Холли внутри шторма. Тата Алатова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 01
• ГЛАВА 02
• ГЛАВА 03
• ГЛАВА 04
• ГЛАВА 05
• ГЛАВА 06
• ГЛАВА 07
• ГЛАВА 08
• ГЛАВА 09
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Добро пожаловать в Нью-Ньюлин, место, где каждый может быть собой, но куда не каждый сможет попасть.

   Здесь гениальный художник заплутал между своими картинами, падший инквизитор — между своими желаниями, а бывший преступник – между своими страхами.

   Здесь призраки строят козни, зомби влюбляются, пикси плодятся, а люди...

   Ну а что люди?

   Живут себе, как умеют.

ГЛАВА 01

В это утро Холли Лонгли, величайшая радость человечества — по его собственному убеждению, — проснулся от того, что ему в лицо плеснули стакан воды.

   Опять.

   Как и всю прошлую неделю, между прочим, — с того рокового дня, когда он, поддавшись осенней апатии, забыл принести молоко призраку Теренса Уайта.

   Зловредный дух бывшего смотрителя чего-то там не собирался спускать такого пренебрежения.

   В стареньком каменном замке, где вольготно гуляли сквозняки и то и дело что-то вздыхало, у Холли была единственная обязанность: проснулся — отнеси по блюдечку молока наверх, в башенку, и на лужайку, где в крохотном электромобиле без устали плодились легендарные корнуэльские пикси.

   Один раз — всего один раз! — он поленился это сделать, и вот теперь каждое утро расплачивался.

   Громко, надрывно застонав, чтобы всем было понятно, как глубоко он несчастен и что он нуждается в утешении и заботе, Холли прислушался.

   Дом был огорчительно тих.

   Никто не спешил к нему на помощь, чтобы предложить взвалить на себя все заботы и волнения.

   Эгоисты.

   Очевидно, Тэсса уже ушла в управление, а Фрэнк — в мастерскую.

   С этой чертовой свадьбой весь Нью-Ньюлин буквально стоял на ушах.

   Холли еще немного повздыхал над своей незавидной участью, выбрался из постели и пошлепал вниз, на кухню.

   В холодильнике вместо свежей клубники — а волшебница Бренда выращивала ее, кажется, круглый год — обнаружилась огромная свежая рыбина, выпучившая круглые глаза. От неожиданности Холли ойкнул и захлопнул дверцу.

   Мир просто сговорился лишить его душевного равновесия!

   Собравшись с силами, он снова открыл холодильник, быстро схватил бутылку молока, стараясь не смотреть грозной рыбине в глаза, и отскочил назад.

   Брр, гадость какая.

   Налив молоко в блюдечко, Холли поднялся наверх, в башенку.

   Теренс Уайт сидел в кресле-качалке и вязал бесконечный шарф.

   — Вот ваше молоко, — громко сказал Холли, — и совершенно незачем лить на меня каждое утро воду. Или хотя бы согревайте ее до приемлемой температуры. Хорошо бы добавить лавандовый аромат и, может быть, голубой глины для сияния моей кожи…

   Тут он задумался, потеряв мысль.

   Голубой!

   Да, именно приглушенно-голубого цвета с уходом в серый не хватало единственной в округе кофейне — буквально нескольких деликатных мазков по чересчур жизнерадостной молочно-розовой стене.

   Не договорив, Холл бросился собираться, предвкушая малиновый латте с тыквенным пирогом, которые Мэри Лу готовила специально для него.

   В гостиной царил страшный бардак: после наступления холодов Холли пришлось перенести свою мастерскую с террасы внутрь, и теперь здесь громоздились мольберты, кофры с колерами, коробки с кистями и карандашами, деревяшки-заготовки Фрэнка, одежда Тэссы, которая вечно раздевалась и одевалась где придется, пустые бутылки из-под вина, стикеры от игры в фанты, пестрые боа Фанни и модные журналы, которая она выписывала с маниакальной страстью.

   Закинув в деревянный ящик все, что ему может понадобиться, Холли натянул куртку, отыскал за диваном свои кроссовки — вчера он забросил их туда, когда разулся, чтобы изобразить танец одалиски.

   Второе блюдечко с молоком он занес пикси по пути, после чего пересек неухоженную лужайку перед домом и зашагал по Нью-Ньюлину.

   День был хмурым и ветреным — совсем не то, что могло порадовать хоть кого-то. Лямка от ящика привычно оттягивала плечо, и Холли торопился изо всех сил, не глядя по сторонам и все выше натягивая воротник.

   Две ноги в некогда блестящих, а теперь забрызганных грязью ботинках возникли из ниоткуда и едва не шарахнули Холли по лбу.

   Он моргнул, осознавая неожиданное препятствие перед собой, обошел висящие в воздухе ноги и поспешил дальше к своему тыквенному латте.

   — Простите, — раздался сверху виноватый мужской голос, — вы не могли бы мне помочь?

   — Совершенно не мог бы, — крикнул Холли на бегу, — ай-ай-ай, очень опаздываю!

   — Пожалуйста…

   В голосе было столько жалобного отчаяния, что Холли обреченно затормозил, обернулся и задрал голову вверх.

   В нескольких футах над землей парил совершенно незнакомый толстячок в яркой голубой куртке, похожий на крупный воздушный шар.

   Обеими руками он прижимал к груди разбухший рюкзак. Концы полосатого шарфа трепал ветер.

   — Ну и что вам угодно? — недружелюбно спросил Холли.

   — Кажется, я завис. И замерз, — признался толстячок.

   Не задавая больше вопросов, Холли ухватил его за лодыжку и потащил за собой.

   Он, между прочим, тоже замерз.

   И, возможно, завис.

   Секретарь Мэри требовала, чтобы Холли отправился на выставку в Токио.

   Или, на худой конец, в Нью-Йорк.

   Или хотя бы показался в Лондоне, где галерея его имени требовала пиара и рекламы.

   В ответ Холли отправил ей несколько картин, которые критики уже назвали «лиричным периодом» и теперь гадали, какие события в жизни художника привнесли столько нежности на полотна. «Изумительная палитра света, легчайшие, будто танцующие линии, радость и юность — вот что мы видим на новых картинах великого Лонгли», — захлебывались эпитетами они.

   Идиоты.

   Неужели не видно, что картинам не хватает глубины и смысла?

   Они как будто были трейлерами, спойлерами, анонсами.

   Однажды Холли нарисует настоящую картину, а пока…

   Пока пусть будет лиричный период.

   Если бы в Нью-Ньюлине водились настоящие журналисты, а не только злобная Камила Фрост с ее едкими опусами, Холли рассказал бы им, что на самом деле это переходный этап.

   Что-то между тем и этим, серединка наполовинку, личинки будущего шедевра.

   Но журналистов в Нью-Ньюлине не водилось, хоть секретарь Мэри и предлагала устроить пресс-конференцию онлайн. Вот еще.

   У входа в «Кудрявую овечку» пришлось потрудиться, чтобы впихнуть толстячка в дверь. Тот пыхтел и постоянно извинялся, пока Холли тянул его вниз, зато стоило им проникнуть в пекарню, немедленно взмыл наверх: больше его никто не держал.

   Холли достал салфетки из кармана, вытер руки и сказал Мэри Лу:

   — Ну, мне как всегда. А потом я облагорожу тебе стену, сил моих нет смотреть каждое утро на этот невыносимо скучный цвет.

   Почему-то она не бросилась со всех ног выполнять заказ.

   Вместо этого Мэри Лу, открыв рот, таращилась на болтающегося под потолком незнакомца.

   — Латте! Пирог! — нетерпеливо напомнил о себе Холли.

   — Простите, сэр, — крикнула она, не пошевелившись, — вам там удобно?

   — Да-да, вполне, — раздалось сверху, — очень тепло и уютно, спасибо большое. Гораздо лучше, чем на улице.

   — Может, что-то нужно?

   — Нет-нет, я просто побуду немного здесь.

   Мэри Лу наконец осознала, что так пристально разглядывать незнакомцев неприлично, опустила глаза и шепотом спросила у Холли:

   — Где ты его взял?

   — Подобрал по дороге сюда, — пожал он плечами. — Послушай, у меня было ужасное утро. Меня разбудили самым неподобающим образом…

   — Да ну? — и она захихикала.

   Весь Нью-Ньюлин уже не первый месяц весело судачил о том, что происходит в замке на скале.

   Самопровозглашенная мэр и шериф деревни, падший инквизитор Тэсса Тарлтон приютила в своем доме двух чужаков. Гениального и самого модного художника столетия, прямого потомка основателя Ньюлинской художественной школы Холли Лонгли и Фрэнка… просто Фрэнка.

   Что еще о нем скажешь?

   Местные обитатели редко совали нос в чужие дела. Каждый, кто нашел дорогу сюда, жил себе, как умел и хотел, но личная жизнь Тэссы Тарлтон не могла оставить нью-ньюлинцев равнодушными.

   Девчонка Одри даже взялась писать фанфики, и до того неприличные, что Холли читал их только под одеялом, краснея и потея.

   Прохихикавшись, Мэри Лу взялась за латте, а Холли поставил ящик на пол и подвинул стул так, чтобы сесть аккурат напротив опостылевшей ему стены. Прищурив один глаз, он принялся прикидывать, как сделать ее лучше.

   — Представляешь, — сказал он, — в моем холодильнике большая мертвая рыба. И она смотрит прямо на меня!

   — А ты смотришь прямо на мою стену — и, смею заметить, с вожделением. Холли, ты не будешь ничего красить в моей пекарне, — откликнулась Мэри Лу.

   — Красить не буду, — согласился он, — я же не маляр… Но спасти нас всех от этого уныния я просто обязан. Ах, где тебе понять. У тебя-то нет ни миссии, ни призвания!

   — А у тебя не будет ни латте, ни пирога, если не уймешься!

   Их перепалку прервали Милны, вошедшие в пекарню. Судя по курчавой поросли на их ушах, приближалось полнолуние.

   — Доброе утро, — хором пропели они.

   — Доброе, — раздалось из-под потолка, — Дебора, Билли, как я рад вас видеть!

   Милны дружно запрокинули головы.

   — Уильям Брекстон! — воскликнула Дебора. — Как славно, что ты все-таки принял наше приглашение посетить Нью-Ньюлин.

   — Так это ваш друг? — с улыбкой спросила Мэри Лу и поставила перед Холли чашку с кофе и тарелку с пирогом. — Не будет ли ему удобнее за столиком?

   — Но я не могу спуститься, — ответил толстячок, — у меня с раннего утра маковой росинки во рту не было. А когда я голоден, то все время происходит нечто подобное.

   — Ах ты боже мой, — вскричала Мэри Лу, — ну ничего, сейчас мы вас мигом накормим!

   Началась какая-то суета. Из кладовки извлекли стремянку, Милны, перебивая друг друга, пересказывали человеку-воздушному-шарику последние новости, Мэри Лу вопрошала, чего именно желает на завтрак ее гость.

   «Все равно, милочка, совершенно без разницы», — бормотал он, смущенный излишним вниманием к себе. Наконец, девчонка вскарабкалась на стремянку, Милны подали ей туда чашку чая и омлет, и Уильям-как-его-там плавно спустился на пол.

   За это время Холли, про которого все забыли, покончил со своим пирогом, открыл ящик и принялся вдумчиво колеровать краску, пытаясь добиться тончайших переходов цвета.

   — Да что ты с ним будешь делать, — вдруг закричала Мэри Лу, — посмотрите только, какой упрямец!

   — Ах, деточка, — добродушно отозвалась Дебора Милн, — просто оставь его в покое. Разве ты не помнишь, что Холли Лонгли прибыл в Нью-Ньюлин лишь для того, чтобы вломиться в наш дом? Мы приняли его за грабителя! А он всего-то пожелал перерисовать собственную картину.

   — И она стала гораздо лучше! — заявил Холли, ничуть не взволнованный недовольством владелицы кофейни.

   — Ну, — крякнул Билли, — как по мне, разница не больно-то и заметна.

   Тупицы.

   Вот Тэсса — Тэсса по-настоящему видела его картины.

   Тэсса сразу сказала, что теперь «Томное утро после долгой пьянки» излучает горячее нетерпение. Глядя на полотно, так и хочется узнать, что же случится дальше.

   По правде говоря, чтобы изменить настроение «Томного утра», хватило всего нескольких штрихов, но Милнов возмутило, что Холли несколько месяцев держал картину у себя и вернул ее точно такой же, как и прежде.

   Это привело его в бешенство, и он тут же захотел выкупить все пять своих картин, которые находились в их доме. Ну или украсть, если Милны не согласятся.

   И почему его драгоценные работы находятся у людей, которые даже не в состоянии их оценить?

   «Перестань, — сказала Тэсса, — искусство работает и тогда, когда люди его не понимают. Это как солнечный свет или морской воздух — они хорошо влияют на здоровье, даже если ты и не знаешь об этом».

   Холли разулыбался, вспомнив ее слова.

   Пекарня тоже станет лучше, даже если Мэри Лу и не поймет этого.

   Низко склонившись, Тэсса Тарлтон пристально вглядывалась в детский рот.

   Если ты являешься мэром таком поселения, как Нью-Ньюлин, то твои обязанности частенько принимают самую причудливую форму.

   — Вне всякого сомнения, это зуб, — вынесла Тэсса вердикт.

   — Человеческий зуб? — строго спросила невыносимая Бренда. — Не упыриный клык?

   Жасмин в ее руках крутилась, как червяк. Однажды ночью эту девочку нашли в лесу, заботливо спрятанную в теплом брюхе мертвой коровы.

   И с тех пор Бренда, взявшая младенца под свое крыло, каждый день тревожилась — а не превратится ли малышка в такое же чудовище, как и то, что ее породило.

   — Человеческий зуб, — повторила Тэсса твердо. — Но я ведь вам уже объясняла, что в большинстве случаев метаморфозы начинаются в подростковом возрасте…

   — Да-да, — перебила ее старушка, — это понятно. Все подростки в своем роде упыри.

   Юная Одри, которая сидела рядом за столом и грызла ручку, сочиняя письмо своему соседу Джеймсу, живущему через забор от нее, громко фыркнула.

   — Да вы со сварливым Джоном хуже, чем сто подростков, — заметила она. — Тэсса, ты знаешь, чем мы занимались этой ночью? Прятали кальмара на террасе Джона, чтобы он сошел с ума, пытаясь понять, откуда так воняет.

   — Почему бы тебе не написать об этом в «Расследования Нью-Ньюлина»? — рассердилась Бренда. — Ведь именно так следует поступать с секретами — трепаться о них направо-налево.

   Она посадила Жасмин в манеж, и девочка тут же попыталась затолкать в рот обе своих руки.

   — Сварливый Джон стал втрое сварливее после того, как из его сада украли свадебную арку, — вздохнула Бренда. — Он трудился над ней несколько месяцев, а потом — фьють! — и нету ее.

   Первое бракосочетание в Нью-Ньюлине взбудоражило его обитателей. Каждый хотел внести свой вклад: в чате деревни шли ожесточенные споры о том, каким должен быть торт, стоит ли подавать устрицы или курятину, где и когда проводить церемонию.

   Вероника Смит, которая каждую ночь приходила на могилу своего мужа, чтобы как следует наорать на него, настаивала на том, чтобы мероприятие прошло в полночь на кладбище. Так мертвые могли бы стать участниками торжества.

   Мэри Лу, дружившая с местным морским духом, хотела свадьбу на берегу.

   Фанни считала, что самым подходящим местом является «Кудрявая овечка», потому что там тепло и сытно. Она собиралась надеть очень красивое платье, и ей не улыбалось прятать его под пальто.

   — Как шериф, — сказала Тэсса, — я прикладываю все усилия, чтобы распутать это страшное злодеяние. Каким закоронелым преступником надо быть, чтобы стибрить кособокую арку!

   — Могу поклясться, что это дело рук нашего чокнутого художника.

   — Холли? — удивилась Тэсса. — На кой черт ему сдалась эта арка?

   — Ну, не знаю. Может, она оскорбляла его эстетический вкус. Как мое чучело, например.

   Скандал с чучелом случился в конце лета. В тот злополучный день Холли явился к Бренде за свежей клубникой — он мог неделями лопать одни ягоды. Должно быть, воображал себя феей или кем-то в этом роде.

   Вопль, который Холли издал при виде чучела на грядках, запросто мог составить конкуренцию вою Фанни, их баньши.

   — Нет-нет, — закричал Холли, — в конце концов это просто невыносимо!

   После чего он — с неожиданной, надо сказать, силой — выдрал чучело из земли, понесся с ним по деревне и выбросил со скалы в море.

   Негодованию Бренды не было предела. Она написала двадцать пять заявлений, требуя привлечь вандала к административной и уголовной ответственности.

   Камила Фрост разразилась в «Расследованиях» ядовитой статьей о росте преступности в Нью-Ньюлине.

   Сварливый Джон Хиченс пришел, чтобы пожать Холли руку.

   Тэсса продлила домашний арест этому рецидивисту еще на полгода, выписала огромный штраф и обязала предоставить пострадавшей новое чучело.

   Штраф Холли оплатил, не моргнув и глазом, а вот с новым чучелом вышла заминка. Сначала он долго рисовал эскиз, а потом несколько недель ходил по пятам за Фрэнком, уговаривая того изготовить изделие по рисунку.

   Фрэнк ссылался на высокую загрузку — у его мастерской действительно было много заказов, но Тэсса подозревала, что тот отнекивался из чистого вредительства.

   Смотреть на Холли, который то бесился, то умолял, то приказывал, то дулся, то стенал, было невероятно потешно.

   Наконец, чучело ушло в работу, но тут переклинило самого Фрэнка.

   Кажется, он решил, что результат должен не уступать в совершенстве картинам Холли, и что-то там без устали полировал, допиливал, доделывал и перекрашивал.

   Мужчины и их дух соперничества.

   С тех пор Холли считался виновным во всех без исключения неприятностях, которые происходили в Нью-Ньюлине.

   Фрэнк Райт в это утро очень старался удержаться от убийства.

   Зря он принял заказ у Камилы Фрост — она просто задалась целью доконать его своими бесконечными придирками.

   — Ну, — сказала главный редактор и единственный сотрудник «Расследований Нью-Ньюлина», поправляя на носу огромные черные очки, — кажется, эта табуретка выглядит довольно безвкусно.

   «Ради бога, женщина, — едва не зарычал он, — это обыкновенная чертва табуретка, а не какое-то там произведение искусства».

   Но Тэсса говорила, что улыбки злят людей куда больше, чем рычание, поэтому он молча растянул губы, надеясь, что это не очень похоже на оскал.

   Однако на его зверской физиономии любые попытки изобразить дружелюбие выглядели как обещание скорой расправы.

   — И не надо так улыбаться, — слегка испуганно пробормотала Камила, — я тебя не боюсь!

   Если бы это было так, она не носила бы черные очки в пасмурную погоду.

   Взгляд Фрэнка был способен вызвать его собеседников на откровения, а откровенничать эта дамочка не любила.

   Что не мешало ей регулярно наведываться в мастерскую и изводить его.

   — Табуретку забирать будешь? — спокойно спросил Фрэнк.

   — Нет! Она отвратительна!

   Отвратительной в этой мастерской была вовсе не табуретка, но он не стал об этом сообщать.

   Выдав еще пару едких замечаний о косорукости Фрэнка, Камила наконец убралась.

   А он вернулся к новой кровати для Кенни и Фанни. Прежнюю эта парочка успешно изломала — Кенни сообщил об этом, будучи совершенно прозрачным от неловкости.

   А Фанни тихонько попросила, чтобы у будущей кровати были столбики. Ну мало ли зачем. Например, кому-то захочется кого-то привязать к этим столбикам.

   Он не хотел знать, кто кого.

   Фрэнку и без того казалось, что он знает о людях слишком много.

   Единственной, на кого не действовала его утомительная способность, была Тэсса.

   И он радовался этому каждый день.

   Потому что порой на нее находило… может, это были воспоминания. Или сожаления. Или желания, которыми Тэсса не спешила делиться со своим любовником.

   Осень плохо влияла на нее и Холли.

   Без солнца они оба не справлялись с приступами мрачности или нервозности.

   Тонкие натуры, в отличие от него.

   Холли называл Фрэнка чурбаном, но уж лучше так, чем отчаянно пытаться удержать баланс между приступами вдохновения и сомнений.

   Холли все время был в поиске, ему было всегда мало того, чего он уже достиг.

   А вот Фрэнку достаточно, Фрэнку в самый раз.

   Он был счастлив жить в Нью-Ньюлине, работать в мастерской и любить Тэссу. Это было гораздо больше, чем когда-либо казалось возможным.

   Но отчего же Фрэнку казалось, что в их доме на скале воцарилось странное напряжение, будто перед бурей?

ГЛАВА 02

Наверное, ни один жених на свете не боялся собственной свадьбы так, как боялся ее нью-ньюлинский отшельник Эрл Дауни. Когда твоя кожа покрывается волдырями от прикосновений других людей, а горло перехватывает удушье, вряд ли ты захочешь оказаться посреди толпы.

   Его невеста, спасительница и единственная женщина на земле, которую Эрл мог обнять, предлагала не устраивать пышного торжества.

   Но он заупрямился: по крайней мере, хотелось подарить ей настоящую свадьбу.

   Мэри Лу любила бывать в обществе, часами болтала с посетителями «Кудрявой овечки» и просто лучилась дружелюбием. Но по вечерам, закрыв пекарню, она пересекала деревню и поднималась по узкой тропинке на холм, туда, где в отдалении от всех стоял небольшой дом Эрла.

   И он ждал ее возвращения целый день, с раннего утра.

   Впервые он увидел Мэру Лу более семи лет назад в интернете, в самый темный час своей жизни, когда находился в шаге от самоубийства. Кудрявая девчонка вела стрим и пекла пирог, смеясь и не умолкая ни на секунду. В ней было столько радости и веселья, что Эрл не удержался от того, чтобы написать комментарий.

   И это короткое сообщение изменило все: он отправился в Нью-Ньюлин и заполучил жену.

   Если Эрла и терзали сомнения, то он не позволял им прорасти в своей душе. Была ли его любовь всего лишь отчаянием человека, истерзанного одиночеством? Была ли любовь Мэри Лу жалостью?

   Голодный человек не спрашивает, почему ему подали хлеб, говорил себе Эрл, однако с приближением свадьбы все глубже погружался в себя.

   — Итак, Уильям Брекстон, вы прибыли в Нью-Ньюлин по приглашению Милнов? — Тэсса перевернула табличку на столе так, чтобы ее посетитель видел надпись «Мэр деревни Нью-Ньюлин Т. Тарлтон». — Полагаю, вы остановитесь у них?

   Она очень старалась не обращать внимания на Холли, который бродил по небольшой конторке с рассеянным видом и время от времени что-то бормотал себе под нос. Он частенько походил на сумасшедшего, здесь не было ничего нового. Но обычно держался подальше от управления, поскольку терпеть не мог любые официальные учреждения. Что это его принесло сегодня?

   Тэсса уже получила гневное сообщение от Мэри Лу о том, что Холли без разрешения изрисовал стену в ее пекарне. «Ты должна лучше следить за своим питомцем», — так заканчивалось это сообщение, что означало: Мэри Лу в ярости. Обычно добродушная владелица «Кудрявой овечки» не позволяла себе такой язвительности.

   Продать кусок стены на аукционе у Мэри Лу вряд ли получилось бы, поэтому Тэсса даже не смогла ее утешить возможной прибылью.

   — Остановиться у Милнов? — Уильям Брекстон, крупный, застенчивый, с круглым лицом и очаровательной блестящей лысинкой, заерзал. — Нет-нет, не думаю, что это будет удобно. Понимаете, Дебора и Билли, они, конечно, хорошие люди, но…

   «Но не слишком любят гостей», — мысленно завершила его мысль Тэсса.

   У Милнов был самый роскошный дом в округе, битком набитый произведениями искусства. Только картин Холли Лонгли они собрали не меньше пяти, а стоили эти картины неприлично дорого. Тэсса, например, нипочем бы не накопила даже на миниатюрный пейзажик, зато могла любоваться на его работы бесплатно — ради бога, он же раскидывал эскизы и холсты по всему дому.

   — В таком случае, — вернулась она к своим обязанностям мэра, — вам лучше временно остановиться в пансионе при кладбище, ну а если решите задержаться здесь подольше — то у нас есть специальный фонд развития Нью-Ньюлина. Надо написать заявление на субсидию…

   — Признаться, я удручающе богат, — вздохнул в ответ Уильям Брекстон, — ужасно просто! Не повезло с самого рождения…

   — Хм, — отозвалась Тэсса неопределенно.

   По ее мнению, невезением считалась нищета, а никак не наоборот, но у каждого свое представление о мире.

   — Понимаете, — доверительно сообщил Уильям, — с ранней юности меня просто осаждали всевозможные красотки с самыми неприличными предложениями. Буквально выскакивали из-за каждого куста… Гуляешь, бывало, по парку, а с тобой флиртуют-флиртуют… а я ведь вовсе не красавец! Спорим, они бы в жизни на меня не посмотрели, если бы я был беден!

   — А вы разоритесь, — вкрадчиво предложил Холли. — Фьюить! В одночасье станете никому не нужны.

   — Но я не хочу быть никому не нужным, — пролепетал Уильям, — я хочу, чтобы меня любили просто так, безо всяких причин!

   — Ах, батюшки, — воскликнул Холли раздраженно, — но людей всегда любят за что-то. Меня, например, боготворят за мой талант, должен ли я считать это проклятием? Тэсса выбрала дубину Фрэнка из-за его мускулов и всего такого. Отшельник Эрл обожает Мэри Лу лишь потому, что больше ему все равно никто не достанется. Для любых отношений нужны причины, и деньги ничуть не хуже всех остальных.

   — Ну надо же, — поразился Уильям, — такой красавчик, а ничего не понимает в любви. Будь у меня такая внешность…

   — Вот ключ от номера в пансионе, — вмешалась Тэсса, которая терпеть не могла бессмысленных разговоров. Особенно про разные там чувства.

   Слова Холли нисколько ее не расстроили. Даже если ее отношения с Фрэнком основаны на постельных утехах, то что с того? Не всем же витать в облаках возвышенной любви.

   — Признаться, — забирая ключ, произнес Уильям обескураженно, — я несколько озадачен. Милны писали, что Нью-Ньюлин — особенная деревня, но по мне это просто какая-то дыра. Не могу понять очарования сельской глуши, уж простите. Я дитя города.

   — Не хотелось бы вас расстраивать, — хмыкнула Тэсса, — но раз вы нашли дорогу в Нью-Ньюлин, значит, вам тут и место.

   Он моргнул, не понимая ее слов, но тут дверь в управление с грохотом распахнулась, и внутрь влетел разъяренный Фрэнк.

   — Ах вот ты где, бледная поганка, — зарычал он, и Холли, подпрыгнув, отбежал за продавленный диван, — ну-ка поди сюда!

   — Убивают! — завопил Холли пронзительно.

   Уильям испуганно распахнул глаза, вжимаясь в стул и не зная, куда прятаться.

   — И что опять стряслось? — спросила Тэсса с любопытством.

   — Он выставил меня на аукцион, — Фрэнк указал на Холли пальцем. — Он обещал, что продаст меня только в частную коллекцию! А сам! На всеобщее обозрение! Все друзья надо мной смеются!

   — Откуда у тебя вообще друзья? — изумился Холли.

   — Ну, хорошо, не друзья, — поправился честный Фрэнк, — а те, с кем я сидел в тюрьме.

   — Тю! Нашел кого слушать!

   — Простите, — Уильям Брекстон, побледнев, уставился на Тэссу. — Продажа людей? Тюрьма?

   Кажется, он решил, что попал в бухту пиратов и контрабандистов. Бедняга.

   — Фрэнки хорошо продаются, — сказал Холли, — золотая жила просто! Богатые дамочки в очередь выстраиваются за его портретами. Я, видите ли, — вежливо обратился он к Уильяму, — в отличие от вас очень люблю деньги. Как еще измерить свой талант, если не доходами от него?

   — Но теперь мой голый торс по всему интернету, — злобно напомнил Фрэнк.

   — Просто сделай, как я: выброси свой телефон в море, — безмятежно посоветовал ему Холли.

   — Простите, — слабо сказал Уильям, — мне надо прилечь. Столько впечатлений!

   Он встал, шагнул к выходу и… взглянул прямо в глаза Фрэнка, который от волнения позабыл надеть темные очки.

   — Как вы думаете, — спросил Уильям тревожно, — если я завалю местных жителей деньгами, они смогут полюбить меня?

   Фрэнк дернул ртом, поспешно отступил в сторону и отвернулся.

   — Ну надо же, — заметил Холли, глядя в окошко на то, как Уильям направляется к пансиону, — какой закомплексованный миллионер.

   — Что ты вообще здесь делаешь? — Тэсса зевнула, выключила компьютер и потянулась.

   Фанни второй день находилась в отпуске: ей пришло в голову поставить в Нью-Ньюлине пьесу, и теперь она бродила по берегу в поисках вдохновения. Люди избегали ее — стоило остановиться хотя бы на минуточку, чтобы поздороваться, и можно было услышать длинную речь о том, как тяжело в наше время придумать оригинальный сюжет. «После Шекспира в драматургии просто нечего делать», — восторженно заверяла Фанни каждого встречного, но не отказывалась от своей идеи.

   — Прячусь, — ответил Холли насупленно.

   — Если от Фрэнка, то не больно-то ловко у тебя получилось, — засмеялась Тэсса.

   — От Фрэнка? — казалось, Холли уже забыл, как вопил «убивают». — Да нет же, от рыбы!

   — От какой еще рыбы?

   — В нашем холодильнике!

   — Ничего не поняла, — призналась Тэсса, — теперь ты и рыб боишься?

   — Она на меня таращится!

   — Я тоже на него таращусь, — вроде как обиделся Фрэнк, — и хоть бы хны.

   Втроем они вышли из управления, Тэсса закрыла дверь и поежилась: ветер бушевал пронзительный.

   Прижавшись к всегда теплому боку Фрэнка, она с тоской посмотрела на затянутое тучами небо. Возможно, девчонку Одри, из-за которой с каждый днем становилось все более пасмурно, следовало силой заставить снова разговаривать с мальчиком Джеймсом. С тех пор как они разругались несколько месяцев назад и перестали общаться устно, перейдя на эпистолярный жанр, солнце надолго покинуло Нью-Ньюлин.

   Но Тэсса умела уничтожать чудовищ, а не мирить взбалмошных чувствительных подростков.

   Здесь нужны были таланты Фанни — вот уж кто умел ворковать, и понимать, и уговаривать. Однако Фанни и саму настиг какой-то личностный кризис, и она объявила, что ничего не понимает ни в людях, ни в жизни, поэтому не считает себя вправе вмешиваться в естественный ход событий.

   — Так какой из портретов Фрэнка ты выставил на аукцион? — спросила Тэсса у Холли, когда они едва не бегом направлялись к дому.

   — Самый красивый, конечно! — отозвался он высокомерно.

   Фрэнк фыркнул.

   Холли был влюблен в каждую из своих картин по очереди. Самой красивой обычно считалась та, которую он едва закончил или над которой все еще работал.

   Влетев в дом, Тэсса моментально сбросила с себя куртку, прибавила отопление и остановилась в центре гостиной, раздумывая, а не разжечь ли камин.

   Прошлая ее попытка, совершенная несколько лет назад, закончилась черным облаком золы, взвывшим дымоходом и пронзительным запахом гари.

   — Да посмотри ты на нее, — Холли схватил ее за руку и потащил на кухню.

   — Твоя эксцентричность переходит все границы, — попыталась унять его Тэсса, но все равно потакала этой придури. Потому что не захоти она — Холли бы и с места ее не сдвинул. Даже при помощи строительного крана. Она была гораздо сильнее его физически, инквизиторские штучки. — Это всего лишь мертвая рыба… матерь божья!

   Она действительно таращилась.

   Будто вот-вот распахнет зубастую пасть и сожрет заживо.

   — Фрэнк, это ты притащил ее в наш дом? — крикнула Тэсса, осторожно разглядывая содержимое холодильника.

   — С тех пор, — ответил Фрэнк, — как моя карьера на устричной ферме бесславно завершилась, я стараюсь держаться подальше от морских гадов. К тому же с Нью-Ньюлином не угадаешь, то ли это рыба, которую можно есть, а то ли разумное существо с душой.

   — Может, происки призрака из башенки? — предположил Холли, трусливо выглядывая из-за спины Тэссы.

   Он прятался там в случае самой малейшей опасности — настоящей или вымышленной.

   — А ты с ним так и не помирился? — уточнила Тэсса, доставая из шкафчика плотный пакет для мусора, чтобы запихнуть туда рыбу.

   Она привыкла слушаться своей интуиции, а та просто в голос орала: такое есть нельзя. Оставлять в доме — тоже.

   — Какое там, — Холли пригорюнился, — каждое утро претерпеваю страшные мучения!

   — Умывания холодной водой полезны, — безжалостно сообщил Фрэнк, но все-таки потопал наверх, чтобы спросить у призрака про рыбу.

   Тэсса меж тем засунула ее в пакет, плотно завязала его и сунула в карман солонку.

   — Ты же понимаешь: успех портретов Фрэнка в том, что они просто излучают вожделение? — спросила она. — Вот почему дамочки-покупательницы с ума сходят.

   — А я не виноват, что у этого животного лишь одно на уме, — ухмыльнулся Холли.

   — Такие картины могут привести к беде, — не в первый раз предупредила Тэсса, а он не в первый раз отмахнулся от нее.

   — Его нет! — закричал сверху Фрэнк.

   — Кого нет? — озадачилась Тэсса.

   — Призрака нет!

   — Этого не может быть, — она положила пакет на пол и помчалась наверх. Холли, разумеется, увязался следом. — Призраки привязаны к месту точно так же, как зомби к своим могилам. Они не могут пойти в гости или на прогулку!

   — И все равно его нет, — твердо повторил Фрэнк.

   Тэсса недоверчиво заглянула в башенку.

   Призрак Теренса Уайта на самом деле исчез.

   Вместе с бесконечным шарфом, который вязал год за годом.

   — Ура, — воскликнул Холли, — наконец-то никто не будет поливать меня водой по утрам!

   Однако Тэсса вовсе не разделяла его радости.

   Она обошла башенку, прислушиваясь к своим ощущениям.

   — Как странно, — пробормотала она. — Я бы даже сказала — подозрительно.

   — Вы раздуваете из мухи слона, — покачал головой Фрэнк, — подумаешь! Мало ли какие у бедолаги дела. Если бы вы провели так много времени в этой башенке, то были бы рады-радехоньки сбежать куда глаза глядят.

   — Ох, Фрэнки, — прочувствованно проговорил Холли, — тебе все-таки надо проработать психологическую травму, связанную с тюремным заключением.

   — Нет у меня никакой травмы!

   — Ну конечно, есть. Я знаю прекрасного специалиста…

   — Отцепись от меня!

   Тэсса спустилась вниз, не слушая их перепалку.

   Пакет с рыбой сдвинулся на несколько дюймов.

   Тихо выругавшись себе под нос, она снова надела куртку, взяла пакет, вышла на улицу через бывший каретный сарай, в котором теперь стояли торжественный черный катафалк и ржавая колымага Фрэнка, и взяла там лопату.

   На кладбище Тэсса выбрала самый дальний угол, в котором сухостоем чах чертополох. Выкопав яму поглубже, она присыпала рыбину солью, плюнула на нее сверху и завалила землей.

   И пусть теперь только попробует трепыхнуться.

   Утром она заглянула к Холли и убедилась, что тот крепко спит без всяких неприятностей. Потом поднялась на пролет выше, в башенку: Теренс Уайт вязал шарф.

   — И где мое молоко? — проскрипел он.

   — И где вы шлялись всю ночь? — спросила его Тэсса.

   — Не твое дело! — рассердился он. — Я свободный призрак! Делаю что хочу!

   — Оставьте бедного Холли в покое, — попросила она. — Он и без того нервный и чокнутый.

   — Оставлю, — вдруг согласился призрак, — если ты раздобудешь мне прядь волос человека, который мертв и в то же время не мертв.

   — Запросто, — отозвалась Тэсса и пошла за молоком.

   Холодильник она открыла с некоторой опаской — но больше никаких странных рыбин там не было.

   Кажется, жизнь возвращалась в привычное русло.

   Со вторым блюдечком в руках Тэсса вышла на лужайку, чтобы отнести молоко пикси. И едва не налетела на Малкольма Смита.

   Зомби.

   Который как ни в чем не бывало стоял под хмурым утренним небом.

   Очень далеко от своей могилы.

   — Ты тут главная? — спросил Малкольм хриплым голосом. — Я хочу развестись со своей женой Вероникой.

ГЛАВА 03

Люди думают, если ты стара — значит, глупа и беспомощна. Однако невыносимая Бренда Ловет умела постоять за то, что считала действительно важным: например, за свой огород.

   По правде говоря, самой ей нравилась пасмурная погода, но вот томатам и клубнике — нет. Обычно нью-ньюлинские мягкие зимы позволяли Бренде собирать урожай круглый год, но эта осень никуда не годилась.

   Поэтому приходилось идти на крайние меры — на переговоры с врагом.

   Убедившись, что Одри занята попытками накормить завтраком Жасмин — комья каши летели во все стороны, обляпывая чистую кухню, — Бренда тихонько вздохнула и вышла в сад.

   Тэсса верила, что девчонка помогает с младенцем, но от такой няньки было больше хлопот, чем толку. На самом деле вместо одной воспитанницы Бренда получила двух, но она была крепкой старухой и не собиралась жаловаться.

   Задрав голову к небу, она посмотрела на сизое низкое небо, набрала полную грудь соленого воздуха, который сегодня сильнее обычного пах водорослями, прислушалась к недовольному ворчанию моря и полезла в заросли красной смородины.

   Там, за полуголыми ветками, пряталась внушительная дыра в заборе. По какой-то причине мальчик Артур, который рос по соседству, обожал тайком пробираться в сад Бренды. А поскольку этот ребенок умел двигать предметы взглядом, прутья решетки будто сами собой расходились в стороны, и Бренда постоянно натыкалась на Артура то в кабачках, то в гиацинтах.

   Обычно она не спешила его оттуда вытаскивать: вреда от этих вылазок не было никакого, а подглядывать за тем, как Джон мечется в поисках по свою сторону забора, было всегда весело. И вот сегодня Бренда сама решила воспользоваться дырой, благо ее размеры это позволяли.

   Можно было, конечно, пройти и через калитку, но Нью-Ньюлин был не из тех поселений, которые умели хранить секреты.

   Местные обитатели изо всех сил делали вид, что им нет друг до друга особого дела, но замечали всё. И Бренде не хотелось потом с неделю отвечать на расспросы о том, а не объявили ли два самых скандальных соседа перемирие. Вдруг сварливый Джон отвергнет ее прекрасное предложение, и выйдет неловко.

   Миновав клумбу с чахлым котовником, Бренда поднялась на веранду, перешагнула через сваленные в кучу игрушки и вошла в дом.

   Только Милны закрывали свои двери на замок, остальные не занимались подобной ерундой, и Бренду встретили запахи натирки для пола, многочисленных кошек, старого дерева и мази от ревматизма. Она бестрепетно поднялась на второй этаж и ступила в хозяйскую спальню.

   Джон не принадлежал к ранним пташкам и сейчас похрапывал в смешной фланелевой пижаме, уткнувшись носом в подушку.

   — Ах ты старая коряга, — негромко сказала Бренда, уперев руки в боки и разглядывая облепивших его кошек, — все дрыхнешь, как ни в чем не бывало.

   Сварливый Джон дернулся и так резко сел, что пушистые грелки недовольно зашипели, а кто-то и вовсе вцепился когтями в его руку.

   — Черт, Бренда, — воскликнул он, кривясь от боли, — что это тебя принесло ни свет ни заря?

   — У нас на попечении двое подростков, которые не разговаривают друг с другом, — ответила она, — и их переписка — это курам на смех, вот что я скажу. К тому же Одри и Джеймсу пора чем-то заняться. Чем-то более полезным, чем проводить все свое время со стариками и младенцами.

   — А, — проговорил сварливый Джон ехидно, — тебя просто не устраивает погода, вот в чем дело. Признаться, я ждал, что у тебя кончится терпение еще на прошлой неделе.

   Он сел на кровати, спустил босые узловатые ноги вниз, нашарил меховые тапочки и так и замер, сонно закрывая то один глаз, то другой — по очереди.

   — Для начала Джеймсу хорошо бы извиниться, — забросила пробный шар Бренда.

   — Для начала, — немедленно возразил он, — Одри хорошо бы перестать беситься по пустякам! Мальчик пережил смерть и воскрешение, это вам не прогулка по полю с ромашками, а бестолковая девчонка только и умеет, что дуться и капризничать.

   «Помни о томатах», — напомнила себе Бренда и сказала терпеливо:

   — Ну, этак мы только разругаемся еще пуще и ни к чему не придем. Почему бы мне не сварить тебе кофе, а ты пока умоешься?

   Сварливый Джон самодовольно ухмыльнулся.

   — Тебя и правда припекло, женщина, — заметил он с удовольствием, — и помни, что я люблю теплое молоко.

   Ох, с каким удовольствием она бы вылила это молоко на его лысину!

   Тэсса осторожно втянула воздух носом, но не ощутила никакого тлетворного запаха. Малкольм выглядел так, будто бы еще была ночь. При свете дня ему полагалось разлагаться, но нет, ничего подобного не происходило. Не говоря уж о том, что зомби никогда не покидали границ собственных могил.

   Правительственная программа кладбищ Утешений дала сбой? Или это очередная шутка Нью-Ньюлина?

   — Малкольм, — строго произнесла Тэсса, понятия не имея, что делать дальше. Она могла бы его сжечь или уничтожить иным способом, но тогда на кого будет вопить его вдова? — Ты помнишь, что тебе вообще-то следует находиться в могиле?

   — Ты права, — ответил он мрачно, — мой брак — это настоящая могила. Как я мог жениться на женщине, которая пилит и пилит меня без остановки? У меня голова взрывается от ее воплей.

   — Ну, ты ведь ей изменил, — напомнила Тэсса.

   — А ты бы не изменила такой жене? — насупился он.

   — Пойдем-ка со мной, Малкольм, — велела Тэсса, никогда не понимавшая ценность измен. Впрочем, опыта серьезных отношений у нее тоже не было. Ты даешь кому-то обещание хранить верность и ничего не скрывать, а потом связываешься с кем-то на стороне. Очень сложно, на ее взгляд. Одного-то партнера порой слишком много, а крутиться между двумя? Пытка, которую люди придумывают для себя сами.

   По дороге на кладбище Тэсса сунула блюдечко с молоком в микроавтомобиль с кишащими пикси, а Малкольм начал волноваться:

   — И куда мы идем? Мне не нравится это дорога. Я хочу к морю.

   — Потерпи немного, ладно?

   Ей хотелось спросить, понимает ли он, что уже несколько лет как мертв, но спокойнее было бы сделать это на кладбищенской земле. Там справиться с зомби будет проще. Главное, заманить его за черные ажурные ворота.

   Им оставалось дойти всего несколько футов, когда из-за утеса появился профессор Йен Гастингс, возвращающийся с прогулки. Инквизитор в отставке, который прибыл в Нью-Ньюлин несколько месяцев назад и решил остаться на зимовку, совершал моцион каждое утро в любую погоду.

   — Тэсса, — воскликнул он бодро, — доброго дня!

   И с любопытством покосился на ее спутника. Пригляделся. Изменился в лице.

   — Но это же… — начал он растерянно и осекся.

   — Малкольм Смит, — сухо представила его Тэсса.

   — Вот как, — профессор не стал подавать руки, — какая неожиданная встреча.

   — Я требую развода, — пояснил Малкольм тревожно, — куда мы идем?

   — Тут недалеко, — попыталась успокоить его Тэсса, но покойник не стал ее слушать. Он начал торопливо отступать в сторону моря, и, выругавшись про себя, она пропорола обострившимся ногтем кожу на запястье, щедро окропляя собственной кровью пожухлую траву. Власть смотрителя кладбища над мертвыми подопечными устанавливалась по старинке, и Тэссе всегда было интересно посмотреть на того затейника, кто прописал все эти протоколы.

   Возможно, он был фанатом Энн Райс или Брэма Стокера.

   Надо бы спросить как-нибудь у призрака предыдущего смотрителя, который жил в ее башенке. Может, он больше знает о тех людях, кто придумал механизмы работы подобных кладбищ.

   Читая пафосную формулу подчинения, Тэсса внимательно наблюдала за Малкольмом. Зомби отличались от живых людей равнодушной покорностью, с которой подчинялись приказам, но в это мгновение на его лице читалось искреннее негодование.

   Малкольм следовал за ней с явной неохотой, будто бы через силу, а при виде собственной могилы завопил что-то невнятное от ярости.

   Однако земля все же поглотила его, медленная и неотвратимая.

   Как поглотит всех, в конечном итоге.

   — Что это было? — спросил профессор, когда последние травинки сомкнулись над Малкольмом.

   — Понятия не имею, — призналась Тэсса. — Очередная местная аномалия, полагаю.

   — Что же, специалисты разберутся, — проговорил он задумчиво.

   Она скривилась, и профессор произнес с нажимом:

   — Тэсса Тарлтон, ты же собираешься уведомить о произошедшем управление кладбищ Утешения?

   — Разве вы уже не убедились, что в Нью-Ньюлин не так-то просто попасть чужакам? Разберемся во всем своими силами, как обычно.

   — Своими силами? — рассердился он. — Может, это системный сбой, а ты собираешься промолчать?

   — Если это системный сбой, — заметила она, — то, значит, он произойдет где-то еще. Необязательно привлекать внимание к Нью-Ньюлину. Мы тут живем замкнутой общиной, если вы не заметили.

   — Ты здесь просто прячешься от мира. Ловко притворяешься, что за пределами Нью-Ньюлина ничего не существует. Но это не значит, что все забыли, сколько горя ты причинила. Тэсса, однажды твоя самоуверенность едва не разнесла Лондон в клочья, а теперь ты наступаешь на те же грабли?

   — Я сама разберусь со своими покойниками, спасибо за участие, — отрезала она ледяным голосом. — А вы не лезьте, куда не просят.

   — Как твой учитель…

   — Как мой учитель вы давно уволены.

   И Тэсса поспешила прочь с кладбища, плохо разбирая дорогу перед собой.

   Сколько горя она причинила?

   Как измерить его?

   Можно ли положить на одну чашу весов спасенные жизни, а на другую — искалеченные?

   И куда тогда качнутся эти весы?

   И имеет ли это хоть какое-то значение?

   Привычно спустившись по почти отвесному склону на каменистый пляж, Тэсса подошла вплотную к сумрачному серому морю с мелкой раздраженной рябью.

   — Ну вот, и у тебя плохое настроение, — сказала она, приседая на корточки и ловя кончиками пальцев ледяные брызги, — скажи мне, как убийца убийце, важно ли хоть для кого-то, что мы хотели как лучше?

   Существо, которое обитало в морских глубинах, конечно, ничего ей не ответило. Но Тэссе показалось, будто брызги дружески потеплели.

   — Вы оба хотите… чего?

   Покачиваясь в казенном кресле, Тэсса с удивлением разглядывала невыносимую Бренду и сварливого Джона, которые пришли в управление вдвоем. Уже один этот факт поражал воображение — эта парочка всегда отвратительно ладила.

   Тэсса подозревала, что они находят истинное удовольствие в бесконечных препирательствах. Возможно, на старости лет это заменяло им флирт или что-то в этом роде.

   — Хотим открыть совместное предприятие, — повторила Бренда решительно. Ее теплая шерстяная кофта была украшена мелкими вязаными цветочками.

   — Да неужели? И какого рода предприятие?

   — Разведение альпак.

   — Кого? — не поняла Тэсса.

   — Это такие барано-ламы, только альпаки, — пояснил Джон ворчливо.

   — Веселая компания для Стюарта Уэльского, — обрадовалась Тэсса. — А то бедняга в последнее время хандрит. Холли утверждает, что он чувствует себя одиноким.

   — Одиноким? Пони? — скептически повторила Бренда. — Я бы сказала, что кое-кто приписывает скотине свои собственные эмоции.

   — Холли не может чувствовать себя одиноким, — опровергла ее догадку Тэсса. — У него есть его картины, а больше ему ничего и не надо.

   — В это сложно поверить, — заупрямилась Бренда, — но Холли Лонгли — тоже человек. Хоть он и украл мое чучело.

   — Хм. Смелое утверждение.

   — Так вот, про ферму, — Бренда была еще более целеустремленной, чем обычно. — Нам требуется субсидия от фонда и пастбище.

   — Как вы собираетесь справляться? У вас обоих по маленькому ребенку на руках.

   — Ну, — Джон усмехнулся, — есть у нас пара бездельников на примете.

   — Альпаки! — Холли пришел в восторг. — Я сам вложу деньги в эту ферму, не надо никакого фонда. Это же прелесть что такое!

   — Запах навоза, безусловно, украсит Нью-Ньюлин, — буркнул Фрэнк.

   Тэсса засмеялась. Кто бы сомневался — если один говорит «синее», то другой тут же заявляет «красное». Холли и Фрэнк не соглашались друг с другом ни в чем, тем не менее с ними было весело.

   Они отвлекали Тэссу от мрачных воспоминаний, а Холли еще и избавил ее от кошмаров.

   Фрэнк поставил на стол картофельную запеканку, которую купил в пекарне Мэри Лу.

   Холли дернул носом, принюхиваясь к аромату, и погрустнел. Он считал, что лучший ужин — это торт. Запеканки его мало вдохновляли.

   — Раньше было лучше, — сказал он, — когда Фанни все время здесь ошивалась и готовила ужины. Теперь она ошивается только возле Кенни. Может, сделать что-то такое и разлучить их?

   Тэсса молча сунула ему кулак под нос и велела накрывать на стол.

   Холли неохотно оставил карандаш и потянулся к буфету за тарелками.

   — Я продал Фрэнка с молотка за много-много нулей, — просиял он, замерев на месте. — И стал на много-много нулей богаче. Давайте наймем дворецкого! Какого-нибудь Дживса, если вы понимаете.

   — А не позвать ли нам Дживса, — передразнил его Фрэнк, нарезая запеканку. — Что вы на меня так уставились? В тюрьме была неплохая библиотека. Между прочим, самые начитанные люди — бывшие заключенные. Я даже Плутарха читал.

   — Даже Плутарха, — Холли смешно округлил глаза. — Да наш дубина — философ.

   — Тарелки, — напомнила Тэсса. — Мне бы не хотелось, чтобы с нами жил кто-то посторонний.

   — С нами и так живет кто-то посторонний, — не утерпел Фрэнк.

   — Протестую, — уведомил его Холли. — Я не посторонний, а душа этого дома. Без меня бы вы совсем одичали в водовороте своей животной страсти и вас бы съели муравьи.

   — Это из Маркеса, — обрадовался Фрэнк и гордо приосанился.

   Тэсса едва удержалась от того, чтобы не потрепать его по загривку, как хорошего песика, выполнившего команду.

   — Надо завести в Нью-Ньюлине библиотеку, — задумалась она. — Холли, может, ты и на это подкинешь денег?

   — Запросто, если вы поможете мне с новой картиной. Из этих, — и он помахал в воздухе рукой.

   Тэсса замерла, переглянувшись с Фрэнком.

   У нее пересохли губы.

   Такое случалось не в первый раз, но она все еще не привыкла. Возбуждение и стыд, оголенные нервы и обнаженность во всех ее проявлениях.

   Холли называл это новым подходом к искусству, но Тэсса понимала, что его вовлеченность также физическая и эмоциональная. У Холли были сложные отношения со всем, что касалось секса, многие годы он хранил целибат, опасаясь растратить вместе со спермой и часть своего таланта.

   Глупость, но он в это верил, и случайный оргазм, случившийся с ним во сне, едва не свел нервного художника с ума.

   — Бренда считает, — осторожно проговорила она, — что ты можешь чувствовать себя одиноким. Мы с Фрэнком не сильны в подобного рода разговорах…

   — Вы с Фрэнком, — перебил он, неожиданно вспылив, — вы с Фрэнком! А я сам по себе! И с каких пор Бренда стала специалистом по душевной организации гениев?

   Тэсса расстроенно села за стол, не зная, что ответить.

   — И что скажет дворецкий о твоих… непристойных творческих экспериментах? — натянуто спросил Фрэнк.

   Холли задумался, взирая на запеканку так, будто надеялся увидеть там ответы.

   — Но я нуждаюсь в блинчиках и тортах, — произнес он жалобно. — Ничего не хочу сказать, Фрэнк, но твои завтраки просто ужасны. А Мэри Лу запретила мне появляться в «Овечке» еще, по крайней мере, месяц.

   — Да, на пекарне появилось объявление «Холли Лонгли вход запрещен», — подтвердила Тэсса.

   — Неблагодарность жителей этой деревни просто зашкаливает, — он удрученно ковырнул румяную картофельную корочку и громогласно застонал.

   — Люди не любят, когда им причиняют добро без спроса.

   — Глупости! Люди и сами не знают, чего хотят.

   — Зато наш Холли знает наверняка, — покачал головой Фрэнк. — И что тебя потянуло рисовать на чужих стенах? У нас осталась еще парочка чистых — в кладовой и кабинете.

   — Но туда же никто не заглядывает даже!

   — Кстати об этом, — встрепенулась Тэсса, — почему бы тебе, Холли, не обустроить свою мастерскую в кабинете? Наша гостиная похожа на склад.

   — Неприемлемо, — насупился он, — в кабинете скучно.

   Холли был как кот, который все время крутился под ногами, но вроде бы не нуждался в компании.

   Холли, расстроенный и голодный, ушел спать пораньше, и Тэсса пообещала себе рано утром сходить для него за куском абрикосового пирога с базиликом и тем приторным кофе с пенкой, который он так любил.

   Фрэнк, уставший за день в своей мастерской, тоже поднялся наверх, чтобы принять душ.

   Тэсса прошлась по гостиной, рассеянно собирая вещи и пустые коробки.

   Она позволила себе немного помечтать о дворецком — ах, как было бы здорово, если бы пыль исчезала сама по себе, а свитера и ботинки не валялись где попало. Но Фрэнк был прав: внутри этого дома порой происходили слишком сложные для посторонних глаз вещи. Холли был как встряхнутое шампанское в бутылке с неплотной крышкой — вот-вот запертая в нем энергия выплеснется наружу.

   И хорошо бы этому не было лишних свидетелей.

   В дверь заколотили.

   С кроссовками Холли в руках, которые Тэсса намеревалась убрать в шкаф, она открыла.

   На пороге стояла взволнованная Вероника.

   — Моего мужа нет в его могиле! — вскричала склочная вдова, распространяя вокруг запах крепкого сладкого вина. — Как это может быть, чтобы он гулял от меня даже после своей смерти?

ГЛАВА 04

Когда-то Вероника Смит была очень красивой, вы не смотрите на эти морщины и синяки под глазами, которыми безо всякого на то разрешения одарила ее жизнь.

   Золотая девочка своих любящих родителей, маленькая принцесса, избалованная и изнеженная. Жизнь казалось простой и наполненной нехитрыми радостями: популярность в школе, спальня из розового шелка, красивые наряды, дорогие игрушки.

   Сразу после выпускного она собиралась замуж за красивого юношу из хорошей семьи, родители Вероники выбирали молодоженам особняк в подарок, а родители жениха обещали преподнести белоснежный кадиллак.

   А потом случился Малькольм.

   Появился просто из ниоткуда и сломал ей всю жизнь.

   Нет, он никогда не притворялся хорошим парнем. Сразу было понятно, что от него жди неприятностей, но Вероника находилась в том возрасте, когда очарование порока выглядело непреодолимым.

   Это случилось в одном дешевом баре, куда она пришла, чтобы доказать подруге, что тоже чего-то стоит. Миранда заверяла, что, прежде чем похоронить себя под руинами благополучного брака, надо сделать что-то по-настоящему дерзкое. Украсть выпивку в магазине, например, поцеловать незнакомца или прийти в одиночку в дешевый бар, сесть у стойки и заказать себе виски.

   В тот вечер Вероника сделала из этого списка все.

   Позже, вспоминая их знакомство, Малкольм говорил, что она выглядела как воздушная зефирка, случайно принесенная ветром в логово диких зверей. Юная девушка с налетом школьной невинности, испуганно хлопающая ресницами.

   Нельзя было упустить такую сладкую добычу, говорил Малкольм.

   Он и не упустил.

   Вероника и опомниться не успела, как уже целовалась с Малкольмом на задворках бара между мусорными баками, потом они украли бутылку текилы в круглосуточном магазине на заправке, а утро она встретила с мучительной головной болью в дешевых меблированных комнатах на несвежих простынях и с голым Малкольмом рядом.

   Вероника даже не помнила, как распрощалась со своей девственностью, что было крайне неуместно накануне свадьбы.

   Разумеется, родители ее потеряли. Всю ночь, наверное, они метались по Бристолю в поисках своей единственной дочери.

   Представив себе, какая головомойка ее ждет, Вероника настолько испугалась, что не стала возвращаться домой.

   Она отправила маме трусливое и невнятное сообщение в том духе, что не готова к браку и ей нужно время, чтобы найти себя.

   Больше Вероника своих родителей не видела.

   Она не закончила школу, не получила особняк и кадиллак, не надела свадебное платье и не сделала еще миллион вещей, которые были предназначены ей судьбой.

   Весь ее мир заполнил собой Малкольм — с красивыми густыми ресницами, чувственным ртом, запахом кожи и табака, злыми шутками, изменами, скандалами, безудержным сексом, ночными гонками на мотоцикле, постоянным безденежьем, отчаянием и сумасшествием.

   Жизнь Вероники превратилась в полный хаос, и она перестала даже пытаться ее контролировать. Ее качало на эмоциональных качелях такого бешеного диапазона, что совершенно не получалось перевести дух и понять, куда несет их пару.

   В те дни, когда у них с Малкольмом все было хорошо и он был нежен, щедр и весел, Вероника ощущала столь сильное счастье, что это было похоже на истерику.

   Но когда все становилось плохо, когда он отдалялся от нее, снова пах чужими духами, надолго пропадал из дома, Вероника погружалась в черную депрессию, от которой спасалась таблетками пополам с алкоголем.

   Конечно, она пыталась вырваться из этого порочного круга. Ходила на групповую терапию, где другие женщины, точно так же попавшие в болезненную зависимость от разрушительных отношений, по кругу говорили одно и то же. Несколько раз Вероника убегала из дома посреди скандала, дважды — среди ночи. Она блуждала по Бристолю, спрашивая себя: где же ее место в этом мире?

   Однажды она ушла от Малкольма на целых два месяца, и все это время буквально корчилась от боли.

   Ломка была как у наркомана со стажем, до того ей хотелось прикоснуться к нему, обнять, вернуть себе снова.

   Чтобы хоть как-то сбросить невыносимое напряжение, Вероника купила дешевый лэптоп и выплеснула в слова все чувства, которые терзали ее. Она писала как сумасшедшая, во время смен в салоне проката, в задрипанной комнатке мотеля, в парке, везде.

   Дописав свою историю и поставив в ней точку, Вероника взвыла от обиды — вся эта писанина нисколько не помогла.

   Ей по-прежнему хотелось обратно к Малкольму, назад в свою ужасную и деструктивную жизнь. Была ли это тяга к саморазрушению, привычка или извращенное понимание любви, Вероника не знала. Но она бежала в их крохотный домик — где на кухне было не развернуться, где ванная комната проигрывала сражение плесени, где из дивана торчали пружины — так быстро, что в боку закололо.

   И нашла Малкольма в таком же ужасающем состоянии, в каком находилась сама.

   Они протрахались двое суток и едва не умерли от истощения и голода, а потом все началось заново.

   За одним исключением — у них появились деньги.

   Малкольм нашел ее дневник, принявший форму пухлого романа, и отправил в издательство.

   И вдруг страсть и боль Вероники, ее неврастеническая привязанность, ее пошлые откровения, тошнотворные подробности, постыдные описания, взаимные оскорбления, бурные примирения, ее крик, почти вой, о помощи — захватили нацию. Книга стала бестселлером, скучные домохозяйки, в чьей жизни не было места подобным безумствам, читали ее запоем.

   Были какие-то премии и даже экранизация, и хлынувший поток денег сделал жизнь Вероники еще более невыносимой.

   Теперь у нее были особняк и кадиллак, а Малкольм закатывал безумные вечеринки, на которых появлялся, подобно Фредди Меркьюри, в образе короля. Дом захватили оргии, фонтаны с шампанским, полуголые красотки, всевозможные прилипалы и подпевалы, и тогда Вероника купила крысиного яду.

   Сначала она не могла определиться, кого хочет отравить сильнее: себя или его. Но потом пришло решение — сначала она убьет Малкольма, а потом наложит руки на себя. Они станут гребаными Ромео и Джульеттой.

   Но все вышло не так, как Вероника планировала.

   Стоя возле могилы Малкольма Смита, Тэсса спрашивала себя: а это вообще нормально, что покойники творят что хотят?

   — Он здесь, — уже в третий, наверное, раз, повторила она разъяренной вдове, — просто… не хочет выходить.

   — Что значит — не хочет? — опешила Вероника. — Как это — не хочет? Это неприемлемо! Я буду жаловаться! Я заплатила большие деньги за то, чтобы мой муж являлся передо мной по первому требованию — в любую ночь! Каждую ночь!

   — Да, это совершенно неприемлемо, — согласилась Тэсса задумчиво. Надо бы написать в своем завещании, чтобы ее не вздумали хоронить на подобном кладбище. Вдруг найдется еще один одержимый псих, кто, подобно Веронике, будет относиться к ее зомби как к дрессированной собачке.

   Странно, если подумать, но Тэссе нравилось, что Малкольм проявлял своенравность. В этом было что-то куда более правильное, чем в тупой покорности.

   Понять бы еще, отчего все это происходило.

   И почему именно Малкольм?

   Если из могилы выберется Алан Райт, брат Фрэнка, то последний словит сердечный приступ. Он так ни разу и не призвал Алана, предпочитая, чтобы мертвые оставались мертвыми и не имели дела с живыми.

   Вероника вдруг пнула ногой ни в чем не повинную могильную плиту Малкольма, а потом и вовсе на нее плюнула.

   — При жизни мне нервы мотал — и после смерти продолжает, — пожаловалась она, — делай что хочешь, Тэсса, но почини это!

   — Может, так лучше? Ты научишься жить заново. Вероника, вас как будто двое в одной могиле.

   — Тебя забыли спросить, — обиделась она и пошла к морю, доверяя свои стенания ветру.

   А Тэсса пожала плечами и направилась домой, спать.

   С некоторых пор она приноровилась передавать управление делами Фрэнку или Холли, в зависимости от ситуации. Просто выключала в себе Тэссу Тарлтон, падшего инквизитора, привыкшего вести расследования и бороться с монстрами. И спрашивала себя: а как бы сейчас поступил бывший заключенный или сумасшедший художник?

   Сегодня ей нужен был Холли с его базовым доверием к миру. Если Тэссу чему и научил этот чокнутый, так это тому, что некоторые вещи просто случаются. Не надо пытаться понять их, разобраться в причинах, постичь смысл. Лучше всего просто довериться течению и посмотреть, что будет дальше.

   Быть кем-то другим, но не собой, помогало отлично.

   На следующее утро Холли Лонгли проснулся от тишины, которая явно принадлежала обеденному времени. Такая тишина не могла быть порождением утра — всегда суетливого, нервного, куда-то опаздывающего.

   Нет, эта тишина была ленивой и умиротворяющей, расслабленной и сытой.

   Потянувшись как следует, Холли выглянул в окно. Он не признавал штор даже в таких удушливых городах, как Нью-Йорк или Лондон — стены-стены, — и уж тем более не собирался занавешивать Нью-Ньюлин с его невероятными пейзажами.

   За стеклом серой мелкой рябью простиралось море, бесконечное, безграничное, вечное, великое. То, перед чем робел даже Холли, а уж он-то не признавал авторитетов.

   — Привет, — сказал морю Холли и для верности помахал рукой.

   Натянул джинсы и поднялся наверх, в башенку.

   — Я не понял, — сказал оскорбленно, — где мой утренний стакан воды в морду? Что еще за равнодушие?

   Призрак, вопреки обыкновению, не вязал шарф, а плел какую-то паутинку из волос, напевая себе под нос.

   — Тэсса за тебя заплатила, — сказал он добродушно, — локоном человека, который ни жив, ни мертв.

   — То есть своим собственным? — мрачно уточнил Холли.

   — Тэсса Тарлон определенно жива, — возразил призрак, далекий от метафор и символизма.

   — Ну да, — пробормотал Холли, вовсе не уверенный в этом.

   Живой человек — тот, кто ходит, дышит, принимает какие-то решения? Или тот, кто чувствует и не боится радоваться?

   — Что именно ты сейчас делаешь? — спросил он.

   — То же, что и всегда, — ворчливо ответил призрак, — приглядываю за мертвецами. Такая уж у меня работа — смотритель кладбища.

   — Ну ты вроде как уже ушел на пенсию. Забыл, наверное?

   — Глупости, — рассердился он, — я просто умер! Это совершенно не повод пренебрегать своими обязанностями!

   Вот когда Холли умрет — он после этого и пальцем о палец не ударит. Будет возлежать в золотом саркофаге и слушать, как человечество рыдает от невосполнимой потери.

   — Ладно, — пробормотал он, — развлекайся.

   После чего забрал пустое блюдечко из-под молока — должно быть, Тэсса с утра принесла его, — и пошел умываться.

   У него было Очень Большое Дело: уговорить Мэри Лу угостить его куском торта.

   Нельзя же оставаться без сладкого два дня подряд! Это совершенно никуда не годится!

   Быстро приняв душ и одевшись, Холли натянул куртку Тэссы (ему нравилось носить ее одежду, такая попытка забрать ее немного себе) и целеустремленно зашагал к «Кудрявой овечке».

   Это была очень решительная походка очень занятого человека, и каждое разумное существо сразу бы поняло, что нельзя останавливать того, у кого такая походка.

   Но женщина, стоявшая возле потрепанной машины прямо на дороге, очевидно, не была разумным существом.

   — Простите, — проговорила она голосом человека, который привык за все извиняться. — Это Нью-Ньюлин? Я правильно приехала?

   Она обнимала за плечи двух совершенно одинаковых рыжих девочек лет этак двенадцати.

   — Что? — закричал раздосадованный Холли. — Опять? Разве на мне написано: туристический указатель? Почему все новички липнут именно ко мне? Разве непонятно, что я не какой-то там дружелюбный бездельник, готовый отвечать на всякие дурацкие вопросы? Нас что, внесли в каталог «Сто самых гостеприимных деревень Британии»? Почему вообще Нью-Ньюлин принялся пускать в себя всех подряд? Я…

   Тут ему пришлось замолчать, потому что шарф на его шее вдруг ожил, приподнялся и плотно замотал ему рот.

   Рыжие девчонки одинаково захихикали.

   Переполошившись — не каждый день на тебя нападает собственный шарф, — Холли приготовился упасть в обморок. Изящно так.

   Но тут неизвестно откуда появилась Тэсса (кажется, от домика невыносимой Бренды), и шарф тут же присмирел, опал и прикинулся тряпочкой.

   — Вот ты где, — сказала Тэсса деловито, небрежно кивнув женщине, — мне нужна твоя чековая книжка. Бренда хочет оплатить альпак прямо сегодня.

   Она вела себя так, будто ничего не произошло. Возмутительно! Неужели Тэсса не поняла, какой опасности Холли подвергался?

   — Простите, — снова заговорила женщина виновато и нервно. — Мне нужно в Нью-Ньюлин.

   — Ну разумеется, — терпеливо проговорила Тэсса с интонациями железнодорожного служащего, в сотый раз объясняющего, как пройти на нужную платформу. — Чековая книжка, Холли!

   Девчонки уставились на Тэссу с явным злорадством, земля у их ног сама собой слепилась в шарик на ножках и побежала вперед. Тэсса опустила на нее взгляд, усмехнулась, и шарик помчался обратно, плюхнулся на ботинок одной из девчонок и там распался на мелкие комья.

   Рыжие близняшки обиженно засопели.

   — Простите, — сказала женщина, понурившись, — это просто невыносимо… Я не знаю, что с ними делать. Это дети моей сестры, и я совершенно с ними не справляюсь. Все время то одно, то другое!

   — Как вы это сделали? — с вызовом спросила левая близняшка. Она прищурилась, и шарф Холли слабо трепыхнулся на земле и бессильно замер. Тэссе даже смотреть на него не пришлось.

   — Понимаете, — бормотала женщина, которая, кажется, была совершенно не в себе, — наша машина по дороге сюда все время подпрыгивала и виляла.

   — Я покупаю альпак, — ответил Холли. — Чтобы постелить асфальт, нужно продать еще парочку фрэнков. Нельзя получить все сразу, знаете ли.

   — Что? — женщина посмотрела на него с непониманием, а потом вдруг заплакала.

   — Фу, — испугался Холли, — тут нужна Фанни. Код красный!

   — Напиши ей, — кивнула Тэсса, — бедняжку надо уложить в кровать и дать поспать несколько суток.

   — Вы не понимаете! — закричала женщина. — Мне нельзя спать! Кто знает, что они еще сотворят, если я не буду за ними присматривать.

   — Больно много от вас толку, — хмыкнула Тэсса, подошла к девчонкам и склонилась над ними. — Вот что, милые мои. Я шериф этой деревни, и я — инквизитор. Хотите узнать, на что способен боевой инквизитор, однажды разнесший Лондон?

   Холли, судорожно набиравший сообщение Фанни, едва не выронил телефон — вокруг похолодало, и ему захотелось склониться в книксене или отдать честь. Что-то из этой области. Потому что Тэсса сейчас была не просто запутавшейся в собственном раскаянии женщиной, она была властью. Законом. Чем-то устрашающим.

   Он уже видел подобные перемены раньше, и каждый раз они казались ему неумолимыми. В такие моменты Холли пугался, что другая Тэсса, та, что шутливо спорила с ним за ужином и видела его картины по-настоящему, никогда больше не вернется.

   — И если вы хоть кому-то в моей деревне причините вред, — веско проговорила она, — сломаете забор или, например, отправите в небо скамейку, то я оттаскаю вас за уши. А теперь поднимите этот шарф, почистите его и отдайте Холли.

   — Инквизиторы не имеют права угрожать людям, — подала голос правая близняшка, напуганная, но упрямая, — только чудовищам.

   — Но люди, которые заткнули мне рот моим собственным шарфом, и есть чудовища! — воскликнул Холли.

   — Будешь знать, как хамить, — безжалостно отрезала Тэсса.

   Вообще-то это было обидно. Холли никому не хамил, хамят ведь того, чтобы обидеть кого-нибудь. А ему было плевать на эту женщину и ее племянниц, он просто хотел торта и не хотел возиться с незнакомцами.

   И Тэсса должна быть на его стороне, не так ли, а не отчитывать при посторонних?

   Холли и сам не заметил, как заразился традиционной для жителей Нью-Ньюлина нелюбовью к чужакам.

   Они не какой-то там фестивально-туристический городок, как Ньюлин, например.

   Надувшись, он никак не отреагировал на то, что его шарф взлетел с земли, отряхнулся, как собака, и снова обвил его шею.

   Тэсса же одобрительно на это посмотрела, а потом широко улыбнулась троице на дороге.

   — Ну, привет, — сказала она, возвращаясь в свое обычное состояние, — добро пожаловать в Нью-Ньюлин, меня зовут Тэсса Тарлтон, и я мэр этой деревни.

   — Значит, — разочарованно произнесла женщина, — Нью-Ньюлин — это не спецприют с высоким забором и санитарами?

   — Как посмотреть, — засмеялась Тэсса и замахала рукой Фанни, которая спешила к ним от магазинчика Кенни.

   На нее приятно было посмотреть: теплые желто-салатовые гамаши, фиолетовый плащ в оранжевую крапинку и ярко-розовый бант в волосах.

   Фанни была самым уютным и дружелюбным жителем деревни, но и самым разрушительным тоже. Просто не нужно было ее расстраивать, вот и все.

   — Меня зовут Джулия, — сказала женщина, — Джулия Красперс. А это Лагуна и Мэлоди. Если честно, я так и не научилась их отличать друг от друга, мы знакомы около двух месяцев.

   — А я Фанни, — затараторила Фанни, чьи глаза светились, как у любопытной кошки.

   — Уложи Джулию спать, — сказала ей Тэсса, — в пансионате полно свободных номеров, но третий занял Уильям Брекстон, он прибыл вчера.

   Фанни моргнула.

   — Нас что, внесли в каталог «Сто самых гостеприимных деревень Британии»? — спросила она озадаченно.

   — Вот! — ликующе возопил Холли. — А я о чем!

   — Но я не могу… — снова принялась было возражать Джулия, но Фанни уже обняла ее за плечи, заворковала, замурлыкала, словом, включила свое фирменное обаяние на полную катушку.

   — А вы, юные леди, — скомандовала Тэсса, — идете со мной. Так кто из вас кто?

   — Какая разница? — буркнула правая. — Все равно никто не различает.

   — Я — различу, — холодно заверила их Тэсса.

   — И я, — проговорил Холли, все еще обиженный.

   — Да? — левая близняшка прищурилась. — В таком случае, я Мэлоди. Посмотрим через полчаса, поймете ли вы, кто из нас кто.

   И она демонстративно зевнула, даже не попытавшись прикрыть рот ладошкой.

   — Нет, — закричала Мэри Лу, стоило им появиться на пороге ее пекарни, — на двери черным по белому написано: Холли Лонгли вход запрещен.

   Какой-то шутник добавил на табличку одну букву и получилось «с Холли Лонгли вход запрещен», как будто он был каким-то пуделем.

   — Перестань, — сказал Холли надменно, — я полностью безоружен: ни красок, ни кистей, ни карандашей. Да при мне даже кусочка угля нет!

   — Ох, — другая близняшка, не Мэлоди, Лагуна, так ведь ее звали? — вдруг шагнула вперед, разглядывая стену, из-за которой Мэри Лу подняла такой сыр-бор. — Это горы? Мэл, посмотри, это горы!

   Мэри Лу посмотрела на нее, нахмурившись.

   Холли, пользуясь случаем, просочился за столик и прочно там угнездился.

   Горы?

   По правде говоря, рисунок был абстрактным. Всего лишь несколько штрихов, добавляющих безликой стене индивидуальности. Так что каждый мог увидеть там лишь то, на что был способен.

   — Совершенно определенно горы, — важно подтвердила Мэлоди, — и шапки снега. Очень красиво, мэм, — добавила она вежливо.

   Была ли эта вежливость результатом выволочки от Тэссы или просто новой игрой, Холли не разобрал, но ему и не было интересно.

   — Хм, — Мэри Лу все еще хмурилась, — действительно красиво? В таком случае, дорогая, не могла бы ты снять ту табличку с двери? А я пока приготовлю вам по огромной чашке какао с большим количеством маршмеллоу, да? И, думаю, шоколадные бисквиты, хорошо?

   — И латте, — подсказал Холли.

   Мэри Лу не удостоила его ответом, ушла за стойку и загремела посудой.

   Тэсса разместила девочек за столиком рядом с Холли, напрочь игнорируя любопытные взгляды Милнов, которые завтракали со вчерашним толстячком.

   — Итак, — произнесла она спокойно, — ради чего вы довели свою тетю до нервного срыва?

   — Она тупая, — тут же сказала Мэлоди.

   — Ничего не понимает, — согласилась с сестрой Лагуна.

   — И противная.

   — И очень смешно нас боится.

   — Нравится, когда вас боятся? — уточнила Тэсса почти равнодушно, но Холли поежился.

   — Это забавно, — ответила Мэлоди насмешливо.

   — И полезно, — поддакнула Лагуна.

   — Понятно, — Тэсса посмотрела поверх их голов в окно, — и где ваши родители?

   Девчонки тут же будто в рот воды набрали.

   — Тут понадобится помощь старины Фрэнки, — заметил Холли, к которому уже вернулось его беззаботное настроение. — Рассказать вам про старину Фрэнки, девочки? Всякий, на кого он только посмотрит, всегда говорит правду и только правду.

   — Так не бывает, — протянула Лагуна, переглянувшись с сестрой.

   — Да ну? — заулыбался Холли. — Неприятно, наверное, узнать, что не только у вас есть суперсила. Тут таких суперсильных — пруд пруди, шагу ступить негде.

   — А ты что умеешь? — спросила Мэлоди, недоверчиво задирая нос.

   — Ну, я нарисовал вон ту стену. С горами и шапками снега.

   — Это не сила, — сказала она. — Просто талант. С его помощью ты не станешь успешным.

   — А успешным становится только тот, кто умеет запугивать других? — спросил Холли.

   — Ну, вроде того, — Лагуна отвела все же глаза.

   Кажется, она была рассудительнее своей сестры.

   — Ску-ко-та, — объявил Холли. — И полная чушь. Знаете, что круто на самом деле? Альпаки! Давай, Тэсса, закажем их побыстрее!

   И тут двери пекарни распахнулись, и внутрь ввалился Малкольм Смит, собственной мертвой персоной. На его торжественном черном костюме была земля.

   — Чашечку кофе, пожалуйста, — произнес он небрежно.

   Мэри Лу выронила из рук поднос и завизжала так пронзительно, что даже баньши Фанни ей бы обзавидовалась.

ГЛАВА 05

Фанни давно не видела кого-либо столь же усталого, как Джулия Красперс. У несчастной слипались глаза, она шла, едва-едва переставляя ноги и бесконечно жалуясь.

   — Вы понимаете, — бормотала она, — сестра просто оставила их на моем пороге, как будто это была какая-то посылка! Она даже не зашла в дом, чтобы поздороваться, дала по газам и укатила на кабриолете, оглушительно рыдая. Это была отвратительная сцена — все соседи просто-таки высыпали на улицу, чтобы поглазеть. А я стояла в халате, ведь было воскресное утро, в тапочках и с зубной щеткой в руке, и никак не могла понять, что же именно только что произошло. «Ах ты боже мой, — сердито воскликнула одна из девочек, — пригласите же нас наконец в дом».

   И я только тогда увидела, что возле их ног стоят чемоданы, и подумала что-то вроде — но ведь до рождественских каникул еще далеко, для чего сестра привезла мне своих дочек, как же они будут ходить в школу, ведь их дом так далеко! Поймите, я педагог, преподаю историю мировой культуры в университете, и академическая успеваемость — это так важно!

   — Ах, дорогуша, — ответила Фанни ласково, — вам просто нужно поспать. Видите? Вот пансион, в котором мы отлично разместим вас вместе с вашими племянницами.

   — Ах, нет-нет, — закричала вдруг Джулия с ужасом и так крепко вцепилась в ее локоть, что это было даже больно. — Только не с девочками! Я так сильно их боюсь!

   — Мы обязательно что-то придумаем, — твердо заверила ее Фанни и задумалась.

   Хорошо бы временно подкинуть рыжих бестий Тэссе — уж она-то как никто умела наводить порядок и внушать почтение. Но замок на скале был таким старым, что бо́льшая часть комнат находилась в удручающем состоянии, и только две спальни на втором этаже более-менее годились для жизни. Одну занимала Тэсса с Фрэнком, другую Холли — и вряд ли этот трепетный цветочек позволил бы сдвинуть себя с места.

   К тому же отношения между этими тремя напоминали дремлющий перед извержением вулкан, и Фанни бы не хотелось, чтобы кто-то еще пострадал, когда магма, наконец, пробьется наружу и лава погребет под собой обитателей замка.

   У доктора Картера было достаточно просторно — но он ни за что бы не принял под свою крышу двух девочек-подростков, не после того, как его обвинили в тех мерзких домогательствах.

   Фанни и Кенни ютились в крохотной комнатке над магазином.

   Мэри Лу жила с отшельником Эрлом, и подселять к ним взбалмошных девчонок было смертельно опасно. У невыносимой Бренды и сварливого Джона уже было на попечении достаточно детей. Злюка Камила Фрост совершенно не годилась в опекунши, пусть и кратковременные, равно как и чокнутая пьяница Вероника Смит.

   Оставался только один дом, который подошел бы для близняшек, но Фанни была уверена, что его хозяева не будут рады гостям.

   — Все будет хорошо, — снова повторила она, — здесь вы сможете отдохнуть.

   Возле пансионата стоял незнакомый роскошный автомобиль — ах да, Тэсса предупредила, что третий номер занял некто Уильям Брекстон, который прибыл вчера и с которым Фанни еще не успела познакомиться. Обе двери красного «Астон Мартина» были распахнуты, и на ступеньках здания валялись необъятные яркие штаны в гавайском стиле.

   Решив разобраться с этим позже, Фанни перешагнула через них и ввела Джулию внутрь. И тут привычка ничему не удивляться, которая сама по себе появляется у всякого, кто достаточно долго прожил в Нью-Ньюлине, дала трещину.

   Обычно в центре холла стояли разнокалиберные старые кресла, на журнальном столике валялась подписка «Расследований Нью-Ньюлина» за позапрошлый год, стойку портье здесь заменяла барная стойка, за которой располагались старенький холодильник и кофеварка, а в буфете хранились печенье и консервы на тот случай, если кто-то из постояльцев внезапно проголодается.

   Фанни и сама жила здесь достаточно долго, и за все это время ничего в холле не менялось, разве что однажды Тэсса переклеила обои.

   Но сейчас здесь царил полный хаос. На стойке и столике валялась разнообразная одежда — рубашки, пуловеры, пижамные штаны. Посреди холла стоял таз с мыльной водой, в которой отмокала фиолетовая фетровая шляпа. Кресла оказались сдвинуты в сторону, а между ними на полу лежал мешок-трансформер, вокруг него все было усыпано обертками от шоколадок и пустыми упаковками от чипсов.

   — Подождите минутку, — попросила Фанни, выпустила руку Джулии и подошла к буфету, в ящике которого хранилась связка ключей от номеров.

   Бедняжка даже не обратила внимание на бардак, продолжая заунывно бубнить себе под нос:

   — Я хочу сказать — да ладно, разве можно просто привезти тебе двух девочек и уехать прочь, даже не выпив чаю? Я ведь совсем их не знаю, моя сестра родила дочерей от случайного дальнобойщика, с которым познакомилась в баре. Он был рыжим и веселым — вот и все, что она могла про него сказать. Потом она писала, что, кажется, у девочек есть кое-какие генетические особенности, но я думала, это аллергия, или близорукость, или что-то в этом роде. Детские фото, которые я получала дважды в год, вот и все, что я знала про племянниц! И вдруг они оказываются в моем доме с чемоданами, и это в воскресное утро!

   Фанни снова взяла ее под руку и повела наверх:

   — Так как вы оказались в Нью-Ньюлине?

   — Бирка с адресом была приклеена к их чемоданам. Я думала, нам тут помогут! А теперь оказывается, что мы зря ехали в такую даль.

   Открыв перед ней дверь в номер, Фанни распахнула занавески, открыла окно, впуская прохладный морской воздух, и посоветовала:

   — Примите пока душ, а я сделаю вам чай и принесу что-нибудь перекусить. Думаю, вам станет лучше после…

   Джулия, ничего не ответив, шагнула вперед, упала на кровать как подкошенная, свернулась в позу эмбриона, обняв руками колени, и тут же заснула.

   — Ну, может, обойдемся и без чая, — протянула Фанни, разглядывая ее. Накрыла пледом и вздохнула.

   Завибрировал телефон — в чате деревни происходило какое-то волнение.

   Фанни посмотрела на экран.

   ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ ВСЕГО НЬЮ-НЬЮЛИНА. ЭТО СРОЧНО. ЭТО ВАЖНО. ВСЕМ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ. СЕЙЧАС. ПРОФЕССОР ЙЕН ГАСТИНГС.

   Камила Фрост: Можно подумать, если вы перестанете повторять по сто раз, что вы профессор, кто-то об этом забудет.

   Кенни: Я возьму термос с чаем и булочки.

   Доктор Картер: Последние исследования показали, что люди, которые используют капслок, страдают истерическим расстройством или манией величия.

   Сварливый Джон Хиченс: Да вы издеваетесь.

   Дебора Милн: Мне кажется, профессор, вы преувеличиваете.

   Эллиот Новелл: В такую рань?

   Отшельник Эрл: !!!

   Невыносимая Бренда: Напомните мне, что вообще делает в Нью-Ньюлине этот странный профессор?

   Фанни засунула телефон в карман, озадаченно почесала в затылке и прикрыла окно, чтобы Джулия не замерзла.

   А потом поторопилась вниз.

   В Нью-Ньюлине сроду не было никаких общих собраний. Жители деревни в единственный раз собрались все вместе, чтобы подписать петицию против назначения Тэссы Тарлтон.

   Признаться, это им не очень-то помогло.

   Еще раз удрученно поглазев на учиненное в холле безобразие, Фанни обмоталась шарфом поплотнее и вышла на улицу. Ей было идти всего ничего — кроме как на лужайке у кладбища, негде было проводить собрание, а это было прямо перед пансионатом.

   Фрэнк Райт, чья мастерская располагалась на заднем дворе дома Тэссы, тоже уже был здесь.

   Как всегда угрюмый и немногословный, он прятал свои глаза-радары за темными очками, отчего выглядел чересчур пафосно.

   За несколько проведенных здесь месяцев он так и не научился чувствовать себя комфортно с местными обитателями, в отличие от Холли, который в любом обществе был как рыба в воде.

   Фанни и сама не знала, почему все время сравнивала этих двоих, но она сравнивала и время от времени спрашивала себя, поступает ли так же Тэсса.

   — Привет, — неловко проговорил Фрэнк и усмехнулся, — не знаешь, что такое стряслось?

   — Ну ты же знаешь этого Гастингса, — засмеялась Фанни. — Он слишком серьезно ко всему относится. Это бывает с теми, кто долгое время считал себя важной шишкой, а потом оказался не у дел.

   У Фрэнка шевельнулись губы, наверняка он хотел возразить, что и Тэсса долго была важной шишкой, но решил промолчать, потому что не видел смысла спорить.

   И вообще разговаривать без лишней необходимости.

   Фанни очень старалась быть с ним дружелюбной, но он пугал ее с первой встречи. У Фрэнка было лицо душегуба и накачанное тело бойца без правил.

   Поэтому она очень обрадовалась, когда к ним присоединилась Вероника Смит, пришедшая со стороны пляжа. Она была в ярости.

   — Срочно! Всем! Сейчас! — передразнила Вероника, опускаясь на скамейку у кладбищенской ограды. — Только послушайте, как он раскомандовался! Кто такой этот Йен Гастингс? Почему он ведет себя так, как будто здесь самый главный?

   Со стороны холма спустился отшельник Эрл, настороженный и нахохленный.

   — Боже, — сказал он с натянутой улыбкой, — я-то думал, что единственный раз, когда мне придется увидеть вас всех, будет день моей свадьбы. Но у меня в карманах полным-полно преднизолона. Вы знаете, что делать, если я начну умирать.

   — Даже не сомневайся в нас, — ответила ему Фанни как можно увереннее.

   Она ненавидела уколы.

   Но Тэсса провела для каждого из них целый курс практических занятий по первой помощи — это в Нью-Ньюлине называлось предсвадебной подготовкой.

   Кимберли Вайон, сумасшедшая предсказательница, у которой видения прошлого и будущего мешались в хаотичном порядке, выплыла из-за кустов и провозгласила нараспев:

   — Мой дар привел меня сюда в этот час!

   — Да конечно, — фыркнула Вероника. — Твой телефон тебя привел сюда. Как и всех нас.

   — Напомни мне, твой муж уже вылез из могилы, чтобы продолжать терзать тебя и дальше, или этого еще не случилось? — с рассеянной улыбкой спросила Кимберли.

   — Да пошла ты, — крикнула Вероника, — не смей со мной разговаривать! И не смей даже заикаться о моем несчастном муже! Шериф! — ее громкость значительно увеличилась, когда от «Кудрявой овечки» появилась процессия с Тэссой во главе. Рядом с ней шли Холли и две рыжие близняшки, за ними двигались Милны, Мэри Лу, Кенни и все остальные. Профессор Йен Гастингс шагал немного в стороне от всех. — Я клянусь, что утоплю Кимберли в море, если она еще раз хоть что-то мне предскажет!

   — Вероника, — крикнула в ответ Тэсса, — Кимберли сейчас наименьшая из твоих бед. У нас тут… эм… неожиданность.

   Холли звонко засмеялся, как будто его ужасно веселило происходящее. Фрэнк нахмурился еще сильнее.

   — Какая еще неожиданность? — заинтересовалась Фанни.

   Йен Гастингс проворно выскочил вперед, явно намереваясь перехватить инициативу.

   — Я собрал вас здесь, — сказал он напыщенно, — потому что считаю, что Тэсса Тарлтон безответственно подходит к своим обязанностям. Я хочу поставить вопрос о ее компетенции на посту констебля и главы администрации Нью-Ньюлина, а также смотрителя кладбища…

   — Шерифа и мэра, — угрюмо поправил его Фрэнк.

   — Ну-ну, в вашем возрасте вредно страдать такой ерундой, — сказала невыносимая Бренда и потрепала профессора по плечу. — Холли, дорогуша, поди сюда. Я принесла тебе целую корзину клубники в благодарность за альпак.

   — Вы моя прекрасная леди, — воскликнул Холли и галантно поклонился, целуя морщинистую старушечью руку.

   — Тэсса Тарлтон не воспринимает серьезно вызовы, который ставит перед ней Нью-Ньюлин! — надрывался Йен Гастингс.

   — Милны, — с широкой улыбкой проговорила Тэсса, — вы уже познакомились с Лагуной и Мэлоди? Посмотрите, какие милые девочки.

   Милые девочки с большим интересом уставились на мохнатые ушки Деборы и Билли.

   Фанни удовлетворенно кивнула, обрадовавшись тому, что они с Тэссой мыслят в одном направлении. Да, Милнам придется проявить совсем несвойственное им гостеприимство.

   — Вероника, — позвала Мэри Лу дрожащим голосом, — твой муж Малкольм прямо сейчас лопает вишневый пирог в моей пекарне. Я предложила ему яблочный, но он так оскорбился, как будто в яблоках есть что-то особо отвратительное. Я хочу сказать — откуда? Откуда такая ненависть к яблокам?

   — Это у него с детства, — объяснила Вероника, — его мачеха… Что? — тут она схватилась за грудь. — Как? Что это значит? Мой Малкольм? Вишневый пирог? Это какая-то шутка?

   — Та-дам! — торжествующе захохотала Кимберли Вайон. — И вот оно: твой муж уже вылез из могилы, чтобы продолжать терзать тебя и дальше! А я предупреждала!

   — Об этом надо заявить, — упрямился Йен Гастингс, — нельзя, чтобы мертвецы ходили среди нас, как будто так и должно быть! Есть же компетентные органы!..

   — Тэсса, — простонала Вероника, оседая на скамейку, — кажется, у меня ноги отнялись. Я не могу встать. И в глазах темнеет.

   — Пропустите, — доктор Картер пробился к ней через толпу, опустился на колени прямо в лужу и положил руку на грудь Веронике. — Дыши, дорогая. Дыши вместе со мной. Вдох. Выдох. Вот так, хорошо.

   — И что? — задыхаясь, спросила Вероника. — Правда лопает вишневый пирог? Средь бела дня? Тэсса, что это значит?

   — Понятия не имею.

   — Вот! — обрадовался Йен Гастингс. — Она понятия не имеет! Как может провозглашать себя шерифом тот…

   — Ну и балаболы же эти профессора, — проворчал сварливый Джон и побрел обратно к своему дому, держа Артура за руку.

   Мальчик шел за ним, волочась нога за ногу и все время оглядываясь на рыжих близняшек. И вдруг достал из кармана несколько леденцов, подул на них, и они поплыли по воздуху к девчонкам, чтобы зависнуть прямо перед их носами.

   Мэлоди и Лагуна одинаково вытаращили глаза, как будто они были единственными в мире, кто умел творить чудеса. Наверное, они впервые повстречали такого же телекинетика, как и они.

   Артур засмеялся и пошел за Джоном куда бодрее.

   Близняшки взяли леденцы и синхронно сунули их за щеки.

   — Все чуть инфаркт не схлопотали, — объявил доктор Картер. — Вероника, тебе надо завязывать с выпивкой, я тебе как врач говорю.

   — Если бы твой муж вылез из могилы за вишневым пирогом, посмотрела бы я на тебя, — огрызнулась Вероника, размазывая слезы по щекам.

   Фрэнк вдруг подошел к ней, наклонился над ней и поднял ее на руки.

   — Я отнесу, — сказал он и пошел к пекарне.

   Вероника обняла его за шею и притихла, умоляющими глазами глядя на Тэссу.

   — Пойду-ка я с ними, — озабоченно проговорил доктор Картер и встал с колен.

   — Я не понимаю, — профессор Йен Гастингс сел на освободившуюся скамейку, — почему вы все такие равнодушные? Неужели всем плевать на самоуправство Тэссы?

   — Божечки, она ведь не знает, что Малкольм хочет развода, — жалостливо вздохнула Мэри Лу и тоже сорвалась с места, — нельзя оставлять ее одну с такими новостями!

   — Понимаете, — сказала Фанни Милнам, — тетя близняшек на грани нервного срыва. Им надо пожить где-нибудь какое-то время.

   — Где-нибудь — это где? — испугался Билли.

   — Какое-то время — это сколько? — ахнула Дебора.

   — Ну, не так уж и много в нашей деревне больших и удобных домов…

   — Но наши картины, — Дебора Милн тревожно тронула Тэссу за руку, — наши бесценные произведения искусства!

   Тэсса посмотрела на нее в упор.

   Она умела так смотреть, что люди сразу вставали на правильную сторону, Фанни это давно заметила.

   Дебора часто заморгала.

   — Конечно, — понурилась она, — разумеется.

   — Мэлоди, — Тэсса развернулась к близняшкам и поправила воротник на пальто у одной из них, — Лагуна, вашей тете надо немножко отдохнуть. Вы немножко поживете у Милнов.

   — Мама тоже сказала, что устала, — проговорила Лагуна с вызовом, — и уехала. Джулия тоже сбежит?

   — А это зависит от того, как сильно вы ее достали по дороге сюда, — безжалостно ответила Тэсса. — Люди в принципе не любят, когда над ними издеваются. Вот такие они законченные эгоисты.

   — Разве в таких случаях не надо врать? — с запинкой спросила Мэлоди. — Ну, типа, нас никто не бросит… Мама врала нам все время, пока мы ехали к тетке. Ну, типа, что мы только погостить, и все такое.

   — Ну знаете ли, — холодно произнесла Тэсса, — я терпеть не могу вранье и не собираюсь начинать врать из-за двух таких малявок, как вы. Не представляю себе, что будет делать ваша тетя, когда выспится, но уверена, что ничего плохого с вами в Нью-Ньюлине не случится. А если и случится, то я оторву голову любому, кто вас обидит. Но, с другой стороны, и вам от меня крепко достанется, если вы начнете доставать своих соседей. Все. Идите уже к Милнам и не путайтесь у меня под ногами.

   — Скажи им, — прошипела Дебора, — чтобы не портили наши картины!

   — Ну знаете ли, — четко повторяя холодные и надменные интонации Тэссы, процедила Лагуна, — сдались нам ваши дурацкие картины.

   — Ничего они не дурацкие, — немедленно оскорбился Холли. — По крайней мере, пять из них — точно гениальные.

   Холли уныло таращился на стопку писем, которые принесла Тэсса из управления.

   Бумажных писем — она распечатала каждое из них.

   Секретарша Мэри не могла до него дозвониться — потому что он редко включал телефон. И бомбила электронную почту управления Нью-Ньюлина.

   — Это ужасно, — простонал он и посмотрел на Тэссу и Фрэнка оленьими глазами, ну или постарался изобразить что-то такое. — Мне в жизни не разобраться со всем этим. Мне нужен секретарь.

   — Почему тебе всегда что-то нужно? — спросила Тэсса. — То дворецкий, то секретарь для секретаря.

   Фанни, которая забежала к ним на ужин, чтобы тут же вернуться ко все еще спящей Джулии, мужественно взялась за стопку.

   — Давай я посмотрю, — предложила она, — пока у меня отпуск и дел все равно никаких.

   — Ты же собиралась ставить спектакль, — заметила Тэсса.

   — Не отговаривай ее, — шикнул на нее Холли. — Каждый человек имеет право совершить доброе дело!

   Фрэнк, который молча чинил раковину — сантехника в доме на скале находилась в никудышном состоянии, — усмехнулся.

   — Я не знаю, — призналась Фанни, — у меня какой-то кризис жанра. Я все время думаю о том, что все как-то бессмысленно.

   — О, — Холли уставился на нее с восхищением, — как будто вся твоя жизнь ничего не стоит и все как-то тупо и бесполезно?

   — Ты знаешь, каково это? — обрадовалась она.

   — Неа! — торжественно объявил Холли. — Но меня неудержимо привлекают разные глупости.

   — Это от неуверенности, — вдруг сказал Фрэнк, — ты не веришь в Кенни.

   — С чего ты это взял, — насупилась Фанни, — у нас ведь серьезные отношения.

   — А дубина Фрэнки дело говорит, — кивнул Холли, — он просто тоже не верит в Тэссу. Вы с ним вроде как в одной лодке. Два неудачника, которые в глубине души думают, что недостойны любви. Если бы я вздумал вас рисовать, то это было бы нечто дождливое и серое. Знаете, ветер несет по асфальту одинокие листья, что-нибудь в этом духе. Это была бы самая унылая картина в мире, вот что я вам скажу. Поэтому я никогда не стану ее рисовать.

   Тэсса вдруг с такой силой грохнула тарелкой об стол, что все вздрогнули.

   — У нас тут ужин или сеанс групповой психотерапии? — резко спросила она.

   — Плевать, — спокойно заметил Фрэнк, — очередные бредни Холли. Я точно не чахлый листик на ветру.

   Фанни, все еще сердитая, сгребла пачку писем Холли и встала из-за стола.

   — Я возвращаюсь к нашей спящей красавице. И еще мне надо надрать одну наглую задницу, которая загадила весь пансионат. Удивительно, на какое свинство способны богатеи. Что ты сделала с Малкольмом, кстати?

   — Отправила его обратно под землю. У Вероники случилась настоящая истерика, как только она услышала о разводе. Она была готова сжечь покойника прямо в пекарне, к счастью, ни у кого не нашлось факела.

   — В наше время люди ни на что не способны, — хмыкнула Фанни и пошла к выходу.

   Фрэнк вылез из-под раковины и тяжело посмотрел на Холли.

   — Зачем ты расстраиваешь ее? — хмуро спросил он. — Фанни добрая.

   — Протестую. Правда не может никого расстроить…

   — Тэсса! — заорала вдруг Фанни из гостиной. — Кажется, Вероника все-таки нашла факел! У тебя кладбище горит!

ГЛАВА 06

Больше всего Мэлоди злило, что Лагуна такая тряпка и нытик. Вот не повезло с сестрой так не повезло.

   Маму она никогда не воспринимала всерьез, вернее, перестала с того времени, когда поняла, что она самая обыкновенная, обыкновеннее не бывает. И тетка Джулия уродилась такой же неудачницей.

   Они с Лагуной — другое дело.

   По их желанию игрушки оживали, куклы важно прогуливались по полу, кланяясь друг другу, а плюшевые мишки потешно пыхтели, издавая умилительные звуки.

   Но Лагуна только и делала, что всего боялась и из-за всего переживала. Ой-ой, плохо приманивать карамельки из чужого кармана. Ах, нехорошо заставлять пластмассовую лопатку лупить по голове противного мальчишку на детской площадке. Мэлоди, не делай то, Мэлоди, не делай это.

   Мама просто бессильно наблюдала за их взрослением, время от времени собирая чемоданы и переезжая на новое место, когда очередные соседи приходили с жалобами на близняшек Красперс. С каждым годом она становилась все более рассеянной и несчастной, громко жалуясь на одиночество, на случайные работы, бедность и всякое такое.

   «Однажды мое терпение иссякнет, — всякий раз приговаривала она, когда они перебирались из очередной дешевой квартиры в другую, — и тогда вы увидите».

   Мэлоди могла бы, пожалуй, осыпать ее деньгами, да только ей не больно-то хотелось. Уж очень было интересно, что случится, когда мамино терпение иссякнет. Наверное, тогда мама вызовет подмогу? И они наконец-то увидят отца. Мэлоди казалось, что он просто обязан быть совершенно необыкновенным, ведь откуда-то у них взялись их способности. Явно не от мамы.

   Оказалось — ничего грандиозного.

   Их просто сплавили тетке.

   Подумаешь!

   Холли не любил, когда Тэсса включала в себе… ну, вы знаете, инквизиторство. Частенько он думал о том, что самым лучшим выбором для нее была бы потеря памяти, — потому что все, что касалось ее прошлого, просто кишмя кишело кошмарами, как кишел неугомонными пикси электромобиль Холли.

   Невероятно, что в Нью-Ньюлине, где из-под каждого куста тебе под ноги вываливались различные чудеса, не было ни одного человека, способного или изъять из Тэссы ее унылые воспоминания, или как следует приложить камнем по темечку.

   Было бы любопытно посмотреть на Тэссу счастливую.

   Как и всякий довольный собой человек, Холли любил, чтобы все вокруг лучились радостью. В драмах нет никакого веселья, что бы там ни думал по этому поводу Шекспир.

   Стоя под пронзительным ветром на крыльце их дома в одних домашних шлепанцах, между прочим, но кого это волнует, Холли мрачно смотрел, как Тэсса будто бы обрастает доспехами. Р-р-раз — и вместо расхлябанной малявки, щеголявшей повсюду в растянутых майках и потрепанных джинсах, она превращалась в кого-то вроде жестокого супергероя. Так себе метаморфозы.

   Раздраженно фыркнув, Холли ушел в дом, не желая наблюдать за тем, как Тэсса выкрутит свои инквизиторские навыки по максимуму, потушит этот дурацкий пожар на кладбище и наведет повсюду порядок, как обычно.

   Он вдруг словно впервые увидел, в какой хаос превратилась их гостиная, какие жалкие наброски появились на свет из-под его карандаша за последние недели, как бездарно легли на холсты мазки кисти, и понял, что так дальше жить нельзя.

   Засучив рукава, Холли рьяно взялся за уборку. В мусор летели черновики и почти законченные картины, коробки из-под пиццы, перепачканные краской тряпки и вообще все, что под руку попадалось.

   Он так увлекся, что по-настоящему удивился, когда хлопнула дверь и на пороге появилась Тэсса, волочившая за локоть Веронику Смит. За их спинами маячил дубина Фрэнк.

   Все трое пахли гарью, а Вероника была еще и мокрой, будто ее как следует облили из пожарного шланга. Возможно, Тэсса умела извергать из себя потоки воды, если это требовалось. Холли не хотел ничего знать об этом.

   — Вытирайте ноги, — буркнул он сердито.

   — Вероника помещена под домашний арест, — объявила Тэсса.

   Это было так оскорбительно, что Холли не нашел слов.

   Это он был тут под домашним арестом, а не какая-то поджигательница!

   Однако он уже успел как следует изучить Тэссу и видел, что она приняла решение. А когда Тэсса принимала решение, то ей хоть кол на голове теши.

   Обычно она была терпеливой и спокойной, стойко сносила его капризы и перепалки с Фрэнком, но сейчас Холли мог закатить самую грандиозную истерику в мире, а Тэсса бы и глазом не моргнула.

   Отвратительная неотвратимость.

   — Но у нас нет свободных спален, — только и сказал Холли.

   — В таком случае Вероника будет спать у очага на кухне. Или в чулане под лестницей.

   — Но у нас нет очага или чулана, — начал было Холли, но Фрэнк за ее спиной покачал головой, и он прикусил язык.

   Вероника, подавленная, молчаливая, мокрая, перепачканная землей и копотью, прошла вперед и молча рухнула на диван.

   На диван, обивку которого Холли только что очистил губкой и специальным средством.

   Он закусил губу, стараясь справиться с обидой.

   — Ого, — вдруг воскликнула Тэсса, — как здесь стало чисто и… пусто.

   Фрэнк молча подхватил объемные мешки с мусором и вышел на улицу — выкинуть их в бак во дворе.

   Тэсса послушно разулась, чтобы не тащить в дом грязь с изрядно замызганных кроссовок, в одних носках подошла к Холли, взяла его за руку и повела в кухню, подальше от Вероники.

   — Ну, — спросила она его там, положив ладони на скулы Холли и внимательно глядя прямо в его глаза, — что такое?

   У Холли накопилось столько жалоб, что он мог бы до утра рассказывать про то, как уже вторую неделю не может поймать свет, цвет и смысл. Но он сказал другое:

   — Все дело в том, что я очень опечален, что до сих пор никто как следует не приложил тебя по затылку.

   — О, Холли, — Тэсса расстроенно заморгала. Она оттаивала, и это было хорошо. — Ты так сильно разозлился из-за Вероники? Это всего лишь до тех пор, пока ее мозги не встанут на место.

   — Плевал я на Веронику, — проговорил Холли надменно.

   Вернулся Фрэнк, грубо подвинул Холли плечом, как будто кухня была ужас какая тесная. Достал из холодильника бутылку молока и налил себе в стакан.

   — Ты выбросил уйму своих рисунков, — проговорил он, сверля Холли взглядом. — У тебя кризис или что?

   Под этим взглядом невозможно было соврать, ну, то есть Тэсса могла бы, а Холли — нет.

   — Не то чтобы кризис, — протянул он, пытаясь измерить и облечь в слова все, что испытывал. Накрыл своими ладонями пальцы Тэссы на своем лице, потому что сейчас Холли хотелось прикосновений. Это случалось редко, но все же бывало. — Просто мне кажется, что я уже нарисовал все, что хотел. Воплотил в жизнь все сюжеты в мире, и больше ничего не осталось.

   — Ну, тогда ты умер, — хмыкнул дубина Фрэнк насмешливо.

   Тэсса молчала, разглядывая Холли темными тревожными глазами.

   — Так никуда не годится, — решительно объявила она. — Холли, ты ведь давно говоришь о мегавечеринке на кладбище. Кажется, самое время ее закатить.

   — Оно разве не сгорело? — разочарованно спросил Холли. Как вечеринка могла что-то изменить?

   — А я здесь на что? — Тэсса улыбнулась. — Вероника просто притащила несколько охапок хвороста на могилу Малкольма и подожгла. Ничего страшного не успело произойти.

   — Ты уверена, что она не подожжет нас во сне? — спросил Фрэнк.

   — Представляешь, сколько новых впечатлений тогда получит Холли?

   Как выяснилось утром, Тэсса не просто поселила Веронику в их доме, но еще и взялась отучать ее от алкоголизма.

   По мнению Холли, это была несусветная глупость. Если человек хочет быть пьяницей, то какой смысл мешать ему весело плестись навстречу циррозу печени и белой горячке.

   Трезвая Вероника нравилась ему ничуть не больше, чем пьяная. Хотя бы потому, что на добрые полчаса заняла ванну, а потом украла у Холли футболку.

   Любимую, с Пинки Пай.

   И хоть это было вопиющим преступлением, Холли не мог не отметить (со скромным злорадством), что на Веронике эта футболка смотрится глупо.

   Но была в этом неожиданном вторжении и хорошая сторона: в кои-то веки Тэсса осталась дома.

   Если бы у Холли был приступ вдохновения, то она бы ему только мешала. Но сейчас его тянуло к людям, потому что в часы безделья и они тоже на что-то годились.

   Фрэнк по обыкновению ушел в свою мастерскую, а Холли оттащил к окну одно из старых разлапистых кресел в гостиной и свернулся там клубочком, лениво приготовившись наблюдать за жителями деревни, которые обязательно припрутся к Тэссе.

   Она и сама не замечала, как стала той осью, вокруг которой крутился Нью-Ньюлин.

   Тэсса врастала в это место корнями, всей своей сущностью, хоть и любила рассуждать о том, как счастливо заживет в большом городе, когда будет готова закончить реабилитацию.

   Холли частенько спрашивал себя: понимают ли люди, сколько бесполезных слов они издают? Ему казалось, что в итоге лживые заверения и ненужные оправдания болтаются в космосе бесхозным галактическим мусором, загрязняя экологию.

   Сейчас, притаившись в кресле в ожидании обязательных гостей, он искал не сюжет, нет, фактура и форма и не имели особого значения. Он искал идею, эмоцию, на которую мог бы нанизать свое искусство.

   Вероника, раздраженная, разбитая, похмельная, бродила по дому, невыносимо шаркая ногами. Казалось, она никак не могла найти себе места и занятия. Взялась было собирать паззлы Фрэнка, бросила. Решила подмести, но быстро устала. Сейчас в ней не было той страсти, с которой она орала на Малкольма. Она была похожа на беспокойную уставшую старуху.

   Первыми пришли Фанни и тот толстяк, которого Холли за ногу эвакуировал в пекарню.

   Уильям как его там.

   — Тэсса, ты должна оштрафовать этого человека за свинство, — без лишних реверансов вроде «доброе утро» и «как спалось» сообщила Фанни.

   — Это по какой же статье и какого кодекса у нас штрафуют за свинство?

   — Ничего-ничего, — смущенно пробормотал Уильям, — я с удовольствием заплачу.

   — Объясните мне, — Фанни вовсе не собиралась ограничиваться денежным наказанием. Ей хотелось разить и словами. — Почему вы раскидали свои вещи по всему холлу? Почему вы не можете ограничиться своим номером?

   — Все дело в высоте помещения, — объяснил он охотно. — В номерах она слишком низкая. Стоит мне хоть чуть-чуть проголодаться, как я сразу бьюсь головой о потолок.

   — Ох, — у Фанни немедленно стало жалобное и виноватое лицо. — Хотите, мы поставим вам кровать посреди холла?

   — Эм, — вмешалась не склонная к скоропалительному сочувствию Тэсса. — Боюсь, остальным постояльцам будет неловко проходить в свои номера через чужую спальню.

   — Я могу спать в палатке, — воодушевленно воскликнул Уильям. — Это будет похоже на настоящее приключение. Или, быть может, повесить гамак?

   — Тэсса, из остальных постояльцев у нас ведь сейчас только Джулия, — заискивающе проговорила Фанни, всегда готовая кого-то спасать и опекать, — а у нее есть заботы и поважнее, чем спящий джентльмен в холле. Я хочу сказать, что близняшки вовсе не выглядят паиньками. А ведь им надо еще организовать дистанционное обучение.

   — Ну, — ответила Тэсса, — не стоит рассчитывать, что Милны продержатся долго. Девочкам нужно найти дом, из которого их не выгонят после разбитой вазы или разрисованной картины.

   — Дети разрисовывают чужие картины? — встрепенулся Холли, который до этого лениво наблюдал за происходящим, как за сериалом в телевизоре. — И гениальные тоже? Их нужно немедленно запереть в каком-нибудь сарае!

   — Ах ты боже мой, — Фанни не обратила на него никакого внимания. — Бедные крошки. Без дома, без родителей…

   — Я могу построить дом для крошек, — вдруг сказал Уильям. — Всегда мечтал сделать что-то благотворительное. Я вам говорил, что у меня куча денег?

   Нашел чем хвастаться, подумал Холли. Вот уж достижение. Некоторые, между прочим, тратят свои финансы на милых альпак, а не на каверзных деток.

   Он чуть подвинулся, разглядывая Уильяма внимательнее. Обыкновенный, ничем не примечательный человек в нелепом свитере с вышитым мохнатым снеговиком и в мятых штанах. Мимо такого десять раз пройдешь по улице и не заметишь, если, конечно, тот не вздумает парить в воздухе. Тогда ты всенепременно уставишься на него во все глаза, чтобы не схлопотать по лбу ботинком.

   Холли было любопытно, что именно может побудить человека сделать столь щедрое и внезапное предложение. Сентиментальный порыв или желание покрасоваться?

   — Вопрос не только в доме как таковом, — проговорила Тэсса, кусая губы, — а еще и в том, кто возьмет опеку над ними, если тетя не найдет в себе сил на воспитание племянниц.

   — Какая отвратительная женщина, — немедленно осудил ее Уильям, отчего сразу потерял в глазах Холли набранные было очки, — разве можно обижать детей?

   Тут глаза у Фанни вспыхнули недобрым азартом.

   — А знаете что, Уильям, вы попейте пока чаю с Тэссой, — сказала она, — а я скоро вернусь.

   Холли обожал ее, и не только за радующую глаз яркость нарядов, а еще и из-за того, что Фанни было не все равно.

   Он улыбнулся и приготовился ждать дальше.

   Всегда приятно посмотреть, как иллюзии о милых беззащитных крошках разбиваются о знакомство с мелкими злодейками.

   Фанни вернулась буквально через двадцать минут, за которые Уильям успел рассказать Тэссе сюжет книжки, которую читал (что-то про космических пиратов) и выпить чашку чая. И привела за руки рыжих сестер.

   Они были насупленными, а у Лагуны покраснели глаза и распух нос.

   — Лагуна, ты ревела, что ли? — бросив на них мимолетный взгляд, тут же спросила Тэсса.

   Сестры переглянулись.

   — Я Мэлоди, — возразила Лагуна, — так и знала, что вы нас перепутаете!

   — Вот уж глупости, — отрезала Тэсса, — я уже, кажется, говорила, что никогда вас не перепутаю.

   С точки зрения художника близняшки разительно отличались друг от друга.

   — А по мне, они как две горошины в стручке, — заметил Уильям, со сдержанным интересом разглядывая девчонок.

   Они посмотрели на него с совершенно одинаковым пренебрежением.

   — Где тетя Джулия? — спросила Мэлоди, дернула сестру за рукав, и они уселись вдвоем в одно кресло.

   — Утром она ненадолго проснулась, — отозвалась Фанни, — позавтракала и снова легла в кровать.

   — То есть она все еще не дала деру? — недоверчиво уточнила Мэлоди. Казалось, она разочарована таким поворотом дел.

   — Дай ей немного времени, — утешила ее Фанни, — может, она сбежит от вас завтра.

   Лагуна вдруг всхлипнула и испуганно закрыла обеими руками рот.

   Мэлоди сердито пихнула ее локтем в бок.

   — А скажите, милые дамы, — чуть заискивающе заговорил Уильям, как любой взрослый, который редко видит детей и понятия не имеет, что с ними делать. «Милые дамы» немедленно закатили глаза. — В каком доме вам бы хотелось жить?

   — С круглыми дверями, — немедленно ответила Лагуна, будто много об этом думала, — как в Шире. И чтобы вокруг сновали хоббиты, которые не любят путешествовать.

   — И что в этом интересного? — немедленно возразила ей Мэлоди. — Идеальный дом — это ходячий замок Хаула. Сегодня ты в одном графстве, завтра в другом. Не надо собирать вещи каждый раз, когда пора бежать от обиженных соседей.

   — И часто вам приходилось бежать? — спросила Фанни.

   — То и дело, — совсем по-взрослому вздохнула Лагуна, — я сто раз говорила Мэлоди, чтобы она не выпячивала свои таланты.

   — Какой от них прок, если надо прятаться и во всем себя ограничивать?

   — А какой прок все время переезжать? В предпоследней школе у меня даже подруга была.

   — Зачем тебе дружить с каким-то ничтожеством?

   И только Холли собрался заключить сам с собой пари, подерутся ли девицы на полном серьезе, как Уильям-воздушный-шарик медленно и торжественно всплыл вверх на добрый ярд.

   — Что вы делаете? — взвизгнула Мэлоди. — Перестаньте немедленно!

   — Кажется, я немного проголодался, — виновато объяснил Уильям, — может, у кого-нибудь найдется немного крекера или шоколадка?

   — Конечно, — заторопилась Фанни, — я сделаю сэндвичи.

   — Не спеши, — попросила Тэсса так, как только она это и умела. Вроде бы вежливо, но все понимали, что это приказ. — Уильям, вам удобно в таком положении?

   — О, мне-то вполне. Понимаете, другие люди начинают нервничать.

   — В таком случае, может, вы повисите немного так? Ужасно хлопотно, наверное, все время что-то есть?

   — Да, очень хлопотно и к тому же вредно для фигуры, — обрадовался Уильям, — правда, бывают некоторые проблемы с передвижением. Обычно я просто дрейфую в воздухе без какого-либо рулевого управления.

   — Ну, — воскликнула Фанни чрезвычайно воодушевленно, — к счастью, у нас целая деревня людей, которым вовсе несложно переместить соседа из точки А в точку Б. Просто скажите, куда вы хотите попасть.

   — Я могу, — краснея и запинаясь, пролепетала Лагуна, отчего Мэлоди побледнела от злости, — ну, быть волонтером. Перемещать из точки А в точку Б.

   — Собакой-поводырем! — выпалила Мэлоди, — совсем спятила?

   Лагуна вздрогнула и на всякий случай села от сестры подальше.

   Уильям виновато сопел.

   Холли, очарованный увиденным, вскочил на ноги.

   — Потрясающе, — сказал он, — добро и зло с одинаковым лицом. Отличит ли их кто-нибудь друг от друга? Я уже трепещу от того, каким величайшим шедевром это будет! Не могли бы вы немедленно покинуть мою мастерскую?.. Кыш!

ГЛАВА 07

Дебора Милн пребывала в ужасном расстройстве.

   Еще вчера ее жизнь казалась простой и приятной: они с мужем Билли проводили свои дни в безделье и праздности, преспокойно прожигая проценты с его вложений. Жители Нью-Ньюлина считали особенностью их пары мохнатые ушки в полнолуние, но это было не совсем правдой. Удивительной способностью Билли являлась его удачливость во всем, что касается денег.

   Он буквально чуял прибыль.

   Дебора же в совершенстве умела тратить деньги.

   Идеальный брак.

   Когда-то она была нищей охотницей за деньгами, окружившей себя роскошью вовсе не по карману.

   С Билли они познакомились на одном из приемов для толстосумов, куда Деборе удалось пробиться хитростью и пронырливостью. Она вела охоту на будущего мужа прицельно и расчетливо, а потом случился тот пикник в горах и встреча с неизвестным чудовищем, изменившая их обоих.

   Теперь они оба реагировали на полную луну — не только повышенной волосатостью, но и ощутимым беспокойством, переходящим в бессонницу и тревогу.

   Дебора никогда не признается в этом Билли, но она была рада тому, что они оказались вдвоем в тех горах. Общая беда сплотила их и приблизила марш Мендельсона.

   И все текло просто отлично, пока Тэсса Тарлтон не спихнула на их попечение двух рыжих сестричек.

   Дебора достаточно долго прожила в Нью-Ньюлине и прекрасно понимала, как тут все устроено. Если не проявить сейчас характер, то эти сиротки останутся в ее доме очень надолго.

   А это было абсолютно неприемлемо.

   Не для того она столько сил положила, приучая к себе скудного на эмоции Билли, чтобы их жизненный уклад можно было так грубо нарушить.

   Нет, действовать нужно незамедлительно.

   Воспользовавшись тем, что Фанни забрала девочек в гости к Тэссе, Дебора решительно вышла из дома, торопливо дошла до пансиона и, не обращая внимания на бардак, царивший в холле, поднялась наверх.

   — Джулия! — крикнула она, на мгновение растерявшись от вида совершенно одинаково закрытых дверей в коридоре. — Джулия, добрый день!

   В одном из номеров что-то грохнуло и затихло.

   Отзываться на ее приветствие никто не спешил.

   Дебора пожала плечами, пробуждая к жизни ту пробивную дамочку, какой была, пока семейная идиллия не обточила ее острые края, а потом бестрепетно толкнула одну из дверей.

   Испуганная тощая женщина снова выронила чемодан, который держала в руках.

   Кажется, она собиралась дать деру из Нью-Ньюлина, бросив племянниц на милость здешних обитателей.

   Ах ты, драная кошка, рассердилась Дебора.

   — Куда-то собрались? — спросила она, не скрывая язвительной насмешки.

   Женщина немедленно залилась слезами, упала на кровать и закрыла лицо руками.

   — Поймите меня, — прохныкала она, — я не могу!

   — Так ведь и я не могу, — уведомила ее Дебора. — Возможно, нам просто надо найти два камня побольше.

   — Зачем? — изумилась женщина и опустила руки, демонстрируя отчаяние и страх на своем лице.

   — Чтобы привязать их вашим крошкам на шею да и сбросить со скалы в море. Отличное решение проблемы, не так ли? — вежливо объяснила Дебора.

   Тут ее жалкая собеседница побелела как мел.

   — Что вы такое говорите! — в ужасе вскричала она.

   — А что вы такое творите? Как это вы посмели свалить на совершенно незнакомых людей свои личные проблемы?

   — Но я… но это не мои… я вовсе не просила… — залепетала несчастная.

   — Да возьмите вы уже себя в руки, — прикрикнула на нее Дебора. — Сейчас мы вместе пойдем к Тэссе, и вы скажете ей, что все осознали и хотите воссоединиться с семьей.

   — Но я не хочу, — отрезала Джулия с неожиданной твердостью, и стало понятно: Дебора ее с места не сдвинет.

   Это было упрямство висельника, которому уже нечего терять.

   Выругавшись сквозь зубы, Дебора схватила с тумбочки ключи от номера и выскочила вон, проворно закрыв дверь снаружи.

   И пусть только попробует в одиночку покинуть Нью-Ньюлин, мерзавка этакая!

   Загон для альпак возводили сообща: Фрэнк трудился бок о бок с доктором Картером, который заявился ни свет ни заря и объявил, что соскучился по физическому труду.

   Сварливый Джон Хиченс тоже находился здесь с раннего утра. Старик, хоть и жаловался все время на свой ревматизм, однако работал споро и умело.

   Мальчишка Джеймс был куда менее опытен, но нехватку навыков компенсировал старательностью и выносливостью.

   В отличие от Кевина Бенгли, который лишь путался у всех под ногами. Он совершенно ничего не умел: ни держать молоток, ни работать пилой, ни строгать доски. Если бы Фрэнка кто спросил, он бы предпочел, чтобы этот хлюпик вернулся к себе в магазин и не заставлял всех переживать за свою безопасность.

   Но Фрэнка никто и никогда ни о чем не спрашивал, а он не имел привычки навязывать свое мнение окружающим.

   Кто был действительно полезен — так это Мэри Лу, время от времени приносившая термосы с горячим чаем и кофе, а также корнуоллские пирожки с мясом и луком.

   — Согласно легенде, — сказала она со смехом в один из таких визитов, — дьявол никогда не явится в Корнуолл, потому что ему хорошо известен обычай здешних хозяек пихать в свои пироги всё подряд, и он опасается, как бы самому не стать начинкой.

   — Ну ничего, — отозвался сварливый Джон, — к чему нам дьявол, если у нас есть Бренда.

   День был в самом разгаре, и за низкими облаками даже чуть-чуть проклевывалось солнце, а свирепствующий на побережье ветер немного утих, будто бы давая возможность людям спокойно заняться своими делами.

   Альпак обещали доставить уже через пару недель, и помимо загона для них нужно было еще возвести крытый навес, где животные могли бы укрыться от дождя и ветра.

   Доски для загона нашлись на заднем дворе старой хижины покойного Сэммуэля Вуттона, а для навеса Кенни заказал стройматериалы по интернету. И теперь Фрэнку и его ржавому пикапу предстояла поездка в Ньюлин, где он сможет их забрать. Лениво жуя пирожок, он размышлял о том, получится ли уговорить Тэссу поехать вместе с ним. И — кто знает — может, даже остаться там на ночь, в одном из мотелей, которых полным-полно в туристическом городке.

   Фрэнку мучительно не хватало времени наедине с Тэссой.

   Здесь, на самом краю земли, было, по его мнению, чересчур многолюдно.

   Необитаемый остров — вот что казалось ему куда предпочтительнее крохотной деревушки и старого замка, где негде было спрятаться от вездесущего Холли.

   Однако Фрэнк мог бы поспорить, что Тэсса нипочем не отправилась бы на этот остров с ним.

   — Ого, — вдруг воскликнул Кенни, — вы только посмотрите на это!

   К ним приближалась одна их этих рыжих девчонок, которая, будто воздушный шарик, тянула за собой на веревочке толстячка Уильяма, парившего в воздухе.

   Рядом с ней бодро шагала по обыкновению пестрая Фанни, а вот второй девчонки и Тэссы не было видно.

   Фрэнк на всякий случай отвернулся, допивая кофе.

   — Я поводырь, — закричала девчонка издалека. — Личный помощник мистера Брекстона! Он обещал платить мне по полфунта в день!

   — Вот как поступают приличные люди, — удрученно сказал мальчишка Джеймс. — Они платят за помощь себе!

   В ответ сварливый Джон громко фыркнул.

   — От денег все зло, — сообщил он скрипучим голосом. — Хорошо бы их вообще не существовало.

   — Их и не существует, — уныло протянул Джеймс, — по крайней мере в моих карманах.

   Фрэнк сделал мысленную пометку: сообщить Тэссе об этом разговоре. Возможно, она сможет изыскать из фонда Нью-Ньюлина что-то вроде субсидии для Джеймса и Одри. У стариков, Бренды и Джона, были не слишком толстые кошельки, а этот деликатный вопрос, должно быть, выпал из поля внимания их мэра.

   Тэсса по натуре была воительницей, а не управленцем, и она то и дело не замечала самых обыкновенных, бытовых вещей.

   — Что это вы тут делаете? — спросила Мэри Лу.

   — Знакомим Лагуну и Уильяма с окрестностями, — ответила Фанни.

   — А где же твоя сестричка, детка? — в голосе Мэри Лу прорезались противные сюсюкающие интонации, которых Фрэнк терпеть не мог.

   Он скосил глаза, вдруг преисполнившись любопытством: противны ли и Лагуне неестественно воркующие взрослые, как ему?

   И невольно столкнулся взглядом с рыжей девчонкой.

   — Ой, — выдохнула она, моргнув, — больше всего на свете я боюсь свою сестру, Мэлоди. Она как злая ведьма из сказок.

   И замолчала, закрыв рот обеими руками.

   Конец длинной веревки, к концу которой был привязан Уильям, выскользнул из ее ладошки, отчего она немедленно переполошилась еще сильнее, бросилась ловить своего подопечного и мучительно покраснела.

   Джеймс, посмеиваясь, перехватил веревку и торжественно преподнес ее Лагуне.

   Она смущенно взглянула на него и замерла, восхищенная.

   — Спасибо, — пролепетала, краснея еще гуще, хотя казалось — уже некуда.

   В воздухе отчетливо запахло глупой подростковой влюбленностью с первого взгляда.

   — Тэсса повела Мэлоди на кладбище, — поспешила разрядить обстановку Фанни.

   — Зачем? — изумилась Мэри Лу.

   — Экскурсия по индивидуальной программе.

   — Ой-ей, — выразил общее мнение Кенни.

   Фрэнк допил кофе и предпочел вернуться к ограде.

   Из-за этих чертовых альпак у него все еще была уйма работы.

   С другой стороны, лишние деньги ему совсем не помешают. С тех пор как Холли начал продавать его портреты, Фрэнк стал, конечно, богаче. Но ему хотелось завершить ремонт замка, по крайней мере починить камин. И купить новый пикап. И какой-нибудь подарок для Тэссы.

   Беда была в том, что он понятия не имел, чем ее порадовать. Эта женщина была равнодушна к украшениям, вкусной еде и предметам роскоши. Не вдохновляли ее также книги или дорогие вина.

   Может, прежняя Тэсса порадовалась бы хитроумному оружию против монстров.

   Но что могло осчастливить нынешнюю?

   — Мне нужна новая лопата, — вздохнула Тэсса, разглядывая неровный холмик на могиле Малкольма Смита. — Здесь, моя дорогая, лежит самый беспокойный мертвец из всех, кого я знала. А повидала я многих, можешь не сомневаться.

   Мэлоди, насупленная и сердитая, ни на йоту ей не поверила.

   Она была в ярости из-за того, что их разлучили с сестрой, которую явно считала своей личной собственностью.

   — Не бывает беспокойных мертвецов, — произнесла Мэлоди независимым голосом взрослого человека, не верящего во всякие там сказки.

   — Это как посмотреть, — Тэсса наклонилась, вырвала сорняк и пошла по кладбищенской тропинке дальше. — А здесь у нас Долли Фишер, основательница фонда Нью-Ньюлина, известная меценатка и филантропка.

   — Зачем вы мне все это рассказываете? — возмутилась Мэлоди. — Мне нет никакого дела до чужих могил!

   — Возможно, тебе захочется поговорить с кем-то из покойников. Они прекрасно хранят чужие секреты, знаешь ли. Правда, по части советов от них нет никакого толку.

   — Прекратите, — голос девчонки дрогнул. Беседы о трупах, которые можно поднять из могил и которым можно доверить свои секреты, ее явно нервировали.

   Для человека, обожавшего запугивать окружающих, Мэлоди была слишком впечатлительной.

   Тэсса ухмыльнулась, направляясь к самой дальней части кладбища, где она недавно закопала ту странную рыбину, которую Холли нашел в их холодильнике.

   И остановилась как вкопанная.

   На месте захоронения в считанные дни выросло черное хищное дерево. Его ветки, казалось, затаились, готовые напасть на беспечного путника.

   — Что ж, — ровно сказала Тэсса, — кажется, здесь больше нет ничего интересного. Давай-ка вернемся к Милнам, пока ты не продрогла окончательно.

   — Не хочу к Милнам, — немедленно возразила Мэлоди, — Билли еще ничего, а эта тетка, Дебора, совсем нам не рада. Лучше уж ночевать на кладбище, чем в их дурацком доме, похожем на музей. Только и слышишь: осторожнее да аккуратнее. Не разбейте то да не поцарапайте это. Как будто мы с Лагуной глупые дети.

   — Хорошо, — нетерпеливо ответила Тэсса, подталкивая ее к выходу из кладбища. Сейчас ей было совершенно недосуг разбираться еще и с Милнами. — Мы что-нибудь придумаем. Посиди пока с Холли, только не мешай ему рисовать. От этого он может превратиться в самого настоящего злодея, вот где настоящий ужас.

   Ей хотелось быстрее вернуться на кладбище, чтобы как следует изучить черное дерево, и Мэлоди была совсем некстати.

   — Холли? Художник? — недоверчиво переспросила Мэлоди, которая как назло едва-едва плелась. — Вот уж недотепа.

   Тэсса поневоле засмеялась.

   Это подростковое всезнайство!

   Мэлоди заносчиво нахмурилась.

   — Когда-нибудь, — вкрадчиво произнесла Тэсса, — ты наконец полюбишь себя по-настоящему, и вот тогда тебе захочется получить от Холли свой портрет. Так что не торопись портить с ним отношения, он очень злопамятный.

   — Больно надо! — оскорбилась Мэлоди. — Я всегда могу сделать селфи.

   — Ну, все равно. Он так и так не очень-то любит рисовать посредственностей.

   — То-то я не видела ни одного вашего портрета, — ввернула девчонка ехидно.

   Тэсса от неожиданности снова рассмеялась.

   Молодец, Мэлоди.

   Глазастая.

   Холли, кажется, даже не услышал, что он теперь нянька.

   Тэсса заглянула ему за плечо — пока непонятное.

   Он что-то зашипел, явно раздраженный.

   Вероника Смит, воспользовавшись всеобщей занятостью, куда-то сбежала. Тэсса только надеялась, что она не будет бродить по кладбищу и приближаться к деревьям неизвестной породы.

   Вручив недовольной Мэлоди альбом для рисования (первое, что попалось под руку), Тэсса прошла на задний двор, в мастерскую Фрэнка, нашла на стеллажах топор.

   Хорошо бы никого не встретить сейчас — Нью-Ньюлин, конечно, ко многому привык, но мэр с топором в руках, пожалуй, все-таки мог вызвать вопросы.

   Она была уже у порога, когда за ее спиной прошелестел тихий голос призрака Теренса Уайта:

   — Тэсса, Тэсса, ну что за инквизиторские замашки! Вам, душегубам, лишь бы все уничтожить.

   — Что происходит? — спросила она, не оборачиваясь. — Как вам удается покидать свою башенку и бродить где вздумается?

   — А ты не чувствуешь? Что-то изменилось.

   — Что изменилось?

   — Это зависит от того, где мы: в начале или в конце?

   Тэсса нахмурилась. Она терпеть не могла подобное словоблудие.

   Почему бы не выражаться более конкретно?

   — Что-то сейчас начинается или что-то сейчас заканчивается? — продолжал шелестеть призрак. — Нью-Ньюлин — это колыбель мира или его могила?

   — Да что же это такое, — выругалась Тэсса. — Еще какие-нибудь дельные замечания будут?

   — Будут, — неожиданно деловито согласился призрак, — вот тебе паутинка из волос того, кто не жив и не мертв. Попробуй ее вместо топора.

   Тэсса протянула свободную руку, и на ее ладонь упала невесомая паутинка, такая маленькая, что это было даже смешно.

   На ее взгляд, топор все-таки был надежнее.

   Тем не менее она произнесла вежливо:

   — Спасибо, Теренс.

   Никогда не надо ссориться с призраками, которые живут в твоем доме.

   Ладно, теперь следовало понять, что же у них такое выросло на кладбище из дохлой рыбы.

ГЛАВА 08

Камила Фрост ненавидела Нью-Ньюлин.

   Несколько раз она собирал чемодан, чтобы покинуть эту странную деревушку навсегда.

   А потом опять его разбирала.

   Вопрос, почему она все еще здесь, продолжал оставаться актуальным.

   У Камилы находилось только два объяснения. Первое — логичное: исследования аномалий здешних обитателей. Возможно, она все-таки сможет однажды хорошо их продать.

   Второе объяснение звучало настолько дико, что Камила отказывать даже думать о таком всерьез. Нью-ньюлинский отшельник Эрл Дауни. Единственный из всех людей в округе, кто понимал Камилу и не осуждал ее едкие публикации в «Расследованиях».

   В последнее время Камила страдала от приступов злобного отчаяния, перемежающихся с апатией. Порой ей начинало казаться, что она живет в окружении ненависти и презрения. Порой она ненавидела и презирала всех сама.

   Камила давно бы забросила свое издание, если бы не Эрл. Она продолжала издавать его только для него. Он был отрезан от общества и однажды признался, что с большим интересом читает все, что она пишет. Немудреная газета Камилы позволяла ему быть в курсе событий.

   Эрл рассказал об этом до того грандиозного открытия, когда выяснилось, что он все-таки может прикасаться к живому человеку и не умереть от приступа аллергии.

   Не совсем человеку, если уж говорить точнее.

   Мэри Лу, по мнению Камилы, была глупой и незрелой девчонкой, чьим единственным достоинством оказалась генетическая связь с обитателями морских глубин. Это позволяло им с Эрлом жить вместе, что казалось ужасно несправедливым.

   Нет, у него-то, конечно, просто не было выбора. Разве хоть кто-то в здравом уме откажется от возможности вырваться из социальной изоляции?

   Но могла ли легкомысленная Мэри Лу, еще совсем недавно влюбленная в Кенни, стать достойной спутницей тому, кто годами страдал от одиночества?

   Чертов Нью-Ньюлин и его ловушки.

   Услышав о грядущей свадьбе, Камила так сильно разозлилась, что едва удержалась от окончательного отъезда. Ее раздирали противоречия: с одной стороны, Эрл заслужил пусть плохонькую, но жену. С другой стороны — почему Мэри Лу? Бессмыслица какая-то.

   Несколько дней прошло как во сне: мир заволокло красным маревом гнева. А потом Камила отбросила прочь всякие эмоции и приняла рассуждать здраво. Мэри Лу отличалась от всех других людей на земле только родством с тем, кого условно именовали мистером Моргавром. Дополнительный генотип в хромосомах, всего-то.

   Возможно, Камила тоже могла бы его заполучить? С помощью какой-нибудь вакцины или вроде того?

   Это стоило тщательно обдумать.

   Странное дело: стоит тебе выйти из дома с топором, как соседи так и выкатываются тебе под ноги. И у всех почему-то куча вопросов.

   Первым делом Тэсса повстречала Дебору Милн. Та неслась от пансиона с видом человека, только совершившего страшное злодеяние.

   — Тэсса! — Дебора притормозила так резко, что едва не потеряла равновесие. — Куда ты идешь с этой штукой?

   — Просто иду, — ответила она с достоинством, — без всякой определенной цели.

   — Ага. Я так и подумала. Обычное дело. Кто в наше время выходит из дома без топора.

   — Ты случайно не видела Веронику? — перебила ее Тэсса, которой вовсе не хотелось терять время на бестолковую болтовню.

   Дебора ответила ей странным взглядом.

   — Знаешь, — осторожно сказала она, — алкоголизм, конечно, не самое приятное заболевание, но не слишком ли у тебя радикальный способ борьбы с ним?

   — Что? — изумилась Тэсса.

   — Ничего, — открестилась Дебора, — в конце-то концов, эта женщина мне никогда не нравилась.

   Что за глупости у людей в головах!

   Тэсса коротко попрощалась и поспешила дальше. На скамейке возле кладбища притаился бездельник Эллиот, явно обрадовавшийся возможности потрепаться.

   — Господи, Тэсса, — протянул он лениво, — наверное, это ужасно хлопотно — быть мэром нашей деревни. Вечно у нас случается то одно, то другое. Не хотел бы я быть на твоем месте.

   — Ну, тебе вроде как и не грозит, — она даже останавливаться не стала.

   К ее удивлению, Эллиот поднялся и увязался следом.

   — Нет, я понимаю, — бубнил он, — в Нью-Ньюлине без топора никуда, но он не слишком тяжелый?

   — Что тебе нужно, Эллиот?

   — Камила, — ответил он сразу. — Она меня бросила, и теперь мне скучно. Ты не могла бы заставить ее передумать?

   — Как? — озадачилась Тэсса.

   — Кажется, у тебя в руках есть все соответствующие инструменты убеждения.

   Она хмыкнула, представив себе, как потрясает топором перед носом Камилы, расписывая ей достоинства Эллиота.

   Холли оценил бы абсурд этой сцены, а Фрэнк бы явно не одобрил. После всей агрессии, выпавшей на его долю, он ненавидел любые формы принуждения.

   Именно поэтому он никогда не оценивал поступки Тэссы, отдавая ей самый бесценный с его точки зрения дар — абсолютную свободу выбора.

   — Эллиот, — сказала она, остановившись возле крайних могил, — тебе не надо идти за мной дальше.

   — Но мне все равно больше нечего делать.

   — И тем не менее сейчас ты развернешься и пойдешь обратно.

   Он захлопал длинными ресницами.

   Симпатичный и бесполезный.

   Тэсса легко перекинула топор из одной руки в другую.

   Эллиот попятился.

   Она усмехнулась.

   Дерево росло на своем месте. За считанные дни оно вытянулось в целых два ярда, ветки отливали эбеновой матовостью, зловеще ощетинились острые иглы, на вид гораздо тверже, чем могли быть у ели или сосны.

   Сначала Тэсса обошла его по кругу, прислушиваясь к собственным ощущениям.

   Опасность.

   Враждебность.

   Но и что-то еще.

   Очень знакомое.

   Такое, с чем Тэсса сталкивалась каждый день.

   Однако она никак не могла вспомнить, что же именно.

   Осторожно прикоснувшись пальцем к острой игле, не к кончику, а безопасной середине, Тэсса с интересом смогла убедиться, что дерево действительное живое, хищное. Иглы немедленно разволновались, пришли в движение, будто бы стремясь нагнать добычу.

   — Ах ты ж поганка, — произнесла Тэсса почти с нежностью. Ей не хотелось уничтожать такой интересный экземпляр, но какой был выход?

   Вздохнув, она достала из кармана крохотную паутинку, полученную от призрака, и повесила ее на одну из веток. Тэсса не ожидала ничего особенного, но паутинка вдруг засветилась мягким серебристым сиянием, ее ниточки начали удлиняться, обволакивать собой все дерево.

   Отступив на шаг, она завороженно наблюдала за тем, как серебро окутывает ветку за веткой, иголку за иголкой. Вскоре все дерево стало нарядным и мерцающим.

   Тэсса слышала, как за ее спиной дышит еще один человек, — бестолковый Эллиот все-таки не послушался, подглядывал из кустов, любопытство победило здравый смысл.

   Вместе с матовой чернотой, скрывшейся под серебром, исчезло и ощущение опасности, поэтому Тэсса не стала прогонять идиота.

   Она наконец сообразила, почему эти чары ей так знакомы, и теперь ей было очень интересно, что же случится, если прикоснуться к иглам.

   Эллиот как никто лучше подходил на роль подопытного кролика. Все равно от него не было никакого проку, а по-настоящему пострадать он вроде как уже не должен быть.

   Профессор Йен Гастингс явно бы не одобрил подобного, но его тут не было. И Тэсса не стала вмешиваться, когда Эллиот, ахнув от восхищения, прошел вперед, будто загипнотизированный. Он протянул руку и бережно коснулся иголки, ойкнул, отпрыгнул и слизнул капельку крови с пальца.

   — Какая красота, — пробормотал, любуясь деревом, счастливо вздохнул и посмотрел на Тэссу.

   И тогда что-то изменилось в его лице.

   Обыкновенная дурашливость слетела как от порыва ветра. Глаза вспыхнули жадным блеском, щеки порозовели, дыхание стало прерывистым.

   — Ты, — проговорил Эллиот глубоким и взволнованным голосом, — ты!

   А потом вдруг рухнул на колени, словно подкошенный.

   — Тэсса Тарлтон, — громко и страстно провозгласил он. — Ты женщина всей моей жизни! Пожалуйста-пожалуйста, выходи за меня замуж!

   Едва не расхохотавшись, она присела перед ним на корточки, разглядывая расширенные зрачки и прислушиваясь к частившему пульсу. Интересно, это надолго? Дерево на всех воздействует одинаково или у него индивидуальный подход к каждому уколовшемуся?

   Хорошо хоть Эллиот не заснул на сто лет.

   Тэссе и самой не терпелось потрогать иголку, но как мэр и шериф Нью-Ньюлина она просто не имела права лишаться рассудка.

   Не после того, что произошло в Лондоне.

   — Вставай, — сказала она Эллиоту, — и не отходи от меня ни на шаг.

   — Никогда! — рьяно заверил он ее. — Я буду рядом с тобой вечно!

   Повезло так повезло.

   Так они и шли по единственной улице: Тэсса с топором и Эллиот с влюбленным видом.

   Из-за своего забора их окликнула невыносимая Бренда:

   — Тэсса, ты очень вовремя! Не срубишь мне высохшую ветку яблони?

   — Она вам не дровосек, — немедленно вступился за любовь всей своей жизни Эллиот. — Как вы можете предлагать ей такую тяжелую работу?

   — Да ничего, — бодро отозвалась Тэсса, — я срублю.

   — Но, лапуля, эта старуха тебя эксплуатирует!

   — Лапуля? Старуха? — грозно переспросила Бренда. — Ну-ка иди сюда, бездельник!

   Эллиот, ведомый силой нежданно-негаданно вспыхнувших чувств, отважно шагнул вперед.

   — Тэсса моя невеста, — провозгласил он, — а ты ее заставляешь топором махать!

   — Батюшки, — присвистнула Бренда, — так ты решил вступить в гарем Тэссы Тарлтон? А членские взносы предусмотрены? У вас график или живая очередь?

   Посмеиваясь, Тэсса толкнула калитку в сад.

   — Где там ваша яблоня? — спросила она.

   На небольшой полянке между грядками были навалены игрушки. Крошка Жасмин показывала на одну из них, а Артур послушно подбрасывал ее в воздух. Девочка смеялась, мальчик гордился собой и очень старался.

   Одри сидела на крыльце и со скучающим видом наблюдала за происходящим.

   — Джон-то, старый хрыч, вместе с Джеймсом отправился помогать Фрэнку с загоном для альпак, — пояснила Бренда. — А мы пока приглядываем за мальчишкой. Он хороший ребенок.

   — У нас с Тэссой будет пятеро детей, — немедленно проинформировал окружающих Эллиот.

   — Да ты заленишься, не доделав и первого, — покачала головой Бренда, провожая Тэссу к яблоне. — Что это на него нашло?

   — Чудеса местной флоры, — ответила она, — прочитаете завтра в «Расследованиях». Мы как раз шли к Камиле.

   — Что ни день — то новое сумасшествие. То покойники требуют развода, то бездельники женятся на инквизиторах.

   — То враждующие старички заводят ферму с альпаками, — поддакнула Тэсса.

   Под беспокойным взглядом Эллиота она срубила высохшую ветку и оттащила ее за забор, на улицу, чтобы потом убрать ее оттуда.

   При этом Эллиот даже сделал попытку, довольно вялую, помочь ей.

   Вот уже действительно всесильная магия любви.

   — Милая, — заговорил он, как только они последовали дальше, — меня покоряет твоя доброта, но не слишком ли ты стараешься?

   На памяти Тэссы доброй ее пока еще никто не додумался называть.

   — Ну, — ответила она философски, — чем-то же надо тут заниматься.

   — Ты удивительная, — воскликнул он восторженно.

   И как это только Камила выносила его так долго? В эту минуту их нагнала Мэри Лу, спешившая в пекарню.

   — Приветики, — оживленно сказала она. — Тэсса, не хочешь корнуоллского пирога? У меня осталось еще немного.

   — Ты должна испечь для нас самый пышный свадебный торт! — заявил Эллиот.

   — Свадебный торт? — переспросила Мэри Лу с недоумением. — Какой еще свадебный торт?

   — Для нас с Тэссой, — и он на правах жениха по-хозяйски обнял невесту за плечи.

   Вытаращив глаза, Мэри Лу остановилась посреди дороги как вкопанная.

   — Боже, — произнесла она, — ты поэтому с топором?

   — Почему поэтому? — в свою очередь остановилась Тэсса. — Как мой топор связан со свадебным тортом?

   — Ну… защитить Эллиота от Фрэнка, например. Он же его пришибет как муху.

   Подняв бровь, Тэсса скептически усмехнулась.

   Неужели Мэри Лу думала, что она не сможет остановить Фрэнка голыми руками?

   — Он и правда может разозлиться, — забеспокоился Эллиот и тут же добавил упрямо: — Но я все равно ни за что не откажусь от тебя, лапуль. Наша любовь делает меня бесстрашным.

   — С ума сойти, — выдохнула Мэри Лу. — Ущипните меня кто-нибудь. Мне кажется, я брежу. Тэсса, ты правда собралась за него замуж? Это же бездельник Эллиот, от него даже Камила отказалась!

   — Камила была ошибкой, лапуль. Только не вздумай к ней ревновать.

   — Не буду, — пообещала ему Тэсса. — Мэри Лу, мне надо идти.

   — А, — вяло отозвалась она. — Ну пока. Забегай, если захочешь пирога.

   — Мы забежим, — заверил ее Эллиот.

   Камила им не обрадовалась.

   — Ну? — холодно процедила она. — Зачем явились?

   — У меня есть новости для твоего издания, — сказала Тэсса и зашла внутрь, оставив Эллиота снаружи. — У нас на кладбище выросло дерево любви.

   — Издеваешься?

   Тэсса открыла дверь. Эллиот так и топтался на крыльце.

   — Скажи ей, — велела она.

   Он счастливо заулыбался.

   — Я сделал Тэссе Тарлтон предложение руки и сердца! Мэри Лу обещала испечь нам торт.

   Тээса закрыла дверь.

   — Видишь? Попроси жителей деревни держаться подальше от этого дерева. Или нет, если они хотят приключений. Эффект на данный момент непредсказуем, а его длительность не выявлена.

   Камила открыла дверь:

   — Эллиот, зачем тебе жениться на инквизиторе?

   — Потому что я весь дрожу от желания. У меня даже испарина. Хочешь потрогать мой лоб?

   Камила закрыла дверь.

   — Откуда взялось это дерево?

   — Я закопала в дальнем углу кладбища мертвую рыбу, неизвестно откуда появившуюся в моем холодильнике. На этом месте и выросло дерево, которое выглядело довольно зловеще до тех пор, пока я не подвесила на него паутинку, сплетенную призраком из волос Джеймса.

   Некоторое время Камила молча смотрела на нее.

   — Нет, ты все-таки издеваешься, — наконец резюмировала она.

   Оставлять Эллиота без присмотра, когда он находился в таком состоянии, было безответственно. Так что домой Тэсса вернулась все в той же комплектации: топор и жених.

   Вероника пьяно покачивалась на крыльце. Кенни получил строжайший запрет на продажу ей алкоголя, но, видимо, у нее где-то была припрятана заначка.

   — Фу, — надулся Эллиот, — что она тут делает?

   — Считалось, что избавляется от алкогольной зависимости, — вздохнула Тэсса. — Но, кажется, дела идут не очень.

   — Он сказал, что хочет развода! — завопила Вероника. — Вы только подумайте! Я ведь уже овдовела! Казалось бы — какой еще удар может нанести мне муж после этого? А этот мерзавец нашел-таки способ. Тэсса, ты должна развести нас посмертно.

   — Обязательно. Как только ты продержишься две недели без выпивки.

   — А и продержусь, — залихватски выпятила грудь Вероника. — Это мне раз плюнуть.

   И она побрела в дом, что-то бормоча себе под нос.

   Эллиот придержал Тэссу за руку.

   — Но, лапуль, — прошептал он, — а если Фрэнк внутри?

   — А что? Неужели твоя великая любовь не выдержит подобного испытания?

   — Любовь-то, может, и выдержит, — опечалился он, — но вот тело, скорее всего, нет. Ты видела, какие кулаки у Фрэнка? И морда такая злодейская, страх берет, как только взглянешь.

   — Да, тебе не позавидуешь, — посочувствовала Тэсса. — Так ты заходишь или собираешься бродить всю ночь вокруг замка, томно вздыхая?

   — Захожу, — расхрабрился Эллиот. И попросил куда тише: — А ты не могла бы одолжить мне на время топор?

   Холли увлеченно рисовал, не замечая ничего вокруг.

   Как обычно, вокруг валялись скомканные листы неудачных эскизов.

   Вероника гремела чашками на кухне.

   — А где Фрэнк? — спросила Тэсса.

   — Фрэнк? Какой еще Фрэнк? — рассеянно спросил Холли, поднял голову, посмотрел в окно и выругался. — Ну вот, уже темнеет. Ты не знаешь, почему дни стали такими короткими? Ты принесла что-нибудь вкусное из пекарни? А клубника? У нас есть клубника? Знаешь, мне кажется, я полная бездарность. Ничего не получается. Нет души, Тэсса, совсем нет души. Чем вообще отличается добро от зла? Уверена, что есть различия?

   Он, казалось, совершенно не замечал Эллиота.

   — Разумеется, есть, — Тэсса упала на диван и вытянулась, глядя в потолок. — Они точно должны быть, иначе какой вообще во всем этом смысл?

   Холли, раздраженный и нахохлившийся, порывисто вскочил, подошел к дивану и навис сверху, требовательно глядя на Тэссу.

   — И? — нетерпеливо поторопил он ее. — Назови мне их.

   — От добра людям хорошо, а от зла — плохо.

   Он разочарованно фыркнул, будто и правда ожидал, что Тэсса откроет ему все тайны мироздания.

   — Ты бы отошел от моей девушки, — недружелюбно попросил Эллиот.

   Холли не обратил на него никакого внимания:

   — Я могу назвать с десяток примеров, когда людям хорошо от всякого зла.

   — Назови, — согласилась Тэсса.

   Холли был красивым, и волосы так богемно падали на его лоб. Смотреть на это было приятно.

   — Ну хватит, — Эллиот схватил его за плечо. — Держи дистанцию, парень.

   — Что это вообще такое? — запоздало решил полюбопытствовать Холли. — Зачем ты его сюда притащила?

   — А зачем я тебя сюда притащила?

   — Ты добро или зло, Тэсса?

   — Ни то, ни другое. Я правосудие.

   — Уже нет. Тебе пора найти для себя новое применение.

   — Послушайте только себя, — проворчал Фрэнк, спускаясь со второго этажа. — Вы несете полный бред.

   — Это называется философия, — Холли стряхнул руку замеревшего от ужаса Эллиота со своего плеча и выпрямился. — Посмотри, дубина Фрэнк, Тэсса притащила этого… как его там. Никак не могу запомнить.

   — Привет, Эллиот, — буркнул Фрэнк, опуская глаза. — Зашел на ужин?

   — Я? — заюлил бедняга. — Не совсем. Наверное, тебе лучше присесть. Или нет… лучше отойди пока подальше.

   — Что он несет? — развеселился Холли. — Господи, да он же почти зеленый. Просто изумительный оттенок, если хотите знать мое мнение.

   — Дело в том, что я сделал Тэссе предложение, — выпалил Эллиот и на всякий случай отступил к входной двери.

   — Что он сделал? — не понял Фрэнк.

   — Какое-то предложение, — отозвался Холли. — Продолжай, дружок. Что именно ты предложил нашему мэру?

   — Не мэру, а женщине! Я люблю ее! И мы скоро поженимся!

   Тэсса села, чтобы успеть встать между мужчинами на случай драки.

   — Я объясню, — начала она, — это все проделки нашего призрака.

   — Я не понял, — медленно признался Фрэнк и сделал шаг вперед.

ГЛАВА 09

Это была даже не деревенька, а жалкая горстка разнокалиберных домишек, сгрудившихся на берегу моря. В древней развалюхе, явно нуждавшейся в ремонте, жила Тэсса Тарлтон и двое мужчин. Уильям так и не понял, кто из них кому кем приходится.

   Неуместно богатый коттедж Милнов вызвал у него усмешку своей вычурностью.

   Двое вечно ссорящихся стариков обитали в скромных, но добротных жилищах, спрятавшихся в глубине их садов. Дальше вдоль улицы стояло еще несколько домов, и Уильяма поразила лужайка перед одним из них — идеально ровная, без единственного кустика.

   Единственный магазинчик был крохотным, а ресторанов здесь вообще не нашлось. Пекарня дружелюбной и милой Мэри Лу выступала в качестве неравноценной замены, и именно там, кажется, привыкли собираться местные жители.

   Номер в пансионе, который достался Уильяму, оказался таким убогим, что он не нашел в себе сил в нем остаться. Вместо этого он занял весь холл, где, по крайней мере, было просторнее.

   Сюда-то и вернулся Уильям после плотного обеда — сытый желудок позволил ему добраться без помощи рыжей Лагуны. Утомленный множеством новых лиц и впечатлений, он планировал вздремнуть до ужина. Удобно устроившись на мешке-трансформере, Уильям с удовольствием закрыл глаза, приготовившись отправиться в царство грез.

   И тут странный звук нарушил его покой.

   Бум. Бум. Бум.

   Будто бы кто-то играл в мячик прямо над его головой.

   Несколько минут Уильям лежал неподвижно, все еще не открывая глаз. Он надеялся, что у нарушителя его покоя проснется совесть и шум прекратится сам собой.

   Но звук все продолжался, и пришлось все-таки вставать и брести наверх.

   Глухой стук раздавался из одного из номеров. Словно кто-то размеренно пинал дверь ногой.

   Ключ торчал в замке, и Уильям повернул его.

   — Слава богу! — всклокоченная тетка двух девочек-близняшек, Джулия, буквально выпрыгнула в коридор. Ее глаза казались безумными. — Ну наконец-то! Я думала, что останусь тут на веки вечные.

   — Но почему вы оказались заперты? — удивился Уильям.

   — Потому что меня заперли! — воскликнула она сердито и бросилась к лестнице на первый этаж, развив довольно приличную скорость.

   Он едва поспевал за ней:

   — Кто? Зачем?

   — Женщина, у которой сейчас живут мои племянницы! Если она способна поступить так со мной, взрослым человеком, то что она сделает с маленькими девочками? Боже мой, какие страшные люди живут в этом месте!

   — Но почему она вас заперла?

   — Ах это, — Джулия запнулась и на мгновение смутилась. — Да какая разница!

   — Но должна же быть хоть какая-то разумная причина.

   — Да что вы ко мне пристали! — вспылила она и вылетела из пансиона.

   Уильям пожал плечами и вернулся в холл, к своему удобному мешку.

   Люди такие суетные.

   Все то время, пока Тэсса рассказывала захватывающую, но малость нелепую историю про дерево любви, выросшее из мертвой рыбы, Холли не сводил глаз с бездельника Эллиота. Никогда в жизни он не видел такого яркого обожания на чьем-то лице. Это следовало запомнить на тот случай, если однажды захочется нарисовать что-то романтичное.

   — Это полная чушь, — уверенно заявил Эллиот, едва дослушав до финала. — Мои чувства не имеют никакого отношения к дурацкому дереву!

   Тут Холли, чуткий эмпат, время от время улавливающий чужие эмоции, как какой-нибудь радиоприемник, ощутил нечто очень неприятное. Сильный гнев.

   Встрепенувшись, он оглянулся на Фрэнка и ойкнул.

   Тот был не просто злым, а очень злым.

   Холли и не догадывался, что Фрэнк способен испытывать по отношению к Тэссе такую свирепость. Казалось, что он до конца своих дней будет ходить за ней, как теленок на привязи. А тут — нате вам!

   — Как ты могла, — тяжело заговорил Фрэнк, и от тяжести этого голоса у Холли мурашки выступили, — так поступить с человеком? Ты лишила его свободы воли без предварительного позволения. Разве это не подлость?

   А знал ли вообще этот человек женщину, которую якобы любил?

   Или он ее только хотел?

   Дубина и есть дубина.

   Тэсса Тарлтон никогда не отличалась особой щепетильностью и поступала только так, как считала нужным.

   Не то чтобы она была злой или бездушной, скорее — эффективной. Цель, с ее точки зрения, всегда оправдывала средства.

   Так откуда же сейчас такая буря негодования?

   — Хорошая новость в том, — ответила она спокойно, — что чары скоро исчезнут.

   — Откуда ты знаешь?

   — У этих чудес очень знакомый аромат. Это проделки пикси.

   — Правда? — восхитился Холли. — Крошки, захватившие мой автомобиль, на такое способны?

   — Все равно, — перебил их Фрэнк, который явно не собирался так просто успокаиваться, — ты не должна была подпускать Эллиота к этому дереву. Это безответственно.

   — А как бы еще мы оценили эффект?

   — Оценили эффект? Не говори об этом как о каком-то исследовании! Речь идет о чувствах человека! О его самоуважении! Что, по-твоему, Эллиот будет чувствовать, когда придет в себя?

   Тэсса все еще оставалась спокойной, но Холли видел, что вот-вот она пошлет Фрэнка ко всем чертям.

   Эллиот, растерянно переводивший взгляд с Тэссы на разъяренного Фрэнка, вдруг выступил вперед.

   — Не смей так с ней разговаривать! — чуть-чуть испуганно, но все-таки задиристо воскликнул он.

   Фрэнк посмотрел на него виновато и сочувственно.

   — Мне жаль, — сказал он и вышел из дома.

   Наверняка будет ночевать в мастерской или где-то еще.

   На памяти Холли это была первая столь крупная ссора между Тэссой и Фрэнком.

   От этого стало не по себе. Как будто мир, симпатичное в общем-то местечко, поменял свою расцветку. Небо стало зеленым, а море оранжевым. Вроде тоже ничего так, миленько, а все равно неправильно.

   — Уложи Веронику на диване, а Эллиота в моей спальне, — коротко велела Тэсса. — Я устроюсь у тебя.

   — Я? — поразился Холли, который понятия не имел, что делать со всеми этими людьми в доме.

   — Я лягу пораньше. Ты за главного.

   — Я?!

   Тэсса пошла наверх, а Холли расстроенно похлопал Эллиота по плечу.

   — Эх ты, бедолага, — вздохнул он, — давай хотя бы чаю выпьем.

   На кухне Вероника успела устроить форменный кавардак. Она опрокинула чайник, рассыпала печенье и теперь стояла, бессмысленно глядя на крошки в лужицах чайной заварки.

   — Посмертный развод? — спросила она сама себя. — Разве в этом есть смысл? Разве я хочу развестись?

   — Да что за день такой, — огорчился Холли, — никакого веселья.

   Эллиот уселся за стол, хлопая длинными ресницами и глядя на него с ожиданием. Очевидно, он рассчитывал, что Холли начнет вокруг него хлопотать и угощать разными вкусностями.

   Слава богу, что Тэсса выбрала Фрэнка, а не этого лентяя. Иначе жизнь Холли была бы куда сложнее.

   Мысль о том, чтобы переехать из замка, в голову ему не приходила.

   Отодвинув Веронику, он принялся заваривать чай заново.

   — Мы с Тэссой скоро поженимся, — меж тем сообщил ей Эллиот.

   — Зря, — ответила она равнодушно. — Брак — это страдания и слезы, а любовь — это боль и зависимость.

   — Развод, стало быть, это радость и удовольствие? — спросил Холли. — А уж посмертный развод — и вовсе эйфория?

   — Мы с Тэссой никогда не разведемся, — сказал Эллиот.

   — Что тебе в ней так сильно нравится? — хоть эта любовь и не являлась настоящей, но все равно очень любопытно было, какой может увидеть Тэссу влюбленный в нее мужчина.

   Холли ожидал услышать какую-нибудь банальность вроде «она такая красивая» (на самом деле обычная) или «она такая властная» (на самом деле даже слишком).

   Но Эллиот ответил другое:

   — Она добрая. Срубила ветку для невыносимой Бренды. Приглядывает за Вероникой. Позволяет тебе здесь жить.

   — Позволяет? — переспросил Холли, вытирая стол. Ему и в голову не приходило, что кто-то может ему что-то позволить или запретить. Она просто поступал, как ему нравилось.

   — И еще она очень энергичная, — продолжает Эллиот, — целыми днями шныряет по округе и все время чем-то занята. Мне нравится, когда люди работают, это позволяет мне отдыхать со спокойной совестью.

   — Ты такой же эгоист, как мой Малкольм, — проворчала Вероника. — Греби, греби все под себя, дорогой, и однажды твоя вдова подожжет твою могилу.

   — Ты слишком экстремальная.

   — А ты слишком никчемный.

   — Милое доброе чаепитие в дружелюбной обстановке, — закатил глаза Холли. — Немедленно перестаньте меня нервировать. Я гений, мне нужно быть счастливым, чтобы дарить людям радость.

   — Считаешь себя самым хитрым? — буркнула Вероника. — Все страдают, а ты не такой?

   — Я тоже не страдаю, — вставил Эллиот. — По правде говоря, я ужасно рад, что Фрэнк не поколотил меня. Он просто ушел, да? Понял, что не сможет встать между мной и Тэссой. Он такой тактичный, я восхищен. Только я не очень понял, почему я должен ночевать один! Наши чувства…

   — Ваши чувства еще слишком свежи, — объяснил Холли терпеливо. — У вас же не было еще ни одного свидания даже. Почему бы тебе не побыть джентльменом?

   — Мужчины становятся джентльменами только тогда, когда женщины не отвечают им взаимностью, — провозгласила Вероника насмешливо. — Если подумать, у Тэссы нет ни малейшей причины, чтобы выходить за тебя, Эллиот.

   — Ах, милая, разве любовь нуждается в причинах?

   Какой долгий Холли предстоял вечер!

   Фрэнк все-таки вернулся домой на ночь — появился на пороге в ту минуту, когда Холли уже выключил на первом этаже свет и собирался подняться.

   Вероника давно уснула, а Эллиот еще с час разглагольствовал о своей любви. Слушать его было странно, но увлекательно. По крайней мере, эти эмоции были светлыми и теплыми, Холли такое нравилось.

   В конце концов и этот пылкий влюбленный выдохся, и пришлось проследить, чтобы он занял отведенную ему спальню, а не попытался прорваться под одеяло к Тэссе. Не подумайте, что Холли беспокоился о ее невинности. Скорее уж о безопасности Эллиота.

   А Фрэнк, вместо того чтобы помочь с беспокойными гостями, где-то шлялся вечер напролет, и выражение его лица все еще оставалось мрачным, как будто он задался целью окончательно испортить Холли настроение.

   Молча они преодолели лестницу на второй этаж.

   Крупные звезды и полная луна достаточно ясно освещали комнату, было хорошо видно, что Тэсса лежала на кровати Холли, широко раскинув руки, и смотрела в потолок.

   — Почему ты все еще не спишь? — спросил он, устало плюхнувшись рядом с ней.

   Фрэнк маячил на пороге. Неужели он снова намерен ругаться?

   — А вдруг Фрэнк прав? — спросила Тэсса, не шевелясь. — И я поступила с Эллиотом подло? Тогда почему я ни капельки не чувствую себя виноватой? Мне кажется, мое решение было практичным. Это со мной что-то не так или с Фрэнком?

   Холли сладко зевнул, потянул на себя одеяло, в которое куталась Тэсса, — в спальне было зябко. Она равнодушно позволила ему это.

   Фрэнк молча вышел.

   Опять побежал дуться или что?

   Замотавшись в кокон, Холли свернулся калачиком, закрыв глаза.

   Перед его мысленным взором появились карандашные линии, наброски сюжета картины, композиция. Море за окном приглушенно ворчало.

   Так спокойно.

   Он уже почти заснул, когда вернулся Фрэнк с запасным одеялом, укрыл Тэссу, лег по другую сторону от нее.

   — Какая разница, кто из нас прав, — сказал он угрюмо. — Но почему ты даже не попыталась представить, каково Эллиоту?

   — Потому что она не Эллиот, — тут же вмешался сонный Холли. — А ты так сильно бесишься, потому что увидел, как выглядишь обычно со стороны. Тебе обидно вовсе не за этого дуралея, а за себя самого.

   — Я так обычно выгляжу?

   — Перестаньте, — попросила Тэсса устало, — завтра у Эллиота все пройдет. Чары пикси исчезают в полночь, вы что, сказок не читали?

   Холли с готовность замолчал, снова погружаясь в теплый мир фантазий, которые посещают каждого засыпающего.

   А вот Фрэнк молчал не слишком долго.

   Уже через минуту он вдруг сказал:

   — Я тоже хочу.

   — Хочешь что? — уточнила Тэсса холодно.

   Холли мог бы поспорить, что это был вопрос-предостережение: не надо продолжать этот разговор.

   Потому что они все трое прекрасно понимали, о чем именно идет речь.

   Представить, в каком направлении ползли желания Фрэнка, было не так уж и сложно.

   — Я хочу, чтобы ты укололась этим странным деревом и любила меня хотя бы до полуночи, — упрямо продолжал Фрэнк.

   Так бы и отвесить ему хорошего тумака!

   Ну почему он такой жалкий?

   Почему не видит очевидного?

   — Нет, — коротко ответила Тэсса. — Этого никогда не случится.

   В спальне воцарилась тяжелая, напряженная тишина.

   Холли беспокойно заворочался.

   Очевидно, Тэсса не собиралась больше ничего объяснять.

   Очевидно, Фрэнк только что получил болезненный удар и теперь будет терзаться еще долго.

   Все это никак не способствовало радости и веселью, необходимым этому дому.

   — Тэсса никогда не согласится одурманить свой разум, — пояснил Холли, ощущая себя семейным психотерапевтом или чем-то в этом роде. — Потому что все помнят, чем это может закончиться. Я думаю, сумасбродно влюбиться она не может по той же причине — инквизитор должен быть в трезвом уме и здравом рассудке. Даже бывший. Обратная сторона силы, которая у нее есть. Так что, Фрэнки, перестань ранить себя бестолковыми надеждами. Если тебе так уж сильна нужна взаимность — лучше поскорее бросить Тэссу Тарлтон и подыскать кого посговорчивее. Я бы обратил твое внимание на эту тощую кошку, тетку рыжих близняшек. Она вроде как выглядит отчаявшейся.

   — Сам обращай, — огрызнулся Фрэнк. — Мне просто хотелось… неважно.

   — Ну, раз мы все обсудили, — проговорила Тэсса без всякого выражения, — давайте уже спать.

   — И что мне делать? — спросил Фрэнк.

   — Смириться, — с готовностью дал совет Холли. — Или отказаться от Тэссы навсегда. Ты так и этак будешь несчастлив, так что постарайся страдать молча и не огорчать окружающих. У некоторых, видишь ли, тонкая душевная организация и богатый внутренний мир. От твоей мрачной физиономии у меня карандаши ломаются.

   — Фрэнк, я могу что-нибудь для тебя сделать, — предложила Тэсса. — Что-то другое, не связанное