Светкин дар. Ольга Токарева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ 1. СВЕТКИН ДАР
• ГЛАВА 1. Дар
• ГЛАВА 2. Не тратьте жизнь на тех, кто вас не ценит
• ГЛАВА 3.Новая жизнь
• ГЛАВА 4. Вещий сон с двойным дном
• ГЛАВА 5. Двери прошлого
• ЧАСТЬ 2. Переплетенье жизненных дорог
• ГЛАВА 1. Сергей т Павел знакомство
• ГЛАВА 2. Москва
• ГЛАВА 3. Девяностые
• ГЛАВА 4. Переплетенье жизненных дорог
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Как быстро пролетает жизнь. Кажется, только вчера был школьный выпускной, первый поцелуй, рождение сына, юбилей, отсчитавший полвека. В душе легкий трепет от понимания того, что старость не за горами. Смотришь на себя в зеркало, вздыхаешь с грустью, увидев морщинки, но радуешься новому этапу в своей жизни. Только не ведает пока Светлана о том, что будет он самым сложным и заставит ее упасть на колени. А вот сможет ли она подняться после ударов судьбы, покажет время.

ЧАСТЬ 1. СВЕТКИН ДАР.

ГЛАВА 1. Дар

Светка потянулась, просыпаться совсем не хотелось. Как хорошо в выходной понежиться в теплой кровати! Если бы не одно «но» – ее кошка Филька, принесшая очередных пятерых котят. Банда быстро подросла и теперь носилась друг за другом с раннего утра, топая лапами по полу, словно стадо бизонов. Ладно если бы только носились, так нет, набегавшись, они забирались к ней на кровать и устраивали целую бойню, воюя друг с другом и кусаясь.

   Светка натянула одеяло на голову, и тут же по ней промчалась очередная пара котят.

   – Все, достали!

   Откинув одеяло, она встала. Филька, как будто этого только и ждала, жалобно и хрипловато промяукала и потерлась о ее ногу.

   – Слушай, ты – ошибка природы! – зло крикнула Светка, нахмурив брови и смотря на кошку. Постоянный недосып сказывался на всем, а особенно на и так взрывном характере. – Только корми тебя, а ты в благодарность – на тебе, хозяйка, котят, причем каждые четыре месяца. Бери, радуйся счастью! Есть же у других кошки, раз в год принесут одного котенка и целый год отдыхают, а я с тобой и твоим потомством как в дурдоме живу! Стерилизовать бы тебя, так ведь еще этих котят не раздала, а ты уже опять брюхатая!

   Кошка в ответ опять жалобно замяукала.

   – Да неужели! – передразнила Светка кошку, коверкая ее жалостное мяуканье. – Смотрите, кишки свело от голода! И какой только придурок подкинул тебя к нам. Как у людей совести хватает. Берут котят, наиграются с ними, пока маленькие, а потом – и кому же такую хорошенькую кошечку отдать?! Да как кому?! Вон, в деревнях кошек совершенно нет! Там деревенские все исстрадались без этих милых пушистых комочков. Вручим бесплатно!

   И везут, бросают – и что Светке оставалось делать, когда пришлая кошка родила ей на чердаке котят. А что родила, стало понятно по ее безумно голодным глазам и прилипшему к ребрам животу. Пришлось кормить, но в дом не забрала, муж орал дуриком.

   – Опять прикормила! Развела здесь кошатник!

   – Не прикормила, а просто кушать давала, она же следом бежит и орет. Мать ведь. Как не покормить.

   – Дура!

   – Да пошел ты – туда, где Макар телят не пас!

   Светка вспомнила очередную перепалку с мужем из-за кошки. Филька стала их третьей кошкой. До этого была Маруся, хорошая была, жаль, прожила совсем немного. Идя утром на работу, Светка увидела на асфальте сбитое животное, от страха сразу отвела глаза и пошла на автобусную остановку.

   У нее всегда замирала душа от страха, если она видела мертвое тело, и совершенно не было разницы – человек это или животное. Идя с работы, женщина опять постаралась не смотреть на страшное зрелище. Кошка не пришла ни в тот день, ни в последующие. Иногда мелькала страшная мысль, что там, на дороге, их кошка, но Светка быстро отбрасывала ее и все ждала. Бывало, Маруська не приходила домой и до трех дней. Через несколько дней пустынных вечеров без мурлыканья пришлось подчиниться внутреннему чутью, шепнувшему в очередной раз: «Это она, твоя кошка, и все, что от нее осталось за эти дни – одна только шкурка».

   Взяв лопату, Светка пошла на дорогу и отскребла от асфальта останки Маруськи. Обошла двор, вырыла яму и положила туда шкурку кошки. Комья земли прятали под собой останки, хоронили воспоминания, оставляя шрамы на и так израненной от потерь женской душе. Пока Светка делала аккуратный холмик, слезы заволакивали глаза, и она шмыгала носом, едва проглотила подкатившийся к горлу комок, пытаясь удержаться. Доделав последние штрихи на могилке, выпрямила спину и осталась стоять, постепенно погружаясь в воспоминания. Они закручивали ее в водоворот событий, опускаясь на самое дно, с самой первой встречи с Маруськой.

   Правда, тогда она не была Маруськой, а была простой, обыкновенной кошкой, прибежавшей к их двери. Жалобно мяукая, она выпрашивала еду. Светка вспомнила, как разозлилась и погнала кошку прочь.

   Муж на нее всегда орал из-за того, что она подкармливала всех соседских кошек. Ссоры в семье ей были не нужны, покорми один раз – и будут ошиваться у дома, а ты потом выслушивай оскорбления и маты.

   Светка разозлилась на себя, на свою никчемную жизнь, подняла камень и бросила вдогонку убегающей кошке.

   Кошка оглянулась. На Светку смотрели глаза, наполненные болью, страхом и диким голодом, сводящим желудок животного, заставляющим бродить по чужим домам, выпрашивая еду. Вмиг пробрал озноб от этого взгляда, слезы заволокли глаза, на душе стало погано и муторно: «Что я, тварь какая-то, она ведь всего-то еды попросила, голодная, видно, сильно».

   Кошка вернулась, может, голод гнал ее, а может, видят они нутро человеческое, и как бы Светка не кричала и не топала ногами, душа у нее была доброй. И поэтому, увидев кошку на следующий день, Светлана бросилась к холодильнику, отрезала несколько ломтиков колбасы и вынесла их полосатому созданию. Ей было очень стыдно за свой вчерашний поступок, все это время душа была не на месте. Перед глазами постоянно стояла убегающая кошка и ее глаза, наполненные глубокой болью и страхом.

   Положив еду у порога, Светка отошла немного в сторону, а кошка только того и ожидала – сразу с жадностью набросилась на еду. Откусывая большие куски и, не разжевывая, давилась, пытаясь их проглотить.

   – Сколько дней ты не ела, бедная, – со щемящей тоской и жалостью в голосе проговорила женщина. Вновь вернулась в дом, отрезала еще колбасы, налила в пластмассовую миску молока и вынесла кошке.

   Та вначале отскочила, наверное, помнила, как еще недавно этот самый человек гонял её. Поэтому верила и не верила, боялась, смотря на Светку, но запах колбасы был сильней, и кошка вновь набросилась на еду. Съев все до капельки, понюхала поставленную миску и стала лакать молоко. Наевшись, взглянула на Светку добрым сытым взглядом и убежала.

   А на следующий день, когда Светка пришла вечером с работы, кошка сидела у дома.

   – Так ведь и знала, что этим все закончится! – проворчала она, глядя на кошку, и вошла в дом. Муж тоже был дома, и тогда пришлось выслушать, все, что он о ней думает. В ответ Светка молчала, знала, что мужчина должен сказать свое слово.

   – Чего молчишь?

   Муж не любил, когда жена огрызалась, но и терпеть не мог, когда настырно замолкала. А что она умеет молчать, он прекрасно знал, но в данной ситуации молчать нельзя, и Светка ответила.

   – Тебе надо, ты и гоняй! Что я тебе, цербер какой. Хочешь в рай попасть за чужой счет.

   Она знала, сейчас он наорется и успокоится, по натуре мужик добрый. Угораздило же ее выйти замуж за мужчину, рожденного по гороскопу в год Тигра, да еще в придачу Тельца.

   Это сейчас щелкнул по компьютеру, пробежал пальчиками по клавиатуре, и на тебе – полное описание твоего характера. А если скучно на досуге, можешь почитать, с кем у тебя удачливый брак. В молодые годы, когда Светка жила еще в Советском Союзе, мало кто соображал в этих делах. Бывало, конечно, кто-то доставал переписанные от руки гороскопы. Взяв трепетно «шедевр», с волнением вчитывались в каждое слово. Но особой веры не было во всю эту муть, мало ли что напишут. И только оглядываясь назад, чешешь свою голову и отчетливо понимаешь, что во всем виноваты гребаные гороскопы.

   Союз Тельца и Овна – сложный брак, с одной стороны, баран стоит в стойле и мекает, спокойный такой, добрый, а с другой – лучше не проверять его гнев. И Светка была тихой долгое время, пока не вышла замуж. Она старалась навести уют в доме, приготовить поесть, всяко ублажить мужа. Долго думала, что так и должно быть в каждой семье. В ответ получала издевки, насмешки и обзывания, скопившаяся обида ударяла по душе болью и, не вытерпев, женщина обычно убегала к себе в спальню реветь. А муж, ухмыляясь, начинал ее передразнивать, зло так, всхлипывая и коверкая свою рожу.

   Сначала был шок от этого – она смотрела на него и не верила своим глазам. Практически все мужчины не переносят женских слез, откуда в нем такая жестокость? Теперь, конечно, Светка понимала, отчего и почему. Все дело в том, под какой звездой ты родился. Сейчас уже не вспомнить, когда она первый раз огрызнулась. Мало того, если что было не по ней, могла и в рожу когтями вцепиться. Взрывной характер Овна все чаще выползал наружу. И в молодые годы ходил ее муж с поцарапанным лицом. С возрастом просто поворачивался и подставлял свою широкую спину. Конечно, захотел бы он ее ударить, то летела бы она как пушинка в другой конец комнаты, но он не бил, а иногда просто смеялся, все больше стараясь вывести ее из себя.

   – Вампир! – кричала она в гневе. – Не подходи ко мне, скотина, а то пришибу тебя чем-нибудь!

   И здесь уже выходил наружу скопившейся гнев, а к нему добавлялся яд змеи, в год которой она родилась. В одном гороскопе Светка прочитала совет Тигру: «Не будите в ней зверя, в гневе она питон». Только Светка была питоном, что носит капюшон и встал в боевую стойку, терпеливо выжидая момент, когда можно броситься в атаку. Вот тогда ее муж был бедным, Светка орала так, что тряслись стены в доме, в мужчину начинало лететь все, что попадалось ей под руки, в придачу вспоминались все его уже совершенные и будущие прегрешения.

   Так было и в этот раз, наоравшись, она крикнула мужу, уходя в спальню:

   – Возьми ружье и пристрели, чтоб не бегала и есть не просила!

   Последние слова подействовали на мужа как ушат холодной воды. Он пришел к ней в комнату через некоторое время, ласковый и совершенно спокойный.

   – Она ж тебе котят принесет, что ты с ними делать будешь?

   – Да отвали ты от меня, вот когда окотится, тогда и решу!

   А сама про себя думала: «Вот гадина, страшно стало, когда представил, как из ружья по кошке палишь, вот и залебезил».

   Кошку назвали Маруськой, она была неприятного крысиного окраса, чем еще больше раздражала мужа, так как крыс он просто не переваривал. Правда, мордочка у нее была красивой, на лбу проходили ярко выраженные черные полосы буквой «М». В дополнение к ним три черные полосы как ожерелье обрамляли ее шею, кончик хвоста тоже был черным. Больше всего в кошке Светку поражали глаза – желтые, яркие, меняющие выражение в зависимости от обстоятельств, и казалось – все с полуслова понимающие. Хотя человеческую речь кошки не могут понимать, это доказали ученые. Но, с другой стороны, кошки ведь им об этом не сказали, тогда и верить незачем всем этим ученым.

   Еще одним открытием было, что кошка оказалась полудикой. Светка сначала была даже ошарашена таким открытием.

   «Как же так, ведь сидела у дома и есть просила, и незаметно было, чтобы дикая была. Голод отодвинул страх перед человеком, а когда она его немного утолила, страх вновь стал первоочередным».

   И Светке потребовалось немало труда и внимания, чтобы приручить кошку к дому. Постепенно, все лето, любовью и ласковым словом она приучала животное. Сначала миску ставила у порога, затем заносила ее в дом, а дверь оставляла открытой. Маруська с опаской вбегала, быстро съедала содержимое и убегала, если же дверь закрывали, дико мяукала от страха. Но все-таки доброта победила, и вскоре кошка стала оставаться на ночь.

   Муж быстро привык к кошке, он оказался большим кошатником. Сидя за столом, отдавал Маруське самые лакомые кусочки, и та за его заботу давала себя погладить и устраивалась спать рядом с ним на диване. Но она не оставалась у них жить постоянно, бывало, пропадала на сутки, затем вновь появлялась, и все время оглядывалась по сторонам и вздрагивала при любом шуме. Маруська была очень ласковой кошкой, терлась мордочкой о руку, чтобы ее гладили, и при этом распевала свои песни, сильно урча. Вскоре животик у Маруськи округлился.

   – Вот, дождалась, – ворчал муж.

   – Ты чего переживаешь! – в ответ огрызнулась Светка. Сжав зубы от злости, зная, что сейчас опять сцепится с мужем, развернулась, ушла в свою спальню смотреть телевизор.

   Муж пришел следом, он еще не закончил разговор.

   – Чего ты в телевизор впялилась, я ведь спросил, что будешь делать с котятами?

   Светка насупилась, ее ноздри то и дело широко раздувались от кипевшего внутри возмущения. Но она старалась успокоиться, не отрывая глаз от телевизора, молчала. Только понимала, что от мужа не так просто отвязаться.

   – Отвали ты от меня, когда родит, тогда и решу, что делать! Чего ты за мной ходишь как надзиратель? Иди ей скажи, чтобы не гуляла и не рожала! – Светка стала переходить на крик.

   Видя, что жена кипит от гнева, муж, как ни в чем не бывало, крикнул, уходя:

   – Дура страшенная!

   – Сам ты пять лет не умывался! – зло выкрикнула она вдогонку, сжав руки в кулаки от гнева.

   Кошка в скором времени окотилась, правда, неизвестно где. И котят своих она не кормила, это было видно по ее необсосанным соскам.

   – Где ж твои котятки? – с тоской в голосе приговаривала Светка, гладя Маруську по шерстке. Та ласково терлась об ее ноги и мурлыкала, но в глазах ее застыли печаль и боль. Теперь стали понятны частые отсутствия кошки, ее боязнь людей. Просто их Маруська жила еще в одном доме, и хозяин, видать, был на редкость жестокий человек.

   – Маленькая, тебе, наверное, больно, – продолжая гладить кошку, Светка размышляла.

   «Разве можно залезть в сознание животного и понять, что оно чувствует, потеряв своих детей. Вот только мучилась, котянилась, и все – тут же их нет. Некого облизывать, любить, некого кормить своим молоком, которое все прибывает и прибывает, распирая и без того набухшие сосцы».

   Женщина даже слышала, что кошки сходили с ума, когда у них сразу забирали новорожденных котят. Нам кажется, что животные ничего не понимают, и мы бездушно забираем у них детей. А может, людям все равно, их не волнуют душевные терзания братьев меньших. Мы слишком умные, большие и сильные.

   Светка никого не винила, в ее жизни тоже бывали моменты проявления жестокости с ее стороны, и она со стыдом и горечью в сердце иногда вспоминала об этом.

   Все это всплыло из прошлого, пока она смотрела на маленький холмик черной земли, и горячие слезы текли по Светкиным щекам. Не так легко расстаться с существом, подарившим тебе столько душевного тепла и ласки. Растерев рукой слезы по щекам, женщина тяжко вздохнула.

   – Спи спокойно, Маруська.

   «Только чему тут спать – одна шкурка осталась», – подумала Светка, с тоской кинув последний взгляд на черный холмик земли.

   Взяв лопату, почти развернулась, чтобы уйти, и тут увидела, как ее кошка Маруська вылезла из земли. Конечно, не телесная оболочка, а фантом. Или душа, если она есть у животных. «Кошка» ласково смотрела на Светку, виляя хвостом.

   Маруська была похожа на тень, но только с ярким очертанием тела и глазами, в которых выражались мольба, лукавство и радость.

   Увидеть такое Светка никак не ожидала. Волосы на голове у нее зашевелились от жути, колкие мурашки страха прокатились волной по телу. Она попятилась, споткнулась и чуть не упала – этого просто не может быть!

   «Кошка» спустилась с холмика, вновь села и завиляла хвостом.

   Ураган жутких мыслей, картины страшных сюжетов о привидениях, которые видела когда-то Светка, всплыли в памяти.

   «Маруська собирается идти со мной. Ей до сих пор кажется, что она живая».

   Представив, как по дому ходит – не пойми что, Светлана испытала еще больший трепет. От макушки до самых пят опять прошел колючий озноб, наполнив все тело холодом и отчаяньем.

   Как остановить то, что в принципе не должно существовать? Но ты ведь видишь то, чего никто не видит?

   Смотря на фантом кошки, женщина от отчаянья прошептала:

   – Тебе со мной нельзя, никак нельзя, понимаешь? Оставайся здесь! Я не могу взять тебя с собой.

   Ноги налились тяжелым свинцом, когда Светка увидела грустный взгляд пустых глазниц. Неужели «кошка» все понимает?

   «Это просто невозможно! Кошки не могут понимать человеческую речь и так смотреть. Но это ведь не живая, а мертвая кошка. Тем более, как может быть разумна энергетическая оболочка мертвого существа?»

   Фантом кошки сел, излучая грусть смерти и одиночества.

   Не в состоянии больше все это видеть, Светка развернулась и пошла домой, спиной чувствуя взгляд мертвого существа.

   «Этого просто не может быть, – в очередной раз говорила она себе, – скажи кому, сразу в дурку отправят. Не может этого быть! Маруська ведь ясно понимает мою речь. Да что там речь, она видит меня. Но она ведь мертвая!»

   С головы до ног Светку вновь окатило колким холодом, тело покрылось острыми мурашками. Между лопаток появился зуд, так бывает, когда на тебя смотрят колючим недобрым взглядом. Не вытерпев, она повернулась. «Кошка» одиноко сидела возле холмика и смотрела на нее глазами, полными осуждения и тоски.

   – Не могу я тебя забрать, слышишь, не могу!

   Не в силах больше выносить это, Светка разревелась и побежала домой, голова горела огнем, разум отказывался воспринимать увиденное.

   Мужу говорить о том, что только с ней произошло, не стала, в штаны наложит от страха или у виска покрутит.

   Придя домой, Светка залезла под одеяло, ее всю колотило от холода и страха, перед глазами так и стояла «кошка».

   «Боженька, родненький, что же это такое?» – прошептала она. Лежа в постели, стала вспоминать все, что когда-то читала или слышала про привидения.

   «Некоторым даже удавалось сфоткать бесформенную массу. Говорят, маленькие дети видят многое: ангелов, призраков, домовых. В это, конечно, можно поверить, но с другой стороны, где доказательства?»

   Все переворошив в своей памяти, Светка так и не могла ничего вспомнить про привидения животных. Хотя привидения белые, а это был темный сгусток энергии, с четко выраженными очертаниями тела. А еще и повадки! И даже черные глаза так реально выражали боль и грусть… Может, этот сгусток энергии черный из-за того, что кошку сбили? Что она пережила в тот момент? Что чувствовала? Один миг, разделяющий жизнь от смерти. Может, Маруська и не поняла, что умерла?

   Светка накинула одеяло на голову, ее всю колотило, ноги и руки были ледяными. Свернувшись калачиком, она поднесла руки к губам и дула на них, пытаясь согреться горячим дыханием.

   Лежа под одеялом, она еще не догадывалась, что увиденный ею фантом мертвой кошки – всего лишь первый признак пробуждения в ней дара. Тот, кто решил наградить ее этим даром, решил показать лишь маленькую часть мира, скрывающегося от обычного человека. А пока Светлана тряслась от холода и молилась, успокаивая себя.

   В комнату вошел Генка, оглядел закрывшуюся с головой жену, толкнул ее рукой.

   – Ты чего?

   Светка высунула голову из-под одеяла, увидела нахмуренные брови, встревоженный взгляд мужа,

   – Маруську похоронила.

   – Ты уверена, что это она?

   – А кто еще, пять дней уже нет! Перебегала дорогу, машины носятся как ошалелые, сбили и дальше поехали.

   Генка вздохнул и помрачнел еще больше.

   Светка понимала, что для мужа это большая трагедия. Спали с ним уже давно врозь, она в спальне на кровати, а муж на диване. И вторую половину дивана занимала Маруся. И теперь он потерял любимое существо, которое каждую ночь пело ему песни, ласкалось головой об руку, и подставляло носик для поцелуя, выражая тем самым свою любовь. Светка увидела блеснувшую в глазах мужа слезу, но чтобы не показывать свою слабость, он отвернулся и, выходя из комнаты, спросил:

   – А ты чего в постель залезла?

   – Плохо себя чувствую.

   – Может, чаю сделать?

   – Лучше кофе с молоком и медом.

   Она слушала, как муж гремит на кухне чайником, что-то уронил.

   «Переживает, а может, даже и плачет, только не показывает. Только что я могу сделать? Знаю ведь, что он органически не переваривает, когда я болею».

   В молодые годы, когда иногда болела, он вытаскивал ее из постели и заставлял готовить. Вспоминала сейчас, как кричала ему со слезами на глазах: «Тебе самому не приготовить?! Я ведь еле живая!» Только все зря, муж был непреступен как скала, конечно, лучше крутить педали на тренажере, чем стоять у плиты.

   Муж следил за своим здоровьем, каждый день у него начинался с тренажера. Затем бежал в душ и обливался холодной водой, а Светка в это время еще смотрела сны. Спорт органически не переваривала, а насчет холодных обливаний лучше было даже не соваться. Потому что от холода ее тело становилось синеватого оттенка. Она считала, что сон – лучшее лекарство, и лично ей он помогает.

   Через некоторое время муж принес кружку с кофе, расстелил полотенце на тумбочке и поставил блюдце с бутербродом. Он погладил Светку по голове, жалея, затем поцеловал.

   – Я люблю тебя, а ты?

   Светка в ответ молчала, любовь ушла давно, она исчезла, растворилась от боли и несправедливости. И это тоже было давно, как говорят, в одну реку дважды не входят, а они вошли, но из этого ничего не вышло, так и жили под одной крышей, как поется в одной песне – «Нелюбимые с нелюбимыми». Просто Светка знала, что он ее не любит, не может человек, который любит, унижать другого и оскорблять. Поэтому с грустью ответила:

   – Спасибо.

   И принялась молча есть, да смотреть телевизор. Еда ее успокоила, но в мыслях она вновь и вновь возвращалась к земляному холмику.

   «А что, если Маруська все-таки пошла за мной и сейчас сидит где-нибудь на кухне и смотрит на мужа, ждет, когда он ее покормит. А, может, легла уже к нему на диван? Или трется своей мордочкой о его ноги?»

   Холодные мурашки вновь пробежали по телу. Светка поежилась, встала с постели, пошла на кухню – отнести кружку и заодно посмотреть «кошку». Внимательно просмотрела все закуточки.

   – Что ты тут шаркаешься, мешаешь телевизор смотреть! – недовольно прокричал муж.

   – Лежи молча, не твоего ума дело, – тотчас ответила она.

   – Если полегчало, может, сексом займемся? – быстро поменял тему муж.

   – Отвали от меня со своим сексом, я не в том настроении, чтобы тебя ублажать, лежи, смотри свою политику!

   Удостоверившись, что привидения Маруськи нигде нет, Светлана быстро шмыгнула в свою комнату.

   – Вот зараза, кто о чем, а этот только об одном думает, а я тут едва от страха не кричу.

   Выключив свет, она легла на кровать и вскоре уснула.

   В течение месяца Светке пришлось похоронить рядом с Маруськой еще двух котов, сбитых машинами. К ее счастью, никаких фантомов или призраков животных она больше не видела. Одного мертвого кота она нашла у себя в огороде под забором. Второго – прямо на дорожке, ведущей к дому. Одиноко и скучно было ее кошке, вот и собрала себе компанию.

   Когда Светка рыла могилку для третей кошки, то вдруг подумала:

   «А если бы я не увидела тогда фантом Маруськи, и она бы прошмыгнула за мной в дом, кто знает, что бы с нами было».

   Представив картины одну страшней другой, Светка на всякий случай перекрестила холмики и заспешила домой, не оглядываясь.

***

На следующий год Светка пошла развешивать белье под навес и с чердака сарая спрыгнула кошка – белая с черными пятнами. Она жалобно мяукала, выпрашивая еду.

   – Тебя мне только не хватало, и откуда вы только беретесь на мою голову?! – зло крикнула Светка на кошку, но та, не обращая внимания на недовольство в голосе стоящего перед ней человека, опять хрипло замяукала.

   Светка не стала кормить кошку, думая, что та уйдет и поищет себе более дружелюбный дом. Но не тут-то было, кошка никуда уходить не собиралась, и к середине лета Светка заметила у нее округлившийся живот.

   Муж метал молнии от злобы, а Светка не понимала, за что ей все это. Ведь, по правде сказать, она совершенно ровно дышала на братьев меньших, то есть огромной любви к ним не питала. Могла погладить, но вот спать, как муж, в обнимку и сюсюкаться – это было не в ее стиле. Вскоре кошка окотилась. Светлана представила, как через год по чердаку сарая бегают пять или шесть диких кошек, и ей стало дурно. Быстро отправила сына на чердак, тот нашел в огромной сумке котят. Они переложили четверых котят в большую коробку, но кошка тотчас прыгнула туда, заслонив их собой, громко замяукала.

   – Не бойся, не заберу.

   Светка рассмотрела котят, они оказались все дымчатого цвета.

   – И где ты только такого кота раздобыла?

   – А какая у нее кличка? – спросил сын.

   – Никакая, ничего придумать не могу, да и кошка ведь не наша.

   Сын наклонился, погладил кошку со словами:

   – Фита, красивая.

   Кошка, на удивление, с первого раза приняла свою кличку. Так у них появилась еще одна кошка, но не сразу муж разрешил взять ее домой. Через два месяца Светка раздала всех котят, свозив их в город.

   Второй выводок котят кошка принесла осенью, на том же самом чердаке. Ночью температура опускалась до минус пяти, и Светка, лежа в постели, представляла, как Фита в такой холод согревает своих малышей. Самым страшным было смотреть, как она ест, быстро хватала еду, не пережевывая, и убегала к своим котятам. Не вытерпев, Светлана пошла в наступление, она насупилась и изрекла, со злостью смотря на мужа:

   – Мороз ночью до минус десяти, они там все замерзнут.

   – И чего ты предлагаешь?

   – Давай домой занесем.

   Карие глаза блеснули гневом.

   – Да задолбала ты со своими котятами! – заорал он. – Говорил тебе, не прикармливай!

   Светку понесло.

   – Что я ей, по-твоему, могу сказать – проваливай отсюда! Она что, человеческий язык понимает?! В сарае лучше бы дырки заделал, чтобы коты не лазали!

   Широкие дугообразные брови мужа взлетели на лоб.

   – Опять я виноват.

   – А кто еще, я что ли?!

   Светлана отвернулась, едва сдерживая улыбку.

   «Все равно будет по-моему».

   Геннадий, матерясь, взял лестницу, подставил к сараю и полез на чердак.

   Светка стояла внизу и внимательно наблюдала. Котята были в большом скрученном рулоне. Муж осторожно доставал их и передавал ей. Она быстро перекладывала их в корзину, прикрывала тряпкой, чтобы не простудились. Котят оказалось четверо и все разного окраса. Передав последнего, муж слез с лестницы и забрал корзину. Светлана взяла кошку и всю дорогу крепко держала ее, потому что та пыталась вырваться. Дома они положили котят в коробку, кошка тотчас стала их облизывать. Она не вылезала из коробки всю ночь и целый день. Светка чувствовала, как кошка отогревается в тепле.

***

Через два месяца, к Новому году, Светлана, положив котят в переноску, повезла их в город на старое место. Встав в подземном переходе к метро Купчино, достала котят, пристроила их у себя на руке и стала смотреть на проходящих мимо людей с надеждой, вдруг к Новому году кто захочет сделать себе или кому-то подарок.

   И правда, первой подошла девушка, она погладила кошечку трехцветку.

   – Я заберу вот этого котенка.

   – Говорят, трехцветки приносят счастье! С наступающим Новым годом!

   Улыбаясь, Светлана передала кошечку девушке.

   Та взяла кошечку, засунула ее за пазуху и пошла счастливая.

   Второго котенка забрала мать с ребенком. Такого же окраса был третий котёнок, только чёрного цвета. Его забрала семейная пара с мальчишкой.

   – Вы продаете? – спросила девушка и погладила котенка.

   – Нет, я отдаю в добрые руки.

   – А это котик или кошечка?

   – Это котик.

   Мальчишка держал обоих родителей за руки и переводил свой взгляд то на одного, то на другого.

   – Мам, давай возьмем котеночка.

   Девушка смотрела на мужа и улыбалась.

   – Что ты на меня так смотришь? – смотря на нее, произнес он.

   Девушка продолжала молча смотреть.

   Мальчишка перевел свой взгляд на отца, и жалобно попросил:

   – Пап, давай возьмем котенка.

   Видя, что родители не особо хотят брать котенка, Светлана решила отговорить мальчишку.

   – За котенком нужен уход, кормить, лотки убирать.

   Мужчина продолжал счастливо улыбаться, не отрывая своего взора от жены.

   – У кого на шерсть аллергия?

   Девушка сияла, улыбаясь, продолжая молча смотреть на мужа.

   И тут Светка поняла – между этими молодыми людьми большая любовь, светлая и чистая. Девушка с любовью смотрела в глаза своему любимому, а он таял, наслаждался и растворялся в ее любви. Светлана переводила свой взгляд с парня на девушку и не верила своим глазам.

   – Коты еще мебель дерут, – промямлила Светка, – правда, у нас дома не дерут.

   – Да я знаю, как их приучать, – ответил парень, все так же не сводя влюблённых глаз с жены. – Ну что с вами делать, берем! – произнес он, и его губы расползлись в счастливой улыбке.

   – Ура! Ура!– закричал мальчишка и запрыгал от радости.

   Светка никак не ожидала такого поворота событий, протянула котенка мальчишке. Тот, счастливый, аккуратно взял его и прижал к своей куртке. Молодая пара ушла, оставив след счастья и любви.

   У Светланы на душе было радостно, тепло и светло.

   «Любовь, как она восхитительна, аж дух захватывает и внутри сияет солнце, наполняет все клеточки счастьем и красотой. Надо же, побывала в их ауре любви и стою, наверное, как дура, с мечтательной улыбкой на лице».

   Но ее мысли прервал мужчина.

   – Почем котенок?

   Светлана держала на руке последнюю кошечку, она была самая маленькая и самая любимая, чем-то похожа на первую, только окрас у нее был приглушенным. Бледно-коричневое пятно на мордочке, заходящее на нос, остальная часть мордочки бледно-дымчатого цвета, на спине перемешивались такие же пятна, а брюшко и лапки – белые. Светка сама не поняла, как вымолвила:

   – Тысяча рублей.

   – Чего?! – нахмурившись, изрек мужчина.

   – Ничего, – ответила Светка и чуть не закричала от ужаса. Оцепенев от страха, она смотрела на мужчину. За его спиной стояла черная бесформенная масса, чем-то похожая на тень, только более выраженная. Красные глазницы без зрачков зло смотрели на Светку.

   Так же зло на нее смотрел мужчина.

   – Просто так ляпнула? Не хочешь отдавать?

   – Не хочу, – еле слышно ответила Светка, замерев и не отводя расширенных глаз от мужчины.

   – Ну и правильно, а то бы я быстро его об забор.

   Он окинул Светку пренебрежительным взглядом, развернулся и пошел.

   Сущность – не зная почему, Светлана дала такое определение этой бесформенной массе – не отрываясь от мужчины, двигалась за ним.

   Прислонившись спиной к стене, Светка чуть не сползла по ней. Закрыв глаза, она чувствовала спиной холод мрамора. Он быстро проникал под кожу, леденил тело, отрезвлял и отвлекал, не давал оцепенеть от пережитого страха.

   «Что же это такое было? Мамочка, родненькая, помоги и защити», – прошептала Светлана, едва шевеля губами, уговаривала себя открыть глаза и понимая, что не может стоять здесь все время.

   Сосчитав до трех, быстро их открыла и, стиснув челюсти, мысленно заорала. У каждого человека за спиной она видела бесформенную сущность. Они были разного цвета и разного вида. У женщин сущности были женского пола, у мужчин мужского, хотя о каком поле может идти речь – просто они копировали людей, к которым прикрепились. Но это было только первое впечатление, а почему, она поняла только тогда, когда к ней подбежала девушка. Ей было примерно лет тридцать.

   – А черненького уже забрали? – спросила она и погладила по голове кошечку.

   – Да, забрала молодая пара с ребенком, – собрав все свои силы, промямлила Светка и увидела, как сущность сзади девушки передернулась и наполнилась кубовым цветом, до этого она была серая.

   К девушке подошла запыхавшаяся женщина.

   – Давай, показывай, где котенок? – Сущность сзади женщины была темно-серого цвета, она копировала мимику женщины.

   – Черненького уже забрали, осталась трехцветка. Ты ведь хотела такую кошечку?

   Сущность девушки оживилась и еще больше потемнела.

   Женщина с брезгливостью рассматривала котенка, обдумывая, стоит ли брать.

   – Ладно уж, бери.

   Девушка, счастливая, взяла котенка и не успела еще засунуть за пазуху, как Светка, будто назло, решила объяснить про диатезные пятна.

   – Там на лапках пятна, скорей всего, диатезные, – не успела она договорить, как женщина приказала.

   – Стой!

   Рука девушки замерла, в глазах застыла боязнь, ее сущность вдруг разомлела, и Светка увидела, как из девушки в сущность вытекают тонкие темно-синие нити. Девушка протянула котенка женщине, та недовольно осмотрела его лапки. Сущность повторяла выражение лица женщины, став гордой и надменной, и она тоже тянула нити, став темно-серой, лениво потягиваясь. Сердце Светки бешено колотилось, она вся сжималась, боясь, когда к ней совсем близко подползали чужие сущности. Но мысли узнать – а что находится у нее за спиной, Светка отбрасывала прочь, сейчас перед ней стояла задача быстрей раздать котят, а об остальном она будет думать потом.

   – Да это, скорей всего, от еды, – решила исправить положение Светка.

   – А чем вы ее кормили?

   – Сухим кормом, для котят особо ничего не выпускают.

   – Ну что вы, котят нужно кормить кашами…

   – Ладно, бери, – прервала их разговор женщина и с еще большим пренебрежением и брезгливостью передала котенка, скорей всего, своей дочери.

   Девушка быстро засунула кошечку за пазуху, страх отпустил, уступив место безраздельному счастью. Сущность сзади девушки съежилась.

   «Интересно, что же ей так не понравилось?» – думала Светлана и смотрела вслед уходящим от нее девушке и женщине.

   Голова раскалывалась, Светка вновь прислонилась к стене и закрыла глаза.

   «Это все невероятно, неужели я схожу сума».

   – Вам плохо? – услышала она заботливый голос.

   – Нет, спасибо.

   Светлана открыла глаза в надежде, что все будет по-старому, и она не будет видеть этих отвратительных существ. Но оказалось, кошмар продолжался, перед ней стояла женщина с пышными формами. А сущность сзади была раза в два толще.

   – Не беспокойтесь со мной все в порядке.

   Уголки губ едва поднялись и сразу опустились, подхватив переноску для котят, Светлана быстро пошла по подземному переходу на свою остановку. Всю дорогу смотрела себе под ноги, стараясь не обращать внимания на проходивших мимо людей и не думать о том, что уже несколько раз цеплялась плечом об серые сущности, что ползли за прохожими.

   Зайдя в маршрутку, заплатила за проезд, села у окна и прислонила голову к стеклу, закрыла глаза. И вздохнула с облегчением, быстро отогнав от себя страх, когда рядом с ней сел молодой человек.

   «Не смей думать о том, что его сущность касается тебя. Забудь. Забудь о том, что видела. Их не существует. Не обманывай себя. Ты прекрасно понимаешь – все, что ты видишь, это реально. Что такое со мной происходит, за что мне такое наказание? Только бы не сойти с ума. А может, уже сошла? Так вела бы себя по-другому? Сумасшедшие не понимают, как они себя ведут, и если бы я сейчас вытворяла что-либо непристойное, то уже давно бы вызвали скорую. Хотя если я все это анализирую, то значит, мозги на месте. Сама себе поражаюсь, как я не завизжала, когда первый раз увидела за мужчиной черную массу».

   Светка до сих пор чувствовала спиной твердую холодную стену, ей тогда хотелось скрыться в ней от бушующего внутри страха. Исчезнуть, пропасть с того места, только бы не видеть красные глазницы, пробирающие и прожигающие своей пустотой насквозь. Но она стояла, смотрела на всю эту жуть и не могла оторваться от места. Так что же удержало ее? Котенок – этот маленький, худенький, пушистый комочек. Ей в тот момент стало страшно за его жизнь, и поэтому она переключила всю себя на его спасение. Она ведь тоже мать, и поэтому спасала жизнь маленького существа, прижав его к себе. И если бы в тот момент перед ней появился динозавр, то она ни минуты не раздумывала, а тоже бы бросилась защищать жизнь котёнка.

   Просто сработал материнский инстинкт, потому что она ухаживала за котятами с самого их рождения. А когда они подросли, то вечерами залазили к ней на кровать и устраивались спать вокруг. Эта кошечка любила спать возле ее головы, зарывшись в волосы. По утрам она будила Светку, начиная лизать своим шершавым язычком ее светлые волосы.

   От постоянного недосыпа Светка переворачивалась на другой бок в надежде поспать еще хоть капельку. Но кошки очень чувствительные существа, и поняв, что хозяйка не спит, они все разом тут же начинили тереться и мяукать, намекая на то, что они безумно голодны.

   – Когда вы только нажретесь?! – кричала она на них, злая на то, что в очередной выходной ей не дали поспать.

   Так, прислонившись к стеклу и закрыв глаза, она вспоминала то один эпизод из своей жизни, то другой, стараясь отвлечься. Всплыл образ призрака Маруськи, страх, пережитый при виде черного сгустка, ушел в прошлое, а прошлое – это что-то далекое, оно не может сильно ранить, как настоящее. Хотя бывают, конечно, случаи, когда прошлое не отпускает тебя, а возвращается раз за разом, теребя душу воспоминаниями.

   Светка не любила прошлое, слишком мало было в ее жизни радостных прекрасных событий, в основном одна боль. И она, поняв, что прошлое изменить нельзя, самые горькие дни своей жизни закрыла наглухо и никогда не открывала эти двери. Она отсекала сразу все воспоминания, если они вдруг начинали к ней ползти.

   Воспоминания… почему мы копаемся в них, что пытаемся отыскать? Может, просто анализируем свои ошибки и сожалеем, что поступили именно так, а не иначе.

   Светка ничего не анализировала, с ее-то взрывным характером и упрямством. Считала, что все делала правильно, но было одно «но», Светка была до дури наивна. Всегда верила в то, что ей говорят люди, и сильно переживала, если оказывалось, что ею просто попользовались. Не умеющая обманывать, она не понимала, как можно врать, и свято верила, что человек, совравший ей, обязательно раскается и ему будет стыдно за свой поступок. Так и прожила на белом свете вот уже пятьдесят лет, и все это время наступала на одни и те же грабли. Муж вот ей постоянно говорит, что она дура. «Сам дурак», – тут же отвечает ее внутренний голос, встав в боевую стойку на защиту.

   Светка тяжко вздохнула, далеко уплыли ее мысли от пережитых событий, просто организм дает небольшую передышку. Скоро она приедет домой, и нужно будет открывать глаза и вновь видеть другой мир. Страшно, очень страшно, только пожалеть и подсказать, почему и для чего у нее открылся такой дар, некому.

   Ее мысли прервал водитель.

   – Кто просил Павловский вокзал?

   Кто-то рядом засуетился, заспешил к выходу.

   «Уже Павловск, скоро мне выходить, а может, я сейчас открою глаза, и все будет по-старому. Надо просто очень захотеть не видеть этих страшилищ, а может, даже приказать себе».

   И она попробовала.

   «Хватит страдать всякой фигней, ты ничего не видела, просто это был глюк, может, сахар от страха сильно подскочил, вот и померещилось не пойми что!»

   Убедив себя, что все уже позади, она открыла глаза, и вовремя – как раз была ее остановка. Светка быстро выскочила с автобуса, ей хотелось выть от душевного трепета, по щекам потекли слезы. Смотрела во все глаза на людей, сзади них, прицепившись, шли, летели, ползли в основной своей массе серые сущности.

   «Я сильная. Я очень сильная, – мысленно приказывала она себе – я все вынесу. Но к психиатру обратиться не мешало бы».

   Забежала в дом и не успела разуться, как перед ней оказался муж с тарелкой в руке и, как всегда, в одних трусах.

   – Ну что – раздала?

   – Раздала, – не поднимая головы, ответила она, боясь смотреть на него. Пройдя в комнату, стала скидывать с себя одежду.

   Генка неслышно подошел, обнял ее сзади.

   – Ты красивая.

   – Отвали от меня! – заорала она и вырвалась из объятий мужа. Схватив халат, прошмыгнула в ванную и встала под душ. Говорят, вода состоит из живых клеток. Светке очень хотелось смыть с себя накопившуюся усталость.

   Муж зашел в ванную и приоткрыл дверцы душа.

   – Ну посмотри, какая ты красивая. Попочка такая аппетитная, жалко только, не выпуклая.

   – На свою посмотри! – вновь выкрикнула Светка и направила струю воды на мужа.

   Он мгновенно среагировал, закрыв дверцы душа и заорав:

   – Дура страшенная!

   – Сам урод! – крикнула и нечаянно посмотрела на мужа. Сзади него стояла высокая сущность атлетического телосложения.

   Светка очень устала оттого, что видела, быстро отвернулась и подставила лицо под струю воды.

   «Господи, за что мне все это? – взмолилась она. – Что мне с этим даром делать?»

   В ответ – тишина, только вода своим течением успокаивала, расслабляла и смывала накопившийся страх.

   Светлана выключила воду и вышла из душа, взяв полотенце, стала тщательно вытирать себя насухо. В душ опять заглянул муж.

   – Давай я тебе спинку вытру.

   – Обойдусь.

   – Мои титечки, такие красивенькие.

   – Отвали! Мои, а не твои.

   – Ну чего ты меня мучаешь?

   – Я тебя не мучаю, мне уже никакого мужика не надо. Климакс у меня – понял!

   – А мне насрать! Я тебя люблю и секса хочу.

   – Я тебя не люблю, можешь ты это понять.

   – А мне по барабану.

   Он выхватил у Светки полотенце и поволок ее на кровать. Поняв, что отбиваться бесполезно, уступила. Она старалась не открывать глаза – потерплю, столько лет терпела. Закончив свое дело, Геннадий пошел, довольный, в душ, крикнув на ходу:

   – Плохая!

   Светка тяжело вздохнула, сколько раз она была плохой – уже и не сосчитать. Она так до сих пор и не поняла – она что, плохая от того, что за столько лет совместной жизни не испытала того, что показывают в фильмах и описывают в разных книгах? Муж был заботливым и ласковым, нежным в постели, только – если по-научному – они были сексуально несовместимы. Она вспомнила свою первую близость с ним, кроме боли и разочарования он ничего ей не принес. Хотя нет, принес – залет. В те времена мало кто знал, как предохраняться, купить резинку в аптеке было позорно, вот и «залетали» сотни советских девчонок из-за своей скромности и парней. Многие делали аборты, некоторые отчаянные становились мамами-одиночками. Ну а кто-то шел и подавал заявление в загс.

   Пошли и они с Генкой. Она не настаивала на том, чтобы он на ней женился, обошлась бы и без него, хотя что душой кривить, было очень страшно. И он, ее любимый Геночка, не обманул – да, тогда он был любимый и самый желанный, ну а то, что в сексе ничего не чувствовала, так, наверное, бывает. Да и беременна, не до расслабухи. А вот Генка – тому каждый день подавай. А ей постоянно хотелось спать. Так что, удовлетворив его потребность, она крепко засыпала у него на руке.

   С Генкой они познакомились на одной вечеринке. Ее очень редко приглашали на медленный танец, но вот перед ней появился симпатичный высокий брюнет, его светло-карие глаза смотрели на нее с интересом и озорством.

   Она даже не сразу сообразила, что он приглашает ее потанцевать. Весь оставшийся вечер он не отходил от нее. Иллюзий особых она не питала насчет того, что могла понравиться такому симпатяге. И когда он напросился проводить ее до дома, про себя подумала: «Ну-ну, размечтался, глупенький, пойдешь домой несолоно хлебавши».

   А он и правда проводил ее до подъезда, мечтательно пробежался глазами по окнам, наверное, представляя, какое из них принадлежит ей, а затем спросил:

   – Может, завтра в кино сходим?

   У Светки от удивления слегка приоткрылся рот, на что Гена улыбнулся, прижал ее к себе и поцеловал. Ей понравилось, как он целуется, и когда первая волна возбуждения откатила, она отстранилась от него, заглянула в его глаза и с грустью подумала: «Повезет кому-то».

   Подумала без зависти и почему-то с щемящей тоской в груди, и с той же грустью ответила:

   – Давай сходим, – как у нее вырвалось это, она сама не понимала.

   «А, может, это судьба?», – промелькнула тогда шальная мысль. Ведь как-то раз они с подругой ходили к бабке гадать, и та подошла к Светке, сдвинула ее брови пальцами и промолвила:

   – Где-то рядом живет.

   А подруге сказала, что та встретит свою судьбу совсем скоро, на свадьбе, и будет жить хорошо.

   А вот Светлане больше ничего не сказала, и она ушла немного расстроенная оттого, почему ей не напророчили счастья.

   Все, что бабушка предсказала подруге, сбылось. Правда, прожила она с мужем недолго, при первой же его измене собрала вещи и ушла от него, только теперь не одна, а с пятилетней дочкой.

   Генка ухаживал за Светкой трепетно, дарил цветы, подарки и старательно следил, тепло ли она одета с приходом осенних холодов.

   Так и в этот раз, она живо напялила на себя одежду, теперь уже не страшась того, что увидит, посмотрела на мужа, прежде чем он ушел. Багровые глазницы сущности смотрели на нее с пугающей пустотой и безразличием. И Светка тогда впервые подумала, что большую часть своих эмоций сущность выражает мимикой.

   И самое интересное – она понемногу стала понимать, когда сущности довольны, а когда унывают.

   Теперь остался самый страшный, последний шаг, посмотреть – кто стоит за ее плечами. Светка, для храбрости разжигая внутри себя злость, направилась в свою спальню и встала перед зеркалом. Брови ее поползли вверх от увиденного.

   – А это ещё что за чудрила? – сказала Светлана своему отражению и засмеялась. Сущность ее была небольшая, с раскосыми глазницами, и представляла собой девочку лет пяти – на самой макушке у нее были стянутые в пучок «волосы», которые напоминали пальму.

   – Ты чего? – крикнул ей муж из кухни, как всегда, после секса он восполнял потраченные калории.

   – Так, ничего, анекдот вспомнила... А чего ты хотела, у такой дурры, как ты, ничего путевого быть и не может, – тихо произнесла она своему отражению.

   Ей стало грустно от того, что увидела. Ведь сущность отражала ее внутреннюю суть, доходящую до одури – наивность.

   – Может, еще сексом займемся?– выкрикнул муж, едва не подавившись.

   – Дожуй сначала.

   – А если дожую, дашь?

   – Ага, аж два раза. Нужен мне твой секс, как собаке пятая нога.

   Светлана покрутилась перед зеркалом, высунула язык своему отражению.

   Сущность сзади расплылась от удовольствия, по тонким нитям стала перетекать энергия.

   – Ничего себе! – удивилась Светлана от понимания того, что видела, и быстро стала серьёзной.

   Движение нитей энергии прекратились. Сущность недовольно передернулась, ушла детская наивность, и она посильней направила свой энергетический поток.

   Светка почувствовала, как внутри нее вновь нарастает желание подурачиться.

   – Смотри, не лопни от натуги, – сказала отражению сущности.

   Но та никак не отреагировала на ее слова.

   «Может, думает, что ее никто видеть не может, а хотя… может, она и думать не умеет».

   Живет одними эмоциями.

   Последняя мысль подтвердила догадку и принесла облегчение.

   «Все не так страшно, оказывается, всего-то человеческие пороки, а их у людей даже не хочется перечислять, сколько. Только что мне это дает? Ну вижу. Ну и какой в этом смысл? Ай, ладно, подумаем потом над этой задачей».

***

На всякий случай Светлана записалась к психиатру. Но как только увидела доктора, говорить о том, что видит сущностей, сразу перехотелось, пришлось выложить семейную проблему. Ей было очень неприятно рассказывать кому-то о своей жизни, вытаскивать всю эту грязь. На душе было гадко, и женщина даже чувствовала, как ее сущность млеет от наслаждения, питаясь переживаниями. И это открытие давало пищу для размышлений, но сейчас лучше было не отвлекаться, а послушать, что говорит доктор.

   – Так, не пойму, мадам, что же вас так беспокоит?

   Врач был очень похож на доктора Айболита из детской книжки и обращался с пациентами по-старомодному.

   Увидев его первый раз, Светка с трудом сдержала смех. Потом, правда, ей было не до смеха.

   – Он меня обзывает по-всякому, унижает.

   – А руку поднимает?

   – Нет, я бы его сразу прибила, – вырвалось у нее, и она прикусила язык, ругая себя за наивность и несдержанность.

   – Понимаете, мы хотим всегда чувствовать любовь, а если она исчезает, нам перестают нравиться наши отношения. Любовь – это ведь опыт принятия, присутствия, прощения, получения сердечных ран. Разберитесь в себе, поговорите с мужем. Психология у мужчин устроена по-другому, и поэтому нам разобраться во всем намного сложнее.

   «Здрасьте, приехали. Деньги за что заплатила? Хотя сумасшедшей не назвал и на том спасибо».

   – Хорошо, я попробую, – ответила она, вставая с кресла.

   – Обязательно попробуйте, расскажите ему все, что вас тревожит на данный момент в ваших отношениях.

   «Только сковородка и поможет, хотя скалка тоже неплохой вариант для его тупой головы», – думала Светлана, закрывая дверь кабинета.

   Конечно, он много говорил интересного – этот ученый, так много знающий о человеческих отношениях доктор. Только и слепому понятно, ушедшая любовь не вернется никогда, потому что муж уничтожал, убивал ее каждый день своими словами. Давно покрылось сердце холодом и ни один доктор не поможет растопить этот лед. Может, если бы муж попробовал, да только он не видел своей проблемы и не собирался меняться.

   «Ну вот, опять, – поругала себя Светка.– Зачем хватаешься за соломинку? Ты уже прожила с ним столько лет и если вдруг вернется любовь... нет, не хочу я этой любви. Я в нее не верю».

   Как быстро бежит время. Спускаясь со ступенек клиники, она с грустью смотрела себе под ноги, а по щекам текли слезы. Слезы отчаянья от того, что время бежит стремительно, и вот ей уже за пятьдесят… слезы разочарования и понимания того, что уже старая, чтобы строить новые отношения. Слишком долго ее муж работал над тем, чтобы уничтожить в ней женщину.

   Она вспомнила сущность доктора, огромную, с пустыми мрачными глазницами и надменным видом. Правда, когда он стал рассказывать Светке все научным языком о психологии отношений мужчины и женщины, сущность встрепенулась и с наслаждением пила энергию.

   «Видел бы ты то, что у тебя сзади, в штаны бы наложил. Вот тогда я бы тебе объяснила, чем ты так раскормил своего любимца. Возомнил себя всевидящим и всезнающим, занимаешься самолюбованием, психолог хренов. А какой омерзительный взгляд, буравящий и пронизывающий насквозь, такое ощущение, будто тебя раздевают, чтобы лучше рассмотреть, из чего ты там состоишь».

   В памяти всплыло довольное лицо доктора, его пренебрежительный взгляд. Он все оценил и понял проблему стоящей перед ним женщины.

   «Глупец, у каждой медали две стороны, хотя смотря под каким углом рассматривать, то и увидишь. А ты видел лишь только то, что я разрешила».

   Сев в маршрутку, Светлана поехала домой с испорченным настроением. Когда она вошла в дом, муж набросился на нее с порога.

   – Где ты была? Твой сын тебе не звонил?

   Сын с определенного времени стал только «ее», и она зло ответила.

   – Нет, не звонил!

   – А мне позвонил, денег попросил! Долго это будет продолжаться? Когда он научиться деньги экономить?!

   – Судя по тому, кто у него отец – то никогда.

   – Гадина! Поняла, кто ты? Га-ди-на!

   Растянул он по слогам свое любимое слово.

   – Я давно это уже поняла, и если ты сейчас не заткнешься, я возьму табуретку и разобью ее об твою голову.

   Светлана стояла в двух шагах от него, ее ноздри широко раздувались от тяжелого дыхания, едва виднелись зрачки из-за суженных от злости глаз, с ненавистью поедавших мужа, да и выражение лица было такое, что тот мгновенно стих и только выкрикнул:

   – Идиотка!

   Продолжать перебранку не стала, она слишком устала от вечных проблем, которые должна все время решать, живя со здоровым, крепким мужиком. Дома разговаривать не хотелось, выйдя улицу, она набрала номер сына, в ответ заиграла молодежная песня и не прекращалась до тех пор, пока механический голос не сказал: «Абонент не может ответить на ваш вызов».

   Не успела Светка дать отбой звонку, как телефон зазвонил.

   – Да, – сказала Светка.

   – Мам, привет.

   – Привет. Зачем ты звонил отцу?

   – У тебя телефон не отвечал.

   – Да, не отвечал, он был выключен. Я тебя спрашиваю, зачем ты звонил отцу?!

   – Денег хотел занять.

   – Занял?! – заорала Светка в трубку.

   – Нет.

   – Вы надо мной издеваетесь, что ли?!

   – Нет.

   – Что – нет! Что ты заладил – нет и нет! Он мне весь мозг вынес! Сколько денег нужно?

   – Да тысячи три до получки.

   – Хорошо, – уже спокойно ответила Светка, весь пыл и злость улетучились. Приезжай, – совсем тихо сказала она в трубку.

   Вздохнув, посмотрела на синее небо и плывущие облака.

   «Как же я хочу жить. Господи, помоги перенести тяготы сегодняшнего дня и спасибо за эту жизнь».

   Светка видела во сне несколько отрезков своих прошлых жизней. Она не знала, сколько ей отведено прожить в этом воплощении, и как бы ее ни унижали, научилась любить свою жизнь – пускай и не совсем удачную. Потому что это была ее жизнь и за многие свои поступки ей придется держать ответ. Самый страшный грех – нежеланье жить. И Светка наказала себя саму за этот грех, познав страх маячащей смерти, многое переосмыслила, и теперь, просыпаясь утром, шептала:

   – Спасибо, Господи, за еще один подаренный день жизни.

   Вот и теперь, смотря на небо, радовалась жизни, вновь наглухо закрыв двери прошлого, сотканного из боли и переживаний.

   Она бы давно ушла от Генки, вот только вопрос – куда? Самое банальное в том, что ей некуда было идти. В квартире ее родителей жил сын со своей семьей. Двое внуков на старости лет – прекрасный подарок. Мешать их семейному счастью Светка не хотела. Ведь хорошая свекровь та, что живет на расстоянии. И она старалась придерживаться данного суждения, навещая внуков в дни их рождения. Правда, никогда не отказывалась посидеть с ними, если вдруг молодым нужно было куда-нибудь сходить.

   Сын приехал через час.

   – Тебе привет от Павлика и Анечки, от Анжелы.

   – Спасибо. – Она вытащила деньги из кошелька и передала сыну.

   – Получку получу, отдам.

   – Обязательно, не забудь.

   Светка знала, что не отдаст, с чего отдавать. Анжела сидела в декретном отпуске, старшенький внук пошёл в школу, а чтобы первоклассника собрать, одной получки мало. Помогала, как могла, с ужасом думая, что будет делать, когда выйдет на пенсию. Все слишком привыкли жить за ее счет, ни о чём не переживая, зная, что все проблемы она решит. Хотя нет, чего наговаривает на сына, уже полгода он не просил денег, подрабатывал, где только мог. Да и сущность сзади сына насыщалась его переживаниями, стараясь посильней натянуть нити коричневато-желтого цвета. От их вида Светку передернуло. Материнское сердце сжалось от жалости к сыну.

   «Нужно накопить денег и отправить их отдыхать на юг».

   – Не отдавай ничего, – махнула она рукой.

   – Спасибо, мам. Я поеду.

   – Езжай, всех поцелуй и привет передавай, на вот еще тысячу, внукам на конфеты и фрукты.

   Сын уехал. Светке стало грустно, совсем редко видит его, так повзрослел и наконец ума набрался. Не успела она войти в дом, как муж ехидно спросил:

   – Что, дала своему сыночку денег?

   – Не моему сыну, а нашему. Ты уже почти весь седой, а до сих пор у тебя какая-то ревность непонятная.

   Светка говорила тихо, ругаться и чего-то доказывать совсем не хотелось. Вымоталась за эти дни, хочется отдохнуть, хочется поплакаться кому-нибудь в жилетку, но некому. Родители умерли, и она очень часто вспоминала, как ей хорошо и счастливо жилось с ними.

   – Как внуки?

   – Тебе есть дело до внуков, так съезди, проведай, купи гостинцев.

   – Ты ж была недавно, возила.

   – Я-то – да, а вот ты...

   Светка замолчала, опять из пустого в порожнее переливать.

   – Слушай, шел бы ты отсюда подальше.

   И муж послушно ушел.

   Но вскоре крикнул.

   – Ты моего кота не видела?

   – Гуляет твой кот на улице, вместе с Фиткой! Сейчас нагуляется и через три месяца, смотри, опять в няньках с котятами сидеть буду.

   Светка расстелила постель и легла, хотелось отдохнуть и забыться в сновидениях. Но не тут-то было, муж вновь появился в ее комнате.

   – Чего это ты такую рань легла?

   – Ты дашь мне покоя? Устала и хочу спать.

   – Мне тут новую работу предложили, охранником.

   – Так что нового – я не поняла?!

   Светка вновь начинала заводиться.

   Муж работал в охране уже пятнадцать лет.

   – Так ты дослушай сначала, работа непыльная.

   – А когда она у тебя была пыльная.

   – Ты опять! В общем, работа в Пушкине в одном из ресторанов, смотреть за порядком. А после закрытия развозить по домам поваров. Зарплату дают в два раза выше. Так что я подумал и решил уволиться.

   – Надо же, мы даже сами самостоятельно принимаем решения! Совсем взрослые стали!

   – Чего ты опять начинаешь, нам что, деньги не нужны?

   Светка посмотрела на взволнованное лицо мужа: брови нахмуренные, лицо сосредоточенное, в глазах растерянность и ожидание. За столько лет узнав родного мужа, можно по одному только жесту понять его настроение.

   Может, правду говорил психолог, и ей самой необходимо все взвесить и переосмыслить. Может, дело в том, что она Овен по гороскопу, который боится прожить жизнь и не встретить свою вторую половинку. Может, муж и есть эта вторая половинка, а она его постоянно отпихивает. Бывает, оступился один раз, так ведь живет все равно с ней, терпит ее взрывной характер. Говорит, что любит, и до сих пор жадно поедает ее глазами. Да и были времена, когда он старался, приносил немалые деньги в семью, тогда ведь Светка зарабатывала мало. Может, новая жизнь начнется, он почувствует себя мужчиной, добытчиком.

   – Ген, ну правда, я тоже не против твоей новой работы.

   Муж счастливый ушел в свою комнату и сел за тренажер.

   «Теперь будет два часа крутить свои педали», – это последнее, о чем подумала Светка, прежде чем провалиться в сон.

ГЛАВА 2. Не тратьте жизнь на тех, кто вас не ценит

Через две недели Геннадий устроился на новую работу, и видеться с женой стал совсем редко. Приезжал он поздно, когда Светка уже давно видела десятый сон. А утром, когда она уходила на работу, он отсыпался перед очередной сменой. Работал пять дней в неделю, а на выходные охранником подрабатывал парень от другого ресторана. И как оказалось, супругам совершенно некогда стало ссориться.

   Генка отдал жене уже три получки, правда, часть оставил себе, на машину и новый костюм с рубашками. Светка с ним согласилась – бывало, в последний момент вспоминала, что не постирала рубашку. Да и на брюки он как-то поставил пятно, и ей пришлось выводить его разными препаратами, а затем сушить и отпаривать. Хорошо, что тогда была в отпуске, все успела сделать до его дежурства.

   В данный момент она сидела в кресле и смотрела, как муж одевается, как тщательно рассматривает себя в зеркале и, не увидев изъянов в своем отражении, остается доволен.

   Все это Светлана читала по его лицу и по мимике «лица» сущности. Хотя есть ли лицо у сущности, или оно называется по-другому, женщина не знала, а спросить тоже было некого. Она уже привыкла к тому, что видит, и часто задавала себе вопрос – почему у нее проснулся такой дар? И зачем он нужен? Ведь сказать, кому-нибудь что-то в стиле «вы очень жадный человек» или «поберегите свои нервы, а то скоро мандражка хватит», она не могла. По самой простой причине – человек, какой есть, таким и будет. Если даже она сама не может справиться со своей наивностью, то к кому ей лезть со своими нравоучениями. Отогнав от себя тяжелые мысли, женщина спросила:

   – Как тебе работается на новом месте?

   – Знаешь, мне нравится, дебоширов почти нет, а если кто-то и забуянит, быстро успокаиваются, завидев меня.

   – Да, с виду ты здоровяк.

   «Хотя чего я на него наговариваю, видела ведь, как умеет драться с мужиками. Хватало одного удара пятерней, чтобы обидчик летел кубарем».

   Генка очень редко дрался, боялся, что не рассчитает силу, и может убить. Поэтому всегда старался уладить конфликт словами.

   Все это она обдумывала, сидя в кресле.

   – А мне завтра на работу выходить, так не хочется.

   – У тебя уже и отпуск закончился?

   – Да, две недели пролетели незаметно. Чего-то мне как-то холодно.

   – Так у меня форточка открыта.

   – Больше ничего придумать не мог, уехал бы и выстудил весь дом.

   Светка встала, подошла и закрыла окно, ноги были ледяными. Быстро прошла в свою спальню, надела шерстяные носки.

   Муж вошел в комнату и с ухмылкой посмотрел на нее.

   – Укуталась уже, тулуп еще на себя напяль.

   – Надо будет, надену. Давай, шуруй на свою работу, а то опоздаешь.

   Муж ушел, завел свой бумер и уехал. Светлана поставила чайник на плиту, решив попить чаю и согреться. Наделав себе бутербродов, уселась у компьютера. Нашла очередной сериал, про врачей, который смотрела во время отпуска, и включила продолжение.

   На следующий день на работе ей стало плохо. Она засунула градусник под мышку и когда его вынула, ужаснулась – 38,5. Температуру высокую она всегда переносила тяжело.

   – Ничего себе, проветрил комнату. Сволочь! – выругалась она. Было очень неудобно после отпуска отпрашиваться с работы, но сидеть в таком состоянии она тоже не могла.

   Кое-как доехав до дома, открыла дверь. У порога стояли женские сапожки, на вешалке висело пальто. Из спальни мужа раздался женский смех.

   Светка тихо разулась, прошла осторожно в свою спальню, разделась и легла на кровать, закрыв одеялом голову, в надежде спрятаться от всего мира. Голова кружилась, ее мутило.

   «Вот и все, не я первая, не я последняя. Сколько женщин проходит через измену».

   Чувство было, словно ее искупали в грязи. — «Зачем же в дом приводить?» Мысли путались, к горлу подступил комок, – «Нет, реветь я не буду, хватит мне первого раза» – приказала она себе самой, и все вокруг поплыло, а затем потемнело. Ее трясли за плечи, и кто-то сильно кричал.

   – Светка! Светка! Очнись! Да, что с тобой такое?!

   Каждая тряска отдавала сильными больными ударами в голову, она застонала и приоткрыла глаза.

   – Прекрати меня трясти, у меня сейчас голова отвалится.

   – Я, вызвал скорую.

   – Зачем?

   – Я подумал, ты таблеток наглоталась.

   – Много чести, за каждого выродка жизни себя лишать.

   Она замолчала, берегла силы, которых совсем не осталось. Окатившая слабость тела, переплелась с апатией. Приехала скорая, врач осмотрел, сделал укол от температуры.

   –У вас помимо простуды сильное нервное истощение.

   – Это вы, по какому признаку определили?– дерзила она.

   – Не имеет значения, я выпишу вам рецепт, постарайтесь принимать все точно, как я в нем укажу.

   – Хорошо, постараюсь.

   Скорая уехала и муж тоже. В доме было тихо, такая давящая пугающая тишина. Может оттого, что Светка первый раз потеряла сознание и теперь боится, что ее некому будет разбудить. А может, это была тишина – предвестник – расставания и одиночества.

   Вскоре приехал муж и привез целый пакет таблеток. Выложив все на прикроватную тумбочку, с волнением посматривал на нее.

   Бросив взгляд на гору таблеток, хмыкнула, – теперь ты уж точно решил меня таблетками отравить.

   – Я их тебе не выписывал. Давай ты не будешь начинать!

   Светка поняла, что она не должна начинать и ответила, – и правда, давай. Вылечусь, вот тогда все и решим. Принеси мне воды, не на сухую же мне их глотать.

   Геннадий ушел, и вскоре вернулся со стаканом воды.

   –Поставь на тумбочку, и очень прошу тебя – уйди.

   Смотреть на его пустой ни чего не выражающий взгляд, не могла.

   Когда он ушел, прочитала по рецепту, что ей необходимо принимать в первую очередь, по порядку приняла таблетки и вновь легла. Вскоре таблетки стали действовать ушла головная боль, и Светлана уснула. Ночью несколько раз просыпалась, сначала оттого, что была вся мокрая, потом оттого, что всю ночь то укрывала себя одеялом холода, то сбрасывала его от сильной жары. К утру температура спала, была только сильная слабость и горечь. Горечь во рту от таблеток и горечь в сердце за прожитые потраченные впустую годы.

   «Ты только не терзай себя, маленькая моя – родненькая», – Успокаивала сама себя Светка.

   «Ты сильная, ты обязательно все вытерпишь. Ты жила и просто не верила в то, что этот кошмар может повториться. Тебе очень хотелось верить, что тебя не могут предать еще раз, через тебя не могут переступить. Хотя почему переступить – нет, не переступить, а взять наступить и раздавить».

   Было больно думать об измене, и было очень себя жалко, такую маленькую, больную и ни кому ненужную. Комок обид подступал к горлу, давил, разрастаясь болью и отчаяньем по всему телу.

   «Хватит себя терзать, приказала она себе. Хватит! Говна тебе Геночка кусок, а не слез моих! Сволочь!

   Фу, наконец, стала приходить в себя, а то от этих думок голова кругом».

   Лежа в кровати, слушала, как Генка собирается на работу, затем зашел ее проведать.

   – Как видишь – живая еще! Умирать раньше времени не собираюсь.

   Сразу съязвила она, не показывая, насколько ей больно. Душу разрывали сотни осколков боли. Только он не увит моих слез и раздирающей тоски от предательства. Безразличие и надменность станут маской в дальнейшей ее жизни.

   – Я поехал на работу.

   – Счастливого пути.

   Светка отвернулась к стенке, давая понять, что разговор окончен.

   Геннадий еще постоял некоторое время и ушел.

   После того как услышала, как ключ поворачивается в замочной скважине, не выдержала, разревелась. Все кончено. Между ними уже ничего не может быть. А ведь говорил, что любит. Дура! Тешила себя глупыми словами.

   Слезы внезапно прекратились, – реви не реви ничего уже не изменить. Как же теперь жить? Как? Смеяться, разговаривать и делать вид, что ничего не случилось. А ведь так хочется жить, любить и быть любимой. Только кому я нужна в пятьдесят три года? Старая, с плоской жопой и висячими сиськами. Да пошли они все в дырень.

   Вспомнилось любимое выражение свекрови. Ирина Филиповна очень любила Светку и всегда жалела по бабьи.

   Светка встала, набрала номер телефона подруги и позвонила, вздрогнула, когда услышала.

   – Ну как ты?

   – Еле очухалась, но думаю, после выходных выйду.

   – Ты лучше лечись, не торопись.

   – Дашь.

   Светка замолчала, не зная как сказать, но собравшись с духом, вымолвила.

   – В общем, у меня вчера было как в анекдоте. Жена пришла раньше времени с работы, а муж с другой в постели кувыркается.

   – Не поняла, чей муж?

   – Да, что тут не понять! Мой Генка завел себе другую бабу!

   Повисла небольшая пауза, а затем тишину прервала словесная брань. Светка, молча, слушала, как Дашка выплескивает наружу всю накопившуюся злость и ненависть на Генку. Когда словарный запас закончился, она спросила,– что ты будешь делать теперь?

   – Пока не знаю, мы еще не разговаривали на эту тему.

   – Как! Ты не устроила скандал?!

   – Мне было не до скандалов, да и зачем они. Что можно изменить? «Ничего» – подумала Светка и вздохнув обреченно сказала,– ладно, главную новость я тебе рассказала, мне пора принимать таблетки.

   – Светочка родненькая, держись. Я с тобой!

   Дашка отключилась, в телефоне один за другим, раздавались длинные гудки. Некоторое время она лежала и слушала протяжный звон, затем отключила телефон и стала смотреть в окно.

   До Дашки подруг у Светки не было, несколько раз по молодости обожглась на их предательстве и долго не впускала в свой мир никого. Она вспомнила, когда Дашка появилась первый раз в их кабинете, высокая красивая блондинка, на фоне нее Светка выглядела смешно и неказисто. Даша могла всех построить и высказать правду в лицо, независимо оттого начальник это или сослуживиц. Но так получилось, что взрывная Светка и строящая всех Дашка вскоре подружились. Жила Дарья хорошо, муж был предприниматель, она родила ему двух сыновей погодок. Муж ее уговаривал сидеть дома, но бурлящая внутренняя энергия не давала ей покоя, и Дашка решила пойти работать. Крупная газовая компания занимала три этажа в одном из зданий на Невском проспекте. Их бухгалтерский отдел находился на третьем этаже, из окон кабинета можно было посмотреть на большой парк. И в маленькие перерывы они становились, смотрели на жизнь, протекающую за окном, и разговаривали. Сначала Светка мало рассказывала о своей жизни, стыдно, да и кому такое можно было рассказать. Но в один день ее как прорвало, стоя и любуясь всей этой красотой за окном, у нее сами собой потекли слезы. Видно слишком много их скопилось и не выдержав они потекли по щекам горячими ручейками.

   – Ты чего? – спросила Дашка.

   И Светка не вытерпела, стала рассказывать, как Генка над ней издевается.

   – Так чего же ты терпишь? Брось его.

   Она бы бросила, но тогда она его еще любила, да и сыну нужен был отец. Ребенок был с непростым характером, и наносить ему психологическую травму, разводом. Нет, пока не была к этому готова. Так они и подружились. Светка плакалась Дашке в жилетку, та всячески поддерживала бесхарактерную подругу. Так год за годом крепчала и росла их дружба, и в самые тяжелые моменты Дашка всегда была рядом. Она жутко ненавидела Генку и не понимала, как мужик может быть таким.

   – Ты как всегда права Дашка, – мы все делаем своими руками, – вслух произнесла Светка. «Хватит раскисать» – приказала она себе мысленно, встала с кровати приняла таблетки. В животе засосало от голода, пора было хоть что-то поесть.

   Встала, прошла на кухню, поставила чайник и стала делать себе бутерброды. В холодильнике был борщ и жареная курица, но Светке хотелось чаю. Заглушив голод, пошла, включила телевизор, села на диване и стала смотреть кино. Происходили какие-то действия, люди, машины все куда-то спешили. Сюжет уловить не могла, а монотонный звук убаюкивал, и она не заметила, как уснула, что совершенно на нее было не похоже. Днем Светка спать не могла, а если вдруг засыпала, то бессонная ночь была ей обеспечена.

   Проснулась от стука закрывающейся двери. Открыв глаза, посмотрела на время, стрелки часов показывали два часа ночи.

   – «Ничего себе, фильм посмотрела», – она уже собиралась встать, как вдруг услышала шушуканье. Григорий был не один.

   «Совсем крышу снесло, пойти устроить скандал, что ли? Или вцепиться в волосы, как показывают в кино? Много чести, буду я свои ручки марать».

   Светка посмотрела на свои руки, и уже собиралась встать, когда в комнату вошел Геннадий.

   – Ты чего не спишь?

   – Спала, да ты разбудил.

   – А чего не в своей комнате?

   – Ты меня сука еще учить будешь, где мне спать!

   Зло прошипела она.

   – Если сейчас с глаз моих не смоешься, знаешь, где будешь залечивать свои раны.

   Спорить с разъярённой женой Генка не стал, быстро смылся в свою комнату. И любовных утех не устраивал, боялся гад, ну и правильно делал. Выключив телевизор, едва сдерживалась от ревущего внутри гнева и омерзения. Еще очень погано и муторно было душно. Внутренний комок боли душил, расползался и терзал изнутри. Светка хотела заорать, но спохватилась вовремя.

   «Нет, такого счастья она ему не предоставит. Он вообще не должен видеть, что ей больно».

   А больно было очень сильно, она не помнила, как прошла в свою спальню, сев на кровать, молча посмотрела в пол. Голова шумела.

   Таблетки не принимала.

   Включив свет, повернулась к стулу и мельком глянула в зеркало. Этого взгляда хватило, чтобы понять – ее сущность пировала. Довольная, толстенькая, она выглядела абсолютно счастливой. Светка обомлела, но ненадолго.

   – Ничего себе это я тебя раскормила! Что, огонька в огонь добавила, я тебе добавлю, я тебе так добавлю!

   Сущность разомлела от удовольствия. Конечно, она не слышала Светлану, сущности были глухи, слепы и немы, да и зачем им видеть, когда и так все бесплатно в них течет. И еще оказалось, сущность питалась не только ее наивностью, а еще и болями, злобой.

   «Так вот, значит, оказывается, не все так просто. А тебя опять обвели вокруг пальца, наивная ты дурочка».

   Светка посмотрела с грустью на свое отражение в зеркале и то, что увидела, совсем ей не понравилось. Только ведь красилась, а уже опять седина видна.

   «Так, не отвлекайся – думай, красоту ничем не испортишь».

   Опять отвлекшись от мыслей, она улыбнулась своему отражению, потянулась, затем выключила свет, легла и окунулась в воспоминания о светлом и счастливом детстве. Улыбнувшись, зевнула, обняла подушку и уже в полудреме вспомнила, что сущность тянула из нее синие нити, а синие – это злость. И выражение морды у сущности было довольным, как если бы ее саму, Светку, накормили чем-нибудь вкусненьким. Злость, уныние, тоска – все это человеческие грехи и для сущности они намного вкуснее, чем наивность. И еще, кажется, что сущность чуточку увеличилась в размерах.

   «Раскормила ты ее за эти дни, маленькая моя девочка, не переживай, отпусти эту ситуацию, ничего уже нельзя изменить. Ты одна-единственная в этом мире такая – светлая ранимая душа. Береги себя и никому не позволяй вторгаться в твой мир», – приказала она себе, расплылась в довольной улыбке и уснула крепким младенческим сном. Она не слышала, как утром муж отвез домой свою пассию, и проснулась, только когда он вошел и сказал:

   – Поговорить надо.

   Он вообще был бесцеремонным и мог разбудить ее в любое время, включив громко телевизор или врубить на всю катушку посередине ночи песни Розенбаума. Она выбегала и орала на него, а тот в ответ:

   – Ты ничего не понимаешь!

   – Где уж мне! – не унималась она. – Тебе дня мало, врубай, когда я на работе!

   Может, насладившись тем, что разбудил ее, а может, «подергав струны своей души» грустной мелодией, он успокаивался и уходил спать.

   Светка потянулась.

   – Чего тебе?

   Генка стоял и молчал, ждал, когда она на него посмотрит, и ей ничего не оставалось делать, как посмотреть в глаза человеку, с которым прожила двадцать девять лет. Она молчала, он привык, что она всегда решала все проблемы, но в отличие от этой, то были семейные дела.

   – Чего молчишь?

   – Я тебя не поняла, ты разбудил меня для того, чтобы спросить – чего молчишь?

   – Нет.

   – Ну раз нет, тогда я слушаю.

   Подняла подушку повыше, облокотилась на нее, устроилась удобней и молча посмотрела на мужа.

   – Я встретил самую прекрасную женщину на свете и влюбился как мальчишка.

   – Избавь меня от подробностей, – перебила она его.

   – Нам с тобой нужно развестись. Я хочу оформить свои отношения с ней.

   – Кто тебе мешает. Иди и подавай на развод, а пока мы еще женаты, если я хоть раз увижу ее в нашем доме… – Она не успела договорить.

   – Это мой дом! Дом моих родителей! – взволнованно выкрикнул он.

   – Я знаю, что это твой дом, но я столько лет вкладывала в этот дом свои деньги.

   – Ой, что ты там вкладывала?

   – Ты, сволочь, юродствовать будешь в другом месте!

   Светка приподнялась, и муж быстро скрылся за дверью. Боится, гадина, прав, что боится, она сейчас от боли могла вцепиться и задушить. Вздохнув и выдохнув три раза, успокоившись немного, крикнула:

   – Ты, по-моему, еще что-то хотел сказать?

   Генка появился вновь на пороге и начал мямлить.

   – Она разведена, с бывшим мужем живет в одной квартире. Поэтому, когда мы распишемся, она переедет жить ко мне.

   – Отлично, а мне куда податься?

   – У тебя есть родительская квартира.

   – Конечно, есть, только ты забыл, там живет сын со своей семьей, и в маленькой хрущевке нам всем не поместиться.

   – Мне все равно, где ты будешь жить, это мой дом.

   Светка поняла, в какой оказалось ситуации, случилось то, чего она боялась больше всего на свете. Оказаться выброшенной на улицу, будто ненужная старая вещь.

   – Ты не переживай, я уйду, – сказала она спокойно и с улыбкой посмотрела на мужа, когда-то такого родного и любимого. Ей стало все безразлично, выжженную боль в сердце давно заполнила пустота.

   – Чему ты улыбаешься? Ты как была гадиной, так и останешься.

   Последние попытки сделать ей больно у него вышли такими жалкими, что Светка не вытерпела и рассмеялась. Она не просто смеялась, она ржала, как лошадь Пржевальского, и слезы катились по щекам от смеха.

   – Что ты смеешься, тварь!

   Он подскочил к Светке, пытаясь ударить. Реакция кобры была мгновенной. Светка, перестав смеяться, подпрыгнула на кровати, растопырив пальцы с длинными ногтями, прошипела:

   – Только тронь.

   Муж мгновенно остыл.

   – Гадина! Гадина! Гадина! Тварь! – орал он.

   – Смотри не обосрись, женишок.

   Светка встала с кровати.

   – Успокойся, я не собираюсь жить с вами под одной крышей. Все, разговор окончен. Я сама подам на развод.

   Поняв, что она все уладит, Геннадий ушел довольный.

   «Нужно взять себя в руки, как говорят, что Бог дает, то все к лучшему».

   Светлана полезла в папку с документами искать свидетельство о браке, найдя его, положила к себе в сумочку. Полдела было сделано. Она пошла в душ и смыла с себя утреннюю грязь, стало немного лучше. Пошла на кухню, позавтракала, прошла к себе, переоделась и направилась на автобусную остановку.

   Боли не было, боль бывает, когда сильно любишь, вот тогда она тебя разрывает на куски, а сейчас просто внутренняя пустота, оттого что так и не стала любимой, а всегда была гадиной для него.

   «Я не дам тебе сломать меня и растоптать. Живи и радуйся со своей любимой. А я смогу жить без тебя», – молча прокричала она и зашагала быстрее.

   В загсе у нее приняли заявление о разводе и сказали, что нужно ждать месяц. Кому нужны эти формальности, можно понять, когда пара сомневается, а когда нашел другую женщину, чего ждать? Одно дело было сделано, оставался сложный разговор с сыном.

   Она побродила по парку немного, появляться в квартире, пока не пришел сын с работы, не хотелось. Дойдя до их подъезда, она увидела его и окрикнула.

   – Максим!

   Он удивился и остановился.

   – Что случилось? – спросил встревожено.

   – Да, случилось, так, небольшая неприятность. Дома расскажу.

   Они поднялись по ступенькам и позвонили, за дверью раздались радостные крики.

   – Папа! Папа пришел!

   Дверь открыла Анжела и, увидев свекровь, удивленно произнесла:

   – Светлана Георгиевна.

   – Здравствуй, Анжела.

   Внуки забегали вокруг, крича:

   – Бабушка, бабушка пришла!

   – А ну, пострелы, возьмите торт и марш на кухню!

   Старший взял торт, младшая подставила свои маленькие ручонки под низ коробки, и потихоньку дети отправились на кухню.

   – А почему с тортом, праздник какой?

   – Да праздник, я сегодня подала на развод.

   Она все думала, как рассказать им о случившемся, а слова сами вырвались.

   – Чего это вы на старости лет задумали? – с тревогой в голосе спросил сын.

   – Возраст для развода не помеха. Твой отец встретил другую женщину и дал мне небольшой срок, чтобы я покинула его дворец.

   – Как так?

   – Да обыкновенно, не я первая, не я последняя.

   – А где вы будете жить? – спросила Анжела и замолчала, представив себе радужные перспективы проживания со свекровью.

   – Пока не думала.

   – Так приезжай к нам, – быстро отреагировал сын.

   Светка улыбнулась, заботливо погладила сына по волосам. Посмотрела на невестку, которая, опустив голову, ковыряла ногтями клеенку на столе.

   – Спасибо за приглашение сынок, но вам самим здесь не развернуться.

   – Да ладно, мам, как говорят – в тесноте да не в обиде.

   «Наивный ты мой дурачок. Это у него точно от меня», – подумала она и сказала:

   – Я достаточно зарабатываю, так что в состоянии снять себе жилье.

   Невестка с облегчением вздохнула, вскочила, покидала чайные пакетики в чашки и залила их кипятком.

   Светка отказалась от торта, в глотку ничего не лезло, посидела для приличия еще немного, встала.

   – Мне пора.

   Сын с невесткой кинулись ее провожать, на дворе была ночь, и ей очень хотелось, чтобы сын сказал: «Мам, оставайся у нас, переночуй».

   Но не сказал, не попросил. Правильно говорят – сыновей рожаем не для себя.

   Она вышла из подъезда, на душе скребли кошки.

   «Никому не нужна», – подумала она, посмотрела на звездное небо.

   – Я сильная, я все переживу, – сказала тишине вокруг и заспешила на автобусную остановку.

***

Она смутно помнила дни до развода. Приходя домой с работы, доставала вещи из шкафа, тщательно их пересматривала. Это только в фильмах показывают – кинут в чемодан две рубашки и костюм, уходя от жен. У Светки все наоборот. Она должна складывать в чемодан свои вещи. Чемодана у нее не было, и она складывала в сумки. Одна сумка была уже полностью забита куртками и пальто, вторая обувью, в третью аккуратно положены платья. Была еще одна сумка, отдельная, в нее женщина откладывала вещи, которые возьмет с собой на съемную квартиру. У нее уже был оторван маленький клочок бумаги от объявления, на котором указывался номер телефона некой Софьи Павловны, желающей сдать одну из своих комнат в двухкомнатной квартире. Светлана позвонила, и они договорились о встрече. Конечно, можно было снять и квартиру, но ей нужно думать о будущем и откладывать деньги хотя бы на студию.

   Светка прикинула, что если ее оставят работать до шестидесяти лет, то она сможет накопить нужную сумму, правда, если к тому времени жилье опять не подорожает.

   С Генкой она не разговаривала, кушать не готовила, но тот по несколько раз открывал холодильник – привычка дело нехитрое. Не вытерпев пытку голодом, он пришел в спальню и спросил:

   – Ты что, готовить не собираешься?

   Несколько минут Светлана молчала от шока.

   – Не поняла? Ты хочешь сказать, что я тебе еще готовить должна? Возомнил из себя заморского шейха! Губа не треснет?

   – Чего ты опять начинаешь.

   – Слушай, шел бы ты от греха подальше.

   Он ушел, а Светка достала все фотографии, вытащила пару семейных альбомов. Было больно смотреть на счастливые молодые лица, заснятые в разные моменты жизни. Бережно отбирала те снимки, на которых была запечатлена она, ей не хотелось, чтобы в ее отсутствие кто-то чужой рассматривал ее фото и давал свои комментарии. Разрывать или отрезать на фотографиях ненужное, она не собиралась. Только куда деть целую стопку теперь уже ничего не значащих для нее снимков, пока не представляла. Вроде бы как память о прожитых годах, только кому теперь нужна эта память? Мужу? У него будут другие фото, на которых заснимут такие же счастливые мгновения. Сыну? У него своя семья и свои альбомы, правда, большей частью в компьютере в отдельной папке.

   – Так куда же мне вас деть? – произнесла она с тоской в голосе. – Ладно, сложу в отдельный пакет, буду старенькой, достану и посмотрю на себя молодую.

   Разложив все фото по стопкам, убрала свои в четвертую сумку, а мужа фото собрала и отнесла в зал, положив в комод.

   Теперь осталось собрать все сувениры и подарки, которые ей дарили. Она пошла в зал, подойдя к серванту, взяла вазу – подаренную ей на сорок пять лет. Держа ее в руках, вспоминала счастливые лица коллег и себя, довольную и радостную. Уже собралась идти в свою комнату, чтобы положить вазу в еще одну сумку, но остановилась.

   «У меня нет серванта, чтобы поставить в него эту вазу, у меня не только нет серванта, у меня даже стула нет, на который я могла бы сесть и отдохнуть после работы. У меня ничего нет: нет стен, которые бы меня защитили от холода, нет крыши над головой, которая защитила бы от дождя. И рядом нет человека, которому я нужна. Я одна в этом мире, со своими бедами и печалями. Одиночество и ненужность – самое страшное, что случается с человеком. Думала ли ты когда-нибудь, Светка, что будешь никому не нужна на старости лет? Нет, не думала, даже представить себе не могла, что будешь выброшена на улицу и станешь как бродячая собака скитаться по чужим домам. Будешь заглядывать в чужие лица в надежде, что не выгонят и не обманут».

   Светка поставила вазу на место, обвела печальным взглядом обстановку, ставшую ей родной и привычной за столько лет. Только теперь ее уже ничего не радовало, и все – это барахло, стало вдруг ненужным и бесполезным в ее дальнейшей жизни.

   «Ничего забирать не буду. Правильно говорят, мы рождаемся голыми и уходим голыми».

   Резко развернулась и пошла в свою спальню, нужно было взять еще самое необходимое: полотенце, постельное, подушку, одеяло и немного посуды. Она не знала, чем ее обеспечат на съемной квартире, а тратить лишние деньги не хотелось, сейчас придется экономить на всем.

   Зашла на кухню, Генка стоял у раковины и чистил картошку.

   «Да, голод не тетка», – подумала она. Открыв дверцы стола, достала маленькую кастрюлю и сковородку.

   – Зачем тебе посуда? – спросил муж.

   – А разве не видно – делю имущество.

   – Я с тобой насчет этого тоже хотел поговорить. Можешь забрать часть мебели.

   – Конечно, заберу, возьму ножовку и распилю все, сложу в чемоданы.

   – Чего ты опять начинаешь.

   – Отвали от меня со своими советами!

   Собрав ложки, вилки, кружки и тарелки, отнесла к себе в спальню и стала бережно все упаковывать. Взяв еще одну сумку, достала два новых комплекта постельного белья, уложила их на дно, сверху разложила посуду. Закрыв молнию, приподняла сумку.

   – Блин, кишки вылезут.

   Осталось уложить одеяло и подушку, с этими принадлежностями ей пришлось повозиться чуть подольше, пришлось несколько раз их приминать, прежде чем получилось застегнуть молнию на сумке. Не успела она сесть на кровать, чтобы передохнуть, как в комнату вошел муж.

   – Может, тебе помочь перевезти?

   Она смотрела на него и думала: «Неужели все мужчины такие бесчувственные? А если бы я нашла другого, и это был бы мой дом, смогла бы я вот так просто выставить его за дверь с семью сумками? Нет, не смогла бы. Я бы просто перестроила дом».

   – Чего молчишь? – не вытерпел он ее молчания.

   – Да так, задумалась. А перевозить меня не надо, Ген, я сама справлюсь и постараюсь сделать это как можно раньше.

   Сказала это спокойно и отвернулась к окну. Ей не было больно оттого, что она уходит из его жизни. Ей просто было гадостно от всей этой ситуации.

   Он еще некоторое время постоял молча, может, надеялся на откровенный разговор, но только она видеть его не могла, а тем более вести душевные разговоры. Бывший ушел, Светка взяла телефон и набрала написанный на листочке номер телефона. Сначала никто не отвечал, но вот старческий голос произнес:

   – Алло.

   Светлана даже вздрогнула от неожиданности.

   – Извините, пожалуйста, я беспокою вас по объявлению, здесь написано, что вы хотели бы сдать одну из комнат в вашей квартире.

   После некоторого молчания голос ответил:

   – Да, я ищу подходящую мне кандидатуру по совместному проживанию. Пока из ранее приходивших женщин меня никто не устроил.

   Светка немного стушевалась, соображая, как дальше вести диалог, но желание найти жилье как можно скорее оказалось намного сильнее, и она решила пойти по другому пути, спокойно спросила:

   – Извините за беспокойство, возможно, я зря позвонила.

   – Что за нетерпеливая молодежь, – тут же возмущенно ответила старуха, – приезжайте ко мне, мы с вами поговорим, посмотрим друг на друга и все решим.

   Светка выдержала небольшую паузу молчанием, затем ответила:

   – Хорошо, продиктуйте мне адрес, и давайте договоримся, в какое время к вам лучше подойти.

   Записав все необходимое, она договорились встретиться с хозяйкой квартиры вечером. Оставалась уйма времени, и она решила, что еще успеет кое-что перевезти.

   Она переоделась, взяла сумку и вышла из комнаты, в зале на диване сидел муж и смотрел телевизор. Пододвинув журнальный столик, он уплетал жареную картошку. Он даже не посмотрел в сторону Светки. Зайдя в прихожую, она надела обувь и вышла на улицу. Встав на крыльце, подставила лицо лучам солнца и вдохнула глубоко.

   «Вот так бывает, Светочка моя родненькая. Ты только не переживай, так бывает в жизни. Живут люди под одной крышей, хлеб-соль делят, а со временем становятся совершенно чужими и ненужными друг другу. Ты сильная, ты все вытерпишь».

   Успокоив себя немного, взяла сумку и пошла на автобусную остановку.

***

Она недолго думала, у кого пока оставить свои вещи, набрала в телефоне номер кумы и соображала, как лучше преподнести ей новость.

   – Привет, – услышала знакомый голос.

   – Привет, у меня к тебе серьезный разговор.

   – Что-то случилось?

   – Так, небольшая неприятность, приеду, расскажу.

   Пока автобус приближался к месту назначения, закрыв глаза, Светка вспоминала первую встречу с Юлькой.

   После института Светлана пришла работать бухгалтером на завод. Блуждая по длинным коридорам, заблудилась, тут из-за очередного поворота на нее выскочила девушка. Стройная симпатичная брюнетка сразу согласилась помочь Светлане, проводила ее на нужный этаж прямо к кабинету.

   – Вот что ты будешь делать, когда родишь, тебя же еще больше разопрет?

   – Если кто полюбит, то будет любить меня любую, – успокаивала себя Светка и свято верила в чистую любовь на всю жизнь.

   Но жизнь поставила все с ног на голову. После родов Юлька располнела, вызвав со стороны мужа сильный негатив, у него по молодости сложился идеал женщины – стройной, красивой с длинными волосами. Но подстраиваться под прихоти своего мужа Юлька не собиралась. Да и когда? Она ходила как зомби от вечного недосыпа. Ребенок родился нервным и беспокойным, да еще постоянная стирка и глажка пеленок, а помимо этого, еще и капризный муж. Придя с работы, он открывал крышки в кастрюлях и нюхал их содержимое.

   Светка всегда удивлялась – чего нюхает?

   Юлька любила вкусно поесть, готовила так, что пальчики оближешь. Что муж у нее гуляет, узнала случайно. Как-то собралась постирать его пиджак, стала проверять карманы и наткнулась на записку. Развернув ее, несколько раз прочитала, не веря своим глазам. В ней излагалось буйная страсть к девушке, с описанием одной из постельных сцен. Едва дождавшись вечера, бросилась к мужу с расспросами. Тот только отнекивался и придумал невероятную историю, что это он просто решил так разыграть Юльку. Но она не поверила. Так и не смогла простить измену, собрала вещи и переехала жить к родителям. Муж к ней приезжал, просил вернуться, но она не шла ни на какие уговоры.

   – Что я себя, на помойке нашла, – гордо подняв голову, говорила она с болью в глазах и в голосе.

   Так и пронесет Юлька эту боль все эти годы, воспитывая и поднимая на ноги дочь, часто вспоминая мужа и его предательство. На ее жизненном пути встречались мужчины, но только семью они заводить не собирались, а продолжали жить своей жизнью. Жить и пить в свое удовольствие, не желая подстраиваться под ее требования.

   Но с другой стороны, какие там требования – не пить и семье помогать. Как оказалась, разведенные мужчины в своей массе в основном все пьющие, поэтому никому не нужные, и менять в своей жизни они ничего не собирались. Семейная жизнь не для них, так они и бегали по бабам-разведенкам, пока не надоедали им и снова не оказывались на улице. Юлька после очередного выгнанного на улицу ухажера возмущенно говорила:

   – Я не понимаю, неужели им не хочется жить по-человечески, я ж все для них делаю!

   Светлана недоумевала: «Да кто его знает, Юлька, что им нужно? Пожил у тебя как на курорте, обстиран, накормлен, ночью ублажен, и опять все не так. Знаешь, Юлька, я думаю, им просто не нужна эта семейная жизнь. Вкусив один раз свободу, рвутся вновь и вновь, сами не понимая, куда и зачем. И не осознают, что к старости останутся одинокими, никому не нужными. А знаешь почему? Потому что не верят в то, что будут старыми. Хотя как вспомню твоего последнего ухажера, на которого без слез смотреть невозможно, так дурно становится, и ведь и корчит из себя, зараза, Ален Делона».

   – И не говори, кума.

   Вспомнив плюгавенького Борьку, начали ржать до слез. Насмеявшись, утерли щеки.

   – Вот ведь собака. Еще деньги от меня прятал, и все причитал, на работе, мол, не платят, – опять вспомнив Бориса, Юлька нахмурилась.

   – Так чего же ему не прятать? Ты баба такая, поесть любишь, наготовишь разных пирогов, сиди, жуй и жизни радуйся.

   – Вот сволочь, а я все деньги на него потратила. И почему так, то палки, то гавно, и все к нашему берегу.

   Светка вновь прыснула, ее подхватила Юлька, и они залились звонким смехом.

   Юлька была неунывающей хохотушкой, знающей уйму частушек и анекдотов. Рассказав очередной анекдот, она сразу начинала смеяться, и от ее заводного смеха все тоже смеялись, независимо от того, смешной был анекдот или нет. И как только она не растеряла свою душевную доброту и веселье, ведь как ей досталось в девяностых. После декретного отпуска Юлька на работу не вышла, сидела дома с ребенком, а когда развелась, попыталась устроиться на старую работу, но ее не взяли – всюду были сокращения. И пришлось ей за копейки чистить котлы, надрывая живот, и мыть полы. Она на всю жизнь запомнит вкус пустой тушеной капусты, которую из-за дешевизны приходилось есть каждый день. Муж алиментов платил мало, говорил, мол, радуйся, что хоть это даю. Великой радости хватало сходить один раз в магазин, но Юлька, стиснув зубы, улыбалась и говорила: «Все сделаю, чтобы моя дочь была одета не хуже всех», а на себя рукой махнула. Так пролетела молодость, оглядываясь назад, Юлька грустно говорила: «И вспомнить нечего, голод и нищета».

   Светка вышла из автобуса и только нажала на звонок, как дверь сразу распахнулась.

   Юлька окинула Светлану хмурым взглядом.

   – Давай выкладывай, что там у тебя стряслось и что за сумка?

   – Хватит, трещотка, затараторила, дай хоть обувь сниму.

   Светка разулась, оставила сумку у порога, посмотрела на Юльку и произнесла:

   – Все, кума, ушла я от своего!

   – Куда ушла?!

   – На Кудыкину гору, слыхала о такой!

   – Не поняла.

   – Объясняю для несоображающих, мой Генка нашел себе другую и попросил очистить его хоромы в ближайшее время. Я собрала свои вещи, а так как мне их деть некуда, придется им полежать у тебя, – на одном дыхании выпалила Светка, тяжело вздохнула и пошла на кухню, крикнув на ходу: – у тебя перекусить есть что-нибудь?

   – Чего спрашиваешь, когда у меня пожрать не было?

   Юлька прошествовала следом и принялась выгружать на стол из холодильника кастрюли и продукты.

   – Угомонись, я не собираюсь уничтожить все твои припасы, мне хватит и одной тарелки супа.

   – Супа нет, есть борщ. Что ты мне едой зубы заговариваешь. Я даже сообразить ничего не могу. Как же так, столько лет прожили.

   – Мы что, в любви и радости жили? Как кошка с собакой грызлись, да и любви давно уже не было, сама знаешь.

   – Этого просто не может быть, – не выдержав, Юлька разревелась.

   – Ты чего, с ума сошла? Прекрати немедленно!

   – Я думала, хоть у тебя все нормально будет, – всхлипывая и утирая слезы, промямлила Юлька.

   – Ты знаешь, я уже успокоилась и начинаю привыкать к своему нынешнему положению. Прикинь, скоро я стану свободной независимой женщиной, ни кола ни двора, в общем, гуляй, рванина. Представь, как ко мне будут клеиться мужики, а узнав, что у меня ничего нет, будут бежать как от чумы. И даже такой, как Борька, почешет свою плешину, разведет руки в стороны и скажет: «Женщины с проблемами мне не нужны».

   Обрисовав всю эту картину, прыснула от смеха. Юлька ее поддержала.

   – Да ну тебя, ты как всегда шутишь! – сказала Юлька, ставя ковшик с борщом на газовую плиту. – А если серьезно!

   – Серьезно, Юличка, сегодня я иду договариваться насчет съема жилья. Я еще не совсем представляю, как это все будет, главное, вещи свои собрала. Правда, тащить их все на съемную квартиру не стану, придется забить твою кладовку и менять в зависимости от сезона.

   – Так, может, у меня поживешь?

   – Слушай, мать Тереза, давай обойдемся без этих порывов слабости! Щи кипят, кормить меня будешь?

   Юлька разлила щи по тарелкам, порезала хлеб, достала майонез и стала намазывать его хлеб.

   Светка ела молча, то и дело поглядывая на куму. Хотя большей частью она смотрела на ее сущность, которая была в два раза толще Юльки и делала непонятные жесты. Светка замерла с ложкой у рта, Юлька стала повторять все движения, проделанные сущностью. Намазав майонез толстым слоем, она поднесла кусок хлеба ко рту и с большим наслаждением откусила.

   – Ты майонеза поменьше бы ела, а то скоро в дверь не пройдешь, смотри, как себя раскормила, – не вытерпев, вымолвила Светка.

   – А мне пофиг, хорошего человека должно быть много, – с набитым ртом ответила Юлька.

   «Вот если бы ты видела, кого откармливаешь, тогда бы по-другому заговорила, а может, в обморок грохнулась».

   Светка потихоньку стала привыкать к тому, что видит. Иногда, когда было страшно смотреть, просто отводила взгляд. Постепенно стало приходить понимание о сущностях и их пристрастиях. Серого вида паразиты питаются человеческими грехами. Прицепившись к человеку, дергают его за нити эмоций и желаний. Только нити бывают разные: боли, ревности, обжорства, печали, пьянства. Сколько их, этих нитей – не пересчитать. Выделялись из этой серой массы лишь желто-зеленые и черные сущности. Людей, носивших их, хотелось обойти за километр, а если свернуть было некуда, Светлана отводила взгляд. От вида бордовых глазниц черных сущностей спина покрывалась липким потом, а тело – колкими мурашками страха. Почему они разного цвета, женщина пока не разобралась, да особо и не тянуло найти ответ на свой вопрос.

   – Спасибо, накормила, обалденно вкусно.

   – Да чего там вкусного, три ложки съела. Все равно не могу поверить, столько лет вместе. Где он ее хоть нашел? – не унималась Юлька.

   – На работе новой. Все, оставим эту тему, давай показывай, куда я могу сумки свои ставить.

   Юлька встала, Светка пошла за ней, и они остановились у дверей кладовки. Открыв ее, Юлька присвистнула.

   Светка заглянула и тоже слегка присвистнула – небольшая комнатка была завалена всякой ненужной дрянью.

   – Ты что сюда, год не заглядывала? Давно бы выкинула все, что не надо.

   – Так жалко!

   – Жалко у пчелки, а пчелка знаешь где?

   – Да знаю я все, думала, на диване поваляюсь, фильм посмотрю, а теперь разбирать придется!

   – Хочешь, помогу, тащи мешки, ты будешь держать, а я складывать, или наоборот.

   – Ты вроде бы куда-то собиралась, вот и чеши, а я потихоньку, никуда не торопясь, все разберу.

   – Ну-ну, я даже представляю, как, – крикнула Светка, идя в коридор.

   Когда она обулась, Юлька вышла проводить ее.

   – И чего ты куда-то прешься, жила бы у меня.

   – Спасибо, родная, если уж совсем будет невмоготу… а лучше помолись за меня, чтобы я хозяйке приглянулась, и она согласилась сдать мне комнату.

   – Ладненько, помолюсь.

   Выйдя из квартиры кумы, Светка прислонилась спиной к двери и закрыла глаза, отчего-то стало страшно сделать первые шаги в своей новой жизни. Неизвестность пугала. Совершенно не хотелось идти на встречу к незнакомой женщине, а ведь еще придется жить вместе с ней, если кандидатура Светки хозяйке квартиры подойдет.

   «Будут тебя осматривать, словно лошадь при покупке на рынке. Будем надеяться, что зубы не заставят показывать, а остальное, наверное, все можно пережить. Что-то грудь разрывает, не то от тошноты, не то от дурного предчувствия. Только выбора у тебя, моя девочка, нет, давай двигай своими ногами, а тошнота, может, от страха».

   Светлана распахнула глаза, отогнала прочь неуверенность и страх и заспешила по ступенькам на выход.

***

Выйдя из дома, Светка посмотрела на часы, еще уйма времени оставалась. Она решила пройтись пешком, прогуляться по знакомым улочкам города. Воспоминания прожитых лет закручивали ее в водоворот, наполняли душу теплом и счастьем. Вспомнила себя совсем маленькой, светловолосой малышкой с постоянной улыбкой на лице. Росла хохотушкой, сестренки специально ее смешили, покажут палец, и она начинает смеяться, надрывисто и звонко. Какая у нее тогда была светлая и чистая душа, никем не запачканная и не оскорбленная. Хотя никто не сможет добраться до твоей души, только ты сам.

   В молодости, когда живешь с родителями, нет никаких забот, все кажется прекрасным. И скажи ей тогда кто-нибудь, что будет она выброшена на улицу, не поверила бы. В такое невозможно поверить, прожить полвека – и стать никому не нужной. Боли нет, есть только пустота, и эта пустота столько лет сопровождает тебя. Она в твоих мыслях, в желаниях, она в твоем сердце, и ты смотришь на мир глазами, наполненными пустотой. Так давно тебе холодно и одиноко, в этом огромном бурлящем и прекрасном мире. В мире, где люди находят друг друга, принадлежат друг другу, становятся единым целым.

   «Какие дороги их сводят, и почему я иду одна по этой дороге, брошенная и никому не нужная? И почему он так долго идет ко мне? Мой мужчина единственный, дарованный мне вселенной – моя вторая половинка. А может, наши дороги никогда и не пересекутся, может, он уже идет по этой дороге с какой-то другой женщиной, любит ее, и они принадлежат друг другу».

   Светка смахнула одинокую слезу со щеки.

   «Глупая, опять терзаешь себя напрасными надеждами. Какая тебе любовь в твоем возрасте, седая уже вся почти, а все туда же. Сейчас же выбрось из своей головы всю эту дребедень про любовь и дороги. Опять этот гребанный гороскоп, и угораздило же тебя родиться под знаком Овна! Не знала бы, что Овны всю жизнь ждут свою вторую половинку, не теребила бы себе душу напрасными мечтами».

   Светка разозлилась на себя.

   «Сейчас же прекрати раскисать, бери себя в руки и дуй на встречу. Стыдно в твоём возрасте и без крыши над головой мечтать еще о ком-то. И твоя теперешняя жизнь сильно похожа на жизнь кота из притчи».

   Она вспомнила, как недавно ей на работе Дашка рассказала притчу.

   Собрал Бог всех тварей и решил каждому его век отмерить. Первым позвал человека.

   «Ты, человече, существо некрупное, двадцать лет тебе хватит».

   «Мало…» – подумал человек, но с Богом спорить не стал.

   Подозвал Бог к себе лошадь: «Тебе, лошадь, сорок лет жизни назначаю, ты тварь большая». Но лошадь взмолилась: «Помилуй, Боже! Как представлю сорок лет с ярмом на шее ходить, плуг за собой таскать, мне и двадцати хватит… А оставшиеся отдай человеку, ему нужнее».

   Позвал Бог корову, и тоже дал ей сорок лет жизни. Но корова отказалась: «Упаси, Боже! сорок лет за вымя меня дергать будут! Мне и двадцати хватит, а оставшиеся отдай человеку».

   Согласился Бог и позвал собаку: «Тебе, собака, тридцать лет назначаю! А собака как заскулила. «Куда мне тридцать, сидеть на цепи, кость грызть да гавкать. Дай мне пятнадцать, а остальные отдай человеку».

   Позвал Бог кота и предложил ему двадцать лет жизни. Но кот подумал, как столько лет мышатину есть будет, и отказался от десяти лет жизни. Выполнил Бог пожелания зверей и подарил человеку лишние годы жизни.

   С тех пор так и живет человек… Сначала двадцать лет свои проживает – забот и горя не знает. Потом наступают двадцать лет лошадиных: работает человек как лошадь, тянет на себе воз – работа, дом, семья…

   Следующие двадцать лет – те, что корова подарила: «доят» человека дети, внуки… Кто на дачу, кто на машину, а потом собачьи пятнадцать лет живет: сидит дома, за внуками присматривает да на улицу поглядывает…

   А приходят кошачьи годы, тут уж как повезет… Могут, как кота, по голове погладить, а могут и под зад ногой пнуть…

   «Так что маленький отрезок жизни, подаренной тебе собакой, ты просто перепрыгнула. Тебе сначала необходимо скопить деньги и приобрести дом, из окна которого ты будешь поглядывать на улицу. А с другой стороны, это даже лучше, что перепрыгнула, вот если бы тебе было семьдесят или девяносто, как одному дедушке, прошедшему войну до Берлина».

   Этот случай рассказала одна женщина в поликлинике. Она была приезжей, из станицы Краснодарского края, и вот что произошло в тех краях. Бродил по станице дед, и годов ему было за девяносто, а выгнали его из дома собственные внуки. Вот он присядет на лавочку отдохнуть, попросит у хозяйки попить и хлеба, если не жалко. Кто ж откажет, глядя на старость и немощность, вот один раз и к женщине той заглянул. Провела она его в дом, накормила, а выгнать не смогла, оставила у себя жить. Купила ему носков, трусов, рубашек, в общем, одела, накормила, и крышу над головой дала. Сама, правда, пенсионерка, какие там средства, вот и пошла к председателю просить, чтобы хоть какую пенсию деду дали. А председатель руками разводит: «Прописки нет, что я могу, возьми хоть временно к себе пропиши». И прописала, стал дед небольшие деньги получать, и вот, бывало, сидит летом на стуле в тени винограда, а слёзы текут по щекам, не переставая: «Не думал я, Настасья Кирилловна, что на старости лет буду скитаться по чужим людям, и станут они мне роднее родных. И если бы не вы, пропал бы совсем, или замерз зимой под чьим-нибудь забором». А она ему: «Не терзайте себя, Захар Петрович, живите и жизни радуйтесь».

   «Так что, Светка, ты во сто крат в лучшем положении. Пинок под зад ты получила, тебе до девяноста лет очень далеко, так что жизнь в пятьдесят три только начинается».

   – А вот и дом двадцать три, второй подъезд, – прошептала Светка, нажала кнопки в домофоне и стала ждать. Веселую мелодию колокольчика прервал резкий скрипучий голос.

   – Кто там?

   – Здравствуйте, я Светлана, мы с вами договаривались о встрече, насчет съема комнаты.

   – Хорошо проходите, третий этаж, квартира двадцать один.

   Светка открыла дверь и вошла в плохо освещенный коридор, медленно стала подниматься по ступенькам, на ходу молясь:

   – Боженька, родненький, помоги снять это жилье. Прости меня, что обращаюсь к тебе с такой просьбой, я знаю, просьба слишком мирская, но мне больше не у кого просить. Мне нужно жить дальше, помоги, Господи, мне на этом пути, не дай озлобиться и разувериться.

   Она еще хотела что-то сказать, но, подняв голову, увидела, что стоит напротив добротной железной двери. Две цифры – два и единица – были прикреплены практически у самого косяка.

   – Двадцать один, – прошептала женщина и нажала на звонок.

   Дверь мгновенно открылась, и от неожиданности Светка вздрогнула.

   – Что ты, девонька, так пугаешься?

   – От неожиданности, – произнесла она и стала ждать, когда ее пригласят войти.

   Но старушка не спешила, въедливо и оценивающе окинула Светку взглядом, и только затем вымолвила:

   – Проходи.

   Светлана осторожно зашла и остановилась у дверей.

   – Разувайся, пойдем на кухню.

   Хозяйка квартиры подождала, пока Светка разуется, и пошаркала по коридору.

   Светлана последовала за ней.

   – Садись и рассказывай, – приказала она, властно усаживаясь на стул.

   Светка опешила, не понимая, что конкретно хотела услышать особа, сидевшая перед ней, но ерепениться не стала, а спокойно произнесла:

   – Меня зовут Светлана, мне пятьдесят три года, и я хотела на долгое время снять жилье.

   – Чего это ты на старости лет шатаешься по чужим домам? – прервала старуха Светлану.

   Светка стала внутренне заводиться, стиснув зубы, смотрела на бабку и думала: «Если я старая, то ты просто древняя корова».

   Софья Павловна была высокого роста, крупного телосложения, седые волосы у нее аккуратно причесаны. Голос грубый, с нотками властности и надменности, таких женщин обычно называют – мужик в юбке. На первый взгляд ей можно дать лет семьдесят, может, больше. Близко посаженные серые глаза с бесчувствием и немного с презрением смотрели на Светку. Бабка положила свою руку на стол и нервно стучала пальцами.

   Поняв, что старуха на взводе, Светка вздохнула и вымолвила:

   – Развелась с мужем, поэтому вынуждена ходить по чужим домам и искать себе жилье.

   – Что же вы, на улице жили, имелось же у вас какое-то имущество?

   – Я жила в доме мужа и никаких прав на его собственность не имею.

   – Давно развелась?

   – Пока не развелись, недавно подала заявление.

   – Что, загулял?

   «Сериалы, наверное, любишь смотреть?» – чуть не выпалила Светка, но сдержалась – впервые за время, когда она стала видеть сущностей, ей захотелось немного поэкспериментировать. Если учитывать размеры сидевшей перед ней хозяйки жилья, то сущность была раза в два больше, она пыжилась, выкручивалась, качалась из стороны в сторону.

   «Так, чем ты больше всего любишь питаться?» – подумала Светка и, тихо шмыгая носом, стала лепетать, бросая мимолетные взгляды на сущность.

   – Ой, и не говорите Софья Павловна, загулял с молодухой.

   Бабка ударила кулаком по столу с такой силой, что сидевшая на стуле Светка подпрыгнула от неожиданности.

   – Все они кобели проклятые, мой по молодости тоже загулял, так я его быстро вышвырнула.

   Сущность сзади бабки стала махать своими конечностями, сердиться, подзадоривая хозяйку, и бабку «понесло». Лицо ее побагровело от гнева и ненависти, глаза метали молнии, а сущность расцветала и млела, высасывая эмоции старухи.

   – Я бы их всех кастрировала, всех до единого, своих детей бросают, что вытворяют, собаки!

   Светка испугалась, что бабушку сейчас разобьет паралич, и бегай потом, доказывай, что она здесь ни при чем, пора было как-то успокаивать бабулю – и больше никаких экспериментов.

   – Софья Павловна, я с вами вполне согласна, но понимаете, ведь среди всей этой серой массы есть любящие отцы и прекрасные семьянины. Может, все дело в воспитании? Ну и потом… встречаются и среди женщин гулящие.

   – Да всякого я насмотрелась на своем веку, – уже более спокойно ответила бабка и села с гордо поднятой головой.

   Сущность позади нее не ожидала таких перемен и предприняла еще несколько попыток разозлить хозяйку, но тщетно.

   «Вот это характер, – с восхищением и удивлением подумала Светка, – прям из стали вылеплен, умеет мгновенно собраться, как будто и не было ничего несколько минут назад».

   – Я люблю чистоту и порядок, полы будешь мыть три раза в неделю, пыль протирать каждый день. Возьму с тебя шесть тысяч за проживание. Пойдем, покажу тебе твою комнату.

   Она встала и повела растерянную Светку за собой. Открыла двери, приглашая, и вымолвила:

   – Проходи.

   Светлана оказалась в крошечной комнатке, в которой была старинная деревянная кровать, в цвет ей в углу стоял комод. Маленький круглый столик с двумя дубовыми стульями у окна, которое прикрывали тяжёлые бархатные шторы. В противоположном углу от кровати – резная этажерка. Мебель была старинная и по нынешним меркам стоила немалых денег.

   – Ну вот, как видишь, комнатка маленькая, да тебе одной много и не надо! Мебель старинная, так что береги! – Бабка открыла дверцы дубового шкафа. – Вещи свои можешь уложить на нижнюю полку, все остальные у меня заняты. Да, можешь еще пару вешалок принести, повесить самое необходимое, я не терплю, когда вещи валяются на кровати или висят на спинках стульев. Поняла?

   – Я все уяснила.

   – А работаешь кем?

   – Бухгалтером.

   – Профессия хорошая, как раз для женщины. Платят хорошо, не задерживают?

   – Нет, не задерживают, все выплаты вовремя.

   – А то я не люблю, когда начинаются всякие недоразумения насчет денег. Поэтому деньги будешь отдавать десятого числа каждого месяца, и оплата вперед. Согласна?

   – Да, я согласна.

   – Полку в холодильнике я тебе выделю, тарелки и кастрюли свои принесешь. Я свою посуду мою сама, а то не дай бог что разобьешь, мне любая вещь в моем доме – память, уяснила?

   – Да, конечно, все поняла.

   – Вот, еще чуть не забыла, подушку, одеяло и постельное тоже свое принесешь. Ключ дам, когда деньги заплатишь, и паспортные данные твои перепишу.

   Светка тяжко вздохнула и пошла к выходу, оплакивая свою будущую жизнь.

   «Попала в гестапо, всю кровушку выпьет, корова старая, вон как сущность раздобрела, пока она мне команды отдавала. И почему я такая невезучая, все только измываются надо мной, пользуются моей добротой. Хотя если я ее так про себя ругаю, то я такая же, как и она, злая. Злая ты, Светка – злая как собака, просидевшая всю жизнь на цепи».

   Бабка стояла рядом и не сводила с гостьи глаз, пока та надевала туфли.

   – Вещи свои перевезешь завтра, на сегодня у меня уже сил нет, пойду, прилягу. Это вы, молодые, скачете, как кузнечики, а нам старикам не до этого, все болит.

   Светлана обулась, подняла голову и посмотрела на бабку – сущность отдыхала.

   «Накушалась и спит себе спокойно».

   Светка отвела взгляд.

   – Так, если я вас правильно поняла, вы согласны сдать мне комнату в вашей квартире.

   – Правильно поняла, завтра можешь заселяться.

   – Спасибо.

   Выйдя из квартиры, женщина не спеша стала спускаться по ступенькам, напевая знакомую мелодию.

   – И начнется моя новая жизнь! Не вернется все, что было чужим. Я тебя в ней не оставлю. И начнется моя новая жизнь! Да, начнется, без обмана и лжи! Я тебя в ней исправлю.

   Выйдя из подъезда, посмотрела на небо и прошептала:

   – Спасибо, Господи, за то, что помогаешь мне! И поддержи меня на моем пути, не дай оступиться, не дай разувериться.

   Быстро смахнула набежавшие слезы и зашагала на остановку. Сегодня нужно было успеть перевести вещи к куме. Весь вечер у нее ушел на таскание сумок. Взяв последнюю, Светлана присела на краешек дивана, обвела грустным взглядом стены, к горлу подступил комок, в носу защипало от подступивших слез, не в силах больше выносить терзания, женщина разрыдалась. Казалось, сил уже не осталось ни на что.

   – За что мне все это? – завыла Светка от жалости к себе. – За что?! – закричала она и упала на диван, обхватила голову руками, скатилась на пол и завыла в голос.

   Сердце горело огнем от боли, страха и незнания того, что ждет впереди.

   – Столько лет жизни! – кричала она, катаясь и корчась по полу от охвативших ее терзаний. – Каждый угол дома вымыт и перетерт не единожды. Теперь нужно бросить родной дом, бросить все и отправляться неизвестно куда. Как я буду жить в чужом доме? Как?! – с надрывом выла, всхлипывая, продолжая корчиться на полу, чувствуя себя еще больше брошенной и никому не нужной.

   В этом огромном мире она одна со своими бедами и печалями, и от этого становилось еще горше. Вылив слезами страхи и жалость к себе, успокоилась, встала, качаясь, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась. Зареванные глаза и распухший нос, как теперь поедешь в таком виде?

   «Краса ты моя ненаглядная, люди будут шарахаться в стороны. И что, легче тебе стало от этих слез? Нет, не легче, а еще горше!» – ответила она себе самой, повернулась, окинула прощальным взглядом комнату и зашагала к выходу.

   Закрыв дверь, провернула два раза ключ в замке, вытащила его и бросила под лежащий у порога коврик. Идя по дорожке к калитке, представляла, как приедет Генка с работы и, увидев, что ее нет дома, обрадуется и вздохнет с облегчением. Он теперь свободен, «эта тварь» покинула его дом.

   У нее не было на него обиды, была только пустота – как глубокая черная пропасть. И казалось, что она пытается захватить женщину в свои объятья, чтобы раздавить и уничтожить. Нужно найти в себе силы все это преодолеть, только сейчас почему-то их совсем нет, этих самых сил. В голове шум, слабость во всем теле такая, что ноги передвигаются сами по себе. Она не помнила, как дошла до остановки, как села в автобус и как выходила из него. Очнулась только, когда услышала звонкий голос Юльки.

   – Ты, что с дуба рухнула? Ну, посмотри, на кого ты похожа?

   – Ругай, ругай меня, Юличка, иначе я сойду с ума. В голове один туман и сил совсем нет.

   – Нефиг доводить себя, я вон с ребенком в девяностых осталась, и как видишь, жива!

   – У тебя хоть свой угол был.

   – А что угол, – уже всхлипывая, говорила Юлька, плечи прогнулись от одиночества и забот, – что, думаешь, легко было?

   – Нет, нелегко, и за что нам все это?

   Они обнялись и разрыдались, ревели долго, каждая перебирала в памяти обиды и нестерпимую боль от них.

   – Ну все, хватит выть! – вытирая слезы и шмыгая носом, промолвила Юлька. – Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Так что, подруга, вставай и пошли на кухню лопать беляши.

   При этом слове Светка посмотрела на стоящую перед ней и поглаживающую свой живот Юльку. Беляши та делала отменные, и в данный момент Светка поняла, что безумно голодна и вымотана, и плевать ей на все сущности в мире и их желания. Главное, что Светка и Юлька живые, со своими земными человеческими запросами, а все остальное дорожная пыль.

   – Сразу не могла сказать, что беляшей наделала, реветь бы не пришлось! – идя на кухню, крикнула Светка удивленной Юльке.

   – Вот ты даешь, кума! – покачала головой Юлька, когда увидела, что Светка уже доедает первый беляш.

   – Веришь или нет, так есть хочется, наверное, от этого и ревела. Слушай, а молоко у тебя найдётся?

   – У меня все найдется. – Юлька достала молоко из холодильника и разлила по чашкам.

   Светка отхлебнула прохладного молока, закрыла глаза от удовольствия и что-то промычала невнятное.

   – Что ты там мычишь?

   – Такая вкуснятина, тут не только замычишь, а еще и захрюкаешь от удовольствия. Такая вкуснотень… и где эти мужики.

   – Мужикам нужны стройные, красивые, а у меня один спасательный пояс чего только стоит. – Юлька показала на свой выпирающий живот. – Ну и фиг с ними, пусть ходят голодными и кости глодают.

   Они прыснули со смеху.

   – Хватит уже, а то подавлюсь. И все-таки, Юлька, я думаю, ходит где-то твоё счастье.

   – Ага, бродит и углы домов сшибает, всё никак не дойдет.

   Представив описанную картину, вновь засмеялись.

   – А хочешь мяса тушеного?

   – Нет, на ночь, чтобы одни кошмары снились... Нахваталась всего, уже тяжесть в животе.

   – Какая там у тебя тяжесть, поклевала как цыплёнок.

   – Во всем меру надо знать, да и перехотелось уже что-то. Так что спасибо за хлеб и соль.

   – На здоровье.

   Юлька взяла кружки и помыла их.

   – Тогда пойдем в комнату, я тебе на диване постелила.

   – Спасибо, Юличка.

   – Да ладно тебе, как будто мы чужие, ты мне вон сколько времени помогала.

   Они прошли в комнату.

   – Вот тебе спальное место, – взяла Юлька подушку и взбила ее, – спать будешь, или телик посмотрим?

   – Давай телик, посидим, отвлечем голову от дурных мыслей.

   Юлька включила телевизор, пощелкала каналы, пока не нашла какое-то кино. Они, закинув ноги на диван, уселись смотреть очередную мыльную оперу. Светка не любила всю эту мутотень, но не хотела обижать подругу и поэтому уставилась в телевизор, а мыслями была далеко. Она блуждала в счастливом прошлом, вспоминала себя молодую. Жалко, нельзя вернуть то время, хотя нет, лучше вообще туда не возвращаться, заново построить жизнь нельзя, а переживать то, что было, ей панически не хотелось.

   Наконец фильм закончился. Юлька встала.

   – Я пошла спать, а ты, если хочешь, пощелкай, может, что интересное найдешь.

   Светка закрыла глаза.

   – Спокойной ночи, Юль, спасибо тебе.

   – Хватит уже свое спасибо раздавать, спи спокойно и, как говорят, на новом месте приснись жених невесте.

   – Не смеши. Ты много видела невест в пятьдесят три года?

   – Ну особо не видела, но ты ведь такая хорошая, добрая.

   – А ты, выходит, злая?

   – Нет, не злая.

   – Тогда какие женихи?

   – А мне зачем, все время говоришь, чтобы я себе мужика нашла.

   – Ты другое дело. Ты половину сознательной своей жизни одна прожила, а я по самое горло наелась ими. Никого видеть не могу. Нет никакой любви на белом свете, все это лишь физическое влечение. Мать-природа требует продолжения рода, вот и вьются возле нас самцы, а когда надоедаем, бросают, да еще с таким безразличием, как будто это не они совсем недавно обнимали, любили и пылали страстью. Теперь они другим говорят прекрасные слова, других целуют и не могут наглядеться. Ой, все, Юлька, иди ты с этими мужиками в дырень, совсем голову заморочила.

   – Все поняла, испаряюсь. Говорят, время лечит, может, и ты со временем все переосмыслишь.

   – Глупая ты, время не лечит, наоборот, оно пытается постоянно напомнить о прошлом. Будто сама не понимаешь. Ты вон сколько без своего прожила, а легче, что ли, не мучают обиды.

   – Ну, бывает иногда. Хорошего так и не видела в своей жизни.

   – Нет, Юлька, не говори глупости, последний твой был хоть куда, будет, что в старости вспомнить. А вот мне лучше ничего не вспоминать, тошно от всего и гадко. Ты спать мне дашь?

   – Все, испаряюсь.

   Юлька ушла в другую комнату и прикрыла дверь.

   «Вот так и мне нужно закрыть еще одну дверь, плотно и наглухо, и никогда не открывать ее. Сколько этих дверей ты закрыла, девочка моя, откуда только у тебя силы берутся. Юлька, дуреха смешная, со своими советами... И надо же до такого додуматься…»

   – На новом месте приснись жених невесте, – с улыбкой на устах и щемящей жалостью к себе прошептала Светка и погрузилась в сон.

   Сон был беспокойным. За ней кто-то гнался, но кто – было не разобрать. Страх душил так, что дыхание замирало, когда она в очередной раз спотыкалась и падала, а сердце стучало словно набат, глухо и с надрывом. Почувствовав чужое дыхание на своих волосах, поднималась, от трепета едва стоя на трясущихся ногах, и вновь бежала. И когда уже потеряла веру и надежду на спасение, ее схватили за руку. От неожиданности она еще больше испугалась и попыталась вырваться. Но захват был крепким, сильные руки прижали ее к мужскому телу. Светка глубоко дышала, сердце продолжало стучать учащенно и с надрывом, отвлекая своим бешеным ритмом от голоса возле ее уха, шептавшего что-то.

   Светка замерла, от мужчины исходили мощь и спокойствие. Но самым необычным и непривычным было для нее чувствовать сильные мужские руки, так нежно прижимающие ее. Ей стало спокойно и тепло в объятиях, она уже никого не боялась, все страхи улетучились, хотелось, чтобы этот мужчина никогда не разжимал своих рук. Она прижалась к нему, оперлась головой о его грудь и наконец услышала, что он говорит.

   – Тише, маленькая, успокойся. Я рядом.

   От его бархатистого голоса и горячего дыхания по ее телу пробежала горячая волна мурашек. Мужчина откинул копну ее светлых волос с шеи, нежно прошелся губами до уха, захватил мочку, чуть прикусил.

   Ноги Светки от прикосновений его губ стали ватными. Дыхание мужчины участилось. Он целовал ее шею, плечи, сильные руки нежно ласкали ее тело, раз за разом цепляя пальцами затвердевшие соски, заводя Светку, еще больше возбуждая. Стоны желания раз за разом срывались с ее губ, пальцы сжимались от нестерпимого наслаждения, что испытывала Светка в его крепких руках. Волна страсти накрыла с головой, отключила от всего мира, поместив в кокон, сотканный из ласк и нежности. Был только этот мужчина: его губы, его жаркое дыхание, его руки, заставляющие ее тело трепетать и изнывать от желания познать его в себе. Сил сдерживаться не хватало. Светлана повернулась и уткнулась лицом в его грудь, удивившись росту незнакомца.

   – Маленькая моя, – прошептал он, коснувшись настойчивыми губами ее волос, виска, щеки. Сильные руки, сжимающие ее спину, переместились – одна к волосам, другая проскользнула между ее ног.

   Светка вскрикнула от сладостной истомы, прошедшей волной по всему телу, подалась навстречу ласковым движениям пальцев. Кусая губы, сдерживала стоны наслаждения. Ее тонкие пальцы впивались в широкую спину от невыносимой пытки удовольствия, в которой она купалась. Пытка сладостью была невыносима, к счастью для нее, незнакомец желал ее не меньше. Обхватив волосы рукой, он приподнял ее голову, продолжая шептать:

   – Маленькая моя. Какая же ты горячая, мокренькая. Хочу тебя всю.

   Светлана почувствовала его горячее учащенное дыхание возле своих губ, чуть приоткрытых в ожидании прикосновения. Но еще большее желание было у нее увидеть мужчину, от ласковых рук которого она забыла обо всем на свете. Светка распахнула глаза. От вида широкой мужской груди испытала удивление. Незнакомец отстранился от ее губ и выпрямился, буквально в тот миг, когда она открыла глаза. Словно дразня, заводя ее еще больше, вызывая желание увидеть его. Светлана стала медленно поднимать свою голову…

   – Ты проснулась или спишь?

   Голос Юльки разорвал кокон сладостного сновидения.

   Сон мгновенно исчез. Светка тянулась в сон всем своим существом, чтобы вновь испытать то, что ощущала. Но незнакомец медленно растворился с остатками сна.

   «Да чтоб тебе мужика заводного найти – такого, чтобы ни днем, ни ночью из постели тебя не выпускал!» – про себя со злостью пожелала она куме не одного мужика, а парочку, и еще, чтобы ночью они ее будили через два часа, а лучше каждый час. Тогда бы она точно не мешала досматривать сны.

   – Ты не могла чуть позже зайти? Такой сон прервала.

   Светка продолжала лежать с закрытыми глазами и нежиться. Между ног горел огонь, тело, еще помнившее ласковые настойчивые руки мужчины, изнывало от возбуждения.

   «Вот это тебя накрыло, Светочка!»

   – Что, жених приснился? – не унималась Юлька.

   – Какой жених, мне что, двадцать лет! – зло выкрикнула Светка, все так же не открывая глаз, успокаивая свое возбужденное дыхание.

   – Так кто тогда снился? – как ни в чем не бывало, продолжала Юлька.

   – Мужчина. Так меня прижимал к себе. А какая от него шла сила, ты даже не представляешь – такая пьянящая, зовущая и дурманящая разум.

   – Секс-то был?

   – Кому что! Какой секс?! – уже на взводе раздраженно вскрикнула Светка.

   «Был бы обязательно, если бы не ты со своими вопросами!»

   Открыв глаза, она разочарованно поняла, что растаяли последние нити воспоминаний такого прекрасного сна.

   – Тебе чего не спится, выходной ведь?

   – А, привычка. Да и есть уже хочу, завтракать пора, а ты спишь.

   – Вот бы завтракала сама, а я бы лицо его увидела, а так теперь всю оставшуюся жизнь буду терзаться в догадках! Хоть во сне в объятиях настоящего мужика побывала.

   – Повезло тебе, я тоже хочу. Так что, Светка, ты как хочешь, а эту ночь диван мой, тоже загадаю на суженого.

   – А ты что, еще не спала на нем?

   – Нет, диван новый и на новом месте, старый диван у окна стоял.

   – Да спи ты, сколько хочешь, на своем диване, я сегодня перееду на новое место жительства.

   – А чего ты так торопишься, погостила бы.

   – Спасибо, Юлька, но мне привыкать нужно к новому месту, в понедельник на работу. И начнется моя новая жизнь. Раз уже разбудила, иди, вари кашу, а я пока умываться пойду.

   Светлана встала, убрала диван и пошла в ванную, почистила зубы. Залезла в душевую, постояла немного, прислушиваясь к себе и своему телу, до сих пор помнившему прикосновения возбужденного мужского тела.

   – Да что за наваждение такое?!

   «Последний раз тебя так накрывало лет пятнадцать назад. Хотя нет, так ни разу в жизни не накрывало. От одних только прикосновений мгновенно возбудилась. Чуть не заорала – Ваня, вернись, я ваша навеки. Вот это мужик! Так, Светка, это у тебя на нервной почве воображение разгулялось. Заканчивай свои страдания, это всего лишь сон, в жизни таких мужиков не бывает», – выругала она себя и включила на всю холодную воду.

   Она захотела раз и навсегда избавиться от наваждения, смыть несбыточные мечты, и ей это удалось. От холодной струи воды чуть не закричала, отскочила в сторону, хватая ртом воздух, вся съежилась и быстро переключила кран на горячую воду. Настроив нужную температуру, закрыла глаза и подставила лицо под струю воды. Образ мужчины всплыл из воспоминаний.

   – Не хочешь уходить или хочешь предупредить меня о чем-то?

   Сон вещий, Светка поняла это сразу, такой яркий был. Только о чем предупреждал этот сон? Как его расшифровать?

   Она выключила воду, взяла полотенце и стала вытираться, все время думая о том, что же высшие силы пытались ей донести. Может, залезть в интернет и там попытаться найти отгадку, хотя нет, чтобы кто-то чужой читал и переживал то, что она пережила… Ладно, постепенно все впечатления стираются, так и этот сон забудется, и через некоторое время будет восприниматься как обычный. Накинув халат, женщина вышла из ванны. По всей квартире разносился запах сгоревшего молока. Светка ухмыльнулась и пошла на кухню.

   – Ну ты даешь, кума. Кашу разучилась варить?

   – Так я и не варю, мне бы чего-нибудь вкусненького: пирожного, мороженого… – и при этом она загибала пальцы на руке, как Вовка из «Тридесятого царства».

   – Стоп, – перебила ее Светка. – Тебе лучше подойдут двое из ларца одинаковых с лица, фигурами вы очень похожи, вот пускай бы и лопали за тебя.

   – Еще чего, и что ты привязалась к моей фигуре, я особо не переживаю за ее формы, ни всем же быть как ты.

   – Да ладно, проехали, я тоже не идеал.

   Светка замолчала, не могла же она сказать Юльке, что ту подбивает на обжорство сущность из другого мира. Да и вправе ли она лезть со своими советами, для чего ее наделили этим даром, сама не знала.

   – Прости, я не хотела тебя обижать, просто устала очень, а если честно, я даже не представляю тебя худой.

   – Да я и не обижаюсь, знаю, что ты не со зла. – Она разлила кашу по тарелкам, кинула по кусочку масла, взяла сахарницу. – Будешь?

   – Нет и так жирно.

   – И чем ты только питаешься? – покачала головой Юлька и насыпала себе две ложки сахара.

   – Тем же, чем и ты, только чуть поменьше.

   «А теперь еще меньше придется», – но этого она не сказала, а улыбнулась Юльке.

   – Что, настроение хорошее после сна?

   – Настроение хоть куда. Страшно мне чего-то, как представлю свою дальнейшую жизнь, сразу тошнить начинает.

   – Не переживай, а то я заплачу. Козел твой Генка.

   – Нет, не козел – кролик.

   Они прыснули со смеху и долго смеялись до слез.

   – Да ну тебя, Светка, ешь, давай, а то каша остынет.

   Они позавтракали, Юлька помыла посуду.

   – Что сегодня планируешь сделать?

   – Я уже говорила, буду заселяться на новое место.

   – Чего-то мне за тебя страшно, жить в незнакомом доме с чужим человеком.

   – Выбора особого не было, а самое главное – цена подходящая, живут же некоторые, видно, и моя очередь настала.

   –Так, может, все-таки подумаешь и поживешь у меня.

   – Юль, опять ты за старое, ты понимаешь я ведь не на один день, а минимум лет на пять. Деньги буду копить себе на студию, поэтому буду крайне стеснена в финансах.

   – Что я для тебя, кусок хлеба пожалею?

   – Вопрос не в этом. Я знаю, что последнее отдашь, но у тебя своя жизнь, и я ничем не хочу тебя стеснять, да и Настя иногда ночует у тебя.

   – Да бежит, сопли на кулак наматывает, когда сожитель побьет, ору на нее, а толку нет. Синяки заживут, он приходит к ней с букетом, и она все прощает ему. Идиотка! И в кого только уродилась, уж точно не в меня, чтобы я такое терпела, да ни в жизнь.

   – Кто их разберет, эту молодёжь. Ты только не нервничай, себя береги.

   – Ага, побережешься тут, завтра на работу нервы мотать, некому в жилетку поплакаться.

   – Вам хоть на работе денег добавили?

   – Немного, и премию два раза уже выплачивали, говорят, комиссии проверочные ходят, вот и платят, а так кому мы нужны.

   Юлька работала в интернате для детей-инвалидов. Ужасная работа, Светка, наверное, не смогла бы работать там, рыдала бы только, глядя на деток. Только одно утешение у кумы и было – на пенсию уйти пораньше.

   – Тебе когда на пенсию документы подавать?

   – Через полгода, хоть одна радость от всей этой жизни.

   – Вот видишь, даже раньше меня на заслуженный отдых уйдешь.

   – Уйдешь тут, квартплату заплати, и чего останется.

   – Да, работаешь так больше половины жизни, а получать нечего. Вот в советское время наши родители нормальную пенсию получили, жалко, что девяностые все испохабили. Времени еще уйма. И какого беса ты в такую рань встаешь, сиди теперь, жди обеда.

   – Ты так и не рассказала сон про мужика.

   – А чего рассказывать, стала голову поднимать, чтобы на него посмотреть, а ты тут как тут – спишь или нет?

   – А голову зачем поднимать?

   – Юлька, чего ты тупишь? Он ростом был под два метра, а может, и больше. Я ему в грудь дышала.

   – Ничего себе! А сам какой?

   – Крышу сразу снесло, такая мощь. – Светка вздохнула, с грустью посмотрела в окно.

   – Ты чего?

   – Закрою глаза, и сразу его вижу. Что за наваждение? И еще страшно мне почему-то, какое-то предчувствие нехорошее.

   – Это у тебя от развода, этот непонятный сон и тревожность на душе.

   – Наверное, ладно, включи телевизор, посмотрим немного, а потом я сумки соберу, поеду с двумя, как колхозная баба.

   По телевизору шел очередной сериал, Юлька притихла, глядя на актеров, а Светка смотрела пустыми глазами на экран и представляла, как Генка теперь живет без нее.

   – Да ты совсем не смотришь, – прервала ее мысли Юлька.

   – Не могу сосредоточиться, мысли кружат, как рой пчел.

   Светка встала с дивана и пошла в кладовую, чтобы собрать нужные вещи.

   – Тебе помочь?

   – Спасибо, справлюсь.

   Взяв сумки, сложила в одну постельные принадлежности, во вторую – посуду и пакет необходимых вещей. Собирать-то нечего. Светлана отнесла сумки в прихожую и пошла на кухню, села у окна и стала смотреть на улицу. Она могла полдня просидеть вот так, глядя на жизнь за окном, и ей было все равно – люди это или машины. Но самым приятным для нее было смотреть, как идет дождь. Капли падают, на лужах образуются пузыри, одни лопаются, а вместо них сразу появляются другие. Обычно она упиралась лбом в стекло и улыбалась от счастья, так было хорошо на душе оттого, что все вокруг очищается и наполняется жизнью. Вот и сейчас – набежали черные тучи и на землю упали первые капли, и Светка улыбнулась.

   – Дождь в дорогу – к счастью. – Она встала, прислонилась к окну и прошептала: – И где же ты, моя вторая половинка, где же ты? Мне так одиноко и горько без тебя. Почему нас разбросала судьба? Неужели я так и не испытаю простого человеческого счастья?

   Слезы текли по щекам, но она не обращала на них внимания. Было жалко себя, жалко прожитых лет, принесших столько боли. Вновь вспоминала себя молодую веселую хохотушку и свои девичьи мечты. Как быстро пролетела жизнь: кажется, вчера только она с двумя бантами на голове и в белом фартуке стояла с одноклассниками на последнем звонке. Кажется, вчера в белом платье, счастливая, надевала на руку Генке обручальное кольцо. Кажется, вчера в сотый раз вскакивала ночью и бежала к детской кроватке, брала на руки сына и садилась кормить его грудью. Просыпался ночью он по три-четыре раза, и она, уставшая от вечного недосыпа, кормила и пеленала его, целовала и укладывала спать. Ее маленькая, любимая кровиночка росла не по дням, как говорится, а по часам. И она любила его и молилась, молилась каждый день, прося помощи и защиты у Матери Пресвятой Богородицы для своего дитя. И нет разницы, что ему уже под тридцать, он для нее ребенок, порой глупый и упрямый, порой добрый и ласковый. Очень хочется, чтобы был он счастливым и здоровым, чтобы в семье царили лад и любовь, и чтобы его детей минули беды.

   – Опять ревешь, – прервала ее мысли Юлька, пришедшая на кухню.

   – Так, жизнь вспомнила.

   – Может, чаю с беляшами?

   – Ставь чайник, а я в ванную пойду, умоюсь.

   Когда пришла, на столе уже стояли кружки и чашка с разогретыми беляшами.

   – Во, опять пир на весь мир.

   – Ага, – жуя, ответила Юлька.

   Светка улыбнулась. Было смешно смотреть, с каким аппетитом кума уплетает пирожки, сущность сзади нее млела от удовольствия. Оказалось, очень быстро можно привыкнуть к тому, что видишь. Может, оттого, что для себя Светка уже решила, что не в ее силах что-либо изменить. Она даже прикоснуться не может к этим созданиям-паразитам. Откуда они? Где живут? Может, они из другого мира, даже параллельного. Хотя кто может доказать, что он существует, этот параллельный мир – никто. Это равносильно тому, чтобы кто-нибудь попросил ее доказать, что она видит этих неземных созданий. Поэтому она украдкой поглядывала поверх голов людей, рассматривая и изучая виды сущностей.

   Они с Юлькой напились чаю, Светлана посмотрела в окно, дождь закончился, солнце выглянуло из-за туч. «Вот так и в моей жизни, пройдут хмурые дни ненастья, и осветится лучами солнца новая жизнь. По крайней мере, очень хочется верить в это, а куда же без веры, когда покидает вера, тогда, наверное, и заканчивается жизнь. А жить очень хочется, я должна и обязана жизнь не только за себя, но еще и за сестренок».

   Она улыбнулась грустно.

   – Вот, хоть улыбаться стала, я же говорю, чем больше ешь, тем веселей. И дальше жить хочется.

   Светка не стала объяснять Юльке, почему она улыбается, но и правда после пирогов стало спокойней.

   – Все, кума, мне пора в дорогу.

   – Куда ты с такими зареванными глазами?

   – Ничего, сейчас на улицу выйду, проветрюсь.

   Светлана встала, пошла в зал, сняла халат, переоделась, взяла сумочку и направилась в прихожую.

   – А на дорожку посидеть.

   – Я уже сидела у себя в доме, хватит.

   Светлана обулась, взяла сумку.

   – Так, я на выход с сумками, дверь за мной закрой.

   – Хорошо, – промямлила Юлька.

   – Опять жуешь?

   – Угу, конфету.

   Светка покачала головой и переступила порог. Осторожно спустилась по ступенькам, открыла парадную дверь и вышла на улицу. Вдохнула прохладную свежесть, улыбнулась и направилась на остановку. Ей пришлось долго ждать автобуса, но она особо и не спешила, на душе было как-то тревожно и страшно. Когда подошел автобус, даже обрадовалась, казалось, чтобы успокоить свое тревожное состояние, нужно быстрей разместиться на новом месте.

***

Светлана вышла на нужной остановке и зашагала по тротуару. Чтобы отвлечься, смотрела на прохожих и их сущности. Навстречу ей шли два молодых парня. Худощавые, со стеклянными, ничего не выражающими глазами. Сущности сзади них были очень неприятного зелено-желтого цвета, чем-то напоминая субстанцию гноя.

   Светка съежилась, когда они проходили мимо, от соприкосновения с ними почувствовалась какая-то отвратительная мерзость.

   «Наркоманы», – мелькнула мысль. Теперь понятно, почему люди шарахаются от них как от прокаженных. Даже не видя сущностей, люди чувствуют вонючих омерзительных созданий.

   Подойдя к нужной парадной, женщина нажала номер квартиры в домофоне. Несколько минут играла мелодия, которую прервал строгий голос:

   – Кто?

   – Софья Павловна, здравствуйте, это Светлана.

   – Хорошо, проходи.

   Светка открыла дверь и вошла в парадную. Поднимаясь по ступенькам, думала, как же ей не хочется жить вместе с этой черствой и грубой женщиной, но выбора не было. Оказавшись у двери, нажала на звонок, дверь открылась.

   – Что, спать долго любишь?

   – Почему?

   – Я думала, ты с утра приедешь.

   – Встала я рано, просто не знала, во сколько вы просыпаетесь, поэтому и не стала беспокоить.

   – Проходи, не стой у порога.

   Светка вошла, за ней тут же закрыли дверь на три замка.

   – И это все твои вещи?– смотря с ухмылкой на сумки, спросила бабка.

   – Я взяла самое необходимое, остальное оставила у подруги.

   – Хорошо, иди, располагайся, вон твоя комната.

   Скинув обувь, Светлана пошла в свою комнату, поставив сумки на пол, села на кровать и стала смотреть в окно. На душе была пустота, ей всё казалось, что сейчас пробежит последняя строка и титры покажут «конец фильма».

   Бабка приоткрыла дверь, заглянула в комнату.

   – Я-то думаю, чего не выходит? А она, оказывается, села и сидит.

   «Полный пипец. Вот это попала, даже посидеть спокойно теперь не дадут».

   – Не знаю, с чего начать.

   – Не знает она, сумки выгружай.

   – Спасибо, что подсказали, – спокойно ответила Светка, смотря бабке в глаза.

   Та с вниманием поглядела на нее, наверное, пыталась понять, не огрызнулась ли новая приживалка. Но, не увидев на лице женщины ничего вызывающего, успокоилась.

   – Ладно, пойду на кухню, и ты свою посуду неси.

   Светлана встала, достала первую сумку, вытащила постельное белье, затем взяла вторую сумку, вынула вещи и уже с оставшимися прошла на кухню.

   – Вот твоя полка, в столе можешь поставить кастрюли и тарелки, а в холодильнике будешь вот сюда всё ставить, – открыв его, старуха указала на нижнюю полку. – Готовить сегодня будешь?

   – Нет, завтра, сегодня схожу в магазин и затарюсь.

   – Как хочешь, паспорт свой давай, перепишу данные.

   Светка сходила в комнату вытащила из сумочки паспорт и принесла бабке.

   Та с вниманием открыла его и стала рассматривать фотографию.

   – Молодая ты симпатичная была.

   У Светки от удивления приподнялись брови, она редко слышала в свой адрес подобные высказывания.

   – Чего удивляешься, я человек прямолинейный, – сказав это, бабка переписала все на лист бумаги. Вытащила из халата ключи и передала Светлане. – Вот эти три от входной двери, а этот от парадной. Когда бы ты ни уходила, обязательно закрывай дверь на три замка, поняла?

   – Поняла.

   Светлана взяла ключи, паспорт положила в карман брюк и стала вытаскивать из сумки кастрюльки и тарелки. Расставила посуду, и к ней почему-то пришло понимание – к прошлому возврата нет, начинается новый этап в её жизни.

ГЛАВА 3.Новая жизнь.

Светлана долго привыкала к новой, совсем не знакомой ей жизни. Лежа вечерами в постели, слушала звуки и голоса, доносившиеся из-за стенок, и соседскую визгливую собаку, лающую на любой стук в доме. Кровать была очень неудобной, каждое утро женщина просыпалась с таким чувством, что ее всю ночь били палками. С тоской вспоминала дом, в котором жила, тишину, и даже соседские собаки, лающие по ночам, теперь ей казались, самыми безобидными созданиями на всей земле.

   Мужа практически не вспоминала, прошел уже месяц, как их развели в зале суда. Геннадий пришел с группой поддержки, со своей новой пассией. Они все время о чем-то разговаривали, он периодически брал ее руку и целовал. Увидев это представление, Светка очень удивилась и даже ухмыльнулась, что он хотел этим показать? Что так влюблен или что ценит свою новую женщину?

   Было гадко и противно, в мыслях Светка все торопила судью быстрей сказать заключительное слово. Наконец, когда все закончилось, вздохнула с облегчением. Она не помнила, как добралась домой, и очнулась только от голоса Софьи Павловны.

   – Что, развели?

   Светка вздрогнула, непонимающим взглядом смотрела на бабку, той пришлось даже повторить свой вопрос.

   – Я спрашиваю, развели или нет?

   – А, конечно, развели, – мотнула головой Светка и стала снимать туфли.

   – А чего хмурая такая, переживаешь, что ли?

   – Я хмурая? Да просто задумалась и проголодалась, – старалась придать голосу бодрые нотки, ответила Светка.

   – Я уж было подумала, что расстроилась, не стоят они того, чтобы за ними убиваться и слезы лить.

   – Да я и не переживаю, – ответила Светка и пошла на кухню утолять голод, на ходу думая: «Вот привязалась, кошелка старая, тебе-то какое дело, что у меня на душе».

   Зайдя на кухню, открыла холодильник, посмотрела на кастрюлю с борщом и чуть не разревелась. Ей уже изрядно надоела жизнь впроголодь. Ограничивать себя приходилось во всем, и сейчас, смотря на кастрюлю, Светка поняла, что не сможет запихнуть в себя ее содержимое. Нужно было съесть что-то вкусненькое, чтобы дать почувствовать себе, что не так в жизни все и плохо. Захлопнув дверцу холодильника, развернулась и столкнулась с Софьей Павловной.

   «Надо же, даже не заметила, как она за мной шла. Совсем что-то ты расклеилась, моя голубушка, развод – это ведь не конец света. Это всего лишь маленький эпизод в твоей жизни».

   – Я в магазин за сладостями, нужно это дело как-то отметить, – улыбаясь, сказала Светлана, смотря на Софью Павловну. – Вам, что-нибудь купить?

   – У меня все есть, если только половинку хлеба, ну того, что ты в прошлый раз покупала, с разными семечками.

   – Хорошо, будет сделано, двери тогда за мной закройте.

   Светлана быстро обулась и вышла из квартиры, сбежала по ступенькам, открыла парадную дверь и вдохнула всей грудью прохладный воздух. Зная, что бабка сидит и смотрит на нее из окна, не торопясь, зашагала в сторону пяти углов, в магазин «Магнит».

   Светка внимательно рассматривала заваленные товаром прилавки, при этом глядела на ценники, выискивая скидки. И чем дольше ходила, тем труднее становился выбор, и она решила купить грамм двести самых дорогих конфет. Кинув в пакет две горсти конфет, прошлась в хлебный отдел, взяла для Софьи Павловны хлеб и по дороге захватила брикет мороженого. Рассчитавшись на кассе, вышла из магазина, развернула упаковку на брикете и надкусила мороженое. Прищурила глаза от удовольствия, всего-то сладкие молочные продукты, а доставляют столько счастья. Нужно баловать себя хотя бы раз в неделю чем-нибудь вкусненьким, иначе от постоянной экономии в депрессию можно впасть. Так размышляя о своей теперь незавидной жизни, не заметила, как пришла домой. Быстро скинув туфли, направилась на кухню и высыпала конфеты в вазу. Софья Павловна встала за ее спиной, вытянув шею, бросила взгляд на стол.

   – Дорогущее, небось.

   – Ага, ради такого случая можно и раскошелиться, сейчас поставлю чайник и будем пить чай.

   Поставив чайник на плиту, Светлана прошла в свою комнату, переоделась и вернулась на кухню. Бабка уже поставила чашки, положила в них пакетики с чаем, притом, Светкины, и сидела, ждала. Чайник надрывисто засвистел, сняв его, старуха разлила кипяток по чашкам. Обе принялись пить чай, понемногу надкусывали конфеты, растягивая удовольствие.

   – Вот сейчас чаю попьем, и ты пол помоешь, пыльно очень.

   Светка удивленно посмотрела на бабку.

   – Так вчера ж мыла.

   – Лето, окна открыты, пыль летит, мне дышать тяжело.

   – Хорошо, – промолвила Светлана. И без того безрадостное настроение упало на минорный лад. Ей хотелось завалиться на кровать и продолжить чтение недавно взятой в библиотеке интересной фантастической книги. Но, оказывается, живя на съемной квартире, она даже своим временем не могла распоряжаться самостоятельно. Спасала только работа, хоть там могла забыть на время о кошмаре, в котором теперь жила.

   Софья Павловна оказалась женщиной капризной и волевой, она без зазрения совести раздавала то одни, то другие поручения, прекрасно понимая, что Светке совершенно некуда деться. Светка злилась, конечно, не на то, что убирается, а на то, что как-то бабка проболталась, что до этого к ней приходили убираться три раза в неделю. И стоило это немалых денег.

   «Конечно, что греха таить, там платить надо, а тут бесплатная рабсила. Да еще с глобальной проверкой», – думала Светка, наливая в ведро воды.

   Помыв пол, ушла в свою спальню, легла на кровать, взяла в руки книгу, но, как ни старалась погрузиться в чтение, не удавалось ничего. Мысли были хаотичны, все время возвращались в зал суда, картины одна за другой выплывали в памяти.

   «Имущество будите делить?» – спросила судья.

   Генка, надо отдать ему должное, промолчал, и Светка поспешно ответила:

   – Нет.

   Может, думал, что она за это время поменяла свою позицию и начнет делить все, а может, как всегда, предоставил решать ей все самой. У одной только его пассии все это время бегали глазки, и что только он в ней нашел? Светке эта женщина была неприятна не потому, что она разбила их семью, просто бывает – неприятен человек, и все.

   «Вот наконец ты свободна, – сказала сама себе Светка, – и новая жизнь у тебя должна быть хорошей, нет, не должна, а просто обязана быть лучше и счастливей. Сколько же можно страдать, хочется хотя бы на старости лет узнать, что такое счастье».

***

Прошло уже четыре месяца Светкиного проживания в чужой квартире, дни, похожие как близнецы, сменяли друг друга. Серые, скучные, лишенные радости, они угнетали и подавляли, казалось, вытягивая последние силы, опустошая внутренний мир.

   «Что-то ты совсем приуныла, – говорила сама себе Светка, – нужно найти какое-нибудь занятие, а то крыша съедет от скуки, даже поругаться не с кем, это с моим-то взрывным темпераментом».

   Намывая в очередной раз пол, она была полностью погружена в свои мысли и даже не сразу поняла, что Софья Павловна обращается к ней.

   – Я что тебе, по два раза повторять должна! Давай домывай, и на кухню приходи, разговор у меня к тебе есть!

   «Опять двадцать пять, достала со своими приказами!» – зло отжимая тряпку, думала Светка. Вылив воду с ведра, вымыла не спеша руки раз пять, специально растягивая время, чтобы позлить бабку, и прошла на кухню, поставила чайник на плиту, повернулась.

   – О чем вы хотели со мной поговорить?

   Бабка окинула Светку надменным взглядом.

   – Живешь ты у меня уже четвертый месяц, этого времени мне было достаточно, чтобы понять, что ты за человек. И я приняла решение подарить тебе свою квартиру.

   Она внимательно смотрела на выражение лица Светки, а та в свою очередь, пропустила как всегда мимо ушей весь разговор, потому что мыслями была в очередной книге, которую читала.

   – Да ты меня совсем не слушаешь! – возмутилась бабка.

   Светка встрепенулась.

   – Простите, о чем вы говорили?

   – Хочу дарственную подписать на тебя.

   – Какую дарственную?

   До Светки туго доходил смысл услышанного.

   – Да дарственную, на свою квартиру!

   – А я тут причем?

   – Совсем голова пустая, что ли, ничего не понимаешь! Я решила отписать свою квартиру тебе, чтобы мои родственники никаких притязаний на нее не имели!

   – А мне она зачем?

   Бабка, даже растерялась и замолчала ненадолго, удивленно смотря на Светку.

   Закипевший чайник разорвал их зрительный контакт.

   Светлана разлила кипяток по чашкам, взяла пирожок и откусила, стала живать, смотря в окно.

   – Чего ты жуешь, когда с тобой разговаривают! – заорала бабка и ударила по столу кулаком.

   «За-дол-бала!»

   Светка смотрела на искаженное злобой лицо бабки.

   «И чего тебе от меня надо? Даже поесть уже спокойно не даешь».

   – Я, по-моему, вам все ответила, или вас что-то не устраивает? – уже на повышенных тонах ответила она, смотря на искаженное от гнева старческое лицо, отставив чашку с пирожком подальше. Не мигая и не отрывая взгляда, вложив в него все свое презрение и безразличие, она продолжала смотреть на хозяйку квартиры.

   «Думала, что хоть на съемной квартире поживу спокойно, но, видать, покой нам только снится. И когда ты только отвяжешься от меня, корова старая?»

   Бабка ненадолго растерялась, но быстро взяла себя в руки.

   – Первый раз вижу такую дурочку, счастье ей в руки плывет, а она отказывается. Или, может, ты все-таки не поняла, что я тебе предлагаю.

   – Софья Павловна, я не глухая, и прекрасно поняла и расслышала, что вы мне предлагаете, но еще раз вам говорю, мне не нужна ваша квартира! Я работаю, откладываю себе на свою, собственную.

   – Ага, – зло ухмыльнулась бабка, это сколько лет ты на нее будешь откладывать! Поди, до гробовой доски! А тут двушка, в центре Павловска, да другая бы молилась на меня, а эта посмотрите, нос воротит!

   – Я нос не ворочу, просто мне чужого не надо, я хочу свое.

   – Да ты не понимаешь, сколько мне осталось жить на белом свете, ну, поухаживаешь за мной, когда стану немощной и совсем старой.

   «Ага, и ты меня со свету сживешь еще раньше себя».

   – Софья Павловна, большое вам спасибо за проявленную заботу, но мне, честно, ничего чужого не надо, и простите меня, если я вас чем-то обидела. А самое главное, мы с вами не можем знать, кого из нас раньше призовет Господь. Поэтому оставим эту тему раз и навсегда. А на квартиру напишите завещание своим родственникам.

   Светлана встала, дав понять, что не собирается продолжать разговор, вылила остывший недопитый чай и помыла кружку, а пирожок выкинула в помойное ведро. Хоть и нехорошо хлеб выкидывать, только после такого разговора еда колом в желудке встанет. Развернулась и пошла в свою комнату, услышав окрик в спину.

   – Смотри, какая гордая, да видать, глупая, больше предлагать не буду, много чести!

   «И тебе не хворать, – ответила ей мысленно Светка, закрывая дверь, и села у окна, стала смотреть на улицу. – Все настроение и аппетит испортила, карга старая, да если бы не безвыходное положение, я бы уже на второй день от тебя сбежала, только пятки б сверкали. Квартиру она решила мне подарить, добродетельная какая, если у тебя характер такой, то какой тогда характер у твоих родственников, они меня потом по судам затаскают. Ты сейчас надо мной измываешься, а чем дальше, тем только хуже будет. Боженька родненький, за что мне все это, почему столько испытаний выпало? Иногда сил не хватает даже встать с кровати. Чувствую себя брошенной и ненужной. Одна в этом мире. Совершенно одна».

   Крупные слезы заструились по щекам, а она их не замечала, смотрела в окно пустым взглядом. Может, вид сущностей выматывал ее так. Одно дело, когда ты живешь обычной жизнью, другое – постоянное напряжение и контроль над собой. У нее разболелась голова, в последнее время часто прыгало давление, стоило только немного понервничать.

   Вытерев слезы, Светка достала таблетку из сумочки, насухо проглотила ее, выходить за водой на кухню не хотелось.

   Прошел еще один месяц совместного проживания, больше бабка не заводила разговор насчет квартиры, но зато теперь в дело и без дела долбала квартирантку. То пол плохо помыла, то пыль через час найдет при открытой форточке.

   Светка решила, что пора искать другое жилье, пока ее в гроб не вогнали раньше времени.

ГЛАВА 4. Вещий сон с двойным дном

Была пятница, придя с работы и надраив полы, Светка зашла в свою комнату и улеглась на кровать, читать новый детектив. Но не тут-то было, бабке приспичило попить чаю с булочкой, а той, как назло, не оказалось, и она, недолго думая, прервала Светкино чтение и в приказном порядке отправила ее в магазин.

   «Как же ты меня достала, – думала Светка, обувая туфли, – ни дня покоя нет. Так и тянет все соки из меня, булочку ей подавай, фигуру бы лучше поберегла, вдруг замуж еще выходить».

   Светка заулыбалась, представив Софью Павловну в свадебном платье.

   – Чего лыбишься? – недовольно сказала бабка, стоя возле Светки с кошельком в руках.

   – Да так, настроение хорошее.

   Бабка недовольно фыркнула и достала из кошелька пятьдесят рублей.

   – С творогом или с вареньем?

   – Любую, да чтобы свежая была.

   «Ты и прошлогоднюю проглотишь, и ничего с тобой не будет», – забирая деньги, подумала Светка и вышла из квартиры.

   Оказавшись на улице, не спеша пошла по тротуару, чтобы позлить бабку.

   «А ты думала, я бегом побегу за твоей булочкой? Нет уж, дорогая Софья Павловна, вечер прекрасный, буду дышать озоном. И поэтому отправлюсь за булочкой на пять углов. И вразвалочку, не спеша, отправлюсь, а вы сидите у окна и ждите, не все же вам надо мной издеваться. Хотя нет, я не мстительная, просто нервы на пределе. Не могу же я послать вас далеко и надолго, вот и приходится держать все в себе. А иногда кажется – еще немного, и вулкан взорвется».

   Когда Светка дошла до магазина, на улице стало совсем темно. Взяв корзинку, направилась к хлебному отделу, особого выбора булочек не было, практически все разобрали. Выбор пал на небольшую ватрушку. Бросив ее в корзинку, Светка пошла к молочному отделу, прихватила бутылочку кефира, направилась в сторону кассы. Очередь была небольшой. Встав позади молодой пары, мыслями она ушла в свою жизнь. Наконец подошла ее очередь, и когда Светка уже собиралась выложить свои продукты, ее грубо оттолкнул мужчина со словами:

   – Подвинься, бабка, встала тут со своей кошелкой!

   Светка отскочила, наступив кому-то на ногу. Машинально извинилась и покраснела, ей было так стыдно и неудобно, что ее при всех так унижают. И она даже вначале немного опешила и растерялась от такой наглости.

   Оттолкнул ее высокий, довольно симпатичный мужчина – светловолосый и выхоленный, одетый с иголочки и притом явно в дорогих бутиках. Окинув Светку пренебрежительным взглядом, он стал выкладывать из тележки коньяк, затем фрукты. На руке поблескивали дорогие часы. Развернув кожаный портмоне, набитый купюрами, он достал две пятитысячные. Мужчина источал власть и богатство, и было совсем непонятно, зачем он забрел в магазин для среднего класса.

   Сегодня явно был не самый лучший день у мужика, ибо затронул он ничем не привлекательную, спокойно стоящую женщину, правда, рожденную под знаком Овна. Вот это и было его самой большой ошибкой.

   Светку прорвало. Вся копившаяся эти несколько месяцев злость взорвалась и выплеснулась в гневном крике, разнесшемся по магазину.

   – Ой! Внучек! Куда ты так торопишься?! Никак обосрался?! Так давай я тебе памперс поменяю!

   Кто-то сзади нее прыснул от смеха. Все посетители магазина сразу обратили свои взоры в их сторону. Мужчина, окинув взглядом улыбающихся покупателей, ждущих продолжения перебранки, со злобой посмотрел на Светку. Толпа начинала его бесить. Посетители откровенно разглядывали его с явным интересом и веселыми искорками в глазах, улыбками на лицах. Многие улыбались, кроме Светки, которая немного отошла от кассы и сверлила его злыми глазами.

   – Ты чего, дура, орешь?! Закрой свой рот! – выкрикнул мужчина, раздраженно играя желваками, серые глаза вспыхнули яростью. Сделав шаг к Светке, он замахнулся на нее своей пятерней.

   Но реакция у нее оказалась быстрее, двадцать с лишним лет замужества за ее бывшим пригодились как никогда. Она со всего маха ударила хама носком туфли прямо по берцовой кости.

   Мужчина завыл, схватился за больную ногу и смачно выругался матом.

   Мужской веселый смех разнесся сзади Светки, но она не обращала ни на кого внимания. Медленно опустила корзину на пол и встала в боевую стойку, поставив руки по бокам, готовая к сражению.

   «Хватило с лихвой хамства от мужа, а этот богатенький выродок приперся не в свой магазин, да еще опозорил при всех, скотина».

   Ноздри у Светки раздувались от волнения и тяжелого дыхания, брови от гнева сошлись к переносице, обозначив глубокие параллельные складки, а наполненные злостью глаза поедали мужчину, с воем прыгающего на одной ноге и ругающегося матом на весь магазин.

   – Ты!.. – Мужчина обратил на нее свой взор и вспомнил весь матерный запас слов.

   – Я! – опять возмущенно сказала Светка. – Ты меня при всех еще материть будешь!

   Неистовство распирало ее, и она решила добавить великовозрастному придурку – сделала шаг в его сторону, готовая еще раз долбануть хама. Но ей не дали этого сделать, чьи-то руки подхватили ее как пушинку и оттащили подальше.

   – Тише, маленькая, успокойся, а то ты моего брата искалечишь и инвалидом сделаешь.

   Мужчина, обхвативший ее, едва говорил от давившего его смеха.

   – Серега! Держи ее крепко! Она мне за все ответит! – выкрикнул с перекошенным от злобы лицом все еще державшийся за ногу хам.

   Но для Светки уже ничего не существовало вокруг. Она замерла, так как мгновенно вспомнила свой сон и сильные мужские руки, державшие ее в объятьях. Сделала слабую попытку еще раз вырваться, но тут же почувствовала дыхание возле своей головы.

   – Тише, тише маленькая. Куда ты так рвешься?

   В интонации голоса мужчины, который держал ее крепко в объятиях, слышались веселость и жизнерадостность.

   Светка притихла в его могучих руках, оторопев. Для нее в этот момент существовал только этот незнакомец. Она купалась в его мужской силе, запах дорогого парфюма дурманил, дыхание ее в один миг стало тихим, а сердце, казалось, замерло от обволакивающей ее ласки и блаженства. А еще оно зашлось от понимания, что буквально через мгновение они разбегутся в разные стороны – сейчас мужчина разомкнет объятия, и она опять останется во власти холода и одиночества. Ей сразу захотелось унести с собой это волнующее волшебство, впитать в себя силу и мощь незнакомца. Сон ведь был так давно, и она уже забыла, как это – трепетать от волнующих все естество чувств. Да еще каких! Прижавшись к нему спиной, старалась впитать в себя гамму ощущений, оставить в памяти теперь уже настоящие прикосновения незнакомца. Почему вдруг возникло такое желание, она не понимала. Может, потому что никто и никогда в жизни не называл ее так, не прижимал к себе нежно и бережно.

   «А может, этот незнакомец быть моей второй половинкой? Глупая, тебя всего лишь мужик к себе прижал, а ты уже размечталась».

   Мужчина замер, ему показалось, что женщину, которую он сейчас держит в своих объятиях, он знает уже давно. Смотря на ее светлую макушку, прижав к себе ее тело, вдруг ставшее в один миг родным, он подумал: «Моя».

   И его душа замерла от одного только слова.

   Как давно это было. Именно так он выбрал себе Альку, каким-то внутренним непонятным чутьем, непостижимым даже ему самому. Одно только слово, переворачивающее все у него внутри и обозначающее только его право на женщину. Завоевать, захватить в свои объятья и не выпускать, наслаждаясь дурманящим, сводящим с ума ароматом ее тела, манящими и слегка припухшими от поцелуев губами.

   «Моя».

   От нахлынувших воспоминаний и ощущений он растерялся, руки его ослабли.

   А Светка в это время тонула, растворяясь в мощи и силе мужского тела. Чтобы запомнить его навсегда. Представила, что проникает всеми клеточками своего организма в него, впитывает его тепло и силу, вновь и вновь растворяется в нем, тонет в омуте счастья.

   Неожиданно ее накрыла волна холода и боли. Внутренний голос завизжал. «Беги!»

   Почувствовав, что мужчина ослабил хватку, она в тот же миг юркнула вниз. Выскочив из его объятий, не обращая внимания на брошенную корзину, женщина побежала на выход. Ноги ее не слушались, с большим трудом удавалась как-то их переставлять. Добежав до выхода, она на миг остановилась и повернулась, чтобы унести с собой образ этого мужчины.

   Светке незнакомец из сна показался просто огромным, он был примерно метра под два высотой, густые черные волосы красиво уложены. На щеках небольшая щетина, а карие глаза, заполненные растерянностью, смотрели на Светку с изумлением. Мужчину нельзя было назвать красавцем, но он обладал притягательной харизмой, от которой Светку снова накрыло волной оцепенения. Встретившись с ним взглядом, она поняла, что никогда его не забудет. Наконец, охватившее их обоих наваждение развеялось от крика его брата-хама.

   – Серега, держи ее, а то убежит! Эта сука за все мне заплатит!

   Незнакомец бросился в ее сторону, но она успела юркнуть перед заходившими в магазин людьми.

   Светка не понимала, что с ней творится. Что-то тяжелое сидело на ее голове и пропускало свои щупальца сквозь тело, причиняя нестерпимую боль. От этой боли хотелось кричать, упасть и брыкаться, только бы все стало как прежде – без боли и той тяжести, от которых подгибались коленки. Едва хватило сил на полусогнутых ногах дойди до угла магазина и спрятаться, скрыться от чужих глаз. Прислонившись спиной к стене, закрыв глаза от давящей боли, вся белая как смерть, она медленно сползла по стенке на землю от бессилия. Ей казалось, что ее тело пропускают через жернова. Закусив губы, чтобы не закричать, она услышала поспешные шаги, остановившиеся недалеко от нее, и взволнованные голоса.

   – Где она?! Где эта ведьма?! Куда могла смыться? Вот сучка, попадись она мне только! Ты хоть видел, куда она побежала?!

   – Нет, не видел.

   – Так, может, она совсем в другую сторону рванула? Наверно, уже и след простыл.

   Светка сжалась, услышав приближающиеся к ней шаги.

   Незнакомец остановился на углу здания, совсем рядом.

   – Вероятней всего, – сказал он неуверенно, нахмурив брови, и стал внимательно всматриваться в ночную темноту.

   Один-единственный шаг за угол здания разделял его от Светки. Шаг – и он бы нашел ее.

   Светлана, свернувшись калачиком, лежала на холодном сыром асфальте в полуобморочном состоянии и корчилась от боли, и только разум с проблесками прояснения кричал: «Господи, помоги! Обереги, отведи! Прости мне мой грех и злобу. Прости мне мою ярость, которую я обрушила на незнакомого человека, и не наказывай меня строго».

   Но и разум стал туманиться, сливаясь с раздирающей болью в голове, даже мысли приносили нестерпимую боль.

   – Серега, ты меня слышишь?! Пошли уже! Ну и вид у тебя, как будто она у тебя кошелек вытащила. Проверь, все на месте?!

   – Все нормально, Паша. Пошли, ее нигде не видно.

   – Да пошла она…

   Хам вновь крепко выругался.

   – Вези меня лучше в травму, такое чувство, что она мне кость сломала. Накрылась медным тазом моя рыбалка и девочки, буду сидеть дома с загипсованной ногой.

   Павел стоял, едва касаясь больной ногой до асфальта, весь взъерошенный, злой, и был похож на расфуфыренного, нахохлившегося боевого воробья.

   Сергей, увидев всю эту картину и вспомнив инцидент в магазине, захохотал во весь голос, согнувшись пополам и держась за живот.

   – Ты чего ржешь?! Тебе бы так заехали, я бы посмотрел, как бы ты тогда смеялся.

   В голосе говорившего слышалась обида, перемешанная со злостью.

   – Замолчи, пожалуйста, а то я сейчас лопну от смеха, внучек!

   Сергей опять зашелся в истерическом смехе, то и дело смахивая бежавшие по щекам слезы.

   – Да ладно тебе. Ты только никому не рассказывай. Вот стерва, опозорила на весь магазин.

   Он попытался пойти, но тут же взвыл от боли.

   – Хватит ржать! Помоги мне лучше до машины дойти.

   Светка слышала ругань и шарканье удаляющихся шагов, вскоре и их не стало слышно. Где-то совсем рядом кипела жизнь, слышались звуки проезжающих машин, визг тормозов, разговоры людей и хлопанье дверей от машин. Ей казалось, что холод и сырость, идущие от асфальта, пробрались под ее кожу и поселились там навечно.

   Полежав еще немного и собравшись с силами, она заставила себя подняться на четвереньки. Размытая дождями асфальтная крошка впилась в ладошки и коленки, добавляя боли. Качаясь, Светка едва смогла приподнять руку, чтобы упереться об стену, но потеряв точку опоры, тут же упала, ударившись лицом. Горячие слезы потекли по щекам, из-под слегка приоткрытых век она смотрела на кружащуюся под ее руками землю. Закрыв глаза, прошептала: «Мамочка, родненькая. Что со мной такое?»

   Обращение к матери придало сил, и ничего, что ее уже давно нет в этом мире. Тот далекий неизвестный мир, забирающий ее близких, неожиданно откликнулся, сжалился, и образ улыбающейся матери ясно проявился перед закрытыми глазами. Ясные материнские глаза, смотрящие с заботой и любовью на Светку, придали силы.

   «Вставай, маленькая моя, вставай. Ты ведь сильная. Ты сможешь встать. Вставай», – прошептала Светка себе и приподнялась на дрожащих руках.

   Голова немного прояснилась. Вздохнув несколько раз тяжело, собираясь с силами, женщина наконец оперлась одной рукой о стенку магазина. Постояв в такой позе некоторое время, подняла вторую и оперлась уже обеими руками о твердую опору. Осторожно, постепенно, переставляя руки повыше, стала подниматься. Когда выпрямилась полностью, холодный пот стекал по ее вискам и лбу. Постояв немного, собравшись вновь с силой, сделала первый шаг. Стараясь упираться руками о стену, осторожно пошла. Ей казалось, что на нее давит невидимая, налитая свинцом масса. Каждый шаг давался с большим трудом. Тело дрожало, ноги то и дело подкашивались, но желанье жить придавало силы, и где она находила эти силы в себе, сама не знала.

   Дойдя до угла магазина, чуть передохнула, очень не хотелось терять твердую опору, но предстояло пройти самую длинную дорогу в ее жизни. Путь домой, пусть и не в ее дом, пусть не в родной дом… но больше ей идти некуда. Оттолкнувшись от стены, едва переставляя ноги, она пошла, качаясь.

   Какой же долгой была эта дорога, несколько раз Светка падала. Но вновь находила силы подняться. Хватаясь за фонарные столбы, цеплялась за них, чтобы не упасть, и, переводя дыхание, вновь отталкивалась, качаясь и не выпуская из вида другой столб, шла к нему неуверенной походкой, зная, что сейчас дойдет и вновь сможет опереться и чуточку отдохнуть.

   На нее смотрели прохожие, кто-то с укором, кто-то с любопытством, но никто не попытался помочь. Проходившая мимо молодежь заржала, кто-то выкрикнул.

   – Смотрите! Во тетка накачалась!

   Кто-то из них присвистнул, и, заржав, они прошли мимо.

   «Вот и хорошо. Ступайте себе с миром. А мне осталось совсем немного. Совсем чуть-чуть. Я дойду. Я обязательно дойду».

   Сколько прошло времени, представить было тяжело, но Светка увидела знакомый дом, и комок боли сжал горло. Хотелось завыть – не то от счастья, не то от охватившего ее отчаянья и понимания, что помочь ей некому. Слезы хлынули потоком.

   Софья Павловна вздрогнула, услышав звонок, подойдя к двери, посмотрела в глазок и удивилась, увидев квартирантку. Недовольно стала открывать замки и, распахнув дверь, произнесла:

   – Где тебя черти носили? Чего звонишь, своими ключами не открываешь?

   Она хотела еще что-то сказать, но Светлана, переступив порог, смотрела на нее непонимающим взглядом. Затем, держась за стенку, остановилась и попыталась снять туфли. Окинув коридор все таким же странным взглядом, задержала его на зеркале, висевшем напротив. В отражении за Светкой зависала огромная черная сущность, пустые злые глазницы, смотревшие на нее, горели багровым цветом.

   Ноги подкосились, и Светлана упала плашмя на пол.

   Бабка стояла, оцепенев, и некоторое время растерянно смотрела на квартирантку. Сначала она подумала, что Светлана мертвецки пьяна. Одежда на ней была грязная. Еще Софья успела разглядеть, прежде чем квартирантка упала, ее окровавленные коленки, видневшиеся из-под разодранных колготок. Она наклонилась, принюхивалась, стараясь уловить запах алкоголя, но ничего не услышав, вдруг испугалась. Присев на корточки, затихла и стала прислушиваться, пытаясь уловить дыхание, и, когда поняла, что не слышит, как женщина дышит, дико испугалась.

   Руки и ноги у нее затряслись, и ей стоило немалых усилий дойти до телефона. Руки дрожали и не слушались, с большим трудом она набрала номер и стала слушать гудки вызова. Наконец на другом конце провода она услышала короткое:

   – Да.

   За всю жизнь она никогда не радовалась этому простому слову.

   – Приезжай, срочно.

   Сказала она и положила трубку. Сердце ее бешено колотилось от страха и мыслей.

   «Что же это такое творится».

   Ей не страшна была ее смерть, в старости как-то свыкаешься с мыслью, что ничего нет вечного. Но совсем неподвижное тело жилички наводило какой-то панический ужас, от которого тряслись руки и подкатывала тошнота.

   Она обошла лежащую на полу квартирантку, стараясь не смотреть на нее, и прошла на кухню, достала лекарства, накапала себе побольше и залпом выпила. Присела на стул и стала ждать, представляя себе картины – приезд милиции и допросы, отчего и почему? Да только она-то ведь ничего не знает, ну ушла в магазин и вернулась через два часа никакая. Да кто ее знает, эту квартирантку, где она шлялась! И откуда Софье знать, что с ней такого могло случиться?

   От неожиданно раздавшегося по всей квартире звонка вздрогнула, встала, но стояла в нерешительности, боясь опять оказаться рядом с лежащей у порога жиличкой. Второй, более настойчивый звонок привел ее в чувства, и она нерешительно направилась в коридор, пришло понимание, что вечно она все равно не сможет отсиживаться на кухне. Открыла замки, и тут же дверь распахнулась, на пороге стоял сын. Он смотрел на нее холодным проницательным взглядом.

   – Что случилось? – не меняя выражения лица, спросил он.

   – Пройди и сам увидишь, – так же холодно произнесла старуха и осторожно прошла мимо лежащей на полу квартирантки.

   Он вошел и остановился, увидев на полу незнакомку.

   – Дверь-то закрой, неровен час, увидит кто из соседей.

   Михаил прикрыл дверь и опять посмотрел на женщину, затем перевел все такой же холодный взгляд на мать.

   Та, не выдержав, резко сказала.

   – Что ты стоишь, посмотри, жива она или нет?!

   – Сперва я хочу услышать объяснения, как эта женщина оказалась в твоей квартире?

   – Какой же ты бесчувственный! Она моя квартирантка!

   У него от удивления слегка приподнялись брови, и ничего больше не говоря, он подошёл к женщине. Присев на корточки, взял руку, пальцы были ледяными, ногти покрыла синева. Нащупав пульс, стал считать удары сердца, насчитав сто тридцать, внимательно посмотрел на квартирантку матери и дотронулся до ее лба, который оказался очень холодным.

   – Странно, – произнес, не поднимая головы, поднял женщину на руки и понес в комнату.

   Сзади него, шоркая ногами, тяжело шла Софья Павловна.

   – Что же это, с ней такое, была ведь совершенно здорова. А вдруг это заразно?

   Михаил ее не слушал, он уложил женщину на кровать.

   – Я не знаю, что с ней. Скорую нужно вызывать, паспортные данные ее у тебя хоть есть?

   – Я еще из ума не выжила. Все у меня есть! – гордо подняв голову и облокотившись на костыль, с вызовом ответила Софья.

   – Мам, тогда звони в скорую, а я температуру смеряю. Градусник у тебя есть?

   – Смотри как забегал, а о матеренном здоровье даже не спросил. Вот помру, чужие люди похоронят, а ты и знать не будешь!

   – Мам, она совсем ледяная, может, у нее судороги какие, или еще что-то, и если она умрет, придется вызывать полицию, а они точно тебя до гроба доведут. Так что бери ее паспортные данные и вызывай скорую, а я за градусником. Где он?

   – На кухне, полка возле окна, там коробка с лекарствами, возьми – уходя, крикнула она.

   Михаил пошел на кухню, взял коробку и чуть ее не выронил, руки слегка дрожали.

   «Нужно успокоиться», – сказал он себе и, открыв коробку, стал перебирать лекарства. Найдя градусник советских времен, даже разозлился. Надежды на то, что он исправен, почти не было. Мужчина, встряхнув его несколько раз, прошел быстрыми шагами в спальню. Положив градусник под мышку женщины, стал ждать, время тянулось долго. Не выдержав, Михаил вытащил его и сначала не поверил свои глазам – красная полоса замерла на отметке сорок.

   «Не может этого быть, градусник старый, наверное, неисправен».

   – Скорую вызвала, пойду к себе в комнату полежу, что-то голова разболелась, – кряхтя и охая, Софья пошла в свою спальню.

   Михаил сосредоточенно, с волнением смотрел на лежащую с закрытыми глазами женщину, потрогал ее лоб, он был все таким же холодным. Захотелось схватить незнакомку за плечи и потрясти как следует, чтобы она наконец пришла в себя и исчезли бы все его страхи.

   Резкий звонок оборвал его мысли, он бросился к двери и, сняв трубку домофона, сразу нажал кнопку открытия двери. Затем, провернув ключи, открыл дверь и стал ждать, на лестнице слышались шаги и вскоре появился врач с медицинским чемоданом в руке

   – Это у вас больная?

   – Да.

   Он подождал, когда врач войдет в квартиру и сразу закрыл за ним дверь.

   – Прошу, – указав рукой, куда необходимо пройти, подождал.

   Софья открыла дверь своей спальни, окинула доктора изучающим взглядом, затем промолвила:

   – Может, сначала меня посмотрите, что-то я себя совсем неважно чувствую, переволновалось сильно. И надо же такому случиться, рухнула без чувств прямо у меня на глазах.

   Врач подошел к бабке, взял ее за запястье и стал слушать пульс.

   – У вас высокое давление или низкое?

   – Нет у меня никакого давления, – серые глаза вмиг заволокла злоба, брови еще больше нависли над глазами.

   Врач немного растерялся.

   – Тогда пройдемте в комнату, я вам укол поставлю, так как сердце ваше слишком часто бьется.

   – Уколов мне тоже не надо, таблетку лучше дай.

   – Мам… – Мужчина замолчал на полуслове, бабка посмотрела на него холодным надменным взглядом.

   – Что, какая-то смазливая баба тебе важнее, чем мать! – выкрикнула она нервно.

   – Почему сразу важнее. Я ее вижу впервые, и она не моя квартирантка, – раздраженно ответил Михаил.

   Прервал их перебранку доктор, которому надоело это, он открыл медицинский чемодан и протянул бабке таблетку.

   – Возьмите и запейте большим количеством воды.

   – Спасибо, доктор, хорошо хоть есть кому побеспокоиться о твоей матери, сам ты даже позвонить не соизволишь! – переходя на крик, вопила бабка.

   – Ты сама отказалась от моей помощи, и прошу, не начинай при людях выяснять отношения. И еще – я могу сейчас уйти, и ты сама возись со своей квартиранткой.

   – Вот так всегда, растишь детей, а потом помощи от них никакой не дождешься! – уже со слезами на глазах выкрикнула она и со всего маха закрыла дверь своей спальни.

   Михаил вздохнул.

   – Пойдемте, доктор, там женщина лежит, у нее температура сорок, правда, градусник старый, может, и наврал.

   Они быстро прошли в спальню к больной. Доктор открыл чемоданчик, внимательно посмотрел на женщину.

   – Бледный цвет лица, дыхание поверхностное. Я пойду руки вымою, провожать меня не надо, я уже наизусть выучил планировку в домах.

   Он вышел и вернулся через некоторое время.

   Пока его не было, Михаил не сводил глаз с женщины, ее слегка припухлые губы покрыла бледная синева. И только волосы, небрежно разбросанные по подушке, почему-то успокаивали. Казалось, женщина просто спит, вот она неожиданно открыла глаза, в них промелькнуло удивление, и она вновь их закрыла.

   – Так, уже лучше, – сказал доктор и стал осматривать больную.

   Пощупал пульс, затем достал прибор для измерения давления, надел на руку женщины манжет и стал качать грушу, внимательно следя за стрелкой на манометре. Давление оказалось высоким – сто девяносто на сто, пульс сто три удара. Достал градусник и положил под мышку больной.

   – Вы не могли бы руку ее пока подержать, чтобы градусник не выпал, а я сейчас подключу кардиограф, – достал он из чемодана небольшой прибор с проводами и посмотрел на женщину. – Так, что там у нас градусник показал, – посмотрел он на шкалу, затем перевел взволнованный взгляд на пациентку. – Ваш градусник не соврал, у нее действительно чуть больше сорока. А теперь мне нужно подключить аппарат ЭКГ, для этого ее необходимо раздеть.

   – Извините, доктор, я впервые вижу эту женщину, пойду к матери, попрошу ее.

   Михаил вышел, приблизился к комнате матери, встал возле двери, собираясь с духом, и нерешительно постучал в дверь.

   – Чего надо?

   – Мам, ты не могла бы выйти и помочь.

   – Чего это моя помощь вам понадобилась, я еле живая.

   – Доктору необходимо снять кардиограмму, и он попросил раздеть ее.

   – Кого – ее?

   – Да квартирантку твою.

   – А я тут причем. Пусть сама переодевается.

   – Ты разве не понимаешь, она ведь без сознания, необходимо быстрей выяснить причину ее обморока, и нам нужна твоя помощь.

   – От температуры не умирают. Сами справитесь! – крикнула Софья с вызовом и стала ворчать, всхлипывая. – Мать лежит тут, еле живая, а он, бесчувственный, заставляет ее какую-то бабу переодевать. Где у меня силы-то. Ты хоть подумал?! Эгоист бессердечный!

   Михаил еще немного постоял и вернулся назад к больной.

   – Мать отказалась помогать, будем сами действовать по обстоятельствам.

   Он подошел к лежащей и стал снимать с нее одежду, ему никогда не приходилось раздевать совершенно незнакомую женщину, поэтому руки его слегка подрагивали, и у него все получалось неуклюже. Он снял с нее футболку, осталось только нижнее белье. Он перевел взгляд на доктора, перебирающего, как ни в чем не бывало, какие-то провода.

   Наконец тот перевел взгляд на больную.

   – Бюстгальтер тоже снимите, мне нужно присоски в область сердца прикрепить.

   Михаил помедлил совсем немного, а затем засунул руки под бесчувственное тело женщины, нащупал крючки и расстегнул их. Сняв лифчик, быстро отвернулся.

   – Я вам ещё нужен?

   – Пока нет.

   Врач взял тюбик с какой-то бесцветной жидкостью и наклонился над больной.

   Михаил развернулся и вышел. Вновь приблизился к двери, постояв немного, открыл ее и вошел в комнату к матери. Та лежала на кровати с закрытым глазами. Он сел на край. Взяв руку матери, стал гладить ее пальцы.

   – Мам, тебе легче?

   – Как же, будет здесь легче, совсем никому не нужна, – поджала она губу, как маленький ребенок, который вот-вот расплачется.

   – Мам, мне никто не нужен, кроме тебя. Я ведь старался, помогал тебе, но ты отказалась от моей помощи и смотри, что из этого вышло. Пустила в квартиру сомнительного вида женщину. У меня даже в голове не укладывается, как может человек дожить до седых волос и все бегать по чужим квартирам в поисках крыши над головой. Просто какой-то ветер в голове, вот с такими и случаются всякие неприятности.

   – Брось чушь молоть, разведенка она, муж из дома попросил, а в ее квартире дети живут, вот и скитается по чужим углам. А женщина она неплохая, трудолюбивая, аккуратная, да и работает бухгалтером.

   – Смотри, чтобы не обставила тебя с квартирой, видать чересчур хорошая, что муж на улицу выгнал.

   – Чего-то я тебя не узнаю, всегда всех защищаешь, а тут взъелся на совершенно незнакомого человека.

   – За тебя боюсь.

   – Да не бойся, я ей уже сама предложила на нее квартиру переписать, так она так взбесилась. Гордая больно. Сказала – сама себе на жилье накопит, а в чужом не нуждается.

   – Мам, тебя совсем нельзя без присмотра оставить, как только додумалась постороннему человеку квартиру предлагать.

   – А что тут такого, вот заодно и проверила, чтобы спать спокойно.

   – Мама, мама. Вот очнется твоя больная, и я попрошу ее подыскать себе другое жилье.

   – А пол мне мыть кто будет?

   – Я же тебе нанимал специальные службы, так ты скандал устроила.

   – Еще бы я не устроила! Ты бы видел, как они глазами водили по моей мебели и коврам.

   – Все тебе не так, а эта, значит, не водила?

   – Ты опять начинаешь матери хамить? – Софья возмутилась, а потом уже более спокойно произнесла: – Эта – нет, безразличная.

   Она замолчала и погрузилась в воспоминания, это было понятно по ее хитро прищуренным глазам, смотревшим некоторое время в одну точку, затем встрепенулась, продолжила:

   – Чудная, про таких, как она, в наши годы говорили, простая как три рубля. Поэтому жизнь ее, видать, и бьет, иногда простота хуже воровства, – брезгливо сморщила лицо бабка.

   – Я смотрю тебе вроде получше, пойду посмотрю, что врач делает.

   – А ты что, доктор, чтобы определить – лучше мне или нет?

   – Я не доктор, но обязательно попрошу его перед уходом заглянуть к тебе и еще раз тщательно осмотреть. Сама ты к врачам не ходишь.

   Он не успел договорить, как мать закричала.

   – Смерти моей желаешь! Вон Сонька из девятой квартиры легла в больницу, и где теперь эта горемыка! На кладбище лежит. Знаешь, сколько наших соседок после больниц вперед ногами вынесли? Нет, не знаешь, где вам, молодым да здоровым, внимание обращать на такие мелочи, как смерть одной из старых бабок. А я все вижу, все замечаю.

   – Мам, ты никогда не думала, что люди от старости умирают.

   – Какая старость, она в магазин бежала, молодые не могли догнать! Старость говоришь. Нет, не старость, не нужны мы никому, пенсии у нас большие – вот и избавляются от нас всякими разными путями.

   – Что за бред ты несешь.

   – Я тебе покажу бред!

   Бабка соскочила с кровати, в одно мгновение схватила костыль и, размахнувшись, ударила сына по плечу.

   – Опять ты за старое, с тобой даже поговорить нельзя ни о чем. И прекрати меня бить своим костылем, я ведь не маленький мальчик.

   Михаил встал и вышел из комнаты, оставив тяжело дышащую мать одну, она смотрела на закрытую дверь с ненавистью.

   Зайдя в комнату к квартирантке, он понял, что ничего не изменилось в его отсутствие, доктор складывал в сундучок электроды.

   – Вы пришли. Ну что могу сказать – инфаркта нет, инсульта тоже, легкие чистые, без хрипов, температура держится.

   – Вы ее будете забирать в больницу?

   – Не вижу необходимости. Я выпишу вам жаропонижающие.

   – Так почему у нее такая температура? Может, лучше осмотреть ее в больнице, да и под наблюдением там будет.

   – Поверьте мне, в больнице будет не лучше, завтра выходной, дежурный врач нарасхват и вспомнит ли кто про вашу знакомую, сложно сказать.

   – Она не моя знакомая. А вдруг это заразно?

   – Я понимаю вашу тревогу, но и вы меня правильно поймите, не нужно ей в больницу, Другое здесь что-то, может, нервное, были ли у нее какие-то потрясения в последнее время?

   – Вроде мать сказала, что развод.

   – Ну вот видите, ей лучше полежать в домашней обстановке, переодеть ее нужно во что-нибудь легкое, желательно из хлопка. Укол от температуры я ей поставил, рецепт написал. Да, еще, она работает?

   – Вроде да, бухгалтером.

   – Тогда вам нужно вызвать участкового врача, больничные скорая не выписывает.

   Светка на кровати застонала, приоткрыла глаза и от боли мгновенно их закрыла. Ей показалось, что миллионы светлых ярких иголок только этого и ждали, чтобы проникнуть в нее и наполнить неимоверной болью, по щекам покатились слезы. Кто-то стоял рядом и разговаривал. Стон боли вырвался из ее груди. Слегка приоткрыв веки и пытаясь рассмотреть комнату через крупные слезинки, которые остались на глазах, Светка все равно зажмурилась. Яркий свет теперь переливался разноцветно и радужно.

   Она увидела стоящего рядом мужчину. Он тут же присел на край кровати и с вниманием посмотрел на нее. Сказать, что мужчина был красив, значит ничего не сказать, за свою жизнь Светке не доводилась видеть мужчин с такой внешностью. Что-то было неземное в его облике, греческий профиль, глаза – настолько голубые, что, казалось, в них отражается небо, в цвет глазам такая же голубая рубашка, русые волосы аккуратно подстрижены. Он был атлетического телосложения, правда, намного худее Генки. От тела мужчины отходили светлые лучи и переливались всеми цветами радуги.

   – Вы – ангел? И я в раю, – тихо промолвила Светка и тут же услышала голос бабки, раздававшейся из ее спальни.

   – Ну что, очнулась, горемычная?!

   Светка простонала, моргнула, последние слезинки скатились по вискам и все волшебство исчезло.

   – Нет, ошиблась, опять в аду, – разочарованно промолвила она и замолчала.

   – Вот видите, я ведь говорил, что ни в какую больницу не надо.

   Мужчина, сидевший возле нее, встал и на его место присел другой – в белом халате, потрогав ее лоб.

   – Как вы себя чувствуете? У вас была высокая температура, возможно, из-за нервного срыва, а может, еще какая другая причина. Беречь нужно себя, так что желаю вам скорейшего выздоровления.

   – А можно я вам кое-что пожелаю.

   Доктор удивленно посмотрел на женщину и с ухмылкой кивнул в знак одобрения.

   – Вы меня простите, доктор, только утянет сущность вас в свой зеленый омут, все разрушит.

   – Это вы о чем сейчас?

   Он взял Светкину руку и стал слушать пульс, убедившись, что пульс в норме, потрогал ее лоб и с непониманием посмотрел на нее.

   – Доктор, не переживайте за меня, мне уже легче, а вот вам неимоверно хочется выпить.

   Светка видела, как сущность сзади доктора вот уже четыре раза поднимала руку и, запрокинув голову, имитировала глотание, а затем блаженно качалась из стороны в сторону.

   – Погубит она вас, уничтожит все: любовь, семью, счастье. Вы потеряете работу, у вас заведутся новые друзья, потому что у нее одно лишь желание – насладиться вашим пороком, а может, она и толкает вас к этому пороку. Желание ее велико, хочет высосать вас до самого дна, опустошить и превратить в управляемую ей оболочку. А почему оболочку, да потому что ничего человеческого в вас больше не останется. Не думайте, что у меня бред, мне вдруг стало вас жалко, а может, та чаша, которую мне с недавнего времени приходится нести, слишком тяжела и хочется скинуть с плеч непосильную ношу. Простите меня, я не должна была так поступать, даже не имела никакого права на такую речь. Больно и тяжко на душе, поэтому и раскидываю свой яд и обижаю ни в чем не повинных людей. Забудьте обо всем, что я только что говорила. Живите как жили, потому что очень мало людей, которые вырываются из этого плена. Если смотреть на спившихся людей, да и не только на них, а на тех, кто имеет другие пороки, то приходит понимание того, что никто из них не замечает, в какую бездну они погружаются. Слишком манящий и дурманящий соблазн, перед которым трудно устоять. Слишком сильно нужно любить жизнь и дорожить ею, а осознать, куда ведет тебя эта дорога, сможет не каждый. Простите меня еще раз, доктор, какой-то сумбур в голове, да и не смотрите на меня так, психушку тоже, прошу, не вызывайте.

   – Да я и не собирался. Что, и правда видите? Экстрасенс, что ли?

   – Вижу, только видят ли экстрасенсы то, что вижу я – не знаю, да если честно, и знать не хочу. Устала я, спать хочется, вы меня простите.

   Светка натянула одеяло до самой головы и закрыла глаза.

   Виктор постоял еще какое-то время, смотря на уже спящую пациентку, и переосмысливал услышанное. Можно было, конечно, все, что сказала больная, назвать осложнением после высокой температуры. Да только права была эта женщина, на все сто процентов – права. Выпить хотелось неимоверно, и продолжается это уже бог знает какое время. И с работы его уже перевели. Был ведь отличным хирургом, а теперь вот на скорой работает, и тут его терпят только потому, что врачей не хватает. Он повернулся и посмотрел на стоящего рядом мужчину с тревогой в глазах.

   – Я не совсем понял, о чем это она сейчас говорила.

   «А тебе и ни к чему знать», – подумал он.

   – Бывают осложнения после высокой температуры, может, книжек начиталась каких, женщины такие слабые существа, вот и перемешалось все в голове, а после такой температуры немудрено. Я оставлю вам свой номер телефона, в случае непредвиденных обстоятельств, звоните.

   Он взял свой чемоданчик и направился к выходу.

   Было видно, что мужчине совсем не хотелось оставаться одному с больной женщиной, да еще незнакомой, но помимо этого у него еще была капризная мать.

   – Вы бы не могли еще раз перед уходом осмотреть мою мать.

   Доктор повернулся, с вниманием посмотрел на мужчину, с виду здоровый сильный мужик и годов уже за пятьдесят, а мать боится, будто мальчик.

   – Хорошо, пройдемте.

   Они остановились у двери ее комнаты и робко постучали, услышали хрипловатый голос.

   – Проходите.

   Войдя, Виктор поставил свой чемодан на стол, открыл его и стал внимательно рассматривать имеющееся препараты.

   Бабка зло выкрикнула.

   – Долго рыться будешь в своем чемодане! Давай выкладывай, что там с моей квартиранткой?!

   Доктор подскочил от неожиданности и промолчал.

   «Вот это бабушка! Вот это жизненная сила! Только что еле говорила. Вот хитрая мегера!»

   – Да все будет хорошо с вашей квартиранткой, нервное перенапряжение, организм ослаб вот и борется таким способом с навалившейся проблемой.

   А про себя подумал:

   «Мало ей проблем, так еще ты со своим вредным характером, издеваешься, наверное, как можешь, а ответить она, бедная, тебе не может».

   – Вот дура! Нашла, за что переживать! Подумаешь, развод! Я вот совсем молодая развелась и не разу не пожалела, и сына сама на ноги поставила, выучила. Он этот, как его, – замолчала она и посмотрела на сына, ища у того поддержку, чтобы вспомнить незнакомое сложное слово.

   – Предприниматель, мам.

   – Во-во, предприниматель, вроде слово простое, а вот оказия – никак не запомню.

   – Глицин можно принимать для памяти.

   – Таблетки, что ли?

   – Совершенно безобидные, студенты пачками употребляют, чтобы память лучше была.

   – На память я не жалуюсь, я тебе могу припомнить, что было в восьмидесятых годах, как мы все переживали, когда Брежнев умер, думали, война начнется. Славу богу, обошлось… или вот…

   Она не успела договорить, доктор ее прервал.

   – Раз у вас больше жалоб нет, тогда я вас покидаю, меня еще пациенты ждут.

   Он развернулся и быстро вышел из комнаты, ему не хотелось слушать грубую склочную старуху.

   За ним вышел ее сын, в коридоре у двери он вытащил из кармана тысячную купюру, протянул. Виктор молча взял, сунул в карман и вышел из квартиры, но на пороге остановился:

   – Если что, звоните, у меня два дня выходных.

   Он повернулся и зашагал по лестнице, в кармане у него была тысячная купюра, на хороший коньячок хватит.

   Он вспомнил, как все начиналось с этих коньячков, люди благодарили за проделанные им операции. За то, что живы и нет больше мучительной боли, сколько их было – уже и не вспомнить, но почти каждый старался отблагодарить. Благодарили и уходили домой, в свои семьи, и он уходил с бутылочкой коньячка, сначала выпивал за ужином, всего-то ничего, стопочку, а потом и сам не заметил, как эти стопочки переросли в бутылочки. И теперь нет любимой работы, нет счастливой семьи, хотя Милка, молодец, до сих пор не бросила, только смотрит с болью в глазах и плачет, закрывшись в ванной. Все это он видел и понимал, но ничего не мог поделать с собой, какая-то неведомая сила тащила его в водочный отдел, и он каждый раз после попойки зарекался, но на следующий день не мог остановиться. Весь день ругал себя и каждый раз говорил: «Хватит, с сегодняшнего дня ни капли в рот».

   Но к вечеру все обещания, данные себе, забывались. Внутри горело, и он бежал быстрей домой, представляя, как сядет за стол и терпкая жидкость, растекаясь, будет обжигать горло, доставляя блаженство и радость.

   Почему-то только после слов этой женщины пришло осознание, во что он превратился. Да только все равно выпить хотелось неимоверно. Мысли кружили хороводом и были только об одном – быстрей, быстрей в магазин, к заветному коньяку. От понимания того, что с ним происходит, и от раздирающей борьбы в душе, захотелось закричать во все горло. Он остановился у выхода, прислонился лбом к холодной двери, руки слегка дрожали.

   «А может, все, что сказала эта больная – просто бред. Ну да, вот я дурак, конечно, бред – бред больной пациентки. Вот я идиот, нашел чему верить».

   И он опять чуть не закричал от внутренней борьбы, которая раздирала его, потому что какая-то часть его верила в то, что ему сказали, и эта часть теперь не будет давать ему покоя. Он нажал на кнопку в дверях и вышел на улицу, холодный ветер ударил в лицо, а он ничего не замечал. Мысли путались, он прошел к машине скорой помощи, открыл дверь и сел рядом с водителем.

   – Чего-то ты долго, Петрович, сложный случай?

   Он посмотрел пустыми глазами на водителя и невразумительно пробормотал:

   – Да, сложный.

   Затем замолчал и уставился в стекло.

   Водитель пожал плечами, завел машину, и они поехали. Всю дорогу Саныч поглядывал на тихо сидевшего доктора. Торопиться было уже некуда, смена их закончилась. Он притормозил у магазина,

   – Виктор Петрович, ну ты как сегодня? – спросил, намекая на очередную бутылку.

   Виктор посмотрел на него глазами, полными боли.

   – Нет, Сан Саныч, сегодня я домой.

   Тот удивленно посмотрел, пожал плечами и тронулся дальше. Машина остановилась у старого кирпичного дома.

   – Все, Петрович, приехали.

   Виктор открыл дверцу кабины, что-то пробормотал и, ссутулившись, пошел к дому.

   Шофер почесал голову, смотря удивленно вслед уходящему доктору, пока тот не скрылся в подъезде.

   – Чего это с ним? Ничего не понимаю? Ай! – махнул он рукой, как бы прогоняя от себя ненужные проблемы, завел машину и поехал.

   Виктор не спеша поднимался по ступенькам. Сколько раз за всю свою жизнь он прыгал, бегал, ходил по этим ступенькам, он их не замечал, они были чем-то обыденным. Но сегодня он различал каждый скол, каждую трещинку на очередной ступеньке. Вот так и жизнь со своими взлетами и падениями, сделал верный шаг – оказался на одной ступеньке выше, оступился, шаг вниз. Только он в своей жизни медленно спускался, сам не замечая того, что остановился на самой последней ступеньке.

   Вынув ключи из кармана, открыл дверь, но его никто не вышел встречать.

   «А ведь было когда-то… выбегали все домочадцы, обнимали и радовались моему возвращению. Жена целовала в щеку и говорила – мой руки и за стол. А сын и дочка висели на мне и не давали сделать шагу. Тогда я их подхватывал, нес на диван, прижимал и щекотал, дети смеялись и пытались выбраться. Куда все делось? Счастье такое хрупкое – как женщина, обидишь, и упадет в сердце капля боли. А как же сердце любимой Милки, и ведь до сих пор не ушла. Неужели любит? Очень хочется верить, что любит. Мне нужна ее любовь, она мне просто необходима – как воздух. Во, Витек неужели еще не все пропил? Неужели еще осталось что-то человеческое?»

   Он прошел на кухню, Милка сидела, проверяя тетради – она работала учителем химии в школе.

   «С недавнего времени она перебралась на кухню. Веронике уже десять лет, Игорю пятнадцать, они сейчас сидят по разным комнатам и тоже учат уроки. В двушке совсем мало места, а я ничего не сделал, чтобы им жилось лучше. Я их просто вычеркнул из своей жизни, заменив другим другом – веселым, а иногда и печальным. Были моменты, когда, напившись, сидел и лил слезы – жалел себя».

   Стало стыдно. Виктор присел за стол и стал смотреть на жену.

   «Скоро сорок, а она ни капли не изменилась, такая же красивая и любимая».

   Любил он Милку до безумия, и эта любовь никуда не ушла, а все так же горит внутри огнем. Никто ему не нужен был, кроме нее, сколько баб пыталось затащить его в постель, да только он никого не желал, кроме нее. Самой дорогой, самой любимой, самой необыкновенной женщиной на свете была она для него.

   Мила на мгновение замерла, но головы не подняла, а продолжила дальше смотреть в тетрадь.

   «Ждет, что сейчас возьму стопку, достану из холодильника закуску, отодвину рукой все ее тетрадки и, как ни в чем не бывало, сяду за стол и буду пить».

   От слова «пить» слегка задрожали пальцы, неимоверно выкрутило нутро, все ныло и требовало лишь одного маленького глотка, всего лишь одного. Он сжал кулаки, захотелось закричать. Его всего ломало.

   «Боже мой, во что я превратился? Нет сил больше терпеть эту раздирающую борьбу. Я не могу больше! Надо было купить хотя бы маленькую бутылочку коньяка. Совсем чуть-чуть, чтобы унять эту дрожь».

   Виктор уже приподнялся, чтобы пойти в магазин, но на кухню зашел сын.

   – Мам у меня кроссовки совсем разорвались, перед ребятами стыдно.

   Мила оторвалась от тетрадки, посмотрела глазами, полными боли, на сына.

   – Хорошо, пойду у тети Маруси займу. Чем только отдавать буду?

   Они вели разговор между собой, совершенно не обращая внимания на Виктора, как будто его совсем не было сейчас в этом месте и в этот миг.

   «С тобой не хотят разговаривать, тебя просто не замечают – ты пустое место. Ты все сделал своими руками. Нет, не руками, глоткой»

   Стало горько от собственных мыслей. Он залез в карман, вынул зарплатную карту, на счете еще оставалось десять тысяч, остальное он пропил, положил на тетрадь.

   – Десять тысяч хватит на кроссовки?

   – Мне тоже сменка в школу нужна, – громко сказала Люба, она стояла за спиной Кольки, а на глаза навернулись большие капли слез. – Туфли прошлогодние малы стали и девчонки смеются, – не выдержала девочка натиска обиды и стыда, по ее щекам покатились слезы горечи.

   «Смотри, это все сделал ты, своей слабостью, своим безволием – ты не мужик, ты тряпка. Жил в свое удовольствие, все пропивал, ни думал ни о ком. Нет, думал. Все мысли были только о сладкой и терпкой веселящей жидкости».

   На некоторое время повисла пауза, Милка перевела взгляд с детей на зарплатную карту, но брать ее не спешила. О чем она думала в тот момент – несложно было догадаться. Денег от мужа она не видела уже давно, а тут сам зарплатную карту отдал. А что будет, когда он напьется?

   Она подняла на него свои большие, полные переживаний голубые глаза, затем быстро осмотрела стол и посмотрела ему в лицо. Лицо человека, с которым прожила почти двадцать лет и который на ее глазах скатывался вниз. И ничего – ни уговоры, ни слезы, ни просьба на коленях бросить пить, не помогли. Она смотрела и не понимала.

   «Не похоже, чтобы был пьяным, и бутылку на стол не поставил – ждет? Только чего? Может, детей постыдился? Так раньше не стеснялся. Может, болит что-то и скрывает?»

   Не зная, что думать, она спросила:

   – У тебя все в порядке?

   Он хотел ей крикнуть: «Нет, не все у меня в порядке, я держусь из последних сил!» – но не крикнул, а улыбнулся вымученно.

   – Я голоден. Покормишь?

   Она боялась пошевелиться и не сводила с него глаз, все еще не веря в то, что видит. Наконец, опомнившись, подхватилась со стула.

   – Суп с вермишелью будешь?

   – Суп. Буду.

   Виктор улыбнулся.

   Мила схватила ковшик, налила две поварешки прозрачной жидкости.

   – Пап, а у тебя еще деньги есть?

   Люба уже оказалась возле отца и ждала ответа со всей своей детской непосредственностью.

   Он улыбнулся, глядя на нее, забылся сразу внутренний мучительный голод. Было радостно и тепло смотреть на эту милую, запачканную чернилами рожицу. Сразу вспомнил, какой она была маленькой и крикливой, когда ее привезли из роддома. Родилась недоношенной, всего два с лишним кило, поэтому каждые два часа требовала свою порцию молока. Надо же, совсем не заметил, как она выросла.

   Милка тут же строго сказала:

   – Как тебе не стыдно, с такими вопросами приставать к отцу.

   Люба тут же надула губы, сморщила свой курносый носик, собираясь расплакаться.

   Виктор улыбнулся, погладил дочь по голове.

   – А на что тебе деньги?

   – Суп надоел, были бы деньги, тогда мама сосисок бы много купила.

   – Люба! Сейчас же прекрати! – выкрикнула Милка, и на нее это было непохоже, потому что голос на детей она никогда не повышала. Поняв, что ведет себя неподобающим образом, села на стул, закрыла лицо ладонями и расплакалась. Если б только они знали, как она устала, если б только они знали.

   Какое-то время дети смотрели на нее в изумлении и немного со страхом. Их мама никогда не плакала и не болела, всегда была веселой и жизнерадостной.

   Первой не выдержала Люба, она подбежала к матери прижалась к ней и зашептала:

   – Мамочка, родненькая, не плачь, пожалуйста! Я не буду просить денег у папы на сосиски, только ты не плачь! Мамочка… – не в силах больше слушать всхлипывания матери, она разревелась.

   Виктор в одно мгновение оказался возле своих плачущих девчонок, обхватил, прикрикнул:

   – Ну-ка, прекратите сырость разводить. У нас теперь все будет по-другому – слышите!

   Милка перестала плакать, подняла на него свои мокрые от слез глаза. Сколько было боли и неверия в этих родных и любимых глазах.

   Игорь подошел к матери и обнял ее за плечи, он впервые видел ее слезы и поэтому тихо говорил одно и то же:

   – Мам, ты чего. Ну мам.

   Виктор обхватил их всех руками, шептал:

   – Простите меня, слышите. Простите. Все теперь будет по-другому. Я вам обещаю.

   Сердце горело и раздиралось от боли, а это значило одно – не все в нем умерло. Любовь, запрятанная и затоптанная его пьянством, бушевала внутри. И она, эта любовь, поможет ему выстоять против самого злого врага на земле, и этот враг – он сам. Что бы ни говорила эта женщина насчет всяких сущностей, которые его толкают к пороку. Нет – порок в себе развел он сам, и сам должен с ним справиться.

ГЛАВА 5. Двери прошлого

Светка горела вся огнем, чужая сущность над ней недовольно ворочалась, ей нужна была душевная боль. Она не понимала, как очутилась над телом незнакомого ей человека, но сразу заняла главенствующую позицию, отодвинув в сторону своего слабого собрата.

   Человеческая душевная боль такая вкусная, а самое главное с ее помощью легко выйти на другой уровень. Встать в ряды стражей, если удаться довести человека до самоубийства, то путь прямиком к верховным правителям. И это у нее уже практически было, оставалось всего несколько часов до заветной цели, сегодня кормилец должен был расстаться с жизнью. Но случилось непредвиденное, ее оторвали от тела ходячего мертвеца в одно мгновение. Не просто оторвали, ее перетянули, и как это произошло, она не поняла. Кто посмел разрушить все ее планы? Кто посмел? Хотелось выть, царапаться от несправедливости и вытянуть из нового кормильца все ее страдания и муки.

   Сущность пронзила своими щупальцами ненавистное тело человека, которое встало у нее на пути.

   Светка простонала, по всему телу пробегали мучительные ручьи боли. Они пронизывали ее насквозь, ломали кости, ломали внутреннюю суть, как будто что-то искали.

   Перевернув весь организм, они ринулись в ее ауру. Столько разных отпечатков в жизни и все они тут. Сущность не интересовали ни радость, ни блаженство, ни даже обиды, ее интересовала душевная боль, над которой можно издеваться. Обшарив щупальцами все миры человека, над которым она оказалась, недовольно заворочалась. Все ничтожно мало.

   «Не может быть, чтобы человек жил без душевной боли, все люди слабы, а тем более эта. Оттолкнуть ее наивную сущность не составляло труда. Нет, она не выбросила наивную сущность совсем, за это можно и поплатиться. Пусть болтается рядом, иногда буду подкармливать, чтобы не погибла. Еда. Как же я проголодалась. Надо лучше искать, искать и вывернуть наизнанку эту жалкую кормилицу».

   Щупальца замерла у непонятного темного сгустка.

   «Чтобы это могло быть? Сколько было у нее «хозяев», но такого никогда не встречала».

   Не раздумывая создание из низшего мира, резко ударило по темному сгустку.

   Человечка вскрикнула, – нет! Нет! Нет!

   Светка закричала и вскочила. Лицо, перекошенное от боли, ужасом и страхом наполненные глаза. Кто-то бесцеремонно вышиб одну из ее дверей с номером 1995.

   Светлана давно спрятала все свои переживания и душевную боль за большими толстыми дверьми, и никогда их не открывала. Конечно, иногда немного приоткрывала, и как только воспоминания едва касалась ее, мигом захлопывала дверь, быстро вешая замок покрепче. И вот пережитые события, хлынули потоком на нее, вновь бросая в водоворот душевной боли.

   – Не хочу! – кричала она, – не хочу!

   Да только на этот раз ее никто не спрашивал.

   Светлану подхватили сильные мужские руки и уложили в постель. Она попыталась вырваться, но тщетно. Михаил держал ее крепко, хмурился, не понимая того, что сейчас переживает женщина, лежащая в постели.

   «Остался в доме матери всего лишь на несколько минут, но судя по состоянию квартирантки, ночь предстоит не из легких».

   Михаил не подозревал о терзаниях Светланы. Чужая сущность вероломно вломилась в ее воспоминания, чтобы насытиться. Ворочала, выворачивала душевную боль прошлого, которую новой хозяйке придется пережить заново.

***

В 1995 году на шестьдесят первом году жизни умер отец. Очередной инсульт, оборвал его жизнь. Отец болел более десяти лет, у него было несколько инфарктов. Но он держался и не поддавался болезни, занимался спортом, тренировал память, разгадывая кроссворды. Всегда был жизнерадостным, и не верилось в то, что его больше никогда не будет с ними. Никогда больше он не обнимет их и не скажет, – «Девчонки вы мои дорогие, самые красивые на свете. Как же я вас люблю».

   Страшно было смотреть на застывшее лицо отца, на губы, покрытые синевой, на холодное и обездвиженное тело.

   Они стояли три его девчонки у гроба и слезы не переставая, текли по их щекам. Поцеловав его на прощанье каждая, понимала, последний миг, когда можно еще раз посмотреть сказать то, что не успел. Но только понимаешь, ответа уже никогда не услышишь – никогда.

   Последний миг, и деревянная крышка гроба навек перечеркивает время до и после. Останутся только воспоминания, светлые радостные и ощущения что ты была любима. Единственным мужчиной на свете – твоим отцом.

   Может ты ждала любви от другого все эти годы, тыкалась лбом как слепой котенок, да только нарывалась на стену не понимания, и безразличия. Последняя горсть земли ударяется о пустоту, и она отзовется эхом в их душах, болью расставанием, и горечью потери. Свою маленькую частичку души, они навсегда оставили там, у холмика с крестом.

   За поминальным столом собралось много народа. Три сестры и мать сели рядом, Светка примостилась с младшенькой Мариной, они давно ни выделись. В тяжелые девяностые года денег не хватало на продукты, а о поездах к друг другу и разговоры не велись. Всех собрала смерть отца.

   Они помянули его, выпили по три стопки, как и положено. Градусы затуманили разум, немного облегчив боль утраты. На Светлану нахлынули воспоминания детства, как они с Маринкой дрались, когда были маленькими. Ее тянуло в детство, ведь там она могла вновь быть счастливой и любимой, только сестренка почему-то обиделась. Ее голубые глаза покрыла пелена слез.

   Стоявшая на столе закрытая бутылка пива разлетелась в дребезги. Сидевшие за столом люди замолчали от страха, вокруг повисла мертвая тишина.

   У Светки кольнуло в сердце от дурного предчувствия. Отец был здесь среди них и предупреждал о чем-то. Если бы она знала. Если бы.

   – Нет! Нет! – кричала Светка, вскакивая с кровати. Прости Маришка – прости, за брошенное слово я ведь тогда ничего не знала.

   Сестра встала и ушла, пряча свои слезы. Светка бросилась за ней, найдя Маришку на улице, стоящей у березы, нервно курившей.

   – Мариш, ты чего, обиделась что ли?

   Светлана подошла и обняла сестру. У той тряслись руки, когда она подносила сигарету к губам.

   – Ты чего сестренка, случилось чего? – не отставала Светка с расспросами.

   – Свет, зачем ты при Юрке рассказала, как мы в детстве дрались.

   – Мариш – это ведь детство. Мы выросли, повзрослели и сейчас понимаем, как любим друг друга. Вы же у меня любимые сестренки. Я вас очень люблю, тебя и Наташу. Она обняла за плечи Марину и прижалась.

   – Я не хотела говорить, но моя жизнь это, вечный кошмар. Юра с виду на людях такой ласковый и добрый. Он начал меня бить практически сразу после рождения Веры. Я попыталась его образумить, и он сказал, что больше этого не будет. Я, поверила. Но как видно зря. Когда забеременела второй раз, сразу знала, что это девочка. Какое-то внутреннее чутье. Так бывает. Когда после родов мне принесли мою крошечку, взяла ее на руки и была самой счастливой. Я хотела назвать ее в честь тебя. Держу, улыбаюсь и говорю ей – Светочка моя, а она хмуриться. И веришь или нет, я поняла, что она не хочет, чтобы ее так называли. Я тогда стала перебирать разные имена и на имени Люба, она заулыбалась. Представляешь несколько часов от роду, а она лежит, улыбается. Так, она сама себе выбрала имя. Да только моя кровиночка мало видела счастья с самого рождения. Сама знаешь девяностые, работы нет, денег нет, детских денег не дают. Чем хочешь, тем и корми детей. Юрка сидит не работает, а в кастрюлю заглядывает. Уговоры чтоб пошел и хоть как-то на еду детям заработал, только орал и злился. Я тогда взяла Любочку на руки и пошла с протянутой рукой. Стояла с ней с крохой просила милостыню, чтоб хоть как-то их прокормить. Люди добрые даже в такие голодные года, подавали немного, на картошку хватало. И я готовила на завтрак картошку, на обед картошку и на ужин картошку. Но постепенно жизнь стала налаживаться, Юрка взял денег в займы у друга, стал покупать старые машины и разбирать их на запчасти. Только жизнь лучше с ним не стала. Пьянки и драки. Иногда я убегала, он догонял меня бил. Я часто падала на землю от его ударов, он хватал меня за волосы и тащил домой. А там еще больше наказывал. Один раз, стал меня душить. Я в тот момент, побоялась за детей, – сказала, –«зачем грех на душу берешь, я сама на себя руки наложу». Он отпустил, и с того момента больше меня не трогал. Дуреха думала, наконец, понял, что творил и была счастлива. Такой заботливый, добрый стал, по дому все помогает, и драться перестал.

   Прошло больше года нашей счастливой жизни, нас пригласили друзья на день рождения. Мы выпивали, ты же знаешь, я люблю красное вино, посидеть расслабиться. Играла музыка, он пригласил меня на танец. А потом во время танца наклонился и мне на ухо прошептал, – помнишь, ты обещала с жизнью распрощаться.

   Я не знаю, как смогла весь оставшейся вечер улыбаться друзьям, танцевать и веселиться. В тот момент все решила и понимала, что живу последние часы, минуты, секунды. Мне было все равно, душевная боль душила. Человек, которому я родила двоих детей, человек с которым я делила постель, человек которого я любила – был исчадьем ада. Во мне в тот момент умерло все.

   Мы вернулись домой, и легли спать. Я лежала и ждала, когда он уснет, и когда он захрапел, встала. Зашла к свекрови в комнату, сказала ей, чтобы она следила за детьми. А сама ушла в ванную, закрылась и выпила все имеющиеся в доме таблетки. Я, не слышала, как свекровь стучала в дверь и просила ее открыть. Как потом выбивали эту дверь, нашли меня уже без сознания. Быстро вызвали скорую.

   В реанимации, пришла в сознание. Пришел следователь, стал расспрашивать, как все было. Я написала заявление и рассказала, почему это сделала. Юрка оказался под следствием, за попытку доведения до убийства. И когда меня выписали из больницы, свекровь и свекор просили не губить жизнь их сыну. Пришлось забрать заявление. Меня уговаривали этого не делать, но я не стала рушить жизнь человеку, который мою взял и уничтожил. Я бы давно от него ушла, но мне некуда идти. Вернуться в родительский дом с двумя детьми и сесть им на шею, не могу. Буду решать как-то по-другому.

   Светка не могла поверить в то, что слышала.

   – Маленькая моя сестренка, так не бывает, за что тебе достались все эти мучения. Ты такая молодая красивая, а где же женское счастье? Где эта треклятая любовь? Мы виноваты только в том, что хотим любить и быть любимыми. Прости меня, Мариш я не знала. Почему ты ничего не говорила?

   –О чем говорить, о деспоте муже, который все во мне убил.

   –Родненькая моя сестренка, сколько же тебе пришлось пережить?

   Светка обняла сестру, и они стояли, обнявшись, плакали.

   Плакала Светка, лежа на кровати, сущность вывернула всю скопившуюся душевную боль того года и обрушила на нее огромной волной. И от этой боли перехватывало дыхание, сердце замирало и переставало стучать от холодной руки прошлого, сжимающей ее в своих тисках. Светлану всю трясло, дверь под номером 1995, закрывающая коридор прошлого, была выбита, и там теперь гулял студеный ветер.

   Вновь пережившая боль утраты и потери, попыталась поднять дверь и закрыть коридор, но даже не смогла дотронуться. Дорогу ей перегородила черная сущность со злыми красными глазницами. Она смотрела на Светку с ненавистью и открывала свою пасть как будто что-то говоря.

   И, Светка вскоре поняла, что та говорит.

   –«За все надо платить».

   Мамочка родненькая, – почему – я? За что? Помоги мне – помоги!

   Голова Светланы металась по подушке, слезы лились не переставая. Возле нее сидел Михаил и успокаивал, он едва удерживал ее, когда она вскакивала и кричала.

   –Нет!

   Ее лицо искажалось от боли, и ему было страшно. Он мало общался с женщинами, матери сложно было угодить. Поэтому он всячески избегал женщин порой капризных и совершенно непонятных.

   Наконец найдя силы, Светлана поднялась с колен, шатаясь, стояла в коридоре у двери под номером 1995. Холодный колючий ветер раз за разом ударялся в нее, воспоминаниями прошлого стараясь сбить с ног, уничтожить и раздавить ее болью потери. Но Светка, подставив лицо ветру, прошептала, – Я Светка! Я светлая душа! Я люблю тебя папа – прощай!

   Низшая тварь заворочалась, наконец, насытившись. Ничего, что не получилась сломать маленького человечка. Теперь она знает, где добыть себе пропитание. Теперь легко сможет уничтожить ту, которая оторвала ее от жертвы и от перехода на новую высшую ступень.

   Светка, перестала метаться по кровати. Свернувшись калачиком, уснула, так и не открывая глаз.

   Михаил еще немного посидел с ней рядом, поняв, что женщине стало лучше, встал и вышел из спальни. Прикрыв дверь, он прошел в коридор, обулся и вышел из квартиры. Будить мать не стал, ему сейчас совершенно было не до разговоров, уже прошло полночи, а впереди трудный рабочий день.

   Светлана открыла глаза, яркий свет резанул по глазам болью. Она зажмурилась, все ее тело болело, казалось, силы совсем покинули.

   «Давай, вставай, поднимайся моя хорошая».

   Уговаривала она себя. Кое-как приподнялась, открыла глаза и опустила ноги с кровати. Осталось немного найти силы дойти до туалета и ванны. Просидев еще немного, встала. Голова кружилась, и чтобы не упасть старалась держаться ослабевшими руками, вначале за кровать, потом за стены.

   Маленькими шажками, осторожно ступая чтобы не упасть, вышла из своей комнаты. В нее уперся брезгливый, недовольный взгляд глаз бабки, сидевшей на кухне.

   Отведя взор, Светлана медленно прошла в туалет, выйдя из него, зашла в ванну, взглянув на себя в зеркало, ужаснулась. Через щелки опухших век на нее смотрели пустые бесчувственные глаза. Чужая сущность выглядела сытой и довольной. Светка посмотрела на свою сущность, та тоже подросла, но все равно была испуганной.

   «Ух – вы – твари! До чего довели! Ничего меня просто так не возьмешь!».

   Подбодрила она себя, открыла краны с водой и встала под струю.

   – «Вода водица красная девица», – шептала она, – «Помоги, смой боль утраты, смой горечь расставания, очисти тело – дай свою силу, наполни клеточки своей чистотой и жизнью».

   Светлана представляла, как вода смывает черноту с ее тела, наполняя жизнью и первозданной частотой каждую клеточку ее организма. Через некоторое время стало легче, она хотела еще постоять, но поняла, что бабка стоит под дверью и нервничает. Счетчики крутятся, и считают потраченные кубы.

   «Чего тебе от меня надо?»

   Хотела она закричать, но смолчала.

   «Потом. Все потом решу. Сейчас нет сил, даже ругаться».

   Выключив воду, услышала шарканье ног от двери.

   «Значит, была права, – стояла, караулила, теперь хоть ей не скучно жить. Столько развлечений получила за последние дни, а сегодняшняя ночь целое представление».

   Светка вытерлась, обмотала голову полотенцем и вышла из ванны. Она хотела пройти в свою комнату, но ее окрикнула Софья Павловна.

   – Пойди сюда.

   Светлана постояла немного и пошла на кухню, нужно хоть чаю попить, силы восстановить. Поставив чайник, открыла холодильник, взяла масло и сыр. Отрезав батон, сделала себе бутерброд и села на табуретку в ожидании, когда закипит чайник.

   Бабка не выдержала.

   – Чего это с тобой случилось? Пришла едва живая, упала у порога. Я, уж думала, померла.

   «Не дождешься».

   Подумала про себя Светка, а сама сказала, – да не знаю я Софья Павловна, ломает всю, кости как через мясорубку прошли. Может вирус, какой?

   – Еще бы не ломало, температура вон, какая была. Если бы не мой сын, так прям и не знаю, чтобы я с тобой делала.

   – У вас есть сын?

   – Есть, конечно, я ж замужем была.

   – Но ведь вы говорили, что у вас нет никого.

   – Так проверяла тебя, вдруг ты на мою квартиру позарилась.

   «Нужна мне твоя квартира и ты вместе с ней».

   Промелькнувшую мысль отогнал свисток чайника. Светка встала, налила кипяток в кружку и стала ждать, когда завариться чай, смотря в окно.

   – И чего, совсем не хочешь расспросить о нем?

   – О ком?

   – О сыне.

   –А чего мне о нем спрашивать.

   – Так ведь, полночи у тебя в комнате просидел, уж как ты кричала, как кричала, думала, соседи прибегут.

   При этом слове Светка вся сжалась, вспомнив красивого светловолосого мужчину, прижимающего ее своим телом, когда вскрикивала и пыталась подняться. Она поморщилась, воспоминая прошедшей ночи, отдавали тягучей пустотой.

   – Ну и чего молчишь? – не унималась бабка.

   Светка посмотрела на нее удивленно, – я, не понимаю, что я должна говорить?

   – Не понимает она. Ее тут спасают, а она не знает, о чем говорить.

   – У вас заботливый сын, вы можете им гордиться. Он не бросил незнакомого ему человека в трудную минуту. Достойного человека воспитали, низкий вам за это поклон.

   – То-то же, – проворчала бабка, – а то не знает она.

   Светка допила чай, вымыла кружку и пошла к себе в спальню. Она легла на кровать и тут же уснула. Сон был беспокойным, раскаленные угли обжигали стопы, было жарко, по лбу стекали капли холодного пота. Жар то накатывал, то отступал и в какие-то моменты, Светлана открывала глаза, брала стакан с водой со стола, пила жадно.

   Открыв глаза в следующий раз, она увидела светловолосого мужчину. Он наливал воду в стакан.

   – Спасибо вам.

   –Взволнованно сказала она и хотела приподняться, но сил не было, все тело горело в огне.

   – Лежите, – придержал ее за руки мужчина, – я доктора вызвал.

   – Доктор не поможет, – успела сказать Светка, и опять ее голова заметалась по подушке в бреду. Она не слышала, как раздался звонок, как двое мужчин склонились над ней и переговаривались.

   – Опять все-то же самое, что и вчера было?– сказал мужчина в белом халате.

   – Похоже, – сказала, что доктор не поможет.

   – Доктор, значит, не поможет, посмотрим, посмотрим, вколем ей жара понижающее. И, если не возражаете, я посижу с ней сегодняшнюю ночь, а вы можете отдохнуть. Да и давайте уже познакомимся – Виктор.

   – Михаил.

   Мужчины пожали руки.

   – Если честно я бы не возражал. Спать хочу.

   – Тогда предупредите свою мать, что я останусь. Чтобы она не нервничала, что в доме посторонний.

   – Хорошо.

   Михаил ушел, оставив доктора наедине с больной.

   Виктор Петрович достал шприц, набрал лекарство и вколол женщине.

   – Держитесь, не сдавайтесь! Вы наверно очень сильная. Хотя нет – не наверно, а точно самая сильная. Видеть то, что другие не видят, и как же вы с этим живете? Вы должны бороться – слышите!

   Виктор вспомнил недавний разговор с больной, теперь он говорит ей, чтобы она боролось. Его мысли перебила заглянувшая в комнату бабка.

   – Чего это она, опять, что ли температура?

   – Опять.

   – Вот досталась квартирантка, никакого покоя. Еще заразит, чем ни будь. И слушай опять ее крики всю ночь!

   Бабка закрыла дверь, и пошаркала по коридору в свою комнату.

   Виктор потрогал лоб женщины, она неожиданно открыла глаза. Долго всматриваясь в лицо сидевшего напротив мужчины, губы расползлись в улыбке.

   – Доктор, что совсем мое дело плохо?

   – Дело совсем не плохо, я заменил Михаила. Укол вам поставил, поспите спокойным сном немного.

   – Спокойно я думаю, не получится, – она схватила его руку.

   – Доктор не оставляйте меня одну. Мне страшно не то чтобы я боялась смерти. А, вот неизвестность с этой тварью пугает.

   – Что тоже сущность?

   – Да. Только не моя. Эта очень сильная, я не знаю, как с ней бороться.

   – А вы попробуйте, как мне советовали, может и поможет.

   – Может…

   Светка не договорила, дверь под номером 1996 была выбита и летела по длинному коридору прошлого. Она опустилась у ног одиноко стоящей девушки. Девушка посмотрела на номер и ее губы опять зашептали в отчаянье, – я не хочу. Не хочу!

   Мотая головой по подушке, кричала Светка, – пожалуйста, тихо прошептала она, – и очутилась в 1996 году.

   Днем ей принесли телеграмму, срочные переговоры со старшей сестрой. Светлана бежала на переговорный пункт чувство тревоги нарастало. Что же такое случилась? Ее пригласили в кабину, быстро схватила трубку.

   – Алло сестренка, что случилось?

   – Маришка пропала, – с болью в голосе говорила та.

   – Как пропала?

   – Они должны были развестись в понедельник, но она не пришла. Юрка подумал, что она передумала, но дома она так и не появилась, и ее нет уже три дня.

   – Я не знала, что они собирались развестись.

   – Да никто не знал! Я боюсь, может она с собой покончила?

   –Нет. Не могла, детей не могла оставить. Да и развестись собирались, все-таки решилась.

   –А может этот, чего с ней сделал?

   – Да неужели пошел бы на такое? Может, уехала, куда и не может позвонить?

   – Будем надеяться на хорошее известие. Пока, время заканчивается.

   Весь день Светка не находила себе места, мыслями все время была с сестрой. То ругала ее, то молила, чтобы она дала о себе знать.

   Юрка обзвонил все больницы, затем морги, Мариши нигде не было. На шестой день он нашел ее в военном морге. Она ехала в машине с четырьмя военными, на крутом повороте водитель не справился с управлением и машина, зацепив стоящие на обочине деревья, вылетела в поле. Мариша погибла мгновенно, сильный удар в висок. Из четверых сидевших в машине уцелел только один парень, но прибывал в шоковом состоянии.

   Светлана не могла поверить, что сестренки больше нет. Ее нет! Кричала ее душа. Еще холодней стало в этом мире. Еще одна душа, любившая ее, ушла в неведомый мир. Может, конечно, еще не ушла, говорят только на сороковой день, прощается навсегда со всеми родными, и предстает перед Богом.

   Светка зажимала рот рукой, чтобы не кричать от боли.

   Генка злился, – хватит орать и рыдать, ничего уже не изменить.

   Она сжималась вся от его криков. Не пожалел, ни прижал к себе, не успокоил. Главное, чтобы не мешала и не давила на нервы своими слезами. И она ушла в комнату и только ночи смогла отдать душевную боль, только ночи рассказала, как нестерпимо ей больно.

   Хоронили сестренку в закрытом гробу. Ушла в иной мир, вырвав часть души Светки. Несколько лет пришлось ломать эту дыру, штопать, только вот нитки от чего-то, попадались старые и гнилые. Рвались нещадно. Пришлось вставить дверь и повесить большой амбарный замок, да только вот и он не спас.

   Оторванная дверь одиноко валялась на сером полу. Шатаясь, Светлана подошла к ней, постояла, смотря бесчувственным взглядом на нее некоторое время. Вздохнув, подняла голову к небу, уголки губ чуть приподнялись, – я знаю, что, когда ни будь встречусь с тобой сестренка, а сейчас, прости. Я обещала жить за нас двоих.

   Наклонившись, Светлана подняла двери и поставила их на место.

   Виктор, потрогал горячий лоб пациентки. Веселая выпала ночка. Вздохнул с облегчением и задремал, облокотившись руками на быльца кровати, после того как понял, что женщина погрузилась в сон.

   Утро было пасмурным, холодный ветер со струями дождя нещадно хлестал по стеклам. От этого шума Светлана проснулась. Она открыла глаза и встретилась взглядом с сероглазым мужчиной, ее губы расползлись в легкой улыбке, на душе стало легко от его присутствия.

   – Доктор, у вас опять бессонная ночь. Я вам покоя не даю.

   – Покой нам только сниться, а я знал, что ночами спать не буду, когда в мед. поступал.

   – Знать это одно, а вот не спать ночами это другое.

   Светлана продолжала улыбаться.

   «Вроде посторонний человек, а ведь не бросил, и слушает все ее бредни. Хотя»

   – Я смотрю, вы послушались моего совета.

   Брови Виктора взлетели вверх, улыбка тронула его губы.

   – Послушал. И скажу вам, держусь из последних сил.

   – Я тоже из последних сил держусь. Очень жить хочу. Поэтому борюсь. Вторую ночь меня швыряют на колени, но я поднимаюсь. Я по-другому не могу, это ведь моя жизнь и я очень ей дорожу. А ваша сущность стала чуть светлее. Если бы вы только видели как она из вас «жилы» вытягивает. Старается.

   – Мне и видеть не надо, я и так все чувствую. Нутро все раздирает от желания выпить. Раз вам уже лучше… Виктор замолчал, задумавшись, – надеюсь, бессонных ночей уже не будет

   Улыбка сошла с лица Светланы, она отвела глаза наполненные грустью, от мужчины, давая понять, что ее мучения еще не закончились.

   – Так, понятно с вами все. Попрошу подключиться Михаила, мне завтра в утро на работу.

   Плечи Светланы высоко поднялись от тяжкого вздоха, она вновь посмотрела на мужчину.

   – Спасибо вам большое. Не могли бы вы подать мою сумочку.

   Брови Виктора взметнулись в недоумении, но он выполнил просьбу женщины.

   Светлана открыла молнию в сумочки и достала кошелек, вытащила две дух тысячные купюры и протянула их доктору.

   Виктор нахмурился.

   – Я не возьму денег.

   Светлана опять вздохнула.

   – Вы меня не обижайте. Знаете, как тяжело носить эту ношу на плечах, с которой даже не с кем поделиться. Удивительно как вы меня в психушку не отправили. Возьмите деньги, детям конфет купите. У вас же есть дети?

   Виктор молчал, ситуация была не из красивых. Ему почему-то совершенно не хотелось брать деньги от этой женщины. Сидел он с ней от чистого человеческого сострадания. Но получка еще не скоро, а детей так хотелось порадовать сладостями.

   Видя, что доктор сомневается, Светлана поднажала.

   – Я вас прекрасно понимаю, сама не люблю, когда мне за доброту деньгами расплачиваются. Только у вас сейчас немного другая ситуация. Я ведь права.

   Виктор вздохнул, взял деньги.

   – Вы правы, у меня сын и дочь.

   Счастливая улыбка расползлась на Светкином лице.

   – Вот видите. Еще раз большое спасибо за вашу доброту. И берегите свою семью, она все, что у вас есть на этом белом свете. Потеряете, назад уже ничего не вернуть. Можно сказать, вам выпал шанс, так не упустите его.

   – Я буду стараться. И вам спасибо… Виктор замолчал ненадолго, – сами знаете за что.

   – Держитесь.

   Светлана еще некоторое время смотрела на закрытую дверь, за которой скрылся врач, вздохнула.

   – Помоги ему Матушка Пресвятая Богородица справиться с сущностью. Раскормил он ее, сильная она, но ведь человек сильней.

   Полежав еще немного, Светлана встала, держась за стенку, прошлась в туалет, затем в ванную. Залезла в нее, включила душ и долго сидела под струями воды, не обращая внимания на сильные вздохи бабки стоявшей у двери.

   Выйдя из душевой, она отправилась в свою комнату, села на край кровати и задумалась. Заново переживать смерть близких людей было невыносимо больно.

   «А ты дуреха радовалась, что попрятала все воспоминания. Ан, нет. Нашлась тварь, которая тебя не спросила и вывернула всю душу наизнанку. Хотя, озноб пробирает от одной мысли о предстоящей ночи. Держись моя маленькая. Главное держись. Ты все это уже пережила. Не терзай себя сильно. Ничего уже нельзя изменить. Когда вырвут еще одну дверь, помни это прошлое, а прошлое уже было в твоей жизни, поэтому не стоит так сильно терзать себя прошедшими событиями…»

   Софья Павловна бесцеремонно открыла дверь, окинула надменным чуть брезгливым взглядом Светлану.

   – Ты бы не сидела, комнату проветрила. А то шторы все провоняются твоим потом, да лекарствами. Да и пол не мешало бы помыть, пыль клубится по углам.

   «Пошла в задницу со своими шторами и полами! Нашла рабыню Изауру».

   Светлана встала, подошла к окну и открыла форточку. В комнату сразу ворвался прохладный ветер. Вдохнув полной грудью, улыбнулась свежести и жизни, – сейчас постельное поменяю, не так в комнате потом будет пахнуть. А пол мыть не смогу пока, наклоняться доктор не велел, сказал только лежащий режим несколько дней, а иначе могу умереть от прилива крови к голове. Все-таки температура была высокая.

   У бабки заходили желваки от злобы и негодования, но Светка этого не видела. Она стояла к ней спиной, счастливая улыбка расползлась на ее лице от того что соврала и как не странно ей совершенно не было за это стыдно.

   От сильного удара двери о косяк, Светлана вздрогнула, повернулась удостовериться, что бабки нет, и быстро закрыла форточку.

   «Мне только простыть не хватало из-за тебя. А белье сейчас поменяю, ночную рубашку тоже, не мешало бы еще подкрепиться, силы будут нужны как никогда».

   Позавтракав и заодно пообедав, Светлана ушла в свою спальню, легла на чистые простыни, и вздохнула с грустью. Давно хоронила своих родных, спрятала боль за толстыми дверями и не ведала, что вновь придется пережить их смерть. Да так все было реально, и даже осязаемо. Светлана подтянула одеяло повыше, пытаясь согреть бегущие мурашки холода по телу.

   «Сильная сущность. Подвела мужчину к краю пропасти, еще немного и он бы наложил на себя руки. Теперь понятен тот вещий сон. Кума дура со своими женихами все мозги на бикрень поставила. Вот и приснилась эротика с мужчиной. Только не суженный он, а стоящий у самой черты человек. Видно кто-то сильно за него молится. А за меня помолится не кому, совсем одна и не кому не нужна. Эх, мужики! Все на хрупкие женские плечи взваливаете. Что ж придется нести эту ношу, пока не разберусь, что с ней делать и как от нее избавиться. Ты ведь сильная моя девочка. Справишься. Главное пережить еще одну ночь. Постарайся моя хорошая светловолосая девочка…»

   – Так и собралась весь день на кровати сидеть? Бабка вновь открыла бесцеремонно дверь и с любопытством уставилась на Светлану.

   «Что б тебя…».

   Дальше Светка сама себе удивилась куда отправила бабку, прикусила посильней язык и вздохнув, встала.

   – Голова закружилась, когда постельное белье меняла, вот и присела отдохнуть. А вы что-то хотели?

   «Или просто так жало решили свое попарить новыми развлечениями».

   – Сын звонил. Спрашивал о тебе. Вечером ко мне заедет продуктов привезет. Пока тебя дождешься, с голоду помереть можно.

   «Тебе разгрузочные дни не помешали бы и приседания с отжиманиями в нагрузку. Так сказать, для поддержания здоровья и продления жизни».

   – Может и мне пол хлеба купит, мне не дойти, а деньги я отдам.

   – Конечно, отдашь. Куда ты денешься. Хорошо сейчас позвоню ему.

   Бабка ушла, Светлана еще некоторое время смотрела на закрытую дверь, вскоре веки ее потяжелели, и она уснула.

   Жар расползался по всему телу, словно огонь. Он вначале с трудом разгорался, а затем в одно мгновение вспыхнул пламенем, захватив лежащую женщину в свои жаркие объятия.

   Капельки пота выступили на белом лбу, красивые губы очертила синяя линия, голова Светланы вновь заметалась по подушке.

   Михаил, взяв влажные салфетки, вытер пот со лба женщины. Он уже без градусника мог понять, что у нее опять резко поднялась температура.

   «Странная женщина, говорит о чем-то непонятном с Виктором, и главное – оба понимают, о чем речь. Виктор попросил посидеть с ней сегодняшнюю ночь, и почему-то я не смог отказать. Опять поднялась температура. И, как назло, в голову лезут мысли, одна страшней другой».

   Стон, пропитанный болью, прервал его мысли. Михаил, взяв табуретку, поставил ее возле кровати и присел, он нахмурился, увидев, как женщина кусает свои пересохшие губы, а затем шепчет:

   – Не надо, пожалуйста. Нет! – срывается на крик и пытается вскочить.

   Михаил поднимается, обнимает мечущуюся без сознания женщину, прижимая сильней к груди, стараясь успокоить. Руки холодит влажная ночная сорочка. Стараясь не думать о том, что под ней, Михаил укладывает Светлану в постель и накрывает одеялом.

   Дверь под номером 2000 разлетелась на щепки от тяжелого удара. Светлану подхватил ледяной вихрь, швырнув в воспоминания.

   Очень необычно вновь ощутить себя молодой, цветущей девушкой. Светлана передернула плечами, стараясь отогнать навалившиеся усталость и отчаянье. Мама заболела, вердикт врачей неутешительный, онкология четвертой стадии, неоперабельная.

   – Мамочка, – шепчут ее губы, покрытые синевой.

   – Мамочка! – кричит она, проглатывая слезы, зажимает рот рукой, чтобы не закричать, и бежит к сестренке.

   Руки сестры бережно обнимают ее и гладят по голове, успокаивая. Родной голос дарит тепло, отгоняет тревоги и боль, пусть ненадолго, но окунаешься в мир любви и тепла.

   Две сестры долго сидели, обнявшись, каждая понимала, что не в силах что-либо изменить, не в силах помочь матери, над которой уже занесла свою косу смерть.

   – Сколько ей врачи дали?

   – Месяц, от силы два. Самое главное – болей нет, слабость и похудела сильно.

   – А твой где?

   – В командировку уехал, подстанцию новую устанавливают.

   – Не боишься, что загуляет?

   Светка замолчала, окунувшись в воспоминания, как собирала и провожала Геннадия в командировку. Месяц назад она и не предполагала, что так сильно любит его. Только расставание дало ей понять глубину ее чувств. Вернувшись через неделю, он налетел на нее как ураган, затащил в постель и подмял под себя. Столько лет вместе, а до сих пор в его глазах необузданное желание близости, до сих пор шепчет он слова любви. И Светка в ответ раскрывается, уносясь в водоворот наслаждения от его движений. Сладостны ночи, трепещет и замирает душа от его ласк и жарких поцелуев, и совсем чуть-чуть не хватает до пика блаженства, совсем чуть-чуть, но Светка не расстраивается, у них еще вся жизнь впереди.

   Через неделю сестра уехала, им осталось только ждать. Что может быть страшнее, чем ожидание, когда твоя мать, погладив тебя по голове, с улыбкой и грустью в глазах посмотрит, сделает последний вздох и навечно закроет глаза. Заберет ее тот, другой мир, оставив тебя с переживаниями и болью потери.

   Прошло полтора месяца, Геннадий приехал угрюмым и молчаливым. Отводил взгляд от Светланы, смотревшей на него с любовью. В постели не проявлял вообще никакого интереса. Светлане бы задуматься над его поведением, но мысли были заняты матерью, а затишье в постели она свела на общую усталость.

   На следующий день Геннадий уехал и вернулся через пять дней для того, чтобы заявить.

   – Я встретил другую женщину и впервые в жизни полюбил.

   Светка вскинула голову, слезы как горошины покатились по ее щекам.

   – Как впервые? А я?

   Боль душила, рвала на части от несправедливости и непонимания – почему это произошло с ней? Она ведь любила. Верила, что любима. Ну почему же так больно?! Мамочка! Мамочка, почему на части рвет душу когтистая лапа измены? Почему так больно и некуда скрыться от того холода, что кружит вокруг... Некому обнять и успокоить, некому сказать слова утешения. Только брошенные слова безразличия кружат вокруг, разъедая и так израненную душу.

   – Хватит выть! Я никогда тебя не любил. Слышишь, – лицо Геннадия выражало безразличие и злобу, – сошлись по залету.

   Светка сидела в кресле, поджав под себя ноги. Душа кричала, разрывалась на части.

   «Никогда не любил! Никогда! Никогда! Я жила для него – любила, дышала для него, для него я могла быть разной: маленькой и капризной, нежной и страстной, глупой и умной. Но ты оказался не моей судьбой».

   Свернулась калачиком, шептала:

   – Мамочка, родненькая – почему меня никто никогда не любил? Почему? Я никому не нужна – никому. Чем я хуже другой? Чем хуже той, которую он полюбил?

   Сказанные мужем слова выжгли все у нее внутри, боль одиночества и ненужности заполнила всю ее. Она увидела внутри себя цветок, схватив его, сорвала и бросила.

   «Ты никому не нужна – слышишь! Тебя никто никогда не любил».

   Огромный мир вокруг наполнился холодом и пустотой. Слезы прекратились катиться по ее щекам, в один миг любовь сгорела у нее внутри. Вакуум окружил со всех сторон, сказанные мужем слова выжгли ее мир. В тот миг не стало Светки, ее сердце все так же стучало, она продолжала дышать, но в глазах погас лучистый свет.

   Она встала с кресла, посмотрела на стоящего рядом Генку – чужой. Смотрела на него и понимала – все умерло. Он стал для нее совершенно чужим – обычным прохожим, каких она видела тысячи, и на всех смотрела глазами, в которых гуляла пустота. Такими же глазами она посмотрела на него – чужой, не мой.

   «Вот и все, моя маленькая, все. Тебя предали и растоптали. Вывозили в грязи и даже нашли себе оправдание. Никогда не любил... За что?»

   Эхом прокатились в ней последние слова, но они уже не вызвали боли. Внутри была пустота.

   – Уходи. Я найду слова для сына.

   «Только как ему все рассказать. Если моя душа надломилась, то как справится его еще неокрепшая душа? Где мне найти слова? Где?»

   – Ты не думай, я сына не оставлю, буду помогать деньгами.

   Она ничего не ответила, встала, пошла, шатаясь, в ванну, вымыла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Ее глаза не сияли больше радостью и счастьем, даже щемящей раздирающей боли не отражалось в них – мертвая пустота.

   Когда Светка вышла из ванны, Геннадия в доме не было. Она прошла в комнату, легла на кровать, молча смотрела в потолок.

   «Вот и осталась одна, не ты первая и не ты последняя».

   Вспоминала жизнь с Генкой, и в памяти всплывали только счастливые моменты. Там их лица сияли счастьем и… Ее лицо любовью, а его… Она задала себе вопрос и поняла, что не знает ответа. Она вообще, оказывается, не знала своего мужа, согревала ночами лаской и любовью совершенно чужого человека, которому было все равно, кого иметь.

   Она услышала, как хлопнула входная дверь, только встать сил не было. В комнату заглянул сын.

   – Мам, ты чего лежишь – заболела?

   В детских глазах читались страх и переживание. Она привстала и села на кровати.

   – Не переживай, я не заболела.

   – А папа приехал?

   – Он приезжал и уже уехал.

   Она проглотила подступивший комок к горлу, прижала сына к себе.

   – Папка больше не будет с нами жить.

   – Почему? – крупные слезы потекли из глаз сына, быстро струясь по щекам.

   – Не плачь, родненький, так иногда бывает. Папка будет жить с другой женщиной, он меня больше… – Она хотела сказать, что не любит. Но не сказала, что говорить, она не знала. Прижав сына к себе, она, как раненая птица с подбитым крылом, старалась уберечь свое дитя от раздирающей его внутренней боли. Пусть поплачет, освободит душу от горя, а она заберет его боль и впитает в себя. У нее по щекам потекли слез.

   «Как же болит твое маленькое раненое сердечко, мой сынок. Ты плачь. Твоя мамка сильная, заберет твою боль, чтобы твое сердечко и душа не покрылись холодом, не разорвались от охватившего тебя горя. Ты такой маленький, а уже познал цену предательства. С тобой только за что так? В чем твоя вина? В один миг мы стали не нужны. Забыты. Вычеркнуты навсегда из его жизни».

   Светка вытерла слезы, повернула к себе заплаканное лицо сына и поцеловала.

   – Я люблю тебя, сынок. Ты у меня самый лучший, единственный мужчина, который не предаст. – Она улыбнулась, взъерошила его волосы. – Будем жить дальше вдвоем. Пошли-ка на кухню, я накормлю тебя вкусным ужином, а потом мне нужно сходить в больницу к бабушке.

   Когда они пришли в больницу, Светка вела себя, будто у нее ничего не случилось. Помогала ей пустота, в ней, оказывается, очень удобно находиться, душу не слышно, ее будто нет. Внутри осталась только последняя искра любви, любви к близким. Она поддерживала, словно одинокий парусник посреди океана поддерживает надежда, так и Светке эта искра любви не давала пойти ко дну.

   Только через неделю искра любви матери потухла. И некуда было скрыться от охватившего холода, не к кому было прильнуть своей израненной душой.

   Геннадий приехал за день до смерти матери. Он расхаживал по комнате, говорил, вздыхал, а в его глазах пылала боль.

   – Она не захотела разбивать нашу семью. Сказала, чтобы я возвращался.

   Светлана сидела в кресле, поджав под себя ноги, безразличным взглядом смотрела на метания мужа. Она не осуждала женщину, которая разбила их семейную чашу. За что осуждать? Каждая хочет любить и быть любимой. И если Геннадий, наконец, полюбил, то она только рада и желает ему счастья. Но сейчас она не совсем понимала, что происходит? Женщина знала, что Геннадий женат, когда ложилась с ним в постель и слушала признания в любви, ради нее он бросил ее и сына, и после этого всего она не хочет разбивать семью. А она не подумала, как жить той семье после всего, что случилось.

   – Светочка!.. Я был дураком! Пойми, я только после всего этого понял, как тебя люблю. У меня, кроме вас, никого нет больше. Прости меня. Я и правда не понимаю, как это произошло.

   Впервые Светлана не знала, что делать. Она не собиралась прощать измену. Рожденные под знаком Овна не прощают предательств. И она с безразличием смотрела, как муж обцеловывает ее ноги, а в душе зияла пустота.

   – Не надо, Ген. Все, что ты мне хотел сказать, сказал. И поверь мне, я услышала.

   Ей хотелось закричать: «Ты убил во мне любовь! Растоптал! Вдавил в грязь! Предал нас. Я не люблю тебя. Я сгорела как сухой хворост. Нет больше Светки-хохотушки. Меня нет в этом мире».

   – Ты знаешь, сейчас я не в том состоянии, чтобы решать данный вопрос. Дай мне время разобраться в себе.

   – Какое тебе время? Я люблю тебя и сына! – Геннадий прошелся рукой по волосам, встал, отвернулся. – Как теща?

   Светлана промолчала, что говорить в таких случаях – не знала, слезы и так душили каждый день. На следующий день они вылились лавиной.

   Смерть, как бы ты к ней ни был готов, выбивает почву из-под ног. Обрывается энергетическая пуповина, связывающая тебя с матерью, и от этого тебя еще раз прокручивают через жернова боли. Ты не хочешь понять и принять, что твоей матери больше нет в этом мире. Ты кричишь, но беззвучно – чтобы никто не видел и не слышал твоей боли, а особенно рядом стоящий родной и такой чужой человек.

   Ему тоже больно, но это другая боль, с которой он не может справиться, и после похорон приходит к тебе в спальню.

   – Свет… спишь?

   Светлана открыла глаза, смахнула с ресниц слезы, размазала по щекам, посмотрела на стоявшего рядом пьяного Геннадия.

   – Не сплю.

   Разговаривать совсем не хотелось, да еще с пьяным.

   Геннадий присел на край кровати.

   – Свет… ты знаешь, я ведь и правда впервые в жизни влюбился. Она такая необыкновенная. Мне еще ни разу ни с кем не было так хорошо в постели. Она как ураган страсти… кричала, стонала подо мной. Ты не представляешь, как это заводит, когда от тебя стонут.

   Светке хотелось крикнуть: «Я тоже от твоих ласк стонала и готова была кончить, да только тебе уже было все равно. Приезжал, как всегда делал свои дела и слазил с меня, оставив всю гореть от желания».

   Не закричала, посмотрела безразличным взглядом на мужа, ни одно слово, сказанное им, не царапнуло душу, полную безразличия.

   – Поговори со мной.

   – Ген, о чем мне с тобой разговаривать? Может, тебе нужно было настоять на своем. Женщина не оттолкнет мужчину, если она в нем уверена.

   – Да что ты понимаешь! – Геннадий вскочил и нервно заходил по комнате, кидая злобные взгляды на Светлану.

   – Конечно, я ничего не понимаю, только и помочь ничем не могу. Вы поиграли в любовь…

   – Я не играл! Я любил!

   – Ты уж определись.

   – Мне очень сложно сейчас, я порой сам себя не понимаю.

   «А чего тут не понять, Геночка. Ты на своей шкуре испытал, каково это – быть отвергнутым. К тебе возвратилось то, что ты сделал мне, но я бы не хотела, чтобы ты страдал. Мне, в отличие от тебя, совершенно не больно. Внутри все выгорело, остались обугленные, покрытые черной гарью чувства».

   – Ложись рядом.

   Светка как никто понимала, как это – очутиться в кольце душевной боли, когда некому рассказать о своих страданиях, потому что ты один на один с этой терзающей болью. И Светка слушала, жалела. Почему жалела? Потому что когда-то любила, и где-то там, на осколках воспоминаний, она была счастлива. Она любила. И ничего, что сейчас внутри стужа. Ничего, что сердцу больно, ничего, что кружит воронье над головой, разрывая душу своим поминальным криком. Как ни странно это было понять, но ее спасала внутренняя пустота. Она не давала окончательно утонуть в боли, не давала умереть маленькой светлой душе. Пустота. Вытянула, спасла, чтобы Светлана еще раз испытала боль потери.

   – Нет! Нет! Господи, пощади! – кричала Светка, и ее голова беспокойно металась по подушке, слипшиеся мокрые волосы прилипли к лицу, нескончаемые слезы горечи струились по щекам и вискам.

   Михаил прилег рядом, обхватил руками кричавшую Светлану, прижал крепко к своей груди, стал гладить по голове, шепча:

   – Тише, тише. Все образуется.

   Светлана попыталась вырваться, но не смогла освободиться из стального захвата, принесшего ей, как ни странно, успокоение. Мужская воля подавляла, делала слабой и беззащитной, и она сдалась. Окунулась во власть этих чужих рук, которые дарили успокоение израненной душе. Еще была боль – она кружила, разрывала, сжирала своим приговором, но заботливые чужие руки не дали утонуть в жестоких воспоминаниях прошлого.

   Звонок сестры выбил в очередной раз почву из-под ног.

   – Нет! Только не ты! Только не ты! Почему вы все оставили меня?! Почему?! Почему заставляете мое сердце разрываться от отчаянья и боли.

   – Не плачь, сестренка. От онкологии нет спасения. Помни, ты не одна, я буду с небес помогать тебе. И помни, мы все тебя любили и любим. Живи за нас. Люби и будь любима. Ты обязательно встретишь свою любовь.

   Время стремительно несется, затягивает в водоворот надвигающейся беды. Светлана упирается, расстроено оглядывается по сторонам в надежде увидеть того, кто защитит, отведет беду, но вокруг чужие безразличные лица. Слабость в последнее время стала ее сестрой. Приходя с работы, едва могла сготовить и сразу залазила под одеяло. Силы, казалось, вытекали из и без того исхудавшего тела. Дашка долго не раздумывала, схватила Светку за руку и отвела к врачу. Дальше все было как в тумане, анализы, пункция и приговор – карцинома щитовидной железы.

   Страх. Страх. Страх, окружил, захватил в свои силки и не отпускал. И ты наедине с ним. Один на один смотришь в глаза и не веришь, что в отражении видишь смерть. Ты хочешь жить. Кричишь в пустоту и видишь ответ. Ты не хотела жить. Растоптала себя. Убила в себе все живое. Убила любовь. Получи желанное.

   – Нет! Нет! Я хочу жить! Хочу! Слышишь вселенная! Не забирай меня! Я все поняла и осознала. Прости свое непутевое дитя. Прости! Дай пожить на белом свете! Дай познать женское счастье! Ты так мало отвела времени моим сестренкам. Не забирай меня. Я буду жить за нас всех.

   Светлана металась, развод отпал сам собой. Мысли о смерти окутывали чернотой, и она представляла, как сын сначала остается с ней, а после ее смерти опять возвращается к отцу. Кружившая пустота не казалось теперь такой желанной, Светлана гнала ее прочь, старалась насладиться последними минутами жизни.

   Лежа на операционном столе, с ужасом поняла, что ее затягивает в пропасть. Страшно было упасть в омут неизвестности, еще страшней выбираться из нее. Операция прошла успешно. Врачи давали большие надежды, и она верила. Ей нельзя было без веры. Она должна жить.

   Через неделю выйдя из больницы, попала на похороны к сестре. Вот и забрала смерть еще одного близкого ей человечка, оставив ее одну с душевными терзаниями и болью. Светка тонула в этой боли, ее было столько, что не хватало дыхания. Некому было сказать утешительные слова, некому было прижать и пожалеть. Она одна в этом мире со своими переживаниями и бедами. Все, что осталось от ее родных – это холмики земли с крестами и фотографиями, где они живые и улыбающиеся.

   – Прощайте, мои хорошие. Я люблю вас. Я буду жить, – прошептала Светлана и сильней прижалась к мужчине, который держал ее в своих крепких объятиях.

   Беспокойные крики женщины постепенно смолкли, уставший от ночных метаний Светланы Михаил закрыл глаза и провалился в сон. Очнулся он от резкого удара двери о стену.

   Светлана вздрогнула, открыла глаза и встретилась с голубыми глазами сына бабки.

   «То, что он сейчас преспокойно обнимает меня, и лешему понятно. А еще моя нога, словно змея, обвила его задницу. Почему словно… ты и есть змея. Главное не укусить, а то бабка живой зароет. Да, кстати, кто так дверью хлопнул?»

   Светлана повернула голову и встретилась с ошеломленным взглядом Софьи.

   «П…ц, – и хотя Светка не любила матерные слова, сейчас они лились из нее лавиной. – Вот это ты попала, Светочка! Теперь как честный гражданин России ты обязана жениться на сыне этой склочной бабки. Другого варианта она не предполагает. Ибо ты бессовестно соблазнила его и, мало того, еще и затащила в свою постель. И хотя в том состоянии, в котором была, сделать ты это не смогла бы, но кого это волнует».

   Софья Павловна молча вышла из комнаты, в очередной раз ударив дверью так, что косяк заходил ходуном.

   Некоторое время Михаил и Светлана еще лежали, обнявшись, в какой-то момент Светлана опомнилась, медленно убрала свою ногу с мужского бедра и посмотрела на Михаила.

   «Однако как ночь сближает».

   Брови Михаила сошлись, он резко разомкнул руки и быстро встал с кровати.

   – Простите. Ночь была не самая легкая. Я уснул.

   – Это вы меня простите. Навалилась на вас со своими проблемами. Я, правда, не хотела причинять вам неудобства. Еще раз простите. Надеюсь, Софья Павловна не придумывает себе мексиканских сериалов.

   Светка едва сдерживалась, чтобы не заржать. Натянула одеяло до самых глаз, и ее рот расплылся в лучезарной улыбке. Ошарашенное лицо бабки стояло перед глазами.

   – Смеетесь?

   Светлана не выдержала, прыснула.

   Губы Михаила разошлись в добродушной улыбке.

   – Вы удивительная женщина, – его плечи поднялись от тяжкого вздоха, – пойду оправдываться.

   Брови Светланы взлетели, было необычно видеть взрослого мужчину идущего к матери как на плаху. А с другой стороны – кто она такая, чтобы лезть в их отношения. По крайней мере, его объятия спасли в эту ночь, только они спасли от окончательного падения в омут. Только они поддерживали, когда она шла по лезвию бритвы, и оступись только, подняться уже не смогла бы. Значит, Светка будет жить. Самый страшный кошмар вновь пережила, остались мелочи жизни. Они не так ранят, их она сама вытащит перед сном. Даст покушать сущности, чтобы ночью спать спокойно.

   Услышав, как хлопнула входная дверь, Светлана вздохнула.

   «Ушел. Интересно, женат или нет? А хотя… тебе какое дело. Мужчина красивый, но не заставляет душу замирать и трепетать. Чужой. Не мой. Мне бы еще хоть разок в тех руках побывать. Вот ты, Светка, дурочка! Побывала, а потом чуть богу душу не отдала. Глазки проморгала – и опять мысли о мужиках. Наверное, от кумы заразилась. Все. Ушел. Пора вставать и посмотреть в глаза совести в лице Софьи Павловны. Пустит тебя под расстрел и даже не даст вымолвить последнее слово в свою защиту. А хотя, может, и оправдает, пол мыть некому-то».

   Светлана осторожно встала с кровати, поводила носом от собственных запахов. Влажная ночнушка прилипла в некоторых местах к телу. Одернув ее, накинула халат и осторожно пошла в ванную. Чувствовала себя не ахти как, но нужно жить дальше. Только как – пока не понимала. Чужая сущность была агрессивна и вероломно разрушила спрятанный мир прошлого.

   «Держись, Светочка! Не просто так у тебя открылся дар. Спасешь хотя бы двух мужчин от гибели, значит, не зря живешь на белом свете».

   Светлана осторожно открыла дверь и, не глядя в сторону кухни, прошмыгнула сразу в ванную. Включила краны и легла в воду. Хотелось полежать в ванне, смыть усталость и ночные воспоминания. Закрыв глаза, она чувствовала, как вода ласково ласкает кожу, поднимается все выше и выше, захватывая тело, израненное болью потерь.

   Намылив голову, ополоснулась и вылезла из ванны. Надела чистое белье и вышла. Кинула взор в сторону кухни и встретилась с внимательным взглядом голубых глаз. Теперь понятно, от кого мужчине досталась неземная голубизна.

   – Чего встала? Иди, рассказывай.

   «Как ты до такой жизни докатилась? А вот так, катилась, катилась и докатилась».

   Светлана села на табурет, едва сдержала рвущуюся зевоту, перевела взгляд в окно. За окном весело прыгали на ветках воробьи.

   «Везет кому-то, прыгают с ветки на ветку, никого не соблазняли и поэтому ответ перед бабкой держать не надо».

   Тишина и ожидание в комнате достигли своего апогея, а так как Светлана была виновницей нарушения устоев в данной квартире, пришлось ей и отвечать, почему она нарушила этот уклад.

   – Софья Павловна, прошу у вас прощения. Я немного приболела…

   Говорить совершенно не хотелось, почему-то хотелось сильно кушать, то есть не кушать, а жрать. В подтверждение в животе у Светки то ли заурчало, то ли отчаянно завыло. Организм требовал возврата потраченных за ночь калорий.

   Память выискивала в холодильнике вкуснятину и, не найдя ее, отреагировала вновь урчанием в животе. Светлана встала, открыла холодильник, взяла пакет молока и вылила в ковшик. Медленно всыпала манную крупу, осторожно помешивая, ждала, когда варево закипит.

   – А чего ты не рассказываешь, как с моим сыном спала.

   «Вообще-то то, что происходит в чужой постели, никого не должно волновать. Но, видно, скромность обошла вас стороной, а бесцеремонность ваш конек».

   – Софья Павловна, это не я спала с вашим сыном, а он со мной. Поэтому у него и спросите. Что он забыл в кровати у чужой женщины?

   Светлана ехидно улыбалась, на душе было радостно.

   «Ага. Сделал гадость, на душе радость. Сожрет ведь сына, а он проявил человеческое сострадание и участие в твоей судьбе. А ты бессовестная, так отблагодарила его за участие. Твоя наброшенная нога на его бедро не в счет».

   Воспоминание о прошедшей ночи вновь кольнули болью по сердцу.

   «Главное – осталось жива. Смерть не пришла, не забрала, значит, поживем еще на белом свете и примем удар на себя».

   Светлана сняла ковшик с плиты, вылила кашу в тарелку и посмотрела на бабку.

   – Софья Павловна. Я понимаю, что очень неприятно видеть, как ваш сын лежит в кровати с чужой женщиной. Со своей стороны, могу его только благодарить, что не оставил меня одну в эту ночь. Мы вымотались. И в итоге получилось, то, что вы увидели. Между нами ничего не было и быть не может.

   – Это почему не может быть?

   Отправленная в рот каша встала поперек глотки. Светлана закашлялась и с изумлением уставилась на такое же удивленное и недовольное лицо бабки.

   С трудом проглотив застрявший комок каши, Светка продолжала есть, обдумывая услышанные слова.

   – Наверное, потому что меня не интересуют отношения с мужчинами.

   – Что, крест на себе поставила?

   – Крест не хочу на себе ставить, успеется. Но и новых отношений не хочу, еще от старых не отошла.

   – Так я и не тороплю. Михаил у меня добрый, заботливый. Торопиться в этом деле не стоит, приглядитесь к друг к другу. Да и лучше, чем мой сын, тебе не найти.

   Сказанные слова резанули, что нож по сердцу. Хотелось закричать: «Есть лучше! Есть! Только не для меня».

   Доев кашу, Светлана вымыла тарелку с ложкой.

   – Я пойду, прилягу. Ломает сильно.

   Софья нахмурила свои широкие брови.

   – Может, ты бы к врачу сходила.

   – Так был врач, сказал, что не смертельно. Думаю, все уже позади.

   «Все осталось в прошлом. Двери прошлого вновь закрою наглухо. Никто больше не сможет их открыть. Не хочу ворошить его. Прошлое нельзя изменить, а если нельзя изменить, то и ворошить незачем», – повторила Светлана словно мантру.

   Войдя в комнату, поменяла постельное белье – благо у хозяйки квартиры была стиральная машина, и выстиранное вчера белье высохло и теперь можно вновь поменять его и лечь на чистое. Собрав влажное белье, Светка отнесла его в стиральную машину, вернувшись, легла на кровать и закрыла глаза. Вроде и ничего практически не делала, а усталость навалилась, как будто всю ночь вагоны с углем разгружала. Вспоминать о том, что произошло ночью, не хотелось, поэтому Светлана попыталась подумать о работе и о том, как оправдываться перед начальством из-за отсутствия больничного листа. Хоть было и тревожно, но в сон она провалилась практически мгновенно, и разбудил ее звонок.

   Софья Павловна пошаркав ногами по полу, скрипуче спросила:Кто там?

   И сразу провернула ключи в дверях.

   Голос доктора Светлана узнала сразу, нахмурилась и замерла в ожидании.

   Виктор не стал сразу ломиться в комнату пациентки, постучался и, услышав утвердительный ответ, вошел с улыбкой на лице.

   – А вот и я. Забежал к вам ненадолго, как вы себя чувствуете?

   Светлана улыбнулась.

   – Сегодня намного лучше, чем в прошлые дни. Думаю, мои ночные скитания закончились.

   – Отличная новость. Я вам больничный оформил у своей знакомой, завтра к ней сходите и закроете его, если жалоб на здоровье больше нет.

   Светлана оживилась, вздохнула.

   – Спасибо вам. Прям тяжелый груз с моих плеч сняли, а я только думала, как буду перед начальством оправдываться.

   – Позвольте, я вас осмотрю, так сказать, для успокоения души.

   Светлана не возражала. Удостоверившись, что с ней все хорошо, Виктор пожелал ей больше не болеть и ушел.

   «Хороший мужчина, и как говорят, мир не без добрых людей. Да и хватит валяться в постели, нужно сходить в магазин, продуктов подкупить. Жизнь продолжается, потребуется много сил, ибо пока я не знаю, что за сущность взвалила на свои плечи. Как же так получилось? А чего гадать, прекрасно все помню, захотелось прочувствовать и унести с собой воспоминания о сильных мужских руках, вот и унесла. Блин, мамочки, какие они ласковые. Теперь только осталось вспоминать и сожалеть, что не у меня такое счастье. Такие мужики бесхозными не бывают. На таких сразу хомут одевают, и еще поводок, чтобы не потерялся. Ладно уже фигней страдать, поднимай свою плоскую задницу и вперед по магазинам».

   Вот уже и неделя пролетела после свалившихся на ее голову приключений, но пока острых изменений Светлана не замечала, только тоска все больше закручивала в свои тески. Тоска по родным и по несбыточным мечтам, тоска о доме, в котором столько лет прожила. Смотрела женщина на окружающую обстановку и все чаще приходила к мысли, что все вокруг чужое и ненавистное. Хотелось выть, швырять все вокруг и найти ответ, что с ней происходит. Вернулась мысль подыскать себе другое жилье, но прикинув, сколько она потеряет, решила потерпеть еще склочный характер бабки.

***

Прошел месяц, в один из субботних вечеров по коридору разнеся звонок. Софья Павловна подскочила и живенько побежала открывать дверь, не спрашивая, кто там, быстро отперла замки и отступила. На пороге стоял Михаил с большим букетом цветов и тортом.

   – Мама, поздравляю с днем рождения!

   Вручив матери цветы, разулся и отправился на кухню.

   Светлана готовила борщ и от появления гостя с тортом немного растерялась. С той ночи они больше не виделись, Софья молчала, как партизан на допросе, и делала вид, что ничего не произошло.

   – О, тортик. У вас какое-то событие?

   На кухню вплыла сияющая, как лампочка Ильича, бабка с букетом цветов.

   – Маме сегодня юбилей, восемьдесят лет.

   – Ой! Я и не знала. Поздравляю вас, Софья Павловна, и конечно, желаю долгих лет жизни и здоровья.

   Вспомнив что-то, Светлана юркнула между матерью и сыном, прошмыгнула в свою спальню. Вытащила из шкафа завернутый в разноцветную фольгу сверток. Мысленно погладила себя по голове за свою предусмотрительность. Две недели назад совершенно случайно купила белую пуховую шаль. Купила просто так, на всякий случай, и случай не заставил себя долго ждать.

   Выйдя из комнаты, Светлана вручила подарок Софье. Подарком бабка осталась довольна, покрутилась перед зеркалом как молодуха и, вернувшись на кухню, села на стул и стала ждать продолжение банкета.

   Светлана уже поставила чайник на плиту и расставляла чашки.

   – Ради праздника можно и из сервиза чашки поставить, поди взрослые уже, не разобьете.

   Светка молча убрала кружки, вытащила из серванта три чашки с блюдцами из тончайшего фарфора. Осторожно ополоснув их, расставила на столе, положила пакетики чая, все время чувствуя на себе взгляд Михаила.

   После третьей чашки чая Светка боялась пошевелиться, на торт вообще смотреть не могла.

   Разрумянившая Софья Павловна выглядела так, будто пропустила не один стопарик, все время поправляла на своих плечах шаль, будто проверяла, не спер ли ее кто за то время, пока она доедала третий кусок торта. Когда чашка осталось пустой, вздохнула с облегчением.

   – Что-то я устала, пойду, прилягу, а вам, молодежь, нечего дома сидеть, шли бы на улицу погуляли.

   Светлана бросила взгляд на смущенного Михаила и отвернулась, ситуация была не из приятных. Будто они маленькие дети и их застукали, когда они нашкодили.

   – Чего пересматриваетесь?! Ступайте, я сказала, на улицу, а я пока отдохну.

   «Вот сучка драная, как будто я ей дышать мешаю. Весь кислород в ее квартире собрала как пылесос и не отдаю. И ведь ничего не сделать, придется идти выгуливать ее сыночка».

   Светлана оделась быстро, да и особых нарядов не было, выйдя из комнаты, встретилась взглядом с Михаилом, ждавшим ее у двери.

   Они молча вышли из парадной, переглянулись, улыбнулись друг другу, ощущая неловкость момента.

   – Раз отправили гулять, значит, будем бродить по дорожкам парка. Надеюсь, вы не против моей компании, а если не хотите, я могу сама погулять.

   – Ваша компания меня вполне устраивает, если честно, то я давно не был в парке, а когда был маленький, то вдоль и поперек исследовал его. Лазали с ребятами в бункера, все немецкие клады искали, да только кроме гильз и патронов ничего не находили.

   – Мы тоже с девчонками в парк бегали, только в основном загорали на пляже, а в бункера не лазали, страшно было. Странно, почему мы раньше не встречались?

   – У ребятни свои интересы, а в школу я ездил в Пушкин, может, поэтому и не пересекались нигде.

   – Скорей всего.

   – Может, перейдем на ты?

   – Я не против.

   Хотела добавить, что после проведенной вместе ночи можно переходить сразу на ты, но поскромничала и разозлилась на себя. Говорить было особо не о чем, поэтому продолжали топтать дорожки парка молча. Так же молча проследовали назад к дому. Михаил не стал заходить к матери, сославшись на занятость, Светлане было все равно.

   Войдя в квартиру, она встретилась с внимательно изучающим ее взглядом бабки.

   – Что-то вы быстро погуляли.

   – Михаилу по делам нужно, да и с непривычки ноги устали.

   – Так я и говорю, гулять нужно больше по свежему воздуху, вы еще молодые, чего дома сидеть.

   Светла ничего не ответила на пламенную речь, для себя решив, что достаточно погуляла за свою жизнь на огороде бывшего, но жизнь распределила все по-своему.

   Михаил стал частым гостем в квартире матери и каждый раз его и Светку выпроваживали на улицу. Постепенно они привыкали и узнавали друг друга. Через полгода таких встреч Светлана удивилась тому, что ждет телефонного звонка от Михаила. Ни о каких любовных чувствах речи не было, была обоюдная симпатия, и еще с Михаилом оказалось легко и спокойно. Его поцелуи – да, иногда случались и они – не вызывали трепета и бабочек у нее в теле, было приятно, но не более. Его мягкие губы не заставляли колени подгибаться, не требовали большего. Словно коснувшись ее губ, выполнили то, что мужчина должен делать, и он со спокойной душой и чувством выполненного долга шел дальше, поддерживая Светлану под локоток.

   – Светлана… – Михаил остановился, повернулся к ней. – Сегодня у нас полгода знакомства.

   – О! Почти юбилей. Нужно это дело как-то отметить.

   Губы Михаила расплылись в улыбке.

   – Я только за. Приглашаю тебя в ресторан.

   – Ресторан? – Светлана была удивлена. За время, проведенное с Михаилом, она поняла, что он денег на ветер не бросает, цветы покупал два раза, и то – на праздники. Чужие деньги Светлану не интересовали, как и сам Михаил. Хорошо рядом, спокойно, худого слова ни разу не услышала от него, на этом, пожалуй, и все.

   То, что у Михаила есть машина, для Светланы тоже было сюрпризом. Она мало расспрашивала о его жизни. Знала, что он был женат, имеет дочь, но Софья Павловна сразу невзлюбила невестку и, как поняла Светлана, разрушила семью сына.

   Ресторан Михаил выбрал в Пушкине, столик на двоих был заказан заранее, полумрак располагал к откровенным разговорам, но того, что последует дальше, Светлана никак не ожидала. Подхватив бокал с вином, она смотрела на темно-вишневую жидкость и слушала красивую песню: о снеге, любви и счастье двух влюбленных, от голоса Михаила вздрогнула, вынырнув из своих грез.

   – Светлана, я не буду ходить вокруг да около. За то время, что я тебя знаю, видел только хорошее и доброе.

   Светка отставила фужер с вином, вечер набирал обороты и предстоял быть насыщенным.

   – Только прошу тебя, не перебивай. Мы с тобой уже не молодые, одинокие, за плечами прожитые годы, но старость, как говорят, лучше встречать вместе. Я предлагаю оформить наши отношения.

   «Какие на хрен отношения?! Где ты их увидел».

   Рот Светланы чуть приоткрылся от изумления, ресницы хлопали в непонимании.

   Михаил поспешил ее успокоить.

   – Только не торопись с ответом, подумай хорошо. Мама говорила, что ты откладываешь деньги себе на квартиру, претендовать не буду. Мало того, можешь оставлять себе все заработанные деньги. У меня свой небольшой бизнес по ремонту машин, также практически достроил небольшой дом. Осталось обставить мебелью да хозяйку в дом пригласить.

   Михаил улыбнулся, в голубых глазах вспыхнуло что-то такое, отчего Светлана с трудом проглотила подступивший комок к горлу.

   «Мне еще и спать с тобой?»

   – Э-э-э.

   Все, что смогла вымолвить Светлана.

   Михаил рассмеялся.

   – Что, неужели испугал тебя своим заявлением?

   Светлана прокашлялась.

   – Признаюсь, не ожидала. Не кажется ли вам, Михаил, что вы немного торопитесь.

   Михаил откинулся на спинку кресла, в глазах промелькнула обида.

   – Так страшно, что сразу перешла на вы.

   Светлана вздохнула.

   – Извини. Правда, все так неожиданно. Я не собиралась замуж.

   – Только прошу, не говори сразу – нет. Подумай хорошо, взвесь все за и против.

   Светка вновь подхватила бокал с вином, сделала пару глотков.

   – А как же Софья Павловна? Как она отнесется к тому, что мы поженимся?

   – Мама не против нашего брака. Она сама настояла на том, чтобы мы зарегистрировали наши отношения.

   «Кто бы сомневался. Раз мама сказала – нужно выполнять. Ведь не молодой мужик, а до сих пор слушается маму».

   – А сколько тебе лет?

   – За моими плечами шестьдесят лет жизни. Не сильно старый. – Михаил рассмеялся, но в смехе чувствовалось напряжение. – И каков твой ответ?

   – Ответ… Как порядочная женщина, я должна подумать. Когда ты хочешь услышать ответ?

   – Думаю, смысла ждать нет. Завтра я приду за ответом.

   После этих слов Светлану стало немного потряхивать. Почему-то стало страшно, словно не было за плечами прожитых лет, словно она вновь молодая и вся ее дальнейшая жизнь зависит от единственного слова, которое она скажет.

   Засиживаться за столом дальше не было смысла. Михаил расплатился за ужин, помог Светлане подняться, положил свою руку на ее талию, повел на выход. Всю дорогу домой они молчали, подниматься в квартиру Михаил не стал, подхватив ее руку, прикоснулся губами.

   – Завтра я хочу услышать твой ответ. Какой бы он ни был, знай, моего отношения к тебе он не испортит.

   Он ушел, оставив Светку одну в растрепанных чувствах.

   Софья Павловна сидела на кухне притихшая, на лице застыло переживание, Светлана бросила на нее взгляд и скрылась в своей комнате. Медленно разделась, все время думая о предложении Михаила. Надев халат, забралась с ногами на кровать, подпихнула подушку под спину и закрыла глаза. С закрытыми глазами лучше думалось, вспоминалась прожитая жизнь. После тех изматывающих ночей чужая сущность еще не раз делала попытки причинить ей боль, но Светка держалась, гнала прочь раздирающие душу воспоминания, гнала слезы, все сильней замыкаясь в себе. Сегодня она отпустила натянутые струны души, сегодня не было сил сопротивляться давлению чужеродного существа. Подступившие слезы хлынули потоками по щекам, Светлана не старалась их вытереть, она вновь видела себя молодой, но уже не счастливой и не любимой.

   С Генкой она так и не развелась. Сначала пугала онкология, потом вопрос уже стал неактуальным, было все равно. Около двух лет вечными призраками ее снов стали умершие родители и сестры. Каждую ночь они приходили к ней, иногда разговаривали, а иногда молчали. Каждое утро Светлана вставала не отдохнувшей, а вымученной, эти встречи отбирали последние крохи сил. Она понимала, что болезнь источила ее миры и поэтому, окунувшись в грезы, она легко соприкасается с миром мертвых. Этот мир и вытягивал остатки сил. Светка цеплялась за жизнь, молилась, просила своего ангела, чтобы помог ей справиться с болезнью и дал пожить на белом свете.

   Геннадий успокоился, перестал метаться от несбыточных надежд, прижимал ее к себе и шептал, что она – самое дорогое, что у него есть на этом свете, и он безумно ее любит.

   Верила ли Светка в его любовь? Ей хотелось верить. Ибо безгрешных людей на этой земле нет. Она его больше не любила, любовь выгорела в тот роковой день. Светлана пыталась забыть то, что случилось тогда, и училась жить дальше. Геннадий опять стал ласковым и заботливым, дарил цветы, подарки, говорил слова любви. Светка поверила. С кем не бывает, да и сын все чаще проявлял характер, слушался только отца.

   Светлана залезла под одеяло, поправила подушку, обняла ее, свернувшись в позе эмбриона. Не в силах больше сдерживать потоки слез, разревелась от перекошенного от злобы лица Геннадия, вставшего перед глазами.

   – Знаешь кто ты?! Ты тварь! Только такая ублюдочная тварь, как ты, могла родить такого ублюдка! Опозорил меня перед всеми соседями. Чего ему не хватало?! Я спрашиваю – чего?!

   Светка сжалась от пылающих гневом глаз, в голове крутились произнесенные Геннадием слова: «Тварь. Ублюдочная тварь».

   Она всегда для него была только тварью. Плохо воспитывала сына. Проглядела, когда он связался с плохой компанией. Она все сделала не так. Она виновата в том, что вышла за замуж. Родила ублюдка. Выродка. Вора. Она маленькая женщина, которая опять хотела поверить в то, что любима. Наивная дурочка. Вся жизнь притворство. Все ложь. Беда не объединила, а показала истинное лицо. Столько лет терпел, изворачивался. Ради чего? Что его держало рядом? Что? Было удобно.

   Светка подскочила, набросилась с кулаками и криком.

   – Сам ты тварь! Ненавижу! Уйди от греха подальше, а то убью!

   Геннадий ушел, но с тех пор их жизнь больше напоминала драму. Обзывания и ругань не прекратились, а стали более изощренными. Один поступок сына разрушил шаткий мост, по которому они шли. Упав в темный омут, каждый из них выбирался из него сам. Хотя Светлана не бросила сына, помогала, чем могла, но по своей жизненной дороге он должен был идти сам. Отсидев в тюрьме за угнанный автомобиль, он вернулся побитый жизнью, замкнутый и испуганный.

   И ни его женитьба, ни рождение внуков не смогли исправить отношение Геннадия. Боль за то, что сделал сын, разъедала его все это время, при каждом удобном случае он вспоминал все грехи, обливал сына ненавистью.

   Боль. Боль вновь вернулась. Окутала воспоминаниями, захлестнула, ранила сердце и душу. Никто никогда ее не любил. Никто. А может, и не нужна эта любовь, по крайней мере, Михаил не говорил восторженных речей. Выразил все по существу, дал ей принять его такого, какой он есть. Спокойный рассудительный мужчина, знает, чего хочет от жизни, и к тому же хочет ее жизнь улучшить. Светка может узнать, как живется собаке с собственной будкой. Будет сидеть у окна в собственном доме, на дождь смотреть. И хотя дом все равно будет не ее, хозяин добропорядочный человек. По крайней мере за то время, что она его знает, всегда был добр и учтив. Но как с ним в постель ложиться? Совершенно чужой. А хотя… не помрет, глаза закроет и – поехал поезд. Тьфу ты, дурочка! Опять мысли не в том направлении работают. Все-таки полгода воздержания сказываются, организм требует разрядки. Какая разрядка с бабкой жить в одной квартире?

   «Еще лет пять, и ты завоешь. Да и жить она тебе не даст, если ты откажешь Михаилу. Где тебе еще кого-то искать? Решено. Завтра дам положительный ответ, но нужно уточнить насчет ерунды, которая лезет в твою дурную голову. Все-таки мужику шестьдесят, может, он живет одними воспоминаниями, а ты зря переживаешь. Вот и умничка, раз решила, действуй. Ты же хотела новую лучшую жизнь, вот тебе ее и дают. Бери и радуйся дальнейшей жизни».

   Светлана так и уснула в халате, утро принесло ей осознание того, что она все решила правильно.

***

На следующий день Михаил не стал подниматься в квартиру, дожидался Светлану у парадного входа. Когда она вышла, протянул ей пять красных роз, улыбаясь.

   – Нет разницы, какой ты дашь ответ, хочется сделать тебе приятное.

   – Спасибо.

   Светлана уткнулась в бутоны цветов, вдохнула их аромат.

   – Я согласна принять твое предложение.

   Михаил растерялся лишь на мгновение, обнял ее крепко, впился губами в ее губы и поцелуй был совершенно нецеломудренный.

   «Ого! Прям взасос на радостях. Осталось только ножку приподнять от удовольствия. Обойдешься без ножки и бабочек внутри, старая вешалка».

   Михаил с неохотой разорвал поцелуй.

   – Тогда в понедельник отпросишься с работы пораньше, подадим заявление в ЗАГС.

   Впервые Светлане стало страшно, испугала неизвестность, но, взяв себя в руки, она прогнала прочь все страхи и отправилась гулять по дорожкам парка теперь уже в роли невесты.

   Дашка удивилась, услышав о согласии Светланы выйти замуж.

   – Как ты без любви собираешься с ним жить?

   – А что такое любовь, Даш? Любовью можно грезить, когда тебе семнадцать лет. А в мои годы уже нужно думать о плече, на которое можно опереться. Не девочка, поди, давно, да и что дает эта любовь? Одни страдания. Михаил симпатичный мужчина, добрый, по крайней мере, у меня нет отторжения к нему. Другие, когда я болела, переносить это не могли, а Михаил, не зная меня, всю ночь у постели просидел. Хотя нет, половину ночи, потом ко мне перебрался.

   – Ты все шутишь.

   – А чего мне еще делать. А если честно, это я от страха.

   – Так может, одумаешься, скажешь, что передумала.

   – Это будет некрасиво. Да и чего мне от жизни ждать? Ты не забывай, сколько нам лет. Может на старости по-человечески поживу.

   – Да и то правда, смотри сама. Только как без любви-то жить будете?

   – Я же жила без любви долгие годы, хотя мне в лицо врали и говорили, что любят, а тут все ясно и без лжи, никаких признаний и вздохов.

   – Ладно, уговорила, у меня даже подарок есть.

   Дашкины глаза блеснули хитростью и весельем.

   – Только не говори, что это нижнее белье.

   Дарья весело рассмеялась.

   – Оно, родное. Чем еще мужиков завлекать.

   – Ну нет, я на такой подвиг не согласна.

   – Куда ты денешься, когда разденешься.

   – Дарья! Сейчас же прекрати и без того мандражка прошибает.

   Они еще немного поговорили, похихикали и принялись за работу.

   Дальнейшие дни были насыщены встречами, покупкой свадебного платья. Хотя платьем это было назвать сложно, но Светка не сопротивлялась.

   – Не белое же платье надевать, чай, не молодуха уже, съездите в Апрашку, там разного хламья навалом, – ворчала Софья Павловна.

   В тряпье не очень хотелось рядиться, и Светка попыталась сама выбрать наряд.

   – Не должен жених видеть платье невесты. Сама съезжу и куплю, белое, конечно, не буду, может, кремовое или нежно-голубое.

   – Не выдумывай. На машине с Михаилом съездите и выберете, должен же он заранее знать, в каком платье ты будешь.

   Спорить не хотелось, хочет платить, пусть платит.

   Поездка не принесла удовольствия. Светлана заходила то в один отдел, то в другой. То, что нравилось ей, совершенно не нравилось Михаилу, то длина короткая, то фигуру сильно обтягивает. Когда Светлана примеряла выбранное им платье, чуть не завыла от досады. Грязно-бежевый цвет совершенно не подходил к ее лицу, рукава три четверти, чуть приталенное, длина миди, которую Светлана ненавидела всей душой. И хотя ножки у нее были стройными, но не переваривала она такую длину, и все тут, уж лучше бы до щиколотки. Так ведь это непрактично и куда такое платье потом надеть? Михаил проявил характер.

   Действительно, куда? Но Светлана все больше склонялась к мысли, что бабка внесла свою лепту в покупку свадебного платья.

   «Ладно, красоту ничем не испортишь. У меня в запасе кружевное белье. Хотя стоит ли надевать его? Вдруг мужской организм отреагирует резким подъемом? Что делать будешь? Да! Задала ты себе вопросик. Хоть бы не заржать. Хоть бы не заржать. А то ведь не поймет. Ну, ничего, спишу на предсвадебную мандражку. Она у всех невест бывает».

   Через две недели настроение Светланы резко сменилось, хотелось выть, в душе нарастала паника. Чужая сущность только этим и пользовалась, каждый раз потуже натягивала нити отчаянья и переживания, подкидывая то и дело мысли о смерти и ненужности жизни на белом свете. Все чаще Светлана задавала себе вопрос: «Что ты делаешь? Зачем тебе это замужество?»

   Отчаявшись, она отправилась в церковь, может, там получится найти хоть немного успокоения для души. Присев на лавочку, закрыла глаза и отдалась во власть идущей в храме службе. Голоса певчего церковного хора успокаивали. Несли расслабленность и умиротворение. Кажется, она даже немного вздремнула, разбудил ее ласковый, спокойный мужской голос.

   – Что ж ты, дочка, чужой крест на свои плечи взвалила.

   Светлана открыла глаза, встретилась с теплым лучистым светом глаз старца.

   – Так получилось.

   Седые брови старца сдвинулись.

   – Вижу, вопрос тебя не удивил. Неужели понимаешь, о чем я говорю?

   – Понимаю и вижу. Я их называю сущности. А вы тоже видите?

   В глазах старца блеснула радость, и еще Светлане показалось, что старец только что сбросил со своих плеч тяжелый груз. Давили его те знания, что он нес, а вот встретил человека, который видит то, что и он, и стало ему сразу легче. Да и сущность сзади него притихла, хотя ее и так почти не было видно. Да и кому понравится святость души и мыслей.

   – Молодой я был, в аварию попал, вот после нее и стал видеть тварей из низшего мира. Рассказал врачам, умолял избавить меня от этого. Они и избавили, засадили в психушку на целых три года. Понял, как себя надо вести, прошел консилиум врачей. Поверили. Отпустили на волю. Только что мне с этой волей было делать, я понятия не имел. Бросился в церковь, описал отцу Емельяну все, что вижу, он поверил и оставил при церкви. Вот я уже почитай пятьдесят лет Богу служу.

   – А я сначала душу кошки увидела, а потом уже и сущностей. Только один раз доктору, который меня из пропасти вытаскивал, посоветовала бросить пить, иначе сущность довела бы его до белой горячки. Вроде бы и доктор, а поверил, и пить бросил, семью выбрал.

   – И что же ты делать дальше будешь с чужой сущностью?

   – А ничего. Меня не так просто с пути истинного сбить. Если сильно наседает, посылаю ее туда, откуда она явилась, или начинаю анекдоты в интернете читать, сразу затихает.

   – Удивительная вы женщина, так просто о них рассказываете, и страха совершенно нет.

   – А чего бояться, ведь не просто так Господь Бог дар нам даровал. Только тем, кому по силам нести его, вот и несем, а что будет потом, об этом я не думаю. Замуж вот опять собралась, да только не лежит душа к этому мужчине, а как ему об этом сказать – не знаю. Боюсь обидеть.

   – С нелюбимым жить тяжко. Но советы давать не буду, у каждого свой путь. Молись, дитя. Да услышит Господь Бог твою молитву, наставит на путь истинный.

   После разговора со старцем легче не стало, наоборот, в душе нарастали волнение и тревога.

   До дня бракосочетания оставалась неделя. В шкафу висело свадебное платье, в пакете лежало подаренное Дашкой красивое белье, чулки из тонкого капрона с кружевной резинкой. Когда в начале девяностых Светка выходила замуж, прилавки магазинов были пусты. Платье свадебное пришлось купить у подруги.

   Открыв дверцы шкафа, она посмотрела на новое платье, его вид только добавил волнения, сердце сжалось и больно кольнуло. Закрыв глаза, Светка уперлась лбом в дверцу шкафа и прошептала:

   – Что же ты делаешь, девочка моя? Почему твое сердечко так сильно стучит и плачет? Почему нет радости и ты не чувствуешь себя счастливой?

   Рвущийся из глубины крик отчаянья превратился в комок боли, подкатил к горлу и остановился, перекрыв дыхание.

   – Потому что ты совсем его не любишь. Кругом опять одна пустота. Она стала твоей спутницей. Так, может, чтобы ее не было, ты все сделала правильно. Будет крыша над головой, будет рядом человек, который позаботится о тебе. Возможно, он не предаст тебя, и уж точно не будет унижать и оскорблять. Так что выкинь панику из головы. Нет в мире твоей половинки. Сколько ночей ты молилась, чтобы он тебя нашел – не нашел. Не пришел, не обогрел своим теплом, не успокоил и не прижал к себе, смотря в твои глаза. Ни у кого не увидишь ты в глазах свет любви. Никто не скажет тебе – я тебя люблю. Доживешь ты свой век с чужим человеком, хотя по паспорту он будет тебе самым близким.

   В такие минуты Светка вспоминала родных, ей так не хватало их любви. Только их любовь она чувствовала, только их любовь не предаст и не ранит, а окутает теплом, светом, заботой и нежностью. Смахнув рукой бежавшие по щекам слезы, Светка схватила колготки и стала одеваться. Появилось жгучее желание ощутить присутствие родных, пусть и молчаливое. Посмотреть на их улыбающиеся портреты, провести по ним рукой и оттолкнуть окружившую со всех сторон пустоту.

   Одевшись, Светка молча прошла мимо удивленной Софьи Павловны.

   Быстро обулась, схватила пальто и выскочила на лестничную площадку. Она быстро побежала по ступенькам, подальше от измывающейся над ней бабкой, подальше от раздирающих ее на части боли и пустоты. Выбежав из подъезда, подставила лицо порыву прохладного осеннего ветра, успокаиваясь. Застегнув пальто, заспешила в сторону кладбища.

   Она практически бежала, хватая ртом воздух. Боль и тоска сжигали ее. Очутившись на кладбище, открыла дверь оградки и встала перед могилами родных. Она упала на коленки перед могилой матери и уткнулась лбом в холодный черный мрамор памятника, закричав, выплеснув давивший все это время комок боли, ее плечи поникли и вздрагивали от рыданий.

   – Ма-мо-чка! Ма-мо-чка! – нараспев повторяла она, рыдая.– Я-я-я так оди-но-ка, – едва проговаривала она от стучавших от холода зубов и нервного срыва. – Почему я не испытала простого человеческого счастья? Почему? И я не понимаю, что творю. По-мо-ги! Помоги мне. – Она долго рыдала, уткнувшись в холодный черный мрамор памятника. В какой-то момент отстранилась и погладила рукой фотографию матери. Слезы ручьем текли по щекам, прикрыв лицо, она качалась из стороны в сторону.

   Выплакав боль и отчаянье, стала успокаиваться, всхлипывания затихали. Она убрала руки с лица, промокшего от слез, и поднялась с колен.

   Вновь погладила рукой холодный камень, посмотрела на могилы сестры и отца. Подошла к памятнику сестре, тоже погладила фотографию.

   – Привет, сестренка, – замолчала, глотая подступивший к горлу комок боли, вздохнув, продолжила, с трудом выговаривая слова: – Мне вас так не хватает. Ваших сияющих радостных лиц, улыбок. Вашей любви.

   Постояв немного, подошла к могиле отца и тоже провела рукой по его фотографии. Улыбаясь, сказала:

   – Привет, пап! Простите меня, я тут вас потревожила. Муторно мне и тошно. Вот замуж собралась, а душа так болит и совета спросить не у кого. Счастья хочется, пап. Знаю – улыбаешься. Скажешь – Светка, годов тебе сколько! А много – отвечу. А знаешь, я как девочка мечтаю о счастье. Я его искала, ждала, да, видать, не для меня оно – женское счастье. Я так и не узнаю, как это, когда тебя любят. Вот замуж и надумала пойти. Больше, конечно, от безысходности.

   Светлана уже не плакала, на душе стало легче. Посмотрев на хмурые тучи над головой, представила звездное сияющее небо и заулыбалась.

   «Спасибо, что я живу. Простите меня за слабость. Обещаю – я буду сильной. Я ведь Светка – маленькая глупая девочка. И пусть на лице пролегли морщины, блестят от седины волосы и ноги болят. Я даже представить не могла, что у меня будут болеть колени. Но все это мелочи, с этим сталкивается каждый стареющий человек. Не сталкивается лишь тот, кто покинул мир молодым. Да, сестренка,