Продолжение истории Оити, аристократических семей Такамацу и Ватанабэ. Девочка взрослеет, ей открываются новые тайны могущественной организации Хиномару-гуми и ее выдающейся наставницы, Маэды Рэн. Назревает трагическая развязка предшествующих событий. Вся жизнь Оити оказывается связана с благородными якудза; и ее первая любовь.
В спальне ярко пылала жаровня: по стенам метались тени, будто посреди комнаты боролись два фантастических существа. Пламя вспыхнуло в последний раз, озарив сплетающиеся на ложе смуглые сильные тела; а потом приугасло. Угли догорали, близился рассвет.
Дыхание любовников участилось, раздались глубокие удовлетворенные стоны; потом наступила тишина.
Мужчина и женщина, казалось, уснули.
Но они не могли долго наслаждаться покоем в объятиях друг друга. Женщина первая приподнялась, гибкая как кошка, и посмотрела на европейские эмалированные часики на столике у постели.
- Пора, - сказала она.
- Да.
Женщина хотела встать, но любовник неожиданно удержал ее за руку. Притянул к себе почти силой.
- Ты в последнее время всегда спешишь уйти, пока я еще не вижу твоих глаз!..
- Какие глупости, Кэнноскэ!
Женщина посмотрела мужчине прямо в лицо своими блестящими раскосыми глазами. Издала смешок.
- Я тебе никогда не лгу. Только не тебе. И главного ты все равно по глазам не прочтешь.
Она заключила лицо мужчины в ладони, и они поцеловались - медленно, чувственно. Потом женщина соскользнула с постели и, наскоро оплеснувшись в умывальном тазу, скрутила густые черные волосы узлом и стала быстро одеваться. Ее партнер не отставал. Скоро они были полностью готовы - одеты в неприметные коричневые кимоно, позволявшие легко растворяться в толпе.
Потом они взглянули друг на друга: мужчина, названный Кэнноскэ, примирительно улыбнулся своей возлюбленной.
- Есть еще минутка. Выпьем сакэ.
Она уступила и кивнула.
- Как скажешь.
Он позвонил в колокольчик, вызывая служанку. Явилась девочка-китаянка: она поклонилась и певучим голосом спросила, что угодно господам. Мужчина потребовал сакэ.
Девочка упорхнула и быстро вернулась с подносом, на котором стояли кувшинчик с подогретым веселящим напитком и чашки. Китаянка поклонилась и оставила пару наедине.
Крошечные чашечки быстро опустели. Мужчина снова налил сакэ из кувшинчика своей даме и себе. Потом опять заговорил: голос звучал хрипло.
- О-Рэн, ты должна избавиться от этого мальчишки.
Женщина, которая только успела поднести чашечку к губам, опустила ее. Черные глаза блеснули изумлением.
- От Яэмона?.. Ты это серьезно?
- Более чем. Я давно замечаю, как он смотрит на тебя.
Женщина, которую непосвященные знали как Маэду Рэн, залпом осушила свою чашечку и усмехнулась.
- Многие юноши так смотрят на меня, Кэнноскэ. До сих пор небо не обрушилось на землю.
Она встала и повернулась к любовнику спиной. Мужчина вскочил, чуть не опрокинув чайный столик; он метнулся к ней и схватил сзади за плечи.
- О-Рэн, ты послушаешь меня!..
Маэда Рэн резким движением сбросила его руки. Именно Асано Кэнноскэ некогда дал ей имя О-Рэн - «Госпожа Лотос»(1), под которым она прославилась; но сейчас это ничего не меняло.
- Я не позволю так со мной разговаривать.
Она развернулась; несколько мгновений старинные любовники испепеляли друг друга взглядами. Потом выражение Асано смягчилось. Он поднял изувеченную левую руку и погладил Рэн по щеке.
- Послушай меня, прошу... Это важно! Ему уже семнадцать. До сих пор Яэмон был твоим верным псом, но скоро ты уже не сможешь призвать его к ноге. Он сходит с ума по тебе, и однажды захочет повалить тебя на пол и овладеть, стать для тебя мужчиной!.. От него надо избавиться, пока не случилось худшее!
Маэда мягко улыбнулась. Она положила руки Асано на плечи и посмотрела снизу вверх: почти с мольбой, как много лет назад.
- Я понимаю. Но избавиться нельзя. Ты преувеличиваешь опасность, и ты забыл: никто из таких посвященных не может уйти от нас живым.
Маэда - О-Рэн - отстранилась от возлюбленного и попятилась: лицо исказила мгновенная гримаса отвращения к тому, что они обсуждали.
- Я могу приказать Яэмону покончить с собой, и он это сделает!
Она сделала жест, будто вспарывает себе живот.
- Но кто я буду тогда? Все наши сразу поймут, и что они скажут - что вот так О-Рэн вознаграждает за долгую верность?.. Нет.
Маэда мотнула головой, сжав губы.
Несколько мгновений в комнате царило молчание: Асано, казалось, был ошеломлен ходом мыслей своей напарницы.
- Ты заходишь слишком далеко... Я вовсе не это имел в виду!
- А что тогда?..
Женщина с горечью усмехнулась.
- В любом случае, хватит. Не сомневайся больше ни в моем слуге, ни во мне. Если не желаешь ссоры.
Асано неохотно кивнул.
- Хорошо.
Маэда удовлетворенно улыбнулась; она быстро подхватила собранную загодя дорожную сумку и выскользнула из комнаты.
- Чертовка, - отвернувшись, пробормотал Асано.
Но он любил ее. Она была его убежищем от бурь, а он - ее убежищем.
Они были вместе уже двенадцать лет - с тех пор, как он избавил свою Рэн, тогда еще госпожу Ямадзаки, от власти деспотичного мужа, спровоцировав громкий скандал и развод. Асано еще помнил, как эта женщина, стоя на коленях, цеплялась за его руки и умоляла спасти ее: иначе она не выдержит унижений, убьет мужа или себя! Она обрела свободу благодаря Асано, посвятила себя высоким целям Хиномару - и какой она стала за эти годы! Незаменимой помощницей главаря... и матерой хищницей, лучше не скажешь.
Они с Маэдой были созданы друг для друга. Они многое совершили, и так много еще предстоит сделать. Дети Реформации, Хиномару-гуми, долго и кропотливо возводили здание своего могущества - у них свои люди в полиции, на таможне, в государственном аппарате.
Но достаточно, чтобы обломилась одна подпорка под ногой... Проклятый мальчишка, ведь это можно было предвидеть!
«Нет, конечно, наше дело не погибнет. Ради будущего мы готовы умереть каждый день. Моя жизнь, даже ее - что это значит перед лицом такой грандиозной задачи? - подумал Асано. - Обновления и преобразования всей страны?..»
Но достойного преемника до сих пор не появилось. А если их организация будет обезглавлена, это все равно что Японии сейчас лишиться императора. Их место займут те, кто жаждет только власти, денег и крови: и все благородные начинания Хиномару умрут.
Асано некоторое время не двигался, застыв посреди комнаты и уткнувшись лицом в ладонь. Потом встряхнулся и отправился по своим делам.
Покинув дом свиданий в Иокогаме, Маэда Рэн поехала прямиком на вокзал: она привыкла путешествовать налегке, а в эту поездку отправилась одна. Без Яэмона, который ждал ее в Токио, где выполнял важное поручение. Там они опять сойдутся с Асано, где получат дальнейшие инструкции, после чего Маэда и ее слуга вернутся в Кагосиму.
Железная дорога до Токио была старейшей в Ниппоне и одной из немногих, построенных по сей день. Женщина мимолетно усмехнулась, подумав о сети железных дорог, давно опутавшей Европу. Как они отстали от века, да-да... однако гайдзины привыкли бездумно гнаться за прогрессом, полагая его чуть ли не единственным благом человечества. А все из-за внутренней пустоты.
Нужно уметь гармонизировать внешнее с внутренним.
Когда поезд тронулся, Маэда некоторое время сидела, склонив голову и восстанавливая душевное равновесие. Ночной разговор с Асано все еще не отпускал ее.
Яэмон создает угрозу для всех тем, что влюблен в свою госпожу?.. Это бред ревнивца, думала Маэда. Однако плохо, что Асано забрал себе это в голову, обнаружил подобную уязвимость. Враги постоянно ищут брешь в броне.
В первые пламенные годы, когда Маэда была еще молода и глупа, она страстно мечтала о ребенке от своего возлюбленного. Она не беременела с тех пор, как муж спьяну ударил ее ногой в живот, так что в девятнадцать лет Рэн скинула первого младенца и чуть не умерла от кровотечения... да, в браке с этим скотом детей больше не было. И слава богу.
Но ребенка от Асано порой хотелось так, что когда ее любовник крепко засыпал рядом, Рэн корчилась на жаркой постели и кусала кулаки. Они были близки долго, но ничего не происходило; и в конце концов Асано тихонько сознался, что, скорее всего, бесплоден сам после одной болезни...
Теперь Маэду это скорее радовало. Нет, никаких собственных детей - оябун(2) и его тайная жена не могут себе позволить такую слабость! Они могут опираться только на чужих детей. И только их выбирать в преемники.
Маэда подумала о семье Ватанабэ и улыбнулась.
Оити сидела за столом в своей комнате, вертя в руках только что прочитанное письмо от сестры: она с трудом разобрала ее каракули. Отами удосужилась написать младшей сестре сама, прислав человека из усадьбы, - ну надо же! Она хвасталась своим шелковичным промыслом: правда, тут было чем погордиться. И уведомляла, что этим летом будет ее свадьба.
Оити исполнилось тринадцать с половиной лет, Отами почти семнадцать.
Было второе марта 1883 года.
Иногда Оити ужасно удивляло, как все они живы до сих пор. Чем больше она входила в возраст, тем больше понимала.
Рядом на столе лежала свеженькая телеграмма, полученная из Токио: от госпожи Маэды. Ее наставница и подруга Асано-сэнсэя опять выполняла какое-то секретное поручение на Хонсю, а теперь возвращалась. Она уведомила о своем прибытии лично Оити, чем очень польстила юной девушке. Теперь, после недолгих вакаций, Оити надо будет хорошенько повторить уроки: они с Маэдой-сан не так давно приступили к изучению китайского языка, и Оити ни в коем случае не могла разочаровать обожаемую учительницу...
Позади отодвинулись седзи, почти бесшумно. Но Оити сразу же повернулась на звук.
- Цуру-сан?
- Все учитесь, госпожа? Я собиралась позвать вас ужинать.
- Спасибо, сейчас кончу... Да заходите, вы не мешаете! - пригласила Оити, видя, что деликатная Цуру-сан хочет опять оставить ее одну.
Домоправительница вошла. Она очень изменилась и похорошела за время, проведенное в доме Ватанабэ; и двигалась плавно и с достоинством. Как будто наконец обрела свое место в жизни.
- Отами пишет, что свадьба будет летом. - Девочка взмахнула письмом. - Я, конечно, поеду. А вы хотите?
Цуру-сан порозовела, опустила глаза.
- Если Ватанабэ-сама отпустит. Я бы с радостью.
Оити отлично знала, что господин Ватанабэ уже больше года навещает спальню прекрасной Цуру-сан. Оити надеялась, что бывшая наложница ее отца уступила Ватанабэ не по одной только привычке подчиняться облеченным властью мужчинам; хотя, по правде говоря, у нее имелись все основания, чтобы быть благодарной и чувствовать искреннее влечение к новому покровителю. Не считая других милостей, прошлым летом они все вместе побывали в Осаке, где Цуру-сан наконец-то увиделась с дочерью, начинающей гейшей...
- Госпожа Маэда приедет на следующей неделе, - произнесла Оити.
- Вот это славно. Что бы мы без нее делали, без нашей благодетельницы, - покачала головой Цуру-сан.
Взгляды собеседниц встретились, в них промелькнула невысказанная мысль. Но обе промолчали. Все то, что касалось Хиномару-гуми, лучше было держать при себе, даже в собственном доме...
- Ну, пойду накрою на стол, чтобы нам с вами успеть, - сказала Цуру-сан наконец. - Господин обещался быть поздно, я потом встречу его одна, как полагается.
Оити улыбнулась.
- Да, вы уж встретьте.
Домоправительница поклонилась барышне и удалилась. Оити вновь осталась одна со своими мыслями.
Как долго ей еще учиться - и чему? И как в итоге пригодятся ее знания и навыки? Оити жаждала быть полезной; и надеялась, что ждать осталось недолго.
1 Приставка «О-» в японском языке означает вежливость, превосходную степень. Например, имя главной героини изначально писалось как О-Ити («Первейшая»), но впоследствии возникло слитное написание, как и во многих аналогичных случаях.
2 Глава мафиозного клана в Японии.
Тэнго, окончив трехгодичный курс в своем училище, почти не навещал сестру. Служба в полиции захватила его целиком: он горел рвением, как и думала Оити.
Этой зимой он был впервые ранен - получил ножом в плечо от ночного грабителя при задержании; однако опасного преступника успешно скрутили и доставили в участок, а Тэнго удостоился похвалы начальства. Он отличался не только храбростью, но и чутьем, и дедуктивными способностями, как знала Оити. И, похоже, при своих задатках и безупречном самурайском происхождении Такамацу Тэнго недолго будет ходить в рядовых...
Брат пришел в гости к Ватанабэ через две недели после письма Отами; он навестил их днем в пятницу, сменившись с ночного дежурства, когда женщины были одни. Тэнго явился в своей полицейской форме - черная куртка с разрезами по шву, шаровары, сапоги; и деревянная дубинка. Огнестрельного оружия ему не полагалось.
В дверях Тэнго снял фуражку и разулся. Оити, которая вышла его встречать, после обязательного поклона бросила взгляд на ноги молодого человека и улыбнулась. Тэнго заметил.
- Что смеешься?
- Ваши ноги... На вас обычные таби под гайдзинскими штанами. У господина это тоже смешно, как сочетается наша мода.
Тэнго нахмурился, взглянув на свои традиционные белые носки.
- Это не мода, необходимость, - суховато заметил он. - Я обычно ношу обмотки, но не босиком же мне входить в дом! Можно подумать, ты это впервые видишь!
Оити провела брата в гостиную.
- Сейчас подам чай. Может, вы хотите есть?
- Спасибо, только чай. А что... мне не идет форма? - чуть погодя спросил Тэнго, осмыслив ее предыдущие слова.
- Нет, вам идет. На наших мужчинах европейское обмундирование часто смотрится нелепо, но вы другое дело, - заверила Оити.
Тэнго польщенно улыбнулся. На его ладной фигуре форма и правда сидела отлично.
Он поморщился, присаживаясь за стол: шрам от раны все еще болел. Но Тэнго, без сомнения, гордился им и не отказался бы от этой боли.
Выходя, Оити чуть не столкнулась с Цуру-сан: та заглянула поприветствовать гостя и выразить свое почтение. Цуру-сан поклонилась бывшему молодому хозяину. Тэнго слегка покраснел; он поклонился в ответ, не вставая с места.
Сыну высокородного самурая все еще было досадно и неприятно видеть, что женщина, принадлежавшая его покойному отцу, теперь содержанка другого человека... Разумеется, он быстро догадался, чего пожелал и получил от Цуру-сан господин Ватанабэ. Хотя Тэнго не уронил честь мундира и держал себя вежливо.
- Я подам чай, барышня, - сказала Цуру-сан Оити. - Вы пока пообщайтесь с молодым господином.
- Нет уж, пойдемте вместе. - Оити бросила выразительный взгляд на старшего брата. - Тэнго-сан, прошу вас подождать.
Оити не могла позволить Цуру-сан оставаться в роли служанки - теперь, когда та была полноправной хозяйкой дома, пусть и не женой господина!
Они в четыре руки собрали на стол: Цуру-сан принесла и сладкие рисовые лепешки, и засахаренные сливы, хотя Тэнго намеревался отказаться от обильного угощения. Оити настояла, чтобы экономка господина села с ними за стол. Впрочем, теперь Цуру-сан почти не пришлось уговаривать.
Оити удалось втянуть ее с братом в светский разговор. Девочка рассказала, что Цуру-сан не только отличная хозяйка, но и талантливая кукольница. Она в свободное время делала куклы не хуже городских мастеров...
Цуру-сан зарделась от похвалы. Это была правда. Она привезла с собой из деревни несколько своих поделок, тряпичных кукол; а потом, полистав на досуге хранившийся дома у Ватанабэ старый французский журнал мод, сшила на пробу первую «куклу-гайдзинку» - одетую в европейское платье.(3) Оити пришла в восторг, увидев эту работу; и побудила свою подопечную рассказать обо всем Ватанабэ-сану.
Хозяин нисколько не рассердился - а, напротив, порадовался и поощрил такое женское творчество. Более того: господин Ватанабэ сказал, что если у его домоправительницы дело пойдет на лад, он сможет реализовывать ее продукцию через своих знакомых, увеличивая семейный доход...
Тэнго выслушал эту историю с большим интересом. Его увлекали все новые явления жизни.
- Покажете мне ваши куклы, Цуру-сан? - спросил юноша.
- Извольте, Такамацу-сан, - домоправительница изящно поднялась, прошелестев дорогим шелком кимоно. - Охотно покажу.
Они втроем прошли в ее комнату. Куколки были рассажены на полках тигаиданы. Тэнго засмеялся, присмотревшись к ним: рисованные круглые глаза, европейские шляпки-ракушки, пышные юбочки.
- У вас несомненный талант, Цуру-сан, - сказал он.
- Благодарю вас, господин. Вы очень добры.
Домоправительница осталась у себя, со своими куклами, позволив брату с сестрой поговорить наедине. Тэнго и Оити вернулись в гостиную.
Они сели на диван, больше не притрагиваясь к чаю. Помолчали.
Потом Тэнго улыбнулся сестре и дружески толкнул ее плечом.
- А как у тебя дела, сестренка? Я так и не спросил.
- Все отлично. Учу китайский, уже третий иностранный язык.
- Молодец. Это все твоя госпожа Маэда?
Оити кивнула.
- Она просто гений.
Тэнго сощурился.
- Похоже на то... Она ведь ходит к тебе раз в три дня? Интересно, что Маэда-сан делает все остальное время.
Оити внутренне дрогнула; но повернулась к брату и посмотрела ему в глаза.
- Я никогда не любопытствовала. Это меня не касается, братец!
Тэнго задумчиво кивнул.
- Да это я сейчас сам с собой рассуждал. Я бы и не подумал спрашивать тебя.
Новоиспеченный полицейский уже не сомневался, что Маэда Рэн тесно связана с Хиномару-гуми; а Оити вынуждает молчать долг благодарности по отношению к наставнице. Что ж, это последнее было чистой правдой.
- А как вы поживаете? - спросила Оити после паузы.
- Служба... Сейчас вот еще немного посплю с ночи, потом потренируюсь, а вечером опять заступаю в наряд. Тут или ничего не говорить, или можно рассказывать бесконечно, - усмехнулся Тэнго.
Он встал.
- Пожалуй, мне пора. Благодарю за гостеприимство.
- Проводить вас?
Молодой человек улыбнулся и кивнул.
Они с Оити вышли на веранду, как раньше; и направились через сад. Погода стояла чудесная. Брат с сестрой остановились на дорожке под большим вязом, в тени... именно там когда-то был найден мертвым слуга Ватанабэ.
Оити подавила невольную дрожь.
- Отами выходит замуж в июне, она вам писала? Уверена, они с матушкой позовут на свадьбу нас обоих, - сказала девочка.
- Я очень рад... Что ж, я приеду, если получится.
- А вы сами... еще не думали о семье? У вас кто-нибудь появился?
Тэнго поднял брови.
- Нет, Оити, на примете никого нет. И я пока что совсем не имею средств жениться. Это успеется.
- Конечно.
- Ну, бывай.
Тэнго быстро приобнял сестру одной рукой, прижавшись щекой к ее виску; потом надел фуражку, которую держал под мышкой, и вышел через калитку. Оити помахала брату вслед, хотя Тэнго уже не видел. Она вздохнула.
Оити была уверена, что с некоторых пор Тэнго, подобно своим холостым собратьям-полицейским, ходит снимать телесное напряжение в местную Есивару - наверняка ему присоветовали «недорогих и проверенных» девушек. Только бы не подцепил заразу в каком-нибудь притоне!
Оити нахмурилась и поспешила домой. Ее ждали уроки.
Где-то через неделю, после занятий, госпожа Маэда задержалась у Ватанабэ на чай. В этот день она никуда не спешила. И Оити поделилась с наставницей успехами сестры в садоводстве, еще раз поблагодарив госпожу Маэду от лица всех Такамацу.
- Думаю, меня отпустят на свадьбу Отами в июне, - сказала девочка. - А... вы, госпожа?
Она осеклась под пытливым взглядом госпожи Маэды.
- Что я? - Женщина засмеялась, почти кокетливо склонив голову к плечу. - Ты приглашаешь меня? Как в тот раз?
Оити совсем смутилась.
- Разумеется, если вам не угодно...
- Нет. Я очень тебе признательна, Оити, но на сей раз не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Однако...
Госпожа Маэда посерьезнела и на миг изменилась в лице, будто ее посетила удачная мысль.
- Я некоторое время не смогу заниматься тобой. А тебе нужна перемена. Твоя семья ведь не откажется принять тебя на несколько недель?
- Нет, конечно. Теперь у нас дома живут гораздо лучше.
Оити с растущим удивлением и тревогой смотрела на наставницу; но не смела спрашивать, в чем дело.
- Тогда решено! В июне ты поедешь на свадьбу сестры, и с тобой отправится Яэмон. Он будет тебя охранять, а в деревне на эти недели заменит тебе меня. Мой слуга поучит тебя боевым искусствам, - пояснила госпожа Маэда.
Оити несколько мгновений ошалело хлопала ресницами. Этого она ожидала меньше всего.
- Но почему у нас в имении, госпожа?..
- Ну, а где же еще? Господин Ватанабэ очень респектабельный человек, тебе не следует ставить под угрозу его репутацию такими неподобающими барышне занятиями.
Госпожа Маэда опять тихо засмеялась, потом тронула Оити за руку, перегнувшись через стол. От этого прикосновения по телу ученицы пробежал блаженный трепет.
- Я помню, ты давно изъявляла такое желание - научиться сражаться. Теперь тебе предоставляется возможность.
Госпожа Маэда некоторое время смотрела на Оити. Оценивающе и очень откровенно, так что щекам стало жарко.
- Мы с тобой прошли долгий путь. Тебя есть с чем поздравить, Оити-сан. Ты умна и прилежна, упорна, у тебя блестящие способности к языкам... Ты не трусиха. И ты красивая девушка.
- Благодарю вас... Маэда-доно, - запинаясь, проговорила Оити.
Девочка низко поклонилась. Следовало бы сперва встать, но она боялась, что ноги не удержат; она не знала, куда деваться от столь щедрых похвал. Однако это явно было предисловием к чему-то большему.
- Теперь тебе не повредит новый опыт. Посмотрим, будет ли от тебя толк в рукопашной.
Маэда-сан встала, расправив плечи; должно быть, вспомнила собственное боевое прошлое...
- Конечно, за такое время из тебя бойца не сделать, но можно оценить твои способности. И преподать некие важные навыки.
Оити медленно поднялась со стула, опираясь на столешницу: голова опять пошла кругом. «Оценить твои способности... оценить способности, будет ли от тебя толк», - отдавался у нее в ушах звучный голос наставницы.
Она снова поклонилась.
- Я безмерно вам благодарна!
- И очень хорошо.
Оити и в самом деле была счастлива получить столь редкое для девочки предложение; если бы не опасалась того, что осталось недосказанным.
Весна пролетела стремительно, и в конце мая Оити получила новое письмо из имения: не от Отами, а от матери, которая торжественно приглашала ее на свадьбу старшей дочери. Оити уже списалась с родными - испрашивала позволения после праздника погостить подольше; и ей великодушно разрешили.
Оити с позапрошлой весны не бывала в имении Такамацу и не представляла, что там теперь делается.
А вот Тэнго сообщил, что, к несчастью, отправиться с сестрой не сможет. Ему дадут короткий отпуск только в конце лета.
«Отдохни там за нас обоих. И расскажи потом, что да как», - написал брат Оити.
В ответ Оити выразила большое сожаление, что Тэнго с ней не поедет. Однако обещать «доложить обстановку» не стала. Помимо прочих талантов, которые открыла и взрастила в ней госпожа Маэда, Оити научилась хорошо лицемерить; но она не хотела давать любимому брату слово, которое заведомо придется нарушить.
3 Такие куклы-девочки в европейских нарядах, бунка-нинге, и в самом деле получили распространение в Японии после революции Мэйдзи.
Господина Ватанабэ поставили в известность о планах относительно девочки Такамацу. Госпожа Маэда ничего не скрывала, когда могла не скрывать! (Впрочем, и возражать против таких крутых методов воспитания опекун Оити тоже не мог - даже если хотел: всем было ясно, что последнее слово останется за учительницей.)
Однако же господин Ватанабэ весьма резонно заметил, что нельзя позволять юноше и девушке в возрасте Яэмона и Оити подолгу оставаться наедине. Точно так же, как нельзя целиком полагаться на чужих в вопросах семейной чести и репутации. Даже если у госпожи Маэды в Йомуре свои люди, это совсем другое дело!
- Вы правы, - согласилась Маэда. - Я думаю, Цуру-сан может сыграть роль... дуэньи для нашей девочки. Сопровождать ее в додзе(4) и провожать обратно домой.
Господин Ватанабэ нахмурился: он уже согласился отпустить Цуру-сан на свадьбу вместе с Оити, однако столь длительное отсутствие домоправительницы лишало его многих привычных удобств. Да он и просто привязался к женщине. Но в конце концов господин Ватанабэ признал необходимость компаньонки для приемной дочери.
Саму Цуру-сан на семейный совет не пригласили; однако она, без сомнения, согласилась бы сослужить такую службу юной госпоже.
- К тому же, есть еще этот крестьянин, с которым дружит Оити, - прибавила госпожа Маэда. Она искоса взглянула на ученицу. - Ведь я не ошибаюсь, Оити-сан? Конечно, твой крестьянин очень занят в поле, но мы могли бы ему возместить затраты времени.
Оити кивнула.
- Дзиро старый слуга нашего дома. Думаю, он не откажется помочь.
«Такие хлопоты из-за меня одной! - вновь мысленно изумилась она. - Или не только из-за меня? Надеюсь, что смогу это выяснить!»
Такамацу, как во все предыдущие годы, прислали за Оити паланкин. По всей стране теперь модернизировали древние ухабистые дороги, наряду с прокладкой железнодорожных путей; однако их уголка благодетельные реформы до сих пор не коснулись. Так что конным экипажам туда ходу не было.
Оити выбежала встретить людей из имения. Дзиро, к ее большой радости, был вновь прислан в качестве сопровождающего. Увидев свою молодую госпожу, он всплеснул руками.
- Ну надо же, как вы выросли!
И только потом парень поклонился.
Слуга дома Такамацу всегда отличался ростом и силой, а теперь еще больше раздался в плечах; и хотя Дзиро стал смуглым как земля и сутулился от привычки пахать не разгибаясь, в нем не было приниженности, характерной для крестьян прошлого.
- Ну, как поживаешь? - спросила Оити.
- Милостью богов да вашей, госпожа. Не голодаем. Сынишка подрастает, второго ждем.
- Очень хорошо.
Оити надеялась, что Дзиро что-нибудь расскажет о преобразованиях в деревне, о том, что изменилось благодаря госпоже Маэде; но Дзиро или не обращал на эти чудеса внимания, или научился за последние годы держать язык за зубами.
- У нас на селе теперь, слышно, школу заводят, - неожиданно произнес Дзиро. - Мальчишек учить.
Оити дернулась от слова «мальчишек»: конечно, крестьянские девочки были не в счет. А потом она осознала сказанное.
- Школу? Давно ли?
- Нет, барышня, с этой весны только разговоры начались. Указ императора вышел, чтоб все были грамотные, и чиновников к нам по весне прислали; а когда еще наладят. Но уж моя мелюзга всенепременно будет учиться.
Лицо Дзиро расплылось в улыбке. А Оити нахмурилась.
Так значит, приватности конец? Хиномару-гуми больше не смогут творить в имении Такамацу что им угодно... использовать деревню в качестве базы или штаба?
Впрочем, это еще совершенно неизвестно.
Оити повернулась и пошла назад в дом, уведомить Цуру-сан о посланниках. Хозяин еще не возвращался; а сообщать отдельно госпоже Маэде не было нужды, равно как и возможности. Адреса своей учительницы в Кагосиме Оити не знала до сих пор. И Сюнкити, ее глаза и уши в доме Ватанабэ, держал госпожу в курсе происходящего.
Выступить предполагали на следующий день. Ночью моросил дождь, но с утра распогодилось и солнце припекало.
Госпожа Маэда так и не пришла, чтобы проститься с ученицей; однако вместо нее явился Яэмон.
Оити после поминок по отцу время от времени видела доверенного слугу своей учительницы - иногда тот сопровождал госпожу Маэду, когда его хозяйка навещала Ватанабэ. Но только теперь Оити вполне осознала, как он изменился. Да, она сама в свои неполные четырнадцать лет превратилась в девушку; но семнадцатилетний Яэмон стал почти мужчиной. Без своей хозяйки он смотрелся очень независимым и исполненным достоинства. Почти как ее брат-полицейский...
Войдя в гостиную Ватанабэ, Яэмон поклонился. Потом выпрямился и смело встретил взгляд хозяина.
- Ватанабэ-сама, добрый день! Такамацу-сан готова?
- Да, Яэмон. Ты мог бы спросить ее саму, - отозвался господин Ватанабэ.
Кажется, непривычно дерзкое поведение молодого слуги пришлось ему не по нутру. Но тут Оити ответила сама за себя: она уже оправилась от первого впечатления и была полна решимости не спасовать.
- Мы с Цуру-сан уже собрали вещи, Яэмон. Ты... вы подождите немного, и мы выйдем.
Оити покраснела, вспомнив, что Яэмон назначен ее учителем: а значит, будет старшим над ней, хотя бы и временно... Но юноша только сухо кивнул и, повернувшись, покинул комнату.
Оити прижала ладони к пылающим щекам и нахмурилась. Она подумала о чистой белой повязке на лбу Яэмона. Такие повязки с иероглифическими надписями служили украшением и опознавательным знаком бойцов разных группировок. Разумеется, Яэмон и был бойцом; только девиз его группировки оставался тайной.
Оити с Цуру-сан, нагрузившись вещами, вышли на крыльцо. Здоровяк Дзиро тут же подоспел помочь женщинам; а Яэмон остался в стороне.
Девочке показалось, что Дзиро с Яэмоном с первого взгляда невзлюбили друг друга - еще тогда, в первую общую поездку. Однако это не столь важно. Оити и Цуру-сан забрались в общий паланкин.
- Трогай! - скомандовала Оити.
Это были ее люди: и слушаться они должны были ее в первую очередь.
Опытные носильщики сразу подчинились, подняли и быстро понесли паланкин. Оити с удовлетворенным вздохом откинулась назад. Потом обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на дом; но тот уже скрылся за акациями и кустами жасмина.
- Как вы, Цуру-сан?
- Я всем довольна, барышня. - Женщина слегка рассмеялась, поправила гребень в прическе. - Никогда еще не доводилось разъезжать в паланкине.
Да, Цуру-сан наконец-то была совершенно удовлетворена своей женской долей и другого не желала; у нее просто не хватило бы фантазии на большее. Несмотря на свое... народное творчество. Цуру-сан была профессиональной содержанкой, не слишком уважительно подумала Оити.
Путешественники двигались без остановки до середины дня; потом сделали небольшой привал. Дзиро нашел укрытие; отправил остальных мужчин набрать воды в ручье. Яэмон пошел за водой вместе с другими. Потом все устроились отдохнуть и перекусить.
- Надо выставить часового. Сейчас бандитов ничуть не меньше прежнего, - заметил Яэмон, покосившись на Дзиро.
Крестьянин ответил хмурым взглядом, в котором читалось: не учи ученого. Дзиро показал юнцу свое ружье - у Яэмона огнестрельного оружия не было. Однако часового все же выставили.
Оити, съев сладкий пирожок и выпив воды, решилась заговорить с будущим наставником.
- Скажите, сэмпай(5), как ваша фамилия? Чтобы я могла к вам обращаться в дальнейшем... кхм... с должным уважением.
Оити немного язвила, скрывая свой страх перед едва знакомым юношей; однако Яэмон ничего не почувствовал.
- Моя фамилия - Кавасаки. «Мыс у реки», - хладнокровно перевел он.
Оити слегка поклонилась.
- Аригато, Кавасаки-сан.
Яэмон кивнул в ответ и, казалось, забыл о ее существовании. А Оити задумалась, кто же по происхождению слуга госпожи Маэды. Собственно говоря, он мог быть чьим угодно сыном; но скорее простолюдин и свою фамилию получил недавно, когда самурайские привилегии распространились на все общество.
К вечеру путешественники добрались до гостиницы. Жара спала, но стало душно, небо обложили свинцовые тучи. И хозяева рекана, пожилая супружеская пара, предупредили постояльцев, что завтрашний день лучше переждать под крышей: с утра обещается ливень.
Дзиро обратился к барышне - он безоговорочно признавал ее предводительницей отряда:
- Что скажете, Оити-сан?
Девочка нахмурилась.
- Конечно, ливень лучше переждать под крышей.
Все выкупались в горячем источнике, пока была возможность. Потом поужинали в общей комнате. И тогда уже Яэмон обратился к Оити неожиданно для нее - он спросил у своей подопечной, не слишком ли она утомлена путешествием, и на какое число назначена свадьба ее сестры. Чтобы они с Оити могли приступить к тренировкам без промедления.
Оити засмеялась.
- Свадьба будет в первый солнечный и благоприятный день. Деревенские до сих пор так считают время, - сказала она.
А потом девочка спросила то, что ей давно хотелось узнать.
- Долго ли вы служите у госпожи Маэды?
Яэмон помедлил, как будто собирался поделиться чем-то сокровенным.
- Четвертый год.
- И вы ей очень обязаны... не правда ли? - осторожно продолжила Оити. Почему-то ей так казалось.
- Я обязан Маэде-доно жизнью, - коротко ответил юноша. Потом он извинился и, поднявшись, ушел за ширму, которая разгораживала комнату на мужскую и женскую половины.
Яэмон не помнил ни своего первого имени, ни родителей. Он рос никому не нужным беспризорным мальчишкой, и однажды - в счастливейший и самый знаменательный день! - его подобрали на улице. Девятилетний мальчик был едва жив от голода и побоев, полученных в драке.
Его спасла она. О-Рэн, Госпожа Лотос, - он не видел никого прекраснее и могущественнее... Госпожа не побрезговала им, грязным и вшивым; она усадила маленького оборвыша рядом с собой в роскошную закрытую гайдзинскую карету. Она увезла его в незнакомый богатый дом. Дальше все было как во сне.
Госпожа сама осмотрела его, как опытный лекарь: она ощупала покрытое синяками тело мальчика и убедилась, что нутро не отбито и ребра не переломаны. Потом его накормили - и госпожа сидела рядом и с улыбкой смотрела, как он жадно запихивает в рот божественно вкусную еду. Его отмыли в горячей ванне и одели в новое и чистое. А потом снова привели к госпоже О-Рэн. И та сказала, что отныне будет о нем заботиться и нарекает ему новое благородное имя: Кавасаки Яэмон...
Мальчик расплакался - словно перед матерью, перед которой не стыдно быть слабым. Он упал госпоже в ноги и пробормотал, что теперь вся его жизнь принадлежит ей. И тогда О-Рэн подняла его и усадила рядом с собой. Она улыбнулась и произнесла судьбоносные слова.
«Ты будешь мне верен - и я никогда не оставлю тебя. Ты будешь сыт и одет. Ты сможешь учиться. У тебя появится семья, которой ты лишен. Ты вырастешь сильным, будешь повергать своих врагов, и тебе никогда больше не придется себя стыдиться...»
Все сбылось, как она обещала.
А теперь у Яэмона появилось дело, которому не жаль пожертвовать целую жизнь. Дело, ради которого не жаль умереть.
Юноша улыбнулся - чужие редко видели его улыбку. Он мысленно воззвал к своей госпоже, прося ее благословения, как делал всякий раз перед сном: вместо молитвы. А потом вытянулся на жестком футоне и крепко заснул.
4 Изначально - место для медитаций и других духовных практик в буддизме и синтоизме; позднее слово «додзе» стало обозначать место, где проходят тренировки в японских боевых искусствах.
5 Сэмпай («товарищ, стоящий впереди») - в традиционной японской системе обучения старший товарищ, наставник по отношению к младшему (кохаю).
Ливень, против ожидания, зарядил ночью; и прекратился к утру. Путешественники некоторое время решали, выходить теперь или все же переждать сутки. Если дождь застанет их в пути, будет трудно найти укрытие: все вымокнут и перепачкаются, а женщины простудятся...
Оити притопнула ногой, слушая препирательства мужчин из своей деревни.
- И почему только моей сестрице приспичило играть свадьбу в такое время! - в сердцах воскликнула она.
Впрочем, Отами никогда особенно не беспокоилась о благополучии других.
Потом Оити попросила всех замолчать и задумалась, сжав кулачками виски.
- А что, если попросить у хозяев гостиницы какую-нибудь непромокаемую ткань... брезент? Не может быть, чтобы у них не нашлось. Мы бы хорошо заплатили.
- Растянуть между деревьями, если опять хлынет, - смекнул Дзиро. - Недурно придумано.
Брезент у хозяев рекана нашелся, и они согласились уступить кусок по сходной цене. Оити намеревалась заплатить из своего кармана; но тут неожиданно вмешался Яэмон и сказал, что у него есть деньги на дорожные расходы. Парень и девушка договорились купить брезент вскладчину.
Оити показалось, что Яэмон впервые взглянул на будущую ученицу с некоторым интересом. Хотя сразу же опять спрятался в свою раковину.
Выступили в тот же день, хотя и поздновато; пришлось прибавить шагу, чтобы к следующему вечеру поспеть в имение. Дождь накрапывал несколько раз, и тяжелые тучи волновались над головой; но на закате небо прояснело, и высыпали крупные яркие звезды. Ночевка была спокойной, а купленный брезент расстелили на траве, спасаясь от сырости.
Весь следующий день светило солнце, и к вечеру путешественники добрались до Йомуры.
Их встретили мать и сестра Оити, в сопровождении пары слуг. Как только барышня объявила о своем прибытии, госпожа Такамацу самолично вышла приветствовать младшую дочь к воротам: что было совсем непохоже на нее прежнюю. Но, может, Оити заочно полюбили дома, потому что дела в имении поправились благодаря ее спасительной идее?..
Или матушка была во всем заодно со старшей дочерью. Две хозяйки, старая и молодая, очень сплотились за то время, что прошло после смерти господина...
Оити поклонилась, а госпожа Гэндзико обняла ее. С ласковой улыбкой мать задала Оити несколько вопросов о самочувствии, о дороге - общие слова, которые сказали бы любому гостю; но дочь была удовлетворена этими формальностями. Покинув отчий дом, она не стремилась к близости с деревенскими Такамацу. А сейчас и подавно!
- У вас цветущий вид, матушка, - сказала Оити. - И у тебя, Отами-сан.
Сестра поклонилась.
- Спасибо.
Отами понимала, что это не простая учтивость.
- Погоди, вот увидишь наш сад! Он цветет совсем как я!
Отами горделиво засмеялась, совсем непохоже на себя прежнюю; потом поклонилась остальным гостям. Она узнала Цуру-сан, и в глазах девушки мелькнуло удивление. Оити поспешила на выручку бывшей наложнице отца.
- Цуру-сан моя компаньонка в этом путешествии. А кроме того, она пожелала принять участие в нашем семейном торжестве. Прошу, примите эту госпожу как подобает.
- А... ну разумеется. - Отами снисходительно кивнула и обернулась к матери. - Окаа-сан, думаю, госпожу Цуру можно устроить в ее бывших покоях. Там только надо немного прибраться.
Старая госпожа Такамацу не возражала; хотя появлению Цуру-сан, конечно, не слишком обрадовалась.
Отами пригласила сестру и ее компаньонку в дом; она сказала, что о слугах и носильщиках позаботятся отдельно. И тут Оити спохватилась. Она забыла представить Яэмона, а тот о себе не напомнил!
Оити резко обернулась к юноше.
- Кавасаки-сан, я попрошу хозяев насчет вас... немного погодя, - прошептала она.
- Пожалуйста. Я понимаю.
По губам Яэмона скользнула усмешка. Оити смутилась и мысленно побранила себя за недогадливость: похоже, ее неучтивость оказалась очень кстати. Конечно, юной девице Такамацу не следовало объявлять во всеуслышание, что этот молодой человек ее наставник, и требовать для него каких-то особенных условий!
Отами собиралась разделить Оити и Цуру-сан, отведя старшую женщину во флигель. Но тут Оити осенила новая мысль.
- Послушай, сестрица-сан, ты ведь по-прежнему занимаешь нашу общую девичью спальню? Ты хотела пригласить меня туда? Но ведь теперь, я думаю, это будет ваша с мужем комната.
Отами зарделась.
- Да, верно.
- Ну так разреши мне пожить во флигеле с Цуру-сан. Чтобы никого тут не стеснять.
Отами насмешливо вскинула брови.
- Умеешь ты удивить! Что ж, если Цуру-сан позволит, я тоже не возражаю.
На том и сошлись.
Младшая сестра узнала, что свадьба состоится через четыре дня, считая от сегодняшнего, «если не будет дождя». Еще и гости не начинали съезжаться, Оити со свитой явилась первая. Оити осталась вполне удовлетворена услышанным.
Они с Цуру-сан отправились в баню, потом их проводили в бывшие комнаты наложницы. Отами велела там подмести, смахнуть пыль, но эти покои все равно теперь имели запущенный и нежилой вид.
- Вы уж не обижайтесь, - сказала Оити своей спутнице.
- Мне-то на что обижаться, госпожа? Это мои же комнаты. Если вам самой не оскорбительно тут со мной ютиться...
Оити махнула рукой.
- Мне это все равно. Главное, чтобы вы все время были подле меня, Цуру-сан. Вы ведь не забыли, зачем я сюда приехала?
Цуру-сан качнула головой.
- Нет, конечно. Помогу вам чем могу.
Старая служанка принесла им ужин - хороший ужин. Оити подумала про Яэмона: как позаботились о нем? Ее сэмпай, конечно, не избалован... но обсудить все с Отами надо будет завтра же, с утра пораньше.
Именно с Отами, а не с матерью: по всему было видно, что молодая хозяйка тут теперь главная. Отами расправила крылья. К тому же, матушка таких вещей не поймет - не то поколение.
На другое утро их с Цуру-сан пригласили завтракать в общий зал. Отами сидела вместе с матерью, на возвышении. Но после трапезы старшая сестра сама подошла к Оити.
- Пойдем, покажу тебе нашу шелковицу. Ахнешь, как увидишь!
Отами схватила ее за руку и потащила в сад. Увидев стройные ряды шелковичных деревьев, покрытых блестящими зелеными листьями, Оити испустила возглас изумления. Отами засмеялась.
- Хороши? Да, не напрасно мы трудились. Деревца и сейчас загляденье, даже после того, как их ощипали...
- Ощипали? - перебила Оити.
- Ну да. Ты разве забыла, что червя кормят тутовыми листьями? А в плетенках из веток шелкопряд вьет свой кокон. У нас на заднем дворе особый амбар: там мы их разводим, выпариваем и сматываем нить... И ягоду впрок заготавливаем. Горячие деньки только-только кончились.
Отами глубоко вздохнула, лоб прорезали морщины в предвкушении новых забот.
- Может, потом тебе покажу. Сейчас перед свадьбой времени совсем нет, а как еще гости понаедут...
Оити понимающе кивнула. Она невольно восхитилась сестрой.
- Молодчина, Отами. А шелковичного червя вы ведь тоже у госпожи Маэды купили? - понизив голос, спросила девочка.
- Да, у нее. В залог будущего урожая. И мы уже расплатились с ее людьми, - похвасталась Отами.
Обе девицы Такамацу примолкли. В воздухе теперь ощущалось что-то гнетущее.
- Люди Маэды-сан все еще здесь? - осторожно спросила младшая.
Отами прикусила губу.
- Трудно сказать, они же о себе не докладывают... Ее люди бывают в деревне. И пристань, которую построили ее мастера, им же и служит. У нас появляются их джонки, на которых что-то перевозят, но чужие корабли идут стороной.
- А деревенская школа? Разве никаких столичных инспекторов у вас не было? - вырвалось у Оити.
- Были весной какие-то чиновники, но они приехали верхом. Со стороны поместья господина Мияги, там теперь прокладывают грунтовую дорогу, - объяснила Отами. - А про школу для крестьян еще рано говорить...
Отами взглянула на солнце и заторопилась.
- Ладно, Оити-сан, мне пора. Иди отдыхай. Хочешь, пришлю тебе тутовых ягод в сахаре? - предложила она. - Ты, верно, их и не пробовала.
- Спасибо, не откажусь... Отами-сан, я должна тебе еще кое-что сказать!
Оити вспомнила про Яэмона и быстро изложила старшей сестре свою просьбу насчет юноши и свои затруднения. Отами сосредоточенно слушала. Она почти не удивилась; хотя особого воодушевления тоже не выказала.
- Я помню, тебе давно еще загорелось научиться драться по-самурайски. Значит, теперь тебе это приказали? А твой Яэмон, слуга госпожи Маэды, - человек Хиномару?..
Оити почувствовала стеснение в груди. Она молча кивнула.
- И ты хочешь, чтобы вам дали здесь поупражняться и никто не мешал? И не задавал лишних вопросов?
Оити снова кивнула.
- Пожалуйста, пусть Яэмона поселят отдельно. Поближе ко мне. Цуру-сан могла бы сопровождать меня на занятия, так что урона чести Такамацу не будет.
Отами усмехнулась.
- Хорошо. Наши деревенские теперь приучены не болтать лишнего. Сделаю, как ты просишь.
Оити поклонилась.
- Аригато годзаймас!
- Пожалуйста, - серьезно ответила Отами. Она сдвинула брови. - Только не начинай никаких тренировок до свадьбы, когда только приедет мой жених и здесь будет куча посторонних. Можешь сходить в деревню, осмотреться... но пока все, поняла?
Оити кивнула.
- Разумеется! Я тебя не подведу. Мы с Яэмоном сходим на разведку, и хватит.
Она еще раз поклонилась. Потом девочка пошла прочь, чувствуя немалое облегчение, что испытания откладываются.
Она была не готова вот так, с места в карьер, начинать тренировки. А кроме того, близились месячные: то есть самые «кровавые» и неудобные дни для Оити придутся как раз на сестрину свадьбу.
Девочка вернулась в комнаты Цуру-сан. Ее компаньонка куда-то отлучилась.
Цуру-сан пришла немного погодя. Она сказала, что побывала у Яэмона, - ему выделили свободную комнату в крыле для слуг, оттуда можно легко попасть во флигель...
- Превосходно, - отозвалась Оити. - Сегодня мы, наверное, сходим в деревню. Госпожа Маэда говорила, что тут у них устроено додзе - зал для упражнений может быть только там.
Потом старая служанка принесла гостям блюдо черных ягод в сахаре. Лакомство было необычным и очень приятным. Оити только успела отправить в рот несколько штук, как появился Яэмон.
- Такамацу-сан? Вы хотели меня видеть?
Оити в изумлении поднялась.
- Да, но я ничего вам не передавала!
Юноша усмехнулся.
- У меня чутье. Вы хотели бы познакомиться с додзе до начала уроков?
- Конечно. Идемте посмотрим. А может, вы отведаете ягод?
- Спасибо, потом.
Яэмон сделал ученице знак, и Оити послушно вышла на веранду. Цуру-сан выскользнула за ними.
- Идемте.
Они миновали господский сад и тутовую рощицу, выросшую на месте упокоения старого Такамацу; и, пройдя через бамбуковые ворота, троица зашагала по дороге в деревню. К морю.
Следуя за Яэмоном и глядя на его упругую уверенную походку, Оити все больше нервничала. И, однако же, девочка поздравила себя с догадкой. Они свернули в поселок: по дорожке, которая тянулась между разгороженных квадратов рисовых полей.
Небо хмурилось, но дождя пока не было; и полуголые крестьяне, занимавшиеся прополкой, бросали удивленные взгляды на барышню и ее спутников. Однако заговорить никто не осмеливался.
- Это дом старосты, - сказала Оити, увидев впереди большой дом на сваях, покрепче и попросторнее остальных. - Нам разве сюда?..
Яэмон на миг приостановился; покосился через плечо.
- Почти, - сказал он.
Они миновали этот дом и еще два - и остановились перед домом, который почти не уступал жилищу старосты размерами и добротностью постройки. Возможно, он принадлежал одному из немногих деревенских богатеев. Раньше. Или мастера Хиномару - мастера на все руки - возвели его на месте чьей-нибудь нищенской хижины?
Что же тогда стало с хозяевами, промелькнуло в голове у Оити.
- Прошу, - произнес Яэмон.
Оити и Цуру-сан поднялись на крыльцо; Яэмон отпер дверь большим плоским ключом. Он пропустил внутрь обеих женщин, что удивило Оити. Но она немного расслабилась.
Дом разделялся коридором на две половины; с одной стороны несколько дверей-седзи, а с другой только одна. Значит, там и находится додзе, подумала Оити. Она замерла, прижав руки к груди: сердце билось так, что было трудно дышать.
Цуру-сан неподвижно застыла в нескольких шагах от барышни; и, похоже, от нее помощи было ждать нечего. Они обе полностью растерялись.
Яэмон, кажется, собирался пригласить свою подопечную в зал. Но внезапно повернулся к ней и спросил:
- Чего ты от меня постоянно ждешь, что так смотришь?
Оити вздрогнула. Впервые за все время он сказал ей «ты». Конечно, он был учитель, а она - подчиненная; и, однако...
- Я и сама не знаю, чего теперь ждать!
Она обнаружила, что может говорить; и это вселило в нее уверенность. Оити схватилась за опорный столб с другой стороны.
- Прежде всего, давайте возьмем за правило: я согласна, чтобы вы наедине говорили мне «ты», но всегда с приставкой «-сан». И не потому, что вы мужчина... а потому, что вы мой сэмпай!
Губы Яэмона дрогнули, словно бы в усмешке; но смеяться он не стал.
- Я принимаю твое условие. Хорошо.
А потом он прибавил с неожиданной серьезностью:
- У нас вообще уважают женщин.
«У кого это - у вас?» - чуть было не выкрикнула Оити. Но внезапно она почувствовала, что готова безрассудно подчиниться тайному обществу и служить его целям; только за одни эти слова. «У нас уважают женщин», - сказал этот суровый юноша.
Оити глубоко вздохнула.
- Давайте зайдем в зал. Нам надо поговорить.
Она обернулась к Цуру-сан.
- Пожалуйста... подождите тут.
- Да, Оити-сан.
Цуру-сан была бледна: она давно почуяла неладное. Но Оити знала, что компаньонка ее не бросит и останется на своем посту.
Оити с Яэмоном зашли в зал. Когда задвинулись седзи, Оити почувствовала, что готова упасть от волнения. Впервые за всю жизнь она была отрезана от остального мира, наедине с чужим сильным юношей. И его стоило бояться как мужчину; не считая всего остального...
- Сядь, не мучайся, - сказал сэмпай.
Яэмон, казалось, не смотрел в сторону ученицы; и при этом замечал все, что с ней происходит. Даже не зрением, а наитием.
Оити опустилась на пол. Его устилали дорогие мягкие татами; стены и потолок были из отличного полированного кедра, а в дальней стене имелась ниша со статуэткой Будды. Впрочем, Оити сейчас почти не заботила обстановка.
Яэмон сел немного поодаль, скрестив ноги; девочка последовала его примеру, подоткнув полы кимоно. В доме Ватанабэ она привыкла сидеть на стульях, но если обходиться без мебели, мужская поза намного удобнее женской.
Оба несколько мгновений молчали. Оити пыталась собраться с мыслями.
- Я тебя пугаю? - внезапно произнес Яэмон.
Эти слова подействовали как удар кнута: девочка вздрогнула и выпрямилась.
- Да! И вы знаете, почему!
«Вы держите в руках и семью Ватанабэ, и мою собственную семью, и меня», - чуть было не сказала она.
Юноша спокойно кивнул, наблюдая за ней.
- Не бойся. Без крайней необходимости мы не убиваем.
Оити бросило в жар, потом в холод. Она напряглась до предела; а потом страшное напряжение неожиданно начало отпускать ее. Оити почти ожидала, что Яэмон сейчас скажет нечто в этом роде... и, кажется, он хотел не напугать свою ученицу, а скорее расслабить.
Слуга госпожи Маэды знал о ее подозрениях насчет Хиномару. И теперь это подтвердилось. Слишком уж все складывалось хорошо, так просто не бывает!
- Значит, когда возникает крайняя необходимость, вы убиваете, - наконец произнесла Оити. Очень вежливо и спокойно. - А что еще вы делаете, господа Хиномару-гуми?
Она медленно подняла голову, встретившись взглядом с Яэмоном. Кажется, тому понравилось, как держится его собеседница.
- Что еще? - мягко переспросил Яэмон, будто поддразнивая или испытывая девочку. А потом выпрямился и продолжил совсем другим тоном. - Мы спасаем слабых от произвола сильных. Помогаем обездоленным детям и забитым женщинам. Поднимаем образование и укрепляем национальный дух. Занимаемся благотворительностью.
Несколько мгновений парень с легкой торжествующей усмешкой смотрел в ее ошеломленное лицо.
- Это правда?.. - произнесла Оити.
- Правда, - подтвердил сэмпай.
И Оити поверила.
Слуга Маэды-сан не пытался ее ни в чем убеждать, не изворачивался... он говорил то, что есть; что она сама могла засвидетельствовать. И он специально начал с худшего.
Оити прикрыла глаза и вновь увидела перед собой окровавленный труп Муры, слуги господина Ватанабэ. Выходит, это все-таки они... возможно, сам господин Ватанабэ давно знал, кто виновники, и догадывался о причине.
Света не бывает без тени. Только не в этом мире скорби, подумала Оити. Именно так когда-то говорил Асано-сэнсэй.
Она прочистила горло. И продолжила, каким-то чужим голосом:
- Я знаю, что в вашей организации некогда произошел раскол. Вы распались на две враждующие партии. По какой причине?
Яэмон оживился.
- Хорошо, что ты вспомнила! Тебе следует кое-что узнать, с самого начала. Исходно мы - политическая организация, мы преемники Сонно Дзеи: патриотов, которые привели к власти нынешнего императора.
Оити кивнула. Это было ей известно.
- У Хиномару-гуми имелся свой кодекс чести, своя политическая программа преобразования страны... И раскол десять лет назад случился из-за прав женщин.
Оити приоткрыла рот.
- Не может быть!
Яэмон усмехнулся.
- Почему?.. Ты считаешь, что это неважный вопрос, Такамацу-сан?
Оити молчала, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами. И юноша продолжил.
- Грубо говоря, с этого момента произошел отсев: в наших рядах остались только лучшие, поборники правды. Другая группировка, весьма многочисленная, тоже по-прежнему называет себя Хиномару. Но они превратились в натуральных бандитов. Якудза.
Оити сглотнула.
- А вы - нет?..
- Нет. Хотя многие нас путают. Если ты не знала, Такамацу-сан, якудза, которые придерживаются старинных традиций, ставят женщин совсем невысоко. Они говорят, что женщины годны только на то, чтобы обслуживать мужчин. Считают их своей собственностью и не больше.
Яэмон выдержал многозначительную паузу.
- Ложные Хиномару взяли именно такой курс: они посчитали, что нам надлежит заимствовать у гайдзинов все их достижения. Все усовершенствования, которые сделали белых людей богатыми и сильными... но западные блага распределить только среди мужчин, заперев женщин в домах и полностью подчинив их, как это было до сих пор.
Оити покраснела от гнева.
- Очень многие законопослушные мужчины того же мнения, не одни разбойники! Значит, поэтому вы и поссорились? И у настоящих Хиномару все по-другому?
- Сама посуди. Подумай о Маэде-доно. И о том, что я сейчас рассказываю все это тебе... девчонке, - заметил Яэмон.
Он опустил голову и прибавил совсем тихо:
- Вот почему они так ненавидят госпожу О-Рэн. Ее очень почитают у нас... она занимает второе место после господина Асано, и проклятые бандиты постоянно пытаются ее убить или опозорить...
О-Рэн - «Госпожа Лотос». Значит, вот как называют Маэду последователи, подумала Оити в большом волнении.
- И вы все время воюете друг с другом? Как... Тайра и Минамото(6)?
Яэмон кивнул.
- Можно сказать и так.
Потом он неожиданно поднялся. Оити тоже вскочила.
- Мне сейчас надо самому поупражняться. Я каждый день подолгу тренируюсь, чтобы не потерять форму. Думаю, вы с Цуру-сан можете вернуться назад одни.
- Хорошо, сэмпай, - сказала Оити.
Она поклонилась. Яэмон коротко поклонился в ответ. Девочка непослушными руками открыла дверь и вышла в коридор.
«Так вот чем госпожа Маэда и Яэмон занимались в деревне каждый день! - сообразила Оити. - И вот почему сама госпожа в такой прекрасной форме!»
Она нашла взглядом свою помощницу.
- Цуру-сан, идемте домой.
Оити видела, что ее компаньонке до смерти хочется узнать, что у них с молодым человеком происходило там в зале; но это подождет. Оити была не настроена сейчас делиться хоть с кем-нибудь.
Она понимала, что отныне сама принадлежит к клану Хиномару: такие вещи чужим не рассказывают. Выбор сделали за нее... и, кажется, уже давно.
6 Два могущественных феодальных клана средневековой Японии: их кровопролитная междоусобная война в XII в. завершилась победой Минамото и привела к установлению первого в истории страны сегуната.
Оити предоставили достаточно времени, чтобы все обдумать: ее долго никто не звал и вообще не интересовался ею, хотя она слышала какую-то суету и шум голосов за дверями. Звуки внешнего мира накатывали на Оити, будто волны на утес, и отступали. Она в полном сосредоточении заполняла свой дневник, который начала вести в прошлом году. Потом девочка сделала несколько записей в «полицейский блокнот», подаренный Тэнго. Несколько лет назад, еще будучи в училище, старший брат пытался привлечь сестренку к «следствию по делу Хиномару»; или же это Оити пыталась привлечь его. Тогда это было наполовину игрой - но теперь нет.
Сегодняшние ее записи снова касались Хиномару. Но брат этого уже никогда не прочтет.
- Разве что после моей смерти, - прошептала Оити.
Эта мысль заставляла сжиматься сердце - что благополучная балованная Оити может умереть раньше героического Тэнго, который гоняется за преступниками по ночным улицам Кагосимы. Однако почему бы и нет?..
Оити отложила кисточку и внимательнейшим образом перечитала написанное. Горькая удовлетворенная улыбка тронула ее губы. В том, что сообщил ей сегодня Яэмон, не было ничего неожиданного... да, на самом деле ничего. Пусть юноша и назвал себя и своих товарищей «политическими убийцами»: в своем сокровенном сердце Оити давно знала, кто такие эти люди. Сведения о Хиномару-гуми нанизывались на одну нить, как нефритовые четки: Оити перебирала их, и это будоражило и окрыляло ее.
«И я хочу быть с вами: еще сильнее прежнего. Не только потому, что это моя карма. Это лучший выбор, который я могу сделать!» - подумала Оити.
Интересно, вернулся ли уже Яэмон из додзе? Заглянет ли он к ней сегодня еще раз? Ее пробрала дрожь, когда девочка вспомнила утренний разговор с молодым бойцом Хиномару. Чему такой, как он, станет ее учить?..
Тут раздался стук в дверь. Оити чуть не вскочила с места; но это оказалась только служанка, которая пригласила их с Цуру-сан обедать.
- Соседи ваши прибыли, господа Асаи, - сказала прислужница. - Все семейство.
- Так ведь еще рано! - изумилась Оити.
- Видать, не рассчитали. - Старая служанка развела руками; а потом хихикнула. - Или рассчитали, попировать и повеселиться лишний денек за наш счет...
- Да уж. - Оити поджала губы. - Дорогие гости так всю кладовую опустошат, надеюсь, сестрица выгонит их сразу после свадьбы.
- Что вы, барышня!
Впрочем, упрек был сделан только для виду.
Оити испытывала некоторое волнение и раздражение при мысли о соседях, которых уже невесть сколько не видела. Она даже не помнила, много ли у Асаи детей, если с тех пор не народилось еще. Впрочем, свое замечание насчет гостей и припасов юная барышня сделала не из скаредности - Оити подозревала, что Асаи приехали за целых три дня не просто так, а рассчитывая выведать у Такамацу секрет их процветания...
Их соседи в большинстве своем были такими же старыми военными аристократами, обедневшими и впавшими в ничтожество после реформации. И то, что дела Такамацу неожиданно пошли в гору, конечно, породило в округе множество толков и вызвало зависть. И сама Оити до сих пор многого не знала - кому ее сестра продает свой шелк-сырец, как у нее это поставлено?..
Гости уже ждали в обеденном зале: пожилые муж с женой и трое детей, дочь-девица на выданье и пара мальчишек помладше. Раскланявшись с ними, Оити заняла свое место и опять бросила на них взгляд из-под ресниц. Благородное семейство Асаи удивительно напоминало Такамацу несколько лет назад, до знакомства с щедрыми Хиномару-гуми. Такие же затрапезные одежды, бледные постные лица. Кто их знает, бедолаг: может, у них и правда нет никакого умысла, кроме как погулять на дармовщинку?..
Когда обед подошел к концу, госпожа Гэндзико приблизилась к гостям и приветливо заговорила с ними. Вот пусть мать их и занимает как знает. Оити это в любом случае не касалось - сейчас она мысленно благословила неудобные древние обычаи, которые предписывали девушкам затворничество и скромность в отношении чужих.
Вернувшись к себе, Оити увидела на столике оставшееся с утра блюдо с тутовыми ягодами. Девочка опять подумала про Яэмона. Ей стало жарко, сердце учащенно забилось.
- Цуру-сан, вы не проведаете моего сэмпая? Я хотела угостить его ягодами. А он, кажется, забыл.
Разумеется, Яэмон ничего не забыл: но он не будет лишний раз привлекать внимание к себе и к своей ученице, осторожность вошла в его плоть и кровь. Цуру-сан тоже все понимала без объяснений. Она согласилась отнести молодому человеку угощение, заодно проверив, чем он там занят...
Цуру-сан вернулась через четверть часа. Сказала, что Яэмона не было в его каморке; она столкнулась с парнем, когда тот возвращался из уборной, по его словам. «Ходил удобрить ваше поле», - сказал он.
Оити засмеялась, маскируя свое смущение. - Вот как?(7) А ягоды он взял?
- Взял горсточку и поблагодарил. Вот остаток.
Цуру-сан поставила блюдо на столик.
- В комнатке ничего необычного нет, барышня... и оружия нигде не видно, - шепотом доложила она.
- Да уж, наверное. Все, что есть, он прячет... среди вещей или при себе.
«А может, сэмпай и меня научит прятать оружие!» - подумала Оити. Девочка молитвенно сложила руки, ни к кому не обращаясь. И увидела перед собой вместо лика боддхисатвы лицо госпожи Маэды: бездонные черные глаза, чуть заметную всезнающую улыбку.
Все надежды на богов, даже на карму, у Оити давно связывались с ее главной покровительницей. С кем же еще?..
Оити скоротала вечер в обществе Цуру-сан. Снаружи опять полило как из ведра; сезон дождей на юге подходил к концу, но стихии напоследок разыгрались вовсю. Оити снова спросила себя - что заставило Отами назначить свадьбу на такое ненастное время? Хотя теперь-то девочка догадывалась: весной сестра должна была закончить выведение своих драгоценных куколок и сбор шелка. Это важнейшее дело, в отличие от замужества, подождать не могло...
Тут снова раздался стук в дверь: громкий и требовательный. Цуру-сан вскочила и поспешила открыть.
На пороге стояла сама Отами в своем нарядном кимоно и под промасленным бумажным зонтом: девушка стряхнула с зонтика капли.
- Можно к вам?
Оити удивилась и обрадовалась.
- Ты хозяйка, Отами, тебе тут все можно.
Старшая сестра разулась и вошла, со вздохом облегчения.
- Уф, устала. Только тут и отдохнуть от них всех.
- От гостей? А почему они нагрянули так рано?
Отами засмеялась. Она присела на циновку и отвела со лба влажные волосы.
- Асаи ошиблись, перепутали дни. Сконфузились, когда это поняли, и хотели даже сразу ехать назад; но матушка, разумеется, их отговорила. Теперь вот отдувается, пытается их занять.
Отами прислушалась к шуму дождя.
- Там на море чуть ли не шторм, и даже на прогулку не выйдешь.
- Скажи, сестра, а почему вы назначили свадьбу на середину июня? Из-за шелковичного сезона?
- Да, раньше было никак нельзя. Из-за шелка, само собой. И не только. Господин Мияги теперь устроился подрядчиком на дорожное строительство.
Оити распахнула глаза.
- Что?..
Отами кивнула.
- Да, в ту самую компанию, которая прокладывает грунтовую дорогу мимо их деревни. Там теперь еще проходит ярмарка два раза в год, в Праздник мальчиков и в Праздник хризантем. Правительство делает такие крупные заказы частным компаниям... и Ори-сан воспользовался случаем, чтобы получить место и отличиться. Вот сыграем свадьбу, и он вернется назад: у них там работа кипит, требуют закончить участок как можно скорее.
- И ты не расстраиваешься... что дела будут держать твоего мужа далеко от дома?
- Наоборот. Я ему сама посоветовала.
Отами вдруг распустила пояс, сняла верхнее платье и прилегла на татами, подперев голову рукой. Посмотрела на младшую сестру снизу вверх и улыбнулась.
- Видишь ли, я хочу остаться здесь хозяйкой, одна управляться с моим шелководством. Я очень много сделала в нашем имении... слишком много, чтобы теперь начать драться за власть. Моему супругу нужно будет дело... свое собственное большое дело в стороне от нас.
- А-а, - протянула Оити. - Хорошая мысль.
Ей самой такое даже в голову не пришло! Она уставилась на старшую сестру с неприкрытым восхищением.
- Как ты выросла, Отами!
Кто бы мог представить, что у вечно угрюмой и плаксивой, завистливой девчонки выработается такой характер.
Тем временем Цуру-сан бесшумно сновала по комнате, приготовляя чай. Она поставила поднос на столик и пригласила обеих сестер подкрепиться.
Отами поблагодарила, взяв чашечку. Цуру-сан предложила также и единственное угощение, которое у них оставалось, - засахаренные тутовые ягоды.
Потом, пожелав гостям хорошего вечера, молодая хозяйка надела сброшенное парадное кимоно и ушла.
Оити подумала о Матико: она долго не вспоминала свою названую сестру. Девочка мысленно сравнила ее с Отами. Когда-то они с развитой и тонко чувствующей дочерью Ватанабэ вместе смеялись над ограниченной Отами; когда-то были очень привязаны друг к другу. А теперь...
Матико превратилась в традиционную жену, полностью посвятившую себя мужу и его дому. Поначалу. И они с Синтаро, уехав в Осаку, действительно какое-то время радовались друг другу, между ними даже вспыхнула супружеская страсть. «Это было красивое счастье, как икебана», - сказала Матико в одном из писем.
Хорикава Синтаро, хотя и не отличался стойкостью духа, был все же настоящим очаровательным и утонченным джентльменом нового европейского образца. Он старательно ухаживал за Матико и проявил почти такое же старание в первые месяцы брака. Вскоре Матико забеременела; она носила ребенка легко и произвела на свет сына, долгожданного наследника, который получил имя Кацуо. Вот тут-то и начались большие трудности.
Мальчик унаследовал красоту и изящество отца, но оказался хилым - в первый год он так много болел, что мать не отходила от него ни на минуту и очень боялась за его жизнь. Потом малыш окреп, но рос крикливым и капризным, по-прежнему не давая покоя родителям ни днем, ни ночью. Муж Матико, который вначале радовался и гордился сыном, умиляясь его сходству с собой, теперь охладел и все чаще раздражался. Синтаро все больше времени проводил вне дома и почти не посвящал супругу в свои дела...
«Мой господин, похоже, устал от семейного быта. Но и в этом положении у меня есть утешение», - писала Матико.
Да, это верно, подумала Оити, вспоминая последнее послание из Осаки. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Матико не была готова к такому повороту.
И могло быть хуже. Намного хуже.
Оити сложила руки и помолилась за Матико и ее младенца. Она редко молилась - и когда делала это, просила за кого-то одного или немногих близких, мысль о ком воспламеняла ее сейчас. Оити всегда забывала о старом, горячо увлекаясь новым.
Потом им принесли ужин и кипяток, для купания и стирки. Дюжий слуга наполнил большую ванну для женщин и откланялся.
Раздеваясь в купальне вместе с Цуру-сан, Оити почувствовала, как все набухает внизу живота; как нижние губки словно раскрываются. Предвестники месячных. Она сняла набедренную повязку и смяла в руке белую хлопковую ткань. Нет, еще не сегодня; но утром точно начнутся истечения.
Зайдет ли завтра Яэмон - или так и будет избегать ее до праздника, согласно уговору?..
Оити порадовалась, что в парильне незаметно, как она раскраснелась. Пусть Яэмон зайдет хоть на минутку, мысленно пожелала девочка; и запретила себе думать об этом до следующего утра.
7 В Японии традиционно уборная не считается таким нечистым местом, как в Европе. И в сельской местности именно человеческие экскременты на протяжении всей истории служили едва ли не единственным удобрением.
На другой день погода резко переменилась - солнце засияло в полную силу. Месячные у Оити начались с утра, как она и ожидала.
«Когда свадьбу справят, оно еще не кончится», - подумала Оити, морщась от ощущения липкой влажности между бедер. - Яэмон вообще имеет представление о таких вещах? Хотя, если он тренирует саму госпожу, должен знать...»
Они с Цуру-сан позавтракали и убрали со стола. И тогда Яэмон неожиданно постучался в дверь.
Слуга госпожи Маэды умел двигаться бесшумно, как тигр: при его появлении Оити испугалась, чуть не выронив дорогую старинную чашку. Когда Цуру-сан впустила Яэмона, девочка... нет, уже взрослая девушка испытала большую неловкость.
- Охайо, Кавасаки-сан. Не ожидала вас увидеть... до торжества.
Яэмон кивнул, с непроницаемым лицом.
- А я посчитал нужным нанести визит заранее. Как ваше здоровье?
Оити захотелось провалиться сквозь землю под испытующим взглядом молодого человека. Подумать только, еще вчера она мечтала о его приходе!
- У меня женские дни, - сказала она почти с вызовом. Вскинула голову. - Кровь идет с утра. Вы это хотели услышать?
Кажется, он тоже был несколько смущен таким ответом и ее прямотой; однако затем кивнул.
- Да... именно это. Госпожа сказала, что нам следует применяться к вашему... вашему состоянию. И вам не следует скрывать подобные вещи.
Он сел без приглашения, глядя на ученицу и сосредоточенно хмурясь.
- Какие упражнения вы делаете самостоятельно?
Оити почувствовала, словно ее ударили без предупреждения. Она плюхнулась на татами.
- Самостоятельно?.. От меня никто не требовал... и я сама не вспоминала. Маэда-сан учила меня медитации, сопряженной с правильным дыханием и растяжкой, для поддержания телесной гибкости и ясности духа... Мы занимались этим зимой, но недолго.
Яэмон не сводил с нее глаз.
- То есть госпожа показала вам правильные упражнения, а потом вы их забросили? - безжалостно уточнил он.
Оити потупилась. Она ощущала злость, смешанную со стыдом.
- Да! Мне никто не говорил, что будет нужно...
- Об этом можно было бы и догадаться. Ладно, я вас понял. Покажите, чему вас учили.
- Сей... час?
Оити с ужасом оглянулась на Цуру-сан. Довольно того, что ее наперсница слышала весь этот разговор; но чтобы еще так позориться при ком-то третьем!.. Однако Цуру-сан в комнате не было; очевидно, она некоторое время назад оставила их наедине.
- Мы одни, - ободряюще сказал Яэмон. - Ну, показывайте!
- Мне надо переодеться.
Оити вскочила и подошла к своему сундучку. Открыла и принялась лихорадочно в нем рыться: у нее были с собой широкие штаны хакама, сшитые с этой целью. Девушка вытащила их и выскользнула в соседнюю комнату, служившую спальней.
- Оити-сан?
Цуру-сан, которая сидела там тихо как мышка, обеспокоенно шевельнулась.
- Все хорошо. Это я переодеваюсь, - бросила Оити.
И только тут Оити поняла, что Яэмон опять называет ее на «вы». Из-за присутствия Цуру-сан?.. Или чтобы не унижать ученицу еще больше, поскольку пришлось и без того уязвить девичьи чувства?
Надев просторные штаны, Оити пришлепала обратно. Только бы ничего не испачкать... Неужели и правда существуют женщины, которые сражаются?..
Хотя Оити сама училась стрелять из ружья под руководством Дзиро, это ведь совсем не то. И она была тогда ребенком, не знавшим теперешних неудобств.
- Я готова, - объявила она вслух.
- Хорошо. Показывайте все, что помните.
Оити выполнила несколько растяжек; она садилась, ложилась и изгибалась - не усердствуя чрезмерно: больше всего она была озабочена чистотой своей одежды. Вдруг Яэмон крикнул:
- Хватит!
Сидящая Оити развернулась из положения «скрутка направо». Недоуменно уставилась на учителя.
- Так плохо, да?..
- Сама сказала. Конечно, плохо. Но не безнадежно.
Яэмон усмехнулся, откровенно наслаждаясь своей ролью.
- Даю первое задание, Такамацу-сан: продолжай делать эти упражнения до начала наших занятий, утром и вечером. Я не буду сейчас ничего исправлять в твоей технике, главная задача для тебя - разогреться и немного подготовиться к серьезным урокам.
Он сделал паузу.
- Подготовить прежде всего свой дух. Тело само по себе не значит ничего. Когда ты побеждаешь, ты побеждаешь изнутри... вот отсюда.
Он поднялся с места и указал большим пальцем себе на живот: вместилище чувств и жизненной энергии. Оити серьезно кивнула. В миг наивысшего мужества древние самураи кончали с собой, вспарывая живот крест-накрест и освобождая свой дух...
Оити тоже встала: мышцы и связки уже болели от непривычной нагрузки. Она старалась не морщиться, но Яэмон заметил.
- Не перенапрягайся пока.
«Он опять мне «тыкает»», - подумала Оити. Но сейчас это ее не оскорбляло. Как будто их роли незаметно перетекали одна в другую. Однако в поведении юноши появилось кое-что, по-настоящему ее изумившее.
- Послушайте... мне не верится, что я у вас первая, - сказала она. - Вы обращаетесь со мной так, как будто вам уже приходилось учить девушек.
- Самому не приходилось. Но я наблюдал, - ответил Яэмон. - У нас перенимают опыт и так... постоянно учиться - твой первый долг.
Непонятно было: говорит он об Оити или о себе самом. Хотя, вероятно, так гласил общий кодекс Хиномару.
Коротко простившись, Яэмон ушел.
Пока Оити переодевалась, ей вспомнились последние слова сэмпая. «Наблюдал, как учат девушек»... значит, она не первая не только у него, но и вообще в организации Хиномару?.. Это уже система? Надо полагать, так!
Очевидно, «уважение к женщинам» было не пустым звуком и доказывалось делом.
Направляясь вместе с Цуру-сан на обед в общий зал, Оити вспомнила про семью Асаи. Интересно знать, они так и сидят в доме в ожидании свадьбы, томясь скукой и своей неловкостью?..
В зале было только двое гостей: госпожа Асаи с дочерью. Прежде, чем все расселись, Отами подошла к сестре и шепнула, что глава семейства Асаи и двое сыновей таки уехали утром в свое поместье и вернутся к самому празднику. Слуги отбыли с ними.
- Женщины будут совсем разбиты, если им придется в два дня одолеть дорогу в оба конца, - тихонько объяснила Отами.
Оити кивнула. Может, так; а может, и нет... Погода позволит двум дамам Асаи беспрепятственно шпионить где угодно.
Когда все поели и госпожа Гэндзико вновь завела беседу с гостями, девицы Такамацу вышли в коридор. Оити хотела предложить сестре помощь: ей точно не помешает лишняя пара рук. Но Отами мотнула головой.
- Спасибо, но не стоит. Черная работа все равно не по тебе, а распорядителей у нас хватает. К тому же, ты не знаешь, где что найти, и давно не разбираешься в нашем хозяйстве.
Оити покраснела. Сказано было несколько обидно - в духе прежней злоязычной Отами; но по существу верно.
- Ну, а может, мне занять гостей?
- Как?.. Свежие новости из твоей столицы вряд ли их заинтересуют. Это ни к чему, окаа-сан пока справляется.
- Отами-сан, а если ваши гости нарочно...
Оити взглянула в сторону большого зала, откуда долетал приглушенный гомон.
Отами поняла ее с полуслова.
- Кто знает! Что ж, я могу удовлетворить их любопытство. Если найдется время, могу даже сводить этих дам в мою червоводню... все равно чужому человеку мои сетки и стойки мало что скажут. И там пахнет, даже после приборки, - усмехнулась она.
Оити понимающе кивнула.
Вечер они с Цуру-сан опять провели одни. Только вышли на прогулку, на солнышко; а потом, перед ужином, Оити сделала комплекс упражнений и немного помедитировала, старательно настраиваясь на скорые занятия мужскими искусствами. Она до сих пор почти не представляла, как все будет.
Неужели ей и ее наставнику действительно позволят прогостить в Йомуре целый месяц, совершенствуясь в этом?.. И чего можно достичь за такой срок?
На другое утро Оити и ее компаньонка даже в своем флигеле услышали ржание коней, беготню и возбужденные голоса: прибыл в полном блеске жених, господин Мияги.
Днем их пригласили на торжественный обед, и Оити была вновь представлена самому почетному гостю и будущему хозяину имения. Девушку поразило, как изменился за прошедшие два года суженый Отами: и осанка, и взгляд... нет, это не был хищный взгляд собственника, но теперь Мияги-сан держался как мужчина, который может отвечать за себя и других. И, конечно, его наряд был куда красивее тогдашнего.
Они с Отами были друг другу под стать и смотрелись подходящей парой. В их отношениях было пока что мало страсти - больше неловкости; но это выглядело куда менее искусственно, чем нежное ухаживание Синтаро за Матико.
Оити откланялась, вернувшись к себе вместе с неизменной Цуру-сан. Оити понимала, что до свадьбы их больше не позовут. Это уже завтра днем - и времени прихорашиваться осталось всего ничего!
Они с Цуру-сан заранее вымыли волосы, почистили ногти, достали праздничные наряды. У Оити было темно-розовое кимоно с тюльпанами по подолу, с темно-красным поясом; и к нему нижнее бледно-розовое кимоно и алые лаковые заколки для волос. Неописуемая красота, как и все ее городские праздничные платья...
- Я вас причешу завтра перед выходом, госпожа, - предложила Цуру-сан, наблюдавшая за этими приготовлениями.
Оити покосилась на женщину.
- Спасибо. Я тоже могу помочь вам с прической.
Цуру-сан качнула головой.
- Негоже это, барышня. Я о себе сама позабочусь. Да и не знаю, стоит ли вообще мне идти...
- Глупости, разумеется, вы пойдете со мной!
На этом спор прекратился.
Вечером Оити снова проделала свою гимнастику. Настраиваться на занятия получалось не очень; к тому же, кровотечение сегодня усилилось. Ванну нельзя было принимать, придется мыться по частям.
«Хорошо, что у меня красное кимоно», - неожиданно подумала Оити. Девушка хихикнула. Она поприсутствует на церемонии и немного посидит на свадебном пиру, для приличия; а потом улизнет. Вряд ли ее кто-нибудь хватится.
Они с Цуру-сан легли пораньше. Оити спала беспокойно, но утром проснулась вместе с солнцем. Погода по-прежнему радовала.
Часов с девяти начали прибывать остальные гости: несколько почтенных семейств, с которыми знались Такамацу. Оити сообщили, что синтоистский обряд бракосочетания будет проведен дома, в полдень. А потом начнется гулянье. Такамацу пригласили даже лицедеев и музыкантов из ближайшего городка...
Цуру-сан, верная своему слову, занялась волосами Оити. Высокая прическа была несложной, не как у гейш, но очень эффектной в сочетании с ярким кимоно. Потом помощница Оити завязала на ней широкий пояс оби, поправила сзади подушечку, державшую форму узла.
- Ну вот, вы и готовы.
За ними прислали спустя час.
Свадебное кимоно Отами - утикакэ - тоже было красным.
Как будто две сестры и в этом сговорились: хотя Оити до сих пор даже не задумывалась о наряде Отами. Но теперь она поняла, что вообразить старшую сестру в белом не могла бы. Господин Мияги выступал в черном кимоно. Жених и невеста были украшением этого большого собрания; хотя Отами несколько портила традиционная уродливая круглая шапка ватабоси, скрывавшая «рожки ревности».
«Уж ей-то ревновать мужа не понадобится. Во всяком случае, долго не понадобится», - подумала Оити.
Зал был полон гостей - не меньше тридцати человек. На памяти Оити Такамацу никогда не давали таких больших приемов: им попросту нечего было праздновать и нечем делиться с соседями. И теперь Оити ясно видела, что среди собравшихся потомственных сельских самураев большинство - такие же бедняки, чью жизнь исковеркали гражданская война и реформация, лишившие их прежних прав. Некоторые сумели опять встать на ноги и приспособиться к новым условиям; но остальные нет.
Когда блистательные жених с невестой и старая госпожа Такамацу появились перед всеми гостями, ушей Оити коснулся восхищенно-осуждающий ропот. Брачующиеся рука об руку проследовали по проходу между столиков и поднялись на помост, где ждал синтоистский священник, чтобы завершить обряд. Священник уже сделал подношения и помолился богам-прародителям Идзанаги и Идзанами перед домашним синтоистским алтарем-камиданой; при этой семейной церемонии, кроме молодых, присутствовали только мать невесты и родители жениха.
В большом зале господин Мияги и Отами прилюдно произнесли брачные клятвы и троекратно обменялись чарками сакэ, стоя на возвышении: они по очереди выпили из большой, средней и малой чаш. Они стали мужем и женой! Из зала полетели поздравления и благословения.
И тогда молодой супруг Отами, которого распирало от счастья и гордости, поклонился своим родителям и теще. Потом поклонился гостям - и теперь уже по праву хозяина подал знак к началу пира...
Собравшиеся радостно загудели и отдали должное предложенным яствам. Запела флейта - приглашенный музыкант, устроившись в углу, начал наигрывать что-то трогательное и ненавязчивое.
- Ну просто княжеский пир, - шепнула Цуру-сан, занимавшая один столик с Оити. - Госпожа Гэндзико и госпожа Отами сегодня сами себя превзошли.
Оити кивнула. Это уж точно.
Угощение было на славу: рыба во всех видах, креветки, рассыпчатый рис, маринованные овощи, свежие фрукты - персики и вишни, рисовые колобки и сладкие пирожки. Конечно, много сакэ. Глядя, как изящно едят и пьют приглашенные мужчины со своими женщинами, Оити неожиданно подумала об иностранных приемах, на которых бывали господин Ватанабэ с дочерью. Матико рассказывала, что порой это было просто чудовищно: английские мужчины поглощали немереное количество мяса с кровью и, провозглашая тосты, пили без конца, опускаясь до животного состояния. Очевидно, для западных варваров напиться пьяными в чужом доме и потерять лицо было совершенно обычным делом...
Пусть все эти нищие сацумские аристократы принадлежат прошлому, они еще наверстают свое, догнав Европу. И никогда не утратят благородных манер.
Оити съела половину большого ароматного персика, разрезанного на дольки, и рисовый колобок с корицей. Потом почувствовала настоятельную потребность уединиться... Девушка поднялась, стараясь не привлечь внимания.
- Цуру-сан, оставайтесь и веселитесь, - прошептала Оити своей помощнице, которая тоже хотела встать. Цуру-сан все сразу поняла и кивнула.
Оити пробралась к выходу, кланяясь и извиняясь; на младшую хозяйскую дочь кое-кто взглянул с благожелательным любопытством, но особенного внимания не обратили. Вздохнув с облегчением, Оити поспешила по энгаве назад во флигель.
На то, чтобы привести себя в порядок, ушло некоторое время. Оити закрепила новую ватную прокладку и набедренную повязку; заново перевязала пояс.
Оити решила не возвращаться в зал и никого не беспокоить. Праздник продолжится в саду: вот тогда она, быть может, присоединится.
Вскоре, однако, полное одиночество начало тяготить ее. Неужели Цуру-сан поймет ее буквально и задержится надолго?.. Оити вышла в сад и не спеша направилась в шелковичную рощицу. Ее почему-то тянуло туда. Но, шагая по гравийной дорожке, девушка внезапно замерла: она была не одна.
Оити узнала женскую фигуру, мелькавшую между деревьев.
- Асаи-сан?
Это и в самом деле была дочь Асаи по имени Кумико, в блеклом голубом кимоно. Девица обернулась и приостановилась, словно бы в испуге; но потом вышла навстречу Оити.
- Такамацу-сан, добрый день. Прошу прощения.
Гостья поклонилась, со странно напряженным лицом. Затем подняла глаза и робко улыбнулась.
- Дело в том, что я...
- Вам стало нехорошо? Поэтому вы не в зале со всеми? - быстро спросила Оити.
- Нет, то есть... Да, мне стало немного дурно, и я вышла на воздух. - Кумико закончила гораздо увереннее, словно радуясь полученной подсказке. - А еще я услышала, что тут будут ставить павильон для представления... и мне вдруг так захотелось взглянуть!
Она еще раз поклонилась.
- Прошу прощения за беспокойство!
Оити поклонилась в ответ.
- Ну что вы, никакого беспокойства. Я знаю, где будут ставить павильон для актеров, и покажу вам, если угодно.
- Да-да, пожалуйста!
- Прошу за мной.
Молодая хозяйка повернулась и пошла впереди. «Это надо же так неискусно врать», - изумилась Оити про себя. У Асаи Кумико был вид воровки, пойманной с поличным. Она явно что-то вынюхивала; и, вероятно, не в первый раз рыскала тут, у источника богатства Такамацу...
Хозяйка и гостья обогнули веранду по дорожке и увидели, как плотники на лужайке за домом сколачивают павильон для представления Кабуки. Это было и в самом деле занимательно. Но Оити сейчас гораздо больше интересовали истинные намерения дочери Асаи.
У той по-прежнему был растерянный и виноватый вид. Может, Кумико-сан просто робеет в такой обстановке, на чужом богатом празднике? Может, для взрослой девицы из глубинки это вообще первый выход в свет?..
Раскланявшись с Кумико, Оити вернулась обратно в свои комнаты. Там она с удивлением и радостью обнаружила Цуру-сан.
- Зачем же вы ушли с праздника?
- Ну как бы я могла вас покинуть? Мое место рядом с вами, Оити-доно.
Оити благодарно улыбнулась своей компаньонке. А потом, уж заодно, поделилась сомнениями насчет захваченной врасплох гостьи.
- Здесь что-то нечисто, - согласилась Цуру-сан, нахмурившись. - Надо будет рассказать госпоже Отами...
- Но уж не сейчас, - усмехнулась Оити. - Госпоже Отами будет не до нас и сегодня, и еще много дней. А завтра Асаи так и так уедут...
Она поразмыслила и махнула рукой. Вряд ли девчонка Асаи способна им серьезно навредить.
«Может, Яэмону сказать?.. Нет, ему точно не стоит. Хиномару и так уже слишком много знают о нас, не хватало еще и соседей поставить под удар!»
Немного погодя прибежала служанка, которая пригласила Оити и Цуру-сан «посмотреть представление в саду со всеми господами».
- А я уж думала, о нас никто больше и не вспомнит, - рассмеялась Оити.
Сытые, подвыпившие и ублаготворенные гости теперь ждали зрелищ. Оказавшись на лужайке за домом, где готовилось представление, Оити первым делом отыскала взглядом сестру и ее мужа. Было так непривычно думать об Отами как о «госпоже Мияги».
На траве полукругом расстелили циновки и разбросали подушки для сидения; все начали занимать места, и Оити уселась позади, чтобы в случае чего уйти незамеченной. Цуру-сан устроилась по правую руку от барышни. Оити посмотрела на сцену: должны были показывать разные забавные сюжеты из сельской и городской жизни. Занавес открылся, и зрители захлопали.
На подмостках появился манерный молодой актер, изображавший женщину, - в вульгарно ярком кимоно, с густо набеленным лицом, в высоких гэта. Все женские роли в традиционном театре, разумеется, исполняли мужчины. Оннагата(8) трагическим жестом прикрыл лицо рукавом, но при этом сказал что-то такое, что публика засмеялась.
В этот момент Оити начисто утратила способность воспринимать происходящее на сцене. Она ощутила прикосновение к локтю: слева от нее сидел Яэмон.
И опять - он возник словно из воздуха: ни сама Оити, ни кто-либо другой не заметили его появления.
- Рада видеть вас, - прошептала Оити, справившись с изумлением.
Яэмон кивнул. На нем сегодня вместо обычной рабочей куртки было вполне приличное темное кимоно; а на лбу все та же неизменная белая повязка без всяких надписей.
- Как ваши успехи, Такамацу-сан? - шепотом спросил юноша.
- Хорошо.
Оити отлично поняла, о чем речь.
- Тогда - послезавтра с утра, - сказал Яэмон.
Их взгляды встретились на мгновение; Оити кивнула, а потом вновь с усилием обратила взор на сцену. Она не думала, что ей удастся при таком соседстве сосредоточиться на игре актеров; но вскоре представление увлекло ее. Это была талантливая труппа. Наблюдая сценку «Нищий самурай и склочная торговка», Оити хохотала и хлопала вместе со всеми.
Потом девушка обернулась к Яэмону; но ее сэмпай уже исчез. Он ведь и на пиру не был, подумала Оити: поскольку живет в доме Такамацу на положении слуги. Но, кажется, Яэмон нисколько не огорчался, что его обделили: похоже, людям Хиномару легко давался отказ от суетных удовольствий во имя большого дела...
Оити досмотрела представление до конца. Потом всех опять пригласили в дом - выпить чаю со сладостями; но Оити не рискнула задержаться и вернулась к себе вместе с Цуру-сан. Девушка опять переоделась, сняв нарядное кимоно. А потом сделала свои упражнения - «подвижную медитацию» госпожи Маэды. Мышцы опять заболели, но сосредоточиться получилось гораздо лучше.
Большинство гостей разъехались по домам этим же вечером; кое-кто остался ночевать. Но Асаи не задержались.
На следующий день после свадьбы Оити только мельком увидела старшую сестру, когда Отами вышла поздороваться. Госпожа Гэндзико занялась проводами последних гостей, чтобы дать дочери прийти в себя и привыкнуть к новому положению супруги.
«Интересно, как Отами себя чувствует после брачной ночи, - подумала Оити. - Правда ли это так больно, как говорят?.. Но все-таки очень хорошо, что сестра осталась дома, а не переехала к чужим людям, где старшие стали бы ею помыкать!»
К вечеру пошел дождь, но скоро кончился. Ночь была свежая и тихая; и наконец настал тот день, которого ждала Оити.
8 Актер, исполняющий женские роли в театре Кабуки.
После завтрака Оити переоделась в хакама - и, сделав свою практику, сгорала от нетерпения. Она чувствовала себя все глупее с каждой минутой: почти как невеста, которая дожидается опаздывающего жениха!
Яэмон появился через полтора часа: дверь в сад была открыта, и юноша вошел свободно. Увидев его, Оити вскочила, сама не своя от волнения. Поклонилась.
- Охайо, сэмпай!
Яэмон коротко поклонился в ответ.
- Охайо. Готова?
- Да.
Девушка оглянулась на Цуру-сан, на которую Яэмон не обратил внимания; и вообще он с некоторых пор не обращал на нее внимания, воспринимая ее лишь как тень Оити.
- Вы готовы? - спросила барышня свою наперсницу.
- Да, госпожа.
Оити обернулась к Яэмону.
- Можно... мы можем идти.
Посмотрев ему в глаза, она покраснела. Вдруг захотелось убежать, и только усилием воли Оити осталась на месте: с ней сегодня творилось что-то невообразимое.
Яэмон чуть улыбнулся: он, в отличие от ученицы, казался воплощением спокойствия.
- Ты научишься собой управлять. И этим тоже.
Он вышел за дверь, чтобы дождаться женщин снаружи.
Оити ощутила разочарование, непонятно почему... а потом сильнейшую злость: этот безродный мальчишка читал у нее на лице как на раскрытом веере. «Да что он себе вообразил?.. Что я влюблена и... и хочу его?»
Однако владеть собой необходимо научиться. Яэмон прав.
Они с Цуру-сан вышли за дверь и обулись. Небо затянуло облаками, но дождя оно пока не сулило. Оити мимоходом подумала про старшую сестру, как-то у нее там налаживается супружеская жизнь... и когда господин Мияги уедет на свои дорожные работы?.. Потом девушка отбросила посторонние мысли. Они втроем направились в додзе.
Выйдя за ворота и отшагав немного по дороге, они свернули на тропинку, которая вела в пустой дом на сваях, принадлежавший Хиномару. Приглядевшись к этой постройке во второй раз, Оити заметила, что здесь целое хозяйство со службами: значит, в этом деревенском доме можно было и жить, не только упражняться... И наверняка кто-то жил тут и держал связь с остальными членами группировки!
Яэмон отпер дверь. И когда он и его спутницы вошли, юноша первым делом обратился к Цуру-сан.
- Пожалуйста, побудьте здесь.
Боец Хиномару указал на дверь в пустую комнату напротив додзе. Его тон не оставлял сомнений. Цуру-сан поклонилась и безропотно скрылась за перегородкой.
Потом Оити и ее учитель вошли в просторный зал. Оити остановилась, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Спокойствие!
Она осмотрела зал. Девушка обратила внимание, что свет попадает в помещение через седзи с одной стороны, где стена только наполовину сплошная; а у ниши с изображением Будды стоит подставка с мечами, длинными и короткими. Была ли она тут раньше?..
Оити почти не сомневалась, что оружие предназначается для нее.
- Туда пока не смотри. До мечей мы нескоро дойдем, если дойдем, - предупредил Яэмон.
Он медленно, обманчиво мягко двигаясь, обошел вокруг Оити: она начала поворачиваться следом, но потом замерла на месте, чувствуя, как неистово колотится сердце. Девушка всей кожей ощущала взгляд молодого воина Хиномару и нацеленное на нее пристальное внимание.
Внезапно, неуловимым движением, Яэмон опять оказался перед ней. Оити ощущала себя так, точно поединок уже начался... В настоящем бою она уже была бы убита!
Яэмон посмотрел ей в глаза.
- Буси-до, или Путь воина, начинается с правильных ответов на правильные вопросы, - произнес он. - Первый вопрос, и важнейший: готова ли ты умереть?
- Да, - сказала Оити. Ее голос явственно дрогнул, но она тут же повторила:
- Да!
Яэмон кивнул. Оити не могла отвести от юноши взгляда - его глаза горели, он словно стал выше ростом.
- Важно это сознавать. И повторять вслух. Ты не должна к этому стремиться... но надлежит помнить: буси(9) должен быть готов умереть каждый день, каждый час, и встретить смерть во всеоружии.
Яэмон прошелся по залу, заложив руки за спину; потом опять круто повернулся к ученице.
- Второй вопрос: готова ли ты причинить увечье или смерть другому? Если придется защищать свою жизнь или честь... или же то, что ты ставишь еще выше?
Оити не выдержала его взгляда и опустила глаза. Но потом опять вскинула голову.
- Я - самурай по крови, потомок самого Оды Нобунаги, - сказала она. - Конечно, сейчас упразднили сословия и всех уравняли... но для меня это не имеет значения. Все мои предки были готовы умереть или убить, следуя долгу! И я...
Девушка осеклась, внезапно почувствовав, что ее слова звучат слишком напыщенно. Яэмон слушал с полным вниманием; но на него эта тирада, казалось, не произвела никакого впечатления.
- И я...
Оити вновь собралась с духом.
- Не сочтите за дерзость, сэмпай, если я спрошу!
Ей в голову пришла совсем новая мысль. Яэмон благосклонно кивнул.
- Спрашивай, Такамацу-сан.
- Вы сейчас... ссылаетесь на бусидо самураев. Но ведь ваш кодекс чести, кодекс Хиномару, совсем другой?
- Разумеется, у нас свой собственный путь. Мы используем разные боевые практики, для наибольшей эффективности. - Юноша чуть улыбнулся. - Мы не можем позволить себе идти на смерть ради самой смерти, в наше время это было бы непростительным расточительством.
- Понимаю, - осторожно сказала Оити.
- Я не собираюсь учить тебя жестокости. Лишь настолько, насколько это необходимо для самозащиты. Как я уже сказал, мы используем многие практики и приемы, и мы с тобой испробуем разное; но начнем с айки-дзюдзюцу(10).
- С чего?..
- Айки-дзюдзюцу - воинское искусство мягкости. Искусство поддаваться противнику, чтобы побеждать. Это лучше всего подходит для начинающих женщин.
А потом Яэмон отступил на несколько шагов и без предупреждения произнес:
- Ударь меня.
- Что?..
Сэмпай еще и пальцем ее не тронул; но Оити почувствовала, что пол уходит из-под ног.
- Нападай на меня и бей. Не бойся.
Яэмон ободряюще улыбнулся и даже поманил ее рукой; и Оити разозлилась на собственную трусость. В ней словно что-то переломилось: она с криком вслепую бросилась на юношу и размахнулась для удара.
Ее кулак встретил пустоту; потом мир встал вверх тормашками, и Оити обнаружила себя лежащей на полу. От потрясения она даже не почувствовала, что ушиблась; и несколько мгновений не понимала, где ее руки, где ноги.
Потом вернулось привычное ощущение тела, и девушка охнула от боли.
Она стиснула зубы и неуверенно встала: Яэмон не пришел на помощь, но неотрывно наблюдал. Увидев, что с Оити все благополучно, он кивнул.
- Твой противник почти всегда будет сильнее. Но вот так ты можешь использовать его силу против него самого. Это первое...
Оити пригладила волосы и кивнула: она почувствовала, что предательское женское кровотечение возобновилось.
- Второе: твоя главная сила - это твоя слабость.
Оити открыла рот от возмущения.
- Что вы говорите?..
- Да, именно так. Обычные мужчины почти никогда не ждут от женщины отпора. И большинство женщин, когда подвергаются насилию или бесчестью... беспомощны, как черепаха, перевернутая на спину. - Яэмон усмехнулся. - Но когда ты можешь обмануть бдительность противника и умеешь использовать собственную слабость - это твоя сила.
Оити кашлянула.
- Но разве не существует женщин, которые могут сражаться с мужчинами открыто? Как равные? Разве госпожа Маэда...
- О-Рэн - единственная в своем роде, - прервал ученицу Яэмон, сверкнув глазами. - Это совсем другой уровень и другой путь, и для сражения на равных нужно многолетнее постоянное совершенствование. Мы же говорим о том, чего можно достичь с такой, как ты... и за то ничтожное время, что у нас имеется!
Оити, присмирев, опустила голову. Конечно, сэмпай был прав.
Яэмон приблизился к ученице.
- А теперь я покажу, как я тебя уронил, и ты попытаешься повторить этот прием на мне.
Оити сглотнула.
- Хорошо.
Яэмон улыбнулся. Поправил головную повязку.
- Я тяжелее и крепче - и это твое преимущество, Такамацу-сан. Используй его...
Через полчаса бросков, неудавшихся ударов, падений Оити была вконец измочалена. А Яэмон - все так же свеж и бодр. Однако он сразу же прекратил отрабатывание приемов, увидев, что ученица выдохлась.
- Мне надо переодеться, - призналась Оити. Она в который раз за этот день покраснела и отвела глаза; но сэмпай все понял без объяснений.
- С собой ничего не принесла?
Он знал, что ничего, - отлично видел, как Оити выходила из дому с пустыми руками! Девушка покачала головой.
- Нет. Забыла.
Она, вдобавок ко всему, насквозь пропотела и наверняка была в синяках, несмотря на толстые татами...
- Хорошо, тогда идем домой. Ты сразу же соберешь все нужное для завтрашнего занятия, а через час я зайду к тебе и мы повторим пройденное устно.
Оити поклонилась.
- Благодарю вас!
Когда они вышли из зала, то обнаружили Цуру-сан в коридоре. Похоже, домоправительница Ватанабэ уже какое-то время назад покинула комнату и слушала, приникнув к стенке, что там вытворяют с ее барышней. Цуру-сан поклонилась Оити и ее молодому наставнику, но извиняться за ослушание не стала.
Оити, однако, не могла винить свою компаньонку - и была скорее благодарна. Яэмон же просто оставил это без внимания.
Когда они вернулись в усадьбу, Оити вымылась и переоделась: она с огорчением пересчитала кровоподтеки на руках и ногах. Что ж, без этого не обойтись! Она уложила белье и другие нужные мелочи для завтрашнего урока. Цуру-сан тем временем приготовила чай.
Тогда пришел Яэмон, который тоже умылся и переоделся в свежую одежду. Оити пригласила его к столу, и Яэмон не отказался. Они выпили чаю втроем, в молчании и гармонии; однако затем юноша попросил Цуру-сан оставить его с Оити наедине.
Они продолжили заниматься теорией. После повторения Яэмон коротко рассказал о других приемах, использовавшихся в айки-дзюдзюцу.
- Вряд ли ты освоишь захваты, но воздействие на болевые точки полезно знать. Три дня подряд мы попрактикуем броски, потом перейдем к болевым приемам, - обещал он.
Оити поежилась, представив себе это: у нее уже все болело. Яэмон улыбнулся.
- Главное - начало. Я сейчас учу тебя не бояться действия: это внутренняя готовность ответить на удар. Для женщины - важнейший перелом сознания.
Оити кивнула. Она очень серьезно посмотрела ему в лицо.
- Благодарю вас... от всего сердца. То, чему вы учите, для меня бесценно.
Яэмон понял, что значат эти слова. И ответить на них небрежным «пожалуйста» было бы большим оскорблением. Молодой человек со столь же серьезным видом наклонил голову и промолчал.
9 Буси - идеальный воин, следующий древнему кодексу чести (бусидо).
10 Древнее японское боевое искусство: техника айки-дзюдзюцу легла в основу таких искусств, как айкидо и джиу-джитсу.
Оити предложила бы сестре помощь по хозяйству еще раз, невзирая на первый отказ, но у нее попросту не было возможности: все внимание Отами теперь принадлежало мужу. Они встретились только за обедом в большом зале, и Отами улыбалась и разговаривала с домашними как кукла из театра бунраку(11) - как будто новобрачная не думала ни о ком и ни о чем, что ее окружало. Ее глаза загорались, только когда она отвечала своему господину Мияги.
«Нет, конечно, сестре не стало вдруг все безразлично, кроме Мияги, - подумала Оити. - Просто Отами теперь принадлежит этому человеку физически, он может когда угодно сделать ей ребенка, от него зависит все ее здоровье и благополучие... И ей надо привыкнуть к этому, не так ли?»
К тому же, скоро муж Отами уедет - вот тогда сестра станет опять сама себе хозяйкой; а до тех пор она должна заниматься молодым господином.
Самостоятельно заговорить о чем-нибудь с матерью Оити было бы еще труднее; и вскоре эти мысли вообще покинули ее, она предоставила остальных Такамацу самим себе. Девушке казалось, что мать со старшей сестрой и ее мужем - это теперь одна семья, а сама Оити с Яэмоном и Цуру-сан образовали какую-то новую семью, и их интересы и судьбы почти не пересекались...
В первый урок женской самозащиты Яэмон выбил из своей ученицы все старое. И она, как никогда, ощущала себя начинающей соратницей Хиномару. Вернувшись к себе после семейного обеда, весь вечер Оити делала умственные упражнения - повторяла французский и китайский языки по тетрадям госпожи Маэды; потом она выполнила ставшую привычной «подвижную медитацию», преодолевая боль во всем теле. Оити хмуро сделала себе заметку, что завтра же надо будет попросить сэмпая исправить ее технику: если тот сам не вспомнит.
Утром девушка вскочила, больше не помышляя о домашнем хозяйстве и думая только о том, с чем ей предстоит встретиться в додзе сегодня. Оити-боец еще почти ничему не научилась, она только ступила на путь - но она в одну ночь стала совсем другой...
Боль в теле никуда не ушла, только притупилась после отдыха и вскоре вернулась с новой силой; но Оити уже понемногу притерпелась. И эта боль ее вдохновляла. Наверное, так же радовался своим ушибам Тэнго в полицейской школе!
Нет: пожалуй, она радовалась даже сильнее. Для мужчины такие уроки - в порядке вещей, а для женщины всегда привилегия.
Когда Яэмон снова явился за ней, Оити была полностью готова. Конечно, она нервничала наедине с сильным юношей, но владела собой лучше вчерашнего; и тот странный припадок, похожий на любовную лихорадку, больше не повторился. Видимо, бойцам обоего пола было попросту не до таких глупостей... Яэмон опять оказался прав, говоря, что это у нее пройдет.
Второе занятие не принесло таких откровений, как первое, - они с Яэмоном упорно отрабатывали те же самые броски и падения; Оити преодолевала боль и страх, снова и снова, до полного изнеможения. У нее ничего не получалось - и сэмпай сказал, что еще долго не будет получаться; но внутренняя решимость девушки только окрепла. И когда они закончили, Яэмон показал, где в этом доме ученица может вымыться и переодеться.
- Мы можем и выпить чаю здесь, - неожиданно предложил он. - Чайная церемония и благодарение богам - правильное и достойное завершение урока силы.
Оити кивнула, стараясь, чтобы на ее лице ничего не отразилось.
- Согласна. А... кто же приготовит нам чай, сэмпай?
- Это не твоя забота, Такамацу-сан.
Горячая вода была уже готова, и чай подали к тому времени, когда она кончила мыться. Казалось, в этом доме прислуживают невидимки. Разумеется, Оити ни о чем больше не спросила; и Цуру-сан, которую они пригласили к столу, тоже хранила почтительное молчание. Их обеих мучили одни и те же вопросы - но только от милости Хиномару зависело, как скоро барышня и ее наперсница получат удовлетворительные ответы.
Вторую половину дня Оити опять посвятила умственным занятиям, которые чередовала с медитацией. Так прошло еще два дня, и она уже привыкла к этому распорядку, как к городским урокам западной культуры: с той разницей, что это не было обычное усвоение знаний. Это было... полное преображение, в которое девушка вовлекалась душой и телом.
К добру или к худу - нельзя было сказать. Но свернуть с этого пути она уже не могла.
Она каждый день обедала в кругу семьи, и больше с домашними не виделась. Но на четвертый вечер ее неожиданно навестила Отами.
Старшая сестра пришла одна - как заглянула к Оити накануне свадьбы. Госпожа Мияги Отами. Они обе за эти несколько дней неузнаваемо изменились...
Оити поклонилась молодой хозяйке имения: с особенной торжественностью. Отами вернула поклон, почти столь же церемонно. Оити пригласила сестру сесть на дзабутон, и обе некоторое время исподволь разглядывали друг друга.
- Как поживаешь? - наконец спросила Отами.
Оити несколько мгновений соображала, как ответить. Что она вправе рассказать?
- А вы, сестрица?
- Я?.. Очень хорошо. - Отами удовлетворенно улыбнулась. - Господин Мияги завтра уезжает на строительство: он и так задержался.
Оити так и не поняла - радуется Отами своему долгожданному замужеству или теперешней свободе... Хотя, наверное, и тому, и другому!
- Господин Мияги - хороший муж? - осторожно спросила она.
Отами покосилась на младшую сестру. Конечно, ей сразу же стало ясно: Оити пытается узнать, все ли у нее в порядке с господином Мияги в постели. Отами вновь улыбнулась и повела плечом, с какой-то непривычной томностью.
- Да, мой господин хороший муж.
Отами стала женщиной, и светилась каким-то внутренним удовлетворением, будто обрела тайное знание... Но потом она нетерпеливо пошевельнулась и взглянула на Оити.
- Ну, а ты что отмалчиваешься? Чем занята?
Оити покраснела, смущенно хмыкнула. Потом она вместо ответа отвернула рукав и подол кимоно, показав «боевые отметины». У Отами глаза округлились от насмешливого изумления.
- Твой сэмпай тебя там что, каждый день колотит?..
- В нашем искусстве без этого никак.
Оити коротко изложила старшей сестре суть уроков в додзе. Отами покачала головой, с уважением и недоверием.
- Понять бы еще, зачем господам Хиномару это нужно - учить тебя драться... Ты говоришь, и других девчонок тоже? Никто просто так ничего не делает, ты же знаешь.
Отами подумала несколько мгновений.
- А может, это все затеяно не ради тебя, а... ну, для отвода глаз? Может, слуга госпожи Маэды начал мешать кому-то наверху, и его таким образом убрали подальше?
Оити изумилась.
- А ведь это мысль! Может, и так!
Потом Отами заторопилась: ей еще нужно было собрать супруга в дорогу.
Оити после ухода старшей сестры еще долго сидела в глубокой задумчивости.
На следующий день Яэмон неожиданно явился еще до света и сказал, что сегодня урока не будет. Пусть Оити отдохнет и мысленно повторит пройденное.
Когда юноша ушел, разбуженная Оити опустилась назад на футон и долго не могла заснуть опять. Конечно, сегодня уедет господин Мияги и лучше не попадаться ему и его свите на глаза... И натруженное тело Оити просило отдыха. Но дело явно было не только в этом.
Она заснула и проспала несколько часов. Когда Оити снова открыла глаза, она увидела у своего изголовья долготерпеливую Цуру-сан.
- Ну что же вы меня не разбудили!
- Кавасаки-сан велел вам отдохнуть. Хорошо поспали, госпожа? - Оити кивнула, и Цуру-сан улыбнулась. - Вот и славно.
Они не спеша позавтракали - поднос с едой давно принесли, но Цуру-сан ни к чему не притрагивалась, дожидаясь барышню. Оити попросила компаньонку передать семье, что она хотела бы пообедать после всех, если можно: пусть Цуру-сан принесет что-нибудь с кухни. Завтрак получился поздний, и Оити не хотелось мешать проводам господина Мияги, путаясь у всех под ногами.
Около полудня они услышали, как молодой хозяин уехал. Оити какое-то время провела в праздности... или, вернее, у нее возникло предчувствие чего-то важного, которое все усиливалось и не давало девушке ни на чем сосредоточиться. Так было в прошлый визит домой - накануне прибытия джонки Хиномару и путешествия в веселый городок контрабандистов, где Оити встретила красивую высокородную китаянку с изуродованными ногами. Оити до сих пор не могла забыть эту женщину и гадала о ее дальнейшей судьбе.
Они с Цуру-сан сыграли партию в го, потом пообедали: день уже клонился к закату. А потом за седзи вдруг возникла черная тень, и входная дверь рывком отворилась.
Обе женщины вскочили. Это оказался Яэмон.
- Прошу прощения за вторжение. - Юноша поклонился, быстро перевел взгляд с одной на другую. - Уже не ждали сегодня? Она пожелала познакомиться с тобой, Такамацу-сан.
- Кто, сэмпай?..
- Одна госпожа. Ты сама увидишь.
У Оити пересохло во рту от волнения. «Неужели предчувствие меня не обмануло?»
- Идемте, Цуру-сан, - позвала она.
Тут Яэмон быстро шагнул вперед, как будто пытаясь оттеснить старшую женщину.
- А вот ваше присутствие нежелательно!
- Прошу прощения, но нет! Я не могу оставить барышню, Кавасаки-сан.
Мягкая и по-крестьянски робкая Цуру-сан проявила неожиданную твердость. Хотя, впрочем, в таких случаях она никогда не уступала.
Яэмон гневно сверкнул глазами и сделал резкое движение, словно собираясь применить силу; однако потом смирился и кивнул.
- Хорошо. Но вы обе должны будете молчать.
- Само собой, - сказала Оити.
Яэмон кивнул и, круто повернувшись, вышел наружу. Женщины последовали за ним.
«Это, должно быть, в самом деле большая госпожа среди них - если она так запросто требует меня к себе, - думала Оити, с трудом примеряясь к быстрому шагу наставника. - Ведь я не какая-нибудь там... я Такамацу, это моя земля! И неважно, что я еще девчонка!»
Вечер был изумительный: огнистый закат над морем слепил их. Оити на ходу приставила руку к глазам, пытаясь рассмотреть, есть ли корабль у берега; но отсюда было не видать.
- Живее! Время дорого! - скомандовал Яэмон, обернувшись через плечо.
Оити мысленно обозвала его зарвавшимся нахалом и невежей; но промолчала. Предвкушение нового знакомства возобладало над всем.
Они повернули направо и прошли узкой дорожкой мимо дома сельского старосты; потом поднялись на крыльцо. Дверь, по-западному закрывавшаяся на ключ, была отперта - как и в предыдущие два дня. Они разулись и вошли.
Яэмон еще раз бросил на Цуру-сан взгляд, полный сомнения; потом сам открыл дверь в комнату, где они обычно пили чай после тренировки. Где накрывали на стол невидимые слуги...
- Прошу, - сказал молодой человек.
На сей раз комната не пустовала.
В дальнем конце, на подушке, сидела молодая красивая женщина. Китаянка - Оити сразу же поняла по ее прическе и прихотливому наряду с застежками. А потом у Оити вырвался изумленный возглас.
- Вы!..
- Нет. Вы приняли меня за мою сестру, - ответила дама по-японски, совершенно невозмутимо.
Она была как две капли воды похожа на ту красавицу с бинтованными «ногами-лотосами» - Сяо Мэй. «Изуродованы ли ее ноги тоже?» - подумала Оити. Потом китаянка поднялась с места, и Оити убедилась, что она искалечена, как большинство благородных дам Поднебесной.
А когда женщина направилась к ним, слегка переваливаясь при ходьбе, Оити увидела то, что совершенно ошеломило ее. На груди китаянки, поверх ее богатого наряда, висел простой оловянный крестик - амулет христиан.
- Мое имя Сяо Лин. Желаю десять тысяч лет счастья! Будьте моими гостями, - произнесла она мелодичным голосом, слегка поклонившись.
11 Японский театр кукол.
Оити потеряла дар речи; она покорно опустилась на почетное место, куда ее усадили, а ее мысль лихорадочно работала. В самом ли деле Сяо Лин сестра-близнец той, другой?.. Или она лжет, и это все-таки одна и та же китаянка - прислужница из чайного дома и любовница капитана джонки?.. Сама Оити никогда в жизни не встречала близнецов и не знала никого, кто бы сталкивался с таким чудом природы.
Однако - христианский крест! Ведь женщина из чайного дома креста еще не носила, Оити точно помнила! И кто мог обратить ее в эту веру?..
- Вы сейчас гадаете, как много я лгу - и зачем бы мне лгать, - с улыбкой заметила Сяо Лин, украдкой наблюдавшая за девушкой. - Это правильно. Но вы уже многое понимаете, юная госпожа.
Она несколько мгновений сидела на коленях очень прямо; потом поднялась и просеменила на своих маленьких ножках к подставке-дайсу(12), где была расставлена чайная посуда. Она принялась готовить чай; а Оити с содроганием подумала - неужели эта калека им прислуживала вчера и позавчера, вдобавок, еще и оставаясь невидимой?..
Но тут же гостье стало ясно, что Сяо Лин тонкостям чайной церемонии не обучена и вообще прислуживать не привыкла. Сяо Мэй, несмотря на свое увечье, двигалась грациозно - это был изящнейший танец боли, ставший ее жизнью. Ну а Сяо Лин оказалась неуклюжей и чуть не расплескала горячий чай прямо на свои несчастные переломанные ступни. У Оити руки чесались помочь; если бы она не боялась обидеть хозяйку. Однако теперь она наконец поверила, что это две разные женщины.
Накрыв на стол, Сяо Лин села на невысокий старинный стульчик. Окинула взглядом гостей.
- Ну, так, - произнесла она. В ее голосе послышались властные нотки. - Времени мало, я могу покинуть вашу деревню со следующим же отливом. Но мне нужно узнать вас, а вам меня, госпожа Такамацу.
- Кхм, правда?.. То есть я хотела сказать - это честь для меня, госпожа Сяо, - спохватившись, вежливо произнесла Оити. Про себя она подумала, что честь весьма сомнительная...
Китаянка кивнула.
- Я услышала о вас от моей сестры. Случайно. И сегодня вы оказались здесь вместе со мной. Случайно. Но вместе это йосс - наша с вами судьба.
- Вы верите в йосс - и при этом вы верите в гайдзинского бога? - вырвалось у Оити. - Того, которого распяли на кресте? А как вы стали христианкой?..
- Долгая история. Но только поэтому я сейчас здесь. - Сяо Лин склонила голову и благоговейно коснулась нательного крестика. - Господин Христос привел меня сюда.
Потом китайская красавица подняла голову и бросила на Яэмона и Цуру-сан выразительный взгляд. И такова была ее власть в этом доме, что Яэмон безропотно поднялся с места, оставив недопитую чашку на столике; и Цуру-сан тоже встала, тревожно посмотрев на барышню.
Оити поняла, что Сяо Лин хочет поговорить с ней наедине; она сразу взволновалась, но ободряюще кивнула своей помощнице. Цуру-сан и ее сэмпай вышли, задвинув седзи.
Сяо Лин несколько мгновений молчала, погруженная в себя, - потом посмотрела на Оити.
- Мое христианское имя Мария. Четыре года назад меня крестил священник из страны Рококу.
- Из Ро... Из России? - Оити была потрясена. - Это случилось здесь?
Китаянка качнула головой.
- Нет. У меня дома, в Юньнань. Тогда я еще была наложницей и уже была больна...
- Чем?..
Сяо Лин-Мария как будто только и ждала этого вопроса: она расстегнула верхнюю коралловую застежку платья и распахнула его на груди. Правая грудь словно бы вздулась и была перебинтована: точно так же, как ноги.
По спине Оити прошел холодок отвращения; она постаралась не выдать себя, но недужная красавица, конечно, заметила. Она печально усмехнулась.
- Не бойтесь, юная госпожа. Это не заразно. Моя болезнь может убить только меня саму.
Застегнувшись обратно, она расправила плечи. Коснулась своего креста, потом провела рукой по перебинтованной груди.
- Опухоли. Появляются, потом проходят... иногда идет гной. Можно жить с этой болезнью долго, много лет; а бывает, что опухоли расходятся по всему телу и женщина умирает в страшных муках.
Оити что-то такое слышала. Ей стало еще больше не по себе, хотя первоначальный страх прошел. Однако она поклонилась китаянке и произнесла:
- Извините мои дурные манеры. Я уважаю ваши страдания.
Гостья заколебалась, облизнула губы.
- Но...
- Вы хотите знать, почему вдруг я рассказываю это вам, возбуждая ваше естественное отвращение? - хладнокровно подсказала китаянка. - Господин Христос на небесах даровал мне... и может даровать еще многие годы жизни. Я неустанно молюсь об этом, потому что моя жизнь сейчас важна для многих, хотя мне самой она тягостна. Или Господь может забрать меня к Себе уже завтра.
Сяо Лин глубоко вздохнула.
- Поэтому вы должны знать меня и мою сестру - вы тоже можете стать полезной.
Оити кивнула. Она напряженно ожидала продолжения.
- До того, как Христос вошел в мое сердце, ничего не имело значения. Я сама не имела никакого значения - я была одной из наложниц императорского чиновника, владетельного сяньгуна(13)... мы служили только для услады нашего господина.
- С вами плохо обращались? - спросила Оити. Девушка сразу вспомнила жизнь Цуру-сан у своего отца.
- Плохо? Хорошо?.. - Сяо Лин пожала плечами. - Мы жили во дворце... в достатке, хорошо ели и одевались, но никто о нас не вспоминал, пока не нужна была постель. Потом я забеременела и меня совсем оставили в покое: у господина было еще семь прекрасных женщин для утех, кроме меня и его супруги. У меня родилась дочь... я начала кормить ее, но девочка заболела и умерла через десять дней.
Оити прикусила губу, чтобы не сказать лишнего. Она все еще не понимала, какое отношение эти горести имеют к ней.
- Все сказали, что смерть моей дочери - это хорошо: дочерей у господина было уже много. Девочек всегда слишком много! И через несколько месяцев я тоже захворала... заболела та грудь, которой я кормила ребенка.
Сяо Лин опять подняла глаза на собеседницу.
- Никому не нужна вещь, у которой что-то болит, не правда ли?.. Все понимали, что я буду долго страдать и стану только обузой для семьи. Мне прислали шелковый шнурок, чтобы я удавилась: я благородной крови, и мне пожелали даровать смерть от своей руки...
- И вы этого не сделали? Почему? - не выдержала Оити.
Ей было жаль обездоленную китаянку, но она не могла не согласиться с ее господами: лучше вовремя достойно прекратить мучения, чем обременять других и себя. Японка на месте Сяо Лин, разумеется, покончила бы с собой!
- Вам не хватило мужества?
Это, конечно, был бы страшно оскорбительный вопрос для японки, особенно знатной... однако китаянка выслушала его безмятежно.
- Может быть, и мужества. Но тогда я очень ясно поняла, что это тоже не будет иметь значения: живу я или умру - это неважно. После меня будут жить еще сотни тысяч женщин... и с ними станут поступать так же, как со мной, если они заболеют. И я отказалась себя убивать.
- Кажется, теперь я понимаю! - воскликнула Оити.
- Я вышла из дома господина как была, не взяв с собой ничего, - мне больше ничего не принадлежало; и пошла на площадь, где сидели нищие. Я села среди них на землю и обнажила больную грудь. Я ничего не просила и только ждала... а потом вдруг увидела, как через площадь идет чужеземец с длинной светлой бородой и в долгополой черной одежде.
Губы женщины тронула улыбка; а глаза заблестели каким-то сверхъестественным блеском.
- Гайдзин начал раздавать милостыню и заметил меня. Это был отец Ипатий, русский священник, который приехал в наш город с православной миссией. Христос спас меня его руками.
Оити некоторое время молчала, ей никак не удавалось подобрать слова для ответа. Разумеется, сама Сяо Лин считала эту встречу знамением свыше! Но в действительности...
- Простите, но ведь вы до сих пор больны? А вы говорите, что вас спасли?
- Да. Земные страдания служат для нашего спасения. Вам этого пока не понять, а я не умею проповедовать... но это истина.
Китаянка снова улыбнулась.
- Только после того, как меня окрестили, я стала иметь значение. Иметь лицо. Теперь я посредница во многих делах с русскими... я служу делу Хиномару и состою в Обществе небесной ноги(14).
Оити чуть не прыснула, услышав такое наименование; но вовремя сдержалась.
- Что это значит, госпожа?
Сяо Лин вытянула свою ножку в крошечной туфельке.
- Это женское общество, которое борется против бинтования ног. Против нашего порабощения мужчинами.
- О!..
Последнее Оити сразу поняла и почувствовала большое уважение.
Сяо Лин кивнула.
- Отец Ипатий сказал, что мы не можем самовольно прерывать течение своих дней и должны терпеть до конца. Только тогда страдания получают смысл, а Бог являет Свою любовь, которая не умирает. Это самый великий йосс.
Оити знала, что христиане - противники самоубийства и не верят в перерождение: только в одну земную жизнь. Но разве может кто-нибудь что-нибудь доказать?.. И как тогда быть, например, со всеми детьми, которые умирают во младенчестве и не успевают совершить в подлунном мире вообще ничего?.. Как быть с ребенком самой Сяо Лин?
Она молчала, кусая губы; и Сяо Лин угадала ее сомнения.
- Словами не объяснишь - божью благодать можно только почувствовать. Но довольно об этом!
Она нахмурилась, стала холодной и деловитой.
- Может быть, я уеду уже завтра. Так что не будем терять времени. Вы говорите на путунхуа(15)?
- Да, - кивнула Оити. - Изучаю уже второй год под руководством госпожи Маэды.
- Маэда-сама говорила мне, что у вас недурные способности к языкам... Давайте проверим.
И чуть ли не полчаса Сяо Лин экзаменовала Оити, тщательно интонируя и задавая самые неоднозначные вопросы на китайском. Оити вся взмокла, пока отвечала; но, кажется, не разочаровала свою собеседницу. Наконец та удовлетворенно кивнула.
- Совсем не так плохо, как можно было ожидать. При должном старании года за три вы освоите путунхуа достаточно, чтобы им пользоваться. Конечно, насчет моего собственного и других наречий утверждать не могу.
Оити несколько задел этот надменный тон (кажется, христианам полагалось вести себя совсем не так). Но тут она вспомнила, что в огромном Китае тьма тьмущая диалектов, так что северные области не понимают южные. И, уж конечно, западным варварам нужны искушенные посредники, если они хотят вести с этим народом дела!
Неужели Сяо Лин говорит еще и по-русски? Тогда она настоящее сокровище, несмотря на свою телесную неполноценность...
Потом китаянка громко хлопнула в ладоши, будто призывая слугу; и из коридора появился Яэмон. Она приветливо кивнула юноше.
- Можете проводить девочку Такамацу домой. Уже совсем поздно. Если удастся, завтра мы побеседуем еще.
Яэмон коротко поклонился.
- Слушаю.
Они попрощались, и Яэмон вывел Оити в коридор, где томилась в ожидании барышни Цуру-сан.
Яэмон взял керосиновый фонарь, чтобы освещать дорогу. «Это надо же, как мы заговорились!» - подумала Оити. Только тут к ней вернулось ощущение времени и собственного тела: она почесала опять наливавшийся болью синяк на плече.
А выйдя за дверь, девушка осознала, что за всю беседу Сяо Лин ни разу больше не упомянула о Сяо Мэй. Как существовали эти две сестры порознь, как они снова встретились?.. И наверняка то, что китаянки близнецы, очень им пригодилось для конспирации: допустим, если приходилось скрываться от полиции или обманывать враждебные группировки...
«Завтра узнаю. Если повезет», - подумала Оити. Они зашагали домой в потемках, свежий ветерок с моря обдувал их лица и колебал огонек фонаря.
12 Дайсу - переносная полка-подставка, использовавшаяся во время чайной церемонии.
13 Сяньгун - «уездный гун» (китайский дворянский титул, приблизительно равнозначный европейскому «виконт»).
14 Организация с таким названием и в самом деле была создана в китайском городе Сямынь, в конце XIX в.
15 Государственный язык Китая, сложившийся на основе пекинского диалекта.
Назавтра Яэмон не являлся целых полдня - так что Оити, переволновавшись, опять отказалась идти на обед в общий зал. Кусок не лез в горло: она без аппетита сжевала холодный рисовый шарик и немного водорослей в уксусе, а потом попробовала медитировать. Но когда девушка очистила разум от мыслей, вместо успокоения перед ее умственным взором начали вставать картины одна страшнее другой. Что-нибудь случилось? Может, неожиданный удар со стороны Ямабуси или другой банды?..
Но когда Оити уже готова была наплевать на осторожность и отправиться на разведку, ее учитель пришел. Он не извинился, но объяснил свое отсутствие как нечто само собой разумеющееся.
- Госпожа Сяо уехала, я ей во всем помогал. Ночью мы получили срочное послание, и с утренним отливом корабль ушел.
- Послание? Голубиной почтой?
- Конечно. Ты до сих пор не приметила нашей голубятни?
Сказать по правде, не приметила; Оити не разглядела и корабля у причала, однако причин сомневаться в словах сэмпая у нее не было. Девушка вздохнула.
- Очень жаль, я надеялась выспросить у госпожи Сяо еще кое-что! Когда-то теперь представится возможность...
Яэмон снисходительно улыбнулся.
- Изволь, можешь спросить меня. Мне многое известно о делах госпожи. Только не здесь, а в додзе.
Оити радостно хлопнула в ладоши. А потом девушка припомнила их первоначальный учебный план и нахмурилась.
- Вы, кажется, собирались теперь учить меня болевым приемам... показывать болевые точки противника?
Юноша качнул головой.
- Нет, надо закрепить то, что мы начали. Ты не готова пока браться за новое.
Оити догадалась, что и сам он тоже не готов к такому переходу: у Яэмона сегодня был такой вид, точно у него внезапно появились более важные заботы, чем их тренировки. Да, весьма возможно, Отами права: слуга госпожи Маэды занимается с дочерью Такамацу больше для прикрытия. Ну и чтобы самому не утратить боевых навыков.
Они направились в додзе, где после разминки повторили все те же приемы, которые до сих пор не давались Оити. Хотя она чувствовала себя все же менее неповоротливой, чем в самом начале, и быстрее реагировала: придирчивый Яэмон это тоже отметил.
Наскоро умывшись и переодевшись, они сели, как обычно, пить чай - столик уже был сервирован. Оити сделала пару глотков и выжидательно посмотрела на учителя.
- Ну, спрашивай, - спокойно сказал Яэмон.
Похоже, присутствие Цуру-сан больше его не смущало. Может, Сяо Лин позволила расширить круг посвященных? Оити осушила свою чашку.
- Зачем госпожа Сяо понадобилась русским? Знаете, я сомневаюсь, что тот святой человек такой уж святой. Я ни разу не видела людей, которые бы не искали своей выгоды.
- Правда? - тихо переспросил Яэмон. - А я видел.
Оити смутилась, поняв, что это чересчур.
- Вы меня не так поняли... Конечно, бескорыстие на свете существует. Но ведь госпожа Сяо давно не живет на попечении русского священника... ее таланты используют более практичные люди? Она богато одета и...
Тут Оити осенило.
- Ну конечно же, это опиум! Русские тоже покупают опиум, да?..
- Чаще продают и используют для приобретения более нужных товаров. Но, в общем, верно. Опиум приносит им и нам большой доход.
Яэмон был все так же невозмутим.
- Скажу тебе больше: Юньнань, где родилась и жила Сяо Лин-сан, - единственная китайская провинция, поставляющая опиум другим областям и за границу. Русские, как и англичане, покупают и перепродают дурман самим же китайцам, чтобы приобретать с выгодой первосортный шелк и чай.
- О! Спасибо... я не знала.
Оити была ошарашена; но она слишком повзрослела, чтобы начать сходу кого-то осуждать. Наоборот, она была искренне признательна Яэмону, который рассказал ей кое-что о мире большой торговли... и политики.
- И вырученные деньги вы потом расходуете на благотворительность? Вроде этого, как его... Общества небесной ноги?
- Именно. А еще там, где можем, мы берем под контроль японо-китайскую торговлю опиумом: чтобы вред от нее был наименьшим.
Оити поняла, что ступила на зыбкую почву. Она кашлянула в кулак и попросила Цуру-сан налить еще чаю. Пора сменить тему.
- А вы знаете, как госпожа Сяо... ну, приобрела свое значение теперь? Ведь она была никем, как и другие женщины из гарема.
- Не совсем. Это двояко. После побега госпожа Сяо, конечно, оставалась рабыней; и так как она отказалась себя убивать, ее господин получил право сам найти ее и предать смерти. Думаю, сяньгун испугался, что если Сяо Лин не умрет от своей болезни, она может отомстить его семье за дурное обращение...
- А это возможно?.. Я думала, что обычные китаянки совсем беспомощны перед мужчинами.
- Сяо Лин никогда не была обычной. - Яэмон усмехнулся. - И русские, представь себе, отказались ее выдавать прежнему хозяину. А потом ее маленькая нога сослужила большую службу.
Жадно слушавшая Оити подалась вперед.
- Что вы имеете в виду?
- Госпожа Сяо знатная дама - усвоив новые обычаи и язык, она помогла варварам сблизиться с семьей своего высокопоставленного отца, которая продала ее и ее сестру в юности. Когда она стала иметь значение для иностранцев, то стала иметь значение и для своих. Пусть она женщина, но у нее множество влиятельных родственников мужского пола.
Оити скривилась.
- И все эти благородные мужи такие корыстолюбцы, они готовы использовать своих женщин в любых целях и унижаться перед варварами?..
- Большинство. Не забывай - китайцы совсем не то, что мы. Это страна чиновников, а не воинов: воинское сословие там с давних времен в подчинении у крючкотворов.
Яэмон помолчал.
- И у нас никогда не было рабов, а в Китае их до сих пор великое множество.
Оити задумчиво кивнула.
- А там, где много рабов, много и трусов!
Они допили чай и вернулись домой.
Поздно вечером Оити опять неожиданно навестила старшая сестра. Они разговорились о жизни в городе; Отами вспомнила Тэнго и выразила сожаление, что брата не было на ее пышной свадьбе. А потом вдруг Отами сказала:
- А знаешь, ведь наша земля записана на Тэнго: как на мужчину. По бумагам он собственник нашего имения, а мы с матерью после смерти отца получили право только на доход от земли.
- Вот как?.. Значит, ваш господин Мияги здесь на самом деле не хозяин, хотя он ваш муж?
Отами засмеялась.
- Нет. И вот что еще: если я неожиданно овдовею, бедные родственники господина Мияги тоже не смогут притязать на нашу землю. Это мы с матушкой так обмозговали, и брат согласился...
- Ну вы даете!
Оити пришла в восхищение. Женская слабость может при случае оборачиваться силой, и вот еще один пример тому.
Еще три дня они с Яэмоном отрабатывали айки-дзюдзюцу; а потом перешли к изучению болевых точек и приемов. Новый вид боли, которую нужно сперва пропустить через себя, чтобы научиться поражать противника!
Пошла вторая неделя обучения боевым искусствам, и Оити начала делать некоторые успехи. Они с учителем теперь совмещали новое со старым; хотя больше по душам не разговаривали.
А через четыре дня Яэмон опять не пришел за ученицей в положенное время. И вновь Оити места себе не находила. В этот раз юноша пропал на целые сутки - и даже спросить о нем было некого!
Оити почти не спала; а рано утром сама, не сказавшись никому, одна побежала в деревню. Ей ночью слышался какой-то шум со стороны моря. Теперь селение имело обычный мирный вид, но это ничего не значило...
На полпути девушка столкнулась с крестьянином в большой шляпе. Она испуганно вскрикнула, но тут узнала Дзиро.
- Слава всем богам! Господин Кавасаки меня за вами послал... и я так и знал, что вы в доме не усидите!
Дзиро крепко схватил барышню за плечи, вглядываясь в лицо.
- Ну разве можно так делать!
Оити сердито оттолкнула его руки.
- Когда нужно, то и можно. Цуру-сан меня бы не пустила одну! А я не могу больше просто сидеть и ждать!
Она зашагала вперед, а Дзиро за ней.
- Кавасаки-сан вернулся? Что у вас там случилось?
- Да похоже, что заварушка.
Дзиро остановился и поскреб в затылке.
- Какие-то молодцы из враждебной банды нагрянули. Между собой тут на берегу передрались, и не на шутку.
- До крови... насмерть?
Дзиро сумрачно кивнул.
- Раз уж от вас все равно не скроешь. Чтоб вы знали, ребята Хиномару вас давно охраняют - без них госпожа Отами нипочем бы не удержала эту землю и свой шелковый промысел. Хиномару иногда нашими крестьянами наряжаются, иногда сами по себе ходят и бдят. И, как видите, не напрасно.
На рисовых полях никого не было, как будто все селяне попрятались во время поножовщины и до сих пор боялись высунуть нос. Они с Дзиро дошли до домика на сваях.
При их приближении дверь скрипнула, и на крыльце появился Яэмон. Он держался за левое плечо; но, увидев Оити с Дзиро, опустил руку и нахмурился.
- Быстрее заходите!
Они зашли в дом. Яэмон не стал сразу приглашать их в комнату, а устало прислонился к опорному столбу. Он немного поразмыслил.
- Пусть... Пусть твой слуга возвращается домой, Такамацу-сан.
Оити подумала, что Цуру-сан, должно быть, с ума сходит от беспокойства и надо бы предупредить ее. Но лучше пусть Дзиро не маячит в усадьбе лишний раз.
Когда Дзиро откланялся, Яэмон пригласил девушку в комнату. Они сели на дзабутон; и Оити увидела, что лицо наставника посерело от напряжения и осунулось.
- У вас... кровь на рукаве! - воскликнула она, присмотревшись.
- Правда? Спасибо, что сказала.
Кровь была не на том плече, куда его, по-видимому, ранили; а на другой руке. Значит, чужая!
Яэмон некоторое время молчал.
- Твой крестьянин тебе все рассказал?
Оити кивнула.
- Хорошо. Тогда тоже иди домой. Сейчас это безопасно.
- Может быть, нужно позаботиться о вашей ране?
Оити до сих пор представления не имела, как это делается.
- Нет, благодарю. Царапина, не стоит внимания.
Юноша сдвинул брови и повторил:
- Ступай домой!
Оити поднялась с места. Она робко уточнила:
- Значит, сегодня мы уже не будем...
Яэмон засмеялся: при звуке этого смеха Оити пробрала дрожь.
- Нет, Такамацу-сан. Не раньше, чем завтра... сегодня мне нужно побыть одному и очиститься. Я ранен не серьезно, но во мне сейчас еще много жестокости и я могу нечаянно покалечить тебя.
Оити кивнула. Она отступила, двигаясь бесшумно и стараясь не глядеть на грозного наставника; и выскользнула за дверь.
Девушка помчалась домой. Встретившая ее Цуру-сан была едва жива от страха: при виде барышни она расплакалась от облегчения.
- Я догадалась, куда вы пошли, но не смела сама идти за вами!
- И правильно.
Оити улыбнулась компаньонке и устало села на циновку.
Она подумала, чем занимался Яэмон в прошедшие сутки. Возможно, Яэмону и его товарищам Хиномару пришлось не только убивать, но и прятать мертвые тела. Этот юноша был младше Тэнго - но уже прошел куда более суровую школу, чем ее брат-полицейский.
Тэнго и Яэмон существовали по разные стороны закона - но оба боролись за правое дело! Во всяком случае, она в это верила.
На другой день Яэмон пришел как ни в чем не бывало, и они продолжили заниматься.
Им везло на хорошую погоду, но к концу июня опять начало дождить. Несмотря на это, они с Яэмоном упорно тренировались: так было даже лучше, меньше любопытных глаз. Оити не сомневалась, что за бумажными стенами своих хибарок деревенские вовсю судачат о Хиномару и сумасбродной барышне Такамацу. Тут и извечный страх, и упование на высшие силы, недоступные их пониманию. И где еще крестьянам взять пищу для сплетен?..
После невооруженного единоборства они наконец-то перешли к оружному бою. То есть не оружному в настоящем смысле, а... подлому бою: с позиций бусидо. Сам Яэмон, как оказалось, носил короткий клинок вакидзаси, который был очень популярен у якудза; и собирался поучить ее бить таким ножом по-бандитски, исподтишка.
В глазах дочери самураев это сперва выглядело отвратительно: значит, та подставка с длинными мечами была только орнаментальной, данью прошлому?.. И Яэмон никогда не собирался давать ученице в руки самурайский меч и учить ее драться открыто?
Оити не побоялась спросить об этом прямо.
Яэмон вздохнул и покачал головой, будто раздраженный ее тупостью.
- Мы возвращаемся к тому, с чего начали? Я учу тебя искусству мягкости... и неожиданности. Ты женщина, и почти всегда будешь слабее противника-мужчины.
Яэмон усмехнулся.
- И разве ты забыла, что длинные мечи теперь законом запрещены всем, ими сражаются только в потешных поединках?.. А твоя задача - не героически погибнуть без всякой пользы, размахивая катаной, а отбиться и убежать. В лучшем случае.
Он прошелся по залу. Поправил головную повязку.
- Ты же учишься защищаться, а не нападать?
- Да!
Яэмон кивнул.
- И если ты будешь сейчас трусить и прекраснодушничать, а в трудную минуту оплошаешь, то я зря возился с тобой все это время.
Оити поклонилась и извинилась; она постаралась избавиться от всех сомнений. Но одно она знала почти наверняка. Яэмон уже дрался с превосходящим по силе противником; и он уже убивал.
Вот он точно практик, а не мечтатель!..
Они тренировались сперва на соломенном чучеле, потом Яэмон учил ее пробивать свободно подвешенную к деревянной раме ткань. Чтобы добиться молниеносности удара. «На живом теле» упражняться времени уже не было; но главное в себе, внутреннюю готовность бить, Оити воспитала...
- Настанет минута - действуй быстро. И прекращай думать, поняла? Твое тело все сделает само, - сказал Яэмон в конце одного из уроков.
Оити сурово посмотрела ему в глаза.
- Спасибо, наставник. Никто другой бы мне этого не объяснил!
Она отправилась мыться. И когда Оити сняла пропотевшую форму, она вдруг замерла, рассматривая свое обнаженное тело. Старые синяки начали сходить, она почти не чувствовала их. Она похудела и посмуглела на воздухе, стала гораздо крепче. Но это было не главное: совсем не главное!
Девушка вскинула голову и впилась взглядом в зеркало, висевшее на стене; губы искривила болезненная усмешка. Ее глаза стали глазами юной волчицы. Как у Яэмона.
Да, она очень многое приобрела за этот месяц... но кое-что утратила безвозвратно. Вдруг наступило озарение. Такамацу Оити стала другой, и возврата к прежней невинности не было. Такамацу Оити прочувствовала мастерство убийцы, и теперь почти жаждала применить его!
Это было как во время уроков стрельбы с Дзиро, но гораздо сильнее. Внутри бурлила разрушительная энергия, искавшая выхода.
Оити сложила руки, склонила голову. - Доверяюсь Будде Амида... доверяюсь Будде, - прошептала она затверженные с детства слова. Но успокоительная формула не подействовала.
Подавленная девушка привела себя в порядок и покинула купальню. Цуру-сан неподвижно сидела в коридоре у стены - она вообще в последнее время стала устраняться, не мешая общению молодых людей.
Яэмон дожидался ученицу в комнате, расположившись у чайного столика. Оити вошла и села напротив, не проронив ни слова и даже не извинившись, что замешкалась.
Юноша поднял глаза.
- Что с тобой?
Оити отвернулась; потом опять взглянула на него.
- Вначале я боялась вас и вашей силы... а теперь я боюсь и себя тоже!
Теперь она почти понимала, как чувствовал себя сэмпай после той смертельной схватки... Как он боялся, что начнет крушить все вокруг...
Яэмон помедлил; а потом перегнулся через столик и тронул ученицу за локоть. Он почти никогда не прикасался к ней вне занятий.
- Подожди, пока тебя не ранят в бою. Это укротит твоего зверя.
- А больше... никак?
Яэмон сжал губы.
- Молись! Читай сутры! Что еще?
- Я не умею. - Оити с кривой улыбкой пожала плечами. - Вы знаете, я очень верю в карму - но давно уже почти не верю в наших богов и в то, что они помогают совладать с собой. А лгать не хочу.
Яэмон неожиданно вскочил и отвернулся к стене.
- Может, тебе помолиться Дзэсусу Кирисито-сама? Вдруг полегчает? - бросил он, стоя к ней спиной.
У юноши вырвался смех, словно он издевался над Оити и ее душевными метаниями.
- Теперь это в империи не запрещено.(16)
Оити чуть не задохнулась от возмущения; а потом поняла, что Яэмон смеется и над собой тоже. Он и сам не знал, как обуздывать своего внутреннего зверя! Только самодисциплиной: но всегда ли этого хватит?..
- Благодарю, - сказала Оити с ледяной вежливостью. - Богу гайдзинов я, пожалуй, молиться не буду.
«Если какая-то калечная китаянка узрела в христианском боге высшую истину, это не значит, что я тоже должна. И это предательство нашего национального духа... нам нужно искать свое», - мятежно подумала она.
Они быстро собрались и направились домой.
У Оити по-прежнему было тяжело на душе; но по дороге немного отпустило. Яэмон проводил ее и Цуру-сан до крыльца и собирался прощаться; девушка удержала его.
- Мы не пили чай в додзе, давайте у нас.
- Хорошо, - согласился молодой человек.
Он тоже был мрачен после религиозного спора, но теперь его лицо немного просветлело. Пока Цуру-сан готовила чай, он вполголоса сказал своей ученице:
- Подумай о тех людях... женщинах и детях, о будущем, ради которого мы сражаемся.
- Конечно, - сказала Оити. - Вы правы.
А потом она взглянула на него и произнесла:
- Что означает ваша налобная повязка без всяких надписей? Я очень давно хотела спросить.
Яэмон улыбнулся.
- Это значит - возвышенная смерть. И высшее совершенство, к которому мы стремимся. Оно не нуждается в словесном выражении, и любой девиз будет его ограничивать.
Когда сэмпай ушел, Оити достала дневник.
«Думать о людях и сражаться за женщин и детей - это важно. Вот оправдание многому, - написала она. - Но этого недостаточно. Сами по себе люди и их творения - ничто».
Девушка задумалась.
«Мотыльковая жизнь человека не может быть высшей ценностью. Нам нужно что-то вечное. Беспредельное».
«Любовь Господа, которая не умирает», - сказала китайская госпожа. «Возвышенная смерть... Высшее совершенство, которое не нуждается в словесном выражении», - сказал Яэмон.
Может, речь об одном и том же?.. Нет, точно нет. Высшие идеалы могут страшно различаться; и крушение идеалов может быть поистине чудовищным.
Оити захлопнула дневник и, поднявшись, убрала его в дорожный сундучок. А потом достала свою старую деревянную куколку, которая по-прежнему сопровождала ее во всех странствиях.
- Юмико-тян, узнаешь ли ты теперь свою хозяйку? Помнишь ту маленькую девочку, которая тебя когда-то купила с лотка?
Оити прижала куклу к груди и закрыла глаза. И вдруг в ее памяти всплыл жуткий образ из далекого прошлого - семейный портрет Ватанабэ, выпачканный кровью.
И сам Ватанабэ, и его дочь чисты. А изображение маленькой Оити вымарано чьей-то безжалостной рукой.
«Это сделала госпожа Маэда. Она сама призналась - чтобы нигде не осталось моих фотографий, по которым меня могли бы опознать», - подумала Оити.
А что, если здесь скрыто невольное пророчество? Если по вине Оити прольются реки крови?..
Только потому, что одна маленькая девочка и ее могущественные покровители когда-то захотели как лучше?
Оити бросила любимую куклу и сжала руками виски. Застонала, как от боли.
- Что с вами? - испугалась Цуру-сан, увидевшая это.
Оити, продолжая держаться за виски, помотала головой.
- Ничего. Ничего.
Через два дня Оити вышла после обеда покопаться в цветочных клумбах, захватив деревянную лопатку. Такую садовую работу ей сестра не запрещала; хотя вообще Отами не любила, когда младшая вмешивалась в ее налаженное хозяйство.
Оити подоткнула полы кимоно и принялась пропалывать свои любимые гортензии. И вдруг услышала какой-то посторонний звук: она мгновенно насторожилась и распрямилась.
Со стороны калитки доносились голоса: один был мужской, незнакомый, а второй... второй принадлежал ее матери, госпоже Гэндзико.
К ним приехал нарочный с каким-то известием, и вызвал для разговора хозяйку имения!
Оити почти решилась подслушать; но одернула себя и быстро вернулась обратно в дом.
Кто бы это был?..
Ей не пришлось долго теряться в догадках. Вскоре мать пригласила ее с сестрой в большой зал.
- Сегодня нас посетил господин инспектор из министерства. Господин Симада, он был в составе комиссии, которая приезжала нынче весной, - сообщила старая госпожа Такамацу. - Нашему дому оказана большая честь!
Оити и Отами переглянулись. У них промелькнула одна и та же тревожная мысль.
- Неужели строительство школы для крестьян ускорено, матушка? - спросила Отами.
- Не ускорено. - Госпожа Гэндзико покачала головой. - Строительство начнется в соответствии с планом, который только что был утвержден. К нам пришлют рабочих и материалы; а из Кагосимы выписан архитектор, гайдзин.
- Но зачем иностранец? - воскликнула Отами.
- Здание будет кирпичное, по европейскому образцу.
«А вот это напрасно. Если вдруг землетрясение? Всех детишек завалит», - мрачно подумала Оити. Но не поспоришь же с властями!
И одновременно возникла другая мысль. Отныне их имение будет под правительственным надзором; Йомуру уже не оставят в покое.
Каковы будут ответные действия Хиномару? А их противников? Сможет ли Отами и дальше сбывать свой шелк-сырец?..
- Но ведь вы не можете ничего решать без Тэнго, - неожиданно для себя сказала Оити. - Он собственник имения, а у него отпуск только в августе.
- Разумеется, мы с Отами арендаторы, а не землевладельцы, - согласилась госпожа Гэндзико. - Я так и сказала господину инспектору. Он любезно ответил, что раньше августа работы не начнутся и все будет согласовано с молодым хозяином.
«Как вовремя мы с Яэмоном начали занятия, и как вовремя кончаем. Еще немного... и было бы поздно», - подумала Оити.
16 Христианство в Японии было запрещено до 1873 года.
Инициатором возвращения был тоже Яэмон: он получил соответствующие указания «сверху», о чем прямо сообщил своей подопечной. Оити в этот миг особенно остро ощутила, насколько иллюзорна ее девическая свобода.
Хотя чего же еще следовало ожидать? «Разрушая старые порядки и систему угнетения, сразу же становишься частью какой-нибудь новой системы: и либо она уничтожает тебя, либо помогает расти», - подумала Оити.
Она простилась с сестрой и матерью, и Яэмон отправился вместе с женщинами в обратный путь - пока что старой непроезжей дорогой.
В гостинице, на горячих источниках, Оити выкупалась: девушка ощущала себя так, точно смывает с себя пережитое дома, всю свою боевую подготовку. Все то пугающее и важнейшее, что она постигла в додзе, до поры до времени спрячется внутри.
Вернувшись в комнату вместе со своей наперсницей, Оити села. Яэмон находился в том же помещении, но за ширмой. Оити поглядела на расписную перегородку и вновь подумала, как благодарна этому юноше, как он преобразил ее... и в городе ей будет его не хватать.
А ведь это, кажется, для них последняя возможность поговорить наедине!
Оити поднялась и тихонько приблизилась к ширме; она присела, как будто собираясь ее отодвинуть.
- Вы здесь, Кавасаки-сан?
- Да, - глуховато ответил тот. - Чего тебе, Такамацу-сан?
- Вы... можете мне показаться?
Оити почувствовала, что сэмпай уже отгородился от нее внутренним заслоном. Им нельзя было сближаться более необходимого. Но спустя несколько мгновений ширма отодвинулась.
Глаза молодых людей встретились: Оити улыбнулась и сразу же смущенно потупилась.
- Я хочу еще раз поблагодарить вас за все. - Сидя на коленях, она поклонилась. - Вы... первый молодой человек, в котором мне было позволено разглядеть качества мужчины, и для меня было честью знакомство с вами. Я этого никогда не забуду.
Оити вновь подняла глаза. Яэмон смотрел на нее очень серьезно... будто сам в эту минуту готовился получить от девушки какое-то посвящение.
- Для меня это тоже честь. - Сэмпай чуть улыбнулся. - И я тоже тебя не забуду, Такамацу-сан. С тобой было... интересно.
Он слегка наклонил голову, принимая ее благодарность; а потом быстро задвинул ширму обратно.
Оити встрепенулась и вскочила на ноги.
- Вы меня не впустите к себе?..
- Нет, не впущу! - Ответ прозвучал гораздо резче. - Между нами все сказано!
Оити даже попятилась от этих слов: она неловко плюхнулась на циновку. Глаза заволокло слезами обиды и разочарования.
- Ну почему он так со мной?..
- Барышня, не плачьте!
Оити с изумлением обернулась, услышав голос Цуру-сан.
В последние дни Оити невольно начала воспринимать ее как добровольную служанку и приложение к своей особе.
- Вы мне указываете?..
Цуру-сан встала с места и подошла к девушке с решительным видом.
- Вам к нему больше нельзя, это правда! Наставник вам напомнил и хорошо сделал! Юноши воспламеняются как порох, так и до беды недолго!
Оити несколько мгновений крепилась, сжимая кулаки; потом опять взвилась на ноги. Она задыхалась от переполнявших ее чувств.
- Мне надо на воздух!
Не дожидаясь разрешения, Оити выбежала в коридор. Она покинула гостиницу и выскочила на дорожку, которая вела к горячему источнику.
Неровности дороги укололи ее подошвы, заставив охнуть: Оити вспомнила, что не обулась. Она угрюмо рассмеялась и прошлась по дорожке в одних носках, вперед и назад: боль от впивающихся в ноги камешков отрезвила девушку.
Она вернулась на энгаву и присела, подперев рукой подбородок.
Да, Яэмон вовремя ее остановил. Внезапно Оити поняла: если бы их уроки не были так насыщены жестокостью, если бы между нею и ее учителем оставалась пустота... это место могла бы занять страсть мужчины и женщины. Еще более опасная, чем кровожадность, которую Оити в себе ощутила. Это было бы как сбить замок у сокровищницы или прорвать плотину!
«Значит, Яэмон все же ко мне неравнодушен, если так от меня защищается!» - подумала Оити. Она улыбнулась, со странной смесью торжества и глубокой печали.
Девушка медленно вернулась обратно в комнату и села на дзабутон. Не глядя в сторону ширмы, она вытащила дневник. Ничего записывать Оити не стала, но перечитывала свои старые заметки, пока позволял свет.
Больше они с Яэмоном наедине не разговаривали.
В городе, в доме Ватанабэ, Яэмон сдал свою подопечную с рук на руки госпоже Маэде. Та долго и с большим интересом расспрашивала об их успехах. Потом попросила ученицу показать свои боевые отметины.
Оити послушно задрала рукав. Госпожа Маэда взяла ее за руку и, повернув ладонью кверху, рассмотрела кровоподтеки.
- Это старые. Новых почти нет, - сказала девушка, слегка покраснев. - Я... в последние дни мало травмировалась.
Госпожа Маэда улыбнулась.
- Я тобой довольна.
И Оити впервые увидела, что в глубине глаз боготворимой учительницы тоже прячется жестокость. Готовность пойти на все во имя своих целей и небесной справедливости.
«Это люди идеи, - подумала Оити. - Такими они и должны быть!»
Госпожа Маэда ласково кивнула ученице.
- Что ж, Оити-сан, сегодня я тебя оставлю отдохнуть. Надеюсь, что искусство драки долго тебе не понадобится. Но бездельничать ты не будешь.
Наставница выслала из комнаты Яэмона и дала Оити огромное языковое задание на ближайшие пару дней; а также велела ежедневно повторять гимнастику и медитацию.
«Языковое задание... Вот на чем сделан упор в этой системе для женщин. И Сяо Лин тоже переводчица», - подумала Оити.
- Скажите, госпожа, а у девочек лучше способности к языкам, чем у мальчиков? - произнесла она вслух.
- Как правило, да.
Госпожа Маэда спокойно посмотрела на воспитанницу. Она отлично понимала, к чему этот вопрос.
- В нашей организации есть и другие девушки, которые обучаются по той же программе. Моей собственной программе. Может быть, ты вскоре познакомишься с кем-нибудь из них.
- Я была бы счастлива! - вырвалось у Оити.
Матико была лишь временной спутницей ее детских лет; к тому же, намного старше. Кикуюмэ, драгоценная спасенная сестра и молодая гейша, постоянно жила в Осаке. А вот получить настоящую подругу-ровесницу и единомышленницу - когда ты сама уже созрела для важных суждений и поступков...
Но пока об этом нечего мечтать. Пока Оити принадлежит к дому Ватанабэ и соблюдает все правила приличия, предписанные юной девице.
Жизнь вернулась в прежнее русло. Оити усердно училась, опять предоставленная самой себе, лишь время от времени ощущая направляющую руку своей покровительницы: теперь госпожа Маэда появлялась у Ватанабэ реже, не чаще раза в неделю, и без своего слуги. Первое время Оити тосковала по Яэмону... несмотря на то, что уроки с парнем изнуряли ее телесно, теперь внутри была пустота, которую никак не получалось заполнить, сколько бы она ни работала. Но мало-помалу Оити привыкла опять быть одна.
Впрочем, ее, как и раньше, навещал Тэнго; она переписывалась с Матико и Кикуюмэ. В августе брат получил отпуск и поехал в деревню. И почти сразу же Оити пришло письмо от Отами.
«Скоро ты сможешь отправлять нам письма по почте, а не нарочным. У нас появится государственная почта - еще раньше, чем школа, - сообщала старшая сестра. - В деревне пока все спокойно. Стройка уже началась: новая школа будет при храме, на горе, так что это даже не наши владения и нашему семейству не придется ничего уступать. Нам сказали, что на горе «меньше опасность подземных толчков».
Мы с матушкой познакомились с гайдзинским архитектором: это белобрысый высоченный англичанин, который все время курит толстые сигары (не хочу даже думать, во сколько это ему обходится, - все иностранцы швыряются деньгами). Конечно, он урод, но не грубиян. Похоже, в столице его немного научили манерам.
Здесь постоянно снуют чужие подрядчики и рабочие, большинство японцы и несколько гайдзинов: но они не мусорят и особенно не шумят. А вот твоих не видно».
Эту последнюю фразу Отами жирно обвела кистью, так что даже кляксу поставила. «Твоих не видно». Значит, Хиномару и остальные приняли меры предосторожности и затаились...
И, значит, никаких трупов после того ночного побоища не нашли! Что ж, до сих пор прятать концы было нетрудно.
«Строительство дороги, на котором занят господин Мияги, вот-вот закончится. Но без работы мой муж не останется, - прибавила дальше Отами. - Начнут прокладывать современную дорогу к городу, чтобы без помех ходили лошади и экипажи. Так что конец нашему уединенному житью».
Через пару месяцев Отами написала снова: она сообщила, что кирпичное здание школы закончено, и вот-вот прибудут учителя, целый штат. И кто это проявил такое неожиданное внимание к их захолустью?.. Вряд ли вся страна развивалась столь же быстро.
Еще Отами с гордостью сообщила, что ждет ребенка - и у Оити будущей весной появится первый племянник или племянница... Как раз в шелковичный сезон.
Оити еще не знала, радоваться или нет; но, конечно, поздравила сестру и даже послала подарок.
Спустя несколько дней, когда господин Ватанабэ по обыкновению отсутствовал, Оити в своей комнате готовила уроки: на это по-прежнему уходила большая часть времени. Легкий шорох у двери заставил ее обернуться.
Она чуть не вскрикнула. На пороге стояла совершенно незнакомая девица лет пятнадцати... или даже ее ровесница. Гостья прижала палец к губам.
- Тсс! Я своя!
Оити вскочила.
- Кто вас впустил?..
- Ваш слуга, конечно. Он ведь наш человек.
Оити на всякий случай попыталась принять оборонительную позицию, которой ее научил Яэмон. Незваная гостья сразу посерьезнела.
- Не бойся. Будь я наемной убийцей, я бы тебя уже прикончила. Без разговоров.
«Это верно», - подумала Оити. Она немного расслабилась.
Девушка приблизилась к ней и задрала левый рукав кимоно, показав черную татуировку Хиномару: солнечный круг.
- Мое имя Хийоко. Меня прислала Госпожа Лотос.
- Так ты тоже воспитанница госпожи Маэды? Одна из ее учениц, с которыми она обещала познакомить?.. - Оити ощутила прилив вдохновения. - Ты сирота, как Яэмон?
- Да, все верно. Кто были мои родители, больше не имеет значения. Теперь моя семья Хиномару-гуми.
Хийоко улыбнулась, но взгляд остался таким же не по-девичьи жестким.
- А вообще, я к тебе послана по делу.
- Ну садись. Говори.
Оити предложила гостье свой стул, и Хийоко села.
- Скажи, Оити-сан, ты близко знаешь семью Асаи? Знакома с их старшей дочерью Кумико?
У Оити появилось скверное предчувствие. Она сразу же вспомнила, как соседская дочь шпионила у них в саду.
- Я с ними почти не знаюсь, но этим летом Асаи побывали у нас в гостях - на свадьбе у моей сестры...
Хийоко кивнула.
- Это мне известно. Так вот, дочь Асаи найдена убитой в здании вашей новой сельской школы. Ей перерезали горло, а перед тем еще и позабавились.
Оити похолодела.
- Изнасиловали? Обесчестили?
- Да. И ее же кровью написали на ее одежде иероглифы Хиномару.
Несчастная Кумико... Или это она сама нарвалась?.. Что теперь будет!
- Так действуют ложные Хиномару, ваши главные враги, - пробормотала Оити. - Они хотят бросить тень на вас! И они же напали на вас летом!
Хийоко кивнула. Потом встала.
- Мне пора. Я пришла только предупредить, потому что сама представляешь, как вас начнет трясти полиция и какой поднимется шум. И из имения тебе напишут не сегодня-завтра.
Она быстро прошагала к двери.
- Постой, Хийоко-сан! Ты еще придешь?..
Хийоко обернулась через плечо и скупо улыбнулась.
- Постараюсь, - сказала она и исчезла.
Господин Ватанабэ ничего не заподозрил или же попросту промолчал: кажется, в последнее время закрывать глаза на происходящее в своем собственном доме оставалось для него единственным способом сохранить достоинство. Что мог один человек против целой системы? И стоило ли против нее идти - раскачивать лодку? А может, господин Ватанабэ и вправду не заметил бледности и рассеянности своей воспитанницы - после свадьбы и отъезда Матико он замкнулся в себе и уделял Оити значительно меньше внимания, чем родной дочери.
Первым, кто заговорил с нею о катастрофе, был Тэнго. Когда вести о зверском убийстве и надругательстве над Асаи Кумико облетели всю округу, госпожа Гэндзико ударилась в панику и написала сыну прямо в полицейское управление Кагосимы. Хотя, быть может, ему и не следовало бы знать... но уж лучше пусть услышит обо всем от родной матери, чем от сослуживцев.
Тэнго пришел к сестре через три дня, в следующее воскресенье - холодный и ненастный зимний день. Оити открыла ему сама. Мрачно-возбужденный вид Тэнго говорил сам за себя.
Оити коротко раскланялась с братом и приняла у него мокрый зонтик; но, конечно, она придержала язык, ожидая, пока старший первым заговорит.
Тэнго оправил перед зеркалом полицейский мундир и взглянул на сестру.
- Мать мне все написала.
Оити сжала кулаки.
- Давайте выйдем и объяснимся, - потребовала она.
Тэнго еще не успел разуться: они оба вышли на веранду и остановились, защищенные от мороси козырьком крыши.
Молодой человек помолчал: потом его губы дрогнули, будто он сдерживался с большим трудом.
- Ну что, доигрались?
Оити сразу испугалась и возмутилась: опять у брата был такой тон, точно это она во всем виновата! Можно подумать, он как полицейский проявил себя лучше - или у нее был какой-то выбор, кроме как поддерживать отношения с Хиномару-гуми!
Конечно, связавшись с Хиномару, они стали мишенью для их врагов. Но это не значит, что сами Хиномару такие же злодеи, как их противники; или что Такамацу уподобились им.
- Не знаю, братец, кто это доигрался - на сей раз уж точно не мы, - в запальчивости сказала Оити. - Кумико мне жаль, но я уверена, что она сама повела себя опрометчиво... и подставилась. И, пожалуйста, не высказывайтесь в таком духе перед моим опекуном!
- А господин эту тему не поднимал? Что ж, я не удивлен, - сухо заметил Тэнго.
Однако он принял к сведению слова сестры. Они вернулись в дом: сняв сапоги, молодой человек опять посмотрелся в зеркало и придал своему лицу смиренно-уважительное выражение. Оити была почти зачарована этой метаморфозой. Тэнго был таким же притворщиком, как и все они, - только почему-то воображал, что он лучше!
Тут изнутри дома раздались шаги и голоса. Господин Ватанабэ с Цуру-сан вышли навстречу гостю, прямо как образцовая супружеская пара (пусть господин Ватанабэ до сих пор так и не женился на своей экономке и сожительнице). Все раскланялись.
- Как ваши дела, Тэнго-сан? - спросил хозяин. Он теперь по праву старого знакомого обращался к Тэнго запросто, без официоза.
- Не жалуюсь, господин. - Тэнго улыбнулся. - В ближайшее время я должен получить повышение.
- Примите наши поздравления! - сказал господин Ватанабэ.
Оити это знала - после трех лет беспорочной службы Тэнго собирались присвоить звание сержанта полиции, ерики. Он будет носить красивый кортик, получит прибавку к жалованию, а в его собственное распоряжение поступят рядовые.
Оити очень гордилась старшим братом - как и всегда. Если бы только не...
Они вчетвером попили чаю и побеседовали. Чаепитие прошло так же гладко; и у Оити опять возникло ощущение, что они все вместе разыгрывают пьесу, каждая реплика которой известна заранее. Потом Тэнго начал прощаться.
И Оити, как всегда, пошла его проводить через сад.
Дождь кончился, но уже совсем стемнело и подморозило. Оити обулась и набросила на плечи теплую накидку. Они с братом вышли на веранду.
Оити плотно закрыла дверь и повернулась к Тэнго.
- Ее убили «ложные Хиномару», которые подделываются под настоящих: чтобы опорочить истинных в глазах общественности. Вы должны знать, - очень тихо проговорила она. - Пусть это сейчас недоказуемо, но...
Тэнго кивнул.
- Мне бы самому больше всего на свете хотелось расследовать это дело. Но я не дознаватель и у меня нет достаточной квалификации. Мне никто никогда не поручит этого еще и по другим соображениям... я тоже Такамацу.
Оити внезапно вскипела от ярости. Он, ее родной брат, говорил так хладнокровно!..
- Не огорчайтесь, - сказала девушка. - Наверняка вести расследование поручат одному из ваших товарищей. И высшая справедливость восторжествует!
Тэнго изумленно взглянул на дерзкую сестру. А Оити уже не могла остановиться.
- Я не знаю, в каких преступлениях могут быть виновны Хиномару, но я видела только хорошее. Наша семья и вы в том числе очень многим им обязаны. Не говоря уже обо мне самой! И я не собираюсь отрекаться от моих благодетелей... только потому, что вас скоро произведут в офицеры!..
Тэнго побледнел, стиснув зубы. Он резко шагнул к сестре, и Оити сжалась: она не сомневалась, что сейчас последует удар. Но ничего не произошло.
В последний момент Тэнго сдержался, хотя был на грани. Несколько мгновений оба молчали, тяжело дыша; потом Оити вскинула голову и посмотрела на брата.
- Что вы скажете?..
Тэнго увидел ее упрямое, несчастное лицо; и его выражение изменилось. Потомственный самурай ощутил уважение к стойкости сестры, с безрассудным пылом защищавшей свою организацию.
- Я понимаю, иначе говорить ты не можешь. И лично ты ни в чем не виновата, Оити, - произнес он.
Оити с горечью улыбнулась.
- Я не собираюсь уходить от ответственности. Но мы с вами оказались в очень сложной ситуации, и тут нельзя рубить сплеча... и огульно осуждать.
- Я понимаю. Я не глупец, - сказал Тэнго.
Они молча спустились с крыльца и направились по дорожке через сад. У калитки под старым вязом брат с сестрой остановились. Оити посмотрела на юношу и печально улыбнулась.
- Я люблю вас, Тэнго, и всегда любила, - сказала она.
- Я тебя тоже люблю, сестра. Я восхищаюсь твоим характером. И я очень надеюсь, что нам никогда не придется...
Тэнго сжал губы и мотнул головой, не закончив фразы; потом поправил фуражку и быстро вышел на улицу.
Оити знала, чего он не договорил. Тэнго надеялся, что им никогда не придется открыто противостоять друг другу.
Господин Ватанабэ выписывал несколько новейших японских газет, которые каждое утро прочитывал с чрезвычайным вниманием, несмотря на занятость; и после опекуна Оити имела возможность узнавать все последние известия. Но ни популярнейшая «Емиури симбун»(17), ни прочие не упомянули о происшествии в сацумской деревеньке. И то сказать - если публиковать все криминальные новости из глубинки, ни для чего другого места не останется!
Оити боялась, что эта безобразнейшая терростическая акция, подбрасывание трупа девушки в первую школу для деревенских детей, быстро станет известна иностранцам. Ведь архитектор-то был англичанин: наверняка на такой эффект бандиты и рассчитывали! И, возможно, английские знакомые господина Ватанабэ прослышали об этом варварстве; однако дома у Ватанабэ никто ни словом не обмолвился.
И, весьма возможно, настоящие Хиномару постарались замолчать все дело. Влияние их в разных кругах было по-прежнему очень велико.
Спустя несколько дней после визита Тэнго - через десять суток после убийства - госпожа Маэда навестила Ватанабэ, согласно расписанию. Она прибыла в закрытой карете, потому что погода снова испортилась; и вместе с ней приехала та девица, которая так неожиданно нарушила покой Оити.
Оити была изумлена, но ожидала чего-то подобного: она испытала большое облегчение. Симада Хийоко оказалась настоящей. Госпожа ручалась за нее.
А еще Хийоко оказалась племянницей того самого инспектора Симады, который в составе комиссии принял решение о строительстве сельской школы... Она и вправду была сиротой, но не простой. Так вот как далеко простираются связи, и куда тянутся нити!
Госпожа Маэда представила хозяину и его воспитаннице свою новую подопечную.
- Я привезла тебе товарища по учению, Оити, - напрямик сказала она. - Хийоко тоже давно занимается по моей программе. Надеюсь, вы подружитесь.
Девушки переглянулись. Потом одновременно поклонились старшим.
- Мы постараемся, Маэда-сама, - сказала Хийоко за них обеих.
Кажется, она была немного старше... и уж точно знала больше Оити. И, разумеется, госпожа Маэда собиралась подружить их с расчетом на будущее. Как и всегда.
Урок прошел в присутствии и с участием Хийоко; госпожа Маэда попеременно обращалась то к одной девушке, то к другой. Хийоко отвечала бойчее Оити и, похоже, очень старалась произвести впечатление. Но в целом она Оити понравилась - хотя и много о себе понимает, но не размазня.
Отныне Хийоко будет приходить в гости: как дочь знакомых Ватанабэ и подруга Оити. Они станут вместе готовить уроки, с пользой и приятно проводить время - такова их «легенда», выражаясь языком конспираторов. Господин Ватанабэ не возразил против этого решения; Оити не сомневалась, что он согласится.
Хийоко пришла через два дня. Оити пригласила ее в свою комнату.
Разумеется, ни о каких уроках они не думали. Оити села на стул у стола; Хийоко заняла второй стул, который Оити специально притащила из гостиной. Обе некоторое время многозначительно молчали.
- Тебе писали из дома? - спросила гостья.
Оити кивнула.
- Да. Сестра мне написала. У нас в усадьбе и в деревне допросили всех подряд... шумиха была ужасная, но, кажется, обошлось.
Сказать по правде, Оити боялась, что у беременной Отами случится выкидыш от таких переживаний и от грубости дознавателей. Но Отами оказалась крепче, чем она думала; и настолько сохранила присутствие духа, чтобы изложить все перипетии в письме.
Они опять замолчали - Оити чувствовала, что Хийоко понимает все и даже больше.
- Как, по-твоему, чего добивалась девица Асаи?
- Того же, чего и вы. Это очевидно. - Хийоко невесело усмехнулась. - Не сомневаюсь, что наши враги заморочили ей голову, обещав открыть семье Асаи источник вашего дохода и уничтожить Такамацу как конкурентов. Ложные Хиномару обещали Асаи свое покровительство, а на деле...
- А что, разве такого не могло быть?
Хийоко вздохнула, закинув ногу на ногу.
- Оити-сан, наши враги обычные якудза. Они не ведут никаких дел с женщинами и не принимают их в расчет - а только используют!
То же самое говорил и Яэмон.
- Неужели Кумико и вправду была такая дура, что поверила...
Хийоко поморщилась от жалости и отвращения.
- Конечно, наивная деревенская дуреха. Ей неоткуда было все это знать. А мерзавцам вообще живется гораздо легче - они себя не ограничивают в средствах и подставляют всех, кого могут.
Оити задумчиво кивнула. Естественно, принципиальным людям приходится намного тяжелее, чем ловким негодяям: особенно в новое время, когда смешались все понятия. Да и в гибком учении Будды любой негодяй при желании может найти, на что опереться(18).
- Ты думаешь, полиция тут не справится?
Хийоко мотнула головой.
- Не-а. До сих пор бились без толку, и теперь ничего не выйдет.
Оити уставилась на навязанную ей приятельницу с вновь пробудившимся подозрением; уж больно уверенно та судила! Но, конечно, Оити сдержалась и промолчала.
- Давай делать уроки, что ли.
И они наконец действительно стали заниматься.
17 Широко известная ежедневная японская газета, созданная в 1874 году.
18 Один из принципов дзэн-буддизма - надлежит «увидеть прекрасное во всем» и понять, что «добро и зло, ложь и истина, любовь и ненависть» в сущности ничем не отличаются друг от друга. Вообще в буддизме великое множество положений, традиций и нет единого религиозного канона.
Учиться в паре оказалось труднее, чем в одиночку, - обеим это было неловко, как чужая обувь; но все же они сработались. В конце второго занятия Оити задала Хийоко вопрос, который так и вертелся у нее на языке: насчет ее семьи.
Хийоко ответила без утайки. Как выяснилось, племянница инспектора Симады осиротела семь лет назад по самой прозаической причине. Ее родителей никто не убивал; и они сами себя не убивали.
- Это была оспа, - сказала Хийоко.
Оити с детства ходила с открытым лбом; а Хийоко носила ровную челку. Теперь Оити стало ясно, почему: девушка отвела со лба волосы, показав две глубокие оспинки.
- Мои отец с матерью и младший брат умерли. И я болела так, что едва не умерла; но, как видишь, жива. Меня тогда взял к себе дядя.
Оити сочувственно помолчала. Впрочем, по Хийоко нельзя было сказать, что потеря близких оставила особенно глубокий шрам в ее душе; напротив, на ее лице читалось даже некоторое удовлетворение.
- Дядя представил меня Госпоже Лотос и позволил мне учиться самым разным вещам... как никогда не позволили бы родители. Меня бы просто выдали замуж, обычным порядком, муж запер бы меня в четырех стенах... и на этом все.
Хийоко засучила левый рукав и полюбовалась татуировкой. Похоже, это никогда ей не надоедало.
- Мы избранные, ты и я: и еще другие.
- Другие? - подхватила Оити. - Ты о них знаешь? А кстати: почему детей по системе госпожи не учат совместно? Это было бы намного удобнее.
- Почему ты думаешь, что не учат? Существуют прогрессивные школы для мальчиков, где работают наши люди. Но школ для девочек, как ты знаешь, вообще не существует в природе; и пока мы дождемся постановления высокого начальства... нет, этого мы вовек не дождемся. - Хийоко поморщилась. - Еще несколько поколений вырастет забитых неграмотных дур.
- Значит, госпожа ставит на нас... педагогический эксперимент? И заодно готовит себе помощниц?
- Считай, что так. Вся страна сейчас экспериментирует с нововведениями, вот и мы не отстаем.
Хийоко быстро собралась и ушла. У Оити остался неприятный осадок после этого объяснения; но потом она подумала, что Хийоко не такая бесчувственная, какой пытается казаться. Это просто бравада и защита от жестокого мира. Как и у нее самой.
А потом она подумала, что ей вот-вот минет пятнадцать, а опекун ни разу еще не заговаривал о том, чтобы ее «пристроить». Матико в этом возрасте уже просватали. Может, господин Ватанабэ считает, что Оити пока мала для обручения - или у него нет никого на примете?
Нет, скорее всего, дело в другом. Просто господин Ватанабэ сложил с себя ответственность за дальнейшую жизнь Оити. Он или отпустит воспитанницу на все четыре стороны, когда та повзрослеет, подарив желанную свободу... или понимает, что решать ее судьбу будет не он.
Матико писала Оити не регулярно, но очень «литературно» и содержательно. Кажется, она рассказывала названой сестре о себе гораздо откровеннее, чем отцу: впрочем, оно и естественно, время откровенности между отцом и замужней дочерью давно прошло. И господина Ватанабэ не стоило огорчать лишний раз.
Теперь уж все равно ничего не поделаешь.
Короткое супружеское счастье Матико и Синтаро не вернулось. Они с мужем общались очень формально: Матико удовлетворяла потребности супруга, вела дом и нянчилась с детьми, но о ее желаниях никто никогда не спрашивал. Этой осенью у Матико родился второй ребенок - девочка; она была здоровая и спокойная, в отличие от болезненного сына-первенца, но отец принял появление дочери просто как факт, без особенной радости.
«Господин Синтаро теперь мало интересуется детьми и вообще семьей, - написала однажды Матико. - Он дает мне деньги на хозяйство, и этим его заботы ограничиваются. Мне кажется, Синтаро-сан ходит в Есивару и, возможно, завел там постоянную возлюбленную, как делают многие богатые мужчины. Он редко прикасается ко мне как к жене, и я этому даже рада: я слишком устаю с маленькими детьми. И не хочу даже думать...»
Тут Матико осеклась, осознав, что для девственной Оити это уже чересчур. Однако Оити отлично поняла. Матико не хотелось думать, в чьих объятиях Синтаро мог побывать в Есиваре и какую грязь мог притащить в их супружескую постель.
«Но ты не волнуйся обо мне слишком, - попросила Матико. - Нельзя сказать, что я несчастлива. Я знаю, что так живут многие обеспеченные женщины, и многие еще гораздо хуже. Только бы с детьми было все благополучно».
Оити знала, что в редкие минуты досуга Матико потихоньку пишет рассказы и прячет их в стол. Это ее отдушина. Когда-то Матико восторженно говорила о современных женщинах, занимающихся писательством; и, может, лелеяла мечту сама когда-нибудь издаться. Оити казалось, что литературный дар у дочери Ватанабэ имеется, - и кто знает?..
Это мир скорби. Но каждый может найти в нем отдушину.
Уроки в сельской школе, вопреки всему, начались почти по плану. Якудза не удалось надолго возмутить спокойствие в Йомуре: об этом Оити рассказала Хийоко, которую держал в курсе дядя-инспектор. Двадцать семь крестьянских мальчишек подходящего возраста начали учиться грамоте, счету и более сложным дисциплинам - конечно, маловато детей на пятерых наставников; но это тоже был «педагогический эксперимент».
Оити оставалась в неведении насчет того, схвачен ли кто-нибудь из преступников. Несколько лет назад, когда покалечили гувернантку Матико и к расследованию привлекли семейство Ватанабэ, девочке Оити удалось узнать гораздо больше. Она помнила, как один из лидеров банды откусил себе язык в тюрьме, чтобы быстро и красиво умереть и не проболтаться. А теперь, разумеется, нечего было надеяться услышать такие смачные подробности.
Тэнго тоже ничего не мог ей сообщить. Он праздновал с Ватанабэ европейский Новый год; и тогда по секрету сказал Оити, что, похоже, расследование действительно ведет один из его старших товарищей по училищу, инспектор полиции Ямамото. Однако тайна следствия оставалась тайной.
«Особенно для Такамацу», - подумала Оити.
Хорошо, что хотя бы карьера Тэнго пока не пострадала.
Пришла весна. В праздники цветения вишен Тэнго произвели в сержанты. Брата никто не подсидел; хотя это с легкостью могло случиться.
Тогда же и Отами разрешилась от бремени сыном - тоже большое событие! После убийства девушки Асаи от Такамацу отвернулись многие из деревенских знакомых - о них пошла недобрая слава; и, уж конечно, сами Асаи очень старались смешать их с грязью. Но летом Отами с мужем опять намеревались созвать бедную аристократию на торжество по случаю рождения мальчика. И вряд ли кто-нибудь из соседей откажется, даже завистники.
Конечно, и Оити пригласили. Вместе с прибавлением семейства в имении собрались отметить и ее собственное пятнадцатилетие. И, как и год назад, ее должна была сопровождать Цуру-сан.
У госпожи Маэды и Яэмона в это время были дела в другом месте. Оити уже довольно долго не видела свою наставницу - они теперь занимались только вдвоем с Хийоко и проверяли друг друга, более-менее успешно, по заранее составленному плану на несколько месяцев.
- Жалко, что ты не можешь поехать со мной, - сказала Оити Хийоко.
- Да, я бы не прочь, - призналась приятельница.
Они привязались друг к другу, и не просто как юные конспираторы. Хийоко была мрачноватой и довольно замкнутой - она воспитывалась у дяди
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.