Влияние свежего воздуха на личную жизнь. Люба. Янина Веселова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ВТОРАЯ
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ПЯТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТАЯ
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Не хотела Люба ехать в Москву и правильно делала. Дом ее окружали нормальные люди, а в столице... Сестра оказалась ведьмой, начальница гномкой, подруга феей, а недостижимый и суровый генеральный директор Великим Полозом.

   Хотя постойте... Не слишком-то он и недостижим.

   Встречайте добрую веселую сказку про любовь.

   Вторая книга цикла "Москва волшебная". Читается отдельно.

ПРОЛОГ

В маленьком кафе, затерявшемся в сретенских переулках всегда немноголюдно. Да оно и немудрено. Это заведение для «своих». Чужих здесь не бывает, они просто не находят дорогу в «Мурлыку». Идут себе мимо, смотрят и не видят.

   Вот и сегодня в уютном зале было совсем немного посетителей: пожилая пара, задерганная мамочка с шумными близняшками и две очаровательные девушки.

   – Сто лет не виделись, дорогая. Прекрасно выглядишь, – позабыв о таящем в креманке мороженом, говорила одна из них. – Просто девочка. Это что-то из вашего ведьминского?

   – Не угадала, подруга, – сладко улыбнулась вторая. – Тут другое. Не могу тебе пока ничего рассказать. Не моя тайна.

   – Н-да? – скептически изогнула бровь первая. – Впрочем, неважно. Мне омоложение еще лет триста не понадобится, поэтому просто буду радоваться за тебя, Анют. И любоваться, да... – утратив интерес к собеседнице, девушка посмотрела в окно, за которым мела тополиная метель.

   Невесомые пышные хлопья «снега» кружились в медленном хороводе и оседали на упорно сменяющую асфальт гранитную плитку преткновения, пряча ее от глаз людских. По обочинам вырастали пышные «сугробы», прячась от бдительных дворников под колесами припаркованных иномарок.

   – Любоваться, говоришь?.. – нахмурилась Анна, пристально глядя на собеседницу. – Ну-ка погляди на меня, Павушка. Говори, что случилось?

   – В том-то и дело, что ничего особенного, – не отводя глаз от окна, за которым лето прикидывалось зимой, пожала плечами Павлина. – Глебушка и Олежек в порядке, Макар как всегда в своем репертуаре. Ванюша... – словно споткнувшись о последнее имя, она замолчала. – Не нравится мне то, что с ним происходит. Вот хоть режь.

   – Не буду, – отказалась Анна. – Даже не уговаривай.

   – Что? – очнувшаяся от задумчивости Павлина отвлеклась от созерцания тополиного снегопада и с удивлением посмотрела на свою давнюю знакомую. – В каком смысле?

   – Да в каком хочешь. Не буду и все, – Анна недовольно поджала губы, словно бы всерьез приняла слова собеседницы.

   – Опять шутишь, – догадалась та. – Вечно ты, но оно и к лучшему. Оптимизм, он жить помогает.

   – Именно. Без позитива в наше время никуда.

   – Это ты точно подметила, – согласилась Павлина, на время позабыв о тополином безобразии. – У самой-то как дела? Как сын, внук?

    – Боги милуют, – Анна трижды плюнула через левое плечо. – Мы с дедом от дел отошли, передали клан сынку Илюшеньке, Игнашу женили. Уж такую девочку ему хорошую нашли, не нарадуемся. Настоящая ведьма. Потомственная. Варенькой зовут (героиня книги «Влияние свежего воздуха на личную жизнь». Впрочем как и Анна, и Игнат)

   – Варенька? Это из каковских же? – по-змеиному вытянула шею Павушка. – Что-то я не припомню.

   – Немудрено, – тонко улыбнулась ее визави. – Там род хоть и древний, но от нашего мира оторванный, что само по себе удивительно. Ведьмы сильные, но дикие, необученные. Интуитки. Даже инициируются не так как все.

   – В смысле? Ты хочешь сказать, что сила в них просыпается не в момент лишения девственности? А когда же? – дождавшись согласного кивка, она подалась вперед.

   – А боги ведают, – развела руками Анна. – Иные так и помирают непробужденными, некоторые до седин доживают, а вот Варюша наша в двадцать пять сподобилась, но уж зато раскрылась словно цветочек аленький.

   – Скажешь тоже, – не поверила Павлина. – Не бывает такого.

   – Зря сомневаешься, – обиделась Анна. – Наша Варя она... Она... Нет, не могу сказать, Павушка. Рано еще. Не настало время.

   – Ну все понеслось, расхвасталась, – неодобрительно покачала головой та. – Даже имя раззвонила. Неужто сглазу не боишься?

    – Угадала, не боюсь, – Анна перестала веселиться и расправила плечи. – За Варюшей такая силища, что порча и сглаз с нее водицей сбегут да на обидчика переметнутся. К тому же знаю я перед кем можно хвост распускать. Не в обиду тебе, Павлина, будет сказано, – поправилась она под неминающим взглядом приятельницы. – Опять же природа твоя другая. Кстати о ней, о природе с смысле: что там с Ванюшей приключилось? Ты уж расскажи-поведай. Вижу, что тревожит он тебя, – разговор Анны переменился: зажурчал, полился рекой, рождая желание поделиться, раскрыть душу.

   И Павлина поддалась, позволила себе заговорить о наболевшем.

   – Неудачный он у нас, неприкаянный, – тяжело вздохнула она и снова отвернулась к окну, словно искала помощи у невесомых пушинок. Да где там. Легковесному тополиному бурану дела нет до душевных метаний какой-то там Павлины. Знай себе кружит, радуясь солнцу и лету.

   – Ты говори, говори, Павушка, – подбодрила Анна. – Полегче будет.

   – А я и говорю, – сдалась та. – Неладно что-то с Ванечкой моим. Все у него как-то не так. Вроде как наособицу. Взять хоть работу. Дело семейное продолжать не стал, старшему на откуп оставил, свою фирму открыл, процветания добился, деньги лопатой гребет, а радости нет. С женитьбой то же самое – девочку, что мать с отцом ему подыскали отверг, выбрал сам. Да кого? Впрочем, ты знаешь...

   – Еще бы, – поддакнула Анна. – Змеища та еще Малати ваша.

   – Еще бы, – кривовато усмехнулась Павлина. – Но речь не о том. Развелся Ванечка, деток, понятно, себе оставил. Малати они не сдались никуда. Та еще кукушка.

   – Да ты что?! – всплеснула руками Анна. – Вот радость-то.

   – Так-то оно так, да не совсем. Бывшая к мужу дорожку не забывает, убитую горем мать изображает исправно.

   – Деньги тянет.

   – Само собой. Но это ладно. Новая зазноба Ваньки не лучше. Тоже та еще...

   – Змеища? – не унималась Анна.

   – Крокодилица алчная. Пиявка, – отрезала подруга мрачно и снова замолчала, словно решалась на что-то. – Ань, – вдруг позвала она, – а у этой твоей Вари сестры случайно нет? Чтобы ведьма? И чтоб Ваньку в бараний рог? А? Пропадет же дурачок, истаскается, себя потеряет. А ему никак нельзя, ты же знаешь. Прикинь, какая беда приключиться может.

   Теперь настала пора молчать и хмуриться другой стороне. Слова давней знакомой запали в душу, да и предложение ее было более чем щедрым. Породниться с семьей Павлины было мечтой многих, если не сказать, всех. Древний род, богатство, могущество, долголетие. Конечно, имелись у них и недостатки, во многом эти самые достоинства перекрывающие, и это стоило учитывать.

    Прикидывая так и этак, Анна, наконец, решилась:

   – Есть у меня на примете подходящая девочка, – весомо уронила она. – Нашей Вари сводная сестра. Отец ее, вишь ли, в молодости начудил: заделал дитя и знать не знал. Девка ему тоже с прибабахом досталась, ничего про свое положение не сказала, дочку одна растила. Только перед смертью ей и призналась. Мол, так и так – есть у тебя отец, и сестра с бабкой. Иди к ним. Вот Любаша и пошла.

   – Любаша, – молитвенно сложила руки Павлина. – Имя-то какое. И что, хороша она? Нашему Ванюше под стать? – совсем другим тоном спросила она.

   – Страсть как хороша, – заверила подруга. – Силища в девке так и плещет. Даже до инициации видать. Ванька твой ей в подметки не годится.

   – Уж ты скажешь, – восхитилась Павлина и, азартно блеснув глазами, склонилась к Анне. – Давай думать, как нам детей свести.

   – Давай, – подмигнула та.

   Очаровательные дамы придвинулись друг к другу, понизили голоса, так что даже вздумай кто-нибудь подслушать, разобрал бы лишь отдельные слова.

   – А если так?..

   – Сиротка, говоришь?..

   – Жена?

   – А по профессии?

   И в конце отчетливое:

   – Попробуете обидеть, прокляну. Хвосты в узлы так завяжутся, что вовек не распутаетесь!

    – Хвосты не тронь, Анька. Это святое!

   – Ха-ха-ха. Я сказала, ты услышала, – припечатала одна из сильнейших московских ведьм.

   И ее услышали. Причем все присутствующие: и затурканная шишига за соседним столиком, и ее озорные дети, и прикидывающиеся старичками вампиры, и баюн Мурлыка. Не осталась равнодушной и Павлина Змеева – матриарх рода Великих Полозов. Впервые за последний год она воспряла духом и счастливо улыбалась, глядя на бушующую за окном тополиную метель.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Невесомые пышные хлопья снега кружились в медленном хороводе и оседали на тротуар. По обочинам вырастали пышные сугробы, прячась от бдительных дворников под колесами припаркованных иномарок. И так уже целый месяц. И потеплений не предвиделось. Кажется, что небесный диспетчер сжалился над москвичами и решил послать им настоящую зиму со всеми ее морозами, снегами, слепящим солнечным светом и толстыми снегирями на пылающих багряными ягодами ветвях рябины.

   Такая погода как раз по Любе. Куда лучше соплей под ногами или ледяного дождя за пазуху. Да и красиво. А еще дом вспоминается, детство, бабушка, мама. Живые, здоровые и веселые, а не так как последние годы. И чтоб жили, долго-долго, а не уходили одна за другой, оставив Любашу совсем одну.

   «Ты не одна, – одернула себя Любочка. – У тебя папа и сестра.» Про актуальную жену папы девушка старалась не вспоминать. Хотя милейшая Марина Аркадьевна ей слова плохого не сказала. От хороших, правда, тоже воздерживалась, но ее можно понять. Мало радости когда тебе на голову сваливается незнакомая рыжая девица и заявляет, что она родная дочь твоего мужа.

   И неважно, что папандр о живущей на Алтае кровиночке ничего знать не знал. Кровиночка о родителе тоже была без понятия. Выросшая с мамой и бабушкой она сперва считала отсутствующего отца добрым волшебником навроде Деда Мороза, потом геройски погибшим капитаном дальнего плаванья, а уж после козлом, бросившим маму с ребенком на руках.

   И только совсем недавно узнала, как сильно ошибалась. Мама рассказала перед смертью.

   – Слава не знал о тебе, – призналась она. – Я не сказала.

   – Почему? – спросила Люба лишь для того чтобы прервать молчание. Геройски погибший Дед Мороз перестал ее интересовать лет семь назад.

   – Мы тогда сильно поссорились. Я уехала домой и только тут узнала, что беременна, – мама говорила коротко. Рубленными фразами. – Славе сообщать не стала. Сперва обида не дала, потом гордость, а когда решилась, узнала, что он женился. Тут уж сама понимаешь...

   – Угу, – согласилась Любаша. Упрямство было семейной чертой Ромашиных. И мама, и бабуля были страсть какими упрямицами, да и сама она недалеко от них ушла. Тихая, немногословная, но жуть до чего строптивая и упертая. – Ты обиделась и решила растить меня одна.

   – Да, – сморгнула слезу мамуля. – Прости, дочка. Я ведь как лучше хотела. Мы же хорошо жили?.. – она с тревогой и любовью посмотрела на Любу.

   – Лучше всех, – шмыгнула носом та. – Ты все правильно сделала, мамочка.

   – Нет, – покачала головой женщина. – Жаль, что я поняла это только сейчас. Осознала, что уходя, оставляю тебя совсем одну.

   – Мам!

   – Не мамкай! – сверкнули синие глаза. – Я знаю, что говорю и не собираюсь прятаться от реальности. Пусть даже горькой. Но ведь все еще можно исправить. Обещай мне, что поедешь к отцу. Потом... – сбившись она замолчала. Страшно говорить о смерти, даже стоя на самом ее пороге. Втройне страшней говорить о ней с собственным ребенком. – Слава хороший. Добрый. Он поможет тебе. Поддержит. Полюбит. Не спорь, дочка, тебя нельзя не полюбить. К тому же там у тебя сестра, бабушка...

   – Где? «Там» понятие растяжимое, – Люба против воли злилась и никак не могла успокоиться. Шутка ли столько всего навалилось.

   – А я разве не сказала? – удивилась мать. - В Москве они живут. Адрес в папке с документами.

   – Мам, я уверена, что все обойдется. Ты выздоровеешь, и никакой отец нам не понадобится.

   – Да разве ж я спорю, Любаш? – мягко осадила она свою строптивицу. – Я на тот свет не собираюсь. Да и Николай Алексеевич уверен, что операция пройдет успешно, а ведь он почти мирового уровня светило. К нему со всей страны едут.

   – Вот видишь, – вскинулась Люба.

   – Да-да, – виновато улыбнулась ей мама. – Это я так. По глупости. Но ты мне все-таки пообещай...

   – Мам!

   – Просто для моего спокойствия.

   – Ну хорошо. Обещаю, только это все пустые разговоры. Ты будешь жить долго-долго.

   – Конечно, – согласилась мама, а через три дня ее не стало. Не проснулась после операции.

   Пришлось Любе выполнять обещание и ехать в Москву. К папе Морозу дальнего плавания. Почти год пролетел, а она до сих пор помнит каждую мелочь, включая цвет глаз стюардессы рейса Горно-Алтайск – Москва. Они намертво врезались в память убитой горем девушки.

   К счастью мама оказалась права. Отец оказался порядочным человеком. Он, конечно, сперва обалдел, но быстро взял себя в руки. Даже на генетической экспертизе не настаивал.

   – Зачем? – смеялся весело. – Вы же с Варюхой – одно лицо, только масть разная. Ты рыжая, а она каштановая. Вот вернется из свадебного путешествия, познакомитесь.

   – И цвет глаз разный, – педантично поправляла Марина Аркадьевна. – Варенька кареглазая, а у Любы глаза синие. Зато в остальном... – она замешкалась, стараясь взять себя в руки. Шутка ли, у мужа взрослая дочь обнаружилась. Слава богу, что он до свадьбы успел, а не после... – В общем, сразу видно, что ты не чужая.

   – И все же я настаиваю на генетической экспертизе, – опустила голову Люба. – Просто для моего спокойствия. И еще, мне ничего от вас не надо. Я скоро уеду домой. Там квартира, работа...

   – Конечно-конечно, – переглянулись супруги. – Ты, главное, не волнуйся. Иди в душ, потом поужинаем, завтра сдадим анализы, погуляем по городу. Ты же первый раз в Москве?

   И она осталась. Сперва на неделю, а потом и насовсем. Не потому что хотела зацепиться за столицу, просто не было сил расстаться с родными людьми. Оказывается они очень нужны. Потеряв маму, Люба особенно остро чувствовала это.

   А вообще ей повезло. Казалось, что мироздание одумалось и решило извиниться перед осиротевшей девушкой. Отец оказался нормальным, тетя Марина неплохой, Варюха замечательной. Сложнее было с бабушкой Наташей. Она как-то скоропостижно вышла замуж и уехала в Карелию. Зато квартиру свою оставила новообретенной внучке.

   – Живи и не спорь, – заявила она Любе по телефону. – Считай это подарком на все пропущенные праздники и дни рождения.

   – Но это слишком дорого, и неудобно, – противилась она.

   – Неудобно шубу в трусы заправлять, – отрезала бабушка Наташа, и Люба смирилась. Сдала свою трешку в Горно-Алтайске и заселилась в уютную бабушкину однушку.

   Так же легко нашлась работа, не бог весть какая, но все таки... Потом другая, получше. В плане денег так уж точно. Правда не совсем по специальности. Люба все-таки училась на финансового аналитика, а не бухгалтерские курсы заканчивала, но носом не крутила, понимала, что ей и так повезло. К тому же в мир цифр и финансов она окунулась, лишь уступая нажиму мамы. Сама всегда мечтала поступить в художественное училище.

   – Не выдумывай, – терпеливо уговаривала родительница. – Послушаешь маму и всегда будешь иметь кусок хлеба с маслом, а полезешь в художку... Нет, имея связи, можно и там развернуться, но у нас их нет.

   – Зато бухгалтеры везде требуются, - повесила нос Любовь.

   – Золотые слова, – похвалила мама, и участь Любаши была решена.

   И все же она не отказалась от своей мечты, не сдалась. Постоянно что-то рисовала пусть и не на холсте, а в графическом планшете. Оттачивала мастерство, а в последнее время увлеклась ювелирным делом: интересовалась дизайном украшений, следила за последними коллекциями ювелирных домов. И немудрено. Место работы обязывало. Как-никак ювелирный холдинг «Змеиное золото». Это вам не жук начихал.

   Правда работы свои никому не показывала. Стеснялась, да и некому их показывать. Разве что Варе, но сестренке некогда рисунки рассматривать, она недавно стала мамой и все свое время делила между мужем и сыном. Крохотный, розовощекий Илюха и брутальный, но удивительно нежный Игнат того стоили. Любаша за сестру радовалась, но больше издалека – не хотела навязываться.

    Она вообще была довольно закрытой. Внешне спокойная, самодостаточная, старающаяся держать дистанцию. Этакая созерцательница, погруженная в мечты и грезы. Вот и сейчас за несколько минут до конца обеденного перерыва Люба стояла у окна, пила кофе и смотрела на снегопад.

   – И представляешь, она такая заявляет, что мы ей все завидуем, – громкий голос одной их сотрудниц вырвал девушку из состояния созерцательности.

   – Кто? – вздрогнула та, обернувшись.

   – Конь в пальто, – грубовато отреагировала Аллочка. Она в отличие от Любы была особой с активной жизненной позицией, если не сказать сплетницей. – Ты вообще меня слышала?

   – А должна была?

   Холодноватая, отстраненная Любаша порядком бесила Аллу, но возможность присесть на свободные уши перевешивала все.

   – Ника наша опять концерты устраивает, – проглотила возмущение она. - Строит из себя не пойми кого. И папа-то у нее богатый, и брат крутой, и на мерседес она сама себе заработала... Жаль, не уточнила каким местом, но мы и сами не маленькие – знаем.

   – Алл, – поморщилась Люба. Истории про протеже финансового директора ей порядком надоели.

   Нет, поначалу эпопея с молоденькой любовницей Емельянова увлекала. Думалось: «Просто любовный роман из книжки. Он весь из себя красавец и миллионер, а она простая девчонка. Ми-ми-ми, да и только.» Но чем дольше тянулись отношения финдира и Вероники, тем меньше милоты оставалось. Емельянов из мачо перелинял в подкаблучника, а Ника... Она оказалась особой токсичной, и сильно напоминала Любе мачеху из «Золушки».

   – Я уже двадцать четыре года Алла, – не моргнув глазом, скинула себе десяток лет главная офисная сплетница, – но таких нахалок не встречала. Ника, видите ли, ценный кадр. Одна за всю бухгалтерию пашет. Так и заявила при всех. Мол, ее на все тяжелые участки бросают, все дыры ей затыкают, до ночи с работы не отпускают, даже с удаленки выдернули.

   – Просто в каждой бочке затычка, – Люба сделала глоток остывшего кофе и скривилась. – И кто ее выдернул? С удаленки в смысле.

   – Сама она, все сама, – Аллочка с уважением посмотрела на рыжую тихоню, и обрадованная поддержкой снова продолжила: – Орала, значит, Ника, орала, а народ не реагирует. Привык, понимаешь ли, к звездным выступлениям. Она даже растерялась чутка. И тут Емельянов нарисовался. Ну Никуля и решила красиво зафиналить - завалилась ему прямо в руки.

   – В каком смысле?

   – В самом прямом. Закатила глаза и упала в обморок.

   – Кино и немцы, – удивленно моргнула Люба. Такого цирка она от Вероники не ждала. Знала, что девица умом не блещет, но совсем за дуру ее не принимала. – Дальше-то чего было?

   – Народ натурально офигел. Финдир в шоке, хорошо еще, что звезду нашу незаменимую не уронил, к себе прижал и раненым зверем смотрит. Тут Елена Прекрасная прорезалась, вспомнила о своих обязанностях и определила Нику на диван в холле, а потом вызвала скорую.

   – Хоть один нормальный человек в нашем дурдоме, – одобрила действия офис-менеджера Люба и, сочтя разговор законченным, включила компьютер.

   – Ты что? – оторопела Аллочка. – Ты работать собралась? А как же скорая?

   – Ну не мне же ее вызвали, – невозмутимо заметила Люба.

   Поглядев на девушку как на ненормальную, Алла ринулась досматривать представление. Впрочем, вернулась она довольно быстро и не только она. Растерявшийся было финдир быстро оклемался и нагавкал на зевак в том смысле, что обед давно закончился. Еще и санкциями пригрозил.

   – Тоже мне Байден нашелся, – ворчали лишенные зрелищ девушки.

   – И Ленка фон дер Ляйен ему под стать, – огорченно колыхала мощным бюстом их руководительница, обличая офис-менеджера. – Могла бы и повежливее со мной. А ты тут как, Ромашина? – переключила она внимание на Любу.

   – Все хорошо, Нина Николаевна, – не отводя глаз от монитора, откликнулась та. А про себя подумала, что надо подойти к Лене и предупредить, что главбушка затаила.

   Не хотелось, чтоб у единственного по-настоящему приятного сотрудника «Змеиного Золота» были неприятности. Остальные вызывали желание держаться поодаль. Какие-то они были не такие. Даже вежливый, улыбчивый, похожий на Киану Ривза в лучшие годы Емельянов.

   А вот Лена была совсем другой: тихой, уютной, умиротворяющей, но отнюдь не рохлей. Подчиненными управляла железной рукой, порядок в офисе наводила флотский. У нее даже сисадмины как зайки прыгали, а не в танчики рубились. Прозвище Елена Прекрасная она носила с гордостью. Как орден. И горе тому, кто произносил его с отрицательной коннотацией (сопутствующее значение языковой единицы). Тут же следовала расплата:

   – Отравлю, – сверкнув черными очами, обещала Лена, не забывая улыбаться, и провинившийся отступал, бледнея.

   – Странно, – став однажды свидетельницей подобного «изгнания», удивилась Люба.

   – Что тебя удивляет, ребенок?

   – Мне почти двадцать семь, – зачем-то уточнила та.

   – О том и речь, – невозмутимо улыбнулась Елена Прекрасная.

   – Почему они не понимают твоих шуток?

   – По себе судят, – помолчав, непонятно ответила маленькая хозяйка большого офиса и отправила Любу работать. Ибо «солнце еще высоко, до получки далеко, да и начальство не дремлет».

***

Пообщаться с Леночкой удалось раньше, чем рассчитывала Люба. Нина Николаевна расстаралась.

   – Ромашина, – царственным жестом поправив шаль на покатых плечах, окликнула она, – сходи-ка кофейку себе сделай.

   – Но...

   – Сходи, сходи, – перебила заботливая главбушка. Просто мать родная, а не шефиня. – Заодно послушай, что врачи скажут. Небось, приехали уже.

   – Ой, да много она услышит, – позавидовала Аллочка. – И так ясно, что Нику в больничку заберут, а нам за нее вкалывать придется. За эту актрису.

   – И что ты предлагаешь? – обманчиво ласково полюбопытствовала Нина Николаевна.

   – Ромашину на ее позицию поставить. Она – девочка умная, справится. Опять же образование у ее профильное, мужа нет, свободного времени навалом.

   – Откуда ему взяться, если я все время в офисе? – возмутилась Люба, которая не рвалась в Золушки от бухучета. Срывая досаду, она застучала по клавиатуре.

   – Выйти замуж, не напасть. Лишь бы замужем не пропасть, – вспомнило народную мудрость начальство, после чего посоветовало Алле не лезть поперек батьки в пекло, а Любу отправило пить кофе.

   Та молча прихватила чашку и провожаемая красноречивыми взглядами коллег отправилась на кухню. «Ничего, – успокаивала себя Любаша, – уже четверг, завтра пятница. Отпашу и к Варе на дачу махну.»

   За город хотелось ужасно. Лыжи, санки, свежий воздух, шашлык, баня и тишина – что может быть лучше? В эти выходные, правда, с тишиной будет напряженно. Сестра с мужем празднуют годовщину знакомства и заодно хотят представить друзьям и родственникам сына. Люба тоже приглашена. Уже и подарок приготовила.

***

До кухни она так и не добралась – приехала скорая, и начался второй акт Мерлезонского балета. Бессознательная Вероника лежала на диване, а вокруг нее суетились врачи, Емельянов и Леночка.

    – Давление сто двадцать на восемьдесят, – доложил фельдшер. – Пульс четкий, наполнение хорошее.

   – Почему же она не приходит в себя? – волновался финдир.

   – Возможно сотрясение мозга, – весомо уронил врач. – Необходимо дополнительное обследование. Предлагаю госпитализацию.

   – Делайте все необходимое, – побледнел Емельянов. – Я поеду с вами. Леночка, принесите одежду... – он не договорил, прервался на входящий телефонный звонок. - Да. Да. Что ты говоришь? – с каждой фразой финдир становился все мрачнее. – Да понял я, понял. Еду, – отбив звонок, он посмотрел на офис-менеджера. – Леночка, мне нужно срочно отлучиться. Придется вам самой сопровождать Нику.

   – Я не могу, Владимир Сергеевич, – отступила на пару шагов Елена Прекрасная. – Некого оставить на ресепшене.

   – Глупости не говорите, – включил начальника Емельянов. – Тут может справиться любой, даже... – он огляделся по сторонам и заметил замершую неподалеку Любу. – Даже Ромашина. Да. А вот Веронику никому кроме вас я доверить не могу. Так что не спорьте, милочка, собирайтесь.

    – В самом деле, – поддержал его врач, невольно запуская третью часть производственной порно-драмы с бесчувственной Никой в главной роли. – Долго нам еще вас ждать? Вызовов полно.

   Народ послушно засуетился, поднимая градус безумия до верхних степеней. Холл наполнился шумом и суетой. Все, даже выглянувшая на шум главбушка, бегали, вздымали руки горячились, роняли вещи и чего-то требовали от врачей и друг от друга.

   Наконец, погрузив, спящую красавицу на носилки, врачи и Лена удалились, Емельянов слинял еще раньше. Нина Николаевна тоже ушла к себе, наказав держать ее в курсе. Следом потянулись взбудораженные коллеги.

   – Дела, – вздохнула Люба и налила себе водички. О кофе она и думать забыла.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Остаток дня прошел спокойно. Даже телефон угомонился. Никто не звонил, не приходил. Перебаламученное офисное болото понемногу успокаивалось. Оно еще немного бурлило, обсуждая устроенный Вероникой цирк, но уже без азарта. Наконец, народ потянулся на выход.

   – А ты чего сидишь? – остановилась около Любы Нина Николаевна.

   – Лену жду, – со вздохом призналась девушка. – Она впопыхах сумку в офисе забыла, а там ключи от квартиры.

   – Ясно. И скоро она вернется?

   – Да кто ж его знает. Насколько я поняла, они с Никой еще в приемном покое. Там столпотворение.

   – Столпотворение, говоришь? Этак они звезду нашу и госпитализировать откажутся. Обследуют и выпнут на работу, – позлорадствовала главбушка и, распрощавшись, отчалила.

   Скоро Люба осталась одна. Вернее с уборщицей тетей Глашей. Деятельная старушка боролась за чистоту во вверенном ее заботам помещении, а Любаша заварила себе чаю с лимоном, вытащила из принтера лист бумаги и вооружилась остро отточенным карандашом. Сперва мимодумно черкала, перебирая события безумного дня, а потом вспомнила приснившийся накануне драгоценный гарнитур и переключилась на него.

   Крупная граненая жемчужина (если кто не в курсе, знайте, сейчас жемчуг действительно научились гранить) покоилась в объятиях покрытых искрящимся снегом сосновых лап. Белое золото, эмаль, бриллианты, серовато-стальные перлы (тут жемчуг) – каким-то чудом Любе удалось передать эту завораживающую красоту. Черно-белый рисунок превратился в произведение искусства.

   Он был почти закончен, несколько завершающих штрихов не в счет, когда чья-то рука бесцеремонно сграбастала его, вырвав буквально из девичьих пальцев.

   – Эй, вы что делаете?! И вообще кто вы, и как сюда попали?! – выпалила Любаша, не думая ни о чем, кроме возвращения «своей прелести».

   – Сколько вопросов, – поморщился похититель, не сводя глаз с рисунка. Он так и этак поворачивал лист бумаги, приближал его к себе и отстранял.

   – Представьтесь и огласите цель визита, – вспомнила о непосредственных обязанностях Люба.

   Внешне она казалась спокойной, но это была лишь видимость. Незнамо как попавший в офис незнакомец напрягал. Зачем он в столь позднее время явился в «Змеиное Золото»? Каким образом миновал охрану? Какого хрена ведет себя как высокомерный ублюдок? Впрочем, последний вопрос был риторическим. Почти все посещающие офис клиенты как раз такими и были.

   Додумав до этого момента, Люба мысленно охнула и отвесила себе подзатыльник. Слава богу, что она не успела нахамить посетителю, а ведь все к этому шло. Представив какой поднялся бы скандал, девушка содрогнулась: «Я вылетела бы отсюда как пробка из бутылки. Еще и с волчьим билетом. После такого должность кассира в «Пятерочке» стала бы вершиной моего карьерного роста. Отсюда вывод: улыбаемся и машем.»

   Легко сказать, но трудно сделать. Мужчина напротив напрягал. Всерьез. Не по-детски. Больше того, он вызывал острое чувство тревоги и желание оказаться как можно дальше.

   – Сама рисовала? – проигнорировав вопросы, поздний посетитель помахал рисунком перед Любиным носом.

    – Да, – через силу улыбнулась она.

   – Любопытно, – незнакомец, наконец, отвлекся от разглядывания нарисованных жемчугов и обратил внимание на собеседницу.

   Лучше бы он этого не делал. Вот честное слово. Тяжелый пронизывающий взгляд пришпилил девушку к стойке ресепшена как бабочку. Он был столь ощутим, что Люба пошатнулась и с трудом устояла на ногах. Он брал в плен, лишал воли, поглощал, растворял в себе. Он заставлял упасть на колени и униженно молить о чем-то...

   «Ну уж нет,» – ухватившись побелевшими от напряжения пальцами за край конторки, Люба несколько раз моргнула, проглотила густую горькую слюну... и поняла, что свободна, и колдовские зеленые глаза, в глубине которых мерцают золотые искры, больше не властны над ней.

   Он тоже это понял. И позволил себе удивиться. И еще раз посмотрел на девушку. Уважительно и очень заинтересованно. По-мужски.

   Вот тогда-то Любу и накрыло настоящим ужасом. Замерев, как кролик перед удавом, она стояла ни жива, ни мертва и старалась дышать через раз. А тот не торопился, откровенно наслаждался произведенным эффектом. Даже руку протянул и покровительственно потрепал девушку по щечке.

   – Вот так-то лучше, а то заладила как попугай: представьтесь да представьтесь. Нет бы по-хорошему, с уважением. Кто вас только таких строптивых на работу берет?

   Кажется, он говорил что-то еще. Люба не улавливала. С каждым словом она все глубже погружалась в изумрудно-зеленое море, любовалась игрой золотистых отблесков. Куда-то пропал страх, на смену ему пришли покой и радость. Сладкий сон подхватил ее теплыми ладонями и понес, понес... И стало так хорошо, что не передать.

   – Люба, просыпайся. Пора домой, – разрушил волшебство знакомый голос.

   – А? Что? – заморгала та и увидела... Леночку. – Ты уже вернулась? А где этот?

   – Кто? Мы здесь вдвоем, – ласково, как маленькой улыбнулась офисная фея.

   – Как же так? – упорствовала Люба. – Я прекрасно помню. Приходил тут один зеленоглазый. Не представился, рисунок мой забрал.

   – Тетя Глаша только что ушла. Она никого не видела. С вахты тоже ничего не передавали. С тобой точно все хорошо? – встревожилась Леночка.

   – Уже не знаю, – засомневалась Любаша. – Не мог же он мне присниться? Еще и рисунок украл.

   – Этот? – Лена подняла с пола исчерканный карандашом лист бумаги. С каракулями на одной стороне и сияющей жемчугом и бриллиантами сказкой на другой.

   – Да, – признала пропажу Люба.

   Отчего-то сделалось грустно.

   – Что ты, девица, невесела, рыжу голову повесила? – нараспев спросила Леночка. – Пошли домой. Утро вечера мудренее.

   – Золотые слова, – рассмеялась девица-красавица. – А как там Ника-то?

   – Я думала, ты уже не спросишь, – Лена что-то сосредоточенно искала в сумке, а найдя, кинула задумчивый взгляд на Любашу. – Пошли домой, по дороге к метро расскажу.

***

Зимний вечер принял усталых сотрудниц «Змеиного Золота» в предпраздничные объятия, запорошил снежком, подмигнул золотыми глазами-окнами, игриво щипнул морозными руками за бледные щечки, похвастался переливающейся иллюминацией.

   – Красота, – восхитилась Люба. – Как же я люблю Новый год. До сих пор каждый раз жду чуда. Смешная я? Инфантильная?

   – Хорошая, – подумав, очень серьезно ответила Елена Прекрасная. – Даже очень. Сейчас мало таких, а насчет новогодних чудес... – она замолчала, задумчиво глядя в ночное небо. – нынче мало кто в них верит, а зря. Но это так, лирика. Не обращай внимания.

   – Уговорила, не буду, – развеселилась Люба. – Так что там с Никой? Подтвердилось сотрясение мозга?

   – Увы, никакого сотрясения, – развела руками Лена. – По причине отсутствия данного органа у означенной особы.

   – Значит, в понедельник ожидается продолжения банкета.

   – Кто знает. В свете открывшихся обстоятельств может быть все что угодно, – напустила тумана Леночка.

   – В смысле? – заинтересовалась Люба.

   – Вероника в положении, – заговорщически понизила голос Елена Прекрасная. – Только, чур, никому.

   – Беременна?! – переспросила Люба. - От Емельянова?! То есть, конечно, от Емельянова. О чем это я?..

   – Ты чего это поникла? Неужели тоже на Вовчика заглядывалась? – поразилась Леночка.

   – А? Да ты что! Финдир у нас мужчина видный, но не в моем вкусе. Есть в нем что-то... Не знаю даже, как и сказать, – замялась Любаша.

   Как бы хорошо она не относилась к офисной фее, признаваться в том, что Емельянов вызывает у нее брезгливость, было бы откровенной глупостью. Да и вообще сравнивать больших боссов с обезьянами себе дороже. А в милейшем Владимире Сергеевиче периодически проскакивало что-то обезьянье.

   – Нет, ты сформулируй, – стала настаивать Лена, и непонятно было, шутит она или говорит серьезно.

   – Емельянов слишком хорош для меня: слишком красив, слишком богат, слишком много баб вокруг него вьется, – выкрутилась Люба.

   – Это точно, – согласилась хозяйка офиса, и ее глаза озорно сверкнули. – Я тебе больше скажу. Девы наши не просто вьются, они на охоту вышли. Никак не могут понять, почему весь из себя распрекрасный Володенька выбрал дуру Веронику, а не их умниц-красавиц. Оскорбленные в лучших чувствах охотницы перешли на супер мини с полным отсутствием нижнего белья. Ну или как Петрова из дизайнерского на боди со штанам ниже ватерлинии. Так, чтобы видна была тазовая косточка.

    – И не холодно им? – поежилась Люба.

   – Их любовь греет, – развела руками Леночка. – К большим деньгам. Тебе пока не понять, а, может, и совсем не поймешь. Ладно, ну их всех, давай поговорим о чем-нибудь приятном.

   Люба с готовностью сменила тему, и оставшееся до расставания время дамы обсуждали планы на выходные.

***

Столь ярко начавшийся день просто не мог закончиться спокойно. Стоило Любе попасть домой, как ее атаковала родня. Причем отнюдь не по телефону.

   – Где тебя носит? – ввалился в квартиру взмыленный отец.

    – Задержали на работе, – растерялась Любаша. – А что случилось?

   – Леди убежала, никак не можем найти, – Вячеслав Алексеевич устало опустился на пуфик в прихожей. – Какой-то идиот рядом с ней запустил салют. Ледька напугалась, вырвалась у Марины (жена отца) и бегом.

   – Ох, – всплеснула руками Люба и кинулась переодеваться. – И что дальше? – стаскивая с себя скучную офисную униформу, крикнула она.

   – Ищем, – судя по голосу отец направился на кухню. – Я попью у тебя водички?

   – И даже кваску, – откликнулась дочь. – Глянь в холодильнике.

   – Пасиб, – невнятно пробурчал родитель, судя по всему он добрался до шарлотки и в срочном порядке заедал стресс.

   – Давно ищите? – убедившись в правильности своих предположений, Люба устроилась напротив отца.

   – Пару часов.

   – Варе, конечно, не сказали, – Любаша не спрашивала – утверждала.

   Вячеслав Алексеевич сделался похож на провинившегося мальчика.

   – И Игнату (муж сестры) тоже, – сознался он.

   – Почему? – поняв, что от поисков блудной собаченции не увильнуть, Люба поплелась обуваться.

    Да и не собиралась она увиливать. Леди было жалко. Прекрасно воспитанная, спокойная, ласковая девочка, единственным недостатком которой была паническая боязнь громких звуков, очень нравилась Любе. Она бы тоже не отказалась от такой красавицы.

   – Варю волновать не хотим, а зятек недоступен, – подлечивший нервы, а потому чуть более спокойный папуля нарисовался в прихожей.

   – Ну и ладно, сами справимся, – отмахнулась девушка.

    – Ясное дело, – снова загрустил родитель. – А знаешь, что самое хреновое во всем этом?

   – Не-а.

   – У Леди течка...

   – Так чего ж мы тут стоим? – Люба накинула пуховик и бросилась вон из квартиры. Отец заторопился следом.

***

Леди нашлась через пару часов. Беглянка чувствовала себя прекрасно в обществе огроменного, с хорошего теленка ирландского волкодава и его хозяина.

   – Ваша? – здоровенный словно шкаф с антресолями мужик, мрачно посмотрел на Любу и Вячеслава Алексеевича.

   – Наша, – кивнул родитель.

   – Русский черный терьер? Течная? – не отставал бугаина, рядом с которым огромный ирландский волкодав смотрелся очень органично. Два чудовища прекрасно дополняли друг-друга.

   – Да, – на оба вопроса выдохнула Люба, стараясь отдышаться.

   – Зовут как?

   – Меня? – растерялась девушка.

    – Я вообще-то с этой брюнеточкой, – мужик ткнул лопатообразной дланью в беглянку, – познакомиться хотел. Но и ты ничего так.

   – Выбирайте выражения, молодой человек, – задвинул дочку за спину Вячеслав Алексеевич.

   – Да я не в том смысле, – заржал бесстыжий хозяин волкодава. – Я к тому, что согрешили собачки наши. Вот и узнаю имя Филькной зазнобы. Чтоб в случае чего алиментного щенка забрать.

   – А они точно? – выглянула из-за отцовского плеча Любаша. Нет, она, конечно, особо ни на что не надеялась, но все же...

   – Точнее не бывает, – безжалостно придушил ее надежды мужик. – Своими глазами видел. Филимон мой красотку вашу загодя почуял ну и рванул как наскипидаренный. Поводок оборвал паразит. Я за ним, да куда там. Пока догнал, они уже в сцепке стоят.

   – Дела, – почесал в затылке родитель.

   – Они самые, – повесил буйну голову хозяин сексуального маньяка. – Зато теперь мы вроде как не чужие, – сделал парадоксальный вывод он и протянул руку. – Филипп.

   – Люба, – не ответить на улыбку обаятельного собаковода было невозможно. – Так вы, получается, тезки? Филя и Филипп.

   – Выходит так, – оказавшийся почти родственником по собачьей линии верзила подмигнул.

   – Очень приятно, – мрачно изрек Вячеслав Алексеевич, застегивая на Леди новый ошейник.

   Чернушка не сопротивлялась, но и от хвостатого кавалера уходить не горела желанием.

   – Давайте мы с Филей вас проводим, – предложил Филипп. – Время позднее, как бы не обидел кто.

   Отказываться от помощи не стали. Пусть даже она была совершенно ни к чему. Мало найдется дураков нападать на собаку Сталина и ее хозяев. Но и Филиппа огорчать не хотелось. Все-таки практически породнились. Перешучиваясь, добрались всей толпой до Любиного дома, и так долго прощались, что девушка продрогла.

   – Все, дочка, иди домой. Тебе еще на работу завтра, – озаботился Вячеслав Алексеевич.

   – Да и нам с Филимоном пора, – глянул на время и заторопился Филипп. – Бывайте. Не возражаешь, если я завтра тебе позвоню? Встретимся, погуляем, – игнорируя отцовское возмущение, предложил новообретенный родич.

   – Я на все выходные за город уезжаю, – честно призналась Люба.

   – Тогда до понедельника, – определился неунывающий Филипп, свистнул своему четвероногому тезке и был таков.

   – Во дает, – восхитился подобной наглости Вячеслав Алексеевич. – На ходу подметки рвет паразит. Надеюсь, ты с ним никуда не пойдешь? – он сурово посмотрел на дочь.

   – Не знаю, – легкомысленно ответила та. – Не определилась еще.

   – Люба, – нахмурился родитель, – нужно быть серьезнее, и от таких, – он ткнул пальцем в сторону, куда удалились Фили, – держаться подальше.

   – Я поняла тебя, папа, – Люба с грустью посмотрела на отца и подумала, что тот опоздал с воспитательными моментами. Лет на двадцать.

   – Но сделаешь по-своему, – догадался Вячеслав Алексеевич.

   – Прости, я так привыкла...

   – Чего уж там, – не нашелся с ответом отец. – Или домой, дочка.

   Люба ушла, а он еще долго стоял около подъезда, глядел в не по-московски темное ночное небо и о чем-то думал.

***

Утро, как и всегда в будни, наступило неожиданно.

   – Только закрыла глаза, а уже на работу, – до слез зевнула Люба и поплелась собираться.

   Ни холодная вода, ни кофе, ни давка в метро не смогли расшевелить девушку. Она и рабочий день начала, чувствуя себя разваренной макарониной (сперва автор хотел обозвать макаронину переваренной, но смутился из-за двоякого толкования и остановился на более культурном варианте). Взбодриться удалось ближе к обеду – дорогие коллеги поспособствовали.

   – Змеев возвращается! Змеев возвращается! – напоминая бандерлогов в старом мультике про Маугли, галдели они. – Люба, слышала, Змеев возвращается!

   – Еще бы мне не услышать, – сцедила зевок девушка. – Ну возвращается, дальше что?

   – Ой, да что говорить с этой малахольной? – всплеснула руками Аллочка. – Генеральный в офисе каждый день появляться будет, а ей и дела нет. Молодая, красивая, свободная и такая... – не закончив спич, она закашлялась.

   – В зобу дыханье сперло, – констатировала главбушка. Любительница классики и народной мудрости с интересом наблюдала за приступом кашля. – Водички попей, – посоветовала она. – Да гляди аккуратней, а то тоже в обморок шлепнешься. Кто тогда работать будет?

   Аллочка не отвечала, только хрипела тихонько да злобно сверкала глазами.

   – И вот еще что, дорогая, – не унималась Нина Николаевна. - Поторопилась ты с замужеством. Точно говорю. Может займешься разводом?

   – Нина Николаевна! – побагровела Алла.

   – Ну а что? – та сдвинула очки на кончик монументального римского носа. – Обретешь свободу от своего неудачника, снимешь нижнее белье и вольешься в ряды охотниц на начальство, а, главное, оставишь в покое личную жизнь других, – метко плюнула ядом главбушка.

   Аллочка могла только беззвучно разевать рот, а начальство продолжило воспитательный момент.

   – Ко всему прочему, у тебя, Алла, уже сейчас есть существенные преимущества перед остальными претендентками. Британские ученые доказали, что самыми сексуальными женщинами являются бухгалтеры, – Нина Николаевна гордо вздернула подбородок... Оба подбородка. Мол, полюбуйся, дурища, на секс во плоти. Осознай, что ты хоть и не самый лучший представитель клана счетоводов, но на общем фоне все равно выигрываешь. – У них, то есть у нас, из-за длительного неподвижного сидения кровь приливает к органам малого таза, – подвела научную базу под словотворчество главбушка.

    «Жаль, что не к голове, – тайком вздохнула Люба. – Некоторым бы не помешало.» Аллочка же оторопела. Она не была готова ни к отповеди, ни к лекции начальства. Обычно Нина Николаевна пропускала пассажи сплетницы мимо ушей, но в этот раз почему-то отреагировала. Странно...

   – Так это правда? – не зная, как правильно отреагировать, спросила Алла.

   – Истинная, – ответила главбушка и сурово оглядела коллектив. – А теперь за работу, девочки, и чуть ли не впервые все послушались ее с удовольствием.

   Люба на волне трудового подъема даже не заметила, как закончился рабочий день. Распрощавшись с коллегами, она поспешила домой. Следовало поторопиться, до встречи с отцом, оставалось не так много времени.

***

– Опаздываешь, – поджала губы мачеха.

   Со всеми удобствами устроившись на переднем сиденье, она с неудовольствием посмотрела на Любу. Та в долгу не осталась – поглядела сквозь Марину Аркадьевну, обогнула машину и подошла к отцу.

   – Добрый вечер, папочка, – поздоровалась с ним, – Привет, гулена, - ласково потрепала Леди и устроилась сзади.

   – А со мной, значит, здороваться не хочешь? – догадалась мачеха. – Вот Варюша в отличие...

   – Ой, совсем забыла спросить, – поражаясь собственной стервозности (ну а с другой, двадцать пятой стороны сколько можно быть ромашкой бессловесной), перебила Люба. – Как Варя отреагировала на то, что вы вчера упустили Ледьку?

   – Вот как ты заговорила? – не ожидавшая отпора Марина Аркадьевна не нашлась с достойным ответом.

   – Не ругайтесь, девочки, – прекратил скандал в зародыше Вячеслав Алексеевич. – Не стоит портить друг другу выходные.

   – Да, папочка, – тоном девочки-отличницы сказала Люба и отвернулась к окну. Леди пристроилась рядом, привалилась теплым кудрявым боком и засопела довольно.

   – Вот и славно, – глава семьи повернул ключ зажигания. – Поехали.

***

Почти всю дорогу до дачи Люба молчала. Разговаривать, а тем более выяснять отношения с Мариной Аркадьевной не хотелось. Обычно-то она мирная. Вежливая даже. Только в последнее время заклиматило женщину.

   «А может это я? В смысле раньше спокойная как удав была, все мимо ушей пропускала, а сейчас к каждой мелочи цепляюсь?» – пришедшая в голову мысль заставила Любу открыть глаза. Тут же встрепенулась Леди, посмотрела из-под челки умными карими глазами и сунулась под руку – чеши, раз не спишь.

   «Пора в отпуск, – догадалась Любаша, уступая лохматее. – А то на людей кидаюсь, понимаю, что собаки говорят, в офисе сны с участием зеленоглазых красавчиков смотрю.»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дубовка, а именно так назывался поселок, в котором располагалась Варина дача встретил гостей иллюминацией. Огонечки, наряженные елочки, разноцветные фонарики вдоль прекрасно расчищенных дорог. Одним словом – красота. И цивилизация, ага. И вообще дачей, а тем более Вариной, двухэтажный тесовый терем назывался чисто формально, по сути являясь, родовым гнездом ее мужа Игната.

   – Логово Февралевых, – смеялся тот, с любовью и гордостью оглядывая изукрашенный деревянным кружевом дом. – Дед строил. Знаете, какой у меня дед?

   – Мировой, – отвечала ему Варя. – А бабушка еще лучше. Они, кстати, ненадолго приехали из своей Карелии. И не только они, – молодая женщина многозначительно посмотрела на отца и маму. – Только это пока секрет.

   Вячеслав Алексеевич и Марина Аркадьевна понимающе переглянулись и по очереди обняли дочь, а Люба зависла. «Они вместе, а я тут лишняя, – почувствовала она. – Вон как многозначительно щурятся. Явно понимают, о чем идет речь. Только я как дура ни ухом, ни рылом!»

   И снова, как совсем недавно в машине, захлестнули эмоции. Захотелось закричать, затопать ногами, потребовать справедливости. Нет, СПРАВЕДЛИВОСТИ! Пусть прекращают переглядываться и говорят прямо, а лучше отправят Любу домой, дадут ей возможность побыть в одиночестве, отдохнуть, успокоиться, да просто выспаться!

    – Любаш, с тобой все хорошо? – встревоженный отец теребил девушку за рукав, заглядывал в глаза.

   – Да, – сморгнув, ответила она. Шквал эмоций как-то вдруг приутих, оставив по себе дикую усталость.

   – Что-то ты побледнела, – отвлеклась от разговора с матерью Варя.

   – Девочка устала, – в Марине Аркадьевне внезапно прорезалась справедливость. – Она только что с работы, вчера поздно легла – твою беглянку полночи искала, да и сейчас... Вот скажи мне дочь, чего ты нас на пороге держишь, в дом не зовешь?

   – Ой, правда, – пискнула Варя. – Проходите скорее. Раздевайтесь. Будем ужинать, пока Илюха спит.

   – А как он вообще? Подрос? – услышав о внуке, заворковала Марина Александровна.

   – Скоро увидишь, бабуля, – пообещала Варвара.

   – Не скоро, а во время ночного кормления, – вступил в разговор молчаливый Игнат. – Нечего моему сыну распорядок рушить.

   – Сурово, но справедливо, – сдалась теща. Помолчала немного и снова завела разговор о внуке.

   – Иди в свою комнату, – улучив момент, шепнула Любе сестра. – Мамулька оседлала коня своего красноречия, и ее не унять. А ты и правда вся зеленая. Отдыхай. Ужин я тебе занесу.

   – Можно подумать, ты не устала с ребенком на руках, – надумала сопротивляться Любаша.

    – Не сравнивай, – Варя подтолкнула упрямицу к лестнице. – Со мной свекор со свекровью целыми днями, Игнат пораньше стал приезжать. И вообще, не спорь, не раздражай кормящую мать. А то пропадет молоко, виновата будешь.

   Против таких аргументов не попрешь, так что Люба с радостью уступила. Оказавшись в своей комнате, она быстро приняла душ, переоделась в пижаму, рухнула в постель и проспала до позднего утра, пропустив и ужин, и завтрак.

***

– Ну и здорова ты, подруга, спать, – восхитилась Варя при виде сестры. – Завидую черной завистью. Мне Илюха побудку в шесть утра устроил, – в доказательство она предъявила Любаше симпатичного толстого мальчишку. Пацаненок не возражал, широко улыбаясь беззубым ртом.

   – Наговариваешь на ребенка, – подхватив довольного племянника на руки, засмеялась Люба. – Вот вредная какая мама, правда, Илюша?

   Наследник Февралевых с готовностью агукнул.

   – Спелись, голубчики, – притворно нахмурилась Варвара.

   – Не без того, – согласилась Люба.

   – Ты голодная небось? Вчера уснула без ужина.

   – Слона бы съела, – созналась Люба. – Сырого, – она сделала вид, что кусает счастливого Илюху. – У тебя случайно не завалялся слоник?

   – У меня только маленький верткий бабизян, – призналась молодая мама.

   – Не, ну я так не играю – «обиделась» Любаша. – Что ты за сестра? Знала, что я приеду, и не приготовила слона?

   – Может, обойдешься омлетом? – рассмеялась Варя. – Если подержишь бабизяна, я в два счета приготовлю.

   – Как тебе удобнее, так и делай. Если что, я и сама могу...

   – Может она, – покачала головой Варвара. – Я, вообще-то, позаботиться о сестре хочу.

   – Тогда накорми меня чем-нибудь посущественнее омлета, – сглотнула голодную слюну Люба.

   – Агу, – поддержал тетку Илюша, и вся компания отправилась на кухню.

***

В закромах у Февралевых продуктов было если не на полк солдат, то на роту точно. Так что совсем скоро Люба была усажена за широкий стол и накормлена до отвала.

   – А теперь пойдем, я познакомлю тебя кое с кем, – нетерпеливо ерзавшая последние пять минут Варя прихватила сынишку и поскакала вон из кухни.

   – Что за спешка? – переставляя грязную посуду в мойку, удивилась Люба. – Давай, я сначала уберу за собой, а потом познакомлюсь... Кто там приехал? Ты вчера говорила, да я спала на ходу. Бабушка Игната?

   – Бабушка уже уехала, – как-то очень быстро ответила Варвара. – Она у нас вообще... повышенной мобильности старушка. Прихватила дедушку и ускакала.

   – Куда? – зачем-то спросила Люба, хотя до посторонней бабушки ей никакого дела не было. Просто странно: хотела с родней пообщаться, на правнука поглядеть, а сама махнула на курорт. Впрочем, чего чужой бабуле кости мыть, когда своя в Москву носа не кажет.

   – В Минеральные Воды. В санаторий, – соловьем заливалась Варвара. – Собирается лечить застарелый дедушкин гастрит и это, как его... – она пощелкала пальцами, чем ужасно развеселила сына. – Люмбаго, кажется (термин «люмбаго» произошел от латинского «lumbus», что переводится как «поясница». В народе же люмбаго именуют прострелом). А познакомить я тебя хочу со своими подругами.

   – Ладно, – пожала плечами Люба, – знакомь, – поведение сестры показалось ей странным, но мало ли чего.

   Варя, похоже, что-то почувствовала, потому что пустилась в многословные объяснения:

   – Наташа и Аня классные, мы давно дружим. Правда в последнее время видимся реже из-за того, что они переехали в Карелию.

   – Тоже в Карелию? Как и наша бабуля?

   – Да, – обрадовалась Варвара. – Они там все неподалеку друг от друга живут. Работают на Февралевых. Общее дело, семейный бизнес, то да сё... И еще они родили недавно. Я потому и тороплюсь, боюсь, что дети раскапризничаются, им спать скоро.

   – Дети это святое, – к концу рассказа Люба как раз успела убрать за собой. – Веди, Сусанин.

   – Ага, – Варя половчее перехватила сына и двинулась вглубь дома. – А вот и мы! – распахнув дверь гостиной воскликнула она, пропуская Любашу вперед. – Знакомьтесь, это моя сестра, а это...

   – Наташа, – подала голос стройная темноволосая девушка, жадно рассматривая вошедших.

   – Аня, – подхватилась навстречу невысокая, подвижная словно ртуть блондинка.

   – Люба, – в свою очередь представилась та, во все глаза рассматривая столь разрекламированных подруг и их деток. – Как вас много, – неловко пошутила девушка. – А еще говорят про демографическую яму.

   – Это ты еще нас беременных не видела, – рассмеялась Аня. – Втроем мы представляли дивное зрелище. Просто три грации.

   – Скорее три богатыря, – не согласилась с ней Наташа. – Я была как Илья Муромец – за три дня на коне не объедешь.

   – Ты двойню носила. Тебе простительно, – отмахнулась Анюта.

   – Да, – засияла Наташа, – Ванюша и Петенька хоть и тяжело дались, но это такое счастье.

   – Счастье, да, – согласилась Аня. – Особенно то, что твои медвежата спокойные уродились: спят да едят. А я вот Алиской ходила и горя не знала. Так легко было. Зато сейчас она мне покоя не дает. Что ни день, то концерт устраивает.

   В подтверждение слов матери подала голос маленькая капризница: поднатужилась, набрала побольше воздуха в легкие, широко открыла рот и глубоким оперным басом затянула что-то о тяжелой детской доле.

   – Пароходная сирена, а не девка, - схватилась за голову Анна. – И ведь никак не успокоишь, – пожаловалась она, укачивая заходящуюся от плача малышку. – Уж что я только не делала, к кому не обращалась...

   – Просто Алисе не нравится то, чем ты занимаешься, – неожиданно сказала Люба. – И вы тоже, – своей очереди удостоились Наталья и Варя.

   Те переглянулись понимающе, а потом сестра серьезно уточнила:

   – Ты что-то конкретное имеешь в виду?

   – Не знаю. Я всего лишь транслирую то, что чувствует Алиса. Ей плохо, когда вы делаете так, – Любаша неопределенно замахала руками. – Когда вас много, малышке неуютно. Она вообще к папе просится.

   – К папе, – эхом повторила Аня. – Любопытно. А ты, выходит, почувствовала?

   – Да, нет, не знаю... – начинающая пифия растерянно оглядела заставленную плетеными корзинками-колыбельками, заваленную игрушками и прочим младенческим конфекционом комнату и опустилась на медвежью шкуру у камина. Но не на предмет полежать – натурально лишилась сознания.

   «По ходу это я от звезды нашей Вероники заразилась,» – мелькнуло в голове, и наступила темнота.

   ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ

   – Потрясающая восприимчивость, да, моя радость? – Анна расцеловала дочку, уложила ее в одну из колыбелек и со словами: – Я сейчас, девочки, – вышла из комнаты.

   – Иди, иди, экспериментаторша, – склонилась над бесчувственной девушкой Наталья. – Да и я не лучше.

   – А что случилось-то, бабуль? – растерянная Варя никак не могла определиться и решить, что лучше: прижать к себе Илюху покрепче или положить его в кроватку.

   – Теория этой старой ведьмы в действии, вот что, – ответила та, нисколько не удивляясь странному титулованию. Ну а что? Бабушка же. Пусть и внезапно помолодевшая (история омоложения бабушек в книге «Влияние свежего воздуха на личную жизнь»).

   – То есть Анна Степановна оказалась права? Повышенный магический фон действительно способствует инициации ведьминских способностей?

   – Ты сама могла в этом убедиться, когда Любаша прочла Алиску. У мелкой действительно непереносимость ведовства.

   – Ага, – Варя задумчиво постучала аккуратными коротко стриженными ноготками по подлокотнику. – И все же инициация не завершилась, – пристально вглядевшись в сестру, констатировала она. – И сдается мне, повышенный магический фон тут ни при чем. Люба полгода среди змей, фей и прочих шишиг работает и ей от этого ни жарко, ни холодно.

   – Но сегодня был яркий всплеск, – вступила в спор вернувшаяся Анна Степановна.

   – Был, – согласилась Варя. – Только его причина кроется в чем-то другом.

   – А ты, что молчишь, Наташ? – неугомонная Февралева старшая напустилась на коллегу по ведьминскому цеху.

   – На внучку любуюсь, – ответила та. – На красавицу. Знаешь, Анют, пришла пора все девочке рассказать, негоже из нее дурочку делать.

   – Рано, – не согласилась Анна. – Нужно еще капельку выждать.

   – Нет, – были единодушны бабушка и внучка.

   – Хоть недельку, – не уступала упертая ведьма. – Давайте на Новый год все Любушке расскажем.

   – Что даст эта отсрочка? – потребовала ответа Наталья. – Я тебе сто раз повторяла, что инициация у нас происходит при встрече с мужчиной, предназначенным судьбой. Вспомни меня и Варю. До тех пор пока мы своих суженых не повстречали, жили обычной жизнью.

   – Точно, – поддержала Варвара. – Вы меня простите, Анна Степановна, но затея с Любиной инициацией провалилась. Я больше скажу – идея свести ее со Змеевым провальна по своей сути!

   – Вот и поглядим, Варенька, – невозмутимо парировала упертая ведьма. – Немного осталось, а Новый год свое окажет.

   И сколько не объясняли ей, что введенный в России Петром Первым праздник никакого отношения к ведьмам не имеет, упрямица стояла на своем.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Очнулась Люба часа через три. Ну как очнулась, скорее проснулась, ибо стараниями ведьм ее обморок перешел в здоровый сон.

   – Сколько времени? – спросила она, с удовольствием потянувшись.

   – Пятый час, – хором ответили дамы, вернее ведьмы заговорщицы.

   – Скоро гости съезжаться начнут, – добавила Варя. – Ты как, в состоянии праздник выдержать?

   – Я? – прислушалась к себе Любаша. Организм как бравый пионер рапортовал хозяйке, что он бодр, весел и готов праздновать, а если сейчас пожрать дадут, то и вовсе счастлив будет. – Я лучше всех, – определилась она. – Только опять есть хочу.

   – Тогда иди собирайся, а я тебе чего-нибудь вкусненького занесу.

   – Ага, – подтормаживала со сна Люба. – А что со мной было-то? Все сплю и сплю.

   – Переутомление, стресс, сильные нагрузки на работе сказываются на самочувствии не лучшим образом, – весомо уронила Анна, а Наталья почему-то виновато отвела глаза, да и Варя чувствовала себя неловко.

   – Идем, идем, подруга, – суетилась она. – Времени мало. Минут через сорок выходить.

   – Куда? – спросила Люба.

   – Ну как же? – Варвара так резко остановилась, что не до конца проснувшаяся девушка налетела на нее. – Ты забыла, что праздновать мы будем в клубе?

   – Ну забыла, и что? Что ты так дергаешься?

   – Прости, – быстро извинилась Варя. – Немного нервничаю из-за того, что Илюху надо показывать такому количеству народа.

   Люба хотела сказать, что тащить ребенка на ночь глядя из дому – большая глупость, но только рукой махнула. Без ее советов разберутся. Поэтому ограничившись ничего не значащими словами, поспешила к себе, даже от перекуса отказалась.

   Честно говоря, она уже начала жалеть о приезде сюда. Обычно в Дубовке царила тишь да гладь да Божья благодать, но только не в эти выходные. И дело даже не в нервозности хозяев. Что-то неуловимое носилось в воздухе. Какая-то эфемерная гадость, определения которой у Любы просто не было.

   Так или иначе, а деваться некуда, пришлось прихорашиваться. Помня о том, что времени на сборы отведено немного, особо мудрить девушка не стала. Собрала волосы в высокий пучок, позволив нескольким непокорным рыжим прядям словно языкам огня струиться по плечам. Чуть ярче обычного накрасила глаза. Мазнула блеском по губам. Оглядела себя... и улыбнулась довольно.

   С одеждой тоже проблем не возникло. Бежевое шелковое платье идеально подошло к случаю. Очень закрытый, целомудренный и одновременно провокационный наряд, в чем и могла убедиться Люба, столкнувшись в коридоре с отцом и мачехой.

   – Ты собираешься спуститься в таком виде к гостям? – сорвался с места в карьер Вячеслав Алексеевич.

   – В каком? – закосила под дурочку дочь.

   – В голом, – отрезал родитель. – Переоденься немедленно. Я не позволю чужим мужикам пялиться на это...

   – Славик, прекрати, – своевременное вмешательство мачехи не позволило скандалу разгореться. – Люба достаточно взрослая девушка и в состоянии самостоятельно выбирать себе наряды.

   – Марина, она совсем голая, – заклинило отца.

   – На ней платье в пол, да еще и рукава длинные, – втолковывала Марина. – Даже разрезов нет. Вышивка очень скромная. Люба прекрасно выглядит.

   – Иными словами, ты одобряешь? Все будут пялиться на мою дочь, а ты одобряешь?!

   – Твоей дочери не пятнадцать, – отрезала мачеха. – Ей давно пора устраивать личную жизнь. И лучшего места для этого не найти. Где, по-твоему, одновременно соберется достаточное количество обеспеченных, успешных мужчин, способных оценить такое сокровище как наша Люба?

   – Но я ни о чем таком не думала, – смутилась девушка. – Просто...

   – Ой, – отмахнулась Марина Аркадьевна, – думала, не думала, какая разница? Главное результат. Выглядишь прекрасно. Я уж и не ждала от тебя.

   – Марина! – взревел Вячеслав Алексеевич. – Прекрати изображать из себя сводню. Еще посоветуй девочке соблазнить какого-нибудь мужика побогаче и забеременеть!

   – И посоветую! – взвилась мачеха. – Не от бомжей же рожать! Встретила достойного мужика – не щелкай клювом.

   – Ну ты и... – растерял все слова мужчина. – Чтоб я больше от тебя такого не слышал. А ты, Варя...

   – Люба – хором поправили дамы.

   – Ой, да делайте вы, что хотите! Я умываю руки, – почти прорычал Вячеслав Алексеевич и поспешил вниз.

   – Сбежал, – проводила его насмешливым взглядом жена. – Но он мне еще припомнит сегодняшнее.

   – Спасибо, – поблагодарила Люба. – Я не ожидала такой реакции от папы. Может и правда переодеться? Наверняка у Вари найдется что-то подходящее.

   – Вот еще, – не на шутку рассердилась Марина. – Я тут на британский флаг разрываюсь, а ты на попятную? Нет уж, детка. Не выйдет. Будешь блистать и кружить головы. Я сказала.

   – Ладно, – с сомнением протянула Люба. Она уже не рада была своей затее и не знала, что думать и какой ждать реакции от остальных.

   Тревоги оказались напрасными. Никто кроме родителя в ажитацию не впадал и истерик не закатывал. Похвалили, выдали легкую шубку, как нельзя более подходящую к платью, и помогли добраться до машины.

   – Выглядишь на все сто, – улучив минутку, шепнула сестре Варя, по совету которой и было приобретено платье преткновения.

***

Клуб, в котором планировалось празднование, являлся сельским лишь в силу географического расположения. Дом собраний или, как его называла Варя, «Дворец культуры» бывшей деревни Дубовка был ярко освещен.

   В просторном холле сияла роскошная елка, мягкие диванчики манили отдохнуть, обслуживающий персонал был... Был и был, короче. Не о том речь. Гораздо важнее, что в здании клуба располагалась прекрасная оранжерея (настоящий тропический рай с орхидеями, каскадом прудиков, карпами кои, скамейками и прочими укромными, созданными для поцелуев и прочих нежностей уголками), крытый бассейн (на предмет оздоровления, а так же показать себя во всей красе. Ну и уроки физкультуры провести, че уж), библиотека.

    Нашлось к клубе место и для кружков по интересам, включая занятия музыкой, и для очень приличного ресторана. И вся эта роскошность распахнула свои двери для Февралевых и их гостей.

   – Рай да и только, – ахнула Люба, в первое свое посещение Дубовки.

   – Это все Февралевы, - с гордостью за семью мужа откликнулась Варя. – Строят коммунизм в отдельно взятом поселке.

   – Молодцы, – только и ответила Любаша. А что тут еще скажешь? Можно только позавидовать или порадоваться. Завидовать Люба не умела, так что радовалась вполне искренне.

   Она вообще полюбила приезжать в Дубовку. Жаль, что в этот раз что-то пошло не так..

***

– Детям на сегодня наняли няней. Или нянь? Люб, как правильно? – скинув шубку, тараторила Варвара.

   – Не соображу, – откликнулась та. – Но это вы хорошо придумали. Ты сегодня должна быть рядом с мужем, а Илюхе в такой толпе делать нечего. Покажешь его гостям, и пусть отдыхает малой. Да и остальным среди взрослых не место. Особенно Алиске.

   – Это точно. Так, сейчас нам на второй этаж, потом спустимся, когда позовут, покажем наследников гостям. Ты со мной?

   – Я бы лучше прогулялась, а то со сна голова тяжелая, – пожаловалась Люба. – Но если тебе нужна помощь...

   – Не нужна, – отказалась сестра. – Говорю же, няни заждались.

   – Да и подруги твои тоже.

   – Какие? – не поняла Варя.

   – Анна с Натальей, – напомнила Люба.

   – Ах, да, – тут же заулыбалась сестрица. – Совсем забыла, представляешь?

   – Давай я тебя провожу, – решив не обращать внимания на странности и не портить праздник себе и окружающим Люба.

   – Спасибо, – благодарно посмотрела Варя, а сидящий у нее на руках Илюша звонко агукнул.

   – Не за что. А где Игнат? – пощекотала счастливого карапуза Любаша.

   – Он с отцом, – Варя подошла к лестнице на второй этаж. - Какие-то там у них очередные заморочки. Очень важные. По-моему, они просто сбежали от нас на предмет выпить-покурить-сыграть партейку в шахматульки.

   – Похоже на то, – рассмеялась Люба. – Ладно, не скучайте тут с Илюшей, – оставив мамочку с сыном в просторном холле, девушка побежала наверх. В оранжерею. Очень уж там было красиво. И спокойно, да.

***

Приезжая к Февралевым, Люба старалась выделить время на посещение оранжереи, чтобы посидеть около крохотного мозаичного прудика, покормить доверчивых толстых карпов, насладиться тишиной. После шумной и загазованной Москвы рукотворные джунгли казались раем.

   Вот и сейчас она предвкушала встречу с красотой, а увидела Нику. Да-да, ту самую беременную артистку Больших и Малых академических театров, которая падала в обморок в главном офисе «Змеиного Золота». «Блин, – аж попятилась девушка. – Каким это ветром нашу звездищу сюда занесло?»

   Очевидно, Никуля задалась тем же самым вопросом. Вот только в отличие от вежливой Любы она не постеснялась задать его вслух:

   – Ромашина? А кто это тебя сюда пустил? – прищурилась Вероника.

   – В смысле? – оторопела от такой наглости Любаша.

   – В коромысле, – подбоченилась Никуля. – Простушкам вроде тебя нечего делать в подобных местах. Или ты только прикидывалась ничего не понимающей скромницей, а сама змеищей влезла на самый верх? А может, ты уже и покровителя себе нашла?

   – Не твое дело, – передумала прятаться Люба. Вот еще много чести этой дуре. А в том, что у Ники с головой не в порядке никаких сомнений не было. Ведь натурально бредит девка.

   – Как раз мое, – подступила поближе Никуля. – Вдруг ты обманом проникла на охраняемую территорию и, как последняя крыса, стараешься вынюхать здешние секреты.

   – Сама ты крыса, – убедившись, что падение для звездищи даром не прошло, припечатала Люба. – И не последняя, а первая. Что же касается моего здесь присутствия, то оно вполне законно. Кому как не родной сестре Варвары Февралевой находиться на празднике?

   – Сестра? – не поверила Ника. – Харе врать. Таким дворняжкам как ты Февралевы и во сне не приснятся.

   Не раз и не два раза возносила мысленные благодарности Елене Прекрасной Любаша. Если бы добрая офисная фея не проболталась об интересном положении Ники, плавать бы той с рыбками. Лысой и с расцарапанной физиономией, ага. А так всем повезло: и беременной дуре, и карпикам, и Любе.

   Концерт, устроенный зарвавшейся скандалисткой как нельзя лучше вписывался в странности безумного дня. Он как бы венчал его, придавал завершенности. Так что Любаша даже успокоилась. Вместо того чтобы реагировать на оскорбления неадекватной коллеги, вообразила зеркальную стену вокруг себя, добротную такую, отталкивающую всякую гадость и грязь, и с улыбкой наблюдала за вошедшей в раж скандалисткой.

   А та уже перешла на крик и, надсаживаясь, продолжала чего-то требовать от невозмутимой девушки.

   – Ника, – прервал затянувшееся представления до боли знакомый голос, – где ты, дорогая?

   «Только его тут не хватало,» – мысленно простонала Люба при виде вынырнувшего из зарослей бамбука финдира.

   – Добрый вечер, Владимир Сергеевич, – вслух «порадовалась» она. – А мы тут с Вероникой общаемся.

***

– Ромашина? – Емельянов вытаращился на Любу как на привидение. – Ты как тут очутилась?

   – К сестре приехала, – тяжело вздохнула Люба, понимая, что очередного ушата грязи не избежать. – К Варе Февралевой.

   – Варвара Вячеславовна твоя родственница? – заулыбался финдир. – Неожиданно. Неожиданно и приятно, я бы сказал.

   – Володенька, ты что? – отмерла заткнувшаяся было Ника. – Ты поверил этой выскочке? Она же врет, это сразу видно!

   – Помолчи, дорогая, – не сводя глаз с Любы, распорядился Емельянов, и о чудо, Вероника послушно умолкла. – По пути сюда мне послышались звуки ссоры... Послышались же? – добавил металла в голос финдир.

   Отвечать Люба не стала. В конце концов это не она своим ором всю рыбу в пруду распугала. Пусть Никуля перед любовником оправдывается. И звездища не подвела, снова завела шарманку про дворняжку, пробравшуюся в высшее общество, про немыслимые усилия по выведению оной мерзавки на чистую воду, а также про защиту высшего общества собственной третьего размера грудью.

   – Стоп, стоп, стоп, милая, – Емельянов, властно приобнял любовницу. – Давай обсудим волшебные свойства твоего бюста в следующий раз, а сейчас просто перейдем к извинениям. И не смотри с таким предвкушением на Ромашину, извиняться придется тебе. Мы же не можем вести себя неуважительно по отношению к хозяевам праздника, правда, дорогая?

   – Но, Володенька... – капризно задрожала губками Вероника, приготовившись рыдать.

   – Весь внимание, милая, – склонился к ней мужчина.

   – Ты же не заставишь меня расстилаться перед этой выскочкой? Даже если на одну крохотную секундочку допустить, что она сказала правду, то все равно...

   – Никуля, – прервал излияния любовницы финдир, – прислушайся к моей просьбе.

   – Но мне ведь нельзя волноваться, – не вняла Вероника.

   – Мне тоже, – Емельянов перестал улыбаться. – Ты ведь помнишь об этом, милая? – в его голосе громыхнул металл.

   – Владимир Сергеевич, Ника, – не выдержала Люба, которой вся эта сцена показалась тошнотворной. И даже непонятно было, чье поведение более отвратительно звездищи или шефа, – я не в обиде. Все хорошо, правда. И будет еще лучше, если мы перестанем портить такой день глупыми разборками.

   – Очень здравая мысль, – одобрительно улыбнулся финдир. – Ромашина... то есть, Любочка, вы проявили себя как зрелая, мудрая, достойная уважения личность. Учись, Ника.

   – Но, Володенька... – по-новой заныла изображающая няшу скандалистка, и Люба попросту сбежала, отговорившись необходимостью помочь сестре.

   «И это только самое начало праздника. Что же дальше будет?» – думала она, стараясь не прислушиваться к несущимся вслед невнятным нотациям Емельянова о коллективизме и взаимном уважении в семье.

   И во всем мире, ага.

***

Разборки в оранжерее заняли больше времени, чем поначалу показалось Любаше. Ее и правда уже хватились.

   – Люба, ну как так? – кинулась к падчерице Марина Аркадьевна. – Сейчас все начнется, а тебя нет.

   – Я-то тут при чем? – огрызнулась вздрюченная финдиром и Никой пропажа.

   – При том, что ты – член семьи, – к спорящим обернулась хозяйка дома.

   – Добрый вечер, – вежливо поздоровалась с ней Люба.

   – Здравствуй, дорогая, – мама Игната подошла поближе. – Прекрасно выглядишь, и платье просто блеск. Повернись-ка. Чудно. Цвет, фактура, вышивка. Сразу даже непонятно что это: кружево на чехле или...

   – Или срамота без чехла, – затянул старую песню о главном незаметно подкравшийся папашка.

   – Как бы то ни было, а ваша дочь, дорогой мой сват, настоящая красавица. И давайте уже все пройдем вперед, а то Илья начинает нервничать.

   Гости моментально прекратили споры и дисциплинированно двинулись в указанную хозяйкой сторону. По пути им несколько раз приходилось останавливаться, чтобы поздороваться и быть представленными многочисленным гостям. К счастью все вели себя прилично, хоть и посматривали с интересом. Впрочем, в обществе Февралевой старшей никто ничего лишнего себе не позволял.

   И все же приглашенных было слишком много, так что скоро от калейдоскопа незнакомых лиц у Любы разболелась голова. Скользящие по изгибам стройной затянутой в бежевый шелк фигурки оценивающие взгляды превратились в назойливую щекотку. «Больше никогда не стану спорить с отцом из-за одежды,» – поклялась она, мечтая о тишине, одиночестве и волшебном супрастине или еще каком-нибудь средстве, способном унять ментальный зуд.

   Чтобы отвлечься Люба вспомнила забавный обычай, которому уже много поколений следуют Февралевы, давая мальчикам имена Игнат и Илья. Поколение Игнатов, поколение Илюх и все по-новой.

   – А если ты родишь еще одного сына, его тоже Илюшкой назовут? – как-то спросила Любаша у сестры.

   – Самой интересно, – призналась та. – Пока, насколько я знаю, исключений не было. В одном поколении все Илюшки, в другом Игнаты. И знаешь, тянет меня сломать им традицию. Как думаешь, получится?

   В том, что у Варвары выйдет задуманное Люба не сомневалась ни тогда (во время давешнего разговоря), ни сейчас (на празднике). Она любила сестру, гордилась ей.

   Глядя на Варю с сыном, Люба даже о мигрени позабыла.

   Вот молодая мать, держа на руках ребенка, гордо идет через зал, и толпа послушно расступается перед ней.

   Вот она неторопливо поднимается на возвышение, приготовленное для членов семьи.

   Передает ребенка мужу.

   Могучий Игнат нежно принимает сына, на несколько секунд прижимает к широкой груди, а потом отдает малыша отцу.

   Илюха, ничуть не смущаясь, с удовольствием идет к деду на ручки.

   Илья Игнатьевич доволен не меньше. Не обращая внимания на жадное любопытство гостей дед пару минут тетешкается с внуком, а потом поднимает его над толпой.

   – Се наследник мой. Плоть от плоти, кровь от крови. Любите его, как любите меня, ибо он будущий владыка ваш, – рокочущий бас Февралева старшего опускается на головы присутствующих, заставляя их склониться.

   И словно мало этого всего, высокий потолок дома собраний растворяется, тает, уступая место стылому зимнему небу. Усыпанное острыми ледяными осколками звезд оно безразлично в своем великолепии. Но чу... Вдруг все озаряется таинственным, волшебным светом полной Луны. Словно там, в мертвой глубине космоса кто-то открыл огромный круглый глаз, чтобы пристально рассмотреть маленького, беззащитного Илюшу.

   Несколько мгновений проходят в абсолютной тишине.

   И вдруг она отступает, напуганная веселым смехом Вариного сына, а потом и слаженным воплем толпы, восторженно славящей наследника великого древнего клана.

***

Представление Илюхи народу произвело на Любу сильное, но неоднозначное впечатление. К примеру, иллюзия ночного неба ей понравилась. Таких лазерных шоу девушке видеть еще не приходилось, а вот крики, речи и ритуалы не то что не понравились – навели на мысли о сектах и прочей чертовщине.

   Неужели Варя попала в лапы сектантов? И милейший Игнат и его замечательные родители – шайка опасных шарлатанов? Но тогда все они, включая отца с мачехой и ненаглядного Илюшку, в огромной опасности. А уж если вспомнить какого ранга люди присутствуют сегодня в зале и радостно воют на иллюзорную Луну, то становится жутко.

   Так что сбежать и поднять шум – не вариант однозначно. Торопливость в подобного рода вещах недопустима. Сперва нужно собрать побольше фактов, присмотреться к происходящему, прислушаться. Опять же не стоит забывать о Варе. Она выглядит спокойной и счастливой, любит мужа и сына. Ее никто не удерживает силой.

   Значит, пока еще время терпит...

   «Но я должна быть аккуратной, дважды и трижды аккуратной в словах и поступках,» – неожиданно Люба поняла шпионов. Да что там поняла – прочувствовала на собственной шкуре, можно сказать, ощутила себя помесью Штирлица и Маты Хари. И это оказалось совсем невесело.

   Между тем официальная часть праздника завершилась. В зале зажегся свет, ребенка вернули матери, приглашенные перестали орать как стадо дикарей и превратились в респектабельных дам и господ, с кухни потянуло вкусными запахами, и это стало сигналом. Первым, как и положено, отреагировал хозяин здешних мест. Совершенно по-звериному поведя носом (нормально папа Февралев носом водил, но давайте сделаем скидку на Любашину вздрюченность), Илья Игнатьевич пригласил всех к столу. Так и сказал:

   – Угощайтесь, чем Бог послал, гости дорогие, – и ручкой этак красиво повел.

   Повинуясь знаку Февралева, словно сами собой распахнулись двери ресторана, маня в страну изобильных угощений и изысканных яств.

***

Обед прошел как в тумане. Люба что-то ела и пила, смеялась над чужими шутками и шутила сама. Она даже тост сказать умудрилась. Но вот о чем, хоть убей не помнила. Не взбодрила девушку и культурная программа, не впечатлили приглашенные звезды. Все силы уходили на то, чтобы вести себя естественно и беззаботно.

   Судя по тому, что никто на Любу подозрительно не косился и пальцами в нее не тыкал, старания начинающей шпионки не прошли даром. Заинтересованные взгляды, конечно, были. Да еще сколько. Опять же Ника... Сидящая неподалеку от Любы зазноба Емельянова прожигала коллегу ненавидящим взглядом, но это было ожидаемо, а потому не пугало.

   Гораздо больше волнений вызывал другой взгляд. Подчиняющий и тяжелый, он заставлял покорно склонить голову признавая власть... Вот только чью? Таинственного зеленоглазого незнакомца? Сколько ни косилась по сторонам Люба, его нигде не было. И это тоже расстраивало.

   Наконец, пришло время подниматься из-за стола. К счастью на этом обязательная программа пребывания на празднике заканчивалась, и гости были вольны развлекаться по своему усмотрению. Люба, к примеру, собралась потихоньку улизнуть. Не вышло.

   Как и полагается злобной мачехе, побегу помешала Марина Аркадьевна.

   – Куда же ты, Любочка? – подхватив девушку под локоток, прощебетала она. – А танцы?

   – Я немного устала, – дернулась было начинающая шпионка. Да куда там!

   Устроенный Февралевыми бал подхватил Любу, чтобы закружить ее в вальсе. Одна мелодия сменяла другую, а очаровательную сестру Варвары Февралевой все никак не желали оставить в покое. И приходилось отдаваться во власть музыки и незнакомых мужских рук, выслушивать дежурные комплименты, улыбаться и мечтать о том, чтобы безумный праздник поскорее закончился.

   В какой-то момент измученной девушке даже показалось, что ее ведет в танце тот самый зеленоглазый незнакомец. Но может ли такое быть? «Конечно, нет, – догадалась Люба. – Он ведь просто приснился мне тогда, вот и сейчас снится. И это... замечательно.»

   На радостях она даже поделилась с мужчиной своими выводами.

   Но это неточно.

   Потому что голова кружилась все сильнее.

   И клонило в сон.

   ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

   – Ну что? Угомонилась? – в спальню к Любе заглянула Анна Степановна. – Ух, и бедовая девка! Чуяли, как от нее ведьминой силой шарашило? Почитай, всех мужиков зацепило.

   – Да уж, – с нежностью глядя на спящую внучку, вздохнула Наталья Вячеславовна. – Любаша оказалась на редкость сильной. Такой потенциал, – она замолчала, не находя слов.

   – А Змеев-то, Змеев! – Анна Степановна зачем-то выглянула в пустой по ночному времени коридор, после чего поплотнее закрыла дверь. – Выполз Ванька-то! Видали как он вокруг Любаши увивался? Хвост распустил чисто павлин.

   – Скорее уж кренделем свернул. Полоз все-таки, – в отличие от бабушек Варя была настроена скептически. – Да и не особо он увивался. Так, станцевал разок.

   – Не-не-не, – дорогая, – замахала руками неуемная Анна. – Для Ваньки это запредельная активность, я тебе это как специалистка по Змеевым говорю. Они такие себе... Спокойные что-ли. Особенно по зиме.

   – Квелые, короче, – скривилась Варвара. – И зачем Любаше такой? Ей бы погорячее кого. Такого чтобы УХ!

   – Ух, – передразнила Анна Степановна. – И будет промеж их война. Люба ваша, уж простите меня старую, только с виду тишечка да лапочка. А копни глубже, там такой стержень, что любой оборотень зубы обломает.

    – Ну не знаю, – не поверила Варя. – Ба, а ты что думаешь? Молчишь и молчишь.

   – Да я на Любашу наглядеться никак не могу, – призналась Наталья Вячеславовна. – Подумать только, внученька родная, да еще и так сильно на тебя похожая. Как же она росла без нас? А мы как без нее жили?

   – Если не откроем Любе правду, так и будем дальше без нее жить, – напомнила Варя.

   – Не трави душу, – взмолилась Наталья Вячеславовна. – Договорились же до Нового года подождать. Неделька всего осталась.

   – За неделю многое случиться может, – сверкнула ведьмовскими глазищами Варька. – Зря я позволила вам себя уговорить. Не к добру это.

   – Не каркай, – дернулась Анна Степановна. – Сглазишь еще.

   – Ну, конечно, я как всегда крайняя, – обиделась Варвара.

   – Мне тоже Змеев не понравился, – торопливо заговорила Наталья. – Мрачный он какой-то. Нелюдимый. Мне другой глянулся. Этот как его?.. Ань, напомни. Симпатичный такой, на Нэо из «Матрицы» похож. Он еще глаз с Любаши не спускал.

   Смена темы оказалась мудрым решением. Ведьмы тут же забыли ссориться.

   – Ты про Емельянова? – скривилась как от кислого Анна Степановна. – Нашла на кого любоваться.

   – А что такого?

   – Тебе по пунктам? Изволь. Во-первых, Володька с любовницей был. Во-вторых, он с Любой работает вместе.

   – И что плохого? – удивилась Наталья Вячеславовна. – Лично я ничего не имею против служебных романов.

   – А то, что Емельянов «разглядел» Любашу только после того как узнал, чья она родственница, тебя не смущает? – подбоченилась Анна.

   – Тебе-то откуда это знать? Почти все время сидишь в Карелии, а рассуждаешь о том, что творится в Москве, – усомнилась помолодевшая бабушка двух очаровательных ведьмочек.

   – Есть у меня верный человечек в их конторе, – похвасталась Анна Степановна, - Вот и держу руку на пульсе.

   – Уела, – сдалась Наталья Вячеславовна.

   – Так-то, – подобрела ее подруга. – Но самого главного я вам про Емельянова еще не сказала. Он – обезьян, – через паузу торжественно поведала Анна Степановна.

   – В смысле? – оторопели бабушка и внучка.

   – В прямом. Володька Емельянов – колдун не из последних. Был до недавнего времени, – хихикнула Анна. – До тех пор, пока в нем бабушкины гены не проснулись. Она сама из Японии. Сбежала оттуда уж лет шестьдесят как. За кого-то она там замуж идти отказалась, но оно и понятно.

   – Кому понятно? – вежливо уточнила Варя.

   – Всякому разумному человеку, – так же вежливо ответили ей.

   – Ань, завязывай умничать, – мирно посоветовала Наталья Вячеславовна. – Время уже позднее.

   – Ладно, – сдалась та. – Бабка Вовкина – оборотница.

   – Кицуне (лисы-оборотни в японской мифологии)? – ахнула Варя.

   – Если бы, – Анна Степановна с трудом сдерживала рвущийся наружу хохот. – Макака она японская.

   – Это из тех, которые в горячих источниках сидят? – дождавшись согласного кивка, Наталья Вячеславовна прикрыла рот рукой. – Чудны дела твои, Господи.

   – И не говори подруга, – подмигнула Анна. – Вот, значит, сбежала бабка в Советский Союз да тут и нашла свое счастье. За Вовкиного деда выскочила. Деток ему родила. Все как один в Емельяновскую породу пошли, а вот с внуками не задалось. Стали у мальчиков бабкины гены просыпаться. С одной стороны оно и неплохо. Ведь способностей к магии они не теряли, а с другой – срамота. Скажи кому, что парни макаками оказались – засмеют. И ладно бы только облик, – азартно продолжила вошедшая в раж ведьма, – у Емельяновых и повадка обезьянья появилась.

   – В смысле любви к бананам? – засмеялась Варя.

   – В смысле любви к гаремам, – поиграла бровями Анна Степановна. – У макак и прочих разных многоженство в ходу. Один самец и несколько самочек. Вот Емельяновские внуки и подыскивают себе жен.

   – Сколько? – ахнула Наталья Вячеславовна.

   – Сколько внуков или сколько жен? – уточнила Анна. – Если ты про внуков, то их двое уродилось. Володька и брат его младшенький. Но Ромке только девятнадцать, ему о женитьбе рано думать.

   – Ну, да, – глумливо потянула Варя. – Тогда все сходится. Я в том смысле, что народ пока не в курсе матримониальных устремлений Емельянова. Иначе шарахались бы от него ка от прокаженного.

   – Кому надо, знают, – заверила Анна Степановна. – Ты по себе, Варюша, не суди. Многие с удовольствием к сильному клану примажутся.

   – Но не наша Любаша!

   – То-то и оно. Я вам об этом битый час толкую, упертые ведьмы. Ну что, отметаем бабизяна?

   – Однозначно, – бабушка и внучка были едины.

   – И остается у нас Змеев, – радостно закончила Анна Степановна.

   – Не факт, – не сдержала ехидной улыбки Варя.

   – В любом случае решать Любаше, – добавила Наталья Вячеславовна.

   – Будь по вашему, – вынуждена была согласиться Февралева самая старшая. – А теперь...

   – А теперь пора расходиться, время позднее, – махнула в сторону настенных часов Наталья Вячеславовна.

   – Только сначала чуток поколдуем, – не отступалась Анна Степановна. – Надо бы Любаше немного воспоминания смягчить. А то как бы она делов не наделала. Личико-то у нее во время ритуала то еще было. Уж и не знаю, за кого малышка нас приняла.

   – Не нравится мне это, – покачала головой Наталья Вячеславовна. – Нехорошо девочке голову дурить.

   – Вот именно, – поджала губы Варя. – Попомните, эта затея нам боком выйдет.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Чем все закончилось, Люба не запомнила. Просто отключилась в какой-то момент, а проснулась уже в своей комнате (в той, которую занимала, останавливаясь у Вари).

   – И ведь не пила совсем, – тихо и хрипло пожаловалась она. – И, главное, не помню ничего. Вот не хотела я ехать, просто попой чувствовала какую-то засаду. Эх, да что теперь, – Любаша задумчиво почесала означенную часть тела, спустила ноги с кровати и зашарила в поисках тапочек. – Ничего, – уговаривала себя, – сейчас умоюсь, кофейку хлебну, и полегчает.

   Измученный праздниками организм хозяйке верить отказывался о чем открыто заявлял головокружением и тошнотой.

   – Не-не-не, мы так не договаривались, – испугалась Люба. Позориться перед Февралевыми она не собиралась. Не хватало, чтобы они подумали, что Варина родня перепилась и весь дом им уделала. Со страху бедняжке даже полегчало. Для закрепления эффекта она решила подышать свежим воздухом.

   Плотно закрытая дубовая рама долго не поддавалась, и Люба даже собралась сдаться, как вдруг тугая ручка повернулась, впуская в комнату свежий морозный воздух.

   – Красота, – аж застонала жертва празднования, от удовольствия прикрыв глаза.

   Дурнота понемногу отступала, и совсем скоро страдалица стала реагировать на внешние проявления, даже заинтересовалась происходящим на улице. А там было весело.

   По заснеженному двору скакала счастливая Леди. Резвилась, зажав в зубах черенок от лопаты. Она то подбегала к Игнату и Варе, словно собиралась поделиться игрушкой, то отпрыгивала прочь.

    – Умница моя, красавица, – хвалила любимицу Варвара.

   – А у нас для тебя сюрприз, – посмотрел в упор на чернушку Игнат. Собакевне все сюрпризы были глубоко фиолетовы. Она в них не разбиралась. И вообще, что может быть лучше свежего снежка и общества хозяйки?

   – Приятный сюрприз, – многозначительно добавляла Варвара, и прислушивающаяся к любимому голосу Леди виляла хвостом, словно понимала, о чем идет речь.

   – Еще какой приятный, – с намеком смотрел на жену Игнат, явно имея в виду что-то свое. – Куда лучше-то.

   – Я заинтригована, – к беседующим присоединилась Марина Аркадьевна. – Только прошу, не рассказывайте заранее в чем дело.

   – Любишь ты неожиданности, – приобнял супругу Вячеслав Алексеевич. – А я вот нет, – сознался он и повернулся к Игнату. – Колись, зятек, что придумали.

   – Вот именно, колись, – согласилась Любаша, которая как и папа терпеть не могла неожиданности.

   – Мы нашли Леди жениха, – со смехом призналась Варюха. – Родословная у него – залюбуешься. Сам красавец, чемпион и вообще отличный собак. Уже договорились о вязке. У Ледьки ведь самая пора.

   – Щенки получатся роскошными, – Игнат подмигнул оторопевшей теще.

   – Роскошными... – помертвевшими губами повторила та. – Какая прекрасная новость.

   – Опачки, – Люба от удивления аж подпрыгнула. – По ходу Марина свет Аркадьевна Варе ничего о Ледькином побеге не рассказала. Нормально. Ну, будем посмотреть на жениха. Неужели он красивее Фили, – вспомнив ирландского волкодава, девушка не удержалась и зафыркала от смеха.

    Тем временем представление началось. Первым солировал Вячеслав Алексеевич. Начал он издалека. Сперва похвалил дочь и зятя за ответственный подход к племенному разведению русских черных терьеров, потом поведал о мечте Любы. Мол, моя новообретенная доча просто кушать не может, так щеночка хочет. Не подарить ли ей малыша из помета?

   Ведь загляденье, что за детки у Леди получатся. Уж до чего породистые. Впрочем, Любаше все равно. Она бы и двортерьера любила, потому что добрая и хорошая.

   – Ты это к чему? – насторожилась Варя, прекрасно знающая, что без веского повода родитель распинаться не будет. Да и мама как-то подозрительно притихла. – Папа, – еще раз оглядев родителей, потребовала любящая дочь, – а ну признавайся, что случилось.

   – Ты только не волнуйся, Варенька, – приступил к покаянию Вячеслав Алексеевич. – Но тут такое дело...

    Договорить он не успел. Помешало эффектное появление жениха. Судя по всему чемпион породы и вообще красавец проживал где-то по соседству.

   Но черные терьеры не отступают! Особенно, когда их ждут течные красавицы. Провыв что-то вроде: «Жди меня, милая,» – собак рванул в обход, попутно сбив хозяина с ног. Прямо в сугроб. Да-да, второй раз. А чего он под лапами путается?

   Прекрасно ориентируясь на местности черныш решил зайти с тыла, просочился через задний двор и предстал перед Леди во всей красе.

   – А вот и я! – говорил весь вид распаленного кобеля. – Глянь до чего хорош. Лапы мощные, грудь широкая, спина ровная. А осанка? А шерсть? А борода? А зубы как у крокодила? И все это твое! Пользуйся!

   Невеста глянула на трепещущего пришельца и равнодушно отвернулась. Люба руку на отсечение была готова отдать, что кудрявая капризница сказала примерно следующее: «Куда тебе до Фили? Вот у него и осанка, и борода, и лапки. И вообще он – орел, а ты так... пописать вышел. Вот.»

   Кобель не понял. Как так? Он тут весь из себя красивый, а к нему попой. Впрочем, может оно и к лучшему. Оценив пушистый тыл, чемпион решил простить кокетке некоторую холодность и пошел на штурм. Жених он в конце-концов или где?!

   Ледюша такое поведение незнакомца нашла назойливым, неприличным и вызывающим, а потому выплюнула палочку, оскалилась и начала гонять незадачливого ухажера по двору.

   К тому моменту, как дважды уроненный в сугроб хозяин кобеля-чемпиона отплевался от снежка и позвонил в ворота Февралевых, все уже было кончено. В том смысле, что от вязки мохнатея отказалась. Категорически. Загнанный в угол надоедала не настаивал.

   – Допрыгался, Тюльпанчик? – отряхивая снег, поинтересовался мстительный хозяин, чьи симпатии после полетов в сугроб были на стороне Ледьки.

   – Хулинанка, слюшай... Ничего не сделал, только познакомиться хотел, – по-своему, по-собачьи жаловался бедолага, сильно напоминая товарища Саахова из «Кавказской пленницы».

   Леди была горда и неприступна, Февралевы смущены, хоть любимицу и не осуждали, Вячеслав Алексеевич ржал стоялым жеребцом, Марина Аркадьевна... И чего она вылезла с языком? Только хуже всем сделала, честное слово.

***

Вячеслав Алексеевич прямо так ей и сказал по дороге домой:

   – Дура ты, Марина, и уши у тебя холодные. То ты умоляешь Варюше ничего не рассказывать, то лепишь правду-матку в самый неподходящий момент. Хоть бы подождала пока этот Ромео-Тюльпанчик с хозяином отвалят. Так нет же. Опозорила дочку с зятем при посторонних. Ты хоть понимаешь, что их дураками выставила?

   – Сам такой, – хлюпала носом правдорубка. – И Варвара вся в тебя. Такая же резкая и нетерпимая.

   – Зато отходчивая и справедливая, – парировал мужчина. – И это она еще мягко с нами. Я бы на ее месте...

   – Слава, что ты такое говоришь? Мы же РОДИТЕЛИ! – Марина Аркадьевна буквально выделила это слово, чтобы бездушный муж проникся. – Даже ты должен понимать, что некоторые вещи просто недопустимы. Разве можно так разговаривать с мамой?

   – А мамы должны дочерей выставлять в неприглядном виде? Они не могут язык на пять минут в задницу засунуть? – покосился на жену Вячеслав Алексеевич, и выяснение отношений зашло на новый круг.

   Люба в супружеские разборки не лезла, хоть и была на стороне отца. Она тоже считала, что момент для покаяния был выбран Мариной Аркадьевной крайне неудачно. Что ей стоило подождать, пока Тюльпанчик с хозяином не свалят домой? Неужели неглупая, в общем-то, женщина не понимала, в каком свете выставляет дочь? А уж если выставила, жди ответку и не чирикай, не фыркай, не оскорбляйся, не лей слез и уж, тем более, не грози немедленным отъездом.

   А то ведь можно и согласие получить. Да-с.

   «Вот такие пироги с котятами,» – думала Люба, сглатывая голодную слюну. Позавтракать она так и не успела. Заплаканная мачеха и хмурый отец не позволили. Вернее, они просто не подумали, а Люба постеснялась признаться. «Ничего, до дома не помру,» – бодрилась она, устроившись с Леди на заднем сиденье. Согрешившую чернушку тоже отправили в Москву, для начала обозвав нецензурно.

   Пострадавшая за любовь собака была выше разборок и оскорблений. Как ни в чем не бывало подхватила черенок от лопаты и полезла в машину. Через пять минут к ней присоединилась Люба, хлопнули двери, заурчал мотор, и понеслась душа по кочкам.

   ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ. ОКОНЧАНИЕ

   – Вот что хочешь со мной делай, а Варвара не права, – Анна Степановна недовольно поджала губы, глядя вслед отъезжающей машине.

   – Не искушай, – скрипнула зубами Наталья Вячеславовна. – А то не выдержу, и полетят клочки по закоулочкам.

   – Ты чего, Наташ? – не поняла юмора Февралева старшая.

   – Того, – рассердилась ее подруга.

   – Скажешь, что Варвара правильно сделала, когда на родителей собак спустила? Могла бы поумнее себя повести.

   – Как ты? – тихо-тихо спросила Наталья Вячеславовна.

   – А хоть бы и так, – не почувствовала подвоха ведьма.

   – Варюше до твоих высот лет шестьдесят расти, и не факт, что дорастет. Интриги плести и жар чужими руками загребать с такой виртуозностью она точно не научится.

   – Какой жар? Чьими руками? – удивленно разинула рот Анна Степановна.

   – Вот этими! – Наталья Вячеславовна покрутила у нее перед носом своими ладонями. – Из одной моей внучки дуру сделала, а теперь и другая ей не угодила. Что нехороша Варя стала, да? Так ты подыщи своему золотому внуку подходящую, а нас больше не трожь!

   – Сдурела? – догадалась Февралева.

   – Прозрела, – отрезала оскорбленная в лучших чувствах бабушка двух очаровательных внучек. – Сообразила, что позволила сделать с Любой, поведясь на твои манипуляции. Сама себя лишила возможности пообщаться с кровиночкой. Дура я, дура. Но тебе же этого мало, теперь за Варю принялась?

   – Уймись, Наталья, не вводи в грех, – душевно попросила Анна Степановна. И как-то вдруг стало понятно, что сдерживается она из последних сил.

   – Уймусь, – с готовностью пообещала та. – Сейчас, только вещи соберу да с Варюшей попрощаюсь. Открою ей глаза на бабушку Аню, пусть знает, какого ты о ней мнения.

   – Давай, сходи с ума, – психанула не хуже подруги Февралева. – Что я такого сказала-то? Огорчилась, что Варвара с родителями поругалась да сестру из дому выгнала? По-твоему, это хорошо?

   – По-моему, Любу никто не выгонял, девочке просто легче с отцом на машине домой вернуться, а не своим ходом из вашей задницы Мира выбираться, – на зависть любой гадюке прошипела Наталья Вячеславовна. – А что касается Варюшиных отношений с родителями, то тебя они не касаются. Как поругались, так и помирятся. Без твоей помощи. Ясно?

   – Слова вам в простоте душевной не скажи, – обиделась Анна Степановна. – Можно подумать, что я Варю не люблю или для Любаши не стараюсь. Они мне не чужие, чай.

   – Не знаю, Ань, – понемногу остывая, откликнулась Наталья. – С родными бережнее надо. Вот чего хорошего Любе от твоей заботы? А мне? Эх, да что говорить... Хоть Варю в покое оставь, не лезь к девочке.

   – Ладно-ладно, – торопливо согласилась ведьма. – Согласна, перегнула я. Сунулась куда не надо. Прости.

   – И ты прости, – обняла расстроенную Анну Степановну подруга. – Знаешь же какие мы взрывные.

   – Как не знать, – отмякла та, а потом позвала: – Наташ, так ты остаешься?

    – Да, куда от вас, от Февралевых деваться.

    – И Варе не скажешь ничего?

   – Не скажу.

   – И Любе?

   – И ей, – сдалась Наталья Вячеславовна. – Но только до Нового года.

   – А больше и не надо, вот увидишь, – обрадовалась самая упертая ведьма. – До праздников все сладится, печенкой чувствую.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Чем ближе была Москва, тем легче становилось у Любы на душе. Как-то не заладилась у нее в это раз встреча с сестрой. Ни поболтать не удалось, ни с Илюшенькой понянькаться, ни погулять, ни в баньке попариться.

   – Зато отоспалась за всю неделю, – со вкусом потянулась она.

   – Что ты говоришь? – перестали переругиваться родители.

   – Радуюсь, что выспалась. Я, наверное, рекорд по сну поставила.

   – Это из-за повышенного содержания кислорода, – с умным видом кивнула Марина Аркадьевна.

   – Да, тамошний воздух консервировать нужно. И в городе за большие деньги продавать, – по-доброму усмехнулся Вячеслав Алексеевич.

   – Я что-то такое читала, – почуяв, что муж успокоился, и неприятный разговор остался позади, защебетала Марина Аркадьевна. – Любочка, а давай сразу к нам: пообедаем, все вместе с Леди погуляем или еще чего-нибудь придумаем, а?

   – Можно... Наверное... – засомневалась девушка. Проводить половину воскресенья с отцом и мачехой не улыбалось, но причин для отказа не было, пришлось нехотя соглашаться.

   – Я рыбку запеку, салатиков нарежу, – обрадовалась мачеха.

   И была она при этом такой милой, что Любаша устыдилась. Вот чего она все выходные цеплялась к бедной женщине? «Совсем я с распустилась. При маме с бабушкой на как-то добрее была. На людей не кидалась,» – подумала и решила остаток дня провести с семьей. Во искупление.

   – Лучше пиццу закажем, – не подозревая о терзаниях дочери, предложил глава семьи. – Или две, – задумался он, поглядывая на женщин. – Или что вы там хотите?

   – Сейчас подумаем, – весело пообещала Марина Аркальевна. – Любаша, ты чего хочешь?

    – Я позавтракать не успела, поэтому хочу всего и побольше, – призналась Люба.

   – Что ж ты не сказала? – возмутился отец. – Давно бы где-нибудь остановились...

   – И отравили девочку, – закончила за него мачеха, и супруги снова заспорили.

   Люба собралась, было, вставить слово, но отвлеклась на входящий.

   – Кто это? – тут же отреагировал Вячеслав Алексеевич.

   – Филипп, – глядя на экран, ответила она.

   – Сбрось, – тут же потребовал папуля.

   – Почему? – подобралась Марина Аркадьевна.

   – Потому что нечего всяким крутиться вокруг нашей девочки.

   – Всяким это каким? – мачеха требовала конкретики.

   – Всяким хозяевам озабоченных кобелей, – поджал губы Вячеслав Алексеевич.

   – А, так это тот самый мальчик, о котором ты говорил? Он ведь нам не чужой теперь, – ослепительно улыбнулась мужу Марина Аркадьевна. – Любочка, что же ты не отвечаешь на звонок? – переключилась она на падчерицу.

   Девушка на это только плечами пожала. Она сама не знала, хочет ли разговаривать с едва знакомым мужчиной, вот и оставила решение на откуп родне. Пусть почувствуют свою значимость. Кто ж знал, что супруги заспорят. В очередной раз. И как им только не надоест, ведь любят же друг друга. Это сразу видно.

   – Бери трубку, – тем временем велела мачеха.

   – Бери, бери, – согласился отец, – и скажи, чтоб этот ловелас от тебя отвязался.

   Люба посмотрела на них, на телефон, снова пожала плечами и ответила.

   – Привет, это я, – услышала она приятный голос почти родственника по собачьей линии. – Мы с Филей жутко волнуемся за Леди и хотим узнать, как у нее дела.

   – У нее все в порядке, – доложила Люба. – Ей жениха нашли. Свадьба намечена на самое ближайшее время.

   Чернушка, словно поняв, что речь идет о ней басовито гавкнула, а подслушивающие разговор родители дружно закивали.

    – Эй, а как же Филимон? Вы хотите разбить его верное, исполненное любви сердце? – сперва возмущенно пробулькали в трубке, а потом жизнерадостно заржали. – Ты просто обязана сообщить мне все подробности. При личной встрече желательно.

   – Не может быть и речи, – возмутился отец.

   – Сходи, развейся, нечего с нами сидеть, – подпрыгнула на сиденье мачеха.

   – Гав, – не до конца определилась Леди.

   – Мы на громкой связи? – догадался Филипп. – Рад вас слышать, Вячеслав Алексеевич.

   – Не могу ответить тем же, – стоял на своем папулька. – И касательно встречи... Ничего не выйдет. У нас, видите ли, запланирована пицца. Даже две. И Люба на них рассчитывает.

   Леди громогласно согласилась с хозяином, а вот у Марины Аркадьевны нашлись возражения.

   – Не говори глупости, Славик. Любочка пиццу терпеть не может, она предпочитает французскую кухню.

   – Да? – хором удивились Люба, Леди и папа.

   – Да, – мачеха была невозмутима. – Поэтому она примет ваше приглашение. Вы же способны накормить девушку в приличном ресторане, молодой человек?

   – Ради вашей дочери я готов на все, – заржал Филипп, и участь Любы была решена.

   – Да, но как же пицца? – предпринял слабую попытку сопротивления поверженный Вячеслав Алексеевич, глядя на малиновую от смущения дочь в зеркало заднего вида.

   – Сами съедим, – ответила ему жена. – не пропадать же продукту.

***

Свидание с почти родственником по собачьей линии Любе понравилось. Даже несмотря на первоначальную неловкость. Подавленная кавалерийским натиском Марины Вячеславовны девушка поначалу смущалась, даже принялась объяснять, что никаких видов на Филиппа не имеет, что это у мачехи вдруг прорезалась идея фикс (разг. укоренившаяся мысль), а она тут совсем ни при чем и даже французскую кухню не любит.

   – Очень жаль, – искренне расстроился Филипп. – А я-то понадеялся.

   – Ну прости.

   – Ладно, чего уж там, – махнул рукой тот. – Но покормить обедом я тебя могу?

   – Можешь, – улыбнулась Люба.

   – Какую кухню предпочитает леди? – склонился в почтительном поклоне Филипп.

   – Корейскую, – созналась она.

   – Неожиданно, – в серых глазах мужчины зажглось неподдельное удивление. – Любишь погорячее?

   – Я сегодня не завтракала и не обедала, – неуклюже съехала с неудобной темы Люба.

   – Так что ж мы тут стоим? – тайфун по имени Филя подхватил почти не сопротивляющуюся девушку, закружил, пофырчал мотором и в конце концов вытряхнул на мягкое сиденье уютного корейского ресторанчика. – Что желает госпожа?

   – Водички, – растеклась по диванчику не привыкшая к столь активным ухаживаниям Люба.

   – Как будет угодно, – обрадовался тот и сделал заказ, справиться с которым могли пять здоровых мужиков. Никак не меньше.

    – А теперь я хочу услышать о мерзавце, который пытается разбить сердце моего Филимона, – устроившись поудобнее попросил Филипп. – Расскажешь?

   – Его зовут Тюльпанчик, – сложив руки на коленях, скромно потупилась Люба. – И он чемпион...

***

Вряд ли кто-нибудь любит понедельники. Нет, наверное есть где-то парочка извращенцев – поклонников этого тяжелого дня, но Люба таких не знала. Потому, явившись на работу, и была удивлена царившей там радостной суете.

   – С сегодняшнего дня генеральный в офисе бывать будет, – нарядная Аллочка, скривившись, оглядела сонную коллегу. – А ты даже не накрасилась.

   – Увы мне, увы, – зевнула Люба. – Зато ты, как я погляжу, во всеоружии. Все-таки решила влиться в ряды охотниц?

   – Не, это она пока так, – одобрительно покосилась на Любу главбушка, – репетирует. Как решится, сразу нижнее белье скинет.

   – Нина Николаевна! – порозовела от возмущения Аллочка.

   – Ой, да ладно смущаться, – махнула рукой та. – Глянь, вокруг все свои, стесняться некого. Единственно о чем хочу попросить, воздержись голым задом крутить. Дождись пока морозы стихнут, а то простудишься не ровен час. С кем я тогда работать буду? И так без главной труженицы осталась. Звезда наша на больничный ушла.

   – Зря вы так, Нина Николаевна, – покачала головой Аллочка. – Ника бедняжка с субботы температурит. Никакие жаропонижающие не помогают.

   – Что ж ее любовь не лечит? – ехидная главбушка водрузила очки на кончик носа.

   – С субботы? – удивилась Люба, вспомнив как зажигала звездища у Февралевых. – Ну-ну.

    – Не «ну-ну», – скривилась на это Аллочка, – а госпитализировать бедняжку собираются.

   «В сумасшедший дом,» – догадалась Люба, но вслух комментировать не стала. Понадеявшись, что тема со звездищей и Емельяновым на этом исчерпана, девушка погрузилась в работу.

   – Ромашина, – окликнула ее где-то через час Нина Николаевна, – бросай все и беги к Емельянову. Зовет.

   – Зачем? – удивленно заморгала насильно выдернутая из мира цифр Люба.

   – Не доложил, представляешь, – поджала губы главбушка. – Да вставай уже, чего расселась? Ее там начальство дожидается, а она тут глазами хлопает.

   – Вы – мое начальство, – закрывая программу, напомнила Люба. – Но я иду, иду.

   – Не забудь потом рассказать в чем дело, – напутствовала коллегу Аллочка.

   – Письменный отчет предоставлю, – пообещала заразившаяся всеобщим ехидством Люба. – В трех экземплярах.

***

– Лен, не знаешь, чего от меня финдиру надо? – затормозила она у стойки ресепшена.

   – Ему от всех только одно нужно, – гневно сверкнули черные очи Елены Прекрасной. – А ты уж сама думай.

   – Ага, – правильно поняла подругу Люба. – Пообедаем сегодня вместе? Столько новостей.

   – С удовольствием, – согласилась офисная фея. – Ладно, Любаш, иди, а то Володенька наш небось весь уже на нервы изошел.

   – Знаю я на что он изошел, – фразой из известного фильма ответила жертва начальственного произвола, отправляясь на ковер.

   Видеться с Емельяновым, а тем более общаться наедине Любаше решительно не хотелось. Слишком неприятный осадок остался после субботней встречи. А тут еще и Ленино предупреждение. «Что ж так не везет-то?» – убивалась она, замедляя и замедляя шаг, а под конец и вовсе остановившись. «Может, сглазил кто?» – задалась вопросом Люба.

   «А с другой стороны, чего я рефлексирую? Ну что такого особенного может мне сказать, а тем более сделать Емельянов? Наверняка попросит не распространяться о встрече у Февралевых или велит помалкивать насчет Ники. Не просто же так она закосила умирающую лебедь?» – последняя мысль заставила Любу приободриться и продолжить путь.

   – Ромашина, задерживаешься, – сердито поджала губки секретарша финдира, стоило той оказаться в приемной. – Проходи скорей, Владимир Сергеевич о тебе уже два раза спрашивал.

   Люба на это только глаза закатила да пару раз стукнула по резному дубовому косяку.

   Тут надо отметить, что здание, в котором располагался главный офис «Змеиного Золота» считалось объектом культурного наследия и было построено аж в девятнадцатом веке, аккурат после наполеоновского вторжения. Помните, как у Лермонтова: «Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?»

   Неизвестно в каком виде Змеев получил здание, но превратил он его в конфетку, вернее в филиал английского клуба. По крайней мере Люба так думала. Резные деревянные панели на стенах, паркетные полы, филенчатые зеркала, портреты в тяжелых рамах. Появись из-за угла лакей в ливрее и напудренном парике, смотрелся бы более органично чем косящие под канадских лесорубов хипстеры.

   Но вернемся к Емельянову, не стоит заставлять ждать занятого нечеловека. Встретил он Любу сердечно, даже кофе угостил, чем ввел секретаршу в шоковое состояние, с удовольствием вспоминал субботнюю встречу, но о Веронике и словом не обмолвился. Словно бы беременная дурочка его вовсе не волновала.

   Финдира занимало другое.

   – Обстоятельства сложились так, – торжественно провозгласил он, – что мне понадобилась личная помощница. Брать кого-то со стороны не имеет смысла, потому-то я и остановил свой выбор на вас, Любочка.

   – На мне? – подавилась кофейком бедняжка.

   – Не понимаю, чему вы удивляетесь, – финдир красиво изогнул бровь, и пока Люба пыталась отдышаться, стал расписывать свои резоны.

   Если верить Емельянову, то более подходящей кандидатуры чем Любовь Вячеславовна Ромашина просто не найти. У нее и образование, и возраст, и морально-личностные характеристики, и психологический склад, и внешность, и круг знакомств. Одним словом – находка, а не девушка.

   – Теперь о зарплате, – перешел к сладкому финдир, – она будет полностью соответствовать уровню занимаемой должности. Что же касается ваших обязанностей, – не давая Любе вставить слово, вещал он, – то ничего сверхсложного от вас не потребуется.

    Чем больше было сказано, тем яснее становилось, что Емельянов не просто что-то задумал, а уже приступил к исполнению задуманного. В банальное охмурение Любе не верилось. Каким бы неприятным человеком ни был Владимир Сергеевич, дураком он точно не являлся. Скорее ему что-то требовалось от Февралевых. Возможно выступление Никули в оранжерее повлекло за собой некие неприятности, или еще какая беда приключилась.

   Но причем тут Люба? Она Февралевым никто и звать никак. Бабкиному забору троюродный плетень, а не родственница. Не имеет никакого влияния не то что на главу семьи, а даже для младшей сестры авторитетом не является. Как бы это доступнее донести финдиру?

   – Так каким будет ваш положительный ответ? – весенним ручейком журчал Емельянов.

   – Владимир Сергеевич...

   – Детали мы обговорим во время обеда. Как вам эта идея?

   – Я даже не...

   – Я рад, что мы с вами нашли общий язык. Ведь должность личной помощницы предполагает полное доверие и довольно тесное общение.

   – Все это так...

   – Осталось уладить формальности, и можете приступать к исполнению новых обязанностей. Рабочее место вам организуют поблизости, – наслаждался собственной значимостью финдир. «Личной помощнице» он и слова вставить не давал. – Да вот хотя бы тут, – Емельянов царственно взмахнул дланью. – Уютный уголок, не правда ли?

   – Нет! – гаркнула Люба, махнув рукой на вежливость и субординацию. – Неправда, – чуть тише добавила она, глядя на озадаченное начальство.

   – Не понял, – Емельянов моргнул и в упор посмотрел на Любашу.

   Вид он при этом имел откровенно дурацкий. Кажется, заговори с ним табуретка, и то меньше бы удивился.

   – Владимир Сергеевич, я очень благодарна вам за столь щедрое предложение, – поняв, что от нее ждут ответа, тихо, но твердо сказала Люба, – но принять его не могу.

   – Почему? – допытывался ошарашенный мужчина.

   «Такое впечатление, что ему ни одна женщина ни в чем не отказывала,» – озарило Любу. Как она это почуяла – сама не знала, но голову на отсечения была готова дать, что до этого дня Владимир Сергеевич не встречал сопротивления у прекрасного пола.

   – Не готова, простите, – виновато склонила голову девушка. – Все так неожиданно, да и какой из меня помощник? Опыта работы на столь высоком уровне не имею, с людьми схожусь тяжело, да и характер у меня неподходящий. Опять же дамы... Они меня без соли сожрут и не поморщатся, – чем дальше, тем тверже становился голос Любы. – Простите, но я откажусь, – уже спокойно закончила она.

   Ну что ей финдир сделает? Уволит? Да на здоровье! На «Змеином Золоте» свет клином не сошелся, есть в Москве и другие конторы. Может, не такие пафосные, так что ж.

   – Кхм, – с трудом откашлялся Емельянов. – Не стоит принимать опрометчивых решений, Любочка. Возьмите паузу, подумайте над моим предложением как следует, а после Нового года мы вернемся к этому разговору.

   – Но...

   – Вы меня поняли, Любочка? – надавил голосом финдир.

   – Да, Владимир Сергеевич, – она вновь опустила голову. Типа, что же тут непонятного? Все предельно ясно. Нужно искать новое место работы. «Сегодня и начну,» – решила, осознав, что не в силах больше находиться с Емельяновым в одной комнате.

   Тот, видно, что-то такое почувствовал и поспешно свернул разговор.

   – Если последуют вопросы от зубастых дам относительно вызова на ковер, – кривовато ухмыльнулся напоследок. – Посылайте всех ко мне. Или скажите правду, это будет самым разумным. А теперь идите, Любочка, не тратьте мое время.

   – Простите, Владимир Сергеевич. До свидания.

   Тот только рукой махнул, отпуская.

***

– Ну что? Зачем звал? – накинулись на Любу коллеги, стоило ей переступить порог бухгалтерии.

   – Сама не поняла, – на голубом глазу соврала та.

   – Емельянов может, – согласилась Нина Николаевна. – Он такой. Наговорит сорок бочек арестантов, а по делу ноль целых, ноль десятых. Но ты, Ромашина, смотри, поосторожней с Володенькой. Он – птица не твоего полета.

   – Я вообще не по этой части, – Люба аж руки к сердцу приложила. – Да и без нижнего белья не смогу. По крайней мере зимой, – подумав, добавила она.

   – Разумно, – одобрительно крякнула главбушка, орлиным взором обводя свое царство. – За работу, девушки.

***

До обеда Люба еле досидела. Ее просто разрывало от желания поделиться наболевшим. Только понимание того, что сказанное в офисе тут же станет известно всем и каждому удержало ее на месте.

   – В пиццерию? – только и спросила Елена Прекрасная при виде вздрюченной коллеги.

   – Куда угодно, – ответила та.

   – Значит в пиццерию, – подцепив под локоток Любу, пропела офисная фея. – Ну, рассказывай, – потребовала она, стоило оказаться на улице.

   – Емельянов – козел, – с сердцем начала Любаша.

   – Не совсем, – тонко улыбнулась Леночка. – И даже не близко.

   – Знаешь, что он мне сказал? – не обратив внимания на замечание подруги, сбивчиво заговорила Люба. – Он мне место личной помощницы предложил!

   – А ты? – подобралась фея.

   – Отказалась, конечно, – обиделась Любаша.

   – А он? – немного расслабилась Елена Прекрасная.

   – Дал время на раздумья.

   – А ты? – заклинило фею.

   – А я буду резюме рассылать.

   – Давай-ка подробнее, – потребовала Лена. – Это важно.

   Делать нечего, пришлось подчиниться. В конце концов Леночка редко о чем-то просит. Может, посоветует чего путного. Вспоминать разговор с финдиром было неприятно, куда охотнее Люба рассказала бы о вчерашнем свидании с Филиппом. О том, как было весело, о забавном соревновании по поеданию перца, об остроумных шутках и неожиданно серьезных разговорах, о том, что назначена новая встреча, вернее свидание...

   И все это она должна держать в себе из-за козла Емельянова. Чтоб ему век бананов не видать, гаду такому!

   – Что ж, думаю, что ты права, – дождавшись, когда рассказ о вызове на ковер подойдет к концу, нахмурилась Елена Прекрасная. – Покоя Емельянов тебе теперь не даст. Шутка ли, устоять перед его очарованием и пренебречь доверием.

   – Ты серьезно?

   – Еще как, – Леночка только руками развела. – Ищи работу, солнце. Помнится, ты что-то говорила о муже сестры? Вроде бизнес у него? Вот к нему и иди. Не свети резюме в сети и не жди до окончания праздников. Свяжись с родней прямо сегодня.

   – Ладно, – зябко передернула плечами Люба.

   Признаться, такой реакции она не ожидала, думала, что Леночка успокоит, скажет что-нибудь в духе «забей, Вовчик про тебя уже и думать забыл,» а получила совсем другое. Что ж, горькая правда полезнее сладкой лжи, и все, что ни делается – к лучшему, а все плохое нужно оставлять в старом году... И все равно было обидно. Хоть и не до слез, но очень-очень сильно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В офис подруги вернулись в молчании. Главное было сказано, а болтать о мелочах не хотелось.

   – Выше нос, – уже в дверях напомнила Леночка и подмигнула. – Не давай повода нашим пираньям тебя укусить.

   – Кариес им, во все места, – с сердцем пожелала Люба. – И пародонтоз туда же.

   – Золотые слова, – одобрила офисная фея. – Не забудь, сегодня ожидается явление генерального народу. Поприсутствуешь?

   – Да зачем теперь-то? – вздохнула Люба. – Увольняюсь же.

   – Все равно, – сверкнула черными очами Елена Прекрасная. – Посмотри, оно того стоит.

   – Ладно, если не забуду, гляну, – пообещала Люба, только чтоб ее оставили в покое.

   – Я тебе наберу, – проявила несвойственную настойчивость фея.

   – Ага, – убегая, согласилась Любаша... и начисто позабыла и о разговоре, и об обещании. Спасибо за это звездище. Работы из-за ее отсутствия прибавилось изрядно.

   Звонок Леночки раздался через пару часов.

   – Готовность – пять минут, – заговорщицким шепотом сообщила она.

   – Поняла тебя, – Люба оторвалась от монитора и устало помассировала переносицу. – Уже иду.

   – Далеко? – тут же отреагировала бдительная Нина Николаевна.

   – Лена предлагает кофейком отравиться.

   – Отличная идея, – главбушка повела носом, словно уже чуяла божественный аромат арабики. – И мне захвати чашечку. Давление падает.

   – Угу, – Люба поняла, что откосить от явления Змеева народу не удастся, и нога за ногу поплелась к стойке ресепшена.

   Смотреть на Змеева не улыбалось. Он же не удав из зоопарка в конце концов, а Люба не девочка на школьной экскурсии. Да и вообще как-то неловко рассматривать живого человека.

   Так что, поулыбавшись бдящей на ресепшене Леночке, она отправилась на кухню. Любоваться кофемашиной. К сожалению надолго там задержаться не получилось – весело переговариваясь ввалились продажники, и пришлось освобождать помещение. Прихватив чашечку эспрессо для начальства, Люба вышла в холл... И замерла, напоровшись на колдовской зеленый взгляд.

   Время остановилось, позволяя во всех подробностях рассмотреть давешнего гипнотизера, похитителя рисунков у честных девушек и по-совместительству генерального директора «Змеиного Золота» Ивана Глебовича Змеева. Что сказать? Хорош. Просто красавец-мужчина, сошедший со страниц женских романов, а не средне-статистический житель мегаполиса.

    И дело, если что, не в одежде или часах, продав которые семья из четырех человек может безбедно жить пару лет, и даже не в привлекательной внешности. Змеева окутывала аура власти. Притягательная, подчиняющая, ощутимо давящая на плечи. Она вызывала желание приблизиться и одновременно отпугивала.

   Иван Глебович в свою очередь тоже рассматривал замершую в дверях девушку. Оценивающий мужской взгляд не пропустил ни стройную фигурку, ни золотые волосы ведьмы. И не беда, что она еще не инициированная. И без того сила шарашит так, что голова кругом. Синие глаза сверкают, алые губки что-то беззвучно шепчут, тонкие пальчики подрагивают, грозя расплескать кофе.

   – Это мне? – голосом недовольного барина спросил Змеев, и Златовласка вздрогнула. – Любопытная трактовка традиций. Прежде, помнится, встречали хлебом-солью, а нынче на кофе перешли? Что там у вас?

   – Двойной эспрессо, – ответила Люба, с удивлением замечая, что пустынный холл наполнился сотрудниками. «Интересно, сколько времени я тут качалась словно тонкая рябина?» – неожиданно для всех, а главное для себя самой развеселилась она. Так и подошла с улыбкой.

   – И это все? – принимая чашку кофе, поинтересовалось начальство.

   – Есть еще конфетка, – чувствуя себя дура дурой, отчиталась Люба, предъявляя припасенный с обеда трюфель.

   – Пойдет, – одобрил генеральный, отбирая лакомство.

   И все это на глазах изумленной публики. «Они меня убьют,» – оценив перекошенные физиономии главных офисных львиц, поняла Люба. А потом вспомнила, что увольняется и победно вскинула голову.

   Между тем Змеев расправился с угощением и оглядел своих подданных. Одного вопросительного взгляда хватило, чтобы всех как ветром сдуло. В холле остались лишь Елена Прекрасная и Любаша.

   – Найдите мне кого-нибудь в приемную, – начальство обратило внимание на офис-менеджера.

   – Для красоты? – невозмутимо поинтересовалась Леночка.

   – Для работы, – так же спокойно ответил генеральный. – Теперь вы, – он вновь захватил Любу в плен хризолитовых очей. – До которого часа длится ваш рабочий день?

   – До шести.

   – Жду вас в пять, – прикинул что-то в уме Змеев.

   – Но...

   – И попрошу не задерживаться, – не дослушал он и, наконец-то, удалился.

   – Что это было? – убедившись, что главный конторский змей уполз в свое логово, спросила Люба.

   – Сама не знаю, – призналась Леночка. – Но, знаешь, мне понравилось. Даже не думала, что шеф такой внезапный, как...

   «Как понос,» – подумала Любаша (давайте не станем судить девушку за некоторую резкость. Ей сегодня и так досталось, согласитесь).

   – Как Блок, – между тем закончила свою мысль офисная фея.

   – Какой блок? – растерялась Люба. – Пеноблок или шлакоблок?

   – Александр Блок, – мечтательно произнесла Леночка.

   – В смысле поэт?

   – В смысле гений, – покачала головой Лена и прочла негромко:

   – Когда вы стоите на моем пути,

   Такая живая, такая красивая,

   Но такая измученная,

   Говорите все о печальном,

   Думаете о смерти,

   Никого не любите

   И презираете свою красоту –

   Что же? Разве я обижу вас?

   О, нет! Ведь я не насильник,

   Не обманщик и не гордец,

   Хотя много знаю,

   Слишком много думаю с детства

   И слишком занят собой.

   – Это ты к чему? – насторожилась Люба.

   – А то ты не поняла, – прямо в душу глянула Елена Прекрасная.

   – Нет.

   – Тем лучше, – обрадовалась Леночка. – Это говорит о том, что ты прекрасно чувствуешь поэзию Блока. Знаешь, при всем величии его творчество можно охарактеризовать всего двумя, вернее тремя словами: непонятно, но здорово.

   – Я запомню, – пообещала Люба, с тревогой поглядывая на подругу.

   Та вопросительные взгляды стойко игнорировала, лишь улыбалась загадочно.

   – С тобой точно все хорошо? – не выдержав, спросила Люба.

   – Более чем, – заверили ее. – Наконец-то, я полностью спокойна.

   – Тогда я пойду?

   – Иди, ребенок. Только не забудь принести кофе Нине Николаевне, – послала Любе контрольную улыбку офисная Мона Лиза.

***

Дзен, пойманный Леночкой, оказался заразным. Иначе чем можно объяснить олимпийское спокойствие Любы? До пяти вечера она не только не накрутила себя, но и окончательно успокоилась. Даже многочисленные вопросы коллег и их едкие подколки не смогли вывести девушку из себя.

   Так что в приемную генерального она вплыла лебедушкой. Пусть и не белой, а рыжей, зато невозмутимой и исполненной собственного достоинства. Бегло оглядев пустующую комнату, подумала, что тут органичнее смотрелся бы секретарь мужчина, Люба постучалась, получив разрешение, вошла и замерла от восторга.

   Кабинет впечатлял. Преобладающее в отделке офиса дерево осталось за дверями. Даже наборный паркет, которым по праву гордилась контора не был допущен Змеевым в свою берлогу. Или где там живут змеи? Под корягами? В норах? Люба затруднялась с ответом. Зато относительно Ивана Глебовича двух мнений быть не могло. Он отдавал предпочтение пещерам.

   Вернее сказочным дворцам, роскоши которых могла позавидовать Медной Горы Хозяйка. Дикий камень соседствовал тут со змеевиком, яшмой и ониксом. Из стен вырастали искусно подсвеченные друзы аметиста и аквамарина. Инкрустированный нефритом и лазуритом стол венчал письменный прибор из малахита.

   – Нравится? – выждав некоторое время, спросил Змеев.

   – Очень, – восторженно откликнулась девушка. – Тот, кто оформлял эту комнату – гений.

   – Да, – совершенно по-котовьи прижмурился генеральный, – удачно получилось. Самому нравится.

   – Так это вы? – смутилось было Люба, а потом подумала, что правду говорить легко и приятно и продолжила вполне уверенно. – Никогда не думала, что мне доведется работать под началом столь талантливого человека.

   – Н-да, не ожидал, – улыбка сползла с лица Змеева как старая кожа. – Впрочем, неважно. Садитесь, Любовь Вячеславовна.

   Люба и не подумала возражать. Подойдя поближе к начальству, опустилась на предложенное место и стала ждать продолжения разговора. Она была спокойна и безмятежна. Даже аура власти и силы, исходящая от мужчины, перестала давить на девушку. И решение об увольнении сыграло в этом отнюдь не главную роль.

   Решающей оказалась личность генерального. Разве могла она подумать, что овеянный офисными легендами хозяин «Змеиного Золота» окажется дешевым мистификатором? Это же он на ночь глядя явился в контору и нагло упер Любин рисунок! Он следил за ней у Февралевых! И словно мало этого, выставил ее идиоткой на глазах у всего офиса, устроив представление с торжественным пожиранием конфетки! Последней, между прочим.

   Надумавший развлечься за ее счет козел, вот он кто!

   Только ничего не получится. «Хренушки,» – как говорила бабуля. Люба не позволит делать из себя дуру, а вот скрутить хвост зеленоглазого гипнотизера затейливым кренделем – это со всем нашим удовольствием.

   – Обстоятельства сложились так, – ничего не подозревающий мужчина отложил документы, которые просматривал, – что мне требуется личная помощница.

   «С чем вас и поздравляю!» – ехидно подумала Люба, а потом до нее дошло!

   – Что?! – выдохнула возмущенная девушка, во все глаза глядя на всемогущего Змеева.

   – У вас плохо со слухом? – голос генерального заметно похолодел. – Что ж я готов повторить. Мне нужна личная помощница, и ваша кандидатура, Любовь Вячеславовна, подходит как нельзя лучше.

   – Как? И вам тоже? – Люба наивно заморгала, с трудом сдерживая хохот.

   – Что? – не понял такой странной реакции Змеев. – О чем вы говорите?

   – О том, что вы не первый, кто сегодня мне предлагает должность личной помощницы. Вставайте в очередь, Иван Глебович.

   – Вы с ума сошли?!

   – Отнюдь, – сложились в кроткую улыбку алые губки.

   – Хамить изволишь? Забыла с кем имеешь дело? – буквально прошипел взбешенный мужчина. Будет еще какая-то шмакадявка ему дерзить.

   – Сами вы три дня не умывались, – чуть не вырвалась у Любы еще одна бабушкина фразочка. Слава богу, успела прикусить язык, зато прошипела не хуже Змеева: - Вы, Иван Глебович, прежде чем делать подобные предложения честным девушкам, сперва с Емельяновым разберитесь. А то ему с утра тоже помощница требовалась. Угадайте с трех раз, на кого пал выбор?

   – Неужели на тебя? – яда в голосе генерального хватило бы на весь офис.

   – Бинго! – поаплодировала Люба. – И в связи с этим у меня возник вопрос: вы меня за дуру держите или просто по-свойски развлекаетесь?

   – Никто тебя тут не держит! – рявкнул выведенный из себя мужчина. – Вон пошла, нахалка рыжая!

   – С удовольствием, – не осталась в долгу Любаша.

   Подхватившись, она выскочила в приемную, вытащила из принтера лист бумаги и написала заявление об уходе. Размашисто расписавшись, девушка без стука вошла в прикидывающийся роскошным кабинетом змеюшник.

   – Вот, – положила она листок перед генеральным, – держите.

   – Что это? – тот брезгливо сморщил породистый нос.

   – Заявление об уходе.

   – Очень интересно. И по какой же причине столь ценная сотрудница покидает нас?!

   – По собственному желанию!

   – Ах, вот оно как?!

   – Да, так!

   – Увы, но «Змеиное Золото» не может остаться без столь ценной сотрудницы.

   – Что? – задохнулась Люба.

   – То самое. Дирекция без вас не может. Неужели непонятно?

   – Вы не имеете права меня удерживать!

   – Имею!

   – Нет!

   – Да!

   Они еще некоторое время орали и двигали по столу заявление об уходе, а потом, утомившись, опустились каждый на свое место.

   – Отпустите меня, – растеряв боевой настрой взмолилась Люба. – Пожалуйста.

   – И рад бы, да не могу, – устало откинулся на спинку стула Змеев.

   – Иван Глебович, ну зачем я вам? – чуть не плакала Любаша.

   – И она еще спрашивает, – простонал генеральный.

   – Я правда не понимаю.

   – Потом поймешь, – отмахнулся как от назойливой мухи Змеев. – А сейчас возвращайся на рабочее место, а еще лучше – иди домой.

    – Но, Иван Глебович...

   – Знала бы ты сколько лет я уже Иван Глебович. Хотя... – он приоткрыл один глаз и посмотрел на девушку. – Нет, рано еще, – определился наконец.

   – Что рано?

   – Все, – сказал как отрезал. – И не зли меня.

   – А как же Емельянов?

   – Забудь.

   – А?..

    – Ага, иди уже, ведьма рыжая. Всю душу вымотала, – Змеев сделал замысловатое движение рукой, и Любу вынесло из кабинета. Еще и дверью под зад поддало.

   – Сам такой, – буркнула измученная девушка, растеряв последние силы. Даже удивиться не получилось.

   Тихонько, по стеночке Люба двинулась в обратный путь, удивляясь, чего это все встречные опасливо поглядывают и уступают дорогу. Добравшись до ресепшена, она озаботила этим вопросом Елену Прекрасную. Так и сказала:

   – Ты случайно не знаешь, почему все шарахаются от меня как от прокаженной?

   – Случайно знаю, – сунула Любе шоколадный батончик та.

   – Скажешь? – зашуршала оберткой девушка.

   – Боятся, – доверительно склонилась к ней офисная фея.

   – Чего? – у Любы шоколадка пошла не в то горло.

   – Того, – постучав страдалицу по спине, передразнила Леночка. – Просто до этого дня никому не удавалось вывести Змеева из себя и остаться после этого в живых, а вы так орали...

   – Шутишь? – догадалась Люба. – Ну шути, шути, а я пошла.

   – Куда?

   – За Кудыкину гору, где жить веселО.

   – Люб, ну правда?

   – Домой пойду, Змеев отпустил, – призналась та и поплелась за вещами.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Всю дорогу Люба ломала голову над сложившейся ситуацией, так ни до чего и не додумалась, только мигрень схлопотала. Классическую. С аурой. Произошло это в тот момент, когда она попыталась вспомнить подробности давешнего праздника у Февралевых.

   Спросите зачем? Какая связь между увольнением и родней, пусть и дальней? Да самая прямая! Раз Елена Прекрасная запретила светить резюме в сети, значит, придется искать работу через знакомых. А к кому может обратиться вчерашняя провинциалка, не имеющая связей в Москве, как не к ним, не к могущественным Февралевым?

   А вот этого по какой-то неведомой причине Любе делать не хотелось. Что-то такое крутилось у нее в голове. Но что?

   Вот в попытках вспомнить это неведомое что-то, к Любаше и подкралась мигрень. Сперва вильнула крохотным, похожим на скомканную фольгу хвостиком. Потом распрямила его, расправила, раскрасила в сумасшедше-яркие цвета, а после и вовсе превратилась в сегментированную змею, закрывающую добрую половину обзора.

    И все бы ничего, но Люба не захватила с собой обезболивающее. Обычно она всегда держала в сумочке блистер с лекарством как раз на такой случай, и успевала принять пару таблеток, пока не прекратится мельтешение. Но не в этот раз.

   – Проклятый день, проклятый Емельянов, проклятый Змеев, – стонала бедняжка, чувствуя приближение приступа. – Чтоб вам икалось, сволочам.

   Счастлив тот человек, у которого ни разу в жизни не было мигрени. Он не знает о беспомощности, которая накрывает тебя вместе с волной боли. Огромной. Заслоняющей собой весь мир. Лишающие мыслей. Не дающей открыть глаза и спокойно вздохнуть.

   – Ничего-ничего, – успокаивала себя Люба, по опыту зная, что чем сильнее нервничаешь, тем быстрее накрывает, – я успею добраться до дома. Тут недалеко. И чертово лекарство принять успею. И ничего плохого со мной не случится.

   – Конечно, не случится. Я же рядом.

   Знакомый жизнерадостный голос раздавшийся над самым ухом заставил девушку дернуться и зашипеть от пронзившей голову боли.

   – Филипп? – разглядев сквозь поредевшую цветную муть перед глазами почти родственника, удивилась Люба. – Ты как тут оказался?

   – Хотел с тобой случайно встретиться, – разогнал мрак своей улыбкой тот. – Целый день строил планы, разработал десяток стратегий, но в результате остановился на самом банальном варианте, – еще разок ослепительно улыбнувшись, Филипп словно фокусник вытащил откуда-то букет, а точнее охапку сирени и протянул ее Любе. – Это тебе, держи.

   – Спасибо, – она спрятала лицо в кипени сумасшедше-сиреневых соцветий и с упоением вдохнула волнующий аромат. – Чудо какое.

   – Я старался, – надулся от гордости Филипп. Будь он павлином еще и хвост бы распушил. – Значит я угадал?

   – Да.

   – Тогда и остальные планы на сегодня ты одобришь, – от уже не спрашивал – утверждал.

   – Извини, но нет, – расстроилась Люба. – В смысле я бы с радостью, но ничего не получится.

   – Тебя кто-то обидел? Хочешь я ему морду набью? – склонился к ней Филипп.

   Люба представила разукрашенные фонарями физиономии Емельянова и Змеева и поняла, что хочет. Даже очень. Жаль, что это мечта из разряда неосуществимых. Поэтому пришлось соврать:

   – Не хочу. Ну их. Лучше отвези меня домой, Филипп. А то голова жутко болит. А еще мне придется искать новую работу.

   – Уволили?

   – Можно и так сказать.

   – И ты из-за этого расстроилась? – удивился почти родственник, подцепляя девушку под локоток.

   – А ты как думаешь?

   – Думаю, что расстраиваться следует им, – подсаживая Любу на переднее сиденье здоровенного внедорожника, словно огромный кот мурлыкнул он.

   – Врешь ты все, – смутилась от необоснованного, но приятного комплимента Люба.

   – Зуб даю, – цыкнул-фыркнул Фил, заводя машину. – Закрывай глазки и не думай о плохом. Сейчас приедем, полечим твою голову, поужинаем...

   Бархатный голос Филиппа обволакивал теплым пледом, в машине пахло сиренью, кожей и еще чем-то вкусным, и вообще было так хорошо, что даже мигрень присмирела. Должно быть и ее заговорил, заморочит тезка короля российской эстрады.

   Глаза закрылись сами собой, и сны пришли светлые, радостные.

   – Просыпайся, соня, – уже не в первый раз позвали разнежившуюся девушку.

   – Я не Соня, а Люба, – попробовала схитрить та.

   – Ты – маленькая рыжая лисичка, – не поверили ей.

   – А ты котик-братик, – рассмеялась, распахивая глаза.

   – Котик-то я котик, – согласился с предложенной ролью Филипп. – Но братиком быть отказываюсь.

   – А у меня голова не болит, – похвасталась Люба. – Это просто чудо какое-то, – приготовившаяся к нескольким часам изнурительной головной боли девушка была готова прыгать от счастья.

   – Тогда пойдем поедим, – предложил он.

   – А пойдем, – Любаше было море по колено. – А где это мы? – она удивленно выглянула окно. Даже стекло для верности опустила.

   – А на что похоже? – с незабываемой интонацией сынов Израилевых поинтересовался мужчина.

   Люба внимательно осмотрела двухэтажный дом с колоннами, освещенный старинными фонарями двор, высокие укрытые снегом деревья, кованую решетку ворот и пожала плечами.

   – Понятия не имею.

   – Мы совсем недалеко от твоего дома, – подсказал Филипп.

   – Хорошо, но малоинформативно.

   – Этот дом и весь квартал строили пленные немцы...

   – Так мы в немецком городке? – поразилась Люба. – А я-то все гадала, что за куркули выкупили и отреставрировали там дома, хотела хоть одним глазком посмотреть, что получилось.

   – Зачем же одним? Гляди в оба, – разрешил означенный куркуль, галантно подавая даме ручку.

   – С удовольствием, – ответила она, внезапно ощутив, что отвратительный день уступил место прекрасному вечеру.

***

– Понедельник – день тяжелый, – вытягиваясь на родном (да родном, пусть квартира и бабушкина, но угловой диван Люба покупала на свои деньги) диване, зевнула девушка. – Начался о по-дурацки, продолжился и того хуже, – вспомнила номера, отколотые директорами «Змеиного Золота». – А завершился... – она мечтательно улыбнулась, перебирая события вечера.

   Он и правда оказался волшебным: сирень, мигрень, то есть ее отсутствие, вкусная еда, ласковый Филимон... В смысле пес, а не его хозяин. Тот если и ласкался, то только словами. Правда смотрел весьма выразительно.

   Вот эти-то страстные взгляды вкупе с полным отсутствием поползновений в Любину сторону и сбивали с толку, а еще интриговали. Весьма и весьма.

   – Буду надеяться, что Филя просто реализует одну из своих стратегий по моему охмурению, – понадеялась Люба, сбивая подушку. – Успешно реализуемых стратегий, – шепнула она засыпая.

***

«Понедельник – день тяжелый, – по дороге на работу, думала Люба, – а про вторник и говорить не хочется.» Вчерашний боевой запал остался позади, и сегодня ноги просто отказывались нести ее в «Змеиное Золото».

   – Что-то будет, – в волнении кусала губы бунтарка поневоле. – Лучше бы я больничный взяла, честное слово.

   В какой-то момент она чуть не повернула домой – очень уж не хотелось бодаться с офисным начальством. Весовые категории не те. Впрочем, сдаваться Люба не привыкла. Эпопею с увольнением она собиралась довести до конца. Желательно победного. Да, ситуация сложилась неприятная, но тем важнее выйти из нее, сохранив достоинство и самоуважение.

   И все же поджилки тряслись. Сердце колотилось. Руки холодели. В голове раз за разом прокручивались многочисленные варианты развития событий... Но к тому, что ожидало ее в офисе Люба оказалась не готова.

***

– Ты почему на звонки не отвечаешь? – вместо приветствия напустилась на приятельницу Елена Прекрасная.

   – А я не отвечаю? – неподдельно удивилась Люба. – Ой, и правда не отвечаю, – убедившись что телефон находится в беззвучном режиме, повинилась она. – Забыла переключить, представляешь?

   – Я себе это очень рельефно представляю, а сейчас и ты представишь и прочувствуешь, – пообещала офисная фея. – Хотя, может оно и к лучшему, – задумалась она на минутку. – Повлиять на ситуацию ты все равно уже не в состоянии, так что мой тебе совет – расслабься и получай удовольствие.

   – Ты это о чем? – Люба почувствовала, как по позвоночнику промаршировала колонна мурашек.

   – О кадровых перестановках, – заговорщицки понизила голос Леночка.

    Впрочем, особой нужды в этом не было. Входящие в офис сотрудники вопреки обыкновению не тормозили на ресепшене, чтобы узнать последние новости и просто поболтать. Нынче все они в едином порыве рвались на рабочие места. На подвиг трудовой, не иначе.

    – Знала бы ты, что тут вчера было, – между тем продолжила интриговать Леночка.

   – Что? – подалась к ней Любаша.

   – Если бы кто-то не отключил телефон, то... – не отказала себе в удовольствии поддразнить подружку вредная фея.

   – Лен, не мучь, – умоляюще сложила руки та. – Я осознала и обещаю исправиться.

   – Ладно, слушай, – смилостивилась хозяйка офиса. – Только не пори горячку.

   – Ты меня пугаешь.

    – На том стоим, – подмигнула фея. – Значит так, стоило тебе вчера уйти, как Иван Глебович всю контору на уши поставил. Для начала вызвал к себе Емельянова. Могу только догадываться о чем шла речь, но выполз Володенька от шефа бледный словно после ведерной клизмы. С патефонными иголками, – нагоняя большей жути, уточнила она.

   – Ох, – понимая, что это только начало, пригорюнилась Люба.

   – Следующей на ковер была вызвала Ариадна Платоновна.

    – Ну это как раз понятно, – чуток выдохнула Любаша. Подумаешь, гендир эйчара вызвал. Он ведь собирался подыскивать секретаря, вот и озаботил кадровичку.

   – Понятно ей, – поджала губы Леночка. – А вот мы все обалдели, когда узнали о том, что Никулю рассчитали одним днем, тебя перевели на другую должность, а в бухгалтерии освободились две ставки, которые необходимо закрыть в течении дня.

   – Чего? – оторопела Люба. – Так же не бывает. Лен, скажи, что ты пошутила.

   – Сама в шоке, – развела руками та. – Особенно от того, что с поставленной задачей Ариадна благополучно справилась. Сирена, мать ее Русалину.

   – Чего? – заклинило Любашу.

   – Того, – передразнила ехидная фея. – Ты теперь официально числишься помощницей Змеева.

   – Это шутка такая?

   – Это реальность, детка, – отрезала Елена Прекрасная. – И не вздумай устраивать скандал, – перегнувшись через стойку, она едва успела ухватить Любашу за рукав. – Ничего не добьешься, только дурой себя выставишь.

   – Еще как добьюсь, – принудительно осчастливленная особа отбивалась тихо, но яростно. – Я... Я.... Я этого змея на туфельки пущу!

   – А ну успокоилась, валькирия хренова, – шепотом рявкнула потерявшая терпение фея, увлекая Любу на кухню. – Капельку думай, что и о ком говоришь. Чай не Никуля.

   – Лен, ну так же не бывает, – Любаша перестала рваться на подвиги, но принять ситуацию пока не могла. Абсурдность случившегося попросту не укладывалась у нее в голове.

   Поступок Змеева выходил за рамки обычной логики. Разве успешные бизнесмены действуют по прихоти левой пятки? Захотел Любу в помощницы, сказал: «Ап!» И все запрыгали с тумбы на тумбу. И никого не волнует, что у выбранной методом научного тыка кандидатки нет ни желания, ни, что важнее, квалификации.

   – Лен, – снова позвала она, – ну не делают так.

   – Змеев делает.

   – Ну он же не помещик, а мы не крепостные.

   – Люба, успокойся и послушай меня, – фея ловко усадила растерянную девушку в дальний от двери уголок, поставила перед ней чашку ромашкового чая и вазочку с медом. – Неважно какой век на дворе, с такими как Змеев не воюют. По крайней мере не прут напролом. Ну, что с тобой случилось? Всегда была такая рассудительная, спокойная, и вдруг в Дон Кихота в юбке превратилась. Где твоя дипломатичность? Куда делась?

   – Сама не знаю, – понимая, что подруга права, Люба опустила голову. – В последнее время я сама себя не узнаю: дергаюсь, бунтую... Мигрени вернулись. О спокойствии только мечтать можно. А главное... Люб, я же работу уже нашла!

   – Какую работу?! – как стояла, так и села Леночка. – Я же просила тебя не светить резюме.

   – Ничем я не светила. Я через знакомых, – вспомнила вчерашний разговор с Филиппом Люба.

   Шутник, балагур и почти родственник по собачьей линии очень подробно выспросил о ее горестях, задал грамотные вопросы и пообещал подыскать достойное место. Правда о подробностях пока умолчал.

   – Расскажу вечером, – пообещал без улыбки. – Будем елку наряжать и расскажу.

   – Какую елку?

   – Живую и настоящую, – голосом мультяшного героя ответил Фил. – Тебе понравится, обещаю.

   И Люба поверила. Именно эта вера и позволила ей добраться до «Змеиного Золота», а не сбежать с полдороги. Придется, наверное, извиняться перед Филиппом.

   – Извинись, – словно подслушала Леночка. – Иван Глебович тебя теперь не отпустит. Не в ближайшее время уж точно.

   – Но зачем я ему? Я же ему даже не нравлюсь. И Емельянов еще...

   – Да забудь ты про Емельянова, – посоветовала офисная фея. – Лучше допивай чай и пойдем.

   – Куда?

   – Сначала в кадры к Ариадне, а потом ко мне.

   – Зачем? – с отвращением глядя на бледно желтую жидкость в чашке, спросила девушка.

   – Плохому тебя научу, – подмигнула Леночка.

   – Курс молодого бойца? – догадалась Люба. – Ну пойдем. Только без чая, пожалуйста.

   – На тебя не угодишь, – «обиделась» Леночка. – Ромашина не любит ромашки. Оксюморон.

   – Мы с ними одной крови, – попробовала отшутиться Люба. – Лен, как думаешь, а если я по-хорошему попрошу, Змеев отпустит?

   – Не спрашивай, ребенок, ответ тебе не понравится, – отвернулась фея.

***

Змеев появился в офисе ближе к обеду.

   – Приполз, – шепнула Люба, выныривая из глубин делопроизводства, в которые ее окунула коварная офисная фея. – Добрый день, Иван Глебович, – вслух поприветствовала она непосредственного начальника.

   – Добрый, добрый, – рассеянно откликнулся тот, остановившись перед ресешеном. – Почему не на рабочем месте?

   – Моя вина, – покаялась Леночка. – Ввожу Любовь Вячеславовну в курс дела.

   – Чудно, – скривилось словно от уксуса начальство. – На этом обучение предлагаю считать законченным. С тонкостями и нюансами Любовь Вячеславовна ознакомится в процессе. Я понятно выражаюсь?

   – Да, – скрипнула зубами Любаша.

   – В таком случае кофе мне, – распорядился Змеев, уползая.

   – Двойной эспрессо, – пошуршав густо исписанными страничками блокнота, определилась свеженазначенная помощница. – Без сахара.

   – И?.. – намекающе потянула Елена Прекрасная.

   – Пару трюфелей, свежий «Коммерсант» и «Ювелирное обозрение», – исправилась Люба.

   – Молодец, возьми с полки пирожок.

   – Про выпечку тут ничего нет, так что не путай меня, – еще раз проверив записи, взмолилась жертва начальственного произвола.

   – Иди уже, ребенок, Змеев ждать не любит, –