Узнав, что мой фиктивный муж — оборотень, я выпала в осадок. Но, что делать, если уже влюбилась? Никакого развода, мой грозный зверь! И даже бегство в тайгу тебе не поможет! От дочери охотника, поверь, не спрячешься!
Возмущённая и пышущая гневом, я из сушилки за ручку выхватила кухонную утварь. Показательно стукнула днищем о ладонь, демонстрируя, что сейчас сделаю с мужем, стоявшим в дверном проёме. Прихлопну, как пить дать!
— Повтори, что ты сейчас сказал? — протянула зловеще и чуть сощурилась.
Всё с тем же привычным за год брака покер-фейсом, Игнат повторил ту ересь, из-за который я сейчас дымилась похлеще печи для расплавки металла.
— Нам пора развестись.
— Пора…
— …развестись, — услужливо закончил моё повторение.
— Ах, ты, псина блохастая! — завопила я, и ринулась на него со сковородкой.
Игнат поджал губы и вёртко увернулся от моих попыток приложить ему по темечку. Нереальная перспектива, в принципе. Его почти метр девяносто и мои на двадцать сантиметров вниз — где тут достать-то? Но я честно пыталась.
Как же злило его наплевательское отношение к нашему браку… ко мне…
Да, поженились мы не тривиально. Пошли на поводу у матушек-подруг, решивших, что их дети засиделись в холостом поколении. Плеши нам полгода проедали, пока мы не сдались, решив заключить фиктивный брак. Между собой, естественно, решили. Не дай Боже курицы-наседки бы прознали.
И всё бы нечего, не влюбись я в этого скупого на эмоции мужчину. В эту псину блохастую, оборотня по происхождению, о чём узнала через три месяца после замужества. Ну и визжала же я, когда в полнолуние ко мне в спальню забрался волчара. Только дом наш на отшибе, у леса, никто и не услышал.
Благо, живность повела себя адекватно. Ко мне подтянулась, на ноги улеглась и уснула.
А вот я не спала. Всю ночь. Боялась шелохнуться и потревожить громадного волка. А когда тот с рассветом на глазах в новоявленного муженька превратился…
Бытовали в нашем роду легенды, да. О том, что каждая женщина в поколении встречала своего избранника. И тот был не человеком, а каким-нибудь оборотнем.
Вот так прапрабабушка в двадцать лет поехала в Японию, а оттуда вернулась с мужем: тот оказался Кицунэ — оборотнем лисицы. А бабушка моя вроде как вышла замуж за оборотня ягуара, хотя деда и не видела ни разу. Ну и моя мама… Вот тут сказание обрывалось. Как говорили старшие: «Плох в семье тот росток, который не знает своего предназначения». И так случилось, что она связала свою жизнь с простым охотником.
Впрочем, я никогда не верила в эти присказки. Ну не видела я вживую своих дедов! А на фото — люди как люди, ничего особенного. Хотя прапрадед, да, лицом на лисицу походил, этого не отнять. Узкие глаза с хитринкой… Но он же японец, что с него взять. Все они смотрят через «щелочки».
Но в тот рассвет, когда на моих глазах волк превратился в человека…
В общем, я многое вспомнила из детских баек и легенд рода Шишкиных.
И когда от светлой души этого волчару приняла и полюбила, он решил сбежать? От меня? Ну, нет! От шустрого галчонка, как в детстве называл десять лет назад безвести пропавший отец, никакому избраннику не смыться.
— Долго со сковородкой скакать собираешься? — спокойно поинтересовался мой муженёк, в очередной раз увернувшись от чугунного дна.
— Как свои слова назад возьмёшь, так и перестану! — фыркнула, взбешённая. — Как ты удачно время подгадал для своего заявления. Ровнёхонько, как мы провели первую брачную ночь после года совместной жизни. Совсем из ума выжил? Узаконил наши отношения и послал лесом? Кукиш!
Отступив на шаг, Игнат широкими ладонями, которыми совсем недавно нежно изучал моё отзывчивое на ласки тело, резко пригладил свои угольно-чёрные волосы и чуть наклонил голову. На мгновение на любимом лице промелькнуло странное выражение, которое я не смогла понять, но явственно ощутила, когда забрало его души, приоткрывшееся ночью, наглухо захлопнулось.
Послышались спокойные чеканные слова…
— Прости за прошлую ночь. Инстинкты взыграли. Послезавтра полнолуние.
— Ой, да неужели? — елейно протянула я. — Что-то не наблюдала в течении года, чтобы ты был таким страстным и активным. Виртуозным, я бы сказала. Напомнить, сколько раз и как мы этой ночью…
— Банальная ошибка! — отозвался ровно.
И опять этот его непрошибаемый покер-фейс.
Взбесило!
Ладно, милый, шибану наотмашь.
— Мы не предохранялись, — заявила, снова хлопнув по своей ладони днищем сковородки. — Если я забеременела, — выразительно опустила взгляд на свой живот, — прикажешь делать аборт?
Игнат изменился в лице. То-то! Дошло, наконец, на какие перспективы подписался, когда вчера меня в постель затащил. Я не сопротивлялась, конечно, только «за» была, и столько наслаждения отхватила, что вовек не отпущу его дарителя.
Ну, волчара, попри против своей стайной природы.
— Через месяц… — вдруг полузадушено выдал он.
— Что? — воззрилась, настороженная.
— Сделаешь тест на беременность и сходишь к врачу, чтобы наверняка.
Я скрипнула зубами и медленно выдохнула, чтобы не запустить в него чугунной блинницей. Вот же упёрся, клыкастый! На мгновение стало злостно и тоскливо, но быстренько взбодрилась. И откровенно усмехнулась, нащупав в «рукаве» ещё один козырь. Только озвучивать не стала. Использую, если не подтвердится беременность. Так просто, мой хороший, от меня не убежишь.
Вот, правда, какая шлея ему под хвост попала? Дробина дурости, что ли? Он меня ночью не просто любил и страстно желал, а всеми доступными сексуальными способами метил, как собственность. И вдруг дал пятки назад? Ага, пляши фокстрот на огнище, милый! Шиш тебе, а не развод! Свободы захотел? Только через мой труп! Но, чур, не искать исполнителей! Живая я намного красивее.
Наблюдая за сменой выражений на лице своей жены, я понимал, что так просто от неё не отделаюсь. По глазам видел, задумала недоброе, и наш брак полюбовно не расторгну. Сам виноват, конечно. Поддался желанию, которое упрямо сдерживал целый год. Те самые двенадцать месяцев, на которые некогда мы договорились пожениться. И срок выходил через три дня. Только вот моего волка расхождение путей не устраивало — и вчера он заполучил свою самку, как и хотел с самого начала, покрошив человеческую волю в битый мусор.
Вцепился же, проклятый, в Инею! Инстинкты сбились? Она — человек! Моей парой не пахла, но проблем доставляла до чёртиков. До такой степени будоражила инстинкты, при том часто намеренно, что внутренний зверь выл и ярился, желая повалить и взять, покоряя каждым движением.
И вчера я сорвался.
Неудивительно.
Святой превратился бы в грешника под таким прессингом. И не о внутреннем звере сейчас речь. Последнее время моя жена, красота неописуемая, постоянно по дому расхаживала в коротеньком шёлковом пеньюаре. Перегибалась через стол, доставая разное, и тем самым открывала жадному взгляду кружевные трусики. А потом ойкала и такие невинные глазки строила, что… Ещё сильнее хотелось повалить её на мраморную поверхность и упрочить свою доминирующую позицию в разнообразных позах.
С момента, как она начала вести себя «по-домашнему», минуло три месяца. Уже собирался себе памятник всея терпения поставить сразу после расторжения брака, но явно не судьба. Вчера жажда обладания взяла верх над разумом. Я-человек позорно проиграл звериным инстинктам. И наслаждался женскими рваными стонами, ответными движениями и столь пылкой страстью, что не мог насытиться до рассвета.
Да, мой зверь удовлетворился, а личность человеческая — нет.
Следовало разорвать порочный круг уже не фиктивного брака!
Мы с Инеей не пара! Гадалка, которой я всецело доверял, предсказала, что моя истинная с редким духом рыжевато-белой девятихвостой лисы. В моей голове подобное не укладывалось, ведь я волк, но умудрённая жизнью и знанием Кларисс два раза повторила, развеяв все сомнения:
— Дух рыжевато-белой девятихвостой лисы, Игнат. Ни с кем другим ты не сможешь связать свою судьбу и завести потомство. Но будь осторожен. Если отвлечёшься на другую женщину, которая потребует к себе много внимания, можешь лишиться своей пары.
Потребует много внимания? Речь точно шла про Инею, к которой меня необоснованно тянуло. И возможная беременность всё осложняла. Не рождением ребёнка, отнюдь. А тем, что, если она зачала, произойдёт выкидыш. Она просто не сможет выносить моего ребёнка.
— Никому это не под силу, — несколько лет назад уточняла цыганка Кларисса, — кроме твоей истинной.
На мои размышления о беременности жены — внутренний зверь приподнял голову и принюхался. Слишком рано и ежу понятно. Недовольный, он опустил морду на лапы, расслабился и уснул. До полнолуния…
Я точно знал, что через два дня от его спокойствия ничего не останется. Вырвется на свободу, чтобы насладиться лёгкостью бега по примыкающему к нашему дому таёжному лесу.
Только с наступлением полной луны звериная суть подавляла во мне всё человеческое. Я обращался в крупного белого волка, а самосознание засыпало. До сих пор не научился оставаться собой при обращениях, хотя с двенадцати лет жил двойной жизнью. Правда, уже год удивлял тот факт, что в себя я приходил в постели собственной жены.
Вспомнился первый раз, ставший шоком для нас обоих. Инея так громко визжала, что я чуть не оглох…
Но обошлось.
Она довольно интересная женщина, во всех смыслах необычная. Приняла мою особенность после простого разговора. До сих пор с трудом верилось. Поэтому меньше всего хотел, чтобы она как-либо пострадала.
Инея топнула ногой, и я вернулся к нашему противостоянию. Вернее, это она никак не могла угомониться.
— Ты себя слышишь, блохастый?! — она махнула сковородкой, а глаза-то сверкнули такой дикостью, словно прибить желала и еле сдерживалась. Впервые её такой разозлённой видел и жаждущей расправы. И над кем? Надо мной!
— Я разумно подошёл к ситуации, — отозвался спокойно.
И почему её губы плотно сжались? Мы рассчитывали состоять в браке год. А потом с её стороны планировался Плачь Ярославны, а с моей — вымученные богатырские вздохи, что совместная жизнь не удалась и мы друг другу не подходим.
Наши мамочки, конечно, своим упорством фору бы дали многим атлетам, но счастье отпрысков они всегда ставили на первое место. На этом и собирались сыграть.
Что меняла вчерашняя совместная ночь в первоначальном плане?
Ничего, по факту.
— Разумно? Ха! — хлопнула ладонью по столу уже не совсем фиктивная половинка.
Хоть не сковородкой и на том спасибо. Пора было этот балаган прекращать.
— Если беременность подтвердится, я останусь на подхвате даже после развода, — попытался воззвать к её логике, прекрасно зная, что «на подхвате» пробуду всего ничего. Была же та у женщин, так? Эта самая логика?
У этой точно отсутствовала.
— После развода? На подхвате? — с каждым словом её голос становился всё выше. — Я тебя сейчас прибью, Игнат! Мне муж нужен, а не мужчина «на час»! Ясно выразилась?
— У нас был уговор, — всё же притянул отсылку к изначальному.
— С нынешней ночи наш брак стал настоящим!
— Инея, — выдохнул спокойно, и, наконец, забрал у неё кухонную утварь.
Каждый раз, когда она пыталась ею по мне проехаться, опасался, что тяжёлым чугуном в неё же и отлетит. Засунул орудие на верх двухметрового холодильника. И сложил руки на груди — дико зачесались отвести за ухо прядь её тёмно-каштановых волос, выбившуюся из высокого хвоста.
— Верни! — она топнула ногой, напомнив маленькую испуганную девочку, какой была в момент исчезновения отца. Именно тогда мы впервые познакомились.
Мама взяла меня с собой, когда поехала в другую страну поддержать подругу с родины. И тогда я впервые ощутил желание защищать и оберегать эту временами вспыльчивую, но неизменно прекрасную девушку.
— Нам нужно побыть вдали друг от друга, — принял решение на ходу. С этого момента мне следовало держаться подальше, но вслух не стал истину озвучивать. — До ясности с твоей беременностью, с завтрашнего дня я поселюсь в гостинице. Как сходишь к врачу, позвонишь и мы всё решим.
Нет, каков наглец! Порознь поживём, пока всё не утрясётся? Чтобы он в раковине окопался похлеще рака-отшельника? Да вовек не бывать! Что мне потом делать-то? Вкусненьким выманивать или палочкой выковыривать? Вот ещё надо! Как там говорилось в одной пословице? Куй железо, пока горячо? Вот и за дело!
Была у моего организма одна особенность: если разом съедала пять мороженных — сразу заболевала. Температура, ангина, мертвецкая бледность — по всем показателям.
И вот, на следующее утро наевшись вкусненького, уже к обеду я слегла. Потела так, что хоть выжимай, вся горела похлеще раскалённой печи. Игнат, который как раз вышел из своей комнаты с сумкой наперевес, намереваясь, как обещал, отбыть в ближайший отель, словил меня, ослабевшую, когда за водичкой на кухню спустилась.
— Да ты горишь! — воскликнул, и сумка полетела в дальний угол прихожей.
Оказавшись у него на руках, я плотненько прижалась к родному телу, вслушиваясь в успокаивающие удары мощного сердца. Облизала сухие губы и, поддавшись искушению, языком опробовала солоноватую кожу манящей шеи. У него дёрнулся кадык. Улыбнулась. Ещё разок, но теперь в довесок поцеловала в подарок за объятия.
— Вкусненько, — причмокнула.
И вскрикнула, когда буквально полетела на кровать. Для страстных утех? Ничуть! Муженёк запеленал в кокон одеяла, как гусеницу, а сам быстренько убежал за аптечкой. Вернувшись, из коробочки первой помощи вытащил градусник и, как маленькой, сунул в рот.
Пожила бы я столько, сколько он на американском континенте, да ещё с самого детства, тоже бы заразилась привычками иной нации. Впрочем, хорошо знала — оральный способ измерения температуры точнее аксиллярного. И быстрее. Всего пара минут, и обеспокоенный моим состоянием муженёк внимательно изучал показатели. Поджал губы, глянул хмуро, шумно выдохнул, словно небесная кара настигла.
— Тридцать девять и пять… Уму непостижимо! И это когда я…
Недоговорив, качнул головой, и стал исследовать аптечку на наличие жаропонижающего. Нашёл всего один пакетик, что подразумевало его поход в город за дополнительными.
Выпила разведённое в воде лекарство с привкусом лимона и мёда, отставила пустой стакан на тумбочку и вцепилась в Игната, когда он попытался уйти. Сказал, за лекарством. Проворчала, что не верю. Попытался убедить: «Обернусь за полчаса». Несогласная замотала головой, даже слезу пустила, жалостливо простонав, что боюсь оставаться одна.
— Мне так жарко, так плохо… о-ох…
Впрочем, хреновастенько мне и правда было, этого не отнять. Образ Игната противно расплывался. Пыталась сфокусировать взгляд, только хуже сделала — жутко разболелась голова, а сердце дало противный предупреждающий сбой, посоветовав смирненько лежать в постельке и не заниматься лишними телодвижениями.
— Сколько с тобой проблем, — проворчал Игнат, и присел рядом. Долго и пристально на меня смотрел, а потом стал по руке успокаивающе поглаживать.
Накатила сонливость. Приятная в атмосфере исходившей от него надёжности.
Веки отяжелели…
И вот я уже стояла по колено в снегу посреди хвойного леса. Задрав голову, вглядывалась в острые верхушки деревьев, чуть покачивающиеся под порывами ветра. Лёгкому шуму хвои вторил далёкий волчий вой, в котором ощущались печаль и сожаление.
Присев на корточки и обхватив колени руками, я старалась согреться. Замерзала в этом отсечённом от мира месте — небольшой изолированной поляне, которая много значила. В детстве именно здесь мы отдыхали с отцом и порой тот обучал меня всяким охотничьим премудростям: как правильно силки ставить, каким образом выслеживать зверя и распознавать следы лесных обитателей.
Когда мне исполнилось тринадцать — он ушёл на охоту и больше не вернулся. Поисковые отряды не нашли ни его самого, ни каких-нибудь человеческих следов. Только волчьи… целой стаи… И заведомо предсказуемо посчитали: «Растерзан зверьём!». И это когда ни крови, ни останков никаких не обнаружили.
Поёжилась от воспоминаний, и вдруг услышала игру на цимбалы.
Выпрямилась и обернулась на звук.
В отдалении, под освещением софита, за трапециевидным музыкальным инструментом сидела восьмилетняя я. В руках держала своеобразные молоточки, снизу обтянутые кожей, и ими слегка ударяла по струнам.
Красивая завораживающая мелодия, слегка похожая на смешенное звучание высоких нот фортепиано и гитары, в мыслях откатила ко дню, когда вернувшийся из долгой поездки отец подарил мне подарок. Очень странный, с виду простой инструмент, в каждой стране носил своё название, порой отличался внешним видом и диапазоном звучания.
— Папа, я не осилю, — стонала первые месяцы, не понимая, как подступиться к оригинальной диковинке. Стучала «молоточками» по струнам, выбивая высокие звуки, но не удавалось их собрать в сколько-нибудь красивое звучание, как на видео, которое мне подарили в комплекте.
— Всё у тебя получиться, — улыбался отец, и вставал за плечами. Чуть наклонялся, показывал последовательность струн и корректировал силу удара, чтобы получалась нужная высота звука. — Немного практики и ты станешь настоящим сокровищем.
— Тоже скажешь, — фыркала я, поводя плечами. — Сокровище? Из-за умения играть вот на этом? — указывала на цимбалы с откровенным недоверием. — Лучше пойдём чучело во дворе побьём! — подпрыгивала на месте, готовая хоть сейчас бежать и лупить соломенного дяденьку.
Но отцовские ладони возвращали на место, а в голосе проступала строгость.
— Выучишь мелодию, а потом лупи чучело, сколько захочешь.
— Ну, па-а-ап, — тянула я разочарованным и немного плаксивым голосом, стараясь его разжалобить. Только если дело касалось игры на струнно-ударном инструменте, на орехового цвета цимбалы, все мои попытки увильнуть всегда заканчивались ничем.
И меня впервые посетила мысль, что неспроста отец настаивал. Заставлял выучивать мелодию — ту самую, которая сейчас манила к себе с противоположной стороны поляны.
Со вздохом отстранился, когда Инея уснула. Эта невозможная девушка уже давно мною вертела, как хотела. Сколько бы не собирался, ведомый логическими выводами, я всё равно не в состоянии был уйти.
Вспомнился день, когда впервые увидел дочь материнской подруги, сидящей на крыльце отчего дома и немигающим взглядом смотрящей в темноту ночного леса. Она не плакала, не казалась слабой. С плотно сжатыми губами и бесстрастным лицом, скорее походила на стрелу, искавшую цель. Так и не найдя, через два года сдалась, перестав в свободное время ходить на отцовские поиски. Но я прекрасно понимал, что эта упрямая девушка до сих пор всем сердцем ждала чуда и не примирилась с общим убеждением, что пропавшего охотника давно нет в живых.
Тронул горячий лоб Инеи.
Медленно, но температура спадала. И она спала.
Потянулся всем телом, разминая мышцы, встал с кровати и покинул комнату.
В прихожей быстро обулся, накинул куртку, вышел на улицу, осторожно прикрыв за собой дверь, и по просёлочной дороге, а затем мимо пригородных коттеджей направился в ближайшую аптеку. Та находилась в паре километров от дома, поблизости от небольшого супермаркета.
Моя машина была в ремонте, поэтому ускорил шаг, чтобы надолго не оставлять больную одну. Если Инея проснётся и не обнаружит меня рядом…
Даже не знал, что она выкинет, с таким-то жаром.
Обычные люди болели предсказуемо, но не Инея. И её мама это подтвердила. Правда только после моего рассказа, ставшего тем ещё личным откровением о странностях новоиспечённой жены.
За год нашего брака она простужалась лишь раз. Но хватило с лихвой. В бреду, босая, в одной ночнушке — больная умотала в таёжный лес. Только через час нашёл, почему-то не мог уловить её запах, свернувшуюся калачиком в неподобающем месте. Пришлось горемычную вытаскивать из берлоги. Повезло, что хозяина поблизости не оказалось. Вряд ли бы выдержал схватку с двухметровым массивом. Хотя не факт. Но проверять желания не было. Шкура дороже.
По словам Софьи Прокопьевны, мамы Инеи, ситуация, с которой я столкнулся, была незначительной — медведь-то не появился.
— Вот когда пришлось эту проблемную дивчину снимать с пятнадцатиметровой ели — это было что-то, — просвещала она несколько месяцев назад. — Или с бревна, сплавляющегося по реке, на которое Ин каким-то образом забралась и на нём уснула.
И таких примеров, один чуднее и опаснее другого, было приведено немерено.
Поэтому я торопился, но человеческим шагом.
Пусть городок не особо маленький, но и не настолько большой, чтобы не привлекать пристального внимания стариков. А с их додумками — нарвёшься на сплетни, которые, может, и были далеки от истины, но порой доставляли немало проблем таким, как я, оборотням.
Так однажды один малой на автобус торопился и случайно старушку толкнул. Извинился, сославшись на срочность, и дальше понёсся.
А нечаянно пострадавшая, со скуки, не иначе, давай по округ вещать, что за парнем гнался волк.
— Он так заявил, вот, — серьёзно кивала она. — И я видела. Сама, вот этими глазами, того волка. Бешеный какой-то, — завершала причитания старая перечница.
Что говорить: волк в городе, да ещё заражённый бешенством, — проблема катастрофическая. Подрядили поисковую группу и почти месяц шерстили близлежащие леса. Они с такой тщательностью не искали безвести пропавшего отца Инеи, как того несуществующего волка.
И пришлось всей местной стае оборотней, к которым я не относился по ряду причин, в то полнолуние организовать выезд в другой регион.
Я не настолько юн, как недавно обращённые из знакомой стаи, но недалеко от них ушёл. В звериной форме моё осознание себя-человека отключалось.
— И-и-г-на-ат, — услышал протяжный окрик от супермаркета.
До аптеки не дошёл квартал.
— Кларисса, — доброжелательно кивнул, оглядев её цыганский наряд, пакет с продуктами и тыкву. На последней взгляд задержался. — Зачем ты её купила? — удивлённо выдохнул. Она терпеть не могла этот овощ.
— Так на носу Хэллоуин, — усмехнулась преклонных лет женщина, чуть склонив голову на бок. И подмигнула. — И полнолуние. Сможешь вволю побегать.
— Когда сходятся такие орбиты, не жди ничего хорошего, — прозвучал женский голос. К нам незаметно подошла Мира Ас. Альфа-самка, вставшая во главе стаи оборотней после исчезновения вожака. Прецедент, чтобы волчица под себя подмяла самцов. Но эта девушка была «миракли» — гибридом с двойной ипостасью. К этому редкому виду, мало кому известному, относился и я.
— Всё думаешь о плохом, — проворчала цыганка, и вручила девушке тыкву. Затем извлекла из кармана перочинный ножичек, словно специально с собой прихватила, и тоже сунула в руки. Степенно кивнула на подарок. — Вырежи рожицу. Больше толку и будут при деле. Коготочки-то твои. Эх, молодёжь, всё вам чернь мерещится.
Мира натянуто хмыкнула, но подарок приняла. Перехватила под мышкой, а ножичек пристроила в скрытом вырезе красной куртки, которая была длиной до колен. Свободной рукой полезла в задний карман синих джинсов, вытянула листок бумаги и отдала цыганке.
— Нашла кое-что. Посмотришь?
Почтенная мадамус в руке повертела сложенную в четыре раза клетчатую страничку, и взгляд её стал отрешённым. Так происходило, когда она провидела по запросу. Правда, для подобной просьбы мало кому удавалось подступиться достаточно близко. Мы с Мирой смогли. Только потому, что Кларисс сама нас нашла и предложила помощь.
Вот Кларисс оживилась и взгляд стал осмысленным. Из-за пояса пальто достав карандаш, она что-то написала на бумажке и вернула её владелице. Затем словно к чему-то прислушалась, перехватила сумку левой рукой, а потом переместила обратно в правую. Со стороны могло показаться, что женщина в годах подустала держать съестные припасы, но на деле она предупреждала, что за нами наблюдали. И сразу понял кто именно — парень в клетчатой куртке стоял у аптеки, до которой я до сих пор не дошёл.
Медленно пошла на звучание цимбалы, неотрывно глядя на себя маленькую. Ещё не потерявшую папу, не лишившуюся опоры, столь много для меня значившей. Я любила маму, но высокого широкоплечего отца боготворила, ощущая с ним глубокую нерушимую связь. Которая исчезла в день его пропажи. Постоянным фоном звучавшая мелодия, словно ухнула в пропасть.
Я не верила, что его больше нет. Просто не верила!
Совсем чуть-чуть оставалось до маленькой исполнительницы, когда она ладонями легко заглушила струны. Молоточки отложила в стороны и посмотрела на меня. Поразили глаза — узкие, внимательные, абсолютно недетские. Чужие глаза…
Однажды я уже видела у себя столь странный разрез с уголками, чуть приподнятыми к вискам, как и бушующее пламя в глубине зрачков.
За последние годы часто рассматривала в семейном альбоме старые фотографии, особенно пристально после исчезновения отца. Надеялась обнаружить какую-нибудь подсказку, где ещё поискать. Думала, что его заставила скрываться и держаться подальше от дома некая веская причина.
Не в пример многим охотникам, отправляясь за добычей, папа всегда брал с собой фотоаппарат. И после его исчезновения осталось много снимков, в том числе сделанных на нашей любимой и дорогой моему сердцу поляне. На одном из таких запечатлённых мгновений и увидела однажды этот пугающе-хитрый взгляд на своём лице.
Позади услышала детский смех и стремительно обернулась.
Маленькая я смотрела с улыбкой и задором… А потом появилась ещё одна, и ещё, и… С каждым мгновением копий становилось всё больше, пока они не окружили плотным кольцом. Девять девочек-дубликатов, но с абсолютно разным выражением на округлых лицах. На одном отражалась игривость, на другом — заносчивость, на третьем — внимательность…
— Боишься? — усмехнулась та, что недавно играла на цимбалы. Только она смотрела с лёгкой усмешкой и взрослым превосходством. — Хочешь сыграть? — указала на инструмент, не дожидаясь моего ответа на предыдущий вопрос.
— Сыграй!
— Сыграй!
— Сыграй!
Перебивая друг друга заканючили мелкие копии, взявшись за руки и закружившись хороводом. Чем ближе они подступались, тем труднее мне дышалось. Всё расплылось, сознание спуталось, только детские голоса рвались и рвались в разум со своим «сыграй!».
В какой-то момент поняла, что, незрячая, куда-то иду. Как не старалась, не могла противиться странному влиянию детских голосов.
Вдруг отпустило.
Я оказалась сидящей на стуле перед цимбалы, а в руках держала молоточки. Мелкие копии отступили и теперь наблюдали со склонёнными набок головками. Выражение лиц у всех стало одинаковым — никаким. Они напоминали кукол, выставленных в шеренгу. Все, кроме одной.
— Кто ты? — наконец, спросила самую первую.
— Ты, — усмехнулась девочка, заправив за ухо прядь волос. Сама так делала в детстве, когда уходила от прямого ответа на вопросы родителей. Никогда не лгала, а просто недоговаривала.
— Мы разные, — возразила, и пальцами провела по туго натянутым струнам. В груди защекотало от восторга, опалило огнём воодушевления. Как же давно я не играла…
После исчезновения отца каждый раз страдала, прикасаясь к инструменту или видя перед собой. Поэтому попросила маму его забрать.
Выбила молоточком звонкий, но пока тихий звук.
Притушила пальцами.
Ещё разок.
Снова усмирила вибрацию струн.
Сердцу было невыносимо больно. Нахлынули воспоминания, яркие живые и такие далёкие от нынешней реальности без папы, что слёзы потекли из глаз. Я не хотела страдать об утрате, снова переживать трагичность самого ранящего дня в моей жизни, но не могла встать и уйти. Приковало к инструменту намертво.
— Зачем? — спросила у своей детской копии, не поднимая взгляда.
Она точно поняла мой посыл. Уловила эмоциональный отклик. Но ответила лаконично:
— Сыграй…
На каком-то глубинном уровне я знала, что мелкая хотела услышать мелодию, выученную мной по настоянию отца. Ту самую, которую недавно играла сама, но ломала некоторые ноты, искажая звучание оригинала.
Вздохнув, я на мгновение закрыла глаза, а потом вся погрузилась в игру.
Когда оторвалась от инструмента, поражённо застыла с поднятыми в воздух руками с молоточками. Все мои копии превратились в сгустки пламени и стали срастаться в районе стоп. Когда к трепыхающемуся словно на ветру «цветку», который на деле напоминал ворох лисьих хвостов, подошла главная девочка, я одними губами прошептала:
— Девятихвостая…
И тогда увидела её в яркой вспышке света. Огромную рыжевато-белую лисицу со вставшим дыбом, как иголки ежа, трепыхающимся многогранным хвостом. Зверюшка сорвалась с места и понеслась навстречу. В последний момент обратилась пламенем и вошла в меня…
Вскрикнула, резко подскочив с кровати и хватаясь за сердце. Оно горело и, казалось, я заживо сгорала вместе с ним. Мои руки выглядели смесью конечностей человеческих и звериных лап с длинными чёрными когтями. Поверх кожи стелился короткий рыжевато-белый мех…
Задыхаясь, на подгибающихся ногах добрела до зеркала. Я не изменилась физически, но выглядела странно. Вторым контуром поверх моего человеческого тела стелился призрачный облик лисицы. И не обычной, какие в местных лесах водились, а стоящей в человеческий рост с девятью хвостами позади.
Парень, наблюдавший за нами, вдруг отступил, развернулся и скрылся за поворотом. Понял, что его заметили? Стоящая рядом Мира поджала губы.
— Ты его знаешь? — спросил.
Ушедший точно был недавно обращённым оборотнем. Пришлым, не местным. От него за версту разило большим городом.
— Я с ним разберусь. Забудь! — отрезала гибридная. Радужка её глаз вспыхнула алым светом и тут же погасла. Ничего хорошего это не предвещало.
— Надеюсь, без фатальности?
Чуть изогнув угловатую бровь, она рвано рассмеялась.
— Посмотрим…
— Ас! — попытался её образумить. — Я понимаю, ты на взводе из-за пропажи Влада, но не пори горячку. Прихвостни корпорации только и ждут, когда оступишься.
— Я знаю, что делаю, — фыркнула она, окопавшись в своей привычной самоуверенности. Затем принюхалась и выдала: — Лучше за своими делами следи. За версту разит твоей благоверной. Помедлишь, и с того света не вернёшь.
Дёрнулся и обернулся в сторону дома. Холодный ветер доносил запахи выхлопных газов, солярки, древесины, местных жителей и ещё много чего — и ни одного связанного с Инеей. Но мне и раньше было сложно унюхать жену. А вот Мира всегда чуяла. Именно с её помощью в прошлый раз удалось обнаружить эту проблемную в медвежьей берлоге. Сам бы вовек не отыскал.
Прежде чем сорвался с места, за рукав куртки схватила Кларисс. В суровом взгляде цыганки читался укор. Нырнув рукой в свою сумку, она вытащила и вручила мне коробочку с жаропонижающим, следом пучок какой-то травы в небольшом целлофановом пакетике.
— Как температуру собьёшь, дай пожевать, — кивнула на последний дар.
Уже давно не удивлялся запасливости данной женщины. Заранее предугадывая события и необходимости, возникавшие в той или иной ситуации, она всегда своевременно снабжала всем необходимым. Только, как говорила сама, своё будущее обычно не видела и ориентировалась по линиям чужих судеб, когда появлялась такая возможность. Поэтому некогда нашла меня и Миру, и предложила помощь. И на какое-то время ей высветилось плетение собственной истории.
Благодарно кивнув, оставил женщин позади, а сам рванул обратно домой. Еле сдерживался, чтобы не перейти на гибридный бег, за шаг покрывающий большое расстояние.
Не смел рисковать даже в такой ситуации.
Сейчас ясный день, хороший обзор, часто встречающиеся прохожие и так настороженно глядели вослед, когда пробегал мимо на банально-спринтерской человеческой скорости.
Ворвавшись в дом, первым делом принюхался. Ну что за напасть с этой Инеей? Почему её запах столь неуловим? Нет, я ощущал сладостный аромат, когда был рядом с нею, но с расстояния пары метров вообще ничего. Даже чисто человеческих дуновений.
Взлетел на второй этаж и распахнул дверь спальни.
Сильно скомканная постель, а больной нигде не видно.
Неужели она опять…
— Чёрт!
Сам точно её не найду, если в беспамятстве умотала в лес. Придётся снова просить о помощи Миру или Кларисс. Некого больше подтянуть для поисков своей жены. С ближайшей стаей у меня хорошие отношения, но среди них было несколько проблемных волчар, с которых легче шкуру спустить, чем по доброй воле подпустить к человеку.
Сбегая по лестнице вниз, на ходу вынимал телефон. Почти нажал кнопку вызова, когда замер, насторожившись. Прислушался. Уловил тяжёлое сопение и пошёл на звук.
Инея забилась между тумбой и холодильником. Сжавшись в комок, она глядела перед собой невидящими глазами и тряслась, словно ужасно замёрзла. Но когда к ней прикоснулся, от неожиданности мгновенно отдёрнул руку. Кипяток и то меньше обжигал.
— Инея, — позвал, надеясь вытянуть её из забытья. — Ин, — тронул бедро в районе ночнушки, но даже так пальцы опалило огнём. Это точно не банальная температура, но не представлял, с чем имел дело. В прошлую простуду такой дичи не наблюдалось. Банальная хворь, если опустить «прогулку» по лесу.
И тут несвоевременно прозвонил дверной звонок.
Разрываясь между необходимостью помочь жене и трезвонившим незваным гостем, раздражённым ломанулся открывать.
— Привет, милый! А вот и я! — улыбаясь во всю ширь отбеленных зубов на пороге стояла мама. Эффектная шатенка пятидесяти лет, в дорогой норковой шубке и шапке под стать. Демонстрируя пакеты-подарки, которые считала проявлением хорошего тона при спонтанных приездах, потеснила меня в сторону и продефилировала вовнутрь. — Чего застыл, как соляной столб?! — воскликнула, обернувшись через пару шагов. И только тут, видимо, заметила, что радушием не свечусь абсолютно. Улыбка слетела с её лица. — Что стряслось? — встревоженно спросила, быстро пристраивая пакеты у стены.
Закрыв дверь, прошёл в кухню и молча кивнул на Инею, которая всё так же сидела в скрюченной позе и не подавала признаков разумной личности. Она так дрожала… Больно было на неё смотреть. Особенно когда не знал, как быть в создавшейся ситуации.
Вызвать врача не рискнул по двум причинам.
Во-первых, после первой простуды мать Инеи чётко дала понять, что если дочь опять заболеет, ни в коем случае нельзя вызывать эскулапов. Во-вторых, я слышал легенды этого семейства о «преображении крови». Какая-то особенность всех женщин рода Шишкиных, замешанная на трансформации ДНК. А имея пример в лице Миры Ас, что происходило с такими «особенными», знал наверняка, лучше беречь свои тайны по гроб жизни.
Правда, разложив всё по полочкам, на деле оказался в конкретном тупике. И если бы не мама, ситуация однозначно могла закончиться трагически, как и предрекала моя гибридная подруга.
Я глядела на себя в зеркало. На странную лисью форму, жгущую моё человеческое тело. Дышала раскалённым жаром и постепенно съёживалась от боли, растекавшейся от макушки до пят и приливом обратно.
Схватилась за голову, услышав далёкие шепотки.
Ослепила яркая вспышка. Свет рассеялся.
Я стояла в цветущем благоухающем саду. Обступили вишнёвые и сливовые деревья, чьи веточки украшали белые и розовые цветочки. Они покачивались под порывами ветра и тихое шуршание успокаивало. А на землю осыпался радужный «дождик».
— Любуешься сакурой? — услышала суровый мужской голос, и обернулась.
Вопрос задавался не мне, а утончённой девушке с лисьим лицом и красивыми ушками, от макушки чуть смещёнными к бокам головы. Спрятав ладони в рукава белого кимоно с красным орнаментом, незнакомка обернулась к высокому японцу, облачённому в чёрное рэйфуку: комплект из плечевого халата, пояса — хакама и накидки, называемой хаори — знала о такой одежде по рассказам прабабушки. Лоб прикрывала широкая головная повязка, а у правого бедра покоился длинный меч — катана.
— Значит, ты… — с тёмной иронией заметила она.
В красивых глазах цвета жжённого сахара отражались опадающие с веток лепестки. Лишь на мгновение на поверхности вспыхнувшей голубым радужки проступила глубокая печаль, но её тут же спрятало полное безразличие.
Высокий мужчина приблизился, опустив ладонь на рукоять меча.
— Госпожа непреклонна, — прозвучало с долей сожаления, а лицо «призрачного самурая» теперь напоминало бесстрастную маску. — Нарушив законы Миракли, ты поставила в трудное положение живущих в тени Двуликих. Из-за имевшей место спонтанности, угроза нависла и над твоим приграничным лисьим кланом. Зачем связалась с земным оборотнем? Связалась с проклятым?!
Ушки на голове девушки еле заметно шевельнулись, но она произнесла ровным тоном:
— Уже не столь проклятым.
Обвинитель, под влиянием явно внутреннего порыва было подавшийся навстречу, окаменел, словно налетел на стену. Его собранные в высокий хвост угольно-чёрные волосы ровно легли вдоль спины, когда внезапно наступило безветрие. Замерла природа, ощутившая приближение бури, разрушающей судьбы и ввергающей души в темноту ночи, где ни просветов звёзд, ни надежды на лучшее.
— Ты оговорилась? — процедил сквозь зубы, а вокруг человеческого тела, облачённого в чёрное кимоно с аналогичного цвета накидкой, проступили призрачные контуры огромного белого лиса. Мужчина схватил девушку за плечо, резко развернул к себе. Плотно сжал губы, вглядываясь в красиво очерченные миндалевидные глаза невозмутимой кицунэ. Вот дёрнул на себя и, почти вплотную приблизив лицо, тихо прошипел: — Ты не столь безрассудна! Неужели решила умереть?!
— Проклятье, поделенное на двоих, менее тяжело, — последовало разумное возражение.
— Ты спятила, Арихэя! Разума лишилась! Променяла меня на…
— Чем ты лучше? — прыснула девушка-лисица, с вызовом вздёрнув подбородок. — Выполни свой долг, и живи, как жил до нашей встречи!
Поднялся сильный ветер. Теперь он трепал длинные чёрные волосы высокородной кицунэ, у шеи перехваченные алой лентой, а спереди — короткую чёлку, прорезанную рыжевато-белыми прядями. Ярко-алые губы, пахнущие горьковатой сладостью утрешнего поцелуя, скривились в саркастической усмешке. Высвободившись и отступив на шаг от обвинителя, статная и гордая, она повернулась спиной к палачу. На утончённом лице промелькнули печаль, любовь и сожаление, но их очень быстро смела притворная отстранённость.
Воин-лис с силой сжал рукоять своего меча. Дыхнуло невообразимым напряжением. Вот он обречённо покачал головой, и медленно вынул его из ножен. В солнечном свете сверкнуло длинное лезвие. Замах для удара.
Рука исполнителя задрожала и с тяжёлым вздохом он опустил клинок.
— Одно проклятье на двоих… с кем-то чужим… Ты понимаешь, как ранила меня своим своеволием? Просишь выполнить долг перед кланом Миракли? Ты хоть задумывалась, почему прислали меня, простого Лиса? — выдохнул хрипло воин, а на его лице отражались боль и смирение. — Мы — пара, Арихэя. Но глубину этой связи ты не понимаешь.
Мужчина с силой вонзил свой клинок в землю. Зашептал заклинание, парализовавшее девушку и почти сразу высветившее за её спиной две звериные ипостаси: истинную — девятихвостую кицунэ, и принятую с проклятьем — волчью. И последняя станет подавлять и терзать первую, пока в клочья не изорвёт саму основу.
Между женским телом и двумя обликами протянулись призрачные нити: цвета морозного неба — к белому волку, цвета невинности — к рыжевато-белой лисице.
Палач пошёл против приказа клана, которому служил. Не покалечил и не убил, как было предписано. А вырвал волчью нить из души своей кицунэ и впитал в себя проклятье, взятое ею у иного вида. Упал на колени, когда по телу прошла судорога и стали проявляться следы трансформации в поглощённого зверя. Его лис, истративший слишком много сил для переноса проклятья, забился в нору подсознания и свернулся в клубок.
Тяжело душа, воин взял под контроль волка. Дикую душу без собственного осознания, простого зверя, живущего примитивными инстинктами. Выпрямившись, он шагнул к своей неразумной истинной. Со спины наклонился к уху и зашептал:
— Цена за твою оплошность — смерть. Цена за моё отступничество — изгнание. Вина, поделенная на двоих — разлука. Надеюсь, ты осознаешь цену нашей связи раньше, чем меня уничтожит волк. Но не жди лёгких путей, Арихэя. Ты сама выбрала тернистую дорогу.
История этих двоих отдалась болью в моей груди, но прежде чем подумала о чём-то важном, услышала Игната. Милый и любимый голос манил в теплоту объятий и светлых дней. Но чем ближе он звучал, тем больше я забывала об увиденном в цветущем саду. О паре, их разлуке и проклятье, неясно как причастному к трагедии. А открыв глаза, ничего не смогла вспомнить. Только ощущала слабость в теле, видела встревоженный взгляд своего мужчины и послушно принялась жевать какую-то траву, сунутую мне в рот. Горькую, противную, но явно целебную, раз волчара столь внимательно следил, чтобы употребила до последнего стебля.
Инея пришла в себя, и я облегчённо выдохнул. Благодарно посмотрел на маму, сумевшую спровадить
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.