Оглавление
АННОТАЦИЯ
В наследство от бабушки Инга получила домик в деревне, а вместе с ним - всю силу старой ведьмы. И что прикажете делать с таким вот подарком? Днем - работа, вечером - ремонт, и вместо чашечки кофе - борьба с темными силами. А очаровательный шатен, который всегда придет на помощь, кажется, не тот, за кого себя выдает. И он действительно опасен.
ГЛАВА 1 Куриное царство
Инга нажала на подушку клаксона. «Мини Купер» обиженно взвизгнул, и копошащиеся посреди улицы куры бросились врассыпную. Последним дорогу покинул роскошный ярко-красный петух. Радужный, как бензиновое пятно, хвост реял над ним гордым стягом победы.
— Да чтоб вам! — нервным движением Инга поправила сползающие с потного носа очки. — Другого места не нашлось, что ли?
— Через триста метров поверните налево, — бессмысленно-нежным голосом курлыкнул навигатор. — Внимание. Через триста метров — поворот налево.
— Да поняла я, поняла, — Инга, мигнув поворотником, предусмотрительно перестроилась — так, словно двигалась в плотном городском трафике. Куры, оправившись от испуга, уже вернулись на дорогу, лениво поклевывая что-то невидимое на асфальте.
У разлапистой старой березы Инга повернула налево. «Мини Купер» нырнул в боковой съезд и зашуршал колесами по грунтовке, пьяно покачиваясь на ухабах. За окном поплыли приземистые домишки, подслеповато щурящиеся окнами из густых зарослей сирени.
— До цели сто метров, — весомо сообщил навигатор. — Внимание. Сбросьте скорость. Вы на месте.
Выкрутив руль, Инга затормозила перед облупившимися, но все еще крепкими воротами. «Мини Купер» зарылся носом в высокую, по пояс, траву, подняв в воздух стайку кузнечиков. Несколько секунд Инга тупо таращилась на запертую калитку, а потом полезла за телефоном.
— Мария Федоровна? Добрый день. Я уже приехала. Нет, ну что вы, вам вовсе не обязательно подходить к дому. Продиктуйте адрес, и я заскочу за ключами. Но мне совершенно несложно… Это займет всего… Ладно, — тоскливо вздохнула Инга. — Конечно, я подожду. Спасибо за помощь.
Откинувшись на спинку сиденья, Инга добавила обороты кондера. Поднимающиеся снизу волны холодного воздуха не справлялись с лавиной жара, льющейся в машину через лобовое стекло — но видит бог, старичок «Мини Купер» старался. Вслепую ткнув рукой, Инга включила музыку, и салон наполнился прозрачной капелью фортепианного джаза. И это было странно. Странно сидеть вот так вот, в собственном крохотном мирке, наполненном прохладой и джазом, когда снаружи бушует пырей — и раскаленный август.
В боковое стекло постучали, и Инга, вздрогнув, открыла глаза. Рядом с машиной стояла высокая, крепко сбитая женщина в широком цветастом халате. На лице ее явственно читалось неодобрение. Глубоко вдохнув, словно ныряльщик перед прыжком, Инга распахнула дверь и вышла в прожаренный солнцем воздух.
— Добрый день еще раз. Вы совершенно зря беспокоились — я могла бы просто заехать за ключами.
— Евдокия Павловна просила, чтобы я все вам показала, — поджала узкие губы женщина. — Я ей слово дала.
— Значит, я забрала бы вас у дома и привезла сюда, — меланхолично пожала плечами Инга. Бессмысленное упорство собеседницы должно было вызвать раздражение, но почему-то его не вызывало. Эмоции текли и плавились, слипаясь в бесформенную массу, и единственное, что чувствовала Инга — бесконечную, парализующую усталость.
— Да я живу через три дома, — двинула широкими плечами Мария Федоровна и вытащила из кармана связку ключей. — Ну что, пошли наследство смотреть?
Она уверенно нырнула в траву, и тут же в непроходимой зеленой стене обнаружилась узкая тропинка. Инга пошла по ней, пачкая белые карго в желтой пыльце цветов.
— С запором поосторожнее, на гвоздь не напоритесь. Глядите: нужно вот так, — вещала Мария Федоровна, перевалившись через невысокую калитку. — Тут, сбоку, пиптик — за него потяните, щеколда и отодвинется.
Инга старательно повторила движение, перегнувшись через пыльное дерево, и действительно нащупала маленький круглый держатель.
— Поняла. Спасибо за совет, — Инга выпрямилась, стряхивая с футболки бледно-зеленые чешуйки краски.
За калиткой начиналась растрескавшаяся бетонная дорожка, окаймленная густыми зарослями лебеды и крапивы.
— Тут я, признаться, не уследила, — виновато отвела взгляд Мария Федоровна. — Обещала покойнице, что все сделаю, но… У меня ведь тоже хозяйство. Тяжко на два дома каждый день бегать.
— Да-да, конечно, я все понимаю, — торопливо закивала головой Инга. — Не беспокойтесь, это мелочи.
— Вам, может, и мелочи, — поджала губы женщина. — А Евдокия Павловна порядок любила. У нее тут всегда цветы росли.
— Я помню, — тихо отозвалась Инга, поворачиваясь к дому. Из глубин памяти медленно всплывали картинки — широкая бетонная дорожка и высокие, невыразимо яркие цветы вдоль нее. Инга тянется к жестким стеблям, наклоняет кисть, и глубоко вдыхает сладкий медвяный запах… — Флоксы. Тут росли флоксы.
— И сейчас растут. Только траву прорвать надо, — Мария Федоровна посмотрела внимательно и со значением. — А за огородом я присматривала — и полола, и поливала. Вон там помидоры, там — морковка, а вдоль забора — огурцы. Только они отходят уже — так, последыши остались.
— Огромное вам спасибо за заботу. Позже я пройдусь по огороду, погляжу, что к чему. А сейчас, может, в дом зайдем? — покосившись на солнце, Инга вытерла со лба первые капли пота.
Согласно кивнув, Мария Федоровна поднялась на скрипучее деревянное крыльцо и отперла дверь. За ней обнаружился темный коридор, которому почему-то очень подходило название «сени». Вдоль толстых деревянных стен тянулись лавки, заставленные ведрами и широкими тазами. Не обращая внимания на Марию Федоровну, Инга шагнула вперед и распахнула вторую дверь. Кухня оказалась ровно такой, как она помнила, — длинная комната с большими решетчатыми окнами, в которые мягко шлепала зелеными лапами сирень. В углу возвышалась тщательно выбеленная угольная печь, рядом стоял маленький стол и широкий, приземистый буфет.
— Ну надо же… Все как раньше, — Инга медленно пошла вдоль стены, разглядывая аккуратно выставленные на полках тарелки и чашки.
— А чего ж нет? — Мария Федоровна вошла вслед за ней и степенно опустилась на табуретку. — Евдокия Павловна очень правильно все устроила — вон, и туалет в доме, и душ. Телевизор, помню, у нее у первой появился — во-от такого размера, черно-белый. Мы детьми часто к ней вечерами забегали, мультики посмотреть.
Инга задумчиво кивнула. Черно-белого телевизора она не застала, а вот цветной — был. Тяжелая, как чугунная плита, «Березка» стояла на комоде в гостиной, завешенная кружевной салфеточкой. Когда наступал вечер, бабка снимала салфеточку, втыкала вилку в розетку, и мутно-зеленый выпуклый экран оживал, наполняясь словами, движением и музыкой.
Сколько лет было Инге, когда она в первый и в последний раз приехала в гости к бабушке Дуне? Шесть? Или, может быть, семь? Удивительно, какие мелочи порой накрепко застревают в памяти.
Медленно отворив дверь, Инга шагнула в гостиную. Телевизор стоял все там же, на комоде. Только теперь это был плоский «панасоник», и салфеточки на нем уже не было.
– Ну, я вижу, ты в доме не путаешься, — с малопонятным удовлетворением улыбнулась Мария Федоровна. — Вот и хорошо. Держи тогда ключи, хозяйничай, обживайся. А я, пожалуй, пойду. Ах да, вот еще, — она протянула Инге криво оборванный клочок ученической тетради. — Ты просила пароль от интернета. Держи, я тебе записала.
Опустив на стол тяжело звякнувшую связку ключей, Мария Федоровна церемонно кивнула на прощание и вышла во двор. Громко хлопнула закрывающаяся дверь.
— Подождите! — бросилась за ней Инга. — Погодите минуту! Остальные ключи от чего?
— А мне откуда знать? — обернулась от калитки Мария Федоровна. — Покойница попросила меня за хозяйством проследить — я проследила. Огород поливала, в доме пыль протирала, абрикосовую падь убрала. А остальное меня не касается. Это теперь твоя забота.
Проводив удивленным взглядом внезапную домоправительницу, Инга спустилась по ступеням. Заботы заботами, а сумки из машины вытащить нужно. Да и поесть не мешало бы — эффект утреннего эспрессо давно закончился, и теперь на Ингу накатывало гадостное ощущение шаткой какой-то слабости. Организм срочно требовал калорий.
Пакет из KFC на чистенькой деревенской кухне смотрелся так же странно, как космонавт в скафандре. Торопливо развернув промасленную бумагу, Инга впилась в бургер. Булочка размокла, салат безнадежно завял, а помидоры превратились в грустные лоскутки — но такие мелочи уже не имели никакого значения. Запив первый кусок теплой, как парное молоко, фантой, Инга жадно слопала бургер, едва не урча от наслаждения. Затолкав в рот остатки пропитанной соусом булочки, она допила лимонад, глубоко вдохнула и снова оглядела кухню.
А не так уж и плохо! Лучше, чем показалось с первого взгляда. И уж точно намного лучше того, что представила себе Инга, когда прочитала завещание.
В таком домике вполне можно прожить лето, наслаждаясь всеми прелестями деревенской жизни. Ну… Должны же у нее быть хоть какие-то прелести? Домашние помидорчики, парное молоко, свежий воздух — вот это вот все.
Главное — верить в себя. И все обязательно получится.
ГЛАВА 2 Так много вопросов, так мало ответов
Остаток дня прошел в мелких, но бесконечных хлопотах. Инга обшарила шкафчики, с интересом разглядывая стопки тарелок, ровные шеренги хрустальных рюмочек и парад из фарфоровых собачек, котиков и румяных селянок в сарафанах. На самом видном месте лежал чудовищных размеров хрустальный рог — прихотливо закрученный, тяжелый и совершенно бесполезный. Падающие из окна лучи солнца, преломляясь в ажурных гранях резьбы, разбрызгивались по полке радужными искрами.
В комоде обнаружились вековые залежи постельного белья, ночнушек и полотенец, заботливо переложенные сушеными травками. Громко чихнув, Инга задвинула скрипучий ящик. Бог его знает, как травки действовали на моль, но хомо сапиенсов отгоняли отлично.
Заглянув в ванную, Инга потыкала пальцами в кнопки на бойлере, сунула нос в старенькую стиральную машинку и спустила на унитазе воду, спровоцировав локальный апокалипсис. Сливной бачок плевался, ревел и трясся, как стартующий истребитель. Но все-таки работал. Так же, как и телевизор, и холодильник, и электродуховка. Техника в доме была не новая, но вполне исправная.
Закончив с беглым осмотром, Инга вышла на крыльцо, прикрываясь ладонью от солнца. Двор, который помнился ей огромным и восхитительно щедрым, на деле оказался весьма скромным — несколько сараев, круглая шайба колодца и несколько плодовых деревьев. Вишня и абрикос осыпались, но груши уже наливались золотым медовым соком, а яблоки отсвечивали розовыми боками через плотную зелень листвы.
«Это мой сад», — подумала Инга, осторожно пробуя эту мысль на вкус. Мой. Он принадлежит мне. Целиком и полностью.
Следуя по выщербленной бетонной дорожке, Инга сорвала с ветки недоспелую грушу и с хрустом вонзила в нее зубы. Жесткая, как арбузная корка, мякоть была скорее кислой, чем сладкой, но Инга мужественно съела ее, выбросив тонкий белый огрызок в заросли крапивы под забором.
Буйство лебеды и пырея за сараями обрывалось, словно отсеченное ножом. На заднем дворе тянулись ровные прямоугольники низких грядок: огурцы, помидоры, морковка. На этом сельскохозяйственные познания Инги закончились, и она в задумчивости остановилась над растрепанными кустиками зелени. И что это? Для салата слишком грубое, для капусты слишком мелкое и лохматое. Присев на корточки, Инга оборвала краешек листа.
Мда-а-а… Это точно не капуста.
Лист был мягким, как тряпка, и ощутимо горчил. Воровато оглянувшись, Инга потянула самый маленький кустик за красноватые стебли. Заботливо разрыхленная земля взбугрилась и осыпалась в стороны, освобождая круглый пурпурный шар.
Свекла! Это же свекла!
Воодушевленная успехом, Инга отряхнула добычу от налипшей земли. Вот и первые овощи — натуральные, прямо с грядки и все такое!
— А тебя я пущу на салат, — торжественно сообщала она свеколке.
Вдоль овощных грядок тянулась ажурная кайма из укропа и петрушки, сзади взметывались вверх жесткие длинные листья невыясненной принадлежности, а у забора, словно обозначая границы участка, раскинули жесткие плети…
— Вы кто? — Инга постучала пальцем в твердый овальный плод. — Вы дыни? Или вы тыквы?
По грубой рельефной корке взобрался жучок, остановился, прицелившись в Ингу тонкими усиками, и уполз вниз, в прохладную тень листвы.
Открутив с куста тяжелый розовый помидор, Инга нарвала маленький букетик из петрушки и вернулась в дом. Внутри ворочался крохотный червячок неуверенности: на этой земле она была совершенно чужой, и официально подписанные бумаги, заверенные печатями и подписями, ничего не меняли. Помидор все равно ощущался немного ворованным.
Почему бабка завещала свой дом именно Инге? Они ведь даже не настоящие родственники. У Евдокии Павловны оставался сын и родной, кровный внук — почему старуха им не завещала подворье? И почему никто не оспаривал это странное решение? Неужели бабка так сильно переругалась с родней, что даже имущество стоимостью в несколько миллионов не поправило ситуацию?
Задумчиво хмыкнув, Инга еще раз оглядела с крыльца свои внезапные владения и шагнула в темную прохладу прихожей. Хватит бродить без всякой практической пользы — пора бы и сумки разобрать.
Яйца и бутылка оливкового масла отправились в холодильник, пачка риса и длинный пучок спагетти — в шкафчик над разделочным столом. У старухи оставались собственные запасы круп, но пользоваться ими Инга брезговала.
ГЛАВА 3 Телефон Шредингера
Ночь рухнула на тонущий в сирени дом, внезапная, как лавина. Не было ни долгих сумерек, ни подсвеченного рыжим электрическим светом полумрака. Вот только что Инга наблюдала в окошко, как опускается за деревья красный шар солнца, расцвечивая облака всеми оттенками розового и лилового — а потом в комнате стало темно. Голубоватая мгла за стеклом сгустилась, налилась вязкой чернильной темнотой, такой плотной, что ее, кажется, можно было потрогать руками. Не горели на улице фонари, не скользили по стенам отсветы фар, не рычали двигатели… В доме было темно и тихо. Широко распахнув глаза, Инга вглядывалась в безмятежный бархатный сумрак. Постепенно тишина распалась на звуки: стрекотали за окном сверчки, где-то далеко лаяли собаки, напряженно урчал холодильник. Осторожно, касаясь пальцами стены, Инга подошла к выключателю и щелкнула рычажком. Светильник под потолком вспыхнул, разрушая таинственное очарование провинциальной ночи. Загадочные бесформенные силуэты, только что наполнявшие комнату, превратились в банальнейшую мебель — недорогую и довольно потертую. В стекло что-то мягко ударило, и Инга, вздрогнув, обернулась. К окну прижался огромный пепельно-серый мотылек с мохнатым, как у котенка, тельцем.
— Летел бы ты, дружочек, отсюда, — Инга с трудом протянула по жесткой веревочке белые ситцевые занавески. — А сколько, собственно, времени?
На столе телефона не оказалось. В сумке тоже. И на тумбочке в спальне. И на журнальном столике в зале. Усталая и раздраженная, Инга мрачно бродила по комнатам, бог знает в какой раз оглядывая плоскости, на которые могла опустить свой «Самсунг». Заглянула в ванную, открыла дверцу холодильника, проверила на всякий случай хлебницу.
Телефона не было.
Тоскливо выругавшись, Инга достала из сумки ноутбук. Рабочий аккаунт телеги обрушился на нее лавиной сообщений. Мужественно сжав зубы, Инга пролистала их, не читая. Отпуск — значит, отпуск! Когда раздражающий ярко-оранжевый счетчик погас, Инга нашла в адресной книге свой второй аккаунт, привязанный не к рабочей, а к личной симке, и нажала на вызов. Монотонная заикающаяся трель донеслась откуда-то из-за двери. Озадаченно моргнув, Инга вышла в прихожую. Горка грязного тряпья на лавке отсвечивала голубым, жужжала и подрагивала.
— С ума сойти! — изумилась в пространство Инга, вытащила из развалов хлама «Самсунг» и проверила пропущенные вызовы. Пять с работы. А говорили, что незаменимых людей не бывает. Два незнакомых номера. Служба безопасности банка не дремлет. И один — от Олега. Иди в жопу, Олег. Просто иди в жопу.
Сунув телефон в карман джинсов, Инга вернулась в дом и потянула носом.
— Вот черт!
Сдернув с печки кастрюлю, она вытряхнула на тарелку сморщенную, подгоревшую с одного бока свеколку. Белая эмаль на дне подернулась шершавой бурой коркой.
— Вот черт… — тоскливо повторила Инга. — Я же все время на кухне была. Ну как так-то?
Пустой дом молча таращился на нее черными проемами дверей.
Инга постояла, вслушиваясь в бесконечную, неподвижную, как болото, тишину, и пошла по комнатам, щелкая выключателем. Абсолютный идиотизм — но так почему-то было спокойнее.
ГЛАВА 4 Завещание с условием
Инга жила в новых квартирах, чистых и строгих, как больничные палаты. Жила в хрущевках, пропахших бедностью, плесенью и прогорклым жиром. Снимала комнату в коммуналке, старательно и неумело встраиваясь в общий раздерганный быт. Но это было совсем другое.
Дом Евдокии Павловны не был аскетично-новым, он не окутывал вязким запахом старости и не ощетинивался чужими, накрепко заведенными порядками. И все-таки Инга никак не могла приспособиться к этому дому. Крепкий, уютный, продуманный до мелочей, он ощущался чужим — как добротная, но разношенная по чужой ноге обувь. Еда на старой, еще спиральной плите все время подгорала, мебель выпрыгивала из-за угла, вколачиваясь острыми углами то в бедра, то в коленки, то в несчастные, вечно страдающие мизинцы. И чертов мобильник все время терялся, обнаруживаясь в самых странных местах — под шкафом, в ящиках старенького комода, за телевизором.
Вот и сейчас звонок донесся из каких-то неведомых глубин. Отодвинув ноут, Инга встала и завертела головой, определяя направление звука. Та-а-ак… Это не кухня. Не спальня. И уж тем более не крохотный запертый чулан, к которому Инга так и не подобрала ключ.
Следуя за монотонной навязчивой мелодией, Инга прошла по коридору и заглянула в ванную. Звонок доносился из корзины с грязным бельем.
Когда она успела засунуть туда телефон? Трусы и носки отправились в корзину вчера вечером, с того времени Инга ее даже не открывала.
Наверное.
Скорее всего.
С большой долей вероятности.
Смущенная странными провалами в памяти, Инга откинула крышку и вытащила из развала несвежих футболок «Самсунг».
— Алло.
— Инга Викторовна? — сухо поинтересовался незнакомый голос.
— Да. С кем я разговариваю?
— Это нотариус. Снегирев Владимир Петрович. Я писал вам по поводу наследства, помните?
— Конечно, — смущенно соврала Инга. — Добрый день, Владимир Петрович. Что вы хотели?
— Мне нужно увидеться с вами. В завещании Евдокии Павловны указаны некоторые условия наследования. Я обязан вас с ними ознакомить.
— Сейчас я работаю, но после обеда могу подъехать к вашему офису. Если вы объясните, где он находится — я пока совершенно не ориентируюсь в городе.
— О, не беспокойтесь, — с неожиданным энтузиазмом откликнулся нотариус Снегирев. — Я сам к вам подъеду. Могу прямо сейчас, если вам удобно.
— Э-э-э… — растерялась Инга. — Еще пару часов я буду занята…
— О, не беспокойтесь! Разговор займет минут десять, не больше. Вы можете прерваться на десять минут?
— Да, конечно. На десять могу, — поморщившись, согласилась Инга. Поразительное трудовое рвение нотариуса было совершенно некстати, но чем парировать внезапное предложение, Инга не знала. Да и портить отношения с человеком, от которого зависит судьба нескольких миллионов, было очевидно неразумным решением.
Вздохнув, Инга захлопнула ноутбук с незаконченным переводом и отправилась на кухню — ставить на печку джезву с водой.
Когда Снегирев приехал, кофе уже был готов.
— Проходите, Владимир Петрович, — гостеприимно распахнула двери Инга.
— Спасибо, — настороженно озираясь, нотариус переступил порог. — Как вам новая собственность? Уже обустроились?
— Пока еще не собственность, — педантично уточнила Инга. — До вступления в права наследования осталось пять месяцев.
— О, это не имеет никакого значения, — внезапно растянул узкие губы в улыбке Снегирев, не переставая внимательно осматривать кухню. — Условия наследования Евдокия Павловна оставила предельно простые, выполнить их несложно. А других претендентов на имущество покойной нет и не будет.
— Откуда вы знаете?
— Евдокия Павловна гарантировала это, — убежденно качнул головой Снегирев. — Все родственники покойной уже подписали отказ.
— Даже сын? — вскинула брови Инга. Бывший отчим не отличался ни щедростью, ни принципиальностью. При разводе мать Инги с трудом отстояла свою двушку в Отрадном, но уступила бывшему мужу новенькую, с иголочки, «Шкоду». — Простите, но Юра… Юрий Сергеевич никогда не был альтруистом. С чего вдруг он отказался от имущества, на которое имеет законное право?
— Видите ли, Инга Викторовна, — нотариус помолчал, пожевав губами. — Ваша бабушка могла быть… очень убедительной.
— И с чего бы ей убеждать родного сына отказаться от доли в наследстве?
На мгновение у Инги мелькнула мысль, что таким странным способом бабка пыталась извиниться. А извиняться было за что. Но… Но нет. Наверное, на старости лет баба Дуня могла ощущать вину… Но обидеть любимого сыночка? Да старая кикимора скорее бы руку себе отгрызла.
— Я не знаю мотивов Евдокии Павловны, — осторожно пригубил горячий кофе Снегирев. — Но свои пожелания покойная высказала совершенно однозначно. Единственным наследником имущества будете вы. Сейчас в доме зарегистрирован еще один человек, но это сугубая формальность. Прописка у него временная, через девять месяцев срок истекает.
— То есть, я в любой момент могу ждать гостей? — растерялась Инга.
— Ни в коем случае! Видите ли, Инга Викторовна… — замялся нотариус. — Я, честно говоря, не совсем в курсе, но насколько я знаю… Ваша бабушка рассказывала, что ее попросил об услуге близкий друг. Его сыну потребовалась регистрация, кажется, для оформления каких-то документов, и Евдокия Павловна согласилась помочь.
— Вот как… — Инга задумчиво нахмурилась. И почему же близкий друг не прописал сыночка у себя? Какие обстоятельства могли помешать этому очевидному и совершенно естественному решению? Нет, что-то тут не так… Неужели баба Дуня на старости лет начала приторговывать пропиской?
Слава богу, что в доме не зарегистрировано сорок узбеков. И табор цыган.
— Не беспокойтесь, — заметив ее сомнения, успокаивающе забубнил Снегирев. — Евдокия Павловна говорила, что этот человек уже купил себе квартиру где-то на севере — то ли в Тюмени, то ли на Сахалине. Нежелательные визиты вам в любом случае не грозят.
— Вы меня успокоили, — нервно улыбнулась Инга. Слова нотариуса ее не убедили, но хотя бы примирили с реальностью.
Ладно, чего там. Ну, есть какой-то мужик с временной пропиской, обитающий на Сахалине. И что? Отчим, его новая семья и родной внук — вот от кого нужно ждать настоящих проблем. А временная прописка — так, мелкие брызги.
— Значит, даже через полгода после смерти Евдокии Павловны я без проблем смогу продать дом?
— Да, конечно. Но есть один нюанс… — снова забегал глазами Снегирев. — Евдокия Павловна оставила несколько условий наследования.
«Да что ж такое-то!» — мысленно закатила глаза Инга, старательно сохраняя на лице вежливую улыбку.
— И в чем заключаются эти условия?
— О, тут все совершенно просто. Вы без труда выполните их, уверяю вас! — оживился нотариус. — Во-первых, в течение полугода после смерти завещательницы вы должны проживать в доме постоянно. Отлучки, конечно, возможны — но не больше, чем на неделю в месяц. Во-вторых, вы не должны вносить радикальные изменения в планировку здания и участка. Но это само собой разумеется — вы ведь еще не собственница. И в-третьих, вы не должны убирать забор из профильных листов, установленный на границе участков.
— Забор? — растерялась Инга. — Почему так важен забор?
— Не знаю. Но такова воля покойной. Но если вы хотите знать мое мнение… Высокий сплошной забор на границе участков — это довольно хорошо. Нет, это даже отлично! Соседи в маленьких городках бывают довольно навязчивы… Забор оградит вас от совершенно ненужного внимания, — аккуратно поставив чашку на блюдце, нотариус поднялся и оправил пиджак. — К сожалению, мне пора. Рад был с вами познакомиться.
Инга поднялась вместе с ним.
— Простите, мне очень неловко… Но я все-таки задам вам этот вопрос. Владимир Петрович, зачем вы приехали? Все, что вы мне рассказали, можно было обсудить у вас в офисе — сегодня вечером, завтра, да хоть через неделю. К чему было так торопиться?
— Видите ли, Инга Викторовна… Евдокия Павловна попросила, чтобы я лично проследил за тем, как вы обустроились на новом месте, — нотариус нервно обежал взглядом комнату. — Это мой долг перед клиентом.
Мертвым клиентом. Который никак не проконтролирует точность соблюдения договора.
— Уважаю ваш профессионализм, — постаралась скрыть изумление Инга. — Обещаю, что не буду сносить стены и ломать сараи. Хотите, расписку напишу? Я, Вершинская Инга Викторовна, обязуюсь…
— Нет-нет, что вы, — вежливо улыбаясь, попятился к выходу Снегирев. — Это совершенно излишне. Я уверен, что вы со всей ответственностью подойдете к исполнению воли покойной. Всего хорошего!
Сделав головой судорожное ныряющее движение, вероятно, изображающее галантный поклон, Снегирев выскочил за порог и торопливо зашагал к машине. Инга остановилась у окна, провожая его удивленным взглядом.
И что это было?
Неужели провинциальные нотариусы настолько принципиальны? Или Снегирев действительно подозревал, что Инга уже начала разбирать дом по кирпичику?
Вот как приехала — так сразу и начала.
Допив кофе, Инга сполоснула чашку и вернулась к ноутбуку. Нотариусы нотариусами, а перевод сам себя не закончит.
ГЛАВА 5 Кровавая жертва
Как ни странно, но визит нотариуса пошел Инге на пользу. Буквально пятнадцать минут околоюридического жаргона — и внутренние границы пали, похоронив под обломками неизбывное, как зубная боль, чувство неловкости. Впервые Инга ощутила дом хотя бы немного своим. Да, здесь все еще было неуютно. Да, молчаливая пустота комнат вызывала смутную тревогу. Но хотя бы исчезло ощущение, что вот-вот из двери выйдет баба Дуня — прямая, высокая, с тяжелым холодным осуждением во взгляде.
Воодушевленная внезапными переменами, Инга наконец-то рискнула открыть дверцы шкафа — и выволокла оттуда ворох шмотья, пропахший лавандовыми таблетками и дешевым ополаскивателем.
Бутылка все еще стояла в ванной, за раковиной. Горная, мать ее, свежесть.
Бесформенной грудой свалив на диван кофты, юбки и платья, Инга развесила на плечиках собственные вещи. Пестрые футболки в резном антикварном шкафу были уместны, как школьная коллекция фантиков в Эрмитаже, но Инга усилием воли подавила неловкость. Это ее дом? Ее. Значит, в шкафу должны висеть ее вещи.
Решительно сжав губы, Инга перетряхнула комод, вытащив из него груду растоптанных туфель и новенькие, еще в целлофане, розовенькие плюшевые тапочки. В эту же кучу отправились застиранные желтоватые простыни, аккуратно заштопанные наволочки и толстенные вязаные носки, колючие, как крапива.
Задумчиво почесав в затылке, Инга вытащила из кошелька обрывок тетрадного листа, на котором твердым угловатым почерком был записан номер.
— Мария Федоровна? Прошу прощения за беспокойство. От бабушки осталось много вещей — может, их кто-нибудь заберет? Социальные службы, благотворительная организация… У вас же есть что-то подобное в городе? Или, может быть, сразу людям раздать…
— Не надо такого, — резко оборвала ее Мария Федоровна. — Если вам не нужны вещи, просто отвезите их на мусорник. А лучше сожгите.
— Но как же, — нахмурилась Инга. — Я перебрала одежду бабушки — там попадаются совершенно новые вещи, есть даже в упаковке и с бирками…
— Не надо, — обрубила невидимая собеседница. — Не тратьте время зря. Никто эти вещи брать не станет. Если вам не нужны, смело выбрасывайте.
— Э-э-э… ладно. Спасибо за совет.
Сбросив вызов, Инга озадаченно оглядела барахольные развалы и пожала плечами. Никому не нужны… Ну надо же. А говорят, что в провинции уровень жизни низкий.
С другой стороны, теперь проблем меньше. Не нужно перебирать душные тряпки, не нужно метаться по городу, договариваясь с волонтерами о встрече. Пара ходок до мусорных баков — и все, Добби свободен!
Инга торжественно уложила в комод два своих полотенца, расправила их в безграничном просторе пустого ящика — и замерла, вытаращив глаза.
К фанерному днищу был приклеен ключ. Самый обычный, с бородкой — таким мама когда-то давно запирала сервант.
Мгновенно забыв про полотенца, Инга подцепила ногтем полосу скотча. Потемневшая от пыли липкая лента натянулась, из последних сил сопротивляясь атаке, едва слышно затрещала и отклеилась. Ключ повис на ней, как муха на паутине.
Быстрыми движениями оборвав с металла скотч, Инга устремилась к чулану. Ключ встал как родной, замок мягко щелкнул. Дверь открылась. Затаив дыхание, Инга шагнула в таинственную пыльную темноту. Не то чтобы она ожидала обнаружить в чулане какие-то несметные сокровища… Ну какие сокровища могут быть у небогатой и глубоко пожилой женщины? Но сам факт проникновения в запретные рубежи приятно будоражил кровь. В голове кружился смутный хоровод ассоциаций, из которого сознание выхватывало то Буратино, то принца Каспиана, то Синюю бороду.
Прищурившись, Инга склонилась над узкими полками. Стопки журналов, судя по толщине, еще советского выпуска, пучки каких-то трав, банки с сушеными цветами и листьями… В углу, под толстой связкой свечей, притаилась большая металлическая коробка — кажется, из-под печенья. Инга бережно подняла ее, дунула, подняв в воздух облачко пыли, и громко чихнула. Резкий звук разрушил очарование момента, и загадочная Нарния превратилась в обычный чулан — грязный, темный и душный. Шмыгнув мгновенно потекшим носом, Инга попятилась, прикрыв за собой дверь, и осмотрела добычу.
Ну да, действительно. Это коробка из-под печенья. По ярко-красной шотландке вилась ажурная белая надпись: Danish Delights. Butter Cookies.
Перетащив находку на кухню, Инга попыталась снять крышку, но проржавевшие петли даже не дрогнули. Тихонько выругавшись, Инга поддела скользкий край ногтями и надавила. Крышка поползла вверх, замерла, опять поползла. Вдохновленная успехом, Инга уперлась большими пальцами в образовавшийся зазор и с силой толкнула. Крышка, коротко звякнув, соскочила, и в руку ударило что-то тонкое и чудовищно острое.
— Ай, черт! — Инга отдернула руку, разбрызгивая по столу красные капли. — Какого хера?
Поперек правой ладони тянулся узкий длинный разрез, заливая запястье тонкими струйками крови.
— Охренеть…
Сунув руку под кран, Инга промыла рану и быстро зажала полотенцем. Белая вафельная ткань тут же окрасилась в алый. Боль еще не пришла, но руку тянуло и дергало, и странно, опасно покачивались стены кухни. Опустившись на стул, Инга прикрыла глаза, пережидая приступ головокружения. Накатывали вялые, медленные волны тошноты и безостановочно, мерзостно звенело в ушах. Звук то опускался до басовитого гула, то поднимался до комариного писка, скользил по синусоиде сверху вниз.
— С ума сойти, — Инга сняла полотенце, отстраненно разглядывая сочащийся кровью порез. — И что теперь делать? Приложить подорожник?
Бессильно отставив в сторону правую руку, она пододвинула коробку и настороженно заглянула. Внутри, опасно подрагивая, словно змея перед броском, раскачивалось тонкое гибкое лезвие. Инга осторожно надавила указательным пальцем, и острый металл, спружинив, подпрыгнул, хлестнув жалом воздух.
Неслабо так бабка от воров защищается…
Оторопелым взглядом Игна скользнула по полкам. А там что скрывается? Битое стекло в гречке? Крысиный яд в рисе? Травяной чаек с аконитом?
Завтра же надо все выбросить. Вообще все.
И ради чего, собственно, баба Дуня устроила это гребаное блад-шоу? Накренив коробку, Инга вывалила на стол кучку какого-то барахла: медный крестик, пучок растрепанных перьев, гребешок с несколькими седыми волосками. Надкушенный кусок хлеба каменной твердости. Половинка пудреницы с зеркалом. Кожаная мужская перчатка без пальцев, затертая на ладони до белизны. Инга растерянно передвигала окровавленный хлам по столу, тщетно пытаясь сообразить, в чем смысл инсталляции.
Это какие-то сувениры?
Странные детские игрушки?
Первые симптомы надвигающейся деменции?
Баба Дуня производила впечатление человека с железобетонной психикой, но чем черт не шутит. Сын уехал, внук в другом городе, из общения — только соседи, да и от тех старуха отгородилась забором… Может, поэтому бабка и завещала дом не своим родным, а далекой, почти незнакомой Инге? Спятила — вот и весь сказ?
Если так — то черт с ним, с порезом. Ради дома с участком можно немного в бинтах походить. Невелика беда.
ГЛАВА 6 Внезапный Ярослав
Чертов автомобиль сломался. Повернув ключ зажигания в стотысячный раз, Инга вынуждена была признать это — и стадия отрицания завершилась. Началась стадия гнева.
Ну как так вообще?
Почему?
За что?
Когда Инга загоняла «Мини Купер» во двор, автомобиль был совершенно исправен. Последние три дня он мирно стоял в тенечке за домом, и самое большое физическое воздействие, которому подвергалась машина — это шлепки воробьиного дерьма. Так какого же хрена автомобиль теперь не заводится?!
Бессильно застонав, Инга рухнула головой на руль, выбив лбом из клаксона истошный взвизг.
Ну почему?! Почему-у-у-у??!!
— Что, не заводится?
Вздрогнув, Инга подняла голову. У задней калитки, опираясь на криво подогнанные доски, стоял парень. Заметив, что Инга обратила на него внимание, парень дружелюбно помахал рукой и широко улыбнулся.
— Добрый день! Я смотрю, у вас автомобиль чуть-чуть поломался?
— Ой, да какое там чуть-чуть, — выпростав ноги из машины, Инга с наслаждением покрутила затекшими стопами. — Вообще не заводится. Бензин есть, аккумулятор в порядке…
— И давление в шинах нормальное. Если вы не возражаете, я могу посмотреть, — склонил голову набок парень. Умирающие лучи закатного солнца вспыхнули в темных волосах огненной короной. — Успеха не гарантирую, но…
— Буду вам очень благодарна! — выбралась из машины Инга. — Сейчас я калитку отопру.
— Не беспокойтесь, я сам, — ловко щелкнув задвижкой, парень вошел во двор и заинтересованно оглянулся. — А вы неплохо тут управляетесь. Не думал, что столичные жители владеют искусством выращивать помидоры.
— А откуда вы?.. А, ну да. Соседи, наверное, разболтали, — поморщилась Инга.
— Что поделать. У нас маленький городок, сплетни разносятся быстро, — молодой человек сбросил косуху, оставшись в плотной темной рубашке. Вот не жарко же ему — мимолетно изумилась Инга, но парень уже полез под капот, и вопросы чужой терморегуляции мгновенно утратили всякое значение.
— Ну, что там? — жадно спросила Инга.
— Пока непонятно, — добровольный помощник нырнул под капот поглубже и чем-то старательно зашуршал. — У вас отвертка крестовая есть на сто пятьдесят?
— Что? — растерялась Инга. — Ах да! Одну минуту!
Распахнув багажник, она выволокла оттуда увесистый чемоданчик и горделиво его распахнула. В угольно-черных креплениях, как драгоценности на бархате, серебрились отвертки, гаечные ключи, трещотки и еще какая-то неведомая хрень.
— Ого! — восхитился парень. — Вот это богатство! Не думал, что вы разбираетесь в ремонте.
— Да я и не разбираюсь. Просто заехала за незамерзайкой — а там акция… Ну, я и купила. На всякий случай, — Инга торжественно, как рушник с хлебом-солью, поднесла инструменты к капоту. — А что там сломалось?
— Да ерунда, — неопределенно махнул рукой парень. — Отойдите немного в сторону, вы свет загораживаете.
— Извините, — опустив чемоданчик наземь, Инга торопливо попятилась. Молодой человек, склонившись над распахнутыми внутренностями автомобиля, погрузился в работу — что-то поправлял, что-то крутил, чем-то звенел. Минут через двадцать он, обтерев промасленной ветошью руки, уселся на водительское место и повернул ключ. Двигатель отозвался приглушенным сытым ворчанием.
— Готово! — гордо выпрямился нежданный гость. — Все работает.
— Ура! — возликовала Инга. — Сколько я вам должна?
— Нисколько. Кроме, может быть, чашки воды. Ужасно пить хочется, — смущенно потупился незнакомец. Внезапно проснувшаяся стеснительность доверия у Инги не вызвала, но… почему бы и нет? На маньяка внезапный спаситель совершенно не походил.
— Могу даже кофе сварить, — поколебавшись, решилась Инга.
— Отлично! Буду вам очень признателен. Я, знаете ли, пропустил сегодня обед...
— Тогда, пожалуй, я сооружу парочку бутербродов. Только… у меня в доме не прибрано, — испугалась в последний момент Инга. — Может, выпьем кофе на крылечке?
— Без проблем. Я, кстати, Ярослав, — словно прочитал ее мысли незнакомец. — Простите, что сразу не представился. Могу даже паспорт показать — чтобы не думали, что к вам какой-то неведомый псих клеится.
Парень захлопал себя по карманам, и Инга испуганно замахала руками.
— Ну что вы, не надо! Мы же не ипотеку брать собираемся, а просто кофе попьем. Подождите пару минут, я все принесу, — виновато улыбнувшись, Инга юркнула в дом.
Когда она вышла, внезапный Ярослав уже сидел на крыльце, вытянув длинные ноги на ступени.
— Вот, держите, — Инга протянула ему кофе и тарелку с бутербродами. — Ничего особенного, просто хлеб с колбасой. Вы извините, я еще толком не закупалась продуктами.
— Хлеб с колбасой — это великолепно, — подтверждая свои слова, Ярослав энергично вгрызся в кусок хлеба.
— Вы, наверное, с работы шли? — попыталась аккуратно прощупать почву Инга.
— Да, со смены. Вон там, за полями, остановка, — неопределенно махнул рукой Ярослав. — Обычно я по дороге домой возвращаюсь, но сегодня решил срезать полями. И очень удачно решил, — стрельнул он глазами на Ингу.
Красивыми глазами. Можно даже сказать, очень красивыми. Теперь, в ярком свете уличного фонаря, Инга вполне разглядела внезапного Ярослава. Сухое, правильно вылепленное лицо, мягкая линия рта, темные брови вразлет… И глаза — темные, яркие, зеленовато-карие. Как поросшие осокой глубокие омуты.
— Совершенно с вами согласна. Вы очень удачно срезали. Если бы не вы, я бы совсем пропала, — помахала перебинтованной ладонью Инга. — С одной рукой, знаете ли, сумки не потаскаешь.
— Так давайте я помогу! — радостно принял подачу Ярослав. — Что и куда тащить?
— Я собиралась отвезти вещи на мусорник. Но не сегодня, конечно, — выразительно посмотрела на стремительно наливающееся чернотой небо Инга. — Значит, завтра. Я возвращаюсь с работы приблизительно в одно и то же время. Если хотите, подождите меня — оттащим ваше барахло на мусорку вместе.
Отмывая до скрипа чашки из-под кофе, Инга прокручивала и прокручивала в голове события безумного дня. И спотыкалась почему-то не о коробку с лезвием, не о сломавшийся безо всяких причин «Мини Купер». Нет. Проблема была в Ярославе. Что-то с ним было не так. Что-то не так…
Инга остановилась, вперившись взглядом в темноту за стеклом. Мыльная пена стекала с губки, белыми хлопьями опускаясь в раковину.
Что же не так с Ярославом?
Поле за калиткой заросло бодяком и сурепкой до полной непроходимости. И все-таки он протоптал тропинку в зарослях сорняков… Странно, но в целом нормально. Ярослав запросто мог подумать, что в траве уже есть тропинка. Свернул, вышел к бушующим джунглям, понял, что ошибался — но возвращаться не захотел. Попер напрямик.
Это бывает.
Кожаная куртка в жаркий день… Может, он работает в прохладном помещении. Или проблемы с терморегуляцией. Или просто любит форсануть черной косухой в заклепках. Тоже бывает.
Лерка вот, скажем, в жару осенние сапоги надевала. Чтобы «подчеркнуть невесомую легкость шифона». Может, Ярослав тоже чего-то подчеркивает. Ширину плеч, скажем. Или упругость ягодиц.
И то, и другое, кстати, на высоте. Отметим этот факт для потомков.
Так что же не так с Ярославом?
Инга сунула под воду мыльную чашку, ополоснула ее и отставила в сторону.
Вот он приходит.
Вот здоровается.
Вот заходит во двор.
Вот заглядывает под капот.
Так! Так-так-так! Что-то вот здесь, что-то вот в этом месте!
Инга снова прокрутила в голове замедленное кино: Ярослав улыбается, мелькнув в сумраке белыми зубами, открывает калитку, заходит…
Открывает калитку, заходит…
Открывает калитку…
Ну да! Вот же оно! Вот оно!
Как он сумел открыть калитку?! Легко, одним движением, даже не шарил рукой по дереву в поисках щеколды! У бабы Дуни все запоры на калитках с придурью, если не знать, как открывать, будешь минут десять сосновые доски ощупывать. А Ярослав отпер сразу. Так, словно он точно знал, где прячется щеколда и как поворачивать коварную пимпочку.
О-о-очень интересно.
ГЛАВА 7 Совершенно нормальная ненормальность
Проснулась Инга от тихого, вкрадчивого шуршания.
— А ну прекрати! — рявкнула она, совершенно не удивившись. — Положи телефон, паршивец!
Крохотная фигурка, восседающая на столе, прижав к пухленькому меховому пузику «Самсунг», пискнула, уронила добычу и с топотом бросилась прочь.
— Совсем обнаглел, — буркнула Инга, переворачиваясь набок. — Распустила тебя баба Дуня.
Ничего странного в ночном визите вороватого домового она не видела. Знание о том, что это именно домовой, тоже было совершенно нормальным.
Повозившись под слишком жарким плюшевым одеялом, Инга выставила в темноту голые пятки, медленно вздохнула и снова уснула.
Утром Инга подтащила к себе пиликающий телефон и мутными сонными глазами уставилась на будильник. Восемь тридцать. Десять минут на душ, десять на кофе и еще десять — на приятную, но совершенно бесполезную прогулку по двору. Посмотреть на помидоры, постучать пальцем по тыквам… А потом на работу. Отличная штука удаленка!
Отмеривая в джезву кофе, Инга вспомнила события прошлой ночи и удивилась. Но удивилась не домовому, он по-прежнему ощущался совершенно обычным, а собственной заторможенной реакции.
Живой домовой! На расстоянии вытянутой руки! Пытается стибрить ее телефон!
Нормальному человеку не может быть все равно. Просто не может.
Но внутренний голос внутри головы утверждал, что может. Очень даже может. Никаких аргументов внутренний голос не приводил — и все-таки был убедителен, как закон всемирного тяготения. Подброшенный камень падает вниз, домовые воруют вещи. Все так и есть. Точка.
Тот же до крайности убедительный голос нашептал следующую мысль — и Инга, наполнив керамический соусник молоком, задвинула его за холодильник.
Новое знание плескалось в ней, как теплая вода в кувшине. Мир неуловимо изменился, стал ярче, светлее и мягче, наполнился тихими шепотами и нежными переливами света.
Коробка. Все дело в коробке. Бабушка Дуня была ведьмой — теперь Инга знала это, видела так же верно, как видят на небе солнце. Она была ведьмой — и передала свой дар Инге. Вот почему нужна была кровь, вот почему в коробке был весь этот странный хлам.
Именно так бабка привязала Ингу к себе, протянула на мгновение ниточку через смерть, чтобы поделиться последним — и самым важным.
Теперь Инга тоже была ведьмой. И это было… ну… в общем, нормально.
Медленно ступая, чтобы не расплескать кофе, она вышла во двор и села на крылечке. Оглушительно дребезжали воробьи в кустах сирени, гудел над алыми штандартами мальвы шмель, шелестела листва. Ветер, подхватив серую горстку пыли, понес по двору, закрутил волчком — и на мгновение в смерчике проглянуло крохотное длинноносое личико. Шишок ухмыльнулся Инге, подмигнул черным цыганским глазом и снова рассыпался в прах.
Подняв лицо, Инга прикрыла глаза ладонью. По глянцевой эмали неба медленно плыли белые прозрачные облака, но в их неспешном движении уже проступала надвигающаяся непогода. Вечером будет гроза. Инга чувствовала это в дыхании ветра, в полете птиц, в запахе трав.
Будет гроза.
Нужно успеть вытащить барахло на мусорник до того, как пыльную грунтовку размоет. «Пусть Ярослав сегодня придет пораньше», — мысленно пожелала Инга и скрестила на удачу пальцы. Тащиться на самый край улицы по жидкой грязи не хотелось категорически. Но еще больше ей не хотелось провести вечер посреди разоренной комнаты, созерцая унылую вереницу тускло-оранжевых пакетов. Как будто решила посмотреть телевизор в контейнере для мусора.
Инга терпеть не могла беспорядок. И дело было не в исключительной чистоплотности и даже не в желании произвести хорошее впечатление. Беспорядок в доме для Инги был отражением беспорядка в собственных мыслях и чувствах. Оранжевые пакеты не просто мешали ходить. Они разрушали гармонию вселенной.
Чтобы не смущаться разрушенной гармонией, Инга перетащила рабочее кресло на кухню и завесила шторки, спасая экран ноутбука от бликов солнечного света. Чат бурлил сообщениями. Смело нырнув в дремучие бездны, Инга быстро вычленила самое главное: дать координатору информацию о состоянии проекта, просмотреть новое задание, оценить вероятную степень сложности и, наконец, самое противное — подключиться в одиннадцать к видеоконференции с главным менеджером. Валера не скандалил, не придирался — он мирно, нежно и трепетно забалтывал насмерть. Видеоконференция в одиннадцать — это минус обед, минус вторая половина дня и минус здоровый рассудок.
Используя последний шанс сделать за сегодня хоть что-то полезное, Инга раскрыла китайскую инструкцию к токарному станку и, глубоко вдохнув, положила пальцы на клавиатуру.
Да, это не интересно. Зато хорошо платят. А деньги — это здорово!
Оранжевый кружочек с циферкой два в чате с Олегом Инга старательно игнорировала. Так же, как игнорировала оранжевые пакеты в гостиной.
В жизни случается всякое. И самый полезный жизненный навык — умение вовремя выбрасывать мусор.
ГЛАВА 8 Ночные разговоры
Ярослав не пришел раньше. Но он пришел вовремя. Ровно в половине восьмого Инга увидела за калиткой знакомую черную куртку с пронзительной красно-белой надписью на груди. Нашарив рукой задвижку, Ярослав уверенно направился прямо к дому — так, словно ни секунды не сомневался в своем праве быть здесь.
— Ну и? Где пациент?
— В доме, — широко распахнула дверь Инга, приглашая Ярослава в святая святых.
— Теперь вы поверили, что я не маньяк?
— Теперь это неважно. Человек, который собирается вывезти мой мусор, может быть хоть маньяком, хоть политиком, хоть наркоторговцем.
— А вы знаете толк в компромиссах!
— Да я могу мастер-классы по компромиссам вести, — Инга прикрыла дверь, отсекая путь излишне настойчивой осе. — Прямо по коридору — и вы все увидите.
— Нихрена себе! — коротко и емко сформулировал первое впечатление Ярослав. — В этом доме хоть что-то осталось?
— Почти ничего. Я, конечно, с уважением отношусь к памяти бабушки, но пользоваться ее вещами… — Инга замялась, подыскивая слова.
— Неприятно, — тактично подсказал Ярослав. — Очень вас понимаю. Я бы тоже не захотел пользоваться вещами умершего человека. Хотя… За тысячи лет существования человечества на земле жили сотни миллиардов людей. И все они умерли. Думаю, на нашей планете нет места, где не лежали бы в глубине чьи-то кости. Пожалуй, нам нужно проще относиться к мыслям о смерти.
— Возможно. Но пакеты мы все-таки вывезем.
Подхватив за туго затянутые узлы сразу четыре мешка, Ярослав энергично потащил их к выходу. Инга двинулась следом, меланхолично покачивая одним-единственным пакетиком. Во-первых, она женщина, а во-вторых, женщина с травмой. Если жизнь дает тебе фору, используй ее на сто процентов. На сто один, — мысленно поправила себя Инга, когда Ярослав, вернувшись от машины, забрал у нее пакет.
Наглухо забив багажник и заднее сиденье «Мини Купера», они сгоняли на мусорник и обернулись ровнехонько перед дождем. Первые тяжелые капли ударили в землю, когда Инга аккуратно заруливала в узкие, чуть покосившиеся ворота.
— Вот гадство. Чуть-чуть не успели, — Ярослав, взбежав на крыльцо, выставил руку наружу, и гроза рухнула в подставленную ладонь. Мир потемнел, размылся, дробясь в густых струях, протянутых между землей и небом. С крыши ударил поток воды, превращаясь внизу в бурлящий, пузырящийся ручей.
— Может, кофе? — смущенно предложила Инга. Теперь ей было неловко за свое категорическое желание вывезти мусор именно сегодня. — А когда гроза закончится, я отвезу вас домой.
— Не стоит. Я люблю гулять после дождя. Но от кофе не откажусь, — широко улыбнулся Ярослав. — Может, у вас еще остались хлеб и колбаса?
— Ох, да. Вы же после работы! Простите. Сейчас я что-нибудь придумаю, — Инга метнулась к холодильнику. — Могу… яичницу поджарить. Устроит?
— Просто отлично, — одобрил Ярослав. — А вы в принципе готовить не любите или продуктами пока не обзавелись?
— И то, и другое, — выставив на плиту сковороду, Инга опустила в скворчащее масло розовые кружки колбасы. — Достаньте, пожалуйста, из холодильника помидоры и огурцы. Это свои, домашние, — не удержавшись, похвасталась она. — Я утром с грядки сорвала.
— А лук вы с грядки, случайно, не прихватили? — заглянул в холодильник Ярослав.
— К сожалению, нет. Я не думала, что… — Инга осеклась, глядя на стол. Около окна, аккуратно прикрытый полотенечком, лежал букет зелени — длинные перья лука, укроп и разлапистые, ажурные веточки петрушки. — Простите, совсем из головы вылетело. Лук на столе.
Шах вам и мат, скептики! Блюдечко с молоком реально работает!
Пока Инга гипнотизировала взглядом яйца, вздувающиеся по краю хрупким кружевом белка, Ярослав деловито настрогал овощи, высыпал сверху обильную горку зелени и снова сунулся в холодильник. — Масло или майонез?
— Оливковое, пожалуйста. То есть, конечно, если вы любите.
— Оливковое так оливковое, — покладисто кивнул Ярослав, щедро орошая овощи золотой струей масла. — У меня все готово.
— У меня тоже, — Инга выставила на стол две тарелки с яичницей. Желтки в кои-то веки не растеклись, глянцево поблескивая в белоснежных овалах белков. — Присаживайтесь, Ярослав.
— Никогда не говорю «вы» человеку, с которым готовил ужин, — тщательно прицелившись, Ярослав воткнул вилку точно в центр выгнувшегося лодочкой кружка колбасы. — Предлагаю перейти на «ты».
— Ярик или Слава?
— Конечно, Слава. Ярик — это не имя, а кличка для бычка, — поморщился каким-то воспоминаниям Ярослав. — Вам повезло. Инга — имя, которое просто нельзя испортить.
— Вы думаете? Один из моих бывших называл меня Ися.
— Как-как? Ися?! Ужасно. Кажется, я понимаю, почему он стал бывшим.
— Увы. Это была ужасная ошибка молодости.
— Но теперь вы зрелая женщина и откликаетесь только на Ингу… простите, как ваше отчество?
— Викторовна. Но это уже излишество. Инги совершенно достаточно — и давайте уже перейдем на «ты.
Скрепляя торжественное соглашение, Инга и Ярослав чокнулись стаканами с компотом.
Разговор прыгал, как мячик в настольном теннисе — Ярослав, он же Слава, легко принимал подачу и добродушно, мягко отбивал. Через какое-то время Инга с изумлением поняла, что рассказывает ему о грандиозных планах ремонта. А Ярослав, склонив голову набок, с интересом слушает — и даже задает осмысленные вопросы. Так, будто ему действительно есть дело до чужого ремонта.
— Обои я перекрашу в белый. Не хочу говорить плохо о вкусах бабушки Дуни, но этот розовый с блестками… Как будто архитектор, который всю жизнь проектировал хрущевки, попытался построить домик для Барби.
— А белый — это больница.
— Значит, в молочный. Или слоновая кость. И убрать эту кошмарную рыжую краску с пола. Как думаешь, в городе есть циклевщик?
— Попробую поискать. Но, честно говоря, не вижу смысла. Доски ровные, эмаль лежит хорошо, без сколов. Просто перекрась в другой цвет — сэкономишь и время, и деньги.
— Думаешь? А если не возьмется?
— Почему не возьмется? Обычная алкидная эмаль, — наклонившись, Ярослав ковырнул краску ногтем. — Все отлично возьмется, только поверхность обезжирить не забудь.
— Помою с «Фейри».
— Нет, «Фейри» тут не годится. Мало ли что на этот пол проливали, — Ярослав скептически оглядел старенькую кухню. — Купи нормальный обезжириватель, он стоит сотку за литр. А с мебелью что собираешься делать? Новую купишь?
— Нет. Перекрашу. Сейчас покажу, — поражаясь сама себе, Инга метнулась за ноутбуком. — Вот, я сохранила себе картинки. По типу такого сделаю.
Потом, уже лежа в кровати, Инга пыталась понять: почему она, собственно, вывалила всю эту чушь на совершенно незнакомого человека? Откуда такая внезапная разговорчивость? Покраска обоев, новые занавески, полочка в ванную дурацкая… Бесчисленные и бессмысленные детали, которые имели значение только для Инги. С какого дьявола она вдруг решила, что эти откровения кому-то нужны? Интересны? Уместны? Оправданны?
А с такого, что Ярослав слушал. И отвечал. Он вел себя так, словно действительно интересовался планами и желаниями Инги: обдумывал варианты, рассматривал картинки в «Пинтересте», что-то критиковал, что-то советовал… Ярославу было не все равно. И это удивительным образом сближало.
ГЛАВА 9 Сугроб. Или Жасмин
Оранжевый кружочек в чате с Олегом уже почти не пугал. Не радовал, конечно, но и отводить взгляд, торопливо пролистывая список контактов, Инга не стала. Погипнотизировав кружочек взглядом, она навела курсор на подпись «Олеженька» и щелкнула мышкой.
«Привет. Ты уже неделю меня игноришь. Я был не прав, понимаю — но напиши хотя бы, что ты в порядке. Я беспокоюсь».
Прикусив губу, Инга застыла, вперившись в экран.
Он был не прав. Вот, значит, как это называется. Трахать какую-то девицу в их новенькой, совместно выбранной двуспальной кровати — это, оказывается, «я был не прав».
А если не прав, то, наверное, лев.
Так вот откуда взялось «сходить налево»! Наверное. Может быть.
А может, и нет.
Какие же странные мысли временами приходят в голову.
«Я в порядке, — медленно напечатала Инга. — Не беспокойся».
Напечатала — и поняла, что почти не соврала. Воспоминания об увиденном еще ранили, теперь это был не ножевой удар, а всего лишь ментальный аналог разбитого об ступеньку колена. Да, больно. Да, хочется заплакать. Но жить можно. И даже, в общем-то, неплохо жить.
Решительно свернув окошко телеги, Инга открыла «Озон» — и рухнула в пучины безумия. Шторы и новое покрывало, полотенца и крохотные подушки-думочки, яркие, как фруктовые леденцы… Когда Инга опомнилась, корзина ломилась от бессмысленной, но совершенно очаровательной ерунды.
А какого, собственно, дьявола?
Теперь Инга — свободная одинокая женщина. И может тратить деньги так, как считает нужным.
Недрогнувшей рукой Инга тыкнула в кнопку «Перейти к оформлению».
Должны же быть в жизни хоть какие-то радости! На мужиков последнее время надежда слабая, но шторы-то точно не подведут.
На мгновение мелькнула дурацкая мысль позвонить Ярославу и рассказать ему о чудесных подушечках, но тут же исчезла. Во-первых, ни один психически сохранный половозрелый мужчина не будет всерьез интересоваться подушечками. А во-вторых, Ярослав не оставил Инге номера телефона. Он просто предупредил, что зайдет вечером — «посмотрит, чем сможет помочь».
А почему, кстати? Боится, что Инга станет его по пустякам дергать? А может, женат — и предусмотрительно избегает конфликта?
Да нет, ерунда какая-то. Был бы женат, не засиживался бы заполночь за чашкой кофе.
Некоторое время Инга обдумывала эту странность, а потом пришла к революционному выводу: нужно просто спросить! К дьяволу бесконечные загадочные недомолвки, к дьяволу намеки и предположения.
Инга, прости, я так виноват — но я думал, что наши отношения предполагают определенную степень свободы. Вот если бы мы были женаты…
К дьяволу всю эту чушь! Простой вопрос, простой ответ, а если кому-то что-то не нравится — пусть валит на все четыре стороны.
Вдохновленная собственной категорической решимостью, Инга сдернула с вешалки брелок с ключами. Краску для стен она выберет прямо сегодня — и прямо сейчас!
Пока категорическая решимость не кончилась.
— Вы уже выбрали, что будем смешивать? «Жасмин» или «Сугроб»? — с бесконечно-старательной вежливостью улыбнулся продавец.
— Я… Ну… Думаю, что «Жасмин». Он посвежее будет смотреться, правда?
— Конечно. Бежевые оттенки очень освежают комнату.
— С другой стороны, «Сугроб» более нейтральный. Серый, мне кажется, лучше с декором сочетается.
— Вы совершенно правы. Серые оттенки сочетаются со всем, — улыбка продавца окаменела, высеченная в граните.
— А вам какой больше нравится? — безнадежно спросила Инга. Конечно, ответ продавца не имел никакого значения. Что бы он ни сказал, Инга все равно продолжала бы листать палитру, бесконечно перетасовывая два цвета.
— Сложно сказать. Каждый оттенок хорош по-своему, — ловко уклонился продавец. Кажется, он хорошо знал эту игру и не собирался в ней участвовать.
Тяжко вздохнув, Инга подняла палитру, развернув ее к широкому панорамному окну, подставив под лучи солнечного света.
Может быть, все-таки «Сугроб»?
Или «Жасмин»?
«Жасмин», кажется, понежнее…
— Я вас оставлю, — мягко шагнул назад продавец. — Когда выберете, позовите меня — я буду вон там, за прилавком.
— Да-да, конечно, — рассеянно кивнула Инга, складывая вместе два листа палитры.
«Сугроб»? Или «Жасмин»?
Тихонечко застонав, Инга украдкой оглянулась — и аккуратно стукнулась лбом о стойку.
«Жасмин»? Или «Сугроб»?
Инга зажмурилась и набрала воздуха в грудь.
— Молодой человек! Подойдите, пожалуйста, сюда. Я выбрала.
— Отлично! — профессионально-жизнерадостно вскинулся продавец. — Что будем смешивать?
— «Опал».
Продавец удивленно вскинул брови, но сноровисто распечатал бадейку с краской и сунул ее в автомат. Стиснув до боли зубы, Инга обреченно ждала, когда таинственные процессы в недрах механизма закончатся, и, принимая покупку, выдохнула с облегчением.
Теперь пути назад не было.
Хотя, наверное, все-таки надо было выбрать «Жасмин». Да, «Жасмин» понежнее…
— Мне нравится, — уверенно кивнул Ярослав. — Намного лучше, чем было.
— Думаешь? — стянув перепачканную краской перчатку, Инга брезгливо отбросила ее в сторону.
— Уверен. В комнате сразу просторнее стало.
— Там еще один цвет был. Такой же светлый, но более бежевый. Может, его нужно было взять? — словно бы между делом спросила Инга — и затаила дыхание.
— Ну нет, конечно! Бежевый — это в дешевом мотеле.
— А сейчас не похоже на мотель?
— Сейчас просто отлично, — решительно одобрил Ярослав, и Инга расцвела счастливой улыбкой.
— Вот и я так подумала. Бежевый — это банально. Подвинь-ка, пожалуйста, вон ту тумбочку. Хочу за сегодня докрасить хотя бы эту часть комнаты.
Ухватив за столешницу тумбу, в которую тыкнула пальцем Инга, Ярослав легко поднял ее и переставил в центр кухни — туда, где уже громоздились стол, стулья и неловко сдвинутый боком посудный шкаф.
— Может, все-таки я сверху красить буду? — Ярослав с сомнением покосился на шаткую стремянку.
— Нет. Я легче, меня эта хреновина точно выдержит. А вот тебя — не факт, — решительно ухватив валик, Инга поднялась на две ступени, водрузив на пятачок навершия поддон с краской. — Ты с той стороны плинтуса скотчем обклей. У меня эта дрянь все время криво ложится.
— Как скажешь, — все еще с сомнением протянул Ярослав, но моток скотча все-таки взял и присел на корточки у стены. — Может, ты завтра меня подождешь? Не нравится мне твоя любовь к скалолазанию без страховки.
— Даже не знаю… — изобразила задумчивость Инга. — Вдруг ты не придешь? А я буду ждать, как дура. И день зря потеряю.
— Почему не приду? Приду, — удивленно посмотрел на нее снизу вверх Ярослав.
— Ну мало ли что — задержишься, дела какие-то, проблемы… Всякое в жизни бывает.
— У меня не бывает.
— Нет, если уж я тебя ждать буду — давай хотя бы телефонами обменяемся. Обещаю не дергать без повода, — сделала честные глаза Инга и затаила дыхание. Ярослав молча оторвал полосу скотча. Молча примерился. И молча прилепил ее на плинтус. Посидел, сосредоточенно глядя в стену, пригладил рукой волосы, передернул плечами.
— У меня нет телефона.
— В каком смысле? — растерялась Инга. Она, конечно, предполагала, что Ярослав не захочет давать номер — но очевидная нелепость вранья была слишком обескураживающей.
— В прямом. Разбил. Вместе с симкой.
— И… что? Восстановить симку в любом сервисном центре можно.
— А вставлять куда? В брелок? — тихо и почти зло спросил у стены Ярослав.
— Ну так… А… Ну…
Инга совместила в мозгу кожаную куртку в августе, одну и ту же чистую, но не слишком-то новую рубашку, упорное нежелание принести хотя бы убогую шоколадку к чаю…
Твою мать.
У него что, совсем денег нет?
Вот то есть абсолютно?
— Извини, — с запоздалой тактичностью сдала назад Инга. — Тебя к восьми ждать?
— Да. Постараюсь пораньше выбраться, но не уверен, что получится.
В голосе Ярослава явственно ощущалось облегчение.
ГЛАВА 10 Что принесла, то возьми
То, что поначалу показалось Инге мошкарой, на самом деле мошкарой не было. Над помидорами колыхалась темная мелко-крапчатая дымка, то сжимаясь над поникшими кустиками, то растекаясь зыбким тревожным маревом. Преодолевая инстинктивное отвращение, Инга опустила ладонь в колышущийся призрачный рой — и вздрогнула от омерзения. Крохотные мельтешащие точки тут же облепили пальцы пульсирующей вязкой массой, по коже побежал липкий холод, стремительно поднимаясь от ладони к локтю. Взвизгнув, Инга затрясла рукой и метнулась к крану.
Нужна была текущая вода.
Для сглаза — только текущая.
Подставив руку под ледяную струю, Инга смотрела, как утекает вниз грязная муть, закручиваясь в тоненьком ручейке пульсирующими темными водоворотами.
Соседи увидеть грядочку с помидорами не могли — спасибо монументальному забору Евдокии Павловны. С улицы двор тоже не видно, его закрывают кусты сирени. А единственным человеком, который заходил к Инге на днях, была Мария Федоровна. Которая, кстати, восхищалась грядками и жаловалась на загадочную фитофтору, коварно пожравшую все завязи помидоров.
Ах, вот, значит, как.
Решительно вздернув подбородок, Инга чеканным шагом вернулась в огород.
Так… Сейчас полдень, солнце по правую руку, значит, закат вот там… Зачерпнув с грядки горсть рыхлой влажной земли, Инга закрыла глаза и заговорила — мерно, часто, ровно.
— Стану я, раба божия Инга, из избы дверьми, из дверей воротами, пойду темной тропой в закатную сторону. Небом покроюсь, землей подпояшусь, звездами уберусь, ступлю в воду студеную, скажу слова каменные. Как вода в ручье катится, так с огородины моей жидки-брыдки, уроки-призоры утекают, к врагам моим притекают, им убыток чинят, им житье урочат. Наговор мой не избыть, волю мою не переломить.
И слова, и мерный, баюкающий ритм рождались внутри сами и вольно, свободно текли из Инги, понятные и естественные, как дыхание. Она говорила — а темный колышущийся морок над грядкой вытягивался, свивался спиралью, водил заострившимся жалом. На последнем слове Инга вскинула руку, и призрачная кружащаяся змея вскинула слепую голову, качнулась и устремилась в протянутую на ладони землю. На мгновение теплый и влажный ком потяжелел, налился ледяной чугунной плотностью — а потом все пропало. Инга держала на ладони самую обычную садовую землю — мягкую, черную, прогретую солнцем до температуры парного молока. Осторожно отставив руку, она вышла за калитку, воровато оглянулась и двинулась вдоль кустов акации к дому Марии Федоровны. Проходя мимо забора, Инга швырнула ком, и рассыпчатая земля, ударившись о штакетник, расплескалась по палисаднику.
Вот так. Теперь это проблема Марии Федоровны. Она ее создала — пусть она и решает.
Увидев мелькнувшую за окном черную куртку, Инга метнулась к двери. Щелкнула задвижкой — и чуть не влетела носом в широкую грудь. От Ярослава пахло свежескошенной травой, бензином и чем-то еще, тягучим, темным и трудноуловимым. Этот запах наводил на мысли о влажных, глубоких подземельях, разбухших досках и толстом, махровом слове ржавчины.
В подвале он работает, что ли?
— Прости, — виновато пожал плечами Ярослав. — Я подумал, что лучше самому зайти, чем заставлять тебя через весь двор бегать. Но если ты против…
— Нет. Совершенно не против. Проходи, — Инга посторонилась, пропуская гостя в дом. — Ты же сверлить умеешь?
— Умею… А что ты собираешься сверлить?
— Стену. Хочу повесить перед окном кашпо. Я нашла в каморке крючки — сможешь ввинтить их в стену?
— Какие крючки? А, шурупы… Под них же еще дюбеля должны быть.
— Вот, — гордо выложила на стол замызганную коробку Инга. — И дюбеля, и саморезы, и все что угодно.
— Тогда тащи табурет, — на секунду скрывшись в каморке, Ярослав вернулся с пронзительно-желтой дрелью. — И возьми пылесос, тут сейчас все в пыли будет.
Стоя под яростно жужжащей дрелью, Инга ловила падающую сверху бетонную крошку и старательно таращилась вверх. Потому что при малейшем повороте головы она буквально утыкалась лицом Ярославу в пах — и прикипала взглядом к серебряному проблеску молнии за ширинкой. Несколько раз поймав себя за этой вопиющей бестактностью, Инга решила в принципе не смотреть вперед и теперь щурилась, уворачиваясь от перемолотого дрелью бетона.
Руки у Ярослава были сухие и жилистые, с рельефно проступающей голубоватой сеточкой вен. На смуглой, прожаренной яростным южным солнцем коже темнел прозрачный пушок волос. А ладонь светлая — кроме овального пятна на запястье.
— У тебя необычный загар, — не удержалась Инга. — Ты что, перчатки летом носишь, что ли?
— Ага. Мотоциклетные, без пальцев, — коротко сверкнул зубами Ярослав. — После них загар пятнами, как у леопарда. Подай, пожалуйста, молоток и дюбель.
— Держи. Так ты, получается, мотоциклист?
— Вроде того, — прикусив нижнюю губу, Ярослав вставил дюбель в отверстие и стукнул молотком. Рыжий пластик по горлышко ушел в бетон.
— Покатаешь на мотоцикле? — на секунду скользнув глазами вниз, к узким поджарым бедрам, Инга снова вернула взгляд туда, где ему положено быть.
— Не получится.
— Почему? Девушка ревновать будет?
— Не будет. Девушки у меня нет. И мотоцикла тоже нет — я его в мае разбил.
— О. Как жаль, — сочувственно сжала губы Инга. — Ты сам хоть не сильно поломался?
— Нормально все обошлось. А мотоцикл в хлам размотал, мотоцикл жалко, — спрыгнув с табурета, Ярослав с преувеличенным старанием принялся наматывать шнур на дрель. — Все, готово. Можешь вешать свои цветочки.
— Спасибо!
С облегчением оставив неприятно повернувшийся разговор, Инга примерила к окну горшочек с традесканцией. Подумала, поставила, взяла плетеное кашпо, из которого свисали длинные пушистые плети аспарагуса.
Разбил… В мае. За пару месяцев до смерти бабки. И телефон разбил…
Так вот, оно, значит, как.
Ярослав попал в аварию, расколотил все, что можно — и сто процентов расколотился сам. Потому что нельзя размотать мотоцикл в хлам и отделаться парой ушибов. Это вранье чистой воды. Наверняка после аварии Ярослав серьезно так поломался — а родители побежали к бабе Дуне за помощью. И старая ведьма помогла. Но не бесплатно. Переломы у Ярослава срослись на удивление медикам, а счет в банке обмелел. На удивление банковским служащим.
Вот почему у Ярослава нет денег на телефон.
Вот почему он ходит летом в кожаной куртке.
И вот почему так хорошо знает дом.
— Евдокия Павловна тебя лечила? — спросила в лоб Инга, и Ярослав растерянно заморгал.
— Ты о чем? Я не…
— Да ладно тебе. Я знаю, что баба Дуня была… целительницей. И знаю, что ее методы действительно работали. На себе проверила.
— Да? Ну… Да. Вроде того, — то ли смущенно, то ли облегченно улыбнулся Ярослав. — Баба Дуня меня лечила.
— Успела вылечить? Если нет, я могла бы попробовать. Опыта, правда, у меня нет совершенно, — честно призналась Инга. — Но и денег с тебя не возьму.
— Предлагаешь мне роль подопытной мыши?
— Предлагаю помощь. Если нужна.
— Да вроде уже не особо. Главную проблему баба Дуня решила, а остальное… Остальное зависит уже от меня, — Ярослав нервно стянул полы куртки, и Инга, осознав, что совершенно неприлично на него таращится, отвела глаза.
— Ну, если передумаешь…
— Да, я понял. Спасибо. Если вдруг — я обязательно…
В дверь постучали, и Ярослав, подхватив дрель, торопливо нырнул в каморку. Покачав головой, Инга пошла открывать — и нос к носу столкнулась с Марией Федоровной.
— Забери.
— Что забрать? — растерялась Инга.
— Что принесла сегодня, то и забери. Вина моя, не спорю. Вот тебе молоко, вот творог, завтра еще яиц домашних принесу, — женщина протянула Инге потрепанную ивовую корзину. — Я не со зла, само получилось. Прошу — давай разойдемся миром.
Подумав, Инга приняла корзину. Внутри, тяжело качнувшись, булькнула трехлитровка с молоком.
— Согласна. Разойдемся с миром. Что тебе дала, пусть ветром идет, на дальней дороге пусть пылью ляжет.
— Спасибо, — склонив голову набок, Мария Федоровна посмотрела на Инга внимательным, изучающим взглядом. Как на странное, ранее не виданное и очень опасное насекомое. — Не знала, что ты в бабку пошла. Вы же, вроде бы, не родной крови. Это как же оно так получилось?
— А вот так вот, — отрезала Инга, перехватила корзину поудобнее и захлопнула дверь. — Слава, молока хочешь? Домашнее!
ГЛАВА 11 Своя рубаха ближе к телу
Главный плюс удаленки — всегда можно свалить с работы, и никто не заметит твоего отсутствия. Если, конечно, отслеживать мессенджер и вовремя реагировать на панические вопли менеджеров.
Инга отслеживала. И старательно реагировала, припарковавшись в тени старой раскидистой липы.
«Да, инструкция к токарнику почти готова. Допилю последний раздел, шлифану на ошибки и скину в общую папку. Пусть завтра с утра корректоры просмотрят — думаю, я опять напортачила с запятыми».
Отправляя сообщение, Инга чувствовала себя практически Штирлицем — таинственная, неуловимая и загадочная. Суперагент, сумевший прорваться в яндекс-доставку даже под пристальным взглядом Большого Брата.
Опустив стекло, Инга впустила в машину немного летней жары — а вместе с ней сладкий, масляный аромат роз, далекий гул работающего отбойника и детские крики. Малышня носилась по игровой площадке стайкой испуганных воробьев, подчиняясь неведомым, но очевидно сложным правилам игры. Тоненькая, как анорексичная манекенщица, девочка тоскливо глядела на них со скамейки, прижимая к груди розового плюшевого зайца. Инга скользнула по ней равнодушным взглядом — и тут же развернулась, изумленно распахнув глаза. Над девочкой висел рой черной мути — такой же, как над помидорами, но плотный до физически осязаемой густоты. Казалось, что ткни в него пальцем, темная масса спружинит — а может быть, оскорбленно ужалит в ответ.
Не сводя с девочки удивленного взгляда, Инга нашарила за спиной ручку и даже распахнула дверь — и тут же ее захлопнула.
Ребенок — это не помидоры.
Нельзя просто так подойти к посторонней девочке и начать бормотать над ней странные слова. В педофилии, предположим, не обвинят, все-таки женщинам с этим попроще, но и аплодисментами тоже не встретят.
К тому же… Инга была не уверена, что бормотания будет достаточно. Порча над помидорами была совсем слабенькой — ничего общего с черным масляным облаком, которое висело над девочкой. Обычный заговор тут не сработает. А для чего-то более серьезного нужно привести ребенка к себе. И как это сделать? «Добрый день, я, знаете ли, ведьма, давайте проведем обряд снятия порчи!».
Вот после этого полицию точно вызовут. И вместо обвинения в педофилии Инга получит обвинение в мошенничестве.
Не то чтобы намного лучше.
Пока Инга размышляла над возможными сценариями, к худенькой девочке подошла пожилая женщина, взяла ее за руку и повела в сторону супермаркета. Со сложным чувством облегчения и стыда Инга откинулась в кресле.
Она ведь хотела. Искренне хотела. Если бы родители девочки обратились к Инге, она бы сделала все, что могла. И, кстати, не факт, что получилось бы. Живой человек — это вам не грядка с огурцами, а порча тут мощная. Наверняка Инга не справилась бы.
Ну и потом. У порчи ведь есть совершенно физические проявления — конкретные болезни, которые можно и нужно лечить. А это уже забота врачей.
Кстати, врачи за пациентами по улицам не бегают. Хотя вполне могли бы, и даже с успехом — у них и диплом есть, и возможность официально подтвердить диагноз. А Инга чем подтвердит свои громкие заявления? Покажет ксерокопию бабкиного завещания?
Ну так себе аргумент.
Почти успокоив себя, Инга медленно тронулась с места, влилась в полупустой городской трафик, и на первом же перекрестке выкинула из головы и девочку, и ее бабушку. Осталось только легкое раздражение и чувство бессилия, такое неприятное, что его проще было задвинуть на задворки сознания, заслонив насущными хлопотами.
А хлопот, видит бог, хватало.
Под обоями в гостиной обнаружилась вздувшаяся пузырями штукатурка. Лишенная защитного слоя бумаги, она осыпалась с тихим шорохом, обнажив слой рыхлого серого бетона. Вооружившись банкой шпаклевки и роликом из ютуба, Инга решительно принялась за дело. Ни разу в жизни она не делала ничего подобного — но, судя по видео, задача была не очень-то сложной. Черпай густую белую массу, размазывай шпателем, и получишь гладенькую, как попка младенца, стену.
В теории.
На практике чертова шпаклевка ложилась кривыми волнам: снизу бугрилась, сверху проваливалась и топорщилась по краям защитными надолбами. Вспотев от усердия, Инга яростно возюкала по несчастной стене шпателем, то докидывая быстро застывающую массу, то сковыривая лишнее. Приглушенный стук в дверь она едва услышала — и то, видимо, не с первого раза.
— Заходи! — заорала Инга, старательно заравнивая правый край скола. В этом место кое-что вроде бы начало получаться, и упускать шанс на успех Инга не собиралась.
В коридоре прозвучали быстрые легкие шаги.
— Что делаешь? — с любопытством оглянулся Ярослав и присвистнул, оценив размах катастрофы. — Может, давай лучше я?
— Нет-нет-нет! Я уже сообразила, как нужно делать! — замахала рукой Инга, роняя на пол белые комья шпаклевки.
— Да? Ну ладно… — Ярослав осторожно обошел по кругу газету, усеянную белым каплями гуще, чем крыша припаркованной под деревом машины — птичьим дерьмом. — А мне что делать?
— Подключи провод к розетке и протяни вдоль стены к дивану. Крепежи я купила, вон там в пакете лежат, — снова махнула рукой Инга, и Ярослав уклонился, ловко пропуская мимо себя комок шпаклевки.
— Чем тебя удлинитель не устраивает?
— Всем. Уродливый, неудобный, еще и ходить мешает. Я об него спросонья чуть не навернулась, — Инга смерила гневным взглядом толстый белый шнур. — Поэтому вон там провод, вон там крепежи, а где щиток с пробками, ты и сам знаешь.
— Так точно! — вскинув руку к виску, вытянулся Ярослав. — Приказ понял! Разрешите выполнять?!
— Чего уж там, разрешаю, — милостиво кивнула Инга и провела шпателем по стене, соскребая подсохшую корочку штукатурки. Вслед за широким металлическим скребком тянулся неожиданно ровный след. — Ух ты, круто! У меня получается! Эй, погляди, у меня получается!
— Здорово, — одобрил Ярослав, осторожно похлопав ее по плечу. — Умница. Ты прирожденный штукатур.
Ярослав уже стучал табуреткой в коридоре, подбираясь к тщательно спрятанному от посторонних глаз щитку, а Инга тупо таращилась в испятнанную сколами стену. След руки на плече все еще ощущался теплым.
Да чего там.
Даже горячим.
Густой синий вечер накрыл сад мягким дремотным пледом. В прозрачной, как родниковая вода, тишине тонкой струной звенели призывы одинокой цикады. Инга вынесла на крыльцо две чашки кофе и опустилась на ступеньку рядом с Ярославом.
— Держи.
— Спасибо.
Осторожно приняв горячую чашку, Ярослав откинулся на перильца и прикрыл глаза. В мягком вечернем полумраке резкие черты лица смягчились, а в опущенных уголках губ притаилась обиженная детская усталость.
— И тебе спасибо. За помощь, — мгновение поколебавшись, Инга легко коснулась его ладони пальцами. Ярослав не пошевелился, не открыл глаз, не сказал ни слова — но так же легко накрыл ее руку своей. Жесткой, обветренной и неожиданно прохладной. Инга подождала следующего шага, не дождалась и тихонько подвинулась ближе, прислонившись плечом к плечу.
Нежные, как вздохи, порывы ветра плескали в лицо томно-сладким ароматом вечерницы.
ГЛАВА 12 Бабушкина внучка
Ярослав не пытался ухаживать за Ингой. Не приглашал ее погулять по городу. Даже не использовал ту очевидную возможность, которую Инга щедро подарила ему на крыльце. Он просто приходил каждый вечер, честно отрабатывал вторую ремонтную смену и пил кофе с нехитрой снедью, которую старательно, но не слишком умело готовила Инга.
Как все это понимать, было решительно непонятно.
Но сам факт молчаливого присутствия Ярослава превращал оранжевый кружок с цифрой три в досадную, но вполне переживаемую часть реальности.
«Привет.»
«Нам надо поговорить.»
«Прости, я ужасно ошибся, сам не знаю, что на меня нашло. Пожалуйста, дай мне шанс все объяснить.»
Едва прикасаясь, Инга провела рукой по клавиатуре. Гладкие клавиши скользнули под пальцами с легким призрачным потрескиванием.
Нам не о чем с тобой говорить.
Да, объясни мне. Докажи, что на самом деле ничего не случилось — а я просто неправильно все поняла.
Молчи.
Говори.
Делай хоть что-нибудь — но пускай мне не будет больно.
«Привет», — медленно набрала Инга.
«Я не хочу с тобой разговаривать. Оставь меня в покое».
На самом деле это была неправда. Точнее, не вся правда. Если бы Инга действительно не хотела разговаривать, она бы удалила чат с Олегом, заблокировала его в соцсетях и закинула номер в черный список. Но Инга этого не делала. А значит, что-то услышать она все-таки хотела. Или сказать. Или сделать. Инга сама не понимала, что именно, но терпеливо ждала того самого, нужного и единственно правильного момента, который успокоит боль.
Ждала. И не могла дождаться.
Господи, как же удачно подвернулась вся эта история с наследством. Инга представила, как сидит в крохотной студии в Митино, запивая одинокие слезы вискарем, и поежилась. Как хорошо, что нужно шпаклевать стены и красить пол, какое счастье, что можно зарыться в маркетплейсы, рассматривая и сравнивая сто десять вариантов занавесочек в кухню.
И как здорово, что есть Ярослав. И пусть он не приглашает на свидания, пусть не дарит букеты роз! Зато Слава всегда здесь, каждый день, с восьми и до ночи. Он спрашивает, как Инга провела день, и внимательно выслушивает нехитрые скучные рассказы. Он улыбается и шутит. Он хвалит подгоревшие сырники и заваривает чай.
Волна умиленной благодарности захлестнула Ингу, подкатила к глазам вскипевшими слезами, сжала нежными руками горло. Эмоции требовали немедленного, категорического действия, и Инга, решительно хлюпнув носом, захлопнула ноутбук. Ярослав не хочет романтики? Ну и не нужно! Она, Инга, тоже не очень-то хочет.
А ужин нормальный приготовить было бы кстати.
В арсенале у Инги было два блюда, которые получались хорошо всегда и везде — запеченная курица и драники. Борщ мог перевариться, тушеные ребрышки оставались жесткими, а пирог обретал каменную увесистую плотность — но курица и драники работали безотказно. А значит, выбор был очевиден!
Мерно покачивая сумкой, в которой уже покоилась тушка невинно убиенной курицы — причем не просто тушка, а с потрошками — Инга медленно шла вдоль овощных рядов. Было в этом что-то завораживающее, удивительно, до боли уютное — вот так вот идти, не торопясь и толкаясь в толпе, перебрасываться короткими приветствиями с продавцами, неспешно прицениваться и долго, сосредоточенно разглядывать товары. В овощном ряду, пестром, словно восточный базар, Инга выбрала розоватую, щедро припудренную пылью картошку, в молочном сосредоточенно, раздумчиво пробовала сметану и ряженку — густую, домашнюю, с темно-коричневой плотной корочкой, запечатывающей банку, словно царский сургуч. Прихватив в лавочке с тандыром еще пахнущий дымом, нежно-хрустящий лаваш, Инга критически оглядела раздувшуюся сумку и направилась к финальной точке своего путешествия — к фруктам.
Клубника и малина не представляли никакого интереса — такого добра тут в каждом дворе полно. Дыня показалась слишком банальной, арбуз — чересчур проблемным. Попробуй-ка съешь его, не уделавшись соком по уши. Ну и плевки косточками — тоже вещь на любителя. Поколебавшись, Инга выбрала желто-розовые, цвета закатного неба, персики и прозрачный янтарный виноград.
— Ох, слава богу! — совершенно неприлично обрадовалась пожилая продавщица, осторожно укладывая в пакет виноградную гроздь. — Может, еще и инжира возьмете? Недорого отдам, в два раза дешевле.
— Нет-нет, спасибо, нам и этого не съесть, — Инга покосилась на инжир, выискивая признаки тайного порока. Подгнивший он, что ли? Или примятый?
— Да вы не думайте, инжир отличный, — с легкостью расшифровала ее взгляд продавщица. — Просто не долежит же до завтра. Жалко продукты — сил нет. У меня бабка в Ленинграде чуть с голода не померла, а тут свежие фрукты ящиками на мусорник выносим. Не привыкла я к такому. Не люблю
— Я думала, у вас на складе условия. Такие… ну… специальные. Для фруктов, — растерялась Инга. — Холодильники всякие, регуляторы влажности…
— Да хоть обрегулируйся тут. Гниют фрукты, и все дела, — продавщица раздраженно швырнула на прилавок сдачу, запнулась, быстрыми птичьими движениями собрала деньги и протянула Инге. — Извините. Устала я за день. И нервы ни к черту. Все перепробовала я с этим несчастным складом, даже санстанцию вызвала — не помогает. Апельсины у людей по месяцу лежат, а у меня за три дня в кашу. Как будто прокляли.
Инга, прищурившись, внимательно оглядела разноцветные горки фруктов.
— Да нет, ничего такого. Наверное, все-таки инфекция.
Застыв на месте, продавщица вперилась в Ингу густо подведенными глазами.
— А вы, простите, не Дуни Белобоковой внучка?
— Да, это я. А что? — насторожилась Инга.
Коротко оглянувшись, продавщица стремительным движением поднырнула под прилавок и выпрыгнула к Инге, как чертик из табакерки.
— Помогите! Я знаю, вы можете, Машка рассказывала. В бабку вы силой пошли, умеете всякое — помогите! А я вам и фруктов, и овощей — и денег дам, вы не подумайте!
— Да что вы такое говорите, — не очень умело изобразила удивление Инга. — Я же просто так сказала, ничего особенного в виду не имела. Какая сила, о чем вы!
Почему Инга отнекивалась, она и сама не понимала. Сила была, и было желание научиться ее применять. Даже резон был, причем не корыстный, а высокоморальный — Инга так и не выкинула из головы ту худенькую девочку в парке. Но сама мысль о том, что она подрядится снимать проклятие, как какая-то, прости господи, мошенница на доверии, повергала Ингу в этический шок. И побуждала разворачиваться и бежать прочь, категорически все отрицая.
— Да не отказывайтесь, ну что вам стоит! Если бог силу дал, грех людям не помогать, — уверенно и жестко наседала продавщица, обходя Ингу со спины и отрезая пути к отступлению. — Ваша бабка, господь упокой ее душу, была, конечно, женщина суровая, но в помощи никогда не отказывала. И мы ее все уважали, способствовали чем могли. Если к нам с душой, то и мы с душой… Помогите, Инга… простите, не знаю, как вас по отчеству.
— Викторовна, — автоматически подсказала Инга. — Да нет никакой порчи, я же вам говорю. Нету!
— Так, может, другое что есть. Придите на склад, взгляните одним глазком — а я в долгу не останусь.
Лицо у продавщицы было усталое, с тяжелыми, отечными веками, покрытыми частой сеткой морщин. Эту сетку не скрывал ни потекший тональник, ни жирная черная подводка, оплывшая от жары и хлопьями сбившаяся в складках кожи. Инга отчетливо ощущала пробивающийся через приторно-сладкий парфюм запах застарелого пота и нездоровья.
— Ладно. Я посмотрю. Ничего не обещаю и даже более того — заранее предупреждаю, что наверняка ничего не получится. Но я посмотрю.
— Спасибо! — схватила ее руку продавщица. — Спасибо вам! Приходите сегодня вечером на склады. Вон там, вниз по улице до тупика, мой — номер восемь. Хоть когда приходите, хоть к полночи — я вас все время ждать буду!
— Ладно. Приду, — согласно кивнула Инга, уже успевшая пожалеть о своем идиотском порыве. Господи, ну какие склады? Какие фрукты? Какое проклятье?! Что за безумная помесь детского сада с сеансами мага-целителя?
С трудом отбившись от тысячной купюры, которую продавщица совала в руки «авансом», Инга ретировалась с рынка, прижимая к груди сумку с курицей.
Готовить уже не хотелось.
ГЛАВА 13 Вдвоем не страшно
Драники и курица получаются всегда. Вообще всегда. При любых условиях. Нервничаешь ты или нет, есть настроение готовить или устала до пятен в глазах — курица и драники получатся отлично. Удовлетворенно хмыкнув, Инга потыкала ножом в хрустящую золотистую шкурку.
— Солидно, — заглянул через плечо Ярослав. — И с чего вдруг такой пир?
— Без особого повода. Просто захотелось приготовить что-нибудь эдакое.
Быстрым движением ножа отхватив ножку с бедром, Инга выложила мясо на тарелку. По белому фаянсу поползла лужица прозрачного сока, запахло чесноком, карри и белым перцем. Фигурно разложив вокруг драники, Инга торжественно опустила на стол тарелку и, примостившись на втором стуле, приготовилась выслушивать комплименты.
Ярослав не подвел. Честно откатал всю программу на десять из десяти: восхищенно мычал, закатывал глаза и изображал лицом невыносимый гастрономический восторг. А самое главное — подобрал корочкой хлеба вытекающий из курицы сок, вычистив тарелку до блеска.
Инга розовела щеками, смущенно улыбалась — а опустившийся в ноль ртутный столбик настроения неудержимо полз вверх, к околоэкваториальным температурам. Предстоящий визит на овощной склад уже не казался таким бессмысленным и кошмарным. Ну сходит. Ну посмотрит. Ну не поможет.
И что тут страшного? Ведь ничего же. Вот совершенно ничего.
Даже положительные стороны есть. Во-первых, гулять и дышать свежим воздухом очень полезно. А во-вторых, эта нелепая женщина перестанет забивать голову ерундой и купит нормальное средство от плесени. Или, допустим, от грибка. От фитофторы загадочной. Инга не санстанция, в сортах гнили не разбирается.
— Ты извини, забыла предупредить — я сегодня часов в девять уйду, — несколько запоздало опомнилась Инга. Ярослав замер, сжимая в пальцах надкушенный драник. Подтаявшая густая сметана капнула на тарелку.
— Появились планы на вечер?
Плохо скрываемое напряжение в голосе отозвалось в душе у Инги совершенно неуместной радостью. И даже некоторым злорадством.
А вот нечего намеки прозрачные игнорировать, бестолочь ты мотоциклетная!
— Вроде того, — загадочно протянула Инга, макая в сметану пластинку огурца. — Меня сегодня кое-куда пригласили.
— В «Олимп», что ли? — все тем же неестественно-равнодушным голосом поинтересовался Ярослав.
— Что такое «Олимп»?
— Ресторан местный. Единственный.
— И как там кухня? Приличная?
— Кошмарная. Зато статусно. Если мужчина приглашает женщину в «Олимп», это серьезная заявка.
— А ты водил туда девушек?
— Я много чего делал. Но это было давно и неправда, — скомкав салфетку, Ярослав метким броском закинул ее в ведро. — Уже четверть десятого, торопиться нужно. Иди прихорашивайся, а я тут по-быстренькому посуду помою.
— Я не иду в «Олимп», — с некоторым сожалением сломала игру Инга. Дразнить Ярослава было приятно, но ситуация явно выходила из-под контроля.
— Мне, в общем-то, без разницы. Не мое дело, — грохнув в мойку тарелку, Ярослав включил воду и преувеличенно-старательно вспенил губку. — Должна же у тебя личная жизнь быть — даже в такой дыре, как наш Зареченск.
— Это не личная жизнь. Меня попросили осмотреть овощной склад.
— Что попросили?! — стремительно развернулся Ярослав, усеивая пол хлопьями белой пены.
— Осмотреть склад. Ужасно странная получилась ситуация, но отказываться было неловко… — смущаясь, Инга пересказала утренний диалог с продавщицей — и в процессе сама ужаснулась собственной глупости. Господи, ну какой склад? Какие апельсины?! Какая порча??!! Как можно было ввязаться в такую бессмысленную авантюру??? — Ты ничего не подумай, я не собираюсь на этом наживаться. Никаких денег не возьму, фруктов, конечно, тоже. Просто схожу, посмотрю, скажу, что ничего нет — пускай человек успокоится.
Меньше всего Инге хотелось, чтобы Ярослав считал ее аферисткой. Оснований для этого было предостаточно.
— Не возьмешь. Если на складе действительно ничего нет, — опустился на стул Ярослав. — А если есть? Сможешь снять порчу?
— В каком смысле? — неубедительно хихикнула Инга. — Ты шутишь сейчас, что ли?
— В прямом. Евдокия Павловна, скажем, смогла бы. А ты справишься?
— Глупости. Бабушка, конечно, увлекалась народной медициной, но никогда не…
— Я знаю, о чем говорю. Евдокия Павловна смогла бы.
— Ты у нее лечился, — медленно сказала Инга. Это был не вопрос, а утверждение. — После аварии. Бабушка тебе помогла, и ты поверил в легенды, которые о ней рассказывают.
— Я не поверил. Я убедился лично. Евдокия Павловна… с того света меня вытащила. Если бы не она, я бы сейчас в могиле лежал, — на этих словах лицо у Ярослава болезненно дернулось. — Поэтому не надо рассказывать мне, что ведьмы бывают только в сказках. Я знаю, что это не так. Ну так что, сможешь справиться с порчей?
Ярослав смотрел на Ингу так пристально, словно от ее ответа зависела его жизнь.
А может быть, и зависела. Чем черт не шутит.
Вдруг бабка померла, не долечив что-то очень серьезное, и Слава теперь на таблетки работает? Может быть, Инга — его единственная надежда, последний шанс на выздоровление? А она вместо того, чтобы нормально на вопрос ответить, сидит вся такая непонимающая и нервы на узел мотает.
— Не знаю, — честно ответила Инга. — Я только один раз порчу снимала, и то очень слабенькую. Если столкнусь с чем-то более серьезным… Не знаю.
— Ну, вот и посмотрим, — неожиданно улыбнулся Слава. — Проведем испытание в полевых условиях. Куда, говоришь, идти надо? На Ильича? Возьми нормальный фонарик, там освещения с осени нет. Убьемся к чертям в потемках.
— Ты что, со мной собрался, что ли? — попыталась сохранить серьезное лицо Инга, но губы сами собой растягивались в улыбку.
— А что, есть варианты? С порчей ты, может, и справишься, а с местной гопотой — вряд ли. Одевайся. Половина десятого, спешить надо.
ГЛАВА 14 Я на это не подписывалась
Олег не пошел бы. Ни за что не пошел. Олег объяснил бы Инге, что это совершенно бессмысленная затея, к тому же потенциально опасная. Указал бы на возможный ущерб репутации, предложил бы другие, более полезные и рассудительные занятия.
Скорее всего, Инга бы с ним согласилась. Послушно осталась дома.
А если бы не согласилась…
Олег бы обиделся. Насупился, закрылся, ушел в себя, смотрел укоризненно и скорбно. И Инга не выдержала бы этого безмолвного, но неотвратимого давления. Раскаялась, заглядывала бы в глаза, просительно улыбалась, заглаживая свою чудовищную, невыносимую бестактность.
Господи, какой же дурой она была.
— Осторожно, ступени, — подхватил Ингу под руку Славик. — Держись за меня.
Благодарно кивнув, она ухватилась за теплую, с жесткими бугорками мозолей ладонь, и позволила вести себя сквозь порхающие тени, рожденные узким лучом фонарика.
— Далеко еще?
— Нет. Вон там свет горит — это парковка, — словно бы невзначай Славик подвинулся ближе и взял Ингу за руку. — Сейчас колдобины будут, не спеши.
На самом деле дорога была не хуже, чем за воротами дома, но Инга послушно замедлила шаг и тоже подвинулась, прижавшись к Славику плечом. В душной, обволакивающей тишине летней ночи их шаги сливались в унисон и таяли, растворялись в безмолвии, как сахар в горячем кофе. Оглушительно звенел полковой оркестр цикад и тонко, пронзительно вскрикивала невидимая птица.
— Кто это? — спросила Инга после очередного безнадежного вопля.
— Вот это? Совка-сплюшка. Вот такусенькая, с мой кулак размером, пушистенькая и глазастенькая. В жизни не подумаешь, что эта няшечка может так орать.
— Ну надо же, — искренне удивилась Инга. — Вот это глотка.
— И легкие, как у ныряльщика за жемчугом. О, гляди, — кивнул куда-то вперед Славик. — Кажется, это твоя клиентка. Уже ждет.
— Она тут, наверное, с вечера дежурит, — виновато передернула плечами Инга. — Ох, боюсь, не оправдаю я ее ожиданий.
— Ну, ты хотя бы попытаешься. Благие намерения и все такое, — осторожно вывернувшись из-под ее руки, Слава отступил в сторону. — Иди дальше одна. Я лучше тут подожду — не уверен, что хозяйка склада одобрит мое присутствие.
Что именно может не понравиться хозяйке склада, Инга не поняла, но настаивать не стала. Просто пошла на свет, оставив Ярослава за спиной.
— Добрый вечер.
— Ох, вы пришли! — всплеснула пухлыми ладонями продавщица. — Я боялась, что вы передумаете.
— Ну что вы. Мы же договаривались. Просто ко мне зашел… зашли гости, пришлось немного задержаться, — Инга остановилась, не зная, что говорить дальше. — Ну что? Может, зайдем внутрь? Или… лучше снаружи начать?
— Нет-нет, давайте внутрь. Я уже отперла замок, заходите, — гостеприимно распахнула двери продавщица. — Я вам и покушать приготовила — вот, на столе все лежит, и попить, — она потрясла темной пластиковой бутылкой без этикетки.
— Спасибо, — опешила от внезапного гостеприимства Инга. — Зачем же вы… Это совершенно излишне.
— Да как же излишне! Вы ведь шли сюда ночью, ноги били. Ну как я могу не отблагодарить? — истово прижала руки к груди женщина. Инга только сейчас сообразила, что понятия не имеет, как ее зовут — но теперь спрашивать имя было уже как-то странно.
— Благодарить меня пока рано. Может, я ничем не смогу вам помочь.
— Хотя бы попытаетесь, — повторила продавщица слова Ярослава. — Больше-то мне обратиться не к кому. На вас вся надежда. И это… вот что… — замялась она, нервно стреляя глазами по сторонам. — Тут вот какая штука… Может, оно совсем ерунда, а может, не ерунда…
Инга, нахмурившись, молча ждала продолжения. Под ее пристальным взглядом продавщица совсем смешалась, судорожно одернула на себе тонкую джинсовую блузку в стразах.
— Я, в общем, приходила на склад ночью. Где-то неделю назад. Дай, думаю, загляну, погляжу, вдруг чего. Подхожу, в общем, к двери, достаю ключ и слышу: ходит там кто-то. Сопит, шаркает, ящики двигает. Ну, я Ромке-то, грузчику позвонила — воры, говорю, бросай все, дуй сюда. А сама на приступочку вон там вот залезла и в окошко-то заглянула. Смотрю… а на складе никого нет!
— Может быть, вам показалось? — выдвинула самую очевидную версию Инга.
— Да какое там показалось! Ромка приехал и тоже все слышал! А потом мы дверь отперли, зашли — а внутри пусто. Только ящики все передвинуты как попало, — таинственно округлила глаза продавщица. — Абрикосы я всегда у двери держу, чтобы носить удобнее было, а тут они раз — и на верхней полке на стеллаже оказались. Вот как… Вы простите, что я вам сразу не рассказала. Боялась, что вы испугаетесь и откажетесь.
— Ерунда. Я не собираюсь отказываться, — всем своим видом изобразила уверенность Инга. И мысленно вознесла хвалу всем ангелам и демонам, что Ярослав захотел пойти с нею. И теперь ждет где-то неподалеку. Если Инга закричит — он сразу же прибежит.
Ведь прибежит же?
— Вот и отлично! — всколыхнулась продавщица. — Вот и замечательно! Тогда, значит, берите мой телефончик — позвоните, когда все закончится. Хоть в час ночи, хоть в три — я в любое время приду.
— Откуда придете? — не поняла Инга.
— Ну как откуда? Из дома же! Не буду вам тут мешать, над душой стоять и настрой сбивать. Вот ключ, можете запереться изнутри, если захотите, — сунув Инге в руки тяжелую стальную болванку с грубо прорезанными бороздками, продавщица стремительно нырнула к двери. — Удачи вам! Как только закончите, сразу звоните!
— В смысле — звоните? Что происходит? Мы же не так договаривались! — захлебнулась возмущением Инга, но женщина уже нырнула в плотную темноту переулка. Инга оторопело посмотрела на ключ в своей ладони. — Славик, ты тут? Славик… Слава!
ГЛАВА 15 Мясца бы
На складе определенно что-то было. Ингу чувствовала это так же, как чувствуют приближение грозы. Чужое недоброе присутствие электризовало воздух, поднимая волосы на загривке, незримым песком оседало на зубах и наполняло ноздри едва ощутимым смрадом звериной шкуры.
На складе определенно что-то было. И было здесь не проклятье.
Обойдя прямоугольник полутемной комнаты по периметру, Инга уселась на облупленный письменный стол, обняв себя за плечи. Утробно урчащий кондиционер — или как называются эти штуковины? — исправно наполнял помещение зябкой влажной прохладой.
— Вот, держи, — Славик, стянув кожанку, набросил Инге на плечи.
— Что? А ты как? Не надо!
— Надо, надо. У меня рубашка теплая. Да и не холодно мне, в общем-то. Я после… аварии температуру хреновенько различаю.
— Вот как. Тогда спасибо, — Инга плотнее запахнулась в куртку, вдыхая уже знакомый запах — бензин, мазут, скошенная трава и влажная земля после дождя.
Легкий аромат тления, проскальзывающий в этом букете, Инга старательно игнорировала. Ну, не розами пахнет, да. И что? Какая, в сущности, разница?
Она, Инга, тоже ведь не фиалками какает.
— Ну что? Нашла сглаз? — потеснив Ингу, Славик пристроился рядом, прижавшись твердым плечом.
— Нет. Думаю, это не сглаз. Тут кто-то живет.
— Кто?
— Пока не знаю. Но есть у меня одна идея, — вытащив из сумки бутылку с молоком, Инга щедро плеснула в прихваченную на всякий случай пластиковую мисочку и подвинула ее в угол. — Вот так. Давай посидим, подождем. Может, жилец и покажется.
— Как скажешь, — Славик положил руку Инге на плечи. — Подвигайся поближе, грейся. Сдается мне, мы тут надолго.
— Ты, кстати, не обязан всю ночь здесь торчать, — прижалась к теплому боку Инга.
— Не обязан. Но ведь могу же и поторчать.
— Неужели тебя дома никто не ждет? Хотя бы кошка?
— Никто. Кошка была, но когда я… когда в больницу попал, ее родители забрали.
— А девушка?
— Расстались.
— Тоже когда в больницу попал?
— Ну… приблизительно, — коротко дернул ртом Слава, и Инга мысленно кивнула своим догадкам. Разбил дорогущий мотоцикл, переломал все, что можно, остался без денег — вот девочка и разлюбила, стремительно и бесповоротно. Какая ей радость рядом с больничной койкой сидеть — а потом инвалидную коляску по парку катать?
Сдвинув с плеч куртку, Инга расправила ее, набросила на Славика и сама залезла ему под руку, крепко обняв за талию.
— Я думаю, твоя девушка сделала большую ошибку.
— Неправильно думаешь. Бывают ситуации, когда оставаться с человеком уже нет смысла.
— Смысл есть всегда — если этот человек тебе нужен.
— Ты слишком оптимистично смотришь на жизнь, — криво улыбнулся Славик, и Инга изумленно вскинула брови. В чем-в чем, но в избыточном оптимизме ее обвиняли редко. — На ее месте ты сделала бы то же самое.
— Ты так легко решаешь, что бы я сделала, а что нет. Думаешь, настолько хорошо меня знаешь?
— Думаю, что я знаю себя. И знаю ситуацию. Сейчас от меня лучше держаться подальше.
Славик наконец-то повернулся к Инге — теперь их лица разделяли считаные сантиметры. Инга видела, как колеблется, подрагивая, отблеск лампы в его глазах.
— Я сейчас что, должна испугаться?
— Может, и стоило бы.
— А может, я очень храбрая, — не опуская взгляда, Инга погладила Славика по спине и почувствовала, как вздрогнули напряженные мышцы.
— Потом ты об этом пожалеешь, — хрипло прошептал он, наклоняясь вперед, и застыл, почти прикоснувшись губами к губам.
— Ну так это же потом.
Инга сама потянулась вперед и мягко прижалась к сухому обветренному рту. Славик застыл мраморным изваянием, только раздувались трепещущие ноздри. Мгновение длилось и длилось, Инга успела проклясть себя, проваливаясь в Марианскую впадину смущения, и сто миллионов раз пожалеть о дурацком, совершенно идиотском порыве. Ну зачем она все это затеяла? Зачем полезла к мужику с поцелуями, видела ведь, что он не собирается… Ох!
Спрыгнув со стола, Славик рывком развернул Ингу к себе — и неуверенный школьный поцелуй полыхнул термоядерным взрывом. Славик целовал, лаская и прикусывая губы, его руки уверенно скользили по телу, сжимая почти до боли — но ровно там, где нужно. Отдавшись на волю стихии, Инга плыла в горячих сладких волнах, оглохшая и ослепшая. Все, что осталось от реальности — шумное дыхание Славика, его жадные, болезненно-голодные прикосновения и грохот пульса в ушах.
А потом Славик замер. И, резко оттолкнув Ингу, развернулся спиной.
— Кто ты?!
Все еще оглушенная, Инга выглянула у него из-за плеча, осоловело моргая. В темном углу, прямо над мисочкой с молоком, стоял черный кот размером с хорошую овчарку. Желтые глаза с узкими прорезями зрачков светились, как фары надвигающегося автомобиля. Прицелившись пристальным взглядом в Ингу, кот вздыбил шерсть, зашипел, ударил лапой, и розовая мисочка улетела в стену, размахнув над собой белый шлейф молока.
— На море-окияне, на острове Буяне стоит бел-горюч камень Алатырь, — торопливо зашептала Инга, обхватывая за плечи Славика, чтобы не дернулся вперед. — Сидит на том камне Матерь Божия, золотое веретено держит, серебряную пряжу прядет. Воздень на меня, Матерь Божья, рубашку железну, от злого духа заговоренную. От духа злого, от глаза черного, от страстей, от боястей, от порчи, от урока, от помысла недоброго, от силы дьявольской. Рубаху железную на меня воздень, поясом серебряным препояшь, шеломом золотым возвенчай. Как рубаху железную не порвать, как шелом золотой не разломить, так и слов моих не порушить. Аминь!
Хрипло выдохнув последнее слово, Инга ткнулась лбом Славику в плечо. Кот все еще стоял, щеря сахарно-белые зубы, но шипеть все-таки перестал. Только коротко, раздраженно взмахивал хвостом, ударяя им по стене с деревянным стуком.
— Ты не домовой, — констатировала очевидный факт Инга, и кот громко фыркнул, сметя хвостом картонную коробку. Нежно-розовые, как морской закат, персики запрыгали по полу. Вперив в Ингу желтые злые глаза, кот пригнулся, крутнулся, сгибаясь дугой — а выпрямился тощий, землисто-зеленого цвета дедок с облезлым веником бороды. Мигнув все теми же желтыми глазами, дедок широко улыбнулся, ощерив ровный частокол зубов.
— Овинник, — сообразила наконец-то Инга. — Ты овинник.
Старичок захихикал металлическим дребезжащим смехом и еще шире распахнул провал пасти, темный и глубокий, как тоннель. Но с места не двинулся — заговор на защиту держал крепко.
— Ты что тут делаешь? — осмелела вдохновленная успехом Инга. — Ступай откуда пришел!
— А ты меня прогони, — блеснул желтыми глазами овинник. — Ну-ка, иди сюда. Покажи, что можешь, подколдовочка.
Медленно вдохнув, Инга слезла со стола. В голове уже вертелись строки изгоняющего заклинания, затягивая в мерный, сомнамбулический ритм, и в такт этому ритму успокаивалось грохочущее сердце.
— Стой, — Славик вытянул руку, и Инга уперлась в нее, как в шлагбаум.
— Что?
— Склады тут недавно организовали. Лет десять назад в зданиях одна агрофирма оптовую базу устроила. Конкретно здесь пшеницу фасованную хранили.
— Ага. Вот как, — попятилась к столу Инга, и овинник досадливо щелкнул зубами. — Значит, прогнать я тебя не смогу. На своей территории ты хозяин.
— Да уж не ты! Ишь чего вздумали — в моем овине шашни крутить. Охальники!
— Ну извини, — широко развел руками Славик. — Увлеклись, больше не повторится. Чего хочешь взамен? Для укрепления, так сказать, сотрудничества?
— Мясца хочу, — жадно облизнулся овинник, скользнув масляным взглядом по Инге. — Мяконького, сочного. С жирком.
— Эй! Я не жирная! — взвилась Инга, но из-за спины Славика высунуться не рискнула.
— Что есть, то есть. Тощевата. Но мне сгодится. Обрыдли уже эти пелесины! — овинник брыкнул тощей костлявой ногой, опрокинув ящик с апельсинами.
— Ничего, перебьешься, — решительно пресек поползновения Славик. — Не нравятся апельсины — лимоны жри.
Внезапно притихнув, овинник окинул Славика длинным внимательным взглядом.
— Вон оно, значит, чего. Первый, значит, успел… Ишь какой шустрый.
— Шустрый не шустрый, а своего не отдам. Может, на зерно согласишься? Завтра мешок притащим.
— Нет, зерна не хочу. Мясца бы… — затосковал овинник, облизывая синюшным языком узкие черные губы. — Петушка бы. Живого, тепленького…
— Мяконького. Где я тебе петуха сейчас найду? Завтра понедельник, все рынки закрыты.
— А курятину жареную хочешь? — высунулась из-за Славика Инга. — Свеженькая, жирненькая, вкусная. Жареную хоть сейчас принесем.
— Жареную? — в сомнении покачал головой овинник. — Жареную… Прямо сейчас можно и жареную.
— Вот и договорились, — вздохнул с облегчением Славик. — Тогда мы за курицей пошли.
И взял Ингу за руку.
Полыхнув глазами, овинник ощерился и увеличился вдвое, растопырив поперек дверей мертвенно-синие когтистые лапы.
— Еще чего! Сам иди. А подколдовка тут подождет. На случай, если обманешь.
— Совсем спятил, дед старый?! Это же просто курица, а не сокровища Британской империи! Принесем мы твое мясо, не говори ерунду.
— Вот и неси! А ее тут оставь. Не выпущу, — обозначивая серьезность намерений, овинник провел когтями по рыхлому дереву пола, завивая кольцами стружку.
— Иди, — толкнула Славика в спину Инга. — Все равно он через защитный заговор не сунется. Принеси эту чертову курицу, пусть сожрет уже и успокоится.
— С ума сошла? Я тебя тут одну не оставлю.
— И что ты предлагаешь? До утра сидеть, пока овинник от солнца не спрячется? Хотя в принципе… — Инга поглядела на телефон. — Не так уж долго и до рассвета. Три часа подождем, а во вторник купим ему петуха, как заказывал.
Лицо у Славика вытянулась.
— До утра? Как — до утра?
— Ну вот так вот. А что, у тебя другие идеи есть?
— До утра… Нет, но… Я же…
— Не можешь ты до утра. Не можешь! — овинник, сморщив личико в дульку, гадостно захихикал.
— На работу опоздаешь? Автобус? — дошло до Инги. — Тогда придется курицу нести.
— Ладно. Сейчас. Я бегом, — сжал ее руку Славик. — Туда и обратно.
— Вот то-то же! Другое дело, — окончательно развесилившийся овинник совершенно кошачьим движением закружился на месте, отираясь о деревянный стеллаж. — Беги-беги, да побыстрее!
— А ты заткнись! Тронешь ее хоть пальцем — сожгу твой овин к чертям собачьим.
— Да ладно, чего ты… — притих овинник. — Я ж и не сказал-то ничего. Так, шуткую…
— Смешно, — скривился Славик, до боли стиснул руку Инги и быстрым шагом направился к двери. — Я быстро!
Зябко передернув плечами, Инга попятилась и снова уселась на стол. Овинник хихикнул.
— Думаешь, там не достану?
— Мог бы достать — достал бы, — отрезала Инга. — Не пугай, я уже пуганая.
— Ну надо же. Какие подколдовки сейчас умные пошли. А если не вернется дружок твой — тогда чего делать будешь?
— Утра дождусь. Ты через мое слово не переступишь.
— Ну дождешься, и что? Я-то все равно тут останусь.
— Вот именно. Скажу хозяйке, что пользоваться складом нельзя. Она все имущество вывезет, двери запрет, а ты один в каменном мешке останешься. Овинники же как домовые, к месту привязаны. Вот и будешь тут голодный куковать, если нормально договариваться не хочешь.
— Да чего ж это не хочу? — разом сник овинник. — Очень даже хочу. Вот, даже на курицу жареную согласился.
— А если свежую во вторник принесем — пакостить перестанешь?
— Да кто пакостит? Кто пакостит? Я, между прочим, не шелупонь бессмысленная, я серьезный хозяин, с пониманием. Пол в сухости держу, за хлебом гляжу, мышей гоняю. У меня знаешь какой порядок был! — тоскливо вздохнул овинник. — А тут эта приходит. Полок навесила, коробок наставила, дряни всяческой натащила. И ни спасибо тебе, ни пожалуйста. Даже пирожка малого не занесла, не говоря уж про теплую кровушку. Ну вот скажи-ка мне, подколдовчка — разве ты бы на моем месте не осерчала?
— Да… Может, и осерчала бы, — вынуждена была признать Инга. — Но фрукты зачем портить? Хозяйка ведь даже не знала, что ты тут живешь.
— А надо было знать! Надо было! Кому же еще в овине жить, как не овиннику?
— Тоже верно, — дипломатично уступила Инга. — Так что, будем договариваться?
— Будем. По одному черному петуху на каждое полнолуние, и будет в овине порядок, как в царских палатах.
— Слово?!
— Слово, — страдальчески, словно от зубной боли, поморщился овинник. — Во, наконец-то. Бежит твой. Мясом пахнет…
Славик действительно бежал. С грохотом распахнув дверь, он влетел на склад красный и потный, с прилипшими ко лбу волосами.
— Вот… твоя… курица… Жри… сволочь… — Славик хватал воздух, с трудом выплевывая слова, и судорожно дергал перетянутый узлом пакет. — Чтоб… тебе… Зар-раза!
Пакет наконец поддался, и Славик швырнул жареного бройлера овиннику. Огромная черная пасть распахнулась — и с сухим костяным стуком захлопнулась.
Курица исчезла.
Широко облизнувшись, овинник мигнул желтыми глазами, обернулся котом и сиганул куда-то на стеллажи, беззвучно растворившись в темноте. Инга медленно слезла со стола.
— Пойдем?
— Пойдем. А то я на автобус опоздаю, — полностью игнорируя свои же слова, Славик обнял Ингу и притянул к себе, уткнувшись носом в макушку.
— Автобус, — напомнила она.
— Да, да. Автобус, — Славик разжал руки. — Господи, как же я ненавижу это кретинское расписание.
«Ну так машину купи», — чуть было не брякнула Инга, но вовремя прикусила язык. Отличный совет, как раз для человека, который все деньги всадил на лечение.
— Давай я тебя отвезу. Посидишь у меня, отдохнешь, позавтракаешь — а утром я тебя до завода подброшу.
— Не надо, — деревянно развернув плечи, отступил в сторону Славик. — Я… мне… Я встретиться договорился. На остановке. С одним человеком.
— Ну так заедем на остановку.
— Нет. Я… Мне надо домой зайти. Одну вещь взять. И поговорить кое с кем. Не хочу, чтобы ты из-за меня круги по городу нарезала.
— Да мне несложно…
— Не надо. Ты устала, перенервничала — отдыхай. Я сам справлюсь, — с энузиазмом вещал Славик, и чем больше он вещал, тем явственнее Инга понимала, что Славик врет. Импровизирует на ходу, не очень умело, но вдохновенно и убежденно.
Славик не хочет, чтобы Инга совалась в его жизнь. Даже вот так вот — с маленьким предложением помощи.
Не хочет…
Ну что же. Имеет полное право. В конце концов, Инга тоже не рвется сокращать дистанцию. В любовь до гроба она уже наигралась. Теперь попробует дружбу с привилегиями. Ну или без привилегий — так тоже неплохо.
ГЛАВА 16 Дружба с привилегиями
У дружбы с привилегиями обнаружились свои преимущества. Ярослав менял проводку, сверлил стены и двигал мебель, а в промежутках целовал так нежно и сладко, что у Инги подгибались коленки. При этом в душу не лез, планов на будущее не строил и вообще вел себя так, словно завтрашнего дня не существует. Есть здесь и сейчас — с запахом краски, пятнами шпаклевки на полу и врывающимся в окно ароматом медового луга. Поначалу неуверенно, а потом с удовольствием Инга приняла новые правила игры.
Да, Ярослав ничего ей не обещает. Так ведь и не требует ничего — при этом помогает, поддерживает и вроде бы даже по другим бабам не бегает. Они попросту не вписываются в график. А что не хочет в свою жизнь пускать — так начерта ей, Инге, чужая жизнь. Своих проблем полон рот, только успевай разгребать.
Клиентский отдел заключил лютый контракт с китайскими производителями БАДов, и целыми днями Инга сидела, уткнувшись в инструкции, и вникала в разницу между горцем многоцветковым, перечным, почечуйным, остроконечным и птичьим. Периодически на горизонте всплывал Олег, оставляя короткие и трогательные маячки-сообщения. Терзаемая болезненным любопытством, Инга раз в пару дней заходила в чат, читала проникновенные, полные трагического сожаления реплики и молча выходила.
Еще одна несомненно практическая выгода от поцелуев Ярослава — они отбивают желание прыгнуть с размаху на знакомые грабли.
Ну до чего же полезный, оказывается, парень!
Вот только дальше поцелуев этот паршивец идти отказывался. Тактично уклонялся, вытекал, как вода из горсти, ловко переводил стрелки внимания — и разомлевшая от страсти Инга внезапно обнаруживала себя на крылечке с чашечкой кофе в руке.
Поначалу Инга думала, что у Ярослава проблемы с эрекцией — ну мало ли, после такой-то аварии. Но выразительно выпирающая ширинка поколебала эту стройную теорию, а несколько вдумчивых прикосновений бедром полностью ее разрушили. С эрекцией все было отлично. Вдохновленная результатами проверки, Инга попыталась проникнуть Ярославу в джинсы — но была остановлена прямо на старте. Мягко, но очень решительно Ярослав перехватил ее за руки и попросил не торопиться.
— Почему?
— Потому что, — отступил в сторону Ярослав.
«У тебя есть другая?». Вопрос уже вертелся на языке, скользкий и мерзкий, как угорь, но Инга сдержалась — и тут же поняла, что правильно сделала. Мужики либо не вертят интрижки с поцелуйчиками, либо не отказываются от приглашения в кровать. Или-или, одно из двух.
— Тебе… не понравится результат, — старательно глядя в окно, сообщил ветке сирени Ярослав.
— Может, я сама решу, что мне… О, — сообразила Инга. Шрамы. Это же наверняка шрамы. Здоровый сильный парень, красивый, яркий. На таких девки гроздьями вешаются, только успевай выбирать. Привык быть красавцем — а теперь, небось, в стежках весь, как чудовище Франкенштейна. Не зря же плотную рубашку все время таскает. — Извини. Мы не будем спешить.
Она осторожно поцеловала Славика в висок, потом в щеку, в уголок рта и, наконец, в губы, всей кожей ощущая, как оживает эта чертова каменная статуя, тянется навстречу, шумно выдыхая горячий воздух.
Под ногами стремительно каменела разбрызганная по полу краска.
Вспомнив о медленных, тягучих, сладких как мед поцелуях, Инга почувствовала, как низ живота наливается пульсирующей тяжестью. Теперь она отлично понимала досаду мужчин, которым девушки обещают многое — но не дают ничего. Неутоленное возбуждение, жаркой истомой разливающееся по телу, сводило с ума. Свернув голубое окошко телеги, Инга прикрыла глаза, вспоминая, как мягко, почти невесомо скользили по шее губы Славика — и как это бархатное, мучительно-нежное прикосновение сменялось короткими, на грани болезненности укусами.
Совершенно не задумываясь о том, что делает, Инга потянулась к резинке на шортах… И вздрогнула от оглушительного стука в окно.
Ну, может, не такого и оглушительного — но в тот момент Инге показалось, что у нее над ухом из ружья пальнули.
— Хозяйка! Хозяйка-а-а-а! — заблажил кто-то под дверью.
Торопливо оправив одежду, Инга тряхнула головой, пригладила волосы и пошла открывать.
На крыльце обнаружилась худенькая женщина неопределенных лет в линялых спортивных штанах.
— Добрый день. Меня зовут Наталья, я ваша соседка вон с той стороны, — она указала рукой вправо. Как будто бы были другие варианты — с учетом того, что дом бабы Дуни стоял последним в ряду.
— И вам добрый день. Приятно познакомиться, — вежливо ответила Инга и остановилась, давая гостье возможность объясниться.
— Да, точно. Давно пора было познакомиться, да все как-то времени не было — то одно, то другое, то третье. Ну, вы сами знаете… — смутилась Наталья, углядев в приветствии Инги скрытый упрек. — Приходите к нам как-нибудь вечерком. Чайку попьем, а может, наливочки домашней, если не откажетесь. Я вкусную наливочку делаю, на смородине, — женщина окончательно смешалась, не зная, как подступить к теме разговора. — Как вы устроились? Может, помощь какая нужна?
Ну да. Очень своевременное предложение. И очень искреннее.
— Спасибо, все хорошо. Я справляюсь.
— Это вы молодец. Но если что — сразу мне говорите, не стесняйтесь. Женщине одной по хозяйству тяжело, а я, как понадобится, так мужа пришлю. У вас тут, я вижу, ремонт идет. При ремонте без мужских рук не обойтись, — Наталья заинтригованно вытянула шею, пытаясь заглянуть в глубину дома, и Инга инстинктивно прикрыла дверь. Не то чтобы ей было что прятать, но чужое откровенное любопытство раздражало.
— Да я просто стены крашу. Ничего серьезного, — уклонилась от предложения она. По-хорошему надо было пригласить гостью, предложить кофе или хотя бы чаю, но пускать Наталью в дом почему-то категорически не хотелось.
— Вы, я смотрю, тоже недавно ремонт делали, — сообразила, как перевести разговор Инга. — Крышу перекрыли, да?
— Точно. В начале лета весь старый шифер сняли и мягкую кровлю положили. Муж, кстати, делал — с братом и племянником, — похвасталась Наталья, и напряженная неловкость на ее лице исчезла. — Хотели вот стены покрасить, но это работы грязные, вода нужна — а у нас как назло скважина пересохла. А она же глубокая, из нижних слоев питается. Мы специально такую бурили, чтобы даже в летнюю засуху вода стояла. А теперь внезапно раз — и нет, — беспомощно моргнула выгоревшими ресницами Наталья. — За один вечер. Во вторник еще была, а в среду утром уже пусто. Мы и бурильщиков звали, и Валерика — он с лозой ходит, про воду все знает. Никто ничего не сказал. По всем приметам вода должна быть — а ее нет! Может, теперь вы поглядите? Своим, так сказать, глазом?
Наталья умолкла, нервно комкая подол застиранной, явно домашней футболки, и Инга медленно улыбнулась своей догадке.
Соседка отлично знала, что Инга вселилась в соседний дом. Знала — и не одобряла. Даже, наверное, боялась. Сидела за высоким жестяным забором, как мышь, скрываясь от ведьминой внучки — чтобы не сглазила, чтобы удачу не увела. А теперь, когда жизнь за задницу прихватила, прибежала о помощи просить.
Склонив голову набок, Инга насмешливо оглядела гостью.
— Посмотреть, значит, просите? Моим глазом? Ну что же, могу и посмотреть.
ГЛАВА 17 Тот, кто сидит в пруду
Соседский двор был шире, просторнее и бестолковее, чем двор бабы Дуни. Крылечко выходило прямо на старую собачью будку, от которой кисло и душно тянуло псиной, прямо по клумбам бродили куры, а узкий проход в огород перегораживала бельевая веревка. Ловко избежав хлопка пододеяльником по лицу, Инга прошла за соседкой.
— Вот тут у нас скважина, — Наталья указала на вмурованное в землю приземистое бетонное кольцо. — Могу открыть, если нужно, и даже подсветить, но воду вы все равно не увидите. Глубоко слишком.
— Да мне, в общем-то, и не надо, — Инга задумчиво пошла вокруг колодца, принюхиваясь и ощупывая шершавый бетон кончиками пальцев. Пахло… водой. И на ощупь колодец казался сырым и холодным, хотя стоял на самом солнцепеке. А южное солнце способно прогреть бетон до температуры раскаленной сковороды. Прищурившись, Инга разглядела призрачный, слабо мерцающий серебристый след. Он тянулся от задней калитки к колодцу, огибал его и снова уходил в поля. Инга наклонилась. От следа едва уловимо тянуло стоячей водой и тиной.
Следуя за серебристой мерцающей полосой, Инга отперла старую скрипучую калитку и пошла через поле, по колено погрузившись в лиловые заросли котовника. Искрящийся водяной след сиял на листьях, словно призрачная роса.
— Вы куда? — закричала в спину Инге Наталья, подбежала к калитке и остановилась, нервно сжимая руками подол футболки. — А я как же? Мне с вами?
— Нет. Ждите дома. Я вам потом все расскажу, — не оборачиваясь, откликнулась Инга. Прямой, как лыжня, след вел ее все дальше — через пестрое разнотравье луга к овражку, а потом — к реденькой, полупрозрачной дубовой рощице. Шагнув в прохладную тень деревьев, Инга на мгновение запнулась, потеряв из виду свою путеводную нить, но снова обнаружила ее — прямо в непролазных кустах шиповника. Тот, кто оставил серебряный след, двигался через колючие ветки так, словно их не существовало.
Или так, словно не существовал сам.
Обогнув кусты, уже ощетинившиеся лаково-алыми брызгами ягод, Инга вскоре вышла к маленькому озерцу. Роща огибала его подковой, а с другой стороны поле пересекала наезженная колея. Может, местные ездили сюда рыбачить, а может, даже купались в темной, пропахшей бурыми водорослями воде. Инга подошла к камышам, оглянулась и тихонько прошептала.
— Эй, есть тут кто? Покажитесь!
Смысла в этом не было никакого — водяные жители солнца не любят и в солнечный день на сушу ни за какие коврижки не сунутся. Можно бы, конечно, прочитать заговор, связать водяниц словами призыва, но портить отношения с собеседниками в первые же минуты знакомства Инга не собиралась.
— Ладно. Я вечером приду, — сказала она камышам, и в переплетении жесткой листвы что-то тяжело, размашисто плеснуло, колыхнув растрепанные метелки стеблей.
Если подумать, то такой вариант был намного лучше. Мало ли что придет в голову взбалмошным водяницам — а встречать неведомую опасность всегда лучше в компании.
В том, что компания будет, Инга не сомневалась ни секунды. И Славик действительно не подвел. Услышав о том, что Инга собирается среди ночи навестить озерцо, чтобы потолковать с водяницами о соблюдении права частной собственности, он немедленно вызвался в провожатые. Даже просить не пришлось.
В который раз Инга мысленно сравнила Славика с Олегом и удивилась многообразию человеческих отношений. Олег говорил о любви, детально планировал их совместную жизнь и клялся в верности. И закончилась вся эта феерия ударом в спину. А Славик не строил планов, не делал признаний и вообще ничего не обещал. Но делал.
Вот и сейчас, порывшись в кладовке, он молча выволок старые, основательно поцарапанные резиновые сапоги.
— Гляди, что нашел. Думаю, это бабкины. Надень в дорогу.
— Зачем? — Инга брезгливо взяла один сапог и заглянула в пыльное голенище. — Фу. Не хочу. Я же не собираюсь лезть в воду.
— Затем. Мало ли как дело пойдет, а дно у нас опасное. И железяки попадаются, и стекло битое. Напорешься на осколок в грязной воде — и что, уколы от столбняка делать будешь?
— Заговор прочитаю. На очищение крови, — поморщилась Инга, но сапоги все-таки взяла.
Идти по ночному лугу, крепко взяв Славика за руку, было здорово. Светила луна, как сумасшедшие стрекотали кузнечики и оглушительно, карамельно-сладко пахли цветущие травы. Время от времени Инга закрывала глаза, впитывая в себя запахи, прикосновения и звуки, а Славик безошибочно вел ее через густую синеву ночи, бережно поддерживая под локоть там, где земля взбрыкивала колдобинам.
— Пришли, — резюмировал он, остановившись на берегу. Ровная гладь озера чернела в бледном свете луны, только серебрилась по воде узкая призрачная дорожка.
Почти такая же, как та, что вела к дому Натальи.
Стоя на одной ноге, как цапля, и судорожно цепляясь за Славика, Инга натянула резиновые сапоги. Но что-то внутри подсказывало, что в воду идти не нужно — наоборот, лучше оставить между собой и озером пару шагов сухой, жесткой земли. Отступив за край размытого бережка, Инга встала напротив лунной дорожки.
— Как вода чиста, как и помыслы мои чисты, — произнесла она ритуальную фразу. — Я не хочу ничего плохого — просто нужно поговорить.
Несколько минут стояла глубокая тишина, потом вода в камышах едва слышно плеснула, пошла мелкой рябью и лизнула волнами в берег. Из темной глубины озера поднялось бледное, трогательно-беспомощное то ли детское, то ли девичье личико, сверкнуло огромными лунами глаз, вслед за ним еще одно, и еще. Три водяницы пристально смотрели на Ингу, и молочно-белые волосы плыли вокруг них невесомыми облаками.
ГЛАВА 18 Лучшее решение проблемы — хорошее вино
Тишина длилась, и длилась, и длилась. Водяницы молча таращились на людей, поводя в темной воде бледными тонкими ручками. Эти ручки казались совершенно
