Оглавление
АННОТАЦИЯ
Когда она распахнула дверь, ему на секунду показалось, что он не туда попал, ошибся квартирой. Женщина, которая стояла перед ним, не могла быть его женой! Нет, это не Ксюша!
Когда он уходил от неё два года назад, то оставлял престарелую, облезлую, забитую тётку, а теперь перед ним стояла прекрасная молодая девушка. Почему она стала такой красавицей? Откуда всё это?
Увидев его, она в испуге отшатнулась. Прошептала:
– Ты?..
Он вошёл. Остановился посреди прихожей, осмотрел её с головы до ног.
– Отлично выглядишь! Просто красавица…
– Давно приехал?
– Вчера… Жена имеет право знать...
– Ты всегда хотел со мной развестись!
– Гонишь? А я тебе посочувствовать хотел. Твоя мама умерла – мне соседи сказали…
– Да, спасибо. Всё, уходи…
– А наш сын? Я хочу его видеть!
В тексте есть: сильные герои, любовь, выбор, истинная пара, ошибки прошлого, предательства, преодоление трудностей.
Остросюжетный любовный роман, детективный любовный роман.
ГЛАВА 1
КСЮША. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД
В то утро было всё как обычно. Они приехали в больницу, Рома направился в отделение, а Ксюша – в ближайший супермаркет, чтобы купить для матери фруктов. Он не спеша переодевался в своём кабинете в хирургический костюм, но тут к нему влетела дежурная медсестра, даже не постучав. Слава богу, он уже натянул рабочую форму, а повседневную одежду вешал в шкаф. Только медсестра на него даже не посмотрела, а громко закричала:
– Роман Владимирович, скорее, пожалуйста, скорее…
Рома сразу спросил:
– Что случилось? Кто?
– Измайлова…
Он побежал за медсестрой по коридору, на ходу раздавая распоряжения, но делал это машинально: его волновала только одна мысль – сейчас в больницу придёт Ксюша и увидит, что её матери плохо. Этого допустить нельзя.
Когда он оказался, наконец, в палате, то увидел – той совсем плохо. Здесь уже находились дежурный врач и ещё одна медсестра.
– Когда это началось? – стал спрашивать Рома.
– Уже третий приступ. Первый был в восемь вечера, вчера, второй – в два часа ночи…
– Почему мне не позвонили?
– Мы приступы сняли, и один, и второй. Ей намного лучше стало. И не ожидали, что третий приступ будет… Ничего не предвещало…
– Но он случился…
Рома поднял голову, увидел в дверном проёме Ксюшу и тотчас распорядился:
– Посторонних не пускать…
Опять раздавал указания, как и что делать, торопил персонал, многое делал сам. Поднимал голову и видел, уже не в дверях, а напротив них прижавшуюся к стене, испуганную Ксюшу. Вот, кажется, её матери стало лучше. Он справился, смог.
– В реанимацию… – устало скомандовал он.
И женщину повезли… Рома шёл следом, но Ксюша подбежала к нему и стала теребить за рукав:
– Что, Рома, что случилось?
– Сердечный приступ…
– Как это могло произойти?
– Я не знаю, не знаю…
– Но ты говорил, что ей лучше!
– У неё очень слабое сердце, и я всегда это говорил… Да, ей было лучше, но сердце непредсказуемо… Она могла понервничать…
– Когда? Когда она могла нервничать?
– Ксюша, всё, прекращай, вот только ты не психуй, пожалуйста. В реанимации твоей матери помогут…
– Ты говорил, ей лучше…
Но они были уже у дверей отделения, а каталку провезли через широко распахнутые двери.
– Родная, – остановил он Ксюшу, – тебе туда нельзя…
И захлопнул дверь перед ней. Она опустилась на пол. Плакать не могла, закрыла лицо руками и только всё время думала: «Как это могло произойти, как это могло произойти…»
Сколько она просидела у дверей отделения реанимации – не поняла: час или два? А может быть, полчаса? Или три? Вдруг двери распахнулись, и вышел Рома. Поднял её с пола, обнял за плечи, повёл по коридору, потом по лестнице... Так они дошли до отделения, где он работал. А когда закрыл дверь в своём кабинете, Ксюша начала что-то понимать. Она, вмиг похолодев, тихо спросила:
– Рома, что случилось?
– Ксюша, маленькая, послушай меня… – начал он.
– Я не понимаю…
– Ксюша, послушай, твоей мамы больше нет…
– Что?
– Ксюшечка, твоей мамы больше нет. Произошёл ещё один сердечный приступ, уже в отделении реанимации…
– Рома, я не понимаю, зачем ты мне это говоришь?
– Ксюша, родная… – он прижал её к себе, но она вырвалась, отошла от него на шаг и проговорила:
– Зачем ты мне это всё говоришь? Я тебе не верю!
– Ксюша!
Она смотрела на него зло, с вызовом, говорила с истерикой:
– Я тебе не верю! Почему именно ты мне это говоришь? Какое ты имеешь право?
– Ксюша, послушай, ничего нельзя было сделать!
– Зачем, зачем ты мне все это говоришь?!
– Ксюша!
– Ты не имеешь права так со мной обращаться! Не имеешь права! Зачем ты врёшь? Ты же не врёшь никогда! Почему ты говоришь такие вещи?!
Она накинулась на него, пинала, била кулаками в грудь. Он задержал её руки, схватил крепко, подтолкнул к входной двери, которую быстро распахнул, позвал дежурную медсестру, а когда та подбежала, коротко бросил:
– Успокоительное! Быстро!
Ксюша продолжала вырываться, и всё повторяла:
– Почему ты мне это говоришь? Как такое можно говорить! Это неправда!
Рома с трудом удерживал её. Через минуту прибежала медсестра с наполовину наполненным шприцем, и Ксюше сделали укол.
Она затихла. Рома уложил её в своём кабинете на кушетку, предназначенную для осмотра больных, укрыл одеялом, запер дверь, придвинул к кушетке стул и, сев рядом, устало вытянул ноги. Его настораживало, что Ксюша не плачет, совсем не плачет… Он закрыл глаза, думая о её матери. Почему так произошло? Определённо случилось что-то серьёзное, сердечный приступ не мог быть на пустом месте… Решил пойти в палату, чтобы поговорить с соседками…
Он коснулся рукой щеки Ксюши, потом погладил её по волосам. Понял – она спит, успокоительное подействовало. Вышел из кабинета, запер дверь снаружи и направился в палату. Поговорив с другими пациентами, узнал, что Ксюшина мать вчера вечером долго говорила по телефону, потом горько плакала… Выходит, именно этот разговор и спровоцировал сердечный приступ. Соседки не знали, с кем она разговаривала, так как выходила в коридор. Потом одна из пациенток вдруг сказала, что мобильный телефон, по которому беседовала Ксюшина мать, так и лежит под подушкой – пусть доктор его возьмёт, отдаст дочери покойной, а то вещь может пропасть…
Рома поблагодарил, из-под подушки достал телефон и небольшую иконку Пантелеймона-целителя, положил в карман и пошёл в свой кабинет.
Ксюша спала. Он снял хирургический костюм, подумал – на сегодня, наверное, всё: операций не будет. Надел свой костюм, из кармана хирургической формы переложил в карман пиджака телефон Ксюшиной матери и иконку, стал будить Ксюшу. Та с трудом проснулась, разлепила глаза. Он поднял её с кушетки как куклу, поставил на ноги и спокойно попросил:
– Ксюшечка, соберись, мы сейчас домой поедем – ты дома поспишь!
Ксюша не возражала, но идти не могла: ноги у неё подкашивались. Ему удалось её растормошить, и он, поддерживая её, повёл к своей машине, усадил на переднее сиденье, пристегнул ремнём, снял пиджак, укрыл её. Повёз домой. А по пути вспомнил, что не предупредил своего руководителя, профессора Иванова о том, что уехал и сегодня его уже не будет, и, скорее всего, не будет и завтра, да и послезавтра тоже. На мобильном набрал номер профессора Иванова, и когда рассказал о случившемся, профессор пытался возразить:
– Роман Владимирович, а график операций?.. Как это не будет? К вам ведь в очередь на операции люди стоят!
– Перенесите, – попросил в ответ Рома, – втисните куда-нибудь, я оперировать не отказываюсь! Скажите, что заболел…
Профессор Иванов обещал подумать, но был недоволен…
К тому чему машина доктора Суворова затормозила у Ксюшиного дома. Рома поставил машину, помог Ксюше выйти, на руках понес её в подъезд. Они поднялись на лифте, и наконец, оказались в квартире. Уложив на диван, он укрыл её одеялом и прошептал:
– Спи, моя хорошая…
Сам пошёл на кухню, включил чайник, вскипятил воду, сделал себе чашку растворимого кофе, бросил в чашку три куска сахара, сел на кухонный диванчик и задумался. Потом вспомнил про телефон Ксюшиной матери, встал, нашёл в гостиной свой пиджак, достал из кармана телефон и вернулся в кухню. Опять расположился на кухонном диванчике, сделал большой глоток кофе, закурил сигарету и включил телефон. И сразу же увидел неотвеченный вызов – вчера в десять часов вечера, номер был ему незнаком. Этот номер, судя по коду, не принадлежал ни одному из известных мобильных операторов, да и не городской это номер. Может быть, всё-таки и городской, но не московский точно, и даже не российский… Что это за номер, кто мог звонить Ксюшиной матери с такого странного набора цифр?
Рома стал смотреть дальше. Около восьми вечера Ксюшина мать звонила на неизвестный ему мобильный номер, говорила более пятнадцати минут! В этом телефоне почему-то не было телефонной книжки, и Рома, просматривая входящие и исходящие вызовы, искал знакомые номера. Чаще всего Ксюшина мать звонила на тот мобильный номер, с владельцем которого разговаривала вчера вечером, и на мобильный номер Ксюши, и ещё на пару московских городских номеров, вероятно, подругам или родственникам.
Чей же это может быть номер, с владельцем которого Ксюшина мать разговаривала так часто? Потом сообразил, достал из Ксюшиной сумки её мобильный, включил, стал листать записную книжку и увидел ту самую комбинацию цифр, по которому так часто звонила Ксюшина мать. Это был номер Полины, сестры Ксюши! Теперь-то всё понятно…
Но тогда что это за странный номер, с которого звонили Ксюшиной матери в десять вечера? Рома пожалел, что его ноутбук остался в кабинете, в больнице, но ничего не поделаешь, придётся воспользоваться компьютером Вани.
В Ваниной комнате подсветился монитор. Как только машина окончательно запустилась, Рома зашёл на сайт международных телефонных кодов, стал искать подобный и нашёл. Оказалось, что это греческий номер. А зачем Ксюшиной матери звонили из Греции? Непонятно. Если звонила Полина, то она живёт во Франции, но в таком случае почему Греция? Отдыхает в Греции, звонила из отеля? Скорее всего.
Рома тяжело вздохнул. Его очень сильно волновало состояние Ксюши, нервы у неё расшатаны страшно, и она к тому же беременна! Ему было не по себе. Он заглянул в комнату – Ксюша спала.
Она действительно спала тяжёлым, глубоким сном. Просыпалась тоже трудно, никак не могла прийти в себя, стряхнуть сон, а когда, наконец, очнулась, то сразу подумала, какой страшный ей приснился сюжет. Будто её мама умерла! Потом поняла – это правда, мамы больше нет… С трудом поднялась и поплелась на кухню, где увидела Романа, пьющего третью чашку кофе. Он купил сигарету, а дым стоял столбом, несмотря на открытое окно. У неё сразу перехватило горло, и она ринулась в ванную, после чего, когда ей стало немного легче, спросила так тихо, что Рома с трудом разобрал слова:
– Ром, это правда?
– Что – правда?
– Что мамы больше нет?
– Да. Правда.
Она кивнула, пошла назад в гостиную, опять легла на диван и укрылась с головой. Рома, заварив в чашке чай, присел на краешек дивана, откинул одеяло с Ксюшиного лица и протянул ей горячий напиток:
– Выпей.
Потом отставил опустевшую чашку в сторону, притянул Ксюшу к себе, перебирал её волосы, гладил её спину. На секунду она отстранилась от него, попросив:
– Ром, я одна побуду, ты оставь меня ненадолго…
Он согласился. Взял пустую чашку и ушёл на кухню.
Ксюша опять легла, завернулась в одеяло и задумалась. Её мамы нет. А Рома утверждал, что её мама поправится… Он обещал. Рома. Её Рома ей обещал. Господи! Ей все говорили, что её маме поможет доктор Суворов. Он не помог. В смерти её матери виноват Роман. Ей и так было плохо, но стало ещё хуже. Она должна расстаться с ним, она не может быть с ним! Она не может быть с человеком, который виноват в смерти её матери!
Ксюша опять встала, решив поговорить с ним! Остановилась в дверях и проговорила:
– Рома, ты уходи, пожалуйста…
– Куда?
– Совсем… Совсем уходи…
– Ксюша, что ты говоришь?
– Я говорю, чтобы ты уходил, уходил совсем, ты мне не нужен.
– Ксюша, у тебя что, мания такая? Ты меня любишь и хочешь со мной расстаться, выдумываешь причины! Это уже патология!
– Нет, Рома, я не выдумываю, я не смогу с тобой больше жить.
– Так, поговорим серьёзно…
Он отодвинул на середину стола чашку, из которой пил кофе, затолкал недокуренную сигарету в пепельницу.
Она всё ещё стояла в дверях, начала возражать ему:
– Что – серьёзно? Ты что, не понимаешь – я не могу жить с человеком, который виноват в смерти моей матери!
– Сядь! Поговорим! – он повысил голос. Ксюша села. Подняла на Романа глаза. Тот продолжал: – Ты серьёзно это думаешь?
– Да.
– Ты серьёзно думаешь, что я виноват в смерти твоей матери?
– Ты обещал, что моя мама поправится! – с вызовом заявила она.
Он завёлся, хоть и понимал, что с Ксюшей нужно говорить аккуратно: у неё горе. Но как ей объяснить, что она ошибается? И тут он вспомнил, как после гибели Лены и Яны его начали обвинять родители Лены и как он тогда поступил. Но это же просто проявление отчаяния и бессилия, бессилия изменить ситуацию. Нужно не обращать внимания, простить. Пройдёт. Он взял себя в руки и спокойно сказал:
– Ксюша, подумай серьёзно, что ты говоришь.
– Ты можешь на меня кричать, ты можешь меня даже избить, но я с тобой не останусь!
– Ксюша, да о чём ты говоришь! Тебя избить? Да я пальцем никого не тронул, никогда! За тридцать шесть лет жизни! Даже на войне! Я тебе обещал, что твоя мама поправится? Ты припомни, что я говорил. Я говорил, что надежда есть! Надежда есть всегда! Всегда! В самом безнадёжном случае есть вероятность выздоровления. Я так считаю, я уверен в этом. Теперь о твоей маме. У неё была сердечная недостаточность, очень тяжёлая, и плюс болезнь почек! Да, ей стало лучше, но потом состояние её намного ухудшилось. Почему? Я понял это. Вот причина! – он указал на телефон. – Твоя мама разговаривала по телефону. И вчера, накануне сердечного приступа, она говорила по телефону. Вот, посмотри, с кем она говорила… – он включил телефон, нашёл исходящие вызовы, показал ей номер телефона и время разговора. – Поняла?
Ксюша прошептала:
– Полина… – До неё, наконец, дошло, что произошло с мамой.
– Именно Полина расстроила твою мать, довела до сердечного приступа…
– Она и в смерти отца виновата. Деньги у него требовала. Квартиру продать или дачу требовала. Мать с отцом дачу продали. Она уехала, а у отца инфаркт…
– Я, конечно, могу уйти, если ты хочешь… Но это будет самой большой ошибкой и в твоей, и в моей жизни… И как мы будем оба с этим жить? И ещё ты забыла о детях, наших детях…
Ксюша подержала в руках телефон матери, аккуратно положила на кухонный стол. Коснулась пальцами плеча Ромы и прошептала:
– Ты не уйдёшь от меня? Правда не уйдёшь? Я опять неправа… Почему я опять неправа?
– Ты не думаешь, не анализируешь! Ты настроена на негатив, ждёшь подвоха, от меня подвоха. Я уже говорил – ты мне не доверяешь! Не веришь! Поверь, умоляю! Ты для меня всё! Всё, что у меня есть! И ещё Ванька, и тот малыш, который будет, ты подумай о них… Я всё для вас сделаю… Возможное и невозможное…
Ксюша мотала головой, пыталась что-то сказать, но не могла.
– Ксюша, ни о чём не думай. Я поесть приготовлю, ты отдыхай… – предложи он.
– Нужно же что-то делать?
– Завтра, всё завтра… Отдыхай…
– Рома, прости меня… Прости…
– Я не сержусь…
Он повёл её в комнату, усадил на диван, сел рядом. Он думал о Ксюше. Как же ей тяжело. Насколько изломана у неё психика, сколько она пережила за свою недолгую жизнь, сколько перестрадала. Молчит, не рассказывает, хоть он её и пытал, он подозревал, что ей было все эти десять лет очень плохо. Но с ним у неё будет всё по-другому…
ГЛАВА 2
Что было потом, Ксюша почти не помнила. Слава богу, с ней Рома. Всё организовал он. За всё заплатил. Да и намного проще теперь хоронить родных и близких. Были бы деньги, только плати! За деньги всё можно. Рома даже в ресторане заказал еду для поминок. Утром, в день похорон, всё привезли к ним домой в больших картонных коробках. Нужно было только всё разложить по тарелкам и горячее разогреть.
Ксюша попросила двух соседок, предложив им небольшую плату, помочь приготовить стол, пока все будут на похоронах. Те согласились и бесплатно. Ксюшину мать любили и жалели о её смерти. На похороны пригласили всех соседей: её мать жила в этом доме очень много лет и была хорошо со всеми знакома. Ещё позвонили родственникам и знакомым матери, чьи номера телефонов были у неё в записной книжке и чьи номера она нашла в записной книжке матери. Но пригласить соседей, родственников и знакомых – это было только полдела. Нужно было ещё позвонить сестре, собраться с силами и позвонить…
В день смерти матери, вечером, Ксюша долго вертела телефон в руках, Рома сидел рядом, обнимая её за плечи. Наконец она вздохнула, включила телефон, нашла номер Полины, нажала на кнопку вызова, несколько секунд слушала длинные гудки, ждала, пока Полина ответит. Наконец Полина ответила, сказав:
– Что тебе нужно? Я просила тебя не звонить!
– Полина, мама умерла…
– Когда?
– Утром…
– От чего?
– Сердечный приступ, у неё было больное сердце и почки…
– А-а-а…
– Ты приедешь?
– Зачем?
– Как – зачем? На похороны. Мама же умерла, ты что, проститься с ней не хочешь?
– Не знаю… Очень проблематично…
Если бы рядом не было Ромы, Ксюша на этом бы закончила разговор, настаивать, чтобы Полина приехала, не стала. Но, глядя на него, на его строгое лицо и сжатые губы, на желваки на щеках, она собралась с духом и повысила голос:
– Полина, так нормальные люди не поступают. Ты не была на похоронах отца и не хочешь ехать на похороны матери! Они воспитывали, кормили, поили тебя. Учили. Они дали тебе денег на поездку во Францию. Продали дачу. А они обожали дачу. Подумай, Полина! Как ты будешь жить дальше!
Полина молча слушала: от тихони Ксюши она такого не ожидала.
– Я приеду, – наконец ответила сестра. – Скажи, во сколько похороны и где?
Нет, она приедет прямо в морг. Если задержится – позвонит, но всё же надеется, что к десяти утра успеет.
Ксюша выключила телефон и взглянула на Рому. Тот, тяжело вздохнув, проговорил:
– Слушай, где она воспитывалась? Как можно отказываться приехать на похороны матери? Дикость!
Она прижалась покрепче к его плечу, гладила его руку. Потом ответила:
– Не хочу о ней говорить…
– Давай ужинать и спать… Тебе спать нужно больше…
Ксюша согласилась. Спать, значит спать… Спать она действительно хотела. Она безумно устала…
В день похорон Рома привёз её в морг к назначенному времени. Накануне они отвезли туда одежду для покойной матери, отдали ритуальному агенту документы на место на кладбище, заплатили деньги, и им пообещали – всё будет по высшему разряду. Заехали в магазин, купили Ксюше чёрную блузку, первую, какая попалась на глаза, просто оказалось, что ей нечего надеть: чёрного в её гардеробе не было. Она настояла, чтобы Ромы на похоронах не было. Одна справится! Вопросов от родных и знакомых не хочет! И так про мужа все спрашивают, куда он делся… А теперь будут спрашивать, кто это с ней: любовник?
Он не возражал… Поставил машину чуть поодаль, стал наблюдать за Ксюшей. Не хочет чтобы был рядом – он будет поблизости, но её одну не оставит… Он заметил, что она иногда поворачивала голову, искала глазами его машину, будто ей нужно было подтверждение – он недалеко, он рядом.
Рома видел, как к ней подходят родственники и знакомые, обнимают её, соболезнуют… Она кивает головой, разговаривает с ними о чём-то. Вот Ксюша вместе с родственниками и знакомыми пошли в морг, вот через какое-то время все вышли, выносят закрытый гроб, грузят в похоронный автобус… Потом он увидел, как подкатило такси, и из машины вышла молодая изящная блондинка в туфлях на высоких каблуках, в чёрном костюме в стиле Шанель с мини-юбкой, с модной стрижкой «каре», как у Виктории Бэкхем, в тёмных очках со стразами. На плече у неё висела большая чёрная сумка.
Блондинка подошла к Ксюше, поздоровалась. Роман понял – Полина.
Они вместе с родственниками и знакомыми направились к автобусу, и тот, развернувшись, поехал в сторону кладбища. Рома – следом.
На кладбище он так же поставил машину в стороне от могилы, но теперь уже вышел из неё, стоял невдалеке и опять наблюдал за Ксюшей, и опять ловил её взгляд, едва заметно кивал ей, видя, как она отвечала.
Но его заметила её тётка, тётя Маша – та, с которой они встречались при предыдущем посещении кладбища, совсем недавно, около двух месяцев назад. Когда всё закончилось, и скорбящие снова пошли к автобусу, тётя Маша подошла к Ксюше, показала глазами на Рому и спросила:
– Видела, твой вон стоит!
– Конечно, видела, – ответила она.
– Не разрешила подходить ближе? Правильно. Вопросы были бы, что за человек да откуда. Полинка бы из кожи вылезла… – Ксюша промолчала, а тётя Маша продолжала: – Хороший мужик, правильный, серьёзный. Вон как переживает, даже отсюда видно… Сладилось у вас?
– Да. Сладилось…
– Ну и здорово. Он всё организовал, деньги заплатил? Да? По высшему разряду получилось!
– Да, он.
– А то, что женат, не бери в голову. Хороших мужиков быстро расхватывают. Тебе придурок этот, Виталя или как его там, достался. Этого перехватили…
– Он не женат…
– Что?
– Роман не женат… Это я замужем…
– Не женат? Быстро он развёлся. Серьёзные намерения у него. Держи его крепче!
– Я стараюсь…
Ксюша оглянулась на Рому – тот слегка кивнул ей. Она села в похоронный автобус, а он – в свою машину. Двинулись к Ксюшиному дому.
***
Поминки закончились быстро. Уже через час родственники и соседи стали прощаться. Ксюша собирала грязные тарелки, а остатки еды выбрасывала в мусорное ведро, готовилась мыть посуду. Ничего удивительного, но Полины не возникло желания ей помочь. Ксюша сняла с раздвижного стола, стоящего в гостиной, скатерть, протёрла крышку и принялась складывать сам стол. Полина даже не встала. Она сидела на диване, положив ногу на ногу. Достала сигарету, собралась закурить, однако Ксюша тотчас возразила:
– Полина, не кури, пожалуйста. Хочешь курить – иди на кухню или на балкон!
– Ты курить бросила? Раньше дымила как паровоз!
– Бросила. И прошу тебя не курить при мне…
– Ладно, ладно…
Тут раздался звонок в дверь. Пришёл один из соседей, известный московский нотариус. Ксюша проводила его в гостиную, и тот начал с соболезнований:
– Ксюшечка, соболезную! Как хорошо, что Полина, здесь… Я сочувствую вам, девочки! Такое горе. Хочу сказать, что ваша мама обращалась ко мне, просила составить завещание. Ксюшечка, это касается тебя. Мама завещала тебе всё своё имущество.
– Какое у матери могло быть имущество? – перебила Полина. – Что она могла завещать?
– Напрасно, Полина, ты так говоришь! У вашей мамы были денежные средства – около ста тысяч рублей. Ксюшечка, можешь получить деньги прямо сейчас. Придёшь с паспортом, свидетельством о смерти и сберегательной книжкой в сберкассу и получишь. – Полина в этот момент хмыкнула, а нотариус продолжал: – Ксюшечка, мама завещала тебе ещё свою долю в этой квартире.
И тут Полину прорвало:
– Как – ей свою долю в квартире?
– Так. Это есть в завещании. И теперь Ксюше принадлежит в этой квартире три четверти. У тебя, Полина, одна четверть! Ну, всё, девочки, до свидания, я пойду: у меня ещё дела… Ещё раз соболезную… Ксюшечка, вот, возьми документы…
Нотариус протянул ей бумаги, раскланялся и последовал к выходу.
Когда за ним закрылась входная дверь, Полина, побагровев, накинулась на сестру:
– Ну ты и тихушница! Мать обработала! И отца тоже, а я и не знала, что отец тебе свою часть квартиры завещал… Как он мог!
– Что он мог? Квартира была на нас четверых приватизирована, отец свою часть мне завещал! А тебе мама говорила, что сразу после смерти отца, но ты же не слушаешь!
– Вот тихушница…
– А ты хотела и деньги получить за проданную дачу, и половину этой квартиры?
– А почему всё должно быть у тебя?
– У меня? У меня ничего нет! У меня ребёнок, и муж неизвестно где, и я все эти три года, пока тебя не было, за родителями ухаживала, а они болели! Ты мне ни копейки не прислала, тебе даже в голову не пришло! Мы с мамой всё ценное продали, одна квартира эта осталась! Я последний год вообще с матерью из больниц не вылезала, пересадку почки ей должны были делать, донора искали. Я тебя просила обследование пройти? Что ты мне ответила?
Тут у Ксюши в кармане брюк заиграл телефон. Поджав губы, она вышла на кухню, достала телефон. Звонил Рома:
– Родная, как ты?
– Любимый, всё нормально. Всё хорошо.
– Ксюш, я волнуюсь, места себе не нахожу… Я сейчас зайду к тебе. Видел, что родственники уже разошлись.
– Как видел? Ты где?
– Здесь, в машине, у твоего дома…
– Зачем? Со мной всё хорошо, я не хочу, чтобы тебя видела Полина…
– Почему?
– Я просто знаю, как она себя вести будет – меня унижать начнёт, а тебе стыдно будет, неприятно! Не хочу…
Она услышала посади себя шорох – стояла Полина. Пришлось быстро нажать на телефоне отбой, сунуть его в карман и повернуться на зоркий взгляд.
– Кто хочет прийти, а ты не разрешаешь? – поняв брови, спросила сестра. – Ты воркуешь как голубка!
Ксюша промолчала. Опять Полина подслушивает! В своём репертуаре! Лучше отвернуться и начать мыть посуду, но Полина продолжала:
– Да ты тихушница. Точно! Квартиру захапала. Я тебе разменять квартиру хотела предложить. Тебе двушку на окраине – мне деньги. Пополам! А ты мне деньги всё равно должна – не двести, а сто тысяч долларов!
– Я тебе должна сто тысяч долларов? С чего это?
– За четверть квартиры! Меняй на двушку!
– Не время сейчас об этом говорить. Завещание через полгода только в силу вступает.
– Да ты всегда любимицей была, и матери, и отца! Поэтому всё и захапала!
– Я? Да ты что! Кто мне домой не разрешил вернуться, когда я просила? Вы же видели, что мне плохо! Что я еле жива! Кого всегда шпыняли, кому говорили, что ты уже большая, с четырёх лет? Да я ребёнком в четыре года перестала быть из-за тебя! Я любимого мужчины из-за тебя чуть не лишилась! Кто мне не передал, что свидания не будет, а я пять часов прождала?
– Ну да, было… Я тебя тогда ненавидела и сейчас ненавижу! Мне тебя в пример всё время ставили: посмотри на Ксюшу, типа и умница, и красавица, и учится отлично, и по дому помогает, и самое главное – не возражает. Ненавижу! Отличница! Я тебя подставляла, я тебя унижала, с грязью смешивала, а ты почему то не возражала! Меня из-за тебя родители не любили. Из-за тебя, идеальной дочки! Красавицы и умницы! Гадина!! Ты думаешь, я не слышала, что отец тогда говорил, когда я деньги требовала на поездку во Францию: что тебе они деньги бы дали, а мне – нет! Я недостойна!
– Полина! Как ты можешь! Тебя родители обожали!
– Вот кого обожали, так это тебя! А ты двуличная! Любовь у неё внеземная была!.. Как она любила!.. Думаешь, я не знала о твоей любви? Ты рыдала ночами! Так не по Витальке же ты рыдала! Ты не идиотка! И вдруг залетела от него! А где твоя внеземная любовь? Ты за Витальку вышла, съехала от меня, только такой тебе муж и был нужен, недоделанный! Ты его достойна! И по заслугам от него получила, по делом!
– Полина, это не твоё дело, абсолютно не твоё дело! И я не буду сейчас обсуждать с тобой мою жизнь десятилетней давности! Не время, не место это обсуждать, да и не с тобой!
– Да? Не время и не место? А где твой сыночек?
– У знакомых! Зачем маленькому ребёнку быть на похоронах?
Ксюша решила, что сестре не нужно знать о долгах, которые оставил её муж, о кредиторах, о том, что Ваньку она спрятала…
– А я думаю, он тебе мешает! – продолжала Полина. – По этому, ты его куда подальше и сплавила! Ты не одна здесь обитаешь! Ты любовное гнёздышко свила! Ты с мужиком здесь живёшь! Вон, в ванной его туалетные принадлежности… Я всё смотрю, почему ты так отлично выглядишь? Фигура округлилась, кожа светится, волосы вон какие шикарные! Почему ты с распущенными волосами не ходила раньше? – ехидно вещала она, а Ксюша лишь вспомнила про престарелую, но вслух ничего не сказала, молча слушала. – С Виталькой ты так не выглядела, на нищенку была похожа, тощая, бледная моль… А сейчас красавица! Даже без макияжа! Не такая как я, но красавица! Положительные эмоции очень женщину украшают! А у тебя этих эмоций навалом… Ты думаешь, я не знаю, сколько стоит то, что на тебе надето? И еда эта сколько стоит? – Полина показала на остатки еды на кухонном столе. – И похороны сколько стоят? У тебя таких денег нет, а просить ты ни у кого не будешь! Кто он? Кто за это всё заплатил?
– Это тебя не касается!
Завибрировавший в Ксюшином кармане телефон отвлёк их. Входящий вызов сброшен.
– Да, тебе здесь хорошо! Пригрелась, пристроилась, не работаешь. От мужа избавилась, выперла его, мозги ему вынесла… Мужика себе богатого нашла… Тебя этот мужик вкусно кормит, красиво одевает, сладко тр*хает! Что ещё бабе надо! Слушай, а что он от тебя хочет? Квартиру? Или он, может быть, женат?
Телефон в кармане опять ожил, она опять сбросила звонок и ответила Полине:
– Полина, ты совсем свихнулась. Я ухаживала за мамой, я в больнице пропадала месяцами, домой еле приползала… У меня денег вообще не было, ни копейки, я сухари прогорклые ела! Меня с работы уволили… Да, я сейчас не одна… У меня есть мужчина. Успокойся, квартира у него имеется – на нашу не претендует, и он не женат! И тебя это совсем не касается, абсолютно, я у тебя деньги на похороны не прошу, это ты у меня сто тысяч долларов требуешь!
Ксюша отвернулась, продолжила мыть посуду и почему то подумала, что Полина частично права. Любовное гнёздышко она и правда свила. И сколько стоит одежда, которую покупал ей Рома, она действительно не знала. Но что это недешёвая одежда, подозревала. И что похороны стоят дорого, она тоже знала. И ей было неудобно брать деньги у него, она активно возражала, но он настоял, он заплатит за похороны, он должен!
Однако то, что Ксюша не отвечала на звонки, сыграло свою роль. Теперь звонили уже во входную дверь. Она поняла – Рома! Пошла открывать – действительно, стоит он.
Вошёл, но дальше коридора Ксюша его не пустила.
– Рома, – стала уговаривать она, – не нужно было приходить, со мной всё в порядке!
Он взял её руку, посчитал пульс:
– У тебя давление высокое, я чувствую… Ты нервничаешь очень сильно! Я переживаю за тебя…
– Ром, мне без тебя плохо, очень плохо, – прошептала Ксюша, – но ты иди, пожалуйста, иди! Не нужно тебе здесь быть! Я позвоню…
Она упёрлась ему лбом в грудь, чувствуя, как он гладит её плечи, но следом раздался голос Полины:
– Вот, значит, мы какие! И кто мы?
Они одновременно посмотрели на неё. Та стояла в дверях с сигаретой и улыбалась.
– Пожалуйста, не курите в квартире, Ксюше не нужно дышать табачным дымом! – обратился он к нарушившей идиллию блондинке.
– Так вот почему она курить бросила – её мужику не нравится! И на что только мы, бабы, ради мужиков не идём!
Полина разглядывала его, оценивала внешний вид: и его модную стрижку, и стильную небритость, и веснушки, и дорогой костюм. В её взгляде блеснула заинтересованность.
– Ксюша, представь меня твоему другу! – поела Полина.
– Да, конечно, – вздохнула Ксюша. – Роман, это моя сестра Полина. Полина, это Роман.
– Владимирович… – тут же добавил он.
– Да, Роман Владимирович, – поправила себя она.
– Значит, Роман Владимирович… – задумчиво проговорила Полина. – Ну, здравствуйте, Роман Владимирович! Ксюша вас скрывает…
Блондинка, развернувшись, направилась в комнату, а Ксюша стала упрашивать любимого:
– Уходи, умоляю, не нужно чтобы ты был здесь… Тебе будет стыдно, мне тоже… Ты видишь, какая она! Я клянусь, я справлюсь…
Но он не слушал её, бросил в ответ:
– Я разберусь…
Затем отстранил её от себя, пошёл в комнату, где Полина уже сидела в кресле, снял пиджак и расположился напротив, на диване. Та сразу пересела, разместилась на подлокотнике дивана, как когда-то к нему подсела Юлия Александровна. Положила одну руку на Ромино колено, другую – вытянула по спинке дивана и кончиком пальца этой руки водила по его шее, щеке и плечу. Рома резко отодвинулся, отчего Полина чуть не упала с подлокотника, с трудом удержавшись на месте. Однако в следующее мгновение всё же встала, пересела на диван и снова положила ему руку на колено. Он брезгливо столкнул холёную кисть, услышав:
– Роман… Владимирович! Вы такой несговорчивый, я вам совсем не нравлюсь?
– Совсем!
– Почему? Я намного красивее Ксюши, я это знаю…
– Ой ли… – Рома опять отодвинулся от Полины.
– У моей сестрицы есть вкус! Вы очень интересный мужчина и очень привлекательный. Где вы с ней познакомились? И как она в постели? Старается?
– Это вас не касается. И учтите, Полина Андреевна, Ксюшу я в обиду не дам. Я с женщинами не воюю, но тебя голыми руками задушу, стерва, если что плохое ей сделаешь или скажешь! И я не шучу!
– Вот темперамент! Да, Роман Владимирович, у вас серьёзные намерения! Квартирку хотите захапать? Или что вам ещё нужно от моей сестрицы? Неужели она сама? А то, что у неё ребёночек имеется, вы в курсе?
– В курсе. И у меня очень серьёзные намерения. И квартира у меня есть, вернее, не квартира, а дом за городом… И зарплата у меня хорошая… А вы не задумываетесь, что я вашу сестру просто люблю?
– Вы? Её? Я не верю… Моя сестра хоть и симпатичная женщина, но она же клуша и дурочка… Как её любить можно?
– Вы так считаете? А вас, значит, можно?
– Конечно, я вот другое дело…
– Вы самоуверенны, сестра намного красивее и умнее вас, и ещё добрее и искреннее, из зависти вы с её мужем её умышленно унижали, внушали, что она некрасивая, толстая, престарелая русалка.
– Рассказала…
– Да, рассказала, и я не дам больше её в обиду… И повторяю: я не шучу! И руку убери с моего колена!
Но Полина уже положила руки ему на плечи, и пыталась его обнять… Он трудом отцепил, отбросил её от себя, раздражённо проговорив:
– Этого не нужно, этого я не терплю… Руки не распускай! Если повторится – вмажу по физиономии, но Ксюшу расстраивать не позволю… Веди себя прилично!
– Ой, мамочки, какие мы гордые! – Полина попыталась поцеловать Рому, но он оттолкнул её, и это увидела вошедшая в комнату Ксюша.
– Рома, подойди ко мне… – негромко позвала она. Он встал, вышел с Ксюшей на кухню, уговаривавшую его: – Рома, умоляю тебя, уходи, не нужно тебе этого! Она меня ненавидит, она назло мне будет к тебе приставать! Я не хочу! И тебе неприятно, и мне больно и стыдно. Не нужно.
– Я с ней справлюсь! Она просто хулиганка!
– Не нужно тебе с ней справляться! Я привыкла, я на неё внимания не обращаю и не слушаю… О другом думаю… О тебе! – Она улыбнулась, поцеловала его в щёку.
– Я с ума сойду, не знаю, что с тобой, как ты…
– Со мной всё хорошо, я держусь. Я не обращаю на неё внимания. Я привыкла к ней! Ты переночуй у матери или в больнице.
– А мне переночевать здесь можно? – спросила возникшая на пороге Полина. – У меня самолёт в девять утра. Я на шесть утра такси заказала… Мне же здесь всё-таки одна четвертая часть принадлежит…
– Конечно, ты иди в комнату Вани, это наша с тобой бывшая комната. Там кушетка удобная… Я спала там, знаю…
– А вы где спать будете?
– Я буду на диване в гостиной, а Роман Владимирович у себя дома… Рома, иди, ну иди же…
Он сопротивлялся, но потом, когда Ксюша настояла, взял в гостиной свой пиджак и пошёл к входной двери. Вышел на лестницу, Ксюша – за ним. Опять положила ему руки на плечи и стала убеждать:
– Рома, со мной всё в порядке. Не волнуйся… – и, поймав его недовольный взгляд, продолжила: – Ну не смотри так, не смотри! Со мной всё нормально, честно… Я выдержу… Я знаю, что ты у меня есть, и я тебя на помощь могу позвать, и выдержу!
– Ксюша… Я всё-таки хочу остаться! – продолжал настаивать он. – Вы поубиваете друг друга!
– Всё, иди… – настояла Ксюша.
Он нажал несколько раз на кнопку лифта, но тот, очевидно, опять не работал – пришлось спускаться по лестнице пешком…
Когда Ксюша увидела Полину курящей на кухне, то поняла – домыть посуду удастся не скоро. Пошла в гостиную, забралась с ногами в уголок дивана, как любила делать всегда. Сестра появилась только через час, два ещё и нетрезвая. Решила догнать спиртным? С чего бы это? Она что, смертью матери расстроена? С утра вроде бы не была!
Полина присела на краешек кресла напротив Ксюши и опять завелась:
– Вот скажи, сестрица, почему тебе всё, а мне – ничего? Почему у тебя ребёнок, муж, квартиру тебе родители оставили, любовник богатый и красивый. А у меня ничего, никакой личной жизни. А ты урода мужа на шикарного мужика сменила. Зачем тебе такой шикарный мужик, что ты с ним делать будешь? Что ты умеешь? В постели.
– Полина, а ты, кроме как о мужиках и постели, ни о чём другом говорить не можешь?
– Не могу. Вот скажи, зачем тебе такой шикарный мужик? Тебе попроще нужно. Ты в постели что можешь? Тебя чему Виталька научил? Он что сам мог?
– Полина!
– Что – Полина? Твой Виталька недоделанный урод. Он ничего не умеет. И я уверена – тебя ничему не научил. Не умеешь ты ничего. А я умею…
– Умеешь, не умеешь… А ты не отдаешь себе отчёт, что я Рому просто люблю? Ты вот что такое любовь – знаешь?
– Любовь? Ерунда…
– Для тебя, может быть, и ерунда, а для меня – нет, для меня любовь – смысл жизни! По поводу постели – ладно, отвечу. Это нельзя уметь или не уметь – это само приходит, это как жить, как дышать… Это всё естественно… Если любишь, по-настоящему – всё придёт… А вот любить нужно уметь – я это умею, и Рома умеет, ты – нет, и Виталя тоже не умеет…
– Я же говорю – тебе всё, и любовь тоже… А мне – нет… И этот мужик тебя любит… И Виталька любит…
– Виталька? Как собака палку… Не умеет он любить…
– Любит, любит! Любит и боится, не понимает тебя. Ты сильнее его, причём намного. Он так тебя и не сломал. Сколько лет бился, унижал, издевался – и не справился. Урод – одно слово… Ты молодец, вон какого себе нашла – красивого, богатого! И чем ты лучше меня?
– Если хочешь знать, Рома не богатый и не крутой, как тебе кажется! Он врач-хирург, очень известный, правда…
– Врач-хирург? Пластический?
– Нет, не пластический…
– У него своя клиника?
– Нет.
– И на какой фиг он тебе?
– Ты только что им восхищалась.
– Восхищалась… А теперь не восхищаюсь… И всё равно, ты не ответила – чем ты лучше меня?
– А ты меня? Подумай об этом… Полина, иди спать, уже очень поздно, мы устали: и ты, и я… И вставать тебе рано…
Полина вздохнула, поплелась в комнату Вани. Ксюша проследовав за ней, выдала ей одеяло, подушку, постельное бельё, помогла постелить простынь… А потом подняла с пола брошенную сестрой одежду и, прикрыв дверь в комнату Вани, вошла в кухню. Посмотрела на гору грязной посуды, которую домыть до конца так и не удалось, сложила её в раковину, а остатки еды выбросила в мусорное ведро – всё завтра: и посуду помоет, и мусор выбросит, потому что сейчас у неё не было на это сил… В гостиной завела будильник на половину шестого утра, легла на неразложенный диван, даже не раздеваясь, под голову положила думки, укрылась пледом и постаралась заснуть, но… никак и не получалось. Похороны матери превратились в разборки с Полиной. В скандал, в вынос мозга. В выяснение кого больше любили, кому уделяли больше внимания, кто лучше, кто хуже. И она поддалась на провокации сестры! Ужас. Зависть и ревность, злость и ненависть. Неправильно, не нужно этого было делать. И хорошо, что Полина теперь надолго исчезнет из её жизни. Может, даже навсегда…
В половине шестого утра, после звонка будильника, Ксюша, так и не сомкнув глаз, встала и растолкала Полину. Сварила кофе, влила его в сонную, не совсем протрезвевшую сестру, собрала её вещи и ровно в шесть утра вытолкала за дверь. Слава богу, такси пришло вовремя, водитель позвонил по телефону, что машина у подъезда.
Сама Ксюша еле держалась на ногах. Думала, что давление у неё точно зашкаливает. Голова кружилась. Она стояла в прихожей и думала, что ей сейчас делать – лечь в постель и отдыхать или помыть посуду, со вчерашнего дня лежащую в раковине… Однако её размышления прервал звонок в дверь. Ксюша похолодела – Полина вернулась? Нет, она не хочет её видеть! Звонок повторился. Ксюша открыла дверь и увидела Рому. У неё не было сил поднять руки и обнять его за шею, она обхватила его туловище, прижалась к его груди и облегчённо выдохнула:
– Ты…
Он прижимал её к себе, целовал её лицо, губы…
– Быстро ложись… Если не хочешь, что бы я вызвал «Скорую», ложись… Она тебя доконала… Почему ты не дала мне её выгнать?
– Она моя сестра…
– Значит, может над тобой издеваться? Идём в постель…
Он повёл её в комнату, увидел не разложенный диван и спросил:
– Ты не ложилась?
– Ложилась…Но не спала…
Рома приготовил постель, помог Ксюше раздеться, принёс ей успокоительное, а когда она выпила, забрал пустой стакан и понёс на кухню.
– Рома, не уходи… – тут же услышал.
– Я не ухожу, моя хорошая…
– Не оставляй меня…
– Нет, я не уйду…
– Останешься со мной.
– Останусь…
ГЛАВА 3
РОМА. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД
Рома впервые за те несколько дней, что прошли после смерти Ксюшиной матери, успокоился. Он сидел рядом с Ксюшей, она спала и даже во сне не отпускала его руку. Он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить её. Сидел рядом и думал, как ему её жаль. Жаль настолько, что на глаза наворачиваются слёзы – бедная его девочка! Он пошевелился, попытался встать, но тут же услышал голос Ксюши:
– Рома, не уходи…
– Я не ухожу, я здесь…
– Не уходи.
Он остался на месте. Не может она без него спать, значит, он останется с ней. Она приподнялась, села и прошептала:
– Мне было так страшно без тебя…
Он ответил:
– Отдыхай, не думай ни о чём, ты столько пережила вчера и ещё не спала всю ночь.
– Ты тоже не спал…
– Спал. Я у матери ночевал. Ты меня выгнала – я к матери с сестрой поехал. Там поспал немного, до половины шестого. Полина говорила, что на шесть такси заказала. Я без пяти шесть уже у твоего подъезда был. Видел, как Полина выползла, в такси погрузилась…
Он заставил её лечь, и она наконец-то заснула, разжав его руку, отпустив его. Потом встал, на кухне перемыл всю грязную посуду, вынес мусор. Сварил себе кофе, выпил две чашки и выкурил подряд несколько сигарет. Проделывая эти механические действия, он всё время думал о Ксюше и Полине. Они родные сёстры, но почему у них такие жуткие отношения?
Ксюша вышла к нему на кухню через несколько часов. Села рядом, взяла его под руку, положила ему голову на плечо и молчала.
– Поешь что-нибудь? – наконец предложил Рома.
– Нет, я кофе хочу.
– Маленькая, тебе нельзя кофе, у тебя давление. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, если ты имеешь в виду беременность. Всё хорошо. Даже удивительно: у меня токсикоз прошёл, запахи не так раздражают.
А про себя Ксюша подумала, что детей она может иметь только от Ромы: они подходят к друг другу идеально, и не только духовно и физически, но ещё и генетически. С Виталькой она оказалась в интересном положении только через несколько лет, и это если учесть, что Виталька хотел, чтобы она родила ещё ребенка. Зачем – непонятно, ведь он не любил Ваньку, говорил, что она родила ему незапланированного ребёнка. А с Ромой всё сразу вышло, моментально, и при первой встрече, десять лет назад, и сейчас. Так вот… А у него опять попросила:
– Ну, не жадничай, полчашечки кофе можно же?
– Хорошо, четверть чашечки!
– Хоть четверть…
Он налил ей четверть чашки кофе, она с удовольствием выпила, поставила чашку на стол и опять взяла его под руку, положив голову ему на плечо.
– Ром, объясни мне, почему она считает, что лучше меня? – вдруг спросила Ксюша. – Я знаю, что это не так, но как доказать ей, что это не так?
Рома несколько секунд поразмышлял, а потом ответил ей:
– Маленькая, ты подумай – она просто завидует, понимает, что ты красивей, духовно выше, умнее, добрее, и поэтому на тебя негатив выплёскивает, старается унизить. И, скорее всего, это всё из вашего детства идёт…
Ксюша согласилась:
– Да, она мне тоже самое сказала. Родители нас своеобразно воспитывали. Где они только это прочитали или сами придумали, но мне они говорили, что Полина идеальный ребенок, а я плохая, Полинке – наоборот, что я идеальная, а она малолетняя преступница. И что из этого вышло – мы ненавидим друг друга, из меня получилось мягкотелое существо, не умеющее сопротивляться, а из неё – стерва. Она с раннего детства меня унижала. А родители таким образом хотели в нас дух соперничества выработать, чтобы мы успехов в жизни достигли. Не получилось.
– Почему ты себя мягкотелым существом называешь? – удивился он.
– Я «нет» не умею говорить, и «моё» тоже не умею говорить. Отец Герман мне тоже это сказал. Полинка догадывалась... И даже тебя попыталась у меня отобрать! Знала, что ты мне дорог…
– Это как? – поинтересовался он.
Ксюша улыбнулась:
– Она к тебе приставала? Ты думаешь, ты ей очень понравился? Любовь с первого взгляда? Она это делала из принципа, из ненависти ко мне, ей всегда всё моё нужно было. И джинсы, и майки, и косметика, и духи, и мужчины. Дух соперничества. Я полностью уверена, что у неё с моим мужем шуры-муры были. Что-то она больно много о нём говорит…
– Ты что, думаешь, я бы ею соблазнился? – возразил он. – Этой стервой? Я её уже хотел послать нецензурно, еле сдержался, да воспитание не позволило. Ксюшечка, маленькая, забудь. Я надеюсь, мы с ней распрощались…
Но Ксюша продолжала:
– Она сто тысяч долларов с меня требует…
– Господи! За что?
– Эта квартира была приватизирована на нас четверых: папу, маму, Полину и меня. Папа с мамой завещали свои доли в этой квартире мне. У меня теперь три четверти, а у Полины одна четверть. Она требует, чтобы я эту квартиру на двушку меняла, и ей сто тысяч отдала…
Он гладил её руку, потом переплёл свои пальцы с её пальцами и спокойно проговорил:
– Потом об этом поговорим… Решим, как быть…
Но Ксюша не успокаивалась:
– Я вообще эту квартиру хочу продать. Мы же договорились, что у тебя жить будем. А деньги от продажи квартиры на детей потратим.… И машину новую купим…
– Вот этого не нужно, – начал отказываться Рома. – Меня моя машина полностью устраивает. Другая не нужна. Завещание через полгода только в силу вступает. Подумаем…
– Я всё равно здесь жить не буду… И школа в Михайловке отличная – мне жена отца Дмитрия рассказывала, Ване там будет хорошо, и я смогу в школе работать…
Тут Рома вдруг запротестовал:
– Ты работать хочешь? А дети?
Но Ксюша его успокоила:
– Ну, потом, когда дети подрастут… Ты знаешь, что отец Дмитрий музей хочет в Михайловке открыть?
Он удивился:
– Музей? Нет, не знаю… Ты уже больше меня осведомлена!
– В Михайловке жили многие известные люди и сейчас живут. Наш сосед профессор Игнатьев, да и ты тоже…
– Меня в музей? Ещё рано…
– А считаю – в самый раз… Пусть Полина завидует…
– Чему завидует?
– Она очень сильно разочаровалась, что ты не пластический хирург, и у тебя нет своей клиники…
– Да забудь уже о ней! И о бывшем муже тоже забудь!
Ксюша покачала головой:
– Не могу. Полина всё разворошила… Я про Витальку вспомнила, как плохо с ним жила… Иногда думала, что всё, руки на себя наложу или его задушу. Ваня останавливал… Я понимала – он без матери не сможет жить, с кем я его оставлю – с Виталькой? Я до края докатилась, к родителям пришла, хотела домой вернуться, а они меня выгнали, и Полина громче всех орала, чтобы я обратно к своему придурку убиралась. Я шла домой и думала, что никому не нужна, меня же мои родные с праздниками никогда не поздравляли. Ваня стал поздравлять, когда подрос.
– Родители? Тоже не поздравляли? – потрясённо спросил Рома.
– А у них праздников не было… Были лишние выходные, оба мечтали пораньше с работы смыться – и на дачу!
– И даже зимой?
– Да, там же печка была! А когда отец старый «жигулёнок» купил, вообще для них праздник наступил. Отец на машине только на дачу и с дачи ездил. Пылинки с неё сдувал, сам ремонтировал, на даче, в речке мыл…
– И с Новым годом не поздравляли?
– Нет. Они на даче, там телефона нет, и мобильных у них не было, считали, что не нужны, лишняя трата денег. Я матери мобильный телефон купила, когда она в больницу первый раз попала, пользоваться научила. Это было два года назад. А Полинка Новый год в компаниях отмечала. Для неё унижением было меня, плебейку, с праздником поздравить. Родителей, я уверена, тоже не поздравляла. У нас в семье вообще так принято было – пуританское воспитание какое-то, никто своих чувств не высказывал, всё в себе держал, даже о том, что болит что-то, не говорили, других не грузили, помощи не просили, свои проблемы сами решали. Так и получилось – друг друга проблемами не грузили и чужими оказались. И дни рождения не отмечали, даже когда мы с Полиной детьми были, не отмечали. С днём рождения поздравляли, так, походя, – мать мне на день рождения сто рублей дарила, причём ещё в прошлом году, и Ване сто рублей.
– А муж, а Полина?
– Да я сомневаюсь, что они вообще помнили о моём дне рождения. Я один раз с цветами из школы пришла – меня коллеги поздравили, так муж на меня окрысился, что я ему не напомнила.
– Ксюшечка, родная, прости. Я виноват, ты из-за меня вышла замуж за идиота и жила с ним в аду. Я взрослый мужик тогда был, я должен был думать, а ты девчонкой совсем была.
– Почему ты у меня прошения просишь? В чём ты виноват? В том, что я влюбилась в тебя? В тебя что, влюбиться нельзя? Ты не достоин любви? По-моему, достоин много больше некоторых. Много больше! Я люблю тебя и любить никогда не перестану, буду любить до конца своих дней! За что ты прощения просишь? За дискотеку? За то, что я тебя тогда соблазнила? А как ты мог от такой красотки, какой я тогда была, отказаться? Удивительно было бы, если отказался, я бы тебя не поняла, разлюбила! Но ты нормальный мужик, самый нормальный из тех, которых я когда-либо знала, и поэтому пошёл со мной! Я не говорю про постель: в этом ты выше всяких похвал… И потом… в моей жизни только двое мужчин было – ты и Виталька… Я о другом говорю. И ты же меня предупреждал, спрашивал, уверена ли я, что делаю. Я знала, на что иду, знала, что ты женат! Знала, что мы никогда не будем вместе. А про своих родителей я тебе только что рассказала, про их методы воспитания. Я не могла им признаться, что влюблена и что ребёнка жду. Они бы меня на месте прибили. Они считали, с их детьми ничего плохого случиться не может по определению! Когда я уже замужем была, меня мать стыдила, что я до свадьбы залетела. Я должна была как-то свою жизнь устроить, я думала, мы с Виталькой распишемся, я рожу ребёнка и уйду от него. Ну, в общем, уйти не получилось. Денег нет, я с ребёнком, идти некуда. Не проси прощения, я же на тебя не сердилась никогда. Как я могу сердиться? Я безумно тебя люблю. Мне страшно повезло, что моим первым мужчиной был человек, которого я страстно любила! Люблю и сейчас, очень люблю! И я почти сразу поняла, что такое настоящая любовь, а многим, очень многим это недоступно. И всё благодаря тебе…
Она поцеловала его в щёку, он в ответ обнял её покрепче и приказал:
– Всё, хватит! Будешь плакать – накажу. По-другому теперь будет, всё по-другому…
– Не буду, устала плакать… Давай сменим тему … Как там Вера? Что делает? Замуж когда выйдет?
– Замуж? Не хочет она замуж, причём принципиально. Роман у неё был с коллегой из её фирмы. Парень красив как бог, немного моложе её, но оказался альфонсом, поэтому она вообще в мужиках разочаровалась. Сейчас другим занята – мальчику, сыну её знакомых, операция на сердце нужна. Малышу всего два годика, и Вера мальчика и его мать опекает. Этот мальчик с матерью даже какое-то время у нас в квартире жили. И вот сейчас малыша уже к операции готовят… Договорились – оперируют бесплатно…
– Ты помог с операцией? – оживилась Ксюша. – Ты договорился? И не рассказал!
– Мне несложно, у меня однокурсник в детской кардиологии. И рассказывать лишний раз – вдруг не получилось бы? Тогда нужно было бы деньги искать. Но получилось!
Он замолчал, она тоже молчала, сидела, поджав под себя ноги, прижавшись к нему, держала его под руку. А он думал – ему дан второй шанс, шанс начать жизнь заново, что-то исправить, отношение к людям пересмотреть, понять, что ты многим нужен, и самое главное – эти многие тебе нужны. И кажется, этот второй шанс он не упустил… И раны от острых коготков, царапающих его душу, начали затягиваться… Он погладил её руку, нежно спросив:
– Ты кушать будешь?
– Да, я хочу жареной картошки с луком! Очень хочу! Пожаришь? Я почищу…
– Конечно, – согласия он. – Если хочешь… Только извини, я в больницу позвоню? Четвёртый день отсутствую.
– Ты только позвонишь? Не поедешь?
Но Рома её обнадежил:
– Только позвоню…
ГЛАВА 4
Рома тут же включил телефон, набрал номер своего шефа, профессора Иванова, и то, что он услышал, ему очень не понравилось. Оказывается, его второй день разыскивает пресловутый начальник охраны банкира Шевченко. Звонил профессору Иванову раз пятнадцать! А у него, Романа, как назло телефон выключен! Рома вспомнил, что действительно выключен, ведь когда он утром пришёл к Ксюше, телефон вырубил, чтобы её не беспокоить. Спросил, что от него этому начальнику охраны нужно, и профессор ответил – оставил контакты, просил, как только Рома объявится, чтобы ему, начальнику охраны, немедленно перезвонил. И напоследок шеф опять выговорил – четвёртый день отсутствует, совесть нужно иметь, его все ищут, а он, профессор, устал врать.
Рома записал номер телефона начальника охраны Шевченко, а свой телефон, отключив, положил на кухонный стол, отпихнул от себя подальше. С шумом выдохнул воздух, тихо выругался, потёр лицо руками, взъерошил волосы. Ксюша заглянула ему в глаза и спросила:
– Неприятности? Картошка отменяется?
Он помотал головой, поморщившись:
– Да нет, пока нет…
– Могут быть? Тебе нужно ехать?
– Сначала – звонить… Но, думаю, придётся ехать…
– Я не хочу, чтобы ты уходил, ты обещал…
– Я и сам не хочу. Но, Ксюша, маленькая моя, необходимо. Это не игрушки, всё очень серьёзно… Давай покушаем, а потом я позвоню…
Он понимал, что складывающаяся ситуация не только серьёзная, но и ещё и опасная. И ещё Рома удивился, что банкир Шевченко не ездил в Германию, не оперировался. Он же его предупреждал, что всё не так просто! Очень непросто! Шевченко что, не поверил? Ксюша от еды отказалась, Рома тоже был не голоден. Он извинился, взял телефон, сигареты и вышел на лестницу. Понимал – разговор неприятный, Ксюше его слушать необязательно. На лестничной площадке закурил и задумался. Нужно звонить. Но звонить не хотелось, хотелось подняться обратно в квартиру, пойти на кухню и пожарить картошку с луком, которую так хотела Ксюша. Он вертел в руках телефон и проклинал Шевченко, который навязался на его голову, и так осложнил его жизнь…
Рома затолкал окурок в переполненную такими же окурками консервную банку, стоящую на подоконнике, собрался с духом и набрал номер, оставленный для него начальником охраны… Тот ответил моментально:
– Роман Владимирович?
– Да, это я… Что случилось?
– Почему у вас телефон не отвечает? Почему вы не на работе?
– Простите, теперь я спрошу: какое вам дело?
– Вы нужны нам…
Рома возразил:
– Зачем? Я не работаю на вашего хозяина. Со мной не было никакой договорённости. Меня вызывали только для консультации. Я проконсультировал, посоветовал сделать операцию, поехать в Германию, я даже переслал вам адреса клиник. Если он не сделал этого до сих пор, мне что с этого!
– Роман Владимирович, не играйте с огнём! Вы должны немедленно приехать в резиденцию хозяина!
– Немедленно? – удивился Рома.
– Ему очень плохо… Он умирает…
– Почему он не поехал в Германию?
– Не смогли уговорить. Ему стало немного лучше. От лекарств, что вы выписали. Он отказался от поездки. Теперь хочет ехать, но ему настолько хуже, он может не доехать, он почти не встаёт – приезжайте!
Рома скрепя сердце согласился, но предупредил – не высылать за ним никакого эскорта: он приедет сам. Выключил телефон, выкурил ещё сигарету, затолкал окурок в ту же консервную банку и поднялся в квартиру. Ксюша встретила его в дверях кухни.
– Уходишь?
Он ответил ей очень тихо:
– Не могу отказаться… Просто не могу… Должен ехать…
– Рома, я боюсь… Не нужно…
– Родная, ты что? Всё хорошо! Я уеду ненадолго, через пару часов вернусь… Отдыхай и ни о чём не думай… – уговаривая, пообещал он.
Ксюша поняла, что не удержит. Она обняла его, прижалась к груди, потом подняла голову и, заглянув ему в глаза, прошептала:
– Ты обманываешь меня…
– Почему?
– У тебя сердце очень сильно стучит… Ты волнуешься…
– Конечно, волнуюсь! – улыбнулся он. – За тебя волнуюсь! Всё, я должен ехать, это серьёзно, извини.
Он в гостиной надел свой пиджак, пошёл к входной двери, но Ксюша задержала его для поцелуя, а потом прислонилась к закрытой двери, боясь, страшно боясь, что у него действительно появилось какие-то проблемы. Слишком уж сильно стучало сердце.
***
А Рома через полтора часа подъехал к воротам резиденции Шевченко. Его ждали. Едва он оказался около дома, напоминающего старую барскую усадьбу, ворота перед машиной отъехали в сторону, приглашая заехать на территорию. Его никто не остановил, даже не спросили, кто он и к кому направляется.
Он оставил машину на аллее и поднялся по лестнице к входной двери, потянул дверь на себя – она оказалась незапертой. Затем вошёл в громадный холл, остановился посередине, припоминая, куда, в какую сторону ему идти дальше. Но тут увидел, что к нему навстречу, по широкой лестнице, спускается пресловутый начальник охраны. Рома подумал, что того, по всей видимости, предупредили – на территории резиденции гость. Начальник охраны подошёл к нему, протянул руку, и Роме ничего не осталось, как пожать её.
– Хорошо, что быстро приехали, Роман Владимирович. Пойдёмте скорее, вы нам нужны очень…
– Александр Иванович, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь…
– Расскажите, что у вас здесь случилось…
Они направились по нескончаемым коридорам. Александр Иванович говорил:
– Что рассказывать? Ему стало немного лучше, когда он начал принимать лекарства, которые вы ему выписали. И стал говорить, что его обманули, все врачи-вредители и так далее. Он начал в офис ездить, в полную силу работать. И примерно через две недели опять стал лекарства глотать, обезболивающие. И не признавался, что ему становится хуже. Через месяц, как вы и говорили, у него случился сердечный приступ. Он опять не признался, что ему плохо. Но у него губы посинели, он сознание потерял. Вызвали «скорую», его откачали, а он врачей в итоге выгнал. Опять стал принимать таблетки, только теперь сердечные средства и для понижения давления. Мы стали уговаривать поехать в Германию, но он отказывался. Ему на глазах становилось хуже. И вот неделю назад он слёг, вдруг стал говорить, что поедет. Но как он поедет? Он почти не встаёт, очень слаб, перестал есть. И вчера сообщил, что хочет поговорить с тем молодым военным хирургом, с веснушками… Мы вас начали искать, понимаете, насколько это важно – мы должны были вас найти!
Они установились у дверей кабинета-палаты Шевченко, а Александр Иванович стал накачивать Романа:
– Роман Владимирович, я вас прошу, уговорите его лечиться! Так невозможно, он же не понимает, что умрёт… Только вы можете это сделать! Прошу вас! Я редко прошу, практически никогда…
Рома усмехнулся:
– Выходит, я последняя ваша надежда?
– Выходит…
– Проблематично быть последней надеждой…
Александр Иванович толкнул дверь кабинета. Шевченко лежал в постели, одетый в шёлковую пижаму и укрытый одеялом. Войдя, Рома заметил, как тот плохо выглядит, сильно похудел, лицо серое, землистое. Он снял пиджак, бросил его на кресло, стоящее поодаль, сел на стул рядом с кроватью Шевченко, взял его руку, пощупал пульс и понял – положение критическое… Больной на его прикосновения не реагировал. Складывалось впечатление, что он или спит, или без сознания. Рома встал, вышел в соседнюю комнату, вызвал начальника охраны и потребовал показать, какие есть в наличии лекарства. Тот сделал, о чём его просили, и теперь Рома лихорадочно перебирал бутылочки и ампулы, что-то откладывал в сторону, затем вернулся к больному, прихватив с собой выбранные им препараты и несколько одноразовых шприцов. Он сделал больному пару внутривенных уколов, сказал, что необходима капельница, написал на листке бумаги, какие лекарства нужно купить ещё, и добавил – эти лекарства нужны немедленно!
После уколов больному стало немного лучше, он открыл глаза, и даже узнал гостя.
– Доктор Суворов, – поговорил Шевченко, – всё-таки нашли вас, достали! И что вы обо мне теперь думаете?
– Думаю, что вы несерьёзный человек, играете в игры, – честно ответил Рома. – Так к своему здоровью относиться нельзя. Вы напрасно никому не верите.
– Да, не верю… – прошептал Шевченко, а Рома возразил:
– И зря… Я никогда не вру… Даже самому себе…
– Что со мной будет? – бессильно прохрипел банкир.
– Нужно обследование. Пока вижу, что не всё хорошо.
– Делайте, всё оборудование есть, даже рентгеновский аппарат… Портативный – мой начальник охраны достал. Умеете им пользоваться?
– Умею. Но УЗИ будет достаточно. Сейчас подвезут лекарства, я ваших орлов послал. Поставлю несколько капельниц – вам будет легче. Это не значит, что вы выздоравливаете, просто будет не так плохо, как сейчас. Вы сможете встать и даже немного поесть… И давайте начинать обследование…
Проведя осмотр, Рома понял, что больному намного хуже, чем он думал. Давление невысокое, как думал сам Шевченко, от неумеренного приёма лекарств оно очень сильно упало, сердце еле билось… Рома смотрел на показания приборов, изучал ленту кардиограммы и понимал – жить больному осталось дня два. Необходимы диализ и операция, причём сверхсрочно, сегодня вечером или завтра… А как его везти в Германию с таким давлением и сердцем и операцию делать? Он расстегнул на рубашке ещё одну пуговицу: ему было душно. В палате больного стало нечем дышать. Ему нужен свежий воздух или кондиционер.
Он вышел в соседнюю комнату, попытался открыть окно, но понял – окна замурованы, сигнализацией оборудованы. Увидел кондиционер, включил на холод. И тут же появился начальник охраны с вопросами:
– Вы пытались открыть окно? Зачем? На окне сигнализация, и везде установлены видеокамеры…
– Да, духота страшенная… – поиздевался Рома.
Начальник охраны констатировал:
– Худеть нужно!
– Не нужно, это мой нормальный вес. Мне свежий воздух нужен – вот это точно… Почему у больного в комнате кондиционера нет?
– Не любит он кондиционеры…
– А окна там тоже замурованы? Дышать нечем!
– Тоже. И сигнализация с видеокамерами…
– Откройте одно из окон! Больному, к тому же с проблемами с сердцем, необходим свежий воздух… На улице тепло…
– Мы его должны спросить, можно ли, да и сигнализацию придётся на этом окне отключить!
– Так отключите!
– Но как тогда это окно контролировать?
– Не знаю, поставьте под окном на улице охранника…
– Ладно, попробуем…
– И немедленно!
Привезли лекарства, и после капельницы Шевченко явно стала лучше. Рома сел рядом с ним и начал разговор:
– Зачем вы довели себя до такого? Я предупреждал…
Банкир отвернулся, помотал головой, но ответил:
– Да замолчите. Я всё сам знаю. И как быть? Операция поможет?
– Хотите операцию? Уже хотите?
– Понял, что помереть могу, и легко…
– Что-то поздно поняли. Почему вы врачам не верите?
– Моя мать умерла. Скоропостижно, от аппендицита. Инфекцию занесли, и вообще, как потом оказалось, у неё никакого аппендицита и не было, и операция была не нужна. И жена моя тоже умерла… Она беременна была, ребёнок не выжил… С тех пор я к врачам не хо-жу!
– Когда это было?
– Что было?
– Когда умерли ваша мать и жена? Тридцать, сорок лет назад?
– Ну да, примерно, примерно тогда…
– А где это было? Не в Москве же?
– Да, мы жили в провинции…
– Вы знаете, как медицина вперёд продвинулась! И не говорите мне, доктору медицинских наук, что вы врачам не верите и медицина – это отстой! Что было с вашей женой? Молодая здоровая женщина не может умереть, рожая ребёнка, если только у неё нет хронических болезней. Природой предназначено, что, рожая ребёнка, мать должна выжить, она кормить дитё должна. Понятно? У вашей жены, скорее всего, были какие-то заболевания, ранее не выявленные. Больное сердце или что-то с сосудами…
– Да, у неё было кровоизлияние в мозг.
– Вот видите, я прав?
– Не могу с вами спорить… Не хочу. Что с моей операцией?
– Как вы хотите лететь? Обычным рейсом? Вам нужен специальный самолёт с реанимационной аппаратурой…
– Будет самолёт… Позовите моих холуев!
Рома окликнул охранников, дежуривших за дверью. Шевченко распорядился организовать специальный самолёт с медицинской аппаратурой для перелёта в Германию. Больному при этом стало намного лучше. Он даже смог пообедать, а потом заснул…
Рома вышел на улицу, с удовольствием закурил, ведь в доме ему курить строго-настрого запретили. Он сидел на солнышке, жмурился как кот, и думал – вот сейчас дождётся информации о самолёте и поедет домой, к своей Ксюше… Всё, его миссия выполнена.
Он достал телефон, стал набирать Ксюшин номер, одного тут перед ним материализовался вездесущий начальник охраны, приказав:
– Уберите телефон!
– Почему?
– Кому вы звоните?
– Какое вам дело?
– Уберите, отсюда звонить никому не стоит…
– Я под арестом? Я думал, вы меня сюда пригласили помочь вашему хозяину!
– Нет, вы не под арестом, но звонить вам не стоит…
Рома убрал телефон, пожал плечами, достал очередную сигарету… Начальник охраны опять выговорил:
– Курите много. Очень много…Ограничьте!
– О моём здоровье заботитесь, худеть заставляете и курить поменьше. С чего бы?
– Вы нам нужны здоровый…
– Я здоров. Не волнуйтесь. Я могу ехать домой? Всё от меня зависящее я сделал…
– Подождите. Придёт информация о самолёте – нужно будет связаться с клиникой в Германии. Объяснить, что с больным. Мы предварительно с ними созванивались, но точной даты приезда не сказали, как и точного диагноза.
– Я не говорю по-немецки.
– А по-английски?
– Прилично.
– Поговорите с ними по-английски… Обедать будете?
– Нет.
– А кофе? Или чай?
– Нет. Не буду. Я могу прогуляться?
– Только далеко не уходите.
Рома прошёлся по парку. Он думал, что обещал Ксюше отъехать на два часа, а отсутствует уже четвёртый и даже смог позвонить ей. А она ведь волнуется… Поэтому решил нарушить запрет. Достал телефон, набрал Ксюшин номер и сказал одну фразу: «Маленькая, всё хорошо, скоро буду!», – и отключил телефон.
Он вернулся к барскому дому, входная дверь которого оказалась опять незапертой. Вошёл, пропетлял по коридорам, но нашёл комнату больного. В библиотеке, примыкающей к этой комнате, Рома опять наткнулся на начальника охраны и на всякий случай уточнил:
– Вы меня преследуете?
– А вы нарушаете наши запреты: я просил вас не пользоваться телефоном? Кому вы звонили? Покажите телефон!
– Я не понял, вы о чём?
– Телефон покажи, сволочь! Кому ты звонил?!
Рома опять пожал плечами, понял, лучше не спорить, протянул телефон начальнику охраны. Тот включил аппарат, стал просматривать входящие и исходящие звонки. Молча протянул вещь обратно, а Рома, сунув телефон в карман, проговорил:
– Всё, успокоились?
– Не делайте так больше.
– Известно о самолёте?
– Да, вылет возможен завтра, в семнадцать ноль-ноль.
– Значит, можно звонить в больницу, заказывать операционную. Наверное, на послезавтра, на утро. Дайте мне номер телефона, я позвоню, расскажу о состоянии больного.
В течение получаса вопрос с больницей был решён, после чего Рома поинтересовался:
– Я могу быть свободен?
– А если хозяину станет хуже? – возразил начальник охраны.
– А если бы он вёз патроны? До утра ему хуже не будет. А утром нужно будет поставить капельницу – пригласите медсестру. Почему вашему хозяину капельницу должен доктор медицинских наук ставить?
– Не грубите, пойдёмте к шефу, он вам всё объяснит!
– Пойдёмте…
Они прошли в комнату к Шевченко – тот сидел, откинувшись на подушки: видно, что ему намного лучше, на лице появились краски, и взгляд уже стал жёстким… Роман опустился на тот же стул, рядом с кроватью, где и сидел раньше, а Шевченко произнёс:
– Вы рвётесь домой, доктор?
Рома ответил:
– Да. Меня ждут.
– И кто?
– Девушка.
– Девушка? Это интересно... И что это за девушка?
– Это вас не касается!
– Доктор, вы полетите с нами…
– Что? Куда?
– В Германию… Будете со мной во время операции и после… Я не верю тем врачам, а вам верю. Пока…
– Я не могу. Вы соображаете, что мне предлагаете? Я работаю, у меня обязательства, у меня другие планы… – стал отказываться Рома.
– Ваши планы и обязательства подождут… А работа – не проблема, договоримся – Вам оформят командировку…
– Невозможно. Я не могу сейчас уехать, просто не хочу. Это чушь, зачем я там нужен! Там квалифицированный медицинский персонал!
– Не спорьте, доктор, будет хуже… Александр Иванович, объясните доктору Суворову, что к чему, у меня ни сил, ни желания нет. Доктор, по всей видимости, не понимает…
Начальник охраны приказал:
– Пойдёмте доктор, я вам объясню…
Он вышел вместе с начальником охраны и сразу начал с возражений:
– Я не поеду никуда! Это бред! Я не могу оказывать медицинские услуги в Германии, у меня нет лицензии для работы в этой стране, там есть свои врачи, причём опытные и квалифицированные!
Начальник охраны выслушал его спокойно, с ироничной улыбкой. Роме даже показалось, что его слова были восприняты не в серьёз, его просто не услышали. А ответ начальника охраны его просто поразил:
– Роман Владимирович! Вы не совсем понимаете, кто мы, а кто вы! Раз хозяин хочет, вы полетите с нами, как миленький полетите. Скорее всего, вы забыли, что у вас семья имеется, мать, сестра. А ещё у вас имеется дама сердца, как вы говорите, – девушка по имени Ксения Андреевна, очень она вас любит, просто боготворит, даже завидки берут! Так же имеется мальчик Ваня девяти лет – ваш с ней сыночек. Между прочим, Ванюша на вас похож как две капельки, я даже обалдел!.. Не думал, что вы ходок, оказывается! Когда Ванюша родился, вы женаты были и доченька у уас с супругой росла. А Ксения Андреевна – она же в интересном положении сейчас находится. Счастливый вы человек, Роман Владимирович: и сыночек появился готовенький, и ещё ребёночек будет. Три года назад семью потеряли, а сейчас новая образовалась. Да, везёт вам! И неужели вы хотите, чтобы ваша новая семья с вашей прежней семьёй встретились? А это возможно. Вот откажетесь ехать с нами – и случится.
Рома побледнел, побледнел настолько, что даже его веснушки стали белыми, почти незаметными. Он пытался осознать, что ему сказал начальник охраны банкира Шевченко: его новая семья встретиться с его прежней семьёй? Они что, это серьёзно? Нет, невозможно! И он процедил сквозь зубы:
– Я поеду. Когда и где мне быть?
– Утром. Часиков в одиннадцать, здесь. Паспорт заграничный не забудьте…
– А виза?
– Не проблема, в аэропорт консул подъедет, всем визы сделает…
– С начальством моим договоритесь?
– Договорюсь…
– Я могу идти? Это всё?
– Если не приедете, пеняйте на себя – я вас предупредил…
– Александр Иванович, вы меня плохо знаете… Я не вру, никогда, даже самому себе… Я сказал – я поеду…
Рома направился к выходу, ему очень хотелось на свежий воздух и как можно скорее! В голове вертелось: «Уроды! Господи, уроды!». Он сел в свою машину, и сразу же рванул с места. Он думал только о том, как уехать побыстрее из этого страшного места, всё увеличивал и увеличивал скорость… И не заметил, как въехал в Москву. Скорость пришлось снизить. И тогда он почти физически ощутил страх. Безумный страх. Страх за женщину, которая сейчас ждала его, подбегала к двери, едва заслышав шум лифта, и огорчённо отходила, поняв, что лифт на её этаже не остановился. За мальчика, так на него похожего, которого он очень хочет узнать поближе. За малыша, которого ещё нет на этом свете, и появления которого они с его женщиной с нетерпением ждут. Он пообещал сделать для близких всё возможное и невозможное. Если вопрос стоит так, как стоит, – он поедет, к чёрту на куличики поедет, на Северный полюс, в Антарктиду пешком пойдёт, но тех, кто ему дорог, в обиду не даст и обидчиков растерзает голыми руками.
Он набрал на мобильном телефоне номер Ксюши, и после первого же гудка она ответила:
– Рома? Ты где?
– Еду, родная. Буду через полчаса. Ты бы знала, как я соскучился…
ГЛАВА 5
Павел Павлович Шевченко злился, ругал, проклинал себя. Почему к нему прицепилась эта напасть? Почему заболел именно он, а не, например, начальник его охраны, или бухгалтер, или адвокат? Почему заболел он, который ненавидит лечиться и ненавидит врачей? И которому именно врачи сломали жизнь, превратили её в нечто, на жизнь не похожее. И живёт он этой якобы жизнью уже лет сорок, и прожить ту жизнь, которую он должен прожить, даже и не пытается. Ирония судьбы какая-то…
Он повернулся набок, натянул до подбородка одеяло и от отчаяния захотел завыть, заорать, упасть на пол, кататься по полу… Но только заскрипел зубами, потому что если бы завыл или заорал, сбежались бы все его холуи, запрыгали вокруг него… Гады! Надоели хуже горькой редьки…
Он закрыл глаза и вспомнил себя сорок лет назад, пятнадцатилетнего, счастливого подростка по имени Паша, живущего в уютном тёплом доме с любящими родителями. Вот бы вернуться туда, на сорок лет назад, и остановить время… Остановить время, вернуться назад – а как? И даже если остановить и вернуться, всё же повторится, будет всё, что было, ничего не изменится!
Он вспомнил, как его мать, самую лучшую, самую добрую, самую весёлую мать на свете забрали в больницу, у неё заболел живот, страшно заболел. Она сначала крепилась, терпела, пила анальгин, но-шпу, потом боли стали настолько сильными, что она даже не смогла стоять, лежала, стонала и плакала. Отец вызвал «скорую» – приехали врачи, причём очень быстро. Городок их был маленьким, всё близко, да и жители болели редко… Сказали – ничего страшного, аппендицит, операция пустяковая… Мать увезли в больницу. Паша с отцом врачам поверили. Что такое аппендицит, они знали, практически всем друзьям и знакомым вырезали – действительно ничего страшного! Утром Паша с отцом поехали к матери в больницу: ей сделали операцию, она лежала в общей палате с восемью соседками. Чувствовала себя плохо, но улыбалась через силу, трепала сына по голове, говорила – всё хорошо. К вечеру у неё поднялась температура почти до сорока. Но врачам это не показалось странным – они мер никаких не приняли. К утру она потеряла сознание, началась кома, а к вечеру следующего дня её не стало. Всё. Отец пытался выяснить, что случилось, но натыкался на глухую стену, информации – ноль! Его посылали, говорили – осложнение, бывает и такое. Через десятые руки выяснили – заражение крови, а через двадцатые – операция была не нужна, никакого аппендицита не было, сильное отравление.
Мать похоронили. Отец поборолся немного с чиновниками от медицины, побился в закрытую дверь, но ничего не добился – и запил. Пил год. Каждый день, напивался до свинского состояния, себя забывал, а о сыне даже и не вспоминал. И Паша оказался предоставлен сам себе, и из тихого домашнего мальчика из прекрасной семьи превратился в мелкого хулигана, потом в крупного хулигана, а потом и в малолетнего преступника. Через год после смерти матери отец в пьяном виде попал под поезд и погиб. Паше было шестнадцать. Школу он не закончил. Его выгнали из десятого класса за хулиганство, а через пару месяцев он оказался в колонии для несовершеннолетних за воровство…
В восемнадцать лет он вернулся в родной город, имея за плечами два года колонии и отличную школу жизни. И как-то незаметно, сам от себя такого не ожидая, к двадцати пяти годам стал теневым хозяином их городка. Паша женился по большой, громадной любви. На бывшей однокласснице Танюше. Танюшу он любил страстно, боялся даже посмотреть в её сторону, а Таня считала, что он не достоин её любви. Парень с судимостью, без нормальной работы, а она студентка, в Москве учится. Он её покорил, добился, сломил её сопротивление. Заваливал цветами, писал на асфальте под её окнами, как он её любит. Потом, когда её сердце чуть смягчилось, в ход пошли подарки и ей, и её родителям: сначала не очень дорогие, потом просто дорогие, а потом и очень дорогие… Она вышла за него замуж …
Как он её любил… Носил на руках, возил в Сочи, в Ялту, ведь за границу тогда поехать было невозможно, они жили там в лучших гостиницах… Прожили вместе год… А потом Танюши не стало. Она умерла неожиданно, очень странно и непонятно.
Таня была беременна. Врачи говорили – идеальная беременность, всё нормально, отлично. Когда же пришло время рожать, её отвезли в больницу, положили в лучшую палату. Всё было оплачено заранее, обо всём договорено. Но… роды продолжались почти сутки. Врачи почему-то, непонятно почему, не хотели делать операцию, решили – молодая, родит сама. Положение стало критическим, и операцию всё-таки сделали, но ребенок не выжил, задохнулся. А Таня не пришла в себя после наркоза... И может быть, хорошо, что не пришла, не узнала о смерти сына.
Она пролежала в коме около месяца, и весь этот месяц Павел провёл в больнице. Бегал, просил, умолял, стоял перед врачами на коленях, привозил медицинских светил из Москвы, обещал любые деньги. Он безумно хотел чтобы Таню спасли. Но всё оказалось бесполезно: Таня умерла. Врачи сказали – у неё во время родов, которые продолжались почти сутки, произошло кровоизлияние в мозг, и ещё плюс общий наркоз. Если операцию сделали бы сразу – и Таня, и ребенок остались бы живы.
Похоронив жену, Павел словно озверел, обезумел. Стал просто неимоверно крутым, злым и жестоким. Он очень тосковал по жене, и ничего ему не помогало, не облегчало его страдания. Не то, что врач, принимающий роды у его жены, сгорел в своём дачном домике, а анестезиолог утонул на рыбалке, а главный врач больницы, взявший у него деньги и погубивший его жену, умер от инфаркта.
Павел переехал в Москву и, всё ещё захлебываясь от злости, начал завоёвывать столицу, и через десять лет завоевал – в тридцать пять стал почти хозяином города. А в сорок пять перешёл на другую сторону баррикад, стал известным банкиром. И вот уже десять лет он уважаемый бизнесмен. За эти тридцать лет, что прошли со дня смерти Тани, его горячо любимой жены, он только официально был женат восемь раз, а сколько неофициально – не мог вспомнить. У него только от официальных жён родилось десять человек детей, и ещё пять или шесть – от неофициальных, но дети эти все были нежеланными, и от появления их радости не было никакой. Он не мог забыть Таню, свою единственную любовь, а единственный ребёнок, которого он желал – умер.
Павел Павлович лежал в своей роскошной постели, в роскошной комнате, в роскошном доме и делал вид, что спит. Его холуи заглядывали к нему в комнату, видели, что он спит, и уходили. Но он не спал, лежал с закрытыми глазами. Он устал от своей тупой челяди, от их глупых и ненужных вопросов, от их подхалимства и чванства. И рядом с ним нет никого, кроме этих тупых ослов. Ни одного близкого человека, который бы его любил. Нет, не любил, хотя бы жалел, искренне жалел. Денег у него несколько миллиардов, не рублей – долларов. И за эти миллиарды нельзя купить здоровье, нельзя купить любовь, даже жалость к себе не купишь.
Шевченко накрылся одеялом с головой, подумал о поездке в Германию, об операции, понял, что боится, боится поездки, боится операции, врачей боится. А потом тихо, очень тихо, тоже боясь, что услышат его холуи, начал выть.
ГЛАВА 6
Поздний вечер. Они только, что занимались любовью, и теперь Рома лежал на спине, положив подушку повыше, а Ксюша, приподнявшись на локте, удобно устроившись рядом с ним, водила пальчиком по его лицу, считала его веснушки, хотя он пытался удержать её руку, поцеловать…
Как Рома и предполагал, она ждала его около двери, открыла сразу, он даже не успел позвонить в звонок. Обняла его за шею, прижалась к нему, а он приподнял её, понёс в комнату… и чуть позже, наконец, пожарил ей картошку с луком, которую ей так хотелось отведать. За ужином Ксюша спрашивала, где он был, что делал, но Рома отвечал уклончиво, решил, что не нужно ей ничего знать… А спустя какое-то время заставил себя забыть обо всём неприятном, что произошло с ним сегодня, – этот вечер и эта ночь принадлежат только его женщине…
Ксюша сбилась, бросила считать его веснушки, прижалась щекой к его груди. Он крепко обнял её двумя руками и сказал на ухо:
– Сколько веснушек получилось на этот раз?
– Я сбилась…
– А раньше было сколько?
– Не знаю, ни разу не удалось посчитать до конца. Ты мешаешь!
– Чем же?
– А тем, что ты рядом со мной, ты так близко. У меня в голове от этого мутится…
Рома ещё крепче прижал её к себе и замолчал. Его неприятности вернулись, не удалось от них уйти, укрыться в Ксюшиной квартире, и он стал думать, как ей сказать, что он завтра утром должен уехать, оставить её надолго, на месяц или даже больше. А может быть, навсегда… Но она вдруг спросила:
– Ром, что-то случилось?
– С чего ты взяла?
– Я знаю, что-то случилось. У тебя опять сердце сильно бьётся. И очень сильно.
– Оно всегда так бьётся… Всегда…
– Не обманывай, как будто я не знаю, как всегда бьётся твоё сердце, в нормальном состоянии. Оно сейчас стучит по-другому, намного сильнее. Что произошло? – Она разжала его руки, приподнялась, заглянула ему в глаза и произнесла: – Говори… Немедленно…
– Хорошо. Ксюша, ты только спокойно меня выслушай. Это серьёзно… – он отстранил её от себя, поднялся и сел.
– Что? – Она похолодела от нервного напряжения, села рядом с ним, а он повторил:
– Выслушай меня спокойно.
– Что произошло? – прошептала она.
– Я должен уехать…
– Как? Куда?
– В Германию. Примерно на месяц…
– Нет, пожалуйста!
– Это необходимо…
– Если это просто обычная поездка, почему ты так нервничаешь? Для чего ты туда едешь? Зачем?
– Ксюша, ничего страшного, поверь…
– Почему так срочно?
– Так нужно…
Ксюша отвернулась от него, закрыла лицо руками. Рома встал, натянул на себя одежду, в которой ходил дома: джинсы и клетчатую рубашку – и пошёл в кухню, сел за стол, закурил. Подумал, что сейчас с ней разговаривать не нужно – позже. Она вошла через минуту, завязывая пояс халатика. Села рядом и опять спросила:
– Почему так срочно?
– Не могу тебе сказать… Не могу, пойми…
– Ты точно в Германию едешь?
– Точно. А куда ты думала?
– Не знаю… Это правда не опасно?
– Правда!
Она кивнула. Потом заплакала, плакала и повторяла:
– Я не хочу, чтобы ты уезжал…
Он начал её уговаривать. Говорил, что быстро вернётся, что она даже соскучиться не успеет. Ничего опасного в его поездке нет… Ксюша опять кивнула. Встала, прошла в комнату и нерешительно остановилась посередине. Он встал у неё за спиной, в то время как она резко к нему обернулась, вцепилась в полы его рубашки, подняла голову и, глядя ему в глаза, стала говорить:
– Поклянись мне, что это не опасно. Поклянись – ты же никогда не врёшь… Поклянись…
– Ты что! Успокойся! Всё нормально…
– Я чувствую, эта твоя поездка – она ничего хорошего не принесёт, чувствую…
– Ксюша, успокойся…
– Рома… Мне страшно… Очень страшно…
– Я никогда не вру? Ведь так? Всё будет хорошо, просто отлично.
– Поверю.
– Глупенькая… Всё, давай спать. Завтра пораньше встанем, вещи соберём, я тебя в Михайловку отвезу…
– Я не поеду.
– Почему? Я тебя здесь одну не оставлю…
– Я не поеду. Я останусь здесь. Не обижайся. Я разберу мамины вещи, свои, Ванины. Всё упакую. Ты приедешь, и мы поедем вместе. Переедем насовсем.
– Мне бы хотелось, чтобы ты под присмотром была, тебе же там нравится… И Честер тебя любит…
– Без тебя я там не хочу быть. Прости. И у тебя стимул будет пораньше вернуться…
Он тяжело вздохнул. Попробует уговорить утром.
Они легли спать, но уснуть не могли. Она опять обняла его, прижалась. Молчала. Молчал и он, прижимал её к себе и старался не думать о плохом.
Утром уговорить её не удалось. Он сложил вещи, необходимые для поездки. Надел светлый льняной костюм, чёрную стильную рубашку. Она наблюдала за ним. Улыбалась, а потом тихонько сказала:
– Ты очень красивый.
– Тебе кажется. Обычный.
– Нет, ты очень красивый.
– Есть много мужчин намного красивей меня…
– У этих мужчин нет таких веснушек. – Она легонько коснулась пальцами его щеки, поцеловала. – Всё, иди. Я буду ждать. Ты звони мне почаще. Два раза в день.
Он подумал, что вряд ли ему удастся звонить столь часто. Если вообще удастся. Взял свою сумку, несколько минут постоял у входной двери, посмотрел на Ксюшу, погладил её по волосам и вышел, захлопнув за собой дверь.
Ксюша задумчиво поплелась в кухню, стала собирать в раковину грязную посуду после завтрака, как вдруг услышала звонок в дверь и сразу подумала – Рома что-то забыл, вернулся… Плохая примета! Она распахнула входную дверь и в ужасе отшатнулась. На пороге стоял её бывший муж Виталий. Хотя нет… Почему же бывший – настоящий, пропавший без вести два года назад.
ГЛАВА 7
ВЕРА. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД
У неё всё получилось! Получилось так, как она и планировала! Вера просто не могла в это поверить, но произошло почти чудо. Этого просто не могло быть по определению, но это было. Она готова прыгать, кричать от радости – пусть все узнают – она смогла, у неё получилось! Не такая она глупая, нелепая и тупая! Вера вместе с Максимом сидели в её машине у ворот следственного изолятора: сегодня обещали выпустить Михаила, брата Макса. Его оправдали, этого добилась она, только она! Ну, чуть-чуть помог один человек!
Вера вспоминала, как ехала домой после встречи с Максом и женой Михаила, Милой, в общежитии в Копотне, и составляла план освобождения Михаила.
Она придумала, как вывести тех, кто несправедливо обвинил его, на чистую воду. Она придумала вот какой план: она представится журналисткой, вотрётся в доверие к полицейским и добьётся признания в невиновности Михаила. Ей нужно будет взять интервью у тех, кто посадил его, и потом это интервью использовать в своих интересах. Но сначала нужно было найти концы. Найти тех, у кого ей необходимо взять интервью, тех, кто заказал арест Михаила. Но резонно возник вопрос – а как и где их искать? Вера этого себе просто не представляла. И ещё для того, чтобы всё это провернуть, нужно было время. И вот с этим как раз намного проще. Она оформила на работе отпуск за свой счёт по семейным обстоятельствам. Руководство возражало, но отпуск ей дали на месяц.
Теперь ей нужно было достать документы, подтверждающие, что она журналистка.
У Веры была близкая подруга, сотрудница одной из московских центральных газет, и именно у неё Вера намеревалась раздобыть удостоверение корреспондента, желательно подлинное, ведь она планировала брать интервью у сотрудников правоохранительных органов, и те запросто могли проверить, настоящая она журналистка или нет. Подруга Светлана сначала отказывалась, говорила, что Вера задумала бред, у неё ничего не получится, но потом помочь согласилась, достала ей удостоверение внештатного сотрудника известной газеты.
И Вера начала действовать. Для начала решила познакомиться с кем-нибудь из отделения, где служил Михаил, выяснить, что произошло там на самом деле. Рома, конечно, узнал для неё информацию, но очень скудную, а ей нужны были подробности.
Она направилась в отделение как просительница, якобы у неё отобрали права, хотя права действительно отобрали, она специально нарушила правила, превысила скорость. Ей необходимо найти сотрудника, которому можно заплатить за их возвращение, через кого можно было бы действовать дальше. Она оделась пофривольней, в облегающие белые брюки и открытый топик, поярче накрасилась, взбила волосы, обула босоножки на высоких каблуках и в таком несерьёзном виде появилась в отделении полиции.
Там молодые лейтенанты, да и не очень молодые подполковники не сводили с неё глаз, облизывались. А как ещё они могли воспринять фигуристую рыжеволосую красотку, шастающую по кабинетам? Наконец ей подсказали, к кому обратиться, и она познакомилась с капитаном, примерно её возраста, который за определённую плату согласился вернуть ей права. Но это было не совсем то, что ей нужно: у капитана был совершенно другой участок работы. Вот до руководства бы добраться…
Но одних денег капитану оказалось мало. Он начал за ней ухаживать, предложил встречаться. Скрепя сердце, она согласилась, надеялась вытянуть у него подноготную сотрудников и руководства.
Капитан оказался туповатым, хамоватым, любящим выпить, и к тому же у него была жена и двое детей. Ухаживания его сводились к посиделкам в дорогих ресторанах, иногда вдвоём с Верой, иногда в компании с другими ментами, а ещё к неумеренным возлияниям. На попытки капитана напросится к ней в гости, она всегда отвечала отказом. Даже если бы она и захотела его пригласить, то всё равно не смогла бы: у неё дома жили жена Михаила с сыном.
Малыш прошёл обследование в детской больнице, и теперь вместе с матерью ждал, когда будет назначен день операции. Вера говорила своему ухажёру: «Хочешь большего – сам думай, когда и где». Он думать не хотел, или большее ему нужно было только на словах? Обычно после подобных посиделок в ресторане Вера, никогда не пьющая спиртного, на своей машине везла капитана к нему домой, выгружала у подъезда. И, проехав немного вперёд, наблюдала, как выходила из подъезда жена капитана и уводила полуживого мужа домой. Она, скорее всего, наблюдала за приездом и выгрузкой мужа в окно.
Вере было безумно жаль эту женщину, она понимала её чувства, но другого выхода не было: дома у неё жила другая женщина, так же ждущая возвращения мужа, но не из ресторана, а из тюрьмы.
***
Вера терпела ухаживания капитана примерно две недели и уже дошла до ручки, отчаялась, думала, что ошиблась, и таким путём ничего не добьётся. Ей было невероятно противно и гадко. И ночами она почти плакала – ничего не получается, ни на что она не способна, она глупая и нелепая! И мужчины у неё как на подбор – что Макс, что этот капитан! Но ей повезло, если такое можно назвать везением. Капитана пригласили на юбилей одного из высоких руководителей, под началом которого капитан начинал служить… И он решил взять на этот приём Веру с собой. Ему было лестно появиться на приёме в очень дорогом элитном ресторане с такой красавицей. Он долго накачивал Веру, как ей одеться и как себя вести: там будут птицы высокого полёта!
Вера поняла – это её шанс. Она оделась соответствующим образом – маленькое чёрное открытое платье, туфли-лодочки на высоких каблуках. Её даже позабавило, что на каблуках она выше своего ухажера. Украшений минимум – нитка жемчуга. Волосы заколола наверх.
Увидев её в таком образе, капитан даже рот от удивления открыл, только и смог сказать: «Супер».
Этого человека она увидела сразу, как только они с капитаном вошли в зал ресторана. Высокий, темноволосый, импозантный мужчина около пятидесяти лет, в супердорогом костюме со значком депутата Госдумы на лацкане. Этот мужчина был центром праздника, всё вертелось вокруг него. Он снисходительно кивал вошедшим, но Вере показалось, что он остановил на ней взгляд несколько дольше, чем нужно. По её спине тотчас пробежали мурашки. Она взяла под руку своего спутника и спросила:
– Кто это?
– Кто?
– Высокий, темноволосый, со значком депутата…
– А, этот! Генерал-майор Никольский. Сергей Васильевич… Бывший заместитель министра внутренних дел, а сейчас, как видишь депутат, Комитет по безопасности возглавляет…
– А здесь что он делает?
– А Михалыч, у которого сегодня полтинник и который эту тусовку собрал, – бывший шеф Никольского, а теперь видишь, как всё обернулось, – подчинённый перерос начальника, да намного…
– Вижу…
Вера обратила внимание, что все немногочисленные дамы, присутствующие на этом приёме, не сводят с господина Никольского глаз, а посмотреть там было на что. Хоть и в возрасте мужик, но привлекательный очень. Спортивный, подтянутый, лишнего веса ни грамма. Волосы густые, с небольшой сединой, короткая стрижка, чёткие, правильные черты лица, красивые серые глаза, да к тому же умные, внимательные, женский пол как магнитом притягивают… Но цену себе этот мужик знает, и в своей привлекательности уверен. Видно сразу. Капитан одёрнул Веру:
– Ты не облизывайся, ты со мной здесь – к нему даже не подходи!
– А зачем мне к нему подходить? Он же старый! Зачем мне он? У меня ты есть!
– Ну, как зачем? Все вы, бабы, одинаковые…
А Вера тем временем думала, что, естественно, одинаковые. Хоть разница в возрасте у её капитана с этим генерал-майором в двадцать лет, но в подмётки капитан генерал-майору не годится! Сто очков генерал-майор капитану вперёд даст. И любая женщина из этих мужчин выберет старшего, даже не зная его социального статуса и высокого звания.
Верин спутник по-хозяйски обнимал её за талию, а она думала, как бы ей его сбагрить. Ей нужен генерал-майор Никольский, только он ей поможет…
Капитан потихоньку начал набираться спиртного, и Вера смогла от него отделаться. Она усадила его в уголке, взяла с подноса бокал шампанского и прошла по залу, затем остановилась вблизи мужчины, с которым ей кровь из носу нужно было познакомиться. Вера заметила, что этому мужчине она интересна: продолжая разговаривать с постоянно подходящими к нему гостями, он разглядывал её. Она вдруг поняла – знакомиться с этим мужчиной не хочет, она просто его боится! Она думала, что она вообще здесь делает, зачем она здесь? Ей здесь не место, она не та, за кого её принимают! Она другая, совсем другая. И самым большим её желанием было смыться из этого элитного ресторана, оказаться в своей квартире, в своей комнате, закрыться от всех и плакать от отчаяния, что ничего-то она не может.
И вот она уже стала пробираться к выходу, прошла в соседний зал, где играла музыка и на небольшом пятачке танцевало несколько пар. Ей почти удалось дойти до выхода, когда на её плечо опустилась рука… Она обернулась – генерал-майор Никольский! Он просто догнал её и остановил, приказав:
– Пошли, потанцуем! – Она замотала головой, на что он удивился: – Не хочешь или не умеешь?
– Не терплю, когда со мной так разговаривают!
– Хорошо. Можно вас пригласить, милая девушка?
– Нет. Я ухожу домой…
– Почему ты уходишь? Не нравится? И почему ты уходишь одна? Ты с кем пришла?
Вера сказала с кем. Генерал усмехнулся, молча, взял её за руку и повёл к танцующим.
Она не сопротивлялась и удивлялась сама себе – почему? Она же только что хотела уйти. Музыка была достаточно быстрой – заводной рок-н-ролл. Мужчина, пригласивший её, танцевал очень хорошо, и Вера, сама неплохо танцующая, за ним еле успевала, но вскоре приноровилась, подумала, что у них отлично получается. Она разглядывала его и понимала, что таких мужчин видела только в кино – в старом американском, про гангстеров. Не мужчина, а чистый Голливуд! И почему ей на Голливуд в последнее время так везёт? Что Макс – вылитый Бред Пит, что этот мужик – Кларк Гейбл, или Хемфри Богарт, или кто там ещё был в Голливуде в то время. И ещё он был выше её ростом, намного, с учётом её метра семидесяти пяти и высоких каблуков. Это редкость.
Музыка кончилась, и он сказал:
– Пойдём, покурим?
– Пойдёмте…
Они вышли на улицу. Он протянул ей пачку дорогих сигарет, она вытащила одну и прикурила.
– Тебя как зовут? – спросил генерал, щелкнув зажигалкой.
– Вера…
– А меня Сергей Васильевич…
– Я знаю…
– А теперь, Вера, ты мне расскажешь, что ты здесь делаешь.
– Я здесь на юбилее… Меня пригласили…
– Ой ли? Ты думаешь, я на секунду поверю, что ты пришла сюда с этим пьянчужкой ради его прекрасных глаз? Такая женщина, как ты, не будет с таким отрепьем якшаться! Не пара ты ему! А если ты с ним общаешься, значит, у тебя какая-то цель! Что ты здесь делаешь? Зачем ты меня клеишь?
– Я вас не клею! – ответила она, а про себя подумала, что генерал-майор Никольский её сразу раскусил, причём с первого укуса – плохая она конспираторша.
– А как называется твоё поведение? – тем временем продолжал он. – Я всё прекрасно понял… Говори, быстро! Кто тебя прислал? Что тебе нужно от меня?
– У вас, Сергей Васильевич, мания преследования…
Вера повернулась и направилась к автостоянке… но тут вдруг услышала:
– Стой! Остановите её!..
Подумала: «У него что, охрана? Мания преследования – точно!»
Её задержали двое дюжих молодцов, привели к генералу Никольскому.
– Обыщите её… – приказал он.
Ей было страшно и противно. Начало тошнить. У неё ничего не нашли, только в маленькой сумочке лежало пресловутое журналистское удостоверение, которое протянули Никольскому. Тот внимательно изучил его, на вытянутой руке, подальше от глаз. Вера подумала: «Он плохо видит, ему нужны очки для чтения, но он их не носит, стесняется!».
– Журналистка! Понятно. И о чём ты пишешь? – ухмыльнулся он.
– Об оборотнях в погонах…
– Зачем?
– Что – зачем? – Вера скинула с себя руки всё ещё державших её дюжих молодцов, передёрнула плечами.
Он продолжал:
– Зачем пишешь об оборотнях в погонах? Тебе что, делать нечего? Других тем нет?
– Я материал только собираю…
– Оригинальным способом! В постели…
– Вы ничего не знаете…
– Конечно, не знаю, об оборотнях в погонах я ничего не знаю. Почти тридцать лет в органах прослужил и не знаю. И много ты их нашла?
– Кого?
– Оборотней!
И тут с Верой случилась истерика: от нервного напряжения, от отчаяния, что столько времени она упустила и не продвинулась ни на шаг, и от того, что этот шикарный мужик над ней смеётся! Она рыдала, проклинала всех ментов на свете и постоянно повторяла историю про мальчика с пороком сердца и про общежитие в Копотне. И не поняла, как оказалась в машине на заднем сиденье, рядом с генералом Никольским. Он поил её из пластиковой бутылки минеральной водой, гладил по голове, как маленькую, и уговаривал:
– Прекрати, прекрати немедленно, я сказал… Не прекратишь – пощёчин надаю… Всё? Успокоилась?
Она закивала и спросила:
– Куда мы едем?
– В одно тихое место. Там поговорим про мальчика, про Копотню и про оборотней…
Она действительно успокоилась. Абсолютно. Мужчина обнял её за плечи, прижал к себе. От него пахло дорогим одеколоном, сигаретами и виски. Она уткнулась носом ему в плечо, такое широкое и надёжное, ей было тепло и уютно, хотелось сидеть вот так и не двигаться. Все её проблемы куда-то ушли. Далеко-далеко. Она даже задремала от усталости: слишком много нервной энергии она потратила. Но вдруг он растормошил её. Она подняла голову. Оглянулась кругом. Машина стояла у роскошного особняка. Она подумала: «Вот и подтверждение – хорошо живут оборотни».
Он помог ей выйти из машины и повёл в дом, а она оглядывалась, изучала богатую обстановку.
– Думаешь, всё как оборотень заработал? – сказал он. – Это казённый особняк, мне по статусу положен, как председателю комитета Госдумы.
Они прошли в большую гостиную, обставленную дорогой массивной тёмной мебелью, он показал ей на кожаный диван, она забралась на него и, скинув туфли, поджав ноги, устроилась в уголке. Он сел рядом, протянул ей сигарету – она не отказалась. Он тоже закурил и приказал:
– Говори. Теперь говори. Вразумительно. Рассказывай.
– О чём?
– Об оборотнях.
Она рассказала. О Максе, о его брате Михаиле, о том немногом, что ей удалось узнать, что Михаила подставили, а он честный мент! О мальчике с пороком сердца, которому нужна операция, и поэтому его отец решил взять деньги – взятку, и об общежитии в Копотне – жутком месте с расшатанной деревянной лестницей, с прогнившими стенами и отвратительным запахом.
Он кивал, слушал очень внимательно. Потом, закурив очередную сигарету, спросил:
– А зачем тебе всё это нужно?
– Что – нужно?
– Я не спрашиваю «что», я спрашиваю «зачем»! Ты вопрос слушай!
– Я хочу помочь этому маленькому мальчику и его матери… Его родители и дядя помочь малышу не могут! А кто может, тот просто не хочет. Но так не должно быть! Если ты видишь, реально видишь, что можешь помочь, спасти – пройти мимо нельзя!
– Кто тебя этому научил?
– Моя мать и брат, в принципе, я всегда это знала…
– А кто твои мать и брат?
– Мать на пенсии, она просто хороший человек, а брат – Роман, доктор медицинских наук, известный хирург…
– Погоди… Роман Суворов – твой брат? Выдающаяся личность. И что ты дальше намерена делать?
– Как узнаю, кто подставил Михаила, попробую к тому человеку в доверие втереться и на чистую воду выведу…
– Зачем ты будешь к нему втираться? Давай я позвоню – и твоего Михаила освободят? Хочешь?
– Нет.
– Принципиально?
– Принципиально. Нужно доказать, что он не виновен… Я хочу это сделать и того, кто его подставил, посадить…
– Смелая девчонка… Ты говоришь – помочь человеку нужно. Вот я реально могу тебе помочь, так почему ты не хочешь?
– Я должна всё сделать сама! Себе доказать, что могу…
– Я узнаю фамилию того человека, который тебе нужен. Сможешь действовать дальше. С этим капитаном больше не имей дел: это низко для тебя…
– Я не спала с ним. Честно! Спасибо Вам, Сергей Васильевич, я поеду, если можно, такси мне вызовите или адрес скажите – я сама вызову.
– И даже чаю со мной не выпьешь? Или шампанского?
– Не нужно, Сергей Васильевич! Я лучше поеду. Вы говорите, что я вас клеила. А теперь вы меня…
– Конечно клею, я хочу, чтобы ты осталась… Очень!
И тут Вера поняла, что тоже хочет остаться. Очень! До мурашек по коже, до внутренней трясучки, до умопомрачения. Она протянула руку и коснулась кончиком пальца кисти его руки, и тут же ощутила электрический разряд. От него било током! Да что же это? Её ударило током, по-настоящему ударило. Она придвинулась к нему поближе, так же кончиками пальцев коснулась его лица – он не шевелился. Она не понимала почему? Он же сам её просил! Она стянула с него пиджак, отбросила в сторону, с чувством провела рукой по его плечу, ощутила, как под тонкой рубашкой напряглись его мышцы. А он вдруг произнёс:
– Всё, хватит… – И просто сгрёб её в охапку, прижал к себе. Она обхватила его за шею, а он опять спросил:
– Останешься? Точно останешься? Не пожалеешь!
Она осталась. И не пожалела. Её предположение было верным: всем её прежним мужчинам, включая Макса, считавшего себя героем-любовником и секс-символом, было до этого мужчины как до Эвереста. А утром, проснувшись в его постели, она поняла, что влюбилась в генерал-майора Никольского по уши…
ГЛАВА 8
Через пару дней она получила смс-сообщение, которое содержало всего три слова. Имя, отчество и фамилию: Евгений Фёдорович Лавров. Вера сразу поняла, от кого это сообщение и кому принадлежат фамилия, имя и отчество. Сам автор сообщения, генерал Никольский, не проявлялся. Они расстались утром после проведённой вместе роскошной ночи. Он накормил её завтраком, сам пожарил омлет и сварил кофе, вызвал ей машину, поцеловал на прощание, потрепал по затылку, пожелал удачи, и всё… Вера поняла: продолжения не будет! И ещё ругала себя за принципиальность. Михаил мог быть на свободе. Нет, её душа требовала мести! Сама всё решила сделать, Никольскому внушала, что всё сама! Дурочка!
Но она набралась наглости и позвонила этому типу, Лаврову Евгению Фёдоровичу, которого обозначил ей Никольский. Представилась журналисткой, попросив интервью… Тот наотрез отказался.
Что ж, Вере был необходим новый план. И она его придумала – в деле должен был принять участие Макс, но он отказывался, рыдал, бил себя пяткой в грудь: в тюрьму он не хочет, а с её планом туда обязательно попадёт, она ненормальная! Вера первый раз в жизни подняла на человека руку – надавала Максу пощёчин. Приказала – ты виноват, расхлёбывай. Она вон какое дело провернула, а он всё-таки мужик, так пусть будет мужиком, а не тряпкой. И опять вспомнила Никольского – вот это мужик! Таких единицы. Нет, наверное, не единицы, их только двое. Никольский и её брат Рома.
Макс отправился на встречу с господином Лавровым, но этому предшествовало очень много событий. Верин план состоял в том, что Макс должен был пожаловаться господину Лаврову, что у него вымогают деньги, на него наехали менты, оборотни в погонах. До этого Макс этих ментов просто спровоцировал. Пришёл в отделение, стал предлагать договориться об освобождении брата Михаила, закрыть дело полюбовно. Сначала осторожно, просто предложил встретиться на нейтральной территории, после чего на самом деле переговорил с нужными ему ментами в ресторане. Те назвали цену. Феноменальную, сумасшедшую – сто пятьдесят тысяч долларов. Стоимость квартиры в Москве! Макс обещал подумать, но незаметно записал эти предложения на диктофон. И с этой записью пошёл к господину Лаврову. Тот посмеялся – его подчинённые просто пошутили! Но Макс предложил пойти с этой записью выше, дать послушать начальству Лаврова. Лавров, также как и Макс, захотел подумать. Но свою встречу с Лавровым Макс также записал, а потом вернулся домой, в общежитие, в Копотню. Позвонил из телефона-автомата Вере: боялся, что его мобильный прослушивают. Вера очень быстро приехала, послушала записи бесед и с ментами, и с Лавровым, сказав своё резюме – скорее всего, Лавров будет вымогать у Макса деньги, будет шантажировать, грозить ему тюрьмой. Пусть Макс готовится…
Тот опять начал рыдать:
– Ты хочешь от меня избавиться, специально толкаешь в тюрьму!
Она опять прикрикнула на него:
– Да не пойдёшь ты в тюрьму: я тебя отмажу. У меня знакомый есть.
– Что за знакомый? – взвился Макс. – Почему если есть знакомый, который может отмазать от тюрьмы, мы чёрт знает чем занимаемся, а не обратимся к этому знакомому – и Мишу выпустят по звонку?
Вера велела ему заткнуться. Он хочет, чтобы Михаил ещё и деньги получил – зарплату, выходное пособие, материальную помощь? И Мишин обидчик в тюрьму сел? Макс потупил взгляд и замолк.
Получилось так, как и говорила Вера: когда Макс приехал на встречу с Лавровым, тот запросил с Макса сто тысяч долларов, за закрытие дела Михаила и за молчание о том, что Макс предлагал деньги его подчинённым. Подчинённые Лаврову о предложении Макса уже сами донесли. Макс, по договоренности с Верой, деньги Лаврову пообещал. Это тоже было записано. Но смысл плана состоял в том, чтобы вынудить Лаврова признаться, что Михаила посадили ни за что, хотели от него избавиться из-за его честности и принципиальности.
Макс уговорил Лаврова посидеть с ним в ресторане, обмыть так называемую сделку. Тот согласился: видно, любил халяву. Макс подпаивал Лаврова и всё время переводил разговор, что его Миша честный мент. Наконец Лавров произнёс:
– А что ты хочешь, так со всеми будет, кто не по нашим правилам играет! Вот твой брательник отбился от стаи, стал по своему разумению действовать, а не бывать этому!
Макс спрашивал:
– А что, Евгений Фёдорович, за правила? Деньги брать, взятки?
– Конечно! Мент честным быть не может. Честные менты бывают только в кино, на улицах разбитых фонарей! Вот твой брат захотел честным быть, принципиальным и тух в общаге в Копотне, деньги малышу на операцию наскребал, а играл бы в команде, так и квартирка бы у него уже была, и сыночек выздоровел…
Макс был счастлив. Он справился, хоть в этом деле не подкачал, и Вера его простит, прекратит называть тряпкой. Он летел в общагу на крыльях, нёс Вере запись очередной беседы с Лавровым.
Теперь начала действовать Вера. Она собрала все записи, взяла своё удостоверение журналистки, пошла прямым ходом к начальству Лаврова, официально записалась на приём. После непродолжительной беседы включила диктофон, дала прослушать начальству фрагменты записей, сказала – по её просьбе беседовал её помощник, деньги давать никому не собирался. Предупредила, что это копии записей, оригиналы спрятаны в надёжном месте, и если с ней, не дай бог, что произойдёт, тексты всех бесед – полностью, без купюр – будут опубликованы в её газете. Вера блефовала, оригиналы записей действительно спрятаны, а вот по поводу опубликования в газете… Но начальству Лаврова хватило фрагментов бесед с упоминанием ста пятидесяти тысяч долларов, ста тысяч долларов и того, что честные менты бывают только на улицах разбитых фонарей.
Во время передачи Лаврову денег, ста тысяч долларов, его арестовали. Он отпирался недолго, решил – лучше со следствием сотрудничать, выдал всех подельников, и признал, что Михаил Орлов не виноват, его просто подставили.
И вот Михаила выпускают… Пока Вера везла его и Макса в общежитие, он всё порывался расспрашивать, как же ей с Максом удалось его вытащить? Но ей рассказывать не хотелось, она поручила это дело его брату. Тот живописал всё в красках, себя выставлял главным героем истории, в общем, был на коне. Вера не возражала: хочет быть на коне – пусть будет! Она-то знала, кто вытащил Михаила, и ещё один человек знал… Этого ей было достаточно.
На следующий день после освобождения Михаила она получила с курьером шикарный букет цветов. В букет была вложена карточка, на которой было написано только одно слово «Молодец!». Ни имени, ни фамилии того, кто отправил букет, на карточке не было. Но Вера сразу поняла, от кого он.
И ей захотелось заплакать. Почему судьба к ней так несправедлива? Всего на один вечер и ночь показала, каким должен быть настоящий мужчина, показала эталон, и всё… И теперь она вынуждена всех мужчин сравнивать с этим эталоном, и ни один не дотягивает!
После того, как Вера получила букет, она заперлась в своей комнате, упала на кровать, уткнулась в подушку. Она не понимала, как ей теперь жить? Она любит человека, с которым она никогда не будет даже в самых смелых мечтах! Он старше её по возрасту, почти на двадцать лет… Да если бы был старше на все тридцать или даже на сорок, это бы её не остановило! Он занимает высокий, слишком высокий пост – ей не чета. И потом… основное, главное препятствие – он глубоко и прочно женат, серебряную свадьбу скоро отметит...
Вот напасть! Но с поставленными самой себе задачами она справилась на «отлично». И Михаилу на свободу помогла выйти, и сыночку его операцию сделали успешно, бесплатно – мальчик уже на поправку пошёл. И её даже похвалили. И только! Зато Макс на коне, себя героем чувствует!..
А что из всей этой истории вынесла она? Разбитое сердце, израненную душу? И разочарование – вот Макс перед ней стелится, прощение вымаливает, назад просится… Скорее всего, именно таких мужиков, как Макс, она и достойна! А такие как, генерал Никольский, другим женщинам принадлежат. Как говорили в известном фильме, чтобы стать женой генерала, нужно выйти за лейтенанта? Именно так! В своё время она лейтенанта не нашла – теперь расхлёбывает. А Макса она послала – в общежитие, в Капотню: надоел хуже горькой редьки. Он стал просить его на работу пристроить, обнаглел совсем, но Вера решила для себя: раз не может она быть рядом со своим героем – значит, будет одна и никого другого, тем более Макса, рядом с собой видеть не хочет.
ГЛАВА 9
А генерал-майор Никольский тоже не мог забыть ту рыжую девчонку. Они расстались, ничего не пообещав друг другу. Она уехала из его дома… Он не удержал её, даже не попытался. Гордость, мать твою! А теперь жалеет, тоскует. Просыпаясь по утрам, в одинокой холодной постели на своей казённой даче, он думал, как было бы хорошо, если бы рядом с ним каждое утро просыпалась она! Чтобы она ждала его по вечерам с работы, готовила ему ужин, стирала и гладила его рубашки… Конечно, если она не захочет стирать, гладить и готовить, ведь это может делать и домработница, но всё-таки чертовски приятно, когда для тебя старается любимая женщина! Никольский понимал – всё мечты. Она моложе его почти на двадцать лет. И он женат. Как они смогут быть вместе? Только любовниками. И зачем ей он, глубоко женатый мужик под пятьдесят, в качестве любовника? Молодой женщине может быть интересен мужчина под пятьдесят? Да, если у него высокое положение и есть деньги. У него это есть. Но возникает вот какой вопрос – именно этой конкретной женщине, что нужна ему, не нужны его деньги и его высокое положение тоже не нужно. Она абсолютно не меркантильна, и если будет с кем-то встречаться, то по большой любви. А какая у неё к нему может быть большая любовь, где она эта большая любовь?.. Ему на пенсию скоро. А он, скорее всего, влюбился впервые в жизни…
Он никогда и никого не любил. Даже не пытался. Не было необходимости. Без любви спокойней. Любили ли его, он не задумывался. Многие женщины говорили ему, что любят, очень любят, но эта их любовь куда-то улетучивалась, когда дело касалось денег, подарков, да и просто обещаний. Он никогда никому ничего не обещал, жил одним днём… Многого достиг. Действительно многого – и всё своим умом, своей въедливостью, своей хваткой. Иногда он напоминал себе волка-одиночку, когда-то молодого и рьяного, а теперь пожилого. Бегает такой волк-одиночка по лесу, устал, плохо ему одному, тоскливо, а к стае не пробьётся: гордость не позволяет.
Он всегда был один. Да, он был женат… Хотя почему был – он и сейчас женат, у него даже есть дочь. Сейчас она уже взрослая, ей двадцать пять лет, замужем, с мужем живёт в Париже. Они оба музыканты, работают там по контракту. А жена… Они с женой прожили рядом почти двадцать пять лет. Но рядом. Не вместе, а именно рядом, существовали параллельно друг другу, а параллельные прямые, как известно, не пересекаются. Так и они с женой за двадцать пять лет не пересеклись. Ели, пили вместе, отмечали праздники, ходили в гости к друзьям, жена ему что-то покупала из одежды, он ей что-то дарил на день рождения и Восьмого марта. Иногда они даже занимались любовью. Жена не пылала к нему сильной страстью, а ему это было только на руку. Иногда он по утрам смотрел на женщину, завтракающую с ним вместе на кухне, и думал: а вообще она кто и зачем здесь? Он женился на Маргарите, когда был юным лейтенантом, а она была дочерью его коллеги, и на семейном торжестве этого коллеги юный лейтенант, только приступившей к службе в милиции, решил поухаживать за симпатичной студенткой консерватории. Доухаживался! Маргарита оказалась в интересном положении. Жениться он согласился сразу: а почему бы нет, когда-нибудь всё равно придётся жениться, так почему не сейчас, да и девушка вроде неплохая... И потом, в благоустроенной квартире жить намного лучше, чем в общаге, и обеды домашние тоже неплохо.
Жилья своего у лейтенанта Никольского не было. Он и москвичом-то не был, из города Лиски Воронежской области. Там и сейчас живёт его мать, он её навещает, редко, но навещает. Не раз ей предлагал переехать в Москву – не хочет, хоть ты её режь! Он привозит ей деньги, продукты, вещи, дом отремонтировал, но она возражает – деньги не берёт, продукты в отдельный шкафчик складывает, и когда он в следующий раз приезжает, то находит коробки с пряниками и печеньем, приведёнными в прошлый раз! Не хочет она его заботы! И он не может понять почему, ведь он же у неё единственный сын, ни братьев, ни сестёр у него нет, и отец его уже двадцать лет как умер. Она же совсем одна! Такая же, как и он, одиночка? Скорее всего…
Поступив после армии по направлению в милицию, Сергей Никольский начал служить. И слово «служба» он понимал буквально. Он дневал и ночевал на работе, и, что было его преимуществом перед другими сотрудниками, он всегда и всё доводил до конца. Копал, рыл носом землю, но работу свою делал хорошо. Он был умён и сообразителен, и реакция у него была хорошая, правильная. И быстро шёл по карьерной лестнице. Его начальство стремилось от такого умника избавиться, двигали его наверх. И к тридцати годам он оказался в Министерстве, а в сорок стал заместителем министра. Потом пошёл выше, в Госдуму… И всё, что у него сейчас есть, он заработал сам. И квартиру получил: не век же в общаге жить, дочке только два годика было, а у них уже своя жилплощадь была, глава семьи выбил! И впоследствии условия только улучшали, и машина у них появилась у одних из первых, и дачный участок приобрели, дом хороший построили… Этим всем жена занималась и тесть с тёщей.
Он всё это покупал, покупал демонстративно, как будто говорил – нате, получайте, а от меня отстаньте, я работаю. И действительно работал. Даже без отпуска. Отпуск для него был мучением, каторгой. Он мог взять неделю, съездить к матери, и всё. Ехать с женой и дочерью на море, в санаторий или сидеть с ними на даче, где ещё и тесть с тёщей обитают? Нет уж, лучше расстрел! Он физически этого не мог, задыхался, рвался на волю…
Он выработал такую тактику: жена говорила, что нужно, – он давал деньги…
Дома практически не бывал. Приходил ночевать или не приходил – звонил, что не придёт… Иногда Маргарита начинала пилить, почему его никогда нет, она одна всё время. Он прекращал это сразу, говорил резко – он работает! Хочет – работу бросит, будет дома сидеть, но тогда ни курортов, ни шуб, ни бриллиантов, ни элитной школы для дочери не будет! И домработницу придётся уволить, а жена на работу должна будет устроиться! Его жена не работала в своей жизни ни одного дня.
Но, конечно, он не всегда работал и не всегда на работе ночевал, иногда в его работе были небольшие перерывы – где-то день-два. Он всегда был внешне привлекательным мужчиной, да к тому же добрым и щедрым, практически не пил спиртного, а потому женщины не оставляли такого мужчину без внимания. Впрочем, и он был к женщинам очень даже неравнодушен, женщин у него было много. В его жизни не было такого периода, чтобы у него не было женщины, помимо жены Маргариты, с которой он проводил свободные часы несколько раз в неделю или у которой ночевал, если ему совсем обрыдло ехать домой. Но его романы, на счастье, проходили тихо и мирно, без скандалов и, главное, без последствий. Иногда, если очередная женщина очень настаивала, он мог с ней в Сочи слетать или в Ялту, на три дня, но не больше. Жене говорил, что командировка, а она не проверяла.
И сейчас, анализируя свою прошлую жизнь, он понимал, почему не мог находиться дома больше нескольких часов с женой, дочерью и тестем с тёщей. Эти люди были ему чужды настолько, что он даже их боялся! Боялся, что они лучше узнают его, узнают его слабости, его комплексы, его мечты и чаяния, что будут смеяться над ним! Или то, что узнают, будут как-то использовать в своих целях, давить на него, им манипулировать. И отпуск поэтому с семьёй не проводил: ему от одной мысли, что придётся провести с этими людьми несколько дней в замкнутом пространстве, становилось дурно!
Пробыв с ними несколько часов, он начинал страдать клаустрофобией, причём в прямом смысле слова! Он был закрытым человеком, эмоции всегда держал в себе. Многие считали его холодным, равнодушным. Но эмоции в нём бурлили, и ещё как, он просто их не показывал. Ему претили сильные проявления чувств на людях, объятия и поцелуи на улицах. Оказалось, что его родственники были совершенно другими! Его коробило от их криков, выяснения отношений, слёз и объятий. И от того, что эти отношения они пытались выяснять с ним на повышенных тонах.
Когда купили большую квартиру, Никольский, уже будучи заместителем министра, отвоевал себе одну из комнат, врезал замок и, когда находился дома, проводил время там… Ему, волку-одиночке, эта чуждая стая казалась странной и непонятной, производила на него впечатление сборища инопланетян, хотелось укрыться, да поскорее... Спрятаться подальше.
Он полюбил ходить на охоту, тем более что охота вошла в моду, и многие его коллеги тоже охотились. Компания подбиралась неплохая. Побродив денёк с ружьём по лесу, иногда даже ни разу и не выстрелив, он набирался сил на много дней вперёд. Лес был его стихией – он же волк…
Ещё он думал о том, что в молодости и потом в среднем возрасте, от одиночества не страдал вообще. Ему в одиночестве было очень даже комфортно, и обыкновенные вечера, когда его родственники обитали на даче и оставляли его в покое, были для него просто радостью. Но сейчас, этими же вечерами, он вдруг остро чувствовал тоску и думал, что вот была бы рядом Верочка, просто сидела бы рядом с ним с журналом или книгой, и он, работая, или смотря телевизор, или тоже читая, мог иногда поднимать глаза и любоваться ею, только любоваться…
Он думал ещё, что не развёлся с женой до сих пор, потому что не хотел связываться со своими скандальными родственниками – они бы его в гроб вогнали, до инсульта довели или до инфаркта, он не успел бы развод получить. Да и женщины, ради которой он готов был вытерпеть вынос мозга от своих родственников, он пока ещё не встретил.
И вот теперь ему почти пятьдесят, и его дочь вышла замуж, уехала в другую страну, а жена обитает в его шикарной московской квартире, тесть с тёщей – на его даче, а он четвёртый месяц живёт в казенном особняке и возвращаться в Москву к жене не намерен. После отъезда дочери у них с Маргаритой не осталось ничего общего. Ни одной точки соприкосновения. В его квартире живёт чужая ему женщина, он эту женщину просто видеть не может. Она достала его до печёнок. Ей постоянно что-то от него нужно!
Когда дочь была не замужем, жила с ними, у них с женой было хоть что-то общее – разговоры о будущем дочери. Потом – подготовка к её свадьбе… И вот дочь уже вырвалась из-под опеки родителей, уехала вместе с молодым мужем в Париж и даже помогать ей не разрешает, деньги, что родители присылают, назад отправляет. Скорее всего, его гены, волка-одиночки. И теперь ничего общего у них с женой нет и быть не может… И ему что-то нужно с его жизнью решать…
Но вдруг он понял, чего хочет больше всего. Он хочет развестись с женой и жениться на Вере Суворовой, этой рыжей красавице, он хочет провести с ней остаток своей, если судить по-настоящему, никчёмной жизни. Он хочет жить для неё, подавать ей утром кофе в постель, хочет поехать с ней в отпуск, в первый раз в жизни поехать с женщиной! Провести только с ней вдвоём несколько блаженных дней – и никакой клаустрофобии у него с этой женщиной не случится. И он действительно хочет, чтобы эта женщина узнала, о чём он по-настоящему думает и что он по-настоящему любит! Он хочет, чтобы она узнала все его комплексы и пожалела его за них! И ему перед ней за свои комплексы совершенно не будет стыдно.
Но необходимо решить вопрос с женой и, чтобы избежать скандалов, оставить ей и квартиру, и дачу, и деньги. Не нужны они ему: цепляться за недвижимость и деньги глупо, он, как и Вера, не меркантилен. В этом они схожи. Да и не ценности это… Для него не ценности. А ценности абсолютно в другом.
И потом он поговорит с Верой. Расскажет ей о себе, о своей прежней жизни, о параллельных прямых, о клаустрофобии, о точках соприкосновения и об отпуске с любимой женщиной. Расскажет ей о том, как он её любит. Что влюбился в женщину первый раз в жизни почти в пятьдесят лет! Возможно, она поймёт его, и тогда он предложит ей единственную ценность, которая у него по-настоящему есть. Это не деньги или недвижимость – их у него после развода не останется, – не его высокий статус и положение в обществе, ведь это для его женщины не главное. Он предложит ей себя, свою жизнь, и, может быть, Вера по достоинству оценит искренние чувства, примет его таким, какой есть на самом деле.
ГЛАВА 10
ВИТАЛИЙ. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД
Когда она распахнула дверь, ему на секунду показалось, что он не туда попал, ошибся квартирой. Женщина, которая стояла перед ним, не могла быть его женой! Нет, это не Ксюша!
Когда он уходил от неё, два года назад, то оставлял женщину которая выглядела как престарелая, облезлая, забитая тётка, а теперь перед ним стояла прекрасная молодая девушка. Почему она стала такой красавицей? Откуда всё это? Глаза блестят как звезды, прекрасная, сияющая изнутри перламутровая кожа, чуть припухшие губы, нежный румянец, и это всё вообще без косметики. А волосы? У неё что, раньше были такие шикарные волосы? Гладкие, блестящие, шёлковые? Да, у неё были длинные локоны, но какие-то блеклые и тусклые. А про фигуру не стоит даже говорить! У неё она отличная, идеальная. Он не замечал красивую высокую грудь, длинные ноги, в издёвку говорил, что Ксюша толстая!
Открывшая ему дверь его жена была одета в узкие укороченные джинсы, белую приталенную рубашку, и эта одежда удивительно шла ей, подчёркивала фигуру. Но он понимал, что как бы ему ни хотелось думать, что это не она, стоящая перед ним женщина была, конечно же, его Ксюшей.
Открыв дверь, увидев его, она в испуге отшатнулась и прошептала:
– Виталя? – Затем ещё больше отстранилась.
Он вошёл. Остановился посреди прихожей, осмотрел её с головы до ног и произнёс:
– Отлично выглядишь! Просто красавица…
– Ты давно приехал? – отозвалась она.
– Вчера…
– Виталя, что тебе нужно?
– Ксюша, милая, ты меня удивляешь! Мы вроде с тобой женаты!
– Ой ли? Ты вдруг об этом вспомнил! Ты всегда хотел со мной развестись!
– Конечно, очень даже вспомнил. Приехал на нашу квартиру – там пусто, уже два года никто не живёт! Поехал
