У меня больше не может быть детей, а муж, не выдержав горя, ушёл к другой. Его я не виню, но и как жить дальше не знаю.
Счастливый случай сталкивает с тем, кто становится глотком свежего воздуха в персональном аду. Только вот имею ли я право дать себе шанс на новые отношения?
Наташа
– Простите, но нам не удалось сохранить ему жизнь. – произнёс врач в ответ на мой немой вопрос, когда я очнулась.
– Кому, ему? У меня же девочка!!! – удивилась я.
– Плоду. – прозвучало даже как-то безразлично.
– К-к-какому плоду? Где моя девочка? Что с моей девочкой! – я попыталась встать, но врач насильно уложил меня назад на кровать.
– Наталья Олеговна, успокойтесь. Мы не смогли спасти вашего ребёнка. Когда Вас привезли, её сердце уже практически не билось. Так бывает в жизни.
Вот и всё! Мой мир просто рухнул! Рассыпался на тысячи осколков!!! Мы шли к этой беременности с мужем несколько лет, преодолели, казалось бы, все круги ада. Но нет… есть ещё, глубже, жёстче, жарче.
Я просто уставилась в одну точку, а перед глазами замелькали картинки.
Вот я, совсем ещё молоденькая, волнуясь, стою перед зеркалом, а мама поправляет фату и что-то шепчет. Сегодня день нашей с Лёшей свадьбы – самый счастливый на свете. Я очень волнуюсь, и от этого не могу спокойно усидеть на месте. Мама ворчит и успокаивает меня. Свадьба тогда прошла на ура, а я ощущала себя невероятно взрослой и самостоятельной, впервые отправляясь ночевать не к родителям, а в нашу с мужем съёмную квартиру.
Вот мы с Лёшей рассматриваем упаковку теста на беременность. Нам так хотелось малыша, и мы искренне верили, раз был секс, и не один раз, значит я точно беременна! Со смехом читали инструкцию и опускали тест– полоску в жидкость… Но чудо обошло нас стороной. Один цикл, второй, третий… Спустя полгода я записалась к участковому гинекологу, прослушала лекцию, что для таких молодых, как мы, срок на самостоятельную беременность даётся в 12 циклов. Заодно меня просветили на тему, что беременность случается не от каждого момента интимной близости. О, как долго я потом пересказывала всё это Лёше.
Вот мы на приёме у гинеколога – эндокринолога. Со дня нашей свадьбы прошло уже два года. Сколько гадостей я выслушала от свекрови, сколько слёз пролила… Но муж всегда поддерживал меня и успокаивал. Говорил, что не лечится только смерть, а всё остальное – ерунда. И мы обследовались и лечились. У обоих нашли проблемы. И вот он приговор – самостоятельная беременность невозможна, только ЭКО.*
Мы становимся на очередь в клинику, ведь у нас “трубный фактор” * и это ужасно. Или нет? Дополнительное обследование, выбор протокола и способа его ведения, поддержка и вот в самый волнительный момент мне сообщают, что получилось восемь эмбрионов. Двоих оставляют расти, а остальных замораживают по два. У нас четыре попытки! Как же тогда я была счастлива. Верила, что теперь-то всё получится с первого раза, а значит, впереди у меня целых четыре беременности. Наивная!
Первая попытка приносит первый в нашей жизни яркий полосатый тест. Но это оказывается “хвост” *, а сами эмбриончики не крепятся. У меня тогда случилась истерика и нервный срыв. Пришлось на работе брать несколько дней за свой счёт, чтобы успеть смириться и принять ситуацию.
После протокола у меня находят миомы и приходится отложить новый до конца лечения. Но оно не помогает, и мы идём на миомэктомию *. Да, это опасно, но польза превышает риск, как сказал врач.
Второй протокол, стимуляция, подсадка, отпуск и постельный режим и вот, заветный ХГЧ в три сотни, удваивающийся за тридцать два часа.” Высока вероятность двойни” – пишет мне приложение в телефоне, а я скачу от радости. Но УЗИ в пять недель, а потом и в семь, и девять твердят – одноплодная развивающаяся беременность. Моему счастью не было предела. Всю беременность муж носился со мной, как с писаной торбой, а я летала на крыльях счастья. Меня минуло даже такое воистину стихийное бедствие, как токсикоз. И вот теперь я здесь, почему?
ЭКО* – экстракорпоральное оплодотворение
“трубный фактор” * – невозможность самостоятельной беременности, вследствие непроходимости маточных труб
“хвост” * – после подсадки эмбрионов женщина получает несколько уколов ХГЧ (хориони́ческий гонадотропи́н – гормон, в норме вырабатываемый организмом при успешной имплантации эмбриона в полость матки) с целью поддержания развития беременности
миомэктомия* – это хирургическое удаление миоматозных узлов, при котором сохраняются тело и шейка матки.
Алексей
– Алексей Сергеевич, давайте выйдем. – предлагает врач, когда Наташе вводят успокоительное и она засыпает.
Мы выходим в коридор, а затем через коридор на балкон. Врач явно нервничает. Что же он хочет мне такого сообщить?
– Слушаю Вас. – не выдерживаю я.
– Алексей Сергеевич, понимаете, тут такое дело… – врач явно с трудом подбирает слова. – Я не знаю, как сообщить это вашей жене. Надеюсь вы сможете подобрать слова. – Он выдыхает, как перед прыжком. – Ваша жена больше никогда не сможет самостоятельно родить.
– Э-э-э… – глубокомысленно выдаю я. – В смысле? Почему?
– Понимаете, такой случай… Он один на миллион. Мы просто не могли предположить, что подобное возможно. Ваш с супругой ребёнок спас мать ценой собственной жизни. Нам, к сожалению, не удалось спасти ни плод, ни матку.
– Я не понимаю. – уставился на врача. Что он такое говорит. Как это вообще возможно. – Объясните подробнее.
Врач затянулся, затем ещё раз. Видимо волнуется или не знает, с чего начать.
– Видите ли, в недавнем прошлом у Вашей жены были проблемы, ну Вы, наверное, знаете, с маткой…
– Какие проблемы? – удивляюсь я.
Если честно, несмотря на длительные попытки забеременеть со стороны Наташи, вечные обследования и тонны каких-то таблеток… ну не вникал я глубоко во всё это, а тут…
– Как? – удивляется собеседник. – Вы не знаете, что Ваша супруга перенесла неоднократное удаление миом, часть из которых были весьма крупными?
– Эээ, что-то такое припоминаю. – ответил я. – Но при чём здесь это? Ведь прошёл уже год, если не больше.
– Видите ли, после миомэктомии остаются рубцы. И чем больше был миоматозный узел, тем больше рубец. Опять же, у Натальи Олеговны оказалась предрасположенность к их образованию и не особо высокий уровень регенерации. Плюс длительность лечения…
– Не понимаю, причём тут всё это… – пробормотал я.
… Ну так вот, подобный анамнез является, конечно, безусловным фактором риска во время беременности. А плюс ещё постоянные гормональные терапии…
– Доктор, а можно проще и короче? – не выдержал объяснения, изобилующего терминологией. Ну да, это Наташка бы поняла, но не я.
– У Вашей жены больше нет матки. Она никогда не сможет выносить самостоятельно вашего ребёнка. – на выдохе заявил эскулап, а я часто заморгал.
– Как это?! Подождите… но у нас же… эмбрионы ещё… а вы говорите… – растерялся я.
Это что же получается? Наташа потеряла ребёнка и больше забеременеть не сможет? А как же я? Получается, у меня никогда не будет своего ребёнка?
НИ-КОГ-ДА!!!
– Ну что Вы? Мы выдадим все необходимые документы…
У меня больше не может быть детей…
… и вы с супругой…
… никогда...
– … сможете встать на очередь, на суррогатное материнство.
… во всяком случае с этой женщиной точно.
– Вы меня слышите, Алексей? – тронул врач меня за плечо, когда я не отреагировал.
Какие реакции?! Моя жизнь закончена. С этим срочно нужно что-то делать!
– Я? А, да, слышу… Вы сказали, что я больше никогда не смогу стать отцом! – пробормотал я и, развернувшись, побрёл в сторону выхода.
– Я вовсе не это сказал. – донеслось мне в спину.
Вовсе не это сказал…
Какой-то потерянный, я бродил бесцельно по улицам города, не в силах осознать, что вот всё это конец!
* * * * * *
Как я оказался в баре? Понятия не имею. Просто сидел и смотрел в никуда, держа в руках бокал с виски, полупустой, между прочим.
Рядом на столике стояла тарелка с куриными крылышками и вторая, с сыром.
– Хм, и откуда это всё взялось?
– Молодой человек, а можно к вам присесть? – услышал я женский голос, как через туман, и поднял глаза.
Рядом стояла потрясающая блондинка, в обтягивающих ноги брючках и свободной рубашке, поверх какого-то топа, или, как там называется, эта обтягивающая сиськи майка?!
А что, вполне аппетитная девчонка. Грудь такая, на вид, кругленькая и мягонькая… И вырез майки, опять же, в которой видны полушария. Снизу тоже вполне приемлемо, не Наташка, но всё же.
– З-зачем? – поинтересовался я чуть заикаясь. Это всё виски!
– Понимаете, – доверительно склонилась ко мне незнакомка, обдав лёгким свежим ароматом духов и вдоволь предоставив возможность оценить её верхние достоинства, – ко мне тут один клеится… Ну я и сказала, что не одна в баре. Вы здесь уже час сидите, ни к кому не пристаёте, много не пьёте… Я просто посижу рядом, а как этот мудак удостоверится, что занята и отвалит, тихонько уйду. Ну пожалуйста!
И ресничками замахала, и глазки такие честные и просительные… Короче, это всё не я, это всё виски…
– Н-ну, с-садитесь, пожалуйста. – чуть отодвинулся на диванчике, уступая место для очаровательной нижней части девушки.
Мою невольную (или вольную) собеседницу, как оказалось, звали Олей. В бар она пришла с подружкой, но та куда-то испарилась…
Мы разговорились. Возможно, мне просто надо было выговориться, и неожиданная собеседница подвернулась так вовремя. А может это всё проклятый виски!
Где-то на грани осознания, пришел и тот факт, что к нам действительно подходил какой-то хмырь, и пытался забрать у меня Олю. Я тут душу изливаю, значит, горе своё пытаюсь пережить, а мне мешают?! Короче, выставила нас всех троих охрана из бара. Этого хмыря, и меня с Ольгой. И тот факт, что Ольга предложила продолжить знакомство в более спокойной обстановке, и даже сама вызвала такси… Что было дальше, я вообще помню смутно и урывками.
Проснулся я утром в чужой постели, в незнакомой комнате и от звука чьего-то чарующего, хрипловатого голоса.
– Нет, простите, он не может сейчас ответить… Да, обязательно передам, как проснётся…
Кто там чего должен передать?
В комнату вошла вчерашняя знакомая в соблазнительно коротком халатике.
– О, Лёша, проснулся? Звонила твоя жена. Просила перезвонить, как ты проснёшься.
– Что? – в ужасе осознал я ситуацию. – Кто звонил? Наташа? И ты сняла трубку?
Наташа
– Кто была это женщина? – визжала я.
– Наташенька, успокойся, тебе сейчас нельзя нервничать. – пытался вразумить меня этот проклятый изменник.
– Ах, даже так?! И почему это мне нельзя нервничать, а? И именно сейчас?!
От моих криков, казалось, звенели стёкла в палате. Плевать!
– Ну как же, ты только после операции. – недоумевал этот гад. – Швы разойдутся от резких движений.
– Ах, швы разойдутся?! – схватила с тумбочки чашку и запустила в Алексея. – Я тебе сейчас покажу, швы разойдутся! – чашка разбилась о стену на множество осколков, брызнувших во все стороны, в нескольких сантиметрах от его головы.
– Наташа, успокойся, радость моя…
– Заткнись, гад! Какая я тебе “радость”?! Пока я отхожу от операции и оплакиваю смерть нашей с тобой дочери, ты кувыркаешься с какой-то бабой, бросив меня в больнице! – следом за чашкой в сторону супруга летят тарелки.
– Да успокойся ты, идиотка! – неожиданно рычит он и в считанные секунды преодолевает расстояние между входной дверью и моим спальным местом. – Сядь! А лучше ляг! – и муж толкает меня аккуратно на кровать, присаживаясь рядом. – Если ты перестанешь визжать и дашь мне всё объяснить…
– Я не хочу с тобой разговаривать! – шепчу в ответ, прижатая к матрасу его рукой. – Как ты мог?
– Что “как я мог”? – возражает он со злостью.
– Ты бросил меня здесь вчера одну, а сам ушёл! Я думала, врач сказал тебе что-то такое и ты поехал домой… А ты, ты… Изменять мне побежал?! Что, не нужна тебе баба, которая не смогла забеременеть, да? А в любви-то клялся… Пшик все твои слова любви! – опять начала переходить я на крик, пытаясь подняться с кровати.
– Так и было. – ответил муж. – Мы поговорили с врачом и дальше всё как в тумане… У меня ничего не было с Ольгой. Она просто подсела ко мне в баре с просьбой отвадить от неё ухажёра.
– И как, получилось? – ехидно уточнила я, продолжая злиться.
– Да. – не заметил муж сарказма. – Мужик подошёл, слово за слово… В общем, нас выставили из бара.
– Хм, из бара, да? А что ты там забыл, милый? – зло цокнула языком.
– Не знаю. Я просто шёл по городу куда глаза глядят. А потом понял, что мне жизненно необходимо выпить! Ну и зашёл. – тихо ответил он, свесив голову.
Чем сильнее распалялась я, тем тише становился он.
СТОП!!!
Что он захотел? Выпить?
– С ума сошёл? Тебе же пить нельзя! – взвыла я.
То есть я тут на больничной койке, а он решил самоубиться самым изощрённым способом?
– Что, хочешь закончить как твой отец, в канаве? Мы же договаривались… Ты же обещал, ты клялся, что больше ни грамма! Лёша!!! – я затрясла мужа как грушу. – Слышишь меня, ты же обещал больше не пить!
А он обернулся и посмотрел мне в глаза так, что я и успокоилась сразу, и притихла. Было в этом взгляде нечто такое…
– Ты не понимаешь, – прошептал он, – это было выше меня! Такие новости… такие…
– Да какие? – опять начало набирать обороты моё раздражение. – Что тебе сказал врач?!
– Что у нас больше не может быть детей. НИКОГДА, понимаешь? Никогда!
– В смысле? – не поняла я. – Да, я скорблю о нашем ангелочке, но так заявлять… Пройдёт время, я восстановлюсь и…
– Не будет больше никакого “и”, Наташа! – прервал меня муж практически криком. А ведь только что шептал… – Ты больше не сможешь мне родить ребёнка. Никогда! Ты… ты… э-эх! – он махнул рукой и опять весь сгорбился, уронив голову…
– Нет уж, дудки! Я должна выяснить почему он так уверен в том, что утверждает. – Хотя интуиция и здравый смысл вопили: “Остановись, дура!” – но я продолжила выяснять.
– Что – тебе – сказал – врач! – произнесла чётко, раздельно и приказным тоном. – Не смей увиливать и врать! Правду! Говори!
Лёша поднял на меня глаза, посмотрел затравленно, а потом произнёс то, что навеки разделило мою жизнь на ДО и ПОСЛЕ.
– Ты больше не женщина. У тебя нет матки. Ты красивая пустышка, с которой можно кувыркаться сколько хочешь, а толку ноль! А я так хотел детей, понимаешь?!
– Что? – обалдела я от его слов. – Уходи! Пожалуйста!
– Прости, Наташа, я не то хотел сказа…
– Уходи, Лёша! Просто встань сейчас и уйди. Завтра поговорим.
Наташа
И опять тишина!
Среди каменных стен
Я блуждаю одна,
Но не жду перемен. *
После того как Леша вышел, я какое-то время просто просидела в прострации, гипнотизируя одну точку, точнее трещинку на стене.
"Не верю!" – вопило всё внутри. – "Нет, этого не могло произойти со мной наяву! Это сон, дурной сон, кошмар!"
Но проснуться не удавалось. Тогда я встала с кровати и отправилась "пытать" лечащего врача.
Не дошла.
В больнице есть две «вездесующие» нос и «всёзнающие» профессии – это медсестра и уборщица. Вот разговор двух, судя по всему, представительниц этих рабочих специальностей я и услышала, случайно, проходя мимо хозяйственного помещения.
– Бедная девочка. – причитала баба Маша, что мыла полы и в моей палате тоже. Я голос запомнила. – Как ей не повезло-то, деточку потеряла, да ещё и такая беда. А может, врут?
– Не врут. – отвечал ей более молодой голос. – Я лично на операции присутствовала. Девочка-то, малышка, ценой своей жизни мать спасла. Что-то там передавила своей головкой, и врачи мамочку успели спасти. Так, Оксана Анатольевна и сказала, вот. И злилась очень, а толку ноль, не смогли они ничего сделать, как не старались. Взялись ушивать – а на матке то “живого места нет”. Это Анатольевна так сказала. Она, когда приняла решение удалять… аж заплакала. Говорит: “Девочка такая молоденькая, и детей нет, а мы её сейчас бесплодной сделаем”.
Дальше я недослушала, достаточно с меня информации, даже через край. Развернулась и побрела в палату, ничего не видя перед собой. Видимо, именно поэтому и влетела в собственного лечащего врача.
– Ну и кто так нас расстроил, Наташа? – попыталась улыбнуться та самая Оксана Анатольевна.
– Это правда? Ну что я без… бес… и больше никогда…
– Правда. – было мне тихим ответом. – Зайди в палату.
Женщина взяла меня за руку и завела туда сама, ещё и дверь прикрыла.
– Наташа, понимаешь… – начала она.
– Понимаю? Не знаю, не уверена. – прервала её я. – Оксана Анатольевна, зачем жить дальше? Для чего?
Врач побледнела и нервно сглотнула.
– Наташенька, это же не конец света! У тебя прекрасные рабочие яичники. Плюс, насколько мне известно, ещё есть запас эмбрионов. Встанете с мужем в программу, подберёте суррогатную маму и будут ещё у вас детки…
– Нет. Разве нужна мужу «такая», понимаете? Я никому такая не нужна! Мне незачем больше жить! Зачем Вы меня спасли?! Зачем? Я хочу к ней, к моей девочке, к моей Сонечке!
– Даже не смей так думать! Поняла?! – стальным голосом произнесла врач. – Сейчас ложись и отдохни, а к двум чтоб была на УЗИ, талончик получишь на посту.
Анализы, обследования, консилиумы, таблетки…
Меня выписали домой сравнительно быстро, но на антидепрессантах и с обязательством посещать психолога. Более того, даже записали к нему и лично за ручку первый раз отвели.
В больнице, окружённая подобием любви медперсонала, я вроде бы даже как-то и начала приходить в себя, но дома…
Рулоны розовых обоев, которые доставили накануне трагедии, ещё не собранная, но уже привезённая кроватка, детский комодик с пеленальным столиком и стопки крохотной одежды… Антидепрессанты не помогли! Когда муж вернулся домой с работы, я разгромила всё, что только могла, сидела посреди получившегося бедлама и тихо выла.
Моей Сонечки больше нет! Зачем же тогда здесь я?! Почему она не забрала меня с собой!
А ещё я всё время крутила в голове одну фразу: “ценой своей жизни мать спасла”.
Нет, врачи мне потом объяснили, когда посчитали, что я адекватная, что Сонечка погибла ещё по дороге в больницу, но всё равно мне казалось… лучше бы они её спасли!
*стихотворение написано мною в далёком 1998 году. Использован отрывок.
Алексей
– Наташа, что ты тут натворила?! – восклицаю, вернувшись с работы пораньше.
Да, я не смог отпроситься, чтобы забрать жену самостоятельно, но и мысли не допускал, что она способна на подобное!
Наташа сидела в комнате, которую мы начали обустраивать для будущей дочери перед самой трагедией. Вокруг феерично валялись рулоны обоев, пачки клея, пластиковые ёмкости с грунтовкой. Кроватку моя жена опрокинула, благо хоть я не успел её распаковать. Есть ещё шанс, что кровать не пострадала, и можно будет вернуть её назад в магазин. На люстре качались какие-то тряпки. Комод возврату не подлежал, ибо ему досталось по полной. Это ж сколько надо иметь дури, чтобы выломать верхнюю крышку, призванную служить пеленальным столиком?! Ящики это полоумная тоже разнесла вдребезги.
Супруга не обращала на меня внимание. Она смотрела в одну точку и выла. Тонко так, противно.
Пришлось действовать. Подошёл и рывком за руку поднял её.
Мда, после родов за неделю моя красавица превратилась в тень. Под глазами огромные круги, кожа имеет сероватый оттенок, волосы кое-как собраны в подобие пучка, губы искусаны. Наташа практически отказалась от еды и потеряла, по словам врачей, критически много в весе. Но глаза… На меня взглянули озёра ненависти и ярости, вселенской боли и отчаяния.
Я отшатнулся.
– Я не хочу больше жить! – бесцветным голосом заявил этот “привет из Бухенвальда*” и обжёг меня потусторонней яростью во взгляде.
– Наташа, тебе плохо? Давай я позвоню Оксане Анатольевне…
– Плевать! – перебила меня она. – На всё плевать!
– Наташ, так нельзя! На этом жизнь не заканчивается, понимаешь?
– Конечно, понимаю, – шипит она мне, буравя гневным взглядом, – прекрасно понимаю, что ТВОЯ ЖИЗНЬ на этом не заканчивается! У тебя же есть эта, спасённая, из бара!
Господи, да о чём она вообще? Мы с Ольгой с того утра больше ни разу и не виделись. Просто у меня же работа, и потом, жена сама же запретила мне приходить к ней в больницу! О чём и напоминаю тут же.
– Ты же сама мне запретила приходить! Видите ли, мой вид тебя расстраивал! А Ольга, у нас с нею ничего нет! И не было с той встречи.
– Ну да, конечно, так я тебе и поверила! Где же ты тогда пропадал так допоздна?! Мне соседки уже нашептали во сколько ты возвращался домой всю эту неделю!
– Я работал сверхурочно! Думаешь легко возвращаться домой, зная, что вас здесь нет, в смысле тебя.