прочтите.

   Кантакузин в волнении встал и, пройдясь по комнате, вернулся на свое место.

   – Так, – пробормотал Андрей, вчитываясь в письмо. – И после этого, как я понимаю, вы обнаружили, что хранившееся у вас завещание исчезло?

   – Да, представьте себе! – воскликнул князь. – Оно исчезло, пропало из моего дома! То есть не отсюда, а из московского особняка.

   – Из московского? – переспросил Андрей. – Тогда вы напрасно опасаетесь шпионства в имении. Когда вы заметили пропажу?

   – Да тогда же, три недели назад. Я уже перебрался сюда, когда вымогатели прислали мне письмо. Я бросился в Москву и обнаружил, что секретер в моем кабинете взломан, а хранившееся в нем завещание пропало. Моя вина, конечно, – сокрушенно вздохнул Кантакузин. – Оставил особняк на одного сторожа и трех горничных. Но я и подумать не мог, что кто-то решит меня грабить!

   – М-да, – протянул Андрей. – Наши вымогатели, оказывается, еще и воровством промышляют. Но что было дальше?

   – Я велел своему поверенному ехать в Петербург, к адвокату Михайлову, в полной уверенности, что второе завещание благополучно хранится у него. И вдруг вчера мой поверенный рассказывает мне в письме ужасные вещи! Оказывается, контора Михайлова была прошлым летом разграблена, он скончался от сердечного приступа, а все хранившиеся в конторе бумаги бесследно исчезли.

   Андрей откинулся в кресле и вздохнул.

   – Минувший год был тяжелым для нашего государства. Восстание в Польше, кошмарная эпидемия холеры, крестьянские и солдатские бунты… Неудивительно, что в такой обстановке происшествие с адвокатом Михайловым прошло незамеченным, и ни одна газета не додумалась о нем написать. Вот и получилось, что некоторые клиенты Михайлова до сих пор не знают о пропаже своих ценных бумаг.

   – Но почему же сейчас об этом не пишут?

   – Потому что сейчас уже поздно. Мерзавцы, похитившие документы, начали шантажировать своих жертв и вымогать у них деньги. Так что теперь надо не разглашать историю, а держать ее в тайне, чтобы постараться схватить их, – Андрей выразительно посмотрел на князя.

   – Да, я понял, – закивал тот. – Разумеется, я буду молчать. Только… Что мне делать? Негодяи грозятся уничтожить завещание, если я не дам им двести тысяч рублей. И тогда родня госпожи Полтевой оттягает у меня наследство, а это для меня будет крахом, потому что свое состояние я растратил. Нет, не промотал, – поспешно прибавил он. – Дочерей замуж выдавал и за каждой дал большое приданое. Себе ничего не оставил в расчете на наследство. Если не получу его, то останусь гол как сокол, потому что у меня уже накопились долги. Придется продавать и московский дом, и это имение.

   Андрей успокаивающе улыбнулся.

   – Я надеюсь, такого не случится. А что делать? Ждать, когда вымогатели снова свяжутся с вами. Полагаю, это будет скоро.

   – И тогда мне тотчас бежать к вам?

   – Нет, не нужно: это может вызвать подозрения. Где мы можем видеться, чтоб не вызывать их?

   Кантакузин на минуту задумался.

    – Где? Да, пожалуй, у Настасьи Павловны. Я часто бываю у нее, и Кирилл Васильевич… наведывается при каждом удобном случае. Вот там мы и сможем видеться. Я думаю, вам следует приударить за Настасьей Павловной, чтоб под этим предлогом ездить к ней с Кириллом.

   – Отличная мысль! – воскликнул Кирилл, лукаво взглянув на Андрея.

   – Да уж, – усмехнулся тот.

   – Так или иначе, а встречаться в Белогорке надежней, чем передавать записки через слуг, – серьезно заметил Кирилл. – А к нам князь Иван Алексеевич не может ездить без повода. На самом деле они с моим отцом не друзья.

   – Это правда, – подтвердил Кантакузин. – Мы общаемся, но друг друга не любим. Поэтому было бы странно, если бы я вдруг зачастил в Кудрявцево. Да и путь не ближний: целый час езды. А до Белогорки от меня рукой подать.

   – Хорошо, – бесстрастно отозвался Андрей. – В Белогорке так в Белогорке. А теперь позвольте откланяться. Письма вымогателей, если не возражаете, я возьму с собой.

   – Да, конечно, – кивнул Кантакузин.

   Простившись с ним, молодые люди сели на лошадей и поехали обратно в Кудрявцево.

   Объехав Белогорку и полюбовавшись отдаленными уголками парка, Настя и Соня остановились на развилке дорог, решая, куда двинуться дальше. Пока они думали, на дороге показались два всадника. Заметив их, Соня засветилась от радости, а Настя в сердцах чертыхнулась. Кирилл и Андрей Горчаков – ну конечно!

   – Интересно, он теперь каждый день будет попадаться мне на глаза? – проворчала Настя. – Позавчера его повстречала, вчера, а теперь еще и сегодня.

   – Ты позволишь мне побыть с Кириллом? – Соня умоляюще посмотрела на сестру. – Хотя бы часок!

   – Полчаса, – сурово изрекла Настя. – В конце концов, я не запрещаю Кириллу приезжать в Белогорку. Только пусть приезжает один, без этого проклятого Горчакова.

   – Хорошо, я скажу ему, – обещала Соня.

   Всадники подъехали ближе. Кирилл переглянулся с Соней, и его лицо осветилось радостной улыбкой.

   – Как чудесно, что мы вас повстречали! – воскликнул он. – А мы с Андреем Семеновичем ездили навестить Кантакузина.

   – Надеюсь, он здоров? – спросила Настя.

   – Да, с ним все хорошо… Настасья Павловна, Софья! Как вы смотрите на то, чтобы продолжать прогулку всем вместе? Я знаю одно место в лесу, где еще сохранилась целая поляна ландышей.

   – Обожаю ландыши! – воскликнула Соня. – Я их в этом году не видала из-за дождей. Прокатимся, Настя?

   – Отчего бы нет, – безразлично отозвалась та. – Только я устала и не хочу быстро ехать. Езжайте с Кириллом вперед, мы с князем вас догоним.

   Молодые люди помчались к лесу, отделявшемуся от дороги полем, на котором, средь зеленых колосков ржи, пестрели алые маки и ромашки. Настя и Андрей шагом двинулись следом по той же широкой тропинке. Когда они подъехали к лесу, Кирилла и Сони уже след простыл, только где-то впереди, за деревьями, раздавались их веселые голоса.

   – Приятно посмотреть на юных влюбленных, не правда ли? – спросил Андрей Настю.

   – Да, приятно, – согласилась она. И красноречиво прибавила: – Особенно когда самой уже не грозит потерять голову от любви.

   Андрей бросил на нее пристальный взгляд и усмехнулся.

   – Вы рассуждаете так, будто вы не молоды и все лучшее уже позади.

   – Напротив, – возразила Настя. – Я верю, что все лучшее у меня еще впереди. Но причем здесь какая-то любовь? Это совсем лишнее.

   – То есть вам любовь не нужна?

   – Любовь – это глупость и временное душевное ослепление. И браки по любви лишь тогда оказываются удачными, когда они заключались еще и по расчету. Надеюсь, вы не станете доказывать мне обратное?

   – Нет, – ответил Андрей. – Это было бы лишь потерей времени.

   Настя посмотрела на него с насмешливым вызовом.

   – Князь, это просто смешно, что вы призываете к бракам по любви. Вы-то сами, небось, не спешите влюбиться в какую-нибудь бесприданницу и предложить ей руку и сердце.

   – Если я всерьез полюблю, мне будет плевать на приданое.

   – Ну-ну! – усмехнулась Настя. – Так я вам и поверила. Кстати, я не помню, чтобы вы в кого-то влюблялись. Анатоль болтал про ваших любовниц, но никогда не говорил, что вы влюблены.

   – Я и впрямь тогда не был влюблен.

   – А после? Впрочем, какое мне дело, – безразлично прибавила Настя, спохватившись, что увлеклась и невольно начала проявлять к нему интерес. – Главное, чтобы черт не дернул вас влюбиться в мою сестру… или же в меня, – прибавила она с легким смешком.

   Андрей посмотрел на нее серьезным взглядом.

   – Насчет Сони даже не волнуйтесь. А вы… Ну, допустим, я бы в вас влюбился. И что? Это может нарушить ваш покой?

   – Нет, – ответила Настя, досадуя на себя еще больше. – Конечно, не может, о чем вы? Давайте пройдемся пешком, – предложила она и быстро соскочила на землю.

   – Хоть бы подождали, пока я помогу вам, – упрекнул Андрей.

   – Зачем? – пожала плечами Настя. – Я умею садиться на лошадь и слезать с нее без чьей-то помощи. Не разыгрывать же мне перед вами хрупкую беспомощность. Я вообще такого не люблю.

   – Вот как, – усмехнулся Андрей. – Значит, вам не нужно, чтоб мужчины о вас нежно заботились.

   Настя удивленно застыла, потом рассмеялась.

   – Князь! Перестаньте говорить чепуху, а то мне неловко за вас. Знаю я, для чего вы о нас нежно заботитесь. Одни – чтобы затащить в постель, другие – чтобы сделать при помощи дамы карьеру, третьи – чтоб поправить свои дела выгодной женитьбой. Настоящих галантных кавалеров в наши дни почти не осталось. И вы – точно не из их числа!

   Андрей ничего не ответил, лишь помог Насте привязать лошадь к дереву. Пройдя чуть вперед по тропинке, отходившей от широкой просеки, они вышли на открытое место, окруженное высокими соснами.

   – А вот и поляна с ландышами, – сказала Настя, оглядываясь. – Только Сони с Кириллом здесь не видно.

   – Я думаю, им и без цветов хорошо, – с улыбкой заметил Андрей.

   Настя внезапно нахмурилась.

   – Хорошо-то хорошо, а что толку? Отец Кирилла не хочет этого брака. Да и я, честно говоря, предпочла бы видеть женихом Сони другого.

   – Кого? Подхалима Прончищева?

   Настя посмотрела на Андрея с вызовом.

   – Он не подхалим. Серьезный, умный мужчина, которого я уважаю.

   – Даже если и так, это ничего не меняет, – произнес Андрей тоже с вызовом в голосе. – Потому что вашей сестре он не пара.

   – Пара или нет – об этом судить не вам, – отрезала Настя. – В своих семейных делах разберемся без ваших советов.

   – Главное, чтобы жизнь вашей сестры не оказалась сломанной, – слегка назидательным тоном произнес Андрей.

   Настя гневно топнула ногой.

   – Это моя жизнь когда-то оказалась сломанной. Из-за того, что я вышла замуж по любви, не подумав хорошо головой. И вы это знаете!

   – Знаю, – кивнул Андрей. – Однако нельзя сравнивать Кирилла и вашего покойного мужа. Кирилл – чистый, порядочный. И он глубоко любит Соню! Уж, наверное, сильней, чем Прончищев. Да и Соня его тоже любит. Поэтому нужно не других женихов ей пихать, а подумать, как добиться согласия отца Кирилла на брак.

   Настя шумно вздохнула, возводя глаза к небесам.

   – Нет, это немыслимо. Он мне взялся советы раздавать. Даже слушать вас больше не хочу. Молчите!

   Она отвернулась от него и принялась собирать ландыши. Андрей наблюдал за ней, думая, что делать. По-хорошему, нужно объясниться. Ведь другого момента может и не быть. Вряд ли Настя допустит, чтоб они еще раз остались наедине. Но черт побери! Как она воспримет? Ох, наслушается он от нее сейчас колкостей.

   Наконец Настя выпрямилась и начала связывать небольшой букетик травинкой. Андрей глубоко вздохнул и решительно подошел к ней.

   – Настя, – заговорил он, заставляя свой голос звучать ровно. – Я давно хотел попросить у вас прощения… за тот вечер на Каменном острове. Я вел себя тогда, как подлец. Надо было отказаться играть с Анатолем в карты… на вас. А я согласился.

   Настя изумленно застыла, глядя на него с недоверием. Вот чего она не ждала, так это того, что он станет перед ней извиняться. Это было настолько неожиданно, что она даже растерялась.

   – Я и сам не знаю, почему так повел себя, – продолжал Андрей. – Наверное, это произошло потому, что я был изрядно пьян. Но, клянусь, я бы никогда не стал… принуждать вас, – он с досадой ощутил, что краснеет.

   – Вот как, – наконец промолвила Настя. – Вы не стали бы… принуждать меня к близости? Честно говоря, мне трудно в это поверить, – ее голос наполнился сарказмом. – Зачем же тогда вообще было играть? Вы могли потерять большие деньги. Тридцать тысяч…

   – Вы слышали?!

   Настя усмехнулась.

   – Вы же говорили не шепотом, а довольно громко, особенно Анатоль. И я слышала, как он назвал сумму. Вы могли ее потерять, если бы проиграли. И зачем вам было рисковать?

   – Да черт его знает, зачем, – с досадой ответил Андрей. – Я был пьян и плохо соображал, что творю. И потом, мне казалось, что вы…

   – Что? – Настя впилась в его лицо взглядом. – Могла провести с вами ночь с согласия мужа? Ну, знаете ли. Казалось бы, мое тогдашнее поведение не давало вам повода считать меня распутной женщиной.

   – Я и не считал вас такой! – воскликнул Андрей. – Просто… я же говорю, что был пьян. Вот и лезли на ум всякие безумные мысли. И я не на одну ночь вас хотел, – Андрей замолчал, сообразив, что говорит лишнее.

   Настя посмотрела на него весело-насмешливым взглядом.

   – Так, понятно. Вы были пьяны и не соображали, что делали. А теперь вы об этом сожалеете. Ну что ж, я прощаю вас, если от моего прощения у вас на душе станет легче. Это все, что вы хотели сказать?

   – Все, – мрачно буркнул Андрей.

   – Прекрасно. А теперь мне пора искать Соню… Кстати, вот она. Приведите мою лошадь, князь, – велела Настя Андрею и, не глядя на него больше, пошла навстречу сестре. – Полчаса, моя дорогая, да? – спросила она с мягким упреком. – Я тебя заждалась уже.

   – Это я виноват, – произнес с кроткой улыбкой Кирилл. – Так что прошу нас простить и не сердиться, любезная Настасья Павловна.

   Настя всплеснула руками и рассмеялась.

   – Сегодня удивительный день: все только и делают, что просят у меня извинений, – насмешливо сказала она, по-прежнему не смотря на Андрея, стоявшего рядом с ее лошадью и досадливо кусавшего губы. – Кирилл, я на вас не сержусь. Только впредь имейте в виду… Хотите видеться с Соней – приезжайте в Белогорку и общайтесь в присутствии маменьки. Князь, вы привели мою лошадь? – она обернулась к Андрею. – Помогите забраться в седло, раз взялись быть галантным кавалером.

   Выехав на дорогу, сестры простились с мужчинами и направились к себе в Белогорку. Настя почти сразу пустила лошадь в галоп. Соне ничего не оставалось, как догонять ее.

   – Что с Настасьей Павловной? – удивленно промолвил Кирилл. – Я думал, она будет сердитой, когда мы с Соней вернемся.

   – Это я ее развеселил, – криво усмехнулся Андрей.

   Кирилл бросил на него встревоженный взгляд.

   – Ее-то развеселили, а сами мрачны. Наговорила кучу обидных слов, да? Настасья Павловна на это мастерица.

   – Я сам виноват, – поморщился Андрей. – Такого дурака свалял, что и рассказать совестно.

   – И что же вы сделали?

   – Попросил прощения за тот вечер на Каменном острове. Да еще и не просто попросил, а пустился, как дурак, в оправдания.

   Кирилл не сдержался и прыснул.

   – Воображаю, как Настасья Павловна ликовала. Отец говорит, что для женщины всегда радостно видеть у своих ног человека, когда-то уязвившего ее самолюбие. А Настасья Павловна ведь самолюбива безмерно.

   – Верю, – буркнул Андрей.

   Кирилл беспокойно нахмурился.

   – Только, ради бога, не сердись на меня за этот смех.

   – Что сердиться, если смех заслужен? Но в этой истории есть и один плюс. Теперь Настасья Павловна будет принимать меня в своем доме, и я смогу видеться там с Кантакузиным.

   – Она вас простила?

   – Нет, друг мой, – усмехнулся Андрей. – Не простила, конечно же. Просто поняла, что я не бесчувственный циник. И у нее проснулось желание надо мной покуражиться. Поэтому я могу приезжать к ней, не рискуя вызвать ее гнев.

   Он взглянул на Кирилла, смотревшего на него с сочувствием, и небрежным тоном прибавил:

   – Да это все пустяки. Главное – поймать шантажистов. А Настасья Павловна… Я в нее не влюблен, чтоб переживать из-за ее колких слов и насмешек.

   За обедом Евдокия Панкратьевна старалась быть веселой. Но это не обмануло Настю. К тому же после обеда мать снова уединилась в своей комнате и не выходила оттуда до ужина.

   Поздно вечером, оставшись вдвоем с матерью, Настя попыталась вытянуть ее на откровенность.

   – Мама, что случилось, что это за письмо, которое тебя так расстроило? – спросила она, садясь рядом с ней на диван. – Прошу, расскажи мне! Соня еще молода, и есть вещи, о которых с ней нельзя говорить. Но я-то взрослая женщина, со мной можно говорить обо всем.

   Евдокия Панкратьевна заколебалась. Но затем притворно улыбнулась и взглянула на дочь с мягким упреком.

   – Полно, Настя, я сказала, что ничего ужасного нет. Просто я получила печальное известие, вот и расстроилась.

   – А что это за подруга, про смерть которой тебе сообщили в письме?

   – Подруга моей молодости. Ты ее не знаешь, ее имя тебе ничего не скажет. Да я уже почти успокоилась, не тревожься.

   Так Насте и не удалось ничего добиться от матери. Оставалось забыть и не принимать к сердцу. В конце концов, у каждого есть свои тайны. Подруга… Возможно, это была не подруга, а, например, человек, в которого маменька когда-то была влюблена. Так не рассказывать же ей, в самом деле, об этом своим дочерям.

   К десяти вечера возвратились гонцы из Васильевского. Ничего в материнском имении не случилось, все было спокойно. Настя облегченно вздохнула и пошла погулять перед сном.

   Она хотела помечтать о чем-то приятном, например, о том, в какие интересные места можно будет съездить нынешним летом. Или продумать, как она оденется на бал, до которого оставалось всего четыре дня. Но вместо этого ее мысли обратились на ненавистного Горчакова.

   Настя словно воочию увидела его лицо и всю его статную фигуру. Даже вспомнила, как он был одет: светло-бежевый фрак для верховой езды, узкие белые бриджи с коричневыми сапожками, элегантно завязанный галстук шоколадного цвета. С первых минут разговора он снял головной убор, предоставив ветру играть его волосами: элегантно подстриженными и уложенными на боковой пробор. Красивые волосы, редко встречающегося теплого оттенка, но без примеси рыжего.

   Впрочем, в Андрее Горчакове все было красиво и складно. Недаром он так легко одерживал победы над сердцами великосветских дам. Над сердцами барышень тоже, но барышни, как помнила Настя, его никогда не интересовали.

   «Что толку с этих барышень? – как-то раз сказал он в присутствии Насти одному из своих приятелей. – Бывать на балах, где их всегда куча – только время понапрасну терять. Барышни спят и мечтают, чтобы их поскорей замуж взяли, а нам нужно совершенно иное»…

   Да, совершенно иное: легкие, ни к чему не обязывающие связи. И таких связей у князя Горчакова раньше было достаточно. Благо замужних дам, желавших заполучить его в любовники, хватало.

   «И сейчас, должно быть, хватает, – подумала Настя. – Ведь он, кажется, стал еще красивей. Сколько ему? Двадцать восемь или двадцать семь? Для мужчины это самый возраст. И он больше трех лет провел на Кавказе. Там, конечно, опасно, но зато и воздух хороший. Лицо свежее и не бледное. Легкий нежный загар, который ему очень идет»…

   Внезапно ее охватила глубокая досада. О боже, что она делает? Это ж надо – выискивает в Горчакове привлекательные черты! Да будь он хоть первым красавцем во всем белом свете, она бы все равно не питала к нему симпатии. Потому что князь Горчаков – глубоко порочный человек. Даже если он и впрямь изменился, порочность его натуры никуда не могла исчезнуть. Есть люди, которые уже рождаются на свет испорченными – такова их дурная наследственность. Взять, к примеру, отца Анатоля. Тоже был распутник и кутила, и младший сынок уродился таким же. А старший, Евгений, пошел характером и натурой в мать. Поэтому и выросли дети, при одном воспитании, разными людьми. Кто какие черты унаследовал от своих родных, тот с такими на всю жизнь и останется. А что до окружения… Так в кавалергардском полку не одни лоботрясы собрались, хватает и достойных людей. Однако что Горчаков, что Калинский не стремились сдружиться с достойными, а тянулись к таким, как они сами. «Свояк свояка видит издалека», как говорится в пословице.

   «Так что не пытайся искать в Горчакове хорошее, – сказала себе Настя. – И не думай менять к нему своего отношения. Понятно, что он хочет казаться хорошим. Он неглуп, и ходить весь век с дурной репутацией ему неохота. Ну, так пусть другие считают его хорошим, пусть сближаются с ним и дарят своим расположением. А ты будь себе на уме и осторожничай».

   Настя вспомнила, как Горчаков перед ней извинялся, и ей стало весело. Вот уж кто забыл сегодня об осторожности, так это он сам. Или он серьезно надеялся, что она расчувствуется и простит? Ну да, разумеется. Все простит и поверит, что он вовсе не собирался пользоваться тогда своим выигрышем. Хотя… Он рассчитывал на ее согласие. Принуждать бы ни к чему не стал, но, наверное, предложил бы стать его любовницей. Муж не против, чего не согласиться? И ведь Анатоль тогда нуждался в деньгах. А у Горчакова денег было много. Могли сторговаться по-дружески… О, какой кошмар!

   И Горчаков еще хочет, чтоб она простила его и забыла прошлое. Да никогда в жизни!

   «Надеюсь, он прекрасно понял, что я не простила его и не собираюсь, – с усмешкой подумала Настя. – И что мои слова о прощении были только иронией. Какая я молодец, что сумела повести себя сдержанно! Пусть считает меня женщиной с холодным, бесчувственным сердцем – это лучше, чем казаться мягкой».

   На душе снова стало спокойно. Постояв еще чуть-чуть на крыльце, Настя вошла в дом и поднялась наверх, в свою спальню.

ГЛАВА 6

«Да, Кантакузин прав. Мне следует приволочиться за Настей, чтоб под этим предлогом ездить в Белогорку. Никто не заподозрит, что у меня могут быть какие-то иные намерения, кроме как добиться ее расположения. Но избави Бог и впрямь ее полюбить! Анастасия Калинская не способна дать мужчине счастье. Она не подходит даже для короткой интрижки: что за радость иметь в любовницах ехидную злючку? И в постели она наверняка холодна. Недаром в обществе не болтают про ее любовников. Потому что их не было! За четыре года – ни одного любовника. Молодая, красивая и богатая вдова без любовников… Кошмар!»

   Так думал Андрей, собираясь ехать в Белогорку. И при этом разоделся, как на светский прием в Петербурге: элегантный фрак цвета кофе с молоком, белоснежный живет с тонким золотистым шитьем, белые панталоны и изящные белые сапожки. Оставалось натянуть белые перчатки, надеть цилиндр такого же оттенка, как фрак, и взять в руки тросточку с золотой собачьей головой наверху. Хотя трость будет лишней, ведь они с Кириллом собираются ехать верхом, а не в экипаже.

   – Ух, Андрей Семенович, какой вы сегодня комильфо! – воскликнул Кирилл, когда они встретились в гостиной. – С трудом представляю даму, способную перед вами устоять. Разве что она должна быть такой, как Настасья Павловна.

   – Да, Настасья Павловна в отношении мужского пола – кремень, – кивнул с усмешкой Андрей. – Но я, слава Богу, и не собираюсь покорять ее сердце. Мне нужна лишь возможность бывать у нее, чтоб встречаться там с Кантакузиным и наблюдать за вашими соседями.

   – Но кого вы подозреваете? Прончищева? Этот хитрый тип способен на такую аферу. Вечно эта приторная улыбка, вкрадчивые манеры… Знаем мы, что скрывается за такими манерами, не вчера на свет родились! Был у папеньки один компаньон. Тоже все улыбался, любезничал, а потом чуть не обокрал. Ну, папенька – тертый калач, его на манеры не купишь.

   Андрей рассмеялся и укоризненно покачал головой.

   – Кирилл, я понимаю ваше желание видеть в Прончищеве лишь одно плохое. Но я уже говорил: не спешите. Да, подозрение на Прончищева есть. Но вот доказательств – увы! Надо присмотреться к нему. И к Верховскому.

   – А разве он был в Петербурге прошлым летом? Мне кажется, он все лето находился здесь, в имении кузины.

   – Лето длинное, можно и там, и тут побывать. А вы лучше припомните, кто давал большие вечера и балы год назад. Раздобыть бы нам списки приглашенных. Только как?

   – У отца такие списки хранятся. Тех, кто приезжали к нам на парадные обеды и ужины. А про балы нужно спрашивать Настасью Павловну. Она каждый год их дает, да еще пара наших соседей.

   – Ладно, спросим, – поморщился Андрей. – Ну, поехали, а то опоздаем.

   Андрей уже видел Белогорку издали и нашел эту усадьбу прелестной. Теперь же она показалась ему просто сказочной. Подъездную аллею украшали раскидистые липы и клены, отделенные от дороги газонами. Перед парадным фасадом особняка, выкрашенного в розовый цвет, были разбиты пышные цветники с мраморными статуями. К цветникам подступали деревья с красивыми пышными кронами.

   «Какое романтичное место, – подумал Андрей. – Совсем не под стать его хозяйке».

   Настя с домочадцами и гостями находилась на террасе за домом, как сообщил дворецкий. Молодые люди обошли особняк и вышли на большую лужайку с затейливыми цветниками-арабесками. В конце этой лужайки, или террасы, тянулась длинная каменная балюстрада, от которой начинался спуск к озеру. В правом конце террасы, под двумя каштанами, стояла пара деревянных скамеек, плетеные кресла и столик. Там и размещалось в настоящий момент все общество: Настя с сестрой и матерью, две немолодых дамы с дочерьми, Прончищев и Кантакузин.

   Заметив новых гостей, Настя тотчас пошла им навстречу. Соня, с кислым видом слушавшая Прончищева, последовала за ней. Сердце Андрея забилось, когда он оказался лицом к лицу с Настей. Он сразу уловил чарующий запах духов – не тех, которыми от нее пахло на вечере у Русанова, а более тонких и нежных. И сама Настя казалась сегодня такой в легком светло-желтом туалете с треугольным декольте, обрамленном волнистыми кружевами. На голубой шляпке – банты, кружева и нежные закругленные перья.

   – Добрый вечер, князь, – Настя посмотрела на него чуть насмешливо. – Чем обязана счастью видеть вас у себя?

   – Заскучал без женского общества, – отвечал в том же тоне Андрей, – и решил составить компанию Кириллу.

   Настя на секунду прищурилась, потом улыбнулась.

   – Ну что ж, мы всегда рады добрым гостям. Правда, не уверена, что вам у нас будет весело. Общество не то! Нет замужних дам, которые ищут любовников. Лишь ровесницы моей матери да барышни.

   Андрей усмехнулся, сдерживая порыв рассмеяться.

   – Да, вы правы: наивные барышни мне неинтересны. Только умные и красивые женщины, как вы.

   Настя посмотрела на него с легким вызовом.

   – Не пойму, для чего вы мне льстите. Надеетесь набиться в любовники? Увы – ничего не получится! Я ищу не любовника, а серьезного и надежного мужа.

   – Я не подхожу?

   Настя так растерялась, что Андрей насилу сумел остаться серьезным.

   – Ну, если бы я вдруг сделал вам предложение? – продолжал он. – Вы бы сразу дали мне отказ или согласились подумать?

   – Подумать? – переспросила она, глядя на него с изумлением. – Да о чем тут, черт возьми, можно думать! Я сказала, что мне нужен серьезный человек, а вы таковым не являетесь.

   – Но у меня есть титул и сто тысяч годового дохода, – лукаво улыбнулся Андрей. – Это ничего не значит для вас?

   Настя шумно вздохнула, поправляя шляпку,

   – Да, конечно, деньги я люблю, – ответила она чуть смущенно. – И княгиней хотела бы стать. Но лучше жить скромней и без титулов, чем с таким человеком, как вы.

   – С таким шалопаем, повесой и распутником, вы хотели сказать?

   – А еще с картежником и любителем крепких напитков, – прибавила Настя. – Но к чему тратить столько слов, когда можно сказать просто и коротко: с таким человеком, как вы!

   – Да, это звучит емко, – криво усмехнулся Андрей.

   Настя посмотрела на него с миролюбием.

   – Надеюсь, вы не обиделись? Невежливо говорить гостям такие слова.

   – Ну что вы. Это я завел глупый разговор, так что обижаться мне не за что, – бесстрастно ответил Андрей.

   Настя представила его незнакомым дамам, потом он поздоровался с теми, кого уже знал.

   – Рад видеть вас, князь, – Кантакузин поднялся со скамейки. – Сделайте одолжение, составьте мне компанию для курения сигар. Не люблю курить в одиночестве, а Геннадий Петрович, как на грех, не курящий, – он насмешливо покосился на Прончищева.

   – Извольте, Иван Алексеевич, – ответил Андрей.

   Они отошли подальше от остальных и неспешно закурили сигары.

   – Зайдем за деревья, – предложил Кантакузин, кивая в правую сторону. – Там нас никто не услышит… и не увидит!

   Взгляд Андрея мгновенно стал серьезным.

   – Итак, вам прислали новое письмо?

   – Да. Нынче утром. Я сейчас отдам вам его, только скроемся за поворотом аллеи. Вы подозреваете кого-то из наших соседей, не так ли? И Геннадий Петрович Прончищев – не исключение?

   – У меня нет причин полагать, что это именно он, – ответил Андрей. – Но, конечно, он на подозрении.

   – А еще кто?

   – Верховский. Хотя я о нем мало знаю. Он приедет сегодня?

   – Наверное: он ведь набивается в женихи Настасье Павловне. А что насчет Сердобина? Должен вам сказать, что это на редкость расчетливый и жадный субъект.

   – Он, кажется, не очень умен?

   – Не скажите! Может, книжного ума у него и нет, но житейского хватает с избытком. И вы не смотрите, что он молод. Мал да, как говорится, удал.

   – Но ведь для такого дела, как шантаж, нужна смелость. И немалая.

   – А с чего вы решили, что он трус? Впрочем, я не знаю. Черт его, пройдоху, разберет!

   Кантакузин внимательно огляделся и достал письмо.

   – Вот, читайте, пожалуйста.

   «Итак, любезный князь, вы убедились, что мы вам не лгали, – гласило содержание письма. – Все бумаги из конторы Михайлова исчезли. Они в наших руках! И мы можем распорядиться ими, как сочтем нужным.

   Теперь слушайте, что вам нужно делать. Прежде всего, оставайтесь у себя в имении. Ведите себя, как обычно. Бывайте на всех вечерах, куда вас зовут. Мы скоро увидимся с вами, чтоб услышать, согласны ли вы заплатить требуемую сумму. Если да, начинайте не медля искать деньги».

   – Ну, что вы думаете? – взволнованно спросил Кантакузин.

   Андрей машинально огляделся.

   – Вымогатель живет где-то здесь. Он был позавчера у Русановых, видел, как вам стало дурно от ужасных известий.

   – То есть это и впрямь кто-то из моих соседей?!

   – Да. И он хочет лично встретиться с вами.

   – Черт! – вскричал Кантакузин. – И как мне вести себя с ним?

   – Притворитесь напуганным. Скажите, что согласны выкупить завещание, только не за двести тысяч, а за сто, потому что двести – слишком много. В общем, поторгуйтесь хорошенько с ним.

   Кантакузин внезапно рассмеялся.

   – Мне и правда негде взять двести тысяч. Только у ростовщиков. Но они такие проценты берут, что потом с ними не расплатишься.

   – Вот и думайте об этом, когда станете говорить с вымогателем. Чтобы ваш испуг смотрелся естественно. Но пора идти, а то разговор затянулся.

   – Да, идемте. Кстати, вашего отца звали не Семеном Борисычем?

   – Да, именно так.

   Кантакузин всплеснул руками.

   – Я служил с ним в одном полку в восемьсот двенадцатом! Помню, как он был тяжело ранен под Бородиным.

   – Отец так и не поправился до конца, – вздохнул Андрей. – Прожил после войны четырнадцать лет, но болел.

   – И матушку вашу я знал, даже танцевал с нею на балах. Но это до войны было. А потом… Насколько я помню, они поселились в имении и не приезжали больше в Петербург?

   – Отцу было нельзя жить в северном климате. Ну а мать не хотела разлучаться с ним даже ненадолго. Умерла через год после него.

   – Да, я слышал. Как я раньше не вспомнил? Совсем отшибло память из-за шантажистов!

   Кантакузин сообщил о своем открытии обществу, и на них с Андреем посыпались вопросы. В разгар суматохи появились Верховский и Мятлева.

   – Вообразите, Аркадий Петрович: мы с отцом князя Горчакова вместе воевали, – объявил Кантакузин Верховскому. – Достойный был человек: храбрец и надежный товарищ. И супруга его, Марья Васильевна, была прекрасная женщина. Красивая, но весьма добродетельная.

   Андрей глянул на Настю и насилу сумел не рассмеяться. Да, она явно не ожидала услышать такое о его родителях. Думала, что его отец был гулякой, а мать – светской кокеткой. Какие еще родители могут быть у «такого человека, как он».

   – Должно быть, ваши родители очень любили друг друга? – спросила Андрея Мятлева.

   – Да, это был брак, заключенный по взаимной любви, – ответил Андрей. – Мать была из бедной семьи, и родители моего отца поначалу были против такой женитьбы. Но потом все же дали благословение.

   – А долго ли вашим родителям пришлось этого ждать? – с волнением спросил Кирилл.

   – Два года.

   – Два года! – Кирилл выразительно посмотрел на Соню. – Ваша матушка была просто святая, если согласилась столько времени ждать.

   – Зато они проверили свои чувства на прочность, – заметила Мятлева. – Нет ничего опасней, когда люди женятся, совершенно не зная друг друга.

   – Да, – промолвила Настя, – поспешные браки редко бывают удачными.

   – Но и ждать слишком долго для девушки тоже рискованно, – с ехидством заметил Прончищев. – А ну как родительского благословения не последует? Мужчины хотят жениться или на молоденьких барышнях, или же на вдовах. Если девушке больше двадцати, она может засидеться в невестах.

   – Какой вздор, – презрительно возразил Кирилл. – Да какая разница, восемнадцать лет девушке или двадцать два?

   Прончищев философски усмехнулся.

   – Не знаю, но таковы факты, а с ними не поспоришь.

   – Говорят, что у барышень, которых долго не берут замуж, портится характер, – вмешался в разговор доселе молчавший Верховский. – Хотя все равно характер будущей жены не узнаешь. Особенно если ты в невесту влюблен и не смотришь на нее трезвым взглядом.

   – И на женихов нужно смотреть трезвым взглядом, – заметил Прончищев. – А то может случиться, как с Настасьей Павловной и Варварой Андреевной. Любовь застилает глаза и мешает разглядеть недостатки.

   Госпожа Мятлева издала тяжкий вздох.

   – Вот так и случилось у меня. Видела в женихе лишь хорошее и совсем не замечала дурного!

   – Потому что вы были мало знакомы, – произнес Кирилл. – Сами же сказали, а теперь нападаете на любовь. Будто это любовь виновата и будто она совсем не нужна.

   – Браво! – воскликнул Верховский. – Утер циникам нос. Конечно, любовь нужна. Но не всем. Кто-то не способен любить, а кто-то просто не хочет. Тут и спорить не о чем, потому что каждому свое.

   Разговор перешел на другое, и компания распалась. Андрей отошел к балюстраде и достал сигару. Едва он успел закурить, как подошла Настя.

   – Ну что, князь, скучаете? – спросила она с усмешкой.

   – С такой нелюбезной хозяйкой заскучаешь, – усмехнулся Андрей ей в ответ. – Я у вас в гостях первый раз. А вы даже не показали мне парка.

   – Да что тут показывать? Будто вы не видели красивых усадебных парков. И вот мне охота идти и гулять с вами! Еще приметесь говорить мне пошлости.

   Андрей бросил на нее насмешливый взгляд.

   – Вы как будто хотите, чтоб я начал вам их говорить. Или набиваться в любовники. В общем, как-то развлек. И я понимаю вас, – продолжал он, не дав ей ответить. – Ведь с вашими кавалерами можно только закиснуть.

   – У меня прекрасные кавалеры!

   – Такие прекрасные, что вы никак не решите, за кого из них замуж выходить, – парировал Андрей. – Второй год выбираете. Или уже третий?

   – Я просто не хочу торопиться.

   – Ну еще бы, – усмехнулся Андрей. – Я бы тоже не спешил оказаться в объятиях женщины, которая мне безразлична.

   Настя вспыхнула, затем улыбнулась и взглянула на него с торжеством.

   – У вас мысли только об одном. А еще говорите, что вы изменились. Да не изменились ничуть! Каким были, таким и остались.

   – Я просто не постарел сердцем. В отличие от вас.

   – Стать разумней – не значит постареть.

   Андрей шумно вздохнул и поморщился.

   – Настя, я понимаю: вы боитесь снова полюбить. Но нельзя же выходить за того, кто не любит вас. Муж-то должен обожать жену. Или нет?

   – Нет, – Настя посмотрела на него с лукавой улыбкой. – Муж должен жену уважать! Вот тогда брак получится крепким. А ваше обожание… Оно сегодня есть, завтра нет, поэтому мне оно не нужно.

   Не дав ему возразить, Настя упорхнула к остальным.

   Вскоре Евдокия Панкратьевна позвала всех ужинать. Стол был сервирован в столовой, отделанной в светло-зеленых и белых тонах с легким добавлением розового. Такая же романтичная комната, как и вся усадьба. В такой обстановке хочется любить и мечтать…

   Но только не Насте. Не хочет любить сама. И не хочет, чтоб любили ее! Вот тут Андрей просто терялся. Да, таких браков полно. Но вот потому и цветет адюльтер! Мужья изменяют нелюбимым женам, а потом и жены начинают. Настя думает, что у нее так не будет? Какая наивность. Считает себя мудрой, а готова попасть в ту же ловушку, что и с Анатолем. Только в новом браке ей уже не захочется быть в дураках, и она превратится в одну из тех женщин, которых сейчас презирает.

   – Настасья Павловна, я не попаду на ваш бал, – печально промолвила Мятлева. – Мой сын заболел, и мне нужно ехать в Москву.

   – Мне тоже, – заметил Верховский.

   – Нет-нет, оставайся, кузен, – возразила Мятлева. – Я обойдусь без тебя, а на наших балах всегда недостаток кавалеров.

   – Кстати, насчет танцев, – Прончищев с любезной улыбкой повернулся к Насте. – Пожалуйста, обещайте мне вальс и кадриль. А вас, Сонечка, я хочу заранее пригласить на мазурку.

   – Не получится, – произнес Кирилл прежде, чем Соня ответила. – Софья Павловна обещала этот танец мне.

   Прончищев смерил его недобрым взглядом.

   – Я смотрю, вы очень прытки, любезный Кирилл Васильевич.

   – А вы слишком навязчивы.

   Настя постучала ладонью по столу.

   – Господа, не ссорьтесь! Как здесь душно, не правда ли? – она оглядела всю компанию. – Я думаю, чай лучше пить не в столовой…

   Двери распахнулись, и в комнату вошел Настин дворецкий, а с ним – парень из прислуги Русановых.

   – Кирилл Василич, на фабрике приключился пожар! – взволнованно объявил он. – Езжайте скорее домой, папенька зовут…

   Простившись с хозяйками, Андрей и Кирилл бросились во двор.

   Выехав из усадьбы, Кирилл сразу пустил лошадь в галоп. Андрей едва поспевал за ним, а примчавшийся из Кудрявцева посланец и вовсе отстал от них. В несколько минут они миновали два поля и въехали на дорогу, проходившую через густой лес.

   – Кирилл, придержите лошадь! – прокричал Андрей, внезапно ощутив смутное дурное предчувствие. – Здесь совсем темно, нельзя так нестись…

   Конец его фразы потонул в лошадином ржании, громком треске и шелесте.

   – Боже, – Андрей ощутил, как его прошиб холодный пот.

   Он остановил лошадь, соскочил на землю и бросился к тому месту, где упал вместе со своей лошадью Кирилл. Точнее, лошадь Кирилла уже была на ногах, а вот сам он лежал на земле. Рядом, поперек дороги, валялась огромная ветка, покрытая мелкими ветвями и листьями.

   Андрей достал огниво и сел рядом с Кириллом. Слабый свет упал на лицо Кирилла, и тот с тихим стоном приоткрыл глаза.

   – Кирилл, как вы? Где больно? – взволнованно спросил Андрей.

   – В руке, – пробормотал тот, шевельнувшись и застонав громче. – И голова… как у пьяного…

   – Слава Богу, жив, – облегченно выдохнул Андрей. – А спина? Как спина, Кирилл?!

   – Не знаю…

   Андрей начал осматривать Кирилла, стараясь понять, что с ним и насколько серьезны его травмы. Кирилл отвечал на вопросы, потом снова потерял сознание.

   Наконец подъехал дворовый парень Русановых. Оборвав поток причитаний, Андрей велел ему мчаться в Кудрявцево и вернуться сюда с экипажем.

   – И скажи, чтобы сразу послали за доктором! – крикнул он ему вслед.

   Потом снова сел рядом с Кириллом и принялся ждать. Кирилл глухо постанывал, минуты текли, словно долгие, томительные часы.

ГЛАВА 7

Настя с Соней спали этой ночью тревожно. Особенно Соня, которая волновалась за Кирилла и гадала, что творится в Кудрявцеве.

   – Я пошлю узнать, как там что, – сказала Настя за завтраком. – Или лучше мне самой поехать?

   – Давай вместе поедем, – попросила Соня. – Я не успокоюсь, пока не повидаюсь с Кириллом.

   – Ладно, – согласилась Настя. – Но сначала поешь чего-нибудь. Знаю, что тебе кусок в горло не лезет, но голодной тоже быть нельзя.

   Но ехать в имение Русановых не пришлось, потому что оттуда вдруг привезли письмо для Евдокии Панкратьевны. Прочитав письмо, она тяжко вздохнула и отдала его дочерям.

   Василий Федотыч сообщал о несчастье с сыном, случившемся вечером. В результате падения с лошади у Кирилла оказалась сломана левая рука и ушиблена голова. Поскольку в округе хороших докторов нет, Русанов решил везти сына в Москву.

   Далее он рассказывал, что пожар нанес его фабрике серьезный ущерб.

   «Я прошу простить меня, любезная Евдокия Панкратьевна, но теперь не может идти и речи о женитьбе Кирилла на Софии Павловне, – писал он. – Вы знаете, что у меня есть две дочери, и мне скоро придется искать им женихов. Я не могу тратить приданое дочерей на восстановление фабрики. Стало быть, Кириллу придется искать невесту с приличным приданым – иначе никак. Прошу меня понять и не обижаться. С полнейшим почтением к вам, В.Ф. Русанов».

   – Боже, – промолвила Соня. – Не могу поверить, что это – не дурной сон.

   – Беда не приходит одна, – вздохнула Евдокия Панкратьевна. – И если уж начались неприятности…

   Настя бросила на нее строгий взгляд.

   – Мама, перестань. Да, это ужасно, но это не конец света. Соня еще встретит нового хорошего жениха.

   – Ах, да мне теперь все равно! – с горечью воскликнула Соня. – Пойду за любого, кто посватается.

   С этими словами она убежала из комнаты. Когда ее шаги стихли, Евдокия Панкратьевна посмотрела на Настю и сказала:

   – Пора рассказать тебе о другой крупной неприятности. Не хотела, но деваться некуда.

   Настя ощутила, как ее начинает познабливать.

   – Неужели еще что-то случилось?

   – У меня огромные долги, – ответила Евдокия Панкратьевна. – Нужно ехать в Москву, закладывать родовое имение в опекунский совет.

   – Та-ак, – протянула Настя. – И давно ты наделала долгов?

   – Не я, а твой покойный отец. А я не сумела их выплатить.

   Настя вскинула на мать растерянный взгляд.

   – Но отец умер целых семь лет назад. Что это за долги, которые ты не смогла выплатить за такое время? И почему ты молчала до сих пор?! Мы могли бы жить гораздо скромней. Не покупать столько разных вещей, не переезжать на зиму в Москву.

   Лицо Евдокии Панкратьевны покраснело, а в глазах заблестели слезы.

   – Видишь ли… Тот кредитор умер, и я думала, что платить долги не придется. Но его наследники нашли векселя, подписанные твоим отцом. И требуют с меня деньги.

   – Сколько?

   – Семьдесят тысяч.

   – Сколько?! – Настя потрясенно застыла. – Да как мой отец умудрился наделать таких долгов? Я не понимаю. Он же не был мотом и картежником.

   Евдокия Панкратьевна вздохнула.

   – Не знаю, дорогая моя. Как ты думаешь, мне дадут такую сумму в опекунском совете?

   – Конечно же, нет, – удивленно возразила Настя. – Тысяч тридцать, не больше. Васильевское – маленькое имение, оно сорока тысяч не стоит.

   – Тогда я прошу тебя отдать мне пятьдесят тысяч. Те самые…

   – Что я отложила на приданое Соне?

   Настя встала с дивана и прошлась по комнате, нервно теребя руки. Потом села обратно.

   – Да, конечно, мама. Я отдам эти деньги тебе.

   – Спасибо, дорогая.

   Евдокия Панкратьевна вздохнула и внезапно странно улыбнулась.

   – Настя, слушай… Все не так ужасно, как кажется! Быть может, мы вернем эти деньги, и… у нас снова все будет хорошо. Я недавно узнала, что мы можем получить наследство. Только нужно немного подождать.

   Настя посмотрела на мать с беспокойством.

   – Мама, ты о чем? Какое наследство, от кого?!

   – Не могу сказать. Но, скорее всего, дело верное.

   – Тогда зачем закладывать Васильевское в опекунский совет? Кто твой кредитор? Дай мне его имя и адрес, я сама поеду к нему!

   – Нет-нет, – замахала руками Евдокия Панкратьевна. – Прошу тебя, не мешайся в это, просто помоги, если можешь.

   – Но ведь это черт знает что такое! – воскликнула Настя, потеряв терпение. – Вдруг тебя хотят облапошить? Нужно ехать к хорошему адвокату и решать все с ним. Почему ты не хочешь мне довериться? Что за тайны такие, о которых нельзя мне рассказать?!

   – Не кричи, – взмолилась Евдокия Панкратьевна. – Я и так уже вся извелась. Прошу: прекратим этот разговор, а то мне сейчас станет плохо.

   – Ладно, – вздохнула Настя. – Делай так, как считаешь лучше для тебя.

   После разговора с матерью Настя переоделась в амазонку и велела седлать свою лошадь. Сидеть дома в таком настроении не было никаких сил.

   Ее мать и сестра разорены! Эта новость потрясла Настю до глубины души и повергла в полную растерянность. Но больше поражало не это, а поведение матери. Настя не понимала, как мать может что-то скрывать от нее в таких обстоятельствах. И ей было не досадно, а страшно. Уж не повредилась ли маменька умом?! Сначала сказала про долги, потом – про какое-то наследство. Это походило на бред. Или на фантазию, придуманную себе в утешение.

   Теперь ясно, что было в письме, которое получила мать два дня назад. Там про эти долги говорилось, а не про подругу. Наконец-то маменька призналась! Но Настя не понимала, зачем скрывать имя кредитора. И нельзя же отдавать всю сумму! Никто из умных людей так не делает, все сперва торгуются. Взыскать с должника деньги непросто, тут нужно судиться. И проще взять меньшую сумму, чем затеваться с тяжбой. Но маменьке словно не жалко приданого Сони.

   При мысли о сестре Настя сокрушенно вздохнула. Потеряла Кирилла и осталась полной бесприданницей. Два несчастья сразу! Ну, с первым не поможешь уже. А вот со вторым нужно как-то помочь. Извернуться, но найти хоть сколько-то денег для сестры…

   За мрачными размышлениями Настя не заметила, как доехала до того места, где Кирилл упал с лошади. Вот эта проклятая ветка, о которой упоминал в письме Русанов. Только уже убрана с дороги, а не лежит поперек нее. Настя посмотрела на корявый раздвоенный дуб, с которого она отломилась. И застыла в безмолвном изумлении, заметив наверху Горчакова.

   – Добрый день, – приветствовал он Настю. – Решили посмотреть место трагедии?

   – А вы… – Настя на секунду замялась, – вы зачем забрались на дерево?

   – Сейчас расскажу, только дайте сначала спуститься.

   Следующую минуту Настя с любопытством и некоторым волнением наблюдала, как Андрей спускается вниз – одновременно осторожно и ловко. Наконец он спрыгнул на землю, взял с травы охотничью куртку, отряхнул и натянул на себя.

   – Ну и ну, – покачала головой Настя. – Где вы научились так ловко залезать на деревья?

   – Я провел все детство в имении, – ответил Андрей. – А кто из мальчишек не лазает по деревьям, если есть возможность? Потом, уже на Кавказе, пришлось вспомнить эти полезные навыки.

   – Ясно, – улыбнулась Настя. – А зачем вы полезли на дуб, с какой целью?

   – Посмотреть то место, откуда отломилось вот это, – он кивнул на ветку. – И понять, сама ли ветка упала, или ей помогли.

   Настя шумно вздохнула, поправляя шляпку.

   – Вы хотите сказать, что ветку кто-то спилил и нарочно положил на дорогу?

   – Да, именно так. То есть не спилил, а надрубил топором, чтобы она рухнула вниз. А потом оставалось только положить ее поперек дороги.

   Настя нервно сглотнула, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

   – Вы с ума сошли. Это невозможно! Зачем кому-то понадобилось… – она замолчала и опасливо огляделась.

   – Давайте прокатимся вместе и поговорим, – предложил Андрей.

   Он отвязал свою лошадь от березы, стоявшей неподалеку от дуба, запрыгнул в седло, и они двинулись шагом в сторону лесной опушки.

   – Вы кажетесь грустной и усталой, – заметил Андрей. – Плохо спали ночью? Или у вас неприятности?

   – Да уж неприятностей хоть отбавляй, – усмехнулась Настя. – Начиная с того, что моя сестра и Кирилл теперь не поженятся.

   – Это все? Или есть что-то еще?

   Андрей бросил на нее пытливый взгляд. «Будто чувствует, что это не все», – подумала Настя. Но рассказывать ему о второй крупной неприятности было незачем.

   – А, по-вашему, этого мало? – спросила она. – Василий Федотыч прислал нам утром письмо, где сообщил, что Кириллу нужна невеста с приличным приданым. Понять его можно, но от этого нисколько не легче.

   – Да уж, – вздохнул Андрей. – Ну так вот что я хотел сказать… Я уверен, что ветка не могла сама упасть на дорогу. Дуб здоровый и крепкий. И видно, что по основанию ветки хорошо прошлись топором. И пожар на фабрике не сам собой приключился. Кто-то поджег сарай, где хранились новые ткацкие машины, выписанные Русановым из Англии.

   – Фабрику могли поджечь конкуренты Русанова, – заметила Настя. – Но зачем им убивать его сына? Кирилл только чудом не свернул голову, когда его лошадь споткнулась в темноте о препятствие.

   Андрей придержал повод и внимательно посмотрел на нее.

   – А не мог это подстроить Прончищев?

   Настя на мгновение опешила, затем возмутилась.

   – Помилуйте! Это уже переходит все границы. Подозревать человека в таких ужасных вещах. И Прончищев, конечно, не мог…

   – А вы хорошо его знаете? Когда познакомились?

   Настя на секунду задумалась.

   – Позапрошлым летом, два года назад. Геннадий Петрович тогда приезжал в свое имение – оно отстоит в семи верстах от моей Белогорки.

   – И что же? – спросил Андрей. – Он сразу влюбился в Соню и сделал ей предложение?

   – Нет. Такое намерение появилось у него в конце прошлого лета.

   – В конце прошлого лета?!

   – А что вас удивляет? Два года назад Соня еще ребенком была. И Прончищев тогда был моложе и не думал жениться.

   Андрей помолчал, обдумывая ее слова.

   – Так. А что было дальше? Наступила осень, вы перебрались в Москву. Виделись ли вы там с Прончищевым?

   – Да, несколько раз. Он живет в Петербурге, но его иногда посылают по служебным делам в Москву.

   – Как часто?

   – Раз в месяц или в два. Обычно он приезжает на неделю, а затем возвращается в Петербург. Последний раз он был в Москве в конце февраля. А потом, в конце мая, приехал в свое имение.

   – Надолго?

   – Да, он сейчас в отпуске.

   Андрей снова немного помолчал. Затем огляделся. Они находились на опушке леса, где кусты и деревья стояли далеко друг от друга.

   – Настя, мне придется довериться вам в серьезном деле, – произнес Андрей, съезжая с дороги на траву. – Не думал, что пойду на такое. Но обстоятельства повернулись так, что без вас мне не обойтись.

   – Боже, – промолвила Настя. – Еще какие-то тайны и секреты?!

   Андрей молча кивнул и достал тот самый документ, что показывал князю Кантакузину. Настя стала читать, и у нее вырвался возглас изумления.

   – Так, значит, вы приехали сюда не из-за фабрики? Вас прислал…

   – Да, – кивнул Андрей. – Я приехал не только ради фабрики.

   Они отъехали от дороги чуть подальше, и Андрей рассказал о разграблении