Что делать, если липовому медиуму предложили кругленькую сумму за утерянный рецепт и упокоение призрака? Конечно, соглашаться. Ведь там ждут: свежий воздух, графская усадьба со слугами, вкуснейшие ватрушки по старинному рецепту, а причину неудачи всегда можно сочинить.
Вот и Инесса согласилась, не подозревая, что у местного «призрака» иные планы и поиск рецепта превратится в настоящий квест.
Закатное солнце вызолотило въездных львов. Казалось они наелись и теперь безмятежно греются на каменных лежаках.
В глубине сада виднелся трёхэтажный дом, увенчанный мансардой с башней. Вечерний свет окрасил его в медово-карамельный, а окна сверкали точно зеркала в прожекторах. Флигели и крытые галереи спрятались за симметрично расположенными сторожками и припорошенными снегом парковыми деревьями.
Я здесь ни разу не была, но благодаря современным технологиям заранее изучила место. Жаль, подобная осведомлённость больше никого не удивляла.
Ворота начали медленно раскрываться. Дошли до середины, дёрнулись раз, другой и застыли. Из правой сторожки выскочили охранники с широкими лопатами и принялись сгребать снег. На фоне построек конца девятнадцатого века они смотрелись чужеродно, как механики случайно попавшие в кадры исторического фильма.
– К чему нераскрывшиеся створки? – со смешком спросила Ада и убрала за ухо мешающую прядь.
Короткие, чуть ниже подбородка, каштановые волосы постоянно лезли в глаза, но помощница упорно не пользовалась аксессуарами во внерабочее время.
– К тому, что снег выпадает чаще, чем его убирают? – предположила я.
Мы прильнули к окнам автомобиля. По голубому небу плыли маленькие пушистые облачка, но вряд ли они могли засыпать въезд. Либо тут останавливалась личная графская тучка, либо гулял сильный ветер, либо охрана ленилась.
– Красиво, и не скажешь, что окраина города, – восхитилась Ада.
Она не очень-то хотела ехать зимой в подстоличную глухомань, убедили её красивые виды и обещания современных удобств: от личного санузла до быстрого вайфая.
Охранники закончили уборку и подтолкнули створки. Ворота без помех раскрылись.
Автомобиль плавно въехал во двор, сделал полукруг и остановился перед крыльцом. Поблагодарив водителя, мы выбрались.
Солнце почти скрылось, особняк поблек, пожелтел, только мансарда на третьем этаже оставалась нежно-медовой с пылающими окнами.
– Сюда на месяц в отпуск. – С каждым словом у Ады изо рта вырывались облачка пара. – Хотела б я в таком жить. А ты жила? – она сунула руки в карманы пуховика.
– Давно, гостили у друзей отца. Идём, – я подошла к крыльцу.
– А багаж? – помощница кивнула на автомобиль.
– Слуги отнесут. Идём.
Едва Ада отошла от машины, та медленно поехала к правому флигелю, где, если верить добытой информации, располагались хозяйские и гостевые комнаты.
– Мда, вот так люди и прокалываются, – помощница поставила ногу на первую ступень и задрала голову, разглядывая барельеф в виде снопов. – Нас теперь должны представить, да? Реверансы, поклоны?
– Нет, здесь всё проще.
В имение нас пригласила графиня Елизавета Вронченко, вдова и владелица парфюмерного завода «Вран», чью продукцию обожали в Яридии и за рубежом. По её словам в особняке объявился призрак покойной хозяйки, не тёщи, как можно было подумать, а актрисы Аграфены Михайловны, жены основателя парфюмерного завода и далёкой прабабки покойного супруга Елизаветы.
Призрак оставлял разнообразные послания, привлекал к себе внимание и, по словам графини, просил разыскать рецепт легендарных духов «Первая встреча», чтобы их представили на двухсотлетии «Врана». Елизавета пообещала заплатить большие деньги, если мне удастся расшифровать послания Аграфены Михайловны и разыскать заветную бумажку.
Вопреки избранной стези, я оставалась реалистом, но всё равно взяла заказ. Во-первых, интересно попробовать свои силы и разгадать квест. Во-вторых, хотелось за город к настоящей яридской зиме с морозами, сугробами и чаем в самоваре. В-третьих, графиня разрешила воспользоваться её гостеприимством и остаться в имении на неделю вне зависимости от результата. К тому же у меня в запасе были два плана и опыт по донесению иных желаний призрака.
Мы поднялись на крыльцо ровно в тот момент, когда зажёгся уличный свет, и зимний сад погрузился в сумрак.
Массивные, явно старинные двери распахнулись. Навстречу вышли две женщины. Полную, лет пятидесяти, в меховой накидке поверх тонкого шёлкового платья я сразу опознала – наша нанимательница Елизавета. Она слегка переваливалась при ходьбе, а высветленные кудряшки на голове тряслись в такт шагам. Широкая улыбка мало вязалась с исхудавшим, бледным лицом и тёмными кругами под глазами.
Её спутница выглядела полной противоположностью: лет сорока, высокая, худая, в серых спортивных шароварах и свободной, растянутой футболке, надетой поверх зелёной майки. Длинные светло-русые волосы она заплела в косу, а на руках красовались фенечки и кожаные браслеты, которые в пору юности моих покойных родителей носили дети цветов, а сейчас – неформалы.
– Инесса, рада вас видеть, – Елизавета безошибочно протянула руку мне. Я пожала пухлую горячую ладонь. – Вы, должно быть, Ада? – обратилась она к моей помощнице.
– Да, мы с вами общались по телефону.
– Рада, очень рада. Это Ольха, – представила графиня спутницу, явно намеренно исказив имя. – Моя подруга и духовная наставница.
– Благодать вам, – Ольха соединила ладони у груди и кивнула. Голос её звучал ровно и спокойно, как полагается просветлённой наставнице. – Прошу вас называть меня исключительно Ольхой в честь дерева матери-прародительницы, ибо таит оно великий смысл и благодать.
– Запомним, – сказала Ада. – Вам не холодно? Тут как бы минус пятнадцать, если не двадцать.
– Благодарю за заботу. Я на том уровне просветления, где не чувствуется холод.
Не чувствуется, как же. Не замечается, будет вернее. Организм сейчас кучу энергии вырабатывает, чтобы компенсировать отсутствие шапки и шубы.
– Елизавета Вячеславовна, вы заинтриговали своим призраком, – я улыбнулась.
Графиня тряхнула головой.
– Может быть перейдём на «ты»? Не против? Зовите меня Элизой, моим духовным именем. Столько лет графиня, а к формальностям так и не привыкла. Рабочие корни сказываются, – она рассмеялась.
– Не против, – ответила я и глянула на Аду, мол, ты переживала.
Помощница в ответ пожала плечами.
– Пройдёмте в дом, мороз всё же крепкий, стойко переносит его только Ольха, – графиня развернулась и поманила нас за собой.
Лакеи предусмотрительно распахнули двери. Пахнуло теплом, дровами и еловой хвоей.
Я поискала глазами камин, но не нашла. Обманули, использовали ароматизатор.
В просторном вестибюле ярко светили лампы. У входа стояли скамейки и обувная сушилка, правее находилось большое зеркало и гардероб, куда слуги повесили пуховики и шапки.
Я оправила рукава свитера и огляделась. Уютно и красиво, совершенно не подходяще для призраков.
Всю дальнюю стену занимало панно, изображающее причал с лодочками и мост через речку. Двери удачно вписали в картину – они превратились в беседки на берегу. Память услужливо напомнила, что создал её известный архитектор, а лет пятнадцать назад пытался выкупить миллионер из нуворишей, но не преуспел.
Справа и слева от панно располагались укрытые бежевым ковром лестницы, а рядом с ними – выходы в галереи.
– Призрак довольно активный, – сообщила Ольха. – Оставляет послания то здесь, то там. Одни явные, другие может заметить только опытный глаз.
– И хочет, чтобы нашли именно рецепт тех духов? – уточнила я.
– Другие варианты исключены, – отрезала Елизавета. – Пока мы не отыщем его, несчастная графиня не сможет обрести покой.
– А если рецепт был утерян в другой усадьбе? – я прощупала почву.
– Мы бы это узнали, призрак явно говорил об особняке. Инесса, я не обладаю твоим даром, – Ольха приложила руку к груди, – но практики позволили мне о многом беседовать с сущностями иного мира.
Ада хрюкнула, не сдержавшись. Ольха бросила на неё взгляд.
– Ой, котик! – быстро сориентировалась помощница и поспешила на встречу толстому рыжему котяре, вышедшему из левой галереи.
– Анечкин воспитанник, – умилённо сказала Елизавета. – Добрый и ласковый, единственный всех гостей встречает.
– Знает истинную хозяйку земли, – будто в трансе произнесла Ольха и уже нормальным голосом обратилась ко мне. – Будешь поститься? Очищение внутри и снаружи. Я с удовольствием поделюсь очищающим чаем, ещё не осквернённым эманациями неверующих.
– Наоборот. Сегодня и завтра нужно как можно больше белка и углеводов. Для ментальной работы требуется много сил.
– Как же практики, очищение? Я неделю голодаю, пью только чай, и такая лёгкость во всём теле, – женщина мечтательно закатила глаза.
«Слабость, ты хотела сказать», – я мысленно поправила её. – «Только человек получает наслаждение от собственной боли и преподносит её как достижение».
– Призраки бывают коварные, но они не смогут утянуть за собой душу или занять её место, если у медиума достаточно сил. Получить их можно только сбалансированным питанием, – заметила я, зная, что она не оценит.
– Мне не близки ваши техники, – признала Ольха и поморщилась.
Я было приняла это на свой счёт, но правая дверь-беседка распахнулась, и появился высокий обрюзгший мужчина в мокром спортивном костюме. Он на ходу снял лыжную шапочку и взъерошил короткие серые волосы.
– О, новая кровь! – обрадовался незнакомец. – Те самые ясновидящие, да, Лизон?
– Ох, Лёня, – Елизавета затрясла ладонью перед лицом, отгоняя ядрёный запах пота. – Шёл бы ты сразу в душ.
– А как же выпить за знакомство? – он подмигнул, и морщины на одутловатом лице стали глубже. – Дамы, давайте по стопарику. Мороз такой, что поможет только водочка. Ольгуня, и ты выползла из конуры, голодовка закончена? Наши победили? Выпьешь за здоровье милых барышень?
– Лёня, прекрати, – нахмурилась Елизавета. – Здесь, между прочим, княгиня Мелецкая. Будь добр вести себя соответственно.
– Княгиня… – Ольха смерила меня задумчивым взглядом.
– Неужто княгиня откажется от стопарика? При Филиппе Великом на ассамблеях все вот такие чарки пили, – он раздвинул руки, показывая нечто близкое по размеру к тазу, а то и к бадье.
Я выпрямилась, расправила плечи, как учила покойная бабушка и спокойно, но в тоже время твёрдо сказала:
– Откажется.
– По маленькому, с морозу да к огурчику малосольному, – Лёня сделал шаг в мою сторону, показывая пальцами размеры стопки.
От ударившего в нос ядрёного запаха пота захотелось чихать.
– Леонид, вы спешили в душ, – холодно сказала я.
Он хотел возразить, но наткнулся на мой взгляд – неприязнь с толикой брезгливости. Пожелав хорошего вечера, мужчина поспешил в правую галерею.
Бабушкины тренировки прошли не зря.
– Боров, – сквозь зубы проговорила Ада.
– Прошу прощения, – со вздохом сказала Елизавета. – Мой троюродный брат бывает весьма настырным. Жалко его, вот приглашаю погостить, а то ж сопьётся.
– Надеюсь, он не помешает нашей работе, – заметила я.
– Нет-нет, одно слово, и Эдуард переселит его в гостевой домик. Эдуард?
Из галереи как раз вышел подтянутый мужчина лет шестидесяти в тёмно-синем тщательно отглаженном костюме. Лысая макушка слегка поблёскивала в ярком белом свете, её обрамляли короткие русые волосы. Лицо выглядело невозмутимым, хотя между бровей пролегла глубокая складка.
– Проводить гостий в апартаменты? – спросил Эдуард.
– Да. Потом проследи, чтобы комнаты проветрили и в следующий раз пусть пускают Лёню через флигель, – Елизавета сморщила нос. – Как горох об стенку!
– Как скажете, – Эдуард слегка поклонился.
– Вау, дворецкий? – восхитилась Ада.
– Управляющий, – поправил её мужчина. – Прошу.
Эдуард провёл нас по галерее, похожей на оранжерею. Вдоль стен стояли кадки и горшки, под потолком висели кашпо. Растения радовали глаза всеми оттенками зелёного, кое-где выглядывали красные и белые цветы. Воздух на удивление был свежим и чистым, не типичным для оранжерей с тепличными цветочками.
Утеплённая закрытая ротонда делила галерею на две равные части, в ней устроили маленький палеонтологический музей, гармонировавший с оранжереей.
Флигель напоминал гостиницу: широкий длинный коридор с малиновым ковром, упирающийся в запасной выход, справа и слева двери.
– В том конце спортивный зал, напротив – санузел с кабинками. Можете пользоваться в любое время, – сообщил Эдуард и жестом показал на мраморную лестницу, тоже покрытую ковром.
Мы поднялись на второй этаж. Управляющий распахнул ближайшую дверь, проинструктировал и ушёл.
– Вау! – восхитилась Ада, осматриваясь.
Когда Елизавета говорила про апартаменты, она действительно имела в виду апартаменты с общей гостиной, двумя спальнями и раздельным санузлом. Добавить кухню, и будет полноценная квартира.
– Давай поймаем десять призраков и останемся здесь до лета, – предложила помощница.
Она взяла с журнального столика пульт и включила встроенный биокамин. За стеклом заплясало пламя, из потайных динамиков донёсся треск горящих поленьев.
– И телек есть, и холодильник, и стол для компа, о и плюшки, – Ада взяла ватрушку из корзинки и откусила. – Ммм… свежие! Ничо у них повариха. Переобуваться надо?
– Если мёрзнешь, то нет. Спальню монеткой выбираем? – я вытащила из кармана донри.
– Дерево, – ответила Ада. – Дай поглядеть.
Она удостоверилась, что монетка настоящая и вернула. Я подкинула. Серебристый кругляш покрутился в воздухе и упал тройкой вверх.
– Выбирай, – помощница плюхнулась в кресло у камина и вытащила смартфон.
Я заглянула в спальни. Они оказались идентичными: полуторная кровать, тумба, шкаф со стопкой чистых полотенец, туалетный столик с пуфиком, а на нём ряд ароматизаторов-пробников.
Выбрав правую, взяла чемодан и пошла приводить себя в порядок.
Я переплетала косу, когда из гостиной донёсся вскрик. Бросив расчёску, кинулась на помощь. Помощница полулежала в кресле и нервно смеялась.
– В чём дело?
– Окно, – Ада показала за спину.
Внизу на левой створке было написано «Убирайся», а на второй – «ведьма».
– Чётко и лаконично. Чего кричала-то?
– Да тень примерещилась через камеру. Буквы рисующая.
Я приподняла правую бровь.
– Да, испугалась испарений «таялки», бывает, – призналась Ада. – Получается, у нас конкретный призрак?
– Получается.
Я тщательно засняла надпись с разных ракурсов – пригодится, и некоторое время изучала её, пока мороз не заполнил буквы ледяным узором.
«Таялка» – усовершенствованная версия фокуса с запотевшим окном, она не требует горячей кружки и дыхания. Достаточно нанести смесь и подождать десять минут. Стекло запотеет само, а последовательно проявляющиеся буквы создадут иллюзию письма в реальном времени.
Я бросила взгляд на часы. Мы в комнате минут пятнадцать, если не дольше, а фокус рассчитан на десять. Мороз замедлил реакцию? Изменённый состав?
– Похоже, пора идти за кофе, – сказала я, поднимаясь с кушетки.
Сидеть на ней уютно, но от окна тянуло холодом, парк тонул в темноте – редкие лампы казались застывшими светлячками. К тому же я только платье надела, а растрёпанные волосы не заплела.
– Кофе так кофе, – проворчала Ада.
Мы разошлись по спальням. Я закончила первой, и когда Ада вышла, ждала её с кофейным набором. На серебряном подносе стояли турка, кофейник, сливочник и сахарница с щипчиками. На каждом была выгравирована буква «М» – Мелецкие.
Набор пережил несколько переездов, два разорения, смерть моих родителей и едва не отправился на помойку. Спасла его как ни странно бабушка со стороны матери – увезла к себе и рассказала лишь, когда мне потребовался реквизит для проникновения на кухню заказчицы. Вот как сейчас.
– Извините, у вас найдётся ванильный тростниковый сахар? – Ада захлопала глазами, вживаясь в образ. Её голос изменился, стал тише и неувереннее. – Именно ванильный, просто тростниковый не подойдёт. Госпоже Инессе нужен именно ванильный тростниковый сахар.
Внешность помощница тоже изменила. Вместо спортсменки передо мной стояла пай-девочка.
Ада пригладила растрёпанные волосы и украсила их широким ободком с трогательным бантиком сбоку. Безразмерную толстовку сменила хлопковая блузка, а лыжные штаны – джинсовая юбка-колокол. Завершали образ простенькие балетки с бантиками, подходящими к ободку.
– Мне в противоположный конец пилить, – Ада вышла из образа и закатила глаза. – Почему они не завели кухонный телепорт, а?
– Да ладно тебе, со встреченных тоже можно информацию собрать, – я протянула помощнице поднос и открыла дверь. – И следи за пеной, снимай ровно когда до края останется полсантиметра.
– Как скажешь, Инесса, – смиренно ответила Ада, и показала язык, пользуясь отсутствием свидетелей и камер.
Я закрыла дверь и упала на диван. Потянулась к расхваленной ватрушке, и в дверь постучали.
Пришлось открыть. За ней возвышался Леонид. Он помылся, побрился и сменил спортивный костюм на свитер и брюки.
– О, княгиня, – на одутловатом лице расплылась улыбка. – Рад, очень рад встречи с вами. Выпьем за знакомство, – Леонид показал два хрустальных бокала и початую бутылку вина.
Интересно, он ждал, пока я останусь одна или случайно увидел уходящую Аду?
– Лизон категорически отказывается давать ключи от погреба, но мне удалось сберечь одну из бутылочек. Берёг для особого случая. Вот полюбуйтесь: Варло тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, – он протянул бутыль.
Я взяла её и подошла ближе к свету, разглядывая этикетку. Не соврал, действительно настоящее выдержанное Варло.
Пользуясь тем, что путь свободен, Леонид прошествовал к дивану, разглагольствуя о том, как рад видеть меня в особняке, как отбирал бокалы из своей коллекции. Потом без спроса включил телевизор.
– Ну, давайте за здоровье, – он стукнул бокалами, но звон заглушила киношная перебранка.
– Давайте, – я усмехнулась.
Вынула пробку, распахнула дверь туалета и вылила в унитаз содержимое бутылки.
Незваный гость замер с открытым ртом. Не верил, что я одним взмахом уничтожила годовую зарплату инженера.
– Как… Вы… Да я… Со всей душой… А вы… – забормотал Леонид и дёрнул ворот свитера. – Как же так…
– Вам на меня плевать, – я вставила пробку обратно. Голос звучал спокойно, чуть устало, как у учительницы, которая в сотый раз объясняет, почему не надо дёргать девочек за косички. – Пошли бульдозером по привычной дороге. В одиночку пьют только алкаши, да? Раз есть компания и повод, значит, всё нормально.
– Да вы… вы… вы знаете, сколько это стоит? – прохрипел Леонид, вскакивая.
– Знаю. И без проблем возмещу урон, – я сделала многозначительную паузу, давая гостю пофантазировать, и резко вернула на землю, – Елизавете Вячеславовне, если она захочет.
Расчёт оказался верным. Красный от возмущения Леонид выскочил из комнаты и громко хлопнул дверью. Вернулся он через минуту.
– Бутылочку забыли? – елейным голосом поинтересовалась я и протянула пустую тару.
Леонид её взял и промямлил:
– И бокалы. Старинные.
– Берите, – я посторонилась. – И запомните, ни я, ни Ада не повторяем дважды.
Мужчина поспешно сгрёб бокалы и выбежал. Я закрыла дверь, сквозь неё до меня донеслась яркая, экспрессивная фраза. Цензурным в ней было только слово «ведьма».
– Элиза тоже стала привередливой к питью, – сообщила Ада, ставя поднос на стол. – Постоянно заваривает какой-то особый сбор, собранный девственницами на первой росе в новолуние.
– Даже так? – я поставила на поднос две фарфоровые чашечки с вензелем Вронченко.
Они нашлись на стеллаже в углу вместе с графином и гранёными стаканами.
– Точнее не скажу, Регина, кухарка, не знает. Она только воду кипятит, хозяйка сама заваривает, – Ада разлила ароматный кофе по кружкам. – Сбор ей привезла Ольха, она же Ольга Семёнова. Актриса из мелкого столичного театра. Слуги считают её странной: то роли разучивает (иногда просит помочь), то душу очищает.
– Для просветлённой она вполне типичная, – хмыкнула я. – Надо узнать какие у неё тараканы. Актриса, то-то она владеет голосом.
– Актёры и критическое мышление мало совместимы, – помощница взяла ещё одну ватрушку. – Я только одно видела и то в веб-шоу. Возвращаясь к Ольхе. Познакомились они после смерти Всеволода, сына Элизы. Она вроде как помогала справиться потерей, потом стала привозить траву. Потом у хозяйки начались проблемы с желудком. Кухарка ей отдельно готовит. Ольха утверждает, что это нормальный процесс для избавления скопившегося негатива.
– Просветлённая, – я скривилась.
Самоуверенные, наивные и легко внушаемые люди. Считают себя познавшими истинную правду, несут вред, считая его добродетелью. Обмануть их не составляет труда – достаточно выяснить заблуждения, и можно продать хоть крышечку от йогурта, хоть дырку от бублика.
Вроде бы идеальные клиенты для экстрасенсов, но я испытывала к ним брезгливость.
– Лёня, полным именем его за глаза не называют, – продолжила Ада, не забывая жевать и пить. – Троюродный брат хозяйки, разведён, родители уже умерли. Начал приезжать после смерти мужа Элизы – тот его терпеть не мог. Элиза жалеет. Отношение к нему разное: кому-то интересно, кто-то всеми силами избегает. Пристаёт ко всем с предложением выпить. Эдуарду приказано следить, чтобы не потреблял больше одной рюмки за вечер.