Застукав благоверного за изменой, просто хотела выстрадать. Но в парке наткнулась на призрачную девушку — и вся моя жизнь полетела под откос! Не хочу я любить её бывшего! Но вредная зараза никак не отвяжется. Выход один — сбежать. Но сердце кричит: «Останься!».
Бодрой походкой направлялась в ресторан. Заблаговременно заказала столик на шесть вечера, чтобы с мужем отпраздновать окончание ремонта. Почти полгода в доме стоял кавардак, витали стойкие запахи акрила, извести, обойного клея и дальше по списку. Чем только не благоухала наша двушка. Квартира старенькая, пришлось многое замазывать, выравнивать — вот и растянулась рутина на несколько месяцев.
Наконец-то, ремонтный ад позади!
Ради такого случая душа призывала шикарно отужинать, а потом в приватной обстановке словить удовольствие иного плана.
Зазвонил телефон.
— Милый, я уже подхожу! — весело сообщила Виталию.
— Ань, я не смогу, — виновато протянул благоверный. — Столько работы навалилось. А ты знаешь Павла Сергеевича… — удручённо вздохнул в трубку.
Да, начальник у мужа тот ещё трудоголик и перфекционист. Если дал задание — выполняй или подавай на увольнение. И спорить бесполезно. Нужно было работать до девяти вечера? Работай! Павел Зубов свою строительную компанию с нуля основал, вот и трясётся над всем и вся. Можно понять. Но не сегодня.
— Ты же обещал уйти пораньше! — выдохнула, ощущая, как радужное настроение пошло шумовой рябью. Та усилилась, стоило в окне кафешки, напротив которой я замерла для разговора, заметить подтянутую мужскую фигуру с телефоном у уха. Недоброе предчувствие шевельнулось в груди. Натужно сглотнула. — Ты сейчас в офисе? Приеду и устрою твоему начальнику мозговынос! — произнесла я бойко, внимательно следя, как стоящий у стойки мой благоверный дёрнулся, облизал губы.
— Даже не думай! — Урезал под корень моё стремление вызволить его из лап начальника. И запричитал: — Без работы останусь, что будем делать? Ремонт нас почти обанкротил! Нужно навёрстывать…
«С рыжими моделями?!» — чуть не сорвалась вслух, наблюдая за эффектным появлением размалёванной девицы в мини-платье и слишком лёгкой для поздней осени курточке. Руками обвив шею моего мужа, она легко и раскрепощённо, что говорило о многом, поцеловала его в губы.
— Вит… — начала я.
Он перебил, не позволив договорить.
— Милая, прости. Работа зовёт. Вернусь поздно. Ужинай без меня, — скороговоркой выпалил изменник и быстренько отключился. Затем лишь, чтобы поприветствовать красотку и улыбнуться так, как даже мне никогда не улыбался.
Ребро телефона больно врезалось в ладонь.
Выдохнув, я медленно разжала пальцы и в карман просторной куртки убрала средство связи. Оно не виновато, что у меня внутри разразилась гроза и душа рыдала навзрыд. Внешне я просто стояла, продолжая мучить себя пантомимой предательства. Движения тел и мимика этих двоих слишком очевидно указывали на долгую связь, чтобы тешить себя тривиальными: «обозналась?», «показалось?», «деловой ужин и ничего кроме…».
Разум услужливо стал вытягивать моменты прошлого, когда муж задерживался на работе. Всегда с отговоркой: «…припахал начальник — не вырваться». Я ему верила и мирилась с одинокими вечерами. И всё же, порой, услышав очередное «задерживаюсь, прости», в моей душе звенел тревожный звоночек. Только так и не решившись хоть раз спонтанно заявиться к нему на работу, сейчас пожинаю плоды собственного попустительства. С самого детства меня интуиция никогда не подводила, но в данном вопросе, следуя итогу, предпочла оставаться слепой, проигнорировав её заботу.
Острый шип провернулся в сердце. Он ввинчивался всё глубже, пока я смотрела на мужа и рыжую девицу, готовую выпрыгнуть из платья прямо перед посетителями цивильного кафе. Наверное, в своём заторможенном состоянии я бы молча ушла отсюда, дома собрала вещи, и направилась рыдать и причитать к старшей сестре. В чувство привела девочка лет десяти, подошедшая к столику парочки и нерешительно тронувшая женщину за руку.
Словно некая сила меня подхватила и внесла в кафе. Своевременно, чтобы услышать:
— Мам… — в глазах ребёнка стояли слёзы.
Меня часто называли холодной, из-за умения на публике сдерживать эмоции. Обычно драмы и трагедии я переживала в одиночестве или рыдала на плече сестры Марины. Но сейчас, глядя на ребёнка, чья мать холодно бросила: «Иди домой, Лиз!», я не смогла сдержаться.
Подступившись к троице, присела на корточки и улыбнулась девочке.
— Тебя зовут Лиз? — спросила.
— Елизавета, — несмело пробормотала нескладная мисс, в «дранных» джинсах, футболке навыпуск и расстёгнутой синей куртке. В светло-зелёных глазах плескались нерешительность и удивление.
— Елизавета, сейчас иди домой. Хорошо? Мне нужно поговорить с твоей мамой, — снова улыбнулась, чтобы не напугать ребёнка.
— Ань… — выдохнул мой благоверный, и осёкся, поймав мой взгляд.
И хвала ему, что голос подал. Девочка на него глянула, потом на меня, поджала губы и серьёзно кивнула, прежде чем направилась к выходу из кафе. Несколько посетителей, спешно расплатившись, устремились следом, ощутив неладное. Оставшиеся напряжённо жевали свою еду. Запахло жареным и все это почувствовали. Я не собиралась скандалить и истерить, но раз вышла под свет софитов, вынуждена держать лицо и хоть немного отвести душу.
Поднявшись с корточек, сверху-вниз изучила рыжую девицу, перевела взгляд на притихшего своего мужа, на лице которого промелькнуло странное выражение. Обречённость? Да нет, показалось. Вон как губы поджал, глазки забегали. Благоверный — насмешка, блин! — явно искал лазейку из создавшегося положения. Вот его лицо прояснилось, а тело расслабленно откинулось на спинку углового диванчика.
— Анют, не ожидал вот так встретиться. Познакомься, это Лена. Её Павел Сергеевич нанял на должность секретарши. Вот, ввожу в курс дела, — протянул немного вальяжно и со вздохом, словно ему в тягость просветительская миссия. — Извини, что с рестораном так вышло. Сама видишь, — показательно развёл руками, весь такой занятой и не способный вырваться. Только в выражении серых глаз плескалось непонятное чувство, которое отметила, но решительно проигнорировала.
— Секретарша, говоришь? — спросила, слегка улыбаясь.
Виталий обречённо выдохнул:
— Угу.
— Какие ныне критерии отбора занимательные, — протянула я, и обратила внимание на причину внутренней боли. Эту рыжую, вызывающе одетую красотку. — Вы, милочка, где обучались плотским радостям? Хорошо ноги раздвигаете, как погляжу? — сорвалось с моего языка саркастическое.
Лицо рыжеволосой пошло красными пятнами. Меня прожгли взглядом фурии.
— Я закончила «СФУ»! — высокомерно выпалила она, имея ввиду Сибирский Федеральный Университет.
— Что «фу!», не сомневаюсь, — парировала в ответ. — Хотя ножки у вас зачётные. Они хорошо тебя кольцевали, дорогой? — протянула елейным голосом в сторону Виталия, сложив руки на груди и чуть подавшись назад. «Аня, держись, ещё немного и пошлёшь его к лешему!» — подбадривал внутренний голос.
— Ань, прекрати ерунду городить, — вздрогнув, насупился муженёк. Точно бывший, я организую. Никогда не думала, что он враль тот ещё. Век живи, век учись. И всё же…
Больно, чёрт возьми! Так больно, что…
Широко улыбнувшись, задвинула слабость до лучших времён. Лишь одно оставила. Руки чесались отвесить оплеуху изменнику. Но нужен повод, явный повод. Иначе саму себя поедом съем, если на виду у посторонних вроде как без причины муженьку врежу. Что поделать, характер у меня аномальный. Поэтому: «Дай повод, козёл!» — билось в висках непрестанной молитвой.
— Ерунду? — усмехнулась я.
— Елена Львовна может не так тебя понять.
Ох, уже по имени-отчеству… Бесподобно!
— А что тут понимать? — выгнула бровь дугой. — Я прямым текстом говорю, чем она твою благосклонность заслужила. Явно ведь, всё при ней. Чего ты? С глазами проблема? Ты меня разочаровал, Петров. Таких прелестей и не заметил? — в наигранном ужасе прижала руку к груди, где тяжело громыхало разбитое сердце. И словно ледяная змейка поворачивалась, призывая поскорее закончить разговор и уйти свободной.
Позади кто-то из посетителей рвано хохотнул, но тут же умолк.
— Я не знаю, что тут происходит, но с меня хватит! — вскочила с места «оскорблённая добродетель». Объятая праведным гневом и в платье, юбка которого задралась почти до бёдер.
— Да что тебе не ясно, милочка? — вдруг раздалось позади меня. — Нужно слепым быть, чтобы не понять, кто кому тут рога наставил. — Резко обернувшись, я посмотрела на ничем не примечательного седовласого мужчину. Разве что в глазах светлая ирония. — Вы не стесняйтесь, дорогая. Врежьте ему, как следует, вас никто не осудит, — подбодрил меня незнакомец. Он словно сказал: «Выплесни хоть немного ту боль, что держишь внутри…»
Как он понял?..
— А ты не лезь, приятель, — ощетинился Виталий, напряжённо выпрямившись на диванчике. — Нет тут никакой измены! У моей жены воображение разыгралось. Посмотри на неё: одежда простая, мешковатая. А тут ухоженная женщина рядом с её мужем. Вот и взбесилась.
— Спасибо, дорогой… — пропела я медовым голосом. И от щедрой и молча страдающей души залепила ему звонкую тяжёлую пощёчину. У него даже голова откинулась, а на щеке быстро проступил красный отпечаток. Моя ладонь жутко горела, но самолюбие я отстояла.
Простая одежда, мешковатая? Как у него язык повернулся ляпнуть! Некогда я подрабатывала моделью, но после замужества пришлось завязать. Виталию не нравилось, что на меня мужчины заглядывались. Из-за него, гада такого, мой гардероб теперь состоял из шмоток, какие бы себе не купила. Наглядный пример: «Саму себя не унизишь — никто не унизит!». Поддавшись его уговорам, плюнула на собственный стиль. Результат? Сейчас пожинаю последствия! Он вернул мне плевок, что я «серая мышь, без вкуса и стиля», хотя сам же некогда требовал одеваться попроще. Сама бы такого точно не захотела!
— Ты сдурела! — Виталий воззрился на меня, словно призрака увидел.
Ещё бы, впервые отхватил.
— Ничуть! На меня озарение снизошло, — улыбнулась ему. И, пока мой стопроцентно бывший от шока не оклемался, решила ретироваться. — Спасибо, — поблагодарила мужчину, оказавшего моральную поддержку. Та порой глоток свежего воздуха в заполненном чадом пространстве.
Развернувшись на пяточках, я устремилась прочь из кафешки. Подальше от любовницы мужа, его самого, от всей мишуры, в которую оказался замотан наш брак. Внутри всё клокотало от собственной смелости, позволившей врезать ему, пусть всего раз. Тогда как из глубины души уже рвалась на поверхность боль, побежавшая дорожками слёз по щекам. Рыдания подкатили к горлу. И я сделала единственное, что могла: свернула в лесистый парк, утопающий в предзакатных тенях, а там устремилась к наиболее тёмной аллее, на которой вряд ли встречу людей.
Я брела по полутёмной аллее парка, почищенной от вчерашнего снега, и умывалась слезами. Страдания резали на части столько хороших воспоминаний, что становилось ещё хуже от свалившейся измены благоверного. Тоскливо на душе, муторно. И хуже всего, что совесть неустанно пинала осознанием причастности к собственному унижению.
За три года супружеской жизни я и, правда, стала серой и безликой. Винить Виталия могла лишь отчасти. Чтобы некогда он не говорил, решения принимались мною. Под влиянием неясного порыва раздарила свои красивые наряды, оставив парочку «на выход», а потом покупала только то, что носили клуши, боявшиеся привлечь к себе внимание.
Стыд и срам, ей Богу!
Опозорилась по полной программе, отказавшись от ярких платьев и красивой обуви, от приталенных жакетов и мини-юбок. Даже куртка, которая на мне сейчас, что не мешок — уже чудо. Ужасный дизайн, но я купила это серое бесформенное убожество на радость мужу.
Ненавижу его!
Ещё больше ненавижу себя!
Вспыхнула яростью. Её сменила апатия. За нею последовало «вопреки всему», и снова нытьё о наболевшем. Так эмоции бешено скакали: от бравого стремления жить дальше на зависть всем до позорной жалости к себе. Раз за разом побеждало уныние, напоминая, какой яркой и эффектной была эта рыжая по сравнению со мною — серой мышью.
На аллее было почти темно. Аномально тусклые фонари в самом начале горели через один, отбрасывая неровные тени вдоль тротуара, а потом и вовсе исчезли. Вокруг очень тихо, а на параллельной дорожке, через пару метров сворачивающей в левую сторону, увидела электронные часы и температуру «минус два градуса».
То-то похолодало так резко.
Несмотря на позднюю осень, утром доходило до плюс десяти, а вечером становилось промозгло. Зябко поёжилась, кутаясь в свою просторную куртку. Мешковатую, как назвал Виталий.
Чтоб черти его побрали!
Смахнула слёзы.
Но от сердечной боли столь легко не избавилась.
Шаг за шагом, всё дальше углублялась в дальнюю часть парка, где сиротливо и тускло светил один ночной фонарь. Чёрная краска на металлическом столбе давно стёрлась, весь покинутый и брошенный светоч приближающейся ночи привык к одиночеству. Остановилась рядом и тяжело прислонилась к округлой холодной опоре. Сквозь слёзы печально смотрела на жёлтую лавочку, окружённую кустарниками. Живая стена, высотой в метр убегала и вдаль, в ещё более тёмную часть парка, внушавшую неясное беспокойство.
Думать не хотелось. Ни о чём! Пусть Виталий катится восвояси, а мне следовало переосмыслить, принять, отпустить. Гордость поможет, знала точно. Не зря она мне от рождения была дана. В самых тяжёлых ситуациях — опора и занавес, скрывающий глубинные переживания. Вот и сейчас, пусть рядом никого, я привычно возвела защитную стену. И недавняя истерика затерялась где-то глубоко внутри…
Зажмурилась.
Прочь боль!
Сердце крепись.
Мы почти скинули балласт гнилых отношений. Простили себя за ошибку…
Открыла глаза. Спрятала руки в рукава куртки.
Ошибка? Где и когда я ошиблась?
Правда ведь любила… И он… он тоже любил… Размытый образ любимого мужчины всплыл в голове и тут же исчез.
Посмотрела в темноту неба. Вслушалась в окружающую тишину. До этой части парка не долетали звуки машин. Обитель истинного спокойствия. Когда я в последний раз сюда приходила? Не в слезах, не с разбитым сердцем, а просто для души? Внимала мерному шелесту листвы? Сейчас той не было, и раскидистые ветви деревьев в плотных сумерках походили на устрашающее и опасное чудовище.
Неуютно повела плечами. И насторожилась, услышав.
— Ахх… ох… да-да… ещё… глубже… ахх… а-а-а… ах… — долетело из более тёмной части аллеи. Членораздельные звуки и междометия доносились из-за кустов.
На пару секунд опешила. Какие-то умники занимались сексом в общественном парке. Совсем сбрендили. Неужели на земле кувыркались? Талый снег и ледяная корка, не иначе благодать для интимных развлечений!
— Глубже? — услышала твёрдый мужской голос.
— Д-да… — задыхающийся женский.
И тут оглушительный выстрел сотряс округу, и у меня все внутренности разом опустились. Как я сиганула истинной атлеткой в кусты, позор, да и только. Но в секунду перелетела через лавочку — и вправо, за густоту голых веток.
Измена? Предательство? К лешему! Выстрел в ночи — не шутка!
Замерла в плотных кустах. Тряслись поджилки, мысли вразброд разбежались.
Охи-вздохи оборвались, зато оглушила сначала непечатная брань, а затем…
— Ты какого пушку с собой таскаешь?! — не то возмущённый, не то испуганный ор.
— При исполнении я… — суровым, но и немного виноватым басом протянул мужчина.
— Да я Богу душу чуть не отдала!
— Извини.
— И всё? Ну, знаешь… — очередная череда нелицеприятных эпитетов и шорох кустарника.
В свете единственного тут фонаря появилась встрёпанная девушка лет двадцати и быстро поправила одежду, прибывающую в откровенном беспорядке. Незнакомка была настолько взвинченной, что не обращала никакого внимания на появившегося следом партнёра по интимным развлечениям. Тот выглядел вполне одетым и менее растрёпанным, и явно относился к служителям правопорядка, если судить по нашивкам на куртке. Горе-любовник держал в руках пистолет и простреленную кобуру. На них смотрел в недоумении.
Он почесал короткостриженую черепушку.
— Ничего не понимаю. Как оно пальнуло-то?
— Легко! — взвилась девушка, закончившая приводить себя в порядок. Глаза яростью сверкнули, руки затряслись, когда она подлетела к нему и схватила за грудки. — Только посмотри на это?! — почти прошипела. Приподняла правую ногу, где в районе икры на шароварах выделялась обожжённая по краям дырка. — Ещё чуть-чуть и я бы истекала кровью! А тебя волнует, как так вышло? Говорила, до дома дотерпи, так нет же, ему на природе захотелось годовщину отпраздновать! И что в итоге? Я промёрзла до костей, удовольствие не получила, зато схлопотала испуг! И обновку теперь на помойку! Но тебе фиолетово! Тебе всегда, к чертям, фиолетово! Дай только своё получить! — Теперь она почти рыдала в голос.
— Эй-эй… — попытался полицейский остановить истерические вопли своей дамы крепкими объятиями.
Девушка вырвалась, ругаясь. Она в красках описывала, куда любимому следует катиться, каким способом и с кем конкретно удовлетворяться. Этот «кто-то конкретный» явно из нечестивой породы и обладал извращёнными склонностями да богатой фантазией.
Сидела я в кустах, шокированная этой парочкой. Радовалась, что всё хорошо закончилось. Ладно, штаны прострелило. Но ведь могло…
Сглотнула комок в горле, ощущая холодок вдоль позвоночника.
Повела плечами.
На фоне возможной трагедии мои супружеские проблемы казались фикцией...
Живая и здоровая, я могла начать всё заново и найти своё счастье. Только у умерших не было такой возможности…
Прикрыла лицо руками, огладила, и тихо выдохнула.
Болело сердце! Страдало так, как никогда прежде.
Переживу? А то!
…ещё покажу Петрову, кто тут мешковатая сера мышь…
…носом ткну, чего он лишился…
Любители экстремальных развлечений всё ещё препирались. Истерику девушки хорошо понимала. Сама от этой пальбы невольно струхнула. Но долго они будут посреди аллеи стоять? В пылу их ссоры я не могла вылезти из укрытия. Верзила с пушкой в руке не внушал мне доверия. Здраво оценивала ситуацию. Судя по нервному подёргиванию правого века, служитель правопорядка в данную минуту не дюже адекватен. Его пассия продолжала бомбить словами, под действием адреналина даже стукнула пару раз — конца и края этому не было видно.
— Эх-х, вот я влипла… — выдохнула себе под нос, обхватив себя за плечи.
Вечер не задался по полной программе.
— Я о том же подумала, — прозвучал насмешливый голос над самым ухом.
Как сдержала вскрик, неизвестно. Дёрнулась, поскользнулась и растянулась на холодной земле, больно приложившись копчиком о что-то твёрдое. На глаза навернулись слёзы — и предательство муженька однозначно ни при чём.
Моргнула, и застыла лежачим изваянием.
Нервно сглотнула.
Подавшись ближе, меня изучала миловидная девушка, чьё лицо странно светилось. Незнакомка выглядела чуть эфемерной и немного прозрачной. А когда опустила ладонь на мою грудь, словно бетонной плитой придавило.
Окатило ужасом. Дышалось теперь тяжело и горло онемело.
Девушка улыбнулась, почти вплотную приблизила лицо и сквозь него я увидела тёмный силуэт дерева, росшего позади.
Овеяло холодком.
Могу поклясться, загробным!
Стоп!
Я только что светлое будущее в конце ужасного дня увидела: бумаги о разводе — в лицо Виталию, а треклятый гардероб — на помойку! И тут Это? Нее-е-т, из мира живых не уйду. Рано!
— Сердце твоё страдает, как моё, — вдруг тихо произнесла призрачная девушка. — Но я помогу познать начало. Мой любимый — лучший из мужчин. Ты скоро узнаешь… почувствуешь…
А она меня спросила, нужна ли помощь?
От дев прозрачных — вот точно, нет!
Я попыталась вырваться из незримых пут. Не вышло. Зараза мистическая спеленала на совесть. В груди всколыхнулся страх и обдало лютым холодом, когда эфемерная невидаль улеглась сверху, опустив подбородок на свои сложенные на моей груди руки.
— Слезь… — выдохнула, еле разлепив словно одеревеневшие губы.
— Меня зовут Аня, — представилась призрачная, таинственно улыбаясь. Только её улыбочка мне не понравилась. — И тебя… Аня… — произнесла довольно и даже радостно. Она полупрозрачным пальчиком тронула локон моих волос. — Провидение моё. Но всё образуется. Видишь, как мы похожи? — произнесла весело, но с затаённой печалью во взгляде.
Нехорошее предчувствие шевельнулось под рёбрами. От неясного ужаса онемело горло.
Мы, правда, были похожи.
И всё же, видимо, присущие, раз под мужа во всём подстраивалась.
Мысль отдалась болью в сердце и…
Я вдруг оказалась в каком-то доме, где витало ощущение осязаемой любви. Сторонним наблюдателем смотрела на молодую пару, обнимавшуюся и самозабвенно целовавшуюся на диване перед горящим камином. Играла романтическая музыка. Под потолком мерцали разноцветные гирлянды. Чуть повернувшись, я ожидаемо увидела в углу небольшую ёлочку. Красиво украшенную не только покупными игрушками, но самодельными бумажными поделками.
Минута, вторая, третья.
Сердце невообразимо сдавило, а перед глазами поплыло...
Я снова ощущала спиной холодную землю. Призрачная девушка улыбнулась и отстранилась. Незримая монолитная плита, давившая сверху, сразу исчезла.
Пошевелив руками, приподнялась. Медленно огляделась. Краем сознания отметила, что любвеобильной парочки больше не слышно. Вокруг нереально тихо. Странные чувства внутри словно разворачивались по спирали, пока не охватили всю меня, сжавшуюся от накрывшего желания. Так сильно, почти невыносимо, захотелось любви и тепла от того мужчины из видения.
Я услышала тихое:
— Спасибо. Желаю счастья.
— Что ты… сделала?! — надрывно выдохнула, ёрзая по земле. Тело горело так, как ни разу в самые жаркие ночи с Виталием.
— Ты — долгожданный подарок ему…
Ему?
— Ему? — выдохнула уже вслух. И прикусила губу, сдерживая стон.
— Вы скоро встретитесь…
Еле разобрала последнюю фразу, уплывая в объятия сотрясшего всё тело экстаза. Вместе с ним словно в само нутро проникли волокна беловато-розового тумана, в котором, разозлённая, побежала за каким-то мужчиной… Картинка сменилась, и уже с рваным криком пыталась догнать другого, брюнета с ярко-синими глазами, с болью посмотревшего на меня через плечо. А потом оглушил бой курантов.
Его образ исчез. И меня снова обступила светлая дымка. В ней калейдоскопом замелькали чужие и чуждые воспоминания. Дни и ночи, наполненные жаркой страстью и искренней любовью, чистыми искромётными чувствами, взаимными улыбками, нежными прикосновениями. Трепетали тела: мужское и женское. В экстазе шептали губы влюблённых. А после — они засыпали, крепко обнявшись...
Но эта идиллия вдруг потемнела и беловато-розовый туман почернел.
Я оказалась в парке, в том самом месте, где встретила призрачную девушку. Уже знакомый одинокий фонарь и стоящая напротив жёлтая лавочка, на которой расселась пара подвыпивших парней…
— Эй, красотка! — подал голос один, подавшийся вперёд и свесивший руки между колен. — Составь нам компанию, а?..
Всё пронеслось обрывками: отказ, сопротивление, сверкнувший в свете фонаря нож… Стремительно образы давней трагедии затёрлись. Но перед глазами, как отвратительная заставка, осталась лужа крови на тротуаре…
Я вздрогнула, когда рваные хлопья серого тумана посыпались сверху.
Сквозь рваную стену странного «пепла» издалека долетело отчаянное:
— Несправедливо!
И я увидела его — кричащего мужчину, чья боль резанула по моему сердцу и полоснула душу. Это был он — брюнет, за которым я бежала, пытаясь догнать, но так и не смогла. Перехватило дыхание. Впервые чья-то осанка внушила ощущение надёжности, а потухший синий взгляд безжалостно ранил. Стоя на коленях, незнакомец плакал. Сгорбившись и уткнувшись лбом в тротуар, вбивал кровоточащие кулаки в асфальт.
Захотелось его коснуться, поддержать, но, протянув руку, ухватила лишь пустоту. Бессилие. Ранящее и жутко холодное. Слова утешения застряли в горле — он бы не услышал, не смог. Мы далеки друг от друга. Моё решение.
Немыслимая боль терзала моё сердце. Я думала и ощущала, словно сама пережила всё увиденное. Чужие воспоминания настолько плотно переплелись с моими, слившись в нечто странное, цельное и неразделимое, что на долгое мгновение вся знакомая жизнь отступила на задний план. Теплом согревали светлые чувства и топили в горечи тёмные эмоции.
Я открыла глаза.
Темнота обнимала силуэты деревьев, а поднявшийся ледяной ветер вымораживал меня изнутри. Сколько я пробыла без сознания? Минуты? Часы? Тяжело села. И схватилась за гудящую голову. Адские молотки разрывали черепную коробку. Шатнуло в сторону, но удержалась от падения. Было паршиво до тошноты.
— Не сопротивляйся… — услышала сверху. Вскинула голову, ощущая отвратительное качание почвы под собой. Призрачная девушка смотрела вдаль, в кромешную тьму, куда не достигал свет одинокого фонаря. Фигуру в лёгком осеннем пальто окутывала удушающая печаль. — Прости… — вдруг произнесла она, оставаясь в странном отрешённом состоянии. — Я отчаялась. Одиночество и пустота невыносимы. Прости, — повторила. И шёпотом добавила: — Не отвергай его.
— Его?
Нахмурилась. Мысли путались. В воспоминаниях каша из знакомого и чуждого, привычно-дозволенного и абсолютно для меня иррационального.
Призрачная долго молчала, а потом произнесла тихо:
— Его.
Теперь она смотрела в сторону освещённой части аллеи, будто видела кого-то.
Превозмогая слабость, я поднялась с земли. Чуть пошатываясь, обогнула голь кустов и посмотрела вдаль. Со стороны входа в парк заметила высокого мужчину, медленно бредущего в эту сторону. Или нет? До развилки аллей он ещё не дошёл.
Вопреки логике, сразу его узнала. Брюнета, за которым бежала в беспамятстве. Я только взглянула на сутулый силуэт — и задохнулась чувствами. Меня словно разорвало на части, где одна повторяла: «…какой-то незнакомец…», а вторая рвалась навстречу, желая, наконец-то, снова обнять…
— Мои чувства в тебе… — Призрачная подняла руки, демонстрируя, насколько прозрачней те стали. — Мне недолго осталось, — произнесла с надрывом и даже как будто вздохнула, хотя я не услышала этого вздоха. — Позаботься о нём… — Тоскливо взглянула на приближающегося мужчину.
Против воли выпалила:
— Спятила?
— Ты полюбишь его, — та произнесла неожиданно непреклонно. — Будешь плавиться в сильных руках, гореть страстью и нежностью, как я когда-то. Я так любила Андрея… И ты полюбишь. Мы повязаны, человек и призрак. — Она прижала руку к своему сердцу. — Уже пять лет прошло, но он до сих пор страдает. Перестал улыбаться. Жить. Отверг друзей. Часто приезжает сюда, не отпуская, удерживая… — Мучительные страдания отразились на женском лице. — Пока он живёт прошлым, я не смогу уйти. Но и рядом не могу быть, привязанная к этому месту. И вот, ты здесь. Страдающая, но готовая бороться. Борись за нас двоих. Верни ему веру в лучшее… А увлечение искусством станет подспорьем.
Я вздрогнула.
— Откуда ты…
Призрачная «постучала» костяшками пальцев по своей голове.
— Нити судеб срослись наилучшим образом, не находишь?
— Для кого?
Я начала медленно выходить из ватного ступора последних… минут?.. часов?..
— Ты скоро ощутишь, насколько Андрей замечательный, ты…
Раздражённо перебила:
— Втрескаюсь по уши! Фиг! — огрызнулась, чувствуя всплеск гнева. Свои эмоции проснулись? Наконец-то!
Однако, как только этот неизвестно-известный мне Андрей вновь оказался в поле зрения, внутри душа болезненно перевернулась. Я вскрикнула и сжалась пополам. Зашипела сквозь зубы, падая на колени и ощущая слёзы, навернувшиеся на глаза.
Опять? Да мир издевается над моей обычной стойкостью!
Призрачная склонилась и невесомо похлопала по плечу.
— Не сопротивляйся чувствам. Прими их. Тебе не разорвать нашу связь. Чем больше борешься, тем больнее будет. Поэтому… — наставления оборвались, но только через минуту поняла почему.
— Эй! Что с тобой? — услышала встревоженный мужской голос рядом.
Судьба? Какое там?! Да чтоб эта призрачная век маялась!
— Всё нормально, — прохрипела сквозь боль. В ушах нарастал гул. Затошнило. Зажала рот рукой и вдавила пальцы в щёки, но вдруг ощутила широкую ладонь на своём плече. Тёплую, сильную, знакомую…
— Встать сможешь? — Невзирая на моё вялое сопротивление, мужчина осторожно помогал подняться. Затем усадил на слегка освещённую скамейку. Опустился рядом на корточки. — Что случилось? — его голос еле заметно дрожал.
Подняла голову.
— Я… — слова застряли, будто их вбили кувалдой обратно в гортань. Сильные чувства судорогой прокатили по всему телу. Жарко. Нестерпимо жарко и невыносимо душно.
Лицо Андрея сделалось пепельно-серым, глаза лихорадочно заблестели. Он смотрел, не отрываясь, затем словно под гипнозом протянул руку, коснулся скул, пальцами провёл по подбородку.
Непроизвольно подалась навстречу теплу его ладони. Захотелось большего. Захотелось…
— Ты… — он ломко выдохнул.
Я вздрогнула. Отшатнулась, почти готовая завыть в голос от отчаяния. Это на грани инстинктов, откуда-то из глубин существа рвалась тоска. Наверняка не моя. Но захватив в плен душу и измываясь над нею, она навязывала чувства, которые я не готова была принять.
На тёмной аллее всё так же светил одинокий фонарь. Монолитная тень переместилась по асфальту, когда знакомый-незнакомец обеспокоенно подался ко мне.
— Давайте отвезу в больницу. У меня машина…
Зачем мне эскулапы? Держался бы подальше!
— Не трогай! — отшатнулась от него, когда попытался помочь подняться со скамьи.
Надоело, честное слово! Чем я судьбе насолила, чтобы она издевалась столь извращённо? Вроде по жизни никого не обижала, чтобы кармическим бумерангом вернулось. Посмотрела на сегодняшний скарб: муж-изменник, призрачная зараза, возомнившая себя сводницей, чувства ненормальные, от которых ужасно тошнило — и захотелось проклясть ту невидаль, мне всё это организовавшую. Но имени и адреса не знала — пустое занятие.
Однако напротив меня стоял поникшим Андрей — любимый другой Ани… Я точно впервые видела этого мужчину, но одновременно, спасибо загробному дарованию, знала каждую чёрточку, выпуклость, впадинку подтянутого тела… мимику… сейчас угрюмого лица… в моменты страсти оно такое…
Внизу живота образовался тугой узел, щёки вспыхнули.
Пошатываясь, встала со скамейки с неуместным желанием за пазухой.
Чужие воспоминания — афродизиак? Ну, призрачная, сочтёмся!
А сейчас — домой! На своих двоих! Без посторонней помощи! Подальше от этого…
Колени вдруг подогнулись, и я тяжело шмякнулась на асфальт, больно приложившись коленями. Дико закашлялась, словно в одночасье обзавелась астмой. Но когда мужчина меня коснулся — приступ моментально прекратился.
— Извини, что навязываюсь, но… Сможешь встать? — вежливо спросил. И не просто вежливо, а тоном, каким обычно с пугливой лошадью в конюшнях грумы разговаривали.
Если бы он только знал, от его голоса какие картинки у меня перед глазами пронеслись…
— Не надо. Уходите! — как отрезала и, дёрнув плечом, скинула его руку.
И повторно зашлась удушающим кашлем, от которого потемнело в глазах.
— Вам нужна помощь. Не упрямьтесь. — Снова прикоснулся он, и приступ прекратился.
Паршивый день стал стократ паршивей.
— Ты не уйдёшь от него, — прошептала на ухо призрачная, обнявшая за шею удавкой. — Чем сильнее отрицаешь свои чувства, тем больнее, — повторила слова, уже произносимые ею ранее.
Зверем глянула на паршивку.
Вперила взгляд в асфальт.
Свобода уплывала сквозь пальцы? Ничуть!
С явным недовольством опёрлась о сильную руку и поднялась с тротуара. Шатнуло, но удержала равновесие. Бросила косой взгляд на Андрея и заметила, что недавняя серость сошла с его лица. Сейчас в нём проглядывалась собранность, целеустремлённость, стремление помочь. Бредовая мысль: «приятно» — и я про себя выругалась.
До его машины добирались долго. Каждый шаг давался тяжело, и порой добровольцу приходилось буквально тащить меня на себе. Я не понимала, отчего ноги подгибались, а тело не слушалось, ведь недавняя слабость не доходила до полного бессилия.
Разместилась в салоне авто, и от тепла невольно расслабилась на мягком сидении. Промёрзла я основательно. Андрей наклонился, пристегнул мой ремень безопасности, и мелькнула неуместная мысль, что он очень заботливый. И глаза какие глубокие… Поспешно закрыла свои. Услышала, как хлопнула моя дверца, затем щелчок замка со стороны водителя. Снова хлопнула. Повернули ключ зажигания.
Ровный гул мотора успокаивал…
Незаметно я провалилась в темноту.
Когда снова открыла глаза, первое, что увидела, незнакомый потолок с глиняной лепниной в форме ангельских крыльев. Моргнула. Неужели в раю? Попыталась пошевелиться, ничего не вышло. Тело казалось абсолютно одеревенелым, чужим. Взгляд заметался по комнате, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться.
Где я?
— Не мечись так, хуже будет, — раздалось откуда-то сбоку.
Секунда и надо мной склонилась призрачная длинноволосая девушка с немного печальной улыбкой на округлом лице. При свете дня она выглядела очень красивой, но живее не стала. Ну и страха больше не вызывала, почему не знаю.
Зажмурившись, я попыталась стереть из памяти эту полупрозрачную фигуру, которая превращала мой привычный мир в какую-то ахинею.
— Тоска в груди такая холодная, да? — услышала её вздох.
А ведь, правда, услышала…
Открыла глаза.
Призрачная смотрела на прикроватную тумбочку, где стояла фотография в рамке. На ней влюблённая пара счастливо улыбалась в объектив, сидя на диване. Знакомые лица…
Девушка указательным пальцем коснулась снимка.
— Вечная любовь… Люди мечтатели, не находишь? Пустые мечтатели…
— Только не говори, что я у него дома… — выпалила нервно, когда увиденное срослось с событиями в парке. Видимо, я отключилась в машине, и спаситель сам решил, как дальше быть с пассажиркой.
Почему он в больницу меня не отвёз?
— Радуйся! — впервые широко улыбнулась призрачная, которой вроде как полагалось у места своей кончины топтаться. Она же, вроде как, к парковой аллее привязана.
— Твою бы логику, да об стену! — шикнула раздражённо. — И почему ты здесь?
— Мы с тобой связаны, — откровенное довольство, от которого передёрнуло.
Я прищурилась.
А не была ли она более прозрачной в парке?
— Тебе ведь недолго осталось… среди живых… — протянула подозрительно. Догадалась уже, что посмертная зараза мне лапшу на уши навешала, чтобы встреча с её бывшим состоялась. Неужели думала, после сдамся? Не на ту напала! От чужого эмоционального всплеска уже оклемалась и дальше пойду своей дорогой!
— Я решила задержаться, — произнесла интриганка. — Вот завершу свою миссию, тогда и уйду. Вы с Андреем предназначены друг для друга.
— Ерунда полная!
— Вряд ли. Истину не прибьёшь, хоть нечисть вызови.
— Кто в парке прощение просил? — бросила раздражённо, наконец, шевельнув рукой. Мало-помалу тело начинало слушаться. Уже хорошо.
— Я была искренней! — неожиданно возмутилась она. — Но после — переиграла.
— Бесподобно!
— Чего ты злишься? Не незнакомца же навязываю. Всё о нём знаешь, — очень серьёзно произнесла зараза.
— А оно мне надо? — парировала я. — Чувства из твоей жизни. А у меня своя есть!
— Ха! — Призрачная впервые проявила характер. — Изменник-не-муж и несбывшиеся мечты? Лапшу-то не вешай! Будущее с Андреем стократ лучше!
Поняла, спорить с нею бесполезно. Спустив ноги с кровати и убедившись, что одежда на мне, истинным воришкой покинула комнату, оттуда прошмыгнула в коридор. Походя услышала шум льющейся воды — видимо, в ванной.
Ну, хоть что-то хорошее!
Игнорируя причитающую заразу, обещающую проклясть мой род до седьмого колена, если сейчас уйду, я быстренько обулась и слиняла восвояси, пока хозяин дома меня не обнаружил. На горизонте маячила новая жизнь, где знаменем свободы сияли две картины: бумаги о разводе — в лицо Виталию, и обновлённый гардероб.
В то же утро я переехала к сестре. А на следующий день, с усмешкой пролистав кучу телефонных звонков от изменщика, ключи от квартиры отдала агентству, чтобы сдали её в аренду. Благо двушка принадлежала мне, получила в наследство ещё до замужества, поэтому могла самолично ею распоряжаться.
Ну, а мой ущербный гардеробчик…
О, отдельный слот!
Все тряпки отнесла в местный приют, а шмотки Виталия покидала в сумки и выставила в прихожей. Сверху прицепила записку: «Квартиру я сдала. Так что сваливай! Не заберёшь вещи — сам виноват!».
Быстро и легко со всем управилась только благодаря привычкам Виталия. Благоверный даже в самые паршивые дни не отпрашивался с работы. Слишком опасался потерять место. Что развязало мне руки, и я быстренько всё провернула. Так что, он тем вечером пришёл домой — а ему «повестка» на выселение.
— Ты, правда, решила развестись? — спросила Марина, когда мы ближе к вечеру следующего дня выбрались по магазинам. Я осталась почти без одежды. Срочно требовалось прикупить хотя бы самое необходимое.
Примеряя джинсы, исподлобья глянула на сестру.
— Тебя сразу ударить или потом? — фыркнула раздражённо.
— Я не в том смысле, чтобы прощала и терпела, — поспешно возразила она.
— В каком тогда?
— Вы даже не поговорили…
— А о чём разговаривать? Я его на горячем поймала! Так нет бы, глядя в глаза, признаться, что оступился. Он меня ниже плинтуса опустил. Знаешь, такое не прощают. За плевок в лицо отвечают пинком под зад! — выдохнула резко, решив взять выбранные тёплые джинсы. К ним прикупила пару футболок, две блузки, свитер. А на первом этаже торгового центра, где чего только не было от еды до штор, нашла удобные полусапожки.
Когда я расплатилась, и мы вышли на освещённую фонарями вечернюю городскую улицу, старшая сестра снова вернулась к разговору.
— И что планируешь дальше делать? Ты под корень снесла абсолютно всё!
Мать двоих детей и женщина, лишившаяся мужа пять лет назад, Марина болезненно относилась к неустойчивым ситуациям. А когда узнала, что я, на пути к свободе, ко всему прочему ушла с надёжной должности помощницы руководителя небольшой гос-фирмы, так и вовсе за сердце схватилась. Сейчас то, по прошествии пары часов, немного отошла, но была у неё скверная привычка ногти грызть в беспокойстве о будущем. Чувствую, скоро начнёт.
Зря она так зациклилась. И паниковала преждевременно.
— На пару месяцев сбережений хватит. Тем более, я занятие для души присмотрела, и подруга подкинула подработку. Всё у меня нормально, Мар! Не волнуйся.
— Не беспокойся, говорит она. Так ведёшь себя, словно причину для развода сама искала. Ты себя слышишь? Вы с Витей были такой парой… — вздохнула. — И тут он вдруг позвонил, взволнованный такой, не у меня ли ты, мол, телефон дома оставила и не может связаться. Потом утром перед работой забежал с тем же вопросом. И если бы не «вспомнил», что ты у подруги собиралась переночевать, я бы в полицию побежала. И что по итогу? Ты заявляешься чуть позднее, берёшь мой телефон и звонишь юристу по разводам.
— Что тебя обеспокоила, не понимаю? — спросила озадаченно, одновременно покосившись на призрачную Аню, которая привязалась ещё от дома мужчины-спасителя. Сводница почти сутки грозила мне карой небесной, потом сменила тактику и начала уговаривать. Но вот уже несколько часов она степенно молчала, неустанно следуя по пятам. А я и рада. Её безмолвию, конечно, а не прилипчивости.
Вместо загробной заразы собственная сестра всё больше распалялась.
— Может, к психологу сходишь? — неожиданно предложила она.
— Бесподобно, Мар! Я похожа на шизо?
— В том-то и дело, что не похожа. На твоём месте, любая бы в голос ревела, посуду била. На худой конец, в апатию впала и тоннами поедала сладкое. Но посмотри на себя!
— А что со мной не так? — иронично приподняла бровь, удобней перехватывая пакеты с вещами.
До дома сестры было недалеко, поэтому вышагивала мерным шагом то и дело поглядывая на светящиеся витрины магазинов. Большинство прохожих спешили домой с работы, подростки — к местному стадиону, где собирались компаниями даже зимой. А сейчас осень и сегодня не столь холодно. Можно поиграть в баскетбол, отвести душу на уличных тренажёрах или воспользоваться беговой дорожкой…
— Ань…
Посмотрела на взволнованное лицо сестры. Вздохнула.
— Ты же знаешь, я с детства иначе реагировала на стресс. Вот и сейчас. Честно, Марин, я наревелась всласть. Выплеснула всё. Оттого сейчас столь спокойна. Не знаю, может и не любила я Виталия. Да, он мне нравился, иначе не стала встречаться и замуж не пошла. Банальная влюблённость не любовь, Мар. Иначе стал бы он под чужой юбкой искать удовольствие? Когда чувства полноценные — не изменяют.
— Со стороны вы смотрелись влюблёнными…
— Влюблённость подобна туману, Марин. Ветер подул — и её нет. А вот искреннее глубокое чувство — и ураганом не снести. Даже смерть не станет преградой, — произнесла, и невольно глянула на призрачную фигуру, парящую следом за нами. Чувства этой Ани к её Андрею были очень сильными. Ощутив в себе весь спектр чужих эмоций, я на многое в своей жизни посмотрела иначе.
Свернув в просвет между домами, около дальнего подъезда увидела Виталия. Его появление даже не напрягло. Такой свободной себя чувствовала. Но остался маленький шажочек, чтобы наверняка. На душу снизошло спокойствие. Моя гордость всё ещё была задета, но сердце больше не болело. За это, как ни странно, следовало благодарить призрачную занозу, от которой, нутром чую, ещё натерплюсь.
Неожиданно выхватив у меня из рук пакеты и шепнув: «Поговорите!», Марина сдержанно кивнула Виталию и скрылась в подъезде. Нет, сестра у меня хорошая, но страх одиночества выедал разум и у более стойких.
С потрёпанным благоверным о чём вообще говорить? Делом доказал, что, между нами, пропасть.
— Ань… — подступился Виталий. Моська виноватая, плечи опущенные.
— Ты зачем явился? — спросила резко. Никаких поблажек.
— Анют, ну, ты чего? — схватил за руки и примирительно ими покачал из стороны в сторону. Вспомнилось, так он часто делал. И я умилялась. А сейчас, наоборот, униженной себя почувствовала. Я ему, что, ребёнок недалёкий? Так и выходило, по его дальнейшим словам: — Недоразумение вышло. Понимаешь? Я растерялся, поэтому наговорил лишнего…
Ах, он растерялся?.. Чудесная отговорка!
— Я тоже растерялась, дорогой, — улыбнулась елейно, и резко высвободила свои ладони. — Так растерялась, что на развод подала. Документы на подпись получишь со дня на день. Прими достойно, не осрамись.
— Ты…
О-па!
Моська уже не просительно-обиженная, а раздражённо-возмущённая. Всё притворство сдулось. Как я раньше не замечала его лисью натуру? Эти бегающие глазки, тонкую линию губ и маленький рот, говорившие о хитрости и скупердяйстве. Да и карьерист он чокнутый! Для таких мужчин, жена — приложение, позволяющее держать «лицо».
Сложила руки на груди.
— Что, дорогой? — протянула насмешливо. — Пришёл сообщить о моей близорукости и байками попотчевать? Не стоило утруждаться. И не забыл, случаем, что завтра тебе на работу? Вставать рано, не выспишься и…
— Уймись, Ань! Я с миром пришёл, а не бред выслушивать!
— Ой, ли? И что же я такого бредового сказала?
— У тебя помутнение сознания…
— О, опять у меня?
— Видишь то, чего нет!
— Даже так?!
— Я Елене Львовне помогал освоиться. Она приезжая, из другого города. Трудно ей.
— Я заметила. Тяжело ей пришлось. То-то висела на тебе обессиленная.
— Прекрати, сказал!
А вот это новость. Впервые увидела искреннюю злость на его лице. Занятное открытие. Эта Елена, судя по всему, для него очень много значила, раз столько чувств на поверхность вырвалось.
— Да слушаю я! — Заморгала быстро-быстро и улыбнулась. — Но вот ты-то себя слышишь? Врать решил — сфабрикуй алиби, а не ахинею неси, когда с поличным поймали! И иди уже домой, Петров. Между нами, всё кончено. Вот просто всё! Можешь со своей Еленой Львовной крутить любовь, сколько захочешь.
— Ты опять надумываешь… — процедил сквозь зубы.
Он, видимо, ещё сам не понимал во что вляпался. Весело…
— Цыц! — подняла указательный палец, останавливая его тираду. Витёк аж побагровел, видимо, от такой наглости. А мне ещё веселее стало. В данном разговоре я окончательно отпускала прошлое. Навсегда. — По-хорошему прошу, Петров. Иди домой. И поставим точку! Подпиши бумаги о разводе и живи в своё удовольствие. Стоп! Не думай спорить! Если здравому смыслу не внемлешь, мне придётся стать жёсткой.
— Жёсткая? Ты? — Он откровенно расхохотался: неприятно так, почти зло и как будто болезненно. Отёр выступившие слёзы. Бросил: — Не смеши, Ань. Знаю, как облупленную. Ты давно уже тень себя прежней. Куда тебе?
— Вот же гад! — опередила меня призрачная Аня. Облетев Виталия стороной, она подняла руки, изображая удушение.
Я прикусила губу, сдерживая смех. Не получилось.
— Петров-Петров, — хохотала безудержно. — Совсем память отшибло, на ком женился? — Глубоко вздохнула, выдохнула, успокоилась, хотя улыбку с лица не смогла согнать. — Да, я подстраивалась под тебя. Когда человек нравится, тянет его радовать всякими мелочами. К сожалению, поздно поняла, что одна в эти отношения вкладывалась. Но ещё молода, впереди…
— Андрей! — вставила свою лепту призрачная.
Опять голос подала. Да, ладно…
— И что «впереди»? — передразнил Виталий, вызывающе откинув голову назад. — Вот слушаю и не догоняю, в кого ты такая наивная? Знаешь, как мужики на разведёнок смотрят? Товар бывший в употреблении! Помани таких дамочек — они под любого лягут! — выпалил со злостью и каким-то отчаяньем, что ли.
Скрипнула зубами. Всё веселье разом схлынуло. Глядя на самодовольную физиономию мужа, ещё недавно близкого и понятного, поверить не могла, что слышу от него столько грязи. С кем я пять лет в отношениях состояла? В упор не замечала гнилого нутра.
Выпрямилась и посмотрела на него холодно.
— В общем, слушай, Петров. У тебя два варианта: первый — мирно подписываешь бумаги на развод и каждый живёт своей собственной жизнью, второй — вставляешь палки в колёса, и можешь помахать ручкой своей нынешней работе. Я такой скандал закачу, обвинив твоего начальника в твоей же измене с новой секретаршей, что вовек не отмоешься. И это не пустая угроза, дорогой. Уясни!
Стремительно обогнув застывшего муженька, я быстро нырнула в подъезд. Если честно, опасалась погони, ругани, ещё какой гадости, но было тихо. Видимо, благоверного я не только шокировала, но основательно напугала. Через несколько недель на руках оказались бумаги о разводе. Настолько быстро стала свободной, что тупо смотрела на присланные другом-юристом документы и долго переваривала лёгкость, с которой их получила.
Хорошо, что я обратилась к Павлу Ветрову. Студенческий друг взял на себя всю волокиту и освободил от лишних волнений. Правда, такой скорости не ожидала.
Знала, конечно, что Виталий трясся над местом в фирме, но, если честно, не думала, что настолько. Выходило, что потерять репутацию в глазах начальника для него значило намного больше восстановления наших отношений.
Мои предположения подтвердились через несколько дней, когда я случайно столкнулась с его коллегами. Они с такими скорбными лицами сожалели, что чувства между нами перегорели и мы решили разойтись, даже пустить слезу захотелось.
Как выяснилось, Петров разыграл роль понимающего мужчины, который честен в своих чувствах. Именно с его подачи мы поговорили и сообща решили развестись, оставшись друзьями. Большего бреда представить не могла, но махнула рукой. Желаемое получила и ладно, а что бывший совсем заврался — не моего ума дело. Главное, нас больше ничего не связывало.
Уже давно у меня была заветная мечта открыть мастерскую и писать картины. Закончив институт по специальности «Живопись», я больше всего хотела творить свои истории на больших полотнах. Чтобы накопить денег, ещё в период обучения подрабатывала моделью. Только пять лет назад…
Невольно запнулась в мыслях. Мотнула разболевшейся головой.
Пять лет назад встретила Виталия Петрова — и поставила жирный крест на сокровенном. Через знакомых мамы устроилась работать в государственную фирму по производству текстиля помощницей руководителя. И много лет я не то что к мольберту, к кистям и краскам не подходила.
И вот, впервые ощутила готовность вернуться к мечте и воплотить её в жизнь.
Агентство довольно быстро сдало мою квартиру. С деньгами теперь проблем не было, а сестра только радовалась моей компании. И всё же, мне требовалась подработка. Хотя бы временная, чтобы арендовать помещение под мастерскую. Моя двушка под упомянутые нужды совершенно не подходила — не то освещение. Всегда уделяла этому особое внимание.
Хорошо, когда в телефоне полно номеров университетских приятелей и приятельниц. Правда, странно, но со многими я потеряла связь ещё пять лет назад, с некоторыми стала реже общаться из-за их постоянной занятости, но остались особенно прочные связи.
Когда я позвонила Яне Ильиной, удивилась её нерешительности: она разговаривала со мною очень осторожно, словно боялась сболтнуть лишнее. Кто-кто, а Ян никогда за словом в карман не лезла. По характеру была той ещё пацанкой.
Подруга выдохнула только тогда, когда я радостно согласилась подменить бармена, лёгшего на операцию. Нанимать человека со стороны хозяйка небольшого ночного клуба не хотела и была рада моей поддержке. Тем более, в студенческие годы мы с ней часто помогали её родителям и вместе с парнями стояли за стойкой. Навыки остались, энтузиазм воскресал, хотя первые вечера я немного тушевалась. Даже не подозревала, что стала столь зажатой.
Благодаря смешливой и бойкой подруге, я почувствовала себя уверенней. Даже флиртовала с особо привлекательными мужчинами, правда, не переступая границ дозволенного.
Так и сложилось, что с семи вечера до часу ночи на полставки я помогала за барной стойкой, а к десяти часам утра направлялась в художественный колледж, где согласилась некоторое время побыть натурщицей. Преподавательница Ирина Николаевна Нитеш — старая знакомая моей покойной матери. Так же я дружила с её дочерью Вероникой, которая и уговорила попозировать для студентов. Им требовалась обнажённая натура, а так как я некогда подрабатывала моделью и рекламировала нижнее бельё, она подумала, что могу согласиться. Хотя в ней, как и в Яне, я заметила некоторую нерешительность при нашем общении. Эта общность не ускользнула от моего внимания, но, не зная причин, не стала зацикливаться.
Наверняка дело в моём разводе. Просто боялись сболтнуть лишнее.
На двух подработках я выматывалась в ноль, да так, что с непривычки порой хотелось застрелиться. Иносказательно, конечно. Петрову Анну голыми руками не возьмёшь!
Мне нравилась такая я, эта свобода от рутинной работы. Наслаждалась каждым днём, планируя, где арендую помещение под мастерскую, как обставлю свой укромный уголок.
Во всей радости бытия было только одно тёмное пятно: призрачная заноза, требующая вернуться к Андрею.
Чтобы влитые в меня её чувства не скручивали в бараний рог, я больше даже мысленно не произносила фразы: «Он мне не нужен!», «Не полюблю я твоего Андрея!» и тому подобные. Жила теперь без отрицания некоторых вещей, но и не провоцировала их на реализацию.
Только вот кой-кому такая постановка дел не нравилась.
— Хватит меня игнорировать! — преградила дорогу полупрозрачная фигура. Пройдя сквозь неё, двинулась дальше по улице, вдыхая свежий морозный воздух. Стоял конец ноября. Вновь обогнав меня, призрачная Аня замаячила впереди, чуть кривя образы редких прохожих и припорошенный снегом тротуар. — Куда на этот раз собралась? — раздражённо выпалила она.
— Парней снимать! — отмахнулась с улыбкой, и сделала вид, что говорю через наушник, когда встречный прохожий глянул на меня подозрительно. — Шучу. Отвяжись уже! Не нужна мне твоя помощь на любовном фронте!
— Ещё как нужна! — фыркнула загробная. — Ты от своей судьбы сбегаешь!
— Да-да, — пробубнила флегматично.
«Красивая ты моя, — улыбались синие глаза. Столь же насыщенного цвета, как чистое ясное небо. Нежный поцелуй в губы окрылял и сердце билось быстро-быстро, поддерживая охвативший меня восторг от его нежных объятий. — Красивая ты моя, — повторил он, теперь улыбаясь губами…»
Встала как вкопанная посреди улицы. Запаниковала на мгновение.
— Опять проделки твоих воспоминаний! — нашла виновную. Неожиданно всплывший эпизод оказался слишком ярким и эмоционально-сильным, я даже дышать перестала. Впервые пришло понимание фразы: «Осязаемая любовь».
— И что ты такое увидела? — полюбопытствовала она. Не дождавшись ответа, замахала руками перед моим лицом. — Ты меня слышишь? Тебя к Андрею потянуло? — предположила с ехидной усмешкой.
Захотелось её придушить. Глянула зверем. Сутками напролёт только и выслушивала: «Иди к нему! Иди к нему! Иди к нему!»
— Отвяжись уже! — снова прошла сквозь эфемерное полупрозрачное тело.
— Встреться с Андреем, — напирала эта заноза, не отставая.
— Не собираюсь.
— Хочешь сказать, ничего не чувствуешь? — попыталась спровоцировать меня на отрицание, чтобы снова от боли загнулась посреди улицы.
— Чувствую, — не попалась на провокацию.
Может эмоции внутри были чужими, но нервные окончания они мои родные третировали. Держалась, как могла. Игнорировала откровенные сны, в которых обнимала, целовала, желала одного брюнета. Делала вид, что ничего не чувствую при воспоминаниях, как сильные пальцы ласкали, затеяв эротическую игру, а затем раскрывали для мужского возбуждения.
Чёрт побери, сексуальность знакомого-незнакомца зашкаливала! Откровенные прикосновения, жаркое дыхание, обжигающие слова...
Задохнувшись от внутреннего жара, выругалась. Вот из-за реакции тела уже стала подумывать найти любовника на одну ночь. Хватило бы разочка, чтобы от томления избавиться.
— Секс-шоп? — На середине мысли ворвалось саркастическое удивление прилипчивой Анюточки. — И какими судьбами мы сюда? — как-то необычайно воодушевилась загробная липучка, воссияв стоваттной лампочкой.
Из подсобного помещения магазина выплыло нечто. Выпала в осадок от внешности продавца, но сделала вид, что ирокез зелёного цвета, шесть колечек на разных частях лица и футболка с надписью: «Люблю страстно, детка!» — лишь размытая абстракция в этом мире эротики.
Не понимая, как оказалась в «чистилище взрослых фантазий», собиралась развернуться и уйти — но вдруг оказалась бредущей мимо полок с всевозможными игрушками да аксессуарами.
— Помню, мы тут с Андреем были… — мечтательно протянула призрачная.
Она повисла на моей шее и явно влияла на моторику. Иначе я не могла объяснить, почему, вопреки желанию, шла и осматривалась вокруг, словно что-то искала.
А сознание заполоняли образы…
У самого уха я слышала мужской смех, а потом смотрела на мольберт с набросками откровенного содержания.
— Ты, правда, такое собираешься рисовать? — тянула с сомнением и пальчиком указывала на лёгкие штрихи, покрывающие холст.
— Первый и последний раз, обещаю! — клялся Андрей, целуя в щёку и измазывая краской. — Не хотел другу отказывать…
— Но тема БДСМ? — прыснула я, прижимая ладошку к губам. — Будешь в интернете материал искать? Ты же профан в экстремальных сексуальных играх.
— Провоцируешь попробовать? — прорычал он, улыбаясь глазами.
— Чур, меня! Чур! — заходилась я в смехе и хваталась за живот, когда уже икота подкрадывалась, но так и не могла остановиться.
Я задохнулась от радости и боли. Замерла и нахмурилась. Неуверенно пальцами зачесала назад волосы. Перед глазами плыло.
К реальности возвратил гнусавый голос.
— Интересуетесь садо-мазо?
— Что? — непонимающе уставилась на продавца, чья экстравагантность не уступала необычности данного магазина. Только смелые столь откровенно выделялись.
— Садо-мазо, — произнёс по слогам, будто я умом не отличалась. — Интересуетесь? — и пальцем указал на упаковку с наручниками, кляпом и плёткой. Каким-то необъяснимым образом та оказалась в моих руках.
— Точно — нет! — Вернула товар на место, пытаясь не думать, что заставило взять его с полки. Воспоминания призрачной теперь подбивали на странные поступки? Ну, нет, не позволю собой манипулировать!
Парень подался ближе с заговорщицкой искрой в серых глазах. Его зелёный ирокез чуть не проехался по моему лбу, когда он, игриво подмигнул.
— Зря… — прошептал с придыханием.
Нервно усмехнувшись, я стремительно развернулась, и прямым ходом ломанулась к выходу. Выскочила на улицу, перевела дыхание, замотала головой.
Вот же призрачная зараза! В какую ерунду она меня втянула!
Глянула на эту Анечку. Излишне весёлая, та танцевала вдоль тротуара, припорошенного начавшимся снегом. Мимо по дороге проехало несколько красных машин. Красный цвет — вот точно мне в помощь небеса прислали!
— Слушай, ты… — начала.
— Ух, ты! — Она перебила меня восторженным восклицанием, чем невольно свела на нет первоначальную агрессию и повернула мысли в другое русло. Призрачная стремительно подплыла почти вплотную и, замерев в светлом ожидании, проворковала: — Ты впервые сама заговорила. Что-что?
— Твой Андрей… — чуть не запнулась, когда вслух произнесла его имя.
На её лице отразилось ожидание чуда.
— Да?
— Он — художник? — выдавила через силу.
Меньше всего думала, что когда-нибудь начну об этом мужчине выспрашивать.
Чревато. Ой, чревато!
Только призрачная повела себя странно. В лице изменилась, попятилась и… исчезла.
Не просто испарилась впервые с момента нашего знакомства, но и через несколько дней не появилась. И хотя привыкшая к ней часть меня немного заволновалась, другая вздохнула с облегчением. Мир стал стократ прекрасней.
Наступил очередной рабочий день. Я уже вторую неделю позировала перед студентами четвёртого курса в колледже искусств. Сидела в одних трусиках, обдуваемая теплом обогревателя, изображая деву в задумчивости. Вдруг открылась дверь — нонсенс, так как Ирина Николаевна обычно при работе с обнажённой натурой запирала её на ключ, — и в комнату, где мой глубокомысленный образ переносили на бумагу семеро начинающих художников, заглянул чужак в зимней одежде и шапке, натянутой почти на глаза. Бегло изучил всех присутствующих. И вот пытливый взгляд застыл на мне. Синие глаза чуть сузились, а меня жаром окатило и щёки вспыхнули. И смущение тут ни при чём. Просто сердце ёкнуло в груди, когда в мужчине узнала вездесущего Андрея.
— Ань, можешь чуть наклонить голову влево… ага… спасибо… — Девушка-художница возвратилась к рисованию, а я буравила стык пола и стены истинным совёнком.
— О, Андрюша! — вдруг воскликнула Ирина Николаевна. — Девочки, рисуйте. Я отлучусь, ненадолго, — произнесла. Встала, обогнула свой заваленный набросками стол, а потом направилась к выходу.
Они знакомы? Вот не верю в небесную халтуру! Точно, подстава!
Только отработав положенное время и имея в запасе порядка трёх часов до начала смены в баре, я, не обнаружив поблизости нервирующую личность, решила прогуляться по местной набережной. Чайки парили над головой, оглушая прохожих оголтелыми криками, а мне нипочём — шла в наушниках. Попсовая музыка била по барабанным перепонкам, наполняя грудную клетку хорошим настроением. Она прогоняла ненужные мысли. Погрузившись в атмосферу ритмики, я отбивала такт на бедре и тихо подпевала разным исполнителям.
Безликой массой мимо проплывали прохожие. Многие шли с работы.
Морозный воздух покалывал мои щёки. Изо рта вырывалось облачко пара и быстро развеивалось порывистым ветром.
Выключив плеер, вместе с наушниками запихала его в карман куртки, когда в приподнятом настроении дошла до небольшого парка в местном районе. Присев на одну из лавочек, откинулась на её спинку. Закрыла глаза и прислушалась к шуму ветра в оголённых ветвях деревьев. Я полностью расслабилась, отрешилась от мира…
И понеслось!
— Разденься для меня... — прозвучало вкрадчивое предложение у самого уха.
Нервно вздрогнув, резко открыла глаза. Упёрлась взглядом в загородившую солнце руку с растопыренными пальцами. На ладони рисунок линий глубокий и чёткий.
…Однажды нарисую твои руки, не отвертишься, — заливалась я смехом, обнимая своего мужчину…
— В каком смысле? — отбила чужую длань.
Взглянула на мужчину и невольно выругалась. Впервые увидела его воочию, при свете дня и так близко. Ожившая мечта — преуменьшение! Дыхание перехватило, сердце встрепенулось, душа воскресла… Я стопроцентно попала! Влипла по самое «не хочу!».
Задрав голову, разглядывала голубоглазого брюнета, чья стать из головы не шла несколько недель. Этот широкий лоб, ярко-выраженные брови над глубоко посаженными глазами, прямой нос, впалые щёки, переходящие в чуть тяжеловатый подбородок. И чувственные губы — на них взгляд невольно задержался.
«Какой он красивый… — пронеслось в голове. — Манящий и…»
Мужчина отклонился, чем вывел из подобия транса, и заложил руки за спину.
— Я ищу натурщицу для нескольких картин. Ваша внешность, — он почему-то запнулся на слове «ваша», — подходит под необходимый мне типаж.
Внешность? Передо мной художник в поисках?
В сердце кольнуло.
Выпрямилась на скамейке.
Так, ясно. Он меня не помнил. Поступившее предложение, видимо, связано с его сегодняшним появлением в колледже. Теперь поняла, почему столь пристально на меня смотрел: оценивал и примерялся.
— Ищете обнажённую натуру? — уточнила, хотя не собиралась с ним связываться.
— Именно, — степенно кивнул. — С преподавателем я договорился о вашей подмене, — сообщил столь деловым тоном, словно выбора у меня не осталось.
Как он, спрашивалось, представлял себе мой уход? Многие студентки свои работы ещё не закончили.
— Интересный у вас подход, — иронично хмыкнула. — Спасибо, конечно, за доверие, но — нет. В частном порядке я не позирую обнажённой. — Поднялась со скамьи, намереваясь уйти в «закат» — тот как раз проглядывался в конце полупустой аллеи парка.
И почему мы вечно в подобных местах сталкиваемся?
— У студентов будет неделя, чтобы закончить начатое, — спокойно пояснил он. — Вы мне нужны в дневное время с двадцатого числа этого месяца, — он напирал, как танк.
— Вы... — собиралась возмутиться его наглости, да не дали.
— Плачу тысячу рублей за час, — кинул финансовый козырь, игнорируя моё явное сопротивление его продуманным планам. Уже подмывало выпалить: «Почему я?», но, почувствовав мой настрой, он как отрезал: — Две тысячи!
Вот она, ахиллесова пята любой целеустремлённой молодой художницы — деньги!
Только не мой случай. Ох, не мой!
— Нет, спасибо, — отказалась.
В душе начался хаос, когда прямо посмотрела в его лицо. В мужском взгляде мелькнуло странное выражение. Тоска, что ли? Но...
— Аврамов Андрей Степанович, — он вдруг протянул руку для рукопожатия, — вольный художник. Извините за напористость, — тяжело вздохнул. Скупо улыбнулся. — Несколько месяцев ищу модель определённой внешности, оттого столь настойчив.
От тона, в каком прозвучало «модель», по коже побежали мурашки. Неуютно повела плечами. Сглотнула комок в горле, не понимая, что за ерунда произошла. Что покоробило и одновременно сильно взволновало?
Собственная неуверенность разозлила, и я сделала единственное, что могла в создавшейся ситуации.
— Ищете типаж? Я на кого-то похожа? — выпалила вызывающе, чем собиралась возвести эмоциональную дистанцию. Но моё тело, — да, чтоб его! — уже самовольно отвечало на рукопожатие.
Его прикосновение оказалось тёплым и сухим, пальцы тонкими, но неожиданно сильными. Андрей с такой силой сжал мою руку, что побоялась её лишиться. Но вот хватка ослабла. Ощутила нежное поглаживание на тыльной стороне ладони.
Дыхание сбилось, а глаза невольно расширились.
Резко выдернув руку, отступила, хмуро на него взирая. Он не стушевался. Внимательно изучал моё лицо, словно искал на нём проблески эмоций. Внутренне поёжилась, в мужчине распознав противоречия, которых не было при нашей первой встрече. Тогда он выглядел надломленным и шокированным. На нём почти висели: мешковатый свитер, свободные брюки, осенняя куртка. А сейчас? Внимательный и пугающе собранный. Ухоженный. Костюм-тройка сидел, как влитой, а брючины полировали верх дорогих замшевых туфель. Чёрная куртка с белой оторочкой добавляла эстетики, а шапка, которую видела, когда заглядывал в аудиторию, куда-то исчезла, и чёрные волосы трепал лёгкий ветерок, а мочки ушей чуть покраснели.
Под моим изучающим взглядом он отозвался со вздохом:
— Нет, не похожи. В вас нет столько живости…
Приехали! То есть, призрачная Аня — была живее-живых, а я — зомби?
А больно, блин! Так больно, аж желудок до колик скрутило.
Я ведь хорошо помнила его слова, произнесённые с надрывом тогда, в парке, о том, что мы с призрачной очень похожи. Прикосновение к моим губам дрожащих мужских пальцев.
Что изменилось с того дня?
Смирился, наконец, с потерей?
Я разозлилась.
Нашёл кого-то?
Задохнулась от возмущения.
— Тогда в другом месте найдёте свою «модель». Это с двойниками проблема, а так… — выдохнула почти зло.
Душила дикая смесь эмоций: раздражение, злость, желание коснуться, стремление оттолкнуть, хотелось признаться в любви и одновременно послать куда подальше!
Почти равнодушно обогнула высокую фигуру и направилась к выходу из парка. Подальше от причины внутренних противоречий, которые катастрофически обострились от его соседства. Подальше-подальше, чтобы выстоял здравый смысл!
Я хотела снова свободно дышать.
Чтобы унялось сумасшедшее сердце, одержимо рвущееся к чужаку.
Чтобы разум не бесился от ахинеи, где реальность, видения и сны — комбо абсурда!
Ненавижу призрачную!
Ненавижу себя саму, не способную со всем справиться!
— Подождите!
Андрей схватил меня за руку выше локтя.
Только не новый физический контакт!
Ворох эротических воспоминаний вспорол сознание.
Я услышала страстные стоны. Ощутила нежные и одновременно жаждущие прикосновения. Горела огнём, дышала жарко, прерывисто, а порой глубоко, растягивая удовольствие.
Задрожала всем телом. Как тогда, на тёмной аллее парка…
«Уйди! Оставь меня! Я не люблю…» — Я, и вовсе не я кричала в стенах больничной палаты. С таким надрывом, виной, словно возложила на свои плечи грехи целого мира. От неуправляемой истерики сердце в груди разрывалось на части. И боль на лице Андрея, стоящего в дверном проёме… Невыносимо!
— Уходи-уходи-уходи! — сорвалась уже в голос.
Вырвав у мужчины свою руку, схватилась за голову. Раскалывалась жутко. До черноты перед глазами. До тошноты. Земля противно бугрилась, лишая опоры. Не устояв, я упала на колени, рыдая навзрыд. «Эта агония… этот ад… хочу забыться…» — билось в висках, а затем поглотила чернота.
Я открыла глаза. Сквозь лобовое стекло слегка дезориентировано глянула на машины, остановившиеся на перекрёстке. Светофор сигналил красным. Унюхала знакомый хвойный парфюм, и повернула голову. Андрей внимательно следил за дорогой, излишне цепко сжав пальцами руль.
— Тебя что-то беспокоит? — спросила.
Он дёрнулся. Быстро обернулся.
— Пришли в себя… — выдохнул с облегчением.
Непонимающе нахмурилась.
— Пришли?
— Вы сознание потеряли…
Вы? Чудной! Невольно рассмеялась.
— Ну, ты скажешь, Андрей. В обморок шмякаются от переизбытка эмоций, а у меня с нервами всегда был полный порядок. И чего ты так на меня смотришь? Я лицом в грязь приземлилась? — взволнованно полезла в бардачок за зеркалом, но его там не нашла. — Ты тут порядок навёл? — удивлённо спросила.
На светофоре загорелся зелёный.
Мой любимый слегка заторможено качнул головой, и мы тронулись с места.
— Видимо, сама вытащила… — пробормотала себе под нос. И тут же в предвкушении потёрла ладонь о ладонь. — По пути заедем в пиццерию? Захотелось, просто жуть! И там рядом твои любимые куриные наггетсы возьмём. Или тоже хочешь пиццу, только с колбасой и помидорами?
Андрей кашлянул. Глянул на меня, поспешно отвёл взгляд. Выдохнул:
— Ограничимся пиццей.
— Ты чего такой заторможенный? — повернулась вполоборота, отчего ремень безопасности натянулся на груди. — Проблемы с очередным заказом? Не знаешь, под каким углом подойти? — спросила озабоченно.
У каждого художника бывали моменты творческого застоя. Особенно, если картина создавалась на заказ. Одно дело, своё видение мира на холст переносить и совсем другое — соответствовать чьим-то ожиданиям.
Ох, и тяжела ноша таких работ…
На очередном светофоре, побарабанив пальцами по рулю, он полуобернулся.
— Ты разве забыла, что я ищу натурщицу? — спросил неожиданно напряжённо.
Я нахмурилась. Очень смутно и как-то обрывисто вспомнила наш недавний разговор в парке.
— Хочешь, чтобы я позировала? — спросила заинтересованно. — Ладно, — улыбнулась, склонив голову набок. Чего он так натужно сглотнул, что аж кадык тяжело по гортани прошёлся? — Я что-то упустила? — спросила озадаченно.
— Н-нет… — Снова качнул головой. И переключил сцепление.
Больше ни о чём не спрашивал, а я подозрительно на него поглядывала. Особенно, когда запретил выходить из машины и сам убежал за пиццей. Именно убежал, на ходу вытаскивая из кармана чёрной куртки сотовый.
Кому он там звонить собрался? Любовнице?
Сама подумала, сама же рассмеялась.
Я ему безоговорочно доверяла.
Но не могла отрицать странного поведения.
Сложив руки на груди, я ожидала его затянувшегося возвращения, постукивая носком ботинок по полу. Между нами, что-то непонятное происходило. Андрей был непривычно напряжённым.
Да, в периоды работы, он часто уходил в себя. Только сейчас его отстранённость была несколько иного рода: словно ждал от меня чего-то. И разберись, чего именно.
Может, я что-то забыла? Пообещала, но не выполнила?
Дверь со стороны водителя распахнулась. Андрей забрался внутрь и привычно опустил три больших коробки с пиццей мне на колени. Впервые слегка улыбнулся и подозрительно облегчённо выдохнул.
Прищурилась.
— Что-то хорошее произошло? Ты так оживился…
— Просто рад, что ты согласилась позировать, — снова улыбнулся и, захлопнув дверцу, повернул ключ в замке зажигания. Пара телодвижений, и мы вырулили со стоянки. — Я ведь думал: всё, проиграл. Ты в штыки восприняла моё предложение, — добавил, вливаясь в ровный строй машин.
— Почему? — удивилась.
— Сама не помнишь? — вскинул левую бровь, как часто делал, когда что-то недоговаривал.
Мне не нравилась странная ситуация и его настроение. Очень. В тёплом салоне авто от повисшего непонятного напряжения по коже мороз полз и волосы на голове вставали дыбом. С чего мне так неуютно рядом с ним? Словно передо мной незнакомец, а не близкий и родной человек, с которым мы вместе уже полгода. Познакомились как раз по теме вопроса — он искал натурщицу для выпускного проекта. Нас свёл общий знакомый на одной фотосессии, где я подрабатывала…
Разболелась голова и расхотелось вспоминать прошлое.
— С чего бы мне возражать? — пожала плечами.
— Ну да, с чего бы… — иронично передразнил он.
— Не понимаю тебя, Андрей, — произнесла прямо, с еле скрываемым негодованием. — То ты словно аршин проглотил, то веселишься за мой счёт. Что ни так? Винишь в чём-то, так скажи?!
— Ань…
— Вот! И имя моё впервые произнёс. Ты, другую завёл? — протянула подозрительно, хотя стопроцентно ему верила.
Его лицо на мгновение перекосила боль. И тут же затёрлась кривой усмешкой.
— И не думал.
— Но меня ведь долго не было…
— Сколько? — мгновенно переспросил он, сильнее сжав руль. — Сколько… Ань?
— Пя… — я запнулась. Поморщилась — головная боль стала сильнее. Думать не хотелось… — Разбудишь, когда к дому подъедем, — произнесла.
Отвернувшись от него, прислонилась горячим лбом к холодному стеклу и закрыла глаза. Благодатная темнота избавила от необходимости видеть и говорить. От непонятного разговора, от противоречивых чувств, словно что-то неправильно и не так.
Но всё так и правильно! Я в этом уверена!
Была.
До того момента, как переступила порог нашего дома.
Внутреннее убранство оказалось чуждым. Пожалуй, лишь чуточку вспомнившимся, если зацепиться за винтажное зеркало в коридоре. Единственная вещь, которая казалась здесь знакомой.
Мы давно вместе, так почему я впервые в этом доме?
— Слушай… — позвала нерешительно, когда мы сняли верхнюю одежду, разулись и прошли в гостиную. Андрей повернулся с уже привычной с машины внимательностью. Я облизала губы. Выдохнула: — Ты сказал, в парке я в обморок упала? — Дождавшись кивка, продолжила развивать пришедшую мысль. Абсурдную, но… — Я сильно головой приложилась?
— К чему ты клонишь?
— Мы вместе уже полгода, но я не узнаю этот дом, — выпалила на одном дыхании, поставив коробки с пиццей на журнальный столик.
Повисло гробовое молчание, которое разрушил звонок в дверь.
Могла поклясться, Андрей облегчённо выдохнул. Ушёл, встретил пришедшего и обратно вернулся в сопровождении ничем не примечательного седовласого мужчины. Такого на улице встретишь — не запомнишь.
Подтянутый пожилой гость в серых брюках и светлом свитере поверх белой рубашки дружески улыбнулся и протянул мне руку.
— Федот Алексеевич, — представился.
— Я помню вас, — улыбнулась в ответ, отвечая на уверенное рукопожатие. — Вы дядя Андрея.
Мужчины быстро переглянулись. И опять в воздухе повисла какая-то недосказанность.
Чуть отступив, чем создал, между нами, комфортную дистанцию, мужчина указал мне на диван. Сам сел в кресло и доброжелательно спросил:
— Андрей сказал, ты головой ударилась и мысли спутались?
— Вот, значит, кому ты звонил! — Осуждающе посмотрела на самоуправца. — Мог просто сказать, что я сильно ушиблась. Зачем столько таинственности?
— В твоём состоянии лишний раз не стоило волноваться, — сообщил он, как мне показалось, излишне заботливо. — Приготовлю чай, а вы пока поговорите, — сказал, подхватил с журнального столика коробки с пиццей, и направился на кухню.
Посмотрела на Федота Алексеевича. Андрей ему доверял, раз позвонил сразу, как заподозрил неладное. И, что греха таить, меня беспокоила внутренняя раздвоенность. Особенно — что я ничего вокруг не узнавала. Кроме винтажного зеркала в коридоре.
Не могли же мы с Андреем теперь жить порознь?..
Да нет, вместе живём — точно помню!
— Мысли хаотично мечутся? — спросил дядя Андрея. Взгляд тёмно-шоколадных глаз внимательный и всё подмечающий. На лице доброжелательное выражение, располагающее к общению.
Смущённо улыбнулась.
— Странно всё это.
— Что именно?
— Я. Вы. Многое.
— Тогда начнём с начала?
— С начала? — переспросила непонимающе.
— Как вы с Андреем познакомились, помнишь?
Странное спросил. Как я могла такое забыть?
— На фотосессии нижнего белья, — произнесла уверенно, ощутив небывалый душевный подъём. — Позже я согласилась побыть его натурщицей для выпускной работы. Потом мы начали встречаться, — улыбнулась воспоминаниям. Светлым, согревающим, настолько полноценным, что захотелось петь и танцевать. Кружиться, как заправская балерина, а потом упасть в надёжные руки любимого мужчины, обнять его за шею, притянуть ближе, поцеловать. И целовать до тех пор, пока нежность и страсть не унесли бы нас к яркой радуге экстаза.
— Счастливые воспоминания? — с тёплой улыбкой в глазах спросил Федот Алексеевич.
— У нас не было других, — произнесла с тихим восторгом. Обняла себя за плечи, удерживая моменты дорогих мгновений. — Не помню, чтобы мы когда-нибудь ссорились. Оба художники, поэтому всегда понимали друг друга. — Желая подтвердить свои слова, огляделась. Пузырьки счастья медленно полопались. — В комнате нет наших фотографий, — озадачилась. — Андрей! — позвала из кухни. Когда он выглянул, показательным жестом охватила комнату. — Наши совместные фотографии. Где они?
По любимому лицу прошла странная судорога, но Андрей быстро взял себя в руки. Виновато улыбнулся.
— Я недавно сюда переехал. Ещё не все вещи распаковал.
— Переехал? Но разве мы не вместе живём? — стала нервно теребить своё левое запястье. Подняла руку, пальцами надавила на скулу, ощутила выемку шрама, и тут же отдёрнула, словно обожглась.
Андрей вопросительно глянул на своего дядю. Тот одобрительно кивнул.
— Ты забыла, что переехала к сестре? — спросил. В голосе мягкая внимательность и непонятная осторожность.
— Зачем? — выдохнула непонимающе.
Создавшаяся ситуация всё больше казалась непонятной и пугающей. Неужели я так сильно головой приложилась? Провела ладонью по волосам: ни шишки, ни ссадины, никаких болезненных ощущений. Да и поранься я, мы бы в больнице были, а не сидели в тепле незнакомого мне дома.
— Ты хотела её поддержать после смерти вашей матери.
Яснее не стало. Голова снова начала побаливать.
— Да, вроде… Мама… — Потёрла виски. Помотала головой, выдохнула. — Так смутно всё это помню, словно во сне видела…
— Что ещё в том сне? — мгновенно среагировал Федот Алексеевич.
— Я мужчину ударила…
— И кто он?
— Не знаю.
— Ещё что-нибудь?
— Я выбрала место под художественную мастерскую, — воскликнула воодушевлённо, ощутив небывалое счастье от самой атмосферы ожидания больших перемен в жизни. Наконец-то приблизилась к осуществлению своей давней мечты, которую вынашивала ещё в период обучения в институте.
— Приятная новость, — поддержал Федот Алексеевич, а Андрей резко отвернулся и подошёл к окну. Отдёрнул штору, вгляделся вдаль, где во внутреннем дворике, освещённом уличным фонарём, падали крупные хлопья снега. Начинался обещанный синоптиками снегопад.
Его прямой профиль показался неожиданно далёким, почти недосягаемым. Родным в воспоминаниях и чужим на деле. На мгновение вспыхнувшие душевные противоречия болезненно резанули по сердцу и памяти, высветив образ другого мужчины и неудачно сложившиеся с ним отношения, но я тут же зашила шрам светлыми чувствами к тому, кто стоял у окна. Он звал, манил одним своим присутствием. Но я продолжала сидеть на диванчике, неспособная шевельнуться.
— Как там наш чай? — разрушил гнетущую тишину третий присутствующий.
Андрей дёрнулся. Выдохнул и обернулся.
— Заговорился с вами, — улыбнулся уголками губ.
В сердце кольнуло, и я подскочила с места.
— Давайте я? — предложила, встревоженно сжимая одной рукой другую. Охватил непонятный страх. Переступив с ноги на ногу, тяжело и прерывисто задышала.
— Конечно-конечно, — поднявшись с кресла, тепло улыбнулся дядя Андрея. И направился к племяннику. — Всё приятней лакомства получить от девушки, чем от оболтуса, — неожиданно отвесил тому ощутимый подзатыльник. — Мы подождём, милая.
— Помогать не надо, разберусь сама, — произнесла поспешно, когда хозяин дома дёрнулся в мою сторону. Хотелось побыть одной, с мыслями собраться, пока не опозорилась прилюдно. Я впервые ощущала поднимающуюся откуда-то из глубины меня пресловутую паническую атаку.
Справилась с нею, пока занималась простыми вещами.
Вот вскипела вода, а коробка с пакетиками чая стояла на столе рядом с тремя пустыми кружками. Оставалось малое. Сладкое найти. Андрей его очень любил. Порылась в шкафчиках и тумбочках, но ничего подходящего не обнаружила. Выглянула из кухни, хотела спросить у него, куда заныкал, но мужчин в гостиной не оказалось.
Пошла их искать и увидела на улице сквозь не зашторенное окно.
Открыв входную дверь, я оказалась в небольшом тамбуре.
Уже хотела окликнуть, когда услышала.
— Как ты узнал, что она живёт у сестры? — спрашивал дядя племянника.
— Сегодня заглянул в колледж искусств и увидел её там… — с непонятными интонациями в голосе отозвался Андрей.
— Это ни в тот ли, где работает Ирина Николаевна?
— Не просто работает. Она — подруга её покойной матери.
— Мир тесен, — проворчал Федот Алексеевич, прокашлялся. — Но ты ведь понимаешь, что эта Аня — не та Аня?
— Да, чёрт побери! — вспылил Андрей.
— Возьми себя в руки, — послышалось. — Понимаю, всё происходящее — гром средь ясного неба. Но и о девушке подумай, каково ей сейчас. Ей поможешь и самому станет лучше. Поверь моему опыту. Лучше второй раз войти в ненавистную реку, чем хоронить себя заживо. Столько лет прошло, а всё страдаешь об утраченном.
Андрей как-то горестно усмехнулся.
— Думаешь, легко отпустить? — И почти отчаянно: — Ненавижу эту двуликость!
— Полегче, — осадил его дядя. — Не перекидывай собственную боль на невинного человека. Столь низко упадёшь — не поднимешься. Сам рад не будешь последствиям. Видел же, каково девушке? Эмоции, что тарзанка. Она похлеще твоего растеряна, Андрей.
— Но эти её отсылки к прошлому…
— Кто знает, как и почему? Хочешь разобраться? Не отталкивай, а помоги.
— Легко тебе говорить… От её присутствия боль только сильнее становится, — горестно прохрипел Андрей. — Минуло пять лет, а я…
Я отшатнулась от его последней фразы, словно от ядовитой змеи, и быстро нырнула обратно в домашнее тепло. Разболелась голова, а перед глазами поплыло. Охватила крупная дрожь, мысли спутались — подступалась чернота.
Нет!
Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула. И взяла себя в руки.
Улыбнулась своему отражению в винтажном зеркале.
— Нужно приготовить чай! И всё-таки найти сладости… — пробормотала, и направилась на кухню. Но, как ни старалась, конфет или печенья не обнаружила. Озадачилась. И махнула рукой. Немного смекалки — приготовила бутерброды из варёных яиц и солёных огурцов. Запоздало увидев коробки с пиццей, те почему-то оказались на холодильнике, стократ воодушевилась. Поднялось настроение, и неясная тяжесть на сердце отпустила.
Некоторое время спустя я наслаждалась чаепитием, беззаботно вспоминая разные мелкие шалости из своего детства. Федот Алексеевич поддерживал разговор, а Андрей молчал, но внимательно следил за протекающей беседой.
Я отслеживала его реакцию по мимике: вот еле заметно дёрнулся уголок рта, но улыбки не последовало, вот губы поджал, проявляя недовольство, а тут дрогнули уголки глаз и в глубине притягательной синевы отразилось мимолётное веселье — скользящий лучик истинного солнца.
Согревали и радовали пусть маленькие, но вспышки его эмоций. Отчасти я понимала, что со мною не всё в порядке, но не хотелось серьёзно об этом задумываться. Желала одного: запечатлеть уют сегодняшнего вечера, чтобы он навсегда сохранился в сердце и памяти. Такие светлые моменты собирали по крупинкам и берегли, как самое бесценное сокровище.
И я так хотела. Но не понимала, почему.
Мы же с Андреем вместе — знала наверняка.
Подумаешь, память немного зашалила. Рано или поздно она восстановится.
Я в это верила и верила в Нас, поэтому не волновалась о возникшей проблеме. До тех пор, пока Андрей не предложил отвезти меня домой. То есть, к сестре, у которой, по его словам, я сейчас жила.
— Я хочу остаться с тобой, — заявила растерянно.
На лице Андрея дёрнулись желваки. Он посмотрел на дядю, снова на меня. Улыбка выглядела натянутой
— Ты у сестры живёшь. И вот так исчезнешь, не предупредив?
Подскочив с дивана, я сбегала в прихожую, повозилась в своей куртке, и вернулась с сотовым.
— Позвоню. И всего-то… — Зашла в меню контактов и нажала вызов нужного.
Прежде чем Марина ответила, Андрей забрал у меня телефон, кивнул дяде, а сам быстро вышел на улицу.
— Что? — выдохнула растерянно ему в спину.
— Садись-садись, — рядом оказался Федот Алексеевич. Дружески похлопав по плечу, вернул обратно на диван. На этот раз присел рядом, удерживая мои ладони в своих морщинистых руках. — Ты сама не своя, милая. Пускай Андрей с твоей сестрой поговорит и всё объяснит. Хорошо?
— Да что тут объяснять? — возмутилась я. — Мне не пять лет, чтобы старшие нянчились. Или, считаете, я умом тронулась, раз что-то подзабыла? — резко отстранилась, тяжело дыша и снова ощущая поднимающуюся из глубины естества панику. Чудовищно холодную, липкую, возвращающую в полуночный парк, где…
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.