Ты мне (меня) изменил. Елена Третьякова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Когда мне впервые донесли, что муж изменяет?

   Год уже и не вспомню. Но точно помню, что был август. Жара стояла сорокоградусная. Мы с Игнатом были приглашены на выездной корпоратив в честь юбилея холдинга. Чего хотел добиться коллега мужа, с которым я не была тесно знакома, я так и не поняла. Но когда в очередной раз вышла из душного зала и направилась в беседку подышать воздухом, ко мне подошёл Саша и, широко и искренне улыбаясь, передал конверт.

   — Посмотри. Не думаю, что тебе понравится. Но ты должна знать, — и ушёл.

   Я осталась стоять с конвертом в руках, долго не решаясь его открыть.

   А когда открыла, поняла, что жизнь моя не будет такой, как прежде, но вот какой будет, ещё не понимала.

   История о долгом и тернистом пути женщины к своему счастью.

ПРОЛОГ

Когда я своими глазами увидела, что муж мне изменяет?

   Полтора года назад. Как раз за день до годовщины нашей свадьбы. Я получила неопровержимое подтверждение его измены. Своими глазами увидела, как он азартно пялит длинноногую девицу. А та в свою очередь громко стонет и извивается, а муж рычит от возбуждения, наматывая её длинные блондинистые волосы на кулак.

   Классика, что уж тут?

   Я просто вернулась от мамы на день раньше. Устала от её вечных придирок и критики, впервые в жизни плюнула и, хлопнув дверью, уехала.

   А дома…

   А дома муж…

   Когда мне впервые донесли, что муж изменяет?

   Год уже и не вспомню. Но точно помню, что был август. Жара стояла сорокоградусная. Мы с Игнатом были приглашены на выездной корпоратив в честь юбилея холдинга, в котором работал муж. Чего хотел добиться коллега мужа, с которым я не была тесно знакома, я так и не поняла. Но когда в очередной раз вышла из душного зала и направилась в беседку подышать воздухом, ко мне подошёл Саша и, широко и искренне улыбаясь, передал конверт.

   — Посмотри. Не думаю, что тебе понравится. Но ты должна знать, — и ушёл.

   Я осталась стоять с конвертом в руках, долго не решаясь его открыть.

   А когда открыла, поняла, что жизнь моя не будет такой, как прежде, но вот какой будет, ещё не понимала. На фотографиях из конверта Игнат оттягивался в клубе с пышногрудой брюнеткой. Первые кадры были пошлые, но на измену не тянули. Ну полапал муж чужую бабу за филей, ну уткнулся лицом в силиконовые сиськи. Так и баба не против, и антураж предполагает. Может, это праздник какой? Мальчишник друга, что был полгода назад? Конкурсы соответствующие и стриптизёрши.

   Дальше всё стало веселее. Когда я долистала до кадров, где муж сношается с брюнеткой, единственный вопрос, крутившийся в голове, был: «А как это снимали? Прямо телефоном в дырку залезали?».

   Позже я поняла, что это была защитная реакция моей психики на полученную информацию. Я просто не хотела принимать правду! Поэтому отторгала и придумывала всякую дичь.

   Скандал в тот же вечер я не закатила только потому, что муж к ночи был пьян в хлам. А на утро на завтраке, когда я вяло ковырялась в тарелке, даже не разбирая, что набрала, ко мне подсела та самая брюнетка. С фотографий. И с восторгом и воодушевлением стала вещать о том, какое чудо мой муж, как она им восхищается, как она им дорожит.

   Конечно, дорожит. Ведь Игнат работал в конторе её мужа и трахал жену начальника, видимо, не за зарплату, а по доброте душевной или из любви к искусству.

   Я тогда не сдержалась и вывалила всё как на духу и про компромат, и про то, что грудь у неё обвислая, и в губах пора поправить силикон.

   А скандал устроила уже дома. С битьём посуды, швырянием вещей в голову неверного мужа. Он как-то вяло отпирался, утверждал, что это фотомонтаж, что это происки врагов и Санька ему просто завидует.

   И почему я поверила?

   Или не поверила? Просто закрыла глаза.

   Дура потому что была!

   Когда я впервые догадалась, что муж мне изменяет?

   Наверное, я знала это всегда…

ГЛАВА 1

Старенький фордик Игната в очередной раз сломался. Второй раз уже за последние пять месяцев. Пора бы поменять машину, но ипотека съедала все свободные деньги.

   И зачем только я влезла в эту кабалу?

   Настолько хотелось просторную квартиру? Хотелось, да. Чтоб как в мечтах всё было: гардеробная в спальне, а не кладовка в узком коридоре. Чтоб на застеклённом балконе стояли ротанговое кресло и фикус, а не завалы старья возвышались, как в маминой квартире. И кухню хотелось, чтоб танцевать можно было, и ванную комнату без плесени.

   А как увидела второй санузел в квартире, сразу решила, что сделаем там что-то типа хозяйственного помещения. Стиральную и сушильную машинки туда поставим, гладильную доску, стеллажи для хранения бытовой химии и всевозможных мелочей. Когда всё в квартире убрано на свои места, так и беспорядка нет.

   Обои выбрать хотела по своему усмотрению, а не на распродаже по дешёвке. И обязательно большую кровать в спальню! Никаких раскладных диванов.

   В мечтах было всё так красиво…

   На свалке особенно красиво смотрелся мой огромный ортопедический матрас, который я с помощью соседа выволокла сразу после акробатических этюдов Игната с блондинкой.

   Спала потом на надувном матрасе с месяц, пока не взяла в рассрочку новый.

   Район новостроек был не самым удачным, хотя застройщик и обещал развивать инфраструктуру. Но я понимала, что нам с Игнатом квартиру дороже просто не потянуть. Мы, зарабатывая очень неплохо по меркам города, умудрялись тратить несопоставимо больше. Покупая жилье в ипотеку, очень рисковали, но в итоге как-то справились.

   Точнее, справилась я сама, оставшись в активе со стареньким «фордом» и ежемесячными платежами.

   С Игнатом что-то не сложилось.

   На остановке в ожидании автобуса притопывала на месте, чтобы не замёрзнуть. Я так и не достала тёплые сапоги, рассчитывая на своего стального коня. А машина опять подвела.

   В наш новый микрорайон ходили всего два автобуса, более-менее придерживаясь расписания. Если ты хоть пару раз проехался в одно и то же время на работу, то уже знаешь половину людей, стоящих на остановке. Через неделю и вовсе будешь здороваться при встрече и сетовать на задержки транспорта и пробки на дорогах.

   Вот и я, предаваясь не самым радостным мыслям о том, что завтра праздник — Международный женский день, — а настроения нет, кивала и улыбалась знакомым. Одна женщина была мне особенно хорошо знакома, но не лично, а понаслышке. И заходя в салон автобуса, я постаралась сесть в самом начале салона, подальше от неё, и отвернулась к окну.

   Женщина как назло села на свободное место напротив. Мне не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть на её приветствие. Избегая возможного диалога, полезла в сумочку и вытащила телефон, всем своим видом показывая занятость.

   «Сейчас сижу напротив твоей жены в автобусе», — быстро набрала и отправила сообщение в мессенджере абоненту «Алексей».

   Я на сто процентов была уверена, что записана в Лёшиной телефонной книжке как Вася-ремонт или Саня-кран. Ещё пару месяцев назад меня это веселило. Сейчас… Сейчас просто устала. И сама не знала, зачем написала сообщение. И первое, и последующие. Наверное, хотела понять, что ещё жива и что-то чувствую, раз расковырянная ранка болит.

   «А она ничего такая, хорошенькая. И не толстая совсем. Зря ты на неё наговариваешь!»

   Я сделала вид, что крепко задумалась, и расфокусированным взглядом уставилась на Лёшину жену.

   Обычная женщина, шатенка, кареглазая, симпатичная, в меру ухоженная. И что Лёхе не так?

   Да всё не так, с его слов! И скучная, и в постели пресная, и некрасивая, и нудная, и много ещё разнообразных «и», которыми обычно сыплют неверные мужья, вешая лапшу на уши любовницам.

   Телефон уже несколько раз провибрировал, но я так далеко уплыла в свои мысли, что чуть не проехала остановку. Выскочив в последний момент, угодила в кучу рыхлого неубранного снега, чертыхнулась и неловко выбралась на почищенный клочок асфальта. Во время всей этой эквилибристики мне было не до разрывающегося телефона. Устоять бы на ногах и не упасть в снежную кашу!

   Звонивший был настойчив. Как только оборвался звонок, телефон запел по-новому.

   — Что? — не очень приветливо рявкнула в трубку.

   — Что ты ей наговорила?! — заорал в ответ мужчина. — Мы же договаривались! Ты же обещала!

   — Господи, Лёша, какой же ты трус, — устало ответила и сбросила вызов.

   Я глубоко вздохнула, раздумывая, не отправить ли абонента в чёрный список. Но пора спешить на работу, любимую, но очень нервозатратную. У меня есть как раз десять минут, чтобы дойти до здания, где находится наш центр, и настроиться на рабочий лад. Но телефон опять зазвонил.

   — Что ещё?! — Не глядя на экран, приняла вызов.

   — И тебе доброе утро! Хотя у тебя оно недоброе? — красивый мужской голос с богатыми модуляциями пророкотал в трубку.

   — Игнат, что тебе надо? — Я давно уже не велась на голос мужа. Хотя когда-то именно этот тембр и умение владеть голосом покорили юную наивную дурочку, коей я была в свои восемнадцать. Игнат умел преподнести себя выгодно.

   «Почти-бывший муж» — исправилась мысленно. На развод мы не подавали, хоть и перестали жить вместе уже как восемь месяцев. Как раз с того самого момента, как Игнат встретил меня в коридоре, сидя на чемодане.

   — Просто хотел узнать, как будешь праздновать Восьмое марта?

   — Тебе-то какая забота? — огрызнулась, понимая, что праздновать мне не с кем, негде и, что важнее всего, — совершенно не хочется.

   — Ну мы же не чужие люди, Мар! — всё так же ласково ответил Игнат, коверкая моё не самое распространенное имя. Только муж (почти-бывший!) и старший брат называли меня Марой. И я им прощала эту вольность.

   — Тебе не с кем праздновать? Тебя выгнала твоя старуха?! — неожиданно осенило меня.

   Я остановилась посередине дороги и замерла. И плевать, что людям приходилось меня обходить. Я просто не могла сдвинуться с места от накативших чувств. Не самых благодарных, но и чёрт с этим! Уж самой себе можно не врать, что я белая и пушистая.

   Это предположение мне понравилось. Очень понравилось! Это было бы прекрасной местью, раз уж на факт наличия у меня любовника Игнат никак не отреагировал.

   — Мар, ты же никогда не была злой и мстительной. Тебе не к лицу быть стервой! Да и зачем сейчас былое вспоминать, а?! — Муж ушёл от ответа так филигранно, что я почти убедилась в своей правоте. — Я просто хочу тебя поздравить завтра с праздником. Для этого мне надо знать, в какое время ты будешь дома?

   Игнат не менялся. Его по-прежнему не интересовало мнение других людей. Он хочет меня поздравить, значит, он приедет. А то, что я видеть его не могу, в расчёт не берётся!

   Я снова двинулась по дорожке, до работы оставалось всего ничего.

   — Я уеду на весь день. Не надо приезжать, меня не будет дома.

   Мы оба прекрасно понимали, что я вру. Игнат хмыкнул, я тихонько выругалась, наступив на ступеньку, покрытую льдом.

   — Всё! Пока! Мне некогда! — завершила разговор и сунула телефон в карман пуховика. И опять поскользнулась.

   — Я помогу. — Крепкая рука подхватила меня под локоть.

   — Спасибо, Глеб Андреевич, — искренне поблагодарила.

   — Совершенно не за что. — Мужчина скупо улыбнулся и открыл входную дверь.

   За ними следом шли немолодая женщина и мальчик. Мужчина подстраховывал ребёнка, стараясь сильно не сжимать руку на его плече.

   Я в который раз наблюдала эту картину и от разрывавших душу эмоций прикрыла глаза. Невозможно к этому привыкнуть, не-воз-мож-но!

   Но начинался новый рабочий день. Я взяла себя в руки.

   — Глеб Андреевич, пару минут мне дайте. Я сниму верхнюю одежду и приду за Костиком.

   — Без проблем, — кивнул мужчина.

   Он всегда очень скупо выражал свои эмоции, говорил кратко, односложно, что не будь я специалистом, то заподозрила бы в дяде Костика черты расстройства аутистического спектра. Хотя, если честно, мне как женщине импонировали сдержанность Глеба Андреевича, его тяжёлая монолитность и во внешности, и в проявлении характера.

   Даже жалко, что таких красивых мужчин не приводят ко мне на приём.

   — Можете пройти пока в группу. С утра Виктория Сергеевна, она с удовольствием побудет с Костей.

   — Отлично. Я сегодня спешу. Анна Ильинична посидит в комнате ожидания. — Мужчина, как всегда, очень внимательно и серьёзно посмотрел в глаза. А после развернулся к ребёнку: — Дерзай, боец! — Он аккуратно похлопал мальчика по плечу и быстро пошёл по коридору к выходу.

   Я проводила его взглядом. Вот уже третий год Глеб Андреевич три раза в неделю привозит в наш детский развивающий центр племянника. У мальчика полный букет заболеваний, начиная от эпилепсии и заканчивая аутизмом. Костя не терпит прикосновений, впадает в истерику, если попытаться взять его за руку. Но лёгкие поглаживания от дяди он переносит спокойно. И это уже прогресс.

   Костя попал к нам в центр по рекомендации, хотя дядя — достаточно успешный бизнесмен — мог позволить себе индивидуального дефектолога, психолога и тьютора. Но наш многоопытный психолог Светлана Викторовна смогла найти подход к ребёнку, а потом и я подтянулась к работе, и ещё несколько специалистов. Так мальчик и остался с нами.

   Я кивнула Костиной няне, которая с самого рождения ребёнка неизменна на своём посту, занимается мальчиком, заменяя ему семью. По поводу его родителей знала только то, что рассказал Глеб Андреевич психологу при оформлении. Мать родила Костика вне брака, провозилась с ним до года и отдала брату на воспитание, когда стало понятно, что мальчик нездоров. А сама уехала за границу продолжать карьеру модели. Изредка она навещала сына, но в центре её никто никогда не видел.

   — С наступающим праздником! — вспомнила я, улыбнувшись Анне Петровне.

   Женщина уже заняла своё привычное место у окна в комнате ожидания и достала книгу. Она была всегда начеку, отличала плач Костика от рёва всех других детей, могла купировать практически любую истерику, а самое главное, любила мальчика самозабвенно.

   Анна Ильинична улыбнулась в ответ и ответила:

   — И вас, Марта Игоревна!

   Праздновать Восьмое марта в женском коллективе было так же грустно, как и отмечать День святого Валентина в одиночестве. Раздевшись в своём кабинете и убрав вещи в шкаф, я переобулась, выложила на стол приготовленные заранее подарочки коллегам и отправилась на занятия в группу.

   Шагая по коридору, прикидывала, а не купить ли мне самой себе цветы. Тюльпаны! Охапку! Точно! Охапку белых тюльпанов! В честь праздника и просто для настроения. От Лёхи теперь пару недель не будет ничего слышно, Игнат, даже если и заявится, то притащит розы. Других цветов он не признавал. Только розы и чаще всего белые. А мне хотелось тюльпанов. И от мужчины, а не самой покупать…

   Но предаваться унынью было некогда, меня ждал Костик, потом Анечка, Саша и Сонечка и их родители, которые бьются изо всех сил со стеной, которая отделяет их детей от реального мира. Я не в состоянии разбить эту стену, не могу сделать из больного ребёнка здорового, но могу облегчить жизнь малыша и его семьи.

   В честь предпраздничного дня детей забрали пораньше. И уже в пять часов в центре остались только сотрудники.

   — Кто не за рулём, прошу в мой кабинет, — пригласила всех Алевтина Анатольевна, основательница и директор нашего центра.

   — А кто за рулём? — хихикнула наша самая молодая сотрудница Ирма Геннадиевна, нейропсихолог, закрывая попой дверь своего кабинета, удерживая в руках при этом кучу коробочек.

   — Тот пусть не отрывается от коллектива и бросает свой руль на парковке. На такси домой доехать можно.

   — А кому-то и пешком идти всего десять минут, — вставила Светлана Викторовна, первой заходя в приветливо открытые двери кабинета начальницы.

   — По такой погоде?! — воскликнула Ирма, чуть не рассыпав свои коробочки.

   — Да проходи ты уже, — я подтолкнула девушку. Сама-то догадалась сложить подарки в пакет, чтобы было удобнее нести.

   Отмечали в тёплой обстановке, пили шампанское, желали друг другу счастья, обменивались подарками, общались и шутили. С коллективом мне повезло: подобрались фанаты своего дела, которые болели душой за каждого ребёнка, за каждую семью. Да и с начальницей фартануло, что уж тут скрывать: Алевтина Анатольевна сама не понаслышке знала, что такое воспитывать в семье ребёнка-аутиста. Своего сына смогла вытянуть и вполне социализировать. Поэтому центр создавала не только на голом энтузиазме, но уже имея нужные связи и, что важнее, понимание, как всё работает. Специалисты отбирались только лучшие, и на зарплате не экономили. Я очень ценила это место работы.

   — Меня Славка ждёт. Побегу. — Первой покинула сабантуй Таня, наш реабилитолог.

   — Муж — это святое.

   Меня передёрнуло от этих слов. В коллективе никто не знал о проблемах в моём браке, о том, что мы с Игнатом разошлись. Не рассказывала никому, стыдилась, боялась сочувствия, непрошеных советов и сильнее всего косых взглядов.

   До сих пор ярко-болезненным было воспоминание о том, как закончилась наша дружба с Полиной. Узнав, что я больше не мужняя жена, а значит, по мнению подруги, в активном поиске, Полина попросила пока не приходить к ним в гости.

   «Вот найдёшь мужика, милости прошу. А так… Ты же понимаешь, Васька тот ещё кобель. От греха подальше».

   От какого греха, я поняла только некоторое время спустя. Когда сошлась с Алексеем. Полина боялась, что её Васька, гулящий как мартовский кот, метнётся ко мне. А поначалу я грустила и не понимала, почему подруга от меня отвернулась, чувствовала себя прокажённой.

   «Если без мужика, то уже и не человек, что ли?!» — кипела внутренне, добавляя телефон бывшей подруги в чёрный список.

   Но перед другими уже не откровенничала, отделываясь ничего не значащими фразами: «Всё хорошо!» и «Дела отлично!».

   Стрелки часов близились к восьми — обычно мы закрывали центр в это время, но сейчас многие дамы не спешили по домам, разбились на группки по интересам и беседовали, обсуждали рецепты тортов, успехи детей и новые диеты.

   — Я тоже пойду, — шепнула я Светлане Викторовне, надеясь смыться с праздника по-английски.

   — Иди-иди. Дома небось ждут, — махнула рукой наш психолог.

   Меня никто не ждал, даже кот…

   Я вышла на крыльцо и достала телефон, намереваясь вызвать такси. Приложение висело, уже второй заказ отклонили из-за высокого спроса. Оставался вариант добираться на автобусе, но так не хотелось.

   — Марта Игоревна, — неожиданно окликнул мужской голос.

   Я так внимательно следила за обновлениями в приложении, что не заметила, как ко мне подошёл Глеб Андреевич. В руках у мужчины были цветы. Большая охапка свежих белых тюльпанов безо всякой упаковки выделялась ярким пятном на фоне чёрного пальто мужчины.

   Я не могла оторвать взгляд от этой весенней красоты.

   — Это вам.

   Руки сами взяли цветы. Букет оказался достаточно объёмным и тяжёлым, но я прижала его к себе и ни за что на свете никому не отдала бы.

   — Боялся, что не успею. — Мужчина неожиданно улыбнулся, скупо, но лицо при этом преобразилось.

   — Спасибо большое, — от нахлынувших эмоций у меня перехватило дыхание, и голос подвёл. Вдруг спохватилась: — Анна Ильинична с Костей ещё в обед уехали.

   — Я знаю. Они уже дома. Я специально к вам заехал, — произнёс Глеб Андреевич спокойно и буднично. Будто для него нет ничего экстраординарного в том, что он заезжает ко мне после работы и дарит мне цветы. — Вас подвезти?

   — Если вам удобно.

   Да будь он хоть трижды маньяком, я за тюльпаны согласна была на всё! За охапку. И именно белых. Совсем как я мечтала.

   — Удобнее будет, если мы перейдём на «ты». — Глеб подставил мне локоть, и я послушно зацепилась.

   На улице к ночи похолодало. Лужи подмёрзли. И риск поскользнуться и упасть был очень велик.

   — Я согласна. Будем на «ты».

   Мы подошли к чёрному «мерседесу», Глеб помог мне сесть в салон. Заметив, что я не выпускаю цветы из рук, предложил:

   — Можно положить букет на заднее сидение.

   — Нет. Мне и так нормально. — Я одной рукой попыталась пристегнуться. Выходило неловко, но я боялась, что если положу цветы на колени, они рассыплются.

   Глеб перегнулся через меня и ловко щёлкнул замком. Запах цитруса, кожи и льда окутал меня лёгкой дымкой. Как пахнет лёд, я не смогла бы объяснить, но это точно был он в сложном аромате, окружающем этого мужчину.

   Я сглотнула, вышло нервно и, наверное, громко, потому что Глеб вскинул голову и посмотрел мне в лицо. Глаза у него оказались светло-серыми с более яркой каёмкой по краю. Взгляд цеплял и затягивал в воронку эмоций и ощущений. Я чувствовала себя Алисой, падающей в кроличью нору. До зуда в пальцах мне захотелось провести по щеке Глеба рукой, а потом и губами. Я дёрнулась вперёд, выпуская из рук цветы. Тюльпаны соскользнули с коленей и посыпались под ноги.

   Это меня отрезвило.

   Глеб выпрямился, оставаясь за границей машины, унося свой льдистый запах и наваждение, навалившееся так некстати. Я как можно аккуратнее собрала цветы, пока он обходил машину и усаживался за руль, и теперь держала их крепко. Помятые листья дома выкину, если что. А вот второй раз так опростоволоситься не хотелось бы.

   — Называй адрес, — глядя прямо в лобовое стекло, сказал Глеб.

   Я назвала, и машина тронулась.

   Дома оказалось, что ваза для цветов у меня всего одна. А влезает в неё десяток тюльпанов, и всё. Остальные цветы пришлось ставить в пластиковое ведро. Но даже в такой непрезентабельной таре они выглядели шикарно. Плотные матовые лепестки нежного цвета собраны в бутоны, зелёные листья с едва заметным беловатым налётом. И едва ощутимый горьковатый аромат тюльпанов, которых с улицы занесли в тепло.

   Я села напротив ведра и подпёрла ладонью голову, вспоминая вечер.

   Дорога домой прошла в уютном молчании. Глеб изредка что-то спрашивал, я отвечала. Это было приятно — молчать. Как будто общение происходит на другом, не словесном уровне, а говорят наши души.

   С Игнатом у нас не получалось так душевно помолчать. У нас всегда кипели эмоции, бурлили скандалы, а после следовали яркие, крышесносные примирения. Безумные поступки, чумовые вечеринки, многочасовые секс-марафоны, экстравагантные подарки и красивые жесты — вот что составляло всю нашу совместную жизнь. Ещё, конечно, были битьё посуды, взаимные оскорбления, хлопки дверью и раздельное проживание на несколько недель или даже месяцев.

   Но только оставшись одна, я поняла, как я люблю тишину.

   Нет, музыку я тоже слушала, но под настроение. И клубные вечеринки не разлюбила. Но когда они раз в пару месяцев, а не каждые выходные. И принимать гостей мне по-прежнему нравилось, но не каждый день.

   Я постарела или вымоталась на вечном празднике жизни?

   Я просто чертовски устала был двигателем этого праздника, на котором Игнат был главным гостем.

   Мысли, сделав головокружительный вираж, вернулись к сегодняшнему вечеру и Глебу.

   Может, надо было пригласить на чай?

   Может, и надо было, но не хотелось. Всё внутри противилось такому ходу развития событий. Да, думаю, что и Глеб не из той породы мужчин, что принимают благодарность минетом.

   А из какой он породы?

   Его поступок меня очень удивил. Я не припоминала, чтоб он хоть как-то проявлял интерес. А знакомы мы с ним и Костиком три года точно. Хотя до осени я носила обручальное кольцо на пальце, сейчас перевесив его на цепочку на шее.

   Этим отталкивала?

   Потом погрязла в долгих и муторных отношениях с Лёшей, которые как воз со снятыми колесами: и в гору не едет, и с горы не катится.

   Наверное, просто не замечала за сдержанной строгостью Глеба чего-то, кроме вежливого узнавания при встрече.

   Но всё равно очень хотелось поцеловать сжатые губы Глеба, когда он наклонился ко мне, подавая руку и помогая выбраться из машины. Его взгляд, колдовской и завораживающий, действовал на меня парализующе.

   И как я их до этого не замечала? Или Глеб раньше на меня так не смотрел?

   Тихонько пиликнул телефон, вырывая меня из мыслей.

   «Спокойной ночи, Марта».

   Абонент «Суров Г.А.».

   А фамилия ему идёт. И гораздо красивее Володиной.

   «Ой дура! — принялась костерить себя на чём свет стоит. — Ещё имена совместным детям придумай!» И придумала бы, если бы эта тема не была для меня под запретом.

   Разволновавшись как девчонка, я навернула с десяток кругов по кухне, выскочила на балкон, подышала морозным воздухом, сбегала в ванную умыться и наконец отправила ответ: «Спокойной ночи, Глеб» и поняла, что не усну. Достала из заначки таблетку снотворного. Покрутила в пальцах. Закинула в рот и запила водой из-под крана. Хоть ночь посплю, а завтра всё будет видеться в другим свете.

   Утро Восьмого марта наступило в одиннадцать часов звонком от мамы. Как бы мне ни хотелось проигнорировать входящий, но я приняла вызов.

   — Между прочим, у меня сегодня праздник! — в обычной своей манере поздоровалась мама.

   Без наезда, оскорблений и требований у неё ни один диалог не строился. Со мной. С другими мама умела быть вежливой, деликатной и понимающей.

   Папа ушёл от мамы, когда мне было пять, а Борьке восемь. Ушёл, потому что не выдержал маминого характера. Но развёлся-то он с мамой, а не с детьми. А вот мама этого понимать не хотела. Категорически! Не пускала его видеться с нами, при этом исправно получая алименты. Игра «Изваляй бывшего мужа в грязи» стала любимым маминым досугом на долгие годы и практиковалась как в беседах с соседками, родственниками, так и с нами, детьми.

   Борька в пятнадцать не выдержал и сбежал к отцу. Мама подавала в суд, требовала сына вернуть, а отца посадить, но у неё ничего не вышло. Брат заявил на суде, что хочет проживать с отцом. Все условия у папы для этого были: квартира, машина, работа и жена, которая грудью кинулась на защиту ребёнка.

   Они и меня хотели отсудить, но мама тут не уступила ни на шаг. Позже предписанные судом свидания с отцом саботировала, алименты отправляла обратно. Зато гайки принялась мне закручивать с удвоенной силой, понося теперь и бывшего мужа-неудачника, и неблагодарного сына.

   Встав взрослее, я поняла, что мама боялась остаться одна. Поэтому методично лепила из меня слабохарактерную и безвольную куклу, которой легко управлять. Для этого чаще всего использовались два кнута: сравнение с другими, более успешными детьми и чувство обязанности.

   «Я на тебя всю жизнь положила, а ты!..»

   «Да ты без меня не проживёшь, безрукая неумеха!»

   «Я ради тебя к учительнице ходила, просила, чтоб четыре поставила, а ты даже спасибо не сказала!»

   Хотя потом выяснялось, что никуда мама не ходила, а годовую четвёрку по русскому языку я заработала сама. Но она умела преподнести информацию в выгодном для себя свете.

   «Кому ты такая толстая нужна? Только мне…»

   «Посмотри, как Вероника идёт, как лебёдушка плывет, — обращала мама внимание на соседскую девочку. — А ты?! Вся в отца своего, недоумка!»

   В переходном возрасте я пыталась сопротивляться, огрызалась, за что неизменно получала пощёчины и подзатыльники. Мама могла лишить меня еды на несколько дней, пока не подойду извиниться.

   Когда я, последовав примеру Борьки, в начале одиннадцатого класса сбежала к папе с синяком на пол-лица, мама подала заявление в милицию о том, что папа меня изнасиловал. Откуда она придумала эту дичь, не знаю. Но мне пришлось вернуться к ней в обмен на то, что она заберёт заявление.

   Бить меня она после этого перестала. И даже унижала меньше. А всё потому, что познакомилась в милиции, когда писала заявление, с начальником отделения.

   Геннадий Михайлович был старше её на семнадцать лет, разведён, при чинах и власти. И тут, видимо, сработал у мамы древний инстинкт подчиняться тому, кто сильнее. Потому что в новые отношения она погрузилась с головой, меня совсем не замечая. Новый мамин муж тоже предпочитал делать вид, что меня не существует.

   Мне это было только на руку. Я поступила в университет в городе, получила место в общежитии и сбежала из дома. Хотя отголоски маминого воспитания мне аукаются и сейчас, во взрослой жизни.

   — Марта, что ты молчишь?! Стыдно тебе, что не поздравила мать!

   Выработанная годами привычка не принимать мамины слова близко к сердцу дала сбой. Виной ли тому было неожиданное пробуждение или побочка от снотворного, но тем не менее я рубанула:

   — Нет, не стыдно.

   Молчание на том конце было выразительным.

   — Ты не в себе, Марта? Я сделаю вид, что не услышала твои слова!

   — Как пожелаешь.

   — Неблагодарная! А я ещё хотела пожалеть тебя, никчёмную, позвать в гости к нам на дачу. Игнат же твой наверняка опять шляется, — выплюнула она ядовито. — Но теперь передумала, — заявила мама и бросила трубку.

   А я выдохнула с облегчением. Во-первых, ехать на дачу мне и так не хотелось. Там гвоздём программы были бы Настя — дочь Геннадия Михайловича от первого брака с двумя детьми. Лично к ней у меня не было никаких претензий. Но, видя как к ней относится моя мама, я сразу отчётливо начинала понимать, чего была лишена с самого детства: любви, принятия, уважения. Моя мама гордилась успехами чужой дочери, целовала и баловала чужих внуков, улыбалась чужому мужчине. Отдавала этим чужим людям то, чего не досталось нам с братом. И от этого было обидно и горько.

   А во-вторых, я теперь недели на три буду в чёрном списке у мамы. А может, и весь месяц. После такой-то неблагодарности! Это было чертовски круто.

   Потом, я точно знала, позвонит Геннадий Михайлович, сообщит, что мама в больнице и при смерти. В очередной раз! Потребует к смертному одру меня и Бориса. Но Борька парень толстокожий, он в который раз пошлёт и Геннадия, и маму с её ультиматумами. А я в который раз поеду в больницу, выслушаю врача, что он здесь бессилен, маму надо лечить у других специалистов, а не в кардиологии. И всё вернётся на круги своя.

   Ну а пока свобода!

   И я решила воспользоваться ею на полную катушку.

ГЛАВА 2

Первым делом я сварила кофе, посмотрела в окно и полюбовалась тюльпанами. Подумав немного, сфотографировала кружку кофе на фоне цветов и отправила абоненту «Суров Г.А.».

   А вдруг у него утро не самое доброе, а я ему настроение подниму?

   Пока ждала ответа (а я его очень ждала!), раздумывала над тем, как мне переименовать абонента. Так и не придумав ничего путного, получила в ответ поздравления с праздником и предложение поужинать в пятницу вечером.

   «А почему не сегодня? — была первая мысль. — А может, он не свободен?» — вторая и несколько запоздалая мысль мне не понравилась.

   Стал бы Глеб тогда дарить мне цветы? Позвал бы в ресторан?

   Да кто этих мужиков разберёт?!

   Игнат, не скрываясь, изменял мне много лет. Лёха, скрываясь, изменял со мной своей жене. Я постояла во всех углах любовного треугольника. Больше мне в угол не хотелось. Но на ресторан согласилась…

   От нерадостных мыслей о моей безрадостной жизни меня отвлекла уборка, тёплая ванна со спа-процедурами, и уже поздним вечером я позволила себе расслабиться под сериальчик с бокалом вина.

   Звонок в дверь застиг меня врасплох. В гости я никого не ждала, с соседями солью не часто обменивалась. Кто бы это мог быть?

   За дверью оказался Игнат. С огромным букетом белых роз, фото с которым обычно выставляют модные девицы в соцсетях. Я когда-то даже завидовала этим феям, которые смогли от мужика добиться таких букетов. А потом узнала, что в фирмах доставки цветов есть услуга аренды подобных букетов. За определенную сумму на полчаса можно заполучить хоть белые, хоть алые, хоть сто, хоть миллион роз, наделать с ними фотографий и отдать обратно курьеру.

   Вот так мои сладкие мечты разбились о прозу жизни.

   Игнат улыбался самодовольно, приняв мою задумчивость за полное поражение. В чёрном пальто нараспашку и белой футболке, с модно выбритым виском и бородой, уложенной в барбершопе, он выглядел шикарно. Даже я не смогла бы придраться, хотя за столько лет знакомства должна была привыкнуть.

   — Мара, с праздником!

   И, сдвигая меня, шагнул внутрь квартиры, скинул модные кроссовки и прошёл на кухню. Моего приглашения ему не требовалось.

   Я молча закрыла дверь и пошла следом.

   — Ты купила себе цветы? — Игнат оценивающе рассматривал ведро с тюльпанами. — Зачем? Я же сказал, что приеду.

   — А я сказала, что не надо приезжать. Но ты, как всегда, меня не услышал, — огрызнулась скорее по привычке.

   Прожив без Игната последние восемь месяцев, я многое поняла и приняла, но вот привычки, закреплённые годами, остались.

   — Я тебе не поверил. — Муж небрежно бросил на обеденный стол свой букет.

   Розы были длинные, почти во всю длину столешницы, и красивые. И даже с обрезанными шипами. Но я не рванула пристраивать их в вазу. Села на стул и вяло раздумывала, предложить мужу кофе или не стоит.

   — Так что, твой любовничек раскошелился на цветочки? Или жена его узнала правду и погнала поганой метлой? А он не растерялся и к тебе припёр веник? — Игнат, даже злясь, умел выразительно кривить губы и щурить глаза.

   Красивый мужик, этого не отнять!

   — Тебе какой интерес, а?

   Игнат снял пальто, перекинул его через спинку стула и уселся напротив.

   — До твоего чудика мне нет никакого дела. Просто думаю, что пора решить как-то наши отношения. А то и не муж и жена, и не в разводе. — Он замолчал, внимательно рассматривая меня и ожидая реакции.

   Правильной, видимо, реакции.

   Игнат всегда любил, чтобы я понимала его с полуслова, полувзгляда. И даже хвастался этим «взаимопониманием» перед друзьями.

   — Тебя реально бросила твоя? — Если ещё вчера эта мысль доставляла мне удовольствие, то сейчас было уже как-то всё равно.

   Муж промолчал, пытаясь придавить меня взглядом. Для стимулирования моей мыслительной деятельности, видимо.

   — Не бросила? Ты её?

   — Мара. — Игнат откинулся на стуле и сложил руки в замок на груди.

   — Опять мимо? А что тогда? Хочешь провернуть тот же фокус, что и раньше: изменять любовнице с женой?

   После ухода Игната, когда я уже всё знала о его любовнице и понимала, что эта Диана сильно отличается от всех предыдущих-проходящих, был у нас такой опыт, стоивший мне море слёз, катушки нервов и кругленькой суммы, которую я заплатила психологу, чтобы выбраться из этого болота, в которое сама себя и загнала.

   Игнат не реже чем раз в неделю заявлялся ко мне, убеждал, что бросит свою пассию, уверял, что с ней всё не серьёзно, кричал, клялся и божился в любви ко мне. После его экспрессивного монолога мы всенепременно оказывались в кровати. А наутро он, заверив, что это было в последний раз, отчаливал к своей Диане.

   Психолог мне быстро и очень доходчиво объяснила, что Игнат так придерживал меня как запасной вариант, давил на известные ему болевые точки, манипулировал, как делал это все те года, что мы были знакомы. Понять-то я всё поняла, но избавиться от власти мужа было тяжело.

   Именно в тот момент, когда я выживала как могла, случай свёл меня с Алексеем.

   — Просто я понял, что с тобой мне было лучше всего.

   В этом весь Игнат: ему было хорошо. А как было мне, мужа не интересовало. Но привыкнув к моему слепому обожанию, он даже не старался накидать блёсток на ту кучу дерьма из своих мыслей, что решил вывалить на меня в порыве откровения.

   — Я сегодня через сайт подала заявление на развод.

   А я же говорила, что использовала свободу на полную катушку.

   — Детей у нас нет. Делить нам только ипотеку придётся. — Я обвела взглядом кухню, где всё от плинтуса до римских штор на окнах было придумано мною, подобрано тщательно и с любовь.

   Это первая квартира, которую я могла положа руку на сердце назвать домом. Ни в маминой квартире, ни в общаге, ни уж тем более в череде съёмных хат, по которой мы кочевали после того, как нас с ним выгнали с родительской квартиры, я не чувствовала себя дома. Поэтому прощаться с квартирой было очень жалко, но других вариантов не было. Денег, чтобы выплатить Игнату его часть первоначального взноса, у меня нет.

   — Никогда не поверю, что ты решилась! Врёшь, поди!

   Ещё одна черта характера Игната: категоричность, которую я по молодости приняла за тёрдость. Мне, наивной девушке, казалось, что резко выражая своё мнение, Игнат отстаивает точку зрения. Что он настолько уверен в своих аргументах, что сможет победить в любом споре. Гораздо позже я поняла, что для мужа есть всего два мнения: его и неправильное. А люди делятся на его друзей и врагов, никаких промежуточных понятий не предполагалось.

   — Тебе придёт уведомление на «Госуслугах».

   — И что? — Игнат положил руки на стол и сцепил кисти в замок так, что побелели костяшки. От всей его фигуры веяло опасностью. Хоть напрямую муж никогда не поднимал на меня руку, я почувствовала, что хожу по очень тонкому льду. Всё-таки детский опыт пощёчин и подзатыльников выработал чёткий инстинкт. — Думаешь, я это так оставлю?

   — А что ты можешь с этим сделать? — От страха я всегда делалась дурной. Вместо того, чтоб замолчать, провоцировала. — Даже без твоего согласия нас разведут. А квартиру продадим, деньги поделим согласно договору. И разбежимся.

   — Разбежимся… — Игнат смерил меня пристальным взглядом, нарочно медленно расцепил руки и в одно движение смахнул ведро с тюльпанами на пол.

   Я взвизгнула, подскакивая на ноги, грохнул падая стул. Муж спокойно поднялся из-за стола, взял пальто и направился в коридор, кинув мне через плечо:

   — Я этого просто так не оставлю!

   Пока я собирала тюльпаны, оплакивая поломанные ножки и смятые головки цветов, Игнат вышел, громко хлопнув дверью.

   И зачем приходил? Проверить, не сорвался ли поводок с домашней собачки?

   Уснула я опять только с помощью снотворного, а на утро чувствовала себя полудохлой мухой. И была очень рада, что Костика на занятия привезла Анна Ильинична, о чём Глеб предупредил меня сообщением. Встречу с мужчиной, который меня заинтересовал, я бы не потянула эмоционально. Как и в плане физическом: на меня из зеркала смотрела измученная блеклая девица с синяками под глазами — та ещё красотка.

   А вот занятия с детьми меня всегда отвлекали и подпитывали. С ними при необходимости я была готова работать даже с мигренью и температурой под сорок. И, наверное, единственное, что я правильно выбрала в жизни, это профессия. Несмотря на трудные случаи, сложные диагнозы, истерики и откаты, я чувствовала, что среди этих детей я на своём месте. Я нужна им так же, как и они мне.

   После работы вспомнила, что в холодильнике шаром покати, потому что мышь от голода съехала к соседям ещё в том месяце. Проще было бы заказать доставку еды и продуктов на дом, но в наш район курьеры добирались всегда долго. Боялась помереть с голоду до их приезда. Поэтому я отправилась в магазин, о чём очень быстро пожалела. Нести в руках тяжёлые пакеты — это совсем не то же самое, что привезти покупки на машине под подъезд и в три захода поднять в квартиру.

   Поэтому когда, ругаясь на свою недальновидность, вылезла из лифта, обвешенная пакетами, я была зла. На себя, на весь мир, на мудака-водителя, перекрывшего удобный подход к подъезду, из-за чего мне пришлось обходить его машину по гололёду.

   — Поздновато возвращаешься, я уже заждался, — буркнул Лёха, подпирая спиной угол возле заваренной мусорокамеры.

   — Пакеты помоги донести, — что-то сегодня любезность решила покинуть меня.

   Лёша нехотя оторвался от стены и подошёл ко мне. Попытался клюнуть в щёку, но я дёрнулась в сторону. Странно, обычно он пугливый, во дворе старательно делает вид, что мы незнакомы. А тут сам ко мне заявился, без предварительных танцев с бубнами и петляния по району с целью сбить ревнивую жену со следа.

   — Чего пришёл? — я отперла дверь и кивнула головой в сторону кухни.

   Спина отваливалась от тяжести, и тащить сумки внутрь самой не хотелось, хотя я бы с удовольствием сейчас отправила Лёшу назад к жене.

   — Марточка, мы как-то плохо позавчера поговорили. Да я и не поздравил тебя с праздником. Сама понимаешь, никак не мог.

   Я устало присела на пуфик в коридоре и расстегнула молнию на сапоге. Тёплом, между прочим. Я всё-таки с некоторой пользой потратила вчерашний день и отыскала зимние сапоги, выкинула джинсы, в которые уже никогда не влезу, и собрала целый тюк вещей Игната, которые он оставил, уходя. Справедливо рассудив, что раз он ни разу не вспомнил о них за всё время отсутствия, то они ему и не нужны, я отдала их бомжам на помойке. Те были так рады, что предложили мне с ними выпить по сто грамм. Я благоразумно отказалась.

   Стянув обувь, я посмотрела на Лёшу, который неуверенно топтался в коридоре. Пакеты он на кухню так и не донёс.

   И как меня угораздило с ним связаться?

   Он же телок на веревочке, куда протянешь, туда и пойдёт!

   Познакомились мы случайно. Когда у меня полетел ноутбук, к Игнату обращаться я не захотела. Вот и кинула клич в наш дворовой чат. Отозвался Алексей. Пришёл, ноутбук починил и ушёл.

   Но он был первым мужчиной, который меня заинтересовал после Игната. Пока была с мужем, других я и не замечала, не оценивала, не примеряла к себе. А после его ухода я жаждала мести, хотела доказать и себе, и Игнату, что тоже ничего, что не вышла в тираж.

   Вот Лёха и попал под горячую руку. Но изначально я не распознала в нём женатого мужчину. Кольца он не носил, с женой во дворе не был замечен. Да и вообще окрутился достаточно быстро. Я всего-то подошла к нему пару раз на улице и во дворе, спросила про погоду, про настроение, поблагодарила за ноутбук, поулыбалась. Первые два раза с приглашения на кофе Лёша съехал, отговорился срочными делами.

   Я тогда мельком подумала, что что-то не так. Но очень уж хотелось его заполучить. Высокий, спортивный, симпатичный, про книжку мне умную втирал, но авторитетом не давил, умел выслушать, как мне тогда показалось. Полная противоположность Игната. Чем меня и зацепил, наверное.

   В третий раз Лёха уже спокойно потопал за мной, выпил кофе и показал класс в постели.

   Про жену выяснилось случайно всё в том же чате. Она оказалась косметологом, которого советовала девушка из соседнего подъезда. Я полезла в её аккаунт в соцсетях, чтобы почитать отзывы, а наткнулась на свадебные фотографии с Алексеем.

   И в первую минуту испытала жуткий стыд и отвращение. Как же так?! Я, которой муж изменял, сама стала любовницей! На волне эмоций я позвонила Лёше, хотя у нас и была договорённость общаться только сообщениями. Он объяснял это тем, что живёт с больной мамой, которая не любит шум дома. А оказалось, что он просто шифровался от жены. Высказала всё, что думаю о его поступке, и кинула номер в блок.

   Тем более что на Игната факт наличия у меня любовника никак не подействовал. Хотя я надеялась вызвать ревность и обратить на себя внимание. Жажда мести притупилась и отступила со временем. А вот Лёша через время появился на пороге моей квартиры с цветами и объяснениями. Что жену давно не любит, а встретил меня и влюбился как мальчишка. Навешал мне лапши на уши, что от жены уйдёт, как только поможет ей расплатиться с долгами за косметический салон.

   Я только пожала плечами: что с женой, что без неё Алексей мне был не нужен. Но время шло, а я всё так же открывала ему дверь и пускала в свою спальню. Боялась одиночества, испытывала удовлетворение от того, что кого-то интересую, ну и вообще Лёха забивал мой эфир, был хоть каким-то явлением в моей жизни, где из важного осталось только работа.

   — Тебя жена не потеряла? — спросила, нащупывая ногой под пуфиком тапочки.

   — Нет, у неё сегодня в салоне мероприятие какое-то. Поздно придёт, — он совсем не понял мой намёк.

   — А ты не хочешь съездить и встретить её? Не в последнем автобусе же ей трястись, правда?

   — Она на такси, — по-прежнему тупил Лёха. — Что мы всё про Таньку?

   И вправду, что это мы?

   Во времена нашей совместной жизни с Игнатом он на правах старшего и более опытного любил меня поучать. Наставлять на путь истинный, как он говорил.

   — Ты, Мара, очень мягкотелая. А надо учиться говорить «Нет»! Вот ты зачем согласилась выйти в свой выходной вместо Аньки?

   — Ну мне не трудно, — оправдывалась я каждый раз перед мужем: — И деньги нам не лишние.

   — Не лишние, но отдаст ли она тебе деньги? Или будет как в прошлый раз?

   В прошлый раз Аня действительно деньги за отработанный мною день не отдала. Вначале у неё не было налички, потом она всё потратила, потом соседи затопили и ей не до старых долгов. Так это и забылось. Увольняясь из интерната, где мы тогда работали с Аней, я ей напомнила про долг, а в ответ получила только обвинения во вранье. И Игнат припоминал к месту и не к месту мне эту ситуацию.

   Но со временем я стала жёстче, не позволяла сесть себе на шею, хотя в душе всё так же становилось неловко, когда приходилось отказывать или начинать спор, доказывая свою правоту.

   Поэтому сейчас, в который раз не к месту вспомнив мужа (почти бывшего!), я решила отделаться от Лёхи раз и навсегда.

   — Знаешь что, Лёша. С тобой было неплохо, но пора эту историю заканчивать, — экспромт вышел скомкано, но я и не подбирала слова, показывая сейчас своё истинное лицо. Ну, может, чуточку стервознее, чем есть на самом деле. — Мне не нравится фигура треугольник, мне она не идёт. Давай зафиналим нашу связь, оставив друг о друге приятные воспоминания.

   — Это типа: «Всем спасибо, все свободны?», — некрасиво скалясь, ответил Алексей, засовывая руки в карманы куртки.

   — Если тебе так легче, то считай меня стервой, курвой, дурой и далее по тексту. Я не против, — пожала плечами, вставая и открывая входную дверь нараспашку. Махнула рукой на выход.

   — А что так быстро-то свернула? Мордой не вышел? Или подарков не дарил? Или трахал плохо?

   И с чего Лёша злится? Мозг ему не делала, бросить жену не требовала, пузом не прижимала. Предлагаю разбежаться спокойно и цивилизованно, а он в позу встал.

   — Я не понимаю тебя. Ты рассчитывал на долгосрочные отношения? Тогда напомню, милый мой друг, ты женат.

   — Так и ты замужем.

   — Я подала на развод. А ты что, бросишься теперь разводиться с Таней? — я даже сама испугалась, озвучив этот вопрос.

   А что если реально дурак и пойдёт требовать у жены развода? Мне такого счастья не надо!

   — Как на развод? — опешил он и даже руки из карманов вынул.

   — Через портал госуслуг. Там легко, если захочешь, разберёшься. Ты же умный мальчик.

   Мы так и вели беседу с распахнутой дверью, из-за которой в самый неподходящий момент выскочила… Татьяна и кинулась на меня с кулаками и воплем.

   — Ах ты стерва! Мужа чужого увести надумала! — она зацепилась одной рукой за мои волосы, больно оттягивая их назад, второй целилась в лицо. — Я тебе сейчас покажу!..

   — Таня, ты чего?! — Лёша подскочил к своей благоверной и попытался её оттащить, но сделал только больнее мне.

   Волосы Таня не отпустила, сжала кулак сильнее, и тянула на себя. Слёзы брызнули из глаз, больно было так, как будто с меня скальп снимают живьём.

   Я схватилась за Танины кисти и попыталась разжать её пальцы. Лёша подхватил жену за талию, оторвал от пола и встряхнул как куклу. Она, продолжая вопить, клацнула зубами и выпустила мою несчастную шевелюру. Я отбежала в сторону кухни и крикнула этим ненормальным:

   — Выметайтесь из моего дома! Живо!

   На поднятый нами шум вышла соседка Ксюша из квартиры напротив.

   — Марта, полицию вызвать?

   — Нет. Всё нормально. Они уже уходят, — крикнула из квартиры.

   — Всё нормально? Всё нормально?! — набирая децибелы, опять заголосила Татьяна. — Спать с чужим мужем — это нормально?! Да я всем расскажу, какая ты тварь! На мужика чужого позарилась!

   Лёша пытался вытащить жену в подъезд, нёс какую-то пургу про то, что ошибся, про любовь-морковь, но Танины крики перекрывали весь его детский лепет. Она пыталась вырваться из его хватки, извивалась и даже лягнула его по коленке.

   — Да катись ты со своим мужиком! — не выдержав, крикнула я в ответ.

   Чувство вины я уже давно пережила, с совестью договорилась, а сейчас не считала себя виноватой, потому что буквально пару минут назад с Лёшей рассталась. А то, что он этого не понял, его проблемы.

   — Катитесь оба! Как вы мне все надоели!

   Лёша всё-таки применил силу и выволок беснующуюся и сыплющую угрозами жену на лестничную клетку. Хорошо, что две другие квартиры на этаже пустовали, а то зрителей было бы больше.

   Ксюша посторонилась, пропуская их к лифту, проводила взглядом и посмотрела на меня.

   — Даже страшно стало приглашать тебя в гости на чашечку коньяка, — она улыбнулась. — Вдруг мужика уведёшь.

   — А у тебя что, мужик появился? — я помассировала кожу головы, которая горела от боли.

   — Нет. Но всё же. Но всё же… А ты, оказывается, ещё та су…мочка с блёстками.

   Я усмехнулась. Ксюша была из тех людей, которые предпочитали говорить правду, даже если их не спрашивали. А ещё она виртуозно и с фантазией умела ругаться и материться. Мы, собственно, и познакомились не в подъезде, а на собрании с руководством жилконторы. Ксюша тогда была звездой: выбила из коммунальщиков благоустройство территории за домом. Я её после этого зауважала.

   — А! — я махнула рукой. Ещё оправдываться перед соседкой не хватало. А сама с собой я потом поругаюсь и помирюсь.

   — Заходи, причёску поправим. Поболтаем, чай попьём.

    Я согласно кивнула, нашарила ключи и, как была в тапочках, прошлёпала к соседке.

   — И как тебя угораздило? — уже на кухне спросила Ксюша.

   — Сама не знаю. С горя да по глупости. Симпатичный мужик. И сразу я не знала, что женат. Потом выяснилось случайно.

   — Я тоже не знала, что Танька его жена, — Ксюша щёлкнула кнопкой чайника и достала из шкафа две чашки и две рюмки, поставила на стол. — Они же никогда вместе не бывают. Не ходят, что ли, никуда?

   Я согласно покивала. Сама удивлялась поначалу. Двор у нас закрытый, состоит из трёх домов по шесть этажей. Треть квартир или не выкуплены, или хозяева ещё не заехали, делают ремонт. Понятно, что собачники и мамочки с детьми знают жильцов лучше. Но всё равно когда-никогда и мы с Игнатом вместе приезжали, выходили из одной машины, шли вместе из гостей, да элементарно из подъезда утром выходили вместе. Когда он съехал, несколько особенно любопытных соседок спрашивали, куда подевался мой муж. Я врала что-то про командировки и злилась на их неуместный интерес.

   А в ситуации с Лёшей и Таней вообще не понятно, вон даже Ксюша и та была удивлена.

   — Стыдился он её, что ли? Или нет! Скорее шифровался мастерски.

   — В смысле? Я вроде первая, кто сбила его с пути верности. Ну, так он рассказывал.

   За спиной зашумел чайник. Ксюша разлила заварку по кружкам и долила кипятка.

   — Да рассказать-то он мог всё, что душе угодно. Но сама посуди, зачем мужику так тщательно скрывать жену, что никто и не догадывался, что он несвободен. Ты сама-то как узнала?

   — Через Танины соцсети. У неё фотки со свадьбы выложены.

   — Красивые?

   — Обычные. Как у всех. Фото в фате, фото с голубем.

   У меня таких фоток не было, но говорить это вслух не стала.

   Ксюша с лёгким стуком поставила передо мной стопку коньяка, как будто догадалась о чём-то.

   — Тебе стресс надо снять. А впредь не связывайся с дураками!

   Мы выпили, закусив сыром. От второй рюмки я отказалась. Ксюша согласно кивнула и убрала бутылку в шкаф.

   — Я что хотела предложить-то? Давай волосы тебе отрежем и перекрасим, а? Ты с этими белыми лохмами как Светличная в «Бриллиантовой руке», — Ксюша, состроив придурковатое лицо, как у Никулина по роли, показала руками, что причёска отстой. Она, наверное, хотела высказаться порезче, но сдержалась.

   — Игнат говорил, что мне идёт, — я пощупала макушку, кожа болела, но терпимо.

   — Врал! — отрезала Ксюша. — Соглашайся, сделаю красиво.

   Ксюша была мастером-универсалом в элитном салоне, её хвалили девушки в нашем чате, но мне было не с руки к ней ехать на стрижку. А договариваться по дружбе и по-соседски я не умела. Обзаводиться нужными связами на ровном месте умел Игнат. Который, как теперь выясняется, мне врал про цвет волос.

   — Согласна.

   — Сразу я тебе тон не поправлю. Но чуток вытяну, — Ксюша усадила меня в ванной на табуретку, накрыла плечи тканью и принялась легонько расчёсывать волосы. — Сделаем русый с шоколадным оттенком, вкусно будет. И золота немного, но не ярко. Чтоб элегантно и благородно. Будешь у меня королевой! — решительно заявила соседка, отворачивая меня зеркала. — А теперь рассказывай!

   — Что рассказывать?

   — Всё. Парикмахеры такие же хорошие психологи, как и бармены. Так что мне можешь выложить всё как на духу. Дальше этих стен информация не пойдёт. Только если сосед сверху в вентиляцию ухо сунул. Но тут я бессильна. Он вечно желает что-то куда-то присунуть! Он вообще извращенец, ты знала?

   — Нет.

   — Пришёл ко мне как-то и говорит: «Ты баба одинокая. Я мужик холостой. Давай бартер устроим. Я тебе секс, ты мне жратву».

   — А ты что?

   — Попросила разочек секса для тестирования. А вдруг мне не понравится, потом терпеть, что ли?

   — А он?

   — Сказал, что тоже обед на пробу хочет взять.

   — И-и-и? Не томи!

   — Не смогли договориться, кто первый тестирует. Разошлись неудовлетворённые друг другом.

   Я захохотала, представляя себе этот диалог. А, отсмеявшись, действительно начала рассказывать про свою жизнь. Уж очень Ксюша располагала к себе.

   — Приехала из области. Поступила в Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена. Жила в общежитии. Училась, подрабатывала. Подружка у меня по комнате была, Машка. Она-то меня с Игнатом и познакомила.

   Про то, что Машка пропала четыре года назад, уехав отдыхать в Турцию, я промолчала. Это была моя боль, так и не затянувшаяся рана. Я даже никогда не говорила о подруге в прошедшем времени, не могла.

   — Она такая веселая и пробивная девица. В парке возле учебного корпуса увидела парня, который ей очень понравился. Так Машка, проходя мимо, сделала вид, что ногу подвернула. Колька бросился ей помогать. До лавочки донёс на руках. Ну а дальше любовь-морковь.

   — А Игнат откуда взялся?

   — Он друг Кольки. Машка подбила своего парня на двойное свидание и меня потащила. А я тогда была полненькой, с щёчками. Мне Игнат очень понравился, я ему, ожидаемо, нет. Потом на праздниках разных сталкивались.

   — Так ты с мужем с универа знакома? — споро щёлкая ножницами над ухом, Ксюша задавала наводящие вопросы.

   — Да, знакомы уже тринадцать лет. Вместе были восемь. В браке почти четыре.

   — Занимательная арифметика получается. А между теми годами, которые тринадцать и восемь, ты что, сидела страдала по Игнату?

   — Нет, конечно!

   Тут я почувствовала, как голове стало заметно легче. Попыталась вытащить руку из-под слоя ткани, но Ксюша строго прикрикнула:

   — Сидеть! Не шевелиться! Я обещала красоту, значит, будет красота!

   — Хорошо-хорошо. Я сижу, не рыпаюсь.

   — То-то же! — улыбаясь, ответила Ксюша. — Ну ты продолжай, вещай в эфире.

   — Ну что тебе рассказать? Игнат, конечно, парень видный и мне запал в душу, но не настолько, чтоб по нему пять лет убиваться. Но Машку тогда слова Игната про то, что я жирная корова, задели. Она как взяла меня в оборот, как отвела к эндокринологу. Лечение назначили, я похудела. Краситься научилась, одеваться немного. Закрутила роман на втором курсе с курсантом из Суворовского училища. Вячеслав его звали. Высокий, краси-и-ивый. Но умудрялся за увольнительное не только со мной встретиться, но ещё с парой девушек гульнуть. Я с ним недолго провстречалась. Но что безусловно было плюсом, так это то, что он вселил в меня уверенность, что я красивая и интересная. Потом был Руслан, Русик, как называла его мама. Из неё наверняка вышла бы классическая свекровь.

   — Она вас, что ли, развела?

   — Я сейчас расскажу, как мы познакомились, и ты поймёшь, что нам изначально было не по пути.

   — Ну-ну, — в ванной запахло химией, Ксюша принялась смешивать в плошечке краску, которая с каждым добавлением компонентов становилась всё синее.

   — Я точно буду русая с шоколадом?

   — Точно-точно, шоколадная с золотом, — угукнула соседка.

   — Ну так вот: Русик меня сбил на машине.

   — О как! Да ты фартовая, как я посмотрю, — приступая к покраске, отозвалась Ксюша.

   — Не то слово. Я решила перебежать дорогу в неположенном месте, до светофора лень было идти. Дорога трехполосная в каждую сторону. Вот пять полос я перескочила, а на последней встретилась с капотом автомобиля. Лежу я, значит, сбитая и понимаю, что пакет порвался и апельсины, которые я несла, рассыпались по дороге. Потом думаю, а чего я лежу, надо бежать. Подскочила и бегом. А он мне вслед: «Стой! Стой!». Я думаю, денег сейчас требовать будет за вмятину на капоте, а у меня денег нет. Я быстрее побежала. Ну, мне так казалось, что быстрее. На самом деле медленно я ползла. Сотрясение было сильное. И больше всего я жалела об апельсинах. Руслан меня догнал и в машину затолкал. Скорую вызвал, меня увезли в больницу. А Руслан мне потом апельсины таскал.

   — Очень романтично. Так и почему разошлись?

   — Потому что он нормальный, адекватный, очень умный парень. А я дорогу шестиполосную перебегала. Дура с апельсинами. Это я потом немного поумнела.

   — Да?

   — А что, нет?

   — Я же только со стороны сужу. Но у тебя что муж, что любовник… прости господи.

   Я только вздохнула.

   — Алексея по ошибке занесло. А Игнат… А Игнат был моей большой любовью. Мы на свадьбе Маши с Колькой по-новому встретились. Я такая вся красивая, что он меня и не узнал. Подкатил, шутки шутил, танцевать всё звал. А я нос воротила, но танцевать с ним ходила. А на утро проснулась у него под боком. У Игната квартира на Фонтанке была. Выкупленная коммуналка. Отец купил сыновьям и поделил: половина Игнату, половина — брату. Летом там жить вообще невозможно: «Экскурсии по рекам и каналам», «Повернитесь налево, теперь направо. Перед вами памятник архитектуры, за вами памятник архитектуры, по бокам тоже памятники архитектуры». И так целыми сутками. Даже сквозь закрытые окна голоса просачивались. Вот мы у него и жили. Как-то быстро всё получилось. Я диплом получила. Устроилась работать в интернат за копейки. А Игнат хорошо зарабатывал. Квартира своя, машина есть — красота, а не жизнь.

   Я помолчали, Ксюша меня тоже не торопила, наносила краску на волосы, шуршала фольгой.

   — Мы жили в целом… весело. Вот сказать, что счастливо, не могу.

   — Почему?

   — Не знаю, — я пожала плечами, Ксюша грозно шикнула:

   — Сиди спокойно, а то ухо сейчас замалюю.

   — Сижу я, сижу.

   — И рассказывай, мне интересно.

   — Нас где-то всегда носило. То тусовки, то день рождение коллеги, то клуб, то пикник. Дома после работы собирались целым табором: в мафию играть, вино пить. Мы наедине-то и не были толком, чтоб поговорить, пообщаться. А если случалось, что больше пяти дней дома сидим и, кроме работы, никуда не ходим, то мы ругались. По мелочам. Но бурно, и так же бурно мирились. Это я после его ухода поумнела и к психологу пошла. Поняла, что Игнат за счёт криков и ругани добирал эмоций. Он меня выводил на ссору, провоцировал, чтоб крики громче и битьё посуды. Чтоб я уходила, а он возвращал, охапками цветы к ногам кидал, романтик устраивал. Он не просто поглощал эмоции, он их жрал. Ему всегда было мало и любви, и слёз.

   Я не выдерживала, уходила жить к подруге. Он приезжал, извинялся. Мы опять начинали жить вместе. Гулянки, тусовки, клубы. Заходили на новый круг, только с каждым разом срок весёлой жизни становился короче, а ссоры чаще. А скандалы были всё безобразнее.

   Хорошо, что работа у меня была не очень ответственная. Или, если честно, я относилась к ней не очень ответственно.

   — А Игнат твой кем трудился?

   — Трудно сказать. Он что-то типа личного помощника-охранника-водителя у одного богатого человека.

   — «Принеси-подай», что ли? — удивилась Ксюша. — Так и не скажешь. Весь из себя презентабельный в шмотках дорогих.

   — Нет, не мальчик на побегушках, — я рассмеялась. Заподозрить в Игнате с его гонором и пафосом падавана могла только соседка. — Деталей и мелочей я не очень знаю, Игнат редко меня посвящал. Но скорее он как доверенное лицо. Решал разные проблемы по жизни, не только по работе. От жены прикрывал, к примеру. На своё имя снимал квартиру, чтобы любовница начальника жила неподалёку от офиса. Или там в клубе договориться, чтоб знаменитая певичка приват станцевала. Сам же начальник не пойдёт! Игнат всё решал. Да и по мелочи: детей возил по школам и больницам, жену по магазинам.

   За детей начальника он отвечал. Там три пацана. Воспитание согласно среде обитания. У Игната была отдельная банковская карта для урегулирования конфликтов: стёкла в школе поменять, штраф пожарным оплатить за ложный вызов, с родителями других детей вопрос решить.

   Мы потому так много где и тусовались с ним, что Игнат в клубе по работе, а я с ним. Игнат на базе отдыха с детьми начальника, а я с ним. Даже в лагерь летом сыновей сопровождал, а нам снимали квартиру рядом. Я тогда на море оказалась в первый раз.

   График работы не нормированный, но зарплата очень хорошая.

   Игнату могли ночью позвонить и потребовать банку мёда с пасеки или новый телефон определённой марки. Он вставал и ехал искать и мёд, и телефон.

   — Деньги никому легко не достаются, — глубокомысленно протянула Ксюша и бодрее добавила: — Теперь пьём чай!

   — То, что он тебя за донора эмоционального держал, это понятно. А ты-то чего с ним столько лет прожила? — уже на кухне, разливая свежий чай по кружкам, спросила Ксю.

   — А я любила. И считала, что он меня тоже любит. Но вот выражает эмоции как умеет, — я помешала сахар в чае и отставила кружку. — А потом меня из интерната попёрли. Я же если с Игнатом зависала, то отгулов много брала. Больничные мне его знакомая выписывала, чтоб уехать загород отдохнуть. Ни фига не работала. Начальница меня как-то вызвала в кабинет и попросила написать заявление «по собственному желанию». Я написала и ушла с лёгкой душой. Мне там не нравилось: серые стены, серые дети. Это было очень тяжело. Игнат мне сразу предложил дома сидеть. Я посидела полгода и завыла от тоски. Сидишь и ждёшь, когда он позвонит. И сидеть надо при полном параде, вдруг ехать надо будет в ресторан. Значит, выглядеть я должна на уровне. Короче, плюнула и устроилась продавцом в магазинчик бижутерии недалеко от дома. Неделю всего проработала, так Игнат скандал устроил, что я всего лишь продавщица. Ему стыдно! Что друзья скажут! Пришлось уволиться. Тут жена одного из его друзей и вспомнила, что её родственница искала дефектолога сыну. Я пошла на встречу, ни на что не надеясь. Опыта-то реального у меня было мало. Но Алевтине Анатольевне я чем-то приглянулась, она меня взяла на работу. Я год на неё ответственно отработала. Потом она центр открыла и меня к себе устроила. Работы стало больше, но интересно же. Дети разные. Сложные, но хорошие. Я стала постепенно выпадать из орбиты Игната. Уже не ходила с ним на все тусовки, не ездила на все загородные базы отдыха. Скандалов стало меньше. А измен, как выяснилось, больше.

   — Он тебе изменял?

   — Постоянно. Может, первые года и нет. У меня нет доказательств, а потом — компромат на каждый год.

   — В смысле компромат?

   — В прямом. Фото, видео. Доброжелателей всегда много, завистников ещё больше. Я вначале не верила. Догадывалась, но не верила. Где-то же он добирал те эмоции, что я перестала давать. Секс стал спокойнее, не было тех вспышек огня после примирения, когда все соседи затыкали уши берушами от наших стонов.

   — Вот только без подробностей, — засмеялась Ксюша. — Я буду завидовать.

   — Ну тебя. — Мы помолчали. — Курить, что ли, начать? Давно не курила, лет пять.

   — Вот и нечего опять начинать. Кожа портится от этого и зубы. А мы должны нести красоту в массы, мы же женщины.

   Я отпила остывший чай.

   На кухне было включено только настенное бра. Тёплый жёлтый свет падал на стол и на нас с Ксю, всё остальное пространство тонуло в зыбкой темноте. Было уютно и комфортно. Не одиноко.

   — И зачем ты терпела?

   — Сейчас мне тоже непонятно. А тогда… Тогда казалось, что я без него умру.

   Мы подошли к самым счастливым и болезненным годам нашей с Игнатом совместной жизни. Я понимала, что раз уж вспомнила, то мне придётся это пережить, переварить. Но лучше в одиночестве. Делиться не хотелось даже с Ксюшей.

   — А ты теперь рассказывай, как докатилась до жизни такой? — я рассматривала соседку через стол и видела приятных форм молодую блондинку, голубоглазую и симпатичную. — Чего одна?

   — Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало!

   — Ага-ага, я тоже читала Омара Хайяма. Ещё в школе.

   — Какой Хайям? Мемчики в соцсетях, — ответила Ксю, и мы захохотали.

   Молодец она всё-таки, любую ситуацию воспринимает с улыбкой.

   — Так чего я? Сама из Новгорода.

   — Нижнего или Великого?

   — Великого. Была у нас? — Ксюша подошла ко мне, деловито пошуршала фольгой, поцокала чему-то только ей известному и вернулась за стол.

   — На пару дней приезжали как-то. Мне понравилось.

   — Пару дней ерунда! На майские давай махнём к моим. Я тебе покажу такие места, что ни один гид не знает!

   — Махнём. Почему нет?

   — Вот и договорились. Через десять минут идём смываться. Так что я коротенечко изложу свою жизнь непутёвую.

   Я с детства мечтала быть ветеринаром. А мама уговаривала идти на врача человеческого. Я поступила у себя вначале в колледж на медсестру, потом, думаю, определюсь. А на втором курсе на практике в больнице влюбилась в нашего куратора. Шикарный мужчина, в белом халате, в очках стильных, строгий. Он нас «пилюльками» называл.

   Как-то позвал меня прогуляться. Я и побежала, до того он мне нравился. Раз сходили, два, туда-сюда. Я уже считала, что у нас любовь до гроба. Имена детям совместным придумала.

   А на каникулы уезжала с мамой и сестрой на море отдыхать. Сердце слезами обливалось, так не хотела расставаться с Лёней. Две недели на море, месяц у бабушки в деревне. Приехала я к середине августа. Как раз успела на свадьбу своей подружки из колледжа. Прихожу с девчонками на регистрацию с цветочками, подарками. Все нарядные, все обсуждают, чего это Леське замуж приспичило, да за кого? Она всё в тайне держала. Не только для меня эта свадьба сюрпризом была.

   А подъезжают к ЗАГСу Олеся с животом, который платье уже не скрывало, под ручку с Леонидом. Моим…

   Он со мной гулять ходил, за ручку держался да стихи красивые читал. А ребёнка в ординаторской Лесе заделал. Я с горя тогда подошла к ним, Леське счастья и здоровья пожелала, а Лёньке по морде букетом съездила. Он потом ко мне домой ещё месяц таскался, прощения просил. Мне надоело, я в Питер уехала. Но ветеринаром передумала становиться. Пошла на парикмахера выучилась.

   А к мужикам теперь у меня потребительское отношение. Видать, не перебежал мне дорогу нормальный мужик, чтоб верный и с мозгами. А то я бы его обязательно догнала и подножку подставила.

   — Зачем подножку?

   — А как же! Он падает, головой ударяется. Я бросаюсь к нему и делаю искусственное дыхание «рот в рот».

   — А-а-а-а. Как у тебя всё продумано!

   — А то! А теперь марш в ванную. А потом с новой прической в новую жизнь!

ГЛАВА 3

Заснуть я опять смогла только со снотворным. Надо как-то заканчивать с этой историей, а то потом совсем будет тяжело без таблеток.

   Выскочила из дома очень поздно, потому что в последний момент решила переодеться. Сегодня пятница, а, значит, ужин с Глебом. И нужно выглядеть на все сто.

   Я улыбнулась отражению. В глубине души заворочалось, просыпаясь от долгого сна, предвкушение встречи, весны и чего-то определённо хорошего.

   Машина до сих пор была в ремонте, поэтому я, как ужаленная в попу лань, неслась через лужи и остатки сугробов к остановке автобуса, когда мне наперерез выскочил Лёха.

   — Марта, подожди.

   Я по инерции остановилась и даже набрала в лёгкие воздуха побольше, чтоб послать бывшего любовника подальше, как увидела, что к остановке подъезжает мой автобус. Добежать при всём моём желании я уже не успевала. Лёша проследил за моим взглядом и тут же сориентировался:

   — Давай подвезу до работы.

   Я бы предпочла такси, но пока оно доедет до наших выселков, я точно опоздаю. А у меня с утра консультация с новеньким ребёнком. Мне никак нельзя опаздывать.

   — А жена где?

   — К тёще укатила. Теперь я неделю холостой, — Лёша поиграл бровями.

   Я посмотрела вслед отъезжающему автобусу и решительно достала телефон.

   — Лёш, я всё вчера сказала. Дальше нам не по пути. Вот совсем.

   Он стоял напротив и ухмылялся, всем своим видом демонстрируя, что не верит ни одному моему слову.

   Приложение бодро отрапортовало, что такси будет через одиннадцать минут. Успеваю, но впритык.

   «Вам назначена серая "Киа-Рио", номер АЯ123ЯА. Ожидайте», — пиликнуло уведомление, и я убрала телефон.

   Я покрутила головой, специально игнорируя Алексея и его пристальный взгляд. Тоже мне девочку-школьницу нашёл в гляделки играть.

   Вокруг того пятачка, где мы остановились, возвышались горы подтаявшего ноздреватого серого снега вперемешку с окурками и прочим мусором. Сюда всю зиму сгребали снег с остановки. Поэтому теперь на дороге и тротуаре чисто, только кое-где поблёскивают лужи, а с краю такой неприглядный пейзаж. И мы с Алексеем на фоне этой грязи. Посторонние по сути люди, непонятно как и зачем оказавшиеся втянутые в столь неприглядные отношения.

   — Ну Марта. Что ты как маленькая, в самом деле?

   Я промолчала. Ругаться мне расхотелось, что-то доказывать этому остолопу не видела смысла. К тому же не хотелось потерять то зарождающееся чувство радости, с которым я проснулась с утра.

   — Кстати, прическа тебе идёт, — Лёша подошёл ближе и закинул руку мне на плечо. Я убрала и посмотрела ему в глаза.

   — Лёш, не порть моё мнение о себе. Просто исчезни.

   — Пф-ф, тоже мне фифа нашлась. Да ты же сама на мне повисла! — он засунул руки в карманы распахнутой куртки и отставил локти. — Проходу мне не давала! — голос его стал набирать обороты. — Звала всё на кофе. Что, не так было, скажешь?!

   — Так, — я даже не видела смысла спорить.

   Действительно, я была инициатором наших с Лёшей отношений. После ухода Игната было одиноко, да и щёлкнуть мужа по носу хотелось. Что-то из разряда «Ему можно, а мне что — нельзя?» смешивалось с «Не оценил ты меня, оценит другой! А ты ещё локти будешь кусать!».

   Игнат локти не кусал. И вообще воспринял тот факт, что у меня появился любовник, философски:

   — Только не заразись от него никакой дрянью. Лечение дорогое.

   Хотелось съязвить в ответ: «На своём опыте знаешь?», но не стала. Поначалу я была собой страшно довольна, что и от власти Игната потихоньку избавлялась, и парня себе такого годного отхватила. Про жену Лёшину я узнала намного позже.

   — Так, — повторила, подбирая слова. — Я начала, я и заканчиваю.

   — Муж, что ли, вернулся, что ты так хвостом теперь машешь?

   — А если и так? То что?

   Тут подъехало такси, я быстро села внутрь и, закрывая дверь, услышала что-то похожее на: «Ну ты и стерва!». Что ж, сочту за комплимент.

   На утреннюю консультацию привели ребёнка пяти лет. Родовая травма, гидроцефалия, отставание в развитии в первый год жизни, задержка речи, синдром дефицита внимания с аутическими чертами.

   На приём мальчика привела мама. Типичная неврастеничка: сидит на краешке стула, правая рука зажата между коленками, второй рукой она крепко держит ребёнка, не давая соскочить со стульчика. С сумочкой, которую могла бы легко повесить на спинку стула, она боролась пару минут, то роняя на пол, то пытаясь прислонить к столу.

   — Понимаете, Спартак — поздний и очень желанный ребёнок. Мы ему имя долго выбирали, чтоб со смыслом и чтобы отличался ото всех.

   Я перевела взгляд на мальчика: подвижный, рассматривает картинки на стенах, подпрыгивает на стульчике, болтает ногой. Он бы с удовольствием убежал в игровой уголок, но мама держит крепко.

   — Спартак может пойти посмотреть игрушки, если хочет, — предложила маме.

   — Ой, вы что! Он всё сломает. Ничего в его руках не выживает. Пусть рядом сидит. На виду.

   Она продолжила перечислять диагнозы, которые им ставят врачи. Попыталась одной рукой вытащить из сумочки карту, уронила кипу бумаг и, наконец, выпустила руку мальчика. Он тут же подскочил и с радостным воплем побежал к игрушкам. Мама кинулась за ним. Попыталась вернуть на стул. Ребёнок упирался, начал плакать, хотел упасть на пол, но мама осталась непреклонна. Мои слова о том, что мне не жалко игрушек, даже если Спартак их сломает, мама не услышала.

   Через десять минут истерики ребёнок послушно сидел на стуле, всхлипывал и тяжело вздыхал. Мама продолжила:

   — Упрямый. От него ничего невозможно добиться. Если влез в лужу, то будет стоять посередине, пока я его не вытащу. Никакие угрозы не действуют. В саду не слушается воспитателей. Из государственного пришлось уйти. Ходили даже в частный садик, а он оттуда сбежал.

   — Как сбежал?

   — Ну как все дети сбегают?

   — Я не знаю, поэтому и спрашиваю. Откуда сбежал: с улицы или из группы? Где были воспитатели? Как он вышел из здания и за ворота? Далеко смог уйти? Как скоро воспитатели обнаружили, что мальчика нет?

   С каждым моим вопросом глаза мамы округлялись сильнее. У меня складывалось ощущение, что она не интересовалась деталями, просто поверила на слово воспитателям и обрушила свой гнев на ребёнка.

   — Этим вопросом у нас занимался папа.

   Ага, значит, папа, накрученный воспитателями или администрацией сада, пришёл домой и закрутил гайки маме и сыну. Посвящать жену в детали ситуации он не посчитал нужным.

   Мальчик опять ожил, схватил со стола ручку и принялся ею рисовать на листе бумаги. Разрешения он не спросил ни у меня, ни у мамы.

   — Рисовать любит, — одобрительно улыбнулась мама, но тут же спрятала улыбку. Кончики губ привычно опустились вниз. — Но ничего толкового. Одни чудики и каракули.

   Я наблюдала: мама не сделала замечание сыну по поводу того, что без спроса чужие вещи брать нельзя. В одно предложение обесценила интересы ребёнка, раскритиковав его творчество.

   — Какой диагноз вам ставят неврологи?

   — Там всё написано.

   В моих руках всё-таки оказалась увесистая медицинская карта. И чего там только не написано! Изучив записи, предложила провести тестирование мальчика. Мама согласилась, но за любым действием сына следила неотрывно, при неудачах поджимала губы, при правильных ответах кривилась. Я комментировала свои действия и ответы ребёнка, хвалила, поясняла всё маме.

   Учитывая, что наш центр — коммерческая организация, рассказывать маме о педагогической запущенности ребёнка я не имела права. Все свои выводы расскажу потом Алевтине Анатольевне, а пока:

   — В наш центр принимают ребят после решения комиссии. Я предоставлю на комиссию своё заключение. Но я не вижу у Спартака аутизма или даже расстройств аутического спектра. Да, есть проблемы по неврологии, тот же синдром дефицита внимания. С этим надо заниматься, но в другом центре.

   — Да что вы такое говорите? Нам советовали ваш центр как самый лучший. И почему это у него нет аутизма?! Нам невролог говорил, что что-то такое есть.

   — «Что-то такое» — это ещё не диагноз.

   Мама воинственно надулась, готовая отстаивать каждую болячку своего сына. Я попыталась миролюбиво улыбнуться и терпеливо поясняла:

   — Сейчас у вас приём у психолога. А после я передам своё заключение директору центра Алевтине Анатольевне. Она будет принимать итоговое решение.

   Мама кивнула, сдёрнула сына за руку со стула, подхватила сумочку, выронила её, подняла, забрала медицинскую карту и, не прощаясь, вышла из кабинета.

   Тяжёлый случай… Причем не у ребёнка, а у родителя. И лечить тут надо прежде всего маму. Но она не согласится прийти на приём к психологу. Ей выгодно быть мамой больного ребёнка, чтобы считать саму себя героиней. Да и в глазах окружающих видеть сочувствие тоже приятно. Мол, какая мама молодец, сын инвалид, а она им занимается, все силы на него положила, всё в жизни только ему.

   Таких родителей я встречала не раз.

***

Вечера я ждала с замиранием сердца. Часов с трёх начала приглядывать на телефон: вдруг Глеб отменит встречу? У Костика сегодня занятий не было, поэтому я не знала, ждать ли мне Глеба на работе или он напишет, куда подъехать.

   Потом на мою голову обрушилась та самая мама, потому что и Светлана Викторовна не ободрила зачисление Спартака к нам в центр. Рекомендовала психолога маме и ребёнку, дала контакты других центров. Но мама была категорически против. Она требовала поставить сыну диагноз аутизм.

   После личной беседы с Алевтиной Анатольевной мама, схватив сына за руку, ушла. Мы выдохнули свободнее. А там уже и конец рабочего дня. Со всей послеобеденной беготней я пропустила звонки от Глеба. Бросилась перезванивать.

   — Глеб, привет. Я не слышала звонков, занята была, — выпалила в трубку и замолчала.

   Вот сейчас он скажет, что передумал или уже переиграл планы, раз я не ответила сразу. Игнат любил так делать. Не взяла трубку сразу, значит, в клуб не иду. Опоздала по не зависящим от меня причинам, он ждать не будет, уедет. А я добираться должна как хочу, даже если за город. Не сказала сразу, что хочу в подарок на праздник, значит, не будет подарка вообще, никакого, даже шоколадки.

   — Ничего страшного. Я так и понял, что ты занята. Взял на себя смелость и подъехал к центру. Надеюсь, этим тебя не скомпрометирую? — мне показалось, что Глеб улыбался.

   — Нет, конечно. Я сейчас подбегу. Только переобуюсь.

   — Не спеши. Я подожду.

   Но я всё равно не могла не спешить. Мне очень важно было убедиться, что Глеб действительно приехал и ждёт меня в машине возле центра.

   Реальность оказалась приятнее: мужчина стоял возле машины и неотрывно смотрел на дверь. Поэтому, выскочив на крыльцо, я сразу же встретилась с его взглядом. Прямым и серьёзным, который в миг обхватил меня всю, с ног до головы, и переменился на восторженно-заинтересованный.

   — Тебе идёт новая причёска, — открывая дверь автомобиля, заметил Глеб.

   Я улыбнулась, принимая комплимент, и села в машину. В салоне приятно пахло сосновыми иголками и тихонько играло радио. Глеб сел на водительское сидение и, немного помедлив, заявил:

   — Мне кажется, что вон тот мужчина ждал тоже тебя.

   Я повернула голову в сторону, куда неотрывно смотрел Глеб, и увидела… Алексея собственной персоной. Досадно, блин! Так некстати! Да и в целом, он начинает действовать мне на нервы.

   — Да. Я с ним знакома, — оправдываться мне было не за что, да и в тоне Глеба не было обвинения или укора. Он просто констатировал факт Лёшиного присутствия. Просто стоило оговорить все нюансы на берегу, чтобы потом не возникали непонятки. — И он ждёт, скорее всего, меня. Но я считаю, что нам не о чем с ним разговаривать.

   — А он в курсе этого? — Глеб перевел взгляд на меня.

   — Безусловно, в курсе. Я ему сообщила об этом дважды. Последний раз сегодня утром.

   — Если и после сегодняшнего вечера не поймёт, сообщи мне, пожалуйста. Я попытаюсь ему объяснить, — спокойно, но очень весомо попросил Глеб.

   А я невольно вспомнила, с каким высокомерным выражением лица и в каких красочных словах Игнат обещал мне решение моих проблем. Мол, всё он решит, всем покажет, как он крут, только попроси.

   И почему я только сейчас стала прозревать относительно бывшего мужа?

   — Я очень надеюсь, что он больше не доставит мне проблем.

   Глеб кивнул, завёл мотор, и мы выехали с парковки.

   Приехали мы в небольшой ресторанчик, расположенный на первом этаже здания с большими панорамными окнами, выходящими во двор.

   — Бывала здесь раньше? — Глеб помог мне выйти из машины и, взяв за руку, повел ко входу.

   — «Музыка души», — прочитала название. — Нет. Даже не знала о нём.

   — Думаю, тебе понравится.

   Входная группа была оформлена с использованием музыкальных инструментов, вырезанных из дерева и закреплённых на деревянных панелях. Внутри оказалось просторно, не так уж много столиков, и все отгорожены друг от друга шпалерами с виниловыми пластинками, листами нот и такими же деревянными скрипками, гитарами и саксофонами, как при входе. Много дерева, тёплый свет и приятная музыка.

   — Ты играешь на каком-нибудь инструменте? — поинтересовался Глеб.

   — Нет. И даже никогда не хотела. Мне вообще медведь на ухо наступил, а, может, ещё и потоптался. Поэтому я достаточно равнодушна к музыке, — я немного нервничала, не зная, как вести себя наедине с Глебом, о чём говорить, поэтому принялась тараторить. — Меня в школьном хоре всегда ставили в первую линию, но просили не петь, а только беззвучно рот открывать.

   — Почему? — мужчина сидел напротив и внимательно меня слушал, даже не отвлекался на пролистывание меню.

   — Потому что я ужасно пою. Громко и не попадаю в ноты.

   — А зачем тогда ставить в хор?

   — Для красоты. Я хорошенькая в школе была. Выходила потом за грамотами, улыбалась и кланялась. Представляешь, как мне было обидно, что петь не разрешают, и как обидно тем детям, которые хорошо пели, а грамоту за всех получала я?

   — Педагог по музыке у вас был не дай бог.

   — Людмила Никитична за грамоты по школьному хору надбавку к зарплате получала. Ей деньги нужны были, она сына одна воспитывала. Сын проблемный, что-то у него там с ногами было. Так что она крутилась как могла, — несмотря на детскую обиду, мне захотелось если не оправдать учительницу, то хотя бы пояснить её поступки.

   — Она решала свои проблемы за счёт детей. Разве была острая необходимость в том, чтобы тебя ставить в хор?

   — Я же не одна непоющая была. Половина класса, наверное, только рты открывали. Мы нужны были для массовки.

   — Но тебе почему-то было обиднее, чем другим? — проницательности Глебу не занимать.

   — Мне пару раз поющие дети темную устроили за то, что на сцене я одна блистаю от имени всех. Один раз юбку порвали, второй раз в портфель грязи накидали. После этого я отказалась ходить на хор. За что получила от мамы, но больше не пошла.

   — Теперь понятно, что музыку ты не любишь и в консерваторию тебя лучше не приглашать.

   — Нет, почему же. Люблю. Но очень выборочно. Могу одну понравившуюся песню на репите заслушать до дыр. А потом месяц вообще не слушать ничего. А ещё в последнее время я полюбила слушать тишину…

   Глеб посмотрел на меня долгим пробирающим до самой души взглядом и неожиданно улыбнулся.

   — Я тоже люблю слушать тишину…

   Еда была вкусная, наверное. Я вкуса не особо чувствовала. Нервничала. Даже не то чтобы очень, но, как говорила моя Машка, я мандражировала. Внутри дрожала натянутая струна, заставляя меня то болтать без умолку, то невнятно пожимать плечами на вопросы Глеба.

   Он, кажется, всё замечал и всё понимал. Но, по крайней мере, улыбался по-доброму и смотрел очень мягко.

   А я, взрослая и самодостаточная женщина, никак не могла справиться с волнением. Я так давно привыкла к вечным мелким придиркам Игната, к его ехидным замечаниям про мои умственные способности и внешность. Я привыкла плеваться ядом в ответ, держать удар, показательно не обращать внимания. Привыкла скатываться в итоге в скандал, битьё посуды и громкие хлопки дверьми. Что вот теперь терялась в обычном человеческом отношении, в мужском интересе, так явно, но в то же время ненавязчиво проявляемом.

   После первого блюда и первого выпитого бокала вина меня отпустило. Глеб втянул меня в беседу про работу и хобби. Он умел слушать и умел интересно рассказывать. Или мне так казалось на фоне вечно выпячивающего своё мнение Игната.

   — Я всегда восхищался людьми, которые могут взять в руки карандаш и нарисовать что-то сложнее «палка, палка, огуречик». У меня был одноклассник, Андрюха, так он такие шикарные розы рисовал простым карандашом. Все девчонки были его, — Глеб так широко и по-мальчишечьи задорно улыбнулся, что я залюбовалась.

   — Так ты его популярности завидовал!

   — Немного. Потом пошёл в качалку и выпросил на день рождения скейт. После этого все девчонки были мои!

   — Какой продуманный подход. И что ты с ними делал? Мариновал?

   Глеб сидел напротив расслабленно, опёршись о спинку стула. Уверенный в себе, привлекательный, спокойный. Вот веяло от него покоем и силой, что ли. Да, именно силой. Не мощью, которая всё крушит на своем пути, как цунами, а мудрой силой седых гор.

   Крупный нос с горбинкой (интересно, ломали в молодости?), крупные губы, высокий лоб, модная стрижка, которая к тому же ему идёт. Широкие плечи, большие ладони с длинными, но не тонкими пальцами.

   В мою уже немного хмельную, немного пожизненно дурную голову пришла мысль, достойная неопытной десятиклассницы: «А всё ли в этом мужчине такое крупное, как нос и пальцы?». Я едва сдержала улыбку, а Глеб тем временем ответил:

   — Нет. Я в школе сох по Насте, признанной красавице. Поэтому использовал остальных девиц как способ разжечь ревность. Чему ты улыбаешься? — он склонил голову слегка набок, неяркий свет от лампы контрастно высветил его профиль, поломав тени на скулах.

   — На самом деле, смеюсь над собой и собственной глупостью.

   — Поделишься?

   А чего бы и нет? Второй бокал вина ещё не допит, но мой мандраж как рукой сняло. Я всё-таки вспомнила, что взрослая женщина, местами умная, иногда симпатичная, в теории владеющая навыками флирта, а не благородная институтская барышня. Строить из себя что-то высокодуховное у меня всё равно не получится, поэтому выдала как на духу:

   — Моя подружка Маша, с которой я дружу ещё со времён универа, когда-то сто лет назад принесла в общежитие журнал со статьей о том, как правильно выбрать отличного любовника. — Я замолчала, присматриваясь к реакции Глеба, отпила вина.

   Он заинтересовано подался вперёд, лукаво блеснув глазами.

   — Вот в статье и говорилось про то, что в первую очередь надо обратить внимание на нос, размер ноги и пальцы. Чем крупнее всё, тем лучше мужчина в постели.

   Глеб побарабанил по спинке носа пальцами, сдерживая улыбку.

   — И как на практике оказалось?

   — Да чёрт его знает, — я принялась крутить в руках бокал, мне как-то резко стало неловко из-за своей глупости. Но отступать было некуда, и я решительно заявила: — С практикой не очень сложилось. Маша сразу после окончания университета за своего парня замуж вышла, я — чуть позже. Поэтому так наши познания и остались в теории.

   Глеб, уже не сдерживаясь, засмеялся, покачал головой, как будто не верил в то, что я несу такую ерунду. А я решила, что поздно уже прикидываться. Что выросло, то выросло.

   — Марта-Марта… — Глеб отвлёкся на телефон, который лежал с краю стола и вибрировал. — Извини, я отвечу Анне Ивановне.

   Я кивнула.

   — Да. Буду поздно. Завтра никаких планов нет. Спасибо. Отдыхайте, — и он закончил разговор.

   А я совсем забыла, что у него дома ребёнок. И, судя по всему, наш вечер ограничится вечером, на продолжение не приходится рассчитывать. И сама с себя удивилась. А я рассчитывала? Скорее да, чем нет. Глеб мне нравился, но обдумать эту сложную мысль я не успела.

   — А почему Марта? В честь кого-то назвали?

   Меня на самом деле часто спрашивали, откуда такое редкое имя. И я ещё в школе сочинила историю, что папа хотел назвать меня Марфой в честь своей бабушки, а маме это имя не нравилось. Вот они и договорились на редкое и красивое имя — Марта. Игнату я тоже рассказывала эту байку, в которую со временем стала верить сама. Но Глебу почему-то не захотелось врать.

   — Маме было всё равно, как меня назвать. Папа не принимал в этом никакого участия. Поэтому в ЗАГСе пришлось срочно что-то придумывать. Родилась я первого марта, вот и стала Мартой.

   Глеб вопросительно посмотрел на меня, очевидно, ожидая продолжения. Но мне не хотелось превращать вечер в минорные воспоминания о своем житье-бытье, поэтому я улыбнулась и потянулась за бокалом. Мужчина понял всё верно и свернул беседу в другое русло.

   — У тебя был день рождения недавно? Я и не знал.

   — Я не праздную его. Уже четыре года, — как-то так незаметно для меня вышло, что любая затронутая тема вела к печальному исходу. Или у меня вся жизнь выходила печальная? Не хотелось портить настроение, но и увиливать не хотелось. — В универе я подружилась с Машей. У неё тоже день рождения первого марта. Мы ещё смеялись, что Мара и Маша, в один день и год рождённые, не могут не быть родственниками. Да и дружили мы крепко, почти сестры. Дни рождения вместе праздновали. А потом Маша пропала. На отдыхе в Турции. Колька, её муж, года два побился в поисках, потом сдался. В том году женился второй раз. А я не могу праздновать день рождения, мне всё кажется, то Маша жива и с ней всё хорошо.

   Глеб молча протянул через стол раскрытую ладонь. Я вложила в неё свою руку. Этот жест молчаливой поддержки для меня значил гораздо больше, чем многословные речи почти-бывшего мужа.

   Сравнение Глеба с Игнатом меня утомляло, но выключить эту функцию в голове никак не получалось. Всё-таки мы с ним прожили вместе не год и даже не пять. Хотя дело не в количестве лет, а в качестве. Мы слишком тесно были спаяны, слишком мало у меня было своего: своего мнения, своего времени, своих друзей и интересов. Всё у нас с Игнатом было общее, ну и ещё что-то было его личное. Моего же личного не было ничего. Даже трусов, потому что большую часть жизни муж зарабатывал намного больше меня, а я сидела у него на шее.

   Уходя, Игнат сказал одну очевидную вещь, которая с трудом, но дошла до меня через время. «Мы вместе взрослели, слушали одну музыку, ездили на одни тусовки. Мы упёрлись в свой потолок и не смогли его перерасти. Ты просто стала мне не интересна». Вот так, другие годами живут общими интересами, растут, а мы просто упёрлись в потолок.

   Поначалу я дико злилась на эту философию Игната, считая, что так он просто прикрывает свою кобелиную натуру. А потом, рассуждая, пришла к выводу, что он прав. Прав в том, что я перестала быть ему интересна, я перестала его накачивать эмоциями, я перестала соответствовать его требованиям и ожиданиям.

   Хотя это не отменяет элементарных понятий честности и чистоплотности.

   Наш с Глебом вечер был спасён только благодаря его усилиям. Поговорили о вине, о кино, о собаках. О себе Глеб рассказывал вроде охотно, но крайне неинформативно, без подробностей.

   — С браком не сложилось. Прожил пять лет с девушкой, а по итогу мы пришли к выводу, что в ЗАГС нам обоим не хочется, детей тоже не надо. Всё нас устраивало и так, пока не случился Костик. С ним надо было что-то быстро решать. Я оформил над ним опеку, занялся его здоровьем. Нанял Анну Ильиничну, поселил их к себе в квартиру. Перекроил график работы, да и жизни в целом, так, чтобы Костику было удобно. Во всех этих проблемах и заботах мы с девушкой потерялись и больше не нашлись. Разошлись тихо и мирно, без претензий.

   — А где Костина мама? Отец?

   — Кто отец, Лера и сама не знает. Она же моделью себя мнит. Карьеру делает. В тот момент у неё был папик, который оплачивал ей достойное существование, и агент, француз, который контракты ей добывал и помогал продвинуться. Оба мужика слились, как только узнали о её беременности. Лера вернулась домой. Ну а после оставила сына мне и опять ускакала на подиум. Здесь ей, видите ли, тесно. В серой, отсталой России, — Глеб хмыкнул. — Но я в выигрыше. У меня есть Костик. А у Леры — мечты о карьере. Каждому своё.

   Мы ещё долго сидели в ресторане, разговаривая обо всём подряд. Глеб довёз меня до дома, довёл до квартиры. Но от кофе отказался.

   — Я, знаешь ли, Марта, собственник. Когда женщина со мной, то она только со мной. А ты мыслями где-то не здесь.

   Вот понимала же, что умного мужика мне не потянуть. Не мой уровень. Всё он понимал, всё замечал. А я, дура-дурой, со своими проблемами и комплексами на фига ему сдалась?

   Глеб провёл пальцами по щеке, заправил прядку волос за ухо.

   — Если тебе необходимо время, чтобы прийти в себя после развода, я подожду. Но делить женщину с кем-то ещё, пусть даже мысленно, не буду.

   Я уставилась на Глеба во все глаза. Это такое завуалированное предложение? Намёки на верность? Или цену себе набивает красивыми словами, как Игнат любил?

   Ну вот опять! А нечего заводить новые отношения, если со старым мужем никак разобраться не можешь.

   Глеб поцеловал меня в висок, шумно выдохнул. Подцепил пальцами подбородок и, удерживая моё лицо, медленно и очень нежно поцеловал в губы. Я зацепилась пальцами за его плечи, отвечая на поцелуй.

   — А теперь иди отдыхать. Я завтра позвоню.

   Обломщик!

ГЛАВА 4

Глеб быстро развернулся и сбежал по ступенькам вниз, проигнорировав лифт. Надеюсь, что он просто боялся передумать и выйти из берегов, а не я его так напугала своими страстными поцелуями.

   Я обвела взглядом лестничную клетку, на которой чего только не происходило за последние полгода. И ссоры, и примирения, и скандалы с неверными мужьями и законными женами. А ведь я живу в новостройке. К тому же две квартиры из четырёх пустуют. А какие страсти кипят, какие эмоции бурлят. Шекспир отдыхает.

   Дверь Ксюшиной квартиры резко распахнулась, как будто её пнули ногой для ускорения. Я от неожиданности вздрогнула. В проёме показался огромный шкафообразный мужик — сосед сверху. Он пятился задом на выход, при этом на его талии, сцепив ноги крестом, восседала Ксю. Они страстно целовались, громко постанывая и совершенно не стесняясь.

   Хотя кого можно стесняться в час ночи в подъезде? Не меня же, в самом деле.

   Парочка так была занята друг другом, что моего присутствия точно не заметила. Я нашарила ключи в сумочке и как можно тише отпёрла дверь. Всё это под пошлые стоны Ксю и довольное урчание соседа.

   Видимо, они договорились насчёт еды и секса. Ну, или вот как раз договариваются. Пробуют, так сказать, товар, приценяются.

   Я шмыгнула в квартиру и заперла дверь. А потом расхохоталась. Вот уж никогда бы не рассматривала соседа-байкера с его мотоциклом, татуировками и просто огроменными габаритами как возможного партнёра. А Ксюше приглянулся, видимо.

   Всё ещё посмеиваясь, я посмотрела в глазок. Любопытно же, чем дело кончится. Да и вообще, зачем они из квартиры выходят, если оторваться не могут друг от друга?

   Соседка, всё так же восседая на соседе, со страстью дикой кошки когтила спину мужчине, пока он пытался справиться с замком. Я видела только его квадратный затылок с выбритым узором прически, массивную спину, облачённую в майку-борцовку, отлично прокачанную задницу, обтянутую серыми спортивными штанами, и Ксюшины руки. Когда дверь в соседскую квартиру была заперта, они, всё так же не расцепляясь, пошли наверх.

   Я похихикала ещё немного над странностями человеческих отношений и побрела в спальню.

   Завтра, а точнее уже сегодня, суббота. На работу идти не надо. Мне вообще никуда не надо. Можно спать до обеда, а потом делать всё, что душе угодно.

   Но по закону свинства проснулась я в девять утра и, как ни пыталась уснуть по новой, ничего у меня не вышло. Пришлось вставать, приводить себя в божеский вид и готовить завтрак.

   Это в двадцать лет, ещё в двадцать пять после отличной попойки и пары часов сна вскакиваешь бодрячком, и есть силы на новый виток празднования или запал на целый восьмичасовой рабочий день.

   К тридцати годам я вдруг внезапно начала понимать, что полноценный сон мне милее разгульной ночи, отёки от алкоголя на утро меня не красят, да и настроение после убойной вечеринки совсем не весёлое. То ли я старела, то ли просто выгуляла весь свой лимит. Игната это в последние месяцы нашего брака злило. Он называл меня инертной, пресной и скучной. Уезжал гулять один, возвращался поздно, точнее поздно утром следующего дня, или не возвращался пару дней.

   Я постояла у окна, дожидаясь, пока кофемашина отработает цикл. Кстати, её в своё время притащил Игнат, фанат бодрящего напитка. Я когда-то давно, желая угодить, научилась готовить его любимый кофе с перцем и лаймом в турке. И даже гордилась, когда бывший рекламировал друзьям эти мои умения, называя «кофейной феей». В последние годы я стала пренебрегать кофейными ритуалами, поэтому кофейный агрегат на нашей кухне появился со словами укора и упрёка.

   Что удивительно, уходя, Игнат не забрал ничего, кроме своих вещей. Ну, шкаф, допустим, он бы не вынес, а вот почему оставил любимую кружку, гантели и дорогущий виски, для меня так и осталось вопросом.

   Во дворе уже выхаживал молодой папаша с коляской из первого подъезда. Во сколько же он встал, что уже наматывает километры, выгуливая ребёнка? Вот к нему выскочила жена, вся дёрганная, нервная, растрёпанная. Сунула в руки мужу термостакан, а в коляску плед и повелительно махнула в сторону лесопарка. Мужчина кивнул и послушно потопал на выход, здороваясь по пути с собачниками.

   Сигнал о готовности кофе вывел меня из состояния медитативного наблюдения за жизнью двора. На душе было муторно и неспокойно. Я знала своё такое состояние, когда достаточно одного косого взгляда бывшего или собственной печальной мысли, чтобы разреветься и уйти в мини-депрессию, раздумывая над бессмысленностью бытия. Игнат в такие моменты или психовал, или принимался закручивать мне гайки, пока резьба не сорвётся. Я злилась на него, на его чёрствость, пыталась держаться в спокойном состоянии изо всех сил.

   А потом мне психолог объяснила, что это защитная реакция психики на стресс. Если сил терпеть нет, надо сесть и поплакать, а не сдерживаться до того момента, когда критическая масса перевалит допустимую отметку. Я теперь, прекрасно чувствуя приближение напряжения, устраивала себе «головомойку». То есть садилась в тишине и покое и принималась вспоминать о прошлом, о детстве, о тех моментах, которые заставляли меня плакать. Я жалела себя, ревела, но с каждым разом становилось легче. Как будто со слезами выходил гной с души, накопленный годами моего молчания.

   Самое главное не застрять в этом состоянии саможаления и не злоупотреблять «головомойкой». Иначе пропадёт терапевтический эффект.

   Я принялась за завтрак, всё ещё рассуждая, заняться чем-то полезным или всё-таки поплакать, когда на экране телефона отразился неизвестный номер.

   — Алло, — ответила, ожидая услышать про очередную акцию на профессиональную чистку зубов или условия сверхвыгодного кредита.

   — Привет, конфетка.

   Я тяжело вздохнула и отключилась. Разговаривать с Алексеем не было никакого желания. Кинула номер в блок. Но это меня не спасёт. Ведь всё уже говорено-переговорено. И вчера он видел меня с Глебом. Не мог не понять, что всё, баста, карапузики. И зачем, спрашивается, звонит? Может, стоило узнать, зачем?

   Я подошла к окну и удовлетворённо хмыкнула. Вот и ответ на вопрос «Зачем?». Лёха стоял позади пристройки, в которой жители оставляли велосипеды, санки и лыжи, и, оглядываясь по сторонам, менял симки в телефоне. Мне было отлично видно его манёвры и нервные взгляды по сторонам. Опять шхерился от жены, чтобы мне позвонить? Небось мусор относил или за хлебом бегал, а теперь за пять минут свободы от жены хочет получить удовольствие.

   И как я раньше не замечала его пряток? Ведь всё было понятно, если присмотреться. И его просьбы не звонить по вечерам, а то мама пожилая отдыхает. И разговоры под шум воды. И странные недельные промежутки между нашими встречами.

   Игнат давно не прятался, действовал нагло, но тонко. Поэтому я и не заподозрила даже, что Лёша меня обманывает, выкручивается, увиливает. А потом, после того, как я узнала, что он женат, меня уже не интересовала моральная сторона вопроса.

   Лёша за время моих размышлений поменял место дислокации, перешёл в дальний угол двора. Я, прихватив кружку с кофе, отправилась на балкон. Обзор был здесь значительно лучше: весь двор как на ладони и даже часть подъездной дороги.

   Когда мы с Игнатом выбирали квартиру, эта, с балконом, была дороже соседней. Но мне захотелось купить именно её. Я представляла, как устрою на балконе личный уголок с ротанговым креслом и столиком, поставлю велотренажёр и буду встречать рассвет или закат, погружённая в приятные мысли, прихлёбывая чай или накручивая километры и сжигая лишние калории.

   В реальности всё оказалось прозаичнее. Чай, созерцая закат, я попила от силы три раза. Но отбиться от комплекта зимних шин и прочего хлама мне всё же удалось.

   У меня опять зазвонил телефон. Я отложила его на стол и села в кресле, слегка покачиваясь. Кофе уже не хотелось.

   Вызов завершился, за ним последовал следующий. Лёша, психуя, пнул ногой решётку и принялся набирать мой номер без остановки. Смотрел он при этом неотрывно на окна моей квартиры, поэтому приближающуюся жену не заметил.

   Таня остановилась в шаге от Лёши и сложила руки на груди. Лёха тут же сунул смартфон в карман и улыбнулся. Читать по губам я не умею, открывать окно и прислушиваться к разговору было лень, поэтому я допила остывший кофе и ушла в комнату.

   Устраивать «головомойку» передумала. А вот заняться разбором вещей стоило. И решать что-то с квартирой надо, а то Игнат затихарился и не появлялся, даже на звонки не отвечал.

   Я с грустью выкинула увядшие тюльпаны, оставив с десяток самых стойких. Проверила телефон, но сообщений от Глеба не было. Оттягивая наведение уборки, позвонила Ксю, но она была недоступна. Я похихикала над этим и принялась за юридическую сторону квартирного вопроса.

   Всю сумму первоначального взноса за квартиру оплатил Игнат. И это было прописано в нашем ипотечном договоре. Также было оговорено, что ежемесячные платежи мы платим пополам, но с момента, как Игнат ушёл, он не выплатил ни копейки.

   Продавать квартиру не хотелось, на свою я вряд ли когда-нибудь ещё накоплю. Выплатить Игнату его долю тоже не получится, потому что у меня просто нет таких денег.

   Куда ни кинь, везде клин.

   Я поперебирала в памяти друзей-знакомых, которые могли бы помочь мне если не финансово, то хотя бы юридически или советом. Выходило негусто. Разве что узнать у мамы Юлечки, моей подопечной. Хотя некрасиво смешивать работу с личным.

   У Люды, нашего арт-психолога, муж вроде в банке работает как раз по ипотеке. Можно к ней обратиться, но тогда придётся объяснять про Игната и развод.

   С Людмилой у меня были непростые взаимоотношения. Точнее, я старалась избегать общения с ней. И дело было не только в том, что женщина была достаточно категорична в своих суждениях относительно других людей и жизни в целом, что мне не нравилось. У неё была непростая ситуация в семейной жизни, свидетельницей чего стали я и Алевтина Анатольевна.

   Люда, симпатичная, высокая, неглупая женщина, могла сломанным грифелем от простого карандаша нарисовать шедевр, а могла одной фразой отвернуть от общения с собой. Она была убежденной чайлдфри, на детей, занимающихся в нашем центре, смотрела с тщательно скрываемым презрением. Хорошо, что работала она со взрослыми, с родителями этих детей.

   — Людмила хороший специалист, — говорила Алевтина Анатольевна. — Но к детям её пускать нельзя.

   Почему её не увольняли, я не знаю. К начальнице с расспросами не лезла, пока как-то по осени не произошло одно неприятное событие.

   Мы с Алевтиной Анатольевной отправились в небольшую частную галерею договариваться насчёт выставки работ наших ребят. И совершенно случайно стали свидетельницами встречи Людиного мужа с молодой и симпатичной девушкой. Характер их отношений был однозначно не трудовым, а очень и очень личным.

   — И что нам теперь делать? — спросила я у начальницы.

   — Молчать. Мы ничего не видели, мы ничего не слышали, мы ничего не знаем.

   И поначалу я согласилась с Алевтиной Анатольевной. Что мы будем лезть в чужую семью, зачем? А вдруг мы чего-то не поняли, сами придумали. Мы и мужа-то живьём видели пару раз, когда он после корпоративов Люду забирал. Обознаться вдвоём мы не могли, но мало ли? Потом, правда, Люда пару раз жаловалась на поведение мужа, его отлучки и неожиданные командировки. Но не лезть же к ней со старой информацией.

   А в конце сентября от меня ушёл Игнат. Ушёл к той любовнице, о существовании которой я и не подозревала. И отношение к Люде и нашему молчанию стало совсем другим.

   Со звонком Людмиле я решила повременить. Да и в целом отложила вопрос с квартирой, малодушно надеясь, что как-нибудь решится без меня, но в мою пользу. На внезапное наследство рассчитывать не приходилось, помощи ждать неоткуда, но так не хотелось что-то предпринимать.

   Я забралась в самый дальний угол кладовки к стеллажу, на котором хранилась куча ненужного хлама. Но до него никогда не доходили руки. И вот, сидя на полу, окружённая коробами и пакетами, я перебирала вещи, которые по-хорошему надо было бы выкинуть не рассматривая, чтобы не бередить душу. Но я поздно вспомнила, что именно сюда, подальше от глаз, спрятала все мелочи, как болезненные воспоминания, после ухода мужа.

   Две большие картонные коробки с фотографиями, где мы с Игнатом счастливые, молодые и весёлые. На природе, на концерте, с друзьями, на отдыхе, в клубе. Мы, мы, мы. Нас много, разных, одетых и не очень, в компании и только вдвоём.

   Куда теперь эти кусочки бумаги, которые не несут никакой радости, только боль?

   Вот здесь мы отдыхали на Кипре. Летали вместе с семьёй начальника Игната, но всё равно муж находил время и для меня. Возле бассейна мы особенно хорошо получились. А вот этого бомбического лазурного купальника у меня уже нет. Он ещё два года назад болезненно подчеркнул все мои лишние сантиметры. Поэтому я поспешила от него избавиться.

   Теперь-то я точно знаю, что уже в то время Игнат мне изменял…

   А на этой фотографии мы с друзьями на свадьбе у лучшего друга Игната. Все в чёрном, так захотела невеста. Выглядели мы странно, но не спорили. Куда нам против девушки на восьмом месяце беременности. Там даже жених молчал.

   Я не люблю чёрный цвет в одежде, тем более летней, поэтому купила сарафан в белый горох и нитку искусственного жемчуга. Игнат смотрит на меня на фотографии влюблёнными глазами.

   Интересно, а тогда он мне уже изменял?..

   С официанткой из ресторана? Девочкой-свидетельницей в подсобке? Или сестрой друга? У них по молодости был недолгий, но очень яркий роман…

   Здесь на фотографии мы вдвоём на фоне обшарпанной стены в приёмном покое травматологии. Разбили мотоцикл, но сами целы. Только глубокие царапины и гематомы. Летели по дороге в коттеджном поселке, где у родителей Игната дом, и внезапно нам наперерез бросился козёл. Натуральный, живой, с колокольчиком на шее. Игнат резко вильнул вправо, и мы слетели в овраг. Свёкр нас потом отчитывал как детей малых и орал как иерихонская труба.

   Я даже не уверена, что он бы расстроился, если бы мы убились. Скорее всего, вздохнул с облегчением, сконцентрировав все свои силы, деньги и связи на младшем сыне...

   Недельный отпуск, с боем выбитый мужем зимой, мы провели в Сочи. Первые дни не вылезали из номера, за два последних обежали все достопримечательности и забрались в горы. Пара фоток на фоне снежных пиков — всё, что осталось на память.

   Уже тогда я начала что-то подозревать. Игнат менялся, отдалялся, ослабляя хватку, выпуская меня на время в свободное плаванье, потом опять приближая и окружая заботой и любовью, требованиями и придирками.

   Достоверно я не знаю, гулял ли он тогда или нет, но думаю, что да…

   Как мало, оказывается, у меня одиночных фотографий. Всегда с Игнатом, всегда с друзьями…

   На концерте на открытом воздухе мы гуляли вместе с начальником Игната и его новой пассией. Я давно перестала удивляться «высоким» отношениям в его семье и даже не пыталась запомнить имена его подружек. Хотя именно эта, длинноногая блондинка из Москвы, продержалась долго. Около двух лет. За это время в семье начальника случилось пополнение: родился второй сын. А любовница была всё так же на месте.

   — Она шикарно делает минет, — поделился со мной как-то Игнат.

   — А ты откуда знаешь? — наивная, я тогда ещё и не подозревала мужа в грехах прелюбодеяния.

   — Шеф рассказывал, — ответил муж, не моргнув глазом. — Да и чем-то же она его привязала.

   Гораздо позже я узнала, что эта самая блондинка времени даром не теряла, а обработала сразу троих: Игната, его начальника и финдиректора. Имела деньги со всех. Не знаю, как насчёт удовольствия, но капиталец сколотила и укатила в Москву, купила там отличную квартиру, забрала из деревни сына с пожилой матерью и даже вышла замуж.

   В красивой металлической коробке из-под чая с бергамотом, перемотанной скотчем в десять слоёв, лежал компромат на мужа. Фотографий много, девиц тоже — пять или шесть. Неравнодушные друзья и знакомые, которые очень пеклись о нашем браке, передавали мне их лично, а не по электронке. И не ленились сходить распечатать.

   Если разложить в хронологическом порядке наши фотографии и добавить компромат, то выйдет, что без измен Игната мы прожили первые года два или три и год после свадьбы.

   Или я про каких-то любовниц просто не знаю…

   Последние два года нашей совместной жизни состояли из череды измен Игната, скандалов, моих слёз и примирений.

   В отдельном конверте четыре фотографии со свадьбы. Нашей с Игнатом свадьбы…

   Две карточки из ЗАГСа, сделанные местным фотографом. На них мы с Игнатом. Гостей мы не звали, просто расписались. И две — мои портретные, Игнат фотографировал на телефон. Но я на них чудо как хороша. В развевающемся сарафане цвета топлёного молока совсем не видно живота. К тому же огромный букет нежных роз, подаренный мужем, занимает половину фотографии. Никто и не заподозрил, что женились мы по залёту. Никто, я думаю, так и не узнал, что я была беременна.

   Я мечтала о свадьбе, как большинство девушек. Чтоб платье красивое, фата, много гостей. Машу обязательно позвать дружкой, чтоб конкурсы провела и выкуп, нервы Игнату бы помотала. Чтоб все были счастливы, смеялись и пили шампанское. Очень хотелось, чтобы папа станцевал со мной первый танец. Но папа так и не дождался моей свадьбы.

   Да и вообще всё вышло кое-как. Я года два ждала предложения от Игната. На Новый год, на День святого Валентина. Потом на день рождения. А он дарил то серёжки, то цепочку в красивых коробочках. Я как видела эти коробочки, так обмирала. Сердце трепетало в предвкушении. А открывала и не видела долгожданного колечка, натягивала улыбку и продолжала ждать.

   Как так вышло, что я залетела, не знаю. Вроде взрослые люди и следили за этим. Но и на старуху бывает проруха. Меня мучал токсикоз, полоскало с утра, от любого запаха в течение дня, от любой еды. Тест показал две полоски, и я растерялась.

   Игнат довольно хмыкнул:

   — Что я, хуже Ромки, что ли? Он вторым уже хвастается…

   Тогда слова мужа потонули в очередном рвотном позыве, потом вспомнились, но было не до того.

   Толком предложение Игнат так и не сделал. Нацепил два обручальных кольца на пластиковую полоску теста и положил мне на стол. Я же тогда не почувствовала никакого удовлетворения, только очередную волну тошноты от запаха его одеколона.

   Тошноту по утрам оказалось легко сбить, если погрызть сухарик, не вставая с постели. А потом мне и вовсе полегчало. На работу ходила, с детьми занималась. В ЗАГСе очереди на регистрацию без торжественной части не было, мы быстро подали документы, купили мне платье, Игнату костюм.

   Не знаю, хвастался ли он перед друзьями, но я молчала, никому не говорила о своём положении. Мне казалось это очень прикольным: ходишь такая без живота, а потом бац — и в комбинезоне с грудкой, как у всех беременных. Я даже присмотрела такой в магазине, но не купила, живота-то не было ещё.

   В консультации на учёт встала как положено, начались хождения по мукам. То одни анализы не такие, то кровь плохая. У меня был критично низкий гемоглобин. И что ещё хуже — низкая свёртываемость крови. Помню, тогда заведующая консультации меня приглашала на приём и расспрашивала, как ранки заживают, были ли в детстве и подростковом возрасте носовые кровотечения. Да, были, много, по несколько дней. А кто на них смотрел? Мама вату в нос мне запихает и в школу отправит. В чём проблема?

   А проблема была, меня отправили к гематологу. Начался новый виток хождения по врачам. Хорошо, что работала я тогда во вторую половину дня, чаще всего с часу. Могла не отпрашиваться и никому ничего не объяснять.

   Игнат ходил хмурый, перестал уезжать без меня потусить, притаскивал фрукты