Гениальный художник, известный галерист и даже «о, боже, какой мужчина» – это то, что я о нем слышала. И да, Олег Вертинский свел меня с ума в первую же встречу. Настолько, что я готова собственноручно сжечь эту чертову галерею, лишь бы избавиться от его общества. Но работник я ответственный, да и гонорар обещали немаленький, поэтому приходится терпеть рядом этого несносного бабника с его музами и отрешенного от реального мира гения. Он превратил мою жизнь в хаос, но и он же может дать ответы, чтобы ее восстановить. Только услуга, которую требует взамен, никак не вписывалась в мои планы…
Утро началось со слов, которые наверняка мечтает услышать каждая женщина. Вот только не от начальника и не в семь часов в субботу.
— Аня, ты мне нужна, — с придыханием сказал в трубку Матвеев.
И нет, это был не эротический подтекст, скорее всего, Игорь Владимирович хватался за сердце и вытирал платочком пот со лба. Может, ещё и капелек успел себе накапать, если говорит со мной по громкой.
— У меня на сегодня другие планы, — ответила недовольно и перевернулась на другой бок.
— Аня...
Я думала, шеф сейчас разрыдается в трубку, но оставалась непоколебимой.
— Игорь Владимирович, не принимайте вы все так близко к сердцу.
Не думаю, что случилось что-то настолько трагичное или экстраординарное, как пытается сейчас выразить своей интонацией Матвеев. Да и вообще он любитель все преувеличивать и на пустом месте разводить панику. Хорошо, пока инфаркт не хватил.
— Анна Валерьевна!
Жалость не помогла, переходит к угрозам. Сейчас должен запеть про увольнение. Мы в компании привыкли к тому, что наш Хомяк, как мы называем Матвеева, иногда включает грозного босса, когда все аргументы заканчиваются. Только видел бы он, как при этом комично выглядит.
— Да, Игорь Владимирович? — все тем же тоном отозвалась я, прижав телефон к плечу и поднявшись с дивана. Все равно сон уже как рукой сняло.
— Аня, я через полчаса за тобой заеду.
— Простите?
Вот это уже было интересно и неожиданно. Не на встречу с клиентом он меня зовёт в офис – это раз. Сам Хомяк выбирается из своей норки – два.
— Заеду через полчаса, мне нужна именно ты.
И снова эти слова. Жаль, не от какого-нибудь загорелого накачанного мачо, который с шикарной улыбкой приготовит мне завтрак.
— Размечталась, Анна Валерьевна, — сказала сама себе, повесив трубку.
Мой бывший заметил, уходя, что меня ни один нормальный мужик не выдержит. Вот хочет он на диване пивка попить, глядя старый голливудский боевичок, а у меня по плану поход в супермаркет или, еще хуже, уборка, включающая в себя протирание пыли с телевизора. И, о боже, пылесос не дает услышать коронную фразу старика Арни «Аста ла виста, беби». В итоге я оказалась эгоисткой, которую не волнуют чужие желания. А бывший был далеко не мачо, так что о загорелых красавцах действительно только мечтать остается.
И вот сейчас мои планы на выходной день портил шеф, поэтому я вернулась к распорядку рабочего утра. Душ, кофе, завтрак, утюг, одежда. Полчаса уже прошло, я вышла из подъезда и начала топтаться на месте.
Не люблю опозданий. Минута там, минута здесь – и за день теряется много времени, которое можно было потратить на полезные дела.
Шеф опоздал на пять минут, и первым делом, устроившись в салоне, я демонстративно постучала по часам.
— Анна Валерьевна, не занудствуй, — покачал головой Матвеев, распространяя по машине запах валидола.
— Итак, — пропустила я его замечание мимо ушей, — чтобы не терять времени, рассказывайте, Игорь Владимирович, куда мы направляемся и что случилось. Не люблю быть неподготовленной.
— Я так и думал, — кивнул шеф. – Папка на заднем сидении. Только это, Ань… Не выскакивай из машины на ходу.
Вот это мне не понравилось еще больше. Я потянулась за документами и, открыв папку, чуть не застонала. Но профессионализм взял верх, и я углубилась в изучение содержимого. Страховые документы, фотографии.
— А я вам зачем? – все-таки спросила, когда Матвеев припарковал авто напротив нового здания. – Пусть вон, — посмотрела я на фамилию, — Ира Соловьева и занимается.
— Во-первых, Ирина Андреевна в отпуске. Во-вторых, у нее нет такого выездного опыта, как у тебя. В-третьих, просили… — тут Матвеев заткнулся, посмотрел на меня и перевел тему: — Идем, Анна Валерьевна.
И это он еще говорил, что я занудствую? Вообще, ситуация выходила странная. Я не представляю, что такого могло случиться в галерее, если даже шеф выполз из своей норки. При этом ни одной полицейской машины я поблизости не вижу.
Выйдя на улицу, я поправила плащ, разгладила невидимую складку на брюках, убрала выбившуюся прядь за ухо и двинулась за Матвеевым к стеклянным дверям через дорогу.
На входе топтался охранник, выглядевший каким-то потерянным. Он заблокировал за нами двери и сказал, чуть ли не заикаясь:
— Все это… Наверху.
Если снаружи здание выглядело современным стеклянным монстром, больше походившим на бизнес-центр, то внутри отделка напоминала старинный особняк. Лепнина, мрамор, канделябры, позолота, замысловатые узоры. У дизайнера явно есть вкус. Соединение веков в одном месте, но при этом весьма гармоничное.
Первый этаж занимали инсталляции. Они расположились вдоль стен, оставив середину холла пустой, и на их фоне, как и благодаря мозаике на полу, создавалась странная иллюзия. Возникло ощущение, что пространство гораздо больше, чем есть на самом деле. Грамотный подход.
Но больше меня интересовало не искусство. Я отмечала по пути к широкой мраморной лестнице камеры, которые были умело и красиво замаскированы, чтобы не выбиваться из общего антуража, инфракрасные датчики возле инсталляций. Кажется, даже датчики температуры, если я не совсем плохо разбираюсь в системе безопасности.
В общем, если у вас подскочит температура от восхищения, то охрана сразу об этом узнает. Поэтому я в принципе не понимала, что здесь могло случиться и зачем мы с шефом приехали.
Мы поднялись за молчаливым охранником на второй этаж, где было оживленнее. К нам тут же подлетел суетливый мужчина с наметившейся лысиной и жутким потоотделением. Я пожала его липкую руку, представившись:
— Анна Валерьевна Разумовская, страховая компания «Авангард».
— Дмитрий Сергеевич Савельев, заведую галереей, — ответил он, после чего пожал руку моему шефу, с которым, как я поняла, уже был знаком.
— А где владелец галереи? – спросила я.
— Здесь, — раздалось у меня за спиной, нет, даже почти в ухо, непозволительно близко.
Я обернулась и увидела перед собой мужскую грудь. Не обнаженную, конечно, а обтянутую заляпанной краской рубашкой. Чтобы увидеть лицо, мне пришлось задрать голову так, что шея заболела.
Да владелец скорее похож на уличного художника, который пытается на рынке впихнуть кому-нибудь свою картину, чем на успешного галериста.
— Олег, — протянул он мне руку.
Вот так просто, как будто мы у общих друзей шашлыки на даче жарим. Хорошо, что к изучению документов в машине я подошла основательно. Впрочем, как и ко всему, с чем работаю. Так что я знала, что передо мной человек, чьи картины занимали весь второй этаж галереи. Олег Львович Вертинский.
Я слышала о нем, конечно, но лично встречаться пока не доводилось. Хотя многие у нас в офисе совали друг другу журналы и восхищались: «Ой, какой мужчина! А какая улыбка… А на глаза-то посмотрите».
Как я поняла, талант художника мало кого интересовал. По крайней мере что касается женского пола. Иногда в городе я видела афиши с его именем, натыкалась в интернете на хвалебные отзывы критиков.
В общем, Олег Вертинский просто какое-то гениальное и обаятельное чудо природы, если верить СМИ.
— Приятно познакомиться, — ответила я.
— А мне уж как, — улыбнулся этот гений.
Наверное, с моим прагматизмом просто не понять деятеля искусства. Чему он так радуется сейчас? Знакомству со мной? Маловероятно.
Увидев протянутую мне руку, я пожала ее. Обычное приветствие, но Олег Львович не отпустил сразу. Опустил взгляд вниз и начал… рассматривать мои пальцы?
Честно говоря, с такой ситуацией я столкнулась впервые и не знала, как реагировать. В первое мгновение растерялась, потом разозлилась и думала почти по-шекспировски: вырвать или не вырвать? И вообще как это понимать? Сейчас я абсолютно не разделяла мнение большинства насчет восхищения Вертинским. Налицо бестактность. Или он просто привык, что все смотрят ему в рот? Только, само собой, моя оценка никого не интересовала, поэтому надо включить профессионала.
— У вас удивительные руки, — прежде чем я успела продолжить разговор, сказал Вертинский.
Что он понимал под словом «удивительные», даже не хотела знать. Меня сейчас больше волновало, какой форс-мажор мог изменить мои планы и вытащить из стеклянного логова нашего Хомяка.
Кстати, именно шеф и прервал этот спектакль. Думаю, именно так Вертинский и затаскивает женщин в постель. Да, о его похождениях не написал только самый ленивый журналист в городе.
«Мадам, вы так прекрасны, у вас глаза цвета неба (шторма, шоколада, океана и тд с пометкой «нужное подчеркнуть»), а губы, что цветы розы (пиона, гладиолуса, орхидеи), кожа, что бархат (шелк, сатин, дерматин, поролон). И да, я хочу вас поиметь (тоже завуалировать)».
Все это невыносимо банально, а вот руки… Что ж, оригинально, так ко мне еще не подкатывали.
— Олег Львович, рад вас снова видеть, я выполнил вашу просьбы насчет… — начал Матвеев.
— Игорь Владимирович, спасибо, — отозвался Вертинский, быстро пожав руку моему шефу.
Но этот тон… Вроде такой человек, как будто не от мира сего, а реакция молниеносная. Значит, соображает хорошо, но, видимо, не в плоскости, доступной обычным людям.
Мы так и топтались возле лестницы, хотя я успела окинуть взглядом весь второй этаж. Вроде бы ничего сверхъестественного. Пустых мест нет, все целое… Так зачем я здесь?
А именно этот вопрос так и не был задан.
Дмитрий Сергеевич, который, вероятнее всего, был рациональным и приземленным звеном в этом рабочем тандеме, дождался, пока все приветствия и знакомства закончатся, и сказал:
— Пройдемте за мной.
Пошли мы не в сторону выставочного зала, а к светлой двери, сливавшейся по цвету со стенами, и оказались в просторном кабинете. Дмитрий Сергеевич устроился за столом лицом к двери, мой шеф опустился в кресло напротив него, а Олег Львович занял диван справа от стола. Я окинула помещение взглядом в поисках стула, но не нашла. В итоге со вздохом подошла к дивану. Надеюсь, Вертинскому сейчас не придет в голову поближе рассмотреть еще какую-нибудь часть моего тела. Например, опустить руки на грудь, обвести и сказать что-то вроде: «Она так прекрасна, как два холмика в лучах заходящего солнца». Очень даже оригинально.
Сняв пальто, положила его на подлокотник и присела на диван, обведя всех присутствующих взглядом. Дмитрий Сергеевич перебирал ручки в подставке, шеф наверняка прикидывал, где ближайшая аптека, видимо, корвалол закончился, а Олег Львович… А вот он рассматривал меня так, что я себя почувствовала Моной Лизой, не меньше.
Хотя лучше бы посмотрел на себя. Складывалось впечатление, что его оторвали прямо от мольберта. Даже на щеке пятнышко краски осталось, которое я сразу не заметила. А рубашка вообще шедевр сюрреализма.
И почему Вертинским так все восхищаются?
Но да, стоило признать, что он немного эксцентричный, и, скорее всего, дома я залезу в интернет, чтобы узнать о нем больше.
— Итак, — нарушила я молчание первой, — что случилось?
— Олег, черт возьми, когда я брался за галерею, то не думал, что мне придется заниматься таким…
Дима мерил шагами мою студию, шумно дышал, и даже волны его напряжения мешали мне сосредоточиться.
— Как тебе? – спросил я, кивнув на холст.
— Олег, ты сейчас издеваешься надо мной? – мне показалось, что Дима сейчас зарыдает.
Он остановился и, глядя на меня, только открывал и закрывал рот, наверняка подбирая в мой адрес какое-нибудь нецензурное слово. Возможно, даже не одно.
— Дима, — вздохнул я устало, — я тебя разве просил делать что-то незаконное?
— Тогда почему сам не обратился к частному детективу, а меня послал? – снова начал ходить из угла в угол, и это мельтешение уже начало напрягать.
— Возьми коньячка выпей, — предложил я, чтобы Дима остановился. – Ты нагнетаешь обстановку.
Когда Савельев подошел к бару и подрагивающими руками налил себе почти целый бокал, я взял папку, которую он принес с собой и оставил на диван. Не успел даже открыть, как Дима уже спокойнее сказал:
— Там ничего интересного. Эта девушка как робот. Каждый день похож на предыдущий, все по расписанию.
— Как скучно, — заметил я, просматривая отчет и фотографии. – А ты еще спрашивал, почему я сам не обратился. Думай логически, Дима. Я, конечно, не Никас Сафронов, но частный детектив мог узнать меня. И тогда представь, сколько бы он с меня стребовал, чтобы информация о том, что меня интересует работница страховой, не просочилась в СМИ.
— Олег, ты понимаешь, на что подписываешься, учитывая, что сам до конца не уверен?
— Это точно она, — я взял фото, где лицо было запечатлено крупным планом. – На отца похожа.
Возможно, это замечал только я, но определенно тот же разрез глаз, надбровные дуги, форма губ и ушных раковин.
Но больше меня повеселило совпадение, что она работает в той же страховой компании, которую когда-то выбрал Савельев. Судьба меня любит, иначе и не скажешь.
— И когда ты собираешься все провернуть? – спросил обреченно Дима, усердно налегая на коньяк.
— Мне пока надо подумать.
— Матвеева будем ставить в известность?
— Нет. Только попросим лучшего сотрудника.
— Если эта Анна так хороша, как говорится в отчете, то долго водить за нос ее не получится, — покачал головой Савельев. – И представь, как на нашей репутации скажутся страховые махинации. Господи, — схватился он за голову, а если нас посадят?
— Дима, иди отдохни, ты перенервничал.
— Ты меня в могилу загонишь, Олег.
Пусть он постоянно и ворчал, но человеком был надежным. И я, признаться, переложил на его нервные плечи почти все дела галереи. И, наверное, только впервые за несколько лет я принимаю участие в организации выставки, но она должна произвести фурор.
Все ради искусства.
Почти неделю я думал, как бы лучше и так, чтобы не вызвать подозрений, организовать нашу встречу с Анной. Вариантов было много, но вмешательство полиции в мои планы не входило.
В принципе с подходом директора, который пытался американизировать свою систему страхования, это сделать довольно просто. К расследованию страховых случаев он подходит основательно.
С самого утра я лично позвонил Матвееву и, кажется, чуть не довел человека до инфаркта. Пока все шло, как и надо.
Поддерживая образ художника, у которого случился форс-мажор, я даже оставил рабочую рубашку и поехал в галерею.
И, конечно, фотографии фотографиями, но при личной встрече она мне еще больше напомнила своего отца. Так же хмурилась, выглядела серьезной и непроницаемой, но при этом в глазах плясали черти. Как будто Анна мысленно иронизировала. Я иногда жалел, что не могу читать мысли, тогда портреты писать было бы намного проще. Передать не только внешность, но и внутренний мир человека. Правда, не каждый захочет увидеть на холсте свою сущность.
Дима сегодня выглядел еще хуже. Я понимаю, что ему вся эта ситуация не нравилась, но что поделать. Сам был не в восторге, но не придумал другого способа ненавязчиво познакомиться с Анной Валерьевной. Конечно, Матвеев своим присутствием немного спутал планы, но выгонять его из галереи я не собирался.
Искусство требует жертв.
— Итак, что случилось? – спросила Анна.
Я посмотрел на Савельева и кивнул, давая тем самым добро говорить. Только бы Дима сейчас не запутался, а то нервы у него в последнее время совсем ни к черту. И да, пожалуй, в этом есть и часть моей вины.
Но искусство требует и крепкой нервной системы.
— У нас картина пропала, — на одном дыхании выпалил Дима, наконец-то оставив в покое ручки.
Какого?..
Так, спокойно, Аня. Они люди искусства, наверняка со своими странностями.
Я в недоумении посмотрела на шефа – он, кажется, пребывал в полной прострации, а в голове у него щелкал калькулятор. Дмитрий Сергеевич совсем что-то поник, и я перевела взгляд на Вертинского. Что удивительно, в данный момент именно он выглядел самым адекватным.
— А где полиция? – задала я логичный вопрос.
— Анна…
— Валерьевна, — напомнила, хотя сомневалась, что Олег Львович собирался его произносить.
— Анна Валерьевна, через месяц у нас выставка, которая разрекламирована не только по всей стране, но и за рубежом. Детали тщательно скрываются, но это будет фурор. И лишняя шумиха, тем более связанная с пропажей картины, нам сейчас не нужна.
Он сейчас серьезно? И почему Матвеев молчит? Я сталкивалась, конечно, с разными страховыми ситуациями и махинациями, но сейчас что-то вызывало недоумение, как будто за этой складной историей есть еще что-то.
— Ну а зачем тогда мы здесь, если вам не нужна шумиха? – спросила я.
— Чтобы вы помогли найти картину, — улыбнулся Вертинский.
И его «вы», как показалось, подразумевало не нашу компанию, а именно меня. На Матвеева Олег Львович даже не взглянул.
— Я не опер и не следователь, — все еще пыталась выпутаться из этой странной ситуации.
— Аня, — наконец-то заговорил шеф. – Простите, Анна Валерьевна, — поправился он. – Вы проводили не раз расследования страховых случаев, так почему бы не помочь Олегу Львовичу?
Было дело, не спорю, но пропавшие произведения искусства я еще не искала. Это вам не махинация на производстве, чтобы получить деньги за травму. И не фальсификация ограбления загородного дома, чтобы не делить с мужем колье стоимостью в несколько миллионов.
Но что-то меня останавливало. Искать произведение искусства? Я даже не знаю, с чего мне начать.
Шеф уверен, что я справлюсь – значит, или он не в курсе чего-то, или я просто что-то себе надумала. Возможно, в этот момент мой ангел-хранитель где-то пьянствовал, но я ответила, глядя в честные глаза Вертинского:
— Давайте попробуем, — и прежде чем он успел ответить, добавила: — Но если что, я сама же сообщу полиции.
— Как скажете, Анна… Валерьевна, — сказал Олег Львович, а Дмитрий Сергеевич, кажется, вздохнул с облегчением.
Что здесь вообще происходит?
— Отправьте мне все записи с видеокамер, а с дежурившим охранником я поговорю позже. Также мне нужны фото картины и места, откуда ее украли.
— А не проще ли все это сделать здесь и сейчас? – удивился Дмитрий Сергеевич.
— Тогда звоните в полицию, — пожала плечами. – Вы и без того нарушили все мои планы на сегодняшний день.
— Я могу заплатить, сколько вы скажете, — привел аргумент Вертинский.
— Дело не в деньгах, — поднялась я с дивана, забросив плащ на согнутый локоть. – У меня через полчаса встреча, которую я не могу пропустить.
— Позвольте вас подвезти, — галантно-наигранно предложил Вертинский.
Стоп! У него из галереи сперли картину, а он собрался ко мне в личные водители? Я окончательно перестала что-либо понимать.
— Вам разве не надо подготовить для видео и фото?
— Дмитрий Сергеевич с Игорем Владимировичем разберутся.
Какое, однако, наплевательское отношение к своему же творению. И я уже хотела отказаться от предложения, но в последний момент передумала.
— Подвезите, Олег Львович.
Совсем не в моем стиле, но сегодня и так весь день не по расписанию. Вот только встречу с тетей я пропустить никак не могла. Несмотря на погоду, пробки на дорогах и другие напасти, мы встречались каждую субботу в маленькой кофейне. Конечно, бывали и форс-мажоры в виде болезней или прорванных труб. Но работа мне никогда не мешала, и я знала: если тетя еще не позвонила, то через полчаса она будет на месте.
Наверное, эта педантичность у меня от нее. Не настолько сильна генетика, насколько перенимание привычек у того, кто тебя воспитывает и чью модель поведения ты видишь каждый день и впитываешь.
И ни в коем случае нельзя опоздать!
Быстро попрощавшись со всеми, мы с Вертинским вышли из галереи и направились к… Черт возьми, сколько стоит его машина? И застрахована ли она? Если нет, то я могу помочь – думаю, оценка будет ого-го. Это даже круче чем «такая только у меня и у Майкла Джексона».
Я даже, забыв о времени, обошла авто по кругу и заметила:
— Интересный дизайн.
— Сам делал.
Можно было восхититься и хвалить Вертинского минут десять, но, увы, на это у меня не было времени. Поэтому часть с восторженными возгласами я пропустила и спросила:
— Сколько нам ехать до Красной улицы?
— Минут пятнадцать, — ответил Олег Львович и, тоже обойдя машину, открыл мне дверь. – На свидание торопитесь? – спросил, когда я уже была в салоне.
— А это вас не касается.
— Да, вы правы.
Так быстро?
Или со мной, или с ним что-то не так? Вроде обычное проявление дружелюбия, что ли, даже с долей галантности, которой сейчас не дождешься, а вот все равно раздражает меня этот гений чем-то.
— Аня, ты обычно раньше меня приходишь, — заметила тетя Лариса, встав из-за стола и поцеловав меня в щеку. – Какие-то проблемы?
— Нет, — ответила я и подозвала официанта. – Капучино, пожалуйста, и «Наполеон».
Что-то все равно было не так. Где-то сегодня моя система сошла с путей. Даже вместо привычного капучино захотелось заказать эспрессо. Но я человек привычки.
— Аня, с тобой все равно что-то не так, я же вижу.
Наверное, я действительно слишком ушла в себя, и мыслей в голове скакало очень много. Сложно было систематизировать их и при этом поддерживать разговор. Тетя Лариса, конечно, сразу заметила, что со мной что-то не так, но только хмурилась и ждала, пока я сама расскажу.
И тут… Черт возьми! Как вовремя.
— Анна, вы забыли в машине телефон, — услышала я и мысленно нецензурно выразилась.
Я никогда ничего нигде не забываю. А вот Вертинский, судя по всему, взял в привычку забывать мое отчество, когда обращался. Но самое главное… Черт возьми! Он появился перед моей тетушкой в заляпанной краской рубашке. Пусть бы сажей, даже навозом, но только не краской!
— Это у вас дизайн рубашки такой интересный? – тут же невозмутимо спросила тетя Лариса, сделав глоток кофе.
— Я торопился из студии, — Олег Львович как будто не замечал ее пренебрежительного взгляда.
— Наверное, чтобы подвезти Аню?
А вот сейчас я начала чувствовать себя здесь лишней.
— Отчасти.
Лучше бы он молчал. И уходил отсюда быстрее.
— Спасибо, Олег Львович, — прервала я эту перепалку, но до Вертинского не дошло.
Он уселся на диван рядом со мной и… тоже заказал кофе. Какого, извините меня, происходит? И если я наверняка сейчас выглядела просто недоуменной, то тетя Лариса поджала губы и спросила как будто с неприязнью:
— Вольный художник?
— Есть немного, — ответил Вертинский.
Он снова нарушает мои планы. И нагло вторгается в мою жизнь. Разве кто-то приглашал его за столик?
А этот взгляд, которым тетя Лариса одарила Олега Львовича? Да, она не признавала никакого искусства, не водила меня ни на спектакли, ни на выставки, ни в музеи, говоря, что это бизнес бездельников, которые дерут деньги с честных граждан. Вышивку крестом у меня когда-то забрала, дав взамен книгу и сказав, что это полезнее. Даже увидев на небе фигурные облака, которые для маленькой девочки выстраивались в замысловатые фигуры, я слышала, что не стоит пялиться туда и искать то, чего нет. Воображение ни до чего хорошего не доведет.
— Аня, — позвала меня тетя Лариса, — может, ты познакомишь нас с твоим новым… хм, другом?
Хоть бы она уже не иронизировала. Какой он мне дуруг?
— Мы сами толком не знакомы, — машинальный ответ, который явно никого не устроил. – Это Лариса Валерьевна, моя тетя, — все-таки исправилась я. – А это Олег Львович.
— Вы очень красивы, Лариса Валерьевна, — попытался включить обаяние Вертинский. – И знаете, очень странно, что вы родственницы. Совершенно ничего общего. Вы сестра отца или матери Анны Валерьевны?
Надо же, и отчество мое вспомнил. Но он все равно бесцеремонно врывается в мой мир, нерабочий мир, где ему нет места и не должно быть.
— А какая вам разница, Олег Львович?
— Я ради поддержания разговора.
Лучше бы он заговорил о погоде, честное слово. Я еще удивляюсь, как Лариса не воскликнула: «Какая бестактность!»
Нам принесли кофе и мой торт, хотя аппетит уже пропал. Ладно, вызвали меня в субботу на работу, причем на очень странный случай, но портить еженедельную встречу с тетей – это явный перебор.
— Олег Львович, — вздохнула я, — вам не надо порисовать там или что-то в этом роде.
— Писать, — поправил он. – Художники пишут, а не рисуют. И нет, на сегодня уже пропало вдохновение.
Ненормальное спокойствие для человека, у которого украли картину. Хотя я даже не представляю, что надо делать в таких случаях. Но обычно наши клиенты вели себя по-другому, когда теряли что-то ценное.
Кажется, мне надо в кофе коньяк, а то впечатление, что на трезвую голову я так ничего и не пойму. Вот только боюсь, что тетя Лариса всерьез засомневается в моей адекватности. Еще и скажет, что знакомство с художниками до добра не доводит.
— За знакомство, — поднял чашку с кофе Вертинский.
И Лара уже изогнула бровь, но так и застыла. Я впервые видела, как с лица человека волной сходит краска. Только подведенные брови и губы стали выделяться на белом полотне.
Тьфу, точно знакомство с художником заразно.
— Все нормально? – спросила я, но тетя Лариса меня не услышала.
Она завороженно смотрела на поднятую руку Вертинского.
Я узнал ее издалека, как только увидел за столиком возле окна.
Двадцать пять лет прошло, а Лариса почти не изменилась. Другая прическа, стиль, что неудивительно – мода девяностых давно осталась в прошлом, хотя ей шли кучеряшки. Кажется, это называлось химической завивкой.
Анна потянулась к двери, сказав:
— Спасибо.
— Не за что, — ответил я, думая, какой бы найти повод, чтобы зайти в кафе.
Телефон в кармане плаща – только черный уголок виден. Но это для меня не проблема. Руки еще помнят, как таскать кошельки из сумок и карманов. Анна уже выходила, когда я вытянул мобильный и забросил за сидение. Вот и повод.
Лариса меня не узнает – уверен. В последнюю нашу встречу я был совсем пацаном. Чумазым, диким волчонком.
Так и вышло, хоть я ей и не понравился, но, судя по всему, из-за краски на рубашке. Как Лариса поменяла полярность за двадцать пять лет. Любовная травма – и вот уже ненавидит все, что связано с искусством.
Анну я явно раздражал, хотя рассчитывал, что наше знакомство состоится немного по-другому, с большим позитивом. Но я вызываю у нее эмоции, а это значит, что и интерес, так что повода для переживаний нет. Думаю, любопытство должно победить даже у такой запрограммированной девушки, так что мы видимся не в последний раз. За пропавшую картину она возьмется – и я буду постоянно рядом.
— Все нормально? – спросила Анна.
Нет, с Ларисой явно было не все нормально. Она смотрела на мою поднятую руку и бледнела на глазах.
Я перевел взгляд на свое запястье. Черт! Придется импровизировать на ходу.
Как бы случайно – всего-то ловкость рук – я задел тарелку с тортом, и все это слоено-кремовое великолепие полетело Анне на колени.
— Черт возьми! – выругалась она, пытаясь исправить ситуацию салфеткой.
— Анечка, — наконец-то снова заговорила Лариса, — замой лучше.
— Да, Лариса Валерьевна права, — кивнул я.
Переводя взгляд и сомневаясь, стоит ли оставлять нас наедине, Анна все-таки поднялась и направилась к двери со всем известным значком WC.
— Ты, — покачала головой Лариса, вмиг потеряв всю свою надменность.
Наверное, долгие годы тренировалась на фильмах о представителей «голубых кровей». Вот только к такому повороту не была готова и показала себя.
— Меня сдал шрам? – повернул руку и потер запястье.
— Я такой видела только однажды у сопливого маленького воришки, которого пригрел на груди…
— Помнится, ты меня невзлюбила тогда с первого взгляда, — перебил я Ларису.
— Аню не трогай, — зашипела она. – Зачем она тебе? И не надейся, что я поверю в совпадение.
— Она просто выполняет свою работу, — пожал я плечами.
— А ты, Олег? Черт, я же могла узнать тебя сразу, теперь-то вижу сходство. Только ты отмылся, разбогател, а я думала, что давно сдох в какой-нибудь канаве.
— Очень мило, Лара.
Она впилась в меня своими серыми глазами, и они обещали мне ад на земле, если я сейчас же не уеду минимум в Австралию. Там, конечно, здорово, но не мое.
— Я тебя предупредила, Олег. Аня ничего не должна знать. Я ее воспитала хорошим человеком, порядочным, а ты можешь сейчас все разрушить.
— Ты ее воспитала роботом, — не удержался от замечания, хотя понимал. Что Лариса на грани срыва.
— Лучше уж такой, чем…
Она не закончила, но я прекрасно понял. Не хотела, чтобы дочь стала похожей на отца? А теперь боится и меня. Да это почти вызов.
— Ты же понимаешь, Лара, кто меня воспитывал. Я не отступлю.
— Я тогда ей расскажу.
— Что ты ей расскажешь? – удивился я. – А если я расскажу, что больше двадцати лет ее воспитывала не тетя, как ты представилась, а любовница отца. И пусть мне тогда было девять лет, но я помню, чем вы занимались.
Лариса вцепилась пальцами в стол и снова побледнела.
— Сученыш ты, Олег.
Это даже смешно.
— Все ради искусства, Ларочка, — успел ответить, уже заметив направлявшуюся к нам Анну.
— Аня, может, сегодня ко мне? – неожиданно предложила тетя Лариса.
Она выглядела после того, как я их оставила с Вертинским наедине, не очень. Бледная, как будто в себе замкнулась. Что могло эту женщину, пережившую немало, так подкосить?
— Нет, — мотнула она головой, когда я уже вызывала такси. – Лучше езжай домой, а мне надо отдохнуть.
Никогда Лариса не меняла решений, а тут я даже не знала что думать. Что-то выбило ее из колеи, и вряд ли на это был способен Вертинский. Но я знала, что на тетю лучше не давить. И сейчас лучшим выходом было оставить ее.
— Позвони мне завтра, — попросила я, захлопывая дверь машины.
Лариса кивнула в ответ уже через стекло. Я провожала такси взглядом, пока авто не скрылось за поворотом, не понимая, какого черта творится сегодня.
«Но хотя бы вечер у меня пройдет по плану», — подумала, направляясь на остановку.
Материалы из галереи мне, скорее всего, отправят уже завтра. Да и в рабочую почту я не собиралась уже заходить.
В автобусе составила в блокноте список, чтобы не терять времени, зашла в супермаркет возле дома, целенаправленно пройдя по нужным рядам, но из-за очереди на кассе оказалась дома все равно на полчаса позже, чем планировала.
Сначала ванна с солью, потом бокал слабоалкогольного вина и греческий салат перед ноутбуком. Какой там у меня на эту субботу был запланирован фильм? Открыв блокнот, я нашла нужную страницу и увидела два подчеркнутых названия. Решу, пока буду отмокать в ванне.
Но в итоге я так ничего и не выбрала из того, что планировала посмотреть. Включила документальный фильм о художественном искусстве. Наверное, это заразно. Правда, не думаю, что меня надолго хватит.
Налила бокал вина, поставила миску с салатом на журнальный столик и нажала на «Play».
Как бы ни так, Анна Валерьевна! Удивительно было рассчитывать, что хоть к вечеру вселенная примет мои планы. Не прошло и пяти минут фильма, как я услышала трель дверного звонка.
«Соседка», — подумала сразу про колоритную старушку, которой иногда по вечерам становилось скучно, и прикинула, как отвертеться от нее в этот раз.
Нацепив улыбку, подошла к двери и распахнула ее.
Он издевается, что ли, надо мной?
Но этот вопрос я не озвучила, а лишь удивленно уставилась на Вертинского. Ну хотя бы рубашку, заляпанную краской, сменил.
— Откуда у вас адрес? – решила я опустить вопрос об издевательстве.
— Игорь Владимирович дал, чтобы я передал вам это, — достал Олег Львович из кармана флэшку.
— А интернет уже не работает? – начала я закипать. – И вам, что ли, нечем заняться в субботу вечером?
— Я абсолютно свободен.
Мне вот интересно, он только делает вид, что не замечает моего раздражения?
Протянув руку, чтобы забрать флэшку, я собрала остатки своего терпения и кивнула:
— Благодарю, но не стоило ехать. Я ждала все материалы на почту.
— Мне не сложно.
Уходить Вертинский явно не собирался.
— Еще раз спасибо, — с нажимом сказала я.
Неужели действительно не доходит?
— А можно кофе? – в итоге спросил Олег Львович и, пока я думала, что ответить на его очередное наглое вторжение, с улыбкой вошел в квартиру и устроился на диване.
Спокойно, Аня. Нельзя обложить клиента трехэтажным, пусть он и явился в нерабочее время ко мне домой.
Тем более за такого клиента меня Матвеев выпрет из страховой с волчьим билетом.
Так что сейчас я успокоюсь, а в понедельник скажу нашему Хомяку все, что думаю по поводу этой странной работы и немного неадекватного клиента. Или Вертинский думает, что теперь я должна быть в его распоряжении двадцать четыре часа в сутки? А вот если бы у меня в квартире были муж и трое детей, то он так же бесцеремонно бы заявился?
Да черт разберет, что у этого человека в голове.
— Олег Львович! – сбавила обороты, поняв, что почти кричу. – Вам кофе с молоком?
— Нет, черный, — добродушно отозвался он, окинув взглядом совмещенные зал с кухней. – Хороший дизайн.
— А вы и дизайнером на полставки подрабатываете? – не удержалась, грохнув турку на плиту.
— Нет, но немного разбираюсь.
Он даже интонацию никогда не меняет. А ведь мне казалось, что только я могу сохранять спокойствие, несмотря на внешние раздражители в виде людей, которые кричат, топают ногами и брызжут слюной. Честно говоря, я уже была близка к этому состоянию.
— Флэшку оставьте на столе, — попросила, глядя, как закипает кофе.
Тишина почему-то начала давить, а взгляд, который я чувствовала спиной, напрягал.
— У вас очень интересный фильм загружен, как я посмотрю.
Он и в мой ноутбук успел нос сунуть. Никакого личного пространства!
— Не успела узнать, интересный ли он, — сказала тихо.
— Но я могу включить вам намного интереснее, — и тут же услышала стук по клавиатуре.
Спокойствие, только спокойствие. Главное, чтобы не порнушку он мне включил – остальное переживу.
И почему я до сих пор не послала Вертинского? Да, можно все списать на профессионализм. Но что бы я сделала, заявись ко мне другой клиент в выходной день? Уж точно не поила бы кофе.
Обернувшись, уставилась на светло-русую макушку над спинкой дивана и поняла: пусть он меня и раздражает, но все-таки он мне интересен.
«Мужика тебе надо, Аня», — тут же одернула себя, чуть не проворонив кофе.
За спиной раздались слова: «Когда нацисты в сороковых годах начали вывозить картины и другие предметы искусства из музеев и частных коллекций…»
— Вы включили фильм о пропавших картинах? – удивилась я, взяв уже наполненную чашку.
— Представьте, Анна… Петровна, ой, извините, Валерьевна, какой пропавший пласт культуры и истории.
Я успела поставить кофе на столик, когда почему-то среагировала на обращение «Анна Петровна».
Это было не воспоминание, но что-то похожее. Я как будто почувствовала запах, но не могла понять, от чего он исходил. А потом голос, женский: «Петя, ты с ума сошел?»
А вот картинки не было, но даже этого хватило. Я так и стояла, согнувшись, над столиком, когда услышала голос Вертинского:
— С вами все в порядке?
Нет, ни черта не в порядке. После выбившего меня из колеи дня начинаются галлюцинации.
Собраться и отвлечься мне помог телефонный звонок. Вертинский, когда садился на диван, видимо, выложил смартфон на столик, и сейчас аппарат разрывался. Я машинально посмотрела на экран и усмехнулась. Оригинально подписан контакт. Блондинка с розой в волосах.
Вертинский на звонок никак не отреагировал, и я, посмотрев на него, спросила:
— Не хотите ответить? Вдруг что-то важное?
— Вряд ли, — пожал плечами Олег Львович. – И с вами гораздо интереснее. Вы хотя бы кофе умеете варить и смотрите нормальные фильмы. Наверняка и еще читаете что-то, кроме глянцевых журналов.
Я так поняла, что блондинка с розой интеллектом особым не отличалась. Но почему-то контакты именно таких девушек чаще всего появляются в записных книжках мужчин.
— Тогда почему вы с ней общаетесь? – все-таки не удержалась от вопроса.
— У меня была серия картин «Такие разные женщины», вот она мне и позировала.
— Ню? – снова спросила, хотя меня это в принципе не касалось.
— Конечно, — даже удивился Вертинский, что я могла подумать иначе.
— А другие у вас как подписаны? – Господи, Аня, остановись. – Брюнетка со скалкой в руках? Рыжая в мехах? Русая в фартуке возле плиты?
— У вас отличная фантазия и чувство юмора. Знал я когда-то давно человека с такими же прекрасными качествами.
Юмор, фантазия и… запах. Запах Олега Львовича, точнее его туалетной воды. Снова что-то ударило в голову. Снова, как и секунду назад. Бергамот, морская соль, нотка бадьяна. Странное сочетание, и как будто я его уже когда-то встречала.
Вертинский почти целый день мозолил мне глаза, но запах добрался до мозга только сейчас. Не до носа, а именно до мозга.
Отойдя от дивана, я тряхнула головой и потерла виски. Что за день сегодня-то такой?
— Анна Валерьевна? – вопросительно посмотрел на меня Вертинский.
— Все в порядке, — снова пришлось брать себя в руки. – За флэшку спасибо. Пейте и кофе, и думаю, вам пора.
Вот так в лоб. И к черту, если он нажалуется на меня Матвееву. Сейчас мне надо подумать в одиночестве.
— Вы не очень тактичны, — покачал головой Олег Львович, но беззлобно.
Взял кофе и, как будто находился у себя дома, включил фильм на ноутбуке. Да что же это такое?
— Послушайте, — начала я.
— Присаживайтесь, Анна Валерьевна, — похлопал свободной рукой по дивану рядом с собой. – Очень познавательный фильм.
Интересно, если я сейчас вызову полицию… И что я им скажу? Ко мне тут клиент пришел и уходить не собирается. Очень смешно.
Может, он все-таки выпьет кофе и свалит?
Признаться, я сейчас впервые на своей памяти, наверное, не знала, что мне делать. Возникало какое-то странное ощущение, будто я что-то забыла, а Вертинский может мне об этом напомнить. Но в то же время он меня дико раздражал, и я хотела скорее избавиться от его общества.
Чувство внутреннего раздрая мне не было знакомо до этого момента. И я искренне пожалела сейчас людей, которые полны противоречий. Отвратительные ощущения.
Я все-таки опустилась на диван с печальным вздохом и… неожиданно увлеклась фильмом. Даже забыла, что Вертинский уже давно выпил кофе и ему пора восвояси.
Только после окончания сказала:
— Олег Львович, — снова с нажимом.
— А давайте вместе посмотрим записи камер, — предложил он, снова не поняв моих намеков.
Нет, возможно, и понимал, но упорно игнорировал.
— А давайте я буду делать свою работу, вы – свою. Так что идите рисовать.
— Писать, — снова поправил меня Вертинский, ничуть не обидевшись.
Но вот мне стало не по себе, будто я веду себя как истеричка и ни за что наезжаю на хорошего человека.
— Ладно, — вставив флэшку в ноутбук, согласилась, — давайте посмотрим.
Но первым делом я открыла файл с фото картины. Обнаженная женщина, чуть прикрытая простыней или чем-то в этом роде, на фоне, кажется, деревня, но такая размытая, что очертания домиков едва угадывались. Хорошо, хоть Вертинский не рисует, то есть не пишет, так, как многие художники: кубики, линии, пятна. В общем, когда ничего не понятно. Сама модель была полноватой, при увеличении я, кажется, рассмотрела даже целлюлит на бедрах, грудь слегка обвисшая, а вот лицо… Я долго всматривалась, но так и не смогла понять, что мне при первом взгляде показалось там знакомым.
— Сколько стоит эта картина? – спросила я у Вертинского.
Пусть хоть какая-то польза от его сидения на моем диване будет. Зачем искать документы в папках, когда можно все узнать из первых уст?
— Ну, Анна Валерьевна, я не знаю. Продавать я ее никогда не собирался, поэтому и не оценивал, но один человек мне предлагал за нее восемь миллионов.
— Долларов?!
— Рублей.
Да, я в искусстве ни черта не понимала, но за что здесь платить такие бабки?
— И человек очень настаивал на продаже? – пошла я по первой зацепке.
— Очень, — кивнул Олег Львович. – Но не думаю, что столь уважаемый человек с безукоризненной репутацией пойдет на кражу, — будто прочитал он мои мысли.
— Ладно, как вы думаете, почему именно эта картина?
— Может, хотели другую, но перепутали. Может, вор-новичок, который не понимает ничего в искусстве. Причем многие картины в галерее оцениваются в гораздо большие суммы.
— А воры должны разбираться в искусстве? – я повернулась к Вертинскому.
— Конечно, — кивнул Олег Львович. – Мы же с вами только что фильм смотрели. Думаете, те, кто крал произведения искусства во время войны, не разбирался в этом? Мне кажется, что получше любого искусствоведа.
Я что-то упускала. Снова как отблеск воспоминания, мимолетная вспышка, за которую я не успела схватиться.
Думай, Аня, думай.
Вот мы с Матвеевым вышли из машины напротив галереи. Новое здание, похожее на бизнес-центр, оно смотрелось там немного инородно. Почему? Вспоминай, Аня, вспоминай.
Старая улица, похожая на картинки из учебника истории. Несколько домов рядом, но вряд ли жилых.
— Галерея же находится на Стародворянской улице, – начала я думать вслух, вспомнив наш путь утром. – Она заканчивается тупиком, а рядом с вашим зданием сохранились еще особняки. Что там сейчас?
— В одном ресторан, в другом вроде бы пара офисов. Вроде бы и музей какой-то есть.
— На месте вашей галереи тоже был особняк?
Что же меня зацепило расположение? Как будто что-то пытаюсь выудить из памяти.
— Да, но он сгорел.
— Белый, резные балконы с металлическими розами, а ставни на окнах зеленые, — почему-то начал всплывать такой образ в голове. – Мне надо попасть в галерею, — я даже поднялась с дивана и начала мерить комнату шагами.
Что с тобой, Аня? Почти ночью куда-то лететь. Но это казалось мне важным, я должна была что-то вспомнить. Или на мое воображение просто повлиял Вертинский.
— Я могу, конечно, провести вас туда, — будто не замечая моих метаний по комнате, сказал Вертинский, — но мы еще даже не посмотрели записи с камер.
— Уверена, вы их видели. Расскажете по дороге.
Каша у меня какая-то в башке, черт возьми. Нет бы, сесть и подумать как благоразумный человек, коим я себя и считала всю жизнь. Но вместо этого собираюсь нестись туда, не зная куда, за тем, не знаю за чем.
Да еще и в таком виде! Пусть рабочий день уже закончился, хотя у меня вообще сегодня должен был быть выходной, но я все равно с клиентом. А тут собралась, красавица: спортивный костюм, кроссовки, старая куртка, небрежный хвост и никакого макияжа. Увидела бы меня тетя Лариса, подумала бы, что я свихнулась.
Но Вертинский никак не прокомментировал мой внешний вид. Он, по-моему, даже улыбнулся, осматривая меня так, будто уже прикидывал, как перенести это на холст.
Я бы могла потратить время, чтобы выглядеть приличнее, но боялась упустить что-то, забыть о чем-то.
Где твои мозги, Аня?
Вопрос в данной ситуации риторический, потому что я летела к машине, кажется, быстрее Вертинского.
— Так что там с камерами? – когда мы уже проделали половину пути, вспомнила я.
— Ничего почти, — тут же отозвался Олег Львович. – И на картинах же дополнительная сигнализация, датчики движения возле них, датчики температуры, так что камеры лишь дополнение. Охранников несколько, и проверяют они этажи каждый час.
И кто-то об этом знал. Вот сейчас, что удивительно, я была против порядка. Если бы они проверяли не по четкому графику, а спонтанно, то было бы меньше возможностей просчитать.
Пока мыслей много. Но все вытесняет белый особняк с зелеными ставнями.
Почему я его помню? Или это фантазия?
Увы, воображением я обделена. Значит, когда-то видела. Скорее всего, в далеком детстве. Возможно, Лариса водила меня туда. А может… родители?
Их я совсем не помню. Но поняла это в полной мере, наверное, только сейчас. В моей жизни была только Лариса, и она заполнила собой все. Дала самые яркие эмоции, наставляла, учила.
— Анна Валерьевна, вы к ночи всегда такая рассеянная?
Действительно, надо собраться, а то я сама на себя не похожа.
— Кто проектировал галерею? – спросила я, проигнорировав вопрос Вертинского.
— Я.
— Вы еще и архитектор?
— Нет, я всего лишь сделал чертеж, а остальным занимались люди, которые в строительстве разбираются лучше меня.
Не знаю почему, но захотелось сказать что-нибудь дерзкое в ответ, хотя Олег Львович, судя по всему, не хвастался своими талантами. Всего-то констатировал факт.
Я вышла на темную улицу и осмотрелась. Из соседнего здания звучала музыка – там ресторан на территории бывшего особняка. Дальше темные окна во всех домах, точнее уже не домах, а помещениях, отведенных под разного рода заведения.
И даже галерея меня сейчас не интересовала. Я посмотрела в конец улицы, туда, куда не доходил свет фонарей. За небольшой церковью как будто заканчивался мир. Сплошная темнота. Но именно туда я и направилась.
— Анна, — Вертинский снова забыл, что у меня есть отчество, — вы куда?
Если бы я сама знала. Если бы понимала, куда меня ведет непонятно что. Как это назвать? Воспоминания?
Но я ничего не помню, хотя иду достаточно уверенно. Как будто знаю. Что-то знаю, но не осознаю.
Металлический решетчатый забор стал преградой, а дальше ничего не видно. Очертания церкви кое-как угадывались, и она, кажется, сейчас находилась на ремонте.
— Там, кажется, был какой-то водоем, — всматривалась я в темноту.
— За церковью, чуть ниже небольшое водохранилище.
Я в этом районе была всего пару раз, улицу вспомнила по указателю, который видела на проспекте, но как будто помнила и эту церковь, и водоем.
Откуда?
И вода… Я сейчас, всматриваясь в эту черноту, пыталась понять, почему хочется задержать дыхание. Но я все равно тону. И вижу церковь через призму воды.
Голова кружится, и я сжала металлические прутья, пытаясь отдышаться.
— Анна, с вами все в порядке? – который раз за вечер спросил Вертинский, положив ладонь мне на спину.
Это прикосновение и привело меня в чувства. Я глубоко вдохнула, выдохнула и обернулась.
— Мы же не попадем на территорию?
— Ого, а как же правила?
— Олег Львович!
— Боюсь, что не попадем, но вы же собирались в галерею.
Я снова действую вразрез со своими планами. И, кажется, даже начинаю к этому привыкать.
— Идемте в галерею, — снова посмотрела на стеклянного монстра и попыталась вспомнить на контрасте со всей улицей, как в точности выглядело то здание, которое находилось здесь раньше.
Вертинский достал телефон и, позвонив охране, попросил их снять дверь с пульта. Кстати, на охранную фирму тоже не мешало бы обратить внимание.
— Анна, — я уже даже привыкла без отчества, — вы прирожденный сыщик, — сказал Олег Львович, когда мы ждали, пока нам откроют дверь.
И снова этот тон, будто Вертинский не пытался сделать мне комплимент. Я, кажется, готова проникнуться к нему симпатией – никакой лести, никаких намеков на что-либо, кроме работы. Наверное, я изначально слишком предвзято к нему относилась.
Охранник, открывший нам дверь, кивнул и снова приложил кнопку к датчику возле двери, когда мы вошли.
— Отключите второй этаж, — попросил Олег Львович, но я перебила:
— Нет, первый.
Теперь, в темноте, я понимала, что внутренняя отделка почти такая же, как было в старом здании. В том самом особняке с зелеными ставнями.
— Отключайте первый, — не стал спорить Вертинский.
— Туда, — кивнула я направо.
Дверь была почти незаметна из-за лестницы, привлекавшей внимание. Да и инсталляции тоже отвлекали.
— Подождите, Анна, — остановил меня Олег Львович и начал искать ключи. – Сюда нет доступа ни для охраны, ни для посетителей. Это что-то вроде моего личного пространства.
Я подождала, пока он включит свет, и осмотрелась. Не кабинет, не студия, а что-то вроде гостиной, но очень старой. И камин, он выбивался из интерьера, потому что был именно старым, а не сделанным под старину.
Подойдя, я провела по нему рукой, не понимая, что меня так привлекло.
Я вообще сегодня мало что понимала…
— Это единственное, что осталось после пожара, — услышала за спиной, — можно сказать, что вокруг камина и была построена галерея.
Присев на корточки, сверху нащупываю задвижку и, потянув за нее, смотрю на Вертинского:
— Вы не могли не знать об этом, Олег Львович.
Черт возьми!
Слишком быстро вспоминает Анна. А если сейчас вспомнит и меня?
Лариса сообразила сразу, но она и тогда была взрослой женщиной, а не маленькой девочкой.
— О задвижке? – спросил я, подняв брови. – Конечно, знал.
— А вы не думали, что ваш вор тоже знал? – Анна посмотрела в открывшийся проход и снова на меня.
— Тогда бы он оставил мокрые следы по всей галерее, — пожал я плечами равнодушно. – Выход только в воду.
— Но тогда зачем он вообще?
— Думаю, у архитектора мы уже не спросим. Но, скорее всего, водохранилище появилось позже хода.
Не кажется – я знал наверняка.
Анна опустилась на пол возле камина и, нахмурившись, замолчала. Мне было ее жаль. Она явно не понимала, что происходит, и теперь не похожа на ту уравновешенную девушку, что я видел утром.
Хоть сейчас возьми и расскажи все. Но этим я запутаю Анну еще больше. Она должна сама понять и вспомнить. Воспоминания возвращались, а вот понимание не приходило.
— Мне надо подумать, — наконец-то сказала Анна, поднимаясь. – Зря мы вообще сюда приехали.
— Вы сами захотели.
Растерянность – не о ней, но сейчас Анна выглядела, как и когда-то давно, ребенком, познающим мир и растерянно смотрящим на диковинные вещи. Как котенок, который тычется в углы.
— Олег Львович, — Анна который раз за день попыталась вернуть себе невозмутимость, — мне надо поговорить с охранниками, дежурившими прошлой ночью.
— Сегодня другая смена. Те заступят завтра утром.
— Хорошо, пойдемте на второй этаж, — она тряхнула головой, будто стараясь избавиться от прилипших воспоминаний. – Покажете мне, где находилась украденная картина.
— Конечно.
Анна еще раз посмотрела на камин, а я подошел и вернул задвижку на место. Честно говоря, я думал, что любой человек захочет прогуляться по старому тайному ходу. Это же как ненадолго почувствовать Индианой Джонсом, Гарри Поттером или Ларой Крофт. Возможно, Лариса запрещала Анне смотреть подобные фильмы, чтобы в ней не проснулся дух авантюризма или тяга к приключениям.
Обожаю генетику в таких случаях.
Но ничего, начинать никогда не поздно.
Я закрыл комнату, и мы поднялись на второй этаж, когда Анна спросила:
— А ваш управляющий галереей? Вы ему доверяете?
Логичный вопрос.
— Конечно, — кивнул я.
— Понимаете, Олег Львович, просто иногда люди искусства далеки от реалий действительности. И мне кажется, что таких обвести вокруг пальца проще, чем ребенка.
Я остановился и рассмеялся.
— Анна Валерьевна, ох, эти стереотипы. Может, я и не самый социальный элемент, но не идиот.
— Извините, я не хотела вас задеть.
Обычная вежливость, но выглядит довольно искренне.
Я жестом показал идти дальше, и вскоре мы остановились у пустого места в самом конце коридора. Анна провела рукой по стене, рядом с датчиком температуры, и он тут же заморгал. Стекло, под которым находилась картина, было целым. Да и датчик движения под стеклом работал.
— Что думаете? – спросил я.
— Вы сколько денег потратили на обустройство галереи? Я видела подобные технологии, когда один клиент проворачивал аферу с кражей ювелирных украшений из своего сейфа. А у вас их, — Анна обвела рукой зал, — десятки.
— Много, — ответил коротко.
Однако интересно. Я даже мысленно усмехнулся, посмотрев, какие метаморфозы произошли с человеком за день. Не думаю, что утром Анна не заметила, какая техника в галерее, но не спросила о ценнике на оборудование.
— Но мне сделали оптовую скидку, — добавил, улыбнувшись.
— То есть это все ваше? Никаких спонсоров, помощи от города и фонда культуры, ну, или как там называется эта организация?
Я понимал шок Анны. Но делить с кем-то свое детище не хотел, хотя предложений вложиться в меня было много. Только я остался вольным как ветер. Мне хватило того, что однажды в меня вложил хороший человек, поверивший в мой талант.
«Искусство не продается», — сказал он мне.
Я тогда не понял смысла этой фразы, ведь его покупают, вешают на стены, ставят на полки, реконструируют под рестораны, потому что у государства нет денег на реставрацию. В общем, везде договоры купли-продажи. Но с возрастом я понял, что мне пытались донести.
— Никакого бизнеса, — ответил я Анне. – Только чистое искусство и все ради него. Конечно, есть люди, даже очень богатые люди, которые не просто хотят засветиться в СМИ или повысить свои рейтинги в каких-нибудь кампаниях. И они разделяют мои идеи, помогают кое-чем. Например, в организации выставок, транспортировке произведений искусства и так далее.
— Это и есть бизнес, Олег Львович.
— Вы циничны, Анна Валерьевна.
— А вы, как мне кажется, слишком простодушны.
— А вы сейчас бестактны.
Я отвечал спокойно, как и весь день, несмотря на то, что намеки Анны иногда были прозрачнее воды. Я делал вид, что не замечаю их, чем раздражал девушку еще больше. Каюсь, грешен. Но так хотелось, чтобы Анна сбросила свою деловую маску. Не верил я, что она робот. Да и у любой программы бывают сбои, нужно только запустить в систему вирус.
— Тогда, может, Игорь Владимирович завтра другого работника? – сложила Анна руки на груди.
— Вы меня вполне устраиваете. Знаете, красивые, умные и сильные женщины меня вдохновляют, — я снова улыбнулся.
— Это комплимент?
— Наверное.
Буду слишком любезничать – оттолкну или вызову подозрения. А напустить немного таинственности и показать новый для нее мир искусства – то, что надо. Тем более о странности художников, на которых навешали ярлыков, Анна сама недавно говорила.
— Олег Львович, я думаю, что без помощи работников галереи здесь не обошлось.
Что же, быстро она сообразила.
Вертинский приподнял бровь, когда я предположила, что без работника галереи здесь не обошлось. И мне это снова мне показалось странным. Так разве должен реагировать нормальный человек?
Я бы вызвала всех на ковер и заставила отчитаться, если только…
Достав телефон, сказала:
— Олег Львович, я звоню в полицию и обвиняю вас в страховых махинациях.
— Успокойтесь, Анна Валерьевна, — на Вертинского мои слова, кажется, впечатления не произвели.
— Я-то спокойна, а вот вам стоит волноваться.
Тут я была не права. Олег Львович выглядел невозмутимым, и я тоже очень старалась, но выходила так себе. Не люблю, когда меня пытаются надуть.
В общем, я разочарована. Хоть мне Вертинский и не особо нравился, но не казался мошенником.
— Прежде чем звонить в полицию, Анна, — снова «забыл» мое отчество, — поговорите со своей тетей.
— Что? – признаться, я этого не ожидала.
Думала, сейчас последуют какие-то оправдания, попытки что-то объяснить. А тут… Лариса? При чем тут она?
После растерянности появилась злость.
— Олег Львович, не заговаривайте мне зубы!
Он протянул мне руку и все так же спокойно сказал:
— Поехали со мной, я тебе кое-что покажу. Честно говоря, думал, что понадобится больше одного дня.
— Больше одного дня для чего? – я окончательно перестала понимать, что происходит вокруг меня. – Понять, что в краже замешан кто-то из работников?
Даже не выдала лекцию о субординации и деловых отношениях, когда Вертинский начал мне тыкать.
— Если я начну рассказывать здесь и сейчас, то ты мне не поверишь.
Сомнения? Нет, я не боялась Вертинского, хотя и бытует мнение, что маньяки выглядят интеллигентами. И да, я хотела узнать, что бы там ни было. Но… После сегодняшнего дня, когда меня преследовало постоянное дежавю, не знала, хочу ли я этого.
Казалось, что лучше в неведении. Казалось, если я узнаю что-то еще, то моя привычная жизнь полетит к чертям.
— Я и сейчас вам не верю.
— Можем поехать сразу к твоей так называемой тете, — снова вернулся Вертинский к Ларисе. – Но она тебе вешала лапшу на уши больше двадцати лет, вряд ли сейчас изменит своим принципам. Хотя она никогда не была принципиальной особой.
— Стоп!
Я вообще перестала что-либо понимать. Более принципиального, правильного и рационального человека, чем Лара, я не встречала.
И зачем снова меня путает?
— Едем со мной, Анна, и я кое-что попробую прояснить.
Руку в протянутую мне ладонь я не вложила, но двинулась к лестнице, тем самым негласно говоря «да».
Вертинский нагнал меня, но молчал. Только бросил «всего доброго» охраннику, который закрывал за мной дверь.
А я возле машины задумалась и уже хотела на все плюнуть. Может, поехать домой и перестать думать обо всем, что сегодня произошло? Но я уже знала, что не смогу. И это я еще не спросила, что имел в виду Вертинский, когда назвал Ларису моей так называемой тетей.
— Колебаться – это нормально, — заметил Олег Львович, нажав на брелок.
Вот совсем мне его слова не помогают.
— Ладно, едем, — решительно кивнула я, открывая дверь.
Я была готова завалить Вертинского вопросами прямо по дороге, но сдерживалась. Пусть покажет мне, что хотел, а потом я решу, верить или нет.
Ехали мы минут пятнадцать, пока не остановились возле нового дома в дорогом жилищном комплексе.
— Вы же не привезли меня к себе домой? – нахмурилась я.
— Ну я же у тебя в гостях уже был, теперь твоя очередь.
Вертинский определенно надо мной издевается. Я отвернулась к окну, задумавшись, хотя мы уже стояли на парковке.
— Ты можешь сейчас вызвать такси и уехать, но тогда останешься без ответов на вопросы, которые мучают тебя сегодня целый день.
Олег Львович меня не уговаривал – он просто предполагал развитие событий. И ведь так оно и будет.
Нет, ну в самом-то деле, не маньяк же он!
Или я просто опасаюсь не Вертинского, а того, что он мне расскажет.
Ладно, если уж сегодня такой сумасшедший день, то пусть до конца будет таким. А завтра… Вот тут проблема. Я впервые не знала, что будет завтра. Вернуться к привычному графику? Но получится ли?
— И что ты решила?
Повернулась и кивнула:
— Идемте.
Мы поднялись на двенадцатый этаж в просторном и бесшумном лифте и прошли по просторному коридору к темной деревянной двери. Сигнализация, несколько замков, и в итоге я не выдержала:
— У вас там оригинал «Моны Лизы» хранится?
— Я здесь не только живу, но и работаю. И у меня есть коллекция оружия, зарегистрированная и застрахованная, конечно.
Наверное, я уже устала удивляться за сегодня. Ну, оружие так оружие. У каждого свое хобби.
Но все-таки не смогла удержаться, когда мы наконец-то оказались внутри и Вертинский, хлопнув в ладони, включил свет.
— Обалдеть, — только и сказала, осматриваясь.
Я, конечно, понимала, что художникам надо много света для работы, но Вертинский переплюнул с количеством всех. Коридора здесь не было – сразу, войдя в квартиру, если ее можно так назвать, мы попали в огромное, квадратов на пятьдесят помещение. И окна… Три из четырех стен были окнами от пола до потолка.
— Здесь я работаю, — пояснил Вертинский.
— Да я так и поняла.
Возле стены, которая выглядела нормальной стеной, начиналась лестница на второй этаж. Думаю, там как раз и находится жилая зона, потому что первый этаж для жизни точно не пригоден. Хотя диван и бар имелись.
Я подошла к одному из окон и уставилась на ночной город. Наверное, Вертинский уже привык, а у меня прямо живот стянуло, когда я посмотрела вниз. Сделала шаг назад и уперлась спиной в грудь Олега Львовича.
Этот человек совершенно не знаком с понятием личных границ.
— Завораживает, правда? – спросил он и вдобавок положил ладонь мне на поясницу.
Я дернулась и отошла, скрестив руки на груди.
— Вид хорош, но мы здесь не за тем, чтобы любоваться ночным городом?
— Что ты помнишь о своем отце?
А он тут при чем? Мне, честно говоря, порядком поднадоели эти вопросы, которых я не понимала. Вертинский обещал мне что-то рассказать, а не проводить допросы. Но все-таки я ответила:
— Он умер. Очень давно.
— Я знаю, — кивнул Олег Львович. – Мы были с ним знакомы.
— Что?
Вертинский ничего не ответил сразу. Подошел к бару и достал из шкафчика старый ежедневник. Достав из него фотографию, протянул мне.
Изображение было старым, потрепанным, но рассмотреть мужчину и мальчика было возможно. И что самое интересное – камин. Тот, что сейчас находился в галерее.
Держа фото в руках, я прошла мимо Вертинского и опустилась на диван. Я в какой-то параллельной реальности, по-другому не скажешь.
— То есть вы хотите сказать, — подняла глаза, наконец-то обретя дар речи, — что это мой отец, а это вы? – ткнула пальцем поочередно на людей на фото.
— Да, — кивнул Олег Львович. – И может, уже окончательно перейдем на ты? Все-таки мы знакомы двадцать пять лет.
Который раз за день он бьет меня информацией сильнее, чем кувалдой.
— Объясните, какого дьявола происходит? – в моем голосе появились истерические нотки, чего за мной обычно не водилось.
— Только успокойся, — Вертинский начал разговаривать со мной как с буйной душевнобольной. – Выпьешь чего-нибудь?
Имел в виду он вряд ли валерьянку или пустырник. Питок из меня еще тот, но сейчас надо.
— Что-нибудь не сильно крепкое, — ответила и снова уставилась на фото.
Полдня у меня было ощущение, что Олег Львович водит меня за нос с этой кражей, но сейчас оно пропало. Или мою интуицию заглушили неожиданно свалившиеся события, или Вертинский говорит правду.
Перед носом появился бокал, судя по всему, с белым вином. Я почти залпом опрокинула половину и сказала:
— Олег Львович, вы собираетесь говорить?
Вертинский снова отошел к бару, налил себе виски и устроился на высоком стуле напротив меня, гоняя стакан по столешнице.
— Я даже не знаю, с чего начать, чтобы ты поняла правильно.
— Можно начать вот с чего, — откинулась на спинку, готовясь к долгому разговору, — мы встретились сегодня случайно?
— Нет, — вздохнул Вертинский.
— Козел ты, — вырвалось у меня, на что получила удивленный и чуть насмешливый взгляд. – Картина из галереи у тебя?
— У меня, — теперь Олег Львович даже восхитился. – Как поняла?
— Сложила два плюс два. Картина была лишь предлогом, чтобы познакомиться со мной, так? – вопрос был риторическим, и я не ждала на него ответа. – Я оценила креативный подход, таким способом со мной еще ни один мужчина не знакомился.
О, как мне быстро в голову ударило вино, но и расслабило.
— Я уникум, — улыбнулся Вертинский.
— А по-моему, ты просто ненормальный. Я все еще жду объяснений.
— Его звали Петр Александрович Борисов, мы познакомились в июне девяносто четвертого…
— Ну и память, — покачала я головой.
— Тот день стал судьбоносным для меня. Черт, — Вертинский взъерошил волосы и снова стал похож на уличного художника. – Наверное, стоит углубиться еще дальше.
— Я пока вообще ничего не понимаю, но слушаю.
— Семейка у меня была не самая социально благополучная. Меня даже забыли отдать в школу, представляешь? Родители в вечном запое, я вечно голодный и в побоях. Отец умер, когда мне было шесть, замерз в сугробе пьяный. Мать горевала недолго и притащила в нашу комнату в бараке какого-то мужика. Он начал меня учить вытаскивать кошельки у беспечных граждан, и в восемь лет я уже был знатным карманником. Пока не попытался умыкнуть кошелек у Петра Александровича.
Олег (раз уж мы перешли на ты) замолчал, глядя в окно, а у меня снова сложилось впечатление, что я попала на страницы романа. Жизнь такой не бывает, она размеренная – работа, дом, встречи с друзьями. По крайней мере моя. И моих знакомых. Но я уверена, что это только присказка, а сказка впереди.
— Он схватил меня за руку, — продолжил Вертинский. – И я уже по привычке вжал голову в плечи, ожидая удара… Но Петр усмехнулся и спросил, зачем мне его кошелек. От неожиданности я и выпалил, что хочу насобирать денег, свалить от матери и ее сожителя и купить холст и кисти. Я не все деньги приносил домой, кое-что себе оставлял, припрятывал. И когда я озвучил последнее желание, Петр удивился. Конечно, кто бы мог подумать, что мальчик, который вытаскивает кошельки на рынках и вокзалах, мечтает об искусстве.
Занимательная история жизни Вертинского, почти из грязи в князи. Или Петр Александрович оказался прямо-таки феей крестной. Олегу определенно стоит написать мемуары, думаю, они бы пользовались спросов. Но пока я не понимаю, при чем здесь я. Даже если этот Петр мой отец, что с того?
— Кажется, мы просидим до утра, — резюмировала я, выставляя вперед руку с пустым бокалом.
Олег понял и, поднявшись, налил мне еще вина.
— История действительно не уместится в двух предложениях. Тот особняк, на месте которого сейчас стоит галерея, принадлежал Петру. Я не понимал, почему грязного оборванца он привел в свой дом, пока не увидел одну из комнат. Мольберт, краски, кисти – я будто попал в рай.
— Он был художником?
— Я тоже так сразу подумал. Но, как сказал сам Петр, он только балуется. Писать – это его хобби. Конечно, восьмилетний мальчишка не додумался спросить, чем на самом деле занимается этот добрый самаритянин. Куда там! И даже не поинтересовался, почему на второй этаж Петр строго-настрого запретил подниматься. Сам он жил в особняке не постоянно, у него была квартира в центре, где жили его мать с дочерью.
Я тряхнула головой, но как будто почувствовала наяву запах пирожков с яблоками и корицей.
— Пелагея… — всплыло в памяти имя.
— Да, Пелагея Павловна. Странно, что ты вспомнила, тебе тогда было три года, если я не ошибаюсь.
— И что случилось с… Петром? – поторопила я, и язык не повернулся сказать «отцом». – При чем тут Лариса? Почему сейчас тебе надо было со мной познакомиться?
Вопросы, вопросы, вопросы… Пока я только услышала историю жизни Вертинского, с которой я если и связана, то только косвенно. Подумаешь, знал моего отца. Да, немного фантастично для меня, но все же возможно.
— Не так быстро, Анна, — остановил поток вопросов Олег. – Я хочу, чтобы ты знала все, иначе можно сделать неправильные выводы.
Нет, мы определенно застряли здесь до утра. А не спать всю ночь, кстати, вредно для здоровья.
— Слушаю внимательно.
— То, чем занимался Петр, многие бы осудили. А Лариса ему в этом помогала. Может, однажды она тебе расскажет подробнее. Я все-таки тоже был ребенком и знал только то, что удавалось где-то услышать, увидеть. Это потом уже все встало на свои места… Так, ладно, я опять забегаю вперед. Итак, Петр разрешил мне приходить к нему, мы даже вместе писали картины, он подбрасывал мне денег, заставил пойти в школу и дать обещание, что по карманам я больше шарить не буду. Казалось, звезды сошлись, моя жизнь начала налаживаться, но через год все опять полетело под откос.
Я понимал, что слишком много информации вываливаю сейчас на Анну, но
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.