Бухта Отрада. Александр Панин

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1 - Два взгляда
• ГЛАВА 2 - Ты, российская дорога
• ГЛАВА 3 - Путешествие из Твери в Астрахань
• ГЛАВА 4 - Перспективы
• ГЛАВА 5 - Вершина или ступень
• ГЛАВА 6 - Экспансия
• ГЛАВА 7 - Неожиданное
• ГЛАВА 8 - Все-таки начало
• ГЛАВА 9 - Не шуми океан, не пугай
• ГЛАВА 9 - Дебют
• ГЛАВА 10 - Типа, миттельшпиль
• ГЛАВА 11 – Бухта Отрада

АННОТАЦИЯ

Понимая, что Пугачевых из них не выйдет, приятели, в преддверии "века золотого" Екатерины, перебираются на необжитые земли в Калифорнию.

ГЛАВА 1 - Два взгляда

- Ах, Никитишна, ты не поверишь! Мой-то давеча такие деньжищи принес - я ажно обмерла вся. А он грит, что его теперича повысили и он энтот... бригадир. Грит, сам Иван Саныч приходил и его всячески перед всеми выхвалял. Теперича не знаю, куда деньги девать, - и она скорбно поджала губы, демонстрируя глубокую печаль от того, что фантазия по поводу вложения денег иссякла. - Мой-то, грит, куплю, грит, снегоход и начну по зиме на рыбалку ездить.

    - И-и, Петровна, и не говори. Сама кажное воскресенье в церкву хожу и молюсь за здравие нашего благодетеля. На днях-то ездила в Астрахань на транс...тере, тьфу ты, и не выговоришь. У кумы была. Так ты не поверишь, ее младшенький в школу не ходит, а отдан в ученики к тамошнему сапожнику. И сами живут бедновато. Я уж говорю, мол, чего не переезжаете, дочка-то зовет. Привыкли, говорят. А на новое-то место страшновато, поди.

   - Ну не знаю. Я вот третьего дня за керосином бегала. Печку-то мы топим только на ночь. Сама знаешь, дрова нынче дороги, а трубы обещают только к осени подтянуть. Так вот, встретила в лавке Куценчиху. Так та и грит, что на верфи скоро набор будет. Мол, Иван Саныч сам будто сказал, что в новый эллинг рабочие требуются.

   - Откуда Куценчиха-то знает? - недоверчиво спросила Петровна. - Что ей, Иван Саныч так все лично и разобъяснил?

   - Дык, ейный-то мужик в конторе служит у самого, - Никитишна истово перекрестилась. - Дай бог ему здоровья.

    - А я вот слыхивала, что там, на самом верху всем Василиса Егоровна заправляет. Особливо после того, как она с мужем из Питербурха вернулась.

   Обе женщины помолчали. Заявление Петровны было несколько неожиданным. Конечно, Василиса Егоровна была для женщин авторитетом непререкаемым. Даже, пожалуй, повыше, чем Марфа Ивановна, которая все-таки была, так сказать, авторитетом узкоспециализированным. Как и Матрена Петровна. Их уважали, к их словам прислушивались - но не более. А вот Василиса Егоровна была авторитетом всеохватывающим. Ее влияние на все стороны жизни города невозможно было переоценить. Так все мужчины города, начиная, пожалуй, лет с десяти, были в нее влюблены. Да и как было не влюбиться в высокую стройную синеглазую красавицу. Старожилы утверждали, что Василиса Егоровна совершенно не изменилась чуть ли не со времен появления первых домов города. Может только движения стали более плавными, да походка более царственной.

   Конечно, любой сведущий человек сказал бы, что Василиса Егоровна прибыла на место, где сейчас город, пятнадцатилетней девчонкой, а город начал строиться через два года после этого, когда и появились старожилы. Но всем ведь так хотелось верить, что тогдашняя Васька и нынешняя Василиса Егоровна - одно и то же лицо. Тем более, что в ней иногда прорывается прежняя озорная Васька. Особенно, когда она мчится по протоке на своем сверхкатере или уносится в пургу по льду Волги на снегоходе. Мужики-то восхищаются, а умудренные жизнью бабы скорбно поджимают губы, глядя на одинокую мужскую фигуру на причале.

   Александр Петрович - личность народу непонятная и где-то даже таинственная. Многие сходились на том, что, мало того, что он стоял у истоков, он эти самые истоки и организовал. Конечно же, эти многие нисколько не умаляли заслуг и Владимира Васильевича. Тем более, что тот являлся центром производственной и общественной жизни. Правда, надо сказать, что общественную жизнь потихоньку начал прибирать к рукам созданный городской совет. И вот тут, среди населения опять возник слух (ничем, правда, не подкрепленный), что, хотя инициатива создания совета исходила от Владимира Васильевича, но идею-то подал ему как раз Александр Петрович.

   Впрочем, пока городской совет ничем себя особенным не проявил, занимаясь в основном коммунальными службами города. Поэтому и место в рассуждениях о жизни Петровны и Никитишны он занимал самое минимальное, достойное лишь упоминания вскользь, да и то с отрицательным оттенком, когда обе кумушки пришли к согласию в том, что коммунальщики не справляются с вывозом мусора.

   - Да, - сказала Петровна. - Отошли те золотые времена, когда еще не было коммунальщиков. Так ведь и мусора не было. Ты помнишь, Никитишна?

   - Еще бы. Это было, дай бог памяти, тогда, когда запустили первый газогенератор. Тогда город, который был еще поселком, просто сиял чистотой. Я тогда еще в девках ходила, и мать мне говорила, вот учись, Дашка, как надо и себе хорошо делать и людям.

   - И никто ведь даже не догадывался, - подхватила Петровна, - что хоть это и дело рук Владимира Васильевича, но мысль-то была Александра Петровича.

   На этом разговор о роли горсовета был закончен, и кумушки переключились на обсуждение главных лиц в городе. Уж там поводов для разговоров было гораздо больше, потому что и влияние этих лиц на жизнь города было несоизмеримо. Это еще ни Петровна, ни Никитишна не предполагали насколько широко это влияние захватывает город Зеленый Берег, Астрахань и вообще всю нижнюю Волгу, включая сюда и Саратов, а иногда и выше по течению.

   Да этого вообще никто и предположить не мог, кроме лиц, принадлежащих к клану. Разве только смутно догадываться, да и то для особо продвинутых, вроде капитанов пароходов или водителей транспортеров. Ну еще можно сюда добавить особо доверенных приказчиков, которые стояли ближе всех к клану. Клан же или «коммунальная семья», как продолжал называть его Владимир Васильевич со времен его образования, как общности людей, связанных взаимным интересом и обстоятельствами, стал настоящей семьей. И, мало того, что внутри все породнились, так ведь некоторые особо привередливые подыскали себе подруг и друзей вне клана и так велика была сила кланового притяжения, что совершенно посторонние люди приняли его правила и философию и стали даже большими адептами, чем основатели. Такой стала, например, жена Игната Ольга и муж Аксиньи Семен. А Пашка все-таки дождался пока не подросла Аринка. Вернее, это Александр Петрович сказал Пашке, чтоб пока Аринке не стукнет восемнадцать, даже и помыслить не мог.

   - А сам-то, - сказал Пашка обиженно.

   - Обстоятельства были сильнее меня, - туманно объяснил Александр Петрович.

   Обстоятельство крутидось рядом и прислушивалось и Пашка, опасливо на него поглядев, от дальнейшей дискуссии отказался.

   Таким образом, можно было сказать, что клан, втянув в себя двух человек, расширился, хотя и несильно. Но уже подрастала Ксения и дети Марфы Ольга и Денис. Поэтому Александр Петрович в беседе с приятелем поднял вопрос о дальнейшем расширении клана:

   - Послушай, Васильич, - сказал он, пригубив доставленное из Испании вино и критически разглядывая бокал. - Все время хочу тебя спросить.

   - А чего же не спрашиваешь? - хмыкнул Владимир Васильевич, окутываясь сизым облаком дыма.

   Александр Петрович досадливо поморщился.

   - Не вяжись к частностям. Может я не совсем верно выразился, но вопрос действительно назрел давно. И он касается клана.

   Владимир Васильевич сделался серьезен.

   - Чего это тебя вдруг в семейные дела потянуло? Ты же вроде как главный инженер и технический директор всего этого безобразия. Или действительно что-то стоящее?

   - Пока не знаю. Но позже может оказаться и стоящим. Дело вот в чем. Понимаешь, клан у нас неконтролируемо разрастается. И в конце концов наступит момент, когда могут начаться внутрисемейные дрязги. Вот сейчас я на сто процентов уверен в старых членах клана. У нас общее прошлое, а оно, порой, спаивает получше кровного родства. И в детях, которые родились и выросли в такой атмосфере, заложено это самое клановое родство. А вот люди, пришедшие к нам в последнее время и получившие принадлежность к семье по праву замужества мне особого доверия не внушают. Не потому, что они плохие люди. Просто неизвестно, как они поведут себя при изменении ситуации и можно ли будет на них положиться в критический момент.

   - Я в этом направлении как-то не думал, - признался Владимир Васильевич. - Так ты что ж, полагаешь, что, к примеру, Игнатова жена может быть нелояльна? Или, скажем, Аксиньин Семён? Да и Васьки вроде как при деле.

   - Клан все больше становится аморфным образованием, - печально сказал Александр Петрович. - Даже, несмотря на то, что неофиты порой норовят перещеголять своих мужей и жен в демонстрации приверженности. Но ты же знаешь, что друг познается в беде. А у нас, как на грех (хе-хе), непрерывное развитие. И даже без признаков каких-либо конфликтов. Вот скажи мне, друг мой, ты когда последний раз на карту смотрел?

   - Ну, - неуверенно начал Владимир Васильевич. - Я смотрел. Только не помню, когда.

   - Вот. А я посмотрел вчера. И знаешь, что увидел?

   - Ты меня пугаешь. И что же?

   - А то, что границы нашего однозначного экономического влияния на севере находятся за Саратовом, на юге включают в себя Тюленьи острова и прилегающую акваторию, восток и запад по естественным водным артериям Яик и Дон. Ну а интересы простираются до самого Петербурга и Архангельска. И Волгой мы однозначно завладели, сильно потеснив остальных лодковладельцев, оставив им во временное владение Оку, Каму, Ветлугу и прочую мелочь. Что у меня уже готов проект малого парохода и это теперь только вопрос времени. Жаль, что Петр Лексеич Мариинскую систему до ума не довел, а то бы мы Петербург взяли на шпагу, вернее, на счеты. А так приходится ждать пока Иван освоит постройку малого парохода, приспособленного под шлюзы Вышневолоцкой системы.

   - Ну ты уж вообще разошелся, - покачал головой Владимир Васильевич. - Честно говоря, северное направление я несоколько подзапустил. Пока с этой килькой разобрался. Надо же было нашему знакомому рыбопромышленнику устроить козью морду. А то, вишь ты, что творит, негодник. Неприкрытая дискредитация. Хорошо, что он поздно спохватился. Мы уже не только на ноги встали, но и мышцы нарастили. А когда на астраханской судоверфи освоили производство рыбниц, тут ему и кранты пришли. И осталась ему только дельта, потому что кильку мы стали брать тысячами тонн и его соленой в бочках противопоставили копченую и консервированную в томатном соусе. Сам знаешь, - тут Владимир Васильевич позволил себе хмыкнуть, - мировой закусон. Да еще и стоит копейки.

   - Ага, - погрустнел Александр Петрович. - Вот только жестяные банки так и не освоили по причине отсутствия жести. И приходится извращаться в стекле. А килька - это вам не огурцы.

   - Издержки, - отмахнулся Владимир Васильевич. - Доберемся и до жести. Ведь работы идут?

   - Идут. Вот только пока придут...

   - Да брось ты. Мы, кстати, насчет клана начали. О том, что он разрастается. Я так понимаю, что ты о наследнике печалишься? А не рано ли?

   - Ну, не о наследнике. Скорее, о наследниках. А думать никогда не рано. Может даже уже поздно.

   - Ладно, я тебя понял. Только давай соберемся в расширенном составе. Я полагаю, что без жен мы этот вопрос не решим. И я же не требую собирать весь клан. Тут такое начнется. Пока мы в авторитете, наше решение примут. Не безоговорочно, конечно, но и без особого сопротивления. Действительно, не хотелось бы такую империю делить.

   - Насчет расширенного состава я согласен. Не след наших женщин отстранять от таких вопросов, потому что это их впрямую касается. Только придется встречу отложить. Ну, во-первых, надо провести среди них определенную работу, а во-вторых, я предполагаю убыть в командировку. И как раз на север.

   - Чего это вдруг? - удивился Владимир Васильевич. - И мне ничего не сказал.

   - Да я ненадолго. Тем более, что там уже все готово и мне необходимо только, так сказать, освятить присутствием.

   - Один поедешь?

   - Не по чину мне одному ездить, - усмехнулся Александр Петрович. - Про жену уже не говорю. А вообще со мной едет Иван — это его область. С Фенечкой, понятное дело. Ну и сопровождающие лица.

   - Про сопровождающих лиц ничего не скажу, а вот за Василису мне тревожно. Как бы чего не вышло. Ты уж постарайся ее немного сдерживать. Я знаю, что она уже не такая импульсивная, но мало ли. Кстати, на чем пойдешь?

   - Разъездной возьму. Он как раз в габариты шлюзов Вышневолоцкой системы вписывается. И транспортер на палубе размещается.

   - Транспортер-то тебе зачем? - удивился Владимир Васильевич. - Там же вроде до самой Балтики пароходом дойти можно?

   - Надо, - таинственно ответил приятель. - Что же я по городу, по-твоему, пешком ходить должен?

   - Ой ли, Петрович. Ты же наверняка в Питер намылился. И не хочешь пароход светить.

   - Ну сгоняю на денек, - не стал отнекиваться Александр Петрович. - Только к виду наших пароходов все давно привыкли. Хотя ты прав, в Питере мы еще не светились.

   - А не рановато ты туда с транспортером? Публика перепугается. Еще стрелять начнут.

   - Да не опасайся ты. Транспортер мне нужен для совсем другого дела. Хочу проехать всю трассу канала. А то слышал, что Сердюков, ну, хозяин канала дерет не по-божески. Вот и провернем что-то вроде аудита. Ему, понятное дело, ничего не скажем.

   - А в Питере где остановиться думал?

   - Чего это я думать буду. Для этого у нас представитель есть. В конце-то концов, миллионщики мы или где? А не будет соответствовать, враз уволю. Типа, для поддержания реноме купца-самодура из провинции.

   Владимир Васильевич посмеялся.

   - Ага, видали мы таких самодуров. Ты смотри там, в Зимний дворец не заселись.

   - Не. Я Елизавету Петровну уважаю. Хотя она, конечно, баба достаточно ветреная, но кто на ее месте поступил бы по-другому. После такой-то жизни, что ей досталась.

   - Я смотрю, ты любого готов оправдать. На какой-нибудь светский раут собираешься?

   - Да ну, не до того будет. Надо в порт сгонять и посмотреть, что там за землю предлагают.

   - Шура, опять ты за своё. Чем тебя иноземные корабли не устраивают?

   - Они меня всем не устраивают. Скоростью, отсутствием страховки и, в первую очередь, прибылью. А вот построим мы пару пароходов, поставим на линию - денежки и потекут. И пусть там переполох начнется. Пора немного столицу Империи расшевелить. А то, понимаешь, у нас в Понизовье развитой капитализм, в Зеленом Берегу вообще социализм, а у них там позднее Средневековье. Непорядок.

   Александр Петрович вообще отъезжал в разного рода командировки довольно часто. Это было рутиной и ажиотажа не вызывало. Основные проводы прошли дома, где женщины перецеловали его, а тетка Матрена даже перекрестила. Через такую же процедуру прошел Иван, а Васька и Фенечка перецеловались вообще со всеми остающимися, включая детей. Девятилетняя Ксения, про которую родной отец говорил, что она не Александровна, а, скорее, Василисовна, не преминула устроить скандал, не желая оставаться на попечении бабушки Матрены и тетки Марфы. А вот семилетний Юрка наоборот радовался, что контроль строгой матери будет отсутствовать целый месяц.

   В общем, проводы прошли, так сказать, в закрытом режиме и никто в городе об этом не знал. Ну, кроме экипажа «Разъездного» и членов их семей, их родственников, соседей, родственников соседей и соседей родственников. Короче, полгорода. Но на пристань к пароходу вышел только Владимир Васильевич. Остальные были заняты, потому что день был будний, а кто свободный, тот не рискнул. Так что «Разъездной» дал гудок и отвалил. Когда он уже приближался к устью протоки, навстречу попался белый двухпалубник «Солнце Понизовья», шедший из Астрахани. Суда поприветствовали друг друга гудками и разошлись. «Разъездной» повернул направо и стоявшие на палубе отправились по каютам.

   «Разъездной» не отличался комфортом больших пароходов и каютки на нем были маленькие и тесные. Чтобы не мешать Ваське наводить временный дорожный уют Александр Петрович вышел в коридор, где встретил Ивана, которого точно так же выставила Фенечка. Завязался легкий дорожный треп. Основную тему командировки по обоюдному уговору не затрагивали. Собственно, все было оговорено еще дома.

   Двери кают открылись почти одновременно и жены попросили мужей перестать попусту болтать и проследовать в апартаменты. Александр Петрович, наговорившийся за последнюю неделю до истирания языка, с удовольствием проследовал. Васька, которую не то что назвать Васькой, а даже думать о таковой как-то не хотелось, а на язык все более просилось Василиса для домашних и Василиса Егоровна для всех прочих. Но сама себя она считала Васькой и поэтому вела себя соответственно. Так вот, эта Васька, облаченная в легкий халатик с массой волос, собранных в пышный хвост, уселась на широкой кровати, занимающей добрую половину пространства каюты и спросила нейтральным голосом без малейшего намека:

   - Ну и что теперь делать будем?

   - Хм-м, - Александр Петрович сделал вид, что задумался, потом вскинул голову. - Знаешь, у меня появилась совершенно оригинальная мысль. Надо пообедать.

   - Васька некоторое время ошарашенно смотрела на невинно улыбающегося мужа, потом засмеялась.

   - Ох, Шурка, я никогда наверно не привыкну к твоим оригинальным мыслям. Мы же совсем недавно завтракали.

   - Как же недавно? - удивился Александр Петрович и поцеловал Ваську. - Уже четыре часа прошло.

   - Во-первых, не четыре, а три с половиной, а во-вторых, не подлизывайся.

   - Ну и ладно, - Александр Петрович вздохнул. - Умру голодным. А перед смертью всем скажу, что это из-за тебя.

   Глаза Васьки загорелись синим светом, но она не успела ничего сказать, как в дверь постучали и голос Фенечки спросил:

   - Ребята, вы на обед идете?

   Не останавливаясь на заправку, «Разъездной» миновал Царицын, намереваясь до ночи добраться до Камышина, где и заночевать. Александр Петрович сидел на своем любимом месте на баке, где у него стояло персональное креслице, и был созерцательно задумчив. За спиной пыхтел пароход, исправно делая свои десять узлов, мокро шумели колеса, впереди синели сумерки. От огней на мачте желто отблескивала бегущая навстречу Волга. На коленях свернулась и тихо дышала непременно присутствующая любимая Васька. Все располагало. И тут от надстройки его окликнули:

   - Петрович!

   Васька встрепенулась и подняла голову.

   - Чего шумишь? - недовольно спросил Александр Петрович и добавил тише. - Вот Василька разбудил.

   - Я вовсе и не спала, - прошептала Васька

   - Кок интересуется, ужин подавать? - виновато сказал Иван.

   - Пусть подает, - пробурчал Александр Петрович и поднялся, не выпуская из рук прильнувшую Ваську.

   Он поставил ее на ноги только подойдя к двери. За столом же был рассеян и часто задумывался, забывая про вилку в руках. Васька, сначала весело болтавшая с Фенечкой, стала все чаще оглядываться на мужа, а потом шепотом спросила:

   - Шурка, да что с тобой.

   - А? Что? Нет, милая, со мной все нормально.

   Он окинул взглядом стол и налил себе кваса.

   - Ваня, а как ты смотришь на суда типа «река-море»?

   И до конца ужина был весел, увлеченно обсуждая с Иваном уже на ранее поднимаемую тему.

   А вечером вдруг привлек к себе Ваську и сказал:

   - Васятка, давай я пересажу тебя на встречный пароход и отправлю домой.

   Васькино недоумение было столь велико, что она на какое-то время потеряла дар речи и только немо открывала рот. Поэтому Александр Петрович счел необходимым пояснить свои слова.

   - Понимаешь, милая, у меня вдруг появились дурные предчувствия и мне резко перестала нравиться наша затея. Ну а так как сама затея вполне логична и крайне необходима для нашего дальнейшего развития, то я решил ее продолжить, а тебя вывести из-под предполагаемого удара. А завтра скажу то же самое Ивану, чтобы он повлиял на Фенечку.

   Васька внешне спокойно выслушала объяснения Александра Петровича, в процессе которых к ней вернулся обратно утраченный было дар речи.

   - Ты закончил? - спросила она ровно. - А теперь послушай меня.

   При первых звуках ее голоса Александр Петрович зябко поежился. Перед ним стояла уже не нежная и ласковая невозможно красивая женщина, а суровая и где-то даже жестокая воительница. Перемена была разительной. Такую Ваську следовало уважать и бояться.

   - Я в Петербург еду не для того, чтобы там сплясать на балу и охмурить какого-нибудь гвардейского поручика. Я еду потому что туда едешь ты. И если вдруг паче чаяния что-то случится, я должна быть рядом. И я никогда себе не прощу, если это будет не так. Ты же прекрасно осведомлен об этом. А теперь скажи мне, Шурка, честно, - Васька заглянула ему в глаза, - почему ты хочешь меня отправить?

   Александр Петрович опустил голову не в силах вынести Васькин взгляд и пробормотал то, что никогда жене не говорил:

   - Потому что я люблю тебя до безумия.

   Он мог бы еще много чего сказать, но не успел, Васька ахнула и буквально вжалась в него, стиснув руками как стальным обручем.

   - Родной мой, - прошептала женщина.

   Они не спали всю ночь, забывшись только на рассвете. Шурка бережно держал в объятиях свою Ваську, а Васька, словно и не было пятнадцати лет совместной жизни, льнула к нему, жарко шепча всякие милые глупости. Они потом и к завтраку вышли, не размыкая рук, и подавальщица, забыв про свои обязанности, восхищенно смотрела на Ваську, которая заспанная с опухшими глазами и губами, нечесаная, в криво застегнутом халатике была, тем не менее, дивно хороша.

   Иван и Фенечка с удивлением смотрели на старших товарищей (Васька тоже считалась старшим товарищем), даже не пытаясь понять, что могло привести их в такое состояние. И Иван и Фенечка прекрасно были осведомлены о взаимоотношениях в семье Васьки и Александра Петровича. Фенечка, любуясь подругой, постоянно ставила эти взаимоотношения Ивану в пример. Первое время Иван действительно слушался жену, потом стал раздражаться, а потом перестал обращать внимание. Но сегодня эта прямо сияющая и просто излучающая в пространство избыток любви пара произвела какое-то оглушающее впечатление на непробиваемого скептика Ивана. И он страшно позавидовал и прижал к себе радостно вспыхнувшую Фенечку.

   Рутинное путешествие, проделанное уже множество раз, вдруг обрело новые краски и стало увлекательным. Александр Петрович забросил свои теоретические изыскания и выкладки и целиком посвятил себя своей женщине. А Васька, и до этого бывшая красивой, просто расцвела и стала красивой невообразимо.

    Иван постучал в каюту в самый неподходящий момент.

   - Петрович, уже Ярославль. Последняя бункеровка.

   Васька, сошедшая с кровати-пьедестала, не спешила одеваться. Александр Петрович, не поднимая глаз, спросил:

   - Счастье мое. Может все-таки задержать пароход?

   Васька отбросила бельишко, которое держала в руках, подошла к мужу, поцеловала его и, сказав короткое «нет», пошла одеваться.

   Бункеровка отняла довольно много времени. Мазутом заполнили все имеющиеся на пароходе емкости. Все вокруг благоухало мазутом. Им пахло даже в кладовой, где хранилось продовольствие. Женщины мужественно помалкивали. Васька, задавая тон, приняла вид независимый и даже легкомысленный. Александр Петрович поглядывал в ее сторону вопросительно, пока рядом с ними у пристани стояла белая двухпалубная «Принцесса Понизовья». Но через два дня она ушла, погудев на прощанье, и Александр Петрович погрузился в черную меланхолию. Васька, приняв вид совсем уже обольстительный, так и вилась вокруг. А Александр Петрович иногда, когда думал, что его никто не видит, бросал на свою супругу взгляды полные тоски. У Васьки, ловившей порой эти взгляды, сердце кровью обливалось, но решения своего она придерживалась твердо, как раз потому, что безоговорочно доверяла мужу.

   Оставив ярославскую нефтепереработку с минимальными запасами дожидаться прихода танкера, «Разъездной» отправился дальше. А дальше был Рыбинск с его хлебной биржей. Интересы Владимира Васильевича на хлеб не распространялись, поэтому Александр Петрович отнесся к Рыбинску равнодушно и пароход туда даже заходить не стал. Хотя наверно многие купцы, чьи барки сейчас грузились зерном для Петербурга, хотели бы заказать буксировку. Но буксировка означала перерасход и так ограниченного запаса топлива и дополнительное время. А вот за время Александр Петрович больше всего и беспокоился.

   Волга в верхнем течении заметно сузилась и уже совсем не походила на великую русскую реку.

   - Кто живет у истоков и никогда не был в устье, - как-то заметила Васька, - тот и не подумает о величии. Наверно, пока ему не расскажут.

   - И в чем его отличие от родившегося и выросшего в дельте? - с интересом спросил Александр Петрович.

   - А ни в чем, - ответила Васька. - По крайней мере, от реки это не зависит.

   В Твери устроили большую стоянку. И даже котел почистили. Народу было дано целых двое суток на освоение твердой земли. Ну и, естественно, массу внимания публики привлек пароход, каковой появился здесь впервые. Публика напирала и жаждала и пароходному механику пришлось работать экскурсоводом. Механик, которому тоже очень хотелось пройтись по берегу и посетить бывший великокняжеский город, попытался избежать. Но под воздействием капитана, Ивана и Александра Петровича признал, что был неправ и приступил к обязанностям. Народ запускали по десяткам и к исходу пятого десятка механик охрип и для оставшегося народа экскурсию отложили на завтра, пообещав, что ее будет проводить сам капитан.

   Александр Петрович, сопровождаемый Васькой (или сопровождая Ваську), которая выступала в образе респектабельной купчихи, обследовал прилегающие к реке районы города, поговорил со старожилами, имеющими отношение к рекам, и пришел к выводу, что строительство завода здесь нецелесообразно. Ваську же приманил местный базар, куда она увлекла спутника. Ваську, понятное дело не интересовали не тряпки и побрякушки, она целеустремленно направилась к оружейной лавке, надеясь отыскать там что-нибудь колюще-режущее и раритетное. Но не срослось. Поэтому и город оба покинули без сожаления.

   Пароход приняла река Тверца, являвшаяся как бы началом Вышневолоцкой водной системы, призванной вывести «Разъездной» к самому Великому Новгороду. Река не отличалась шириной и полноводностью и капитан, поспрашивав собравшихся у пристани барочников, сделал доклад «командору пробега». Александр Петрович дал добро действовать по обстановке, и капитан решил дождаться, когда пройдет встречный караван. Дожидаться пришлось целые сутки.

   Васька, которой и в тридцать лет было присуще совершенно детское любопытство, потребовала от мужа объяснить ей наконец структуру кланового хозяйства, которое, как она небеспочвенно подозревала, не ограничивается дельтой Волги и ее нижним и средним течением.

   - А то вечно вам не до того. Посчитали, что роскошная жизнь — это предел моих мечтаний. Васильича хоть вообще не расспрашивай. Он и смотрит на меня, как на дите неразумное, которое лучше не раздражать, а то оно чего доброго в рев ударится или ногами затопает. А от тебя только и слышно: «Василёк, милый Василёк, чего тебе еще хочется? Поплавать, поездить, полетать? Все для тебя.

   Александр Петрович смущенно молчал.

   - Молчишь? А вот давай теперь рассказывай.

   И Александр Петрович начал рассказывать. Уж чего-чего, а рассказывать он умел. Не зря его приятель иногда выставлял вместо себя к народу, когда надо было этому народу заплести мозги, и Александр Петрович умело с этим справлялся, попутно заплетя мозги и самому заказчику. Конечно, Васька была не народ и даже не Владимир Васильевич и, хотя муж для придания повествованию эпичности, начал с самого начала она все равно заслушалась и глаза ее подернулись дымкой. Александр Петрович понадеялся, что это вызвано исключительно воспоминаниями.

   Так он прошел события первых двух лет, вызвав сам у себя приступ ностальгии, а Васька, расчувствовавшись, вообще готова была разреветься.

   - Эх, - сказал Александр Петрович. - Вот если бы тогда иметь то, что мы имеем сейчас.

   И Васька была с ним согласна целиком и полностью.

   Стремительное и бурное развитие клана было обусловлено тремя основными направлениями его деятельности: оружейной, судостроением, совмещенным с пассажирскими перевозками, и сельским хозяйством. Ну и конечно же, машиностроение, как судовое, так и оружейное, и сельскохозяйственное. Потому что без станочного парка эти отрасли так и остались бы на стадии ремесленников. Всё это Александр Петрович, далеко отбросив ложную скромность, приписал себе, посчитав, что выделение приятелю идеи сельского хозяйства будет вполне достаточно. Правда, надо отдать ему должное, свою жену он не забыл. Васька промолчала. Видимо, была с изложенным полностью согласна. Зато Владимиру Васильевичу была отдана дань, как талантливому руководителю, организатору, предводителю и протчая, и протчая, и протчая. И с этим Васька тоже была согласна.

   Потом, рассказав про сделанный рывок, заключавшийся во внедрение гремучей ртути в оружейное дело и практически совпавшее с этим изготовление гусеничного транспортера и товарное производство сельскохозяйственной продукции, Александр Петрович вдруг на секунду затих и неожиданно выдал:

   - Как на Васькины именины испекли мы каравай...

   Васька на несколько секунд зависла, но муж, хитро улыбнувшись, напомнил:

   - Я немного опоздал к юбилею, но все-таки подарил тебе небо.

   Это Васька, естественно, ему спустить не могла, а муж не счел нужным отбиваться. Поэтому перерыв в рассказе несколько затянулся, а потом Александр Петрович стал ссылаться на то, что забыл на чем остановился.

   - Но как же так? - недоумевала Васька, застегивая надетый на голое тело халатик.

   - Да вот так как-то, - пробормотал муж, провожая взглядом скрывающиеся под халатиком полные груди.

   - Ты не туда смотри, - одернула его Васька.

   Александр Петрович согласно кивнул и перевел взгляд ниже. Васька суетливо запахнула полы халатика.

   - Маньяк, - сказала она и в ее голосе явственно прозвучало одобрение.

   Александр Петрович печально кивнул и тут же вспомнил на чем он остановился.

   - Тебе после юбилея, в связи с рождением Ксюхи, стало не до прежних забот и мимо тебя прошло такое знаменательное событие как начало килечного промысла. Помнишь, я прикупил землицы под Астраханью. Не для виноградной плантации, а для постройки верфи.

   Дельта славилась рыбным богатством и, собственно, самыми зажиточными считались люди, подмявшие под себя правдами и неправдами рыбные промыслы. Но, как любой купец и зарождающийся капиталист, они пошли по наиболее легкому пути снятия сливок и потащили в центральные губерниии балыки и икру. Ну и цельных рыбин конечно же. А что, любой замет на расчищенной тоне приносил полный невод отборной рыбы. И не надо утруждать себя поисками новых способов ловли и новых видов продукции. А вот тут-то пытливый ум Владимира Васильевича нашел способ, как подбить на взлете оборзевших рыбопромышленников. Нет, он не отнимал у них промыслы, не топил прорези и не переманивал рыбаков. Владимир Васильевич же почти окончил Астраханский институт рыбной промышленности. И хоть учился он на судового механика, но ведь рядом находились и промышленные рыбаки, и ихтиологи, и специалисты по консервированию. И поневоле обменивались информацией. Вот такой информацией он и поделился с приятелем. А тот тоже чего-то там слышал. В результате эти двое приватизировали острова Тюленьи, которые еще таковыми не являлись, на быстро сооруженной судоверфи, расположившейся на самой окраине Астрахани, стали строить мореходные рыбницы по старым новым чертежам. Долго возились с ловлей на свет, но все-таки победили. А так как бухта Пирсагат, где в их время базировался килечный флот, ныне была под Персией, то базу устроили как раз на Тюленьих островах. Для промысла приходилось спускаться на юг, где начинались нужные глубины. Но оно того стоило. И кильку стали брать сотнями тонн. А так как она выгодно отличалась от балтийской (черноморская была еще недоступна) повышенным содержанием белка и была (при таких-то уловах) фантастически дешева, то и пошла практически влет. И соленая, и копченая, и даже консервированная. Простой народ очень радовался. И даже купечество (когда распробовало). Конечно, старые рыбопромышленники не потеряли своих клиентов, потому что дворяне и именитые купцы до демократической кильки не опускались. Им, типа, подавай стерляжью уху, да севрюжатину с хреном. И хорошо бы еще икру зернистую ложкой. Ну а уж к императорскому столу подать кильку было бы верхом кощунства. Хотя ходили слухи, что Разумовский очень полюбил кильку пряного посола с черным хлебушком. А через него вроде, как и Елизавета Петровна приобщилась.

   - Только ты никому, - Александр Петрович предупреждающе прижал палец к губам.

   - Да ну тебя, - обиделась Васька. - Что я, болтушка?

   Тем не менее, взгляд мужа довольно красноречиво объяснил Ваське, что да, болтушка. Впрочем, надо отдать ей должное, Васька предупреждениям внимала и тайны не раскрывала. О чем она тут же сообщила, и муж вынужден был это признать. Они немедленно поцеловались, и Васькина обида прошла.

   - А нельзя ли сделать промысел попроще? - спросила она. - А то ведь можно на одних лампочках разориться. Я слышала, что они у вас каждый час горят.

   Александр Петрович вздохнул.

   - Можно, конечно, и без лампочек. Но тогда надо знать, где под водой рыба, а для этого делать эхолот. А это, пожалуй, будет посложнее, чем наша примитивная лампочка.

   Васька не стала спрашивать, что такое эхолот, если уж муж не счел нужным ей разъяснить. Ну а все остальное она прекрасно знала и благодаря мужу и своему неуемному любопытству. И то, что Марфин колхоз распространился на много десятин, перейдя на другие острова дельты, и у нее в подчинении не только трактора с навесными орудиями, но и три небольших парохода и несколько понтонов для транспортировки урожая к пристаням перерабатывающей фабрики, где директором тетка Матрена. Когда начиналась горячая пора сбора урожая, перерабатывающая фабрика работала в три смены и пароходы не успевали развозить готовый продукт по Поволжью. Поэтому фабрика имела большие склады, где хранились банки на время закрытия навигации.

   Владимир Васильевич, у которого всегда катастрофически не хватало народа, которому можно было бы безоглядно доверять, и он вынужден был ставить на ответственные посты едва подросшую молодежь, попытался повесить на тетку Матрену еще и переработку кильки. Но попытка не удалась и на общем собрании клана Александр Петрович, защищая приятеля от оголтелых теток, вынужден был выкатить ультиматум. Александр Петрович был любимцем всех женщин клана, вызывая тем самым законную Васькину ревность, поэтому страсти моментально улеглись, а через минуту Владимира Васильевича уже коллективно жалели, а Васька в углу шептала мужу:

   - Еще раз услышу такое, не удержусь — зарежу!

   - Прости, пожалуйста, любимая, - тоже шепотом отвечал Александр Петрович, и Васькино сердчишко таяло, - но Вовку надо было как-то выручать.

   И клан бросил на прорыв бывшую маленькую Ваську. Когда-то маленькой Ваське к этому времени было уже двадцать, она была замужем, но жила с мужем в Доме. И муж, который был нездешний, честно говоря, обалдел и попытался было содеянному помешать. Ну как же, жена, которая по идее должна его убояться, вдруг поднимается на несколько ступеней выше, а, значит становится в доме главной. Пришлось сначала Владимиру Васильевичу, а потом и признанному дуайену - тетке Матрене провести с ним разъяснительную работу. Успешную.

   Александр Петрович попытался было продолжить рассказ, где присутствовали целых пять пароходов, два из которых были чисто пассажирскими двухпалубными красавцами. Он хотел рассказать сколько сил потратил для воссоздания на реке навигационной обстановки, о расстановке бакенов и створ, о строительстве дебаркадеров и наборе обслуживающего персонала. Пароходство стало совершенно отдельным организмом. Самостоятельным и самоподдерживающимся. Но вот о том, что пароходы имели и двойное назначение (особенно два последних) он не рассказывал никому. Даже приятелю. Даже Ваське. То есть, об этом никто не знал. Он просто просил предусмотреть при постройке нужный фундамент в определенном месте, а для чего не говорил. Так же, как Владимир Васильевич, для эксперимента построивший у себя в оружейке 45-миллиметровую пушку, понятия не имел, что ее основание без подгонки садится на судовой фундамент. Свои милитаристские наклонности Александр Петрович тщательно скрывал, будучи твердо уверенным, что рано или поздно они будут востребованы. Он потому и Ваську хотел держать подальше от потенциальной угрозы. А Петербург — это была угроза. Причем, чем ты заметнее - тем выше потенциал. Ну а заметнее Васьки могла быть только императрица. Да и то в силу, так сказать, должности.

   Размышления Александра Петровича на любимую им тайную милитаристскую тему прервала Васька.

   - Шурочка, а почему ты ничего не рассказываешь о нашей самой прогрессивной отрасли? Об авиации.

   Услышав слово «авиация», Александр Петрович по инерции подумал про свободно падающие бомбы. Но потом встряхнулся, улыбнулся Ваське и сказал, как ни в чем не бывало.

   - Ну, во-первых, не устаю повторять, что Шурочка — это женское имя, а во-вторых, какая там «авиация». Господь с тобой. Это ты тех пять странных существ называешь авиацией. Думаешь, если они могут отрываться от земли, то сразу становятся покорителями неба?

   Александр Петрович мечтательно поднял глаза вверх. Над ним был подволок каюты и небо сквозь него не просматривалось.

   - Оно конечно, - подумал он. - Летать было бы заманчиво. Но откуда взлетать и куда садиться. Автожир — не выход. Это так — баловство. А вот вертолет нам однозначно не потянуть. Ни мне, ни Вовке. Может кто из подрастающего поколения додумается. Но их еще учить и учить. А среди нас, к сожалению, Жуковских нет. Вот пароходы у нас классные получаются.

   Александр Петрович так Ваське и сказал. Васька, однако его пессимистическую речь не восприняла.

   - Вот чего девчонке так хочется в небо? - подумал Александр Петрович. - Вон на земле сколько дел.

   Тридцатилетняя девчонка, между тем, прильнула к нему и проникновенным голосом так, что Александра Петровича мороз пробрал, изложила свою просьбу. Ну как тут было не согласиться и не дать все мыслимые обещания. Хорошо еще, что Васька клятву на крови не потребовала. А что? Он бы дал. Обрадованная Васька подарила ему жгучий поцелуй и тут же выскользнула из объятий.

   - Вот и верь после этого женщинам, - тоскливо подумал Александр Петрович, убедившись в коварстве возлюбленной.

   После короткого стука вошел Иван.

   - Петрович, - сказал он. - Тверца кончилась. Перед нами первый шлюз Вышневолоцкой системы. Пойдешь смотреть?

   - Обязательно, - Александр Петрович набросил на плечи матросскую куртку.

   Он хоть и был командором пробега, старался в руководящий состав парохода не лезть. Но вот посмотреть на заранее разведанный путь стоило. Ясное дело, что идти наобум лазаря Александр Петрович не собирался и выражение «война план покажет» было не про него. Поэтому специально выделенные и проинструктированные люди, входившие в структуру волжского пароходства, в составе команд доверенных купцов совершили вояж по всему протяжению Вышневолоцкой системы от Твери до Новгорода и обратно. Вернувшись, они предоставили Александру Петровичу исчерпывающий доклад. Поэтому открывшийся Тверецкий шлюз для Александра Петровича, можно сказать, новизной не блистал.

   Чтобы не мешать своим присутствием капитану, Александр Петрович вышел из рубки на палубу. Непременно присутствующая Васька держалась за его руку, с интересом разглядывая сооружения шлюза и открывшийся Тверецкий канал не намного шире парохода. Сразу стало понятно ограничение габарита плавсредства четырьмя саженями. Не желая вмешиваться в действия капитана, Александр Петрович, тем не менее, с одобрением отметил малый ход парохода, волна от которого совершенно не воздействовала на берега канала. Хотя даже на таком ходу они давно оторвались от шедшего по Тверце каравана и теперь продолжали свой путь в гордом одиночестве. Предвидя это обстоятельство, Александр Петрович уплатил за пароход представителю хозяина двойную плату с тем, чтобы он послал верхового на следующий Цнинский шлюз во избежание встречного движения по каналу.

   То, что Александр Петрович увидел собственными глазами несколько поколебало его представление о функционировании водной системы. Не то что вдоль Тверцы, барки, груженые зерном, волокли упряжками лошадей и не размеры шлюзов и мелеющие летом реки, для которых не хватало воды в примитивных водохранилищах. А вот то, что для прохождения порогов на Мсте приходилось нанимать до шестидесяти человек на барку, рубить мачты и сушить весла. И вообще, путь по системе мог занять до семидесяти дней, что являлось своего рода рекордом.

   - Нет, - сказал Александр Петрович Ивану и присутствующей тут же Ваське, после того, как они вышли в Ильмень. - Через это бутылочное горлышко флот не провести. Проще наверно завоевать Крым и плыть вокруг Европы.

   - А если систему модернизировать? - осторожно спросил Иван.

   - А смысл? Вложить кучу денег, чтобы купцам было проще доходить до Петербурга. Нет уж. Пусть вон Елизавета Петровна вместо коллекционирования платьев вкладывается в дороги.

   - Дороги, - ухватился за слово Иван. - Вроде между Москвой и Петербургом есть дорога.

   - Есть, - согласился Александр Петрович. - Но я, в силу увлечения водным транспортом, как-то не придавал ей значения. Слышал когда-то, что некий Радищев, проехав из Петербурга в Москву, написал об этом занимательную книжицу, за что и был репрессирован. Правда, тогда на троне сидела Катька. А начало современной дороге положил Петр. Ну, он в общем, положил, но как всегда ничего хорошего из этого не вышло. Не оказалось у него в подчинении римлян, умеющих строить дороги.

   Ну и тут, как всегда выждав подходящий момент, влезла умная Васька:

   - А давайте мы обратно по этой дороге и проедем. Не зря же мы с собой транспортер тащили.

   Мужчины посмотрели на нее с непонятным выражением на лицах, а потом Александр Петрович сказал:

   - Вот всегда она так.

   Васька изобразила полное простодушие.

   - Нет, а что я такого сказала?

   “Разъездной» еще бодро шлепал по Ильменю, а штаб пробега уже вовсю корректировал планы, которые окончательно предполагалось отшлифовать в Новгороде, являвшийся основной целью экспедиции. К стыду своему, историю Новгорода в ХVIII веке Александр Петрович не знал вообще. Чтобы хоть немного оправдать его, надо сказать, что он ее не знал и в XIX веке, да и в XX. А все сведения были еще со времен Новгородской республики. Впрочем, этим он совсем не отличался от спутников, в сферу интересов которых Новгород вообще не входил. До недавнего времени.

   Приткнув пароход к пристани возле Ярославова дворища и оставив капитана отбиваться от толпы любопытствующих, Александр Петрович с Васькой, Иван и сопровождающее их тяжело вооруженное лицо, взятое по настоятельному требованию Владимира Васильевича, отправились воплощать в жизнь откорректированный план. Пройдя к Детинцу и полюбовавшись снаружи на внушительные стены и башни, решили разделиться. Иван отправился присматривать участок земли на берегу Волхова с заранее оговоренными характеристиками, а Александр Петрович пошел на станцию интересоваться проходящей через Новгород дорогой из Москвы в Петербург. Вооруженное лицо растерялось было, когда охраняемые решили разделиться, но Васька его успокоила, сказав, что она вооружена не хуже. Авторитет Васьки был непререкаем и лицо спокойно отправилось с Иваном.

   А вечером в каюте «Разъездного» состоялось совещание, на котором было решено экспедиции разделиться. Делили на речных и сухопутных. Сухопутные в лице Александра Петровича, Васьки, Ивана и вооруженного лица грузились в транспортер и отъезжали в Петербург по дороге, чтобы потом проехать по ней обратно до Твери, где их должен будет ждать «Разъездной», коему надлежало, отправляться вверх по Мсте с преодолением всей Вышневолоцкой системы и дожидаться сухопутных в Твери. Сперва хотели отправить пароход до Ярославля с тем, чтобы он залил все емкости мазутом и, вернувшись в Тверь, дозаправил транспортер, который намеревался преодолеть всю дорогу до Москвы. А потом, подумав, решили, что это спорт смелых, и им важен только отрезок от Твери до Новгорода, потому что от Ярославля, где стоял нефтеперегонный завод, до Твери ближе, чем от Нижнего Новгорода до Москвы.

   В общем, в транспортер залили полный бак, сзади принайтовили бочку с мазутом и сильно облегченный пароход отправили обратно, а транспортер покатил в сторону Петербурга. Александр Петрович рассчитывал, что путешествие вверх по извилистой Мсте с ее порогами, преодоление шлюзов и каналов системы и последующий спуск по Тверце займет у «Разъездного» гораздо больше времени, чем у них добраться до Петербурга, пожить там недельку, разобравшись с делами и спокойно доехать до Твери, где и подождать пароход. Однако Александр Петрович, производя расчеты, забыл о таком факторе как всякого рода случайности. Как говорится, человек предполагает, а бог располагает.

   Ох как правы были Петровна с Никитишной и со своей сермяжной бабской логикой, сумев на зыбком фундаменте слухов и домыслов выстроить стройное здание действительности. А правда заключалась в том, что Василиса Егоровна хоть и не стала главной в клане по причине того, что не обладала организаторскими талантами Владимира Васильевича, а также информированностью и совершенно нестандартным мышлением Александра Петровича, но зато она стала примером и даже символом. И все благодаря таким своим качествам как отчаянная смелость и почти запредельная любовь и верность. Только за это, не считая всех прочих талантов, ее любили и обожали все, от тетки Матрены до Марфиной младшенькой.

   А когда Василиса Егоровна стала уверять всех, что недостойна, к ее превосходным качествам добавили еще и небывалую скромность и практически вознесли на пьедестал.

   - Сашенька, - жаловалась она ночью мужу, - ну нельзя же так. Хоть из дома не выходи.

   - Терпи, Василёк. Подрастающему поколению нужен пример для подражания. А где они еще такой красивый пример найдут.

ГЛАВА 2 - Ты, российская дорога...

Пароходу никакой необходимости дальше ждать не было. Поэтому он развернулся и ушел. А Александр Петрович с Иваном еще раз посетили выбранное для верфи место. Место понравилось, но договариваться с губернатором о выкупе земли решили не торопиться. Пока. Надо было обследовать еще сухопутный путь из Твери, потому что водный отпадал однозначно. С другой стороны, открыть пароходную линию, связывающую Петербург с тем же Лондоном через Кёнигсберг, Стокгольм, Данциг, Копенгаген, Антверпен и Гавр было бы весьма заманчиво. Александр Петрович нисколько не сомневался, что непременно нашлись бы и пассажиры, и грузы. А уж если обеспечить регулярность рейсов и их частоту, то открывались почти блестящие перспективы.

   Но... Все перспективы разом бледнели перед возможностями логистики. Снабжение завода материалом для корпусов и машин упиралось в «бутылочное горлышко». И даже в два «бутылочных горлышка». Правда, второе еще надо было проверить. Но никто от него хорошего не ждал. Александр Петрович, в силу знания российских реалий, а его спутники, заразившись его пессимизмом. Причем Васька, к примеру, даже не подозревала, что она заразилась. Она предполагала, что всегда так думала.

   В общем, транспортер пыхнул дымом, лязгнул сочленениями и отправился, сопровождаемый воплями бегущих следом мальчишек, удивленными криками взрослых и ржанием становящихся на дыбы лошадей.

   - Конечно, не автобан, - сказал Александр Петрович, сидя за рычагами транспортера. - И даже не грейдер. Но вполне приемлемо. По крайней мере, наш танк пройдет. А к грязи мы отнесемся философски. Говорят, что воды в Неве вполне достаточно, чтобы отмыть нашу колесницу.

   Спутники, разместившись в неудобных сиденьях, внимали гуру с почтением. Ну, кроме Васьки. Которая вела себя достаточно свободно. Ее только несколько смущали новые слова, только что высказанные супругом. «Автобан» и «грейдер» звучали явно не ругательно, а спросить Васька постеснялась в присутствии Ивана, а уж тем более, в присутствии тяжеловооруженного лица. Васька в последнее время с удивлением стала ловить себя на том, что стала стесняться расспрашивать своего Шурку в присутствии посторонних. Шурка объяснил ей, что Васька боится уронить свой авторитет в глазах кого-либо. Причем, неважно кого.

   - Да ладно, - недоверчиво сказала Васька, а потом задумалась.

   И получилось действительно, простодушная, непосредственная девочка Васька стала задумываться о том, как она выглядит в глазах других людей и не уронит ли она свой авторитет неумеренным любопытством. Вот Шурке было абсолютно все равно, и он мог спросить кого угодно и об чем угодно. А его авторитет был настолько высок, что ничто не могло его поколебать. Васька постаралась незаметно коснуться мужа словно желая получить немного его жизненных сил и уверенности. Шурка повернул голову и улыбнулся ей и Васька радостно улыбнулась в ответ.

   Никто не оспаривал право Александра Петровича первым сесть за рычаги транспортера и, так сказать, освоить сухопутную дорогу до Петербурга. А попробовал бы кто, так сзади сидела Васька, опасная как целый клубок ядовитых змей.

   Начало дороги было многообещающим. Она решительно уходила влево от Волхова, чтобы не повторить зигзаг водного пути, и устремлялась прямиком к Петербургу. Довольно широкий накатанный тракт так и стелился под гусеницы транспортера.

   - Да здесь и на колесах можно, - порадовался Иван.

   - Погоди еще, - сказал пессимист Александр Петрович. - Не забывай, что в городе имеется губернатор, а дорога ведет в столицу. Так что, по крайней мере, несколько верст дорога будет вполне приличной. А вот там, где она попадет под ответственность уездных чиновников, там могут быть нюансы.

   Спорить с Александром Петровичем никто не решился.

   Попыхивая дымком из трубы, транспортер катил по дороге на крейсерской скорости около тридцати километров в час, обгоняя попутные брички и дормезы, и нагоняя страх на встречных. Через час, взглянув на нарисованную от руки карту, Александр Петрович заявил:

   - Подберезье. Останавливаться не будем. Кто хочет порулить?

   Возникла небольшая сутолока. Рулить хотели все. В результате за бесхозные рычаги уселось тяжеловооруженное лицо. Лицо у лица при этом было чисто мальчишеское.

   А вот после Подберезья начались проблемы. Видать, губернаторского влияния на этот участок дороги уже не хватало. Местность была довольно низменной и придорожные канавы заполнились водой до края. Поднятое полотно дороги вместо уложенных бревен, как было ранее, завалили хворостом и засыпали песком. Часть хвороста сгнила и прошедший ранее колесный гужевой транспорт выдавил в покрытии глубокие колеи. Скорость транспортера сразу упала до двадцати километров в час. А попутный транспорт вообще полз со скоростью никуда не торопящегося пешехода. Местность вокруг была унылой, несмотря на яркую зелень.

   - И как здесь люди живут, - заметил Александр Петрович.

   - Как-то живут, - сказала Васька, кивнув головой на показавшиеся домишки. - Глянь, вон церковка. Небось еще и кабак рядом. Полный набор, так сказать, культурных ценностей.

   - И духовных скреп, - подхватил циничный технократ Иван.

   - Это у нас будет Спасская Полесть, - сказал Александр Петрович, улыбнувшись на замечания младших товарищей. - Предлагаю проехать ее насквозь и отобедать за околицей. Или у кого-то есть тяга к местному кабаку?

   Тяги ни у кого не оказалось и предложение об обеде за околицей было принято.

   Александр Петрович отошел в сторону от дороги, провожаемый встревоженным взглядом возившейся у костра Васьки. Окрестная низина заставляла задуматься. Подумалось:

   - А если вдруг разверзнутся хляби небесные, тут же тогда только вплавь.

   Александр Петрович зябко передернул плечами. Хорошо, что поездка имела чисто ознакомительный характер и никто впоследствии дорогу в деловом плане использовать не собирался. Разве только зимой, когда замерзают водные артерии, в качестве которых служили Волхов и Нева. Ну и кусочек Онеги. Но это только от Новгорода. Отрезок дороги от Новгорода до Твери, который предполагалось использовать, еще надо было пройти и осмотреть. А отзывы, которые Александр Петрович слышал, были самые нелицеприятные и все они относились как раз к летнему периоду, когда намечалась самая работа. Про зиму ничего не скажешь, благодаря местным морозам покрытие дороги становилось твердым и даже многочисленные возки и кибитки не могли его разбить.

   - Жаль, что мы не совпадаем, - подумалось.

   Александр Петрович вернулся к костру. Васька командовала, мужики суетились, поднося дрова, наливая воду в котелки для каши и чая. Васька, взяв на себя обязанности стряпухи, очень уважала труд коллективный, считая себя непременно начальником. Ее функция, как стряпухи, сводилась к простейшим действиям: посолить, помешать, попробовать и объявить о готовности. Вершиной ее кулинарного таланта считалась каша. На суп Васька не замахивалась, хотя для любимого супруга в стационарных (не походных) условиях могла расстараться и на щи. Щи, выходящие из ее рук, супруг поедал с благоговением и Васька этому радовалась, как маленькая. Но это бывало редко. А пока — каша. Но кашу даже такая стряпуха как Васька не могла испортить.

   - Ночуем в Чудове, - сказал Александр Петрович, облизывая ложку. - Там монастырь. Хочу осмотреть.

   Котел транспортера тихо потрескивал, остывая. Подачу топлива выключили в целях экономии.

   - Вот чем хорош двигатель внутреннего сгорания, - подумал большой апологет паровых машин Александр Петрович, - так это своей моментальной готовностью к работе. Особенно, если он еще теплый. А вот нашу машину приходится раскочегаривать минут пять. И это при том, что котел еще горячий.

   Однако этот паровик, не особо даже напрягаясь, тащил их тяжелую колесницу по дороге, которую скорее можно было счесть за направление. Он бы с таким же успехом ехал рядом с этой дорогой.

   Чудова достигли через три часа.

   - М-да, - сказала Васька. - У нас как-то повеселее будет.

   Остальные промолчали в знак согласия. А что тут было говорить. Городок был явно не индустриальный, а вовсе наоборот, тих и патриархален.

   - Наверно это потому, что здесь расположен знаменитый монастырь, - предположил Александр Петрович, - местоположение которого должно быть пристойно и благообразно.

   Васька фыркнула, Иван гоготнул, тяжеловооруженное лицо благолепно перекрестилось.

   - Эх вы, - укорил их Александр Петрович. - А еще православные. Не крепки вы в вере.

   - А сам-то, - поддела Васька.

   В монастырь их не пустили, сказав, что он мужской, а среди них явная баба. Васька рассвирепела и хотела уже пристрелить привратника. Втроем они с трудом оттащили взбесившуюся девчонку, обещавшую поставить на уши всю жеребячью породу. Посмотреть на представление сквозь решетку ворот сбежалась куча монахов. Они тыкали пальцами с безопасного расстояния и ржали. Благочинием там и не пахло. Даже Александр Петрович обозлился, удерживая разъяренную Ваську.

   - Шли бы вы, отцы, - сказал он. - Ведь если я ее сейчас отпущу, она вас и вправду перестреляет.

   - Богохульник! - орал самый толстый.

   - При чем тут бог, - поморщился Александр Петрович. - Какое отношение ты, жирный имеешь к богу. Ты его полномочный представитель? Нет? Вот и помалкивай. А то завтра зайду в Синод и тебя отправят на Чукотку чукчам проповедовать. Быстро исхудаешь.

   - Не будем мы здесь ночевать, - сказал Александр Петрович спутникам. - Патронов не хватит.

   А возле транспортера уже собралась толпа и самые предприимчивые, подзуживая друг друга, уже подступали с ломами и топорами.

   - Темный народ, - сказал Александр Петрович, давая знак тяжеловооруженному лицу, который немедленно извлек из подвешенной на поясе кобуры отвратительного вида револьвер, похожий на какого-то монстра.

   Владимир Васильевич сделал таких пару десятков специально для устрашения публики внешним видом. У него и калибр был соответствующий — полдюйма. Стрелять из него без последствий могли только такие мордовороты как тяжеловооруженное лицо. Эффект от выстрела был потрясающий. Грохот как от приличной пушки, струя огня и клуб дыма. Завизжали бабы в толпе, которая компактно шарахнулась, давя слабых. Под аккомпанемент бабьего воя, экспедиция погрузилась в транспортер и отбыла не спеша.

   - Вот вам и антирелигиозная агитация, - сказал Александр Петрович.

   Естественно, что Любани, следующей за Чудовым, к ночи они не достигли и остановились переночевать в каком-то леске. Спать на травке никто не решился по причине наличия злобных комаров, тем более, что транспортер позволял, худо-бедно переночевать под крышей. Комаров как сдуло, потому что к утру пошел дождь и Васька, очнувшись, высказалась в том плане, что, мол, в тесноте да не обедал, намекая на то, что кашу варить она не будет. Спорить с Васькой никто не стал, и она даже обиделась. А вот посещение трактира в Любани оказалось удачным. В смысле, щи им удались.

   - Подумаешь, - заявила Васька, наблюдая как все трое мужчин потребовали по второй порции.

   Санкт-Петербург открылся задолго до того, как в небе замаячили шпиль Пеьропавловки и игла Адмиралтейства. После Тосно вдоль дороги потянулись избы, избенки и откровенные землянки с торчащими рядом пнями и остатками кустов. Народ вполне соответствовал виду своих жилищ.

   - И это столица, - пробормотала Васька. - Да у нас даже в Астрахани богаче живут.

   - Санкт-Петербург — город контрастов, - сказал Александр Петрович. - И вообще, ребята, что вы хотите от феодализма, осложненного абсолютизмом. Тут это в порядке вещей. Только не вздумайте приводить в пример Зеленый Берег. Или не поймут или позавидуют. А зависть очень нехорошее чувство.

   - Петрович, - спросил Иван. - А почему у нас все по-другому? Вроде в одной среде растем.

   - Да потому что у нас руководящая и направляющая сила Владимир Васильевич. А он иначе воспитан. И смотреть старается дальше своего носа.

   - А эти, получается, не смотрят?

   - Получается, что нет. Поэтому и имеют то в одном месте бунт, то в другом восстание.

   - А как же?..

   - Все, ребята, прекращаем дискуссию. Видите, народ уже группами собирается. Тут хоть и столица, от цивилизации они по-прежнему далеки. Поэтому, похоже, покататься нам по столице не придется. Значит, поступим так: сейчас даем полный ход и отрываемся. Потом сворачиваем в переулок понеприметней и ищем домишко на окраине. Желательно с забором. Договариваемся с хозяином, загоняем транспорт, а сами отваливаем. Жить будем в гостиннице в центре. В конце-то концов мы богачи или как. А для передвижения по городу будем пользоваться извозчиками. Надеюсь, что они здесь есть. Нам, собственно, с Иваном надо будет посмотреть мосты и порт. А больше ничего нас здесь и не держит. Значит, суток двое нам вполне хватит. Вопросы?

   Вопросов не оказалось. Александр Петрович лично сел за рычаги, чтобы поискать пристанище согласно своему представлению. Вскоре такое нашлось и, дав рубль высокому тощему мужику, дальше отправились пешком. Сначала хотели было оставить для надзора тяжеловооруженное лицо, но оно заартачилось, утверждая, что Владимир Васильевич спустит с него семь шкур. Васька развеселилась и сказала, что Владимир Васильевич даже с Марфы шкуру спустить не может. Но лицо пришлось взять с собой. Может с Марфы Владимир Васильевич шкуру спускать и не будет, а вот с лица спустит обязательно.

   Им повезло, выйдя на дорогу, они отловили какую-то телегу, которая отвезла их в центр, где они и поселились в неплохой гостинице, заняв половину второго этажа. Остаток дня был посвящен интенсивному отдыху после полноценного обеда в ближайшей ресторации. Васька тихо радовалась, что никто об ее обязанностях стряпухи так и не вспомнил, даже в качестве сравнения.

   Блестящий центр столицы Империи немного примирил Ваську с Петербургом. Но не до конца. Катаясь с мужем и Иваном, она побывала и на другом берегу Невы и в припортовых трущобах. Васька никак не могла понять почему рядом с дворцами находятся такие убогие лачуги. У них в Зеленом Береге из дворцов были только Дворец культуры да задание Совета. Дом, где она жила был просто Большим Домом. А остальные дома были построены по типовым проектам, потому что так было быстро и дешево. Конечно, если кто-то хотел построить собственный дом по собственному проекту, ему не препятствовали, но горсоветовские строго следили, чтобы не было такого убожества, какое допускалось не только в столицах, но и во всех городах Империи. И те, кто приезжал в город на свой страх и риск и пристраивались на работу на один из заводов, которым по причине постоянного расширения постоянно же требовались рабочие, по привычке городил на окраине сооружение из палок и веревок, тут же бывал отловлен специальной комиссией и переселялся сначала в общежитие, которых было как грибов после дождя, а потом и в дом.

   Последнее время у Владимира Васильевича поменялась архитектурная концепция и в городе практически перестали строить индивидуальные дома. Взамен он предложил постройку многоэтажных человейников. В его понимании многоэтажность заключалась, максимум, в четырех этажах, потому что восстал Александр Петрович и предложил ему самому полазить на пятый этаж без лифта. Это потому, что в ранешнем времени Александр Петрович как раз и жил на пятом этаже и хоть сам по молодости лет этажности практически не замечал, но, наблюдая каждый день соседей-пенсионеров, пришел к выводу, что пятый этаж - зло. Владимир Васильевич потрепыхался, но уступил и окраину города стал украшать район четырехэтажных домов. Помня о безликих крупнофанерных пятиэтажках своего времени, Владимир Васильевич высвистал из столицы молодое дарование и выдал ему карт-бланш. Ну, дарование и расстаралось. Оно, которое дарование, спервоначалу никак не могло въехать для чего в домах, предназначенных для простых работяг, велено предусмотреть водопровод, канализацию и центральное отопление. Но Владимир Васильевич с присущей ему учтивостью и тактом объяснил дарованию, что это не его собачье дело и что для него, как олигарха и магната, комфорт простых работяг гораздо дороже некоторых княжеских сиятельных задниц. А потому, что они создают прибавочный продукт в отличие от бесполезно коптящей небо аристократии. В общем, дарование прослушало краткую лекцию по политэкономии и прониклось.

   Кстати, оно еще и на Ваську таращилось, что было совершенно не удивительно - на Ваську таращились все. Александр Петрович по этому поводу заметил, мол, тебя, Василиса, надо отправить в столицу. Там народ по большей части праздный, а здесь ты людям работать не даешь и только меня вдохновляешь.

   Может быть поэтому Александр Петрович не очень-то и удивился, когда получил на следующий день приглашение в салон графини Н. Он, что естественно, не навел справки о том, кто такая графиня Н., чем она знаменита и что за народ собирается у нее под крышей. А так как он свой приезд в столицу не афишировал, а уж тем более считал, что прибыл впереди распространяемых о нем слухов, то, с подозрением посмотрев на жену, решил, что вся эта суета из-за Васьки. Увидел какой-нибудь местный ловелас на улице отличную от прочих местных дам Ваську и уговорил графиню пригласить это чудо природы. Ну и супруга заодно.

   Александр Петрович вовсе не рассчитывал шляться по салонам, но, как он сам говорил, на всякий случай прихватил собственноручно спроектированный камзол для великосветских мероприятий и «скромное» платьице для Васьки. Ваську с трудом удалось уговорить не шокировать Петербург длиной юбки, но вот супротив всяких фижм она решительно восстала и Александр Петрович бежал, потерпев явное поражение. Поэтому он только вздохнул, когда в прихожей, сбросив ему на руки плащ, Васька предстала во всем великолепии тронутых загаром обнаженных плеч и рук, низко открытой груди и водопада золотых волос. Искры бриллиантов вспыхивали на высокой шее, в ушах и на пальцах, а шпильки атласных туфелек в тон нежно-розовому платьицу из тонкого индийского шелка делали Ваську совершенно немыслимо стройной.

   Собравшаяся публика, привыкшая ко всякому, не смогла сдержать вздоха то ли восхищения, то ли осуждения.

   - Знай наших, - злорадно подумал Александр Петрович.

   Определив сидящую в кресле бабушку, сильно накрашенную и в драгоценностях, как хозяйку всего этого сборняка, он подошел, изобразив изящный поклон. Одновременно с ним Васька присела в реверансе и у нее, как ревниво заметил Александр Петрович, это получилось гораздо изящнее. Это не помешало ему разразиться короткой речью, состоящей из сравнений, метафор и гипербол и всего в превосходных степенях и пока окружающие бабушку дамы не очухались, быстренько закруглился и увел Ваську. Потом они, не спеша, продефилировали по залу, не подходя ни к одной группе, потому что ни с кем не были знакомы и совсем уже было собрались отвалить чисто по-английски, но тут от одной группы, состоящей, как определил Александр Петрович, из пестро раскрашенных гвардейских офицеров, отделился один самый раскрашенный и, подойдя к паре, нагло уставился на Ваську.

   Александр Петрович почувствовал, что жена стала закипать по тому как напряглась ее рука. А офицерик (чина его Александр Петрович так и не разобрал), презрительно искривив рот, искривив при этом и тонкие усики над верхней губой, чуть ли не весь зал (ну по крайней мере, на его половину) сказал:

   - Как это залетный купчик попал сюда, где собираются приличные люди? Мошной тряхнул? И еще девку свою непотребную притащил.

   Александр Петрович, конечно мог бы достойно ответить, смешав дерзкого пацана с грязью и вытерев об него ноги. Но Александр Петрович исчез и вместо него появился глубоко до этого упрятанный Шурка - дерзкий разбойник и речной пират, предпочитающий дело словам. Васька уже вырвала руку, но она явно не успевала, потому что Шурка, резко развернувшись влево, выдал правой великолепный косой свинг и демонстративно выбросил обе перчатки. Он даже не знал, что это был удар из классического бокса. Его оппонент этого тоже не знал, но, исправно взбрыкнув блестящими сапожками, украшенными колесиками шпор, рухнул на паркет, проехав по нему пару метров. Его окружение на мгновение замерло, онемев, но быстро оправилось и угрожающе придвинулось. Шурка с трудом удержался от извлечения из-под полы камзола компактного револьвера. Стрельба в салоне была ему совсем ни к чему. Вот осадить хорошей оплеухой зарвавшегося юнца стоило.

   Александр Петрович крепко ухватил за руку, не успевшую ничего предпринять Ваську и потянул ее к выходу, не забыв отвесить общий поклон прочей ошеломленной публике. Пока господа офицеры, смущенные решительностью никому не известного странного купца (к сожалению другого звания в Империи не было), накручивали друг друга, хватаясь за несуществующие шпаги, сданные в прихожей, уже набросившая на плечи атласный плащик Васька вдруг замерла на мгновение и резко повернула обратно.

   - Вася, ты куда?! - крикнул ей вслед Александр Петрович.

   - Я быстро, - бросила Васька, не оборачиваясь.

   Она действительно вернулась через пару минут, взяла мужа под руку и сказала:

   - Идем, - и еще оглянулась удовлетворенно.

   Александр Петрович только потом узнал, да и то с Васькиных слов, как она широким шагом, лишенным всякого изящества, подошла к уже поднявшемуся офицеру, который осторожно держался за стремительно наливающуюся синим скулу, и прошипела ему в лицо:

   - Как ты меня назвал, недоносок!?

   Офицер успел только вытаращится. Васькина твердая ладошка, знавшая и ложу винтовки, и рычаги вездехода, и рукоятки штурвала, и где-то там далеко гладкую тяжесть молота со всего маху заехала бедолаге по уху. Того опять унесло с ног и, растянувшись на паркете, он схватился за голову.

   - Что вы делаете, мадам? - вякнул кто-то.

   Васька не обернулась.

   - К соответствующей матери эту столицу! - ругался Александр Петрович, швыряя в сундук и свой камзол и Васькино бальное платье. Васька помалкивала, сидя в сторонке.

   - Ноги нашей здесь больше не будет! - потом вдруг выпрямился, держа в руках Васькину розовую туфельку.

   Взгляд его стал отсутствующим.

   - А может пристрелить его? - он положил туфельку в сундук и повернулся к Ваське. - Я через полчаса вернусь.

   - Куда ты? - испугалась Васька.

   - К нашему агенту. Надо задать ему пару вопросов.

   Когда через сорок минут Александр Петрович вернулся, Васьки в номере не было. Он вначале не обеспокоился, мало ли куда могла выйти совершенно взрослая женщина. Тем более, что на улице светло в связи с белыми ночами. Но прошло и десять минут, и двадцать — Васьки не было. Александр Петрович понял, что надо начинать беспокоиться. Примчавшийся Иван тут же бросился к швейцару. Мужик, потреблявший чай из самовара в своем закутке, рассказал, что не далее, как полчаса назад к подъезду гостиницы подкатила карета, из которой вышли двое. Лиц их, скрытых низко надвинутыми шляпами, было не разглядеть, ну а фигуры и костюмы скрадывались черными плащами. Швейцар еще удивился, мол, как же так, тепло же на улице. Незнакомцы попросили спуститься мадам из двадцать первого нумера. Коридорный привел Ваську. О чем она говорила с незнакомцами никто не слышал, но она быстро ушла, чтобы минут через десять вновь появиться в черном мужском наряде. Швейцар даже глаза прикрыл, вспомнив.

   - Ну и карета отбыла.

   Александр Петрович сжал челюсти так, что зубы скрипнули, посмотрел куда-то в пространство и бросил:

   - Лошадей! Сто рублей даю.

   Швейцара как сдуло. Он даже форменный картуз не надел. И не успел Александр Петрович с Иваном выйти на крыльцо, как к нему подлетела пролетка с перепуганным кучером на козлах и азартно пихающим его в спину швейцаром.

   - Гони! - приказал Александр Петрович, вскочив в пролетку вслед за Иваном. - На Черную речку.

   - Почему туда? - недоуменно спросил Иван.

   - Я просто других мест для дуэлей не знаю.

   - Какая может быть дуэль? - удивился Иван. - Василиса же женщина. А он вроде как офицер.

   - Вот именно, «вроде как». Хорошо еще, что из-за угла не застрелил.

   Оставленный швейцар жалобно возопил сзади:

   - А деньги!

   - Получишь ты свои деньги, - отмахнулся Иван. - Когда вернемся.

   Понукаемая лошадь шла крупной рысью. Александр Петрович прокручивал барабан револьвера. Глядя на него, Иван занялся тем же.

   Васька вышла из кареты. Несмотря на близость большого города, местность была совершенно дикой. Рядом с остановившейся каретой находилась еще одна коляска, запряженная парой. Васька посмотрела с интересом. У них в городе уже как года четыре встретить на улице лошадь было большой удачей. Конечно, совсем от их не отказывались, но...

   - Деревня, - подумала Васька презрительно. - А еще столица.

   Рядом с коляской стояли пятеро мужчин. Двое из них отделились и подошли.

   - Мадам, - сказал один из них. - Мы ваши секунданты.

   - Да ладно, - удивилась Васька. - Это не тот ли, которому я по уху засветила, вас послал? Надо же, какое благородство. А я-то думала, он из-за угла стрелять будет и желательно в спину.

   Говоривший вскипел было, но второй положил ему руку на плечо и тот вроде как успокоился.

   - Мадам, наш товарищ желает смыть с себя позор...

   Васька не преминула ответить.

   - А дуэлью с женщиной он разве не навлечет на себя еще больший позор? Или в вашей среде считается это в порядке вещей?

   - Я не могу, - сказал первый. - Говори лучше ты.

   А Васька не перестала издеваться. Ей это доставляло какое-то извращенное наслаждение.

   - Шурка бы этого не одобрил, - подумала она, имея в виду всю сцену и при этом почти физически ощущая тяжелую длань мужа на своей голой попе, и улыбнулась.

   А вслух сказала:

   - Может для придания вашему товарищу еще большей смелости ему надо по второму уху заехать? Так вы скажите. Не стесняйтесь.

   - С вами невозможно разговаривать, мадам.

   - Да, - ответила Васька. - Давайте уже перейдем к делу. Я пристрелю вашего товарища, и вы отвезете меня обратно. А то вскорости приедет муж, он вообще здесь всех перестреляет, включая лошадей. А уж они-то вообще не при чем. Кстати, а ваш товарищ точно офицер, судя по тому, что он с бабами воюет?

   Двое якобы секундантов отошли, махнув рукой, и Васька крикнула им вслед:

   - Стрелять-то он хоть умеет или больше по паркетам...

   Ей не ответили. Васька на всякий случай проверила револьвер, заткнутый сзади за пояс. А то, кто их этих офицеров знает. Варнак сибирский, судя по рассказам мужа, и тот благородней будет.

   Извозчицкая лошаденка резво добежала только до моста через Неву. На этом ее резвость и закончилась. Она перешла на шаг и призывы хозяина, выраженные в кнутобойстве, игнорировала. Александр Петрович побежал бы самостоятельно, но не знал дороги. Зато он хорошо знал, что никакого дуэльного кодекса в этом времени не было и Ваську могли подвести под что угодно. Офицеры же. Тем более, что Васька - дама весьма дерзкая и остра на язык. Она этим джентльменам такого наговорит, что они захотят ее там же и закопать, не сообразуясь с офицерской честью. Хотя какая может быть честь у этих балбесов. Александр Петрович до того себя накрутил, что совершенно забыл, что жена и стреляет лучше и шпагой владеет прилично.

   Секунданты делали вид, что совещались. Васька ждала. Потом ей надоело, и она направилась к секундантам. Тем более, что ударенный по уху тоже там околачивался. Однако едва Васька тронулась с места, как среди секундантов произошло движение и один из них направился в сторону Васьки, держа в руке две шпаги. Одну из них он воткнул в землю недалеко от Васьки, а вторую, отсчитав десять шагов.

   - Это барьеры, - пояснил он. - За них заходить нельзя. Вы с соперником встаете за пять шагов до барьера с заряженным пистолетом.

   - Точно с заряженным? - уточнила Васька, вложив в голос не менее фунта яда.

   Секундант сморщился, как будто хватанул крепкого без закуски, но ответил.

   - Можете сами проследить. Но слово офицера...

   - Непременно прослежу, - пообещала ему Васька. - А словами не разбрасывайтесь. Были бы вы офицером, не влезли бы в эту аферу.

   Пистолет Васька проверила самолично, бормоча:

   - Что за старье подсовывают. На какой свалке подобрали.

   Секунданты обиделись.

   - Что вы, мадам. Вполне приличные пистолеты.

   - Не видели вы, мальчики, приличных пистолетов, - вздохнула Васька. - Ладно, рассказывайте, что вы там придумали по части правил.

   Васька внимательно выслушала изложение правил и уточнила:

   - Значит, стрелять можно уже после слова «сходитесь» и на всем отрезке пути до барьера?

   Оба Васькиных секунданта кивками подтвердили, что именно так. Вступать в словесную дуэль с этой странной дамой они не стали. И вообще, им все меньше нравилась затея их товарища. Товарищ собирался даму ранить и поиздеваться потом. Но дама держалась очень хладнокровно и на ее красивом лице не отражалось ничего кроме абсолютной уверенности в своих силах и брезгливости, когда обращалась к секундантам.

   То, что произошло потом повергло в шок всех четверых секундантов. Васька стояла совершенно расслабленно с пистолетом в опущенной правой руке. По команде «сходитесь», когда соперник сделал только шаг, Васька выстрелила, просто подняв ствол, в по-прежнему опущенной руке и под аккомпанемент воплей соперника, уронившего оружие и схватившегося за ногу, отбросила свой пистолет и пошла к карете. И тут на полянке появились новые действующие лица.

   Они эффектно прибыли на извозчичьей пролетке, влекомой из последних сил задыхающейся клячей. С пролетки соскочили двое здоровых мужиков. Кучер, выглядящий не лучше своей лошади, остался сидеть на облучке. Оба мужика рванулись к даме, а та, увидев их, остановилась и пошатнулась. Первый мужик, который повыше и поизящнее, грубо схватил женщину и стал ее ощупывать. Один из секундантов, несмотря на трагичность обстановки, даже позавидовал - так хватать красивую даму за грудь, живот и попу мог только очень уверенный в себе человек.

   - Шурка, чего ты меня прилюдно лапаешь? - спросила дама и секунданту показалось, что она с трудом сдерживает смех.

   Второй мужик громко засмеялся.

   - А тебе, Ванька, лишь бы ржать.

   А первый обнял женщину и сказал с тоской:

   - Всыпать бы тебе, да вон какая вымахала.

   А женщина прижалась к нему и вдруг всхлипнула:

   - Я больше не бу-уду, - помолчала и всхлипнула опять. - А чего они...

   Обратная дорога до Новгорода прошла без особых приключений. Однако предварительно пришлось заплатить по обязательствам, потому как слово было дадено и многие его слышали. А хоть бы и не слышали. Швейцар, получив свою сотню, не знал, что с такой кучей денег делать и для начала запил. Даже извозчик, получив из рук Ивана совершенно, по его понятиям, немереные деньжищи, долго кланялся и благодарил, пока Иван не рассвирепел и не сказал, что сейчас все отберет назад. Извозчик тут же надел шапку и слинял в твердой уверенности, что у господ не все в порядке с головой. А агенту в Петербурге было велено набрать штат полноценной конторы, снять для этой цели приличное здание и озаботиться землей для строительства порта, ремонтных мастерских и слипа. Агент умчался, выпрыгивая из панталон. После этого тронулись в обратный путь.

   Серебра у Александра Петровича осталось только на несколько раз поесть (это после всех трат) и Васька, понимая, что это все из-за нее, сказала, что она вообще есть не будет. После чего Александр Петрович вдруг рассвирепел и Васька наконец получила свои долгожданные несколько раз по голой попе.

   - Скажи мне, Шурка, ну почему ты меня так странно любишь? - спросила она мужа после экзекуции, незаметно потирая место, которое он «приласкал». - Я взбалмошная, я непоседливая, я непостоянная, я еще много чего не... - она пытливо заглянула в его глаза.

   - Да не люблю я тебя, Василёк, - сказал Александр Петрович, отворачиваясь. - И с каждым днем я не люблю тебя все больше.

   Васька дернулась, как от удара, и слегка отстранилась. Глаза ее стали наливаться слезами.

   - Я тебя обожаю. У меня даже слов не хватает, - продолжал Александр Петрович, не глядя на жену. - Ты для меня не свет в окошке, а солнце в зените. У меня сердце останавливается каждый раз, когда с тобой что-то случается. А ты...

   Васька вскрикнула и опять прижалась, покрывая его лицо быстрыми поцелуями.

   - Родной мой. Прости дуру бестолковую.

   - Ты не изменишься, - печально сказал Александр Петрович. - Я знаю. Видать, этот крест мне нести до конца моих дней.

   Тут «железная» Васька разревелась, как та, еще пятнадцатилетняя девчонка. Александру Петровичу пришлось ее еще и успокаивать хотя впору было разреветься самому.

   Поэтому вести транспортер досталось вооруженному лицу, который участия в ночных приключениях не принимал, почему и был относительно свеж. Он, конечно, бурчал, что все доложит Владимиру Васильевичу, но Иван сразу выпал в осадок и даже не храпел, а Александр Петрович был слишком занят, изо всех сил утешая Ваську, которая утешаться никак не хотела, судорожно цепляясь за мужа.

   Дорога стелилась под транспортер, пыля на возвышенностях и чавкая под гусеницами в низинах. Останавливались только по естественной надобности. Спали по очереди. Васька жестко потребовала считать ее полноценным членом экипажа, и никто почему-то не возразил. Поэтому Васька стояла, вернее, сидела все вахты на равных с мужчинами. Питались всухомятку. Поэтому до Новгорода добрались очень быстро.

   В Новгороде хозяев нижней Волги знали очень хорошо, так что проблем с заемными средствами у Александра Петровича не было. Оставив Ваську в номере приходить в себя, Александр Петрович с Иваном отправились на облюбованный в прошлый приезд участок. Тут же были наняты строители, которые по завозу материалов должны были приступить к возведению здания мастерских. Имеемый в Новгороде агент (а как же) был переведен в ранг представителя и ему было поручено набрать людей для нового судостроительного предприятия. (Александр Петрович не хотел отказываться от своих замыслов по части покорения Европы, прибавив к ним и иные еще не оформленные замыслы). На предприятии предполагалось строить большие морские пароходы, которые не смогли бы пройти по Вышневолоцкой системе. В первоначальном варианте Александр Петрович хотел машины для этих пароходов строить у себя в Зеленом Береге, где была отработанная поставка материалов и крупногабаритных отливок и поковок, но потом стал склоняться к тому, чтобы делать все на месте. Расспросы, однако, показали, что поблизости относительно крупных металлургических заводов нет. Ижорский еще не вышел из стадии пильных мельниц, Брыньский завод Демидова, хоть металл и плавил, но находился южнее Калуги и везти оттуда массивные отливки было полным экстримом. Поэтому было решено подумать по дороге, потом посоветоваться с приятелем и уж потом принимать решение.

   Вернувшись после насыщенного дня к временному местообитанию, они увидели Ваську, торчащую ниже пояса из недр транспортера и галдящее сборище мальчишек рядом. Из недр то и дело слышалось глухо «подай», «принеси», «унеси» и сразу несколько человек опрометью бросались выполнять указанное. Александр Петрович с Иваном, разинув рты, уставились на эту картину и пришли в себя примерно через минуту. По истечении минуты Васька была вынута из недр. Вид она имела крайне чумазый. Васька радостно вскрикнула и повисла на муже, сделав его не менее чумазым. Мальчишки, несмотря на возраст, встретили это зрелище с пониманием.

   - Готовые ученики на завод, - сказал Иван, подходя.

   - Маловаты еще, - усомнился Александр Петрович.

   - А вот мы сейчас и проверим.

   Иван поймал за рубашонку пробегающего мимо мальца лет двенадцати.

   - Пойдешь на завод учеником?

   Пацан остановился и спросил совсем не по-пацански:

   - А платить будешь?

   - Само собой, - ответил Иван. - Но, конечно, не как взрослому.

   - Согласен, - сказал пацан и умчался.

   Наверно делиться новостью со сверстниками.

   - Ты так и штат из пацанов наберешь, - попенял ему Александр Петрович. - А мастеров по металлу здесь все равно нет. И их придется завозить. Я, честно говоря, и сам в литейном деле не специалист. Да у нас и в Зеленом Береге таких нет. Придется или самим эту науку постигать, или как-то у Демидова сманивать.

   - А ты, Петрович, хочешь здесь литейку запустить? - удивился Иван.

   - Я пока думаю. Но все к тому и идет.

   В Новгороде пришлось задержаться на целую неделю. И если с судостроением проблем почти не было, то металлообработка была делом новым и доселе неслыханным. Не считать же металлообработкой несколько кузниц, выделывающих металлические части для речных барок и всякую скобяную мелочь. Пошатавшись по городу и пообщавшись с местным народом, Александр Петрович стал склоняться к тому, что проще будет завозить сюда чугунные чушки и воздвигнуть вагранку, чем отсылать на Урал модели для отливки и ждать пока там соизволят. Иван в нем эти мысли поддерживал, а вот всегда напористая и непоседливая Васька только тихо улыбалась и опускала глаза.

   - Что с тобой, Васенька? - в тревоге спрашивал Александр Петрович, но Васька всегда отвечала, что с ней все хорошо.

   Получив несколько раз такие ответы, Александр Петрович окончательно уверился, что с женой что-то случилось и дал команду к отъезду. Своим городским докторам он доверял больше. Жену теперь он никуда от себя не отпускал, постоянно держа ее за руку. Прежде Васька не потерпела бы над собой такой плотной опеки, а сейчас, похоже, что ей это даже нравилось. Перемены в Ваське заметил даже Иван, но отнес это к обычной бабской блажи и особого значения не придавал.

   Уехали они как-то скоропостижно, хотя народ каким-то образом узнал и за транспортером, не спеша пробирающимся по городу перед выездом на большую дорогу, шла целая толпа. Ну, так Александр Петрович и Иван вселили во многих нешуточную надежду. А мальчишки бежали следом, когда на окраине уже дали полную скорость. Васька была все еще какая-то непривычно тихая словно ее не очень-то радовало приближение к дому и к детям. Александр Петрович полностью устранился от управления транспортером, передоверив его и дорогу Ивану. Он посвятил все свое время жене, которую это, похоже, вполне устраивало. На одной из остановок, выгнав обоих спутников на улицу погулять, он раздел Ваську до совсем и подверг ее тщательному осмотру без всякого сексуального подтекста. При этом он обследовал, ничего не пропустив, ее самые интимные места. Васька только ежилась и тихо улыбалась. Ничего не найдя, да и что мог обнаружить бывший студент-судомеханик, Александр Петрович уже на грани здравомыслия воззвал:

   - Васенька, ну скажи же наконец где у тебя болит?

   -Нигде у меня не болит, - ответила голая Васька и изящно повернулась на бок. - Прости, милый, но эти несколько дней я стараюсь быть такой, какой бы ты хотел меня видеть.

   - Правда? - спросил Александр Петрович и лицо его стало глупым-глупым.

   Васька звонко рассмеялась.

   - Правда-правда.

   В следующие минуты она была стиснута и обцелована от макушки до самых розовых пяточек. Васька счастливо повизгивала и это добавляло энергии ее мужу. В общем, где-то через час Васька открыла дверцу транспортера и позвала Ивана и вооруженное лицо внутрь. Когда они влезли, Васька уже сидела за рычагами, а Александр Петрович с непередаваемым выражением лица стоял рядом.

   - Похоже это Бронницы, - сказал Иван, выглядывая в окошко. - Останавливаться будем?

   Александр Петрович с сомнением оглядел ломаный ряд серых избенок.

   -Пожалуй, что и нет. А что у нас следующее?

   - Зайцово.

   - Вот, очень располагающее название. Давайте остановимся в Зайцово.

   Впрочем, Зайцово мало отличалось от тех же Бронниц. Однако слово было дадено и надо было соответствовать. Поэтому заночевали на станции, а вооруженное лицо ночь провело в транспортере. Поэтому, слыша его храп, никто к аппарату подойти не рискнул. Утром выяснилось, что выспался только часовой. Остальные, поеденные клопами и блохами, досыпали на ходу, иногда почесываясь во сне. А вооруженному лицу досталось вести машину.

   Спящие очнулись, когда транспортер перестало качать и подбрасывать. Выглянув в окошко, Иван определил, что аппарат стоит на околице большого села. Справившись с рукописной картой, он пошел докладывать Александру Петровичу, который никак не хотел вылезать из-под теплого Васькиного бока. Впрочем, Васька тоже не хотела вылезать. И по той же причине.

   - Крестцы, - сказал Иван значительно.

   Александр Петрович вздохнул и стал выбираться из койки. Недовольно забормотавшая Васька замоталась в одеяло. Крестцы - это было серьезно. И так далеко не магистраль, по слухам, исходящих от бывалых путешественников, за Крестцами дорога превращалась в направление пониженной проходимости. Поэтому пока вооруженное лицо отгоняло слишком уж любопытных аборигенов, Александр Петрович и Иван подвергли транспортер тщательному осмотру, особо присматриваясь к состоянию гусениц. Минут через десять к ним присоединилась сонная Васька, очень расстроенная тем, что ей не дают доспать и тут же полезла в машину. Зрелище обтянутой штанами Васькиной попы привлекло внимание аборигенов еще больше чем невиданный агрегат и вооруженное лицо с трудом справлялось с их наплывом.

   Ночевать решили уже в Валдае, до которого показалось совсем близко. Ага. Близко было по карте. Когда облепленный грязью по крышу транспортер тяжело вполз на улицу большого села, время подходило к полночи. Идти ночевать на станцию не было никаких сил. Тем более, что Васька забастовала и сказала, что не желает кормить собой всяких кровопивцев. Самое странное, что с ней согласились и Александр Петрович, и Иван. Непонятливому вооруженному лицу рекомендовали самому попробовать каково это. Лицо пошло на попятный, сказав, что вполне доверяет мнению старших. В результате все остались ночевать в транспортере, причем, вооруженному лицу досталась кабина, потому что в жилом блоке было всего две койки.

   Поутру Валдай оказался селом большим и богатым и народ, скорее всего, поэтому был общителен и приветлив. Александр Петрович бродил по городу, сопровождаемый Васькой (или наоборот), и ему здесь нравилось. Причем, не затейливо украшенные резьбой дома, а непередаваемый настрой встречного народа.

   Наверно поэтому Александр Петрович скомандовал отъезд уже в полдень и на недоуменный Васькин вопрос, мол, какого ж, тебе же понравилось тут, ответил:

   - Вот я и хочу уехать пока нравится, ибо, не дай бог, на глаза попадется какая-нибудь несуразица, которая может испортить все настроение. А так мы уезжаем наполненные самыми прекрасными впечатлениями. Разве это не здорово?

   Васька подумала и согласилась, что действительно здорово.

   Впрочем, в хорошем настроении они пребывали недолго. Примерно через час езды они столкнулись с неопознанным явлением в виде большого знатока дорожного строительства через чьи владения пролегала дорога. Этот знаток, пользуясь тем, что тверской губернатор взвалил заботы по содержанию дороги на местных помещиков, решил обустроить вверенный его попечительству участок по собственному разумению. Разумение его отличалось большой оригинальностью и полным игнорированием местных условий и здравого смысла. Короче, этот местный тиран и узурпатор, пользуясь правом барщины, выгнал на дорогу своих крестьян, которые в короткие сроки выложили на участке каменный парапет. Сделали они это на совесть и в результате первый же прошедший дождь вкупе с грунтовыми водами превратил низинки в ограниченные парапетами прямоуголные озера. Глубина этих озер со спокойной стоячей водой была неизвестна, потому что была неизвестна и высота ограничивающих парапетов.

   Транспортер встал на пригорке и водитель, глядя на расстилающуюся водную гладь, позвал товарищей. Товарищи посмотрели и у них сразу прошла эйфория по поводу оставленного за спиной Валдая. Хорошо, что в это время со стороны Твери показалась телега. Телега, видать, ехала здесь не в первый раз, потому что возчик смело погнал конягу в воду, даже не задержавшись. Из кабины транспортера за приближающейся повозкой следили во все глаза. На середине низинки, где предполагалась самая глубина, вода не поднялась выше осей. Возчик меланхолично подгонял конягу, та не менее меланхолично переступала ногами. И тут оба одновременно увидели на пригорке дымящее чудовище. А надо сказать, что детище Александра Петровича неискушенному человеку вполне могло показаться эдаким монстром. Хотя сам автор ничего сверхъестественного в своем творении не видел. Тем более, что самый неподготовленный человек после близкого знакомства в течение пары дней к этому чудовищу привыкал и уже не шарахался. Вот как шарахнулся этот возчик, мелко крестясь и отплевываясь. Его коняга, если бы смогла, наверно тоже перекрестилась всеми четырьмя копытами.

   - Трогай, - нетерпеливо сказал Александр Петрович. - А то мы сейчас его до удара запугаем.

   - И кобылу, - добавила Васька с совершенно серьезным лицом.

   И транспортер тронулся. Для возчика это, видимо, было чудом в исполнении дьявольских сил. И он бы может выдержал в силу того, что страх, так сказать, сковал все члены и возчик просто не мог сдвинуться с места. Как и его скакун. Но тут Васька, желая поддержать человека морально, высунулась в окошко и помахала рукой, одарив бедолагу самой лучезарной своей улыбкой. Вот если бы Васька заплела волосы в косу и надела кокошник, мужик, увидев такое зрелище, мог и впечатлиться, но эта негодница, несмотря на взрослые лета и умение логически мыслить держала волосы распущенными, и они вкупе со свежим ветерком образовали такое, что мужик не выдержал и, бросив телегу, помчался в сторону от дороги. Его вопли слышались минут пять. За это время транспортер преодолел низинку, проехав мимо подводы. Коняга пытался встать на дыбы, но у него не получилось. Транспортер проехал, и коняга второй попытки делать не стал. А Ваську втянули в кабину, и она недоуменно спросила:

   - Чего это он?

   - Хорошо, что ты не брюнетка, - просветил ее Александр Петрович.

   До Вышнего Волочка, который был, типа, городом, добрались к вечеру, проигнорировав Едрово и Холилово. Александр Петрович грязно ругался, не стесняясь присутствия жены. Васька, между прочим, не возражала и готова была присоединиться.

   - Дорога! - восклицал Александр Петрович голосом, до краев наполненным иронией и сарказмом. - Между двумя столицами! Существующая со времен царя Гороха! Мать их! - далее шла тирада, где соратники улавливали только предлоги и междометия. - Ладно еще Петр Алексеич! Он слишком за многое хватался. Он все хотел сам. А ведь у него была куча бояр и некоторые очень даже ответственные. Но, как выяснилось, не все. А ведь как он их воспитывал. И палкой, и кандалами, и топором.

   Александр Петрович еще долго проходился по государству российскому и методам его управления, и эти методы осуществляющими, сочетая в самых различных вариантах известных ему придворных и представителей правящего дома. Даже вооруженное лицо, не обремененное интеллектом, а потому и приставленное Владимиром Васильевичем, покраснело, хотя многие озвученные перлы просто не понимало. А вот Иван слушал шефа чуть ли не с восторгом и, чувствовалось, во многом его мнение разделял. О Ваське же и говорить нечего. Она с детства росла в вольнодумстве, и раннее знакомство с такими представителями рода человеческого, как Шурка и Вовка вообще отвратили ее от традиционной народной веры в хорошего царя и плохих бояр.

   - Все они одним миром мазаны, - устало заявил после одной акции главный разбойник и почти атаман - Вовка. - Все - жулики.

   - А попы? - спросила тогда жадно Васька.

   Очень уж ей хотелось узнать социальный статус тружеников религиозного фронта из уст такого авторитета, как Вовка. Авторитет в суждениях был краток и резок. А так как свою основную функцию атамана он выполнял справно, то и мнение его выглядело в Васькиных глазах единственно верным.

   - Тоже жулики, - сказал Вовка и рукой махнул так, словно отрезал.

   И, что интересно, Васькин кумир Шурка на этот раз товарищу, как обычно, не возразил.

   Так что Васька, несмотря на критический склад ума, позицию Александра Петровича разделяла полностью. А Александр Петрович посмотрел на раскрасневшуюся Ваську и вдруг прервал свой страстный монолог и буркнул:

   - А-а. От наших речей все равно толку никакого.

   Тут же встрял Иван и предложил:

   - Петрович, так ведь нам здесь ездить, ежели вдруг сподобимся. Может доделаем дорогу хотя бы от Твери до Новгорода.

   Тут же вмешалась Васька.

   - Молодец, Ванька. Будут тут проезжие на тройках гонять и тебя хвалить. Может быть даже памятник тебе поставят, - тут Васька хихикнула. - Бюст на родине героя. И императрица тебя похвалит, а потом велит дорогу до Москвы доделать. Чего ж на полпути останавливаться. А иначе, Ванька, Сибирь. Ибо инициатива наказуема.

   - Чего это? - не согласился Иван. - У нас же денег — складывать некуда. Мы ж богаче любого губернатора, хотя он крадет, а мы по-честному зарабатываем. Кто ж нас в Сибирь-то?

   - Эх, Ваня, - вздохнул Александр Петрович. - Мы просто богатые люди подлого сословия. Не князья, не графья. Нашу судьбу даже не императрица Лизка решает, а какой-нибудь товарищ Ушаков. И это при том, что в отличие от сиятельных бездельников, мы честно все подати платим, - тут Александр Петрович прервался на секунду. - Ну, почти все.

   - Так ведь есть же выход.

   - Как не быть. Конечно есть. Взятки и подкуп. Стать состоятельными, как в свое время Строгановы или Демидовы. У Лизки же есть фавориты, а они денежки любят. Только мне к примеру, как-то не хочется такой ценой. Потому что, платя этим половым партнерам, мы поддерживаем систему. А я не хочу ее поддерживать.

   - Елки, Петрович, мы же начали с дороги, а тебя эвон куда занесло.

   - Не замай, - тут же ощетинилась Васька. - Петрович дело говорит. Там же не просто надо засыпать большую лужу. Надо развалить к черту эти дурацкие бордюры, потом прокопать по обочинам канавы, в которых будет собираться вода, поднять полотно дороги...

   - Ну да. Я об этом и говорю.

   - Эх, Ванька, - сожалеючи сказала Васька. - Как был ты сугубым технарем, так им и остался. Ведь почему лужа на дороге? Потому что губернатор вместо того, чтобы пригласить знающего инженера и заплатить ему приличных денег поручил помещику, через земли которого проходит дорога, отремонтировать ее и обустроить. А у помещика свои понятия о дорожном строительстве. То есть, прежде чем сыпать ты должен разобраться с помещиком, потом с губернатором, который наверняка присвоил выделенные казенные денежки, а уже потом с одним из фаворитов императрицы, который наверняка в доле, - тут Васька хихикнула. - Ну а уже потом поедешь снег в Сибири убирать.

   - И что же? Выхода нет? - растерянно спросил Иван.

   - Есть, - ответил Александр Петрович, с интересом прислушивающийся к тому, что говорила Васька. - Сделать как у нас, в Понизовье. Причем во всей стране.

   На следующий день к вечеру грязный по уши транспортер с грязным экипажем подполз к берегу Волги в районе Твери. Команда «Разъездного» повскакивала от костра, на котором готовился ужин.

   - На последних каплях дошли, - пожаловался Александр Петрович, имея в виду мазут.

   Капитану оставалось только посочувствовать.

   - Тот район, - сказал он, - у нас вообще нефтепереработкой не охвачен.

   - Не охвачен, - согласился Александр Петрович. - Но об этом мы подумаем потом. А пока отмоемся и спать. А завтра погрузимся и отвалим.

   - Есть, - сказал капитан.

ГЛАВА 3 - Путешествие из Твери в Астрахань

Приняв на борт здоровенный транспортер, «Разъездной» слегка осел.

   - А если бы мы его не помыли? - задумчиво изрек Александр Петрович.

   Команда, которой надоело ожидание, с радостью отдала швартовы. Александр Петрович прикинул сколько им еще осталось той дороги и сказал Ваське, что они, собственно, дорогу только начали.

   - А как же, - поразилась Васька, - наш путь от Петербурга до Твери?

   - Наш путь — это была разминка перед тем, что нам предстоит, - сообщил ей Александр Петрович. - Вот она обратная сторона бесконечности просторов. Можно даже не обороняться. Неприятелю просто надоест ходить. А в дальних деревнях узнают кто у них губернатором примерно через два года после того, как его отправят в Сибирь. То ли дело в Европе. Там утром из столицы выехал, а вечером ты уже в соседнем государстве. Наверно поэтому там все проще.

   - Связь нужна, - сказал вдруг Иван и Александр Петрович посмотрел на него с интересом и даже поощрил:

   - Ну-ну.

   Но у Ивана дальше дело не пошло и он, признавая свою несостоятельность, развел руками.

   Зато идею Ивана подхватила Васька. Она сходу предложила фельдъегерскую службу с использованием автожиров, которые до сих пор практически не использовались, потому что считались занятной игрушкой, не более. К тому же они действовали на публику специфически. Короче говоря, народ пугался и прятался. Так что применение ограничивалось Зеленым Берегом и окрестностями. Пробные полеты в Астрахань, равно и в Царицын обернулись сущим конфузом и хорошо, что у населения не было зенитных пушек. Даже астраханский губернатор перепугался. Что же касаемо клира, то они, поняв, что молитвы не помогают, возгласили конец света и прихожане бросились по церквям.

   - Нет, - с сожалением ответил Александр Петрович на вопросительный взгляд Васьки. - Нет у нас нужной инфраструктуры, а аппарат должен через каждые сто километров садиться для дозаправки. Представляете, сколько времени пройдет, пока он таким способом допрыгает до Нижнего.

   Однако Васькин энтузиазм так просто было не погасить, и она сдалась только после того, как были последовательно отбиты скоростные катера и вездеходы. И тогда Александр Петрович вбросил в массы идею электрического телеграфа. Массы в лице Васьки и Ивана замерли. Васька потом призналась, что она рядом с электричеством вообще не стояла и в эту сторону не думала. У нее и в мыслях не было этакой обезличенной связи. В ее представлениях депешу обязательно должен передать из рук в руки специально уполномоченный человек. Эдакий загорелый, запыленный промчавшийся сотни километров, загоняя лошадей (нет, лошадей - это лишнее). Но, в общем, Иван думал примерно в том же направлении.

   Александр Петрович, обозначив направление, и сам был не рад. Решение-то он прекрасно знал. И реализацию его тоже. Но, желая получить решение от своих близких, он понял почти сразу, что был категорически неправ. Надо было тихо озвучить идею одному Ивану и пусть бы он развлекался всю дорогу. Но теперь получилось так, что он, сам того не желая, подключил к процессу Ваську. А Васька, она человек такой, что, если ей что втемяшится, она будет об этом думать, пока не найдет решения. Вот кто-нибудь где-нибудь встречал красивую тридцатилетнюю женщину, которая думает не о детях, нарядах, украшениях. Да в конце концов не о муже. А о способе электрической связи. А. вот Александру Петровичу в этом плане очень повезло. Васька даже на ласки отзывалась неохотно. И тогда он составил коварный план. Он решил подсказать ей решение таким образом, чтобы она подумала, что это исключительно ее решение.

   Пароход, тем временем, дымил трубой, шлепал колесами вниз по великой русской реке, которая в верхнем течении уж никак не казалась великой. Население прибрежных деревень, увидев этакую невидаль, исправно разбегалось и пряталось, самые смелые крестились, сжимая в руках вилы и косы. Пароходы ходили только до Ярославля и здешнего народа ужасы цивилизации еще не коснулись и народ пребывал в косности и невежестве. Александр Петрович подумал, что может и хорошо, что народ в них пребывает. По крайней мере, ихние бабы не будут круглыми сутками размышлять над проблемой передачи на большие расстояния знаков Морзе.

   Александр Петрович решил начать с азбуки Морзе. И ненавязчиво подбросил Ваське в ничего не значащем разговоре идею о прерывистости сигнала и обозначении букв алфавита этим прерывистым сигналом. Ивану он, естественно, ничего не сказал. Васька, получив новое направление, закопалась в идею еще глубже. А тут пароход пришел в Углич. Стоянка в городе не подразумевалась, но тут как раз Александру Петровичу вздумалось посетить место убиения царевича Димитрия. Официальной версии он на всякий случай не верил. Как, впрочем, и неофициальной. Но посмотреть историческое место хотелось. Тем более, что там прервалась историческая династия Рюриковичей и началась, как считал Александр Петрович, полная хрень, высшим проявлением которой он считал правление царя Петра, в то же время отдавая должное его энергии и целеустремленности. Последующее бабское правление он и правлением не считал, так, совокупностью сексуальных забав.

   Тем не менее, пароход ошвартовался у Угличской пристани, вызвав немалый переполох не только в прилегающих местностях, но и самом городе. Васька, несмотря на свою загруженность осмыслением идеи, не могла допустить, чтобы супруг пошел бродить по незнакомому городу, где на каждом шагу опасности и соблазны, без нее. Александр Петрович критически осмотрел представшую картину. Васька выглядела грозно и где-то даже инфернально. Красивое тонкое лицо с сурово нахмуренными бровями не вызывало ничего кроме опасения. А уж затянутая в черное фигура, исчезнувшие под надвинутой слегка набекрень треуголкой золотые волосы и кинжал справа на поясе (шпагу Васька решила не цеплять, чтобы совсем уж не шокировать публику) делали красивую и вообще-то добрую по сути женщину Василису каким-то исчадием. Впрочем, Василиса, осмотрев себя по частям в небольшом зеркале, никаких изъянов не нашла и, взяв мужа под руку, чтобы не сбежал, решительно вышла на настил пристани.

   Александр Петрович следовал своим понятиям моды. Отличной как от русской, так и от западноевропейской. Русская ему казалась слишком просторной, европейская слишком вычурной и страдающей совершенно ненужными излишествами. Поэтому у него с Владимиром Васильевичем (ну, а, глядя на них и у всех остальных членов клана и приближенных) была своя концепция и даже своя модистка как раз обшивающая клан и приближенных.

   Пара получилась на загляденье. В смысле, все оглядывались, шептались и показывали пальцами. Некоторые, заглядевшись, налетали на заборы и углы домов. Александр Петрович и Васька привыкли к такой популярности и мало обращали на нее внимание. Город им нравился. В меру тихий, очень зеленый, с улицами, поросшими травкой с протоптанными прямо посередине тропинками он являл собой резкий контраст с их Зеленым Берегом с его суетой, вечной стройкой и индустриальными шумами. Зато и люди в Зеленом Береге выглядели здоровыми, бодрыми и целеустремленными. Даже бабушки на лавочках по вечерам рассуждали о внутренней политике и экономике в масштабах всей страны.

   Васька пренебрежительно морщила носик. Александр Петрович был задумчив. Тихий патриархальный городок, на улицах которого еще полтора века назад вершилась история, а ныне ставший сонным захолустьем, что-то такое напоминал. Александр Петрович покопался в памяти и оттуда всплыли козы на развалинах столицы тысячелетней империи. И очень кстати вспомнилось «Sic transit glorya mundi. Он посмотрел на оттопырившую губу жену и вздохнул:

   - Молода ты еще, моя Васенька.

   Васька не обиделась, а посмотрела виновато.

   - Вот посмотри, милая, - сказал он жене, когда они наконец пришли на небольшую площадь, на которой возвышалась оранжево-красная церковь с отдельно стоящей колокольней, - это место, где погиб последний Рюрикович. Именно отсюда началась на Руси смута, погубившая массу народа, едва не погубившая государство и вызвавшая смену династии.

   Притихшая Васька прижималась к боку мужа, пока он рассказывал ей все, что знал о Русской смуте, о Борисе Годунове и его погибшем сыне, о дочери Ксении, о «царе» Ваське Шуйском, о семибоярщине, о двух Лжедмитриях, о нашествии поляков и, наконец, о великом народном ополчении Минина и Пожарского. А потом о избрании на царство Михаила Романова, род которого ныне представляет Лизавета Петровна.

   - А потом, - сказал он совсем тихо, - неизвестно, кто будет представлять, потому что будущий наследник Павел Петрович вообще неизвестно каких кровей.

   Васька посмотрела на него вопросительно и Александр Петрович уловил в ее глазах метнувшуюся в красивой головке мысль, но расспрашивать не стал. Захочет, сама скажет.

   Когда шли обратно, Васька, держась за руку мужа, о чем-то напряженно размышляла. Она и за руку-то держалась не от великой любви и нежности, а чтобы не упасть, потому что на дорогу не смотрела. А функцию выбора дороги она передоверила мужу и Александр Петрович прекрасно с этим справлялся, сказав Ваське уже на борту:

   - Зря ты об этом думаешь. Нет у меня такого желания. Да и тебе оно ни к чему.

   Васька посмотрела с сожалением, но послушно кивнула.

   Пароход котел не гасил (горючего было еще достаточно) и сразу после того как командор пробега с супругой поднялись на борт отдал швартовы. К ночи собирались дойти до Рыбинска и там заночевать.

   Дойти к ночи получилось, а вот заночевать на берегу — нет. Все комнаты в местных «гостиницах» были оккупированы купцами, торопящимися завезти хлеб в Петербург. Так же как все причалы были забиты купеческими барками. Среди них идущий вниз пароход смотрелся вообще, как инородное тело. Конечно, купцы от парохода не шарахались, потому что пришли снизу, где пароходы были уже обычным делом. Тем более, что Ярославль вообще являлся конечной для пассажирского движения и там отстаивались перед тем, как отправиться в обратный путь белые двухпалубные красавцы. А вот ночевать пришлось на борту. В тесной каюте, где даже одному не повернуться. Хотя Александр Петрович считал, что с такой женой можно ночевать где угодно, лишь бы ощущать тепло ее нежного тела и слышать ее легкое дыхание. Что характерно, Васька тоже никогда не жаловалась на условия, стараясь по мере сил сделать так, чтобы мужу было тепло и уютно.

   В Ярославле к отходу готовился белый двухпалубный гигант «Сказка Понизовья». Александр Петрович тут же предложил Ваське занять хозяйскую каюту. Надо отдать должное женщине — она не колебалась ни секунды.

   - Нет, - сказала Васька. - Мы с мужиками вышли из Зеленого Берега, мы с ними туда и войдем. А иначе будет нечестно.

   В Ярославле задержались на целые сутки. Александр Петрович подверг осмотру нефтеперегонный завод, ремонтную базу, транспорт, контору агента. В общем, все, что относилось к его ведомству. Васька, понятное дело, его сопровождала, вид при этом имея вовсе не скучающий, а, скорее, деловой. И порой делала очень ценные замечания, которые Александр Петрович записывал. Надо сказать, что служащие Ваську побаивались, в то время как Александра Петровича уважали. Васька отличалась вспыльчивостью характера и, если осознавала свою правоту, то могла и в бубен засветить, что почему-то нравилось рядовым работникам, хотя и им порой перепадало.

   Пройдясь по инфраструктуре освежающим ветром, Александр Петрович с Васькой убыли из Ярославля. А оставшиеся стали зализывать раны, вздрагивая порой и оглядываясь.

   От Ярославля идти стало легче, потому что стараниями Александра Петровича на реке выставлялась навигационная обстановка. Бакены там, створы. Все с подсветкой. Пока керосиновой. Но это вполне позволяло идти даже ночью. Пассажирские пароходы так и делали. Правда, сбавляли при этом скорость. А капитан «Разъездного», который всякое видел, скорость не сбавлял. Поэтому «Сказку Понизовья» они настигли уже в Кинешме, где та сделала остановку. Матрос с кормы «Разъездного» помахал им буксирным концом, но там только посмеялись. На «Сказке Понизовья» считали, что они заняты делом, ну а «Разъездной» он и есть разъездной. Шатается, понимаешь, где попадя.

   Движение по Волге было довольно бойкое в обоих направлениях. А с выставлением навигационной обстановки купеческие ладьи и барки стали ходить и по ночам. Однако, сознавая пользу всех этих бакенов и створ, купцы скромно умалчивали об оплате и содержание немалого штата людей, следящих за обстановкой легло на плечи Александра Петровича. Однако он не роптал, потому что почти полуторное увеличение скорости пассажирских и грузовых пароходов увеличивало оборачиваемость флота за навигацию и, соответственно, выручку от перевозки пассажиров и грузов. А это с лихвой компенсировало расходы на содержание обстановки. Тем более, что выходящие на линию каждый год новые пароходы все больше снижали конкуренцию мелких перевозчиков. Александр Петрович только решил ничего не делать с Вышневолоцкой системой, оставив там все как есть. И не потому, что не чувствовал в себе сил, а просто не испытывал такого желания, склоняясь больше к сухопутному варианту. Он даже с Васькой попробовал посоветоваться, но жена была занята какой-то своей мыслью, настолько ее увлекшей, что обычно очень отзывчивая, на этот раз Александра Петровича она слушала довольно рассеянно и сказала только «как хочешь». Александр Петрович обиженно смолк и Васька не стала его разубеждать, как делала всегда, когда не соглашалась.

   А тут и Нижний Новгород открылся.

   В Нижнем пришлось застрять на несколько суток. Нижний был торговой столицей всей Волги. Тут воедино сходились пути из обеих столиц Империи, с Вятки и Камы, со средней и нижней Волги. На шумных торжищах центральной и заокской части можно было купить что угодно. При наличии денег, конечно. Несведущему человеку можно было и растеряться в разноязычном шуме рынков. Да даже искушенный Александр Петрович чувствовал себя неуютно. Но он вообще-то базаров старался избегать. Он вершил дела не с приказчиками в рядах, а с их хозяевами в задних комнатах лавок или в тиши контор. А чаще он принимал купцов в конторе своего агента, которая теперь располагалась в солидном особняке неподалеку от пристани, принимающей пароходы с Зеленого Берега. В конторе трудились полтора десятка клерков, потому что пароходы Александра Петровича, осуществляли не только пассажирские перевозки. Его специализированные пароходы решительно взяли на себя грузовые перевозки не только по всей Волге от Твери до Астрахани, но и по Оке, Вятке и Каме. Буксиры таскали за собой караваны барок и плоты, а специально спроектированные и построенные суда-овощевозы с охлаждаемым трюмом и мощной силовой установкой гнали от самого Зеленого Берега без остановок, доставляя продукцию его плантаций взыскательным потребителям Казани, Нижнего и Москвы. Потребителям же Петербурга оставалось довольствоваться слухами и консервами, тоже поставляемыми из Зеленого Берега, но уже не пароходами, которые через Вышневолоцкую систему не ходили.

   Так что Александру Петровичу было чем заняться в Нижнем Новгороде. Васька, искренне ненавидевшая всю эту купеческую деятельность, тем не менее, везде мужа сопровождала и порой ее появление враз смягчало ожесточившиеся сердца, потому что жена Александра Петровича была чудо, как хороша, и чудо, как решительна, вплоть до переломов конечностей. Для пущей справедливости надо сказать, что такое произошло только один раз. А так для любого Васька представала в образе нежной красавицы.

   Команда «Разъездного» не успела заскучать и начать разлагаться, когда чета из Александра Петровича и Васьки поднялась на борт.

   - Теперь только набеговая операция в Казани, - сказал Александр Петрович. - И домой, домой, домой.

   Васька не дала ему договорить, схватив за руку и утащив в каюту. Матросы заухмылялись и боцман сказал:

   - Теперь уже скоро. И нечего ржать, жеребцы стоялые.

   Обнаженная Васька была прелестна настолько, насколько была прелестна обнаженная Васька. Трудно было сравнивать идеал с идеалом. Васька лежала на боку, подперев голову рукой, и шелковые волосы свободно лились на подушку, линия крутого бедра резко поднималась от прогнувшейся тонкой талии, чтобы, очертив дугу, плавно спуститься к колену. Загадочно мерцали ярко-синие глазищи.

   Александр Петрович уселся на пол рядом с койкой, согнув ноги в коленях, и положил на них руки. Оперев на руки подбородок, он стал созерцательно неподвижен.

   Первой не выдержала Васька:

   - Шурка, ты почему на меня так смотришь? Ты меня смущаешь, право.

   - Ты очень красивая, Василёк. Жаль, что мы не «придумали» фотографию. Жизнь слишком быстротечна и мне очень хочется сохранить твой образ хотя бы в памяти.

   - Скажешь тоже, - порозовела Васька. - Обычная я. Кругом такие.

   Александр Петрович энергично помотал головой и медленно продекламировал:

       … Что есть красота?

    И почему ее обожествляют люди

    Сосуд она, в котором пустота?

       Или огонь, мерцающий в сосуде?

   - Ты и сосуд, любимая, и огонь в нем. И этим ты отличаешься от кругом таких.

   Васька мигом оказалась рядом и прижала голову мужа к своей полной груди, прошептав:

   - Шурочка мой.

   - Шурочка - женское имя, - не согласился Александр Петрович.

   Большой и безалаберный город Казань, где смешались архитектурные стили Востока и Запада с его шумом почти восточных базаров, где о западной, типа, цивилизации напоминали только изредка проходящие по улицам облаченные в форму попугайских расцветок солдаты, коими местный губернатор показывал, кто в доме хозяин, не заметил, как в его порт вошел «Разъездной». К пароходам люди уже привыкли настолько, что «Разъездной» даже любопытных взглядов не вызвал. Тут даже двухпалубные гиганты, такие, как «Сказка Понизовья» вызывали любопытство только сходящими или поднимающимися на борт пассажирами. Еще народ завлекала иногда появляющаяся на крыле мостика в белом с золотом фигура капитана. Так что, когда Александр Петрович рука об руку с Васькой сошли на берег, практически никто не обратил на них внимания. Второго самого могущественного человека в Понизовье мало кто знал в лицо. Александра Петровича это вполне устраивало. Ваську (как третье самое могущественное лицо, но это с какой стороны считать) это может и не устраивало, но Васька не была человеком амбициозным и на внешние признаки мало обращала внимание. Ей народная любовь из-за денег или из-под палки была совершенно ни к чему. Ваське вполне было достаточно любви одного человека, в чьей руке сейчас доверчиво покоилась ее ладошка.

   А вот расположенным в Казани конторам и агентствам, обслуживающим пассажирское и грузовое пароходства, а также внутреннюю и международную торговлю, совершенно неожиданное явление хозяина оказалось громом среди ясного неба.

   Вразумив таким образом оставшихся (а потерять место в структурах Александра Петровича — это собственными руками вырыть яму под своим благополучием) и перепугав до полусмерти начальство других контор, страшный Александр Петрович и ужасная Василиса Егоровна покинули Казань, но эхо этого посещения еще долго заставляло вздрагивать начальников и их заместителей. Тем более, что, уезжая, Александр Петрович якобы проговорился о том, что вскорости с инспекционной поездкой появится Владимир Васильевич. А он ведь не только уволить может. Владимир Васильевич - это как две Василисы Егоровны. Только его уже никто удерживать не будет.

   А впереди «Разъездного» по нижней Волге к Саратову разносился слух о страшном Александре Петровиче, который почему-то не щадит даже старых и опытных сотрудников. Узнай он о таком, Александр Петрович, несмотря на свою почти легендарную покладистость, очень бы раздражился. Дело в том, что старый и опытный сотрудник стал позволять себе слишком многое и, мало того, что взял манеру двигать вверх своих родственников (да и двигал бы себе если они были бы людьми компетентными), так он ведь стал плющить низовое звено. Как раз тех, кто работал. А уж этого терпеть было никак нельзя. И может и права была Василиса, предлагая решить проблему одномоментно (будем надеяться, что утопление в Волге - это просто образ такой).

   Александр Петрович вообще-то так не думал. Это предполагалось, что мысли его примут как раз такое направление, когда он узнает о распространяющихся впереди него слухах. Но тут с палубы вошла Васька и мысли Александра Петровича приняли вполне определенное направление. Васька блистала свежестью, молодостью и еще чем-то трудноуловимым, но очень действенным. Что к ней тянуло с непреодолимой силой. Однако сейчас Васька была настроена крайне серьезно.

   - Погоди, - она придержала обеими руками полы и ворот халатика. - Мне надо с тобой серьезно поговорить.

   - Я весь внимание, - слегка обиженный Александр Петрович спрятал руки подмышки и стал любоваться Васькиным личиком с нахмуренными бровками.

   - Ну, Шурка, ты меня сбиваешь, - Васька и не думала улыбаться, как делала всегда.

   - Всё, милая, - Александр Петрович чуть ли не силой усадил жену к себе на колени, обнял ее и поцеловал в шейку. - Обещаю, что буду серьезен.

   - Помнишь, ты мне рассказывал, что у нас будет после Елизаветы Петровны? - спросила Васька без предисловий.

   - Ну конечно помню. А зачем это тебе?

   - А расскажи еще раз. Мне надо уточнить кое-какие детали.

   Александр Петрович, недоумевая, стал рассказывать. Не станет же его хитроумная подруга от него что-то скрывать.

   - Елизавета Петровна в нашей истории благополучно (ну, относительно благополучно) правила до 1761 года. В смысле, от Рождества Христова. Так как дама была официально незамужняя, то и детей, которые должны были ей наследовать, у нее не было. И вот, значит, выбрала она себе в наследники сына своей сестры Анны, бывшей замужем за герцогом Голштейн-Готторпским, то есть своего племянника Карла-Петера-Ульриха. Отчего мамаша ему русского имени не дала, я не знаю. Наверно ейный муженек настоял. Вот, значит, и было это в 1742 году — буквально на днях. Ну, выбрала и выбрала. В конце-то концов она императрица и ей виднее. Хотя по мне, так лучше бы кого из своих выбрала. Чего там кочевряжится все ж знают, что маман у нее сильно не голубых кровей. Так вот, наследник есть и его надо было женить, чтобы все честь по чести. И опять, нет, чтобы среди своих поискать. Ведь были же вполне достойные девицы (в смысле, родители у них были достойные, чей род чуть ли не к самому Рюрику всходил). А наша веселая Лизавет выбрала дочку какого-то захудалого немецкого князя Софию Ангальт-Цербтскую. Там этих князей было как блох на Барбосе, а княжество можно было за день пешком пересечь. Чем руководствовалась Елизавета Петровна, выбирая эту, с позволения сказать, невесту опять же тайна, покрытая мраком. Ну в общем, выбрала и оженили. Тоже вот буквально на днях.

   - Шурка, чего ты все насмехаешься? - надула губки Васька.

   - У меня просто манера изложения такая, - повинился Александр Петрович. Просто я заранее знаю, к чему все это приведет и не могу об этом серьезно говорить. Так, можно я продолжу?

   Все еще надутая Васька кивнула.

   - Ну, оженила она его и стала ждать появления наследника. Чего уж проще-то. Ну ты ведь знаешь.

   Васька шлепнула его по руке, которой он пытался проникнуть под халатик.

   - А надо сказать, что этот Карл-Петер был не чета мне, - тут Александр Петрович приосанился. - И на молодую жену внимания почти не обращал. Наверно и жена была не чета тебе, - тут Александр Петрович опять предпринял попытку проникнуть под халатик и на этот раз был милостиво допущен.

   Ощущение тугой Васькиной груди под рукой привело мозг Александра Петровича в полнейшее расстройство, и он прервал нить своего рассказа.

   - Изгоню, - пригрозила Васька, имея в виду руку под халатиком.

   - Ага, - заторопился Александр Петрович. - Может быть потому, что жене было шестнадцать, а мужу на год больше. Но все равно непонятно. Вот помню, тебя в шестнадцать-то лет...

   - Не отвлекайся, - пригрозила Васька, с трудом сдерживая улыбку.

   - Но ведь, с другой стороны, у этого Карла якобы были любовницы. Значит, парень не совсем был потерян для общества. Тогда и Софья, которая уже стала Екатериной, пустилась во все тяжкие. Мол, чего это, ему, значит, можно, а мне нельзя. В результате, после нескольких неудач на свет появился наследник престола Павел Петрович. Молва (сильно не народная) приписывает его стараниям некоего Салтыкова, который и оформил юную Екатерину. Но что нам до их домыслов, когда есть официальная версия. Короче, муж развлекался на стороне, жена тоже на стороне, но на другой.

   Васька прыснула.

   - Чего ты смеешься, глупенькая. Да, у монархов жизнь тяжелая. Им не дано испытать простого человеческого счастья. А может им просто не попадалась такая женщина, как Василиса Егоровна.

   Александр Петрович помолчал, продолжая вдумчиво исследовать Васькины груди под халатиком. У Васьки хватило силы воли прекратить эти поползновения и Александр Петрович, убрав руку, вынужден был продолжить свой рассказ.

   - В общем, так они и жили. Спали врозь, а дети были. И даже сам Карл-Петер удивлялся, мол, как же так. Я же ее, типа, пальцем не тронул. Не то что... А тут, нате вам. И, видя такой в семействе бардак, Елизавета Петровна в 1761 году отбросила валенки.

   Тут Александр Петрович счел нужным пояснить, что под конец жизни из-за больных ног императрица вынуждена была передвигаться по дворцу в валенках.

   - После, значит, внезапной кончины законный наследник тут же занял освободившееся кресло и стал править железной рукой. Оказывается, все то время, пока он был наследником, Карл-Петер умело прикидывался, а воссев, тут же показал свою суть. И показывал он ее примерно в течение полугода. Ну, если быть точным, сто восемьдесят шесть дней. По истечении коих заплющенная им до полной невозможности жена при помощи любовника...

   Тут Александр Петрович отвлекся:

   - Я бы такую жену тоже заплющил, имея в виду ее последующие деяния на сексуальной почве. Но я-то знаю, а вот Карл-Петер уже не узнал. Но, прости, я продолжу.

   - Так вот, при помощи любовника, коим на тот момент выступил Гришка Орлов с братовьями, совершила дворцовый переворот. Гришка, видать, свои обязанности выполнил справно, что и сподвигло Екатерину на противозаконное дело. Карла-Петера, соответственно, грохнули, чтобы свое взад не стребовал, Гришка огреб нехилые преференции и даже стал делать попытки слегка поправить государством. Однако ему быстро был дан укорот и на его место поставлен новый. Если мне не изменяет память, это был Васильчиков. А уж после него появился Потемкин. Этот был очень серьезный товарищ и не бездельник, как прочие. А Паша, который Петрович, прозябал в полном забвении и потихоньку начинал ненавидеть мамашу, чтобы потом, когда она разберется с земными делами, все ее начинания сделать окончаниями, а любовникам, которые еще остались живы, сделать а-та-та. Да, забыл сказать, что смерть императора Петра Ш была настолько загадочной, что в нее народ не поверил и оттого появились люди, которые этим воспользовались. Таковых было много, но самыми известными являлись Степан Малой и Емельян Пугачев. Про Малого ничего не скажу, мы его в школе не проходили, а вот Пугачев затеял целую войну. И длилась эта война два года. Войско его было огромно. Он брал крепости и города, гонял царское войско в хвост и в гриву, пока сидящие в Петербурге не обделались и не призвали лучших полководцев, сражавшихся на внешних фронтах. Пугачев стал терпеть поражения и ближники его, рассудив, что свой кафтан предпочтительней, продали его с потрохами. Ну, значит, комиссия, следствие, мол, как они дошли до жизни такой, потом суд и Емельке пришел закономерный контрами́ путем усекновения. Катька была баба мстительная и шаткости своего кресла не спускала. Вот вроде все. Она конечно еще поправила, меня молодых любовников, как перчатки, но сколько веревочке не виться, а пришел северный пушной зверь и на сем эпопея закончилась.

   - А теперь скажи мне, Васенька, на кой ляд тебе нужно это повествование?

   - Да не на кой, - изобразила веселье Васька и поспешила уйти.

   А Александр Петрович задумчиво посмотрел ей вслед. Василиса что-то скрывает. От него?! Но этого просто не может быть.

   На фоне рассказов Александра Петровича и упорного молчания отделывающейся отговорками Васьки как-то незаметно миновали Саратов. Подготовленные слухами о казанском погроме, саратовские сотрудники встретили грозного хозяина трепеща и пресмыкаясь. Однако, Александр Петрович, занятый мыслями о вдруг полюбившей скрытность подруге, был невнимателен и равнодушен, и когда осмелевший начальник саратовского отделения попросил о прибавке, он ему не отказал чем поверг того в изумление. Поэтому проводы «Разъездного» вылились чуть ли в манифестацию с выражением верноподданнических чувств. Впрочем, Александру Петровичу было не до того.

   Саратов - это уже было Понизовье и до дома оставалось всего ничего, а Александр Петрович еще не полностью оформил свои мысли насчет Новгорода, Петербурга и морского пароходства. А тут еще возникла проблема с молчащей женой. Нет, Васька по-прежнему была ласкова, отзывчива, приветлива, но Александр Петрович, изучивший свою возлюбленную до донышка, не особенно и напрягаясь, определил, что женщину что-то гнетет. Ему жутко не хотелось устраивать любимой допрос с пристрастием. Он знал, что Васька не станет запираться и все выложит, но получить сведения, которые могут быть значительными только с женской точки зрения, такой ценой, он не хотел. И поэтому предпочел терпеть, зная, что уж он-то вытерпит, а вот держащая в себе тайну Васька может и сорваться.

   Еще в Саратове Александр Петрович подумал, что все равно катит порожнём и особо не торопится. Так не взять ли попутный груз в виде небольшого плота. Движение, конечно замедлится и свидание Ивана с Фенечкой несколько отдалится. Но потом подумал, что в конце-то концов он второе лицо в компании и не обязан... И вообще... Короче, попутного груза не взял. Его потом до самого дома совесть мучила. А Васька, нет, чтобы посочувствовать еще и насмехалась, негодница. Александр Петрович хотел ее тут же и подвергнуть допросу с жутким пристрастием, но посмотрел, как она стоит, изогнувшись в тонкой талии с рукой, упертой в крутое бедро, и почему-то передумал.

   Царицын просто просвистели. Мысли и Александра Петровича, и команды были только о доме. Собравшийся на берегу комитет по встрече только радостно помахал вслед дымящему «Разъездному». Александр Петрович даже задумался - а почему радостно. Но было уже поздно.

   Домой заявились под вечер. Город зажигал огни. Дымили заводы. Александр Петрович мельком подумал об экологии, но быстро утешил себя тем, что несколько заводов на все Понизовье погоды не делают вообще. Гордо возвышался достроенный в их отсутствие местный небоскреб в четыре этажа, воздвигнутый на бугре и поэтому бывший господствующей точкой города. В небоскребе, по замыслу Владимира Васильевича, должен был размещатьс мозг корпорации. То есть он сам с причтом, ну и Александр Петрович с Васькой. На пристани присутствовал комитет по встрече: сам Владимир Васильевич с супругой; естественно, Иванова жена Фенечка с отпрысками; ну уж Пашка с женой - эти обязательно и традиционные Васьки.

   Увидев на пристани Марфу, напряглась Васька. Несмотря на то, что Марфа была на четыре года старше Васьки, выглядела она прекрасно и Васька подозревала ее в тяготении к Александру Петровичу. Правда, за много лет Васькины подозрения ни разу не оправдались, но Васька все равно бдительности не теряла. Александр Петрович иногда под хорошее настроение говорил: «А вот, Марфушка...». И Васька злобствовала.

   Комитет по встрече дождался швартовки и схода на берег, и под крики «Ура!» набросился на пассажиров. Перецеловали и перетискали всех. Мужчины больше старались по части Васьки, как единственной женщины на судне. Первым по праву старшего сливки снял Владимир Васильевич. Васька терпела. Ему бы она спустила даже поглаживание по попе. Потом шли мужики рангом пониже. С Пашкой Васька расцеловалась с большим удовольствием, при этом успевая одним глазом следить за мужем — как он там с Марфой, не гладит ли ее по груди и причинным местам. И в очередной раз была разочарована. А Александр Петрович подвергся массированной бабской атаке, хотя вот он-то единственным на судне точно не был.

   Потом шумной толпой направились к Большому Дому, который амбициозный Владимир Васильевич называл дворцом. Дом действительно имел все признаки дворца, то есть был большим и многокомнатным, а вот снаружи помпезностью не отличался. Колонны у входа Александр Петрович зарубил еще на стадии проекта, сказав:

   - Построишь с колоннами, тогда и живи там один, а я перееду в хижину. Василёк, поедешь со мной?

   - Хоть в шалаш, - отозвалась Васька, внимательно наблюдая за реакцией главного строителя.

   Владимир Васильевич не захотел жить один и колонны из проекта убрал. Но украсил фасад всякими эркерами, козырьками, балкончиками, к которым приятель отнесся довольно равнодушно, выговорив для себя право отделать собственные помещения по своему вкусу. Все прочие помещения были настоящим засильем лепнины и позолоты, а также богатых штофных обоев с рядами золотых гвоздиков. Оставшаяся жить во дворце тетка Матрена первое время терялась и пряталась под лестницей, ведущей на второй этаж. Потом, правда, привыкла. А вот Александр Петрович пошел другим путем. Ему привозили для отделки дуб, клен, вяз, а Иван, еще будучи капитаном, привез из Персии палисандр и кипарис. В его часть «дворца» ходили как на экскурсию или просто передохнуть от «интерьеров» Владимира Васильевича. Больше всех радовалась Васька, которая поначалу была ослеплена величием замыслов Владимира Васильевича, но, увидев то, что делает муж, прониклась настолько, что ходила следом, раскрыв рот. И ее первоначальное мнение о муже, как о человеке, который не понимает своего счастья, сменилось столь горячей поддержкой, что Александр Петрович днями ходил совершенно сонный, а его приятель, глядя на цветущую Ваську, ему зверски завидовал.

   Вот в этот дворец и направилась шумная толпа. Оно, конечно, не вся эта толпа была жителями дворца. Постоянными, можно сказать, были только основатели: Владимир Васильевич, Александр Петрович, Марфа и Васька. С детьми, естественно. Третьим по значению был Иван с супругой. И последним, но наверно самым главным была тетка Матрена, которая из-за старости и ветхости, как она сама говорила, оставила пост командира всей перерабатывающей промышленности Понизовья. А так как просто сидеть у окошка и пить чай из самовара ей было скучно, она потребовала у Главы какую-нибудь непыльную работенку. Ну и Владимир Васильевич предложил ей пост домохозяйки. То есть управляющей хозяйством вновь построенного дворца. Ну, тетка Матрена и согласилась. И штат дворца попал в ежовые рукавицы, потому что тетка Матрена понимала домашнее хозяйство очень своеобразно. Она каждое утро проводила планерки, на которых выбивала пыль из горничных, строила в несколько шеренг охрану, давала дрозда садовникам. Особой любовью ее пользовалась кухня и входящие в штат подавальщицы, которых Владимир Васильевич как-то под горячую руку назвал стюардессами. Все боялись тетку Матрену за ее авторитарный стиль управления, но никто из персонала не увольнялся по собственному желанию. И даже не жаловались добрейшему Александру Петровичу и его полной противоположности Василисе Егоровне, кою знало и побаивалось все Понизовье.

   На этот раз тетка Матрена была вроде довольна, сидя в торце длинного стола, она периодически отвлекалась от рассказа Александра Петровича, чтобы проверить реакцию гостей на вкусовые качества подаваемых блюд и оценить работу стюардесс. А в гости явились все члены клана. Даже Протас с Машкой оказались в городе совершенно случайно. Так что огромная общая столовая с длинным столом, как правило, пустующим, на этот раз была заполнена народом. Александру Петровичу приходилось напрягаться, чтобы его услышала сидящая на другом конце стола тетка Матрена. Сидящая же рядом с мужем Васька изредка вставляла в его рассказ, который казался ей недостаточно живым, отдельные хлесткие фразы и даже ругательства. Муж косился, мужики воспринимали с улыбками, а женщины морщились (детей за столом не было). Когда же Александр Петрович дошел в своем рассказе до пресловутой дуэли, он замолчал, потому что не знал подробностей, и передал слово Ваське. Он -то полагал, что Васька в своей обычной насмешливо-пафосной манере изложит свое виденье событий ему неизвестных, но Васька изумила и его, и всех остальных.

   Васька довольно скромно, и даже показательно потупясь, рассказала, что при уходе она, оторвавшись на несколько минут от мужа, вернулась в зал, подошла к группе офицеров, выбрала из своего арсенала самое изощренное ругательство (сто процентов, что этот, типа, офицер его никогда не слышал) и въехала обидчику от всей широкой души по физиономии. Она бы с большим удовольствием его пристрелила. У нее и револьвер был припасен на правом бедре. Но не хотела пугать дам, задирая при всех подол. В этом месте рассказа сидевшие за столом засмеялись. Громче всех смеялись почему-то дамы. Их Ваську остановило нежелание задирать подол в присутствии светских дам. Это было очень смешно.

   Но дальше было еще веселее. Оказывается, получивший по рылу (чего уж там, будем называть вещи своими именами) гвардеец в отсутствии Васькиного мужа (Александр Петрович кивнул, подтверждая, что все так и было) прислал Ваське вызов на дуэль. Васька поначалу была ошарашена, она по наивности полагала, что в офицеры набираются только мужчины, хотя тот инцидент на приеме показал, что она не совсем права. А тут пришлось еще раз убедиться. Васька спервоначалу хотела послать этого дуэлянта подальше, потому что имела для этого все основания. Но потом ей стало любопытно до какого скотства может опуститься этот представитель аристократии. Да и нервы хотелось пощекотать. Васька со слов мужа знала, что вызванный на дуэль имеет право выбора оружия. Ну она и выбрала пистолеты.

   Дуэль должна была состояться немедленно. На вопрос почему такая спешка секунданты стали мямлить нечто невразумительное. А когда Васька сказала, что она не успеет подобрать себе секундантов, то прибывшие товарищи сразу взбодрились и сказали, чтобы она на этот счет не беспокоилась, что вот эти двое и будут ей секундировать. И тут Васька поняла, что готовится плохо завуалированное убийство и, зная, что ей обязательно нагорит от мужа, тем не менее, согласилась, но попросила дать время на переодевание. Товарищи обрадовались. И Васька, одев свой любимый черный наряд и став похожей на красивую вестницу смерти, сунула сзади за пояс не свой обычный коротыш, а длинноствольную дуру на семь зарядов и прикрыла ее коротким плащом. Секунданты были очень впечатлены, когда она появилась перед ними - очень уж Васька не походила на жену преуспевающего промышленника. Васька прочитала это по их физиономиям и хмыкнула про себя, представив, что бы они подумали, если бы узнали, кто она на самом деле и кто на самом деле ее муж и его приятель.

   Дуэль, а, вернее, замаскированное убийство, должна была состояться в пригороде Петербурга, куда всю компанию доставили в карете. Васька в каретах никогда не ездила и рассматривала эту архаику с неподдельным удивлением, которое ее спутники приняли за реакцию замшелой провинциалки на столичную штучку. Ну а Васька не стала их разубеждать. Конечно, провинциалка, кто б спорил. По приезду на место Васька слегка поиздевалась над гвардейцами, после чего они должны были просто взбесится. Особенно тот, побитый. Но мальчики вели себя довольно корректно и Васька решила, что, если дело дойдет до крайностей, не убивать их совсем, хотя зарядов в револьвере хватало даже на два контрольных выстрела. Чем была вызвана такая вспышка толерантности она так и не успела понять, потому что ее пригласили к барьеру.

   Сначала Васька хотела вкатить пулю в лоб этому подонку, тем более, что дистанция была смехотворной даже для той древности, которую ей вручили, а потом подумала, что с дыркой такого калибра подонок будет долго мучиться, если вообще выживет и решила, что это будет лучшим выходом. Да и секунданты отвлекутся на какое-то время. А уж угнать карету не составит труда. Правила дуэли, доведенные до нее, оказались просты и, когда прозвучала команда «сходитесь», Васька немедленно выстрелила, подняв ствол пистолета и не сходя при этом с места. Как Васька и предполагала, противник заорал, секунданты бросились к нему и тут, как всегда вовремя явился ейный муж. Васька с опаской посмотрела на лицо Александра Петровича. Лицо ничего хорошего не предвещало.

   - Тебе ничего не повредили? - спросил он ворчливо.

   Васька отрицательно помотала головой, но муж не поверил и профессионально всю общупал. Васька хихикнула и тут же пожалела об этом. Шлепком по попе ей придали ускорение в нужном направлении и пока Ванька разбирался с гвардией так, что перья летели, Ваську затолкали в карету, которую она ранее намеревалась угнать. Вот, собственно, и все.

   - А что было по приезду домой? - спросил кто-то из присутствующих.

   Васька взглянула на бесстрастное лицо мужа, покраснела и ответила:

   - Без комментариев.

   Александр Петрович, выждав пока застолье успокоится после Васькиного рассказа, повел повествование дальше. Описание сухопутной дороги в обратном направлении вызвало у присутствующих чувства противоречивые. Все, в том числе и женщины, знали цель вояжа и судили о ней в меру своего понимания ситуации. Потому и суждения были самые разные. Владимир Васильевич вынужден был вмешаться и заявить, что разборке вояжа Александра Петровича и Ивана будет посвящено отдельное заседание расширенного клана. А пока не стоит вмешивать в застольную беседу элементы научно-практической дискуссии. Владимир Васильевич прекрасно изучил свое окружение. Достаточно было ввернуть непонятный термин, как оно затихало, осмысливая. Вот и сейчас, поняли только приятель и Васька. Остальные затихли.

   На этом Александр Петрович рассказ свой изящно закруглил. Васька посмотрела удивленно, мол, как же так, мы же еще по всей Волге проплыли, но муж легонько сжал ее руку и Васька успокоилась.

   Уже совсем поздно вечером, когда убрали со стола, перемыли всю посуду, разошлись гости и усталая домоправительница тетка Матрена отправилась спать, Васька, бесцельно бродившая по опустевшей столовой, отправилась в свои апартаменты. И подходя к двери спальни, услышала звуки струн. Муж так редко брал в руки гитару, что Васька замерла, прислушиваясь. Не то, чтобы ее захватила музыка, ее захватили слова.

   Эта гитара имела свою отдельную историю. Несколько лет назад, когда Александр Петрович был еще Шуркой и послал агентов в Европу на поиски музыкальных инструментов для строящегося дома культуры, чтобы начать приобщать детишек к цивилизации, втемяшилось ему в голову сделать лично для себя гитару. Когда-то, еще в том времени у него таковая была и он на ней даже что-то подбирал, а знакомство с музыкальной грамотой ограничивалось знанием семи нот. Вот когда доходило до их сочетания, тут Шурка пасовал. Но приятель, узнав про его желание, стал насмехаться, и он решил назло приятелю довести дело до конца. Тем более, что совсем еще юная красавица Васька горячо идею поддержала. Она, правда, понятия не имела что такое гитара, зато имела понятие о том, что муж всегда прав. Тем более, что Шурка в ее отношении считал точно так же.

   Ну, типа, сказано - сделано. Итальянский мастер, занимавшийся изготовлением виолонов, соорудил по Шуркиному чертежу и своему разумению невиданный доселе в Европе инструмент. Нет, конечно, в Испании что-то было схожее по смыслу, но с четырьмя струнами. А тут такой мощный короб получился со строганными деками и гнутой обечайкой. Вместо розетки на верхней деке мастер выпилил скрипичные эфы. И все было покрыто фирменным лаком. Качество изготовления было высочайшим. Но подвели колки. Васька потом сама переделывала. Муж стоял над душой и пытался подсказывать. Васька злилась, но не подавала вида. Работа была тонкая и возится пришлось долго. Когда все было готово, Шурка назвал ее великим мастером и поцеловал в нос. Он ее потом и на руках носил. Но это было уже позже, это когда он гитару настроил так как ему хотелось. То есть примерно через неделю.

   Потом около месяца крупный музыкант Шурка истязал публику в лице Васьки своей игрой и вокалом. Васька терпела. Она бы и не такое вытерпела. Взгляд мужа был отсутствующим. Некоторых слов Васька не знала, но переспрашивать почему-то побаивалась. Вот Васильич сразу назвал новое Шуркино увлечение баловством и добавил, что чем бы главный инженер не тешился, лишь бы... ну и так далее. Потом муж гитару забросил, ссылаясь на недостаток времени и отсутствие публики. Васька обиделась, мол, а как же я. Я же лучше. Муж заверил, что Васька безусловно лучше во всех отношениях, но она не меломан. Ну Васька и заткнулась. Она потом пыталась узнать значение слова у Васильича. Но тот, узнав зачем это Ваське, поднял ее на смех. Васька потом примерно через год узнала, что слово это необидное и смирилась.

   А тут вдруг услышала и застыла перед дверью.

   Молчаливая странница,

   Ты меня провожаешь на бой

   И смертельное облако тянется

   Над твоей головой.

   За далекими реками

   Встанет солнце и в утренней мгле

   С опаленными веками

   Припаду я убитый к земле.

   Вскрикнув бешеным вороном,

   Весь дрожа, замолчит пулемет.

   И тогда в моем сердце разорванном

   Голос твой запоет.

   И над рощей березовой...

    (Н. Заболоцкий)

   Из Васькиной груди вырвался странный звук - нечто среднее между криком и всхлипом. Дверь отлетела в сторону, ударившись о стену. Васька ворвалась в спальню, рухнула на колени, обхватила ноги сидящего мужа и зарыдала в голос, захлебываясь и чуть ли, не колотясь в конвульсиях. Брякнув, отлетела в сторону гитара. Перепуганный Шурка попытался оторвать от себя жену, как-то сразу забыв все слова и повторяя только ее имя:

   - Васька, Васенька, Василёк.

   Васька мотала головой, разбрызгивая слезы, и не отпускала его. Всклокоченной, неряшливой прической она походила на красивую бабу-ягу.

   На шум примчалась Марфа. Из-за ее плеча выглядывал встревоженный Владимир Васильевич. Сзади толпились Фенечка с Иваном. Примчались дети. Мелкий сразу ударился в рев, обхватив мать. Десятилетняя Ксения являла собой совсем недетскую выдержку. Она подошла к растерянному отцу, который пытался поднять Ваську, и спросила:

   - Чем ты мать так обидел?

   Александр Петрович от такого обвинения чуть вообще крышей не поехал. И тут через толпу ничего не понимающих сожителей пробилась запоздавшая тетка Матрена. Окинув взглядом обстановку, она принялась командовать:

   - Васильич, водки! Марфа, помоги!

   Владимир Васильевич исчез без слов. Марфа проводила его подозрительным взглядом и бросилась на помощь тетке Матрене. Вместе с подоспевшей Фенечкой, отчислив предлагающего помощь Ивана (тетка Матрена заметила, что он еще сломает что-нибудь) они с трудом оторвали бьющуюся Ваську от мужа и тетка Матрена влепила ей две полновесных пощечины, отчего Васькина голова мотнулась сначала слева направо, а потом наоборот.

   - Больно, - произнесла Васька вполне осмысленно.

   И тут появился Владимир Васильевич со стаканом и прихваченным по собственной инициативе соленым огурцом. Хватанув обжигающей жидкости, Васька выпучила глаза и открыла рот. Владимир Васильевич сунул туда соленый огурец.

   Напряжение, царившее в комнате стало понемногу отпускать. Васька тихо всхлипывала на плече у мужа, все еще обхватив его руками, а он нежно гладил ее растрепавшиеся волосы. Дети разобрались по приоритетам: мелкий обхватывал ногу матери; Ксения обнимала отца.

   - А в чем дело-то? - задала вопрос Фенечка.

   На нее было зашикали, но Владимир Васильевич сказал авторитетно:

   - Да, надо разобраться. Василиса зря впадать в истерику не станет. Не тот она человек.

   - Давайте завтра, - сказал Александр Петрович, обнимая жену. - Куда ей сейчас рассказывать.

   И все согласились.

ГЛАВА 4 - Перспективы

Васька окончательно успокоилась только к утру. Она прижималась к мужу, пугливо вздрагивая каждый раз, как задремывала. И это Васька, которая могла безропотно пойти на смерть. Александр Петрович, прижимая к себе вздрагивающую женщину, думал, что же надломилось в «железной» Ваське и когда это произошло. Ведь еще в Петербурге она показала во всей красе свою авантюрную бесшабашную сущность.

   - Васька, Васенька, что же с тобой, любимая?

   Васька опять вздрогнула, приподнялась на локте, посмотрела на мужа широко открытыми глазами, светящимися даже в темноте, и, успокоившись, легла обратно, прижавшись еще теснее.

   Утром Васька была молчалива и угрюма. Она держалась за мужа двумя руками, не отходя ни на шаг. Дети сначала тоже ходили за матерью, посматривая на нее настороженно, а потом младший отвлекся и убежал куда-то по своим делам и осталась одна Ксения. Она взглядом испросила отца о причинах, заставивших биться в истерике ее мать, которую она знала, как человека, не боящегося никого и ничего. Отец ответил безмолвным пожатием плеч.

   Завтрак прошел в молчании. На Ваську старались не глядеть, чтобы не смущать. Когда пришло время убирать со стола, Васька вдруг сказала, не поднимая глаз:

   - Вы наверно хотите узнать отчего это меня так развезло вчера? Или не хотите?

   - Хотим, - сказал Владимир Васильевич и остальные согласно закивали. - Потому что, если уж ты не выдержала, то нам вообще впору застрелиться.

   Васька слабо улыбнулась, а тетка Матрена сказала пришедшей убирать со стола стюардессе:

   - Потом уберешь, - и выпроводила ее.

   - Тогда слушайте, - решительно сказала Васька и сжала руку сидящего рядом мужа. - Все началось, когда мы приехали в Петербург.

   Город Ваське сразу не понравился. Наверно потому, что они въехали со стороны пригородов. Вот если бы они въехали через Гаванское поле, он не понравился бы ей еще больше. В Петербург надо въезжать сразу через Невский проспект.

   Александр Петрович подумал, что он в свое время в Ленинграде так и не был. А Васька продолжала.

   Передвигаясь с мужем по городу, Васька все больше утверждалась в своем неприятии столицы, видя блестящий центр, где они жили в дорогой гостинице, и нищие окраины, где муж с Иваном изучали места для будущих заводов. Приглашение ее с мужем (или мужа с ней - не суть) на прием Ваську едва не добило и презрительное отношение к ним какого-то недоделанного аристократишки, который, скорее всего, не смог бы и табуретку сделать, окончательно выбило ее из колеи. Публика, наличествующая на этом приеме, представляла собой яркий контраст с населением Зеленого Берега, которое хоть и не знало французского и плохо ориентировалось в сервировке стола, но зато знало и умело куда больше, чем вся представленная на приеме публика вместе взятая. Васька физически ощущала ничтожество не только женщин, но и мужчин, занятых пустопорожними разговорами и с апломбом судящих о вещах им совершенно неизвестных. Муж, конечно, мог бы ей указать на то, что Васька по сравнению с ними не только красива и умна, но и широко образована, а этих бедолаг если и учили, то только французскому и танцам, ну, может, мужчин еще не падать с лошади и управляться с саблей. И Васька не поняла еще, когда муж вместо того, чтобы пристрелить того жалкого офицерика на месте, просто дал ему в зубы. А уж запланированное убийство ее от таких представителей такого общества вообще отвратило.

   Критического настроения Ваське добавила обратная дорога. Особенно тот ее участок, где выстроенные бордюры превратили полотно в протяженную лужу этими самыми бордюрами ограниченную. Умная Васька, имея в памяти дороги в районе Зеленого Берега, никак не могла понять почему, имея такие деньги, никто не может отстроить главную дорогу Империи, а только хнычут и жалуются.

   А потом она раскрутила мужа на рассказ о будущем, ожидающем Россию лет через двадцать. И что ее поразило, так это то, что страна в глазах иноземных наблюдателей выглядела все лучше, а народ в этой стране жил все хуже. А еще ее поразило, что какая-то иноземная потаскуха (Васька выразилась крепче, так что даже Владимир Васильевич одобрительно крякнул) свергла своего, правда, тоже иноземного супруга (но тот хоть наши корни имел), уселась в кресло и стала править. А наши, такие же как тот, которого она зря, что не пристрелила, стелились перед креслом, ловя счастье и чины. Вот этого Васька никак не могла понять. А муж - ее главный авторитет, только пожимал плечами и говорил, что они там наверху все такие, кого не поставь. А потом оказалось, что все-таки был человек, который, приняв имя почившего монарха, поднялся на войну с незаконным режимом. И размах той войны был таков, что понадобились регулярные войска и лучшие полководцы Империи, чтобы усмирить, казалось бы, простой бунт простого народа.

   И подумалось Ваське... Тут она виновато посмотрела на мужа и Александр Петрович погладил ее по руке. Подумалось, что они, клан, имея прекрасную разветвленную организацию, нетривиальные мозги (тут Васька слегка запнулась, слово было не общеупотребительным) вполне могут пойти дальше этого Пугачева, который позиционировал себя как простой казак.

   Александр Петрович слушал слова жены и начинал понимать, что то, что он посчитал пустой бабьей блажью вдруг случившейся у хоть и взбалмошной и авантюрной, но все-таки логически мыслящей Васьки на самом деле выстраданный стратегический план. Он стал смотреть на свою Ваську, как на икону, но икону не примиряющую, а призывающую. Остальные члены клана (даже такие молодые как Пашка) тоже, по мере того, как вслушивались в не всегда связные и слишком эмоциональные слова Васьки, которую за прошедшие годы привыкли уважать и ценить, начинали посматривать на своих старших с явно читаемым на лицах вопросом, мол, а вы-то какого хрена молчите.

   Но старшие продолжали хранить молчание, пока Васька, краснея и пряча глаза, не призналась, что всему виной оказался ее муж. Александр Петрович изумленно посмотрел на жену и Васька заторопилась:

   - Я задержалась возле двери, заслышав песню. Петрович в последний год крайне редко брал в руки свой инструмент, ссылаясь на занятость, но я-то знала, что он жутко стесняется своего вокала.

   - И вовсе я не стесняюсь, - сказал Александр Петрович, глядя в сторону.

   Васька подождала, но муж больше ничего не сказал. Тогда она продолжила:

   - А тут вдруг... Причем так получилось, что это все из-за меня. Что это я его послала.

   Васька сморщилась, словно собираясь опять заплакать. В столовой воцарилась тишина. Александр Петрович обнял жену за талию.

   - И я вдруг представила своего родного Шурку убитым и сорвалась. Дальше вы знаете.

   - Но, Васенька! - воскликнул Александр Петрович. - Ведь эти слова будут записаны через двести лет и ни ты ни я здесь не при чем!

   - Все сложилось, - печально сказала Васька. - И слова и мысли.

   - Но ведь не дела.

   … Разговор двух великих людей по результатам поездки Александра Петровича состоялся после обеда. Предполагалось, что полный желудок будет способствовать снижению агрессии у некоторых членов верхушки клана. Предположения основывались на предыдущем опыте, но ничего не гарантировали, потому что решения должны были приниматься судьбоносные и могло быть всякое. Особенно это касалось молодежи, из которой самым несдержанным и увлекающимся был Пашка. Считалось, что Василиса Егоровна - прежний возмутитель спокойствия, остепенилась и вошла в общее русло. Так что ждать от нее подвоха не приходилось. А вот Пашка, который был младше почти на три года, еще имел потенциал. И хорошо, что народу собиралось немного. Это позволило избежать гвалта, сопровождающего Пашкины провокационные выступления.

   Первым слово предоставил сам себе Владимир Васильевич. Небольшой любитель говорить с публикой шире Александра Петровича на этот раз он полез в такие дебри, что изумленный Александр Петрович спросил:

   - Надеюсь, ты не собираешься нас ознакомить со сложившейся на данный момент международной обстановкой.

   Владимир Васильевич смешался и, не закончив тирады, махнул рукой. Александр Петрович воспринял это как сигнал и, разложив свои заметки, приступил.

   Первым делом он рассказал про вояж от Зеленого Берега до Твери. Собрание оценило транспортное плечо и поинтересовалось, что за изделие собираются транспортировать в такую даль.

   - Погодите вы с изделием, - вмешался Владимир Васильевич. - Дайте договорить.

   Александр Петрович добавил, что маршрут до Твери — это еще не самое страшное. А самое страшное — это Вышневолоцкая водная система или же параллельная с ней сухопутная дорога из Петербурга в Москву. Оба эти пути по сложности друг друга стоят. И оба они заканчиваются в Новгороде, который выбран, как наиболее подходящее место для строительства флота.

   - А как же Петербург? - не удержался Пашка.

   - Если взять за базу Петербург, - охотно пояснил Александр Петрович, - это, во-первых, сильно удлинит транспортное плечо, а во-вторых, земля в столице намного дороже, чем в Новгороде. И потом, - он усмехнулся, - взятки в столице побольше будут.

   Далее Александр Петрович рассказал в подробностях и о Вышневолоцкой системе и о сухопутной дороге. И получалось из его рассказов, что и то и другое хуже.

   - Тогда на кой хрен нам это Балтийское море?! - не стал сдерживаться расстроенный Пашка. - Тем более, что те корабли предполагаются чисто парусными и машины там ставить никто не будет из-за отсутствия топлива для котлов. Иначе в плавании пароход должен будет сопровождать танкер или дрововоз.

   - Ну, Балтийское море нам нужно для торговли с Европой, - степенно объяснил Владимир Васильевич, отложив в сторону свою обычную манеру ведения дискуссий.

   Пашке теперь по шее бить нельзя. Он теперь, типа, авторитет и полноправный член.

   - Так вот. Для торговли. Потому что толковой сухопутной дороги нет, к тому же тащить наши изделия через десять границ — на одних пошлинах разоришься.

   - Купцы все прекрасно справляются, - гнул свое Пашка. - И нам никаких хлопот. Они забирают товар чуть ли не от ворот завода. Да, получается дешевле. Зато мы не станем вешать на баланс новые заводы, склады, корабли и людей в конце концов. А если вам так уж нужна Европа, обратите взоры на Архангельск.

   - Там волок, - Владимир Васильевич попытался сбить Пашкин напор.

   Но это ему не удалось. Пашка, видать, хорошо подготовился.

   - Там волок гораздо короче Вышневолоцкой системы и сухопутной дороги. И там купцы много лет ходили и дорогу протоптали.

   - Там холодно, - сделал последнюю попытку Владимир Васильевич. - И порт надолго замерзает.

   - Скажи прямо, Васильич, - усмехнулся Пашка, - что желаешь жить в столице. Петрович, как я понял, после Василисиных приключений в столицу теперь ни ногой.

   - Не хочу я жить в столице, - ровно ответил Владимир Васильевич, опять подавив в себе желание дать Пашке по шее. - Тем более, после такого яркого описания. Но без нее нам никуда. Рынок в России для нас маловат и, если мы хотим развиваться дальше, нам нужен выход на Европу. А этот тип, - Владимир Васильевич указал на Пашку, испытав при этом нешуточное удовольствие, - решил испортить нам всю коммерцию.

   Общество недовольно загудело. Пашка стушевался. Чтобы идти против клана тут одного желания мало. Надо иметь твердую непробиваемую позицию. И Пашка умоляюще посмотрел на своего кумира и сидящую с ним рядом названную сестру.

   - А расскажу-ка я вам, мужики и бабы, одну историю, - начал Александр Петрович.

   - Я тебе бабу еще припомню, - прошипела ему на ухо Васька.

   Александр Петрович потер ухо и улыбнулся жене. Васька вернула ему улыбку и крепче сжала мужу руку (она до сих пор не могла отойти от нервной встряски).

   - Историю эту мы слышали с Иваном в таверне на окраине. Странно, но нигде больше в столице я такого не слышал. Ни среди народа, ни в аристократических салонах. Я, конечно, вопросов не задавал, но тема уж больно занятная и я рассчитывал, что она вроде как должна быть у всех на устах. Но не сложилось. А дело вот в чем...

   Давно это было. Почти сто лет назад. В тысяча шестсот затертом году, когда Россией правил Алексей Михалыч Тишайший, коему сильно тогда насолил наш предшественник по захвату Астрахани Стенька Разин, как раз из города Архангельска...

   Пашка победно огляделся вокруг и навострил уши. Петрович сейчас такое завернет, что все ахнут. Петрович Пашкины ожидания вполне оправдал.

   … Из города Архангельска отправилась шхуна «Скиталец», как впоследствии заявили местные власти, с экипажем, состоящем из беглых криминальных элементов и баб. Кого там было больше: криминальных, беглых или баб - о том власть умалчивает. Значит, не поймали. Подробностей плавания рассказчик, понятное дело, не знал, а то, что он выдал, очень походило на сказку. Будто бы напали на них норвежские пираты и подстрелили ихнего главного. А те, значит, в отместку перебили всех пиратов. То есть или пираты были не пиратами, или в экипаже не было баб, зато были профессиональные воины. О заходах в порты рассказчик умолчал, но довольно подробно поведал о заходе в ирландский Голуэй, где экипаж пополнился двумя молодыми потомками ирландской короны. Зачем это было упомянуто — непонятно, но то, что экипаж приобрел некую долю легитимности, хотя бы в среде ирландцев — это точно. После этого шхуна направилась к берегам Северной Америки и, претерпев по пути штили и штормы, наверно в качестве компенсации втретила галеон испанского серебряного флота, дрейфующий в океане без экипажа.

   Когда шхуна затарилась снятым с галеона серебром, ее экипаж по количеству серебра на душу одномоментно стал одним из самых богатых в мире. Поэтому, чтобы не отсвечивать и не привлекать к себе пристального внимания, они решили обосноваться на острове в заливе Св. Лаврентия. Остров носил имя принца Эдуарда. Или он его в другой истории носил. В общем, носил.

   Они освоились как-то очень быстро. Может быть обычное везение. Может быть наличие большого количества серебра. А может...

   - А может там был такой же как ты, Петрович? - спросил дерзкий Пашка.

   - Да ну, - усомнился Петрович. - У нас уникальный, вообще необъяснимый случай.

   - Выходит, не такой уж и уникальный, - тихо сказала Васька.

   Александр Петрович посмотрел на нее очень внимательно.

   Ничего исключать нельзя. Но как факт, они за десять лет построили неплохой флот. Частично даже паровой. Создали армию, вооружив ее передовым для того времени оружием. Потом установили торговые отношения с испанскими колониями и с Голландией. А вот с англичанами их связывала только вражда. Причем, вражда взаимная. Что они не поделили — непонятно. Но северные английские колонии были завоеваны, а флот разбит вдребезги и пополам. Причем, два раза. Потому что насчет третьего раза слухов не было. И, похоже на то, что Североамериканских Соединенных Штатов в этой истории не будет. Когда там у них война за независимость? Васильич, ты помнишь?

   - По-моему, в 1772 году, - неуверенно сказал Владимир Васильевич. - Я вообще-то могу ошибаться, но они широко освещали подготовку к празднованию двухсотлетия себя. Но ты к чему все это рассказал?

   - Я? - удивился Александр Петрович. - Просто так. Типа, для сведения. И к тому еще, что вот могут же люди, действия которых не ограничены дурацкими законами и блюдущими их сановными идиотами, сделать что-то стоящее.

   - Но без законов же никак.

   - Так ведь умные законы нужны, - загорячился Александр Петрович. - И умные люди для их реализации. Все равно у нас императрица чисто для вывески, хоть и считается самодержицей. Вот Иваны, вплоть до четвертого, были самодержцами. Петр вообще квинтэссенция самодержца. А сейчас... Да тьфу!

   - Ты не горячись, - предостерег его Владимир Васильевич. - Ты что-нибудь по делу говори.

   - Хорошо. По делу так по делу. Наше купечество, конечно, торговлю с Европой ведет. И даже нехило на этом наживается. Но вы посмотрите, что они на запад везут. Сплошное сырье. Меха, мед, воск, лес, пеньку. Последнее время железо. И даже не сами везут, а англичане, голландцы, немцы. Своих-то кораблей раз-два и обчелся. А европейцы — они хитрые. Собирается, типа, компания, сбрасывается по несколько фунтов и покупает какую-нибудь развалину, годную только на дрова. И один рейс в Московию окупает и затраты на развалину, и оплату команды, и приносит компании баснословную прибыль. И, что интересно, нашим купцам навар достается тоже неплохой. Представляете, по каким ценам они товар у народа скупают? Не сами же они его производят.

   - Мы тебя поняли, - сказал Владимир Васильевич. - И прониклись. А дальше-то что?

   - А дальше вот что. Низовья Волги мы уже освоили. Наши изделия широко представлены в средней полосе, на севере и в обеих столицах. Но не нами. Однако наш российский рынок крайне ограничен. Во-первых, народ беден, во-вторых, его мало. А под боком Европа и там друг у друга на голове сидят. Поэтому стратегия наша такая, надо перехватить у проклятых иноземцев торговлю с заграницей и добавить к традиционным товарам российского экспорта наши товары. Для чего мы организуем судоходную компанию, которая будет обслуживать линию Санкт-Петербург - Гамбург - Антверпен - Лондон. Контору откроем в Петербурге с отделениями в указанных городах. Суда для линии предлагаю парусные с паровой машиной в качестве вспомогательного двигателя. Двигатель включается при швартовке, прохождении узкостей, ну и при штиле или совершенно противном ветре. Почему вспомогательный? Из-за проблем с бункеровкой. Если в Англии и в Германии проблему можно решить поставкой угля, то у нас проще доставить мазут. А делать котлы для твердого и жидкого топлива - это надо думать. Поэтому двигатели пока чисто вспомогательные, позволяющие затариться мазутом на весь рейс.

   - Погоди, погоди, - встрепенулся Владимир Васильевич. - А если поставить два типа котла?

   - А ты представь размеры котельного отделения и соответствующий размер трюма. А потом посчитай стоит ли игра свеч.

   - И посчитаю, - чуть ли не угрожающе сказал Владимир Васильевич.

   - Ну-ну. Так я, с вашего позволенья, продолжу. Значит, центром судостроения я предлагаю сделать Великий Новгород. Уже объяснял почему. Там мы и землицы присмотрели на берегу Волхова и с местными чиновниками перетерли. Они только рады будут, когда в город придет крупный капитал. А то, что капитал крупный, оказывается знаем не только мы.

   В этом месте Владимир Васильевич самодовольно усмехнулся.

   - Теперь народу мастерового набрать - не проблема. Снабжение на первое время придется наладить с Зеленого Берега. Тут, конечно, со всей остротой встает вопрос с дорогой. Вышневолоцкая водная система отпадает сразу. Для сухопутья же придется спроектировать и построить транспортеры не только повышенной проходимости, но и повышенной грузоподъемности. Потому что не только материалы для завода придется возить, но и товары для экспорта потом.

   Тут с любимым своим вопросом выступила Васька.

   - Вот скажите мне, господа капиталисты, на х... то есть зачем нам вкладывать деньги в проектирование и постройку транспортеров повышенной проходимости, когда можно вложить деньги в дорогу? А транспортеры сделать обычными колесными.

   Собрание притихло, осмысливая Васькину идею. Первым высказался Александр Петрович:

   - Я уже Василисе говорил, но могу повторить еще раз. Чтобы построить нормальную дорогу нужны очень большие деньги. Движение по ней на некоторое время будет прервано, поэтому, скорее всего, придется строить параллельную дорогу. Материал придется возить издалека, потому что на месте этого нет. Строительство придется пробивать в столице с рескриптом императрицы, а там можно на одних взятках разориться. Чтобы хоть немного оправдать строительство, дорогу надо делать платной, но наши люди лучше оси поломают или застрянут в грязи, чем за копейки проедут с комфортом. Уф! Я все сказал.

   - Нет, а что? Параллельная дорога — это мысль, - заметил Владимир Васильевич. - Прямиком от Твери до Новгорода. Ни к чему нам эти промежуточные города и веси. А уж сделать ее платной это вполне по-капиталистически. Типа, хочешь скорости и комфорту — плати, - Владимир Васильевич хитро улыбнулся. - А чтобы сделать ее еще более конкурентоспособной, надо будет по ночам портить соседнюю дорогу.

   Тут уж народ заулыбался. Даже Александр Петрович не сдержался.

   - И насчет Василисиного колесного транспортера, - продолжил Владимир Васильевич. - Это же будет обычный большой грузовик. Только с паровой машиной. Грузовику большие скорости ни к чему. Тем более, что у паровой машины сумасшедший крутящий момент. Думаю, можно и пятьюдесятью лошадьми обойтись, и сорока километрами в час. Сколько там от Твери до Новгорода, ежели по прямой?

   Александр Петрович возвел глаза к потолку и пошевелил губами. Все смотрели, сдерживая дыхание.

   - Километров эдак триста пятьдесят будет, - сказал он наконец. - Да еще мосты.

   - М-да, - призадумался Владимир Васильевич. - Это вам не из Рима в Капую тянуть. Тут или куча народа нужна, ну или спецтехника, которой у нас нет. Как, впрочем, и кучи народа.

   - С народом проблема, - вздохнул Александр Петрович. - А вот спецтехнику мы, похоже, обеспечить сможем. Что там надо, если строить, как римляне, на века. Бульдозер, канавокопатель, самосвалы. Болота придется гатить. Там канаву не прокопаешь. А для этого нужна лиственница. А ее надо из Сибири везти. У нас, помню, пристань на озере стояла. Так ить не один десяток лет. А сосна на раз сгниет, - здесь Александр Петрович посмотрел на Ваську и улыбнулся. - А может все-таки транспортер?

   - Если бы была акция разовая. Завез материалы и все, то конечно, однозначный транспортер. А когда ты начинаешь регулярно таскать товар, то дорога получается предпочтительней. Тем более, что товар по ней можно ведь и обозами возить, чтобы народ не смущать. Правда, там, где грузовик пройдет за сутки, обоз будет тащиться суток пять-шесть.

   - А вот как быть зимой? - поинтересовался Иван. - Волхов-то, поди замерзает. Значит, дорогу надо до самого Петербурга тянуть. Ну, или реконструировать старую.

   - Реконструировать, - задумчиво сказал Александр Петрович и обвел взглядом сидящих. - Кто-нибудь вообще соображает в строительстве дорог?

   Все дружно отрицательно помотали головами. Даже сидящая с рукоделием на коленях Марфа. Хотя уж у Марфы мнением о строительстве дорог вообще никто не интересовался. Не считали ее специалистом по дорожному строительству. Поэтому все удивились, когда Марфа подала голос. А она, отложив рукоделие, поинтересовалась свардиво:

   - Вот скажите мне, многоуважаемые члены клана, для чего вы вообще это затеваете? Пашку не спрашиваю, он слишком молод, не скован условностями и ему сам бог велел всюду лезть. А вот Петрович пусть скажет. Нам что, денег мало. Уж вроде как все сундуки забиты. Сидели бы уж спокойно. И нам бабам спокойнее бы было. А то вон посмотрите на Василису. Она ведь до сих пор не отошла. Хотя, чувствую, что там не только дорога виновата.

   Слова Марфы словно открыли шлюз. Вслед за ней выступили и тетка Матрена, и Фенечка, и даже Машка. Одна Васька не поддержала бабский коллектив. Ну, собственно, от нее этого никто и не ожидал. Протас, подумав, тоже присоединился к бабам. Он занимался торговлей в Астрахани, процветал и ему далекий Петербург и еще более далекая Европа на фиг не упали.

   Одна Васька выступила с горячей речью в поддержку проекта.

   - Ну и что нам это даст? - скептически спросила Марфа. - Опять мужиков дома не будет. Тебе хорошо, махнула подолом и смылась. Ты при муже. А мы вот при доме. У нас здесь все: поля, фабрики, заводы, пароходы. Ведь вон какая жизнь наступила - помирать не хочется.

   Марфа знала, что говорила. За пару десятков лет подняться от забитой крепостной вдовы-крестьянки до одной из глав могущественного клана, чья власть в низовьях Волги, пожалуй, будет повлиятельней императорской. По крайней мере, местный губернатор расклад сил понимает и из рук ест. И Марфина крестьянская суть, воспитанная поколениями, прямо криком кричала против всех этих новшеств, старающихся якобы нарушить достигнутое положение, которое Марфу вполне устраивало. А любое новшество вызывало беспокойство и опасение за сложившуюся жизнь, которая Марфу тоже вполне устраивала.

   Интересно, что против Марфы выступил ейный муж, который, в отличие от жены, стоящей одной ногой в старинном крестьянском укладе, прекрасно осознавал необходимость развития. Любая остановка в пути могла привести к застою и откату назад, потому что зубастые конкуренты и хищные чиновники (а других почему-то не было) моментально раздергают и подгребут под себя все, что создавалось годами. Конечно, Владимир Васильевич немного в этом плане кокетничал, потому что, будучи прав в основном направлении мыслей, умалчивал о частностях. Никакой конкурент, выросший в российском только-только зарождающемся специфическом капитализме, не смог бы обеспечить достойное противостояние созданной могучей корпорации, ушедшей в части производства даже не на года, а на десятилетия вперед. А если взять производственные отношения, то, пожалуй, на сотни лет. Так что Марфа частично, хоть и бессознательно, была права.

   Однако отказываться от грандиозного проекта, сулящего немалые выгоды как в экономическом так и в репутационном плане не хотелось. При этом, пожалуй, только трое из верхушки клана отчетливо понимали, что такое выход на международную арену не единичного купца или даже богатейшего заводчика, а неведомой до сих пор в России огромной корпорации, подмявшей под себя потенциально богатейший край. Пока корпорация не сделала сколько-нибудь значимых шагов в политическом раскладе, довольствуясь ролью наблюдателя и просителя, но несколько человек в Империи уже начинали к ней приглядываться в надежде приспособить ее огромный экономический потенциал к своим нуждам. Впрямую, конечно, еще никто ни к Владимиру Васильевичу, ни к Александру Петровичу не обращался, начальник службы безопасности, взятый из городских низов и сделавший сумасшедшую небывалую карьеру, благодаря врожденному таланту, ухитрился рассадить своих преданных агентов не только в окружение нижневолжских губернаторов, но и в сами столицы. Он просил дать ему еще немного времени, и он будет ежемесячно предоставлять руководству аналитическую записку по внутренней политике государства с характеристиками отдельных фигурантов и выборочный мониторинг настроений народа, исходя из опросов городского населения Астрахани, Казани и Нижнего Новгорода, а также нескольких деревень из нижневолжских губерний.

   Конечно, ни Александр Петрович, ни Владимир Васильевич не думали, что мониторинг настроений населения проводится специальными агентами с бейджиком на шее, на котором написано «Опрос населения» и фамилия агента. Вовсе нет. Они примерно знали, что настроения горожан лучше всего проявляются в кабаках, когда люди расслаблены после принятия дозы и то, что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Ну и, конечно, особо интересным личностям можно и подлить. Вот в деревнях совсем другое дело. Где все новости обсуждаются, начиная от деревенских и кончая междупланетными? Естественно у колодца. Ну а там одни бабы. Значит, и агент должен быть бабой. Ну а сборщик донесений от агентов-баб, которые, как правило, неграмотные и доносят собранные сведения исключительно в устной форме должен быть бродячим коробейником-офеней. Вот так и добывалась информация. Поэтому верхушка клана знала о настроениях народа из первых рук и получше любой тайной канцелярии.

   Так вот, из последних материалов выходило, что деятельностью корпорации интересовались такие влиятельные лица, как граф Шувалов и глава Тайной канцелярии Ушаков. Правда, никаких действий, требующих нейтрализации, предпринято не было. Но Владимир Васильевич, поощрив начальника службы безопасности, велел работу не прерывать.

   Промежуточные результаты этой работы были озвучены на общем собрании клана. И опять всех поразила неугомонная Васька. По ее мнению (тут она оглянулась на мужа и тот ей поощрительно кивнул), завоевание европейского рынка настолько укрепит позиции корпорации, что она сможет безболезненно пережить даже дворцовый переворот. В этом месте собрание напряглось и посмотрело на Ваську с подозрением, мол, не рехнулась ли женщина часом. А Владимир Васильевич шепотом спросил у приятеля не он ли поведал своей жене историю воцарения Екатерины второй.

   - Ну я, - так же шепотом признался Александр Петрович. - Но выводы-то она делает сама. И против выводов ты ведь не попрешь?

   - Не попру, - задумчиво ответил Владимир Васильевич, а потом призвал увлекшуюся Ваську прекратить смущать доверчивый народ, а председателя народного контроля отчитаться об имеемых на сей момент денежных запасах в сундуках и сейфах (народный контроль назывался так, потому что Владимиру Васильевичу нравилось это словосочетание). На самом деле контроль был, но народ к нему не допускался. Ибо не хрен. Достаточно было народу знать, что главные, а также их жены, дети и прочие родственники в бриллиантах не шляются и в дорогих транспортерах на раскатывают. А еду покупают в тех же магазинах, что и все. Правда, без очереди. А попробуй скажи тетке Матрене, что вас здесь не стояло...

   Народный контролер, а вернее, контролерша, осознавая свою ответственность и важность доносимых сведений, встала и Владимир Васильевич не сказал, как обычно:

   - Ну что ты вскакиваешь, как солдат перед унтером. Сиди уж.

   - На сегодняшний день, - начала контролерша фальцетом, но никто не засмеялся, зато сама контролерша смутилась и покраснела, но откашлялась и продолжила уже нормальным голосом. - На сегодняшний день общая сумма накоплений в закромах составляет: в серебряной монете — один миллион семьсот двадцать тысяч рублей; в золотой иноземной монете в пересчете на рубли по весу — сто пятьдесят пять тысяч; в ювелирных изделиях опять же, в пересчете на рубли — сто двадцать тысяч. Теперь, что касаемо ценных бумаг, венецианской биржи осталось всего на десять тысяч и мы будем стараться их распродать, потому что ребята из фондового отдела сказали, что венецианские бумаги теряют популярность. Но это уже не мое дело.

   Александр Петрович шепнул приятелю:

   - Вот видишь, как важно иметь связь с Западной Европой. Причем, свою. А то пока через купцов до нас дойдет.

   Владимир Васильевич согласно кивнул и посетовал:

   - Жаль, что нет телеграфа.

   - Ха, ты еще про телефон заикнись.

   Контролерша заметила, что главные о чем-то шушукаются и прервала доклад, посмотрев на них вопросительно. Владимир Васильевич махнул ей рукой, мол, продолжай, не отвлекайся.

   - Так вот, в связи с этим вложения в голландские бумаги увеличились до восьмидесяти пяти тысяч рублей. По денежным средствам у меня все. Товарные запасы на складах и нереализованные в лавках я не подсчитывала. Это дело производителей, а они отчет подают по результатам года.

   Контролерша умолкла и посмотрела вопросительно.

   Благодарю, - сказал Владимир Васильевич и повернулся к Марфе. - Ну и куда, по-твоему, нам девать такую кучу денег? Эта куча ведь каждый день увеличивается. И намного. А между тем первые пароходы уже устарели. И морально и физически. Да и народу в Поволжье ощутимо прибавилось. Значит, надо строить двухпалубные с увеличенным числом кают, что позволит заодно и цены снизить. Теперь еще, население в городе прибавилось, заводы расширяются, а строительство жилья отстает. А еще отстает строительство третьей очереди водопровода и сбор и перевозка мусора. Это ж никуда не годится — на окраинах стали расти хибары чуть ли не из тарной дощечки. Куратору строительства на первый раз предупреждение о неполном служебном соответствии. Ну а потом, - тут Владимир Васильевич развел руками, - розги. И учтите, по новому укладу под розги не попадают только лица после сорока пяти лет и беременные женщины. Да, что-то я отвлекся. Так вот, Марфа, ежели мы остановимся, деньги улетят просто мгновенно. И оглянуться не успеешь. Поэтому приходится их во что-то вкладывать, чтобы они не лежали в сундуках, а работали, принося нам новые деньги.

   - Новые-то зачем? - Марфа не собиралась сдаваться так просто.

   - А детям мы что оставим? - патетически воскликнул Владимир Васильевич. - Это хорошо, если они останутся с нами. А если захотят отделиться и уйти на вольные хлеба? Ты что ж, отпустишь их голыми и босыми? Нет, придется выделить им какую-то часть капитала. А детей-то у нас... - он задумался. - Нет, трудно поддаются подсчету.

   Присутствующие заулыбались.

   - Вам бы все смеяться, - сварливо сказал Владимир Васильевич. - А ведь у некоторых есть уже и внуки. Нет, надо быстрее готовить положение о престолонаследии... тьфу ты, просто о наследовании. Иначе правнуки раздергают нашу корпорацию по ниточке.

   - А давайте сделаем акционерное общество, - предложил Александр Петрович. - А то у нас, честно говоря, корпорация не пойми какая. Все вопросы первостепенной важности решает совет клана простым большинством. А сделаем так, что число голосов будет пропорционально количеству акций, находящихся во владении.

   - Ну и как ты будешь распределять эти акции? - поинтересовался Владимир Васильевич. - По стажу, по должности, по возрасту или по степени родства. Тогда я предсказываю, что наибольшее количество акций получит Василиса, как отвечающая всем критериям.

   Васька, протянув руку за спиной мужа, ущипнула его за бок. Владимир Васильевич потер бок и добавил:

   - А я что говорил. А если распределить акции поровну, то получится тот же компот, что и сейчас.

   - Предлагаю распределить акции по половому признаку, - вмешался Иван. - То есть, все отдать мужикам, а бабам оставить совещательный голос.

   - Вот здравая мысль! - воскликнул Владимир Васильевич и тут же схлопотал от Марфы.

   - Нет, - сказал он обиженно. - Я так не играю.

   Ареопаг развеселился и, пользуясь тем, что собрание стало несерьезным, а Владимир Васильевич занялся разборками с женой, Александр Петрович объявил перерыв. Перерыв настояниями тетки Матрены решили превратить в легкий закусон, как та же тетка Матрена выразилась.

   Пока под руководством тетки Матрены накрывали стол с общей столовой и обещанный краткий перекус грозил перейти в полноценный обед, Александр Петрович поискал взглядом жену и, не найдя, решил пойти в апартаменты. Васька была там и воспитывала наследницу, которую застала вертящейся перед большим зеркалом в том самом виде, в котором она ее родила. Ксюха без малейшего зазрения совести пожаловалась ей, что у нее не растут груди и отсутствует процес оволосения лобка (это Васька потом, смеясь, рассказала мужу). Александр Петрович застал своих девок за задушевной беседой. Заметив входящего отца, Ксюха показала ему язык, а матери кивнула и смылась.

   - Обедать-то! - крикнула ей вслед мать.

   Куда там. Мысль об обеде Ксюхину голову даже не посещала. Заканчивались летние каникулы и надо было набеситься на все предстоящие девять месяцев. Александр Петрович посмотрел ей вслед и с грустью отметил, что дочь отличается независимым характером, которым она вся в мать, и лет через пять- шесть станет завидной невестой, очередь женихов к которой выстоится отсюда и до Астрахани. А ведь уже сейчас Ксюха грозила превзойти мать по всем статьям, хотя, по мнению Александра Петровича, превзойти Ваську можно было только теоретически. Конечно, Александр Петрович был пристрастен, потому что безумно любил жену. Васька отвечала ему бурной взаимностью, сметающей на своем пути правила и условности. Наверно именно поэтому в свои тридцать с копейками лет она оставалась все еще Васяткой и Васильком.

   Васька, видать, не отошла еще после беседы с дочерью.

   - Шурка, - сказала она, как обычно обращалась к мужу в особо интимных случаях или, что случалось крайне редко, зовя на помощь, - а ты замечаешь, как выросла наша дочь?

   Александр Петрович кивнул, целуя Васькино левое запястье, что означало у них выражение любви и ласки. Васькин взгляд сразу затуманился и неистовая богиня мщения превратилась в нежную податливую девочку.

   - Шурка, - прошептала она жалобно. - Давай поговорим. А?

   - А давай поговорим после обеда, когда ты будешь добрая и ласковая.

   - А сейчас я какая? - удивилась Васька.

   - А сейчас ты нежная и податливая.

   - Вот еще, - возразила Васька. - Нежная и податливая я для тебя всегда. А вот насчет того, что я бываю доброй, первый раз слышу.

   - Ну да, - сказал Александр Петрович. - Все так. Однако я не теряю надежды.

   За столом серьезно относящаяся к трапезе тетка Матрена решительно пресекала все разговоры. Правда, главных это не касалось, но Марфа дулась и диалог с Владимиром Васильевичем у нее не получался. В отличие от парочки, состоящей из Васьки и ейного мужа, который шептал ей на ушко разные скабрезности, а его благоверная прыскала и один раз даже поперхнулась. Владимир Васильевич смотрел на них с завистью и назначил после обеда адмиральский час, решив помириться с Марфой. Васька этому нововведению очень обрадовалась и, закрыла двери спальни на ключ, чтобы ворвавшиеся ненароком дети не застукали голых родителей в интересной позе. И как раз в этой интересной позе они и пребывали, когда адмиральский час кончился.

   - Только вас ждем, - сказал повеселевший (видно, примирение с Марфой таки случилось) Владимир Васильевич.

   Вошедшая Васька, если и порозовела, то совсем по другой причине.

   - Итак, сударыни и судари, - начал Владимир Васильевич. - Все вы слышали доклад нашего народного контроля. Денег в закромах много, и они валяются просто так. А надо, чтобы не валялись. Поэтому, так как вы к производству и торговле ближе, то я слушаю ваши предложения.

   А так как у народа наболело (или народ посчитал, что у него наболело), то предложения посыпались как из рога (изобилия, естественно). Секретарь, понятное дело, все записывал. Поднявшийся шум утихомирить не удалось. Каждый норовил перекричать остальных, проталкивая свою, самую важную идею. Наконец Владимир Васильевич рявкнул:

   - Кончайте орать. У нас на все денег не хватит.

   Потом взял у секретаря исписанные предложениями листы и подверг их правке. Потом передал Александру Петровичу. Тот правку поправил. Владимир Васильевич посмотрел, похмыкал, но с исправлениями согласился.

   - Итак предлагается строительство в Казани завода паровых машин, станкостроительного и судостроительного. В Саратове зернохранилища и паровой мельницы. В Астрахани расширение судостроительного завода, тарный завод, консервный завод. Зеленый Берег и здесь отличился. Кто предложил расширение авиастроительного цеха?

   - Ну я, - подняла руку Васька. - Возражаешь?

   - Возражаю, - сказал Владимир Васильевич. - И знаешь почему?

   - Знаю, - сказала Васька. - Нет инфраструктуры. А то, что мы производим — это несерьезно.

   - Молодец, - похвалил Владимир Васильевич. - Все знаешь. Вот как сделаете модель с приемлемой дальностью и скоростью (о грузоподъемности пока и речи не шло), сразу получите денег и на инфраструктуру, и на расширение.

   - Жмот, - сказала Васька.

   - Не без того, - согласился Владимир Васильевич. - Но ты, Василиса, не обижайся и отнесись с пониманием.

   - Так, читаем дальше. Опять Зеленый Берег. Так, что тут у нас? Расширение, расширение. Постройка новой теплицы. А это что? Закладка новой плантации?

   Владимир Васильевич поднял взгляд от перечня и посмотрел на жену. Та ответила ему бескомпромиссным взглядом, и Владимир Васильевич понял, что на этот раз бороться бессмысленно.

   - Ну а ты что молчишь? - обратился он к приятелю.

   - А у нас все по плану, - с достоинством ответил Александр Петрович. - Нам лишних денег не надо. Вот, если решится вопрос с Европой, тогда да. А пока...

   - Ну как же, - озаботился Владимир Васильевич. - Ты же собирался заменять старые пароходы новыми. Двухпалубными.

   - Я и заменяю, - ответил приятель. - Вон Ваня не даст соврать. Он как раз через неделю спускает новый двухпалубный. А ваши инвестиции, если, конечно, их утвердят пойдут на килечный флот Астрахани и танкерный с буксирным в Казани. Кстати, чтобы это не было приятной неожиданностью, в бочках нефть мы больше не возим. А возим мы ее в натуральных танкерах. Вернее, не возим, а собираемся возить. Тут я побежал впереди паровоза.

   - Ты что, освоил непроницаемый для нефти клепаный шов? - недоверчиво спросил Владимир Васильевич.

   - Хуже. Я применил сварку.

   Владимир Васильевич оживился.

   - Электрическую? И как тебе это удалось?

   - Да никак. А применил я газовую.

   Энтузиазм Владимира Васильевича несколько поугас, но не до конца. Все-таки даже газовая сварка была шагом вперед.

   - И как? - жадно спросил он.

   - Пока держит. Ну констукции-то не особо напряженные. Мы уже и на нефтехранилищах стали ее применять. И число протечек резко уменьшилось.

   - Все это, конечно, здорово. Но как же с электросваркой?

   - Пока никак. Сам принцип осуществили, но пока только для мелких деталей. Флюсы подбираем, обмазку электродов. Помнишь, у нас лаборатория сварки была? Вот сделали такую же. Но, конечно, труба пониже и дым пожиже — людей-то нет. Приходится выпускников нашей школы звать. А они у нас с норовом, идут только туда, где больше обещают. Да и мало их пока. Хотели было несколько человек послать в новооткрытый университет, да после ознакомления с их программой оказалось, что у нас школа по некоторым предметам на пару шагов впереди. Да потому, что мы больше прикладники, а они, вишь, теоретики. Нет, конечно, если брать науки гуманитарные... - Александр Петрович вздохнул. - Но нам пока не до жиру. А девиц наших не берут. Дискриминация-с. Я уж было подумал пригласить преподавателей и открыть женский университет. Жалко же девочек. Умненькие.

   - А куда потом денешь выученных девочек? - спросила Васька. - Нет у нас больше Александров Петровичей и Владимиров Васильевичей.

   - А что тебе дал этот Александр Петрович? - буркнул Владимир Васильевич, посчитавший Васькино высказывание за сарказм, потому что Марфа уж точно не то, что университетов, гимназиев не кончала.

   Однако Ваську смутить было трудно. И уж за словом в карман она точно не лезла.

   - Любовь он мне дал. И уважение. Он из деревенской девочки меня сделал. Имеешь что-то возразить?

   - Да ну тебя, - отмахнулся Владимир Васильевич.

   Удовлетворенная Васька села и прижалась к мужу. Она даже не стала оставлять за собой последнего слова.

   - Найдем мы куда деть выученных девочек, - тихо сказал ей Александр Петрович. - И даже не сомневайся.

   - Да знаю я, - ответила Васька. - Чтобы ты, да не нашел.

   После долгих дебатов, едва не переходящих в мордобитие (причем женщины не отставали и кабы не были самыми агрессивными) смета была утверждена и отвечающим за строительство новых производств было строго указано, что, если будут вылезать за смету, то только с железной аргументацией. Или будут достраивать за свои. Однако все прекрасно понимали, что Владимир Васильевич их так пугает, потому как ну что они там за свои построят. Не сверхбогачи чай. Хотя конечно на какой-нибудь сарай и хватит. Вопрос индивидуальных доходов рассматривался давно и давно же было определено, что руководители направлений могут получать не более чем три зарплаты высококвалифицированного рабочего при условии, что направление прибыльно. А при неприбыльности, но дотируемости направления, то есть, когда оно признается нужным, не более двух зарплат. Владимир Васильевич считал, что таким образом достигается социальная справедливость. Конечно, были и несогласные, в большинстве своем накрученные женами, которые оказавшись близко к вершине корпорации, теряли берега и съезжали с катушек. Таких, для начала вежливо вразумляли и, если человек не вникал, объявляли предупреждение. Редко кто отваживался идти дальше. За всю историю корпорации было всего два случая, когда человек не внял предупреждению. Такие без сожаления изгонялись. И потом, несмотря на слезные просьбы, обратно не принимались.

   Двое основателей корпорации могли бы брать себе вообще все, что остается. То есть, вся выручка минус сумма расходов под фамилией «итого» и никто бы не возразил, потому что народ так привык. Вот, исходя из того, что народ так привык, было решено пойти наперекор всенародному изъявлению. Вот тогда и прогремела корпорация на всю Волгу, вызвав недоумение и насмешки. А некоторые, начиная от губернаторов и выше, задумались. Но таких было исчезающе мало, и они в Империи погоды не делали. А вот задумавшийся руководитель Тайной канцелярии — это уже было серьезно. Пока он думал и собирал материалы, корпорация росла и крепла. Рядовые труженики, видя такое к себе отношение со стороны начальства и владельцев, а также сравнивая свое положение с положением соседей (не в вакууме жили), начинали понимать, что им крупно повезло. Это, кстати, доходило довольно быстро. А когда доходило, люди вцеплялись в место руками и ногами. Особенно ценилось у рабочего люда место в городе Зеленый Берег. Это там, где располагался мозговой центр корпорации и ее главные заводы. Слухи о райском месте под названием Зеленый Берег распространились по всей Империи со скоростью лесного пожара. И в город хлынул народ. Причем хлынул самый бедный и неприкаянный. Люди, имеющие доход и постоянное место работы так просто с мест не срывались. Они ко всем слухам относились с большим недоверием. А вот всякого рода асоциальные элементы, которых ничего практически на месте пребывания не держало, прослышав про молочные реки и кисельные берега, с весной отправлялись в низовья Волги.

   Чтобы плыть пароходами корпорации, у них, естественно, не было денег (даже на палубный билет). Наняться в команду на один рейс они не могли. Потому что команды формировались еще зимой и их члены зубами держались за место. Поэтому они нанимались гребцами на купеческие струги или сплывали плотами, порой собираясь в артели. Такие неорганизованные босяки были головной болью Владимира Васильевича, которому приходилось решать проблему перенаселения города.

   А проблема была серьезной, потому что на окраинах пряничного, тщательно распланированного города стали вырастать и расползаться грязные неухоженные трущобы. Этакие Шанхаи и Нахаловки. Обитатели их пробавлялись в основном воровством и попрошайничеством. Жители прилегающих городских районов, наиболее сильно страдающие от набегов этой саранчи, стали жаловаться, доходя порой до самого Владимира Васильевича. Уговоры и угрозы на обитателей нахаловок не действовали. Оно, конечно, для обитателей не все было так хреново. По мере того, как развивались производства, они требовали все больше и больше рабочих рук. И многих находили как раз в нахаловках. Счастливчики бросали свои сколоченные из всего жилища и переезжали в нормальные дома. Но проблему это не решало, потому что давало новую вспышку слухов и в Зеленый Берег побежали уже оброчные землепашцы. А это было чревато столкновением с Империей. Не Дон как-никак, а вполне себе лояльное купеческо-промышленное сообщество.

   И Владимир Васильевич поехал в Астрахань к губернатору и имел с ним беседу. Снизойдя к размеру взятки, губернатор прислал солдат. И никакую не инвалидную команду, а полноценный взвод с поручиком и пушкой. Александр Петрович со своей стороны предоставил паровой бульдозер. Была, конечно, у него потайная мысль, которой он не делился даже с Васькой, считая ее слишком женщиной, чтобы доверять такую тайну. Но, посчитав, что еще слишком рано, бульдозер он предоставил.

   Совокупность солдат и бульдозера способствовали быстрой, в течение дня ликвидации нахаловок и шанхаев пока они не закрепились и не обросли старожилами и традициями. А недовольных обитателей погрузили на два парохода, не пожалев потерянной выручки, и отправили аж до Ярославля, по пути ссаживая желающих. Одновременно был запущен слух, что на предприятиях Зеленого Берега вводится палочная дисциплина, близкая к казарменной с одновременным урезанием зарплат и введением системы штрафов. В общем, как у всех остальных. И уже якобы появились первые уволенные, которые и разнесли эту печальную новость.

   Александр Петрович потом говорил Владимиру Васильевичу:

   - А ведь слухи действуют надежней солдат и бульдозера. И намного дешевле чем радио и телевидение.

   - Вот только дикторы уж больно неказисты, - соглашался Владимир Васильевич.

   Но это все было до эпохального совещания по поводу торговой экспансии в страны Европы.

   - Возни с этим, - высказалась не желающая сдавать позиции Марфа. - А нас вообще-то и здесь неплохо кормят.

   Знающий, чем все это может закончится, Александр Петрович помалкивал. Приятель, который тоже был в курсе, пообещал, что все нужное он к следующему году пробьет, а пока надо готовить смету, потому что после нынешнего распределения денег в казне могла и мышь повеситься, а за зиму денег на пароходах не заработать. Так что потянуть скорее всего дорогу и одновременно новгородские заводы не получится. Удовлетворенный Александр Петрович передал этот разговор жене, но Васька не обрадовалась и потребовала у мужа объяснений, типа, на кой ляд ему все это нужно. Александр Петрович, поколебавшись, решил ей все-таки рассказать, что он хочет связаться с русской колонией в Америке.

   - Правда, прошло уже практически сто лет с тех пор, как они там обосновались. И тех, кто это начинал, уже нет в живых,