Воля Владыки. В твоем сердце. Рия Радовская

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Угрозы, которую нес двум мирам разрыв, больше нет, но проблемы владык Ишвасы остались при них. В провинциях Имхары все чаще вспыхивают волнения, а в столице все больше соглядатаев и доносчиков старого Джасима. Чем разрешится конфликт владыки Асира со старшей ветвью, получится ли и на этот раз избежать кровопролития? Примет ли Шитанар нового владыку, или Назифу грозит участь его отца? А что же сераль? А в серале слишком много новых анх, и это не может не угрожать спокойствию дворца. Особенно когда любимая наложница владыки решает кардинально изменить не только свою судьбу, но и судьбы тех, кто ей дорог.

ГЛАВА 1

Лин много раз убеждалась — уж если выпадает суматошный, бестолковый, полный проблем и сюрпризов день, то с утра и до поздней ночи все идет по нарастающей. И то, что утром казалось серьезным, к ночи станет ничего не значащей ерундой. Так было, когда она ребенком выживала в трущобах. Так оставалось, когда она ловила в тех же трущобах бандитов и отморозков. И теперь, когда вокруг другой мир и сама она другая, это правило по-прежнему незыблемо. Фундаментальный закон бытия, да и только!

   Утром она пыталась осознать собственное поведение ночью, вполне правильное для анхи повелителя, но абсолютно немыслимое для агента Линтариены. Устроить стриптиз в фонтане на глазах у кучи кродахов! Отдаваться Асиру, наплевав на всех, кто захочет полюбоваться на это зрелище! Еще вчера она не поверила бы, что способна на такое.

   Днем пришлось выбирать, уйти в свой мир или остаться здесь. Без времени на раздумья, без возможности поговорить с Асиром. Вопрос — мгновенное решение — ответ. Экстремальная вилка, когда любой шаг принесет боль, ты это знаешь, но все равно нужно выбрать. Да еще само место, где это происходило, пугало до одури, и непонятный Хранитель ничуть не добавлял уверенности и спокойствия.

   Единственное, в чем она нуждалась после такой встряски — хоть несколько минут рядом с Асиром. Немного его уверенности, когда так не хватает своей. Но Асир должен был уделить внимание гостям, и она осталась одна. Наедине с главным вопросом, который мучил ее давно, но сегодня — особенно сильно. Нужна ли Асиру такая бестолковая, такая проблемная анха, как она?

   Может быть, имело смысл попросить у Ладуша снотворной настойки и лечь спать, а утром все увиделось бы не в таком мрачном свете? Или поговорить с тем же Ладушем, просто поговорить, иногда и этого хватает для душевного успокоения. Но нет, агент Линтариена не ищет легких путей. Ее понесло страдать на вершину башни! Спасибо, что хотя бы без истерик обошлось, без слез, соплей и вытья! Посидела, подумала и даже успокоилась. Вот только сомнения никуда не делись.

   А потом Асир ее нашел, и все встряски этого дня оказались той самой ничего не значащей ерундой — в полном соответствии с фундаментальными законами бытия. И не потому что он умел и успокоить одним только своим присутствием, и мозги поставить на место двумя-тремя словами. Нет. Сказал он… многое. Такое, чего Лин никак не ждала услышать от владыки и кродаха. «Страх и беспомощность. Вот что я чувствовал, думая, что в Ишвасе может не быть тебя. Я ответил на твой вопрос? Мне кажется, простого «да» было бы недостаточно».

   Если бы Лин не любила его уже всем сердцем, полюбила бы сейчас. За то, что сумел рассказать о своей слабости, ни на секунду не перестав быть сильным. За то, что нашел слова для нее, те единственные правильные слова, которые все ее сомнения порвали в клочки и развеяли по ветру.

   Но то, что он сделал после…

   Разве могут мечты, которые кажутся эфемерными, как облака, и далекими, как звезды, исполняться так просто? Так… внезапно?

   Хотя, если подумать, настолько сумасшедший день и должен был закончиться чем-то сногсшибательным. Метка вместо халасана. Нечто меньшее не перевесило бы всех полученных сегодня встрясок. Лин чувствовала себя самой счастливой анхой в двух мирах и отчаянно не хотела, чтобы день и в самом деле — заканчивался. Хотя над Им-Роком давно стояла ночь, и в окутавшей башню тьме они с Асиром, хоть и стояли вплотную, скорее чуяли друг друга, чем видели.

   — Наверное, это смешно, — сказала Лин. — Пока я сидела тут и мучилась сомнениями, думала о том, что посольства мешают нам поговорить. Но вот мы поговорили, и даже больше чем просто поговорили, а я все равно думаю о том, что посольства нам мешают. Скажи, тебе ведь не нужно уходить прямо сейчас? Я не представляю, как смогу спуститься в сераль и заснуть. Не смогу никак.

   — Я ведь хотел показать тебе ночную пустыню, — задумчиво сказал Асир. — Раз уж ты выбрала мой мир, госпожа Линтариена, не пора ли тебе увидеть настоящую Имхару? Такой, какой увидели ее наши предки после Великого Краха?

   — Да, — крепко обняв Асира, выдохнула Лин. — Да, и спасибо.

   Исхири, до того сидевший тихо, решил, наверное, что раз все обнимаются, то и ему можно, и бухнул лапы Лин на плечи, да так, что она ткнулась лицом Асиру в грудь.

   — Эй! А ну сядь, балбес! Играть будем в другой раз. Не видишь разве, я сейчас с владыкой, а не с одним глупым молодым анкаром?

   — Мне придется увести это невоспитанное безобразие обратно, а тебе — переодеться, — Асир, кажется, улыбался, ну еще бы! — Ночи в пустыне холодные. А потом незаметно выбраться из сераля. Скажешь Ладушу, пусть сам тебя выведет. Иди к зверинцу, как будешь готова, на этот раз нам понадобится кто-то быстрее Аравака. Надеюсь, знакомство со зверогрызом ты переживешь легче, чем с моим конем.

   Асир увел Исхири через одну из тех самых дверей, которые выглядели заброшенными и давно вросшими в камень стен. Кстати, петли в них действительно не скрипели! Сколько же всяческих тайных ходов и выходов на самом деле в серале? А вскоре впереди заплясало пятно света, и Лин побежала вниз быстрее. Кто-то, видно, догадался поискать ее в этом всеми позабытом местечке. Хорошо, что сейчас, а не раньше!

   Лампу нес Ладуш. При виде Лин он остановился и воскликнул:

   — Предки! Наконец-то!

   Лин виновато развела руками. Смешно, наверное, выглядело в сочетании с абсолютно счастливым лицом и не желающей прятаться улыбкой. Конечно, отсутствие второго советника в серале — не повод не предупредить вообще никого о том, куда идешь. Тем более что Ладуш и в прошлую ночь глаз не сомкнул. Но ведь и у нее была причина! И даже не одна.

   — Мне с головой хватило утра с нашими цыпочками, чтобы снова отвечать на слишком личные вопросы и выслушивать бред, — все-таки объяснила она. — Надо было побыть одной и успокоиться. Простите, я не думала, что позабуду о времени.

   — Если тебе снова вздумается сбегать в забытые предками углы, найди способ хоть кому-нибудь об этом сказать, — Ладуш отступил, давая ей возможность пройти и подсвечивая лестницу вниз. — Чую, владыка нашел тебя первым. И твое уединение прошло с весьма большой пользой, — добавил он с заметной усмешкой в голосе.

   — И он просил передать, чтобы вы меня вывели из сераля. Незаметно. Только переоденусь.

   — А знакомый путь с прыжками через садовые стены уже не подходит? Что опять пришло ему в голову?

   — Он будет ждать меня в зверинце, — Лин не видела причин таиться от второго советника. Спорить тот не станет, и лучше пусть знает, куда они отправились, чем попусту бегает по дворцу в бессмысленных поисках. — Сказал одеться тепло, потому что ночи в пустыне холодные. И он возьмет зверогрыза. Обещал показать мне… — она запнулась при виде непередаваемо жалобного выражения, появившегося на породистом лице Ладуша. Похоже, «что опять пришло ему в голову?» было гораздо более безобидным вопросом, чем какое-нибудь непроизносимое вслух «мой брат рехнулся?!»

   — Предки, — пробормотал Ладуш, опуская лампу. Они как раз спустились к общему залу сераля. — Разум окончательно покинул пределы этого дворца.

   — Просто был тяжелый день, — сочувственно сказала Лин. — Перенервничали все. Надо развеяться.

   — Знаешь, меня вдруг тоже посетило желание сбежать от вас — от всех! — куда-нибудь… да хоть в купальни. Не меньше чем на сутки, — хмыкнул Ладуш. — Надо непременно обдумать эту светлую мысль при случае. Ступай переодеваться. Потом придешь ко мне. И… — он окинул ее задумчивым взглядом. — Запах метки скрыть не получится. Но постарайся не привлекать внимание хотя бы… неуемным счастьем. Оно сейчас пахнет значительно сильнее. Если не хочешь застрять здесь до утра, конечно.

   Застрять Лин не хотела — и не только до утра, но даже на лишние пару минут. Поэтому, кивнув Ладушу, привычно задвинула счастливую анху вглубь и выпустила агента Линтариену. И во всех деталях вспомнила Хранителя и то жуткое ощущение, которое он вызывал одним своим присутствием.

   Судя по тому, как невольно шагнул назад Ладуш, получилось даже лучше, чем она хотела.

   — Да, вот так в самый раз.

   В зал она вошла в тот момент, когда в главных дверях воздвигся стражник и громогласно объявил:

   — Советник Шарух к анхам владыки Асира!

   Повезло! Теперь, пока советник Назифа не уйдет, все внимание будет направлено на него. Лин быстро проскользнула к своей комнате, успев заметить краем глаза мгновенный переполох в «курятнике». Выбрала темные штаны и рубашку из плотной ткани, которые Ладуш не так давно все-таки выдал ей для походов в зверинец, и кожаный жилет. Достаточно «тепло»? В любом случае, свитеров здесь нет… И так же, по стеночке, не привлекая внимания и держа в памяти образ Хранителя, добежала до комнаты Ладуша. Он окинул ее придирчивым взглядом и достал теплую даже на вид накидку.

   — Надень. И пойдем, отведу тебя.

   Лин с непередаваемым облегчением накинула на голову капюшон. Вот она, незаметность! Теперь можно спокойно выпускать обратно счастливую анху, потому что Асиру уж точно не доставит удовольствия настороженный и нервничающий агент! Да и ей совсем не хочется вспоминать самые жуткие минуты ушедшего дня.

   Путь до зверинца показался невыносимо длинным, хотя Ладуш провел ее более короткой дорогой, чем ходила одна. Здесь, оказывается, тоже были свои тайные тропки, спрямляющие путь, и двери, которые только кажутся закрытыми и забытыми. А в зверинце свернули в сторону, куда Лин еще не ходила. Вольеры анкаров остались далеко справа, за крепкими решетками метались боевые зверогрызы. Жуткие твари, рядом с которыми даже Адамас покажется домашним котиком.

   Лин поймала на себе откровенно изучающий взгляд Ладуша, спросила:

   — Что?

   — Ты, наверное, первая анха за всю историю Им-Рока, которая добровольно вошла в эту часть зверинца.

   — А ты первый и единственный клиба на моей памяти, который оседлал зверогрыза раньше, чем научился читать. — Асир, тоже в темной шерстяной накидке, почти невидимый в ночи, вышел им навстречу, ведя за собой огромного рыжего с бурой мордой зверя. Лин замерла. Вот так, рядом с рослым и плечистым Асиром, зверогрыз впечатлял больше, чем те, в клетках. Асир со всем своим немалым ростом едва доставал до плеча зверя, да он вообще терялся на таком фоне! Толстые лапы зверогрыза загребали мелкую гальку дорожки, оставляя следы когтей. Массивная голова сразу переходила в покатые плечи, жесткая шерсть на холке топорщилась, а острые длинные клыки, казалось, легко перекусят молодое деревце, не то что глупую анху.

   — Если бы я его не оседлал, он бы тебя сожрал. Зверогрызы любят лакомиться безрассудной пузатой мелочью, которая сама норовит залезть им в пасть. — Ладуш улыбнулся, а Лин уставилась на него в изумлении, наконец-то осмыслив только что услышанное. Вряд ли этот умнейший клиба научился читать настолько поздно, чтобы мог без опаски управляться с такими зверями! Сколько же ему было? Им обоим? — Столько лет прошло, а мой владыка по-прежнему жаден до острых ощущений. Куда тебя несет среди ночи?

   — Хочу, чтобы новая анха этого мира услышала шепот песков.

   — Непременно ночью? Без стражи?

   — Ночью все песни громче. И ты знаешь, что меня уже тошнит от стражи. Ваган окончательно обезумел.

   — Мне стоит воззвать к твоему благоразумию, напомнить о том, что случилось во дворце Сардара, и о том, что неожиданностей можно ждать со всех сторон?

   — Перестань ворчать. Как начал во младенчестве, так никак не остановишься.

   — Асир…

   — Хватит. Я вернусь на рассвете.

   Ладуш горестно вздохнул: конечно, он понимал, что никого не переубедит. Махнул рукой и ушел, а Лин осторожно шагнула вперед. Зверогрыз стоял спокойно, и Асир тоже был спокоен, но все же подходить вплотную к лапам, когтям и клыкам… не тот сорт адреналина, который ее возбуждает! Но и бояться нельзя, все хищники отлично чуют страх.

   Упряжь зверогрыза отличалась от конской. Пасть оставалась свободной, седло крепилось на ремнях, охватывающих массивное туловище, ремни пересекали широкую, мощную грудь, и… и все? Даже ошейника нет?

   — Как им управлять?! — не выдержала Лин.

   — Только командами, — объяснил Асир. — Ни один самый сильный кродах не сравнится со зверогрызом в мощи, бессмысленно дергать за уздечку зверя, который порвет любую узду, если захочет. Правильно обученный зверогрыз признаёт волю своего хозяина и слушается, потому что считает его старшим в стае. Смотри, — он легко хлопнул зверя по плечу и тот неторопливо улегся, по-собачьи вытянув лапы вперед.

   Асир взлетел в седло одним прыжком. Расправил накидку — под ней оказались кожаные штаны и сапоги вроде тех, в каких обычно ходил Сардар, и плотная теплая рубаха. Протянул руки:

   — Иди ко мне.

   И Лин, уже не боясь, прошла мимо огромной пасти, поднялась на цыпочки возле покрытого жесткой шерстью буро-рыжего бока и, невольно ахнув, схватила за плечи поднявшего ее Асира.

   Он посадил ее перед собой, боком, сказал:

   — Держись за меня. Не смотри вниз, если боишься. Шайтан бегает быстро.

   — Шайтан? — переспросила Лин. — Его зовут Шайтан?! Бездна, ему подходит!

   Асир усмехнулся, хлопнул Шайтана по холке и негромко скомандовал:

   — Вперед.

   Этой твари-из-бездны даже подниматься не понадобилось! Сорвался в бег мощным прыжком, Лин тихо взвизгнула и крепко, что было силы, обхватила Асира за пояс. Спрятала лицо у него на груди. Но любопытство заставляло подсматривать краем глаза. Почти мгновенно зверинец остался позади, исчезли огни дворца, и смотреть стало не на что — вокруг сгустился непроглядный, смоляной мрак. Зверогрызы, вспомнила Лин, видят в темноте так же хорошо, как и при солнечном свете. Вот и Шайтан несся огромными, плавными прыжками, всадников слегка покачивало, но — темнота тому виной или размеры зверя, а может, успокаивающая близость Асира, — Лин казалось, что ехать на спине зверогрыза гораздо надежнее, чем верхом на лошади. Страх исчез, испарился, сменился благостным умиротворением. Лин подняла голову. Она слышала тонкий посвист ветра и шорох песка, мягкие толчки огромных лап, и какие-то еще звуки, странные, незнакомые — то далекий вой, то будто бы хохот, то резкий, скрипучий скрежет. Вспомнилось прочитанное в землеописании: пустыня оживает ночью. Наверное, все эти звуки издавали ночные обитатели песков.

   А когда глаза немного привыкли к темноте…

   Смутно, непроглядной чернотой — на черноте, усыпанной яркими, невероятно крупными звездами, она стала различать пустыню. Пологие, длинные волны барханов, редкие скалы, еще более редкие заросли перекати-поля или кривой ствол дерева, словно торчащая из песка рука со скрюченными пальцами. Мертвое песчаное море…

   — Тише, — сказал Асир, заметно сжав широкие бока зверогрыза коленями. Бег будто замедлился. И добавил уже другим тоном, для нее: — Смотри. Это мертвое сердце Альтарана.

   Из густой темноты, что рассеивалась только матово поблескивающими звездами, на них медленно наплывали смутные силуэты — то ли частично обрушенные стены, то ли разбитые башни, а может, когда-то давно это было высоким мостом, от которого остались только полуразрушенные, изъеденные песком и ветром опоры? Тональность ветра изменилась, он теперь и правда словно пел, то высоко, то низко и гудяще, так, что отзывалось неясной тревогой в сердце.

   — Что это? — дрогнувшим голосом спросила Лин.

   — Ветер плачет по Альтарану. Так скажет тебе проводник, если придешь сюда поглазеть с такими же любителями древности и страшных историй. А может, не ветер, а Белая Дева Ивайлор до сих пор оплакивает своего кровожадного мужа. Белой Девой Альтары и сейчас пугают непослушных маленьких кродахов, — он хмыкнул. — Джанах успел рассказать о ней?

   Лин покачала головой:

   — Нет.

   — Странно. Это его вторая любимая душераздирающая история. После Данифа и Лейлы. Про Амрана Кровавого, по сути ставшего причиной Великого Краха, ты наверняка слышала. Ивайлор была его женой. Воительница с добрым сердцем. Можешь себе такое представить? Но наши летописцы упорно представляли ее именно такой. Амран окончательно потерялся в войнах. Может, всегда был слишком жесток, а может, помешался со временем. Но, когда Альтаран уже тонул в крови и горел в пламени бесконечных войн, Ивайлор убила мужа здесь, в Альтаре, у камня предков. И сама ушла за ним в пески.

   — Но было поздно? — тихо спросила Лин. — Мир все равно разбился.

   — Запущенное Амраном уже нельзя было остановить. Никакими жертвами.

   — Но тогда Ивайлор нельзя ставить рядом с Данифом и Лейлой, — хмуро сказала Лин. Во всех этих древних историях было слишком много крови, боли и безнадежности, чтобы говорить о них спокойно. Да, о них нужно было помнить, хотя бы ради того, чтобы извлечь верные уроки и не повторить ошибки предков. Вот только уроки получались очень уж разные. — Даниф и Лейла сделали все, чтобы их народ выжил. Отказались от себя ради будущего. А эта… белая дева, — Лин хмыкнула, — наверное, не зря ее называли доброй. Только она, видимо, была слишком доброй. Слишком долго колебалась. Опоздала. И трусливо ушла вместо того, чтобы хоть что-то исправить и хоть чем-то помочь.

   Шайтан замедлился, он уже не несся прыжками, а неторопливо трусил вперед, даже как будто с ленцой. Но все же развалины приближались быстро. Лин держалась за Асира одной рукой, так удобнее было смотреть — вперед, туда, где была, похоже, их цель этой ночью.

   — Джанах с тобой не согласился бы, — Асир, кажется, хотел вызвать ее на дальнейшие рассуждения или даже на спор. — Разве Ивайлор не помогла и не исправила, совершив это воспетое в песнях и легендах убийство?

   — Конечно же, нет! — с досадой возразила Лин. — Что толку в убийстве, если оно катастрофически опоздало? Прости, я знаю, никому из кродахов не нравится то, что я сейчас скажу. Но часть из них действительно очень крепко слетают с катушек, и таких надежней всего убивать сразу. По крайней мере в древности и, наверное, в вашем мире. В нашем — уже нет, есть препараты. Вроде тех подавителей, на которых сидят анхи, но для кродахов. Хотя некоторые говорят, что гуманнее было бы… по старинке. Их личность ломается от такого… необратимо.

   — А многие рискнули бы убить владыку целого мира? У многих бы получилось это сделать даже в мыслях? — с интересом спросил Асир. Нет, не похоже, что его рассердили ее слова.

   — У вас, наверное, нет, — признала Лин. — Когда высший закон — «Воля владыки», то и владыка, как носитель этого закона, становится высшим существом. Да, если рассуждать так, Ивайлор действительно совершила немыслимое.

   — А у вас?

   — У нас закон один для всех. В теории, по крайней мере, — горько усмехнулась она. — Абсолютно не важно, какой пост занимает спятивший кродах, если он спятил.

   — А если не в теории?

   — Ты видел сынка Пузана, — скривилась Лин. — А ведь он на самом деле никто, и его папаше так же далеко до владыки, как какому-нибудь сурку до зверогрыза. Он всего-то городской глава. Выборная должность, дающая кое-какие возможности.

   — И мы возвращаемся к подвигу Ивайлор, — хмыкнул Асир. — Но, кроме того, что она сумела сделать все не в теории, а на практике, не забывай, что она еще и любила этого безумца. Если верить легендам, конечно. Анха, которая выбрала и любила своего кродаха.

ГЛАВА 2

От последних слов Асира стало зябко. Или это ночной ветер все-таки пробрался под накидку? Хорошо рассуждать о неотвратимости закона, пока сама не столкнешься, а если бы?..

   Команду она не услышала, но Шайтан остановился. Разрушенная, выщербленная стена нависала над головой, смутно белея в ночи. Часть камней выпала из древней кладки, в прорехах ярко сияли звезды.

   Песня ветра стала тише и глуше, к ней примешивалось что-то еще, похожее то на шепот, то на далекий, едва слышный плач. Стоны, глухой лязг металла. Чем дольше они слушали, тем яснее становились эти звуки, как будто невероятно далекое прошлое поднималось к ним из глубины песков. Как покрытый шрамами гигантский кит из пучин океана, подумала вдруг Лин и покачала головой, сама удивившись сравнению. Но вместе с голосами прошлого — вместе, но отдельно от них! — слышалась еще одна песня. Тонкая, как посвист ветра, заунывная, как медленный шаг верблюдов по пустыне, и жадная, как сама пустыня. Она затягивала и не отпускала, и если голоса прошлого напомнили Лин кита, всплывающего из глубины, то это была сама глубина, океанская бездна — или, если вспомнить об окружающем мире, бездна песков Имхары. Таких же бескрайних и безжалостных, как океан. Требующих не меньше, а то и больше мужества от тех, кто решится их пересечь. И плач Ивайлор постепенно тонул, затихал, снова уходя туда, где и было ему место — в седую, давно умершую древность, которая принадлежала еще даже не Имхаре, а Альтарану.

   — Что это? — снова спросила Лин. — Асир… пустыня… Мне кажется, она зовет меня. Пожалуйста, скажи, что я тут сама не сошла с ума! После такого дня было бы неудивительно.

   — Ты слышишь песню? — напряженно спросил Асир. Шайтан растянулся на земле, и он пошевелился. — Давай сойдем. Если пески говорят с тобой, значит, в тебе нет сомнений, а путь, которым ты идешь — теперь единственный. Ты была честна, выбирая. Пустыня откроет тебе свои дороги.

   Песок под ногами оказался твердым, словно ветер утрамбовывал его с начала этого мира. Лин нервно усмехнулась:

   — «Была честна»? Такой выбор не располагает к обману. И к самообману тоже. Но я выбирала тебя, а не… — она запнулась. — Предки, я и правда слишком медленно соображаю сегодня! Разве можно выбрать тебя — без Имхары? Пойти с тобой через пустыню за надеждой, так? — она прижалась к Асиру, привычно вдохнув его запах. Тревога утихла. По крайней мере, она не спятила, а остальное…

   — Так, — согласился он. — Говорят, услышать песню песков может лишь тот, кто, выбрав путь, не сомневается. И идет по нему, хоть через пустыню, хоть через горы. Имхара поет не всем. Но тот, кто слышал ее песню хоть раз — всегда возвращается. Протяни руку. — Он склонился, зачерпнул горсть песка. Сказал нараспев: «В жизни твоей навсегда драгоценны песня пустыни и алый песок». Так старики поют об этом сейчас, раньше, наверное, пели иначе. Но суть остается прежней.

   Лин протянула руку, и песок с тихим шорохом посыпался на ладонь. Песчинки-годы, или даже века. Песчинки-люди. Все мимолетно перед лицом пустыни, в которой каждая из мириадов песчинок ничего не значит сама по себе. Приходят и уходят годы, рождаются и умирают люди, а эти алые барханы так же вечны, как неостановимые валы океана. Они были, когда уходили в песок предки Асира, и будут, когда уйдут в песок его потомки. Может, и стены Им-Рока когда-нибудь станут такими же огрызками среди песков, как древние камни Альтары.

   — Но это будет не скоро, — прошептала она. — А пока мы живем — будем жить.

   — Кто-то считает, что пустыня — это смерть. Жгучее солнце. Жажда. Песчаные хищники, бури, — сказал Асир, опуская ладонь ей на спину. — Но я всегда считал иначе. Пустыня — это жизнь. Здесь тоже нужно отыскать верную дорогу и пройти по ней так, чтобы не угодить в чью-нибудь пасть и найти зеленый оазис. Тогда ты ни о чем не пожалеешь на исходе своих долгих или не очень дней и лет. Может, однажды ты увидишь другие лепестки. Такими, как увидел их впервые я. Каждый из них — особенный, в каждом можно отыскать хорошее и дурное. Но мы семеро связаны со своими лепестками незримыми узами, которые не разорвать никакой силой. И ни величественные грозовые горы Нилата, ни сверкающие голубые льды Азрая или зеленые леса Харитии не заменят мне моей пустыни. А ты, госпожа Линтариена, готова полюбить ее? — закончил он с неожиданной усмешкой.

   Наверное, нормальная, правильная анха ответила бы что-нибудь в духе «Я готова полюбить все, что любишь ты». Но сейчас даже не Асир, который в первый же день здесь, помнится, предупредил ее, что чует ложь, а сама эта пустыня — требовала предельной честности.

   — «Готова» — это значит полюбить по заказу, а настоящая любовь приходит сама. Нет смысла ни звать ее, ни прогонять, и я не возьмусь угадывать, что буду чувствовать завтра или через год.

   — Важно лишь то, что ты чувствуешь сейчас.

   Что чувствует сейчас? Как выразить несколькими понятными словами ту мешанину образов и чувств, что у нее в голове? Нетривиальная задачка.

   — Ты любишь задавать сложные вопросы. Я чувствую себя песчинкой, — она вытянула ладонь, — одной из них. Ничтожной песчинкой на ладони у вечности. И этой вечности нет дела ни до меня, ни до тебя, ни до Им-Рока. Раз, — повернула руку, стряхивая песок наземь, — и всё. И вся наша жизнь умещается в несколько секунд полета туда, — кивнула под ноги. — Но знаешь, что странно? Меня почему-то не пугает это чувство, хотя, наверное, должно пугать.

   — Эта вечность слышит тебя. Поет тебе. Разве подобное не значит, что «дело» все-таки есть? Пойдем. — Асир взял ее за руку. И они пошли вперед, между остовами каменных строений, огрызками стен, развалинами, которые давно стали менее материальными, чем призраки.

   Остановились на краю странной… воронки? кратера? Словно идеально круглой песчаной чаши, обведенной каменным окоемом.

   — Смотри. По легендам, здесь стоял камень предков, святыня, почитаемая многими. Он принял кровь Амрана и двойную жертву Ивайлор и растворился в песках нового мира. А память о Белой Деве осталась. Может быть, именно Ивайлор стала той последней песчинкой, что привела Альтаран к гибели. А может, эта песчинка перевесила чашу весов Хранителей, и они пришли, чтобы спасти. Белые одежды владыки Имхары — всего лишь символ. Но этот символ тоже память. Не о кродахе, представь себе. Об анхе. О Белой Деве Альтарана.

   — Давай пойдем куда-нибудь еще, — попросила Лин. Она чувствовала себя неуютно — не так, как в трущобах на месте разрыва, но отдаленно похоже. Здесь тоже был в своем роде разрыв, между мертвым прошлым и живым настоящим, водоворот времени, который стремился затянуть живых туда, к мертвым.

   Асир увел ее от «чаши», и уже когда Лин снова разглядела послушно лежащего на животе Шайтана, свернул вбок. Здесь темнел остов разрушенной стены, он будто отгораживал и от времени, и от голосов. Даже свиста ветра было почти не слышно. Асир сел на выбеленный и изъеденный песком обломок чего-то похожего на древнюю колонну и прислонился к стене. Потянул Лин за собой.

   — Здесь самое тихое место.

   Лин села рядом, мельком удивившись, что камень до сих пор хранит остатки дневного тепла. Притерлась Асиру под бок и глубоко, довольно вздохнула.

   — Как мне этого не хватало. Никуда не спешить, никого вокруг. Только мы вдвоем, ты и я.

   — Еще Шайтан, — фыркнул Асир. — Но он никому не расскажет.

   — В самом начале, когда я еще была на подавителях, помнишь? Мне нравилось проводить с тобой время вот так. Когда ты или меня о чем-нибудь расспрашивал, или рассказывал сам. А потом жизнь понеслась, как твой Шайтан сегодня, только держись. Вздохнуть некогда, не то что поговорить. Скажи, Асир… Я знаю, чувствую, тебе нравится то, как я изменилась. Но я… меня иногда пугает это все. То, как быстро я меняюсь. Как легко делаю что-то такое, о чем прежняя агент Линтариена и помыслить не могла. Как мне нравится это все делать! Что бы она сказала обо мне сегодняшней? Ничего хорошего! А я совсем не думаю, что это плохо, но и я прежняя тоже… она ведь не была совсем уж дурочкой! Я запуталась. Не знаю, как должна ко всему этому относиться. И даже, — она хмыкнула, дернув головой, — даже не знаю, кому должна? Себе прежней? Помоги мне разобраться. Я примерно представляю, что ты можешь обо всем этом сказать, но все равно хочу услышать.

   — Я ведь говорил тебе еще тогда. Та Линтариена — лишь часть тебя. Маленькая девочка, которой позволили стать агентом, но не женщиной. Ты меняешься не потому, что вокруг сераль, а рядом я, а потому что тебе открылась твоя истинная суть. Не вычеркивай агента, как когда-то вычеркнула женщину, просто позволь себе наконец стать целой. Не важно, что подумала бы «она» вчера, важно то, что чувствуешь ты сегодня. И это я тоже говорил. Буквально только что, хоть и о другом. Если ты кому-то и должна, то только себе настоящей. Но идея запретить анхам думать, хотя бы по праздникам, все еще кажется мне довольно интересной.

   Лин невольно хихикнула. Потерлась щекой о его плечо.

   — Наверное, все мои сомнения для вашего мира кажутся такими же дикими, как мне — то, что здесь в порядке вещей. — Она вздохнула. — Может, нужно больше времени, чтобы привыкнуть. Мои мысли, мои представления о себе не успевают за переменами. Глупо звучит, наверное? Спасибо, что возишься со мной. Бывает сложно, да?

   — Нет, — качнул головой Асир. — Сложно — это не дать Вахиду вцепиться в глотку Наримана, а Нариману — не погрязнуть в пучинах скорби. Сложно удержать Акиля от неуемной жажды знаний, а Фаиза — от острого желания очистить Им-Рок от соглядатаев Джасима путем показательных казней. Сложно убедить Лалию, что она может позволить себе быть слабой, а Вагана — что я не убьюсь за первым же поворотом без присмотра сотни вооруженных кродахов. С тобой мне было сложно единственный раз, и я не хочу о нем вспоминать. Но ты должна начать с того, что это больше не «наш» мир. Он — твой.

   — Теперь и мой тоже, да, — согласилась Лин, и, на удивление, в этих словах не было тоски, только легкая печаль о том, что ушло навсегда. — Но ведь надо же как-то определять? «Мой прошлый» и «мой этот» звучит ужасно. А скажи, теперь, когда разрыв закрыт, тебе все еще интересно узнать что-нибудь о том мире? Ты давно не расспрашивал меня о нем, но у тебя и без того хватало забот.

   — Мне интересно, но я не стану ни о чем спрашивать. Потому что следующие несколько дней ты и без меня будешь рассказывать о нем без остановки. Акиль не выпустит тебя из своих лап, пока не узнает все, что можно и нельзя.

   — Давай подсунем ему профессора?

   — О, профессора он и без нас уже допрашивает. Может быть, до сих пор. И знаешь, в этом противостоянии я готов поставить на Акиля. Когда я уходил к тебе, Саад не выглядел человеком, который сможет избежать пристального внимания. Владыка Нилата умеет добиваться своего. Сварливый характер его точно не остановит.

   — Лучше он, чем я. «Несколько дней без остановки» я предпочла бы общаться с тобой… во всех смыслах слова «общение», какие только можно придумать.

   — Боюсь, для Акиля вы с Саадом не выглядите взаимозаменяемыми. Скорее дополняющими друг друга. Могу пообещать тебе спасение только от остальных владык. Вот с ними пусть разбирается исключительно Саад. Моя анха не обязана утолять любопытство всех желающих. — Асир коснулся ее волос, погладил по щеке. — Но есть один вопрос, который я должен тебе задать. Ты понимаешь, что означает моя метка на твоей шее? Не для меня и тебя, а для дворца и сераля?

   — Для сераля — всеобщую истерику, — мрачно отозвалась Лин. — Для дворца… Лучше объясни. Я натворила достаточно глупостей, чтобы снова рисковать. У меня, конечно, еще не было времени осмыслить и даже привыкнуть к этой новости, но, боюсь, без твоего вопроса я бы думала, что все остается примерно как и было, разве что внимания других кродахов теперь точно можно не опасаться.

   — Митхуна владыки — это не привилегия, а испытание. Думаю…

   Он замолчал, слегка отстранился и повернул ее к себе лицом.

   — Что такое? Откуда это невероятное изумление?

   — Митхуна?!

   — Конечно.

   — Разве одна метка… Погоди, а как же Лалия?

   — Никуда не делась, — усмехнулся Асир. — Вы, как в очередной раз показало мне традиционное омовение, умудрились неплохо поладить. Так что вряд ли устроите локальную войну за место в моей постели.

   — То есть ты хочешь сказать, что митхуна не обязательно единственная?

   — Джанаху следовало начинать ваше просвещение не с душераздирающих историй, а хотя бы с традиций сераля. Можешь спросить у Сальмы, сколько митхун у Наримана. Среди них есть старшие, младшие, любимые, достойнейшие, и прочие древнейшие дебри.

   — Джанах, скорее всего, даже подумать не мог, что анхи из сераля не имеют ни малейшего представления о традициях этого самого сераля, — Лин фыркнула. — Мы с Ладушем, представь, совсем недавно и совершенно случайно выяснили, что мне положена служанка. А я об этом даже не подозревала! Кто станет специально объяснять всем известные вещи? Мне казалось, первая метка — просто знак того, что я точно буду с тобой в следующую течку.

   — У всех нормальных людей, — усмехнулся Асир, — да. Но метка владыки — это знак особого расположения, которого удостаиваются далеко не все анхи. Я знаю, ты ее хотела и ждала. Но осознаешь ли, что получишь вместе с ней? Больше времени вместе? Нет. Больше обязанностей и скучных посиделок с утомительными подданными? Да. Зависть и неприязнь? Да. Мою верность? Нет. Проблемы сераля и отчасти мои, которые теперь станут твоими? Да. Следующую течку со мной? Ты бы и без метки ее получила. Так скажи мне, оно того стоило?

   Лин медленно провела пальцами по шее, там, где еще несколько часов назад был халасан. Так привыкла к нему, что странно было ощущать кончиками пальцев голую кожу. Нащупала болезненную припухлость метки.

   — Что ж, теперь ты знаешь, что я мечтала о ней не ради положения в иерархии сераля. Для меня это доказательство, что ты меня хочешь. Хочешь назвать своей, хотя бы еще на одну течку. А остальное… Зависть и неприязнь? Поверь, их и без того хватает. Твои проблемы, которые могут стать моими? С меткой или без нее, я всегда готова и рада помочь тебе с ними. Твоя верность? От кродахов не требуют верности ни в этом мире, ни в том. Да, оно того стоило. Ты подарил мне бесценные слова и бесценные минуты. Ты сделал меня счастливой. Самой счастливой анхой в обоих мирах. А все, что я должна буду делать… главное, объясните вовремя. Научусь, разберусь и сделаю.

   — Думаю, Лалия объяснит лучше всех. Значит, «самая счастливая анха двух миров?» Мне нравится, как это звучит. И как это пахнет, — он склонился ближе, и Лин закрыла глаза, почувствовав прикосновение его губ к губам. Долгий, мягкий, нежный поцелуй, не такой, от которого закипает кровь и хочется немедленно получить все и еще немного, не приглашение к сексу, а логичная точка в сложном разговоре. Лин принимала его радостно и спокойно, а когда губы разомкнулись и она открыла глаза, вдруг поняла, что непроглядная ночная тьма сменяется зыбким предрассветным сумраком.

   — Мы провели вместе всю ночь? — улыбнулась Лин.

   — Я хотел показать тебе рассвет в пустыне. А потом поедем обратно.

   Лин обняла его, потерлась щекой. Призналась:

   — Мне так спокойно сейчас. Счастливая и спокойная. Никогда бы не подумала, что оно так хорошо сочетается. Наверное, после дворца, битком набитого посольствами со всей Ишвасы, пустыня — лучшее решение. И, — Лин прислушалась, — она снова поет. Громче, чем ночью. Тоже встречает рассвет?

   Асир встал. Медленно повел головой, то ли прислушиваясь, то ли нюхая воздух. Лин обвела взглядом горизонт. Край неба светлел по всему востоку, серые громады облаков окрасились нежным лилово-розовым сверху и алым снизу, как будто в них отражались красные пески пустыни. Черные в ночи волны барханов стремительно набирали цвет: интенсивно-алый на гребнях, там, куда падали первые рассветные лучи, темно-багряный на склонах, все еще почти черный — там, где пролегли длинные утренние тени. И песня… как будто вместе с красками пустыня обретала и голос. И, хотя барханы были неподвижны, Лин вспомнила вдруг нарастающий шторм на берегу Утеса…

   Асир крепко сжал ее руку.

   У горизонта, там, где радостно алели рассветные облака, на фоне заголубевшего неба протянулись тонкие нити смерчей. Пока тонкие. Лин много раз видела такие в море и прекрасно знала, какими они долетают до берега и сколько бед способны натворить.

   — Асир…

   — Уходим. Эта песня — предупреждение. Шайтан!

   Зверогрыз возник рядом мгновенно. Асир взмыл в седло, дернул следом Лин.

   — Держись.

   Лин едва успела обхватить его за пояс, как Шайтан сорвался с места. Мчался так, словно за ним гналась сотня самых настоящих шайтанов из бездны. Ветер свистел в ушах — сначала, а вскоре начал выть, гулко и грозно. Барханы вот так, на бешеной скорости, стали казаться настоящим морем, штормовым, гудящим, вспененным. Песок, поняла Лин, это ветер поднимает песок! А позади хоботы смерчей плясали, множились, сливались, и в какой-то миг их словно съела вставшая от земли до неба багряная стена. Песчаная буря?

   — Талетин! — будто услышав ее мысли, крикнул Асир.

   Талетин. Ядовитый ветер, проклятие Имхары. Его, кажется, ждали через два-три дня?

   Проще было закрыть глаза. Не смотреть. Все равно от нее ничего не зависело сейчас. Почти ничего: она должна была крепко держаться, не паниковать, не дергаться и слушать Асира, если он что-нибудь скомандует. В общем, как говорили у них в участке о всяких потерпевших: «Не мешайте вас спасать!» Но не смотреть было невозможно и немыслимо. К тому же уши заткнуть все равно не получилось бы, а слушать этот вой… Наверное, если закрыть глаза, начнет чудиться, что вокруг кружат стаи бешеных зверогрызов! Или те самые шайтаны уже догнали и тащат в бездну. А это всего лишь ветер. Всего лишь песок. От которого они, может, и не убегут, потому что стена бури движется немыслимо быстро, а вокруг остается все меньше чистого воздуха и все больше алой взвеси, мешающей нормально смотреть.

   — Лин! — Асир, похоже, кричал ей в ухо, но за воем и сумасшедшим гулом она почти не разбирала его голоса, а ветер уносил слова.

   — Да!

   — … глаза! … лицо! Дыши… Ядовитый! Поняла?

   «Ядовитый». В голове наконец щелкнуло нужное. Инструкции по действиям в чрезвычайных ситуациях. Респираторов или хотя бы мокрых тряпок у них нет, времени остановиться нет, значит…

   Лин закрыла глаза и вжалась лицом в рубашку Асира. Даже такой фильтр лучше никакого. Дышать… неглубоко, наверное? И спокойно, да. И верить. Асиру. Имхаре. Будущему… или в будущее? Которое у них будет. Обязательно.

ГЛАВА 3

Бешеную скачку через пески Асир почти не запомнил. Да и нечего там было запоминать, кроме рокочущего гула в ушах, будто за ними гнался не талетин, а взбесившееся стадо круторогов Сафрахина, и густого алого марева, которое обступало со всех сторон, наваливалось сухой тяжестью на плечи и забивалось в глотку. А что в самом деле запомнил — глухой, протяжный стон пустыни. Назвать подобное песней вряд ли кому-то пришло бы в голову. Зато этот стон будто толкал вперед, подхлестывал, так что Шайтан летел быстрее ветра — он не собирался сгинуть среди песков, ему хотелось домой. Асиру тоже хотелось вернуться. И в то же время…

   Давно он не скакал наперегонки с ветром, давно его не гнала запредельная опасность, летящая следом так неизбежно и неотвратимо, что хотелось не сбежать от нее, а обернуться и встретить лицом к лицу. Будоражащие, пьянящие мысли. Знакомые любому кродаху, хоть раз державшему в руке меч. Только вот ни меч, ни самый мастерский дальнострел такому врагу не противопоставишь. А чтобы сдохнуть в ядовитом ветре, нужна не отвага, а полная голова безрассудства. Такие выкрутасы не для владыки, а для глупого мальчишки на пороге первого гона.

   Асир слушал стук сердца Лин, которую прижимал к себе крепко, чтобы и не свалилась, и никакие взбесившиеся талетины не выхватили. Одной рукой — ее, второй вцепился в седельный ремень. Да она и сама прижималась изо всех сил, дышала ему в рубашку и хотя и пахла страхом, но не паническим, а, пожалуй, разумным. Сжимал челюсти и вслушивался в ветер. В предместьях Им-Рока он должен звучать иначе. А значит, можно услышать, раз разглядеть из-за песчаной бури, смешавшей небо и землю в один безбрежный вихрь, нельзя.

   Талетин нагонял. Асир чувствовал позади его ядовитое дыхание, пожирающее всех и вся на своем пути. Пустыня всегда пахла солнцем, жизнью, жгучим раскаленным песком и надеждой. Но проклятие Имхары, которое сегодня, похоже, несли все твари бездны разом, воняло гнилью и смертью. Разложившейся плотью и ядовитыми подземными испарениями, что во время талетина вскрывались среди песков, будто огромные нарывы.

   Но почему он пришел раньше? И ладно бы только нос и чутье Вахида, но и его собственное чутье молчало. Если бы не тревожная песня пустыни, он бы, пожалуй, учуял талетин, только когда стало слишком поздно. Что гнало ядовитый ветер по Имхаре с такой немыслимой скоростью? Что могло измениться с прошлого года? Впервые, насколько было известно Асиру, за всю историю Имхары.

   Обычный талетин стихал под стенами Им-Рока, город накрывала песчаная буря, но с тем, что творилось в пустыне, не сравнить. Теперь же Асир не взялся бы предугадать, что ждет его столицу. Даже с живым владыкой во дворце. А уж если владыка растворится в песках… Но для подобных мыслей время еще не настало. Он не собирался растворяться, уж точно не сейчас! Спасибо предкам, что додумался взять Шайтана! Зверогрызы быстры и выносливы, а этот пасынок бездны уродился еще и упертым, как ишак. И сейчас несся в свое спокойное и сытое логово, а раз уж решил вернуться живым и доставить наездников, все демоны мира его бы не удержали.

   Когда по сторонам замелькали накрытые кожаными чехлами вольеры, а наперерез Шайтану кинулись неопознаваемые в тучах песка фигуры, Асир понял, что не заметил ни предместий, ни охранных вышек зверинца. А Шайтан и не думал останавливаться, пронесся между клетками, свернул в свой вольер, едва не сорвав тяжелой тушей закрывавшую вход кожаную занавесь. Подбежал к поилке и принялся жадно лакать воду.

   Асир с трудом разжал пальцы, сцепленные на седельном ремне, и наконец-то глубоко вдохнул. Вернее, попытался. Горло перехватило спазмом, и он зашелся в приступе сухого, раздирающего грудь кашля.

   Сквозь кашель едва ощутил, как ослабла хватка Лин на поясе. Услышал заполнившие все вокруг голоса, ощутил чужие руки, стащившие его со спины зверогрыза, горлышко фляги у губ. Глотнул восхитительно чистой воды и тут же, согнувшись, выкашлял обратно.

   — Цела? Ты цела? — пробивался сквозь кашель взволнованный голос Ладуша.

   Вроде бы Лин ему отвечала — правильно, она не должна была настолько сильно надышаться песком. А ему для полного счастья нужна была еще вода — напиться и умыться, чтобы открыть уже нормально глаза, которые зудели и слезились от мелкой песчаной пыли.

   У губ снова оказалась спасительная фляжка, и Асир, кое-как отдышавшись, припал к ней с жадностью.

   — Еще воды! — велел кому-то Дар. Здесь что, в ожидании владыки толпился весь почетный караул во главе с Ваганом? Только этого не хватало. Да эти ретивые остолопы весь зверинец с землей сравняют! Еще и слухи неминуемо расползутся по дворцу, сея панику и хаос.

   — Незабываемая прогулка, не правда ли? — А вот Лалии Асир даже не удивился. Если Ладуш показательно сходил с ума от беспокойства, она никак не могла упустить это из виду. Да и отсутствие Лин в серале наверняка заметила. — Я только надеюсь, ты не собиралась задохнуться в песках, едва получив первую метку. Это было бы слишком душераздирающим финалом для такой чудесной истории.

   — Ты как? — спросил Дар со сдержанной яростью, поливая на подставленные ладони. Но, разумеется, не удержался: — Какого хрена вас понесло бездна знает куда?!

   — Не ори, — сипло сказал Асир, отфыркиваясь от воды. Глаза все еще жгло, но их хотя бы получилось нормально открыть. И наконец-то оценить масштабы бедствия. Относительно скромные, к его удивлению. Ясно, что Ладуш не мог скрыть проблему от Лалии. Не совсем ясно, где они подхватили еще и Сардара. Но встречали его именно эти трое, без Вагана, слава предкам, без стражников, даже служителя, который ухаживал за зверогрызами, куда-то услали. И все же Асир не удержался от вопроса: — Надеюсь, вам хватило ума не поднять на ноги весь дворец?

   Заворчал Шайтан: ему не нравился шум и поднявшаяся вокруг суматоха. Пора было уходить отсюда, отдохнуть самим и дать отдохнуть зверю, но сначала Асир хотел убедиться, что Лин в порядке. Он еще раз плеснул в лицо водой и наконец-то осмотрелся.

   Лин умывалась, а рядом с ней стояли Ладуш с фляжкой и Лалия с переброшенной через руку накидкой, кажется, той самой, в которой была Лин в этой поездке.

   — Лин, — позвал он.

   — В порядке, — быстро отозвалась та, будто и не сомневалась, что именно он хочет услышать. — Чешусь, но купальни это исправят. — Стерла ладонями воду с глаз, разогнулась и посмотрела на него. В запахе, который он сейчас почти не чуял из-за песка, вони талетина и жгучего зуда в носу и глотке, чудилась тревога. — А ты? Надышался наверняка. Это опасно?

   — Не беспокойся, — усмехнулась Лалия. — Если наш владыка на ногах, значит, талетин упустил свою жертву. Однако мы все сейчас рискуем стать жертвами одного недовольного чудовища. Не пора ли уйти отсюда?

   — Идемте, — кивнул Асир. — Надо понять, что не так с талетином и чем это грозит Им-Року.

   Талетин небывалой силы, нагрянувший раньше ожидаемого, не мог не напугать людей. Но посольства еще не проснулись после напряженного и утомительного вчерашнего дня, только стража и слуги давно были на ногах, а никто из них не стал бы бестолково носиться по дворцу. Коридоры, переходы и галереи были пусты, только застывшие на своих постах стражники вытягивались и молодцевато расправляли плечи при виде владыки, его советников и анх.

   — Новости? — негромко спросил Асир, поднимаясь по лестнице. — Тебя же не Ладуш из кровати вытащил, значит, сам меня искал?

   — Не тебя, а как раз его, — хмыкнул Дар.

   Лестница, короткая галерея, с которой можно свернуть в комнаты, а можно — в сад. Хотелось отмыться от песка и, пожалуй, выпить чего-нибудь, а нужно было срочно разбираться, что происходит, насколько велика опасность и чем можно защититься.

   — Именно, что никто не ждал. Даже я не учуял бы до последнего, не подскажи пустыня.

   Клибы у входа склонились в привычных поклонах, и Асир толкнул дверь в свои комнаты.

   — Куда вас понесло, можешь объяснить? — спросил Дар, снова заводясь. — Я чуть не рехнулся, Ладуш едва не поседел! Куда скакать? Где искать? Как спасать? Что за блядство творится? Владыку понесло любоваться звездами! На фоне талетина!

   — Владыка здесь, — коротко сказал Асир. — Не пришлось бы спасать Им-Рок. Отправь людей в предместья. Хорошо, если нас накроет небывалой бурей, а если яд из пустыни занесет в жилые районы? И хватит психовать на пустом месте! Как тебя еще в пески за мной не понесло!

   — О, он всерьез рассматривал эту замечательную идею, — просветила Лалия, опускаясь в кресло. — Но, прости, мы не оценили такой радикальный способ самоубийства.

   — За руки держали? — хмыкнул Асир. Сбросил накидку, наконец-то стащил с себя испорченную талетином рубаху.

   — Почти, — мрачно сказал Ладуш. — Но сейчас о другом. Этой бешеной бурей к стенам Им-Рока прибьет всю бедноту, что вымело из трущоб при зачистке и рассеяло по близлежащим поселкам. Может, имеет смысл открыть для них старые казармы?

   — И старую тюрьму заодно, — добавил Сардар. — Там полно опасного отребья.

   — Да и жители поселков тоже наверняка кинутся бежать. Особенно если этот талетин еще беспощаднее прежних.

   — Займитесь, — согласился Асир, отметив, что Лин зачем-то перетащила подушку с середины комнаты поближе к дверям и теперь, усевшись на нее, вытряхивала песок из волос. — Владыкам придется задержаться во дворце. Надо придумать, чем их развлечь, чтобы они от скуки не сожрали с потрохами Саада.

   — Если они застрянут тут на месяц, Саада ничто не спасет. Разве что в карцере его запереть.

   — Владыку Акиля и карцер не удержит, — заметила Лалия.

   — Акиль уезжать и не собирался. Он найдет чем себя занять, меня волнуют другие.

   — Я посмотрю, что можно сделать, — Ладуш устало опустился на стул, и Асир подумал, что им всем нужна передышка после неожиданной утренней встряски. Но никаких передышек не предвиделось хотя бы до тех пор, пока не прояснится ситуация с талетином.

   — У кого-нибудь есть идеи, что могло так кардинально измениться? — спросил Сардар, который, видно, размышлял о том же.

   — Только одна, — задумчиво протянула Лалия. — В Имхаре никогда не случалось того, что случилось вчера.

   — Разрыв? — нахмурился Асир.

   — Сила семи владык, впервые вмешавшихся в глобальный ход вещей, — пожала плечами Лалия. — И сила хранителя.

   — Если семеро хранителей сумели разделить целый мир, а один — запечатать прорыв между его частями… — Ладуш тоже хмурился, но идея казалась ему интересной.

   — После их вмешательства на месте морей появились горы и пески, а реки потекли вспять, — Асиру подобные предположения не нравились, но они были не лишены определенного смысла.

   — Но какого хрена ему понадобилось менять наш ветер? — раздраженно спросил Сардар. — И чем он в итоге стал, хотелось бы знать? Окончательным приговором?

   Асир медленно покачал головой. Талетин пришел раньше времени и теперь больше напоминал ураган, чем простой ветер, да еще и раскручивал воронки смертоносных вихрей, но он не стал более ядовитым.

   — Если бы приговором, мы бы от него не ушли, — сказал он с непонятно откуда взявшейся уверенностью. — Что с ядом Джасима, Ладуш?

   — Как мы и предположили, «длань возмездия». Фаиз выяснил, кто напоил этой мерзостью своих товарищей по посольству, а потом глотнул и сам. Башир дех Надия Гаяр.

   Асиру вспомнились мучительные несколько часов наедине с «покаянниками», которые слегка разнообразило только присутствие подаренных анх. Башир… Который из этих сопляков? Смутно припоминалось невзрачное лицо и опущенные в пол глаза. Ради чего мальчишка пошел на такое? Ради чего готов был убить и других, и себя? Что вбили ему в голову старшие?

   — Он принял яд последним, так что в его случае лечение оказалось наиболее эффективным, и сейчас он общается уже не с лекарями, а с Фаизом. Остальные, — Ладуш пожал плечами, — жить будут, но, возможно, не обойдется без последствий. Пока трудно сказать.

   — Какая низость, вероломное убийство послов ядом для преступников, — Лалия брезгливо поморщилась. — Владыка Асир окончательно помешался и попрал священные родственные узы. Джасим что, всерьез рассчитывал взбаламутить этим народ? Или остальных владык?

   — На глазах у которых и творилось это непотребство, — Ладуш сцепил пальцы в замок, уложил на коленях, что в его случае обычно означало крайнюю степень озадаченности. — Отличный повод для возмущения кого-то вроде Вахида. Но остальные…

   — Владыки — только приятное дополнение, — вмешался Сардар. — Мы пока не уверены, но Фаиз считает, что лекарь должен был потянуть время, дождаться, когда покаянники станут покойниками, а потом впустить в мой дворец взбудораженную толпу. Разогретую засланцами Джасима. Отсюда и идиотское «недомогание от долгой дороги».

   — Лекарь? — рявкнул Асир, разом теряя все с таким трудом добытое в бешеной скачке и смертельной опасности спокойствие. — Им что, отправили лекаря с улицы? Или вы прохлопали предателя во дворце?!

   — Мы прохлопали способ связи посольства со шпионами Джасима в Им-Роке. Их осматривал мой лекарь. И сообщение передали от его имени, вот только его самого никто с тех пор не видел! Я думаю, что в итоге найдем труп, Фаиз не исключает, что могли и подкупить. Или запугать.

   — И если бы ты за какой-то бездной не сорвался проверять этих «недомогающих» лично, мы бы получили бунт в центре столицы? — в груди медленно разгоралась ледяная ярость. Ей нельзя было давать воли. Не сейчас.

   — А как бы сложились события, если бы посольство разместили здесь? — тихо спросила Лин. — Во дворце? Ведь они не могли знать заранее, где их поселят.

   — Возможно, все закончилось бы кучей трупов в обеденном зале на глазах у изумленных владык, — отозвалась Лалия. — Такой вариант Джасиму наверняка понравился бы больше. Но он предусмотрел и другой. Какой все же деятельный у тебя соперник, владыка.

   — Которому давным-давно пора снести башку, поправ эти самые священные законы всего! Потому что он попрал их уже сотню раз всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

   — Но наш владыка «слишком добр», — сказала Лалия, явно передразнивая кого-то из анх.

   — Фаиз пусть явится лично, — медленно произнес Асир. Обсуждать кровавые расправы над Джасимом он не собирался. Это всегда оставалось самым крайним шагом. А он все еще надеялся, что сможет выбраться из паутины, не развязав братоубийственную междоусобицу. — Сардар, скажи ему, что мне нужны ответы самое позднее — к вечеру. Я хочу знать, как эти ублюдки смогли обойти его шпионов и твою стражу. И мне плевать, каким способом он это выяснит! Ясно?

   Сардар кивнул и на удивление молча вышел.

   — Я тоже пойду, — сказал Ладуш, поднимаясь. — Или есть что-то еще?

   — Пока нет. Лалия, — Асир вздохнул и оперся на стол. — Я хочу знать все о новых анхах. Цели, страхи, мечты. Связи. Особенно связи с этими малолетними недоумками и конкретно с Баширом. Они долго тащились вместе по пустыне, возможно, встречались и раньше.

   — Я поняла. Но уже говорила, кое-кто заслуживает твоего личного внимания.

   — Помню. Разберусь. И объясни Лин, что к чему. Вместе справитесь быстрее.

   — Конечно, — Лалия неторопливо встала. Лин бодро кивнула и вскочила. Асир уже не смотрел, как за ними закроется дверь. Надо было смыть с себя песок и успокоиться. Все остальное — потом.

ГЛАВА 4

Новенькая Мирель оказалась отъявленной болтушкой. Другие, кроме молчаливой Ирис и не слишком разговорчивой Зары, тоже были не против потрещать, но, оказывается, традиционное омовение сближает не только анх с кродахами, но и посетивших его анх между собой, и Мирель очень охотно секретничала с Сальмой, Хессой, Лин и даже Лалией. И наводящие вопросы не приходилось задавать! Только запоминать, что наболтала.

   Правда, профессиональные навыки Лин все равно требовали подтверждения информации. Официальный допрос свидетелей и тем более очную ставку в серале не устроишь, но слово там, слово здесь…

   Очень помогало, что и Асиру, и гостям вдруг резко стало не до анх. Ясно, что надолго такое пренебрежение не затянется, но вот уже второй день владыки были заняты чем-то другим. Может, спорами о талетине, который, слава предкам, все-таки не отравил Им-Рок, хотя бури внутри столицы бушевали чудовищные, а дальние предместья оказались почти полностью погребены в песках. Успевшие сбежать в город от талетина жители ближайших поселков и предместий пока обосновались в старых казармах, частью — в старой тюрьме, и даже так и не снесенные трущобы снова оказались заселены под завязку.

   А может, Ладуш все-таки придумал для них какие-то развлечения, или Саад завладел вниманием? Как бы то ни было, несчастные позабытые-позаброшенные «цыпочки», к тому же запертые в стенах сераля — даже в сад, куда почти не долетал песок, выходить опасались, — только в бесконечных разговорах и находили отдушину.

   Началось все, правда, не с разговоров или расспросов, а с ожидаемого скандала и, как и предрекала Лин Асиру, всеобщей истерики. Метка «трущобной выскочки» затмила и традиционное омовение, и роскошный букет, который из комнаты Сальмы пах на весь общий зал, и даже небывало грозный талетин. Оскорблять Лин в открытую теперь опасалась даже истеричка Гания, зато шипела она, кажется, не переставая. До тех самых пор, пока Лалия не бросила лениво, словно случайно оказавшись с ней рядом:

   — Думаешь, ты лучше владыки знаешь, кого он должен хотеть? Сказать ему, чтобы непременно посоветовался с тобой в следующий раз?

   Гания замолчала, только теперь опасливо косилась на Лалию, будто ждала, что той и правда взбредет в голову поделиться с владыкой ее недовольством, и все может закончиться весьма плачевно.

   Лалия вообще очень помогала, одним своим присутствием. Иногда даже незримым. Потому что реагировала на появление второй митхуны совсем не так, как наверняка ждали, а, может быть, и надеялись жаждущие раздоров и склок анхи. Наоборот, метка владыки на шее в глазах остальных будто сблизила прежнюю митхуну и новую. Для Лин же в ее отношениях с Лалией почти ничего не изменилось. Разве что пересекаться в серале, и в общем зале, и в саду, и в купальнях они стали чаще. Этого требовало задание Асира и затеянная ими «игра на выживание», как с усмешкой обозвала ее Лалия. Только ничего веселого ни в ее словах, ни в хищном прищуре, с которым Лалия иногда посматривала на новеньких, не было. Она всерьез полагала, что от этих анх можно ждать чего угодно, и собиралась действовать на опережение.

   Именно поэтому к их общему делу была привлечена Хесса, а за ней — и Сальма. Но ту было решено не посвящать в подробности о заговоре, покушении и отравлении, только о том, что посольство старшей ветви выглядит подозрительно. А о «родственных трениях» Асира и Джасима она и сама знала, и просьба владыки о проверке «подарка» ничуть ее не удивила. У Сальмы и без того хватало и забот, и эмоциональных встрясок. Ее слезливая матушка проводила в серале дни напролет, и скрыться бедной Сальме было некуда.

   Вечерами, поужинав, «цыпочки» тосковали в общем зале, с надеждой прожигая взглядами закрытую дверь. Это было самое удобное время спрятаться от общего внимания. Шли в оружейку, куда Сальма в первый же вечер, окинув непередаваемо брезгливым взглядом тонкие циновки на полу, натащила подушек. Лалия запирала дверь от случайных любопытных. Лин доставала блокнот, где она, по старой привычке, записывала все, что им удавалось разузнать, в форме хорошо структурированного досье.

   Уже на второй вечер картинка складывалась довольно интересная.

   Из семи подаренных Джасимом анх четыре точно были ни при чем. Наивные, добрые, болтливые, абсолютно не умеющие скрывать свои чувства, мечты и страхи. Мирель так и вовсе напоминала Сальму, даже, как и Сальма, скучала по дому. Хотя в ее родном городке, если судить по рассказам, не было ровным счетом ничего примечательного.

   А вот три других…

   Вернее, две — с Ирис, пожалуй, тоже все было понятно. А кудрявая миниатюрная Варда и стройная светловолосая танцовщица Зара…

   — Две темные лошадки, — сказала Лин, листая блокнот. — Давайте-ка я перечислю все, что мы о них узнали, может, я что-то упустила? А может, у вас какие-то мысли возникнут на фоне общей картины.

   — Начни с Зары, — попросила Лалия.

   Лин кивнула.

   — Зара. Если думать, что Джасим подбирал подарки под конкретных владык, она, видимо, предназначалась Латифу. Она старше остальных, даже старше Ирис. Тридцать два — возраст, когда анха, мечтающая о семье и детях, скорее всего, готова признать, что что-то пошло не так. Она мечтает о детях, это достоверно. Даже… — Лин запнулась, покачала головой. — Там не просто «мечтает». Я бы сказала, судя по некоторым реакциям, что дети — ее больная тема. Возможно, что-то было… в прошлом. И до сих пор не отболело. Что еще важно? Она не истеричка, не склонна ждать у моря погоды, скорее, сама начнет действовать. Анха с характером, совсем не похожа на серальную. Или, — она развела руками, — в серале Джасима порядки больше похожи на загон с голодными зверогрызами? Но ей категорически не подходит сераль владыки Асира, где анхи пьют настои от беременности. Тут, правда, я вижу противоречие. Джасим не из тех кродахов, анхи которых останутся без детей даже к двадцати годам, не говоря уж о тридцати. Что с ней не так?

   — Может, она из тех… свободных анх? — Хесса взглянула на Сальму. — Помнишь, на празднике Им-Рока ты рассказывала про живые картины?

   Та нахмурилась, но кивнула.

   — Танцовщицы. Кочующие кланы анх, под присмотром нанятых кродахов. Но как одна из простолюдинок могла оказаться среди подарков владыке Асиру? К тому же она не выглядит невоспитанной, знает, и как себя подать, и как себя вести.

   Хесса пожала плечами.

   — Значит, у нее были причины измениться. А может, она и вовсе не простолюдинка. Или среди танцовщиц не бывает анх знатного происхождения?

   — Бывает все что угодно, — сказала Лалия. — А воспитание и умение себя подать, как мы все отлично знаем, — это лишь вопрос времени и желания. Раз она оказалась в посольстве от старшей ветви, значит, старик Джасим приложил к этому руку. Может быть, даже лично.

   — Вопрос, ради кого? Нашему владыке ее предназначали или все-таки и правда Латифу?

   Лалия потянулась, откинула назад волосы. Сказала с недоброй улыбкой:

   — Для владыки Асира — Ирис.

   — А многое ли зависело от Латифа? Была нужда его обхаживать? — Лин припомнила те характеристики, что давали старому Латифу мастер Джанах и Лалия. — Он, как я понимаю, и без того поддерживал скорее Джасима, чем нашего владыку? Мог Джасим использовать анху как незаметный канал связи с союзником?

   — Если и так, своей смертью старикашка спутал ему все карты. Но, пожалуй, — на этот раз улыбка Лалии была откровенно зловещей, — стоит познакомиться поближе с этой красавицей и заодно спросить у Ладуша о результатах ее осмотра.

   — Что ты хочешь от него услышать? — спросила Хесса. — Больную анху не стали бы дарить, да и отсюда выставили бы сразу.

   — Болезни бывают разные, — Лалия поднялась, прошлась по комнате, задумчиво взяла с держателя кинжал с крупным синим камнем в навершии. Похожий Лин видела у Назифа на поясе. Ну да, синий — цвет Шитанара. И заодно любимый у Лалии, который удивительно подходил к ее глазам. — В том числе болезни сердца и души, а их ни один лекарь запросто не обнаружит, разве что доверенное лицо, но эта златовласка здесь без служанок и без подруг. Я хочу знать, может ли она родить. И рожала ли до этого. Тогда получится задать правильные вопросы и надавить на нужные мозоли. Кто-нибудь из вас желает сделать знакомство с Зарой более тесным?

   — Я не смогу, — покачала головой Сальма. — Она не подпускает. Мы говорили несколько раз, она всегда вежлива и спокойна, но доверять и доверяться не станет. Понадобится или много времени, или кто-то более… близкий ей по характеру.

   — Мне она вряд ли запросто доверится, — усмехнулась Лалия. — Она для этого слишком опытна и, возможно, умна. Общение с Лин скорее напомнит ей об осторожности, чем настроит на искренность. И кто остается?

   — Я? — изумилась Хесса. — Все, что у нас может быть общего — это происхождение. Да и то неизвестно. Детей я не хочу. Вернее, — она вдруг замялась. — Даже в страшном сне мне не могло присниться, что мои возможные дети будут таскаться по трущобам вместе со мной. Нет уж, я скорее сдохла бы сама, чем там родила!

   — Вот именно, — сказала Лалия. — Если ты права насчет кочующего клана, в ней тоже много здоровой или не очень тяги к свободе и независимости. Она привыкла сама принимать решения, не оглядываясь на кродахов. А еще ты обычно так полыхаешь эмоциями, что вряд ли кто-то заподозрит тебя в притворстве. Да и наши «цыпочки» тебя не любят. Более бурно не любят, чем даже Лин. В данном случае это скорее плюс. Ты не умеешь подстраиваться под общество, а значит, интриги любого рода — категорически не твое.

   — Здесь я должна расстроиться? Или обрадоваться? — мрачно спросила Хесса. — Ладно, я попробую. Но так как интриги не мое, а от притворства меня тошнит — ничего не обещаю.

   — Не притворяйся. Просто молчи о том, чего ей не нужно знать, очень внимательно смотри и слушай и попробуй задать верные вопросы, если для них подвернется случай. А я расскажу, что узнаю у Ладуша. Кто дальше? Варда?

   — Да, — Лин перелистнула несколько страниц. — На самом деле вряд ли Варда замешана в чем-то серьезном, для этого она слишком простодушна и романтична. Но таких наивных девочек очень легко использовать втемную, а у нее был в пути роман с мальчиком из кродахов, Газиром. Причем говорят об этом романе разное. Мирель думает, что они были знакомы и раньше, но точно не знает. Ей так «просто кажется». Юмна шипит, что парень на Варду и не посмотрел бы, если бы от нее не несло недавней течкой. Хотя в его возрасте, по-моему, кродахи готовы взять любую анху в любое время, не особо принюхиваясь. Но важно другое. Варда не скрывает этот роман. Я поболтала с ней немного сегодня. Похоже, что для нее Газир — больше, чем просто кродах, который доставил ей удовольствие. Не знаю, любовь это, влюбленность или девчоночья дурь… я не очень в этом разбираюсь. Но что-то есть. Она встревожена. Ждала, что ее возлюбленный придет сюда к нам и возьмет ее. «Он ведь родня владыке, к тому же он в посольстве, значит, у него есть право прийти в сераль, так?» Боится, что, раз он не пришел, посольство впало в немилость. Разговоры о том, что так может случиться, ходили еще дома, и Газир не раз повторял, что ничего не боится. «Как будто мы ехали не к владыке Имхары, а в пасть зверогрыза!»

   — Кто-нибудь из анх сгущает краски, когда речь заходит о возможной «немилости»? — с интересом спросила Лалия.

   — Только наши, — растерянно отозвалась Сальма, будто сама удивлялась такому неожиданному повороту событий. — Почти все не рады новеньким, кто-то больше равнодушен, кто-то больше зол, поэтому их уже успели напугать и «нижними», и «казармами» как знаком особого раздражения владыки. Кто-то даже вспомнил последние казни на площади Им-Рока.

   — Только о том, что это был трущобный Рыжий и его шайка, по-моему, забыли упомянуть, — скривилась Хесса.

   Лалия кивнула.

   — Новеньким даже стараться не надо, наш сераль все сделает за них. И напугает, и напустит туманов не хуже, чем на болотах Харитии.

   — А и правда, кто-нибудь знает, где посольство господина Джасима? — вдруг спросила Сальма. — Они точно были во дворце, но я не видела никого, кроме анх. Они ведь не могли сразу уехать обратно?

   Хесса нервно заерзала, а Лин вопросительно посмотрела на Лалию. Секретность секретностью, но Сальма им помогает, а история с отравлением рано или поздно все равно просочится в народ. И еще неизвестно, в каком виде!

   — Что? — пожала плечами та, перехватив ее взгляд. — Вы можете рассказать, раз уж мы все здесь. — И добавила, взглянув на Сальму: — Ты ведь и без моих напоминаний понимаешь, что многому из сказанного сегодня лучше остаться в этой комнате? Но давайте позже. Сейчас печальные подробности, связанные с посольством, не так уж важны. Важнее другое — я хочу, чтобы Варда не просто тревожилась. Я хочу, чтобы она думала, что с этим ее… Газиром случилось что-то очень страшное. Может, и не казнь на площади, но что-то вроде того.

   — Они что… все убиты? — спросила Сальма, на глазах бледнея.

   — Живы, — буркнула Хесса. — Лежат во дворце первого советника под бдительным присмотром лекарей. Я объясню потом.

   — Но новеньким об этом знать не обязательно, — Лалия неуловимым движением метнула кинжал. Вжикнул металл, сверкнул синим камень в рукояти, и клинок с глухим хрустом вонзился точно в лоб сынка Пузана, все-таки нарисованного Лин после памятного разговора с Джанахом о судьбах мира и повешенного вместо мишени.

   Дернулась Сальма, хмуро взглянула на Лалию Хесса.

   — Я могу закинуть ей такую идею, — Лин рассматривала получившуюся композицию с мрачным удовлетворением. — Получится даже вполне правдоподобно, мне и намекать не придется, она сама решит, что анха с меткой владыки точно знает больше, чем анхи без меток. Но объясни, зачем? Ты ждешь, что она, как я когда-то, полезет через стену в поисках правды?

   — Нет, боюсь, на такие опрометчивые подвиги, кроме тебя, мало кто способен. Мне интересна реакция новеньких. И не утруждайся, слух разлетится по ушам и без твоей помощи, я знаю, кто справится с этим, не привлекая внимания, тихо и незаметно. Тебе пока не стоит открыто вмешиваться в спектакль. Вполне возможно, наоборот, именно тебе придется развенчивать ошибочные слухи. Анха с меткой владыки может это сделать. Смотрите очень внимательно, кто бросится утешать нашу влюбленную крошку и как. А кому будет интереснее докопаться до сути и понять, что творится за стенами дворца, за которые им не перебраться. Мне нужны те, кто будет вести себя так, будто от правды зависит их жизнь. А может, и нечто большее. Но, я думаю, эти таинственные «они» будут крайне осторожны. Значит, стоит обращать внимание даже на самые незначительные детали.

   — Операция «хорек в курятнике»? — хмыкнула Лин. — Устраиваем знатный переполох и смотрим, кто куда бежит?

   — Бежит, лежит, смотрит, — кивнула Лалия. — И особенно — в какую сторону думает. Самое время побыть хорьками, а не цыплятками. Надеюсь, вы к этому готовы.

ГЛАВА 5

Все эти дни Ладуш в серале почти не появлялся, за порядком приглядывали евнухи и Лалия. Похоже, на другой половине дворца жизнь кипела вовсю. И, хотя теперь ей и в серале было чем заняться, Лин все равно грызло любопытство. Хотелось знать всю картину целиком, а не только свой крохотный участок.

   В тот вечер кродахи снова не почтили своим вниманием истосковавшихся анх. Когда Лин укладывалась спать, из зала несло разочарованием и недовольством. Пожалуй, еще немного такого пренебрежения прелестями цветника, и Ладуша ждет очередной виток вытья и истерик, только уже всеобщего, а не от одной Гании.

   А утром Лин разбудил евнух — очень рано, весь сераль еще спал.

   — Госпожа Линтариена, пойдемте со мной.

   — Срочно? — зевнула Лин. Растерла лицо ладонями. — Да, сейчас. Оденусь. Кофе бы…

   — Кофе позже. Господин Саад просил, чтобы госпожа была натощак.

   — О-о, — протянула Лин, тут же вспомнив обещания профессора после запечатывания разрыва. — Суду все ясно. Его выпустили из цепких лап любопытные гости, и он вспомнил обо мне.

   Натянула первые попавшиеся штаны с рубашкой, поплескала в лицо водой.

   — Идемте.

   Саад встретил ее хищной улыбкой дорвавшегося до работы ученого-маньяка.

   — Доброе утро, госпожа старший агент. Садитесь сюда, я возьму кровь. Потом принесут кофе, и я задам вам несколько вопросов. — Добавил, усмехнувшись: — Приятное разнообразие после того, как несколько дней вопросы безостановочно задавали мне.

   Лин тут же вспомнила прошлое посещение профессора, когда он мучил ее «сбором данных» не меньше четырех часов. И решительно сказала:

   — С одним условием. После своих вопросов вы не выпнете меня обратно со словами «мне надо подумать», а нормально объясните, что со мной происходит, почему, чего ждать дальше и что делать.

   Тот ловко нацедил пробирку крови, заткнул притертой пробкой и окинул Лин преувеличенно внимательным взглядом.

   — Неужели? Похоже, стабилизация гормонального баланса крайне положительно влияет как минимум на здравомыслие анх. А возможно, и на общий уровень мыслительных процессов. Добавим пару тестов, агент?

   — Очень странные выводы. В прошлый раз эти вопросы тоже меня интересовали, но никто не потрудился донести до меня ответы.

   — Сомневаюсь, что в тогдашнем своем состоянии вы бы их поняли, — фыркнул Саад.

   Тут принесли кофе и целое блюдо пирожков, и Лин махнула рукой:

   — Не буду я состязаться с вами в ехидстве. Лучше позавтракаю.

   — Здравомыслие налицо, — поддел Саад. Налил себе кофе и спросил: — Может, совместим завтрак с опросом? Ваши данные до течки и сразу после у меня есть, сегодня мы выясняем, насколько глубоки изменения.

   Лин взяла пирожок и кивнула.

   Без болезненных вопросов о прошлом все оказалось не так страшно. А темы, которые перед течкой вгоняли в краску и казались издевательскими, почему-то звучали иначе. То ли профессор стал повежливее, то ли она сама не так остро воспринимала необходимость признаваться в своих сексуальных желаниях? Да и «опрос» занял всего час с небольшим, мелочь при свойственной Сааду въедливости.

   Наконец он потянулся, захлопнул толстую тетрадь, в которой делал какие-то пометки, и сказал:

   — Итак, госпожа агент, что интересует вас? Что происходит, чего ждать и что делать?

   Лин кивнула. Профессор встал, прошелся по комнате, заложив руки за спину.

   — Происходит естественное явление, которое должно было бы произойти примерно на десяток лет раньше. Гормональное взросление вашего, госпожа агент, безрассудно забитого подавителями организма. Чем вы думали в свои четырнадцать, хотел бы я знать? И чем занимались все те люди, которые обязаны были по долгу службы и совести разобраться с вашими детскими травмами, страхами и что там еще задурило тогда вашу голову. Р-рецептики выписывали? Да еще наверняка за взятки или под давлением, а, госпожа старший агент?

   — Давайте вернемся в настоящее, — покраснев, предложила Лин.

   — Что ж, в настоящем ваш организм стремительно наверстывает упущенное время. И тут, госпожа агент, или уже госпожа анха, для вас лично возникает одно не слишком приятное противоречие. Судя по ответам, вы его заметили и, возможно, даже в какой-то степени осознали. Что доказывает мое предположение о возросшем уровне мыслительных процессов.

   — Меняюсь слишком быстро?

   — Да. Вашему телу перестройка дается тяжело, отсюда нестабильность настроения, перепады в интенсивности сексуальных желаний, даже такие физические моменты, как тяжесть в груди или количество смазки. Забегая вперед, это наладится, я полагаю, довольно быстро. Пока, во всяком случае, динамика процесса меня приятно удивляет. Но! Но, госпожа Линтариена, вы — взрослый человек со сложившимися взглядами, привычками и убеждениями. Ваша психика уже не так подвижна, как в детстве и ранней юности. Я полагаю, что некоторые моменты должны даваться вам тяжело не столько физически, сколько психологически. И что делать с этим… Я не психолог, более того, испытываю к этому сорту недоврачей давнюю и сильную неприязнь. Поэтому единственное, чем могу помочь — назвать проблему вслух и понадеяться на ваш проснувшийся разум. Или, возможно, на нашего владыку, который весьма разумен для кродаха.

   — Это тоже должно измениться? Подстроиться?

   — Вы обязаны приложить все усилия к этому! Иначе рискуете заполучить психическое расстройство.

   — «Позволь себе стать целой», — медленно повторила Лин слова Асира.

   — Именно. И вы должны понимать, что ваша целостность — там, где анха. Чего ждать? Если все пойдет так, как должно идти, к следующей течке вы подойдете более… готовой. Того, что произошло в первый раз, не повторится в любом случае, но все же будьте внимательны к себе, своим ощущениям и желаниям. Вторая течка — рубеж, по которому мы сможем судить о дальнейшем. Если ваше развитие пойдет правильно, а я этого жду, после нее все должно наладиться окончательно. Не знаю пока, можно ли будет уже тогда разрешить вам рожать, но все остальное — безусловно, да. Вы ведь этого хотите? — Саад вдруг оказался рядом, наклонился к ней и втянул воздух. — Очень красноречивый запах, агент, то есть, простите, митхуна владыки. Хотите. Запомните, только в ваших силах сделать, чтобы так оно все и было. Вы меня поняли?

   — Да, — наверное, она сейчас сидела красная, как вареный краб, но ответила честно. Не только ему — себе. — Да, профессор, я поняла. Спасибо за объяснения.

   — Не благодарите, — фыркнул тот. — Ваше благополучие отвечает моим интересам. Вряд ли владыка обрадуется, если вдруг по моему недосмотру лишится своей новой митхуны.

   Лин возвращалась в сераль задумчивая. Не торопилась. На самом деле сейчас бы найти тихое местечко, посидеть одной и еще раз прокрутить в голове слова профессора. А еще лучше — поговорить с Асиром. Не о встрече с Саадом, об этом ему и без нее доложат. Просто — поговорить, все равно о чем. Побыть немного рядом. Может даже… Лин вспомнила кое-какие вопросы, и к щекам прилил жар, соски заныли, а внизу живота погорячело. Может, даже побыть немного той самой анхой, которой так важно стать целой. С Асиром у нее отлично это получается.

   Но Асиру, кажется, снова не до нее… Если вся эта толпа гостей задержится здесь еще на месяц, а то и больше — вдруг небывало сильный талетин окажется еще и небывало долгим? — да она с ума сойдет! Снова полезет через стену и в окно, и в этот раз Асир наверняка одобрит ее цель! Лишь бы не впереться в его спальню совсем не ко времени.

   Она помедлила перед дверью сераля. Евнух не торопил, терпеливо ждал. Может, сразу пойти в сад? В зарослях жасмина талетин почти не ощущался, высокая стена и густые ветви защищали от ветра и песка. Но желудок протестующе заворчал, он уже забыл о пирожках профессора. И Лин решила сначала позавтракать, а уже потом…

   Но, едва открыла дверь, на нее обрушилась настоящая какофония. В сераль все-таки пришла полномасштабная истерика, а Ладуша с его настоями видно не было.

   — Кажется, там срочно нужна бочка успокоительного, — обернулась Лин к евнуху.

   — Да, госпожа Линтариена. Я доложу лекарям.

   И ушел, а Лин поймала за рукав первую попавшуюся относительно спокойную анху — ею оказалась флегматичная Тасфия.

   — Что тут стряслось с утра пораньше?

   — Очередные глупости, — Тасфия обернулась, окинула взглядом общий зал и показала на кучку анх возле фонтана. — Вон, Варда. Рыдает по своему Газиру, хотя какой он ее, раз она здесь?

   — А что с Газиром? — Лин вполне искренне заинтересовалась, она ведь не знала, что придумала для слухов Лалия.

   — Скормили анкарам, отрубили голову и повесили, — деловито сообщила Тасфия. — Именно в таком порядке. А то, что осталось, сейчас в пыточной у господина тайного советника.

   Лин пришлось зажать рот ладонью, чтобы не расхохотаться — смех при таких кошмарных известиях, пожалуй, навсегда рассорил бы ее с несчастной Вардой. Но надо же, оказывается, у Тасфии отменное чувство юмора! Немного черное, но почему бы и нет?

   — А остальные? — спросила, справившись с рвавшимся наружу смехом. — Страдают за компанию?

   — Боятся, что с анхами господина Джасима поступят так же.

   — А наши очень старательно их в этом убеждают? — фыркнула Лин. — Спасибо, Тасфия. Я уж было испугалась, что кого-нибудь снова берет в жены очередной старикашка, на которого надеялась Гания.

   — А что же на самом деле с Газиром? — любопытство было не чуждо Тасфии, Лин не удивилась вопросу. Быстро посмотрела, кто из анх может слышать разговор, заметила неторопливо идущую в их сторону Ирис и помедлила, прежде чем ответить: — Думаю, что анкары получили сегодня более питательный завтрак, чем какие-то сомнительные мальчишки. Я знаю их смотрителя, он не позволит травить зверей. Может, речь шла не об анкарах, а об акулах?

   — Может быть, — согласилась Тасфия. — Но господина тайного советника точно упоминали.

   — Пойду, пожалуй, скажу Варде, что анкары не у дел, — Лин повернулась, словно невзначай мазнула взглядом по спокойной, даже как-то преувеличенно бесстрастной синеглазой красавице, кивнула: — Доброе утро, Ирис. Рада, что тебя не коснулась всеобщая истерика.

   — Я не вижу причины для истерики, — отозвалась та. — Ведь владыка Асир справедлив, он не станет казнить, не разобравшись. А разбирательство разве было?

   — Учитывая, что никто из кродахов не заглядывал к нам вот уже два дня… — Лин развела руками, — кто знает, чем они там заняты?

   Почудилось, или Ирис в самом деле осторожно к ней принюхивается? Пытается определить, не от владыки ли та возвращается?

   Однако ничего подозрительного в этом, увы, не было. Обычное беспокойство на фоне неясности происходящего и общей взбудораженности страшными слухами. Плюс естественное для анхи любопытство и, возможно, ревность к владыке. А здравомыслие и несклонность разводить истерики на пустом месте — не преступление. Наоборот, редкое достоинство.

   Которого, к сожалению, не наблюдалось ни у одной из окруживших Варду «цыпочек». Вой и плач у фонтана стоял такой, что напрочь заглушал шум воды, и даже отдельные голоса терялись в общем накале страданий.

   Лин присела на бортик. Молча. Ее, кажется, даже не сразу заметили, а вот она внимательно осмотрела, кто здесь самая увлеченная плакальщица, кто подвывает за компанию, а кто притворно утирает несуществующие слезы. И отдельные особенно выдающиеся реплики запомнила. Пригодятся для досье. Все-таки Асир собрал у себя отменный змеюшник, неядовитых ящерок здесь раз-два и обчелся.

   Минуты шли, по сералю уже забегали лекари с успокоительным, и тут Варда подняла голову и заметила Лин.

   Того, что произошло дальше, Лин как-то не ожидала. Точнее, вообще никак не ожидала! Варда подползла к ней на коленях, схватила за ноги.

   — Г-госпожа! С-скажите… п-пожа…

   Что там было, «пожалейте», «пожалуйста» или еще что-нибудь, Лин дожидаться не стала. Подхватила Варду, усадила рядом с собой на бортик и сунула ей в руки чашку с успокоительным.

   — Пей!

   Та послушалась. Правда, больше расплескала, чем выпила: руки тряслись, зубы стучали о край чашки. Но лекарь тут же долил еще.

   — Пей и успокойся, — тихо, размеренно сказала Лин. Девчонку было жаль, но портить затеянную Лалией игру из пустой жалости она, конечно, не стала бы. Лалии нужна паника среди новеньких, значит, утешать влюбленную дурочку пока нельзя. — Все выпила? Хорошо. Умойся, — кивнула на фонтан, дождалась, пока Варда плеснет в лицо водой. Больше, конечно, размазала свои слезы, ну ничего. Главное — начать. — Теперь слушай. Любишь его?

   — Л-лю…

   — Чш-ш-ш. Я поняла. Любишь. И зачем рыдаешь? Ему помогут твои рыдания?

   — Но ведь… в-владыка…

   — Владыка справедлив. Если тебе есть что сказать, он выслушает. Но твои слезы и сопли ему точно не нужны. Если хочешь помочь своему Газиру, ты не рыдать должна в колени владыки, промачивая его шаровары своими соплями, а спокойно и честно рассказать все, как было. И если твой Газир ни в чем не виноват…

   Варда истово закивала.

   — Если не виноват, — повторила Лин, — то ничего ему и не будет.

   — И владыка мне поверит? — уже почти спокойно спросила Варда.

   — Владыка всегда знает, когда ему врут.

   — И я… могу ему рассказать? Правда? Но ведь… я здесь, а он… Госпожа Линтариена! Пожалуйста! Я должна!

   — Я передам, — пообещала Лин. Поймала задумчивый взгляд Ирис, восхищенный — Мирель, откровенно любопытный — Юмны. Зара опустила глаза и отвернулась, Лин не успела понять, что за выражение мелькнуло у нее на лице. Но если Варда и в самом деле могла рассказать что-то важное, оставлять ее без присмотра не стоило. «Итак, агент Линтариена, запускаем программу защиты свидетелей?» — Пойдем со мной.

   Конечно, увести ее так просто не получилось бы, да еще после разговора, о который погрел уши весь сераль. Но Лин подозвала взглядом евнуха, сказала чуть слышно:

   — Нужно место, где никто не побеспокоит и не подслушает.

   — Пойдемте, госпожа митхуна, — поклонился тот. А непонятно как появившийся рядом клиба с оттопыренными ушами объявил, повысив голос:

   — Завтрак для анх повелителя будет накрыт через пять минут!

   Такого прежде на памяти Лин не было, и, наверное, все подумали, что отступление от обычного порядка может предвещать появление кродахов, а то и самого владыки. Иначе с чего бы моментально разбегаться по комнатам, умываться, переодеваться и прихорашиваться?

   А их с Вардой евнух привел к комнатам Ладуша. Сказал:

   — Господина второго советника сейчас нет в серале, здесь вас не побеспокоят. Я буду за дверью.

   — Хорошо, спасибо.

   Лин усадила Варду в то самое мягкое кресло, в котором как-то напивалась — не так и давно это было! Подтащила жесткий стул, чтобы сесть рядом. Взяла Варду за руки — ладони у той были ледяными, совсем перенервничала. Сейчас бы глоток или два какой-нибудь из настоек Ладуша, но хозяйничать в его шкафах Лин не рискнула бы. Вместо этого сжала ее ладони в своих, отогревая. Сказала тихо:

   — Расскажи мне. Владыке не понравится, если мы оторвем его от дел неважной ерундой.

   — Но… г-госпожа Линтариена, я ведь не могу судить, что важное, а что нет. Я только знаю, что Газир не мог злоумышлять против нашего владыки.

   — Вот и расскажи, почему не мог.

   — Потому что, — она вдруг покраснела и слабо, едва заметно улыбнулась, — Газиру нравятся законы владыки Асира. Он сам — сын младшей наложницы, и даже не знает точно, кто именно стал его отцом. Он говорил мне… что это неправильно, и что у него будет только одна жена.

   Анхи, в который раз подумала Лин. Анхи, до которых никому нет дела, которых мало кто из кродахов готов принимать всерьез — вот оно, по-настоящему слабое место этого общества. И, наверное, по одному только отношению к ним можно сортировать кродахов и делать выводы.

   — А Джасим ведь за старые законы? — уточнила Лин. — Как же Газир попал в его посольство?

   — Да там все такие, — тихо сказала Варда и шмыгнула носом. — Может, господин Джасим нарочно так выбирал, чтобы, если спросят, было сразу видно, что его люди поддерживают владыку Асира и его законы? И все разговоры о его недовольстве — только слухи и поклеп?

   — А на самом деле? Не поклеп?

   — Господин Джасим живет по старым законам, — чуть слышно прошелестела Варда.

   — Понятно. И что, ты уверена, что все в посольстве — верные подданные владыки Асира? Каждый кродах, клиба и даже анха?

   Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и Лин вдруг подумала, что кудрявая малютка Варда — совсем не такая глупышка, какой казалась.

   — Можешь не говорить обо всех, если не хочешь. С анхами, на самом деле, и так ясно, клибы… это клибы. Я думаю, нашему владыке прежде всего интересны кродахи. О Газире ты сказала, а другие?

   — Зайран, по-моему, вообще не задумывается о законах, а только мечтает о битвах и охотах. Он всю дорогу говорил о том, как им повезет, если владыка Асир возьмет их на традиционную охоту, ту, которая всегда бывает после талетина. Он… уважает, да. Уважает владыку Асира. Может быть, восхищается, но старался этого не показывать. Господин Джасим не очень любит… такое. Тех, кто восхищается не его умом и приверженностью традициям, а…

   — Я поняла, — кивнула Лин. — А третий?

   — Башир? Он… не знаю, — Варда замотала головой. — Он странный. Я его боялась. Он ни с кем не общался. К нам тоже не приходил. Газир рассказывал, что однажды пытался его разговорить. Все-таки столько времени вместе ехали, но в ответ услышал такое, что лучше бы и не пытался. В конце концов все просто оставили его в покое.

   — А что именно он услышал, не знаешь?

   Варда нахмурилась, стараясь припомнить.

   — Газир не стал передавать, сказал только, что ему с Баширом не по пути. И что за такие речи вблизи от столицы можно и в тюрьму угодить.

   Она вдруг застыла, с ужасом глядя на Лин, закрыла лицо руками и… нет, не зарыдала, но, похоже, снова была близка к этому.

   — Эт-то Башир, да? Все из-за него? Анкары… виселица?

   — Пока что никаких анкаров и виселиц, это я тебе точно говорю. В последние дни в Им-Роке не было казней. Ты же знаешь, бушует талетин, ну сама подумай, до показательных казней ли сейчас. А потом… Я передам владыке Асиру все, что ты рассказала. Постараюсь выяснить, что с Газиром. Только ты больше не разводи истерик. И молчи в серале о нашем разговоре. Если спросят — я тебя успокаивала, а ты повторяла, что Газир не мог ничего сделать. Только это. Запомнила?

   — Д-да… Да, конечно.

   — Вот и хорошо. Пойдем обратно, может быть, нам даже достанется немного завтрака. А нет — попросим у клиб.

   О том, что собирается присматривать за Вардой во избежание внезапных трагических случайностей, она, конечно, не сказала. Ни к чему пугать и без того напуганную девочку. Но, выходя из комнат Ладуша, попросила евнуха:

   — Пожалуйста, передайте госпоже Лалии, что мне срочно, очень срочно нужно с ней поговорить.

ГЛАВА 6

Если бы Хессу спросили, изменилась ли ее жизнь с того дня, вернее, ночи, когда Сардар поставил ей вторую метку, разделилась ли на «до» и «после», она бы не задумываясь сказала «да». Причем, изменения были такими значительными и неожиданными, что иногда даже не верилось, что все происходит на самом деле. И если раньше в трущобах ее жизнь была сплошным преодолением, то теперь она, пожалуй, стала борьбой во всех проявлениях.

   За роль среди цыпочек сераля: она больше не имела права оставаться пустым местом или «трущобной потаскухой». Нужно было, сцепив зубы и включив мозги, стать для сераля заметной и значимой, потому что и на презрение, и на пренебрежение было плевать Дикой Хессе, но не единственной анхе, которую по неведомым причинам выбрал первый советник владыки.

   За собственное право быть нужной и счастливой: доказывать всем вокруг и главное — себе, что она может стать лучше — воспитаннее, начитаннее, образованнее. Со всем этим имелись огромные, почти непреодолимые сложности, но Хесса старалась держать себя в руках, больше читать, запоминать и очень внимательно слушать. А еще с нетерпением ждала продолжения занятий с мастером Джанахом.

   И, наконец, самым важным, за что стоило бороться, было место в сердце Сардара. Без него все остальное просто теряло смысл. Но как раз в этой, самой главной борьбе Хесса терялась: разве можно контролировать чувства? Заставить кого-то, или даже себя, полюбить или разлюбить? Если она разонравится Сардару, разве можно будет это изменить? Ведь нет? Такие сложные вопросы и тягостные мысли нервировали, и Хесса загоняла их в самый дальний уголок сознания: у нее были причины бояться, но не было причин страдать прямо сейчас. А становиться истеричной и мнительной клушей, которая все время думает о плохом и не умеет радоваться тому, что имеет, ужасно не хотелось. К тому же и в серале, и во дворце, и в Им-Роке творились такие странные дела, что личные страхи на их фоне начинали казаться слишком уж эгоистичными и незначительными.

   — Я с тобой! — крикнула она, выдираясь из липких неприятных раздумий и поспешно одеваясь. Благодаря бешеному талетину ее гардероб пополнился вполне приличными плотными шароварами, рубашками и накидками. Серальные цыпочки опасались выходить даже в сад, хотя туда почти не залетал песок, а Хесса создала себе целый утренний ритуал: она провожала Сардара до зверинца, к той рычащей, клацающей зубами и устрашающей его части, где обитали ездовые звери. Взбесившийся ветер внес сумятицу в и без того нескучную жизнь дворца и в частности первого советника владыки. Будто мало было старого козла Джасима с его выкрутасами, теперь из-за неутихающих бурь и ядовитого песка пустыни Им-Рок с рассвета до заката впускал нескончаемый поток беженцев и просто дорвавшихся до бесплатного жилья и кормежки оглоедов, которым в лучшие времена даже мечтать о столице не приходилось.

   Сардар начинал свой день с объезда ближайших предместий и прилегающих к городским воротам поселков. Ядовитые испарения пустыни до них не добрались, зато добралось людское недовольство, стекавшееся туда вместе с бегущими от стихии обитателями Имхары. Будто владыка Асир мог заставить талетин убраться восвояси и оставить их в покое! Небольшой отряд стражников поджидал первого советника за стенами Им-Рока. В путь отправлялись на ездовых зверогрызах — только они легко переносили песчаные бури и не норовили сбежать подальше, сбросив седока. А для Хессы это было возможностью побыть наедине с Сардаром не только в его комнатах, и не только урывками ночей. Захватить еще хоть маленький кусочек времени. Наверное, не доставляй он столько хлопот всем вокруг, Хесса бы даже полюбила этот бешеный талетин — он как будто был на ее стороне.

   Сардар принял ее желание «таскаться ни свет ни заря по уши в песке» на удивление спокойно. И это тоже было одним из тех значительных и неожиданных изменений, что случились после второй метки. Не то чтобы изменился сам Сардар, скорее изменилось его отношение к ней. Будто вторая метка сделала их связь более прочной и глубокой. Удивительное, немного пугающее с непривычки ощущение, что он наконец-то распахнул перед ней двери в свой непонятный мир, не покидало Хессу уже несколько дней. Сардар не отстранялся, словно тоже хотел стать ближе, словно начал доверять по-настоящему. И он наконец-то перестал молчать о своих делах. Раньше говорил, только если спрашивала прямо, теперь же будто чувствовал, что вертелось у нее на языке, и опережал вопросы. Да и сам рассказывал о многом, о том, что бесило и беспокоило, раздражало и радовало.

   Было странно ощущать себя единственной анхой, приносящей новости снаружи. Лин, которую владыка не звал уже несколько дней, ждала их с особенным нетерпением, и даже Лалия порой задавала вопросы. Скрывать от них то там, то здесь вспыхивающие беспорядки в столице, или приступы паники, причиной которых становились люди Джасима, а их в Им-Роке набралось немало, Хесса не могла и не хотела. Впрочем, и Сардар не возражал — он знал о поручении владыки разобраться с новыми анхами и, конечно, понимал, что дальше Лин и Лалии ничего не просочится.

   Только Сальму порой приходилось держать в неведении. Не потому что ей не доверяли, а потому что у Сальмы и так хватало причин для беспокойства: подозрительные новые анхи, приступы истерик у обделенных вниманием кродахов цыпочек, окончательно слетевшая с катушек мамаша и пропавший вместе с остальными владыками из поля зрения анх владыка Шитанара. О нем Сальма после традиционных омовений говорила мало и неохотно, но только слепой не заметил бы, что молчит она не потому что нечего сказать, а потому что дурацкими словами боится спугнуть что-то важное и трогательное, о чем наверняка мечтает, особенно после подаренного Назифом ошеломительного букета.

   — Готова? — спросил Сардар, и Хесса, стянув завязки накидки на груди, опустила капюшон.

   В зверинце песка было гораздо больше, чем в саду сераля. Клибы-служители с утра до вечера расчищали вольеры и дорожки между клетками, но сегодня даже их было мало.

   — Мы пришли раньше, — сказала Хесса, стараясь не вдыхать слишком глубоко. Научилась еще в трущобах, когда пряталась от Проклятия Имхары по закоулкам. Даже если не наберешь полный рот песка, воздух во время талетина сухой и острый, надышишься им от всей души, а потом будет долго печь в носу и драть горло.

   — Хочу познакомить тебя кое с кем, — загадочно сказал Сардар, и Хесса покосилась на него, хотя косись-не косись — ничего не разглядишь, кроме низко опущенного капюшона и шейного платка, которым Сардар, выезжая за стены, прикрывал лицо.

   — Мне приставать с вопросами или подождать?

   — Подожди, — явно ухмыльнулся Сардар. И вроде как пояснил, только стало еще непонятнее: — Ты знаешь почти всех, кого я могу назвать своей семьей.

   — Владыка Асир, — сказала Хесса, не задумываясь. Это имя она могла назвать точно, потому что знала — за ним Сардар полезет даже в бездну. И дело было не в преданности подданного своему владыке, а в том, что Асир для Сардара, кажется, и впрямь давно стал семьей. Больше чем другом, скорее старшим братом.

   — И Ладуш. Это все. Но не совсем.

   Лязгнули запоры на служебной пристройке к одному из вольеров, и Сардар провел ее в тесную комнатку, похожую на кладовку. Вот только за хлипкой деревянной стеной бегал какой-то не слишком мелкий зверь — от мягких прыжков подрагивал пол и звенели склянки в коробке на полке.

   — Не совсем, — повторил. — Еще — Элья. А, вот она. Услышала.

   И открыл дверь.

   Зверюга, которая выметнулась навстречу Сардару, была, конечно, не такой жуткой, как зверогрыз или анкар, намного, гораздо мельче, но Хесса все равно попятилась. На самом деле хотелось схватиться за Сардара, спрятаться за его спиной — набралась уже серальных замашек. Но все-таки сработало вбитое с детства — в любой опасной или непонятной ситуации твои руки и руки твоих союзников должны быть свободны. А зверюга была и непонятной, и совершенно точно опасной. Сардару где-то по пояс, рыжая, пятнистая, похожая на очень толстую и какую-то квадратную, что ли, кошку — на высоких мощных лапах, с коротким туловищем, куцым обрубком вместо хвоста и широченной наглой мордой! С бакенбардами и кисточками на ушах. И только Хесса подумала, что эти кисточки даже милые, как зверюга прижала уши, оскалилась — бездна, ну и пасть! — и выдала такой зверский рявк, что у Хессы задрожали и ослабли коленки. Низкий, заунывный и злобный одновременно, переливчатый и совершенно точно неодобрительный! Ну что сказать, не везет так не везет, еще никому из «семьи» Сардара Хесса не понравилась сразу. И эта тварюга явно не собиралась становиться исключением из общего правила.

   — Уймись, — Сардар схватил тварь за холку, другой рукой потрепал прижатые уши. — Чего ты бесишься? Это Хесса. Она — моя анха, и, если вдруг что, ты будешь ее защищать. Понятно?

   Может быть, еще один заунывно-рычащий вопль и означал «понятно», но Хесса только попятилась еще дальше, пока не наткнулась спиной на какие-то полки, швабры и… и что там было еще, она даже смотреть не стала. Со шваброй наперевес сразу почувствовала себя лучше. Может, и не отмашется, но разок поперек морды вдарить успеет, а там Сардар спасет. Кого-нибудь. Или ее от зверя, или зверя от нее. На самом деле не так уж важно.

   — Э-э… это кто вообще? — спросила она.

   — Элья. Моя рысь.

   — Рысь? Где такое водится? Не в Имхаре же?

   — В Харитии. Там в лесах такие живут. По деревьям бегают. И охотятся — сверху.

   — Да уж представляю, как такое спрыгнет на голову! — Хесса даже вздрогнула.

   — Погладишь?

   — Давай в другой раз? — тоскливо предложила она. — Твоя рысь мне не рада.

   Рысь… Элья, да, как-то очень подтверждающе рявкнула. Мол, да, не рада. Не хочу делиться хозяином.

   — А придется, — сказал Сардар, только, кажется, не ей, а Элье, схватив обеими руками за бакенбарды и заглядывая в глаза. — Она. Моя. Анха. И вы похожи до ужаса. Особенно вот так — нос к носу, — а вот это уже, похоже, не рыси, а ей. Или… обеим?

   В груди колыхнулся было протест. Хесса возмущенно уставилась на эту наглую агрессивную зверюгу, но вопрос «Чем это я на нее похожа?» умер прямо на губах, потому что рысь смотрела на нее в ответ с таким же возмущенным «Кто похож? Я?!» в пугающем взгляде круглых ярко-зеленых глаз с чуть приподнятыми уголками. Будто в зеркало заглянула, вдруг подумала Хесса и, не сдержавшись, фыркнула.

   — Такая же взбалмошная бестолочь? — спросила, усмехнувшись, чувствуя что-то вроде внезапного понимания и солидарности. Рысь в ответ подозрительно прищурилась. Роскошные густые усы и уши — даже кисточки на ушах! — воинственно топорщились, разве что шерсть на загривке дыбом не стояла.

   — Не без этого, — Сардар обернулся, протянул руку, и Хесса, с трудом отцепившись от швабры, вцепилась в нее, делая осторожный шаг ближе. А потом Сардар обхватил за пояс, одним рывком привлек к себе крепко, обнимая, тихо сказал в макушку, так что по спине побежали мурашки: — Дикая. Агрессивная. И очень одинокая.

   — Ты решил пригреть всех убогих самок этого мира? — нервно хмыкнула Хесса, с опаской косясь на рысь, которая теперь смотрела на нее хмуро и внимательно. Как, вообще, такое возможно! Она же тварь неразумная… Или… разумная?

   Элья заворчала, так что сделалось не по себе. Не может же она вправду читать мысли? Или просто чует мельчайшие оттенки запахов?

   — Только двух. Вы были охренеть как убедительны в своем стремлении «пригреться». Сначала чуть не загрызли. Потом… стали особенными.

   И ведь не поймешь так запросто — шутит или всерьез. Хесса подняла голову. Слава предкам, они не на улице, и можно увидеть глаза, а не только капюшон. Нет, он не шутил. Смотрел изучающе, задумчиво, будто отвечал не на ее вопрос, а на свои собственные.

   — Я… — Хесса сглотнула, чувствуя, как предательски жжет глаза. И вовсе не от песка! И продолжать было попросту невозможно! Да и что тут можно сказать, если горло перехватывает, а чувство внутри такое огромное, что того и гляди польется через край и затопит к бесам всю эту комнату, а может, и весь зверинец владыки Асира? Поэтому она не сказала ничего, просто ткнулась Сардару в грудь, обхватывая его обеими руками.

   Уже когда вышли из пристройки, а Элья проводила ее напоследок еще одним пугающим оскалом, видимо, для острастки, чтобы одна подозрительная самка не надумала себе всякого о ее покладистости и готовности подружиться не пойми с кем, Хесса спросила:

   — У вас ведь связь, да?

   — Связь, — подтвердил Сардар. — Не бойся ее. Она не причинит тебе вреда. Просто такой идиотский характер.

   — Можешь не объяснять, — усмехнулась Хесса. — Сам же сказал: мы похожи. — И вдруг чуть не заорала на весь зверинец: что-то цепко, остро и болезненно впилось ей в лодыжку. Мысли о том, что это Элья как-то выбралась из вольера и решила показать наглядно, какая она на самом деле дружелюбная и милая, пронеслись стремительнее ветра — и сгинули. Потому что когти Эльи оставили бы от нее одни ошметки, и простым испугом она бы точно не отделалась! — Блядь!

   Хесса дрыгнула ногой, обернулась и уставилась на непонятный серо-коричневый от пыли и песка взъерошенный клочковатый ком. Впрочем, у кома были блестящие черные глаза, вытянутая, отдаленно похожая на собачью, морда, уши торчком и огромный пушистый хвост. А еще у него явно имелись острые зубы! Которыми этот неопознанный обитатель пустыни вцепился ей в штанину, прихватив вместе с ней ногу!

   — Ты еще кто? — воскликнула Хесса. Вопрос, конечно, был идиотский, но после Эльи, которая будто все понимала, почему-то казался нормальным. Но ответил на него, конечно, не зубастый комок, а Сардар, который вдруг опустился на корточки.

   — Искристый песец. Из Шитанара. Только там такие водятся.

   — И в каком месте он искрится? — с тревогой спросила Хесса, разглядывая комка, то есть, песца. Дворняга же, как есть дворняга. Лохматое чучело. А тот, между прочим, с таким же интересом разглядывал ее. Прямо глаз не сводил!

   — Сейчас ни в каком, — рассмеялся Сардар, — Он искрится в шитанарских снегах. Сливается с ними, чтобы охотиться и прятаться от крупных хищников. Этот обормот явно сбежал из вольера с мелким зверьем. Надо отнести обратно. Но я…

   — Иди, — решительно сказала Хесса. — И так задержался. Я найду кого-нибудь из служителей. А то этот невнятный комок еще кого-нибудь цапнет! Что это с ним? — договорила она удивленно, глядя, как песец при слове «комок» вдруг бухнулся на спину и теперь неистово сучил лапами. — Припадок?

   — Боюсь, что нет, — сдавленно сказал Сардар и вдруг ни с того ни с сего заржал.

   — У тебя тоже припадок? — раздраженно спросила Хесса, понимая, что напрочь упускает что-то важное. Может, это какие-то брачные игры искристых песцов? Он что, принял ее за самку песца? Над чем еще можно так ржать?

   — Погладь ему пузо, — выдавил Сардар, поднимаясь. — И еще раз назови по имени — счастью не будет границ.

   — Чего? Какое пузо? Какое счастье? Ты можешь объяснить нормально?!

   — Поздравляю, Хесса. — Сардар похлопал ее по плечу. Почему в этом почудилось сочувствие? — Теперь у тебя тоже есть свой зверь. Он нахальный обормот из Шитанара. И зовут его — Комок.

ГЛАВА 7

— Комок! — в сотый, наверное, раз воскликнула Хесса. Они вдвоем выбрались в сад и сидели на той самой полянке среди жасмина, сейчас пыльной и запорошенной красным песком. — Нет, ты представляешь?! Только я, бл… ой. В общем, только я могла так по-дурацки отличиться. У Сардара — Элья. Красиво звучит, хотя тварь — ты бы ее видела. У тебя Исхири. У владыки Асира — Адамас. А у меня — дебильный Комок! Глазищи, зубы, клочья шерсти и хвост.

   — Познакомишь, когда талетин затихнет? — Лин с трудом сдерживала улыбку от возмущения подруги, но посмотреть, что за зверь у нее появился, правда было интересно.

   — Да хоть сейчас познакомлю, — дернула плечом Хесса. — Смотритель вольера сказал, что он уже в третий раз сбегает, так что талетин ему нипочем. Сбегал-сбегал и вот… — она развела руками. — Наткнулся на меня! Но было бы там на что смотреть!

   — Сейчас нельзя. Пока Лалия вместе с владыкой занята посольствами, нужно следить здесь. Сама понимаешь.

   Хесса мрачно кивнула. Разговор с Вардой Лин ей пересказала, и тот, который был с Лалией — о Варде, отравленных кродахах и клибах, беспорядках в городе и отвратительном настроении почти всех гостей — тоже. Лин была рада, что гостями снова занимается Лалия, и самое меньшее, что могла сделать — не выпускать из вида сераль. Хотя по Асиру скучала с каждым днем все больше.

   Но хотя бы Варда больше не истерила, и то хорошо. Лин, конечно, не стала ей рассказывать, как отозвался Асир на переданную через Лалию информацию. Если честно, она, пожалуй, почти обрадовалась, что не видела реакцию Асира. Не боялась, конечно же, нет, но его гнев будил слишком тягостные воспоминания.

   «Как ты думаешь, как владыка мог отреагировать на то, что его любимый враг решил перебить лояльных ему мальчишек якобы его же руками? О, я провела чудесные пять минут, внимая. Жалела только о том, что Джасима в этот момент не было рядом. Тогда этот выматывающе долгий конфликт наконец-то закончился бы. Пусть и не так, как хотелось бы Асиру, зато финал был бы достаточно кровавым для впечатляющего зрелища», — так сказала Лалия, и, честно говоря, этого Лин вполне хватило, при ее-то живом воображении. Зато смогла, не покривив душой, сказать Варде:

   «Можешь считать, что именно ты спасла своего Газира. И запомни, наш владыка справедлив, но, чтобы принять справедливое решение, он должен от кого-то узнать правду. Поэтому в другой раз — не рыдай молча, ладно?»

   А вот с Зарой дело застопорилось. Никто, конечно, и не ждал, что Хесса станет ее лучшей подружкой за два-три дня, но чтобы вообще никаких подвижек…

   С Ладушем о ее осмотре тоже говорила Лалия, его проще было сейчас встретить у владыки, чем в серале. «Она рожала. Скорее всего, один раз, возможно, два. Давно. Снова родить? Почему нет? Никаких препятствий, она абсолютно здорова». И это ничего не проясняло, а только еще больше всё запутывало.

   — Какие новости в городе? — Что происходит за пределами дворца, сейчас лучше их всех знала Хесса. Если бы не ее постоянное общение с Сардаром, только и оставалось бы, что смотреть из окон верхних этажей на едва видимые за песком пустынные улицы.

   — Три поджога в торговом квартале и одно буйство в старой тюрьме, — почти будничным голосом отчиталась Хесса. — Заклинатели бездны притихли, после того, как выловили самого крикливого и заперли в карцере. Там орать внезапно перестал. Пустынники на площади перед судом ваяют статую Духа пустыни. Сначала хотели разогнать, но потом Сардар решил, что пока они заняты делом, хотя бы не вопят по всему городу и не баламутят народ, так что Дух, в смысле статуя, грозит разрастись ввысь. Зато появилась новая куча идиотов. Эти, похоже, самые бешеные. Путники последнего дня. Пророчат гибель Имхары и собирают желающих отправиться в пески. Одни говорят — чтобы отдать себя пескам во имя будущего. Другие — просто помереть от яда талетина поскорее, чтобы не мучиться.

   — Оригинально, — буркнула Лин. — Умереть из-за страха смерти. Дебилы. Пустынников и заклинателей тоже, конечно, нехило переклинило, но они хотя бы думают, что спасают ситуацию, а эти?

   На самом деле количество внезапно ударившихся во всяческую мистику ее ужасало. Похоже, что в этом мире люди, даже образованные и влиятельные, а не только городская чернь и отбросы, более склонны к иррациональному, ко всяким даже не религиям, а темным, не поддающимся никакой логике суевериям и культам. А как работать с тем, что вне логики? Она не знала. Но Сардар, видимо, знал и не сомневался. Кого-то разгонял, кому-то давал выплеснуть дурную энергию — до тех пор, пока они не вредили окружающим и не мешали поддерживать порядок в столице.

   — И что Сардар говорит об этих путниках? «В добрый путь?»

   — Если бы, — Хесса вздохнула. — Сначала даже обрадовался. Собирался отправить их раскапывать занесенные песком деревни. Какая разница, в каких песках гробиться — в дальних или в ближних. Но потом решил, что если после талетина Им-Рок останется без половины лавочников и прачек, никто ни ему, ни владыке спасибо не скажет.

   — Прачки и лавочники? — переспросила Лин. — Постой, я правильно поняла? В этот раз мистическое бешенство накрыло простонародье?

   — Ну да. Кухарки, подметальщики, водоносы, пекари…

   — Интересно.

   — Что ты находишь в этом интересного? — Хесса уставилась на нее с откровенным любопытством. — Сардар вообще только ругается.

   — Я бы тоже ругалась на его месте. Смотри. Заклинатели бездны. Там кто?

   — Кто? — не поняла Хесса.

   — Коллеги мастера Джанаха. Наставники, библиотекари, ученые, историки…

   Хесса кивнула, а Лин продолжила разворачивать внезапно пришедшую в голову картину.

   — Строители статуи — там тоже есть какая-то часть ученых, но другого направления. Юристы. Адвокаты, законники. Часть лавочников, но богатых, тех, которых правильней уже называть купцами. То есть первые — разум Им-Рока, хотя сейчас разум у них, по-моему, отказал. Вторые — кошелек, пожалуй. И вот у нас появились третьи.

   — Никто, беднота?

   — Беднота — да. Никто? Ты же сама только что сказала — Им-Рок не обрадуется, лишившись прачек. Рабочие руки. Те, без кого нормальная жизнь встанет намертво. Ни хлеба, ни воды, ни чистоты на улицах. Знаешь, как все это можно назвать одним словом?

   — Пиздец?

   — Дестабилизация. А если по-простому, то да, он самый. Кто-то приложил немало сил, чтобы ударить по всем направлениям.

   — Ясно кто, — буркнула Хесса.

   — Ясно, — согласилась Лин.

   — Но если все это мракобесие получилось сотворить за несколько дней, то что будет через месяц? Наверняка ведь старый мудак не собирается останавливаться до конца талетина?

   — За несколько дней такое не сотворить. Он готовился, это очевидно. Может, готовился как раз к талетину. Никто, конечно, не мог предположить, что талетин будет такой вот… нестандартный. Зато все ждали, что владыки из-за него задержатся в Им-Роке. Показать всем, что владыка Асир не может править. Не способен удержать в руках даже собственную столицу, не то что весь лепесток. Талетин обычно длится месяц, достаточный срок для организации хаоса. А когда ветер утихнет, у ворот Им-Рока появится спаситель, который у всех на глазах остановит хаос и возьмет ситуацию под контроль. Вот только я одного не понимаю. Если это так, почему он думал, что Асир не справится?

   — Может, из-за недовольных? — предположила Хесса. — Тех, что идут снаружи? Орут они громко, а в городе своя паника. И хрен разберешь, кто из них настоящие беженцы, а кто подослан специально.

   — Очень может быть, — согласилась Лин. — А еще, когда одновременно происходит куча всего, может банально не хватить людей, чтобы вовремя разобраться с каждым случаем. И легко пропустить действительно важное и опасное, пока тебя рвут на части по пустякам.

   Теория вырисовывалась вполне стройная и логичная. Только что делать с этой теорией, если ты сидишь в серале и ни на что, никак, совсем не можешь повлиять?

   — Госпожа Линтариена! Госпожа Хесса! — евнух, выскочивший на их полянку, выглядел встрепанным, несмотря на лысую голову — и как такое возможно вообще? — Слава предкам, наконец-то я вас отыскал! Мастер Джанах ждет вас к полудню.

   — А полдень, наверное, уже есть? — Хесса вскочила, прищурилась, уставившись в затянутое песком рыжее небо.

   — Неважно, просто поспешим.

   Лин тоже успела соскучиться по занятиям с Джанахом. Спокойно, интересно, информативно — разительный контраст посиделкам с чужими кродахами! Теперь, когда кродахов снова взяла на себя Лалия, этот затянувшийся перерыв наконец-то закончится.

   Джанах нервно ходил по их классу, от стола к окну, от окна — к книжным полкам и снова к столу. Когда Лин с Хессой принялись извиняться, махнул рукой:

   — Не в вас дело. Можете считать, что ваш старый учитель просто устал от окружающей его дурости.

   — Заклинатели бездны? — решила проверить свою теорию Лин. — Или все-таки безумные строители статуй?

   — Одни стоят других, и избавьте меня хотя бы вы от упоминаний о творящемся безобразии. Людская глупость вышла из берегов и затопила Им-Рок. — Джанах грустно покачал головой.

   — А я как раз хотела спросить, откуда она берется в таких устрашающих масштабах, — призналась Лин. — Ладно, о чем тогда сегодняшнее занятие?

   — О Шитанаре, — попросила Хесса.

   Джанах замер, дрогнули ноздри, в уголках губ мелькнула улыбка.

   — О да. Я понимаю, почему, госпожа Хесса. Что ж, хорошая тема. Важная, поскольку Шитанар довольно близок к Имхаре, своевременная, поскольку там в очередной раз сменился владыка, и интересная, как бывает интересным любой сложный узор, в котором не разберешься с первого взгляда. Давайте начнем, как обычно — что вы уже знаете о Шитанаре?

   — Там водятся песцы, — буркнула Хесса, смутившись. — Искристые. В снегах.

   — И там все очень подозрительно с преемственностью власти, — добавила Лин.

   — Подозрительно?

   — То переворот, то восстание стражи, то таинственная смерть, то неожиданный наследник, — пояснила Лин. — Странно, непредсказуемо, запутано.

   — Что ж, — мастер Джанах снова прошелся туда-сюда, но уже спокойно, заложив руки за спину и о чем-то размышляя. — Да, госпожа Линтариена. Весьма верное наблюдение, хотя я никоим образом не ожидал услышать такое от анхи. И у всей этой кутерьмы есть очень простое и понятное объяснение. Может, попробуете догадаться, какое?

   Простое и понятное? Асир говорил только о дурости и ужасном характере того владыки, чьей митхуной была мать Сардара. Но с тех пор столько лет прошло, владыки меняются, а проблемы остаются. А если Джанах предлагает догадаться, объяснение должно быть в самом деле простым. Интриги соседних лепестков? Но не столько же лет, да к тому же интриги должны быть следствием, а не причиной. А причина… «Ищи, кому выгодно»?

   — Горы, — сказала вдруг Хесса. — Горы, это совсем не только наглые комки шерсти. Я читала, лучшие изумруды — шитанарские. Раз есть изумруды, есть и всякие другие камни, так?

   — И не только камни! — подхватила Лин. — Металлы, руда. Если все это разрабатывать… А рядом Нилат с его передовыми технологиями, и если они договорятся!..

   — А еще плодородные долины между горами и крайне удачное расположение между Нилатом и Азраем, — дополнил Джанах. — Знаменитые шитанарские лебеди. Те самые искристые песцы, дороже которых только мех харитийских соболей. Снежные саблезубы, способные преодолеть любую метель. Целебный горный воск и горячие минеральные источники, на которые едут жаждущие исцеления со всей Имхары. О-о, Шитанар мог быть богатейшим лепестком, если бы… Но вот тут мы остановимся в своих предположениях, ибо лезть в столь высокую политику не нужно ни мне, ни вам. Погодите, я достану карту и расскажу вам подробнее о природе и богатствах Шитанара. А вопрос с наследованием его престола затронем коротко, исключительно для справки.

   Рассказывал он интересно и так образно, что вскоре у Лин не осталось никаких сомнений — когда-то Джанах и сам побывал в искристых снегах и зеленых долинах Шитанара, купался в его знаменитых источниках, охотился на горных коз и барсов, участвовал в отлове саблезубов… Бурная, должно быть, была у мастера Джанаха молодость! Время шло незаметно, и, когда до их класса вдруг донеслись крики, Лин прежде всего захотелось выругаться. Ну вот кому опять спокойно не живется, что за паника снова на ровном месте? Да еще такая, что слышно даже не в библиотеке или комнатах для рисования и «изысканных» занятий, а этажом выше!

   Но Джанах замолчал, подошел к окну, нахмурился и сказал:

   — Видимо, на сегодня придется прерваться. Возвращайтесь к остальным, так будет лучше. Продолжим завтра в полдень, если не случится еще какой-нибудь вопиющей глупости.

   — И вопящей, — буркнула недовольная Хесса.

   Стоило дойти до лестницы, как по ушам ударила не уже привычная истерика серальных цыпочек, а самая настоящая паника. Вой, причитания, резкие окрики клиб и стражников, даже, кажется, бряцанье оружия. Лин со всех ног рванула вниз.

   Не найти такой мощный источник шума не смог бы, наверное, даже глухой, а Лин ноги сами принесли куда надо. Эпицентром хаоса была, как ни странно, всегда тихая комната рисовальщиц. У окон столпился как будто весь цветник сразу. А кому не досталось места, подтащили ближе кресла и теперь возвышались над остальными, напряженно вытягивая шеи.

   — Что за блядство? — растерянно спросила Хесса.

   — Кажется, в библиотеке пусто? — отозвалась Лин. — Там тоже есть окна.

   — И там все видно гораздо лучше, чем здесь. — Лин обернулась на голос. Позади стояла Зара, видно, сама только что из библиотеки, и созерцала столпотворение у окон с удивительно брезгливым выражением лица. — Только смотреть не на что. В доме недалеко от дворцовой стены что-то загорелось. Сейчас тушат. Там суета и дым столбом.

   — А здесь что? — спросила Хесса. — Истерика от вида пожара?

   — Вроде того, — Зара едва заметно улыбнулась. — Ирис заметила пожар, она любит смотреть в окна. А здесь была мать Сальмы… Ну и…

   Продолжать, разумеется, смысла не было. Одна талантливая истеричка довела до истерики весь сераль. Зара и не продолжала, только пожала плечами и ушла вниз.

   — Пойдем все-таки посмотрим, — предложила Лин.

   Вид из библиотеки действительно открывался прекрасный. На улицу за дворцовой стеной, каменные заборы, белые домики, увитые виноградом, сейчас жухлым и пыльным. Один из домов, правда, красовался черными полосами по стене и выгоревшими рамами, но пожар уже потушили, и сейчас во дворе были видны стражники, кажется, Вагана.

   — На что там смотреть вообще? — фыркнула Хесса. — Заняться им нечем, вот и вся беда. А мы из-за этих дур такое интересное не дослушали.

ГЛАВА 8

Лин не знала, метка тому причиной или внезапное расследование, но сейчас она ощущала себя намного лучше, чем в начале всех этих бесконечных праздников с посольствами и владыками. К Асиру тянуло, и без близости с ним — хорошей, долгой, полноценной близости! Да ладно, хоть какой-то, пока нет времени! — с каждым днем становилось тоскливее. Зато от запахов чужих кродахов метка ограждала ничуть не хуже, чем его присутствие. Лин, конечно, чуяла их, нюх-то у нее не отшибло, но густые, давящие на психику волны чужой похоти теперь словно обтекали ее, не затрагивали и тем более не возбуждали. Теперь она могла бы, наверное, обойтись без настойки Ладуша даже на сборище всех владык скопом. Вот только на эти самые сборища вместо нее ходила Лалия, а Лин видела кродахов только в серале, когда они наконец-то вспомнили о тоскующих без внимания анхах. Разница ощущалась — и она не воспринимала никого из гостей как угрозу или желанную цель, и они смотрели сквозь нее, будто не видя.

   Это были несомненные плюсы. А минусы… минус был один, логично из них вытекающий: без Асира становилось все хуже и хуже. Только его метки, только запаха, который теперь чувствовался постоянно, хватало лишь на то, чтобы не спятить. Ждать, мечтать и надеяться, ловить взгляд Ладуша, когда он приходил в сераль, чтобы увести какую-нибудь анху — не все кродахи соизволяли прийти лично. А после, когда двери сераля закрывались, выпустив другую, ловить на себе издевательски-насмешливые взгляды Гании. Та не позволяла себе большего, но в искусстве изводить взглядами достигла неведомых раньше высот.

   Правда, страдала Лин не одна. Сальме приходилось еще хуже. Лин хотя бы на расследование отвлекалась, а у Сальмы, кроме тоски по Назифу, была только истеричная мамочка и внезапно захватившая почти весь сераль неприязнь. Сильнее, чем Сальме, завидовали только Хессе, но та почти не появлялась теперь — что, конечно, подливало бензинчика в костер ненависти к «трущобным и подзаборным», но чего ты не слышишь, то тебя и не огорчит, верно? А шепотки за спиной не огорчали Хессу, даже когда та их слышала.

   Сорвалась Лин через три дня такой жизни, ночью. Вечером Ладуш увел Сальму — судя по ее сияющему взгляду и пылающим щекам, к Назифу, — и тоска навалилась на Лин так, что трудно стало дышать. Она сбежала от «сестер по сералю» в сад, забилась в порыжевший от пыли жасмин и всерьез задумалась, не повторить ли операцию «стена», а следом и операцию «окно». Вариант «уйти к себе и лечь спать» уже даже не рассматривался, все равно не заснула бы. Разве что попросить у Ладуша сонной настойки, когда вернется. Но, бездна бы побрала талетин, посольства, Джасима и все на свете, настойка и сон в одиночестве — отвратительная замена Асиру.

   Ветер талетина тонко выл над головой, будто насмехаясь. И вдруг — затих.

   Тишина обрушилась так резко и внезапно, что в первый момент Лин даже испугалась. Почудилось — оглохла. Но тут же стали слышны звуки лютни из сераля, голоса из-за стены, далекое ржание коней…

   Лин задрала голову и сразу зажмурилась, прикрыв глаза ладонью — сверху, кружась, словно первый снег, тихо, беззвучно падал песок. Рыжая пелена — впрочем, о том, что она рыжая, Лин просто помнила, сейчас, ночью, небо казалось непроглядно черным — истончалась, рассыпалась песчинками, открывая взгляду мягкий фиолетовый бархат, узкий серп молодой луны и яркие звезды.

   Талетин закончился так же неожиданно и быстро, как и начался.

   Первым побуждением Лин было перемахнуть через стену и бежать к Асиру. Но ведь ясно же, что невероятная новость не пройдет мимо владык, и сейчас они наверняка соберутся обсудить очередной сюрприз. На этот раз хотя бы приятный, если, конечно, вдруг утихнув, талетин не начнется снова. Но в любом случае Асиру будет не до нее, и операция «окно» его не порадует. Может даже, рассердит.

   Что ж, в таком случае, остается порадовать дуреющих без свежего воздуха «сестер».

   Лин прошла через сад, чувствуя, как помимо воли все сильнее улыбается. Талетин закончился! Посольства уедут! Наконец-то! Может, стоило послать их в бездну пораньше? Очень уж интересно совпало!

   Она распахнула дверь, дождалась всех скучающих, неприязненных, любопытствующих взглядов и почти что крикнула:

   — Талетин закончился!

   На несколько секунд в серале воцарилась изумленная тишина, а после, будь реакция Лин хоть немного хуже, ее, наверное, смело бы толпой помчавшихся в сад анх.

   — Ладно, зато не будут мешать спать, — пробормотала Лин. И пошла в купальни — отмываться от песка. Она надеялась, что в последний раз за этот талетин. А когда возвращалась, сераль был пуст. Абсолютно. И такой тишины здесь она не слышала не то что давно, а, пожалуй, вообще никогда.

   Снился Асир. Как и в прошлую ночь, и в позапрошлую. Почти наяву ощущала его уверенные прикосновения. Они стояли посреди крошечного песчаного островка, тесно прижавшись друг к другу, а вокруг бушевал талетин. Но почему-то отдельно от них, будто владыка Имхары держал его на расстоянии, не подпуская ближе. Лин знала, что надо уходить. Долго так продолжаться попросту не может. Но оторваться от Асира, которого она сейчас чувствовала так ясно и отчетливо, было выше ее сил. А он положил ладонь ей на макушку, потянул за волосы, и только она, поддавшись безмолвному, но внятному приказу, запрокинула голову и привстала на цыпочки, потянувшись за поцелуем, как песок обрушился сверху, налетел со всех сторон, и они оказались на Шайтане, как в ночь начала талетина. Неслись наперегонки с бурей, и всей близости было — что Асир жестко держит поперек спины, вжимая в себя и не давая упасть, а Лин дышит ему в рубашку.

   Она проснулась, задыхаясь, будто и вправду только что убегали от талетина. Снова. И к чему такие сны? Наверное, если вспомнить курс психологии и заняться самокопанием, можно разобраться. Но хотелось только забыть, выбросить из памяти. В бездну! Уж хотя бы присниться могло бы что-нибудь более… желанное, да. Раз наяву никак до этого самого желанного не может дойти.

   Снова заснуть, конечно, не получилось. Сердце колотилось как бешеное, глаза щипало, и почему-то мучительно ныла грудь. Повертевшись в неприятно нагревшейся постели, Лин плюнула на бесполезные попытки, оделась и пошла к клибам. В серале стояла сонная тишина, до утра оставалось, наверное, час или два.

   Лин попросила дежурного клибу приготовить завтрак, а в ожидании вышла в сад. За ночь воздух очистился, и теперь пах утренней свежестью, цветущими розами, и даже запах гари от недавнего пожарища, еще ночью вполне отчетливый, сгладился и почти не ощущался. Но все равно напоминал о свалившейся на Им-Рок и Асира куче проблем.

   Похоже, следовало приготовиться к неприятному факту: с окончанием талетина проблемы не закончатся. Возможно, на самом деле только начнутся. Оптимизма эта мысль не добавила, и завтракала Лин в состоянии смутного недовольства всем на свете, настолько для нее не характерного, что даже мелькнула мысль — а не течка ли снова приближается? Лалия говорила, предупреждала о чем-то похожем. Но по срокам еще вроде бы рано?

   Да нет, какая течка! Точно рано. Просто ей, как нормальной анхе, нужно больше ее кродаха, вот и…

   Узнать бы, до чего там договорились владыки — до чего-нибудь же должны были договориться? Вахид, кажется, хотел отправиться домой как можно быстрее, и Джад тоже. И Назифу не с руки долго гостить. Но узнать неоткуда. Лалия в серале не появилась, Хесса тоже задержалась у Сардара, и даже Ладуша не было на месте. Хотя Ладуш вряд ли сказал бы ей. Лин маялась, не зная, чего ждать и чем себя занять, боясь пропадать из вида — а вдруг за ней придут? И самой было слегка смешно и чуточку горько — снова это ужасное «а вдруг», которым когда-то, не так и давно, если подумать, они с Хессой изводили себя вдвоем. А курятник вокруг просыпался, радовался окончанию талетина, прихорашивался в надежде на прогулку. Или вернее будет сказать не курятник, а змеюшник? В последние дни, пока приглядывала за Вардой и присматривалась к остальным новеньким, Лин сильно изменила мнение о нежных серальных цветочках владыки Асира. Нежные-то они нежные, но большинство — ядовиты.

   Бесконечное течение дня нарушил вошедший в сераль евнух. Пройдя через зал под выжидающими взглядами цыпочек, змеек и кто здесь еще водился, он подошел к Лин и негромко, но внятно сказал:

   — Госпожа Линтариена, оденьтесь для выезда и пойдемте. Владыка ждет.

   Лин кивнула и метнулась к себе. Ждет? Что значит — ждет? Уже выезжать — кстати, куда? Или, как в тот раз перед завтраком, ждет ее у себя, оставив немного времени только для них двоих? Но тогда он мог велеть и одежду для выезда принести туда? Или нет?

   Мысли метались, а руки совершенно без участия головы выбирали штаны, лиф, накидку, украшения — объяснения Сальмы не прошли даром, как одеться, Лин представляла. И даже прическу собралась себе соорудить сама, но подоспела Фариза, усадила ее, велев посидеть спокойно, подкрасила губы и глаза, уложила волосы, прикрепила поверх почти прозрачный, тончайший шелковый платок, придирчиво осмотрела и покачала головой:

   — Было бы хоть немного больше времени… Но что могли, мы сделали.

   — Владыка ждет, — слабо улыбнулась Лин.

   — Ступайте, госпожа, — Фариза ободряюще кивнула. Смотрела очень понимающе, отчего Лин смутилась. Но зацикливаться на том, что каждый встречный клиба, не говоря уж о «сестрах по змеюшнику» и кродахах из стражи, прекрасно чует и ее смущение, и желание, и тягу к Асиру, Лин себе не позволила. Быстро шла за евнухом, и все сильнее захватывал вопрос — куда свернут? К покоям Асира или к паланкинам? Если бы евнух повел через тайную калитку и сад, вопроса бы не было, но вокруг тянулись парадные коридоры. Взгляды стражников-кродахов облизывали анху владыки, заставляя все сильнее гореть щеки. Их желание больше не задевало, не выбивало из равновесия, как до метки, но совсем его не чуять Лин не могла. И очень надеялась, что Асир хочет ее не меньше.

   Свернули к паланкинам.

   Разочарование было острым. Настолько болезненным, что Лин почти мгновенно задвинула анху поглубже и выпустила вперед агента Линтариену: еще не хватало, чтобы половина дворца унюхала, как анха разочарована владыкой! Никому ведь нет дела, что не самим владыкой, а его решением. И, в конце концов, так или иначе она сейчас встретится с Асиром, это гораздо больше, чем было у нее всего час назад!

   Евнух с поклоном подсадил в паланкин и остался караулить снаружи. А внутри было пусто. Ни Асира, никого. Лин села, откинулась на спинку сиденья так, чтобы в щелку между занавесей увидеть, когда он подойдет. Ожидание с каждой минутой казалось мучительней. Потом послышались приглушенные голоса, короткие приказы издали, но слов разобрать не получалось. До тех пор, пока не прозвучал отчетливо голос Сардара:

   — Оцеплены улицы до Судебной площади.

   — Вчера ты обозвал ее площадью Безумной Статуи. Мне понравилось, — раздалось в ответ, и Лин наконец увидела своего владыку. В парадном белом облачении, каким она видела его всего несколько раз — и каждая из этих нескольких встреч оборачивалась чем-то значительным и значимым для Лин, так что агент Линтариена куда-то делась, снова уступив место влюбленной и жаждущей анхе.

   Качнулся паланкин, и Асир оказался рядом. Настолько рядом, что сразу вспомнился крошечный песчаный островок из сна, и стало одновременно ужасно жарко и радостно.

   — Долго ждала? В самый неподходящий момент принесло Рабаха. Едва отделался. — Он смотрел на нее внимательно, пристально, чуть заметно принюхиваясь, и от этого взгляда становилось еще жарче. Если так и продолжится, то как она выдержит весь этот путь — куда-то в неизвестность! — настолько близко к нему?

   — Пять дней, — почти шепотом ответила Лин. — Все пять дней талетина. И до того… сам знаешь, сколько. Лучше меня, я давно сбилась со счета. Но это неважно. А сейчас — нет, не очень. Только… — она, кажется, задохнулась жаром, дыхание перехватило, и пришлось замолчать и подышать.

   — Только мы не уедем далеко, пока ты пахнешь так ярко, — сказал Асир вроде бы совсем тихо, но от низких, вибрирующих интонаций в его голосе Лин задрожала в предвкушении совсем не поездки.

   И, наверное, надо было постараться хоть на что-то отвлечься, хотя бы спросить, куда они все-таки собираются ехать. Но агент Линтариена, раз исчезнув, решительно отказывалась возвращаться. А Лин могла думать только о том, что сейчас она совсем не способна играть в тренировку выдержки.

   Что произошло раньше — Асир подхватил ее, или она потянулась к нему, Лин не сказала бы даже под пытками. Просто почти сразу оказалась у него на коленях. А он уткнулся в шею, накрыл губами метку, так что по всему телу вместе с дрожью рассыпались искры удовольствия.

   — Прости, — выдохнул Асир. — Я бы от всей души порадовал Им-Рок этой жаждой, но не сегодня. — Лин не успела понять о чем он, только почувствовала слегка болезненный укус в то самое место метки, вскрикнула от пугающе-сильной вспышки наслаждения и обмякла в руках Асира. Желание вроде бы никуда и не делось, но из остро-мучительного стало тихим, спокойным и нежным. Только сердце колотилось с пугающей частотой, но и оно постепенно успокаивалось. Лин глубоко вздохнула, обвила руками шею Асира.

   — Да. Так лучше. Так можно ждать дальше. Спасибо. Я понимаю, сейчас не до того, чтобы… — и умолкла, смутившись.

   — Мне нравится этот запах. И твое безудержное желание. Хочу, чтобы ты пахла так всегда. — Он держал по-прежнему крепко и тесно, и от ладони на спине растекалось тепло. — Ты даже не представляешь, как сильно он отличается от запаха простой потребности в кродахе. Обычной телесной жажды.

   — Отличается? — как в полусне, переспросила Лин. Она никогда не задумывалась, не интересовалась, как именно кродахи воспринимают запахи анх — да и не только кродахи на самом деле. Агенту Линтариене хватало элементарного, того, что можно описать протокольными определениями и подшить к делу. А о разнице в этих самых запахах и вовсе… — Я думала, есть только «хочет» и «не хочет». Чисто в рамках служебных инструкций: если «хочет», то все по согласию и оснований к возбуждению дела нет, если «не хочет»... — Она фыркнула, спрятала лицо у Асира на груди. — Здесь все это звучит очень странно, да? Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты меня хотел. Хочу быть с тобой рядом, даже если это «рядом» совсем не о близости. Хочу быть тебе нужной. Люблю.

   — Любишь, — задумчиво то ли согласился, то ли переспросил Асир. — Эта непонятная, неизученная штука — любовь — пахнет совсем не так, как все остальное. Принюхайся как-нибудь. Рядом с тобой есть анха, которая пахнет так же, как ты.

   — Принюхаться к Хессе? — улыбнулась Лин. — Самое странное задание, какое я получала за всю свою жизнь.

   — Зато совершишь удивительное открытие — поймешь, чем отличается «хочет» от «не только хочет». Сардара от этого открытия до сих пор штормит. Иногда мне кажется, что и меня тоже.

   Это «и меня тоже» прозвучало так, что немедленно захотелось наплевать на все поездки, дела, возможных свидетелей и показать наглядно, делом, как штормит ее. От таких слов и такого голоса, от его близости и прикосновений, запаха, просто от того, что он рядом. Но то странное, что сделал Асир с меткой, тормозило желания довольно-таки качественно. Даже обидно стало, хотя Лин прекрасно понимала всю неуместность своего «хочу» здесь и сейчас. Она потянулась к губам Асира, коснулась их легко и коротко, так, как иногда прикасался он. Сказала:

   — Я люблю шторма. Всегда любила.

   — А я никогда не жил у моря. Но теперь представляю, что это такое.

   Паланкин качнулся, опускаясь на камни мостовой. Приехали?

   Лин вылезала из паланкина, как подобает порядочной анхе: опираясь на руку кродаха. Своего кродаха. Отчего-то ярко вспомнилась их первая совместная поездка, в ее первый день в этом мире, в казармы. Как она тогда шарахалась от любых прикосновений. Кажется, целая вечность прошла с тех пор.

   — Я не жду здесь неожиданностей, — негромко сказал Асир, направляясь вместе с ней к крыльцу приличных размеров… дворца? — Зато тебе будет что рассказать одной чувствительной анхе.

   Значит, дворца первого советника, мысленно кивнула она. Того самого, где отлеживаются отравленные покаянники. Уточнила:

   — Уже можно рассказывать? Не помешает следствию?

   — Думаю, ей не нужны подробности. Хватит и того, что ты своими глазами видела ее… «недобитого дружка», как сказала бы Лалия.

   Ну да, опять же мысленно фыркнула Лин, недобитого, а также недоповешенного и недоскормленного анкарам. Или акулам. Или господину тайному советнику.

   Дворец Сардара был роскошным и… заброшенным? Шаги разносились гулким эхом, кланялась стража, и сам первый советник шел здесь так, как шел бы по чужому дому. Похоже, что его дом там, где Асир, а живет он постоянно в тех самых покоях, где уже привыкла проводить ночи Хесса.

   Но вот у одной из дверей остановились, и Сардар негромко сказал:

   — Здесь.

   Комната, в которой положили отравленных кродахов, была небольшой и не слишком роскошной, зато светлой, с широкими окнами, выходящими в сад. И пусть сейчас сад был рыжим от песка талетина, зато слуги уже распахнули окна, впуская свежий, очистившийся воздух. Хотя болезнью и отчаянием все равно пахло отчетливо и неприятно.

   Глубоко поклонился лекарь — и исчез за дверью, повинуясь едва заметному жесту владыки. Сардар, скрестив руки на груди, прислонился к косяку. А Асир смотрел на лежавших мальчишек с выражением сдержанного недоумения на лице, ноздри трепетали, а по комнате расходился тяжелый, давящий запах раздражения и неприязни.

   «Покаянники» дернулись было встать, но сил на такой подвиг у них еще не было.

   — Владыка, — тихо сказал один из них.

   — Владыка Асир, — эхом повторил другой. Похоже, что сил не было и на долгие славословия, и, вспоминая их речи при встрече посольства, этому можно было даже порадоваться.

   — Мне передали все, что вы рассказали. Сейчас я желаю услышать только одно. Кто-нибудь из вас хочет поддержать изумительное начинание вашего господина и отправиться в пески раньше времени во имя его великих замыслов? Еще не поздно.

   — Наш господин и повелитель — вы, владыка Асир, — тихо, но довольно-таки твердо отозвался один.

   — Мы… хотели бы остаться, — прошептал второй. — Здесь, в Им-Роке. Служить вам.

   — Об этом говорить рано, — сказал Асир, хмурясь. — Но когда вы оба будете в состоянии стоять на ногах, я приму вашу священную клятву перед духами предков.

   Судя по разлившемуся на бледных лицах облегчению, просветлению, а потом и счастью, на такой исход мальчишки и надеяться не смели. У них даже хватило ума — или безумия — начать витиевато и длинно благодарить, на что Асир махнул рукой:

   — Позже.

   И вышел.

   А Лин спросила:

   — Кто из вас Газир?

   — Я… госпожа?

   Тот, который побойчее. Прекрасно.

   — Одна анха очень беспокоится о тебе. Передам, что ты не торопишься в пески. Она обрадуется.

   — Варда?! — он даже приподнялся, будто порываясь вскочить. Ну да, и бежать немедленно к своей Варде. Ползком. — Пожалуйста, госпожа… — он задохнулся, закашлялся, договорил хрипло: — Скажите, что я навещу ее как только смогу. Если мне будет позволено.

   Этот порыв стоил ему всех оставшихся сил, он резко побледнел и снова откинулся на подушку, прикрыв глаза.

   Лин вздохнула и вышла. Асир с Сардаром ждали ее за дверью и, похоже, о чем-то спорили. От взволнованного Сардара отчетливо пахло недовольством.

   — Это может закончиться чем угодно! Ты понимаешь или нет?!

   — А ты понимаешь, что мой город едва не обезумел за пять проклятых дней? Мой народ должен увидеть меня своими глазами!

   — Езжай хотя бы в паланкине. Мы не сможем прикрыть тебя от стрелы или пули, пока ты верхом!

   — Дар. Я уже все сказал. Где мой конь?

   — Дожидается внизу, — Сардар раздраженно дернул плечом и, бросив на ходу: — Дай мне немного времени и спускайся, — ушел. За ним, видимо, повинуясь молчаливому приказу, поспешили два стражника. Коридор опустел.

   — Не завидую господину первому советнику, — улыбнулась Лин. — Ты очень проблемный объект для охраны, повелитель. Особенно если стоит задача показать тебя народу. — Положила руку ему на грудь, спросила уже серьезно:

   — Никакой брони? Почему?

   — Доспехи надевают перед схваткой. Я не собираюсь сражаться со своими подданными. — Асир взглянул на нее и усмехнулся. — Ты тоже скажешь, что я сошел с ума? Не стоит. Я слышу это с самого утра.

   — Нет, — покачала она головой. — Я скажу, что ты рискуешь. В городе наверняка остались люди Джасима. Но уважение народа стоит риска, а народ не любит, когда власть от него отгораживается. Наверное, без разницы, бронированными стеклами машины или доспехами. Это твоя работа. А работа твоей охраны — снизить риск до минимума. Исключить совсем, к сожалению, невозможно.

   — Я и не хочу, чтобы его исключали. Я хочу, чтобы все оставшиеся выродки поняли, что это их последний и самый лучший шанс.

   — Последний шанс на что?

   — Убить меня, разумеется.

   — Ну да, конечно, — фыркнула Лин. — Как я могла подумать, что сдаться или, может, сделать вид, что они добропорядочные подметальщики или водоносы, и зажить честной жизнью.

   — Пойдем. Если хочешь, можешь вернуться во дворец. Или можешь поехать со мной. Паланкин ждет.

   Вот еще! Сидеть за плотно задернутыми занавесками, слушать шум толпы и гадать, что происходит и сработала ли уже задуманная ловля на живца. Прекрасно. Нет, Лин доверяла профессионализму Фаиза и Сардара, особенно когда они работали в паре, но все же предпочла бы и сама принять хоть какое-то участие. Хотя бы иметь возможность наблюдать… а там, кто знает…

   — С тобой, — сделав крохотный шажок, она прижалась к Асиру. Запрокинула голову, поймала взгляд и продолжила: — С тобой в седле. По древнему обычаю. Твой народ оценит.

   — Вместо доспехов? — он прищурился. — Мне не нравится эта идея.

   — При всем желании я не смогу обернуться вокруг тебя. Не волнуйся, твои предполагаемые убийцы вряд ли настолько идиоты, чтобы спутать владыку с его анхой. Разве что они такие же косорукие мазилы, как тот, прошлый.

   — Может, им будет все равно? — Асир вздохнул. — Мне хочется тебя отговорить, но я начинаю чувствовать себя Сардаром, Фаизом и Ладушем сразу. Последняя попытка. Я поеду верхом, — раздельно произнес он, особенно выделяя последнее слово. — На устрашающем, неудобном коне, который так впечатлил тебя в прошлый раз. Сработало?

   — Но ты же не дашь мне упасть, — очень кстати он напомнил прошлый раз, потому что можно ответить его же словами… Лин широко улыбнулась. Хотя, чего уж, на самом деле «устрашающий и неудобный» по-прежнему не вызывал доверия — честное слово, Лин предпочла бы Шайтана! Зато… — Я буду за тебя держаться. Крепко. Очень крепко.

   — Ладно, — сказал Асир, разглядывая ее со странной задумчивостью. — Поедем. Пришло время показать тебя Им-Року.

ГЛАВА 9

Показать Им-Року требовалось не только Лин. Столица должна была увидеть своего владыку, а он — ее. Такой, какой она вышла из неожиданно короткого, но яростного талетина и череды злоумышлений Джасима. Растерянной. Взбудораженной. Настоящей. Яркое, ослепительное солнце Имхары беспощадно высвечивало напряженные, недоверчивые лица в собиравшейся за спинами стражников из оцепления толпе, еще не расчищенные до конца от песка улицы, выбитые окна и черные подпалины — воспоминания о прокатившейся по Им-Року волне поджогов и спонтанных беспорядков, которые, судя по допросам очевидцев, возникали из ниоткуда и вспыхивали мгновенно и страшно. Неостановимо.

   Асир, сжимая зубы, сдерживал тлеющую в груди ярость. Им-Рок был его городом. Его домом. Местом, лучше которого не найдется во всей Ишвасе. И теперь он будто нехотя делился со своим владыкой пережитой болью, неохотно подставляя под пристальный взгляд свежие ссадины и еще не затянувшиеся раны. Асир помнил: город был таким же в самом начале