Купить

Не твоё кошачье дело! Ника Веймар

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Говорят, высоко в скалах стоит древний замок. Говорят, там живёт дракон. Говорят, в его сокровищнице не счесть богатств и древних артефактов. Мне и нужно было совсем немного: он бы не заметил потери! Вот только вместо дракона и сокровищ меня встретили беглый аристократ Альрик де Ронсар и говорящий кот! Первый утверждает, что меня ему послало провидение. Второй настаивает, что он мой фамильяр. Оба желают использовать меня в своих целях. Никто из нас никому не доверяет. А самое паскудное, что друг без друга нам не обойтись.

   Но я переиграю их обоих. Главное, не поддаться обаянию Альрика и сладким речам фамильяра. Зря они разбудили во мне ведьму!

   

ПРОЛОГ

— Брысь! Брысь, паскуда! — разорвал тишину летнего утра истошный вопль. — Да что ж это деется, люди добрые: только отвернулась, а он уже свою морду поганую в подойник засунул! У-у-у, ведьминское отродье!

   Во дворе что-то загрохотало, забрехал пёс, раскудахтались куры, а через мгновение на заборе показался худой чёрный котёнок, облизывающий молочные усы. Ловко увернулся от запущенной в него галоши, спрыгнул на землю и припустил вдоль по улице на радость заулюлюкавшим деревенским мальчишкам. Вслед беглецу полетели камни. Котёнок нырнул в проулок между домами, протиснулся в дыру под чьим-то крыльцом и замер, прислушиваясь. Тяжело вздохнул, лизнул ушибленный камнем бок и, потоптавшись, улёгся на сухую землю.

   Ещё недавно назад он жил вместе с разномастными братьями и сёстрами и ласковой мамой-кошкой. Учился охотиться на мышей и пичуг, вместе со всеми ласкался к хозяйке и искренне не понимал, почему ему чаще остальных достаются тычки и шипение «ведьминское отродье». Даже начал откликаться, но быстро понял, что зря. А неделю назад хозяин, собираясь на ярмарку, подманил его к себе и засунул в пыльный мешок. Напрасно котёнок кричал и драл коготками плотную ткань. Долгая тряска на телеге измучила его, и когда мешок наконец развязали и зверька бесцеремонно вытряхнули на траву, он не сразу смог подняться. Рядом на траву шлёпнулся колбасный хвост, а следом на голову опустилась заскорузлая ладонь хозяина.

   — Жёнка сказала притопить тебя по пути, — прогудел он извиняющимся тоном. — Да разве можно так с живой тварью, хоть бы она и мастью не вышла? Тут деревня недалече, пристроишься куда-нибудь. Мать твоя знатная мышеловка, если в неё, не пропадёшь. Таких котов уважают.

   Он ещё раз огладил дрожащее тельце и отошёл. Заскрипела телега, стих вдали стук копыт хозяйской кобылы, и лишь тогда котёнок осмелился подняться. Обнюхал подачку, нервно дёрнул спиной и, то и дело испуганно припадая к земле, побрёл в деревню — навстречу любви и признанию.

   Вот только всеобщее обожание выражалось странно. За пойманных мышей его не хвалили, чаще норовили чем-то запустить. И всё так же обзывали ведьминым отродьем. Сообразив, что дело в чёрной шёрстке, котёнок вывалялся в пыли, а когда это не помогло, забрался в одном из амбаров в бочку с мукой. Но мука осыпалась уже к полудню.

   — У-у-у-у! — нарушил уединение котёнка утробный вой. — Ш-ш-ш!

   Громадный полосатый кот, обнаруживший на своём подворье незваного гостя, готовился атаковать. Котёнок выскочил из-под крыльца и замешкался, на миг ослепнув от яркого солнца. Непростительная ошибка! Тут же его ухватили поперёк туловища и кто-то тоненько заверещал:

   — Поймал, поймал!

   Ему вразнобой ответили радостные голоса.

   — Тащи сюда!

   — Сейчас отправим в путешествие!

   — Ведьмино отродье не жалко!

   На голову вновь опустился мешок. Потом котёнка куда-то несли, по пути несколько раз чувствительно приложив обо что-то твёрдое. Когда под ногами мучителей заскрипели доски моста, а внизу раздался плеск воды, зверёк отчаянно забился в мешке, предчувствуя ужасное.

   — Торопится отплыть, гля, как трепыхается! — захохотал кто-то.

   — Да вытряхивай уже, плот подан! — поторопил второй.

   В горловину мешка просунулась рука и тут же отдёрнулась обратно.

   — Ай, царапается, паскуда усатая! Так кину!

   Развязанный мешок упал на что-то твёрдое, но неустойчивое. И мокрое! И плеск воды стал ближе. Котёнок торопливо выбрался наружу, и тут же испуганно запищал, вцепившись коготками в мокрое дерево. Вокруг была вода, а он оказался на небольшом плоту, который удерживала лишь одна верёвка!

   — Отпускай, — скомандовал предводитель ватаги ребят. — Счастливого пути, ведьминское отродье!

   Сверкнул в лучах солнца нож, перерубая последнюю надежду на спасение, и закрутила, завертела быстрая река, понесла утлый плот неведомо куда. Мальчишки, припустившие было следом по берегу, быстро отстали. Котёнок охрип от крика, вымок до последней шерстинки, но упрямо держался. Быстрое течение сменялось широким плёсом, проплывали мимо деревни, но ни разу плот не уткнулся в берег. К вечеру заросшие густыми кустарниками берега стали выше, сменились камнями, и широкая река начала сужаться, биться о скалистые выступы, оставляя на них клочья грязно-белой пены. Сильное течение кидало и кружило плот, как опавший лист, пока наконец с силой не ударило об очередной камень. Дерево, не выдержав, хрустнуло, ослабевшие лапки не удержались, и котёнок сорвался в воду.

   В себя он пришёл на берегу рядом с обломками плота. Река ревела рядом, но уже не могла дотянуться до жертвы. Похоже, очередная волна всё же выбросила страдальца на берег. Котёнок неуверенно встал, принюхался. Человеческим жильём поблизости не пахло, однако что-то манило его к себе, тянуло куда-то наверх, словно невидимая верёвка. Звало. И котёнок пошёл на зов, невзирая на боль в уставших лапках.

   К рассвету он добрался до скрытого среди скал замка. Зов шёл оттуда. Котёнок толкнул лапкой тяжёлую дверь, ни на что не надеясь, но та неожиданно распахнулась. Повеяло затхлостью, пылью и немного — мышами. А зов стал сильнее. Котёнок прошёл по пыльному холлу, засыпанному обломками мебели, принюхиваясь к незнакомым запахам. А затем увидел его. Серебристый шар, висящий над ступенями лестницы. Он манил, обещал уют и заботу, и завороженный котёнок пошёл к нему. Коснулся лапкой, и шар неожиданно взорвался, ослепив сиянием. По глазам ударило болью, а в тело хлынула незнакомая сила, смывая усталость и неприятные ощущения. Она текла и текла, щекотала изнутри, а в голове неожиданно завихрились сотни и тысячи образов, обрывков чужих знаний. И над всем этим прозвучало: «Приветствую тебя, новый Хранитель! Добро пожаловать домой!»

   — Вот это да… — протянул котёнок. — Мняу, я разговариваю?!

   Озадаченно умолк, пытаясь осознать своё новое положение, а после довольно прищурился. Его называли ведьминым отродьем? Что ж, они не ошиблись. Он обязательно найдёт себе ведьму! И вот тогда обидчики жестоко заплатят за его мучения! Но вначале надо подкрепиться. И котёнок бодро потрусил в сторону кладовой, надеясь, что там сохранилось что-нибудь съестное.

   

ГЛАВА 1

Дилижанс трясся по ухабистой дороге. Свет практически не проникал в мутное оконце на двери, а шторку на большом окне наглухо задëрнула одна из соседок, старушка, у которой разыгралась мигрень. Впрочем, она совершенно не мешала пожилой даме принимать бодрое участие в беседе, лишь время от времени жалуясь на головную боль. От второй соседки вкусно пахло пирожками с жареным луком и грибами, и я то и дело сглатывала голодную слюну. В пансионе не позаботились выдать мне в дорогу что-то съестное, спасибо, хоть завтраком в последний раз накормили. А мачеха, чтоб её черти каждую ночь душили, прислала денег аккурат на билеты до Корендау. Почти сутки на дилижансе и место в общем вагоне. Соседки по комнате незаметно от попечительницы сунули мне несколько монет, но я берегла их на ужин. И в который раз мысленно проклинала правила, согласно которым воспитанницам строго запрещалось иметь карманные деньги. Якобы, в пансионе они были ни к чему и лишь развращали неокрепшие умы юных дев.

   Четвëртый сосед, муж той самой дамы с пирожками, полноватый мужчина средних лет с обвислими усами, дремал, изредка всхрапывая.

   — … а ещё из-за засухи в прошлом году вишня не уродила, — жаловалась любительница пирожков. — И грибов в лесу было, как волос на лысине. Ходишь день напрокат, да только дно корзины закроешь.

   — Ииии, милая, так это потому, что заветы предков забыли, — дребезжащим голосом отозвалась собеседница. — Я вот помню, ещё девчонкой голопятой бегала, как последнюю жертву хозяину стихий принесли. А потом перестали, и с тех пор нет в природе лада!

   — Дракону, что ли? — хмыкнула вторая соседка. — Так его, говорят, с полвека уже никто не видел. Никак, отравился последней жертвой.

   — И ничего подобного! — слишком бодро для умирающей от головной боли возмутилась старушка. Чуть наклонилась вперëд и, понизив голос, сообщила: — Настоящую ведьму пожертвовали. Испокон веку известно, что драконы любят ведьм!

   — Ну так и ведьмы настоящие давно повымерли, — парировала дама с пирожками. — Остались так, травницы да знахарки. Подох ваш дракон от голода.

   — Так он их не ел, вроде, — неожиданно проснулся усатый. Прищурился и, почему-то глядя на меня, протянул: — Ведьмы-то красивые! Чаровницы!

   — Спи, охальник! — ткнула его в бок жена. — Всё об одном думаешь да глаза на молодых пялишь!

   — А ты, милая, из пансиона пресвятого Мунриция? — заинтересовалась старушка, совершенно позабыв о якобы снедающей её мигрени. — В гости едешь?

   — Да, в отцовский дом, — кивнула я.

   Родственников у меня там не было: причислять к ним мачеху и её сына от первого брака я категорически отказывалась, а мой старший брат уже полгода не давал о себе знать. И я подозревала, что именно с этим было связано желание мачехи срочно меня увидеть. Не иначе, планировала выдать замуж за какого-нибудь престарелого ловеласа в обмен на часть приданого, пока Дарио не вернулся и не помешал. Вот только я не собиралась соглашаться с её планами и разыгрывать из себя тихую покорную мышку, как два года назад. И в дом отца мне требовалось попасть по другой причине. Там был тайник с ценными бумагами и весьма приличной суммой на первое время. Отыскать его точно никто не мог: Дарио зачаровал схрон на мою кровь. Но раз уж планы мачехи хоть в чëм-то не противоречили моим, я не видела причин пускаться в бега сразу. Приеду, выслушаю, наверняка добавлю ещё несколько пунктов в длинный список причин недолюбливать эту женщину. А уж потом решу, куда отправиться. Дарио, как глава рода, ещё год назад признал за мной право распоряжаться собственной судьбой, но мачехе об этом не сказал. И я пока тоже берегла этот козырь.

   Погруженная в собственные мысли, я позабыла о голоде, а потом и вовсе задремала под разговоры попутчиков. Проснулась лишь тогда, когда дилижанс подъезжал к вокзалу, вернее сказать, небольшой железнодорожной станции в каком-то безымянном городишке.

   — Стоянка четверть часа! — хриплым прокуренным басом возвестил возница.

   Я выбралась из тесного салона и с наслаждением прошлась, разминая затёкшие ноги. После сна голод проснулся с новой силой, и я, с тоской вспоминая такой далёкий и не слишком сытный завтрак в пансионате, осмотрелась в поисках лоточников. Соседки говорили, они вечно толкутся у вокзалов в ожидании поезда, либо пассажирских дилижансов, и предупредили, чтобы я ни в коем случае не брала пирожки с мясом, иначе рискую не доехать до места назначения без конфуза.

   Но лоточников не было. Зато через дорогу я увидела многообещающую вывеску «Чайная лавка». Сразу представила стакан ароматного чая со свежей, ещё тёплой булочкой, почти наяву ощутила, как тает во рту нежное тесто — и поспешила за мечтой. Увы, мир оказался ко мне неблагосклонен. В чайной лавке действительно продавались чаи, но на развес. Аромат сухих трав, цветов и фруктов щекотал нос, напоминая о доме. Настоящем, таком, каким он был при маме, полным тепла, уюта и счастливого смеха. Мама развела в нашем саду небольшой огородик и с удовольствием проводила время на грядках с травами. Бережно выдёргивала сорняки, подрезала, сушила… С самого детства меня завораживали названия, звучащие словно колдовская песня. Чабрец, лаванда, мелисса, розмарин и шалфей. А ещё у мамы была целая грядка мяты. Двадцать семь сортов! Мята с ароматом яблока, мята с тонким привкусом шоколада, мята с запахом лимона… Но травы не смогли спасти её от болезни, а целитель прибыл слишком поздно. Мы с Дарио ухаживали за садом два года, а на третий отец решил, что нам всем сложно без женской руки и женился второй раз. Жозефина Паоловна уверенно вплыла в наш дом и тут же начала наводить свои порядки. Исчезли маленькие вазочки с сухой лавандой, куда-то скрылись яркие подушки-думочки с дивана в гостиной. Дарио пришлось делить комнату со сводным братом Свеном — избалованным, подлым и трусливым мальчишкой, моментально переименованным нами в Свина. Но это было ещё не всё. Как я рыдала, когда мачеха в первую же неделю безжалостно уничтожила все мамины травы и высадила на их месте лилии. Якобы, от запаха мяты у неё болела голова. Ночью мы с Дарио явились залить их кипятком, но были застигнуты на месте преступления сводным братом. Отец не стал нас наказывать, лишь попросил больше так не делать, а новой жене заявил, что она была неправа, уничтожив мятную грядку. И мачеха затаила злобу. Улыбалась, пыталась казаться милой хозяюшкой, но в каждом её взгляде, в каждом жесте сквозила фальшь. Она гадила исподтишка, так, чтобы мы не могли пожаловаться отцу, а пакости своего сына списывала на невинные детские шалости. Притом мы за свои проделки получали полной мерой! Свен высыпал в аквариум Дарио сахар, и все рыбки подохли? Это он играл, мальчик не хотел, не знал, не думал, не предполагал и больше так не будет. Но новых рыбок мы не купим, незачем тратить деньги на бесполезные увлечения. Дарио в ответ насыпал братцу в постель колючек? Хулиган, беспризорник и мстительный гадёныш. Свен вылил краску на моё новое платье? Милая, он просто шутил и вообще, смотри, как красиво получилось, это пятно похоже на бабочку, у мальчика явный талант. Я насыпала песка Свину в ботинки и завязала шнурки на тройной узел? Злая, дрянная девчонка, как не стыдно!

   А на следующий день после моего шестнадцатилетия отца сбросил и ударил копытом в грудь взбесившийся жеребец. Целитель явился быстро, отца забрали в лечебницу, но травмы оказались слишком серьёзными. Он успел лишь вызвать нотариуса и составить завещание. Основным наследником, новым главой рода и опекуном до моего двадцатипятилетия становился Дарио, мне доставались неплохой счёт в банке и украшения матери (перечень прилагался), а Жозефина Паоловна получала ежемесячное денежное содержание, небольшой домик в Вересконе и право жить в родовом поместье в Корнедау, пока Дарио не женится и не приведёт туда новую хозяйку. Либо пока сама не выйдет замуж.

   Естественно, мачеха рассчитывала на большее. Разумеется, она осталась недовольна. Дотянуться до Дарио, который к тому времени учился в Морской академии, она не могла, а вот на мне отрывалась изрядно почти год. И кровать была не так заправлена, и комната грязная, и вещи сложены неправильно, и наставники мною недовольны, и вела я себя не так, и разговаривала без уважения. Всё это подавалось под густым и приторным соусом заботы о бедной сиротке, а мои попытки воспротивиться объявлялись чёрной неблагодарностью. И, самое обидное, мачехе сочувствовали! Уж что, что, а морочить головы окружающим она умела. Хорошо ещё, Свин тоже отбыл на учёбу. А вскоре Жозефина Паоловна начала активно меня сватать за какого-то из своих партнёров по карточным играм. Самого близкого партнёра, потому что он нередко задерживался после последней партии, и в эти ночи из спальни мачехи раздавались стоны, которые сложно было списать на кошмары, мучающие бедную вдову. Нет, она не могла требовать, но всё чаще рассуждала о предназначении женщины, о том, что замуж надо выходить как можно раньше, чтобы супругу было легче вылепить из податливой глины идеальную жену, что дурь из головы сразу выветрится, что браки должны заключаться во славу рода, а не по желанию, и упускать выгодную партию глупо… Дурью она считала моё желание после совершеннолетия поступить на аптекарский факультет в Лютейне — не слишком далеко от дома, но и не под боком у мачехи. Магическим даром меня боги обделили, а вот с травами и порошками я бы возилась с удовольствием. И сумела бы помочь близким людям, случись с ними беда.

   Очень хотелось высказать мачехе всё, что я думала об её бредовых идеях и напомнить, что наш род никогда не укреплял свои позиции путём брачных союзов, но приходилось молчать. Её стараниями я в глазах большинства знакомых и так выглядела неблагодарной девчонкой, не ценящей заботы. А отвлекать брата от экзаменов ради решения пустяковых проблем не хотелось. Так что я мило улыбалась и терпела, зная, что Дарио приедет на каникулы и в любом случае встанет на мою сторону. А Жозефине Паоловне придётся подчиниться главе рода!

   Дарио мою идею насчёт учёбы действительно поддержал. А потом и вовсе совершил изящный ход, переиграв мачеху на её же поле. Выслушал её претензии относительно моего поведения, жалобы на плохое воспитание и ужасный характер, а когда Жозефина Паоловна попыталась оседлать любимого конька о предназначении женщины и выгодной партии, горячо согласился со всеми доводами — и предложил отправить меня в пансион. Дескать, учёбу я смогу закончить и там, плотное общение со сверстницами пойдёт мне на пользу, да и поведение исправится. Заодно добавил, что после пансиона я буду идеально подготовлена к семейной жизни. Узнаю все, что должна знать в моём возрасте воспитанная девушка из хорошего рода и даже отсутствие магического дара не станет проблемой для того, чтобы я могла считаться выгодной партией. Я не возражала, моментально поняв, что брат пытается спасти меня от перспективы ещё минимум двух лет жизни под одной крышей с мачехой.

   Жозефине Паоловне было нечем крыть. Но с пансионом она мне все-таки подгадила, выбрав заведение с самыми строгими условиями. Пансион святого Мунриция с трёхлетним обучением, где учились девушки от шестнадцати до двадцати лет, был знаменит суровым отношением к воспитанницам. За любую провинность здесь могли лишить поездки на каникулы домой, права переписки с родственниками или, в самых лёгких случаях, ужина. Мы с братом договорились, что он приедет ко мне через три месяца и, если я попрошу, переведёт в другой пансион, менее закрытый. Но всё оказалось не так страшно. Запрет поездок домой в моём случае был не карой, а благом, а наставники здесь подобрались неплохие и действительно знающие своё дело. Я особенно сдружилась с миссис Китс, преподавательницей по танцам, и леди Кроу, учившей юных дев искусству флористики и языку цветов. У неё была небольшая оранжерея на территории пансиона, и я с удовольствием помогала там.

   После окончания пансиона я с согласия брата планировала подавать документы на аптекарский факультет. Правда, Дарио на всякий случай подстраховался и, едва мне исполнилось восемнадцать, дал право самостоятельно распоряжаться своей судьбою, без предварительного обсуждения с опекуном, а заодно сообщил, что документы ждут меня в тайнике. Брат уверял, что это всего лишь формальность, и он просто не хочет, чтобы, если с ним что-то произойдёт, я оказалась во власти мачехи, но говорить об этом по обоюдному согласию мы ей не стали. Эта женщина была для нас чужой, несмотря на то, что продолжала носить фамилию отца.

   Третий, заключительный год учёбы начался как обычно. На зимних каникулах я успела съездить к Дарио в приморский Сэйн, побывала на его корабле и задумалась: не переехать ли через пару лет в этот город. По моим прикидкам, оставленных отцом денег вполне хватило бы на первый взнос за небольшой домик с садом. Я бы разводила травы, варила мыло и ароматные свечи (спасибо пансиону и леди Кроу!), и на кусок хлеба с маслом точно заработала бы. Сняла, а со временем и выкупила бы помещение под травяную аптеку. Вполне достойное занятие для юной леди.

   А полгода назад брат исчез. Отправился в очередную экспедицию и через две недели перестал выходить на связь. А обещал писать через день! Я каждый вечер проверяла почтовую шкатулку, но она пустовала. В одном из последних писем Дарио были такие строки: «А если окажешься в Корендау раньше меня, не забудь навестить птичек». Тогда я не придала значения этой фразе, будучи в полной уверенности, что мне не придётся навещать тайник без брата. А сейчас, анализируя происходящее, всё сильнее склонялась к мысли: брат знал, что ввязался во что-то опасное, и постарался обезопасить меня как мог.

   Дарио должен был вернуться ещё два месяца назад, но шёл день за днём, а вестей от него не приходило. Я знала, я чувствовала, что он жив, но доказать этого не могла. А вот мотивы мачехи, как и внезапно вспыхнувший интерес к моей судьбе, были в принципе, понятными. После смерти либо признания Дарио умершим, за неимением других кровных наследников, главой рода автоматически становилась я. Но до достижения мною двадцати пяти лет опекуном становился ближайший родственник, и он же получал право распоряжаться имуществом. А кто лучше всего годился на роль опекуна? Конечно же дорогая и заботливая мачеха, почти матушка Жозефина Паоловна.

   Потому срочный вызов из пансиона не стал для меня неожиданностью. Я была уверена, что это случится в ближайшее время. Мачехе требовалось забрать ценный актив, то есть меня, домой для того, чтобы распорядиться моей судьбою с наибольшей выгодой для себя.

   И уж, конечно, по старой памяти она не преминула даже здесь сделать все для того, чтобы добираться в Корендау мне было максимально неудобно.

   Вот только я не собиралась становиться послушной игрушкой и следовать её планам. У меня был свой. Отчего-то мне казалось, что в тайнике я отыщу хотя бы некоторые ответы. Оставалось лишь добраться до него. И всё-таки найти, чем перекусить в этой глуши, пока не закончилась стоянка.

   Я почти уже нацелилась купить смесь для грушевого взвара, чтобы жевать её в пути, как за окном послышалось громыхание тележки.

   — Пирожки, горячие пирожки! — раздался зычный голос. — Свежие, утренние! С луком, с яблоком, с капустой, с куриной печенью.

   Денег у меня хватило на два пирожка с капустой и один с яблоком. Хотела оставить что-нибудь на потом, но выпечка так соблазнительно пахла, что я не заметила, как проглотила всё. С сожалением вздохнула и, забравшись обратно в дилижанс, прикрыла глаза. Трястись в нём предстояло ещё несколько часов.

   Поздней ночью дилижанс прибыл в Эрль. Попрощавшись с сонно зашевелившимися соседями, я забрала свой нехитрый скарб, купила билет до Корендау и присела на скамейку в ожидании поезда. Зал ожидания оказался закрыт, потому выбор был невелик: стоять у кассы либо на перроне. Я выбрала второе.

   Тускло светились фонари, грохотал по брусчатой мостовой удаляющийся дилижанс, поблескивала стальная паутина рельсов, где-то вдалеке слышался собачий лай. Эрль спал. Но не весь.

   Из ближайшего переулка вышли двое громил с бутылкою в руках и, пошатываясь, направились ко мне. Грозные тёмные фигуры не предвещали ничего хорошего, и надеяться, что они пройдут мимо, было глупо.

   — Ик-какая красавица одна тут сидит и скучает, — пробормотал один, останавливаясь в нескольких шагах от меня. Ухватился за плечо приятеля, чтобы стоять ровнее, и продолжил: — Мисс, не составите ли компанию двум не менее одиноким и-ик галантным мужчинам?






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

89,00 руб Купить