Бунтарка и Хозяин Стужи. Валерия Чернованова, Марина Индиви

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Что может связывать простую девушку с непростым даром и правителя Севера, могущественного Снежного? Ничего, — думала я и… была не права. Случайная встреча на руинах храма, и теперь я, Ливия Селланд, просто жизненно необходима Хьяртану Эртхарду.

   А вот он мне сто лет не нужен! Но разве его снежность это волнует?

   Радует одно: он будет нуждаться во мне лишь до тех пор, пока не разберется, что с ним случилось и какие силы нас соединили. А потом наши пути разойдутся.

   По крайней мере, я на это очень надеюсь… И уж точно не стану слушать свое глупое сердце!

   Роман написан в соавторстве с Мариной Индиви.

ГЛАВА 1

Ливия Селланд

   Самая длинная ночь в году, как назло, оказалась и самой темной, а в добавок к тому еще и до ларгов холодной.

   К развалинам храма я добралась основательно подмерзшей. Но главное ведь — добралась! Пока шла, вздрагивала от малейшего шороха и не переставала озираться. Городок у нас хоть и маленький, мирный, но, собираясь на прогулку в полночь, надо понимать, что случиться с тобой может всякое. Особенно если тебе всего девятнадцать, а из оружия — только нож за поясом, который накануне стащила с кухни. Да и то больше для собственного успокоения, чем для обороны.

   Не переставая дрожать и кутаться в ветошь, гордо именуемую пальто, я поднялась по полуразрушенным ступеням: скользким, промерзшим, заметенным снегом. Говорят, когда-то это место было невероятно красивым, но теперь от него остались лишь обломки стен да жалкие сколы колонн.

   Заметив алтарь, я приободрилась и, увязая в снегу, стала пробираться к рассеченному надвое куску мрамора.

   — Ну вот, почти…

   Стянула варежки, достала из кармана платок Фабиана с несколькими каплями подсохшей крови и срезанной во сне у мальчика каштановой прядью. Представляю его реакцию, когда поймет, что за чудо случилось ночью… Улыбнувшись, я сжала платок в кулаке и опустилась перед алтарем на колени. Вдохнула, выдохнула и, не теряя времени, зашептала заветные слова.

   Пусть сегодняшняя ночь была непроглядно темной, невозможно холодной, но она была особенной. Как и это место.

   Как же долго я ждала этого момента…

   Слова ритуала, который знала лучше, чем благодарственную молитву Богине-матери, звучали все громче, лились из самого сердца. Искренние, горячие, трепетные. Вместе с ними из меня вытекала сила. Дар, доставшийся мне от мамы.

   То, что должно было спасти моего брата…

   — Нет!

   Я вскрикнула, открыла глаза, почувствовав, как в ладонь словно молния угодила. Платок выпал из дрогнувших пальцев и, подхваченный порывом ветра, взмыл к небу.

   — Нет, нет, нет!!!

   Подскочив, бросилась за ним, не помня себя от отчаянья. Ритуал не был закончен.

   Ритуал. Не был. Закончен.

   Да что же это такое…

   Я ведь столько готовилась!

   Платок кружил в небе, словно дразня, издеваясь, а потом стал медленно опускаться. Все ниже и ниже… Я уже была так близко. Сейчас… Еще немного и схвачу! Обязательно закончу начатое!

   Исцелю брата.

   Поймала. Прижала к груди и хотела уже бежать обратно, но вдруг ноги подвернулись, я обо что-то зацепилась. Камень? Ступенька?

   Вскрикнув, рухнула в снег, грудью упав на… чужую грудь.

   — Богиня-матерь… — выдохнула в губы мужчины, уже основательно покрытые изморозью. К ресницам тоже успели прилипнуть снежинки, красивые такие… И ресницы, и снежинки. Высокий лоб, острые скулы…

   Настоящий Снежный…

   Мертвый Снежный.

   Совершенно, бесповоротно мертвый.

   Ошеломленная своей находкой, я продолжала разглядывать незнакомца. Смотрела на него аж целую минуту, а может, дольше, со страхом, горечью и… каким-то еще странным чувством, которое не могла объяснить даже самой себе.

   Он ведь Снежный…

   А Снежных точно жалеть не стоит!

   Как и переживать, что один из них вдруг стал покойником.

   — Хватит, Ливия, на нем лежать! — строго прикрикнула на саму себя. — У тебя важное дело. А мертвецы Снежные вообще не твоя проблема.

   Не успела так подумать, не успела подняться, как этот липовый мертвец (ларгов на него нет!) открыл глаза и, притянув меня к себе, грудь к груди… жадно поцеловал.

   Так резко и так глубоко, что в меня, казалось, ударил весь холод зимней стужи, все вымораживающие ветра. Я должна была окоченеть, но вместо этого вспыхнула, как свеча от ворвавшейся в комнату вьюги. Голова закружилась…

   Сквозь жар и холод, сквозь этот пугающий контраст я почувствовала вытекающую из меня силу. Крохи магии таяли, как искры костра в зимней ночи под напором жестких губ, под властью этого подчиняющего поцелуя.

   Собрав в кулак остатки сил, оттолкнула негодяя, ударила кулаком в твердую, будто каменную, грудь, плюхнулась на то место, на которое нежданно-негаданно нашла приключения, а потом, кое-как отодвинувшись, вскочила на ноги.

   Из развалин бежала без оглядки, чувствуя, как в груди лихорадочно стучит сердце, как кровь в венах вскипает от гремучей смеси из злости, страха, досады. Видя перед собой голубые как лед глаза, ощущая прикосновения горячих губ и слабость, которая с каждой секундой становилась все сильнее.

   И все из-за этого ларга Снежного!

   Не знаю, где взяла только силы добраться до дома. Скользнула в оставленную приоткрытой калитку, о существовании которой мачеха, кажется, даже не догадывалась, и, миновав теплицы, толкнула дверь на кухню.

   Скорее бы в кровать, под одеяло. Хоть немного согреться, прийти в себя, унять бешеный стук сердца…

   Вбежав в кухню, рванулась было к двери напротив, но запнулась, заметив разваливавшегося за столом ларга. Не Снежного, но этого мне видеть хотелось еще меньше.

   — И где это мы пропадаем глухой ночью, дорогая сестрица? — Проведя кончиками холеных пальцев сквозь лепестки пламени, дрожащего над свечами, Душан прошелся по мне липким взглядом. — Я ведь переживаю.

   Только тебя мне сегодня и не хватало…

   Отняв руку от пламени, мужчина резко поднялся. Деревянные ножки стула царапнули пол, и я, не сдержавшись, поморщилась.

   Отвратительный звук.

   Отвратительный Душан!

   — Что же ты молчишь, Лив? — насмешливо спросил он, шаг за шагом сокращая расстояние между нами. — Где можно было пропадать глубокой ночью, заставляя меня беспокоиться?

   А ведь я, уходя, удостоверилась, что все спят. Была уверена, что о моем исчезновении никто не узнает.

   Это что же получается: проснувшись посреди ночи, Душан решил сунуться в мою комнату, а не обнаружив меня там, занял выжидательную позицию на кухне?

   И часто он меня так ночами… инспектирует?

   При мысли о том, что сводный брат пялится на меня спящую, по коже словно тараканы пробежали. Хотя уж лучше бы они, чем взгляд Душана.

   Меня передернуло, но внешне я продолжала оставаться невозмутимой.

   — Просто гуляла, — ответила вынужденно, стараясь не смотреть ему в глаза.

   Цвета болотной тины, блеклые и невыразительные.

   — Гуляла? — Приблизившись, он стал обходить меня по кругу, подобно хищнику, кружащему вокруг лакомой добычи.

   То, что я для сводного братца, аппетитнее куска торта или желаннее бутылки фрионского, стало ясно еще давно. Жаль, отец этого вовремя не понял. А потом его не стало…

   И теперь мне приходится терпеть поползновения этого гада!

   Ползучего и наглого.

   — Мне не спалось, — тихо сказала я, впиваясь пальцами в отвороты на рукавах.

   Наверное, хорошо, что ослабла. В последний раз, когда Душан лез ко мне целоваться, я приголубила его магией. А мачеха потом наказала.

   Вот только не меня, а Фабиана.

   Душан остановился в полушаге.

   — Одна ночью в городе… А если бы с нашей крошкой Лив случилась какая-нибудь… неприятность? Я бы не простил себе, если бы такому нежному цветочку оборвали все лепесточки. — Длинные, нежные, как у девчонки, пальцы, прошлись по моей щеке в неторопливой ласке, и я снова вспомнила о тараканах.

   — Я не отходила далеко от дома.

   — Тебе вообще не следовало уходить. Что скажет маменька? Она уж точно будет недовольна.

   Начинается… Шантаж — наше все.

   Душан подался ко мне и прошептал, намеренно задевая губами мочку уха:

   — Но может статься, она и не узнает. Если мы с тобой, милая Лив, сумеем договориться.

   Рука ларгового братца легла мне на талию и тут же сползла ниже, жадно смяв… пальто. Благо ткань была плотной, поэтому я почти ничего не почувствовала, но ладонь все равно закололо.

   От желания отвесить ему пощечину.

   С детьми мачехи отношения у меня не сложились сразу. Если младшая дочь Стеллы, Арлетта, была просто взбалмошной, капризной стер… нэри, которую я скрепя сердце терпела, то терпеть ее наследника в иные моменты было просто невозможно.

   И Душану влетало.

   Солнечная магия сложна и многогранна. Я сама о своем даре мало что знаю и не всегда могу им управлять. Иногда он просто берет ситуацию «в свои руки» и творит все, что ему вздумается.

   Однажды (дело было все в той же кухне) при попытке обслюнявить мне губы поцелуем из очага вырвались искры, угодив Душану в одно интересное место. Жалко только, что в заднее, а не переднее. Ох и визгу было… В другой раз, летом, после зажиманий меня в амбаре у парня случился тепловой удар, и кожа на лице некрасиво покраснела. Он потом еще долго облазил и бегал в комнату сестры за белилами.

   Когда стало ясно, в чем причина бед старшей кровиночки, вместо того чтобы осадить Душана, мачеха стала… меня наказывать. Видя, что не помогает, переключилась на Фабиана, и мне пришлось изо всех сил сдерживать магию.

   Иногда получалось, иногда нет. Кто бы мог подумать, что я буду рада поцелую со Снежным, бессовестно выпившим мою силу.

   При воспоминании о псевдопокойнике губы как будто закололо тысячью иголочек, и я невольно коснулась их пальцами. Душан это заметил и, облизав свои, словно кот в предвкушении кринки молока, положил уже вторую руку мне на зад… на то, что было пониже талии.

   Ну знаете ли!

   — Моя строптивая, неукротимая Лив, — прошептал этот кретин. — Ты просто не понимаешь, от чего отказываешься. И чем сильнее сопротивляешься, тем больше мне нравишься. В каждом мужчине, знаешь ли, живет охотник. Хищник и укротитель.

   В некоторых мужчинах еще живут круглые идиоты.

   — Отпусти. — Несмотря на установку держать себя в руках, мой голос дрогнул. — Отпусти немедленно!

   — Перестань брыкаться, и твоя жизнь сразу наладится, — тоном ларга-искусителя продолжал Душан, не спеша убирать свои липкие пальцы, не торопясь отводить от меня своего липкого взгляда. — Разве тебе не хочется красивых платьев? А украшений? Все это я мог бы тебе дать, если бы ты мне дала… подарила свою любовь.

   Несмотря на усталость и слабость, я снова чувствовала, как в груди рассыпаются лучи солнца: яркие, жгучие, огненные. Сила пробуждалась, откликаясь на мои эмоции, которые с каждой секундой все сложнее было сдерживать.

   Душан склонился к моим губам.

   — Начнем со сладкого поцелуя, а там… будет видно.

   Оттолкнуть, ударить коленом, врезать по наглой морде я не успела. Неожиданно кухню наполнил звенящий от негодования голос:

   — Это что такое?! Ваше благородие! — В дверях, уперев руки в бока, стояла Дорота.

   — Ты что здесь делаешь? — резко отстранившись от меня, процедил Душан.

   — Что я делаю? — вскинулась кухарка. — Это вы, молодой человек, что здесь забыли? Молока вам согреть аль чем-нибудь крепким наполнить рюмку? Так это я мигом сделаю! И сама принесу. А вы идите, идите… Негоже господину мерзнуть на кухне.

   Сколько себя помню, Дорота всегда была рядом. Особенно после смерти папы. Могла бы уйти — Стелла платила ей жалкие гроши, а такая кухарка, как Дорота, была достойна гор золота. Легко могла бы найти работу не только в Борге, но и в столице. Например, в доме какого-нибудь богатея Снежного. Да хоть в королевском замке! Но она осталась… Ради меня с братом. Понимала, что мачеха ни за что ее не прогонит (вкусно поесть Стелла и ее дети любили), а потому не стеснялась осаживать мерзавца.

   — Я сам знаю, где мне быть! — независимо дернул тот подбородком, но тут же сдулся под суровым взглядом поварихи.

   — Вот и будьте, где хотите, — пожала она плечами, а потом не терпящим возражений тоном добавила: — Но только не на моей кухне.

   К счастью, сводный братец не умел убивать взглядом, иначе бы Дорота уже давно была мертвой. Он вообще не владел магией, да и особой физической силы в нем не наблюдалось. Изнеженный, избалованный маменькин сыночек.

   Единственное, что ему оставалось, — это поскрипеть от бессильной злости зубами и, высокомерно вздернув подбородок, убраться с кухни.

   Когда за Душаном с яростным треском захлопнулась дверь, я не сдержала облегченного вздоха. Стекла на лавку, медленно, непослушными пальцами расстегивая пуговицы пальто, и вскинула взгляд на Дороту.

   — Не получилось? — поняла та все по выражению моего лица.

   Я покачала головой, а потом, резко вздохнув, призналась:

   — Мне, можно сказать… помешали. Снежный помешал.

   — Снежный?! — округлила глаза кухарка. Судя по тому, как дрогнули руки, она собиралась схватиться за сердце, но в последний момент передумала и просто нервно смяла пальцами юбку.

   Перед Снежными, сильнейшими чародеями Севера, многие испытывали благоговейный трепет. Некоторые их боялись, другие боготворили. Были и такие, как я, которые ненавидели…

   А после сегодняшнего у меня стало на один повод больше испытывать к ним столь сильное чувство. Ведь если бы не этот липовый покойник, я бы исцелила своего братишку!

   — Негодяй прикидывался сугробом, в который я в погоне за платком случайно улетела.

   — В Снежного? — дрогнувшим голосом уточнила Дорота.

   — В сугроб, — насуплено ответила я, невольно рисуя в уме застывшее ледяной маской лицо мужчины. Острые скулы, четкую линию носа и губы…

   Так бессовестно заклеймившие мои поцелуем.

   Я продолжала рассказывать, а Дорота тем временем, не переставая охать и ахать, зажгла огонь в очаге и стала греть в котелке воду, чтобы напоить меня горячим успокаивающим отваром.

   — И что только господину Снежному могло понадобиться в наших краях? — встревоженно пробормотала она.

   Несмотря на близость к столице, в наш городок светлейшие норды заглядывали нечасто, и каждое их появление становилось едва ли не праздником. Градоправитель закатывал настоящий пир, с радостью и подобострастием привечая важных гостей — не селить же светлейших на постоялом дворе. Появление одного из Снежных просто не могло остаться незамеченным. А этот преспокойно валялся себе на руинах храма…

   Странно. Очень странно.

   — И что теперь будешь делать? — тихо спросила Дорота, ставя передо мной кружку с дымящимся отваром.

   Вдохнув терпкий, травяной аромат, я обхватила кружку руками и стала греть о нее пальцы.

   — Буду искать другой способ исцелить брата. Ждать еще год я не собираюсь…

   Почему-то вдруг подумалось об оставленных на развалинах варежках. И платке брата. Платок наверняка унесло ветром, а за варежками, наверное, стоит завтра вернуться. Лишней пары у меня не имелось, но это была такая мелочь по сравнению с несчастьем, три года назад случившимся с Фабианом. Мачеха не желала заниматься его лечением, а у меня не было ни средств, ни связей. Только описание обряда, который так долго искала.

   Два года поисков, год подготовки…

   Столичные чародеи, может, и могли бы ему помочь, но где мы, а где столичные чародеи. Да и не станут они помогать за простое чистосердечное «спасибо», а Стелла скорее в монашки пострижется, чем выделит деньги на лечение мальчика.

   — Иди спать, милая. Тебе нужно отдохнуть, — ласково проговорила Дорота, мягко касаясь моей щеки теплыми пальцами.

   Благодарно ей улыбнувшись, я допила отвар, выудила из кармана нож и, под удивленным взглядом Дороты положив его на стол, поднялась. Поцеловав свою защитницу в щеку, пожелала ей доброй ночи.

   Перед тем как отправиться к себе, заглянула к брату. После того трагичного случая это стало своего рода традицией — проверять перед сном, все ли с ним в порядке. Сердце сжалось при виде худенького, свернувшегося под одеялом тельца ребенка.

   — Я все исправлю. Обязательно исправлю… — прошептала одними губами.

   Войдя в комнату, осторожно поцеловала Фабиана, невесомо коснувшись его лба губами. Поправила одеяло, провела пальцами по шелковистым каштановым прядям и, горько улыбнувшись, тихонько вышла.

   В те мгновения я пуще прежнего ненавидела Снежных.

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   Последнее, что он помнил, — это боль, заполнившую тело, пронзившую каждую его клетку, и наступившую за ней слабость.

   Слабость… Хьяртан-Киллиан Эртхард уже и забыл, а может, и вовсе никогда не знал, что это такое — быть слабым. Да и боль Снежные ощущали иначе, не как простые люди или даже маги. Лишь тихие, приглушенные ее отголоски…

   Но то, что он испытал этой ночью, едва ли можно было назвать жалкими отголосками.

   За слабостью последовала тьма: глубокая, холодная, вечная. Он почти сдался, почти вдохнул мертвенное дыхание смерти. Почти отпустил этот мир, или миру позволил себя отпустить… И вдруг ощутил тепло, свет… саму жизнь.

   У жизни были невозможно яркие зеленые глаза, широко распахнутые от удивления или страха, и сумасшедше притягательные губы: маленькие, сочные, пухлые. К ним он и подался, испытывая острое, непреодолимое желание прижать к себе это странное создание, вобрать в себя ее жизнь.

   Он пил, пил ее дыхание, ее жар, и не мог остановиться. Голова снова закружилась, но уже не от слабости, а от небывалого прилива сил. Поцелуй оказался крепче бутылки фрионского и, наверное, если бы девчонка его не оттолкнула, он бы выпил ее досуха.

   Ее силу. Ее жизнь.

   К счастью, незнакомка со странной магией, обжигающей и одновременно пьянящей, так непохожей на его собственную, оказалась не из пугливых. Оттолкнула, ударила его в грудь своим маленьким кулачком, вскочила на ноги.

   В голове все еще гулял хмель, пока Хьяртан наблюдал за исчезающей в лабиринте стен фигуркой в бесформенном тулупе. Руины Борга… Он хорошо помнил, как выслеживал гротхэна в столичных предместьях. Вместе со своими воинами следовал за тварью до границы Ледяного леса, а дальше…

   А дальше только ларгам известно, что с ним стало.

   Выругавшись сквозь зубы, мужчина поднялся. Невольно пошатнулся и подумал, что был бы не против позаимствовать у беглянки еще немного ее странной магии. Еще, хотя бы на пару секунд, ощутить сладкий вкус ее губ и пьянящую силу, проникающую в него вместе с дыханием зеленоглазки.

   На нетвердых ногах Хьяртан обошел руины старого храма, в котором когда-то, очень давно, поклонялись Забвенным, но девчонки, как и ожидал, здесь уже не было. Только на обломках алтаря темнела маленькая, будто снятая с ребенка, потертая варежка и точно такая же лежала в снегу. Мужчина поднял и ее, задумчиво повертел перед глазами, а потом прикрыл веки, ощущая исходящие от ветоши слабые отголоски силы.

   Ее силы.

   Казалось, варежки все еще хранили тепло рук девушки, как его губы хранили тепло их поцелуя. И почему он продолжает об этом думать? Почему продолжает о ней вспоминать? Куда важнее сейчас понять, что с ним произошло, как он оказался в этом городишке, где его люди и удалось ли им уничтожить гротхэна.

   Эртхард вернулся к тому месту, что чуть не стало его могилой. Снег усилился, быстро заметая малейшие следы. Скрывая пятна крови на белоснежном покрове, припорашивая крупной крошкой какой-то лоскут… Платок. Стоило его коснуться, как стало ясно, что и эта вещица в багровых пятнах принадлежала его спасительнице.

   То же ощущение тепла, света, жизни и… чего-то еще. Какой-то тьмы, черноты, чего-то злого, отчего захотелось бросить платок обратно в снег. Но Хьяртан не стал этого делать. Вместо этого спрятал в карман, добавив к другой своей находке. А потом, поднявшись, сделал пас рукой, очерчивая в воздухе некое подобие круга.

   Обычное действие, такие простые чары заставили мужчину поморщиться. Не сразу, лишь спустя несколько секунд во тьме замерцали морозные узоры, принимая очертания портала, открывая перед ним дорогу в Эрнхейм.

   Скорее… скорее добраться до замка, прийти в себя. А потом уже он докопается до правды. Разберется и выяснит, что, стужа побери, с ним случилось!

ГЛАВА 2

Ливия Селланд

   — Ливи! Ливи-я-а-я-а-я-а!

   Спросонья можно было подумать, что по мою душу явился гротхэн. Так называли монстров, приходящих из снежных завес. Монстров, оборачивающихся вихрями снега и льда, способных уничтожить в считанные минуты целые города. Если бы на их пути не стояли Снежные… да-да, те самые Снежные, которых я всем сердцем ненавижу и один из которых меня вчера целовал…

   От воспоминаний о поцелуе сон как рукой сняло. Я подскочила на постели в предрассветной темени, стирая с горящих губ воспоминания — кончиками пальцев, и как раз в этот миг назойливый вопль повторился:

   — Ливи-йа-а-а-а-а!!!

   Разумеется, это был никакой не гротхэн. Орала моя сводная сестрица Арлетта, обладавшая поистине незабываемым голосом. В смысле, один раз услышишь — хочется забыть, но вряд ли получится. Ее матушка, а моя мачеха Стелла сетовала на нехватку денег: кабы не денежные проблемы, можно было бы отдать девицу в обучение пению, и она бы украшала собой оперные театры, исполняя самые известные арии. Как по мне, в исполнении Арлетты особенно удачно выходили ории, вот как сейчас.

   — Ливий-я-а-а-а! Да где ж ты подевалась, мерзавка?!

   Вздохнув, сунула ноги в стылые ботинки и стянула со стула халат. Если она так продолжит орать, разбудит Фабиана, а этого мне совсем не хотелось. Пришлось подхватить свечу, щелкнув пальцами запустить жизнь в крохотный фитилек и впотьмах пробираться к сестрице в комнату.

   За особые заслуги, читай, за незабываемый голос, Арлетту поселили в том же крыле, где спали мы с Фабианом. Ей единственной нормально обустроили в неотапливаемой части дома комнату, но мачеха, так любившая похвастаться не получившим развития голосом дочери перед гостями, категорически отказывалась терпеть его по ночам. Душан тоже счастья по этому поводу не испытывал, так что они с маменькой наслаждались тишиной, а я вот… иду выяснять, что случилось у потенциальной оперной дивы.

   — Что случилось? — так и поинтересовалась, заглянув в комнату к сводной сестре и поставив подсвечник на комод.

   — Окно закрой. Дует. Да побыстрей! Ты где так долго шлялась? — пожелания «доброго утра» выплеснулись на меня щедрым потоком, окатив с головы до ног.

   Арлетта поджала губы и указала на едва приоткрытое окно. В узкую щель слабенько тянуло морозцем. В этой комнате он, к слову, был не лишним. Здесь было столько обогревательной магии, что я подавила желание распахнуть халат и чем-нибудь обмахнуться.

   — Во-первых, еще петухи не прокричали, — терпеливо начала я. Да и зачем нужны петухи, когда есть Арлетта. — А во-вторых, мы с тобой уже неоднократно обсуждали, что я не твоя служанка. Поэтому если тебе холодно, ты делаешь так: поднимаешься, перебираешь ножками, подходишь к окну и закрываешь. Орать на полдома при этом не обязательно, а тем более будить меня.

   Арлетта открыла рот:

   — Ах ты…

   Эта история тянулась уже не один год. С того самого времени, как мачеха промотала почти все состояние отца на наряды себе и дочке, а еще на красивую жизнь, которой была (по ее сугубо личному и весьма нескромному мнению) более чем достойна, и от нас разбежались все слуги. Остались только Дорота и Бруно, наш конюх и по совместительству садовник, с которым мы вместе ухаживали за садом и лошадьми. Дороте я часто помогала на кухне, а еще занималась уборкой — не могла допустить, чтобы дом, созданный с такой любовью моими родителями, медленно угасал и чах под слоем пыли и в неухоженности.

   Разумеется, мачеха с Арлеттой с радостью поддержали мою инициативу и решили, что из меня получится отличная служанка. Правда, служанкой для них я быть не собиралась. В итоге после многочисленных конфликтов, угроз и обещаний лишить меня с братом содержания, потому что я живу на их деньги (на самом деле, на то немногое, что еще оставалось от доходов отца), я высказала весомый аргумент: а если вдруг кто прознает, что Ливия Селланд прислуживает мачехе и ее детям, какая слава о них пойдет?

   Больше всего на свете Стелла боялась, что ее посчитают злодейкой, не говоря уже о том, что злодейкой посчитают ее дочку на выданье, поэтому вопрос с прислуживанием мы благополучно закрыли.

   Но не Арлетта.

   — Окно, Ливия, или я… — скомандовала она, угрожающе сощурив глаза. Болотно-серые, один в один как у брата, и волосы такие же, вечно взлохмаченные — солома и по виду, и по цвету.

   — Или — что? — поинтересовалась я, сложив руки на груди.

   — Пожалуюсь матушке! А она твоего любимого братца накажет! — высунув язык, заявила Арлетта. Со стороны подобные угрозы от девицы ее возраста смотрелись бы даже смешно… если бы она не упомянула Фабиана. Стоило о нем подумать, и внутри взвился столп маленьких огненных искр.

   — Я не твоя служанка, — ледяно повторила я, шагнув к ней вплотную. Над пальцами вспыхнул огонек, и Арлетта с визгом натянула одеяло до подбородка. Я не стала гасить пламя — пусть себе горит, оно не причиняло мне вреда, просто мягко облизывало кончики пальцев, согревало теплом солнечной магии. — И этот момент мы с твоей матерью обсудили.

   — Тогда скажу, что ты мне магией угрожала! — не унималась Арлетта, хотя опасливо отодвинулась от меня на противоположную сторону огромной кровати с мягкой периной и шелковыми простынями.

   — Разве? — Огонек вспыхнул сильнее, отразившись в зрачках сводной сестрицы, в кои-то веки сделав ее глаза ярче, и тут же погас. — Я никогда тебе не угрожала, Арлетта, и тебе советую поступать точно так же. Особенно в отношении Фабиана. Доброго утра, сестрица.

   Не дожидаясь ответа, под ее возмущенное пыхтенье развернулась и вышла. Путь по продуваемому сквозняком коридору к себе был не таким уж долгим, а моя комнатушка, в отличие от комнаты Арлетты, встретила меня привычным холодом и завыванием ветра, недовольного тем, что на его пути попался угол нашего дома. Остывшая постель со вмятиной на стареньком матрасе уже не казалась такой манящей, да и не засну я больше. Петухи хоть и не кричали, но вот-вот закричат, ночи в это время долгие, темные. А утро всегда кажется таким далеким…

   Вздохнув, выглянула во двор. Мне бы хоть треть магии, которой обладала мама: мощной, солнечной, наполняющей все вокруг жизнью и светом, и я бы без труда и безо всяких сложностей исправила то, что произошло с Фабианом. А так…

   Отбросив невеселые мысли, поставила свечу на подоконник и стала застилать постель. Потом спущусь на кухню, помогу Дороте с завтраком, после же примусь за уборку. Завтра у Душана День появления. В честь такого важного события в гости соберутся соседи, и все должно быть идеально. За день я с уборкой точно не управлюсь, поэтому начну сегодня, а закончу завтра.

   Мне всегда казалось, что, ухаживая за домом, я становлюсь ближе к родителям. Прикасаясь к статуэткам, вытирая с них пыль, я как будто отдавала им дань памяти, поэтому уборка не была для меня в тягость. Коснувшись медальона, который никогда не снимала, раскрыла его с легким щелчком, взглянула на миниатюрный портрет таких дорогих моему сердцу людей.

   — Люблю вас, родные, — улыбнулась им.

   И мне показалось, что папа — серьезный, сосредоточенный, и мама — сама как солнышко — на мгновение улыбнулись в ответ.

   — Опять встречалась с целителями? — спросил брат, стоило мне расставить наш нехитрый завтрак на деревянном подносе-столике. Я, собиравшаяся уже налить ему чаю с душистыми травами, замерла.

   — Ты о чем?

   — А то я не знаю, — в голубых глазах брата, так похожих на мамины, сверкнул мрачный огонек. — Не спал я вчера, когда ты пришла. Только вид сделал.

   — Не спал? — растерялась я.

   — Нет. Притворился просто, чтобы не волновалась. Просил же тебя: хватит, оставь! — Брат сдвинул брови и сразу стал похож на отца. Он вообще повзрослел очень быстро после той нелепой случайности, уложившей семилетнего мальчика, такого озорного, подвижного малыша, в постель.

   В тот год в наш городок приехали Снежные. Почета и почестей было до небес! Остановились они, разумеется, в самой лучшей гостинице, их встречали так, что предстоящий зимний праздник померк на глазах. Я их терпеть не могла! Но Фабиан так хотел посмотреть… и мы, тайком от Стеллы, сбежали в город вдвоем ближе к вечеру. А там уже вовсю шли предпраздничные гуляния и восхваление наших защитников от гротхэнов. Ярмарка пестрела огнями, переливалась сверканием шаров, флажков и других украшений. На магические у нашего градоправителя средств не нашлось, но зачем магия, когда сами Снежные в гостях!

   Их было трое, трое светлейших нордов, и все красавцы, как на подбор: светловолосый, рыжий и брюнет. Незамужние девушки ахали и вздыхали, да что там незамужние — замужние тоже ахали, тайком. Выходили поглазеть… Стелла с детьми не стала исключением, велела Бруно заложить коляску, и они укатили все втроем в город, только поэтому нам с братом и удалось вырваться. Коляска или экипаж нам не светила, поэтому мы бежали изо всех сил: я, сжимая в руке затянутую в варежку хрупкую ладошку брата, и он, мечтающий увидеть Снежных до того, как все закончится.

   Что же касается меня, я испытывала смешанные чувства… с детства привыкшая к тому, что Снежные — наши защитники, берегущие нас от чудовищ, порождений потусторонней магии, черпающих живую силу в нашем мире. При мысли о светлейших нордах меня охватывало волнение и предвкушение, какое может испытывать девочка моих лет. Тогда мне было пятнадцать, но о том, что сделали Снежные, я узнала намного раньше.

   Подслушала разговор отца и Стеллы, она собиралась закатить истерику, когда застала его у портрета мамы, ранее висевшего над камином в гостиной. Он еще и после второй свадьбы там висел, но потом Стелла донылась до того, что это несправедливо, что скажут люди — и отец уступил. Убрал портрет мамы на чердак, а сам частенько наведывался туда, я-то слышала, как скрипят старые половицы под его ногами.

   Там-то и состоялся их с мачехой разговор, который впечатался мне в память и не желал покидать.

   — Да что ж я чувствую себя вдовой-то при живом муже! — причитала она. — То нет тебя, то, как приходишь — все витаешь где-то, то сидишь рядом с ней… А ведь ее уже сколько нет. Так разве по-доброму это, Иштван? Ко мне? К детишкам моим? Иль я не вижу, как ты своих выделяешь!

   — Не могу я от чувства вины избавиться, Стелла, — голос отца звучал глухо. — Все кажется, не будь я тогда в отъезде, мог бы все изменить. Но теперь не могу… Что ни делаю, а лицо ее перед глазами стоит, когда мы прощались. Как немой укор…

   — Ну не кори себя. — Снова заскрипели половицы, Стелла сменила гнев на милость. — Твоей вины в этом нет. Да и что бы ты мог сделать? Скажи, что ты мог противопоставить Снежным?

   На этих словах мое сердце забилось сильнее, я подкралась еще ближе и затаила дыхание, стараясь не пропустить ни слова. Мне сказали, что мама зимой пошла в лес, якобы спасать какого-то пострадавшего зверя по просьбе лесничего, пошла — и заблудилась, не вернулась уже. Но я тогда маленькая была, как сейчас Фабиан, почти ничего не хотела слышать и только плакала, плакала, плакала… целыми днями плакала, пока не увидела, как стоит, сгорбившись, над колыбелькой брата отец.

   В тот момент у меня высохли все слезы и я поклялась, что сделаю все, чтобы мои родные были счастливы. Поэтому ни слова не сказала, когда однажды он привел в дом Стеллу. Поэтому всегда улыбалась Душану и Арлетте — до свадьбы отца и мачехи они были самыми милыми детьми на свете.

   Потерять мать для меня было тяжело, но еще тяжелее оказалось услышать то, что я узнала тогда!

   — Она по своей воле с ними ушла, сама. А то, что магия ее опасна для них — так кто ж виноват в этом. Солнце и снег только зимой уживаются, да и то недолго.

   — Говорят, казнили ее быстро. Не мучилась она, — тяжело выдохнул отец.

   Отшатнувшись, я зажала руками рот.

   Маму? Мою солнечную светлую маму… казнили? За что?! Из глаз брызнули слезы, я бросилась вниз, споткнулась, чуть не сосчитав ступеньки локтями, коленями и головой, поднялась, и снова бежала, бежала, бежала… Впоследствии вспомнилось и как к нам приходили мужчины — серьезные, мрачные, проверяли меня и брата на магию. И как стоял, кусая губы, отец. Вот только во мне магии в те времена не было, она позже проснулась. Проснулась как раз в тот вечер…

   — Богиня-матерь, ну какие же красавчики! — доносились до меня восхищенные голоса девушек и женщин, когда открытый экипаж Снежных показался на центральной улице Борга: только здесь он и мог проехать. По толпе понеслись ахи, охи и вздохи, все рукоплескали, дети верещали, мужчины подкручивали усы, стараясь хоть как-то выделиться перед своими супругами или невестами на фоне недосягаемых светлейших нордов.

   — Подними меня, Ливи! Ну, подними! — Фабиан дернул меня за подол, умоляюще заглядывая в глаза.

   Ну вот как ему отказать?

   Поднапрягшись, подхватила брата подмышки, чтобы ему было виднее. Собиралась уже приподнять, когда экипаж остановился.

   — Приветствую вас, жители Борга! — Один из Снежных выпрыгнул из коляски и, театрально обводя взглядом присутствующих, вскинул руки. С них сорвались снежные вихри, закрутились, заискрились, а потом взмыли в небеса, чтобы раскрыться ослепительными золотыми шарами, елочками, цветами.

   Все восторженно ахнули, Фабиан закричал и принялся прыгать, открыв рот и пытаясь языком поймать хотя бы одну магическую снежинку, оседающую после устроенного Снежным представления, а я стояла, сжав руки в кулаки. Стояла, стараясь не выдать свои чувства при виде этих хозяев Севера.

   Как они могли… Чем им помешала моя мама? Как ее магия могла кому-то навредить? Мама в жизни никому не вредила! Но ведь не этот же конкретный ее забрал и приказал казнить? Или… этот? Обуреваемая чувствами, раздираемая на части самыми разными мыслями, я смотрела на них, пока вдруг брат, очарованный происходящим, не рванулся навстречу Снежным.

   — Светлейший норд! Светлейший норд! — Он проскользнул мимо людей, увернулся от рук высокого градопорядчика в форме, попытавшегося его схватить и, к моему ужасу, остановился прямо перед рыжим. Я тоже бросилась вперед, но куда там — меня тут же оттеснили, и мне только и оставалось смотреть, как Снежный переводит взгляд на моего брата.

   — Ну, здравствуй. — Мужчина наклонился к нему, жестом приказав попытавшемуся утащить мальчика стражу остановиться. — Как тебя зовут?

   — Фабиан!

   — Приятно познакомиться, Фабиан, — голос его звучал низко, как звучит зимняя вьюга в низинах гор. — Хочешь подарок к празднику?

   — Конечно, хочу!

   — Какой?

   Фабиан оглянулся. На меня. На всех остальных собравшихся, на детей, которые теперь смотрели на него во все глаза. — Горку хочу!

   — У вас тут нет горок?

   — Маленькие. А я большую хочу! Для всех! И чтобы летишь — и дух захватывало!

   — А мальчишка-то не промах, — расхохотался брюнет. Он сидел, постукивая пальцами по спинке экипажа, на лицо падала тень — не разглядеть, а вот блондина как раз было хорошо видно. Холеное лицо затянула скука, он смотрел на собравшихся с плохо скрываемым превосходством.

   — Хочешь горку? Будет тебе горка! Хьяр, Дойн, поможете?

   — Почему бы и нет. — Брюнет, легко оттолкнувшись, выскочил прямо в хрустящий снег.

   Блондин махнул рукой:

   — Без меня.

   Мне показалось, что даже на своих друзей он смотрел свысока, но вскоре о нем все забыли. Светловолосый уехал, а двое Снежных за какие-то полчаса превратили городской пустырь в самое настоящее счастье для детей! Горки самых разных размеров, волнообразные, треугольные, для санок и для простеньких каталок. Ледяные домики, ледяные скульптуры — казалось, лед и снег вокруг оживают, подчиняясь их магии.

   Персонажи самых разных сказок и впрямь оживали, ледяные статуи говорили с детьми, кто-то приглашал покататься на санках, кто-то объяснял, как правильно подниматься на горку… а в центре всего этого великолепия возвышалась красавица-елка высотой, кажется, до неба. Ледяная, переливающаяся сотнями магических огоньков, сверкающих, сотканных из магии шариков, игрушек, хлопушек. Стоило дернуть такую — и она рассыпалась искрами, оседающими на волосах и одежде снежинками.

   Не в силах поверить собственным глазам, я замерла у елки: каждая ее иголочка, наполненная силой магии снежных, дрожала и переливались кристалликами льда. Залюбовавшись этим великолепным творением, я подумала: разве мог бы тот, кто дарит столько радости детям, обречь на смерть мою маму? Залюбовалась, почувствовала на себе пристальный взгляд, обернулась… и вмиг стало жарко даже на холоде.

   На меня смотрел тот самый брюнет, вот только стоял он опять в тени, как будто не желал показывать свое лицо. Ну и ладно, не очень-то и хотелось! Вскинув голову, я шагнула к Фабиану:

   — Пойдем. Нам пора возвращаться, пока Стелла обо всем не узнала…

   — Ну, Ливи! Я хочу прокатиться с горки!

   — Покатаешься завтра…

   — Завтра нас Стелла точно никуда не отпустит! Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

   В его голосе было столько мольбы, что я просто не сумела отказать. А надо было. Или надо было залезть с ним на ту проклятую горку, но я побоялась за платье. Нового у меня не было, а если это порвется, не в чем будет праздновать, да и от Стеллы влетит.

   В штопаном на праздники тоже ходить не хотелось, поэтому я осталась. И даже с улыбкой наблюдала, как брат, весело хохоча, летит с горки… Не сразу заметила, что следом за ним летит мальчишка на санках, хотя на санках катались с другой горы…

   — Ливи! — сердито произнес Фабиан, и я вернулась в реальность. — Ты слышишь меня?!

   — Слышу, — вздохнула. — Завтракаем?

   — Только после того, как пообещаешь, что перестанешь бегать по целителям и знахаркам.

   Как я могла это ему пообещать?

   Каждый раз, глядя, как он с тоской смотрит в окно на летящий снег, каждый раз, вспоминая, как мы с ним лепили снеговиков, как он удирал от меня с визгом или прятался, а я нарочно его «не находила»… А это ведь только детство. Сколько всего у него должно было быть, и будет. Будет! Клянусь маминой памятью.

   — Я не бегаю по целителям и знахаркам. Я нашла заклинание, — сказала спокойно.

   — Заклинание?

   — Да, которое на самом деле может тебе помочь. Просто…

   Просто очередной Снежный ларг все испортил.

   Еще и целоваться полез. Нелюдь!

   — Просто?

   — Просто прошлой ночью кое-что сорвалось, но я обязательно попробую снова.

   Фабиан отвел глаза. Плотно сжал губы, а потом резко вскинул голову:

   — Нет!

   — Что — нет?

   — Прекрати этим заниматься! — закричал он. — Прекрати давать мне надежду! Неужели ты не понимаешь, Ливи? Каждый раз ты уходишь с мыслью и думаешь — а вдруг все получится? И я думаю так же! А потом ты приходишь — поникшая, и все. Я понимаю, что нет. Ничего не будет.

   — Все будет, — сказала я тихо, но твердо. — Я найду способ все исправить.

   Фабиан хотел отвернуться, но я перехватила его взгляд:

   — Я когда-нибудь нарушала свое слово? Хоть раз не сдержала обещание?

   Брат помотал головой.

   — Вот именно. Так что мы еще побегаем и покатаемся с горок. А теперь… давай завтракать, пока все не остыло.

   — Оно уже остыло, — фыркнул он, ковырнув ложкой кашу. — Ну да и ладно.

   Я попробовала: стоявшая в открытых тарелках каша действительно прилично остыла, а вот чай еще дымился. Чаем и согревалась. А еще уютными разговорами и смехом Фабиана, который для меня всегда звучал как самая прекрасная музыка.

   За несколько часов до этого

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   Портал перенес его прямо в замок: мрачного, уставшего, раздраженного. Хотя, наверное, уместнее было бы сказать — разъяренного. Хьяртан не знал, на кого он больше злился: на неведомые силы, едва его не погубившие, или на самого себя.

   Потому что допустил это.

   Не почувствовал угрозы, поджидавшей его опасности, а теперь как самый обычный смертный умирает от усталости. И из-за чего? Из-за создания одного ларгового портала?

   Мужчина ускорил шаг, мечтая кого-нибудь растерзать.

   — Ларги! А вот и он! — своеобразно поприветствовал его Бьяртмар и бросился навстречу, едва не сбив с ног не успевшего вовремя отскочить стражника.

   Стоило Хьяртану появиться в Зале собраний, полном Снежных, как тревожный гул голосов сразу стих. Взгляды чародеев — обеспокоенные, удивленные — обратились к нему.

   — Куда ты исчез?! Тебя все ищут! — первым подскочил к брату Бьяртмар.

   Следом за рыжеволосым Снежным из кресла поднялся другой: молодой мужчина с длинными светлыми волосами и прозрачно-голубыми глазами, как будто выцветшими под лучами столь редкого в этих краях солнца. Оба выглядели обеспокоенными, если не сказать напуганными внезапным исчезновением его величества.

   — Как я погляжу, ищут все, кроме вас, — мрачно усмехнулся Хьяртан, стараясь совладать с эмоциями, и невольно поморщился. От боли, острым кинжалом полоснувшей по ребрам.

   — Мы тоже искали, но потом поняли, что толку от нашей беготни немного, и вернулись в замок, чтобы попытаться отыскать тебя зовом крови, — спокойно проговорил светловолосый Снежный по имени Дойнарт.

   Остальные собравшиеся следили за их разговором на почтительном расстоянии, не решаясь вмешиваться.

   — Но ты нашелся раньше, — с облегчением подхватил Бьярт.

   — И тебе не пришлось резать руки. — Хьяртан попытался улыбнуться, попытался пошутить, но тело снова пронзила острая боль.

   Его братья одновременно опустили взгляды, и Дойн напряженно выронил:

   — Ты ранен…

   — Ерунда. Что с гротхэном?

   — Тварь скрылась за завесой.

   Значит, упустили…

   Значит, вернется. Только мертвый гротхэн мог отказаться от поживы.

   — К ларгам гротхэна! Что с тобой случилось?! — взволнованно воскликнул рыжеволосый Снежный.

   А его старший брат холодно приказал:

   — Лекарей в покои его величества! Немедленно! — И, переведя взгляд на Хьяртана, добавил: — Пойдем. По дороге расскажешь.

   Прежде чем покинуть Зал собраний, Хьяртан отдал приказ: отправить отряды Снежных в ближайшие поселения и города. В том, что чудовище вернется, он не сомневался. Вопрос был в другом: вернется один или приведет с собой компанию.

   — В Борг — два отряда.

   Он и сам не понял, зачем это сказал. Опомнился только когда уже озвучил приказ и снова невольно подумал о колдовских зеленых глазах, порозовевшем от мороза нежном личике и… таких манящих губах.

   И тут же разозлился на себя за эти мысли.

   Ларги! Да и сдались же ему губы какой-то безродной девицы!

   Можно подумать, он никогда раньше никого не целовал. Можно подумать, губы прошлых его фавориток и нынешней были хуже. В отличие от отца Хьяртан не желал заводить рабынь, не хотел удерживать любовницу возле себя силой. Да и зачем, когда каждая вторая, если не первая свободная (и не только) нэри при дворе мечтает о его внимании.

   Нет, птица в клетке ему без надобности.

   — Хьярт, хватит… О гротхэне мы позаботимся. — Бьяртмар коснулся его локтя, отрывая от размышлений о девушке со странной силой.

   Наверное, потому о ней думает — из-за ее живительной магии.

   Магии, при одном лишь воспоминании о которой по венам будто побежало пламя, и на какой-то миг даже показалось, что силы к нему возвращаются.

   Жаль, лишь на миг, спустя который он снова почувствовал себя слабаком.

   Хьяртан кивнул и последовал за стражей и братьями, оставив неудовлетворенным любопытство собравшихся в зале. То же самое — невысказанные вопросы — читались и в глазах придворных.

   Знать почтительно кланялась, приветствуя и провожая правителя и его братьев. Хьяртан заметил среди нарядно одетых нэри Хелену. Подвластная невольному порыву, она подалась к нему, но тут же следом за другими придворными дамами опустилась в реверансе. Даже статус фаворитки не давал ей права приближаться к правителю на глазах у придворных.

   Только за закрытыми дверями спальни.

   — Ты будешь говорить? — нетерпеливо воскликнул Бьярт, когда позади остались придворные и согретые пламенем каминов залы.

   — На тебя кто-то напал? — спросил Дойн и тут же, нахмурившись, произнес: — Но кому, кроме гротхэна, хватило бы безрассудства напасть на Снежного?

   — Не знаю, но очень хочу это выяснить. Прямо-таки умираю от желания узнать имя самоубийцы. — Лед в голосе Хьяртана едва ли не шипел от врывающихся в него искр ярости.

   — Ты не видел лица нападающего? — растерянно пробормотал младший брат. — Как так?

   — И это я тоже очень хотел бы знать.

   Пришлось рассказать о странной потери памяти и о том, что пришел в себя на окраине крошечного городка, который, еще будучи принцем, посещал вместе с братьями три года назад.

   Наверное, стоило упомянуть и о девушке, вдохнувшей в него жизнь, но они уже подошли к его покоям, возле которых топтались королевские целители.

   — Ваше величество! — бросились лекари к Хьяртану и следом за ним прошли в спальню.

ГЛАВА 3

Ливия Селланд

   Весь вчерашний день прошел в уборке и обсуждении меню ко Дню появления Душана, а сегодняшний должен был пройти в готовке. Такое количество блюд, которое мачеха затребовала на праздничный ужин, Дороте было бы сложно приготовить одной, поэтому я, разумеется, вызвалась помочь.

   — Отдыхала бы ты уже, деточка, — сказала кухарка, когда я после завтрака пришла к ней на кухню забирать завтрак для себя и Фабиана.

   — Отдохну вечером, — улыбнулась ей в ответ. — Как гости придут, так и отдохну. Стелла сказала, чтобы я из комнаты не высовывалась, вот и не буду высовываться.

   — Ох!

   — Мне так даже лучше, — честно призналась я. — Кроме того, мы договорились с Фабианом: будем сочинять истории под волшебные фонари.

   Дорота широко улыбнулась:

   — Да, помню… Нам с сестрой тоже родители сказки показывали всякие да легенды рассказывали, как родилась солнечная и снежная магия, одна как жизнь, а другая как смерть сама. Первая дарила тепло и во свет погружала, а вторая — в снега, холод да зиму. Поэтому и стали они противниками друг друга вечными, поэтому и случилась Солнечная война, когда… Ох! — повторила она и осеклась. — Прости, девочка. Совсем забыла я, что для тебя это не просто сказания и история.

   — Ничего. Все хорошо. — Я взяла поднос со стола. — Спасибо, Дорота. Позавтракаем и приду тебе помогать. Лучше заранее приготовимся.

   — И то верно, — вздохнула она. — А то если же что не успеем…

   Дорота не договорила, мы и так знали, что все должно быть готово не просто вовремя, а лучше за час до «вовремя». Исключая, пожалуй, горячее — Стелла сегодня еще раз десять забежит на кухню, чтобы удостовериться, что мы тут не отсиживаемся и не прохлаждаемся.

   Чтобы не ударить в грязь лицом перед гостями, нужно было приготовить десять салатов, жаркое, запеченного гуся, поросенка в яблоках и огромный торт. Расписать его шоколадом, а сверху выложить двадцать четыре карамелизованных лесных ореха — ровно столько сегодня исполнялось Душану. Словом, заняться было чем, поэтому я быстренько поднялась к Фабиану и так же быстренько поела.

   После завтрака все собрала, помогла брату с утренними процедурами, а потом побежала в библиотеку, чтобы взять ему книгу. Мы с ним очень любили читать: я больше интересовалась историей и романтическими новеллами. Была бы рада почитать что-то про магию, но в нашей библиотеке такого не имелось. Стелла с детьми литературой не интересовались, поэтому небольшая родительская библиотека стояла в запустении. Если бы я не убиралась, наверное, здесь бы все заросло паутиной и покрылось пылью.

   Вытащив второй том приключенческого романа, которые так нравились Фабиану, сунула книгу подмышку. И тут мое внимание привлекло странное углубление за соседними томиками. Я удивленно приподняла брови:

   — Это что еще такое?

   Сколько раз проходилась здесь тряпкой, ни разу не замечала. Хотя, возможно, из-за того, что убиралась на скорую руку: сдвинула книги в сторону, протерла пыль на полке, быстро смахнула ее с обложек да корешков, и дальше побежала.

   — Хм… — Раздвинув книги в стороны, я увидела, что углубление высотой с небольшой книжный томик. Коснулась его пальцами, погладила шершавую поверхность дерева, когда раздался глухой щелчок. От неожиданности я ойкнула, потому что пальцы ужалило искрой — огненной искрой, с ума сойти!

   Углубление оказалось не чем иным, как крышечкой, которая слегка приоткрылась. Я осторожно потянула ее на себя и увидела внутри сверкающий… Это что, ошейник?!

   От удивления во мне даже мысли закончились. Я вытащила странную штуковину, сверкающую и переливающуюся в морозном солнечном свете. Тончайшая золотая пластинка была инкрустирована слезами гротхэна. Так назывались драгоценные камни, которые находили в самых дальних снегах и которые стоили целое состояние!

   Я знала об этом, потому что Стелла выпросила у отца колечко с крошкой такого камня. Даже оно стоило целое состояние, но как тогда мачеха сияла, как им хвалилась перед всеми! Здесь же были камни размером не то что с лесной орех, с половину моего мизинца! Крупные, они сверкали так, что было больно глазам. И не только глазам… Сжимая в ладони это странное украшение (если можно так назвать ошейник), я почувствовала странное жжение, а еще внезапно накатившую легкую слабость.

   — А-а-а-а-а! Ливия-а-а-а! — раздался совсем рядом рев Стеллы.

   Что ни говори, а страсть к ориям у них семейная. Не успев толком оправиться от первого потрясения, я выглянула в коридор и увидела наступающую мачеху:

   — Ты! — пыхтела она. — Ты… ты!!!

   Из-за ее плеча выглядывала зареванная Арлетта, которая трясла рукой и указывала на меня.

   — За что, матушка? — всхлипывала она. — Я ведь ничего ей не сделала! А она мне снова надерзила и обожгла!

   Что?! Да я ее сегодня видеть не видела! Прежде чем эта мысль успела оформиться, Стелла шагнула ко мне, уперев руки в бока. Я же свои быстренько отвела за спину: нечего тут драгоценными ошейниками сверкать.

   — Ты что это о себе возомнила?! — раздувая ноздри, заявила она, возвышаясь надо мной на добрую голову. Или, в случае Стеллы, на злую, но это детали. — Думаешь, если я к тебе мягко и бережно отношусь, позволю над Арлеттой измываться?

   Мягко? Бережно? Это она сейчас обо мне?

   — Арлетту я сегодня не видела, — спокойно выдерживая натиск нависающей надо мной мачехи, так же спокойно ответила я. — Именно по этой причине обжечь ее у меня бы не получилось. Даже при всем желании.

   Вот не зря мне Дорота говорит, что язык мой — враг мой. Стелла потемнела лицом, а потом вытащила вперед зареванную Арлетту: надо признаться, весьма искренне зареванную, и сунула мне под нос ее руку. Всю в волдырях. От неожиданности я даже отпрянула и только после сообразила — это же после вчерашнего! После вчерашнего сестра решила мне отомстить, и, чтобы это сделать, сама сунула руку в огонь. Ненормальная!

   Точно ненормальная.

   Но насчет мести я угадала: стоило мачехе ее отпустить, как она, глядя на меня, заухмылялась.

   — Все! Достаточно ты мое терпение испытывала. Сейчас же на конюшни отправишься, прикажу Бруно тебя выпороть.

   Что?

   Что-о-о?!

   — Что тут происходит? — голос Душана раздался очень вовремя. Или очень не вовремя — это как посмотреть. Подкрался брат сзади как поисковая магия Снежных, неслышно и незаметно.

   — Эта мерзавка опять над твоей сестрой издевается! — прошипела Стелла. — Мало ей тебя было, так нет же, и Летту теперь обожгла! Ну, ей это с рук не сойдет…

   — Погоди, маменька. Ты об этом ожоге? — Душан обошел меня, не забыв кинуть плотоядный взгляд, из-за чего просто руки зачесались огреть его ошейником. Даже несмотря на то, что тот драгоценный! Ошейник, разумеется, а не Душан. — Вот об этом?

   Он сцапал сестру за запястье, та рванулась, но Душан держал крепко.

   — Так это сестрица в камине угли поворошить решила, ну один ей прямо на руку и отскочил. При чем тут наша красавица Лив?

   Стелла открыла рот. Потом закрыла. Потом открыла снова и снова закрыла. Если честно, я готова была поддержать мачеху в ее чувствах, потому что уж кем-кем, а рыцарем в сияющих доспехах Душан точно не был. Скорее, они с Арлеттой соревновались, кто больше напакостит.

   Да и с чего бы ему меня защищать?

   — Да-да, маменька, я сам видел, — с кристально честным взглядом подтвердил Душан. — Так что, как я понимаю, здесь произошло какое-то странное недоразумение. Или… нет? Или Арлетта решила оболгать Лив? Ай-яй-яй, как некрасиво, сестрица.

   — Ничего не понимаю, — мачеха переводила взгляд с сына на дочь и обратно. Будь на ее месте я, меня не стали бы даже слушать, но Душан у Стеллы ходил в любимчиках. Между ним и сестрой она всегда принимала его сторону, поэтому сейчас только рявкнула: — Арлетта!

   — Ненавижу тебя! — прошипела девица. — Чтоб ты сдох! Чтоб тебе кислые грибы попались, и ты всю ночь с нужника не слезал!

   — Вот и все поздравление с Появленьем, — развел руками Душан и подмигнул мне.

   — Арлетта! — рявкнула Стелла уже более грозно. Правда, тут же голос понизила, явно собираясь отчитать дочь, когда снова заговорил ее брат:

   — Придешь сегодня на праздник в честь моего Дня появленья, Лив?

   Моя челюсть, до этого и без того ставшая тяжелой после его поступка, сейчас потянулась вниз с неумолимой силой.

   Что это на него нашло?

   — Все! Решено! Маменька, Лив должна присутствовать на моем празднике. — Душан хлопнул в ладоши, не дожидаясь ответа. — И вот тебе железный аргумент, если сомневаешься: нельзя ее постоянно прятать, она же наша сестра. Скоро слухи пойдут… Если уже не пошли.

   — Но как же… — окончательно растерялась Стелла. — У нее же нет платья…

   — Арлетта одолжит. Она у нас провинилась, вот и одолжит. Правда, сестрица?

   Сестрица явно собиралась сказать все, что думает о братце, но под тяжелым взглядом Стеллы стушевалась, буркнула:

   — Угу. — И поспешила ретироваться.

   — Что ж, я думаю, предложение дельное, — вздохнула Стелла, выглядевшая несколько… обескураженной. — И правда, Ливи, давно пора тебе с нами за стол садиться да к гостям выходить. Глядишь, и жениха тебе подберем хорошего…

   — Рано ей пока жениха искать, — перебил мать (только ему такое дозволялось) Душан. — Если хоть посмотрит кто не так, пожалеет.

   — Защитничек ты мой! — расчувствовалась Стелла. — Вот, Ливия, не ценишь ты того, что у тебя есть. Такой брат! Горой за тебя встанет.

   — Вот именно. — Душан снова мне подмигнул, явно намекая, что я должна ценить свалившееся на меня счастье.

   Что касается меня, я только кивнула Стелле:

   — Мне еще Дороте помогать надо. Я пойду.

   Она всплеснула руками:

   — Конечно. Конечно иди, золотце ты мое!

   Подавив желание скривиться от этой фальшивой заботы, я заспешила по коридору к себе. Только свернув за угол, вспомнила, что забыла книгу для Фабиана, но возвращаться туда, откуда по-прежнему доносились голоса мачехи и сводного братца, а тем более с ошейником, не хотелось. Вздохнув, все-таки поднялась к себе, сунула находку под подушку. В обед буду бегать, отнесу и спрячу обратно, и книгу Фабиану принесу. Все равно он сказал, что не выспался, так что еще часика два точно отдыхать будет.

   Вот только что с приглашением Душана делать?

   Не к добру это все. Ой не к добру!

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   — Мы не можем просто сидеть и ничего не делать…

   — Вы же обещали, что лечение поможет… Тогда какого ларга он похож на овощ?!

   Первый голос, охрипший от беспокойства, принадлежал Бьяртмару. Второй, в который на последней фразе ворвалось почти звериное рычание, — Дойну. Хьяртан отметил это с каким-то отстраненным безразличием, почти без удивления. Кажется, у него даже на выражение простых эмоций сил не осталось. Дойнарт редко повышал голос. Если и злился, то мастерски глушил в себе малейшие вспышки гнева, пряча их за маской ледяной невозмутимости. И тут на тебе — рычит и ярится!

   — Мы… мы делаем все возможное, светлейшие. — Третий голос, пронизанный страхом, принадлежал целителю.

   То ли Юлиану, то ли Каэтану…

   Снежный заставил себя разлепить веки и, морщась от боли, теперь пульсировавшей не только в ране — во всем теле, попытался приподняться. Спальня закружилась перед глазами.

   — Очнулся! — К нему тут же бросился младший брат.

   А старший, схватив целителя за грудки, процедил:

   — Значит, делайте невозможное. Если его величество уже завтра не присоединится к нам за завтраком, отправишься кормить гротхэнов. Собою.

   В глазах немного прояснилось, и Хьяртан увидел, как лекарь в панике закивал, лишь бы его отпустили.

   — Мы придумаем… обязательно что-нибудь придумаем…

   — Дойн, хватит его пугать.

   Светловолосый мужчина оттолкнул целителя и подошел к постели брата.

   — Я пугаю его, потому что ты нас до ларгов напугал.

   — Я в порядке, — как можно увереннее сказал Хьяртан.

   — Детям своим будешь сказки рассказывать, — мрачно пошутил Бьяртмар.

   В ответ Снежный слабо усмехнулся. Он провел в этой комнате два кошмарных дня и две еще более ужасные ночи, то впадая в беспамятство, то снова возвращаясь в реальность. В беспамятстве было лучше, там была… она. Зеленоглазка с теплыми мягкими губами — казалось, тем единственным, что могло его исцелить.

   — Лекари пытаются понять, что с тобой происходит, но… — Рыжеволосый Снежный запнулся и, не в силах смотреть в глаза брата, отвел взгляд.

   — Просто нужно время, — продолжил за него Дойнарт, неожиданно превратившийся в оптимиста. — Наберемся терпения.

   Хьяртан был не уверен, что оно у него есть, это самое время, но, чтобы не пугать братьев еще больше, кивнул и даже заставил себя улыбнуться. Правда, улыбка тут же отозвалась острой, туманящей болью.

   — Что, стужа побери, с тобой произошло?! — нервно воскликнул Бьярт, а потом глухо выругался.

   Дойнарт напряженно поинтересовался:

   — Так и не удалось ничего вспомнить?

   Хьяртан покачал головой и прикрыл глаза, чувствуя, как на него снова накатывает мутная, удушающая тьма. Постепенно голоса братьев стихли. Кажется, они еще что-то спрашивали, но он уже был не в силах отвечать. Стерлась охваченная полумраком обстановка королевской спальни, исчез весь мир. Остался только он и девушка с руин. Он снова видел ее красивое лицо, ясные глаза. Снова мечтал о том, чтобы ее поцеловать.

   Она улыбалась ему, и это было невероятно. Самая красивая улыбка на самых красивых губах.

   — Девушка… Мне нужна она…

   Тьма, боль, пламя, бегущее под кожей.

   Бесконечно, невыносимо долго.

   — Мне нужна… она…

   Незнакомка, до сих пор ускользавшая от него прекрасным миражом, вдруг оказалась рядом. Склонилась к нему, коснулась маленькой ладошкой раскаленного лба, а потом, призывно улыбаясь, сама потянулась к его губам. Он ответил на смелый поцелуй, жадно впился в ее губы, ища в них спасение, и тут же, ощутив, как во рту разливается неприятная горечь, оттолкнул от себя незнакомку.

   — Хьяртан… — Тихий, не то напуганный, не то пронизанный обидой голос. — Ты ведь сам меня позвал…

   Сделав над собой усилие, правитель открыл глаза. Открыл и с разочарованием, с какой-то горькой досадой посмотрел на белокурую нэри. Хелена. Нежная, утонченная красавица, последние недели занимавшая его мысли, сейчас вызывала раздражение. Ее присутствие, попытки его коснуться…

   — Уходи.

   — Но мне сказали, что ты меня звал… — растерянно пробормотала девушка и осторожно, словно боясь обжечься, провела пальцами по его плечу.

   Легкое, невинное прикосновение, а Хьяртану вдруг захотелось ее оттолкнуть.

   — Я звал не тебя.

   В глазах фаворитки мелькнула обида, страх или ларг его знает что еще. Снежному сейчас было не до ее переживаний. Тут бы клятую боль унять и прожить еще хотя бы час.

   — Уходи, Хелена, — повторил он ледяно и резко.

   В иные моменты Хьяртан Эртхард мог быть холоднее самого Дойна и всех северных ветров вместе взятых.

   — Пойдемте, нэри. — К постели приблизился лекарь. Тот самый, которого Дойнарт грозился скормить безжалостным тварям. — Не стоит сейчас тревожить его величество.

   Поднявшись, девушка бросила на Хьяртана взгляд, вкладывая в него все то, что сейчас испытывала, а потом скользнула к выходу. Снежный, припомнив всех ларгов разом, поднялся.

   — Ваше величество! — пришел в ужас целитель.

   «Все-таки Юлиан», — зачем-то отметил про себя Хьяртан.

   А вслух приказал:

   — Помоги мне одеться.

   — Но ваше величество! Вам сейчас опасно даже шевелиться!

   — Делай как я сказал! — рыкнул на молодого мужчину Снежный и скривился, чувствуя, как по коже снова и снова пробегает невидимый огонь. — Среди моих вещей был платок… и варежки… Где они?

   — Их забрали, но…

   — Пусть принесут. Немедленно.

   — Ваше ве… — снова попытался воззвать к его голосу разума лекарь.

   — Еще одно слово, и я разрешу Дойнарту скормить тебя гротхэнам.

   Юлиан побледнел, испугавшись скорее не угрозы, а стали, прозвучавшей в голосе правителя. Бросился к сундукам, за одеждой, а Хьяртан, схватившись за колонну балдахина, прикрыл глаза.

   Нет, так просто он этот мир не покинет. И если целители не в состоянии его вылечить, сам найдет для себя лекарство.

   Зеленоглазое и такое манящее.

ГЛАВА 4

Ливия Селланд

   Как открутиться от предложения Душана я так и не придумала. Тем более что Стелла в обед лично принесла мне платье, которое «одолжила» Арлетта. Учитывая, что она была выше меня и гораздо плотнее, мачеха поцокала языком, оценивая мой внешний вид.

   Я бы и сама поцокала: цыплячье-желтое платье с кружавчиками на пару размеров больше шло мне, как гротхэну кроткий нрав, но предпочла промолчать. У меня было достаточно простенькое платье на выход, в котором я обычно гуляла весной, в нем и пойду. Спущусь, часок посижу, а после обо мне уже никто и не вспомнит — веселья у Стеллы всегда проходили на широкую руку, хмельное текло рекой.

   Зато я придумала как помочь Фабиану! И эта мысль вытряхнула из меня всю досаду по поводу предстоящего: ошейник! Этот ошейник можно продать, а на вырученные деньги (целое состояние) нанять самых лучших лекарей! Уж они-то наверняка сумеют быстро поставить его на ноги, заклинания и зелья у них самые лучшие, не говоря уже о том, что у них сильнейшая магия, не чета моей.

   Не снежная, не солнечная, а развитая. Когда Богиня-матерь создавала наш мир, яркими вспышками родились две мощные силы: солнечная, согревающая, раскрывающая все живое, да снежная — ледяная, холодная, защита от монстров, приходящих из-за границы снега и тумана. В момент рождения они соединились, полыхнули и рассыпались по миру, частицами силы наделив тех, кто был достоин. Вот современные целители как раз и были потомками тех, кто оказался достоин, и эта частица солнечной магии в них позволяла им исцелять и создавать зелья мгновенного заживления ран, прекращения всяческих воспалений и с прочими чудодейственными свойствами.

   Ох, как же я обрадовалась своей находке! Ведь это действительно счастливый билет Фабиана в новую жизнь. Завтра же с утра сбегаю в город, узнаю в ломбарде, сколько за него дадут. Если я не ошиблась с камнями, даже самый скупой ростовщик даст столько, что хватит на полное лечение, а может быть, еще и на восстановление на южных водах. Но главное, что после Фабиан снова сможет ходить! Вот это самое «после» и подхлестывало, побуждая вертеться по дому юлой, помогать Дороте с такой скоростью, что кухарка не переставала удивляться.

   — Ты всегда мне помогаешь, деточка, — призналась она, когда мы вместе уплетали обед (Фабиан все еще спал), — но сегодня это просто что-то невероятное. Порхаешь, как фея лесная, мы с тобой уже почти все закончили, а ведь думала, до вечера провозимся. Случилось, что ли, что хорошее?

   Мне хотелось рассказать ей про ошейник, но решила пока помолчать, чтобы не сглазить. Вот когда все получится — тогда и расскажу. Да и Фабиану пока ни к чему об этом знать. Понятия не имею, что он делал в тайнике в библиотеке, но это просто как неожиданно полученное наследство. Как подарок, как праздничное чудо! Да это и есть чудо, не зря же нашла его именно сейчас.

   Главное теперь не спугнуть удачу преждевременной радостью.

   — Душан пригласил меня на праздник, — сказала я.

   — Что-что? — брови Дороты поползли на лоб.

   — Да, я сама удивилась, — пожала плечами. — Но он защитил меня от Арлетты, когда та пыталась оклеветать, и Стеллу утихомирил.

   — Не думай, что я злыдня какая-то, но… не нравится мне это, — кухарка нахмурилась.

   — Мне самой не нравится, — призналась я. — Но что он может сделать со мной на празднике? Спущусь, когда все гости соберутся. Начнется гульба, а там уже я ускользну тихонечко, никто обо мне и не вспомнит, — озвучила собственные мысли.

   Лоб Дороты разгладился.

   — Да, и то верно. Но ежели помощь моя потребуется, я всегда рядом, — она показала на половник, и мы вместе рассмеялись.

   После обеда время завертелось еще быстрее. С готовкой мы действительно закончили быстро, осталось только горячее сделать, но это уже когда гости сядут за стол — поставить его в печь. Вот только помимо этого надо было еще накрыть на стол, распределить цветы по вазам, красиво разложить приборы и расставить бокалы…

   Собиралась еще на руины отправиться, поискать варежки, но так и привозилась до самого вечера. Опомнилась уже перед зеркалом. В своем весеннем светло-голубом платье, подчеркивающем медь в моих волосах и делающем их еще ярче. С прической у меня не было ни сил, ни времени заморачиваться, поэтому я заплела свободную косу, оставив для обрамления лица две вьющиеся прядки.

   — Книжку я Фабиану принесла, — впорхнула в комнату Дорота, которая сегодня тоже мне помогала. — И тебе кое-что принесла… вот. Матери моей было, но я так и не надевала ее почти, только когда девчонкой была.

   Маленькая брошка-бабочка раскрыла свои янтарные крылышки у нее на ладони.

   — Мне кажется, к глазам и к волосам твоим пойдет. Да и к платью…

   — Какая красота! — ахнула я.

   — Бери, бери, — заулыбалась женщина. — Это тебе подарок. Ты же давно мне как дочка… — Она осеклась, махнула рукой, и, пока я крепила брошку к платью, тут же поспешно заговорила: — Суета там сейчас такая, не представляешь. Гости уже почти все собрались, Арлетта со Стеллой платьями да прическами своими перед ними щеголяют.

   Ну, ничего нового.

   — И Душан как настоящий павлин. Но он правда сегодня странный. Сначала вот тебя пригласил, потом на кухню явился, чтобы мне помочь блюда тяжелые потаскать на стол. Я аж опешила.

   — Правда? — тут уже я сама опешила.

   — Истинная! Ну, оно и к лучшему, а тебе пора спускаться. Застолье вот-вот начнется.

   — Спасибо тебе! — я обняла кухарку порывисто, от души. — О такой маме можно только мечтать.

   Своих детей у Дороты не было, Богиня-матерь не дала. Из-за этого они рассорились с мужем, и он ушел к другой, а она… она всю любовь переносила на нас с Фабианом.

   Дорота украдкой смахнула слезинку, а я поспешила вниз: не столько потому, что Стелла не любила опозданий, сколько потому, что не хотела привлекать к себе лишнее внимание. По большому счету надеялась, что меня вообще никто не заметит, особенно в таком простеньком наряде, но… не вышло. Стоило мне войти в гостиную, как все взгляды обратились на меня.

   Особенно взгляд Душана. Он ко мне просто-таки прилип.

   Я не успела сделать больше ни шага, как именинник подлетел ко мне, взял мою руку в свою.

   — Позвольте представить вам мою очаровательную Лив. Лив, ты прекрасна!

   Моя челюсть только чудом не пробила пол, но главное, что Душан не позволил и слова вставить, подхватил меня за талию, увлекая к столу, отодвинул стул рядом со своим местом.

   — Прошу, моя дорогая.

   «Моя дорогая» повторно лишилась дара речи, благо хоть там и без меня было кому говорить. От собравшихся отделился долговязый парень, одетый в дорогой костюм, и вразвалочку направился к нам. Его я узнала сразу: лучший друг Душана. Разумеется, с друзьями меня никто не знакомил, но я мельком видела парней, которые приходили к братцу, и вот это лицо мелькало чаще всего.

   — Как и почему от нас скрывали такую прелесть?

   — Я вам не прелесть, — наконец обрела я дар речи. Парень нахмурился, а вот Душану, кажется, мой ответ пришелся по душе, потому что он заулыбался, надавив руками на спинку стула.

   — Моя сводная сестра не любит компании, но сегодня согласилась к нам выйти. Только ради меня. И не надо смущать ее комплиментами, — отразил все последующие атаки собравшихся. — Мы же не хотим, чтобы такое чудо сбежало от нас раньше времени?

   Я мысленно покачала головой и опустилась на стул: в сложившейся ситуации это показалось мне наиболее верным решением. Тем более что мачеха с Арлеттой уже недовольно косились на меня — их высоченные, как на балах у Снежных, прически да платья, которые по цветам напоминали оперение экзотических птиц, не привлекли столько внимания, сколько моя скромная персона. Которая предпочла бы не привлекать его вовсе, но к счастью, слова Душана:

   — Прошу за стол! — возымели эффект, и все начали рассаживаться.

   Недовольно фырча, напротив меня села Арлетта, а рядом с именинником во главе стола — его мать. Справа от Арлетты устроился парень, который назвал меня прелестью. Остальные гости расположились, как кому хватило места, и пиршество началось.

   — Позволь за тобой поухаживать. — Душан потянулся было за кувшином с вином, но я покачала головой.

   — Нет, спасибо.

   — В честь моего дня! — воскликнул братец, но я осталась непреклонна:

   — Нет.

   — Ладно, тогда налью тебе воды, — недовольно пробурчал он. — Но поднимать бокал с водой…

   — Можешь ничего не наливать, — тихо ответила я. Если можно чувствовать себя не в своей тарелке, то я себя именно так сейчас и чувствовала: под пристальными взглядами гостей, как бы вопрошающими — откуда она вообще вылезла, эта Лив.

   Все собравшиеся хорошо меня знали, но они же знали, что я никогда не появляюсь на семейных праздниках. Еще они знали, что в честь моего Дня появленья или появленья моего брата после смерти отца ни разу никто не собирался, из-за чего атмосфера за столом была несколько напряженной. Все глазели на меня, набирая себе еды, негромко переговариваясь. Что касается Душана, он уже успел наполнить мой бокал водой, а в тарелку наложил салатов в таком количестве, что получилось несколько высоких горок.

   Можно подумать, я все это съем!

   — Тост! — Мачеха постучала вилкой по бокалу. — Предлагаю тост. Мой мальчик, ты всегда радовал меня… с того дня, как появился на свет. В честь этого мы все и собрались сегодня! Пусть все у тебя будет просто чудесно! За тебя, дорогой!

   — За Душана! — подхватил его друг.

   — За Душана! — понеслось эхом вокруг стола.

   Мы с Арлеттой мрачно переглянулись. Похоже, сестрица была не в настроении из-за случившегося, но особенно — из-за того, что теперь на меня посмотрел еще и мужчина с усиками, в пенсне, который устроился рядом.

   — Что же, дорогая Лив, ваша природная скромность мешала вам радовать нас своей красотой?

   Я подавила желание опрокинуть в себя всю воду, которую мне налил Душан, вместо этого сделала несколько глотков и ответила:

   — Я не люблю многолюдье.

   — Ох, ох, как это похоже на скромных девиц! — Мужчина лихо подкрутил ус, а Душан наградил его мрачным взглядом.

   — Не наседайте на Лив, нэр Пайк. — Он указал мне на тарелку с салатами. — Кушай.

   Еще бы в меня хоть кусок лез! Но пришлось есть, чтобы ко мне не приставали с расспросами и странными замечаниями. К счастью, разговор понемногу перешел на Душана. Мачеха, весьма недовольная вниманием ко мне, делала все, чтобы обо мне забыли, и я в кои-то веки была ей по-настоящему благодарна.

   Спустя некоторое время обо мне уже и не вспоминали: пошло обсуждение политики.

   — Сатрапы эти Снежные! — буйствовал нэр Пайк. — Только и знают, что налоги драть…

   — Ну, все-таки вы несправедливы, господин адвокат, — вмешалась вдова доктора, круглолицая и пышнотелая. — Они защищают нас от гротхэнов…

   — Да куда уж там, защищают! Когда ты в последний раз гротхэна видела, Арна?

   И так далее, и все в том же ключе. От разговоров за столом я довольно быстро отключилась, радуясь тому, что меня представили скромницей. Можно было спокойно ковыряться в тарелке, не предпринимая даже попытки поучаствовать во всеобщем веселье, которое потихоньку переходило в политические дебаты. Ну и еще меня очень сильно смущало внимание Душана, он постоянно на меня смотрел, вглядывался в мое лицо. Когда это произошло в десятый раз, я не выдержала и спросила:

   — Что происходит? — шепотом, чтобы не привлекать внимания.

   — А что происходит? — подавшись ко мне, так же шепотом спросил он.

   — Не представляю. Ты ухаживаешь за мной весь вечер. Вступился за меня перед матерью и Арлеттой… Хотя никогда раньше этого не делал.

   — Ты несправедлива, милая Лив, — братец подпер ладонью щеку, продолжая буравить мое лицо своими блеклыми глазами. — Разве я мало для тебя делал? Ведра носить помогал…

   — Потому что Стелла тебя заставила!

   И то лишь потому, что случайно новый доктор в гости заглянул, поздороваться.

   Душан не ответил, но продолжал ухмыляться, и его лицо вдруг растянулось талой кляксой, как снег на весеннем солнце. А после снова обрело четкость. Ненадолго, потому что сейчас неожиданно закружилась голова.

   — Тебе нехорошо, сестрица? — вкрадчиво поинтересовался он.

   Я покачала головой, пытаясь сбросить дурманное наваждение, но наваждение не сбрасывалось. Наоборот, голова кружилась все сильнее. Меня это так напугало, что я вскочила из-за стола, и мир пошатнулся еще сильнее, завращался, грозя обрушиться на меня лицами гостей. Я едва успела вцепиться слабеющими пальцами в край стола, когда услышала окрик Стеллы:

   — Ливия, ну что такое?

   И следом голос Душана:

   — Мама, ты что не видишь? Лив стало дурно. Я провожу ее на свежий воздух.

   Не надо меня никуда провожать. Я хотела сказать это вслух, но язык неожиданно превратился в желе, и как-то разом стало отчаянно страшно. Хотелось закричать: «Помогите!», но я бы рухнула на пол, если бы Душан меня не подхватил и не повел прочь с праздника. В другой ситуации я была бы счастлива сбежать, но сейчас готова была на все, чтобы остаться, только чтобы не уходить с ним в таком состоянии.

   Куда он меня ведет?

   Вскоре и это стало неважным, я напоминала себе мешок с трухой, который просто переставляет ноги, потому что привык. Мысли плавали в тумане, и где-то в этом тумане плавала реальность. Обрывками знакомых картин мелькали перед глазами лестница, коридоры, и вот, наконец, дверь моей спальни.

   «Не хочу!» — вспышкой мелькнула в сознании яркая мысль. Мелькнула и погасла, растворившись в зыбком полузабытье.

   Душан пинком ноги открыл дверь, втащил меня в комнату и швырнул на кровать.

   — Фух. Переборщил немного, кажется, — пробормотал он, а после куда-то исчез.

   Сквозь туманный флер я услышала, как щелкнул замок. Миг — и надо мной снова склонился братец. Побрызгал в лицо водичкой из графина, который всегда стоял у меня на тумбочке.

   — Ну да ничего. Сейчас пройдет. Я просто немного не рассчитал с зельем… Ну и потом, откуда я знал, сколько в салат лить? Она-то мне про вино говорила.

   Лить в салат? В вино? О чем он вообще говорит?

   А Душан как ни в чем не бывало уселся ко мне на постель и принялся стягивать обувь.

   — Вот знаешь, Лив… вела бы ты себя по-человечески, по-доброму, и не пришлось бы с тобой поступать так. Ну что тебе стоило уступить, а?

   Даже сквозь затуманенное непонятно чем сознание до меня стало доходить. Во-первых, не непонятно чем, а какой-то дрянью, которую Душан умудрился налить в салат? А во-вторых, я сейчас лежу одна, совершенно беспомощная перед ним, и даже не чувствую… своей магии!

   Совсем!

   — Но что прошло, того уж не вернешь, — философски заметил этот маньяк. — Так что подарок свой на именины я все равно получу. Хоть так… сейчас, только немного в себя придешь. С бревном неохота как-то…

   В подтверждение своих слов он стянул камзол и стал расстегивать рубашку, а у меня потемнело перед глазами. Правда, на этот раз от ярости, пусть даже она была слабенькой, как тлеющее во мне, сопротивляющееся влитой в меня мерзости сознание. Именно оно и подсказало, что сейчас, пока я в таком состоянии, я ничего не сделаю. А значит, надо тянуть время — до того, как «немного приду в себя». Может, и магия вернется хотя бы частично.

   — Как… ты вообще это провернул? — слабо спросила я. — Салаты же для всех резались.

   А я не видела больше никого, кто из-за стола падал.

   — Так то-то и оно, — насмешливо произнес Душан. — Я в салат только с одной помеченной стороны вливал. Чтобы тебе в тарелку сразу положить, как знал, что от вина откажешься.

   — Но вино же ты сам пил. — По крайней мере, я могу складывать слова в предложения — уже хорошо. — Из того же самого кувшина.

   Он же его все и выхлебал! Я видела, больше никто именно к этому кувшину не прикасался.

   — Я все продумал. — Раздуваясь от гордости, очевидно, за свои выдающиеся мыслительные способности, Душан поднял вверх палец. — Сразу же купил себе противоядие и выпил еще до ужина. Но знаешь что, моя прекрасная Лив? Самое-самое главное! Так вот, это то, что завтра ты ровным счетом ничего, ничегошеньки не вспомнишь, ни нашего разговора, ни того, что будет после. А это значит, что спустя какое-то время мы с тобой сможем все повторить… Если мне очень понравится, то повторять будем регулярно!

   Что?!

   Что-о-о-о?!

   Протест внутри меня отозвался так сильно, что в груди что-то слабенько полыхнуло. Я ухватилась за эту искру, пытаясь ее разжечь. Давай, давай же, не подведи! Но искра вспыхнула — и тут же предательски погасла, а Душан уже стянул рубашку и принялся за брюки: достаточно резко их сдернул, из-за чего его рыхлый живот заколыхался как не успевший застыть холодец.

   Может, меня бы и стошнило, если бы этот ларг не навалился на меня всем телом, выбив из груди воздух.

   — Кажется, уже очухалась, — пробормотал он, пытаясь поймать мои губы своими и от души обслюнявить. — Ну-ну, не ломайся, все равно ты никуда от меня теперь не денешься…

   Я резко повернула голову, и Душан ткнулся губами в подушку.

   — Стерва! — выругался он, руки поползли по моим бедрам, задирая платье.

   Я задергалась, но сил почти не было, меня саму словно превратили в желе, руки-ноги не слушались. Не говоря уже о том, чтобы почувствовать в себе хотя бы кроху магии.

   Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

   Одной рукой он продолжал шарить по моему телу, другой отбросил мою, которой я все же попыталась упереться ему в грудь в попытке оттолкнуть. Запястье что-то ужалило… не что-то, а острый краешек камня в ошейнике.

   Так, Лив, надо собраться.

   Я глубоко вздохнула, зажмурилась, подставляя губы под поцелуй Душана, и, когда его рот все-таки впечатался в мой, сжала ладонь на ошейнике. Не знаю, что это, не знаю, кому это принадлежало — я лучше умру, чем такое надену, даже несмотря на всю его красоту, — но сейчас оно меня спасет. Должно спасти!

   Собрав последние силы, выдернула ошейник из-под подушки, с силой ударив им Душана в лицо. Он взвыл, отшатнулся, схватился за щеку, а я спрыгнула, или, точнее будет сказать, свалилась с кровати кулем, отползла к стене и выставила ошейник перед собой как щит.

   — Не подходи! — прошипела. — Не подходи, или…

   — Или — что?! — взревел Душан. Щека у него была рассечена, а глаза горели, как у озверевшего гротхэна. — Это вообще что? Стащила у маменьки? Так и знал, что ты подворовываешь, но этим мы займемся завтра! Скажу, что нашел у тебя, когда провожал, ох и выдерет она тебя. Давно пора! А сегодня… не умеешь ты по-хорошему, Лив, значит, будет совсем по-плохому!

   Готовясь к самому худшему, я замахнулась. Нет во мне сил, но все равно просто так не сдамся, и…

   Раздался грохот. Дверь сорвалась с петель, вылетела и попала прямо в Душана. Братец рухнул как подкошенный, сверху упала дверь, а в комнате ощутимо похолодало. Я бы даже сказала, что в нее ворвались все морозы, стужа и вьюги нашего края вместе взятые. Хотя в какой-то степени так и было: широко распахнутыми глазами я смотрела на вошедшего в комнату Снежного.

   Того, что нашла на развалинах.

   Того, который меня целовал.

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   — Ты в своем уме?!

   Не успел Снежный выйти из покоев, как на него набросился Бьяртмар.

   — Мне нужно в Борг, — коротко ответил Хьяртан, сейчас сосредоточенный на том, чтобы поступь была как можно более уверенной и твердой.

   На это уходили все силы. На то, чтобы что-то объяснять брату, спорить с ним, выслушивать возмущения, их уже не осталось.

   — Какой, к ларгам, Борг?! Хьярт! — Снежный схватил правителя за плечо, разворачивая к себе, но тут же, поймав его взгляд, разжал пальцы.

   — Лучше помоги, — тихо проговорил он, а потом добавил, и его последние слова прозвучали как приказ: — Создашь портал.

   Бьяртмар с детства привык слушаться Хьяртана, зная, что однажды тот будет править. Из просто старшего брата превратится в повелителя Севера, приказы которого не оспариваются и не поддаются сомнению.

   — Это еще Дойн не знает… — пробормотал он, вынужденно устремляясь за его величеством.

   — И не узнает, если перестанешь орать на весь замок.

   Было раннее утро, только слуги тенями скользили по узким коридорам и просторным залам. При виде его величества они останавливались, почтительно кланяясь, а потом также бесшумно исчезали, растворяясь в блеклых утренних сумерках.

   — Ты что, всю ночь торчал под дверями моей спальни? — спросил Хьяртан и вдруг, ощутив, как пол под ногами будто становится ватным, покачнулся. Благо под рукой так вовремя оказались перила, за которые он успел ухватиться. Мысленно выругавшись, стал спускаться, уговаривая себя держаться.

   Главное, отыскать девчонку. Разум кричал, что ему нужна не незнакомка, а покой и лекари, но чутье упрямо спорило, настаивая, что только солнечная девушка ему поможет.

   — По-твоему, мне следовало спокойно дрыхнуть?

   — Брал бы пример с Дойна…

   — Не расскажешь, что тебе понадобилось в том городишке? Никак решил продолжить охотиться на гротхэна, — не переставал ворчать Бьярт, с тревогой вглядываясь в бледное лицо брата, скользя взглядом по его резким, заострившимся чертам.

   — Мне нужна девушка.

   — Девушка? — удивился Снежный. — По-моему, не самое подходящее время для поисков новой фаворитки. Да и ты сейчас не в том состоянии, чтобы покорять любовные вершины.

   — Ее магия… Мне кажется, это она помогла мне выжить.

   Пришлось признаться младшему брату в том, что два дня назад на руинах храма он очнулся лишь благодаря поцелую незнакомки.

   — С этого и следовало начинать, — нахмурился Бьярт. — Мы бы уже давно ее нашли и привели к тебе.

   — Я сам, — упрямо ответил Хьяртан. — Я ее чувствую и смогу отыскать. Должен…

   Уходили в Борг небольшим отрядом. Он, Бьяртмар и трое воинов, шагнувших в завертевшийся снежной вьюгой портал. В кармане под сердцем лежал платок и варежки, а на руинах, с которых решили начать поиски, Снежный ощутил присутствие ее силы. Даже спустя дни та незримым флером витала над развалинами храма Забвенных — древних чародеев, Снежный, настолько могущественных, что возомнили себя богами. Возводили в свою честь святилища, вынуждали себе поклоняться, а тех, кто был против или им неугоден, безжалостно уничтожали. В них было столько силы, что ее хватало, чтобы повелевать гротхэнами. Призывать их и использовать как своих ручных чудовищ.

   Давние кошмары прошлого, о которых в Драэре не любили вспоминать.

   — Что-нибудь чувствуешь? — наблюдая за тем, как Хьяртан обходит руины, спросил Бьярт.

   — Ее магию. Чувствую ее… девушку.

   Закончив осматривать развалины, они отправились в город, и Хьяртану вскоре пришлось с досадой признать, что он переоценил свои возможности. Даже верхом передвигаться по Боргу стоило немалых усилий, а слабость, туман, волнами накатывающий на сознание, мешали сосредоточиться и разыскать девчонку. Что он помнил? Яркие зеленые глаза и сладкие, чувственные губы? Вряд ли столь… поверхностное описание поможет в поисках.

   Он чувствовал ее, но из-за клятой слабости не мог понять, где она находится.

   Все утро прошло в тщетных поисках. Хьяртан боялся, что появление Снежных в городе не останется незамеченным, спугнет девушку, поэтому его брату пришлось набросить на отряд иллюзию.

   Один раз она уже от него убежала. Второй раз — не сможет.

   — Давай я верну тебя в замок, а сам продолжу искать. Подключу Дойна, солдат и вместе мы обязательно ее разыщем, — снова стал уговаривать его Бьярт, когда они остановились в небольшой таверне, чтобы пообедать.

   — И как же вы ее найдете? — Хьяртан поморщился от боли, снова ужалившей бок, и отодвинул от себя тарелку. Есть ему сейчас не хотелось.

   — Что-нибудь придумает…

   — Я сам, — упрямо повторил он и поднялся.

   Несколько минут отдыха подействовали на него благотворно, Хьяртан устремился к выходу, упрямо решив, что, если потребуется, осмотрит каждый дом, каждый подвал, чердак и подворотню, но незнакомку свою отыщет.

   — Ты хуже отца! — закатил глаза Бьяртмар. Бросив на стол несколько монет, последовал за братом.

   И снова поиски, долгие, выматывающие… напрасные. Хьяртан уже хотел сдаться, прислушаться к совету брата и вернуться в замок, когда ощутил… нет, не магию незнакомки, а точно такую же, как в крови на платке, ядовитую чернь, заставившую его поморщиться.

   Они как раз подъезжали к белокаменному дому, некогда богатому и добротному, а ныне пришедшему в явное запустение. Окна первого этажа были наполнены светом, в то время как второй окутывала тьма.

   — Сюда! — Его величество спешился первым. Первым толкнул калитку и, миновав укутанный в снег сад, поднялся по ступеням крыльца.

   Он не стал ждать, когда ему откроют, равно как и не собирался уточнять, согласятся ли его принять. Стоило толкнуть плечом дверь, испуганно взвизгнувшую на старых петлях, как запах гнили, веявший от дома, перебило ощущение силы.

   Ее силы.

   Он и сам вдруг ощутил, как к нему возвращается жизнь. Устремился к лестнице, не обращая внимания на выскочившую в холл надушенную норру.

   — Вы кто такой?! Что себе позволяете?! — возмутилась женщина, не признав в нем Снежного. — Да что это такое?! — нервно вскричала она и бросилась к другим незнакомцам, показавшимся следом за первым незваным гостем. Преградила им путь, продолжая требовать объяснений, а Хьяртан беспрепятственно поднялся по лестнице.

   Быстро, едва не срываясь на бег, дошел до конца коридора и толкнул очередную дверь — досадную преграду, отделявшую его от его зеленоглазого спасения.

   Теперь он уже точно знал, что нашел свою солнечную девочку.

   То ли створка оказалась слишком хлипкой, то ли к нему вдруг чудесным образом вернулись силы, но дверь сорвалась с петель и улетела в комнату.

   — Что это такое?! — взвизгнул, как минутой назад надушенная норра, до боли похожий на нее мальчишка, выбираясь из-под двери.

   То, что на нем почти не было одежды, наводило на не очень приятные мысли. А скорее, на темные и очень злые.

   Снежный вошел в комнату и, бросив взгляд на вжавшуюся в стену девушку, ринулся к недобитому дверью мальчишке. Даже не догадываясь, кто на него надвигается, тот трусливо притих и расширившимися от страха глазами смотрел на Хьяртана.

ГЛАВА 5

Ливия Селланд

   Всего несколько шагов понадобилось Снежному, чтобы преодолеть короткое расстояние от дверного проема до моего сводного брата. Странно, но то ли Душан не понял, кто перед ним, то ли объятия с дверью оказались слишком крепкими, он возмущенно пискнул:

   — Я вас спрашиваю?! Какое право вы имеете врываться к ней… к нам в комнату?

   К нам?!

   Я с трудом сдержалась, чтобы не запустить в него ошейником, остановило лишь то, что перед Душаном маячил Снежный, и, скорее всего, попала бы в него, а не в подлого мерзавца.

   — Я тоже спрошу, — от тихого голоса незнакомца мороз побежал по коже, — и в твоих же интересах, мальчишка, сказать мне правду. Что здесь происходит?

   Душан вздрогнул, нервно сглотнул, а потом, с кряхтеньем поднявшись, подозрительно храбро задрал голову. Точно последние мозги отшибло. Как еще на носочки не встал — удивительно, он из кожи вон лез, стараясь казаться выше, но рядом со Снежным не вышло.

   — Какое вам дело, уважаемый, до того, что здесь происходит? Я был со своей невестой, а вы бесцеремонно к нам вломились! Если не уберетесь сейчас же, я прикажу позвать городскую стражу и… Кхр… кхр!..

   У меня чуть челюсть на колени не рухнула, когда увидела, как незнакомец, схватив моего сводного брата за горло, легко вздернул его над полом. Так, словно поднял бокал вина, собираясь произнести тост, но вместо этого произнес:

   — На ней разорвано платье, и застал я ее не в твоих объятиях, а умирающей от страха. Так с нэри не уединяются.

   Не будь он Снежным, и я бы испытала чувство благодарности. Вот честно! А так… Сложно сказать, что сейчас испытывала. На меня волна за волной накатывала слабость. В голове продолжало мутиться, а незнакомец и трепыхающийся в его руке Душан уже вовсю расплывались.

   — Кхр… кха…

   Не знаю, как сумела подняться. На нетвердых, совершенно ватных ногах приблизилась к Снежному и тихо (на громко сил уже не осталось) попросила:

   — Не надо. Не… убивайте.

   Каким бы гадом Душан ни был, я не желала ему смерти.

   Продолжая удивляться самой себе, коснулась плеча Снежного. Тот, казалось, не слышал моих слов, продолжал прожигать ледяным взглядом свой трепыхающийся улов, продолжал сжимать на его горле пальцы, но стоило мне его коснуться, вздрогнул. Душан тут же улетел на пол, а незнакомец повернулся ко мне. Повернулся, скользнул по лицу взглядом, тусклым, каким-то уставшим, задержавшись на губах, а в следующую секунду притянул меня к себе и… поцеловал.

   Вот и чем он, скажите пожалуйста, лучше Душана?!

   Умом понимала, что надо бы сопротивляться, пытаться вырваться или отбиться ошейником, который продолжала сжимать в руке, но то ли из-за ларгового зелья силы окончательно покинули мое тело, то ли ошеломил напор Снежного — так горячо и жадно меня еще не целовали. До головокружения, до слабости в коленях, до ощущения, что все происходит не на самом деле. Видение, сон, мираж…

   Сон, из которого мне почему-то не хотелось убегать.

   Даже когда он скользнул ладонью по талии, прижимая к себе еще крепче, я, вместо того чтобы треснуть его ошейником, продолжала растворяться в этом поцелуе.

   А все проклятое зелье или…

   — Ах, что за безобразие! Немедленно ее отпустите!

   Очередной крик принадлежал не Душану, а его матери. Рука Снежного соскользнула с талии, губы перестали обжигать мои, и я почувствовала, что падаю.

   Не упала лишь потому, что любитель целоваться удержал меня за талию. Приобнял осторожно, но вместе с тем крепко, и я подняла взгляд на пунцовую Стеллу. За спиной мачехи маячили незнакомые мне мужчины, точно не из гостей. Чуть в стороне замерла хлопающая глазами Арлетта, а Фабиан…

   Фабиан был у себя в комнате и наверняка слышал, что здесь что-то происходит. Наверняка напуган. Наверняка…

   — Мой брат…

   Слабый шепот потонул в возмущенном восклицании мачехи:

   — Вы врываетесь в мой дом, хватаете мою падчерицу, а потом… Душан? — Стелла вскрикнула, заметив за спиной у Снежного недоприбитого дверью и слегка поддушенного сына.

   А я едва не хихикнула, хоть сейчас и было не до веселья. Ситуация была возмутительной, но, чтобы мачеха так вела себя в присутствии Снежного… Такого мне прежде видеть не приходилось.

   — Нашел? — голос принадлежал рыжеволосому мужчине, чье лицо бессовестно расплывалось перед глазами.

   Кажется, он обращался к удерживавшему меня Снежному и, кажется, имел в виду меня, а хозяйку дома в упор не замечал.

   — Пойдем. — Незнакомец не стал тратить время на то, чтобы ответить. Еще крепче ухватил меня за талию, увлекая за собой, но я не сдвинулась с места.

   Вернее, попыталась не сдвинуться, но под напором Снежного пришлось сделать несколько шагов.

   — Мой брат… Я никуда не…

   — Мама! Да сделай же что-нибудь! Они похищают нашу Лив! — Мои слабые возражения перебил визжащий фальцетом голос сводного брата. — Среди бела дня! Сегодня!!! Когда я…

   Душан осекся, а я попыталась оттолкнуть от себя Снежного.

   — Что с ней? — все тот же рыжий. — Она пьяна?

   Опоена я. О-по-е-на.

   Мои сопротивления были замечены, но совершенно бесцеремонно проигнорированы. Вместо того чтобы оставить в покое, Снежный подхватил меня на руки и молча ринулся в коридор.

   — Не смейте! — Стелла преградила ему дорогу, и сейчас я была полностью с ней согласна.

   Нужно было как-то отбиться от похитителя, держаться за мысль о брате — она единственная помогала не сорваться в вязкую тьму, но с каждой секундой бороться с ней становилось все сложнее.

   Пару секунд мачеха бесстрашно смотрела Снежному в глаза, а потом что-то произошло. Я поняла это по тому, как Арлетта испуганно отшатнулась от рыжего, а спустя мгновение уже сидела в глубоком реверансе. И Стелла, вскрикнув, упала на колени, а Душан позади, кажется, и вовсе перестал дышать.

   — Ваше величество… простите меня глупую, слепую… Не признала… Не поняла… Простите нас!

   Величество?!

   Может… может, мне все это видится?

   — Я забираю девушку. — Это было единственное, что его снежное величество изволил сказать упавшей ему в ноги женщине.

   — Конечно, конечно, — трусливо ответила Стелла. — Как вам будет угодно…

   После ее «угодно» голова закружилась еще сильнее, если такое вообще возможно.

   — Не надо меня забирать… Не на… Фабиан… мой брат…

   Мне хотелось кричать, брыкаться и вырываться, но вместо криков с губ срывался бессвязный шепот. Я чувствовала себя как никогда слабой и беспомощной, и это злило еще больше.

   Пока Снежный спускался в холл со мной в руках, я ощущала на себе десятки глаз. Гости вывалили из столовой и теперь смотрели на нас с незнакомцем… Который правитель. Который нагло меня похищает.

   Перед которым все раболепно сейчас кланялись.

   — Вы за это ответите… Я вас…

   — Вы сейчас не в себе, чтобы понимать, к кому обращаетесь. — Меня поставили на заметенную снегом мощеную дорожку, что убегала от крыльца к воротам.

   Голубые глаза Снежного стали немного теплее от появившихся в них смешинок, но мне сейчас было не до его голубых глаз.

   — Да будь вы хоть трижды Забвенным! — Мне хотелось ругаться, хотелось его ударить, но вместе этого я покачнулась и приникла к его груди. Кошмар, Лив! — Нет, вы хуже… Вы ларг и гротхэн вместе взятые… вы…

   Собиралась сравнить его еще с какой-нибудь нечистью, а может, даже бросить словечко покрепче, но тьма оказалась сильнее.

   Пронзаемая искрами снежного вихря, она накатила на меня и поглотила.

   Я открыла глаза и поняла, что нахожусь где угодно, но только не дома. Постель, на которой лежала, была мягче ваты. Шелковистые простыни нежно касались обнаженной кожи, а одеяло было явно пуховым…

   Обнаженной?!

   Я тут же села на постели и стала лихорадочно осматриваться, а заодно и себя осматривать. Богиня-матерь, где я?! Почему на мне лишь тонкая ночная сорочка с разрезами и вырезами где только можно? Почему я ничего не помню?!

   Хорошо хоть одна. Вроде цела и невредима. Ничего нигде не болит, разве что голова немного кружится…

   Сидя в кровати, я продолжала бросать по сторонам взгляды, пытаясь понять, вспомнить, как здесь оказалась. Не только постель, но и вся комната была роскошной. Затянутые узорчатыми коврами стены, тяжелые бархатные шторы на окнах. Не просто добротная, но очень дорогая мебель. Одни только кресла, приставленные к камину, резные, с узорчатой обивкой, явно стоили немалых денег.

   В камине тихо потрескивали поленья, но помимо этого комнату от души прогрели чарами. Откинув одеяло, я нерешительно поднялась — босые ступни тут же утонули в густом ворсе ковра.

   Расписные сундуки по углам, шкатулки из слоновой кости… Спальня принадлежала женщине, но я здесь точно была лишней.

   Меня здесь просто не должно было быть.

   Я должна быть в Борге с… Фабианом.

   Мысль о брате заставила броситься к дверям, но не успела я к ним подлететь, как створки распахнулись, пропуская незнакомую девушку в простом темно-синем платье.

   — Нэри уже проснулись, — улыбнулась незнакомка. — А я как раз платье для вас закончила утюжить.

   Она опустила взгляд на наряд из зеленого бархата, который держала в руках.

   — Это не мое платье. — Я точно помнила, как надевала свое светло-голубое, готовясь спуститься к гостям Душана.

   Помню, как садилась за стол, как попробовала приготовленный мной и Доротой салат, а дальше…

   А дальше проснулась уже в чужой кровати.

   — Где моя одежда? Что это вообще за место?!

   Незнакомка покосилась на меня с опаской, словно перед ней была ненормальная, и быстро просеменила к кровати, чтобы аккуратно разложить платье.

   — Я всего лишь исполняю приказ. Мне было велено позаботиться о вас, привести в порядок… — Девушка (по всей видимости, служанка) осеклась, запоздало осознав, что последние слова не стоило добавлять.

   Я мысленно возмутилась. Привести в порядок? Все со мной в порядке!

   И станет еще лучше, когда отсюда выберусь.

   — Где моя одежда?

   — Вот это платье…

   — Моя одежда! — добавила я уже резче.

   — Я ее… выбросила, — втянув голову в плечи, пролепетала незнакомка.

   Могла бы и сразу сжечь, чего уж.

   — Помочь вам одеться, нэри? — тихое, робкое, едва различимое.

   Можно было, конечно, гордо задрать подбородок и выставить девицу, выбросившую мое самое лучшее платье, но сбегать отсюда, где бы я ни была, в одной сорочке будет весьма неразумно. Попросить ее уйти, сказав, что и сама в состоянии одеться? Я-то в состоянии, но ответы на вопросы, миллион вопросов, крутившихся в голове, получать от кого-то надо.

   — Буду благодарна, — ответила ей сдержанно и тут же повторила: — Что это за место?

   Она снова посмотрела на меня, как на дурочку, после чего тихо произнесла:

   — Вы в Эрнхейме, нэри. Во владениях его величества Хьяртана-Киллиана Эртхарда.

   В Эрнхейме… Королевской резиденции, много веков назад возведенной Снежными. Эрнхейм был их цитаделью, их крепостью, и, если бы мне кто сказал, что однажды проснусь в замке правителя Севера, я бы рассмеялась в ответ, а может, покрутила у виска пальцем.

   Ситуация, в которой оказалась, была невероятной.

   — Зачем я здесь?

   — То мне неведомо, нэри.

   — Давно меня привезли?

   — Вас доставили сюда порталом. Вчера вечером. — Служанка понизила голос до заговорщического шепота: — Говорят, его величество искал вас лично и лично принес в замок.

   Принес? И чем я заслужила такую честь, спрашивается?

   Я зажмурилась, пытаясь вспомнить портал, Снежного… хотя бы что-то! Но чем больше думала о вчерашнем празднике и своих странных провалах в памяти, тем сильнее начинало ломить виски, а роскошную обстановку спальни как будто затягивало туманом.

   Ларги! Что это снежное чудовище со мной сделало?!

   Будь похитивший меня колдун хоть трижды королем, я не собиралась сходить с ума от благоговения и почтения. Чудовище как есть. Все они… чудовища.

   Сначала забрали у нас с Фабианом маму, а потом и меня отняли у брата.

   От этой мысли липкая дрожь побежала по коже.

   — Давай скорее, — поторопила я девушку и стала быстро одеваться.

   — Я помогу вам с прической, — сказала она, закончив затягивать шнуровку корсажа.

   — Не надо.

   — Но у вас такие красивые волосы, — попыталась возразить служанка. — Грех не уложить их по последней придворной моде. Для его величества.

   Грехом будет прихорашиваться для похитителя.

   — Я просто расчешусь. — С этими словами я приблизилась к туалетному столику и схватила инкрустированную эмалью щетку. Провела ею несколько раз по спутавшимся прядям, невольно отмечая, как мне идет зеленое платье. Бархат мягко мерцал в отблесках пламени, они же подсвечивали струящиеся по плечам волосы, добавляя в них меди и золота.

   Тряхнув головой, велела себе не думать о глупостях, после чего повернулась к явно недовольной моей непокорностью служанке.

   — Мне потребуется верхняя одежда.

   В одном лишь платье (пусть и теплом, с длинными рукавами и воротником-стойкой) я уже спустя пару минут превращусь в сосульку.

   — Но зачем вам… — растерялась девица.

   — Я пленница? — спросила, скрестив на груди руки. — Его величество запретил мне покидать эту комнату?

   — Нет, но…

   — Тогда буду благодарна за плащ и варежки.

   Заберу себе в качестве возмещения за наглое похищение.

   — Слушаюсь, нэри, — сдалась служанка и, тяжело вздохнув, направилась к сундукам.

   Вернув на место щетку, я невольно зацепилась взглядом за янтарную бабочку-брошку. Нахмурилась, пытаясь понять, почему она кажется мне знакомой, и, к своей радости, вспомнила. Точно! Мне ведь подарила ее Дорота!

   Не теряя времени, схватила дорогой моему сердцу подарок, сжала в кулаке, снова втайне злясь на Снежного и весь Эрнхейм вместе взятый. Похитили, раздели, лишили любимого платья. Хорошо хоть брошка осталась.

   — Вот, нэри.

   Служанка помогла мне закутаться в теплый, подбитый мехом плащ. В таком можно даже пешком до Борга. Но лучше, конечно, не стоит. Мне бы экипаж или на худой конец лошадь… Но для начала — просто выбраться из логова Снежных.

   Бросив в зеркало последний взгляд, я решительно направилась к дверям.

   — Буду благодарна, если проведешь к выходу.

   — Но нэри…

   И не надоело ей «нокать»?

   Девица увязалась за мной, не то чтобы провести по замку, не то надеясь удержать. Миновав небольшую комнату, такую же роскошную, как и спальня, я толкнула тяжелые створки и встретилась взглядом с двумя бугаями.

   Тюремщики? Стража?

   Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, а потом я решила: была не была! Продолжая сжимать в кулаке брошку, сказала, обращаясь к служанке:

   — Пойдем. — И поспешила за ней по просторной не то галерее, не то коридору.

   Увы, бугаи увязались следом.

   Остановить не пытались, но и оставлять меня в покое тоже не собирались. Пока шла, чувствовала, как мурашки бегут по коже. На меня смотрели все, кому не лень, а не лень было всем. Прислуга, разряженные нэри и норды… При моем приближении они замолкали, а стоило пройти мимо, как шепот за спиной усиливался.

   Чувствуя себя натянутой до предела шелковой нитью, которая в любой момент могла порваться, дошла до лестницы и стала быстро спускаться. Одна ступенька, другая… Снова пристальные взгляды, снова назойливое внимание…

   «Думай о брате, Лив. Не обращай на них внимания», — убеждала себя, мечтая о том, как вернусь домой.

   Фабиан наверняка с ума сходит от беспокойства. И Бруно. И Дорота. И…

   Я запнулась, будто врезалась в невидимую преграду, а если быть совсем точной — в широкую грудь в светлой рубашке. Рельефная такая грудь, мускулистая… Камзол на внезапно возникшей преграде был небрежно распахнут, а выше… Поднялась взглядом по шее, упрямо очерченному подбородку, тонким губам и едва не обожглась о взгляд льдисто-голубых глаз.

   — Далеко собрались, нэри? — На меня смотрел, небрежно щурясь, незнакомец с руин.

   Тот самый, что показался из снега точно подснежник и сразу полез целоваться.

   Один из них.

   Страх кольнул сердце, и я отпрянула. Зацепилась за ступеньку и запоздало поняла, что падаю.

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   — Поразительно! Просто невероятно! — восклицал целитель, осматривая Хьяртана. — Рана почти затянулась, и… и… Я чувствую в вас силу, ваше величество. С нашей последней встречи вы окрепли и то, что я сейчас вижу, меня несказанно радует! — Каэтан довольно причмокнул губами и продолжил осмотр, что-то негромко бормоча в густую темную бороду.

   Его помощник, молодой целитель по имени Юлиан, стоял рядом и расширившимися от удивления глазами смотрел на Хьяртана. Помнил, в каком состоянии король покидал замок, и явно ожидал, что обратно его бессознательного (а может, и мертвого) принесет стража. Но вышло иначе: Эртхард вернулся полным сил, да еще и с какой-то нэри на руках, которая якобы уже дважды спасла ему жизнь.

   — Как себя чувствует моя… гостья? — спросил у целителей Хьяртан, запнувшись на последнем слове. Он пока еще не успел понять, какое место будет отведено простой девчонке из Борга в его замке и в его жизни, но точно знал: пока что она ему нужна.

   Пока не поймет, почему именно ее сила его исцелила.

   Сила, о которой уже давно все забыли.

   — Она очень истощена, — проговорил Каэтан, продолжая сосредоточенно водить руками над его величеством.

   — Из-за меня? — голос Снежного дрогнул.

   Живительная магия, которой незнакомка была вынуждена с ним делиться, пьянила. Там, в доме на окраине Борга, ему стоило неимоверных усилий, чтобы заставить себя от нее отстраниться, прервать поцелуй. И потом, когда нес вниз, думал только о том, чтобы прижать ее к себе крепче и не отпускать, пока окончательно не охмелеет от этой силы.

   — Пока сложно сказать, — погладил бороду Каэтан. Он всегда так делал, когда о чем-то крепко задумывался. А после сегодняшних событий пищи для размышлений у почтенного целителя стало еще больше. — Это первая Солнечная чародейка, которую я видел за всю свою жизнь. Солнечная чародейка в полном смысле этого слова, если вы понимаете, о чем я.

   Хьяртан задумчиво кивнул. После Солнечной войны людей с таким даром почти не осталось. Забвенные — те из Снежных, что посчитали себя богами, безжалостно их уничтожали. К счастью, и Забвенные в конце концов пали, как и их храмы.

   Но Солнечных чародеев к тому времени уже не стало. В некоторых магах и по сей день проявляется их сила — увы, лишь жалкие ее крупицы. Странно, что никто из Снежных не знал о девчонке с таким могущественным даром. Может, семья тщательно скрывала ее таланты? А может, не догадывалась, что за потенциал сокрыт в девушке по имени Ливия Селланд.

   — Когда она очнется, я снова ее осмотрю, — заверил правителя Каэтан. — А с вами, ваше величество, я закончил. По крайней мере, до вечера. Перед сном мне бы хотелось снова на вас взглянуть.

   Кивнув, Хьяртан поднялся с кресла и направился к выходу из кабинета. Имелось еще кое-что, что не давало ему покоя — редчайшее инкрустированное слезами гротхэна украшение. Откуда столь дорогая драгоценность могла взяться в семье простого жителя Борга? Не просто дорогая — достойная королевы или по меньшей мере принцессы.

   Но обнаружилась она в руках у простой девчонки.

   Впрочем, простой девчонкой Ливия Селланд не была — это они уже успели понять.

   Хьяртан надеялся, что застанет свою… гостью отдохнувшей, полной сил, но реальность превзошла все ожидания. Девчонка мало того, что успела проснуться, она явно намеревалась покинуть Эрнхейм, даже не попрощавшись.

   Снежный столкнулся с ней на лестнице, по которой она едва не летела.

   — Далеко собрались, нэри? — спросил как можно благодушнее, но девушка почему-то вздрогнула и покачнулась. Пришлось обхватить ее за талию (исключительно ради того, чтобы не упала) и даже немного прижать к себе.

   Опять же для поддержания в нэри равновесия и для предупреждения возможных неприятных последствий.

   — Пустите и отойдите! — сверкнула зелеными глазами девчонка.

   Если бы еще и зубки показала, была бы один-в-один как кошка.

   — Ваше величество.

   Она непонимающе нахмурилась, и Хьяртану пришлось повторить:

   — Вы забыли добавить «ваше величество».

   Несколько секунд она смотрела ему в глаза, как будто пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно, а он продолжал удерживать ее за талию, не имея ни малейшего желания ее отпускать.

   — То есть… — Она прерывисто вздохнула. — Вы тот самый правитель, который меня похитил?

   — Насколько мне известно, в Драэре больше нет никаких других правителей, — заметил Хьяртан, мысленно задаваясь вопросом: почему она смотрит так, будто о нем не помнит.

   Придя в себя, девчонка снова сверкнула глазами:

   — При всем моем уважении, ваше величество, прошу отпустить меня немедленно!

   — Обещаете, что не будете падать?

   — Обещаю, что исчезну отсюда уже через минуту, если отойдете в сторону.

   Смелая. Отчаянная. Другая на ее месте была бы счастлива оказаться в Эрнхейме, в любой роли, а эта, даже толком не разобравшись, что к чему, рвется исчезнуть.

   Хьяртан скользнул по бледному личику взглядом, невольно задержавшись на чуть приоткрытых губах.

   Ларги! И почему ему снова хочется ее целовать?!

   — Боюсь, исчезнуть отсюда вы не сможете ни через минуту, ни через день, нэри, — совладав с невольным порывом, проговорил Снежный. — Но вам не стоит ни о чем беспокоиться. Ваша семья знает, что вы нужны здесь, в Эрнхейме. О вас не будут переживать.

   По идее, его слова должны были ее успокоить, но вместо этого она еще сильнее побледнела. А вот на щеках, наоборот, вспыхнул румянец. Не то злости, не то самой настоящей ярости.

   — А как насчет моего младшего брата, которого моя мачеха едва терпит? Думаете, он тоже не будет ни переживать, ни скучать? — Она сбросила его руки и вскинула взгляд. — Если я ваша пленница, тогда сажайте в клетку, а если нет, то пропустите. Мне нужно к брату, чтобы он не переживал.

   Хьяртан нахмурился, пытаясь понять, о каком брате идет речь. Заметив, что придворных у лестницы становится больше и все они с жадным вниманием следят за их разговором, схватил девушку за руку и коротко обронил:

   — Пойдем. — После чего потянул за собой наверх.

   — Но…

   Девчонка попыталась сбросить его руку, но он лишь сильнее сжал пальцы, увлекая за собой бунтарку. Еще не хватало выяснять отношения на глазах у всего двора.

   — Мне нужно к брату, — снова дернула локтем упрямица.

   — Тебе нужно успокоиться и наконец вспомнить, кто перед тобой.

   — Король, который меня украл?

   Снежный вдруг подумал, что идея с клеткой не так уж и плоха, а скорее, даже заманчива.

   Следом за ними, не отставая, шли стражники, получившие приказ приглядывать за гостьей. А надо было сказать, чтобы не выпускали! Но кто же знал, что она, едва открыв глаза, тут же надумает сбежать.

   Он отпустил ее, только доведя до гостевых покоев. Не успел разжать пальцы, как девчонка отскочила от него и стала демонстративно потирать запястье.

   Служанку, бледной тенью скользившую за ними, Хьяртан в комнаты не пустил. Велел дожидаться снаружи и, заперев двери, обернулся к девушке.

   — Зачем я вам? — Она уже успела переместиться в другой конец комнаты и встала, как будто заняв оборонительную позицию, за спинкой высокого кресла.

   — Все из-за твоей силы, Ливия. Солнечная магия спасла меня на руинах.

   — Спасла от чего? — Она смотрела на него настороженно и недоверчиво, напоминая маленького испуганного зверька, надеющегося спастись от зверя покрупнее, опасного и хищного.

   — Это пока что мне неизвестно, — ровно ответил Хьяртан, продолжая с интересом наблюдать за этим странным созданием.

   Вроде и боится, но говорит так, будто они равны. И взгляд не опускает. Ни одна придворная дама никогда себя так с ним не вела, лишний раз не решаясь даже смотреть в глаза, а эта…

   — И вот так вы отблагодарили меня за свое спасение.

   Ну и как тут не думать о клетке?

   — Так уж вышло, Ливия, что я продолжаю нуждаться в твоей силе. Нуждаться в тебе. Возможно, после вчерашнего ты мне больше не понадобишься, но я хотел бы, что ты была рядом. Пока точно не буду уверен, что ты мне больше не нужна.

   — Рядом… В качестве кого? — Щеки у нэри раскраснелись, от негодования и мыслей, что сейчас проносились в ее голове беспокойным вихрем.

   — В качестве моей гостьи.

   Она тряхнула волосами, упрямо поджала губы и с усмешкой поинтересовалась:

   — Кто я такая, чтобы гостить у вашего величества? — Еще и кулаки воинственно сжала, вызвав у Снежного невольную улыбку. — Благодарю за оказанную честь, но я продолжу настаивать на своей свободе. Мне нужно к брату и… спасать свою репутацию. Пока от нее хоть что-то осталось.

   Ринулась к дверям, он шагнул наперерез. Встал перед ней, борясь с желанием снова ее коснуться.

   — Я не смогу тебя отпустить. По крайней мере, не сейчас.

   — Если вам станет плохо, вы всегда можете прийти ко мне порталом. На чашку чая.

   Судя по усмешке, мелькнувшей на мягких губах, в мыслях она явно подумала о том, что чай этот будет с ядом.

   — А если с тобой что-нибудь случится? Здесь ты в безопасности, Ливия. Под моей защитой. Или тебе не к брату нужно, а к тому мальчишке, с которым я тебя застал?

   И при мысли о котором хотелось вернуться в город, чтобы вздернуть его на ближайшем флюгере или утопить в ближайшей сточной канаве.

   Несколько секунд она смотрела ему в глаза. В ее же глазах читались недоумение, смятение, страх.

   — Ты ничего не помнишь? — догадался Хьяртан и мысленно выругался.

   То ли он слишком увлекся ее силой и вчера позволил себе лишнего, то ли лишнего вчера позволил себе кое-кто другой.

   — Я… — растерянно пробормотала она и обхватила себя за плечи руками.

   — Расскажи о последнем, что помнишь, — потребовал он.

   — Помню праздник, гостей… Кажется, мне стало плохо, и я… отправилась к себе, — последние слова прозвучали не так уверенно. Девушка явно не догадывалась, что произошло между ней и тем малолетним подонком.

   Теперь уже Хьяртану захотелось сжать кулаки и ими же выбить дух из несостоявшегося насильника.

   — Я пришлю к тебе лекаря. Он поможет решить проблему с памятью. — С этими словами Снежный отстранился и направился к выходу.

   — Мой брат, Фабиан, он не может там оставаться! — бросилась за ним девушка.

   — Я заберу его.

   «Но сначала отправлю кое-кого к ларгам», — добавил про себя мужчина.

   — Я с вами!

   — Думаю, если сумел забрать тебя, то и твоего брата тоже смогу.

   — Нет, вы не понимаете! — Ливия схватила его за руку, но тут же, словно бы обжегшись, отдернула пальцы, а потом на выдохе заговорила: — Если за ним явитесь вы, а не я, он испугается. Он и так наверняка напуган и вряд ли вам поверит. Я не хочу, чтобы он думал, что его похищают. Не хочу, чтобы боялся. У нас уже было… — Она осеклась и с мольбой взглянула на Снежного, тихо, но упрямо сказав: — Мне нужно к брату. Пожалуйста…

   Несколько секунд потребовалось, чтобы принять решение. Ему ничего не стоит взять ее с собой — убежать все равно не сможет, а ребенка пугать не хотелось. Вдруг действительно не поверит и решит, что злые Снежные сначала украли его сестру, а теперь явились и за ним.

   — Хорошо, — кивнул Хьяртан и заметил, как Ливия облегченно выдохнула.

ГЛАВА 6

Ливия Селланд

   Надо отдать должное его великому снежному величеству — тянуть с исполнением обещания он не стал. Поразительно, как все здесь выстраивалось, подчиняясь его воле: мгновенно собрали отряд (без отряда, видимо, ходить было не по статусу), мгновенно открыли портал. Портал, к слову, открывал он, а я стояла рядом и думала только о Фабиане. Быстрее бы оказаться там…

   Быстрее, быстрее, быстрее!

   Я ничего не помнила после того, как села за стол, и это заставляло нервничать еще сильнее. Снежный хмурился, как будто в его голове бушевали бураны и метели, но, стоило нам выйти в Борге, у нашего дома, как мне стало не до него, не до метелей, буранов и всего остального. Я бросилась к крыльцу, оставив за спиной величество, его воинов и все остальное. Толкнула дверь, вспомнила, что ключа-то теперь у меня нет, и от души пнула массивную створку.

   — Дорота! Дорота, открывай! Это я, Лив!

   Но открыла мне, вопреки ожиданиям, вовсе не Дорота, а Арлетта. Увидела меня — и у нее чуть глаза на лоб не вылезли. Потом посмотрела за мое плечо и завопила:

   — Матушка! Матушка!

   Не дожидаясь появления «матушки», я оттолкнула сестрицу и вихрем влетела в дом. Рискуя снова запутаться в юбках и свернуть себе шею, бросилась наверх, промчалась по знакомому коридору к комнате брата.

   — Фабиан!.. — распахнула дверь и осеклась.

   Сердце с силой ударилось о ребра и провалилось куда-то в пятки: кровать Фабиана была пуста. Валялось на полу скинутое словно в спешке одеяло, на тумбочке — распахнутая, с помятыми страницами книжка. Но… этого же не может быть! Развернувшись, молнией метнулась назад, пролетела обратно тем же путем и чуть не врезалась в Стеллу, которая, краснея и бледнея под взглядом Снежного, что-то бормотала.

   — Где мой брат?! Где он?!

   Я вцепилась в мачеху, как никогда и ни в кого не вцеплялась, тряхнула так, что даже на массивной шее Стеллы голова качнулась, как бутон на стебле.

   — Так… э-э-э… плохо ему стало вчера. — Мачеха даже не пыталась сопротивляться, зыркая то на меня, то на Снежного, чей взгляд обещал не просто бураны и бури, а полную… вьюгу.

   Суровые лица окруживших нас воинов намекали на то, что я не так уже и не права, но меня сейчас волновал только Фабиан.

   — Плохо? Что значит плохо?!

   — После твоего ухода. — Стелла продолжая опасливо коситься на короля. — Истерика с ним случилась… пришлось лекаря звать. Он и забрал его с собой. Как же иначе-то… Совсем плохо мальчику стало. Ну я же для него все… как и для тебя, деточка. Да ты отпусти меня, отпусти!

   Продолжая лопотать, мачеха попыталась отцепить мои пальцы от себя, но я и сама уже ее отпустила. Развернулась к Снежному:

   — Нам нужно к лекарю!

   При мысли о том, что вчера пришлось пережить Фабиану, внутри стало холодно, по коже прошел мороз. Мы ведь никогда не разлучались с ним, особенно так, и что он вообще подумал? Что меня забрали, как маму, — навсегда? Или что я его бросила? Что тут вообще вчера произошло?!

   Усилием воли справившись с чувствами, шагнула было к двери, но путь мне решительно преградил один из воинов. Запечатал собой проход, а Снежный за моей спиной резко поинтересовался:

   — Где. Твой. Сын?

   — Уехал. Уехал же, ваше величество! Говорю… — Стелла прижала пышные руки к груди. — Путешествовать. Давно собирался, вот вчера после праздника и уехал…

   — Куда?

   Взгляд мачехи заметался, выдавая то, что она говорит неправду. Душан — и путешествовать? Да его любимыми путешествиями были походы с друзьями в винные магазины или на озеро, уток лупить из рогаток. В длину мой сводный братец может и вырос, а вот мозгами не очень, но плевать!

   — Ваше величество, — снова напомнила о себе. — Мой брат…

   Снежный повернулся ко мне. Наградил взглядом сверху вниз и произнес тем самым тоном, который гораздо больше ему подходил. Гораздо больше, чем тот, которым он говорил со мной там, на лестнице, в замке.

   — Никогда больше не смей меня перебивать.

   Перебивать? Перебивать, говоришь?

   Я снова резко развернулась, поймав завистливый взгляд Арлетты — она уже успела оценить и мой верхний наряд, и подол выглядывающего из-под плаща платья. Судя по сосредоточенности, пробивающейся через злобу и раздражение, сестрица мысленно подсчитывала примерную стоимость, как делала всегда, когда видела какие-то красивые наряды — чтобы потом сказать, что они выглядят дешево для своей стоимости.

   Воин по-прежнему стоял на моем пути, и я сделала вид, что покорно жду. Даже руки сложила, но стоило мужчине расслабиться, шустро рванула за дверь. Так шустро, что стражник, попытавшись меня схватить, схватил только воздух.

   Я же глотнула морозного, метнувшись в сторону конюшен — если Снежному интереснее выяснять, куда подевался Душан, пусть выясняет. А я к лекарю за Фабианом! Правда, до конюшен добежать не успела: снег под ногами неожиданно стал скользким, превратившись в ледяную дорожку, а вихрь, подхвативший меня, швырнул прямо в объятия его снежного величества. Судя по выражению лица, злющего, как сотня ларгов.

   — Еще раз выкинешь что-то подобное — будешь наказана, — сообщили мне таким тоном, что по коже прошел мороз отнюдь не от продувающего двор ледяного ветра. А после передо мной опять распахнулся портал. Последнее, что успела увидеть — это мачеху и Арлетту, высунувшихся во двор, и то краем глаза: воины мгновенно оттеснили их обратно в дом и двое выстроились у двери, как часовые.

   Дальше я даже пикнуть не успела, как оказалась у своих покоев. То есть не у своих, разумеется, у тех, в которые меня поселили в Эрнхейме.

   — Набегалась, — резко произнес величество и втолкнул меня в спальню, которую глаза бы мои не видели!

   — Вы… вы обещали!

   — Обещал, — вкрадчиво произнес он. — Но не учел того, что мне попалась совершенно дикая, невоспитанная девица, которая понятия не имеет, как себя вести в приличном обществе.

   Невоспитанная?

   Я?!

   — В приличном? И давно в приличном, — я выделила последнее слово, — обществе принято похищать женщин, чтобы использовать их в качестве… подпитки?

   — А в качестве кого, — произнес этот… Снежный, и черты его лица мгновенно преобразились, подчеркивая силу, которой он наделен, — ты бы хотела, чтобы тебя использовали?

   Черты-то чертами, ладно, но сейчас его радужку словно заволокла метель, и от этого становилось еще более страшно. Обострившиеся инстинкты вопили о том, что нужно бежать и как можно скорее, но я застыла. Мы с отцом в детстве ходили в лес, и если я что-то в свое время и усвоила, так это то, что бежать от зверя — значит, обрекать себя на верную смерть.

   В ту минуту, когда об этом подумала, Снежный шагнул ко мне и произнес, глядя прямо в глаза:

   — Не провоцируй меня, девочка. И никогда не ставь под сомнение мой авторитет.

   Какой-то ужасающе долгий миг он смотрел мне в глаза, а после развернулся, как мог бы развернуть порыв снежной пелены ледяной ветер.

   — Фабиан… — я рванулась за ним, но остановилась, когда Снежный вскинул руку.

   — Мои воины сейчас ищут твоего брата. Как только найдут — сообщат. К тебе придет целитель. — Ко мне он так и не повернулся, «говорящая спина» сейчас казалась выточенной из камня или изо льда. — Потрудись вести себя достойно, — выдали мне последнее напутствие.

   После чего оглушительно хлопнула дверь.

   Я бросилась к ней, дернула на себя, но, разумеется, тщетно. Глупо было бы думать, что после всего меня просто оставят и не запрут в четырех стенах, но вот сейчас почему-то стало по-детски обидно. Говорят же, что у Снежных нет чувств, и сейчас я убедилась в этом на собственном опыте. Неужели он не понимает, что Фабиан там совсем один? Напуганный маленький мальчик, который считает, что лишился сестры!

   И Стелла… вот же ларгова баба! Наверняка решила, что меня забрали с концами, что я исчезла, как моя мать, и поспешила избавиться от Фабиана. Ни на секундочку ей не поверила, что она отправила его к лекарю — за лекаря ведь надо платить! Я помнила, сколько раз она отказывалась приглашать к нам хотя бы травника, когда Фабиан простывал или когда я умудрилась застудиться и провалялась неделю в горячке. Тогда за мной ухаживала Дорота, но лекарь так и не появился.

   «Мои воины сейчас ищут твоего брата. Как только найдут — сообщат».

   Вот и что я должна думать?!

   Стянув верхнюю одежду, сложила ее на одно из кресел у камина, во второе опустилась сама. Протянула руки к теплу, как если бы оно могло согреть мое сердце. Нет, я не думала, что Снежный обманет: если он уже отправил воинов на поиски Фабиана, значит, его найдут, но где? И… в каком состоянии?

   Прикрыла глаза, заставила себя сделать несколько глубоких вдохов. Хватит нагнетать, Лив. Стелла, конечно, мерзкая, но она безумно переживает за то, что скажут люди. Ничего плохого она бы Фабиану не сделала. Такого, что могло бы ему навредить…

   Но тогда где же он?

   Закусив губу, смотрела на пляшущее в камине пламя, облизывающее камень, когда за моей спиной скрипнула дверь. Неожиданно настолько, что я подскочила и обернулась, встретившись взглядом с мужчиной: высоким, широкоплечим, конечно, не настолько, как снежное величество, но все же. Густые волосы чуть вились, в густой русой бороде терялся подаренный возрастом иней.

   — Доброго дня, нэри. Меня зовут Каэтан, я личный целитель его величества Хьяртана-Киллиана Эртхарда. К вашим услугам.

   Личный лекарь?!

   — Добрый день, — я поднялась. — Можете называть меня Ливия, Каэтан.

   — Приятно познакомиться, Ливия.

   В отличие от Снежного и его воинов, а еще от перепуганной служанки, которая глаз поднять не смела, целитель выглядел как костер, разведенный посреди заснеженного леса. Наверное, так и должно быть: поговаривали, что их сила настолько светлая, что благодаря исцелению все, кто занимается этим волшебством, становятся гораздо ближе к Богине-матери, чем сестры и братья Великой Обители. Сейчас я испытала это на себе — от мужчины веяло уверенностью, силой, а еще теплом. Ему хотелось довериться, и я первым делом подумала о том, что он мог бы сделать для Фабиана… Подумала, чуть не спросила об этом, но вовремя прикусила язык.

   Уверена, что, когда Фабиана найдут, он не оставит его в беде.

   Вот только понять бы, кого я имела в виду, когда мысленно произнесла «он».

   — Взаимно, — тепло отозвалась я, и целитель улыбнулся, но тут же снова стал серьезным:

   — Что у вас случилось?

   — Я… — Немного замешкалась, потом все-таки произнесла: — Моя проблема заключается в том, что я ничего не помню со вчерашнего вечера. То есть мои воспоминания заканчиваются примерно на том, что я села за стол… Еще чуть-чуть помню, как общалась с гостями, а потом все исчезает. Я даже не знаю, как здесь оказалась, хотя раньше никогда провалами в памяти не страдала.

   Вот теперь Каэтан нахмурился. Нахмурился, поставил свой саквояж, который держал в руках, на столик между креслами и произнес:

   — Присядьте, пожалуйста. Я хочу кое-что проверить.

   Я опустилась в кресло, невольно вцепившись в подлокотники. С такой силой, что нагретые огнем камина узоры врезались мне в ладони.

   — Не бойтесь, — заметив мое напряжение, произнес Каэтан. — Я не причиню вам вреда.

   — Я не боюсь… — покачала головой. — Точнее, боюсь, но не вас. Почему-то мне кажется, что то, что моя память от меня скрыла, не будет приятным.

   Целитель вздохнул, наклоняясь ко мне:

   — Знать правду всегда лучше, Ливия. В любом случае, сейчас я память вам не верну, я просто проверю одну теорию, и тогда уже мы с вами решим, как быть дальше. Хорошо?

   — Хорошо, — я кивнула.

   Поразительно, но к этому мужчине я с каждой минутой проникалась все большим доверием, поэтому, когда он поднес руки к моим вискам, не отпрянула. Напротив, расслабилась и увидела, как на ладонях Каэтана замерцали бледно-голубые искры. Он прикрыл глаза, прошептал что-то, и искры снежинками осели мне на виски. Кожу закололо, как от настоящих холодных крупиц, а потом неожиданно стало очень тепло. Тепло растеклось по всему телу, словно достигло самого сердца, и в ту же минуту Каэтан вздохнул — как мне показалось, облегченно, а потом поднялся.

   Дымка магии рядом со мной развеялась, и целитель произнес:

   — Что ж, у меня две новости, Ливия. Начнем с хорошей — с вами в целом все отлично, вы полны сил и чувствуете себя замечательно. Но, думаю, вы это и без меня заметили.

   Тут он был прав. Не считая тревоги за Фабиана, я сегодня отлично выспалась — кажется, впервые за долгое время, как бывало только в детстве, когда были живы и мама, и отец.

   — Ну а вторая похуже. Вчера за ужином вас, судя по всему, опоили, добавили в еду очень опасное вещество. Это зелье запрещено и, кто бы его ни сделал, а уж тем более кто бы ни применил, преступник заслуживает наказания, — ноздри Каэтана раздулись, выдавая его отношение к тому, о чем он говорил. Меня коснулись даже нотки его ярости, которые совершенно не вязались с образом этого светлого человека. — Оно подавляет волю, лишает возможности сопротивляться, а впоследствии выжигает из памяти все произошедшее, чтобы человек — в данном случае вы, не могли бы ничего вспомнить. К счастью, все поправимо.

   Он раскрыл саквояж и начал выставлять на стол многочисленные склянки.

   — Сейчас я создам для вас зелье, которое вернет вам память. Принимать его нужно будет постепенно, по капле в день, и память тоже будет возвращаться постепенно.

   — А все сразу нельзя? — уточнила я.

   Каэтан покачал головой.

   — Нет. В ваш разум уже и так было серьезное вмешательство, мгновенное восстановление памяти может навредить. Не переживайте, Ливия, за неделю, может быть, чуть раньше — все зависит от ваших сил и скорости восстановления организма, — вы все вспомните.

   Я кивнула, и больше не задавала вопросов. Не отвлекала целителя от работы, пока он смешивал какие-то порошки, жидкости — порой загадочно мерцающие в совсем крошечной бутылочке, шептал заклинания, и, наконец, вручил бутылочку мне. Так же достал из саквояжа запечатанную в бумагу ложечку.

   — Можете приступать. Первый раз попробуете при мне, чтобы я мог отследить ваше состояние.

   Я распечатала ложечку и капнула, как и было сказано, одну каплю. Осторожно поднесла к губам. Ожидала противной лекарственной горечи или чего-то еще похуже, но зелье оказалось сладковатым, с легким цветочно-травяным вкусом. Мгновение ничего не происходило, а потом перед глазами вспышкой родилось первое воспоминание: застолье, пьяные гости распаляются в обсуждении Снежных, а Душан масляным взглядом скользит по моему лицу и губам.

   Моргнула — и воспоминание развеялось, а Каэтан удовлетворенно кивнул.

   — Хорошо. Вижу, что начало положено. Не пугайтесь, Ливия, воспоминания будут приходить неожиданно, не только когда вы принимаете капли. Кстати, вот, — он протянул мне крышечку. — Будет лучше закрыть.

   Запечатав бутылочку, он принялся собираться, а я, поднявшись, выдохнула:

   — Спасибо!

   — Да не за что, нэри. Это моя работа. Или, — мужчина улыбнулся, — скорее, мое призвание.

   Я закусила губу:

   — Скажите, можно ли исцелить того, кто не может ходить?

   Мужчина снова нахмурился, оглядел меня с головы до ног.

   — Кто-то из ваших близких…

   — Да, мой брат. У него… он сломал позвоночник. В детстве, когда катался с горки, и… — я глубоко вздохнула. Говорить об этом было сложно и непривычно, особенно когда столько лет надеялась, искала способы, и вот теперь передо мной стоял самый настоящий целитель, сильнейший маг! — Это случилось несколько лет назад. У меня не было средств, чтобы оплатить его лечение, но если вы…

   Ошейник! Это воспоминание обожгло посильнее, чем могло бы обжечь пламя, вздумай я сунуть руку в камин. У меня же под подушкой остался ошейник, я могу оплатить лечение Фабиана! Надо только его забрать… если его еще никто не забрал. Мысль прокатилась по телу холодом, но я немедленно ее отогнала. В моей комнате для мачехи нет ничего интересного, а убираться в ней наверняка будет Дорота. Если Дорота найдет ошейник, она уж точно не станет говорить о нем Стелле, скорее, припрячет для Фабиана.

   — Если бы вы взялись, я бы оплатила лечение! — Счастливая, я прижала руки к груди, глядя Каэтану в глаза.

   Лекарь покачал головой:

   — Ливия, здесь все оплачивает его величество. — Он поднял руку, не позволяя мне возразить. — Это первое. А второе — мне нужно увидеть вашего брата, провести обследование, чтобы понять, что я могу сделать.

   — Но ведь такое возможно? Вы могли бы его исцелить?!

   — Я никогда не даю ответов, не оценив пациента. — Каэтан покачал головой. — Но я могу сказать в общем. Любая, даже самая серьезная травма поддается исцелению, если она не была закреплена магией. Поэтому предварительно — да. Я смогу помочь вашему брату.

   Да… Да!

   На глаза невольно навернулись слезы, которые я спрятала за улыбкой.

   — Спасибо… — выдохнула взволнованно. — Спасибо! Вы только что сделали меня самой счастливой на свете!

   Лекарь улыбнулся в густую бороду и захлопнул саквояж.

   — Рад был познакомиться, Ливия. И сделать вас счастливой, несомненно.

   Когда за ним закрылась дверь, я не закричала только потому, что побоялась его напугать. Зато запрыгала по комнате, как сумасшедшая, кружась в понятном только мне танце, хлопая в ладоши и улыбаясь так, что по ощущениям уголки губ растянулись до ушей.

   Да, да, да!

   Все было не зря! Фабиана можно спасти! Осталось его только найти, а потом…

   Я упала на кровать, поверх покрывала, раскинув руки и слушая свое сумасшедшее сердце. А оно определенно сумасшедшее, потому что колотится счастливо и безумно даже несмотря на то, что я в замке у Снежных в Эрнхейме.

   Да и ларги бы с ними!

   Главное — мой брат снова будет ходить.

   Я прикрыла глаза, а открыла их от того, что скрипнула дверь. Ойкнула и подскочила на постели: вошедший светловолосый мужчина был статен и красив, но какой-то жестокой, отталкивающей красотой. Не нужно было обладать выдающимися умственными способностями, чтобы узнать в нем Снежного. Его выдавала и манера держаться, и холод, источаемый им, и выражение лица: на меня он смотрел как на нечто крайне ничтожное, но… забавное.

   — Кто вы? — спросила я, но меня не удостоили ответом.

   Я хотела подняться, но не успела: короткое движение, как порыв зимнего ветра и нахлест снега — и вот он уже стоит рядом со мной, опираясь ладонями о кровать по обе стороны от меня.

   — Любопытно, — произнес он. — У моего братца определенно странный вкус, но…

   Жесткая ладонь рывком легла мне на затылок, а потом с настойчивой силой впечатала мой рот в тонкие надменные губы.

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   Оставив бунтарку в замке, Хьяртан сразу вернулся в Борг. В душе клокотала злость, и сложно было понять, на кого злился больше: на строптивую девчонку, которая не умела слушать и слышать (с повиновением, к слову, тоже имелись сложности) или на ее странную семейку. В то, что норра Селланд отправила мальчишку к лекарю, его величеству мало верилось.

   — Где он? — оказавшись в прогретой, даже чересчур, гостиной, сразу приступил он к допросу.

   — Кто, ваше величество? — явно решила прикинуться идиоткой хозяйка дома. Она сидела в кресле возле камина, в котором ярилось пламя, и при этом лихорадочно обмахивалась веером, старательно делая вид, что в любой момент может потерять сознание.

   — Ваш пасынок, — из последних сил давя в себе раздражение, ответил Снежный.

   — У лекаря он, — продолжая бледнеть, сказала Стелла и, захлопнув веер, судорожно сжала тонкие из слоновой кости пластины.

   Хьяртан заметил, как дрогнули ее пальцы, и решил, что хватит любезничать и терять понапрасну время.

   — Норра Селланд, — он шагнул ближе.

   Несколько секунд она молчала, глядя на него большими, расширившимися от ужаса глазами, а потом вскочила. Хьяртан уж было решил, что и эта тоже предпримет отчаянную попытку сбежать (мало ли, вдруг это у них семейное), но вместо побега обманщица бросилась ему в ноги.

   Упав на пол, прорыдала:

   — Простите меня глупую, ваше величество! Каюсь я… каюсь! Испугалась, что Лив… наша славная, драгоценная Лив не вернется, как когда-то не вернулась ее мать, и… — Она судорожно вздохнула. — Когда Ливия исчезла, мальчик очень сильно кричал, ревел… был вне себя! Казалось, он обезумел. Мы сильно испугались, и я… я…

   — Отвечайте скорее! — Не выдержав, Хьяртан схватил ее за плечи, заставляя подняться, и встряхнул посильнее, надеясь наконец добиться правды. — Где. Он?

   — В… в… Башне безумных, — наконец выдохнула вдова и зажмурилась, словно опасаясь удара.

   И наверное, правильно, что опасалась. В тот момент Хьяртану нестерпимо захотелось не просто ее встряхнуть, а сделать так, чтобы ее гнилое сердце заледенело. Впрочем, оно и так было ледяным, иначе бы не отправила пасынка в лечебницу для душевнобольных.

   — Он — напуганный ребенок, а не сумасшедший. — Снежный отпустил вдову, брезгуя даже ее касаться.

   — Вы его просто вчера не видели и…

   — Где ваш сын?

   Не ожидавшая столь внезапной смены темы разговора, женщина вздрогнула. Сглотнула и чуть слышно пробормотала, стараясь не смотреть на Хьяртана:

   — Как уже говорила, мой сын отправился путешествовать. Сразу после Дня появления…

   — И это тоже было ложью. Я хочу знать, где прячется ваш наследник? — Последнее слово Хьяртан пренебрежительно выплюнул.

   Молчание длилось несколько секунд, а после вдова Селланд, подняв на него взгляд, тихо повторила:

   — Он отправился путешествовать.

   Снежный почувствовал, как по венам начинает струиться сила. Сжал пальцы в кулаки, не давая потокам холода прорваться наружу и уничтожить бессердечную, лживую ведьму.

   — Что ж, тогда за грехи вашего сына придется отвечать вашей дочери. Пока мы не найдем его. — Он перевел взгляд на одного из стражников. — Нэри отправится с нами.

   Воин тут же ринулся к испуганно пискнувшей девице, схватил ее за локоть и повел к выходу из гостиной.

   — Мама… Мамочка! — взвизгнула та.

   Но вдова, на удивление, продолжала молчать. Стояла прямая, напряженная, словно вздернутая на дыбе преступница, коей она, по всей видимости, и являлась.

   — Уходим! — приказал Хьяртан, надеясь, что материнское сердце все-таки не выдержит рыданий дочери, но Селланд оставалась неподвижной.

   — У Берта он! — Девица сдалась первой. — Еще вчера к нему поехал… Это его друг… Губерт Лех… Живет в доме возле ратуши!

   Хьяртан кивнул, и стражник отпустил девушку. Та тут вжалась в стену, затряслась мелко, давясь слезами. Вдова же побледнела, тяжело опустилась в кресло. Что было дальше, Хьяртан не знал, да это ему было и неинтересно. Выйдя из дома, протравленного ядом лжи, он глубоко вдохнул свежий, морозный воздух, чувствуя, понимая, что там он просто задыхался.

   Несмотря на почти затмевающее разум желание отправиться в дом возле ратуши и лично выволочь оттуда недонасильника, он отправил за ним своих солдат.

   Сам же бросился в Башню безумцев, ругая себя за то, что не удосужился узнать о мальчике раньше. Вчера, когда забирал ее…

   Тогда бы сейчас с ним все было хорошо.

   Лечебница для душевнобольных представляла собой высокое округлое здание с узкими наподобие бойниц зарешеченными окнами и изрезанными трещинами стенами. Наверное, выше в Борге была только ратуша, даже храм Богини-матери, усыпанный, как шипами, башнями и башенками, казался по сравнению с этим монолитом не таким впечатляющим и внушительным. Сюда, в этот маленький городишко со столь мрачной достопримечательностью, свозили сумасшедших со всего северного края.

   Хьяртан помнил, как мать, посвящавшая немало сил и времени благотворительности, разъезжала по приютам и лечебницам, не обходя вниманием и Башню безумцев в Борге. Однажды, еще будучи мальчишкой, он напросился проводить ее, а после несколько ночей просыпался в холодном поту, мучимый кошмарами. Память до сих пор хранила воспоминания об узких коридорах, пронизанных тьмой, сыростью, болью, о мрачных клетках-кельях, ставших последним приютом для несчастных с искалеченным разумом.

   Ребенку там делать нечего.

   Возле единственного входа в башню Хьяртан заметил женщину в старом изношенном плаще и накинутом на голову сером платке.

   — Да откройте же! Откройте!!! Чтоб вас гротхэны побрали… — Было видно, что это не первая ее попытка пробраться в лечебницу. — Откройте! Иначе я…

   — Отойдите. — Хьяртан осторожно подвинул женщину, своей широкой фигурой загородившую ему доступ в Башню.

   Впрочем, в этом не было необходимости. Только услышав его голос, незнакомка испуганно отскочила. По глазам было видно, что она узнала в нем правителя, вот только почему-то не спешила выражать почтение и кланяться.

   — Вы… — только и сумела выдавить, опуская взгляд, но тут же, воинственно вскинув голову, воскликнула: — Это вы забрали мою девочку! Что… что вы с ней сделали?!

   «Не город, а ларг знает что», — подумал Хьяртан. Одни лгут ему прямо в глаза, другие набрасываются с упреками, забывая, кто он.

   — Если вы о Ливии, то с ней все хорошо, — ровно ответил его величество и опустил кулак на толстую, затянутую пластами железа дверь.

   Под ударами Снежного створка затрещала и, наверное, прибавь он силы, разлетелась бы в щепки.

   — Ей не может быть хорошо, когда ее брат… — Незнакомка придушенно всхлипнула.

   Изнутри послышался топот шагов и наконец дверь распахнулась.

   — Ну что такое?! Я же сказал… — Под взглядом Снежного охранник, коренастый детина с пунцовыми от обильных возлияний щеками, осекся. Попятился в полумрак, в смятении глядя на неожиданного посетителя.

   — К вам вчера привезли мальчика. Где он?

   — В… второй этаж, светлейший норд, — кланяясь, проговорил охранник. — Третья дверь налево от лестницы. Мы не стали ее запирать…

   Судя по обращению, короля он не признал, но хотя бы хватило ума понять, что Снежному не стоит преграждать дорогу.

   Незнакомка увязалась следом, но не сумела за ним поспеть. Взбежав по лестнице, стараясь не обращать внимания на доносившиеся из-за дверей стоны, смех, шепот, Хьяртан сразу отыскал нужную. Удивился, что действительно не заперта, и, не теряя времени, прошел в комнату.

   Мальчик полулежал на кровати. Не спал, не читал (читать ему здесь было нечего). Просто безучастно смотрел на стену напротив, и от этого взгляда у Хьяртана мороз пробежал по коже.

   При виде Снежного он встрепенулся. Тонкие пальцы сжали старое, все в заплатах одеяло, а в глазах, таких же зеленых, как у Ливии, мелькнула ненависть. Настолько сильная, всепоглощающая, что даже удивительно, как не набросился на него с кулаками.

   Но он этого не сделал, лишь продолжал сжимать до побелевших костяшек покрывало.

   — Поднимайся, — тихо проговорил Снежный. — Я отведу тебя к сестре. — Заметив, как меняется выражение его лица, поспешил добавить: — С ней все хорошо.

   Ринулся было к выходу, но мальчишка, вместо того чтобы вскочить, продолжал лежать.

   — Послушай, — Снежный обернулся, — я не причиню тебе вреда. В Эрнхейме тебе точно будет лучше, чем здесь.

   — В королевском дворце? — Ярость в глазах ребенка сменилась удивлением.

   Хьяртан кивнул, взглядом указал на выход и услышал раздавшийся за спиной тихий голос незнакомки:

   — Он не может ходить. Вам придется его нести. — Несмотря на пышные формы, ей удалось просочиться в щель между дверью и Снежным. Бросившись к кровати, она крепко обняла мальчика. — Я со вчерашнего дня пыталась сюда пробиться! Я бы тебя не бросила. Я… — слова смешались с рыданиями, которые незнакомка больше не могла в себе держать.

   Только тут Снежный заметил, что, когда ребенок обнял женщину, ноги его остались неподвижны. Мелькнула мысль вернуться к норре Селланд и превратить ее в снежную пыль, за то, что отправила не просто ребенка… беспомощного(!) ребенка в приют для сумасшедших, но…

   Но наказание для бессердечной дряни будет другое.

   — Кем вы приходитесь нэри Селланд и ее брату? — спросил Хьяртан, видя, как крепко обнимает ее мальчик, как боится ее отпустить.

   — Я уже много лет работаю кухаркой в доме Селландов, ваше величество, — с трудом заставив себя отстраниться, ответила женщина. — Точнее, работала… После того, что случилось вчера, больше не могла там оставаться.

   Хьяртан приблизился к кровати, взял мальчика на руки. Тот побледнел, напрягся, глядя на него так, словно оказался в когтистых лапах гротхэна. Хьяртан перевел взгляд на кухарку.

   — У вас в Борге семья?

   — Они — моя семья, — тихо ответила она.

   — Значит, вы не откажете проводить его в Эрнхейм?

   Она радостно заулыбалась, и Хьяртан услышал, как мальчишка облегченно выдохнул.

   — Буду счастлива, ваше величество! Спасибо…

   Тут уж она вспомнила, что задолжала своему королю дань почтения, и низко поклонилась, а мальчик, бросив на кровать взгляд, зажмурился. Так и не открывал глаза, пока шли по коридору, пока спускались. Лишь когда ветер швырнул ему в лицо горсть колючих снежинок, позволил себе оглядеться и, не сдержавшись, улыбнулся.

   — Думал, навсегда там останусь, — признался тихо.

   — Как тебя зовут?

   — Фабиан… ваше величество.

   — Прежде чем перенестись в Эрнхейм, мы заглянем в одно место, Фабиан, а потом ты увидишься с сестрой.

   — Перенестись? — глаза у мальчика округлились.

   — Это не страшно.

   — А я и не боюсь! — храбро выпалил он. — Я… я только за сестру переживаю.

   — С ней все в порядке, — повторил Хьяртан и открыл завертевшийся вьюгой портал к ратуше.

   А точнее, к одной из улиц, что лучами расходились от главной и единственной площади Борга. Вовремя, чтобы столкнуться с воинами, волочащими под руки упирающегося слизняка.

   Прибить бы на месте, да только… Слишком быстрое наказание и для него, и для змеи, подарившей ему жизнь.

   — Вовремя поймали, — отчитался один из солдат. — Собирался уезжать, как и утверждала его мать.

   — Возвращаемся в Эрнхейм! — Несколько раз уничтожив ублюдка в мыслях, Хьяртан создал очередной портал.

   Перед глазами на мгновение потемнело, голова закружилась. Появилось чувство, будто на шею накинули удавку, выдавливая из него всю силу, всю магию. Снежный поспешил передать ребенка одному из солдат и, покачнувшись, первым шагнул в портал.

   На языке вертелся один-единственный вопрос: «Что за ларг?!»

ГЛАВА 7

Ливия Селланд

   От неожиданности я задохнулась, а потом яростно уперлась ладонями в грудь мужчины, пытаясь его оттолкнуть. Куда там! Моей силы хватило только на то, чтобы не врезаться в него всем телом, поставив хрупкую преграду ладоней между ним и мной. Чувство было такое, что все силы разом меня покинули, от этого поцелуя — горького, словно выпивающего мое дыхание, — в меня будто хлынул лед.

   Я уже целовалась со Снежным, и таких кошмарных чувств это не вызывало, больше того, тогда мне даже хотелось продлить полный властной силы поцелуй…

   Как ни странно, именно эта мысль щелкнула меня огненным хлыстом. О чем вообще думаю?! Понимая, что у меня кружится голова, сделала единственное, на что оставались силы: вцепилась зубами в губы пытающегося пить мое дыхание (или меня?) Снежного. От неожиданности он отпрянул, поцелуй прервался, и силы разом ко мне вернулись, а потом в руки словно вложили два огненных тарана.

   Миг — и мужчину потоками огня отшвырнуло к противоположной стене. С хрустом надломилось не выдержавшее такого обращения зеркало, рухнуло вместе с рамой и разлетелось осколками, щедро осыпав сапоги блондина и пол стеклянной крошкой. От неожиданности я замерла, и он тоже. Вскинув голову, Снежный смотрел на меня так, словно не мог поверить в то, что здесь только что произошло.

   Я и сама не могла: мне случалось слегка подпалить Душана, но то, что произошло сейчас… отшвырнуть мужчину выше и сильнее меня, с военной выправкой, да еще как! В комнате до сих пор клубился дым, напоминая о сорвавшемся с моих ладоней огне и его мощи. Как… что…

   Блондин пришел в себя первым: ноздри его раздулись, глаза сверкнули яростью. Льдисто-голубые, холодные, сейчас они словно изнутри покрывались инеем, наполняясь силой Снежного.

   — Да как ты посмела? — процедил он. Голос его дрожал, как пропитанный долгими морозами воздух в лучах солнца и грозил вот-вот разлететься осколками, как несчастное зеркало. И кто там теперь согласно примете будет несчастный: тот, кто разбил его собственной задницей… простите, спиной, или я, которая разбила его им?

   — Не приближайтесь! — выставила вперед руки. — Или…

   — Или — что? — ярости в его голосе стало больше. — Что ты сделаешь, нищенка? Девица, которую мой брат притащил непонятно откуда непонятно зачем. Того, что здесь произошло уже достаточно, чтобы тебя казнили за нападение на брата короля!

   — Я не…

   — За нападение на брата короля, — кажется, ему удавалось понемногу совладать со своей злобой, и теперь он шагнул ко мне. Хрустнули под подошвами сапог осколки, — полагается не просто смертная казнь, но еще и смертная казнь всех близких родственников. Как у тебя насчет близких родственников, девочка?

   От подобной угрозы внутри похолодело, как от его поцелуя. Казалось, все то, что прекратилось, ушло вместе с напором его губ, сейчас вернулось — проникающий в мои легкие холод, мешающий сделать вдох.

   — Я не нападала на вас. Я защищалась! — воскликнула, отступая от него.

   — Неужели? И кто тебе поверит? Точнее, так… поверят тебе или мне? — Вот теперь в холодных глазах заискрилось торжество.

   — Его величество, — решительно сказала я. — Его величество поверит мне.

   Он остановился, словно на стену титула брата наткнулся. Посмотрел на меня с такой ненавистью, что мне стало не по себе, а потом выплюнул:

   — Его величество, значит. И давно вы знакомы? С чего ты вообще взяла, что ему есть до тебя дело? То, что ты здесь, означает только одно: ты ему зачем-то нужна. У вас есть какой-то секрет, что-то между вами двумя, но, когда этот секрет перестанет быть важным… — Снежный усмехнулся. — Как думаешь, что станет с тобой тогда? Мой брат не из тех, кто позволит девице, знающей его тайну, свободно разгуливать по миру. Так что в лучшем случае потом тебя ждет Обитель сестер Богини-матери, а в худшем… — Он сделал многозначительную паузу, а после продолжил: — Я мог бы помочь. При условии, что ты мне все расскажешь. И даже забыть о том, что произошло между нами — возможно. Если ты хорошо попросишь.

   Ощущения от него были как от недавно залитой горки: не просто скользкое, но еще липкое и мокрое. Как любила заявить Дорота, с такими связываться — как описаться на морозе. Сначала вроде горячо, а вот спустя пару минут…

   — Уходите, — сказала я. — Уходите, и тогда я забуду о том, что здесь произошло.

   Блондин улыбнулся. Недобро так. Сейчас он стоял в шаге от меня, и мне стоило немалых усилий остаться на месте. Не бежать, Ливия, не бежать!

   — Ты мне угрожаешь, девчонка? Мне? Брату короля?

   Я сложила руки на груди:

   — Может, я и не королевских кровей, но, как вы правильно сказали, я нужна вашему брату. И пока я ему нужна — а сейчас это именно так, вам лучше оставить меня в покое и не приближаться. Потому что его величество именно он, а вы — всего лишь его брат.

   Радужку в его глазах затянул иней, а в следующий момент резким ударом в грудь меня швырнуло на постель поверх покрывал.

   — Ты пожалеешь, — как змея прошипел Снежный. Глаза его полыхнули таким бешенством, что мне стало по-настоящему страшно.

   От резкого удара двери о стену я дернулась и подскочила, разъяренный блондин обернулся… чтобы встретиться взглядом с не менее разъяренным братом, который очень спокойно и очень холодно спросил:

   — Что. Здесь. Происходит?

   Хотела бы я это знать! А еще почему ко мне, как к себе домой, заходят все кому не лень! Ладно, личный целитель его величества не считается, он мне очень понравился, но этот… с позволения сказать, брат его величества — нет! И если я тут гостья, то почему мое личное пространство нарушается столь грубым образом?

   Все эти мысли промелькнули в голове за секунду или того меньше, а в следующий момент я уже услышала:

   — А ты как думаешь, брат? Я зашел познакомиться с твоей чудесной спасительницей, ну и… несколько не ожидал такой прыти. Кажется, девица истосковалась по настоящим мужчинам в своей деревне, а я, каюсь, не устоял. Да и кто бы устоял, — он хмыкнул. — Мы даже зеркало расколотили в порыве страсти.

   Что?

   — Что вы несете…

   — Молчать, — это относилось ко мне.

   Его величество не изменился в лице, но в комнате стало еще холоднее, чем до этого.

   — Я не помню, чтобы разрешал навещать мою гостью, Дойнарт, — ко мне повернулись спиной. — Тот факт, что ты мой брат, не дает тебе права…

   — Брать твои игрушки. Знаю, знаю… Но я и не собирался, просто слишком уж нэри попалась темпераментная, не сразу сориентировался. А когда опомнился…

   — Он лжет! — Негодование вспыхнуло во мне подобно огненной силе, с которой я оттолкнула мерзавца после поцелуя. Случись ему обрести форму, блондина бы вышвырнуло из комнаты, проломив им стену.

   Завораживающее было бы зрелище.

   — Я, кажется, приказал тебе молчать. — Его снежное величество повернулся ко мне.

   Его скулы обозначились резче, лицо стало хищным. И жестким.

   — Я не собираюсь молчать! Ваш брат, он…

   — Хьярт, не думай, что мы бы зашли далеко. Она больше кокетничает и, видимо, просто привыкла к такому вот поведению среди своих деревенщин.

   — Вон.

   Это прозвучало холодно, хлестко и резко, как удар снежной плети.

   С лица блондина мигом слетела всякая напыщенность и весь гонор, глаза засверкали, как кристаллы льда.

   — Я понимаю, что ты расстроен, но так общаться со мной из-за этой девки…

   — Пошел вон, Дойн. Это приказ.

   Мужчина изменился в лице, на миг показалось, что он сейчас бросится на брата или обрушит на него всю силу своей магии, но вместо этого лишь склонил голову.

   — Слушаюсь, ваше величество, — процедил, будто выплюнул. И вышел.

   Я не успела облегченно вздохнуть, потому что лицо Снежного сейчас напоминало маску. Не успела ни слова произнести, как он уже шагнул ко мне, оказавшись рядом. Возвышаясь надо мной на полторы головы, он возвышался еще и морально: его взгляд давил с такой силой, что я невольно обхватила себя руками.

   — Я не знаю, как ты привыкла жить до этого дня, Ливия, — его слова сыпались острыми осколками, напоминая о том, что случилось с зеркалом, — но пока ты моя, — он сделал акцент на этом слове, — гостья, ты будешь вести себя соответственно. Других мужчин рядом с тобой я не потерплю ни под каким видом, и то, что сегодня я проявляю для тебя снисхождение, так это исключительно потому, что ты росла и воспитывалась в соответствующих условиях.

   Почему-то вспомнились папа с мамой. Родные, самые близкие люди, которые учили меня и читать, и писать. Совсем крохе объяснили мне простейшие правила поведения, и невоспитанной меня считали разве что Стелла, когда я отстаивала перед ней свое мнение, да еще вот это вот… снежно-колючее величество, которое смотрело на меня сверху вниз, как на нелепое недоразумение.

   — Это вы сейчас так изящно назвали меня деревенщиной? — спокойно спросила я. — Что ж, в таком случае у вашего брата больше смелости. Он хотя бы не стесняется называть все своими именами и не прячет обидные слова под вуальками дипломатических изысков.

   Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. В глазах его величества клубились вьюги, снега и морозы, но я не отводила взгляда. Не с чего мне было его отводить, потому что я к этому Снежному в гости не навязывалась, а его брата вообще бы видеть не видела, если бы он не заявился в мои покои.

   — Да, — изрек его величество, наконец. — Над твоими манерами явно придется поработать. Тебя не учили склонять голову и опускать взгляд перед твоим правителем?

   — Меня учили не склонять голову, если я права, — ответила я. — И не признавать то, что пытаются мне навязать, если такого не было. Ваш брат пришел после того, как меня осмотрел ваш целитель, Каэтан, за что я вам искренне благодарна. Пришел и решил проверить, как работают мои поцелуи, по всей видимости. Мне это не понравилось, и я его оттолкнула.

   — А зеркало, видимо, от смущения разбилось само, — хмыкнул мужчина.

   Надо же, у нас даже чувство юмора есть!

   — Нет, оно не выдержало встречи с вашим братом. Он крупный мужчина, и с питанием во дворце все в порядке, насколько я понимаю.

   О том, что произошло с моей силой, каким мощным огнем она полыхнула во мне, я предпочла не рассказывать. Вряд ли эта та информация, которую стоит вот так сообщать Снежному, учитывая, как солнечная магия на них действует. Ну и к тому же, прежде чем что-то кому-то сообщать в принципе, с этим стоит разобраться самой. Интересно, в Эрнхейме большая библиотека? И как туда попасть?

   — Я тебя предупредил, Ливия, — коротко напомнил его величество, и сразу стало ясно: не поверил.

   Подавив непонятно откуда взявшуюся обиду, я обхватила себя руками. Именно от этого почему-то стало невыносимо зябко, от этого, а не от холодов за окном и не от холода в комнате, оставшегося после того, как его брат магией швырнул меня на постель.

   Жаловаться, продолжать что-то доказывать?

   Нет, не стану.

   Губы дрогнули, и я предпочла все-таки опустить голову. Пусть думает, что хочет.

   — Что сказал Каэтан? — поинтересовалось его недоверчивое величество.

   — Сказал, что жить буду. Вспомню со временем то, что случилось, и даже капельки оставил. — Я указала на чудом и, к счастью, уцелевшие капли «для памяти», которые стояли на столике: там, где их оставила.

   — Не дерзить ты, по всей видимости, не умеешь.

   Я предпочла промолчать. Молчи, Ливия, молчи, лучше так, чем высказать все, что ты думаешь о королевском гостеприимстве. В ту минуту, когда я об этом подумала, на подбородок мне легли королевские пальцы, вынуждая приподнять голову. Взгляд ударил в меня, в самое сердце, и от странного чувства в груди перехватило дыхание.

   Я уже собиралась сказать, что ни за что не останусь здесь, когда он произнес:

   — Я нашел твоего брата.

   Я моргнула. Не в силах поверить в услышанное, недоверчиво переспросила:

   — Фабиана?

   — А у тебя есть какой-то другой брат? — поинтересовался его величество, после чего кивнул в сторону двери: — Пойдем.

   После такого я пошла бы за ним хоть в логово ларга или даже в гости к гротхэнам. Мы снова оказались в коридоре, где эхо подхватило его решительные и мои поспешные шаги. Долго идти не пришлось: одна арочная дверь, вторая, третья — и вот мы уже в комнате, так похожей на мою. Пылает камин, согревая ее, на широкой огромной постели мой брат кажется совсем крохотным, рядом с ним стоит Каэтан и… Дорота?!

   Кухарка оборачивается ко мне, но я, едва столкнувшись взглядом с Фабианом, бросаюсь к нему. Вот это уже совсем не о воспитании, но я взлетаю на кровать, и мы обнимаемся так, что, кажется, ребра сейчас затрещат. На глаза наворачиваются слезы, и, хотя я упорно говорю себе, что плакать не стоит, что все хорошо, они все равно текут по щекам.

   Фабиан вздрагивает, но слез у него нет. Только выдыхает с рваной дрожью в голосе:

   — Я… я думал, что больше никогда тебя не увижу, Лив…

   Я крепче прижимаю его к себе, слышу шаги. Оборачиваюсь и вижу, что Каэтан и Дорота вышли, и Снежный тоже у двери.

   — Спасибо, — говорю искренне: так, как умею, от всего сердца.

   Он снова хмурится, но на этот-то раз почему? Потом кивает и выходит, оставляя нас наедине. Дверь закрывается, и я с улыбкой поворачиваюсь к брату:

   — Никогда. Помнишь, что я тебе говорила про это слово?

   Фабиан плотно сжимает губы, качает головой.

   — То, что для нас оно применимо только в одном случае: я никогда тебя не оставлю. — Я убираю налипшие на его лоб волосы, выдыхаю все тревоги сегодняшнего дня. — И это действительно так. Я никогда тебя не оставлю, что бы ни случилось.

   Он улыбается. Неуверенно, а потом снова рывком меня обнимает, и в этот миг я чувствую себя самой счастливой на свете.

   Мы так и сидели, в молчании, переполненные чувством радости, и не могли друг от друга оторваться. Слезы продолжали бежать по щекам, не желая останавливаться, но с каждой пролитой слезинкой на душе становилось легче. Казалось, последние несколько часов до встречи с братом я даже не дышала и, только его увидев, убедившись, что он в порядке, почувствовала, как стальные тиски, сдавившие грудь, начинают плавиться.

   — Я думал, что тебя, как маму…

   — Она ведь не к лекарю тебя отправила?

   Мы произнесли это одновременно. Фабиан поделился своими страхами, и я тем же самым. А еще недоверием и злостью на Стеллу. Честное слово, могла бы, послала бы ее к ларгам! Буквально, а не фигурально. Фигурально за сегодня уже сто раз посылала… Не успела я исчезнуть, как она поспешила избавиться и от Фабиана!

   Жестокая, бессердечная гадина.

   — Не к лекарю, — горько усмехнувшись, подтвердил брат. — В Башню безумных. Я сам там чуть не обезумел. Хуже места не придумаешь. — Поежившись, он обхватил себя за плечи и, судя по взгляду, снова мыслями вернулся в то жуткое место.

   Нет, мачеху не к ларгам надо — к гротхэнам на съедение. Хотя от такой змеи даже у чудовищ случится несварение.

   Башня безумных… Каких только кошмаров о ней не рассказывали… И именно туда, в ту жуткую крепость, Стелла отправила пасынка. Ребенка, выросшего у нее на глазах.

   Пальцы сжались в кулак, сминая покрывало, и в комнате запахло гарью.

   — Лив, все хорошо. — Теплая ладошка брата накрыла мою руку, и пальцы дрогнули. — Я же теперь с тобой…

   Отняв ладонь от покрывала, заметила, что золоченый цветок, распустившийся на синем бархате, почернел, и поспешила убрать руку.

   — Только мне не понятно, что ты здесь делаешь, — вопросительно вскинул брови Фабиан.

   Я кашлянула и почувствовала, как к щекам приливает жар. Вот и как объяснить десятилетнему ребенку, что я нужна одному снежному снобу с короной для… хм… поцелуев? Хорошо хоть, не для чего-то еще более интимного и, хочется надеяться, что он больше не будет во мне нуждаться. Тогда нас скоро отпустят.

   С другой стороны, пусть не отпускают, пока не поставят моего брата на ноги! Лечение может занять время, но сколько бы ни потребовалось — главное, чтобы Фабиан в конце концов был здоров и счастлив.

   — Сегодня я познакомилась с одним замечательным лекарем. Он обещал осмотреть тебя и…

   — Лив, что мы здесь делаем? — сурово спросил брат.

   В такие моменты он очень походил на отца. Папа точно так же хмурился, ругая меня за детские проказы.

   Давно это было… Кажется, будто уже в прошлой жизни.

   — Помнишь ту ночь, когда я отправилась на руины?

   Фабиан кивнул, а я быстро проговорила:

   — Я спасла его величество, и он… решил меня отблагодарить, пригласив в Эрнхейм. Вот.

   — Спасла от чего? — недоверчиво сощурился брат.

   Я пожала плечами:

   — Ему было плохо, моя магия помогла ему… прийти в себя.

   Точнее он сам себе помог, нагло и собственнически впившись в меня губами. Невольно вздрогнула, словно наяву вновь ощутив этот поцелуй. Яркий, пылкий, чувственный…

   — Зато теперь у нас есть целитель, — улыбнулась, мысленно приказав себе не думать и не вспоминать о королевских поцелуях. — Он…

   — Лив, не начинай! — закатил глаза брат.

   — Хорошо, хорошо, не буду, — сдалась я.

   — Мы же об этом сто раз говорили!

   Я вскинула в примиряющем жесте руки и постаралась сменить тему, стала расспрашивать, как так вышло, что вместе с ним в замок привели Дороту. Узнав о ее попытках попасть в лечебницу, почувствовала, как сердце наполняется теплотой. Хорошо, что в мире есть не только змеи вроде Стеллы, но и добрые, чудесные люди, как наша Дорота.

   — Знаешь, кого еще Снежный привел в Эрнхейм?

   — Кого?

   — Душана! — возбужденно воскликнул брат. — Только его, в отличие от Дороты, не приглашали, а приволокли через портал. Ты бы его видела! Трясся как суслик перед хищником, а когда Снежный велел отвести его в подземелье, чуть в обморок не упал!

   Душан здесь? Арестован?

   Из-за меня?

   Честно говоря, я не знала, что и думать. Его величеству явно известно больше, чем мне, и пока капли не начнут действовать, я с ума сойду, думая о том, что же между мной и сводным братцем все-таки было!

   За что именно его арестовали?!

   — Я бы чего-нибудь поел… — робко проговорил мальчик, отвлекая меня от мыслей о подлостях Душана.

   Стоило представить, чем его кормили в лечебнице, как я тут же подхватилась и поспешила к дверям.

   — Сейчас!

   Снаружи стояла стража, к которой я и обратилась, попросив принести нам еду, а также разыскать Дороту. Не прошло и получаса, как в комнату постучались служанки с подносами в руках. Аппетитные ароматы закружили по спальне, напомнив, что я и сама давно не ела.

   Не успели служанки выйти, как вернулась Дорота. Вместе мы помогли Фабиану пересесть в кресло и устроились рядом.

   — Посмотрим, как готовят при королевском дворе. — Кухарка заинтересованно принюхалась.

   — До тебя здешним поварам, как от Борга до Золотых берегов! — Брат с аппетитом набросился на еду.

   — Мне выделили комнату в крыле прислуги, — поделилась Дорота, накладывая себе в тарелку жаркого.

   — Я очень рада, что и ты тоже здесь. — Я мягко ей улыбнулась.

   Наверное, надо будет поблагодарить Снежного за то, что забрал и Дороту. К слову, сделать это было бы куда проще, не тычь он меня носом в мое происхождение и не обвиняй в том, что я чуть ли не сама набросилась на его брата!

   Злость, а может, обида полыхнули в груди с новой силой, подобно солнцу, показавшемуся из-за линии горизонта. Я посильнее сжала в руках вилку, потянулась за тонко нарезанными и красиво уложенными кругляшками копченого мяса, но так и не успела до них добраться. На пороге, после короткого стука в дверь, показалась служанка.

   Та самая, что сожгла мое платье.

   — Нэри, его величество изволит ужинать с вами.

   — Но я ужинаю с братом.

   — Это приказ, — ровно ответила девушка. — Мне велено как можно скорее проводить вас к нему.

   Я бросила взгляд на брата — безумно не хотелось с ним расставаться. Моя б воля, здесь бы и заночевала.

   — Иди, — мягко сказала Дорота. — А я побуду с Фабианом.

   Брат помрачнел, напрягся, но кивнул, отпуская. Да и что ему оставалось делать? Королевский приказ ведь!

   Поцеловав брата в лоб и обняв Дороту, я пожелала им доброй ночи и последовала за служанкой.

   На ужин.

   К нему.

   Очень надеюсь, что Хьяртан не станет уподобляться брату и после ужина мы мирно разойдемся.

   Иначе зеркал в Эрнхейме, разлетающихся от смущения осколками, станет больше.

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   Он редко терял над собой контроль, почти никогда, но сцена в спальне вывела его из себя. Не просто вывела — разъярила. От одного лишь вида Дойнарта в нескольких шагах от бунтарки, от вида самой девчонки на смятом покрывале потемнело в глазах. За последние два дня он дважды заставал ее в спальне наедине с мужчиной, и почему-то именно это будило в душе ларгов. Хотя по сути их ничего не связывает.

   Только ее сила, которую снова невыносимо хотелось выпить.

   Но Хьяртан сдержался. В самом деле, он ведь не животное, чтобы набрасываться на девчонку всякий раз, когда ее видит. И пусть в голове продолжало мутиться, Снежный не стал уступать порыву. Отвел девушку к ребенку, велел позаботиться о служанке и только потом… пошел убивать брата.

   В покои Дойнарта вошел без стука — сейчас было не до церемоний. Снежный торчал у себя в кабинете в компании Бьярта, на которого изливал свои возмущения. Младший брат, опустившись на край стола, терпеливо слушал, а обернувшись на звук распахнувшейся двери, чуть слышно выругался.

   — Очередную игрушку не поделили? — хмыкнул.

   Дойнарт лениво откинулся на спинку кресла:

   — Ваше величество… чем обязаны такой чести? — в его голосе отчетливо звучала ирония.

   — Я не разрешал, — ровно, из последних сил сдерживая рвущуюся наружу злость, бросил Хьяртан. — Ни входить к ней, ни уж тем более к ней приставать.

   — Опять ты за свое! — закатил глаза старший брат. — Я же уже сказал: девчонка была не против, сама готова была раздвинуть передо мной ноги. И если верить словам Бьярта, я не первый, кого она жаждала осчастливить своими ласками. Как минимум со сводным братом у нее точно что-то было. А может, и с половиной Борга…

   В тот момент Дойнарту, можно сказать, повезло. Если бы не слабость, ядовитым червем снова точившая тело Хьяртана, старшему брату пришлось бы ощутить на себе всю силу королевской ярости. А так лишь почувствовал руки Снежного, грубо схватившие его за ворот и выдернувшие из кресла.

   — Нэри Селланд моя гостья, а значит, неприкосновенна. Дважды повторять не буду. Как и терпеть в ее адрес насмешки. — Его величество разжал пальцы, толкнув побелевшего брата обратно в кресло.

   Это была не первая их размолвка и наверняка не последняя. У них всегда были напряженные отношения. Первенец покойного короля, Сигварта Бесстрашного, Дойнарт тем не менее не имел на трон прав. Бастард, рожденный от рабыни… Дойнарт унаследовал от отца родовую магию, получил власть, богатство, титулы… Но на трон взошел Хьяртан, как первый сын, рожденный в благословленном Богиней-матерью священном браке.

   Впрочем, не только трон стоял между ними. Почему-то им нравились одни и те же нэри, в то время как сами нэри всегда предпочитали правителя.

   Куда почетнее проводить ночи в постели короля, нежели незаконнорожденного принца.

   — Совсем чувство юмора атрофировалось, — криво усмехнулся Дойнарт и поднялся из-за стола: — Ладно! Подождем, пока она перестанет быть твоей гостьей. И надеюсь, это случится очень скоро. Не потому, что мне может быть интересна эта деревенщина — нэри при дворе будут поинтереснее. — Снежный слегка поморщился, а потом хлопнул брата по плечу. — Я о тебе переживаю, и мне не нравится мысль, что твоя жизнь зависит от какой-то безродной выскочки.

   — Безродной выскочки с очень редким даром, — вздернув брови, заметил Бьяртмар.

   — И непредсказуемым, — ворчливо пробормотал Дойнарт.

   — С ее даром разберемся, как и с тем, что нас связывает, — уже более спокойно, без стали в голосе, проговорил Хьяртан и почувствовал, как темнеет в глазах.

   Это заметили и братья.

   — Снова плохо? — встревоженно спросил младший.

   — Тебе не со мной надо было чинить разборки, а идти к Каэтану, — с тревогой заметил старший.

   — С тобой надо было все прояснить сразу, — усмехнулся Хьяртан, с трудом сдержавшись, чтобы не опереться о стол.

   — Может, все дело в поцелуях? — предположил Дойн. — Слишком слабый контакт, чтобы напитаться ее силой. Я бы посоветовал…

   — Не начинай! — отрезал Снежный. Бросив на братьев последний взгляд, направился к выходу, а оказавшись у порога, остановился и предупредил: — И не лезь к ней. Это касается вас обоих.

   — А я-то тут при чем?! — вскинулся Бьяртмар. — Я после Борга вообще ее не видел!

   — Поняли — твоя добыча, — примирительно сказал Дойнарт и проводил его величество взглядом.

   Следующие полчаса над Снежным раскудахтавшейся наседкой кружил лекарь. Придворный целитель то хмурился, то что-то записывал в свою потрепанную книжицу, нервно царапая пером по страницам, то снова возвращался к правителю с бесконечными зельями и порошками. Заставлял пить, глотать и снова проверял, проверял…

   — И долго вы будете меня пытать, Каэтан? — устало поинтересовался Снежный, опрокинув в себя очередную порцию горькой жидкости.

   — Не понимаю… — растерянно почесал голову кончиком пера мужчина, не задумываясь о том, что может испачкаться чернилами. — Утром вы были в отличном состоянии, а сейчас… Кажется, будто из вас кто-то тянет силу. Саму жизнь…

   — Девушка все еще слаба?

   — Она не помнит события прошлого дня, но в целом чувствует себя хорошо. Уж точно лучше вашего, — снова нахмурился Каэтан.

   — Есть предположения, что заставило ее забыть вчерашний день?

   Выслушав отчет лекаря, Хьяртан испытал одновременно и облегчение, и приступ злости. Радовало, что не он и его поцелуи лишили ее воспоминаний, а злило то, что Ливию опоили.

   И он даже знал кто…

   Решив, что с пленником поговорит завтра, а сейчас ему просто жизненно нужна бунтарка, Хьяртан велел пригласить девушку на ужин. Обычно, по традиции, король ужинал в Большой столовой с придворными, реже — наедине с Хеленой или братьями, но никогда с простой горожанкой.

   Снежный усмехнулся и велел камердинеру принести свежую одежду. Надо было привести себя в порядок к ужину.

   И раз уж девчонка полна сил и здорова, десертом ему станут ее сладкие губы.

ГЛАВА 8

Ливия Селланд

   Вместо того чтобы отвести в столовую, служанка повела меня в мою же спальню.

   — И что мы там забыли?

   Надеюсь, не его величество. И очень надеюсь, что он не собирается ужинать со мной в постели. Или мной ужинать… Моей силой?

   Какие только глупые мысли не полезут в голову после всех недавних событий.

   Или не такие уж они и глупые?

   — Вам следует привести себя в порядок перед ужином с его величеством, — ровно проговорила девушка.

   Вроде и вежливо, но все равно показалось, что прислуживать мне, безродной нэри, ей в тягость.

   — Я и так в полном порядке.

   Она скосила на меня взгляд и чуть слышно хмыкнула:

   — Такова традиция.

   Нет, я, конечно, понимаю, что я не графиня и не маркиза, но будь я на ее месте, вела бы себя с гостьей короля более почтительно.

   И вообще, что она подразумевает под «привести в порядок»? Надушить и выкупать? Зачем, если мы собираемся просто есть? А если его снежность решил уподобиться своему брату и полакомиться, как говорится, свежим при дворе «мясом», то останется голодным! И с парой-тройкой шишек, которые ему с радостью обеспечит моя солнечная сила.

   Я приостановилась, словно маленький упрямый мул, не желающий идти в гору.

   — Незачем заставлять его величество ждать.

   — Но…

   — Уже поздно, а значит, правитель голоден.

   И я, кстати, тоже.

   Не сдержавшись, девица фыркнула, но спорить не стала. Повела меня коридорами и залами, мрачная роскошь которых одновременно и поражала, и угнетала. Наш дом в Борге был очень уютным. После появления в жизни отца Стеллы уюта в нем стало меньше (где могла мачеха заменила мебель на вычурную и безвкусную, повесила дурацкие бархатные шторы и свои не менее дурацкие портреты), но тем не менее он не перестал быть нашим домом. Домом, пронизанным маминым светом, который даже после ее ухода освещал каждую комнату.

   В нашем доме была душа, а здесь… Роскошь и красота, безликая и такая холодная.

   Недаром это была цитадель Снежных, непобедимых воинов и истребителей монстров.

   По дороге в столовую нам попалось не так уж много придворных, но те, что попались, провожали меня долгими, бесцеремонными взглядами. И шепотками. Смотрят так, словно я гротхэн, обряженный в шелка и кружева, да еще в чепчике и с торчащими из-под него буклями.

   На этой мысли я запнулась, ощутив чей-то пристальный, ввинчивающийся в меня арбалетным болтом взгляд. Обернувшись, увидела белокурую нэри в роскошном парчовом наряде. Она стояла у окна в компании двух нордов и смотрела на меня.

   — Кто это? — спросила, не сумев держаться.

   Придворная дама была прекрасна, но от гримасы злости, застывшей у нее на лице, хотелось поежиться.

   — Нэри Хелена, маркиза Ланге.

   — Красивая…

   Льдина.

   — Фаворитка его величества, — не преминула уточнить служанка.

   Тогда понятно, отчего меня сейчас распинают взглядом.

   Подойти, что ли, и успокоить, что между мной и Снежным нет и ничего быть не может? Поцелуй на руинах не в счет. Я о нем уже даже не помню.

   Вот точно не помню. Совсем-совсем…

   Снова взглянув на маркизу и заметив, как та, кривясь и продолжая на меня пялиться, что-то рассказывает своей компании, отбросила эту глупую мысль. Пусть его снежное величество сам успокаивает своих маркиз. Его любовница — его забота.

   Мы наконец подошли к высоким, арочным дверям, охраняемых стражей. Створки распахнулись, и я первая вошла в столовую, вот только…

   На столовую эта комната походила так же, как я на гротхэна.

   В чепчике и буклях.

   Камин, в котором мягко потрескивали поленья, диван и кресла, небольшой стол, накрытый на двоих и… слегка приоткрытые двери, что вели в спальню.

   Королевскую, я так понимаю.

   Из нее и показался его снежность Хьяртан-Киллиан Эртхард. Одетый просто, без изысков: штаны и рубашка. Волосы, кажется, еще влажные, собраны в небрежный хвост, на лице ни щетинки, только улыбка, с которой меня пригласили:

   — Проходите, Ливия. Не стойте в дверях.

   — Думала, мы будем ужинать в столовой.

   — Вам так не терпится познакомиться с моими придворными?

   Вспомнив колючий взгляд белобрысой… белокурой маркизы, решила, что все мне терпится. И знакомств на сегодня более чем достаточно.

   — Вдвоем в столовой у вас не ужинают?

   — Я подумал, здесь нам будет удобнее.

   Угу, и до кровати недалеко.

   Снежный жестом пригласил меня за стол, помог опуститься в кресло. Твердые пальцы на миг коснулись моих плеч, в случайной ласке скользнули по руке, и меня снова забросило в воспоминания о тех других прикосновениях, жадных и требовательных.

   — Все хорошо?

   Кажется, Снежный почувствовал мою дрожь.

   Я вскинула на него взгляд и поймала смешинки в голубых, как лед, сейчас согретых отблесками пламени, глазах.

   — Давайте уже ужинать, — ответила нервно и потянулась за салфеткой.

   Несмотря на голод, ужинать под пристальным взглядом Эртхарда оказалось непросто. Он тоже почти не ел, по большей части смотрел на меня, вглядывался, изучал и при этом интересовался: подлить ли нэри вина, подложить ли паштета и какой из зажаренных цыплят в травах кажется мне более интересным.

   — К чему вся эта забота? — Я честно сдерживалась минут десять, а потом не выдержала, спросила в лоб, получив в ответ едва слышимый смешок.

   — Возможно, я был с вами слишком резок, — откидываясь на спинку кресла, признался Снежный.

   — Возможно? То есть вы не уверены?

   — Я не уверен в том, что видел. И это меня заставляет… злиться. — Последнее слово он произнес не сразу, словно сомневался, стоит ли заканчивать.

   — Я не ваша рабыня и не ваша собственность.

   Согревающие отблески в глазах Снежного тут же исчезли.

   — Я тебе уже говорил, Ливия: никаких мужчин рядом, пока ты здесь.

   Мы снова на «ты»?

   — Братьев я предупредил.

   Точно… У короля ведь два брата! Надеюсь, второй не окажется таким же беспардонным мерзавцем, как тот, что лез ко мне целоваться.

   — Как себя чувствует ваш брат, нэри? — перешел он на «вы» и на другую тему.

   — Намного лучше. Спасибо, что вытащили его… оттуда. — При мысли о лечебнице в горле будто соленый ком появился, глаза защипало, а пальцы невольно сжались в кулаки.

   Снежный это заметил и проговорил:

   — Ваша мачеха будет наказана. Как и ее сын.

   — Наказана? — встрепенувшись, вскинула на него взгляд. Несмотря на злость (а я, наверное, никогда так сильно на Стеллу не злилась), внутри что-то дрогнуло. — Душан, он…

   Пригубив вина, его величество на миг скривился:

   — Каэтан говорил, что вы не помните вчерашние события. Пока не помните. — Он резко отставил бокал, отчего вино едва не выплеснулось алыми каплями на белоснежную скатерть. — Ваш сводный брат пытался сделать с вами…

   — То же самое, что сегодня пытался ваш?

   Я снова не сдержалась, а Снежный снова поморщился.

   — К счастью, мы пришли вовремя.

   Он замолчал, и я тоже ничего не говорила. Да и что говорить? Безумно хотелось вспомнить, что со мной было, свидетелем чего стал Снежный и за что именно собрался наказывать Душана.

   — Вы сказали, их покарают…

   — Давайте не будем говорить об этом сегодня. — Он неожиданно поднялся и протянул мне руку, предлагая сделать то же самое. — Вижу, вы не голодны.

   Я опустила взгляд на тарелку, на то немногое, что даже толком не попробовала.

   — Я всегда ем медленно.

   — Поднимитесь. — Одно-единственное слово, произнесенное тихо, спокойно, прозвучало как приказ.

   — Зачем?

   — Ливия…

   — Вы проводите меня к выходу?

   Раз уж ужин не задался. Цыплята так и остались нетронуты, как и салаты, и горка свернутых в аппетитные трубочки блинчиков.

   — А вы хотите уйти?

   Он взял меня за руку, скользнув по ладони пальцами, отчего кожа в месте прикосновения тут же покрылась мурашками. Да что там… покрылась я вся. Хотелось отстраниться, не смотреть на него и в то же время я будто тонула, растворялась в его глазах. В них снова тепла было больше, чем льда, и…

   — Я много не возьму. Буду осторожен…

   Если бы меня сейчас швырнули в прорубь, и то не было бы так холодно. Как ледяной водой окатило осознание, что поцелуй, который должен был вот-вот случиться, ему нужен только из-за моей силы.

   Ему нужна моя сила.

   А я, идиотка, вдруг позволила себе забыться.

   Легонько толкнула Снежного в грудь, отстраняясь.

   — Подождите…

   В ответ он лишь вопросительно дернул бровью, мол, как этой безродной голодранке хватило наглости отказаться от свалившихся на нее королевской милости и внимания.

   — Мне не нравится этот… способ передачи силы. Может, есть и другие?

   — Мы это обязательно выясним, Ливия. Завтра и начнем выяснять. А сейчас… — Он снова шагнул ко мне, обхватил за талию, привлекая к себе упрямо и властно. Вжимая в себя не чувствуя или не желая обращать внимания на то, как я напряжена, как мне все это не нравится.

   — Вам снова плохо? Вы не кажетесь больным.

   — Предпочитаете дождаться, когда окажусь на смертном одре? — прошептал мне в губы, почти касаясь своими.

   — Предпочитаю, чтобы вы не уподоблялись Душану и своему брату и не действовали нахрапом!

   Снежный отстранился. Внезапно, резко, почти оттолкнув меня от себя.

   — Неуместное сравнение!

   — Такое уж ли неуместное? — хмыкнула я, чувствуя, как по плечам, по коже начинает ползти непонятно откуда взявшийся холод. — Вы, как и они, пытаетесь мной воспользоваться!

   — В моем случае, Ливия, это не прихоть, а вынужденная необходимость, — резко ответил Снежный. — Вас здесь бы не было, если бы не возникшая между нами ларгова связь.

   Ларгова…

   Почувствовала, как во рту появляется неприятная горечь. От его слов или от взгляда, пробирающего холодом насквозь.

   — Мне нужна ваша сила — ничего больше. Можете быть спокойны, ни вы, ни ваше тело мне неинтересны.

   В тот мне нестерпимо захотелось опрокинуть ему на голову поднос с цыплятами. И блинчиками закидать. И плеснуть в мрачно-ледяную, напыщенную физиономию вина!

   От всего этого Снежного спас громкий стук в дверь.

   — Войдите, — коротко приказал спесивый король.

   На пороге показался один из стражников. Скользнув по мне в замешательстве взглядом, поклонился Эртхарду.

   — Ваше величество, неподалеку от Ледяного леса был замечен гротхэн. Тварь движется по направлению к Хольдену. Какие будут распоряжения?

   От слов стражника мороз пробежал по коже. Почувствовав слабость в ногах, прислонилась к креслу. Хольден — маленькая рыбацкая деревушка, соседствовавшая с Боргом. Всего дюжина домов, но…

   Дюжина домов — это дюжина семей. Беззащитных крестьян, их детей.

   А там и до Борга недалеко.

   — Я поведу отряд, — коротко ответил Снежный и, даже не взглянув в мою сторону, велел: — Проводите нэри Селланд в ее покои.

   Стражник шагнул ко мне, приглашая следовать за ним, а я в нерешительности застыла. Поведет отряд? Сейчас? Но если он действительно слаб, как утверждает, какой от него будет толк в схватке с гротхэном?

   Зачем рисковать жизнью, имея войско?

   — Вам не стоит… — шагнула было к Снежному.

   А он резко перебил:

   — Ливия, идите.

   И прежде чем я успела еще хоть что-то сказать или сделать, стремительно вышел.

   Хьяртан-Киллиан Эртхард

   У стен Эрнхейма его уже ждал отряд, который, если судить по приказам, один за другим выскакивавшим изо рта Дойна, тот и собирался возглавить. Дойнарт любил командовать и всегда был рад отправить за завесу парочку-другую гротхэнов. В этом все трое братьев были похожи: чувство страха было им незнакомо, а предвкушение схватки разжигало в крови азарт.

   Все Эртхарды по своей природе были охотниками.

   — Хьярт? — Бьяртмар первым заметил приближающегося к ним правителя. — Ты… Зачем?!

   Тут уже и Дойнарт обернулся, услышав удивленные возгласы Снежного.

   — Какого ларга? — коротко бросил он, раздраженно оправив ниспадающий тяжелыми складками плащ, и ринулся навстречу брату. — Ты же должен со своей приблудной кувыркаться! Исцеляться… или как это у вас называется… А мы здесь и без тебя справимся!

   — В прошлый раз и со мной не справились. — Его величество окинул отряд беглым взглядом.

   Дюжина