В пансионе, где обучаются будущие идеальные невесты, совершается серия весьма пикантных преступлений, безобидных по сути, но губительных для репутации воспитанниц. Мотив их не ясен, а сам злоумышленник неуловим. Для его поимки директриса нанимает частного детектива, который приезжает в пансион под видом потенциального жениха.
Тем временем одна из воспитанниц, Флер, решает сама расследовать это дело. Она обладает цветочной магией, а обязательным атрибутом преступника являются цветы, так что шанс у нее есть.
Пансион же, несмотря на поднявшийся переполох, живет обычной жизнью. Девушки продолжают учебу, приезжают женихи в поисках достойной супруги, кипят страсти и плетутся интриги. Но все это подернуто пеленой страха – кто станет следующей жертвой таинственного злодея?
Полностью самостоятельный однотомник в рамках цикла «Цветочная магия»
Первая книга цикла: Сорняк в цветочной лавке
Вторая книга цикла: Дело об обнаженной натуре и цветочном горшке
Холод. Темнота. Нет, не беспросветный мрак, но источник света слишком мал или недостаточно близок, чтобы хорошо осветить окружающее пространство. К тому же я не могу сфокусироваться – нечеткий, размытый мир плывет и кружится вокруг меня.
Сырость. Она пробирает до костей, заставляя дрожать и подтягивать колени к груди. Где-то капает вода, разбивая давящую тишину. Затхлый, застоявшийся воздух застревает в легких, не давая свободно дышать.
Онемевшее от долгой неподвижности и застывшее от холода тело отказывается повиноваться. Я лежу на твердой, шершавой поверхности среди чего-то непонятного, мягкого, слегка шуршащего, а местами и острого, болезненно утыкающегося мне в руки, ноги, плечи. Ветки с листвой? А лежу я тогда на земле? В саду пансиона? А источник света – это фонарь с главной аллеи?
Нет! Быть того не может! Не мог этот мерзавец вот так запросто бросить меня в месте, где любой может обнаружить меня, откуда я сама могу уйти! Но тогда... где же я?
Я предпринимаю очередную попытку сесть и на этот раз мне это удается... и тут же на голову падает что-то большое и тяжелое, а после с грохотом летит на пол! С глухим стоном я откидываюсь на свое неудобное и непонятное ложе. От боли в голове проясняется, глаза собираются в кучку, но то, что они видят, меня совсем не радует.
Склеп! Определенно, это склеп, но какой-то другой, не тот, в котором мы недавно побывали с Максимилианом!
Я снова сажусь, медленно и осторожно, чтобы не спровоцировать падение еще чего-нибудь на свою многострадальную голову – ей уже достаточно досталось. Оглядываюсь и в ужасе замираю.
Вокруг – глухие стены с табличками, на которых написаны имена усопших, в одной из стен небольшая ниша, в которой горит лампада – от нее-то и исходит тот слабый, трепещущий свет, который я поначалу приняла за свет садового фонаря. А посередине небольшого помещения стоит открытый гроб, усыпанный белыми гвоздиками, в гробу сижу я в чем мать родила, а неподалеку валяется крышка гроба, которой так славно приложило меня по голове.
Еще несколько томительных мгновений провела я на своем жутком ложе, от шока не в силах даже шевельнуться, а потом как ошпаренная выскочила из гроба и снова застыла на месте, беспомощно озираясь по сторонам – бежать было некуда, ничего, хотя бы отдаленно напоминающее дверь, здесь не имелось.
Каменный пол холодил босые ступни, и я поджала пальцы, а потом медленно, неуверенно двинулась вдоль стен, ощупывая и простукивая каждую. На пятом или шестом круге подступающая паника не давала мне вдохнуть полной грудью, а из глаз струились обильные слезы. Я оказалась в смертельной ловушке, из которой не было выхода. Или он был так искусно замаскирован, что обнаружить его не представлялось возможным. По крайней мере, не в том состоянии крайнего испуга, в котором я находилась.
Ходьба разогнала кровь в жилах, и я немного согрелась, но что с того? Я не могу двигаться вечно, не могу жить без воды и еды, не могу найти выход, а если здесь нет какой-нибудь скрытой вентиляции, то скоро закончится кислород. В любом случае, этот склеп станет местом моего упокоения, а этот гроб примет мое остывающее тело.
О да, преступник все рассчитал! Ему даже не придется прятать труп – кому придет в голову искать меня на кладбище в чьем-то семейном склепе? Даже Максимилиан не догадается! Он наверняка проверит тот, другой склеп, в котором мы были, ведь его использовал преступник. Но сюда он не придет. Никто не придет. Никто не узнает, что стало с Флер Лирьен, цветочным магом-недоучкой и полной неудачницей!
Но ведь остальных воспитанниц преступник не убивал! Почему же сейчас все изменилось? Потому что мы с Максимилианом подобрались к нему слишком близко... Убьет ли он и Максимилиана? А может, уже убил…
Сердце сжалось при одной этой мысли, и я зарыдала еще безутешнее, еще безудержнее.
Ноги отказывались меня держать, и я опустилась в гроб – единственное мало-мальски пригодное для сидения место в этой пустой комнате. Подтянув коленки к груди, я обхватила их руками и уткнулась носом в гвоздику, которую положила на колени. Хоть что-то живое среди мертвого камня и мертвых людей, замурованных в нем! Слезы иссякли, зато тело охватила крупная дрожь, с которой я не могла совладать. Да и не пыталась, к чему? Так я и тряслась, уткнувшись носом в цветок, зубы клацали друг о друга, а руки, сцепленные в замок, то и дело разъезжались и приходилось сцеплять их заново, чтобы они хоть как-то поддерживали тело в этом положении, немного удерживающим тепло и прикрывающим мою наготу. Хотя от кого ее здесь было прятать?!
Фитилек лампады затрещал, и я вскинула голову. Должно быть масло подходило к концу. По стенам и потолку метались тени, фитилек корчился в своем предсмертном танце. Вот пламя мигнуло последний раз и погасло, а меня окутала непроглядная темнота.
Стало еще страшнее. Сжавшись в комок, я сидела в гробу и, изо всех сил напрягая зрение, всматривалась во тьму. Не было видно ни-че-го! Но какой простор для богатого воображения! Из одного угла вдруг глянуло на меня чудище с горящими красными глазами, а из другого вылетел призрак, жалобно подвывая на высокой ноте. От ужаса я тихонько заскулила сама и уткнулась лицом в колени – не хочу ничего видеть, это лишь плод моего воображения, ничего этого нет!
Вдруг что-то зашуршало, заскрипело, да так громко и натуралистично, что принять это за игру воображения было уже трудно. Я подняла голову и замерла, от ужаса забывая дышать. Шорох и шуршание не смолкали, а вскоре я увидела тонкую полоску света. Она все расширялась и расширялась.
Я поняла! За мной пришел преступник! Вот она, дверь. Вот он, путь на свободу, если я конечно совладаю с этим человеком. Что ж, сейчас самое время! Пока фонарь не осветил помещение, пока меня не видно...
Тихонько поднявшись на ноги, я кинулась к открывшемуся проходу и с громким воплем бросилась на человека, держащего фонарь.
Это случилось снова.
Уже во второй раз.
Когда Мари не явилась в столовую на завтрак, Жюльет, встревоженная ее отсутствием, решила подняться к ней в спальню – на случай, если Мари заболела и лежит там, совершенно беспомощная, неспособная спуститься вниз. Банальнейшая версия ее отсутствия – проспала – нами даже не рассматривалась, ибо колокол, призывающий воспитанниц к пробуждению, звучал так громко и пронзительно, что мог поднять и мертвых с небольшого кладбища, расположенного неподалеку от Эшвудского пансиона.
Тот же колокол оповещал нас, когда приходило время завтрака, обеда или ужина, когда начинался и заканчивался урок, когда наконец-то можно было немного отдохнуть и когда нужно было снова ложиться спать.
Итак, проспать Мари никак не могла, и Жюльет побежала к ней. А через несколько минут до нас донесся ее пронзительный вопль, чуть ли не превзошедший по силе звучания упомянутый колокол и дошедший до нас, каким-то чудом миновав балки, потолочные перекрытия и все остальное, что там еще разделяет два этажа. Вскоре появилась и сама Жюльет, быстро-быстро стуча каблучками по широкой, непокрытой ковром лестнице. На белом как мел лице застыла гримаса ужаса и смятения, голубые глаза широко распахнуты.
– Мари... она... она... лежит там без чувств, совершенно голая, а вокруг цветы! Как Виолетта...
Раздался дружный скрежет отодвигаемых от стола стульев, перемежаемый ахами и охами, звучащими не слишком внятно из-за занятых едой ртов. Все воспитанницы повскакивали со своих мест, начался галдеж. А Джейн и Изабелла, не сговариваясь, бегом бросились на второй этаж. Я за ними.
– Надо позвать миссис Дюшон! – это было последнее, что я уловила в громкой и неразборчивой многоголосице, воцарившейся в столовой, еще недавно такой тихой и благообразной.
Запыхавшись, мы влетели на второй этаж и тихонько вошли в спальню Мари.
– Боже... – потрясенно прошептала Изабелла, Джейн лишь судорожно сглотнула.
Я осторожно выглянула из-за их плеч и застыла, почти не дыша. Когда это произошло с Виолеттой, мне не довелось увидеть ее в таком виде, да и никому из воспитанниц не довелось – ее обнаружила горничная Китти и хоть она и жутко испугалась и подняла дикий крик, это не лишило ее здравомыслия, которым она всегда отличалась. Китти встала на страже у двери комнаты Виолетты и попросила одну из сбежавшихся на ее крики воспитанниц сбегать за миссис Дюшон и попросить ее срочно подойти. Диана побежала за директрисой, а оставшиеся девушки принялись упрашивать Китти, чтобы она пустила их к Виолетте или хотя бы рассказала, что с ней стряслось. Тщетно, строгая горничная была непреклонна. А уж прибежавшая на зов миссис Дюшон тем более не позволила утолить голод нашему праздному любопытству – никто так и не увидел, что сделали с Виолеттой. Лишь через пару дней, перед тем, как Виолетту должны были отпустить из лекарской, миссис Дюшон рассказала нам, что с ней случилось. Сама Виолетта наотрез отказалась обсуждать произошедшее с кем бы то ни было. А еще через пару дней на ее имя пришел плотный желтоватый конверт, в каковом несчастная обнаружила снимки, на которых она была запечатлена в обнаженном виде, утопающая в цветах, и короткая записка с отпечатанным на машинке посланием, в котором говорилось, что ее прелестной фигурой и белой кожей теперь любуется весь Кайденшир. Снимки, к сожалению, не попали в наши трепещущие от неуемного любопытства и волнения ручки, Виолетта же вскоре после этого случая скоропалительно вышла замуж, ответив согласием мистеру Дирту, который добивался ее руки, и покинула пансион.
И вот теперь настала очередь Мари!
Она лежала на боку совершенно голая, темные волосы ее в живописном беспорядке разметались по подушке, левая нога была согнута в колене, правая, прямая и тонкая, лежала на ней. На левой руке покоилась голова, правая рука лежала на округлом бедре. А между ног пристроился, скрывая ее женское естество, роскошный розовый пион. Розовые пионы устилали и все ложе неподвижно лежащей девушки, их было много, но не настолько, чтобы скрыть ее наготу. А постель Виолетты, как я слышала, была устлана тигровыми лилиями...
Маленький, еще не раскрывшийся бледно-розовый бутончик сиротливо лежал на полу возле самой стены рядом с большим – во весь рост – зеркалом. Это было далеко и от входа, и от кровати, усыпанной пионами. Странно.
Я воровато огляделась. Изабелла и Джейн во все наполненные ужасом и жадным любопытством глаза смотрели на Мари, на меня же не обращали ни малейшего внимания. Я сделала осторожный шаг в сторону, еще один и еще, быстро наклонилась, схватила носовым платком нежный розовый комочек и сунула в карман. Тихонько вернулась на свое место и окинула внимательным взглядом цветы на кровати. Хм, интересно...
– Девушки, немедленно покиньте комнату! Что за непристойное любопытство?! Вы непременно понесете наказание за столь неподобающее поведение! – раздался за нашими спинами сердитый голос директрисы, мы дружно вздрогнули и обернулись.
На пороге стояла миссис Дюшон.
– …и на этот раз не вызовут полицию?!
– ...снова повторится с кем-нибудь еще?
– ...преступник свободно проникает в пансион...
– ... Виолетта, теперь Мари. А кто следующий?!
– ...такой скандал для пансиона...
– ...неудивительно, что мадам Дюшон скрывает...
– ...эти снимки губят репутацию...
– ...кто захочет жениться на девушке, опозоренной этими фотографиями, которые может увидеть каждый в городе...
– ...если в следующий раз он убьет?!
– ...или надругается! Лекарь проверял Мари, с ней все в порядке, как и с Виолеттой, но что, если в другой раз...
– ...Мари еще в лекарской...
– ...ничего не захотела рассказывать. Все время плачет, бедняжка, и твердит, что ничего не помнит.
– ...отнесли в лекарскую, когда она еще была без сознания, я видела, как ее несли.
Взволнованные перешептывания мигом стихли, когда в классную комнату вошла мисс Поппет, преподавательница изящной словесности. Сухопарая старая дева лет тридцати пяти, с жидкими мышиного цвета волосами, неизменно уложенными в строгий элегантный пучок, в неизменно строгом элегантном платье, она окинула класс неизменно суровым взглядом.
– Джейн Кэссин! Ты снова сутулишься? Почему подбородок опущен? Я велю Жанне принести тебе корсет и каркасный воротник, будешь носить их снова, пока не усвоишь, что благородной леди не пристало ходить с круглой спиной и опущенным на грудь подбородком! Осанка истинно благородной леди...
Круглое цветущее личико Джейн вытягивалось и бледнело все больше, пока мисс Поппет продолжала свои наставления, и я ее прекрасно понимала – тугой корсет, не дающий ни вдохнуть полной грудью, ни расслабить уставшую спину, был сущей пыткой, а каркасный воротник напоминал собачий ошейник и натирал нежную кожу шеи.
Джейн Кэссин была моей лучшей подругой. Мы попали в пансион почти одновременно и так же, как и я, она потеряла обоих родителей, когда ей исполнилось шесть лет. Рыженькая, веснушчатая, жизнерадостная и бойкая, она и сама не унывала, и сумела развеять мою тоску по маме, папе и отчему дому, и я с той поры прикипела к ней всем сердцем. Сейчас нам обеим было уже по восемнадцать лет, много воды утекло с того времени, как двух испуганных шестилетних девочек привезли в пансион и лишь дружба наша осталась неизменной.
Наконец учительница закончила поучать Джейн и начался урок. Тут уже наступил мой черед выслушивать наставления мисс Поппет, ибо я никогда не входила в число ее лучших учениц. Впрочем, не только ее.
Я не преуспела ни в одной дисциплине, преподаваемой нам в Эшвудском пансионе идеальных невест. Ни в арифметике, ни в домоводстве, ни в вышивании, ни в изучении фрайского языка, ни в игре на клавесине, ни в рисовании. Лучше давались мне правописание, грамматика, чтение, география, история и танцы, но это лишь потому, что эти предметы вызывали у меня куда больший интерес. Что касается хороших манер, изысканной речи и этикета, в них я была особенно не сильна, ибо никогда не видела смысла в умении изящно пустословить, различать двадцать видов вилок и улыбаться людям, с которыми мне и стоять рядом не хочется. Нет, конечно, я не была безнадежна, ибо в пансионе, где к воспитанницам предъявляли высочайшие требования, просто невозможно было не знать и не уметь того, чему тебя учат, но, когда нет склонности к чему-то, учеба дается нелегко.
Юным барышням, которым «посчастливилось» оказаться в стенах этого почтенного заведения, целью коего являлась подготовка выпускниц к удачному замужеству, стремились привить качества, присущие идеальной жене высокопочтенного мужа, а именно: скромность, покладистость, добросердечность, изысканность манер, утонченность вкуса и развитое чувство красоты. Поэтому девушек учили рисовать и разбираться в живописи, музицировать и танцевать.
Большое внимание уделяли и умению держаться в обществе, и владению иностранными языками. И, конечно, умению проводить подсчеты расходов на хозяйство, коим будущая невеста обязательно обзаведется в придачу к мужу, если будет прилежно учиться и осваивать нелегкую науку быть идеальной женой.
Всего этого было более чем достаточно для настоящей леди и супруги достойного, богатого и влиятельного человека.
Мне же, вдобавок к отсутствию склонности и желания обучаться этим дисциплинам, попросту не хватало времени, чтобы все учить и усваивать, в отличие от других воспитанниц пансиона. Чем я была так занята? О, у меня имелась своя тайна, которую мне приходилось тщательно скрывать.
Я обладала редчайшим магическим даром – цветочной магией. Да, я была цветочницей-самоучкой и стань об этом известно, мне бы наверняка нашли наставницу, а мое имя в Книге невест сразу взлетело бы на много пунктов. Я бы стала перспективной невестой с уникальным даром и могла бы претендовать на самую блестящую партию. Возможно, в общем рейтинге совершенных невест я бы обогнала даже умницу Изабеллу Делашоме, первую красавицу и лучшую ученицу пансиона, до сего времени занимавшую в нем верхнюю строчку.
Почему же я скрывала свой дар, спросите вы? Разве не хотела осваивать цветочную магию под руководством сведущего в этом человека? Не хотела повысить свои шансы на удачное замужество? Повысить свой рейтинг в списке совершенных невест, чтобы претендовать на большее число отказов от неугодных мне браков? Разве не хотела, чтобы это меня, а не Изабеллу, Диану и прочих рекомендовали самым достойным, знатным и состоятельным мужчинам?
И да, и нет.
И да, и нет...
Безусловно, я хотела учиться цветочной магии в открытую, хотела, чтобы у меня была наставница-цветочница, хотела посвятить всю жизнь своему цветочно-магическому дару. Но я не хотела, чтобы мне оказывали внимание исключительно из-за моей магии! А так бы оно и произошло, если бы о моем даре стало известно.
Увы, я не обладала качествами, так ценимыми мужчинами в девушке.
Я не была красавицей, являясь обладательницей весьма заурядной внешности. Симпатичная, да, но и только – я блекла на фоне наших признанных красавиц, первой из которых была Изабелла. Русые волосы, серые глаза, ничем не примечательное лицо с довольно правильными чертами, среднего телосложения, среднего роста. Эдакая серая мышка, на которую если и посмотрит какой-нибудь кот, то только с гастрономическим интересом.
Я не являлась скромной, покладистой, трепетной барышней и не собиралась становиться ею или притворяться таковой. Я плохо играла на клавесине, у меня не было голоса, а на моих ушах сплясал не один медведь. Я стала бы плохой хозяйкой в доме мужа – у меня не было ни малейшего желания командовать штатом прислуги, проверять экономку, следить за управляющим, вести приходно-расходные книги, восторженно заглядывать супругу в рот, когда он несет какую-нибудь околесицу. Не было у меня пристрастия и к светской жизни, которую мне неизбежно пришлось бы вести, выйдя я замуж за высокородного аристократа.
И все эти мои недостатки и особенности (вернее, те из них, которые были замечены за мной опытными педагогами) были подробно описаны в Книге невест, в разделе, посвященном некоей девице Флер Лирьен, восемнадцати лет от роду, родившейся в семье разорившихся, не слишком-то знатных дворян, осиротевшей в шесть лет и отданной на обучение в Эшвудский пансион теткой по матери.
Какой мужчина будет платить за сомнительное счастье получить в спутницы жизни столь малопривлекательную, с какой стороны ни посмотри, особу? А если уж кто и заинтересуется, то это будет означать, что ему понравилась именно я сама, такая, какая есть. А это уже дорогого стоит! С таким потенциальным женихом я и сама захочу свести знакомство поближе и, если он придется мне по сердцу, соглашусь связать с ним свою судьбу.
А вот если выбирать меня будут исключительно из-за моего дара, то ничего хорошего из такого союза не получится, да и отказать я могу всего двоим, а желающих заполучить в свой род цветочницу будет множество. Ни о какой симпатии и взаимоуважении тут говорить не приходится. Я уже молчу про любовь. Хотя по любви воспитанницы пансиона замуж и не выходят, это непозволительная роскошь для нас. Жених не старый, не урод, не жестокий – уже хорошо. А если он еще молод и недурен собой – вообще счастье!
Эх! Не такой судьбы хотела бы я для себя! Но тетя, которая стала моей опекуншей после смерти родителей, рассудила по-своему...
Этот день тянулся бесконечно. С самого утра зарядил противный дождик, преподавательницы, словно сговорившись, раздражались по малейшему поводу, и я уже два раза успела получить тонкой тростью по пальцам в качестве наказания за невнимательность. Джейн, с которой мы безбожно перешептывались на уроке новейшей истории, отделалась двадцатиминутным стоянием перед всем классом.
Я понимала, что учительницы взволнованны и испуганны не меньше нас случаем с Мари, как две капли воды повторившем случившееся два месяца назад с Виолеттой. Но срываться на нас... Разве это педагогично? Не педагогично, конечно, зато очень по-человечески!
После обеда, не слишком вкусного, но очень полезного и питательного (способствующего укреплению нашего здоровья и улучшению внешнего вида, как любила приговаривать повариха), у воспитанниц наступал час свободного времени, который мы были вольны провести по своему усмотрению и я, несмотря на противный моросящий дождь, накинула плащ и отправилась на прогулку. Джейн отказалась меня сопровождать, предпочтя расположиться с книгой у камина, а других близких подруг, с кем мне было бы приятно разделить досуг, у меня не было, так что в сад я отправилась одна.
Мрачная как туча, бродила я по дорожкам сада. Погода была совсем не летней, несмотря на июнь, и я в своем легком плаще быстро продрогла, но возвращаться в пансион не хотелось – прогулка давала мне иллюзию свободы, и я не хотела лишаться ее так скоро. Обогнув трехэтажное здание со множеством декоративных башенок, шпилей и хозяйственных пристроек, я вышла на подъездную аллею и повернулась лицом к пансиону.
Подумать только, просто замок в миниатюре! Мрачный, старый, навевающий мысли о привидениях, роскошных балах, рыцарях и принцессах. С привидениями мне здесь встречаться не доводилось, а вот балы случались. Насчет рыцарей и принцесс... хм... Что ж, воспитанницы пансиона, пожалуй, могли бы сойти за принцесс, а слетающихся со всей округи молодых и не очень мужчин, решивших присмотреть себе невесту в нашем пансионе, с натяжкой можно было бы назвать рыцарями.
Впрочем, что это я? Имелось здесь и привидение! Привидение, усыпляющее воспитанниц и фотографирующее их, обнаженных, на постели среди цветов. Ведь как мог посторонний человек пробраться в пансион с громоздким фотографическим аппаратом и охапкой цветов и при этом остаться незамеченным?!
О том, что это мог делать кто-то, живущий или работающий в пансионе, даже думать не хотелось...
Из привратницкой вышел Том и принялся отворять ворота. Я с любопытством вытянула шею и сквозь серую пелену дождя увидела всадника. Копыта звонко процокали по плитам. Всадник спешился и заговорил с подбежавшим к нему конюхом. Я же, отступив в тень каштановых деревьев, с интересом рассматривала гостя.
Подтянутая фигура, облаченная в щегольской темно-синий редингот и коричневые бриджи, трость нетерпеливо постукивает по носку высокого – до колен – сапога, с полей шляпы капает вода. Лица не разглядеть, но судя по фигуре и движениям, этот человек еще молод.
В общем, ничего особенного и интересного – пожаловал очередной жених, жаждущий опутать узами Гименея одну из воспитанниц Эшвудского пансиона идеальных невест.
Джон увел серого в яблоках скакуна, а незнакомец быстрым, размашистым шагом направился к парадному входу. Проходя мимо каштана, за которым стояла я, мужчина резко повернул голову, и я вздрогнула, встретившись с цепким, пронзительным взглядом синих глаз.
– Мисс, – отрывисто бросил он, приподняв шляпу, и не успела я как-то отреагировать на его лаконичное приветствие, уже прошествовал дальше.
Я проводила его взглядом.
Что ж, пожалуй, кому-то из воспитанниц повезет. В том случае, конечно, если характер мужчины соответствует его внешности. Привлекательное, располагающее к себе лицо. И да, незнакомец был молод.
Интересно, с кем из выпускного класса он захочет познакомиться, изучив фотографии и анкеты в Книге невест?
Уж точно не со мной!
Я подождала, пока за незнакомцем закроется дверь и отправилась следом – свободный час подходил к концу, а опаздывать на урок мисс Вилкинс было вредно для здоровья.
– Смотрите, девочки, смотрите! Очередной охотник за идеальной супругой пожаловал! – воскликнула Луиза, прилипнув носом к оконному стеклу. – Только что-то сам он на идеального не тянет, – меланхолично добавила она.
Мы дружно бросились к окну.
И верно, ко входу направлялся богато одетый господин, а у ворот стоял роскошный экипаж. Я хмыкнула. И как это он не велел кучеру везти его прямо к дверям? Судя по всему, передвигаться самостоятельно ему было тяжеловато – уж больно толст и неповоротлив. Одет франтовато, по последней моде. Вот уж поистине золотая жила для портных – на него одной материи уходит раза в два больше, чем на обычных людей плюс нестандартная фигура...
– И кому ж так повезет? – хмыкнула Джейн, стоявшая рядом со мной и мрачно глядевшая на переваливающегося пингвином мужчину.
– Лучше уж остаться старой девой, чем за такого замуж идти, – сварливо заметила Шелли.
– Что ж, ты ею уже почти стала, – насмешливо пропела Изабелла, гордость и краса нашего пансиона.
Мы отвернулись, пряча улыбки. Хоть выпад и был лишен такта, Изабелла попала не в бровь, а в глаз. Шелли уже год назад окончила обучение, но до сих пор так и не нашла себе супруга. Очень высокая, с прямыми черными волосами, присыпанными перхотью, худая и длинноносая, она была не слишком привлекательна, но не только и не столько этим отталкивала от себя возможных претендентов на свою руку. Главными ее недостатками были сварливый нрав, вечное недовольство всем и вся и тотальная неуступчивость. Сколько над ней ни бились преподавательницы во главе с самой миссис Дюшон, искоренить эти черты в Шелли Бринь им так и не удалось. В учебе же она преуспевала во всех дисциплинах и, если бы не ее характер и малопривлекательная наружность, женихи бы ее с руками оторвали бы. Но увы, если какой мужчина и решался после просмотра ее анкеты, где черным по белому были прописаны как ее достоинства, так и недостатки, а также после тщательного изучения прекрасного цветного снимка, с безжалостной правдивостью обличающего все недостатки ее внешности (кроме, разве что слишком высокого роста) на знакомство с ней, то дальше первого свидания дело, как правило, не заходило. А многие, думаю, даже не добирались до ее анкеты, ибо находилась она в разделе, посвященном девушкам, уже окончившим обучение какое-то время назад, но так и не нашедшим себе пару. Кто захочет себе такую невесту? Ведь если девушку за столько времени никто не выбрал, это говорит отнюдь не в ее пользу. Сейчас в этом разделе лежала лишь анкета Шелли, что должно было быть ей обидно вдвойне.
Впрочем, мне ли смеяться над ней? Хоть моя мордашка и симпатичнее мордахи Шелли, да и характер не такой противный, меня еще не выбирали ни разу за те четыре месяца, как мою анкету разместили в Книге невест.
Скулы Шелли после злой фразы Изабеллы пошли красными пятнами, она сжала кулаки и с ненавистью посмотрела на девушку.
– Лучше остаться старой девой, чем выйти замуж абы за кого! – выпалила она. – И лучше быть старой девой с мозгами, чем пустоголовой красивой куклой! – и Шелли, шурша юбкой, выбежала из комнаты.
Красивая кукла! Что ж, это определение как нельзя лучше подходило нашей красавице! Золотистые волосы, зеленые колдовские глаза, довольно смуглая кожа, прелестная фигура – тонкая, но приятно округлая, изящные черты лица. Довершали картину красивая прическа, умело и в меру наложенный макияж и величавая поступь королевы.
Тут уж настала очередь Изабеллы гневно краснеть, но пустоголовой она отнюдь не была, поэтому, вместо того, чтобы разразиться гневной тирадой в адрес несчастной Шелли, виновато улыбнулась и опустила накрашенные ресницы.
– Зря я так с бедняжкой. Надо будет попросить у нее прощения.
Инцидент был исчерпан, Изабеллу никто не винил за бестактность, зато осуждали Шелли за грубость и несдержанность.
Я снова взглянула на аллею, но приезжий уже, конечно, успел зайти внутрь – там никого не было.
Мне вспомнился вчерашний всадник на сером коне, его легкие, уверенные движения, приятное лицо, простая, но не лишенная вкуса и изящества одежда для верховой езды. Какой контраст по сравнению с этим толстым, неуклюжим индюком, разодетым в пух и прах! Ко вчерашнему гостю еще никого не приглашали для знакомства, и я его больше не видела. Все изучает Книгу невест? Никак не определится? Или с миссис Дюшон никак в цене не сойдутся? Что ж, вполне может быть – директриса ценит своих воспитанниц буквально на вес золота!
Мы снова разошлись по своим местам корпеть над домашним заданием, а вскоре колокол известил нас, что пора идти на ужин.
Трапеза прошла в гробовом молчании, ибо в столовой сегодня дежурила мисс Поппет и ее постное лицо во главе стола отбило у всех желание разговаривать.
После ужина воспитанницам надлежало разойтись по своим комнатам. В это время запрещалось приводить к себе подруг, так же было нежелательно покидать свои комнаты без особой нужды до самого утра. Да в этом и не было никакой необходимости – ванная комната была у каждой девушки личная, а если хотелось почитать, можно было заранее запастись книгой в библиотеке, а не тащиться туда на ночь глядя.
Оказавшись у себя, я прислонилась к двери, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора. Шаги, разговоры, смех. Наконец, наступила тишина – девушки разошлись по своим комнатам. Я отлипла от двери, подбежала к шкафу и бережно достала из-под стопки чистого белья маленький стеклянный сосуд с плотно притертой стеклянной же крышечкой. Внутри находился розовый бутончик пиона, тот самый, что я подняла с пола в комнате несчастной Мари. Аккуратно поставив сосуд на письменный стол, извлекла из стопки учебников, выданных в библиотеке пансиона, книгу, купленную мной на стипендию в самой большой книжной лавке Кайденшира.
«Дикая любовь южного герцога» красовалась золотая, увитая многочисленными завитушками надпись на поддельной обложке, надежно скрывающей за своим легкомысленным фасадом самую важную для меня книгу, ведущую в мир цветочниц – учебное пособие по основам цветочной магии.
Я положила учебник на стол, подошла к двери и прислушалась. Вроде все спокойно. Хоть воспитанницам и запрещено ходить друг к другу в это время, запрет этот зачастую нарушался: то у одной девушки, то у другой устраивались посиделки, или просто кто-то мог заглянуть без предупреждения, попросить помочь с уроками или просто поболтать. Двери наших комнат были лишены задвижек и закрыть их можно было только на ключ, который обитательнице комнаты не выдавался. Запираться было строго запрещено. Когда-то я не придавала значения сему факту, и он никак мне не мешал, но с тех пор, как я в тайне ото всех принялась за изучение цветочной магии, он порядком портил мне нервы: я постоянно была настороже, вздрагивала от малейшего шороха и при каждом подозрительном звуке судорожно бросалась прятать и нейтрализовать плоды (зачастую неудачные) своих опытов и изысканий.
А недавно появился и новый страх, не имеющий никакого отношения к моим тайным занятиям. Страх, что в комнату проникнет неизвестный, усыпит меня, разденет и сделает снимки, а потом эти фотографии будут всплывать то тут, то там и репутация моя будет подмочена. Или еще того хуже, что меня обесчестят. Страх этот поселился в сердцах всех воспитанниц пансиона, миновав лишь младших девочек. Во-первых, от них эти происшествия тщательно скрывались, во-вторых, спали они в дортуаре, а не в личных комнатах, как старшие воспитанницы, а в-третьих, были слишком малы, чтобы заинтересовать этого фотографа-извращенца. Хотя, конечно, последний довод был притянут за уши – я ничего не знала о личности этого человека и судить о его пристрастиях не могла.
После того, как это случилось с Мари, мы всем старшим классом отправились к миссис Дюшон с просьбой предоставить нам ключи от комнат, чтобы мы могли запереться и таким образом защититься от маньяка, свободно разгуливающего по пансиону, но директриса отказала нам, сказав, что в этом нет никакой необходимости – она наняла частного детектива и он уже очень скоро приедет и разберется во всем этом деле, преступника найдут, он понесет наказание и больше никто из воспитанниц не пострадает.
Директрису я понять могла – ключи воспитанницам не выдавались не из пустой прихоти или самодурства. Несколько лет назад, когда я еще была малышкой и обитала с другими такими же малявками в дортуаре, одна из старших воспитанниц закрылась в своей комнате и порезала вены. Пока заподозрили неладное, пока сбегали за экономкой, у которой были запасные ключи от всех комнат, было уже поздно – девушка умерла. С тех самых пор воспитанницам запретили закрываться в комнатах и забрали ключи от греха подальше, чтобы в случае чего можно было бы быстро и беспрепятственно проникнуть в комнату.
Что ж, оставалось только ждать приезда детектива и надеяться, что однажды поутру твое бессознательное тельце не обнаружат голеньким, целомудренно прикрытым только цветочком между ног!
Я вздохнула и вернулась к бутончику пиона. Пролистала несколько страниц учебника по цветочной магии и принялась внимательно читать. А затем приступила к делу.
Тщетные старания!
Ничего у меня не получилось! Как и вчера. Зря только просидела полночи.
Цветы из комнаты Мари были все как на подбор – крупные, здоровые, свежие, на длинных стеблях, с аккуратным срезом. И их было много. Такие цветы не сорвешь в саду, в таком количестве их не найти в маленькой цветочной лавке. Их нужно заказывать в какой-нибудь оранжерее, теплице или питомнике. Неподалеку от нашего пансиона как раз имелось подходящее место – «Теплицы Мажинталя». Я была там как-то раз, зашла просто из любопытства и оторопела: с таким размахом там было поставлено дело. «Теплицы» занимали огромную площадь и чего там только не выращивали на продажу! Цветочная рассада, срезанные цветы, саженцы экзотических карликовых деревьев, кактусы, суккуленты и многое другое. Но больше всего было, конечно, цветов! Розы, гладиолусы, ромашки, пионы, лилии, тюльпаны, орхидеи, астры, маки, всего и не перечислишь! За растениями тщательно следила и старательно ухаживала целая армия садовников, а в большом стеклянном павильоне бойкие привлекательные девушки в одинаковой салатовой униформе принимали заказы на цветы, вручали готовые заказы, устраивали посетителям экскурсии, знакомили покупателей с ассортиментом.
Что и говорить, дело мистера Мажинталя было поставлено на широкую ногу и процветало во всех смыслах!
С помощью цветочной магии я легко смогла установить, что пионы из комнаты Мари были выращены как раз в «Теплицах Мажинталя», но дальше этого дело у меня не продвигалось никак.
Я прибрала сосуд с цветком обратно в шкаф, книгу спрятала среди учебников и с досады легла спать.
За завтраком я клевала носом, но под конец проснулась от одного вида миссис Дюшон, вошедшей в столовую для воспитанниц.
– Доброе утро, девушки. Приятного аппетита. Жюльет, если ты уже позавтракала, идем – тебя пригласили на свидание.
Жюльет, сидевшая рядом со мной, судорожно проглотила кусок булочки, запила чаем и поднялась с места – попробуй, скажи миссис, что еще не позавтракала, когда та велит идти за ней!
Двери за ними затворились, и столовая загудела. Дежурившая сегодня добродушная миссис Питчен даже не пыталась восстановить порядок и лишь беспомощно переводила свои бледно-голубые глазки с одной воспитанницы на другую, приговаривая:
– Мисс, пожалуйста, не надо так шуметь.
Но взбудораженные мисс не желали прекращать шум, вовсю рассуждая, как не повезло Жюльет, как досадно, что ей придется тратить один из двух оставшихся у нее отказов, будет ли она отказываться вообще и как ужасно будет жить со столь малопривлекательным супругом.
Я же молча ковыряла овсянку и думала о том, кто именно из приезжих пригласил на свидание Жюльет. Девочки видели только одного, но я-то не забыла про всадника на сером коне!
А часа через три, на уроке домоводства, где я клевала носом и старалась не привлечь внимание миссис Даккет, Жюльет вернулась. Взгляды всего класса с любопытством устремились на нее. Щеки девушки, обрамленные светлыми кудряшками, пылали, руки тряслись, а выражение лица было решительным и отчаянным. Она прошла к своей парте, уселась и склонилась к уху Мари, рядом с которой сидела.
– Ну, что там, Жюльет, как все прошло? – не выдержав, пискнула Луиза и мы все в ожидании уставились на одноклассницу.
Но все испортила миссис Даккет.
– Юные мисс, а ну-ка прекратите! – прокрякала она, стуча по кафедре счетной машинкой. – Прекратите это безобразие! Все разговоры после, а сейчас скажите-ка... вот вы, мисс Луиза, как в винном погребе размером...
И пошло-поехало! Мы принялись рассчитывать, сколько бутылок вина поместится в погребе определенных размеров, как их лучше там разместить и прочее, прочее, прочее.
Ну что я могу сказать? Я еле высидела этот урок, как и остальные девочки.
– Я выхожу замуж за мистера Феррингтона, – Жюльет вызывающе посмотрела на нас и сжала кулаки. – Он достойный человек и стать его супругой это… это счастье для любой девушки!
Шокированные этим заявлением, мы с ужасом смотрели на подругу.
– Как так, Жюли? – потрясенно прошептала Диана. – Он же ужасен! А ты... ты... К тому же, вы виделись всего только раз, нужно же получше узнать друг друга...
– Я не хочу это обсуждать! Мистер Феррингтон не хочет ждать, он сказал, что я – именно такая невеста, о которой он мечтал! А я... Мари вот тоже выходит замуж, она решила принять предложение мистера Китбона.
С месяц назад к нам в пансион пожаловал граф Китбон. Аристократ от кончиков модных лакированных ботинок до кончиков уложенной волосок к волоску прически, обладатель солидного состояния и родового замка, он был бы прекрасной партией, если бы не был так стар. Настолько, что сквозь редкие седые волосенки проглядывал голый череп, но не настолько, чтобы быстренько отправиться к праотцам, не интересуясь прелестями молодой жены и оставив ей солидное состояние. Нет, он был намерен прожить долгую и счастливую жизнь в объятиях своей юной супруги, и стать отцом по меньшей мере двоих сыновей, как он сам и заявил Мари на их первом свидании. Граф Китбон уже пережил двух жен и твердо был намерен обзавестись третьей, но Мари отказала ему. Престарелый поклонник оказался настойчивым – через неделю он пожаловал снова и снова Мари отказала ему (хорошо, что это не засчиталось ей за два отказа, человек-то был один). Больше граф не приезжал и внезапное согласие Мари на брак с ним потрясло нас, пожалуй, даже больше, чем согласие Жюльет связать свою судьбу с мистером Феррингтоном.
Мари решительно вышла вперед, оттеснив в сторону дрожащую подругу.
– Да, я решила согласиться на предложение графа. После того, что случилось со мной... – голос ее задрожал, – после того, что случилось, мне страшно оставаться здесь. Вдруг он вернется и убьет меня? Или, того хуже, обесчестит?! Миссис Дюшон сказала, что скоро приедет детектив и найдет преступника, – Мари поджала губы. – Может и найдет. Но так или иначе, репутация моя погибла. Если преступник фотографировал меня и снимки со мной, голой, будут находить повсюду, как это было с Виолеттой, мне конец! Кто тогда захочет жениться на мне? Виолетта поступила мудро, согласившись выйти замуж за мистера Дирта, хоть он ей и не по нраву – ее доброе имя не успели смешать с грязью, а теперь, когда она живет в другом графстве, эта история ей и вовсе не страшна. И я собираюсь последовать ее примеру!
– Но Жюльет ведь не скомпрометирована, – нерешительно заметила Луиза. – Ей-то зачем соглашаться на замужество с неприятным человеком? Мне вот тоже недавно сделал предложение один человек, мистер Маршленд. Да вы, наверное, помните его – он приезжал недели две назад, пробыл здесь четыре дня. Он мне не понравился, и я ему отказала. Я бы могла сейчас написать ему, сказать, что передумала, пусть приезжает, забирает меня. Но я этого не сделаю. Что ж теперь, из-за этого фотографа соглашаться на замужество с кем попало, лишь бы поскорее уехать отсюда? А потом страдать всю жизнь? Ну уж нет!
– Ну а я не собираюсь ждать, когда и до меня доберется этот маньяк-извращенец! – взвизгнула Жюльет. – Нет, мистер Феррингтон, конечно, не принц на белом коне, но я лучше выйду замуж за него, чем останусь здесь! Я боюсь!
Я посмотрела на Жюльет – глаза ее опухли, маленький вздернутый нос покраснел, губы дрожали, но были плотно сжаты, подбородок воинственно вздернут. По всей вероятности, решение это далось ей нелегко, но она его не изменит. Неужели ее страх перед маньяком так велик?! Нет, конечно, мне тоже было страшно, очень страшно, но выйти замуж за такого вот мистера Феррингтона… Нет, нет и нет! Луиза права – оно того не стоит!
Мои размышления прервала появившаяся в комнате миссис Дюшон.
– Жюльет, Мари, идите к себе в комнаты. Вам пора собираться. Мистер Феррингтон ожидает Жюльет в экипаже, все необходимые бумаги подписаны, завтра вас обвенчают. Ты, Мари, уедешь послезавтра – граф пришлет за тобой карету. Ваши брачные договоры составлены, зайдите подписать их и забрать свои экземпляры.
Подождав, пока Мари и Жюльет выйдут из комнаты, мадам Дюшон обратилась к оставшимся:
– А вы, дорогие мисс, извольте пригладить перышки и спуститься вниз, в гостиную. У нас есть еще один гость и он желает познакомиться сразу со всеми ученицами последнего года обучения. Не заставляйте его ждать. Чтобы через пятнадцать минут все были на месте!
И директриса величественно выплыла из комнаты.
Мы ошарашенно посмотрели друг на друга.
Пожелал познакомиться со всем выпускным классом?! Сколько же денег отвалил директрисе этот крез?
– Мисс Изабелла Делашоме.
– Мисс Джейн Кэссин.
– Мисс Луиза Лепорд.
– Мисс Шелли Бринь.
– Мисс Катрин Кренвидж.
– Мисс Диана Парвинд.
– Мисс...
Представление шло полным ходом, а я во все глаза смотрела на мужчину, вежливо приветствовавшего каждую воспитанницу по очереди. Тот самый всадник на сером коне! Мистер Максимилиан Шарден, как отрекомендовала его миссис Дюшон. Темноволосый, синеглазый, с приятным открытым лицом и обаятельной улыбкой.
Подошел мой черед представляться, и я присела в заученном реверансе.
– Мисс Флер Лирьен, – благожелательно произнес мягкий голос директрисы.
– Очень приятно, мисс Лирьен. Кажется, мы с вами уже встречались, – мистер Шарден поклонился, а когда выпрямился, я встретилась с внимательным, каким-то вопрошающим взглядом его удивительных синих глаз. Видимо, решив что-то для себя, он кивнул.
Я отошла в сторону, уступая место следующей девушке. Сердце взволнованно билось в груди. Еще ни один мужчина не смотрел на меня так! У меня, конечно, имелось маловато опыта общения с мужчинами, да и откуда им было взяться в женском пансионе. Но на балах и приемах, которые время от времени устраивала миссис Дюшон, приглашая на них перспективных неженатых мужчин из хороших семейств, я присутствовала, как и все старшие воспитанницы. Так вот, ни один из этих перспективных, неженатых мужчин не смотрел на меня так, как мистер Шарден. Те, с балов и приемов, смотрели на девушек как охотники на дичь, но по сути не видели их, глядя поверхностно, не стремясь проникнуть в суть. Взгляд же мистера Шардена, казалось, проник в самую мою душу и изучил там все, доступное изучению.
После того, как представление было окончено, миссис Дюшон воскликнула:
– Что ж, а теперь прошу всех к столу!
Директриса сегодня явно играла роль добродушной, гостеприимной хозяйки и она ей неплохо удавалась. Да и очень подходила к ее румяным щекам, маленькому подбородку с ямочкой, сдобной фигуре и скрученным в улитку темным с проседью волосам.
Мистер Шарден элегантно предложил ей руку и повел в столовую. Мы стайкой последовали за ними.
– Вот это у него взгляд! – прошептала Джейн, крепко сжимая мою руку. – Я себя прямо раздетой почувствовала.
– Я тоже, – шепнула я в ответ, умолчав только, что мне показалось, что раздеванию подверглись наши души, а не тела. – Смотреть мистер Шарден умеет.
В парадной столовой воспитанницам доводилось бывать нечасто, только в дни приемов и балов. В обычные дни мы трапезничаем в ученической столовой, довольно скромной и аскетической, как и наша пища. Сегодня же все было иначе! Одно блюдо сменялось другим, за ним шло третье, четвертое, пятое. Изысканные кушанья, непростые. Вино в хрустальных графинах, надо думать, хорошее, лично я в этом не разбиралась. Воспитанницам вино не положено, разве что в праздничные дни, дни приемов и балов нам разрешалось выпить каплю хмельной влаги, плещущейся на дне бокала. Я попробовала вино один раз и мне оно решительно не понравилось. А тут было и рубиново-красное, и золотистое на выбор. Довершали обед блюда с прекрасными фруктами, десерты из крема и мороженого. Вот это я любила и, не слишком переживая за стройность и изящество собственной фигуры, с удовольствием отправляла в рот содержимое одной креманки за другой.
Воспитанницы, воодушевленные праздничной атмосферой, изысканными лакомствами, а главное, присутствием привлекательного мужчины, приехавшего выбрать себе невесту и не поскупившегося заплатить за знакомство со всеми возможными кандидатками, оживленно щебетали, бросая на мистера Шардена взгляды, одни – застенчивые, другие – кокетливые, но все без исключения заинтересованные и благожелательные. Да, думаю, такому жениху не отказала бы ни одна наша даже самая совершенная и требовательная невеста! Разве что Изабелла покапризничала бы для виду.
Мистер Шарден же с энтузиазмом отдавал дань прекрасному обеду и приятному обществу, но разговаривал мало, предпочитая слушать болтовню девушек. Миссис Дюшон поглядывала на все это крайне благожелательным взором – еще бы, по всей видимости ей светил солидный куш, если, разумеется, удастся женить этого состоятельного и щедрого джентльмена на одной из воспитанниц!
Я в разговоры не вступала, предпочитая наблюдать и есть. Когда еще нас накормят столь же вкусно и щедро?! К тому же светская болтовня никогда не была моим коньком – пустые разговоры, да еще с незнакомыми людьми всегда давались мне нелегко. Да и особой бойкостью я никогда не отличалась. Это вот Изабелла, да Луиза, да моя Джейн трещали вокруг гостя как сороки, да и другие девушки вносили свою лепту в общий разговор, даже угрюмая обычно Шелли оживилась. Просто волшебник какой-то этот Максимилиан Шарден!
И не прост, ох, как не прост, раз уж сама директриса ради него так расстаралась!
Я беззастенчиво наблюдала за гостем, пытаясь определить, какая из девушек ему приглянулась, как вдруг он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, зацепились друг за друга, и я с досадой почувствовала, как вспыхнули мои щеки. Я не могла прервать этот безмолвный обмен взглядами, этот поединок, а это был именно он. Не знаю, с каким выражением мистер Шарден разглядывал других девушек, но на меня он смотрел как на противника, силы которого не знаешь и которого нужно прощупать. По крайней мере, мне его взгляд показался именно таким.
Я первая, не выдержав, отвела глаза, уставилась хмуро в тарелку и осмелилась взглянуть на него еще не скоро, да и то искоса, так, чтобы он не заметил. Зря старалась! Мистер Шарден уже позабыл о моем существовании и взгляды его обращались на кого угодно, только не на меня.
Я пожалела, что Мари и Жюльет поспешили столь опрометчиво связать себя обязательствами и не присутствуют здесь сейчас. Ведь мистер Шарден вполне мог бы выбрать одну из них и тогда не пришлось бы связываться со стариком и обрюзгшим толстяком.
После обеда мы перешли в гостиную. Мистер Шарден был тут же взят в окружение самыми решительными барышнями, будто крепость, осаждаемая неприятелем. Я фыркнула, когда это сравнение пришло мне в голову, но стайка девушек в одинаковой темно-синей форме, в белых кружевных блузках и с темно-синими же бантами на шеях действительно походила на маленькое войско, ринувшееся на завоевание неприступной твердыни в лице обаятельного джентльмена в изысканном темно-зеленом сюртуке, белоснежной рубашке и горчичного цвета брюках. Впрочем, неприступным сей джентльмен как раз и не выглядел. Напротив, открытым, слишком уж открытым, если вдуматься. Он мгновенно завоевал симпатию всех без исключения девиц, развязал языки даже самым молчаливым, кроме, разве что меня, но я не в счет, я всегда была немного дикаркой.
Я видела, что моя необщительность удивляет его. Видела, как он, беседуя с другими воспитанницами, все чаще обращает на меня вопросительные взгляды. Мол, что же ты не подходишь, не присоединяешься к подругам, не пытаешься меня покорить?
– Прелестные мисс! – мистер Шарден легко поднялся с дивана. – Вынужден признать, что я совершил ужасную ошибку, пожелав познакомиться сразу со всеми! Теперь передо мной стоит крайне нелегкий выбор – ведь вы все так очаровательны! Но мне бы хотелось еще немного пообщаться с каждой из вас наедине, чтобы получше узнать всех. Вы позволите мне это?
Как будто мы могли отказать!
Нестройный хор голосов торжественно и радостно провозгласил «да» и все засмеялись. Раскрасневшиеся, довольные воспитанницы, возбужденно блестя глазами, смотрели на мистера Шардена, ожидая продолжения.
– Я бы хотел начать с самой загадочной из вас, с той, что еще не перемолвилась со мной ни словом, – улыбаясь, продолжал наш гость и взгляд его синих глаз остановился на мне. – Мисс Лирьен, не желаете ли составить мне компанию и прогуляться по саду?
Сердце мое неистово забилось и ухнуло куда-то вниз.
– И чем же я вам пришелся не по нраву, а, мисс Лирьен? Вы совсем обошли меня своим вниманием, не чета прочим воспитанницам.
Мы шли по гравийным дорожкам сада, причудливо петлявшим среди деревьев и кустов. Погода наконец наладилась и июнь радовал мягким теплом без изнуряющей жары и проливных дождей.
– А вам так уж необходимо внимание всех воспитанниц пансиона, мистер Шарден? Вы же вроде невестой приехали обзавестись, а не гаремом?
– А вы, оказывается, язва, мисс Лирьен! – даже с каким-то восхищением воскликнул мой собеседник. – Но дело вовсе не в том, что нужно мне, а в том, что нужно вам.
– И что же нужно мне, по вашему мнению?
– То же самое, что и всем девушкам, – пожал плечами мистер Шарден. – Удачно выйти замуж, я полагаю.
Какое разочарование! Первый интересный мужчина, появившийся на горизонте, и так банально рассуждает! Выходит, не так уж он и хорош, как мне показалось сначала.
– По-вашему, все девушки только и мечтают об удачном замужестве? – нахмурилась я. – Других желаний вы за нами не признаете?
Мистер Шарден окинул меня долгим изучающим взглядом.
– И какие же желания бродят конкретно в вашей голове?
– Разные... – я махнула рукой, чуть не сбив при этом с куста розу и зацепившись рукавом за шип, – и весьма далекие от замужества, – закончила я, аккуратно освобождая рукав.
– А именно? – продолжал допытываться настырный джентльмен.
Я неопределенно пожала плечами, вдыхая аромат потревоженных роз, и ничего не ответила. Буду я еще первому встречному о своих желаниях рассказывать! Я ими даже с Джейн не делилась.
– К чему такая скрытность, мисс? – мистер Шарден аккуратно снял жука, перекочевавшего с розового куста на мое плечо, остановился и взял мою руку. – Расскажите немного о себе. Мне же нужно получше узнать девушку, с которой я, возможно, решу соединить свою судьбу.
Я насмешливо посмотрела на него и отняла свою руку.
– Возможно решите, а возможно и нет. Вы что же, собираетесь всех воспитанниц на выданье опрашивать?
– Почему нет? Должен же я определить, какая из девушек подойдет именно мне.
– Дешевле было бы посмотреть анкеты в Книге невест, а потом уже познакомиться с парой-тройкой наиболее подходящих кандидатур, – тоном мисс Поппет, отчитывающей провинившуюся ученицу, заметила я.
– С анкетами я ознакомился, мисс Лирьен, благодарю за совет, – улыбнулся мистер Шарден. – Но ни одна, даже самая содержательная анкета, не заменит живого общения. Вот вы, например... – мистер Шарден, нахмурившись, замолчал.
– И что же я? – кисло поинтересовалась я без особого интереса.
– Анкета не передает и сотой доли вашего нежелания выходить замуж и следовать традиционным для женщины путем, – продолжая хмуриться, удовлетворил мое вялое любопытство мистер Шарден. – Что вы вообще делаете в этом пансионе?
– О! Мистер Шарден! Если бы это зависело от меня, ноги бы моей здесь не было! – не сдержавшись, с предельной откровенностью воскликнула я и тут же пожалела о своей порывистости – с таким живым интересом воспринял это откровение мистер Шарден.
– Вот как! Разве вас определили в пансион без вашего согласия?
– Мне было шесть лет, у меня погибли родители, а тетке не терпелось избавиться от меня, – сухо оттарабанила я, желая поскорее сменить неприятную тему. – Ей и дела не было до моих желаний. Все воспитанницы Эшвудского пансиона – сироты и отданы сюда равнодушными родственниками и опекунами, дабы пансион воспитал из них достойных леди и помог с замужеством. А родственников избавил от забот о ненужных детях и снял ответственность за их судьбу. О каком согласии вы говорите?
– Простите, Бога ради, мисс Лирьен! Сожалею о своей невольной бестактности. Признаться, я раньше не задумывался о том, каким образом Эшвудский пансион находит девочек, родители которых... или опекуны... соглашаются отдать их в пансион на таких условиях... передать пансиону право решать их судьбу... выдавать замуж... Сироты! Ну конечно! – глаза его возбужденно заблестели, словно он сделал для себя какое-то важное открытие. И хоть он и извинился передо мной, виноватым или сожалеющим отнюдь не выглядел, что подтвердили его следующие слова.
– Простите за праздное любопытство, мисс Лирьен. И за то, что, возможно, лезу не в свое дело... Скажите, опекуны отдают в пансион девочек на безвозмездной основе? Или получают за них некое... м-м.… денежное вознаграждение?
Я открыла было рот, чтобы возмутиться – действительно ведь не в свое дело лезет, да и не положено у нас с потенциальными женихами на такие темы разговоры вести! – но вместо этого совершенно неожиданно для себя выдала всю правду. И что на меня нашло?! Не иначе как подспудно тлевшая обида на отдавшую меня в пансион тетку и недовольство царившими здесь порядками вдруг прорвались жарким пламенем перед новым лицом, не имевшим к пансиону никакого отношения.
Боже, о чем я говорю на своем первом свидании!
– Опекуны внакладе не остаются! Мало того, что таким образом избавляются от ненужных им детей, так еще и получают за это кругленькую сумму! Эдакая узаконенная продажа... Опекунство над детьми переходит к пансиону в лице директрисы, миссис Дюшон. Пансион берет на себя ответственность за наше воспитание, содержание и обучение, а по его окончании заботится о том, чтобы выпускницы обрели достойных супругов, которые, в свою очередь, положат на счет пансиона некую сумму за столь прекрасно образованных супруг, обладающих всеми качествами и умениями, коими должны владеть настоящие леди и идеальные жены.
– А что будет с воспитанницей, если она так и не выйдет замуж? Такое вообще бывает? – спросил мистер Шарден, с живым интересом внимающий моим откровениям.
Я остановилась возле удобной лавочки с высокой спинкой. Вот не понимаю, зачем делают скамейки без спинки – на них же просто невозможно сидеть с удобством! Они вынуждают следить за тем, чтобы спина была идеально прямой, не дают расслабиться и насладиться пением птиц, старыми раскидистыми каштанами, скрывающими мрачное здание пансиона и в конце концов просто отдохнуть!
– Давайте присядем, – предложила я своему спутнику и, не дожидаясь его согласия, опустилась на скамейку и со вздохом откинулась на спинку. Мистер Шарден без возражений сел рядом со мной, положив руку на спинку скамейки за моей спиной и повернувшись ко мне вполоборота. Его рука таким образом касалась моих плеч, и я уже хотела было возмутиться, но, взглянув на его серьезное, сосредоточенное лицо, на внимательно смотрящие на меня синие глаза, передумала. Он сел так просто чтобы было удобнее меня слушать, не упуская при этом из виду, в его поведении не было и намека на оскорбление или недостойные помыслы. Я расслабилась и ответила на заданный им ранее вопрос.
– Если в течение трех лет после окончания пансиона воспитанница не выйдет замуж, она обязана в течение пяти последующих лет отработать свое содержание и обучение за те годы, что она провела здесь, а затем... затем она вольна жить так, как ей заблагорассудится, – с тайным трепетом договорила я, ибо и боялась, и желала для себя такой участи. – Но, как правило, такое случается крайне редко – Эшвудский пансион славится своими выпускницами, девушкам здесь дают прекрасное образование, готовят к роли супруги, все воспитанницы здесь благородного рода. За здоровьем и... – тут я покраснела, но заставила себя договорить, – ...нравственным обликом девушек тщательно следят. Сказывается и отсутствие родителей и назойливой родни, могущей как-то влиять на девушку и вставлять палки в колеса ее супругу. Мужчины ценят все это и готовы платить большие деньги, чтобы заполучить такую жену.
– Ну а если самой девушке никто не приглянется, и она откажет всем претендентам на ее руку? Что тогда? – продолжал допрашивать меня не в меру любознательный джентльмен.
– Увы, такого мы себе позволить не можем, – с горечью ответила я. – Каждая воспитанница ограничена строго определенным количеством отказов, которое варьируется от одного у худших учениц до пяти у лучших. Так что даже если лучшая ученица откажет пяти претендентам на ее руку, за шестого она будет обязана выйти замуж, как бы он ни был ей противен.
– Да уж, незавидная участь, – пробормотал мистер Шарден, со странным выражением глядя на меня. – Ну а вы, мисс Лирьен, сколько можете позволить себе отказов от замужества?
– Два, – резче, чем собиралась, ответила я и вскинула голову – мол, я не жду от вас жалости или сочувствия, или неуместных комплиментов по поводу того, как это несправедливо по отношению к такой замечательной и очаровательной барышне как я. Впрочем, я не дождалась ни первого, ни второго, ни третьего. Мистер Шарден лишь что-то пробурчал себе под нос и задал следующий вопрос, которому я уже даже не удивилась – это было ожидаемо.
– А вы уже отказывали кому-нибудь?
Я бледно улыбнулась уголками рта.
– Нет, мистер Шарден. Вы – первый мужчина, пригласивший меня на свидание за те четыре месяца, что моя анкета находится в Книге невест, что уж говорить о предложениях руки и сердца! Мне их не от кого было получать.
Любезный джентльмен опять не проявил любезность, заверяя меня в несправедливости подобного отношения к столь привлекательной юной мисс, за что я и была ему благодарна, и почему-то сердилась на него, а вместо этого спросил:
– Воспитанницы, чьи анкеты находятся в Книге невест, уже окончили пансион?
– Нет, учебный год у нас заканчивается в августе, просто за полгода до окончания обучения воспитанницам уже начинают подыскивать супругов, а дальше уже от будущего мужа зависит, даст ли он своей избраннице закончить обучение или сразу же обвенчается с ней и увезет домой.
Мимо нас, шурша гравием, прошел садовник, везя перед собой тачку с рабочим инвентарем. Проходя мимо лавочки, на которой мы сидели, он бросил на меня короткий хмурый взгляд из-под густых черных бровей, и я поежилась – мне почему-то было не по себе от этого человека, к тому же, я не могла отделаться от чувства, что уже видела его раньше и отнюдь не в образе неопрятного садовника с копной засаленных черных волос и в запачканном землей рабочем комбинезоне.
– Это ваш садовник? – я вздрогнула, вырванная из тревожного состояния, в которое меня каждый раз погружал этот человек, и взглянула на мистера Шардена. Тот задумчивым взглядом провожал спину садовника, уже удалившегося от нас на приличное расстояние.
– Да. Его наняли месяца два-три назад. Работавший до него садовник ушел на пенсию и ему искали замену.
– Какой молодой…
Громко и торжественно зазвонил колокол и теперь уже мистер Шарден вздрогнул от неожиданности, а затем поморщился.
– Никак не привыкну к вашим порядкам. Что его звон знаменует на сей раз?
– Время ужина, – я улыбнулась. – Идемте, мистер Шарден. Пора вам уделить время и прочим воспитанницам. Вдруг среди них окажется та самая, подходящая именно вам?
Мистер Шарден окинул меня очередным долгим взглядом, заставившим меня покрыться мурашками, поднялся со скамейки и галантно предложил мне руку.
– Вы правы, мисс Лирьен. Я слишком увлекся вашим обществом и позабыл о других. Идемте!
Сегодня я снова засиделась до ночи. Работала над пионом из комнаты Мари. Из бутона он уже распустился в роскошный цветок и нужно было торопиться – скоро он увянет и тогда толку от него уже не добьешься. С помощью цветочной магии я поддерживала в пионе жизнь, замедляла процессы, происходящие в нем, но совсем предотвратить его увядание мне было не по силам. И я спешила как могла – прилежно штудировала учебник по цветочной магии, одним глазом косясь на дверь, готовая при первом же подозрительном стуке или скрипе запрятать контрабандную литературу и цветок, добытый на месте преступления.
Но все было спокойно, никто не рвался зайти ко мне на огонек. Верно, утомленные затянувшимся ужином и разомлевшие от вкусной и обильной пищи, воспитанницы дремлют в своих комнатах и снится им обаятельный мистер Шарден, делающий им предложение, припав на одно колено и протягивая коробочку с вожделенным кольцом.
Я хмыкнула, представив себе эту идиллическую сцену, но вынуждена была признать, что мистер Шарден не даром покорил весь выпускной класс. Начитанный, эрудированный, остроумный и привлекательный, он полностью завладел вниманием воспитанниц, начиная с надменной красавицы Изабеллы, знающей себе цену и уже успевшей отказать троим претендентам на ее руку и кончая невзрачной и сухой Шелли Бринь, без пяти минут старой девой, имеющей в своем распоряжении всего два отказа, использовать которые ей до сих пор так и не представился случай, ибо никто еще не предлагал ей замужество.
Он умудрился вызвать на разговор даже самых неразговорчивых и стеснительных, и обычно тихая столовая звенела от смеха и девичьих голосов. Мистер Шарден выспрашивал воспитанниц о том, что они любят и что не любят, о том, как проводят свободное время, о чем мечтают, какие книги любят читать и о тысяче других вещей. Причем выслушивал их ответы с такой заинтересованной и внимательной миной, словно от этого зависело по меньшей мере его счастье, если не жизнь. Впрочем, примерно так оно и было на самом деле, ведь мистер Шарден приехал в наш пансион за невестой.
На меня он не обращал особого внимания, что не удивительно – мы и так провели с ним наедине часа два и он, вероятно, уже узнал обо мне все, что хотел. Так что я спокойно могла посвятить себя обжорству и наблюдению, не боясь, что какой-нибудь вопрос мистера Шардена прозвучит в мой адрес и заставит судорожно проглатывать еду, чтобы не отвечать с набитым ртом, доводя тем самым до полуобморочного состояния почтенную миссис Шлекс, нашу преподавательницу этикета и изящных манер, присутствующую на ужине.
Когда вечер подошел к концу и воспитанницам пора было расходиться по своим комнатам, мистер Шарден под разочарованные вздохи остальных девушек пригласил на завтрашнее свидание Изабеллу (вполне ожидаемо, надо сказать) и отбыл в свои покои, выделенные ему директрисой в правом крыле пансиона (где проживала она сама и весь преподавательский состав, воспитанницы же обитали в левом крыле).
Следом разошлись по своим комнатам и мы, делясь впечатлениями о мистере Шардене и приятно проведенном вечере.
И сейчас, сидя над учебником и пытаясь понять, как сделать цветок из комнаты Мари путеводной нитью, которая сможет привести меня к преступнику, я поймала себя на том, что думаю вовсе не о цветочной магии, а о мистере Шардене и не помню не единого слова из только что прочитанного мной раздела. Перед глазами у меня, словно в калейдоскопе, мелькали образы: вот мистер Шарден смотрит на меня исподлобья, уголок рта его приподнят в насмешливой улыбке; а вот он с задумчивым видом внимает Джейн, что-то рассказывающей ему взахлеб; вот с непроницаемым видом наблюдает за попытками Изабеллы очаровать и обольстить его; а вот с открытой улыбкой и теплым взглядом расспрашивает о чем-то серьезную Катрин.
Смысл прочтенного ускользал от меня, утекал, словно вода из пригоршни и никак не мог пробиться сквозь мои мысли о приезжем джентльмене! Это меня так разозлило, что я с грохотом захлопнула ни в чем не повинный учебник и уже было замахнулась на колбу с подопытным пионом, но вовремя остановилась.
Да что со мной такое?! Пожалуй, стоит пойти на кухню и заварить ромашковый чай, чтобы немного успокоиться и отвлечься. Пока я тут все не разнесла. Походы на кухню после последнего колокола были нежелательны, но не возбранялись, в отличие от посиделок воспитанниц друг у друга. Так что я убрала книгу и цветок и отправилась за чаем.
Проходя мимо комнаты Луизы, я увидела пробивающийся в щель под ее дверью свет. Неужели она еще не спит? Ведь уже глубокая ночь! Ладно я со своими цветочными экспериментами, но она-то что?! Не может уснуть, взбудораженная встречей с принцем своей мечты? Я нервически хихикнула. Что ж, вполне возможно, ведь мистер Шарден – это вам не мистер Маршленд, средних лет мужчина с одышкой и грязными ногтями, сутулый и весь какой-то сморщенный, со своими вечными неприятными ухмылками и плоскими шуточками. Но мечты мечтами, а все же надо, пожалуй, заглянуть к Луизе, спросить, все ли у нее хорошо.
Я подошла к ее двери и тихонько поскреблась. Внутри что-то стукнуло, будто уронили на пол какой-то тяжелый предмет, и все стихло.
Я подождала немного, но тишина больше не прерывалась никакими посторонними звуками. Не отвечала мне и Луиза приглашением войти. Да вообще никак не отвечала!
– Луиза, это я, Флер, – приблизив губы к замочной скважине, прошептала я. – Можно войти?
И снова в ответ какая-то настороженная, выжидающая тишина. Мне стало жутко.
Я выпрямилась и огляделась. Слабо освещенный коридор был пуст и тих, двери комнат других девочек темны и молчаливы. Только дверь Луизы привлекала внимание тонкой светящейся полоской.
– Луиза, у тебя все хорошо? – уже громче спросила я, одновременно поворачивая ручку и нажимая на дверь. Что-то тихонько заскрежетало, но дверь не открылась.
Не открылась!!!
Я задергала ручку изо всех сил – вдруг что-то просто заело в механизме замка, застряло и не дает двери открыться. Дверь не поддалась! Она была заперта. Заперта! Но ведь воспитанницам не выдают ключи и внутри комнат на дверях нет ни защелки, ни засова! Нам запрещено запираться. А комната Луизы заперта! Что все это значит?! А если это...
Холодный липкий страх сковал меня, пригвоздил к месту, где я стояла. Где-то скрипнула половица и это заставило меня вздрогнуть всем телом. Я медленно повернулась, обшаривая взглядом все закутки. Никого. В длинном коридоре по-прежнему тихо и пусто. Показалось?
Я сделала пару осторожных шагов на подкашивающихся и ослабевших от страха ногах и замерла, прислушиваясь. Тишина. Немного осмелев, я прошла по коридору в обе стороны, с трепетом заглядывая во все темные углы. Пусто. Хорошо.
Я снова подошла к двери Луизы. Свет все так же струился из-под двери, тишина внутри ничем не нарушалась.
Что делать, если у нее сейчас тот фотограф-извращенец? Поднять шум? А если там никого нет, в механизме замка просто что-то заклинило, а Луиза мирно уснула с книгой в руках, не погасив свет? Я буду выглядеть крайне глупо со своими страхами и мнительностью. Но если с ней все же что-то случилось...
Я замерла, парализованная нерешительностью. Что же делать?!
Вот уж право сходила на кухню попить успокоительного чайку! Успокоилась...
Я легонько положила руку на дверную ручку, не решаясь повернуть. Постояла так какое-то время. Нет, так нельзя. Надо уже либо возвращаться к себе, либо что-то предпринимать.
Быстро, чтобы не передумать, я надавила на ручку. И она повернулась! Сердце бухало в моей груди как молот и заскрипи сейчас разом все половицы в коридоре, я не услышала бы их – так громко стучала кровь в висках. Я тихонько толкнула дверь и шмыгнула в образовавшуюся щель.
И застыла на пороге, зажав рот ладонью, чтобы не закричать, в состоянии, близком к обмороку.
На кровати я увидела Луизу и можно было бы подумать, что она просто спит, если бы ее ложе не было устлано белыми розами, а сама Луиза не была полностью обнажена, если не считать крупной розы, зажатой между ног. Девушка лежала на спине, руки ее были закинуты за голову, открывая небольшие белые груди, каштановые волосы заплетены в длинную косу, перекинутую через плечо и спускавшуюся вдоль бока до самого живота, ноги изящно скрещены в лодыжках. Полукружия ресниц отбрасывают длинные тени на чуть впалые щеки, розовые губы приоткрыты.
В комнате ощутимо тянуло прохладным ночным воздухом, занавески колыхались – окно было распахнуто настежь. Так вот каким образом преступник проникает в комнаты воспитанниц!
Стоп!
У Мари окно было закрыто в то утро, когда ее нашли... если мне не изменяет память... Может преступник просто прикрыл его снаружи, а в поднявшейся суматохе никто не заметил, что окно не закрыто на шпингалет? Но ведь комнаты воспитанниц находятся на втором этаже, как он умудряется лазить в окна?
На подгибающихся, дрожащих ногах я приблизилась к окну и осторожно, из-за занавески – чтобы меня нельзя было увидеть с улицы – выглянула наружу. Воздух был как перед грозой, на небе, затянутом тяжелыми тучами, не было видно ни звезд, ни месяца. Зато горели фонари, освещая внутренний двор мягким желтым светом и в их свете проносились стремительными росчерками силуэты летучих мышей. Одуряюще пахло ночными красавицами, ослепительно-белые звездочки которых были высажены как раз под окнами воспитанниц. Не было видно ни души. Я уже смелее высунулась в окно и посмотрела вниз. Под окнами вдоль всей стены шел довольно широкий каменный орнамент, служивший украшением, и по нему при желании можно было пройти, придерживаясь за подоконники, а ближе к концу здания этот орнамент встречался с водосточной трубой.
Мог ли преступник взбираться по трубе на орнамент, а по орнаменту добираться до нужного ему окна и таким образом проникать в комнаты девушек? А потом покидать их тем же путем? Хм... Не знаю... Ведь у него с собой должен быть громоздкий фотографический аппарат… и охапка цветов... И как со всем этим добром прикажете карабкаться по трубе? К тому же, комната Луизы была заперта... Значит у преступника есть ключи от наших комнат? А откуда?
Я отошла от окна и с трепетом приблизилась к кровати, рассматривая лежащую на ней бесчувственную девушку, утопающую в белых розах. Это было даже красиво! И жутко... Зачем он это делает?!
Я огляделась, но ничего необычного не заметила. И цветы в этот раз были только на кровати, не как у Мари, когда я нашла одинокий бутон у стены.
И тут меня посетила страшная мысль, от которой у меня потемнело в глазах, а сама я покрылась холодным потом.
Увидев в комнате открытое окно, я сразу же решила, что преступник таким образом покинул комнату. Но что если он просто проник через окно и оставил его открытым, а сам еще находится где-то здесь?!
Я еле заставила себя не пускаться наутек из комнаты, скуля и повизгивая от страха. Сделав несколько глубоких вдохов, я еще раз осмотрела комнату. Что ж, спрятаться здесь можно было только под кроватью и в шкафу. Стиснув зубы, я заставила себя осмотреть оба эти места. На подгибающихся ногах я приблизилась к шкафу и одним резким движением распахнула обе дверцы. Слева на полках лежали полотенца, комплект постельного белья и белье нательное, здесь спрятаться не было возможности. Справа на плечиках висели платья, блузки, жакеты, верхняя одежда и тому подобное. С опаской, едва касаясь, словно боясь, что притаившийся в шкафу маньяк откусит мне пальцы, я раздвигала ряды висящей одежды и выдохнула с облегчением только когда убедилась, что там никого нет. Тихонько притворив дверцы шкафа, я подошла к кровати, стала на колени и заглянула под нее, приподняв свисающую чуть ли не до пола простынь, края которой были обшиты рюшами. Там тоже было пусто, если не считать пары комков пыли – что-то горничные плохо следят за чистотой. Обрадованная и воспрянувшая духом, я поднялась с колен, но расслабляться было рано – ведь еще существовала ванная комната. Туда я и отправилась, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Щелкнула настенным выключателем и рывком отворила дверь. Никого. Здесь было душно и влажно, а в воздухе витал цветочный аромат мыла – видимо, Луиза купалась перед самым приходом маньяка. На крючке висело влажное розовое полотенце, а на полочке лежала скомканная купальная шапочка. Закрыв дверь, я вернулась в комнату.
Надо уходить и звать директрису. Когда там уже приедет обещанный ею детектив? Такими темпами нас тут всех успеют снять голенькими и в цветочках. Господи, какой кошмар! Бедная Луиза...
Хорошо еще, что усыпляющее вещество, которым пользуется преступник, совершенно безвредно, как утверждает наша лекарка.
Все, надо идти! Но перед этим...
Я закусила губу и подошла к кровати, достала из кармана носовой платок и, обернув им руку, взяла с постели одну только начавшую распускаться розу – такая дольше останется свежей. Повернулась к двери и в который раз за эту ночь в ужасе застыла на месте.
Он-то что здесь делает, да еще в столь неподходящее время?!
Кажется, не только у меня возникла мысль о неуместности визита в чужую комнату в столь неурочный час, потому что ночной гость воскликнул приглушенным голосом:
– Мисс Лирьен! Вы?! Что вы здесь делаете?!
Он перевел взгляд с меня на бесчувственную Луизу, покоящуюся в розах, затем посмотрел на мою обернутую платком руку, бережно сжимающую бутон, и снова взглянул мне в глаза. И было в его взгляде ТАКОЕ, что пережитые до этого страхи показались просто детской забавой в сравнении с тем, что я испытала сейчас.
– Мистер Шарден! – пролепетала я, рефлекторно пряча руку с розой за спину, а затем и в карман, хоть это и было бессмысленно – он ее уже видел. И замолчала.
– Да, мисс Лирьен. Я вас внимательно слушаю, – саркастическим тоном поторопил меня неожиданный ночной гость.
И тут весь мой страх ушел, сменившись негодованием. Сам-то он что тут делает? В конце концов, я здесь живу, Луиза – моя соседка и вполне естественно, что я заглянула к ней. А вот он!.. Он – посторонний мужчина, приехал сюда за невестой, его поселили в правом крыле! Так какого черта он шастает ночью здесь, в левом крыле, где обитают невинные девицы?! С какими еще намерениями, если не с самыми постыдными и бесчестными, он мог заявиться в комнату Луизы в такое время?!
Кровь ударила мне в голову, и я забыла о всякой осторожности. О том, что я – слабая девушка – нахожусь наедине с почти незнакомым мужчиной, неизвестно с какой целью шляющимся ночью по женскому пансиону. И что в его власти сотворить со мной все, что ему заблагорассудится, я и пискнуть не успею. Все это было забыто, вернее, я просто об этом не подумала, находясь во власти жгучего гнева.
– А сами вы что здесь делаете? – зашипела я как рассерженная змея и пошла в атаку. – Зачем вы заявились ночью в женское крыло, как посмели войти в комнату к девушке, не состоящей с вами в родственных связях? Что вы задумали? Обесчестить или скомпрометировать ее? Какое счастье, что я оказалась здесь и помешала вашим грязным намерениям! Боже! Ведь сейчас, когда несчастная Луиза... – щеки мои обожгло стыдом – я ведь даже не подумала чем-нибудь прикрыть обнаженную девушку и теперь этот... мистер может свободно пялиться на нее!
Я схватила покрывало, висевшее на спинке стула и бросилась к Луизе, но была остановлена повелительным окриком мистера Шардена:
– Ничего не делайте и ничего не трогайте!
С покрывалом в руках, я стремительно повернулась к нему.
– Эт-то еще почему? Не насмотрелись? – и наклонилась к Луизе, чтобы накрыть ее.
Мистер Шарден тут же оказался рядом со мной, сжал руку и отнял у меня покрывало, глаза его при этом метали молнии.
– Потому что вы уничтожите улики, идиотка! – прошипел он не менее рассерженно, чем я до этого. – Быстро признавайтесь, что вы делали здесь?
Я попыталась вырваться из его захвата, но тщетно – он крепко держал меня за запястье.
– Отпустите! – пискнула я. – И сейчас же покиньте эту комнату! Я немедленно иду к директрисе рассказать о вашем неподобающем поведении! Прокрасться ночью в женское крыло...
– Хватит! – беззлобно и как-то устало припечатал он. – Прекратите истерику. Вот, смотрите.
Бросив покрывало на стул, он извлек из кармана сюртука маленький, обтянутый рыжевато-коричневой кожей прямоугольник и протянул мне. Я нерешительно взяла его свободной рукой. Прямоугольник оказался удостоверением.
– Частное детективное агентство «Шарден и Керонд», Вайденшир, Мэнстрит, 20а. Максимилиан Шарден, – прочитала я и с недоверием уставилась на захватившего мою руку джентльмена.
– Детективное агентство? – переспросила я подозрительно, ничего не понимая, а потом до меня дошло. – Так вы – тот самый детектив, которого наняла для расследования миссис Дюшон?!
– Именно так, мисс Лирьен, – торжественно провозгласил мистер Шарден и насмешливо взглянул на меня. – Теперь вы, быть может, все же соблаговолите ответить, что делаете ночью в комнате мисс Лепорд, да еще при таких обстоятельствах? – он красноречиво кивнул в сторону кровати, устланной розами и бесчувственной девушки на ней.
Мистер Шарден – детектив! Подумать только!
От новой, открывшейся мне только что реальности у меня слегка закружилась голова. Теперь-то все стало на свои места! И решение мнимого жениха всенепременно перезнакомиться со всеми воспитанницами выпускного класса, и желание побеседовать с каждой наедине, и его ночной визит в наше крыло – все стало понятным и объяснимым!
Будто гора свалилась с моих плеч! Мастер своего дела возьмется за расследование этой цепочки отвратительных преступлений, а я... я... нет, я тоже не брошу свое собственное расследование! Больше того, возможно, я даже смогу...
– Мисс Лирьен! – вторгся в мои восторженные размышления строгий голос, а твердые пальцы мягко забрали из моей руки удостоверение. – Мне еще долго ждать? – руку мою он уже отпустил, а когда – я и сама не заметила, и теперь стоял, скрестив руки на груди, и сверлил меня взглядом, в котором я не углядела ни капли терпения и доброжелательности.
– Простите, мистер Шарден! – встрепенулась я. – Просто это так неожиданно... Сейчас я все объясню! Я не могла уснуть и решила попить чаю. И когда шла на кухню, я увидела под дверью Луизы полоску света. Время было уже позднее, так что я решила зайти к ней, узнать, все ли у нее в порядке. А дверь не открывалась...
– Не открывалась? – мгновенно подобрался мистер Шарден. – Миссис Дюшон, рассказывая о порядках в пансионе, говорила, что двери у воспитанниц не запираются.
– Так и есть! Ключей у нас нету, задвижек тоже, так что Луиза никак не могла сама запереться изнутри! Это меня встревожило еще больше. Ах, да, я еще слышала в ее комнате какой-то звук – будто что-то упало! И после снова тишина. Я стучала, звала ее, но ответа не получила. А потом меня отвлек какой-то шум или скрип в коридоре, и я пошла посмотреть, что это такое. Ничего подозрительного я не обнаружила, а когда вернулась к комнате Луизы, дверь уже была не заперта. Я зашла, увидела все это, и тут появились вы. Вот и все, – я развела руками, стараясь придать своему лицу максимально честное и невинное выражение, на которое только была способна. Роза в платке лежала в кармане пеньюара и, может быть, мистер Шарден не придаст этому значения или не вспомнит о том, что я держала в руке, когда он зашел в комнату.
Тщетная надежда! Плохим бы он был детективом, если бы не обращал внимания на подобные вещи!
– Разве все, мисс Лирьен? – вкрадчиво поинтересовался мистер детектив, обвиняющим жестом указывая на мой оттопыренный карман. – Зачем вы взяли цветок с постели мисс Лепорд?
Я молча смотрела на мужчину и понимала: любое объяснение, которое я сейчас придумаю на скорую руку, покажется ему неубедительным. А значит, я окажусь под подозрением. А если я стану подозреваемой... бр-р! Вот уж чего бы мне хотелось меньше всего! Но если я признаюсь ему в своих способностях к цветочной магии, не расскажет ли он об этом миссис Дюшон? Не будет ли выглядеть подозрительным то, что я их так тщательно скрывала, что о них не знают ни преподавательницы, ни другие воспитанницы? И является ли законным сокрытие своего дара?
Эх, ладно! Расскажу все как есть, выбора у меня все равно нет! И буду уповать на благородство и порядочность нанятого миссис Дюшон детектива – может быть, все же не выдаст несчастную девушку, то бишь меня, если я объясню ему причины, по которым скрывала свою магию...
– Видите ли, мистер Шарден, это не так-то просто объяснить... Может, вы сначала закончите свои дела здесь? Вам же нужно осмотреть место преступления и все такое? А потом...
– Мисс Лирьен! – мистер Шарден тяжело вздохнул. – Вы и так уже безбожно задержали меня. Если преступник и скрывался где-то неподалеку, то теперь его уже давно и след простыл. А комнату я могу осмотреть и позже. Так что не тяните, рассказывайте.
– А как же Луиза? Разве ей не нужно как можно скорее вызвать лекаря?
– Что-то я не замечал в вас такого рвения, когда застал вас здесь. У меня даже сложилось впечатление, что вы были столь увлечены сованием своего носа куда не следует, что вас совершенно не тревожило состояние мисс Лепорд. Зато сейчас вы заволновались. С чего бы это?
– Вы правы, не подумала. Слишком напугана была и потрясена. Но теперь, когда я могу мыслить разумно...
– Теперь, когда вы можете мыслить разумно, вы расскажете мне, зачем вам понадобилась эта роза! А мисс Лепорд немного подождет – ее здоровью ничто не угрожает! – мистер Шарден начал терять терпение и заговорил на повышенных тонах. – Покажите мне цветок!
Я обреченно вздохнула и полезла в карман. Достала платок и развернула его. Детектив протянул было руку, чтобы взять слегка помятый бутон, но я, вскрикнув, хлопнула его по руке.
– Не трогайте! – и отчаянно покраснела, сама не ожидая от себя такой бурной реакции. – Ее нельзя трогать голыми руками, иначе я ничего не смогу с ней сделать, – пробормотала я виновато, пряча распоясавшуюся конечность за спину. – Я учусь цветочной магии и хочу с ее помощью найти преступника. Для этого и взяла цветок, оставленный им, – закончила я совсем тихо.
Понимания во взгляде мистера Шардена, устремленного на меня, не прибавилось и я зачастила дальше:
– У меня есть дар цветочной магии, но по некоторым причинам я его скрываю и учусь тайно. Преступник использует цветы и с их помощью его можно поймать. Я пока смутно представляю, как это можно сделать – не хватает знаний и опыта, но уже добилась кое-каких результатов и могу помочь вам в расследовании... – тут я запнулась, ругая себя за нечаянно вырвавшиеся слова – мне совсем не улыбалось работать с мистером Шарденом над этим делом.
Ему, впрочем, тоже не слишком понравилось мое предложение, о чем свидетельствовало его скептическое хмыканье.
– Признаться, я мало что понял из ваших объяснений, мисс, а о цветочной магии знаю только понаслышке. Вы оказались правы – это не так-то просто объяснить. Мы вернемся к этому разговору позже. А сейчас... идите к себе. И я прошу вас сохранить в тайне то, что узнали обо мне. Пока что для всех я приехал в ваш пансион в надежде найти спутницу жизни, а кто я такой на самом деле, я сообщу сам. Когда сочту нужным. Могу я положиться на вас, не опасаясь, что завтра утром весь пансион будет судачить о детективе, скрывавшемся под личиной жениха?
– Конечно, мистер Шарден! – воскликнула я, радуясь, что так легко отделалась. – А я, в свою очередь, прошу вас никому не говорить о моем даре.
Мистер Шарден окинул меня цепким взглядом и усмехнулся.
– Не расскажу, если вы не окажетесь замешаны в этих преступлениях. Идите.
Кинув последний взгляд на Луизу, до сих пор не пришедшую в себя, я тихонько выскользнула из ее комнаты и вернулась к себе. За окном уже начинало светать.
В столовой на завтраке мистер Шарден отсутствовал, чему я совсем не удивилась – наверняка детективу было сейчас не до поддержания легенды. О ночном происшествии никаких разговоров не велось, из чего можно было сделать вывод, что оно пока не стало достоянием общественности. Молчала и я: не в моих интересах было предавать его гласности – ведь я и сама оказалась в нем замешана по самые уши. Только дежурившая сегодня в столовой преподавательница кратко обмолвилась о том, что Луиза приболела и сегодняшний день проведет в лекарской. Никого это особо не взволновало и не заинтересовало – мысли воспитанниц были заняты перспективным женихом, а коли одна из возможных невест отсутствует, тем хуже для нее и тем лучше для остальных – одной соперницей меньше. Девушки выглядели расстроенными, а гордость пансиона, Изабелла Делашоме, открыто выразила свое неудовольствие отсутствием мистера
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.