Каменное сердце Великого инквизитора. Дарья Кузнецова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Очищение
• ГЛАВА 2. Соединение
• ГЛАВА 3. Главный компонент
• ГЛАВА 4. И в смерти теплится жизнь
• ГЛАВА 5. Чудовищные превращения
• ГЛАВА 6. Кровь Инквизиции
• ГЛАВА 7. Охота на ведьм
• ГЛАВА 8. Соединение и смешение
• ГЛАВА 9. Красная тинктура
• ГЛАВА 10. Венец Великого Делания
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Простые люди называют Александра Чёрного новым Мессией и полагают святым. Враги считают, что у него нет сердца. Соратники боятся его силы и уважают беспристрастность. Хроники помнят, сколько крови на его руках. Друзья… у Великого инквизитора нет друзей. Он же сам — просто делает то, что должен.

   И только демон в его душе знает, насколько Александр боится темноты, в которой блуждает.

   Один справедливый суд решит судьбу вдовы, простившейся с жизнью. Одно необдуманное решение сломает привычный ход вещей и стройный план. Одно неуместное чувство изменит будущее Великого инквизитора и остатков человечества.

   Если это будущее наступит...

ГЛАВА 1. Очищение

Марии повезло с клеткой. Угловая, она подпиралась двумя глухими стенами, что позволяло спокойно сидеть, прислонившись, и не вздрагивать от каждого шороха за спиной. Шорохи тут пугали сильнее криков: так или иначе кричали постоянно, но самое страшное подбиралось незаметно.

   На глазах Марии одна из соседок схватила другую, зазевавшуюся, через решётку за волосы. Когда надзиратель соизволил обратить внимание на слишком громкие вопли в одном из углов, ему осталось только выволочь изувеченный труп. Кажется, убийца её задушила, а ещё успела неплохо погрызть и выдрать несколько больших клочьев волос. Вскоре безумицу увели туда, откуда не возвращались, но покойнице это уже ничем не могло помочь.

   Здесь вообще мало кто задерживался надолго, и судьба тех, кого уводили, оставляла мало простора для воображения. Ещё неизвестно, какая смерть хуже. Гореть на костре, наверное, куда больнее…

   Тюрьма была небольшой: всего-то десятка три клеток, из которых занята едва ли половина. Слабый нервный свет не позволял видеть ближние ко входу клетки и сам этот вход, так что поручиться Мария не могла, но складывалось впечатление, что она сидит здесь дольше всех.

   Сложно следить за временем без окон, без часов, при монотонном свете и нерегулярной кормёжке, но прошло, кажется, всего несколько дней: ногти, когда-то аккуратно подпиленные, не успели отрасти и на миллиметр.

   Очнувшись в этой клетке, Мария быстро поняла, что искать справедливости, что-то объяснять и доказывать бесполезно. Даже самый человечный из надзирателей, в чьё дежурство им исправно приносили тёплую еду и давали вдоволь напиться, только молча кривился в ответ на все просьбы и уговоры под бешеный свист и улюлюканье соседок, которых очень веселили попытки «чистенькой из угла» разжалобить охрану.

   Второй надзиратель был равнодушен и брезглив, а третьего Мария боялась больше всего. Мужчина лет сорока мог показаться симпатичным и приятным, тем более он охотно разговаривал, но взгляд и сальная улыбка вкупе с намёками, чем узница может скрасить свою участь, не позволяли обмануться. Парочка купилась, их это не спасло. Одну так и вовсе конвой увёл почти сразу, как надзиратель вышел из её клетки, ухмыляясь и на ходу застёгивая штаны.

   Мария быстро приучилась прикидываться спящей, когда он заходил в тюрьму. Хотя уже забыла, когда она последний раз действительно спала, а не проваливалась на несколько минут в вязкий мутный кошмар. От постоянного света, криков, напряжения и отсутствия сна беспрерывно ныло в затылке.

   Поначалу она украдкой плакала, вздрагивала каждый раз, когда хлопала дверь, дёргалась от криков соседок и морщилась от их грубых насмешек. Сложнее всего было первый раз воспользоваться грязным вонючим ведром, которое служило для удовлетворения естественных нужд, на глазах у такой толпы. Тошнило каждый раз, когда босые ноги ступали на грязный, сальный пол. Низкие жёсткие нары с кишащим клопами матрацем были немногим лучше, но больше в камере не было ничего. Зато они стояли изголовьем в угол.

   Поначалу поддерживала мысль, что человек не может потеряться просто так, её хватятся, найдут и разберутся. Надежда, что ошибка скоро разрешится и её выпустят, вскоре пожухла, быстро сменившись сначала обидой, потом злостью и отчаянием, следом — боязнью, что и за ней придут, чтобы отвести на костёр, и никто не станет разбираться, насколько она виновна. А потом пришли равнодушное отупение и вялое любопытство, с которым Мария наблюдала из своего угла за жизнью тюрьмы.

   Про неё, кажется, забыли.

   Приводили и уводили женщин люди в разных мундирах. Затаскивали в клетки обычные полицейские в синем — разные, с разными чувствами глядящие по сторонам; от них Марии порой доставались сочувственные взгляды. А уводили, надев серебряные наручники, безмолвные палачи в серых плащах, с масками на лицах. Белые, матовые, безгубые — их немногие видели, но легко мог узнать каждый ребёнок. Про палачей ходило множество слухов, один другого страшнее, но правду тщательно берегли. И личности их — тоже. Немудрено: едва ли найдётся смельчак, готовый рискнуть жизнью и попасть под посмертное проклятье сильной ведьмы, которое и серебро не остановит, а безадресные злость и ненависть не находили цели или били не так сильно.

   Одни узницы хохотали. Другие плакали. Третьи умоляли и оправдывались. Четвёртые шагали равнодушно. Пятые грозили карами. Или — всё это вместе по очереди.

   Мария не могла сказать, действительно ли все они были ведьмами, но уже задумывалась о том, что исполнение смертного приговора — не самый плохой итог. Лучше, чем прозябать в здешнем грязном и вшивом безвременье, гадая, раньше сойдёшь с ума или умрёшь от какой-то заразы. Бояться смерти уже не получалось, даже несмотря на крики.

   Поначалу она пыталась убедить себя, что все эти звуки издают соседки, или где-то рядом есть ещё один каменный мешок без окон, разлинованный клетками, или это бред утомлённого сознания, или… что угодно или. Но здесь имелась хорошая вентиляция, через которую порой доносились разнообразные запахи гари — от чистой серы до горелой плоти. Похоже, уводили ведьм недалеко.

   Разум занимал главный вопрос: что произошло? Как она сюда попала и почему?

   Воспоминания были обрывочны и нечётки, а затылок отзывался на прикосновения болью, и эти два обстоятельства неплохо дополняли друг друга, но мало что проясняли. Последнее, что она помнила — как не спеша шла по улице, радуясь свежему бризу, несущему прохладу и надежду на прекращение стоявшей пару последних недель сухой жары. Мария шла на встречу с заказчиком — редкий случай, обычно приходили к ней, но тут прониклась сочувствием. Тот в записке уверял, что не может ходить, поэтому назначил встречу в небольшой ресторации на первом этаже гостиницы, в которой остановился. Добираться удобно, кормили там вкусно, отчего бы не потратить пару часов?

   А вот что случилось потом? Она дошла до ресторана? Или что-то произошло на улице? Или провал скрывает больше, чем кажется? Кроме шишки на голове, она могла судить только по платью — тому самому, в котором вышла из дома. Но оно пришло в негодность ещё до того, как она очнулась. Пыльное, рваное, в непонятной природы пятнах. Кажется, местами светлая ткань выпачкалась в крови, и кровь эта принадлежала кому-то другому: на руках и ногах имелись ссадины, которые сейчас неприятно зудели, но ни одной достаточно серьёзной раны, чтобы оставить такие следы.

   Всё это вместе наталкивало на неутешительные выводы, но совершенно не объясняло, почему её до сих пор не допросили. Пусть даже её обвиняли в колдовстве, ладно; но даже сомнительное и несправедливое обвинение никто не озвучил! Почему? Ну не могли же про неё и вправду забыть?! Разом все — Инквизиция, полиция, соседи, подруга...

   На очередное лязганье замка и скрип петель входной двери Мария не обратила внимания: не первый и не последний раз. Поначалу не придала значения и крикам заключённых, но через несколько мгновений всё-таки заинтересовалась: слишком дружно ведьмы сыпали проклятьями и слишком много ненависти звучало в голосах. Даже на палачей обрушивалось меньше.

   Вглядевшись в больной коричневый сумрак, Мария с изумлением увидела между прутьями клеток в дальнем проходе чёрный мундир.

   Инквизитор. Первый за время её заключения.

   Преодолевая брезгливость, женщина спустила ноги на пол. Поджимая пальцы и осторожно ступая, словно это помогло бы шагать по воздуху, приблизилась к решётке — рядом со стеной, подальше от соседней клетки.

   Инквизитор двигался медленно, кажется вглядываясь в лица осыпающих его бранью женщин. Он напоминал старый серебряный самородок — бледная кожа, белые волосы, металлическая неподвижность плеч, ощущение холода от фигуры и густая серебристо-чёрная патина одежды. Он был при оружии — неслыханное наплевательство на правила. Отброшенные за плечи полы короткого плаща, вольно намекавшего на рясу, открывали взгляду рукоять сабли в ножнах на левом боку, а справа — чёрную кобуру. Мария не столько видела все эти детали, сколько знала: они есть.

   Вот он дошёл до конца дальнего прохода, повернул в сторону Марии. Худощавая фигура, прямая и безупречная, как отлично отлаженный механизм. И на лице — равнодушие механизма.

   Пять шагов, десять. Вот он миновал последнюю клетку и оказался в метре от Марии. Повернул голову — и женщина замерла на вдохе, поймав взгляд.

   Она не сразу смогла понять, чем тот её зацепил.

   Не цветом глаз, хотя они оказались удивительно яркими и странными — светлыми, золотистыми. Не отблеск тусклой лампы, а природный цвет; инквизитор подошёл вплотную, и стало ясно, что она не ошиблась. Может, только в оттенке.

   Не равнодушием, тут она не угадала. Мужчина вглядывался в лица с внимательным напряжением, словно что-то искал.

   Усталостью. Огромная, всеобъемлющая, привычная, она положила глубокие тени на острое узкое лицо, добавив возраста, хотя едва ли ему было больше сорока. Казалось, жёлтыми кошачьими глазами на Марию взглянул замшелый склеп на древнем кладбище — самая старая достопримечательность молодого города.

   — Открой, — бросил инквизитор, не отводя взгляда.

   — Сейчас-сейчас, вот… — залебезил трепещущий надзиратель. Тот самый, которого сильнее всех прочих боялась Мария, но сейчас она его не замечала. Она тоже не могла оторваться от странных внимательных глаз.

   Пока охранник суетливо гремел ключами, отыскивая нужный, высокий гость и бровью не двинул. Не обратил внимания и на посыпавшиеся со всех сторон насмешки и скабрёзности вперемешку с советами, как ему лучше использовать «чистенькую из угла». Медленно начал снимать узкую чёрную перчатку с правой руки — что бы это ни значило.

   Сыто крякнул замок, тоскливо вздохнули петли. Инквизитор протянул руку открытой ладонью кверху — так, словно учтиво помогал даме спуститься по крутой лестнице. Словно зачарованная, Мария потянулась к его ладони — но на середине движения опомнилась, смущённо отдёрнула руку и спрятала за спину. Опустила взгляд на свои грязные босые ноги. За дверью клетки начищенные сапоги инквизитора ловили отблески потолочных фонарей.

   — Не бойся, — по-своему истолковал заминку мужчина. — Я не причиню вреда. Тебе здесь не место.

   Не веря своим ушам, Мария опять вскинула взгляд. Возможно ли такое? Словно в какой-то сказке — узницу приходит вызволить прекрасный принц…

   И она не принцесса, и он — не красавец, но тем более безумным казалось это приглашение.

   Впрочем, терять нечего, и разве можно смутить инквизитора грязными пальцами и разодранным рукавом? Не тому, кто имеет дело с демонами, бояться грязи.

   Ладонь оказалась твёрдой и неожиданно тёплой, почти горячей. Инквизитор нахмурился, вывел её из клетки, окинул напряжённым взглядом. Мария смущённо поправила разорванный вырез тонкого и когда-то красивого летнего платья, которое сейчас выглядело хуже тряпки, брошенной к двери вытирать обувь. Она даже попыталась подобрать слова для извинений, когда мужчина опять поступил неожиданно: беззвучно щёлкнула серебряная пряжка, и, выпустив грязную ладонь, инквизитор накинул свой плащ на плечи узницы.

   Мария вновь напряжённо замерла, не веря. Плотная ткань окутала теплом и резким запахом — смесью крепкого дешёвого табака и приятного, свежего мужского одеколона. После привычного воздуха темницы, пропитанного, несмотря на вентиляцию, потом, страхом и тяжёлым духом человеческих испражнений, запах ударил в лицо холодным морским ветром и отрезвил. Вдруг отступила вялая привычная тошнота, и даже головная боль будто бы ослабла. Оказалось очень трудно удержаться и не уткнуться носом в ароматное чёрное сукно.

   Инквизитор защёлкнул пряжку, вновь окинул женщину взглядом, особенно задержавшись на босых ногах. Едва заметно, но явно неодобрительно дёрнул верхней губой, качнулся к узнице — и вновь замер. Ноздри прямого и тонкого, почти аристократического носа чутко дрогнули, мужчина напряжённо принюхался. В кошачьих глазах появилось новое, пугающее выражение, и Мария сжалась под плащом, ожидая страшного конца едва успевшей начаться сказки.

   Но сказать что-то она не успела, взгляд инквизитора метнулся к надзирателю. Тот сглотнул — кадык над воротником зелёной формы судорожно дёрнулся — и качнулся назад, но устоял на месте, хотя под таким взглядом немудрено было пуститься в бегство, даже не чувствуя за собой вины.

   А охранник — чувствовал. Посерел, ещё раз судорожно сглотнул, и Мария вдруг поняла: он бы и хотел удрать, но его не пускали.

   Инквизитор склонил голову к плечу и принялся столь же неспешно, как снимал, натягивать перчатку обратно.

   «Не кот, — отметила женщина, — птица». Охотник на демонов напоминал повадками ястреба. Плавность и мелкие быстрые жесты, наклон головы — и стремительное движение когтистой чёрной лапы, которое без сноровки не стоило пытаться отследить.

   Лапа — то есть, конечно, рука — инквизитора сомкнулась на горле надзирателя. Он издал жалкий сдавленный звук, но даже не дёрнулся, только в глазах плеснулся ужас.

   Ростом мужчины были вровень, только пришелец в чёрном — заметно уже в плечах и худощавей, а цвет и покрой мундира делали его ещё тоньше. Но сейчас, держа за горло совсем недавно самоуверенного и самодовольного здоровяка, инквизитор заполнял собой весь коридор, нависал и казался чем-то огромным, неведомыми чарами сжатым, смятым и втиснутым в заурядное человеческое тело, но готовым вот-вот явиться в исконном виде.

   — Ты говорил, невинных здесь нет. Это так, — ровно проговорил инквизитор. Тихий хрипловатый голос его приобрёл странную вязкую глубину, словно зазвучал из широкой трубы.

   — Я ничего не сделал! — сдавленно просипел надзиратель и вцепился в держащую его руку.

   Под кожей мужчины стремительно проступала частая сетка темнеющих сосудов. Мария зажала себе ладонью рот, сдерживая испуганный вскрик. По клеткам прокатился невнятный шелест, и замолкли даже самые безумные.

   Чернокровие. Она знала об этом, много слышала — да во всём городе не найти человека, который бы о таком не слышал! — но никогда не видела вживую.

   — Разве? Ты чернее ведьм, которых презираешь.

   Надзиратель снова всхлипнул — и, закатив глаза, осел на грязный пол. Инквизитор подобрал выпавшие из бессильной руки ключи, обвёл взглядом притихшую темницу. Заключённые подались к решёткам, вцепились в прутья и вытягивали шеи, силясь разглядеть происходящее.

   — Идём, — сухо велел мужчина Марии. Голос зазвучал обычно.

   Она обеими руками вцепилась в наброшенный на плечи плащ, с трудом оторвала взгляд от скрюченного на полу тела и, особенно, испещрённого чёрной вязью лица и кивнула.

   Инквизитор сделал два шага, потом, словно опомнившись, опять обернулся к Марии и окинул её внимательным взглядом. Коротко качнул головой, слегка поджав губы, отчего по спине продрало холодом — а ну как сейчас вернёт обратно? Но вместо этого мужчина совершил вовсе уж странное: подошёл и легко подхватил вызволяемую узницу на руки.

   Та охнула от неожиданности, испуганно сжалась.

   — Держись. Так неудобно и тебе, и мне.

   — Не могу, — сдавленно ответила Мария, не зная, куда спрятать глаза.

   — Почему? — нахмурился он, шагая к выходу столь же размеренно и неспешно, как шёл сюда, только — в гробовой тишине.

   — У меня руки очень грязные, — призналась она виновато.

   Тонкие губы изогнулись в лёгкой улыбке — кажется, первое тёплое проявление эмоций этого человека, — и инквизитор повторил, никак не комментируя её сомнения:

   — Держись.

   Настаивать на своём женщина не решилась, всё-таки пересилила смущение и, высвободившись из складок плаща, обхватила твёрдые костистые плечи руками.

   За дверью темницы их ждала пара незнакомых Марии мужчин в полицейской форме. Инквизитора встретили звенящей тишиной — той самой, особенно неловкой, которая прерывает оживлённый разговор сплетников на полуслове при появлении объекта обсуждения. Лица изумлённо вытянулись.

   — Ключи, — уронил спаситель, и в его руке под плечом женщины выразительно звякнуло. Ближайший из незнакомцев понятливо перехватил связку. — Провести служебную проверку того, который лежит в коридоре. До окончания проверки изолировать. Результат, а также дела седьмой, одиннадцатой и двадцать четвёртой клеток передать мне вместе с остальными бумагами.

   — Так точно! — оба в полицейской форме синхронно вытянулись и козырнули, а инквизитор, так и отдававший распоряжения с грязной оборванкой на руках, двинулся дальше по прямому коридору подвального вида — с обнажённой каменной кладкой, освещённому холодными бестеневыми лампами.

   Слева встретилась тяжёлая запертая дверь, дальше попались два контрольно-пропускных пункта с несколькими запертыми дверями между ними, на которых их даже не подумали задержать. Потом каменная лестница вывела будто бы в другой мир.

   Казённая скупая обстановка пахла бумагой и скукой, светло-серая каменная плитка на полу выглядела чистой, а свежий нежно-персиковый цвет стен радовал глаз. Широкий проход без окон, но с парой тяжёлых дверей, пологая лестница в два пролёта, ещё коридоры и двери, где-то — скамейки и стулья для посетителей, иногда столы и информационные стенды с документами и образцами.

   Понять, где они, по-прежнему не получалось. Что-то вертелось в голове, что-то такое Мария слышала, но её окончательно оставили и душевные, и телесные силы вместе с последними мыслями.

   Навстречу постоянно попадались люди в форме и гражданской одежде, чем-то одинаково встревоженные и озабоченные, которые при виде инквизитора растерянно застывали, обжигая женщину изумлёнными взглядами, и либо коротко кланялись, либо отдавали честь. Мария очень быстро окончательно смутилась и уткнулась взглядом в подбородок спасителя, рассеянно разглядывая складку в уголке губ и гадая, сколько всё-таки ему лет. Сознание упрямо расплывалось, думалось с трудом и невнятно, но закрывать глаза она опасалась: не хватало ещё только уснуть у него на руках! Кажется, теперь она безоговорочно поверила в своё спасение, сжимавшее всё это время напряжение разом схлынуло, и оказалось, что именно на нём она до сих пор держалась.

   В просторном фойе обнаружился ещё один пост охраны, на котором при появлении неожиданной пары произошло нездоровое оживление, и один из охранников помчался самолично отпирать двери. Инквизитор благодарно кивнул — и шагнул на улицу.

   В лицо ударило светом, ветром и обилием запахов. Мария в первый момент зажмурилась от неожиданности: казалось, что внутри здания светло, но снаружи царил ясный жаркий полдень последнего месяца лета, а глаза в подвале отвыкли от солнца. От свежего воздуха разобрал кашель, и, когда спаситель поставил ношу на ноги, та некоторое время не могла осмотреться, смаргивая слёзы и поджимая пальцы: горячая брусчатка почти обжигала, но Мария почти готова была пасть на колени и целовать её.

   Инквизитор не торопил, терпеливо дождался, пока женщина придёт в себя и оглядится.

   Понятнее не стало. Простое двухэтажное здание буквой П охватывало небольшой тихий сквер, вдоль кольцевой дороги стояло несколько автомобилей — серый полицейский фургон, несколько патрульных машин и пара чёрных легковых. А вот прямо перед ними…

   Если бы сил Марии ещё хватало на удивление, она бы потеряла от изумления дар речи, потому что за старенькой патрульной колымагой стоял блестящий чёрный аэромобиль с его узнаваемыми хищными обводами, напоминающий не машину, а жирную каплю дёгтя.

   Их придумали совсем недавно. Мария следила за достижениями прогресса, поэтому не могла пропустить нашумевшую новость: опытный образец получил высокие оценки научного и технического сообщества всего пару лет назад. Конечно, секрет двигателей для этих аппаратов хранился в строжайшей тайне, и простым смертным не стоило надеяться скоро прикоснуться к ней, разве что взглянуть издалека.

   Слухи о том, что новинкой заинтересовались на самом верху, ходили упорно и наверняка были правдивы: будь у неё возможность, Мария и сама бы заинтересовалась быстрым и лёгким аппаратом, способным донести человека до другого конца Оплота за считанные минуты, несмотря на то, что сама она не то что на другой конец города — из своего квартала выходила не больше пары раз в год. Посетители болтали, что будто бы видели чёрные аэромобили в небе возле башни Закона, но кто придаёт значение сплетням!

   Выходит, не врали.

   Хозяин чуда техники, заметив, что спасённая пришла в себя, потянул за неприметную на первый взгляд ручку. Дверца открылась, словно надкрылье большого жука, вверх и вбок.

   — Садись.

   — Но я… — попыталась возразить Мария, опять вспомнив про вид своего платья и ног.

   — Садись, — повторил инквизитор с усмешкой, блеснувшей в жёлтых глазах, на солнце оказавшихся ещё светлее, чем виделось в тюрьме.

   Осталось только вздохнуть и подчиниться.

   Внутри сильнее пахло плохим табаком и едва заметно — всё тем же одеколоном. Здесь было четыре места — два впереди, два позади. Удобные глубокие кресла с подголовниками, с пристежными ремнями, в которых Мария моментально запуталась. Она в обычном-то автомобиле ездила всего несколько раз, а уж такое… Невозмутимый хозяин аппарата и бровью не повёл, помог защёлкнуть замки, после чего занялся своим ремнём, а женщина с любопытством огляделась; даже усталость отступила.

   Матовые тёмно-серые панели внутренней отделки напоминали одновременно чернёный металл и бумагу, гладкие и приятные на ощупь и — едва ощутимо тёплые, словно под рукой было живое существо. Кресла обтягивала плотная чёрная кожа необычной выделки — не скользкая, но и от замши очень далёкая. Руль скорее напоминал штурвал самолёта, Мария видела такие на картинках в книгах. Вокруг него гнёздами располагались наборы переключателей, ручек и стёклышек, закрывающих шкалы.

   Инквизитор уверенно защёлкал рычажками, не глядя, и через пару мгновений машина мягко завибрировала, урча, как большой кот.

   Мария искоса глянула на чеканный профиль и отметила, что выражение лица смягчилось, стало спокойнее, ушло напряжение.

   — Почему вы меня спасли? — Мария наконец задала один из самых важных вопросов.

   — Я не спасал, — возразил он, глянул искоса, щёлкнул очередным тумблером и взялся за штурвал. — Исправил ошибку.

   — Ошибку? — не поняла она. — Чью?

   — Выясню. — Голос прозвучал всё так же ровно, но в нём послышалось явственное обещание больших неприятностей тому, кто эту ошибку совершил.

   — А почему вы думаете, что была какая-то ошибка?

   — Вижу.

   Других пояснений не последовало, зато на плечи навалилась тяжесть, и мгновенно заложило уши: аэромобиль поднялся в воздух. Мария не боялась высоты, но всё равно нервно вцепилась в ручку на двери. Пилот не смотрел в её сторону, но каким-то образом заметил и постарался утешить:

   — Не бойся, машина надёжная.

   Женщина невнятно угукнула, глубоко вздохнула, а инквизитор дотянулся до неприметной дверцы в передней панели, достал оттуда пачку сигарет и масляную зажигалку. Почти не глядя закурил, затянулся едким дымом… и вопросительно глянул на пассажирку, которая тут же раскашлялась.

   — Простите, — пробормотала она. — Очень... резкий запах. — Отчаянно хотелось спросить, зачем он курит именно эту дрянь, вышибающую слезу, но показалось невежливым предъявлять претензии. — Не стоит, я привыкну! — поспешила заверить, когда мужчина, ещё раз затянувшись, затушил сигарету и щёлкнул очередным рычажком. Зашелестело и потянуло сквозняком.

   — Успеется.

   — Куда мы летим? — откашлявшись и утерев слёзы, задала следующий вопрос. — И… кто вы?

   — Брат Александр, — отозвался он как будто с лёгкой насмешкой в голосе. — Летим туда, где ты сможешь привести себя в порядок и отдохнуть. Мне нужна пара дней, чтобы разобраться в твоём случае.

   — Я могла бы пойти домой, — осторожно предположила она.

   — И загреметь в другую беду, если тебя подставили целенаправленно? — Он слегка приподнял брови.

   — Я не думаю, что… — заговорила она, но осеклась, вздохнула и закончила тем, с чего стоило начать: — Спасибо. Не знаю, что было бы со мной, если бы не ваше вмешательство…

   — Я просто ускорил процесс. Итак, я назвался. Кто ты?

   — А вы не… — Она растерянно уставилась на пилота, но тут же ответила самой себе: — Ну да, наверное… Откуда? Мария Лебедь, алхимик, занимаюсь растениями и лекарственными составами, у меня небольшая аптека в третьем квартале Длинного парка.

   — В чём тебя обвиняли?

   — Ни в чём, — вздохнула женщина и осторожно пощупала затылок, шишка на котором уже почти не болела.

   — Поясни.

   Рассказ даже со всеми подробностями не занял много времени, да и подробностей было совсем немного, но Александр и по этим скупым деталям что-то понял. Недовольно поморщился на названии гостиницы «Уютное гнездо», а когда собеседница закончила, пояснил.

   — С неделю назад там случился большой прорыв. Демон высшей категории и три помельче, разрушения, полтора десятка убитых и полсотни раненых. Работало две тройки, четверо раненых, два — тяжёлые. Наверное, тебя нашли где-то рядом без сознания.

   — И решили, что я призвала демона? — пробормотала Мария, пытаясь осознать сказанное.

   — Вероятно. Я разберусь.

   — Думаете, это не я?

   Новый косой взгляд, неожиданно широкая и искренняя улыбка.

   — Я бы заметил.

   Никто, кроме самих инквизиторов, не знал, как они чувствовали человеческие души. То, что называли чернокровием, было лишь внешним проявлением тьмы душевной. Близкий контакт с демонами и особенно ритуал призыва, с помощью которого ведьмы приобретали свои способности, оставляли несмываемые печати, невидимые обычным людям. Нередко люди обходились и без помощи злых сил, скатываясь во мрак по собственной воле, своими поступками.

   Порой находились те, кто называл инквизиторов обманщиками, обвинял в захвате власти и её превышении, монополизации алхимии и всех её плодов, самых страшных грехах и проступках, уверяя, что и ведьмы — не ведьмы вовсе, и демонов никаких нет. Их по старой памяти называли еретиками или отступниками, но на костёр, насколько знала Мария, отправляли очень редко, и за совсем другие вещи. Наверное, не считали серьёзной угрозой обществу и Инквизиции, потому что им мало кто верил.

   Сложно не верить в существование демонов, когда прорывы случаются в разных концах города, а с начала Апокалипсиса прошло всего тридцать два года и, несмотря на миллионы — миллиарды — смертей, осталось много людей, заставших смутные времена и то, что им предшествовало. Мария сама не помнила, но мать, которой повезло спастись с младенцем на руках у стен Оплота, часто вспоминала ужасы тех лет и истово молилась, благодаря заступников рода людского — борцов с демонами и ведьмами.

   Дочь в первые годы жизни переняла её взгляд и отношение к инквизиторам как к святым и достаточно долго жила с этой уверенностью. А потом повзрослела. Нет, мнения еретиков она тоже не разделяла: даже если инквизиторы что-то превышали и монополизировали, заступниками тоже служили. Те, кто ежедневно рисковали жизнью во имя спокойствия обычных жителей, на её взгляд, имели право на слабости и вольности. А неких достоверно страшных поступков, которые ставили бы их в один ряд с демонами, Мария за инквизиторами не знала. Болтали, конечно, но ни одного доказательства не предъявляли, не считать же таковым высказывания вроде: «А вот на работе у моего кума есть женщина, так у неё троюродный брат своими глазами видел!»

   Вот и сейчас. Страху она, конечно, натерпелась на всю жизнь, но — цела, вроде бы здорова и вызволена из застенков именно инквизитором, который, кажется, вполне искренне верит ей на слово. Притом там, где она и сама не до конца верит…

   Если он прав и её действительно подобрали живой поблизости от места нападения демона, то это более чем странная история: эти существа превосходно чувствуют всё живое, и сон или обморок не поможет спастись там, где чудом управились шестеро инквизиторов. А вот что именно помогло — большой вопрос.

   Аэромобиль летел медленнее, чем о них рассказывали. Мария успела не только рассказать о своих злоключениях и осмыслить предположения инквизитора, но и опознать местность, в которой оказалась. Прежде бывать здесь ей не доводилось, но карту Оплота-то она знала, и большая река в нём имелась всего одна. За ней располагались какие-то производственные здания и, оказывается, тюрьма. Или что это было такое?

   На подробном объяснении маршрута Мария не настаивала. Пусть везёт, куда считает нужным, а если там можно будет умыться и нормально поесть — ей больше ничего не надо. Вот разве что платье… И поспать…

   Она спрятала зевок за ладонями, с трудом подавила желание потереть слипающиеся глаза, напомнив себе о грязи на руках, рассеянно расправила на коленях испачканный ситцевый подол, пошевелила босыми пальцами. Где там теперь её туфли! Даже искать бессмысленно, наверняка они тоже пришли в негодность. А она так их любила, удобные были…

   Мария поморщилась, пытаясь отогнать глупую мысль. Нашла о чём страдать! Туфли! Там столько убитых и раненых, и неизвестно, как она к этому всему причастна и что будет дальше, а думает — о туфлях!

   Наверное, в глубине души она подозревала, куда её привезут, поэтому не удивилась быстро растущим за окном отлично знакомым очертаниям Трёхглавой крепости — сердца города. Правда, видела она их обычно с другой стороны, но спутать с чем-то точно не могла.

   Поговаривали, что весь этот циклопический комплекс сооружений построили, как в старых сказках, за одну ночь силами немногочисленных тогдашних алхимиков. Верилось в это с трудом: ладно стремительное возведение стен, но, помимо них, следовало учесть ещё миллион больших и маленьких деталей. Разве что строили их по очереди: сначала монолитную отвесную стену сорока метров высотой, потом — сами башни, а уже после — остальное. Огромный исследовательский корпус со всеми его секретами — внутри стен, великолепный собор Воскресения Христова — за пределами, прямо перед Башней Веры...

   Вера, Алхимия и Инквизиция, она же — Правосудие, или Закон. Три башни, три столпа, на которых устоял тот кусок мира, который Мария знала. Оплот — город спасённых, несколько стран по соседству, выживавшие исключительно благодаря ему… Стран, которых ещё полвека назад не существовало на карте мира.

   Виноватых пробовали искать до сих пор, но трудно найти единственного козла отпущения, если свою руку к началу конца приложил каждый или — уж по крайней мере — миллионы. Невинные, наверное, тоже были, и их было больше, но расплачиваться пришлось всем.

   Существовало много версий произошедшего. Кто-то полагал, что демоны с самого начала готовили себе почву для вторжения, ненавязчиво подталкивая слабых людей к мраку, заставляя отринуть записанную кровью древних предков мораль. Другие, и Мария разделяла именно это мнение, не сомневались в самостоятельности людей, которые и без помощи извне охотно опускались на самое дно.

   Как бы то ни было, в один момент количество тьмы достигло критической массы, достаточной, чтобы мир соприкоснулся с чем-то другим, первозданным и по природе своей враждебным, откуда хлынули герои древних страшных сказок — те, к кому очень быстро прилипло слово «демоны». Они оказались настолько похожи на образ, которым издавна пугали людей жрецы и священники, что в это оказалось трудно поверить.

   Вдруг стало понятно, что в некоторых ключевых вопросах главные мировые религии, до того соперничавшие до откровенной вражды, удивительно солидарны. Настолько, что невольно возникал вопрос: а не случалось ли нечто подобное в прошлом?

   Пора вседозволенности, нигилизма и возведения собственной личности в культ скрылась за пеленой первобытного ужаса, омытая волной крови. Большие города стали адом на земле: именно туда тянуло демонов, где больше людей, а значит — больше пищи.

   Когда демоны начали жрать людей, они очень быстро вспомнили о Боге. Но вместо добрых ангелов пришла Инквизиция, которую изредка по старой памяти называли Святой.

   Сейчас, всего тридцать лет спустя, прежний мир казался плодом воображения. Огромные корабли в океанах, везущие невообразимую прорву самых разных товаров, сотни самолётов в небе и миллионы людей, пересекающих весь мир по самым разным надобностям. Сейчас далёкие страны оставались пятнами на карте в школьном учебнике. Слишком сосредоточенным на собственным выживании и попытках удержать рассыпающуюся цивилизацию, людям по большей части стало не до далёких земель. Радиосвязь уцелела, порой приносила далёкие чужие голоса, но много ли проку от того, что за тысячи километров есть другие города? Разве что немного вдохновения и удовлетворения от того, что мир, несмотря на все потрясения, продолжает жить.

   Конечно, находились непоседы, рвущиеся в странствия, и никто их не удерживал. У одинокого путника хорошие шансы успешно добраться до цели, потому что один человек не привлечёт внимание демонов до тех пор, пока существуют города. Поэтому многие уходили жить в леса небольшими общинами, и что в них творилось — один Бог и знал. У Марии одна только мысль оставить родные улицы Оплота и отправиться куда-то в дикие края вызывала нервную дрожь.

   Башня Закона уже заполнила весь обзорный экран, нависла зловещим чёрным утёсом, и Лебедь затаила дыхание, ожидая, что аэромобиль нырнёт за стену, но тот снизился между невысокими домами у подножия, где располагались учреждения попроще. Школа полиции со своими общежитиями, её же управление, ещё какие-то службы правопорядка...

   В квадратном внутреннем дворе, не имевшем въезда, стоял аккуратный ряд одинаковых чёрных блестящих машин, похожих на капли дёгтя. Тихо шелестели ветками несколько старых абрикосовых деревьев, роняя тень, в которую Мария отступила сразу же, как только шагнула на нагретую сухую брусчатку. Ступать по ней босыми ногами было приятно.

   Громада чёрной башни возвышалась совсем рядом, и казалось, что трёхэтажное квадратное здание подпирает её стену. Возможно, так и было, и там действительно имелся прямой проход. Любопытство заставляло глазеть на гладкий блестящий камень, сложенный в лишённый окон монолит, и сожалеть о том, что, по всей видимости, внутрь подозрительную оборванку никто не поведёт. Справедливо. Право ступить в святая святых стоило заслужить, и, как бы ни был новый знакомый уверен в благонадёжности случайно спасённой особы, верх глупости — пускать её в башню.

   Оштукатуренные стены окружающего здания были выкрашены в приятный мятно-зелёный цвет, а строгие белые декоративные бордюры и обрамления окон достаточно оживляли монотонную гладь, чтобы фасады не казались скучными. На их фоне высокий угрюмый сосед, возносившийся к самому небу, почему-то совсем не давил.

   Во двор выходило три крыльца с короткими лестницами, и Александр жестом пригласил женщину к ближайшему, на противоположной стороне от башни. Здесь он уже не пытался взять её на руки — то ли не хотел шокировать соратников, то ли куда больше доверял чистоте местного пола.

   За дверью предсказуемо обнаружился пост охраны, и здесь всё было уже серьёзнее, за отделённой решёткой перегородкой дежурил инквизитор. Совсем молодой, наверное из вчерашних учеников. При виде Александра он подскочил с места, вытянулся, уставился со смесью трепета и удивления.

   — Здравствуйте, ваше превосходительство!

   — Добрый день, — кивнул в ответ старший инквизитор.

   Несколько мгновений повисела тишина, потом страж кинулся к замку, на ходу доставая ключи. Но на середине движения опомнился, заозирался и пробормотал смущённо:

   — Прошу простить, но я всё-таки должен… Сейчас… Я вас узнал, но…

   — Всё правильно, — оборвал смущённое бормотание Александр, снимая правую перчатку. — Ты должен проверить и самого патриарха, если он вдруг пожелает явиться.

   Мальчишка выдохнул, заметно успокоившись, движения приобрели чёткость и уверенность. Взял со стола странную пластину из светлого металла шириной в две ладони и длиной с полметра, просунул её в узкую поперечную щель посреди решётки, очевидно предназначенную именно для этого. Старший инквизитор спокойно положил на выступившую с его стороны часть ладонь.

   С любопытством наблюдавшая за непонятной процедурой Мария успела заметить слабую светлую вспышку и какой-то узор, проступивший на той части пластины, которая осталась внутри. Привратник ещё больше успокоился и перевёл взгляд на женщину.

   — Теперь вы.

   — Приложи руку, — пояснил Александр. — Последует укол. Кровь — самый простой индикатор тьмы и иллюзий.

   — Эффективный? — полюбопытствовала Мария и дёрнулась, когда ладонь больно кольнуло.

   — Не всегда, — усмехнулся инквизитор, — но маски эта штука срывает на раз. Позови кого-нибудь из мальчишек, дежурные есть?

   — Да, конечно, сейчас! — охотно вызвался привратник, заперев дверь за вошедшими.

   Немного привыкнув к присутствию старшего, он очень старался не глазеть на его странную спутницу, но получалось плохо. Та с подобным же успехом старалась не коситься на брата Александра, гадая, кто же её спас? Судя по поведению мальчишки, кто-то из верхушки ордена, только уж больно распространённое у него имя, а фамилий инквизиторы не носили. В народе некоторых знали по прозвищам, а как они разбирались между собой — и вовсе непонятно, но никаких званий вроде бы тоже не имели.

   Привратник высунулся за дверь и по-простецки свистнул, привлекая внимание. Послышался звонкий топот, и в комнату через пару секунд заскочил совсем уж мальчишка лет десяти, одетый в свободные чёрные штаны и подвязанную простым поясом рубаху того же цвета. На ногах его были примитивные сандалии — дощечки, привязанные парой шнурков.

   — Добрый день, — поприветствовал его Александр, пока ученик — а это явно был ученик, — восторженно таращился на него, потеряв дар речи. — Проводи эту женщину в одну из гостевых комнат, проследи, чтобы там было всё необходимое, чтобы привести себя в порядок, принеси ей обед и ученическую одежду. Как тебя зовут?

   — Фома, ваше превосходительство господин Великий инквизитор!

   Старший на это витиеватое определение едва уловимо поморщился, но поправлять не стал и обратился к Марии, ошарашенной откровением:

   — Фома поможет тебе устроиться. Отдыхай и ни о чём не беспокойся, вечером поговорим.

   — Следуйте за мной, госпожа! — важно попросил мальчик, явно довольный личным поручением от столь легендарной фигуры.

   — Спасибо! — только и успела сказать Лебедь, тщетно пытаясь за оставшееся мгновение найти в чертах своего спасителя что-то… что-то этакое. Не такое, как у всех людей и остальных инквизиторов.

   Александр только кивнул, и Мария вышла вслед за проводником, услышав короткую команду: «Открывай». Видимо, дела вели его в совсем другие места.

   Фома быстро шагал впереди, да и недалеко им пришлось идти: лестница начиналась прямо напротив двери, а там мальчик нырнул за одну из ничем не примечательных дверей в прямом и пустом коридоре.

   Комната оказалась небольшой, скромной, но вполне уютной. Пол устилал простой паркет ёлочкой, и приятно пахло деревом и лаком. Чистая узкая постель, в углу притулился шкаф-пенал, а у дальней стены — стол и стул. Отсутствие окон здесь не напоминало о казематах, а успокаивало, как дома. За узкой неприметной дверью, к огромной радости гостьи, нашлась ванная комната.

   Фома сунул туда нос и деловито попросил:

   — Подождите минуту, госпожа, я всё принесу.

   — Спасибо большое!

   Мальчик умчался, а Мария опустилась на стул — простой, деревянный, его не страшно было испачкать. В и без того тяжёлую и усталую голову отказывалась помещаться мысль о том, что её вынес на руках не просто инквизитор, а сам глава этого ордена.

   О нём ходили легенды. Именно он основал Инквизицию и сделал такой, какой знали её люди. Во многом благодаря ему устоял этот осколок когда-то огромного мира, появились Оплот, Трёхглавая крепость и всё то, что Мария считала домом и своей жизнью. Она понятия не имела, сколько лет этому человеку. По всему выходило — никак не меньше шестидесяти, но на такие годы он не выглядел даже вместе со своей усталостью. С другой стороны, поговаривали, что инквизиторы знали секрет долгой жизни; правда, воспользоваться им успевали далеко не все, постоянные сражения с демонами мешали.

   Александр Чёрный. Господи, почему чёрный-то?! Светлоглазый и бледный пепельный блондин! Может, именно поэтому? Или из-за любви к цвету?..

   Мария нервно усмехнулась, перебирая в памяти моменты их недолгого знакомства и припоминая, не сделала ли какой глупости? Пока выходило, что странно вёл себя скорее он, она ведь не просила нести её из темницы на руках…

   Ой, а вот и глупость! Плащ же забыла отдать… Впрочем, зачем он ему по такой погоде? Да вообще непонятно, как они выживают в своих мундирах и сапогах в их климате! Не иначе, коллеги-алхимики что-то начудили.

   Женщина уткнулась лицом в складки плотной тёмной ткани, вдыхая резкую смесь табака и одеколона. Вообще-то не самый приятный аромат, она не любила запах сигарет, но… кажется, теперь именно он будет ассоциироваться с надеждой и чудесами.

   Вскоре вернулся Фома с охапкой вещей, и большую проблему знакомства с одним из самых известных людей Оплота, которого многие при жизни называли святым, вытеснила маленькая, но куда более важная сейчас: как не заснуть прямо в душе и добраться до постели?

***

Этим простым деревянным чёткам было больше ста лет. Истёртые многими прикосновениями бусины давно утратили первоначальный цвет — ещё до того, как попали в руки нового хозяина, понятия не имевшего ни о том, из какого дерева они сделаны, ни о том — на тот момент, — для чего вообще нужен этот странный браслет с деревянным крестом и полинялой кисточкой. Они нашлись у бабушки после её смерти, Александр взял безделушку на память. Кто бы сказал, что было в голове у мальчишки, когда он выбрал именно этот странный предмет?

   Родители не верили в Бога и не ходили в церковь — тогда так было принято. Бог — плод человеческой фантазии, вера — результат страха смерти. Есть наука, убедительно всё это доказавшая, а церковь — такой же светский институт, как полиция.

   Александр тоже долго думал именно так. До тех пор, пока не увидел своими глазами, как вера останавливает могущественное чудовище, способное оторвать человеку голову одним движением. Как это работало? Он не понимал до сих пор. Наверное, потому, что нужно не понимать, а верить.

   Но молитва всё равно успокаивала. Единственная, которую он знал. Сложные старые слова, тишина, густой запах ладана и вытертые деревянные чётки в руке, всегда остающиеся приятно прохладными, сколько бы их ни терзали твёрдые пальцы.

   Инквизиторам сложно давалась искренняя и чистая вера, разве только в детстве, во время ученичества, до определённой поры. Слишком много тьмы они видели вокруг, чтобы сохранить в себе стремление к свету. Но небольшая часовенка в башне Закона имелась, она носила имя святого Андрея Первозванного, был и свой священник — хмурый и нелюдимый отец Филипп, очень молчаливый мужчина неясного возраста со слабым хриплым голосом. Наверное, его бы воля, он и службы проводил бы молча; наверное, и проводил, когда на них никто не являлся. Такое случалось до обидного часто, но жалоб никто не получал — наверное, его всё устраивало.

   Александр иногда приходил сюда ночью, когда не мог уснуть, за утешением. Часто помогало. Сейчас он не собирался заходить — дел по горло, разгар дня, не до молитвы. Но потянуло. Хотелось…

   Знал бы он, чего ему хотелось! Посоветоваться? Чушь! Точные ответы и объяснения нужно искать не здесь. Поблагодарить за то, что не взял лишнего греха на душу и не убил надзирателя? Пусть грязное, пусть отвратительное настолько, что хотелось вымыть руки, но — живое! Но и эту благодарность стоило нести в другое место и к совершенно конкретному человеку.

   Впрочем, одна благодарность для этого места у него нашлась: за спасение невинной души. Он пока понятия не имел, кого забрал из изолятора, но точно знал: если бы этот свет погас, мир стал бы ещё на каплю чернее. А когда чаша наполнена до краёв…

   — Лекс! Ты правда здесь?

   Негромкий голос заставил вздрогнуть. Александр так погрузился в мысли и столь редкую внутреннюю тишину, что не услышал шагов.

   — Нет, я тебе мерещусь, — оборвал он молитву и обернулся, пряча бусины в кулаке. Личные сомнения — это личные сомнения, нет смысла перекладывать их на чужие плечи. — Идём, не здесь же разговаривать.

   — Зачем ты вообще туда заходил? — с интересом спросил Марк, когда мужчины тихо прикрыли за собой дверь и зашагали по коридору. — Не замечал за тобой набожности.

   — Думал спросить отца Филиппа, всё ли в порядке. Шёл мимо, вспомнил, что не видел его уже с неделю, — легко нашёл подходящую причину он. — Но ты же не просто так отыскал меня даже в часовне?

   — Нет. Главное, тебя очень хотел видеть патриарх. Старик совсем плох. — Он качнул головой. — Я вызвался отыскать лично, чтобы не терять времени. И заодно по дороге узнать, как твоя инспекция?

   — Отвратительно. — Александр не сдержал недовольной гримасы.

   Марк был одним из первых — из немногих, доживших до сего дня. Тот, кто его привёл и поручился за друга, давно уже отправился на высший суд, а он уцелел.

   А ещё он носил прозвище Белый. Что это, если не судьба?

   — Что, ведьмы перестали помещаться и ты решил притащить работу сюда? — со смешком предположил Марк.

   — Уже донесли? — не удивился Александр. — Иногда кажется, что слухи здесь разносятся сквозняками.

   — Иногда — да, но тут всё проще, — заверил соратник. — В башне тебя никто не видел, но машина на месте, и я расспросил привратников. Будь снисходителен, мальчик под впечатлением. Так что случилось? Кто-нибудь выжил? Прорыв демонов? Или что-то менее заурядное? И хватит уже интригу держать, рассказывай!

   — А ты даёшь мне хоть слово вставить? — Лекс насмешливо вздёрнул брови, и собеседник выразительно развёл руками. Молча, поэтому рассказ всё же получил.

   Оплот часто называли благословенным, особенно на дальних концах соседних стран. В сравнении с ними, он, наверное, таковым и был: благодаря алхимикам и реактору на территории Трёхглавой крепости, город не знал нужды в самых совершенных из возможных на нынешнем этапе благах цивилизации, о которых на периферии помнили разве что по сказкам и воспоминаниям старшего поколения. Город обустроился на сравнительно небольшом каменистом полуострове и разрастаться мог только в одну сторону, но этот процесс тщательно ограничивали. Независимый и неподконтрольный ни одной из стран, Оплот мог позволить себе впускать далеко не всех желающих и возможностью этой пользовался тщательно.

   Это безжалостное, но важное решение приняли уже давно по самым практическим соображениям. Чем больше людей находится на одной территории, тем выше вероятность прорыва демонов, больше жертв и сложнее остановить враждебных тварей, с человеческой кровью и смертью получающих новые силы. Поэтому дома в Оплоте не превышали трёх этажей, и счастливчики, сумевшие устроиться здесь, жили весьма свободно и спокойно. А сильно расползаться территорией дальше…

   Чем больше жителей, тем сложнее их прокормить. Продовольствие — это единственное, чем город не мог обеспечить себя полностью и что закупал на стороне, расплачиваясь за это электричеством, трудами алхимиков и кровью инквизиторов, уничтожавших ведьм и демонов в более-менее значимых поселениях соседних стран. Не нужно быть стратегическим гением, чтобы понимать: рано или поздно, если дать слабину, те, кто вынужден сейчас считаться с мнением независимого богатого города, могут возжелать взять всё силой и позабыть на время про угрозу. На этот случай в городе имелся большой запас продовольствия.

   Добровольно же идти под руку кого-то из соседей, даже на правах автономии… Непонятно, как к этому отнесутся другие. Пока же всё находилось в равновесии, правительство Оплота не предпринимало решительных шагов, стараясь лишь сохранять это самое равновесие. И если с развитием алхимии реакторы потихоньку появлялись в других странах, давая им больше возможностей для развития, то инквизиторов обучали только в башне Закона.

   Весь этот строгий контроль и вполне организованный институт полиции, однако, не делали благополучный в общем Оплот идеальным местом, лишённым преступности. А вот позволить себе содержание тюрем город не мог, поэтому спектр наказаний был невелик: штраф, депортация, исправительные работы, обычно в порту или на кораблях, где всегда не хватало рабочих рук, или — смертная казнь. Но мгновенно правосудие, конечно, не совершалось даже над ведьмами, поэтому существовали изоляторы временного содержания. Отдельно для тех, чьи преступления не касались тёмных сил, и отдельно — тот самый, устроенный под одним из отделений полиции, из которого вернулся Александр и куда помещали ведьм и некоторых других пособников демонов.

   — Ты был прав, отсутствие постоянного надзора сказывается отвратительно. Там омерзительный свинарник, и надо ещё узнать, куда уходят деньги. Один надзиратель совсем почернел, несколько дел я взял на доследование. Надо ещё с палачами поговорить, что они скажут, и с судейскими. — Прямо из изолятора подозреваемых не тащили сразу на костёр, и, если в женщине имелся свет, а доказательства оказывались неубедительными, судья исправлял ошибку поспешившей ищейки, так что заинтересовавших Александра женщин и без него бы проверили. Но хотелось разобраться самому. — Ты не встречал Мохнатого? Отыскать бы его…

   — А это вторая причина, почему я тебя искал, — оживился Марк. — Я наконец нашёл тебе нового секретаря, чтобы не пытался на меня сваливать его работу. Хороший парень, жил недалеко от Оплота, осиротел, пришёл к нам. Я лично проверял, чист, насколько это возможно. Понятно, что к нам он шёл мстить, но таких приходит половина! Инквизитора из него не выйдет, хилый во всех смыслах, но пользу принесёт. И да, я помню, что ничего важного ты не хочешь доверять посторонним, но отнести записку и найти нужного человека он сумеет, согласись.

   — Ты прав, так будет удобнее, — не стал спорить Александр. — Что с новым набором?

   — Даже успешнее прошлого. Конечно, есть никуда не годные, из которых ничего не получится, они даже первой ступени не одолеют, но это их выбор. Вспыхнуло несколько конфликтов с родителями, как обычно: одни хотят для чада престижной службы, а тот крови боится и вообще мечтает быть художником, или чадо сбежало и выдержало вступительное испытание, а мать в ужасе, что дитя подвергнется опасности… Всё как всегда. Алхимики подтвердили, что завтра дадут опытную партию переговорников…

   Известие порадовало. Рации существовали и применялись в городе, но либо были слишком большими и неудобными, либо не могли пробиться далеко, а внутри крепости и вовсе позволяли связаться только через пару комнат — слишком основательно её построили. Внутреннюю телефонную линию, конечно, протянули, и она исправно работала, но всё же хотелось чего-то более удобного. Особенно тем, кто это удобное застал и прекрасно помнил.

   В стенах между башнями имелись переходы и другие помещения, поэтому система безопасности тоже была общей для всего комплекса, а от башни Закона до Веры можно легко добраться пешком, не выходя на открытый воздух.

   Странный парадокс, который до сих пор никто не смог объяснить, но обнаружение которого спасло много жизней: вопреки историям из легенд, демонов невозможно было призвать в подвале, лишённом солнечного света, почти невозможно — ночью где угодно. Возможно с оговорками — в помещении с достаточным количеством окон, а самовольные их прорывы в мир людей чаще всего случались на относительно открытом пространстве. Больше того, со временем выяснилось, что нахождение в подземельях заметно ослабляет и этих существ, и тех женщин, кто с ними связан, а металл — причиняет серьёзный вред. Особенно серебро, которое ведьм почти вовсе лишало сил.

   Конечно, у алхимиков существовала какая-то теория, поговаривали даже — непротиворечивая и прекрасно вяжущаяся со всем их мистицизмом, но Александр в детали не вдавался: принимать их существование и признавать неоспоримую полезность было куда легче со стороны. Выросший в другое время и буквально в другом мире, он до сих пор не мог поверить не только в Бога, но и в рукотворные чудеса. Одно дело — пользоваться электричеством, не задаваясь вопросами, а совсем другое — принять существование холодного ядерного синтеза, который это электричество давал. Не помогали ни объяснения, ни возможность пощупать реактор своими руками, и вскоре Александр перестал пытаться.

   Некоторое время инквизиторы шагали по переходам, кивками здороваясь с немногочисленными встречными и обсуждая текущие дела города и башни, а потом Марк не выдержал:

   — А всё-таки, что за ведьму ты привёз?

   — Она не ведьма.

   — Ты уверен?

   — Взгляни, и поймёшь сам. Нечасто встретишь такую светлую душу у взрослого человека.

   — Это разве причина? — продолжил упрямо допытываться Марк.

   — Она оказалась в изоляторе без внятного предъявления обвинения и просидела там очень долго, а попала, кажется, при странных обстоятельствах. Я хочу разобраться, — спокойно ответил Александр.

   — Дело только в этом?

   — А в чём ещё? — Он с деланым недоумением приподнял брови, и Белый прекратил расспросы, понимая, что больше ничего не услышит.

   А там закончился переход, они оказались в башне Веры, и пути разошлись: Великий инквизитор собирался предстать перед патриархом, а у помощника имелись другие дела к епископам. Как ни жаль было старого священника, как ни уважал его Марк вместе с остальными, но старик умирал, а его место должен кто-то занять, желательно — без проволочек.

ГЛАВА 2. Соединение

Апокалипсис изменил облик церкви и поубавил священникам догматизма. Изменил к лучшему, потому что незадолго до него те, кто называл себя священниками, погрязли в пороке настолько, что начали искажать и извращать самые основы собственной религии. События тех лет поставили перед выбором: очиститься и измениться или погибнуть. Они выбрали первое.

   Сложно продолжать цепляться за буквы старых книг и считать другие религии лживыми, когда демоны с одинаковым удовольствием пожирают ревностных прихожан и ярых безбожников, а наряженный в яркие тряпки лысый буддистский монах своим словом останавливает тьму, защищая без разбора всех, кто оказался подле него — от атеистов до иудеев и от неоязычников до суннитов. Находились и те, кто пытался стоять на своём и сваливать вину именно на чужаков, но их заносчивость и честолюбие пришлись демонам по вкусу.

   Ныне возвышавшаяся над Оплотом башня Веры несла на себе христианский крест, но в городе имелись и другие храмы.

   В спальню преподобного Иоанна, первого патриарха новой, объединённой Христианской церкви, Александр входил, преодолевая нешуточное внутреннее сопротивление. Больно видеть дряхлым полускелетом того, кого знал человеком сильным и в той степени стойким, что это казалось невозможным, лежащим далеко за пределами человеческих сил. С самого начала конца Иоанн был из тех, кто отдал всего себя спасению людей. Единственный из знакомых Александра, он с самого начала смотрел на демонов вовсе без страха, без единого колебания и сомнения в душе, и тем умел повести за собой.

   На тридцать с лишним лет старше Чёрного, он уже на момент их знакомства не был юношей, и мог бы через пару месяцев разменять вторую сотню лет, но в такое чудо не верилось. Печать смерти уже лежала на жёлтом лбу, покрытом пигментными пятнами и едва прикрытом редкими седыми волосами.

   Рядом с постелью сидел торжественно худой и столь же торжественно крепкий монах лет сорока с окладистой бурой бородой и жутковато-чёрными, пронзительными глазами. Он, нахмурившись, вскинул взгляд на пришельца, нарушившего покой патриарха, но сразу узнал гостя и, поднявшись, коротко кивнул. Жестом предложил Александру занять свой стул возле узкой кровати и всё так же молча вышел, без просьб и вопросов оставив одних. Наверное, все распоряжения получил раньше.

   В тёмной комнате пахло болезнью, старостью и ладаном. В углу под иконами теплилась лампада, на стене у изголовья висел небольшой ночник. Его скупой и тусклый жёлтый свет обнажал аскетичную обстановку не комнаты — кельи. Простая дощатая лавка вместо кровати, в изголовье с одной стороны — небольшая тумбочка самого казённого и грубого вида, единственный крепкий стул и шкаф в углу. Выкрашенные в непонятно-светлый цвет стены, распятие и две скромных иконы, отсюда и не разобрать какие.

   — Пришёл, — слабо выдохнул Иоанн и попытался улыбнуться. Глаза прятались под набрякшими старческими веками, и Александр в первый момент даже подумал, что патриарх спал.

   — Не мог не прийти, — негромко ответил гость, превозмогая себя, чтобы не говорить шёпотом: от кого здесь таиться? От смерти? Так ей наплевать.

   Старик слабо шевельнул рукой, едва приподнял её, протягивая. Александр не сразу сообразил, что от него требуется, но всё же осторожно сжал сухие ледяные пальцы.

   — Хотел проститься. Не увидимся больше, — через мгновение, словно напитавшись от чужого тепла, заговорил Иоанн немного твёрже. — По плодам их узнаете их, и только. Не позволяй сомнениям травить душу. Верь.

   — Ты пытаешься привести меня к Богу, сколько мы знакомы, — усмехнулся Александр. — Не думаю, что я дойду.

   — И сейчас споришь, а глаз не открыл, — слабо улыбнулся Иоанн. Этот разговор происходил между ними с завидной регулярностью и прискорбной безрезультатностью всё время знакомства. — Это страшно... — вдруг признался старик после короткой паузы.

   — Тебя-то Бог встретит с распростёртыми объятиями. — Александр прекрасно знал этого человека и сразу понял, что тема переменилась.

   Но, видимо, не до конца, потому что Иоанн возразил.

   — Не смерть страшит, как жил — всё Ему ведомо, всё в руках Его. Как вас, детей, оставить? Тебя, Оплот?..

   — Справимся. С Божьей помощью, — отозвался инквизитор.

   — Не юродствуй, — вздохнул старик. — Чёрную тень видел над городом. Над тобой меч занесён. Змей чёрных вижу. Одна близко, ужалит скоро…

   — Не волнуйся обо мне. Ты же знаешь, я старый параноик и никому не доверяю.

   — Ты так думаешь, — тяжело сглотнув, проговорил патриарх. — Пообещай быть осмотрительнее!

   — Я сделаю всё возможное, — заверил Александр. — Несмотря ни на что, я не допущу, чтобы дело моей жизни пошло прахом.

   — Я тебе верю. — Новый вздох нёс оттенок умиротворения. — Верь и ты себе. Благослови тебя Бог!

   Старик умолк, и с минуту висела тишина, когда инквизитор понял, что продолжения не последует. Иоанн не умер, это бы он сразу почувствовал, но заснул. Осторожно уложив старческую ладонь, похожую на птичью лапку, на одеяло, Александр бесшумно поднялся и тихо вышел.

   — Уснул, — ответил на вопросительный взгляд монаха, ожидавшего за дверью. Тот кивнул и перекрестился, а Великий инквизитор двинулся обратно в башню Закона.

   Обычная ровная, стремительная походка, обычное холодное выражение лица… Александр давно привык делать не только то, что от него требовалось, но и то, чего ждали окружающие. По себе знал, насколько успокаивает в сложные моменты чужое постоянство и спокойствие, и старался быть для воспитанников и подопечных хотя бы той самой постоянной, раз не выходило стать любимым и доверенным наставником.

   Привык, да, но в такие моменты это давалось особенно тяжело.

   Сколько он видел смертей за эти годы? Бесполезно даже пытаться посчитать. Ушли все друзья — те, кто ещё мог называться друзьями, ушли все первые ученики — те, к кому он прикипал душой и кого изо всех сил старался тянуть. Это не помогло ни разу. Не за год и не за десять, но он заставил себя принять простую и древнюю как мир истину: спастись человек может только сам. Как ни старайся, а того, кто устал или не хочет бороться, не вытащишь. Не сейчас, так в следующий раз он примет предначертанную судьбу, на которую уже внутренне согласился, и не в силах человеческих это изменить. Да и не в Божьих, если Он на самом деле существует, иначе они бы жили в совсем другом мире.

   Но никакая привычка не смогла убить это накрывающее с головой ощущение бессилия. Как ни старался оставаться равнодушным, как ни убеждал себя, что нет в тварном мире ничего вечного и неизменного, легче не становилось.

   Иоанн прожил очень долгую жизнь, совершил много великого, ему почти сто лет, и когда-то это должно было случиться, но… всё равно это «когда-то» могло бы наступить попозже. Месяц, год, пара лет… А старик едва ли переживёт сегодняшнюю ночь, такие вещи Александр научился чувствовать. Да и сам патриарх ощущал.

   Великий инквизитор должен олицетворять собой высшее правосудие. Быть хладнокровным, непредвзятым и сдержанным воплощением рассудочности и справедливости. И окружающему миру плевать, что хочется выть, биться головой об стену, разорвать кого-то голыми руками или нажраться до потери сознания.

   Зато есть сигареты и много бумажной работы. Не самая плохая альтернатива хотя бы потому, что не заканчивается.

***

Служащие изолятора решили реабилитироваться. То ли поняли недовольство проверяющего, то ли перестраховались, а то ли просто умели делать выводы — любой из вариантов Александра устраивал. Запрошенные документы ему принесли через два часа, и, помимо тонких папок с делами ведьм, прилагалась недельной давности служебная записка от патрульных, касавшаяся алхимика Марии Лебедь и просившая разобраться со странным явлением.

   Точнее, имя там не фигурировало, его не смогли установить — у женщины не нашлось при себе личных вещей, наверное сгинули под завалами, — но имелся словесный портрет. Где пролежала эта бумага столько времени — непонятно, но с документами нередко случались самые разные чудеса. Главное, его предположение о неудачном стечении обстоятельств подтверждалось, и это лучший вариант.

   Инквизиторы, зачищавшие сложный прорыв, сильно пострадали и больше занимались спасением раненых товарищей, так что им оказалось не до осмотра места происшествия — не первый и не последний подобный случай. Подоспевшие патрульные эту работу выполнили, в папку с делом подшили все нужные протоколы осмотра — хуже, чем инквизиторские, потому что от своих людей Александр требовал большей дотошности и кропотливости, но достаточно тщательные, чтобы составить представление.

   Марию нашли совсем рядом с точкой прорыва, без сознания и без повреждений, если не считать таковыми несколько ссадин. Рядом лежала пара трупов, которых отправили в ближайший морг. Выводы патрульных, которые не умели видеть тьму в душах, выглядели логично: кто ещё, если не ведьма, мог выжить рядом с эпицентром? Спасибо, хоть до самосуда не дошло, жители порой не сдерживались, и даже полицейские — не всегда. Тех, кто подвергал опасности город и впускал за стены Оплота врагов, ненавидели жарко и искренне: предатель всегда хуже неприятеля.

   Пробежав взглядом список инквизиторов, которые уничтожали демонов, Александр недовольно проворчал пару ругательств и снова закурил: оба командира, старшие троек, лежали сейчас в госпитале на территории крепости, восстанавливаясь под присмотром лучших алхимиков и врачей, уцелели молодые рядовые боевики, которым самостоятельное расследование не доверишь. Яростные, сильные, умелые бойцы, они оба совсем не годились на эту роль.

   Доверять же абы кому Александр не собирался. Ему не нравилось это дело, чутьё подсказывало, что тут всё непросто и не сводится к одному случайному нелепому совпадению, а куда глубже и значительнее. Да и предупреждение патриарха… Инквизитор не верил в предвидение, но Иоанн слишком часто испытывал это неверие на прочность, предсказывая удивительно точно и недвусмысленно. Его слова про змею…

   Не Марию ли Лебедь имел в виду патриарх на смертном одре? Не случайно ведь заговорил о предупреждениях только теперь, когда Александр её забрал. Честно ли назвала своё имя эта женщина? Не обманулся ли он сам, вглядываясь в её душу? Да, тьму можно спрятать глубоко в недра собственной сути, иначе охота на ведьм была бы куда проще, достаточно инквизиторам в штатском прогуливаться по улицам и внимательно смотреть по сторонам. Но увы, ведьмы умели прятаться.

   Вот только ни разу ещё на его памяти ни одна ведьма не сумела подменить тьму светом. А если научилась? Обманывать чутьё, взывать… С этим следовало разобраться, и разобраться кому-то, на кого можно полностью положиться. Доверенных людей в следственном отделе Инквизиции было много, начиная с командовавшего им Юлия по прозвищу Огонь, но им хватало своей работы, а кого легко отвлечь и заменить — те совсем не годились в сыщики.

   А ещё слишком давило чувство ответственности именно за это дело. Обычное и не первый раз встреченное явление: поймавший зов инквизитор почти всегда не мог после этого выбросить зовущего из головы, и хотя крайне редко по-настоящему сближался, но старался проследить за судьбой и не выпускать из поля зрения.

   Природу воззвания, как и многие другие вещи, возникшие после или во время Апокалипсиса, объяснить рациональными категориями не получалось. У Иоанна имелся на это готовый ответ: инквизиторов, как единственное спасение, призывали вера и свет спасённого, больше того, именно из этой веры и этой мольбы вообще родились те, кого в древности называли Псами Господними.

   Александр в это не верил. Он точно знал, что к Богу, несмотря на все принятые названия, Инквизиция не имела никакого отношения, и как она возникла — тоже прекрасно помнил. Но не спорил. Фактами они оба владели одинаковыми, а выводы… Слишком много вопросов, на которые патриарх и Великий инквизитор смотрели по-разному.

   Как бы то ни было, но светлые души, случалось, взывали о помощи. Неосознанно, но никогда — по пустякам, обычно речь шла об угрозе жизни. А оказавшийся поблизости инквизитор — слышал и чувствовал острое не желание даже, необходимость прийти к тому, кому он требовался сейчас. Поначалу это чувство пугало, особенно тогда, когда о существовании подобного явления ещё не знали, а с годами и опытом начало даже доставлять удовольствие.

   Оттого неожиданней оказалось ощутить зов в изоляторе, слабый и тянущий вниз, к клеткам. Туда, где по всем законам не должно быть ни искры, ни лучика. И каково же было удивление Александра, отыскавшего не только столь светлую душу, но и заметившего ещё пару женщин, не лишённых искры.

   Под обоими этими делами стояла подпись одного и того же следователя, Дионисия. Официально инквизиторы действительно не носили фамилий, но подцепили от окружающих обращение по прозвищам, а, кроме того, для более точного указания имелась дата посвящения. Очень редко послушники «созревали» для этого одновременно, несмотря на то, что училось их достаточно много, а такой случай с тёзками Чёрный помнил всего один. Иронично, что оба — Александры, оба уже покойные.

   Проще было бы считать по порядковым номерам, но так легко не только ориентироваться самим инквизиторам, но ещё и вычислить общее количество и потери, а эти числа не афишировались.

   Найдя в картотеке, стоявшей здесь же, в его кабинете, нужное личное дело, Великий инквизитор мгновенно вспомнил того, кому оно принадлежало. Его уже проверяли чуть больше года назад, но проблем не выявили. Значит, стоило проверить ещё раз лично.

   Хорошо бы и делом этой светлой души заняться самому, но когда?

   Размышления прервал вежливый стук в дверь, который заставил Александра привычно сложить бумаги и прикрыть менее ценными папками, а через несколько мгновений на пороге появился Марк.

   — Здравствуй, брат! Я привёл секретаря, как и обещал. Лазарь Неделя.

   — Здравствуйте, ваше превосходительство, — склонил голову юноша, вошедший в кабинет вслед за инквизитором.

   — Добрый день, — кивнул Александр и поднялся, чтобы приблизиться и внимательней оглядеть новое приобретение.

   В обычных серых брюках, чистой накрахмаленной светлой рубашке и при галстуке, он выглядел белой вороной среди привычных чёрных мундиров. Очень лощёной и тощей белой вороной: воротник неуклюже топорщился, притянутый к тонкой шее галстуком, а тонкие чистые пальцы, сжимавшие потёртую бумажную папку, выглядели гладко обструганными сухими белыми веточками. Инквизитора бы из такого точно не вышло, тут Марк прав.

   Да из него и посыльный вряд ли мог получиться, такому сидеть в тихом месте и пачкать пальцы чернилами, но Великий инквизитор не стал придираться без проверки. При всём уважении народа к инквизиторам, их побаивались, о башне Закона ходили зловещие слухи, и набрать желающих работать там не из ордена было не так-то просто, разве что из родни инквизиторов: несмотря на то, что они отказывались от семей и фамилий, уходя в орден, многие не прекращали общения с близкими.

   Под внимательным взглядом Великого инквизитора Неделя смешался, слегка втянул голову в плечи, но Александр не обратил на это внимания: обычный страх. Главное, не шарахнулся с криком, а остальное можно пережить. Зато в нём не чуялось тьмы. Чем именно и как инквизиторы это ощущали, Александр объяснить бы не сумел — у обычных людей и в привычном языке подходящих слов не существовало, как не существовало этого органа чувств. Для себя он привык определять его как запах, лёгкий душок гнили и плесени.

   Света в Неделе, впрочем, тоже не ощущалось. Обычный человек со своими недостатками и плюсами. Да и упомянутая Марком жажда мести наверняка оставила свой отпечаток, возможно прежде мальчишка был светлее.

   — Ты хорошо запоминаешь людей? — спросил Александр.

   Лазарь так растерялся, что отважился поднять взгляд на Великого инквизитора, наверное, ожидая увидеть насмешку в глазах.

   — Неплохо, — ответил осторожно. — Лучше лица, имена — хуже.

   — Придётся научиться. Первое задание. Найди брата Михаила по прозвищу Мохнатый и передай мою просьбу зайти. Что-то не так? — Александр вопросительно приподнял брови, заметив пробежавшую по лицу мальчишки тень. — Не сумеешь запомнить?

   — Простите, ваше превосходительство, ничего такого.

   — Говори. Я не люблю, когда врут, — инквизитор скривился, и даже Марк не удержал недовольной гримасы: грубую ложь чувствовали все братья, и звучала она… Неприятно.

   — Я думал, моя работа будет касаться бумаг и звонков, а не службы посыльного!

   — Может, и будет. В первую очередь мне нужен человек, который будет выполнять поручения, а сидеть на месте и крутить телефон прекрасно мог твой предшественник. Вопрос исчерпан?

   — Да, ваше превосходительство, — вновь склонил голову Лазарь. Он явно остался недоволен, но утешать юнца никто не собирался.

   — Не задерживайся, — велел Александр. Потенциальный секретарь наконец опомнился и вышел. — Я не думаю, что он останется надолго.

   — Другого найдём, — философски заключил Марк. — Пожалуй, этим и займусь.

   Может, Лазарь Неделя и понимал что-то в делопроизводстве, и сообразительностью тоже отличался, но оптимизма началом своей работы не внушал. Научиться ходить по этажам можно, если ноги здоровы, а вот смирение и терпение — вещи куда более тонкие и сложные, терпеть же неповиновение, ропот и лень у себя под рукой Великий инквизитор не собирался.

   Александр успел закончить изучение дел, связаться с начальником следственного отдела и попросить завтра прислать к нему сомнительного инквизитора, заодно убедившись, что все подходящие специалисты действительно более чем загружены. Потом запросил в архиве алхимиков всё, что у них имелось на Марию Лебедь, дождался посыльного с тонкой папкой и внимательно изучил фотографию вместе с немногочисленными материалами, придя к выводу, что имя своё женщина, скорее всего, назвала честно.

   Да и документы её нашлись, в сумке, обнаруженной рядом с другим, изувеченным, телом. К счастью, полицейские не стали приписывать вещи к ближайшему трупу, занесли как отдельную улику, а все тела сдали как неопознанные. Опознавать их должны были после вскрытия, но что-то пошло не так.

   Бюро судмедэкспертизы порадовало, что нужные материалы давно готовы, и пообещало прислать с нарочным. Обрадовались, что их наконец востребовали: пока следствие не началось, тела занимали места в небольшом и не таком уж вместительном морге. Да и родственники опознанных покойников начали задавать вопросы.

   Чем больше Александр выяснял, тем сильнее радовался той случайности, которая вынудила заинтересоваться этой истории. Наверное, в течение недели до него бы всё-таки добрались, но с куда большим скандалом, а скандалов Великий инквизитор не любил.

   Марии Лебедь исполнилось тридцать два, специальность соответствовала роду занятий — травоведение и лекарственные составы. Очень ценная для горожан, но не самая популярная: энергетики и мастера металлов считались куда престижнее. Судя по отметкам в дипломе, не редкий бриллиант, но толковая. Дело не могло похвастаться обилием подробностей: кроме университетских документов, только малоинтересные выписки, прошения и сводки. Разрешение на содержание аптеки, аккуратно и в срок внесённые взносы в счёт компенсации обучения, коль уж отказалась работать на благо города там, где велели. Дополнительные узкоспециальные курсы, подтверждение квалификации…

   Ничего, за что можно зацепиться. Разве что нежелание отработки обучения и источник средств на собственную аптеку, но всё это могло объясняться самыми безобидными причинами. И уж точно это не проливало свет на происшествие в «Уютном гнезде».

   Александр привычно спрятал все лишние бумаги в сейф — он терпеть не мог, когда на столе лежало что-то, не нужное в настоящий момент, — и докурил очередную сигарету, когда на пороге, привычно без стука, появился Мохнатый. Один.

   — Чего ты хотел? — хмуро спросил он, пожал руку Александра и уселся напротив.

   — А где мальчишка? — нахмурился хозяин кабинета.

   — Меня ищет, — пожал плечами Михаил. — Так в чём вопрос?

   Мохнатым его прозвали, ради разнообразия, за дело, а не из духа противоречия, просто это не всякий знал. Чёрные волосы на голове были подстрижены очень коротко, обнажая залысины на лбу и висках, брился он тоже тщательно и даже, поговаривали, подстригал брови, а причину прозвища скрывал глухой мундир. Это могло стать предметом для шуток, но крупный, могучий, угрюмый мужчина одним взглядом отбивал желание насмешничать.

   — У твоих не было претензий по тёмному изолятору? — не стал тратить время на объяснения Великий инквизитор.

   — У моих претензий вообще не бывает, сам знаешь. Споров в последнее время не помню, попыток подтасовки — тоже. А вообще… — он запнулся. — Вроде многовато оправдательных приговоров, так-то — дело редкое, но это тебе надо с судебными говорить, наше дело маленькое.

   — Работы больше не стало?

   Михаил некоторое время помолчал, потёр широкой тёмной ладонью, больше похожей на руку шахтёра, широкий тяжёлый подбородок. Александр не торопил.

   — Глянуть надо, — наконец решил он. — Кажется, как будто поменьше.

   — Чем когда?

   — Чем раньше.

   — Сделай общую сводку. Поскорее.

   — Сделаю. Всё?

   Александр разрешил, и посетитель вышел, провожаемый задумчивым взглядом.

   Палачами становились инквизиторы, которым не посчастливилось выжить там, где стоило бы умереть, негодные больше ни к какой службе. Сорвавшиеся, сломанные и — умирающие, поэтому никакие ведьмы и проклятия их не страшили. Их вообще ничего не страшило.

   Александр точно знал, что у инквизиторов нет души, но когда умирало то, что её заменяло, это выглядело… жалко.

   Когда Мохнатый ушёл, Чёрный ещё несколько минут просидел, прикрыв глаза и рассеянно массируя переносицу, потом снова закурил и взялся за телефон.

   Великий инквизитор делал всё возможное для выживания тех, кому мог помочь, и ни на минуту не допускал мысли о сдаче, но в победу над демонами не верил. В лучшем случае ждал паритета и установления взаимных границ, в худшем… Впрочем, в вымирание человечества тоже не верилось. У демонов тоже имелись слабые места, и, пытаясь низвести людей до положения рабов, они сами готовили почву для будущих проблем. Легко предаваться порокам, когда ты ни в чём не нуждаешься, не ограничен в потреблении и в источниках удовольствия, а когда ты — раб…

   Аскеза не каждого может сделать счастливым, но непременно закалит того, кто выдержит её, и поможет выковать сильный характер. У таких людей тоже есть свои пороки и своя тьма, но не Александром и не сейчас было замечено: демоны предпочитали в пищу безвольных и мягких — словно волки, отбивавшие от стада самое слабое животное. И в конечном итоге установится всё тот же паритет.

   Великий инквизитор пришёл к этой мысли уже лет двадцать назад, до сих пор не встретил ни одного аргумента, способного изменить картину в любую сторону, и с тех пор предпочитал, не отвлекаясь на пустые фантазии, следовать древнему завету: делай что должно, и будь что будет.

   Когда Михаил упомянул уменьшившееся количество работы для палачей, в голову пришла одна спорная мысль, которую стоило проверить: а не стало ли меньше стычек с демонами на территории Оплота?

   Будь благословенна бюрократия, проверить это оказалось нетрудно: все случаи столкновений, помимо отчётов и докладов, фиксировались в специальном журнале, который вместе с архивом Александру доставили в течение десяти минут. И даже поверхностный взгляд подтвердил это обстоятельство: цифры десять лет назад и за прошлый год отличались очень заметно, на треть. Неудивительно, что этого не замечали: количество инквизиторов никому не приходило в голову ограничивать, а что больше их стало уезжать за пределы Оплота, обеспечивая безопасность соседних стран… Сложно отслеживать медленные перемены к лучшему, особенно если влияет на них множество мелких факторов.

   Но радоваться Александр не спешил. Слишком оптимистичная и благостная картина, чтобы в неё поверить. Скорее, враг придумал что-то другое. Либо собирает силы для сильного удара, либо изменил тактику, начал действовать тоньше и гораздо меньше попадаться, если работы убавилось не только у патрулей, но и у палачей. Вот только как это понять?

   Эта война отличалась от всего, что знали Великий инквизитор и прежняя человеческая история, здесь не работали знакомые схемы и тактические приёмы.

   Большое скопление возбуждённых людей на открытом воздухе почти наверняка провоцировало прорыв. Если люди испытывали тёмные эмоции, это могло вызвать прорыв и в помещении — главное, не в подземелье. И подобное условие являлось обязательным: маленькая группа людей или одиночка никогда не приводили к подобным последствиям. Всё это, конечно, не касалось призывов, такие вещи часто проходили незамеченными, и это тоже было новым правилом новой войны и сильно осложняло охоту на ведьм.

   Демоны никогда не нападали группами больше десятка, и даже такое количество встречалось очень редко, так что о широкомасштабных боевых действиях оставалось забыть. Никакой полноценной армии, только небольшие летучие отряды.

   Но сильнее всего в этой войне Великого инквизитора злила невозможность разведки. Демоны имели способы свободно перемещаться в человеческом мире, но к себе они никого не пускали. Пленить кого-то из них тоже не выходило: они предпочитали умирать, находясь в сознании, а вырубить не до смерти не получилось ещё ни разу.

    Нередко ведьмы шли на контакт, иногда даже искренне раскаивались в содеянном и рассказывали всё, что знали, и это был основной источник знаний. Но демоны никогда не распространялись перед ними о своей родине, численности, внутренних порядках и целях, так что помогало это лишь отчасти. К счастью, именно в той части, которая важнее: Инквизиция пополняла знания о ритуалах, о возможностях демонов и ведьм и постоянно совершенствовала методы поиска.

   Разведки, конечно, не хватало, но определённая тактика сложилась, благо оружие против них существовало. Выручали алхимики, в новом мире заменившие большую часть учёных.

   Кто бы мог подумать полвека назад, что эти фантазёры и шарлатаны, бессмысленный пережиток тёмного прошлого, окажутся столь ценны! История сделала новый вираж. «Лженаука», давшая когда-то почву другим, «настоящим» наукам, вобрала в себя их плоды — и взошла на их останках. Крепкая, стройная и незаменимая.

   Алхимики давали всё необходимое не только городу, вырабатывая электричество, преобразуя металлы и придумывая лекарства, но и Инквизиции. Стойкие к крови демонов лезвия, скорострельное оружие, блокирующие способности наручники для ведьм, приборы для обнаружения их воздействия на человеке. Заставляли работать клятвы. Работали над способами обнаружения ритуалов и расширения радиуса этого обнаружения.

   Этого хватало, чтобы сохранять в войне какой-никакой паритет, пусть и на сравнительно небольшой территории, но остро недоставало для перелома ситуации. А Великий инквизитор, хотя и не верил в человеческую победу, рассматривал все доступные варианты и старался делать всё от него зависящее, чтобы её добиться. Но для этого требовалось больше узнать о врагах.

   Возможно, старшие ведьмы обладали недостающими сведениями, но захватить таких живьём удавалось редко, и они не шли на сделку. Они с Инквизицией были врагами. Идейными, в отличие от молоденьких наивных девчонок, польстившихся на быстрое могущество.

   Не считать ли появление алхимика Марии Лебедь ходом противника? Той самой сменой тактики, которую он подозревал?

   Да, Александр встречал разные светлые души. Вопреки расхожему мнению, среди детей их было не намного больше, чем среди взрослых: они зачастую ещё не понимали, что такое хорошо и плохо, а детские жадность и эгоизм оставались жадностью и эгоизмом. Вот по-настоящему тёмные детские души инквизитору не попадались ни разу, они не успевали запятнать себя страшными пороками, а свет… Старики и дети, подростки, молодые мужчины и многодетные матери — никакой закономерности, свет не зависел от пола и возраста.

   Мария Лебедь ничем не хуже и не лучше остальных, она легко могла оказаться обычной светлой душой... Если бы не нашлась живой на месте прорыва высшего демона, да ещё без сознания. Во сне и забытьи даже самые сильные люди становились куда уязвимей для пришельцев из тьмы.

   Было бы куда проще, если бы он вовсе не узнал о существовании этой женщины. Не отправился с проверкой, не спустился в подземелье, не обратил внимания… Казнили бы её или нет — неважно, главное, их бы тогда не связал зов. К счастью, ничего сверхъестественного он от инквизитора не требовал, и при необходимости чувство можно было заглушить, но слишком подозрительна его своевременность.

   Размышления Александра прервал стук в дверь, а вслед за ним, не дождавшись разрешения, в кабинет шагнул секретарь, уже куда менее лощёный, чем в первый визит. Аккуратно уложенные светлые волосы растрепались, галстук сбился, лицо горело лихорадочным пятнистым румянцем от непривычных нагрузок, и дышал мальчишка тяжело.

   — Ваше превосходительство, к сожалению, я не нашёл Мохнатого. Мне сказали, что он покинул башню, и я решил, что бессмысленно…

   — Я не разрешал садиться. — Великий инквизитор одёрнул готового опуститься в кресло Неделю. Лазарь растерянно замер возле кресла, но опомнился и выпрямился. — Зачем ты пришёл в башню Закона? — сцепив пальцы на столе, спросил Александр.

   — Я хотел принести пользу и помочь…

   — Ещё слово лжи, и разговор закончится, — скривился хозяин кабинета.

   — Я хотел отомстить за смерть родителей, — побледнев, мальчишка опустил глаза, но тут же изумлённо вскинулся, когда Александр ответил на это:

   — Хорошо. Почему тебя это удивляет? Хорошо, что ты сказал правду. Мотив… человеческий. Честный. Не ты первый приходишь сюда для этого, так или иначе месть ведёт почти каждого, — размеренно проговорил он, рассматривая неловко перетаптывающегося с ноги на ногу секретаря. — Не знаю, что увидел в тебе брат Марк, но что-то, наверное, увидел, поэтому я не выгоню тебя прямо сейчас и дам ещё один шанс. Если ты, конечно, захочешь. Знаешь, на чём держится Инквизиция?

   — На вере? — неуверенно предположил Лазарь.

   — Ещё предположения будут? Нет. Вера тут ни при чём. Любой инквизитор знает, что основа — дисциплина. Внешние рамки не нужны только тому, у кого есть собственные, более прочные и жёсткие, — он говорил спокойно и размеренно и с каждым словом всё яснее понимал: этот мальчишка здесь ненадолго. В глазах читался яростный протест, который, конечно, можно преодолеть, но ради чего? — Я вижу, что у тебя есть собственное мнение на этот счёт. Но право на него требуется заслужить.

   — Я не…

   — А право высказывать его тогда, когда не спрашивают, тем более, — слегка повысил голос Александр, оборвав невнятное бормотание. — У твоего предшественника оно было. Пока для тебя в утешение есть только одна старая мудрость: чтобы отдавать приказы, сначала нужно научиться их исполнять. И задавать правильные уточняющие вопросы, чтобы исполнить приказ наилучшим образом. Итак, ты хочешь попытаться или подобные порядки не для тебя?

   — Я постараюсь, — всё же ответил Неделя, хотя сверкал глазами по-прежнему недовольно, упрямо и недобро.

   «Жаль», — подумал Александр, но лишать мальчишку шанса не стал. Что-то же Марк в нём разглядел!

   — Отправляйся по этому адресу, — он размашисто написал нужную улицу и номер дома на небольшом обрывке, — найди там ближайшего патрульного. Скажи ему… — инквизитор запнулся, окинул секретаря оценивающим взглядом и раздосадованно поморщился. — Ничего не говори, просто отдай записку, сейчас напишу. Сядь.

   Как бы ни отреагировал Неделя на разнос, но выводы всё же сделать сумел, поэтому опустился в кресло осторожно, а не как у себя дома.

   Александру понадобилось несколько минут, чтобы составить послание к неизвестному полицейскому. На него было куда больше надежды, чем на отдувающегося после бега мальчишку, который, сжав руки на коленях, с рассеянным разочарованием разглядывал кабинет Великого инквизитора. Наверное, наслушался историй о несметных богатствах, спрятанных в Трёхглавой крепости, и надеялся встретить здесь именно их, а не скупо обставленную комнату без окон, с выкрашенными в глубокий зелёный цвет стенами и с единственным источником света — настольной лампой. Потолочный светильник тоже имелся, но пользовались им редко, только когда в кабинете собиралось совещание. Мебель, конечно, стояла добротная и качественная, но совсем не такая, какую можно назвать роскошной.

   — Поясню, — решил Великий инквизитор, складывая и запечатывая конверт. — Вместе с патрульным вы, руководствуясь этой бумагой, войдёте в дом по адресу. Там соберёте для хозяйки вещи. Пару платьев, обувь, бельё, халат, расчёску… Догадаетесь. Соберёте, аккуратно закроете за собой дверь, и ты доставишь вещи сюда. Если что-то из вещей хозяйки пропадёт — лично спущу шкуру. Вопросы?

   — Один. Как добраться до этого адреса? Я города не знаю, — смущённо уточнил мальчишка. По делу, это порадовало.

   Может, и получится из него что-то приличное?

   — Хороший вопрос, — рассеянно заметил Александр и потянулся за телефонной трубкой.

   Лебедь жила достаточно далеко от Трёхглавой крепости, и на дорогу посыльный мог потратить слишком много времени, поэтому стоило выделить ему машину. Обычную, конечно, аэромобили существовали для куда более срочных дел, а его загадочная находка наверняка ещё спала: слишком измождённой выглядела, чтобы быстро прийти в себя.

   После ухода секретаря Александр вернулся к делам. История спасённой женщины не шла из головы, и для того, чтобы сосредоточиться на рутине, пришлось приложить усилия и потратить время.

   Ситуация складывалась патовая: дело выглядело достаточно важным, чтобы не спускать на тормозах и разобраться со всей тщательностью, но не настолько срочным, чтобы ради него отвлекать хороших следователей. В конце концов пришлось согласиться на не самый лучший, но всё же — компромисс: самому расспросить Марию и осмотреть место трагедии и уже по результатам выбирать исполнителя.

   Только приняв это решение, он сумел наконец полностью переключиться на планы, прошения и докладные записки. Интересно, какая часть населения понимала, что работа зловещего и жуткого Великого инквизитора — именно это, а не сражения, казни, пытки и чудовищные ритуалы?

***

Направляясь в башню Закона, чтобы стать инквизитором, Лазарь и сам не понимал, на что рассчитывал. Не только горожане, но и жители всех окрестных и даже более удалённых поселений прекрасно знали: инквизиторы сражаются с демонами отнюдь не молитвенным словом, кротостью и смирением, а доброй сталью и серебром. Сильные и суровые мужчины, воины, а не священники, и если кто слышал от них слова ободрения и поддержки, то вовсе не из Святого Писания. Даже послушники отличались крепостью тела и выносливостью, в детстве Лазарь знался с одним мальчишкой, у которого старший брат служил инквизитором, и младший, который мечтал отправиться по его стопам, много о них рассказывал.

   Где твёрдая рука и верная сабля, а где — тихий книжный мальчик, которому прямая дорога в алхимики?

   Но он остался один, и, кроме мести, у него не осталось ничего, поэтому — пришёл. И совсем не удивился решительному отказу, для этого собеседнику хватило просто окинуть просителя внимательным взглядом. Юноша уже начал обдумывать другие пути и способы, но вдруг инквизитор предложил неожиданное: стать секретарём самого Великого инквизитора.

   Лазарь дышать боялся, почувствовав, что поймал удачу за хвост, и не то что согласился — полетел на крыльях! Это лучшее, на что он мог рассчитывать с его способностями. Вот только действительность вскоре вернула юношу с небес на землю.

   О Великом инквизиторе ходили противоречивые слухи. Одни рисовали его ангелом на земле — этаким белокурым героем с горящим взором и пламенеющим мечом, другие — хищным и жутким чудовищем, способным убивать взглядом, с оскаленной клыкастой пастью и пламенем Геенны в глазах.

   А Великий инквизитор Александр, прозванный Чёрным, оказался… скучен. Среднего роста, худощавый, прокуренный мужчина с бледным лицом, длинными желтоватыми от табака пальцами и глазами, которые из-за теней под ними казались запавшими. Глаза эти были единственной примечательной чертой: странные, светло-коричневые, они выглядели жёлтыми и нечеловеческими.

   В отличие от поведения. Резкий, равнодушный, заносчивый человек с замашками самодура. Совсем не то, чего ожидал Лазарь и к чему мог подготовиться.

   И работу ему назначили вовсе не ту, на которую рассчитывал. С письмами, кажется, Великий инквизитор разбирался самостоятельно, а его решил использовать как посыльного. Неделя, выросший в ласке и заботе, совсем не привык к подобному отношению, поэтому пренебрежение страшно задевало. Однако он всё же не был дураком, сумел придержать недовольство при себе и не вспылил, даже получив обидный и незаслуженный разнос. А следующее задание…

   Это оказалось даже интересно. Не бегать по идиотской башне с её запутанными ходами, бесконечными лестницами, на которых Лазарь чуть не умер, и контрольно-пропускными пунктами, а проехаться на автомобиле, привезти вещи — сущие мелочи. Но, главное, очень интересно, что это за женщина такая, о которой столь своеобразно заботится новый начальник?

   В инквизиции служили только мужчины, о случаях принятия туда женщин даже слухов не ходило. И вообще в башне Закона, насколько знал Лазарь, даже сторонний персонал по непонятной причине набирали только мужского пола. И тут вдруг — женщина.

   Вариант оставался один, какой-то личный интерес. О женатых инквизиторах Неделя никогда не слышал, а вот о том, что у них порой случаются любовницы, — говорили, хотя и вполголоса, с оглядкой, и уж точно не про главу этой организации. Неужели он решил так цинично нарушить собственные правила?

   Неразговорчивый шофёр, хмурый пожилой мужчина, поздоровавшийся кивком и ни слова не сказавший по дороге, не добавил Лазарю уверенности и спокойствия: всё казалось, что о пассажире он думает плохое и в чём-то подозревает.

   Накрутив себя по дороге, Лазарь старался держаться увереннее, обращаясь к патрульному, но всё равно — робел. Повезло, что подвернулся ему также пожилой, как и водитель, но вальяжный и общительный тип.

   — Ну давай свою записку, чего с тобой делать! — усмехнулся полицейский в густые усы, поглядывая на стоящую неподалёку машину с символом Инквизиции на капоте — скрещенные сабли в ветвях тёрна и одинокая лилия.

   — Значит, не нашлось, — буркнул Лазарь.

   Прочитав послание, в лице полицейский не изменился, как юноша подспудно надеялся, не начал извиняться и тон не изменил. Пожал плечами, вздохнул и проговорил:

   — Ну идём, секретарь Великого инквизитора, посмотрим. Что с Маришкой-то стряслось? Неделю носа не кажет, аптека закрыта, а теперь вот вы явились, вещи собираете…

   — Спросите у Великого инквизитора, — ответил Лазарь. Постарался говорить холодно, но получилось всё равно — обиженно. Он бы и рад был гордо промолчать, скрыв тайну, только тайны никакой не знал.

   Нужная квартира — номер один — располагалась во втором этаже аккуратного чистенького домика, первый этаж которого делили аптека и булочная. Первая печально смотрела в мир запертой дверью с табличкой «закрыто» и какой-то слегка размокшей белой бумажкой под ней, а по соседству торговля шла очень бойко.

   Поднявшись по узкой крутой лестнице, расположенной позади здания, Неделя с сопровождающим оказались на небольшой площадке, на которую смотрели три двери. Вскрывать или ломать нужную усач не стал, а вместо этого заколотил в дверь с номером два.

   — Чего шумишь? Балясина, негодяй, что тебе ещё от меня надо?! — встретила полицейского недовольная старушка — сухонькая, желчная и в сильных очках.

   — Ключ от квартиры Марии.

   — Это ещё зачем?! — возмутилась обитательница третьей квартиры, подозрительно глянув на секретаря, маячащего за широкой спиной хорошо знакомого ей посетителя. — И что ещё за студент с тобой?

   — Маришка опять на учёбу подалась, вон даже за вещами студентика послала, — кивнул он на Лазаря.

   Тот хотел возмутиться стремительным понижением, но вовремя прикусил язык. Баловать его, конечно, баловали, но мама тоже очень ругалась, когда он влезал с непрошенными замечаниями некстати.

   Вспомнилось, какую головомойку ему устроили лет в восемь, когда ходили покупать очередные ботинки для подросшего за лето мальчишки, и он тогда вцепился в одни, уж очень понравились, и едва не рыдал, когда мать сказала, что слишком дорого и они найдут в другом месте. Это потом уже оказалось, что она надеялась сбить цену. Тогда Лазарь накрепко запомнил, что цель сказанного может совсем не вязаться со смыслом слов, а ложь — не настолько плохая штука, чтобы ей не пользоваться.

   Воспоминание о матери и детских годах отдалось привычной горечью во рту, резью в горле от подступающих слёз и шумом в ушах. Хорошо, что от Недели сейчас ничего не требовалось, и пока Балясина со старушкой препирались, он мог выдохнуть, уже почти привычно сжать зубы и пообещать себе, что всё наладится.

   Самообман. Ничего и никогда уже не будет как раньше, потому что дом разрушен и мамы больше нет. И будущего у него тоже нет. Он понимал, что месть не поможет ничего вернуть и вряд ли сделает легче, но… Жить ради мести лучше, чем умереть, а недавно он был опасно близок к тому, чтобы сбежать от всех навалившихся напастей самым простым и надёжным способом.

   Лазарь как раз успел прийти в себя и украдкой утереть всё же выступившие слёзы, когда полицейский отвоевал ключ.

   В квартире сильнее, чем на лестнице, пахло свежей сдобой. Наверное, то ещё испытание для хозяйки: мама всегда ворчала, что булочным нужно запретить пахнуть, чтобы не вводить следящих за фигурой женщин во грех искушения. Наверное, ей было бы проще переехать, чем постоянно жить с этим запахом. Она очень любила выпечку…

   — Господин Великий инквизитор велел взять немного вещей, — не своим, надломленным голосом заговорил Лазарь. Откашлялся, сделав вид, что просто в горле пересохло, и продолжил: — Наверное, за остальным хозяйка сама сможет приехать.

   — Ага, сможет она, — недоверчиво хмыкнул патрульный.

   — А зачем вы тогда соврали соседке? — нахмурился Лазарь.

   — Ну как и впрямь вернётся? — пожал плечами мужчина и не стал уходить от ответа. — Она хорошая девчонка, добрая, ничего тёмного в ней уж точно отродясь не было. Да и если вещи просят аккуратно собрать — мало ли для чего она вашим понадобилась! А скажи кому про Инквизицию — сразу горячие головы ославят на весь квартал ведьмой, зачем? Аптекарь она тоже отличный, где второго такого сыскать? Получше покойного Антония, а тот хороший мастер был!

   — Антония? — удивился юноша.

   — Муж её, это раньше его аптека была. Уж лет пять, как умер. И глупо ещё так, обидно: по осени вечером домой торопился, а холодно было, ледок схватился, ну вот он и поскользнулся, и аккурат башкой об бордюр… На месте помер. Жаль мужика, упокой, Господи, его душу. — Балясина вздохнул и перекрестился.

   — Ясно, — рассеянно проговорил Лазарь, хотя ничего ему ясно не было.

   Зачем Великому инквизитору почтенная вдова-аптекарша? Неужели никого получше и помоложе себе найти не мог? Он, конечно, и сам уже старый, но мама всегда говорила, что мужчин в возрасте вечно тянет на молоденьких…

   Конечно, все эти размышления Неделя сохранил при себе, а вскоре и вовсе засомневался. Никаких портретов и фотографий в доме не попалось, но, судя по одежде, которую собирал полицейский, вдова была заметно моложе соседки, потому что представить почтенную старушку в таких вот легкомысленных воздушных нарядах не получалось. С другой стороны, старухи ещё и не такие бывают!

   Чемодана у хозяйки не нашлось, но Балясина отыскал где-то чистую корзину, куда и сложил вещи. Сам. Если одежду Лазарь ещё мог сложить, то при виде комода со всякими женскими штучками зарделся и не знал, куда деть взгляд. Патрульный посмеялся, но по-доброму, и отправил юношу осмотреться.

   Как хорошо, что в этот раз ему повезло и вместо хмурых инквизиторов башни, не желавших отвечать на вопросы, попался этот добродушный человек, ещё и знакомый с хозяйкой! Кем бы она ни была — старушкой или не очень.

   Квартира оказалась просторной, особенно для одного жильца, и уютной. Три комнаты, одна из которых совмещена с кухней, на стенах морские акварели — простенькие, но милые, такие часто продавали на набережной и писали тут же, на глазах у любопытной публики. Спальня, как заведено, без окон и с хорошей дверью: самое простое и проверенное годами средство от наведённых снов, которые в первые годы войны стали ещё одним серьёзным бедствием наряду с обычной угрозой от демонов.

   — Ты что здесь делаешь? — раздался вдруг возмущённый женский голос, который заставил Лазаря дёрнуться и бестолково замахать руками, пытаясь поймать глиняную безделушку, которую он взял от скуки, а теперь выронил. Но фигурка кота с печальным хрустом встретилась с паркетом. — Что тут происходит? — следующий вопрос адресовался заглянувшему на голос патрульному.

   — А вы, собственно, кто? — нахмурился Балясина. — Что-то я вас не припомню.

   — Кристина Псарь, я подруга хозяйки. Где она? Что с Марией?!

   — А-а, швея! — сообразил полицейский. — Слыхал, соседний участок...

   Подруга была не юна, но вряд ли старше сорока, и Лазарь опять засомневался в том, как выглядит хозяйка дома и зачем она понадобилась Великому инквизитору. Смуглая, темноглазая и темноволосая, довольно высокая, напористая и темпераментная, госпожа Псарь показалась Лазарю смутно знакомой, и, пока Балясина пытался объясниться, Неделя вспоминал, где мог её видеть. Может, знакомая матери? Она много с кем зналась...

   Скормить «подруге» ту же версию, что и соседке, не удалось. На словах об обучении она яростно взвилась, сыпля негодованием и обвинениями, в какой-то момент вообще сгребла подвернувшегося под руку парня за шкирку, как котёнка, и попыталась встряхнуть, но патрульный, к счастью, своевременно отбил несчастного секретаря. И, поколебавшись, рассказал, что знал.

   — Зачем это Великому инквизитору Мария?! Она в жизни никогда никого не обидела! В чём её обвиняют? — насела она на Неделю.

   — Да я откуда знаю?! — сдался тот, мгновенно растеряв всю важность. — Мне сказали забрать вещи — я поехал, я её в глаза не видел!

   — Отлично. Значит, обратно я поеду с тобой!

   Отбиться от неё не вышло. Может, Балясина и сумел бы, но ему было наплевать, он своё дело сделал: выставил всех из квартиры, аккуратно запер дверь и вернул ключ соседке. А Лазарь растерялся, смутился и через пару минут садился в инквизиторскую машину не только с корзиной в охапке, но и со строгим конвоем за плечом. В голове билась единственная мрачная мысль, что объяснить это и без того недовольному Великому инквизитору будет трудно.

   По дороге Кристина опять попыталась расспросить Неделю, больше упирая не на судьбу своей подруги, а на его собственную историю, но тот упёрся и только отнекивался, не ведясь ни на лесть, ни на хитрые подначки, ни на попытки разжалобить. Разочарованная, женщина наконец оставила его в покое, перестав допытываться, как он попал в Инквизицию и зачем. Ей-то откуда знать, что в Инквизиции он первый день и, наверное, последний…

   Неудивительно, что на входе в здание начались проблемы: привратник категорически отказался пускать Кристину Псарь, равно как и отвечать на её вопросы, а через минуту вовсе предупредил скучающим тоном, что ещё пара фраз, и он вызовет охрану. К мольбам он тоже остался глух, зато прислушался к робкому предложению Лазаря сообщить Великому инквизитору. Неделя подумал, что ему уже терять нечего, а отделаться от вздорной тётки добром не выйдет, так пусть уж и ей заодно влетит, а не одному ему.

   Ответ высшего начальства оказался более чем неожиданным, это посетители поняли сразу, по изумлённо вытянувшемуся лицу привратника. Против ожидания, выслушав, Великий инквизитор велел выделить сопровождение и отвести секретаря с вещами и подругой в комнату, отведённую его утренней находке. Где поселили странную оборванку — уже знала вся башня, так что уточняющие вопросы не понадобились.

   Перестраховавшись, привратник попросил выступить конвоиром одного из охранников, а не дежуривших здесь же мальчишек. Под тяжёлым взглядом вооружённого инквизитора затих не только Лазарь, но и его спутница заметно присмирела и шла, тревожно оглядываясь на вход и теребя в руках ремешок небольшой дамской сумочки. Оба ожидали подвоха, но их проводили куда надо.

***

После проведённых в жутком изоляторе дней нескольких часов спокойного сна оказалось катастрофически недостаточно, чтобы нормально отдохнуть, но вполне хватило, чтобы успокоиться и окончательно поверить в избавление. Да, наверное, эта история ещё аукнется ей кошмарами, дурными воспоминаниями и прочими ужасами, но пока Мария искренне радовалась передышке. Если бы ещё не начали требовательно стучать в дверь…

   Вот где стоило порадоваться, что так и завалилась в кровать в свободном ученическом костюме! К брюкам Лебедь не привыкла и чувствовала себя в них неловко, а уж если вспомнить, что брюки эти — инквизиторские, вовсе одолевала робость, но это куда лучше, чем спросонья и в темноте разыскивать, чем прикрыться.

   А ещё повезло, что гость не вздумал проверить, заперта ли дверь, иначе пробуждение вышло бы ещё менее приятным.

   — Мари! — на заспанную женщину, которая впустила гостей, недовольно щурясь на включённый свет, налетели, сжали плечи, прижали к пышной груди.

   — Тина? — опознала Мария, наконец поверив, что это не продолжение сна. — Что ты здесь делаешь?!

   Вслед за подругой в комнату просочился незнакомый болезненный юноша, двумя руками тащивший с собой корзину, которую Лебедь как раз прекрасно знала.

   — Пришла выяснять, что здесь делаешь ты! Пропала, я себе места не находила от волнения! Заявление о пропаже у меня приняли, но ни ответа ни привета. И вдруг в твою квартиру вламывается полиция, выдаёт несусветную чушь про какие-то внезапные занятия в университете… Конечно я не могла остаться в стороне! Что произошло?!

   — Я не уверена, что имею право рассказывать. — Мария неловко пожала плечами и беспомощно огляделась. — Это для меня, да? Спасибо большое!

   — Господин Великий инквизитор распорядился, — опомнился секретарь и вручил корзину. — Там был патрульный, он вас знает, он и собрал вещи.

   — Спасибо! — повторила Лебедь и трепетно прижала добычу к груди.

   — Мари, что у тебя за дела с этим человеком? И почему ты, наконец, в таком виде? Боже, а это что за лохмотья?! — конечно, от взгляда Кристины не укрылось старое платье, аккуратно сложенное на полу у двери в уборную: мусорной корзины в комнате не нашлось. — Да тут кровь! Ты что, ранена?

   — Со мной всё в порядке!

   — Ну да, конечно! — фыркнула Псарь и бросила платье там же, где оно лежало. — А это что за прокуренное безобразие? — она подхватила плащ. — Мне кажется, от него вся комната пропахла!

   — А на словах господин Великий инквизитор ничего не просил передать? — сумела вклиниться в монолог Мария, опять обратившись к несчастному секретарю, который затравленно озирался на дверь, перетаптываясь с ноги на ногу. Вмешаться и всех разогнать недоставало характера, а уйти не позволяло чувство долга. — Ах да, как вас зовут?

   — Лазарь. Нет, только одежду принести. Он не особо щедр на пояснения, — прозвучало обиженно, но никто не обратил на это внимания.

   — Мари, ты же знаешь, я не отстану! — нахмурилась Кристина. — Почему о тебе заботится этот человек? Что такого натворила Инквизиция, если он вынужден лично заглаживать вину?!

   — Что ты такое говоришь? — возмущённо ахнула Мария. — Он достойный человек, а Инквизиция….

   — Да-да, конечно, наш щит, надежда и опора! — поморщилась Псарь, но настаивать не стала, заговорила мягче: — Прости, но у меня нет других идей, почему ты здесь.

   — Я жива, здорова и прекрасно себя чувствую, мне кажется, этого вполне достаточно, — заверила Лебедь.

   — Действительно! — Кристина недовольно поджала губы, но возразить оказалось нечего. — Не понимаю, отчего ты выгораживаешь этого вредного старика?

   — Он не вредный и не старик!

   Стук в дверь спас Марию от продолжения объяснения, тем более неловкого и неприятного, что ей нечего было сказать — сама не знала. Но если рассказать об этом подруге, та не постесняется устроить скандал на всю башню Закона. Вряд ли последняя от этого пошатнётся, скорее неуёмная госпожа Псарь заработает себе проблем. На пустом месте ссориться с Инквизицией — себе дороже.

   — Александр, я рада вас видеть! — обрадованно улыбнулась Мария новому посетителю. Он в лёгком удивлении приподнял брови — очевидно, при виде Великого инквизитора такими восторгами обычно не фонтанировали, и женщина, напомнив себе, с кем имеет дело, поспешила настроиться на более спокойный лад и отступила от двери, пропуская мужчину: — Проходите. Простите, мне очень неловко… Вас, наверное, оторвали от дел из-за нас?

   — Оторвали, — спокойно согласился он, окинул взглядом комнату. Чуть сощурился, внимательно разглядывая Кристину, даже как будто принюхался. Та недовольно насупилась, но ей хватило выдержки промолчать. — Других осложнений не было? — обратился Александр к Лазарю.

   — Нет, ничего такого. И этого бы не было, но не скандалить же, а эта женщина точно устроила бы свару! — с мелочным удовольствием наябедничал тот.

   — Кто вы? — инквизитор перевёл острый внимательный взгляд на гостью.

   — Это Кристина Псарь, она моя подруга. Швея, живёт в соседнем квартале, — поспешила пояснить Мария.

   — Я хочу знать, на каком основании вы удерживаете здесь Мари! — Сдержанности Тине хватило ненадолго. — В чём её обвиняют? И по какому праву?

   — Не вижу причин, почему я должен отвечать на ваши вопросы, госпожа швея, — бесстрастно проговорил инквизитор.

   В мундире, с полным вооружением, подтянутый и застёгнутый на все пуговицы, он стоял, расставив ноги на ширине плеч и сцепив руки за спиной. Печать равнодушия на лице и непроницаемый взгляд окончательно уподобляли его статуе, и сейчас совсем не казались преувеличением другие слухи, ходившие об ордене: что инквизиторы — не люди внутри, а совершенные механизмы. Киборги, как называли эти так и не успевшие воплотиться в жизнь машины писатели прошлых лет. Глупости, конечно, но…

   — Я подам жалобу! — не сдалась Кристина.

   — С интересом ознакомлюсь. — Прозвучало всё так же сухо и отстранённо, но сложно было не услышать в этих словах издёвку. — А теперь прошу покинуть территорию ордена. Вас проводят.

   Он слегка отступил, давая дорогу.

   — Тина, всё хорошо! — поспешила Мария предостеречь подругу от новых глупостей. — Ты же сама видишь, меня никто не обвиняет. Пригляди за аптекой, ладно? Думаю, через несколько дней всё утрясётся, и я смогу вернуться.

   Великий инквизитор не спорил и не поправлял, это придало уверенности и помогло смягчить подругу. Окатив презрительно-недовольным взглядом мужчину, она обняла Марию, попросила ту быть аккуратнее и вышла, на ходу сунув инквизиторский плащ растерянному секретарю. Обещанное сопровождение ожидало снаружи, дверь приглушила его вежливое «следуйте за мной».

   — Я сейчас уеду, ты свободен до завтра, — обратился инквизитор к секретарю. — Жду не позже восьми утра.

   Лазарь, ожидавший ещё одного разноса, на мгновение замешкался, не веря собственному счастью, после чего сбивчиво попрощался и выскочил за дверь. Инквизиторский плащ утащил с собой, но Александр не стал окликать, только едва заметно поморщился. А через пару мгновений Лазарь влетел обратно и, извинившись, сунул одежду Марии, после чего сбежал окончательно.

   — Простите, — смущённо проговорила женщина, чувствуя себя виноватой за эту бессмысленную суету, на которую Великий инквизитор снисходительно взирал с высоты жизненного опыта, как она бы наблюдала за вознёй пятилеток. — Вот! Спасибо большое! — Плащ наконец оказался в руках хозяина. — За всё спасибо. И за него, и за остальное. И не сердитесь на Кристину, мы с ней давно дружим. Она считает меня несамостоятельной и думает… Извините, вам это наверняка неинтересно. — Мария ещё сильнее смешалась под безмятежным птичьим взглядом.

   — Я хочу осмотреть место, где тебя нашли. — Александр не стал тратить время на вежливые заверения и прочую подобную чепуху. — Может быть, там ты что-то вспомнишь. Надеюсь, вещи привезли нужные. Впрочем, если хочешь, можешь пойти так, — он чуть двинул головой, и в этом скупом жесте при доле фантазии можно было опознать кивок на чёрную ученическую форму.

   — Нет, я лучше переоденусь, — поспешила заверить Мария, подхватила корзинку и бросила, уже скрываясь за дверью в уборную: — Присядьте, я быстро!

   Очень не хотелось заставлять Великого инквизитора ждать, тем более на самом деле было неловко: он тратил время на случайно спасённую незнакомку, хотя в его обязанности наверняка не входило самоличное расследование преступлений. Вряд ли у одного из первых людей Оплота нет других занятий! Но и отказываться от помощи, независимо от его мотивов, Мария не собиралась. Ещё неизвестно, кому могло достаться её дело в противном случае, как бы он отнёсся к вляпавшемуся в неприятности скромному алхимику и как вёл следствие. Александр как минимум заинтересован в установлении истины.

   А ещё, хотя Мария старалась бороться с этим глупым чувством и придерживать фантазию, внимание Великого инквизитора льстило. И бесполезно объяснять самой себе, что действия его продиктованы практичностью, вежливостью или неким необъяснимым интересом. Для того чтобы перестать испытывать восхищение и благоговейный трепет рядом с собственным спасителем, требовалось нечто куда более существенное, чем осознание огромной разницы в возрасте и холодная сдержанность этого человека в общении, тем более последняя чрезвычайно ему шла.

   Оставалось надеяться, что расследование и вместе с ним их общение завершится до того, как Мария натворит глупостей. Но эта надежда совсем не помешала женщине вместо двух минут провозиться десять, зато собрать пушистые рыжевато-каштановые волосы в красивую объёмную косу и мысленно поблагодарить человека, собиравшего для неё одежду: не только не забыли самое необходимое, вроде любимой расчёски, но и платья выбрали те, которые она бы взяла сама.

ГЛАВА 3. Главный компонент

Второй раз Мария садилась в аэромобиль более осознанно, уже не столько трепеща от этой возможности, сколько страстно желая заглянуть под капот передового научного творения. Она, конечно, куда лучше разбиралась в травах и устройстве человека, чем в технике, но курс механики в университете прослушала с удовольствием и сдала на отлично. Конечно, здесь уровень совсем другой, и вряд ли Мария что-то поймёт со своей краткой ознакомительной программой, но зато сможет полюбоваться и восхититься изяществом творения чужого гения.

   Сложные устройства всегда завораживали Лебедь, воспринимались живыми существами — распространённая особенность склонных к мистицизму алхимиков. В их представлении мир был единым живым существом, ни одна часть которого не умирала, а лишь переходила в новое состояние. Сложно не верить в подобное, своей повседневной работой постоянно подтверждая справедливость учения.

   Впрочем, большинство алхимиков мало интересовалось философией и религией, на что Церковь закрывала глаза. Мало того, что современные священники проявляли куда более терпения к инакомыслию, чем их давние предшественники, алхимиков бы и в ином случае никто не отважился бы тронуть: слишком ценны для нового мира их творения.

   Аэромобиль казался Марии совсем не похожим на своего хозяина. Молодая любопытная машина любила скорость и людей. Женщина украдкой погладила обшивку двери, ощутила кончиками пальцев вибрацию, похожую на урчание, и с трудом сдержала улыбку.

   К сожалению, надолго и накрепко завладеть её вниманием аэромобиль не мог, всё-таки в салоне было особо не на что смотреть. Не считая пилота. Мария постоянно напоминала себе, что пялиться невежливо, но взгляд всё равно соскальзывал на строгий профиль, усталые росчерки морщин и длинные пальцы на штурвале.

   Очень сложно оказалось примерить то, что она слышала об этом человеке, к его реальному воплощению. Он одновременно умудрялся выглядеть обыкновенным мужчиной лет сорока, замученным сложной работой и бессонными ночами, и холодной статуей. Как тут перестать гадать, чего в нём больше?

   — Спрашивай, — нарушил тишину Александр.

   — Что? — Лебедь растерянно моргнула, стряхивая задумчивость.

   — Ты так напряжённо косишься, что это сложно не заметить. Но твоё беспокойство понятно. Спрашивай.

   «Сколько вам лет?» — едва не ляпнула она, но проглотила первую мысль вместе с несколькими следующими, не менее неуместными. Вряд ли он имел в виду именно этот интерес!

   — Не знаю, мне совсем ничего не понятно, — пробормотала она, растягивая время, когда пауза стала слишком заметной, и лихорадочно пытаясь вернуться к действительности, чтобы спросить что-то более приземлённое. — Сложно сформулировать один вопрос… Например, почему вы со мной возитесь, а не поручили кому-то другому? Мне кажется, у вас и без меня много дел. А эти часы куда разумнее было бы потратить на сон, вы выглядите усталым, а… Извините, — осеклась она, понимая, что начала скатываться в воспитательное брюзжание.

   Однако Александр не обиделся, в уголках губ затеплилась улыбка, а брошенный искоса взгляд совсем не показался сердитым — скорее озадаченным.

   — Это нерядовой случай, мне интересно разобраться, — после короткой паузы пояснил он. — Специалистов, кому можно это поручить, хватает, но у них тоже нет свободного времени. Раз я невольно ввязался в это дело, хочется самому оценить масштаб, а уже потом подбирать исполнителей.

   — А им сейчас никто не занимается? — нахмурилась Мария. — Демоны, много жертв…

   — Это одна из причин, — медленно кивнул Александр. — Произошла ошибка, следствие даже не началось. Надо разобраться, почему так вышло.

   — Но уже столько времени прошло! Неужели сейчас можно что-то выяснить? — расстроилась она.

   — Увидим.

   Место происшествия производило гнетущее впечатление. «Уютное гнездо» было разорено и полностью разрушено. Остатки стен и стропил топорщились во все стороны сломанными жестокой рукой и обожжёнными костями, а потемневшие обрывки ткани и не смытые дождём пятна крови дополняли картину. Эпицентр явно находился здесь, где-то в середине когда-то большого трёхэтажного здания с тихим внутренним двором. Единственный уцелевший каштан над руинами смотрелся зловеще: наполовину обглоданный и слегка подгоревший, другой половиной он особенно яростно зеленел назло смерти.

   Руины опутывала кое-где провисшая флажковая верёвка с чёрными треугольниками не первой свежести, полинявшими и истрепавшимися от частого употребления. Украшать гербами инквизиции каждый флажок не стали, и без этого все прекрасно понимали, кому принадлежал этот знак и что огораживал. Если какие-то сорвиголовы и отваживались проникнуть за ленту на место сражения, то делали они это по возможности тихо и незаметно. Места стычек с демонами в народе считались дурными, особенно первое время после прорыва, и их не только избегали, но сами жители могли побить нарушителя: ходил упорный слух, что в этом месте любое неосторожное движение может спровоцировать повторный прорыв.

   Однако вокруг руин успели прибраться. Кое-где брусчатка была заметно повреждена, но упавшие балки и кирпичи вывезли, и на окрестных улицах продолжалась жизнь.

   Инквизитор опустил аэромобиль через дорогу от развалин, подал пассажирке руку, помогая выбраться. В городе воцарилась привычная летняя жара, но от развалин как будто даже через мостовую тянуло стылостью. Мария поёжилась, борясь с желанием обхватить себя руками, и пробормотала:

   — И как мы здесь что-то найдём?

   — Я помню протоколы и знаю куда идти, — бросил Александр. Огляделся, пропустил грохочущий грузовик. — Пойдём, пока хороший свет.

   Они перешли дорогу, инквизитор поднял верёвку, пропуская спутницу на закрытую территорию через более-менее пригодную щель между обломками. Вновь подал руку, помогая перебраться через кусок обвалившейся стены, а потом и отпускать не стал: пробираться приходилось с осторожностью, а домоседка Лебедь не отличалась ловкостью и проворством. Однако он и бровью не повёл.

   А Мария тем более порадовалась. Сухая твёрдая рука мужчины поддерживала не только физически, но и морально.

   — Вот странно, почему, вопреки сказкам, они предпочитают солнечный свет, а не ночную темноту? И мы не прячемся под землю, а ведь там безопаснее… — Женщине не так уж интересно было услышать ответ, тем более все теории она прекрасно знала, но тишина этого места пугала. Казалось, что, переступив обычную верёвку, они оказались где-то за пределами привычного мира, куда звуки города доносились приглушённо.

   — Потому что спрятаться под землёй — значит сдаться. — Ответ оказался неожиданным, но, кажется, искренним: бесстрастное лицо инквизитора на мгновение исказило какое-то непонятное чувство. Выражение пропало слишком быстро, чтобы его понять, но заметить Мария успела.

   — Никогда не думала об этом в таком ключе… — смущённо пробормотала она.

   — Ты не солдат, тебе не надо об этом думать, — отмахнулся Александр и, жестом велев оставаться на месте, сделал пару шагов вперёд и отвалил в сторону перегородившую проход балку. Выглядело так, словно сделал он это без малейшего усилия. Наверное, она не была такой уж тяжёлой: на силача худощавый инквизитор не походил.

   Глянув на свои ладони, Александр брезгливо поморщился и достал из кармана брюк платок. Совершенно обычный, синий, клетчатый. А Мария успела подумать, что у него всё чёрное...

   — Но ведь это общая война, а не только Инквизиции. Обидно, что я ничего не делаю, чтобы как-то помочь. Останавливало только, что я не знаю чем. Боец из меня… не очень, — вздохнула она, вновь опираясь на оттёртую от сажи руку мужчины.

   — Город обеспечивает орден, этого достаточно, — возразил он. — А ты и помимо этого… помогаешь.

   Брошенный вскользь взгляд был спокойным и совсем не липким, но женщина почему-то ощутила смущение.

   — Что вы имеете в виду?

   — Твоя душа. Демоны сторонятся света. Будь таких людей большинство, в нас отпала бы необходимость, — пояснил инквизитор.

   — А как вы вообще это ощущаете? — проявила она любопытство, радуясь, что Великий инквизитор неожиданно оказался расположен к отвлечённой беседе. — В тюрьме мне показалось, вы принюхивались. Наверное, тёмные души очень мерзко смердят?

   Александр вновь покосился на спутницу, на этот раз — задумчиво.

   — Запах… — рассеянно проговорил он. — Нет, это не запах. Что-то большее. Запах — только попытка систематизировать для себя. Не объясню.

   Наверное, они могли бы двигаться быстрее, но инквизитор пробирался очень аккуратно, часто в обход сомнительных и шатких мест. Не вызывало сомнений, что осторожничал он из-за Марии, и такая забота грела. Удивляло, как подобная обходительность сочеталась в нём с жёсткостью и даже грубостью, проявившимися, например, в разговоре с Кристиной. Последних как раз стоило ожидать от Великого инквизитора, тем более подруга повела себя очень неблагоразумно, а вот чем сама Мария заслужила ненавязчивую заботу? Только ли неким особым светом, в существование которого и сама не верила?

   Это тоже было странно — то, что он говорил о её душе самым будничным тоном, как о чём-то простом и очевидном. Лебедь не ощущала в себе благости, просто жила. Да, как научила мама, старалась жить по совести, но такое она могла сказать про всё своё окружение. А в остальном — обычный человек. Она боялась, как все люди, ленилась, порой сердилась по пустякам или завидовала, говорила неправду и даже изредка сознательно делала мелкие гадости, за которые, правда, потом долго стыдилась. Почему же она тогда — светлая, а другие — нет?

   Последний вопрос она задала вслух и попыталась объяснить спутнику свою точку зрения. Выходило путано, но он не перебивал. Показалось даже — не слышал, но когда они остановились у небольшой чёрной каверны около метра в диаметре, на дне которой темнела грязная вода, Александр опять жестом призвал оставаться на месте, сам же подошёл к кратеру и бросил через плечо:

   — Сострадание и раскаяние. Это нечасто встречается, но обычно хватает. Помолчи.

   Мария вздохнула, нервно сцепила руки, стараясь смотреть только на инквизитора и не глазеть по сторонам. Разговор и необходимость тщательно выбирать место, куда поставить ногу, неплохо помогали не заострять внимания на окружении, а сейчас, без поддержки, стало не по себе. И с каждым мгновением, с каждой попавшейся на глаза деталью делалось хуже.

   Вот тут кто-то умер. Тело убрали, но оно явно было сильно изуродовано: на обгоревших остатках досок пола, на битом стекле виднелась кровь и даже ошмётки плоти. И вот там тоже следы крови, а там — не следы, лужа...

   Демоны всегда питались неаккуратно.

   Они не ели плоть и не откусывали головы, как на древних средневековых гравюрах, но разрывали добычу когтями. То ли им нравилось обилие крови, проливающейся на их тело, то ли по какой-то причине требовалось — никто доподлинно не знал. Так можно легко определить, питался демон или человек почему-то оказался непригоден: таких, если попадались под руку, убивали бескровно, чаще всего ломая шею. Наверное, именно такой должны были найти саму Марию, если бы не… Что-то.

   Она судорожно вздохнула, прижала ладонь к губам, сдерживая вдруг подкатившую тошноту, и прикрыла глаза. Требовалось немедленно на что-то отвлечься, но на что? Кроме развалин, тут ничего не было…

   Демоны, если нападали не на открытом пространстве, всегда оставляли после себя руины. Иногда это списывали на потребность разрушать и уничтожать, которую они удовлетворяли заодно с голодом, иногда — на то, что природа человеческих построек глубоко противна этим существам. Мария, как большинство алхимиков, считала второй вариант более справедливым.

   Само существование этих пришельцев и их враждебность к людям очень хорошо сочетались с алхимической теорией мироустройства. Земля, содержащая огонь, и вода, содержащая воздух, — два начала мира, которые существуют в равновесии, два начала человека, в котором огонь и воздух сокрыты так же, как в остальных материальных объектах. Демоны же приходили из другого места, где стихии сочетались иначе, и стремились высвободить огонь и воздух, разрушая их вместилище. Если рядом оказывалось слишком много земли и слишком мало свободных воздуха и огня — в подземельях, недоступных солнцу, — они слабели и предпочитали отступить.

   Конечно, все эти философские заключения не нравились приверженцам классической науки, которые после Апокалипсиса здорово сдали позиции, но не пропали вовсе. К счастью, их споры оставались на уровне научных диспутов и личных ссор, не выплёскиваясь на улицы.

   Мария не участвовала в спорах и ни разу не видела демона, она скромно занималась аптекой и знала об этой чудовищной напасти немногим больше, чем хозяин пекарни или старушка-соседка, бывшая школьная учительница. Но теорию эту любила — за изящество и простоту.

   Правда, как именно она объясняла вот этот кратер на месте знака призыва, Мария понятия не имела, а это точно было то самое место, иначе с чего инквизитору так им интересоваться?

   Александр обошёл его по широкому кругу, порой, аккуратно придерживая оружие на боку, опускаясь на корточки, трогая землю и высматривая что-то одному ему ведомое. Потом, явно не боясь промокнуть, вошёл в лужу, пристально вглядываясь в мутную жижу под ногами. Вряд ли он мог что-то там увидеть, грязь и грязь, но действовал уверенно. Наверное, искал не глазами.

   Великий инквизитор почти перешёл лужу, потом замер и шагнул вбок. Задрал рукав кителя, расстегнул рубашку и деловито закатал её тоже, обнажив очень бледное худое предплечье, перевитое сильно выступающими венами. Аккуратно придерживая рукава, опустил руку в воду, немного пошарил и достал какую-то непонятную обгорелую тряпку, не выказывая ни малейшего неудовольствия или брезгливости. Тщательно отжал, скомкав в руке, расправил.

   Мария подумала, что ему приходилось столько и такого видеть в жизни, что брезгливость должна атрофироваться вовсе. Наверное, это достаточно быстро случалось со всеми инквизиторами, которым постоянно приходилось иметь дело с последствиями питания демонов.

   — Тебе знакома эта вещь? — спросил он, расправляя лоскут и подходя ближе.

   — Я даже не могу понять, что это было при жизни, — призналась Лебедь, но вгляделась в обрывок внимательнее. Мокрая грязная ветошь вызывала меньше тревожных ощущений, чем окрестные развалины, даже несмотря на то, что вблизи пахла болотом, гарью и чем-то ещё, вот так с ходу не определить.

   Кажется, прежде ткань была светлой, но сейчас не удавалось даже понять, с рисунком или без.

   — Судя по всему, это носовой платок, — сообщил Александр. — Женский.

   — Как вы это определили? — с сомнением пробормотала Мария, с подозрением глядя то на тряпку, то на мужчину, который держал её одной рукой и невозмутимо поправлял рукав.

   — По ткани. Так что, ты не теряла платков?

   — Я их постоянно теряю, — вздохнула она. — Платки и зонтики. Но с последними везёт, я мало куда выхожу, поэтому их обычно опознают и возвращают. Но у меня всё равно их пять штук. То есть нет, четыре… пока.

   — А говорят, алхимики педантичны, — усмехнулся Александр.

   — А говорят, Великий инквизитор — златокудрый вечно юный полуангел двух метров роста, — проворчала Мария, но тут же опомнилась: — Извините…

   — Правда говорят? — с весёлым недоумением спросил он и выразительно приподнял брови, кажется и не подумав обижаться.

   — И такое тоже, — призналась Мария, мельком отметив, что улыбка собеседнику идёт, но кажется чужеродной, словно маска. — А что необычного в этом платке?

   — Он стал частью ритуала. Сейчас уже не понять, для чего использовался, но отголоски ощущаются.

   — Почему вы думаете, что он принадлежит мне? — Лебедь взглянула на тряпку уже с опасением.

   — Потому что ты выжила. И лежала… вот здесь, — сориентировался Александр и, отойдя чуть в сторону, жестом показал. — Ногами к эпицентру. Это был зал ресторана, круг, очевидно, находился под столом, за которым ты сидела. И выжила. — Смотрел он пристально, испытующе, тяжело.

   — Я не вызывала никаких демонов! — возразила Мария, невольно отступая под этим острым взглядом.

   Сейчас перед ней стоял Великий инквизитор из совсем других слухов — тех, которые рисовали его чудовищем ещё большим, чем демоны. Отчаянно захотелось по-детски спрятаться, съёжиться, закрыть глаза и закрыться руками, словно это могло помочь.

   — Стой! — тихо рыкнул он, но добился противоположного эффекта: женщина от неожиданности шарахнулась назад, запнулась обо что-то и, испуганно вскрикнув, рухнула в обломки.

   Фантазия Марии успела нарисовать жуткую картину её мёртвого тела, пробитого торчащим из земли куском арматуры, но падение оказалось менее трагическим, пусть и болезненным. Особенно не повезло правому локтю, который напоролся на осколок стекла, и затылку, который с размаху встретился с кирпичом, да так, что в глазах на мгновение потемнело.

   К счастью, только на мгновение, а в следующее Мария уже села, всхлипывая от жалости к себе и очередному испорченному платью — оно тоже порвалось. Попыталась зажать порез свободной рукой, но тот оказался достаточно глубоким, так что, пока инквизитор преодолел разделявшее их расстояние, она успела заляпать кровью подол. Слёзы хлынули потоком.

   Александр остановился возле плачущей женщины, окинул её оценивающим взглядом.

   Сильные ведьмы всегда умели хорошо притворяться. Сложно сказать, учило их этому общество себе подобных, положение изгоев, общение с демонами, или это было одним из качеств, приводивших женщину на скользкий путь. Великий инквизитор поймал много ведьм, ещё больше видел и допрашивал, и что только они не предпринимали! Его пытались разжалобить, очаровать, разозлить, косили под дурочек и до последнего отпирались…

   Поначалу сложно было не поддаться, особенно на слёзы. Потом привык и перестал обращать внимание. Это было давно, и именно тогда о нём заговорили как о бессердечном чудовище. Учитывая, что отношение это распространяли между собой ведьмы, и пошло оно именно от них, определение казалось до некоторой степени лестным.

   Слёзы алхимика Лебедь его сейчас точно так же не тронули, как слёзы тысячи других женщин, виденных прежде. Но добавили сомнений.

   Подавляющее большинство ведьм первым делом просило у демонов красоты. Да, не все, хватало куда более умных, расчётливых и осторожных, но девять из десяти попадались именно на этом. Александр никогда не мог этого понять: как желание соответствовать какому-то выдуманному идеалу можно выменивать на собственную душу и чужие жизни? А потом и пытаться перестал.

   Если Лебедь была ведьмой, то ведьмой она была умной. В изоляторе он не задумывался о её внешности, сбитый с толку зовом и тьмой надзирателя. Потом, переодетая и умытая, Мария оказалась хороша: лёгкое платье очень шло к аппетитной, женственной фигуре с широкими бёдрами, выраженной талией и высокой грудью, мягкие рыжеватые волосы обрамляли округлое миловидное личико с большими выразительными глазами и пухлыми губами. Но хороша обычно, житейски. Не как бывают глупые ведьмы.

   А плакала она некрасиво. Нос мгновенно опух, лицо пошло красными пятнами. Несколько ссадин, этот порез на руке, разорванное испачканное платье… Слишком жалкое и неуклюжее зрелище для ведьмы.

   Впрочем, если она научилась маскировать тьму светом, ожидаемо, что она должна быть умной и умелой ведьмой, так что ничего эти слёзы не меняли.

   — Покажи, — велел он, опустившись рядом на корточки.

   Мария мгновение поколебалась, но всё же протянула пораненную руку. Порез оказался глубоким, кровь текла обильно, но не так сильно, чтобы говорить о задетых крупных сосудах.

   — Осколок застрял, — сообщил Александр, бросив взгляд на окровавленный обломок бутылки, послуживший причиной травмы. — Вернёмся в башню, отведу тебя в лазарет.

   — А может, сразу достать? Как бы не стало хуже, — испуганно пробормотала она сквозь слёзы.

   — Тебе не понравится, если я попытаюсь, — поморщился инквизитор. — Потерпит до врача. Перевязать надо. У меня только платок, но он грязный.

   В аэромобиле имелась аптечка, но идти за ней не хотелось. С Марией — слишком долго, а оставлять её одну на месте ритуала… Лучше не рисковать.

   — А вы сможете оторвать кусок от моей юбки? Всё равно платью конец. — Лебедь жалко всхлипнула и попыталась утереть лицо свободной рукой, но только измазалась в собственной крови.

   Александр молча достал нож. Уж что-что, а оказывать первую помощь учился каждый инквизитор и быстро оттачивал навыки на практике, так что отхватить широкую ленту от длинного подола и сделать повязку — много времени не заняло. Мария морщилась и ойкала от боли, надрывно шмыгала носом, но терпела.

   Закончив с её рукой и убедившись, что больше серьёзных повреждений нет, только несколько синяков и ссадин, инквизитор подобрал найденную улику и помог женщине подняться на ноги.

   Предплечье пульсировало глухой болью и ныло, а внутри стало пусто и тошно. За свои слёзы и вообще поведение Лебедь было стыдно, но вряд ли Великому инквизитору нужны извинения, она и так постоянно перед ним извинялась. Ему требовалась правда, а тут Мария ничем не могла помочь.

   Она не слишком усердствовала в самокритике сейчас только по одной причине: порез стал не причиной слёз, а последней каплей. Всё же недели в изоляторе и неизвестности оказалось слишком много для той, которая предпочитала коротать вечера с травами и книгами дома.

   Увлечённая собственными переживаниями, Мария уже вовсе не смотрела по сторонам и потому не видела, как вдруг изменился в лице Великий инквизитор. Поднимая её на ноги, он озабоченно хмурился, а через несколько мгновений словно закаменел, подобрался и напружинился. Женщина ойкнула от неожиданности, когда на плечах сомкнулись железные пальцы. Александр дёрнул её в сторону и, толкнув, рявкнул:

   — Скройся!

   Она устояла на ногах и на несколько мгновений замерла, не понимая, чего от неё хотят и что происходит. Скрыться — значит уходить из развалин? Он её отпускает? Или прогоняет?

   Осознание пришло мгновение спустя, когда инквизитор уже отвернулся от неё и принял на выхваченную из ножен саблю удар огромной когтистой лапы.

   Никогда раньше Мария не видела демонов и предпочла бы не видеть впредь.

   В массивной человекоподобной фигуре было по меньшей мере два метра роста. Тёмно-красная кожа имела узор сродни змеиному, змеиными выглядели и глаза — золотые с вертикальными ниточками зрачков. Он напоминал скорее животное, помесь обезьяны с ящерицей, чем разумное существо — длинные когти, шипы на плечах, хребте, сгибах суставов, никакой одежды. Пах, живот и горло закрывали плотные роговые пластины.

   Рядом с ним худощавый невысокий инквизитор с саблей в руке выглядел пугающе несерьёзным. Парализованная страхом, Мария смотрела на огромного монстра и не понимала, как человек может противостоять этому? Как вообще можно иметь столько мужества, чтобы заступить дорогу чудовищно сильной скалящейся твари, способной одним небрежным движением снести вековой дуб?!

   Но сабля под когтями не дрогнула, словно Великий инквизитор и впрямь был отлит из металла — только не серебра, стали. Один удар лапы, другой… Александр двигался стремительно, не уступая противнику. Первый удар парировал, от двух ускользнул — легко, шустро, словно капля ртути. Вот он выкроил момент, взорвался вихрем ударов…

   Яростный рёв раненого демона ударил Марию в грудь и вывел из оцепенения. Не в силах отвести взгляд, она попятилась, потом всё же обернулась в поисках укрытия. Новый рык подхлестнул, и женщина юркнула за невысокий остов фундамента, сжалась за ним. Зажмурилась. Воображение тут же нарисовало когтистую лапу, вспарывающую чёрный китель и плоть под ним. Она закрыла себе рот дрожащими руками, тряхнула головой — не помогло.

   Мария не хотела видеть, что происходило на поле боя, но неведение оказалось страшнее. Выдержки хватило на пару ударов сердца, после чего она всё-таки выглянула из укрытия… чтобы увидеть, как демон промахивается по проворной человеческой фигуре, и та с разворота опускает саблю на шею чудовища, держа рукоять обеими руками, затянутыми в чёрные перчатки.

   Удар оказался такой силы, что тело демона впечаталось в землю, а голова отлетела метра на полтора, ударилась о кучу хлама, разбрызгивая тёмно-бурую кровь, скатилась к ногам Марии и замерла, глядя прямо на неё неподвижными змеиными глазами.

   Всё, что женщина успела сделать — это отвернуться в угол, где её и вырвало.

   Слабый хруст мусора под ногами инквизитора заставил вздрогнуть, но не сумел заставить обернуться.

   — Дайте мне... неск... секунд, пожалуйста… Я… сейчас… — сдавленно пробормотала, запинаясь, Лебедь. Крупная ледяная дрожь мешала говорить связно.

   Инквизитор ничего не ответил, прошёл мимо, и она была за это благодарна.

   Марии понадобилась, наверное, пара минут, чтобы собраться, заставить себя открыть глаза и, неловко вытерев повязкой на руке губы, обернуться, стараясь не смотреть под ноги. Однако головы там не оказалось, дорожка из жирных бурых капель уходила обратно к котловине ритуала, где лежало остальное тело, и над ним стоял инквизитор. Мария не видела, что именно он делал, но вздохнула свободнее. Зябко обхватила себя руками за плечи. Солнце только склонялось к закату, прогретый за день город дышал жаром, но у неё от холода немели пальцы.

   Александр отступил на шаг назад, и вдруг тело демона вспыхнуло ослепительно ярким белым пламенем. Мария поспешила опять зажмуриться и отвести взгляд, но всё равно перед глазами заплясали тёмные пятна.

   — Идём. — Подошедший инквизитор взял её за локоть.

   — Погодите! А можно посмотреть, может, там, где я лежала, осталась моя сумка? Серенькая такая, холщовая… Там же и документы, и всё остальное!

   — Она была в списке вещдоков. Заберу, когда вернёмся в башню.

   — Вы уже осмотрели всё? Или это опасно и может прийти ещё один демон? — спросила Мария, пытаясь проморгаться.

   — Осмотрел.

   — Я думала, это суеверия… — так и не услышав других пояснений, женщина опять заговорила сама: это успокаивало. — Что на месте ритуала возможно повторное появление демонов.

   — Зависит от ритуала.

   — А что здесь произошло, вы поняли? Не молчите, пожалуйста… Ну или уж скажите, что это не моё дело. Я не понимаю, как я оказалась здесь, что произошло потом и почему я выжила? И откуда снова взялся демон?!

   Александр смерил её задумчивым взглядом.

   — Подумай, у тебя есть враги? Завистники? Кто-то, кто может по-настоящему тебя ненавидеть.

   — Ненавидеть?! Есть пара ворчливых покупателей, вечно всем недовольных, но мне кажется, дело не во мне и не в моей аптеке. Они просто очень одинокие и несчастные люди, вряд ли они подходят на роль врагов!

   — Конфликты из-за наследства? Брошенные мужчины? Отвергнутые поклонники?

   — Какое наследство? — изумилась она. — Какие мужчины?! Нет, я… с мамой мы снимали комнату, но она умерла десять лет назад. Муж… Аптека принадлежала ему, и квартира тоже, но у него не было близких родственников, я единственная наследница. Да и умер он пять лет назад! Никаких особо ярых поклонников нет, вообще с серьёзными отношениями не складывается... Простите, у меня очень тихая жизнь. Почему вы спрашиваете о моих врагах? Неужели всё это… Нет, не может быть! — она затрясла головой. — Вызов демона, чтобы подставить меня?! Ну в самом деле, я же не дочка мэра и не любовница Старшего алхимика!

   — И всё же, — уронил он. Помолчал несколько секунд. — Узор был привязан к твоей крови. Именно она спровоцировала появление демонов. В узор вложили столько силы, что даже его физическое разрушение не помогло: остался энергетический след. Эта остаточная сила спровоцировала повторный прорыв.

   — Вы больше не думаете, что это сделала я?

   — Я почувствовал отпечаток сути того, кто это сделал, — всё же ответил он, когда спутница решила, что не услышит пояснений. — Слишком нечёткий, чтобы опознать, но это был мужчина.

   — Мужчина?! А разве они вызывают демонов? Мне казалось, только ведьмы…

   — Только ведьмы заключают договор, с мужчинами такое не работает. Но призывают все. Просто мужчины — реже, потому что демоном в таком случае нельзя управлять, самое большее — указать первую цель или запретить кого-то трогать.

   — Ясно, — пробормотала Мария и вздохнула. — Хотя кого я обманываю? Ничего не ясно! А я даже не помню, что тогда случилось… Это невыносимо.

   — Возможно, что-то вспомнится, — отмахнулся Александр.

   И вдруг замер, придержав спутницу за плечо. Та испуганно ахнула и подалась к инквизитору ближе, ожидая нового нападения. Его, однако, не последовало, и заинтересовал Чёрного не демон, а обычная птица: на дерево в отдалении опустился большой чёрный дятел, и над развалинами зазвенела рваная дробь.

   Александр усмехнулся.

   — Выходи. Это я, а не чудовище в личине.

   — А ведьма почему без наручников? — красивый мягкий баритон прозвучал совсем рядом, заставив Марию вновь вскрикнуть и дёрнуться от неожиданности. А после — разозлиться на себя. Со всеми этими приключениями она стала ужасно нервной…

   — Попроси своего друга проверить, если сам не видишь, — насмешливо отозвался Александр.

   А его спутница молча рассматривала очень странного человека, который вышел из-за развалин, умудряясь ступать совершенно бесшумно.

   Наверное, это был инквизитор — судя по брошенным фразам и по одежде. Но последнее определялось не сразу, и особенно сильно контраст ощущался рядом с прямым, подтянутым и «цельнометаллическим» главой ордена, чей мундир выглядел весьма аккуратно даже после недавней схватки.

   Тихо ступать помогали босые ноги, которым почему-то не вредили острые обломки. Вместо прямых брюк незнакомец носил обрезанные чуть ниже колен штаны вроде тех, которые одолжили Марии в ордене. Верхнюю часть тела закрывал почти что китель, а вернее — то, что от него осталось: рукава хозяин оторвал целиком, обрезал полы и жёсткий воротник. Совершенно лысую голову покрывала нелепая и словно маловатая мужчине вязаная шапочка насыщенного красного цвета. Оружия, каким пользовались остальные инквизиторы, тоже не имелось, зато на обеих руках красовались кастеты, увенчанные длинными, с ладонь, острыми шипами.

   Двигался он ещё более странно — упруго, словно марионетка, которой все суставы заменили пружинками. Почему-то эта манера показалась Марии омерзительной, словно перед ней появилась огромная сколопендра. При этом лицо у мужчины было очень приятным, располагающим — не красивое, не выразительное или необычное, как, например, у Великого инквизитора, заурядное, но вызывающее безотчётную симпатию. Когда он искренне, белозубо улыбнулся на слова Александра, захотелось улыбнуться в ответ.

   — Это была шутка, Лекс, если ты ещё не понял, — сообщил он и, как-то хитро присвистнув, выставил руку. С ответным кличем на когти кастета опустился замеченный раньше дятел. Чёрный, в красной шапочке… Наверное, сходство могло показаться забавным, но пристальный птичий взгляд и вид мощного длинного клюва не располагали к веселью.

   Мария никогда прежде не задумывалась, что дятел может быть грозной птицей, куда более внушительной, чем хищник.

   — Разумеется. Брат Иона. Это Мария, она алхимик и важный свидетель.

   — А почему от важного свидетеля пахнет демоном и кровью?

   — Не обращай внимания, — со смешком обратился Александр к спутнице, которая снова невольно подалась к нему ближе и почти попыталась спрятаться за плечом. — Он видит твою повязку и прибыл сюда, чтобы расправиться с демоном. Но драки ему не досталось, что Иону страшно злит. В такие моменты он начинает много и плохо шутить.

   — Злой ты. Дура лекс — сед лекс! — с каменным лицом припомнил странный мужчина древнее крылатое выражение.

   Мари могла бы поручиться, что странный инквизитор думал в этот момент совсем не о латыни, но, конечно, промолчала, тем более и Великий инквизитор не придал значения тому, что вполне сошло бы за слабо завуалированное оскорбление. Наверное, слышал не первый раз.

   — Я зачистил все следы, место безопасно. Расследование беру на себя. Можешь идти.

   — А я так надеялся размяться! — вздохнул Иона, стряхнул птицу, попрыгал вперёд на своих пружинках и через несколько мгновений скрылся из виду.

   — Он очень странный, — пробормотала Мария.

   — Да.

   — А куда делись ваши перчатки? — спросила она, потому что развивать тему инквизитора в красной шапке было неловко. — Когда вы дрались, они у вас были, и вчера тоже. А сейчас нет. Зачем они вообще?

   — В кармане. Иногда в них бывает удобнее, — рассеянно отозвался он. — Тебе пару дней придётся провести в башне, пока что-нибудь не прояснится. Выспишься, отдохнёшь. Нужно понять, кто и почему тебя подставил. Помещение аптеки никто не пытался купить?

   — Купить? А ведь и правда! С месяц назад приходили, — припомнила она. — Только я уже плохо помню, как он выглядел. Мужчина, нестарый, какой-то… обычный. В костюме, типичный клерк. Спрашивал ещё про соседа, но я честно сказала, что булочную свою он не уступит никому. И тот тип ушёл.

   — Больше не появлялся? Угрожал?

   — Нет, ничего такого! Просто спросил, я отказалась, сказала, что на переезд не способна. Посмеялись, на этом всё. Вы думаете, это может быть связано? Не проще было меня убить?!

   — Выясним. Постарайся вспомнить что-нибудь о нём. Контора, имя заказчика?

   — Я ужасно запоминаю имена, — повинилась Мария. — Но он давал визитку! Правда, я не уверена, что она сохранилась, но можно попробовать поискать...

   — Попробуешь. — Александр окинул спутницу оценивающим взглядом и добавил, поморщившись: — Завтра.

   До башни летели в молчании. Мария сжалась на своём месте и, хмурясь, смотрела в окно, а инквизитору было о чём подумать.

   С этой историей всё складывалось удивительно неудачно. Слишком много случайностей, чтобы не обратить на них внимания, но все случайности такого толка, что подозревать умысел — значит диагностировать у себя манию преследования. Никто не мог подстроить так, чтобы четверо инквизиторов из двух патрулей оказались серьёзно ранены, причём выведены из строя оба командира, исход сражения мог быть любым. Его визит в изолятор именно тогда, когда там ждала своей участи Лебедь, зов и решение заняться её делом… Да он уже год туда собираелся! И мог не собраться ещё пару лет, а к тому времени уже и без него разобрались бы — так или иначе.

   А новое явление демона? Если бы Мария не порезалась, он бы не заметил остатков ритуала, их забивали последствия десятка смертей, включая демонов. Порезалась же она случайно, он прекрасно видел!

   Александр не любил совпадения. Не потому, что не считал их возможными. Если бы он мог уверовать, то сделал бы это тридцать лет назад, когда цепочка случайных совпадений сделала из него того, кем он стал. Тогда было ощущение, словно его протащили сквозь строго определённую свыше последовательность событий, как вышивальщица тянет нитку по намеченному узору. Как ещё назвать это, если не судьбой? А если есть судьба, то как может не быть Бога?

   Александр не верил в судьбу и потому не любил совпадения.

   К сожалению, последним было плевать на его мнение, они просто происходили. В голове к тому же звучало предупреждение Иоанна, которое не добавляло хорошего настроения, но отлично вписывалось в очередную череду случайностей, ведущую к большим переменам. К лучшему ли, вот в чём вопрос?

   Все эти рассуждения, конечно, занимали, но Александр не позволил себе предаваться им достаточно долго. Нужно составить план расследования и вписать его, раз уж смирился и взялся сам, в обычный устоявшийся ритм жизни.

   Лазарет находился непосредственно в башне Закона и занимал первые два подземных уровня: своих раненых инквизиторы берегли с особенным тщанием, потому что так или иначе подставляться доводилось каждому, даже самому опытному, и куда разумнее сделать всё возможное для быстрого и полного восстановления опытного бойца в короткие сроки, чем полагаться на восполнение человеческого ресурса, очень ограниченного в Оплоте. Поэтому здесь работали лучшие врачи города, а может, и всех окрестных стран, с лучшими зельями и лучшим оборудованием, которое можно было получить в мире, пытающемся восстать из руин или хотя бы не рухнуть в них окончательно.

   На Великого инквизитора, явившегося в святая святых в сопровождении подозрительной чумазой женщины, поглядывали с любопытством, но тут не привыкли с ним спорить и задавать неудобные вопросы. Оставив алхимика на попечении дежурного травматолога, Александр воспользовался телефоном для пары мелких, но срочных распоряжений и отправился навещать раненых братьев, которые пострадали при зачистке «Уютного гнезда».

   Один из командиров троек по-прежнему был плох, и, хотя врачи осторожно давали оптимистичный прогноз, ни о каком разговоре с ним не могло идти речи, зато со вторым повезло: он потерял много крови, но все раны были периферийными, заживали хорошо, и боец стремительно шёл на поправку.

   Александр хорошо знал этого человека и уважал его. Умный, надёжный, выдержанный, брат Пётр отличался принципиальностью, наблюдательностью и острым умом — именно то, что требовалось в этом деле. Посетителю он искренне обрадовался: болеть было скучно. А выяснив, какая надобность привела Великого инквизитора в палату, вовсе оживился.

   — Честно скажу, брат, давно я не попадал в такие заварухи! — поделился Пётр. — С высшими доводилось сталкиваться, но эта мразь явно повыше тех высших будет.

   — Надеюсь, это не начало новой системы, — проворчал Александр.

   — Не думаю. Если бы у них было по-настоящему много сил, нас бы уже смели, — возразил раненый. — Знаешь, на что похоже… Вспомни, лет восемь назад в доках один умник пытался устроить подпольные бои без правил. Я там не был, но слышал от парней описание, один в один наша тварь.

   Ту историю Великий инквизитор, конечно, помнил. Подобные развлечения искоренялись полицией с куда большим рвением, чем расследовались отдельные бытовые убийства, кражи и прочие преступления, но желающие заработать на таком деньги и насладиться зрелищем находились, несмотря на все усилия, и, если полиция не успевала накрыть притон раньше, заканчивалось это печально.

   Тогда предприимчивый хозяин склада успел провести ровно три встречи: достаточно, чтобы суметь собрать побольше азартных любителей острых ощущений, но слишком мало для того, чтобы подвернуться полиции. Неизвестно, успел ли он пожалеть о своём решении: его разорвали одним из первых.

   Теорию о том, что количество затраченной на ритуал силы или количество выплеснутой тьмы прямо влияло на то, демон какой силы сумеет проникнуть в мир, выдвинули очень давно. Не всегда на большое количество дармовой силы являлся могущественный демон из высших, но всегда для его появления требовалось много этой энергии. Обосновать теорию научно пока не вышло: никто до сих пор не сумел изобрести шкалы для измерения тьмы и света. Да, всплески засекать научились, но — только качественно, а не количественно, и в исследованиях приходилось оперировать субъективными впечатлениями инквизиторов. Так себе мерило.

   — Разберись, брат, что-то там мутное случилось, — попросил Пётр. — Рисунок был посреди зала ресторана, а рисовали его с человеческой жертвой, не меньше, судя по тому, что попёрло наружу. Вряд ли такое можно провернуть без участия управляющего ресторана. Если он не погиб, конечно.

   — Если не погиб — то сбежал, — поморщился Александр, и собеседник ответил почти такой же гримасой. Если бы делом занялись сразу, по горячим следам, его наверняка бы уже раскрыли, а теперь оставалось утешать себя только тем, что можно не спешить: все, кто хотел замести следы, это сделали.

   Пётр поделился и другими наблюдениями, но все они только подтверждали и немного уточняли составленный полицейскими протокол. Живую Марию инквизитор и вовсе в пылу драки не заметил, вернее видел лежащую женщину, но решил, что ей по обычной схеме свернули шею. Разве что рассказал, насколько быстро его группа прибыла на место: по счастью, они проходили совсем рядом, и ушло на это меньше минуты. Это объясняло, почему разрушения не успели выплеснуться за пределы гостиницы.

   Демоны разделялись на высших и низших просто: если вторые были вооружены только своими когтями и силой, то у первых имелась способность к пирокинезу. Как это работало — Александр не вдавался, главное — принцип понимали алхимики и умели защитить инквизиторов от воздействия. Что-то такое они химичили с тканью для инквизиторской формы, что она и сама не горела, и хозяина уберегала от жара и пламени, и пулями, которые не только наносили физический вред, но и ограничивали способности пришельцев.

   Высших демонов разделяли по степени владения огнём. В памятных доках к моменту прибытия первой тройки прошло чуть меньше десяти минут, и там уже некого оказалось опознавать: огромное пространство склада являло собой чёрную выгоревшую яму, где от тел остались в лучшем случае фрагменты костей. Здесь было бы то же самое, но инквизиторы быстро успели всадить в тварь несколько очередей.

   Для контроля Александр заглянул к оставшимся раненым. Показания сошлись.

   К тому моменту, когда он закончил разговоры, врач не только промыл и зашил Марии порез на руке, но обработал остальные синяки и ссадины и даже ворчливо выговорил вернувшемуся Великому инквизитору за недостойное обхождение с женщиной. Лебедь от такого смутилась, а Александр только усмехнулся и ничего не ответил. С субординацией у медиков всегда наблюдались проблемы, и он привык с этим мириться и не лезь в чужие дела, а по существу претензии… Женщине стоило бы радоваться, что она выжила и отделалась испугом, но та и сама это, кажется, понимала.

   — Куда мы идём? — удивлённо спросила свидетельница, когда они прошли к лифту, и Александр нажал какую-то из верхних кнопок.

   — Я говорил, ты побудешь в башне. Должны были подготовить комнату на жилом этаже. Этажом выше библиотека и столовая, на другие тебе лучше не ходить.

   — Спасибо, но… зачем? — смешалась Мария. — Всё-таки я очень сомневаюсь, что целью всего этого была именно я. Неужели вы всерьёз так думаете?

   — Мне так будет удобнее, — коротко ответил Великий инквизитор.

   Удобство Марии в расчёт не принималось, но она только тяжело вздохнула. Спорить и чего-то требовать, давить на жалость и вспоминать заброшенную аптеку — всё это бесполезно. Спасибо, что разрешают пользоваться библиотекой, планируют кормить и не обвиняют в связи с демонами!

   — Здесь комната кастеляна башни, к нему со всеми бытовыми вопросами. Он о тебе предупреждён. Здесь твоя комната. На двери есть шпингалет, но снаружи она не закрывается — здесь не воруют. Напротив моя комната, слева — никого, справа живёт один из наставников. Он спокойный и дружелюбный человек, привык возиться с детьми, если что — не откажет в помощи и тебе. Отдыхай. Завтра днём отвезу тебя домой, поищешь визитку.

   Комната оказалась, к удивлению, даже меньше, чем прежняя, хотя Мария почему-то ожидала, что в башне жильё должно быть просторнее. А с другой стороны, это ведь не жилой дом с удобствами, всё-таки — крепость…

   Главное, душ не один на этаж, а пусть и маленький, но свой. Не ванна, как дома или в прошлой гостевой комнате, но нежиться в горячей воде не самый подходящий момент: куда сильнее хотелось есть. Этим и стоило заняться, чем страдать о неопределённости собственного будущего.

***

Бумаги из бюро судебно-медицинской экспертизы нашлись на пустующем столе секретаря в небольшой каморке перед дверью в кабинет Великого инквизитора — одно из немногих помещений в башне, которое имело по-настоящему серьёзный замок и несколько более хитрых ступеней защиты. Здесь хранилось слишком много ценной информации, чтобы доверять её общей системе охраны. Однако заняться трупами сразу не вышло, рядом с папкой лежало ещё несколько писем и документов на подпись, так что пришлось отложить интересное ещё на час.

   Интересное. Стоило признаться себе в этом мотиве, основном сейчас. Можно сколько угодно доказывать целесообразность, ссылаться на предчувствия и даже на предупреждение Иоанна, но вёл его именно личный интерес. Сложная проблема, интрига. Наверное, он просто устал от кабинетной работы, пусть и привык к ней — за несколько десятилетий попробуй не привыкнуть! Почему бы не развеяться?

   И этот мотив куда лучше другого, тоже приходившего на ум, признаваться в котором он пока не готов.

   Мария. Светлая душа, привязавшая к себе зовом. К ней тянуло. Да, он встречал светлые души, в той же башне Веры они попадались нередко. Иоанн, несмотря на долгую сложную жизнь, тоже сумел пронести через неё и не растратить свет, за что заслуживал огромного уважения.

   Но тянуло только к Марии. Последний раз к нему взывали больше десяти лет наза,д и за это время ощущения успели поблёкнуть — наверное, дело в этом. Все ощущения, за годы канувшие в болото рутины, но сейчас разбуженные неожиданной встречей. Или суть в том, что Лебедь — молодая женщина, которая привлекала не только светом души? Или он до конца не верил в её невиновность, чувствовал в этом свете фальшивую ноту и хотел разобраться? Или — только придумывал по воле застарелой паранойи, а она в самом деле чиста?..

   Очень хотелось прикоснуться, чтобы убедиться. Не к женщине Марии — к свету внутри неё. Сжать огонёк в руке, словно пламя свечи, обжечься, но почувствовать его жар… Свет убивает тьму, но тьма всё равно тянется к свету.

   Безумное желание, что и говорить. Глупые мысли.

   Нет, определённо, во всём виновато чувство новизны. Слишком закис он на кабинетной работе.

   Александр видел один простой и надёжный способ избавиться от странных мыслей и желаний: решить проблему этой женщины, чтобы больше не беспокоиться о её судьбе и не иметь повода держать её рядом, и с миром отпустить домой. Конечно, если скинуть проблему на кого-то другого, она всё равно рано или поздно решится, но Александр в любом случае будет отвлекаться на неё и стараться держать на контроле.

   Так что, кое-как раскидав текучку, он погрузился в изучение протоколов.

   Стараниями полицейских неопознанным осталось всего одно тело: та самая женщина, рядом с которой нашлась сумка Марии Лебедь. Задуматься бы о подмене, но повезло, покойница оказалась раза в два старше. Всё же хотя бы эти сомнения следовало отбросить, алхимик была именно той, за кого себя выдавала.

   Выходить из кабинета и спускаться за её сумкой в хранилище не хотелось, это вполне могло подождать до завтра, но полицейские изъяли уцелевшую документацию, среди которой и журнал гостиничной регистрации, и список бронирования столиков, и кое-что ещё интересное, так что пришлось опять подниматься из-за стола.

   Вернулся в кабинет он через час и едва успел поставить увесистую коробку на стол, когда в дверь постучали. Дождавшись разрешения — в ордене прекрасно знали, как не любит Великий инквизитор несвоевременно вваливающихся посетителей, — на пороге появился Марк. Помощник был хмур и сосредоточен, а в правой руке сжимал некий завёрнутый в полотенце предмет, в котором угадывалась бутылка.

   Под полным недоумения взглядом командира инквизитор молча развернул ткань, поставил ношу на стол, откупорил неглубоко заткнутую пробку.

   — У тебя найдутся стаканы? — спросил, опершись ладонями о стол, словно стоять выходило с трудом. Александр подумал бы, что гость уже пьян, но от него пахло ладаном и горечью, а не спиртным.

   — Что это значит? — нахмурился Великий инквизитор и не тронулся с места.

   — Ладно. Можно и без стаканов… — вздохнул Марк и вместе с бутылкой расположился на стуле. — Преподобный Иоанн скончался полчаса назад. Прощание состоится завтра, церемонию проведёт Местоблюститель, которого назначат утром. Когда будет интронизация нового патриарха, пока неизвестно, но вряд ли станут затягивать. Это если по делу. А так… Просто хотелось помянуть старика. Он был хорошим человеком.

   Александр хотел возразить, что Иоанн был не хорошим — святым, но промолчал. Боялся, что дрогнет голос, а показывать слабости он не привык. Достал новую сигарету, прикурил с третьей попытки, отметив, что пальцы мелко трясутся, но вряд ли собеседник успел обратить на это внимание.

   — Ну так что, есть стаканы?

   — Возьми там. Ты же знаешь, я не пью, — кивнул он в сторону.

   На одном из сейфов стоял поднос с графином воды и несколькими стаканами. Прежде за его состоянием следил секретарь, а сейчас Александр не рискнул бы пить эту воду.

   — Даже сейчас? — искоса глянул на него Марк, поднимаясь.

   — Лучше свечку за упокой поставь, если хочешь его вспомнить.

   — Успеется, — поморщился тот.

   Некоторое время они молчали. Хозяин успел докурить сигарету и думать мог сейчас только об одном: взять следующую или нет?

   Это было неизбежно. Он ждал этого со дня на день. Он успел проститься со старым священником. Но легче не становилось, было горько, тошно, кружилась голова, а внутри злобно клокотало.

   Странно ненавидеть людей за то, что они смертны, но сейчас Александр был к этому близок. Умер не тот и не тогда, и это… бесило. Бесполезное, бесплодное чувство; как будто бывает иначе!

   Великий инквизитор привык считать, что у него нет друзей. Что ж, теперь — точно нет, потому что Иоанн был последним из тех, с кем не зазорно поделиться самыми глубокими страхами и показать самую чёрную тьму, а в представлении Александра дружба измерялась именно так.

   Марк, хотя и явился с бутылкой, и успел себе налить, тоже не спешил пить. Пригубил, сделав от силы пару глотков, и слепо пялился на коробку на столе командира.

   — Зачем ты притащил ту ведьму на жилые этажи?

   — Она не ведьма, а важный свидетель, — равнодушно отмахнулся Александр.

   Ответить было несложно, примерно так он пытался объяснить себе этот поступок. Не получалось, но почему бы не попытаться убедить окружающих?

   — Даже если не ведьма, всё равно. Свидетель чего она, что её надо так прятать? — усмехнулся Марк.

   Не поверил, но Александру было плевать.

   — Неважно. Или ты сомневаешься в моей способности провести расследование? — отразил он гримасу собеседника.

   — Если выкроишь время, — тот пожал плечами. — Но всё же тебе не кажется странным её появление и твой интерес?

   — Кажется, — не стал спорить Великий инквизитор. — Поэтому и хочу разобраться.

   — Как считаешь нужным, — вздохнул Марк.

   На некоторое время опять повисла тишина.

   Александра тяготила она, тяготило присутствие подчинённого, тяготила новость, которую тот принёс. Но выгонять тоже не хотелось: Великий инквизитор плохо понимал, что будет делать в одиночестве. Впрочем, нет, дело было в другом: если Марк уйдёт, нужно будет сосредоточиться на деле, а перед глазами стояла полутёмная келья умирающего старика. Хотелось бы запомнить друга и боевого соратника — странно так называть светлейшего из людей, которых он знал, но ведь это правда, — другим, сильным и полным жизни, но в памяти навсегда отпечаталось измождённое лицо с печатью смерти на нём.

   — Говорят, ты столкнулся в городе с демоном? — гостя молчание тоже заметно тяготило, да и пить вино одному без закуски не нравилось: он до сих пор не осушил даже те несколько глотков, которые плеснул в стакан.

   — Вторичный прорыв. Редко, но случается, — пожал плечами Александр.

   — Ты же понимаешь, что я не об этом, — поморщился Марк и уточнил осторожно: — Как ты? Без проблем?

   — Как видишь, сижу и работаю, — он широко повёл рукой. — Логично, что всё прошло спокойно, верно? К тому же это был слабый низший.

   — И всё же, может, тебе не стоит заниматься этим делом?

   — Хочешь предложить мне пройти проверку? — равнодушно вздёрнул брови Александр. — Скажи когда.

   — Нет, что ты! — поморщился тот. — Я давно тебя знаю и помню, из-за чего ты перешёл на бумажную работу. Не хотелось бы…

   — Я перешёл на бумажную работу, потому что её не выходит совмещать с патрулированием и даже более-менее регулярной следственной деятельностью, — раздражённо перебил его Великий инквизитор. — Если у тебя есть какие-то опасения — собери старших братьев и озвучь им.

   — Не заводись, я пришёл не ругаться! — Марк примирительно поднял ладони. — Осталось совсем немного тех, кто в ордене с самого начала, а я с возрастом становлюсь сентиментальным, — горько усмехнулся он. — Чем длиннее путь прошёл с человеком, тем страшнее его потерять.

   — Извини, — через мгновение всё-таки сказал Александр то, что следовало. — Ты прав. Тяжело терять тех, с кем прошёл такой длинный путь. Всё под контролем, и я в порядке. Правда.

   Он даже сумел усмехнуться. Вряд ли получилось весело, но помощник удовлетворился попыткой и вскоре ушёл, как будто успокоившись на его счёт, а Александр вновь потянулся за сигаретами.

   Ни черта не было в порядке, и, если бы Марк настоял на проверке, вряд ли Великий инквизитор бы её прошёл. Хорошо, что он не стал.

   А может, плохо? Немного терпения, и всё бы закончилось. Совсем — всё. Перестать быть — это порой звучало очень заманчиво. Останавливала не греховность самоубийства, плевать он хотел на подобное: даже если существовали Рай и Ад, то инквизиторам туда путь заказан. Останавливала ответственность. Никак не получалось найти того, кому он мог бы всё это доверить. Наверное, так сказывалось глубинное нежелание умирать, инстинкт, заставлявший цепляться за что угодно под любым предлогом. Да и трусость это. Бегство. А он не привык отступать.

   Инквизиторы не всегда погибали в боях.

   Палачами становились те, кто гас. Первое время, пока не привык, очень странно было смотреть на таких и долго не выходило понять, что произошло с человеком, который вот вроде бы жил — а вот уже существует. Понять так и не вышло, но алхимики называли состояние «утратой огня» — побуждающего, активного, движущего начала. Оставалась оболочка, наделённая памятью и привычками, но не имеющая желаний. Сила тоже сохранялась, но способности видеть в людях свет и тьму большинство лишалось. Существовали они в этом состоянии по-разному: некоторые быстро угасали, теряя даже привычку к жизни, другие — тянули год за годом. Со стороны выглядело пугающе, но они не страдали, лишаясь этой способности вместе с остальными.

   Других убивал сам орден. Тех, кто срывался, не выдерживал необходимости постоянного жёсткого самоконтроля и становился опасен для окружающих. Кто поддавался соблазнам и нарушал приносимую на посвящении клятву. Срыв никогда не случался внезапно, но заметить признаки в измотанных братьях или тех, кто не желал быть раскрытым, не всегда удавалось. Если получалось избежать самых плохих сценариев, их снимали с полевой работы и пристраивали к другому полезному делу, обычно внутри Башни. Если не получалось…

   К сожалению, процедура проверки была слишком вредна и болезненна, чтобы проводить её регулярно. Совместно с врачами и алхимиками определили примерный минимальный срок: не чаще раза в год.

   Великого инквизитора не проверяли ни разу. Сама мысль об этом казалась большинству братьев кощунственной, его фигура — человека, который создал Инквизицию, — была для них важным и весомым символом. Его мало кто воспринимал как человека с недостатками и слабостями — даже из тех, кто регулярно с ним общался. Не разделяли наивного восторга учеников и новичков, но невольно отделяли его от остальных. Это чувствовалось.

   Александр же не сомневался: он провалится. Но переубеждать кого-то не спешил.

   Зато проверять других ему приходилось часто и завтра предстояло сделать это ещё раз. Это отдавало лицемерием, но на такую сделку с собой Великий инквизитор шёл спокойно. Одно дело, если ты не способен сдержаться и контролировать себя в бою, это опасно в первую очередь для самого инквизитора, в меньшей — для его боевых товарищей, но и только, с этим можно жить и приносить пользу. А вот если перестаёшь различать свет и тьму — намеренно или непроизвольно, — это куда страшнее, и допускать подобное Александр не собирался.

   Но всё это завтра, а сегодня оставалось время поработать с материалами дела. Замешана в чём-то Мария, использовали её втёмную или вообще всё вышло случайно — неважно, стоило в этом разобраться. Потому что это часть работы Инквизиции. Точка. Именно этим мотивом он руководствуется. А зов, свет чужой души и любой другой интерес к алхимику Лебедь — несущественные детали, которые можно отбросить, потому что они никак не влияют на необходимость расследования.

***

В столовую Мария шла с опаской. Сначала она долго уговаривала себя, что ничего страшного не может произойти, ведь она в башне Закона, что поесть ей в любом случае надо, что вечно отсиживаться в комнате — последнее дело. Но и потом, уже решившись, двигалась по коридору словно по тёмной улице опасного района.

   На жилом этаже ей попался только один мужчина, который шагал навстречу, уткнувшись в тетрадь с записями, и вовсе не смотрел по сторонам. На лестнице было пусто и сильно накурено, несмотря на хорошую вентиляцию. Тут уже стало не до страхов, и на следующий этаж Мария буквально взлетела, стараясь дышать через раз и мысленно ругая инквизиторские вредные привычки: запах табачного дыма она терпеть не могла.

   На следующем этаже и в столовой оказалось более людно, и на незнакомку поглядывали с удивлением, но с расспросами не приставали, да и враждебности не ощущалось. Наоборот, некоторые удивительно дружелюбно улыбались, кое-кто здоровался, а какой-то совсем молодой парень, наверное едва закончивший обучение, в столовой предложил помочь разобраться, что тут и как, и выглядел он при этом странно довольным. Мария приготовилась к флирту с его стороны и попыткам очаровать — не то чтобы она резко возражала против подобного общения, но сейчас очень хотелось побыть одной. Однако парнишка удивил: помог донести поднос до столика, пожелал приятного аппетита и поспешно ушёл, сославшись на важные дела.

   Здесь оказалось уютно. Столовая представляла собой анфиладу из четырёх просторных комнат, в каждой из которых помещалось по шестнадцать небольших столиков, рассчитанных на четырёх человек. Обстановка скромная и непритязательная, но здесь царила чистота, тёплый зелёный цвет стен радовал глаз, а мягкий электрический свет горел с той яркостью, чтобы позволять хорошо видеть и не утомлять глаза. А ещё тут очень вкусно пахло, и хотя выбор блюд был не ресторанным, выглядело всё аппетитно.

   И на вкус оказалось прекрасно. После сражения и, главное, его финала, свидетелем которого стала Мария, она думала, что кусок не полезет в горло, но — нет. Несмотря на то, что картинка перед глазами стояла всё ещё яркая и от неё до сих пор пробирало холодом, а к горлу подкатывал горький комок, на аппетите это не сказалось, голод и усталость легко пересилили всю впечатлительность. Да и помимо мёртвого демона было о чём подумать.

   Мария никогда не видела инквизиторов в деле. Это впечатляло. Чтобы вот так, одним ударом, перерубить толстенную шею, нужно обладать недюжинной силой. Был бы Великий инквизитор могучим здоровяком, какие тоже попадались в ордене, подобный удар вряд ли произвёл бы столь сильное впечатление, а Александр… Да, человек такой комплекции может быть умелым бойцом, но иметь столько силы? Не только ускользать от могучих ударов демона, но с лёгкостью принимать их на оружие?

   Про инквизиторов ходило много слухов, которые могли бы это объяснить, интересно, какие из них справедливы? Учитывая тесное сотрудничество с алхимиками, Мария поставила бы на то, что руку приложил кто-то из коллег. Инквизиторы принимали какие-то зелья? Или что-то такое делали с их оружием и одеждой? Наверное, второе, потому что в первом Лебедь хорошо разбиралась и понимала: за подобное увеличение силы пришлось бы чем-то серьёзно расплачиваться, а инквизиторы в большинстве своём выглядели здоровыми, даже те, кому на вид можно было дать лет шестьдесят, а в лазарете лечились исключительно раненые. Да, можно допустить, что неприглядные последствия тщательно прятали, но всё равно — не сходилось.

   И конечно, из головы не шли остальные события, которые привели её сначала в застенки, а потом — сюда. Александр явно не сомневался, что её выбрали не случайно, а сама Лебедь даже представить не могла, кому она могла понадобиться. Слишком сложно всё это, есть множество куда более простых способов избавиться от человека. Да, её довольно трудно застать врасплох: редко куда выходит и уж тем более не делает этого ночью, но когда это кого останавливало!

   Однако эти мысли всё равно не давали повода спорить с Великим инквизитором. Ему наверняка виднее, на его стороне огромный опыт и специфические знания, а она все свои представления об убийствах почерпнула из развлекательной литературы.

   Спорить с Великим инквизитором вообще не хотелось. Стоило вспомнить тяжёлый, пронзительный взгляд, каким он одарил невезучую женщину возле места ритуала, и всякие мысли о возражениях отпадали сами собой. При этом, как ни странно, Мария не могла бы сказать, что она боится этого человека. Она вообще затруднялась сформулировать своё к нему отношение вот так просто, парой слов.

   Разумное опасение. Оно точно присутствовало, потому что нужно быть сумасшедшим, лишённым здравого смыла и инстинкта самосохранения, чтобы не опасаться одного из самых могущественных и влиятельных жителей Оплота.

   Уважение, конечно. Александр Чёрный — один из тех людей, кто удержал их мир от падения в пропасть. Мария была далека от мысленной его канонизации, до которой доходили многие горожане, называвшие Великого инквизитора святым, Мессией и новым Спасителем: всё же он не чудотворец и не средоточие христианских добродетелей, а человек. Да, незаурядная сильная личность, чьи заслуги сложно переоценить, но — не святой. Немного пообщавшись с ним, Лебедь только утвердилась в этом мнении, после чего ещё сильнее зауважала. Все его свершения легко было приписать непогрешимому совершенству, а понимание, что сделал всё это вполне обычный человек, вызывало особенный трепет.

   Любопытство. А куда же без него! Марии совсем не нравилась история, в которую она умудрилась вляпаться, но возможность поближе познакомиться с такой загадочной, овеянной легендами и слухами фигурой, воодушевляла. По крайней мере, это возможность узнать что-то новое, о чём раньше не задумывалась!

   А ещё, пусть об этом даже думать неловко, Великий инквизитор оказался интересным, привлекательным мужчиной, и мысли о том, что ему на самом деле не сорок, а раза в два больше, совсем не сказывались на отношении. Не красавец, но волевое лицо с тонкими губами, резкими чертами и звериными жёлтыми глазами хотелось рассматривать. Его обходительность, холодность, безупречная осанка, твёрдые плечи и горячие ладони — всё это очаровывало, складываясь в гармоничную, необычную, яркую личность.

   Наверное, на таком отношении сильно сказывалось первое впечатление, всё же Александр спас её из темницы, да не просто так, а в прямом смысле на руках вынес из тьмы к свету. Книжная душа, Мария не могла не оценить красивый жест. Подобный интерес бесплоден и бессмыслен, он быстро сойдёт на нет, стоит оказаться в привычной домашней обстановке вне любых потрясений, и мысли об этом помогали относиться к нему спокойно, с долей иронии.

   — Здравствуй, светлая душа! — прозвучавший рядом знакомый баритон заставил Марию вздрогнуть и отвлечься от размышлений.

   Не спрашивая её мнения, напротив опустился тот странный инквизитор с дятлом, брат Иона. Сейчас он был в своей красной шапочке, но без птицы.

   — Добрый день, — проявила вежливость Мария. Радоваться компании не получалось, но ругаться хотелось ещё меньше.

   — Значит, Лекс привёз тебя сюда? Интересно, — чуть улыбнулся он. — Ему полезно.

   — Почему? — не сдержала любопытства женщина, хотя изначально не собиралась поддерживать разговор.

   — Человеку нужен свет, даже если это сильнейший из людей, — охотно откликнулся Иона, ухитряясь быстро и аккуратно жевать, так что паузы выходили короткими. — А он годами чахнет один в башне. Не дело. А сегодня вот подрался, хорошо! Жаль, я немного не успел…

   — Мне не показалось, что ему требовалась помощь, — осторожно ответила Мария. — Хотя я совершенно ничего в этом не понимаю…

   — Помощь Великому инквизитору точно не нужна, — уверенно отмахнулся собеседник. — А я бы посмотрел на драку! Скажи, ты же видела? Он хорош, а?

   — Наверное. — Алхимик растерянно пожала плечами. — Демон был огромный и страшный, а Александр управился с ним очень быстро…

   Иона в ответ звучно расхохотался.

   — Светлая душа, что ещё сказать! Да оно и к лучшему, ему нужна такая. Особенно сейчас, когда Иоанн умер.

   — Что вы имеете в виду? — Мария уставилась на странного инквизитора с недоумением. Смеялся Иона необидно, она не придала этому значения, а вот слова его заинтриговали.

   Инквизитор немного помолчал, сосредоточенно жуя и исподлобья поглядывая на соседку. Вот так, сидя, он производил более приятное впечатление, чем в движении. Да, странный, но даже внимательный испытующий взгляд его не давил, как у Великого инквизитора. Этот человек не угрожал, не подозревал и не искал подвоха, а ждал повода улыбнуться — искренне, по-доброму.

   — У Великого инквизитора нет друзей, — неожиданно серьёзно ответил Иона, когда Мария уже перестала ждать ответа. — Теперь — совсем нет. А это плохо. Человек не должен быть совсем один, мы от этого болеем и умираем. Но вот у него появилась ты.

   — Боюсь, вы преувеличиваете мою значимость, — растерялась женщина. — Он заинтересовался расследованием неприятностей, в которые я попала, и только.

   — Пусть так, — легко согласился собеседник. — Но он заинтересовался, а ты — светлая душа, которая появилась рядом в нужный момент. Свет не бывает зря, даже если он ненадолго. Он уже подрался из-за тебя, значит — уже не зря! — широко улыбнулся он.

   Мария не нашлась с ответом. Формально Иона сказал правду, сражаться Великому инквизитору действительно пришлось из-за неё, но прозвучало очень двусмысленно. Она задумчиво проговорила:

   — А у вас так принято, ко всем обращаться на ты? Даже к незнакомым?

   — К этому быстро привыкаешь, — охотно отозвался он. — Можешь начать тренироваться на мне!

   — Спасибо, — вздохнула Мария, — но я лучше пойду спать.

   — Отдохни хорошо! — с улыбкой напутствовал её странный инквизитор. — Завтрашний день будет сложным.

   Спрашивать, почему он так думает, Лебедь не стала. На всякий случай.

   Она шла в комнату с мыслью, что уснёт, едва голова коснётся подушки, но слова Ионы неожиданно глубоко зацепили. Не о фамильярных привычках в ордене и завтрашнем дне, конечно; об Александре.

   Наверное, Великий инквизитор не оценил бы чужой жалости, и Марии было неловко за это чувство. Она никогда не понимала этого, но знала, что многие люди считают сочувствие унизительным, и почти не сомневалась, что Александр разделяет это мнение. Властный, жёсткий, привыкший командовать… Он сильный человек, возможно, он даже любит своё одиночество, потому что тот, кто удержал на своих плечах мир, не станет терпеть то, что его не устраивает. Может быть, это действительно странно — жалеть его.

   Но Марии было больно за него и его одиночество. Потому что больше некому: у Великого инквизитора нет друзей.

ГЛАВА 4. И в смерти теплится жизнь

Музыканты играли что-то торжественное и смутно знакомое, кажется, очень старое. Зал под высоким куполом был пуст, если не считать одинокого столика ровно посередине.

   Мария видела себя со стороны и совсем не удивлялась своей-её изысканной красоте. Струящееся белое платье мягко обнимало складками бёдра, полностью закрывало тело впереди, до высокого воротника-стойки, летящие рукава напоминали крылья, а открытая спина превращала то, что могло быть почти монашеским чопорным одеянием, в волнующий образ. Лебедь никогда не носила высоких причёсок, но сейчас забранные наверх волосы казались единственно правильным дополнением к наряду. Они — и крупный жемчуг на серебряных шпильках.

   Великий инквизитор, который вёл её в танце, очень странно выглядел в тёмно-красном, но тоже правильно. Не привычный сложного кроя мундир, а старомодный костюм — узкие брюки, туфли, сюртук, шейный платок… Всё словно облитое свежей кровью, и руки как будто в крови, и казалось, что они вот-вот оставят зловещие отпечатки на белом шёлке. Но танец продолжался, а платье оставалось безупречным.

   Мария не знала этого танца, да и Александр вряд ли умел танцевать, но двигалась пара уверенно. Слитно. Так, словно всё это для них обычно — музыка, движения, пустой огромный зал, твёрдые мужские ладони на плавном изгибе женской спины, запах крепкого табака и хорошего одеколона, полевых трав и свежей сдобы…

   Танец окончился, пара подошла к столу. Александр отодвинул спутнице стул — и Мария оказалась за столом, уже сама, а не одно только тело, видимое со стороны. Пахло смесью пряностей и табаком — другим, дорогим, почти приятным.

   Безликий официант поставил посреди пустого стола накрытое крышкой блюдо. Отработанное движение, прерывающее мгновения предвкушения и любопытства…

   На большой тарелке высилась гора золы, почти засыпавшая бледно светящееся зелёным хрустальное яйцо. Венок из сухих дубовых листьев топорщился вокруг. От листьев резко и больно пахнуло серой — так, что засвербело в носу.

   — Кровь — это пред-бытие камня, — хрипло проговорил Александр.

   Светлые ладони легли на хрусталь, и острые грани впились в кожу. Кровь потекла в золу, по коже побежала частая сетка трещин. Вот красное уже всё — листья, тарелка, скатерть. Капли срываются на пол, заполняя цветом и запахом жжёной серы весь зал, весь мир — под оглушительное хлопанье десятков пар огромных чёрных крыльев…

   Сон оборвался вдруг, и Марии понадобилось несколько мгновений, чтобы обнаружить себя в незнакомой узкой постели, а после вспомнить, где эта постель находится.

   Темноту нарушала только полоска тусклого света, сочащегося из-под двери. Сквозь полудрёму женщина вяло подумала, что на новом месте ей снится полная ерунда, и постаралась отогнать смутное ощущение, что ерунда — не полная, пряталось в ней что-то важное, что-то, что она должна была понять. Но на середине эту мысль прервал резкий звук, больше всего похожий на хлопанье крыльев.

   Мария проснулась окончательно и села в постели, прислушиваясь. Не показалось, звук из коридора действительно накатывал волнами, словно по коридору проносились крупные птицы, да ещё так отчётливо и громко, словно через распахнутую дверь. Вспомнился чёрный дятел, виденный вчера, но едва ли он один мог производить столько шума.

   Поколебавшись, женщина сдалась любопытству. Нашарила ногами мягкие тапочки, заботливо принесённые из дома подругой, набросила длинный халат. Хлопки стали реже, словно за стаей спешили отдельные опоздавшие.

   Чуть щурясь — неяркое освещение в коридоре слепило после кромешной темноты спальни, — Мария вышла из комнаты и едва не столкнулась со стремительной тенью, с шелестом налетевшей на внезапно возникшее препятствие. Вскрикнула, отшатнулась и испуганно прижалась к стене, потому что тень птицы — отколовшийся кусок ночной темноты — пролетела сквозь дверь комнаты напротив. И списать бы всё это на сон и видения, но следом за первой мелькнула и вторая, и третья.

   Происходило что-то странное, неправильное. Мария не знала, как здесь, в башне, обычно проходят ночи, и не могла поручиться, но всё же вид этих существ внушал тревогу. Не страх, а что-то близкое к брезгливому отторжению.

   Поколебавшись мгновение, она решила довериться чутью и, шагнув вперёд, постучала в чужую комнату.

   — Александр, у вас всё в порядке?

   Подробности сна сглаживались, окончательно ускользнуло ощущение забытой важной детали, но участие Великого инквизитора помнилось, а ощущение тревоги — осталось. Если бы не сон, Мария не решилась бы постучать повторно, когда ей никто не ответил, и уж тем более не тронула бы дверную ручку. Но беспокойство снедало, и, рассудив, что лучше извиниться за вторжение в неурочный час, чем изводить себя вопросами остаток ночи, женщина толкнула дверь.

   Та оказалась не заперта. Коридорный свет залил небольшую, пропахшую знакомым гадким табаком спальню, почти неотличимую от той, в которую поселили её саму. Но всё это Мария отметила мельком и замерла у порога, пытаясь осознать увиденное.

   Над полом перед взъерошенной пустой постелью клубилась тьма. Жуткие существа возились, всплескивали крыльями, негромко перекликались, и больше всего этот звук походил на сиплый простуженный кашель.

   Нет, определённо, происходящее ненормально!

   — Кыш! Кыш пошли! — всплеснув руками, женщина шагнула в комнату, на тварей. Нашарила на стене выключатель — он находился там же, где в её комнате.

   Почему-то страха не было. Она просто не успела задуматься о том, что существа, способные причинить вред Великому инквизитору, едва ли испугаются простого человека.

   Но — испугались. Захлопали крылья, тьма поредела, и стало видно, на что слетелись ночные визитёры. Александр лежал навзничь, белая кожа блестела от пота, и, если бы Мария не видела его прерывистого частого дыхания, приняла бы за покойника.

   — Кыш! Пошла! — Мария решительно приблизилась вплотную, и последняя тварь, самая крупная и наглая, нехотя спорхнула с человеческой груди, опустилась на столбик в изголовье кровати.

   При свете существа больше походили не на птиц, а на огромных угольно-чёрных летучих мышей и явно имели какую-то другую природу: с крыльев падали клочья тьмы, глаза горели красными угольками и в длинных пастях что-то поблёскивало, подозрительно похожее на мелкие острые зубы. Но они сейчас интересовали женщину меньше, чем лежащий на полу человек.

   — Александр, очнитесь! Как вы? — Она опустилась на колени рядом с мужчиной, проверила пульс — сердце бешено колотилось. Сомкнутые веки дрожали, прикрывая лихорадочно мечущиеся глаза. Кожа казалась ледяной. — Александр!

   Похлопывание по щеке не помогло. Мария попыталась поднять мужчину, но он был слишком тяжёлым, несмотря на худобу. Только и удалось, что устроить его голову у себя на коленях. Понять бы ещё зачем? Но почему-то показалось, что так правильно.

   Вожак стаи спрыгнул на пол, двинулся вперёд — крадучись, на четырёх лапах, уже напоминая что-то среднее между нетопырём и кошкой.

   — Отдай, светлая душ-ша! — шипение вышло невнятным, но разобрать отдельные слова Мария смогла.

   Теперь стало страшно, но она только крепче вцепилась в инквизитора, подавшись вперёд, пытаясь закрыть его рками.

   — Прочь!

   — Он наш-ш, наш-ш! — загалдели со всех сторон рассыпавшиеся по комнате твари. Некоторые спрыгнули на пол, подкрадываясь не с угрозой — с шакальей опаской. — Отдай!

   — Кыш! — Мария снова замахнулась, вожак снова отскочил, но — недалеко.

   — Отдай! Светлая душ-ша, прочь-шь! Наш-ш! Наш-ш! Греш-шник! Пищ-ща! — зашипели тени, наседая, раздуваясь и уже вовсе не походя на животных.

   — Кыш! — Мария швырнула в вожака первым, что попалось под руку — тапкой. Тварь отшатнулась в сторону и зашипела. — Помогите! Кто-нибудь! — сообразила она наконец закричать. — На помощь!

   — Отдай! Наш-ш! Обещ-щали! — неведомые твари не обратили внимания на её крики. И остальные люди на этаже — тоже, словно все вымерли.

   — Вот к тому, кто обещал, и идите с претензиями! — разозлилась Мария, беспомощно оглядываясь. Кроме второй тапки, у неё не было ничего, да и комната инквизитора была почти пуста. Вот разве что…

   Форма аккуратно висела на плечиках на ручке шкафа, зато перевязь с саблей — ближе, на спинке стула, стоящего в изголовье кровати, там же и кобура. Решиться оказалось нетрудно: да, она совершенно не владеет оружием, но всё же хоть какая-то защита. Это от демона или вооружённого человека не отбиться, а чёрные твари и сами её боялись.

   Под возмущённый гвалт удалось, не сходя с места, дотянуться до ножен и дёрнуть. Стул повалился с грохотом, который снова остался незамеченным. Вожак взволнованно приблизился, шарахнулся от второй тапки…

   Сабля оказалась тяжёлой, но не настолько, как Мария опасалась. Не тяжелее кочерги.

   — Прочь пошли! Не отдам! — крикнула она.

   Взмахнула саблей — неловко и слабо, больше сосредоточенная на том, чтобы не попасть по себе и лежащему мужчине, чем метящая во врагов. Ещё раз — глупо, словно тяжёлой палкой, в другую сторону. Однако даже это произвело впечатление: гневно и невнятно шипя, тени отпрянули.

   А третий взмах перехватила жёсткая мужская ладонь, стиснувшая запястье. Мария вскрикнула от неожиданности и боли и замерла, сверху вниз глядя в пустые, ничего не выражающие глаза инквизитора.

   Вот сейчас стало по-настоящему страшно. Чёрные твари боялись напасть, а чего ждать от Великого инквизитора в таком состоянии — непонятно.

   Сабля выпала из ослабевших пальцев, ткнулась остриём в пол, но упасть не успела, хозяин не глядя поймал её свободной рукой. Мария невольно сжалась, ожидая удара — но Александр несколько раз моргнул, взгляд из стеклянного стал нормальным, человеческим, оторопелым.

   — Какого?.. — хрипло пробормотал инквизитор, выпустил запястье женщины. Сел; поднялся на одно колено, обернулся, мгновенно охватил взглядом всю комнату — движение вышло единым и слитным, красивым.

   Мария закусила губу, стараясь не очень сильно морщиться и лелея и без того пораненную руку, на которой возле бинта уже начали наливаться синяки от жёсткой хватки. В голове лихорадочно метались мысли, но она понятия не имела, как объяснять происходящее хозяину комнаты так, чтобы ему не пришло в голову отправить её обратно в застенки. От греха подальше, просто на всякий случай.

   Чёрных существ в комнате больше не было, словно не было никогда. Словно они остались в её странном полузабытом сне, из которого в памяти осели только танец, непривычные одежды и несколько смутных образов. Наверное, если бы Мария не нашла Великого инквизитора лежащим на полу его собственной комнаты, она бы и сама в это поверила.

   — Какого чёрта тут произошло и что ты здесь делаешь? — всё ещё хрипло со сна, но вроде бы спокойно спросил Александр. — Почему так смердит хлоркой? — поморщился он и, поднявшись, выглянул в коридор. Подобрал лежащую на пороге тапку, закрыл дверь. — Мария?

   — Это сложно объяснить… — пробормотала она наконец, — И я никакого запаха не чувствую. Но…

   Рассудив, что, не понимая происходящего, лучше изложить только факты, женщина как могла кратко и ёмко рассказала, что произошло, не упоминая, конечно, сон. Великому инквизитору совершенно не обязательно знать, что она слишком много о нём думает. И, видимо, будет ещё больше: то, что она старалась на него не пялиться, помогало мало.

   Спал мужчина, к счастью, не нагишом, в трусах. Неожиданно — светло-серых, а не чёрных. Да и она вроде бы в халате, так что всё прилично, но…

   Он напоминал поджарого дворового кота. Жилистое тело, располосованное старыми шрамами, не соответствовало старинным канонам классического искусства, но было красиво — в своей пропорциональности, в скупой пластике, в каждом движении. Необыкновенно красиво.

   Пока Мария говорила, стараясь не запинаться, Александр поднял стул, вернул саблю в ножны и повесил их обратно. Вручил Марии тапку, подобрал вторую и тоже вернул хозяйке. Не странно, что их принадлежность не вызвала у мужчины сомнений: очевидно, больше никому в этой комнате — и в этом здании — бледно-розовая домашняя обувь принадлежать не могла.

   А вернув, опять протянул ей руку, предлагая помощь, чтобы подняться. Снова, как в изоляторе. И снова Мария ухватилась за предложенную ладонь не сразу, только причина смятения была другой, и справилась с собой женщина быстрее: лучше так, чем продолжать сидеть у его ног, глядя снизу вверх и почти не осознавая собственных слов.

   Инквизитор усадил ночную гостью на стул, явно не переживая из-за того, что оружие окажется под рукой у подозрительной свидетельницы, сам опустился на край постели. Смятения женщины он не замечал, хмурился, внимательно слушая короткий и всё-таки сбивчивый рассказ.

   Александр не помнил, что именно ему снилось. Какая-то дрянь. В этой дряни для разнообразия имелся сюжет, но после пробуждения остался только мутный липкий осадок и холодок в пальцах — знакомое ощущение, сопровождавшее схлынувший страх и возникавшее обычно в те моменты, когда совсем рядом проходила смерть.

   Но последнее чувство, похоже, относилось к реальности.

   — Мне кажется или вы понимаете, кто это был? — осторожно спросила Мария после длинной паузы, когда рассказ закончился, а Александр не спешил задавать вопросы.

   Чёрный сидел согнувшись, упираясь локтями в расставленные колени, закрыв глаза и запустив пальцы в волосы. И вяло думал, что это не может быть простым совпадением, и, значит, опять — началось, а ему уже совсем не хочется знать, чем всё закончится.

   — Знаю.

   Великий инквизитор заставил себя преодолеть мгновенную слабость, выпрямился, поднял голову, устало уронив кисти рук. Смерил задумчивым взглядом женщину, которая сидела на стуле, поджав под него ноги и обхватив себя за плечи, словно ждала обвинений и недоверия.

   Наверное, если бы он сумел ей не поверить, было бы проще.

   Он поднялся, подошёл к столу, взял пачку и зажигалку. Прислонился бедром к столешнице, закурил, глубоко затянулся.

   — Ложись спать. Середина ночи, а ты всё никак нормально не выспишься.

   Взгляд Марии, обернувшейся за ним следом, из напряжённо-выжидающего стал изумлённым. Да Александр и сам удивился: он не хотел сваливать на неё проблемы, поэтому и постарался отправить в комнату, но прозвучало непривычно тепло, почти ласково. Впрочем… Есть ли в этом что-то неожиданное? Взъерошенная, сонная, мягкая и пушистая, эта женщина, которая нервно куталась в халат, только что своим светом спасла ему жизнь. Это обстоятельство стоило переварить и привыкнуть к нему.

   — А если они вернутся? — нахмурилась она.

   — Не вернутся. — Инквизитор поморщился.

   — И всё-таки что это за существа? — Лебедь попыталась настоять на ответе и уходить к себе не спешила.

   — Вернёмся к этому разговору утром. Нужно кое-что проверить, — уклончиво ответил он.

   — Наверное, так правильно, — нехотя согласилась она и двинулась к выходу. — Спокойной ночи.

   — Спокойной. Мария! — окликнул он её на пороге и добавил, когда женщина обернулась, снова напряжённая и ожидающая подвоха. — Спасибо.

   Через мгновение она улыбнулась, тепло и солнечно, и, бросив многообещающее «до завтра», вышла. Александру почудилось, что в этот момент в комнате похолодало на несколько градусов. Он раздражённо передёрнул плечами и только теперь понял, в каком виде был всё это время.

   — Идиот, — пробормотал раздосадованно, но с места не сдвинулся: сейчас-то чего!

   Сложно сказать, сколько раз в жизни Александру приходилось этой самой жизнью рисковать. Да он перестал считать ещё до конца света, в относительно мирное время: служил срочную в десанте, потом ещё и на контракт остался, довелось набраться «реального опыта», а характер не позволял осторожничать. «а гражданке тоже нашёл дело не из спокойных, подался в пожарные, а там началась новая война, и уж вовсе стало не до глупых подсчётов. Привык, насколько это возможно для человека с не совсем больной психикой.

   Во всяком случае, он считал, что привык. Но сейчас от слабости немели и тряслись пальцы, и курил он не по привычке, а чтобы успокоиться. Это никогда не помогало, но хотя бы занимало руки и время.

   Наверное, последние спокойные годы, в которые он почти не покидал башню Закона, заставили расслабиться и размякнуть. Или дело в том, что весь прежний риск был сознательным? Он знал, на что шёл, и даже тревожный чуткий сон в блиндаже сопровождался этим ощущением: готовностью к «прилёту» в любой момент времени.

   К сегодняшнему появлению чистильщиков он не был готов, и от мысли, что спасли его только чьи-то слишком чуткий сон и слишком светлая душа, становилось не по себе. А ещё больше не по себе делалось от понимания: кто-то их натравил. Кто-то совсем рядом. Возможно, кто-то из своих. А к такому удару в спину, при всей своей подозрительности, он оказался не готов тем более.

   Александр докурил до фильтра, обжёг пальцы, выругавшись, смял окурок в пепельнице. В этот момент почему-то стало легче. Кажется, прикосновение огня заставило окончательно проснуться, стряхнуть оцепенение и начать думать.

   Если бы его хотел убить кто-то из своих, он мог сделать это раньше и проще, возможностей хватало, а за сегодняшний длинный день довелось встретить много людей, малознакомых в том числе. Поэтому, прежде чем делать выводы, следовало найти закладку, и поиски он начал с одежды.

   Мундир и оружие сюрпризов не преподнесли, зато плащ «порадовал»: в подрубочном шве нашлась длинная ржавая булавка с чёрной стеклянистой каплей в головке. Простая, неказистая вещь, если не знать, что она легко способна убить.

   Тот, кто придумал этот способ, умён, изобретателен и умеет здраво оценить врага. И с ним Александр пересёкся сегодня.

   Оказалось нетрудно восстановить весь день плаща поминутно. До вылета в изолятор он висел в шкафу, и если бы кто-то подсунул иглу раньше, она бы давно сработала. Погода не требовала плаща, а Александр не удосужился проверить — помнил, что пару дней назад кто-то жаловался на дождь и холод, вот и прихватил. Да и если бы злоумышленник имел доступ в комнату, вряд ли полез в шкаф, куда проще сунуть иглу под матрац.

   Внутренняя проходная. Там к нему никто не приближался.

   Изолятор. Едва ли там кто-то ждал, ждали бы — успели замести под ковёр все те нарушения, которые выявились, помимо надзирателя с чернокровием. Но несколько человек приближались, и если кто-то из них обладает ловкостью профессионального карманника — мог и подсунуть. Клетки? Вряд ли.

   Алхимик Мария Лебедь. Светлая душа, воззвавшая к нему. У неё было более чем достаточно времени, и если допустить, что всё это не просто так… Конечно, иголку она создавала не сама, для этого требовалась человеческая жертва. Или сама и всё это обман? Чистильщиков мог прогнать не только свет, но и тот, кто их позвал. Если она не собиралась его убивать, то — втереться в доверие? Зачем?.. Не удовлетвориться убийством Великого инквизитора, а каким-то хитрым планом уничтожить Инквизицию целиком? Кажется слишком сложным, но почему нет!

   Кроме неё, оставалось двое: непутёвый секретарь и странная подруга Марии, то есть её сообщница. Проверить стоило всех, а в первую очередь — иголку.

   Достав свежий носовой платок, Александр аккуратно завернул в него добычу, сунул в карман кителя и отправился в душ — окончательно просыпаться, бриться и умываться. Он успел поспать не больше трёх часов, но продолжать сейчас не стоило, сначала надо разобраться с иголкой и удостовериться, что именно она стала причиной появления чистильщиков. А те точно были, он чуял. Особенности восприятия: разные демоны и близкие к ним существа воспринимались людьми по-разному, и отпечаток каждой сущности был уникален. Чистильщики же. Некоторым везло — тем, для кого твари ассоциировались со свежестью.

   Странные создания из мира демонов. Не разновидность их, что-то иное. Они не имели соответствующих признаков, плевали на толщу земли, не нападали на всех без разбора и не интересовались человеческой плотью и кровью. Они питались чернотой души и боялись душ светлых. А ещё они представляли опасность только для спящих.

   Забавно. Александр всегда считал, что у инквизиторов нет души, и именно это позволяет им чуять демонов, однако чистильщики нашли чем поживиться… Это можно считать доказательством ошибки? Или на душу тварям плевать? Стоило бы поинтересоваться у алхимиков, додумались ли они до чего-то нового в этом смысле.

   Сами чистильщики, впрочем, волновали мало, просто ещё одна опасность, не самая страшная. А вот та, что их прогнала…

   Александр никак не мог определиться с собственным отношением к Марии. Она — чистейший свет или чернейшая грязь? Странный вопрос, редкий. В мире полутонов и оттенков такой выбор выглядел свежо.

   Привлекательная женщина. Не красотка, но милая. Мягкие формы, подходящая им одежда, веснушки и пушистые рыжеватые волосы. Она бы отлично смотрелась в роли жены и матери, но и в качестве травницы была хороша. Ей подходила светлая душа, подходило кроткое терпение, смущённая улыбка и амплуа спасительницы.

   Слишком подходило. Слишком идеально выверенный образ, чтобы легко в него поверить.

   Первое впечатление и ощущения были на её стороне. Там, в изоляторе, госпожа Лебедь показалась тёплым огоньком старого свечного фонаря в затхлом подземельном мраке. Не на это ли рассчитывали? Охотиться могли и не лично на него, поставить ловушку на любого из братьев, а наткнувшись на крупную рыбину — воспользоваться ситуацией. Разум настаивал на том, что этот вариант вероятнее.

   Концентрат его сомнений — момент, когда обнаружил себя на полу, а её — с саблей в руке. Убийца или спасительница? Если бы он мог ответить на этот вопрос хотя бы самому себе!

   А хуже всего, что Александр не знал, чего ему хочется. Поверить, что этот свет может теплиться рядом, беззаветно броситься на защиту малознакомого и малоприятного человека, или — обнаружить, что всё это обман, что свет слепит глаза, мешая рассмотреть грязь и убожество?

   Уверовать в возможность человеческого спасения или окончательно убедиться, что людей не переделать?

   Вопрос без ответа, который он пытался решить для себя большую часть жизни. Едва ли судьба одной женщины, окажись она светлой жертвой или чёрной обманкой, поможет. Едва ли найденный ответ что-то изменит. Даже будь жив Иоанн и реши Александр обсудить с ним этот случай, чего прежде никогда не происходило — Великий инквизитор не любил говорить о сокровенном, — это не помогло бы. Но старика всё равно отчаянно не хватало именно сейчас. Ничего странного, конечно, и всё же…

   Кто следующим поднимет на плечи этот крест?

   Александр не вдавался в детали отношений внутри верхушки церкви, но мог навскидку назвать десяток сподвижников Иоанна, способных претендовать на его место. Разные люди. На первый взгляд, неплохие, но со стороны попробуй разобраться в тонкостях взаимоотношений! Лезть же глубоко было неправильно: священники не мешали Инквизиции решать свои проблемы, так почему должна Инквизиция мешать Церкви?

   Иоанн смог бы сказать точнее, но он никогда не заговаривал о преемнике, считал неправильным выделять кого-то и полагал всех своих соратников достойными людьми. Говорил, что недостойные уже давно предстали перед богом. Великий инквизитор не спорил, его вполне устраивало то, что в башне Веры было светлее, чем где-либо, и даже среди иеарархов церкви попадались по-настоящему чистые души. Но сейчас — жалел и невольно задумывался о том, что он рискует повторить ошибку старика. Стоило внимательнее присмотреться к ближайшему окружению и понять, кому он мог бы доверить Инквизицию. Просто так. На всякий случай, вроде чистильщиков.

   Воспоминание о покойном патриархе сместило фокус мыслей и заставило изменить маршрут. Изначально Александр, приведя себя в порядок, направлялся прямо в башню Алхимии, где всегда дежурили эксперты, готовые решить срочный