Когда моему будущему мужу предсказали, что его истинная пара свалится на него, разбив окно – он замуровал в избушке посреди леса все окна. Вот и всё, что о нём нужно знать. Обо мне стоит понимать, что это меня не остановило: с коврика-самолета я упала, пробив «окно» в крыше.
А во всём князь наш виноват! Ведунья я хоть и слабая, но говорю же, есть у него кровный наследник, вижу я его сына. Он заладил, что вру да казнить повелел, вот и пришлось бежать, одолжив у князя тот самый коврик-самолет. Осталось того самого мужа будущего уговорить к отцу вернуться, три десять земель обратно преодолеть, да разгадать в чём была клятва василиска… Дело за малым!
— Держите её! — истошно кричит князь за моей спиной.
Куда уж там!
— Хватайте! — орёт главный воевода.
Богатыри бросаются исполнять, сталкиваются лбами, и я тоже с воплями ныряю между ними.
— Вы не имеете права! — например такими.
Это, конечно, я загнула. Княже казнить меня как раз в полном праве: он нашим государством правит, а я всего лишь прикормыш и сиротинушка.
— Вы пожалеете! — меняю мелодию я и ныряю под шторы.
Резко дёргаю, прыгаю из-под них, залезаю под стол, опрокидываю ещё и яства, лишь бы побольше погрома и шума навести. Князь с трона не поднимается, только кричит да указывает. Воевода наш Степан Савич мужик хороший, но седой и тучный: он за мной тоже не побежит. А дружинники у него больно делу преданы: бегут хватать мелкую меня, а куда бегут и как — совсем не смотрят.
— Отпустите! — срываюсь я и швыряю им под ноги не упавшие блюда. И яблоком в шлем одному. — Я правду говорю, я вам докажу!
Подхватываю юбку сарафана и бегу к двери. Чуть-чуть осталось, но один дружинник уже наступает мне на пятки.
— Я вам докажу! Я его приведу! — кричу в последний раз, тыкая пальцем в князя.
Выбежать из зала у меня получается, дружинники расступаются, смотря как я бегу мимо. За мной другие, они спешат рассказать о приказе.
— Гришка! — удивляется мой хороший друг Светозар.
— Агриппина! — рычит главный воевода.
Это всё я. И дела мои совсем плохи, раз уж дед за мной бросился. Княже гневается, княже рвёт и мечет…
Эх. По пути сворачиваю на пол пару заморских гобеленов, вазу и прочую утварь, лишь бы отстали да погрома побольше. Комкаю подол сарафана, задыхаюсь, кровь в ушах стучит, но бегу. Меня ж казнят иначе за государственную измену да никак иначе! А что я? Да ничего, не лгала я князю! Правду говорю, клянусь вам, правду я говорила!
— Я на крови клянусь, что докажу и приведу его! — кричу я. Голос ломается, я кашляю.
Но боги слышат и боги знают, что я права. Иначе почему вдруг у меня получается оторваться? Я сворачиваю на небольшую лесенку в подвале, дверь обычно заперта, это я слишком поздно вспоминаю, но сегодня…
— Открыто, — едва ли не плачу и хватаюсь за ручку я.
Коврик первым попадается на глаза. От клятвы на крови нет ни шума, ни огня: она лишь вплетается в саму кровь, проникает под кожу и не даст поступить иначе. Я приведу. Я точно уверена, я его видела.
Коврик-самолёт князю подарил заезжий купец, что служит далёкому султану. Даже не «ковёр», там едва на коврик хватит. Княже магическая штучка позабавила, но он на нём едва оторвался от пола, вот и забросили подарок в подвал.
— Выручай, хороший мой, — умоляю я коврик и бросаюсь на него. — Апчхи!
Очень пыльный он, но коврик поднимает кисточку и на меня «смотрит». Странное ощущение: глаз у него нет, и меня он не видит, рта нет, чтобы ответить — но коврик машет кисточкой так…
— А-а-а! — верещу я и вцепляюсь в него чем только могу.
Коврик срывается с места, сбивает меня с ног, хватает и вместе со мной, на глазах уже забегавших в подвал дружинников… вместе со мной коврик летит прямо на них!
— Поберегись! — визжу я и стараюсь не дрыгать ногами, а то точно упаду.
Но шлем с одного сбиваю. Из вредности. Кто-то на пол падает, кто-то разбегается, коврик пулей вылетает на первый этаж и выбивает ближайшее окно. Стекло трещит, я жмурюсь и льну ближе, что-то меня задевает, царапает — но всё лучше казни.
— Я вам докажу, что была права! — только и кричу напоследок я.
Коврик пикирует прямо в солнце. Хороший день тёплый выдался. Я жмурюсь от ужаса, но кричать больше не могу, только до боли сжимаю пальцы, пока не побелеют костяшки. Коврик летит над лесом, куда ему одному известно…
На второй час полёта у меня получилось почти нормально сесть. Ветер треплет рыжие косы, ёлки-иголки иногда рвут одежду, я вою и только крепче за коврик держусь. Что он неуправляем, я уже поняла. Просить бесполезно, умолять можно, но, видимо, выдыхается бедненький.
– Ковричек, миленький, хоть чуть-чуть повыше ты лететь можешь? – в который раз взмолилась я.
Ненадолго он слушается, но и летит медленнее да ниже, точно говорю: выдохся мой коврик. Вздыхаю, треплю по ворсу той рукой, что хоть как-то ещё может шевелиться. Но приземляться коврик не собирается.
– Боги услышали, – бурчу я себе под нос.
Тут не слезешь уже: поклялась, значит, достань. Летим дальше, а я пока в который раз в голове проигрываю все события за день. Насыщенная у меня была программа!
Началось всё так: захворал наш княже. Несильно, это и самой слабой знахарке понятно, и даже мне как ведунье – ну, видно. Чего князь так всполошился? В общем, не вышло ни у кого переубедить княже, что он не умирает. Он всполошился, мол, наследника у него нет, некому княжество-государство оставить. Князю нашему скоро пятьдесят стукнет, он мне в батюшки не только годится, но и воспитал, однажды подобрав на улице сиротинушку. Но князь никогда не женился, официально, наследника у него нет, вот и послал княже за своими двоюродным дядькой да троюродным племянником, пусть приедут, он выберет, кому страну оставит.
Тут я возьми и ляпни, боги мне, видишь ли, открыли! Правду показали, мне тогда глаза пеленой будто закрыло, смотрю – а рядом с князем парень стоит, моего возраста, чуть-чуть постарше, наверное. Я его даже рассмотреть успела, и ведь кричу уже, мол, а почему вы сыну княжество передать не хотите?..
– Деспот, – возмущаюсь я, покрепче цепляясь за коврик-самолёт. – Сам вырастил, а теперь казнить! Не вру я, не вру!
Не знаю, чего княже так взбеленился. Я сама хороша: спорю, что есть у него сын и заткнуться не могу. Только не бесы меня попутали: боги вцепились и разговорили. Эх. Чует сердце моё, неспроста князь никогда не женился и на отрез отказывался даже ради политики. Чует, да сказать княже я больше ничего не смогла: вижу у него сына, да вижу, как птица яркая, заморская, заладила. Вот и пришлось бедной Агриппинушке-сиротинушке бежать. Это я, кстати, дочерью была друга князя и воеводы Григория Тимофеевича, княже меня не просто так на улице подобрал, мол, ответственность перед старым погибшим другом чувствовал. Поэтому «Гришкой» меня то за отца Григория прозвали, то сделав что-то более подходящее мне из этого изящного «Агриппина». Ни в кой раз я не красавица: косы рыжие, веснушки, ну, объективно миленькая, да как мальчугана князь растил, да всё с рук спускал.
– Я поэтому ни в какую не понимаю, чего он так взбеленился! – возмущаюсь я. – Понимаешь меня, ковричек?
Коврик остаётся молчалив, только ныряет ещё ниже…
– А-а! – ору я, но решаю прыгать слишком поздно.
Непонятно там: коврик резко падает вниз, там сосны и елки расступаются, я сильнее ударюсь, если прыгну с него и на елке повисну, или держаться и на коврике падать хотя бы?!
Избушка появляется буквально из неоткуда.
– Коври-ик, бесы тебя попута-али! – верещу я, но прыгать уже поздно.
Коврик вместе со мной пробивает избушке крышу.
Будь я, например, каким-нибудь оборотнем, как тот же самый князь – я бы, наверное, попыталась своё падение как-либо предотвратить. Будь я оборотнем не летающим, то хотя бы смягчила. Или будь я колдуньей, то обязательно что-нибудь попробовала бы сварганить. Но у меня, кроме коврика-самолёта, даже ни одного артефактика не найдётся!
Видимо поэтому я не пытаюсь ничего поделать. Да-да, именно поэтому, не потому, что мне так страшно, что я только и делаю, что вцепляюсь в бедный падающий коврик. Кричу. Крепко зажмуриваюсь, готовлюсь стукнуться, вон, дерево трещит, мы пробиваем крышу избушки. Я не так уж и сильно ударяюсь, крыша, мягко говоря, так себе: очень хлипкая. Тут падение коврик кое-как смягчает. А дальше происходит то, чего я совершенно не ожидаю…
– А-а! – кричу я.
Но коврик из-под меня буквально выдёргивают. Опомниться не успеваю, пальцы не разжимаются, так что клок остается у меня в руке, второй я все ещё держусь за коврик, только тушка моя больше на нём не лежит…
Коврик из-под меня выдёргивают, но сопротивляться тоже не успеваю, потому что меня подхватывают на руки. Тут я резко и замолкаю.
Мой спаситель молчит, я не сразу могу заставить себя открыть глаза, мало ли, что я там увижу. Сердце стучит как бешеное, но избушка не выглядела домиком каких-нибудь разбойников. Самая обычная небольшая и хлипкая избушка в лесной чаще. В такой скорее бы жила знахарка или травница. Или баба яга. Впрочем, ни один из этих обязательно пожилых женских персонажей ловить меня бы не стал. Молчу про то, что у них бы не получилось, тут главное, что они бы даже не пытались меня поймать, а последняя и вовсе уже расправилась со мной за порчу своего имущества.
Поэтому я осторожно разлепляю один глаз. И замираю.
– Так это же ты! – вырывается у меня. Мужчина удивлённо поднимает брови, и тёмно-серых глазах отражается неподдельное удивление. Выражение лица быстро меняется, уголки губ вздрагивают, он как будто на мгновение хочет улыбнуться, а потом резко передумывает и мрачно хмурится. Чуть бледнеет, бесы, не нравится мне блеск его глаз.
Я сразу понимаю, кто передо мной. Он, может, и понятия не имеет, кто я, но я точно ни с кем не перепутаю лицо, из-за которого здесь оказалась. То самое лицо княжеского сына, которое насмешливо смотрело на меня из видения. Какая божественная ирония, что именно он меня поймал! Точно боги шутят.
У сына нашего князя рыжие волосы, но они темнее, чем мои косы. Он чем-то похож на самого князя, например, скулами и подбородком, носом… в общем, в его лице угадываются черты князя, хотя они и не очень сильно похожи. От матери наследнику тоже что-то досталось. Например, у князя волосы и борода каштановые, у сына – тёмная рыжина. У князя глаза скорее зелёные, хотя серым тоже отливают – у его сына глаза идеально тёмно-серые, давно настолько чистого оттенка не видела… Но что-то я на него засмотрелась. Княжеский сын продолжает держать меня на руках, хмурится, всматривается в моё лицо и молчит.
Я открываю рот, но сразу его закрываю, разговор как-то не вяжется. Я верчу головой и замечаю, что он не просто выдернул коврик из-под меня, а успел его скрутить и держит сейчас подмышкой. Меня он держит на руках, крышу избушке мы пробили, и теперь внутрь струится солнечный свет. Другого источника света внутри вовсе нет, деревянные стены, печка, дверь… чего не хватает? На стенах разные травы сушатся, баночки, скляночки, горшочки, столы и стулья, казалось бы, всё на месте.
Окон нет. В его избушке нет ни одного окна!
– А окна чем тебе навредили? – вырывается у меня.
Это вместо приветствия! Мужчина мрачнеет пуще прежнего. Но так же быстро эту эмоцию прячет. Он продолжает молчать, только наклоняется чуть ближе к моему лицу и насторожено всматривается. Наверное, стоит всё-таки поздороваться.
– Доброго дня, – брякаю я. После всего произошедшего голос сильно дрожит, а меня всю начинает колотить. – Извините, пожалуйста, и за крышу извините, и за вторжение тоже, только вы не могли пока меня на пол не ставить? Ноги не удержат, перепугалась, вы понимаете...
Он поглядывает на мой рваный сарафан, замечая немного крови, даже дёргается, но быстро этот порыв останавливает. Второй раз за ним замечаю, как будто он собирается что-то сделать, но себя останавливает. Понять не могу ни что, ни зачем.
У меня на подоле, и правда, немного крови: пока от князя удирала, поранилась. Плечи разорвали ветки, но там пострадала лишь ткань. На лице у меня пару царапин от тех же самых елок-иголок, но они совсем тоненькие и тоже не до крови.
На пол меня, кстати, так и не ставят. Но он внимательнее меня осматривает. Кажется, не заметив серьезных травм, выдыхает. Или по какому-то своему другому поводу, потому что, о чём он думает, я никак понять не могу. Молчит.
– Меня Агриппина зовут, – представляюсь я и протягиваю ему руку. Слишком поздно понимаю, что если он решит её пожать, то меня или уронит, или на пол поставит. – Агриппина Григорьевна.
Он насмехается уголком губ, мой жест замечает, но на пол не ставит.
– Ты всем своё имя раздаёшь? – наконец, хмыкает он.
Я широко улыбаюсь. Приятный у наследника голос, внешности под стать. Нравится он мне. Да и там на «ты» начал, значит, и я буду. Я имя назвала – значит, и он должен. Не я заветы колдовские придумала!
– Только очень симпатичным и тем, кто носит меня на руках, – замечаю я.
– Всеслав, – коротко представляется он, и глаза его опасно переливаются. – Кажется, я только что выполнил оба пункта.
Перевёртыш? Как княже. Не уверена наверняка, но подозрения в голову мою дурную закрадываются.
– Так чем тебе окна не угодили? – не унимаюсь я и как бы случайно, но очень нагло, приподнимаюсь и обнимаю его за шею.
Он пожимает плечами и шагает в сторону, осторожно усаживает меня на стул и становится рядом. Обломал!
– А откуда у тебя такая вещица дивная? – вместо ответа спрашивает Всеслав, вертя в руках мой коврик.
– У тебя очень подходящее имя, – улыбаюсь я вместо того, чтобы рассказать, как меня его отец чуть не казнил и как коврик я тихо «нашла».
– Для чего? – хмурится Всеслав.
– Коврик я одолжила у твоего отца, чтобы тебя найти, – быстро и бодро придумываю я на ходу. – Он князь, и для единственного наследника князя у тебя очень подходящее имя.
Всеслав мрачнеет. Но снова, бесы, снова вдруг передумывает и вместо того с интересом смотрит на меня.
– Ты… – он осекается и бросается вперёд, опирается руками на деревянные ручки стула и нависает надо мной, – знаешь, где мой отец?
– …да? – теряюсь от его напора я и вжимаюсь в спинку. – Пару часов назад на месте был! – спешно добавляю я.
Его глаза сверкают. Ох, не нравится мне этот хищный блеск, или он просто, ну, василиск? Как княже?..
Но княже никогда мне в глаза не смотрел!
Я дёргаюсь, а Всеслав касается тыльной стороной ладони моей щеки. Проводит осторожно, едва касается, только у него пальцы дрожат. Во взгляде что-то берется, это я заметить успеваю – что именно уже нет. Он касается кончиками пальцев моего лица, чуть привлекает к себе, ведёт по щеке вниз и приподнимает за подбородок. Смотрю в его тёмно-серые глаза как завороженная. Или без «как»?..
Всеслав мягко улыбается уголками губ. И через мгновение как будто в себя приходит, глаза гаснут, пелена и с меня спадает – я дёргаюсь и отворачиваюсь. Опасно смотреть в глаза василиску, князь так объяснял, да и читала я не мало. Пускай про сына я пока ничего не знаю… Кстати, мне ничего не стало. Значит, Всеславу смотреть в глаза – можно. Наверное. Почему по телу столько мурашек?..
– Князь он, как бы сказать, – пыхчу я и стараюсь выровнять дыхание, – тебя потерял. Даже не так, он о твоём существовании долго не знал, но теперь знает и очень ждёт.
Всеслав не движется. На его лице отражается ровным счётом ничего.
– Зачем ты здесь? – холодно спрашивает он, смотря в пол.
– Тебя к отцу отвести, – честно отвечаю я.
Он замирает. Ведёт плечом.
– Не знал, говоришь?..
Ох, не нравится мне его голос сейчас! Угроза проскальзывает в каждом звуке, он выдыхает будто шипит… Василиск или нет?… Василиск или да?..
Но я только и успеваю рот открыть.
– Отведешь меня к нему? – Всеслав снова поворачивается ко мне.
Опасный. Хищный. Всего на мгновение, и он снова мне мило улыбается.
Я сглатываю и медленно киваю.
– Ты, главное, обещай, что со мной до княже дойдёшь, – замечаю я.
Не уточняю. Но если он вдруг по пути передумает, и я вернусь в княжество без него – меня точно казнят. Варианта у меня всего два: не возвращаться вовсе, или вернуться с сыном князя. Ведь тогда у князя повода не будет обвинить меня во лжи! Вот ваш сын, получите и распишитесь. Да, может, и сам сын за меня вступится, на всякий случай я бы поближе с ним познакомилась. Он ведь так удачно мне больше чем симпатичен.
Всеслав шагает назад, но смотрит только мне в глаза.
– Я клянусь на крови, – громко и уверенно заявляет он, быстро обнажая небольшой кинжальчик с пояса, – что пойду с тобой, Агриппина, и встречусь с моим отцом.
Он режет себе ладонь, а я… пожалуй, смотрю я в ужасе. Такими клятвами не разбрасываются, да и я не просила. Мог бы просто согласиться со мной пойти, но зато теперь я могу быть точно уверена: он пойдёт со мной или умрёт и не пойдёт ни с кем. Мне только перекошенное выражение лица Всеслава не нравится да слишком хищный блеск в его глазах…
Боги молчали. Боги приняли его клятву.
– Отдай, – тянусь я к коврику-самолёту.
– Двоих не поднимет, – резонно замечает Всеслав и коврик мне не отдаёт.
Коврик-самолёт деловито шевелит кисточками и соглашается. Я вздыхаю: а то я не помню! Он-то княже не поднял, как меня донёс так далеко только?!
– Чудо заморское, – бурчу я, но благодарно поглаживаю коврик по ворсу. – Дорогу нам обратно хоть покажешь?
Коврик… ну, видимо это «нет».
– Это тебе не путеводный клубок, Агриппина, – хмыкает Всеслав.
– Мне все Гришкой зовут, – замечаю я, не люблю своё имя. И второй раз вздыхаю насчёт коврика, ведь как домой вернуться, я понятия не имею. – А у тебя клубок есть?
Всеслав жестом обводит комнату.
– Много чего есть. А дорогу из леса я и без клубка знаю, я здесь вырос.
Мой живот предательски и очень громко урчит, что я аж краснею.
– Сначала поедим. Да и в ночь выходить не лучшее решение, спать на печку ложись, на рассвете пойдём.
Ага, печка у него есть, травы, отвары, веники разные – всё есть! Окон нет.
– Да предсказали мне однажды, – качает головой Всеслав. – Ты ведь так просто не отпустишь? Мама моя, ныне покойная, она превосходно гадала. Предсказала мне ещё в детстве, я от окон ничего хорошего не жду.
Не уточняет, а ведь в предсказаниях очень важны детали. Как он пострадает из-за окна, какого окна, когда и что именно… Там ведь всё важно! Но хоть как-то ситуацию мне проясняет: мама нагадала, мужик взял и замуровал все окна в доме! Рукастый, значит. И суеверный, кажется. И маму очень любит, по тому, как глаза погрустнели видно, когда он сказал, что она умерла.
– Пешком пойдём? – грустнею я.
Всеслав легонько встряхивает коврик, что тому поначалу не нравится. Но ёлки-иголки и прочее из его ворса вылетают, так что коврик спешно меняет своё мнение о Всеславе и спокойно обвисает в его руках. Он кладёт коврик на печку, а мне жестом предлагает передвинуться к столу. Ставит горшок с кашей, банку солений, хлеба – не густо, но с голодухи даже лучше яств при дворе князя. Я за обе щеки уплетаю, да хозяина нахваливать едва успеваю. Он даже слишком хорошо готовит, впрочем? Один в лестной глуши живёт, вот мне и ответ.
– Как далеко до ближайшей деревни? – уточняю я.
– День, кажется, – Всеслав пожимает плечами. – Я там пару раз в год от силы бываю, иногда раз в год. Не за чем.
Допустим, кашей я давлюсь. Мда.
– А до?..
– Где живёт мой отец, знаешь только ты, – как будто и безразлично замечает Всеслав. Его уголок губ выдаёт и только потому, что я внимательно присматриваюсь.
Вздыхаю. Он что-то задумал. Но он так же на крови поклялся, что со мной пойдёт и с отцом встретится. Что может пойти не так?.. Давай, Гришка, думай. Я прикидываюсь, что продолжаю есть, но намного медленней, ещё и на рваный подол сарафана роняю, наклоняюсь оттирать, а сама краем глаза за Всеславом наблюдаю.
По дороге он меня не тронет. Он клялся, что со мной дойдёт. По пути меня не бросит, он клялся, что с отцом встретится. А дальше, если что, вместе с князем и разберёмся. Кажется, ничего такого.
– Далеко идти, – Всеслав пожимает плечами, – но, думаю, стоит попробовать. Если ты уверена, что отец захочет меня видеть.
– Хочет, – активно киваю я, но прячу глаза. Так-то хочет, он просто не верит, что у него сын существует. Я почти не вру.
– Мать говорила… – Всеслав грустно усмехается, – она говорила, что отец погиб, и поэтому она со мной бежала в этот лес. Они… они не были женаты, она бежала, чтобы её молва в деревне не мучала.
О как.
– Погоди! – я хлопаю ладонью по лбу, ведь теперь у меня вдруг всё сходится. – Ты поэтому мне на крови поклялся, что не знал и не веришь, что у тебя есть живой отец?!
Ведь если он со мной дойдёт, а я, хоть и не клялась, но ему соврала и отца у него нет – от богов прилетит и мне. Не так сильно, как если я свою клятву на крови нарушу, там-то точно смерть. Но если Всеслав дал клятву на крови мне, а я его обманула, то, например, заболею сильно, или видения замучают, совесть тело погрызёт вполне физически.
– Прости, – мягко, но так криво улыбается он. – Мама всегда говорила, что у меня нет отца. А теперь её не стало, и у меня никого не осталось. Но если у меня всё же остался отец, то я готов пойти к нему.
Я открываю рот, но закрываю. Он прав и даже предельно логичен в своих поступках. Вот и собралась картинка, зря я его не пойми в чём подозревала.
Вздыхаю. Но тогда лучше до конца признаться.
– Он не знал, что у него есть сын. Что у него есть ты, – я кладу руку на стол и протягиваю к Всеславу, – мне видение было. Я ему рассказала и поклялась на крови, что приведу княже его сына.
Взглядом намекаю, что он может посмотреть через меня. Я слабая, но минутку удержу, воспоминание показать ему могу, справлюсь. Только Всеслав, хоть и понимает, но не берёт моей руки.
– Я тебе и так верю, – отмахивается он на мой вопрошающий взгляд. – Да и пообещал уже, не воротишь.
В тёмно-серых глазах мелькает эмоция, имени которой я не знаю. Что-то тяжёлое. Что он быстро прячет и смотрит на меня с аккуратно скрытым интересом.
– А ты?..
– А я при дворе князя выросла. Мой отец был верховным воеводой и хорошим другом княже. Погиб.
– Мне жаль…
– Мне тогда и года не было, – отмахиваюсь я. – И ты прости, мне теперь кажется, что я на твоём месте выросла. Все няньки и княжеские слуги за мной бегали.
Всеслав отмахивается и начинает убирать за нами посуду.
– Ты скоро познакомишь меня с отцом, о котором я ничего не знал.
Наверное. На душе, вроде, легче становится. Всеслав укладывает меня спать, сам устраивается на скамье.
Я долго не могу уснуть и только кутаюсь в одеяло, ведь через дыру в крыше в дом проникает холодный ночной воздух…
– Всеслав? – тихо зову я в темноте ночи. – Всесла-а-ав?
Со скамьи внизу раздаётся недовольное сопение.
– Всеслав, ты ведь не спишь, – чуть громче заявляю я.
– Уже не сплю, – сонно бурчит он.
Ой.
– Прости, я думала ты не спал, ворочался много.
Он вздыхает. Я вздыхаю. Спать здесь не могу я, а ему – не даю.
– Рано завтра выходить, попробуй уснуть, – говорит Всеслав, но встаёт и зачем-то начинает шариться по полкам. В кромешной темноте, кстати, что намекает, что человеком он может быть — «вряд ли».
– Держи, – он подходит к печке и подаёт мне стопку.
– Снадобье? – принюхиваюсь, но какая же гадость!
– Настойка, – хмыкает он. – Очень крепкая, сам варил.
Ох. Ну, залпом выпиваю. Пахнет гадко, но вкус смягчается травами, хотя всё равно – невкусно. Ложусь обратно, смотрю в потолок. Голову кружит, но сон не торопится.
– А ты василиск? – спрашиваю я.
– Есть такое. – Всеслав зевает. – На половину.
И замолкает, мол, я тебе ответил, значит, теперь спать. А я не унимаюсь!
– А ты обращается?
– Нет, не умею.
Я цокаю языком и задумываюсь.
– Я никогда не видела, чтобы твой отец обращался.
Что правда. Столько лет я жила во дворце, а ни разу!
– И что с того? – Всеславу болтать явно надоело.
– Это странно.
Он лишь громко зевает вместо ответа. Ладно, замолкаю. Глаза всё же кстати начинают слипаться…
Всеслав будит меня на рассвете. Как у него удаётся меня растолкать, накормить и собрать в дорогу? Видимо, чудом. Соображаю я плохо, особенно по утрам, особенно, когда солнце едва-едва вышло.
– Лучше засветло, – подталкивает меня Всеслав, пока сам ставит амулет на дверь и запирает на замок.
– Здесь никто не ходит, – сонно бурчу я. – И у тебя дырка в крыше.
– Твоими стараниями, – беззлобно посмеивается он, приобнимает меня за плечи и уводит через лес. Коврик и немного вещей в дорогу тоже несёт.
– У тебя есть деньги? – спрашиваю я. – Потому что у меня ни золотого, ни даже жалкого медного не…
Я замолкаю, потому что, кажется, медный у меня всё же завалялся. Шарю по подолу сарафана, мне что-то из пыльной одежды его матушки перепало, не в рваном же идти. Так что погнутый медный так-то и не совсем мой: я его «увидела», ощущение было, что он есть.
– Держи, – отдаю медный Всеславу. Мы вместе идём, какая разница?
– Пару серебряных найдётся, – он ко мне присматривается. – Сама понимаешь, в чаше мне деньги просто не нужны, а в деревню я редко хожу.
Киваю. Он, вон, явно не понимает, почему княже отправил меня за сыном без денег. Может, думает, сколько у князя вообще в казне осталось.
Долго ли коротко идём…
– Нам далеко ещё?
– Мы вышли пару часов назад, – спокойно отвечает Всеслав, но закатывает глаза.
– Это не ответ, – настаиваю я.
– Нам далеко ещё, – передразнивает он меня, но делая из вопроса утверждение.
Что ж. Я осторожно беру его под локоть: тропинки нет, один бурелом, так якобы удобнее будет. Сама поглядываю, присматриваюсь, ну, нравится он мне, что ж поделаешь?..
– А почему ты в лесу живешь, а не в деревне? – пробую разузнать о нём побольше.
– Потому что мама поселилась здесь, – невозмутимо отвечает Всеслав.
Он тоже поглядывает на меня, что я неловко поправляю косы. Растрепались, да времени не было, впрочем, не нашлось бы и сил так рано утром красотой своей озаботиться.
– А мама твоя?..
Я осекаюсь.
– Потому что иначе её бы освистали. Без мужа и с ребёнком.
Всеслав кривится и мрачнеет, сжимает пальцы в кулак, но руки всё равно мелко дрожат. Что он злится можно угадать по глазам: они наливаются чёрным и буквально загораются. Пускай на пару мгновений, ведь он старается держать себя в руках. Понятно, эту тему пока лучше не трогать, если я хочу расположить его к себе.
А я хочу.
– Расскажи мне про свою маму? – предлагаю я. Потому что её он явно очень любит, вот и отличная тема для разговора. Я о нём побольше узнаю, он, может, симпатией ко мне проникнется, раз мы «о счастливом» болтаем.
– Тебе в тишине идти неймется? – вздыхает Всеслав.
Я хмыкаю и дерзко качаю головой. Он посмеивается в ответ.
– Тогда ты первой расскажешь про себя.
– Я?.. Эм. Ладно, но ты поклялся со мной до твоего отца дойти, поздно убегать, – шучу я и легонько подталкиваю его локтем.
– Во что я ввязался… – переигрывает Всеслав.
– Мой отец был воеводой и хорошим другом твоего отца, – начинаю я. – Мать погибла при родах, отец погиб в битве, когда мне годик был, так что меня забрал твой отец. Говорит, мол, другу хоть и не обещал, но не мог оставить.
Я пожимаю плечами и замолкаю, потому что Всеслав всматривается в чащу и прислушивается.
– Нет, показалось, – тихо говорит он.
Показалось, значит, показалось.
– Я вроде как ведующая, – продолжаю я и развожу руками. – Только слабая, мало что вижу, да и едва контролирую, когда ко мне видения приходят. Когда пришло, тогда и вижу, сама всматриваться в будущее не умею.
– Мама моя хорошо умела, – грустно замечает Всеслав. – Жаль, ты её не застала.
– Жаль, – охотно соглашаюсь я.
– Вот князю про сына – это я увидела, тебя видела, я тебя с первого взгляда узнала! – деловито замечаю я и тыкаю пальцем ему в грудь. – Давно ни в чём настолько уверена не была… а он не поверил, представляешь? Так что я за тобой пошла.
– Полетела.
– Ну да, – посмеиваюсь я и поглядываю на коврик.
Он мою версию не предаёт и покорно едет на Всеславе. В конце концов, я артефакт не украла: я его одолжила. Верну вместе с сыном князя, чем не плата за временное пользование? Коврик же явно рад, что его несут и лететь никуда не нужно.
К деревне мы лишь на закате выходим. Прав был Всеслав: я еле ноги волоку, но в лесу ночевать бы не осталась. Мы болтаем больше ни о чём, он рассказывает о матери, о детстве в лесу, какие здесь травы водятся, как он хозяйство один ведёт… Я о жизни во дворце, почему меня «Гришкой» прозвали, только про отца пока умалчиваю. Заметила, что Всеслав уголком губ кривит на любое упоминание князя. Потом расскажу, он ведь всю жизнь верил, что отца у него нет, а тут на тебе! Интересно, как это его мать из дворца пропала да в чаще оказалась?.. Но спрашивать тоже пока не стоит, Всеслав разозлится.
– Погоди тут, я где заночевать поспрашиваю, – бросает мне Всеслав, отдаёт коврик в руки и ставит нашу котомку на землю.
Киваю. Мне на окраине деревни торчать не охота, но ноги болят, да лапти все ноги стёрли. Княжной никогда не была, бегала и там, и тут, но никогда не целыми днями. Устала я, так что не спорю, а опускаюсь посидеть сверху на котомку…
– Девка, ты откуда взялась на нашу деревню? – кряхтит рядом какой-то дед.
Я вздрагиваю, но не встаю с котомки, не отворачиваюсь, хотя очень хочется просто сделать вид, что его не слышу. Мда. Мне рассказывали, что в небольших деревнях чужаков не любят, пожурить могут, но чтоб сразу кидаться?!.. Хотя я одна тут, чужачка, девка.
– Одна никак путь держишь? – ужасается второй, мужчина помоложе, но первый дед был совсем древним. Этот осуждает взглядом меньше, но явно намерен вытащить меня за шиворот, если я пришла их деревню баламутить.
– Незамужняя девка и одна в дороге к беде, – деловито заявляет дед.
Странные у них здесь приметы! Благо, у меня получается удержать язык за зубами.
– Девка, ты как тут оказалась? Ни телеги, ни повозки сегодня чужой мимо не проскочило.
Вот ведь бдят нравственность мне на бедовую голову!
– Пешком мы пришли, – как можно спокойнее говорю я. – А что здесь делаю? Не знаю, муж сказал сидеть и ждать здесь, я и жду. Сижу и жду, – развожу руками, мол, получите и распишитесь.
Дед резко меняет свое мнение обо мне. Мужик так легко убедить себя не даёт.
– И где твой муж?
– Да брось, Степан, не видишь, что ли, ошиблись мы. Вовсе не непутевая девка.
Я поправляю подол сарафана. Он ещё мамы Всеслава, такие в столице княжеской лет двадцать никто не носит… Очень длинный, мешковатый, выцвел, жаль, а так еще и красиво вышит цветами. Но старомодный, строгий и аскетичный – этого у него не отнять. Чего только прицепились?
– У ней косы…
А.
– Мы пешком пришли, лесом, – спешно вставляю я. – Муж говорил, там нет волков, да я перепугалась и побежала, вот и растрепала косы. Муж сейчас вернётся, мы заночевать в вашей деревне хотели, тогда и поправлю.
– Путевая, – довольно кивает дед.
– Бедовая, – осуждающе качает головой мужик.
Что за место! В столицу бы поскорей вернуться, у нас такого не бывало… Или потому что я при дворце княжеском жила, и меня каждый там знал? Как-то внезапно я задумываюсь о вещах, о которых раньше никогда не задумывалась.
– И где твой муж? – не унимается мужик.
Развожу руками. Поскорей бы Всеслав вернулся.
– Куда путь держите? – меняет песенку дед.
– Янислав Добромилович, – раздаётся за моей спиной.
О! Явился.
Всеслав, видимо, быстро оценивает ситуацию и по тому, как я глазами агрессивно указываю на двоих – догадывается. По крайней мере, Всеслав быстро останавливается за моей спиной и приобнимает меня за плечи.
– Дядь Честимир, – с упрёком добавляет Всеслав.
Значит, обоих знает. Они теряются, смотрят на меня – потом на моего сопровождающего.
– Слав, ты, никак женился? – удивляется мужик.
– Мы его с прошлой зимы не видели, – не так сильно теряется дед.
Всеслав пожимает плечами, мол, сами догадались, а я вам ничего не скажу.
Потом оба внимательно на меня смотрят.
– У вас будут очень рыжие дети, – выдаёт дед.
Он вполне прав: Всеслав тёмно-рыжий, я светло. Но сути это не меняет – рыжие, и я так точно бедовая. Не завидую окружающим, ведь Всеслав следующим князем будет, значит, и дети наши тоже… Размечталась. Но время у меня есть, пока до столицы не доберёмся, впрочем, княже меня сам вырастил, может, и не будет серчать, если его сын решит на мне жениться. Если решит.
– А колечко где? – любопытствует мужик.
Кольца у меня-то и нет. Но Всеслав как-то быстро перехватывает мою руку, всего на секунду, а когда отпускает, то я чувствую на пальце тёплый метал. Ободок очень тонкий, вьющийся, явно женский, откуда у него? А. Мамино, тут и дурак догадается, что он носит мамино кольцо, поэтому тёплое, ведь со своего пальца снял.
Я просто поднимаю руку и показываю любопытным. Они кольцо не узнают, только охают.
– Хорошая работа.
– Ты за своей девкой получше присматривай, Слав. Это она пока не распоясалась, – наставляет мужик.
Он мне сразу больше деда не понравился!
Всеслав старается в разговор не вступать, кивает да со всем соглашается. Так и уходим, раскланявшись на прощанье.
В доме, с чьим хозяином, а точнее хозяйкой, договорился Всеслав – нас встречают более радушно. Видимо, мы оба догадались, что проще будет представить меня его женой: вопросов меньше. Пожилая хозяйка охает да ахает, умиляется сарафану его матушки на мне, узнала вышивку, и в целом, я ей, кажется, очень нравлюсь. Так что я радостно уплетаю пирожки за обе щеки, она не зря вздыхает, какая я худая. На самом деле нет, но раз хозяйка так решила, то почему бы не позволить себе лишний пирожок? А лучше два.
… в комнате, конечно, была лишь одна кровать. Честно говоря, стыдно, но недостаточно, чтобы меня напугать.
Всеслав ловит мой взгляд, я лишь плечами пожимаю и укладываюсь как есть. Только на сарафане ослабляю всё что можно, при том его не снимая. Сойдёт. Неудобно, но куда деваться.
Всеслав укладывается на полу, ничего не говорит.
– Ты странный, – почти сонно замечаю я.
Потому что он молчит, потому что даже не пробует мораль читать, да и вообще… Не знаю, чего я ожидала. Что он ко мне полезет? Нет. Что он попробует меня вразумить? Тоже нет, мы в пути, не те обстоятельства, чтобы за мою девичью честь радеть. Точно не его забота.
– Я вырос в лесу с одной матерью, – невозмутимо отвечает Всеслав, – раз в год хожу в деревню, а в остальное время уже шесть лет как живу совершенно один. – Хмыкает. – Да, я странный.
Зуб даю, он улыбается. Есть у меня один, замечательный змеиный зуб, найденный непонятно как и откуда в одном из дворцовых подвалов. Любила я в детстве лазать, куда нельзя и куда совершено точно моей безопасности ради не стоило. Княже… серчал. Сейчас смешно вспоминать, а тут, бац!, и сразу меня казнить. Да, я ему не дочь. Но. Ну.
Кажется, Всеслав уснул. Мне тоже стоит, глаза слипаются, усталость тело сковала, да мысли никак не унимаются.
Я поднимаю руку к глазам и задумчиво прокручиваю на пальце кольцо. Вьющиеся веточки аккуратно оплетают безымянный палец. Мне кольцо чуть велико и поэтому легко поворачивается. Работа из серебра очень изящна и красива, засмотреться можно… одно «но». Видение-воспоминание из прошлого накрывает меня так же внезапно, как и отступает.
Это не было кольцо матери Всеслава.
По утру я ничего не говорю. Мало поняла, но я видела другую женщину. Я ведь даже не знаю, как мама Всеслава выглядела, но чётко осознала, что вот эта черноволосая женщина – не она. Кольцо принадлежало женщине с длинными чёрными косами и тёмно-голубыми, едва ли не синими глазами. И она не была матерью Всеслава, пускай по возрасту вполне годилась ему в матушки. Увидеть больше не получается, сколько я ни пытаюсь. Эх, что поделаешь: слабая я. Силы магической совсем крупица. Когда вижу, тогда вижу, а не когда захочу что-то разузнать.
Так вот, про кольцо я молчу. На невесту, текущую или бывшую, она точно не похожа, значит, какая разница – Всеслав носил и доверил мне кольцо своей матери или, например, бабки?
У тому же… не самый сейчас важный вопрос. Не обращается он, как же! А я ведь поверила, вот ведь! Вот ведь! Кто из нас тут врун, после этого?!
Хотя.
Может не знал.
В общем, под утро я проснулась, потому что вокруг меня кольцами обвился змей. Рыпнуться не успела, испугаться тоже: быстро поняла, что вовсе это не змей. Василиск. Вон, лапы и перья. Василиск за ночь перебрался с пола на кровать, а вернее кольцами обогнул всю кровать и меня на ней. Так что меня никто не душит, скорее обнимает своей чешуйчатой прохладой. Очень аккуратно и даже… ну. Приятно, что ли. Заботливо как будто.
– Всеслав? – шёпотом зову я, но он и не думает шевелиться, не просыпается.
Я кое-как протискиваю руку наружу. Мне это ничего не даёт: встать я не смогу, между кольцами протиснуться тоже. Только ладонью провожу по чешуйкам, они красиво переливаются в рассветных лучах. Всеслав тёмных оттенков, от глубокого серого до насыщенных тонов коричневого. Красиво. Не думала, что буду завороженно щупать змею, но увлекаюсь тем на следующий час.
– Всеслав? – зову я, когда что-то начинает происходить.
Он не просыпается, только чешуя полыхает, и мужчина превращается обратно в человека. Так и сопит, уткнувшись носом мне между лопаток да закинув на меня руку.
Эм.
– Я тебе расскажу, что обращаться ты умеешь, – выдыхаю я, таращась в стену перед нами.
Мда. Надо переставать удивляться всему, что связано с княжеским семейством. Нервов не хватит.
Видимо, у меня кое-как получается снова уснуть. Потому что, когда меня будит голос нашей хозяйки, то солнце светит в небольшое окошко намного ярче. На рассвете, значит, сегодня выйти мы опоздали.
– Вставайте-вставайте, молодые, – кричит хозяйка, у которой мы остановились на ночь. – Сам ведь просил вас перед ярмаркой разбудить, мы уже отправляемся!
Ни про какую ярмарку я ни слова не знаю. Всеслав ворочается, но руку не убирает. Он только глаза открывает, а дальше я буквально слышу, как ворочаются в его голове шестерёнки.
– Куда мы опоздаем? – невозмутимо интересуюсь я и оборачиваюсь к нему.
Всеслав, скажем так, удивлён нашим положением. Пытается осознать ситуацию: в ней нет ничего оскорбительно-возмутительного, но лучше бы об этом не узнали: пострадает моя репутация. Я в сарафане лежу под одеялом, закутанная почти до носа. Всеслав лежит тоже в одежде и на одеяле. Только он со спиной обнимает меня, как одну руку на меня закинул, так и спал, так и проснулся. Судя по его выражению лица, Всеслав ничего не помнит. Вообще не понимает, как оказался на кровати, когда засыпал на полу.
– На ярмарку, – рассеянно отвечает Всеслав. – Так быстрее будет добраться до ближайшего города. Сегодня как раз воскресенье, они на телегах всегда собираются. Я раньше никогда не ездил, надобности не было. Но так точно будет быстрее, чем идти пешком.
Он рассеянно косится на свою руку, которая все ещё лежит на мне. Кажется, чуть смущается, хотя я не обратила внимания, у него лицо только что немного покраснело или это у нас обоих от духоты. Но руку не убирает.
– Вставайте! – уже стучит в дверь хозяйка дома.
– Идём, – кричит в ответ Всеслав и начинает собираться.
Ладно, потом расскажу про его ночные похождения. На телеге, и правда, будет куда лучше, чем пешком. У меня ноги болят: далеко я бы сегодня сама не ушла. Интересно, Всеслав понёс бы меня на плечах?
Вещей у нас особенно нет, да и те, что были, мы вчера не распаковывали. Поэтому на пороге дома мы появляемся быстро.
– Позавтракать уже не успеваете, – причитает хозяйка дома и сует мне в руки кулек. – Хоть в дороге поедите, хорошие оладья, я сама пекла. Только утром напекла.
– Спасибо, – смущаюсь от её заботы. А я ведь даже имени её не спросила! Неловко как-то.
Но потом поднимаю голову на Всеслава, он с хозяйкой быстро разговаривает, судя по всему, они давно знакомы. Да и узнала она вчера вышивку на моем сарафане, которую мне Всеслав из матушкиного сундука одолжил. Значит, и покойную его маму она знала. Так что они дружны, хотя монету хозяйке Всеслав всё равно оставляет.
– Пойдём, – Всеслав берёт меня за руку и утаскивает за собой.
В деревне всего одна улица, и он оттаскивает меня куда-то в центр. Мы там вчера не были, вошли с окраины и остались в доме там же. Сейчас я замечаю, что единственная земляная улица образует что-то вроде площади в центре деревни. Нет, конечно, любой площади в столице она в подмётки не годится. Но сейчас там очень людно: телеги, лошади, различный мелкий, рогатый и не очень скот... Все куда-то спешат, суетятся, какие-то мешки тащат, кричат, переругиваются…
– Эй, смотри куда прёшь! – кричат нам.
Всеслав оттаскивает меня в сторону. На обочине всего беспорядка я замечаю знакомого со вчера деда. У него бывалая телега, в которую он впрягает кобылку, что может оказаться старше его самого.
– Тоже на ярмарку собрались? – смеётся дедок. – А раньше никогда не захаживал. Жене какую безделушку неймется?
– У неё родственники в городе, – отмахивается Всеслав. – Мы у меня живём, но раз в год стоит навестить.
Дед понимающе кивает, а мы идём дальше. Интересно, с кем-то из них Всеслав вчера договорился? Я молчу, ведь здесь настолько шумно, что пришлось бы перекрикивать чужие голоса. Не хочу, да и вдруг привлечёт к нам внимание.
Но, когда я вижу, в чём Всеслав предполагает добираться до города, я решительно падаю голос. Нет, это чуть лучше, чем пешком, но со свиньями я не поеду!
– Может, мы лучше верхом?
– Ты в седле сидеть умеешь, – вздыхает Всеслав. Он не спрашивает, как будто абсолютно уверен, что в седле я не удержусь.
– Конечно! – всплескиваю руками я.
Обидно, в седле я держусь просто превосходно! Я воеводы дочка, пускай отец погиб, когда мне был едва год. Князь никогда не забывал, всегда приговаривал, кем был его лучший друг и мой отец. Да и растил меня княже как мальчишку, так что я быстро оглядываюсь: рядом с нами как раз удачно оказывается чья-то кобыла. Молодая совсем, она светлая с рыжим пятном на попе, грива тоже рыжая, так что мне она уже нравится.
Я оказываюсь рядом с кобылой в два шага, седла
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.