Оглавление
АННОТАЦИЯ
Мачеха уничтожила мою репутацию, чтобы выгодно устроить судьбу своей дочери. Теперь от меня требуют выйти замуж за кровожадного монстра. Но мне уже нечего терять, поэтому я рискну.
Отчим из корысти превратил меня в чудовище. Лучший друг настаивает на моём браке с самой развратной особой в человеческих королевствах. С другой стороны, жизнью моё существование назвать трудно, так что я соглашусь.
И кто в итоге кого перехитрил?
ГЛАВА 1. Чудовище и снежный кот.
Безмятежную утреннюю тишину морского побережья разорвал хриплый вой, донёсшийся из распахнутого окна замка. Вой сменился глухими ударами и страшными проклятьями. А потом всё стихло так же внезапно, как и началось.
Старый рыбак Хасинто, выехавший на ловлю тунца и ещё не успевший закинуть сеть, уронил её на дно лодки и торопливо осенил себя обережным знаком, испуганно-сердито бурча:
– Подлинно конец времён настаёт, если уж сам Хранитель Страны до такого непотребства докатился! Да ведь и то сказать, какой из этого чудовища Хранитель? Подлый душегуб, вот кто такой его светлость Рейнардо Навьеро! Сжалься над Фрасинией, Повелительница Ветров, только на твою милость и уповаем.
Шёпотом браня хозяина этих земель, старик, однако, не торопился возвращаться на берег. Ведь только в этом заливчике, подходившем почти под самые окна замка Навьеро, можно было за пару часов наловить полную лодку крупной жирной рыбы и отборных морских гадов, за которых ему не скупясь платили чистым серебром. А поскольку за ловлю рыбы не взималось никакой платы – так распорядился сам Рейнардо Навьеро – старик Хасинто так туго набил кубышку, что мог твёрдо рассчитывать на сытую спокойную старость. Даже когда он одряхлеет настолько, что уже не сможет больше заниматься своим промыслом, у него всё равно всегда будут миска мясной похлёбки, кувшин доброго вина и полный сарай дров.
Поначалу странная щедрость нового хозяина до смерти перепугала и самого Хасинто, и его односельчан. Молодой – ему тогда только-только двадцать один год сравнялся – герцог Рейнардо Навьеро приехал в это отдалённое поместье шесть с лишним лет назад и сразу же распорядился втрое уменьшить арендную плату за землю и вовсе отменить добрую дюжину других сборов – за рыбную ловлю, охоту, рубку леса, выпас скота и прочее.
С тех пор герцог безвылазно жил в поместье, будто тут клад какой зарыт или волшебный цветок растёт, хотя его покойный отец – упокой, Повелительница, его душу с миром, вот уж кто хороший человек был, не чета сыну! – сюда заглядывал не чаще раза в год, когда хотел устроить для друзей большую охоту, благо окрестные леса кишмя кишели всевозможной живностью, от зайцев до медведей.
Когда управляющий собрал всех подданных герцога и, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, объявил им волю его светлости, округа загудела, как пчёлы в майский полдень. В домах и харчевнях, на рынках и ярмарках взволнованные люди судили и рядили, пытаясь угадать, какие чёрные замыслы прячутся под этим неслыханным великодушием. В доброту и щедрость молодого герцога никто не верил, потому что дурная слава летела впереди него быстрее лучшего охотничьего сокола и даже если бы его светлость роздал беднякам все несметные богатства рода Навьеро, а свои роскошные особняки и замки превратил в дома призрения, его всё равно считали бы тем, кем он есть – чудовищем, вырвавшимся из преисподней, чтобы терзать и мучить несчастную Фрасинию.
Хасинто считался в деревне человеком грамотным и много повидавшим – ему довелось и в храмовой школе пару лет поучиться, и несколько лет на границе провоевать, и на торговых кораблях поплавать. Поэтому, немного опомнившись после слов управляющего, односельчане настойчиво потребовали от Хасинто, чтобы он растолковал им, что понадобилось его светлости в этакой глухомани.
Немного подумав, Хасинто до смерти перепугал их предположением, что Рейнардо Навьеро поселился здесь, чтобы без помех творить жуткие магические ритуалы, о которых рассказывается в старинных легендах. Небольшая округа на восточной окраине королевства отлично подходила для совершения разного рода тёмных дел – тут имелось море с быстрыми течениями, леса с непроходимыми чащами и горы с глубокими ущельями и пещерами. Новости отсюда до столицы доходили медленно и далеко не все, королевские эмиссары наезжали редко и ненадолго, а местные жители в столице отродясь не бывали. Да и магов тут раз-два и обчёлся. И те ничем не помогут, если что. Во-первых, все они живут в Форё – главном городе округи. Во-вторых, против Рейнардо Навьеро, сильнейшего мага Фрасинии, одарённого самой Повелительницей Ветров, они всё равно что мыши против льва. Так что герцог мог творить здесь, что пожелает, но, видимо, предусмотрительно решил отвести всем глаза мнимой добротой – чтобы, когда начнут пропадать люди, на него не подумали. Или по крайней мере подумали не сразу.
Мрачные подозрения Хасинто не оправдались – за эти годы во владениях Рейнардо Навьеро никто не пропал, не считая двух охотников, которых задрал медведь-шатун. Герцог Рейнардо тогда приказал своим егерям отыскать и убить зверя и выделил семьям погибших немалую сумму денег. Впрочем, от этого Хасинто и другие крестьяне не стали относиться к нему теплее.
Старый рыбак был непоколебимо убеждён – и сумел уверить в этом всех односельчан –, что своей показной добротой и щедростью герцог просто пытается хоть как-то замолить тяжкие грехи, коих на его совести должно быть куда больше, чем блох на шелудивой собаке. И почему только её величество не покарала светлейшего Навьеро за то, что он уже совершил? Ведь из-за его кровожадности и звериной жестокости чуть было война с соседним королевством не началась, король Керлеты уже войска к границе подвёл.
Впрочем, понятное дело, почему. Многие века герцоги Навьеро были мечом и щитом страны. Короли Фрасинии и весь народ вслед за ними в любой беде привычно полагались на Навьеро, как малое дитя полагается на защиту взрослых. Только ведь любое дитя рано или поздно должно вырасти, хочется ему этого или нет.
– Знай герцог, как его тут ненавидят, наверняка уехал бы отсюда, – бурчал Хасинто, забрасывая сеть поглубже. – Только кто ж ему отважится об этом рассказать? В нашей округе таких полоумных не водится, даже Микелито-дурачку подобное в голову не взбредёт.
Герцогу Рейнардо Навьеро, бывшему надёжным источником благосостояния и постоянным объектом злословия местных крестьян, сейчас, однако, было не до того, что о нём думают, кем его считают и как к нему относятся окрестные жители. Он корчился в судорогах на полу своей лаборатории, хватая ртом вдруг ставший горячим воздух и царапая узорный паркет дорогого дерева.
Рейнардо уже дважды пробовал подняться и оба раза тяжело валился навзничь. Звать слуг было бессмысленно – стоявшая на лаборатории защита никого не пропустила бы внутрь.
Третья попытка наконец-то закончилась удачей. Опираясь на локти, Рейнардо дополз до массивного дубового кресла и, вцепившись в резной подлокотник, рывком встал на ноги, не сумев сдержать болезненный стон – откат от ритуала с каждым разом наступал быстрее и проходил тяжелее. Магия жестоко мстила за надругательство над собой. И, что самое ужасное, конца этой пытке не предвиделось.
Снова застонав, Рейнардо тяжело рухнул в кресло. Тело ныло от острой боли и дрожало противной мелкой дрожью, рот затопила кислая горечь, перед глазами плавал плотный туман, в котором вспыхивали разноцветные искры, а горло и лёгкие раздирало так, словно в них насыпали колючего раскалённого песку, предварительно смешав его со жгучим перцем.
Полгода усердных трудов пошли прахом, не принеся ничего, кроме вреда. Полгода он изучал редчайшие магические трактаты, расшифровывал малопонятные древние записи, составлял сложнейшие формулы и складывал многоуровневые арканы, надеясь, что уж в этот раз ему повезёт.
Рейнардо хрипло и зло рассмеялся. Когда это ему хоть в чём-то везло? Образцовый неудачник, ни Созидателю венок, ни гтарху мочалка, вот что он такое. Маг высшего ранга с покорёженной магией, опасной и непредсказуемой, как раненая кобра. Наследник великого рода, не сумевший сберечь родовую силу. Урод, когда-то бывший писаным красавцем. Сын, отвергнутый матерью, опозоривший память и имя отца.
Приступ самоуничижения был прерван большим снежно-белым котом, молнией запрыгнувшим на колени к Рейнардо. Немного потоптавшись по ним, кот передними лапами обнял Рейнардо за шею, прижался пушистой мордочкой к его искалеченной щеке и негромко замурлыкал. Дёргающая боль в теле понемногу отступала, зрение прояснялось и дышать становилось легче.
– Что бы я без тебя делал, Снежок?! – тяжело выдохнул герцог, зарывая пальцы в густую мягкую шерсть.
– Мрряу! – согласно откликнулся кот, ещё крепче прижимаясь к хозяину.
Без Снежка герцогу и впрямь пришлось бы скверно. Кот безошибочно чувствовал, когда у хозяина начинался очередной приступ и почти сразу оказывался возле него, в какой бы части поместья при этом ни находился сам Рейнардо. К тому же кот был единственным живым существом, легко и без малейшего вреда для себя преодолевавшим сложнейшую защиту лаборатории. Впрочем, это относилось к любой магической защите какого угодно уровня, будь то сигнальный артефакт, защитный щит или охранная сеть. Снежок просачивался сквозь них, как вода сквозь песок, только в сотни раз быстрее.
Гладя довольно мурлычащего кота, Рейнардо усмехнулся, вспомнив, как несколько лет назад взял его с собой в королевский дворец. Хотя, если быть точным, кот сам себя туда взял, неведомо как пройдя через портал, ведущий из поместья Рейнардо в столицу, и незаметно забравшись в ожидающую герцога карету. Рейнардо обнаружил кота – вернее, кот соизволил обнаружить своё присутствие – когда карета уже ехала по дворцовой аллее.
Он тогда строго отчитал Снежка, к чему кот отнёсся с полнейшим безразличием. Мало того, когда Рейнардо вытащил кота из кареты, намереваясь оставить его на попечение кучера, Снежок вдруг резко вывернулся из его рук, стремительно пересёк двор и исчез в дворцовом саду.
Затейливо помянув гтарха и всю его родню до седьмого колена, Рейнардо подозвал проходившего мимо слугу и строго приказал немедленно разыскать, поймать и передать с рук на руки кучеру драгоценную пропажу, пообещав за это щедрую награду.
Никому из дворцовой прислуги тогда не удалось отыскать Снежка. Нашли его – хотя вообще-то слово «найти» не очень подходило для обозначения данного случая – Рейнардо и королева Изабелла. Кот спокойно лежал на письменном столе в личном кабинете её величества и даже не попытался спрятаться, когда дверь кабинета распахнулась.
Шедшая первой королева остановилась на пороге, не сумев – редчайший для неё случай – удержать непроницаемо-холодное выражение лица.
– Как…как он сюда пробрался?! – потрясённо выдохнула она, обернувшись к Рейнардо, застывшему каменной статуей за её плечом. – Я ведь приказала настроить защиту кабинета так, чтобы в моё отсутствие сюда никто не мог войти.
– Не знаю, ваше величество! – откровенно признался Рейнардо.
– Посмотрим, что скажет глава магической службы, клятвенно заверявший меня, что созданная им защита неприступна! – процедила Изабелла.
– Немедленно позвать сюда риана Борхеса! – бросила она одному из гвардейцев, стоявших на часах у дверей кабинета. Тот, поклонившись, кинулся выполнять приказ.
– Садитесь, герцог, – устало сказала Изабелла, проходя к своему креслу. – И успокойте вашего питомца, он, наверное, напуган.
Напуганный питомец возмущённо мяукнул и одним ловким прыжком забрался на колени к королеве, ничуть не рассердившейся на подобную вольность. Изабелла очень любила животных, которые отвечали ей полной взаимностью. Кот герцога ей приглянулся ещё в прошлое посещение поместья, так что она с удовольствием стала с ним играть.
Вскоре в кабинет влетел глава магслужбы, уже введённый гвардейцем в курс дела, и, торопливо поклонившись королеве, приступил к проверке защиты.
– Признавайся, это твоих рук дело, несносный мальчишка! – вполголоса шипел Эдан Борхес, в третий раз проверяя плетения и узлы. – Я эту защиту ровно полгода создавал, а твой кот сквозь неё прошёл, словно это воздух, а не смертоносная сеть. Да ещё и ни одной ниточки не то что не повредил, а даже не потревожил! Справиться с моими плетениями мог только один человек – твой отец, значит, это твоих рук дело. Признавайся, говорю!
Рейнардо, улыбаясь, качал головой, но на душе у него было совсем невесело. Глава королевской магической службы Эдан Борхес был ближайшим другом его отца и одним из немногих людей, не отвернувшихся от Рейнардо, когда жизнь молодого герцога разлетелась вдребезги. Рейнардо очень не хотелось терять дружбу человека, которого он давным-давно привык считать кем-то вроде дядюшки, но он понятия не имел, как оправдаться, потому что не мог взять в толк, как Снежку удалось преодолеть охранную сеть, оснащённую к тому же несколькими сигнальными артефактами.
– Хочешь сказать, что ты ни при чём и во всём виноват этот паршивый комок шерсти?! – окончательно рассвирепел Эдан, которому так и не удалось найти в защите прореху, через которую пробрался Снежок.
«Паршивый комок шерсти» спрыгнул с колен королевы, подошёл к Борхесу и тихо, но выразительно мяукнул.
Эдан осёкся и внимательно взглянул на Снежка.
– Виноват, ваша пушистая светлость. Должен ли я считать, что вы просто изволили развлекаться и безопасности её величества ничто не угрожает, так как повторить проделанный вами трюк никому не под силу?
– Мяу! – невозмутимо подтвердила пушистая светлость.
– Послушай, Рейнардо, – уже совсем другим тоном сказал Эдан, – твой кот, он… уникален. Я сегодня отправлюсь с тобой в поместье, нужно удостовериться, что это не случайность.
Эдан провёл в поместье Рейнардо месяц, в течение которого только и делал, что создавал новые и новые охранные сети и ловушки. Результат был неизменен: Снежок их не замечал, а они не замечали его.
В конце концов Эдан признал своё поражение, заявив, что Снежок является «неизвестным науке магическим феноменом» и строго-настрого велев Рейнардо беречь кота как самое дорогое сокровище. С тех пор, приезжая навестить Рейнардо, риан Борхес неизменно привозил Снежку редких лакомств и вёл с ним долгие беседы о философии и магии, утверждая, что разговоры с котом помогают ему на многое взглянуть по-новому и оттачивают его ум.
Воспоминания привели Рейнардо в хорошее настроение, и он почувствовал, что боль окончательно отступила, а магия почти стабилизировалась.
Уверившись, что Рейнардо полностью пришёл в себя, Снежок неожиданно соскочил на пол и, громко урча, стал тереться о его ноги.
– Напоминаешь, что неплохо бы подкрепиться? – устало улыбнулся герцог. – Ступай поешь, думаю, Ромуальдо уже распорядился сервировать нам ранний завтрак.
В ответ раздалось негодующее шипение и в ногу Рейнардо впились острые коготки.
Рейнардо тяжело вздохнул и, наклонившись, почесал кота за ушами. Тот охотно подставлял голову под ласку, но ярко-голубые глаза при этом непримиримо щурились, недвусмысленно намекая, что кот твёрдо намерен настаивать на своём до победного конца.
– Да-да, Снежок, знаю, моя обязанность – составлять компанию вашей пушистой светлости во время трапез. Но мне сейчас кусок в горло не пойдёт. Ступай и хорошенько поешь за нас двоих. А к обеду я выйду, обещаю.
Ответом Рейнардо были громкое сердитое «мрссс!» и усилившийся нажим когтей.
Обречённо вздохнув, Рейнардо поднялся и пошёл вслед за котом.
Проходя мимо своей спальни, герцог предпринял попытку прорваться туда, надеясь запереться и отлежаться. Однако привычный к подобным уловкам кот молниеносно преградил ему дорогу, выгнул спину, распушил шерсть и гневно зашипел.
– Ну ладно, ладно, виноват, больше не буду! – развёл руками герцог. – Но попытаться-то стоило.
Кот совершенно по-человечески закатил глаза, фыркнул и боднул хозяина головой, пытаясь подтолкнуть его в нужном направлении.
Поначалу Рейнардо ел через силу, но постепенно в нём проснулся волчий аппетит. Ничего удивительного в этом не было – магические ритуалы такой сложности забирают массу сил, а воздушный паштет и запечённая с грибами огромная форель даже у мёртвого пробудили бы желание поесть.
«Навьеро не сдаются никогда! Проигрыш возможен, капитуляция – нет!»
Неспешно попивая белое вино, Рейнардо в сотый раз перечитывал девиз их рода, тщательно выписанный золотом под портретом первого герцога Навьеро, и чувствовал, как к нему возвращается обычное спокойствие.
Навьеро действительно никогда не сдаются и крайне редко проигрывают. А он истинный Навьеро, поэтому он позволит себе передохнуть пару недель, чтобы стабилизировать свою магию – конечно, насколько это вообще возможно – и начнёт составлять следующий ритуал.
И не станет – не станет, гтарх побери! – думать о том, что и этот ритуал может окончиться неудачей. Как сегодняшний. Как почти три десятка предыдущих. Размышлять перед началом важного и опасного дела о том, что оно может не удаться, равносильно тому, чтобы добровольно лишить себя половины шансов на победу. Так всегда говорил отец.
Снежок, величественно восседавший по правую руку от хозяина и с аппетитом поедавший рулетики из ветчины и тушёную курятину, которые старая кухарка Эухения готовила специально для него, громко мяукнул, словно одобряя ход мыслей Рейнардо.
Двери столовой неожиданно распахнулись, заставив вздрогнуть и Рейнардо, и пожилого дворецкого Ромуальдо, стоящего у буфета в дальнем конце столовой. Лишь Снежок остался невозмутимым.
– Курьер от её величества! – звонко провозгласил молодой лакей. И тут же отступил в сторону, пропуская вперёд высокого сутуловатого мужчину в мундире из тёмно-красного сукна с серебряной отделкой. К лацкану мундира была приколота массивная брошь в виде головы тигра, удостоверявшая, что её обладатель является сотрудником секретной службы её величества.
Мужчина коротко, по-военному, поклонился и протянул Рейнардо конверт, запечатанный личной печатью королевы.
– Приветствую вас, ваша светлость. Срочное письмо от её величества. Ответное послание должно быть готово не позже чем через сутки. Мне задержаться или вернуться завтра?
Беря письмо, Рейнардо окинул курьера внимательным взглядом. На мундире ни соринки, на сапогах ни пылинки. Значит, прибыл порталом. Похоже, дело и впрямь срочное.
– Останьтесь, – бросил он, распечатывая конверт. – Ромуальдо, позаботься о посланце её величества.
Дворецкий, склонив голову, жестом пригласил курьера следовать за ним. Двери столовой захлопнулись за ними, как раз когда Рейнардо дочитал письмо. И очень вовремя, надо сказать, захлопнулись.
Потому что в следующее мгновение все прекрасные планы Рейнардо полетели в бездну. Обезумевшая магия выплеснулась огненной волной, сжигая изящные резные панели и драгоценные гобелены тончайшей работы.
Как могла королева Изабелла так с ним поступить?! Да ещё и по совету Эдана!!! Предатели! Все предатели!!!
Магия согласно выла, бешено закручиваясь в огненный смерч. Пока что огонь не выплёскивался за пределы столовой, потому что, едва перебравшись в это поместье, Рейнардо, не считаясь со страшной болью и приступами слабости, опутал каждый его уголок мощными защитными чарами, призванными локализовать любой выплеск его магии. До сегодняшнего дня чары не подводили, но и выплесков такой силы со времени переезда в поместье у него ещё ни разу не было.
Рейнардо стиснул зубы и сжал кулаки, отчаянно пытаясь вернуть контроль над разбушевавшейся магией. Защитные плетения гнулись, трещали, однако держались. Но ещё чуть-чуть, и магия разорвёт их с такой же лёгкостью, с какой штормовой ветер разрывает в клочья облака. И тогда из высоких стрельчатых окон вырвутся языки пламени, пожирающие всё на своём пути.
Сначала обрушится крыша замка, потом огненный вал разольётся по поместью. Стечёт с вершины холма, затопит ближайшие деревни, испепелит леса, высушит реку со всеми притоками, отравит море и воздух.
И никто не сможет остановить этот магический катаклизм, потому что во всей Фрасинии нет мага, способного противостоять Рейнардо Навьеро.
Род Навьеро не только прервётся, но и останется в памяти людей запятнанным. Почти никто не вспомнит, сколько добра принесли Фрасинии предки Рейнардо, зато матери будут пугать детей страшными сказками о последнем герцоге Навьеро, прозванном фрасинским чудовищем. О нём, Рейнардо. Да и пусть. Всё равно он больше не может бороться. Не может. Не…
Рёв огня и шум крови в ушах неожиданно перекрыло громкое яростное мяуканье, больше напоминающее рычание. Снежок, запрыгнувший на стол, у которого застыл герцог, хрипло рычал-мяукал и с силой бил себя хвостом по бокам. Вздыбившаяся на загривке шерсть и горящие глаза придавали ему сходство с маленьким разъярённым львом. В глазах кота было столько жгучего презрения, что Рейнардо содрогнулся. И ведь кот прав – в письме Изабеллы не было ничего настолько страшного, чтобы доводить себя до магического срыва. Спору нет, оно было неожиданным и оскорбительным, но не более того.
Огненный смерч медленно гас. Рейнардо тяжело перевёл дух. Опасность миновала. Благодаря Снежку он отделался малой кровью, всего-то столовая выгорела, да и то портреты предков, на которых была дополнительная защита, не пострадали. А остальное – пустяки.
Герцог устало опустился в кресло, утирая со лба пот. И тут же опять вскинулся. Либо у него галлюцинации, либо… в коридоре раздаётся голос Эдана.
Рейнардо кинулся к дверям и одним рывком их распахнул. И тут же получил сокрушительный удар в челюсть.
Падая на ковёр, герцог успел заметить метнувшуюся вперёд и вверх пушистую белую молнию. Послышался короткий болезненный вскрик Эдана и вслед за этим сознание Рейнардо окутали мрак и тишина.
Когда Рейнардо пришёл в себя, он лежал на низкой широкой кушетке в своей спальне, на груди у него примостился Снежок, а в кресле у окна сидел Эдан.
Сгущались сумерки, а так как просторную комнату освещал только один подсвечник, всё терялось в мягком серовато-синем полумраке.
– Говорить можешь? – поинтересовался названый дядюшка, с беспокойством глядя на него.
– Могу, – прохрипел Рейнардо, облизывая пересохшие губы. – И первым делом хочу узнать, какого гтарха происходит.
– Сначала освежись, – посоветовал Эдан, протягивая ему стакан с водой.
Осушив стакан, Рейнардо почувствовал себя значительно лучше и попытался осторожно переложить кота на кушетку. Снежок в ответ только сердито зашипел и вцепился в его рубашку всеми четырьмя лапами. Вздохнув, Рейнардо приподнялся и сел, предоставив коту висеть у него на груди наподобие жабо. Если, конечно, бывают жабо из меха.
– Я жду ответа, Эдан, – повторил он. – Как вообще эта безумная идея пришла тебе в голову и каким образом ты умудрился склонить на свою сторону королеву?
– Ты считаешь безумием брак с первой красавицей Керлеты, равной тебе не только по знатности и богатству, но и по силе магического дара? – с невинным видом поинтересовался Эдан.
– Я считаю безумием женитьбу на шлюхе! – рявкнул вконец рассвирепевший Рейнардо. И уже чуть тише добавил:
– Не только безумием, но и позором.
– О да! – ядовито-ласково протянул Эдан. – Конечно же, это безумие, позор, стыд, скандал. Куда лучше жениться на юной невинной девице. Как это сделал, к примеру, твой отец, женившись на бедной сиротке, настолько чистой и добродетельной, что её прозвали Непорочной Лилией Фрасинии. И хотя, как выяснилось впоследствии, под маской чистоты и добродетели скрывались жестокость, подлость и коварство, но разве это так уж важно? Ведь главное в жизни – репутация и приличия, не так ли?
Эдан перевёл дух и продолжил:
– Моя идея, которую ты считаешь безумной, на самом деле единственно возможный для тебя шанс спастись. Взгляни правде в глаза, Рейнардо, сегодня ты был в шаге от безумия. Мне пришлось прибегнуть к физической силе, чтобы отключить твоё сознание и дать возможность разуму хоть немного успокоиться. Но в следующий раз это может не помочь. Неужели ты хочешь быть казнённым? Или – в лучшем случае – провести остаток жизни лишённым разума и закованным в цепи?
– Отличный способ спасения – жениться на девице, прозванной керлетской развратницей и на веки вечные стать посмешищем во всех восьми королевствах, – беспомощно огрызнулся герцог.
– Смею напомнить, мой мальчик, что тебя самого прозвали фрасинским чудовищем, – холодно парировал Эдан. – Тебе ли не знать, как часто ошибается или лжёт молва? Но даже если в данном случае она правдива – а у меня на сей счёт серьёзные сомнения – то и тогда у тебя просто нет другого выхода, Рейнардо. Тебе ничем не смогли помочь лучшие маги Фрасинии, включая меня. Да что мы – даже ты сам не смог себе помочь.
Чтобы у тебя появился хотя бы призрачный шанс спастись, тебе нужна помощь равного по силе мага. А таких за вычетом тебя семь, по одному на каждое королевство. И только один из них – девица брачного возраста.
Впрочем, я не настаиваю, желаешь стать безумцем или трупом – становись. Обдумай мои слова, у тебя есть время до завтрашнего утра. За завтраком сообщишь мне о своём решении. Будешь против – клянусь памятью твоего отца, я уговорю королеву Изабеллу передумать.
Закончив свою тираду, Эдан присел рядом с Рейнардо на кушетку.
– Прости меня, мой мальчик, – тихо сказал он. – если бы была хоть одна другая возможность выдернуть тебя из надвигающегося безумия, я бы никогда не предложил ничего подобного. Но такой возможности нет. Надеюсь, ты примешь правильное решение.
Рейнардо вскинул голову, толком не зная, что собирается ответить. И…подавился воздухом вместе со словами.
Лоб и щёки Эдана были так затейливо разукрашены глубокими красными царапинами, что напоминали то ли кусок кружева, то ли узорную решётку сада.
– Это твой кот меня подрал, – развёл руками Эдан. – Но я не в обиде. Он, похоже, всерьёз считает тебя своим котёнком, а котят надо защищать. Так ведь, Снежок?
– Мурр-мяу! – подтвердил кот, злобно глядя на Эдана.
– Но почему ты не залечил царапины магией? – начал было герцог и осёкся.
Эдан не рискнул исцелить себя магией, потому что испугался за него, Рейнардо. Потому что не знал, как покорёженная магия Рейнардо отреагирует на активацию чужой магии рядом с собой. Хуже всего было то, что этого не знал даже сам Рейнардо.
– Эдан, почему ты не привёз письмо сам? – тихо спросил Рейнардо, ощущая совершенно детскую обиду. Узнай он о своей предполагаемой женитьбе от Эдана, а не из сухих строчек официального письма, отреагировал бы менее бурно…наверное.
– Я собирался, – так же тихо ответил друг. – Более того, её величество именно мне поручила сообщить тебе эту новость, постаравшись сделать это по возможности деликатно. И только потом вручить письмо.
– Тогда как письмо оказалось у курьера? – не понял Рейнардо.
– Курьеру его вручил канцлер Моркано. А канцлеру – королева.
– Но ведь королева, по твоим же собственным словам, отдала письмо тебе! – опешил Рейнардо.
– Да. И вот это-то и есть самое страшное. Понимаешь, риан Моркано не лжёт. Я читал его воспоминания, там действительно есть сцена передачи письма. А вот в воспоминаниях королевы её нет.
– Но это значит… – Рейнардо замолчал, не решаясь договорить фразу до конца.
– Да, – кивнул Эдан. – Это значит, что кто-то изменил воспоминания риана Моркано, не последнего человека в государстве, никогда не расстающегося с весьма увесистой связкой мощных защитных амулетов. Моей работы, прошу заметить.
А ещё это значит, что кто-то смог повторить проделку твоего кота – пробраться в кабинет её величества. И не просто пробраться, а прочесть и скопировать письмо. Королева написала его несколько дней назад, вот и гадай, когда же до него добрались и, главное, чьих рук это дело.
Думаю, твой отчим был бы рад видеть тебя в цепях или на плахе. Но этому слизняку такие дела не по зубам. Нет, тут кто-то другой постарался. Умный, хитрый, могущественный. Очень желающий от тебя избавиться. И очень много знающий. Сам посуди, курьер приехал почти сразу после того как ты окончил ритуал. Прибудь он чуть раньше или чуть позже, ты бы почти наверняка сумел сдержаться.
– И кого ты подозреваешь?
– Всех – и никого, – устало откликнулся Эдан. – У Фрасинии и лично у королевы Изабеллы немало врагов, и это не может не огорчать. Но среди них нет совсем уж полоумных, и это не может не радовать. А пытаться довести Хранителя Фрасинии до полного безумия может только человек, которому окончательно и бесповоротно надоело жить. Значит, появился неучтённый и очень сильный игрок.
– Или кто-то из учтённых успешно притворяется разумным, – выдвинул новую версию Рейнардо.
– Или так, – покладисто согласился Эдан, зевая. – Что-то устал я, старею, видимо. Пойду к себе. Увидимся за завтраком, Рейнардо.
– Постой, если подлинное письмо королевы у тебя, откуда же ты узнал, что мне уже доставили копию?
– У меня оно, у меня, – невесело усмехнулся Эдан. – Что, всё ещё не верится? Вот оно, прочти. А узнал я обо всём от самого канцлера. Мы столкнулись в приёмной королевы и он попытался выведать, не знаю ли я, что такого важного было в письме, которое он, по поручению её величества, переслал его светлости герцогу Навьеро. Я прочёл его воспоминания, сообщил о случившемся королеве и кинулся сюда порталом. Но перехватить курьера, увы, не успел.
Эдан помолчал и уныло добавил:
– Подготавливается что-то очень скверное, Рейнардо. А хуже всего то, что я понятия не имею, что именно. Самая страшная опасность – та, про которую ничего не знаешь.
Рейнардо тупо уставился на протянутое ему Эданом письмо, точную копию того, что осталось валяться на обеденном столе. Текст, подпись, печать, даже почтовая бумага, на которой был золотом оттиснут королевский герб – всё было пугающе одинаковым.
Эдан прав, грядёт что-то очень скверное. Никто не стал бы развлекаться подобными шутками, не имея далеко идущих планов. И Рейнардо не имеет права оставаться в стороне, потому что Хранитель Страны – это её щит и меч.
– Дар Хранителя даёт много прав и возможностей, но обязанностей налагает неизмеримо больше. И первая из этих обязанностей – защита страны и королевской семьи, сынок, – прозвучал в голове голос отца.
Да, так и есть, поэтому Рейнардо больше не может отсиживаться в поместье. Он должен вернуться ко двору и помочь королеве и Эдану разобраться, что там происходит.
Вот только для этого нужно взять магию под полный контроль. Шрамы – да гтарх с ними, но магия должна ему полностью подчиняться. А она вовсе не намеревается этого делать. Наоборот, она вот-вот окончательно искалечит его, сведёт с ума, а то и вовсе убьёт.
Эдан прав, выбора у него нет. Если Джеана Лаэрн и впрямь сможет помочь ему своей уникальной родовой силой, то он постарается с ней ужиться и не позволит себе ни единого упрёка в её адрес. Чем гтарх не шутит, может, они сумеют поладить. Не зря ведь говорят, что из бывших распутниц получаются прекрасные жёны.
– Задержись ещё на минутку, Эдан, – попросил он, видя, что риан Борхес героически борется с зевотой. – Я только велю Ромуальдо принести самого лучшего игристого.
– Зачем? – настороженно поинтересовался друг.
– Выпьем за мою помолвку.
Широкая улыбка, озарившая лицо Эдана при этих словах, окончательно убедила Рейнардо в правильности принятого решения.
ГЛАВА 2. Распутница и чёрная кошка.
Джеана слабо застонала и перекатилась на спину. Через несколько минут ей удалось сначала приподняться, а потом, стиснув зубы и помогая себе левой рукой, доползти до стоявшего у стены сундука.
Но на то, чтобы подняться, сил уже не нашлось. Всё, что она смогла – это усесться на полу, подобрав под себя ноги и откинув голову на жёсткую крышку сундука. Тут же в бессильно свисавшую ладонь правой руки ткнулась пушистая мордочка и маленькая чёрная кошка принялась деловито облизывать онемевшие и скрюченные судорогой пальцы Джеаны.
– Только ты меня и спасаешь, Бархатка! – прошептала Джеана, судорожно всхлипывая.
Всхлипывания перешли в горькие тихие рыдания. Плакать громко она не отваживалась, боясь быть услышанной.
Вот и рухнули её надежды. Проведённые в библиотеке бессонные ночи, проданные за бесценок материнские украшения – потому что иной возможности раздобыть денег на необходимые артефакты и зелья у неё попросту не было, зарядка громоздких старинных накопителей, выпивавшая из неё все силы до последней капли – всё, всё было напрасно. Ритуал не удался.
Впрочем, когда это ей хоть что-то удавалось? Магесса, не умеющая толком пользоваться своей магией – потому что никто её этому не учил, если не считать пары уроков, которые успела преподать матушка. Наследница самого знатного и богатого рода Керлеты, которой живётся куда хуже, чем дочери простого крестьянина. Отвергнутая женихом невеста, ославленная на все восемь королевств, как распутница. Дочь, не сумевшая спасти мать, преданная и проданная отцом. Да чем же она так провинилась перед Царицей Вод, что та пожалела для неё крошечную каплю удачи?
Кошка, убедившись, что спазм прошёл и Джеана снова может шевелить рукой, свернулась клубочком у неё на коленях и успокаивающе замурчала. Ласковое тихое мурчание странным образом придавало сил и утешало. В памяти всплыл мягкий голос матушки, читающей маленькой Джеане фамильный девиз.
«Лаэрны могут потерять всё, кроме чести и достоинства».
Матушка тогда сказала, что никто не в силах отобрать у человека честь и достоинство, пока он сам не пожелает от них отказаться, и что настоящий Лаэрн такого не сделает никогда, как бы плохо, трудно и тяжело ему ни было. А она, Джеана, истинная дочь великого рода Лаэрнов. Она не сдастся. Она будет по крохам копить силы и знания, составит новый ритуал, внимательно учтя все свои ошибки, и он обязательно окажется удачным. А даже если нет – она будет пытаться снова и снова, пока жива. Она просто не имеет права опустить руки, слишком многое поставлено на карту.
Джеана ласково погладила Бархатку и попыталась осторожно снять её с колен, на что та сердито зашипела и забралась к ней на плечо, крепко вцепившись в ткань платья тремя своими лапками.
Джеана вытерла глаза и решительно встала. Необходимо привести себя в порядок и заняться домашними делами. Сегодня нужно особенно старательно и аккуратно выполнить все поручения мачехи, чтобы, не дай Царица, ни она, ни отец ничего не заподозрили.
Шаркающие шаги на лестнице отвлекли Джеану от размышлений. Она ведь просила няню не подниматься на чердак, пока она, Джеана, сама не спустится.
Джеана шагнула было к двери, но та уже распахнулась.
– Что, голубка моя, не вышло у тебя? Да что я спрашиваю, и так видно. Эх, не следовало тебе сегодня магичить, день уж больно несчастливый выдался, – горько вздохнула стоявшая на пороге пожилая женщина.
– Что случилось, няня Теа? – насторожилась Джеана.
– Принц Ричмонд и твоя сестрица пожаловали, гтарх забери их обоих, – сердито проворчала няня.
Лицо Джеаны загорелось так, словно её отхлестали по щекам.
Ричмонд...Она так надеялась, что он спасёт её. А он вместо этого превратил её жизнь в каждодневную медленную пытку.
– Ну что ж, постараюсь не попадаться им на глаза, – с напускным равнодушием произнесла Джеана. – Спасибо, что предупредила, няня.
– Не сможешь ты от них спрятаться, девочка моя, – ещё горше вздохнула няня. – Они с тобой поговорить приехали. Ждут в малой гостиной. Велено передать, чтобы ты немедленно спускалась.
Джеана силой отцепила от своего плеча недовольно шипевшую кошку и протянула её няне.
– Пригляди за Бархаткой, няня Теа. Ни в коем случае не подпускай её к гостиной. И сама туда не входи, даже если тебе скажут, что это мой приказ. Я не могу лишиться ещё и вас.
Няня торопливо закивала, прижимая к груди вырывающуюся кошку.
– Бархатка, хоть ты не добавляй мне неприятностей, – взмолилась Джеана, и кошка, понятливо муркнув, тут же прекратила вырываться из рук няни.
Джеана подошла к резному туалетному столику с большим, изрядно потускневшим зеркалом. Когда-то он принадлежал одной из герцогинь Лаэрн, но ещё до рождения Джеаны вышел из моды и был сослан сюда, на чердак.
Пригладила волосы, вернула на место выбившиеся пряди. Как сумела, расправила измявшееся платье. Пальцы дрожат. Плохо. Если кто-нибудь это заметит, последствия могут быть…любыми.
Джеана медленно сделала глубокий вдох и так же медленно выдохнула. Повторила несколько раз, пока дрожь в пальцах не прошла. Всё. Теперь можно идти.
– Они ничего мне не сделают, – мысленно твердила она, быстро спускаясь по чердачной лестнице, осторожно выбираясь в коридор третьего этажа, стремительно преодолевая два больших лестничных пролёта и два длинных коридора. – И Ричмонд, и Меронея уже причинили мне всё зло, какое только могли. Хуже уже не будет. Не будет. Не будет.
Уговоры помогли и в малую гостиную Джеана вошла с выражением спокойного радушия на лице, как то и подобало хозяйке замка, пусть и низведённой до положения служанки.
– Почтительно приветствую вас, ваши наследные высочества, – учтиво произнесла Джеана, сделав глубокий тронный реверанс перед принцем и своей сестрой.
Глаза принца загорелись злым огнём, и он лишь холодно кивнул. Меронея повела себя куда более ласково, обняв Джеану и расцеловав её в обе щеки. И, положа руку на сердце, Джеана не смогла бы сказать, что напугало её сильнее – привычная резкость принца или необычная сердечность сестры.
– Садись же, дорогая, – раздался вкрадчивый голос мачехи. – Выпей чаю, ты наверняка устала.
– Сестра будет сидеть возле меня, – капризно воскликнула Меронея, едва ли не силой усаживая Джеану рядом с собой.
Мачеха чуть заметно поморщилась, но возражать не стала. Более того, она с приторно-нежной улыбкой самолично налила Джеане чай и пододвинула к ней блюдо с пирожными.
Странная заботливость мачехи настолько поразила Джеану, что она, изменив своему правилу никогда не глядеть ей в лицо, подняла глаза. И тут же об этом пожалела.
Дельора Солата, словно нарочно, сегодня почти точно скопировала матушкин наряд, в котором она была изображена на висевшем в галерее портрете.
Синее бархатное платье с тонкой серебряной вышивкой на рукавах и подоле. Высокую причёску удерживает черепаховый гребень в серебряной оправе. Даже любимый матушкин браслет с крупным сапфиром выглядывает из-под кружевной оборки.
У Джеаны запекло в груди, а на глаза едва не навернулись слёзы, но, заметив довольный блеск в глазах мачехи, она с абсолютно равнодушным видом приняла из рук дельоры Солаты чашку, слегка склонила голову в знак благодарности и перевела взгляд на Меронею. Чем сестрица, разумеется, не замедлила воспользоваться.
Она то нарочито медленно разглаживала юбку модного платья из золотистого шёлка, то словно бы невзначай дотрагивалась до жемчужного ожерелья, то напоказ поправляла безупречную причёску. Каждый такой жест заставлял Джеану остро чувствовать, что сама она одета в вышедшее из моды платье, уже слегка полинявшее от многочисленных стирок, и что на ней нет ни одного, даже самого простенького украшения, а волосы сколоты в небрежный узел. Но лицо Джеаны по-прежнему оставалось вежливо-безучастным. Она не позволит ни сводной сестрице, ни мачехе насладиться её унижением. Такого удовольствия она им не доставит. Она – Лаэрн, а Лаэрны всегда умели держать удар.
Чай пили в молчании, которое с каждой секундой настораживало Джеану всё сильнее. Да что же такое должно было произойти, чтобы Ричмонд, Солата и Меронея изменили своей обычной привычке колоть её ядовитыми намёками или же прямо оскорблять?!
– А мы к тебе с радостной вестью, сестрица! – прощебетала Меронея, когда молчать дольше было уже невозможно.
– Позволь, дорогая, я сам обо всём расскажу, – обманчиво мягко перебил жену принц Ричмонд.
Меронея осеклась и мгновенно замолчала. Разлившуюся по её лицу бледность не смогла полностью скрыть даже искусно наложенная косметика.
– Милая сестрица Джеана, – всё с той же зловещей мягкостью продолжал принц, – я счастлив сообщить вам, что ваша судьба отныне устроена и устроена наилучшим образом. Скоро вы станете светлейшей герцогиней Навьеро.
Сердце Джеаны сначала замерло, а потом бешено заколотилось. В висках застучали молоточки. Руки похолодели, а горло сдавил колючий спазм. Она с трудом сдержала истерический смех. Какой же она была дурой, думая, что хуже быть уже не может!
«Фрасинский зверь», «фрасинское чудовище», «фрасинский кровопийца» – вот как называли герцога Рейнардо. Да разве сможет хоть одна женщина выжить рядом с этим извергом?!
Джеана вскочила, толком не сознавая, что собирается делать – то ли выбежать вон, то ли броситься за помощью к единственному в комнате человеку, с которым её связывало кровное родство. К отцу, спокойно читавшему какое-то письмо, неторопливо попивая чай.
Она бросила взгляд на дверь, но в ушах неожиданно зазвучал голос матери. «Бегство ещё никого не спасло. Отступление иногда спасает, но бегство и отступление – совсем не одно и то же».
Джеана тогда спросила, чем слова «бегство» и «отступление» отличаются друг от друга. Матушка улыбнулась и ответила: «Тот, кто отступает, знает, куда и зачем он направляется, а значит, у него есть шанс изменить положение дел в свою пользу, пусть и не сразу. Тот, кто бежит, не знает ничего из этого, он просто бежит куда глаза глядят, а значит, почти наверняка проиграет, если только не случится чуда».
Ей бежать некуда и незачем. Что она будет делать, даже если сумеет выбраться за пределы поместья? Отправится в столицу жаловаться королю? Это не просто бесполезно, а ещё и опасно. Король Симон не скрывал своей неприязни к ней, даже когда она вот-вот должна была стать его невесткой, как же он встретит её теперь?
Нет, единственная надежда – отец. Джеана сделала шаг к нему, собираясь упрашивать, убеждать, умолять его не допускать этого брака. Она уже готова была кинуться к ногам отца, как вдруг он поднял голову и посмотрел…нет, не на неё, а сквозь неё, словно она была сделана из прозрачного стекла. Уже почти двенадцать лет, с тех пор как не стало матушки, ей от отца доставались только такие взгляды.
Джеана пошатнулась. Её словно накрыло ледяной волной. Голубой шёлк на стенах гостиной дрогнул и расплылся, сменившись резными дубовыми панелями из кабинета отца. Лишь однажды она отважилась войти туда, не получив приказа явиться.
Это было накануне того дня, когда принц Ричмонд собирался публично объявить о разрыве их помолвки из-за «недостойного и безнравственного поведения невесты». Именно эта формулировка стояла в присланном принцем письме.
Джеану тогда захлестнуло такое отчаяние, стыд и ярость, что она кинулась в отцовский кабинет, не думая о неизбежном наказании за подобное самовольство.
Герцог Джироламо Лаэрн удивлённо взглянул на вбежавшую в его кабинет дочь. Но уже в следующий миг удивление в его глазах начало сменяться гневом.
– Как ты посмела… – начал было он, но дочь его перебила:
– За что, батюшка?! Как вы могли позволить вашей жене навлечь на меня такой позор?! Ведь вы же знаете, что всё это ложь! Неужели я мало вынесла от неё за все эти годы?! За что вы со мной так?!
Герцог неторопливо отставил чашку с кофе. Так же медленно закрыл книгу, которую читал.
– Пожалуй, я скажу тебе правду, Джеана, – почти ласково произнёс он. – Дело в том, что я тебя ненавижу.
Джеане показалось, что у неё в сердце медленно проворачивается раскалённая игла. Разумеется, она видела, понимала, чувствовала, что отец не питает к ней никакой любви. Но впервые он сказал ей об этом так открыто.
– Чем я это заслужила? – с трудом выговорила она. И вконец опешила, услышав холодное:
– Ты слишком похожа на свою мать, которую я ненавидел всеми силами своей души.
– Что плохого сделала вам матушка? – изумилась Джеана.
– Начать с того, что мне пришлось на ней жениться.
– Пришлось? – эхом повторила Джеана, ничего не понимая. Даже она, с восьми лет живущая затворницей в поместье, знала, что её мать прочили в жёны королю Симону, который тогда был ещё наследным принцем. И что король так никогда и не простил Мариэле Лаэрн, что она променяла его на безродного наёмника Джироламо, да ещё и ввела того в род Лаэрнов. – Но разве…разве вас принудили это сделать? Кто?!
– Я хотел дать Солате роскошь, титул, власть. Именно поэтому я и женился на Мариэле.
Боль в сердце почти исчезла, растворившись в волне обжигающей ярости. Джеана презрительно вскинула голову.
– То есть на самом деле вы никогда не любили матушку, а всего лишь желали прибрать к рукам титул и богатства Лаэрнов? Да ещё и ненавидели её, словно она была перед вами в чём-то виновата. Какое же вы ничтожество!
Герцог всё так же спокойно встал из-за стола и что-то снял со стены. Застилавшие глаза слёзы не позволили Джеане разглядеть, что он делает. В следующее мгновение Джироламо резко развернулся к дочери и в воздухе свистнул тонкий охотничий хлыст...
На церемонии расторжения помолвки Джеана едва держалась на ногах, но на это никто не обратил внимания.
Джеана огромным усилием воли вынырнула из горьких воспоминаний. Ей показалось, что прошло много времени, но серебряная минутная стрелка на массивных напольных часах в углу гостиной убедительно доказала, что это не так.
Когда Джеана вскочила, она случайно бросила мимолётный взгляд на часы. Тогда эта стрелка стояла ровнёхонько на числе «двенадцать», готовясь совершить очередной круг по циферблату. Круг ещё не был пройден до конца, значит, миновало меньше минуты.
Джеана почувствовала, что её охватывает такая же жгучая ярость, как в тот день в отцовском кабинете. Она холодно взглянула на бывшего жениха.
– Не передать словами, как я вам благодарна, ваше наследное высочество. Уверена, отпрыск столь древнего и благородного рода, как Навьеро, окажется прекрасным супругом. Я смогу положиться на его слово, он никогда не оставит меня без защиты и, если я безвременно покину этот мир, он уж точно не станет вступать в новый брак, даже не выдержав положенного срока траура.
Произнося последнюю фразу, Джеана с вызовом взглянула на отца. Он в своё время поступил именно так.
Растерянность и гнев на лицах всех четверых доставили Джеане неописуемое удовольствие. Какое бы наказание теперь её ни ждало, гтарх побери, оно того стоило! Однако внезапно накатившее головокружение напомнило о том, что откат от ритуала ещё не полностью прошёл.
– Мне бы хотелось насладиться этой радостью в одиночестве, – торопливо выговорила она и, сделав лёгкий реверанс, стремительно выбежала из гостиной.
Сил у Джеаны хватило ровно для того, чтобы добежать до чердака, запереть за собой дверь, осесть на пол и безутешно разрыдаться.
Встревоженная Теодора захлопотала вокруг неё. Лишь через час Джеана пришла в себя настолько, чтобы суметь поведать няне о случившемся.
– Знаешь, голубка моя, может, это и к лучшему, –тихо сказала Теодора, ласково гладя длинные золотистые волосы Джеаны. – Разве же здесь у тебя жизнь? Каторжники и те получше живут.
– Няня, ты понимаешь, что говоришь?! – вскинулась Джеана. – Меня собираются выдать замуж за Рейнардо Навьеро, за это кровожадное чудовище.
Теодора вздохнула.
– Мало ли как его люди кличут, деточка. Тебя вот сама знаешь какими словами честят. А есть в этих словах хоть крупица правды? То-то и оно. Может, и его без вины виноватым сделали. И к тому же, чудовище он или нет, но уж точно не хуже твоего папеньки или принца Ричмонда окажется.
Джеана хотела было возразить, но осеклась. А вдруг и впрямь герцог Навьеро не такой изверг, как о нём говорят?
– Знаешь, – всё так же тихо продолжила няня, –когда мой Фредо, утешь его душу Царица, за мной увиваться стал, я по первости от него шарахалась. Как же иначе, ведь у него слава драчуна и гуляки была.
А потом как-то оставила меня тётка дома в праздничный день. Сама с мужем и детьми в храм ушла, а мне велела несколько больших перин пухом набить. Я, значит, сижу перины стегаю, а окошко открытым оставила, очень уж жарко было. И вдруг впрыгивает в окошко соседский кот. Грязный – жуть, больно уж любил он в лужах поваляться. И начинает скакать по комнате, да шустро так – иная белка бы обзавидовалась. Всё перепачкал – и пух, и ткань, и уже готовые перины. Я за ним по комнате бегаю, а толку!
И тут открывается дверь, и входит Фредо. Мы вместе порядок навели, он грязные перины и пух к себе унёс, тётку дождался и объявил ей, что, мол, ему перины до зарезу понадобились, так что он их все купил и забрал. И такую хорошую цену дал, что она уж не стала особенно любопытствовать, что да как, больно рада была нежданной и небывалой удаче. Той же осенью мы с Фредо свадьбу сыграли. И двадцать лет счастливо жили, пока Царица его не призвала. Так что молве далеко не всегда верить стоит, деточка.
Джеана не удержалась от смеха, представив няню, бегающую за шустро скачущим по комнате котом.
– Няня Теа, помоги мне лечь в постель, – попросила она, посерьёзнев. – Мне надо отдохнуть и всё как следует обдумать.
– Так я постель уже разостлала, детка, – заторопилась няня. – Давай-ка обопрись на меня, вот так, потихонечку. И не горюй, вот увидишь, всё непременно образуется.
Бормоча ласковые утешения, няня помогла Джеане приготовиться ко сну и принесла ей ужин в постель.
– Ешь! Всё ешь, даже и не думай нам что-нибудь оставлять. Тебе сейчас нужнее, сначала магичила, а потом плакала. Ешь всё, говорю! – непреклонно повторила она, заметив, что Джеана колеблется.
У уставшей и проголодавшейся Джеаны не нашлось сил на спор, и она молча в одиночку съела ужин, из которого обычно две трети оставляла няне и кошке, поскольку дельора Солата выдвинула категорическое условие – если падчерица желает держать при себе двух бесполезных дармоедок, пусть сама их и кормит, как сумеет.
Теодора, одобрительно хмыкая, собрала пустые тарелки, погладила Джеану по голове, тщательно подоткнула ей одеяло и ушла вместе с кошкой в отгороженную для неё комнату.
После расторжения помолвки с Ричмондом Джеане с няней и Бархаткой приходилось спать на чердаке, словно бедной сиротке из старой сказки. К счастью, им с няней удалось сделать чердак вполне пригодным для жилья, очистив его от хлама и разгородив плотными занавесями на несколько комнат. Они даже крошечную купальню ухитрились оборудовать.
Конечно, это импровизированное жилище не шло ни в какое сравнение с роскошными покоями наследницы Лаэрнов, в которых раньше жила Джеана, но было у него одно неоспоримое преимущество – оно располагалось очень далеко от герцогской спальни, поэтому Джеана чувствовала себя тут в относительной безопасности. Как оказалось – зря. Этой ночью её бесцеремонно разбудили.
Джеана, отчаянно зевая, приподнялась на локте и огляделась. У её кровати стояла мачеха, держа в руке магический светильник.
– Встань и иди за мной! – коротко приказала дельора Солата, едва Джеана распахнула сонные глаза.
Джеана раскрыла было рот, но шею тут же обожгла магическая удавка-поводок.
– Ты, как я погляжу, чересчур уж осмелела! – прошипела мачеха. – Сию же минуту встань и иди за мной, иначе пожалеешь!
Солата нервически дёрнула рукой и поводок мгновенно раскалился до такой степени, что Джеана, зашипев от боли, вскочила с кровати.
Не удостоив её больше ни единым словом, мачеха направилась к двери. Джеана хотела было уронить что-нибудь на пол, чтобы разбудить няню, но потом передумала. Теодора всё равно ничем не поможет, разве что…, но резко натянувшийся поводок не оставил времени на дальнейшие размышления.
Идя вслед за мачехой по коридорам и лестницам, Джеана с трудом сдерживала панику. Надежда в её душе то и дело сменялась отчаянием.
Что могло понадобиться мачехе? Неужели она хочет её убить? Да, скорее всего, так и есть, ведь умри Джеана бездетной – король Симон скорее всего передаст титул и богатство Лаэрнов её отцу. А ради власти и денег Солата пойдёт на любое злодеяние – Джеана знала это лучше кого бы то ни было. И ведь Джеана даже защищаться не сможет – проклятый поводок не позволит.
Но неужели мачеха отважится избавиться от неё прямо сейчас? Нет-нет, Солата не может не понимать, что даже если она представит смерть Джеаны как несчастный случай и король посмотрит на это сквозь пальцы, королева Фрасинии и герцог Навьеро не смогут закрыть глаза на подобное, хотя бы из соображений престижа. Неужели Солата их не боится?
Наконец они дошли до массивной, окованной железом дубовой двери, ведущей в замковое подземелье. Мачеха остановилась и повернулась к ней.
– Не дрожи, – пренебрежительно бросила она, – сегодня я не сделаю тебе ничего особенно плохого. Пройдёшь один ритуал, и можешь идти в свою каморку досыпать.
Ритуал?! Ещё один ритуал?! О Царица, что на сей раз придумало это чудовище?! Впрочем, что бы Солате ни пришло в голову, такой роскоши, как выбор, у Джеаны нет.
Стиснув зубы, она переступила порог. И, не сдержавшись, завизжала, увидев, что приготовила ей мачеха.
Солата улыбнулась довольной улыбкой сытой гиены.
– Крики тебе не помогут, так что смирись, – хмыкнула она. – Впрочем, можешь отказаться и умереть.
Джеана заскрежетала зубами и снова мысленно поклялась, что однажды заставит Солату заплатить за всё. И неважно, чего это будет стоить ей самой.
– Приступайте к ритуалу, дельора, – холодно обронила она. – И, если возможно, соблаговолите поторопиться. Я действительно хочу вернуться в свою каморку и спокойно доспать ночь.
ГЛАВА 3. Неожиданности приятные и не очень.
Замок Навьеро походил на искусно сделанную игрушку, таким лёгким, воздушным и изящным он казался. Ослепительно белые – наверняка чистят с помощью магии – стены и башни блестели на солнце так, словно были сделаны из сахара, резные колонны казались завёрнутыми в кружевные покрывала, настолько тонкой была украшающая их резьба, а тёмно-синяя черепица крыш была точь-в-точь того же оттенка, что и волны моря, на берегу которого стоял замок.
Замок, море, побережье – всё было совершенно иным, чем в Керлете. Родовой замок Лаэрнов – массивное сооружение из золотистого камня – стоял в устье Майтьеры, огромной реки, катившей свои воды через всю страну. Море, в которое впадала Майтьера, было не насыщенно-синим, а скорее серебристо-голубым.
В отличие от мягких плавных линий побережья Керлеты фрасинское побережье, по крайней мере та его часть, где стоял замок Навьеро, напоминала гигантский гребень с зубьями разной длины и формы, так густо она была изрезана заливами и мысами.
Красота замка так заворожила Джеану, что она на какое-то время позабыла обо всех своих горестях и очнулась, только когда карета въехала в главные ворота и покатила по широкой дубовой аллее.
Джеану зазнобило, несмотря на полуденную жару. Сколько ни успокаивала её Теодора, какие бы разумные и резонные доводы ни приводила, встреча с фрасинским чудовищем всё равно пугала до нервной дрожи. Дополнительным поводом для тревоги была задумчивая довольная улыбка сидящей напротив неё мачехи. Дельора Солата была странно молчалива всю дорогу, предоставив Джеане предаваться размышлениям и терзаться страхами.
Карета подкатила к парадному входу и остановилась. Два лакея услужливо распахнули дверцы. Солата, вышедшая из кареты первой, всё с той же улыбкой повернулась к падчерице.
– Ну что же ты мешкаешь, дитя моё? Поторопись.
Гиена. Нет, гадюка. Нет, гадючья гиена.
Джеана прикусила губу, сделала глубокий вдох, подхватила на руки Бархатку и решительно выбралась из кареты.
От подножия парадной лестницы ей навстречу шагнул высокий мужчина. Наверное, это и есть герцог Рейнардо.
Не поднимая головы, Джеана сделала глубокий реверанс, встреченный таким же глубоким поклоном. Глядеть ему в лицо она пока что не рисковала, смотреть на синий бархат камзола было куда безопаснее.
– Добро пожаловать в «Жемчужину морей», дельоре Джеана, – прозвучал приятный чуточку хриплый голос.
– Благодарю, риан Навьеро, – с трудом выговорила она.
– Мяу! – раздалось откуда-то снизу.
– Мрряу! – в унисон откликнулась Бархатка.
Джеана изумлённо распахнула глаза. У её ног стоял огромный белоснежный кот. Откуда он появился, она не заметила. А вот Бархатка мало того что ответила на приветственное мяуканье кота так, словно они были давным-давно знакомы, так ещё и выворачивалась из её рук, чтобы спрыгнуть на землю. К нему.
Герцог Рейнардо досадливо прищёлкнул языком, наклонился и попытался схватить питомца. Не тут-то было. С таким же успехом он мог ловить солнечного зайчика. Кот, несмотря на солидные размеры, оказался на диво юрким и увёртливым.
Джеана так засмотрелась на это забавное зрелище, что чуть ослабила бдительность. И коварная Бархатка не замедлила этим воспользоваться. Она таки вывернулась из рук Джеаны и приземлилась… точнёхонько на спину белого кота.
Ахнув при мысли о том, какую взбучку это крупное животное сейчас задаст её крошечной питомице, Джеана торопливо нагнулась, чтобы схватить кошку. Но кое-кто оказался проворнее.
Белый кот с утробным торжествующим рыком, который показался перепуганной Джеане похожим на львиный рёв, крупными скачками пересёк лужайку и скрылся в саду вместе с невозмутимо восседающей у него на спине Бархаткой.
Джеана сделала движение, чтобы броситься следом, но её мягко удержали. Осознав, что остановил её герцог, а не Солата, она с огромным трудом сдержала нервную дрожь.
– Дельоре, поверьте, мой питомец не причинит вашему никакого вреда. Покажет сад и замок, угостит с дороги, но не сделает ничего плохого.
– У меня не питомец, а питомица, – непонятно зачем уточнила Джеана.
– О! Тогда тем более вам не следует беспокоиться. Вы, полагаю, слышали, насколько галантны фрасинцы, и Снежок – не исключение.
Джеана, торопливо подыскивавшая подходящий ответ, внезапно поняла три вещи. Во-первых, у фрасинского чудовища обнаружились как минимум два достоинства, которых никогда не было у Ричмонда: несомненная любовь к животным и неплохое чувство юмора.
Во-вторых, после того как Джеана покинула карету, Солата не произнесла ни слова и не сделала ни единой попытки вмешаться в происходящее. Скосив глаза, Джеана увидела, что мачеха замерла в почтительной позе на достаточном расстоянии от них с герцогом.
В-третьих, Джеане придётся прямо сейчас повернуться и взглянуть в лицо герцога, если, конечно, она не собирается стоять так весь день.
Джеана медленно выдохнула, повернулась и подняла глаза на будущего мужа. Ей ещё никогда не приходилось видеть настолько совершенной красоты. И такого отталкивающего уродства.
Лицо герцога было прочерчено несколькими крупными шрамами, нанесёнными явно магией, а не оружием. Они походили на толстые жгуты разноцветных ниток, кое-как скрученные неумелой вышивальщицей.
С раннего детства Джеана очень любила рисовать. Матушка гордилась её талантом. Разглядывая рисунки дочери, она часто повторяла: «Малышка, у тебя глаза истинного художника. Ты видишь самую суть, а не только внешний покров. Ты способна разглядеть в бесформенном уродливом коконе легкокрылую бабочку, а в каменной глыбе – прекрасную статую».
Эта способность, которой так восхищалась матушка, помогла Джеане увидеть, насколько прекрасным когда-то было изуродованное лицо герцога Навьеро.
С трудом подавив нервный смешок, Джеана подумала, что, пожалуй, была несправедлива к авторам романов, считая, что они безбожно приукрашивают реальность и выдают желаемое за действительное. По её мнению, просто не могло существовать мужчины, во внешности которого сочетались бы высокий рост, атлетическое сложение, иссиня-чёрные волосы, безупречно правильные черты лица и глаза цвета тёмного сапфира. Однако сейчас перед ней стоял именно такой мужчина. Вот только шрамы…
Спохватившись, что недопустимо долго разглядывает будущего мужа, Джеана торопливо опустила глаза, но всё же успела заметить скользнувшую по губам герцога улыбку.
Продолжать разговор он, к счастью, не стал, а просто молча предложил Джеане руку и повёл её в дом.
Долгая дорога в обществе Солаты и собственных тревожных мыслей настолько утомила Джеану, что она бездумно следовала за герцогом и опомнилась только у покрытых сложной резьбой двустворчатых дверей.
– Это покои хозяйки поместья. Теперь они ваши, дельоре. Вы можете отдохнуть несколько часов, но к вечеру будьте готовы к брачной церемонии.
Джеана едва сдержала разочарованный вздох. Она-то была уверена, что между прибытием и венчанием пройдёт хотя бы несколько дней.
– Я охотно отложил бы церемонию на несколько дней, чтобы вы отдохнули и немного освоились, – герцог, похоже, прочитал её мысли, – но, к сожалению, это невозможно, поскольку её величество Изабелла пожелала непременно присутствовать на нашей свадьбе, а свободного времени у королевы, как вы понимаете, очень мало.
Джеана понимающе кивнула.
– Сейчас полдень. Я приду за вами, – герцог на секунду задумался, – часам к шести. Надеюсь, этого времени вам будет достаточно.
Джеана молча склонила голову, не вполне доверяя своему голосу.
Герцог Рейнардо коротко поклонился, дождался её ответного реверанса, но уходить не спешил.
– И вот ещё что, дельоре Джеана. Думаю, вы согласитесь, что только глупец составляет мнение о людях на основании сплетен, слухов и домыслов, которые часто бывают недостоверными и почти всегда предвзятыми. Поэтому давайте составим мнение друг о друге, опираясь на что-то более разумное и обоснованное, скажем, на личные наблюдения. Согласны?
У Джеаны перехватило горло. Она была готова к осуждению, презрению, оскорблениям, но не к спокойной вежливости. Может быть, нянюшка права, и они с герцогом действительно сумеют поладить?
***
Во время летнего отдыха в поместье маленькому Рейнардо, к бурному негодованию его матери и искреннему удовольствию отца, очень нравилось играть с детьми слуг и арендаторов. Первым, чему научился юный риан у своих новых друзей, было искусство свиста. Как оказалось, свист ничуть не хуже слов выражал целую гамму чувств и эмоций, от восторга до ярости.
И сейчас Рейнардо больше всего хотелось просвистеть длинную оглушительную трель, которой деревенские мальчишки обозначали крайнюю степень удивления, настолько он был изумлён увиденным. Неужели вот этот чахоточный воробушек в потрёпанном платье, затравленно глядящий по сторонам, и есть та самая бесстыдная особа, о распутстве которой наслышаны, кажется, даже уличные мальчишки?
Увидев, как крепко его невеста прижимает к груди маленькую чёрную кошку, Рейнардо с облегчением подумал, что хоть одна общая черта у них есть – они оба любят животных. Но когда кошка прыгнула на спину Снежку, Рейнардо с недоумением заметил, что у неё не хватает одной лапки. Интересно, почему Джеана Лаэрн – с её-то силой – не исцелила кошку? Явно не потому, что не заботится о своей питомице – кошка выглядела гораздо более ухоженно, чем сама юная герцогиня.
На секунду у Рейнардо мелькнула мысль, что стоило бы взглянуть на будущую жену магическим зрением, чтобы удостовериться, что с её магией всё в порядке. Но он, разумеется, никогда бы себе подобного не позволил. Глядеть так на другого мага, не испросив предварительного разрешения, считалось не только верхом неучтивости, но и серьёзным оскорблением.
Направляясь в собственные покои, Рейнардо размышлял, что герцог Лаэрн очень уж сурово обходится с дочерью. Понятно, что позор, который она навлекла на его голову, простить нелегко, но всё же он мог бы приехать на свадьбу хотя бы ради соблюдения внешних приличий. Впрочем, судя по тому, что герцог не потрудился даже обеспечить дочь приличным гардеробом, он, очевидно, навсегда вычеркнул её из своего сердца, посчитав, что она недостойна ни любви, ни заботы, ни поддержки. Что ж, его право. Хотя подобная категоричность и властность едва ли к лицу безродному выскочке-наёмнику, вошедшему в круг высшей знати благодаря удачной женитьбе и ничем не прославившему своё имя.
Тут Рейнардо приостановился. А сшили ли его невесте свадебное платье или и это было сочтено излишним? И ведь теперь уже ничего не поделаешь. Разве что порталом отправить в столицу посыльного с наказом приобрести лучший наряд, какой только удастся найти. И то он едва-едва успеет обернуться.
Поморщившись, Рейнардо активировал артефакт вызова дворецкого и меньше чем через минуту перед ним бесшумно возникла монументальная фигура Ромуальдо. Вот как он – с его-то габаритами! – ухитряется так быстро и беззвучно двигаться?
– Ромуальдо, немедленно пошли толкового и расторопного слугу порталом в Альер. Пусть отправится к дорине Вальдес и приобретёт самое роскошное свадебное платье, какое только у неё есть.
– Не извольте беспокоиться, ваша светлость, – невозмутимо откликнулся Ромуальдо. – Я вчера на всякий случай велел горничным привести в порядок подвенечный наряд рианы Эмериты.
– Снежное чудо, о красоте которого судачили ещё лет десять после свадьбы бабушки и дедушки? Что ж, пожалуй, это и впрямь наилучший выход, хотя не думаю, что бабушке бы это понравилось. И проследи, чтобы наших гостий как следует накормили, особенно дельоре Джеану, потому что я не припомню ни одной свадьбы, на которой жениху и невесте удалось бы толком поесть.
– Вы совершенно правы, ваша светлость. Именно поэтому в вашей спальне вас ждёт плотный обед. И не извольте тревожиться, я уже велел подать обед вашей невесте и сопровождающим её персонам.
– Персонам? А разве с ней приехал кто-то ещё, кроме дельоры Солаты и той кошки, которую так лихо умыкнул Снежок?
По губам дворецкого скользнула еле заметная тень улыбки.
– С ней также приехала особа, представившаяся её няней Теодорой Долейн. А вот и она.
Обернувшись, Рейнардо увидел, что к ним приближается дородная пожилая женщина. Подойдя достаточно близко, она остановилась и присела в глубоком реверансе, настороженно глядя на Рейнардо.
– Ваша светлость, это ресета Теодора Долейн, няня её светлости герцогини Лаэрн, – церемонно проговорил Ромуальдо.
– Что ж, добро пожаловать, почтенная ресета, – усмехнулся Рейнардо, – идите к вашей хозяйке, её покои следующие по коридору. А ты, Ромуальдо, подожди меня в кабинете.
Женщина молча сделала ещё один реверанс и с неожиданным для её комплекции проворством шмыгнула в указанную ей дверь.
Войдя в фамильную сокровищницу, Рейнардо какое-то время колебался, но потом решительно направился в дальний угол и снял с полки отделанный перламутром ларчик. Все знали, что к знаменитому подвенечному платью его бабушки прилагался не менее знаменитый гарнитур из бриллиантов и жемчуга. Поэтому, раз уж герцогиня Джеана наденет бабушкино платье, надо вручить ей и драгоценности, иначе это будет сильно походить на издевательство с его стороны.
***
День был до того суматошным и пролетел настолько быстро, что Джеане так и не удалось улучить минутку, чтобы обдумать происходящее и свои впечатления. Поддавшись уговорам Теодоры, что надо, мол, отдохнуть, чтобы личико посвежело, как роза, она прилегла на минуточку и позорно проспала целый час. А стоило ей проснуться, как вокруг захлопотали горничные, которыми уверенно руководила Теодора.
Выйдя из купальни после душистой ванны и горячего масляного притирания для волос, Джеана увидела, что две горничные споро сервируют обед.
– Это его светлость приказал на случай, если вы пожелаете подкрепиться перед церемонией, – пояснила одна из них, заметив недоумённый взгляд Джеаны.
У Джеаны защемило сердце. Никого, за исключением матушки и Теодоры, никогда не волновали её удобства. А ведь герцог увидел её только сегодня и наверняка не слышал о ней ничего, кроме гадких сплетен.
Ноздри защекотал аппетитный запах телятины в сливочном соусе, смешанный с упоительным ароматом свежей клубники, и Джеана с трудом проглотила слюнки. Таких яств ей не доставалось уже несколько лет. Но разве сможет она есть, зная, что няня и Бархатка голодны? А если она велит их накормить, не сочтёт ли герцог это самовольством с её стороны?
Джеана ещё раз сглотнула и уже собиралась велеть горничным всё унести, сославшись на то, что не голодна, как вдруг Теодора, делая вид, что поправляет ей волосы, наклонилась к её уху и шепнула:
– Нас с Бархаткой уже досыта накормили, деточка. Я вместе с дворецким и кухаркой поела. А Бархатку герцогский кот покормил. Так что ешь спокойно, не тревожься.
– Как это – кот покормил? – опешила Джеана.
Теодора многозначительно кашлянула, взглядом указав на замерших в ожидании приказаний девушек.
– Его светлость очень любезен, – поспешно сказала Джеана. – Я с удовольствием перекушу.
Пока Джеана с аппетитом уплетала великолепно приготовленную еду, Теодора с улыбкой рассказывала о приключениях Бархатки.
– Ты спала, а я как раз из столовой для слуг вернулась. Слышу, мяукают под окном, да громко так. Выглянула в окно – вижу, герцогский кот Бархатку к миске с едой ведёт. Подвёл, а сам в сторону отошёл. А после того как она наелась, они вдвоём в сад убежали. Я потом девушек расспросила, оказывается, его светлость по всему поместью велел миски с едой и водой расставить. Кот у него любит гулять, так чтобы он в любое время мог поесть и напиться. И миски эти как-то хитро замагичены, поэтому в них ничего не портится.
Удостоверившись, что Джеана съела всё до последнего кусочка, Теодора жестом приказала одной из горничных убрать посуду и, тяжело вздохнув, тихо сказала:
– Пойду покажу им, какое платье ты наденешь на венчание.
Кровь бросилась Джеане в лицо. Они много раз обсуждали с няней, как быть с тем, что у Джеаны нет не то что подвенечного, но даже просто нарядного платья, которое было бы не зазорно надеть в день свадьбы. Сначала Джеана надеялась, что ей по крайней мере позволят надеть свадебное платье её матери, но Солата недвусмысленно дала понять, что об этом не может быть и речи.
В конце концов няня тщательно выстирала и отгладила утреннее платье из бежевого шёлка, обшила его по вороту и манжетам старинными кружевами, добытыми из стоящих на чердаке сундуков, и в этих же сундуках отыскала подходящие туфельки. Конечно, Джеана понимала, что этот более чем скромный наряд абсолютно не соответствует торжественности случая и их с герцогом статусу, но ничего другого они с няней придумать не смогли.
Но одно дело – отстранённо понимать, а другое – видеть своими глазами. Увидев роскошный замок Навьеро и узнав, что на свадьбе пожелала присутствовать королева, Джеана ещё острее ощутила, через какое унижение ей придётся пройти, выйдя к гостям в наряде, который постыдилась бы надеть даже самая захудалая дворянка Фрасинии.
Вдруг Теодора вся словно бы подобралась, совершенно так же, как обычно делала Бархатка, готовясь к прыжку.
Удивлённая Джеана обернулась и увидела, что в комнату входит величественный старик в безупречно пошитом элегантном костюме из тёмно-красного сукна.
– Ваша светлость, это дорин Ромуальдо Флорес, здешний дворецкий, – церемонно проговорила Теодора, с настороженным недоверием глядя на вошедшего.
– Очень рада, – напряжённо проговорила Джеана, размышляя, что дворецкому могло понадобиться от неё.
– Прошу простить, что потревожил вас, ваша светлость, – учтиво откликнулся тот, склонив голову, причёсанную настолько безукоризненно, что Джеане даже стало немного неловко за свою небрежно заплетённую косу. – Но мне поручено передать вам просьбу его светлости. Его светлость надеется, что вы не откажетесь надеть подвенечный убор его бабушки. Если, конечно, это не идёт вразрез с вашими желаниями.
С этими словами дворецкий с поклоном отступил в сторону, давая дорогу двум горничным, бережно несущим наряд, которое смело можно было назвать мечтой любой новобрачной.
На серебристом кружеве лифа и рукавов таинственно мерцали бриллиантовые звёздочки. Широкая юбка из белоснежного атласа мягкими складками ложилась на пол, переходя в небольшой шлейф, сплошь затканный ажурной вышивкой. Парчовые туфельки были украшены пряжками из бело-голубых жемчужин. Блестящая прозрачная фата казалась сотканной из лунных лучей.
А в выложенном тёмно-красным бархатом ларчике, который Ромуальдо с благоговением поставил на стол перед Джеаной, лежала парюра, не уступающая по красоте наряду. Бриллиантовая диадема-венок из трёх роз, искусно вплетённых в жемчужную нить. Две такие же розы на длинных изогнутых стеблях из мелкого жемчуга – парные браслеты. И ещё две розы поменьше – серьги.
Джеана сразу узнала платье и драгоценности: в детстве одной из её любимых книг был большой иллюстрированный фолиант «Жизнеописания величайших магов». Там рассказывалось и об «огненной деве» Эмерите Коррадейль-Навьеро, легендарной боевой магессе. На одной из иллюстраций герцогиня Эмерита была изображена в подвенечном наряде. Маленькая Джеана тогда пришла в восторг от её красоты и от изысканной воздушной роскоши подвенечного убора, но, конечно, она и вообразить не могла, что однажды ей доведётся его надеть.
– Я… – с трудом выговорила она. – Я буду очень рада его надеть.
– Я передам его светлости, что вы согласны, –изрёк дворецкий. После чего поклонился ещё раз и всё так же величественно удалился.
После его ухода время завертелось быстрее бегущей в деревянном колесе белки. Джеана как-то раз видела такое зрелище на ярмарке, куда они ходили с матушкой.
Всевозможные притирания и кремы для рук и лица. Подпиливание и полировка ногтей. Поспешная подгонка платья – к счастью, много перешивать не пришлось, так как ростом и фигурой Джеана почти не отличалась от покойной герцогини Эмериты. А туфельки и вовсе оказались точь-в-точь впору, словно их шили специально для Джеаны. Укладывание густых длинных волос в высокую причёску. И, наконец, само одевание, занявшее неожиданно много времени.
Когда Теодора закрепила последнюю шпильку, напольные часы в углу комнаты пробили шесть. Минуту спустя явился герцог, так что Джеана даже не успела как следует рассмотреть себя в зеркале.
Она начала было благодарить жениха за щедрость и заботу, но тут гтарх её дёрнул посмотреть ему в глаза. Гтарх, разумеется, был ни при чём, ей всего лишь стало любопытно, насколько герцог впечатлён – и впечатлён ли вообще – её преображением. В конце концов, не зря же Теодора и горничные трудились в поте лица несколько часов.
Но лучше бы она сдержала любопытство. Тогда ей не пришлось бы видеть, как восхищение в глазах герцога сменяется ледяной злостью. Причём эта метаморфоза была столь стремительной, что Джеана решила, что восхищённый взгляд ей попросту почудился.
С трудом сдерживая накатившую панику, она опустила голову и скороговоркой произнесла оставшуюся часть благодарственной речи, адресуясь к золотому шитью на рукаве его камзола.
В ответ рукав неожиданно дёрнулся, и она едва не отпрыгнула, но вовремя сообразила,
